/
Автор: Куприянова Н.И.
Теги: детская литература стихи русская литература стихотворения издательство детская литература
Год: 1987
Текст
I*!*#'
.4*
Scan Kreyder -13.05.2015
STERLITAMAK
БИБЛИОТЕКА
МИРОВОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
ДЛЯ
ДЕТЕЙ
стихи поэтов
НАРОДОВ
ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ
РОССИИ
(XIX—НШШМ) XXI)
МОСКВА
«ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА"
/ 9 8 7
Сб2
С80
РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ
«БИБЛИОТЕКИ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ»
Алексеев С. П.
Алексин А. Г.
Барабаш Ю. Я.
Верейский О. Г.
Гамзатов Расул
Гончар Олесь
Дехтерев Б. А.
Коржев Г. М.
Леонов Л. М.
Лихачев Д. С.
Ломунов К. Н.
Марков Г. М.
Межелайтис Э. Б.
Миршакар Мирсаид
Михалков С. В.
Мотяшов И. П.
Мустай Карим
Новожилова 3. Г.
Прилежаева М. П.
Свиридов Н. В.
Стукалин Б. И.
Танк Максим
Уваров В. А.
Шатунова Т. М.
Составление и комментарии
кандидата филологических наук
Н. И. КУ П РИЯ НОВ О Й
Оформление серии
Б. А. ДЕХТЕРЕВА
Оформление тома и иллюстрации
М. ПЕТРОВ А
4803010200—452
М101 (03)87
Подп. изд.
© Состав. Оформление. Иллюстрации. Предисловие. Комментарии. Перевод стихов,
отмеченных в содержании звездочкой.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА», 1987 г.
«НЕ МОЖЕТ СЫН ГЛЯДЕТЬ
СПОКОЙНО...»
I
История не знает государства, которое в кратчайшие исто-
рические сроки сделало бы так много для всестороннего раз-
вития наций и народностей, как СССР — социалистическое Оте-
чество всех наших народов. Октябрьская социалистическая ре-
волюция, 70-летие которой отметил советский народ и все про-
грессивное человечество, отвергла старый взгляд на образование
как источник, доступный лишь одним «избранным». Впервые в
истории человечества государство провозгласило и реализовало
положение о том, что культура является средством соединения,
а не разобщения наций. Претворение в жизнь ленинского учения
о национальной политике и культуре дало невиданный импульс
развитию образования, искусства, литературы всех народов на-
шей необъятной страны, имевших разный уклад жизни.
Будем помнить: на рубеже XIX— XX веков народы царской
России стояли на самых разных уровнях социально-экономиче-
ского развития, развития общественного сознания и культуры.
Если у большинства народов в европейской части России к это-
му времени уже полностью развился капитализм, то в Казах-
стане, Средней Азии, на Северном Кавказе еще не был изжит
феодализм. Литературное развитие одних народов находилось на
стадии фольклора, литературу других составляла в основном
поэзия. Но даже и при отсутствии письменной культуры борьба
за осознание себя равноправной нацией, которую вели прогрес-
сивные умы, охватывала и отдаленные окраины, и, что очень
важно, она получала отражение в устном народном творчестве.
Именно это позволяло выявлять богатые творческие силы тру-
дящихся масс и неизбежно приводило к появлению народных
поэтов, певцов, сказителей и в конечном итоге — к созданию
профессиональной культуры.
3
Бережное отношение к прогрессивным, революционным
сторонам художественного опыта каждого народа, к национально-
своеобразному в его культуре, зоркая ориентация на общие про-
грессивные тенденции мирового искусства определили бурный
расцвет культуры каждого из народов СССР, национальной по
форме, социалистической по содержанию. Справедливость такого
подхода, когда до начала третьего тысячелетия остается совсем
немного, становится особенно очевидной. Но мы хорошо знаем,
что так было не всегда. До Великого Октября об этом можно было
только мечтать. И самые прогрессивные представители общества,
истинные сыновья своих народов, страстно мечтали о днях пол-
ного и яркого расцвета национальных культур, стремились пре-
вратить мечту в явь, выступая в своих произведениях против
царского самодержавия, насаждавшего национальную рознь
и вражду.
II
Мы знаем ленинское определение развития русского рево-
люционного процесса, данное в 1914 году: «Освободительное
движение в России прошло три главных этапа, соответственно
трем главным классам русского общества, налагавшим свою
печать на движение: 1) период дворянский, примерно с 1825 по
1861 год; 2) разночинский или буржуазно-демократический,
приблизительно с 1861 по 1895 год; 3) пролетарский, с 1895 по
настоящее время»1.
Как объективное явление общественной жизни эти этапы
отразила и многонациональная поэзия России. Вслед за поэзией
русской она стремилась глубже постигать жизнь и была в
лучших своих образцах реалистической. Была проникнута идеей
общественного служения, идеей долга перед народом. Еще в
1860 году грузинский поэт Илья Чавчавадзе писал:
Слышу звон цепей спадающих,
Звук цепей неволи древней!
Не гремела никогда еще
Правда над землей так гневно.
Система хищнической эксплуатации ускорила процесс поли-
тического созревания, особенно рабочих многих национально-
стей. С середины 90-х годов XIX века начался новый период
в истории российского пролетариата — класса, жизнь и борьба
которого являлась определяющей силой в исторических судьбах
России. Начался пролетарский период революционного движения
1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 93.
4
в стране. Надежда на лучшее будущее, понимание того, что такое
будущее не придет само по себе, желание бороться за него,
бодрость духа, уверенность в своих крепнущих силах преобла-
дали в народных массах. Не эти ли настроения определили
боевой дух «Песни о Соколе» (1895) и «Песни о Буревестнике»
(1901) молодого Максима Горького! Понимание начала нового
века как конца всей прошлой истории царской России мощно
выразилось в творчестве азербайджанца Сабира, башкира Ма-
жита Гафури, литовца Юлюса Янониса, татарина Габдуллы
Тукая, украинца Ивана Франко, эстонки Лидии Койдуллы,
многих-многих поэтов других народов.
Главной особенностью подъема освободительного движения
перед первой русской революцией (примерно 1894—1904) было
широкое выступление рабочей демократии, формировавшейся из
передовых представителей пролетариата, ise идеи гораздо силь-
нее, чем когда-либо раньше в русской истории, стали привлекать
к себе трудящихся. И уже в революцию 1905 года лучшие ее
представители стояли в авангарде революционного пролетариата.
В этом подъеме участвовала и такая важная сила, как демо-
кратическая интеллигенция. Народы России ощутили, что все они
уже в революции.
Как холодно блестят винтовок дула:
Двенадцать пуль, а сердце — лишь одно.
«Да здрав...» оборвано раскатом гула.
И сердце за свободу пронзено.
Так писал первый латышский пролетарский поэт Ян Рай-
нис — автор известного произведения «Эпос 1905 года».
Трехлетие революционных потрясений 1905, 1906 и 1907
годов в духовной жизни многонациональной России ознаменова-
лось необыкновенным ростом самосознания, интернационального
объединения народов.
Силы реалистического искусства, связанного с жизнью, с
трудом и борьбой рабочего класса и крестьянства, несмотря на
крайне трудные условия в период между революциями
1905—1907 и 1917 годов, развивались и крепли. Особенно актив-
но элементы демократической и социалистической культуры ста-
ли проявляться с 1911 —1912 годов, с началом нового подъема
рабочего движения.
Будь крепкой, рука! На работу твою
Прольется когда-нибудь света струя.
Грядущему жизнь отдаешь ты свою.
Трудись же, рука! Ты — надежда моя...—
воскликнул в 1912 году пролетарский армянский поэт Акоп
Акопян.
5
Ростки, элементы новой, народной культуры, поддерживаемые
революционной рабочей демократией и тяготевшим к ней тру-
довым крестьянством, заметно усиливались в эти годы. Проле-
тарские поэты «Правды», М. Горький, молодой В. Маяковский,
выступали как представители этой новой культуры. Маяковский
в поэме 1915 года «Облако в штанах» пророчески провозгласил:
Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
Все предреволюционное десятилетие характеризовалось дви-
жением различных общественных кругов за освобождение от
политического гнета самодержавного режима, тягой к просве-
щению, знаниям, науке, боевыми наступательными настрое-
ниями.
Октябрь 1917 года разбил цепи социального и национального
гнета, поднял к самостоятельному историческому творчеству все
народы нашей страны. И среди строителей, творцов новой
культуры мы с первых революционных лет видим поэтов мно-
гонациональной России.
III
Чем более развита ныне литература того или иного народа
нашей страны, тем полнее использует она свое национальное
художественное достояние (творчество классиков, фольклор, об-
ряды, многожанровое профессиональное искусство), перераба-
тывает его внутренне, и это в значительной мере определяет ее
самобытность, а следовательно, интернациональное звучание.
Каково же это достояние, если остановить внимание на
поэзии народов дореволюционной России, создававшейся в
XIX — начале XX века?
Поэтическое творчество талантливейших сыновей своей земли
чрезвычайно многогранно, как и жизнь целого народа, которую
они отображают. Писатели будто приглашают следовать их
примеру: не идеализировать того, что не идеализировали они,
и не отбрасывать как недостойное то, в чем они видели про-
явление полнокровной жизни. Жизнь богата и пестра, потому
и многонациональная поэзия необыкновенно обширна и много-
лика. (Творческое наследие многих авторов было собрано и
опубликовано лишь после победы Октябрьской революции.)
Судьба не баловала ни одну нацию и народность, входившую
в состав многонациональной Российской империи. Лихие соседи,
национальная вражда, царские чиновники и местная буржуазия
разоряли трудящихся. История многих народов — это история
6
наций, чьи труженики, например пахари-кормильцы, в течение
столетий в одной руке держали меч, в другой — плуг.
...Коль солгу, какую пользу
Принесут мои сказанья? —
думал на пороге XIX века Давид Гурамишвили, завершая
работу над поэмой «Бедствия Грузии»...
Народы, населявшие пределы России, уже не могли, не желали
и дальше существовать замкнуто, они должны были выразить
самих себя, свое понимание жизни, свой поэтический опыт. Но
трагедией многих из них было то, что они все еще не имели
собственной достаточно развитой письменности, своего литера-
турного языка. А без него народ мог столкнуться (и сталки-
вался!) или с губительной изоляцией, или с утратой языка,
национальной культуры и самосознания.
Среднеазиатские литературы и литературы Кавказа долгое
время испытывали сильнейшее влияние традиций персидской
поэзии. С 60-х годов XIX века персидское влияние постепенно
уступает место влиянию русской, а через нее и западноевро-
пейской литературы. Некоторым народам, особенно долгое время
не имевшим национальной литературы, ее «заботливо» навязы-
вали — например, переводили с русского языка Евангелие и
молитвы!..
Без литературы, как заметил Сергей Залыгин, народ не
может заявить о себе: «Я — существую! Я существую со своим
языком, со своей историей, со своим будущим. И я богат! И мое
богатство нужно миру!»1
Кто же помогал целым народам, малым и многочисленным —
все равно, вписать свои штрихи в картину, изображавшую
удушающую атмосферу Российской империи XIX столетия? Кто
становился его представителем, выразителем его дум, кто рас-
сказывал о его исторически сложившемся, но еще неизвестном
миру богатстве?
Эту миссию приняла на себя литература, в частности та-
лантливейшие представители своего народа — поэты. Что они
брали в первую очередь предметом изображения, где искали
истоки реального взгляда на вещи, у кого учились художествен-
ному видению?
«Образцом для себя почитаю саму народную жизнь, коей
духовная сторона суть народные песни, так сказать, душа для
тела. В живом организме обе эти стороны нераздельны, одна
другую наполняет истинным содержанием»,— писал латышский
ученый-фольклорист Кришьян Барон.
Действительно, несомненные творческие удачи поэтов можно
поставить в один ряд с образцами народного творчества, более
1 ЗалыгинС. Отец дайн. «Советская культура», 1985, 21 ноября.
7
всего — с народной песней, с народной балладой. Читатель сам
убедится, что многие помещенные в нашем томе произведе-
ния — это стихи, ставшие народными песнями, выросшие из
народно-песенной традиции. Судьба десятков стихотворений,
публикуемых здесь, напоминает историю известных произведе-
ний Некрасова, Кольцова, Никитина, Шевченко, Абая, Кемине,
Токтогула, принятых народом как свое собственное, родное.
От фольклора, от песен народных и сказок, послуживших
созданию в XIX веке ряда литературных языков, поднимались
писатели к художественной поэзии и прозе. Именно поднима-
лись, хорошо понимая, что тому или иному автору может
принадлежать стиль; грамматика же и словарный фонд писателя
принадлежат его времени.
Такие поэты, как Шевченко, Эминеску, Майронис, сыграли
в создании национальных литературных языков не меньшую
роль, чем Пушкин в создании русского литературного языка.
Письменная реалистическая литература рождалась как следствие
исторического развития всех сторон национального художествен-
ного сознания.
IV
Поэзия — огромная часть культуры любого народа. Основ-
ное, что пропитывает многонациональное творчество, представ-
ляющее в истории общественного сознания такой значительный
период (XIX — начало XX века),— это признание важной ро-
ли поэтического творчества как явления и дела социального, это
признание и следование программному пушкинскому утвержде-
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал...—
которое вскоре резко и определенно прозвучало и у Некрасова:
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой,
Ему нет горше укоризны...
Проза, стихи рождаются на родном языке, вырастают на
родной почве. Стихотворение — это суждение автора о жизни,
это его высота профессиональная и гражданская, это печать его
личности, его взгляд, воспитанный памятью, культурой. Очень
высок уровень творчества таких, например, корифеев, как бело-
руска Тетка, грузин Бараташвили, литовец Баранаускас, тур-
8
кмен Зелили... Их и, конечно, не только их стихотворения как
бы приращиваются друг к другу, формируя яркую целостную
картину народной жизни. В центре этой картины образ человека и
образ самой жизни.
Думы мои, думы мои,
Горе, думы, с вами!
Что вы встали на бумаге
Хмурыми рядами?
Что вас ветер не развеял
Пылью на просторе?
Что вас ночью, как ребенка,
Не прислало горе?..
(ТАРАС ШЕВЧЕНКО)
Всякое произведение, прошедшее испытание временем, воз-
вращает мысль читателя к «малой родине» — к порогу родного
дома, к тому клочку земли, который не только хлебом, но духом
своим питал и питает народы. Литература — это и наша память,
она говорит нам, кто ты и откуда, делает нас участниками
событий далеких и нынешних и утверждает, что твоя судьба
неразрывна с судьбой Родины. Лучшие произведения характери-
зует общая идейная направленность. По-другому и быть не
могло: многонациональная поэзия рассказывала о всевластии
помещиков и баев, духовенства и чиновников, вызывающем гнев
и возмущение простых людей, о стремлении народа освободиться
от подневольной кабалы, защитить свое достоинство людей
труда. Именно труженик предстает перед читателем как человек
щедрой души, кровно связанный с родной землей, готовый
выручить ближнего.
Талантливые поэты страстно выявляли интернационали-
стский творческий дух народа.
Национальное своеобразие заключается не в определенном
наборе этнографических признаков или механическом примене-
нии литературных приемов, характерных для предшественников.
Национальное своеобразие заключается в том, что еще Белин-
ский называл «манерой видеть вещи». А умение выразить самих
себя — явление высокодуховное и всегда современное, это и
культура своя собственная, национальная, и процесс приобщения
к культуре общечеловеческой.
«Отчизна, народ, национальность, родной язык — все это
дается человеку от рождения, это — судьба,— говорил Нодар
Думбадзе.— Но, становясь зрелым, человек, художник уже
сознательно выбирает позицию или партию, которым отдает
свои силы, талант, жизнь. Иначе не стал бы граф Толстой
«зеркалом русской революции»...»1.
’Думбадзе Н. «Литературная газета», 1984, 28 апреля.
9
Для решения сложных исторических задач, которые выдви-
гало время перед прогрессивной интеллигенцией, многие поэты
выступали поборниками приобщения своих народов к революци-
онному и духовному опыту России.
Белорус Максим Богданович писал о русской культуре: «Ее
печать лежит на духовном творчестве любого народа России, она
является для них общей почвой, сближая содержание их куль-
тур, их идейных и литературных направлений. Поэтому можно
с полным правом говорить о намечающемся формировании на-
циональной литературы России».
Особое место в отечественной культуре рассматриваемого пе-
риода заняла поэзия, вышедшая из-под пера женщин. Поэты
смотрели на женщину в известной мере со стороны, много и
охотно говорили о ней, говорили за нее. Сама она молчала. Но
оказалось, что далеко не всегда чадра и унижения застилают бе-
лый свет, когда время требует именно голоса женщины, когда и
для нее наступает пора духовного самосоздания. В стихотворени-
ях поэтесс узбекских, азербайджанских, украинских, белорус-
ских, латышских, эстонских заговорила женщина, избравшая, по
выражению Мустая Карима, храмом для исповеди поэзию. Жен-
щины-поэтессы взяли перо, чтобы отстоять свое право на эмо-
циональную и социальную откровенность, на самоутверждение.
Лучшие поэтические умы много сил отдали, чтобы читатели
узнавали правду обо всем, что их окружает, и верили в братскую
солидарность трудового человека любой национальности. Это
и открывало поэтам путь прежде, как правило, к русскому
читателю, а затем и к читателю европейскому.
А кто там идет по болотам и лесам
Огромной такою толпой? —
Белорусы.
А что они несут на худых плечах,
Что подняли они на худых руках? —
Свою кривду.
...А чего ж теперь захотелось им,
Угнетенным века, им, слепым и глухим? —
Людьми зваться.
(ЯНКА КУПАЛА)
Реализм писателей часто беспощаден, и все же не трагизм
народной судьбы занимает основное место в стихотворениях
и поэмах, а великая жизнестойкость народа, которая противо-
стоит деспотизму.
Хорошо известно: народ — прирожденный историк. Обра-
щение поэтов к истории, этой коллективной памяти народа,
10
постоянно складывалось в культурную традицию. А сама ис-
тория поэзии, как и прозы, была и остается энциклопедией
мысли для целых поколений людей всех возрастов.
V
Важная, блистательная страница отечественной многонаци-
ональной литературы — русская, советская школа поэтического
перевода. Она возникла в строгом соответствии с потребностями
времени и заняла видное место в художественной жизни. Если
говорить о XIX веке, то у ее истоков мы увидим Жуков-
ского и Пушкина, Гнедича и Тургенева. У истоков со-
ветской школы реалистического стихотворного перевода стояли
М. Горький и А. Блок, В. Брюсов и Вс. Рождественский, а чуть
позднее — П. Антокольский, А. Ахматова, Н. Заболоцкий,
С. Маршак, Б. Пастернак, М. Петровых, Н. Тихонов, С. Шер-
винский, переводы которых помещены и в нашем томе.
Хорошо известно, например, какое значение имели, в ча-
стности, армянские поэтические и прозаические сборники, из-
данные Брюсовым и Горьким в начале века, в тяжкое для
армянского народа время. Горький и Брюсов не просто создали
эти сборники, что само по себе стало литературным событием,
но увидели, отдали должное истинным ценностям армянской
литературы, привлекли к их передаче на русский язык А. Блока.
Настоящий том можно рассматривать и как антологию из-
бранных поэтических переводов многонациональной поэзии Рос-
сии XIX — начала XX века. В нем представлены все поколения
советских поэтов-переводчиков. Как и авторы переведенных ими
произведений, они стремились понять все, что волновало, тро-
гало, оскорбляло, радовало, печалило автора в жизни его народа,
стремились понять трудового человека и довести авторское и
свое понимание до русскоязычного читателя.
Почему это становится возможным? Потому что все насто-
ящие поэты — современники.
Наследие истинного поэта, в какую бы эпоху он ни творил,
его движение в день нынешний начинается с чувства соприча-
стности всему, что происходит в стране, в мире, с чувства любви
к Родине, с памяти прошлого. Передовая интеллигенция всегда
активно боролась за то, чтобы ее вольное слово нашло свое
продолжение в реальном освобождении народа.
Слово, оружье, готовое к бою,
Мы не погибнем напрасно с тобою!
(ЛЕСЯ УКРАИНКА)
Ее мечты сбылись.
11
Вклад большинства авторов этого тома в развитие отече-
ственной литературы так существен, что сам по себе стал
школой гражданского воспитания, духовного воспитания. И это
высокая традиция, которой с XIX века была отмечена поэзия
многих народов России, особенно, пожалуй, русская, украинская,
грузинская, армянская, азербайджанская, когда, скажем, Илья
Чавчавадзе и Хачатур Абовян, Мирза Фатали Ахундов и Абай,
Иван Франко и Ниязи, Токтогул и Тукай,— когда люди такого
таланта, такой душевной широты и щедрости были в первом
ряду властителей дум, Граждан многонациональной страны.
Владимир Александров
ИЗ БАШКИРСКОЙ ПОЭЗИИ
Мажит Гафури
СИБИРСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
(Фрагменты )
Север Азии — это Сибирь, сторона,
Где не меряна гор и лесов ширина,
В ней таятся несметные залежи руд,
И с Россией одно составляет она...
Хоть не много людей в том далеком краю,
К ним Россия ладонь протянула свою
И, построив поселки в таежной глуши,
Проложила стальную в Сибирь колею.
Вдоль Байкала, чьи воды прозрачней стекла,
Неожиданным гулом встревожив орла,
Через горы и степи в тумане сыром
Поезда понеслись, как стальная стрела...
И Иртыш, и Тобол, и крутой Енисей,—
Сколько пенилось рек, чтобы яростью всей
Задержать их в пути... Но взметнулись мосты
Над водой, покорившейся доле своей...
Кто же строил стальную дорогу? Народ!
Все, что сделано им, никогда не умрет,
Пусть о славе его прогремят не стихи —
Поезда, что стремятся вперед и вперед.
Это подвиг, и память о нем не стереть!
Будет он сквозь столетья сверкать и гореть,
Словно жемчуг в прозрачной морской глубине,
Потому что великому — не умереть!..
13
Вдоль дороги большие растут города,
А по рекам большие проходят суда,
И народ, на сибирской живущий земле,
Благодарен великой России всегда.
Честь и слава России — могучей стране,
Чье дыханье я слышу в ночной тишине.
Где слова разыскать, чтоб о ней рассказать,
Чтоб достойною песней воспеть ее мне!..
1902
МОИ книги
Я спросил себя однажды: одинок ли я?
Ведь всегда со мною книги — верные друзья.
Никогда не надоест им говорить со мной
И в часы тревог душевных мне дарить покой.
Мне без книг не научиться, знаний не достать,
Только книги мне помогут человеком стать.
Отыскать помогут счастье, радостные дни:
Книги в жизнь меня выводят—мать, отец они.
Каждая стоит на полке, честно друга ждет.
В чудный мир раскрытой книги всем доступен вход.
1о расскажут о прекрасном, то дадут совет...
Так у нас проходят годы дружбы и бесед.
Все равно им: пусть я беден, пусть несчастен я —
Никогда не кинут друга верные друзья!
1909
ПРАВДА
Правда есть на земле! Не она ль в незапамятный век
Полновластно себе подчиняла и зло и добро?
Но промчались года, и на землю пришел человек,
Он польстился на золото и полюбил серебро.
14
Человек поклоняться презренному золоту стал,
Больше правды самой полюбив этот жалкий металл.
Опечалилась правда, и скрылась она наконец
От корыстных людей в глубину благородных сердец.
Погруженный в печаль, тот, кто истинно любит ее,
Вдалеке от людей одинокое строит жилье.
Ибо правда не ходит у золота в роли слуги,
Ибо правда и золото — давние злые враги.
В царстве правды от золота мы не найдем и следа,
Ибо золоту правда руки не подаст никогда.
1911
СОВЕСТЬ ГОВОРИТ
Когда настанет Страшный суд,
Всевышний отделит чертой
Тех, кто был знатен и богат,
От тех, кто знался с нищетой.
И богачей пошлет он в рай,
Где будет на большом столе
Такая вкусная еда,
Какой не знают на земле.
А тем, кто голодал весь век,
Кто в жизни не знавал отрад,
Откроет он другую дверь
И ввергнет их в кромешный ад.
Я шел всю жизнь одним путем,
Другим до смерти не пойду —
Дай с беднотою мне, господь,
Гореть в клокочущем аду!
Я там, где слезы, там, где боль,
Где труд и горе — там и я!
Так сердце говорит во мне,
Так совесть требует моя.
1913
СЕРДЦЕ, ПОЛНОЕ ЛЮБВИ
О сердце, полное любви,
ты обнимаешь целый свет,
Пределен зримый мир земной,
но для тебя предела нет!
Воистину ты велико,
когда страдаешь о другом,
Когда своею чистотой
ты освежаешь все кругом!
Твоя глубокая любовь
для всех равна, для всех нужна,
Объемлет не рабов — людей
простых, униженных она.
Ты видишь этот темный мир
обмана, горести, невзгод
И мучишься в своей любви
за всех людей, за весь народ!
1914
КРАСНОЕ ЗНАМЯ
Видишь — озаряет
Улицы и кровли
Боевое знамя,
Политое кровью!
Знамя поднимают
Тысячи рабочих,
И на нем пылает
Кровь закрывших очи!
«Воля! Равноправье!» —
Всюду раздается.
Выше всяких стягов
Это знамя вьется.
В нем — святая правда.
В нем — живая вера.
Рвись вперед, рабочий,
Стань для всех примером!
16
горела навеки
Смысл народа сила —
В знамени великом
Жизнь неугасима.
Ты сметай, рабочий,
Всех врагов с дороги!
Кто в борьбе сильнее —
Мир узнает, строгий.
Никаким злодеям
Не сдавалось знамя —
Шло оно сквозь бури,
Шло оно сквозь пламя.
Злое мракобесье
Им в боях разбито.
И оно высоко
Над землею взвито,
Волевым владыкой
Над планетой стало —
Есть ли сила, чтобы
Противостояла ?
Сорваны и пали
Все другие флаги —
Темный мир насилья
Побежден отвагой.
Знамя боевое,
Озаряй планету!
Рвись вперед, рабочий,—
К новой жизни, к свету!
1917
Шайхзада Бабич
ДЛЯ МОЕГО НАРОДА
Золото моих созвучий —
не для почести пустой:
для народа стих певучий,
для отчизны золотой.
Серебро чудесных песен —
не для злата и хором:
для народа, что чудесен
сердца чистым серебром.
И цветут не для дохода
песни, солнцем налиты,—
для ценителя-народа,
чьи красавицы — цветы!
Слова страстная природа
не для сердца моего —
для кипучего народа
с вечной страстностью его!
Слезы сдерживаю гордо,
вынося судьбы мороз,
но достойна жизнь народа
сожаления и слез.
Золотой свой дар, свободу,
вдохновенье юных лет —
все пожертвовать народу
мне велит святой обет!
1914
В ОДНУ МИНУТУ
В одну минуту стал смятен, в одну минуту воспылал,
и воспылал, и охладел, и стал золой, и пеплом стал...
В одну минуту, жизнь прокляв, зажглись души моей огни;
пылая, душу огневым узором выткали они.
18
Горела грудь... Но жалость прочь! ведь пламень сердца
не потух:
лучист неугасимый дух, огнист неукротимый дух...
Пылает он, но не в тоске — в огромной радости земной,
мир озаряя белизной, он счастьем делится со мной!
Не заливай огня водой: пускай в душе ярится он,
слезами вдохновенья пусть из глаз моих струится он...
Струись, слеза моя, струись, ведь ты огонь, а не вода,
гори, душа моя, гори, пылай, не гасни никогда!
1914
КОРОТКИЙ ВЕК СВОЙ ПРОВЕДИ В БОРЬБЕ
Зачем, о дух мой, мелочами мучась,
печалью разум отравляешь мне?
Зачем ты сердцу уготовил участь
без времени сгореть в сухом огне?
Не думай, что хандре своей летучей
ты волен бросить краткие года,
что зло мирское, став вечерней тучей,
само в ночи исчезнет без следа!
Ведь оплели тебя земные цепи,
их без труда порвать не суждено.
Тебе не убежать в леса и степи —
капканов на пути твоем полно.
Забудь хандру! Унынье скоротечно;
корней не отравляя сам себе,
чтоб светлый день грядущий длился вечно,
короткий век свой проведи в борьбе!
1915
ДЛЯ кого?
Грудь полна мерцаньем света,
света лунного в ночи...
— Эй, Луна, прости поэта,
я украл твои лучи!
19
— Не беда! Свети народу! —
говорит Луна в ответ.—
Ведь и я по небосводу
рассеваю Солнца свет...
1916
Я ЖДУ
Башкирский край! Иду ли вдоль тугая1,
душа стремится вольно ввысь и вдаль;
услышу ль в поле жалобу курая*2,—
светла, в душе рождается печаль...
Гляжу с холма, и рвется вдохновенье
в лучистый сад цветов, в страну мечты,
но предо мною — нищее селенье,
приют унынья, смерти и тщеты...
Везде — живые трупы пред глазами,
как тени бродят, скорбь свою влекут...
Рассказывая повесть их, слезами
в полях Сакмары, Яики текут...*
Невесть кому, глухой тоской терзаем,
проклятья шлю и словно весь горю.
«Взойдет ли светлый день над отчим краем?!» —
в рыданьях я Уралу говорю.
И вижу я — в своем величье вечном
Урал спокоен, горделив и тих...
Сладка надежда, и в жару сердечном
находит утешенье горький стих.
Я словно слышу, как плывет сквозь горе
напев любви, о счастье говоря,
и жду в надежде огненной, что вскоре
взойдет отчизны светлая заря.
1916
1 Объяснение незнакомых (непонятных) слов см. в Пояснительном словаре.
2 К строкам, отмеченным звездочкой, см. пояснения в Комментариях.
20
ИЗ ПОЭЗИИ ДАГЕСТАНА
АВАРСКАЯ ПОЭЗИЯ
Анхил Марин
ЧТОБ ТЕБЯ ПОРАЗИЛА СТРЕЛА
На охоте мне сокол попался в силки,
Провела с этим соколом сладкие дни.
Многих сплетниц чернили меня языки,
Но сегодня иное болтают они.
Сыплет яд мне на сердце безжалостный слух,
Мол, другая у сокола нынче в чести.
Тяжело, словно спину сломали мне вдруг
И тяжелую кладь заставляют нести.
Гордый сокол мой, пусть тебя ранит стрела,
Сизый голубь мой, пусть тебя пуля сразит.
Грех тебе: ты спалил мое сердце дотла,
Мне с другой изменил — нету горше обид.
Я с тобою доверчивой слишком была,
Из-за этого в сплетнях тону я сейчас.
Постоянства мужского в тебе не нашла,
Человеком считая, ошиблась сто раз.
Хоть, как целый аул, я рассудком сильна,
Не сумела любви своей скрыть, видит бог,
Мир на чести моей не нашел бы пятна,
Ты вошел в мое сердце, как в ножны клинок.
Драгоценнейший яхонт, упавший с горы,
Из жемчужного моря коралл дорогой,
Разве сделалась хуже я с этой поры
Иль в красе уступила кому-то другой?
21
Пусть достанется тело мое воронью,
Если раз хоть с другим, как с тобою, была,
Ни тебя, ни соперницу я не виню,
Оба счастливы будьте, мне жизнь не мила.
Если вправду способна любовь замарать,
То не хватит воды, чтоб влюбленных отмыть.
Если страстью горевших неверными звать,
То с крестом на груди должен каждый ходить.
Али-Гаджи из Инхо
Ж Ж Ж
Эта крепость из красных камней сложена,
В ней из белого камня башня одна.
На стене белогрудый сидит голубок,
Словно белый благоуханный цветок.
Что же жгучая жажда мне печень палит?
Нет напитка, который ее утолит!
Если ветку в цвету в Таибе сорвать,
То нельзя ее в грязь по дороге бросать.
И грешно опоганивать грязью чужой
Сокровенное, чем дорожишь, как душой.
Если подлость ты девять раз совершил,
Если доблесть ты только раз проявил,
Как поверишь ты, с честной сошедший тропы,
Похвале бестолковой ничтожной толпы.
Если в жизни ты был хоть раз подлецом,
Пусть ты девятикратно был честным потом,
Похвала, что тебе изречет диван,
Это будет не правосудье — обман.
Ключ с собою унес я от сундука.
Пусть найдет прозорливый разгадку замка.
Кто умом одарен, кто достойно живет,
Ключ для этих речей сокровенных найдет.
ж *
Ты книжку пустую под мышкой таскаешь,
По ней на вопросы невежд отвечаешь.
Гаданье по звездам под локтем пригрей,
На радость обманщиков и знахарей.
Ты трижды гадальные камни бросаешь,
Кого ты гаданьем своим утешаешь?
Ведь если бы песню ослу ты завел,
От песни не развеселился б осел.
Пусть бубны и дудки веселую грянут,
Бараны плясать и под бубен не станут.
Коль мудрые ум твой не тронут слова,
То, верно, пуста у тебя голова.
23
Бездушных не тронешь ты словом душевным,
Нельзя им помочь в их уделе плачевном.
И знай, что ослу неизвестна цена
И свойства породистого скакуна.
И тот, кто телячьи хлева очищает,
Едва ли привычки орлиные знает.
Запомни две-три прибаутки смешных
Для этих — в папахах — медведей лесных.
В запасе держи два-три ласковых слова
Для тех, кто вцепиться друг в друга готовы.
Да не позабудь — пригодится в пути —
Ошейники для дураков припасти,
Да чтоб бубенцы на их шеях бренчали,
Чтоб их издалека везде узнавали.
За труд выдавай пред отходом ко сну:
Помои — ослу, а зерно — скакуну.
Кустарник бесплодный, разросшийся в чаще,
Не сравнивай с пальмой плодоносящей
И не обижайся ты в сердце своем
На тех, кто добро не считает добром.
Ведь очень смешон, кто досадою дышит
На тех, кто цветов аромата не слышит.
Тому, с кем вовек не сойдешься душой,
Махни, уходя, на прощанье рукой
И не отвечай болтунам болтовнею,
Их молча минуй и останься собою.
Таджутдин (Чанка)
ИМЯ ТВОЕ
Если имя твое
Даже шепотом произнесут,
Вздрогнет сердце мое
И невольно ускорит свой бег.
Оттого, что надежда
Дает моим думам приют,
Неразлучно с тобой
Я могу находиться весь век.
По всему моему
Небезгрешному телу давно
Растеклось твое имя,
И я не таю от людей,
Что по жилам моим
Растеклось, дорогое, оно,
Как по стеблям ромашек
Весенняя влага дождей.
Сахар сладок всегда.
Я слыхал: удалось одному
Даже с малым кусочком
Большой осушить самовар.
Если сяду чаевничать,
Сахара в рот не возьму.
Для чего он мне нужен,
Когда твое имя Чакар*.
А Р А К А Н И Н К А*
Влюбился, но слово робел я сказать,
Тебе о любви своей слово сказать,
О страсти моей, что под стать лишь огню,
Не смел и записки любовной послать.
Ты — словно загадка. Нет сил у меня.
Любви лихорадка сжигает меня,
Мне горько и сладко, повсюду тобой
Расставлена мыслям моим западня.
Ах, лучше бы ты не являлась в Чалда!
Ах, что со мной сталось в ауле Чалда!
Прошла ты пред бедным жилищем моим,
И весь я, казалось, растаял тогда.
25
Ах, каракульчовый ягненок степей,
Медовых, шелковых ногайских степей.
В наряде кумыкском, араканинка,
Блистаешь ты вся до янтарных ступней.
Гуляешь, накинув ты черную шаль,
С каймой золотою узорную шаль.
Тобой, непокорною, я покорен,
И сердце мое разрывает печаль.
Не сердце в груди у меня, а костер,
И день ото дня все безумней костер. *
И вмиг примерзает мой к нёбу язык,
Когда на меня обращаешь ты взор.
Ты — кровь с молоком. Льется свет с твоих щек,
Подобных еще я не видывал щек.
И каждую бровь, как арабское «н»*,
Не тушью ли вывел на лбу твоем бог?
Начало всего совершенного — ты,
Начало всего сокровенного — ты,
И составлять преспокойно в горах
Ты из поклонников можешь гурты...
Аллах пожелал, чтобы мир отражен
Был, как в зеркалах, весь в тебе отражен,
И тонок твой нос, как дамасская сталь,
И статью черкесской твой стан наделен...
А плавность походки... Идешь по тропе,
Как будто плывешь — не идешь по тропе.
Не так ли в пунцовых чарыках своих
Плывет куропатка по мягкой траве?..
Лихих кобылиц покупают князья,
Но падают ниц пред тобою князья,
Ты в плен генералов без боя берешь,
Хоть в плен генералам сдаваться нельзя.
В тебе воплотилась краса наших гор,
Краса и вершин и озер наших гор.
Ни у черкесов я, ни у кумыков
Красавиц таких не встречал до сих пор.
Что скажешь — слова переймет не одна
Невеста, вдова и жена не одна.
26
Твой нрав и походку спешит перенять
Любая невеста, вдова и жена.
Природа, твои создавая черты,
Восхода в тебе воплотила черты.
Идешь ты, и тень не бежит в стороне,
И лампой зажженной мне кажешься ты.
Волшебный павлин на вершине холма,
Гляжу не один на вершину холма,
Волшебным павлином ты кажешься мне,
И я не один от тебя без ума.
Луч света, в мое заглянувший окно,
О, где ты, в мое заглянувший окно?
Пусть даже не мне суждено с тобой быть,
Не сетую я на судьбу все равно.
Страдать по тебе я готов хоть года,
Опять и опять вспоминать хоть года,
А тот, кто несчастным меня назовет,
Не сможет сгореть от любви никогда.
ЗАПИСКА К ЛЮБИМОЙ
У реки, что несется,
Сгибаясь в дугу,
Я следы твоих ножек
Ищу на песке,
Хоть и знаю о том,
Что с утра на лугу
Косишь с матерью сено
Ты невдалеке.
Я на кручи поднялся,
Что тонут в дыму,
Диким козам пою
О тебе среди гор,
Ты же с мамой своей,
Ах, о чем не пойму,
Целый вечер, голубка,
Ведешь разговор.
27
К роднику по тропинке
С кувшином спустись,
Но, как прежде,
Молвы опасаясь людской,
Ты, водой угощая меня,
Отвернись,
Будто нету меж нами
Любви никакой.
ДАРГИНСКАЯ ПОЭЗИЯ
Батырай
* * *
Пусть у храброго отца
Не родится робкий сын,
Ибо должен будет он
Дать отпор врагам отца.
Пусть у робкого отца
Не родится храбрый сын,
Ибо должен будет он
Разделить позор отца.
* * *
Если б мной ты увлеклась,
Как тобой я увлечен,—
В самый знойный летний день
Льдом покрылась бы река.
Если б полюбила ты
Так, как я тебя люблю,—
В самый лютый зимний день
Лед покрылся бы травой.
* * *
Ты, не смевшая поднять
Даже краешек платка,
На кого, подняв глаза,
Смотришь ласково теперь?
29
Ты, робевшая надеть
Башмачки, что я купил,
В этих красных башмачках
С кем осмелилась уйти?
О ПАХАРЕ
Стер ладони ты сохой,
С малых лет учась пахать.
С малых лет ты наполнял
Посевным зерном подол.
За труды твоих быков
И за твой, крестьянин, труд
Пусть пшеницей закрома
Будут полны через край.
& * *
Как печаль возьмет меня,
В руки вилы я беру
И спешу не сор сгребать,
А рассеивать печаль,
Как мякину на ветру.
Как тоска согнет меня,
Выйду в поле, словно лань...
О, проклятый скотный двор
Да безводный край кругом,
Вековая глухомань!
Ахмед Мунги
ЕС НЯ МОЛОДЫХ КУБАЧИНЦЕВ
В путь-дорогу, молодцы,
Отправляться нам пора.
Молоточки и резцы,
Как всегда, возьмем с собой.
До чужих добравшись мест,
Пустим молоточки в ход,
Вспоминая про невест,
Что остались в Кубачи.
Персиянкам золотых
Мы наделаем колец
И в стамбульских мастерских
Не один скуем браслет.
Нам дойти не мудрено
До французских городов.
Мы в Париже не одно
Ожерелье смастерим.
Молоды у нас сердца,
И на весь прославлен свет
Почерк тонкого резца
Кубачинских мастеров.
* -к *
Чем прочнее гвозди, тем
Служит скакуну верней
Каждая из четырех
Крепко пригнанных подков.
Чем подкованней скакун,
Тем надежней он в бою,
Чем надежней конь в бою,
Тем уверенней седок.
Чем уверенней в бою
На лихом коне седок,
Тем печальнее удел
Ждет противника его.
31
В ДЕНЬ СМЕРТИ ОСЛА
Аульчане, горе нам,
Злой судьбы удар тяжел:
Умер, умер в цвете лет
Уважаемый осел.
Вспомним: будучи ослом,
Пел, как соловей, наш друг,
Хоть от голоса его
Камни трескались вокруг.
Столько разных добрых дел
Совершил он на земле,
Сколько тысяч волосков
Есть у камня на челе.
Злых поступков совершил
(По душевной простоте)
Он не больше, чем волос
На ослином есть хвосте.
Жаль, что рано он угас,
Знать, аллах призвал осла.
Воля божия — закон.
Всемогущему — хвала!
Жизнь соседа моего
Будет весь пусть век светла:
Он подарок мне прислал
В честь умершего осла.
Люди, рассылать дары
Не спешите в скорбный час,
Есть преемник-ишачок
У покинувшего нас.
СТИХОТВОРЕЦ И МУЛЛА
Рад на свадьбе досветла
Петь я песни о любви.
Рад покойнику мулла
Нараспев читать Коран.
32
Друг от друга далеки
Стихотворец и мулла.
Никогда своей руки
Пламя не подаст воде.
* л л
Я свободна, как птица,
Как дверь без запора,
Как в степи кобылица
Без седла и уздечки.
Я из рода Акая,
А зовут меня Нина,
Есть на свете такая,
Всем да будет известно!
Нет вольнее горянки.
Где хочу, там гуляю:
Захочу — на полянке,
Захочу — на вершине.
Тот, кого полюблю я,
Станет самым счастливым,
И того погублю я,
Кто не по сердцу будет.
КУМЫКСКАЯ ПОЭЗИЯ
Ирчи Казак
ПЕСНЯ
Тут раздолье арбузам и дыням.
Лишь бы степь распахать, но уж где там —
Мы под ветром порывистым стынем,
Обделенные солнечным светом.
Тучи множатся живо, как пена.
Туго дело идет, и не диво.
И быки отсыревшее сено
Неохотно жуют и брезгливо.
Травы бестиям даже не сладки.
«Гей!» — орем, бесполезная злоба.
Неудачников знал я в достатке,
Только мы невезучи особо.
Холод нас донимает бесстыже.
Бог далек, и до дома не ближе.
Магомет-Эффенди Османов
О ЩЕДРОСТИ И ЧЕСТИ
Никому из смертных дважды
Бог здоровья не дает.
Пусть аллах не тех, кто страждет,—
Жадных баев приберет.
Честью уздени богаты*,
Все иное прах и ложь.
Ты с собой в могилу злата
Все равно не заберешь.
И достойны те почета,
У кого щедра рука,
Кто готов открыть ворота
Для любого кунака.
Нынче баев, кто спокойно
Продает отца и мать,
Девушки от нас, достойных,
Перестали отличать.
Девушки деньгам в угоду
Отдают красу и честь
И выходят за уродов,
У которых деньги есть.
Пусть же почернеют лица
Тех, кто совестью черны,
Кто бесчестья не боится,
Были б сундуки полны.
* * *
Князь — не муж, рожденный князем.
Муж, рожденный честным,— князь.
Кто с седла свалился наземь,
Тот ногами месит грязь.
Не пятнай, мужчина, чести,
Не сберег ее — беда.
Честь — цветок, на грязном месте
Не цветущий никогда.
35
Знай, уздень, лишь в чести сила.
Честь — оружье и броня,
А бесчестие — могила
Для джигита-узденя.
ОБЫЧАИ КУМЫКОВ
Деды с женами дружили,
Словно кровь и молоко.
Вместе ели, вместе пили,
Вот им и жилось легко.
А теперь закон старинный
Нам внушает стыд и страх.
За столом сидят мужчины,
Жмутся женщины в углах.
За столами все усаты,
Миски на столах полны.
Словно робкие ягнята,
Сбились жены у стены.
Наполняют парни чашки,
Продолжают пить и есть.
Смотрят девушки-бедняжки,
За столы боятся сесть.
Девушки с парнями рядом
Сесть, быть может, и хотят,
Но недобрым, хмурым взглядом
Старики на них глядят.
ЛАКСКАЯ ПОЭЗИЯ
Юсуп Муркслинский
ЖАЛОБА НА ЖИЗНЬ
Я правды в жизни никогда не видел,
Я только ложь всегда и всюду видел.
Товарищей и близких и родных — не видел,
И справедливости я в них — не видел,
Я честного среди людей — не видел.
Я знал рабов, гонимых беспощадно,
За жизнь свою хватающихся жадно
И потерявших разум свой,— я видел.
По волнам горя многие плывут,
Откроешь сердце людям — засмеют.
Ты с дружбой истинной подходишь к людям сам,
Врагу доверься, но не верь друзьям.
И брат на брата смотрит, как на вора,— видел.
И жен, их вызвавших на ссору,— видел,
Соседей хуже, чем собаки, видел...
И женщин я — виновниц драки — видел...
Ты сделал сотню добрых дел —
Неблагодарность будет твой удел.
Ошибся раз — уж люди заняты
Молвой: всю жизнь лишь ошибался ты...
Святых, ученых, целую страну
Я видел, изнывающих в плену,
Я видел грешников, завоевавших страны,
Пророков и глашатаев обмана.
Нашедших счастие в чужой беде — я видел,
Счастливой жизни я нигде не видел...
Я жизнь осматривал со всех сторон —
В ней фальшь и грязь застыли испокон.
Царей в стране моей родной — я видел,
В погоне за чужой землей — я видел...
Тебя влекут легко к любимой ноги...
Ты будешь остановлен на дороге!
37
Чтоб человек совсем счастливым стал,
Чтоб всем он был доволен — я не видел.
Найди алхимик жизни эликсир —
Его достойно не оценит мир.
В садах наук жемчужные плоды,
Но к тем садам потеряны следы.
И мой родной аул, и мой народ
В садах наук не обрывает плод...
Я знал богатство, славу и мечту,
И все, что есть, и власть, и красоту,
Пока я жил, на все смотрел всегда,
Но только правды никогда не видел.
И сам, морщинистый, измученный в борьбе,
Я признаюсь, что добрых дел в себе не видел!
НАСТАВЛЕНИЯ
Пусть благородным был поступок твой — о нем
Твой недруг раззвонит, как о грехе большом.
Юсуп, нарви цветов, гуляя на лугу,
Колючками они покажутся врагу.
Не так ли чудное сияние зари
Считают бедствием и злом нетопыри?
Великодушья древо выше гор,
Плодов его возжаждав, полных сока,
Не подрубайте ствол его жестоко,
Вонзив неблагодарности топор.
Нет, ты не ученый, пока не научен
Использовать в жизни всю мудрость наук!
Пусть множеством книжек осел твой навьючен —
Тебя ведь умнее не сделает вьюк.
•к * *
Я весла отбросил, решил я напиться,
Но кормчий упрямо велел торопиться.
Хотел я попробовать розовый сок,
Но пробку из склянки я вынуть не мог.
38
Кто в мире подобными муками мучим?
Чье небо так плотно закутали тучи?
В кувшин я поставил цветы, но взгляни:
Там не было влаги — увяли они.
Узнали б друзья мои, как я тоскую,
Как страсти моей беспределен порыв,—
Они бы ко мне даже в полночь глухую
Примчались, из ветра коня смастерив!
Щаза из Куркли
Л л *
Глупых юношей упреки
В край подола завяжу.
Женщин сплетни и намеки
Я на песню положу.
Юбку сделаю длиннее
И прикрою сплетню ею.
Под большим своим платком
Спрячу песню целиком.
* * *
Сверкающий снег на зеленом лугу
На солнце белеет и блещет с утра.
Сверкающий снег на зеленом лугу
Мне кажется белым куском серебра.
Стонала душа, когда боль ее жгла,
Но разум твердил: «Потерпи! Потерпи!»
В терпенье вся юность моя протекла,
Вся жизнь у терпенья была на цепи.
Кремневка твое охраняет жилье.
Пускай разобьется она на куски!
И сердце твое, точно сердце мое,
Пускай разорвется от жгучей тоски.
* * •к
Ранней юности любовь,
Видно, точно цепь, куется,
Как ни рвут ее потом —
Цепь нигде не разорвется.
Веру первых, ранних лет
Серебром, как видно, кроют.
Как ни трут ее потом,
Серебра вовек не смоют.
40
* * *
Родной аул милей Багдада,
Но мне пришлось в слезах уйти,
От вздоха моего и взгляда
Желтели травы на пути.
Любила — и осталась рана,
И пела — проклята отцом.
Что может быть грешней Корана
Коль песню он клеймит грехом?
* * *
Хочешь бросить? — Ну бросай:
Дней-то много на веку,
Тонкой бровью, так и знай,
Я другого завлеку!
Ты пророчишь — ой, смешно! —
Черный траур и беду.
Черным глазом я еще
Гордецов с ума сведу!
Саид Габиев
НИ ЗГИ НЕ ВИДНО
Ни зги не видно. Горы и ущелья
Исчезли под покровом темноты.
Как пленники во мраке подземелья,
Кромешной тьмой окутаны хребты.
Кто факел вознесет рукою властной?
Чей смелый, звонкий прозвучит призыв?
Кто разорвет завесу тьмы ужасной,
Людей сияньем знанья озарив?
ЦЕЛЬ
Говорят, что над нами
Черный каркает ворон,
Что покрылись туманом
Наши нивы и горы.
Что равнины снегами
В нашем крае покрылись,
Что еще в нашем крае
Храбрецы не родились.
Правда, люди, над нами
Черный каркает ворон
И покрылись туманом
Наши нивы и горы.
Мерзнет край наш под снегом
Даже летней порою,
Но уже народились
В нашем крае герои.
И рассеется темень,
И взовьется над нами
Долгожданное солнце
И победное знамя.
Гарун Саидов
ЕСЛИ ВЕТЕР ПОДУЕ
Если ветер подует
По зеленому полю,
Людям кажется, будто
Поле крыльями машет.
Если крыльями машет
Даже мертвое поле,
Можно ль сдерживать сердце,
Что дано для полета?
Если ветер подует
По зеленому саду,
То и розы роняют
Слезы крупных росинок.
Если плачут от горя
Даже розы немые,
Как же сдерживать людям
Слезы истинной боли?
Если я поднимаюсь
На высокую гору,
Что я вижу в дороге?
Только серые камни.
Но когда поднимусь я
На высокую гору,
То весь мир необъятный
Пред моими глазами.
Под высокой горою
Злые ветры гуляют,
Над высокой горою
Светит яркое солнце.
ЛЕЗГИНСКАЯ ПОЭЗИЯ
Саид из Кочхюра
* * *
Колесо моей судьбы повернулось вспять,
Погружаюсь я во тьму, ханский гнев кляня.
У меня Сурхай сумел зрение отнять,
Глаз пылающих моих он лишил меня.
О аллах! Ответь — зачем мир устроен так?
Звезды, очи и сердца гасит мертвый мрак.
Душу вольную мою душит черный враг,
Благ сияющих земных он лишил меня.
У одних — стада коров, сундуки монет.
У других дырявый кров, ни полушки нет.
О господь! Зачем таким создан этот свет?
Светлых радостей живых он лишил меня.
О Саид! Обглодан ты жадною тоской.
Бог, что сотворил тебя, пренебрег тобой.
С миром разлучил меня властелин тупой,
Только горестей мирских не лишил меня!
ЖАЛОБА
Королева красавиц, шахиня шахинь,
Ты в горах — словно пери, прекрасная!
Я страдаю — в напасти меня не покинь,
Отвори свои двери, прекрасная!
Да не меркнет вовеки очей твоих свет!
Не встречаю тебя я — и пасмурен свет.
Погибаю — лекарство мне дай иль совет,
Лишь тебе я поверю, прекрасная.
44
Я сгораю — водой бы меня обдала!
Но к другому летишь ты, раскинув крыла...
Проклинаю я царство неправды и зла,
Мир, где властвуют звери, прекрасная!
НОВОЛУНИЕ
Я встал с постели, спину разогнул,
На крышу вышел, веки разомкнул.
Передо мною стелется аул.
Увы! Его сейчас не вижу я.
Я взял чунгур, настроить захотел,
Но струн блистакицих не разглядел.
Смеется дочь — но слезы мой удел:
Улыбки, ясных глаз не вижу я.
Ночь... Новолунье,— люди говорят.
Но серебра луны не видит взгляд.
О хан Сурхай! Я сумраком объят.
Исполнен твой приказ: не вижу я!
Аллах, когда ты скосишь палача?
Тот долгожданный час увижу ль я?
Етим Эмин
СОЛОВЕЙ
Как прекрасно весной поешь, соловей!
Ты печали не знаешь — весел и рад.
Так летай же дорогой счастья своей!
Ты в цветах утопаешь — весел и рад.
Ты поешь свой напев — перезвон и зов.
Он на сотню ладов, на сто голосов.
Как страдал ты зимою от холодов,
А сейчас распеваешь — весел и рад.
Счастью нет твоему пределов, границ.
Будто царь меж своих приближенных лиц,
На престоле цветов среди прочих птиц
Восседать ты желаешь — весел и рад.
Все б тебе, соловью, с цветами играть.
Для тебя, соловья, ручьев благодать.
Ты поешь, каждый звук можно чудом звать.
Песней мир удивляешь — весел и рад.
Вдохновенье пришло — звенишь и звенишь, стоголос,
Позабыл, что бывает и снег и мороз.
А Эмин Сирота помнит столько слез*.
Ты о том забываешь — весел и рад.
О СЧАСТЛИВАЯ
С подружками до родника
Идешь в траве ты, о счастливая,
Твоя походка так легка,
Звенят браслеты, о счастливая!
Как сокол ты летишь ручной,
Твой смех — что плеск воды речной,
Но ты смеешься надо мной,
Мне счастья нету, о счастливая!
Все говорят, кому не лень,
Что очень близок свадьбы день,
А я, как раненый олень,
Поймешь ли это, о счастливая?
46
Етим Эмин твой приуныл,
Душа печальна, свет не мил,
Но я тебя не осудил,
О, как пригожа ты, счастливая!
ЕСЛИ СПРОСЯТ ДРУЗЬЯ
Если спросят друзья о жизни моей —
Как живу? — Ничего,— передай друзьям.
Слово ласки услышать былых друзей
Я хочу одного,— передай друзьям.
Ах, как сердце болит, как плачет оно!
Солнце ярко горит, а душе темно.
Ты скажи, хочет жить поэт все равно.
Не браните его,— передай друзьям.
Он совсем извелся от мук и тревог.
Было много друзей — теперь одинок.
И не знает никто, как друг изнемог,
Как скорбит оттого,— передай друзьям.
Сироту навещать не спешили вы,
Нищету уважать не любили вы.
Надо правду сказать — позабыли вы
Бедняка своего,— передай друзьям.
Всем друзьям передай — долетят до вас
Только слухи о том, что ваш друг угас.
Умирает Эмин, слезы льет из глаз,
А кругом никого,— передай друзьям.
СЛОВО УМИРАЮЩЕГО ЭМИНА
Пусть, когда я умру, проститься со мной
Только добрый придет, кто, как я, страдал.
Кто обижен судьбой и забыт родней,
Кто устал от забот, кто, как я, страдал.
Кто родным обедневшим открыл свой дом,
Кто от них пострадал, живет бедняком,
Кто с нуждой и бедой хорошо знаком,
Кто вино скорби пьет, кто, как я, страдал.
47
Кто такой же узнал от родни урон,
Кто заклеван родней, как стаей ворон,
Кто ограблен родными и разорен,
Кто несчастья клянет, кто, как я, страдал.
Кто двоюродных братьев обул-одел,
Кто, найдя в них врагов, потом пожалел,
Кто увидеть бы в доме своем хотел
Благородных сирот, кто, как я, страдал.
Ты, Эмин, воспитал молодых людей,
Но не стали они опорой твоей.
Пусть придет справедливый, а не злодей,
Пусть придет только тот, кто, как я, страдал.
Гаджи Ахтынский
ЕСЛИ БЕДНЯК НАЧНЕТ УЧИТЬ....
Начнет учить бедняк иной —
Его обходят стороной.
А сукин сын с тугой мошной
У всех найдет почет. Не так ли?
Когда беда явилась вдруг —
Прихлопнул богача недуг.
Купеческий скончался внук.
Сбегается народ... Не так ли?
Зурнист — он каждому хорош.
Не ставят умника ни в грош.
Сильней богатых не найдешь.
Смотреть — тоска берет... Не так ли?
На годекан пойдем, друзья*.
Из вас любой, скажу вам я,
Над нищим стариком — судья.
Всяк сводит с бедным счет... Не так ли?
Гаджи изведал жизнь сполна.
Не по душе мне времена.
Душа страдать в тиши должна,
Молчать из года в год... Не так ли?
ПРОШУ —СООБЩИ!
К тебе издалека шлю просьбу свою:
Ответь, как живется в родимом краю?
Коль бедный, как встарь, не прокормит семью —
О муках его, о слезах сообщи!
Ведет ли беседу бедняк с богачом,
Иль бедного гонят с порога бичом?
Как можно прожить?.. Что на рынке, почем?..
О ценах на все, о делах сообщи.
Как брынзу да сыр на базар привезут,
Кружатся ль, как встарь, перекупщики тут?
На прежнем ли месте мошенник и плут?
Ты мне о старинных врагах сообщи!
49
Какие приказы услышал народ?
Властям старшина воздает ли почет?
С живого иль мертвого суд наш дерет?
Решенья суда в двух словах сообщи!
Всему джамаату поклон от меня!
Как братья и сестры мои?.. Вся родня?
Как прежде ль не видят спокойного дня?
Все ль мучит их голод и страх?.. Сообщи!
Домой возвратиться надумал Гаджи.
Уеду!.. Хоть весь мне Баку предложи!
Ты правда ли, друг, занедужил?.. Скажи?
Чем лечишься? — в первых строках сообщи!
ИЗ БАЛКАРСКОЙ ПОЭЗИИ
Кязим Мечиев
* * *
До тебя добраться в челноке
Я таил мечту. Вверх дном челнок
В бурной опрокинулся реке:
Полпути я одолеть не смог.
Я зову тебя — ответа нет.
Ты не слышишь. Голос мой устал.
Именем твоим гремит в ответ
Эхо гордых и угрюмых скал.
1890
СВЕТЛОЕ СЛОВО
Светлого слова ножом не избыть,
Снежными вихрями не закружить,
Светлого слова огнем не убить,
Златом презренным его не купить.
Жизнь — что без светлого слова она?
Словно опара без соли, пресна.
Светлое слово сказавший, по мне,
Званья мужчины достоин вдвойне.
Светлое слово народ говорит —
Саван насилью и кривде кроит:
Дело людей справедливых, незлых,
Светлое слово — как плеть для иных.
Светлое слово — бесстрашье людей,
Им, как оружьем, повержен злодей;
В дом горемычный является вдруг
Светлое слово — заступник и друг.
51
Пуля остынет, и горный поток
В скалах иссякнет в назначенный срок.
Светлому слову не стынуть вовек,
Не пресечет его злой человек.
Светлое слово — к сказаниям ключ,
Кто обладает им — вправду могуч.
Мир без него, как тропинка средь круч,
Тесен; оно — словно солнечный луч.
Светлое слово — наследство твое,
Взоры родные, чем мило житье,
Светлое слово — тепло очага,
То, что на место поставит врага.
Свадьба, и радость, и смысл бытия,
Светлое слово — утеха твоя,
Посох в дороге и в ножнах кинжал,
Чтоб без нужды его не обнажал.
Светлое слово — попутчик в пути,
Свет впереди — чтоб в тумане идти.
Все мы исчезнем — останется жить
Светлое слово, чтоб людям служить.
Ставящим силу превыше всего
Слова Кязим не отдаст своего.
Слово мое — в чистоте, в правоте —
Помощь бездомному и сироте!
1905
-к -к -к
Юность! Оперенною стрелою
С тетивы ты сорвалась в просторы...
Под какой ты канула скалою?
За какие залетела горы?
Юность! Золотой весенней ранью
Ты сверкала, как фазаньи крылья...
Или же была ты кроткой ланью,
Той, что на охоте сам убил я?
1910
СТИХИ, ПОСВЯЩЕННЫЕ
ОДИНОКОЙ ИВЕ У ГОРНОЙ РЕЧКИ
Ты дерзко зацвела над речкой горной,
Кязима осчастливив статью гордой.
Мой взор омолодила ты своими
Сережками пушисто-золотыми.
Как оказалась ты вблизи потока?
Как возросла, тонка и одинока?
Как не замерзла ты зимой морозной?
Как, нежная, спаслась от вьюги грозной?
Ни брата, ни сестры — одна вовеки,
Ни друга, ни родительской опеки...
Где запаслась ты жизненною силой
Цвести на каменистой почве стылой?
Я не сломаю веточек пушистых,
Сережек я не растопчу лучистых,
Не пригибайся так, хрупка, пуглива,
Твоя тревога мне понятна, ива...
Я сам склонюсь, приподниму рукою
Все ветви, отягченные тоскою.
О, нежность обездоленного края!
Цветенье вижу, сердцем отдыхая...
Но разве же потерпит злость людская,
Чтоб ты цвела здесь, дерзкая такая?
Чтоб солнце черным видела и слепла,
Захочет тот, чье сердце — кучка пепла.
Пусть обойдут тебя корысть и зависть,
Пусть козы пощадят кору и завязь,
Пусть вихрь, все сокрушая, не засушит,
Прохожий равнодушно не порушит...
Бывает жизнь коварна и жестока
К тем, кто в цвету является до срока.
Будь осторожна, ивушка у речки,
Будь счастлива, цвети! До новой встречи!
1913
ИЗ КАБАРДИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Бекмурза Пачев
О ПОЭТЕ
Я слышу у многих поэтов рыданье.
Не надо, не надо рыдать,
Ведь есть у поэта иное призванье —
Людей на борьбу поднимать.
1905
Я —БЕДНОТЫ ПЕВЕЦ
Я — бедноты певец, друзья.
Я горькой наделен задачей:
Слагать слова народных плачей.
Я, Пачев Бекмурза,
В стихе негромком
О муках наших расскажу потомкам.
Молчать нельзя!
1908
ОЗОВ МУРАТ
Кто о Мурате
Не знает нашем?
Он юн и статен,
В бою бесстрашен;
Под ним, как птица,
Скакун крылатый,—
Ну, кто ж решится
Догнать Мурата?!
54
Бывало, пристав
За ним гонялся,—
В местах гористых
Мурат скрывался.
Не страх, а ярость
На пши богатых*,
Кипя, вздымалась
В груди Мурата.
Он бился с ними
В горах немало.
Мурата имя
Их в дрожь бросало.
Несправедливость
Не мог терпеть он,—
Душа томилась
За тех, кто беден...
Он пал, как воин,
Не стал сдаваться...
Такой достоин
Мужчиной зваться!
1909
СЛОВО ПРАВДЫ
О старый мир, на рынке суеты
Среди живого вечен только ты.
Тебе, как жизни, нет конца вовек.
А словом правды вечен человек.
Тот счастлив, кто в труде неутомим.
Кто праведным деяниям людским
Защитой служит,— славу обретет.
Не будет, как злодей, ославлен тот,
Кто зла не совершает, не таит.
За правду только храбрый муж стоит.
Кто доброты лишен,— в том сердца нет.
Ленивый — в деле лишь приносит вред,
Позорит имя своего отца.
Кто верный путь избрал,— тот до конца
Пройдет и не споткнется никогда.
Живущий лишь наследством, без труда,
Не нужен ни земле, ни небесам.
55
(Творить, работать каждый должен сам.
Беда, коль у соседа склочный нрав!
Оружие куют не для забав,
Кто выковал кинжал — начнет войну.
Кто 1цедро проливает кровь людей,
Тот сам у пролитой крови в плену.
Настанет время — он утонет в ней.
Вот Пачева слова, отлиты в стих.
Поспорь, попробуй опровергнуть их!
1911—1912
ИЗ КАЛМЫЦКОЙ ПОЭЗИИ
Боован Бадма
ПЕСНЯ МИРЯНАМ
(Отрывок из поэмы «УСЛАЖДЕНИЕ СЛУХА»)
Почитаньем трех драгоценностей
добродетель в мире умножится;
Почитаньем отца и матери
благонравье всюду упрочится;
Воздержанием от насилия
жизнь живых на земле продолжится;
Воздаянием всем обиженным
возродим везде благоденствие.
Коль неправую цель преследовать,
добродетели все утратятся;
Коли ложь возлюбить как истину,
трудно речь вести о доверии;
Коли вздор нести, суесловие,
поубавится уважение;
Коли бранных слов не удерживать,
сохраним ли свое достоинство!
Служба — помощь народу верная
славу нам принесет, имя доброе,
А своя корысть, своя выгода —
от худой молвы не защитница.
О своей лишь мошне печальники
не забудут напастей-горестей;
Непомерным чванством да гордостью
одного лишь позора доищешься.
Больше ссор и противоборства —
меньше благостного покоя;
Больше лютости неразумной —
меньше дружества и доверья;
57
Больше алчности неуемной —
меньше щедрости и богатства;
Больше падких на все чужое —
меньше счастья и добронравья.
Друга доброго йоучения
с чистым сердцем надобно выслушать;
От приятеля непутевого
в отдаленье держаться следует.
Коль задумано дело нужное,
так с умом его должно выполнить,
А покуда цель не достигнута,
придержать язык не мешало бы.
Похваляться добродеяньями,
не свершая их,— опрометчиво.
И кичиться своими знаньями,
не имея их,— опрометчиво.
Быть усердным в деле несбыточном
то же самое — опрометчиво.
Так без прочного состояния
богачом прослыть — опрометчиво!..
Закали в себе волю твердую
и к наукам яви усердие.
Справедливость признав святынею,
к ней стремясь, прояви усердие.
Ради пользы, блага всеобщего
всем на радость яви усердие.
Чтобы тратились с толком, разумом
все богатства — яви усердие.
1915
ИЗ КАРЕЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
Ялмари Виртанен
ПЕСНЯ ПАСТУХА
Гой, наше утро, заря золотая!
Пьют нашу кровь богатеи.
Гой, засияй, из нужды вызволяя,
Жарче гори и светлее.
Хлеб мой пастуший — кора с лебедою,
Вместо одежи — дерюга.
Выйду я в поле с поющей дудою —
Мне подпевает округа.
Гой, приходи к трудовому народу,
Доброе, мудрое утро.
Ты укажи нам дорогу свободы,
Сильными сделай нас, утро!
Выдь из-за туч, постучися в оконце,
Тьму разгони, торжествуя.
Иль, не дождавшись мужицкого солнца,
В черной могиле усну я...
Скоро ль вспыхнешь, заря нашей власти,
Нищих, бездольных согреешь?
Гой, принеси нам свободу и счастье,
В бой поведи нас скорее!
1906
ОН ПОМЕРКНЕТ
Как летом пламенным богатый красок блеск,
Я вижу образ твой в садах воспоминаний;
Стою, задумавшись, исполненный мечтаний,
А в сердце — шум волны: то счастья громкий плеск.
Позволь, чтоб образ твой светил душе моей,
Чтобы мечты любви мне сердце согревали,—
Давно твои глаза мне душу чаровали;
Теперь хоть памяти служу я прежних дней.
Быть может, облик твой яснее разгорится?
Но нет — угаснет свет, таков закон времен:
Погаснуть и для звезд приходит череда.
На краткий только миг я солнцем озарен,
Потом вдали блеснет твой облик, как зарница,
И, утонув средь туч, померкнет навсегда.
1912
СНОВА ВСЕ СВЕРКАЕТ
Снова сверкает волшебно
Все, что меня окружает:
Листья деревьев и травы,
Рябью подернутый пруд.
Гуси, сияюще-чистые,
Бьют белоснежными крыльями
В ясное зеркало водное,
Тешась игрою теней.
Любо глядеть на природу
В блеске родимого солнца,
За прихотливыми бликами
Пристальным взглядом следить!
В сердце тогда расцветает
Полное силы дерзанье,
Паводком бурным, горячим
Кровь в моих жилах течет.
1915
u
из поэзии коми
Иван Куратов
ПЕСНЯ МОЯ, ПЕСНЯ...
Песня, песня моя родная,
Мой питомец новорожденный!
Как ребенка, тебя, лаская,
Брал я на руки восхищенно.
Я хотел, чтобы в самом сердце
Ты и выросла и созрела;
Как легко мы порой обещаем
Совершить нелегкое дело!
Из того, что тебе еще нужно,
Лишь немногое дать успел я;
Только знаю — тебя, родная,
От забвенья спасти сумел я!
Но куда ж тебя отпущу я?
Подберут ли тебя другие?
И заметят ли добрые люди,
Коли явишься к ним впервые?
Поп усердный, благообразный
Глянет злобно да отвернется,
И всезнайка спесивый, слышу,
Над тобою уже смеется.
Да и вряд ли какой крестьянин
Приголубить тебя захочет —
Только подати да налоги
Снятся бедному дни и ночи.
Как же быть? Где таких отыщем,
Чтобы взяли тебя, полюбили?..
61
Подожди! Ты еще не пропала!
Кой-кого мы с тобой забыли!
Вон гроши на ученье сбирает
Сын покойного пономаришки,
Вон босой Поликарпик скачет,—
Подрастают эти мальчишки.
И, наверно, многие в сердце
Тоже пестовать песни станут —
Как и я, с печалью и лаской
Тоже песни свои затянут.
Даже самых гордых всезнаек
Изумиться они заставят,
А тебя, наша коми песня,
Широко-далеко прославят.
1860
ТЬМА
Нашу землю облегла
Ночь кромешная от века;
Темны люди и дела —
Здесь не сыщешь человека.
Нет, не сыщешь! Даже лучших,
Чье убранство белым было,
Ныне тьма мышей летучих
Одолела, облепила.
Зрят вампиры белый цвет —
И вопьются... И конечно,
Прежде чем придет рассвет,
Захлебнусь я тьмой кромешной.
Тесно людям без огня...
Но заря теснит потемки:
Светлый мир — не для меня!
Но для вас грядет, потомки!
Близок, братья, час чудесный!
Вижу я, уже светает...
Вся земля в росе небесной
Под лучами засверкает.
62
КАК Я БИБЛИЮ РАСКРОЮ
Как я Библию раскрою,
Черт безрогий той порою
Со мной рядышком сидит,
В книгу смеючись глядит.
Как роман Гюго раскрою,
Чистый ангел той порою
Со мной рядышком сидит
И вздыхаючи глядит.
Но едва «Organum Novum»*
Я раскрыл, как с первым словом
Испугалися ребята —
Оба сгинули куда-то.
1860
* * *
Раз тоска меня взяла,
Не глядел бы и на небо.
Нож схватил я со стола
И отрезал... ломтик хлеба.
Снова стало тяжко мне,
Утопиться думал с горя,
В воду — бух!.. И на спине
Переплыл речушку вскоре.
В третий раз судьбу кляня,
Захотел я смерти яро,
Попросил скорей огня
И зажег себе сигару.
Нож, вода, огонь! Не раз
Помышлял я жизнь разрушить!
Больше звать не буду вас,
Грусть сама меня иссушит.
1867
ИЗ МАРИЙСКОЙ поэзии
Сергей Чавайн
РОЩА
Есть в нашем крае роща мирная, она
Тиха, на берегу синь-озера видна,
Тут и деревья все раскидисто растут,
Цветы прекраснейшие расцветают тут,
Тут в тесноте листвы играет соловей,
Из рощи в озеро светло бежит ручей.
И травы тут зеленые густы
И самые нарядные цветы.
Я эту рощу так люблю...
Тому, кто рубит рощу, я проклятье шлю.
2 декабря 1905
СМЕЛО, ДРУЗЬЯ МОИ!
Смело, друзья мои, смело!
Время не будем терять,
Дружно восстаньте, спасите
Милую родину-мать!
Бьется, как муха, отчизна
В петлях паучьих тенет,
Злобный паук ее душит,
Алую кровь ее пьет.
Смело, друзья! Наших братьев
Вырвем из вражеских рук,
Чтобы до капли всю кровь их
Жадный не выпил паук.
64
К нам руки братьев простерты,
Слышится узников зов,
Надо спешить к ним на помощь,
Вызволить их из оков.
Час новой жизни настанет,
И победивший народ
Нас помянуть добрым словом
К нам на могилы придет.
1906
ЗАЧЕМ Я РОЖДЕН
Высоко над миром реет
Мысль моя, сильна, вольна,
Там, где небо лишь синеет,
Как орел, парит она.
Гордую пою я песню:
«Мне природа-мать дала
Для полета в поднебесье
Крылья мощные орла!»
Мир еще окутан тьмою,
Но неведом сердцу страх.
Ночь не властна надо мною:
Свет горит в моих глазах.
День ли, ночь ли — я сияю,
И народ весь удивлен:
Голос мой не умолкая
Раздается... Всюду он!
Есть во мне познанья сила,
Все объемлет мысль моя —
Знаю я, что раньше было,
И что будет, знаю я.
Мрак ночной я разгоняю,
Для меня преграды нет,
Я горю не угасая,
Я несу народу свет.
Стихи повтов народов 65
дореволюционно & России
Высоко над миром реет
Мысль моя, сильна, вольна,
Там, где небо лишь синеет,
Как орел, парит она.
1910
Г. Микай
УЗНИК
Жизнь моя вольная, светлые дни,
Сила моя, золотые огни,—
Все здесь кончается, в этих стенах,
Все, чем я жил, рассыпается в прах!
Горькою мукою сердце полно,—
Долго ль томиться мне здесь суждено?
Рухнут когда-нибудь стены тюрьмы,—
Только свободу увидим ли мы?
Тяжко на койке тюремной лежать,
Тяжко от злобы бессильной дрожать!
Так и живи в одиночке своей,
А за решетку взглянуть и не смей!
С улицы, в будке, у двери любой
Каждый твой шаг сторожит часовой,
Медленно ходит с винтовкой вокруг,
Слушает каждый он шелест и звук.
Как тут разбудишь могильную тишь?
Как из неволи такой убежишь?
Как отыскать мне к свободе пути?
Где всенародное счастье найти?
Нет! Богатырская сила придет,
Вырвет решетки и стены взорвет,
Выйдем мы, выйдем на свет из тюрьмы.
Вольности счастье узнаем и мы!
1905
Николай Мухин
ПЕСНЬ ЖАВОРОНКА
Из-за леса, из-за леса
Солнце красное встает,
А с низин туман белесый,
Словно облако, ползет.
И высоко в поднебесье
Слышен жаворонка звон.
Как своей весенней песней
Веселит мне сердце он!
В небе он звенит, звенит,
Будто сердцу говорит:
«Прилетел я издалека,
Долго, долго ждал весны...
Своего дождался срока,
Вьюсь в сиянье вышины.
Только песней, только песней
Жить и радоваться мне —
Вот и славлю день чудесный,
Вот и радуюсь весне!»
1906
ИЗ ОСЕТИНСКОЙ поэзии
Сека Г адиев
ЧЕРМЕН
Тулатовы зло слукавили,
Разделяя поля просторные:
Они Чермену оставили
Болота да скалы черные.
Сказала мать его грустная:
— Не верь ты их клятве княжеской,
Пусть речь у кобанцев искусная,
Душа их осталась вражеской.
Тебе твоей доли не дали
И дурнем тебя ославили,
Как будто они не ведали,
Что нищим Чермена оставили.
— Гляди, нана, что я сделаю,
Мне на это легко отважиться,
Распашу себе поле целое,
Где земля мне мягче покажется.
Разве я не Чермен прославленный?!
Если б я с князьями не справился,
То, твоим молоком отравленный,
Лучше б я на тот свет отправился.
И пашет Чермен неистовый
Спокойно, страха не ведая,
Тулатовы смотрят издали,
Его сражены победою.
69
И ищут князья спасения
Пред силой его могучею...
А гордый Чермен без стеснения
Всю землю вспахал наилучшую.
1905
Коста Хетагуров
ГОРЕ*
Горы родимые, плачьте безумно.
Лучше б мне видеть вас черной золой.
Судьи народные! Падая шумно,
Пусть вас схоронит обвал под собой.
Пусть хоть один из вас тяжко застонет,
Горе народное, плача, поймет.
Пусть хоть один в этом горе потонет,
В жгучем страданье слезинку прольет.
Цепью железной нам тело сковали,
Мертвым покоя в земле не дают.
Край наш поруган, и горы отняли,
Всех нас позорят и розгами бьют.
Мы разбрелись, покидая отчизну,—
Скот разгоняет так бешеный зверь.
Где же ты, вождь наш? Для радостной жизни
Нас собери своим словом теперь.
Враг наш ликующий в бездну нас гонит,
Славы желая, бесславно мы мрем.
Родина-мать и рыдает, и стонет...
Вождь наш, спеши к нам — мы к смерти идем.
ЗНАЮ
Знаю, поплачете, может,
Вы, зарывая мой прах,
И пожелаете в божьем
Царстве мне всяческих благ.
Знаю, барана забьете
И, не грустя уж ничуть,
Вдосталь араки нальете,
Чтобы меня помянуть.
Каждый, наверное, скажет
То, что обычай велит.
После ж — не вспомните даже,
Где я в могиле зарыт.
71
СЕРДЦЕ БЕДНЯКА
Зима и горы не обходит,
Сугробы с человечий рост.
В ущелье буря рев заводит,
Лед через речку строит мост.
Как долги ночи зимней стужи!
Вот то-то летом благодать!
Нет кизяка — так, кончив ужин,
Не жжем лучину — тут же спать.
Труд бедняка всех благ дороже,
А он забит нуждой до слез:
Хлев — спальня, пол холодный — ложе,
Груб войлок, что постлать пришлось.
Пусть скрыла солнце доля злая,
Пусть что ни день — невзгоды, страх,
Он все ж не стонет, засыпая:
Ведь брызжет сердце солнцем в снах.
ПРОЩАЙ!*
Вот и готов я... Арчита и посох*.
Пояс из прутьев — обнова в пути.
Рваная шуба... Не надо вопросов.
Сам говорю тебе: «Что же, прости!»
Ты от меня, дорогая, устала,
Взгляд твой давно мне сказал: «Уходи!»
Знаю, как сердце твое трепетало,
Слышу твой стон, затаенный в груди.
Вот и прощай, ты теперь уж не будешь
Требовать впредь от меня ничего.
Милая, нынче мой взгляд позабудешь,
Завтра забудешь меня самого.
Если ж, когда ты опустишь ресницы,
Явится образ ушедшего прочь
И беспокойному сердцу приснится
Смерть его в поле в холодную ночь,
Ты не пугайся: не горе, а счастье
Он принесет тебе, этот кошмар.
72
Кто-то возьмет на себя все напасти,
Чтоб от тебя отвести их удар.
Выберу в спутницы злую судьбину,
Чтоб поскорей с ней конец обрести...
Ты ж позабудь про печаль и кручину,
Не сожалей, не горюй и — прости!
НОВОГОДНЯЯ ПЕСНЯ*
Хозяева, хозяева!
К вам путники — узнали вы?
С улыбкою всегдашнею
Введите в вашу башню их!
Хозяева, хозяева!
К вам Нов ый год пожаловал.
Пусть, добротой охваченный,
Он даст вам всякой всячины!
Ловцу — оленя сильного,
Его хозяйке — сына бы,
А мне от пира вашего
Рожок бы только башила!*
Хозяева, хозяева!
К вам путники — узнали вы?
К вам Новый год пожаловал
С дарами небывалыми!
КОМУ что*
Делу — свой черед.
Детям — мать, уход.
Стадо — пастухам,
Пастбище — стадам.
Ржи — о жницах весть,
Хлебу с солью — честь.
73
Малый грех — прощай,
Сердцу — ласку дай.
Время — врач тоски.
Буйным — синяки.
Всем лентяям — кнут,
Шустрым — рыба в пуд.
ЛАСТОЧКА
Ты с песней чудесной
Весной золотой
Веселье в ущелье
Приносишь с собой.
Так пой на просторе,
Над скалами рей,
Не ведая горя,
Ну жды и князей.
ВЕСНА
Снег тает, проталин
Уж много кругом...
Вот склоны зеленым
Покрылись ковром.
Живою листвою
Деревья блестят —
За нивой, в обрывах
Потоки шумят.
Вон бабочку мальчик
Поймал... Пожалей:
Весны она гостья,
Дай волю ты ей!
ЛЕТО
Пот градом... На грядах
Поспела морковь,
Корзину с малиной
Приносят нам вновь.
74
Нам травы-приправы
В ущельях вязать,
Хускалов немало —
Попробуй собрать!
И косы все в росах
Веселых полей —
Будь счастлив, земляк мой,
В трудах на земле.
ОСЕНЬ
Желтеют, темнеют
Трава и кусты,
На скатах щербатых
Туманы густы.
Вот сжали, убрали
Мы хлеб наконец,
Колотят, молотят...
Стричь будут овец.
Садами, стадами
И хлебом полна,
О, как ты богата,
Родная страна!
ЗИМА
Нас стужей окружит
На горе — зима,
Дни горные — черны,
И ночь как тюрьма.
Как в серых пещерах,
Живем между скал.
Как предков — нередко
Нас губит обвал.
И холод, и голод,
И труд — беднякам,
Страдают — взывают
Они к небесам.
75
ПЕРЕД ПАМЯТНИКОМ*
Торжествуй, дорогая отчизна моя,
И забудь вековые невзгоды,
Воспарйт сокровенная дума твоя —
Вот предвестник желанной свободы!
Она будет, поверь,— вот священный залог,
Вот горящее вечно светило,
Верный спутник и друг по крутизнам дорог,
Благородная, мощная сила!..
К мавзолею искусств, в храм науки святой
С ним пойдешь ты доверчиво, смело,
С ним научишься ты быть готовой на бой
За великое, честное дело.
Не умрет, не поблекнет в тебе уж тогда
Его образ задумчивый, гордый,
И в ущельях твоих будут живы всегда
Его лиры могучей аккорды...
Возлюби же его, как изгнанник-поэт
Возлюбил твои мрачные скалы,
И почти, как святыню, предсмертный привет
Юной жертвы интриг и опалы!..
16 августа 1889
* * *
Я не поэт... Обольщенный мечтою*,
Я не играю беспечно стихом...
Смейся, пожалуй, над тем, что порою
Сердце мне шепчет в безмолвье ночном...
Смейся!.. Но только я каждое слово,
Прежде чем им поделиться с тобой,
Вымолил с болью у счастья былого
И оросил непритворной слезой...
Вот почему мои песни звучали
Многим, как звон поминального дня...
Кто не изведал борьбы и печали,
Тот за других не страдает, любя!
76
Многим напевом моим неигривым
Я надоел, как бряцаньем цепей...
В жизни не будет разумно счастливым
Тот, кто не знает невзгод и скорбей;
Словом горячим и песней живою
Радости светлой не вызовешь в том...
Смейся, пожалуй, над тем, что порою
Сердце мне шепчет в безмолвье ночном!..
<1894>
Георгий Цаголов
НА МОГИЛЕ КОСТА ХЕТАГУРОВА*
Вокруг редеет мгла... Руси порабощенной
Зарю счастливых дней грядущее сулит.
И близится рассвет. И трепет затаенный
Уж в крике птиц ночных заметнее звучит.
На повороте мы... Могучею волною
Нас скоро вынесет к заветным берегам,
Туда, где нет цепей, где подлою пятою
Палач не осквернит свободы дивный храм...
Увы! Не встретишь ты здесь этот день победный...
Ты не увидишь то, чего так страстно ждал.
И весть не долетит к тебе в приют последний,
Святая весть о том, что здесь рассвет настал.
А как ты ждал его... Какой любовью жгучей,
Какой надеждою звенит твой стих стальной!
Как ждал свободу ты, в гармонии созвучий,
Как ей молился ты, певец земли родной!
Ты посвятил ей жизнь, всю жизнь свою святую...
Ты был в рядах бойцов, поэт и гражданин,
И смело бился ты под песню боевую
И часто на посту стоял лишь сам, один...
Как страстно ты хотел, чтоб солнце возрожденья
Взошло в краю родном, чтоб мрак исчез скорей,
Чтоб было сломано ярмо порабощенья
И пылью сметена вся накипь черных дней.
И чем сильней был мрак, чем жизнь была тоскливей,
Тем ярче ты горел и шел смелей вперед
И звал с собой туда, на этот путь счастливый,
«И бедный свой аул, и бедный свой народ»...
Зачем же рано так сгорела жизнь святая?
Зачем могильный крест?.. Зачем не с нами ты?
Да где же правда здесь?.. Зачем судьба слепая
Разит все лучшее с холодной высоты?
78
Прощай, наш старший брат... У дорогой могилы
Клянемся мы тебе любить родной наш край,
Работать для него, покуда будут силы,
Вести вперед его... Прощай, Коста, прощай!..
1906
Шамиль Абаев
* Л Л
О жизнь, пробудись,
Воспрянь ото сна —
Дела впереди,
Настала весна.
Не плачь, не грусти,
Сонливость развей,
Сама потрудись
Для славы своей.
Всегда не легки
Большие пути,
Свой ум напряги,
Восстань...
и иди.
1910
Цомак Гадиев
КЛИЧ БОРЬБЫ
Пусть никто не скажет, что не слышал.
В наш край глухой с неслыханною силой
Призыв к борьбе приносят волны жизни.
Родные горы солнце осветило,
Суля весну измученной отчизне.
Набат несется к селам угнетенным,
Во всех сердцах он зажигает пламя.
Блеск ледников ущельям виден темным,
Вчерашних туч сегодня нет над нами.
Покончили мы с тягостным адатом —
Так валит ветер дерево гнилое.
Бросая вызов знатным и богатым,
Крещение мы примем боевое.
Еще и ныне жжет нас униженье!
Обиды помним, муки, безучастье...
Гей! Только смелость, только дерзновенье
Победу даст нам, а за ней и счастье.
Проснитесь все от мала до велика,
Кто прозябал у жизни на задворках,
Кто воевал с нуждою многоликой,
Кто изнывал во тьме, хоть видел зорко.
На клич борьбы, в мечтах своих едины,
Пойдем сплоченно к боевому стягу.
Эй, выходите, юноши, мужчины!
В борьбе явите доблесть и отвагу!
1906
Созур Баграев
ПОМИНКИ
Умер Мали.
Жил бедняком,—
Кто горевать
Будет о нем,
Кто провожать,
Плача, придет?
Разве почет
Бедного ждет?
Умер бедняк —
Значит, судьба.
Бык да овца —
Вся худоба...
Но помянуть
Надо Мали,
И помянуть
Люди пришли.
— Эх,— говорят,---
Жаль бедняка!..—
Съели овцу,
Съели быка
И, распростясь
С нищей семьей,
Гости ушли
Праздной гурьбой.
1908
ИЗ ТАТАРСКОЙ ПОЭЗИИ
Габделжаббар Кандалый
К САХИПДЖАМАЛ
(Отрывок из поэмы)
Лишь за тебя молился я, молясь, с тобою слился я.
Свою молитву и мольбу облечь в стихи решился я.
О редкой красоты кристалл, любовь моя, Сахипджамал!
Ведь я тобою бредить стал, спокойствия лишился я.
Не прячься же, моя мечта, явись, раскрой свои уста,
Роняя жемчуг изо рта, чтоб речью насладился я.
Ты — словно золотистый плод, твоя краса мне сердце жжет,
Нет сил терпеть разлуки гнет, уж очень истомился я!..
...Тебя, избранница моя, любовь моя нашла сама.
Четвертый год прошел в слезах напрасно... Не бледнеет тьма!
Четвертый год. Четвертый год, четвертый, снова мертвый год!
Душа опять в плену невзгод, и я совсем схожу с ума.
Четвертый год ушел, погас, а встречи не было у нас,
Хотя 6 в письме, хотя б на час! Но встречи нет, и ты нема...
Тоской по милой я сражен, ужасной силой я сражен,
Той страсти пылом я сожжен. Нет, без тебя весь мир — тюрьма!
О, горе мне! Тоской объят, уж я писал тебе стократ,
А дело не идет на лад,— не шлешь ты мне в ответ письма.
Как мне найти, душа моя, к тебе пути, душа моя?
Тьму освети, душа моя, пошли мне яркий свет письма!
83
Писал тебе я много раз, не знаю, что сгубило нас:
Пришло ль письмо в недобрый час иль затерялся след письма?
...Портрет ли твой мне заказать? Нагрянуть ли из-за угла,
Похитить мне тебя, чтоб ты усладой глаз моих была?
Бывают в мире чудеса: молитве вняли небеса,
Раскрылась девушки краса, и ей везде гремит хвала.
О, как попал я в твой улов? По магии ль вещей и слов,
Связала ль сорок ты узлов иль зелье в кушанье влила?
Скрывал я в глуби сердца сны моей любви, моей весны;
Теперь, увы, разглашены мои сердечные дела.
Тебе послал я много строк, у них «Мухаммедии» слог*,
Так первый начал я листок: «О, девушка, как ты мила!..»
Не любишь ты, и потому опять не повезло письму...
Или посланцу моему ты просто по щеке дала?
Зачем же драться? Лучше ты прочти любовные листы...
Сахипджамал, мои мечты людской молве ты предала!
Слова, что лавы горячей, читай, учи в тиши ночей,
И станет смысл моих речей ясней прозрачного стекла.
Мне странно, что мое перо так стало зрело и остро,
Что тайна, скрытая хитро, через него до всех дошла...
...Кого б найти, чтобы мою он повидал Сахипджамал,
Ей об отчаянье моем и о любви моей сказал?
Едва красавица моя очам представится, маня,—
В груди прибавится огня... О, как запас терпенья мал!
Не стал бы ждать я по часам, дошел бы до Парау сам,
Нацеловался б вволю там я со своей Сахипджамал.
— Моя душа! — скажу ли ей.— Ты хороша! — скажу ли ей.
Смогу ли я к груди своей прижать тесней Сахипджамал?
Скажи — влюбленная чета соединится ли, чиста,
Глаза в глаза, к устам уста, чтоб друга друг в объятьях сжал?
84
Чем так, в томительной тоске, от милой чахнуть вдалеке,
Ты б, словно птица, налегке слетал скорей к Сахипджамал!
Окончен был бы долгий путь, и сердце к сердцу, к груди грудь
Могли бы, наконец, прильнуть, была б нежней Сахипджамал.
Объятья были б горячи, текли бы речи, как ручьи,
И засияли бы лучи в очах твоей Сахипджамал.
Курмаши
ТАХИР И ЗУХРА*
(Отрывок из поэмы )
СНОВИДЕНИЕ И ПЕЧАЛЬ
Тахир: Я озадачен и смущен, я видел нынче странный сон:
Без цели в золотом дворце бродил я, в думы погружен.
Потом решил к Зухре пойти: бегу, спешу на милый зов,
И вдруг — в пути настигнут был огромной сворой злоб-
ных псов.
Я струсил. Люди далеки, собачьи пасти велики,
И голову мою отгрызть грозятся острые клыки.
Не мог я вырваться никак, как только уклонюсь на шаг,
Рыча, кидалась на меня одна из дьявольских собак!
Зухра: Тахир, зловещ твой сон: увы, беду пророчит он, увы,
Тьму испытаний для твоей, увы, несчастной головы.
Собака — это ярый враг, встал меж влюбленной парой
враг,
Немало наших тайн узнав, грозит нам страшной карой
враг.
Разлуку сделал былью он, мои подрубит крылья он,
Гариба, что вкусил печаль, подвергнет злу насилья он.
Тахир: Когда «разлука» слышу я, огнем горит душа моя,
Не знаю — бурею любви в какие занесет края?
Зухра: Любимый, сердце смущено, огнем пылает и оно,
Мне в этом мире без тебя, Тахир мой, жить запрещено!
СЛОВА ТАХИРА И ЗУХРЫ,
СКАЗАННЫЕ ИМИ ДРУГ ДРУГУ
ЧЕРЕЗ ОКНО
Тахир: Как может удалец-джигит примером мужества не быть?
Как может свет сердец — джигит при жизни клятву
преступить?
86
О, разве может друг-джигит остыть к возлюбленной
своей ?
Пока бежит по жилам кровь, остынет разве сердце
к ней?
Не видя милого лица, джигит не может быть счастлив;
И разве примирится он с разлукою, пока он жив?
О, разве, мук не испытав, насытится его душа?
Жизнь за подругу не отдав, насытится ль его душа?
Меня отец твой в сеть завлек, разлуки опалил огнем,
Страшней врага не мог найти он во владении своем.
Зухра: Ты будешь в дальней стороне лететь на диком скакуне.
Кому ж оставишь ты Зухру, как дальше жить
влюбленной мне?
Сверкая золотой зурной, вести ты будешь конный строй.
Пусть вспыхнут алые цветы, где конь твой ступит
вороной.
Пусть счастье даст тебе земля, поможет пусть
Хозыр-Ильяс*,
Пусть соловей тебе поет, тоску по мне с тобой деля.
Пусть шлет нам отдаленный край благие вести, милый
мой.
Пусть далью отделенный край шлет мира вести, милый
мой.
Горенье жизни много дней хранит пусть ваша голова.
А будете любить других — слетит пусть ваша голова!
Тахир: С тоской в глазах осталась ты, скрывая страх,
осталась ты.
С любимым другом разлучась, одна в слезах осталась
ты.
Верблюдицей, от верблюжат отторгнутой, осталась ты.
Цветком, чьи лепестки лежат оборваны, осталась ты.
Как пташка, с веткою своей разлучена, осталась ты.
Ребенком, потерявшим мать, совсем одна осталась ты.
Как чайка плачет над гнездом, дрожит надломленным
крылом,
87
Лишившись милого птенца,— ты стонешь, сломленная
злом.
Теперь прощайте, пробил час. Болезни пусть не тронут
вас,
Молитесь богу за того, кто любит совершенств алмаз.
Где наши клятвы, наши дни, когда бродили мы одни
В саду, сверкающем в цвету, цветам пылающим сродни?
Когда ж опять придет пора, чтоб спрашивал я: где
Зухра?
Чтоб двое, слитые в одно, мы вновь бродили до утра?
В меня влюбленная, прощай, мной отличенная, прощай,
Подруга милая моя, со мной рожденная, прощай!
Ты, давшая любви обет, сказавшая разлуке — нет!
Испившая из чаши бед, ты, благосклонная, прощай!
Начну я говорить слова — мои не кончатся слова,
Ты будешь в памяти жива, душа смятенная, прощай!
Ты, что шептала «милый мой», чей взор не насыщался
мной,
Опора в горе, влага в зной, бессонная моя, прощай!
Прекраснейшая из принцесс, жемчужина страны чудес,
Земли алмаз, звезда небес, неоценимая, прощай!
Цветок мой, в сад вернись, прощай, мой стройный
кипарис, прощай,
Воскрылие моей души, тобой взнесенной ввысь, прощай!
Души сестра, не забывай, родник добра, не забывай,
О сопечальница моя, моя Зухра, не забывай!
Аллах ведет влюбленных в путь, всех тайн ему открыта
суть,
Ему вверяюсь я, Зухра, о не забудь! О не забудь!
СТИХИ, КОТОРЫЕ ПРОЧЕЛ ТАХИР
НА СВАДЬБЕ ЗУХРЫ
Мягкосердечная, прости! Подруга вечная, прости!
Разъединяет нас судьба бесчеловечная,— прости!
88
Для нас скитаний час настал, вам здесь остаться час
настал,
Молиться вам за своего родного брата — день настал.
Семь лет невыносимых мук, семь лет неизгладимых,
Друг,
Настало время им уйти, мягкосердечная, прости!
День расставания настал, страсть бесконечная, прости!
День разлучения настал, мягкосердечная, прости!
Увидев тело, тьмы черней, и кровь на голове моей,
Не оставляя на позор, похороните прах скорей.
Несметная затмила рать лицо сияющего дня,
Гарибом в горький мир уйти настало время для меня.
Коль в муке гибнуть даст аллах, жизнь будет нелегко
спасти,
Коль руку не подаст аллах, мне будет нелегко уйти.
Гарибов скорбных повстречав, вы с болью вспомните о
нас,
Страдальцев гордых повстречав, вы с болью вспомните
о нас.
Дочь хана, верная моя, молитесь за меня, мой друг!
Любовь безмерная моя, пускай не тронет вас недуг!
Не огорчу я никого, не разлучу я никого,
У злого твоего отца взять не хочу я никого.
Прекрасная душой, прощай! Опасная красой, прощай!
Моя царица, за тебя я жертвую собой, прощай!
СЛОВА, СКАЗАННЫЕ ЗУХРОЙ
ОТЦУ-ХАНУ ПОСЛЕ ТОГО,
КАК ОН УБИЛ ТАХИРА
Он ханских превзошел детей, а ты его не оценил.
Он солнца светлого светлей, а ты его не оценил.
Джигита, словно благодать, у бога вымолила мать,
Мир за него не жаль отдать, а ты его не оценил.
Он, словно принц, был величав, он, славу громкую
снискав,
89
Был благороден, не лукав, а ты его не оценил.
В державе ты своей искал неуловимого врага,
И разыскал ты, наконец, в державе мнимого врага.
И обезглавил ты его, и мир вкусил, и торжество.
Еще бы! Совершилась месть, ты не боишься никого!
Когда б он жил в твоей стране, он не обидел бы тебя.
Когда б случилось быть войне, врагам не выдал бы тебя.
Веселый пир задай теперь, глупцам кумира дай теперь,
Себя льстецами окружив, объять весь мир мечтай
теперь.
Ты просьбы дочери отверг, в моих глазах огонь померк.
«Тахир — любимый мой»,— твержу, а ты куда-то
смотришь вверх.
Теперь сбылись твои мечты — жить в наслажденьях
суеты,—
А я последую за ним, теперь спокоен будешь ты.
Джигит отважный, как Тахир, уж не найдется на земле!
Джигит бесстрашный, как Тахир, не попадется на земле!
Владык великодушных путь ты обходил не раз, отец.
Здесь, в этом мире, не хотел соединить ты нас, отец.
Уж, видно, нас на свете том аллах соединит навек,
Своим судом определив, что стоит каждый человек.
Ты строил для меня дворец — так подожги его теперь!
Погрейся у его огня — не береги его теперь.
СЛОВА ЗУХРЫ, СКАЗАННЫЕ
ПРИ ВИДЕ МЕРТВОГО ТЕЛА ТАХИРА
Вот так погибли два цветка — и белый цвет, и алый цвет.
Ах, алой розы с соловьем — любимцев хана — больше нет!
Вот что из-за любви ко мне с тобою, Тахир-джан, стряслось!
Вот что в саду, в пути ко мне, с тобою, Тахир-джан, стряслось!
Ушел любимый навсегда, с кем буду я бродить теперь?
Меня от тягостного сна кто может пробудить теперь?
90
1 1икто мне другом стать не мог, никто мне сердце не зажег.
Вот он ушел — и мне никто, никто не нужен, видит бог!
1 1е кончится о милом речь, и горе будет вечно жечь,
И будет вечно длиться грусть, и слезы будут вечно течь...
Зачем дышать мне без тебя, страдая, мучаясь, скорбя?
Обняв твой неподвижный стан, с тобою рядом лягу я...
Яков Емельянов
ГОРЕ
(Отрывок )
Пусть не стоит передо мною
Большое горе — пусть уйдет
И душу бурей ледяною
Пусть не колеблет, не гнетет.
Пусть не колеблет душу ропот,
Чтоб устояла, как скала,
Чтоб горестных раздумий опыт
Она в сосуд свой набрала.
Пусть в том сосуде копит волю,—
Ведь будет же сама горда,
Когда ее не сломит болью
И не согнет ее беда!
Пусть перед ней согнется горе,
Беда отступит перед ней:
Душа на суше и на море
Испытана — она сильней!
Она сильней напасти злобной,
Она — не слабый стебелек,
И бурю выдержать способна,
И не падет среди тревог.
Нет, не падет душа живая,
Не выжжет зло на ней клеймо,
Ее с дороги не сбивая,
Ты, горе, падало само!
Ты пало, горе. Нету жара
У злого твоего огня.
Хотя в груди кипишь ты яро,—
Не сокрушить тебе меня!
ГОРДЫНЯ
Все оружье земли соберите,
Чтоб гордыню разрушить дотла.
Медной цепью ее вы свяжите,
Чтоб подняться она не могла.
Пусть тяжелые медные цепи
До земли ее низко пригнут,
И пускай проходящие мимо
На нее с омерзеньем плюют.
Пусть плюют на нее, чтоб узнала,
Сколько мерзости кроется в ней;
И пускай от нее в этом мире
Не останется даже корней,
Не останется даже и тени —
Пусть растает, как призрачный дым,
Пусть уймется источник бесчестья,
Уличенный позором своим!
1879
КЛЕВЕТА
Закон блюди,
В святых ходи,
Будь справедлив,
В речах правдив,
И совесть пусть
Твоя чиста —
Ославит клевета!
Молчи, страдай,
Кричи, рыдай,
Гори, грусти,
Ищи пути,
Все думы скрой,
Замкни уста —
Прилипнет клевета!
Из города
Беги в село,
От холода
Беги в тепло,
93
В горах, в морях
Меняй места —
Настигнет клевета!
Не выходи,
И не входи,
И с головой
Себя укрой,
Запри, как хочешь,
Ворота —
Проникнет клевета
Глупа, страшна,
Кружит она,
Как воронье.
Гони ее!
А то совсем,
Остервенись,
Она погубит нас!
1879
Дардменд
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Ты кровь моя,
Любовь моя,
Спи, милый, засыпай...
Спи, махонький, .
Спи, яхонт мой,
Баю-баю-бай!
Ты всех милей,
Ты всех круглей,
Как яблочко в соку,
Румянец твой —
Огонь живой —
Горит во всю щеку.
Спи, мой дичок,
Мой белячок,
Спи, милый, засыпай...
Спи, махонький,
Спи, яхонт мой,
Баю-баю-бай!
Бегом-бегом
За мотыльком
Ты мчишься на лугу,
И сладу нет —
Ты алый цвет
Срываешь на бегу,
Цвети, цветок,
Молчи, сынок,
Спи, милый, засыпай...
Спи, махонький,
Спи, яхонт мой,
Баю-баю-бай!
Блестит луна,
На скакуна
Взберешься ты во сне,
И запряжен
В тележку он,
Поверь, мой мальчик, мне.
95
Лошонок мой,
Мышонок мой,
Спи, милый, засыпай..
Спи, махонький,
Спи, яхонт мой,
Баю-баю-бай!
Средь бурь и вьюг
Пусть ангел-друг
Сопутствует тебе,
И стережет,
И бережет
На жизненной тропе.
Ты славный мой,
Кудрявый мой,
Спи, милый, засыпай..
Спи, махонький,
Спи, яхонт мой,
Баю-баю-бай!
1908
Сагит Рамиев
«Я»
«Я» говорю я убежденно —
И силу чувствую в душе,
Цари, и боги, и законы
Мне сором кажутся уже.
Я остаюсь один на свете,
Свободный, радостный опять.
Собратья, ощущенья эти
Желаю многим испытать.
А иногда я умираю,
И сам себя я не люблю,
Как только «я» свое теряю,
Его велений не ловлю.
Ни в чем удачи мне не будет.
Сам над собой не господин,
Кругом — смеющиеся люди,
И лишь печален я один.
Но только «я» ко мне вернется —
Опять свободны дух и мысль,
Опять свобода мне дается,
Я снова поднимаюсь ввысь.
И я всесилен в это время:
Мои — и реки, и леса,
Земля с богатствами со всеми,
И стаи птиц, и небеса.
И только вижу я порою:
Всех кружит суета сует,
Все слишком заняты собою,
А до меня им дела нет.
Я погружаюсь в размышленья
Про тайну «я» и, как сейчас,
Молитвенное преклоненье
Пред ним испытывал не раз.
Так почему при этом снова
Я вдруг взлетаю в небеса?
Со всеми, верно, это слово
Творит такие чудеса.
Когда меня в пути клонило,
Мне дух и смысл его помог.
«Я» — это гордость. Это сила.
И для меня «я» — это бог.
1907
4
ГОРИ, СЕРДЦЕ
Гори, гори, гори ты, сердце,
Гори с зари и до зари,
Гори и месяцы и годы,
Безостановочно гори!
Гори, гори, любви пыланьем
Дорогу жизни освети
И годы горькие и ночи
Гореньем в утро преврати!
1908
СЛОВО
Не гордись могуществом, о боже,
Отнимая все, что я люблю...
День придет — разрушу, уничтожу
Трон твой, небо — все испепелю...
1908
Габдулла Тукай
ОСЕНЬ
Друзья, уже осень к нам в гости пришла,
Придет и зима, пышной шубой бела.
Уж начали птицы от нас улетать,
Чтоб в дальних и теплых краях зимовать.
Леса уже стали желты, как шафран,
Не видно в полях ни снопов, ни крестьян.
Как темя татарина, голы поля*,
Голодных пернатых не кормит земля.
Лишь юная озимь покрыла простор,
Сверкает она, как зеленый ковер.
И солнце нещедро дарует свой свет,
Все реже и реже — и вот его нет.
И ветру покорна пустынная ширь,
Он дует навстречу, упруг, как пузырь.
О, скучное время — осенние дни,
Могила цветущего сада они.
Кладбищенский вид! Я брожу по полям:
Повсюду зиянье затопленных ям.
Хочу я полгода не жить на земле,
Хочу я растаять, как масло в тепле.
О, если сейчас я усну, а траву
Весною увижу опять наяву,
Я буду гораздо счастливей тогда,
Чем шахи и ханы и все господа.
Когда же, скажи мне, мой бедный народ,
Весна твоя, день твой цветущий придет?
Тогда ли, когда я умру и потом,
Быть может, воскресну, но в мире ином?!
1906
ПАРА ЛОШАДЕЙ
Лошадей в упряжке пара, на Казань лежит мой путь,
И готов рукою крепкой кучер вожжи натянуть.
Свет вечерний тих и ласков, под луною все блестит,
Ветерок прохладный веет и ветвями шевелит.
Тишина кругом, и только мысли что-то шепчут мне,
Дрема мне смыкает очи, сны витают в тишине.
Вдруг, открыв глаза, я вижу незнакомые поля,
Что разлукою зовется, то впервые вижу я.
Край родной, не будь в обиде, край любимый, о, прости,
Место, где я жил надеждой людям пользу принести!
О, прощай, родимый город, город детства моего!
Милый дом во мгле растаял — словно не было его.
Скучно мне, тоскует сердце, горько думать о своем,
Нет друзей моих со мною, я и дума — мы вдвоем.
Как на грех, еще и кучер призадумался, притих,
Ни красавиц он не славит, ни колечек золотых.
Мне не достает чего-то, иль я что-то потерял?
Всем богат я, нет лишь близких, сиротою нынче стал.
Здесь чужие все: кто эти Мингалй и Бикмулла,
Биктимйр? Кому известны их поступки и дела?
Я с родными разлучился, жить несносно стало мне,
И по милым я скучаю, как по солнцу, по луне.
И от этих дум тяжелых головою я поник,
И невольно слезы льются — горя горького родник.
Вдруг ушей моих коснулся голос звонкий, молодой:
«Ученик, вставай скорее! Вот Казань перед тобой!»
Вздрогнул я, услышав это, и на сердце веселей.
«Ну, айда, быстрее, кучер! Погоняй своих коней!»
Слышу я: призыв к намазу будит утреннюю рань.
О Казань, ты грусть и бодрость! Светозарная Казань!
100
Здесь деянья дедов наших, здесь священные места,
Здесь счастливца ожидают милой гурии уста.
Здесь науки, здесь искусства, просвещения очаг,
Здесь живет моя подруга, райский свет в ее очах.
1907
РОДНОЙ ЗЕМЛЕ
Хоть юнцом с тобой расстался, преданный иной судьбе,
Заказанье, видишь, снова возвратился я к тебе.
Эти земли луговые, чувства издали маня,
Память мучая, вернули на родной простор меня.
Пусть несчастным сиротою вырос я в этом краю,
Пусть томили униженья юность горькую мою,—
Времена те миновали, птицей улетели прочь,
Дни былые вспоминаю, как с дурными снами ночь.
Хоть твои хлестали волны, челн мой не пошел на дно,
Хоть твое палило пламя, не сожгло меня оно,
И поэтому я понял, край мой, истину одну,
Что душа равно приемлет и огонь твой, и волну.
Я постиг, что все священно: и овин твой, и ручей,
И гумно твое, и степи, и дороги средь полей.
И весна твоя, и осень, лето знойное, зима,
Белые чулки, да лапти, да онучи, да сума.
И собаки, и бараны — вся родная сторона.
Любо мне и то, что плохо, даже то, чем ты бедна.
1907
Ш У Р А Л Е*
Про Кырлай, что в Заказанье*, знай — деревня неплоха:
во дворах поют, по слухам, куры звонче петуха!
Родом хоть и не оттуда, там я жил да поживал,
как умел, пахал и сеял, жал да песни напевал.
101
Не забыть вовек — забором окружал деревню бор;
травы бархатным покровом на лугах ласкали взор.
«Велика ль деревня?» — спросишь. «Нет, совсем невелика:
всем дворам хватает влаги небольшого родника.
Там ни холодно, ни жарко, все известно наперед:
ветер вовремя подует, дождик вовремя польет.
Земляника и малина спеют в ягодном бору:
не моргнув, свое ведерко переполнишь, не совру!»
Чудно! Ели молчаливы, словно воины, стройны,
отдыхал я, глядя в небо, посреди лесной страны.
Где березы и осины, там и тут грибы растут,
всюду щавель, где соцветья разноцветные цветут;
белый, алый, желтый, синий — несказанной красоты,
вкусу тонкому потрафят ароматами цветы.
Очарованные бабочки, воздушны и легки,
возле чашечек порхают, чуть качая лепестки...
Чу! звучат в зеленой чаще божьих пташек голоса,
внемлешь им — душа как будто улетает в небеса.
Клуб, оркестр, бульвары, танцы заменяли мне леса,
цирк, театры и концерты затмевала их краса.
Велики они — как море; неоглядны, велики,
сплочены, неисчислимы, как чингисовы полки.
Вспоминаются внезапно государства, имена,
древних дедушек рассказы про былые времена.
Приоткроется завеса исторической судьбы,
молвишь: «Ах, что с нами сталось? Все мы — господа рабы».
2
Описал стихами лето; осень, зиму — не хочу,
о красавицах румяных, чернооких промолчу.
Сабантуи и гулянья я описывать боюсь,
как начну, с пути рассказа непременно я собьюсь!
Стой-ка, все же ненароком сбился я с пути, гляди:
заголовок где-то сзади, суть рассказа — впереди.
Потерпи еще немного, о читатель! Поспешу,
вспомню милую деревню, тотчас сказку напишу!
3
Говорят, в лесах дремучих зверя разного не счесть:
волки есть, и есть медведи, даже лис-разбойник есть.
Еж и заяц, лось и белка попадаются в лесу;
то ли встретишь, как походишь день с ружьишком на весу!
Говорят ведь, в темной чаще, в непролазной хвойной мгле
нечисть водится лесная — албасты и шурале*.
102
Мудрено ль, конца и края заповедной пуще нет:
не такими чудесами удивляет белый свет!
Вот об этом два-три слова, коль позволите, скажу,
вязь узорную созвучий по привычке вам свяжу.
4
Лунным вечером чудесным деревенский паренек
по дрова поехал в чащу, благо путь был недалек.
Привязал покрепче лошадь, тотчас поднял в чаще стук,
стал заваливать лесину — топоришком тук да тук!
Как случается обычно, ночь прохладная была,
пташки-мошки замолчали, тишина в лесу легла.
Месяц, тени на поляне, парень сам себе не рад,
позабыл, где лево-право, щепки в стороны летят!
Отдохнуть едва собрался, пот ручьем, топор в руке —
чу! чудные чьи-то вопли слышит он невдалеке.
Обомлел бедняк, не знает: побежать? ничком упасть?
Ничего понять не может — незнакомая напасть.
Кто пред ним? Беглец-острожник? Оборотень?
Кто пред ним?
С кем несчастный повстречался, не с шайтаном ли
самим?
Нос покатый и горбатый, мордой точно лось, ей-ей,
руки-ноги узловаты, словно из кривых корней,
вглубь посаженные очи голубым горят огнем,
не удержишь душу в теле, где там ночью — ясным днем!
Если б не босой да тощий — человек совсем на вид,
вышиной со средний палец рог во лбу его сидит.
Очень тонкие, прямые пальцы — только погляди,
ногти — свыше пол-аршина, страшно, бог не приведи!
5
Тот на этого глазеет, этот смотрит на того.
Наконец спросил урода дровосек: «Тебе чего?»
«Парень, ты меня не бойся, не разбойник я, не вор,
не раздену, не ограблю, не про то мой разговор.
Мой обычай: человека я до смерти щекочу,
не подумай, что пугаю, я от радости кричу.
Пальцы, видишь, для щекотки словно созданы они,
многих смехом уморил я — золотые были дни!
Подойди, дружок, поближе, отрешись от всех забот,
поиграй со мной в щекотку — кто кого пересмеет?»
«Ладно, ладно, поиграем, видно, так уж суждено,
только, если ты не против, есть условие одно...»
«Говори скорей, что надо, человечек, пожалей,
103
все исполню непременно, поиграть бы поскорей!»
«Вот условие, послушай: здоровенное бревно,
вот оно, не расколол я, да теперь уж все равно.
Подсоблю я, ты же сможешь очень крепко удружить,
коли то бревно поможешь на телегу уложить.
Вбил я в комель клин дубовый, не спеши, не суетись,
за бревно, овца лесная, возле клина ухватись!»
Шурале не возражает, сразу хитрость не видна,
косолапо ковыляя, он доплелся до бревна,
сунул пальцы в щель у клина... Ты увидел наконец,
о читатель, что задумал дровосек мой удалец!
Оглядел телегу парень, ходит, словно здесь один,
после обухом тихонько стал постукивать о клин...
Шурале не шелохнется, сунул пальцы и сидит,
важно выкатил глазищи, на топор и не глядит,
парень стукает тихонько, не трудясь, не тратя сил...
Раскачался клин и выпал, дурню пальцы прищемил!
Шурале, попав в ловушку, взвыл от боли, стал орать,
из чащобы на подмогу злую нечисть собирать,
только рваться бесполезно, сам злодей впросак попал,
извиняется и хнычет, тихим, вежливеньким стал...
«Отпусти, избавь от боли, поклянусь тебе душой,
никого теперь не трону из родни твоей большой!
Вместе с ней в любой чащобе будешь лучшим гостем ты,
никого из вас не тронут ни упырь, ни албасты.
Отпусти меня на волю, много ль выгоды во зле,
что за прок ты, парень, видишь в смертных муках шурале!»
Горемыка воет воем, рвется, крутит головой.
Увязал хитрец дровишки, собирается домой.
За узду рукою взялся, знать не знает никого,
вопли, жалобы нисколько не касаются его...
«Ты слыхал о милосердье? Парень, бога не гневи,
погоди, хоть напоследок имя, имя назови!
Коль до завтра не скончаюсь, душу в теле удержу,
про обманщика с лошадкой все собратьям расскажу...»
«Что ж, узнай, что я с рожденья прозываюсь Годназад,
как зовут старшого брата, крепко помни, меньший брат!»
Шурале орал и рвался, по земле волок бревно,
но, покамест пальцы вырвал, парня след простыл давно.
Ходит, ноет: «Пальцам больно, прищемил их Годназад.
Ай, умру, беда какая, жизни я своей не рад!»
Поутру лесная нечисть принялась его ругать:
«Спятил ты, совсем рехнулся, не дал ночью нам поспать!
Не ори,— кричат,— несчастный, да когда ты в ум придешь,
год назад беда случилась, что ж, дурак, теперь орешь?!»
1907
ЛЮБОВЬ
Без дождя поникнет колос и погибнет вешний цвет,—
Как стихи писать, коль рядом вдохновительницы нет?
Кто красой своей подруги не был щедро вдохновлен?
Пушкин, Лермонтов, иль Байрон, иль какой другой
поэт?
Ломтик мяса бесполезный — сердце, чуждое любви,
Сердце, что сладчайшей раны не хранит глубокий след.
Жемчугом твоей улыбки озарил я этот стих.
Разве сам не засверкал он, словно жемчуг-самоцвет?
Всех татарских стихотворцев обогнать могу легко
Я, бичом любви гонимый, я, страдавший столько лет.
Скажут: «Будь рабом любимой!» Я охотно соглашусь.
Скажут: «Будь владыкой мира!» — «Нет!» —
воскликну я в ответ.
Кто, как я, знаком с томленьем, с вечной жаждою души?
Мук бессонных скрытый пламень каждой строчкою
воспет.
И Меджнуна и Фархада я в любви опередил —
Так заря опережает солнца утреннего свет.
1908
ЕСЛИ НЕ БУДЕТ
Кто тебя оценит, если чья-то жизнь твоей не будет?
Кем пленится роза, если с нею соловья не будет?
Знай, твой облик настоящий у поэта в сердце врезан,
Зеркало бессильно, если здесь певца страстей не будет.
И Лейли сочтут простою девушкой, каких немало,
Если юного Меджнуна рядом, вместе с ней, не будет.
Нет, куда годится, если у такой, как ты, красивой
Хоть один поэт слугою до скончанья дней не будет!
1908
ВСПОМИНАЮ
Вспоминаю годы детства, пору самых первых дум,
Как смеялся я невинно, как любил забавы, шум.
Вспоминаю, как о счастье я мечтал в ночной тиши,
Как я ждал его прихода в глубине своей души.
Вспоминаю, как явилась в первый раз любовь ко мне.
Как заплакал от восторга я, горя в ее огне.
Вспоминаю, как любил я, как неловок был, несмел,
Как, сказав «люблю», в смущенье до ушей побагровел.
Утекли года, как воды, в сердце нет того огня,
Равнодушным и спокойным стало сердце у меня.
В нем тревог былых, волнений не осталось и следа,
Только грусть воспоминаний сердце будит иногда.
1909
КНИГА
Когда душа измучится в борьбе,
Когда я ненавистен сам себе,
Когда я места в мире не найду
И, утомясь, проклятье шлю судьбе;
Когда за горем — горе у дверей
И ясный день ненастной тьмы темней;
Когда сквозь слезы белый свет не мил,
Когда не станет сил в душе моей,—
Тогда я в книгу устремляю взгляд,
Нетленные страницы шелестят.
Я исцелен, я счастлив, я живу,
Я пью тебя, отрада из отрад.
И слово, мной прочтенное тогда,
Встает, как путеводная звезда,
Бесстрашно сердце, радостна душа,
И суета вседневная чужда.
106
И, вновь рожденный чистою мечтой,
Спасибо говорю я книге той.
И, распрямленный верою в себя,
Я вдаль гляжу с надеждою святой.
1909
РОДНОЙ язык
О, язык родной, певучий! О, родительская речь!
Что еще на свете знал я, что сумел я уберечь?
Колыбель мою качая, тихо-тихо пела мать,
Подрастая, сказки бабушки я начал понимать...
О, язык мой, мы навечно неразлучные друзья,
С детства стала мне понятна радость и печаль твоя.
О, язык мой! как сердечно я молился в первый раз:
«Помоги,— шептал,— помилуй мать, отца, помилуй
нас...»
1910
РАЗБИТАЯ НАДЕЖДА
Потускнели краски мира, свежие еще вчера,
значит, юность промелькнула, рядом — зрелости пора.
Взор ли брошу я, картина жизни явственно видна:
вместо месяца младого светит полная луна.
Поднесу ль перо к бумаге, хоть велик порыв в крови,
искр не высечь сумасшедшей, чистой, преданной любви!
О, зачем звучал ты мало, мой чудесный звучный саз!
Разлучаемся в печали, ты — разбился, я — угас...
Вырвалась из клетки мира птица пленная души,
и добро, и зло для бога, видно, равно хороши.
Не дадут ночлега купы в рощах милой мне земли,
на деревьях — ни листочка, ветви долу полегли...
Осветившая улыбкой мой начальный путь земной,
ты опорой мне не стала, не осталась ты со мной!
107
Мама, слез не осушая, ты в рыданьях умерла,
человека всем чужого в мир ты за руку ввела...
Ты одна и целовала, я другой любви не знал,
страсти страж меня сурово отовсюду изгонял.
Над могильным камнем кротким, не найдя души родней,
лью слезу моей печали, бедной радости моей...
1910
МАЛЬЧИК С ДУДОЧКОЙ
Склонившись над столом, сидит поэт
И пишет, позабыв про целый свет.
Порой почешет голову пером,
Как бы ища в строке своей ответ.
Не устает писать его рука.
Вслед за строкой является строка.
Но дудочки пронзительная трель
Доносится к нему издалека.
Нельзя понять: мяукает ли кот,
Иль это визг немазаных ворот,
Иль на дороге старая арба
Скрипучими колесами поет...
Нежданная нагрянула беда!
Все громче под окном дудит дуда.
Поэт кричит: «Мальчишка, уходи!
Какой шайтан занес тебя сюда?»
Мальчишка с дудкой скрылся за углом.
Поэт опять склонился над столом.
Как славно заниматься в тишине
Словесным тонким хрупким ремеслом!
Но только начинает он писать,
Все та же дудка слышится опять.
И наконец, поэт, махнув рукой,
Швыряет на пол смятую тетрадь.
А дудка верещит ему назло,
Она буравит душу, как сверло.
Поэт не спорит с лютою судьбой
И говорит в тоске: «Не повезло!..»
108
Но и поэт находчив иногда.
Мальчишку он зовет: «Поди сюда!
Хочу спросить я, милый мальчуган,
Не продается ли твоя дуда?»
1911
НЕ УНИЖУСЬ
Когда хочешь сделать ты доброе дело народу,
То, путами вдруг оплетя, не дают тебе ходу:
Мол, время не то, мол, пора далеко не такая,
На свете живи ты, как мы, нам во всем потакая...
Нет, я не вмещусь в эти рамки, достойные тленья,
Нет, я не свершу перед сердцем своим преступленья,
Я рвусь, головы не склоняя, все дальше и дальше —
К прекрасному, вечно живому, лишенному фальши...
Там буду я юным, смеющимся вечно,— я знаю,
Пусть солнце погаснет, я солнцем вторым засияю,
И будут тогда вновь пришедшие в мир поколенья
Вести от меня своих суток и лет исчисленье...
1912
ВРАГИ
Словно змеи, шипят, извиваясь, когда я силен.
Чтоб ужалить меня, приползут они с разных сторон.
Злятся, если хоть раз небосклон мне звездою сверкнет.
Неужели я ими на вечную тьму обречен?
Мне известен их подлый закон — только б дичь
затравить!
Эти псы самых худших на свете достойны имен.
Умереть не дадут! А умру — в тот же день прибегут
Гроб ногами пинать! Видно, лучших не будет времен...
Всюду смерть. И вселенная тоже имеет конец.
Мир непрочен и зыбок, а я в нем случайный пришлец.
Пусть в крови захлебнется душа, онемеет язык —
Бейте пуще, собаки! Еще не к такому привык.
Много я, сирота, на веку своем видел невзгод.
Что ж, спасибо за ласку тебе, мой народ.
1912
ОТРЫВОК
Пушкин, Лермонтов — два солнца — высоко вознесены.
Я же свет их отражаю наподобие луны.
Пушкин, ты неподражаем, в повторенье толку нет.
Повтори я стих Корана, был бы я тогда поэт?
И Жуковский — мой учитель... Я поднялся в вышину.
Эй, завистник, пес голодный, что ж ты лаешь на луну!
1913
ИЗ ЧУВАШСКОЙ ПОЭЗИИ
Константин Иванов
* * ±
Близ дубравы протекая,
Речка резвая шумит.
Солнце, гладью вышивая,
По волнам лучом скользит.
В речку нежно-голубую
Неба синь погружена.
Вся Вселенная ликует,
Светлой радости полна.
ДОЖДЬ
Вечереет. Гаснет день. Смеркается.
Грозовые тучи собираются.
Дождик. Капли крупные, ядреные,
Посветлела травушка зеленая.
Теплый ветер веет по-над нивою,
Клонит рожь рукою шаловливою.
Тучный колос клонится и клонится,
Наши души радостями полнятся.
ОСЕНЬ
Вот и осень наступила,
Что ни день, то холодней.
Птиц отлетных клик унылый
Грусть родит в душе моей.
Вереницею и стаей
Птицы за море летят,
А деревья надевают
Ярко-желтый свой наряд.
111
Реже солнышко смеется,
Аромата нет в цветах.
Скоро вновь зима вернется,
Вся в метелях и снегах.
ТЕЛЕГА
(Песня)
— Ты скажи, скажи, телега,
Где была, куда ходила?
— Я была на сенокосе,
Для коней траву косила.
— А скажи, скажи, телега,
Где травы ты накосила?
— Накосила, накосила
Я травы на перелоге.
— С кем косила ты, телега,
С кем косила ту траву?
— А косила я с Елесем,
Что в работниках живет.
У работника Елеся
Есть коса на русский лад:
Размахнется раз, а сено
В две охапки не собрать.
•к •к *
Раньше, раныпе-то оно
Было жить не мудрено:
Хлеба в поле изобилье,
И полоски шире были.
Проходил весь век в труде.
Вслед страде — пиры везде.
Но и горя было вдоволь,
Горя разного, лихого.
Знахарь страху нагонял,
И колдун нас колдовал,
Ворожеи-лиходеи
Ребятишек изводили.
Люди русские, добра
Нам желая, стали брать
Наших деток на ученье,—
Матерям опять мученье.
Полон страха был и лес:
112
Там разбойник» вор, беглец.
Чтоб спастись от темных духов,
При болезнях и недугах
Надо жертвовать богам
То овец, то телок нам.
Что ни день — то приношенья,
А потом весь год лишенья.
Киреметю помолись,
Хаямату поклонись*.
Но не слышит Киреметь,
От молений проку нет...
В СИЛЬБИ
(Отрывок из поэмы «НАРСПИ»)
Месяц март уж на исходе,
Греет солнышко. Тепло...
Окружило половодье
Все чувашское село.
Почернели прежде взгорья,
После снег с полей сошел;
В зеленеющем уборе
Заиграл под солнцем дол.
А по снежному покрову,
Что хранит лесная тьма,
Вея холодом, сурово
Вдаль идет-бредет зима.
По ложбинам, по овражкам
Слышен шум бегущих вод —
То зима, вздыхая тяжко,
Тая сердцем, слезы льет.
И ручьями слезы эти
В реки бурные текут...
А в селе резвятся дети
На припеке там и тут.
* * •к
Лаской землю отогрела
Снова милая весна,
Снова свет смеется белый,
Пробуждаясь ото сна.
113
Ожил лес, стоит на воле
В пышной зелени ветвей,
Зацветает новью поле,
Красотой гордясь своей.
Многоцветные просторы
Вешним запахом пьянят,
И повсюду птичьи хоры
Песней вольною звенят.
В небе, полная веселья,
Льется жаворонка трель,
И пастушеской свирелью
Голубой поет апрель.
Марь полуденного часа
Стадо к лесу привела,
И обеда ждет подпасок,
Глядя в сторону села.
Эмине
•к к к
Мост подпирают дубовые сваи —
Не задрожит, не застонет постыдно,
Конь его спину не сломит, как видно.
Тоненький стан мой, душа молодая —
Не задрожит, не застонет постыдно,
Как ни печалюсь я — людям не видно.
Мост наш родной не сгниет, не погнется,
Девичье сердце судьбе не сдается.
•к ± ±
В просторах степей всех цветов мне не счесть,
Но мак среди них словно знак доброты.
Так добрых людей мне в деревне не счесть,
Но только в родных — торжество доброты.
Пока у нас пение иволги есть,
Вовек к соловью не пойдем на поклон,
Покуда родные в селении есть,
К чужому жилью не пойдем на поклон.
Покуда родник нашей иволги есть,
Пусть нет соловьиной реки — не беда.
Пока у родных наших головы есть,
Пусть мы искони бедняки — не беда.
к к к
У отца в саду смородина, смородина,
Сквозь смородину — тропиночка росная,
Напрямик — тропиночка росная.
И когда была тропиночка пройдена,
Нас ударила смородина, как розгами,
И зажили, горемычные, розно мы.
Сад у матери из щавеля, из щавеля,
В низком щавеле тропиночка росная,
Напрямик — тропиночка росная,
На тропиночке следы мы оставили.
115
Нас ударил этот хцавель, как розгами,
Мы остались с той поры низкорослыми.
Брат взрастил в саду черемуху, черемуху
Сквозь черемуху — тропиночка росная,
Напрямик — тропиночка росная.
Нас ударила черемуха без промаха,
Нас ударила черемуха, как розгами,
Стали дни наши туманными и грозными.
У снохи в саду рябинушка, рябинушка,
Сквозь рябинушку — тропиночка росная,
Напрямик — тропиночка росная.
До конца мы одолели тропиночку,
Нас ударила рябина, как розгами,
И не ведомы ни счастье, ни слезы нам.
ИЗ ЕВРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Шлойме Этингер
МУХА
Телега с бочками вина,
Как будто впрямь она пьяна,
В грязи застряла и вперед,
Хоть надсадись, а не идет.
Возница кнут сломал, кляня
Невиноватого коня.
Сам надрывался у колес,
Ни тпру ни ну! На месте воз.
Вдруг с бочки муха: «Жу-жу-жу!
Ты, возчик, дурень, я гляжу,
Заехал в грязь! Теперь вольна
Тебе помочь лишь я одна.
Знай, мною перегружен воз,
Взлечу — кати, как под откос!»
И с бочки поднялась она,
Великодушия полна...
Я прав сказать единою строкой:
— Избавь нас бог от помощи такой!
МОЛОДО—СТАРО
Когда еще юн,
То кажется: все
Легко объяснить
И мудрым прослыть.
А в старости лишь
Одно ты познал:
Не хватит всех лет,
Что бог даровал,
И целого века,
Чтоб стать человеком.
117
Михл Гордон
МОЕ ВРЕМЯ
Из чрева матери родной
Пришел кричащим и в слезах,
А в вечный дом в земле сырой
Безмолвным унесут мой прах.
Как в дверь открытую иду
И никому не удержать,
Так в яму темную сойду,
Оставив навсегда кровать.
Жизнь слишком быстро пронеслась,
И недалек последний час,—
Казалось, только началась,
А смерть уж поджидает нас.
Прошли мильоны долгих лет
До появленья моего,
Еще мильон пройдет им вслед,
Я не увижу ничего.
Как море каплею одной
На миг под солнцем заблестит
И унесет ее с собой,
В своей пучине растворит,
Так жизнь подобна капле той,
На миг из вечности мелькнет,
Случайно всплыв на свет земной,
И навсегда в нее уйдет.
Абрам Гольдфаден
Род уходит, и род приходит.
ЕККЛЕЗИАСТ Гл I, Стр. 4
* * •к
Мчатся годы, мчатся годы,
И стремителен их бег,
Мученики от природы,
Люди трудятся весь век.
От работы, что натужна,
Сохнет мозг в костях людских.
— А кому все это нужно?—
До врпросов ли таких!
Вечна смена поколений,
Все как сон, как вещий знак.
И герой ушел, и гений,
И вельможа, и бедняк.
Даже самых знаменитых
Время, схоронив сперва,
Не спеша с надгробных плит их
Принялось стирать слова.
На кладбище многолюдно
И надгробных плит не счесть,
Но на них бывает трудно
Эпитафии прочесть.
Есть рождению и тлену
Предназначенный черед,
Поколению на смену
Поколение придет.
И героев новых
время
Породит среди веков.
Снова племя сменит племя
Богачей и бедняков.
Принесут с собою годы
Жизнь другую, мир иной.
Представленья, нравы, моды —
Все не вечно под луной.
Надмогильными камнями
Дверь закрывших за собой
Позабудут, хоть корнями
С ними связаны судьбой.
От работы, что натужна,
Долго ли сойти на нет?
— А зачем все это нужно?—
Есть один простой ответ:
119
— Нрав наш не переупрямить,
Будь нам хоть под сотню лет,
О себе оставить память
Мы стремимся — не секрет...
За ушедшими
в жестокий
Становлюсь черед земной.
Знаю, что тысячеокий
Ангел прилетит за мной*.
Встречей с ним прельщусь едва ли,
Но, ему желанный, я
Отложу перо в печали
И скажу: «Адье, друзья!»
И, как фон-барон-бездельник,
Развалюсь в земле. Причем
Окажусь, хоть жил без денег,
По соседству с богачом.
Он при жизни был вельможей,
Я держался в стороне,
Но богач по воле божьей
Ровней сделается мне.
После моего заката
Книжный лист напомнит вам,
Что писал сие когда-то
Я — Гольдфаден Абраам.
САМОВАР
— Ты зачем, ответь по чести,
В обществе хорошем, друг,
Стоя на почетном месте,
Дуешься на всех вокруг?
Почему, вздувая пар,
Кипятишься, самовар?
— Оттого я так серчаю,
Что иные вкруг меня
Рады, приступая к чаю,
Сплетничать день ото дня.
Не терплю таких речей
И пыхчу все горячей...
Налил чай гостям хозяин,
Слушать — мед на языке,
Но в душе желает Каин
Им свариться в кипятке.
120
Рад, когда уходят гости.
Фальшь презрев, киплю от злости...
Гость иной поесть попросит,
Еле держится душа.
Чай пустой ему подносит
Мой хозяин не спеша.
Экий скряга! Я, признаться,
От стыда готов взорваться!
Вновь придет к хозяйке дама:
«Ангел мой, прошу к столу!»
А простятся — тут же прямо
Говорит о ней хулу.
Выскочить готов за дверь я,
Ненавижу лицемерья!..
Явится иной с визитом.
Беден? Что за благодать!
Раз слывет не именитым,
На смех след его поднять!
Ха-ха-ха!
А я киплю,
Издевательств не терплю!..
Пьют иные чай богатый,
Венское стекло, фарфор,
Но красны долги расплатой,
И стучится кредитор.
Тех клеймить не перестану,
Кто живет не по карману...
Коль за чаем вечерком
Муженька бранит супруга,
Словно шпарит кипятком,
И дрожит он от испуга,
Я встреваю в их раздор:
«Подкаблучнику позор!..»
Отбыл муж на таратайке,
И тайком проник во двор
Щечки целовать хозяйке
Златоусый ухажер.
Я киплю. Я негодую
На хозяйку молодую...
121
— Помолчи, пузан, немного,
Не суди их грешных чар.
Эй, служанка, ради бога,
Убери-ка самовар!
Он пыхтит здесь ни к чему,
Льнет хозяйка не к нему.
Марк Варшавский
ПЕСНЯ О ХЛЕБЕ
Боже! О твоей защите
Молим чисто и светло!
Братья, поле уберите,
Пока солнце не зашло.
Братья, поле уберите,
Пока солнце не зашло.
Солнце! Как ты нас ни жжешь,
Освещаешь путь наш к счастью.
Ны не урожай хорош,
И назад ни шагу, братья!
Ныне урожай хорош,
И назад ни шагу, братья!
Богу мы молиться будем,
Чтобы не пришла беда.
Боже, ты поможешь людям,
Чтобы с хлебом быть всегда!
Боже! Ты поможешь людям,
Чтобы с хлебом быть всегда!
Только с жатвой мы покончим,
Только урожай сберем,
Золотой венок колосьев
Тотчас в школу отнесем.
Золотой венок колосьев
Тотчас в школу отнесем.
Пусть узнают дети в школе,
Что уже давным-давно
Хлеб наш — с собственного поля,
Наше — каждое зерно.
Хлеб наш — с собственного поля,
На ше — каждое зерно.
Боже! О твоей защите
Молим чисто и светло.
Братья! Поле уберите,
Пока солнце не зашло.
Братья! Поле уберите,
Пока солнце не зашло.
123
ЗИМА
Ой, помогите, дети...
Она пришла сама...
На всем на белом свете
Теперь зима, зима!
Пришла, белоборода,
В домишко малый мой
И ломится в ворота,
Словно к себе домой.
С ухваткой удалою,
Чуть сгорбившись, идет.
Своей большой метлою
Метет, метет, метет.
Заснежены дороги,
В снегу леса до пят.
У них озябли ноги.
«Нам холодно!» — гудят.
Для моего дитяти
И для больной жены
Ни щепки нету в хате.
Давно все сожжены
Знать ничего не хочет
Зима про холод тот —
То в кулаки хохочет,
То головой трясет.
Нет, не дают пощады
Лихие холода
Тем домикам дощатым,
Где горе и нужда.
Ой, помогите, дети,
Она пришла сама...
На всем на белом свете
Теперь зима, зима!
Ицхок-Лейбуш Перец
ЖДИ И ВЕРЬ!
Жди! Весна не за горами...
Мотылькам — опять резвиться!
Заливаться песней новой
В новых гнездах новым птицам!
Верь, ночная мгла растает,
Вновь прозрачным станет воздух.
Снова плыть по новой сини
Новым солнцам, новым звездам!
Новый мак, шиповник новый
Даль весеннюю встревожат.
Мед, лучи и песня — всюду!
И — над нашим склепом тоже...
1891
БИБЛЕЙСКИЙ МОТИВ*
Крадется к городу впотьмах
Коварный враг.
Но страж на башенных зубцах
Заслышал шаг.
Берет трубу,
Трубит во всю мочь,
Проснулась ночь.
Все граждане — прочь
С постели! Не встал лишь мертвец в гробу.
И меч
Г оворит
Всю ночь.
Бой в каждом дому,
У каждых ворот.
— За мать, за жену!
— За край, за народ!
За право и вольность — кровавый бой,
Бог весть — умрем или победим,
Но долг свой выполнил часовой,
И край склоняется перед ним.
125
Не спавшему — честь!
Подавшему весть,
Что воры в дому,—
Честь стражу тому!
Но вечный укор,
Но вечный позор,
Проклятье тому —
Кто час свой проспал
И край свой застал
В огне и в дыму.
1894
ТРИ ШВЕИ
Потухший взор, увядший рот,
На бледном лбу холодный пот,
Лицо — как выцветший лоскут.
Вздохнут, спины не разогнут —
Шьют три швеи, все шьют да шьют!
Иголки блеск, полотен снег...
Твердит одна: — Просвета нет,
Я шью и шью, а дни летят,
Я шью который год подряд,
Но к свадьбе не сошью наряд...
Меиру-чудотворцу я
Отдам пятак — пошли в мужья
Хоть престарелого вдовца,
Хоть многодетного отца,—
Дожить бы только до венца!
Вторая молвит: — Шить, строчить...
Встрочить в косу седую нить...
В глазах темно, на сердце — мрак,
Стучит в висках — машине в такт —
Та-та-так-так, та-та-так-так!
Сказал мне некий молодец,
Зачем кольцо, зачем венец?
Гуляй, покуда молода!
А год пройдет — что тогда?..
Тогда — беда, тогда — беда!
126
И третья молвила швея:
— В чахотке я, ослепла я,
Что ни стежок — то тяжкий стон...
С другой сыграет свадьбу он!
Ему я не желаю зла.
Любовь была, любовь ушла!..
Кагал мне саван даст льняной*,
Кагал поплачет надо мной...
В земле я буду отдыхать —
Я буду спать, я буду спать!
1895
Мориц Винчевский
МОИ ГОЛУБИ
Двух голубей родных сердцебиенье —
«Он» и «она» — в моем глухом жилище;
Они б могли поэту вроде Гейне
Немало дать для вдохновенья пищи.
Он бы воспел их нежный чистый облик
Легчайшими словами-жемчугами,
Вовек не стерлись и вовек не смолкли б
Слова, что стали дивными стихами.
Но я таким уменьем не владею.
Хоть на птенцов глядеть — не наглядеться,
Молчу и только сердцем холодею:
Что рассказать об их счастливом детстве!
Так редко вижу, чтоб они смеялись,
Не им сверкает солнечное небо:
Дневных лучей соломенная малость
В лачуге, где, голодные, без хлеба,
Заброшенные маленькие птицы
Худые тельца зябко прикрывают,
Молчат, смежая мокрые ресницы,
Как будто спят, а может — умирают...
стр. 134
Шолом-Алейхем
НАШЕМУ ПОЭТУ
Лето наступило — ясная пора,
Чистый, свежий воздух, солнышко с утра,
Землю устилая, зеленели травы,
Зацвели деревья, пышны и кудрявы,
А в саду тенистом звонкий соловей
Сладостную песню пел среди ветвей.
Но уходит лето. Холод и туманы.
Дерево рыдает, лист летит багряный...
Маленькая птаха в поисках тепла
Прячется от стужи в глубине дупла...
Сколько мне досталось горестей и муки,
Взаперти сижу я, с близкими в разлуке...
Я бы этой жизни хоть десяток лет
С радостью бы отдал, дорогой поэт,
Чтоб твои напевы снова зазвучали,
Чтоб слезой омыли все мои печали...
Я твоих далеких песен не забыл,
Не остыл поныне слов горячих пыл.
Этими словами были мы согреты.
Где же ты сегодня? Мы не знаем, где ты.
Ах, как ты нам нужен в этот горький час!
Ты не отвечаешь, ты забыл о нас,
В трудную годину ты покинул братьев,
Мы живем без песен, мужество утратив.
Где ты? Встань скорее! Пусть издалека
Нам подарит радость мудрая строка.
Что еще нам надо? Только б слышать снова
Песню утешения, сладостное слово.
1884
НОВОГОДНЕЕ
(Нашей пишущей братии)
Хотелось бы за год проверить итоги,
Теперь подвести бы черту,
5 Стихи поэтов народов 129
дореволюционной России
Но наши враги к нашим слабостям строги,
Все это у них на счету.
Итак, мы хвалиться не будем! Не будем!
Жаль тратить бумагу не впрок...
К чему эту скуку навязывать людям,
Когда Новый год недалек?
Уж лучше, друзья, подсчитали бы смело
Потери за прожитый год.
Какого еще не свершили мы дела?
Чего у нас недостает?
Иные над нашей судьбой причитают,
Но что нам до пролитых слез,
Когда нас не слушают и не читают
И жизнь наша — вечный вопрос?
Печалей не в силах избыть мы слезами.
Поможет ли в бедствиях смех?
Мы сами должны что-то делать, мы сами...
И нам ли страшиться помех?
«Что делать? Что делать?»— вопрос постоянный,
Но разве мы стали глупей?
Поныне в нас бродят какие-то планы
И множество всяких идей...
Но люди? Где люди? И взять их откуда?
Нас мало, чтоб мрак побороть.
Пошли нам людей, соверши это чудо,
Умножь наши силы, господь!
Вновь год пролетит, как минувшие годы...
Мы будем писать и писать.
Гонения ждут нас, удары, невзгоды...
Надежды нас будут питать.
1884
* * *
Снова радостное солнце
Светит в тусклое оконце.
Сердцу весело. А ночи
Все короче и короче.
130
Дети! Дети! Прочь унынье!
Верьте в будущее ныне!
Вера в лучшее на свете —
Путь к победе вашей, дети!
Лучшие наступят годы,
В прошлое уйдут невзгоды.
Пусть пока зима сурова,
Дни весны наступят снова.
1888
Семен Фруг
МОЛИТВА К СВОБОДЕ
К тебе, Свобода, чья волна
Всего, что есть на свете, краше,
Обращена молитва наша,
Она от горя солона.
Над миром ты взойдешь горя,
Взойдешь, изменишь нашу участь,
И ослепит твоя заря
Тех, кто неволил нас и мучил.
Повеет ветер твой в свой час,
Развеет тьму и зло разрушит,
И чистый воздух твой задушит
Всех, кто душил и душит нас.
К тебе, Свобода, чей восход
Всего, что есть на свете, краше,
Обращена молитва наша,
Напев наш хриплый от невзгод.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Ночь холодна, мороз жесток,
Спи, мой сынок, усни, сынок!
Покуда нет
Ни зол, ни бед.
Спи, мой сынок, моя опора,
Спокойно на моей груди,
Бог даст, поймешь еще не скоро,
Что горя много впереди!
Ночь холодна, мороз жесток,
Спи, мой сынок, усни, сынок.
Быть может, все и обойдется.
Пусть и для нас
Счастливый час
Настанет, и печаль уймется,
И к счастью всех
Раздастся смех
Там, где рыданье раздается.
132
Ночь холодна, мороз жесток,
Спи, мой сынок, усни, сынок.
Все переменится, бог даст,
Все беды-горести убудут,
И цепи, что звенят сейчас,
Вблизи тебя звенеть не будут.
За окнами мороз жесток,
Спи, мой сынок, усни, сынок!..
1900
Давид Эделъштадт
ПОРТНОЙ
Привычно, тихомолком,
Согбенный и седой,
С дрожащею иголкой
Сидит старик портной.
Он отдыха не знает:
Все ночи напролет
Он плачет, он вздыхает,
Кроит, тачает, шьет.
Он думает с тоскою:
«Я — бедный человек,
Ни хлеба, ни покоя
Не заслужил за век».
Передохнуть минуты
Нельзя ему никак:
Необходим кому-то
На завтра новый фрак.
Должна обнова гладко
Сидеть, как никогда,
Не там примнется складка —
Пошивщику беда!
Все франта молодого
С пристрастьем оглядят,
Но о слезах портного
Подумают навряд.
Усталый и несытый,
Он впопыхах идет.
Заказ, по мерке сшитый,
Портной в руках несет.
Но как дождаться платы,
Когда готовый фрак
На щеголе богатом
Чуть-чуть сидит не так?
Старик портной съестного
Домой не принесет.
134
Сиди с иголкой снова
Все ночи напролет.
Не есть детишкам сладко,
Не пить им молока,
На новом фраке складка
Топорщится слегка.
Ах, дети, плачьте тише,
Поймите наконец,
Что фрак чуть-чуть не вышел —
Стал старым ваш отец.
Ах, франты, право слово,
Не слезы ли портных
Горят на ваших новых
Одеждах дорогих?
МОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
Когда умру, друзья, то вскоре
К могиле, чтя мой вечный сон,
Вы принесите флаг, который
Рабочей кровью обагрен.
Под ним — не песней поминальной,
А гимном вспомните меня,
Что прозвучит, как звон кандальный,
России рабство прокляня.
И гимн «В борьбе», что мною сложен
Во имя лучших вольных дней,
Услышу в гробе я, быть может,
Как звон спасительных мечей.
Освободительного боя
Услышу я последний гром,
И с просветленною душою
Мы песню громче запоем.
1889
Иосиф Бовшовер
ОН УШЕЛ
Оба немо неподвижны»
В зале тает тишина,
Меж гардинами неслышный
Луч крадется от окна.
Оба немы. Взор смятенный
Гаснет, мучимый мольбой.
Поняла, пошла смиренно
И рояль открыла свой.
«Восемь мучеников» нежно
Заполняют грустный зал.
Танец пальцев безмятежный
Он в молчанье наблюдал.
Доиграла. И сомкнулась
Тишина, упав на пол,
От рояля отвернулась,
В зале пусто — он ушел.
ИЗ УКРАИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Иван Котляревский
ПЕСНИ ИЗ ОПЕРЫ «НАТАЛКА-ПОЛТАВКА»
ВЕЮТ ВЕТРЫ...
Веют ветры, веют буйны так, что ивы гнутся.
Ой, как стонет мое сердце, а слезы не льются!..
Без конца теперь терплю я горе-неудачу,
Лишь тогда и легче станет, как тайком поплачу.
Не помогут слезы горю — сердцу легче будет.
Кто счастливым был часочек, долго не забудет.
Есть же люди, что и этой завидуют доле.
Разве счастлива былинка, что поднялась в поле?
Без росы она на солнце клонит стебель тонкий,
Без любимого жить тяжко и в родной сторонке.
Где ты, милый, чернобровый? Все тебя зову я...
Погляди, как я страдаю, без тебя тоскую...
Полетела бы к тебе я, да куда — не знаю,
Посмотри, как без тебя я с горя высыхаю...
Кто теперь меня обнимет, кто здесь приголубит,
Если нет того со мною, кто меня так любит?
ОЙ, ДОЛЯ ЛЮДСКАЯ...
Ой, доля людская, доля ты слепая,
Часто служишь злым, нечестным всегда помогаешь.
Добрый горе терпит, по земле толчется,
И все невпопад выходит, за что ни возьмется.
Ты с одним лукава, к другому добра ты,
И он живет, как сыр в масле, не зная утраты.
137
Без разума люди могут жить прекрасно,
А с разумом да в несчастье — тратят век напрасно.
Ох, доля людская, чем же ты правдива?
Что с другими так дружна ты, а до нас спесива.
ФИНАЛ
(Хор)
Начинайте веселиться —
Время слезы осушить!
Что напасти нам страшиться?
Не до смерти в горе жить!
Пусть одни лишь злые плачут,
Те, что козни замышляют.
А полтавцы в пляске скачут
И — назло другим — гуляют!
Если хочешь быть счастливым,
То на бога полагайся,
Будь в несчастьях терпеливым,
Тех, кто беден, не чурайся!
Петро Г у лак* Артемовский
БОЛТУН И МОЛЧАЛИВЫЙ
(Присказка)
Любителя молчать раз повстречал Болтливый:
«Откуда, почему у колокола звон?..» —
«Да только потому,— ответил Молчаливый,—
Что так же, как и ты, пустой в середке он».
1820
ЛЕКАРЬ И ЗДОРОВЬЕ
(Присказка )
Раз лекарь шел в село и смотрит: по дороге
Здоровье из села бежит в большой тревоге...
«Зачем, Здоровьичко,— спросил,— ты зря здесь бродишь?
«Ах, чтоб тебя!.. Иду, куда ты не заходишь!..»
1820
ЛЮБАШЕ
Любаша славная, так делать не годится.
Терзаешь для чего ты сердце казаку?..
Ты — будто козочка: под маленьким копытцем
Сухому зашуршать достаточно листку —
И уж она от страха еле дышит.
Лишь ящерицы бег, лишь дятла стук заслышит —
Родную ищет мать и, трепеща, бежит.
Любаша славная, а что тебя страшит?..
Лишь покажусь — дрожишь, обоих нас пугаешь!..
Лишь подойду, а ты тотчас же убегаешь!..
Я—не литовский зверь, не пчеловод-медведь:
Нет мысли у меня обманывать, лукавить,
Тобою не хочу и так и сяк вертеть,
Тебя не думаю, красавица, ославить!..
Но девушке пора о девичьем вздыхать.
На ветке ягоде не весь свой век томиться,
Не век при матери теленочку гулять...
Расстаться с ней пора, с ней время распроститься!..
1856
139
Левко Боровиковский
РЫБАКИ
После бури девчоночка
В Дону воду брала:
«Чье весельце здесь волнами
К берегу примчало?
Не того ли удалого,
С которым гуляла,
Которого до рассвета
Жарко целовала?»
Плывет челнок, но не долго
Плыть ему, как видно.
Буйный ветер, как бывало,
Над рекой играет,
По-над Доном черный ворон
Каркает, вещает:
«Ой, оставил горемычный
Челнок и весельце,
Утопил он в глуби Дона
Горячее сердце.
Утопил он свое сердце
В пучине глубокой
И сказал: «Плыви, челнок мой,
К милой черноокой!
Пусть же мне мой челн рыбачий
Вместо гроба будет,
И весло, как крест могильный,
Мне поставят люди!»
СУД
Петро у Федора кобылу призанял
И в лес направился, да завернул к Одарке-шинкарке,
И, грешный, после чарки
Так без вожжей кобылу погонял,
Что хвост ей вовсе оторвал.
Тут Федор на Петра прошенье в суд подал.
Судья толстел — Петров кошель тощал...
И разрешилось дело просто:
«Понеже оный Петр у Федора взаймы
Кобылы никогда не брал бесхвостой,
То мы
Названному Петру и присудили —
140
И приговор наш остается в силе,—
Кобылу у себя держать,
Покуда хвост не отрастет опять,
Тогда ж — хозяину отдать».
За Федорово жито,
Глядь, Федора же бито!
1852
Маркиан Шашкевич
ПОДЛЕСЬЕ
Шуми, ветер, шуми, буйный,
Над долом-горою,
Отнеси ты мою песню
В Подлесье родное.
Там приляжешь, моя песня,
В лесу, на просторе,
Там стряхнешь с себя заботы,
Позабудешь горе.
Там дубы тебе расскажут —
Они меня знали,—
Как я рос, малыш, не зная
Тоски и печали.
Каждый кустик тебе скажет
И сосна лесная,
Как я радовался сердцем,
Вешний день встречая...
Соловей в саду тенистом
Щебетал, бывало,
И от песен тех приветных
Юность расцветала.
Там колодец есть зеленый
И дуб над водою;
Той воды сильней, чем счастья,
Жажду я душою.
Ой, Подлесье, белый камень!
Я по вас тоскую,
Если долго вас не вижу —
Мучусь и горюю.
Ой, веселая сторонка!
С неизбывной силой
Вся душа к тебе стремится,
Точно милый к милой.
Там так любо, там так сладко,
Весело и ясно!
Хорошо бы мне с подружкой
Прожить так согласно...
142
НАБРОСКИ
ДРУГУ
Тот камень сбрось, что сердце угнетает!
Пусть в тьме его глубин
Свободы луч приветно просияет:
Друг, ты не рабства сын!
СЛОВО К ЦЕНИТЕЛЯМ УКРАИНСКОГО ЯЗЫКА
Юн ые, подайте руки,
Пусть с душой душа сольется,
Позабудем боль и муки,
Ясный ум пусть остается.
Дружно! Силы напрягайте.
Разгоняйте мрак и холод,—
Зависть в сердце не пускайте,
Дружно к свету все, кто молод!
Евген Гребенка
МЕДВЕЖИЙ СУД
Лисичка настрочила в суд бумагу:
Она-де видела, как серый Вол
Овес господский ел и пил, мошенник, брагу —
Насытился и прочь пошел.
Медведь и Волки — судьи — не на шутку
Вола решили проучить,
Уселись чуть ли не на сутки.
«Такое можно ли простить! —
Взревел Медведь сердитым басом.—
Когда б он ублажался мясом,
Не мог бы нас он удивить!»
«А то овес он ел!» — сердито Волки взвыли.
Вол начал было говорить,
Но судьи речь его немедля перебили,
Поскольку был он толст. И так определили
И порешили знаменито:
«Понеже серый Вол изволил сам признать,
Что ел сенцо, овес и сласти крал открыто,
То за грехи его тотчас четвертовать,
А мясо поровну всем судьям разорвать,
Лисице же отдать копыта».
ЧЕРТОПОЛОХ И КОНОПЛИНКА
В степи Чертополох ворчал на Коноплинку:
«Негодная, меня толкаешь под бока!»
«Да как же мне расти,— ответила былинка.—
Ты не оставил мне земли для корешка!»
Найдется средь людей колючке этой пара.
Других тесня, в ответ он требует любви.
Такого знаю я.
— Попробуй назови!
— Да ну его! Боюсь прогневать комиссара*.
ПЕСНЯ
Молода еще девица я была,
Наша армия в поход куда-то шла.
Вечерело. Я стояла у ворот —
144
А по улице все конница идет.
К воротам подъехал барин молодой.
Мне сказал: «Напой, красавица, водой!»
Он напился, крепко руку мне пожал.
Наклонился и меня поцеловал...
Он уехал... долго я смотрела вслед:
Жарко стало мне, в очах мутился свет,
Целу ноченьку мне спать было невмочь:
Раскрасавец барин снился мне всю ночь.
Вот недавно — я вдовой уже была,
Четырех уж дочек замуж отдала —
К нам заехал на квартиру генерал...
Весь простреленный, так жалобно стонал...
Я взглянула — встрепенулася душой:
Это он, красавец барин молодой;
Тот же голос, тот огонь в его глазах.
Только много седины в его кудрях.
И опять я целу ночку не спала,
Целу ночку молодой опять была.
1841
ЧЕРНЫЕ ОЧИ
Очи черные, очи страстные,
Очи жгучие и прекрасные!
Как люблю я вас! Как боюсь я вас!
Знать, увидел вас я в недобрый час.
Ох, недаром вы глубины темней!
Вижу траур в вас по душе моей.
Вижу пламя в вас я победное:
Сожжено на нем сердце бедное.
Но не грустен я, не печален я,
Утешительна мне судьба моя:
Все, что лучшего в жизни бог дал нам,
В жертву отдал я огневым глазам.
1843
Микола Костомаров
ПАН ШУЛЬПИКА
На дубочке сизый голубь сидит и томится,
Что украл у него злобный коршун голубицу.
Перебрался голубочек на тополь с дубочка,
Ой, похитил пан Шульпика у матери дочку.
Перебрался голубочек с тополя на иву,
Ой, и как же мне без дочки горько, сиротливо!
Грустно, жалобно воркует голубь одинокий,
А поодаль, на осине, верещит сорока.
Голубь стонет, мать, о дочке убиваясь, бродит,
Молодой казак тоскою сам себя изводит.
«Не тужи, казак, не надо, дочь моя пропала,
Поищи другой невесты, девушек немало.
Не горюй, не поженившись, позабудь чужую!»
«Как же мне не убиваться, ведь ее люблю я».
«Ой, иди ж тогда, молодчик, выручай девицу,
Суждено вам пожениться, а нам породниться!»
Ой, где речка-невеличка, над рекой мосточек,
А по берегу разросся ивовый кусточек.
В ивняке тихонько что-то вдруг зашелестело,
Ждет казак с ружьем Шульпику: знать, задумал дело.
Вот и солнце на закате, а месяц восходит,
Из Шульпикиной усадьбы гайдуки выходят.
Вот и пышный пан Шульпика в поле выезжает,
Вороной конек под паном чуть переступает.
Выезжает пан Шульпика с гончими, борзыми,
С гайдуками, егерями, слугами своими.
Чуть передняя прислуга мостик проскакала,
Мать-старуха перед паном на колени стала:
«Сними, милостивый пане, с меня горе злое,
Возврати, ясновельможный, мне дитя родное».
Но ответил пан Шульпика грубыми словами,
Приказал он мать-старуху отхлестать плетями!
Сам верхом поехал дальше, ступил на мосточек:
Зашатался, закачался ивовый кусточек.
Грянуло из самопала, пуля засвистала,
Пану в сердце угодила, напрямик попала.
Побежал казак скорее из куста густого:
Повалился пан Шульпика с коня вороного.
Ой, тут слуги все вдогонку казаку пустились,
Но товарищи явились, дружно заступились,
И Шульпикина прислуга горя повидала:
146
Одни на мосту упали, другие бежали.
Выбегала полонянка из панского дома,
Обнимала, целовала друга дорогого.
Понесли Шульпику-пана в панские покои,
А дорожка протянулась кровавой рекою.
Понесли Шульпику-пана хоронить в могилу,
А за ним толпа народу густо повалила:
«Это тебе, пан Шульпика, за то будет кара,
Что отнял родную дочку у матери старой!
Это тебе, пан Шульпика, за повадку злую,
Что украл у казака ты девку молодую!
Это тебе, вражье семя, наше угощенье:
Натерпелись мы довольно от тебя глумленья;
Это тебе, сын собачий, казацкая ласка —
Хватит лютовать над нами без всякой опаски!»
ас Lu евченко
* * k
Ревет и стонет Днепр широкий*
Сердитый ветер вербы гнет,
Вздымает горы волн высоких
В туманный, бледный небосвод.
Неясный месяц в эту пору
Сквозь тучи изредка светил,
Как будто челн на синем море
То утопал, то вновь скользил.
Еще и петухи не пели,
Лишь в молчаливой той ночи
Сухие ясени скрипели
Да в чаще ухали сычи.
1837 (?), Петербург
к к к
Думы мои, думы мои*,
Горе, думы, с вами!
Что вы встали на бумаге
Хмурыми рядами?
Что вас ветер не развеял
Пы лью на просторе?
Что вас ночью, как ребенка,
Не прислало горе?..
Думы мои, думы мои,
Цветы мои, дети!
Я растил вас, я берег вас,
Где ж вам быть на свете?
В край родной идите, дети,
К нам на Украину,
Под плетнями сиротами,
А я здесь уж сгину.
Там найдете сердце друга,
Оно не лукаво,
Чистую найдете правду,
А может, и славу...
Привечай же, мать-отчизна,
Моя Украина,
148
Моих деток неразумных,
Как родного сына!
1839, Петербург
tfe * *
Зачаруй меня, волшебник*,
Друг мой седоусый!
Ты закрыл для мира сердце,
Я ж еще боюся,—
Страшно мне дотла разрушить
Дом свой обгорелый,
Без мечты остаться страшно
С сердцем опустелым.
Может, явится надежда
С той живой водою,
С той целительной отрадой —
Светлою слезою.
Может, сжалится, вернется
Вновь на пепелище,
И хотя б внутри побелит
Темное жилище,
И натопит, обогреет,
И огонь засветит;
Может, раз еще проснутся
Мои думы-дети.
Может, с ними, как бывало,
Помолюсь, рыдая,
И увижу солнце правды
Хоть во сне, хоть краем!..
Обмани, но посоветуй,
Научи, как друга,
Что мне, плакать, иль молиться,
Иль виском об угол??!
13 декабря 1844, Петербург
ГОГОЛЮ*
За думою дума летит, вылетает;
Одна давит сердце, другая терзает,
А третья тихонечко плачет в обиде
У самого сердца — и бог не увидит!
Кому ж ее покажу я,
Где найду такого,
149
Кто бы понял и приветил
Великое слово?
Все оглохли, все ослепли,
В кандалах... поникли...
Ты смеешься, а я плачу,
Друже мой великий.
Что ж из плача уродится?
Лишь трава дурная...
Не услышит вольных пушек
Сторона родная.
Не зарежет старый батько
Любимого сына
За свободу, честь и славу
Своей Украины.
Не зарежет, а выкормит
Да царю на бойню
И отправит. Скажет: это
Наша лепта вдовья,
Дань отечеству, престолу,
Чужеземцам плата...
Что же, пусть их. Мы же будем
Смеяться и плакать.
30 декабря 1844, Петербург
* * *
Проходят дни, проходят ночи,
Проходит лето. Шелестит
Лист пожелтевший; гаснут очи,
Заснули думы, сердце спит.
И все заснуло... И не знаю,
Живу ли я, иль доживаю,
Или по свету так влачусь,
Ведь уж не плачу, не смеюсь...
Доля, где ты? Доля, где ты?
По тебе тоскую!
Если доброй жалко, боже,
Дай хоть злую, злую!
Но не дай спать ходячему,
Спать, не просыпаться
И гнилой колодою
По свету валяться.
Дай мне жить, дай жить всем сердцем,
Чтоб людей любило,
А не дашь... так — злости, чтобы
Мир испепелила!
150
Страшно быть в оковах, страшно
Умирать в неволе,
Но страшней, куда страшнее
Спать на вольной воле —
Умереть и не оставить
Ни следа на свете,
Чтобы люди — жил ли, не жил —
Не смогли ответить!..
Доля, где ты? Доля, где ты?
По тебе тоскую!
Если доброй жалко, боже,
То дай злую! злую!
21 декабря 1845, Вьюнища
ЗАВЕЩАНИЕ*
Как умру, похороните
На У крайне милой,
Посреди широкой степи
Выройте могилу,
Чтоб лежать мне на кургане,
Над рекой могучей,
Чтобы слышать, как бушует
Старый Днепр под кручей.
И когда с полей Украйны
Кровь врагов постылых
Понесет он... вот тогда я
Встану из могилы —
Подымусь я и достигну
Божьего порога,
Помолюся... А покуда
Я не знаю бога.
Схороните и вставайте,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите.
И меня в семье великой,
В семье вольной, новой,
Не забудьте — помяните
Добрым тихим словом.
25 декабря 1845, Переслав
*
Вишневый садик возле хаты*.
Хрущи над вишнями снуют,
С плугами пахари идут,
Идут домой, поют дивчата,
А матери их дома ждут.
Все ужинают возле хаты,
Звезда вечерняя встает,
И дочка ужин подает.
Ворчала б мать, да вот беда-то:
Ей соловейко не дает.
Мать уложила возле хаты
Ребяток маленьких своих,
Сама заснула возле них.
Затихло все... Одни дивчата
Да соловейко не затих.
1847, Петербург
•к •к •к
Огни горят, оркестр играет,
Оркестр рыдает, завывает.
Алмазом ясным, дорогим
Сияют очи молодые,
Блестят надежды золотые
В очах веселых,— любо им,
Очам негрешным, молодым.
И все хохочут, все смеются,
И все танцуют. Только я
Гляжу, и слезы тихо льются.
О чем, о чем же плачу я?
О том, быть может, что тоскливо,
Как день дождливый, сиротливый,
Минула молодость моя.
1850, Оренбург
ЮРОДИВЫЙ*
(Отрывок )
Безбожный царь, источник зла,
Гонитель правды, кат жестокий,
Что натворил ты на земле!
152
А ты, всевидящее око!
Знать, проглядел твой взор высокий,
Как сотнями в оковах гнали
В Сибирь невольников святых?*
Как истязали, распинали
И вешали?! А ты не знало?
Ты видело мученья их
И не ослепло?! Око! око!
Не очень видишь ты глубоко!
Ты спишь в киоте, а цари...
Да чур проклятым тем неронам!
Пусть тешатся кандальным звоном,—
Я думой полечу в Сибирь,
Я за Байкалом гляну в горы,
В пещеры темные и норы
Без дна, глубокие, и вас
Поборников священной воли,
Из тьмы, из смрада и неволи
Царям и людям напоказ
Вперед вас выведу, суровых,
Рядами длинными, в оковах...
1857, Нижний Новгород
ДОЛЯ
Ты не лукавила со мною,
Ты другом стала и сестрою
Мне, бедному. Меня взяла
Ты за ребяческую руку,
И к пьяному дьячку свела,
И отдала ему в науку.
«Учись! Когда-нибудь, малыш,
И выйдем в люди»,— ты сказала.
Я и послушался, глядишь —
И выучился. Ты ж солгала.
Да что! Куда уж в люди нам!
Мы не лукавили с тобою,
Мы прямо шли, и ни зерна
У нас неправды за собою.
Пойдем же, долюшка моя!
О друг мой бедный, нелукавый!
Пойдем же дальше, дальше слава,
А слава — заповедь моя.
9 февраля 1858, Нижний Новгород
153
МУЗА
А ты, пречистая, святая,
Подруга Феба молодая!*
Меня ты на руки взяла
И в даль степную унесла,
И на кургане среди поля,
Как волю, чистое раздолье
Седым туманом повила,
И пеленала, и ласкала,
И чары деяла... И я...
Мой друг, волшебница моя!
Ты мне повсюду помогала,
Заботой нежной окружала.
В степи, безлюдной и немой,
В далекой неволе
Ты сияла, красовалась,
Как цветок средь поля!
Из казармы душной, грязной
Чистою, святою
Пташечкою вылетела
И вдруг надо мною
Полетела и запела...
Золотые крылья
Животворною водою
Душу окропили.
И я живу, и надо мною
Своею божьей красотою
Сияешь ты, звезда моя,
Моя наставница святая!
Моя ты доля молодая!
Не оставляй меня. В ночи,
И днем, и в утреннем тумане
Ты надо мной витай, учи,
Учи нелживыми устами
Вещать лишь правду в наши дни,
Молитвой сердце облегчая.
Когда ж умру, моя святая,
Моя родная, схорони
Сама ты горемыку-сына
И хоть слезу, мой друг единый,
Из глаз бессмертных урони.
9 февраля 1858, Нижний Новгород
сон
Она на барском поле жала
И тихо побрела к снопам —
Не отдохнуть, хоть и устала,
А покормить ребенка там.
В тени лежал и плакал он.
Она его распеленала,
Кормила, нянчила, ласкала
И незаметно впала в сон.
И снится ей житьем довольный
Ее Иван. Пригож, богат,
На вольной, кажется, женат
И потому, что сам уж вольный.
Они с лицом веселым жнут
На поле собственном пшеницу,
А детки им обед несут.
И тихо улыбнулась жница.
Но тут проснулась... Тяжко ей!
И, спеленав малютку быстро,
Взялась за серп — дожать скорей
Урочный сноп свой до бурмистра*.
13 июля 1858, С.-Петербург
ИСАЙЯ, ГЛАВА 35*
ПОДРАЖАНИЕ
(Отрывок )
Оживут озера, степи,
И не верстовые,
А широкие, как воля,
Дороги святые
Опояшут мир. Не сыщет
Тех дорог владыка;
Но рабы на тех дорогах
Без шума и крика
Братски встретятся друг с другом
В радости веселой.
И пустыней завладеют
Веселые села.
25 марта 1859, Петербург
155
* * *
Свете ясный! Свете тихий!
Свете дивный! Свете вольный!
Что ты гибнешь, свете-брате,
В золотой церковной хате,
Обманутый, закованный,
Поруганный, оплеванный,
Багряницами закрытый*
И распятием добитый?
Не добитый! Встрепенися
Да над нами засветися!
Засветися... Будем лучше
С багряницы драть онучи,
Из кадил табак курить*,
Печь иконами топить...
А кропилом будем, брате*,
Подметать пол в новой хате!
27 июня 1860, Петербург
* * *
И Архимед, и Галилей
Вина не видели. Елей
Достался пресвятым монахам!
А вы по всей земле без страха,
Предтечи светлые*, прошли
И хлеб насущный понесли
Царям убогим. Будет бито
Царями сеянное жито.
А люди вырастут. Умрут
Цари и те, что не зачаты...
И на воспрянувшей земле
Врага не будет, супостата,
А будут сын и мать, и свято
Жить будут люди на земле.
24 сентября 1860, Петербург
Яков Щеголев
ЧЕРЕВИЧКИ
Как к желанному ходила,
Черевички я купила.
Черевички с каблучками,
Натерпелася я с вами!
Черноброва... белолица,
Побегу к воротам Гриця,
Черевички чуть притопнут,—
У него уж двери хлопнут.
Он те двери отворяет,
Сам глядит и обмирает.
Черевички с каблучками,
Натерпелася я с вами!
Как идти к нему сберуся,
Так, бывало, затрясуся —
Все чего-то страшно было...
Мать частенько говорила:
«Черевички тонкой строчки,
Вас загубят темны ночки!»
Правду матушка сказала:
Черевички я стоптала.
Каблучок уже не топнет,
А у Гриця дверь не хлопнет.
Что ж теперь мне делать с вами,
Черевички с каблучками?
Вы как новенькими были,
То к желанному ходили,
А как старенькими стали,
Почему-то перестали.
Черевички тонкой строчки,
Вы стоптались в темны ночки,
Да и все стопталось с вами,
Черевички с каблучками!
1878
КОСАРИ
Еще росы не опали,
Мы бруски и косы взяли
И с зари
Точим косы, в ряд идем,
Колос под ноги кладем —
До зари.
157
Ряд пройдешь, другой и третий,
Что камыш посевы эти,—
Не пробьешь!
Косу вытянешь — блестит,
В рожь ударишь — зазвенит,
Ну и рожь!
Нива, видно, переспела,
Вот рука-то и замлела,
Боль в плечах;
Нуте, нуте, косари,
Недалеко до зари,—
Шире взмах!
День стемнеет, солнце сядет,
Кашевар казан наладит
Над огнем;
Сядем мы вкруг казана
И, доев кулеш до дна,
Отдохнем.
На прокосы пали росы,
Не шуршат о жито косы,
Не звенят.
И до утренней зари
Приумолкли косари,
Крепко спят.
СТРУНЫ
Жизнь моя летит, как ветер
Над студеным морем,—
Светлым счастьем не богата,
А богата горем.
Оглянусь да посмотрю я,
Все окину взглядом:
Что там милого найдется,
Что припомнить надо?
Мчались годы, словно воды
По степной долине,
И кропил я ту долину
Лишь слезой доныне.
Видел я, как всюду правду
Яростно топтали,
158
Как последнюю рубаху
С бедняка сдирали;
Как безродный сиротина
Под забором жался;
Как, трудясь за корку хлеба,
Кровью обливался;
И как мать дитя больное
К сердцу прижимала,
Не в пеленки, а в лохмотья
Кутала, рыдала;
Как пригожую дивчину
Нищета заела,
Как напрасно погибало
Молодое тело.
Все я видел; и, внимая,
Сердце надрывалось,—
И взволнованное слово
Под пером рождалось.
Не тебе я, обыватель
Сытый да счастливый,
Понесу свой труд посильный,
Искренний, не лживый.
Чтоб тебе его усвоить,
Чтобы с ним сдружиться,
Нужно внове, без сорочки,
На свет появиться.
1 олько вам лишь: сиротине,
Матери безвестной
И покинутой дивчине
Я откликнусь песней.
Мои струны необычны,
Не для всех играют;
Но зато кого полюбят —
Того привечают.
1877
Леонид Г левое
КРУЧИНА
Стоит гора высокая,
А роща под горой —
Зеленая, тенистая,
Как будто рай земной.
Под рощей вьется реченька,
Стеклянная блестит.
Куда-то среди зелени
Бежит она, бежит.
У берега спокойного
Привязаны челны;
Три вербы прутья свесили,
Касаются волны.
Грустят, что лето кончится,
Что осень подойдет,
Что листья их опавшие
Теченье унесет.
А я грущу над речкою...
Течет она, течет.
А сердце ноет бедное,
Тужить не устает.
Ой, реченька, голубушка!
Как быстрые струи,
Умчались дни счастливые
И радости мои...
К тебе, родная реченька,
Весна придет опять;
А нашу юность-молодость
Назад напрасно ждать!..
Стоит гора высокая,
А роща, знай, шумит;
Щебечут птицы громкие,
А реченька блестит.
Как хорошо, как весело
На белом свете жить!..
160
стр. 155
Что ж ноет сердце бедное,
Не устает тужить?
О том оно кручинится,
Что быть весне опять,
А нашу юность-молодость
Назад напрасно ждать!..
НЕ ПЛАЧЬ, ПОЭТ!
Не плачь, поэт! Пускай порой и горько будет —
Рыданьем не тревожь своим;
Плаксивых слов теперь не уважают люди,
Чужое горе — чуждо им.
Куда приятней жить, когда кругом смеются,
Беды и так уж полон рот;
И через золото, толкуют, слезы льются —
Не добавляй своих забот!
Не плачь, поэт! В тиши, наедине с собою,
Встречай безмолвно свой конец.
«Он,— скажут,— никому не докучал слезою,
Ему хвала, ему венец!»
1890
6
Степан Руданский
Ж * *
Повей, ветер, в край родимый,
Где расстался я с любимой,
Где оставил черны очи...
Повей, ветер, с полуночи!
На родимой Украине
Хатка белая в долине;
А в той хатке — там отрада,
Там отрада — моя лада...
Повей, ветер, прежде солнца,
Прежде солнца, у оконца:
У оконца спит на воле,
Спит на воле моя доля.
Повей, ветер, с лаской прежней.
Над румяной щечкой нежной;
Над той щечкой наклонися,
Спит ли милая — вглядися.
Если спит, не пробудилась,
Ты напомни, с кем любилась,
С кем любилась, целовалась,
В любви вечной признавалась.
Если сердце встрепенется.
Если милая проснется
И в тоске вздохнет сильнее —
Возвращайся поскорее!
А уж если позабыла
И другого полюбила,
То завейся по долине,
По родимой Украине.
Ветер веет, ветер веет,
Сердце тужит, сердце млеет.
Ветер веет, повевает —
А назад не прилетает.
1856
ДЯДЮШКЕ ПРОХОРУ, КУЗНЕЦУ
( Отрывок )
Не знаешь ты горя,
Не ведаешь вздохов,
Счастливец ты, право,
Наш дядюшка Прохор!
Железо пудами
Большими считаешь,
Сидишь у оконца,
Все думку гадаешь.
Все думаешь думку,
В заботе немалой:
Как выковать людям
Брусок небывалый?
И вмиг твои хлопцы
Угля насыпают,
Большими мехами
Огонь раздувают.
Горит черный уголь,
Пылает не быстро,
Железо калится,
Рассыпало искры.
Железо взбелело —
Клещами подцепишь,
На сталь наковальни
Кидаешь и клеплешь!
Готова работа,
И нечего охать...
Счастливец ты, право,
Наш дядюшка Прохор!
1857
ГЕЙ, БЫКИ!
А ну, быки! Чего ж вы стали?
Иль поле страшно заросло?
Иль ржавчина лемех изгрызла?
Иль затупился нож назло?
163
Вперед, быки! Посохли стебли,
Ложатся сами сорняки,
Лемех и нож давно готовы...
Чего ж вы стали? Гей, быки!
А ну, быки! Ломайте стебли,
Ломайте их, крушите в прах:
Пусть этой нечисти не будет
На наших, на родных полях!
Нож слева, а лемех мой справа,—
Они, встречая сорняки,
Под самый корень их подрежут,—
Чего ж вы стали? Гей, быки!
А ну, быки! Распашем поле,
Посеем вешнее зерно,
А дождь пройдет — глядишь, и вскоре
В земле пробудится оно.
Пробудится, на солнце глянет,
И, словно девичьи венки,
Зазеленеют наши нивы,—
Чего ж вы стали? Гей, быки!
А ну, быки! Зерно поспеет,
Наполнит золотом поля,
И будет молоком и медом
Поить святая мать-земля.
Все горькое пройдет — и годы
Настанут дивны и легки;
Чего ж вы стали, мои дети?
Пора настала! Гей, быки!
1859
СЛАВНО ТОРГОВАЛОСЬ
В Киеве или в Полтаве,
Может, и в столице,
Меж торговыми рядами
Шел чумак с мазницей*.
В лавках серебро и злато,
Глазу больно даже,
А он спрашивает: «Нет ли
Дегтю на продажу?»
164
Со смеху сидельцы-дурни
Так и помирают!
А чумак еще богаче
Лавку выбирает.
В самой пышной лавке двое
Купчиков сидело.
И туда чумак заходит
С мазницею смело,
Говорит степенно: «Люди
Добрые, здорово!»
А затем уже про деготь
Спрашивает снова.
«Нету дегтя! — закричали
Шельмы и смеются: —
В нашей лавке только дурни
Одни продаются!»
А чумак им: «Чтоб не сглазить,
Славно торговалось,
Если вас, таких пригожих,
Только два осталось!»
1857
Юрий Федъкович
СЕСТРА
Не в лесу кукушка затужила,
Не над лугом пташка голосила —
То сестра письмо писала,
На чужбину посылала,
Со слезами брата заклинала:
«Ненаглядный, где ты, сокол, сгинул?
На кого сестру свою покинул?
Я кукушкою летаю,
Призываю-заклинаю:
Брат, вернись, в разлуке погибаю!»
«Ой, сестричка, рута луговая!
Как вернуться мне к тебе, не знаю,—
Через леса дремучие,
Через реки текучие,
Через степи-пески горючие?»
«Ты лети, как лебедь, над Дунаем,
Над степями — быстрым горностаем,
А на мое на крылечко —
Соколиком быстрокрылым,
А голубем — на мое сердечко!»
«Ой, лечу семь дней я, поспешаю,
На порог сестрицы прилетаю;
Прилетел — сестрички нету,
Зову — нет на зов ответа.
Ой, должно быть, нет сестры на свете
За какой пошла, сестра, бедою,
Что ты сделала, сестра, с собою?»
«Братик милый, почиваю,
Надо мной — земля сырая,
Тебя, милый, в гости поджидаю!»
1862
СВЯТАЯ ДЕВА, РАДУЙСЯ, МАРИЯ!
В лазурном море солнце утопает
И луч багряный, точно кровь, роняет
По всей округе и в края иные,—
А там кукушки чуть приметно пенье,
И колокольчик зазвенел в селенье.
И с ветром шелесты летят лесные:
Святая дева, радуйся, Мария!
Святая дева, радуйся, Мария!
Вот молодой солдат среди поляны:
Лицо как мел, струится кровь из раны,
Расстрелян за провинности чужие...
Товарищи ему могилу рыли
И отдыхать беднягу положили;
Уж не прошепчет он слова простые:
Святая дева, радуйся, Мария!
Святая дева, радуйся, Мария!
Вот мать-солдатка, под чужим забором,
Младенца держит, смотрит скорбным взором,
И льются, льются слезы огневые...
Нет, и не плачет, не рыдает тяжко —
Поникла головой, молчит бедняжка,
А с неба смотрят звезды золотые...
Святая дева, радуйся, Мария!
Святая дева, радуйся, Мария!
Вот без отца, без матери мальчонка
Один блуждает — все в пыли ножонки,
Глаза слезятся, робкие, больные...
Несмело постучался в чью-то хату —
Хозяин гонит прочь его богатый,
И гонятся за ним собаки злые...
Святая дева, радуйся, Мария!
Святая дева, радуйся, Мария!
Я — не могу... Во мне душа живая,
Я вижу все, я слышу все и знаю
Все, что творится в мире не впервые!
Когда же в гроб мое положат тело,
Чтобы оно в сырой земле истлело,
Там, где смолкают ропоты людские,—
Святая дева, радуйся, Мария!
1862
НИВА
Долго ль мне бродить по свету,
У чужих просить совета,
Долго ль ожидать придется,
Мол, Галичина проснется?
Лучше встану сам пораньше
И пойду своей дорогой,
Плуг возьму, волов упряжку,
Вспашу горы и долину,
Вспашу нашу Буковину,
Как наш Тарас, как мой батько*
Научил пахать когда-то;
И любовь и веру ныне
Посею на Буковине.
Уроди нам, русский боже*,
Пшеницу как надо!
Зеленей, родная нива —
Мне, певцу, отрада!
Чтоб вязался колос в колос
На полном раздолье,
Чтоб взросли на Буковине
Правда, вера, воля!
А я пойду — по палатам
Да по нищим хатам,
Может, где и повстречаюсь
Со жнецом-собратом.
Жните, жните, жнецы мои,
Да хвалите долю,
Что смогли собрать пшеницу
На собственном поле,
Что не пойдем батраками
Нищими проситься
В чужой край, да к чужим людям,
За чашку пшеницы.
Уж не пойдем, жнецы мои!
Наш батько любимый
Научил нас пахать землю,
Ходить за родимой.
Теперь уже знаем...
Жните, жните, жнецы мои,
А я — запеваю.
Вот я запеваю родимому краю,
Пускай моя песня далеко несется:
168
От Черной Горы до Днепра, до Дуная
Взойди, моя песня, как травы на солнце!
Пусть перьями шляпы украсят сельчане,
Пусть девушки наши в венки уберутся,
Пускай не твердят нам, что мы бесталанны,
И слезы кровавые — больше не льются...
Сверкай, моя песня, рассыпься лучами,
Сияй, осушая кровавые раны...
Звучи и сверкай, словно яркое пламя,
Развеивай черные вражьи обманы.
Так звучи же, моя песня,
Звучи, не смущайся!
Где родное встретишь сердце,
Там и поселяйся!
Точно голубок с голубкой
Под кровлей тесовой,
Поселяйся, моя песня!
1863
Михайло Старицкий
ВЫЙДИ!..
Ночка-то, ночка, луной озаренная!
Ну, хоть иголки сбирай.
Милая, выйди, трудом истомленная,
В роще со мной погуляй.
Сядем с тобой под калиной ветвистою —
И над панами я пан!
Глянь, моя рыбка,— волной серебристою
Ходит над полем туман.
Роща в сиянии звездном красуется,
То ль замечталась, то ль спит;
Только листва на осине волнуется,
Тихо от жажды дрожит.
Небо усыпано звездами,— господи,
Всюду такая краса!
Под тополями жемчужною россыпью
Дивно играет роса.
Ты не пугайся, что вымочишь ноженьки,
Выйдя в такую росу:
Верная, к дому тебя по дороженьке
Сам на руках отнесу.
Ты не страшись и замерзнуть, лебедонька:
Ветер улегся давно...
Крепко прижму тебя к сердцу, молоденьку,—
Греет, как солнце, оно.
Ой, ты не бойся, что злоба надутая
Шепот подслушает твой:
Ночь усыпила всех, сном всех окутала,
Не шелестнет и травой!
Спят твои недруги, дремой тяжелою
Скован надменный их смех...
Что ж нам, обманутым нашею долею,
Даже увидеться — грех?!
1870
ВСТРЕЧА
В снегах бесконечных, глубоких,
Где призрачно сосны качались,
В тайге на этапном привале
Они невзначай повстречались.
Сквозь мглу еле солнце светило,
Сосульки сверкали на хате...
Он был в своих тяжких оковах,
Она — в арестантском халате.
Воскликнули от удивленья,
И лица их вспыхнули жаром,
И каждый заметил бы сразу,
Что это волненье недаром...
На узников горе, и время,
И тюрьмы печать наложили,
Но все же в глазах их пылало
Все то, чем в былом они жили.
Слетело сердечное слово,
Сплелись ослабевшие руки...
Была в этом нервном пожатье
Бескрайность и счастья и муки.
А стаи вороньи на ветках
Сидели — свидетели встречи,
В их криках не слышала стража
Двоих затаенные речи.
Беседа лилась и кипела,
Как паводок бурной весною,
Про злые невзгоды в разлуке,
Про тяжесть неравного боя...
«Мы дружно за правду боролись,
Друзей своих не предавали,
За это нас,— молвил он тихо,—
Теперь в кандалы заковали.
Пусть выпала тяжкая доля,
Но все ж мы не станем рабами,
Пусть нас истязают и мучат,—
Победа все ж будет за нами!
171
Тюремщики нас унижают,
Железом скрутив наше тело,
Но думы не скрутишь цепями,—
Им жить и свободно и смело!
Чем больше земля оросится
Священною нашею кровью,
Тем воля настанет быстрее,
И мир освятится любовью...»
Но тут же команда «В дорогу!»
Свиданье прервала жестоко.
Слеза в ее взоре блеснула,
Вздохнул он печально, глубоко...
Кандальным испугано звоном,
Взлетев, воронье расшумелось,
А солнце, как будто спросонья
Зардевшись, на лес загляделось...
1902
Иван Франко
ГИМН*
Вместо пролога
Вечный революционер —
Дух, стремящий тело к бою
За прогресс, добро, за волю,—
Он бессмертия пример.
Ни поповства козни злые,
Ни орудия стальные,
Ни царевы казематы,
Ни жандармы, ни солдаты,
Ни шпионы всей земли
В гроб титана не свели.
Он не умер, он живет!
Сотни лет назад рожденный,
Он восстал, освобожденный,
Силой собственной идет.
Он окрепнул, он шагает
В те края, где рассветает,
Словом зычным, как трубою,
Миллионы кличет к бою,—
Миллионы вслед за ним:
Голос духа слышен им.
Голос духа слышен всем:
В избах, к нищете привычных,
В тесноте станков фабричных,
Всюду, где тоска и темь,
И, веленью духа внемля,
Горе покидает землю.
Мощь родится и упорство —
Не сгибаться, а бороться,
Пусть потомкам, не себе
Счастье выковать в борьбе.
Вечный революционер —
Дух, наука, мысль, свобода —
Не прервет вовек похода,
Неуклонности пример.
Опрокинута плотина,
С места тронулась лавина,—
Где найдется в мире сила,
173
Чтоб ее остановила,
Чтоб опять свела на нет
Пламенеющий рассвет?
1880
* * *
Гремит! Благодатная ближе погода*,
Роскошною дрожью трепещет природа,
Живительных ливней земля ожидает,
И ветер, бушуя, над нею гуляет,
И с запада темная туча летит —
Гремит!
Гремит! И народы объемлет волненье:
Быть может, прекрасное близко мгновенье...
Мильоны взывают о счастье, и тучи —
Виденье грядущей эпохи могучей,
Которая мир, как весна, обновит...
Гремит!
15 мая 1881
* * *
Дай мне, земля, твоей силы глубинной*,
Дай мне, моя всеродящая мать,
Чтобы в бою, с этой силой родимой,
Крепче стоять!
Дай теплоты — той, что грудь расширяет,
Что очищает и чувства и кровь,
Той, что безбрежную в сердце вселяет
К людям любовь!
Дай и огня — чтоб словам накаляться,
Силу стихийную — души потрясть,
Дай мне, чтоб мог я за правду сражаться,
Вечную страсть!
Путы порвать, быть как птица в полете,
Ясною мыслью неправду разить!
Дай мне работать, работать, в работе —
Жизнь завершить!
1880
* * *
Не забудь, не забудь
Дней весны, юных дней,—
Жизни путь, темный путь
С ними ярче, ясней.
Снов златых и утех,
Светлых слез и любви,
Чистых замыслов тех,
Не стыдись, не губи!
Ведь пройдут... Дальше труд
Одинокий, тоска,—
Огрубеют, замрут
И душа и рука.
Лишь кто знает любовь,
В ком волнуется кровь,
В ком надежда — навек,
Кто в бою не дрожит,
Вместе с братом скорбит
И на помочь спешит,—
Только тот — человек.
Если жизни пути
Человеком таким
Ты не можешь пройти —
Будь хоть чуточку им.
А в ненастные дни,
Непогожие дни,
Когда чувство замрет,
И мечта отцветет,
И с широких дорог
Битв, любви и тревог
Ты сойдешь для иной
Тропки — узкой, крутой,
Кровь остудит беда,
И померкнут огни,—
Добрым словом тогда
Жизни май вспомяни!
Вот тогда эти сны
Скрасят трудный твой путь...
Юных дней, дней весны
Не забудь, не забудь!
5—10 июня 1882
175
* * *
Не разлучай меня с горючей болью*,
Не покидай меня ты, дума-мука
О братском горе, о людском бездолье!
Рви сердце мне, о призрак бледнорукий!
Не дай заснуть в убийственном бесстрастье —
Не отпускай меня, змея-гадюка!
Еще туман моих очей не застит —
Не дай забыться хоть на миг единый
Мечтой о собственном, пусть малом счастье,
Пока вокруг рабы сгибают спины
И валятся, как травы под косою,
И с колыбели вплоть до домовины
Живут с бедою, точно брат с сестрою.
Покамест жизнь победной колесницей
Проносится, смеясь над нищетою,
Покамест золотая небылица
Для миллионов — топленая хата,
Покамест слезы бороздят нам лица,
Покамест тружеников казематы
Глотают, и отчаявшимся стадом
Мрут голодом бездомные ребята,
Покамест небо оскорбляют смрадом
Гнездилища разврата и обмана,
Покамест идолы с бесстрастным взглядом
Тлетворным ядом отравляют раны
Народные и на костях народных
Победу торжествуют Тамерланы,—
Не отпускай меня, о ртах голодных
Глухая дума! Лютыми клещами
Сжимай мне сердце, коли лечь на отдых
Задумаю! И днями и ночами
Тверди над ухом: «Ты им брат! Люби их!
Трудись для них словами и руками
Без сладких грез, без дум себялюбивых!»
28 ноября 1883
176
КАМНЕЛОМЫ*
Я видел странный сон. Как будто предо мною
Простерлись широко пустынные края,
А я, прикованный железной цепью злою,
Стою под черною гранитною скалою,
А дальше — тысячи таких же, как и я.
Невзгоды каждому чело избороздили,
Но взгляд у каждого горит любви огнем,
А цепи руки нам, как змеи, всем обвили
И плечи каждого из нас к земле склонили,
Ведь все мы на плечах тяжелый груз несем.
У каждого в руках железный тяжкий молот,
И, как могучий гром, с высот к нам клич идет:
«Ломайте все скалу! Пусть ни жара, ни холод
Не остановят вас! Пусть жажда, труд и голод
Обрушатся на вас, но пусть скала падет!»
Мы встали, как один, и, что б нам ни грозило,
В скалу врубались мы и пробивали путь.
Летели с воем вниз куски горы сносимой;
Отчаянье в те дни нам придавало силы,
Стучали молоты о каменную грудь.
Как водопада рев, как гул войны кровавой,
Так наши молоты гремели много раз,
И с каждым шагом мы врубались глубже в скалы,
И хоть друзей теряли мы немало,
Но удержать уже никто не смог бы нас!
И каждый знал из нас, что славы нам не будет.
Ни памяти людской за этот страшный труд,
Что лишь тогда пройдут дорогой этой люди,
Когда пробьем ее и выровняем всюду,
И кости наши здесь среди камней сгниют.
Но славы этой мы совсем и не желали,
Себя героями никак не назовем.
Нет, добровольно мы свои оковы взяли,
Рабами воли мы, невольниками стали,
Мы камнеломы все — и к правде путь пробьем.
И все мы верили, что нашими руками
Скалу повергнем в прах и разобьем гранит,
177
Что кровью нашею и нашими костями
Отныне твердый путь проложим, и за нами
Придет иная жизнь, иной день прогремит.
И знали твердо мы, что где-то там на свете,
Который нами был покинут ради мук,
О нас грустят отцы, и матери, и дети,
Что всюду лишь хулу порыв и труд наш встретил,
Что недруг нас клянет и ненавидит друг.
Мы знали это все. Не раз душа болела.
И горя злой огонь нам сердце обжигал;
Но ни печаль, ни боль израненного тела
И ни проклятья нас не отвлекли от дела —
И молота никто из рук не выпускал.
И так мы все идем, единой волей слиты,
И молоты несем, пристывшие к рукам.
Так пусть мы прокляты и светом позабыты!
Но к правде путь пробьем, скала падет, разбита,
И счастье всех придет по нашим лишь костям.
1878
МОЯ ЛЮБОВЬ*
Так хороша она и так
Сияет чистой красотою.
И так слились в ее чертах
Покой с любовной добротою.
Так хороша, но так грустна,
Так много ведала кручины,
Что тихой жалобой полна
Любая песня Украины.
Как смог бы я, ее узнав,
Не полюбить ее сердечно,
От праздных не уйти забав,
Дабы служить любимой вечно?
А полюбивши, мог ли я
Прекрасный, чистый образ милый
Стереть в душе, боль бытия
Не вытерпеть вплоть до могилы?
178
И разве ты, моя любовь,
Враждебна той любви высокой
Ко всем, кто льет свой пот и кровь,
В оковах мучимый жестоко?
Нет, кто не любит всех равно,
Как солнце — горы и долины,—
Тому любить не суждено
Тебя, родная Украина!
23 июня 1880
СИКСТИНСКАЯ МАДОННА*
Кто смел сказать, что не богиня ты?
Где тот безбожник, что без сладкой дрожи
Глядит в твое лицо, не потревожа,
Не тронув сердца блеском красоты?
Да, ты богиня! С райской розой схожа,
О, погляди с чудесной высоты!
Вот я, что к небу не взносил мечты
О боге,— пред тобой склоняюсь тоже.
В богах и духах можно сомневаться,
И сказкой могут рай и ад казаться,
Твоя ж краса — не в сказке, не во сне!
Настанет час, когда весь свет покинет
Богов и духов, лишь тебя, богиня,
Чтить будет вечно — здесь, на полотне.
1881
* * *
На смену тоске отупенья*
Вновь песен плеснула волна,
Как будто из пепла восстала
Блестящих огней пелена.
Что раньше казалось покоем,
То пепел минувшего был;
Под ним животворная искра
Любви сохранила свой пыл,
179
Она еще тлела, искрилась,
Под пеплом томилась в тиши;
Но ветер повеял и пепел развеял —
Попробуй теперь потуши!
Так нет же! Тушить я не буду!
Пусть плещет огней пелена!
И сердце пусть бьется и вольно пусть льется
Бурливая песен волна!
* * *
Бескрайное поле, где снег — пеленою,
О, дай мне простора и воли!
Один я средь снега, лишь конь подо мною,
А сердце трепещет от боли.
Неси ж меня, конь мой, по чистому полю,
Как ветер, что тут же гуляет.
Быть может, уйду я от гибельной боли,
Что сердце мое разрывает.
* к "к
И ты прощай! Теперь тебя
Не назову вовеки я,
В лицо твое не гляну!
Чтоб ты не знала никогда,
Ушел я от тебя куда
И чем лечу я рану.
Ты позабудь меня скорей,
Люби, воспитывай детей,
Будь верною женою!
И не читай стихов моих,
И не веди бесед ночных,
Как с призраком,— со мною.
А вспомнят люди обо мне,
Будь безразлична ты вполне,
О роза, что увяла!
И не бледней и не дрожи,
А собеседнику скажи:
«Нет, я его не знала!»
ДЕКАДЕНТ*
Я декадент? Вот это вправду ново!
Из жизни взяв всего один момент
И модное найдя, пустое слово,
Ты вопиешь: «Смотрите, декадент!»
Да, в этих песнях — боль, печаль, забота,
Так жизнь сошлась, дорога ведь крута.
Но есть в них, братец, и другая нота:
Надежда, воля, светлая мечта.
Я не терплю печалиться без цели,
Бесплодно слушать, как звенит в ушах;
Пока я жив, я жить хочу на деле,
Борьба за жизнь меня не вгонит в страх.
Нередко желчь и уксус я глотаю,
Не раз и прел, и хрипнул я, и стыл,
А все-таки изжогой не страдаю,
Катар кишок покуда не добыл.
Какой я декадент? Я сын народа,
Который рвется к солнцу из берлог,
Мой лозунг: труд, и счастье, и свобода,
Я сам мужик, пролог — не эпилог.
И за столом не пропущу стакана,
Зато и в драке — тоже не смолчу,
На жизненном пиру скучать не стану,
И в нищете я рук не опущу.
Не паразит я, одуревший с жиру,
Который в будни помнит лишь процент,
А в праздник на «ура» настроит лиру...
Какой же, черт возьми, я декадент?
МОИСЕЙ*
(Пролог к поэме)
Народ мой, исстрадавшийся, разбитый,
Как немощный калека на дороге,
Пренебреженья струпьями покрытый.
181
О будущих потомках я в тревоге.
Какой позор для них твои печали!
Мне не дает уснуть твой вид убогий.
Ужель твои железные скрижали
Велят тебе для всех быть удобреньем,
Чтоб на тебе, как могут, выезжали?
Ужель миришься ты с предназначеньем
Скрывать вражду под маской послушанья
Пред каждым, кто насильем и уменьем
Связал тебя и держит на аркане?
Ужель не ждет тебя на свете дело,
Что только ты осилить в состоянье?
Ужель напрасно столько их сгорело —
Сердец, пылавших тем бесценным жаром,
Что не жалеет ни души, ни тела?
Ужель их кровью полит край задаром,
И ширь его ни для кого не диво,
И он не горд своим величьем старым?
Что ж в слове у тебя такие взрывы
Шутливости, и ласки в разговоре,
И нежности, и силы горделивой?
Что ж в песнях у тебя такое море
Задора, смеха, молодой истомы,
Любви, надежды, и тоски, и горя?
О нет, не вздохи лишь тебе знакомы.
Я верую в здоровую основу
И в день заветный твоего подъема.
О, если б ведать миг, послушный слову,
И слово знать, которое мгновенно
Собою мир преобразить готово!
О, если б выйти с песнью вдохновенной
В тот миг к народу, и зажечь примером,
И вывесть всех до одного из плена!
Но нет, не нам, усталым маловерам,
С сомненьем нашим, и стыдом, и болью,
Водить дружины к боевым брустверам!
182
Но час придет, в багряном ореоле,
В кругу народов вольных, за Карпаты
И к Черноморью рокот новой воли
И радости ты доплеснешь раскаты.
И, все обняв хозяйскою управой,
Полями залюбуешься и хатой.
Прими ж мой стих, хоть и больной отравой,
Но полный веры, пусть он и не ярок.
Прими в залог своей грядущей славы
Его — как скромный праздничный подарок.
1905
«SEMPER TIRO»1*
Жизнь коротка, искусство бесконечно,
И творчество измерить не дано;
Ты опьяненье видел в нем одно,
Его считал забавою беспечной,
Но безгранично выросло оно,
Твои мечты и душу отобрало
И силы все берет и все же молвит: «Мало!»
Тобой же сотворенное виденье
Ты неким называешь божеством
И сушишь кровь, ему на прославленье;
Твой мозг и нервов сок пред этим алтарем —
Как будто жертвоприношенье;
Твой идол завладел, как подданным, тобою,
А сердце шепчет: «Нет! Сам будет он слугою».
Но шепоту не верь! Не доверяй богине
Поэзии! Она влечет, манит,
Но дух твой поглотит, поработит отныне:
Она тебя всего опустошит
И прихотям своим навеки подчинит.
Не верь струне, поющей перед нами,
Что будем мы владеть стихами и сердцами.
Мечтой не возносись, в союз вступая с лирой!
Когда в душе теснится песен рой,
Служи богине честно и порфирой
Не думай заменять наряд простой...
1 Всегда начинающий (лат.).
183
Пусть песня драгоценна, словно миро*,
У жизни на пиру ты скромно стой
И знай одно — poeta semper tiro1.
ж ж *
Не молчи, если, гордо красуючись*,
Ложь бесстыдная нагло кричит,
Если, горем соседа любуючись,
Зависть злобной осою жужжит
И шипит клевета, как гадюка в ночи,—
Не молчи!
Говори, если сердце твое наполняется
Жаждой блага и правды святой,
Если слов твоих ясных, простых ужасается
Хлам отживший, бездарный застой;
Хоть стена впереди — и пылай, и гори,—
Говори!
3 февраля 1916
1 Поэт — всегда начинающий, новичок (лат.).
Борис Гринченко
КУСОК ХЛЕБА
На улице холод и сумрак туманный,
А ветер осенний бушует, как пьяный.
Гляжу: под плетнем весь промокший до нитки
Мальчонка в изодранной латаной свитке.
Идет-ковыляет и к хате подходит,
Заплаканных глазок с окошек не сводит,
А взгляд выражает голодную муку...
«Прошу Христа ради!..» Застывшую руку
К окну простирает: «Мне хлебца немножко...»
И черствого хлеба кусочек в окошко
Ему протянули... Худыми руками
Схватил подаянье и, к хлебу губами
Припав, по дороге побрел, изможденный...
А слезы утер ему ветер студеный.
1882
УНЫЛЫЕ КАРТИНЫ
Убогие нивы, убогие села,
Убогий, оборванный люд.
Картины унылые, вид невеселый,—
Других не отыщешь ты тут.
На них не глядеть бы, забыть на мгновенье,—
Но нет, не сыскать забытья:
То люди родные, родные селенья,
То мать Украина моя...
1883
МАНИФЕСТ*
«К вам, верноподданные, к вам
Пылаю я любовью!..
Я для порядка — не со зла —
Столицу залил кровью.
Меня микадо удивил:
Воспитан очень странно...*
А тут — рабочие, Гапон
Зашевелились рано...
185
Дам конституцию взамен —
Не нужно будет рая!
Но государственных основ
Ломать не дозволяю!
Собрать парламент разрешу,
Пускай он заседает,
Но пусть в парламенте народ
Булыга представляет*.
Свободу «инородцам» дам —
И всех я в том заверю,
Но тут же накрепко для них
Запру в парламент двери.
Свободу вере дам любой,
Но пусть синод исправно
Следит, чтоб не сбежал никто
Из веры православной.
Законов силу укреплю!
Блюсти законы свято
По всей России будут впредь
Жандармы и солдаты.
Получит землю хлебороб —
Я буду предоволен,
Но панских и моих земель
Касаться он не волен.
И чтоб реформы провести
По всей Руси священной,
Я разгоню профессоров,
Развею просвещенье!»
Павло Грабовский
РАБОЧЕМУ
На богатеев дни и ночи
Трудись без отдыха, не спи;
А если уж заплачут очи,
Печаль скорей в вине топи...
Пока твоим достатком скудным
Не завладеет мироед,
Пока ты заработком трудным
Не будешь изведен на нет,
Пока бесчувственное тело
Полиция не подберет,
Пока твой труп окоченелый
К анатому не попадет.
РУ СИ-У КРАЙНЕ
Желал бы я, страна родная,
Чтоб стала вольной ты в борьбе
И долгожданным счастьем рая
Была обязана себе.
Чтоб на Руси во всем величье
Владыкой стал простой народ,
Чтоб ясная краса мужичья
Цвела пышней из года в год;
Чтоб Русь, объединившись, встала
Без вековечного ярма
И среди ближних расцветала,
Свободных, как она сама!
* * *
Я не певец красавицы природы,
Холодной, равнодушной ко всему;
Измученные вижу я народы:
Они — родные сердцу моему.
Среди залитых золотом просторов
Того я вижу, кто всего лишен.
187
Лазурь... но в трели соловьиных хоров
Как нож, врезается мужичий стон.
Пускай вокруг цвет разума, услада —
Не в силах я их воспринять теперь,
Когда повсюду только муки ада
И брата брат на части рвет, как зверь!
И пусть поют на все лады поэты,
На лиры нежно возложив персты,
Об уголках блаженных в мире где-то...
Где есть страданье — нету красоты!
Пусть у природы, зря теряя время,
Они забвенья ищут без конца,—
Забвенья нет: страданиями всеми
Стучится мир настойчиво в сердца!
Владимир Самийленко
ЖЕМЧУЖИНА
Видел я любые перлы,
Драгоценные каменья,
Но с жемчужиной одною
Не идут они в сравненье.
Той жемчужины не купишь,
За нее не платят златом:
Беднякам она доступней,
Чем бездельникам богатым.
Той жемчужины не сыщешь
В тайниках земли и моря:
Только тот ее находит,
Кто понять способен горе.
Завладеть не может ею
Сила злобных, самовластных.
То — слеза священной скорби,
Пролитая за несчастных.
1886
ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ
Задумчивый вечер
На землю ложится,
И солнце стремится
За рощу уйти.
Ой, солнышко-солнце,
Иль ты утомилось,
Не то рассердилось?
Еще посвети!
Еще хоть немного,
Ведь спать еще рано,
Как мать, неустанно,
Ласкай нас в пути.
Ой, солнышко-солнце,
Иль ты утомилось,
Не то рассердилось?
Еще посвети!
189
Не слушает солнце —
Уже за горами,
Сверкнуло над нами
Последним «прости».
Ой, солнышко-солнце,
Иль ты утомилось,
Не то рассердилось?
Еще посвети!
1896
БОЖИЙ ПРИМЕР
«Трудись, Иван,— так пан сказал,—
Не отдыхай помногу:
Такой в писании закон
Завещан нам от бога!
Шесть дней не покладая рук
Вершил господь работы
И опочил лишь на седьмой,
Избавясь от заботы».
Стоит Иван на борозде:
«Что ж, сударь, я не скрою,
Одно — работать языком,
А плуг вести — другое.
Я тоже следовать хочу
Примерам божьим свято;
Но что творил, скажите, бог
В восьмой день и девятый?..»
1902
•Леся Украинка
НАДЕЖДА*
Ни доли, ни воли мне жизнь не дала,
Одна лишь, одна мне надежда мила:
Увидеть опять Украину мою
И все, что мне любо в родимом краю,
На Днепр голубой поглядеть еще раз,
А там все равно — пусть умру хоть сейчас,
Взглянуть еще раз на курганы в степях,
Вздохнуть напоследок о пылких мечтах.
Ни доли, ни воли судьбой не дано,
Одной лишь надеждой мне жить суждено.
1880, Луцк
CONTRA SPEM SPERO!1
Прочь, осенние думы седые!
Нынче время весны золотой.
Неужели года молодые
Беспросветной пройдут чередой?
Нет, я петь и в слезах не устану,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться стану,
Жить хочу! Прочь, печальные, прочь!
Я цветы на морозе посею,
В грустном поле, в убогом краю.
Те цветы я горючей своею
И горячей слезой окроплю.
И холодного снега не станет,
Ледяная растает броня,
И цветы зацветут, и настанет
День весны и для — скорбной — меня.
1 Без надежды надеюсь! (лат.)
191
Подымаясь с каменьями в гору,
Буду страшные муки терпеть,
Но и в эту тяжелую пору
Буду песню веселую петь.
Всю туманную ночку промаюсь,
Буду в темень глядеть пред собой,
Королевы ночей дожидаясь —
Путеводной звезды голубой.
Да! И в горе я петь не забуду,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться буду,
Буду жить! Прочь, печальные, прочь!
2 мая 1890
ПРЕДРАССВЕТНЫЕ ОГНИ
Глубокая ночь изнемогших в бессилье
Под черные спрятала крылья.
Повсюду погасли огни;
Все спят в этой черной тени,
Всех властная ночь покорила.
Кто спит, кто не спит,— покорись темной силе
Блажен, кого сны посетили!
Тем снам не витать надо мной...
Вокруг все окутано тьмой,
Вокруг все молчит, как в могиле.
Дурные виденья мне душу терзали,
Казалось — не встать от печали...
Вдруг, ясным сияньем маня,
Лучи разбудили меня,—
Огни вдалеке заблистали!
Огни предрассветные, солнце пророча,
Прорезали тьму этой ночи.
Еще не вставала заря —
Они уже блещут, горя,
Их люд зажигает рабочий.
Вставайте, живые, в ком дума восстала!
Пора для работы настала!
192
Гони предрассветную сонь,
Зажги предрассветный огонь,
Покуда заря не взыграла.
1892
* л *
Стояла я и слушала весну.
О, как она мне много говорила,
То пела песню звонкую одну,
То мне тихонько-тихо ворожила.
Она мне напевала про любовь,
Про молодость, про радость и печали,
Она мне все перепевала вновь,
Что мне мечты давно уж рассказали.
1893 или 1894
* * ±
В ненастную тучу кручина моя собралась.
Огнями-зарницами грусть моя в ней разгулялась,
Ударила молнией в сердце,
И крупным дождем полились мои слезы.
Промчалась та непогодь-буря грозой надо мною,
Но все ж не сломила меня и к земле не пригнула.
Я гордо чело подняла,
И взором, омытым слезами, теперь я взглянула яснее,
И в сердце моем зазвучали победные песни.
Весенняя сила в душе заиграла,
Ее не сломили морозы суровой зимы,
Ее не пригнуло туманом тяжелым к земле,
Ее не разбила весны перелетная буря.
Пускай собираются новые грозные тучи,
Пускай угрожают мне огненным, острым оружьем,—
Я выйду одна против бури
И стану — померяем силу!
1893 или 1894
* * *
И все-таки к тебе лишь мысль стремится,
Край горемычный, сторона родная!
Тебя лишь вспоминая,
Стихи поэтов народов
дореволюционной России
193
От скорби сердце ноет и томится.
Мои глаза видали лишь насилье
И горе, но такого не видали.
Они б над ним рыдали,
Да стыдно слез, что льются от бессилья.
Моя земля их много проливала —
В них вся страна могла бы захлебнуться.
Довольно! Пусть не льются,—
Что слезы там, где даже крови мало?!
1895
* * *
Слово, зачем ты не сталь боевая,
Что среди боя горит, как живая,
Или не острый, безжалостный меч,
Тот, что сечет вражьи головы с плеч?
Ты — мой клинок, закаленное слово,
Я тебя вынуть из ножен готова.
Только ты кровь мне из сердца прольешь
Вражьего ж сердца клинком не пробьешь!
Выточу, выострю меч для сраженья,
Не пожалею ни сил, ни уменья.
Будет сверкать на стене его сталь
Вам на забаву, а мне на печаль.
Слово, оружье, готовое к бою,
Мы не погибнем напрасно с тобою!
Может, в руках неизвестных друзей
Станешь мечом ты для их палачей.
Звякнет клинок и о цепи ударит,
Эхо к твердыням тиранов направит,
Встретит бряцание братских мечей,
Звуки иных, не тюремных речей.
Мстители сильные вместе с тобою
Выступят дружно, готовые к бою...
Слово мое, послужи ты бойцам
Лучше, чем служишь ты слабым рукам!
25 ноября 1896
* * *
Упадешь, бывало, в детстве,
Руки, лоб, коленки ранишь,—
Хоть до сердца боль доходит,
А поморщишься и встанешь.
«Что, болит?» — большие спросят.
Только я не признавалась.
Я была девчонкой гордой —
Чтоб не плакать, я смеялась.
А теперь, когда сменилась
Фарсом жизненная драма
И от горечи готова
С уст сорваться эпиграмма,—
Беспощадной силе смеха
Я стараюсь не поддаться,
И, забыв былую гордость,
Плачу я, чтоб не смеяться.
2 февраля 1897
* * *
Уста твердят: ушел он без возврата*.
Нет, не покинул,— верит сердце свято.
Ты слышишь, как струна звенит и плачет?
Она звенит, дрожит слезой горячей
Здесь, в глубине, трепещет в лад со мною:
«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»
Так вечно в песнях ли хочу избыть я муку,
Иль кто-нибудь сожмет мне нежно руку,
Иль задушевный разговор ведется,
Иль губ моих губами кто коснется —
Струна звенит, как эхо, надо мною:
«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»
Спущусь ли я в таинственные бездны,
В мир образов знакомых иль безвестных,
Видений темных, призраков, кошмаров,
Томящих душу, наводящих чары,—
Вновь голос твой, овеянный тоскою,
Звенит: «Я здесь всегда, всегда с тобою!»
195
Минутный сон смежит мне тихо вежды,
Уставшие от мыслей безнадежных,—
И сквозь тяжелый полог сновиденья
Я слышу, голос милого виденья
Звенит, овеян тайною тоскою:
«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»
И каждый раз, как слышу голос вещий,
В глубинах сердца те цветы трепещут,
Что для тебя с любовью я растила,
Что взять с собой ты не хотел в могилу,—
Они дрожат и вторят в лад со мною:
«Пусть нет тебя, но я всегда с тобою!»
7 июня 1901, Kimpolung
* * *
Когда б вся кровь моя вот так же уплыла,
Как и слова! Когда бы жизнь моя
Исчезла так же вдруг, как исчезает
Вечерний свет!.. И кто меня поставил
На страже посреди руин и грусти?
Кто обязал меня, чтоб на земле я
Будила мертвых, тешила живых
Калейдоскопом радостей и горя?
Кто гордость мне вложил вот в это сердце?
Кто даровал отваги меч двуострый?
Кто взять велел святую орифламму*
Мечтаний, песен, непокорных дум?
Кто приказал мне: не бросай оружья,
Не отступай, не падай, не томись?
Зачем должна я слушаться приказа?
Зачем уйти не смею с поля чести
Иль, наконец, упасть на меч свой грудью?
И что мне не дает промолвить просто:
«Да, ты, судьба, сильней,— я покоряюсь».
Зачем при мысли о таких словах
Сжимаю я незримое оружье,
А в сердце зреют кличи боевые?..
6 июня 1901, Кимполунг
ИЗ ЦИКЛА «МГНОВЕНИЯ»
2
Гей, пойду в зеленые я горы,
Где шумит сосновый бор, как море,
Понесу туда я свое горе,
Кину его в горные просторы.
Я свою кручину
На сосну закину,
В бор пущу свою тоску я —
Пусть найдет другую...
19 июня 1901, Кимполунг
4
Ой, как будто не печалюсь, все же я не рада.
Что-то смутно-неприютно, на сердце досада.
Я откину ту досаду прочь на бездорожье,
А она взошла, красуясь, словно мак над рожью.
А я мак тот посрываю да сплету веночек,
Кину красный тот веночек в быстрый ручеечек:
Плыви, плыви, мой веночек, до самого моря,
Если буря не утопит, не избуду горя.
Ой, не утопила буря красный тот веночек,
От него ж волна морская покраснела очень.
Горька вода в синем море, горько ее пить;
Как бы мне свою досаду в море утопить?
20 августа 1901, Буркут
Ой, пойду я в бор дремучий, где сосна сухая,
Разожгу костер высокий — пусть заполыхает!
Загорелась, запылала елка смоляная,
И горит моя досада, как хвоя сухая.
И огонь разбушевался, и досада вторит,
Рассыпает, словно звезды, искры на просторе.
197
Упадет, сверкая, искра звездочкой падучей,
Да как раз вонзится прямо в сердце, неминуче!..
Ну, лежи, досада, в сердце, если так уж вышло,
Буду я тебя баюкать, колыхать чуть слышно.
И прижмешься ты к сердечку, как дитя родное.
В колыбели теплой сердца будешь век со мною.
От толчка горячей крови колыбель качнется —
Спи, дитя, и днем и ночью, пока сердце бьется!..
20 августа 1901, Буркут
В ГОДОВЩИНУ*
Он не один ее любил —
Как «свет-красу дивчину»
Давно уж славили певцы
С восторгом Украину.
Ее перенимали смех,
Забавы, шутки, пляски,
Как дивные цветы, в венки
Ее сплетали сказки.
Тот полюбил в ней старину,
А тот мечту младую.
Он первый полюбил ее,
Как любят мать родную.
Пускай печальна и стара
И нищенки беднее —
Для сына верного она
Всех краше и милее.
И хоть калека будь она,
Убогая, слепая,—
Как рана, жарко в нем горит
Любовь его большая.
Украйна видела не раз,
Как те певцы нежданно
Под вечер забывали всё,
Что пели утром рано,
198
И, взяв дары ее, другой
Спешили поклониться.
Они не знали той любви,
Что смерти не боится.
Он первый за любовь свою
Знал тяжкие гоненья,
Но он ей до конца служил
Без страха и сомненья.
Все вынесла, превозмогла
Любви сыновней сила.
Великий, жаркий тот огонь
И смерть не погасила.
18 марта 1911
Олександр Олесь
* * *
Когда-то в детстве... был я мал,
Я в полдень выбежал из дома...
Трава шумела так знакомо,
Смеялся день, напев звучал...
Весь мир смеялся: солнце, высь,
Хлеба, луга, дорог излуки...
И я не вынес счастья-муки,
И зазвенели в сердце звуки,
И первой песней пролились...
1904
ИСКРА
Она б еще сверкать могла,
Да вот сверкать не пожелала,
На миг все силы собрала,
Ночь озарила — и пропала...
И снова темнота и мгла.
Погас и отблеск искры малой...
И жаль сиянья и тепла,
И ночь еще темнее стала...
След все ж остался... Будет пир!
Восторжествует свет над тьмою,
И в этот праздник вспомнит мир
Ночь, озаренную тобою!
1904
* * *
К высотам, к серебряным далям снегов
К ледовой вершине скалистой!
Оттуда я раньше крылатых орлов
Рассвет повстречаю лучистый...
За тучи! Где ясных лучей торжество
И солнце плывет, пламенея...
Где сердце наполнится светом его,
И сам уж светить я сумею.
1906
200
Воля?! Воля?! Брат! Товарищ!
Говори! Ужель не сон?
Что? Солдаты? Дым пожарищ
Толпы?.. Тысячи знамен?..
Дальше!.. Рухнули темницы?
Города уже встают?
Говори! Сладчайшей птицей
Мне уста твои поют!
«Марсельезу»! Ночь — короче!
Бей в набат! Буди село!
Больше нет на свете ночи!
Люди! Воля! Рассвело!
1917
ИЗ БЕЛОРУССКОЙ ПОЭЗИИ
Викентий Дунин-Марцинкевич
СТИХОТВОРЕНИЕ НАУМА ПРИГОВОРКИ
НА ПРИЕЗД В ГОРОД МИНСК
АПОЛЛИНАРИЯ КОНТСКОГО,
ВЛАДИСЛАВА СЫРОКОМЛИ
И СТАНИСЛАВА МОНЮШКО*
Засияли три звездочки в час для нас счастливый!
Залетели три сокола да на нашу ниву!
Не звездочки ж то небесные, что ярко мигают,
Не соколы, что широко бушуют на воле,
А три дударя прибыли — так поют, играют,
Что ангелы надивиться не в силах уж боле!
Один дударь с ляцкой нивы, то ж братская нива!*
Другой с битовой усадьбы — как родные схожи!*
Гости это дорогие, говорить тут что же,
Сердцем их, душой примите — милые, то ж диво!
Дударь третий между нами рос, как брата знаю,
Ему минская земелька — словно мать родная!*
Как смычком один потянет по своей скрипице,
Слезы сладостные брызнут, словно из криницы;
Душа жаром обольется, от роскоши млеет,
Словно чарка на работе, нутро обогреет.
Другой дударь как затянет под волынку песни —
Тут и добрый пан заплачет, я с ним плачу вместе:
С губ его летят словечки, как цветы, пригожи.
Перцем-правдой, словно сталью, рубит на свет божий.
Что ж звенят дударя песни, как у соловейки?
Под свою все песни дудку, из родной семейки!
202
Дударь третий свои песни от души затянет,
Беды и горе сразу забудешь, всяк веселым станет.
Так печальные он думки сладко запевает,
Что за сердце, как клецками, деточки, хватает!
Вам досадно, чужеземцы, завидно, панята!
Что славянская земелька разумом богата;
Вы б хотели все таланты — и свои и наши,
Словно саранча на ниве, скушать вместе с кашей.
Не дождаться ж вам, премудрым,— наши нивы святы,
Великими дударями счастливы, богаты!
Соколам трем бейте ж челом, хлопцы, молодицы!
Каждый цветик — с отчих веток славянской землицы!
25 октября 1856
Франциск Богушевич
МОЯ ДУДКА*
Эх, дудку добуду
Да так заиграю,
Что услышат всюду —
От края до края.
Ой, будет веселье,
Шумное похмелье,
Веселее свадьбы!
Время замолчать бы...
Доиграю — сгину,
Дудку ли закину,
Род людской оглохнет,
Или грудь иссохнет,
Иссякнет ли сила,
Что в жилах бродила,
И прольются слезы
На сухие лозы...
А душа летучей
Подымется тучей,
Туманом над речкой
Завьется колечком,
Чтоб, росой омыто,
Уродилось жито,
А не уродится —
Вновь слезам струиться...
Заиграй же, ну-тка,
Веселее, дудка!
Ты бы так играла,
Чтоб уши терзало,
Чтоб земля плясала,
Чтобы всем народом
Пойти хороводом,
Подбочась да скоком,
Как в поле широком
Ходит вихрь на воле,
Чтоб выли от боли,
Плакали, рыдали,
А все бы плясали!
Чтоб горы, как море,
Пошли на просторе,
Как паны на бале —
Вот бы как плясали!
204
Чтобы пыль курилась,
Земля провалилась,
А всё бы кружилась,
Как с похмелья, хата
У нашего брата.
А что ж не играешь?
Разве ты не знаешь,
Не слышишь ты, что ли,
Как бьюсь я в неволе?
На льду рыба бьется —
Так и я, сдается,
Сорок лет впустую
Бьюсь, тянусь, тоскую,
Никак я водицы
Не могу добиться...
Да такой водицы,
Из такой криницы,
Что, едва напьешься,
Вольным обернешься.
Веселей играй
Или долю дай...
Стонешь без умолку!..
Нет, не будет толку!
Выброшу дуду я,
Вырежу другую!
Чтобы от печали
Песни исцеляли,
Сделаю другую
Жалейку — такую,
Чтоб, когда играла,
Вся земля стонала,
Чтоб сердца дрожали,
Чтоб слезы бежали,
Чтобы стало жутко...
То-то будет дудка!
Сделал я такую —
Дайте-ка продую!
Пой, дуда живая,
Все припоминая,
Плачь и дни и ночи,
Плачь, как мои очи,
Над народной долей,
С каждым разом — боле,
205
Из последней силы,
Как мать у могилы,
Где зарыты дети,—
День, другой и третий
Плачь, как дождь над морем,
Над народным горем.
Так бы ты играла,
Чтоб за сердце брало.
Как слезы прольются —
Песни оборвутся.
Глянь открытым оком —
И кровавым соком,
А не слезной солью
Оплачешь недолю...
Кровью изойду —
Уроню дуду...
1891
ИК ДУРНЕЙ ВОРОНЫ
Ходят толки, будто звоны,
Что мужик дурней вороны.
Эти слухи справедливы:
Он и впрямь дурней вороны,
И не диво. Было б диво,
Будь мужик у нас ученый!
По всему трезвоньте свету,
Что дурнее дурня нету!
Не берет он книги в руки,
Только знает труд да муки,
С малых лет перетрудился
И умрет, каким родился.
Вот откуда слухи-звоны,
Что мужик дурней вороны!
И когда ж он поумнеет?
Все он лето пашет, сеет —
Хлынет дождь осенний с неба,
А мужик сидит без хлеба.
Забелеет в поле иней —
Будет рад он и мякине!
206
Вот откуда толки-звоны,
Что мужик дурней вороны!
Только землю подморозит,
Он зерно к вокзалам возит.
А за горсть зерна намедни
Заложил кожух последний,
Чтоб дожить хоть до крапивы,
Чтобы дети были живы!
Видно, прав народ крещеный,
Что мужик дурней вороны.
От Петра и до Якуба*
Косит он, томясь от зноя.
Поглядеть на сено любо,
Только сено-то чужое!
С голоду ревет скотина —
Все корье объела с тына...
Что ж, трезвоньте гулом-звоном,
Что мужик дурней вороны.
До небес он церковь строит,
Золотит иконы в храме,
Белой жестью волость кроет
Под кнутом да батогами.
Сам же спит он на рогоже,
Щель в избе заткнув одежей.
Правду молвит люд крещеный,
Что мужик дурней вороны.
Плох его топорик жалкий,
Да в руках его летает.
Лес уложит он вповалку —
Свет дровами закидает!
Для своей же дымной печки
Рушит лавку на дощечки.
Вот откуда слухи-звоны,
Что мужик дурней вороны!
На земле разрыты горы,
Под землей прорыты норы.
То мужицкая работа —
Солона земля от пота.
207
Рельсы вытянулись в струнку —
То мужик провел чугунку.
Ходят светлые вагоны,
Возят вас по белу свету.
А мужик дурней вороны:
Едет стоя, без билета...
Видно, прав народ ученый,
Что мужик дурней вороны!..
1891
БОГ НЕ ПОРОВНУ ДЕЛИТ*
Бог сиротину любит,
да доли не дает.
НАРОДНАЯ ПОГОВОРКА
Почему на свете белом
Не по правде делит бог?
Этот — жирный и дебелый,
Раззолоченный до ног,
А другой, едва прикрытый,
И онуче был бы рад;
Свитка светится, как сито,
Всюду дыры меж заплат.
1 от — домов настроил много,
Да каких — что твой костел!
Поселить бы там хоть бога,
Так и бог бы не ушел.
А другой — в хлеву ютится,
Ветер ходит, дым и снег,
Тут и телка, тут и птица,
Тут и мука, тут и грех.
Этот странствует в вагоне,
Вымыт, вылощен, прикрыт,
Мчится — ветер не догонит,
Сам же спит себе да спит.
Тот — в морозы да в метели,
Что всю кровь застудят в лед,
По сугробам еле-еле
С узелком своим ползет.
Этот — хлеба и не знает,
1 олько мясо да пирог,
208
И собакам он кидает
Все, что сам доесть не мог.
У другого ж — хлеб с мякиной,
В миске — квас да лебеда,
Пища — сообща со свинкой,
Пополам с конем — вода.
На того — в сплошные будни
Спину гнут десятки слуг;
Жир его трясется студнем,
И подушки — вместо рук.
А вот этот — для десятка
Дармоедов льет свой пот.
Весь он высох, как облатка,
Руки тонки, впал живот.
1891
ПЕСНИ*
1
ВДОВА
Ручеек с горы струится,
Брызги рассыпает,—
Плачет по ночам вдовица,
Слезы утирает.
Горе мыкают лихое
Сиротинки-дети,
А еще трудней вдовою
Жить на белом свете.
Ой, узнает горе лихо
И людскую злобу,
Будет плакать тихо-тихо
Весь свой век до гроба.
День и ночь ручей струится,
Брызги рассыпает,—
День и ночь в тоске вдовица
Слезы утирает.
3
Аж сорока рассмеялась,
Как пахала бабка поле;
209
Заяц сглаза испугался,
От арбы подохли кони.
А лисицы, те завыли,
Как мужик гречиху рвал,
Волки завтрак утащили,
Пока первый сноп вязал.
Женка трубку курит в хате,
Муж рубашки шьет на диво,
Конь пасется на лопате,
А на вербе зреет слива.
Ой, на печке, в синем море
Ловит дядька карасей,
В чистом поле на заборе
Прячет пахарь сто рублей.
Ой, сноха с свекровью ладит,
А сын батьку признает,
На собаку заяц лает,
Должник деньги отдает!
6
Что ты бежишь, мужичок?
— Подгоняет мороз.
Что ты лежишь, мужичок?
— Я урядника вез.
Зачем ты пьешь, мужичок?
— Я не ел ничего.
За что ты бьешь, мужичок?
— Часто били самого.
Зачем ты крал, мужичок?
— Своего не знавал.
Зачем ты лгал, мужичок?
— Кто-то правду украл.
Что ты черен, мужичок?
— Сильно в хате дымит.
Что не проворен, мужичок?
— Меня каждый бранит.
Чего ты темен, мужичок?
— Да под темным сижу.
Что бездомен, мужичок?
— За чужим все гляжу.
210
Зачем хитер, мужичок?
— Видно, глуп, как ворона.
Отчего умер, мужичок?
— Убегал от «закона».
10
ТУЧКИ
Тучки, тученьки мои темные,
Ветер гонит вас без дороженьки,
Нет пристанища вам, бездомные...
Отдохнете вы, знать, у боженьки!
Где родились вы, тучки милые?
Где вы «здешними» прозывалися?
Словно ярочки, мчитесь мимо вы...
Хоть бы малость где задержалися!
Знать, и вправду вы бесприютные,
Бесприютные, беспризорные;
Все сильней, сильней ветры лютые,
И летите вы, им покорные.
На лету слезой землю мочите,
И шумят листы, зеленеет лес...
Умирая, вы жизнь приносите
Всем полям, лугам, всей земле окрест.
1894
w
Кто на железной струне так играет —
Громом гремит она, плачет, смеется,
Стонет, танцует она и рыдает,
Стойкий и тот содрогнется,—
Тот и над сердцем господствовать может,
Дар музыканта — твой дар это, боже!
Тот, кто услышит ее переливы,
Тот не пропащий, тот будет счастливый.
Т етка
МОРЕ*
(Революция народная)
Не такое нынче море,
Не такой в нем слышен шум —
Грозовое нынче море!
Волны полны диких дум.
Море словно уголь стало,
Море с дна теперь горит,
Море скалы раскидало,
Море хочет смыть гранит.
Море злится, крепнут волны,
С диким шумом берег рвут;
Гром гремит, грозой наполнен,
С моря брызги в небо бьют.
Где-то стон с волны сорвется,
Где-то плач сорвется с губ,
Берег болью отдается,
Гром гремит из тысяч труб.
Волны сгрудились полками,
Шум русалок разбудил,
И пронизан мрак огнями,
Небо черный гнев накрыл.
Злится бог, а буря эта
С глаз святой снимает сон.
Бьется, рвется все на свете,
Аж дрожит небесный трон.
Трон дрожит, волна все круче,
Кличет бог святых на сход;
Там надумали, что тучи,
Час придет, и пустят в ход.
Начат бой, и бога войско
Залпом бьет в седую даль...
Миллион падет геройски,
Все же крепнет рать, как сталь.
212
Ведь у моря силы много,
Закален в борьбе любой;
Не отступит войско бога...
Не на шутку начат бой.
Ждут века такого боя,
Он гигантов нам дает,
Будут биться в нем герои,
Слава тем, кто в нем падет.
Октябрь 1905
ВЕРА БЕЛОРУСА
Верю, братцы, скоро станем
Мы людьми и сбросим сон;
На свет божий ясно взглянем,
Век напишет нам закон.
Не чернилами он пишет
И в архивы не сдает,—
Нет, он к ниве нашей вышел
И наш пот на ниву льет.
И землица плодородит,
Рожь родится, будет хлеб!
Так живем, а все ж в народе
Кто-то шепчет: «Встань, кто слеп!»
Верю, братцы, в нашу долю,
В нашу силу верю я,
Закалилась наша воля,
И в сердцах огонь, друзья!
Мы — из камня, с волей твердой,
Из железа мы, из стали,
Нас огнем калили в горнах,
Чтоб еще сильней мы стали.
И теперь мы из гранита,
А сердца из динамита,
Руки сильны, грудь сильнее,
Надо цепи рвать скорее!
Октябрь или ноябрь 1905
ДОБРЫЕ ВЕСТИ*
Друзья! К нам слово о светлой доле,
Как зов на битву, летит с востока;
Нам птицы звонко поют о воле,
Над каждой хатой кружась высоко.
Людей сплотило святое слово;
Союз наш братский не разорвать!
В сраженье мужа послать готова
Жена и сына — родная мать.
Старик с винтовкой идет в дружину,
И внук за дедом в отряд спешит;
Отважный хлопец, простясь с девчиной,
На баррикадах, в огне стоит.
Мужайтесь, братья! Заря восходит,
И весть, как песня, дошла до нас,
Что миллионы идут к свободе,
Что близок, близок победы час!
Друзья! Бессмертна народа сила,—
Великой жертвы не избежать.
Чтоб солнце счастья всегда светило,
Нам нужно тучи скорей прогнать!
Декабрь 1905
МОЙ САД
Мой сад стоит под белым цветом;
В стыдливой красоте нарцисс,
Сирень склоняется букетом,
Кусты тюльпанов разрослись.
Цветет левкой, пышна рябина,
И вишня словно в молоке,
А там — смородина, малина
И юный граб невдалеке.
Люблю мой сад порою вешней,
Когда поет в нем соловей,
Когда в цветенье ветвь черешни
И гуд пчелиный все смелей.
214
Люблю мой сад я утром мая,—
Он светлою покрыт росой,
В нем липа шепчет вековая,
В нем слышится «ку-ку» порой.
Люблю мой сад под белым цветом...
Люблю, что зелен он потом,
Что груши созревают летом,
Что труд не затихает в нем.
Люблю в саду встречать и осень:
Отяжелевший плод красив,
Теряют хвою ветки сосен
И золотятся листья слив.
Люблю мой сад зимой чудесной,
Когда в кристаллах он дрожит
И дятел, сев на ствол древесный,
О стуже песенку стучит...
1905 или 1906
СОСЕДЯМ В НЕВОЛЕ*
От хат своих, от тихих нив,
От братьев всех, кто только жив,
Несу слезу, несу я стон,
Несу глухой кандальный звон.
У нас там ночь, у нас там стук,
Устали мы от страшных мук,
С нас льется пот, и сохнут груди,
Нас пытают! Знайте, люди!
Где вы, братья? Руку дайте!
Мы — родные, правду знайте:
Мы и в доле и в недоле
Рядом с вами встанем в поле,
Друг за друга, брат за брата,
За свободу против ката.
1905
СКРИПКА
Что не высказать словами,
Что на сердце накипело,
Что горит в душе, как пламя,
215
Скрипка б выразить сумела.
Звучно б струны задрожали,
Благо думы рвутся в небо,
Благо крыльев не сломали,
Благо песнь дороже хлеба...
Вскину я смычок свой быстрый —
Струны бойко отзовутся,
Засверкают звуки-искры,
Думы в песню перельются.
Песня б сердце разрывала,
В ней гремели бы перуны,
Я б о счастье заиграла,—
Только б знать, что крепки струны!
Песнь дохнула бы цветами
И листвою лип душистых;
Зазвучала бы серпами,
Шумом всходов золотистых,
Вечеринкой деревенской,
Ветром поля, птичьей трелью,
Песней ласковою женской
Над убогой колыбелью.
Край весь песней охватила,
Дух народа обняла бы;
Я людей бы веселила,
Им отраду принесла бы;
Я бы души растопила,
Я сердца огнем зажгла бы,
Подняла бы край мой милый!
Песнь лилась бы то слезою,
То молитвою, то стоном,
То ударила б грозою,
То плеснула б светлым звоном...
Струны ждут, дрожат, тугие,
Страсть горит в крови кипучей.
Люди! Братья! Дорогие!
К вам летит мой зов певучий!
1906
КРЕСТЬЯНКАМ
Ой, крестьянки, ой, сестрицы,
Что ж вы, цветики, завяли?
Восковые ваши лица
Высохли от слез печали...
216
Как калину град сбивает,
Как гроза каменья рубит,
Так и вас судьба ломает,
Красоту нещадно губит.
Сколько горя векового!
Сколько в косах прядей белых!
Сколько пота трудового
На ладонях огрубелых!..
И за все — на бугорочке
Крест над грубым гробом вашим,
Да в слезах склонились дочки,—
Их житье не будет краше.
Ой, крестьянки, ой, сестрицы,
Ой вы Цветики сухие!
Ой, бескрылые вы птицы,
Ой, страдалицы немые!..
1907 или 1908
СИРОТКА
В черной порванной юбчонке,
Личико в слезах, немыто;
И отец и мать в могилах,—
Нет ни крова, ни защиты.
У межи сидит и плачет,
Где укрыться — неизвестно,
Ей едва шестой годочек!..
Ночь... пугает мрак окрестный...
Слез не надо, сиротинка,
Белорусская девчинка!
Спят отец и мать в могилах,—
Услыхать тебя не в силах.
Слез не вытрут, не утешат,
Не помогут бедной дочке...
Нива даст ночлег бедняжке,
Теплый дождь омоет щечки.
Мягкий мох постелью будет;
Не беда, что нет привычки,—
217
Сном забудешься спокойным,
Ветер заплетет косички.
Колосок накормит спелый,
Солнышко согреет тело,
Крест дорожный будет тятей,
Пашня — матушкой дитяти.
Поднимись с межи, родная!
Посмотри: алеют зори,
Даль светлеет с каждым часом...
Позабудь, голубка, горе!
Верь: не сгинешь, сиротинка,
Белорусская девчинка!
Ты сиротскою дорогой
В люди выйдешь понемногу.
Позабудь свой страх, сиротка!
Вырастай свободной, смелой,—
Ждет тебя народа дело!
1914
* * *
Дайте два крыла орлиных,—
Горько стало жить в низинах!
По перу мне киньте, братцы,—
К вам, орлы, хочу подняться!
Эх, орлы! Парить бы с вами
Над горами, над домами
Да крылом своим могучим
Рассекать седые тучи.
Знать орлиные повадки,
Крылья ранить в смертной схватке,
Вражьей кровью упиваться,
В облака стрелой взвиваться.
Дайте два крыла орлиных,—
Душно мне с людьми в низинах!
По перу мне киньте, братцы,—
К вам, орлы, хочу подняться!
12 декабря 1914
Максим Богданович
Ж Я Ж
Тепл ый вечер, тихий вечер, свежий стог*
Уложили вы меня на землю спать...
Светлой пыли не видать уж вдоль дорог,
В небе месяца пробился бледный рог,
В небе стали звезды расцветать.
Вдруг одна слезой скатилась огневой,
Прошумела мягко крыльями сова;
Вижу я, с природой слившийся душой,
Как дрожат от ветра звезды надо мной,
Слышу, как в лугах растет трава.
1910
ЗИМНЯЯ ДОРОГА*
Мчатся кони по снежному полю,
Колокольцы гремят под дугой.
Запевают про долю и волю,
Навевают на сердце покой.
Вьется змейка сребристой дороги,
Россыпь звездная в небе горит,
И задумчиво месяц двурогий
Сквозь морозную дымку глядит.
Поле тонет в вечернем тумане,
Снег блестит, как холодная сталь,
И летят мои легкие сани
И несут меня в синюю даль.
1910
•к * *
Тихо по мягкой траве
Синеокая ночь проходила;
Тихо с заснувших полян
Плыл в небеса, исчезал,
Словно дым синеватый кадила,
Редкий, прозрачный туман;
2.19
Неба раскрыв глубину,
Несмело сквозь тьму выплывали
Звезд золотистых венки;
Сухо кузнечик звенел;
И, разливаясь, играли
Волны зеркальной реки...
Пала роса. На полях
Разгорались бусинки милых
Желто-червонных огней...
Время, когда нам грустить
Душою на свежих могилах
Пусто пронесшихся дней.
1911
* * *
Не кукуй ты, серая кукушка*,
Грустно так в бору родном.
Может, скажешь ты, что жить я буду,—
Только нет — молчи о том.
Не про то мне шепчут мое сердце
И моя больная грудь:
Вся душа моя болит и ноет,
Боль мне не дает вздохнуть.
Вижу, что не долго проживу я
И без времени умру...
Прокукуй же над моей могилой,
Как весной в родном бору.
1909—1912
СЛУЦКИЕ ТКАЧИХИ*
Не видеть им родимой хаты,
Не слышать деток голоса:
Забрал на двор их пан богатый
Ткать золотые пояса*.
И, опустив печально взоры,
Уже забыв отрады дни,
На полотне своем узоры
На лад персидский ткут они.
220
А за стеной — дороги в поле
И шум черемух у окна...
И думы мчатся поневоле
Туда, где расцвела весна.
Там ветерок весенний веет,
Звенят, смеются ручейки,
Там так заманчиво синеют
В хлебах зеленых васильки;
Там — вешний гул густого бора...
Ты ткешь, безвольная рука,
На месте чуждого узора
Цветок родного василька.
1912, между 1914 и 1917
КРАЙ МОЙ РОДИМЫЙ..*
Край мой родимый! Как проклятый богом,
Сколько ты вынес недоли!
Тучи, болота... Над нивой убогой
Ветер гуляет на воле.
Клены, березки да темные хаты
С тощими нивами рядом.
Люди, как нищие, ходят в заплатах,
Ясному солнцу не рады.
Сделали много их сильные руки,
Вынесли многое спины.
Сколько заставили вытерпеть муки
Пущи, овраги, низины!
Глянь, приглядися к забитому люду,
Сердце от боли заплачет:
Горькое, тяжкое горе повсюду,
Всюду одна неудача.
В песне поется, как вдовьего сына —
Янку — судьба загубила;
Там, где над речкой склонилась калина,
Янку вдова схоронила.
В песнях и в сказках — все та же невзгода.
Радости сердце не чует.
221
Стиснуто горем дыханье народа,
Горе повсюду панует.
Словно широкое, бурное море,
Край наш оно затопило...
Братья! Развеем ли тяжкое горе?
Братья! Достанет ли силы?
1909
к к к
Наших дедов душили чащобы лесов,
Не давали им жить настоящим житьем,
И палить они стали те дебри огнем,
Их кругом поджигая с далеких концов.
И пылали по нашему краю леса,
Пока солнце не стало повсюду светить;
И светлей и вольней люди начали жить,
На золе, где ни глянь, спелой ржи полоса.
С наших дедов суровых пример бы нам взять,
Не клониться в беде, не бояться огня,
Ведь тогда лишь дождемся мы ясного дня,
Если тяжесть борьбы нас не будет пугать.
Между 1909 и 1912
к к к
Когда Геракл поверг к стопам своим Антея —
Под ветром колос так склоняется в пыли,—
В грудь сына силы вновь вдохнула матерь Гея.
И вот, могуч как дуб и прежнего сильнее,
Воспрянул снова он и поднялся с земли.
Я, жизнью сломанный, в преддверии могилы,
Приник к тебе, земля родимая моя,
И бодрость ты влила в слабеющие жилы,
Ты пробудила вновь души дремавшей силы,—
И жалоб с той поры не знаю больше я.
Июнь 1910
л * "к
Если в раковину темную жемчужницы
Попадет песчинка хоть одна,
Перлом станет там со временем она.
Если в душу западет мне и закружится
Темный, грубый сколок бытия,
В перл преобразит его душа моя.
Между 1909 и 1912
Посвящаю А. Погодину
Un sonnet sans defaut
vaut seul un long poeme.
Bodeau1
С О H E Г
Среди песков египетской земли,
Над водами синеющего Нила,
Уж сколько тысяч лет стоит могила.
Там горсточку семян в горшке нашли.
Хоть зерна высохли, но все же проросли,
Их пламенная жизненная сила
Проснулась вновь, пшеницу всколосила,
И урожай те зерна принесли.
Вот символ твой, отчизна дорогая!
Взметнувшийся от края и до края
Народный дух бесплодно не заснет,
Он к свету ринется, как та криница,
Которая стремится все вперед,
Чтоб из-под почвы на простор пробиться.
1911
РИОЛЕТ
Хоть раз взглянул на солнце я,
Оно мне ослепило очи,
И что мне темень вечной ночи,—
Хоть раз взглянул на солнце я.
1 Один безупречный сонет стоит целой поэмы. Буало (франц.).
223
Пусть надо мною все хохочут,
Вот речь ответная моя:
«Хоть раз взглянул на солнце я,
Мне солнце ослепило очи!»
1913
РОНДО
Пригожих ясных звезд узор
Ночь небосклону подарила.
Вода болот, прудов, озер
Его в глубинах повторила.
Хвалу возносит жабий хор
Красе, которую явила
Грязь луж. Наполнен мглой простор,
И хлябь нежнейший отразила
Узор.
А солнце прокляли, что скрыло
Те звезды днем. И слышит бор,
И слышит поле лепет хилый.
Но жаб не слышно выше гор,
Где ночь сребристый начертила
Узор.
1911
ОКТАВА
Как мощный реактив, который возрождает
Меж строками письма и сызнова зовет
Ряд смолкших прежде слов,— так темень заливает
Всю прозелень небес, холодных, словно лед.
И через сумрак их неспешно проступает
Некрупных нежных звезд серебряный черед.
Привет, любимые! Сильней, ясней горите,
Душе о красоте природы говорите!
1911
ТЕРЦИНЫ
Есть чары в позабытом стародавнем,
Приятно нам столетий пыль стряхнуть,
Живя в былом, и доблестном и славном,—
224
К стр. 217
И старину мы любим вспомянуть.
Мы жадно тянемся к большим поэтам,
Чтоб хоть душой в прошедшем потонуть.
Так возвратился я к рондо, к сонетам,
И загорелся стих понурый мой.
Как месяц светит отраженным светом,
Так стих сияет старой красотой.
1911
МЕЖИ
Простор бескрайний огляни кругом:
Вон обступили каждый дом
Заборы с острыми гвоздями,
Они усыпаны стеклом.
Смотри: в просторах, за селом,
Межами
Поделены колосья на полях,
Канавы вырыты в лесах,
И стопудовые у всех границ каменья
Среди лугов бескрайних залегли.
Штыков ряды по всем краям земли
Горят и смотрят в диком рвенье
На государственный рубеж.
И видишь: сколько всюду меж!
Безмерны вольные просторы
Святой земли,— а человек
Заборы строил, рвы копал за веком век
Он, как лиса, зарылся в норы
И там пугливо жил — один,
Дрожащий, как листва осин,
Неверный, бессердечный, жадный,
Всегда злорадный,
Для всех чужой, совсем чужой,
За изгородью, за межой.
А что за этими межами!
Гниет в труде безмерном тут
Голодный, обнищалый люд,
Который сильными руками
Богатства мира сотворил —
Равнины пашнями покрыл,
Чугунке путь он пробивает,
Заводов трубы поднял он до звезд,
8 Стихи поэтов народов 225
дореволюционной России
А сам давно ослеп от слез
И помощи не ожидает.
Смотри: по всей земле святой
Волной широкой золотой
Без края блещет хлеба море,
Цветут луга, шумят леса...
Повсюду есть богатство и краса,
А люди гибнут в голоде и горе,
Во тьме, от холода дрожа,
И всюду — ров, забор, межа.
1914
ЛЯВОНИХА*
Ах, Лявониха, Лявониха моя!
Вспомяну тебя хорошим словом я,—
Черный пух твоих изогнутых бровей,
Очи яркие — найди их веселей!
Вспомяну твою походочку и стать,
Вспомяну, как ты умела целовать.
Ой, Лявониха, Лявониха моя!
Ты певала голосистей соловья.
В пляске первым отбивал твой каблучок
И «метелицу», и «юрку», и «бычок».
Рожь ли жала, не жалея своих сил,
Там Лявон твой восхищенья не таил!
Ой, Лявониха, Лявониха моя!
У бедовой полдеревни кумовья.
Знала ты, как пригласить, и угостить,
И уважить, и в тоске развеселить.
Знала к месту слово доброе сказать,
А минутой — к сердцу накрепко прижать.
Ой, Лявониха, Лявониха моя!
Дай же бог тебе счастливого житья.
Дай на свете белом радостно прожить,
Всех вокруг, как веселила, веселить.
Чтоб не раз тебя с отрадой вспомнил я.
Ой, Лявониха, Лявониха моя!
1915 или 1916
Янка Купала
МУЖИК*
Что я мужик — все это знают,
И сплошь да рядом — свет велик —
Меня насмешкою встречают:
Ведь я мужик, простой мужик!
Читать, писать я не умею,
Не гладко ходит мой язык.
Всю жизнь я бороню да сею —
Ведь я мужик, простой мужик!
Трудом я хлеб свой добываю,
Сношу нередко брань и крик
И вовсе отдыха не знаю —
Ведь я мужик, простой мужик!
Жена в лохмотьях, плачут дети,
Сам без сапог ходить привык.
Век без гроша живу на свете —
Ведь я мужик, простой мужик!
Залиты горьким потом очи,
Будь я хоть парень, хоть старик —
Тружусь весь день, как вол рабочий,—
Ведь я мужик, простой мужик!
В болезнях, в бедности страдаю
И сам себя лечить привык.
Я вовсе доктора не знаю —
Ведь я мужик, простой мужик!
Уж, видно, я повинен сгинуть
В болотине, как лесовик,
И псом бездомным мир покинуть —
Ведь я мужик, простой мужик!
Но если долго жить я буду,
Пусть труд мой горек — он велик.
Вовек я, братья, не забуду,
Что человек я, хоть мужик!
227
И тот, кто жизнь мою узнает,
Поймет мой горький стон и крик.
Хоть мною каждый помыкает,
Я буду жить — ведь я мужик!
1905
Я НЕ ПОЭТ
Я не поэт — нет, избавь меня боже!
Славы такой не ищу я нимало.
Но песню сложить я сумею, быть может,
И просто зовуся: Янка Купала.
Слава поэтов ласкала на свете,
Много им гимнов хвалебных слагала.
Тихо пою я — кто тихих приметит? —
Ведь я из деревни — Янка Купала.
В каждой стране, вдохновеньем согрето,
Слово певца о народе звучало,
У белорусов же нет и поэта.
Пусть уж им будет хоть Янка Купала!
Он незадачливый, тихий, несмелый,
Горькая доля его воспитала,
Слезы, обиду и горе век целый
Только и знал он — Янка Купала.
Песню сдружил он с той речью убогой,
Которая только насмешки снискала,
Пусть ее судят надменно и строго —
Вот, скажут, выдумал Янка Купала.
Счастье так редко над миром восходит,
Нам оно светит так скупо, так мало.
Счастье увидев в родимом народе,
Сам бы стал счастлив Янка Купала.
Долго не цвесть этой песенной силе,
Смерть стережет нас, и дней у нас мало.
Спросит прохожий: «Кто в этой могиле?»
А надпись ответит: «Янка Купала».
Между 1905 и 1907
ИЗ МОИХ ПЕСЕН
Все, чем сердце живет,
Что подсказано сном,
Что пред взором пройдет,—
Все я вылью пером!
И, чтоб слышал весь свет,
Песне легкой отдам —
Пусть за вихрями вслед
Полетит по полям.
Пусть летает вокруг
Над бездольной землей,
Где спят сила и дух,
Где брат свой — как не свой.
Пусть тех будит, кто спит,
Тех, кто скован ярмом,
Пусть широко гремит,
Словно колокол, гром!
Между 1905 и 1907
А КТО ТАМ ИДЕТ?
А кто там идет по болотам и лесам
Огромной такою толпой? —
Белорусы.
А что они несут на худых плечах,
Что подняли они на худых руках? —
Свою кривду.
А куда они несут эту кривду всю,
А кому они несут напоказ свою? —
На свет божий.
А кто же это их — не один миллион —
Кривду несть научил, разбудил их сон? —
Нужда, горе.
А чего ж теперь захотелось им,
Угнетенным века, им, слепым и глухим? —
Людьми зваться.
Между 1905 и 1907
ЛАПТИ
Не проклинайте
Их, немудреных,
Не презирайте
Друзей исконных!
В них уважайте
Труд неустанный —
Лапотник кормит
Досыта пана.
Может быть, лапти —
Гаю, ой, гаю! —
Дадут достаток
Нашему краю.
Все в сапоги мы
Обуем ноги;
Сгинет со света
Лапоть убогий.
Лапоть последний,
Так может статься,
В церкви повешен,
Будет качаться.
Ладно сплетенный
Лапоть с тесемкой
Памяткой будет
Нашим потомкам.
Пусть им расскажет
Он, как в неволе
Плохо жилось нам
В хате и в поле!
Как все в деревне
Лапти носили,
А богатеи
В золоте жили.
Долгий и горький
Век будет прожит,
Сменятся люди,
Реки, быть может.
230
Лапоть же будет
В церкви качаться,
Станут о лапте
Песни слагаться.
Между 1905 и 1907
РОДНОЕ СЛОВО
Ты, слово родное, могучее слово,
Со мной наяву и во сне;
Ты душу встряхнуло мне радостью новой,
Ты песней откликнулось мне.
Ты, слово родное, бессмертное слово,
Всегда побеждало ты ложь;
Хоть гнали тебя, забивали в оковы,—
Напрасно! Ты снова живешь!
Ты, слово родное, свободное слово,
Смелей зазвучи, веселей,
Хоть гады шипят и хоть кружатся совы,
Живешь ты во славу людей.
1908
ИЗ ПЕСЕН О ВЕСНЕ
И зелень, и птицы, и песни,
И в пестрых цветах луговина,
И дни все светлее, чудесней —
Отрадная сердцу картина.
Все мило: и небо, и поле,
И шум, что из пущи несется.
Как сердцу не рваться на волю?
Куда-то все рвется... все рвется...
И вся пробудилась округа,
Работою утро встречает.
Вот пахарь шагает за плугом,
Жалейка у стада играет.
И сеятель тоже хлопочет,
Бросает отборные зерна.
Такая в нем сила — захочет,
И будет весь мир перевернут!
231
Гей, гей, хлебороб терпеливый,
Хозяин и плуга и поля,
Встряхнись же от думы тоскливой,
В руках твоих слава и доля.
23 апреля 1909
ЯВОР И КАЛИНА
Песней весны лебединою,
Скинувши зимние чары,
Шепчется явор с калиною
В грустной долине над яром.
Листики зеленью хвалятся,
Небо их речь понимает,
Чистой росой умываются,
Солнце лучом их ласкает.
В вечер молитву покорную
Вместе с землей посылают;
Тайно с ней в ноченьку черную
Месяца, звезд дожидают.
Смех им русалочий слышится,
Крик пролетающей птицы,
Слышно, как травы колышутся,
Плещут струею криницы.
Слышится музыка дивная
В грустной долине над яром.
Шепчется явор с калиною,
Скинувши зимние чары.
6 мая 1910
НА КУПАЛЬЕ
На Купалье на святое
Рви, мать, зелье роковое,
Папоротником что зовется
И счастливым признается.
Как нарвешь его на воле,
В темном лесе, в чистом поле,—
Положи за образами,
Освяти его слезами!
232
Дважды, трижды, многоразно
Окропи слезой алмазной!
Счастья жди — его приплода —
От восхода до захода.
Как цветы его проглянут,
Детям счастья дни настанут,
Будем, мать, под кровом хаты
Мы счастливы и богаты.
5 июня 1910
ПО ДОРОГЕ
Идешь по камням ты —
Кругом все из камня:
Из камня подвалы,
Кирпичные зданья.
А сельские хаты —
Под сенью дубравы,
Там ласково под ноги
Стелются травы.
На каменных окнах
Решетки снаружи.
Пыль, скрежет, жара
Угнетают и душат.
А небо — без края,
Зеленое поле
И птиц щебетанье...
Свобода! Раздолье!..
1910
Ж НИЦ А
Гордо, как царица
В золотой короне,
Шествует в веночке
По меже зеленой.
Из колосьев спелых
У нее веночек,
233
Сама молодая —
Как в саду цветочек.
Розовая кофта
На жнице счастливой,
Серп в руке зубреный
Со стальным отливом.
Обнимает ветер
Жницу молодую,
Ей лицо и шею
Ласково целует.
Ей кругом колосья
Кланяются в ноги,
На нее дивится
Груша у дороги.
А она, царица,
Весела, счастлива,
Прославляет песней
Золотую ниву.
И навстречу солнцу
Шествует, сияя.
Это наша жница,
Дочь родного края.
21 июня 1911
ОТЧИЗНА
Меня связала нить и с небом и с землей —
Никем не расторжима связь та вековая;
Как сына, бережет меня земля родная,
И солнцу я открыт и сердцем и душой.
Еще от колыбельных песен надо мной
Я все здесь полюбил от края и до края:
Частицей родины себя я ощущаю
И в сердце берегу лучи звезды родной.
234
Да, мной земля моя родимой может зваться,
Других себе не заставляя покоряться,
Здесь, словно к матери, я прижимаюсь к ней.
Но если надо мной враги глумятся —
Глумятся, значит, и над родиной моей,
Когда ж над ней — в сто крат мне это тяжелей.
1915
Якуб Колас
БЕЛОРУСАМ
Встаньте, хлопцы, встаньте, братья!
Встань ты, наша сторона!
Ведь не зря к нам сквозь ненастье
Шлет тепло свое весна.
Иль мы сил своих не знаем?
Иль нам руки бог связал?
Иль над бедным нашим краем
Луч свободы не блистал?
Выйдем вместе на работу,
Дружно встанем, как стена,
И стряхнет с себя дремоту
С нами наша сторона!
1906
МЕСЯЦ
Тихо месяц одинокий
Ходит в небе над землею.
Неразгаданный, далекий,
Что ты видишь под собою?
Слезы видишь ты людские,
Как они росою льются,
Как в тумане думы злые
Горьким плачем отдаются;
Как без счастья и без хлеба
Работящий люд наш гнется...
Брось печаль ты нашу в небо —
Пусть же небо всколыхнется!
1907
ОСАДИ НАЗАД!
Дрянь мое житьишко,
Все идет не в лад,
Мне кричат повсюду:
«Осади назад!»
236
Боже ты мой милый!
Бьюся я, как гад,
Ведь куда ни кинусь —
«Осади назад!»
Сватал я девицу,
Ловок был мой сват,
Но дошло до дела —
«Осади назад!»
Девушка что надо!
Да сосед Кондрат
Ножку мне подставил:
«Осади назад!»
Раз попал я в город,
В городе — парад.
Лезу я поближе —
«Осади назад!»
Ни зерна в амбаре,
Жито выбил град.
«Старшина, дай ссуду!»
«Осади назад!»
Без гроша оставшись,
Я работать рад.
«Нет ли работенки?»
«Осади назад!»
Весь я оборвался
С головы до пят.
«Помогите, люди!»
«Осади назад!»
Сына вывесть в люди
Захотел Игнат.
«Господа, вот сын мой!»
«Осади назад!»
Хлеб в село прислали,
Для голодных — клад;
Пру и я с мешочком —
«Осади назад!»
Голову имею:
Был бы депутат,
237
Ну так ценза нету —
«Осади назад!»
Правда (что таиться!),
Был и мой черед:
Два разочка в жизни
Вышел я вперед.
Взбунтовал село я.
Ой, был тяжкий год!
Приезжает пристав:
«Выходи вперед!
Это ты, мерзавец,
Взбунтовал народ?
Эй, городовые,
Дать ему «вперед»!»
1908
ТУЧКИ
Светлые тучки в синем просторе
Тихо плывут и плывут.
Им незнакомы слезы и горе,
Грусть и печаль их не рвут.
Как хорошо им плыть днем и ночью,
Все их дороги чисты.
Ясные звезды — девичьи очи
Смотрят сквозь них с высоты.
Золотом солнце их заливает,
Месяц — своим серебром.
Гром свою песню им напевает,
Ветер колышет крылом.
Жители неба, вольного края —
Дум голубых череда,
Вам незнакома доля людская;
Горе, нужда, суета.
Как неоглядно небо над вами
Степью простерлось окрест.
Там ваша родина, нива родная,
Дети высоких небес.
238
Станьте ж над нашею бедной землею
Нивами, полными снов.
Сейте с дождями в сердце людское
Думы их верных сынов.
1908
ВОСХОД СОЛНЦА
Край небес играет ярым,
Переливным блеском,
Сыплет золото над яром
И над перелеском.
Пурпур вспыхнет и прольется
Чуть заметно вроде —
Это небо усмехнется
Людям и природе.
И в ответ на всех пригорках
Птичье ликованье.
Час восхода — час восторга...
Звезды как в тумане.
И заря — как будто птица,
Крылья шире, выше,
Или в небе бьет криница —
Пламя так и пышет.
Сноп лучей, сужаясь книзу,
Сеет блеск-червонцы —
Это небо стелет ризы
На дороге солнцу.
Над полями мрак прорвался,
Понизу расплылся,
Лес туманом повязался,
Луг росой умылся.
Огневые волоконца
Ткутся в шелк червонный —
Это тучки ладят солнцу
Пышную корону.
Как приятно пахнет хлебом!
Тьмы как не бывало!
239
И какие краски небо
Дивные собрало!
А вокруг — моря покоя,
Песня раздалася...
Где еще найдешь такое
Вечное согласье?!
1908
НАШЕ СЕЛО
Средь пригорков над рекою
Приютилось сиротою
Наше бедное село;
Стрехи старые замшели,
Хаты сгорбились, осели,
Будто в землю все вросло.
Сбились в кучи, как в испуге,
Наши жалкие лачуги,
Тряпкой заткнуто окно.
Школа наша развалилась —
Подточила стены сырость,
И забор подгнил давно.
Как старушки с грустным взглядом,
Вербочки кривые рядом
Одинокие стоят.
Неман корни омывает,
Ветер веточки качает,
Листья жалостно шумят.
На пригорке в отдаленье —
Пустошь, холмики, каменья:
Смерти горестный приют.
В черных ямах, под крестами,
Перемытые слезами,
Кости родичей гниют.
Плачут ветры над могилой,
С песней скорбной и унылой
Уносясь на крыльях вдаль.
Как припомнишь угол родный,
Край заброшенный, голодный,—
Сердце защемит печаль.
1908
РОДНЫЕ ОБРАЗЫ
Образы милые края родного,
Грусть моя, радость моя!
Сердце стремится к вам снова и снова,
Чем же прикован к вам я?
Речки, курганы, пригорки и дали,
Поле и лес мой родной,
Полные грусти и горькой печали,
Веете скорбной красой.
Только усталые веки смежаю,
В городе, здесь, в тишине,
Образы милые, вас созерцаю,
Вы прилетели ко мне.
Слышится шорох желтеющей нивы,
Трепетный голос полей.
Леса дремучего шум-гуд счастливый,
Песня дубовых ветвей...
Помню вас, братья мои сиротливые,
Помню вас, люди труда,
Песни страдания, песни тоскливые
Слышу я, помню всегда.
1908
ДРУГУ
Ох, и бедно ж у нас!
Беспросветная глушь!
Брат! Трудись и не жди —
Тьму людскую нарушь.
Осень, долгая ночь
Над народом висит,
В каждой хате нужда
Из оконца глядит.
Здесь из каждой груди
Хочет вырваться крик,
Стон забитой души
Бедолаг-горемык.
241
Думой полны глаза —
В землю молча глядят,
Там надежды их все
Спокон веку лежат.
Так буди же народ
И сквозь слезы и тьму
Помоги отыскать
Путь-дорогу ему.
1909
ПЕСНЯ ВЕСНЫ
Песни в поле, шум и гомон,
Ну и выдался ж денек!
Снег источен, лед надломан.
Запевает ручеек:
«Эй, друзья, ручьи-потоки,
Нынче ждать не время нам!
Гайда, гайда в путь далекий,
К тем широким берегам!
Гляньте, труженики пашен,
Сколько мчим воды мы в свет!
Единенье — сила наша,
В единенье — путь побед!
Мы в полях дороги знаем,
Не заблудится вода.
В знанье — сила! Эй, за нами
Все, кого гнетет нужда!
Мы несемся, гоним воды,
Заливая берега,
Спайка — первый шаг к свободе
И защита от врага».
19 января 1909
НОЧЬ ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Встал месяц круглый, меднолицый
Созвездье робкое зажглось,
Как косы, вспыхнули зарницы,
Как будто в небе сенокос.
242
Бурлит криница огневая,
И мнится: грозный вихрь рукой
Швырнул, и злясь и завывая,
Огнистый гравий за рекой.
Дневных забот умолкнул голос,
Затих пичуг болотных свист,
На ниве чутко дремлет колос,
На ветке не шелохнет лист.
Люблю я ночи час тот дивный,
Когда простор, объятый сном,
Разбудит голос переливный —
Далеких туч могучий гром,
Когда протяжно загрохочет
И ухнет в небе тяжело,
И лес, взметнувшись, забормочет,
И в доме задрожит стекло.
А туча грозно наседает,
Вся в лентах молний золотых...
А ночь... а ночь еще не знает,
Что грянет буря через миг!
17 июня 1910
ПОЭТУ
Сочини ты мне песню такую,
Обжигала чтоб душу она,
Расскажи про недолю людскую,
Черпай горе до самого дна.
Как в неволе, поведай, живется,
Как ярмо тебе шею гнетет,
Как душа истомленная рвется —
И как жизнь ни за грош пропадет.
Всколыхни, тряхани со всей силы
Этот сумрак, что жизнью зовем,
Чтобы сердце взыграло, взорлило,
Зазвенели все струны бы в нем!
Чтоб слова твои все услыхали,
Даже тот, кто душой заскоруз,
243
Чтобы головы никли в печали,
Чтобы трясся разгневанно ус.
Сочини же ты песню такую,
Чтобы молнией светлой она
Поджигала недолю людскую,
Громыхала бы, гнева полна!
1910
БУДЕТ ГРОЗА!
Ночь наступает, и тучи встают,
Лозы тревожно беседу ведут.
Шепчутся робко листы меж собой,
Спрятался месяца рог золотой.
Начали грозно зарницы играть,
Гром посылает могучую рать.
Тьма подступает мрачней и мрачней...
Грянь же ты, буря, да грянь посильней!
1912
ПОЛЕСЬЕ
Край лесов, край болот
И туманов гнилых,
Хоть ты беден и глух
И хоть в лозах твоих
Ветер осенью злобно шумит,—
Всё же мил ты мне... Чем?
Я не знаю и сам,
Но твой образ моим
Пригляделся глазам,
И к тебе мое сердце лежит.
Я люблю твой простор
И болота твои,
Где шуршат тростники,
Где бубнят бугаи
И где травы, как море, легли.
Если лес там — так лес! —
В десять дней не пройдешь.
А простор — так простор! —
И конца не найдешь,
Не охватишь и взглядом земли.
244
Я люблю твой покой,
Ясность тихих деньков,
Золотистый убор
И полей и лесов,
Что под солнцем осенним горит.
Я теперь далеко
От полесских равнин,
Но люблю я тот край,
Я родной его сын,
И о нем мое сердце болит.
1916
ИЗ УЗБЕКСКОЙ ПОЭЗИИ
Мунис Хорезми
* * *
Хоть, возлюбленной подобно, было раньше в холе слово,
Но теперь черно от горя в нашей злой юдоли слово.
Как придет покой к поэту, коль судилища безмозглых,
Осмеяв, на сто осколков грубо раскололи слово?
Нет ему в отчизне славы, нет ценителей достойных,
Скорбно по миру блуждает, точно ветер в поле, слово.
Тягостна судьба поэта — добродетель не в почете.
Благодарного признанья не находит боле слово.
Не расходуй красноречья, если ты покоя хочешь:
Вместо золота отрады даст лишь камень боли слово.
Как и люди, что за правду отданы на поруганье,—
Под полою униженья будет жить доколе слово?
Ах, Мунис, какое слово можешь ты сказать народу,
Если, став подобным праху, не имеет воли слово!
* * *
Когда от любви я укрылся в пустыне степной,
Она содрогнулась от вздохов, исторгнутых мной.
Поток моих слез оросил ее душную пыль,
И тучи забот моих тяжких умерили зной.
На щебень, на тернии падали слезы любви
И в розы тотчас превращались, блестя белизной.
246
Взгляни на пустыню, красе ее странной дивясь,
Попробуй из города выйти порою ночной:
Куда ни посмотришь, над степью бушует огонь.
Потоки по ней — словно паводок ранней весной.
Страшись — не затонет ли степь в этом море из слез.
Мне место в пустыне, не буду собакой цепной.
Перо положил ты в песок, о скиталец Мунис,—
И смерч поднялся и понесся сплошною стеной.
Мухаммед Шариф Гульхани
ВЕРБЛЮЖОНОК
В младенчестве рассказывали мне:
Жил караванщик в старой Фергане.
У бедняка верблюдица была
И верблюжонок родился к весне.
Верблюдица в урочный путь пошла,
Был долог путь, а ноша тяжела;
Стоял в пустыне нестерпимый зной
И жег кусты колючие дотла.
Пустился верблюжонок догонять
Шагающую в караване мать.
Едва держась на тоненьких ногах,
То отставал он, то бежал опять.
Тревогою и зноем изнурен,
Так молока и ласки жаждал он,
Что пробежал в пустыне полпути,
Хоть был он очень мал и не силен.
Изнемогая, он валился с ног,
В пути его песок горячий жег.
Как ни старался маленький верблюд,
Но караван догнать никак не мог.
По счастью для него, бедняжку мать
Заставил возчик на колени стать,
Чтоб у нее поправить на спине
В дороге набок сбившуюся кладь.
Тут верблюжонок, что рысцой трусил,
Догнал ее и жалобно спросил:
«Зачем спешишь, бессовестная мать?
Ты видишь, я совсем лишился сил.
Ваш караван ушел так далеко,
Что мне догнать вас было нелегко.
С тобою рядом я хочу идти,
Чтобы сосать в дороге молоко!»
Смотрела мать на милого сынка.
Из глаз ее струилась слез река.
248
«Я не сама иду, меня ведет
Всесильная хозяйская рука.
Еще не знаешь ты, что я — раба
И ждет тебя такая же судьба.
Да будь пылинка воли у меня,
Я б эту ношу сбросила с горба!»
ПУТНИКУ
Благословен, кто в дальний путь идет!
Обходит солнце весь небесный свод.
Нет в мире ничего свежей воды,
Но жди заразы от стоячих вод!
О ТЕРПЕНИИ
Терпенье распахнет любую дверь.
Терпи и в цель поставленную верь.
Бесплодные пески, солончаки
Терпенье превращает в цветники.
Терпенье нас от всякой лечит боли.
Оделись розами кусты, что нас кололи.
Терпенье силу нам дает в степи.
Усталость, боль, обиду — все терпи!
НАРОДНАЯ ПЕСЕНКА
Шелком вышит мой платочек,
Голубой на нем цветок.
Но любовь была обманом —
Потерялся мой платок.
На платочке полумесяц —
Шитый золотом рожок,
Где я сердце потеряла?
Отыщи его, дружок.
Где я сердце потеряла?
Не могу найти три дня.
249
Не хочу я, чтобы милый
Рассердился на меня.
Легкий девичий платочек
Вырвал ветер из руки.
Мать другой купить не хочет,
Говорит: мы бедняки!
Свой платок я вспоминаю,
И в душе моей тоска.
Как нельзя прожить без сердца,
Не прожить мне без платка.
Махмуд Махмур
•к •к •к
Не возлагай своих надежд на встречу с ней, о попугай,
Снимает головы она мечом бровей, о попугай.
Ну что ж, лети к ее окну и, наземь перья обронив
И распластав в пыли крыла, мечты развей, о попугай!
Посмел ты всуе песню спеть о сладостных ее губах,
И в клетку посадил тебя купец-злодей, о попугай.
Так будь моим учеником, и напишу, как Нехтеби*,
Я книгу о любви твоей и о своей, о попугай.
Об аде Индии зачем нам думать в кущах Ферганы.
Ты , как Махмур, не пой хвалу, себя жалей, о попугай.
САТИРА НА МАХДУМА КУРАМА
Махдум — подлец из подлецов, без чести и ума,
Глава и гордость всех купцов — бесчестный Курама.
Лишь для эмира он хорош, эмир доволен им,
В сиянье славы и чинов бесчестный Курама.
Устроил мастерскую он, чеканит сам себе
И медь и серебро — таков бесчестный Курама.
Куда же смотрит властелин, где же глаза его?
Ведь хана обобрать готов бесчестный Курама.
Порой он звездочет, порой гадатель на песке,—
Дурачит ловко простаков бесчестный Курама.
То музыкантом, то шутом бывает на пиру,
То поставщик бунтовщиков бесчестный Курама.
То муфтий, то ходатай он, то кадий, то хаким,
Хоть и дурак из дураков — бесчестный Курама.
Махдум рассказчиком слывет, но что нам рассказал,
Хоть и потратил много слов, бесчестный Курама?
У вайси
О праве женщины любить я буду говорить.
О боли сердца, что не скрыть, я буду говорить.
О том, что слезы лью рекой, когда ушла любовь,
А реку слез не переплыть, я буду говорить.
Те слезы в сердце проросли, как лепестки тоски.
О том, как надо их растить, я буду говорить.
Бессчетна груда лепестков, их бесконечен гнет...
А так как сердце хочет жить, я буду говорить.
Я расскажу свою печаль измученной души.
Свяжу разорванную нить и буду говорить.
Все расскажу не для того, чтоб сохранить гроши,—
Чтоб все богатство сохранить, я буду говорить.
Скажу, как ночь во тьме сырой придет к своей заре,
Начнет бутоны губ темнить... Я буду говорить.
Любовь захватывает дух, о ней не скажешь вслух.
А что мне от любви таить? Я буду говорить!
* *
От гнета горя и скорбей душа горит, душа горит.
В круговороте наших дней душа горит, душа горит.
Насилия враждебный меч на части сердце мог рассечь.
От неразумия друзей душа горит, душа горит.
Увы, не вечен наш цветник, в нем для счастливых места нет,
Беда преследует людей, душа горит, душа горит.
И твой покой наверняка пронзен шипами цветника...
От этих ран еще сильней душа горит, душа горит.
Никто у нас не огражден от козней горестных времен,
Всесилен в наши дни злодей... Душа горит, душа горит.
От всех насилий и угроз сомкнула веки тяжесть слез,
Пришла ко мне пора дождей: душа горит, душа горит.
252
Смотрите, сердце у меня, как роза на закате дня,
В крови купается своей, душа горит, душа горит.
И все больней вскипает стон — не расцветает мой бутон!
Он ранен, сердца соловей, душа горит, душа горит.
О ты, кто все понять готов, не понимай превратно слов
Печали раненой моей... Душа горит, душа горит.
Не избегай моих путей, в тебе значенье жизни всей.
Пусть все уйдут, ты пожалей: душа горит, душа горит.
Обрадуй раненую грудь, послать привет не позабудь —
Все беспощадней и нежней душа горит, душа горит.
Спасибо, милые слова. Пускай вы слышимы едва,
Но животворен ваш ручей, и я жива — душа горит.
Как мало нужно для любви. Пью, как нектар, слова твои,
И откликом на зов речей душа горит, душа горит!
Пусть кровью льется сердце вновь: она прекрасна, эта кровь!
И с каждым днем все горячей душа горит, душа горит.
Что ж, Увайси, иди на грех — вложи в стихи и свет, и смех;
Пускай у всех в тиши ночей душа горит, душа горит!
Надира
•ie •& Я
Жизнь изведать сумей — и уйди.
Мир познай и людей — и уйди.
От жестоких обидчиков — прочь!
Стоном горе излей — и уйди.
В цветнике бытия погости,
Как средь роз соловей,— и уйди.
О слеза! Окропи этот мир
Всею болью своей — и уйди!
Лжив и тленен цветник бытия,
Вздохом листья развей — и уйди.
Для влюбленных пристанище — сад;
Выйди в путь поскорей — и уйди.
В мир пришел ты — какая в том цель?
Лишь поведай о ней — и уйди.
Тайну чувств береги от толпы,
В сердце тайну взлелей — и уйди.
В путь любви соберись, Надира,
Слезы-жемчуг пролей — и уйди.
Л •к •к
В те дни, когда я без друзей, без их бесед, одна,
Я в одиночестве своем печальна и грустна.
С любимым я разлучена, в моей лачуге мрак,
Мне вместо пищи — горечь слез и желчь — взамен вина.
Лишь он один был у меня среди мирских сует,
И от земных раздоров я была отрешена.
Что солнце мне и что луна, о грозный небосвод!
Над повелителем моим сошлась земля, черна.
Чертог любви я возвела ценой таких трудов,—
Поток событий снес его, мой труд погиб сполна!
254
Зачем, друзья, твердить мне ложь, что будто бы он
жив?
Нет больше жизни и во мне — смотрите, как бледна!
В разлуке с ним нет и следа того, чем я жила:
Жива я или же мертва — загадка та трудна!
И сколько б ни было богатств под властью рук моих,
Без светоча моей души ничтожна и казна!
Шербет свиданья был в мечтах, а дан судьбою яд,—
Что делать, ведь судьба моя была предрешена!
Надежд не стало, Надира, и нет уж веры в мир:
Моя надежда — шах Даро — ушел в обитель сна!
Махзуна
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
(Мушоира )
Ф а з л и
Хвала тебе, хвала стихам твоим. В их простоте мы ясный разум
чтим:
Мысль отражают все твои слова, как в реках мир зеркально
отразим.
Махзуна
Кто посвятил мне мудрость этих строк ? Так написать один
влюбленный мог.
Но тот владеет сладостью любви, кто желчь ее познал, как
пилигрим.
Ф а з л и
Не должно нам открыто оглашать слова, что могут сердце
обнажать.
Пусть будет скрыт их сокровенный строй, как под чадрой
невесту мы храним.
Махзуна
Не обвиняй за дерзкие слова. Без солнца иногда растет трава.
Так я росла, и так мужал мой стих, отвержен, одинок и
нелюдим.
Ф а з л и
Твой алый рот и цвет вина — одно. Поэтому в стихах
твоих — вино.
И хмелем опьянен я не простым: твоим стихом, как бы вином
густым.
Махзуна
Увы, еще стихи мои — вода, их трезвыми оставили года.
Они — еще не спряденная нить, и крепость их мы не определим.
Ф а з л и
Слова твои блистают красотой, поведай миру, кто учитель твой?
Как месяц, мы с высот не заблестим, пока мы солнца свет не
повторим.
256
стр. 216
Махзуна
Тогда лишь море перлами полно, когда вбирает много рек оно.
Я черпала бессчетно волны слов — и жемчуга нашла стихам
своим.
Ф а з л и
Фазли последним словом порази, скажи его, не обижай Фазли.
Я должен в Намангане быть чуть свет, а ехать лучше зрячим,
чем слепым.
Махзуна
Что мне сказать? Затворницей живу, но мир печали вижу наяву.
И все стихи взяла я не из книг — они мне краем вручены
родным!
9
Мухаммед Агахи
•к <к
Стуж подобных не бывало, страшен в этот год мороз!
И дрожит, как лист на ветке, зябнущий народ... Мороз!
Гурий пламенные лица, словно солнце в облаках,
Вынуждая в мех зарыться, беспощадно жжет мороз.
А .из глаз он выжал слезы и замерзшею росой
Щедро сыплет их на землю. Как жесток твой гнет,
мороз!
Как ни кутается плотно в шубы снежные земля,
Всюду ей наносит раны, грудь ее сечет мороз.
Жар бесценный отнимая у костров и очагов,
Даже пламени основу превращает в лед мороз.
Навалило горы снега, дует ветер ледяной,
Разум сковывая, сеет в головах разброд мороз.
Что ему худая шуба и залатанный халат?
Вмиг продув твои отрепья, душу отберет мороз!
Обнаружились изъяны и в стихах у Агахи,
Потому что и поэту зажимает рот мороз!
* * *
Берегов там, где слез моих море, нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Тишины там, где плачу я в горе, нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Люди могут в глазах у нее прочесть милосердие
или гнев,
Для меня ж ничего в ее взоре нет...
Что поделаешь — нет так нет.
Всех спасает она от сердечных мук, для меня ж
ни целебных средств,
Ни сочувственных слов в разговоре нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Я во мраке разлуки совсем ослаб: даже искорки,
чтоб разжечь
258
Моих вздохов багряные зори, нет!
Что поделаешь — нет так нет.
Мне души не вернули ее уста, но и глаз
не моргнул палачу:
Мне ни жизни, ни казни в позоре — нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Мне обещана встреча была, и вот я на улицу к ней
спешу,
А ее, будто мы с ней в раздоре, нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Луч ее благосклонности светит всем,
но и проблеска для меня
Ни в земном, ни в небесном просторе нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Все живет под счастливой ее звездой,
но таких светил для меня
Ни в одном многозвездном узоре нет.
Что поделаешь — нет так нет.
Я сказал ей, что море слез Агахи и безбрежно, и
глубоко,
А она: «Берегов в этом море нет?
Что поделаешь — нет так нет!»
Ниязмухаммед Камиль Хорезми
* ± *
В печаль, о пери, не ввергай меня,
В печи страданий не сжигай меня.
Не привыкай беседовать с глупцами,
В угоду им не избегай меня.
Звезде падучей не уподобляйся —
Едва сверкнув, не покидай меня.
Из цветника, где ты всегда блистала,
Не изгоняй в пустынный край меня.
За краткий миг счастливого свиданья
Разлукой вечной не карай меня.
Не дай врагу смеяться надо мною
И слезы лить не заставляй меня.
Мне запретив тобою любоваться,
Соперником не заменяй меня.
Не возноси его, как солнце, в небо,
В тень превратив, не унижай меня.
Быть соловьем твоим хочу — не делай
Добычею вороньих стай меня.
Забыв о всех моих делах достойных,
В одних грехах не обличай меня.
Свой добрый лик под маскою презренья
Искусно пряча, не встречай меня.
В твоих руках сейчас душа Камиля —
Не погуби же невзначай меня.
* * *
Что пользы, что роза весной распустит цветок на
чужбине*,—
Без друга, без кровли своей я так одинок на чужбине.
260
И ветер, с лужайки летя, не тронул он сердце мое,—
Я розу от злого шипа не мог отличить на чужбине.
Газель, ту, что мускусом пахнет, искал я в пустыне разлук,
Любимую жаждал — тоска затмила зрачок на чужбине!
По чаше веселья томясь, печаль я изведал сполна,
От шумного пира друзей далек я, далек на чужбине.
Там, дома, смеются друзья, что алые в травах цветы,—
Без них мою душу изгрыз тоски червячок на чужбине.
В отчизне, что в чаще густой, Махмуд предо мной не
торчит;
Я скрыт у Аяза в саду, где сумрак глубок, на чужбине*.
«Без родины я обойдусь»,— не смей говорить никогда,
Пусть даже негаданно будет удел твой высок на чужбине.
Таись, уподобясь Анка, в ущельях заоблачных гор,
Коль ты не стремишься достичь почетных дорог на
чужбине.
Путем испытаний тяжелых на родине смело иди,
А тропы скитаний всегда не будут нам впрок на чужбине.
Ищи ты отчизну Камиля — Хиву, если сам ты —
«камиль»*.
И знай: Бухара — это смерть, могильный порог на
чужбине.
Мухаммед Амин-ходжа Мукими
СВЯТОЙ
То шапку носит, то чалму — его зовут святой.
Аллаха сотню раз предаст за пять минут святой.
Его известны чудеса: он нюхает везде,—
Заслышав жареного дух, уж тут как тут святой.
Не сходят с языка его бесстыдные слова,—
Боюсь, камнями как-нибудь тебя побьют, святой!
Нечистое увидит он и тащит прямо в рот,
Но чистую обмоет кость великий плут святой.
Замерзнешь в шубе меховой в июльский жаркий день,
Едва задумает острить ханжа и шут святой.
Он самый толстый на земле, он весит больше всех,
Хотя придет без добрых дел на Страшный суд святой
Все знает это Мукими, он правде первый друг.
Такая слава про тебя, дурной сосуд — святой!
Я—ФАРХАД
Когда ты павой входишь в сад, любимая моя,
Все павы стать тобой хотят, любимая моя!
Твой стройный стан как кипарис. Завидуя тебе,
В саду сломался бук-шамшад, любимая моя.
Когда с улыбкой ты пройдешь, готов пробиться я
Сквозь горы горя,— я Фархад, любимая моя!
Стальное сердце у тебя: несчастные твои
Поклонники о том твердят, любимая моя!
Но где, лукавя, ты прошла равнинами садов,
Там все сады в цвету стоят, любимая моя!
Сердца соперников моих измучены тобой —
Такой жестокости я рад, любимая моя!
Другие плачут. Мукими ликует и поет:
«Мне подарила нежный взгляд любимая моя».
262
ИЩИТЕ
Искать заставит падишах — меня ищите вы.
Мне имя — Скорбь. Где скорбь в очах, там и ищите вы.
Мне имени другого нет. Меж тех, кто от беды,
Как сорванный тюльпан, зачах, меня ищите вы.
Лейли вы ищете? Она не там ли, где Меджнун,—
Там, где безумные в слезах, меня ищите вы.
Уж если сердце вам велит скитальца отыскать —
Среди людей, чья жизнь в цепях, меня ищите вы.
Красавиц я любил, я пил измены купорос,—
1 ам, где под их стопами прах, меня ищите вы.
Уста красавицы — как мед, но он не для меня.
Меж тех, кто прожил жизнь впотьмах, меня ищите вы.
Ужасны жернова судьбы. Меж тех, чья пища — боль,
К кому немилостив аллах, меня ищите вы.
Меж тех, кто муравья слабей, чья черная звезда
Горит в жестоких небесах, меня ищите вы.
В любви несчастен Мукими,— уж лучше умереть.
Там, где неведом смерти страх, меня ищите вы.
МОЯ СУДЬБА
Мне удачи, к сожаленью, не дала моя судьба,
Мне одни лишь огорченья принесла моя судьба.
Все застлала пыль печали. Зеркало души моей
Черной пылью неудачи замела моя судьба.
Жизнь моя чернее ночи, счастья не было и нет,
И судьбу я умоляю: будь светла, моя судьба!
Я приветствую знакомца — он не слышит Мукими,
Будто глух на оба уха. Тяжела моя судьба!
Вавки
ДОЛГИ
Нынче вовсе задавили бедный люд долги,
Все в долгах, вздохнуть спокойно не дают долги.
Должен богу, должен людям... Господи, кому
Уплатить мне, а какие подождут долги?
По какому переулку я ни прохожу —
Предо мной виденьем грозным вдруг встают долги.
С каждым новым днем и ночью, с новою луной,
Народясь вперед на месяц,— тут как тут долги.
Если на платеж не хватит скарба моего,
Ох, меня за горло схватят, в суд сведут долги!
Я, Завки, утратил радость, как мне дальше жить?
Боль растет, растут печали, и растут долги...
1875—1876
СПОР О ВОДЕ
Перо я в руки взял сейчас,
Чтоб эту быль сложить для вас.
Конца не знает мой рассказ,
Но мне-то срок короткий дан.
Нас в кишлаке Каримбаба
Жестоко мучает судьба,
Бесплодна с баями борьба:
Их сила — наглость и обман.
Ни в чем не каясь никогда,
Людского не боясь суда,
Они не ведают стыда,
К увещеваньям глух карман!
В ручьях, текущих с дальних гор,
Был нынче слаб воды напор,—
Конечно, загорелся спор,
В тревоге — неимущих стан.
264
Мираб несчастью только рад,
Ходжа пирует с ним, как брат:
Мздоимцу поднесен халат,
Заколот в честь его баран.
Полил поля свои богач,
А прочим — не видать удач:
Мираб воды не даст, хоть плачь!
Палач он сущий для дехкан.
Колесник наш Рахимберды
Не смог стерпеть такой беды —
И помощь всем, кто без воды,
Сулил он, гневом обуян.
Ходже законы нипочем,
Он сам был должностным лицом,
Теперь с Джинни-ходжой, купцом,
Сдружился наш богач-шайтан.
Собрав рубли и медяки,
Идут к хакиму бедняки,
В дверях замешкались, робки,
В коленях дрожь, в глазах туман.
Правитель принял важный вид,
Не видя сотенной, сердит,
Он на полсотни не глядит...
Не принял жалобы тиран!
Ждет бедняков пора невзгод —
Посев без влаги пропадет...
От горя в этот грустный год
И у Завки согнулся стан.
БЫТЬ МОЖЕТ
Завеса этих черных туч — недолговечный дым, быть может,
И озарит нас солнца луч сияньем золотым, быть может.
Лишь пена на морской волне весь нынешний режим, быть может,
Окажется лишь маской он, лишь наважденьем, злым, быть
может,—
И покрывала с наших лиц спадут навеки с ним, быть может.
О свежий ветер, дай вздохнуть душе, уставшей от мучений,
И снова жизнь вдохни во всех, кто вянет, словно лист осенний.
265
С друзьями новыми сдружи, вражды былой рассеяв тени,
И птицу счастья нам пошли, но наяву, не в сновиденье,—
Под сенью крыл ее покой себе мы возвратим, быть может.
Воспрянет наша Фергана, как райский сад, в цветы одета,
И станет наша Фергана еще прекрасней в дни расцвета!
Предстанет наша Фергана обителью добра и света,
Уча, какою быть должна свободная от бед планета,—
Земля запахнет имбирем, вода — вином хмельным, быть может.
Недолго ждать, друзья мои, и будет мир благоустроен,
Народы мира сбросят гнет, расстанется с оружьем воин.
Забудет горе человек, он станет счастлив и спокоен,
Кто до тех пор не доживет — слов добрых будет удостоен,
И на закате дней Завки вновь станет молодым, быть может.
1916
Мне печаль и огорченья жизнь приносит каждый миг,
Избавленья от страданий сердце просит каждый миг.
Что же делать, если гонит и меня жестокий век
И судьба одни тревоги мне пророчит каждый миг?
Я сижу в корчме печали, виночерпий всех разлук
Чашу горечи и скорби мне подносит каждый миг.
Что же делать, если светлый день в глазах моих потух?
От меня покой и счастье вдаль уносит каждый миг.
Краски мира потускнели, так гнетет меня печаль,
Что истерзанное сердце слезы точит каждый миг.
Вдруг обида из засады дерзкий совершит налет
И отравленные стрелы в сердце бросит каждый миг.
Как же горькую разлуку сердце вынесет, Фуркат?
Ведь судьба песком забвенья нас заносит каждый миг.
НЕ НАЙДУ
Ох, я друга по сердцу себе никогда не найду,
Чтобы душу излить, рассказать про печаль и беду.
Ни на миг я не ведал покоя от тяжких забот,—
Как же мне не рыдать — день за днем я живу, как в
бреду!
Как же радость познать в этом мире хотя бы на миг,
Если мне до кончины печаль суждена на роду!
Вот и жизнь миновала в ста тысячах мук и тревог,
Я, смятеньем томим, каждый миг был с собой не в
ладу!
Пусть же звуки речей навсегда затаятся во мне,—
Не узнали бы люди недуги мои и страду!
267
Если плачу навзрыд я, друзья, не стыдите меня,—
Пред людьми и за грош я, наверно, в цене не сойду!
Сколько сил положил я, о братья, чтоб друга найти,—
Все усилья напрасны, и я ничего уж не жду!
С этой горькою мукой что проку от жизни такой,
Если я в этом мире забот о мирском не блюду?
И к кому б ни тянулся я с искренним словом любви,
Был унижен Фуркат и взамен получал лишь вражду!
ОТПУСТИ НЕВОЛЬНИЦУ
О, вызволи лань, зверолов, ей любо на воле, как мне,
Скинь сети, ведь ей нелегко в сиротской юдоли, как мне,
Без друга бродить суждено и ей поневоле, как мне,
Ей счастья в удел не дано в злосчастной недоле, как мне!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
Обрежь ей тенета, пусти — помчится прыжок за прыжком,
Чужбина ей — мука и гнет, смертельный недуг ей знаком,
Пускай она в дальних горах резвится с любимым вдвоем!
Что стоит тебе? Отпусти, не мучь ее тесным силком!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
И пусть лишь в недолгом плену побудет с тобою сна,
Пусть в играх-забавах подруг бежит с их гурьбою она,
Напьется из горных цветов водой дождевою она,
И в смертный свой час о тебе вспомянет с мольбою она!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
Скитальцев бездомных не счесть, а ты — одного пощади,
Из бедных собратьев твоих одно существо пощади,
От слез твоя жертва дрожит, и все в ней мертво,— пощади!
Не жаль тебе? Это твой друг,— хоть ради того пощади!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
Весной по зеленым холмам тюльпаны меж гор зацветут,
И тесно ей станет от уз в плену у безжалостных пут,
Не вырвется — так и умрет в лихом одиночестве тут,
268
/X вырвется — снова ловец на шее затянет ей жгут!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
Ведь ты приневолил ее, аркан свой сумел затянуть,
Ты жертву волок на убой, тащил, не жалея ничуть,
Тюльпанами рдеющих ран, как клеймами, сжег ее грудь,
А хочешь продать — лучше мне продай ее, милостив будь!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
Она помраченным в уме, от мук бесноватым сродни,
И чаше, исполненной слез по скорбным утратам, сродни,
Погибшим в потопе сердцам, на части разъятым, сродни,
Ей павший от мук Сагдулла, воспетый Фуркатом, сродни!
Впились в нее стрел острия, ей трудно от боли, как мне,
Все сердце у ней сожжено, всю грудь ей вспороли, как мне!
НА ЛИКЕ РУМЯНОМ
То ль испарина хмеля на лике румяном,
То ль на розе роса рдеет блеском багряным?
Это — бровь или меч, почерневший от крови,
Иль небесная синь в этом цвете сурьмяном?
Это кудри ли вьются, твой лик обвивая,
Иль драконы красу полонили обманом?
А откроешь лицо — соловьи изнывают,
Млеют горлицы, словно объяты дурманом!
Прах с пути твоего люди жадно хватают,
Будто золото — нищие в рубище рваном!
Колдовские нарциссы-глаза сеют смуту,
Сабли-брови спешат на подмогу смутьянам.
О кокетка, оставь искушенье лукавством,
Ведь под ним, как под ношей, сгибаются станом!
От очей и бровей твоих гибель Фуркату,—
Месяц всходит над звездами, смуты даря нам!
Анбар Отын
к к *
Придет веселое потомство, преобразит мою страну,
И городов настроит новых — на них успею ли, взгляну?
Подымутся дома науки, и поколенья молодых
Постигнут все созвездья знаний, не только грамоту одну.
И, запрудивши рек теченье, одушевят степную сушь,
И кишлаков беда — безводье — уйдет в седую старину.
И женщина, как я, не станет стенать среди постылых стен,
Стихами горькими стегая бессмысленную тишину.
Ведь Увайси, в Коканд бежавши, домашнюю порвала цепь!*
Не зря она себе казалась рабыней в тягостном плену...
Я помню, в милом Маргелане дед проклинал свою сестру
И тетку клял отец — как в полночь с небес бежавшую луну.
Наступит время — свет и воля соединят семью в одно
И радость женщины свободной прольется на мою страну.
Да жаль, Анбар, что не застанешь ты это время на земле:
Мой краток век, и горек жребий — судьбу недаром я кляну!
к к к
Кто божьи дары разделил и присвоил — пускай сгорят.
Кто с ложью закон перепутать позволил — пускай сгорят.
Кто молвил, что волос, мол, длинен, да короток разум,
Лишив нас и права и воли,— пускай сгорят.
В ком знаний — ни грана, а гонора целые горы,—
Сам казий — ум козий, не боле! — пускай сгорят.
Кому и Лейли, и Ширин — лишь товар на базаре,
Всего лишь предмет для торговли,— пускай сгорят!
В саду у Анбар нету места тупым дармоедам:
Торговец, скупец, ветрогон ли — пускай сгорят
О гусь, пролетающий в стае,
Скорей свои крылья подставь мне,
Расправь эти белые крылья,
Чтоб шире земли они стали!
На них, как на белой бумаге,
Раскрою тоски моей тайны,
Чтоб некогда горя виновник
Прочел их в небесном блистанье!
А впрочем, обид моих столько,
Что тысячи крыл недостанет...
Пускай же в ответ моим стонам
Скорей это время настанет,
Которое в светлом собранье
Восславят поэты в дастане!
Тогда на любовь я отвечу
Красавцу сухими устами.
Анбар, аромат свой в народе
Ты белыми веешь листами...*
•к •к -к
Я у вас прошу защиты: вам, Фуркат, поможет русский*,—
Пусть мне, бедной, в горькой просьбе, словно брат, поможет
русский!
Что ж, пришел — пришел во благо, пусть он новшества заводит,
Школы новые построить для ребят поможет русский.
Он сулил простому люду все, что надобно, уладить,—
Пусть же будет верен слову: чем богат, поможет русский.
Я о докторах слыхала и подмоге русских рада:
Мне от хворей излечиться без затрат поможет русский.
Видно, ноги клятву дали не пускать меня из дома,—
Чтоб здоровье поскорее шло на лад, поможет русский.
271
Мне невмочь уже лечиться зельем знахарской отравы,—
Дать мне снадобье в аптеке русский рад — поможет русский.
О друзья, нет сил мне зябнуть у остывшего сандала,—
В моем доме печь построить, говорят, поможет русский.
И купить кроватки детям — Амине, Биби, Усману —
Пусть они, в уюте нежась, мирно спят! — поможет русский.
Пусть старухи молодятся, укрываясь паранджою,
Юным стих Анбар во благо: им стократ поможет русский!
к к к
Для захватчиков-злодеев вожделенный плод — война,
Лихоимцам всем на благо реки крови льет война!
Кровожадные утробы насыщаются войной,
А народу ветер бедствий и смертельный гнет — война!
Живодеру любо сало, а барану жизнь мила —
Кровопийцам дарит радость и утехи шлет война!
Лик войны бесчеловечен — зверю дикому под стать,—
Как шакалы, крови жаждет алчный живоглот — война!
Цель войны — копить богатства, сеять смуту и грызню,—
Лучше всех сокровищ тешит весь собачий сброд война!
Только силою в могилу в злобе сильного сведешь,—
Только в крепкой силе мира злую смерть найдет война!
О, когда настанет время, чтобы всюду был покой?
Ведь народу скрутит ноги хуже всех тенет война!
Подними, Анбар, свой голос, женщин на врага зови,—
О, какое море бедствий и поток невзгод — война!
Я5?
А ваз Отар-оглы
* * *
Власть суеверия в мире святыней сделали вы,
Народ угнетенным и нищим сделали вы.
Вы, судьи, законоведы, кем писан такой закон,
Что целый народ обреченным кручине сделали вы!
Затем, чтоб людей обезволить, в рабстве держали их,
Родную землю подобной чужбине сделали вы.
Настанет время — создатель к ответу вас призовет
И спросит: что с человеком в гордыне сделали вы?
Его ничему не учили, жил невеждою он,
Своею страстью заботу о чине сделали вы.
Не люди мы, что ли? Мы тоже песен хотим и книг,
Людей же стадом в безводной долине сделали вы.
Когда-нибудь, пробудившись, как я, вас спросит народ,
За что его жизнь и душу пустыней сделали вы?
* * *
Едва лишь возьмет она в руки танбур —
Рыдает от сладостной муки танбур.
Луна — музыкантша на нашем пиру,
Судьбу мою взял на поруки танбур.
Не струны ли сердца три звонких струны,
Не вздохи ль души эти звуки, танбур?
Над розой не так ли поет соловей,
Как вторит стенаньям разлуки танбур?!
Шумит и ликует наш дружеский пир,
С тобой мы не ведаем скуки, танбур.
Зачем же умолк ты, играй нам, воспой
Бровей ее тонкие луки, танбур.
Коль хочешь ты стать музыкантом, Аваз,—
Научит сей трудной науке танбур.
273
Разлука — знаю я заране — меня убьет.
Стрела, что грудь пронзила, раня, меня убьет.
Красавица, луной полночной сияя всем,
Стократной ложью обещанья меня убьет.
Я знаю: на пиру заблещет моя звезда,
Но светом краткого свиданья меня убьет.
С медовых губ слетит улыбка, но через миг
Она отравой невниманья меня убьет.
Я вижу, как она с другими нежна, добра.
Уйти бы прочь, но скорбь скитанья меня убьет.
Взглянуть на лик, подобный солнцу, я не могу,
Пылинка я в луче — сиянье меня убьет.
О, как же бедному Авазу не говорить:
«С неверной пери расставанье меня убьет!»
Хамза Хакимзаде Ниязи
•к * к
Мчись, о ветер, к луноликой, пусть вспомянет про меня,
Пусть придет хоть раз, печали из души моей гоня.
Сердце сжалось от страданий, я в темнице бед и мук,—
Пусть раба спасет царица, озарив сияньем дня!
Вся душа горит от горя, слезы хлынули дождем,—
Одари меня свиданьем, милосердие храня!
Если ты, меня измучив, хочешь до смерти сгубить,
Пусть убьет меня не сабля — взор твой искрами огня!
Посмотри, как я терзаюсь, на несчастного взгляни,
Смилуйся — развей мой пепел, за любовь мою казня!
Будешь счастлива — и люди за меня не укорят,
Но и в горе не помогут ни чужие, ни родня!
Нет упреков у Нихана, только раз приди взглянуть,
А потом пируй с любимым, неудачников дразня!
1913
ПРИТЧА
Был человек и четырех имел ребят. Пришла
Однажды тетушка к нему. Вот спать она легла,
А утром встала и зовет всех четырех ребят:
«Был рубль, и нет рубля. Пропал. Отдайте, мол, назад.
Вот тут он и припрятан был, в подоле был зашит!»
Но каждый: «Что вы,— говорит,— не брал я!» — говорит.
Узнав об этом, их отец сказал: «Что толку бить?
Без плетки можно этот рубль обратно получить».
Велел в подвал всем четверым спуститься, а потом
Пред каждым черный котелок поставил кверху дном.
Сказал: «В подвале в темноте вы простоите час,
И щеки сами по себе начнут чернеть у вас.
275
Кто честен, щеки у того,— сказал,— чернеть должны
И с правой стороны лица и с левой стороны.
А кто солгал — хоть час, хоть два торчи он у котла,—
Все ж левая щека его останется светла».
Сказал, дверь запер и ушел. А надо вам сказать,
Что это старший из ребят решился деньги взять.
Вот старший и подумал так: «Беда невелика,
Что станет черной у меня лишь правая щека.
Другую я намажу сам, поди узнай потом!»
Намазал щеку и стоит, дрожит над котелком.
А остальные малыши спокойно ждут, когда
Придет отец. Для них и впрямь невелика беда.
Вот вывел их отец наверх, поставил у окна,
Глядит — вся левая щека у старшего черна.
И старший тоже посмотрел на братьев на своих
И — ах! — увидел, что белы, как прежде, щеки их.
И отдал старший теткин рубль, заплакав от стыда,
И с той поры чужое брать не смел он никогда.
Отсюда ясно: кто крадет, кто подлостью живет,
Тот сам себя когда-нибудь в позор и стыд введет.
1914
ЧТО ПРАВДА —ТО ПРАВДА
Шел мальчик по улице, вдруг на пути
Стоят два прохожих — мешают пройти.
Тут молвит один, не скрывая смешка:
— Соври что-нибудь — и получишь таньга!
И вежливый мальчик отвесил поклон.
— Подумайте, дядя,— ответствовал он,—
В словах ваших слышится чистая ложь,
Но кто ж вам заплатит хоть ломаный грош?
276
А если приносит вранье барыши,
Так быть вам богатым на собственной лжи.
Покажется мало — зовите дружка,
Тогда вам для денег не хватит мешка!
— Ты прав! — рассмеялись в ответ шутники
И тотчас достали свои кошельки:
— За честность и золота людям не жаль...—
Что правда — то правда. И в этом мораль.
1914
МАТЬ
Ах, плоти комочки, орущие в мире огромном!
Была для нас грудь материнская царственным троном!
Кормила нас мать, и глаза ее влагой блестели —
Глаза, что смыкались так изредка у колыбели.
Она на усталых руках нас годами носила
В трудах да заботах. Откуда ж бралась эта сила?
Любовью растила, все горести прочь отметала:
Лишь были б мы счастливы — только о том и мечтала.
Когда ж мы болели, она своих слез не стыдилась —
К соседям стучалась, просила лекарства, как милость.
И нету под солнцем надежней щита и кольчуги,
Чем сердце ее, чем ее материнские руки.
Давайте же радостью вечной для матери будем,
Бессонниц ее и усердных трудов не забудем!
1916
ПЕРЕДАЙ ПРИВЕТ*
О, если увидишь отчизну, земляк,
Отцу дорогому привет передай.
И матери, коль она выйдет к тебе
Навстречу из дома, привет передай.
277
Сестре, что проплакала звезды-глаза
В тоске по родному, привет передай.
Ребяческий лоб поцелуй за меня,
Братишке меньшому привет передай.
Соседям, знакомым, кто стар и кто мал,
И каждому дому привет передай.
Скажи моей матери: сын твой здоров,
Скажи ей: вернется он, слез не роняй.
Скажи ей: разлуки тоску подави,
Любимого сына домой поджидай.
Чем можешь, моей ты семье помоги,
Несчастную мать мою не покидай.
А если услышишь о смерти моей,
Прошу тебя, черного не надевай.
Коль кто-нибудь черную весть принесет —
Скажи, что неправда, семью утешай.
...Товарищам, сверстникам добрым моим,
Надеждою светлой сердца оживляй.
Приедет, скажи, невредим и здоров,
Вернется товарищ в родимый свой край.
Приедет, когда возвратится весна,
Сады зацветут и запенится сай.
Прошу тебя, души любимых людей
Ты черной кручины клеймом не терзай.
Назвав всех по имени, каждому ты
На родине дальний привет передай.
1916
ИЗ КАРАКАЛПАКСКОЙ ПОЭЗИИ
Ибраим-улы Кунходжа
КАМЫШ
Ты много мук изведал тоже,
И листья у тебя желты,
Как братья, мы друг с другом схожи,
Немало горя знал и ты.
Твои побеги чахлы, слабы,
Утратили зеленый цвет,
Тебе давно цвести пора бы,
Но и на это силы нет.
Ты из воды растешь, а жажды
Не можешь утолить своей,
Под дуновеньем гнешься каждым,
Хоть много у тебя корней.
Держаться трудно в скользкой глине,
Меж тем прошел весенний срок,
А лета нету и в помине,
За что же нас карает бог?
Тебя в дугу сгибает ветер,
С твоих метелок пух седой
Нераспустившихся соцветий
Он рассыпает над водой.
Гляжу — уже в начале лета
Успел ты, бедный, пожелтеть,
И не видать тебе расцвета,
Коль так дела пойдут и впредь.
И все-таки жди доброй вести,
Держись, не сохни у воды!
Смотри: я так же, как и ты,
Стою на очень скользком месте.
279
КОМУ НУЖЕН?
О, если есть еще края,
Где не слыхали соловья,
В таком глухом краю, друзья,
Кому цветок пахучий нужен?
Когда бегущий с гор поток
Не в силах напоить росток,
Не разольется в должный срок,—
Кому поток могучий нужен?
Коль сокол, высмотревший дичь,
Не испускает гордый клич
И не желает дичь настичь,—
Кому подобный сокол нужен?
Коль не мелькает пес, как тень,
Не перескочит и плетень,
Увидит зайца — гнаться лень,—
Кому брехун подобный нужен?
Коль не послушен конь узде,
Коль неразборчив он в еде,
Ленив на скачках и в езде,—
Кому скакун подобный нужен?
Нет перед дедами заслуг,
К врагу бежит, как лучший друг,
А дело валится из рук,—
Кому урод подобный нужен?
Не копит гнева с каждым днем,
Не победит в борьбе с врагом,
Ни силы, ни упорства в нем,—
Кому боец подобный нужен?
Душа за ближних не болит,
Людей в беде не защитит,
Все голодны, один он сыт,—
Кому вожак подобный нужен?
Несправедлив к народу он,
Не слышит страждущего стон,
От бедствий прячется за трон,—
Кому такой правитель нужен?
280
Суд справедливый не по нем,
Лицеприятен он во всем,
Чудак на празднике людском,—
Кому такой советчик нужен?
Скота в загоне — не сочтешь,
А людям пользы — ни на грош,
На волка жадного похож,—
Кому такой стяжатель нужен?
Шумит ручьем, а не рекой,
Бесстыдно хвастает собой,
А для врага — лишь звук пустой,—
Кому такой воитель нужен?
Не слушает отца и мать,
Их не желает почитать,—
Что старикам от сына ждать?
Кому такой наследник нужен?
Не видишь солнечных лучей,
Не слышишь, как звенит ручей,
Сам не поешь, как соловей,
И так всю жизнь... Кому ты нужен?
Косыбай~улы Ажинияз
ПРОСНИСЬ
(МУХ АЛЛЕ С)
Пришел к тебе и стал у ног: любимая моя, проснись.
У изголовья свет зажег: любимая моя, проснись.
Луна, нетленный огонек, свет глаз моих, проснись,
проснись.
Тоски немолкнущий исток, желанная моя, проснись.
Пришел я, не прийти не мог! О сжалься, милая, проснись!
Мне ночью выпало шагать — перед рассветом кончил
путь,
Чтоб слово данное сдержать, себя пришлось мне
подхлестнуть.
Ты продолжаешь сладко спать, застежки не стесняют
грудь...
Душе моей чего желать? В твоих объятьях прикорнуть.
Не заставляй меня страдать, открой глаза, скорей
проснись.
К серпу, что в небесах повис, ты не тяни напрасно рук.
Войти, любимая, не тщись в тот недоступный смертным
круг.
В полет безумный не стремись — одни препятствия
вокруг,
Сорвешься ненароком вниз — в грязи окажешься ты
вдруг.
У изголовья ждет твой друг. Проснись, любимая,
проснись.
Бердах
МОРЕ РЫБЫ СВОЕЙ НЕ ДАЕТ
Снова в море закинул я сеть.
Море рыбы своей не дает.
Боже мой, нету силы терпеть,
Что в груди твоей: сердце иль лед?
Обезлюдел мой род, приуныл,
Поплелись мы, лишенные сил,
От родимой земли и могил...
Море рыбы своей не дает!
И меня захлестнула нужда,
И пошел я, не знаю куда,
Но везде нас встречает беда,
Море рыбы своей не дает.
Путь тяжелый и длинный у нас.
Ни зерна, ни скотины у нас.
Есть ли выход, мужчины, у нас?
Море рыбы своей не дает.
В злобном море бушует волна,
Словно жизнь, холодна и черна.
Жизнь мрачна, без просвета она.
Море рыбы своей не дает.
Вам, друзья, не желал я беды,
Я желал за любовь и труды
Много счастья, как в море воды,
Лет на сто или двести вперед.
Но, увы, нас окутал туман,
Правят миром лишь зло да обман,
Злой богач и блудливый ишан,
Им и счастье, и мясо, и мед.
Ну, а мы — простота, беднота,
Дверь удачи для нас заперта,
Бьет аллах нас, и лжет нам мечта,
Море рыбы своей не дает.
Я бедняк, я собрат ваш Бердах,
Я правдив и в словах и в делах,
И меня обездолил аллах,
Адским пламенем сердце мне жжет.
283
СЫН МОЙ!
Стремись походкой твердою идти.
Обидят — за обиду отомсти.
Останешься голодным — не грусти.
Но смелым будь и мужественным, сын мой.
Не будь чванливым, как неумный бай.
Напрасно сил своих не расточай.
И пусть тобой гордится отчий край.
И пусть народ тобой гордится, сын мой.
Трудись. И утром, сон стряхнув едва,
Закатывай повыше рукава.
И хоть услышишь льстивые слова,
В беспечности не пребывай, о сын мой.
Людей цени всегда по их делам,
Не обижай друзей, но мсти врагам.
Подобострастным не внимай словам,
Беги дурного смолоду, о сын мой.
Нет у тебя халата — ничего,
И денег маловато — ничего,
Услышишь смех богатых — ничего.
Знай цену людям и себе, о сын мой.
Умей, мой сын, почувствовать душой,
Где человек хороший, где — плохой.
И за достойным светлою тропой
Безропотно, бесстрашно следуй, сын мой.
Сказал — от слов своих не отступай.
Ничтожным людям тайн не доверяй
И никогда друзей не обижай,
Но недругов ты не щади, о сын мой.
Богатством завладеешь — не гордись
И роскоши ненужной сторонись.
Сиротам помогая, не скупись.
И честен будь и прямодушен, сын мой.
Для своего народа будь хорош,
А если враг озлобится, ну что ж.
На свете без врагов не проживешь,
Отважным будь и сильным будь, о сын мой.
284
За то, что не по силам, не берись
И к должностям высоким не стремись,
Неправду говорить остерегись.
Пред тем, как говорить, подумай, сын мой.
Чем с ненадежным, лучше одному
Идти, не одолжаясь никому.
Цени своих друзей по их уму,
Друзей неумных избегая, сын мой.
И где б тебя ни встретила весна,
Ты помни — есть родная сторона:
Обширен мир, но родина одна,
И ты не забывай об этом, сын мой.
Всегда, мой сын, отца и мать цени,
Стремись согреть осенние их дни.
Не забывай, что ближе нет родни,
Своей судьбой ты им обязан, сын мой.
Отважен будь, но, даже смерть презрев,
Не говори, что ты бесстрашный лев.
Обуздывай в себе неправый гнев,
Но не смиряй гнев справедливый, сын мой.
Утешь своим участьем бедняка,
Не пожалей последнего куска,
У бедняка цель жизни далека,
Подай ему на счастье руку, сын мой.
Наш путь далек, а на пути — овраг,
Его пересечешь — достигнешь благ.
Ты юн еще, отец тебе не враг,
Всегда блюди завет отцовский, сын мой.
МНЕ НУЖНЫ
Цветок, к моим ногам склоненный,
Поющий соловей влюбленный,
Мир, светом солнца озаренный,
Дни радостные мне нужны.
Гора, чтоб издали дымилась,
Верблюдица, чтобы доилась,
Красавица, чтоб ночью снилась,
Для счастья моего нужны.
285
Когда зимою то и дело
Мороз пронизывает тело,
Подруга, чтоб меня согрела,
Мне руки теплые нужны.
Мне нужен конь нетерпеливый
С подстриженным хвостом и гривой.
Крепкокопытный и красивый...
Лихие кони мне нужны.
Есть у меня еще забота:
Мне соколиная охота,
Мне птицы, ждущие полета,
Лихие соколы нужны.
Джигиты, чья рука готова
В бою сразить врага любого,
Держать умеющие слово,
Для дела правого нужны.
Друзья, борцы, что за свободу
Готовы и в огонь и в воду,
Сочувствующие народу,
Для дела правого нужны.
Кто сеет хлеб и воду ищет,
Кто с бедняками делит пищу,
Кто помогает людям нищим,—
Такие люди мне нужны.
•J
Борцы, насупившие брови,
С оружьем правым наготове,
Те, что не пожалеют крови
В борьбе за счастье, мне нужны.
МОЙ БЫК
Ударю палкою его, беднягу,
Он двинется, я на соху налягу.
Он без меня не сделает ни шагу...
Мне честно служит службу черный бык.
Он всех сильнее — поглядите сами,
Кто может справиться с его рогами?
Они остры, как нож, тверды, как камень,
Посмотришь: очень страшен черный бык.
286
След от его копыт похож на блюдо.
Среди быков мой бык — не бык, а чудо.
Своею силой славен он повсюду,
Мой красноглазый, круторогий бык.
Моя судьба на радость скуповата.
Моя душа всегда тоской объята.
Но делит все со мною друг рогатый —
Мой знаменитый, сильный черный бык.
Я шел, а на пути была преграда,
Судьба влила мне в сердце много яда.
Но, верный друг, утеха и отрада,
Всегда со мною ты, мой черный бык.
«Эй-эй, вперед!» — и мы идем по зною
И вспарываем поле бороздою.
Как ты силен, любуюсь я тобою...
Спасибо, мой усердный черный бык.
О теш-шайр
НАДО
Коль сиротой ты родился на свет,
Тебе ни радости, ни ласки нет,
И сгорблен ты под ношей горьких бед,—
Скорее бы уйти в могилу надо.
Коль торжествует твой давнишний враг,
И силы нет втоптать его во прах,
И жар борьбы потух в твоих глазах,—
Покинуть этот мир унылый надо.
Я с вами, Аблатдин и Нуратдин,
Встречаю бег безжалостных годин,
Но тает снег, и солнце-властелин
Ведет весну. Помочь светилу надо!
Как много на земле гостило нас!
Страдали мы, мечтая и томясь,
Смерть настигала нас в ненастный час,—
Расстаться против воли с милой надо.
Роскошествуют лжец, богач, злодей,
А ты, бедняк, лишь дырами владей.
Мы падаем, мы бьемся средь сетей,—
Покончить нам с нуждой постылой надо.
С умом за дело взяться мы должны,
Нужна нам верность, как клинку — ножны,
Нужна поддержка друга иль жены,
И больше правды быстрокрылой надо.
Отеш-шаир лишь истину сказал,
Свой ум он напоказ не выставлял.
Хочу я, чтобы каждый правду знал,—
Чтоб цель достигнуть, много силы надо!
Сарыбай
Я ВАС ПРОКЛИНАЮ, ГОДЫ МОИ!
Без малого семьдесят лет я живу,
О, каторга злая — годы мои!
Как в мрачном аду, я горю наяву
И вас проклинаю, годы мои!
Не было ни удалого коня,
Ни дорогих одежд у меня,
Жил в нищете я, долю кляня,
Вас проклинаю, годы мои!
Век не носил я белых сапог,
Ночью под кровлей дырявой мок,
С вами сражаясь, я изнемог,
Черная стая — годы мои!
Молча таил я слезы мои,
Стоны мои, угрозы мои.
Нету детей, нету семьи —
Один доживаю годы мои...
Счастья я ждал, но мои мечты
Погибли от горя и нищеты.
Горькая жизнь! Для чего мне ты?
Я вас проклинаю, годы мои!
10
ИЗ КАЗАХСКОЙ ПОЭЗИИ
Махамбет Утемисов
ГЕРОЙ
Не стреляя наверняка,
Не обращая в бегство врага,
Не владея фитильным ружьем,
Не посылая стрел дождем,
Стрел с отточенным острием,
Широким, словно лопатки ягнят,
Не окровавив клинок стальной,
Сабли по самый эфес золотой,
Не оседлав боевого коня,
Не пригибаясь к луке, гоня
По степи, копьем о стремя звеня,
Не рассекая грудью ветров,
Пока не истлеет потник до основ,
Чепрак не истреплется до лоскутков,
Не проскакав всю жизнь на коне,
Не голодая в чужой стороне,
Не испытав всех лишений вполне,
Не позабыв мяса свежего вкус,
Не отказавшись от одеял,
Не нападая один на врагов,
Не унывая в холод и мрак,
Не оседлав коня натощак,
Не засыпая на камнях порой,
Не превращаясь в подвижника-богатыря,
Может ли цели достигнуть герой?
ЧТО ТОЛКУ?
От взлелеянного тобой
Сына, что чист, как желток золотой,
Разве дождешься пользы такой,
290
Если он в руки меч не возьмет,
Если по следу отцов не пойдет?
Что толку народу от тронов златых,
Что толку народу от ханов лихих,
Если для немощных и бедняков
Нет справедливости, правды у них?
КАМЫШОВЫЕ ОЗЕРА
Камыш приозерный, песчаный бархан,
Чей же стоял возле вас караван?
Камыш темно-желтый, степной старожил,
Кому ты памятником не служил?
И сколько у этих могильных холмов
Склонялось укутанных вдов?
Не здесь ли могучий скакун боевой
Нес храброго воина в смертный бой?
Не здесь ли кулану от жажды всегда
Шербетом казалась гнилая вода?
И стрелы-шмели из колчанов бойцов
Не здесь ли разили презренных врагов?!
Не вражьи ли головы падали здесь?
Так будем же пить мы и будем мы есть!
Давайте же сядем на резвых коней,
Давайте скакать и играть веселей!
Пусть каждый, жигиты, батыром умрет,—
Запомнит могилу его народ.
Ибрай Алтынсарин
КТО ЭТО?
«Дитя, дитя, не плачь!» — в глухую ночь,
В испуге просыпаясь, говорит
И долго-долго, низко наклоняясь
Над колыбелью маленькой, стоит.
Младенца нежит, нянчит, не бранит
И, как бурдюк со сливками, хранит.
Его пеленки греет на груди,
Когда мороз за окнами трещит,
Иль, вкруг ребенка пищу разложив,
За тем, чтоб он не смог упасть, следит.
И мягко-мягко на руки берет.
Ходить в рубашке грязной не дает,
Чтоб был он, словно яблоко, душист.
РЕКА
С громом с гор низвергаясь в глубокий провал,
Огибая последние выступы скал,
Затихает река — ив долине блестит
Гладь ее, как поверхность спокойных зеркал.
Сердце радо реке. От объятий ее
Хворь оставит недужное тело твое.
Скот, измученный зноем, в прохладной воде
Отдыхая, находит блаженство свое.
Безъязычные рощи, дойдя до воды,
Вдруг начнут говорить с ветерком молодым,
И любая песчинка долинной земли
Сохраняет живительной влаги следы.
Сочным травам расти помогает вода.
Вдоль реки по долине пасутся стада,
В светлых струях под берегом рыба идет
Косяками — готовь для нее невода.
Сотни стад не сумеют реки замутить,
И ничем не возможно ей путь преградить!
Лев придет отдохнуть к ней — и возле, резвясь,
Рыбы станут за шкуру его теребить.
292
Ахан-Сэрэ Карамсин
ЧАС ИСПЫТАНИЯ
Кто крепок сердцем, кто в душе герой,
Лишь тот в тяжелый час тебе поможет.
И тот при встрече отвернуться может,
Кто в дни удачи за тебя горой.
Уж тот велик, кто в бедствии подаст
Хоть кончик пальца. Поищи такого.
В тяжелый час с тобой любой горазд
И жестко обходиться и сурово.
Трусливому нужны и власть и честь.
А где он, друг, что честен и упорен?
Коль ты богат — то и друзей не счесть.
Там много кур, где много хлебных зерен.
Коль друга нет ни одного с тобой,
То знай — несчастье под твоею кровлей.
Хвастливого ты испытай борьбой,
А сокола расхваленного — ловлей.
Когда повсюду благодать и мир,
В своем углу любой из нас — батыр.
Красу озер мы чувствуем весной,
Когда осядут лебеди на воды.
И только в дни, когда придут невзгоды,
Узнаешь, кто чужой, а кто родной.
ОРЕЛ И БЕЛАЯ ЛИСА
Белой лисой
На зеленом речном островке
Ты появилась,
Мелькнула, как легкий олень.
Крылья расправив,
Парю над тобой вдалеке,
Целюсь в тебя,
Как уральский орел, целый день.
...Как светло-желтый
Гибкий тростник Иртыша,
Стройная, нежная,
Встретить меня выходи!
Вот, развалясь,
На плоту я плыву не спеша.
Ты разгораешься
Алой зарей впереди.
293
Ты для меня —
Что красная роза в саду.
Пойте, друзья,
Как в Иране поют соловьи.
Спрячешься в скалах —
С неба я камнем паду.
Всюду замечу
Следы молодые твои.
На зиму в клетку
Укроешься ты — не найти?
Как бы не так!
Всюду встану тебе на пути.
Абай Кунанбаев
* * *
Только юность одна — жизни счастливый цвет,
Но не надейся, что ты так и не будешь сед.
В юности только мы веселы и бодры,
Старость придет — и вдруг видишь, что счастья нет.
В юности дело нам: весело распевать,
Острым словцом своим, шуткою задевать,
Гордо в аулах ходить, нежно к девушкам льнуть,—
Лучшего счастья нам будто бы и не знать.
Мудрый такую жизнь лишь пустяком сочтет —
Лучше учитесь вы и умножайте скот.
Девушку любишь — люби лишь свою, одну,
Ну а падок на многих — жалкий ты сумасброд.
Часто не о скоте думает молодежь.
Тратя в забавах дни, и до беды дойдешь.
В юности прежде всего надо учиться нам.
Если ж учиться нельзя, честным трудом проживешь.
Пиршество где-нибудь — ты пышный берешь наряд.
На удалом коне прогарцевать ты рад.
Но похудеет конь, минет скоро почет,
Пусть же суетный пир твой не прельщает взгляд.
Сдержанность — вот твой щит, верный признак ума,
Трудности побеждать учит нас жизнь сама.
Как увлекаться нам смехом таким пустым!
Пусть же будет твоя воля всегда пряма.
Как ни велик твой пыл — не отдавайся ему.
Встретишь ты на пути страшных несчастий тьму:
Будешь скитаться ты, хлеб выпрашивать свой,
Беспечность твоя вовек не приведет ни к чему.
Часто до гроба уродует щегольство,
Ставь же ему предел, не поощряй его.
Вором может стать, нищим в лохмотьях тот,
Кто не может трудом себе добыть ничего.
Разуму не научил нас с юных лет отец.
Родичей нет, чтоб ум занял у них молодец;
Жаль годов молодых, ушедших в щегольство,—
Уж не придется ль тебе раскаяться, наконец?
295
Юношей уже нет, кто бы меня понимал,
И от напрасных надежд каждый смертельно устал;
Чтоб никто не мог старцев, нас, упрекнуть,
Скромные эти слова я для других написал.
1886
Пока не знаешь — молчи.
Пока блуждаешь — молчи.
В бесцельных днях и в ночи
Пустых забав не ищи.
Чтоб человеком ты был
И вровень с веком ты был,
Ты пятерых побори
И пятерых избери.
Злословье, ложь, хвастовство,
Безделье и мотовство —
Вот пять врагов твоих, знай.
А разум и доброта,
Упорство, скромность и труд —
Вот пять друзей, согласись.
Увидев зло — отвернись,
К беде пороки ведут.
Добро увидев — о нем
Ты помни ночью и днем.
Коль с детства книги читать —
Ученым сможешь ты стать.
Не унывай, маловер!
Бери с великих пример.
Не говори: «Я не тот!»
Учись, и знанье придет.
Никто не сможет помочь,
Коль ты, чуть вспыхнув, погас.
Учись не день и не час,
И будешь знаньем богат,
А знанье — истинный клад.
За мудрым следуй смелей.
Не слушай вздорных людей.
Что аксаКал или бай
Расскажут — сам осознай.
Словам впустую не верь,
Их суть продумай, измерь.
Срами нещадно глупца.
За правду стой до конца.
Пусть пошлость нагло груба,—
Тем легче с нею борьба.
296
Будь скромен, будь молчалив,
Мой горький опыт усвой.
О говорящем с тобой
Не думай: «Кто он такой?»
А думай: «Что говорит?»
Мы помним славных певцов,
И мудрецов, и вождей
Лишь по одним именам,—
Их жизнь неведома нам.
Поверь, о юноша, мне:
Бесценны знанье и ум.
Что чуждо их глубине,
Забудь, как суетный шум.
Достигни цели вполне,
Чтоб найденное сберечь.
На мудреца — сто глупцов,—
Вот горькой истины речь.
Запомни, юный мой друг,
В речах, звучащих вокруг,
Правдивых слов не найдешь.
Для робких правда страшна,
Им в правде видится ложь.
Душа невежды мертва.
Пусты без мысли слова.
И сам учись и учи.
Лишь знаньем жив человек.
Лишь знаньем движется век.
Лишь знанье — светоч сердец.
Лишенный учеников
Учитель — горький вдовец.
Людей суди по уму,
Но не по облику их.
Разумен будь и правдив
В делах и думах своих,—
Так мудрецы говорят.
Пойми совет их простой.
Да будет праведен путь
Твоей души молодой!
1886
ЛЕТО
Лето — солнечная пора!
В тучных, в шелковых травах степь
От душистых цветов пестра,
К полноводной реке аул
На кочевье пришел с утра.
297
Слышно ржанье коней в траве,
Как в лесу, их найдешь не вдруг;
Тяжко дышащих кобылиц
В воду с гиком загнал пастух;
Бьют хвостами они себя,
Отгоняют докучных мух;
К матерям жеребята льнут
. Или скачут, резвясь, вокруг;
Стаи уток и лебедей
Осеняют крыльями луг...
Ставят девушки юрты; смех
На лукавых губах подруг;
Четких, плавных движений ритм,
И мелькание белых рук...
Скот на пастбищах оглядев,
Успокоясь, помолодев,
Возвращается бай в аул,—
Аргамак его резв и сух.
Гости в юрту его сошлись,
Бьет ключом из сабы кумыс.
Остроумие в их кругу
Возбуждает кумысный дух.
И, наученный пастухом,
Мальчик к матери пристает,
Просит мясо и хнычет вслух.
Здесь не чувствуется жары;
Бай откинулся на ковры;
Над его самоваром — пар,
Словно облачка белый пух.
Бай кивком одобряет речь,
Говорить не желая вслух;
Но кивку его, лебезя,
Вмиг поддакивает весь круг.
С палкой, в белой рубашке, сед,
Аксакал издали спешит.
Он кричит: «Поверни стада!
Сторонись, не пыли, пастух!»
Может, баю придет каприз
Пригласить к себе на кумыс
Раболепнейшего из слуг.
Вот табунщики на лихих
Необъезженных вороных:
Утром сели они в седло,
А теперь уже день потух.
Вот охотники вдоль реки
По вечерним лугам спешат,
С каждым — сокол, как верный друг.
298
Ловкий хищник уходит ввысь
И разит — и седых гусей
Гонит вдаль от него испуг...
Аксакала томит недуг,
Жизнь прошла, не вернешь назад;
Байским шуткам издалека
Вторит старческим смехом он.
Только бай к его смеху глух...
1886
ОСЕНЬ
Тучи серые, хмурые, дождь недалек.
Осень. Голую землю туман заволок.
То ль от сырости, то ль, чтоб согреться, резвясь,
Стригунка догоняет в степи стригунок.
Ни травы, ни тюльпанов. И всюду затих
Звонкий гомон детей, смех парней молодых,
И деревья, как нищие старцы, стоят
Оголенные, листьев лишившись своих.
Кожу бычью, овечью в кадушках дубят.
Чинят шубы и стеганый старый халат.
Молодухи латают дырявые юрты,
А старухи неделями нитки сучат.
Косяком потянулись на юг журавли.
Караваны верблюдов под ними прошли,
И в аулах — унынье и тишина.
Смех, веселые игры остались вдали.
Дуют ветры, становится все холодней.
Стужа мучает и стариков и детей.
Псы голодные ловят мышей полевых,
Не найдя, как бывало, объедков, костей.
Ветер пыль поднимает — над степью черно.
Осень, сыро. Но так уж заведено —
Плох обычай! — нельзя разжигать очага.
В наших юртах теперь неуютно, темно.
1888
ЗИМА
В белой шубе, плечист, весь от снега седой,
Слеп и нем, с серебристой большой бородой,
Враг всему, что живет, с омраченным челом,
Он, скрипучий, шагает зимой снеговой.
Старый сват — белый дед — натворил много бед.
От дыханья его — стужа, снег и буран.
Тучу шапкой надвинув на брови себе,
Он шагает, кряхтя, разукрашен, румян.
Брови грозно нависли — нахмуренный вид;
Головою тряхнет — скучный снег повалит.
Злится он, словно бешеный старый верблюд,
И тогда шестистворная юрта дрожит.
Если дети играть выбегают во двор,
Щиплет нос он и щеки злою рукой;
В армяке, в полушубке дубленом пастух
Повернулся к холодному ветру спиной.
Конь разбить безуспешно пытается лед.
И голодный табун еле-еле бредет.
Скалит жадную пасть волк — приспешник зимы.
Пастухи, день и ночь охраняйте свой скот!
Угоняйте на новое место табун,
Не поспав, не умрешь, надо быть посмелей!
Все же лучше, чем волк, Кондыбай и Конай,
Деду мы не дадим пировать средь степей!
1888
* * *
На воде, как челнок, луна.
Тишина ясна, глубока.
Лишь в овраге полночь черна
Да шумит в тишине река.
Вверху и внизу глубина.
Лунный свет в лепестках цветка.
Пробежит по деревьям волна —
И затих порыв ветерка.
300
С гор ответит эхо на лай
И на окрики пастухов.
Крадучись, минуты считай
И пугайся своих шагов.
Упадет листок невзначай —
Тебе уже чудится зов:
— Ах, скорее, милый, встречай
Здесь, в тени прибрежных кустов.
Горя, холодея, дрожа,
С немеющим сердцем в груди,
Ты придешь без слов, не дыша,—
Ах, сколько тревог позади!
1888
* * *
О любви, душа, молишь вновь,
Не унять смятенье твое,—
Так желанна сердцу любовь,
Желанна отрава ее!
Вся тоска, вся горечь невзгод
Над огнем души не властна.
Лишь любовь — твой верный оплот,
Лишь с тобой угаснет она.
А того, кто жил не любя,
Человеком назвать нельзя.
Пусть ты наг и нищ — у тебя
Все же есть семья и друзья.
Довелось бы брести впотьмах,
Если б дружбы не вспыхнул свет.
Слава — тлен, и богатство — прах,
Если верного друга нет.
1890
* * *
Веселья легкая вода,
Пустая молодость — беда.
Ты лучше разумом попробуй
Познать, где дружба, где вражда.
301
Что славным у людей слывет,
Тебя не слишком пусть влечет.
Не торопись, мой друг, работа —
Она предмет твоих забот.
Души богатства береги,
Всего, что дешево,— беги,
А скромность — истинный хозяин,
Он душу не ведет в долги.
Не будь ко всем доверчив сплошь,
От зоркости ты не умрешь,
Не то и стариком согбенным,
Где враг, где друг,— не разберешь.
Хапуга на объятья скор.
Всегда он там, где шум и спор.
Мой друг, ты разве сам не видишь,
Что под конец он нищ, как вор.
1901
* * *
Ангел молнии, Рагйт,
Как стрела, к земле летит,
Опрокинутый на землю,
Дождь ее животворит.
Молния бьет наповал.
Силу слов ты, друг, познал,
Если их, как молний силу,
На себе ты испытал.
Мимо этих слов пройдет
Взяточник и обормот,
Нищенка-душа не примет
Огненных твоих щедрот.
Примет молнии-слова,
Кто устал от плутовства.
Не пора ль к рукам прибрать
Болтунов всесильных рать?
Что за публика такая —
Только знают врать и врать.
1903
Султанмахмут Торайгыров
Я стану человеком, и, если буду жить,
Никчемным, никудышным я не хочу прослыть.
Не лучше ли спокойно лежать в могиле тесной,
Чем на земле просторной слепым невеждой быть?!
Я — верный сын народа, мне нужен яркий свет.
Добыть сиянье солнца я твердый дал обет.
Смогу ль помочь я людям, когда звездою тусклой
Мелькну и вновь исчезну в дали идущих лет?!
Как месяц в полнолунье — не трепетной звездой! —
Хочу я встать, пылая, над злою темнотой.
Не похвальбой — поймите! — стремлением горячим
Охваченный, не в силах я овладеть собой.
1913
* * *
То добро, что в жизни вкусил,
И то зло, что в жизни вкусил,---
Все зависело от тебя,
От стремлений твоих и сил.
Не судьба играла с тобой —
Ты добро и зло заслужил!
Не виновны бог и шайтан,
Не звездой тебе жребий дан,
И мечтой о рае — увы! —
Ты напрасно, друг, обуян:
О загробном суде твердят
Лишь невежество и обман!
1914
ЭТО ЛИ СПРАВЕДЛИВОСТЬ?
Не останавливаясь ни на миг,
Мерным движением колеса
Жизнь обращает в прах одних,
Других лаская и вознося.
Какая за гибнущими вина?
303
За что благая участь дана
Тем, кто сыт, чей наряд богат,
Чей славен дом убранством палат?
Не заработает в десять лет
Бедняк золотого того кольца,
Что излучает алмазный свет
На пальце знатного подлеца;
Он мог бы не голодать весь год,
Когда бы серебряные рубли,
Что на румяна тратит мот,
На скудную пищу его пошли.
Но ходит богач по просторам земли,
И все, чего желает душа,
Чем жизнь щедра и земля хороша,—
Все ему достается, все...
И мерно вертится колесо...
РЯБОЙ ХОДЖА
Ясак он скотом взимает —
и скот годится любой.
Весь день он бубнит молитвы,
беседуя сам с собой.
Врачует от всех болезней —
залечивает навеки...
В ауле беды нет горше,
чем этот ходжа рябой!
Ребенка нет, он попросит —
и бог ребенка пошлет.
Внимает слову пройдохи
невежественный народ.
И льются лживые речи
про рай и про ад кромешный...
Но если ад существует,
он первым туда войдет!
ЗАЧЕМ Я ЖИВУ?
Пока кочующий род людской
Минет безводных пустынь простор,
Пока перевалит за грани гор
В страну, облюбованную мечтой;
Пока очистятся, наконец,
Сердца человеческие от зла,
И станет душа человека бела,
304
И волк перестанет душить овец,—
Много еще утечет воды,
Многие жизни сгорят в борьбе,
Многих земля возьмет к себе!
И не увижу я те плоды,
Завязь которых — наши труды...
Зато откроется даль тому,
Кто пойдет по пути моему!
ИЗ ГРУЗИНСКОЙ поэзии
Александр Чавчавадзе
Ж * *
О далекие, полные света года!
Отлетела, как сон, ваших дней череда.
Я же, верно, не стану иным никогда,
Не гонюсь я за сменой времен.
Я все тот же всегда.
Я ушел от людей, суетой утомлен.
Вы дивитесь, что жив я, как встарь, как тогда?
Я все тот же всегда.
Я печальной судьбою своей заклеймен,
О, да будет щитом мне надежды звезда!
Я все тот же всегда.
Убегает надежда, напрасен мой стон...
Лучше смерть, если нет упований следа.
Я все тот же всегда.
Я единой единожды отдан в полон,
Я служу ей, не ведая рабства стыда.
Я все тот же всегда.
Жаль мне тех, кто на верность, как я, осужден.
Это рыцарство наше не стоит труда.
Я все тот же всегда.
А она обо мне и не помнит, горда.
Все же, где бы я ни был, я с ней навсегда.
Я все тот же, пусть годы бегут, как вода,
Не гонюсь я за сменой времен.
Я все тот же всегда.
306
Открылся порог благодатного лета —
Так хочет времен круговое движенье.
И радостью вновь осветилось мгновенье,
И счастьем душа милосердно согрета.
Кто властвовал гордо над сердцем своим,
Пусть любит он снова — и будет любим!
Сердца, что гордились величьем суровым,
Какое томленье вам крылья связало?
На юную жизнь вы глядите устало.
О, пусть опахнет вас дождем лепестковым
Цветущей поры золотое начало!
Кто властвовал гордо над сердцем своим,
Пусть любит он снова — и будет любим!
Цветы умирают в сугробе глубоком,
Спадает с деревьев убранство живое,
Но ветви воскреснут в живительном зное,
Нальются плоды ароматом и соком —
Так хочет движенье времен круговое.
Кто властвовал гордо над сердцем своим,
Пусть любит он снова — и будет любим!
О, верьте! Желанное сбудется с вами,
И счастье придет к вам стопой неуклонной,
И розы увидите лик благовонный,
От смелого взора не скрытый шипами,—
И бодрость вдохнете душой исцеленной!
Кто властвовал гордо над сердцем своим,
Пусть любит он снова — и будет любим!
Идущие вольно дорогой свободной!
Зачем вы томитесь, вкруг розы блуждая?
Приблизьтесь к порогу зовущего рая!
Не минет бесплодно порыв благородный,
Отважных не ранит беда роковая!
Кто властвовал гордо над сердцем своим,
Пусть любит он снова — и будет любим!
* * *
Ты любила меня, и тогда этот мир
Мне сокровищницею казался.
Близ тебя были будни — как праздничный пир,
Так я сладостью дней упивался.
Ты ушла, и с тобою навеки ушло
Все, что было: и радость, и свет, и тепло.
Ты любила меня, и с открытой душой
Жил я, все на земле принимая.
Ветерок по утрам благовонной струей
От тебя нес дыхание мая.
Ты ушла, и с тобою навеки ушло
Все, что было: и радость, и свет, и тепло.
Ты любила меня, и в ночных небесах
Даже звезды иначе мерцали.
Неизменно весна ликовала в лесах,
Ни фиалки, ни розы не вяли.
Ты ушла, и с тобою навеки ушло
Все, что было: и радость, и свет, и тепло.
Ты любила меня, и поэтом я был,
Посещаемым верною музой,
И в чеканную форму вливался мой пыл,
Лишь любовь была милой обузой.
Ты ушла, и с тобою навеки ушло
Все, что было: и радость, и свет, и тепло.
Ты любила меня, и тогда даже сон
Не лишил меня радостей бденья:
На закрытые веки, бывало, мне он
Навевал о тебе сновиденья.
Ты ушла, и с тобою навеки ушло
Все, что было: и радость, и свет, и тепло.
Г О К Ч А*
Есть озеро Гокча — подобье широкого моря:
То бурные волны с угрозой вздымает оно,
То зыблет в струях, с хрусталем светозарностью споря,
Зеленые горы и воздуха синее дно.
308
Но траурны толпы его прибережных развалин.
Где в давние годы могуче цвели города,
Там нынче все пусто, и край бездыханный печален,
Повсюду лишь соль да камней почернелых гряда.
Как все здесь застыло в своем отрешенном покое!
Пустынность, безгласность, владычество смерти кругом.
Здесь в темный покров одевается сердце людское,
И горькое чувство со стоном вздымается в нем.
Так вот они — камни, дворцов величавых руины,
Так вот она — участь прекрасных творений тщеты,
Вот истинный образ и нашей грядущей судьбины!
Зачем же, мой взор, лишь к мгновенному тянешься ты?
Развалины эти — останки забытого храма,
Где царь преклонялся, к мольбе покаянной готов,
Где к богу неслись славословья и дым фимиама,
Где к небу стремились гремящие звуки псалмов;
Развалины эти — камней бездыханная груда:
Здесь в свежей тени преклоняют колени стада,
Здесь звери ночуют, и странник, ведущий верблюда,
В полуденный зной поспешает укрыться сюда.
Вот в этом строенье — в руине без стен и без кровли —
Ютился когда-то богатый купеческий ряд,
Где предок армянский, исконный искусник торговли,
Считал свое злато, неслыханной прибыли рад.
И были здесь люди, богатые честью и славой,
Ценящие доблесть превыше слепящих сует.
В безжизненный прах обратился их род величавый,
Их мощи былой затерялся прославленный след.
Взгляни на равнины, одетые в щебень унылый,
Взгляни на арену, где кони летали порой,
Где юноши-львята сходились помериться силой,
Где копья сверкали, где лук трепетал тетивой!
Угрюмые камни припаяны были друг к другу,
И своды вздымались, легко устремленные ввысь.
Под ними их зодчий дремал, предаваясь досугу,
В довольстве и неге беспечные годы неслись.
И здесь, во дворце, восседала могучая сила,
Вершившая судьбы, дарившая милость и гнев.
309
И здесь человека незримая злоба точила,
И здесь в человеке любовь пробуждалась, прозрев!
О, сколько красавиц, пленительно юных когда-то,
Глухое прибрежье своим затянуло песком!
О, сколько гвоздик, и лилей, и очей из агата
Спокойная гладь отражала в зерцале своем!
Увы! Сколько раз погружалась луна молодая
В широкую зыбь, в одиночество, мглу и печаль!
Но шествует время, косу беспощадно вздымая.
Ему красоты — ни земной, ни небесной — не жаль!
Григол Орбелиани
МУХАМБАЗИ*
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!
Если выпью вина, мне изменит язык,
Посмеется судьба надо мной.
Он расскажет тебе, как я молча страдал
Бесконечное множество дней,
Он расскажет тебе о печали моей,
О любви безнадежной моей,
О великом и жалком несчастье моем,
Помутившем рассудок больной.
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!
Если голос рассудка над сердцем моим
Потерял свою власть не вполне,
Даже эту почти безнадежную власть
Уничтожить ты хочешь во мне.
Ты ведь знаешь, как мало мне нужно, чтоб я
Обезумел, любовью объят,—
Только малую долю вниманья ко мне,
Лишь один твой приветливый взгляд.
Все ты знаешь, но чашу, но чашу вина
Ты даешь мне, смеясь надо мной...
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!
Ах, на гибель мою, на погибель мою
На своем ты стоишь, на своем!
Как безумец я пью эту чашу мою:
Я не знаю, что будет потом.
Ты мне розу даешь — что мне роза твоя,
Если вижу я розу ланит?
О, склони ко мне чистую розу ланит,
Пусть я буду тобою убит.
Ах, зачем мне вино, если сердце полно
Лишь одною, одною тобой!
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!
Если, полный любви, я гляжу на тебя,—
Вся кругом замолкает земля.
Расцветает на дивных ланитах твоих
Благовонный цветок миндаля.
311
О, позволь мне прижаться к его лепесткам,—
Изнемог я в напрасной борьбе,
Сам себя я на смертные муки предам,
Но откроюсь, откроюсь тебе.
Слушай, все я скажу. Гаснет сердце мое,
Помутился мой разум больной...
Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина,
Опьянен я твоей красотой!
1829, Тбилиси
ПРОЩАНИЕ
На лепестках едва открытой розы
Роса небес сверкает и горит.
Не так ли, друг мой, медленные слезы
С твоих печальных катятся ланит?
Мой милый друг, в минуту расставанья,
О, как ты мне безмерно дорога!
И как умерю я твои страданья,
Как осушу печали жемчуга?
Я слез не лью, и страшной немотою
Опять окован бедный мой язык:
Пустым словам, затверженным толпою,
Моей любви вверять я не привык.
Лишь только призрак чувства многословен,
Язык любви не есть язык глупца,
И не найдется в нем таких диковин,
Чтоб всю любовь исчерпать до конца.
Вот почему так страшно сердце гложет
Пылание бестрепетных страстей.
Оно наружу вырваться не может,
Но тело прожигает до костей.
Лишь слабый сердцем любит по-иному.
Его любовь — упавший с гор поток:
Упавший с гор поток подобен грому,
Но средь долин он мал и неглубок.
Такое сердце стоном и разлукой
Свою любовь развеет без труда
И, незнакомо с длительною мукой,
Вернется к жизни, легкой, как всегда.
Но есть сердца, подобные граниту,
И, если чувство врезалось в гранит,
312
He властно время дать его в обиду,
Как и скалу оно не раздробит.
Пока восходит солнце надо мною,
Пока луна не остановит бег,
Пока живу я жизнию живою,—
Мой милый друг, я твой, я твой навек!
1832
ВЕЧЕР РАЗЛУКИ*
Заря небес вечерним багрецом
Вершины гор Кавказских озарила.
Так девушка прощается с отцом,
Лобзая старца нежно и уныло.
Но молчалив гигантский тот собор.
Передо мной от края и до края
В короне льдов стоят вершины гор,
Плечами дэвов небо подпирая*.
И, прижимаясь к кручам, облака
Грозят потопом, и с горы отвесной,
Блистая, низвергается река,
Стремительно висящая над бездной,
И воет Терек, надрывая грудь,
И скалы вторят Тереку в тревоге...
Печально я гляжу на этот путь,
На тень судьбы, скользящей по дороге...
Все лучшее, что было мне дано,
Все светлое, что управляло мною,
Чем было сердце бедное полно,
Опять, опять похищено судьбою!
Прощай, мой друг! Прощай на много дней!
До моего последнего мгновенья
Всегда с тобой печаль души моей,
Моя любовь, мое благословенье!
Стучат колеса. Милой больше нет.
На повороте пыль еще клубится.
И, обезумев, ей летит вослед
Душа моя, как раненая птица.
Прощай, мой друг! Унынием объят,
Смотрю я вдаль с невыразимой мукой.
Твоих очей уж мой не встретит взгляд,
Навеки затуманенный разлукой.
Не утолит печаль моей души
Твоя любовь, и только скорбь немая
Источит сердце бедное в глуши,
Последние надежды отнимая.
313
И как, безумец, я поверить мог,
Что счастье наше будет беспредельно?
Прощай, мой друг! О, как я одинок!
И скорбь моя — о, как она бесцельна!
И вот уж ночь. Сижу, объят тоской.
О, кто теперь мои услышит песни?
Недвижен воздух. Только часовой,
Перекликаясь, ходит в отдаленье.
И, подперев вершиною зенит,
Молчит гора, увенчанная снегом,
И о прошедшем счастье говорит
Звезда небес, сияя над Казбеком.
Потоки гор, свершив свой краткий путь,
Алмазной грудой бьют через пороги,
И воет Терек, надрывая грудь,
И скалы вторят Тереку в тревоге.
1 мая 1841, Владикавказ
О РАЗУМ МОЙ!
О разум мой, не надо вспоминать!
Минувшему прилично лишь забвенье.
Что толку умножать сердечное волненье
И жизнь бесплодную напрасно проклинать!
1843, Тбилиси
ЛИК ЦАРИЦЫ ТАМАРЫ
В БЕТАНИЙСКОЙ ЦЕРКВИ*
Твой светлый лик
Исполнен красоты,
Твой взор небесный светит, как денница.
Склонясь у ног твоих,
Ловлю твои черты
С благоговейным трепетом, царица!
Какой восторг
Стесняет сердце мне,
Как сотрясают грудь мою рыданья!
О, если бы я мог
С тобой наедине
Не вспоминать народные страданья!
314
Но все темней
На сердце у меня:
Куда ни глянь — везде одни руины...
О славе прошлых дней
Иверия твоя*
Забыла в эти черные годины.
Как смутный сон,
Как невозвратный сон,
Исчез в веках расцвет твоей державы.
Из тьмы седых времен
Лишь мне сияет он,
Чтоб не погиб я без любви и славы.
На склоне лет
В годину тяжких бед
Пришел к тебе я бедным и скорбящим.
Склонись на голос мой,
Взгляни на край родной,
Благослови крестом животворящим!
Чтоб расцвела
Иверия опять
Среди народов, как в былые годы;
Чтоб церковь обрела
Господню благодать
И просвещенье снизошло в народы!
Чтобы воскрес
Могучий наш язык,
Сердца любовью к родине горели;
Чтоб до глубин небес,
Торжественно велик,
Вознесся стих бессмертный Руставели!
Чтоб, закален
В страданьях и борьбе,
Опять воспрянул гений иверийца!
Но что тебе мой стон!
Не внемлешь ты мольбе,
И только в небо смотришь ты, царица!
О мать моя,
Иверия моя!
Откуда ждать на слезы мне ответа?
Униженный, больной,
Я сын печальный твой,
И в сердце ни надежды, ни привета!
315
Пройдут года...
Ужели в свой черед
Не расцветет земля моя родная?
Ужели никогда
Добычи не вернет
Проклятый ворон, в поле улетая?
О грозный мир!
В тебе пощады нет.
Как беззащитны мы перед судьбою!
Где слава — наш кумир,
Наш неизбывный свет?
Ужель ее мы видим пред собою?
Среди лесов,
В глухом монастыре,
Где вековые свесились чинары,
Где смотрит в глубь веков
Сияющий горе
Небесный лик божественной Тамары
1877
Вахтанг Орбелиани
КАХЕТИЯ
Кто роком придавлен, чья жизнь безутешна и сира,
Кто радостных дней на печальной земле не обрел,
Чье скорбное сердце навеки замкнулось для мира,
Кто жизнь называет сцепленьем бессмысленных зол,
Пусть тот, для кого вся природа нема и сурова,
Мне руку подаст! На вершину взберемся мы с ним:
Там сердце его для желаний пробудится снова,
Погаснувший взор оживится сверканьем былым.
Постигнет он снова отрады и скорби земные,
Минувшего счастья познает ликующий свет,
И грудь его снова стеснится, как будто впервые
Священной любовью он страстно и нежно согрет.
На небо и землю он глянет воскреснувшим оком,
Едва перед ним развернется, безбрежно цветя,
Наш солнечный край, зеленеющий в круге широком,—
Прекрасный эдем, первозданное божье дитя*.
Едва он увидит снега, что синеют по кручам
Подоблачно-гордых, лесистых, взмывающих гор,
Увидит наш дол с многоводным потоком могучим —
То бурным средь скал, то струящимся в тихий простор,—
Вновь жизнь воскресит он, несбыточной радостью мучим:
Для нового счастья раскроются сердце и взор.
Когда же и я, о Кахетия наша родная,
С вершины Гомбори взгляну на равнину твою?*
Когда, о, когда, созерцаньем свой взор насыщая,
Наполненный кубок во здравье твое изопью?
1880
ВОСПОМИНАНИЕ
Я вдаль унесен был судьбы колесницей,
Но к родине юное сердце стремится,
И взору туманным видением снится
Прекрасная наша страна-чаровница.
Далеко скитаясь, я сердцем был с нею,
Нигде виноградника нет зеленее;
Я бедную хижину помнил всегда,
Где мирным теченьем струились года,
Любимые горы, родные долины,
Где воды гремели прозрачной стремниной,
317
Под ласковым небом блаженные дни,
Веселье и песни в зеленой тени.
И девушки Грузии — жемчуг бесценный,
Чернее их глаз не найти во вселенной,
И как одиноко восходит луна —
Светлее, чем звезды, блистала одна,
Как нежный трепещущий голубь.
*••••••••••«•••
И сердце мое истомилось в тоске,
Но сладкой надеждой я жил вдалеке,
Я к дому стремился, к жемчужине милой,
Чтоб сердце наполнилось новою силой.
С прекрасною родиной свиделся снова
Под чистым покровом шатра голубого,
Под теми же звездами встретил мой взор
На тучных долинах цветочный узор.
В побегах кустарника, в поросли свежей —
Родные места красотою все те же,
И с тем же весельем поющий народ,
И радость, из рода текущая в род!
И та, кого ждал я с таким нетерпеньем...
Но сердце ее уж не знало волненья.
От здешнего мира она отошла,
Но так же прекрасна была и светла.
1881
Николоз Бараташвили
СУМЕРКИ НА МТАЦМИНДЕ*
Люблю твои места в росистый час заката,
Священная гора, когда твои огни
Редеют, и верхи еще зарей объяты,
И по низам трава уже в ночной тени.
Не налюбуешься! Вот я стою у края.
С лугов ползет туман и стелется к ногам.
Долина в глубине, как трапеза святая,
Настой ночных цветов плывет, как фимиам.
Минутами хандры, когда бывало туго,
Я отдыхал средь рощ твоих и луговин.
Мне вечер был живым изображеньем друга.
Он был как я. Он был покинут и один.
Какой красой была овеяна природа!
О небо, образ твой в груди неизгладим.
Как прежде, рвется мысль под купол небосвода.
Как прежде, падает, растаяв перед ним.
О боже, сколько раз, теряясь в созерцанье,
Тянулся мыслью я в небесный твой приют!
Но смертным нет пути за видимые грани,
И промысла небес они не познают.
Так часто думал я, блуждая здесь без цели,
И долго в небеса глядел над головой,
И ветер налетал по временам в ущелье
И громко шелестел весеннею листвой.
Когда мне тяжело, довольно только взгляда
На эту гору, чтоб от сердца отлегло.
Тут даже в облаках я черпаю отраду.
За тучами и то легко мне и светло.
Молчат окрестности. Спокойно спит предместье.
В предшествии звезды луна вдали взошла.
Как инокини лик, как символ благочестья,
Как жаркая свеча, луна в воде светла.
Ночь на Святой горе была так бесподобна,
Что я всегда храню в себе ее черты
319
И повторю всегда дословно и подробно,
Что думал и шептал тогда средь темноты.
Когда на сердце ночь, меня к закату тянет.
Он — сумеркам души сочувствующий знак.
Он говорит: «Не плачь. За ночью день настанет.
И солнце вновь взойдет. И свет разгонит мрак».
1833—1836
РАЗДУМЬЯ НА БЕРЕГУ КУРЫ
Иду, расстроясь, на берег реки
Тоску развеять и уединиться.
До слез люблю я эти уголки,
Их тишину, раздолье без границы.
Ложусь и слушаю, как не спеша
Течет Кура, журча на перекатах.
Она сейчас зеркально хороша,
Вся в отблесках лазури синеватых.
Свидетельница многих, многих лет,
Что ты, Кура, бормочешь без ответа?
И воплощеньем суеты сует
Представилась мне жизнь в минуту эту.
Наш бренный мир — худое решето,
Которое хотят долить до края.
Чего б ни достигали мы, никто
Не удовлетворялся, умирая.
Завоеватели чужих краев
Не отвыкают от кровавых схваток.
Они, и полвселенной поборов,
Мечтают, как бы захватить остаток.
Что им земля, когда, богатыри,
Они землею завтра станут сами?
Но и миролюбивые цари
Полны раздумий и не спят ночами.
Они стараются, чтоб их дела
Хранило с благодарностью преданье,
Хотя, когда наш мир сгорит дотла,
Кто будет жить, чтоб помнить их деянья?
320
Но мы сыны земли, и мы пришли
На ней трудиться честно до кончины.
И жалок тот, кто в памяти земли
Уже при жизни станет мертвечиной.
1837
К ЧОНГУРИ
Времен томительные звуки,
Воспоминанья горькой муки
Тревожат строй моей души.
Услышу ли в своей печали,
Чтоб струны радостью звучали,
Чтоб боль от сердца отлегла.
В твоем звучанье нет восторга.
Опять струна твоя исторгла
Лишь сердца раненого стон.
1837
ОДИНОКАЯ ДУША
Нет, мне совсем не жаль сирот без дома.
Им что? Им в мир открыты все пути.
Но кто осиротел душой, такому
Взаправду душу не с кем отвести.
Кто овдовел — несчастен не навеки.
Он сыщет в мире новое родство.
Но разочаровавшись в человеке,
Не ждем мы в жизни больше ничего.
Кто был в своем доверии обманут,
Тот навсегда во всем разворожен.
Как снова уверять его ни станут,
Уж ни во что не верит больше он.
Он одинок уже непоправимо.
Не только люди — радости земли
Его обходят осторожно мимо,
И прочь бегут, и держатся вдали.
1839
Стихи поэтов народов
дореволюционной России
321
11
Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.
Он прекрасен без прикрас.
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой.
Это цвет моей мечты.
Это краска высоты.
В этот голубой раствор
Погружен земной простор.
Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.
Это синий негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый, зимний дым
Мглы над именем моим.
1841
* * *
Что странного, что я пишу стихи?*
Ведь в них и чувства не в обычном роде.
Я б солнцем быть хотел, чтоб на восходе
Увенчивать лучами гор верхи;
Чтоб мой приход сопровождали птицы
Безумным ликованьем вдалеке;
Чтоб ты была росой, моя царица,
И падала на розы в цветнике;
Чтобы тянулось, как жених к невесте,
К прохладе свежей светлое тепло;
322
Чтобы существованьем нашим вместе
Кругом все зеленело и цвело.
Любви не понимаю я иначе,
А если ты нашла, что я непрост,
Пусть будет жизнь избитой и ходячей —
Без солнца, без цветов, без птиц и звезд.
Но с этим ты сама в противоречье,
И далеко не так уже проста
Твоя растущая от встречи к встрече
Нечеловеческая красота.
1841
М Е Р А Н И*
Мчит, несет меня без пути-следа мой Мерани.
Вслед доносится злое карканье, окрик враний.
Мчись, Мерани мой, несдержим твой скач и упрям,
Размечи мою думу черную всем ветрам!
Рассекай вихри, разрезай волны, над горной кручей смелей лети.
Скачи быстрее, чтоб легче были нетерпеливому дни пути.
Не ведай страха, мой конь крылатый, презирай бури, презирай
зной,
Лети — не станет просить пощады самозабвенный наездник
твой.
Печали мало, если я брошу мою отчизну, моих друзей,
Если забуду семью и кровных и нежный голос милой моей.
Где ночь настигнет, где свет застанет — пусть там и будет
родимый дом.
О, лишь бы верным поведать звездам, что в темном сердце горит
моем!
Вверить сердца стон, вверить прах любви волнам шумным
И крылам твоим восхитительным и безумным!
Мчись, Мерани мой, несдержим твой скач и упрям,
Размечи мою думу черную всем ветрам!
Пусть не усну я в земле отчизны среди старинных могильных
плит,
Пусть дорогая мои останки слезой печальной не окропит;
Мне черный ворон выроет яму в краю безвестном, в пустых
полях,
И вихрь бездомный с плачем и воем песком засыплет мой
бедный прах.
323
Не слезы милой — дожди и росы мне в час прощальный омоют
грудь,
Не вздохи близких — орлиный клекот меня проводит в послед-
ний путь.
Несись, Мерани, мой конь крылатый, умчимся вместе за грань
судьбы.
Твой всадник не был пленником рока и с ним, как прежде,
жаждет борьбы!
Пусть погибну я, роком проклятый, им сраженный,—
Меч о меч, как враг, буду биться с ним, непреклонный.
Мчись, Мерани мой, несдержим твой скач и упрям,
Размечи мою думу черную всем ветрам!
Нет, не исчезнет душевный трепет того, кто ведал, что обречен,
И в диких высях твой след, Мерани, пребудет вечно для всех
времен:
Твоей дорогой мой брат грядущий проскачет, смелый, быстрей
меня
И, поравнявшись с судьбиной черной, смеясь, обгонит ее коня.
Мчит, несет меня без пути-следа мой Мерани.
Вслед доносится злое карканье, окрик враний.
Мчись, Мерани мой, несдержим твой скач и упрям,
Размечи мою думу черную всем ветрам!
9 мая 1642
ЗЛОБНЫЙ ДУХ
Кто навязал тебя мне, супостата?
Куда ты заведешь меня, вожак?
Что сделал ты с моей душой, проклятый!
Что с верою моею сделал, враг?
Ты это ли мне обещал вначале,
Когда ты обольщал меня, смутьян?
Твой вольный мир блаженства без печали,
Твой рай, суленный столько раз,— обман.
Где эти обещанья все? Поведай!
И как могли нежданно ослабеть
И уж не действуют твои беседы?
Где это все? Где это все? Ответь!
324
Будь проклят день, когда твоим обетам
Пожертвовал я сердца чистотой,
В чаду страстей, тобою подогретом,
И в вихре выдумки твоей пустой.
Уйди и скройся, искуситель лживый!
По милости твоей мне свет не мил.
Ты в цвете лет растлил души порывы.
О, горе тем, кого ты соблазнил!
1843
* * *
Я высушу слезы, тобою угадан*,
Душою твою созерцая красу,
И пепел сгоревшего сердца, как ладан,
Безропотно в жертву тебе принесу.
В глазах твоих — райского лета цветенье.
Улыбка — отрадная суть бытия,
Погибель моя и навеки спасенье,
Безумье и ясная мудрость моя.
Склоняюсь пред этим божественным светом,
Твоим добродетелям жить и сиять.
Ты сделала сердце земное поэтом,
Чтоб этому сердцу тебя воспевать.
1843
Рафаэл Эристави
ДУМЫ С ЕС ИИ
Я земля и был землей,
Для труда землей рожденный,
Стала мне земля сестрой,
Мукою моей бессонной.
Что посею — не растет;
Не родит земля сухая,
И глядишь — на круглый год
Не хватает урожая.
То — хозяин на порог,
То — священник, то — урядник...
Гнут меня в бараний рог:
Много их, скупых да жадных.
Муравей — и тот мне враг.
Не дадут душе покою!
Отдохну, и бос и наг,
Под моей землей сухою!
1883
Илья Чавчавадзе
ГОРАМ КВАРЕЛИ
Горы Кварели! Покинув родные селенья,
Может ли сердце о вас вспоминать без волненья?
Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду.
Сын ваш любимый, ужели я вас позабуду!
Помню: ребенком, исполнен неясной тревоги,
Весь замирая, смотрел я на ваши отроги.
Но не от страха тогда мое сердце дрожало —
Я и в младенчестве вас не боялся нимало.
Полный восторга, взирая на ваше величье,
Дивные тайны стремился душою постичь я —
Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов,
Где раздается ликующий гул ураганов,
Где, задыхаясь, летит караван журавлиный,
Еле равняясь с далекою вашей вершиной.
О, как я жаждал невинною детской душою
В буре и мраке взлететь высоко над землею.
О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья,
К вам прикоснуться, едва напрягая усилья!
В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье,
Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье,—
О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала,
Звуки родные душа моя в них узнавала.
Детскому сердцу довольство собой незнакомо.
Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома,
Ныне горжусь я, что — сын этой дикой природы —
Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды.
Горы, свидетели детских моих огорчений,
Как я рыдал перед вами, исполнен мучений,
327
Как я от вас утешения ждал и привета!
Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа.
Этого чудного, полного тайны молчанья
Вплоть до последнего я не забуду дыханья!
Горы Кварели, сопутники юности нежной,
Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный,
Судьбы грядущего требуют нашей разлуки,—
Можно ли требовать более тягостной муки!
Конь мой торопится, рвется душа от печали,
С каждым вы шагом уходите в синие дали...
Вот вы исчезли... И только вершины седые
Еле видны... И расстался я с вами впервые...
Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю,
Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю —
Всюду раскинулись синего неба просторы,
Уж не венчают их больше прекрасные горы!
О, так прощайте же, дивные горы Кварели!
Сердце мое, полюбившее вас с колыбели,
Вечной любовью к великой отчизне пылая,
Вам улыбнется, рыдая, из дальнего края!
1857
ж ☆
Пусть я умру, в душе боязни нет,
Лишь только б мой уединенный след
Заметил тот, кто выйдет вслед за мною,
Чтоб над моей могилыюю плитою,
Далекий житель солнечных долин,
Склонился мой возлюбленный грузин
И голосом, исполненным участья,
Мне пожелал спокойствия и счастья,
И так сказал: «Хоть рано ты умолк,
Но ты исполнил свой великий долг,
И песнь твоя от самого начала
Нам не напрасно издали звучала!»
19 ноября 1858, Петербург
* * *
Страдал и я. И я отлично знаю,
Что впереди еще немало бед,
Но не о том я слезы проливаю
И не о том грущу во цвете лет.
Все вынесу: жестокое страданье,
Позор друзей, ушедших от борьбы,
Любовных клятв забуду поруганье,
Приму любой удар моей судьбы.
Все вынесу с отвагою железной,
В борьбе с судьбой не запятнаю честь,
И лишь никчемность жизни бесполезной —
Вот я чего не в силах перенесть!
26 декабря 1858, Петербург
ЭЛЕГИЯ
В туманном блеске лунного сиянья,
В глубоком сне лежит мой край родной.
Кавказских гор седые изваянья
Стоят вдали, одеты синей мглой.
Какая тишь! Ни шелеста, ни зова...
Безмолвно спит моя отчизна-мать.
Лишь слабый стон средь сумрака ночного
Прорвется вдруг, и стихнет все опять...
Стою один... И тень от горных кряжей
Лежит внизу, печальна и темна.
О господи! Все сон да сон... Когда же,
Когда же мы воспрянем ото сна?
4 июня 1859, Петербург
поэт
Не учусь у птиц залетных —
Я иному гласу внемлю.
Не для сладких песнопений
Небом послан я на землю.
Пусть поэт — посланец неба,
Но народ растит поэта.
329
Я веду беседу с богом,
Чтоб вести отчизну к свету!
У всевышнего престола
Сердце я зажгу, как факел,
Чтоб всегда служить народу,
Путь торя ему во мраке.
Чтобы стать народу братом,
Другом в счастье и печали,
Чтобы мне его страданья
Мукой душу обжигали...
Лишь когда в груди зажжется
Свет добра, огонь небесный,—
Лишь тогда народа слезы
Осушу своею песней.
23 июля 1860, Павловск
Ж Ж Ж
Слышу звук цепей спадающих*,
Звук цепей неволи древней!
Не гремела никогда еще
Правда над землей так гневно.
Слышу я — ив восхищении
Грудь живой надеждой дышит
Вешний гром освобождения
И в родной стране услышать.
26 июля 1860, Павловск
ДЕНЬ ПАДЕНИЯ КОММУНЫ
(23 мая 1871 г.)
Стяг надежды угнетенных,
Обездоленных спасенье...
Вновь тебя швырнули наземь
Силы зла и угнетенья!
Вновь народ великодушный
Обречен влачить оковы,
Вновь главу его святую
Увенчал венец терновый.
330
Дело правды, что сияло
Всеспасительной любовью,
Вновь убито палачами,
Залито святою кровью.
Вновь нарушены заветы,
Божья заповедь спасенья,
Сам Иисус из-за которой
Принял крестные мученья.
Вновь История застыла,
Дальше двигаться не смея,—
И справляют пир кровавый
Победители-злодеи.
29 мая 1871
Акакий. Церетели
ТАЙНОЕ ПОСЛАНЬЕ*
О милое посланье,
Тебе шепнули втайне:
Будь вестником блаженства,
Защитой от страданья.
Всегда ты пред глазами,
Кроплю тебя слезами,
Так будь же утешеньем,
Исполни предсказанье.
Ты слышишь — все молчу я,
Ты видишь — слезы лью я,
Поведай мне о милой,
Тоску мою почуя:
Когда она десницей
Водила по странице,
Скажи, ты не видало ль
Слез на ее ресницах?
Бледна ль она в разлуке,
Слышны ли были стуки
Взволнованного сердца
Иль нежной песни звуки?
Когда ж она несмело
Тебя отдать велела,—
Стоял за нею ангел
Иль черт взялся за дело?
О нет, не сатаною,
Письмо, ты внушено ей.
Знай дьявол это чувство —
Жизнь стала бы иною.
О тайное посланье,
Умерь мои желанья,
Будь вестником блаженства,
Отрадою в страданье.
1859
БОЛЬНАЯ
Не умерла она! Лишь спит...
Воскреснет, встанет ото сна!
И тех, кто ей не дорожит,
Отвергнет навсегда она.
От долгих, тяжких битв устав,
Уснула, впала в забытье,
И тот грешит, кто, духом пав,
Отчаялся в судьбе ее!
Но сердце верит, сердце ждет...
Провидит ум сквозь ночь и муть,
Что не пресекся, что зовет
Ее — грядущий славный путь!
К лицу ли двоедушье нам,
Когда в беде отчизна-мать?
В великодушии отцам
Сегодня нужно подражать!
Мы для нее, коль нужно так,
Пойдем хоть с нищенской сумой.
Дороже честный нам бедняк
Иуды с толстою мошной!
Не умерла она! Лишь спит...
Когда ж воспрянет ото сна —
Тех, кто любовью к ней горит,
Навек прославит имена!
1880
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ*
Пусть остальные пьют друг за дружку,
Я своим счастьем пьян без вина.
Только восторгом моим, а не кружкой
Прелесть Вселенной озарена.
Как благодатно
В дымке закатной
Дали прощальным блеском зажглись!
Вечером ясным
Веяньем властным
Душу уносит в горнюю высь.
333
Необычайно
Чувствую тайну
Мир обнимающего родства.
Ум, хоть и гибок,
Полон ошибок,
Сердце правее, чем голова.
Знаю наверно:
Небо безмерно
Чувству открыто, все без конца.
Мир — это чудо,
Явное всюду,
В благоговенье славит творца.
Лунной печалью
Светятся дали,
Лунной печалью строг небосвод.
Звезды бессонно
По небосклону
Водят и водят свой хоровод.
«Неизреченна
Слава Вселенной»,—
Как бы твердят светила, крыля.
Звездному строю
Снизу земною
Песнею песней вторит Земля.
В этом напеве
Слышны деревья,
Одурью грядок пахнущий сад,
Свежесть рассвета,
Шелесты лета,
Ропот прибоя, роз аромат.
Сдавшись напору
Брачного хора,
Сам ликованья я не избег,
И, подпевая
Песне, я знаю:
Богу подобен я, Человек.
Кто дал прозреть мне?
Что превратило
Жизнь предо мною в сказку и сон?
Кем над уделом твари бескрылой
К высшим пределам я вознесен?
334
Это все ты, любовь. Ты причина.
Это тобою совершено,
Небо и Землю всю воедино
Соединяющее звено!
Ты, на кого клевещут жестоко,
Именем чьим зовут, что хотят:
Скотоподобье, пошлость порока,
Образ животный, грязь и разврат.
Всех постигало косноязычье,
Брался лишь кто тебя воспевать.
Как описать твоей силы величье,
Свыше дарованная благодать?
Но как кончины предчувствие мечет
Лебедя с песней за облака,
Пусть этот стих мой увековечит,
Царственная, тебя на века.
Для красоты своей небывалой
Ты всю природу обобрала.
Голос у соловьев украла,
Алый румянец у роз взяла.
— Сон мой, мечта моя! — славословия
Сами теснятся мне на уста,
Ты, величаемая любовью,
Все увенчавшая чистота.
...Пусть остальные пьют друг за дружку.
Я своим счастьем пьян без вина.
Тайной любви моей, а не кружкой
Прелесть Вселенной озарена.
1882
ПОЭТ
То я — мудрец, то — сумасброд,
Я ни глубок, ни плосок.
Дитя падений и высот,
Я жизни отголосок.
Глубокомыслью не дивись,
На простоту не сетуй:
335
Все чувства мощные слились
В отзывчивости этой.
Способность замечать дала
Мне в дерзкий дар природа,
И я ловлю, как зеркала,
Все, что мелькнет у входа.
Но слышу и передаю
Лишь то, что в полной мере
В придачу к своему чутью
На опыте проверю.
Итак, не то, что в первый миг
Предполагают люди,
Я жизни чистый проводник
И истины орудье.
1886
СУЛИКО*
Я искал могилу средь могил,
В сердце боль запрятав глубоко.
Я страдал, я звал, я слезы лил.
Где же ты, родная Сулико?
Роза расцвела среди полей,
Лепестки раскинув широко,
С болью в сердце подошел я к ней
И спросил: «Не ты ли Сулико?»
И цветок невиданной красы
В знак согласья голову склонил
И, как слезы, капельки росы
На траву густую обронил.
Соловей защелкал надо мной,
Рассыпая трели далеко.
Потрясенный песней неземной,
Я спросил: «Не ты ли Сулико?»
И вспорхнула, рассекая мрак,
Птица — собеседница моя.
И защебетала звонко — так,
Словно отвечала: «Это — я!»
336
Смолкла птица, и зажглись тогда
Звездочки на небе высоко.
Я воскликнул: «О моя звезда,
Дай ответ, не ты ли Сулико?»
Стоя на земле, я видеть мог,
Как звезда кивнула в вышине,
И теплом пахнувший ветерок
Радостно шепнул на ухо мне:
«Вот она — услышь, взгляни, вдохни,
Это то, что ты искал, любя!
Пусть теперь текут без горя дни,
Солнце пусть сияет для тебя.
Став цветком, и птицей, и звездой,
Пред тобой она возникла вновь.
Ты ее любил, она с тобой,
И не может умереть любовь!»
Больше не ищу могилы я
И не проливаю горьких слез,
Видя звезды, слыша соловья
И вдыхая нежный запах роз.
Снова мир приветлив и хорош,
Я нашел тебя, и мне легко.
Это ты мерцаешь, и поешь,
И благоухаешь, Сулико!
1895
ДОЛОЙ!
Хватит нам терпеть жестокий
И несправедливый строй!
Чу! Из края в край несется
Клич: «Правительство долой!»
Мы века томились, горе
Придавило нас горой.
Спали мы — теперь проснулись,
Встали, молвили: «Долой!»
Нашей кровью, нашим потом
Пропитался шар земной.
Мы теперь кровавой власти
Говорим в лицо: «Долой!»
337
Луч проник во тьму! А это
Стоит многого... Гнилой
Ваш уклад пусть тьма проглотит
А правительство — долой!
Вынужденных обещаний
Мы не ждем; своей рукой
Жизнь свою мы перестроим,
Не хотим тебя! Долой!
Ты бразды из рук теряешь,
Рот свело гримасой злой.
Ты иль весь народ? Сравни-ка
И исчезни, сгинь — долой!
На борьбу народ великий
Встал... Кто буре скажет: «Стой!»
И из края в край несется
Клич: «Правительство долой!»
1905
Важа Пшавела
А М И Р А Н И*
Вставай, Амирани, довольно дремать,
Пора черемши быстроногому дать.
Тому, кто отвергнут, и сон не к лицу.
Лишь горе да слезы под стать молодцу.
НАРОДНОЕ СКАЗАНИЕ
Стоит он, могучий,
Прикован к скале,
Тяжелою тучей
Печаль на челе.
Под цепью старинной
Скрещение рук.
Глаза паутиной
Опутал паук.
Одетый в скопленье
Тяжелого льда,
Склонил он колени
В былые года.
И меч его ржавый,
Печалью томим,
Овеянный славой,
Застыл перед ним.
Ни люди, ни боги
Не помнят о том,
Как дэвьи чертоги
Он рушил кругом.
И ждет только песик,
Единственный друг,
Когда же он сбросит
Железины с рук.
И лижет он цепи
Века напролет,
И в горы и степи
Страдальца зовет.
Но только оковам
Подходит конец,
339
В молчанье суровом
Приходит кузнец.
И снова и снова
Он молотом бьет,
Покуда оковы
Опять не скует.
И снова несчастный
Стоит под горой...
Когда же безгласный
Воспрянет герой?
Когда Амирани
Наденет доспех
И слезы страданья
Сменяет на смех?
Как только в просторы
Протянет он меч,
И долы и горы
Поймут его речь.
Поля содрогнутся,
И небо вскипит,
И звезды взовьются
Под самый зенит.
Забудет о муке
Скопление вод,
И, вытянув руки,
Оно запоет.
И грянут раскаты
Громов, и тогда
За правду распятый
Воскликнет: «Беда!»
И над наковальней,
Разбитой во прах,
Тюремщик опальный
Заплачет в горах.
1884
* * *
По ущелью тянутся туманы,
Поднимаясь с каменного дна.
Радуются, словно басурманы,
Что земля во мрак погружена.
Все в глазах слилось и потемнело,
Зря гляжу на горные хребты.
Горе мне! Не греет больше тело
Солнышко из этой темноты.
Так возьми ж, проклятый сумрак ночи,
Жизнь мою и растопчи во прах,
Вырви сердце, выклюй эти очи,
Загрызи, безжалостный, в горах!
Ты куда стремишься в путь-дорогу,
Черный ворон, страж моих полей?
Поспеши хоть ты мне на подмогу,
Обними меня и пожалей.
Улетим отсюда мы с тобою
В дальний путь, в неведомый простор,
С милою простимся стороною,
Не увидим больше этих гор.
Полетим мы, ворон, над горами,
Понесемся в дальние края,
Обольемся горькими слезами
Вдалеке от милых — ты и я!
1886
ОРЕЛ
Я видел: окруженный вороньем,
Упал орел, не в силах отбиваться.
Еще хотел бедняга приподняться,
Да уж не мог, и лишь одним крылом
Уперся в землю, и потоком крови
Весь обагрился, к смерти наготове.
Проклятье вам, стервятники могил!
В несчастный день меня вы сбили, гады
А то бы я сегодня без пощады
Все ваши перья по ветру пустил!
1880-е годы
ГОРА И ДОЛИНА
Почему глядишь высокомерно
На долину, гордая гора?
Потому что ты крута, наверно,
А она полога и пестра?
Подымая льдистые вершины
И сверкая снежной сединой,
Ты гордишься чащами калины,
Горными цветами и травой.
Но взгляни в долину, на дорожки,
На сады, что зреют впереди,—
Это ль не жемчужные застежки
На расшитой золотом груди?
Иль тебе и розы не по нраву,
Иль тебе плоды не по нутру,
Или кахетинского на славу
Ты не хочешь выпить на пиру?
Не тебе ль сестра она родная —
Та долина, полная плодов?
Кровь героев рдеет, орошая
Эту зелень пастбищ и садов!
К ней стремятся, полные форели,
Реки, упадая с высоты.
На ее фундаменте доселе
У крепясь, владычествуешь ты.
Нет, гора, не следует гордиться
Перед той, с кем связана всегда,—
Стоит ей сквозь землю провалиться,
С ней и ты исчезнешь без следа!
1889
УТЕШЕНИЕ
Утешен я и жажду утешенья:
Душа пылает пламенем горнил.
К родной стране приверженный с рожденья,
Я в этом мире зла не сотворил.
О, кто бы видел в час изнеможенья,
Как я рыдал, какие слезы лил!
Отдав земле присущее земное,
Небесное я небу отдавал,
Не пресмыкался, мысля о покое,
Парил, как сокол, возле этих скал.
342
Украсил я и горы и долины
Красою слов, и ныне у огня
Картлийцы, кахи, и имеретины,
И абахезы слушают меня*.
Чтоб славных дедов чествовали внуки,
Я тени предков вызвал из гробниц,
Облобызал их доблестные руки,
Оплакал шрамы мужественных лиц.
Я оживил рукой животворящей
Останки их величественных тел,
Вернул булат им, острый и блестящий,
Венки на них лавровые воздел.
Как летний дождь в степи необозримой,
Я напоил иссохшие поля.
В моей душе не гаснет лик любимой —
И этим тоже утешаюсь я.
Не мыслил яму рыть я для соседа,
А тех, кто рыл, клеймил и день и ночь,
Не отнимал у ближних я обеда,
Но сам стремился ближнему помочь.
И пеньем труб, и громом барабана
Я о любви к собратиям взывал.
Я вдунул душу в тело истукана,
Вложил язык в уста немые скал.
Я изукрасил царственною статью
Любую травку... В эти времена
Поистине небесной благодатью
Была моя рука осенена.
1894
ЗАВЕЩАНИЕ
Не нужно жаловаться, дети,
На то, что много разных дел
Не довершили мы на свете
И вам оставили в удел.
Увы, наш век был веком чувства,
Мы жили горестью одной,
И не познали мы искусства
Спасенья родины больной.
Неподходящий для геройства
И неподатливый весьма,
343
Наш век губил живые свойства
Людского сердца и ума.
Бараташвилевский Мерани
Теперь нам грезится опять,
И снова нас томит желанье
О судьбах Грузии узнать.
Ужель мой стих, облит слезами,
Погибнет здесь, в родном краю?
О, если б крикнули вы сами
В могилу тесную мою:
«Забудь, поэт, свои печали,
Загробных слез своих не лей:
Сыны отцов, мы тоже встали
За дело родины своей!»
1915
Иродион Евдошвили
ДРУЗЬЯМ
К испытаньям наготове
Все вперед, друзья, вперед!
Пусть на теле клейма крови
И с чела струится пот!
Все вперед, друзья! Невзгоды
На пути у нас кругом.
Знамя правды и свободы
В муках гордо пронесем.
Если кто из нас владыке
Поклонился, подхалим,
Стыд ему, и срам великий,
И презрение таким!
Пусть, пред сильным пресмыкаясь,
Лижут пятки языком
И смеются, наслаждаясь,
Слыша братьев стон кругом.
Их, изменников, осудит
Будущего приговор,
Их могилу не забудет
Ни презренье, ни позор.
Мы, друзья, перед кумиром
Не склонялись никогда.
Битва будет нашим пиром,
И надежда нам — звезда.
В наше время непогоды
Будь решительным, иди!
Знамя братства и свободы,
Знамя правды впереди!
1895
ПЕСНЯ
Если даже ночь темна
Так, что месяц круторогий,
Пробудившись ото сна,
345
Не найдет своей дороги,—
Все-таки зарю мы ждем,
Сердце мужеством согрето.
Вот уже шумит дождем
Буря, вестница рассвета.
Пусть же гром гремит и вдруг
Вспыхнет молния кривая,
Твердь обрушится, вокруг
Долы гневно заливая!
Пусть сова кричит сильней,
Карауля ночь глухую,
Сколько гадов, жаб и змей
Выползло во тьму ночную!
Все-таки зарю мы ждем,
Мрак рассеется тяжелый.
Солнца радостным лучом
Вспыхнут горы, вспыхнут долы.
Ждем зарю, еще мы ждем!
Солнце мужеством согрето.
Вот уже шумит дождем
Буря, вестница рассвета.
Оттого-то по ночам
Столько вольных песен спето!
Отвечает буря нам,
Как предвестница рассвета!
Буря с громом вперекат
Мчится с края и до края,
Точно саван, черный плат
В небе грозно разрывая.
Буря ярости полна.
Смело мощными крылами
Распахнет заре она
Дверь с железными замками.
1906
Георгий Кучишвили
ГРОЗА
Небо гневное нахмурилось,
Тучу саблей раскроив.
Засверкал природы пламенной
Необузданный порыв.
С ближних гор потоки хлынули,
Раздувая пенный вал.
Полетел обвал грохочущий
С рассеченных бурей скал.
Грохот неба,
Дрожь подземная,
Рокот моря,
Ветра вой...
Мысль моя
Трепещет радостно,
Взмыв на гребень
Буревой.
От скорбей душа избавлена,
Стала бурей жизнь сама.
Я лечу на крыльях полных,
С небом слив свои грома!
1910
ГОРАМ ГРУЗИИ
Вашей гордой красотою
Навсегда пленен я, горы!
Расцвели фиалки, розы.
Внемля птиц немолчных хорам,
Бродят легкие олени
По зеленым косогорам
И, прислушиваясь к звукам,
Ловят чутко каждый шорох.
Быть всегда хочу я с вами,
Ощущая вашу радость,
Умереть среди ущелий,
Только вас лаская взглядом,—
Чтоб туман ваш сплел мне саван
И на грудь росою падал,
Чтобы я лежал и слушал
347
Тихий шелест листопада,
Как люблю я вас, о горы,
Скалы, лес над крутизною
И стремительные реки,
В берег бьющие волною,
Небо в молниях блестящих,
Гром над вашей высотою!
И умру я, не насытясь
Вашей вечной красотою.
1911
Сандро Шаншиашвили
ПОТОМСТВУ ЗАВЕЩАЮ
Сегодня, как и встарь, моя чужда вам лира,
Для вас еще не пел и петь не стану я.
Отраден нежный звук ликующему миру,
Но только горечью душа звучит моя.
Я для того пою, чья жизнь одета тьмою,
Кто плачет о друзьях, ушедших навсегда:
Пусть он увидит там, за горестной чертою,
Пестро одетые грядущие года!
Я для грядущего пою, и песнь простая
Умолкнет лишь тогда, когда сойду во тьму.
Но я свою мечту потомству завещаю,
Волненье все мое чтоб передать ему.
1905
НАРОДУ
Кровь жестоких боев опалила сердца,
Гнет и горе испиты тобой до конца.
Ты со смертью встречался, отвагой горя.
Слезы высохли. Солью богаты моря...
Глубоки твои раны, но зорки глаза.
В богатырской груди — непокой и гроза.
Вижу время твоей исполинской борьбы
Против мрака и жестокосердой судьбы.
Мне с тобой ликованье и горе встречать.
Я не стану покоем тебя обольщать.
Ратный меч удержать я тебе помогу,
Разожгу беспощадные чувства к врагу.
Сыновьям бескорыстным отвагу вручу.
В прах преграды тяжелой стопой растопчу...
Мне нельзя до победы с тобой не дожить,
Надо беды осилить и песню сложить.
349
Вновь и сызнова счастьем меня напои,—
Никогда родники не иссякнут твои!
Лишь с тобою в строю моя поступь тверда.
Я пою, защищенный тобой навсегда!
1909
Ноэ Зомлетели
БРАТСТВО, ЕДИНЕНЬЕ И ЛЮБОВЬ
Угнетенным облегчать страданья
И своей считать их боль и кровь —
Вот зачем в душе своей ношу я
Братство, единенье и любовь.
Кто живет в довольстве и в достатке,
Тот, чьи дни приятны и легки,
Посмотрев, брезгливо отвернется,
Не приняв протянутой руки.
Он признает только богатеев,
Я же — раб. Рабов гони, дави!
Как меж нами протянуться мосту
Братства, единенья и любви?
Нам перстом в былое указуют —
Вот где счастье полное найдешь,
Это верно, вы неплохо жили,
Да народу было невтерпеж.
И существовало ли согласье
Бедняков и «общества столпов»,
Не пустыми были ли словами
Братство, единенье и любовь?
В будущем, когда, всех прежних выше,
Человек появится иной,
Братство и единство во вселенной
Разольются мощною волной.
Но сейчас, когда мошна — царица,
Труженик, к беде себя готовь,
Ибо богатеи презирают
Братство, единенье ц любовь.
Мы должны бороться неустанно,
Чтоб теченье жизни в руки взять,
Чтобы род людской многострадальный
Мог скорей желанный день узнать,
Чтобы труд мученьем больше не был,
Солнце счастье озарило вновь,
И престолом нашей жизни стали
Братство, единенье и любовь.
1907
Как бы меня ни терзала судьба,
Сколько бы сердце мое ни болело,
Все же стою я на поле борьбы
Гордо и смело.
Правду отстаивать, зло побеждать,
Жизнь отдавая за счастье отчизны,—
Это девиз справедливой борьбы,
Первая заповедь жизни!
Всюду готов ради цели святой
Правду отстаивать, с кривдою драться.
Гордо и смело держу я в руках
Знамя единства и братства!
Избранного не покину пути,
Лучше погибну за правое дело!
Твердо стою я на поле борьбы,
Гордо и смело!
1907
стр. 331
Иосиф Гриилашвили
ДА БУДУ ТЕБЕ ЩИТОМ!
Когда прогневается рок,
и разразится гнев,
и затрубит в огромный рог
угрюмый свой напев,
и враг придет с огнем, с мечом
в родимые края —
прикройся мною, как щитом,
о родина моя!
1909
КОГДА ПИШУ СТИХИ
Когда ко мне приходит вдохновенье,
Я — мост между землей и небесами.
Всему, что сердцу дорого в творенье,
Я господин, когда дышу стихами!
Пусть только сердце, милая, захочет,
Я берег подарю тебе высокий,
Где море светозарное бормочет,
Прибой кудрявый, сонный и широкий.
Я все могу, поверь мне, я могучий,
Во мне любви и красоты начала,
И, если мне захочется, из тучи
Могу простое сделать покрывало...
И я могу, любимая, чтоб слово
Извечные законы изменило,
Чтобы оно торжествовало снова,
Остановив закатное светило...
Я весь иной во власти вдохновенья,
Я — мост между землей и небесами.
Всему, что сердцу дорого в творенье,
Я господин, когда дышу стихами!
1915
Стихи поэтов народов
дореволюционной России
12
Галактион Табидзе
ПЕРВОЕ МАЯ
Первое мая,
Первое мая,
Первое мая —
Солнечный день!
Розы качаются,
В росах сверкая,
Маки алеют,
Пахнет сирень...
Царь же кровавый,
Злобствуя, хочет
Дымом картечи
Солнце затмить,
Первое мая —
Праздник рабочих —
В топких окопах,
В тюрьмах сгноить.
Время настанет,—
Цепи ломая,
Счастье добудет
Народ трудовой!
Славлю грядущее
Первое мая!
Славлю грядущий
Решительный бой!
1908
В РОДНЫХ МЕСТАХ
Вот край родимый, где мечта беспечно
Венками украшала мне чело,
Где детство, что, как волны, быстротечно,
Как волны быстротечные ушло.
Вот этот лес, где ели темно-сини.
В его глуши бродил я по утрам
Свободно так и так легко, как ныне
Один лишь ветер бродит по горам.
И слышится душе моей свободной
Бесцельный ропот края моего,
Где я свободным был и где сегодня,
Увы, свободы нет ни у кого.
354
Судьба! Возьми меня и ввергни в пламя,
Дай мне в удел страданье на земле —
И я роптать не стану, но с рабами
Не жить мне и не быть мне в их числе.
Верни мне край счастливый, где, мечтая,
Душой парил я в небе голубом,
Тот край, где жили мы, не понимая,
Как можно жить в неволе, быть рабом.
Где мог я ветру вверить мысль любую,
Где протекли так быстро детства дни...
Верни же мне страну мою родную,
Верни мне юность, детство мне верни...
Июнь 1914
ЛУНА МТАЦМИНДЫ
Я не видал нигде такой луны безмолвной,
Такой блаженной мглы, благоуханья полной,
Такой голубизны между ветвей древесных,
Таких ночных небес не помню бессловесных.
Как ирис, легкая луна в монистах света,
Сияньем призрачным так бережно одета.
Метехи и Кура сверкают белизною
Под нежной, призрачной, невиданной луною.
Здесь Церетели наш почиет в смутных грезах.
Над ним, над кладбищем, что утопает в розах,
Мерцанье звездное так чисто и так нежно.
Бараташвили здесь любил бродить, мятежный.
Пускай и я умру, как лебедь в час печальный,
О, лишь бы выразить восторг мой изначальный,
Когда в полночный час цветы глаза раскрыли,
Когда всех снов моих широко плещут крылья
И паруса мои раздуты вдохновеньем
В соседстве с кладбищем, с немым его забвеньем.
Я знаю! Для души, исполненной мечтами,
Путь смерти — тот же путь, усеянный цветами.
Я знаю, что поэт создаст и сказку смело,
Когда такая ночь им властно завладела,
Что рядом с кладбищем я полон юной жажды,
Что я простой поэт и что умру однажды,
Что перейдет в века написанное мною
Под этой голубой безмолвною луною!
1915
ЗНАМЕНА
Солнце встает над землей отуманенной,
Шумите, знамена!
Сердце к свободе летит, словно раненый
Мчится олень к потоку кипучему.
Шумите, знамена!
Слава борцам, за свободу замученным,
Павшим в боях! Победившим в боях!
Ставшим, как звезды, в наших краях!
Шумите, знамена!
Слава когортам, в грозе закаленным!
Слава ведущим на бой миллионы!
Утро! Теснее,сплотитесь, колонны!
Знамена! Знамена!
Шумите, знамена!
1917
ИЗ АБХАЗСКОЙ ПОЭЗИИ
Дмитрий Гулиа
* ± ±
Всю жизнь свою в труде,
как горная вода,
он знать не знает, где
плоды его труда.
Ему бы отдохнуть,
но, тратя столько сил,
он не окончил путь
и рук не опустил.
Он верен навсегда •
призванью своему.
Пасть духом — никогда
нет времени ему.
1906
«М И Л О Е» С О 3 Д А Н Ь Е
На гулянье он верхом выезжает в полном блеске,
Гордо выпятивши грудь в ладно скроенной черкеске.
Глаз чужих небрежный взгляд причинит ему страданье.
Он ведь жаждет услыхать: «Что за милое созданье!»
Прикрывает грубый нрав он искусством краснобая.
Ловко льстит и складно лжет, стройный стан в дугу
сгибая.
Собеседника в душе он готов осыпать бранью.
Как не подивиться тут лицемерному созданью?
Он танцует и поет и бренчит на ачамгуре.
На других свалить вину он умеет, брови хмуря,
И с достоинством большим слово молвить в назиданье...
Право, что ни говори, это — лживое созданье!
357
Научиться ничему не дает ему зазнайство.
Уважает он разбой, презирая труд, хозяйство.
Попросить стыдится он, краже сыщет оправданье.
И твердят со всех сторон: «Что за скверное созданье!»
Добротою не богат, не отмечен благородством,
Он вдову ограбить рад, поглумиться над сиротством.
Слезы тронут ли его? Нипочем ему рыданье!
Это — злое существо, бессердечное созданье.
Сам — тупица, ничьему не внимает наставленью.
Прославляет он разбой и своей гордится ленью.
Путает добро и зло голова его баранья.
Никогда я не встречал столь бесстыдного созданья!
Вещь у друга украдет, не гнушаясь темным дельцем,
Да ему же и продаст, потешаясь над владельцем.
Погостив в его дому, сделал подлость на прощанье.
Трудно сразу распознать это низкое созданье.
Как он ласков натощак! До чего надменен сытый!
Перед нужными людьми он юлит, как пес побитый.
У него в глазах мольба, восхищенье, ожиданье.
Вон из кожи лезет он — двоедушное созданье!
За глаза друзей чернит, без стыда о них судача,
И ласкается к тому, у кого в дому удача.
От несчастных прочь бежит. Разве есть в нем
Состраданье?
Всех обманет и предаст вероломное созданье.
Воедино в нем слились плутовство и зубоскальство.
Если б знал он, до чего всем претит его бахвальство!
Облик истинный его вызывает восклицанье:
«Лучше б не жило совсем это подлое созданье!»
1907
ЛОМА И БУСКА
Сроднились навеки с арбою абхазской
Покорные буйволы Буска и Лома.
Двух старых животных ни кормом, ни лаской
Совсем не балуют хозяева дома.
Могучие буйволы силой и статью
Как будто сродни благородному туру,
Но жалкий удел их — побои, проклятья.
358
Ярмо растирает им до крови шкуру.
С тяжелой поклажей дорогою пыльной
Плетутся, полдневным измучены жаром.
Невзгоды, и время, и труд непосильный
Рога источили двум буйволам старым.
Поверьте, несладко приходится Буске.
Не лучше живется и бедному Ломе:
То бранью хозяин осыплет на спуске,
То вытянет злобно кнутом на подъеме.
Два буйвола — зиму и лето в упряжке.
С годами еще безответней, покорней,
Безропотней груз волокут они тяжкий.
Награда на старости лет — живодерня.
Того и гляди, по ткварчельской дороге
К Багыру несчастных животных погонят.
Откуда им ждать облегченья, подмоги?
Кого их страданье безмолвное тронет?
Эй, Буска и Лома, с тропинки горячей
Сверните, в прохладную тину залезьте!
Как быть? Потолкуйте с приятелем Бачей
И горе свое обсудите с ним вместе.
Дивится народ вашей силе огромной,
Зачем же терпеть вам удел подъяремный?
1909
ИЗ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ
ПОЭЗИИ
Закир
± ±
Задержите на час полет в высоте*,
Поглядите на скорбь мою, журавли.
Вы куда и откуда стремите полет,
В облаках величаво трубя, журавли?
Здесь, под вами, чернеет разрушенный кров!
Пролетайте над ним, как тень облаков!
Вы летите над гнездами ястребов,
Сберегите в пути себя, журавли!
Я, живя на чужбине, надежду таю*;
День и ночь я о родине слезы лью.
Я, как вы, чужестранец в чужом краю,
Вдаль я вас провожаю, скорбя, журавли!
Я люблю ее пастбища, водную гладь,
Хоть бы раз мне лицо ее увидать!
Может, вы мне хотите о ней рассказать
Шумом крыл и наклоном шей, журавли?
Я — Закир! Мне огонь пожирает грудь,
Передайте мне весть или хоть что-нибудь!
И сердца, вас ведущие в дальний путь,
Пусть не будут грудой камней, журавли!
ПОСЛАНИЕ К МИРЗА ФАТАЛИ АХУНДОВУ*
( Отрывок )
Стыд шушинцы теряют: гуляют и пьют.
По дороге бесчестья шушинцы идут.
С мысли горькой меня мудрецы не собьют:
Ночь погибельная над землей,— гляди!
360
Вечереет; бокалы с вином тяжелы,
Краснеет вино на губах у муллы.
Ты со смехом во время утренней мглы
На священный покров над муллой гляди!
Вот ваиз, поучающий нас давно:
«Не касайся того, что запрещено!»
Дома ест он свинину и хлещет вино.
На запреты без страха со мной гляди!
Зазывает к себе торгаш мужика.
Прицепится. Речь, словно мед, сладка,
А на четверть сукна не дорежет вершка.
Как дурачат людей пред тобой — гляди!
Вот башмачник! Обшил воротник галуном
И звенит серебром за игорным столом;
Он с богатым уселся играть корчмарем.
Спесь и грязь у них за душой — гляди!
Правнук беков, простерт он на голых камнях,
Он в таможне таскает тюки на плечах.
В бубен бьет — потешает народ в кабаках.
Был он беком, а стал он слугой — гляди!
Как пройдут по базару с квартальным дарга,
У любого прохожего вспухнет щека.
Пять рублей в карман ему бросит рука,
И на таксу — коль ты не слепой — гляди!
Ханский сын на шампур мужика надел
И последним добром бедняка овладел.
Тот, как щепка, высох и похудел.
Как замучен крестьянин агой — гляди!
После того как бек утвердил
Власть, он должен ослабить железо удил.
Ну а этот людей еще туже сдавил.
Треск вокруг, и стенанья, и вой — гляди!
Духовенство от бога теперь далеко;
Жмут и мучат. Народу от них нелегко.
Над чалмами сеидов и мулл высоко
Поднялся крестьянин простой — гляди!
Вот муров! Если с жалобой ты, прервет
И навеки заткнет угрозами рот.
Он защитник злодеев, что грабят народ;
Он добычей живет воровской — гляди!
361
Аббас-Ку ли-ага Бакиханов
ОБРАЩЕНИЕ К ЖИТЕЛЯМ ТАВРИЗА
О чернь Тавриза, о поток гнетущий городской!
Как злобен город, как жесток! Откуда край такой?
Ни праведников, ни людей, в науках изощренных,
Будь проклят он, прости мне, бог, гниющий край такой!
Не верят идолам, не чтят Христа из Назарета,
И Магомет им не пророк... что за народ такой?
По узким улицам брожу, толкаюсь по базару:
Как человек здесь одинок, как жить в толпе такой?
Три вида черни я встречал: ослы, моллы и ханы.
Узнай их вдоль и поперек — весь городок такой.
Тот носит яркую чалму, другой кичится джуббе*,
А третий согнут и убог — осел всегда такой.
Осел — не в счет, плетется он под кладью еле-еле,
Видать, аллах его обрек для участи такой.
И только ханам и моллам весь гнев мой и насмешка!
О дармоеды! Где же срок всеобщей лжи такой?
Прекрасна мысль, и для нее иных прикрас не надо.
Кто наряжается не впрок — мужчина глуп такой!
А тут накрашенными хной кичатся бородами,
Повсюду здесь проход широк для бороды такой.
Так важный бородач — козел — краса и гордость стада.
Козлиной рыжей шерсти клок всегда в цене такой!
ПИСЬМО В СТИХАХ
Наслажденьями богатый,
Ты живешь в родном краю.
Я, приятель твой завзятый,
Для грузинских дев пою.
На чужбине отдаленной,
Злой печалью утомленный,
362
И больной, и не влюбленный,
К жизни охладев, пою.
Но вглядимся в этот праздник:
Сколько тут красавиц разных,
Луноликих, нежных, страстных,
Чей же я припев пою?
И куда ни двинусь только,
Столько дев и женщин столько —
Я, как попугай, без толка
Что-то прохрипев, пою!
И как солнышко сквозь тучи
Озаряет мир могучий,
Взор красавицы летучий,
Уловить успев, пою.
Нравы города велят нам
Быть приветливым, приятным,
Но, придя к грузинкам статным,
Я, не осмелев, пою.
Вот, Кудси, мое решенье!
Чтоб не быть молвы мишенью,
Я приму их приглашенье
И, как храбрый лев, спою!
Мирза Шафи Вазех
Ж
Из песен остается на века
Скорее песня та, что коротка.
Порой навечно людям остается
Короткая, но мудрая строка.
В коротком слове мудрость к нам пробьется,
Хоть век назад слетела с языка.
* * *
Поднимет ветер пыль и до небес взметнет.
Но разве можно пыль возвысить до высот?
А между тем алмаз лежит, покрытый пылью,
И все же он алмаз,— возьми, и он блестит.
* ж
Увы, проходит жизнь, что нам дана,
Прошедшего никто вернуть не может,
Пусть будет пред тобою цель ясна.
В том, что рожден ты, не твоя вина,
1 воя вина, что век напрасно прожит.
*
Я к свету шел, и путь мой был тяжел,
Но тьму ночную все же поборол.
Я через правду к песням приобщился,
Я через песню истину нашел.
* ±
Коль хочешь мир познать, что скрыт в тени,
Ты в собственное сердце загляни.
А если сам себя познать захочешь,
Смотри собой себя не заслони.
364
Талант поэта — дар небес нетленный —
От неба к сердцу путь благословенный.
Жизнь — это поле, ты на нем цветок,
Ты озаряешь светом тьму вселенной.
Ты укрепляешь радость, лечишь боль.
Ты алчности крупица в жизни бренной.
Мирза Фатали Ахундов
НА СМЕРТЬ ПУШКИНА
Я. сердцу говорил, глаз не сомкнув в ночи:
— Хранитель тайников, свой жемчуг расточи!
Зачем твой соловей умолк в саду весеннем,
Не разглагольствуют, как прежде, турачи,
Не прогремит поток речений превосходных?
Встань, скороход-мечта, в далекий путь умчи!
Смотри, пришла весна. В полях и на ложбинах
Цветы, как девушки, под солнцем горячи.
Бутоны алых роз пылают сладострастно.
Фиалки ждут любви. Запенились ручьи.
Вселенная полна желаньями до края.
На самоцветы гор ударили лучи.
А в сердце цветника, как падишах венчанный,
Зеленый кипарис торжественно возрос.
И в честь властителя пьют лилии и маки,
Сверкают в чашечках тюльпанных капли рос.
Поля украшены жасмином, и влюбленный
Нарцисс глаза раскрыл, бессонные от грез.
И в клюве соловья для всех гостей подарки,—
Несет он лепестки ему внимавших роз.
Разбухли облака, хотят пролиться ливнем.
Зефир предутренний мне запах трав принес.
Все птицы на заре поют, щебечут, свищут:
— Земля, зазеленей! Пришла твоя пора!
Все принесли дары на торжище природы:
У каждого нашлась хоть пригоршня добра.
Тот блещет красотой, другой вздыхает томно.
Повсюду пляски, смех, веселая игра.
366
Все празднуют весну, блаженствуют, ликуют,—
Так беспечальна жизнь, так молодость щедра.
Или не в силах ты от сна очнуться, сердце,
Лишилось радости, не ценишь красоты,
Не хочешь на земле прославиться стихами,
Желанье погребло, забыло все мечты?
Бывало, в поисках заветных рифм-жемчужин
В бездонные моря ныряло смело ты,
Ты украшало мысль сравненьем драгоценным,
И ожерелья строк низать умело ты.
Откуда же сейчас твой беспросветный траур,
Так онемело, так окаменело ты?
— Мой друг единственный,— мне сердце отвечало,—
Оставь меня в тоске, не говори со мной!
О, если бы забыть, как мотыльки забыли,
Что зимний ураган не медлит за весной,—
Вручило бы я меч наезднику-поэту,
Благословило в путь за славою земной.
Увы, я знаю все о вероломстве рока,
Я чувствую конец неотвратимый мой.
Так пташка видит сеть и знает, что погибнет,
И все ж, безумная, несется по прямой.
Что нашей славы гул, что похвалы за доблесть!
Проглочен отзвук их бездонной быстриной.
Не думай о мечтах! С мечтателями круто
Рок расправляется. Он судия дурной.
Ты помнишь Пушкина, забывчивый! Ты слышал,
Что Пушкин всех певцов, всех мастеров глава.
Ты помнишь Пушкина, о чьих могучих строфах
Из края в край неслась стоустая молва.
Ты помнишь Пушкина. Как жаждала бумага,
Чтоб он чертил на ней крылатые слова!
367
Сверкающий узор той речи переливной
Изменчив, словно крыл павлиньих синева.
Чертог поэзии украсил Ломоносов,
Но только Пушкин в нем господствует один.
Страну волшебных слов завоевал Державин,
Но только Пушкин в ней державный властелин.
Он смело осушал тот драгоценный кубок,
Что наполнял вином познанья Карамзин.
Пусть Николай царит от Волги до Китая,
Но покорил весь мир лишь Пушкин-исполин.
Как дорог лунный серп для путников Востока,
Так дорог лик его для северных равнин.
Ни небесам семи, ни четырем стихиям*
Такой неведом был необычайный сын.
Но, как родившие жестоко поступили
С любимым первенцем,— в отчаянье внемли!
Смертельною стрелой в избранника прицелясь,
Путь крови огненной нежданно пресекли:
Одною градиной по их приказу туча
Роскошный сбила плод, и он лежит в пыли.
Подул смертельный вихрь и погасил светильник,
И кости бренные в подземный мрак легли.
Своим кривым ножом садовник старый срезал
Побеги мощные под корень у земли.
И в череп, в дивную сокровищницу мысли,
Как в черное гнездо, ехидны заползли.
Весь соловьиный сад был в розовых бутонах —
Там иглы-тернии из праха проросли.
И птица вольная из клетки улетела.
Потоки слез из глаз печальных потекли.
Вся русская земля рыдает в скорбной муке,—
Он лютым палачом безжалостно убит.
368
Он правдой не спасен — заветным талисманом —
От кривды колдовской, от козней и обид.
Он в дальний путь ушел и всех друзей покинул.
Будь милосерд к нему, аллах! Он крепко спит.
Пусть вечно плачущий фонтан Бахчисарая
Благоуханьем слез две розы окропит.
Пусть в бейтах Сабухи Кавказ сереброкудрый*
Справляет траур свой, о Пушкине скорбит!
& & *
Откуда этот шум, о чем галдит вокруг народ?
Как будто два батмана корма молле сейчас недостает*.
Он крик тот поднял из-за денег, дошел тот голос до небес
Быстрей, чем трубы Исрафила,— во славу таинств и чудес*.
О господи, он просит деньги? И потому-то — неспроста! —
Повсюду ныне беспорядки, повсюду ныне суета.
Мы с жалобой на эту жадность, не только мы, не мы
одни —
Все ангелы теперь в тревоге; о, как печалятся они!
И зной, и засуха, и голод — с одной посмотришь стороны.
Моллой раздутая тревога — с другой посмотришь стороны.
Во всех углах земного шара, в Иране больше, чем везде,
Народы облачились в траур, молла вещает: быть беде!
На свете том однажды Страшный свершится суд, один
лишь раз!
Для нас же суд на этом свете — и каждый год, и каждый
час,
Как месяц махаррам подходит, молла виновен — судят
нас*.
Хуршидбану Натаван
РОЗА
Ты восхитительно свежа, полна благоуханья, роза.
Непостоянная душа, неверное созданье, роза.
Шип в сердце соловья проник, певцом оставлен был цветник.
Бутон не дрогнул, не поник, вновь будишь ты желанье, роза.
Но осень подошла в свой срок, был сорван каждый
лепесток,
И соловей стерпеть не смог, узрев твое терзанье, роза.
Не слезы на лице моем, кровь жарким вспыхнула огнем,—
И ночью думаю и днем я о твоем пытанье, роза.
Я все о розе расскажу, но нужных слов не нахожу.
Цветок я строго не сужу,— ты боль и трепетанье, роза.
Бутон мучительно алел, он всех разжалобить хотел.
Творец, терпенью есть предел, за что твои страданья, роза?
В томленьях смертных соловья мне участь видится твоя,—•
Себя с певцом соедини, обречена заране роза.
Ты кровь, что хлынула из ран, восхода розовый туман,
Цвети всегда для Натаван, дари свое сиянье, роза!
ГАЗЕЛИ
Как я мечтаю, чтобы бог не создал землю никогда,
И чтобы нить моих дорог сюда не шла бы никогда,
И чтобы горе нашу кровь не леденило никогда,
И чтоб меня твоя любовь не оживляла никогда,
И чтобы жажда новых встреч меня не жгла бы никогда,
И чтоб разлука слабых плеч моих не гнула никогда,
Чтоб океанов и морей земля не знала никогда,
И чтобы слезы матерей не проливались никогда,
Чтоб неземной твоей красе не распускаться никогда,
И чтобы утренней росе не стыть на розах никогда,
370
И розам на земле моей не расцветать бы никогда,
Чтоб теплой кровью соловей шипов не красил никогда,
Чтоб о судьбе Юсифа мы и не читали никогда*,
Чтоб ни колодца, ни тюрьмы не испытали никогда,
И чтобы сам Юсиф рабом в Египте не был никогда,
Чтоб он к Зюлейке в грешный дом и не стучался никогда*,
Чтоб вздохов, горестей и ран не знало сердце никогда,
Чтоб сердце бедной Натаван не разбивалось никогда.
* * *
Печалью, горем и бедой рок окружил меня,
Тоской от милого вдали он наградил меня.
Творец вселенной, сколько раз просила я, чтоб ты
Иль с ним меня соединил, иль умертвил меня.
А ты, ушедший, сколько раз молила я — живи!
Вернись, взгляни, во что уход твой обратил меня.
Доколе плакать и стонать в разлуке горькой мне?
Подумай, сжалься надо мной, ты не забыл меня?
Терпенья нет, покоя нет, нет сил в разлуке жить.
Достойно ль, чтоб кричала я, чтоб плач душил меня?
Как сил хватило у тебя меня не пожалеть?
Разлуке — адскому огню — ты уступил меня.
Слаба, беспомощна теперь больная Натаван.
Прекрасноликого я жду, чтоб навестил меня.
Сеид Азим Ширвани
ВЗЯТКА БОГУ
В одной стране, где вечный недород,
Неграмотен и темен был народ.
Лахидж деревня называлась та,—
Слог «ла» — ничто, «хидж» — вовсе пустота.
Однажды летом над деревней той
Не выпало ни капли дождевой.
Не знали люди, как им дальше жить,
И вздумали аллаха подкупить.
«Дадим мы богу взятку, он возьмет
И благодатный дождик нам пошлет!»
И в чаянье награды и добра
Собрали деньги с каждого двора,
Все по полушке, сколько каждый мог...
И старосте вручили узелок,
Чтоб он, который умудрен и стар,
Всевышнему вручил посильный дар.
Тот староста в нелегкий путь потек,
С надеждой восклицая:
«Где ты, бог?
О господи, явись!» — шептал моля,
Дорогой неторенною пыля.
Но тесен все же этот зримый мир:
В той стороне охотился эмир
Обличьем хлеще шаха самого.
Был ловчий сокол на руке его
И в золотых ошейниках два пса,
Эмирской псарни слава и краса.
Узрев, опешил староста-простак.
Подумал он:
«Да это бог, никак!»
И так сказал, склонившись до земли:
«Творец земного, смертному внемли.
К тебе, аллах, предвечный судия,
Толпою бедняков направлен я.
Все золотишко, собранное здесь,
Тебе, всевышний, должен в дар принесть.
Взамен тебя мы просим об одном:
Посевы наши окропи дождем.
Горит от зноя ширь родных полей,
Дождь милости своей на них пролей.
Архангел с клювом на твоей руке,
Два Азраила лают вдалеке.
372
Во имя этих ангелов святых
Не пожалей нам милостей своих.
Ты добротою к страждущим богат!»
Эмир смекнул:
«Старик придурковат!»
С седла нагнувшись, самозваный бог
Схватил проворно тяжкий узелок,
Сказав при этом:
«Дар угоден мне.
Ступай к односельчанам и родне,
А в пятницу я милость вам явлю
И благодатный дождь на вас пролью».
Наш простота, не чуявший обмана,
Домой придя, созвал односельчан
И рассказал:
«Разверзлись небеса.
Я видел бога, с ним два лютых пса.
Два Азраила, чьи остры клыки.
Пернатый ангел не слетал с руки,—
Запястье вседержителя когтил.
В нем мной святой угадан Гавриил.
Всевышний принял наш ничтожный дар.
С ним ускакав, как будто на пожар,
Он крикнул мне:
«За дань благодарю
И в пятницу вам дождик подарю!»
И в пятницу вдруг схлынула жара
И ливень хлынул, словно из ведра.
Вода все прибывала и росла,
Не стало глинобитного села.
Все, что мычало, блеяло, увлек
В круженье пены яростный поток.
И рассудил народ, познавший страх:
«Сколь бескорыстен благостный аллах.
Он, тысячу туманов увидав,
Перестарался, разум потеряв.
А может, просто лишнего хватил
И нашу всю окрестность затопил!»
СЫНУ
Милый Джафар мой, сада родного бутон,
Мой соловей, разливающий сладостный звон,
В тысяча двести семьдесят третьем году
Ты появился в нашем весеннем саду:
373
Бог подарил нам в день благодатный тебя,
Весел всем сердцем был я, младенца любя.
Дивный подарок, я до шестнадцати лет
Лил в твою душу знаний живительный свет.
Стал ты разумным, стал совершенным вполне,
Ты уж не будешь больше нуждаться во мне.
Не говорю я: следуй отцовским путем.
Разума голос — друг твой вернейший во всем.
Знаю, что путь мой вовсе тебе не закон:
Путь указал нам тот, кто в огне был рожден.
Будешь разумным — и не скажу я ничуть:
«Сын мой, будь русским» иль «мусульманином будь».
Станешь суннитом или шиитом, сынок,—
Только бы стрелы сбить не смогли тебя с ног.
Шейха, бабида ль ты изберешь себе путь*,—
Будь ты кем хочешь, только фальшивым не будь!
Ясное солнце, светлый, божественный дар,
Вырос ты в Ширване, ярок души твоей жар.
Слава аллаху, сын мой, за то, что Ширван
Миру известен стал, как второй Исфаган*.
Пусть он разрушен землетрясеньем сполна,
Все же наука в городе сохранена.
Сотню ученых встретишь в любом уголке,
Каждый начитан, держит светильник в руке.
Право же, климат этого края, сынок,
Если заняться, камни выращивать смог.
Бог возвестил нам: разная речь у людей —
Многие блага в щедрой деснице моей.
Кто изученьем слово чужое постиг,
Тот в этом мире божьего блага достиг.
Сын мой, старайся в жизни добиться всех благ,
Вечно учиться, чтобы твой ум не зачах,
374
Чтобы познал ты иноплеменный язык,
К русской науке чтобы особо приник.
Наша нужда в ней, мой мальчик, больше всего.
Русское слово! Можно ль не знать нам его?
М ирза-Алекпер Сабир
ж ж *
Стих — это жемчуг драгоценный, его не обесценю ложью.
Не жди похвал — не одописец! Мне льстить и угождать
негоже.
Мой стих сатирою прольется — пути иного быть не может,
Пусть мир услышит голос правды: мне истина всего
дороже.
Конец 1880-х годов
ЧТО МНЕ ЗА ДЕЛО?
Пусть грабят мой родной народ — что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод — что мне за дело?
Я сыт. Что мне за дело до других?
Я сыт. Мне просто наплевать на них!
Пусть пухнет с голоду весь мир — что мне за дело?
Тсс! Не шуми! Пусть люди спят. Я не желаю,
Чтоб спящих подняли, глаза им раскрывая.
А если кто проснется, пусть мне бог
Устроит так, чтоб я лишь не был плох.
Пусть грабят мой родной народ — что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод — что мне за дело?
Не говори о судьбах мира мне ни слова,
Да хлеба принеси, чтоб я покушал снова.
Зачем, зачем тревожить мне века,
Ведь жизнь, я знаю, очень коротка!
Пусть грабят мой родной народ — что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод — что мне за дело?
Сыны отчизны пусть на дне клоаки
Бродяжничают в страшной нищете, как те собаки,
А вдовы носят пусть позор тряпья,
Лишь был бы славен всюду только я!
Пусть грабят мой родной народ — что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод — что мне за дело?
Любой народ не может жить без интереса,
В своей стране шагает он путем прогресса.
Что ж, коль прогресс в дремоте вспомню я,
Немедля совершу его, друзья!
Пусть грабят мой родной народ — что мне за дело?
Пусть он страдает от невзгод — что мне за дело?
26 апреля 1906
БАКИНСКИМ РАБОЧИМ
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Но нельзя позволить, чтобы рядовой рабочий стал
В жарком споре с богачами смелым, твердым, как металл,
Чтобы вольно и открыто полной грудью задышал
И хозяина-владыку вдруг бояться перестал!
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Эй, рабочий! Неужели ты почтенье заслужил?
Неужели размышлять ты о своем пути решил?
Брось, любезный, штучки эти! Не жалей горба и сил!
И служи богатым с миром, как до сей поры служил.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Не сплошай, богатый! Слышишь, ни на шаг назад, ни-ни!
Если даже прав рабочий, ты свою неправду гни!
Пусть бедняк на толстосума ночи трудится и дни,
Как положено трудиться оборванцу искони.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Ум рабочему несвойствен, и талант ему не дан,
Ходит он босым по свету, жалок, голоден и рван.
Ни абы, ни шали нету, череп пуст, и пуст карман*
Лишь чоху бедняк имеет да единственный кафтан.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Если хочешь быть спокойным ты в своем родном краю,
Не тужить, а жить богато и привольно, как в раю,
Действуй запросто, согласно своему календарю,
Относись всегда к рабочим, как к скотине и зверью.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
Если ты увидишь горе, устраняйся за версту,
Не спеши вдову утешить, приголубить сироту,
377
Да еще смотри, не вздумай, согревая бедноту,
Провести по кругу жизни вместо зла добра черту.
Колесо свое упрямо катит вспять судьба теперь!
И рабочий изгоняет из себя раба теперь!
7 июля 1906
ДНИ ВЕСНЫ
Мчитесь, мчитесь, дни весны,—
Хороши, теплы, ясны!
Снег, растай в горах скорей,
Растопись в горах скорей!
Зашуми, ручей, рекой!
Вызрей, колос, вот такой!
Сад, цвети высок, ветвист,
Стань с косынку каждый лист!
1907
ИСТИНА
Если б каждый правдой жил, лживый к слову был бы строг —
И растерянный народ что-нибудь понять бы смог.
Если б милая с другим не встречалася тайком,
Не пришлось бы жениху обходить ее порог.
Если б действия словам отвечали до конца,
То народ бы наш не знал подозрений и тревог.
Если б истиною ложь праведник не называл,
То от жгучего стыда лжец давно бы изнемог.
Если бы стяжатель-плут нам не напевал «бай-бай»,
Сон невежества никак не нашел бы к нам дорог.
Если б щеки раздувать перестали болтуны,
То у свечки бедняка не погас бы фитилек.
Если бы проклятый гром над правдивым не гремел,
Разве истину таить был бы у него предлог?!
21 апреля 1908
О ЧЕМ ПИСАТЬ?
Призван я быть поэтом. Стих — честный голос мой.
Пишу о хорошей славе и о молве плохой.
День обвожу лазурью, ночь покрываю тьмой,
Кривое кривым рисую, прямое — строкой прямой.
Зачем же ты так таращишь, читатель, глаза, скажи?
Иль в зеркале ты увидел себя целиком во лжи?
Едва только я печально раскрою свою тетрадь,
Перо, как смычок послушный, придвину за рукоять,
Едва побегут чернила по белой бумаге — глядь,
Ты цап-царап мою руку! Язык норовишь связать!
Странно! С дороги правды ведь я свернуть не спешу,
О том, что воочию видел, и четверти не пишу.
И четверти не пишу я о том, что кричит: «Пиши!» —
А ты меня хлещешь бранью от всей своей злой души,
Суди о себе по чести, не подличай, не греши,
Взгляни на свои поступки — чем они хороши?
Пойми свои недостатки, не злобствуй, других кляня,
И вместе с собою этим не огорчай меня.
Служители слова знают, каков твой живой портрет,
Какою ты мерзкой жизнью живешь уже много лет.
Все знают писаки точно, но, ведая в правде след,
Они и двадцатой доли про то не напишут, нет!
Они ведь себя считают, к небу воздев персты,
В тысячу раз превыше низменной суеты!
Как я даже четверть правды не пропускаю в стих,
Так малой двадцатой доли ее не найдешь у них.
Вот если бы ты воскликнул: пиши, мол, чего затих! —
Тогда б я тебя в натуре разделал без запятых.
Увидев себя без грима, ты б вздрогнул, уверен я,
И волосы встали б дыбом от ужаса у тебя!
13 октября 1908
ПАРОДИЯ НА ЛИРИКОВ
Твой лунный лоб пленит меня, тревожа и маня,
Джейраньи страстные глаза твои полны огня.
И, как колодцы в знойный день, две ямки на щеках,
И губы — мед, и тело — лен, и брови — тетива.
379
И шея блещет, как графин, и стан с чинарой схож,
И с плеч спадает ливень кос, как за змеей змея.
И, как пшеничное зерно, веснушки у виска...
Ха-ха! Ты чучела смешней, красавица моя!
26 июля 1909
ПАХАРЬ
Весь мир в чудесных солнечных лучах,
У пахаря сегодня гордый шаг.
Хотя железный плуг велик, тяжел,
Его усердно тянет крепкий вол.
Взрыхляет землю пахарь, весь в поту,
Бросает зерна в землю, в темноту.
И чем работа жарче и трудней,
Тем больше у него охоты к ней.
Он знает: только мужество и труд
К заслуженному счастью нас ведут.
Пусть ныне трудно, но зато зимой
Придут к нему и отдых, и покой.
Он с поля добрый урожай сберет,
Прокормит и семью, и свой народ.
1909
Аббас Сиххат
БУДУЩЕЕ ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ
Брат мой, любимый товарищ и друг,
Горе и беды ты видишь вокруг!
Пусть же душа не томится твоя,
Знай — разожмутся тиски бытия.
Не ужасайся и, глядя вперед,
Верь в свою силу и в этот народ.
Пусть обнимает тирана тиран.
Мир изнемог от бесчисленных ран.
Пусть зацветет он рассадником зла,
Пусть попирают святые дела,
Пусть нас приказов железо сечет,
Пусть наша кровь по дорогам течет,
Пусть тирании неправедный гнет
Мудрых поносит, правдивых гнетет,
Знаю, поверь мне, что время придет —
Шедший к свободе свободу найдет.
Земли в один обратятся цветник,
Только любовь будет царствовать в них.
Полною чашей станет страна,
Горе и гнет уничтожит она.
В мире не станет ни зла, ни вражды,
В счастье и в солнце утонут сады.
Высохнет слез многолетний ручей,
Не будет виновных и палачей.
Брат мой, ты сказкой надежд не считай.
В будущем правду о них прочитай.
Взглядом окинь мирозданье. Оно
Тяжких мучений и пыток полно.
Темень со всех наступает сторон.
В черную кровь человек погружен.
В распрях, несчастьях народ изнемог —
В жизни он вытерпел больше, чем мог.
Очи подняв, наш печальный народ
Ищет весну эту, ищет и ждет.
ОГОНЬ
О, работай, перо, огонь извергай,
Суеверья, невежества тьму разгоняй!..
Эй, встряхнись, кто застыл, у кого сонный вид!
Посмотри: чудеса наука творит.
381
Чушь внушали тебе, ты выслушивал вздор,—
Рок, судьба — это все пустой разговор.
Ты надеялся: счастье тебе принесут,—
Оттого-то и пуст твоей жизни сосуд.
Надо волю иметь, надо сильно желать,
Надо за руку будущее хватать!
Невозможного в мире сегодня нет,
Все пробьет, все осилит науки свет.
Каждый сможет сегодня достичь своего,
Коль усвоит, что знание — сила его.
Потому, добиваясь цели своей,
Для науки ни дней, ни труда не жалей.
На земле или в небе — где бы ни был ты,
Не отказывайся от дерзкой мечты.
Будь усерден — и будешь властен, могуч.
В суть вещей углубись, это к подвигу ключ.
Ты за счастье борись, а не верь судьбе!
Даст наука широкие крылья тебе,
Чтоб, как птица, летал, чтоб, исполнен сил,
Всем владел ты, все тайны природы раскрыл.
Жизнь на свете лишь силе подчинена,
Все, что слабо, что хило, губит она.
Будешь счастлив, науку, как мощь, любя,
А иначе, поверь, уничтожат тебя.
ИЗ ЛИТОВСКОЙ поэзии
Дионизас Пошка
ПЕСНЬ МУЖИЧКА
Кудахтаньем зарю встречают куры дружно,
А мне за труд пора, в дугу мне гнуться нужно.
Дубинкою грозя, кричит приказчик дико:
«Что мешкаешь, холоп? Кобылу запряги-ка!»
В поту лица пашу землицу спозаранья,
Но хлещет плеть меня в награду за старанья.
Пути не различить, как поле покидаю,
При первых петухах в короткий сон впадаю.
Недели круглые кладу на бар труды я,
А все ж — свой луг скосил и выжал яровые.
Заботы о семье спать не дают ни мигу,
Под осень на барже я уплываю в Ригу.
Свезли зерно купцы — к ним благосклонно небо,—
Я ж — ради господа — прошу кусочек хлеба.
Хоть захворал, простыв, но будь покорен игу:
Коль повелят, опять плыви с дровами в Ригу.
Война ударила. И барин именитый
Сказал мне: «Раб, ступай! Отчизна ждет защиты!»
В палатках плохо ли сидеть, читая книгу?
Связав, меня тотчас препроводили в Ригу.
Глотаю горечь слез я с хлебом заедино.
День изо дня трудясь, живу я, как скотина.
Купаться в золоте панам судьба судила,
Меня же, голяка, возьмет не в срок могила.
Нет равных меж людьми: то истина святая!
Чтут гордых бар, ничем сермяжника считая.
383
Что ж делать нам, пока пребудет смерть отрадой?
Надежды не терять, глушить сивуху надо.
Всесильный наш господь! Отец земного люда!
Неужто мне вовек все будет житься худо?
Счастливцам, что ни день, светлей,— так неужели
Мне будет одному на свете все тяжеле?
1823
ЭПИГРАММЫ*
Ужель утратили мы образ человечий
И ввек не будем знать отечественной речи?
* к *
Я барину твердил, что бедствиям нет края,
Но этот ветрогон с душою негодяя
Лишь ковырял в зубах, ни слова не роняя.
* к к
Надменным господам заботы непривычны,
В сивухе топит их крестьянин горемычный.
к к к
К убогому бедняк идет в нужде и в горе,
Ведь для него у бар — ворота на запоре.
к к к
Порой правдивей нет пословицы, гласящей,
Что может красть богач и лгать старик ледащий.
к к к
Люби язык отцов, он всех основ основа,
Великий стыд не знать наречия родного!
Коль режут курицу, ты жмуришься, мертвея,
А мужичков день в день сечешь рукой своею.
384
стр. 366
* * *
Уж лучше смыслящий не далее орала
Простой мужик, чем плут, убогих обирала.
* * *
Я иезуитов знал, и мне забыть легко ли,
Как мудрость в детвору вбивали розгой в школе.
* * *
Красавец от любви горит как в огневице,—
Увы, он нищ, и с ним не по пути девице.
* * *
Глух к мужикам господь,— всегда их доля та же:
Нет в купле выгоды и барыша — в продаже.
* -А* *
Якшаться с мужиком, будь он по горло в дегте,
Милей, чем с барином, его забравшим в когти.
л * *
Людей различных много во вселенной,
Но в редкость между ними совершенный.
* * *
Кто рвется к полновластью — тот
Безбожно правду продает.
13
Антанас Страздас
КУКУШЕЧКА
Что, кукушечка, кукуешь
Ты на дереве высоком,
Не о бедах ли толкуешь,
Глядя вдаль печальным оком?
Без тебя тучнеют нивы,
Вдосталь ты всего имеешь.
Ты должна бы быть счастливой,—
Отчего ж печаль лелеешь?
Ведь не сеешь и не жнешь ты
И не трудишься до пота,
Стол и дом всегда найдешь ты,—
Не нужна тебе работа.
На тебе всегда красиво
И цветисто оперенье,
Это платье, всем на диво,
Ты надела от рожденья...
Отвечает птица тихо,
Птицу слышит вся поляна:
«Я не знаю горя-лиха,
Ибо знать не знаю пана.
И живется мне раздольно.
Над красой зеленой всею
Я летаю здесь привольно
И сыта, хотя не сею.
А людская злость не дремлет...
На людей лишь погляжу я —
Вмиг печаль меня объемлет,
И о грустном запою я.
Люди! Нет любви меж вами!
Нет согласья никакого,
Вы бранитесь дни за днями,
Доброго не слышно слова.
386
Только этаким манером
Жить на свете не годится.
Хорошо, коль стать примером
Вам смогли бы в жизни птицы!»
1814
ВОРОН
Крылья складывает ворон,
И садится на забор он.
Ворон всех людей смущает...
Слушайте, что он вещает:
«Лишь возникло все земное,
Люди равенство святое
Почитали меж собою.
Но его забыли вскоре,
И везде, себе на горе,
Пана, словно истукана,
Чтить душою стали рьяно,
Сделались рабами пана.
Вы, трудящиеся в поле,
Тяжек жребий ваш в неволе!
Весь свой век живя в заботе,
Пашете ли вы иль жнете,
На господ вы спину гнете!
Черный хлеб жевать дано вам
И дружить с трудом суровым,
Чтоб кругом паны жирели,
До отвала пили-ели,
В мягкой нежились постели.
У панов — пиры на славу,
Лишь забавы им по нраву,
Ждут паны труда чужого,
Кровь из брата из меньшого
Выпить всю они готовы!
Кто за нищих встанет смело?
И ксендзам до них нет дела!
387
С той же плотью создал бог их,—
Что же гнут они убогих
Посреди их тягот многих?
Но ударит час возмездья,
Я принес о нем известье:
Стали вдосталь накопили
На погибель панской силе —
Скоро гнить панам в могиле!»
НАСТАЛ МЕСЯЦ МАРТ...
Март пришел, являя
Вешних дней начало.
Всякий рад, что снега
Словно не бывало.
Выпустим овец пушистых,
Лишь пробьется травка
На лужайках чистых.
К месяцу второму
Солнышко — сильнее,
Солнышко — сильнее,
Поймы — зеленее.
Пролетают птичьи стаи,
Песни распевают,
Слух нам услаждая.
В третий и четвертый —
Ходят люди в поле,
Ходят за сохою,
Сеют яровое.
Песнь кукушкина повсюду
Дни весны веселой
Предвещает люду.
Соловьи запели
В том леске о лете.
Жаворонка песня
Над пригорком этим.
Дружно девушки холстины
Ткут и на лугу их
Стелют в полдень длинный.
Месяц пятый — смотришь —
В девичьем садочке,
388
В девичьем садочке
Расцвели цветочки.
Зацветают ароматно
Лилии — любому
Поглядеть приятно.
А с шестым — все больше
Убывает лето,
Прежнего веселья
В парнях сельских нету!
Отлучили их от милых,
Лбы забрили, бедным,
В Каунас шлют, унылых.
Заскучали сестры
По своим братишкам.
«Девушки, о нас вы
Не горюйте слишком.
Мы пришлем подарки скоро —
Кольца золотые,
Светлые уборы...»
«Толковать об этом,
Паренек, не стоит —
Как господь назначит,
Как господь устроит...
Всей родне с любовью
Передай спасибо,
Доброе здоровье».
ТЯЖКИЙ ЖРЕБИЙ
Много, много мест, где правит
Зло на нашем свете;
Те — и сыты и счастливы,
Терпят голод — эти.
Наживается все больше
С каждым днем богатый,
Нам же выпал тяжкий жребий —
Мы идем в солдаты!
Богачи гуляют, пляшут,
В ус себе не дуют,
Нас же, бедных сиротинок,
Унтера муштруют.
389
Мне сто палок закатили —
Не постиг муштровки!
Позабыл, как называют
Ружьеца-винтовки.
Горе, горе! Выпал жребий
Нам служить в солдатах!
Никуда не схорониться
От панов проклятых!
Днем хватают, ночью вяжут
Толстою веревкой
И потом отвозят в Вильнюс
И морят муштровкой.
Ах, несчастна мать, которой
Я рожден в печали,
Нежные несчастны руки,
Что меня качали.
И отец и мать несчастны,
Что меня крестили,—
Лучше, лучше бы в речушке
Меня утопили.
Симонас Станявичюс
ЧЕЛОВЕК И ЛЕВ
(Ж емайтская сказка)
Шел лесом человек — зеленым и дремучим,
И в том лесу со львом он встретился могучим.
Один из них — лесов суровый господин,
Другой — полей и сел давнишний властелин.
Что сильные сии не так уж часто дружат —
Тому и наши дни порой примером служат...
Едва заметив льва среди лесной чащобы,
«Черт!» — крикнул человек и задрожал от злобы.
Тут бранные на льва посыпались слова,
И острым топором рассек он лапу льва.
Вот год прошел, другой. За днями дни промчались,
Вновь человек и лев однажды повстречались.
И человеку лев сказал тогда.сурово:
«Был злобен твой удар, но злей удара — слово!
Боль раны я забыл, хоть долго жил скорбя,
Но слово горькое, что слышал от тебя,
Покуда жив я буду,
Не позабуду!»
КОРОЛЬ ОРЕЛ И ХИТРЫЙ КОРОЛЕК
(Жемайтская сказка)
На сейм весенним днем слетелись как-то птицы,
Кто станет королем — хотели сговориться;
И порешили так: владыкой будет тот,
Кто сможет выше всех подняться в небосвод.
Взлетели. Выше всех орел подняться смог,—
Но маленький и хитрый королек
Сел на спину к орлу и тихо там скрывался.
Орел уже вступить в права свои собрался,
Смотря на прочих птиц с огромной вышины...
Тут хитрый королек взлетел с его спины
И громко закричал:
«Я — выше, чем орел,
И только я могу
На птичий сесть престол!»
391
Но хитрость королька была раскрыта вскоре;
И гневный приговор был слышен в птичьем хоре.
«Казнить его,— сказали дружно птицы,—
А до суда держать его в темнице!»
Темницу (так пернатые решили)
Сова с летучей мышью сторожили.
Вот ночь пришла, и задремала стража,—
А утром обнаружилась пропажа:
Хоть широко сова глаза раскрыла,
Но королька нигде не видно было;
Летучая прислушивалась мышь —
Недвижная вокруг стояла тишь...
Доныне птичий род на бедных стражей злится,
И днем они в лесу боятся появиться.
Антанас Баранаускас
АНИКШЧЯЙСКИЙБОР
(Отрывок )
Вы, склоны голые холмов, покрытых пнями,
Красой блиставшие былыми временами,
Куда же унесло великолепье ваше,
Где ветра шум лесной, какого нету краше;
Когда вдруг листья все в том чернолесье пели,
А сосны старые трещали и скрипели;
Где ваши птицы, пташки и пичужки,
Чей щебет слушали здесь на любой опушке;
Где ваши звери, где лесные их дороги,
Где все их логова, и норы, и берлоги?
Исчезло это все — стоят в просторах голых
Лишь сосен несколько, кривых и невеселых.
И солнце зло печет, вокруг пустырь покатый,
Сухими ветками и шишками богатый.
С тревогой на пустырь глядишь, ища сравненья,
Он с пепелищем схож — ты скажешь, без сомненья.
Как будто бы пустырь возник на том же месте,
Где город некогда погиб от вражьей мести.
Бывало, в лес идешь — глаза прикрой, такая
Отрада в душу льет, до сердца проникая.
Невольно думаешь, тот аромат вдыхая:
«В лесу ли я стою иль в небе, в кущах рая?»
Куда ни кинешь взгляд — зеленая завеса,
Понюхай — сразу нос щекочет ласка леса.
Где ни прислушайся — веселый шум услышишь,
Ты чувствуешь покой — весельем леса дышишь.
Постели мягких мхов разостланы в покое,
Они влекут, ступи — трепещут под ногою.
393
Вокруг полно кустов, как рута, изумрудных,
Там — алых ягод блеск и черных ягод чудных.
В усадебках своих грибы, как в царстве сонном,
На фоне розовом, белесом и зеленом.
Лисичек леечки сквозь трещину желтеют,
Над мшистой простыней стыдливо щеки греют.
Грибов-подлипков здесь тарелки на опушке,
И кочками в траве, надувшись, спят свинушки.
Под елью — рыжики, семья в семью врастая,
Сморчков же — в сосняке из мерзлых комьев — стая.
А серых, голубых и сыроежек красных —
Как много здесь растет, веселых и прекрасных!
Масленок медный цвет в кустах у стежки светел,
Как кубки кверху дном,— Мицкевич их отметил.
Ольховики — в ольхах, опенки — в пнях черненых;
Между сухих стволов, меж щепок — шампиньоны.
Вот мухомор рябой и слизкий груздь, средь многих
Поганок и грибов без имени, убогих.
Их люди не берут, и зверь их грызть не будет,
Их разве скот в лесу потопчет и забудет.
Размякнут и сгниют, и сок их растечется,
Тот плодородный сок в зеленый круг сольется.
Всех выше боровик — и песенки словами
Его мы назовем: «Полковник над грибами».
Спесивый, толстый, он встает широкогрудый,
Могучий, над собой с поливой поднял блюдо.
И быстро в рост идут породы те грибные,
Здесь красный, белый гриб, а там грибы иные.
Зеленый можжевел — кусты его как грядки,
И зайцы в нем лежат, гнездятся куропатки.
Кусты, как с бородой, с травой, на них висящей,
И светится насквозь от частых просек чаща.
394
Жилье себе ольха по краю выбирает,
Орешник, ветвь тряся, орехами играет.
Их солнце вырастит. А ветлы над долиной,
Над серебром ключей укрыты тенью длинной.
С крушины каплет кровь. Смородина вдоль Шлаве:
Краснеет на кустах, в болот седой оправе.
Куда ни посмотри — лес белый встал горами.
Пашлавис окружен им, словно камышами*.
Осины здесь дрожат Жальтичи вечным страхом*,
Всю жизнь дрожат они, пока не станут прахом.
Берез, дубов стена вкруг елки так сурова,
Жальтене словно здесь скорбит о муже снова*;
Где алая всплыла, взамен молочной, пена,
Жальтене, образ свой переменив мгновенно,
В отчаянье сама тут обернулась елью,
Плащи густой листвы детей ее одели.
Вот ива, верба вот, и яблони, и груша,
Черемуха стоит,— шум их листвы послушай.
И шум деревьев тех ты выслушай в молчанье:
В обиде на сестру то седулы стенанья*.
Средь вязов, и крушин, и лип — несчетный с нами
Других деревьев стан — с другими именами.
Но знают их лишь те, что лесом верховодят,
Врачи и знахари, что в дебрях леса бродят
И листьями, корой болезни исцеляют
Иль жестким корешком все чары изгоняют.
Смотреть людишкам, нам, приятно, я не скрою,
Как провиденье их зеленой кровлей кроет.
Когда сережки ив все звонче, звонче млеют,
От творога цветов все яблони белеют.
И летних яблонь шелк зеленый, с краю бора,
Когда лес желт и ал — листвы осенней ворох.
395
И склон Марчуписа, как кровью, залит ими*,
И ждут весны стволы, став темными, нагими.
А сосенки мои — те сосенки — несметны,
Стройны и высоки, их кроны яркоцветны.
И летом и зимой их зелены вершины,
Ствол задевает ствол, качаясь, как тростины.
На полверсты вперед не видно в чаще мглистой,
Ни бурелома нет, ни хвороста — все чисто...
Литовец знал его, душой ему внимая,
И плачет он в лесу — себя не понимая,
А только чувствуя, что сердцу уж не больно,
Что хоть оно грустит, но все ж грустит невольно.
Что все полно росы туманной жемчугами,
И слезы, как роса, текут неслышно сами.
И долго он в груди дыханье бора слышит,
И каждый вздох его как будто бор колышет.
И в душу так покой проник, как леса милость,
Что даже и душа, как колос, наклонилась.
В волнении таком, во вздохе, в светлом плаче
Рождаются псалмы, все чувствуешь иначе...
1858—1859
Майронис
НАВЕКИ ТЕБЯ ПОЛЮБИЛ ТВОЙ ПОЭТ...
Навеки тебя полюбил твой поэт,
Певец твой, печалью томимый,
Что вынес мучения тягостных лет —
И все для тебя, для любимой.
Любимая, кто же тебя наделил
Чудесною тайною силой,
Что в сердце раздула угаснувший пыл
И дух в небеса устремила?
Немало прекрасных земных дочерей
За дайны, за стих величавый*
Пытались пленить его страстью своей,
Сулили богатство и славу.
Пускай не окутан шелками твой стан,
Красой не отнимешь ты воли,
Но к сердцу поэта был ключ тебе дан
Одной глубиной твоей боли.
Хоть юное сердце не ведало мук,
Не жаль ему юности ясной.
Ты ликом рассвета сияла вокруг,
И мир он увидел прекрасный.
И первая песня была рождена
Печальнее шума лесного.
Звездою светила певцу ты одна,
Будя вдохновенное слово.
Где светлого Немана воды бегут,
Там песня разносится гулко.
И свято заветную песнь берегут
В дворцах и глухих закоулках.
Дарили подруги поэтам цветы
И лавры с улыбкой привета...
А ты, о любимая родина, ты
Когда-нибудь вспомнишь поэта?
1892
ТРАКАЙСКИЙ ЗАМОК*
Вот замок Тракайский в дремоте, во мхах,
Столетнею славой окутан;
Его именитых властителей прах
Истлел, и покоится тут он.
Столетья несутся. Развалины спят.
И все неизбежней, все глуше распад.
Смущ,ает ли ветер озерную гладь,
Стихают ли сонные волны,
Крошатся размытые стены — глядь! —
Срывается камень безмолвный.
А замок темней и темней с каждым днем,
И чуткое сердце горюет о нем.
Но сколько столетий он прожил светло,
Но скольких он рыцарей славил!
Здесь Витаутас храбрый садился в седло
И ратной дружиною правил.
Где грозная слава минувших побед?
Где наши преданья? Затерян их след.
Вы, мертвые стены, вы черные рвы,
И вы, безоружные башни,
Ответьте, о чем вспоминаете вы,
Что снится вам в дреме всегдашней?
Вернется ли прошлое иль навсегда,
Как юность, исчезло оно без следа?
Я часто у грустных развалин бродил.
Слезами туманились очи.
И сердце горело, пока я следил
За шествием сумрачной ночи.
И сердцу напрасно хотел я помочь:
Вокруг расстилалась безмолвная ночь.
1892
С ГОРЫ БИРУТЕ*
Разливаясь широкой волной в час зари,
Грудь мою своим бурным приливом залей,
Голос гордой стихии своей подари,
Одари меня, Балтика, силой своей.
398
Мне тоски о тебе не прогнать, не унять.
Если б вновь услыхать твой таинственный шум!
Ты одна только можешь поэта понять.
Волн твоих не избыть, словно дум.
Грустно мне и тебе — отчего, не пойму,
Ты не знаешь забвения даже во сне.
Только б волны завыли грознее сквозь тьму,
Только б море придвинулось ближе ко мне.
Друг мой, где ты? Тебе лишь открыться я мог.
Ты, как море, поймешь, что печаль велика.
Для тебя мою тайну я долго берег,
Сохранишь ее ты, как хранил я века.
1895
МЫ ПЕСНЮ НОВУЮ ЗАТЯНЕМ...
Мы песню новую затянем —
Лишь молодежь ее поймет!
Не по старинке петь мы станем —
Для дум иных пришел черед.
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Зарею новой встанут годы,
Взойдет и солнышко в зенит!
В душе предчувствие свободы
Так ясно, сладостно звенит.
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Скинь, край мой, старые одежды,
Чужую рвань не береги...
399
Огнем возмездья и надежды
Ее безжалостно сожги!
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Возьмемся, братья, мы за дело!
Рассвет с отчизны сон стряхнет,—
Любовь преграды рушит смело,
Она растопит зимний лед.
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Нас гнет рукой железной давит
И в лед заковывает грудь...
Так пусть душа отчизну славит,
На богатырский встанем путь!
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Тот не литовец, кто трусливо
Свой край оставит в трудный год,
Кто предков дух вольнолюбивый,
Их долгий подвиг предает.
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Тот не литовец, кто не любит
Напевов милой стороны,
400
Кто смотрит холодно, как губят
Отчизну-мать ее ж сыны...
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Тот не литовец, кто не может
Отречься от спокойных снов,
Кто отчих подвигов не множит,
К трудам великим не готов.
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
Плечом к плечу, за дело, други!
Тянитесь к знаньям всей душой,—
Пусть наши лиры, книги, плуги
Несут добро Литве родной!
Хотим, чтоб ввысь
Слова неслись:
Придет пора другая!
Для смелых дел
Твой дух созрел,
Отчизна молодая!
1895
ГДЕ НЕМАН СИНЕЕТ...
Где Неман синеет, Шешупе струится,
Там наша отчизна — родная Литва.
Литовская речь там звенит над пшеницей
И песнь о Бируте доныне жива*.
Разольются наши реки синим океаном,
Разнесутся наши песни по далеким странам.
401
Где зелень одела лесные опушки
И рута украсила косы сестер,
Где в тихом саду кукованье кукушки,
Там встретят усадьбы прохожего взор.
Где немолчный гомон леса, где кукушки, рута,
Там литовские усадьбы ждут меня как будто.
Восходят ли ранние вешние зори,
Ложатся ль под острой косою цветы,
Иль зябнут колосья, но в счастье и в горе
Всех в мире прекраснее, родина, ты!
В злой печали или в счастье ты всегда любима,—
Как душа народа, нами ты боготворима.
Сияет ли солнце, ненастна ль погода,
То праотцев наших родная страна;
Земля, орошенная потом народа,
Ты отклики в сердце рождаешь одна.
И весной, и поздним летом нет на свете лучше
Матери-Литвы желанной, нежной и могучей.
1902
Йонас Мачис-Кекштас
ПЕСНЬ БЕДНЯКОВ
В рогце порхают беспечные птицы,
В поле свободные бродят стада,
Вольная лань на опушке резвится,—
Счастливы небо, земля и вода.
Нам же на долю досталась неволя,
Гнемся под грузом безрадостных дней.
В рабстве, в цепях прозябать нам доколе?
Жизнь с каждым часом трудней и трудней.
Вихрь закипит ли, гроза ль разъярится,
Землю сожжет ли безжалостный зной,
В ветках — укрытье встревоженной птицы,
Кровля для бабочки — лист расписной.
Смотрим на это с немою тоскою,—
Мы не желаем за труд свой наград,
Крышу нам только бы над головою,
Чтобы укрыться в грозу или град.
Льву расскажи мы о наших невзгодах —
Жгучие слезы он станет ронять!
Лишь богатеев бездушных и гордых
Жалобы наши не могут пронять.
6 января 1885
МНЕ ВЕДОМ ПЛАЧ
Я плачу в безотрадной тишине,
Но — ни слезы. Рыдания беззвучны.
И небо не пошлет улыбки мне,
И сердце застилают скорби тучи.
Не видят. Каждый занят лишь собой.
Явясь из тьмы на светлый праздник жизни,
Довольны многие своей судьбой,
И вот — молчу. Что толку в укоризне?
Не надо слез и жалоб — никогда!
Покинутый, ни на кого не сетуй!
403
Уйди от них, счастливых, навсегда,
Один скитайся и блуждай по свету.
Я плачу в безотрадной тишине.
Участья жду, как ждет голодный хлеба.
И лишь земля порою внемлет мне,
И слезы рос роняет только небо.
1890(?)
НАДЕЖДА
Убого в природе — зима на пороге.
Листва отструилась в хрустящем лесу.
На веточках иней, колючий и синий,
Растаяв, напомнит собою слезу.
Но незачем плакать. Морозы и слякоть,
Вы знаете сами: не вечен ваш трон!
И снова растенья ковер свой расстелют.
Нет смерти в природе, а есть только сон.
Мятежная воля! Тяжка твоя доля.
Не мало ты ведаешь бурь и невзгод...
Но кончатся бури — ив нежной лазури
Горячее ясное солнце взойдет.
19 сентября 1900
В ОКЕАНЕ
Седая Атлантика — ширь океана,
Над ней необъятный сквозит небосвод.
Европа исчезла. От ветра-буяна
Вскипает простор атлантических вод.
И вот нарастают валы постепенно,
И в кипени яростных белых седин
Отважно дерется с разгневанной пеной
Наш утлый кораблик, один на один.
Бортам корабельным приходится трудно,
А вантам надолго рыдать, а не петь...
Но, грудь выставляя, отважное судно
Не знает, что значит страдать и терпеть.
404
На палубе перед суровой судьбою
Стою я, охваченный горечью дум:
Все прошлое вижу сейчас за собою —
Где душу сгубил, как растратил я ум?
И сам вопрошаю себя неустанно:
Зачем без надежды по свету мечусь?
Мечтанья ли гонят меня в океаны?
За новым ли сердцем куда-то я мчусь?
Очнуться... Подняться... С надеждой живою
Отбросить ненужную ношу свою...
Но как же мне встретиться снова с тобою,
О юность моя? И, как прежде, стою
На палубе шаткой. По-прежнему злится
Порывистый ветер меж белых зыбей.
Вдруг капелька пены, упав на ресницы,
Смешалась на миг со слезою моей.
И странное дело: увидел я в этом
Не малую каплю — весь Неман родной...
И вдруг озарился я внутренним светом,
Как будто Литва говорила со мной.
1900 или 1901
ПРАНАСУ ВАЙЧАЙТИСУ
Богини Парнаса тебя воспитали;
Лесные чащобы, излучины рек
Открылись тебе и в тиши нашептали,
О чем помышляет творец-человек.
И мир многоликий стал прост и чудесен!
Прилежным пером, ничего не тая,
Ты создал венок разноцветный из песен,
В которых восславил красу бытия.
Ты мастер гармонии: чистый узор
Стихов твоих дивных наш слух услаждает...
Теперь ты в раю, и тебя восхваляет
В божественных гимнах архангелов хор.
Твой путь в этой жизни кремнист был и труден:
Родные тебя не дарили любовью,
405
Ты вынес все мелкие тяготы буден,
Хвалу отвергая, не внемля злословью.
А ныне известен ты стал повсеместно!
Венок мы тебе преподносим лавровый
За то, что литовскую нашу словесность
Твое неземное возвысило слово.
21 сентября 1901
Пранас Вайчайтис
ЕСТЬ СТРАНА
На свете есть одна страна —
И жаворонок там летает.
И, ветерком опьянена,
Река у берегов блистает.
Там дудка поутру поет,
Там люди сеют, жнут и пашут,
Там трудовой соленый пот
Стекает по холсту рубашек.
А если вдруг проездом гость
В избу любую постучится,
Муки пусть в доме будет горсть,
Накормят и дадут напиться.
Как мне тех девушек забыть,
Что ярче золотого лета?
Мне там пришлось недолго быть,
Литвой страна зовется эта.
Там бедняки, на склоне дня
Устало возвращаясь с поля,
Везде и всюду, как родня,
Поют, поют о лучшей доле...
Как мне забыть, что в этот час
С цветами серебристых лилий,
С венками руты встретить нас,
Бывало, девушки ходили?
Как позабыть ее закат,
Когда пригорки остывают,
И вдаль уходят облака,
И люди песни запевают.
А дальний колокол гудит...
Давно уже заснули птицы.
Но месяц бодрствует, глядит,
А от него и мне не спится.
И думы льются, как река,
Влекут меня к отчизне властно.
407
Где этих мыслей берега?
Они в Литве моей прекрасной.
Литва моя! Родной земли
Уже давно не видят очи.
Как тяжко без тебя вдали,
Бессонные лишь знают ночи!
1897
ПЕСНЯ
Я дубок перед рассветом
Посадил весною.
Ну, и тешился при этом
Песенкой такою:
«Ты расти, расти, дубочек,
Потянись спросонок,
Подымайся выше прочих
Сверстников зеленых!
Будь, дубочек, многоруким!
Развевайтесь, ветки!
Расскажите вашим внукам,
Как живали предки,
Зашумите, словно море,
Как подует ветер...
Расскажи, мой дуб, о горе
На всем белом свете.
И дубы от боли клонит,
Если рубят корни.
Кто ж из нас, скажи, не стонет
От недоли черной?»
1897
* * *
Ребенок в лохмотьях глядел сквозь ограду,
Малыш худосочный смотрел, как в чаду,
Как носятся барские дети по саду,
Какое веселье в заветном саду.
408
Должно быть, там груши и яблоки сладки,
До ночи смотри — не натешится взгляд!
Звенят стремена деревянной лошадки,
Сверкают штыки оловянных солдат!
Там дудок не счесть и корзинок плетеных,
И чудных сластей в тех корзинках не счесть
И горько задумался нищий ребенок:
«О, боже! Хоть раз бы забор перелезть,
В траве поутру поваляться спросонок
И яблок румяных без спроса поесть!»
1897
л *
Хотел зачерпнуть я алмазы ладонью,
А снял лишь росу с предрассветных полян.
Хотел я привадить счастливую долю —
Достались мне только осот да бурьян.
Хотел я привлечь к благородному делу,
К труду исполинскому толпы людей,
Но сердце, видать, у людей охладело,
И глухи они к пылкой речи моей.
И все же мне мнится еще и доныне,
Что в душах простого народа живет
Великое чувство, как жемчуг в пучине,
Как перлы в глубинах таинственных вод.
1900
Юлюс Янонис
МОИ ПЕСНИ
Вы, мои песни,— скорбь без предела,
Вы, мои песни,— кровь закипела,
Вы, мои песни,— днями, ночами —
Прямо из сердца бьете ключами.
Вскормлены горем, подняты мукой —
Ну-ка поди вас утешь, убаюкай!
Вы никогда ведь не воспевали
Чары земные, дальние дали.
Ваши слова — они вихрями дышат,
Ваши напевы — тоской горевою.
Слез не удержит тот, кто их слышит
И напевает вечерней порою.
1912
КУЗНЕЦ
Полно рот разевать, о пустом толковать,
с болтовнею не стой над душой.
Стань в сторонку и стой, коль карман не пустой,
ну, а мне, бедняку, чтоб себя пропитать,
днем и ночью ковать и ковать.
Вот нашелся красоты углядывать тут!
Взял да вник бы, бездельник такой,
сколь несладко мне молот вздымать день-деньской,
с горькой думой о детях, что с голода мрут,—
больно люб ему этакий труд!
Больно люб! Ха-ха-ха! Полюбуюсь и я,
если все, кто отвержен и нищ,
наконец-то избавясь от ваших когтищ,
счет предъявят вам, злости своей не тая.
Ха-ха-ха! Полюбуюсь и я!
1914
ИЗ КАТЕХИЗИСА РАБОЧЕГО
«Зачем миллионы страдают,
Живут в нищете каждодневной,
Хоть трудятся в поте годами
И стоны возносятся к небу?»
410
— Затем, что в двооцах толстосумы
Не знают, что делать с богатством,
А людям простым и разумным
С нуждою приходится драться.
«Но разве не бог так устроил,
Что барин не жнет и не сеет,
А бедный горбатит сам-трое
И корку сухую имеет?»
— Природа все блага, как чудо,
Нам равно дарить всем бы рада.
За то, что неравенство в людях,
Винить человека надо.
«Так как же житье нам улучшить?
Как вырваться нам из злосчастья?
Как солнца увидеть нам лучик?
Так кто к нам проявит участье?»
— Добром ничего не получим,
Добьемся мы счастья борьбою;
Как заповедь все мы заучим:
Вождь Маркс призывает нас к бою.
1914
ПЕСНЯ БОРЦОВ
Кто пут нищеты не стряхнет с себя смело,
Свободным тому не бывать!
Кто сам на закланье пойдет обалдело,
Тех вправе врагами мы звать.
Мы рвемся к свободе, мы жаждем свободы
Для каждого в каждом краю.
Готовым на все, не страшны нам невзгоды:
Победа — иль гибель в бою.
Недаром лишились покоя тираны —
Их крепость отныне слаба.
Прочь те, кто на путь нас уводит обманный!
Путь к счастью один лишь — борьба!
1914
AVE, VITA, MORITURUS ТЕ SALUTATI1
Я люблю просторы неба,
Золотой разлив лазури,
Буйство зелени июльской
И кристалл росы прозрачной.
Девушка одна мне люба,
Та, что даже солнца краше,
Та, что стебелька стройнее
И росы рассветной чище.
Я хотел добиться счастья
Заодно с широким миром —
С ног его падут оковы,
И заря над ним зажжется.
Богатырские дела мне
В жизни совершить хотелось,
И Геракла с Прометеем
В деле сочетать едином.
Но кудрявую березу
Исподволь снедали черви.
Зацвела, но молодою
Обрекается на гибель.
Погибаю я до срока,
Не испив из чаши жизни,
И в холодную могилу
Подвиг уношу грядущий.
Уношу с собой любовь я
К девушке моей и к миру,
К миру, что, подобно почке,
Не успел еще раскрыться.
Не дождался я расцвета,
Но и на краю могилы
Жизнь приветствую, что скоро
Цвесть сумеет пышным цветом.
15.V.1917
1 Здравствуй, жизнь, умирающий приветствует тебя! (лат,)
ИЗ МОЛДАВСКОЙ поэзии
Константин Стамати
ДРАГОШ
(Фрагменты из баллады)
1
Ум мой взглядом зорким все в былое смотрит
Сквозь туман минувших навсегда столетий;
Поднялась завеса времени седого,
И явился Драгош на коне чудесном.
Шлем на нем блестящий, перьями украшен,
Стрелы закалены, звякают в колчане.
На коне он скачет вихрем по равнине
В воинских доспехах, в ножнах меч булатный.
Солнышко заходит за горой высокой,
Темень выползает из оврагов черных,
Драгош в лес въезжает, что зовется — кодры,
Сквозь густые кроны небо еле видно.
Вдруг на черных крыльях налетела буря,
С запада примчалась с воем и со свистом,
Завздыхали долы, закипели кодры,
Даже дуб столетний чуть было не рухнул.
От дождя и ветра некуда укрыться,
Никакого рядом не видать жилища,
Лишь во тьме полночной сквозь густые ветви
Вдалеке, чуть виден, огонек мерцает.
С доброю надеждой и отвагой в сердце
На огонь сквозь кодры Драгош едет прямо.
Вот он подъезжает к бурному потоку,
Над крутым обрывом видит старый замок.
413
Меч свой обнаживши, к битве изготовясь,
В тишине могильной, в непроглядном мраке
По каким-то залам он на ощупь бродит,
Только слышит — ветер в окнах завывает.
В ярости бессильной он бросает вызов:
— Злой волшебник Вронца, будь ты трижды
проклят!
Ты меня заставил по миру скитаться:
Я ищу Докию, ту, что ты похитил!
Исходил я земли, исходил пустыни,
Перебил зверей я кровожадных много,
От воров и татей род людской избавил —•
Я ищу Докию, ту, что ты похитил!
Где ты затаился, враг смертельный Вронца?
В кодрах ли дремучих, в норах иль пещерах,
В пропасти бездонной иль в морской пучине,
И куда же спрятал ты мою Докию?
Злой коварный гений ты Докии милой!
И в аду подземном разыщу тебя я,
Мерзостное сердце из груди я вырву,
От тебя, злодея, я спасу Докию!
Вдруг умолкнул Драгош — сон его объемлет,
Усталь стелет ложе, ночь покров готовит;
И, не сняв доспехов, меч в руке сжимая,
Он на щит червленый голову склоняет.
Пронеслася буря, прояснилось небо,
Спряталися звезды, испугавшись света,
Золотые стрелы выпустило солнце,
Драгош спит усталый, спит, не шелохнется.
Солнце поднялося вверх по небосклону,
Солнечным сияньем полдень разукрашен,
Растопились смолы, вниз текут по елям —
Драгош спит спокойно, спит, не шелохнется.
Уж луна восходит, королева ночи,
Смотрит удивленно сквозь густые кодры,
Из небесной чаши льет росу на землю,
А отважный Драгош спит да почивает.
414
Сумерки сгустились, наступила полночь,
Все вокруг покрылось непроглядной тьмою,
Тут герой проснулся, встал и удивился:
«Как же так, неужто ночь не миновала?»
©луера напевы и органа вздохи*
Музыкою звонкой наполняют воздух;
Солнца луч румяный, небосклон прорезав,
Гонит прочь упорно мрак минувшей ночи.
Вот вздохнуло утро робкою прохладой,
Гонит свежий ветер беленькую тучку,
А на ней по небу проплывает фея,
Юная царица надо всей Молдовой.
Белые одежды лилии белее,
На груди сверкают бусины-рубины,
А в глазах веселых' доброта и радость
Светятся, как будто утренние звезды.
К Драгошу с улыбкой обратилась фея:
— Не печалься, рыцарь, велено судьбою,
Чтобы ты от Вронцы родину избавил,
Хитрого поганца, злого нечестивца!
Смерть его низвергнет прямо в ад кромешный.
Быть ему навечно в огненной геенне,
Чад смолы кипящей, дым костров горящих
И дыханье Вронцы адским смрадом станут!
Но его Докия возвращает к жизни:
Кровь ее сосет он, тем и жив поныне
Вурдалак проклятый, хоть из ада фурий
Посылают ночью сон его тревожить.
Так что отправляйся ты к своей Докии,
Прямо через кодры все скачи на полдень,
На краю пустыни, у самого моря,
Ты увидишь замок, стража — два дракона.
Дам тебе в подмогу я волшебный флуер,
Он драконов этих пасть закрыть заставит.
Если же Докию ты спасти захочешь,
Кровь пролить придется — так судьба велела.
415
Музыка тихонько снова заиграла,
Фея, сев на тучку, поднялася в небо,
И остался Драгош, вслед глядел ей долго,
Как окаменевший от всего, что слышал.
3
Только появилось солнце ранним утром
И позолотило неба край и кодры,
Конь уж был оседлан и помчался Драгош,
Словно вихорь буйный, путь держа на полдень.
То он вверх по склону мчится к поднебесью,
То по крутосклону падает, как в пропасть,
Конь летит как птица, чуть земли касаясь,
И тропинкой к замку выезжает Драгош.
Этот замок белый был воздвигнут черной
Адской злобной силой в времена былые;
На крутые скалы взгромоздились башни,
Чтобы страх смертельный нагонять на смертных.
Но бесстрашный Драгош с думой о Докии,
С сердцем, полным злобы, налетев, как буря,
Сбив с ворот чугунных крепкие засовы,
Входит в белый замок, меч свой обнажая...
Филины и совы, тьма мышей летучих
Закружились тучей над проклятым замком,
И драконы, чуя, что герой явился,
Замахав крылами, злобно зашипели.
Распахнувши пасти, поднялися в воздух,
Языком в три жала норовя ужалить;
Чешуей сверкая, бьют себя хвостами,
Острыми когтями Драгошу грозятся.
Вынув флуер феи, громко свистнул Драгош,
И драконы наземь рухнули, как бревна!
И летать не могут, и шипеть не могут,
Замерли без чувства два холма могильных!
Одолев их, Драгош входит в мрачный замок,
Хочет он Докию заключить в объятья.
Но открылись двери, распахнулись сами,
Великан явился, нечестивый Вронца.
Взгляд его сверкает, как комета ночью,
Шлем на нем и латы, меч его тяжелый —
416
Все давно покрылось плесенью зеленой,
И торчит осокой борода седая.
Яростно он вырвал старый меч из ножен,
К Драгошу свирепый грозно подступает;
Молнией о скалы — так ударил Вронца
Драгоша по шлему — загудело в замке!
Кованый шлем звякнул, треснув от удара,
И из глаз снопами полетели искры,
Но и меч согнулся, превратился в обод,
Сам же Драгош стоек, как скала, недвижим.
Драгош, изловчившись, Вронцу взял за глотку,
Меч что было силы погружает в горло;
Оборотень хочет перегрызть железо,
Он хрипит, скрежещет острыми зубами.
Бьет из горла пена черною волною —
Кровь с железом вместе. Борется со смертью,
Стонет он от боли, умирать не хочет,
Валится на землю, подогнув колени.
Кровь ключом горячим бьет не уставая,
На песке горючем растеклась болотом,
Из болота кверху пар уходит в воздух,
Вот пары сгустились, превратясь в Докию.
4
Вот ее ланиты — свежие пионы,
Вот глаза, что полны нежности и неги,
Вот и губы, словно спелая черешня,
Так и обещают сладость поцелуя.
Волосы струятся черною волною,
Падают на плечи, укрывают груди,
Сквозь завесу кожа будто снег белеет,
Стройный стан подобен юной гибкой ели.
Драгош, пораженный сладостным виденьем,
Сам не знает: призрак это или дева?
Обо всем забывши, бросился к ней пылко,
А в душе боится страшного обмана.
Тут царевич Драгош взял свою Докию,
Снес ее к подножью той горы высокой,
На коня с ней вместе сел он и помчался
В свое царство, чтобы с нею жить и править.
Стихи поэтов народов 417
дореволюционной России
Георге Асаки
БЕГУЩЕЕ ВРЕМЯ
Время мчит без замедленья,
Да и смерть настигнуть может,
Так не пропускай мгновенья —
Светлый день да будет прожит
Сам я видел, как Аврора*
По весне цветок рождает,
Что увянет очень скоро —
Только день благоухает.
Время мчится.
От философов немало
Слышал пышных рассуждений,
Ну, а в память мне запало
Лишь одно из изречений:
Время мчится.
Поколенья быстротечны,
Смена жизни неустанна,
Счастье так недолговечно,
Но и боль не постоянна,—
Время мчится.
Для чего же в жизни краткой
Мыслим мы и рассуждаем,
Если шепчет ум украдкой:
— Ничего-то мы не знаем!
Время мчится.
Захочу я убедиться,
На часы взгляну, вздыхая:
Стрелка медленно кружится,
Поминутно подтверждая:
Время мчится.
Время мчит без замедленья,
Да и смерть настигнуть может,
Так не пропускай мгновенья —
Светлый день да будет прожит
МИР
Мир — большая мастерская,
Где судьба творит из нас
Что захочет, превращая
Или в глину, иль в алмаз.
Кто-то гложет кость уныло,
Кто вкушает только мед.
Терпит, кто утратил силы,
Тот, кто молот взял, кует.
ЗОЛОТО И ЖЕЛЕЗО
Блестящий золота кусок
Ударов молота не смог
Снести и возмущаться стал:
«Какой ты низменный металл!
Как смеешь ты ковать меня —
Ты только что ковал коня!»
А молот золоту в ответ:
«Недаром говорит народ:
Железо золото кует!»
А у кого железа нет,
Оружья нет, отваги нет,
Сам по себе согнется тот.
Александру Донич
МЫСЛЬ
Я смотрю на небо. В ясной вышине
Взор мой изумленный горестно блуждает.
Я любуюсь солнцем, что в сплошном огне,
Согревая землю, радостно сверкает.
Но и твердь и солнце от земли далеко.
И вовек подняться нам не суждено
Выше, чем природой, мудрой и жестокой,
Людям от рожденья определено.
На орла смотрю я жадными глазами,
Как стремит он к небу гордый свой полет,
Рассекая воздух мощными крылами
Над сияньем вечных снеговых высот.
И сдержать не в силах скорбного стенанья,
Я к земле склоняюсь горестным челом.
— Человек,— шепчу я,— жалкое созданье,
Почему не можешь взвиться над орлом?
Но внезапно к небу мысль моя взлетает
Молнией чудесной, полною огня,
Устали не зная, солнце обгоняет
И нетерпеливо дальше мчит меня.
Все она объемлет, видит, постигает,
Суть вещей находит, время и закон
И, не зная смерти, дальше улетает
К вечному порогу, к тайне всех времен.
РОДНОЙ ПЛЕМЯННИК
Под лавкой ночью в час мышиный
Собрались все мышиные старшины.
Они решили, что отныне
В их родовой твердыне
Лишатся полномочий
И потеряют все посты
Те, у кого окажутся хвосты
Размеров установленных короче.
И что в годину бед
Они оставят просто
Жестокой кошке на обед
Мышей недолгохвостых.
420
Хвосты, как видно, в их общине
Являлись знаком гордости как раз,
Как составляют бороды у нас
Понятие о месте и о чине.
По той ли, по иной причине,
А принят был такой указ
И был приведен в исполненье.
Но через пару дней
Средь тех мышей,
Чей хвост достоин удивленья,
Мышонок без хвоста, склонясь над списком,
Перечислял опальных с писком!
Один хвостатый вытерпеть не смог,
Толкнул соседа лапкой в бок:
«Каким путем — понять я не могу —
Он оказался в избранном кругу?
Таких, как он, взашей мы гоним!
И как молчишь ты, убеленный сединой?»
«Молчу, ведь он — племянник мой родной...»
«Достаточно, я понял».
Неужто даже в норках мелких
Законны сделки?
Василе Александры
РАЗБОЙНИК И КНЯЖНА
Лист ореха под луной!
Парень на тропе лесной,
Рад ему весь лес ночной.
В свернутый листок свистя,
Саблей острою блестя,
Парень весел, как дитя.
Приготовься, паренек,
Доставай скорей клинок:
В чаще слышен топот ног.
Это едут через чащу
Три мешка монет блестящих,
Под луной огнем горящих,
А при них на вороном
Едет девушка верхом
В ярком платье золотом.
Ждет ее король-жених,
И она вдоль троп лесных
Едет из краев родных.
Приуныла, загрустила,
Ей на свете все постыло
Без ее Молдовы милой.
Что ей до чужого трона?
Не нужна княжне корона —
Лучше стать женой дракона.
Листик ивы тонкоствольной!
На тропе — разбойник вольный,
Смотрит дерзко и спокойно.
— Далеко ль собрались, братцы?
Может, лучше здесь остаться,
Чтоб в лесу не заплутаться?
Разве королевский двор
Лучше, чем лесной простор?
С милым другом разговор?
422
Лист дубовый, лист резной!
Парень скачет в лес ночной
Рядом с радостной княжной.
Травы стелются ковром,
Парень с девушкой верхом
Едут в свой зеленый дом.
1844 (?)
ПРОЩАНИЕ С МОЛДОВОЙ
О Молдова дорогая,
Милая сердцам горячим!
Край, чьи земли покидая,
Каждый горечью охвачен.
Жизнь сладка в твоих пределах,
Все цветет под солнцем вешним:
Для моих мечтаний смелых
Нет преград в просторе здешнем!
Больше в небе синеоком
Мне твоя не светит зорька,—
Сердце в трауре глубоком,
Ухожу, вздыхая горько!
Час разлук, путей опасных...
И дрожат мои колени,—
А в душе моей погасли
Все отрадные виденья!
Доведется ль мне счастливым
В край родной вернуться снова,
Чтоб к твоим приникнуть нивам,
Ненаглядная Молдова,
Вновь узреть твои долины,
Цепи гор твоих могучих,
Чьи надменные вершины
Затерялись в грозных тучах.?
Вновь узреть твои дубравы
И мерцанье рек спокойных;
Про любовные забавы
Вновь услышать в нежных дойнах?*
Небо самое смеется,
Улыбается, колдуя,—
Все здесь родиной зовется:
Здесь любим я, здесь люблю я!
423
Наступает час прощанья,
Горе в сердце мне струится —
Все былые упованья
Оставляю на границе!
Вновь душа к пути готова,
Но Молдову не забуду.
Так прощай, моя Молдова,—
Коль вернусь я, счастлив буду!
1848
УТРО
Разлилась заря по небу, по разбуженной природе,
Скоро солнце тронет землю на далеком горизонте.
Вот оно и появилось в золотом венце лучей,
Выпивая росы утра с зеленеющих полей.
Три копья1 прошло светило вверх по лестнице небесной,
Луч его цветы целует, озаряя дол чудесный,
Где подснежники, фиалки, гости первых светлых дней,
Лист пробили прошлогодний острой зеленью своей.
Во дворах готовят сохи, ладят бороны крестьяне,
Голоса в зеленой роще птицы пробуют заране,
А в садах, полях по голым виноградникам сухим
Люди жгут бурьяна кучи, сладко пахнет сизый дым.
Лошади резвятся в поле, и волы ревут у речки,
С блеяньем ягнята скачут, на траве лежат овечки.
Девочка, склонясь над пряжей, разбирая ниток ряд,
У ключа с водой прозрачной золотых пасет утят.
1868
БЕРЕГ СЕРЕТА
Исчезает, словно призрак, дымка легкая ночная,
Над прибрежной чуткой рощей расточаясь, пропадая.
А река блестит, мерцает, как чешуйчатый дракон,
Что рассветными лучами пробужден и озарен.
И слежу я на рассвете там, на берегу зеленом,
За течением, что вьется ускользающим драконом:
Гальку моет, берег роет, дремлет в омутах река,
Хвост серебряный покоит за излуками песка.
1 Копье — старинная мера длины (примеч. пер.).
424
Шорохи плакучей ивы на песчаном слышу склоне,
Вижу, как сверкнула щука за шальной осой в погоне,
Редко крики диких уток оглашают вышину,
И ложатся тени стаек на прозрачную волну.
А река бежит, струится, непривычная к покою,
Проплывают мимо мысли, уносимые рекою;
Отмель желтую покинув, радуюсь приходу дня,
Ящерка-зеленошкурка зорко смотрит на меня...
1868
ЕЛЬ
На пригорке у опушки
Ель зеленая стоит,
И туманом до макушки
Силуэт ее сокрыт.
Ель с тоской глядит и плачет:
Вот в оврагах, средь снегов,
На медведе стужа скачет,
Семь надела кожухов...
Ель сказала, отряхнувшись:
— Зря колдуешь ты, зима,
Зря метелью воешь в уши,
Смотришь сумраком в дома.
Ты морозом обжигаешь,
Губишь ульи и цветы,
Смерть и голод нагоняешь
Не раздумывая ты.
Зря ты реки заковала
Неподвижно тяжким льдом
И снегами закидала
Каждый куст в лесу густом.
Ты напрасно надо мною
Черным вороном кружишь
И звериным долгим воем
Ты ночную режешь тишь.
Зря ты яростно и властно
Над землею копишь тень,
425
Ты с насмешкою напрасно
Укорачиваешь день.
Сколько б ты ни навалила
На меня снегов и льда,
Знай — меня ты не убила,
Я зеленая всегда!
1875 (?)
ИНЫМ КРИТИКАМ
В моих произведеньях нужны вам недостатки,
Трубите вы в фанфары, найдя в них опечатки,
Порой — неяркий образ и слабый рифмы след,
А также те ошибки, которых вовсе нет.
Упорно вы хотите нападками своими
Бесследно уничтожить мой труд и даже имя:
Зачем так придираться ко всем моим словам,
Найти во мне желая все, свойственное вам?
Поэт, что звонко славит красу твою, природа,
Который воспевает величие народа
И чувства человека,— он разве виноват,
Что вслед за ним шагает сильней его собрат?
И разве справедливо предаться грубой брани,
Считая преступленьем грешки его заране?
О критики — младенцы! Смешна ваша хула:
Писк ласточки едва ли насторожит орла!
На свой манер чирикать любая может птица,
Чтоб все могли той песней достойно насладиться,
Средь многих тысяч гимнов и ей — хвала и честь:
В гармонии всеобщей всем нотам место есть!
Стихов писал я много, быть может, слишком даже,
Но слушать не просил их в самовлюбленном раже
И никогда не думал, приняв надменный вид,
Вождем быть и главою тех, кто стихи творит...
Есть тот, красивей голос дала кому природа?
Тем лучше для поэта, тем лучше для народа!
Пускай идет все выше, не ведая преград:
Перед его восходом пусть меркнет мой закат...
А вы, чьи стрелы тупы, вы — целящихся рать,
Как можете, так пойте... Прошу лишь: не орать!
1888 (?)
Богдан Хашдеу
ЕЛЬ
Палит ли солнце в летний зной,
Иль ветер вьюжный веет,
Ель над высокой крутизной
Все так же зеленеет.
Гигант в утес корнями врос,
Красуясь в мире горном;
Все глубже роет он утес
Своим могучим корнем!
С гранитной глыбой уж давно
Сроднились корни ели,
И сотрясают их равно
Бураны и метели.
Один зеленый монолит —
И дерево и камень:
Их стужа не оледенит,
Не обожжет их пламень.
Под вьюгой бешеной, стройна,
Упершись в тучи кроной,
Уж столько лет стоит она
В своей красе зеленой.
Попробуй ель пересадить,
Дай ей тепло долины —
Ее погубишь, ей не жить
Без льдов и скал вершины.
Палит ли солнце в летний зной,
Иль ветер вьюжный веет,
Ель над высокой крутизной
Все так же зеленеет.
ГОРА И ДОЛИНА
О, до конца безумен тот,
Кто жита и жасмина ждет
На кряже гор, во льдах высот:
Они сильны, но на крутом
Челе гранитном, полном мощи,
427
Пробьется ядовитый, тощий
Один лишь мох — и то с трудом.
Зато долины под горой —
Как манят взор они листвой,
Речонкой, вьющейся змеей,
Ковром цветочным вдоль дорог;
Прозрачны гроздья винограда,
И пчелами гудит левада.
Повсюду чувствуется бог!
Не там, вверху, где богачам
Воскуривают фимиам,—
Добро рождается не там:
Внизу томящийся народ,—
Лишь он — та самая долина,
Где пахнут и цветы жасмина
И жито доброе встает!..
ИСТИННЫЙ ПОЭТ
Два кровные врага в душе поэта
Воюют непрестанно меж собой:
То неба вдохновенные заветы
И зов земли коварной и слепой.
Призыв земли толкает в бездну властно,
Призыв небес влечет в полет.
И сердце кровоточит ежечасно —
В его пределах смертный бой идет.
Ужасный бой! И нет у слова силы
Ни описать, ни предсказать конец:
Словам доступны зримые могилы,
Но не могилы тайные сердец.
Есть дни, когда сверкающее пламя
Взлетает ввысь, раскалывая тьму,
Готовое испепелить лучами
Все, что мешает шириться ему.
Но черной страсти сумрак неминучий
Над глубиной сознания встает
И закрывает стелющейся тучей
Божественных раздумий небосвод.
Низверженный в болото низкой страсти
Из сферы негасимого луча,
428
Поэт, рыдая, сердце рвет на части
И проклинает, дико хохоча.
В его душе столкнулись ад и небо,
Безумие и мудрость всех времен,
И чернь, поэта выслушав без гнева,
Выносит свой вердикт: «Безумец он!»
СТИХ
Гомер воспел Ахилла, подвигнутого гневом,
А Данте тартар воспевал*.
В дни горести рожденный, веселым чужд напевам,
Не посвящает песен поэт беспечным девам,
Его не опьяняет вакхический фиал.
Я прерываю арфы безмолвье поневоле,
Когда я скорбью опален.
Надорванное сердце молчать не в силах доле,
Истерзанное мукой неутолимой боли,
В агонии роняет короткий, резкий стон.
Поэзии суровой безрадостные свитки!
Моя поэзия — гранит.
В ней ненависть клокочет, в ней ужаса избытки,
И голосом охрипшим на лоне страшной пытки
В ней каждый слог о долгих страданьях говорит!
Петь о цветах и звездах достойно ли поэта
В наш век, который глух и слеп,
Когда под пестрым гримом всего лишь черви это,
А правда проклинает, ища напрасно света...
О бедствие! О мерзость, мгла и склеп!
Оставьте прозе блестки продажного обмана!
Певец восторженный поет,
Коварное отбросив веселье балагана,
Когда вокруг, как злая гноящаяся рана,
Все трупным ядом дышит и заживо гниет.
Гомер воспел Ахилла, подвигнутого гневом,
А Данте тартар воспевал.
В дни горести рожденный, веселым чужд напевам,
Не посвящает песен поэт беспечным девам,
Его не опьяняет вакхический фиал.
Михаил Эминеску
БОЛТОВНЕ ОТВЕТ —МОЛЧАНЬЕ
Болтовне ответ — молчанье,
Ни похвал, ни порицанья.
Ты пляши себе как хочешь
И не жди рукоплесканья.
Только я плясать не стану
Под фальшивое бренчанье.
Правду я ищу лишь в сердце —
Вот оно, мое призванье.
1876
НЕТ, ВСЕХ СЫНОВ ЛЮДСКОГО РОДА...
Нет, всех сынов людского рода
Судьба различно привечает:
В одном живет сама природа,
Другой ее лишь излучает.
Тем — ткать эпохе одеянья,
А тем — скорлупки собирать.
Одним дано свершать деянья,
Другим плоды их осмыслять.
Но все они живут согласно,
Делам друг друга не мешая.
И до сих пор над ними властна
Писания строка святая.
Сомненья червь сердец не гложет,
Глядит невинность из-под век,
Раскаянье спастись поможет —
Так слепо верит человек.
О гений зла! Тот не рождался
Еще на свет от сотворенья,
Кто пред тобой бы не пытался
Свои оправдывать мученья.
Путь указуешь и злодеям,
И тем, кому противен грех.
Судья поступкам и идеям,
Ты — цель конечная для всех.
Но там не ценна добродетель,
Где дух в борьбе не торжествует.
430
Да где ж за истину радетель,
Кто жизнью, разумом рискует?
Из книг, что моль давно изъела,
Осела пыль на мозг людей.
Их мысль вконец окостенела
Еще со старых школьных дней.
Им мира не понять величья,
Все к тайнам относя небесным.
Им кажется все без различья
Непостижимым и чудесным.
К познанью не стремясь природы
К ней равнодушья не тая,
Они идут из рода в роды
Слепцами в храме бытия.
О, ПОБУДЬ...
«О, побудь, побудь со мною,
Я ведь так люблю тебя,
Только я понять сумею,
Что ты жаждешь так, скорбя.
Ты в тени ветвей зеленых
На царевича похож,
Что глядит глубоко в воду,
И разумен, и пригож.
Сквозь шуршанье трав высоких,
Сквозь бурлящий водопад
Научу тебя я слушать
Тайный ход оленьих стад.
Вижу я, как, очарован,
Сладкогласною волной,
Ты коснулся струй блестящих
Обнаженною ногой.
А когда ты в полнолунье
Видишь пламя меж волнами,
Годы кажутся мгновеньем,
Миги кажутся годами».
Так мне лес шептал, листвою
Надо мною шевеля.
Я на зов ответил свистом
И, смеясь, ушел в поля.
431
А теперь, вернись я даже,
Я б не понял ничего...
Где ты, лес? Куда девалось
Время детства моего?
РОПОТ ЛЕСА
Искры солнечные колки —
Чуть колышется, сверкая,
Гладь озерная; листвою
Я укрыт с моей тоскою,
В одиночестве внимая
Перепелке.
Убаюкивает лепет
Родников, в лесу звучащий;
Где сквозь кроны проникает
Луч скользящий, там играет
И бежит с волной журчащей
Солнца трепет.
Щебет пташек всех обличий —
Только кто теперь их слышит?
Распевают спозаранку
Дрозд, кукушка и зарянка,
И глубоким смыслом дышит
Гомон птичий.
Кукование кукушки:
— Где она, куда девалась
Дева наших всех мечтаний,
Летних грез и упований,
Что, чаруя всех, являлась
На опушке?
Чтоб укрыть ее листами,
Протянула ветви липа —
Хочет стать ей опахалом,
Сжать в объятье запоздалом,
Словно дождиком, осыпав
Лепестками.
Ключ с печалью безнадежной
Вопрошает: —Где же фея,
Та, что косы распускала,
432
В глубь прозрачную взирала,
Чуть воды коснуться смея
Ножкой нежной?
Отвечал я им уныло:
— Друг мой лес, ее уж нету!
Будешь, липа, одинокой
Все мечтать о синеокой,
Что всего одно лишь лето
Мне светила.
В этой роще вместе с нею
Было нам бродить приятно!
Сказкой все тогда казалось,
Время сказки миновалось...
Где же ты? Вернись обратно,
Стань моею!
СНОВА МАЧТЫ ПОКИДАЮТ..
Снова мачты покидают
Берега беспечные.
Сколько их переломают
Ветры, волны вечные?
Снова птиц зима торопит,
Гонит над раздольями.
Сколько в море их утопят
Волны, ветры вольные?
Идеалам ли обеты,
Судьбы бессердечные —
Гонят всех по белу свету
Ветры, волны вечные.
В песнях темными пребудут
Мысли подневольные —
За собой влекут их всюду
Волны, ветры вольные.
МОИМ КРИТИКАМ
Много есть цветов, но редкий
Скромный плод свой в мир приносит...
Сколько их еще в зачатье
Смерть безжалостная косит!
433
Рифмоплетствовать нетрудно,
Коль ни мысли нет, ни чувства,
Нанизав слова пустые
Лишь по правилам искусства.
Но когда пылает сердце
И тоскою и страстями
И наполнен ум мятежный
Их немыми голосами,—
Как цветы в преддверье жизни,
Все стучится в дверь мышленья,
Доступ в мир широкий ищет,
Просит слов для воплощенья.
Для твоей незримой жизни,
Для страстей с тоскою рядом
Где найти бесстрастных судей
С ледяным спокойным взглядом?
Ах! Тогда как будто небо
На тебя упасть готово.
Чтобы выразить всю правду,
Где найти такое слово?
Критик, что же дать ты можешь,
Ты — бесплодный пустоцвет?
Рифмоплетствовать нетрудно,
Коль ни чувств, ни мысли нет.
1883
ЗВЕЗДА
Звезды новорожденной свет,
Стремясь к земле, проводит
В пространстве сотни тысяч лет,
Пока до нас доходит.
Быть может, он уже угас
В просторах мирозданья
В тот самый миг, когда до нас
Дошло его сиянье.
Звезда потухла, умерла,
Но свет струится ясный:
434
Пока не видели — была,
А видим — уж погасла.
Была любовь, ее уж нет,
Затмилась мраком ночи,
Но все любви угасшей свет
Мне ослепляет очи.
1886
Алексей Матеевич
Я ПОЮ
Пою о тех, кто и в неволе
Ведет страну к счастливой доле,
Кто, в рабстве мыкая беду,
Остался преданным труду.
Они в полях уже с рассвета,
Гнут молча спины дотемна.
Их зной палит и хлещет ветер,
Их сила каждому видна.
Великий пахарь всех нас кормит.
В земную глубь пустил он корни,
Питая ею мощь свою,—
О нем я с гордостью пою.
Пою о тех, чей до сих пор
Во тьме дорогу ищет взор,
Кто в беспросветной нищете
Надеждам верен и мечте.
Пою о тех, кого со вздохом
И днем и ночью ждут поля.
Все крепче с каждою эпохой
На плуге держится земля.
Пою о тех, в ком добрый свет
И в тяжкой жизни не погас.
И сколько б ни слеталось бед —
Он слышит правды вещий глас
И ждет счастливых дней. Они
Уже видны ему вдали.
Когда настанут эти дни —
Исчезнет боль родной земли.
И пахарь, с полем за плечами
Встречая солнечный восход,
Не дойну горя и печали,
А дойну радости споет.
Теперь он верит в жизнь свою,
И я приход зари пою.
26 февраля 1907
НАШ ЯЗЫК
Наш язык — дороже кладов,
Что лежат в земле нетленны;
Края отчего отрада,
Нить жемчужин драгоценных.
Наш язык — душа живая
Пробужденного народа.
Он воспрянул, разрывая
Сна мертвящие тенета.
Наш язык — огонь и дойна,
Грусть полей и шелест хлеба,
Полыханье белых молний,
Рвущих тучи в черном небе.
Наш язык — сердец томленье,
Тихий говор дедов наших,
Освятивших эту землю
Силой рук, землей пропахших.
Наш язык — узор прекрасный,
Кодры, шелест листопада.
Плес Днестра, в котором гаснут
Звезд высокие лампады.
Наш язык — скрижаль былого,
Голос многих поколений.
Прадедов читая слово,
Ты трепещешь от волненья.
Наш язык — святой до боли,
На котором в нашем крае
И оплакивают долю,
И застолье воспевают.
Берегите ж от забвенья
Речь родную. Воскресите,
Пыль веков с нее сотрите,
Ждет она освобожденья.
Соберите свет жемчужин
С ярким радужным отливом,
И пред вами хлынет дружный
Новых слов поток бурливый.
437
Сетовать нам не придется
На язык свой с укоризной.
Он щедрее струй в колодцах
Нашей горестной отчизны.
И откроются вам клады,
Что лежат в земле нетленны,
Края отчего отрада,
Нить жемчужин драгоценных.
1917
ИЗ ЛАТЫШСКОЙ ПОЭЗИИ
Юрис Алунан
СОНЕТ
— Что ты куешь, кузнец? — «Оковы, видишь сам!»
— Тебя же самого скуют цепями!
— Ты сеешь, пахарь? — «Да, чтоб хлеб встал над
полями...»
— Тебе — мякина, хлеб — чужим коням!
— А ты с ружьем? — «По серне выстрел дам!»
— Как серну, и тебя затравят псами!
— Рыбак, зачем пугаешь рыб сетями?
Уж смерть готовит сети рыбакам...
— Ты, мать! Кого ты кормишь? — «Мальчуганов».
— Растишь рабов, чтобы своим добром
Они потом кормили бы тиранов!
— Поэт, что пишешь? — «Огненным пером
Пишу в укор себе, в укор народу,
Что не встаем бороться за свободу!»
1853
ПОМЕЩИК И МУЖИК
Пришел к помещику мужик:
«Несчастье с вашею коровой!
Беда... Не вымолвит язык...
Ее погрыз мой пес дворовый!
Коль не изволите простить,
Кого ж заставят штраф платить?»
«Тебя! Вот дурень! По закону.
По нашему,— воскликнул тот,—
Внести ты должен мне, барону,
439
Обычный штраф. Простой расчет!»
Мужик в ответ: «Я просто к слову...
Другая тут была беда:
Ваш пес погрыз мою корову...»
«При чем тут я? Балда!
Прочь подобру да поздорову!»
Так рассуждают господа.
УТРО
Небосвод зарей уже объят.
Сквозь листву недвижную мерцая,
Сеть лучей сверкает золотая,
Льют цветы в дремоте аромат.
Росы на лугах еще лежат,
Но проснулась птиц веселых стая,—
Заливаются, не уставая
Песней утро славословить в лад,
Теплый ветерок дохнул с востока,
Вся природа, чуждая забот,
Шлет улыбку: мрак ночной далеко...
Латыши! Вас тоже утро ждет:
Вы гордиться можете певцами,
И растут ученые меж вами.
Кришъян Барон
ПОТОК И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ*
Поток в горах родится,
Улыбки солнцу шлет,
С веселым шумом волны
В тенистый дол несет.
Он грезит давно о нивах,
Томящихся без воды,
О рве, где древа жизни
Иссохли уже плоды.
Но скалы навстречу встали
И преграждают путь,
И горы долину тенью
Успели затянуть.
Тут он собирается с силой
И, гордо взметнув волну,
Бросается через скалы
В кипящую быстрину.
Обломки грозных утесов
Он шумно мчит внизу,
Взметает брызг несметных
Мерцающую слезу.
И вот он в долине широкой,
Бурля, все дальше течет,
И где бы он ни пронесся,
Повсюду жизнь цветет!
1862
НАШЕ ДОСТОЯНИЕ
Делами предков, стариною,
Туманной славы сединою,
Заслугами былых времен
Иной из нас привык кичиться,
Хоть славы сам ни на крупицу
Не приумножил он.
441
Вперед, друзья, нам труд не страшен!
В грядущем нашем — слава наша,
Не будем трогать старины!
Поля, луга усердным людям
Оплатят счастьем, если будем
Отважны и сильны.
1862
Не кладите камня надо мной,
Памятник и так построен мой:
Из латышских дайн бессмертных слит,
Золото народа в нем блестит.
Посадите в головах дубок,
Пусть растет раскидист и высок:
Друг ли, недруг ли ко мне придет —
Всяк приют тенистый там найдет.
Андрей Пумпур
НАРОДУ
Люди судят так и сяк,
Судят-рядят мало ль как!
Как чужие судят-рядят,
Не суди и не ряди.
Не забудь: пора придет —
Каждый думать сам начнет.
Говорят и так и сяк,
Рассуждают мало ль как!
Что твердят чужие люди,
Ты того же не тверди:
Кто страдает, должен сметь
Голос собственный иметь.
Поступают так и сяк,
Поступают мало ль как!
Как чужие поступают,
Ты... смотри... не поступай.
Ждет добра от нас народ,—
Пусть окрепнет, расцветет!
Песни тянут так и сяк,
Распевают мало ль как!
Что другие напевают,
Ты тому не подпевай.
Не забудь: народ цветет,
Коли песнь отцов поет!
1871
•к -к -к
«Ты, родимый, справь мне лодку,
Матушка, ветрило сладь —
Я пущусь по синю морю
Дочку Севера искать».
День в дороге, ночь в дороге —
Ни души в студеной мгле.
Вижу, снег сыпучий мелют
Великаны на скале.
443
Не видали ль, снегомолы,
Дочки Севера окрест?
«Путь держите, мореходы,
К Северу от наших мест!»
День в дороге, ночь в дороге —
Ни души в студеной мгле.
Вижу: лед колючий колют
Великаны на скале.
Не видали ль, ледоломы,
Дочки Севера окрест?
«Путь держите, мореходы,
К Северу от наших мест!»
1888
Матис Каудзит
ЖУРАВЛИ
Дружным строем, дружным строем
Вейтесь выше, журавли!..
И летят они, и кружат,
И скрываются вдали.
Дни веселья, дни ненастья,
Счастья дни и дни труда
Вьются, падают, взмывают —
Чтоб исчезнуть навсегда.
Улетайте дружным строем,
Журавли, к краям иным!
...В теплый край стремятся птицы,
А куда же мы спешим?
1875
ЛЮБОВЬ К НАРОДУ
Когда ликует твой народ
И с ним толпа друзей идет,
От них и ты не отставай,—
Но сам любовь свою скрывай!
Когда ж народ бедой томим
И верных мало вместе с ним,
Тогда явись,— пусть слаб,— один,
Скажи открыто: «Я твой сын!»
1879
секлис
ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ
Пни корчевали деды, потея, новь подымали
И засевали поля быстрорастущим зерном,
Смело с медведем и зубром бились в болотах и пущах
И подносили богам связки душистых цветов.
Юноша, так же борись под лучами встающего солнца,
Предков своих почитай, пот проливших для нас!
1875
Янис Эсенбергис
л * *
Мы тихо идем, и касается щек
Душистый залетный лесной ветерок.
В весенний наряд разоделись поля,
С невестой счастливою схожа земля,
И, словно улыбка у ней на устах,
Алеют цветы на зеленых лугах.
Мы тихо идем, и все ближе закат,
На солнце поля изумрудом горят.
Цветок сорвала ты, чтоб мне протянуть,
Как бурно твоя подымается грудь!
Так ветка трепещет в лесной глубине,
Где пташка гнездо себе вьет по весне.
Мы тихо идем, ты потупила взгляд,
И щеки стыдливым румянцем горят,
И давних мечтаний свершается срок,
И вот поцелуй наши губы обжег,
И мы в целом мире с тобою одни...
О счастье! О светлые вешние дни!
БЛИЗОРУКОМУ
Если начатое дело
Не приносит вмиг плодов,
Ты его легко и смело
Осудить тотчас готов.
Ты — как путник тот сварливый,
Что ругает дождь, сердясь,
Оттого, что в день дождливый
Попадают ноги в грязь.
Но, что дождик тот негодный,
На неся ему урон,
Сделал ниву плодородной,—
Этого не видит он.
tfe * *
Ты видишь лес, что клонится, угрюм,
Печаль тая.
Похож на песню листьев тихий шум.
Лес этот — я.
И слышит ель в бору, как шелестят
Его листы,
От радости она трепещет вся.
Ель эта — ты.
А то лесное озеро без дна,
Что блещет, чуть дыша,
Где ясной влагой ель отражена,—
Моя душа.
1889
стр. 383
Рудольф Блауман
ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ ЕЩЕ..
Еще розы рвешь,
Не краснея, ты
И вплетаешь их
В узел темных кос.
И всему вокруг
Ты улыбку шлешь —
Безотчетный дар
Красоты своей.
И придет твой срок —
Разрумянишься,
Будешь рвать цветы
На опушке рощ.
Будешь плесть венки
Одному ему
И улыбку слать
Одному ему.
Будет он хвалить
Красоту твою.
А я буду хмур,
Как осенний день.
1895
Украдкой, тайком, потихонечку,
Без дождика и без грома,
Весна в наши рощи пришла,—
Зацвел орешник у дома.
Украдкой, тайком, потихонечку,
Совсем-совсем незаметно
Ты сердце мое зажгла,—
Пылает оно безответно!
1896
Стихи поэтов народов
дореволюционной России
15
НЕСЧАСТЬЕ
На твоей одежде белой
Тоже грязь и пыль я вижу,
Но в глаза глядишь ты смело,
Непокорен, не унижен.
Кто тебя осудит строго,
Что в пути ты оступился,
Что пыльна была дорога
И что грязный дождь струился?!
Стойко снес ты неудачу,
Снес падение в дороге...
Я же, отвернувшись, плачу:
«Ты теперь похож на многих».
1899
ЛИГО*
Вода сверкает, лодка плывет,
Поют в ней девушки: «Лиго!»
И юноши, весла двигая в лад,
Им весело вторят: «Лиго!»
Я, слушая песню, стою на мосту
И шапку снимаю: «Лиго!»
Прими, моя юность, прощальный поклон,
Прощай и ты, мое Лиго!
1902
Эдуард Вейденбаум
tfe чк tfc
Встань, воспрянь же, свободы дух!
Встань и разбей злую цепь угнетенья,
Стонущим в муках дай избавленье!
Встань, благородный свободы дух!
Свергни деспотов и святош,
Свору попов, лицемерно лгущих
Нищим страдальцам о райских кущах!
Мрак суеверия уничтожь!
Свергни гордых и злых господ,
Что расточают пот миллионов!
Всех прислужников царских тронов,
Всех, терзающих свой народ!
1889 (?)
4с чк чк
Как белый лебедь, облако плывет,
Уплыть и мне б за облаком вперед,
В далекий край, где зимы не гнетут,
Где вечно розы алые цветут.
Зачем, сердце, рвешься ты в край вечных роз?
Нет, смертных там солнца лучи не согреют,
И жить им в трясине печали и слез,
В краю, где надежды в могиле истлеют,
Где скрежет немолчный и звон кандалов,
Где слышатся стоны голодных рабов,
Где слабого сильный жестоко гнетет,
Где потом и кровью исходит народ.
4с 4с 4с
Средь розовых кустов, под мирным кровом,
В долинах, где любовь и тишина,
Мне все постыло. В бой душа готова,
Где сильному победа суждена.
Бросаюсь я в житейский бой неравный,
Чтоб победить иль умереть бесславно!
Не стоят былые грехи сожаленья,—
Коль пролил ты воду — не пробуй собрать;
Исполнись упорства, и сил, и терпенья,
Чтоб осенью зерна посеять опять.
Пусть всходы снегами зима заметет —
Весной для них жаркое солнце взойдет!
* * *
Нет правды на свете! Богач — выше всех,
Что сильным во вред, то считают за грех,
В суде заседает почтенный подлец,
«Законно» людей обдирая вконец,
А пастор-разбойник с амвона гудит:
пите, сторицей господь наградит!»
Нет счастья на свете, лишь звери ревут,
Кусок друг у друга захваченный рвут.
Напился, наелся и дремлешь в тепле —
Уже и доволен ты всем на земле,
Голодных писателей слушаешь лесть:
«Практичная нация! Будущность есть!»
Ах, будущность... Сколько ж воды утечет —
Все мучиться будет рабочий народ,
Обманщик — законно три шкуры сдирать,
Обманутый — царства небесного ждать,
Тиран — попирать справедливость пятой,
Тащить, как баранов, людей на убой,
Поэты — в каморках своих замерзать
И глупые оды «во славу» слагать!
Ян Райнис
ЛЮБЯЩИЕ ОТЕЧЕСТВО
Кто любит свой уют и тихий дом,
Что от беды и от дождя укроет,
Те жаждут только хлеба и покоя,
Им дела нет, что ночь стоит кругом.
Но тем, кто верен до конца отчизне,
Чья грудь как сталь под молотом-судьбой,
Боль родины — мученье целой жизни.
Их обрекают на позор и муки,
К стене их ставят, связывая руки.
1897
САМ
Дари свой труд, но сил приумножением
Сам ведай, каждый миг живя борьбою.
Тогда ты сам — владыка поля боя,
Хозяин своего вооружения.
Не будь как те, что волею чужою
В восторге вовлекаются в движение,—
Они падут, затоптаны толпою.
Сам бейся, сам суди и сам твори,
Сам дверь себе для счастья отвори.
(1900)
СЛОМАННЫЕ СОСНЫ
Сгибаются сосны под бурей злой
На дюнах у моря в стране родной.
Их взоры летели до края земли,
Скрываться и гнуться они не могли.
«Ты, злобная сила, сломила нас,
Но битвы с тобою не кончен час.
Томясь перед смертью по далям морским,
Мы каждою веткой о мщенье шумим».
453
И сосны, хоть ветром сломило их,
Плывут кораблями средь волн морских.
Всем бурям навстречу вздымая грудь,
Всем бурям навстречу направив путь.
«Враждебная сила, волну вздымай —
Еще мы увидим заветный край!
Пускай нас сломает, в щепы разобьет —
Достигнем мы дали, где солнце встает!»
(1901) Слободской
НОВАЯ СИЛА
Разрушить это тело — в вашей власти,
Мой стан согнуть и кости сокрушить,
Лучи очей бездремных потушить
И, по суду, суставы рвать на части.
Во власти — пытками и дух терзать,
Пока застонет он от мук суровых,
Чтоб скорбь свою страдальцам передать...
Но дух — не ваш! И, преданный оковам,
Свободен, он восстанет с солнцем новым!
1899—1901 (?)
ВЕСЕННИЕ ДНИ
Прочь жалобы и стон тоски!
Сбивай оковы и замки!
Круши ограды и — вперед!
Река взбухает, взломан лед.
Все выше солнце, даль синей,
Все тоньше лед весенних дней,
Все тоньше — тает под лучом,
Ручей сливается с ручьем.
Ревет разбухшая вода,
Уносит прочь обломки льда
И заливает все и вся,
Устои ветхие снося.
454
Воды восставшей круговерть
Крушит стены столетней твердь,
Ломает тысячи преград
И бастион, и каземат.
Оковы льда упали с нас.
Вокруг, насколько видит глаз,
Вода. Течет через края
Огромной чаши бытия.
Между 1899 и 1902, Слободской
ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ
Рыданья давят горло, грудь теснят,
И сердце от печали онемело.
О тех, кто в битве пал, сердца скорбят,
О тех, чье ныне бездыханно тело.
Скорбь и священный гнев в груди горят,
Возмездье на полях боев созрело,
И капли крови песнями звенят.
Как грозно глаз потухших выраженье,—
Читаешь в них грядущее отмщенье.
1904
В ВЕЧНОМ СОЗВУЧИИ
На все смотрю без страха,
Тверда душа моя.
О нет, я не исчезну,
Хотя бы умер я!
С широким шумом моря,
С симфонией лесной,
С медноголосой бурей
Сливаю голос свой.
Я с тучами, с грозою
Звучу одной струной,
С потоком, что о берег
Бьет пеной снеговой.
455
Когда с востока ветер
Встает заре вослед,
Я вам с его дыханьем
Шлю утренний привет.
Когда же гаснет солнце
И затихает дом,
Заря меня скрывает,
Померкнувшим плащом.
На все смотрю без страха,
Тверда душа моя.
О нет, я не исчезну,
Хотя бы умер я!
(1905)
СТАНЬ ТВЕРДОЙ, МЫСЛЬ!
Стань твердой, мысль!
Стань зычным, слово!
Стань наковальней, мысль!
Стань колоколом, слово!
Тьмы кузнецов тебя куют века:
Ковач великий, беспощадный голод,
Всей тяжестью обрушивает молот,
И скромным сонмом бьют исподтишка
Со стороны, и сгорбленны и седы,
Старухи-сестры, маленькие беды.
Стань твердой, мысль!
Стань зычным, слово!
В горниле мук белей раскалено,
Закалено огнем и сожжено!
Мехи вздувают пламя неуклонно,
Тебя палят неистовым огнем,
Толкают в самый жар, сжимают в нем
Давленьем атмосферы раскаленной.
Стань рассекающим мечом!
Ста нь острой, мысль!
Стань грозным, слово!
Стань чуждым ржавчине клинком из стали,
Чтоб гражданин мог смело взять тебя,
456
Чтоб ты сверкало, камни стен дробя,
Чтоб цепи пред тобой и брони пали!
Стань острой, мысль!
Ста нь грозным, слово!
1905
ТРИ ПРИМЕТЫ
Вера в святость дальней цели,
И на труд дневной надежда,
И любовь ко всем живущим —
Вот в природе их приметы:
Синь небес, и зелень луга,
И кровавый пурпур жизни.
26 августа 1906
О МЕЛОЧАХ
В будничных мелких делах
Да не забудем о звездах!
В копоти мы и в пыли,
Светел зато небосвод!
Мелочи для мелочей
Душу мельчат человеку.
Только великая цель
Смысл придает мелочам.
13 сентября, 5 октября 1908
ЩЕДРАЯ РУКА
Мне щедрая судьба дала, любя,
Блеск солнца и зеленые просторы,
И за рекой синеющие горы,
И ночью черной звездные узоры,—
Но не дала лишь дома, моря и тебя.
6 апреля 1909 года
ЧАША С ДРАГОЦЕННОСТЯМИ
Когда встающий день просторы золотит,
Ночь утру дивные сокровища дарит,
457
И те сокровища готовятся в тиши.
Когда неспящих нет на свете ни души
Но утро тот сосуд разбило второпях,
Алмазы сыпятся, блистая на полях...
Пусть люди это все росою называют!
Ребенок и поэт их радостно сбирают.
8 сентября 1909
Победил в бою — возрадуйся:
Дальше путь тебе проложит труд.
Побежден в бою — возрадуйся:
Вновь в груди твоей созреет труд.
Будни тусклые — возрадуйся:
Ярким углем в сердце рдеет труд.
Ты любовь обрел — возрадуйся:
Расцветет и потеплеет труд.
Ты врага обрел — возрадуйся:
Станет крепче и прочнее труд.
Ходу дней и жизни радуйся:
Сам ты — олицетворенный труд.
27 марта 1910
КЛАСС ОСНОВНОЙ, ТЕБЕ!
Класс основной, тебе,
Кто будет жить, расти, осуществлять, творить,
Пока в сердцах людей всем ранам не зажить;
Класс основной, тебе,
Кто, над самим собой поднявшись, победит —
В единстве — классы те, кем род людской разбит;
Класс основной, тебе
Служить бойцом — где честь найдется выше? Твой
К всечеловечеству и солнцу путь прямой!
28 сентября 1912
Аспазия
ГДЕ?
Я не хочу метаний
Между добром и злом.
Я совершенства жажду,
Цель жизни вижу в нем.
И наслаждений чашу
Испить я не хочу,
С безумным отвращеньем
Прочь от нее лечу.
Лечу к высотам чистым,
И там, в святом краю,
Я в белом одеянье
Застывшая стою.
Ну, где они — пределы
Для страсти и мечты,
Что в небо нас возносит
И в бездну — с высоты?
Твое где постоянство,
О дух мятежный мой?
Вчерашние святыни
Уж попраны тобой.
1896
•л* •к
Те дни давно уж были!
У птиц утрами крылья стыли,
Скворец еще не прилетал,
Весны приметою в долине
Стоял пушистый краснотал,
Уже в небесной серой стыни
Восход надеждой трепетал,
Вдали, сокрытый дымкой синей,
Черты живые обретал
Край светлых грез среди пустыни.
Казалось, сбудется мечта.
Осенний лес шумит уныло.
Давно то было!
1904
ПОКОЙ МОЙ —В ТРЕВОГАХ
Нет, не исчезну я,
Словно росинка,
С листочка резного
На утреннем солнце.
На шелковой нити,
Слепым паучишкой,
Не стану я ползать,
Легко, беззаботно.
Не стану клониться
К земле благодатной,
Ка к клонится колос
Под ветром упругим.
Подобно жемчужине
В черной пучине,
Мне сном не забыться,
Не ведать покоя.
Покой мой — в тревогах,
А счастье — в страданьях,
Всегда я — в движенье,—
Мне некогда спать.
Еще не забрезжив,
Зовет меня утро,
Хоть рано в дорогу,
Но я уж в пути.
Промчусь ураганом,
И в сытую тучу
Совью облака,
Пусть прольются дождем.
Мне вечно стремиться
Сквозь день настоящий
В далекое завтра
Дорогой горящей.
1911
Янис Порук
ПУТНИК
С соловьиной трелью чистой
Гаснет запад серебристый,
Тихий лес вдали чернеет,
Тень упала — месяц вышел...
Я иду все тише, тише...
И дышать мне все труднее.
Где ж конец? Устали ноги,
Спит кладбище у дороги —
Место грустное, святое.
Тень чернее — месяц выше.
Я иду все тише, тише...
Ах, дождусь ли я покоя!
1898
* * *
Близко ли то мгновенье,
Когда ты подашь мне руку?
Или тобой навеки
Я обречен на разлуку?
О том, что ты — мое счастье,
Мне шепчут луга, зацветая.
Когда ж о любви мне скажешь
Ты, добрая и простая?
Скоро цветы поблекнут
Порой осенней унылой...
Гак протяни мне руку,
Чтоб счастье нас озарило!
1900
Вилис Плудон
ЛЕТНИМ ПОЛДНЕМ
Струится зной над дальними логами.
Все тихо; но в траве — многоголосый гул.
Чернеет точкой сокол над лугами.
Под кустиками заяц прикорнул.
Но тут слетелись крохотные феи,
Над елью еле зримой каруселью,
Сквозными завертели подолами,
Пока не унесли горами и долами
Ольховый туесок — поделку пастуха —
Да листьев пожелтелых вороха...
В бору раздался смех; три ворона взлетело;
Идет он, меж кустов протискивая тело,
Ступая тяжело раздвоенной стопой,
Сокрытый в деревах, в листву одетый,—
Не Па н ли это?
1905
КРАСНЫЙ МАК
...И красный мак огнем горит
На месте том, где он убит...
К земле прилип кровавым пятном
У самой тропы в жите густом.
Пылает ненавистью цветок:
Никто за меня отомстить не смог!..
Проходит девочка мимо цветка,
Трепещет, сама, как цветок, легка.
Прошла — оглянулась на красный мак,
Вздохнула, понурясь, печально так...
До мака дошел косарь молодой —
И вдруг опустилась рука с косой.
Клокочет душа, закипела ключом,
Удвоилась сила, ей все нипочем!
Копна за копной на жнивье встает,
Старушка с клюкой по меже бредет...
462
Вихрь налетел и сломал цветок...
Господи, где же зарыт сынок?
1906
ОДНА ИЗ МНОГИХ
Небо окрашено кровью годин...
Что же не шлет ей весточки сын?
Ждет — не дождется сына.
Рожь зацветет и начнет отцветать.
Сколько тревожных ночей недоспать?
Ждет — не дождется сына.
Тишь на дворе, и зима у дверей.
Сыплется снег на просторы полей.
Ждет — не дождется сына.
Дикие гуси выходят к воде,
Воздух теплее — и легче в беде;
Может, дождется сына?
Вечер ли, полдень ли ясный стоит —
Выцвели взоры и голос дрожит.
Ой, не дождется сына!
Нынче — одной, как и завтра — одной.
Этой весной, как и прошлой весной,
тдать — не дождаться сына.
Так и заря догорит за горой,
Ляжет песок на могиле сырой,—
И не дождаться сына.
ВЕСЕННЯЯ БЛАГОДАТЬ
Лег я под яблоней
Вешней порою;
Пчелы над яблоней
Кружатся роем.
Ветер летел
И движением крыл
Веки цветами
Запорошил.
1908
Маконис
ИСТИНА
Живой огонь кипит в крови моей*
Я истину познал, я предан ей,
Немало боли, горестей, скорбей
Для истины терпел я, предан ей.
Я истину познал, я предан ей.
Сказал себе: всем жертвовать сумей
Для истины! И кровью, жизнью всей
Ее вписал в скрижаль души своей.
О, сколько для нее ночей и дней
Трудился я! Пот лился, как ручей.
О, сколько длинных исходил путей!
И сколько раздавил холодных змей!
Поклялся я без выспренних речей
Жить, истину храня в душе своей.
И с истиной душа срослась тесней —
И я счастливцем стал среди людей.
Лежишь, бывало, в сумраке ночей,
Усталый, слабый, не сомкнешь очей —
А радость в сердце, что ни миг, светлей:
Я истину познал, я слился с ней.
Живой огонь кипит в крови моей.
Я истине поклялся: меж друзей,
Ей присягнувших, быть ей всех верней.
Ничто не сломит верности моей!
1908
НАДЕЖДА
Я знаю: век иной придет,
И новизной повеет,
И все, что тайно сеешь ты,
Поднимется, созреет.
И погребенные живьем
Тогда освободятся,
В венках дубовых выйдут в мир
И жизнью насладятся.
464
Настанут солнечные дни,
Я верю — нет, я знаю:
Мы будем в золотых полях
Дивиться урожаю.
Свершится... Ум печальный мой
Хранит надежду свято,
Моя усталая душа
Вновь мужеством богата.
И лишь скорблю, что кровь лилась,
Что вновь она прольется,
Что тлели юноши в гробах,
Что вновь им тлеть придется.
Но не отчаиваться ж нам?
Не опускать же руки?
Нет! Змея черного разить,
Чтоб корчился от муки!
ВАВИЛОН
Еще вековые стоят столпы
Под звездным небосводом,—
Но молот, который разрушит их,
Уж выкован народом.
Пускай еще не пал Ва В ИЛОН,
Несчетных тысяч темница...
Но знай, обездоленный,— близится срок:
В ней будут тираны томиться.
Уж полыхает неба край огнем —
И скоро новый мир родится в нем!
Карлис Скалбе
КОТОРЫЙ ЧАС?
Ты в дом пришла к нему однажды,
Сказать хотела, что его ты любишь,
Но покраснела и, смущаясь,
Спросила лишь: «Который час?»
А он, взглянув, смутился тоже —
Такой ему была ты милой,—
Хотел промолвить: «Будь моею!»
Но прошептал лишь: «Час? Десятый».
Его ты поблагодарила,
Но отвернулась и ушла.
«Постой!» — хотел тебе он крикнуть,
Но ты уже закрыла дверь.
С тобой он утром попрощался
И вот уехал в край далекий.
Вы в жизни шли все время порознь
И встретились, уж поседев.
1902
НА ЧУЖБИНЕ
В аллее ветер суком скрипит,
Все небо в тучах — ив тучах спит.
За синью моря скорбят леса,
За мглою слезной — темны глаза.
За синью моря скорбят леса,
Там за слезами — темны глаза.
Моя отчизна, как в яме, спит,
А сверху ветер суком скрипит...
1906
ТРАВА
Стал холм зеленым, и зеленый дождь
Блестит вдали, колеблемый едва.
Во всем, везде присутствует трава —
Над лугом, над могилою и в роще.
И мокрый лик земли улыбка морщит.
1913
Фрицис Барда
МОЙ ПЛУГ
Силы ль мало во мне?
Плуг ли больно громоздкий?
Не проведу я
Ровной бороздки!
Начал-то ладно,
А тут — не сдвину,
Лемех загребает
Желтую глину.
Лошадь измучил,
И пахарю туго...
Нет ли, родимый,
Полегче плуга?
1906
СТАРАЯ БАНЬКА
За полоскою ржи,
у тенистой межи,
на зеленом лужке
в затишке
старая банька сидит.
Вся согнулась в беде,
вся измокла в дожде —
в драной шали из дыма
над плечами худыми
да в чепце из соломы,—
побирушка,
кулема!
Как единственный глаз,
свет в окошке угас.
На кривой подбородок
черной трубки оглодок
все заметней кренится
и дымится.
Ах, бабуся, хоть жаль, да выходит, пора
ближе к осени выгнать тебя со двора:
467
ты сидишь, и дымишь, и дымишь------
греешь мало, а больше коптишь!
Вот придет молодая — с сигарой во рту,
полосатая юбка видна за версту —
сядет в тень да раскурит сигару,—
аж сверчки затанцуют от жару!..
Вечер субботний
потемки густит.
Старая банька
сидит и грустит.
1906
МОЯ ПЕСНЯ
Кому я пою мою песню?
Зеленой траве и метелице.
И синему небу. И ветру.
Крапивнику — крохотной птице.
И мху — его лапам медвежьим.
Звезде над рассветной чертою.
Пыльце, задымившей орешник
Цветения мглой золотою.
И белому замку надежды,
Что теплой звездою согрета.
Безумцу, что плачет о крыльях,
Душе, что осталась без света.
ГРАНИЦЫ
Не стану отрицать границ
меж недоступным и доступным.
Но тщусь глухую тьму страниц
пронзить познанием минутным.
Мой дух, томясь такой тоской,
не раз перелетал границы,
куда бредущему с клюкой
и за сто лет не дотащиться.
До этих далей на веку
не дохромаешь в мерном шаге —
468
они даются смельчаку
внезапно, в огневой отваге.
Вам у границ застрять, слепцы!
Но ваших выгод не отъемлю
в быту, где голый практицизм
ногой нащупывает землю.
А я пчелою вознесусь
Над льдом границ — к цветам вселенной.
И не беда, коль заблужусь
и не вернусь в мой улей бедный.
ЛАТЫШСКИЕ ДАЙНЫ
Когда я перечитываю дайны,
где золотом блестит любой предмет,—
душа приобщена старинной тайны
и слезы счастья застилают свет.
Ах, что за прелесть дышит в каждом слове!
Все просто — а не выскажешь ловчей:
как будто целый мир увиден внове
в подробностях знакомых мелочей.
Там матушка за прялкой у оконца
поет, и чад свечей ей очи ест.
Там месяц восковой сменяет солнце,
там сеет звезды ситечко небес.
1 о мельница, то дождь лопочет тихо,
свис над рекой черемуховый куст.
Там девушка краснеет, как брусника.
Там каждый говорящий — златоуст.
Над немудреной вещью обихода,
что всуе незаметна, не спеша
ткет между делом сетку небосвода,
как радугу, латышская душа.
Далекие угаснувшие предки!
Вы знали, кроме слез горчайших бед,
и слезы счастья. Как роса на ветке,
сияют в дайнах этих слез отметки —
и золотом блестит любой предмет.
469
Аугуст Брукленайс
ВЕЧЕРОМ
Все наши силы, как паук,
Завод высасывает жадно,
А грохот, скрежет, гул вокруг —
Как в вихре битвы беспощадной.
Идут другие нам взамен.
А где-то богатеет кто-то,
И в затхлом мраке этих стен
Все убыстряется работа.
Но что за люди у ворот,
Как тень дрожащая, мелькают?
А грохот ширится, растет,
И небо заревом пылает.
1913
НА ЗАВОДЕ
Что тут творится? В кольцах цепенея,
Здесь вьются, скрежеща, стальные змеи
В дыму и гари.
И, словно скованное кирпичами,
В печах огромных злобно бьется пламя,
Как на пожаре.
От лязга рельс и грохота металла
На нас давно обрушиться, пожалуй,
Должны бы своды.
Чтоб не погибнуть в пекле этом, знаю
Один исход: бороться, пролагая
Пути свободы!
Я ухожу... Когда я вернусь — тут снова
Взовьется пламя, будет течь багровый
Чугун из домны,
Но будут люди для себя трудиться,
И ярким солнцем счастья озарится
Завод огромный!
1913
ИЗ КИРГИЗСКОЙ поэзии
Тоголок Молдо
ЧУМА
«Ох, семья моя велика,
И корова для нас, что мать,—
Не протянем без молока —
Не спеши ее отнимать,
Отступись, отойди, чума,
От коровы ты откажись,
Оглянись, посмотри сама
На бедняцкую нашу жизнь.
О чума, отпусти, молю,
Отпусти корову мою,
Пожалей ты моих детей,
Со считай-к а мою семью!
Десять ртов у меня, гляди!
Чем я стану птенцов кормить?
Пощади, чума, пощади,
Не руби последнюю нить!
О чума, в чем моя вина?
Ведь корова у нас одна,
Не души ее, не души,
Чтоб не плакали малыши...»
Но мольбе не вняла чума,
И корову взяла чума —
Задавила жертву она,
Осушила родник до дна.
Молока теперь не видать.
Вновь поет-причитает мать
О корове, которой нет,
О чуме, что застила свет:
«Нас корова кормила, с ней
Мы не знали голодных дней.
Подарил кормилицу тесть.
471
А теперь нам нечего есть...
Всем корова нужна была,
Всем по нраву она была —
И знакомые и родня
Предлагали взамен коня.
Но дороже любых коней
Нам корова наша была,
Мы не ведали горя с ней —
Она полной чашей была.
Золотое вымя ее —
Благоденствие и покой...
Но лихое пришло житье,
Мы не ждали поры такой.
Десять бедных моих птенцов!
Черный день к нам в юрту пришел.
На веревке висит кольцо,
А в земле — сиротливый кол...
Я рыдаю, скорбя, чума,
Я слезами вся истекла,
Проклинаю тебя, чума,
Ты на смерть семью обрекла!»
1890
СИВЫЙ СКАКУН
(Поэма )
1
Жил на свете один бедняк,
Был у него сивый скакун,
Сивый скакун, славный рысак.
По третьему году, в самой поре,
Он выезжен был на летней жаре.
Бедняк конем своим дорожил,
Попону ему шерстяную сшил;
Он Сивого буданом считал*,
В челку соколье перо вплетал,
Коня суконкою растирал,
Попоною тонкой накрывал,
Наборную сбрую ему добыл,
На корм скакуну ячмень дробил:
Очень хозяин коня любил!
Смеялись баи: «Эх, беднота!
Единственный конь — и то без хвоста.
472
И видом — кляча, и масть не та...
Он не рысист уже и не юн,
А ты кичишься: «Скакун, скакун!»
Э, голытьба, до чего ж ты прост!
Коль он — скакун, то где его рост?
Где пышная грива и длинный хвост?
Клячу свою скакуном зовешь,
И смех и горе такая ложь!
Ни рыси, ни ходу у клячи нет,
И удали сроду у клячи нет.
А куцехвостого хвалит бедняк...
Не ошалел бы он,— прямо смех!
Чтобы клячу кормить, охранять,
Не пил, не ел бы он,— прямо смех!
Клячу свою на табун сменять
Не захотел бы он,— прямо смех!»
2
Но верит бедняк, что конь — рысак,
Друг их коней не имеет бедняк.
«Шесть месяцев я выезжал его,
Отвагу бы я показал его,
Была бы байга — да нет байги!
Напрасно коня хулят враги.
Мы знаем: мертвый не живет.
Мы знаем: не будет унижен тот,
У кого имеется скот.
Me ня мой Сивый не подведет!»
А баи смеялись над бедняком:
«Куда уж тебе на коне таком!
Пусти-ка его во весь мах трусцой,
Посостязайся-ка с ишаком!..
Зачем гордишься удачей ты?
Владеешь всего лишь клячей ты.
Одра-недоростка потешно так
Луннокопытным зовешь, бедняк.
По конской части ты бестолков,
А вот не слушаешь знатоков.
Кто верит тебе — попадет впросак,
Твой дохлый Сивый — не рысак!»
С той поры проходит год.
Вот и весна, сошли снега,
Умер один из богачей,
На поминки зовут народ.
473
Наконец-то будет байга!
Началось состязанье коней.
Путь им выбрали подлинней
И порешили, чтобы джигит,
Чей скакун быстрей прибежит,
Девять верблюдов, девять кобыл,
Девятьсот овец получил.
Из мудрых выбрали круг судей,
Все они — знатоки лошадей.
3
Явился бедняк с лошадкой своей,
Вывел, вычистил, обрядил,
Мальчишку на него посадил,
Наезднику лучшему показал
И выслушал все, что знаток сказал.
Был честен приговор знатока:
Не опозорит конь бедняка.
Бедняк скакуна пустил на байгу.
И вот уже скрылся тот на бегу.
От пыли завихренной стало темно.
Коней на скачке сопровождать
Хозяевам было запрещено.
Вот кони видны уже кое-как,
И, наконец, убедился всяк:
Сивый действительно — рысак!
В великую радость пришел бедняк:
Сивый бежал, всех коней обогнал.
Дожил бедняк до светлого дня.
С криком, с шумом встретил коня:
«Алайский скакун мой, куу! куу!
Ты вырос на радость мне, бедняку.
На зное ты выездку проходил,
Послушный окрику, без удил,—
Меня ты счастием наградил.
Ты стал крылом моим, Сивый мой,
Моим богатством, моей казной
И честью достойною стал моей,
Резвейший, умнейший из всех коней».
1890
ЖАЛОБА ДЕВУШКИ,
ВЫДАННОЙ ЗАМУЖ ЗА СТАРИКА
Солнце раннее не взошло над отрогами гор крутых,
И не слышала ничего я о сверстниках молодых.
Не спустилось солнце еще за отроги высоких гор,
Что за слово это — жених,— я не ведала до сих пор.
На погибель, ох, на беду
Я за старца замуж иду.
Разве замуж так выдают?
Как овцу меня продают.
Слезы лью у всех на виду,
За хромого замуж иду.
За горбатого старика,
За богатого старика.
Словно лошадь на поводу,
Против воли замуж иду.
Старика я буду женой.
Продал дочку отец родной,
Сторговались, сошлись в цене...
Горе горькое бедной мне!
Гонят замуж, как на убой.
Грех, отец мой, великий грех,
Проклинаю тебя при всех:
Рухнет дом, что сложен тобой,
Околеет твой жеребец,
И развалится твой дувал,
Ты для дочери зверем стал.
Проклинаю тебя, отец!
Жить я буду, тебя кляня.
Ты родное дитя продал.
Много ль взял, отец, за меня,
Много ль денег за дочку взял,
Породнившись с баем седым?
Проклинаю я твой калым.
Аманбек, ты старший мой брат,
Мы резвились в одном саду,
Ты в беде моей виноват —
Не сумел развеять беду.
Мы с тобою дружили, джене,
Брата старшего ты жена.
Не пришла на помощь ко мне,
Не простится эта вина.
475
Если б мама жива была,
Дочь в обиду бы не дала.
А отец — он продал меня,
Чтоб поправить свои дела.
Плачь, несчастная, плачь, Эркеч,
Что теперь красоту беречь.
Чем женою быть старику,
Лучше сразу в могилу лечь.
Стал постылым мужем старик,
А кому он нужен — старик?
Что мне бархат и что шелка,
Лютой смерти хуже старик.
Не пришлось мне жить молодой.
Кто считается с сиротой!
«Скот в большом хозяйстве нужней»,—
Рассуждает родитель мой.
И надежды мои в пыли,
И желанья не расцвели,
Осыпает яблоня цвет,
Вместо сверстника-жениха
Стал мне мужем трухлявый дед,
Я зачахну во цвете лет,
Как могила буду тиха.
1890
О СОБАКЕ, КОТОРАЯ ХОТЕЛА
СШИТЬ СЕБЕ ДООЛДАЙ
1
«Лютой злою зимою
От стужи околеваю,
Зубами стучу и вою,
Me чтаю о доолдае!
Меня доолдай согреет.
Ай хорошо в доолдае!
Ох, весна бы скорее,
Наймусь я на службу к баю.
Стану пасти отару,
Наймусь я к хорошему баю,
Буду работать не даром
И буду к зиме в доолдае.
476
Много шерсти овечьей
Возьму в награду у бая
И буду в тепле беспечно
Лежать себе, размышляя...»
2
Но вот зима миновала,
Потом весна миновала,
И наша Собака забыла,
Как в снегу завывала.
Жаркое солнце светит.
Собака сидит без дела.
Язык непутевый свесив,
Нежится, разомлела...
Мимо бежит Лисица
И говорит с усмешкой:
— Время терять не годится,
Ше й доолдай, не мешкай!
— Ах, Лисичка родная,
Кто мне шерсти предложит?
Что и делать, не знаю.
Кто мне, бедной, поможет?..
Ленивая эта Собака
Забыла, как выла, страдая,
За целое лето Собака
Не сшила себе доолдая!
1908
Токтогул Сатылганов
АРЗЫМАТУ
Ты хвастаешь тем, что при хане живешь,
Что хан Дыйканбай уважает тебя,
Ты хвастаешь тем, что за лесть и за ложь
Бараниной он угощает тебя.
Ты хвастаешь тем, что богач Дыйканбай
Отменной едой насыщает тебя,
Ты хвастаешь тем, что богач Дыйканбай
Акыном своим величает тебя.
Но знай: только каркаешь ты — не поешь,
На черного ворона стал ты похож.
Ты вслед за манапом ползешь по пятам*
И жирного мяса из рук его ждешь.
Бесстыдный обжора, я слышу твой смех,
Ты нищим меня обзываешь при всех.
Но пусть я бедняк, пусть в одежде плохой,—
Свободен я, как иноходец лихой.
1882
АЛЫМКАН*
Ты подобна сбруе золотой,
Ты нежней тюльпана, Алымкан!
Днем и ночью я томлюсь тоской,
По тебе, желанной, Алымкан!
Алымкан, зовущая, как степь,
Ты с душой большою, ты добра;
В зной прохладу льющая, как степь,—
Сердцем и душою ты добра!
На лету в горах, под Бухарой,
Нынче птицы стынут, Алымкан.
Навести меня ночной порой.
Я тобой покинут, Алымкан.
На лету в Кашгарской стороне
Птицы замерзают, Алымкан.
Навести меня, приди ко мне,
Грусть меня терзает, Алымкан.
478
Желтой нитью твой расшит платок.
Я давно скучаю по тебе.
Синей нитью твой расшит платок.
Сохну я в печали по тебе.
Я сложил мелодию мечты —
«Джаш кыял», что трогает сердца*.
Если бы могла услышать ты
Токтогула — твоего певца!
Ты бы знак дала, взмахнув платком,
С нежностью, с участьем, Алымкан.
Жизнью быстротечною влеком,
Ожидаю счастья, Алымкан!
1890
ПРОЩАЙ, МОЙ НАРОД!
Эту песню спел Токтогул, отправляемый
в сибирскую ссылку.
Ты собрался сюда, народ,
Ты пришел ко мне, весь мой род!
Вновь принес беду Керимбай*.
Токтогул в изгнанье идет.
Ты, народ мой, пришел сюда,
Бедноту придавила беда.
Окружает тебя обман,
Керимбай не знает стыда.
Хищник в белой чалме — ишан —
Разоряет твои стада.
Обозлил их мой зоркий взор,
Обличал обманщиков я.
Обрекла меня на позор
Стая хищного воронья.
Грудь наполнил мне горя дым,
Застилает мой взор слеза.
Коль обратно вернусь живым,
Керимбаю вырву глаза!
Возвратиться мне не легко.
Давит груз железных оков.
Увезут меня далеко
От семьи, от моих земляков.
479
Я гляжу на тебя, Саттар*,
И струятся слезы из глаз.
Буду немощен, буду стар,
Но вернусь отомстить за нас.
Я кукушкой народа был,
Песни пел, не жалея сил,—
Эти песни правде верны,
За собой не знаю вины.
На тебя, мой народ родной,
Оставляю старую мать.
Тяжело ей будет одной —
Должен ты ее защищать.
Угоняют в сумрачный край,
Разоряют родной мой дом.
Будет светик мой—Топчубай —
Сиротой при отце живом.
Горько плачет мать обо мне.
Будет, горем поражена,
Как вдовица, сгорать в огне
Дорогая Тотуй — жена.
Был я сильным, как конь степной,
Не слабел и к исходу дня...
Вновь солдат за моей спиной
Понукает, бранясь, меня.
7 опчубая в последний раз
Принесите мне кто-нибудь.
В зеркала его ясных глаз
На прощанье хочу взглянуть!
Весь народ собрался вокруг,
На меня глядит и скорбит.
Не поднять слабеющих рук...
Не забыть мне горьких обид.
Ухожу от близких людей.
Слышу я всенародный плач.
Разве я убийца-злодей,
Что меня терзает палач?
Токтогул не крал, не убил —
Быстролетным был он орлом,
Быстроногим был он конем,
Был ему неизвестен страх,—
И бреду я теперь в кандалах.
480
К стр. 523
Свой прощальный привет тебе
Посылаю, родная земля.
Край цветущий Кетмень-Тюбе*
Остается без соловья.
О ровесники, с кем играл,
Силы в юности набирал!
Долго ль буду в неволе грустить,
Керимбаю смогу ль отомстить?
Вы увидите ль эту месть,
Иль услышите злую весть,
Что злосчастной жизни моей
Суждено в изгнанье отцвесть?
Уцелеет ли голова?
Золотые мои слова
Не забудет ли мой народ?
Ты прощай, большой Ири-Су
И Арым — родная земля*.
Песни я с собой унесу —
Те, что пел, народ веселя.
Не забудьте, друзья, певца!
Токтогула жребий жесток:
Он — как сорванный с деревца,
Уносящийся вдаль цветок!
Прелесть светлых степей и вод —
Остаешься ты без меня.
Угнетенный, бедный народ —
Остаешься ты без меня.
НАЗИДАНИЯ
•к tfe
Если будешь достойно жить,
Добротою людям служить,
Станут все тебя уважать,
Захотят с тобою дружить.
И приветливым назовут,
И совет твой, гляди-ка, чтут,
А очутишься вдруг в беде,
То на помощь дружно придут.
W * “fc
Хорошо джайлоо тогда,
Если там пасутся стада.
16 Стихи поэтов народов
дореволюционной России
481
И от пения соловья
Ива старая молода.
Если жаворонок поет,
То вдвойне прекрасен восход.
И душистый зеленый чай
1 ем, кто с хлебом напиток пьет.
В самый жаркий палящий день
Ты ветвистую ценишь тень.
Поразишься ты кручам скал,
Если коз на них увидал.
И милей верблюдицы вид,
Коль верблюд за нею спешит.
Погляди на горы, джигит,
Недоступна их высота.
Если снег на гребнях лежит,
Совершенней их чистота.
* * *
Друг, без дела зря не лежи,
Если молод ты и здоров.
И еще совет мой таков:
Правду выслушай до конца,
Наставленьям внемли отца,—
Тайну жизни понял старик.
Назиданья, мой друг, привык
Излагать я в звучных стихах.
Вникни в мысль мою глубоко,
И, в своих возвысясь глазах,
Скажешь: прав был старый Токо.
1913
Ысак Шайбеков
О, сладки денежки твои, да солон нрав,
За осень платишь ты весной, будь проклят, бай.
Ты постарался — рассчитался, обобрав,
Поиздевался надо мной, будь проклят, бай!
В двенадцать лет я стал жнецом, в двенадцать лет!
Будь проклят, бай, в двенадцать лет так мало сил!
Солома в пальцах — до костей! Но в сердце след...
Будь проклят, бай. Я спину гнул, но не просил.
1898
Калык Акыев
НУЖДА
Заставила ты с малых лет
Стать байским батраком, нужда.
Заставила в грязи, в хлеву
Спать вместе со скотом, нужда.
Ты молодую кость мою
Согнула горбылем, нужда.
Лишала слова мой язык
Ты перед болтуном, нужда.
Ты обескровила меня,
Покрыла сердце льдом, нужда.
Когда мне труд невмоготу,
Грозишь голодным днем, нужда.
Несчастному, ты служишь мне
Дурным поводырем, нужда.
В год черный гонишь за овцу
Ты в кабалу-наем, нужда.
Ты, душу истерзав, блуждать
Заставила слепцом, нужда.
Все годы нищеты бурдюк
Был за моим горбом, нужда.
Приедет сват — ведешь меня
К соседу с просьбой в дом, нужда.
Беспомощный шатался я
Под злым твоим бичом, нужда.
Приедет друг — и снова в долг
Баран в котле моем, нужда.
Среди друзей из-за тебя
Слыву я должником, нужда.
Ты в стужу лютую и в зной
Была худым шатром, нужда.
Обула в тряпки ноги мне,
Одела грудь рваньем, нужда.
Заставила ты землю рыть,
Я сросся с кетменем, нужда.
484
Заставила меня, глумясь,
Всю жизнь ходить пешком, нужда.
Мед слов моих из-за тебя
Стал горьким ковылем, нужда.
С безмозглым сыном бая мог
Сравняться ли я в чем, нужда?
Я не был болен, но с тобой
Стонал в бреду больном, нужда.
В пылу беседы обо мне
Шел разговор кругом, нужда...
Комузу-песне все отдав,
Я был всю жизнь певцом, нужда.
Простилась молодость со мной —
Ты стала тяжким сном, нужда.
1907
Барпы Алыкулов
* * *
Белый халат не сули — не возьму,
Белой чеканки рубли не возьму,
К баю, сгибаясь, не стану лезть —
Лесть продавать не стану ему.
1904
СКУПОЙ
Грошом истертым бедняка
Не одарит скупой.
Он по дороге не пойдет —
Уйдет глухой тропой.
Скупой — он честен на словах,
В душе его — обман.
Забота у него одна —
Его большой карман.
Скупой — он ласков на словах,
В душе — обман и ложь.
Коростой алчности его
Покрыто сердце сплошь.
Лепешки от него не жди,
Когда заглянешь в дом,
Он даже с пиалой воды
Расстанется с трудом.
И ест и пьет всегда один,
И ест и пьет тайком,
Скупой жалеет сам себе —
Он давится куском.
Хранит он в старом сундуке
Новехонький халат,
А на плечах его висит
Халат из ста заплат.
И сапоги он бережет —
В чарыках каждый день,
И не дает коню зерна —
Все копит, лиходей.
486
При этом сам себя скупой
Считает мудрецом
И всем советы раздает
С приветливым лицом.
Но даже родичам своим
Не даст ни крошки в джут.
А если можно что урвать —
Он сразу тут как тут.
Не ходит он в большой аил,
Скучна его душа.
А встретит нищего — не жди,
Не вынет ни гроша.
Себя он ценит высоко,
Смотрите, мол, каков!
А бесприютных бедняков
Он растоптать готов.
Все копит, нищая душа,
Толста его мошна.
Но он голодным не подаст
И горсточки зерна.
Что пользы людям от него,
Когда уже давно,
Как на мазаре, все добро
Его погребено?
1908
ВСТРЕЧА С ТОКТОГУЛОМ
Нет, не ошибся Эшмамбет,
Сюда меня послав.
Во всем, что мне он говорил,
Он оказался прав.
Сказал он: «Там, где Токтогул,
Хозяевам не льстят.
Ишанов праведных и мулл
Там видеть не хотят.
И коль, Барпы, ты хочешь стать
Певцом когда-нибудь,
487
Лишь он сумеет указать
Прямой и верный путь».
Так
Все
Да.
он сказал. Теперь и сам
это вижу я.
места лживым голосам
Нет в юрте соловья.
Как твой комуз звонкоголос
Из дорогой арчи!
Как счастлив я, что довелось
Мне слушать комузчи.
Из ближних мест, из дальних мест
Приходит слушать люд,
Как струны первого певца
И плачут и поют.
Услышав их напев простой,
Нельзя не вспоминать,
Что оставляла сиротой
Тебя при жизни мать;
Что из-за горькой нищеты
Своим родным отцом
Был баю продан в рабство ты
Совсем еще юнцом;
Что у сузакских баев год,
И два, и двадцать лет
Сносил обиды, голод, гнет,
Невзвидев белый свет.
Рубцы на горле до сих пор
От байских тех ногтей.
У рыси хищной с наших гор
Подобных нет когтей.
Вот эти знаки на скуле
Не сгладятся вовек,
В Сузаке в страшной кабале
Жил этот человек.
Что мне еще сказать, аба?*
Ты слышал мой ответ.
Ковра мне под ноги судьба
Не положила, нет.
488
На пев комуза и слова
Прекрасны, Токтогул.
Душа певца в тебе жива
Всечасно, Токтогул.
Добра к друзьям она, к врагу
Сурова, Токтогул.
Добавить к песне не могу
Ни слова, Токтогул.
Перед тобою, Токтогул,
Я — молодой акын.
Ты в песнях, словно конь Дулдул,
Касаешься вершин.
Напев струны — как звон его
Серебряных подков.
Опорой людям служишь ты,
Защитник бедняков.
Сказав, не отступаешь вспять,
Со страхом не знаком,
Позволь же мне себя считать
Твоим учеником.
Гонимый злой своей судьбой,
Сбивавшийся с пути,
Путем, указанным тобой,
Пойдет певец Барпы.
1913
Алымкул Усенбаев
ПРИВЕТСТВИЕ ТОКТОГУЛУ
Слышал с детства я о тебе,
О печальной твоей судьбе.
С возвращеньем, родной Токо,
Эта песнь моя — о тебе.
Я в аиле, в родных горах
Вс поминал соловья Токо,
Ты томился в тяжких цепях
От земли своей далеко.
Я увидеть тебя мечтал...
Я услышать тебя мечтал...
Слаще меда твои слова!
Этот час наконец настал.
Вот я вижу твои глаза,
И восторгам нету конца,
На ресницах моих слеза,
Мой Токо, ты ближе отца.
Я пока еще неумен,
Ты раскрой предо мною клад —
Вдохновенный комуза звон,
Несравненный песенный лад.
Живший где-то в снежной дали,
Мой Токо, страдалец, здоров ли ты?
Пересекший пешком полземли,
Мой Токо, скиталец, здоров ли ты?
Живший где-то в снежной тайге,
Где дышать нелегко, здоров ли ты?
Побеждавший в любой байге
Иноходец Токо, здоров ли ты?
Ты учился — книг не листал,
Дорогой учитель, здоров ли ты?
Соловьем Ала-Too стал,
Языка хранитель, здоров ли ты?
Воспитавший меня, как отец,
Доброту прояви, Токо,
Я твой самый верный птенец,
Щедро благослови, Токо.
Белострунный комуз ты брал —
Всем акынам наставник был,
Виртуоз, так порой играл,
490
Что захлестывал всех порою твой пыл,
А серебряная рука
Находила новый напев...
У тебя душа велика,
Я пою тебе, осмелев.
В руки брал любимый комуз —
Будто с плеч ты стряхивал груз,
И наставник был мудрецом
И отраду дарил сердцам.
Но коварные палачи
У народа отняли тебя,
Отобрали комуз — молчи!
По тайге гоняли тебя...
Но порвал кандалы орел
И опять свой народ обрел,
И опять в долинах звенит
Самый чистый из всех языков,
И опять всех вокруг пьянит
Самый чистый из всех родников.
Ни к чему, подобно келин,
Мне тихонько стоять вдали,
Когда нас навестил акын —
Соловей киргизской земли.
Пусть другие придут соловьи,
Пусть над нами летят года —
Золотые слова твои
Будет помнить народ всегда.
Посмотри на землю Талас*,
Весь народ мечтал о тебе.
Осчастливь и обрадуй нас,
Соловей из Кетмень-Тюбе.
Ну так здравствуй, родной акын,
Наших гор достойнейший сын,
В юрту белую заходи.
Мы встречаем тебя, гляди!
Несравненна земля Талас,
Наши горы радуют глаз.
Здесь тебя окружил почет,
Здесь тебя окружил народ.
«Среброгорлый наш соловей»,—
Величает тебя народ.
Как прекрасна земля моя,
Зеленей не сыщешь долин.
491
С нетерпеньем здесь соловья
Ждали девушки и келин.
Ждали — вырвется из беды
Среброгорлый гордый акын...
Дай остатки твоей еды,
Дай, отец, я твой младший сын.
В тот далекий печальный год,
Когда был арестован ты,
Слышал я, собрался народ —
Проводить в страну мерзлоты...
Ты, прощаясь с народом, пел —
На прощанье песню дарил.
Говорят, от гнева кипел,
Говорят, как беркут, парил.
И горели глаза, говорят,
Полыхали, будто огни.
И поныне они горят —
Вспоминают горькие дни.
Ты вернулся живым домой —
Драгоценную голову спас.
Ты вернулся, учитель мой,
Ты вернулся — радовать нас.
Хорошо, что тебя манил
Милый запах родной земли,
Хорошо, что ты не забыл
Свой народ в далекой дали.
Алымкула прими, отец,
Дни изгнания позади,
Я твой сын, обними, отец,
Дай прильнуть мне к твоей груди.
В обученье возьми, отец,
И за промахи не суди.
Только слух пролетел, что ты
Возвратился в наши края,
Я подумал: сбылись мечты —
Буду слушать я соловья.
Льется пот градом по лицу,
Пока песню эту пою,—
Стать хочу по нраву отцу,
Обожаемому певцу,
Благородному соловью.
Стать акыном хочу давно,
Знаю, это не всем дано.
Как дорогу свою найти?
492
За тобою хочу пойти,
Покажи дорогу, акын,
Золотою песней свети,
Чтобы я пошел далеко.
Тяжело,
нескладно я пел,
Но прими — будто пел легко.
Вот и все, что сказать успел.
Дай мне руку, отец Токо.
1911
ИЗ ТАДЖИКСКОЙ поэзии
Ахмад Махдум ибн Носир Дониш
РЕДКОСТНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
(Отрывки из книги)
* * *
Роскошный Фитирбург твоей столицей стал.
И он, а не Ирем — теперь предмет похвал*.
Он словно свод небес, упавший с вышины,
Куда ни бросишь взор — созвездия видны.
Красавиц не сочтешь, что пребывают в нем,
От изобилья их не видно солнца днем.
В нем блещут фонари, с луною власть деля,
Земля — как небо в нем, а небо — как земля.
БЛАГОДАРНОСТЬ
ЗА ПОДАРЕННЫЙ ГЛОБУС
Страмахов, пробный камень ты для золота наук.
Ты, как Асаф, в делах избрать умеешь путь благой*.
Читавшие мои стихи не слали мне даров —
Ты одарил меня, хоть стих тебе неведом мой.
Кто щедр, тот серебро свое разделит с мудрецом,—
Ты, зная тайны бытия, их разделил со мной.
Скажу я: выше всех богатств достоинства твои.
В руке ты взвесил свод небес и дивный шар земной.
494
* * *
Мне говорил один мудрец, что шаху*
Приличествует по его размаху
Дворцовые открыть широко двери
Для тех, кто сведущ в красоте и вере:
Философу, во-первых, ибо он
Глубинами познаний умудрен;
Врачу затем, чья колдовская сила
Одним дыханьем счастье приносила;
Затем за врачевателем идет
Провидец будущего—звездочет;
Потом певец, которого мы ценим
За то, что душу облегчает пеньем;
Потом писец, чья сладостная вязь
Между людьми установляет связь;
И наконец, поэт, что дивной песней
Нас приобщает к высоте небесной.
Наличие любого из людей,
Подобных этим,— украшенье царства.
Властитель! Их душою овладей —
И ты добьешься возвышенья царства.
Ведь ясно для раба и для царя,
Что дар людской дороже янтаря.
И никакое серебро и злато
Не будет здесь достаточною платой.
Так почему же молча ты глядишь
На то, что твой слуга Ахмад Дониш,
Который и мудрец и врачеватель,
Который и писец и прорицатель,
Тот самый ослепительный Ахмад,
В чьем дивном пенье соловьи гремят,
495
Что гением поэта обладает,
В твоей стране, как нищий, прозябает?
Зачем все дни его омрачены?
Зачем от горя взгляд его тяжел?
И отчего огни его черны,
Черны, как бел его литой котел?
Зачем бесстрастно смотришь ты, эмир,
На то, что возмущает целый мир?
Я средь поэтов — голос боевой!
Кто одолел меня певучей речью?
Средь мудрецов слыву я «головой»*,—
Какая мысль не шла ко мне навстречу?
Орла превыше и мудрей змеи,
Во мне кипят могущества мои.
Но если стал я нищ — не диво это!
Суди царя по бытию поэта.
АДЕЛИНЕ ПАТТИ*
Вот легкою стопой, чуть приподнявши платье,
Венерою в мехах идет актриса Патти.
Все замерло, она лишь бровью повела —
И звуки полились по золотой палате...
И мы вздохнули все. Вдруг трепет серебра
Из горла соловья, на сладостном раскате,
Пронесся по толпе, как по ночным садам...
А сердце гурии гремит сердцам: «Пылайте!»
Джунайдулло Хозык
к к к
И райское мне древо ни к чему,
И райского не надо родника,
Стан-кипарис я лучше обниму,—
О сладостных устах моя тоска.
Земное совершенство нам дано —
Поэ зия свидетельство его.
Оружие стиха закалено,—
И более не надо ничего.
От прежних мы поэтов далеки,
Я образцов готовых не беру,
Заранее написанной строки
Не надо пробужденному перу.
Нам собственная слава суждена:
Заимствуя чужое — не греши.
Стихи мои — сосуды для вина,
Наполню их из собственной души.
Не думал я чужою головой,
К подачкам на пирах не привыкал:
Нам, алчущим поэзии живой,
Не надобны бутылка и фиал!
Нанизывай жемчужины-слова...
Да надо бы заимствовать сперва
Беспамятное сердце без тревог
И золотом набитый кошелек!
к к к
Я разве дичь убитая? О нет!
Еще не приторочен я к седлу.
И кровь моя не пролита, о нет,—
Не обагрила воина полу.
Так почему же взору моему
Нельзя полюбоваться цветником?
В моем углу безвестном почему
Я лишь о горе думаю людском?
497
Мне душу окровавило навек
Позорное бесчестие людей.
В поту и в униженье человек
Исчезнет ли из памяти моей?
Скажи, мудрец, когда же я пойму,
Что время справедливости придет?
Что низкий возвеличен не навек:
Как поднятая ветром пыль, падет!
Когда я весь дрожу, сходя с ума,
Советчик успокоит ли меня?
Ведь мусором и пылью не задуть,
Не задушить цветение огня!
О, неужели же, боясь огня,
Безумный мотылек разлюбит свет?
Ведь раны, чтобы жечь могла меня
Больнее, чем разлука с другом,— нет.
Хозык еще не знал весны своей,—
Чем молодость Хозыка помянуть?
Единственный тюльпан его полей —
Кровавая, истерзанная грудь!
Абдулкодир Ходжа Савдо
W * *
О сердце! Пользу ты нашло от упований? — Нет!
Давали саженцы плоды в садах мечтаний? — Нет!
Искало, сердце, друга ты долгие года,
Искало друга — не нашло, плодов исканий нет.
Так не надейся на меня, советчик бедный мой.
Иль ты видало правоту моих деяний? — Нет!
И на вопрос моих друзей я б отвечал одно:
Хочу сокровища любви — иных желаний нет.
Отшельником давно я стал,— зачем безумцем слыть?
Сама печаль я, но светлей моих страданий нет.
Ханжа из жизни создает лишь стойло для ослов.
Он по делам своим — осел, глупей созданья нет.
Есть заповедные врата влюбленных, Савдо.
Ты об иных вратах мечтал среди скитаний? — Нет!
О СНЕДИ
Коль в полдень станет жирный плов настольным
украшеньем —
Померкнет пред его красой полдневное светило.
Кружит, как ястреб, голод мой над жирной куропаткой,—
В степи подноса ей спастись весьма бы трудно было.
С утра, едва раскрыв глаза, ты хлеб в чаю купаешь,
Но умываться не спешишь — ведь несъедобно мыло.
Разорвано на сто кусков, как на пельмени, сердце,
Жужжанье мух сладчайший вкус для многих отравило.
Обвиты косами лапши, томятся баклажаны,
Наверно, даже их сердца хозяюшка пленила.
Луна и солнце, день и ночь — в печи небес два хлеба,
Но недостойных, небо, ты из года в год кормило.
499
На шее ложки, точно плащ, лахчак вином обрызган.
К чему солонка, если жизнь все вдосталь посолила!
Блистаньем раковин морских пленяют взор пельмени,
Чтоб дружеская пятерня, как жемчуг, их ловила.
Томленье голода смири перед шурпой кипящей,
Не нужен вертел языка, и так хватает пыла.
Мурлычет чайник и ворчит,— чай учит красноречью.
Без чаю лучший краснобай — немее, чем могила!
* * *
Говорю: «Стала жизнь моя небытием без тебя!»
Отвечает: «Ну что за беда, проживем без тебя!»
У дверей кабака станет прахом моя голова,—
Я, бродяга, найду ли дорогу в свой дом без тебя!
О дарующий жизнь музыкант, дай приникнуть к устам,
Я бы ожил на миг, ведь дышу я с трудом без тебя.
Правда, знаю я средство продления жизни моей —
Это кудри твои,— брежу их завитком без тебя.
Если есть у меня хоть немного богатства души —
Все любимой отдам. Все отдам! Что мне в нем без тебя?
По заслугам любой от тебя получает ответ,—
Ты царица стиха, но посланье прочтем без тебя.
Утопаю в грехах, но надеюсь на милость твою,—
Чем я был бы в греховном бессилье моем без тебя!
Кто к разлуке привык, чье пристанище вечная скорбь,
Тот покоя достиг,— не грустит ни о чем без тебя.
Благодарности мед, сладость гордой немой нищеты
Тот изведал, кто был твоим верным рабом без тебя.
Я хотел повторить полустишие милой моей,
Но несчастный Савдо не владеет стихом без тебя.
Те слова, что сказал я в начале касыды моей,
Повторю: «Стала жизнь моя небытием без тебя!»
Соми Мирзо Азим Бустони
* * *
Неласков небосвод,— спеши, используй каждый миг,
Внезапной на своем пути преграды берегись.
Глаза сетей прельщают птиц, заманивают в плен,—
Открой глаза и оглянись, засады берегись.
Не знаешь разве, что уйдет недолгий твой успех?
Сменяющей отрадный миг досады берегись.
Цветенья мимолетен блеск — увянет пышный сад,—
Дыханья бури в ясный день и града берегись.
Любовь и счастье — краткий сон, возврата нет ему.
Беспечный, мимолетных встреч услады берегись.
Богатством праздным не кичись,— изменчива судьба.
Минует осень. Зимних дней, прохлады берегись.
Ты отнял у Соми покой, унес из сердца свет.
Ах, в сердце сумрачном своем разлада берегись.
* *
С тех пор как зодчим возведен лазурный купол над землей,
Судьбой на голод обречен, лишь кровь свою ученый пьет.
Крылатый конь, скакун лихой подков златых не получил,
Меж тем по улицам осел в парче и в бархате идет.
«Своею кровью будешь сыт»,— судьба сказала мудрецу,
Меж тем безмозглому глупцу несут на стол вино и мед.
Кто сердцем и умом высок, того преследует беда,
Меж тем насильнику в шелках — от неба тысячи щедрот.
О время, как порочно ты, как мерзостны твои дела,
Когда кровавому шуту ты отдаешь под власть народ!
Шамсид дин-Мах дум Шохин
Опадут шипы разлуки — не горюй!
Словно снег, растают муки — не горюй!
Даже самое жестокое страданье
Время примет на поруки — не горюй!
Ведь за каждою печалью бродит радость —
Рок приложит к ране руки. Не горюй!
Всадник гонит деревянный шар по кругу*—
Не дрожи, как шар на круге, не горюй!
к к к
Я самоцветы слов собрал, чарующие всех,
На нить я перлы нанизал, волнующие всех.
Но что мне в том, когда навек я завязь, а не плод,
Когда мне розой не цвести среди садов утех.
Случалось: чтобы на глаза не наступали мне,
Ресницами я землю мел,— пройди, мол, без помех.
Но на слова мои в ответ им жаль и бранных слов,
Случалось: на себя я брал не мной свершенный грех.
Хоть время сделало меня великим мудрецом,
Но не было в моем пути ведущих к счастью вех.
Существованье завершит мне ночь небытия,
Над прахом вырастет трава — ив этом весь успех.
Что стоит наша суета! Покоя не стяжав,
Сраженный смертью, пал Шохин, остановив свой бег.
к к к
Ты наши жизни в плен берешь — мы за тобой идем
вослед.
На ясный день твой лик похож, от глаз исходит свет.
502
Тугие косы заплела, черней вороньего крыла,
Ты смертных всех с ума свела — о пери, ты источник
бед!
Скажи мне, кем ты рождена, кому ты в жены суждена?
Ты, словно гурия, нежна, тебе подобной в мире нет.
В Египте древнем сладок мед, но слаще меда дивный
рот.
Румяней на щеках цветет зари весенней алый цвет.
Печально на душе моей, терплю я муку много дней,
Страдальца, пери, пожалей, дай мне услышать твой
привет!
Я — мотылек, сгореть хочу, лечу на яркую свечу.
Тебе я жизнь свою вручу... Погибну я во цвете лет.
Тошходжа Асири
* * *
Ах, что такое человечность? Путь к свету, на восток,
держать.
В узде времен коня мгновенья — как ни был бы высок —
держать.
Во всяком, даже малом, деле хранить зерцало чистоты
И в самой малой доле сердца извечный огонек держать.
Быть вечно устремленным к правде, восторги другу
посвятив,
Его в груди своей безмерной, а вовсе не у ног держать.
Разбив страницы сущей правды на клетки вдоль и поперек,
Ячейку безупречно ровной и вдоль и поперек держать.
Алмазу взора придавая росу туманную стыда,
Для окружающих стыдливость глубоко между строк
держать.
В миг испытанья шлем терпенья надеть на скорбное чело,
Чтоб ледяною волей душу, как холодом поток, держать.
Как пальма, простирая тени на всех измученных в пути,
Себя средь роз багряных скромно, как серый стебелек,
держать.
Всегда стараться быть свободным от двуединости души
И, сладких слушая монахов, на языке замок держать...
Увы! От этих лицемеров, изображающих святых,
Ты никуда не удалишься, нигде не скроешься от них.
Уйди по-львиному в пустыню иль в камышах найди свой
кров —
Растянут черной паутиной религиозный свой покров.
Но ты, о друг мой, с недоверьем на это рубище взирай,—
Пираты в океане веры! Грабители у входа в рай!
Пускай на теле власяница — в дому румийская парча*.
О, если б можно бы омыть их водой холодного меча!
ИЗ АРМЯНСКОЙ ПОЭЗИИ
Хачатур Абовян
ЧЕЛОВЕК, ЛЮБЯЩИЙ СВОЙ НАРОД,
ГОВОРИТ ПЕРЕД СВОЕЙ СМЕРТЬЮ
Прощайте, прощайте.
Былые дни!
Ты мирскую скорбь
Позабыть реши.
Не плачьте, родные,
Вы не одни:
Только прах сгинет,
Не любовь души.
По этой стезе
Мы должны пройти
И жизнь через смерть
И покой найти.
Но если я рано
Смерти алкал,
Для пользы народа
Ее искал.
Но где та мечта,
Что палила огнем,
Что мучила сердце
И ночью и днем?
Вот родине тело
В жертву дано,
Сгниет, увы,
В могиле оно.
О почестях я
Не вздыхал с тоской.
Не жалел, что славы
Лишен мирской,
Но как перед смертью
Нам не вздыхать?
505
Ведь тысячи дум
Надо в землю взять!
Ни длительной жизни
Я не желал,
Ни богатства у мира
Я не просил.
Но каждый мой вздох
Мне смертью бывал,
Коль его я народу
Не приносил.
Лишь затем желал я
Власти, честей,
Лишь затем жаждал
Сиянья венца,
Чтобы тысячам тысяч
Несчастных людей
Слезы с глаз стереть,
Облегчить сердца.
Придите ж сюда,
Меня помяните,
Отца дорогого
Благословите.
За мертвого скажет
Могила моя:
Буду в небе страдать
Все о том же я.
Был мне мир тюрьмой,
Было солнце тьмой.
Что хотел, того
Не достал рукой.
Не знает никто —
Лишь создатель мой,
С какой я к нему
Припадал мольбой.
Ах, люди, люди!
Когда ж вы проснетесь
И сердцем к сердцу
Когда ж обернетесь?
Поймите: тогда лишь
Мы рай найдем,
Коль душу народа
И скорбь поймем.
506
Гевонд Алишан
СТРАНА АРМЯН
(Отрывок )
Милый отчий край! Вот твоя весна!
Вот твоя весна, о моя страна,
Рода моего сохнущий исток,
Сердца моего лучший уголок!
Вот твоя весна, и Большой Масис*,
Над тобой склонясь, смотрит с неба вниз.
Черных туч стада на покой ушли,
Белых гор гряда видится вдали,
Стаял снег с дорог, но лежит с краев,
По камням журчат тысячи ручьев,
Из-за гребней скал, в небесах паря,
Утра благодать щедро льет заря.
Вот снесли с полей изобильный снег
Тысячи ручьев в сотни быстрых рек,
Сотни быстрых рек разлились, бурля,
И теперь весну встретили поля.
Красота долин расцвела окрест,
Ярок их наряд, как убор невест,
Облеклись в венки синие верхи
И стоят они, словно женихи.
Розов и лилов, гиацинт пророс,
Тут и там торчат шапки тубероз,
Брызгами горят лилий огоньки
Около озер, около реки,
И уже в садах у подножий гор
Райскою красой роза манит взор.
Из чужих краев, из-за синь морей
Прилетел домой милый соловей,
Мал, а одолел неприступность гор,
Вестию благой огласил простор,
Подле розы сел в предрассветной мгле
И привет пропел родине-земле.
И простой скворец, средь листвы таим,
Родину воспел щебетом своим,
Аист распростер крылья-рамена,
«Мир тебе,— кричит,— родина-страна!»
Жаворонок взмыл над гнездом в тиши,
Скромно он поет, но от всей души.
К родине-земле грудкою припав,
Любо ворковать горлинке средь трав.
507
Пастушок пасет агнца и тельца
И благодарит щедрого Творца,
Что средь всех краев отличил сей край
И велел ему походить на рай,
Словно говоря: «Вот куда идешь,
Ежели к добру сердцем припадешь».
Так чего ж я жду, старый Наапет?
Пожелтел, опал мой весенний цвет,
Осени пора у меня в саду,
Как сухой листок, я лишь ветра жду,
Что сорвет меня и погонит прочь
От живого дня в смертный хлад и ночь.
Отведенный срок, видно, миновал,
Я в родном краю жил бы, ликовал,
Но пришла пора перейти на луг,
Где не пьют вовек горечи разлук.
Покидать пора милую страну,
Что она дала, то я ей верну,
А дала она преходящим нам
То же, из чего слеплен был Адам.
Юноши! Для вас молвит Наапет!
Не такой, как все, это был поэт,
Он не соловей в предрассветной мгле,
Он любовно льнул горлинкой к земле.
Милая земля, милая вода!
Родина, я твой всюду и всегда,
Нету слаще вод, чем твои ручьи,
Краше роз чужих тернии твои,
Любы мне дожди, ветер и туман,
Коль они летят из Страны армян.
Шерсть твоих ягнят золотом зову,
Яблоко беру — плод бессмертья рву,
На заре, когда бледны небеса
И спадает с них мелкая роса,
Кроет серебром листья ревеня,—
Та твоя краса — манна для меня.
От цветущих гор, от воды живой
Пусть летит ко мне нежный ветер твой,
И на том ветру, песнь моя, несись,
Как последний вздох, на Большой Масис,
Чтобы там тебя приняли в родство
Сам Торгом и все сыновья его*.
508
Юноши мои! Вам теперь дана
Родина армян, лучшая страна!
Берегите в ней корень ваш и дом.
Корнем крепок ствол, помните о том...
1847
Микаэл Налбандян
СВОБОДА
Когда в меня вдохнул господь
Дыхание свое
И в темный прах, в земную плоть,
Ворвалось бытие,—
Младенец, ручки я тянул,
Хотя был слаб и мал,
Но бессознательно одну
Свободу обнимал.
И, запеленутый, со сна
Кричал я что ни ночь
И мать будил, но и она
Не знала, чем помочь.
Освободи от кожуры,
Распеленай дитя!
Мне кажется, что с той поры
Люблю свободу я.
И детский лепет день от дня
Был чище и складней,
И тешилась моя родня,
Чт о голос внятен ей.
Но не «отец» произнесло
Дитя в тот ранний миг,
«Свобода» — вот начало слов
Младенческих моих.
«Свобода! — вторил с высоты
Не одолимый рок.—
Ее отныне рекрут ты,
Хотя и одинок.
И в терниях грядущий путь.
И если твой кумир
Она, то завтра, не забудь,
Увидишь тесным мир!»
Свобода! — и пускай враги
Ждут, гибелью грозя!
5 Ю
Пускай огонь, пускай ни зги,
Пускай ревет гроза!
До висельничного столба
Я руки к ней тяну,
Свободу милую любя,
Одну ее, одну!
1859
ДНИ ДЕТСТВА
Дни детства, невозвратные, как сон,
Прошли, ушли беспечной чередой.
О легкие, о радостные дни,
Промчавшиеся вешнею водой!
Младенческую простоту сменив,
Явилось знанье, стал суровей нрав,
Я размышлением наполнил дни,
Минуты не оставив для забав.
А вслед за тем сознание пришло:
Судьбой народа грудь отягчена!
Тогда мне лиру подал Аполлон,
Чтоб исцелила эту боль она.
Увы! И лира в дрогнувших руках
Запела грустно, жалобно звеня,
О том, чем чувства полнились мои,
И звук ее не радовал меня.
И понял я тогда, что эта боль
Дотоле в бедном сердце не пройдет,
Доколе, сир, безмолвен, угнетен,
В позорном рабстве будет жить народ.
Зачем так скоро, детство, ты прошло?
Умчалось, упорхнуло без следа.
В ту пору я таким свободным был,
Владыкой мира мнил себя тогда.
Давящих я не ощущал цепей,
Не чувствовал насилья злых когтей,
Лишь после на меня они легли,
И проклял я дни зрелости своей!
511
Молчи же, лира, больше не звени,
Возьми ее обратно, Аполлон,
Отдай тому, кто может жить незряч,
Любовью милой навсегда пленен.
А я пойду на площадь, на простор,
Без лиры, без нарядных, пышных слов.
Мне должно бушевать, негодовать,
К сраженью с тьмой я должен быть готов.
Не лира черная теперь нужна —
В руке бойца неотвратимый меч.
Огонь и кровь на голову врага! —
Вот жизни смысл, вот боевая речь.
Пускай Дельфийский прорицатель лжет,
Беснуясь на треножнике своем,
Пытаясь тщетно обмануть народ
И темной мысли покорить старьем.
Пусть проповедует близ волн морских,
Пусть тешится парадом лживых фраз,
К свободе призываем мы людей,
Лишь это слово на устах у нас.
А ты, творец, в далеких небесах
Скажи: — Народ мой будет пощажен!
Не дай ему погибнуть от врага,
Оракулу не внемлет больше он!
Геворг Додохян
ЦИЦЕ PHАК
Цицернак, цицернак,
Гость пернатых ватаг,
Ты куда же летишь,
За зигзагом зигзаг?
Чрез поля, чрез овраг
Мчись в родной Аштарак*
И под кровлей родной
Свей гнездо, цицернак!
Там, далеко, с тоской
Мой отец, весь седой,
Сына милого ждет
С каждой новой зарей.
Мой привет в этот дом
Передай перед сном
И скажи: «Ах, старик,
Плачь о сыне своем!»
Расскажи, сколько бед
Я терплю много лет;
Что все дни я в слезах,
Что полжизни уж нет.
Для меня небосклон
От зари затемнен,
На глаза мои в ночь
Не спускается сон.
Ах, без пользы вдали
Силы сердца ушли.
Я — красивый цветок
Без родимой земли.
Улетай, цицернак!
За зигзагом зигзаг,
Мчись к армянской земле,
В мой родной Аштарак!
17
Газарос Агаян
ПРЯЛКА
Прялка, ты вертись, вертись,
Белую кудель пряди,
Нитка толстая, тянись:
Нужд немало впереди!
Масла я влила в ушки,
Прикрепила рукоять;
Ну, пряди, пряди мотки,
Двигай крыльями опять!
Прялка, ты вертись, вертись,
Колесо свое вращай,
Нитка толстая, тянись,
Веретена оплетай!
Тиграник мой к пастуху
Ходит в поле босиком,
Габриэл продал чуху,
Плачет ночью, плачет днем.
Прялка, ты вертись, вертись,
Белую кудель пряди,
Нитка толстая, тянись:
Нужд немало впереди!
Ни мешка нет, ни ремня,
Ни веревки, ни сумы;
Не бывало прежде дня,
Чтобы так нищали мы!
Ах, невестой я ткала
И паласы и ковры;
Замуж вышла — продала
Даже войлок с той поры!
Красный день мой почернел,
Тот пришел, кто в долг давал;
С черным сердцем, что хотел,
Все унес, все отобрал.
Прялка, ты вертись, вертись,
Белую кудель пряди,
Нитка толстая, тянись:
Нужд немало впереди!
514
Петрос Дурян
МОЯ СКОРБЬ
Я не о том скорблю, что в жажде сновидений
Источник дум иссякшим я нашел,
Что прежде времени мой нерасцветший гений
Сломился и поблек под гнетом тяжких зол;
И не согрел никто горячим поцелуем
Ни бледных уст моих, ни бледного чела;
И, счастья не познав, любовью не волнуем,
Смотри: уж предо мной зияет смерти мгла...
И не о том скорблю, что нежное созданье,
Букет из красоты, улыбки и огня,
Не усладит мое последнее страданье,
Лучом своей любви не озарит меня...
Я не о том скорблю... Нет, родине несчастной —
Все помыслы мои... О ней моя печаль!
Не в силах ей помочь, томясь тоской напрасной,
Безвестно умереть,— о, как мне жаль, как жаль!
ОЗЕРО
Озеро, к чему во сне
Цепенеть твоей волне?
В твоем зеркале на миг
Лик красавицы возник?
Иль сиянье синих вод
Соблазняет небосвод,
Светозарность облаков,
Схожих с пеной берегов?
Озеро, твоя тоска
Так тоске моей близка.
Я люблю молчать, как ты,
Замирать в плену мечты.
Сколько волн рябит в тебе,
Столько дум в моей судьбе.
Сколько пены там, на воле,
Столько в сердце ран и боли.
515
Только если небосвод
Звезды в твой подол стрясет.
Сверху гладь освещена,
А душа — огонь до дна.
Облака в тебе не мокнут
И цветы увясть не могут.
Ты звезду не умертвишь,
Пока гладь в тебе да тишь.
Озеро с челом царицы,
В бурю что с тобой творится!
В беспокойной глубине
Удержаться дашь ты мне.
...Я толпою оттеснен:
«Только тень да лира он».
Кто-то молвил: «Бледен, хил».
А другой — «Умрет!» — решил.
И никто не пожалеет
И не скажет: «Что в нем тлеет?
Если мир его поймет,
Может, он и не умрет...»
И не скажут: «Вскроем сердце,
Вынем горе, чтоб всмотреться
И прочесть... Там боль видна...»
Там пожар — не письмена!
Память там... И пепла слой...
Озеро, взыграй волной:
Разуверясь и скорбя,
Человек взглянул в тебя.
1871
Р О п О т ы
Прощайте, бог и солнце,— мир лучей,
Горящий знойно над душой моей!
Собой умножу в небесах огни.
Что звезды? Не проклятье ли они
Несчастных, неповинных душ, чело
Браздящих неба горько и светло?
516
О ружья огненные бога, вы —
Основы молний, перлы синевы!
Чт о я сказал? Испепели меня,
Разбей, о боже! Атом жалкий, я
Осмелился стремиться к небесам!
Желал взнестись к божественным огням!
Молюсь тебе, о боже, в дрожи мук,
Цветение и луч, волна и звук,
О снявший розу с моего чела,
Огонь — с очей, с уст — трепет, блеск —
с крыла!
Ты сердцу вздохи дал и взорам — тьму!
Сказал, что в смерти я тебя пойму.
За гробом жизнь, о, верю, для меня
Ты сохранил: молитв, цветов, огня!
И если мне исчезнуть суждено,
Беззвучно, безответно пасть на дно,—
Дай бледной молнией теперь же стать,
Над именем твоим, восстав, кричать,
Что ты «бог мести», впиться в грудь твою
Проклятием, подобно острию!
Ах, я дрожу, я бледен, я заклят,
Во мне вся внутренность кипит, как ад...
Меж стонов кипарисов черный вздох,
Я — лист осенний, что поблек, иссох,
Мне искру дайте, искру, чтобы жить!
Как после грез холодный гроб взлюбить?
О боже, как судьба моя черна!
Могильной сажей вписана она.
О, влей хоть каплю пламени в нее!
Я жить хочу, хочу любить еще...
Мне в душу падайте, огни небес,
Чтоб ваш любовник горестный воскрес!
Весна челу ни розы не дает,
Ни луч с небес улыбкой не скользнет:
Ночь — гроб мой; звезды — факелы, уныл,
Блуждает месяц, плача, средь могил.
Для тех, над кем никто не сронит слез,
Ты этот месяц в небеса вознес.
Кто к смерти близки, всё же нужны тем
Сначала — жизнь и плакальщик — затем.
Писали тщетно звезды мне: «Любовь!»,
Пел тщетно соловей: «Люби же вновь!»
Твердили тщетно ветры о любви,
И отражали ясный лик ручьи!
517
Напрасно лес при мне был молчалив,
Молчали листья, тайну затаив,
Чтоб не смутить мечты святой моей,
Напрасно я всегда мечтал о ней,
Напрасно вы, весенние цветы,
Струили ладан на мои мечты!
Нет, все смеялись в злобе торжества,
И этот мир—насмешка божества!
1871
Иоаннес Иоаннисиан
ЦАРЬ АРТАВАЗД*
(Легенда )
Бей молотом по наковальне, кузнец!
Бей молотом: звенья да крепнут цепей!
Врага ненавистного звенья цепей!
Бей молотом по наковальне, кузнец!
Угрюмые тучи пришли, собрались,
Седого Масиса чело облекли.
И буря ревет, словно звери сошлись,
Свистит, стонет, буйствует ветер вдали.
Бей молотом! Ну! Дикий рев повторя,
Ужасные вопли из бездны звучат,
И молния блещет со взоров царя,
И искры от гнева высоко летят!
Он, мстительный, хочет вернуться опять,
Чтоб яд смертоносный страданий своих
По лону земли без конца разливать,
Но крепко он стиснут в цепях роковых.
Пусть верные псы те оковы грызут,
Грызут беспрестанно оковы царя,—
Страданья твои, Артавазд, не пройдут,—
Последняя в мире — далеко заря!
Твоей обессиленной злобы порыв
Под молотом нашим опять упадет!
Мы верим: наш край еще будет счастлив
И грешный народ еще благо найдет!
Но если мы будем подобны камням,
Расслышать не сможем призывов души,—
Спасенья купель не откроется нам:
Наш молот тогда, Артавазд, сокруши!
Когда перестанем мы молотом бить,—
Вы, псы, разгрызите железо оков:
Пора наступила — Царя отпустить,
Он ринется в мир, и жесток, и суров...
519
Но нет! Не пришла роковая пора!
Нам с нового неба затеплится свет!
То — радуги в семь переливов игра:
Свободной и светлой судьбины завет!
Бей молотом, бей неустанно, кузнец!
Бей молотом: звенья да крепнут цепей!
Царя ненавистного тяжесть цепей!
Бей молотом по наковальне, кузнец!
1887
* & *
Все вперед, все наверх, бесконечен мой путь,
Истомилися руки, о, где же конец?
Где удастся коленам моим отдохнуть?
Все вперед, все наверх, непреклонный боец!
Пусть твердеют уступы нахмуренных гор,
Пусть грозней предвещают стремнины конец,
Есть дыханье в груди, и ногам есть упор,
Все вперед, все наверх, неустанный боец!
Пусть далеко вершина, светла и чиста,
Пусть еще не сегодня страданьям конец,
Завтра будет наверно победа взята.
Все вперед, все наверх, вдохновенный боец!
* * *
Не забывай, певец, о верной лире,
Не дай умолкнуть струнам золотым,
Пускай их звон разносится все шире,
Пусть будет он в веках незаглушим.
Пусть лира славит добрые деянья
И подвиги, не ждущие венца,
Пусть голосом любви и состраданья
Воспламеняет чистые сердца.
И как зима дыханьем ветра злого
Не в силах задержать приход весны,
Так жгучей правоте прямого слова
Ни клевета, ни злоба не страшны.
1887
Один, всегда один, я счастлив тем!
Я полон ликованьем неземным,
Живу я вольно юным сердцем всем,
И каждый миг считаю я своим.
Вдали от шума вздорной суеты
Свободен я от мелочных страстей,
Ласкаю сокровенные мечты,
Страдаю без сочувственных речей.
С восторгом тем, что высказать нельзя
Хочу, мечты захвачен высотой,
Как облако чистейшее, скользя,
Рассеяться в бездонной сини той.
Как снег вершин, истаяв, в синеву
Скользить хотел бы струйкой ручейка,
Пройти, лугов чуть шевеля траву,
Как легкое дыханье ветерка.
Иль, как от страсти потерявший речь,
В объятьях нежных сжатый горячо,
На грудь земли на теплую прилечь,
Заснуть навек, не помня ни о чем.
1911
Акоп Акопян
ЧЕСТЬ И ТРУД*
Я был еще дитя, когда
Отец, согбенный от труда,
Учил меня, что в мире есть
Одно святое слово — честь.
Когда я книги стал читать,
Однажды мне сказала мать,
Что путь мой в жизни будет крут,
Что должен полюбить я труд,
Я в школе пробыл мало лет —
Для бедняка там места нет...
И по велению отца
Стал подмастерьем кузнеца.
С тех пор мой тяжкий молот бьет,
И жжет чело горячий пот,
И дни тяжелые идут,
Но всё я помню: честь и труд,
Честь и труд\
1 октября 1895
ПЕСНЯ
Я на рассвете юных дней
Запел однажды о любви.
Та песня родилась в крови,
Тоска и боль звучали в ней...
Но ты молчала. Не пришлось
Душе услышать отзыв твой.
Лишь эхо гор отозвалось
И полетело над землей.
Ах, этот отзвук будет жить
В моей груди до склона дней.
Соединила эта нить
Меня с отчизною моей.
13 мая 1896
ЗОВ НАРОДА*
Поэт, ты слышишь ли, поэт,
Народа вопль, его рыданья?
Неси во мрак надежды свет,
Скажи, что кончатся страданья!
Не надо слез — уже по край
Полны сердца тоской и мукой.
Нет, не голубь и не ласкай,
Не утешай нас, не баюкай!
Бичуй невыносимый гнет
И, полон страсти неуемной,
Греми грозой, зови вперед,
Будь молнией средь ночи темной!
Поэт, ты слышишь ли, поэт,—
Спой песню о великой цели!
Да будет песнь твоя как свет,
Что проникает в подземелье!
1902
ПЕСНЯ КУЗНЕЦА*
Товарищ, бей, ударь сплеча!
Ударь со всею силой,
Чтоб сталь, светла и горяча,
Согрела мрак унылый.
Чтоб не напрасно пот бежал,
Рождая крепость стали,
Чтоб день над тьмою ночи встал,
Чтоб искры солнцем стали!
Ударь, товарищ, крепче бей!
Смотри: уходят беды —
Навек уходит тьма ночей,
Куется день победы!
29 мая 1905
* * *
Я вам говорю: близко время, когда
Рабочий, повсюду бесправный сегодня,
Сам станет хозяином гордым труда
И жизнь его будет светла и свободна.
И люди не будут у злобы во власти,
Исчезнут бесследно коварные страсти,
Себя устыдится надменное «я»,
В едином порыве сольются друзья.
С владыки червонца корону сорвут,
Врагом человек человеку не будет,
Свободный и честный прославится труд,
Народов семья свои распри забудет.
Я вам говорю: недалек этот час,
И пусть он вам кажется нынче мечтою —
Его наш рабочий добьется, борясь...
Вот гордая дума борца и героя!
1905
* "к “к
Работай, рука! Ты — надежда моя.
Куешь ты победу сияющих дней.
Пусть льется горячего пота струя —
Я бодр и силен. Ударяй же сильней!
Рождает энергию каждый удар,
Борьбы нашей почву твой пот напитал.
Ты — вечно творящий, не гаснущий жар.
Ты копишь свой опыт — куешь идеал.
Будь крепкой, рука! На работу твою
Прольется когда-нибудь света струя.
Грядущему жизнь отдаешь ты свою.
Трудись же, рука! Ты — надежда моя.
1912
Ованес Туманян
ПЕСНЯ ПАХАРЯ
Паши мой плуг,— до темноты
Должны мы пашню побороть,
Паши, сворачивай пласты,
Благослови тебя господь!
Тяни же, вол, пришел твой срок,
Паши, трудись, мой верный вол.
Эй, подхлестни кнутом, сынок,
Чтоб черный день от нас ушел!
Заимодавец вгонит в гроб,
И староста грозит избить,
Молебен отслужил нам поп,
Сказал, что мы должны платить.
Вчера за податью пришли,
А чем платить? Ведь я сам-друг...
Что снять могу с клочка земли?
Паши, паши, мой верный плуг!
Уходят силы день за днем,
Здоров ли, нет — трудись, как вол,
А малолеток полон дом,
И каждый голоден и гол...
Паши, мой плуг,— до темноты
Должны мы пашню побороть,
Паши, сворачивай пласты,
Благослови тебя господь!
Март 1887
•к * *
С горных высей стремится ручей;
Ниспадая, о камни он бьется,
И журчит, и ворчит, и смеется,
И звенит под сияньем лучей.
Сочетанию радостных звуков
Лес кругом слабый отзвук дает —
Так старик еле внятно поет,
Слыша звонкое пение внуков.
525
Но безмолвствует вечный утес;
Наклонившись громадой угрюмой,
Он охвачен загадочной думой,
Он исполнен неведомых грез...
2 декабря 1890
МЕСТЬ ПОЭТА
Безвременья бездушные сыны,
С открытым сердцем шел я к вам когда-то,
Но, недоверием развращены,
Во мне врага признали вы, не брата.
За то, что душу кроткую мою
Ожесточили, омрачили гневом,
Я беспощадной песней воздаю,
Преследую мучительным напевом.
Чтоб знали вы отчаянье и страх,
Чтоб ваша жажда утолялась желчью,
Чтоб не хватало слез, чтоб на пирах
С поникшей головой сидели молча,—
Поэта негодующего месть
Вас будет жечь, не зная сожаленья.
И вы обречены ее пронесть,
Как песню, сквозь века и поколенья.
22 февраля 1891
АХТАМАР
Ка ждой ночью к водам Вана
Кто-то с берега идет
И без лодки, средь тумана,
Смело к острову плывет.
Он могучими плечами
Рассекает лоно вод,
Привлекаемый лучами,
Что маяк далекий шлет.
Вкруг поток, шипя, крутится,
За пловцом бежит вослед,
Но бесстрашный не боится
Ни опасностей, ни бед.
526
Что ему угрозы ночи,
Пена, воды, ветер, мрак?
Точно любящие очи,
Перед ним горит маяк!
Каждой ночью искры света
Манят лаской тайных чар:
Каждой ночью, тьмой одета,
Ждет его к себе Тамар.
И могучими плечами
Бороздит он лоно вод,
Привлекаемый лучами,
Что маяк далекий шлет.
Он плывет навстречу счастью,
Смело борется с волной.
А Тамар, объята страстью,
Ждет его во тьме ночной.
Не напрасны ожиданья...
Ближе, ближе... вот и он!
Миг блаженства! Миг свиданья!
Сладких таинств райский сон!
Тихо. Только волны плещут,
Только, полны чистых чар,
Звезды ропщут и трепещут
За бесстыдную Тамар.
И опять к пучинам Вана
Кто-то с берега идет
И без лодки, средь тумана,
Вдаль от острова плывет.
И со страхом остается
Над водой Тамар одна,
Смотрит, слушает, как бьется
Разъяренная волна.
Завтра — снова ожиданья,
Так же искрится маяк,
Тот же чудный миг свиданья,
Те же ласки, тот же мрак.
527
Но разведал враг жестокий
Тайну любящих сердец:
Был погашен свет далекий,
Тьмой застигнут был пловец.
Растоптали люди злые
Ярко блещущий костер.
Небеса молчат ночные,
Тщетно света ищет взор.
Не заискрится, как прежде,
Маяка привет родной,
И в обманчивой надежде
Бьется, бьется он с волной.
Ветер шепчет непонятно,
Над водой клубится пар,
И вздыхает еле внятно
Слабый голос: «Ах, Тамар!»
Звуки плача, звуки смеха...
Волны ластятся к скале,
И, как гаснущее эхо,
«Ах, Тамар!» звучит во мгле.
На рассвете встали волны
И примчали бледный труп,
И застыл упрек безмолвный:
«Ах, Тамар!» — средь мертвых губ.
С той поры минули годы,
Остров полон прежних чар,
Мрачно смотрит он на воды
И зовется «Ахтамар».
1891
ПОЭТУ
Чаровать не довольно ли нас
Песней страсти, живой и беспечной,
И картиной туманить наш глаз
Фантастической и быстротечной?
Услаждающих душу стихов
В эти скорбные дни нам не нужно!
528
Слышишь братьев отчаянный зов —
Не пора ль к ним на помощь нам дружно?
К нашим тяжким страданиям глух,
Забывая про наши несчастья,
Ты исполненный бодрости дух
Опьяняешь вином сладострастья.
Мы ведь в трауре! Хоть бы просвет
Отдаленный порадовал взор нам!
Приглядись к нашей жизни, поэт,
Распростись с равнодушьем позорным!
Безоружную руку в бою
Протяни против зла рокового,
И постыдную песню твою
Мы с тобой позабудем сурово!
1893
НОЧЬ
Ночь избавление дарит
От слез, мучений и тоски.
И горы изменили вид
И стали призрачно-легки.
Все охватил глубокий сон,
Спят люди, звери. Тишина.
И, освещая небосклон,
Плывет торжественно луна.
И над Сипаном диск повис,
Мерцая светлым серебром,
И он глядит безмолвно вниз
На грустный мир, объятый сном.
Сереброкудрою струей
Лучи прохладные текут
И, распыляясь над землей,
Дремоту сладкую несут.
Но край несчастный мой лишен
Отдохновения и сна,
И полон ужасами он:
Скрывает муки тишина.
529
Кто будит сумрак гробовой,
Не устает рыдать, стонать?
Чей вопль мешается с мольбой?
Увы, всего не рассказать!
Там путник занемог в пути,
Прихода смерти в муках ждет;
Отцу покоя не найти —
Он дочь умершую зовет.
И старца стон в тюрьме сырой,
И стон страдалицы во мгле.
И гибнет юноша-герой,
Отдавший жизнь родной земле.
Ночь над Арменией темна,
Вокруг необорима тень.
Когда ж рассеется она
И засияет новый день?
1895
ПЕРЕВАЛ
С младенчества тропою вверх прямой
Я неуклонно
Иду на лоно
Святынь,— хоть их не знает разум мой.
С младенчества обрывистой тропой
По круче горной
Иду, упорный,—
И вот нашел на высотах покой.
Покинул я внизу, в глубокой мгле,
Почет, богатство,
Зависть, злорадство —
Всё, что гнетет свободный дух к земле.
И вижу я (прозрачна даль в горах)
С моей вершины —
На дне долины
Как просто все и пусто! Душный прах!
Легка сума: в пути я не устал.
Песней и смехом
Играю я эхом —
И весело схожу за перевал.
7 февраля 1909
СКОРБЬ СОЛОВЬЯ
(Народное)
Залетная птица глядит: меж ветвей
Плачет кровавой слезой соловей.
Молвит: «Скажи мне, зачем меж ветвей
Ты плачешь кровавой слезой, соловей?
Зачем ты, нахохлясь на ветке сухой,
Поешь, трепеща, о печали одной?
Любит весь мир певуна своего
И щебетанье песен его,
Ты же, соловушка, день-деньской
Вздыхая и охая, сам не свой,
Утра прохладного в сладкий час
Кровавые слезы струишь из глаз!»
«О чем говоришь ты, чудак-сумасброд? —
Ответную речь соловей ведет.—
Не видишь — настала зима в горах,
Воду она сковала в ручьях,
Запах она отняла у цветов,
Щебет моих отняла птенцов,—
Как же не лить мне кровавых слез?»
Залетный гость в ответ произнес:
«Полно тебе, соловей дорогой,
Полно кровавой рыдать слезой!
Снова придет для тебя весна,
Вновь засияет твоя страна,
Снежный покров с наших гор сойдет,
Воды в ручьях поломают лед,
И, окруженный птенцами, опять
Будешь навстречу цветам щебетать».
1910
Аветик Исаакян
МОЕЙ МАТЕРИ
От родимой страны удалился*
Я, изгнанник, без крова и сна,
С милой матерью я разлучился,
Бедный странник, лишился я сна.
С гор вы, пестрые птицы, летите,
Не пришлось ли вам мать повстречать?
Ветерки, вы с морей шелестите,
Не послала ль привета мне мать?
Ветерки пролетели бесшумно,
Птицы мимо промчались на юг,
Мимо сердца с тоскою безумной
Улетели бесшумно на юг.
По лицу да по ласковой речи
Стосковался я, мать моя, джан,
Был бы сном я — далече, далече
Полетел бы к тебе, моя джан.
Ночью душу твою целовал бы,
Обнимал бы, как сонный туман,
К сердцу в жгучей тоске припадал бы,
И смеялся, и плакал бы, джан!
8 сентября 1893, Дрезден
* * *
Издалека в тиши ночной
До сердца песнь дошла.
Чья тихая душа тоской
Мне душу облекла?
В печальной песне — аромат
Баюкальной мечты.
Прибой любви священной, брат,
Услышь, безвестный, ты!
1895, Александрополь
Караван мой бренчит и плетется
Средь чужих и безлюдных песков,
Погоди, караван! Мне сдается,
Что из родины слышу я зов...
Нет, тиха и безмолвна пустыня,
Солнцем выжжена дикая степь.
Далеко моя родина ныне,
И в объятьях чужих моя джан.
Поцелуям и ласкам не верю,
Слез она не запомнит моих.
Кто зовет? Караван, шевелися,—
Нет в подлунной обетов святых!
Уводи, караван, за собою
В неродную, безлюдную мглу.
Где устану — склонюсь головою
На шипы, на утес, на скалу...
31 июля 1903. ст. Нахичевань
к * *
Ненависти, жажды отомщенья
Пламенем душа обожжена.
Не несу я вам успокоенья —
Эта песня гневом рождена.
Ненависти, жажды отомщенья
Пламя я в сердцах разжечь хочу.
Речь моя к тебе, о раб голодный!
Ты бредешь пустынею бесплодной,
Ты — в лохмотьях жалких, ты — без крова,
Реки пота льются, горячи.
Сбрось ярмо твоей судьбы суровой!
Гневное оружье наточи!
Правды грозный меч тебе дарую,
В руку непреклонную кладу.
Сокруши неволю вековую,
Засвети счастливую звезду.
Пламя в сердце у тебя зажгу я,
В битву за свободу поведу.
Правды грозный меч тебе дарую,
В руку непреклонную кладу.
22 июля 1905, Казарапат
* * *.
Да, я знаю всегда — есть чужая страна,
Есть душа в той далекой стране.
И грустна, и, как я, одинока она,
И сгорает, и рвется ко мне.
Даже кажется мне, что к далекой руке
Я прильнул поцелуем святым,
Что рукой провожу в неисходной тоске
По ее волосам золотым...
1905, Александрополь
Душа — перелетная бедная птица
Со сломанным бурей крылом.
А дождь без конца, и в пути ни крупицы,
И тьма впереди и в былом.
Но где-то, усеявши неба покатость,
Не ведают звезды беды,
И ты — голубая хрустальная святость
Большой путеводной звезды.
Хоть раз меня взором мирящим порадуй
И верь мне: конец мятежу.
На дно твоего непорочного взгляда
Я сердце свое погружу.
Душа — перелетная бедная птица
Без дому, без сил и без сна.
А дождь без конца, и в пути ни крупицы,
Дорога ночная темна.
1905, Александрополь
* *
Быстролетный и черный орел
С неба пал, мою грудь расклевал,
Сердце клювом схватил и возвел
На вершины торжественных скал.
Взмыл сурово над кручами гор,
Бросил сердце в лазоревый блеск,
534
И вокруг меня слышен с тех пор
Орлих крыл несмолкаемый плеск.
1905, Карс
* ‘Л*
Сердце мое на вершинах гор
Вместе с орлами в приволье родном,
С тучами гневно в грозный простор
Молнии мечет, бросает гром.
С вами сердце мое, о бойцы,
Смерть не посмеет пронзить вам грудь.
Вас прославляю я, храбрецы,
Благословляю ваш светлый путь.
Народу вы дали великий обет,
И вы несете с оружьем в руках
Свободы неугасимый свет!
Повергнете вы врагов во прах!
Буря, промчись, гроза, разразись,
Смой с человечества гниль и грязь!
Крылья расправив, взвейся ввысь,
К солнцу, наша бессмертная мысль!
Буря, сверкай, гроза, разразись!
1906
ife * *
Я увидел во сне: колыхаясь, виясь,
Проходил караван, сладко пели звонки,
По уступам горы, громоздясь и змеясь,
Проползал караван, сладко пели звонки.
Посреди каравана — бесценная джан,
Радость блещет в очах, подвенечный наряд...
Я — за нею, палимый тоской... Караван
Раздавил мое сердце, поверг меня в прах.
И, с раздавленным сердцем, в дорожной пыли
Я лежал одинокий, отчаянья полн...
Караван уходил, и в далекой дали
Уходящие сладостно пели звонки.
1908
Безвестна, безымянна, позабыта,
Могила есть в безжизненной степи.
Чей пепел тлеет под плитой разбитой,
Кто, плача, здесь молился: «Мирно спи»?
Немой стопой столетия проходят.
Вновь жаворонка песнь беспечна днем,
Вновь ветер волны травяные водит...
Кем был любим он? Кто мечтал о нем?
2 августа 1909, Казарапат
* * *
Мне грезится: вечер мирен и тих,
Над домом стелется тонкий дым,
Чуть зыблются ветви родимых ив,
Сверчок трещит в щели, невидим.
У огня сидит моя старая мать,
Тихонько с ребенком моим грустит.
Сладко-сладко, спокойно дремлет дитя,
И мать моя молча молитву творит:
«Пусть прежде всех поможет господь
Всем дальним странникам, всем больным,
Пусть после всех поможет господь
Тебе, мой бедный изгнанник, мой сын».
Над мирным домом струится дым,
Мать над сыном моим молитву творит,
Сверчок трещит в щели, невидим,
Родимая ива едва шелестит.
13 августа 1911, Константинополь
* tfr *
Твоих бровей два сумрачных луча
Изогнуты, как меч у палача.
Все в мире — призрак, ложь и суета.
Но будь дано испить твои уста,
536
Их алое вино,—
Я с радостью приму удар меча.
Твоих бровей два сумрачных луча
Изогнуты, как меч у палача.
25 января 1912, Измит
Даниэл Варужан
ОДА*
Славу я воспел тростниковым пером.
Посвящаю тебе, отчий край.
Средь платанов его вырезал я ножом.
Посвящаю тебе, древний край.
Я жрецов тростниковым пером воспел.
Свет из горла его заблестел.
Тростниковым пером я воспел тоску.
Посвящаю скитальцам родным.
Этот стебель растет на чужом берегу.
Посвящаю смиренным моим.
Я воспел тростниковым пером невест,
Плач из горла его плыл окрест.
Тростниковым пером воспел я кровь.
Посвящаю вам, жертвы резни.
Оно, словно Феникс, возродилось вновь.
Посвящаю погибшим в те дни.
Тростниковым пером я воспел язвы ран.
В тростнике жило сердце армян.
Тростниковым пером я воспел свой дом.
Посвящаю тебе, отец.
Я его нашел над засохшим ручьем.
Мать свою воспел я, певец.
Тростниковым пером воспел свой порог,
Шел из горла пера дымок.
И воспел я борьбу за честь и добро.
Посвящаю армянам-бойцам.
Мех в горниле сердца — перо.
Посвящаю моим храбрецам.
Торжество тростниковым пером я воспел,
Огнь из горла пера летел.
1909
КУРЯЩАЯСЯ ЛАМПАДА*
ам праздник — эта ночь! Пришел победный час
Невестка, ты в лампаду масла влей!
^рнется с боя сын, обнимет, милый, нас!
Сними нагар, невестка, с фитилей!
538
Там, у колодца, мне уж слышен стук колес.
Невестка, нам пора зажечь огни!
То едет сын — в венце! Победы весть принес!
Лампаду в дверь, невестка, протяни!
Но... кузов трауром и кровью нагружен.
Скорей огонь, невестка, поднеси!
О воин, о мой сын, ты в сердце поражен!
Лампаду, ах, невестка, погаси!
К МУЗЕ*
Как пахарь льнет к своим чапигам, разрывая
В извилинах и швах земли сырую грудь,
Как борозды зерно лелеют, подсыхая
Под солнечным лучом, пригретые чуть-чуть,
Как свозят на гумно пшеницу, золотая
Лежит она горой — в ней можно утонуть,
Как тесто из квашни течет, переползая
За край,— и пекарь трет глаза, чтоб не уснуть,
Как льет вокруг себя горячий Хлеб священный
Живительную мощь, свой вечный дух нетленный,—
О муза, так и ты, вздымаясь на огне,
Колосьями укрась мне лиру золотыми,
Поскольку на гумне под ивами густыми
Сижу в тени и песнь рождается во мне!
БЛАГОСЛОВЕНИЕ
С востока к нам
Пусть мир придет, успокоенье...
Не кровь, а пот
По рыхлым бороздам пускай течет;
И если колокол сзывает в сельский храм —
Да будет с ним благословенье!
Пусть с запада, трудов награда,
Грядет к нам урожай...
Луч звездный тянется, как волос;
Пусть золотом нальется колос.
539
Когда ж на склон придет овечье стадо —
Пусть будет склон в цветах, как рай!
Пусть с севера к нам изобилье
Пожалует в село...
В пшенице рослой
Пусть серп ныряет острый.
Пусть ликованье расправляет крылья —
В амбарах от зерна белым-бело!
Пусть с юга теплый вечер
Слетит на землю, свечи пусть зажгут...
Да будут полны меда ульи наши;
Пьянит вино, переполняя чаши;
Когда же хлеб дымящийся внесут —
Любовь и песни выйдут пусть навстречу!
1912—1915
ПЕРВОЕ МАЯ
Мир от Востока до Запада! Нынче
я созываю лирой своей
людей
сирых, не знающих солнца
лучей.
Первого мая себя я увидел
в зарослях роз, распустивших бутоны...
Сок земли
жадно я выпил, песни гнездовий в душу
вошли.
Люди, приблизьтесь,— ведь я чародей,
пот превращу в россыпь ценных камней,
в росы полей.
Влить в ваши кости солнечный жар
в воле моей.
С мрачных заводов идите ко мне вы!
Мир трачен молью. Мира основы
новы,—
создали вы их. Ко мне, мукомолы,
седы от половы.
С верфей идите ко мне, корабелы!
Трюмы ведь вашими станут гробами.
540
Рядами
из чрева болот восстаньте и двиньтесь
полями.
Идите ко мне вы, ко мне все идите!
В сердце моем столько света без меры,
что я из серой
пыли слеплю Человечество внове,
полное веры.
Хватит томиться в подвалах безглазых,
воздух хватая жадными ртами,
жить кротами...
Голод, как ржа, липнет к людям
годами.
Пусть не стучит молот о наковальню,
пусть затупятся зубья пилы
о стволы,
и пусть ржавеет вонзенный топор
от смолы.
В день Первомая машины — сироты.
Надо ль сегодня стоять за станками,
руками
вертеть колесо и следить
за ремнями?
Скиньте рубахи, пропахшие потом,
бросьте шапчонки рваные следом,—
при этом
головы ваши окутаю солнечным
светом.
Братья, идите ко мне вы, идите!
Всех мы сегодня с праздником Маем
славим,
землю творящую с кровью творящей
смыкаем.
Ветер овеет страждущих души.
Раны откройте его дуновенью,
как исцеленью.
А родниковое благословенье
словно свеченье.
541
С персиков цвет осыпается ливнем.
Руки в благоухающем цвете.
В эти
минуты кедр затоскует
обо всех нас на свете.
Солнце на небе. Смотрит на вас лишь,
к вашим лишь лбам прикоснулось
устами.
Правящих вами
солнце обходит в презренье
лучами.
Поле и город — ваши владенья.
Улицею, непреклонны и яры,
юны и стары,
стяг поднимая, пойдете, и грянут
звонко фанфары.
Птица для вас запоет над вершиной,
буду на лире я петь, не струну
я натяну —
крепкие нити жилы орлиной,—
гром на страну!
Пусть вам пороги усыплют цветами.
А лишь луна дивный лик свой покажет —
ласку окажет
и ваши двери сладким бальзамом
помажет.
1912
Ваан Теръян
ГРУСТЬ
Скользящей стопой, словно нежным крылом шелестя темноты,
Прошла чья-то тень, облелеяв во мгле трав белеющий цвет;
Вечерней порой,— легковеющий вздох, что ласкает кусты,—
Виденье прошло, женский призрак мелькнул, белым флером
одет.
В пустынный простор бесконечных полей прошептала она.
Не слово ль любви прошептала она задремавшим полям?
Остался в цветах этот шепот навек, словно отзвуки сна,
И, шепот ловя, этот шепот святой, я склоняюсь к цветам!
1908
В ВЕСЕННЕМ ГОРОДЕ
На улице — шум и топот шагов,
На бледности лиц играет улыбка;
В пыли золотой — громады домов,
И к небу деревья тянутся зыбко.
Еще не просох весенний бульвар,
Но дети кричать в аллеях так рады;
Теперь все слова исполнены чар,
Как стрелы теперь случайные взгляды.
Все стало родным: плита мостовой
И старая песнь, что слышал украдкой;
Свобода в душе, безгневный покой,
И самое горе сделалось сладко.
Все мило теперь: и девушек взор,
Подобных цветам, и необычайный
Разряженных дам богатый убор,—
Все полно сегодня сладостной тайной.
Сердца-мертвецы, как в поле цветы,
В пыли золотой теперь оживают;
Волнением сладким хмелен и ты,
Заботы былые тают и тают...
О! Благо вам, песнь, мечта и любовь!
Привет тебе, жизнь, безгранность стремленья!
Привет тебе, ночь страданья, вновь!
И муки, и смерть — вам благословенье!
543
* * *
Ужель поэт последний я,
Певец последний в нашем мире?
Сон или смерть — та скорбь твоя,
О светлая страна Наири?*
Во мгле, бездомный, я поник,
Томясь мечтой об осиянной,
И лишь твой царственный язык
Звучит молитвой неустанной.
Звучит, и светел, и глубок.
Жжет и наносит сердцу раны.
Что ярче: розы ли цветок
Иль кровь из сердца, ток багряный?
И стонет, в страхе, мысль моя:
«О, воссияй, мечта Наири!
Ужель поэт последний я,
Певец последний в нашем мире?»
НАИРЯНКА
Мне наирянка улыбнулась тонкостанная,
Печальных глаз был прям и огнен верный взор,
И чист был пламень, как заря, из ночи данная,
Горел и жил открытый облик девы гор.
И там, где северно и сумрачно от холода,
Наирский день блеснул в душе, как солнце, ал,
И в сердце — роза, сердце огненно и молодо,
Оно горит и мне велит, чтоб не молчал.
Не петь нельзя мне непорочную и чистую.
Огонь поет, огонь — краса, я весь в огне,
Так солнце тучу разрезает дымно-мглистую,
Наирский край, высокий край, весь виден мне.
ИЗ ТУРКМЕНСКОЙ поэзии
Кемине
НИЩЕТА
У меня сто болезней и тысяча бед,
Тяжелей всех на свете забот — нищета.
Скорбь искала меня и напала на след.
Без конца караваном идет нищета.
Льется золото в пестром кругу бытия.
Затвердела от голода печень моя.
Держит, душит и гложет меня, как змея,
Умножает долги, что ни год, нищета.
Не прожить без еды и единого дня.
Ночью глаз не смыкаешь, лежишь без огня.
Не уходит к богатым, живет у меня,
Спит в углу на тряпье, слезы льет нищета.
В руки ей человек попадется живьем —
Подпояшется старая крепким ремнем
И ударит с размаху чугунным пестом...
Бьет — ударам ведет точный счет нищета.
Не могу я избыть нищету и тоску,
Кто посмотрит с улыбкой в лицо бедняку?
Много игр я впустую сыграл на веку,
Смотришь — каждую ставку берет нищета.
Говорит Кемине: тех — казной золотой,
Этих — жизнь наделяет сумою пустой.
Ты не рвись, мое бедное сердце, постой,
Будет время — от нас отойдет нищета.
18
ИМЕЯ
Я, не зная жизни, в мире этом жил,
Сладостную мудрость за душой имея.
Я все горе мира на себя взвалил,
Стал жильцом темницы, мир большой имея.
Я не вел с друзьями ни бесед, ни дел,
Ни единой розы тронуть не хотел,
Ничего не пил я, ничего не ел,
Столько яств различных под рукой имея.
Я взошел на гору, поглядел вокруг,
Сердце мне разбили тысячи разлук;
Странником скитаюсь — где ты, милый друг! —
Племя Сеильхана за спиной имея.
И рукою неба я достать не мог,
И, взглянув на землю, сердцем изнемог,
Черная — драконом стелется у ног,
Силу вечной власти над тобой имея.
Маленькие крылья комарам даны,
Маленькие души муравьям даны,
Чтобы кошем править, ханши нам даны,
Я живу без ханши, кош пустой имея.
Тридцать лет блаженством жизнь казалась нам,
Как павлин, смотрела ты по сторонам.
Кемине без милой плачет по ночам,
Радости другой в мире не имея.
НАПУТСТВИЕ
Спешите, юноши, на этот мир взглянуть:
Воспоминание блаженных лет останется.
Играйте, милые, любите долгий путь,
И капля радости в пучине бед останется.
Жизнь, точно девушка, приятная на вид,
Для неудачников готовит сто обид.
Кочевники уйдут, и песня отзвучит,
Но все же от колес в пустыне след останется.
И скажет Кемине: сомненья нет, умрешь,
Измученную плоть сухой земле вернешь,
Твою казну возьмут и взвесят каждый грош,
Но сыновьям твоим весь этот свет останется.
546
Друзья! Настал нелепый век,
Зло подле человека ходит.
Быком по миру ходит бек,
Бедняк в ярме у бека ходит.
Сам станешь вором, вора скрыв.
Судья наш — крив, наставник — лжив!
Там, где ходил прямой элиф,
Согнувшись дал-калека ходит*.
В лихие наши времена
И зрячим правда не видна.
Пир — настоящий сатана.
Муфтий — к девчонке некой ходит*.
Доносчик в каждый дом проник,
И в клевете погряз язык,
И Кемине уже привык,
Что грех главою века ходит.
Когда весеннею порой я огляжу родной простор,
Как благодатный дар лежит в сиянье золотом пустыня.
На вешнем пастбище пестрит цветов и трав сплошной
ковер;
Тебя, мой изобильный край, напрасно мы зовем: пустыня.
Все сердце вольное мое забрать желает от судьбы:
Люблю в молчанье созерцать барханов серые горбы
И слушать, сидя на коне, сухой, нестройный звук
пальбы,—
И доброта и злость в тебе заплетены клубком, пустыня.
Издревле рядом здесь идут простосердечье и обман.
Охотник хищника торопит, бредет неспешно караван,
Маралы скачут по пескам, пугливо прячется джейран,
И влажный глаз его большой с вечерним схож цветком,
пустыня.
Весной особенно твоя неизъяснима красота,
Сто тысяч раз я здесь бывал — ты каждый раз была не та:
То беспощадна, то нежна лучилась неба высота —
Тебя и вдоль и поперек я исходил пешком, пустыня.
Охотник радостно поет — к седлу добычу прицепил,
Но если торока пусты, то белый свет ему не мил,
От незадачливости злой он и собрату нагрубил,
Но равнодушно вкруг него шуршит седым песком
пустыня.
Друзья, давайте в мире жить, как сердце и душа велит:
Уйдет от выстрела марал — не надо нам таить обид.
Приметлив зоркий взгляд стрелка, охота снова предстоит,
Он, благородной страстью поли, опять к тебе влеком,
пустыня.
Пустыня, слушай Сеиди: любовью души ранишь ты,
Нас на охоте провела, сто раз еще обманешь ты.
Но каждой новою весной тревожно дух дурманишь ты,
И любит мой народ тебя открыто и тайком, пустыня!
Когда в снаряженье садишься верхом,
Как трон Сулеймана — спина скакуна*.
Покрыта атласным она чепраком,
В шитье златотканом спина скакуна.
Домчится до цели джигит верховой,
С конем породнился наездник лихой.
Мир занят порою нечестной игрой,
Но в нем безобманна — спина скакуна.
Кто немощен был — исцелится в миг,
На скачках он высшего счастья достиг,
Под ним не тюльпаны, не райский цветник —
Блаженства поляна — спина скакуна.
«Ну!» — крикнешь, бывало, на скачках гоня,
И в конском глазу полыханье огня.
Сто тысяч верблюдов не стоят коня —
Столь сердцу желанна спина скакуна.
Люблю я отменную конскую стать,
Весь мир за коня мне не жалко отдать,
Случалось мне в трудном походе устать —
Была неустанна спина скакуна.
Конь в битву джигита, как ветер, несет.
С налета противника грудью собьет.
Но пусть на привале твой конь отдохнет,
От пота туманна спина скакуна.
Твой конь благороден, коль едешь верхом,
Не смей никогда помышлять о плохом,
Прекрасны и горы и долы кругом,
Но сад Гюлистана — спина скакуна.
Мы — дети греха, многогрешны подчас,
Но скачка мой дух очищала не раз,
Речет Сеиди, завершая свой сказ:
Достойна дестана спина скакуна.
Зелили
ПРИХОДИТСЯ
Земля моя, сегодня ты пуста.
Беду разлуки нам сносить приходится.
Умолкли песни певшие уста,
Молчание нам всем хранить приходится.
Нам, разлученным, свидеться опять
Случится ли? Никто не может знать.
И нам опять оружье в руки брать,
Чтобы тирана победить, приходится.
Тот светится светильник, тот погас.
Тяжка беда, что угнетает нас.
И груз тяжел, что мы несем сейчас,
Из глаз нам слезы с кровью лить приходится.
И все же Зелили стоит на том,
Что роща неразлучна с соловьем.
Мы возвратимся в наш родимый дом,
А ныне нам о нем грустить приходится.
ПРИВЕТ СЕИДИ
Разлучены мы, но друг друга кличем,
Тебя я обнимаю, Сеиди.
Из Гундогды привет с сердаром Клычем
Тебе я посылаю, Сеиди!
Я пропитанья ныне на чужбине
Ищу повсюду, словно благостыни,
Здесь обиталище мое — пустыни,
Степь без конца и края, Сеиди!
Здесь, на чужбине, нету мне удачи.
«Отчизна» — вот что на устах горячих.
Произношу я это слово — плачу,
Я слезы проливаю, Сеиди!
С тобой друг друга нам забыть едва ли:
Когда б невзгоды нас не разбросали,
Еще с тобой бы вместе поскакали
Мы по родному краю, Сеиди!
550
Хива от наших мест родных далече,
Но лишь о них мои мечты и речи.
Как ты, таких друзей я здесь не встречу,
Хоть встретить и мечтаю, Сеиди!
Тот край, где жили прадеды и деды,
Увидеть бы, свои рассеять беды.
Но нет, в Гурген, в Атрек я не приеду,
А здесь я пропадаю, Сеиди!
Меж нами расстоянья и границы.
Перелететь бы, жаль, что мы не птицы.
Увидеться, чтоб горестям забыться,
Нам не случится, знаю, Сеиди!
Весною прошлой мы в Кясе-Аркаче
С тобой расстались, не могли иначе.
Я друг твой, Зелили, сегодня плачу,
От горя я сгораю, Сеиди.
В ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ
Хочу тебе я рассказать, мой друг,
О горестях моих, что сердце гложут.
Сказать о том, что ест меня недуг,
Что боль в моей душе и в сердце тоже.
Коней не гнал, на той не ходил,
Невзгоды я сносил по мере сил,
Гостям своим халатов не дарил,
Средь равных был последним я, быть может.
Нужда отметила меня клеймом.
Бывало, ночью плакал я и днем.
Печаль входила в мой убогий дом
И в те года, когда я был моложе.
Моя судьба в теченье жизни всей
Мне даровала мало светлых дней.
Порой не мог я прокормить детей,
Роптал, хоть, может быть, роптать негоже.
Я был юнцом, теперь я аксакал.
А что я в жизни видел, что познал?
Болело сердце, я детей терял,
Несчастьями бывал я уничтожен.
551
Хоть за душой и нету ни гроша,
Не покидай меня, моя душа.
Пусть жизнь моя горька, нехороша,
Но умирать не хочется мне все же.
Да, Зелили, поспешно жизнь идет.
Беда беду и год сменяет год,
Немало пало на тебя невзгод,
Когда бы до пятидесяти дожил.
ЦЕННЕЕ НЕТ ВЛАДЕНЬЯ
Благословите наступивший день.
День — это жизнь, и нет ценней владенья.
Болезни нет опаснее, чем лень,
От этого недуга нет леченья.
Иной надел отшельника халат,
Но жадностью его пылает взгляд.
Он говорит: «Я вас утешить рад».
Но от него нам нету утешенья.
Не верьте вы словам иных святош,
Реченья их о чуде ложны сплошь.
Неправда в их моленьях, в просьбах — ложь.
Их жалобы притворны и смиренны.
О, Зелили, слова твоих речей
Пусть будут слов иных святош честней.
Кто любит свой народ, у тех людей
Нет в сердце ни обмана, ни сомненья.
Кятиби
ТВОРИ ДОБРО
Твори добро, от бед людских души не отвращай.
Хорош поступок или нет — молчи, не осуждай.
Пока живешь, ты добрым будь во имя доброты.
Хороших дел из рук своих смотри не выпускай.
Сам зорким глазом замечай несчастье и нужду,
К страдальцу первый подойди, ему лекарство дай.
Дверь перед гостем распахни, гостеприимным будь,—
Знаком тебе он или нет, как друга, угощай.
О Кятиби, слова в толпу бросай, как жемчуга!
Но похвалы или хулы за них не ожидай.
НЕ ПРИСТАЛО
Согласием счастливый, крепок стан,
Большой стране раздоры не пристали.
Когда все кончено — вопить «аман»,
Кричать и плакать в горе не пристало.
Нужны народу верность и глава,
Лев, защищающий его права.
Беседе дружные нужны слова,—
Совету брань и ссоры не пристали.
Кто отроду с душой поганой был,
Пускай хоть целый век коран учил,
Хоть меж людьми учителем прослыл,
Но в нем искать опору не пристало.
Когда правитель — лучший из сынов,
Он для народа все отдать готов.
Не гонят стадо в степь без пастухов,
И волка звать в отару не пристало.
И кров и хлеб с друзьями разделяй,
Ты молоко их сливками считай.
Слов, Кятиби, напрасно не бросай,—
Вступать с безмозглым в споры не пристало.
553
ПРИНЯТЬ —У БЬЮТ
От друга сердца пиалу любви
Принять — убг^ют, а не принять — умру.
Кедроподобную в пылу любви
Обнять — убьют, а не обнять — умру.
Что делать мне? Постыл мне мир земной.
В прах перед ней поник я головой.
В тоске по ней кровавою слезой
Рыдать — убьют, а не рыдать — умру.
В сравненье с милой — что душа моя?
Из цветника уйти не в силах я.
Все ради милой, все, что есть, друзья,
Отдать — убьют, а не отдать — умру.
И честь и месть я позабыть готов,
Я сам своих стыжусь постыдных слов.
Вопя, бросается толпа врагов.
Стоять — убьют, а убежать — умру.
О Кятиби! Родной покинув стан,
И селезень тоскует и кулан.
Потерян путь. Блуждает караван.
Отстать — убьют, а догонять — умру.
Молланепес Кадырберды оглы
Я ТВОЙ ВЕРНЫЙ СОЛОВЕЙ
Я владычицу мою
Воспою, томясь по ней.
Сладостным вином любви
На пои меня скорей!
Словно пери, ты стройна,
Ты светла, моя весна.
Глубь миров озарена
Грудью нежною твоей!
Распахнуть к любимой дверь,
И молить: поверь, поверь!
Целовать бы мне теперь
Щеки — яблок розовей!
Ты выходишь в сад густой,
И мутится разум мой.
Белый гребень костяной
Раздвоил волну кудрей.
Раб я твоего огня,
Вешнего ты ярче дня.
Друг, не прогоняй меня,
Я твой верный соловей!
Видишь ты мою судьбу,
Слышишь ты мою мольбу,----
Дай вина любви рабу
Век твоих, твоих бровей!
Пламень твой Непеса сжег,
Не таи своих дорог,
Пылью из-под легких ног
Ты лицо мое овей.
М ятаджи
СКАКУН
Изобразит тебя пусть мой калам, скакун,
По чести я хвалу тебе воздам, скакун,
Гарцую на тебе я по утрам, скакун,
Весть о тебе летит по всем краям, скакун,
Ты силен и красив, всем скакунам — скакун.
Пред скачкой ты, скакун, как вкопанный стоишь,
Раздается клич «Вперед!», как заяц ты летишь.
Ты строен, хвост прямой походит на камыш.
Поглажу я твой бок — ты ласково глядишь.
Тобою б мог владеть и сам Рустам, скакун*.
Сесть на твое седло достоин шахиншах,
Два глаза у тебя, как звезды в небесах.
Когда нас в день суда всех воскресит аллах,
Тебе пастись в раю, в прекраснейших садах.
Тебя за сто коней я не отдам, скакун.
Дадут верблюдов сто, баранов двести штук.
Дадут верблюдиц сто и злата целый вьюк,
Тебя я не отдам, скакун, мой верный друг,
Тебя я никогда не выпущу из рук,
Тебя не предпочту ничьим дарам, скакун.
Владельцу своему на счастье ты рожден,
Ты вскормлен овмачом, ты молоком вспоен,
Алмазы на седле горят со всех сторон,
Сесть на твое седло — взойти на царский трон,
Ты царь земных коней, под стать царям, скакун.
Не описать твоих достоинств и чудес,
На скачках виден всем твой явный перевес.
Я сел бы на тебя и никогда б не слез,
Звук ржанья твоего доходит до небес.
Весть о тебе летит по всем краям, скакун.
И разный праздный люд со всех земных краев,
Чтоб увидать тебя, сюда идти готов.
Тебя хвалить хотят, но не хватает слов.
Кто, оседлав тебя, отправится на лов,
Добычу привезет на радость нам, скакун.
556
Когда ты под рукой, любая цель близка,
Ты скачешь по земле, взлетаешь в облака;
Ты спутник тех, чья честь и честность высока,
Я, Мятаджи, могу сказать наверняка:
«Когда есть рай — твоя конюшня там, скакун!»
ПШЕНИЦА
Мне твой чудесный запах мил
И цвет твой золотой, пшеница,
Тебя кто создал, кто взрастил,
Кто он — создатель твой, пшеница?
Прилежно землю я пахал
И в землю семена бросал,
Кнутом конягу погонял,
Трудился день-деньской, пшеница.
Но становилось холодней.
Расправив пятерни корней,
В сырой земле немало дней
Дремала ты зимой, пшеница.
Я приходил, я уходил,
Трудился, не жалея сил.
Я сторожил тебя, растил
И поливал водой, пшеница.
Лил дождик, радуя меня,
Я шел к тебе средь бела дня.
Ты, голову свою склоня,
Меняла цвет порой, пшеница.
На пять частей разделено
То место, где заключено
Твое жемчужное зерно,
Твой колос налитой, пшеница.
Сравнится ли с тобою рожь?
Ячмень — он тоже не хорош,
Батман его продашь за грош,
Ты ж высока ценой, пшеница.
557
Я, Мятаджи, твой верный страж,
Ты мне сторицею воздашь.
Пусть рис хорош, пусть ценен маш
Но ты — достаток мой, пшеница.
ИЗ ЭСТОНСКОЙ поэзии
Кристъян Яак Петерсон
ЛУНА
Разве источник песни
Даже при северном ветре
Не освежает влагой
Душу родного народа?
Если на севере снежном
Не расцветают мирты
В красе своей благодатной
Средь скал в прохладной долине,—
То разве язык народа,
Подобный реке спокойной
И скромной, хотя красивой,
Не протекает мирно
По лугу, в волнах качая
Золото зорь вечерних,
Иль, мощи не сознавая
И сдерживая гул свой,
Под тучами грозовыми
Не мчится подобно морю?
Разве родной язык наш
Не может, вздымаясь к небу
На крыльях народной песни,
Себе обрести бессмертье?
Хочу языком народа
Воспеть вас, ясные звезды,
И, радостью вдохновленный,
С земли, охваченной тенью,
В небесную высь вглядеться.
Хочу тебя воспеть я,
Луна, ночная царица,
Всходящая в поднебесье
Из облачного лона,
559
Подобно цветку, что чашу
Раскрыл, над землей сияя,
В просторах ночных, где звезды,
Свой след прочертив огнистый
Во мгле беспросветно черной,
Срываясь, несутся в бездну.
О дух человека, так же
Плывешь ты луною в небе,
А мысль твоя ищет света
Все выше среди созвездий!
1818
ДРУЖБА
В чаще зеленой леса,
где дуб растет подле дуба,—
единой матери дети
корни свои сплетают
в лоне ее прохладном,
цветами усыпанном щедро.
Здесь, на ветру небесном,
листья дубов трепещут —
играют они друг с другом
в солнечном блеске дня.
Матерь всего живого —
земля в украшении лунном
свершает свой путь по небу
тропою навек неизменной
вокруг источника света.
Жалок удел бездушных —
любви и дружбы чуждаться,
не видеть красот полуденных
и братьев-дубков не видеть.
О дух человечий, мудрый,
вознесся ты выше неба,
дороже ты нам, чем звезды.
Постиг ты светил движенье,
познал их пути-дороги
умом, как море огромным,
и ум этот влил в человека
своею рукой создатель.
560
1 ы — дух, неподвластный смерти,
прообраз великий носишь
в бездонных глубинах мысли.
И не боишься бури,
ни ярости волн,
ни громов громыханья,
ни туч, которые мечут
стрелы пламенных молний
в смертных с высот небесных.
Вечно ты жив
и вечно любим
друзьями своими,
тобою любимыми.
1818
В ДЕНЬ МАРТИНА ЛЮТЕРА*
Сегодня сияет солнце,
Сияет для нас обоих —
Для меня и моей любимой.
Все тот же благоуханный,
Цветок нашей нежной дружбы,
Растет между мной и ею,
Мной и любимой Ало.
А если погаснет солнце,
Навеки погаснет в небе,
И мрак окутает землю,
И самая алая роза
Померкнет в сумраке смерти,
Все же навеки будут
Любовью светиться души —
Моя и любимой Ало.
Должен уйти из жизни
Бедный певец крестьянский.
Но на устах народа
Будут жить его песни,
А в песнях его сохранится
Для поколений грядущих
Имя любимой Ало.
1819
Фридрих Рейнхольд Крейцвальд
КАК СЛОЖИЛ Я ПЕСНЮ
Где я выбрал эту песню,
Как ее мотив я ладил,
Собирая слово к слову
И распутывая мысли?
Мать, меня качая в люльке
На упругой, гибкой жерди,
Убаюкивала песней,
Убаюкивала сказкой.
Домовой на гибкой жерди,
Духи добрые у люльки,
Сновидения у зыбки
Вместе с матерью мне пели,
Чтоб запала песня в сердце
И зерном там притаилась.
А когда подрос я малость,
В пастухи меня послали
И велели мне, мальчонке,
Выгонять коров в ольшаник,
Выводить телят в малинник.
А кругом летали птицы,
Песенку носили в клюве:
Воробьишки — под застрехой,
Ласточки — на теплом солнце
И дрозды — в кустах тенистых.
Свой напев у каждой птахи,
По-особому веселый.
Жаворонок заливался,
Щелкал соловей на славу.
Приносил и ветер песни:
Барабанный рокот ливня,
Неустанный гул прибоя,
То воинственный, то зыбкий,
Трубный голос урагана,
Грустный звук лесной волынки.
Этот хор многоголосый,
Душу спящую встревожив,
562
Прорасти заставил семя,
Что в сухой дремало почве,
Долго дожидаясь влаги.
И тогда уста раскрылись
И свою запел я песню,
Песню на мотив народный,
И не расставался с нею
На покосе и на пашне.
Так росли мы, так мужали
Вместе — мой напев и сам я,
Чтобы девушкам на радость
Женихами стать лихими.
1848
КАЛЕВИПОЭГ
ЗАПЕВ
Дай мне каннель, Ванемуйне!*
Песнь в уме моем созрела.
О старинных поколеньях
Повесть дать хочу я миру.
Громче, голоса живые,
Пойте в недрах сокровенных,
В золотых глубинах сердца —
О прекрасных днях былого,
О делах времен минувших!
Встань из волн прозрачных Эндлы,
Дочь седого песнопевца*,
Заплетающая косы
Перед зеркалом озерным!
Подымайтесь, тени древних
Чародеев и героев!
Оживайте, вереницы
Калевитян величавых!*
Полетим в страну полудня,
Повернем оттоль на север,
Где растет в дубраве вереск,
Белый куст цветет в долине!
Всё, что взял на отчем поле,
Что собрал я на чужбине,
Что принес мне буйный ветер,
563
Прикатили волны моря,
Что берег в себе я долго,
В глубине души лелеял,
На орлиных гордых скалах
Укрывал крылом от бури,—
Все звенеть заставил в песне,
Вычеканил ладом были
Для чужих людей, далеких.
А весны моей любимцы
Беспробудно спят в могиле*,
И моих напевов трели,
Кукования печали,
Зовы жаждущего духа
Не дойдут до слуха мертвых!..
И пою я одиноко,
Как печальная кукушка,
Оглашая лес безмолвный,
Вяну на осенней ниве.
ВСТУПЛЕНИЕ
Развернитесь, зазвените,
Древних лет воспоминанья
О могучем славном роде
Калевитян незабвенных!
От курганов намогильных,
Из вечернего тумана,
Из рассветной мглы весенней,
Словно вереск, разрастайтесь,
Мглою от болот вставайте,
Где героев древних тени
В глубине времен таятся,
Прячутся под кровом праха,
Под полою Уку дремлют,
Спят в объятиях Марии...*
Солнце их не освещает,
Не поет им днем весенним
Златоклювая кукушка,
Птиц обманщица гнездовых.
Месяц брезжит сквозь деревья,
Очи звезд с ночного неба
Тускло светят стражу теней,
Души калевитян древних
Облачают в платье мира,
564
Тканью вечного покоя
Покрывают стан умерших,
Обиталище ушедших...
Налетит со взморья ветер,
По лесу подымет шелест,
Донесет он шум прибоя,
Будто вести дорогие
О делах давно минувших —
Смутные воспоминанья,
Что зарей на тучках брезжат,
На листве росой мерцают,
В голубом тумане тонут,
Мглою кроются прозрачной,
Как последний луч заката,
В облаках багряных гаснут,
Словно первый луч рассвета,
Золотой каймой играют.
Души калевитян древних
В чаще бора заповедной
Ткут волшебные узоры,
Взор игрою утешают,
Шепчут сказку золотую.
Пляской их любуйся, братец!
На игру смотри, сестрица!
Зорче в них вглядись, дружочек,
Пожелай певцу удачи,
Чтоб они не улетели
Сновидением крылатым!
Чтоб, зарей блеснув туманной,
Невозвратно не погасли,
Чтобы жаворонка трелью,
Сладкой песней соловьиной,
Кукованием весенним
В тихой чаще не умолкли,
Чтоб всегда они звенели
В золотых заветных струнах!
Быстро наши дни проходят,
Исчезают безвозвратно,
Годы мчатся, как стремнина,
Торопясь к холмам могильным,
В лес безмолвья и покоя,
На постель листвы опавшей.
Для умершего нет дома,
565
Нет у путника покоя,
Прах его — наследство миру!
Ветер, словно на свирели,
На ветвях дерев играет,
Заставляет петь вершины,
Завывает меж стволами,
Шелестит в сосновой чаще —
Иль повергнет в трепет листья,
Повелит дрожать березке,
Повелит трястись осине,
Трепетать, как перед вором,
Как разбойника, бояться.
Или нежно вдруг повеет,
Струны трав перебирая,
Чтоб в цветах жужжали пчелы,
Чтоб толклись на солнце мошки,
Комары в траве пищали,
Черные жуки гудели,
Мирно мотыльки порхали.
Слух певца во всем услышит
Звуки радости и плача,
Звуки скорби и веселья,
Сокровенных дум напевы,
Чародейства, волхованья,
Темной древности загадки,
Тайных слов узлосплетенья.
Словно двойня — брат с сестрою,—
Ходят радость и забота
В ткацком доме песнопенья...
Породил один отец их,
Матушка одна вскормила,
Вместе в зыбке колыхала.
Пламя красное заката
Горы облак окаймляет,
Красит золотом и кровью,
Алым шелком вышивает...
Слышишь, сын, как в темной туче
Быль таинственная дышит,
Перекатываясь громом,
Синей молнией пылая,
Грохоча жемчужным градом,
Шелестя сетями снега?
Снег косматый дремлет в туче,
До поры гроза таится,
566
Слезы прячутся в зеницах,
Слез роса блестит на веждах,
На ветвях ресниц поникших,
Выступившая безмолвно
Под вечерней стужей бедствий,
Что гнетет заботой душу,
Болью грудь переполняет...
Медленно слеза катится,
Падает на грудь безмолвно.
Чародей правдивых сказов,
Мудрый ткач былин узорных,
Безупречный созидатель,
Песнопенье начиная,
Горсть берет в стране мечтаний,
Горсть другую — в доме правды,
Третью горсть — в деревне слухов,
Горсть большую в долг берет он
Из ларей усадьбы мысли,
Чтобы речь текла красиво,
Истинно лилась, разумно,
Чистым золотом струилась.
Так творит певец умелый!
Сказов ткач, творец искусный,
Труженик за станом слова.
Стоны ночью я услышал,
Стоны Мардуса лесного*,
Плачущего в темной чаще,
Причитающего громко.
Кто же Мардуса обидел,
Кто его рыдать заставил?
Что кричит он так истошно?
Что так воет он и стонет?
Он над гибелью рыдает,
Над родною кровью плачет,
Над слезами мук народных,
Над терзаньями неволи,
Над безвременной кончиной
Тех, что в небе, словно горы
Облаков, окаменели
И кровавою каймою
На закате отпылали...
Бедствий стелются покровы,
Кроют черною завесой,
567
Заслоняют темной тучей
Путь певца в долинах жизни.
Тени в облаке тумана,
Над вечернею росою
Подымаясь, выступают
Г ешиться игрой кровавой,
11ляской топоров тяжелых,
Блеском стали под луною.
Слышен гул войны в долинах,
Рдеет зарево пожаров,
А вослед плетутся голод,
Смерть, чума и мор свирепый.
Вести черные несутся
С громким воем и стенаньем...
Снова льются кровь и слезы,
Слышны вопли, скрежет пыток...
В долгих битвах за отчизну
С полчищами чужеземцев
Пали волости и земли,
Пали лучшие из лучших,
Пали доблестные мужи...
Наши нивы запустели,
На ши юноши и мужи
Незарыты опочили,—
Но великая их слава,
Богатырские деянья,
Несказанные мученья
Пусть звучат для нас немолчно,
Светят пусть неугасимо
В дорогих воспоминаньях!
ПЕСНЯ ОБ ОТЕЧЕСТВЕ
Отчизне, пахарь, верен будь,
Стань твердым, как гранит,—
Здесь жизнь и смерть приемлешь ты,—
Она тебя хранит...
На свете нет земли милей,
Где шепот рощ и струй...
Здесь ты вкусил борьбу, и скорбь,
И Смерти поцелуй...
Нередко землю враг топтал,
Эстонцы лили кровь.
568
В преданьях сохранил народ
К отечеству любовь!
Дружины Лембиту дрались*
С врагом, что цепь сковал.
И русский царь под трубный глас
Те цепи разорвал!
Затем немало зол и бед
Народ наш перенес,
Но корни древние его
Не высохли от слез...
Живут они в живой земле
И сотрясают твердь:
«Итог страданьям тысяч лет —
Жизнь побеждает Смерть!»
Отчизне, пахарь, верен будь,
А все иное ложь!
Всю жизнь живешь ты на земле —
И в землю отойдешь!
На свете нет земли милей,
Где шепот рощ и струй...
Здесь ты вкусил борьбу, и скорбь,
И Смерти поцелуй!
1874
ПРИВЕТСТВИЕ
Средь зреющего хлеба
Брожу ль, уйдя в поля,
Смотрю ль высоко в небо,
Повсюду, где б я ни был,
Приветствую тебя.
В саду ль цветы срываю —
Красой им равных нет,
Венки ль из них сплетаю —
Тебе я посылаю
От всей души привет!
569
Венки увянут скоро,
И взор твой далеко,—
Забвенью непокорна
Любовь, что в сердце корни
Пустила глубоко.
1880
Лидия Койдула
РОДНОЙ ДОМ
Перед забором был лужок
На улице у нас,
И мы детьми в густой траве
Там бегали не раз.
Там до зари играла я
То травкой, то цветком,
Покуда дед не уведет
Меня за ручку в дом.
Хотелось мне через забор
Взглянуть, кто там живет.
А дед смеялся: «Погоди,
То времечко придет!»
Оно пришло. Луга, моря
Узнала я в свой час.
Но было мне всего милей
На улице у нас.
(1865)
СЕРДЦЕ МАТЕРИ
Один есть в мире уголок,
Ты и любовь и счастье мог —
Редчайший дар — в нем обрести
На жизненном своем пути.
То сердце матери. Оно
Всегдашней верности полно,
Оно и в радости с тобой,
И в дни, объятые тоской.
Когда людей коварство, ложь
Во всех делах ты их прочтешь,
Узнаешь ненависть к себе,
Презрение к твоей судьбе —
Лишь сердце матери тебя
Поймет, печалясь и скорбя,
>71
И на груди ее родной
Ты сердце облегчишь слезой.
Друзей, что потеряла я,
Вернуть мне может жизнь моя.
Но сердце матери одно —
Его вернуть не суждено...
1865
ЗВРАЩЕНИЕ ИЗДАЛ
Ээстимаа! Ээстимаа!*
Твой лишь хлеб меня питает,
Лишь твоя земля — защита,
Родила ты и взрастила.
И творца благодарю я —
Вновь тебя я увидала.
Ээстимаа, Ээстимаа!
Не могла терпеть я дольше:
Холодно чужое сердце,
Жестки звуки чуждой речи.
Всюду я тебя слыхала,
Всюду я тебя видала,
Полную благоуханья.
Ээстимаа, Ээстимаа!
Голос твой я не забыла.
Пусть певцы чужие пели,
Каннеля они не знали,
Гусель бога Ванемуйне.
И воскликнула тогда я:
«Дайте мне домой вернуться!»
Ээстимаа, Ээстимаа!
Шелком руки мне вязали,
И чужая дева песен
У меня просила, я же
Пела: «Девушки-эстонки,
Только вас превозношу я,
Мной владеет лишь отчизна!»
Ээстимаа, Ээстимаа!
Вижу вновь твою границу,
572
Землю вновь целую, плача,
К небу руки подымаю:
Никогда, страна святая,
Я с тобою не расстанусь!
(1866)
МОЯ ЭСТОНИЯ —МОЯ ЛЮБОВЬ
Земля родимая, тебя
Люблю всем сердцем я,
Тебя пою, мой высший дар —
Эстония моя!
Твоя во мне живет беда,
И твой восторг во мне всегда,
Эстония моя!
Нет, не покину никогда
Родного крова я,
И за отчизну сто смертей
Принять готова я!
Не нужно мне земли иной:
В моей груди — мой край родной,
Эстония моя!
Земля родимая, в свой час,
На склоне бытия,
Я в лоно отойду твое,
Эстония моя!
Мне тихий сон навеешь ты
И надо мной взрастишь цветы,
Эстония моя!
1867
СЕРДЦЕ И ЗЕМЛЯ ЭСТОНЦА
Как забьется вмиг живое
Сердце жаркое мое,
Стоит вспомнить мне святое
Имя, Родина, твое!
Я добро и зло познала,
Многое теряла я,
Многое сама бросала,
Но тебя забыть нельзя.
573
Крик мой первый ты слыхала,
Поддержала первый шаг,
Я от счастья ликовала,
Воздухом твоим дыша.
Ты со мной грустила вместе,
Вытирала мне слезу,—
Все дела свои и песни
Я к твоим ногам несу.
Нет, не в силах объяснить я,
Как душа тобой полна!
Хочет вечным сном забыться
На твоей груди она.
От дождей, ветров и солнца
Ты укрой меня, как мать.
Сердце и земля эстонца,
Кто же в силах вас разнять!
(1867)
САМЫЙ ДОРОГОЙ ПОДАРОК
Всюду слышу имя
Лишь одно,
С небосвода светит
Мне оно!
И луна и звезды
С ним летят,
Про него цветы мне
Шелестят!
Про него звенит мне
Птичий хор,
Про него мне шепчет
Темный бор!
Это имя в сердце
День за днем
Зори пишут
Золотым лучом!
Колесо веков бежит,
Кружась,
Вереницы дней мелькают,
Мчась,—
Я в круженье этом,
В беге дней
Слышу имя
Родины моей!
574
К сердцу я прислушаюсь
Опять —
Сердце, ты умеешь
Ликовать!
Это имя мне звучит
В ответ —
Имени другого
В сердце нет!
Радость, счастье — все в руках
Богов,
Много в небе есть у них
Даров;
Лучший дар вручили боги
Мне —
Жить в моей
Родимой стороне!
1870
СОЛОВЕЙ
Ах, что за песнь волной летит —
Соловей, соловей!—
Златыми струнами звенит?
Соловей!
Летит в поля, за дальний склон
Твой дивный серебристый звон,
Соловей, соловей!
Птичка мая — соловей!
Вернувшись с песнями весны —
Соловей, соловей!—
Ты воскресил былые сны,
Соловей!
О чем молчали мы — о том
Ты нам поешь, звенишь кругом,
Соловей, соловей!
Птичка мая — соловей!
Внизу вздыхают лес, река —
Соловей, соловей!
Плывут по небу облака —
Соловей!
На краткий миг, вдали горя,
К заре склоняется заря —
Соловей, соловей!
575
Птичка мая — соловей!
Один ликующий призыв —
Соловей, соловей!—
Звучит, всю землю озарив,—
Соловей!
И в сердце трепетном моем
Пылает жертвенным огнем!
Соловей, соловей!
Птичка мая — соловей!
(1870)
ПРИВЕТСТВИЕ
Вас приветствую, братья эстонцы,
Чье лицо горит от труда,
Вас, чье сердце пылает, как солнце,
Вас, что цель свою видят всегда!
Сгинет гнет нужды вековой
Перед вашей силой живой!
Смело вперед!
Ва м привет мой! Вы в битве за правду
Рвете сети, что ложь сплела.
Вы бесстрашно глядите в завтра,
Не страшась ухищрений зла!
Чтобы ложь исчезла с земли,
Чтобы правды ростки расцвели,
Сил не щади!
Духу мужества выстрой палаты,
Мой идущий к свободе край,
А оружие злобы проклятой
В грязь втопчи, на куски изломай!
Доблесть прежняя, былью живой
Стань в наши дни!
(1881)
ОБРАЗОВАННЫЙ ЭСТОНЕЦ
Мнишь, что Отчизну свою возвеличишь словами: «Я сын твой!»
Нет, брат, Отчизна тебя возвеличит словами: «Мой сын!»
«Что для меня можешь сделать?» — сегодня она вопрошает,
Завтра же может спросить: «Что сделать ты мог для меня?»
Между 1867 и 1886
ПРЕДСМЕРТНОЕ СЛОВО —ЭСТОНИИ
Божьей воле, умирая,
Поручаю отчий край!
О Эстония родная,
Ты милее мне, чем рай.
Вновь тебе готовят путы,
Вновь хотят тебя сгубить,
Руки-ноги крепко спутав,
В гроб живою положить.
Стой! Не падай на колени,
До конца борись с судьбой!
Наша сила в единенье,
Правда нас ведет на бой.
Пусть любовь, надежда, вера
Служат знаменем тебе!
Братья! Сестры! Полной мерой
Отдавайте жизнь борьбе!
До меня пришлось свалиться
Многим, сломленным борьбой.
Я лечу подбитой птицей
С тихой верою домой.
Для тебя плела печально
Я венок из слез души.
Мне в объятии прощальном,
Край родной, не откажи!
Мыслью в дали проникая,
Вижу славы я венец.
Ты, Эстония родная,
Станешь вольной наконец!
Бурнокрылый добрый ветер
Пронесется над тобой
И узнают наши дети
Мир, и счастье, и покой!
1886
Стихи поэтов народов
дореволюционной России
19
Якоб Тамм
ЗА ПРЯЖЕЙ
Сяду с пряжей у оконца,
Буду прясть я за двоих.
Прыгай, вейся, веретенце,
В ловких пальчиках моих!
В дверь тихонько мать заглянет,
Слыша шум веретена,
И хвалить не перестанет
Дочь-помощницу она.
Дать кудель такой не жалко.
А когда отец придет,
Купит дочери он прялку,—
Пусть побольше напрядет!
1883
ПРОКЛЯТИЕ
«Скажите мне, барин, сын мне солгал
Иль честно отцу признался?
Я думаю: деньги у барина взял,
Но сильно в пути издержался.
Сказал он, что барин капризничать стал,
Что барин канаву плохою признал,
С работником не рассчитался».
Так сааремский говорит батрак,
Седой и плохо одетый,
Пред барином он изъясняется так
И вот ожидает ответа.
Отказа в ответе у барина нет,
И вот прозвучал беспощадный ответ
В приемной у кабинета:
«Я точен. Ты слову поверь моему,
Приказу барскому внемли,—
Ко мне дурака ты прислал почему?
Чтоб только испортил мне землю?
Зачем же мне попусту деньги швырять?
Сыночка могу я арестовать,
И ты пришел не затем ли?»
578
«Мне каждое слово ваше — указ!
Я сроду не был строптивым.
Коль деньги сынка по закону у вас,
Пускай принесут барыши вам.
Но если обман обнаружится тут,
Пусть денежки эти вас загрызут!
От вас не желаю наживы!»
За днями приходит новый денек,
Не остановить их теченья...
Что с барином? Может быть, он занемог?
Несчастный лежит без движенья.
Припрятал батрацкие денежки он,
И вшей на него наполз легион
Без всякого разрешенья.
Не может баня их победить —
Бессильна пред силой такою,
И доктор не может его излечить,
Хоть платят и вдвое и втрое...
Проходит неделя, другая идет,
Кидает больного из холода в пот,
Не ведает барин покоя.
Будь прокляты деньги, что он замотал!
Сует батраку целый день их,
Но гордость крестьянскую барин узнал —
Батрак отказался от денег.
На третьей неделе наш барин затих,
Уже он не числился в списке живых,
А числился в привиденьях.
И в час тот, когда он под пенье псалмов
В сырую могилу спускался,
В корчме прицерковной у двух батраков
Такой разговор состоялся:
«На барина вскоре сошла благодать —
Хотел он все деньги бедным раздать,
Но духа уже не хватило!»
1 сентября 1891
ПЕРЕЗВОН
Луг каждым светится цветком,
Ликует каждым голоском:
Все искрится, трепещет.
579
Я слушаю, смотрю вокруг:
Стал воздух как единый звук —
Звенит, плывет и блещет.
Что ловит ухо, видит глаз —
Все входит в душу мне сейчас,
Звенит в ней и сияет.
Избыток жизни полнит грудь.
Душа излиться ищет путь,
Той ноши не вмещает.
И песнь душа рождает вдруг,
Груз красоты в звенящий звук
Легко преображая.
И в перезвон тот луговой
Вступает эхом голос мой,
Все звуки повторяя.
26 января 1893
ИЗ ЦИКЛА «СОНЕТЫ В ДАР NN»
* * *
Душа кипит, но скован мой язык.
Твои слова всю грудь мне раздавили.
Твой облик уничтожить я не в силе:
В моих воспоминаньях он возник.
К тебе стремятся помыслы. Твой лик
Влечет к себе. О, если б вместе были
И ты, и я! Лечу в мечтах сквозь были,
Путем Поэзии к тебе проник.
В моих сонетах — боли и надежды.
Возьми прочти и разберись сама,—
Освободишь иль обречешь страданью.
Раз на любовь мою не дрогнут вежды,
Пощады не молю: пусть будет тьма,
На боль мою не обращай вниманья.
9—25 августа 1899
Юхан Лийв
Как долго ты тяжкую ношу несешь!
В стране твоей мрак беспросветный.
И, может быть, ты никогда не взойдешь
На берег лазурный, заветный.
Но встанут цветы на могиле твоей,
Звезда над тобою зажжется,
И сердце твое все слышней и слышней
В груди у народа забьется.
Мечта твоя сбудется, мысль не умрет,
В веках она людям поможет,
И с нею свой дом наш построит народ,
И к радости путь он проложит.
1894
Я МНОГО ЦВЕТОВ СОБРАЛ БЫ...
Я много цветов собрал бы,
я пояс бы сплел — пускай
в одно бы связал тот пояс
тебя, мой несчастный край!
Я взял бы лазурь у неба,
лучи бы у солнца взял —
лучами, лазурью, солнцем
в одно бы тебя связал.
Я взял бы любовь и верность,
я честность бы взял — пускай
они бы в одно связали
тебя, мой несчастный край!
Я кровные узы взял бы
и братство сердец — пускай
они бы в одно связали
тебя, мой несчастный край!
1895
Все во мне отравлено,
все во мне придавлено...
Уж не тем ли сызнова
угнетенье вызвано,
что красотой высокой
земля озарена,
что мукою жестокой
людская жизнь полна,
что в волнах белогривых
так много красоты
и в звездах молчаливых
так много красоты,
что вера молодая
у юношей в сердцах,
что преданность слепая
у любящих в глазах,
что столько силы воли
дано душе людской,
что столько скрытой боли
в любой судьбе, в любой,
что и любви и мукам
на свете нет конца
и что о них ни звука
нет в песнях у певца?
1896
СЕННЕЕ СОЛНЦ
На ветвях березы
солнечный закат,
кажется, что листья
пламенем горят.
Путь уже недолог,
путь уж недалек.
Славен тихий отдых
средь лесных дорог.
582
За зеленым логом
посреди полей
косогор в сиянье
солнечных лучей.
Столько там сиянья,
блеска и огня,
словно ждет невеста
на горе меня.
1896
ОСЕНЬ
Скучно. Глина. Поле голо.
В тучах неба муть.
Я иду к опушке леса,
где к полянке путь.
Бархат сосен вечно зелен,
одиночье грез...
Сосен зелень яркоцветна,
желтозлать берез.
Яркоцветна зелень сосен,
желтозлать берез.
И поляна — вся в объятьях
предосенних грез.
1903
ВЧЕРА Я ВИДЕЛ ЭСТОНИЮ
(НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ)
Вчера я видел Эстонию!
Видел котомки на спинах людей,
лачуги без окон и без дверей
и нищету каменистых полей,—
вчера я видел Эстонию!
Вчера я видел Эстонию!
Домишки из гнили и из трухи,
кривой можжевельник, болотные мхи
и заросли невеселой ольхи,—
вчера я видел Эстонию!
583
Вчера я видел Эстонию!
Безлюдные тропы в лесной глуши,
унынье и сумрак в мертвой тиши,
глубокую спячку людской души,—
вчера я видел Эстонию!
10 января 1904
ЛЕТИТ ОНА
В ДОМ СВОЙ —В УЛЕЙ
С цветка на цветок, упорная,
летит она в дом свой — в улей.
Пусть туча нависла черная,
летит она в дом свой — в улей.
В пути погибают тысячи,
но и долетают тысячи...
Забота слышна в их гуле,
летят они в дом свой — в улей.
I ак под вечер дня печального
стремится душа к отчизне.
Из края из чужедальнего
стремится душа к отчизне.
Пусть вихри кружат метельные,
пусть пули поют смертельные,
взмывает душа, как птица,—
к отчизне она стремится.
1905
ОТЧИЗНЕ
Родная моя отчизна,
сумел я тебя познать
в дни тяжкие, трудовые,
в бессонные ночи глухие
и смело могу сказать:
«Ты — жизнь, ты ее дала мне,
я сын тебе, ты мне мать.
Ты — жизнь, ты — моя опора,
и ты — моя боль, которой
нельзя от тебя скрывать.
Священна она обоим,
та боль — и тебе и мне.
584
Обязан я и безволью
и воле своей той болью —
обязан родной стране.
Всю бедность и все богатство
делю я с тобой сполна,
делю я с тобой по праву
и жизнь, и беду, и славу,
родная моя страна!»
1906
ПОТОЛОК В НАШЕМ ДОМЕ ЧЕРЕН
Потолок в нашем доме черен,
Он задымлен давно.
Там сажа и паутина,
Сверчков, тараканов полно.
Рассказывать он не станет
Про то, что видал, никому,
И только безмолвные тени
Порой пробегут по нему.
Так много он видел горя,
Так много слез и тревог,
Такие раздоры и муки,—
Прости и помилуй бог!
Черны потолки в нашем доме,
И время наше черно:
Томясь в кандалах железных,
Безмолвно страдает оно.
1909
ВОЛНЫ БАЛТИЙСКОГО МОРЯ
Ты спишь, мужичок, все спишь ты,
все спишь ты крепким сном,
а мы в твой забытый берег
все бьем, и бьем, и бьем.
Ты спишь, мужичок, все спишь ты,
все спишь на краю скалы,
все глубже в руки и ноги
врезаются кандалы.
585
Ты спишь, мужичок, все спишь ты.
все спишь ты крепким сном,
а мы в твой забытый берег
все бьем, и бьем, и бьем.
(1909)
L ЛОЧКА
Елочка зеленая
В садике стоит,
Елочка-малютка
Изо мха глядит.
Меж корней — улитки,
На коре — жуки,
Ползают букашки,
Бродят пауки.
Собрались, сбежались
У ее корней,
Будут вместе зиму
Зимовать под ней.
Дружная семейка,
Что и говорить.
Мне бы к ним спуститься
Да под елкой жить.
1911 (?)
Анна Хаава
±
Не могу я жить без песен:
Если я умолкну вдруг,
Мир без песен станет тесен,
Оборвется сердца стук.
Я хочу как можно тише
Петь, звеня струной тугой,
Чтобы песню не услышал
Ты, мой самый дорогой!
Если ж каннеля раскаты
Долетят к тебе во сне,
Сам ты будешь виноватым:
Почему так дорог мне!
1890
ОДИН ЛИШЬ РАЗ ЛЮБОВЬ БЫВАЕТ
Один лишь раз любовь бывает,
Лишь раз на жизненном пути:
Когда расцвел цветок чудесный,
То вновь ему не расцвести.
И та любовь, что, угасая,
Из нашей памяти ушла
И новой место уступила.—
Та и любовью не была.
Один лишь раз любовь бывает,
До смертных дней — один лишь раз!
Так предначертано законом
Большой любви, живущей в нас!
1890
МИХКЕЛЬ И МИЙНА
Ах, Михкель, ну что ты как чурка стоишь?
Ты свататься вздумал, а чувства таишь?
В любви объясняйся своей дорогой,
Иначе невесту получит другой,
Ах, милый ты Михкель!
587
Ах, Мийна, зачем, словно с замкнутым ртом,
Следишь, как жених говорит не о том?
Чтоб смело он стал наконец говорить,
Его ты улыбкой должна подбодрить,
Ах, милая Мийна!
Но Михкель и Мийна молчат, а потом
Заводят беседу о сем и о том,
Вдруг вспомнят погоду — и снова молчат,
И только сердца у них, бедных, стучат,
У Михкеля с Мийной!
1905
МЫ
Мы не хотим быть
Немой забытой страницей
В книге истории:
У нас на лбу начертан
Знак жизни!
В глазах у нас — яркие звезды,
В груди — отвага и смелость,
Сила жизни.
Простираем мы руки к небу!
Мы шагаем к великой цели:
Жить хотим и хотим писать
В книге истории...
1905
ОХ, РОДИНА!
Лишь угол для тела и дело для рук,
Кус хлеба зубам, пядь земли ногам —
Ох, родина!
Ох, тяжко брести на чужбине мне,
Одна вдалеке затерялась я,
А вся-то душа на родине!
В земле бы твоей отлежалась я!..
Ох, родина!
1906
ЖЕРТВЕННАЯ МОЛИТВА
Ни собственных крыш, ни стен,
Ни земли,
Ни денег, ни прочих богатств,
Ни счастья, что было бы можно разбить...
Так чем же пожертвовать мне для народа,
Чтоб сердце его окрылила свобода?
Ведь час настал: дверь неба отворилась,
Но жертвуйте! — фортуна к нам склонилась.
Есть у меня
Беспокойное сердце,
Любовь и большая судьба страстотерпца.
Годится? Я жертвую жизнью своей!
Единственной ценностью — есть ли ценней?
Лишь стала бы родина вольною птицей,
Я жертвую сердцем, любовью. Годится?
Ведь отворились двери неба: чудо!
Но день кровавых битв слетит оттуда.
Познай же себя и свои пути,
Земля моя!
Разум свой освяти!
Клеймо неволи сотри со лба,
Геройские произнеси слова.
Погибшим с победою — жить в веках.
Живым — в небесных ходить венках.
Ведь час настал: открылись неба своды,
Оттуда мы возьмем права свободы.
Октябрь 1917
Юхан Лилиенбах
ЯГНЕНОК
Ягненок очень смирный я.
Мне, право, ничего не нужно.
Собака злая и пастух
Всегда следят за мною дружно.
Умею из корыта пить,
Искать в кормушке сена крошки,
Когда же выпустят на луг —
Бежать, подбрасывая ножки.
Пастух наш — добрый человек,
Не знаю, есть ли кто добрее?
Послушны мы: коль что не так —
Он по спине кнутом огреет.
Мы уважаем также пса:
Недаром он вкруг стада рыщет.
Таких начальственных клыков
Никто, пожалуй, не отыщет.
Когда с меня снимают шерсть,
Покорно голову склоняю.
Когда вонзят мне в горло нож,
Послушно дух я испускаю.
1907
УТРЕННЯЯ ЗАРЯ
Поверишь ли — та полоса,
Что просветлила небеса,
Расширять, станет вдруг такой,
Что все заполонит собой?
Сочтешь ли недовольство ты
Началом нашей правоты,
Что, разрастаясь, как рассвет,
Нам принесет свободы свет?
590
Пускай пока еще густа
На горизонте темнота —
Уж ночь прошла, ты видишь сам,
Откуда ринуться лучам!
1909
Ханс Пегелъман
ВЕСЕННИЕ ВЕТРЫ
С востока и юга планеты
Порыв за порывом плывет,
И кажется — ветер у ветра
Дорогу к весне узнает.
Летят и сшибаются вихри,
Порыв раздувает порыв,
И скоро закружится буря,
Все небо собою закрыв.
Огромною тушей тяжелой
Над миром промчится опять
И станет раскачивать волны
И ветви деревьев ломать.
Потом она спящих разбудит,
Разбудит и бросит в озноб,
Как в шутку, кирпичные зданья
Шатая до самых основ.
И дальше покатится буря,
В пути набирая разгон,
Сметая ограды, и стены,
И башни старинных времен.
И тучи она разбросает,
И в море потопит суда,
Грозя уничтожить планету,
С землею сровнять города...
Но утром с зарей золотою
Умчится негаданно прочь,
Тогда перед солнышком ранним
Отступит в бессилии ночь.
И тихая зыбь разольется,
Как нежное чувство светла...
Ликуйте — весна наступила!
Нам буря ее принесла!
1904
ПУСТЬ ГРОХОЧУТ молоты...
Пусть молоты быот, пусть клокочет пламя,
Пусть искры летят, рассыпаясь,
Пусть плющится сталь под людскими руками
И своды гудят, содрогаясь.
Пусть сталь закипит от горячей работы
И пусть побелеет от жара,
И всюду, как грохот прибоя морского,
Разносятся эти удары.
Пусть молоты бьют, пусть клокочет пламя,
Пусть сердце не знает покоя,—
Свой меч создавая своими руками,
Мы выйдем на битву с войною.
И собственным потом, что льется ручьями,
Тот праведный меч закалим мы,
Мы примем над ним нашу братскую клятву,
И станет он непобедимым.
Пусть молоты бьют, пусть клокочет пламя,
Дрожат рубежи и кордоны,—
Свой меч справедливый своими руками
Для битвы куют миллионы.
Разрубит тот меч вековые оковы,
Собьет кандалы с обреченных,
Из черной беды, из-под тяжкого гнета
Он выведет всех угнетенных.
Пусть молоты бьют, пусть клокочет пламя,
Придет справедливости время,—
Свое искупленье своими руками
Кует пролетариев племя.
Пусть клич боевой далеко разнесется,
Зарю возвещая народу,
Пусть новое утро скорее приносит
Трудящимся мира свободу!
30 апреля 1915
Густав Суйте
СВОЙ ОСТРОВ
Один посреди пучины
плыву на своем челне.
Ищу я далекий остров,
качаюсь на синей волне.
Уже я как будто вижу
пристань, где кончу путь,
да только туда дорогу
найду ли когда-нибудь?
Гребу я, в челне качаюсь,
и тучи несутся вслед,
мечтаю найти свой остров,
но нет его, нет и нет...
1905
КОНЕЦ И НАЧАЛО
Слышите — стонет земля!
Чуете — кровь колобродит!
Решается — нет или да\
Море, вздымаясь, из пенного ложа выходит,
Будьте ж готовы!
Нас на распутье молодость наша застала,
Два царства пред нами — свет или тьма.
То не судьба ль возвещает сама:
Грядут воедино конец и начало!
Наконец-то!
1905
БОГИ И ГЛУПЦЫ
Там, в вышине, бессмертные боги.
Здесь люди снуют, смешны и убоги.
Ночь ото дня отличить не умеют.
А в небе зарницы без устали реют.
594
Звезд мириады горят в поднебесье.
Сумрак укрыл наши долы и веси.
Вздыхают поэты. Плачут старухи.
Стоят мои братья, немы и глухи.
1905
ДЕВОЧКЕ
Твой звонкий смех ворвался в мир мой книжный,
Твой звонкий смех
Печаль рассек, как весла — пруд недвижный,
Как сумрак — свет.
Косичек взлет и с ямочками щечки,
Косичек взлет,
Глаза горят, как две счастливых строчки,
Смеется рот.
И пыл, и скок в танцующей походке,
И пыл, и скок,
Звенит с рассвета в целом околотке
Твой голосок.
Весны дитя, всю жизнь пройди, ликуя,
Весны дитя,
Вовек меня не спрашивай, прошу я,
Что грустен я.
Беспечно пусть твои танцуют ноги,
Беспечно пусть
В мир солнечный текут твои дороги,
Минуя грусть.
Нет злей пути — шутя сносить печали,
Нет злей пути —
На берег Леты сквозь ночные дали,
Свистя, идти.
1909
Фридеберт Туглас
МОРЕ
1
Я мечтал еще в малолетстве
увидать безбрежное море.
Чаек, резвящихся на просторе,
морские валы в белоснежной пене,
и альбатросов скользящие тени,
и парус, прекрасный на загляденье.
Я знал, и притихшее море чудесно,
как спящий гигант в кольчуге железной.
Волна за волной, разбиваясь на брызги,
рассыпает вокруг золотистые искры,
соленым дождем лебеду обдает,
в берег бьет и хрипло зовет.
И вдруг прибой отступает обратно,
как войско, разбитое в поле ратном,
как олени, когда загорается лес:
буян буянил и вдруг — исчез.
О, как я мечтал о море,
о его широте и величье!
Услышать далекого шторма раскаты,
когда ложится на вал
отблеск молнии зеленоватый!
Я мечтал, чтобы судно кидало в провалы,
но чтоб ветер не вырвал из рук штурвала,
а я бы рыдал и смеялся от счастья победы!
Я мечтал обо всем этом,
и детскую душу грызла досада:
на берег моря, великого моря
мечтал малолетний попасть непоседа!
Отец о рабской рассказывал доле,
и голос, помню, дрожал от боли.
Луна высветляла крыльцо и ступени,
на пастбище падали черные тени,
роса пригибала стебли растений,
а ночь молчала угрюмо и скорбно.
А после в юной моей душе
идеалы вспыхнули, словно костер,
и мне привиделся новый мир,
его необъятный открытый простор
и свободный народ, разогнувший спину.
Солнце в груди у меня зажглось,
и все осветило и согрело,
596
в мозгу загремели раскаты гроз
и молнии засверкали, как стрелы:
сжигают все на своем пути
и сами сгорают — следов не найти.
И снова мечтал я увидеть могучее море,
услышать его безбоязненный гул:
великое море,
победное море, море мое, море морей!
И кровь начинала стучать быстрей
в сердце свободном и смелом, как ты!
2
И вот наконец-то я вижу тебя,
неизмеримое море!
Какая безбрежная синева,
как могуче ее колыханье!
Кажется, что вдыхаешь тут
самой свободы дыханье!
Сердце стучит веселее,
быстрее струится кровь,
погасший взгляд загорелся.
Я до боли в руках сжимаю решетку,
я прижимаюсь усталой грудью к стене ледяной
и с восторгом смотрю на мир
за тюремной стеной,
на бег валов белогривых,
на круженье чаек игривых.
В небе солнечном бирюзовом
нежный пух облаков нарисован.
А внизу корабли стройиотслыс,
заморские лебеди белые.
Паруса, словно крылья, раскроются,
и за морем лебеди скроются,
в те края уплывут с моряками,
где людей не пронзают штыками
и не держат в цепях веками.
О море, о радость моя,
о моя благодать,—
до тебя мне рукой подать!
Но решетки эти и стены —
до чего ж мне они постылы!
О море, что это за холмы
возле самой тюрьмы?
Неужели могилы?
Кого это наспех, словно скотину,
597
убили в злую ночную годину
и зарыли в холодную глину?
О море, на твоем берегу я вижу
и виселиц ряд!
Мертвецов припекает солнце,
и над берегом стелется смрад.
Ты не знаешь, море, кого этой ночью
безлунной, беззвездной
пригнали на эшафот,
кому завязали наглухо рот
и кого танцующим в воздухе
увидал удивленный восход?
А сколько пожарищ на берегу,
море, ты только взгляни!
Были вокруг жилища,
а теперь — одни головни.
Небось не само случилось такое,
а все людской свершено рукою.
Кто же тот беспощадный злодей,
что вешал и убивал людей,
кю жег дома, а жизни гасил
и наш народ, как траву, косил?
О, туман, застилающий взгляд,
о, заползающий в душу яд,
такой ледяной и лишающий сил,
о, боль, что бездоннее всяких могил:
эта боль холодна и черна,
как там за кладбищем морская волна.
3
Надвигается буря, крепнет норд-ост...
Ни света луны, ни мерцания звезд...
Мигает в застенке ночник мой красный,
а тени пляшут, руками машут
и обретают облик неясный...
А за стеною ветер —
то вой протяжный, то стон...
Полночь прошла, но я не сплю...
Никак не приходит сон...
Все надсаднее боль в душе
от жажды и от печали...
И снова руки мои
решетку тюремную сжали...
Напейся, усталая грудь,
ледяного ветра ночного!
598
Обними меня, гневная вольная буря,
обними, как брата родного!
Взгляд мой во тьму вонзился,
в самую глубину,
в пряжу тумана слоистого,
в черную пелену.
Там, во мраке кромешном,
разыгралась на море буря.
Она грохочет вдали,
она гремит возле мола,
и сердце моря стучит,
словно гигантский молот.
Ах, как привольно волны убегают вдаль, нарастая,
летят наперегонки, словно хищные стаи,
словно вступившие в бой
воинские дружины,
и возникли на водной глади —
где горы, а где долины!
Волны слабеют, волны спадают,
крепнут, вздымаются, вновь нападают,
на миг цепенеют, шипят, обезумев,
и змеями вьются,
и, словно катки, грохоча, несутся,
и, вопя, в берега молотят,
и, будто кувалды, по скалам молотят,
и, внезапно вздохнув, утихают,
и от берега убегают.
Вот оно море, идеал моих юных лет,
души созревающей
самый заветный бред!
Стань же еще сильнее,
буян дерзновенный, бунтуй, и вой,
и волны вздымай до луны,
и, словно гальку, крути валуны,
чтобы однажды рухнули эти стены!
Греми же, стихия,
и никого не щади!
Если уж ты восстала,
дойди до конца, победи!
Если же под обломками
суждено погибнуть и мне,
пусть мое сердце исчезнет
в синей глубине,
чтобы воскреснуть в морской волне,
и у родного берега, холодного и песчаного,
петь о великой печали моей души,
о печали холодной и жестокой,
599
как решетки этой тюрьмы,
темной и безысходной,
как могильные эти холмы,
о печали глубокой,
как море за этим кладбищем!
Вышгородская тюрьма в Таллине, 1906
ОММЕНТАРИИ
ИЗ БАШКИРСКОЙ ПОЭЗИИ
Гафурй Мажйт (Гафуров Габдулмажйт; 1880—1934) — основоположник
башкирской советской литературы. Родился в деревне Елем-Караваново Стерли-
тамакского уезда (ныне Гафурийский район), в семье сельского учителя. Три-
надцати лет остался сиротой. Батрачил, работал на золотых приисках. Писать
начал в 1902 году. В 1905 году принимал участие в студенческих волнениях, рас-
пространял листовки, сблизился с революционно-демократическими писателями.
Два первых поэтических сборника Гафурй запретила царская цензура. Над поэ-
том был учрежден полицейский надзор. За стихотворение «Знать, нет тебя,
аллах!» (1915) муллы и баи предали Гафурй проклятью. В 1917 году вышел
сборник революционных стихов поэта — «Красное знамя». М. Гафурй — народ-
ный поэт Башкирской АССР (1923).
Бабич Шайхзада (1895—1919) — один из зачинателей башкирской на-
циональной литературы. Родился в деревне Асян Уфшлской губернии, в семье
муллы. Окончил уфимское медресе «Галия». Считал себя продолжателем поэ-
тической традиции классика татарской литературы Г. Тукая. Призвание поэта
видел в служении интересам трудящихся. Одним из первых в башкирской и та-
тарской литературе воспел революционный пролетариат.
Стр. 20. ...услышу ль в поле жалобу курая...— Ку рай — деревянный му-
зыкальный инструмент, свирель.
Стр. 20. ...в полях Сак мары, Янки текут...— Сакмара—река на Южном
Урале, правый приток Урала. Яик — название реки Урал до 1775 года.
602
ИЗ ПОЭЗИИ ДАГЕСТАНА
АВАРСКАЯ
Анхйл Марин (1840—1905) родилась в ауле Ругуджа (ныне Гунйбский
район), в бедной семье. Основные мотивы творчества поэтессы, тесно связан-
ного с фольклором,— сетования на несчастную долю горянки, мечты о свободе,
о счастье. Большая популярность песен А. Марин, их острая социальная направ-
ленность вызвали недовольство аульской знати. Существует легенда, что власть
имущие зашили поэтессе рот.
Алй-Гаджй из Инхо (1845—1888) родился в ауле Верхнее Инхо, в семье
земледельца. В его поэзии появляются социальные мотивы, возникают реальные
подробности действительности. Основной пафос лирики направлен на отрицание
мусульманских морально-этических устоев и критику нравов священнослужите-
лей и богачей.
Таджутдйн (Чанка; 1867—1909) родился в ауле Батлайч (ныне Хунзах-
ский район), в семье бедняка. Мать была известной певицей и плакальщицей.
Воспитывался у деда, который дал ему хорошее образование, знание классиче-
ской восточной литературы. Был муллой, учительствовал в родном ауле. Один
из зачинателей аварской литературы.
Поэтическое наследие Таджутдина было собрано и напечатано только после
Октябрьской революции. Обличительные стихи поэта, его любовная лирика,
песни и плачи, по своему строю близкие к фольклорным, были широко известны
среди аварцев. Многие из них стали народными песнями.
Стр. 25. Когда имя твое Чакар...— Чакар — нарицательное значение слова
«сахар».
Стр. 25. Араканйнк а.— Печатается в сокращении.
Стр. 26. И каждую бровь, как арабское «н»...— На письме арабская буква
«н» — «нун» — изображается дугой, напоминающей полумесяц.
ДАРГИНСКАЯ
Батырай (1831 —1910) — родился в ауле Урахй (ныне Сергокалинский рай-
он), в семье нукера — воина-конника из личной охраны князя. С пятнадцати
лет начал слагать песни. За независимый характер и вольнолюбивые песни был
выслан на хутор Ая-махй. Ему запретили петь: за каждую спетую песню по-
лагался штраф — бык. Чаще всего за певца его платили слушатели. Последние
годы своей жизни Батырай провел в нужде, скитаясь по аулам. Его песни, в том
числе циклы «О жизни», «О герое», «О любви», были записаны и опубликованы
в 1928 году. Батырай — один из зачинателей реалистической дагестанской
литературы.
603
Мунги Ахмед (1843—1915) родился в ауле знаменитых злато кузнецов
Кубачй. Первым в Дагестане воспел их труд. Сам испытал тяжесть нужды,
скитаний на чужбине, несправедливости общественного устройства. Пережитое
нашло выражение в его стихах-песнях, во многом опиравшихся на традиции
фольклора.
КУМЫКСКАЯ
Ирчй Казак (ок. 1830— ок. 1879) родился в Муслйм-ауле (ныне Атланаул).
С ранней юности батрачил на чужих полях. Тогда же, аккомпанируя себе на де-
ревянном струнном инструменте — агачкумузе, слагает песни, которые быстро
приобретают известность. В конце 50-х годов Ирчи Казак был сослан на три года
в Сибирь за помощь своему другу в похищении его возлюбленной — рабыни из
княжеского дворца. Полные тоски, его стихи этого периода становились народ-
ными песнями. Возвратившись из ссылки,Ирчи Казак поселился в Батаюрте, где
жил в большой нужде. Был предательски убит. Поэзию Ирчи Казака отличала
острая социальная направленность. Поэтическое наследие зачинателя кумыкской
литературы было собрано и опубликовано уже в годы Советской власти.
Османов Магомед-Эффендй (1840—1904) родился в селе Аксай (ныне
Хасавюртовский район), в знатной семье. Получил духовное образование.
С 1867 года преподавал татарский язык на восточном факультете Петербургского
университета. Известен не только как поэт, но и как первый собиратель ногай-
ского и кумыкского фольклора («Сборник ногайских и кумыкских народных
сказок»,Спб., 1883), а также как пропагандист творчества Ирчи Казака, оказав-
шего влияние на его собственное творчество. В поэзии М.-Э. Османова звучала
резкая критика нравов господствующих классов, широкий интерес к общест-
венной жизни.
Стр. 35. Честью уздени богаты...— Уздень — свободный земледелец-об-
щинник в Дагестане (до XVI в.).
ЛАКСКАЯ
Муркелйнский Юсуп (1860—1918) родился в селе Кумух (ныне Лакский
район), в состоятельной семье. Получил высшее духовное образование. Владел
многими языками. В разное время был кадием, консультантом и переводчиком
на арабский язык, учителем в примечетской начальной школе во Владикавказе
и в Лакском вышеначальном училище в Кумухе. В стихах, написанных на род-
ном лакском языке, поэт утверждал идеалы высокой нравственности, гума-
низма.
Щаза из Курклй (1880—1931) родилась в ауле Куркли (ныне Лакский
район), в бедной семье. Была насильно выдана замуж, бежала из дома, скита-
лась с маленьким сыном. Пела на свадьбах, была плакальщицей на похоронах.
604
Песни Щазы о несчастной любви, горькой доле горянки, о жизненных неспра-
ведливостях принесли ей широкую известность. Поэтическое наследие Щазы,
сведения о ее жизни были собраны лакским ученым X. Халиловым уже в со-
ветское время.
Габйев Сайд (1882—1963) родился в г. Опочка, в семье ремесленника-лу-
дильщика. Учился на физико-математическом факультете Петербургского уни-
верситета. Был участником революции 1905—1907 годов. В 1905 году опубли-
ковал работу «Лаки, их прошлое и быт». Своей поэзией стремился пробудить
революционное сознание народа. Издавал и редактировал газету «Заря Даге-
стана» (1912—1913), где напечатал свои рассказы и повесть— первую лакскую
прозу. Был одним из руководителей борьбы за Советскую власть в Дагестане.
Занимал ответственные посты. Зачинатель лакской советской литературы. Пе-
ревел на лакский язык стихи М. Лермонтова, басни И. Крылова.
Сайдов Гарун (1891 —1919) родился в ауле Вачи, учился в реальном учи-
лище, Московском коммерческом институте. Писатель, публицист. Автор первой
дагестанской драмы «Лудильщики». Стихотворение «Если ветер подует» стало
народной песней. В своей поэзии утверждал революционные идеалы. Погиб в
борьбе за Советскую власть.
ЛЕЗГИНСКАЯ
Сайд из Кочхюра (1767—1812) родился в семье бедняка. Бедность вынудила
скитаться по Азербайджану, где познакомился с творчеством азербайджанских
ашугов. Открыто выступил против унижающих человеческое достоинство фео-
дальных порядков, за что был жестоко наказан: по приказу тогдашнего прави-
теля Мурсал-хана (Сурхай-хан II) поэту выкололи глаза.
Етйм Эмйн (настоящее имя Магомед-Эмин; 1838—1884) родился в ауле
Ялцугар (ныне Сулейманстальский район), в семье кадия. Получив духовное
образование, заменил отца на посту судьи, но вынужден был уйти, так как
защитил батрака от обвинений муллы. Умер в крайней бедности. Творчество во
многом автобиографично. Начал с любовных песен, затем в его поэзию вошли
социальные мотивы. Большой мастер лезгинского стиха. Оказал значительное
влияние на развитие родной поэзии. Первым начал писать стихи на лезгинском
языке, применяя арабский алфавит.
Стр. 46. А Эмин Сирота помнит столько слез.— Сирота — по-лезгински
«етйм». Прозвище Етим поэт сделал своим псевдонимом.
Ахтынский Гаджй (1865—1914) родился в ауле Ахты (ныне Ахтынского
района), в бедной семье. Учился в медресе. Работал на нефтяных промыслах
в Баку. В стихах-письмах к друзьям и близким звучит горечь, недовольство, оза-
605
боченность тяжелой судьбой земляков. Первый рабочий поэт в лезгинской
литературе. В его поэзии отразилось формирование классового самосознания
вчерашних горцев-крестьян, уходящих на заработки.
Стр. 49. На годекан пойдем, друзья...— Годекан — место схода в ауле.
ИЗ БАЛКАРСКОЙ ПОЭЗИИ
Мечйев Кязйм (1859—1945) —зачинатель балкарской литературы. Владел
фарси, арабским, тюркскими языками, изучал поэтов Востока. Поэзия Мечиева,
опирающаяся на традиции народного творчества, отличается высоким гуманиз-
мом. Широко известны его песни-плачи, стихи «Жалоба горянки» (1895),
«Труд», «Что делать мне?» (1913), «Правда» (1912), поэмы «Раненый тур»
(1907) и «Бу зжигйт» (1910—1917), стихи о Советской Балкарии.
ИЗ КАБАРДИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Пачев Бекмурза (1854—1936) родился в семье крепостного в селении Нар-
тан. Интерес к поэзии возник в ранней юности. Так как у кабардинского народа
не было до революции письменности, Пачев создал собственный алфавит, на
котором писал свои произведения, близкие по поэтике нартскому эпосу. Основ-
ная тема творчества сказителя и поэта — защита угнетенных, любовь и предан-
ность родине: «Песнь об Алихане Кашйргове», «Заряжайте ружья», «Князь»,
«Кабарда» и др. Один из зачинателей кабардинской художественной литературы.
Творчество Пачева — переходное звено от поэзии сказителей к письменной со-
ветской литературе.
Стр. 55. На пши богатых...— Пши — князь.
ИЗ КАЛМЫЦКОЙ ПОЭЗИИ
Бадма Боован (1880—1917) родился в семье бедняка-кочевника. В детстве
несколько лет находился в калмыцком монастыре — хуруле, затем в течение
восемнадцати лет учился в тибетском религиозном центре Лхасе, где получил
докторскую степень «лхарамба». В 1911 году вернулся в Россию, обосновался
в Петербурге, где открыл буддийский хурул. В 1915 году Бадма опубликовал
поэму «Услаждение слуха». Она была направлена против непререкаемости
авторитета церковных чинов, и Бадму отлучили от калмыцкой церкви. Вскоре его
жизнь трагически оборвалась. В смерти поэта прогрессивная общественность
Калмыкии обвинила церковную верхушку.
606
ИЗ КАРЕЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
Виртанен Ялмари (1889—1939) родился в деревне Майниеми прихода
Падас-Йоки (Финляндия), в семье рабочего-лесопильщика. Двенадцати лет по-
ступил на завод «Атлас» в Петербурге, где стал токарем. За участие в демонстра-
ции 1905 года был уволен. Первое стихотворение («Поезд») опубликовал в
1906 году в рабочей газете. В своих стихах призывал подниматься на борьбу.
Был участником Октябрьской революции и гражданской войны. В Карелию при-
ехал в 1921 году. Первый сборник стихов вышел в 1930 году с предисловием
М. Горького.
из поэзии коми
Куратов Иван (1839—1875) — поэт-демократ, просветитель, зачинатель
коми литературы. Родился в селе Кёбра (ныне Куратово) Вологодской губер-
нии в семье дьякона. Окончил духовную семинарию в Вологде, служил учителем
в Усть-Сысольском духовно-приходском училище.
Писать стихи начал еще в семинарии. При жизни напечатал лишь пять
стихотворений в «Вологодских губернских ведомостях» под видом народных
песен. Изображая жизнь своего народа, протестовал против национального
и социального угнетения. Стихи И. Куратова полностью были опубликованы
в 1939 году. Поэт перевел на родной язык стихи А. Пушкина, Гейне, Шиллера,
Беранже, Бернса, Рудаки; создал грамматику коми языка.
Стр. 63. Но едва «Organum Novum»...— «Organum Novum» («Новый Орга-
нон») — книга английского философа-материалиста XVI века Фрэнсиса Бэкона
(1561—1626).
ИЗ МАРИЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Чавайн Сергей (1888—1942) родился в деревне Малый Карамас, в бедной
крестьянской семье. Окончил Казанскую учительскую семинарию. Преподавал
в марийских сельских школах, в Казахстане. Первая книга стихов и расска-
зов — «Из прошлого народа мари» — вышла в 1908 году. Автор стихов, поэм,
пьес, романа «Элнёт». Основоположник марийской литературы. Переводил рус-
скую поэзию на язык мари.
Г. Микай (Герасимов Михаил; 1885—1944) родился в деревне Элнёт,
в семье крестьянина. В двадцать лет сдал экстерном экзамены на звание учителя
начальной школы. Принимал участие в революционных событиях 1905—1907 го-
дов. Участвовал в первой мировой войне. Писать стихи начал в 1904 году. Пер-
вый сборник — «Искры» — вышел в 1920 году.
Мухин Николай (1890—1943) родился в деревне Олыкъял, в семье учителя.
Рано лишился родителей. Был батраком, пастухом, преподавал в школе. Участ-
вовал в первой мировой войне. Писать начал в ранней юности. Автор поэмы
607
«Смена жизни» (1918), сборников «Стихи», «Плоды свободы». Известен как
переводчик стихотворений А. Пушкина, Н. Некрасова, И. Никитина, А. Коль-
цова.
ИЗ ОСЕТИНСКОЙ поэзии
Гадйев Сека (1855—1915) родился в селе Ганисй (Юго-Осетия), в семье
горца-бедняка. Писать начал в восьмидесятые годы. Основной герой творче-
ства — бесправный бедняк, стремящийся к справедливости (рассказы «Мать
и сын», «Залда», «Азау» и др.). Значительное влияние на его творчество оказал
Коста Хетагуров. В стихотворении «Чермен» создан образ легендарного героя,
отстаивавшего права земледельцев. Основоположник осетинской прозы.
Хетагуров Коста (1859—1906) родился в селе Нар (ныне Алагирского рай-
она Северо-Осетинской АССР), в семье офицера русской армии. Рано лишился
матери. Окончил Ставропольскую гимназию. Учился в Петербургской академии
художеств, но в 1885 году, не закончив ее из-за недостатка средств, вернулся
в Осетию. Почти шесть лет прожил во Владикавказе. Писал стихи, поэмы, пьесы;
работал и как живописец, рисовал театральные декорации; устраивал любитель-
ские литературно-музыкальные вечера. В 1891 году Коста, как организатор
борьбы за осетинскую школу, был выслан из Владикавказа. Служил на серебро-
свинцовом руднике в Карачаевских горах, был сотрудником газеты «Северный
Кавказ» в Ставрополе. Вскоре стал ведущим публицистом на всем Северном
Кавказе. К. Хетагуров писал на осетинском и русском языках. В 1895 году вы-
шел сборник его стихов на русском языке — «Стихотворения», а в 1899-м —
«Ирон фандыр» («Осетинская лира») на осетинском языке. По выходе в свет
сборник был конфискован, а поэт, вернувшийся во Владикавказ, выслан за
пределы Кавказского края. В 1900 году поэт, полный замыслов, возвращается
на Кавказ, но он уже неизлечимо болен.
Основоположник осетинской художественной литературы и литературного
языка, первый осетинский живописец Коста Хетагуров при жизни издал два
поэтических сборника. Книгу «Стихотворения» составили пятьдесят стихотво-
рений и три поэмы на русском языке. В книгу «Ирон фандыр» вошли все произ-
ведения поэта, написанные на осетинском языке не позднее осени 1898 года.
Кроме десяти стихотворений, не публиковавшихся при жизни поэта, и трех
(«Горе», «Солдат», «Тревога»), изъятых цензурой. Из всех произведений, на-
писанных на осетинском языке, только одно имеет авторскую дату. Время
написания большинства из них не установлено.
Стр. 71. Гор е.— Написано вскоре после возвращения поэта в Осетию из
Петербурга в 1885 году. Отражает тяжелое состояние поэта, увидевшего нищету
и бесправие народа.
Стр. 72. Прощай! — Стихотворение посвящено Анне Александровне
Цаликовой (1874—1914). Поэт был дружен со всей семьей Цаликовых: с отцом
Александром Ивановичем и его тремя дочерьми — Юлианой, Еленой и Анной,
608
которую Коста любил и несколько раз сватал. «Прощай!» написано после
первой размолвки с ней в марте 1891 года.
Стр. 72. Арчита и посох.— Арчита — зимняя обувь из сыромятной воловьей
кожи.
Стр. 73. Новогодняя песня — обработка народной песни.
Стр. 73. Рожок бы только башила...— Башил (басыл) — новогоднее печенье,
по форме напоминает серп луны.
Стр. 73. Кому чт о.— Стихотворение входит в число произведений («Ла-
сточка», «Весна», «Лето», «Осень», «Зима»), которые поэт хотел издать отдель-
ной книгой под названием «Мой подарок осетинским детям». Это оказалось
невозможным, и он включил их в сборник «Ирон фандыр» как самостоятельный
раздел.
Стр. 76. П еред памятнике м.— Написано на русском языке в 1889 го-
ду, к 75-летию со дня рождения М. 1О. Лермонтова. Коста Хетагуров прочитал
его на открытии памятника поэту в Пятигорске и возложил венок от имени
осетинской общественности.
Стр. 76. «Я не п о э т... Обольщенный мечто ю...» — Стихотво-
рение написано на русском языке. Одно из программных произведений.
Цаголов Георгий (1871 —1938) родился в селении Христиановском (ныне
Дигора), в семье священника. Отец поэта впоследствии стал народным учителем.
Цаголов окончил духовное училище, из Ставропольской духовной семинарии
был исключен за чтение «недозволенных книг». Работал чернорабочим, сельским
писарем, телеграфистом, учителем. Писать стихи начал рано. Первый сборник
стихов «Осетинские мотивы» вышел в 1907 году.
Стр. 78. На могиле Коста Хетагуров а.— Стихотворение написа-
но по-русски.
Абаев Шамиль (1878—1940) родился в селении Христиановском, в семье
крестьянина. Стихи начал писать в 1902 году. Перевел на родной язык рево-
люционную песню «Варшавянка».
Гадйев Цо мак (1883—1931) — поэт, сын писателя С. Гадиева. Окончил
историко-филологический факультет Дерптского (ныне Тартуского) универси-
тета. В 1908 году за участие в революционном движении был осужден на посе-
ление в Сибири. В Осетию вернулся после Февральской революции, принимал
участие в борьбе за Советскую власть. Стихи писать начал в студенческие годы.
Поэзия проникнута пафосом революционной борьбы. В ссылке писал на русском
языке рассказы и статьи, занимался переводами. Автор драматических и про-
заических произведений.
Стихи поэтов народов
дореволюционной России
609
Баграев Созур (1888—1928) родился в селении Христиановском, в семье
крестьянина. Литературную деятельность начал в двадцать лет. Защищал инте-
ресы бедняков-крестьян, обличал богачей, землевладельцев-алдаров, царских
чиновников. В годы гражданской войны был партизаном. В своих стихах утверж-
дал идеи революции, звал к борьбе с ее врагами.
ИЗ ТАТАРСКОЙ ПОЭЗИИ
Кандалый Габделжаббар (1797—1860) родился в деревне Старый Кандал
(ныне Малый Кандал Ульяновской области). Учился в медресе. Там начал
увлекаться поэзией. В стихах и поэмах, которые при жизни поэта распростра-
нялись в рукописях, опирался на реальную действительность; оказал значи-
тельное влияние на становление татарской реалистической поэзии середины
XIX века. Критиковал невежество и фанатизм духовенства, изображал картины
крестьянского быта. Впервые сочинения поэта были опубликованы татарским
просветителем Каюмом Насырй в книге «Плоды бесед о литературе» (1884).
Стр. 84. Тебе послал я много строк, у них «Мухаммедии» слог...— «Му~
хаммедйя'> — книга стихов религиозного содержания турецкого поэта Мухаммеда
Чаляпй (XV в.).
Курмашй (Уразаев Ахмет; ? — 1883) родился в городе Звериноголовске
(ныне Курганская область), в семье муллы. Учился в медресе Кышкара Казан-
ской губернии. Изучал фольклор татарского и казахского народов, хорошо знал
классическую поэзию Востока. Автор широко известных любовно-романтических
поэм «Буз джигит» (1874) и «Тахйр и Зухра» (1876).
Стр. 87. Пусть счастье даст тебе земля, поможет пусть Хозыр Ильяс...—
Хозыр (Хызр, Хизрй)— почитаемый на Востоке мифический пророк, отож-
дествляемый с библейскихМ пророком Илией, хранитель источника живой воды,
покровитель путников.
Емельянов Яков (1848—1899) родился в деревне Аланово, в крестьянской
семье. Окончил школу крещеных татар в Казани. До 1874 года был учителем
в деревне Урай. Первый сборник стихов вышел в Казани в 1879 году. В своих
произведениях призывал народ к просвещению, выступал против социального
неравенства. Широко вводил в поэзию разговорный язык.
Дардменд (Рамйсв Закир; 1859—1921) родился в деревне Джирган Орен-
бургской губернии, в семье купца. Учился в медресе. В 1880—1884 годах изучал
турецкий язык и литературу в Стамбуле. Печататься начал в 1903 году. Издавал
татарскую газету «Вакыт» («Время») в 1906 году и журнал «Шурб» («Совет»)
в 1908—1910 годах. Широкую известность получили стихи, написанные в этот
период. Поэзию Дардменда отличает лиризм, музыкальность, совершенство
поэтической формы.
610
Рамиев Сагнт (1880—1926) родился в деревне Акман (Ибрай) Оренбург-
ской губернии, в семье плотовщика. Учился в оренбургском медресе «Хусаиния»
и в русской школе. В 1902 году стал учителем. В 1906 году переехал в Казань, где
сотрудничал в редакциях газет. Лирика его носила романтический характер.
В его стихах звучали мотивы бунта против «царей, богов, законов». Он создал
в татарской поэзии образцы «трибунного стиха». Ввел в татарскую поэзию живые
интонации разговорной речи. Перевел на родной язык «Марсельезу», стихи ряда
русских поэтов, «Живой труп» Л. Толстого, стихи Н. Некрасова.
Тукай Габдулла (1886—1913) родился в деревне Кушлауч (ныне Арского
района Татарской АССР), в семье муллы. Райо осиротел. Учился в медресе
«Мутагия» в Уральске. Работал наборщиком в типографии русской газеты
«Уралец». В 1907 году переезжает в Казань, где сближается с передовой татар-
ской интеллигенцией, сотрудничает в демократической печати, участвует в изда-
нии сатирического журнала «Яшён» («Молния»), работает в журнале «Ялт-йолт»
(«Зарница»). Он изучает устное народное творчество, классическую литературу
Востока. Переводит произведения И. Крылова, А. Пушкина, М. Лермонтова,
А. Кольцова, пишет для детей. Творческий путь Тукая продолжался немногим
более десяти лет. В своих произведениях он утверждал идеалы свободы и социаль-
ного равенства, звал на борьбу с царизмом. Вел непримиримую борьбу с буржуаз-
ными националистами и национальными нигилистами. Одним из первых татар-
ских поэтов стал на путь реализма. Зачинатель революционно-гражданской
лирики и реалистической критики в татарской литературе. Родоначальник совре-
менного литературного татарского языка. Произведения народного поэта Татарии
Тукая стали классикой.
Стр. 99. Как темя татарина, голы поля...— Согласно обычаю, в старое время
мужчины брили голову наголо.
Стр. 101. Шурале.— Тукай использовал мотив одноименной татарской
народной сказки. «Эту сказку «Шурале»,— говорил Тукай в примечании к поэ-
ме,— я написал, пользуясь примером поэтов А. Пушкина и М. Лермонтова,
обрабатывающих сюжеты народных сказок, рассказываемых народными сказите-
лями в деревнях... Я думаю, не будет ничего предосудительного в том, что мы
издадим в литературной обработке все народные сказки. От этого будет несом-
ненная польза для литературы». По поэме Тукая создан балет и симфоническая
поэма композиторов Фарита Яруллина и Назйба Жиганова.
Стр. 101. Про Кырлай, что в Заказанъе...— Кырлай— деревня в Казан-
ском уезде (ныне Тукаевский район), где жил Тукай.
Стр. 103. ...Нечисть водится лесная—албасты и шурале...— Албасты—
персонаж татарских народных сказок, злое чудовище, обитающее в лесной
чаще.
ИЗ ПОЭЗИИ ЧУВАШИИ
Иванов Константин (1890—1915) родился в деревне Слакбаш Уфимской гу-
бернии, в семье крестьянина. Учился в чувашской учительской школе в Симбир-
ске. В 1907 году был исключен без права поступления в другие учебные заве-
дения за участие в бойкоте шовинистически настроенных преподавателей. Через
два года, сдав экстерном экзамены на звание народного учителя, стал препода-
вателем женского училища в Симбирске. Принимал участие в составлении бук-
варей и учебных пособий для чувашских школ. В 1908 году была издана книга
«Сказки и предания чуваш», в которой впервые были опубликованы оригиналь-
ные произведения поэта— стихотворные сказки, баллады, лиро-эпическая поэма
«Нарспй». Демократизм убеждений Иванова, народность его творчества, глу-
бина дарования оказали влияние на развитие чувашской литературы и лите-
ратурного языка. Первым использовал в чувашской поэзии силлабо-тонический
стих. Перевел на родной язык революционные песни, стихи М. Лермонтова,
Н. Огарева, А. Кольцова, Н. Некрасова.
Стр. 113. Киремстю помолись, Хаямату поклонись...— Киреметь — в мифо-
логии чувашей злой дух, а также название святилища, связанного с поклоне-
нием этому духу. Хаямат — место погребения, могила, кладбище.
Эмине (2-я половина XIX века) родилась в поселке Висьпюрт. В девятна-
дцать лет покончила жизнь самоубийством: ее суженого забрали в пожизненные
рекруты. Поэтессу называли «иволгой Чувашии», ей приписывают многие чу-
вашские народные песни.
ИЗ ЕВРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Этингер Шлойме (1801 —1856) родился в семье раввина. Окончил Львов-
ский университет, был врачом. Около 1848 года основал еврейскую земледель-
ческую колонию, которая просуществовала до его смерти. Автор просветитель-
ской драмы «Сёркеле» и поэтических произведений, в том числе книги басен,
оказавших влияние на развитие еврейской литературы.
Гордон Михл (1823—1890) родился в Вильно. Жизнь провел в скитаниях.
Автор стихов и песен, тесно связанных с народным творчеством. Многие его
произведения стали народными. В своем творчестве утверждал демократические,
просветительские идеи.
Гольдфаден Абрам (1840—1908) родился в г. Староконстантинове Волын-
ской губернии, в семье часовщика. Учился в раввинском училище в Житомире.
Писать начал на древнееврейском языке, потом перешел на разговорный —
идиш, письменность которого создана на основе латинского алфавита. В 1866 и
1869 годах издал поэтические сборники, проникнутые сочувствием к обездолен-
ным. Поэт и драматург Гольдфаден создал еврейский театр (1876). В сатири-
ческих и юмористических пьесах «Колдунья», «Два простофили», «Бабушка
612
и внучка» и др. широко использовал традиции народных представлений. После
запрещения царским правительством спектаклей еврейской театральной труппы
(1883) писатель уехал за границу.
Стр. 120. Знаю, что тысячеокий// Ангел прилетит за мной...— В народе
считалось, что ангел смерти тысячеглаз.
Варшавский Марк (1848 —1907) родился в Киеве, получил высшее обра-
зование; по профессии адвокат. Первый сборник стихотворений вышел в 1901 году
с предисловием Шолом-Алсйхема.
Перец Йцхок-Лейбуш (1851 —1915) — писатель разностороннего дарования.
Творчество отличается новаторством, глубиной содержания, разнообразием форм
и жанров. Автор рассказов, в которых острый психологический конфликт соче-
тается с протестом против социального угнетения. В его произведениях нашла
отражение первая русская революция 1905—1907 годов. И.-Л. Перец написал
первые драматические поэмы на идиш белым стихом.
Стр. 125. Б иблейский моти в.— Стихотворение было персведо Ма-
риной Цветаевой в 1941 году.
Стр. 127. Кагал мне саван даст льняной...— Кагал (др.-евр.— собрание) —
община, мир, общество.
Винчевский Мориц (Новахович Бенцион; 1856—1932) — пролетарский поэт.
Родился в местечке Янов Ковенской губернии. В 1877 году вступил в ряды не-
мецкой социал-демократии. Систематически печатал свои произведения под раз-
ными псевдонимами в журнале «Асифас-Хахомим» («Собрание мыслителей»).
Они были проникнуты социалистическими идеями, пробуждали классовое созна-
ние трудящихся. После издания в Пруссии закона против социалистов Винчев-
ский был арестован (1878) и вскоре выслан. В 1894 году переехал в Нью-Йорк,
принял деятельное участие в издании газеты «Фбрвертс» («Вперед»), но, как
только она стала принимать оппортунистический характер, ушел из нее. В конце
жизни вступил в Коммунистическую партию США. Автор прозаических, дра-
матических и поэтических произведений. Стихи Винчевского отличает эмоцио-
нальность и выразительность.
Шолом-Алейхем (Рабинович Шолом; 1859—1916) родился в городе Пе-
реяславле Полтавской губернии, в патриархальной семье. Учился в хедере —
еврейской начальной религиозной школе. Окончил уездное училище, где изучал
русский язык и литературу. Литературную деятельность начал в 1883 году. Твор-
чество его охватывает период с конца 70-х годов до событий первой мировой
войны. Автор ряда романов, в том числе «Блуждающие звезды» (1909—1911),
циклов рассказов «Тевье молочник», «Касриловка», «Неунывающие», повести
«Мальчик Мотл» (1907—1916), лирических и сатирических стихов, большая
часть которых относится к 80-м годам. Творчество Шолом-Алейхема проникнуто
«мудрой любовью к народу» (М. Горький), пронизано «печальным и сердечным»
613
юмором и тонким лиризмом. Писатель создал галерею национальных типов и
характеров, дал художественный анализ социальных проблем своего времени.
Его творчество занимает центральное место в еврейской литературе.
Фруг Семен (1860—1916) родился в семье земледельца. Начал печататься
с 1879 года. В 1885 году издал первый стихотворный сборник.
Эдельштадт Давид (1866—1892) родился в Калуге. Первые стихи были
опубликованы в калужской газете в 1878 году. Вскоре уехал в Америку. Один из
пионеров еврейской пролетарской поэзии. Стихотворения «Мое завещание»,
«В борьбе» пользовались популярностью среди рабочих России и Америки.
Бовшовер Иосиф (1873—1916) родился в местечке Любавичи Могилев-
ской губернии. В 1891 году эмигрировал в Америку, работал на фабрике в Нью-
Йорке, выступал перед рабочими со своими стихами, печатался под псевдонимом
Гурбов в американских и лондонских изданиях. Стихи пролетарского поэта,
проникнутые верой в торжество социализма, были популярны среди еврейского
населения Америки, Польши, Литвы. В 1918 году в Петрограде был издан сбор-
ник Бовшовера «Избранные стихи». /Хирика поэта оказала влияние на развитие
еврейской советской поэзии.
ИЗ УКРАИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Котляревский Иван (1769—1838) — первый классик новой украинской лите-
ратуры — родился в Полтаве, в семье мелкого чиновника. Учился в духовной
семинарии. Был домашним учителем, находился на военной службе, в 1816—
1821 годах директор полтавского театра. С 1818 года связан с декабристскими
кругами. В 1821 году избран почетным членом Вольного общества любителей
российской словесности. Автор ироикомической поэмы «Энеида», над которой
работал свыше четверти века (первое издание 1798 г.),— творения, где «широкой
кистью нарисовал образ панства XVIII века, заменившего в поэме Вергилиевых
олимпийцев» (М. Рыльский). Автор пьесы «Наталка Полтавка» и «Солдат-
чародей», которые были поставлены в 1819 году на сцене полтавского театра
с участием М. Щепкина и прочно вошли в театральный репертуар. Поэт называл
«Наталку Полтавку» оперой. «Точнее всего, это — лирическая комедия со
вставными песнями» (М. Рыльский). Композитор н. л ысенко в 1889 году создал
одноименную оперу «Наталка Полтавка», которая не сходит со сцены по сей
день. Пьесы Котляревского, тесно связанные с жизнью народа и народной
поэзией, положили начало новой украинской драматургии. Творчество Котля-
ревского сыграло важную роль в становлении новой украинской литературы
и в развитии украинского литературного языка.
Гулак-Артемовский Петро (1790—1865) родился в местечке Городище на
Киевщине, в семье сельского священника. Учился в Киевской духовной ака-
демии, затем на словесном факультете Харьковского университета. С 1825 года —
профессор, с 1841 по 1849 год — ректор университета. По выходе в отставку
614
преподавал в Харьковском и Полтавском институтах благородных девиц. Пе-
чататься начал в 1817 году. Известность принесла басня-сатира «Пан да собака»
(1813), осуждающая произвол помещиков. Автор романтических баллад, посла-
ний, басен. Значительное место в творчестве П. Гулак-Артемовского занимают
также переработки произведений Горация и переводы.
Боровиковский Левко (1806—1889) родился в селе Мелюшки Полтавской
губернии, в семье мелкого помещика. Окончил в 1830 году Харьковский уни-
верситет. Преподавал в учебных заведениях Курска, Полтавы. Литературную
деятельность начал в 1828 году. Писал песни, думы, басни, баллады. Переводил
на украинский язык Мицкевича и Пушкина. В 1852 году в Киеве вышел сборник
«Басни и прибаутки Левка Боровиковского». Известен также как этнограф
и фольклорист.
Шашкевич Маркиан (1811—1843) родился в семье священника. Окончил
духовную семинарию во Львове, был сельским священником. Стоял во главе
литературного кружка прогрессивной молодежи «Русская троица», который
ставил своей задачей просвещение украинского парода. Зачинатель новой украин-
ской литературы на Западной Украине.
Гребенка (Гребйнка) Енген (1812—1848) родился в семье мелкого поме-
щика на Полтавщине. В 1831 году окончил Нежинскую гимназию высших
наук, впоследствии переименованную в лицей. В эти же годы там учился Н. В. Го-
голь. В 1834 году переехал в Петербург, преподавал русский язык и литературу
в учебных заведениях. Содействовал выкупу Т. Ше вченко из крепостной зави-
симости и первому изданию «Кобзаря». Литературную деятельность начал в
1831 году. Широкую известность получил сборник басен Гребенки — «Мало-
российские присказки» (1834; 1836). Кроме басен и лирических стихотворений
на украинском языке, Гребенка писал прозу и поэзию на русском языке. Неко-
торые лирические стихотворения Гребенки на украинском («Hi, мамо, не можно
нелюба любить...») и русском языках («Молода еще девица я была...», «Черные
очи») стали популярными романсами.
Стр. 144. Боюсь прогневать комиссара...— Комиссар — здесь: полицейский
чиновник.
Костомаров Микола (1817—1885) — русский и украинский историк, этно-
граф, писатель, критик. Родился в селе Юрасовка Воронежской губернии, в по-
мещичьей семье; мать — крепостная украинская крестьянка. В 1837 году окончил
Харьковский университет. Некоторое время состоял профессором по кафедре
истории в Киевском университете. Один из руководителей буржуазно-либераль-
ного крыла Кирилло-Мефодиевского общества. После разгрома общества был
арестован и сослан в Саратов под надзор полиции. В 1859—1862 годах занимал
должность профессора русской истории Петербургского университета. Опубли-
ковал на русском языке ряд трудов по социально-политической и экономической
истории России и Украины. Автор стихов, пьес, повестей на русском и украинском
языках, поэтических сборников «Украинские баллады» (1839), «Ветка» (1840).
615
В 1875 году в Одессе был издан «Сборник сочинений Иеремии Галки», ку-
да вошли все художественные произведения Костомарова на украинском
языке.
Шевченко Тарас (1814—1861) — украинский поэт, художник, мыслитель,
революционный демократ; родился в селе Моринцы Звенигородского уезда
Киевской губернии, в семье крепостного крестьянина. Рано осиротел. Был маль-
чиком на побегушках у дьячка-учителя, учеником у маляра-дьякона, слугой-
казачком у помещика. Восемнадцати лет Шевченко был отдан на четыре года
«разных живописных дел цеховому мастеру» Ширяеву и принял участие в росписи
нескольких зданий в Петербурге. Там познакомился с художником И. Сошенко,
а через него с известными художниками и писателями — К. Брюлловым, В. Жу-
ковским, А. Венециановым, Е. Гребенкой и другими. С их помощью был выкуплен
из крепостной неволи в 1838 году. После выкупа определяется вольнослушате-
лем Академии художеств. Писать стихи Шевченко начал, еще будучи крепостным.
В 1840 году вышел сборник его стихотворений и поэм на украинском языке
«Кобзарь», в 1841 году — поэма «Гайдамаки». Тогда же обращается и к русскому
языку: поэма «Слепая» (1842), отрывок из драмы «Никита Гайдай» и др.
В 1845 году, получив по окончании Академии художеств звание неклассного
художника, уехал в Киев, где поступил на службу в Киевскую временную ко-
миссию по разбору древних актов. В 1846 году вступил в Кирилло-Мефодиевское
общество, где занимал наиболее левые позиции. В 1847 году за участие в тайном
обществе был арестован и определен рядовым в отдельный Оренбургский
корпус «под строжайший надзор с запрещением писать и рисовать». В 1850 году
по доносу был арестован и сослан в Новопетровское укрепление на полуострове
Мангышлак (ныне г. Шевченко). В годы ссылки создает ряд песен, близких
к народным, лирических произведений, пронизанных свободолюбием и нена-
вистью к тирании, пишет несколько повестей па русском языке (в печати они
появились лишь в 80-е годы). После освобождения, в 1850 году, вернулся
в Петербург, где жил напряженной творческой и общественно-политической
жизнью. Поэтические произведения Шевченко последних лет — друга и едино-
мышленника Чернышевского и Добролюбова — приобрели особенную полити-
ческую остроту, суровую резкость. «Совершенно народный поэт» (Добролюбов),
Шевченко, пройдя путь от романтизма к реализму, стал основоположником новой
украинской литературы, зачинателем критического реализма, революционно-
демократического направления в литературе и живописи, одним из творцов
современного украинского литературного языка.
Стр. 148. «Р евет и стонет Днепр широки й...» — отрывок из
баллады «Порченая» — первого дошедшего до нас стихотворного произведения
Шевченко, датируется предположительно 1837 годом. Вся баллада построена
на мотивах и образах украинского фольклора. Предлагаемый отрывок был по-
ложен на музыку композитором Д. Крыжанивским. Эти строки стали народной
песней.
Стр. 148. «Думы мои, думы мои...» — Публикуются фрагменты
стихотворения, написанного вскоре после освобождения из крепостной неволи,
616
когда Шевченко некоторое время жил в мастерской художника Брюллова. Впо-
следствии поэт в дневнике писал: «И что же я делал? Чем занимался в этом
святилище? Странно подумать. Я занимался тогда сочинением малороссийских
стихов, которые впоследствии упали такой страшной тяжестью на мою убогую
душу. Перед его дивными произведениями я задумывался и лелеял в своем
сердце своего слепца Кобзаря и своих кровожадных гайдамаков. Передо мной
расстилалася степь, усеянная курганами. Передо мной красовалась моя пре-
красная, моя бедная Украина, во всей непорочной меланхолической красоте
своей... И я задумывался, я не мог отвести своих духовных очей от этой родной
чарующей прелести. Призвание — и ничего больше» (запись 1 июля 1857 года).
Этим стихотворением открывался «Кобзарь» 1840 года. Программное произве-
дение Т. Шевченко.
Стр. 149. «3 ачаруй меня, волшебни к...» — В первой публикации
стихотворение называлось «Пустка» — пустое помещение, опустевшая хата —
и посвящалось актеру Малого театра М. С. Щепкину (1788—1863), с которым
поэта связывала многолетняя сердечная дружба.
Стр. 149. Г о г о л ю.— К Гоголю Шевченко относился с благоговением, как
к писателю и как к человеку, одаренному «самым глубоким умом и самою нежною
любовью к людям». В стихотворении он вспоминает, не называя, «Тараса
Бульбу» Гоголя и перефразирует известное выражение Пушкина о юморе Гоголя,
который «заставляет вас смеяться сквозь слезы...».
Стр. 757. Завещани е.— Стихотворение в автографе не имеет названия.
Заглавие «Завещание» («Запов^т») утверждено многолетней традицией. Обра-
зец политической лирики. Переведено более чем на сто языков, известно более
шестидесяти музыкальных интерпретаций.
Стр. 152. «Вишневый садик возле хат ы...» — Шевченко любил
это стихотворение, охотно вписывал его в альбом, дарил автографы знакомым,
иногда давал ему названия: «Вечер», «Весенний вечер», «Майский вечер». Оно
входит в цикл, написанный в период с 17 апреля по 30 мая 1847 года в тюремном
помещении III Отделения. При окончательной обработке, в 1858 году, цикл
получил название «В каземате» и посвящение «Моим соузникам». Он состоит
из тринадцати стихотворений.
Стр. 152. Юродивы й.— Отрывок написан по дороге из ссылки в Петер-
бург. Должен был служить зачином эпопеи «Сатрап и дервиш», задуманной
в последние недели ссылки. Замысел остался незавершенным.
Стр. 153. Как сотнями в оковах гнали // В Сибирь невольников святых?..—
Под «святыми невольниками» поэт разумел декабристов.
Стр. 154. Подруга Феба молодая!..— Феб (Аполлон) — в античной мифо-
логии бог искусств, под покровительством которого выступали музы.
617
Стр. 155. Взялась за серп — дожать скорей //Урочный сноп свой до бур-
мистра...— Урок — работа, заданная для выполнения в определенный срок.
Урочный — установленный, определенный по условию. Бурмистр — поставлен-
ный помещиком староста из крестьян.
Стр. 156. И с а й я, глава 35.— Исайя — библейский пророк. Его про-
рочества составили одну из книг Библии (Ветхий завет). Шевченко нередко
обращался к библейским образам, чтобы выразить свои революционные мысли
и чаяния, мечты о прекрасном и светлом мире, который воцарится на свободной
земле.
Стр. 156. ...Багрянииами закрытый...— Багряница— пурпурная мантия,
торжественное облачение владетельных особ.
Из кадил табак курить...— Кадило—церковный сосуд, курильница на
цепочках, в которую иа жар кладется ладан.
А кропилом будем, брате...— Кропило — кисть или венчик для обрызгива-
ния водой при некоторых церковных обрядах.
Предтечи светлые...— Предтеча (книж.) — предшественник, лицо, своей
деятельностью, своим явлением подготовляющее путь кому-нибудь, почву для
кого-нибудь.
Щеголев Яков (1823—1898) родился в городе Ахтырке (Сумской губернии),
в дворянской семье. В 1848 году окончил юридический факультет Харьковского
университета. Первое стихотворение опубликовал, еще будучи гимназистом.
В 1844 году напечатал несколько стихотворений на украинском и русском
языках. В последующие годы писал мало. Литературную деятельность возоб-
новил в начале семидесятых годов, после ухода в отставку. Первый поэтический
сборник Щеголева вышел в 1883 году — «Ворскла»; второй — «Слобожанщи-
на» — в 1898 году.
Глебов (Глибов) Леонид (1827—1893) родился в селе Веселый Подол на
Полтавщине, в семье управляющего имением. В 1855 году окончил Нежинский
лицей. Служил учителем в гимназии. Редактировал и издавал прогрессивный
«Черниговский листок» (1861—1863). В 1863 году газета была закрыта, а Гле-
бов, заподозренный в «неблагонадежности», выслан из города. С 1867 года и до
конца жизни Глебов заведовал земской типографией в Чернигове. Писать начал
рано. «Был воспитан на лучших образцах украинской и русской литературы»
(М. Рыльский). В 1847 году издал сборник «Стихотворения» па русском языке.
За ним последовали стихи па украинском языке. Некоторые из них стали народ-
ными песнями («Стоит гора высокая...» и др.). Широко известен Глебов как
баснописец. Первое собрание басен вышло в Чернигове в 1863 году. Автор
популярных стихов и басен для детей.
Руданский Степан (1834—1873) родился в селе Хомутипцы на Винничине,
в семье сельского священника. Окончил духовную семинарию в Каменец-По-
дольске и Медико-хирургическую академию в Петербурге (1861). Служил город-
ским врачом в Ялте. Стихи писать начал еще в семинарии. Первые произведения
618
опубликовал в журнале «Основа», издававшемся украинскими писателями в
Петербурге. Автор многих лирических стихотворений (некоторые из них, напри-
мер, «Повей, ветер, в край родимый» («Пов1й, в!трс, на Вкра!’ну»), стали народ-
ными песнями), баллад, исторических песен, поэм, побасенок («сшвомовок»), в
которых использовал ритмику жанра украинского народного поэтического твор-
чества — коломыйки. Первый сборник произведений Руданского вышел в свет
лишь через семь лет после его смерти. Полное собрание сочинений в семи томах,
куда вошли также его переводы «Слова о полку Игорсве», глав «Илиады» Гомера,
«Энеиды» Вергилия, было издано И. Франко и его другом, ученым и писателем
А. Крымским во Львове в 1895—1908 годах.
Стр. 165. Меж торговыми рядами // Шел чумак с мазницей...— Чумак —
украинский крестьянин, в старину занимавшийся перевозкой на волах и продажей
соли, хлеба и других товаров. Мазница — посуда для дегтя.
Федькович Юрий-Осип (1834—1888) — западноукраинский писатель, вы-
ступал как поэт, беллетрист, драматург, родился в селе Сторонец-Путилов на
Буковине, в семье мелкого шляхтича. Западноукраинские земли — Буковина,
Галиция, Закарпатье — находились в XIX веке под властью Австрийской импе-
рии (с 1867 года — Австро-Венгрии). Выражением борьбы против жестокого
социального и национального гнета, которому подвергался украинский народ,
было крестьянское восстание на Буковине под предводительством Лукьяна
Кобылыци (1843—1844), крестьянское восстание в западной части Галиции
(1846). Мать и старший брат будущего писателя принимали участие в восстании
1848 года. После подавления восстания Федькович вслед за братом бежал в Ру-
мынию. В 1852 году Федькович вернулся на родину. Отец отдал его в австрийскую
армию, где он прослужил десять лет. По выходе в отставку Федькович по-
селился в Сторонец-Путилове, затем жил в Черновицах (ныне Черновцы),
несколько лет редактировал первую в этом краю украинскую газету — «Букови-
на». Стихи писать начал на военной службе: сначала на немецком, потом на
украинском языке. В 1862 году вышла книга стихотворений на украинском язы-
ке — «Поэзп 1осифа Федьковича». Тогда же появляется и первая его повесть на
украинском языке — «Любовь — погибель» (1863), а в 1876 году выходит сбор-
ник рассказов и повестей. В 1882 году писатель публикует поэтический сборник
«У Черемоша». В своем разностороннем творчестве Федькович широко использо-
вал богатства украинского фольклора и народного языка. 11исатель-демократ, он
развивал традиции Шевченко и Марко Вовчок, способствовал углублению кри-
тического реализма в украинской литературе.
Стр. 168. Как наш Тарас, как мой батько...— Поэт имеет в виду Т. Г. Шев-
ченко.
Стр. 168. Уроди нам, русский боже...— «Русь — в смысле Украина, русин —
в смысле украинец — эта терминология долгое время существовала на западно-
украинских землях» (М. Рыльский).
Старицкий Михаил (1840—1904) —драматург, романист, поэт, переводчик.
Родился в селе Клещинец на Полтавщине, в семье мелкого помещика. Учился
619
в Харьковском, а затем в Киевском университетах. Литературную деятельность
начал переводами стихотворений Пушкина, Лермонтова, Огарева. Первые свои
стихотворения опубликовал в 1865 году. В этот период возникает и его увлечение
театром. В 1864 году вместе с композитором Н. Лысенко создает любительский
кружок и хор. Вместе с Лысенко пишет на сюжеты Гоголя пьесу-оперу «Ночь
перед рождеством» (1872) и пьесу «Сорочинская ярмарка» (1874). В 1878 году
Старицкий, на мировоззрение которого оказали влияние революционно-демо-
кратические идеи Шевченко и Чернышевского, вынужден был уехать на два
года за границу: ему грозил арест в связи со студенческими волнениями и за
распространение революционных прокламаций. В 1881 году вышел сборник поэти-
ческих произведений «Из давней тетради. Песни и думы». Перу писателя при-
надлежат также романы «Кармелюк», «Перед бурей». С 1883 года Старицкий
возглавляет первую большую украинскую труппу, а с 1885-го — режиссер и
актер народного театра. Автор социально-бытовых драм («Ой, не ходи, Грицю...»
(1890), «Маруся-Богуславка» (1897) и Др.), способствовавших созданию на-
ционального украинского театра. Драматические произведения Старицкого со-
ставили два тома сборника «Малороссийский театр», изданного в Москве
(1890—1893). Творчество М. Старицкого «значительный шаг в развитии украин-
ского языка, в расширении круга тем украинской литературы, в укреплении
в ней реализма» (М. Рыльский).
Франко Иван (1856—1916) —писатель, ученый, общественный деятель.
Родился в Галиции, в селе Нагуевичи Дрогобычского уезда, в семье кузнеца.
В 1875 году окончил гимназию. Писать начал в ранней юности. Поступив на
философский факультет Львовского университета, Франко стал деятельным
участником кружка демократической молодежи, сотрудником и членом редакции
журнала «Друг», издававшегося группой студенческой молодежи, знакомится
с передовой русской литературой (русский язык он изучил самостоятельно еще
в гимназии) и знакомит с ней читателей. В 1877 году по обвинению в принадлеж-
ности к тайному социалистическому обществу был арестован. После выхода из
тюрьмы Франко развивает активную революционную, пропагандистскую лите-
ратурную деятельность. Он пишет рассказы и повести так называемого «Бо-
риславского цикла» о жизни рабочих-нефтяников — открывает тему рабочего
класса в украинской литературе, принимает участие в создании новых журна-
лов, переводит на украинский язык некоторые труды Маркса и Энгельса, изла-
гает в своих работах «Катехизис экономического социализма» и «Основы со-
циальной экономии» отдельные положения марксистского учения, принимает
участие в составлении брошюры «Программа польских и украинских социалистов
Восточной Галиции» (1881). Пропагандист самых передовых идей своего време-
ни, Франко на протяжении всей жизни подвергался преследованиям, со-
стоял под надзором двух полиций — австрийской и царской; «как известный
галицийский социалист», в 1880 и 1889 годах был снова в заключении. В 80-е годы
имя Франко уже широко известно за пределами Галиции, за пределами Украины.
В 1893 году он защитил в Вене докторскую диссертацию. Намеревался возгла-
вить кафедру литературы Львовского университета, но не был допущен реак-
ционерами. В последующие годы издает журнал «Жизнь и слово» (1894—1897),
продолжает вести интенсивную литературную и общественную деятельность до
620
последних дней жизни. В 1905 году был избран членом Пражской академии
наук, в 1906 году ученый совет Харьковского университета присвоил ему звание
доктора русской словесности. Литературная и научная деятельность Ивана
Франко продолжалась четыре десятилетия.
Общественный деятель и ученый, писатель и историк литературы, он оказал
большое влияние на развитие общественного движения, на духовную жизнь
украинского народа, определил развитие украинской демократической литерату-
ры, особенно поэзии конца XIX — начала XX века. Первый сборник стихов
Франко — «Баллады и рассказы» (1876) — носил еще романтический характер.
Известность принесла следующая книга поэзии — «Вершины и низины»
(1887) — с ее гражданским революционным содержанием. Она стала событием
в литературной и общественной жизни Украины. В предисловии ко второму
изданию се (1893) поэт писал, что эта книга стихов — двадцать лет его «жизни
и труда, продиктованного... горячей любовью к родному народу, родному краю...».
Утверждая в литературе творческий метод критического реализма, развивая
революционные традиции Шевченко, Франко создавал новые поэтические фор-
мы, обогащая украинскую поэзию многообразием жанров, метрики, ритмики
(«Мой Измарагд» (1897); «В дни печали» (1900); «Semper tiro» (1906); поэмы
«Моисей» (1905) и др.). Все творчество народного писателя проникнуто вер-
ностью идее освобождения трудящихся. «Как сын селянина, вскормленный черст-
вым мужицким хлебом, я считал своим долгом отдать труд своей жизни простому
народу» (И. Франко). Прозаик и драматург, критик и ученый-фольклорист,
публицист и переводчик, он оставил обширное литературное и научное наследие.
В связи со столетним юбилеем со дня рождения Франко, который по решению
Всемирного Совета Мира широко отмечался, было издано 20-томное собрание
сочинений писателя (Твори в 20-ти томах, Ки!в, 1950—1956) и 10-томное собра-
ние сочинений на русском языке (Сочинения в 10-ти томах, М., ГИХЛ, 1955—
1956).
Стр. 173. Гимн (В ечный революционер) — стихотворение из
раздела «De profundis» («Из глубин» — лат.) в книге «Вершины и низины».
Написано в 1880 году в Львовской тюрьме. Слова его положены на музыку
украинским композитором Н. Лысенко в 1905 году.
Стр. 174. «Г ремит! Благодатная ближе погод а...» — стихо-
творение из цикла «Веснянки» в книге «Вершины и низины». Оно, как и весь
цикл «Веснянки», утверждает веру в поэта в приближающееся освобождение
народов.
Стр. 174. «Дай мне, земля, своей силы глубинной...» —
стихотворение из цикла «Веснянки» в сборнике «Вершины и низины». Оттуда же
взято стихотворение «Не забудь, не забудь».
Стр. 176. «Н е разлучай меня с горючей боль ю...» — из цикла
«Ночные думы» в книге «Вершины и низины».
Стр. 177. Кам не л омы — из цикла «Excelsior!» («Все выше» — лат.)
в книге «Вершины и низины». Одно из самых известных стихотворений поэта.
621
Камнеломы (каменяры) — люди, сокрушающие тяжелыми стальными молотами
гигантскую гранитную скалу,— величественный символ борцов, пролагающих
путь к правде, свободе и «счастью всех». Великим Ка меняром часто называют
Ивана Франко, соотнося это с содержанием стихотворения «Камнеломы».
Стр. 178. Моя любовь — стихотворение из цикла «Украина» в книге
«Вершины и низины».
Стр. 179. Сикстинская мадонна — стихотворение из цикла «Сво-
бодные сонеты» в книге «Вершины и низины». Программное стихотворение
поэта. Вводя сонет в украинскую поэзию, Франко расширил границы этой
строгой формы, дал повое направление его развитию, заставил служить задаче
политического протеста и разоблачения. Он создал два цикла: «Тюремные
сонеты» и «Свободные сонеты».
Стр. 179. «Н а смену тоске ступень я...» — это стихотворение,
а также «Бескрайное поле, где снег пеленою...», «Стройная девушка, меньше
орешка...», «И ты прощай! Теперь тебя...» взяты из книги «Увядшие листья»
(1896), которую И. Франко сам назвал «лирической драмой» — драмой нераз-
деленной, безответной любви. «Эти такие легкие, нежные стихотворения, с такой
широкой гаммой чувств и пониманием человеческой души, что, читая их, не
знаешь, кому отдать предпочтение: поэту-борцу или поэту-лирику, певцу любви
и настроений» (М. Коцюбинский). Многие стихи из этого сборника положены
на музыку.
Стр. 78/.Декаде нт — стихотворение из сборника «Мой Измарагд» («Из-
марагды» — так назывались в Древней Руси сборники нравоучительных статей
и притч). Стихотворение является ответом И. Франко автору статьи, в которой
создатель книги «Увядшие листья» был назван декадентом.
Стр. 787. М о и с е й (1905; второе издание — 1913).— Поэма была создана
под влиянием революционных событий в России. Библейский сюжет о пророке
Моисее поэт использует как повод выразить свои взгляды на проблему взаимо-
отношений личности и народа. «Основной темой поэмы,— писал Франко в пре-
дисловии,— я избрал смерть вождя, как непризнанного своим народом пророка.
Эта тема в таком виде не библейская, а моя собственная, хотя и основанная на
библейском рассказе». В «Прологе», обращенном к родному народу, Франко
утверждает революционно-освободительные идеи.
Стр. 183. «Semper tiro» — из книги «Semper tiro» (1906). Стихотворе-
ние выражает творческое кредо поэта.
Стр. 184. Пусть песня драгоценна, словно миро...— Миро — благовонное
масло (употребляется при некоторых христианских обрядах).
Стр. 184. «Н е м олчи, если, гордо красу ючис ь...» — из стихов,
не вошедших в книги. Написано поэтом незадолго до кончины.
622
Гринченко Борис (1863—1910) родился на хуторе Вильховый Яр Харьков-
ской губернии, в семье мелкого помещика. Учился в Харьковском реальном учи-
лище, откуда был исключен за чтение нелегальной литературы. Экстерном
сдал экзамен на звание народного учителя. Служил в губернском земстве в Чер-
нигове, затем в Киеве, одновременно занимался научной, литературной и изда-
тельской деятельностью. Печататься начал в 1881 году. Перу писателя, кроме
стихотворений, принадлежит много рассказов, повестей, драматических произве-
дений из народного быта. В 1907—1909 годах в Киеве вышел под редакцией
Гринченко Словарь украшсько! мови (Словарь украинского языка) в четырех
томах. Писателем также собрано и издано большое количество фольклорных
произведений.
Стр. 185. Манифест.— Гринченко имеет в виду манифест 17 октября
1905 года («Об усовершенствовании государственного порядка»)» подписанный
Николаем II в момент наивысшего подъема октябрьской всероссийской поли-
тической стачки. Вынужденная уступка самодержавия восставшему народу.
Стр. 185. Меня микадо удивил: // Воспитан очень странно...— Намек на
русско-японскую войну 1904—1905 годов.
Стр. 186. Но пусть в парламенте народ // Булыга представляет...— Булы-
га — Булыгин А. Г., министр внутренних дел, разработавший проект закона об
учреждении думы — законосовещательного представительского органа — и по-
ложение о выборах в нее. По проекту рабочие, мелкая буржуазия, женщины,
военнослужащие, учащиеся лишались избирательных прав. Созыв думы был
сорван революционными событиями 1905 года.
Грабовский Павло (1864—1902) — поэт, революционер. Родился в селе Пуш-
карное Харьковской губернии, в семье пономаря. Учился в бурсе, затем в Харь-
ковской духовной семинарии. За участие в революционной народнической ор-
ганизации был арестован и выслан в деревню под гласный надзор полиции.
В конце 90-х годов проявил глубокий интерес к марксизму. Поэт заявлял: «Теперь
все, что только есть в России живого, движущегося и мыслящего, идет под знаком
марксизма». В 1888 году был сослан в Восточную Сибирь. Умер в Тобольске.
В тюрьмах и ссылках провел около двадцати из тридцати восьми лет жизни.
Писать начал рано, одновременно на украинском и русском языках, печатался
мало. Впервые стихотворения Грабовского были опубликованы в 1890 году во
Львове. Из Иркутской тюрьмы он посылает рукописи своему другу Б. Д. Грин-
ченко, который направил их И. Франко во Львов. В 90-е годы выходят сборники
стихов Грабовского «Подснежник», «С чужого поля», «С севера», «Доля»,
«Кобза» и др. Представитель революционно-демократической украинской поэзии
80—90-х годов. «Революционером был он по своей непримиримой натуре и смело-
му уму, приведшим его в Сибирь, где низко поклонился он памяти одного из
своих учителей — Чернышевского...» (М. Рыльский). Последователь творческих
традиций Шевченко, Грабовский своей поэзией звал к революционной борьбе.
Его творчество было проникнуто верой в светлое будущее, в нем звучали мотивы
дружбы народов. В литературно-критических и публицистических статьях от-
623
стаивал принципы народности литературы. Известен Грабовский и как перевод-
чик на украинский язык произведений русской и мировой классики.
Самийленко Владимир (1864—1925) — поэт, переводчик. Родился в местечке
Сорочинцы на Полтавщине. Отец Самийленко — помещик, мать — крепостная
крестьянка. Окончил историко-филологический факультет Киевского универси-
тета. Служил в земстве. Литературную деятельность начал в середине 80-х го-
дов. Первый сборник — «Из стихотворений Вл. Самийленка» — вышел в Киеве
в 1890 году. Лирика поэта проникнута любовью к родине. «Самийленко вошел
в нашу поэзию прежде всего как юморист и сатирик» (М. Рыльский). Едкой
сатирой на самодержавие пронизаны стихи поэта, написанные в период рево-
люции 1905 года. Знаток романских языков, в последние годы жизни он пере-
водил на украинский язык произведения западноевропейской и русской лите-
ратуры.
Украинка Леся (Косач Лариса; 1871 —1913) родилась в Новограде-Волын-
ском, в дворянской семье. Отец был председателем съезда мировых посредников,
мать — украинская детская писательница Олена Пчилка. Детские годы прошли
на Волыни, в селе Колодяжном. Получила хорошее домашнее образование,
владела десятью европейскими языками. Мировоззрение формировалось под
влиянием передовых общественных идей. Она изучала произведения марксизма,
активно участвовала в социал-демократическом движении. Особый подъем в твор-
честве Л. Украинки вызвали события революции 1905 года. В 1907 году, как
и многие другие прогрессивные деятели, была арестована. После освобождения
полиция учредила за ней особый надзор. Обострение костного туберкулеза —
давнего заболевания — вынуждало Лесю Украинку уезжать на лечение за гра-
ницу (Германия, Италия, Египет), подолгу жить в Крыму, Грузии. Она много
пишет, переводит, занимается составлением сборника народных песен.
Писать начала рано. Первые стихи появились в печати в 1884 году. Первый
сборник — «На крыльях песен», в который вошли ранние стихи и поэмы,— был
издан по инициативе И. Франко во Львове в 1893 году. За ним последовали
сборники «Думы и мечты» (1899) и «Отзвуки» (1902). Для них характерны
революционные мотивы, темы большого общественного звучания. В середине
90-х годов Леся Украинка обращается к драматургии, которая впоследствии
займет большое место в ее творчестве, пробует свои силы в художественной
прозе. Она разрабатывает жанр драматической поэмы, широко используя темы
и образы из отечественной и мировой истории и культуры. Как и в лирике,
в драмах ставит важнейшие проблемы современности. Все творчество поэтессы,
особенно драма-феерия «Лесная песня», тесно связано с украинским народным
творчеством. Ее произведения пронизаны духом революционного свободолюбия.
Леся Украинка «не только крупнейшая женщина-писательница в мире, но
и один из наиболее оригинальных мировых поэтов» (М. Рыльский).
Стр. 191. Н а д е ж д а — одно из первых стихотворений, дошедших до нас.
Посвящено тетке Леси Украинки — Елене Антоновне Косач, которая долго
жила в семье брата, занималась воспитанием Леси, имела на нее большое влияние.
624
За революционную деятельность Е. А. Косач была арестована в 1879 году и вы-
слана сначала в Олонецкую губернию, затем в Тобольск.
Стр. 195. «Уста твердят: ушел он без возврат а...» — Сти-
хотворение посвящено С. К. Мержинскому (1870—1901), близкому другу Леси
Украинки, активному участнику социал-демократических кружков Киева и
Минска.
Стр. 196. Кто взять велел святую орифламму...— Орифламма (франц.) —
буквально: золотое пламя; в средние века штандарт, боевое французское знамя.
Стр. 198. В годовщин у.— Стихотворение написано в связи с пятидеся-
тилетием со дня смерти Т. Г. Шевченко.
Олесь Олександр (Кандыба Александр; 1878—1944) родился на Сумщине,
в крестьянской семье. Окончил Харьковский ветеринарный институт; работал
земским статистиком. Писать стихи начал в 1903 году. Первый сборник стихов —
«С печалью радость обнялась» (1907). За ним последовало еще несколько сбор-
ников стихотворений и драматических поэм. В начале творческого пути Олесь
выражал настроения демократической части украинской интеллигенции. После
поражения революции 1905 года он попадает под влияние декаданса. Приняв
Февральскую революцию, поэт не понял исторического значения Великой
Октябрьской социалистической революции, эмигрировал. В стихах последних двух
десятилетий жизни звучит острая тоска по родине.
ИЗ БЕЛОРУССКОЙ ПОЭЗИИ
Дунин-Марцинкевич Викентий (1807—1884) — драматург, поэт, первый
профессиональный литератор, писавший книги на белорусском языке. Родился
в усадьбе Панюшкевичи Могилевской губернии, в семье небогатого шляхтича.
Окончил гимназию в Бобруйске. Поступил на медицинский факультет Петер-
бургского университета, но вскоре оставил занятия и возвратился в Белоруссию.
Служил чиновником в Вильно и Минске. С 1839 года жил в своей усадьбе Лю-
цинка, в Минской губернии, занимался частной юридической практикой. Лите-
ратурную деятельность начал в 40-е годы. В 1846 году издал свою комедию
«Крестьянка», к которой польский композитор С. Монюшко написал музыку.
В пятидесятые годы выходят сборники стихов и поэм Марцинкевича: «Вечер-
ницы» (1855), «Гапон» (1855), «Интересуешься — прочитай» (1856), «Дударь
белорусский, или Всего понемногу» (1857). Литератор, общавшийся с крестья-
нами, писавший на понятном им языке, вызвал подозрение царских властей.
В 1864 году он был арестован по обвинению в участии в восстании 1863—1864 го-
дов. После годичного заключения писатель безвыездно жил в своей усадьбе под
строгим надзором полиции. Заслуги Марцинкевича перед белорусской литерату-
рой «в том демократизме, который веял от сентиментально-народнических поэм
Марцинкевича, в той гуманнзаторской тенденции, которая явственно проступает
из каждой их строки...» (М. Богданович). Творчество писателя говорило о бога-
тых возможностях белорусского языка.
625
Стр. 202. Стихотворение Наума Приговорки на приезд
в город Минск Аполлинария Контского, Владислава
Сы ро к о м л и и Станислава Мо и юш к о.— Наум Приговорка — один
из героев комической оперы Марцинкевича «Крестьянка». Во время первой
постановки (1852) его роль исполнял Марцинкевич. А поллинарий Контский
(1823—1879)—польский скрипач и композитор, руководитель и преподава-
тель основанного им в Варшаве в 1861 году Музыкального института. Владислав
Сырокомля — псевдоним польского поэта Людвига-Владислава Кондратовича
(1823—1862). Станислав Монюшко (1819—1872) — польский композитор. В ок-
тябре 1856 года они посетили Минск, были в гостях у Марцинкевича, он
прочитал им это стихотворение.
Стр. 202. Один дударь с ляцкой нисы, то ж братская нива!—С ляикой
нивы — из 11ольши.
Стр. 202. Другой с битовой усадьбы,— так родные схожи!—С битовой
усадьбы — из Вильно.
Стр. 202. Дударь третий между нами рос, как брата знаю, // Ему минская
земелька — словно мать родная! — Речь идет о С. Монюшко, который родился
в имении Убеле вблизи Минска. В Минске занимался музыкой, учился в гим-
назии.
Богушевич Франциск (1840—1900) родился в усадьбе (фольварк) Свираны
Виленского уезда, в семье обедневшего дворянина. В 1861 году окончил гим-
назию в Вильно. Поступил на физико-математический факультет Петербургского
университета, но через два месяца был исключен за участие в студенческих
беспорядках. Принимал активное участие в крестьянском восстании 1863—1864 го-
дов, был даже ранен в стычке с войсками. После подавления восстания уехал на
Украину, окончил Нежинский лицей (1868), был судебным следователем. Только
в 1884 году смог вернуться на родину, служил адвокатом при окружном суде
в Вильно. Писать начал на Украине. Первые стихи под влиянием поэзии Шевченко
были на украинском языке. Серьезно заниматься литературой начал в Вильно. Ли-
тературные и общественные взгляды Богушевича формировались под воздейст-
вием идей революционных демократов. Издал на родном языке два поэтических
сборника: «Дудка белорусская» (Краков, 1891) и «Смычок белорусский» (Поз-
нань, 1894). Оба сборника открывались авторским предисловием. В них поэт
выражал свою общественную и литературно-эстетическую программу. Пафос
творчества — защита интересов и прав крестьянства, призыв к борьбе за со-
циальное и национальное освобождение. Один из зачинателей реалистической
литературы в Белоруссии. Утверждал право белорусского языка быть языком
литературным. «Его произведения глубоко проникнуты национальным и демо-
кратическим духом... отличаются большой энергией выражения. Стих его прост
и суров, изредка эта суровость сменяется юмором» (М. Богданович).
Стр. 204. Моя дудка — программное стихотворение поэта. Им открывал-
ся сборник «Дудка белорусская».
626
Стр. 207. От Петра и до Якуба...— С 29 июня до 25 июля (по старому
стилю), с Петрова дня (церковный праздник) до дня святого Якуба (Иакова).
«С Петрова дня красное лето — зеленый покос» — народная поговорка.
Стр. 208. Бог не поровну делит — одно из многих стихотворений
Богушевича, посвященных теме социального контраста. В заключении Петербург-
ского комитета по делам печати говорилось, что эго стихотворение «намеренно
наущает бедняку, что его тяжелый труд уходит на содержание притесняющего
его господствующего класса».
Стр. 209. Песни — цикл, состоящий из десяти стихотворений, написанных
по мотивам белорусских народных песен.
Тетка (Алоиза Пашкевич; 1876—1916) —родилась в деревне Пещаны Ви-
ленской губернии, в крестьянской семье. Училась в гимназии в Вильно, на
общеобразовательных курсах Лесгафта в Петербурге, где попала в среду револю-
ционной молодежи, познакомилась с деятельностью нелегальных кружков. Вер-
нувшись в Вильно, принимала участие в революционных событиях 1905 года,
вела активную пропагандистскую работу. Е.е стихи распространялись как листовки
и прокламации. Скрываясь от преследований полиции, вынуждена была уехать
в Галицию, где поступила вольнослушательницей на философское отделение
Львовского университета, вела научную и общественную деятельность. В 1911 го-
ду вернулась на родину. Вновь выступает в рабочих кружках, организует в 1914 го-
ду журнал для белорусской молодежи «Лучинка». В 1915—1916 годах снова
деятельно участвует в рабочем движении. Писать стихи Тетка начала еще в годы
ученья. Но как поэт сложилась в период ревогюции 1905 года. В 1906 году вышли
в свет два сборника ее стихотворений: «Крещение па свободу» и «Скрипка бе-
лорусская». Название последнего указывало на связь со «Смычком белорус-
ским» Фр. Богушевича. Романтически приподнятая лирика Тетки отразила
события 1905 года. Тетка ввела в белорусскую поэзию новый жизненный ма-
териал, новые темы, ввела жанр политических стихов-гимнов, стихов-призывов,
революционных песен. К наиболее сильным произведениям, написанным Тет-
кой в годы революции, принадлежит аллегория «Присяга над кровавыми бо-
роздами», посвященная основному вопросу революции — борьбе крестьянства
за землю. Оно в октябре 1905 года было отпечатано на гектографе и распростра-
нялось как прокламация. Творчество Тетки оказало влияние на последующее
поколение поэтов. Об этом писал Янка Купала в стихотворении «Автору «Скрип-
ки белорусской». Поэзия Тетки тесно связана с творчеством Горького, Некра-
сова, Леси Украинки.
Стр. 212. Мор е.— Стихотворение с подзаголовком «Революция народная»
было напечатано в дни всеобщей политической стачки в октябре 1905 года. Рас-
пространялось как прокламация.
Стр. 214. Добрые вест и.— Стихотворение написано в Новой Вилсйке,
где Тетка работала в больнице в дни Декабрьского вооруженного восста-
ния.
627
Стр. 215. Соседям в неволе.— Стихотворение входило в сборник
«Скрипка белорусская», который в мае 1907 года был запрещен цензурой. Вла-
дельцы книжных магазинов в Вильно, где продавалась книга, были привлечены
к ответственности за распространение сборника, зовущего «к учинению бунтов-
щического деяния». В стихотворении «Соседям в неволе», например, следователь
увидел призыв населения «к вооруженному восстанию для изменения государ-
ственного строя в России...».
Богданович Максим (1891—1917) родился в Минске, в семье учителя. Вы-
ходец из крестьян, отец поэта был человек разносторонне образованный, серьезно
занимавшийся этнографией и историей культуры. На протяжении ряда лет
находился в дружеских отношениях с Горьким. Стремился дать детям хорошее
образование, с детства пробудил у поэта интерес к истории и культуре Белоруссии,
ее народному творчеству. Богданович закончил в Ярославле юридический лицей
ис 1916 года работал в Минске. Писать начал уже в гимназические годы. Первое
произведение—стихотворение в прозе «Музыкант» — опубликовано в 1907 году.
Оно стало поэтической декларацией юного поэта, который видел назначение
поэзии в том, чтоб пробудить народ, поднять его на борьбу.
Богдановича отличал широкий круг творческих интересов. Он занимался
греческой, итальянской, французской, немецкой литературой, изучал славянские
языки, много переводил, писал критические и публицистические статьи, очерки
о деятелях русской и украинской науки и искусства. Единственный сборник,
увидевший свет при жизни Богдановича— «Венок»,— датирован 1913 годом, но
вышел он в начале 1914 года. Автор составил его из нескольких стихотворных
циклов. «Венок» состоит из произведений, которые были написаны с середины
1909 года до середины 1912 года. Лирика Богдановича, тесно связанная с народ-
ной поэзией, проникнута сочувствием к трудовому люду. В ней звучит протест
против мира насилия и социальной несправедливости. Поэт-демократ не только
расширил круг тем белорусской поэзии, но и сделал достоянием белорусской
литературы самые сложные поэтические формы, опираясь на традиции русского
и мирового искусства.
Стр. 219.4 е плый вечер, тихий ветер, свежий сто г...— сти-
хотворение из цикла «В зачарованном царстве». Публикуется в переводе А. Про-
кофьева. Существует перевод, сделанный самим автором. По воспоминаниям от-
ца, Богданович своей двоюродной сестре, которая плохо знала белорусский язык,
подарил тетрадь переводов своих стихов, озаглавив ее «Зеленя». В ней было
22 стихотворения. Перевод автором «Теплого вечера...» отличался от оригинала:
Теплый вечер, тихий ветер, мягкий стог
Уложили спать меня на грудь земли.
Не курится пыль столбами вдоль дорог,
В небе месяца сияет бледный рог,
В небе тихо звезды расцвели.
Убаюканный вечерней тишиной,
Позабыл я, где рука, где голова.
628
Вижу я, с природой слившися душой,
Как дрожат от ветра звезды надо мной,
Слышу, как растет в тиши трава.
Стр. 219. Зимняя дорога — стихотворение из цикла «В зачарован-
ном царстве». Оттуда же взято стихотворение «Тихо по мягкой траве...».
Стр. 220. «Н е кукуй ты, серая к у к у ш к а...» — из цикла «Отзвуки
родины».
Стр. 220. Слуцкие ткачихи — из цикла «Старая Беларусь».
Стр. 220. Забрал на двор их пан богатый // Ткать золотые пояса...— Золо-
тые пояса — знаменитые слуцкие пояса, тканные золотом, серебром, шелком.
Поэт допускает фактическую неточность: изготавливались они не в панских
имениях, а на фабрике М. Радзивилла в Слуцке, существовавшей с 1758 по
1844 год. Поэт увидел эти пояса в коллекции старинных вещей, связанных с исто-
рией и культурой родного края, и они произвели на него огромное впечатление.
Стр. 221. Край мой родимый — стихотворение из цикла «Думы»,
куда вошли также стихи «Наших дедов душили чащобы лесов...», «Когда Ге-
ракл поверг к стопам Антея...», «Если в раковину темную жемчужницы...».
Стр. 223. Сонет — стихотворение из цикла «Наследие прошлого». Отту-
да же взяты стихи «Триолет», «Рондо», «Октава», «Терцины». М. Богданович
писал об этом цикле: «Он весь составлен из образцов разных старых форм
стиха, которыми я заинтересовался, имея в виду не только их красоту... но
и желание привить к белорусской литературе достижения чужеземного поэти-
ческого труда... Кроме того, фактом их появления хотел довести возможности
нашего языка до самых строгих требований стихотворной формы, ибо я им удов-
летворял даже в мелочах, иной раз очень трудных». Эпиграф к «Сонету» («Среди
песков египетской земли...») — из поэмы французского поэта и теоретика класси-
цизма Депрё Николя Буалб (1636—1711) «Поэтическое искусство». Пого-
дин А. Л. (1872—1938) —профессор, специалист по славянским литературам,
автор статьи «Белорусские поэты».
Стр. 226. Л я в о н и х а.— Написано по мотивам белорусской плясовой на-
родной песни. «Метелица», «Юрка», «Бычок» — белорусские народные танцы.
Купала Янка (Луцевич Иван; 1882—1942) родился в усадьбе Вязынка
недалеко от Минска, в семье крестьянина, арендовавшего землю у помещика.
Учился урывками, много читал. «Книги разбудили во мне фантазию. Но наиболее
сильно,— говорил Купала,— я думаю, повлияли на меня белорусские народные
сказки, слышанные мною в детстве». После смерти отца пошел «в люди»: батра-
чил, работал чернорабочим на винокуренном заводе, был писарем, младшим
учителем. В 1909—1913 годах учился на общеобразовательных курсах в Петер-
бурге, сблизился с белорусской демократической интеллигенцией, знакомится
629
с Теткой. Петербургский период — время напряженной творческой работы.
С 1912 года работал в газете «Наша нива», а в 1914—1915 годах редактировал
эту газету. Благодаря участию Я. Купалы в газете были опубликованы первые
стихи М. Богдановича. Немногим более десяти лет продолжалось дореволюцион-
ное творчество Янки Купалы. Оно возникло под влиянием революционных собы-
тий 1905 года, было тесно связано с революционно-освободительным движением.
Первое стихотворение — «Мужик.» — появилось в 1905 году. Первый сборник
стихов — «Жалейка» — в 1908-м. Напряженной творческой работой был напол-
нен петербургский период. Вышли сборники «Гусляр» (1910), «Дорогой жизни»
(1913), лиро-эпические и драматические поэмы, пьесы «Павлинка» (1912), «Разо-
ренное гнездо» (1913). М. Горький опубликовал в 1911 году статью, в которой
дал высокую оценку «молодой литературе белорусов», и публикует свой перевод
стихов Я. Купалы «А кто там идет?», предлагая читателям «уяснить себе
глубокий смысл этой песни, которая, может быть, на время станет народным
гимном белорусов». Творчество Купалы, глубоко народное, отмеченное высокой
поэтической культурой, опиравшееся на традиции русской классики, Шевченко,
Горького, оказало влияние на дальнейшее развитие белорусской литературы.
Вместе с Я. Коласом Я. Купала в своем творчестве завершил начатую их пред-
шественниками работу по созданию белорусского литературного языка. В годы
Советской власти талант народного поэта Белоруссии Янки Купалы расцвел
с новой силой.
Стр. 227. Мужик — первое выступление поэта в белорусской литературе.
Под стихотворением «Мужик» впервые появилась подпись: «Янка Купала».
«Это стихотворение является как бы программой всей поэтической деятельности
молодого Я. Купалы вплоть до Октябрьской революции. Какие бы произве-
дения этого периода ни взяли мы, они неизменно так или иначе примыкают
к этому стихотворению» (Я. Колас).
Колас Якуб (Мицкевич Константин; 1882—1956) родился на хуторе Акин-
чицы Минской губернии, в семье лесника. Окончил Несвижскую учительскую
семинарию, работал учителем на Полесье. Здесь впервые знакомится с неле-
гальной литературой, которая произвела в нем «настоящий переворот». « В 1905 го-
ду я уже был завзятым врагом самодержавия и в этом направлении вел работу»,—
писал Я. Колас в автобиографии. За революционную работу среди крестьян
и участие в нелегальном учительском съезде был приговорен в 1908 году к трем
годам тюремного заключения. В 1912 году возвращается к педагогической дея-
тельности. Первое стихотворение — «Край родимый» — опубликовал в 1906 го-
ду в газете «Наша доля» под псевдонимом Якуб Колас. За ним последовал рас-
сказ «Свобода». В 1910 году вышел первый сборник стихотворений «Песни
печали». Творчество Якуба Коласа тех лет высоко оценил Максим Горький,
оказавший значительное влияние на мировоззрение и литературную деятель-
ность писателя. «Я навсегда сохранил в сердце глубокую признательность
Максиму Горькому за чуткость к первым шагам в литературе, которые мы делали
с Янкой Купалой»,— писал позже Колас. В 1912 году был опубликован его сбор-
ник «Рассказы». Имя поэта становится популярным в Белоруссии. Главное место
в дореволюционной лирике поэта занимала социальная тема. Творчество Коласа,
630
завершившего вместе с Янкой Купалой формирование белорусского литератур-
ного языка, глубоко национально. Народный поэт Белоруссии глубоко постиг
и сумел выразить характер своего народа. В послеоктябрьский период он создает
свои наиболее значительные произведения. Народный поэт БССР (1926).
Академик АН БССР (1928). Первый вице-президент АН БССР (1929—1956).
ИЗ УЗБЕКСКОЙ ПОЭЗИИ
Мунис Хорезми (Шермухаммад Аваз-бий оглы Мунис; 1778—1829) —
историк и поэт. Родился в Хиве, в семье мираба. Рано был приближен ко двору
и унаследовал отцовскую должность. В начале XIX века стал работать над исто-
рической хроникой Хивинского ханства «Сад благоденствия», охватившей основ-
ные события до 1312 года. Перевел на узбекский язык большую часть труда
персидского историка Мирхонда (1433—1498) «Сад очищения».
Лирический диван (сборник стихотворений) Муниса Хорезми насчитывает
около десяти тысяч бейтов. Стихи отличаются изяществом стиля, богатством
языка. Лирика Муниса насыщена мотивами социального недовольства, горечью
от приниженности поэта при дворе, болью за судьбу поэтического слова.
Гульханй Мухаммед Шариф (XIX век) родом из Кухистана. Жил в На-
мангане и Коканде. Работал банщиком, затем был взят воином (сарбазом) во
дворец кокандского правителя Омархаиа, где прославился в поэтических состя-
заниях (мушоира) как талантливый и остроумный поэт. Писал на узбекском
и таджикском языках. Особенно широкую известность приобрели его притчи,
или, как еще их называют, «Рассказы Совы». Притчи Гульханй — острый
памфлет против правителей-феодалов и их придворных.
Махмур Махмуд (? —1844) родился в Коканде, в семье ученого и поэта
Шер-Мухаммада Акмаля. Учился в Кокандском медресе. После смерти отца
служил в ханском войске нукером. Приобрел известность сатирическими произ-
ведениями, обличавшими знать и хана, разорявших народ. Особенно популярно
было стихотворение «Хафалак» — о селении в Ферганской долине, обнищавшем
от ханских поборов. Высмеивал чванство мулл, пороки придворных. Входил
в группу прогрессивных поэтов Коканда во главе с Гульханй. По признанию
современников, Махмур — «один из мастеров хорошего слова». Его обличитель-
ные традиции продолжили Мукими, Завкй, Аваз Отар и др.
Стр. 251. Так будь моим учеником, и напишу, как Нехтеби...— Нехтебй
попугай. В восточной поэзии нередко выступает в образе рассказчика.
У вайей ( Джахан-отын или Джахан-бибй; 1780-е годы — 1850) родилась в
Маргелане, в семье ученого и поэта. Получила хорошее домашнее образование.
В кругу знакомых ее уважительно называли Отын (ученая). Была рано выдана
замуж. Бежала в Коканд. Под видом старухи проникла на поэтические состязания
во дворец. Обман раскрылся, но дарование помогло ей остаться во дворце: она
была взята в наперсницы к жене хана, тоже талантливой поэтессе Надире. Увай-
си — автор дивана стихов, поэмы «Кербала-наме», незаконченного стихотвор-
631
кого повествования о жизни кашгарского хана Мухаммада Алихана. Основной
пафос творчества — вера в торжество человечности. Поэтесса славит красоту
природы, дружбу, любовь, верность, скорбит о тяжкой доле женщины в феодаль-
ном мусульманском обществе. Лирика ее отличается отточенной техникой.
Увайси ввела в литературу фольклорный жанр — стихотворную загадку
чистан. Некоторые стихи Увайси стали народными песнями.
Надира (Махилар-оййм; 1791 —1842) родилась в семье правителя города
Андижана Рахманкул-бёка. Совсем юной стала женой поэта и правителя Коканда
Умархана, писавшего под псевдонимом Амир. Вскоре начала слагать стихи
и Надира. После смерти Умархана престол перешел к четырнадцатилетнему его
сыну, и Надира на двадцать лет стала фактической правительницей ханства.
Все эти годы покровительствовала ученым, поэтам, музыкантам, художникам.
В 1842 году бухарский эмир Насрулла захватил Коканд и, обвинив Надиру
в нарушении законов шариата, казнил вместе с сыновьями. Стихотворения На-
диры составили два дивана на узбекском языке и один па таджикском. Часть
газелей Надиры положены на музыку. Некоторые из них стали народными пес-
нями.
Махзуна (Мехрибан; первая половина XIX века) родилась и жила, по-
видимому, в Коканде. Литературное наследие не сохранилось. До наших дней
дошли лишь произведения, входившие в антологию кокандского поэта XIX века
Фазли «Собрание поэтов». Это две газели, мухаммас и мушоира — поэтическое
состязание между Махзуной и Фазли. Писала Махзуна на узбекском и таджик-
ском языках.
Агахи Мухаммед Риза (1809—1874) родился в кишлаке Киёт под Хивой.
Воспитывался в доме дяди — поэта Муниса Хорезми. После окончания медресе
около семи лет служил при дворе в должности составителя ханских указов,
а также выполнял обязанности мираба. Удалившись от двора, продолжил труд
Муниса над исторической хроникой «Сад благоденствия». Довел ее до 1872 года.
Оставил лирический диван «Талисман влюбленных», в котором звучат и граж-
данские мотивы. Перевел на узбекский язык сборник притч-рассказов персид-
ского писателя и мыслителя Саади (между 1203 и 1210—1292) «Гулистан», книгу
притч «Бахаристан» таджикско-персидского поэта и философа Джами (1414—
1492), являющуюся ответом на «Гулистан».
Камиль Хорезми Ниязмухаммёд (1825—1899) — поэт и музыковед, родился
в Хорезме. Окончил медресе. Некоторое время занимался торговлей, затем
служил секретарем и правителем ханской канцелярии. Известен как знаток клас-
сического наследия прошлого, блестящий переводчик с персидского языка. В поэ-
зии развивал лучшие традиции узбекской классики. Талантливый музыкант, он
создал систему нот, известных под названием «хорезмских», сделал записи
узбекских классических мелодий. Был также одаренным художником и искусным
каллиграфом.
Стр. 260. «Ч то пользы, что роза весной распустит ц в е-
632
ток на чужбине...» — Стихотворение стало народной песней, которую
поют и поныне.
Стр. 261. В отчизне, что в чаще густой, Махмуд предо мной не тор-
чит; // Я скрыт у Ляза в саду, где сумрак глубок, на чужбине...— Махмуд —
султан Махмуд Газневй (970—1030); при нем государство Газневидов достигло
наибольшего могущества; А я з — его наперсник.
Стр. 261. Ищи ты отчизну Камиля— Киву, если сам ты «камиль»...— Хи-
ва — столица Хивинского ханства; ныне город в Узбекской ССР. Камиль —
по-арабски «совершенный».
Мукимй Мухаммед Амин-ходжа (1850—1903) родился в Коканде, в семье
хлебопека. Учился в медресе Коканда, Бухары и Ташкента. Стихи писать начал
еще в юности. Прославился острыми социальными сатирами, лирическими сти-
хотворениями — газелями, которые занимали значительное место в его твор-
честве. Некоторые из них стали народными песнями. Продолжал традиции На-
вой, Физулй, Лутфй. На творчество Мукими оказало влияние знакомство
с русской демократической литературой и искусством. Вместе с Фуркатом возглав-
лял кружок прогрессивных поэтов. Почти все свое творчество посвятил родному
краю — Ферганской долине. Отсюда псевдоним: Мукими. Мукйм — по-узбекски
человек, который всю жизнь не покидает землю, где он родился.
Завкй (Убайдулла Салих оглы; 1863—1921) родился в Коканде, в семье
ремесленника. Учился в медресе, но, вынужденный оставить ученье, обратился
к профессии отца. Интерес к литературе возник в ранней юности. Писал любов-
ные газели, затем перешел к сатирическим стихам социального содержания,
которые принесли ему известность. Соратник Фурката и Мукими, вместе с ними
написал известное стихотворение «Вексель», обличающее нравы местной бур-
жуазии. В своем творчестве развивал традиции Махмура. Высоко ценил куль-
ТУРУ русского народа, выступал за присоединение к России, обличал тех, кто
сеял рознь между узбекским и русским народами. Приветствовал Октябрьскую
революцию. Творчество Завки имело значение для становления узбекской со-
ветской литературы.
Фуркат (Закирджан Халмухаммад; 1859—1909) родился в Коканде, в семье
мелкого торговца-ремесленника. Учась в медресе, интересовался языками, клас-
сической поэзией Востока. Тогда же начал писать стихи. Окончив ученье, служит
приказчиком в Маргелане. Через пять лет возвращается в Коканд. В твор-
честве появляются сатирические стихи; насыщенные социальными идеями, они
получают широкое признание. В 80-х годах возникает творческая дружба
с поэтами-демократами Мукими и Завки. В 1889 году Фуркат переезжает
в Ташкент, где изучает русский язык, знакомится с творчеством русских поэтов.
Поэт-просветитель, Фуркат стремился приобщить свой народ к русской культуре,
за что подвергался преследованиям. Ему пришлось покинуть родину. Был в Ин-
дии, Аравии, Турции, Греции, Болгарии и других странах. В 1894 году поселился
в Кашгаре, где прожил до конца жизни. Впечатления от путешествий отразил
633
в стихах, путевых очерках и заметках. Творчество Фурката играло заметную роль
в развитии не только узбекской литературы, но и философии и педагогики.
Анбар Отын (1870—1915) родилась в Коканде, в семье мелкого ремеслен-
ника. Училась в начальной школе. Четырнадцати лет выдали замуж. Муж Анбар,
пекарь Захйд-ходжа, оказался человеком начитанным и не препятствовал ее
литературным занятиям. Стихи Анбар были популярными среди женщин Ко-
канда. Особенным успехом пользовались те строки, где с проникновенной силой
говорилось о положении женщины. Они же вызывали возмущение у многих
приверженцев старых обычаев. На одном из импровизированных литературных
вечеров Анбар подверглась жестокому избиению. Вскоре паралич ног приковал
ее к постели, а через два года она скончалась. Стихи Анбар отличаются смелостью
суждений и мастерством формы. Они говорят о большом даровании поэтессы.
Стр. 270. Ведь У вайей, в Кокинд бежавши, домашнюю порвала цепь! —
Поэтесса Увайси приходилась теткой отцу Анбар.
Стр. 271. Анбар, аромат свой в народе // Ты белыми веешь листами...—
Здесь игра слов. Слово «анбар» имеет два значения: ароматическое вещество
(амбра) и женское имя.
Стр. 271. «Я у вас прошу защиты: вам, Ф у р к а т, поможет
русски й...» — Стихотворение обращено к старшему современнику Анбар поэ-
ту-просветителю Фуркату. Одно из последних произведений поэтессы. В нем
она вспоминает о своей болезни, о русском враче, спасавшем ее.
Отар-оглы Аваз (1884—1919) родился в Хиве, в семье цирюльника. Учился
в медресе. Стихи писать начал с четырнадцати лет. К восемнадцати годам ста-
новится одним из признанных поэтов Хорезма, принимает участие в придворных
поэтических состязаниях. В его поэзии находит отражение многообразие дейст-
вительности, звучит протест против социальной несправедливости, невежества,
ханжества. В отдельных стихах возникают революционные мотивы. В 1912 году
правители Хивы подвергли Аваза жестокому телесному наказанию, объявили
сумасшедшим, но поэт не изменил направления своей поэзии. При жизни Аваза
вышло два сборника его стихов. Продолжал традиции узбекской классической
поэзии.
Ниязи Хамза Хакимзаде (1889—1929) — поэт, драматург, общественный
деятель. Родился в селении Шахимардан, в семье лекаря. Учился в медресе.
Писать начал с шестнадцати лет, опирался на традиции Мукими и Фурката.
Увлекался демократической поэзией, был знаком с творчеством русских писате-
лей. В 1911 — 1915 годах организовал школу для детей бедняков, сам преподавал
в ней. Власти закрыли школу, учебники, созданные Хамзой, остались в рукопи-
сях. В 1915—1917 годах под псевдонимом Нихан (Открытый) вышли сборники
Хамзы «Красный цветок», «Белый цветок», «Розовый цветок». Многие стихи
стали народными песнями. Хамзе принадлежат первые образцы пролетарской
поэзии на узбекском языке (сборник «Душистая роза», 1919). Он стал осново-
634
положником советской литературы и музыки, основателем советского театраль-
ного искусства в Узбекистане. Народный поэт Узбекской ССР, Хамза вел
большую общественную работу. Был зверски убит в кишлаке Шахимардан
(ныне Хамзаабад) националистами.
Стр. 211. П е р едай пр иве т.— Стихотворение написано Хамзой в изгна-
нии.
ИЗ КАРАКАЛПАКСКОЙ ПОЭЗИИ
Купходжа Ибрайым-улы (1799—1880) родился на побережье Аральского
моря, в бедной семье. Учился в аульном мсктёбе, потом в медресе Каракум-
ишана. Был батраком, пастухом, сезонным рабочим. Стихи пользовались по-
пулярностью в народе. Подвергался преследованиям, так как в поэзии открыто
выражал ненависть к угнетателям. Предшественник классиков каракалпакской
поэзии Ажинияза и Бердаха, он совершил переход от фольклорного творче-
ства к письменному.
Ажинияз Косыбай-улы (1824—1878) родился в ауле Ашимайлы-Кыят.
Учился в Хиве, в медресе Шергазы, где до него занимался классик туркменской
литературы Махтумкулй, чья поэзия оказала благотворное влияние на творче-
ство Ажинияза. Вступил в литературу под псевдонимом Зийуар. Писал также
на узбекском и казахском языках. Принимал участие в Купградском восстании
(1858—1859), был одним из его идеологов. Правители Хивинского ханства
жестоко расправились с восставшими. Большинство было убито, оставшиеся
проданы в рабство. Был угнан и Ажинияз. Об этих трагических событиях поэт
рассказал в исторической песне «Бозатау», которую тут же запел весь народ.
Ажиниязу пришлось долго скитаться вдали от родины. Жил среди казахов, в
Оренбурге, Татарии, Башкирии, в уральских степях. Обогатил каракалпакскую
поэзию опытом восточной классики.
Бердах (Бердимурат Каргабаев; 1827—1900) родился в семье бедного дех-
канина-рыбака. Учился в Каракумском медресе, но окончить его не удалось.
В ранней юности овладел искусством бахсы (бахшй) — народного сказителя.
Хорошо знал классическую литературу Востока. В стихах, песнях, поэмах Бер-
даха нашла отражение история каракалпакского народа, его страдания под игом
хивинских ханов, духовное богатство. Творчество Бердаха отличалось граждан-
ской смелостью. Создал историческую поэму «Царь-самодур». Произведения
Бердаха (к своему имени Бердимурат поэт прибавил слово «дах», что означает
горе, печаль) — Печального Бердимурата—до Октябрьской революции пере-
давались изустно.
Отёш-шайр (Омар Отеш; 1828—1902) родился на южном побережье Араль-
ского моря, в бедной семье. Окончил аульный мектеб. Вел жизнь простого дех-
канина. Был близким другом Бердаха. После его кончины написал стихотворение
«На смерть Бердаха». В своих стихах Отеш-шаир воспевал справедливость,
осуждал социальное неравенство, метко разоблачал баев и духовенство.
635
Сарыбай (2-я половина XIX века).— Сведения о его жизни не сохранились.
Первый каракалпакский баснописец. Его басни отличались социальной остротой,
имели точный адрес: угнетатели народа.
ИЗ КАЗАХСКОЙ ПОЭЗИИ
Утемйсов Махамбёт (1804—1846) родился в семье бедного кочевника. Та-
лантливый поэт-импровизатор, он был в юности взят ко двору хана Жангйра.
В своих песнях утверждал силу народных героев, выступал против произвола
феодалов. Вступив в конфликт с ханом, бежал, кочевал по аулам, побывал
в Хиве и Бухаре. Принимал участие в народном восстании под руководством
Исатая Тайманова (1836—1837). После подавления восстания и гибели И. Тай-
манова пытался вновь поднять массы. Был убит приспешниками хана. В своих
песнях, особенно в тех, которые были созданы в период восстания, звал народ
к борьбе против ханов, феодалов, султанов. Поэзия Махамбета Утемисова раз-
вивала в казахской поэзии новые традиции, утверждала демократическое на-
правление.
Алтынсарин Ибрай (1841 —1889) — казахский педагог-просветитель, пи-
сатель, фольклорист, этнограф. Первый казах-учитель, окончил русскую школу
в Оренбурге. Был учителем русско-казахской школы в Тургае, инспектором ка-
захских школ. Его усилиями был открыт ряд школ и училищ для детей казахов,
в том числе для девочек, а в 1883 году в Орске открыта казахская учительская
школа. Автор учебников родного и русского языка для казахских детей. Талант-
ливый поэт, он стал также зачинателем казахской реалистической прозы. Про-
пагандировал русскую демократическую литературу, переводил произведения
Л. Толстого и И. Крылова на казахский язык. Убежденный сторонник содру-
жества русского и казахского народов.
Карамсин Ахан-Сэрэ (1843—1913) родился в местечке Коскуль. Учился
в медресе в Петропавловске, но, не закончив его, вернулся в родной аул. Лириче-
ские песни Ахана-Сэрэ — акына и композитора — приобрели широкую извест-
ность. Творчество его складывалось под влиянием классической литературы
Востока.
Кунанбаев Абай (1845—1904) — казахский поэт-просветитель, родился в
семье крупного феодала. Учился в медресе в Семипалатинске и одновременно
посещал русскую школу. Он изучал восточные языки, был знаком с творениями
писателей и ученых Востока, знал устное народное творчество своего народа. На
эстетические взгляды Абая оказали влияние идеи русских революционных де-
мократов. Родоначальник новой письменной казахской литературы. В прозаиче-
ских «назиданиях» изложил философские и этические взгляды. Непревзойден-
ный мастер стиха, он ввел в казахскую поэзию ряд новых форм. Абай познакомил
казахский народ с русской поэзией. Его переводы произведений А. Пушкина,
И. Крылова, М. Лермонтова до сих пор лучшие в казахской литературе. «Письмо
Татьяны к Онегину», переведенное Абаем, стало казахской народной песней.
Многие стихи Абай сам положил на музыку.
636
Торайгыров Султанмахмут (1893—1920) родился в семье бедняка-кочевника.
Учился в медресе. С 1913 года служил секретарем редакции первого казахского
журнала «Айкап». Там же были опубликованы первые произведения поэта.
Выступал он и как публицист и очеркист. Творчество Торайгырова носило
демократический характер. Он писал о жизни родного народа, его быте, тяжести
феодального гнета, обличая баев, мулл, волостных управителей. Назначение
поэта видел в просвещении народа. Автор поэм «Жизнь в заблуждениях»
и «Бедняк». Создатель одного из первых казахских романов — «Красавица
Камар». Горячо приветствовал победу Советской власти.
ИЗ ГРУЗИНСКОЙ поэзии
Чавчавадзе Александр (1786—1846) родился в Петербурге, в семье посла
грузинских царей при русском дворе. Учился в частном пансионе в Петербурге.
Восемнадцати лет убежал из дому и присоединился к восставшим горцам. После
подавления восстания был выслан на поселение в Тамбов. Принимал участие
в сражениях против наполеоновских войск, был адъютантом главнокомандующего
М. Б. Барклая де Толли. В 1817 году вернулся в Грузию и продолжал службу
в армии. Один из образованнейших людей своего времени. Дочь А. Чавчавадзе
Нина была женой А. Грибоедова. Дом Чавчавадзе в Тбилиси и его имение
в Цинандали были центром знакомства и встреч передовых представителей
грузинской и русской культуры. А. Чавчавадзе — родоначальник романтизма
в грузинской поэзии. При жизни А. Чавчавадзе стихи его не печатались. Первый
сборник поэта на грузинском языке был издан в 1881 году.
Стр. 308. Г с к ч а — лирическое стихотворение нового типа, вершина роман-
тического творчества А. Чавчавадзе. Гбкча — Севан — озеро в Армении.
Орбелиани Григбл (1804—1883) — грузинский поэт-романтик. Родился в
Тбилиси, в родовитой дворянской семье. Окончив Тбилисское благородное учи-
лище и артиллерийскую школу, стал офицером русской армии. Принимал участие
в военных походах. Как участник монархического дворянского заговора 1832 года
был арестован и сослан. Возвратившись через несколько лет в Грузию, участвовал
в военных действиях на Кавказе, занимал высокие административные посты.
Лирика Орбелиани — «властелина грузинского слова, поэта, отмеченного высо-
ким талантом» (Илья Чавчавадзе)—в значительной степени способствовала
обновлению грузинской поэзии первой половины XIX века.
Стр. 311. Мухамбази (по-арабски — «пятистишие»)—строфическая
форма со строго определенной рифмовкой. Этот вид стиха у грузин носил песен-
ный характер.
Стр. 313. Вечер разлуки — одно из самых известных стихотворений
поэта. Плечами дэвов небо подпирая...— Дэв — исполинское злое чудовище
в грузинском фольклоре.
637
Стр. 314. Ли к царицы Тамары в Бетанийской церкв и.—
Бетанййская церковь — памятник древнегрузинского зодчества XII века. Распо-
ложенный недалеко от Тбилиси, храм славится и своими фресками, на одной
из которых — прижизненный портрет царицы Тамары.
Стр. 315. «Иверия твоя...»—Иверия — древнее название Восточной Гру-
зии. Ивсрййцы— грузины.
Орбелиани Вахтанг (1812—1890) —поэт-романтик. Родился в аристокра-
тической семье — внук по матери царя Ираклия И. Учился в Тбилисском бла-
городном училище и Петербургском пажеском корпусе. Как один из главных
участников дворянского заговора 18.32 года был приговорен к смертной казни,
замененной ссылкой в Калугу. В 1837 году вернулся в Грузию, служил в армии.
Вышел в отставку в чине генерал-майора. Поэзия Вахтанга Орбелиани завершает
период романтизма в грузинской литературе. Опа проникнута элегической
тоской по прошлому. Обращена ко временам минувшим.
Стр. 317. Прекрасный эдем, первозданное божье дитя...— Эдем—рай.
Стр. 317. С вершины Гомбори взгляну на вершину твою?..— Гомбори—
гора, перевал на пути в Кахетию, откуда открывается вид на Кавказские горы
и Алазанскую долину.
Бараташвили Ннкблоз ( 1817—1845) — крупнейший поэт Грузии XIX века.
Родился в знатной, но обедневшей семье. Первой учительницей была мать —
старшая сестра поэта Григола Орбелиани, Евфимия. Дальнейшее образование
получил в Тбилисском благородном училище. Окончив его, определился на
службу в судебное ведомство. В 1844 году из Нахичевани, где служил помощ-
ником уездного начальника, переехал в Гянджу, там заболел злокачественной
лихорадкой и вскоре скончался. Творческий путь Бараташвили продолжался
немногим более десяти лет (1833—1845), за которые поэт прошел сложный
путь духовного становления и развития, создал произведения, ставшие вершиной
грузинского романтизма. Уже юношеское стихотворение «Сумерки на Мтацмйн-
де» стало свидетельством появления художника-мыслителя, тончайшего лирика.
Художественной и философской вершиной поэзии Бараташвили стало стихотво-
рение «Мерани» (1842), в котором он воплотил свой идеал прекрасного. «Мерани»
является глубочайшим символом непокорности злой судьбе, неукротимого и му-
жественного устремления к светлому будущему» (Б. Жгенти). При жизни поэта
его произведения не публиковались. Они распространялись в автографах и
списках. Впервые несколько стихотворений поэта были опубликованы в журнале
«Цискари» в 1852 году. Первый сборник стихов вышел в 1876 году.
Стр. 379. Сумерки на Мтацминд е.— Мтацмйнда (Святая гора) —
гора, возвышающаяся над Тбилиси. В 1893 году прах поэта был перенесен в Тби-
лиси из Гянджи и захоронен на Дидубййском кладбище. В 1938 году останки
поэта была перенесены на Мтацминду и захоронены в Пантеоне выдающихся
деятелей Грузии.
638
Стр. 322. «Ч то странного, что я пишу стихи?» — Поэт был
влюблен в Екатерину Чавчавадзе (1816—1882) —сестру Нины Грибоедовой,
младшую дочь поэта Александра Чавчавадзе. Бараташвили посвятил ей многие
свои произведения, в том числе и это стихотворение.
Стр. 323. Me ран и.— Мерани — в грузинской мифологии и древней поэзии
крылатый вороной конь.
Стр. 325. «Я высушу слезы, тобою у гада н...» — Стихотворение
посвящено Екатерине Чавчавадзе.
Эриставн Рафаэл (1824—1901) — писатель, этнограф, общественный дея-
тель. Родился в селе Кистаури (Кахетия), в родовитой дворянской семье. Окон-
чил Тбилисскую гимназию, учился в Петербургском университете. Служил пере-
водчиком, судьей, был чиновником особых поручений при кутаисском губерна-
торе, цензором Кавказского цензурного комитета. Первое стихотворение опубли-
ковал в 1845 году. Поэзия Эристави говорит о тяжелой доле народа, проникнута
глубоким сочувствием к крестьянству. Значительное место в его творчестве
занимает патриотическая лирика («Родина хевсура» и др.). Известен он и как
баснописец, прозаик, драматург. Переводил произведения Пушкина, Крылова,
Мицкевича, Беранже. Автор многих трудов по этнографии, составитель «Грузино-
русско-латинского словаря из трех естественных царств природы».
Чавчавадзе Илья (1837—1907) — писатель, общественный деятель, один из
основоположников критического реализма в грузинской литературе, современного
литературного грузинского языка. Родился в селении Кварели (Кахетия), в кня-
жеской семье. Окончив Тбилисскую гимназию, учился в Петербургском универ-
ситете. Испытал сильнейшее воздействие идей русских революционных демокра-
тов. В 1861 году за участие в студенческих волнениях был исключен из универ-
ситета и вернулся на родину. Вскоре он становится во главе передовой грузин-
ской интеллигенции. По инициативе И. Чавчавадзе был создан журнал «Сакарт-
велос моамбе» («Вестник Грузии»), вокруг которого сплотились лучшие силы
новой грузинской литературы. Под его редакцией выходит литературно-поли-
тическая газета демократического направления—«Иверия» (1877—1906), он
активно участвует в создании «Общества по распространению грамотности среди
грузин». Убежденный противник самодержавия и крепостничества, виднейший
представитель национально-освободительного движения в Грузии, И. Чавчавадзе
состоял под тайным надзором полиции. В годы первой русской революции
открыто выступал против разгула черносотенных сил. Будучи членом Государ-
ственного совета требовал отмены в России смертной казни и проведения широких
социальных и аграрных реформ. В 1907 году был убит наемниками царской
охранки. Литературная деятельность Чавчавадзе продолжалась более пятидесяти
лет. Поэт и прозаик, драматург и публицист, литературный критик и историк,
он видел долг писателя в служении народу («Поэт»). Глубоко национальный
писатель, продолжавший и развивавший лучшие традиции грузинской литерату-
ры, И. Чавчавадзе остро чувствовал социальные противоречия своей эпохи,
запечатлел процесс разложения крепостнического уклада (поэма «Видение»,
639
повести «Рассказ нищего», «И это человек?»), воспел мечту о свободе родного
края.
Стр. 330. «С лышу звук цепей спадаю щи х...» — Стихотворение
является откликом на победы итальянских повстанцев во главе с Дж. Гари-
бальди (1807—1882).
Церетели Акакий (1840—1915) — писатель, общественный деятель. Наряду
с И. Чавчавадзе возглавлял национально-освободительное движение в Грузии
60-х годов. Родился в селении Схвитори (Западная Грузия). Окончил факуль-
тет восточных языков Петербургского университета. На мировоззрение писателя
решающее влияние оказало революционно-демократическое движение 60-х годов
в России. Возвратившись на родину, он сотрудничал во многих культурно-
общественных учреждениях, откликался своим творчеством на самые актуальные
проблемы времени. В период русской революции перевел на грузинский язык
«Интернационал». Перу А. Церетели, кроме гражданских и лирических стихотво-
рений, принадлежат поэмы, повести, драматические произведения, литературно-
критические статьи. Еще при жизни А. Церетели его стихи принесли ему славу
народного поэта. Многие из них стали популярными песнями. Бессмертным
соловьем назвал поэта грузинский народ.
айное послани е.— Напевность стиха, живой разговорный
язык, характерные для стихов поэта, сразу же были замечены современниками.
Цензор, протоиерей Ефрем, обратился к юному поэту с письмом: «Благословляю
твой поэтический дар и одновременно прошу, заклинаю, как сына, не пиши таких
стихов языком простонародья. Здесь нужен высокий стиль, а ты пользуешься
каким-то деревенским языком. Это тем более плохо, что стихи твои западают
в сердце всех».
Стр. 333. П е с н ь песне й.— Над этим стихотворением А. Церетели рабо-
тал почти двадцать лет. Он придавал ему особое значение. Здесь поэт полеми-
зирует с философским содержанием известного стихотворения Гр. Орбелиани
«Мухамбази» (см. стр. 311). Пусть остальные пьют друг за дружку,// Я своим
счастьем пьян без вина — эти строки А. Церетели представляют перефрази-
рованные начальные строки стихотворения Орбелиани «Мухамбази».
Стр. 336. С у л и к о.— Буквально «сулико» означает «душенька». Поэт,
обращаясь в стихотворении к Сулико, подразумевает Грузию.
Важа Пшавела («Муж Пшавский»; настоящее имя Лука Разикашвйли;
1861—1915) — писатель. Родился в селении Чаргали (Восточная Грузия) в гор-
ном районе Пшаве, в семье священника. Учился в Горийской учительской семи-
нарии, был вольнослушателем юридического факультета Петербургского уни-
верситета, но из-за недостатка средств вскоре оставил университет и вернулся
на родину. Недолгое время служил домашним учителем, сельским учителем.
Затем поселился в родном селе. Литературный путь начал в 1880 году. Продолжая
и развивая традиции И. Чавчавадзе и А. Церетели, создал необычайно богатый
640
поэтический мир. В своем творчестве, особенно в эпических поэмах «Змеед»
(1901), «Гость и хозяин» (1893), «Алуда Кетелаури» (1898), «Бахтрибни»
(1892), широко использовал идеи и образы фольклора и мифологии родного
народа, философски переосмыслив их. Его герои отважны и мужественны,
стремятся к свободе. Воспел природу горного края. Непревзойденный художник
пейзажа, не имеющий себе равных в грузинской поэзии. Оставил богатое лите-
ратурное наследие. 11о решению Всемирного Совета Мира столетие со дня
рождения поэта было отмечено всем прогрессивным человечеством.
Стр. 339. «А мира и и».— Амирани — герой древнегрузинских сказаний
(в античной мифологии Прометей), похитивший для людей огонь у богов и при-
кованный за это к скале.
Стр. 343. Картлийцы, кахи, и имеретины, // И абахезы слушают меня...—
Грузины, уроженцы различных частей Грузии: Картли (Карталиния), Кахети,
Имерети. Абахёзы — абхазцы, народность, населяющая Абхазию.
Евдошвйли Иродибн (Хоситашвйли; 1873—1916) родился в деревне Бод-
бисхеви (Кахетия), в крестьянской семье. Учился в Тбилисской духовной се-
минарии, откуда был исключен за неблагонадежность. Активный участник
революции 1905—1907 годов. Был арестован в 1909 году и сослан в Сольвыче-
годск. Вернулся в 1913 году тяжело больным. Остаток жизни находился под
надзором полиции. Первые стихи напечатал в газете «Иверия» в 1892 году. Писал
стихи и рассказы. Первым в грузинской поэзии обратился к жизни рабочего
класса. Его стихи периода революции 1905—1907 годов — лучшие образцы
политической лирики тех лет, некоторые из них («Друзьям») тогда же стали
песнями революционных демонстраций и митингов. Выдвинул идею служения
поэзии интересам пролетариата («Муза и рабочий»). Творчество И. Евдошвили
высоко ценил В. Маяковский.
Кучишвйли Георгий (Чхеидзе; 1886—1947) родился в бедной семье, рано
осиротел. Учился в Тбилисском гражданском училище, в школе садоводства.
В 1902—1903 годах становится активным членом нелегального марксистского
кружка. Позднее ведет революционную пропаганду среди крестьян. Писать стихи
начал в 1905 году. Напечатал первые стихи в 1906 году в ученическом нелегаль-
ном журнале. Первый сборник рассказов вышел в 1906 году, большая часть
тиража была конфискована. В 1907 году Кучишвили начинает работать в ре-
дакциях. Публикует свои статьи и стихотворения. В 1914 году вышел первый
поэтический сборник. Тогда же за революционную деятельность был арестован.
После освобождения находился под надзором полиции. Стихи поэта отличались
верностью традициям классической грузинской реалистической лирики. Они
носили революционный характер. После установления Советской власти он за-
нимает место среди зачинателей грузинской советской литературы. Много пишет
для детей.
Шаншиашвйли Сандро (1888—1979) — поэт и драматург. Родился в селе
Джугаани, в семье учителя. Учился в Тбилисской грузинской гимназии. Был
21 Стихи поэтов народов 641
дореволюционной России
исключен из седьмого класса за участие в революционном движении молодежи.
В 1911 — 1914 годах учился за границей. В 1915—1916 годах издает и редактирует
газету «Сакартвело» и журнал «Мерапи». Литературную деятельность начал
в 1904 году. В ранних стихах воспевал освободительную борьбу народа. Позднее
в его творчестве преобладает интимная лирика, на которой сказалось влияние
модернистского искусства. Поэтический талант художника раскрывается пол-
ностью после победы Октябрьской революции. С. Шаншиашвили принимает
активное участие в развитии грузинского советского театра. Им создано более
двадцати пьес.
Зомлетели Ноэ (Куридзе; 1889—1938) родился в крестьянской семье.
Учился в сельской школе. Окончил учительскую семинарию, работал учителем
в селах Западной Грузии. Первое стихотворение напечатал, будучи семинаристом.
С 1901 года печатается в газетах и журналах Грузии. В первых произведениях
пишет о жизни грузинских крестьян, но вскоре основной его темой становится
революционная борьба рабочего класса. Один из первых пролетарских поэтов
Грузии. За революционную деятельность был арестован и сослан. По возвраще-
нии из ссылки служил учителем, продолжал революционную работу. В советское
время создал произведения о революции, социалистическом строительстве в рес-
публике.
Гришашвили Иосиф (Мамулаишвйли; 1839—1965) — поэт и литературовед.
Родился в семье ремесленника-каменщика. Учился в Тбилисской гимназии.
Писать стал райо, начав работать суфлером в театре. В 1906—1907 годах вышли
первые сборники — «Букет роз» и «Фантазия». Основная тема дореволюционной
поэзии — красота и любовь. В годы разгула реакции после поражения революции
1905 года, когда в грузинской поэзии распространяются мотивы уныния и скорби,
его легкие, певучие стихи были светлы, полны радости жизни. Много места в его
поэзии занимали также мотивы старого I ифлиса. Народный поэт Грузии. Акаде-
мик АН Грузинской ССР.
Табйдзе Галактион (1892—1959) родился в селе Чквийси, в семье священ-
ника, который был также сельским учителем. Учился в духовной семинарии.
В 1908 году выступил на нелегальной сходке молодежи с чтением стихов «Первое
мая». В том же году начал печататься. Первый сборник стихотворений вышел
в 1914 году. Его выход приветствовал А. Церетели. Поэзию Г. Табидзе отличал
глубокий лиризм, новаторство формы, богатство выразительных средств. После
знакомства с Блоком, Бальмонтом, Брюсовым в Москве в 1915 году Табндзе
печатает в журнале грузинских символистов «Голубые роги» стихи «Синие кони»,
«Луна Мтацминды» и др., хотя литературная программа голубороговцев была
ему чужда. Г. Табидзе единственный из грузинских поэтов стал очевидцем
Октябрьской революции. Он встретил ее в Москве и Петрограде, «слушал у
первоисточника». Впечатления тех дней нашли отражение в его творчестве.
Победу Советской власти в Грузии встретил восторженно, стал вдохновен-
ным певцом побед социализма. Народный поэт Грузии (1933). Академик
АН Грузинской ССР (1944).
ИЗ АБХАЗСКОЙ ПОЭЗИИ
Гулиа Дмитрий (1874—1960)—основоположник абхазской художествен-
ной литературы и абхазского литературного языка. Родился в селении Уарча,
в бедной крестьянской семье. Учился в учительской семинарии в Гори. Был пре-
подавателем. Литературную и научно-педагогическую деятельность начал с
1892 года. Вместе с К. Мачавариани издал «Абхазскую азбуку». В художествен-
ных произведениях поэта отражалось влияние демократических и национально-
освободительных идей грузинских писателей И. Чавчавадзе и А. Церетели.
Первый сборник стихов вышел в 1912 году, поэма «Любовное письмо» —
в 1913-м. Первоисточником поэзии Д. Гулиа послужило устное творчество аб-
хазцев. В стихах его нашли выражение мысли и чувства абхазского народа, его
ненависть к угнетателям, мечты о свободе, о светлом будущем. Творчество
Д. Гулиа — поэта, прозаика, драматурга, ученого — достигло высшего расцвета
при Советской власти.
ИЗ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ ПОЭЗИИ
Закир (Касум-бек; 1784—1857) — поэт-сатирик. Родился в Шуше в семье
карабахского бека. Служил в иррегулярных царских мусульманских войсках
в период кавказских войн. Объектами сатиры поэта были беки и ханы, царские
чиновники, реакционное мусульманское духовенство. По приказу карабахского
уездного начальника имение престарелого поэта было в течение нескольких дней
разорено, а сам он сослан. Поэзия Закира опиралась на традиции азербайджан-
ской классической и народной поэзии. Его лирика оказала влияние на даль-
нейшее развитие азербайджанской реалистической поэзии. Закир был сторон-
ником культурного сближения азербайджанского и русского народов, а также
народов Закавказья.
Стр. 360. «3 адержите на час полет в высот е...» — Стихотво-
рение написано в форме гошма. Гошма — одна из силлабических форм азербайд-
жанского стихосложения; состоит из пяти строф, в каждой строфе — четыре
строки.
Стр. 360. П ослание к Мирза Ф а т а л и Ахундов у.— Вайз —
проповедник; дарга — смотритель базара; ага — господин, повелитель; муров —
чиновник с административно-полицейскими функциями.
Бакнханов Аббас-Кулй-Ага (псевдоним — Кудсй; 1794—1847) — писатель,
ученый-просветитель. Родился в селении Амнраджан, близ Баку. Изучил языки,
литературу и философию Ближнего Востока. С 1819 года служил у генерала
Ермолова в качестве переводчика с восточных языков. Среди его друзей были
А. Грибоедов, А. Бестужев-Марлинский, В. Кюхельбекер. Был знаком с А. Пуш-
киным. В 1835 году вышел в отставку. Занимался литературной и научной
деятельностью. Был участником литературного кружка Мирзы Шафи Вазеха.
Автор сатирических и лирических произведений. Основоположник азербайд-
жанской научной историографии.
643
Мирза Шафи Вазех (1794—1852) — поэт-реалист, просветитель. Родился
в Гяндже (ныне Кировабад), в семье мелкого ремесленника. Учился в медресе.
Хорошо изучил философию и классическую литературу Ближнего Востока.
Поэзия отличалась вольнодумством и критическим отношением к религии, ока-
зала влияние на молодого Мирзу Фатали Ахундова. В 1840 году был вынужден
покинуть Гянджу и переехал в Тифлис, где преподавал восточные языки в уезд-
ном училище. Организовал литературно-философский кружок «Собрание муд-
рости», в который вошли крупные поэты того времени. Многие лирические
стихи Мирзы Шафи Вазеха стали народными песнями. Немецкий поэт и путе-
шественник Ф. Боденштедт включил переводы его стихов в свои записки «Тысяча
и один день на Востоке» (1850), а затем издал «Песни Мирзы Шафи» отдельной
книгой, выдержавшей много изданий. Высоко оценил их Лев Толстой, прочитав
в русском переводе.
Ахундов Мирза Фатали (1812—1878) — родоначальник азербайджанской
реалистической литературы, мыслитель, общественный деятель. Родился в
г. Нуха. Получил духовное образование. Изучил восточные языки. Учился кал-
лиграфии у поэта Мирзы Шафи. Под его влиянием отказался от принятия духов-
ного сана и начал изучать русский язык и литературу. Служил переводчиком
с восточных языков в канцелярии царского наместника на Кавказе. Был знаком
с декабристами, сосланными на Кавказ, и участниками польского восстания,
дружил с А. Бестужевым-Марлинским, А. Одоевским. Первое значительное
произведение — поэма «На смерть Пушкина», переведенная на русский язык
А. Бестужевым-Марлинским в 1837 году и опубликованная журналом «Москов-
ский наблюдатель». Своей поэзией, прозой и, особенно, драматургией М. Ахундов
заложил основы новой азербайджанской литературы. Демократ-просветитель, он
видел в литературе средство воспитания общества. «Целью драматургии является
облагораживание поведения человека и служение уроком для слушателей и чита-
телей»,— писал он. Основоположник азербайджанской драматургии и театра.
В 1873 году составил на основе латинского и русского алфавитов новый алфавит,
полностью заменивший силлабический арабский. Творчество М. Ахундова оказа-
ло влияние на развитие общественной мысли и новой демократической литера-
туры на всем Переднем Востоке и в Средней Азии.
Стр. 368. Ни небесам семи, ни четырем стихиям...— Согласно древним
представлениям, небо состоит из семи сфер; четыре стихии — огонь, вода,
воздух, земля.
Стр. 369. Пусть о бейтах Сабу хи Кавказ се реб року дрый...— Сабухй —
псевдоним М. Ф. Ахундова.
Стр. 369. Как будто два батмана корма молле сейчас недостает...— Батман —
старинная мера веса, колебавшаяся в разных местностях, приблизительно 8 кг.
Стр. 369. Быстрей, чем трубы Исрафила,— во славу таинств и чудес...—
Исрафйл — один из четырех архангелов, по учению мусульман, являющийся
хранителем небесной трубы, затрубив в которую, он воскресит мертвых.
644
Стр. 369. Как месяц махаррам подходит, молла виновен — судят нас...—
Махаррам — название первого месяца мусульманского лунного календаря. На-
чало месяца — день нового года, праздник.
Натаван Хуршидбану (1830—1897) родилась в г. Шуша, в ханской семье.
Получила хорошее образование. Создала в Шуше литературный кружок. В ее
лирике нашли выражение интимные чувства женской души, внутренний мир
женщины-матери. Стихи Натаван пользовались признанием. Ныне в Баку поэтес-
се воздвигнут памятник.
Стр. 371. Чтоб о судьбе Юсифа мы и не читали никогда... Чтоб он к Зюлейке
в грешный дом и не стучался никогда.— Юсйф — по библейскому преданию,
Иосиф Прекрасный, был продан завистливыми братьями в рабство в Египет, где
стал рабом начальника телохранителей Потифара. Жена Потифара Зулейха
воспылала страстью к Иосифу, но была им отвергнута. По навету Зулейхи
Иосиф был ввергнут в темницу.
Ширванй Сеид Азйм (1835—1888) — поэт-лирик. Жил и учился в Ираке,
Сирии и Египте. Изучил литературу и философию Востока. На творчестве ска-
залось влияние классической поэзии Востока. Прославился как замечательный
мастер газели. После Физули Ширваии считается крупнейшим лириком Азер-
байджана. Значительное место в его творчестве занимала сатира, направленная
против фанатизма и косности. Сатира Ширвани во многом подготовила раз-
витие сатирической поэзии в азербайджанской литературе XX века.
Стр. 374. Шейха, бабида ль ты изберешь себе путь...— Бабйд — последо-
ватель бабизма, учения мусульманской шиитской секты.
Стр. 374. Слава аллаху, сын мой, за то, что Ширван// Миру известен
стал, как второй Исфаган...— Ширван — историческая область и феодальное
государство в Азербайджане. Известен с III века и. э. Исфаган — Исфахан —
упоминают античные географы. В X—XIII веках — один из крупнейших городов
Ближнего Востока. В 1472 году посетил русский путешественник Афанасий
Никитин. Высшего расцвета достиг в конце XVI — начале XVII века.
Сабир Мирза-Алекпёр (1862—1911) — поэт-сатирик. Родился в Шемахе,
в семье торговца. Получил начальное духовное образование, затем учился в школе,
открытой поэтом-просветителем Сеид Азимом Ширвани. В 1909 году на свои
средства открыл начальную школу, которая просуществовала год. Работал в редак-
циях газет. Умер в нищете. В раннем творчестве преобладали классические жанры,
интимная лирика. В годы первой русской революции обращается к сатире,
деятельно сотрудничает в азербайджанском еженедельном иллюстрированном
сатирическом журнале революционно-демократического направления «Молла
Насреддин». Сатира поэта глубоко реалистична и самобытна. Созданная им
школа народной сатиры оказала влияние не только на поэзию Азербайджана, но
и на прогрессивных поэтов ряда стран Ближнего Востока. Сборник сочинений
Сабира «Хопхопнамё» («Книга Удода») вышел в Баку в 1912 году. В 1922 году
поэту воздвигли памятник в Баку.
645
Стр. 311. Ни абы, ни шали — нету, череп пуст, и пуст карман...— Аба —
плащ,, накидка.
Сиххат Аббас (Аббасгулй Алиаббас оглы Мехтизаде; 1874—1918) — поэт-
лирик, выразитель романтического течения в азербайджанской поэзии начала
XX века. Сборники стихов («Разбитый саз»), драм и переводов («Западное солн-
це») появились в 1912 году, поэма («Поэт, муза и горожанин») — в 1916 году.
Создал ряд стихотворений, рисующих сельский пейзаж и труд простого человека.
В поэзии нашла выражение мечта художника о новом общественном строе, где
люди жили бы по законам разума и просвещения, прогресса и гуманности.
Известен и как переводчик сочинений Крылова, Пушкина, Лермонтова, М. Горь-
кого и др.
ИЗ ЛИТОВСКОЙ поэзии
Пошка Дионйзас (1757—1830) — выдающийся писатель, филолог, историк.
Родился, как предполагают, в небольшом имении Малдунам или Барджай. Не-
сколько лет учился в Кражяйской гимназии. В 1790 году становится судебным
деятелем. Выйдя в отставку, поселяется в своем имении, занимается изучением
истории Литвы, пишет грамматику литовского языка, составляет польско-ла-
тинско-литовский словарь. Стихотворения Пошки при его жизни почти не печа-
тались. В 1823 году случайно оказалась напечатанной «Песнь мужичка», которая
вскоре стала народной песней. Основная часть поэтического наследия Пошки,
сохранившегося довольно полно, была опубликована посмертно. В своей поэзии
Пошка выразил сочувствие крепостному крестьянству, его тяжкой жизни, труду
и нужде (поэма «Мужик Жемайтии и Литвы», «Песнь мужичка», «Стихотворные
письма» и др.).
Стр. 384. Эпиграмм ы.— Эти эпиграммы Пошка включил в свой словарь
литовского языка.
Страздас Антанас (1763—1833) —литовский народный поэт. Родился в
семье крепостного крестьянина. Окончил Варняйскую духовную семинарию.
Был ксендзом, подвергался постоянным гонениям со стороны как духовной, так
и светской власти за доброжелательное отношение к крепостным. В конце
жизни был отстранен от исполнения обязанностей ксендза. Умер в нищете.
Первый и единственный при жизни поэта сборник стихотворений «Песни
светские и духовные» вышел в 1814 году. На издание второго сборника поэт не
получил разрешения цензуры. Стихи Страздаса пользовались большой популяр-
ностью и почти все стали народными песнями. По своим художественным и
жанровым особенностям они близки народному творчеству. Песни Страздаса
отражали жизнь, думы и чаяния крепостного крестьянства. Он был первым и
единственным поэтом в начале XIX века, который писал на верхнелитовском,
а не на жемайтском диалекте литовского языка, правда, не на юго-западном на-
речии верхнелитовского диалекта, которое позже (в конце XIX века) легло в
основу литовского литературного языка. Страздас — один из зачинателей демо-
кратической литовской поэзии.
646
Станявичюс Симонас (1799—1848) родился в небогатой дворянской семье.
Окончил Вильнюсский университет, получил степень кандидата наук. В 1829 и
1833 годах издал сборники литовских народных песен и мелодий. Оставил
большое литературное наследие, которое было сожжено во время восстания
1863 года. До нас дошли только шесть басен, которые были изданы в одной книге
с баснями К. Донелайтиса, и ода поэта «Слава жемайтисов».
Баранаускас Аитанас (1835—1902) — поэт и языковед. Родился в Аникш-
чяй, в семье крепостного. Служил писарем в Жемайтии, где познакомился с
дочерью помещика Праняускаса. Желая разлучить молодых людей, Баранаускасу
помогли поступить в духовную семинарию в Варняй. В 1862 году он окончил
Петербургскую духовную академию, получил степень магистра теологии. Занимал
должность профессора Петербургской духовной академии, а позднее — епископа-
викария в Жемайтии. Литературным творчеством начал заниматься рано.
В 1858—1859 годах написал поэму «Аникшчяйский бор», которая стала не только
главным его произведением, но и выдающимся произведением литовской поэзии
XIX века, воспевшим красоту природы и духовное богатство литовского народа.
Баранаускас — автор поэмы «Дорога в Петербург», где он в четырнадцати стихо-
творениях описывает свой путь из Литвы в Петербург, стихотворного диалога
«Разговор певца с Литвой» (1859), стихотворения «Сердечные переживания»
(1863). Известен как первый литовский диалектолог и создатель терминов
литовской грамматики.
Стр. 394. А никшчяйский бо р.— Аникшчяи — живописная мест-
ность на берегу реки Швентойи на юго-востоке Литвы.
Стр. 395. С крушины каплет кровь. Смородина вдоль Шлаве...— Шлаве —
речка, протекающая через Аникшчяйский бор.
Стр. 395. Пашлавис окружен им, словно камышами...— Пашлавис — мест-
ность у реки Шлаве.
Стр. 395. Оси ны здесь дрожат Жальтичи вечным страхом...— Жальтичи—
дети Жальтиса (Ужа) и Эгле (Ели) в литовской народной сказке «Эгле — коро-
лева ужей». После того как братья красавицы Эгле зарубили Жальтиса косами,
Эгле вместе с детьми превратились в деревья.
Стр. 395. Жальтене словно здесь скорбит о муже снова...— Жальтене — жена
Ж альтиса, Эгле.
Стр. 395. В обиде на сестру то седулы стенанья...— Седула — род листвен-
ного дерева.
Стр. 396. И склон Марчуписа, как кровью, залит ими...— Марчупис —
приток реки Швентойи.
647
Майронис (Йонас Мачюлис; 1862—1932) — поэт романтического направле-
ния литовской поэзии конца XIX века. Оказал воздействие на дальнейшее
развитие литовской поэзии. Родился в крестьянской семье. Окончил Каунасскую
гимназию, духовную семинарию и Петербургскую духовную академию. С 1892 го-
да занимал должность профессора академии, а затем был ректором духовной
семинарии в Каунасе. Литературный путь начал в 80-е годы публикацией в
первом литовском периодическом издании — журнале «Аушра» («Заря»). Но
окончательно творчество сложилось в 90-е годы. В 1895 году вышел сборник
стихотворений «Голоса весны» и поэма «Через страдания к славе», которую он
в 1907 году переработал и издал под названием «Молодая Литва». Книга «Голоса
весны» при жизни поэта переиздавались шесть раз, пополняясь новыми произ-
ведениями. Главной лирической темой ее стала родина поэта, ее природа, ее
героическое прошлое, ее судьба. Майронис выражал национально-освободитель-
ные чаяния народа. Создал ряд сатир, направленных на буржуазное чинов-
ничество, интеллигенцию. Автор поэм, баллад, драматической стихотворной
трилогии. Одним из первых ввел в литовскую поэзию силлабо-тоническое
стихосложение, обогатил ее новыми жанрами, внес свой вклад в образование еди-
ного литовского литературного языка. Его роль в литовской поэзии аналогична
той, которую сыграл в русской поэзии Пушкин. Многие стихи Майрониса
положены на музыку.
Стр. 397. За дайны, за стих величавый...— Дайны — народные литовские
песни.
Стр. 398. Тракайский замо к.— Т ракайский замок находится не-
подалеку от Вильнюса, у г. Тракай, который в XIII веке при великом князе
Гедиминасе был столицей Литвы. Развалины замка относятся к XIV веку.
Стр. 398. С горы Бирут е.— Бируте — небольшой холм в Паланге на
берегу Балтийского моря. По преданию, на этом месте повстречались Бируте, дочь
простого рыбака, и великий князь Литвы Кястутис. Вскоре после этого Бируте
стала его женой.
Стр. 401. И песнь о Бируте доныне жива...— Имеется в виду стихотворение
литовского поэта Сильвестраса Валюнаса (1789—1831) «Песня Бируте», очень
популярное в народе.
Мачйс-Кекштас Йонас (псевдоним Кекштас; 1867—1902) —один из первых
литовских пролетарских поэтов. Родился в крестьянской семье. Учился в мариам-
польской гимназии. В годы учения познакомился с сочинениями Добролюбова
и Чернышевского, распространял нелегальную литературу, издавал рукописную
газету. Не окончив гимназии, некоторое время работает домашним учителем,
волостным писарем в канцелярии уездного начальника. С 1886 года — редактор
журнала «Аушра». В 1898 году, опасаясь преследования полиции за распростра-
нение нелегальных изданий, эмигрирует в Германию, а оттуда в Америку, где
примкнул к левому крылу рабочего движения. Писать начал с восемнадцати лет.
В первых стихотворениях выражал сочувствие беднякам, выступал как поэт демо-
648
критический. В поэзии Кекштаса, особенно последнего периода, отчетливо звучат
мотивы социального неравенства и революционной борьбы рабочего класса. Пере-
водил стихотворения Лермонтова, Конопницкой, Гейне и др. на литовский язык.
Сборник «Стихи» был издан в 1910 году.
Вайчайтис Пранас (1876—1901) — поэт, выразивший в поэзии конца
XIX века думы и чаяния литовского крестьянства. Родился в деревне. Окончил
юридический факультет Петербургского университета. Служил в библиотеке
Академии наук в Петербурге. Умер от скоротечной чахотки. Писать начал в
тринадцать лет. Первый сборник стихотворений Вайчайтиса был издан посмертно
в 1903 году. Поэт оставил довольно значительное поэтическое наследие, чрезвы-
чайно разнообразное в жанровом отношении: сатиры, сонеты, песни, эпиграммы,
исторические баллады и др. Основной мотив творчества — любовь к родине,
простому народу, крестьянству. Его воспевал, о его невзгодах писал. Создал
впервые в литовской поэзии остросатирические стихи, направленные против
духовенства. Был зачинателем жанра элегии в литовской литературе.. Перевел на
литовский язык «Русалку» и «Скупого рыцаря» А. Пушкина.
Янонис Юлюс (1896—1917) — поэт и революционный деятель, осново-
положник литовской пролетарской поэзии. Родился в деревне Бержйняй, в бедной
крестьянской семье. Учился в Шауляйской гимназии, затем в Воронеже и Петро-
граде. С семнадцати лет принимал участие в революционном движении. В 1916 го-
ду вступил в РСДРП. За революционную деятельность подвергался аресту. Стихи
писать начал в гимназические годы. В ранних произведениях следовал традициям
литовской демократической поэзии, затем в его творчество входят революционные
мотивы. Впервые в литовской поэзии провозгласил идеи пролетарской революции
и социализма. Писал на литовском и русском языках. Автор поэмы «В полйючь
осени 1906 г.», сатирических стихов и эпиграмм, рассказов и очерков. Закладывал
основы социалистического реализма, которые получили развитие в творчестве
советских литовских писателей.
ИЗ МОЛДАВСКОЙ поэзии
Стамати Константин (1786—1869) — румынский и молдавский писатель-
просветитель. Родился в Запрутской Молдавии, в семье мелкопоместного бояри-
на. После освобождения Бессарабии из-под турецкого ига (1812) жил в Кишиневе,
занимал административные посты. Большое влияние на творчество оказало зна-
комство с Пушкиным, находившимся в Кишиневе (1820—1823). Перевел его
«Кавказского пленника», произведения Державина, Крылова, Лермонтова. Автор
лирических и сатирических стихотворений, баллад, басен. Наиболее известное
произведение Стамати — поэма «Сказка сказок», созданная по мотивам молдав-
ского фольклора.
Стр. 415. Флуера напевы и органа вздохи... — Флуёр — свирель.
649
Асаки Георге (1788—1869) — молдавский и румынский писатель-просвети-
тель, публицист, педагог, общественный деятель. Родился в семье священника.
Один из образованнейших людей своего времени. Учился во Львове, в Вене
и Риме. Получил степень доктора философии. Имел специальность инженера и
архитектора, организовал первые театральные представления на родном языке,
издавал газету «Румынская пчела» (1829—1849). Основатель первой молдавской
гимназии, Михайлянской академии в Яссах, ставшей впоследствии университетом
(1835), музыкально-драматической консерватории (1837). Ему принадлежат
сборники: «Стихотворения» (1836), «Избранные басни» (1836), а также истори-
ческие новеллы.
Стр. 418. Сам я видел, как Аврора...— Аврора— в римской мифологии
богиня утренней зари.
Донич Александру (1806—1866) —молдавский и румынский писатель,
создатель национальной молдавской басни. Родился в селе Безин, в семье
помещика. Учился в кадетском корпусе в Петербурге. В 1835 году переезжает
в Молдавию, где занимается адвокатской практикой и литературной деятель-
ностью. Написал свыше ста басен. Сборник басен Донича «Фабуле» вышел в
1840—1842 годах. Перевел на молдавский язык поэму Пушкина «Цыганы» сов-
местно с К. Негруцци (1800—1868), «Сатиры» и другие произведения А. Канте-
мира. Доничу принадлежат также переводы с французского.
Александри Василе (1821 — 1890) — молдавский и румынский поэт, прозаик,
драматург, театральный деятель, собиратель фольклора. Родился в Бакэу, в семье
боярина. Образование получил в Яссах и Париже, откуда вернулся на родину в
1839 году. Был одним из создателей общественно-литературных журналов, одним
из основателей и руководителей ясского театра, для которого написал ряд
остро-сатирических и антимещанских пьес. Участник революции 1848 года.
Первые стихи опубликовал в 1839 году. На поэзию оказали влияние народные
песни и баллады, которые он собирал вместе с А. Руссо (1818—1859), особенно
на его «Дойны» (1843—1853) с их оригинальными поэтическими образами. Зна-
чительным событием стал сборник «Народные стихотворения» (1852). Поэтиче-
ские циклы 50-х — начала 60-х годов проникнуты духом общественной борьбы
против тирании. Ему принадлежат также исторические поэмы, исторические
драмы, легенды. Поэзия Александри оказала большое влияние на творчество
многих последующих писателей.
Стр. 423. Вновь услышать в нежных дойнах?.. — Дойна — молдавская народ-
ная песня.
Хашдеу Богдан (1836—1907) — мо\давский и румынский писатель, фило-
лог, историк, публицист. Родился в Бессарабии, в семье писателя-просветителя
Александра Хаждеу (Хашдеу). Учился в Харьковском университете, где позна-
комился с идеями русских революционных демократов, с произведениями Пуш-
кина, Лермонтова и других русских поэтов. Служил в русской армии. Много
работал в области филологии, изучал фольклор. Автор исторической драмы
в стихах «Рэзван и Видра» (1867), сборников «Стихи» (1873) и «Сарказм и идеал»
650
(1895), исторического романа «Судьба» (1864, изд. в 1915), ряда исторических и
филологических исследований, составитель Большого этимологического словаря
румынского языка (4 т. 1887—1898).
Стр. 429. Гомер воспел Ахилла, подвигнутого гневом, // А Данте Тартар
воспевал...— Гомер воспел Ахилла, подвигнутого гневом...— Имеется в виду
поэма «Илиада», гнев главного героя которой — Ахилла, оскорбленного верхов-
ным вождем Агамемноном, стал основным мотивом, организующим сюжетное
единство поэмы. А Данте 7 артар воспевал...— Имеется в виду поэма Данте
«Божественная комедия», ее первая часть — «Ад». 1 артар — в греческой мифо-
логии самое отдаленное место айда — подземного царства мертвых.
Эминеску Михаил (Михай, Эминович; 1850—1889) — румынский и молдав-
ский поэт. Родился в городке Ботошань, в семье мелкого помещика; детские годы
провел в молдавском селе Ипэтешть. Учился в гимназии в г. Черновицы. Был
вольным слушателем Венского, а затем Берлинского университета. Служил препо-
давателем, школьным инспектором, газетным работником. Вел жизнь, полную
лишений и скитаний. Писать начал в юности. Первые стихи опубликовал в
1866 году. В раннем творчестве опирался на традиции поэтов-романтиков первой
половины XIX века. В дальнейшем развивал передовые традиции национальной
поэзии. В поэме «Император и пролетарий» (1874) —одном из немногих произ-
ведений в мировой литературе, восславивших Парижскую коммуну, впервые соз-
дал образ рабочего. В ней сказался интерес поэта к социалистическим идеям.
Бурные политические события эпохи и знакомство с социалистической литера-
турой оказали глубокое влияние на поэта. В его стихах выражен резкий протест
против современной действительности. Все творчество проникнуто поисками
собственной философско-поэтической системы. Крупнейшее произведение Эми-
неску — философская поэма «Лучафэр» (1883), в основу которой положен сказоч-
ный сюжет. Резкое неприятие ценностей буржуазного общества звучит в фило-
софско-сатирическом цикле «Послания» (1881). Творчество Эминеску оказало
влияние на последующее развитие молдавской и румынской поэзии.
Матеевич Алексей (1888—1917) — молдавский поэт, переводчик, филолог.
Родился в селе Ка йнары, в семье сельского священника. Учился в Кишиневской
духовной семинарии, затем в Киевской духовной академии. Был преподавателем
греческого языка, полковым священником во время первой мировой войны. Писать
начал рано. В поэзии сильны революционные мотивы. В период революции
1905—1907 годов пишет стихи, призывающие к борьбе. В 1917 году создает
гимн родной речи — стихотворение «Маш язык». Переводил на молдавский язык
произведения Пушкина, Лермонтова, Горького.
ИЗ ЛАТЫШСКОЙ ПОЭЗИИ
Алунан Юрис (1832—1864) — поэт, публицист, общественный деятель.
Зачинатель латышской письменной поэзии. Родился в семье арендатора. Окончил
651
Дерптский (ныне Тартуский) университет. В 1861 —1862 годах учился в Петер-
бургском лесном институте. В 1862 году стал редактором первой латышской
прогрессивной газеты «Петербургас авизес» («Петербургская газета»; 1862—
1865) — органа младолатышей. В 1856 году выпустил сборник стихов «Песенки».
В 1859—1860 годах составил сборник «Двор, природа и Вселенная» (т. 1—3),
куда входили статьи по географии и истории России, естествознанию, языкозна-
нию и т. д. Перевел на латышский язык ряд произведений Горация, Пушкина,
Лермонтова, Гете, Шиллера, Гейне. Творчество Алунана сыграло большую роль
в развитии латышского литературного языка.
Барон Крйшьян (1835—1923) — писатель, собиратель латышских народ-
ных песен («отец дайн»), общественный деятель. Родился в Курляндии, в семье
старосты помещичьего имения. Учился в Дерптском университете, но не закончил
курса. В 1862 году начал сотрудничать в «Петербургас авизес», а через год стал
ее фактическим редактором. После закрытия газеты, в 1865 году, уезжает в
Москву, служит домашним учителем в семье помещика Станкевича, занимается
научной обработкой и систематизацией латышских народных песен. Подготовил
издание шести томов «Латышских народных песен» (1894—1915)—свыше 218
тысяч дайн,— выдающийся памятник латышского народного творчества. Писал
рассказы, стихотворные фельетоны, стихотворения, некоторые из них стали
народными песнями.
Стр. 441. Поток и человеческая жизн ь.— Стихотворение поло-
жено на музыку Я. Вйтолом и стало популярной хоровой песней.
Пумпур Андрей (1841 —1902) — поэт, создатель эпоса «Лачплесис». Родил-
ся в семье батрака. Окончил приходскую школу. Работал помощником землемера.
В 1876 году вступил в добровольческий славянский полк, участвовавший в осво-
бодительной борьбе сербов против турок. В 1878 году окончил Одесское юнкерское
училище и остался служить в армии. На основе народных преданий, легенд и песен
создал эпос «Лачплесис» (1888) о легендарном народном герое XIII века, борце
с иноземными поработителями. Издал сборник стихотворений «На родине и на
чужбине» (1890), путевые очерки «От Даугавы до Дуная» (1895).
Каудзит Матис (Калниниек; 1848—1926) — поэт, критик, переводчик, автор
(совместно с братом Рейнисом) первого латышского реалистического романа «Вре-
мена землемеров» (1879) — о латышской деревне 70-х годов. Родился в крестьян-
ской семье. Окончив приходскую школу, сдал экстерном экзамен на звание
учителя и проработал в школе более сорока лет. Печататься начал в 1867 году.
Автор сборников «Песенки» (1872) и «Стихотворения» (1877). Перевел поэмы
Пушкина «Кавказский пленник», Лермонтова «Хаджи Абрек» и «Демон».
Аусеклис Мйкелис (Крогземис Мйкелис; 1850—1879) родился в Вйдземе,
в семье крестьянина. Окончил учительскую семинарию. Работал учителем, но за
вольнодумство и сочинение стихов, направленных против немецких баронов и
немецкого духовенства, неоднократно отстранялся от работы. В 1874 году переехал
в Петербург, учительствовал, занимался литературным трудом, журналистикой.
652
Публиковал стихи, в том числе острые сатиры. Издал сборник «Стихотворения
Аусеклиса» (1873). В своем творчестве широко использовал латышский
фольклор.
Эсенбергис Янис (Янис Эсенбергис-Гёсе; 1862—1890) — поэт, переводчик.
Родился на хуторе недалеко от города Елгава, в семье ремесленника. После
окончания начальной школы работал браковщиком на лесопилке. С 1880 года
служил в Рижском латышском театре. Был суфлером, актером, переводил
пьесы и сочинял тексты песен. Печататься начал с 1883 года. Автор лирических
стихотворений, эпиграмм, сатир. Переводил произведения Пушкина, Петефи,
Шекспира.
Блауман Рудольф (1863—1908) — писатель-реалист. Родился в семье повара
в помещичьем имении. Окончил в Риге торговую школу. Служил писарем, помощ-
ником управляющего имением, занимался журналистикой. Литературную деятель-
ность начал как прозаик. Тонкий бытописатель латышской деревни, он выступал и
как драматург. Создавал сатирические стихи на политические темы. *
Стр. 450. Лиго — древний латышский народный праздник, связан с культом
солнца и плодородия.
Всйденбаум Эдуард (1867—1892) — поэт, один из первых популяризаторов
марксизма в Латвии. Родился на хуторе близ г. Цёсис, в крестьянской семье.
Учился в Дерптском университете. В 1886 году написал первое марксистское
сочинение на латышском языке — «О частной собственности, капитализме и
задачах рабочего класса». Писать стихи начал в середине 80-х годов. При жизни
поэта они не публиковались, распространялись в рукописных списках. Сохрани-
лось около ста стихотворений, среди которых выделяются революционные и сати-
рические стихи. Вейденбаум заложил основы революционных традиций в поэзии,
которые впоследствии развивал Ян Райнис.
Райнис Ян (Янис, Плйекшанс; 1865—1929) — народный поэт Латвийской
ССР (1940), общественный деятель, писатель, чье творчество неразрывно связано
с революционным движением. Родился в имении Таденава, в семье арендатора.
Окончил Рижскую городскую классическую гимназию. Учился на юридическом
факультете Петербургского университета. В эти годы изучал работы русских
революционных демократов, познакомился с марксизмом, с трудами Г. Плеханова.
В 1888 году вместе со своим товарищем по гимназии и университету Петром
Стучкой опубликовал (анонимно) сборник сатиры и юмора «Маленькие оводы».
По окончании университета около двух лет служит юристом, но затем решает по-
святить себя журналистике. С 1891 по 1895 год Райнис редактировал выходив-
шую в Риге латышскую демократическую газету «Дйенас лапа» («Ежедневный
листок»). Она стала идейным центром движения демократической, революционно
настроенной интеллигенции, которое получило название «Новое течение», сыграла
большую роль в политическом пробуждении латышского рабочего класса.
В 1897 году, после закрытия газеты и разгрома движения новотеченцев, Райнис
был арестован и сослан в Псков, а оттуда в г. Слободской Вятской губернии.
653
В ссылке окреп его художественный талант, под влиянием ленинской «Искры»
углубились революционные взгляды. Писать стихи Райнис начал еще в гимназии.
В Слободском он много переводит: «Фауста» Гете, «Демона» Лермонтова,
«Песню о Соколе» Горького и др., пишет статьи, литературно-критические
очерки и стихи, составившие сборник «Дальние отзвуки в синем вечере» (1903).
Первая книга Райниса приобрела широчайшую известность. Она ознаменовала
начало эпохи латышской пролетарской литературы. Возвратившись в Латвию в
1903 году, Райнис принимает деятельное участие в революционной работе. «Все
мы... готовили великий 1905 год»,— скажет он позже. Он продолжает много
работать — завершает пьесу «Огонь и ночь» (1904), выпускает вторую книгу
стихов — свою «весеннюю книгу» «Посевы бури» (1905), которой предпослал в
качестве эпиграфа слова Вергилия: «Воспеваю мужей и оружие». Стихи утвержда-
ли веру в грядущую революцию. В конце 1905 года Райнис вместе с женой —
поэтессой Аспазией — вынужден был эмигрировать в Швейцарию. В 1909 году
выходит «Тихая книга», названная поэтом «книгой, страницы которой черны»,—
реквием павшим борцам революции. Книга была конфискована, уцелело лишь
около 200 экземпляров, которые сохранили типографские рабочие. В последующие
годы вышли лирические сборники: «Те, которые не забывают» (1911) — «осен-
няя песня», где преобладает тема эмиграции; «Конец и начало» (1912) — «самая
личная поэзия»; поэма «Ave, sol!» (1910) — итог многолетних размышлений.
Значительное место в его творчестве занимает драматургия. Райнис обращается
к латышскому фольклору, к историческим событиям из жизни латышского народа.
И в пьесах, которые отличаются философской глубиной, выражают идеалы автора
(«Золотой конь», «Индулис и Ария», «Вей, ветерок!», «Иосиф и его братья»
и др.), он оставался поэтом справедливости и добра.
«...Революция Пятого года стала для него сердцевиной и знаменем едва ли
не всех мировых тем. Она вросла в поэмы, сборники стихов, она прорывалась
в драмах, отражалась в дневниках и письмах» (Я. Судрабкалн). В 1920 году поэт
возвращается в Латвию. Творческое наследие Яна Райниса велико и разно-
образно. Многогранный талант поэта оказал влияние на все развитие латышского
искусства. «И латышская литература вправе гордиться тем, что опа может назвать
своим одного из величайших поэтов трудового народа» (А. Упит).
Аспазия (Эльза Розенберг; 1868—1943) — поэтесса, драматург. Родилась
в семье крестьянина. Училась в Елгавской женской гимназии. В 80-е годы стихи
Аспазии, проникнутые романтическим пафосом, приобретают известность. В 90-е
годы Аспазия становится известна и как драматург. Творчество Аспазии этого
периода связано с «Новым течением». В пьесах 90-х годов, в книге стихов «Крас-
ные цветы» (1897) нашли выражение демократические общественные идеи.
Аспазия работает в бюро театра «Латышского общества», где шли ее пьесы,
а затем становится сотрудницей газеты «Диенас лапа». В 1897 году Аспазия
стала женой поэта-революционера Яна Райниса и в конце 1905 года эмигрировала
с ним в Швейцарию. Вернулась в Латвию в 1920 году. Во время эмиграции отошла
от социальной тематики.
Порук Янне (1871 —1911) — поэт и прозаик. Родился в крестьянской семье.
Учился в подготовительной школе Рижского политехникума, в подготовительном
654
классе консерватории в Дрездене (1893—1894). Возвратившись в Ригу, работал
в редакции журнала, учился в Рижском политехническом институте. Печататься
начал во второй половине 90-х годов. Писал лирические стихи и рассказы.
В 1906 году вышел сборник «Стихи».
Плудон Вйлис (1874—1940) — поэт, педагог, автор лирических стихов,
исторических баллад, поэм, стихов для детей. Родился в семье крестьянина.
Учился в Балтийской учительской семинарии. Около сорока лет занимался педа-
гогической работой. Первый сборник стихотворений — «Первые аккорды» —
вышел в 1895 году. За ним последовали «Симфонии жизни» (1913), «111 лири-
ческих песен» (1918) и др. Широкой известностью пользовались исторические
баллады, поэмы «Сын вдовы» (1899) и «В солнечную даль» (1912) — о событиях
революции 1905—1907 годов в Латвии. В творчестве Плудона нашли дальнейшее
развитие демократические традиции латышской поэзии.
Маконис (Екаб Калнынъ; 1879—1918) — писатель-революционер. Родился в
семье сельского столяра. Окончил Балтийскую учительскую семинарию? работал
учителем. Принимал активное участие в революции 1905 года. После подавления
революции перешел на нелегальное положение. В 1907 году был арестован и
приговорен к пятнадцати годам каторжных работ. После Февральской революции,
принесшей ему свободу, вел партийную работу в Сибири. Погиб в бою с колчаков-
скими бандами. Писать начал во второй половине 90-х годов. Первое произведе-
ние было опубликовано в 1897 году. Создал ряд стихотворений, проникнутых
пафосом революционной борьбы.
Скалбе Карлис (1879—1945) — поэт и прозаик. Родился в Вёцниебалге,
в семье сельского кузнеца. Окончил приходскую школу, сдал экстерном экзамен
на звание учителя (1901). Принимал участие в революционном движении 1905 го-
да. После поражения революции эмигрировал. После возвращения из эмиграции
(1911) был арестован и более года провел в тюрьме. Писать начал рано. Первое
стихотворение опубликовал в 1896 году. Первый поэтический сборник —
«Мечты узника» (1902). Широкую известность принесла сатирическая сказка
«Как я ездил искать девушку Севера» (1904). Творчество предреволюционного
и революционного периодов было проникнуто демократическими идеями, сочувст-
вием к страданиям народа.
Барда Фрйцис (1880—1919) — поэт. Родился в семье крестьянина. Окончил
учительскую семинарию. В 1906 году поступил вольнослушателем философского
факультета Венского университета, спустя год вернулся на родину, преподавал
латышский язык в школах Риги. Первые стихи появились в печати в начале века.
Первый сборник стихов — «Сын земли» — в 1911 году. Вторая книга стихов —
«Песни и моления Древу Жизни» — вышла после смерти писателя, в 1923 году.
Тонкий лирик, певец природы, автор очерков и стихов для детей.
Брукленайс Аугуст (Аугуст Улмис-Погул; 1891—1918) — революцион-
ный поэт. Родился в семье батрака. Учился в приходской школе. Рано начал
трудовую жизнь, в 1908 году вступил в ЛСДРП, участвовал в нелегальной работе.
655
В 1915 году переехал в Иркутск, активно участвовал в революционной борьбе.
Погиб в бою с белогвардейцами, защищая Иркутск. Печататься начал в 1908 году.
Первый сборник стихов — «Дальние звоны» — вышел в 1913 году. В Сибири
создал цикл стихотворений «Сибирские просторы».
ИЗ КИРГИЗСКОЙ поэзии
Тоголок Молдо (Бакымбет Абдырахманов; 1860—1942) — акын. Родился в
семье бедняка в аиле Куртка на Тянь-Шане. Учился в начальной мусульманской
школе — мектебе. Дед, у которого воспитывался Тоголок Молдо, рано лишив-
шийся отца, известный акын Музооке, привил ему любовь к народной поэзии.
Стихи слагать начал с четырнадцати лет. Свое прозвище «Тоголок Молдо» —
«кругляш грамотный» получил от исполнителя киргизского народного эпоса
«Манас» — манасчй Тыныбека, учеником которого был некоторое время.
В своих стихах и песнях говорил о тяжелой доле народа, обличал произвол
царских чиновников и местных властей, алчность богатеев и власть имущих,
с которой рано столкнулся сам, когда ему, почти ребенку, пришлось батрачить.
Притиснения и гонения богачей и мулл заставили акына покинуть родной аил, куда
он возвратился после Октябрьской революции. Тоголоку Молдо принадлежат
произведения о тяжелой доле киргизской женщины («Плач жены дехканина»,
«Плач жены кузнеца», «Жалоба девушки, выданной замуж за мальчика», «Жалоба
девушки, выданной замуж за старика» и др.). Автор первых киргизских басен.
Известен как манасчй. Первая книга на киргизском языке вышла в 1925 году.
Стр. 472. Он Сивого Суданом считал...— Будан (буудан)— скакун, эпитет
выносливой и быстроходной лошади.
Токтогул Сатылганов (1864—1933)—акын. Родился в аиле Саз-Джийде,
в семье бедного дехканина. С детских лет испытал долю батрака-чабана. Мать
будущего акына, славившаяся своими песнями и исполнением народных песен на
комузе, передала свой дар сыну. С пятнадцати лет он ездит из аила в аил как
исполнитель народных произведений и собственных песен. Его лирические песни
приобретают популярность. Широко известным как акын Токтогул становится
после победы в 1878 году в песенном состязании (айтысе) с Арзыматом —
придворным акыном богача Дыйканбая Рыскулбекова, когда он открыто выступил
как защитник бедноты. Видное место в его творчестве заняли сатирические моти-
вы. Поэт бичует баев, манапов, ишанов, вызывая их ненависть. В 1897 году создает
песню «Пять кабанов», направленную против сыновей Рыскулбека. В 1898 году по
ложному обвинению был арестован, приговорен к смертной казни через повеше-
ние, которую заменили ссылкой на каторгу в Сибирь, где Токтогул работал на
строительстве Круго-Байкальской железной дороги. В 1910 году ему удалось бе-
жать на родину. В течение ряда лет народ скрывал его. Восторженно встретил
Октябрьскую революцию и воспел ее. Первым в киргизской литературе создал
образ Ленина. Оказал влияние на многих киргизских поэтов и композиторов.
Творчество Токтогула
рожденной Октябрем. Песни поэта, который был неграмотным, сохранялись в
Сатылганова связывало устную поэзию с письменной,
656
памяти народа, памяти его учеников. Они были записаны уже после кончины
акына. Первая книга на киргизском языке вышла в 1938 году.
Стр, 478. Ты вслед за манапом ползешь по пятам...— Манап — представи-
тель киргизской феодально-родовой верхушки.
Стр. 478. Алымкан — первая любовь Токтогула. Посвященные ей стихи он
положил на музыку для комуза.
Стр. 479. «Джаш кыял», что трогает сердца...— Джаш кыял — песня мечты.
Стр. 480. Вновь принес беду Керимбай...— Керимбай Атаханов — волостной
управитель, ставленник Рыскулбека, один из врагов Токтогула.
Стр. 481. Я гляжу на тебя, Саттар...— Саттар — один из киргизских родов.
Стр. 482. Край цветущий Кетмень-Тюбе...— Кетмёнь-Тюбё — родйна Токто-
гула.
Стр. 482. Ты прощай, большой Ири-Су // и Арым — родная земля...—
Ирй-Су — название реки. Арым— название летнего пастбища.
Шайбсков Ысак (1880—1957) — акын. Родился в аиле Чон-Кемйн Пишпек-
ского уезда. Рано осиротел, батрачил у бая. В 1900 году приехал в Токмак, где
с большим трудом поступил в школу. Тогда же начал писать стихи. После
подавления восстания 1916 года ушел вместе с повстанцами в Китай, где создал
поэму о «злой судьбе горемычного народа», приобретшую широкую известность
(«Горемычный народ»). На родину вернулся после Октябрьской революции.
Акыев Калык (1883—1953) — акын, сказитель народного эпоса. Родился в
семье бедняка. В 1902 году семья переехала в Кетмень-Тюбе, где начинавший
слагать песни Акыев встречает Токтогула, становится его учеником. В своем
творчестве продолжает традиции известного акына-демократа. Первая книга на
киргизском языке вышла в 1936 году.
Алыкулов Барпы (1884—1949) — акын. Родился в семье бедняка. С ран-
него детства батрачил у местных баев. Поэтическое дарование Алыкулова раскры-
лось еще в юности. Песни акына говорили о тяжелом положении киргизского
народа, обличали социальную несправедливость. Пользовались известностью.
Мастер поэтической формы, акын выступал в поэтических состязаниях — айты-
сах — с Токтогулом. Первая книга на киргизском языке издана в 1949 году.
Стр. 488. Что мне еще сказать, аба?..— Аба — дядя по отцу, почтительная
приставка к имени старика.
Усенбаев Алымкул (1894—1963) — акын. Родился в селении Кара-Арча
на Таласе. Рано остался круглым сиротой, был чабаном. Еще в детстве научился
657
слагать песни. Решающее значение для судьбы Усенбаева имела его встреча с
Токтогулом. Стал его учеником. Песни «среброгорлого гордого акына», «храни-
теля языка» оказали непосредственное воздействие на творчество Усенбаева,
обращенное к народу, направленное против баев, манапов, ишаков и их пособни-
ков.
Стр. 491. Посмотри на землю Талас...— Талас — река в Киргизии, Талас-
ская долина.
ИЗ ТАДЖИКСКОЙ поэзии
Донйш Ахмад Махдум ибн Носйр (1827—1897) —писатель, просветитель,
ученый. Родился в Бухаре, в бедной семье. Окончил медресе, сахмостоятельно
изучил медицину, математику, астрономию. В 50-е годы служил в бухарской
придворной библиотеке. В 1857 году был направлен в Петербург с посольством
эмира. Знакомство с русской культурой оказало влияние на его мировоззрение.
В 60-х годах вынужден был оставить службу при дворе, сохранив лишь
должность личного астронома эмира. Дониш посетил Петербург еще дважды: в
1869 году, после присоединения Средней Азии к России, и в 1874 году. Выйдя
в отставку, занялся ме.муарной и научной работой. В книге «Редкостные проис-
шествия» (1875—1882) —собрании работ беллетристического, социологического
и философского характера — обосновывал необходимость просвещения, изучения
русского языка и достижений русской культуры, выдвинул проект радикального
изменения социального устройства Бухары, превращения ее в просвещенную
конституционную монархию. Критиковал строй эмирата, создал сатиру на исто-
рию правления последней династии бухарских эмиров («Краткая история мангыт-
ских эмиров благородной Бухары», 1860—1865). Сочинения Дониша, широко
использовавшего разговорные формы и обороты, оказали влияние на развитие
прозы. Ему принадлежали и лирические стихотворения, из которых до нас дошли
немногие.
Стр. 494. Роскошный Фитирбург твоей столицей стал. / / И он, а не И рем —
теперь предмет похвал.— Фитирбург — Петербург. И рем — легендарный сад,
подобие рая.
Стр. 494. Страмахов, пробный камень ты для золота наук! // Ты, как Асаф, о
делах избрать умеешь путь благой.— Страмахов — Стремоухов П. Н., директор
Азиатского департамента министерства иностранных дел, с которым Дониш встре-
тился во время поездки в Петербург (1869). Асаф—по преданию, мудрый
великий визирь Соломона (Сулеймана); иносказательно—мудрый советник.
Стр. 495. Мне говорил один мудрец, что шах у...— Стихотво-
рение направлено против эмира бухарского. Критика его скрыта под видом личной
жалобы поэта.
Стр. 496. Средь мудрецов слыву я «головой»...— У Дониша было прозвище
Калла — голова.
658
Стр. 496. Аделине Патт и.— Патти Аделина (1843—1909) — итальян-
ская певица. Дониш слышал ее в Петербурге в 1874 году, во время гастролей
артистки в России.
Хозык Джунайдулло (1790(?) — 1843) — поэт. Родился в Герате. В начале
XIX века переехал в Бухару, откуда затем перебрался в Коканд, попав ко двору
Умархана. Наделенный свободолюбивым нравом, .не мог мириться с подлостью и
лицемерием придворной верхушки. Стремление поэта к правде и свету нашло
отражение в его газелях. Перу Хозыка принадлежит известная поэма «Юсуф
и Зулейха», традиционный сюжет которой, однако, весьма своеобразно разработан
поэтом. Джунайдулло Хозык трагически погиб от руки наемного убийцы
бухарского эмира.
Савдо Абдулкодйр Ходжа (1829—1873) — поэт-сатирик. Жил в Бухаре.
Окончил медресе. Разносторонне ’образованный человек, он самостоятельно
изучил многие науки. Хорошо знал живопись и музыку, служил при дворе эмира.
В своем творчестве выступал как сторонник простоты и ясности поэтического
языка.
Бустонй Сомй Мирзо Азйм (1840—1907) — поэт. Родился в селении
Бустонй близ Бухары. Окончил медресе. Служил писарем, затем секретарем при
дворе эмира, историком-хронистом. За оппозиционные настроения был удален от
двора, зарабатывал на жизнь перепиской книг. Стихи отличались глубиной чувств
и высотой философских, гражданских помыслов. Известен как теоретик поэтики
и теории прозы.
Шохин Шамсиддйн-Махдум (1859—1894) — поэт-просветитель. Родился в
Бухаре, в семье муллы. После смерти отца воспитывался слепым поэтом Зарйром
Джуйборй. Окончил медресе. Был придворным поэтом. Оставил обширное
литературное наследие — более 12 тысяч бейтов, сборник поговорок, афоризмов,
кратких сатирических рассказов «Чудеса искусства» и другие произведения. При-
мыкал к просветительскому направлению Дониша.
Стр. 502. Всадник гонит деревянный шар по кругу...— Имеется в виду народ-
ная игра «човгап-бозй», напоминающая конное поло.
Асирй Тошходжа (1864—1915) — поэт, просветитель. Родился в Ходжснте.
Учился в медресе в Коканде, вернулся в родной город, где до конца жизни работал
мастером по изготовлению мельничных жерновов. Был знатоком восточных лите-
ратур. В своей поэзии обличал невежество, призывал к просвещению, был пропа-
гандистом русской культуры, за что подвергался гонениям духовенства. Творчест-
во проникнуто сочувствием к тяжелой доле дехкан. Его друзьями были поэты
демократических убеждений — Айнй, Мукими, Фуркат.
Стр. 504. Пускай на теле власянииа — в дому румийская парча...— Рум
(Румистан)— наименование Рима, Римской империи, затем Восточно-Римской,
или Византийской, империи.
659
ИЗ АРМЯНСКОЙ ПОЭЗИИ
Абовян Хачатур (1808—1848) — писатель, просветитель-демократ, педагог,
основоположник новой армянской литературы и нового литературного языка
(ашхарабар). Родился в селе Канакер близ Еревана, в знатной, но разорившейся
семье. Получил образование в Дсрнтском университете. В 1837 году стал смотри-
телем уездного училища в Тифлисе, затем в Ереване. 2(14) апреля 1848 года
Абовян ушел из дома и бесследно исчез. Тайна его исчезновения осталась не-
раскрытой. Оставил значительное литературное наследие. Автор романа «Раны
Армении» (1841, опубликован в 1858). Этим произведением открывается история
новой армянской литературы. «Болью и стоном армянского народа полна книга до
краев» (О. Туманян). X. Абовяну принадлежит «Книга рассказов», сборник
басен «Развлечения на досуге», стихотворный цикл «Баятй», научно-художествен-
ные и педагогические сочинения. Зап имался этнографией, собирал и изучал армян-
ский, азербайджанский и курдский фольклор. Писал на языке, понятном народу.
«Язык мой разрешился ради тебя, мой доблестный, родной моему сердцу, любез-
ный народ!» — писал Абовян в предисловии к роману «Раны Армении». Пере-
водил на армянский язык произведения Гомера, Гете, Шиллера, Карамзина,
Крылова, Жуковского. Первый армянский детский писатель.
Алишан Гевонд (Керовпе; 1820—1901) —поэт, филолог, историк. Родился
в Константинополе, в семье ученого-нумизмата. Получил образование в школе
мхитарйетов (конгрегации армянских церковников) в Венеции. Там же принял
религиозный сан и имя Гевонд. Автор многих научных трудов по истории, архео-
логии, географии, этнографии Армении. Основное поэтическое творчество при-
ходится на 40—50-е годы. В 1847 году опубликовал написанное на новом литера-
турном языке (ашхарабаре) стихотворение «Страна армян», подписав его именем
«Наапст» (Патриарх). В 1857—1858 годах издал сборник «Напевы» (т. 1—5).
Общим названием поэт соединил стихотворные произведения нескольких тема-
тических циклов. Все они были написаны на грабаре (древнем литературном
языке), за исключением цикла «Песни Наапета» (т. 3, «Об отечестве»), создан-
ного на новом литературном языке. Эти песни «вызвали во многих сердцах теплое
чувство к имени Наапета» (М. Налбандян), принесли поэту широкую известность.
Г. Ал ишан известен также как прозаик (роман «Воспоминания о родине армян-
ской») и переводчик.
Стр. 507. Вон твоя весна, и Большой Масис...— Масис — армянское название
горы Арарат. Одна ее вершина называется Большой Масис, другая — Малый
Масис.
Стр. 508. Сам Торгом и все сыновья его...— Торгом — по преданию,
родоначальник армян.
Налбандян Микаэл (Налбандов Михаил; 1829—1866) — писатель, публи-
цист, философ, революционный демократ. Родился в армянском городке —
Нахичевани-на-Дону. Учился в частной школе священника и поэта Г. Патканяна.
В 1853 году экстерном закончил восточный факультет Петербургского универ-
660
ситета. Став преподавателем армянского языка в Лазаревском институте восточ-
ных языков в Москве, слушал лекции на медицинском факультете университета.
Первые стихи Налбандяна появились в печати в 1856 году и обратили на себя
внимание своими гражданскими мотивами. Общественно-политические и фило-
софские взгляды писателя сформировались под идейным влиянием «Современ-
ника», Чернышевского и Добролюбова. Он был первым армянским писателем,
ставшим на позиции революционной демократии. В 1858—1860-годах сотрудничал
в московском армянском журнале «Юсиспайл» («Северное сияние»), где вел
активную борьбу с реакцией. Здесь же было опубликовано его известное стихо-
творение «Свобода» (1859). В 60-х годах Налбандян ездил за границу, где встре-
чался с прогрессивными западноармянскими деятелями, с представителями рус-
ской эмиграции — Герценом, Огаревым, Бакуниным. «Нэлбандов — очень и
очень честный и хороший человек»,— писал о нем Герцен Тургеневу. В Париже
Налбандян издал трактат «Земледелие — как верный путь» (1862), где выразил
свои социально-политические взгляды, и памфлет «Две строки» (1861). По воз-
вращении в Россию был арестован за нелегальную революционную деятельность.
Три года провел в Петропавловской крепости, где написал ряд критических и
философских работ. В 1865 году был отправлен в пожизненную ссылку в Камы-
шин (Саратовская губерния), где он вскоре скончался от туберкулеза. Один из
представителей домарксова материализма, Налбандян в своих статьях о литера-
туре и театре заложил основы материалистической эстетики Армении. Опираясь
на работы Белинского, Чернышевского, Добролюбова, вел борьбу против идеали-
стической теории «искусства для искусства», утверждал принципы критического
реализма. Автор романов «Одному — слово, другому — невесту» (1858), «Днев-
ник» (1858—1860), поэмы «Похождения праотца» (1864). Гражданская лирика
Налбандяна воспитала целое поколение армянской молодежи.
Додохян Геворг (1830—1908) — поэт. Родился в Крыму. Примыкал к лите-
ратурному течению армянской интеллигенции, вышедшей из Дерптского универ-
ситета. Стихотворение «Цицернак» («Ласточка») было напечатано в одном из
сборников литературной группы «Гамар-Катипа», названной по начальным буквам
фамилий участников группы. Стихотворение «Цицернак» сразу обрело широкую
известность и стало популярнейшей народной песней. Этим стихотворением автор
вошел в историю армянской поэзии.
Стр. 513. Мчись в родной Аштарак...— Аштарак — древнейшее селение
неподалеку от Еревана.
Агаян Газарбс ( 1840—1911) — писатель, педагог. Родился в Грузии. Слушал
лекции в университетах Москвы и Петербурга. Занимался педагогической и лите-
ратурной деятельностью. Автор трудов по методике преподавания и школьных
учебников армянского языка. Выступал за освобождение школы от влияния духо-
венства, за демократизацию просвещения. Его лирика и проза отражали социаль-
ные противоречия армянской деревни второй половины XIX века. Демократи-
ческие взгляды Агаяна нашли выражение и в его мемуарах «Главные события
моей жизни» (1893). Автор произведений для детей («Сказки бабушки Гюль-
661
наз»). Переводил на родной язык произведения Пушкина, Крылова и других
русских классиков.
Дурян Петрос (1851 —1872) — поэт, драматург. Родился в пригороде Кон-
стантинополя, в семье ремесленника. Учился в армянском колледже. Был актером,
переводчиком, испытывал постоянную нужду и лишения. Умер от туберкулеза.
Творческий путь его продолжался всего около четырех лет. Автор исторических
трагедий, социальных драм и лирических стихотворений, большая часть которых
(двадцать шесть из сорока) написана в последний год жизни. Именно лирика,
где поэт «прокричал миру о своей страстной любви к родному народу... о своих
страданиях», принесла ему поэтическую славу. В истории армянской поэзии Дурян
остался «как яркий огненный штрих» (В. Брюсов).
Иоаннисиан Иоаннес (1864—1929) — поэт-демократ. Родился в семье кре-
стьянина. Окончил Лазаревский институт восточных языков и историко-фило-
логический факультет Московского университета. Долгие годы был учителем
русского языка и всеобщей литературы в Эчмиадзйнской духовной академии.
В 1912 году переехал в Баку. Одним из первых армянских писателей старшего
поколения приветствовал Октябрьскую революцию, принимал деятельное участие
в строительстве культурной жизни республики. Первый поэтический сборник —
книга гражданской лирики «Стихотворения» (1887) — вышел в Москве, сильно
урезанный цензурой. Две последующих книги изданы в Армении (1908, 1912).
Ранние стихи Иоаннисиана принадлежат к лучшим образцам гражданской лирики.
Лирика поэта — «чародея армянской поэзии» (А. Иссаакян) — отличается разно-
образием поэтических жанров. Иоаннисиан «словно ставил себе задачей — ука-
зать все пути и дать все образцы лирики. Песня, ода, элегия, философское
раздумье—все эти и другие основные формы лирики были любовно и тщатель-
но культивированы Иоаннисианом» (В. Брюсов). Ему принадлежат классические
обработки песен гусанов — старинных армянских певцов,— баллады, легенды.
Поэзия Иоаннисиана, ее реализм и народность прокладывали путь Ованесу Тума-
няну и Аветику Исаакяну. Стихотворения поэта, утратив имя своего автора, стали
народными песнями. Высоко ценятся переводы Иоаннисиана из Гомера, Пушкина,
Некрасова, Гете, Шиллера, Гейне и др.
Стр. 579. Царь Артаваз д.— Поэт обработал древнюю легенду, соглас-
но которой царь Артавазд I, проклятый отцом, связанный железными цепями,
был заключен в пещеру на горе Масис. Он силится высвободиться, чтобы завла-
деть всем миром, но от ударов кузнечных молотов цепи лишь укрепляются.
Акопян Акоп (1866—1937) — поэт, зачинатель армянской пролетарской
поэзии, основатель армянской советской поэзии. Родился в семье ремесленника
в г. Ганджа (ныне Кировабад). Учился в гимназии. Рано начал трудовой путь.
Был чернорабочим, табельщиком, бухгалтером. Чувство протеста против социаль-
ной несправедливости пробудилось еще в гимназические годы. Стихи стали по-
являться в печати в начале 90-х годов. Испытал сильное влияние X. Абовяна,
своим литературным учителем считал М. Налбандяна. Первый сборник стихов
вышел в 1899 году. Воспевал труд и людей труда. С 1902 года принимал участие
662
в революционном рабочем движении. В 1904 году стал членом большевистской
фракции РСДРП. Перевел на армянский язык «Интернационал», «Варшавянку»,
«Смело, товарищи, в ногу!». Его стихи были проникнуты пафосом революции.
«Я варился в котле революции... жил этой жизнью»,— писал поэт. Народный
поэт Армении и Грузии, чьи поэмы звучат «мощной музыкой» (Ромен Роллан), он
был и крупным общественным деятелем. Скончался 13 ноября 1937 года.
Стр. 522. Честь и тру д.— Стихотворение посвящено рабочим водопро-
вода Авчалы близ Тифлиса (Тбилиси), с которыми у поэта была тесная связь.
Оно стало популярной песней. Молодой поэт продолжил традицию трудовых
песен, созданных многими армянскими поэтами-классиками.
Стр. 523. Зов народ а.— Это стихотворение, как и другие стихи этих
лет, положило начало подлинно революционной пролетарской поэзии.
Стр. 523. Песня кузнец а.— Стихотворение положено на музыку компо-
зитором В. Умршатом (1896—1959) и стало массовой песней.
Туманян Ованес (1869—1923) — писатель, общественный деятель. Родился
в селе Дсех (ныне Туманян), в семье священника. Учился в сельской приходской
школе, затем в духовном училище Нерсесян в Тифлисе. Служил в армянской
духовной консистории, в канцелярии армянского издательского общества.
С 1893 года посвятил себя литературной и общественной деятельности. Печататься
начал в 1887 году. Признание принесли сборники «Стихотворения» (т. 1—2,
1890, 1892). В эти же годы поэт создал и опубликовал поэмы «Маро», «Ануш»
и др. В эпических и лирических произведениях 90-х годов Туманян утвердил
принципы реализма. Его поэмы и баллады, отражавшие социальные и националь-
ные стремления народа, стали высшим достижением армянской литературы на
рубеже веков. Одним из основных источников творчества поэта был фольклор.
На его основе Туманян создал многие произведения: поэмы «Давид Сасун-
ский» — обработка героического сказания — и «Взятие крепости Тмук»,
баллада «Ахтамар», сказки «Храбрый Назар», «Хозяин и работник» и др. Тума-
нян принимал участие в составлении школьного учебника и хрестоматии «Армян-
ские писатели». Его стихи для детей, сказки, рассказы — «это подлинные жемчу-
жины мировой поэзии» (П. Тычина). Туманяну принадлежат переводы из многих
русских и европейских писателей. Большое значение имела его публицистическая
и критическая деятельность, направленная на утверждение демократических
и гуманистических идей, пропаганду передовых эстетических принципов. При-
ветствовал Октябрьскую социалистическую революцию, укрепление Советской
власти в Армении. Творчество Туманяна оказало влияние на развитие армянской
литературы. «...Творчество Туманяна есть сама Армения» (В. Брюсов).
Исаакяп Аветик (1875—1957) — крупнейший армянский поэт. Родился в
деревне Кэзарпат вблизи Александрополя (ныне Ленинакан). Учился в духовной
семинарии в Александрополе и Эчмиадзйне. Был вольнослушателем Лейпциг-
ского университета, изучал литературу, фольклор, европейскую философию,
путешествовал по Италии, Греции. Как поэт формировался в 90-е годы. Был
663
певцом народного горя и борьбы против национального и социального гнета.
Первый сборник стихов— «Песни и раны» (1897). Под тем же названием
в 1903 году вышел второй сборник и в 1908 году — третий. Первая книга при-
несла автору известность. Он сразу же занял ведущее место в армянской лите-
ратуре. Вершиной протеста поэта против деспотизма стала философская поэма
«Абул Ала Маарй». Преследуемый охранкой, эмигрировал за границу (1911),
продолжал много и плодотворно работать. «...Поэт Исаакян — первоклассный;
может быть, такого свежего и непосредственного таланта теперь во всей Европе
нет»,— писал о нем Блок в 1916 году. Творчество Исаакяна, глубоко связанное
с историей и культурой армянского народа, вобрало лучшие традиции русской
и мировой литературы. Многие стихи поэта стали народными песнями. Совместно
с Туманяном творчество Исаакяна завершает этап формирования нового армян-
ского литературного языка, начатый X. Абовяном. Вернулся из Парижа в Совет-
скую Армению в 1936 году. Академик Академии наук Армянской ССР (1943),
лауреат Государственной премии СССР (1949), он плодотворно работал до конца
жизни.
Стр. 532. От родимой страны удалился...— В 1893 году Исаакян уехал в
Германию, где стал вольнослушателем Лейпцигского университета. Стихотворе-
ние стало народной песней.
Стр. 536. Мне грезится: вечер мирен и ти х...— Стихотворение
по духу, по стилистической природе родственно народной песне.
Варужан Даниэл (1884—1915) — поэт, представитель неоромантического
течения в западноармянской литературе начала века. Родился в Западной
Армении в семье крестьянина. Учился в школах Константинополя и Венеции.
Окончил историко-филологический факультет Гентского университета (Бельгия).
Первый сборник — «Содрогания» — был опубликован в Венеции в 1906 году.
В 1909 году Варужан возвращается в Западную Армению, где занимается педаго-
гической деятельностью и поэтическим творчеством. Литературный путь поэта
был недолог. Он публикует свои произведения в периодической печати, издает
сборники «Сердце нации» (1909) и «Языческие песни» (1912). Книга «Песнь
хлеба» была издана после смерти поэта (1921). В 1915 году Варужан, который
заведовал в Константинополе общеобразовательной армянской школой, был по
приказу турецких властей арестован и убит. Поэзию Варужана отличает удиви-
тельное ритмическое, жанровое и стилевое разнообразие.
Стр. 538. О д а.— Стихотворение открывало книгу «Сердце нации» (1909) и
стало своеобразным эпиграфом к ней. Носит программный характер.
Стр. 538. Курящаяся лампада — стихотворение из книги «Языче-
ские песни» (1912), ставшей наиболее полным и ярким выражением творческих
принципов поэта.
664
Стр. 539. К музе — стихотворение из книги «Песнь хлеба» (1921).
Терьян Ваан (Тер-Григорьян Ваан; 1885—1920) — поэт, общественный
деятель. Родился в Грузии, в семье священника. Окончил Лазаревский институт
восточных языков в Москве (1906), учился на историко-филологическом факуль-
тете Московского университета и на восточном факультете Петербургского универ-
ситета. В 1916 году уехал на родину. Накануне Октябрьской социалистической
революции вступил в Коммунистическую партию. Был избран членом ВЦИК.
Перевел на армянский язык несколько работ В. И. Ленина. Литературную
деятельность начал в 900-е годы. Первый поэтический сборник — «Грезы суме-
рек» — вышел в 1908 году и сразу принес автору известность. Туманян связывал
с его появлением начало «новейшего периода» в армянской поэзии. В нем нашла
отражение атмосфера общественно-политической жизни после поражения рево-
люции 1905—1907 годов, ощущалось влияние символизма, вместе с тем выража-
лось сочувствие обездоленным. Поэзия Терьяна связана с историческими судьба-
ми армянского народа, его литературными традициями. В 1914 году знакомится
с М. Горьким, принимает участие в подготовке «Сборника армянской литера-
туры», который вышел в 1916 году под редакцией Горького. Поэтический цикл
Терьяна «Страна Найри» (1913—1915) проникнут социальными и патриоти-
ческими мотивами. Ряд стихотворений поэт посвятил Октябрьской революции,
приветствуя ее. Творчество Терьяна сыграло значительную роль в развитии ар-
мянского стихосложения. С первых дней Октябрьской революции становится дея-
тельным сотрудником Народного комиссариата по делам национальностей.
Стр. 544. О светлая страна Наири?..— Найри — страна рек; название, данное
ассирийцами древней Армении.
ИЗ ТУРКМЕНСКОЙ поэзии
Кемине (псевдоним, буквальное значение — «приниженный»; настоящее имя
Мамедвелй; ок. 1770—1840) — поэт-сатирик и лирик. Один из представителей
демократического начала в туркменской классической поэзии.
Родился в семье бедного дехканина. Учился в медресе Бухары, нанявшись
слугой к духовному наставнику. Жизнь прожил в лишениях, многолетних скита-
ниях в поисках заработка. Бедность поэта вошла в поговорку у туркмен. В своих
остросоциальных сатирах обличал баев, ишанов и мулл, за что постоянно подвер-
гался преследованиям духовенства. Призывал разрозненные туркменские племена
к объединению. Писал лирические стихи, воспевавшие любовь, красоту, радость
жизни. Пользовался большой популярностью. Человек-легенда, Кемине стал
героем туркменского фольклора.
Стр. 547, Там, где ходил прямой, элиф, // Согнувшись дал-калека ходит...—
Элйф (алйф)— название арабской буквы, на письме изображается прямой лини-
ей. Поэтический образ стройности, юности. Дал (даль)— название буквы араб-
ского алфавита, на письме изображается изогнутой линией. Поэтический образ
согбенности, кривизны, старости.
665
Стр. 547. Пир — настоящий сатана...— Пир — старец, наставник.
Сеиди Сеийдпазар Хабнб-хо джа-огл ы (1775—1836) — поэт. Родился в
семье священнослужителя. Учился в медресе Хивы и Бухары. Приобрел извест-
ность как поэт и певец-сказитель — бахшй. В борьбе туркменских племен против
иноземных захватчиков показал себя талантливым военачальником, самоотвер-
женным защитником интересов родного народа. Погиб в битве. Существует, одна-
ко, предание, что Сеиди погиб в плену. Среди поэтического наследия Сеиди, до-
шедшего до нас в устной передаче, героико-патриотические произведения, стихо-
творения нравоучительного содержания, обличительные. Славу поэту принесла
его любовная лирика. Широко известна его поэтическая переписка с поэтом-полко-
водцем и другом Зелили. Продолжал традиции Махтумкулй — поэта-классика
XVIII века.
Стр. 549. Как трон Сулеймана — спина скакуна.— Сулейман (Соломон) —
легендарный царь и пророк.
Зелили (Курбандурды; 1779/80—1846/48) — поэт. Родился в селении
Кара-Гузы на Гургене. Начальное образование получил в аульном мектебе, где
преподавал Махтумкулй. Общение с прославленным поэтом, племянником кото-
рого был Зелили, оказало влияние на формирование мировоззрения подростка,
на становление его характера. Продолжал учение в Хиве, где в свое время учился
и Махтумкулй. Здесь Зелили познакомился с поэтом Сеиди, знакомство скоро
переросло в крепкую дружбу. В годы учения будущий поэт избрал поэтическим
псевдонимом имя Зелили, что по-арабски означает «слабый, униженный, измучен-
ный». Возвратившись на родину, учил детей в мектебе, занимался ремеслом
чеканхцика по металлу. Стихи Зелили, который сам слагал к ним музыку и испол-
нял, аккомпанируя себе на дутаре, приобретают широкую известность не только
в среде его родного племени гоклсиов, но и по всей туркменской земле. Принимал
участие в борьбе туркмен с соседями. Вместе со своими сородичами был угнан
хивинским ханом в плен, где находился более семи лет. Лирика того периода
повествует о бедствиях народа на чужбине, выражает надежду на освобождение,
пронизана любовью к родине. Особенно отчетливо эти мотивы прозвучали в поэти-
ческой переписке с другом-поэтом, в «Посланиях к Сеиди». Поэт осуждает родо-
вые распри, раздиравшие туркменские племена, обличает социальное неравенство.
Много места в поэтическом наследии Зелили занимает любовная, философская
лирика, дидактические произведения. Сочный, выразительный поэтический язык
Зелили включал лексику, близкую широким массам, способствовал формирова-
нию туркменского общенационального языка.
Кятиби Овезтаган (1803—1881) — поэт. Родился в ауле Караган (нынешний
Бахарденский район). Учился в медресе Бухары и Хивы. Возвратившись на роди-
ну, стал учителем в аульном мектебе. Большое место в творчестве поэта занимала
любовная и пейзажная лирика. В стихах Кятиби звучали социально-полити-
ческие мотивы, поэт обличал феодальную верхушку, духовенство, призывал турк-
менские племена к объединению.
666
Кадырберды оглы Молланепёс (1810—1862) — поэт и бахши. Родился на
юге Туркмении. Учился в аульном мектебе, затем медресе Бухары. Был земле-
дельцем, мастером серебряных дел и учителем. Есть предание, что поэт участвовал
в битве, окончившейся победой туркмен, и умер от раны, полученной в бою. Автор
большого дестана «Зохре и Тахир» — поэмы на широко известный среди многих
тюркоязычных народов сюжет о трагической любви двух влюбленных. Ему при-
надлежит большой лирический диван. Еще при жизни поэт был признан «пади-
шахом лириков». Стихи Молланепеса распространялись как песни, автором мело-
дий которых был он сам. Произведения Молланепеса неизменно входили в репер-
туар народных певцов и исполнителей дестанов.
МятаджЕг (Анпаклыч; 1822—1884) — поэт, лирик. Родился в ауле Кеши
близ Ашхабада. Занимался виноградарством. Был знатоком классической литера-
туры Востока и устного народного творчества, на котором во многом основана его
собственная поэзия. Главное место в ней занимает любовная лирика и пейзажная.
Писал также дидактические произведения, содержавшие обличение социального
неравенства и несправедливости. Стихи вошли в песенный репертуар народных
певцов — бахши. Продолжатель традиций Молланепеса.
Стр. 556. Тобою б мог владеть и сам Рустам, скакун...— Рустам — герой
эпической поэмы Фирдоуси «Шахнамё», образ могучего и благородного богатыря.
ИЗ ЭСТОНСКОЙ поэзии
Петерсон Крйстьян Яак (1801—1822) — поэт, родился в Риге, в семье
церковного служки. Учился в Рижском уездном училище, затем в гимназии, курс
которой закончил за три года. Владел пятью европейскими языками, знал латынь
и греческий. В семнадцать лет опубликовал научный труд об эстонском синтаксисе.
Творчество его положило начало созданию эстонской национальной литературы.
Поэтическое наследие Петерсона, которое впервые было опубликовано через
сто лет после его смерти, состоит из двадцати одного стихотворения. Оно свиде-
тельствует о незаурядном даровании художника, называвшего себя крестьянским
певцом, слагавшего свои оды и пасторали на эстонском языке, до того считавшемся
«мужицким».
Стр. 561. В день Мартина Лютер а.— Мартин Лютер ( 1483—
1546) —деятель Реформации в Германии, основатель лютеранства, крупнейшего
по численности направления протестантизма. День Мартина Лютера отмечали
10 ноября.
Крёйцвальд Фридрих Рёйнхольд (1803—1882) —писатель-просветитель,
фольклорист, зачинатель эстонской национальной литературы. Родился в имении
Йыэпере на севере Эстонии, в семье крепостного. Окончил уездное училище
в Таллине, сдал экзамен на звание учителя начальной школы. С 1826 по 1833 год
учился на медицинском факультете Дерптского университета. Став врачом, рабо-
тал в городе Выру. Последние пять лет прожил в Тарту. Литературную деятель-
667
ность начал в 1820 году. Опубликовал большое количество научно-популярных
статей по различным отраслям науки. Он автор рассказов, многие из которых были
опубликованы в «Полезном календаре», редактировавшемся им в течение 30 лет,
аллегорической сатиры «Хитрый лис», сборника стихов «Таволга» (1861) и «Пес-
ни вируского певца» (1865), «Цветы на ниве мира» (1871—1875), книги
«Старинные эстонские народные сказки» и др. Произведения Крейцвальда
сыграли большую роль в развитии эстонской прозы и поэзии. Но основным творе-
нием писателя стал эпос «Калевипоэг». Идея составления целостного произве-
дения на основе народных сказаний о богатыре Калевипоэге принадлежала другу
Крейцвальда, писателю Ф. Р. Фельману. Смерть помешала ему выполнить свой
замысел. Эту работу выполнил Крейцвальд. Эпос «Калевипоэг» (изд. 1857 —
1861) имел важное значение для процесса формирования эстонской национальной
литературы, национального самосознания эстонского народа. Творчество
Фр. Р. Крейцвальда оказало значительное влияние на развитие эстонской поэзии.
Стр. 563. Дай мне каннель, Ванемуйне!..— Каниелъ — эстонский народный
музыкальный инструмент типа гуслей. Ванемуйне — бог песни, легендарный
песнопевец в народных сказаниях.
Стр. 563. Встань из волн прозрачных Эндлы, // Дочь седого песнопевца...—
Эндла — озеро в центральной Эстонии. Дочь седого песнопевца — приемная дочь
Ванемуйне Юта, которая, по преданиям, жила на берегах Эндлы.
Стр. 563. Оживайте, вереницы // Калевитян величавых!..— Калев — леген-
дарный богатырь, родоначальник эстонского народа. Калевитяне — потомки
Калева.
Стр. 564. А весны моей любимцы // Беспробудно спят в могиле...— Имеется
в виду писатель Ф. Р. Фельман (1798—1850), друг Крейцвальда.
Стр. 564. Под полою Уку дремлют, // Спят в объятиях Марии...— Уку —
небесный дед, языческое божество древних эстонцев. Сляг в объятиях Марии.—
то есть спят в земле Эстонии. В средние века дева Мария считалась покрови-
тельницей Прибалтики и эти края называли «землей Марии».
Стр. 567. Стоны Мардуса лесного...— Мардус — мифологическое существо,
вестник смерти.
Стр. 569. Дружины Лембиту дрались...— Лембиту — народный герой, про-
славленный полководец. Погиб в битве с немецкими рыцарями в 1217 году.
Койдула Лидия (Лидия Эмилис Флорентине Янзеп; 1843—1886) —
поэтесса и драматург. Родилась в местечке Вяндре, где ее отец — будущий извест-
ный писатель и журналист — служил учителем. Училась в Высшей городской
девичьей школе. Сдала экзамен на звание домашней учительницы. Помогала отцу
в издании газет в Пярну и Тарту. Литературную деятельность начала как прозаик
(рассказ «Мельник и его сноха», 1863), но известность ей принесла патриотиче-
668
ская лирика, искренняя, непосредственная, прославлявшая красоту родины и вос-
певавшая героизм народа. В 1866 году вышел сборник ее стихотворений «Полевые
цветы». За ним последовал второй — «Соловей Эмайыги» (1867). В 1870 году
тартуское эстонское певческое общество «Ванемуйне» при участии поэтессы поста-
вило се пьесу «Двоюродный братец с Саарема». Эта постановка считается началом
эстонского национального театра. Многие стихотворения Койдулы стали народ-
ными песнями. Ее поэзия отразила настроения периода подъема националь-
ного движения. Псевдоним А. Койдула — от слова «koit», «заря» — означает
«певец утренней зари». Творчество оказало влияние на развитие эстонской литера-
туры, пробуждало национальное самосознание народа.
Стр. 572. Эстимаа! Эстимаа!..— Эстимаа — Эстония.
Тамм Якоб (1861—1907) — поэт, переводчик, один из представителей реа-
лизма в эстонской поэзии. Родился в семье батрака. Окончил Тартускую учи-
тельскую семинарию, где преподавание велось на русском языке. Познакомился
с русской литературой, которая оказала значительное влияние на его тйорчество.
Был учителем. Печататься начал с 1882 года. В 1892 году вышли два сборника
его стихов «Пробудившиеся голоса» (ч. I и II). Посмертно были изданы «Поэмы»
(1914). Для его поэзии, еще сохранявшей элементы романтизма, но в целом
уже реалистической, характерны эпические и лиро-эпические жанры. Был одним
из зачинателей жанра басни в эстонской литературе. Широко использовал
устное народно-поэтическое творчество. Ему принадлежат переводы басен Кры-
лова, многих стихов Пушкина, Лермонтова.
Лийв Юхан (1864—1913) — поэт и прозаик, предтеча критического реализ-
ма в эстонской литературе. Родился в семье крестьянина. Учился в приходской
школе. Творческий путь начал как прозаик. Первое стихотворение было опубли-
ковано в 1885 году. Работал в редакциях газет в Таллине, Вйльянди, Тарту.
В 1893 году у Лийва началось тяжелое психическое заболевание, которое про-
должалось до конца жизни. Жил он у родителей, родственников, знакомых за
счет волости. Писать мог лишь в минуты просветления. Но именно в эти два
десятилетия им создана большая часть стихов. В своих произведениях изображал
тяжелую жизнь эстонского крестьянства, классовое расслоение деревни конца
XIX века (сборник «Десять рассказов», повесть «Тень» и др.), утверждал
реалистические принципы изображения действительности. Первый сборник сти-
хотворений Аийва был издан в 1909 году. В 1910 году вышел еще один сборник.
Большинство стихов стало известно уже после смерти поэта. Самобытная
лирика Лийва отличается глубокой внутренней правдивостью, задушевностью,
сильным эмоциональным напряжением. В ней запечатлена трагическая судьба
поэта, его любовь к родине, ее природе, людям.
Хаава Анна (Анна Розалия Хаавакиви; 1864 — 1957) — поэтесса. Роди-
лась в семье крестьянина. Окончила Тартускую высшую женскую школу,
служила воспитательницей в детском саду, домашней учительницей, сестрой
милосердия. Литературную деятельность начала в 80-е годы. В 1883 году вышел
первый сборник «Стихотворения», в последующее десятилетие — еще два сбор-
669
ника, содержавшие в основном романтическую любовную лирику. Позже в
творчество писательницы входят социальные мотивы (сборники «Волны» (1908),
«Дети севера» (1913). Многие стихи А. Хаавы положены на музыку, стали изве-
стными песнями. Ей было присвоено звание народного писателя Эстонской
ССР (1954).
Лйлиенбах Юхан (1870— 1928) — пролетарский поэт, издатель социал-
демократической литературы. Родился в семье крестьянина. Учился в волостной
школе. Рано начал трудовую жизнь. В 1901 году стал членом одного из социал-
демократических кружков. Участник революции 1905 — 1907 годов и Октябрь-
ской революции. С 1905 года начинает заниматься издательской деятельностью.
Издает сборники социал-демократической литературы, сатирические листки и
журналы, направленные против самодержавия и реакции, руководит прогрессив-
ным издательством «Мысль» («Мытте») и др. Писать начал в юности. Стихи
печатались в периодике. Первый и единственный сборник — «Утренние песни»
(1909). В 1910 году начал издавать «Капитал» Маркса на эстонском языке. В твор-
честве преобладают революционные мотивы.
Пегельман Ханс (1875 — 1938) — поэт, публицист. Представитель проле-
тарской поэзии в эстонской литературе. Родился в семье крестьянина. Окончил
Александровское городское училище в Пыльтсамаа, где преподавал известный
поэт Якоб Тамм. Работал почтовым служащим, телеграфистом, учителем, за-
нимался журналистикой. В 1903—1905 годах учился в Коммерческом институте
в Лейпциге. Возвратившись в Эстонию, вступил в РСДРП. Участник революции
1905 — 1907 годов и Октябрьской революции. Видный деятель эстонского рево-
люционного движения. С 1920 года член ЦК КП Эстонии. В 1918 — 1919 годах —
овой Ком-
муны. Руководил эстонским отделом Народного комиссариата по делам нацио-
нальностей Советской России. В дальнейшем жил и работал в Ленинграде.
Поэзия тесно связана с революционной борьбой рабочего класса. Первый сборник
стихов — «Грубые наброски» — вышел в 1910 году. Известны его прекрасные
переводы «Интернационала», «Марсельезы», «Варшавянки» и др.
член первого эстонского советского правительства — Эстонской Труд
Суйте Густав (1883— 1956)—поэт, ученый-филолог. Родился в семье
учителя. Окончил Гельсингфорсский университет со степенью кандидата (1910).
Преподавал финский и шведский языки в русской гимназии, был профессором
всеобщей и эстонской литературы в Тартуском университете. Умер в Стокгольме,
куда эмигрировал из оккупированной гитлеровцами Эстонии. Первые стихотворе-
ния появились в печати в 1899 году. Известность принесла отличавшаяся новиз-
ной поэтического мастерства книга стихов «Пламя жетани» (1905). Она была
насыщена пафосом революционной романтики, исполнена предчувствия гряду-
щей революционной бури. Г. Суйте становится во главе литературной группы
«Ноор-Ээсти» («Молодая Эстония»), в которую входили самые крупные поэты
того времени, принимает участие в создании литературных сборников «Ноор-
Ээсти» (т. 1—5, 1905 — 1915). Книга стихов «Страна ветров» (1913) отразила
настроения периода реакции, наступившей после поражения революции. Твор-
чество Суйтса первых двух десятилетий его творческого пути оказало влияние
670
на развитие эстонской поэзии, содействовало обновлению всей поэтической
системы. Автор многих работ по истории эстонской литературы.
Туглас Фрйдеберт (1886— 1971) — писатель, литературовед. Родился в
семье батрака. Учился в Тартуской гимназии. Печататься начал в 1901 году. Один
из руководителей группы «Ноор-Ээсти», Туглас сыграл важную роль в развитии
ее эстетических принципов. Принимал активное участие в революции 1905 —
1907 годов. Был арестован. После освобождения в 1906 году эмигрировал. Более
десяти лет пробыл в эмиграции. В Эстонию возвратился в 19 17 году. Творческий
путь начал как прозаик (сборник новелл «.Душевой надел». 1906). В период ре-
волюции 1905 — 1907 годов писал стихи, поэтические миниатюры, стихотворе-
ния в прозе. Революционный романтизм, сочувствие революции, ярко проявив-
шиеся в поэзии Тугласа этого периода, сочетаются с критическим реализмом его
прозаических произведений. Автор романов, литературоведческих исследований,
книги о развитии критического реализма. Народный писатель Эстонской ССР
(1946), член-корреспондент АН Эстонии (1946).
ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ
Адат — обычное право, неписаный закон, свод правил у мусульманских
народов, регламентирующих поведение человека в обществе и в частной жизни.
Азраил — ангел смерти.
Аксакал — буквально: белобородый; старик.
Амбра — смолистое вещество, благовоние.
Анаша — наркотик.
Анка — мифическая птица феникс, живущая на краю мира на горах Каф.
Персонаж сказок многих народов Востока.
Арака — хмельной напиток из молока.
Арча — древовидный можжевельник, ствол которого отличается большой
крепостью.
Байга — конные состязания, скачки.
Батман — старинная мера веса, колебавшаяся в разных местностях, при-
близительно равная 8 кг.
Б а х ш й — народный сказитель, одновременно он и певец, и музыкант, и
поэт, хранитель народной мудрости.
Бейт — двустишие, основная строфическая единица восточной поэзии,
выражает законченную мысль.
Бек — предводитель войска, военачальник.
Газель— 1) лирическое стихотворение (не более 12 бейтов), в котором
рифмуются между собой две первые строки и все последующие четные строки,
нечетные строки не рифмуются; 2) горная коза; в поэзии — символ красоты,
стройности.
Г а р й б — нарицательное значение слова: странник, несчастный.
Гурия — райская дева, в восточной поэзии синоним красавицы.
Г юл и ст ан — буквально: страна цветов; райский сад, эдем.
Дал — буква арабского алфавита, на письме изображается изогнутой ли-
нией; в поэзии символ согбенности, кривизны, старости.
Д а с т а н — (дестан) — поэма.
672
Джа а м а т — народ, люди, общество.
Д ж а й л 6 о (джайляу) — высокогорное летнее пастбище.
Джан — душа, милая.
Джут — зимняя бескормица скота в районах отгонного животноводства,
вызванная обледенением пастбищ; массовый падеж скота.
Диван— 1) собрание стихотворений одного или нескольких поэтов, с
определенным расположением материала; 2) государственный совет.
Д у в а л — глинобитная ограда.
Д у л дул — кличка сказочного быстроногого коня.
Дэв — мифологическое исполинское злое чудовище.
Зурна — музыкальный духовой инструмент.
Зурнист — музыкант, играющий на зурне.
И ш а н — руководитель и наставник группы дервишей, мусульманских мо-
нахов.
Кадий (казн) — судья мусульман.
Калам — тростниковое перо.
Касыда — дидактическое стихотворение или ода с монорифмой, панеги-
рик.
К е л й н — невестка, молодка.
Кош — стоянка пастухов на пастбище.
Лал — рубин.
Лейли — героиня популярной на Востоке легенды о разлученных и стра-
дающих влюбленных.
М а за р — могила, усыпальница, священное место поклонения.
Маш — фасоль золотистая, однолетнее травянистое растение.
Мед жну н — буквально: одержимый, безумный. Герой популярной на Во-
стоке легенды о разлученных и страдающих влюбленных — юноше Кайее, про-
званном Меджнуном, и красавице Лейли.
Медресе — мусульманская религиозная средняя школа, где готовили
служителей культа.
М е к т ё б (мектёп) — начальная мусульманская школа.
Мираб — должностное лицо, ведающее распределением воды для полива
земли.
Мускус — ароматическое вещество черного цвета.
Мухаллёс — стихотворение, состоящее из пятистрочных строф.
Муфтий — буквально: высказывающий мнение; духовное лицо, объясняю-
щее (толкующее) правила шариата.
Мушоира — поэтическое состязание.
Намаз — ритуальная молитва, совершаемая мусульманами пять раз в
течение дня.
22 Стихи поэтов народов 673
дореволюционной России
Пери (пери) — прекрасная неземная дева, мифологическое существо,
являющееся в образе прекрасной женщины. В поэзии символ красавицы.
Саба — кожаная посуда для кумыса.
Сабантуй — буквально: праздник плуга. Праздник в честь окончания
весенних полевых работ.
Саз — струнный музыкальный инструмент.
Сандал — жаровня; низкий квадратный столик, устанавливаемый над
углублением в земляном полу, где лежат горячие угли, и сверху накрытый
одеялом; служит для согревания рук и ног.
Сердар — военачальник.
Суннит — последователь суннизма, наиболее многочисленного из двух
(наряду с шиизмом) направлений в мусульманской религии.
Танбур — струнный музыкальный инструмент.
Т а н ь г а — мелкая серебряная монета.
Той — праздник.
Тугай (тугаи) — пойменные заросли-леса.
Т у р а ч — фазан.
Фархад — герой распространенного на Востоке сказания о любви Фар-
хада и Ширин. Во имя любви могучий каменотес совершает подвиг и погибает.
Хаким — правитель.
Ходжа — у мусульман почетный титул духовного лица; господин.
Ч а п й г а — ручка плуга.
Чоигури (чунгур) — трех- или четырехструнный музыкальный инстру-
мент.
Ч а р ы к и — обувь из сыромятнои кожи.
Чуха (чоха) — крестьянская верхняя одежда, куртка.
ш аир (шойр, шахйр) — поэт. У многих народов Средней Азии также
народный сказитель, поэт-импровизатор, исполнитель дастанов (см. выше)
Шариат- свод норм мусульманского права, морали, религиозных пред-
писаний и ритуалов.
Шейх — почетное звание служителей мусульманского религиозного культа.
Шербет — сладкий напиток, сок, сироп.
Ш и й т — последователь шиизма, второго по числу приверженцев направ-
ления (после суннизма) в исламе.
Ш и р й н — героиня распространенного на Востоке сказания. Нарицатель-
ное значение слова — сладостная.
Шурпа (чорба) — мясной суп, бульон.
Э м й р — верховный правитель.
Яхонт — старинное название рубина и сапфира.
Г. Московская
СОДЕРЖАНИЕ
В. Александров. «Не может сын глядеть спокойно...»........... 3
ИЗ БАШКИРСКОЙ ПОЭЗИИ
Мажит Гафури
Сибирская железная дорога (Фрагменты). Перевод А. Ойслендера ... 13
Мои книги. Перевод А. Шпирта . ............................. 14
Правда. Перевод Дм. Кедрина...................................—
Совесть говорит. Перевод А. Арго.............................15
Сердце, полное любви. Перевод П. Шубина..................... 16
Красное знамя. Перевод Д. Смирнова............................—
Шайхзада Бабич
Перевод Р. Бухарева
* Для моего народа.......................................... 18
* В одну минуту...............................................—
* Короткий век свой проведи в борьбе.........................19
*Для кого?......................................................
*Я жду.......................................................20
ИЗ ПОЭЗИИ ДАГЕСТАНА
АВАРСКАЯ ПОЭЗИЯ
Анхил Марин
Чтоб тебя поразила стрела. Перевод Я. Козловского............21
Али-Гаджи из Инхо
Перевод В. Державина
«Эта крепость из красных камней сложена...»..................23
«Ты книжку пустую под мышкой таскаешь...».....................—
675
Таджутдин (Чанка)
Перевод Я. Козловского
Имя твое.....................................................25
Араканинка....................................................—
Записка к любимой.......................................... 27
ДАРГИНСКАЯ ПОЭЗИЯ
Батырай
Перевод Э. Капиева
«Пусть у храброго отца...»...................................29
«Если б мной ты увлеклась...».................................—
«Ты, не смевшая поднять...»...................................—
О пахаре.....................................................30
«Как печаль возьмет меня...»..................................—
Ахмед Мунги
Перевод Я. Козловского
Песня молодых кубачинцев.....................................31
«Чем прочнее гвозди, тем...»..................................—
В день смерти осла...........................................32
Стихотворец и мулла...........................................—
«Я свободна, как птица...»...................................33
КУМЫКСКАЯ поэзия
Ирчи Казак
Песня. Перевод Б. Казиева....................................34
Магомед-Эффенди Османов
Перевод Н. Гребнева
О щедрости и чести...........................................35
«Князь — не муж, рожденный князем...».........................—
Обычаи кумыков.............................................. 36
ЛАКСКАЯ ПОЭЗИЯ
Юсуп Муркелинский
Жалоба на жизнь. Перевод М. Светлова ............ 37
Наставления. Перевод Р. Морана...............................38
«Я весла отбросил, решил я напиться...» Перевод Р. Морана . ... . —
676
Щаза из Куркли
«Глупых юношей упреки...» Перевод Ю. Нейман......................40
«Сверкающий снег на зеленом лугу...» Перевод Ю. Нейман............—
«Ранней юности любовь...» Перевод Ю. Нейман.......................—
«Родной аул милей Багдада...» Перевод М.-З. Аминова..............41
«Хочешь бросишь? — Ну бросай...» Перевод М.~3. Аминова .... —
Саид Габиев
Перевод Я. Муратова
Ни зги не видно..................................................42
Цель..............................................................—
Гарун Саидов
Если ветер подует. Перевод Н Гребнева.......................... 43
ЛЕЗГИНСКАЯ ПОЭЗИЯ
Саид из Кочхюра
Перевод Д. Голубкова
«Колесо моей судьбы повернулось вспять...»................. ... 44
Жалоба............................................................—
Новолуние........................................................45
Етйм Эмин
Соловей. Перевод Н. Ушакова......................................46
О счастливая. Перевод Н. Глазкова.................................—
Если спросят друзья. Перевод Н. Ушакова..........................47
Слово умирающего Эмина. Перевод Н. Ушакова........................—
Гаджи Ахтынский
Перевод Ю. Нейман
Если бедняк начнет учить........................................ 49
Прошу — сообщи!...................................................—
ИЗ БАЛКАРСКОЙ ПОЭЗИИ
Кязим Мечиев
Перевод Р. Бухараева
*«До тебя добраться в челноке...»................................51
677
*Светлое слово...............................................—
* «Юность! Оперенною стрелою...»............................52
*Стихи, посвященные одинокой иве у горной речки.............53
ИЗ КАБАРДИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Бекмурза Пачев
О поэте. Перевод А. Шортанова...............................54
Я — бедноты певец. Перевод Р. Морана.........................—
Озов Мурат. Перевод А. Ш пирта...............................—
Слово правды. Перевод Р. Морана.............................55
ИЗ КАЛМЫЦКОЙ ПОЭЗИИ
Боован Бадма
Песня мирянам (Отрывок из поэмы «Услаждение слуха») Перевод
Г. Я рославцева..........................................57
ИЗ КАРЕЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
Ялмари Виртанен
Песня пастуха. Перевод Д. Голубкова.........................59
Он померкнет. Перевод А. Старостина.........................60
Снова все сверкает. Перевод А. Старостина....................—
ИЗ ПОЭЗИИ коми
Иван Куратов
Песня моя, песня... Перевод С. Северцева....................61
Тьма. Перевод В. Тихомирова.................................62
Как я Библию раскрою. Перевод В. Тихомирова.................63
«Раз тоска меня взяла...» Перевод П. Семынина................—
ИЗ МАРИЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Сергей Чавайн
Роща. Перевод С. Поделкова................................ 64
Смело, друзья мои! Перевод А. Казакова.......................—
Зачем я рожден. Перевод А. Казакова.........................65
Г. Микай
Узник. Перевод Э. Левонтина............................... 67
678
Николай Мухин
Песнь жаворонка. Перевод С. Сомовой.......................68
ИЗ ОСЕТИНСКОЙ ПОЭЗИИ
Сека Гадиев
Чермен. Перевод А. Ахматовой......................... ... 69
Коста Хетагуров
Горе. Перевод А. Гулуева..................................71
Знаю. Перевод М. Исаковского...............................—
Сердце бедняка. Перевод В. Казина.........................72
Прощай! Перевод Дм. Кедрина.............................. —
Новогодняя песня. Перевод П. Панченко...................
Кому что. Перевод Н. Ушакова...............................—
Ласточка. Перевод П. Семынина.............................74
Весна. Перевод Н. Тихонова.................................—
Лето. Перевод Н. Тихонова..................................—
Осень. Перевод Н. Тихонова................................13
Зима. Перевод Н. Тихонова ................ —
Перед памятником..........................................76
«Я не поэт... Обольщенный мечтою...».......................—
Георгий Цаголов
На могиле Коста Хетагурова................................78
Шамиль Абаев
«О жизнь, пробудись...» Перевод А. Сендыка................80
Цомак Гадиев
Клич борьбы. Перевод А. Корчагина................... .... 81
Созур Баграев
Поминки. Перевод Т. Стрешневой............................82
ИЗ ТАТАРСКОЙ ПОЭЗИИ
Габделжаббар Кандалый
К Сахипджамал (Отрывок из поэмы). Перевод Р. Морана.......83
679
Курмаши
Тахир и Зухра (Отрывок из поэмы). Перевод Р. Морана..............86
Яков Емельянов
Перевод Р. Морана
Горе (Отрывок)...................................................92
Гордыня..........................................................93
Клевета...........................................................—
Дардменд
Колыбельная. Перевод Р. Морана...................................95
Сагит Рамиев
Перевод М. Львова
«Я»..............................................................97
Гори, сердце.....................................................98
Слово.............................................................—
Габдулла Тукай
Осень. Перевод А. А хматовой .................................. 99
Пара лошадей. Перевод А. Ахматовой.............................. 100
Родной земле. Перевод А. Ахматовой...............................101
*Шурале. Перевод Р. Бухараева.....................................—
Любовь. Перевод Я. Хелемского....................................105
Если не будет. Перевод Р. Морана..................................—
Вспоминаю. Перевод В. Тушновой.................................. 106
Книга. Перевод М. Петровых........................................—
Родной язык. Перевод Р. Бухараева............................... 107
Разбитая надежда. Перевод Р. Бухараева............................—
Мальчик с дудочкой. Перевод С. Маршака...........................108
Не унижусь. Перевод Т. Ян....................................... 109
Враги. Перевод Н. Мальцевой.......................................—
Отрывок. Перевод В. Ганиева......................................110
ИЗ ЧУВАШСКОЙ ПОЭЗИИ
\|
Константин Иванов
«Близ дубравы протекая...» Перевод П. Хузангая..................111
Дождь. Перевод П. Хузангая........................................—
Осень. Перевод П. Хузангая........................................—
Телега (Песня). Перевод П. Хузангая.............................112
«Раньше, раныпе-то оно...» Перевод П. Хузангая....................—
В Сильби (Отрывок из поэмы «Нарспи»). Перевод Б. Иринина .... 113
680
Эмине
Перевод И. Озеровой.
«Мост подпирают дубовые сваи...»..............................115
«В просторах степей всех цветов мне не счесть...»...............—
«У отца в саду смородина, смородина...».........................—
ИЗ ЕВРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Ш лойме Этингер
Муха. Перевод Я. Козловского..................................117
Молодо — старо. Перевод М. Шатуновского.........................—
Михл Гордон
Мое время. Перевод М. Шатуновского.......................' . . 118
Абрам Гольдфаден
Перевод Я. Козловского
«Мчатся годы, мчатся годы...».................................119
Самовар.......................................................120
Марк Варшавский
Перевод Б. Слуцкого
Песня о хлебе..................................................123
Зима...........................................................124
Ицхок-Лейбуш Перец
Жди и верь! Перевод И. Г орской............................... 125
Библейский мотив. Перевод М. Цветаевой..........................—
Три швеи. Перевод Н. Горской...................................126
Мориц Винчевский
Мои голуби. Перевод Т. Глушковой..............................128
шолом-Алейхем
Перевод А. Ревина
Нашему поэту...................................................129
Новогоднее (Нашей пишущей братии)...............................—
«Снова радостное солнце...»....................................130
681
Семен Фруг
Перевод Н. Гребнева
Молитва к Свободе............................................132
Колыбельная....................................................—
Давид Эдельштадт
Портной. Перевод Н. Гребнева..................................134
Мое завещание. Перевод Л. Фрухтмана...........................135
Иосиф Бовшовер
Он ушел. Перевод М. Шатуновского............................. 136
ИЗ УКРАИНСКОЙ поэзии
Иван Котляревский
Песни из оперы «Наталка Полтавка». Перевод Вс. Рождественского . . 137
Веют ветры.............................................. —
Ой, доля людская........................................ —
Финал (Хор).......................................... 138
Петро Гулак-Артемовский
Болтун и Молчаливый (Присказка). Перевод Б. Тимофеева........139
Лекарь и Здоровье (Присказка). Перевод Б. Т имофеева...........—
Любаше. Перевод И. Ушакова.....................................—
Левко Боровиковский
Рыбаки. Перевод Л. Вышеславского.............................140
Суд. Перевод В. Потаповой......................................—
Маркиан Шашкевич
Подлесье. Перевод В. Цвелева.................................143
Наброски. Перевод В. Щепотева................................|44
Евген Гребенка
Медвежий суд. Перевод А. Гатова.............................. 144
Чертополох и Коноплинка. Перевод В. Потаповой..................—
Песня..........................................................—
Черные очи................................................... 145
682
Микола Костомаров
Пан Шульпика. Перевод В. Цвелева........................ 146
Тарас Шевченко
«Ревет и стонет Днепр широкий...» Перевод П. Антокольского .... 148
«Думы мои, думы мои...» Перевод А. Суркова..................—
«Зачаруй меня, волшебник...» Перевод П. Семынина . .......149
Гоголю. Перевод М. Исаковского..............................—
«Проходят дни, проходят ночи...» Перевод Н. Ушакова.......150
Завещание. Перевод А. Твардовского........................151
«Вишневый садик возле хаты...» Перевод Н. Ушакова.........152
«Огни горят, оркестр играет...» Перевод Н. Ушакова..........—
Юродивый (Отрывок). Перевод А. Суркова......................—
Доля. Перевод М. Комиссаровой ............... 153
Муза. Перевод М. Рыльского ................ 154
Сон. Перевод А. Плещеева..................................155
Исайя, глава 35. Подражание (Отрывок). Перевод П. Антокольского . . . 155
«Свете ясный! Свете тихий!..» Перевод А. Безыменского.....156
«И Архимед, и Галилей...» Перевод В. Бугаевского............—
Яков Щеголев
Мере вички. Перевод Е. Благининой........................ 157
Косари. Перевод Б. Иринина..................................—
Струны. Перевод Б. Тур ганова.............................158
Леонид Глебов
Кручина. Перевод Н. Ушакова............................. 160
Не плачь, поэт! Перевод Б. Турганова......................161
Степан Руданский
«Повей, ветер, в край родимый...» Перевод Б. Турганова....162
Дядюшке Прохору, кузнецу (Отрывок). Перевод Б. Турганова..163
Гей, быки! Перевод С. Поделкова.............................—
Славно торговалось. Перевод В. Потаповой .... ............164
Юрий Федькович
Сестра. Перевод А. Глобы................................ 166
Святая дева, радуйся, Мария! Перевод Б. Турганова.........167
Нива. Перевод Б. Турганова ................ 168
Михайло Старицкий
Выйди!.. Перевод В. Козина................................170
Встреча. Перевод А. Вышеславского.........................171
683
Иван Франко
Гимн. Вместо пролога. Перевод Б. Турганова...........................173
«Гремит! Благодатная ближе погода...» Перевод Н. Ушакова.............174
«Дай мне, земля, твоей силы глубинной...» Перевод А. Бондаревского . . —
«Не забудь, не забудь...» Перевод А. Суркова.........................175
«Не разлучай меня с горючей болью...» Перевод М. Цветаевой...........176
Камнеломы. Перевод А. П рокофьева....................................177
Моя любовь. Перевод В. 3 вягинцевой ............................... 178
Сикстинская мадонна. Перевод В. Звягинцевой . . . . .................179
«На смену тоске отупенья...» Перевод А. Ахматовой......................—
«Бескрайное поле, где снег — пеленою...» Перевод А. Ахматовой . . . 180
«И ты прощай! Теперь тебя...» Перевод А. Ахматовой.....................—
Декадент. Перевод Б. Тур ганова......................................181
Моисей (Пролог к поэме). Перевод Б. Пастернака.........................—
«Semper tiro». Перевод Н. Ушакова....................................183
«Не молчи, если, гордо красуючись...» Перевод Б. Турганова...........184
Борис Гринченко
Кусок хлеба. Перевод Б. Иринина......................................185
Унылые картины. Перевод Б. Иринина.....................................—
Манифест. Перевод М. Шехтера...........................................—
Павло Грабовский
Рабочему. Перевод Н. Ушакова.........................................187
Руси-Украине. Перевод П. Карабана......................................—
«Я не певец красавицы природы...» Перевод П. Карабана..................—
Владимир Самийленко
Жемчужина. Перевод В. Потаповой......................................189
Вечерняя песня. Перевод В. Звягинцевой............................... —
Божий пример. Перевод М. Шехтера.....................................190
Леся Украинка
Надежда. Перевод В. Звягинцевой......................................191
«Contra spem spero!» Перевод Н. Ушакова................................—
Предрассветные огни. Перевод В. Звягинцевой..........................192
«Стояла я и слушала весну...» Перевод В. Звягинцевой.................193
«В ненастную тучу кручина моя собралась...» Перевод М. Комиссаровой .
«И все-таки к тебе лишь мысль стремится...» Перевод В. Звягинцевой . .
«Слово, зачем ты не сталь боевая...» Перевод М. Комиссаровой .... 194
«Упадешь, бывало, в детстве...» Перевод С. Маршака...................195
«Уста твердят: ушел он без возврата...» Перевод А. Островского . . .7 —
«Когда б вся кровь моя вот так же уплыла...» Перевод Н. Брауна .... 196
Из цикла «Мгновения». 2. «Гей, пойду в зеленые я горы...» Перевод
В. Звягинцевой.................................................197
4. «Ой, как будто не печалюсь, все же я не рада...» Перевод А. Про-
кофьева .........................................................—
5. «Ой, пойду я в бор дремучий, где сосна сухая...» Перевод А. Про-
кофьева .........................................................—
В годовщину. Перевод П. Жура.......................................198
684
Олександр Олесь
«Когда-то в детстве... был я мал...» Перевод В. Щепотева.... 200
Искра. Перевод Н. Ушакова......................................—
«К высотам, к серебряным далям снегов...» Перевод Л. Озерова .... —
«Воля?! Воля?! Брат! Товарищ!..» Перевод П. Карабана.........201
ИЗ БЕЛОРУССКОЙ ПОЭЗИИ
Викентий Дунин-Марцинкевич
Стихотворение Наума Григоворки на приезд в город Минск Аполлинария
Контского, Владислава Сырокомли и Станислава Монюшко. Перевод
С. Ботвинника ......................................... 202
Франциск Богушевич
Моя дудка. Перевод А. Тарковского............................204
Мужик дурней вороны. Перевод С. Маршака......................206
Бог не поровну делит. Перевод Б. Иринина.....................208
Песни. 1. Вдова. Перевод М. Голодного........................209
3. «Аж сорока рассмеялась...» Перевод П. Дружинина.......—
6. «Что ты бежишь, мужичок?..» Перевод Н. Брауна.......210
10. Тучки. Перевод П. Дружинина........................211
«Кто на железной струне так играет...» Перевод Н. Брауна ...... —
Тетка
Море (Революция народная). Перевод А. Прокофъева ....... 212
Вера белоруса. Перевод А. Прокофъева.........................213
Добрые вести. Перевод В. Корчагина...........................214
Мой сад. Перевод И. Поступальского.............................—
Соседям в неволе. Пер свод М. Комиссаровой...................215
Скрипка. Перевод В. Корчагина..................................—
Крестьянкам. Перевод В. Корчагина............................216
Сиротка. Перевод И. Поступальского......................... 217
«Дайте два крыла орлиных...» Перевод В. Корчагина............218
Максим Богданович
«Теплый вечер, тихий вечер, свежий стог...» Перевод А. Прокофьева . . 219
Зимняя дорога. Перевод В. Державина............................—
«Тихо по мягкой траве...» Перевод А. Прокофьева................—
«Не кукуй ты, серая кукушка...» Перевод М. Исаковского.... . 220
Слуцкие ткачихи. Перевод В. Корчагина..........................—
Край мой родимый... Перевод М. Исаковского . . . . ..........221
«Наших дедов душили чащобы лесов...» Перевод Б. Иринина......222
«Когда Геракл поверг к стопам своим Антея...» Перевод Н. Брауна ... —
«Если в раковину темную жемчужницы...» Перевод В. Державина . . . 223
Сонет. Перевод Б. ИР инина ................ —
7 риолет. Перевод В. Любина....................................—
Рондо. Перевод В. л юбина ................................. 224
Октава. Перевод В. Любина......................................—
Терцины. Перевод В. Любина ............... —
Межи. Перевод Н. Брауна......................................225
Лявониха. Перевод А. Прокофьева..............................226
685
Янка Купала
Мужик. Перевод Вс. Рождественского...................................227
Я не поэт. Перевод Вс. Рождественского...............................228
Из моих песен. Перевод Вс. Рождественского...........................229
А кто там идет? Перевод М. Горъкога>...................................—
Лапти. Перевод Вс. Рождественского...................................230
Родное слово. Перевод М. Комиссаровой................................231
Из песен о весне. Перевод -Л. Хаустова.................................—
Явор и калина. Перевод А. Прокофьева.................................232
На Купалье. Перевод В. Брюсова.........................................—
По дороге. Перевод И. Бурсова...................................... 233
Жница. Перевод Е. Полонской............................................—
Отчизна. Перевод А. Андреева....................................... 234
Якуб Колас
Белорусам. Перевод Е. Мозолькова .............. 236
Месяц. Перевод Н. Сидоренко.........................—
Осади назад! Перевод С. Родова......................—
Тучки. Перевод И. Бурсова.........................238
Восход солнца. Перевод Г. Семенова .............. 239
Наше село. Перевод Н. Сидоренко...................240
Родные образы. Перевод В. Цвелева.................241
Другу. Перевод И. Бурсова...........................—
Песня весны. Перевод М. Исаковского...............242
Ночь перед грозой. Перевод Н. Сидоренко.............—
Поэту. Перевод Г. Семенова........................243
Будет гроза! Перевод Б. Турганова............... 244
Полесье. Перевод М. Исаковского...................—
ИЗ УЗБЕКСКОЙ ПОЭЗИИ
Мунис Хорезми
«Хоть, возлюбленной подобно, было раньше в холе слово...» Перевод
В. Липко ..................... 246
«Когда от любви я укрылся в пустыне степной...» Перевод В. Звягинцевой —
Мухаммед Шариф Гульханй
Перевод С. Маршака
Верблюжонок...................................................248
Путнику.......................................................249
О терпении........................................................
Народная песенка..................................................
Махмуд Махмур
Перевод И. Гребнева
«Не возлагай своих надежд на встречу с ней, о попугай...»...............251
Сатира на Махдума Курама..................................................—
686
Увайси
Перевод М. Фофановой
«О праве женщины любить я буду говорить...»........................................252
«От гнета горя и скорбей душа горит, душа горит...»..................................—
Надира
«Жизнь изведать сумей — и уйди». Перевод С, Иванова............................254
«В те дни, когда я без друзей, без их бесед, одна...» Перевод С. Иванова —
Махзуна
Вопросы и ответы (Мушоира). Перевод М. Фофановой . .... 256
Мухаммед Агахи
Перевод Р. Морана
«Стуж подобных не бывало, страшен в этот год мороз!..».......258
«Берегов там, где слез моих море, нет...»......................—
Ниязмухаммед Камиль Хорезми
«В печаль, о пери, не ввергай меня...» Перевод С. Северцева..............260
«Что пользы, что роза весной распустит цветок на чужбине...» Перевод
Н. Сидоренко ... ......................................—
Мухаммед Амин-ходжа Мукими
Перевод Н. Ушакова
Святой..........................................................262
Я — Фархад........................................................—
Ищите...........................................................263
Моя судьба........................................................—
Завки
Перевод Р. Морана
Долги..........................................................264
Спор о воде.....................................................—
Быть может.................................................... 265
Фуркат
Жизнь печаль и огорченья мне приносит. Перевод Э. Бабаева........... 267
Не найду. Перевод С. Иванова . ................................—
Отпусти невольницу. Перевод С. Иванова .... .........................268
На лике румяном. Перевод С. Иванова..................................269
687
Анбар Отын
«Придет веселое потомство, преобразит мою страну...» Перевод А. Наумова 270
«Кто божьи дары разделил и присвоил — пускай сгорят...» Перевод А. Нау-
мова .....................................................—
«О гусь, пролетающий в стае...» Перевод А. Наумова . ......271
«Я у вас прошу защиты: вам, Фуркат, поможет русский...» Перевод С. Ива-
нова ....................................................—
«Для захватчиков-злодеев вожделенный плод — война...» Перевод С. Ива-
нова ...................................................272
Аваз Отар-оглы
Перевод В. Звягинцевой
«Власть суеверия в мире святыней сделали вы...»............273
«Едва лишь возьмет она в руки танбур...».....................—
«Разлука — знаю я заране — меня убьет...»..................274
Хамза Хакимзаде Ниязи
«Мчись, о ветер, к луноликой, пусть вспомянет про меня...» Перевод С. Ива-
нова ...................................................275
Притча. Перевод В. Липко ................. —
Что правда — то правда. Перевод Ю. Кушака..................276
Мать. Перевод Ю. Кушака....................................277
Передай привет. Перевод С. Сомовой...........................—
ИЗ КАРАКАЛПАКСКОЙ ПОЭЗИИ
Ибраим-улы Кунходжа
Камыш. Перевод Р. Морана...................................279
Кому нужен? Перевод Г. Ярославцева.........................280
Косыбай-улы Ажинияз
Проснись (Мухаллес). Перевод Г. Ярославцева................282
Бердах
Перевод Н. Гребнева
Море рыбы своей не дает....................................283
Сын мой!...................................................284
Мне нужны..................................................285
Мой бык....................................................286
Отеш-шаир
Надо. Перевод Д. Голубкова.................................288
688
Сарыбай
Я вас проклинаю, годы мои! Перевод Д. Голубкова..................289
ИЗ КАЗАХСКОЙ ПОЭЗИИ
Махамбет Утемисов
Перевод М. Фромана
Герой............................................................290
Что толку?....................................................... —
Камышовые озера..................................................291
Ибрай Алтынсарин
Перевод П. Шубина
Кто это ?........................................................292
Река...............................................................—
Ахан-Сэрэ Карамсин
Час испытания. Перевод Е. Винокурова.............................293
Орел и белая лиса. Перевод А. Коренева.............................—
Абай Кунанбаев
«Только юность одна — жизни счастливой цвет...» Перевод Вс. Рождествен-
ского .......................................................295
«Пока не знаешь — молчи...» Перевод М. Петровых............... . 296
Лето. Перевод П. Шубина........................................ 297
Осень. Перевод А. Гатова.........................................299
Зима. Перевод Вс. Рождественского.............................. 300
«На воде, как челнок, луна...» Перевод А. Гдобы....................—
«О любви, душа, молишь вновь...» Перевод М. Петровых.............301
«Веселья легкая вода...» Перевод А. Озерова........................—
«Ангел молнии, Рагит...» Перевод Л. Озерова......................302
Султанмахмуд Торайгыров
Перевод А. Жовтиса
«Я стану человеком, и, если буду жить...»........................303
«То добро, что в жизни вкусил...»..................................—
Это ли справедливость?.............................................—
Рябой ходжа....................... .............................304
Зачем я живу?......................................................—
689
ИЗ ГРУЗИНСКОЙ поэзии
Александр Чавчавадзе
«О далекие, полные света года!..» Перевод В. Звягинцевой....306
«Открылся порог благодатного лета...» Перевод С, Спасского..301
«Ты любила меня, и тогда этот мир...» Перевод В. Звягинцевой .... 308
Гокча. Перевод А. Кочеткова...................................—
Григол Орбелиани
Перевод Н. Заболоцкого
Мухамбази...................................................311
Прощание.................................................. 312
Вечер разлуки...............................................313
О разум мой!................................................314
Лик царицы Тамары в Бетанийской церкви........................—
Вахтанг Орбелиани
Кахетия. Перевод А. Кочеткова...............................317
Воспоминание. Перевод Ин. Оксенова............................—
Николоз Бараташвили
Сумерки на Мтацминде. Перевод Б. Пастернака.................319
Раздумья на берегу Куры. Перевод Б. Пастернака..............320
К чонгури. Перевод М. Дудина................................321
Одинокая душа. Перевод Б. Пастернака..........................—
«Цвет небесный, синий цвет...» Перевод Б. Пастернака........322
«Что странного, что я пишу стихи?..» Перевод Б. Пастернака....—
Мерани. Перевод М. Лозинского............................. 323
Злобный дух. Перевод Б. Пастернака..........................324
«Я высушу слезы, тобою угадан...» Перевод М. Дудина . ... 325
Рафаэл Эристави
Думы Сесии. Перевод А. Тарковского..........................326
Илья Чавчавадзе
Горам Кварели. Перевод Н. Заболоцкого .... .................327
«Пусть я умру, в душе боязни нет...» Перевод Н. Заболоцкого .... 328
«Страдал и я. И я отлично знаю...» Перевод Н. Заболоцкого...329
Элегия. Перевод Н. Заболоцкого................................—
Поэт. Перевод В. Шефнера ................. —
«Слышу звук цепей спадающих...» Перевод В. Державина . ... 330
День падения Коммуны (23 мая 1871 г.) Перевод В. Шефнера . ... . —
690
Акакий Церетели
Тайное посланье. Перевод В. Звягинцевой....................332
Больная. Перевод В. Державина..............................333
Песнь песней. Перевод Б. Пастернака.........................—
Поэт. Перевод Б. Пастернака................................335
Сулико. Перевод Н. Гребнева................................336
Долой! Перевод В. Державина................................337
Важа Пшавела
Перевод Н. Заболоцкого
Амирани....................................................339
«По ущелью тянутся туманы...»..............................341
Орел........................................................—
Гора и долина............................................. 342
Утешение....................................................—
Завещание..................................................343
Иродион Евдошвили
Перевод А. Гатова
Друзьям...................................................345
Песня.....................................................—
Георгий Кучишвили
Перевод А. Кочеткова
Г роза.....................................................347
Горам Грузии................................................—
Сандро Шаншиашвили
Потомству завещаю. Перевод И. Поступальского...............349
Народу. Перевод А. Межирова ............... —
Ноэ Зомлетели
Братство, единенье и любовь. Перевод А. Старостина.........351
«Как бы меня ни терзала судьба...» Перевод Н. Глазкова....352
Иосиф Гришашвили
Да буду тебе щитом! Перевод Д. Самойлова..................353
Когда пишу стихи. Перевод А. А хматовой.....................—
691
Галактион Табидзе
Первое мая. Перевод Е. Николаевской и И. Снеговой.............354
В родных местах. Перевод Н. Гребнева............................—
Луна Мтацминды. Перевод П. Антокольского......................355
Знамена. Перевод В. Державина...................................—
ИЗ АБХАЗСКОЙ ПОЭЗИИ
Дмитрий Гулиа
«Всю жизнь свою в труде...» Перевод С. Кунясва............... 357
«Милое» созданье. Перевод В. п о га повой.......................—
Лома и Буска. Перевод В. Потаповой............................358
ИЗ АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ ПОЭЗИИ
Закир
Перевод В. Державина
«Задержите на час полет в высоте...»..........................360
Послание к Мирза Фатали Ахундову (Отрывок)......................—
Аббас-Кули-Ага Бакиханов
Перевод II. Антокольского
Обращение к жителям Тавриза................................. 362
Письмо в стихах...................................................
Мирза Шафи Вазех
Перевод II. Гребнева
«Из песен остается на века...».............................. 364
«Поднимет ветер пыль и до небес взметнет...»....................—
«Увы, проходит жизнь, что нам дана...»..........................—
«Я к свету шел, и путь мой был тяжел...»........................—
«Коль хочешь мир познать, что скрыт в теин...»..................—
«Талант поэта — дар небес нетленный...».......................365
Мирза Фатали Ахундов
На смерть Пушкина. Перевод II. Антокольского .............366
«Откуда этот шум, о чем галдит вокруг народ?..» Перевод Л. Озерова 369
Хуршидбану Натаван
Роза. Перевод Т. Стрешневой...................................370
692
Газели «Как я мечтаю, чтобы бог не создал землю никогда...» Перевод
М. Алигер................................................370
«Печалью, горем и бедой рок окружил меня...» Перевод Е. Долматов-
ского ................................................. 371
Сеид Азим Ширвани
Взятка богу. Перевод Т. Стрешневой........................... 372
Сыну. Перевод П. Панченко.................................... 373
Мирза-Алекпер Сабир
«Стих — это жемчуг драгоценный, его не обесценю ложью...» Перевод
Ч. Гусейнова...............................................376
Что мне за дело? Перевод С. Васильева............................—
Бакинским рабочим. Перевод С. Васильева . .................377
Дни весны. Перевод П. Панченко............................... 378
Истина. Перевод П. Панченко.................................... —
О чем писать? Перевод С. Ва сильева ......................... 379
Пародия на лириков. Перевод С. Васильева.........................—
Пахарь. Перевод П. Панченко.................................. 380
Аббас Сиххат
Будущее принадлежит нам. Перевод Е. Долматовского..............381
Огонь. Перевод А. Корчагина......................................—
ИЗ ЛИТОВСКОЙ поэзии
Дионизас Пошка
Перевод Д. Бродского
Песнь мужичка..................................................383
Эпиграммы......................................................384
Антанас Страздас
Кукушечка. Перевод Я. Сашина...................................386
Ворон. Перевод Д. Бродского....................................381
Настал месяц март... Перевод Д. Бродского......................388
Тяжкий жребий. Перевод Д. Бродского............................389
Симонас Станявичюс
Перевод С. Ботвинника
Человек и Лев. (Жемайтская сказка).............................391
Король орел и хитрый королек (Жемайтская сказка).................—
693
Антанас Баранаускас
Аникшчяйский бор (Отрывок). Перевод Н. Тихонова . .........393
Майронис
Навеки тебя полюбил твой поэт... Перевод М. Замаховской.....397
Тракайский замок. Перевод П. Антокольского..................398
С горы Бируте. Перевод К. А рсеневой..........................—
Мы песню новую затянем... Перевод С. Ботвинника.............399
Где Неман синеет... Перевод С. Мар..........................401
Йонас Мачис-Кекштас
Песнь бедняков. Перевод Л. Миля.............................403
Мне ведом плач. Перевод Л. Миля...............................—
Надежда. Перевод Л. Миля ................ 404
В океане. Перевод И. Сельвинского.............................—
Пранасу Вайчайтису. Перевод Л. Миля.........................405
Пранас Вайчайтис
Есть страна. Перевод И. Сельвинского........................407
Песня. Перевод И. Сельвинского..............................408
«Ребенок в лохмотьях глядел сквозь ограду...» Перевод А. Голембы ... —
«Хотел зачерпнуть я алмазы ладонью...» Перевод А. Голембы .... 409
Юлюс Янонис
Мои песни. Перевод Л. Озерова...............................410
Кузнец. Перевод В. Гордейчева.................................—
Из катехизиса рабочего. Перевод Ю. Кобрина....................—
Песня борцов. Перевод Л. Ш ерешевского......................411
Ave, vita, moriturus te salutat! Перевод Л. Озерова.........412
ИЗ МОЛДАВСКОЙ ПОЭЗИИ
Константин Стамати
* Драгош (Фрагменты из баллады). Перевод Ю. Кожевникова . . . 413
Георге Асаки
Перевод Ю. Кожевникова
* Бегущее время.............................................418
* Мир.......................................................419
* Золото и железо.............................................—
694
Александру Донич
Мысль. Перевод Г. Перова..............................420
Родной племянник. Перевод К. Ковалъджи..................—
Василе Александри
Разбойник и княжна. Перевод Е. Аксельрод..............422
Прощание с Молдовой. Перевод В. Ауговского . .........423
Утро. Перевод Вс. Рождественского.....................424
Берег Серета. Перевод В. Ауговского.....................—
Ель. Перевод А. Хаустова..............................425
Иным критикам. Перевод Б. Т имофеева..................426
Богдан Хашдеу
Ель. Перевод М. Талова.............................. . 427
Гора и долина. Перевод М. Талова........................—
Истинный поэт. Перевод Г. Перова......................428
Стих. Перевод М. Талова...............................429
Михаил Эминеску
Болтовне ответ — молчанье. Перевод Ю. Кожевникова.....430
Нет, всех сынов людского рода... Перевод Н. Вержейской..—
О, побудь... Перевод Ю. Кожевникова ............. 431
Ропот леса. Перевод Ю. Кожевникова ............. 432
Снова мачты покидают... Перевод Ю. Кожевникова........433
Моим критикам. Перевод Ю. Кожевникова...................—
Звезда. Перевод Ю. Кожевникова .............. 434
Алексей Матеевич
Перевод Д. Ольченко
Я пою.................................................436
Наш язык............................................ 437
ИЗ ЛАТЫШСКОЙ ПОЭЗИИ
Юрис Алунан
Сонет. Перевод С. Шервинского.........................439
Помещик и мужик. Перевод С. Шервинского.................—
Утро. Перевод Н. Манухиной............................440
Кришьян Барон
Поток и человеческая жизнь. Перевод Н. Манухиной......441
Наше достояние. Перевод В. Заводчикова..................—
«Не кладите камня надо мной...» Перевод Вл. Невского..442
695
Андрей Пумпур
Народу. Перевод С. Шервинского.........................................443
«Ты, родимый, справь мне лодку...» Перевод Л. Копыловой..................—
Матис Каудзит
Перевод Вс. Рождественского
Журавли.....................................................445
Любовь к народу.............................................—
Аусеклис
Прежде и теперь. Перевод Н. Манухиной........................446
Янис Эсенберг
«Мы тихо идем, и касается щек...» Перевод В. Шефнера.....................447
Близорукому. Перевод Вл. Невского..........................................—
«Ты видишь лес, что клонится, угрюм...» Перевод Вл. Невского .... 448
Рудольф Блауман
Ты не знаешь еще... Перевод Вс. Рождественского.......................449
Украдкой. Перевод Вл. Невского..........................................—
Несчастье. Перевод В. Шефнера.........................................450
Лиго. Перевод В. Шефнера................................................—
Эдуард Вейденбаум
«Встань, воспрянь же, свободы дух!..» Перевод Г. Горского.................451
«Как белый лебедь, облако плывет...» Перевод Г. Г орского...................—
«Средь розовых кустов, над мирным кровом...» Перевод В. Шефнера ... —
«Не стоят былые грехи сожаленья...» Перевод В. Шефнера....................452
«Нет правды на свете! Богач — выше всех...» Перевод Вл. Невского . —
Ян Райнис
Любящие отечество. Перевод И. Ринка...................................453
Сам. Перевод А. Щербакова...............................................—
Сломанные сосны. Перевод Вс. Рождественского............................—
Новая сила. Перевод В. Брюсова........................................454
Весенние дни. Перевод Ал. Ревина........................................—
Первые жертвы. Перевод А. Глобы..................................... 455
В вечном созвучии. Перевод Вс. Рождественского..........................—
Стань твердой, мысль! Перевод В. Брюсова..............................456
Три приметы. Перевод А. Ахматовой.....................................457
О мелочах. Перевод Ю. Нейман............................................—
Щедрая рука. Перевод А. Ахматовой.......................................—
Чаша с драгоценностями. Перевод А. Ахматовой............................—
Радость и труд. Перевод М. Борисовой................................ 458
Класс основной, тебе! Перевод Н. Манухиной ......... —
696
Аспазия
Перевод Л. Осиповой
Где?............................................................459
«Те дни давно уж были!..».........................................—
Покой мой — в тревогах........................................ 460
Янис Порук
Путник. Перевод Вс. Рождественского.............................461
«Близко ли то мгновенье...» Перевод В. Шефнера...................—
Вилис Плудон
Летним полднем. Перевод Л. Копыловой............................462
Красный мак. Перевод С. Шервинского.......................„. —
Одна из многих. Перевод Л. Копыловой............................463
Весенняя благодать. Перевод Л. Копыловой..........................—
Маконис
Перевод С. Шервинского
Истина..........................................................464
Надежда........................................................—
Вавилон.........................................................465
Карлис Скалбе
Который час? Перевод Вс. Рождественского........................446
На чужбине. Перевод Л. Копыловой..................................—
Трава. Перевод Л. Копыловой.......................................—
Фрицис Барда
Мой плуг. Перевод С. Шервинского................................467
Старая банька. Перевод Л. Копыловой...............................—
Моя песня. Перевод -Л. Копыловой................................468
Границы. Перевод Л. Копыловой.....................................—
Латышские дайны. Перевод Л. Копыловой...........................469
Аугуст Брукленайс
Перевод Вл. Бугаевского
Вечером.........................................................470
На заводе......................................................—
697
ИЗ КИРГИЗСКОЙ поэзии
Тоголок Молдо
Чума. Перевод М. Вагатина.............................................471
Сивый скакун (Поэма). Перевод П. Шубина...............................472
Жалоба девушки, выданной замуж за старика. Перевод Т. Стрешневой . 475
О Собаке, которая хотела сшить себе доолдай. Перевод М. Ватагина . 476
Токтогул Сатылганов
Арзымату. Перевод С. Северцева....................................478
Алымкан. Перевод Ю. Гордиенко.......................................—
Прощай, мой народ! Перевод Н. Панова............................ 479
Назидания. Перевод Т. Стрешневой....................................—
Ысак Шайбеков
«О, сладки денежки твои, да солон нрав...» Перевод М. Ватагина .... 483
Калык Акыев
Нужда. Перевод С. Обрадовича.....................................484
Барпы Алыкулов
«Белый халат не сули — не возьму...» Перевод М. Ватагина................. 486
Скупой. Перевод М. Ватагина.................................................—
Встреча с Токтогулом. Перевод Ю. Гордиенко ... ...........................487
Алымкул Усенбаев
Приветствие Токтогулу. Перевод М. Ватагина...........................490
ИЗ ТАДЖИКСКОЙ поэзии
Ахмад Махдум ибн Носир Дониш
Редкостные происшествия (Отрывки из книги)
«Роскошный Фитирбург твоей столицей стал...» Перевод И. Гуровой . . 494
Благодарность за подаренный глобус. Перевод И. Гуровой.................—
«Мне говорил один мудрец, что шаху...» Перевод И. Селъвинского . . . 495
Аделине Патти. Перевод И. Селъвинского...............................496
Джунайдулло Хозык
Перевод А. Адалис
«И райское мне древо ни к чему...»............................................497
«Я разве дичь убитая? О нет!..».................................................—
698
Абдулкодир Ходжа Савдо
Перевод В. Звягинцевой
«О сердце! Пользу ты нашло от упований? — Нет!..».................499
О снеди ........................................................... —
«Говорю: «Стала жизнь моя небытием без тебя!..»...................500
Соми Мирзо Азим Бустони
«Неласков небосвод,— спеши, используй каждый миг...» Перевод Т. Спедиа-
ровой....................................................501
«С тех пор как зодчим возведен лазурный купол над землей...» Перевод
В. Девика..................................................—
Шамсиддин-Махдум Шохин
«Опадут шипы разлуки — не горюй!..» Перевод И. Сельвинского .... 502
«Я самоцветы слов собрал, чарующих всех...» Перевод Н. Павлович . . —
«Ты наши жизни в плен берешь — мы за тобой идем вослед...» Перевод
Т. Стрешневой..............................................—
Тошходжа Асири
«Ах, что такое человечность? Путь к свету, на восток, держать...» Перевод
И. Сельвинского..........................................504
ИЗ АРМЯНСКОЙ ПОЭЗИИ
Хачатур Абовян
Человек, любящий свой народ, говорит перед смертью. Перевод С. Шер-
винского ................................................505
Гевонд Алишан
Страна армян (Отрывок). Перевод А. Щербакова......................507
Микаэл Налбандян
Свобода. Перевод П. А нтокодъекого................................510
Дни детства. Перевод В. Звягинцевой...............................511
Геворг Додохян
Цицернак. Перевод В. Брюсова
513
699
Газарос Агаян
Прялка. Перевод В. Брюсова...........................................514
Петрос Дурян
Моя скорбь. Перевод К. Бальмонта.....................................515
Озеро. Перевод А. Т ер-Акопян.........................................—
Ропоты. Перевод В. Брюсова...........................................516
Иоаннес Иоаннисиан
Царь Артавазд (Легенда). Перевод В. Брюсова.........................519
«Все вперед, все наверх, бесконечен мой путь...» Перевод В. Брюсова . . . 520
«Не забывай, певец, о верной лире...» Перевод М. Петровых.............—
«Один, всегда один, я счастлив тем!..» Перевод Н. Тихонова..........521
Акоп Акопян
Честь и труд. Перевод М. Павловой..................................52*2
Песня. Перевод И. Сельвинского........................................—
Зов народа. Перевод А. Гатова.......................................523
Песня кузнеца. Перевод А, Глобы.......................................—
«Я вам говорю: близко время, когда...» Перевод С. Ш ервинского . . . 524
«Работай, рука! Ты — надежда моя...» Перевод С. Шервинского .... —
Ованес Туманян
Песня пахаря. Перевод М. Петровых .... .............................525
«С горных высей стремится ручей...» Перевод К. Бал ьмонта.............—
Месть поэта. Перевод М. Петровых....................................526
Ахтамар. Перевод К. Бальмонта.........................................—
Поэту. Перевод Д. Бродского..........................................528
Ночь. Перевод К. Арсеньевой и С. Мар................................529
Перевал. Перевод Вяч. Иванова........................................530
Скорбь соловья (Народное). Перевод М. Шагинян........................531
Аветик Исаакян
Моей матери. Перевод А. Блока.......................................532
«Издалека в тиши ночной...» Перевод А. Блока..........................—
«Караван мой бренчит и плетется...» Перевод А. Блока................533
«Ненависти, жажды отомщенья...» Перевод А. Гатова.....................—
«Да, я знаю всегда — есть чужая страна...» Перевод А. Блока .... 534
«Душа — перелетная бедная птица...» Перевод Б. Пастернака.............—
«Быстролетный и черный орел...» Перевод А. Блока......................—
«Сердце мое на вершинах гор...» Перевод М. Зенкевича................535
«Я увидел во сне: колыхаясь, виясь...» Перевод А. Блока...............—
«Безвестна, безымянна, позабыта...» Перевод В. Брюсова..............536
«Мне грезится: вечер мирен и тих...» Перевод А. Блока.................—
«Твоих бровей два сумрачных луча...» Перевод В. Брюсова...............—
700
Даниэл Варужан
Ода. Перевод О. Шестинского...........................538
Курящаяся лампада. Перевод С. Шервинского...............—
К музе. Перевод А. Кушнера............................539
Благословение. Перевод А. Кушнера.................' . . —
Первое мая. Перевод О. Шестинского....................540
Ваан Терьян
Грусть. Перевод В. Брюсова............................543
В весеннем городе. Перевод В. Брюсова...................—
«Ужель поэт последний я...» Перевод В. Брюсова........544
Наирянка. Перевод К. Бальмонта..........................—
ИЗ ТУРКМЕНСКОЙ поэзии
Кемине
Перевод А. Тарковского
Нищета................................................545
Имея..................................................546
Напутствие..............................................—
Век...................................................547
Сеиди
Перевод Т. Стрешневой
Пустыня...............................................548
Спина скакуна.........................................549
Зелили
Перевод Н. Гребнева
Приходится............................................550
Привет Сеиди............................................—
В пятьдесят лет.......................................551
Ценнее нет владенья...................................552
Кятиби
Твори добро. Перевод Т. Стрешневой....................553
Не пристало. Перевод Г. Веселкова ............. —
Принять — убьют. Перевод Г. Веселкова ............ 554
Кадырберды оглы Молланепес
Я твой верный соловей. Перевод М. Петровых .......... 555
701
Мятаджи
Перевод Н. Гребнева
Скакун....................................................556
Пшеница...................................................557
ИЗ ЭСТОНСКОЙ поэзии
Кристьян Яак Петерсон
Луна. Перевод Вс. Рождественского.........................559
Дружба. Перевод А. Соколова............................. 560
В день Мартина Лютера. Перевод Вс. Рождественского........561
Фридрих Рейнхольд Крейцвальд
Как сложил я песню. Перевод В. Азарова....................562
Калевипоэг. Перевод В. Державина и А. Кочеткова...........563
Песня об отечестве. Перевод Д. Левоневского...............568
Приветствие. Перевод А. Соколова ............. 569
Лидия Койдула
Родной дом. Перевод Вс. Рождественского...................571
Сердце матери. Перевод Вс. Рождественского..................—
Возвращение издалека. Перевод Н. Павлович.................572
Моя Эстония — моя любовь. Перевод Б. Кежуна ...........m
Сердце и земля эстонца. Перевод Н. Яворской.................—
Самый дорогой подарок. Перевод Б. Кежуна . . . ...........574
Соловей. Перевод Б. Кежуна................................575
Приветствие. Перевод П. Железнова .... ...................576
Образованный эстонец. Перевод П. Железнова......... . . —
Предсмертное слово — Эстонии. Перевод П. Железнова........577
Якоб Тамм
За пряжей. Перевод П. Кустова.............................578
Проклятие. Перевод М. Светлова..............................—
Перезвон. Перевод Н. Яворской.............................579
Из цикла «Сонеты в дар NN». Перевод И. Северянина.........580
Юхан Лийв
«Как долго ты тяжкую ношу несешь!..» Перевод Вал. Рушкиса . . . 581
Я много цветов собрал бы... Перевод Л. Тоома .......... —
Певцам. Перевод Л. Тоома ................ 582
Осеннее солнце. Перевод С. Куняева..........................—
Осень. Перевод И. Северянина..............................583
Вчера я видел Эстонию (На железной дороге). Перевод Л. Тоома ... —
Летит она в дом свой — в улей. Перевод Л. Тоома...........584
Отчизне. Перевод Л. Тоома.................................. —
702
Потолок в нашем доме черен. Перевод Вал. Рушкиса ...........585
Волны Балтийского моря. Перевод Л. Тоома...............................—
Елочка. Перевод С. Куняева...........................................586
Анна Хаава
«Не могу я жить без песен...» Перевод Б. Кежуна.587
Один лишь раз любовь бывает. Перевод Б. Кежуна...—
Михкель и Мийна. Перевод Б. Кежуна................—
Мы. Перевод Н. Яворской. ................. 588
Ох, родина! Перевод Н. Яворской...................—
Жертвенная молитва. Перевод Вл. Соколова .... ..589
Юхан Лилиенбах
Перевод Л. Хаустова
Ягненок.....................................................'. . 590
Утренняя заря.......................................................—
Ханс Пегельман
Перевод И. Ринка
Весенние ветры....................................................... 592
Пусть грохочут молоты................................................... —
Густав Суйте
Свой остров. Перевод Св. Семененко.594
Конец и начало. Перевод Св. Семененко ............ —
Боги и глупцы. Перевод Св. Семененко.—
Девочке. Перевод Н. Яворской ............... 595
Фридеберт Туглас
Море. Перевод Л. Тоома ............... . 596
Н. Куприянова, кандидат филологических наук. Комментарии
. 601
Г. Московская. Пояснительный словарь
. . 672
БИБЛИОТЕКА МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ДЛЯ ДЕТЕЙ
(ТОМ 16)
СТИХИ ПОЭТОВ НАРОДОВ
ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
(XIX — НАЧАЛО XX ВЕКА)
Ответственные редакторы
Г. И. МОСКОВСКАЯ. Э. О. УМЕРОВ
Художественный редактор
Н. 3. ЛЕВИНСКАЯ
Технический редактор
Л. П. КОСТИКОВА
Корректоры
К. И. КАРЕВСКАЯ И А. П. САРКИСЯН
ИБ № 9233
Сдано в набор 12.12.86. Подписано к печати 07.08.87.
Формат 60Х90*/)в. Бум. типогр. № 1. Шрифт академ.
Печать высокая. Усл. печ. л. 45,13. Усл. кр.-отт. 48,88.
Уч.-изд. л. 33,77-|-9 вкл.=34,32. Тираж 407 000 экз.
( 1-й завод 1—207 000 экз.). Заказ № 4877. Цена 2 р. 30 к.
Орденов Трудового Красного Знамени и Дружбы народов
издательство «Детская литература» Государственного
комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и
книжной торговли. 103720, Москва, Центр, М. Черкасский
пер., 1. Ордена Трудового Красного Знамени ПО «Детская
книга» Росглавполиграфпрома Государственного комитета
РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной
торговли. 127018, Москва. Сущевский вал, 49.
Отпечатано с фотонолимерных форм «Целлофот»
С80 Стихи поэтов народов дореволюционной России
(XIX — начало XX века) /Сост. и коммент. Н. И. Ку-
прияновой; Предисловие В. П. Александрова; Оформл.
и ил. М. Петрова.— М.: Дет. лит., 1987.— 703 с.
+9 л. вкл. (Б-ка мировой литературы для детей,
т. 16.).
В пер.: 2 р. 30 к.
Том знакомит читателей с творчеством выдающихся поэтов народов дореволю~
ционной России XIX — начала XX века.
4803010200—452
М101 (03)87
Подп. изд.
С62