А.И.Уткин
РУЗВЕЛЬТ

Franklin D. Roosevelt

Солидарность - вот ключевое слово.
С нею мы смело можем не бояться
ничего, кроме самого страха.

А.И. Уткин
» К Е А I»
Москва • «Логос» • 2000

УДК 94(73)(092)+929Рузвельт
ББК 66.3(7Сое)8
У84
Федеральная программа книгоиздания России
Уткин А.И.
У84 Рузвельт. — М.: Издательская корпорация «Логос», 2000. — 544 с.
ISBN 5-88439-014-9
Книга посвящена одному из величайших государственных и политических деятелей XX века,
во многом определившему облик современной эпохи. Франклин Делано Рузвельт был избран
президентом Соединенных Штатов Америки в самую тяжелую пору Великой депрессии. Ему не
просто удалось преодолеть этот кризис — он вернул американцам веру в собственные силы и пре¬
вратил свою страну в мирового лидера. Именно Рузвельту принадлежат выдающиеся заслуги по
созданию антигитлеровской коалиции. В книге раскрыты незаурядные личные качества Рузвель¬
та, присущий ему образ мысли и действия, показана насыщенная событиями жизнь этого выдаю¬
щегося человека. Достоверность и полнота фактического материала сочетаются с глубоким психо¬
логическим анализом внутреннего мира президента и атмосферы в его окружении, художественными
достоинствами изложения. Реформаторская деятельность Рузвельта, разработанный им Новый курс
дают исторический пример решения клубка сложнейших проблем, подобных тем, которые встали
ныне перед Россией.
Для широкого круга читателей. Представляет особый интерес для государственных, полити¬
ческих деятелей и специалистов аналитических центров, занятых проблемами внутренней и внеш¬
ней политики, а также исследователей современной истории.
ББК 66.3(7Сое)8
ISBN 5-88439-014-9
© Уткин А.И., 2000
© «Логос», 2000

Оглавление
Предисловие	5
Введение	6
Глава первая. Гайд-Парк, Гротон, Гарвард	12
Мир детства 13. Гротон 18. Пример другого Рузвельта 20. Империализм 22.
Гарвард 24. Элеонора 29. Нью-Йорк 31
Глава вторая. По стопам Теодора Рузвельта	34
Политика 35. Первая кампания 36. Боссизм39. Вильсон 42. Вашингтон 47.
Мировая война 54. К победе 57. Мировая дипломатия 61. Первая попытка 64
Глава третья. Печаль этой жизни 	71
Трагедия 71. Возвращение 76. Грозные двадцатые 82. Губернатор 86.
Великая депрессия 91. Путь в Вашингтон 93. Президент 101
Глава четвертая. Выход на национальную арену	104
Зима тревоги 104. Новый курс 109. Стиль Рузвельта 116. Противники 123.
Внутренняя арена 129. Второе президентство 135. Против косности 139.
Увидеть страну 142
Глава пятая. Внешний мир	148
Изоляционизм 149. Кризис в Европе и Азии 153. Признание России 156.
Нейтралитет 161
Глава шестая. Канун мирового конфликта	169
Иллюзии иссякают 170. Карантин 172. Мюнхен 176. Америка
пробуждается 180
Глава седьмая. Дорога к Пирл-Харбору 	184
Отмена эмбарго 185. Странная война 189. Арсенал демократий 197. Эрозия
нейтралитета 202. «Ущр в спину» 207. Вдали от бурь 211
Глава восьмая. Третий срок 	213
Снова в Вашингтоне 215. Канун выхода на мировые просторы 220. Азиатское
направление 221. Последствия краха Франции 224. Токио ужесточает
позиции 225. Ленд-лиз 229
Глава девятая. Образование коалиции 	233
Куда пойдет Германия 236. Тектонический сдвиг 241. Помочь России 243.
Арджентин 247
Глава десятая. От Арджентин до «Трайдента»	257
Время определить позицию 258. Америка разворачивает силы 262. Япония
изготавливается 264. Пирл-Харбор 269. Отныне — мировая держава 273.
Глобальное видение 275
Глава одиннадцатая. Война в Европе и Азии	285
Рузвельт и Черчилль 287. По стопам Вильсона 290. Отступление
в Азии 295. Президент определяет цели 298. Вашингтон как мировая
столица 300. Сферы ответственности 303. Восточный союзник 308.
Северная Африка 313. Новые перспективы 316. Переломить тенденцию 320.

Шангри-Ла 322. Сталинград и союзники 325. Мысли о будущем 326.
Надир коалиционной войны 328
Глава двенадцатая. Пик войны	331
«Тори» 334. Касабланка 342. Французская проблема 347.
Перелом в войне 350
Глава тринадцатая. Выход на мировую арену	353
«Манхэттен» 354. Инспекция страны 356. Япония заглядывает
в бездну 358. Англия противится судьбе 365. Второй фронт
снова отложен 369
Глава четырнадцатая. Тегеран	372
Италия выходит из войны 373. Англосаксы совещаются 376. Напряжение в
коалиции 380. Дипломатия 384. Центр или периферия 389. На советской
территории 390. Великая тройка 392. Итоги Тегерана 401. Напряжение
войны 404. «Оверлорд» 407
Глава пятнадцатая. Меч объединенных наций	409
Новое стратегическое видение 410. Физическое перенапряжение 412.
Критическое время 414. Европейский узел 418. Четвертые выборы 421.
Будущее Японии 425. Подступы к Ялте 427. Проект новой структуры
мира 431. Последняя осень 435. Лидер нации 440. Новая Европа 442.
Атомная проблема 449
Глава шестнадцатая. Ялта	 453
Военно-промышленный комплекс 456. Ливадийский дворец 463
Глава семнадцатая. Характер — это судьба	508
Именной указатель 	540

Предисловие
Жизнь несправедлива. Природа и история, словно провозглашая неравенство, на¬
деляют одних со всей возможной щедростью, отказывая множеству других. И
только воля и безмерный труд способны выправить положение. В этом — на¬
дежда, и без нее земное существование было бы слишком суровым.
В цвете лет Франклин Делано Рузвельт лишился возможности двигаться, и мир его
сознания мог бы сузиться до размеров больничной палаты. Но и будучи парализованным,
он нашел в себе огромный запас воли и энергии, не склонился перед лишениями и прожил
героическую жизнь, возглавив свой народ в годы экономического кризиса и военной грозы.
Страны как и люди. Неведомый рок лишает их благоденствия, подвергает суровым
испытаниям. Великие державы впадают в бессилие, гордые народы познают унижение, силь¬
ные единством вступают в фазу губительного раскола, целеустремленные теряют истори¬
ческие ориентиры.
Когда американский народ в 1932 году доверил Франклину Рузвельту руль государ¬
ства, страна напоминала тонущий «Титаник»: банки были закрыты, остановились конвейе¬
ры, фермеры не засевали поля, миллионные толпы униженно стояли в очередях за бесплат¬
ными обедами, организуемыми Армией спасения. С поразительной отвагой Рузвельт отринул
устаревшие взгляды, замшелые догмы, барьеры искусственного национального самоограни¬
чения. Он отстоял ту великую истину, что пока люди способны бороться с несчастьями, для
них нет заведомо непреодолимых преград — ни в общественной смуте, ни во враждебном
окружении. Они могут восстановить свое самоуважение. Именно при Рузвельте американ¬
цы преодолели экономический кризис, присоединились к антигитлеровской коалиции и при¬
няли участие в разгроме фашизма и японских агрессоров. Именно при нем они перекрыли
великие реки дамбами, построили дороги, нашли бездонный запас энергии в делении атома.
При нем они порвали с изоляционизмом и стали лидирующей страной мира.
Живой пример вдохновляет. В пору обострения кризиса, оказавшись в границах
трехсотлетней давности с экономикой едва ли не начала века, брошенные историческими
друзьями и не приобретшие новых, мы спрашиваем о том, каково будущее России. Ни¬
кто, кроме нас самих,— речь идет о каждом из нас и о достойных нашего народа лиде¬
рах — не ответит на этот вопрос, не возродит общественное согласие, не обеспечит подъ¬
ем экономики и культуры, не приведет к власти мудрых людей, не восстановит веру
народа в собственные силы.
...Но потому-то нам особенно интересен Франклин Рузвельт именно сейчас: он ру¬
ководил Америкой в страшный час самых острых внутренних и внешних угроз, но сумел
словом и делом воодушевить нацию, вывести страну из кризиса, превратив США в мо¬
гучую и влиятельную державу, первенствующую в современном мире. И мы не просто вдох¬
новляемся этим выдающимся примером — мы сознаем, что как раз такие перемены и та¬
кие лидеры необходимы сегодня России.
5

Я не верю в лидерство людей, которые
не действуют под влиянием глубокой
симпатии к тем, кого они ведут за собой,—
симпатии, которая является провидением —
провидением скорее сердца, чем интеллекта.
Вудро Вильсон, 1918
Yj1 Tjf а перекрестках времени человеку свойственно обретать особую истори-
■м I ческую зоркость. В преддверии нового тысячелетия мы вглядываемся в
уходящий XX век и осознаем подлинное значение событий, свершений,
деятелей недавнего прошлого. В ряду ключевых исторических фигур выделяется
Франклин Делано Рузвельт — величайший президент Соединенных штатов Аме¬
рики XX столетия, один из крупнейших лидеров своей эпохи.
В чем же заключается подлинная природа всемирного признания выдающе¬
гося вклада Рузвельта в мировую историю?
Поискам ответа на этот вопрос и посвящена эта книга. То же, что в конечном
счете удалось выяснить автору, можно резюмировать одним кратким выводом: Фран¬
клин Рузвельт дал вдохновляющий пример решений именно тех проблем, которые
и сегодня определяют суть человеческого бытия, сердцевину политики, экономи¬
ки и общественной жизни — проблем, которые служат для нас как источником ве¬
личайших надежд, так и причиной глубочайших страданий.
Более того: понимание личности Рузвельта и оснований его политической во¬
ли проливает свет на природу современной эпохи и на те пути, которые ведут к луч¬
шему будущему все человеческие общества. Два предельно острых кризиса — Ве¬
ликая депрессия и Великая война — выпали на его долю, и он сумел совладать с
ними. Это удалось ему не в последнюю очередь потому, что он проявил исключи¬
тельную моральную силу, превратив в первейшее национальное достоинство и го¬
сударственную доблесть сострадание, сочувствие к гонимым и порабощенным не
только в своей стране, но и во всем мире. «Правительства имеют право оши¬
баться, президенты могут делать ошибки, но бессмертный Данте говорит
нам, что бессмертная — Божья справедливость взвешивает грехи хладно¬
кровных и грехи людей с горячей кровью на разных весах. Лучше допускаемые
время от времени ошибки правительства, которое живет в духе милосердия,
чем постоянная индифферентность правительства, замерзшего во льду соб¬
ственного безразличия»,— говорил Рузвельт. Он восстал против механической
интерпретации демократии, против отождествления прогресса с техническими
6

новшествами, против принижения гуманизма как «непрактичной догмы». Во¬
преки прагматическому (если не сказать циничному) духу своего времени он по¬
ставил нужды человека выше любых материальных достижений.
Рузвельт стал руководителем своей страны в момент резкого ослабления ее
социальных основ, в эпоху вызванного депрессией 1929—1933 годов расшатыва¬
ния духовных устоев общества. Испытания того периода не имеют прецедентов в
истории США. Ситуация весной 1933 года была в определенном смысле хуже, чем
в дни британского нашествия 1814 года, когда англичане оккупировали столицу, ху¬
же, чем после серии побед конфедератов в 1863 году, породивших всеобщее смя¬
тение. В год, когда Рузвельт пришел к власти, 15 миллионов безработных стояли
в очередях, седьмая часть населения жила за счет благотворительности, 4,5 тыся¬
чи банков в стране закрылись, половина сборочных линий автомобильных заводов
остановилась. На Великих озерах, вчера кишевших торговыми судами, замерло вся¬
кое движение. Были задуты печи, закрыты шахты, ржавело железнодорожное по¬
лотно. И стало исчезать то, на чем всегда стояла Америка,— ее упрямая вера в во¬
площение мечты.
Кто-то должен был найти в себе силы, кто-то должен был сохранить пламя,
кто-то должен был сберечь веру в свою страну. Рузвельт вызвал буквально из не¬
бытия острое сострадание к лишенным крова, работы, отодвинутым жизнью, к по¬
терпевшим поражение в яростной схватке за выживание. Он дал Америке новую ве¬
ру в достижимость недостижимого, в спасительность труда, в отчаянное везение тех,
кто засучил рукава, чем обеспечил себе неоспоримое место в национальном панте¬
оне. Он начал наступление на десятке фронтов сразу, и ошеломленный современ¬
ник записал: «Это словно первый день творения». Мужество Рузвельта, его неис¬
сякаемая энергия, его оптимизм «вопреки всему» — вот что стало вкладом
в национальное возрождение. В этом прагматическом экспериментировании Руз¬
вельт следовал лучшим американским традициям, заложенным Томасом Джеффер¬
соном.
Идеи менее важны, чем факты, опыт учит лучше, чем теории. Рузвельт скеп¬
тически относился к макросоциальным обобщениям и не любил предвзятых идей.
Он считал, что жестко декларируемые истины так или иначе заставляют страдать
несогласное меньшинство и что жизнь богаче и шире любой догмы. Рузвельт лю¬
бил эксперименты и говорил, что был бы доволен, окажись он прав лишь на 60 про¬
центов. Его революция 30—40-х годов — это огромная серия практических экс¬
периментов, а не список жертв, сложенных к ногам очередного теоретического либо
идеологического Молоха. Идея «должна работать», а не пожирать своих против¬
ников. Новая идея социальной защиты не должна препятствовать индивидуально¬
му самовыражению. В век идеологического безумия, в десятилетия левого и пра¬
вого экстремизма для подобной веры в себя требовалось немалое мужество. Он совершил
свою социальную революцию, но не на крови своих жертв, а на пути борьбы
7

с проблемами. (Он всегда гордился тем, что никогда не использовал силу.) Его зна¬
менем был эмпиризм, а не идеология. И американцы действительно (цитируя
Джефферсона) проливали чернила там, где другие с такой ужасающей легкостью
проливали кровь.
При Рузвельте Америка вышла за пределы своего полушария. Приняв изо¬
ляционистскую, закрытую таможенными барьерами, поглощенную внутренними
проблемами страну, он оставил ее активной на четырех континентах ядерной сверх¬
державой. Не будет преувеличением сказать, что Франклин Рузвельт произвел ре¬
волюцию во внешней политике своей страны. Трудно найти в истории параллель столь
быстрому возвышению одного государства — от квазиизоляции до доминирования
едва ли не на двух третях земной суши. Разумеется, материальные предпосылки та¬
кого броска Америки к могуществу складывались многими десятилетиями и первое
место в индустриальном мире было достигнуто уже в конце XIX века, но реализо¬
вать этот потенциал на мировой арене поколению Рузвельта оказалось непросто.
В первые годы правления Рузвельт был связан боязнью правящего класса Аме¬
рики, напуганного опытом Версаля, перенапрячь силы во внешнеполитической
борьбе. Насколько мрачны были перспективы положения США в мире, можно су¬
дить по прогнозу высшего военного органа — Объединенного комитета начальни¬
ков штабов, который на рубеже 30-х и 40-х годов не исключал возможности пора¬
жения США в войне и даже потери независимости. В параграфе восьмом документа,
подписанного в середине 1941 года председателем Объединенного комитета началь¬
ников штабов генералом Маршаллом и адмиралом Старком, прямо говорится, что,
«если Германии удастся покорить всю Европу, она может пожелать затем устано¬
вить мир с Соединенными Штатами на несколько лет, чтобы закрепить свои заво¬
евания, восстановить свою экономику и увеличить свои военные силы, с тем чтобы
завоевать Южную Америку и одержать военную победу над Соединенными Шта¬
тами. Весьма вероятно, что в течение такого периода «мира» Германия будет ста¬
раться подорвать экономическую и политическую стабильность стран Южной
Америки и создать марионеточные режимы, благоприятно относящиеся к закреп¬
лению на этом континенте германской военной мощи. При этих условиях у Герма¬
нии будет больше шансов разгромить Соединенные Штаты».
Проложить путь к гегемонии в капиталистическом мире Америке помогли по¬
тенциальные соперники. Когда в мае 1940 года немецкие танковые колонны сомк¬
нулись севернее Парижа, повернули на юг и загнали правительство Петэна в Ви¬
ши, случилось необратимое: Западная Европа стала терять свое место центра
мирового политического влияния. В течение трех недель рухнула французская им¬
перия, исчезли как силовые узлы мира Голландия и Бельгия, вся энергия Велико¬
британии обратилась на самозащиту. Победа нацизма в невероятно короткие сро¬
ки изменила и политическую карту мира. Смогла бы огромная экономическая
мощь США трансформироваться в политическое влияние без этого глобального
8

катаклизма? Возможно, но для этого нужно было бы преодолеть господствовав¬
шие в мире европейские силовые центры. В этой обстановке экономика США вста¬
ла на путь непрерывного пятилетнего расширения. Началось развертывание 12-мил-
лионной армии, строительство крупнейшего военно-морского флота, самой большой
в мире военной авиации.
Власть под руководством Рузвельта получила необычайные полномочия
и возможности. Во времена Джорджа Вашингтона президент мог осуществлять
свои функции (да еще и жаловаться на скуку, как это и делал первый президент)
с небольшим числом помощников. Депрессия 30-х годов и, конечно же, начало ми¬
ровой войны показали недостаточность прежнего аппарата исполнительной вла¬
сти. Акт о реорганизации 1939 года способствовал созданию гораздо более мас¬
штабной исполнительной службы президента. Хозяин Белого дома обзавелся
такими мощными рычагами власти, как Бюро федерального бюджета, Служба экс¬
тренного управления и Отдел военной мобилизации и реконверсии. Государствен¬
ная машина США начала приспосабливаться к колоссальным задачам нового
времени. Огромный аппарат федеральной власти находился в полном подчинении
хозяина Белого дома. Централизация процесса принятия внешнеполитических
решений стала беспрецедентной. Причем Франклин Рузвельт контролировал ис¬
полнительную власть дольше, чем кто-либо другой в американской истории,— две¬
надцать с лишним лет.
Во время жесточайшей из всех войн, когда Франция пала, а Британия оди¬
ноко стояла перед ставшим коричневым континентом, Рузвельт сумел преодолеть
появившийся у его соотечественников страх и чувство обреченности. Вопреки по¬
бедам нацизма он провозгласил 6 января 1941 года «четыре присущие человече¬
ству свободы», а через четыре дня вопреки всем традициям ввел ленд-лиз, благо
которого почувствовали и Британия, и Россия. Уже в январе 1941 года Черчилль
получил заверения Рузвельта: «Мы победим в этой войне вместе. Никаких сомне¬
ний на этот счет. Мы пройдем этот путь, заплатив любую цену». Когда Гитлер на¬
пал на Россию, Рузвельт провозгласил себя нашим союзником (не забудем этого!).
Будь на месте Франклина Рузвельта иной политик, история могла бы пойти дру¬
гим путем.
Он лидировал в союзной дипломатии, поставил на службу стране такую ин¬
дустрию и такую армию, подобных которым не имел ни один государственный де¬
ятель Америки. Он затронул потаенные струны своего народа, знал нужное сло¬
во, знал, как мобилизовать огромную силу. Уже в 1940 году Рузвельт отдал приказ
о проведении детальных исследований тех проблем, которые должен был принес¬
ти с собой послевоенный мир. Его, несомненно, волновали открывшиеся перспек¬
тивы. Глобальный вакуум — вот предпосылка быстрого распространения амери¬
канского влияния. Не будет большим открытием сказать, что Франклин Рузвельт
видел гораздо дальше многих своих соотечественников. Уже в конце 30-х годов он
9

осознал неизбежность мирового конфликта, а также то, что США не останутся в сто¬
роне.
Рузвельт дал Америке социальный мир внутри страны и главенствующее по¬
ложение вовне, новый социальный порядок и новую международную систему. Он об¬
новил страну, сохранив все лучшее от прежних поколений. Этот человек создал Ор¬
ганизацию Объединенных Наций, более эффективную (при всех оговорках), чем прежняя
Лига Наций. «У него был дар делать нужное дело в нужное время. И величайший
дар вкладывать душу в наиболее позитивные импульсы своего времени»,— сказал
великий историк Алан Невинс.
★ ★ ★
Три качества сформировали Рузвельта как государственного деятеля: неуто¬
мимое и неистребимое любопытство — ему всегда, и в годы счастливого везения,
и в годы несчастий, были бесконечно интересны люди (прежде всего), события, кни¬
ги, пресса, почтовые марки, старинные офорты, древние монеты — любое свиде¬
тельство духа и таланта; несравненная работоспособность — по четырнадцать
часов в день; неподражаемое чутье на таланты, умение определять достоинства и воз¬
можности окружавших его людей. А они проявляли себя так, как никогда не смог¬
ли бы, находясь в орбите другого политического лидера. Он поощрял, прощал, рас¬
ширял возможности, радовался таланту, в интересах общего дела использовал
вклад десятков людей, зная лучше других, как это сделать. По словам Джона Гюнт-
нера, «он был трансформатором, через который текли энергия и разум множест¬
ва других людей». Если одним из определений гениальности является способ¬
ность использовать все возможные обстоятельства, то Рузвельта, несомненно,
можно назвать гением. Он, безусловно, был «перфекционистом», верил в прогресс.
Стоило ему увидеть Сахару, так сразу возникли планы ее ирригации.
Две особенности в него заложила природа. Уверенность в себе, которую ни¬
что не могло поколебать. Кто-то сказал: «Должно быть, его психоаналитиком яв¬
ляется сам Бог». И невероятная память. Однажды, попросив одного из посетите¬
лей провести прямую на карте Соединенных Штатов, он, не задумываясь, назвал
все штаты и графства, которые пересекла эта линия. Он помнил названия всех улиц
в Италии, на которых жил в далекой юности. Как-то во время войны близ побе¬
режья Шотландии потонул корабль и не ясна была причина гибели — торпеда или
риф. Рузвельт сразу сказал, что это риф, и тут же сообщил глубину погружения
этого рифа в пик прилива.
Как личность Франклин Рузвельт был загадкой для современников. В его не¬
посредственном окружении были люди, известные остротой ума и мастерством ана¬
лиза. Многие из них писали о своем времени и о лидере, олицетворившем эпоху в аме¬
риканской истории. Мы, пожалуй, не найдем на страницах их ярких и часто
10

вдохновенных книг убедительной для всех «разгадки» Франклина Рузвельта.
Но все они писали о том, что жили рядом с редкостным источником энергии.
В своей биографии Р.Тагвел, долгие годы наблюдавший Рузвельта, пишет: «Не¬
вероятное по натиску движение навстречу своей судьбе едва ли можно объяснить
как-либо иначе, кроме как внутренней особенностью реакции на мир. Эту особен¬
ность нельзя отнести к специфике ума, к харизматичности или какому-либо дру¬
гому свойству темперамента или черте характера. Она, эта особенность, заключа¬
лась в импульсивной страсти, глубоко пронизавшей его личность и наполненной
первобытной энергией, контролировавшей все проявления его деятельности. Ог¬
лядываясь на путь Рузвельта, я вижу в качестве наиболее постоянной и поража¬
ющей его черты это пламя, которое всегда билось в глубине его личности. Жар, ко¬
торый оно генерировало, не позволял оставаться в покое, несмотря на инвалидность
и, конечно же, несмотря на все, что казалось поражением; это пламя вращало
турбины с почти безжалостной силой. Его источником совершенно определенно бы¬
ла внутренняя сила, так неодинаково распределяемая между людьми...».
Если Америка сумела вырваться из кризиса и достичь таких результатов, то по¬
чему этот опыт не может стать уроком и на нашем тернистом пути перемен. Ведь 160 мил¬
лионов (наш масштаб) американцев при Франклине Рузвельте преодолели свои бе¬
ды потому, что не теряли надежды. Как верно пишет А.Невинс, «интеллект и характер
недостаточны; к ним следует добавить личность, энергию и шестое чувство, подска¬
зывающее, когда начинать. Рузвельт не был интеллектуальным гигантом, но что вы
скажете о человеке, заставившем арканзасского поденщика и черного американца из
Гарлема ощутить, что от них зависит судьба республики? Его характер не отличал¬
ся несокрушимой силой, но каким нужно было обладать талантом, чтобы заставить
работать вместе рабочих, капитал и фермеров внутри страны, чтобы заставить столь
различные нации забыть о прошлом и всегда помнить о главном? У него не было же¬
лезного кулака Кромвеля — но насколько более успешной оказалась его политика.
У него не было мощной хватки Бисмарка — но насколько более продуктивной бы¬
ла его карьера!»
Время смоет многие краски, и о многих свершениях забудут, но не потеряют
своей значимости последние написанные Франклином Рузвельтом слова: «Един¬
ственным обстоятельством, ограничивающим наши успехи завтра, являются наши
сомнения сегодня. Двинемся же вперед со стойкой и неувядающей верой». И пусть
с приходящими новыми поколениями не будет забыт человек — живое воплоще¬
ние доброжелательности, достоинства и интереса, сказавший в самый страшный
час своего народа, что «следует бояться только одного — только страха».
И

Глава первая
ТЧРОТОН» ГАЖАВД
И детство раскрывает человека.
Как утро нам дает начало дня.
Джон Мильтон, 1671
Для человека недостаточно быть добрым.
Он должен быть умным, и он должен быть
мужественным.
Теодор Рузвельт, 1900
п I жентльмен никогда не вступит в грязное море политики, жалкая демагогия —
/ш I удел жертв плохого воспитания. Так считали родители Рузвельта, с удив-
^^"■Ллением наблюдавшие за подъемом одного из отпрысков большой семьи —
Теодора Рузвельта, завоевывающего политическую метрополию страны — Нью-Йорк.
И молодой ТР, объявивший о своем намерении обратиться к политике, тоже был в свое
время высмеян (как пишет Барбара Такмен) «всеми людьми культурной и легкой жиз¬
ни, для которых политика была грязным делом содержателей салунов, ямщиков
и им подобных». Когда президент С.Г.Кливленд пригласил в свое правительство од¬
ного из членов аристократической бостонской семьи Адамсов, тот открыто высме¬
ял предложение. Ведь у него было все, чего он хотел: богатство, дети, друзья, ува¬
жение, и он смеялся над самой мыслью пожертвовать всем этим «ради полупьяных
приветствий толпы». Джентльмены скорбели: со всеобщим избирательным правом
богатых людей приравняли к черни, которой, естественно, было многократно боль¬
ше. После шести первых президентов-аристократов к власти в США не приходил
ни один человек из порядочной семьи. Обеспеченные образованные люди ушли
в свои усадьбы, уступая путь напористым выходцам из низов. Философ Эмерсон пи¬
сал, что «самые достойные, умеренные, способные и образованные замкнулись в за¬
щите своей собственности». Англичане удивлялись: у богатых американцев нет чув¬
ства «ноблесс оближ» — происхождение обязывает.
Франклину Рузвельту предстояло быть уважаемым адвокатом и респектабель¬
ным землевладельцем, а не возбудителем чувств у сбитой с толку толпы. Росший
в имении родителей, купленном в 1867 году за 30 тысяч долларов,— Гайд-Пар¬
ке, Рузвельт далеко не сразу обнаружил в себе способность быть магнитом поли¬
тического притяжения. Никто из близко знавших Франклина Делано Рузвельта
в детстве, отрочестве и юности не подозревал, что имеет дело с будущим полити¬
ком, который изменит XX век.
12

Мир детства
Спускаясь к Манхэттену, Гудзон рападается на два рукава, вокруг которых сто¬
ит современный Вавилон — гигантский Нью-Йорк. Оставим мегаполис и подни¬
мемся прямо на север. Через полтора-два часа местность удивит своей естествен¬
ной первозданностью. Именно здесь, в верхнем течении направляющегося
к Нью-Йорку Гудзона, прибрежные земли в прошлом, «позолоченном веке» аме¬
риканской истории поделили между собой состоятельные люди. Именно в этот пе¬
риод грюндерства создавались немыслимые состояния Джона Рокфеллера и ему по¬
добных. На нуворишей не без удивления — и уж точно без восторга — смотрели
представители «старых», солидных денег, некоторые из которых вели свою родо¬
словную еще с первозданных голландских времен. Солидный и спокойный мир про¬
шлого следовало оберегать — так жили уже многие поколения тех, чьи голландские
предки основали Новый Амстердам, переименованный англичанами в Нью-Йорк.
Это не означало, что Рузвельты и их соседи отстранились от великих дел ми¬
ра. Джеймс Рузвельт сражался вместе с Гарибальди за объединение Италии, знал
основателя Техаса Сэма Хьюстона, многих знаменитостей как Нового, так и Ста¬
рого Света. Окончив ГОнион-колледж и Гарвардскую школу бизнеса, сделал со¬
стояние на знамении времени — железных дорогах, хотя не приблизился к гиган¬
там — Астору и Вандербильту, но в должной степени обеспечил свою семью
(имение Рузвельта оценивалось примерно в 300 тысяч долларов, а состояние Кор¬
нелиуса Вандербильта, заседавшего вместе с ним в Совете по Делаверу и Гудзо¬
ну,— в 72 миллиона). При себе у него всегда было 500 долларов золотом, он имел
личный железнодорожный вагон и собственную ложу в театрах Нью-Йорка.
Все отмечают его высокий рост и пышные бакенбарды, подчеркивавшие го¬
лубизну глаз. От первого брака у него остался сын — Джеймс Рузвельт, или, как
звали его близкие, Рози (сводный брат Франклина). Следует также вспомнить об
определенном фрондерстве Джеймса — среди всех многочисленных Рузвельтов
«позолоченного века» он единственный поддерживал демократическую партию. Его
сын пойдет уже по проторенной дороге.
Весной 1880 года на званом ужине у Теодора Рузвельта Джеймс познакомил¬
ся с признанной красавицей Сарой Делано, жившей неподалеку от Гайд-Парка и
принадлежавшей к тому же социальному слою. Еще девочкой она на одном из кли¬
перов своих родителей посетила Китай, а Европа была ей знакома не менее Аме¬
рики...
Джеймс Рузвельт сам правил лошадьми, когда привез Сару Делано в свой дом
на Гудзоне. В Гайд-Парке стали чаще устраивать празднества, и обвитые плющом
колонны дома видели лучшие семьи самого богатого штата страны. Зимой Рузвельт
и его молодая жена катались на санках, принадлежавших когда-то Наполеону III
и купленных Джеймсом на аукционе. 30 января 1882 года обстоятельный Джеймс
13

Рузвельт записал в дневнике: «Без четверти девять моя Салли родила великолеп¬
ного большого мальчика. Его вес без одежды — десять фунтов».
Самое первое воспоминание Франклина Рузвельта относится к эпизоду, ког¬
да ему было три года — он едва не утонул. Семья возвращалась из Европы на ко¬
рабле-чемпионе трансатлантической скорости «Германика», и штормовая волна, об¬
рушившись на корабль, залила каюту Рузвельтов. Не веря в спасение, Сара
Рузвельт обернула сына в меховое манто: «Если ему суждено утонуть, пусть ему
будет хотя бы тепло». Этот эпизод — исключение, все детство будущего прези¬
дента проходило в комфортной обстановке. «Вспоминая мои самые ранние дни, я
более всего удивляюсь миру и размеренности жизни»,— напишет впоследствии Фран¬
клин Рузвельт. Трудно вспомнить президента Соединенных Штатов, у которого
было бы столь беспечное детство. Окна детской на третьем этаже большого дома
под названием Спрингвуд выходили на поля и леса, обрамляющие Гудзон. Крас¬
ки осени, жар лета, чистота заснеженных полей, первый восторг весны — много
света и огромное небо. Аристократические правила семьи запрещали распростра¬
няться о неприятностях: их надлежало воспринимать как смену погоды. Ни о день¬
гах, ни о социальных амбициях в семье не говорили сознательно, успехи и дости¬
жения воспринимались естественно, временность неудач — тоже.
Как и полагалось для имений Верхнего Гудзона, в Гайд-Парке была большая
библиотека, и мальчика всегда ждала очередная книга. Мать так определила свою
систему воспитания: «Устремить ум Франклина к прекрасному и высокому и сде¬
лать это таким образом, чтобы он думал, что это его собственный выбор». Сара
Делано оказала решающее влияние на воспитание сына. (Уже будучи президентом
страны, он легко соглашался на ее уговоры одеться теплее.) Система воспитания
сработала: ее сын всегда был уверен в себе. Убеждение в разрешимости всех про¬
блем как бы читалась на лице.
Семья Франклина была известна радушием и уравновешенностью. «Отец ни¬
когда не смеялся над ним»,— записывает мать. В отце он нашел первого друга, го¬
тового быть опекуном и советчиком. Всем мальчишеским увлечениям учил отец —
плаванию, катанию на коньках, хождению под парусом, рыбной ловле, езде в сед¬
ле, выращиванию растений. Незабываемым было скольжение на лодке под пару¬
сом по льду Гудзона. Впечатляющее достижение восьмилетнего Франклина: он пре¬
одолел верхом на коне двадцать миль между Спрингвудом и Альгонаком.
В дневниках родителей с любовью и вниманием сделаны записи о каждом шаге Фран¬
клина. Его вещи они тщательно берегли, словно предвидели их историческую зна¬
чимость. Родители не удивлялись первенству сына во многих сферах жизни. В кон¬
це концов, они его к этому готовили, они верили, что у сверстников мало шансов
обойти их питомца.
Летом, спасаясь от обволакивающей долину Гудзона жары, семья Рузвель¬
тов отправлялась на север — в Канаду, в Нью-Брунсвик, а точнее на близлежа-
14

щий островок Кампобелло. Именно здесь Франклина покорил океан. Здесь он на¬
учился управлять парусом, здесь он увидел старые китобойные корабли.
Космополитическая по взглядам семья высоко ценила уклад европейского ми¬
ра. Состоятельные американцы тогда прокладывали дорогу через Атлантический оке¬
ан, ставшую такой многолюдной в наши дни. В детстве, начиная с трехлетнего воз¬
раста, Ф.Рузвельт восемь раз был в Европе. На французской Ривьере он видел живущего
в изгнании императора Бразилии. Семья часто бывала на германских курортах и ви¬
дела жизнь английских маноров. Американская аристократия (как и всякая прочая
в те времена) равнялась на английских джентльменов. В том мире никто не спраши¬
вал паспортов, и возникающие проблемы Джеймс Рузвельт обычно решал с помо¬
щью нескольких монет, с которыми никогда не расставался. В Европе они обзаво¬
дились связями в высшем обществе. Если посмотреть на визиты семьи Рузвельтов
в 80~90-е годы прошлого века, то можно увидеть среди их знакомых цвет англий¬
ской, германской и французской аристократии. Джеймс и Сара Делано Рузвельт охо¬
тились в поместьях герцога Ратленда и обсуждали тему посягательств на английское
морское могущество с адмиралом флота лордом Гленвильямом. Семилетний Фран¬
клин Рузвельт беседовал об орнитологии с членами британского парламента.
То обстоятельство, что будущий реформатор американской политики проехал
на велосипеде значительную часть Германии и Голландии, поднимался на Эйфеле¬
ву башню, взбирался на вершину Черного леса — гору Блауэн, должно быть осо¬
бо отмечено: у него не было ни страха, ни восхищения перед центром тогдашнего
мира. И в своем американском поместье — Гайд-Парке семья Рузвельтов воспри¬
нимала новости из-за океана наравне с национальными. На столе лежала европей¬
ская пресса, а гости беседовали не столько о немощных деяниях американских пре¬
зидентов 70—90-х годов XIX века, сколько о поворотах судеб на блестящей
европейской политической сцене.
Воспитание Франклина Рузвельта проходило в постоянном общении со взрос¬
лыми. С детских лет в нем проявился (и никогда не угасал) талант распознать со¬
беседника, ощутить его кредо или пристрастия — и постараться понравиться ему.
Способность очаровать компанию, подспудное желание завладеть всеобщим вни¬
манием стало другой чертой подростка. И напротив, гнев овладевал им, если он тер¬
пел поражение в игре. Трудно не прийти к выводу, что интуитивное желание по¬
бедить жило в нем с ранних лет. Первое «восстание» касалось жесткого расписания:
вставать в семь, завтракать в восемь, заниматься с учителем два или три часа, ленч
и снова занятия после четырех часов. Мальчик заявил, что нуждается в «свободе».
Второе (после битвы с расписанием) «восстание» Франклина — против религи¬
озной обрядности. Он перестал посещать утомительную для него воскресную
службу, ссылаясь на недомогание. Все вскоре это заметили, но переломить его ли¬
нию поведения не сумел никто. В остальном его детство на берегу Гудзона было «нор¬
мальным босоногим». Пройдет время, и президент Соединенных Штатов будет вспо-
15

минать «маленького мальчика, который особенно любил взбираться на старые де¬
ревья и собирать груши. В весеннюю пору он пускал игрушечные корабли по во¬
де, тающей под снегом. Летом он вместе с собакой прятался в лесной пещере. И на¬
учился ложиться между грядок, чтобы собирать теплую от солнца клубнику,
лучшую в мире».
Его страсть к морю и парусу поощрялась — он стал опытным шкипером ях¬
ты «Полная луна», на которой исследовал побережье Атлантики. Эти знания
пригодятся ему, когда он станет заместителем морского министра. Зимой его ждал
лед на Гудзоне. Мать передала ему свою коллекцию марок, и филателия стала для
Франклина увлечением жизни. Последнее из юношеских увлечений — натурализм.
С подаренной малокалиберной винтовкой он прошел по долине Гудзона, собрав по¬
ражавшую всех коллекцию птиц, за что (с помощью деда Уоррена Делано) полу¬
чил первое общественное признание — пожизненное членство в Американском му¬
зее естественной истории. Золотая (по краям) членская карточка позволила
Франклину во время поездки в Европу благополучно войти в свиту английского ко¬
роля Эдуарда VII, открывавшего в Лондоне новое крыло Южно-Кенсингтонско¬
го музея естественной истории.
Опекаемый родителями, Франклин Рузвельт рос, в основном, не в окруже¬
нии сверстников. Их заменяла многочисленная семья Рузвельтов со всеми ее от¬
ветвлениями. Одной из навещавших семью девочек была Анна Элеонора Рузвельт,
дочь крестного отца Франклина — Эллиота Рузвельта. Во время первой встре¬
чи Франклин катал маленькую Элеонору на спине. Окрестные мальчики жалели
Франклина с его «социальными обязательствами» проводить время среди взрос¬
лых. У молодого Рузвельта отношение к сверстникам было иное. Однажды он вы¬
разил его открыто: «Мама, если я не отдам приказ, у них ничего не получится».
Обучение одинокого отпрыска богатой семьи оказалось делом не простым. Что¬
бы преодолеть природную стеснительность, Франклин старался выглядеть иронич¬
ным. Требовался немалый талант, чтобы пробиться сквозь эту завесу ироничнос¬
ти. Но уже в пять лет он уже умел хорошо писать — записки сделали бы честь взрослому.
В шесть лет он начал изучать немецкий язык — и записки матери писались по-не¬
мецки. Но любимой учительницей Франклина была не строгая, чопорная фрейлейн
Райнберг, а молодая и веселая учительница французского языка мадемуазель Сан¬
доз. Десять лет обучая ребенка и подростка, мадемуазель Сандоз первой увидела
истинный ум Франклина и пришла к заключению: «Фрэнки сумеет отличиться».
(О квалификации самой Сандоз мог судить генерал де Голль, говоривший зимой
1943 года в течение часа с Рузвельтом по-французски.)
Методичная настойчивость и болезненная мрачность одной вела ее к психо¬
логическому срыву и тяжелой болезни, а привлекательная оживленность дру¬
гой — к замужеству. Первым мерилом чувства юмора (и характера этого чувст¬
ва) Франклина Рузвельта было утверждение, что одну свою учительницу он довел
16

до сумасшедшего дома, а вторую — до замужества. Много лет спустя мадемуа¬
зель Сандоз получила лестную для себя записку: «Более чем кто-либо другой, вы
заложили основания моего образования».
Под линным источником знаний о мире было чтение — занятие, в котором мо¬
лодой Франклин не знал предела. Большая библиотека Спрингвуда являлась не¬
сказанной кладовой. Разумеется, первые книги — Марк Твен и Киплинг, но в нем
рано обнаружилась тяга и к сугубо взрослой литературе. Входивший в моду капи¬
тан Альфред. Мэхэн с его теорией морского могущества произвел на Франклина
неизгладимое впечатление. Самый молодой читатель Гайд-Парка живо интересо¬
вался действительностью Европы — в основном посредством британской прессы
и литературы. Свои не по возрасту обширные знания он и не пытался свести в си¬
стему. По определению одного из наблюдателей, «его ум был гнездом, в котором
светились не связанные между собой камешки знаний».
Другим источником развития были путешествия. К четырнадцати годам он со¬
вершил уже восемь путешествий по Европе, знакомясь с Англией, Германией,
Францией, Италией, Голландией. В1891 году шесть недель учился в немецкой шко¬
ле. По приказу кайзера школьники прилежно изучали военную топографию. Не¬
мецкий учитель, на педантичность и объективность которого можно положиться,
определил в нем «необычайно яркого молодого человека». За один день велоси¬
педного путешествия по Германии будущий президент четырежды нарушил герман¬
ские законы: рвал вишни с чужого дерева, въехал на велосипеде на железнодорож¬
ную станцию, проник в огражденный город Страсбург после наступления темноты,
наехал на гуся (пять марок штрафа). Путешествия не сводились к заокеанским во¬
яжам. У Джеймса Рузвельта был собственный железнодорожный вагон, и вмес¬
те с сыном они колесили по огромному американскому континенту. Запомнилась
Всемирная выставка 1892 года.
До четырнадцати лет Рузвельт проводил большую часть своего времени с ро¬
дителями. Однажды он попросил «свободный день» и молчал по поводу получен¬
ного опыта. Чувствовал ли он себя одиноким? Если да, то достаточно умело скры¬
вал свои чувства. Не посвящать других в свои мысли и чувства стало его второй
натурой с очень раннего детства. Да, он писал длинные письма матери, но совер¬
шенно очевидно, что сообщал ей то, что она хотела знать.
Уже в самом раннем возрасте Франклин благодаря родителям познакомился
с влиятельными современниками. В пять лет Франклин Рузвельт впервые в сво¬
ей жизни вошел в Овальный кабинет Белого дома. Президент С.Р.Кливленд
предложил его отцу пост посла в Нидерландах — откровенная плата за помощь
в предвыборной кампании. Президент запомнился Франклину Рузвельту очень ус¬
тавшим. При прощании Кливленд положил руку на голову младшего посетителя
и сказал самым искренним тоном: «У меня странное пожелание. Никогда не будь¬
те президентом Соединенных Штатов». Мальчик смолчал.
17

Гротон
Становление личности происходило на фоне грандиозных изменений, проис¬
ходивших в стране. Это было роковое для Америки время. В 1890 году сражени¬
ем у ручья Вундед Ни завершилось вытеснение индейцев. Государственное бюро
цензов объявило, что в Америке больше нет свободных земель и понятие «грани¬
ца» стало историческим. На протяжении первых двадцати лет жизни Рузвельта на¬
селение США увеличилось с 50 до 75 миллионов человек. Где-то вдали громыха¬
ли социальные битвы, рабочие Чикаго впервые вышли на первомайскую
демонстрацию, социалисты призывали крушить основы. Возглавивший демокра¬
тическую партию Уильям Дженнингс Брайан обличал золотой стандарт. Он при¬
звал трудовую Америку объединятся против тех, кто распял Христа на кресте из
золота. Фермеры продавали за бесценок свою землю, железнодорожные бароны
превращали поселки в мегаполисы, век пара и электричества ломал прежнюю
жизнь, а на берегах Гудзона царила редкостная отрешенность. Молодой Рузвельт
ничего не знал о потрясающих событиях 90-х годов — фактическом восстании ра¬
зоренных фермеров Запада, походе «армии Кокса» на Вашингтон, пульмановской
забастовке. Обездоленная Америка требовала свои права, а мальчик жил в мире
прекрасной англоязычной литературы, романы Генри Джеймса и Эдит Уортон за¬
нимали его фантазию. Он даже по-английски говорил с явственным английским ак¬
центом и с трудом произносил названия крупных американских городов. И в бу¬
дущем в его языке будет особое британское «а» и почти исчезнет «р».
Аристократическая отстраненность, тщательно культивируемая родителями,
стала частью его характера. Посредством архивных изысканий к именам более чем
десяти пассажиров «Мэйфлауэра» (корабля, доставившего в 1620 году в Новую
Англию первых поселенцев, от которых его мать вела родословную) Франклин Руз¬
вельт добавил еще несколько. Уверенность в том, что их клан традиционно при¬
надлежал к правящим кругам в США, формировала характер Франклина Руз¬
вельта.
Лишь по истечении четырнадцати лет родители решили отправить Франкли¬
на в общественную школу —одну из наиболее престижных школ страны, распо¬
ложенную в тридцати пяти милях к северу от Бостона в Гротоне. Окруженный ле¬
сами и полями Гротон был как бы отрезан от внешнего мира. На севере и западе
синяя гряда гор, на юге — река Нашуа отгораживала школьные кирпичные пост¬
ройки. Если, как пишет Френк Фрейдель, в нем было нечто от реформатора-то¬
ри викторианской Британии, то это пошло из этой школы. Школа, которую Фран¬
клин Рузвельт начал посещать осенью 1896 года, весьма походила на
привилегированную закрытую английскую школу с ее первостепенным внимани¬
ем к истории, языкам и воспитанию характера. Это было своеобразное продолже¬
ние изучения Европы на американской земле. Американским аристократам вну-
18

шалось, что они — граждане мира, что личные достоинства важнее примитивно¬
го национализма, что джентльмен должен исполнять свой долг, частью которого
является исправление несовершенств этой грешной земли. «Патронаж» над сво¬
ей страной подавался как миссия ее истинного владельца, класса имущих. Управ¬
лять следовало мудро и справедливо.
Основатель Гротона Э. Пибоди создал это учебное заведение по подобию зна¬
менитых английских школ, которые воспитали поколение великих людей. Сам он, сын
богатого американского финансиста, был выпускником английской частной школы Чел-
тенхем и Кембриджского университета. Если Итон дал Англии почти десяток премье¬
ров, а остальных дала школа Харроу, то почему нельзя повторить этот опыт в Аме¬
рике? Задачей Пибоди было остановить падение нравов после окончания гражданской
войны, создать новый класс «патрициев» — образованных людей с чувством соци¬
альной ответственности, готовых к службе стране, человечеству и Богу, которым
можно было бы без страха вручить руль управления государством. «Если кто-либо из
выпускников Гротона не изберет сферой своей деятельности политику, чтобы прине¬
сти пользу нашей стране,— говорил Пибоди,— то не потому, что их в Гротоне не по¬
буждали к этому». Пибоди был тем, кого мы сейчас назвали бы христианским соци¬
алистом. В Гротоне была создана специальная школа для детей бедных. Пибоди,
с одной стороны, пробуждал сочувствие, а с другой — поощрял элитарность.
Но прежде всего в школе царил спартанский быт. В семь утра колокол будил
воспитанников, звучали подгоняющие команды, холодный душ — и через тридцать
минут колонна шла на завтрак. Уроки были продолжительными, а свободное вре¬
мя заполнялось гимнастикой, еще одним холодным душем и молитвой. Обществен¬
ная школа стала первым настоящим испытанием для подростка, которому до сих пор
весь мир казался лежащим у его ног. Внезапно он перестал быть центром мирозда¬
ния. Менее изнеженные подростки готовы были драться за место под солнцем.
Пибоди искал людей, сочетавших идеалы с энергией,— не зря он однажды при¬
гласил преподавать в Гротон своего друга Теодора Рузвельта. Пибоди побуждал пи¬
томцев обращаться в общественной деятельности, в частности в школьной газете, к на¬
иболее злободневным проблемам, искать решения, которые облегчили бы общее
положение и одновременно укрепили бы элиту американского общества, ее права на
лидерство и управление. Подростки серьезно обсуждали военно-политические про¬
блемы, в частности вопросы военно-морского строительства в США, «соблазны и тя¬
готы» империализма: нужно ли аннексировать Гавайи, желательно ли предоставить
независимость Филиппинам, кто прав и кто виноват в бурской войне.
★ ★ ★
В Гротоне не очень жаловали американскую историю (хотя и предполагали,
что формируют будущих ее деятелей). Пибоди хотел ввести воспитанников в бо¬
лее широкий мир — англосаксонский, а еще точнее, английский и классический.
19

По вечерам воспитанникам читали английскую классику. В дневное расписание вхо¬
дили латинская, греческая, английская и французская литература, греческая и рим¬
ская история, алгебра, естественные науки и Священное писание. Любопытно
смотреть на табель Рузвельта сегодня: самые высокие оценки проставлены за ак¬
куратность и пунктуальность.
Следует признать, что Рузвельт в Гротоне не производил неотразимого
впечатления. Он поступил в школу на два года позже своих одноклассников, и те
смотрели не без изумления на домашнего мальчика, которому родители присы¬
лали для чтения английские журналы «Панч» и «Спектейтор». Были ли у Руз¬
вельта задатки организатора и руководителя? Никто из учителей и сверстников
в своих воспоминаниях не указывает на качества прирожденного лидера. Друж¬
ба давалась ему с трудом, свою скованность он смягчал невероятным усилием во¬
ли, неизведанное ставило его в ступор — у него не было от рождения легкой са¬
моуверенности, столь ценимой людьми. Дочь Анна позже вспомнит: «Он
обращался с однокашниками, как человек с Луны». Сверстники без всякого одо¬
брения слушали его англизированный акцент. И главное: в школе ценили атле¬
тизм, а Франклин никоим образом не был спартанцем по рождению. Его выгод¬
ный для юноши рост пять футов и три дюйма отнюдь не помогал в «битве»
с крепышами в американском футболе и бейсболе. Ища компенсации, Франк¬
лин стал менеджером бейсбольной команды — слабое утешение. Он исправил
акцент и сознательно «притормозил» свою безупречную пунктуальность, чтобы
не дразнить школьных заводил. Франклин Рузвельт сумел приспособиться к бо¬
лее жесткому миру, эффект тепличной обстановки Гайд-Парка испарился.
Пример другого Рузвельта
Пибоди приглашал в Гротон выдающихся лиц, и одним из приглашенных
оказался Теодор Рузвельт, уже знаменитый ТР,— дальний родственник Франк¬
лина, завершивший свое руководство нью-йоркской полицией и назначенный за¬
местителем военно-морского министра. Дядя имел несомненный успех — зал
встретил его громом аплодисментов. Но ТР говорил и о более важных вещах: «Для
человека недостаточно быть добрым. Он должен быть умным, и он должен быть
мужественным». Феноменальное самоутверждение Теодора Рузвельта нравилось
далеко не всем, но преклонение Франклина было неизменным. На Франклина со¬
четание мессианского идеализма и земного прагматизма в характере его дяди по¬
действовало очень сильно. Активный пропагандист формулы «жить на пределе»,
Теодор Рузвельт создал в своем имении Сагамор-Хилл мир, диаметрально отли¬
чавшийся от упокоения гайд-парковского Спрингвуда. Рассказы заполночь, кос¬
тер в лесу, стрельба из ружей, постоянная психологическая экспансия — все это
20

не отталкивало, а притягивало Франклина, его глаза просто горели. На одном из
праздников в Сагамор-Хилле молодой Рузвельт из жалости пригласил танцевать
одиноко стоящую у стены девушку, племянницу брата Теодора Рузвельта — Эле¬
онору (ее родители скончались, и дело воспитания вершила суровая бабушка). Та
с благодарностью вспоминала этот эпизод сорок лет спустя. А Рузвельт написал
матери: «У нее глубокий ум».
С годами ученику Гротона все же удалось развить свои бойцовские качества.
В нем проснулся сарказм и укрепилась самостоятельность. Рузвельт начал участ¬
вовать в школьном турнире по боксу, вступил в Дискуссионный клуб, проявил пер¬
вый интерес к политике — выступил за строительство большого флота и незави¬
симость Филиппин.
Война с Испанией возбудила всех, и Рузвельт задумал бежать из Гротона и ре¬
крутироваться в армию. Затем возникла идея отправиться в Бостон и записаться во
флот. Но скарлатина уложила его на больничную койку, и Франклину оставалось
лишь следить за подвигами своего кумира Теодора (с его полком волонтеров) на Ку¬
бе — эта слава открыла Теодору Рузвельту дорогу в губернаторский дворец шта¬
та Нью-Йорк. Франклин Рузвельт приложил немало усилий, агитируя в Гайд-Пар¬
ке, и испытал подлинный восторг в день выборов. В январе 1899 года вся семья Рузвельтов
прибыла в столицу штата Нью-Йорк — город Олбани, чтобы присутствовать при
инаугурации своего самого энергичного и честолюбивого родственника. Новый гу¬
бернатор во всем блеске недавно завоеванной славы снова выступил в Гротоне,
и не было человека, чье сердце билось бы сильнее, чем у Франклина Рузвельта. На всю
жизнь в его память врезались услышанные слова: «Если у человека есть мужест¬
во, доброта и ум, нет предела величию работы, которую он может совершить.
И именно такой человек нужен сегодня в политической жизни».
Хотя Рузвельт не преуспел ни в теннисе, ни в гольфе, ни в американском фут¬
боле, он был благодарен школе, где учили, помимо выживания, сочувствию, ответ¬
ственности, социальной активности. Став президентом, он написал старому учи¬
телю: «Одним из благословенных обстоятельств моей жизни было встретить
в годы своего становления Вашу направляющую руку и Ваш вдохновляющий при¬
мер... За это Вам моя благодарность. Более сорока лет назад, во время молитвы
в Старой часовне, Вы сказали о необходимости сохранить юношеские идеалы
в грядущей жизни. То были идеалы Гротона, которые я стараюсь не забыть, эти
слова живут во мне». Пибоди будет освещать его брак и произнесет молитву во вре¬
мя первой инаугурации.
Строго говоря, Итона из Гротона не получилось — американские политики
выходили на национальную арену преимущественно из других мест, но и сейчас в аме¬
риканской истории немало значат имена таких выпускников Гротона, как Аверелл
Гарриман, Дин Ачесон, Джозеф Грю, Френсис Бидл, Бронсон Каттинг и, конеч¬
но же, Франклин Рузвельт.
21

Империализм
Отроческие годы Ф. Рузвельта пришлись на время торжества национализ¬
ма на внутренней арене и империализма на внешней.
На американской политической арене 90-х годов XIX века господствовали
«автохтоны» — люди из американской глубинки, люди с характером, здравым смыс¬
лом, упорством, остроумием, трудолюбием, марк-твеновским остроумием, жаж¬
дой власти. Люди, не очень хорошо знавшие внешний мир, но уверенные в том,
что этот мир Америке и не нужен. Это было время спикера палаты представите¬
лей Томаса Рида из штата Мэн, чьи первые американские предки сошли с «Мэй-
флауэра», а родители мечтали о сыне-священнике. Томас Рид, по словам Барба¬
ры Такмен, «имел характер, интеллект и брутальное чувство независимости,
представлявшее лучшее, что могла дать Америка в политической жизни». Потреб¬
ность в борьбе жила у него в крови. Он был военным моряком и адвокатом,
а в пятьдесят лет, сев на председательское кресло в палате представителей кон¬
гресса, буквально заворожил американскую публику. Он никогда не произносил
лишнего слова, не заботился о синтаксисе, не терял присутствия духа, не спорил
с тем, кого считал заведомо слабее, никогда не отступал перед серьезным вызо¬
вом. И все, что он говорил, немедленно становилось всеобщим достоянием, за¬
поминалось, повторялось повсюду. Знаменитыми стали его высказывания: «Вся
мудрость мира состоит в том, чтобы кричать вместе с большинством», «Государ¬
ственный деятель — это скончавшийся политик». Когда конгрессмены Берри и Кер¬
тис поспорили, кто из них выше ростом, Рид потребовал, чтобы они поднялись,
и начал их измерять. «Боже, Берри, сколько тебя еще в карманах?» Рид начинал
выступать с выражением на лице, говорившем, что он не очень понимает, где на¬
ходится. Но мозг его работал со скоростью электрического тока. Вот как Рид оце¬
нивал социальное противостояние: «Когда я иду по Нью-Йорку и сравниваю
принадлежащие купцам дома из коричневого гранита с ничем не компенсирован¬
ными достоинствами людей на улице, у меня перехватывает горло... Я не испы¬
тываю симпатии и к людям, живущим в этих домах. Но, когда я чувствую себя та¬
ким образом, я знаю, что означает мое чувство. Это честная и высокая зависть.
Когда о том же думают джентльмены в зале, они называют это же политэконо¬
мией». Поразительное и чисто американское красноречие Рида позволило угово¬
рить конгресс построить прекрасную Библиотеку конгресса — законодатели так¬
же хотели блеснуть цитатами.
Если Рид «царствовал» внутри страны, то на внешнеполитической арене
идей тоже появилась величина национальных размеров. В1890 году никому не из¬
вестный капитан А.Мэхэн написал в «Атлантик Мансли»: «Хотят они того или
нет, но американцы должны начинать смотреть за пределы своих границ». В пи¬
ку осторожной политике президента Кливленда Мэхэн утверждал в статье «Гавайи
22

и наша будущая морская мощь», что господство на морях является судьбой Аме¬
рики, главным элементом ее будущего процветания, и поэтому «императивом яв¬
ляется захват расположенных в центре великого океана владений». Теодор Рузвельт,
приглашенный выступить в военно-морской академии США, восхищался Мэхэ¬
ном беспредельно.
И не только он. Прибыв в Англию, Мэхэн был приглашен королевой на
официальный государственный обед, где сидел рядом с принцем Уэльским, а за¬
тем отбыл на борт королевской яхты, где тысяча (!) адмиралов и капитанов про¬
возгласили тост в его честь. (Напомним, что Мэхэн тогда представлял страну, чей
военно-морской флот был меньше чилийского, не говоря уже об испанском.) Ан¬
гличане приветствовали человека, который открыто писал, что «задачей Америки
становится строительство флота, по меньшей мере равного английскому». Амери¬
канцы впервые в своей истории заложили три стальных линейных корабля «Оре¬
гон», «Индиана» и «Массачусетс». В Соединенных Штатах началась настоящая
битва между сторонниками активной внешней политики и противниками вовлече¬
ния страны в опасные авантюры. Последних возглавил президент Гарвардского уни¬
верситета, весьма внушительная во всех смыслах (около двух метров ростом) фи¬
гура, Чарльз Уильям Эллиот. Он был упорным борцом против всех наступательных
доктрин, которые, с его точки зрения, неизбежно порождают класс влиятельных
военных, что «абсолютно негативно воздействует на американское общество».
Эллиот зашел так далеко, что назвал сторонников агрессивной внешней полити¬
ки Теодора Рузвельта и Лоджа «дегенерировавшими сыновьями Гарварда». Иде¬
алом поведения для Эллиота был «джентльмен, который в то же время является
демократом». Он ввел в расписание предметы, прямо касающиеся современнос¬
ти, установил новую выборную университетскую систему, собрал преподавате¬
лей, которые составили славу Гарварда к тому времени, когда в него поступил
Франклин Рузвельт.
Узнав о себе, что он «дегенерировавший сын Гарварда»,Теодор Рузвельт на¬
писал еще одному «сыну» — Лоджу, что «именно из-за учений Карла Шурца, рек¬
тора Эллиота, газеты «Ивнинг Пост» и пустых жертв сентиментальности возни¬
кает расхлябанный, запуганный тип характера, который изменяет к худшему черты
нашей расы».
Выход Америки в широкий мир Франклин Рузвельт приветствовал с истин¬
но американским энтузиазмом. Это видно в его статьях для школьной газеты «Гро-
тониэн». Соединенные Штаты должны взять на себя мировую роль, с изоляцио¬
низмом должно быть покончено. Не удовлетворясь идейной борьбой, Рузвельт
вступил в Общество миссионеров и принял решение после окончания школы бли¬
же познакомиться со странами, которые держали в своих руках «ключи к истории».
Некоторые сверстники продолжали относиться к нему с подозрением, считая
его самоуверенным и высокомерным. Но большинство окружающих признали его
23

достоинства. Будущий художник Джордж Бидл вспоминает: «Он был сероглазым,
холодным, владеющим собой, умным и обладал самой теплой, самой дружествен¬
ной и всепонимающей улыбкой». Есть и менее благожелательные воспоминания:
«Он развил в себе независимую и высокомерную манеру и периодически бывал очень
саркастичным, готовым доказать свою правоту спорщиком. В споре он старался за¬
нять позицию, противоположную заявленной. Это очень всех раздражало». Ради
солидности Франклин стал носить пенсне и приобрел привычку вскидывать голо¬
ву, чтобы из-под пенсне получше рассмотреть человека. Некоторые воспринима¬
ли это как высокомерный взгляд сверху вниз.
Финал учебы в Гротоне ознаменовался довольно неожиданным триумфом —
призом за успехи в латинском языке — сорокатомным собранием сочинений
Шекспира, врученным ему 25 июня 1900 года. «Какой радостный и печальный
день»,— пишет домой Рузвельт. Ректор сказал, что расстается с Франклином с со¬
жалением. Отвечая на нелестное мнение одного из учеников о Ф.Рузвельте, Пи¬
боди постарался защитить воспитанника: «У меня нет подозрений в отношении его
искренности». Во времена, когда аутентичность рекомендаций еще не была деваль¬
вирована, преподобный Биллингс написал о своем выпускнике: «Ф.Д.Рузвельт
обладает исключительными способностями и превосходным характером... Он на¬
деется проявить себя в общественной жизни, и его обучение в Кембридже помог¬
ло бы ему в этом».
Гарвард
Свое будущее Франклин довольно неожиданно стал видеть как связанное с мо¬
рем. Но родители восстали против планов поступления в военно-морскую акаде¬
мию. Они, да и ближайшее окружение, впереди видели только Гарвардский уни¬
верситет. Франклин окунулся в атмосферу Гарварда с желанием проявить такую
же энергию, как и прежний гарвардский студент Теодор Рузвельт. Может быть,
у него не было столько же энергии, но он старался, как мог.
В Гарварде уже четвертое десятилетие правил ректор Чарльз Эллиот, транс¬
формировавший всю университетскую систему в Америке. Небольшой колледж
прежних лет превратился в огромный по тем временам (почти две тысячи студен¬
тов) университет. Система свободных выборов преподавателей позволяла пригла¬
шать в университет таланты первой величины, скажем историков Фредерика
Тернера и Эдварда Чаннинга, философа Джорджа Сантаяну. Нет никаких осо¬
бых доказательств того, что звезды науки первой величины оказали влияние на
Рузвельта. Его сохранившиеся работы слабы, некритичны и ничего не говорят о ста¬
новлении личности. Да и не чувствовалось, что он полон решимости штурмовать
вершины. Первые шесть дней семестра он проводит с матерью в круизе по Ка-
рибскому морю.
24

Изменился и стиль жизни. Прежняя спартанская обстановка забыта. Рузвельт
снял (на двоих) трехкомнатную квартиру. Все обращали на него внимание как на
родственника человека, выдвинувшего себя на пост вице-президента США. Его
открытое симпатичное лицо запоминалось сразу, и от приглашений на уик-энды не
было отбоя. Франклин завел лошадь и выезд. В выборе предметов он как бы ин¬
туитивно шел по пути Теодора Рузвельта, записываясь к тем же профессорам. Ак¬
цент он сделал на истории и теории управления, на искусстве риторики, английском
языке и экономике. Один из ведущих профессоров-экономистов Э. Эндрю (бу¬
дущий замминистра финансов в администрации президента Тафта) стал его бли¬
жайшим наставником.
Никто еще не сумел дать точное определение тому, что такое прилежность. Руз¬
вельт, по меньшей мере, не терпел монотонности. Нелестный для университета
факт, но несмотря на созвездие первоклассных имен Гарвард не зажег страсти Руз¬
вельта к науке. Гремевший по всей стране курс философии Джошуа Ройса он смог
вынести лишь три недели. На лекциях по английской истории вначале засыпал, а за¬
тем стал их игнорировать. В конечном счете успешного следования за Теодором Руз¬
вельтом, окончившим Гарвард с отличием, не получилось. Оценки выстраивались
между «хорошо» и «посредственно». Общим у родственников было то, что впос¬
ледствии оба они выразили неудовлетворение системой образования в Гарварде, от¬
сутствием у профессоров таланта стимулирования любознательности студентов и,
главное, оторванностью обучения от происходящего за воротами прославленного уни¬
верситета. Франклин писал: «Это словно электрическая лампочка без проволоки.
Лампа нужна для света, и она бесполезна, если ее нельзя включить». Критичность
его сказалась и в позднейшей ремарке: «В течение четырех лет я изучал экономи¬
ку, и все, чему меня учили, не согласовывалось с истиной».
Исключение составляла как раз не очень почитаемая в университете перво¬
начальная американская история. Тема курсовой — «Семья Рузвельтов в Новом
Амстердаме». Студент изучил все архивы, старую голландскую библию, прочитал
все ветхие газеты. И пришел к примечательному выводу: «Одна из причин — воз¬
можно главная — жизненной силы Рузвельтов является их откровенно выражен¬
ный демократический дух. У них никогда не было ощущения, что благодаря пре¬
имуществам, данным от рождения, они могут опустить руки в карманы
и благоденствовать, ничего не делая. Скорее, они чувствовали, что ввиду благопри¬
ятных обстоятельств своего рождения они не имеют извиняющих мотивов для
пассивности в отношении общества».
Отсюда, от истории, лежит прямой мост к политике, которую он понимал в джеф¬
ферсоновском духе. Рузвельта вдохновляли обращения к богатым и знатным скон¬
центрировать свою энергию не на накопительстве, а на благе сограждан. Теодор Руз¬
вельт уже высказывал сходные идеи. Он бросил вызов самому Дж. П. Моргану —
выдвинул и законы о запрете детского труда, компенсации рабочим, национальной
25

регуляции железных дорог, налоге на наследство, сохранении девственной приро¬
ды Америки в национальных парках. Теодор Рузвельт сделал реформы респекта¬
бельным способом самовыживания общества и прекратил истерию богачей по по¬
воду государственного вмешательства в их дела. Молодой Франклин вырабатывал
свою философию социальной ответственности обеспеченных. Студент Рузвельт про¬
никся мыслью о важности овладения ораторским искусством. Ему хотелось «го¬
ворить так, чтобы никто не мог забыть сказанного». Теперь, готовясь к публичным
выступлениям, он обливался холодным потом. Впоследствии Франклин с удовле¬
творением отметил, что возмужал и способен ясно и убедительно выражать свои
мысли.
Если определенный интеллектуальный рост можно признать, то в обожаемом
университетской средой атлетизме Франклин так и не преуспел. Хотя его рост до¬
стиг ста восьмидесяти пяти сантиметров, он не мог набрать вес более семидесяти
килограммов; высокого и стройного юношу легко теснили на футбольном поле
крепыши. Франклин стал искать компенсацию. К его удовлетворению, он полу¬
чал одну выборную должность за другой. Вершиной энергичного штурма стало ме¬
сто главного редактора университетской газеты «Гарвард Кримсон». Эта должность
была получена не без использования семейных связей. Франклин раньше других
узнал о приезде в Гарвард кузена Теодора (теперь уже вице-президента США).
«Кримсон» вышел с впечатляющим репортажем, и это дало Франклину Рузвель¬
ту шанс возглавить газету.
И все же молодой Рузвельт, улыбчивый и энергичный, не добился желаемо¬
го признания. Что-то в нем отталкивало сверстников. Некоторые видели это «что-
то» в нарочитой агрессивности, необузданном желании нравиться, явном эгоцен¬
тризме. По мнению более умудренных исследователей человеческой психики, он
прятал природную естественную стеснительность в агрессивном самоутверждении.
Объяснялось ли это оторванностью от общества сверстников до Гротона? Много
лет спустя его секретарша Маргарет Лихенд отметит, что Франклин Рузвельт «был
не способен на тесную дружбу с кем бы то ни было». А агент секретной службы
Майк Рейли, ежедневно охранявший босса в Белом доме, скажет, что Рузвельт от¬
чаянно старался быть «одним из своих ребят, но ему, несмотря ни на какие ухищ¬
рения, не удавалось стать своим».
Отвергнутый на нескольких направлениях юношеских амбиций и эгоизма, Руз¬
вельт все же сумел преодолеть в себе нечто, что прежде ограничивало его социа-
бельность. Круг друзей и почитателей расширился, он стал легче сходиться со свер¬
стниками. В «Кримсоне» Франклин писал все редакторские колонки, старался придать
студенческой газете боевой вид, гордился уменьшением доли рекламы на газетных
полосах, довольно жестко вел дела с издателями газеты. И впоследствии с юно¬
шеской наивностью говорил о себе как о «бывшем газетчике», боровшемся за
осуществление реформ в Гарварде.
26

Одной из первых горестных отметин на жизненном пути Франклина Рузвель¬
та была смерть отца в декабре 1900 года от второго инфаркта. Как уважающий се¬
бя джентльмен, Джеймс Рузвельт не оставил семью нищей. В распоряжение вдо¬
вы поступило имение Гайд-Парк с домом Спрингвуд, а обоим сыновьям был
предоставлен фонд в 120 тысяч долларов каждому. В завещании Джеймс Рузвельт
указал, что он передает младшего сына «под наблюдение матери» (для нее мир оси¬
ротел, и внимание женщины с сильным характером теперь полностью сосредото¬
чилось на Франклине). Стараясь смягчить боль утраты, Франклин отправился с ма¬
терью в Европу. Пересекая норвежские фиорды, они наткнулись на яхту кайзера
Вильгельма II, откуда им был послан подарок — карандаш с зубными пометками вы¬
сочайшей особы. Но самое поразительное ждало Рузвельтов по завершении поезд¬
ки в порту Нью-Йорка: после гибели Мак-Кинли президентом США стал вице-
президент сорокадвухлетний Теодор Рузвельт.
Теперь возвращение в Гарвард связывалось с новыми надеждами. Франклин
Рузвельт в очередной раз пытался доказать, что вопреки расхожему мнению он во¬
все не молодой богатый сноб, за которого его в то время часто принимали. Имен¬
но в эти месяцы он возглавил сбор средств для воюющих с англичанами буров, для по¬
мощи детям, содержащимся англичанами в первых концентрационных лагерях
века. Как раз по этому поводу о нем впервые начали писать в бостонских газетах.
А в январе 1902 года сработала семейная солидарность Рузвельтов: Теодор, самый
молодой из американских президентов, пригласил Франклина на прием в честь вы¬
ходящей в свет дочери Алисы. Впечатления Франклина восторженны: «Огромное
развлечение, нечто незабываемое».
Франклин с самым напряженным вниманием следил за своим родственником
в Белом доме, впервые за сорок лет после Линкольна сделавшего пост президен¬
та предметом напряженного внимания всей нации. Окончилось всевластие конгрес¬
са. У американского правительства появилась отчетливая внешняя и внутренняя по¬
литика. Сверхэнергичный Теодор Рузвельт «таранил» своих противников дома и шел
с «дубиной за спиной» за границу. Нужно ли говорить, что его апологет в Гарвар¬
де горел воодушевлением: «Не только его (Теодора Рузвельта) правом, но и обя¬
занностью является осуществлять то, чего желает нация». Франклин Рузвельт не
один ощущал прилив энергии. Реформаторы и «разгребатели грязи» восстали
против сонного прозябания нации, они выступили против того, что Аллен Уайт на¬
звал «союзом бизнеса и правительства, действующего в интересах бизнеса». Про¬
грессизм стал кредом лучших сил страны: решение расовой проблемы, антитрес¬
товское законодательство, реформа железнодорожных тарифов, законы в отношении
детского труда, налоги на наследие и на прибыль, компенсации рабочим, санитар¬
ный контроль над пищевой промышленностью, охрана окружающей среды, созда¬
ние национальных заповедников.
27

Степень бакалавра искусств Франклин Рузвельт получил после трех лет уче¬
бы в Гарварде. Вот самый впечатляющий из сказанных им об университете ком¬
плиментов: «Гарвард дал достаточно знаний о беднейших классах, о людях, при¬
лагающих отчаянные усилия ради выживания, я узнал их язык и ход мысли. Это
помогло мне, когда я занял первую юридическую должность... когда я стал высту¬
пать в муниципальных судах». Льстившее самолюбию Рузвельта положение ре¬
дактора «Кримсона» побудило его на некоторое время остаться в университете —
в сентябре 1903 года он поступил (если переводить на понятный нам опыт) в ас¬
пирантуру. Четыре полосы престижной университетской газеты отнимали почти все
время. Размышления над передовицами, по его собственному признанию, были «са¬
мой лучшей подготовкой, которую я получил в колледже». Это была возмож¬
ность сказать независимое слово, призвать к делу, экзамен на лидерство. Не бу¬
дем преувеличивать. Франклин не возвестил великих идей, не выступил еретиком,
не перевернул сознание однокашников. Он писал о футболе, расписании, лекци¬
ях. Но во всем этом уже слышалась рузвельтовская страсть, упорство, почти не¬
истовость — характер. А приехавший в свою «альма матер» Теодор Рузвельт пря¬
мо взывал к ответственности будущих лидеров нации: «Вам многое дано, и,
соответственно, мы имеем право многое ожидать от вас». Слова президента вол¬
новали Франклина Рузвельта, тем более, что он уже обратил внимание на племян¬
ницу президента Элеонору. Нет сомнений, что частично окружающие могли испы¬
тывать интерес к Элеоноре благодаря дяде, правившему страной из Белого дома.
Но это не распространялось на Франклина, который был родственником прези¬
дента.
Они оказались очень разными людьми. Элеонора Рузвельт в десять лет
стала сиротой и жила с далекими от снисходительности родственниками. Неко¬
торое время училась в Англии. Ее стеснительность, стремление к уединению
и робость очевидным образом контрастировали с живым, смелым, одетым по по¬
следней моде, впечатляющим всех внешностью любителем танцев Франклином.
Серьезность, отсутствие чувства юмора Элеоноры не могли быть оттенены чем-
либо более, чем смешливостью и энергией Франклина. Он встретил ее на Ман¬
хэттене, на Центральном вокзале, спеша к поезду, идущему на север вдоль Гуд¬
зона. Она рассказала, что училась три года в Англии и едет в именье бабушки Тиволи,
к северу от Гайд-Парка. Естественно, он пригласил ее в Гайд-Парк, где все еще
одетая в черное по случаю траура Сара Рузвельт поразила Элеонору своей кра¬
сотой.
В фокусе интересов Элеоноры Рузвельт с юности и до последних дней была
социальная справедливость. Рано осиротев, она знала долю тех, кому «не повез¬
ло» от рождения.
28

Элеонора
Особняк на Пенсильвания Авеню, 1600 — Белый дом — так или иначе стал
местом, сблизившим эту пару. Зимой 1902 года Элеонора воспользовалась пригла¬
шением дяди Тэда и они вместе пришли на чай к президенту. Их родственной при¬
вилегией было стоять за президентом, принимавшим по случаю Нового года тыся¬
чи гостей. В своем дневнике Франклин записал лаконично: «Очень интересный день».
А после приезда Элеоноры в Гротон следующая запись: «После ленча у нас с мо¬
ей дорогой была незабываемая прогулка к реке». Именно тогда Рузвельт сказал ей,
что с ее помощью добьется чего-нибудь в жизни. «Почему со мной? Ведь я такая
простая. Я мало что могу дать тебе». Несмотря на различие характеров они были
детьми одного круга и сходного воспитания. За робостью Элеоноры чувствовался
твердый характер, а бесшабашный Франклин знал свои слабости.
Решающие события произошли летом, среди раздолья Гудзона, когда Элеоно¬
ра была приглашена на двадцатиоднолетие Франклина. Ее не могла не очаровать до¬
брая атмосфера Гайд-Парка, так контрастировавшая с суровой отрешенностью соб¬
ственного дома. Здесь во время одной из прогулок Франклин попросил ее руки. После
четырех дней размышлений она прислала строки из поэмы Элизабет Браунинг:
А если не можешь поклясться: «На всю жизнь, до смерти!»
Назвать то любовью не смей!
Франклин Рузвельт поклялся, не размышляя. В далеком будущем Элеоно¬
ра сожжет их письма, усомнившись в выполненной клятве. Но в тот день, с тру¬
дом веря своему счастью, она дала согласие. Встретились два человека с разными
характерами: сильный, упорный, внешне открытый, но внутренне склонный к се¬
кретности Франклин и сильная, упорная, внешне скованная, но внутренне откры¬
тая прямодушная Элеонора. Их объединяло то, что оба не хотели жить прежней
жизнью. И еще он сказал однажды, что хочет шестерых детей. Саре Рузвельт бы¬
ло непросто приветствовать брак, «отнимавший у меня сына», и она постаралась
замедлить развитие событий. Но решимость Франклина и Элеоноры была тако¬
ва, что ни разлука (круиз гайд-парковских Рузвельтов по Карибскому морю), ни ар¬
гументы Сары Рузвельт против раннего брака не возымели действия. Президент
Теодор Рузвельт был одним из первых, кто поздравил молодую чету. Знал ли он,
что поздравляет преемника по Белому дому и будущую представительницу США
в ООН? Теодор Рузвельт писал Франклину: «Я люблю Элеонору так, как если
бы она была моей дочерью; и я люблю тебя, доверяю тебе и верю в твое будущее...
Пусть судьба будет добра к вам обоим».
В Нью-Йорке в день Святого Патрика 17 марта 1905 года в смежных,
под номерами шесть и восемь, домах на семьдесят шестой улице восточной части
Манхэттена (принадлежащих семье Рузвельтов) ждали почетного гостя. В пол¬
четвертого пополудни крик «Ура, Тэдди!» возвестил о прибытии самого знамени-
29

того члена клана. Элеонора Рузвельт подошла к алтарю под руку с президентом
Соединенных Штатов — зрелище впечатляющее хотя бы тем, что невеста была
значительно выше коренастого президента. Сверкая знаменитой улыбкой, Теодор
Рузвельт обратился к жениху: «Ну, Франклин, нет ничего важнее, чем поддер¬
живать честь имени нашей семьи». Можно подумать, что Франклин Рузвельт вос¬
принял эти слова буквально.
★ ★ ★
Для продолжения своего образования Франклин Рузвельт избрал Юриди¬
ческую школу Колумбийского университета, а не Гарварда, чтобы быть ближе к Эле¬
оноре (может быть, и потому, что в этой школе четвертью века ранее учился Тео¬
дор Рузвельт). Школа была одной из самых сильных в стране, но душа Рузвельта
не лежала к книжной науке, и преподаватели ценили его соответственно. Из ги¬
гантского метрополиса было проще ездить в Гайд-Парк и поместье Тиволи. Имен¬
но здесь Франклин впервые участвовал в голосовании. Разумеется, за Теодора Руз¬
вельта, который официально возглавлял республиканскую партию, но «я думаю,
он был лучшим демократом, чем кандидат демократов. Дядя Тэд сокрушил демо¬
крата А.Паркера, чтобы потом произнести известные слова: «Теперь я уже не по¬
литическая случайность» (имеется в виду, что первый срок президентства он по¬
лучил вследствие гибели Мак-Кинли). Во время инаугурации 4 марта 1905 года
Элеонора и Франклин, приглашенные в столицу, внимали словам президента:
«Многое нам дано, и от нас многое ожидается. У нас есть обязательства перед дру¬
гими и обязательства перед собой, и мы не можем отказаться ни от тех, ни от дру¬
гих». Элеонора простодушно заметила, что это была последняя инаугурационная
речь представителя их семьи. Никакая фантазия не позволяла ей представить,
что предстоит услышать четыре инаугурационные речи своего мужа.
В Юридической школе учили, по выражению Рузвельта, «не праву, а тому, как
следует думать». Довольно высокопарное выражение для молодого человека, кото¬
рый легко утомлялся от скучных предметов. В его внутреннем беспокойстве, возмож¬
но, как ни в чем более другом, проявлялось родство с дядей Теодором. Франклина
просто убивало несоответствие теории и непосредственной жизни. Он неоднократ¬
но говорил преподавателям, что нет смысла изучать экономику, если ни одна из
экономических систем не представляет собой точного анализа современной экономи¬
ки: «Я прошел экономические курсы в колледже за четыре года, и все, чему меня учи¬
ли, не соответствовало реальности. Экономика начала века абсолютно отстала от ре¬
альности». Все скучное отвращало молодого Рузвельта от наук. Элеонора поняла это
быстрее других: Франклин «не будет счастлив, изучая законоведческую практику,
если только она не приведет его к более широким человеческим контактам».
Стремясь познать мир, молодые супруги отправились в июне 1905 года в трех¬
месячное турне по Европе. В пути через Атлантику их внимание привлекла груп-
30

па японских офицеров, плывших в Британию для получения двух построенных для
Японии линкоров (напомним, что шла русско-японская война). Рузвельт обратил¬
ся к загадочным японцам, желая больше узнать об их стране, но быстро понял, что
имеет дело с неразговорчивыми людьми. Это было тем более неожиданным, что
в Америке одна лишь их фамилия, родство с президентом открывали почти все две¬
ри. Если говорить о Европе, то в общем и целом их обязанности разделились: Эле¬
онора покупала платья, а Франклин — книги. «Франклин покупает книги, кни¬
ги — всюду где может.» В Париже Франклин начинает звать Элеонору «Бэбэ»
(от «бэби») и будет так звать ее всю жизнь. Там же в Париже ясновидец пред¬
сказал Франклину будущность «президента Соединенных Штатов». В Кортина-
д’Ампеццо Элеонора испытала первые муки ревности, когда Франклин в альпи¬
нистском снаряжении ушел далеко вперед со старой знакомой. Поразившее
Элеонору горькое чувство будет периодически возникать в ее жизни.
Наиболее сильное впечатление на молодую чету произвела Венеция. Гондо¬
льер не знал устали, пересекая каналы. На Пьяцца Сан Марко они кормили го¬
лубей, а музеи и соборы довели Франклина до изнеможения. Идиллию остудило
напоминание о сдаче экзаменов в сентябре. На обратном пути Элеонора обнару¬
жила лунатическую подверженность своего мужа. Ночью его мучили кошмары —
в это трудно было поверить, глядя на улыбчивого и всем интересующегося амери¬
канца. Элеонора же страдала в основном от морской болезни. Чуть позже доктор
нашел более верное объяснение: она ждет ребенка.
Нью-Йорк
Сдав экзамены в Юридической школе и пройдя курс (но даже не защитив сте¬
пень), Франклин вступил в Ассоциацию юристов Нью-Йорка. Фамилия помога¬
ла — место клерка в уоллстритской фирме «Картер, Ледьярд и Милберн» было
обеспечено. Эта юридическая фирма обслуживала таких гигантов американского
капитализма, как «Стандард ойл оф Нью-Джерси» и «Америкен табакко компа-
ни». Ежегодный доход от установленного отцом фонда в 12 тысяч долларов в год
снимал материальное напряжение (квалифицированные рабочие тогда получали 5 дол¬
ларов в неделю). Но служба его не вдохновляла (а если бы вдохновляла, то мир
не увидел бы его президентом страны). В эти месяцы и годы у Франклина Руз¬
вельта возникает и закрепляется качество, которое можно назвать семейной при¬
вязанностью: он легко и естественно отделяет службу, социальное общение от ра¬
достей семейного очага. Закрепляется и довольно неожиданная легкость в идейных
воззрениях: дома он одобряет антитрестовское законодательство Теодора Руз¬
вельта и всех его прогрессистов, а на службе защищает «Стандард ойл» и «Аме¬
рикен табакко» от исходящей из этого законодательства демонополизации.
31

Наиболее важным на этом этапе обстоятельством было то, что он впервые окунулся
в реальную жизнь. Как младшему клерку адвокатской фирмы, ему сразу же
без всякой предварительной подготовки пришлось перейти от милых гарвардско-
колумбийских абстракций к суровой нью-йоркской действительности. То был шок:
патриций увидел не просто прозу жизни, а ее агонию, не продолжение семейной
гармонии, а вопиющую несправедливость мук большинства. Его сразу же броси¬
ли в океан социального антагонизма — ежедневно поручали дела, вскрывавшие ма¬
лопривлекательный социальный разрез американского общества. Издалека мы
можем только представить основные линии процесса внутреннего жизненно-фи¬
лософского созревания Франклина Рузвельта. На каком-то этапе казалось, что он
удовлетворен «малой» судьбой, карьерой рядового адвоката. Он работал без осо¬
бого энтузиазма, но особо на судьбу не роптал. В конечном счете, как это проис¬
ходит всегда и везде, воспротивился характер. Обнаружившие себя жизненные си¬
лы, нерастраченный энтузиазм молодого адвоката искали выход и оказались
направленными на анализ главной линии развития американского общества. Талант
Рузвельта сказался в том, что он не потерялся в толпе, прячась за чужие спины,
а постарался внять правилам и законам окружающего мира, надеясь при этом на
его улучшение.
Примерно год продолжалась эта учеба, состоявшая прежде всего в тяжбе с мел¬
кими клиентами. Однажды ему в качестве адвоката противостоял прежний сокурс¬
ник по Гарварду, защищавший небогатую женщину от представлявшего крупную
корпорацию клиента. Иск заключался в 18 долларах, но бедный адвокат запраши¬
вал значительно больше — речь шла и о его выживании тоже. Мать однокашни¬
ка поделилась с Рузвельтом жизненными бедами сына, и Франклин оставил за¬
писку, соглашаясь с истцом, и чек от собственного имени на 150 долларов.
Годичное ознакомление с прозой жизни завершилось переводом Франкли¬
на в более высокое подразделение фирмы, связанное с морскими перевозками.
Все очарование моря, однако, замирало в сухом законоведческом крючкотвор-
честве, и Рузвельт стал заметно тяготиться своим ремеслом. Теперь уже всегдаш¬
няя маска вежливости зачастую не могла скрыть его разочарования: карьера ад¬
воката перестала казаться ему светлым жизненным путем. Окружающие
продолжали признавать его достоинства и пророчили судьбу преуспевающего ад¬
воката, но сам он уже не был уверен, что хочет этого. Его тщеславие еще неко¬
торое время тешили самые фешенебельные клубы Нью-Йорка — кникербоке-
ры, яхт-клуб, гольф-клуб, Университетский клуб, но взгляд его становился все
более отсутствующим. Неслыханное дело — он начал опыты над растениями в Спринг-
вуде, проявил себя в местном приходе епископальной церкви. При этом следу¬
ет сказать, что легкость его манер сбивала с толку — его продолжали считать лег¬
ковесом и в отношении характера. Никто не подозревал о бурлящей лаве
самолюбия.
32

Семья молодого адвоката росла с естественной скоростью: 1906 — дочь Ан¬
на-Элеонора; 1907 — сын Джеймс; 1909 — Франклин-младший (умер в младен¬
честве); 1910 — сын Эллиот; 1914 — сын Франклин-младший; 1916 — сын Джон.
Следуя примеру отца, Рузвельт возложил дело воспитания своих детей на плечи
супруги. («Правильная позиция отца в деле воспитания детей,— писал в свое вре¬
мя Джеймс Рузвельт,— руки прочь».) Череда английских нянь проследовала че¬
рез семью Рузвельтов. Дети наследовали привлекательные внешние черты свое¬
го рода. Белокурая Анна была (и осталась на всю жизнь) любимицей отца. Судя
по хору воспоминаний, дети любили своего вечно исчезающего родителя, чего
нельзя сказать об их отношении к строгой матери и жестоким английским воспи¬
тательницам. Нет никаких сомнений, что на Элеонору пало тяжелое бремя. Пери¬
одически она впадала в состояние депрессии, становилась молчаливой.
Для Франклина это был самый малоинтересный период жизни, он отдалил¬
ся от жены (обсуждение общих проблем становилось все более редким), от пяте¬
рых детей и одиннадцати слуг. Даже дети замечали, что отец старался не «обра¬
щаться к вопросам, сулящим неприятности». Чувствительность, которая отличала
Рузвельта-политика, на данном этапе вовсе не являлась отличительной чертой
Рузвельта-семьянина. Его теплые чувства к жене и детям были неподдельны,
но столь же неподдельно было его желание вырваться из скуки семейной обыден¬
ности. Франклин словно очерствел, часто не видя нужды в физической и эмоци¬
ональной поддержке оказавшейся едва ли не в одиночестве жены. Сохранить при¬
вязанность окружающих в этих обстоятельствах помогала Рузвельту удивительная
(многими осуждаемая) склонность не идти в крестовый поход, а скорее соглашать¬
ся с окружающими. Эта тактика стала едва ли не наиболее характерной чертой его
личности. Он буквально разоружал собеседника спонтанной готовностью согласить¬
ся с самой неожиданной точкой зрения, а иногда даже сразу с двумя противопо¬
ложными мнениями. Потерял ли он этические, моральные, политические ориенти¬
ры? Легковесное добродушие сбивало окружающих с толку, они не видели
в приятном молодом человеке глубины.

Глава вторая
mo стопам теодот [ртагвЕЖГА
Теодор Рузвельт умел привлечь внимание
своих граждан и заставить их думать. Он
знал, как поставить трудные вопросы немного
раньше, чем они станут очевидными для других.
Он знал, как сделать поиск этих ответов
волнующим, как поразить страну заворажива¬
ющими ее дебатами, как вывести людей за
рамки их личных интересов в направлении более
широкого взгляда на общее благосостояние.
Элтинг Морисон, 1978
Бюрократия — не место для роста героев.
Дж. Макгрегор Бернс, 1958
се забавные истории о том, как его завлекли в политику, с удовольствием
рассказываемые Франклином Рузвельтом, не должны скрывать от нас глав¬
ного обстоятельства: перед ним сияла звезда Теодора Рузвельта и моло¬
дой человек, так умело прятавший свое честолюбие, не мог не видеть этого маня¬
щего света. Тем более, что дядя Тэд охотно приглашал своих родственников
окунуться в кипение политической жизни. Один из ближайших друзей Франкли¬
на вспоминает, как уставший от мелочных юридических коллизий Рузвельт сказал
ему с подкупающей искренностью, что «не собирается вечно заниматься юриди¬
ческой практикой, он намеревается выставить свою кандидатуру на выборную
должность при первой же возможности, и единственное, кем бы он хотел на самом
деле быть (и он думает, что у него есть шанс) — президентом».
Для молодого, ничем не проявлявшего себя адвоката это была большая амби¬
ция. Траекторию уже прочертил Теодор Рузвельт: следует получить место в легис¬
латуре штата, стать заместителем военно-морского министра и добиться избрания
губернатором штата Нью-Йорк. «Любой, кто является губернатором Нью-Йор¬
ка, имеет хорошие шансы стать президентом.» Коллега-адвокат вспоминает, что
никто из слушавших откровенное изложение планов Франклина Рузвельта не по¬
пытался высмеять их: «Они казались достойными и искренними и, более того, пол¬
ностью резонными». Значит, было нечто в молодом Рузвельте, заставлявшее за¬
думаться даже скептиков.
Отношение к ТР стало у Франклина чем-то вроде культа. Ф. Перкинс, бу¬
дущий министр труда в кабинете Рузвельта, вспоминает, как во время первой ее
34

встречи с Франклином кто-то из присутствовавших без особого почтения отозвал¬
ся о «прогрессивных» идеях президента Рузвельта. «Высокий молодой человек по
фамилии Рузвельт (я не расслышала его имени при знакомстве) выступил со стра¬
стной защитой Теодора Рузвельта.» Франклин несколько раз посещал Белый
дом, видел президента у многочисленных родственников. Любимой историей, ко¬
торую Франклин рассказывал о дяде Теодоре, была следующая. Президент, воз¬
бужденно расхаживая перед камином Белого дома, яростно обличал конгрессме¬
нов, которые блокировали билль об охране природы, поскольку не видели в нем выгоды
для своих округов. «О, если бы я мог стать спикером палаты представителей хо¬
тя бы на десять минут!» — Я спросил, каким был бы ход его действий в этом слу¬
чае, и он ответил: «Я провел бы через конгресс поправку к конституции, обязы¬
вающую каждого претендента на место в палате представителей или в сенате
подписать обязательство проехать по всем штатам страны и хотя бы один раз по¬
сетить заграницу».
Далеким эхом прозвучат через тридцать лет слова Франклина Рузвельта, что
«конституцию следует рассматривать не как ограничивающий бандаж, а как ин¬
струмент, созданный для охраны здорового роста нации». Пока же Франклин Руз¬
вельт с огорчением воспринял очевидную ошибку Теодора Рузвельта, пообещав¬
шего (необдуманно) не баллотироваться на новый срок и отбывшего в марте
предвыборного 1909 года охотиться на львов в Африке. Финансовый магнат
Дж.П.Морган выразил надежду всего Уолл-стрита, что львы выполнят свой долг.
А в ушах Франклина звучало напутствие дяди Теодора: величайшая задача поли¬
тического лидера — просвещать народ. Пример этого страстного человека был ед¬
ва ли не решающим для проявления амбиций целой когорты молодых людей, сре¬
ди которых был и Франклин Рузвельт.
Политика
Завершив рутинные (связанные с его земельным участком) бумажные дела
с прокурором округа Датчес, бывшим одновременно и видным представителем де¬
мократической партии в штате, Джоном Маком, Франклин Рузвельт довольно не¬
ожиданно спросил политика о ситуации в округе. Стояла весна 1910 года, и поли¬
тические позиции демократов в округе требовали обновления. Прежний
представитель округа Датчес в законодательном собрании штата Нью-Йорк ис¬
черпал свой политический потенциал. Прозвучал вопрос: не желает ли Франклин
попробовать себя? Дважды такую просьбу повторять не было нужды. Молодой Руз¬
вельт уже принял для себя решение. Большинство его соседей голосовали за рес¬
публиканцев, но отец Рузвельта был убежденным демократом, и упомянутый
Мак знал это. Демократам, в конечном счете, была необходима поддержка части
35

благополучной северной половины штата Нью-Йорк, некоторые бедные демо¬
кратические функционеры рассчитывали на деньги богачей, чьи имения распола¬
гались по берегам Гудзона.
Но, дав боссам демократической партии согласие баллотироваться, Франк¬
лин Рузвельт сказал: «Я принимаю номинацию с чувством абсолютной независи¬
мости. Я никому ничего не обещал; на меня не оказывают воздействия никакие осо¬
бые интересы, таким я и останусь». Он пообещал бороться за хорошее правительство
и попросил помощь у «независимо мыслящих избирателей».
Новая страсть Франклина, как и следовало ожидать, не понравилась семье.
Сара Рузвельт всячески убеждала сына не опускаться до «базарного дела поли¬
тики», а Элеонора, беременная очередным ребенком, вообще была глуха к ново¬
му увлечению мужа. Ситуацию мог разрешить лишь главный авторитет в большом
клане Рузвельтов — дядя Теодор, возвратившийся из Африки со шкурами львов,
на которых так рассчитывал Уолл-стрит. Суждение старшего Рузвельта было ше¬
девром прямолинейности: «Франклин должен войти в политику без малейшего вни¬
мания к тому, что я сказал и чего не сказал. Он замечательный парень с единст¬
венным недостатком — не республиканец».
Общими у обоих Рузвельтов были два качества — они отдавались делу со стра¬
стью и при этом всеми способами стремились сохранить свою независимость.
Преодолев домашние препоны, молодой Рузвельт обратился к публике. Первая в
жизни Франклина Рузвельта встреча с избирателями произошла в августе 1910 го¬
да. «Публика пила пиво, а я выступил со своей первой речью.» Называйте меня
Франклином,— обращался молодой Рузвельт к каждому потенциальному изби¬
рателю. Кому-то Рузвельт понравился. Многие из политических противников по¬
лагали, что Рузвельт крушит сам себя — его щегольская одежда и изысканный ак¬
цент отпугнут серую массу избирателей, большинство среди которых составляли
загрубевшие на ветру фермеры. Местная газета с удовольствием делала ошибки в
написании его имени. Собственная демократическая пресса называла его странной
случайной личностью.
Первая кампания
И было отчего так думать. Франклин Рузвельт начал первую в своей жизни
избирательную кампанию на специально взятом в аренду новом «максвелле» яр¬
ко-красного цвета. Даже его сторонники предупреждали, что машина распугает фер¬
мерский скот. Но автомобиль имел и преимущества. Молодой Рузвельт объездил
почти всех дальних потенциальных избирателей, а в это время его люди в неболь¬
ших городах работали, не смежая глаз. Весь округ оказался охваченным внимани¬
ем за двадцать восемь дней непрерывных молодых усилий. «Когда мы встречали
36

всадника или группу людей, мы останавливались.» На грязных дорогах было про¬
терто множество шин, вспоминает ФДР, машина с открытым верхом тормозила у
всех магазинов и пивных. Самая простая форма агитации — покупка пива для всей
честной компании. В итоге две тысячи миль превратили новенький «максвелл» в
развалюху, но остановить Рузвельта было невозможно. В этом убедились послед¬
ние скептики, когда он, упав из автомобиля, с трудом встал и немедленно начал за¬
готовленную речь. Однажды по ошибке Рузвельт стал агитировать не имеющих к
его избранию отношения жителей соседнего штата Коннектикут.
Высокомерие сводило на нет любые шансы. Оставалась одна надежда — ид¬
ти в народ. Обращение «Друзья мои» стало заглавной нотой кампании. Пенсне бы¬
ло снято, чтобы не пугать неучей. Элеонора: «Он говорил медленно, с долгими па¬
узами, и казалось, что он никогда не закончит свою речь». Форма важна, но где
же суть? Три идеи звучали повсюду: честность, бережливость в отношении денег
налогоплательщиков, эффективность. Вначале все в нем было деревянным, но по¬
степенно выработалась гибкость. Патриотические мотивы использовались полно¬
стью. Размахивать американским флагом — обязательная процедура, при этом под¬
черкивалось, что этот же флаг развевался над восставшими колонистами при
Лексингтоне и над армией Шермана в ее знаменитом броске через Джорджию к
морю. Команде Рузвельта нравилось выступать перед детьми — на юных зрите¬
лей молодая энергия действовала неотразимо. Но в этом случае можно было по¬
лагаться лишь на пропагандистские листовки, которые дети принесут домой.
Рузвельт еще не знал, что не следует называть политического противника по
имени, но у него уже появились обороты, которыми он позже будет пользоваться
всегда. Например: «Я не знаю, представляет ли Шлоссер (его политический про¬
тивник.— А.У) неких боссов или только Шлоссера, но я точно знаю, что он не
представляет меня и не представляет вас».
Хорошая физическая форма сыграла свою роль — десять речей в день ста¬
ли нормой. Со временем пришел опыт учитывать характер аудитории. Обычная
его речь звучала примерно так: «Великий путешественник Гумбольдт однажды ска¬
зал: «Вы можете судить о характере жильцов дома по тому, как этот дом выгля¬
дит». То же можно сказать о поселках — и я думаю, что могу с полным основа¬
нием сказать, что из всех деревень графства Датчес — а я посетил почти все —
ваша выглядит лучше всех». Рузвельт обличал боссов политики и бизнеса, обе¬
щал честное управление, защиту интересов фермеров, отказ от протекционистско¬
го тарифа Пейна Олдриджа (повысившего цены на необходимые фермерам им¬
портные товары). Всегда присутствовало упоминание о родстве с Тэдом Рузвельтом,
причем самым успешным приемом было сказать: «Я не Тэдди». Более длинный
успешный прием: «Маленький парикмахер сказал мне вчера, что он знает, что я
не Тэдди. Я спросил его: «Почему?» И он ответил: «Потому что вы не показы¬
ваете своих зубов».
37

При этом нужно помнить, как молод был еще и сам экс-президент Тэдди —
пятьдесят два года в описываемое время. Даже писать мемуары было еще рано. Вер¬
нувшись в политику с лозунгом «Новый национализм», с идеей большого прави¬
тельства, сдерживающего могущество монополий, Теодор Рузвельт объективно
начал раскалывать ряды республиканцев. Его имя было у всех на устах — благо¬
приятное для Франклина обстоятельство. Фермерам-республиканцам Франклин го¬
ворил, что они проданы республиканскими боссами в Олбени и Вашингтоне, что луч¬
шим способом помочь мятежному Теодору было бы проголосовать за демократов.
Республиканцы воспринимали компанию, разъезжающую на красном «макс¬
велле», как бродячий цирк. Самообман действовал до тех пор, пока самые отъяв¬
ленные скептики не начали осознавать, что «главный клоун» вопреки всему приоб¬
ретает популярность. Немед ленно последовала контратака республиканцев: претендент
не живет в округе, а владеет домом в Нью-Йорке; он вовсе не близок Теодору Руз¬
вельту, а служит в противостоящей ему уолл-стритской фирме. Не поздно ли спо¬
хватились республиканцы? Франклин Рузвельт уже успел заработать политичес¬
кий капитал, закончив предвыборную кампанию в Гайд-Парке напоминанием о
демократических убеждениях своего отца. В дождливый день (хороший знак для
демократов — республиканские фермеры не пойдут ради гражданского долга ме¬
сить грязь) Рузвельт проголосовал в Таун-холле Гайд-Парка и возвратился в
Спрингвуд. Он был полон веры в благосклонность судьбы.
И она не подвела. В округе Датчес Франклин Рузвельт победил республикан¬
ца Шлоссера даже среди фермеров. На уровне штата победа была как бы поделе¬
на поровну: республиканец Джон Дикс стал губернатором, а демократы впервые за
двадцать лет возобладали в обеих палатах законодательного собрания штата Нью-
Йорк. На национальной же арене восходила звезда избранного губернатором шта¬
та Нью-Джерси президента Принстонского университета Вудро Вильсона.
Случайно ли выиграл Франклин Рузвельт ? Едва ли можно ответить поло¬
жительно на этот вопрос, учитывая огромную предвыборную работу, его энергию
и неимитируемую страсть. Да, удача помогла, но она помогает — в этом убедил¬
ся Рузвельт — лишь тем, кто выкладывается сполна.
★ ★ ★
В Олбени, столице штата Нью-Йорк, не могли не заметить «пришествия вто¬
рого Рузвельта». На той самой политической сцене, где Теодор Рузвельт блистал
за тридцать лет до него, Франклин намеревался не проиграть в сравнении.
Да, фамилия, несомненно, выводила Франклина из тьмы неизвестности, от¬
куда тщетно пытаются выбиться законодатели-новички. Его личное состояние
также благоприятствовало подъему. Получавшие всего лишь полторы тысячи дол-
38

ларов за сессию члены законодательного собрания не могли позволить себе зако¬
нодательного ничегонеделания. Рузвельт же, хотя и покинул адвокатскую фирму
«Картер, Ледьярд и Милберн», смог снять трехэтажный особняк в доме 248 по
Стейт-стрит. Семья плюс трое слуг (не считая нянь) переехала в Олбени. Фран¬
клин Рузвельт решил быть серьезным законодателем — влиятельные в Олбени вы¬
ходцы из голландских семей согласно кивали головами.
Журналисты представили читающей публике портрет высокого, хорошо оде¬
того аристократа с позолоченным пенсне. В «Нью-Йорк тайме» за 4 февраля
1911 года появилось описание дебюта: «Франклин Д. Рузвельт легко вошел в по¬
мещение сената в день открытия сессии. Непринужденно опустился в кожаное крес¬
ло под номером 26... Смотревшие на новопришельца увидели молодого человека
с лицом римского патриция, сияющего здоровьем... Ему менее тридцати. Он вы¬
сок и строен. С его симпатичным лицом и формами, выдающими упругую силу, он
мог бы сделать карьеру на сцене».
Не все в зале были столь великодушны и благодушны. Один из боссов демо¬
кратической партии Тим Салливэн заметил, что «этот парень, видимо, сделает нам
то, что полковник (Теодор Рузвельт.— АУ.) собирается сделать с республикан¬
ской партией — расколет ее».
В общем и целом столица крупнейшего американского штата Олбени пережи¬
вала своего рода революцию. После двадцатилетнего господства республиканцев
к власти вернулись демократы — весьма пестрый конгломерат: с одной стороны,
ставленники господствующей в Нью-Йорке организации демократов — Тамма-
ни-Холла, последователи Кливленда, с другой — сторонники реформ, прогресси¬
сты. Губернатор Дикс рассчитывал на Рузвельта как на преемника своего отца Джейм¬
са Рузвельта, в свое время энергично поддерживавшего президента-демократа
Кливленда.
Боссизм
У господствующего крыла демократов уже сложилось представление об оп¬
тимальной расстановке сил внутри демократической фракции. Босс демократов в
штате Нью-Йорк Ч.Мэрфи прочил на место лидера своей партии в верхней пала¬
те — сенате Р.Вагнера. А.Смит стал лидером демократов в нижней палате — па¬
лате представителей. Одной из главных задач Мэрфи было избрание своего чело¬
века — У.Шихана — в сенат США (поскольку срок пребывания в Вашингтоне
сенатора Чонси Депью истекал в марте 1911 года).
В политике, как и в жизни, первый и, может быть, важнейший выбор — со¬
бираешься ли ты становится верным помощником или ты еретик по натуре. Фран¬
клин Рузвельт очень быстро обнаружил, что не способен быть политическим лаке-
39

ем. Отныне противостояние стало лишь вопросом времени. Первое свое несогласие
с боссом Мэрфи было продемонстрировано тогда, когда вместо поддержки Шиха¬
на, кандидатуры Мэрфи, Рузвельт встал на сторону бывшего мэра Бруклина
Э.Шепарда, «наиболее компетентного (как записал (©.Рузвельт в дневнике) из всех
претендентов». Вместе с молодыми прогрессистами он выступил за прямые выбо¬
ры сенаторов, что сразу же подорвало бы мощь закулисной мафии. Есть, конечно,
много объяснений «восстания Рузвельта», но главное — в его характере и воспи¬
тании. Подспудно в нем зрела ярость: он не хотел прожить жизнь марионеткой. К
тому же умом и сердцем Рузвельт понимал, что любая карьера возможна лишь в слу¬
чае успешного восстания. Стать винтиком машины означало для молодого полити¬
ка публичную смерть. Несомненно, перед Франклином Рузвельтом маячил призрак
дяди-бунтаря, перевернувшего многое в американской политике.
Незабываемым эпизодом в жизни Рузвельта стали конкретные обстоятель¬
ства. Когда демократы начали собираться в помещении ассамблеи штата для го¬
лосования по кандидатуре сенатора, они достаточно быстро обнаружили отсутст¬
вие кворума. Восставшая часть демократов решила собраться в номере соседнего
отеля. Франклин пришел в этот номер первым и в течение мучительных десяти ми¬
нут мысленно оплакивал свою судьбу — единственного инсургента. Но подошли
еще восемнадцать сенаторов штата, и Рузвельту вручили бразды правления. Об¬
струкция рузвельтовской фракции привела к тому, что У.Шихану не хватило де¬
сяти голосов для избрания в сенат США. Имя Рузвельта попало во все заголов¬
ки газет штата. Тупиковая ситуация длилась десять недель. Нужно сказать, что боссы
демократов не сразу осознали серьезность оппозиции. Они все еще изображали Руз¬
вельта «университетским козленком», «бычком, у которого еще мокро за ушами».
Дошло до подозрений, что он — тайное орудие Теодора Рузвельта, вознамерив¬
шегося расколоть демократическую партию. Противостояние впервые проявило за¬
видную черту характера Франклина Рузвельта — борьба его воодушевляла.
Именно тогда он сказал репортёру примечательные слова: «Ничто я не люблю боль¬
ше хорошей драки».
Чем дольше д лилось противостояние, тем большую национальную известность
обретал молодой Рузвельт. Выбор он обозначил жестко: честная политическая борь¬
ба или сговор боссов. Все это приобретало значимость общенационального очище¬
ния: в соседнем штате Нью-Джерси новый лидер демократов Вудро Вильсон вел
борьбу с местным вождем демократов старого закала Джеймсом Смитом. Рузвель¬
ту сообщили, что Вудро Вильсон в курсе нью-йоркского противостояния и готов
поддержать соратника. Моральная помощь шла и из другого лагеря — семейно¬
го. Теодор Рузвельт прислал из своего поместья Сагамор-Хилл записку: «Мы гор¬
димся тобой. %ачи. Наилучшие пожелания Элеоноре». Газеты уже писали о скла¬
дывающейся династии. Характерно, что Элеонора Рузвельт впервые приобщилась
к горькому вину политики. Она видела, как делается эта политика: основные со-
40

вещания происходили в ее доме, и впервые испытанное чувство драмы ее заинте¬
ресовало.
УШихан не был простаком, ему наскучила осада, и он решил провести провер¬
ку боем, явившись с женой к Рузвельтам в их дом на Стейт-стрит. Элеонора вспо¬
минает, как она беседовала с женой претендента в сенаторы, зная, что за дверью, сре¬
ди мужского многоголосья, решается судьба противостояния. Наконец оба политика
вышли к дамам с довольно угрюмым видом. На вопрос жены, достигли ли они со¬
гласия, Франклин ответил: «Конечно же, нет». В последней попытке загасить враж¬
ду вожди демократов пригрозили демократам-раскольникам лишить их всяких шан¬
сов на политическую карьеру. Драма граничила с фарсом. Один из противостоящих
Шихану демократов прочел вечером в газете, что «восемь инсургентов убиты», и со¬
брался бежать в Канаду, обнаружив лишь в последний момент, что в газетной ста¬
тье речь шла не о штате Нью-Йорк, а о Мексике, где началась революция.
Рузвельт (в этом сказалась его интуиция) понял, что получившая нацио¬
нальное освещение битва представляет для него настоящую золотую жилу. На ви¬
ду у всей нации он начал дело, которое было обречено стать популярным,— очи¬
щение Америки от авгиевых конюшен боссизма. Нью-йоркский Таммани-Холл,
штаб политических рэкетиров, был притчей во языцах и, в конечном счете, позо¬
ром штата. Противостоя ему, молодой политик возглавил очистительную волну и
на гребне этой волны мог рассчитывать на новые вершины.
Противостояние с партийными боссами окончилось 31 марта 1911 года выдви¬
жением компромиссного кандидата. Не впадая в подробности этого весьма скольз¬
кого дела, скажем, что, не достигнув и тридцати лет, Франклин Рузвельт получил
известность в самом населенном и могущественном штате страны. А лично для Руз¬
вельта, по его словам, эта политическая битва означала ускоренный курс американ¬
ской политики в ее практическом измерении. Он увидел интриги и жестокое столк¬
новение амбиций, определил для себя роль прессы, обозначил пределы
внутрипартийного противостояния. Узнал цену твердости и компромисса. Увидел,
как можно обратить поражение в победу. Отступив перед Мэрфи, по существу, он
тем самым громогласно объявил, что система политического боссизма не оправит¬
ся от нанесенного удара. Вопреки всему Рузвельт объявил о финале как о своей лич¬
ной победе.
Всякий, претендующий на большее, встречает противодействие. Не счесть не¬
лестных описаний молодого и самонадеянного игрока от политики, каким изобра¬
жали Рузвельта политические противники (а союзников у него тогда было мало).
Сблизившаяся с ним позже Ф. Перкинс на данном этапе разделяла точку зрения
большинства: «Я хорошо помню его работающим в сенате. Высокий и худощавый,
очень активный и алертный, он быстро перемещался по этажу, бродил по залам за¬
седаний комитетов, редко разговаривал с коллегами, стремящимися избежать
встречи с ним. Он не обладал особым шармом (это придет позднее). Всегда серь-
41

езен, смеялся редко , отталкивающая привычка высокомерно отбрасывать голову
назад, да еще пенсне и большой рост — все это придавало ему образ верхогляда,
сверху вниз смотрящего на людей... У него было юношеское желание преодолеть
смущение, бросались в глаза черты самоуверенности и глухоты к надеждам, стра¬
хам и мечтам большинства людей». Как бы заочно защищая мужа, Элеонора пи¬
сала об исходящей от неопытности неуверенности и застенчивости, а не о дефици¬
те человеческой теплоты.
Один из биографов Рузвельта назовет своего героя «лев и лисица»: в первой
же политической схватке своей долгой карьеры он проявил и смелость и хитрость.
Обстоятельства «дела Шихана» быстро ушли на дно забвения, но то, что Рузвельт
схватился с боссами Таммани-Холла, узурпировавшими власть в демократической
партии, запомнилось многим. За Гудзоном, в соседнем Нью-Джерси, с идеями очи¬
щения демократической партии выступил сухощавый, собранный, хладнокров¬
ный, твердый и уверенный в себе профессор Вудро Вильсон. Два соседних штата
дали двух политиков, чьи идеи и кипучая деятельность определили судьбу Соеди¬
ненных Штатов в XX веке.
Вильсон
Первое упоминание профессора Вудро Вильсона о Франклине Рузвельте
мы встречаем в беседе губернатора Нью-Джерси с лидером пенсильванских демо¬
кратов Дж.Гаффи. На слова Гаффи, что все Рузвельты принадлежат республикан¬
ской партии, Вильсон ответил, что «этот Рузвельт» происходит из демократиче¬
ского крыла большой семьи, «он — самый симпатичный молодой гигант, которого
я когда-либо видел». Впервые они встретились в конце 1911 года. Рузвельт при¬
был в столицу Нью-Джерси город Трентон, чтобы самому убедиться, что у демо¬
кратической партии появился лидер национального масштаба. Убедиться, что уни¬
верситеты рождают не только теоретиков, что будущее демократической партии за
прогрессизмом. Хрупкое телосложение, суровый взгляд и профессорские очки
недолго скрывали суть — перед ним был политический борец высших достоинств.
Два политика несколько часов обсуждали будущее своей партии и возможности вы¬
движения Вильсона в президенты на предстоящем в июне конвенте демократиче¬
ской партии в Балтиморе. Завороженный талантом Вильсона Рузвельт проводил
губернатора из Трентона в университетский Принстон. С этих пор и до смерти Виль¬
сона Франклин Рузвельт был поклонником первого в американской истории по¬
сле Томаса Джефферсона политика-интеллектуала.
Природа редко создает такие противоположности. Насмешливый, подвиж¬
ный, склонный к шутке Рузвельт смотрел в жесткое лицо Вильсона, на его резко
выдвинутый вперед подбородок, серо-голубые всевидящие глаза, на воплощение
42

серьезной и умной уверенности. До сих пор политическим идолом Франклина
Рузвельта был «вечно молодой» мастер политического вызова, обладатель не¬
укротимой жизненной силы Теодор Рузвельт. Впервые этот алтарь пошатнулся. Мо¬
лодой Рузвельт увидел будущее в другом человеке, на двадцать шесть лет старше
его, сидящем напротив в поезде, направляющемся в Принстон. На этот раз Фран¬
клин Рузвельт столкнулся с явлением не эмоционального, а сугубо интеллектуаль¬
ного плана. Возможно, лучше других объяснила различие двух величайших поли¬
тических звезд Америки Элеонора Рузвельт: ее мужа интересовали люди, сплетение
эмоций и битва воль, человеческий аспект. Вильсона интересовал не только общий
политико-цивилизационный процесс, его возбуждали большие идеи, смыслом по¬
литической жизни для него была реализация политических идеалов.
Объясняя позднее свой безоговорочный переход под знамена Вильсона,
Ф.Рузвельт определил принстонского лидера как вождя движения, «направлен¬
ного на изменение условий, которые американский народ более не намерен был тер¬
петь». Вильсон «остро ощущал прискорбные социальные условия существования
большинства рабочих» и готов бы сражаться «за улучшение обстоятельств жизни
своего народа». Рузвельт сразу же, не раздумывая, встал на вильсоновские пози¬
ции по вопросам внешних тарифов, антитрестовского законодательства, охраны ес¬
тественных богатств страны. Он пообещал бывшему принстонскому профессору
полную поддержку в процессе номинации на пост президента. Следует учесть, что
обеспечить поддержку всех нью-йоркских демократов было не так-то просто: бос¬
сы типа Мэрфи просто ненавидели принстонского профессора — своего мораль¬
но-интеллектуального антипода.
Личное в данном случае для Рузвельта было связано с общественным. Он до¬
статочно отчетливо понимал, что партийная машина демократов в Нью-Йорке не по¬
терпит одиночек вроде Рузвельта позже срока, истекавшего в 1912 году. Единствен¬
ным способом избежать мертвящего пресса партии был выход на более высокую,
общенациональную арену. В этом смысле только победа Вильсона давала Франкли¬
ну Рузвельту шанс на политическое выживание, и он приложил все силы для избра¬
ния нового общепартийного лидера, для изменения характера своей партии.
Обращение в прогрессизм сказалось на Ф.Рузвельте незамедлительно. Он
внес в ассамблею штата Нью-Йорк резолюцию о поддержке конституционной по¬
правки, предполагающей прямые выборы в сенат США, систему прямых перво¬
начальных выборов — «праймериз» (это было бы ударом по системе принятия ре¬
шений «в душно накуренных комнатах», т.е. по системе боссизма). И эта резолюция
была принята.
Тем временем эпоха Астора, Рокфеллера и Моргана уходила. Приходила
эра пригородов и олицетворенной в виде дома и автомобиля американской мечты.
Неконтролируемое насилие монополий было уже невозможно. Страну следовало
вывести из джунглей ничем не сдерживаемого капиталистического разгула. Сле-
43

дуя за Вильсоном в яростном национальном самоочищении, молодой Рузвельт стал
участником движения, именуемого в США прогрессизмом, которое было полити¬
ческой доктриной нарождающегося и занимающего все более важные позиции
среднего класса американского общества. Конвейер Форда, выпуская автомоби¬
ли уже сотнями тысяч, повышал мобильность населения и ускорял формирование
класса зажиточных горожан, устремившихся в пригороды, увеличивал возможно¬
сти немногих богатеющих фермеров. Сознательно или бессознательно Франклин
Рузвельт встал на защиту этого укрепляющего свои позиции, недовольного нагло¬
стью боссов класса. А лидером движения выступил профессор-губернатор-прези-
дент Вудро Вильсон.
★ ★ ★
Отрешенный или высокомерный, но бродящий по комнатам нью-йоркской ле¬
гислатуры Рузвельт размышлял над возможностями прогрессизма как новой си¬
стемы взглядов, которая помогла бы во всеоружии встретить новый мир, о кото¬
ром они говорили с Вудро Вильсоном. 12 марта 1912 года Рузвельт постарался изложить
свое мировидение, выступая перед так называемым Народным форумом в городе
Троя. Решение главных задач в обществе должно взять на себя государство. Над
экономикой следует установить контроль в интересах большинства населения. Ес¬
ли частная собственность вступает в противоречие с общим благом, ее следует ог¬
раничить: «Конкуренция показала пределы своей полезности, и сегодня мы долж¬
ны думать о кооперации». Кооперация если и не разрешит проблему противоречия
между трудом и капиталом, то поставит пределы высокомерному всевластию де¬
нег, откроет дорогу прогрессивному реформированию.
Заправляющий демократической машиной Нью-Йорка Таммани-Холл поза¬
ботился о том, чтобы Франклин Рузвельт не попал на демократический конвент
1912 года, собравшийся в Балтиморе. Несмотря на все усилия прогрессистов, ока¬
залось, что у губернатора Вильсона мало шансов — он отставал от соперника-мис¬
сурийца Кларка на 188 голосов. Но судьба Вильсона решилась, как это ни удиви¬
тельно, в другом городе и другими людьми. Взбешенный махинациями протафтовской
политической верхушки воротил республиканской партии экс-президент Теодор Руз¬
вельт вскричал библейское «Не укради» и под пение боевых гимнов покинул рес¬
публиканский конвент вместе со своими многочисленными сторонниками. Прак¬
тически на голом месте была создана новая прогрессивная партия, и Теодор
Рузвельт, сообщив, что он «крепок как лось», повел ее в бой: «Мы стоим у пред¬
дверия Армагеддона, и мы бьемся на стороне Бога!». Все это безнадежно раско¬
лоло республиканскую партию.
В сложившихся условиях становилось ясным, что демократы победят, выдви¬
нув любого из двух главных претендентов. Кто из них лучше? Франклин Рузвельт
так ориентировался в раскладе политических сил в стране: «Если демократы не вы-
44

двинут сторонника прогрессивных взглядов, Теодор Рузвельт похитит голоса прогрес¬
сивно настроенных демократов». Чтобы поддержать Вудро Вильсона, он привез в
Балтимор группу в сто пятьдесят человек. Они расположились в Мэнси Билдинге
— прямо напротив отеля Эмерсон, где жили два главных претендента Вильсон и Кларк.
Но это была, так сказать, группа общественной поддержки, права голоса на конвен¬
те она не имела. Крик на галерке мало что значил при подсчете голосов.
Конвент открылся 25 июня 1912 года в огромном здании Арсенала. Двадца¬
титысячное собрание изнывало от летней жары, мужчины закатали рукава руба¬
шек. На галерке, где стояли Франклин и Элеонора, было еще жарче. Но Рузвель¬
ту вся эта климатическая и политическая жара нравились. Снизу один из знакомых
обратил внимание, что Рузвельт «был в веселом настроении, и я думаю, он был са¬
мым привлекательным молодым человеком из всех, кого я видел».
Шла жестокая битва. Рузвельт заметил, что привратники пропускают в Ар¬
сенал лишь людей со значками «За Кларка», и, перехитрив простодушного про¬
тивника, снабдил своих единомышленников именно такими значками. Силы двух
коалиций были примерно равны, и судьба склонилась в пользу Вильсона только по¬
сле сорок шестого голосования. Истощение делегатов было таково, что последо¬
вавшая сразу же номинация вице-президента прошла при первом же голосовании.
Итак, прогрессивное крыло демократической партии возобладало. Франклин те¬
леграфировал не вынесшей напряжения съезда Элеоноре: «Вильсон номинирован
сегодня пополудни. Мои планы неопределенны. Полный триумф». Ставший его бли¬
жайшим другом и главным политическим советником бывший газетчик Луис Хо¬
ув поздравил Франклина телеграммой, начинавшейся словами: «Уважаемый буду¬
щий президент».
(О Хоуве следует сказать отдельно. Одним из главных талантов Рузвельта
был безошибочный выбор способных людей, он видел их возможности едва ли не
сразу. Хоув пришел к нему в тяжелый момент, когда он ввиду болезни физически
не мог бороться за свое переизбрание в легислатуру Нью-Йорка. Хоув понял его
с полуслова и организовал эффективную борьбу посредством посылки писем, дек¬
лараций — всех видов непрямого участия. И Рузвельт был переизбран. Отныне
они были неразлучны.)
Удача никогда не одинока — в эти же дни семья Рузвельта въехала в Гайд-Пар¬
ке в новый большой дом (тридцать пять комнат). После жаркого лета Рузвельт как
бы заново познакомился со своими детьми. И все же ничто не могло отвлечь моло¬
дого политика от главного: следовало ожидать осени, битвы Вильсона на двух
фронтах — с республиканцами и прогрессивной партией Теодора Рузвельта.
Теодор Рузвельт сразу же обошел Уильяма Тафта (действующего президен¬
та и официального претендента на новый срок от республиканской партии). Стано¬
вилось очевидным, что главная битва развернется между ним и Вудро Вильсоном.
Судья Уильям Брендайс посоветовал демократическому кандидату сделать ключе-
45

вой проблемой кампании обличение трестов, и Вильсон атаковал Т.Рузвельта с его
«новым национализмом» как защитника монополий. Большой бизнес, возвещал гу¬
бернатор Нью-Джерси, стоит на пути прогресса нации и должен быть отодвинут с
ее исторической дороги. Свою программу Вильсон назвал «Новой свободой»: «Я
утверждаю это без оговорок, и каждый прогрессивно мыслящий человек фактиче¬
ски обязан разделить эту позицию — частные монополии нетерпимы и их не сле¬
дует защищать». Теодор Рузвельт не привык оставлять вызов без ответа, он стал
отстаивать «свой прогрессизм как более прогрессивный», но посредине предвыбор¬
ной кампании политический фанатик выстрелил ему в грудь. Рузвельта спас текст
длинной речи, страницы которой задержали движение пули, достигшей ребер. «Не
трогайте этого человека»,— закричал раненый оратор и, несмотря на кровь, про¬
должал произносить свою речь. Только завершив ее, он отправился в госпиталь.
Франклин Рузвельт сравнивал двух политических героев своего времени:
«Теодору Рузвельту не хватало обращенности Вудро Вильсона к фундаменталь¬
ным вопросам, и он не умел возбудить, как это делал Вильсон, подлинно глубокие
моральные и социальные убеждения. Вильсон со своей стороны не мог так, как Те¬
одор Рузвельт, возбуждать в людях энтузиазм по поводу отдельных конкретных
событий».
Сочувствие к раненому претенденту не компенсировало пропущенной финаль¬
ной стадии. Вильсон получил 6,3 миллиона голосов, ТРузвельт — 4,1 миллиона,
президент Тафт — 3,5 миллиона. Ясно, что лишь раскол республиканцев позво¬
лил Вильсону опередить всех на дороге в Белый дом. Ясно также, что прогрессизм
стал силой общенационального масштаба, если даже такая индивидуальность, как
Теодор Рузвельт, попытался сыграть на нем.
В штате Нью-Йорк демократы снова возобладали в обеих палатах, и Фран¬
клин получил пост председателя комитета по сельскому хозяйству. А далее судь¬
бе было угодно сделать счастливый поворот. На пути в Вашингтон (чтобы присут¬
ствовать на инаугурации Вудро Вильсона) Франклин встретил только что
назначенного министром финансов Уильяма Макаду, и тот предложил ему на вы¬
бор несколько федеральных должностей. В утро инаугурации новый военно-мор¬
ской министр Дж. Дэниэлс, с которым они познакомились на конвенте демокра¬
тической партии, предложил ему быть своим заместителем. От такого предложения
отказаться было невозможно — дядя Тэд Рузвельт шел в Белый дом именно
этим путем: «Всю мою жизнь я любил корабли и читал все что можно о флоте. Нет
места, которое нравилось бы мне больше, чем пост, который вы предлагаете».
Президент Вильсон задал Дэниэлсу два вопроса: «Насколько хорошо вы зна¬
ете мистера Рузвельта и в какой мере он компетентен?» — «Я встретил его на бал¬
тиморском конвенте, знаю о его борьбе в Олбени, завершившейся избранием ли¬
берала, проголосовавшего за вас. Я знаю, что он знаком с военно-морским флотом
с детства».— «Очень хорошо. Шлите бумагу о назначении». Единственное пре-
46

достережение прозвучало из уст сенатора Элиу Рута: «Вы ведь знаете Рузвель¬
тов. Где бы они ни скакали, они желают скакать в первом ряду». В день восьмой
годовщины своей женитьбы на Элеоноре 17 марта 1913 года Франклин Рузвельт
сел за старый стол Теодора Рузвельта в министерстве военно-морского флота. В
Вашингтоне еще помнили, как Теодор Рузвельт воспользовался отъездом своего
начальника и приказал коммодору Дьюи атаковать испанскую эскадру на рейде Ма¬
нилы. Столь же страшно было оставлять в министерстве младшего Рузвельта. Дя¬
дя Теодор поздравил племянника с занятием еще одного поста, который когда-то
был его. В те времена правительство было относительно небольшим, поэтому да¬
же заместители министров были видными фигурами, и Рузвельт имел возможность
периодически встречаться с президентом. О влиянии личности Вильсона Руз¬
вельт в дальнейшем признавался всегда. Молодого Рузвельта поразили слова
Вильсона о том, что «только единожды в поколение люди поднимаются над мате¬
риальными обстоятельствами. Вот почему консервативные правительства находят¬
ся в седле две трети всего времени».
Вашингтон
Семь с половиной лет, проведенных в министерстве военно-морского флота,
стали хорошей школой для Франклина Рузвельта. Он изнутри увидел, как рабо¬
тает огромный механизм федерального правительства, научился действовать в
беспощадное время военного кризиса, постарался не растерять своего энтузиазма
в рутине будней.
В те годы Америка стояла на историческом переломе. То, что еще 10—12 лет
назад было бы пустым оригинальничанием — идея мировой роли Америки, во вто¬
ром десятилетии XX века становится главенствующей политической философией
когорты деятелей, занявших в годы правления президента Вильсона (с 1912 года)
высоты государственной власти в Вашингтоне. Это было особенное для Америки
время. После череды посредственностей, населявших после Линкольна Белый
дом, к власти в начале века пришел неординарный Теодор Рузвельт, а затем во¬
площающий национальную жажду перемен Вудро Вильсон. Для тридцатилетне¬
го Франклина Рузвельта это были первоклассные учителя. Но удивительнее все¬
го было само время. Шкиперы и лейтенанты маленького военно-морского
министерства Леги, Старк, Хелси, Киммель через три десятилетия станут адми¬
ралами самого большого в мире флота. Рузвельт до последних дней будет просма¬
тривать списки высших офицеров — это всегда будет его вотчиной.
В элиту «мировых политиков» вошли дипломаты, военные, чиновники высо¬
кого ранга, представители бизнеса и университетские теоретики. Их объединяла
идея необходимости использовать феноменальный потенциал Соединенных Шта-
47

тов для энергичного выхода на мировую арену. Более того, стало казаться возмож¬
ным овладение Америкой контрольными позициями на этой арене. Именно в те го¬
ды у Франклина Рузвельта формируется видение мировых политических реалий.
Чтобы вступить в мировую политику, говорит отпрыск знаменитой семьи, Амери¬
ка должна вооружиться на морях: «Мы не можем вести боевые действия с фло¬
том Германии и дредноутами Англии, имея в своем распоряжении лишь канонер¬
ские лодки». Равенство в военно-морских вооружениях с ведущими странами
мира — вот что становится главной темой рассуждений молодого Франклина
Рузвельта. Он выступает за вмешательство в мексиканские дела и за жесткий курс
в отношении Японии.
Частью реализации этой концепции стало строительство громадного военно-
морского флота, чтобы, как определил Ф. Рузвельт, «противник не смог превзой¬
ти нас даже в самой удаленной части мира, нанести вред нашей торговле и разру¬
шить наше влияние повсюду в мире». Каковы пределы видимой в то время
Ф. Рузвельтом сферы влияния Соединенных Штатов? «Наша национальная обо¬
рона должна охватывать все западное полушарие, морские пространства на тыся¬
чи миль от наших границ, должна обеспечивать контроль над Филиппинами и над
теми морями, по которым пролегают наши торговые пути.»
А начало было малообещающим. Американский флот насчитывал 259 кораб¬
лей (среди них 21 линейный корабль), на которых плавали 65 тысяч матросов. Он
стоил американцам в 1913 году 143 миллиона долларов — 20 процентов всех го¬
сударственных расходов. При этом он занимал четвертое место в мире после Бри¬
тании, Германии и Франции. Лишь небольшая его часть была современной. Струк¬
тура флота оставалась неизменной с 1842 года. Теодор Рузвельт пытался создать
некий аналог генерального штаба для флота, но адмиралы саботировали перемены,
ведь изменения могли ограничить их власть, противоречили их опыту, посягали на
престиж.
Шеф Рузвельта, Дэниэлс, был экстравагантным министром по любым стан¬
дартам. Дитя прерий, он был к тому же*и пацифистом (хотя по странному стече¬
нию обстоятельств его и государственного секретаря Уильяма Дженнингса Брай¬
ана считали наиболее агрессивными членами кабинета). Но при этом за внешностью
простого парня скрывался ум, талант и собственные идеи, в чем Франклин Руз¬
вельт убедился довольно быстро. Назначение Дэниэлса было откровенной платой
за политическую поддержку. Сам Рузвельт был сторонником идей капитана Мэ¬
хэна, чьими книгами о значении военно-морской силы он зачитывался уже давно.
В пику пацифисту Брайану Франклин Рузвельт уже в первые дни пребывания в
Вашингтоне объявил, что нация «должна иметь вооружение силы наивысшей эф¬
фективности». Адмиралы быстро раскусили, к кому следует обращаться по про¬
блемам строительства океанского флота; они откровенно ждали, когда Дэниэлс по¬
кинет столицу и бразды правления возьмет этот лихой Рузвельт.
48

Сотрудничая (и соперничая) с Дэниэлсом, Рузвельт узнал Америку Юга и
Запада, Америку маленьких городов, вошел в контакт с представляющими дале¬
кие штаты конгрессменами. Молодой замминистра излучал энергию. При этом он,
конечно, делал ошибки, но старался быстро их исправить, а главное, стремился не
упустить общей картины развития событий. Он учился искусству управлять и ла¬
дить с людьми. Это была трудная наука, но такие люди, как Дэниэлс, были бла¬
гожелательными учителями. С высоты прошедшего времени даже удивительно, как
он терпел всезнающего тридцатилетнего молодого человека.
Военно-морское министерство располагалось в здании, где сейчас размеща¬
ется государственный департамент, и каждому, кто бывал в Вашингтоне, ясно, что
с его этажей виден Белый дом, средоточие федеральной власти. Однажды Дэни¬
элсу принесли фотографию, где они стоят вдвоем с Рузвельтом, и министр спро¬
сил его, отчего у него на фото рот до ушей. Рузвельт ответил, что это результат ста¬
рания выглядеть как можно лучше. «А теперь я скажу тебе почему. Мы стоим на
верху нашего министерства и оба смотрим на Белый дом. Ты, будучи ньюйоркцем,
говоришь себе: «Однажды я буду жить в этом доме». Я же, происходя с Юга, знаю,
что подобные амбиции бессмысленны.» (Рузвельт навсегда сохранил симпатию к
своему оригинальному и терпимому начальнику. Когда он стал президентом, то на¬
значил Дэниэлса послом США в Мексике.)
При всех стараниях, даже после личных встреч, Рузвельту не удалось нала¬
дить тесные отношения с Вудро Вильсоном. Много лет спустя он попытался объ¬
яснить почему. «Президент был убежденным пресвитерианцем и был уверен, что
люди грешны по натуре. Он пришел к выводу, что западная цивилизация пойдет по
пути самоубийства, если, по Божьей милости, достойные люди Запада не вырабо¬
тают золотые правила спасения.» Главным среди этих правил была ответствен¬
ность, а не панибратство. Такой подход был слишком серьезен для молодого поли¬
тика,. не видевшего впереди Армагеддона, не готовившегося к судному дню, а
способного воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств, выдвинувших
его на политический Олимп страны в тот самый момент, когда Америка силою ма¬
териальных обстоятельств приблизилась к рычагам руководства мира.
Стоявший у руля власти Вильсон, безусловно, верил в себя. Он полагал, что
президент должен быть подлинным национальным лидером, способным умом и крас¬
норечием повести за собой страну. При первой же возможности Вильсон обращал¬
ся через головы законодателей к американскому народу, апеллируя к его здраво¬
му смыслу. Впервые после Джефферсона он начал свое правление прямым личным
обращением к конгрессу. Общее настроение страны, возмущенной поведением и
прежде всего безответственностью наглого неприкрытого богатства, ее стремление
осуществлять откровенный политический патронаж помогало Вильсону. Истори¬
ческая приливная волна вела его государственный корабль в желаемом направле¬
нии. Новый политический катехизис, названный Вильсоном «Новой свободой», ма-
49

термализовался созвездием прогрессивных законов. Рузвельт виделся с президен¬
том не так часто, как хотел бы, но почти каждая встреча производила на него впе¬
чатление.
★	★ ★
Вашингтон 1913 года был особенным городом. Окончилась его вековая спяч¬
ка, росли здания, федеральные учреждения приобретали новую, общенациональ¬
ную значимость. Прежнее провинциальное общество столицы превращалось все
больше в космополитическое. Рузвельт исправно учился танцевать танго и все ви¬
ды тротов. Женщины начали курить в обществе. Длина юбок резко сократилась.
В моде были Омар Хайям и своего рода гедонизм. Рузвельт играл в гольф, стал
членом всех избранных клубов, его постоянно видели в театре. Описывая позже
свою жизнь в Вашингтоне, Франклин Рузвельт пользовался тремя словами: «Са¬
лун, салон, Салом». В салуне рекой текло виски, в салоне вели светские беседы,
в Саломе музыка звучала приглушенно, девушки отличались красотой. «Рузвельт
знал их всех»,— вспоминает помощник.
Летом общество покидало утопавший в мареве город. Элеонора уезжала в Кам¬
побелло — к северным канадским водам. Франклин присоединялся к семье на не¬
сколько недель. К удивлению и восторгу округи однажды он подогнал к северо-
атлантическому побережью линейный корабль «Северная Дакота». Предстояло
празднование Дня независимости — 4 июля. Замминистра прибыл на линкор в бе¬
лом фланелевом костюме и приказал произвести салют в честь граждан, востор¬
женно смотревших на огромный корабль с берега. Офицеров приняли в коттедже
Рузвельта.
В Вашингтон семья (трое детей и четверо слуг) переезжала на автомобиле с шо¬
фером. Соседи были приятны — они еще хорошо помнили правление Теодора Руз¬
вельта. Лучший друг первого президента из клана Рузвельтов — английский посол
сэр Сэсил Спринг-Райс — распростер свои объятья. Подобный же прием ожидал
у французского посла Жюссерана. Сенатор Лодж, судья Оливер Уэнделл Холмс и
Генри Адамс были героями своего времени, и их тоже интересовал молодой Рузвельт.
Сложилось общество, в котором умудренные жизнью люди довольно критически смо¬
трели на мир и по-новому оценивали положение в нем Соединенных Штатов.
Нужно сразу сказать, что никто из этих наблюдательных людей не усмотрел
в веселом и остроумном Рузвельте черт будущего величия. Молодой Рузвельт пред¬
почитал беседы чтению, обсуждение животрепещущих тем одиноким прогулкам,
шум застолья задумчивому уединению. Друзей забавляло его самозабвенное со¬
бирание почтовых марок. Так же, как марки, он собирал отовсюду друзей и зна¬
комых. Смеялись над восхищавшим Франклина Рузвельта обязательным салютом
из семнадцати пушек в честь его прибытия на флот, над изобретенным им специ¬
альным флагом, сигнализировавшим о присутствии замминистра на данном кораб-
50

ле, над его непреодолимым желанием встать у руля любого судна, над любовью к
морскому жаргону.
Будущий военный министр Ньютон Бейкер довольно язвительно сказал о
нем: «Сколько я его ни наблюдаю, он все время стремится разъяснить для себя мир
идей и научиться посредством непрерывных бесед. Молодой Рузвельт — много¬
обещающая фигура, но я думаю, что он истощит себя в постоянных контактах с людь¬
ми». В этом замечании была большая доля правды. Более чем книги или что-либо
иное, источником образования и вдохновения для Рузвельта всегда были люди.
Уильям Филипс (близкий друг) представляет нам Рузвельта в это время как
«приятного и внимательного собеседника, но далеко не тяжеловеса в политике, бле¬
стящего, но не особенно убежденного в своих взглядах... Он обнаруживает потря¬
сающую жизненную силу, интерес ко всему. Он всегда занимателен, всегда явля¬
ется душой компании, но, кажется, он еще не достиг зрелости». Гибкость стала едва
ли не главной чертой его характера. Отмечали приятный тембр голоса. С годами
взгляд сверху вниз стал восприниматься как знак внимания, а не высокомерия. Кто-
то обратил внимание, что один его глаз больше второго. В то же время стали по¬
являться темные круги под глазами и руки стали слегка дрожать — обе особеннос¬
ти можно назвать семейными, наследственными.
По отношению к детям Рузвельт (как и его родители) не следовал никакой
системе воспитания, он попросту позволял им все. Никто не может вспомнить хо¬
тя бы одного случая наказания им детей — если это и имело место, то это было де¬
лом Элеоноры. С годами ответная любовь детей стала ослабевать, так как Фран¬
клин Рузвельт, погружаясь в политику, все меньше времени уделял своим растущим
детям.
★	★ ★
Как динамомашина военно-морского строительства Франклин Рузвельт уча¬
ствовал в разрешении двух мини-кризисов, повлиявших на военно-морскую поли¬
тику США. Первый относится к апрелю 1913 года, когда возмущенная анти-
японскими актами калифорнийской ассамблеи императорская Япония в
националистическом ослеплении стала потакать голосам, твердящим, что война на
Тихом океане неизбежна. Рузвельт также на определенном этапе склонялся к то¬
му, что война с Японией неминуема. Но после взаимного ожесточения накал на¬
чал спадать, и дело повернулось к миру, когда президент Вильсон лично приказал
прекратить ажиотажные встречи высоких военных чинов, способных только на си¬
ловое планирование.
. Второй эпизод связан с кризисом в охваченной революцией Мексике в 1914 го¬
ду. Кайзеровская Германия послала президенту восставшей Мексики Викториано
Пуэрте 200 пулеметов, создав крайне неприятный для США прецедент. Прези¬
дент Вильсон, отдав приказ захватить присланное оружие, показал, что его недо-
51

оценивают. Военно-морская пехота США высадились 21 апреля в Веракрусе. В по¬
следовавшей схватке с инсургентами девятнадцать американцев были убиты. Пред¬
восхищая события, Рузвельт привел Тихоокеанский флот в состояние боевой готов¬
ности. Такая эскалация конфликта была именно тем, чего боялись члены кабинета.
Вашингтонские руководители отозвали горячего замминистра в столицу. Вильсон
вскоре согласился на посредничество Аргентины, Бразилии и Чили.
Однако Рузвельт, еще находясь во власти инерции, продолжал даже на пуб¬
лике утверждать, что Соединенным Штатам следует готовиться к войне: «Рано или
поздно, но Соединенные Штаты обязаны будут вмешаться в болото мексиканской
политики. И я думаю, что сейчас для этого настало самое время». Остужая горя¬
чие головы, президент Вильсон вынужден был указать, кто принимает решение,
и Рузвельт, чтобы избежать изоляции в кабинете министров, должен был признать,
что зашел слишком далеко. Позднее Дэниэлс примирительно скажет: «Он был мо¬
лод и делал ошибки». Немцы все же выгрузили свои пулеметы, но в другом мек¬
сиканском порту, американцы не могли бесконечно долго сидеть на штыках и в кон¬
це концов должны были уйти из Веракруса. Да и сам этот эпизод потерял
какую-либо значимость на фоне потрясающих событий, которые разворачивались
летом 1914 года в Европе.
«Мы присутствуем при творении истории»,— заключил Франклин Рузвельт
1 августа 1914 года, когда Европа прервала столетний мирный период своего раз¬
вития. В день объявления Германией войны странам Антанты Рузвельт в ажиота¬
же бросился в военно-морское министерство, но обнаружил там «сонное царство».
С его точки зрения, официальный Вашингтон не оценил в должной мере значения
происходящего. Вся Атлантика — да что там океан, весь мир становился полем бит¬
вы, а американский флот застрял в жалком мексиканском Веракрусе. При этом стар¬
ший коллега по министерству Дэниэлс вовсе не испытывал энтузиазма. Он «казал¬
ся очень печальным, и его вера в человеческую природу и прочие идеалистические
благоглупости подверглись непоправимому удару. Я был единственным, кто призы¬
вал к боеготовности». В письмах Рузвельта этого периода ощутимо ликование, по¬
хожее на восторженное черчиллевское восприятие начала войны. Элеоноре он пи¬
шет: «Теперь я наконец-то ощущаю важность своей работы». Рузвельт оказался прав,
сказав, что начавшаяся война прод лится долго. Он решительно опроверг мнение сво¬
их друзей из финансового мира, что финансовые сложности заставят воюющие
страны прекратить боевые действия. С самого начала встав на сторону Антанты, он
предсказал поведение Англии: «Англия присоединится и совместно с Францией и
Россией навяжет мир в Берлине!»
В администрации Вильсона сразу образовались две фракции. Государствен¬
ный секретарь Брайан и министр военно-морского флота Дэниэлс выступили за бе¬
зусловный и безоговорочный нейтралитет Америки. Рузвельт примыкал к другой
фракции — они предчувствовали, что Соединенным Штатам не удастся остать-
52

ся в стороне от мирового конфликта. Идеолог глобализации американской поли¬
тики адмирал Мэхэн сразу же увидел в заместителе министра военно-морского фло¬
та представителя новых сил, выступающих за энергичную внешнюю политику.
Он прислал Рузвельту несколько ободряющих писем. У Мэхэна (как и у прочих
интервенционистов) не было сомнений в том, на чьей стороне находится Рузвельт
в мировом конфликте: все его воспитание, система взглядов, симпатии и интересы
с самого начала были на стороне Британии, на стороне Антанты.
Рузвельт кипел праведным гневом: «Они (изоляционисты) понимают в ев¬
ропейской политике меньше, чем Эллиот (четырехлетний сын Рузвельта.— А.У.)
в математике». Ожесточение в отношениях между этими фракциями росло по ме¬
ре расширения мировой войны. Письма Ф. Рузвельта, относящиеся по времени к
началу мирового кризиса 1914 года, полны упреков в адрес коллег по военно-мор¬
скому министерству. Эти чиновники с провинциальным кругозором не замечали то¬
го, что казалось очевидным Рузвельту: гражданская война европейских госу¬
дарств создает Америке шанс изменить всю систему мирового соотношения сил.
Америке следует воспользоваться кризисом для выхода из изоляции на широкие
мировые просторы. Рузвельт жалуется на косность окружения. В июне 1916 го¬
да он пишет о себе как о «единственном человеке в вашингтонской администрации,
который понимает возникающие восхитительные возможности». Считая, что пра¬
вительство Вильсона теряет драгоценный политический шанс, Франклин Руз¬
вельт консолидирует своих единомышленников, в ряды которых вливаются Тео¬
дор Рузвельт, финансовый магнат Дж. П. Морган и генерал Л. Вуд. Группа
политиков, финансистов и военных из обеих фракций начинает придерживаться мне¬
ния о необходимости развертывания армии и флота до уровня мировых пропорций
и вступления в войну при первой же возможности.
Ф.Рузвельт выступил против разделения флота на атлантический и тихооке¬
анский, в чем его полностью поддержали Теодор Рузвельт и адмирал Мэхэн.
«Поделите флот,— писал Мэхэн,— и вы будете неполноценны на обоих океанах».
Но правящая элита Америки еще не сделала выбора. Президент Вильсон пока при¬
звал американцев «бьггь нейтральными как в мыслях, так и в действиях».
Бездействие было нестерпимо для Рузвельта. Осенью 1914 года он бросил свою
шляпу на ринг выборов сенатора в федеральный конгресс от штата Нью-Йорк. Ам¬
биций ему было не занимать, но он был еще очень молод и ему явно не хватало опы¬
та. Пресса справедливо сомневалась в бойцовских качествах замминистра: «Он спо¬
коен и ненавязчив, но у него поведение и манеры студента. Со своим юношеским
умным лицом и мягким акцентом он не производит впечатления упорного борца...
Некоторые из его речей составлены не без искусства, но по окончании этих речей
слушатели ловят себя на мысли, что знают не больше, чем до их начала о великих
вопросах, вставших перед страной... Большой личной силы и магнетизма, необ¬
ходимых для решения великих вопросов национального значения, ему явно не хва-
53

тает». Подобные мнения определили ситуацию у избирательных урн. Его сопер¬
ник — более умеренно настроенный посол США в Германии Джерард получил в
три раза больше голосов, чем Франклин Рузвельт.
Несколько уроков, извлеченных из этой кампании, запомнились Рузвельту
надолго. Во-первых, не полагаться только на импровизацию. Во-вторых, начинать
кампанию по времени значительно раньше. В-третьих, распределять потенциал, рас¬
считывать силы для длинной дороги. В-четвертых, совершенствовать способы со¬
хранения физической формы. В-пятых, не настраивать против себя соперника до
степени отказа от возможного компромисса.
Мировая война
Стремясь задушить Британию в тисках морской блокады, немцы начали в фе¬
врале 1915 года политику потопления всех судов в обозначенной ими вокруг Бри¬
танских островов зоне. 7 мая немцы потопили лайнер «Лузитания» с 128 амери¬
канцами на борту. Тигр национальной арены Теодор Рузвельт обвинил правительство
в преступном бездействии. Но официальный Вашингтон держался той точки зре¬
ния, что время решительных действий еще не пришло. Президент Вудро Вильсон
превзошел самого себя, заявив после потопления «Лузитании», что Америка
«слишком горда, чтобы воевать», и ограничился направлением в Берлин ноты
протеста. Франклин писал Элеоноре, что поведение американской дипломатии «от¬
вратительно».
Берлин приказал капитанам подводных лодок на время уйти с пассажирских
линий. Но было уже поздно: Америка начала убеждаться, что победа Германии при¬
несет ей серьезные проблемы. В то же время стало приходить и трезвое понима¬
ние материальной неготовности Америки к противостоянию германской военной ма¬
шине, находящейся в полной боевой готовности. Элита страны меняет свое
отношение к войне. Боясь, что республиканцы в свете возможной победы Берли¬
на перехватят знамя политического лидерства в стране, администрация Вильсона
встала на путь подготовки к конфликту. 21 июня 1915 года Вильсон приказал во¬
енному и военно-морскому министрам подготовить планы массированного воору¬
жения Америки.
★	★ ★
Наступил XX век. При непосредственном участии Рузвельта были сформу¬
лированы и детализированы планы строительства 156 новых кораблей общей сто¬
имостью в полмиллиарда долларов — среди них 10 линейных кораблей, 6 крейсе¬
ров, 50 эсминцев и 67 подводных лодок. Даже ультрапатриоты не предлагали больше.
Выполнение этого плана означало превращение Соединенных Штатов в первую
54

военно-морскую державу мира. В процессе обсуждения плана президент Вильсон
резко выступил против изоляционистов: «Позволяли ли вы своему воображению
представить себе огромную линию побережья от Панамского канала до Аляски —
от Панамского канала до северной оконечности штата Мэн? Только американский
флот может прикрыть это побережье, и он должен быть первым флотом в мире».
Рузвельта вдохновил этот подход: «Если вы допускаете возможность нападения
на нашу страну, на наше побережье или островные владения, возможность нане¬
сения ущерба нашей торговле с зарубежными странами, тогда вы должны стать сто¬
ронником адекватной национальной обороны».
Рузвельт (как и Черчилль на противоположной стороне океана) раньше дру¬
гих оценил возможности авиации. В Пенсаколе (Флорида) была создана первая
школа военно-воздушных сил. Самолеты стали участвовать в военно-морских ма¬
неврах. Особое подразделение морских офицеров приступило к изучению европей¬
ских технических усовершенствований. Когда военно-морской атташе в Лондоне
пожаловался на трудности ознакомления с добытым сложными путями авиацион¬
ным мотором, Рузвельт ответил, что авиационного мотора мало, он хочет иметь мор¬
ской аэроплан целиком, а как он будет добыт, неважно.
Яхтсменам предложили пройти военную подготовку — две тысячи яхт уча¬
ствовали в показательном круизе лета 1916 года, изучая навигацию, судовожде¬
ние и искусство стрельбы, чтобы затем влиться в военно-морской флот. Гранди¬
озная битва британского и германского флотов при Ютланде (31 мая 1916 года)
побудила конгрессменов голосовать за ускорение морского строительства и со¬
здание офиса главы военно-морских операций — фактического военно-морско¬
го штаба.
★	★ ★
На президентских выборах 1916 года Вильсону противостоял республиканец
Чарльз Эванс Хьюз. Крыло республиканцев, возглавляемое Теодором Рузвель¬
том, осуждало медлительность военных приготовлений Вильсона. Под давлением
интервенционистов внутри своей партии Хьюз обещал быть «тверже» с немцами.
Но демократы уловили все еще доминирующее в стране желание избежать вовле¬
чения в войну и провели кампанию по переизбранию Вильсона под лозунгом: «Он
удержал нас от войны». В день выборов брокеры оценивали шансы Вильсона сов¬
сем невысоко — как шесть к десяти, но, как оказалось, принстонский профессор
лучше знал свою страну.
Ночь выборов Рузвельт провел на Манхэттене, в Билтмор-отеле, в компа¬
нии с Генри Моргентау-старшим, председателем финансового комитета демокра¬
тической партии. Вначале картина казалась безотрадной: штаты Востока проголо¬
совали за Хьюза. Когда Франклин Рузвельт утром сел на поезд, отбывающий в
Вашингтон, он мысленно прощался с федеральной службой. Но новые сообщения
55

принесли надежду. Штаты Среднего и Дальнего Запада, где было немало этни¬
ческих немцев, переломили опасную для демократов тенденцию. «В полдень само¬
го необычного дня моей жизни оказалось, что Вильсон все же может быть избран.»
Дяде Теодору придется переделывать свое самое значительное историческое сочи¬
нение «Покорение Запада»,— шутил племянник. Во второй половине дня сооб¬
щения с Дальнего Запада подтвердили: Вильсон вышел вперед, именно ему при¬
дется решать судьбу страны в следующие четыре года.
Между тем мировая война вошла в свою решающую стадию. Не сумев при
Ютланде сокрушить британский флот — главное орудие блокады, германское
командование 1 февраля 1917 года возобновило неограниченную подводную вой¬
ну. Это была азартная игра высшего класса. Берлин понимал, что его действия мо¬
гут вовлечь в войну мо1ущественные Штаты, но надеялся на медлительность ян¬
ки, рассчитывал до их возможного вступления в войну задушить в кольце блокады
Британию. Атлантический океан стал полем битвы, и в прицел немецких подвод¬
ных лодок все чаще стали попадать американские корабли.
Америка подняла брошенную перчатку. В дождливый день 2 апреля 1917 го¬
да Франклин Рузвельт с большим трудом достал жене билет в ложу для публики
конгресса. В тумане вокруг Капитолия была видна вооруженная охрана — боялись
массовых протестов пацифистов. К половине девятого вечера члены палаты пред¬
ставителей заняли свои места в зале. Члены Верховного суда разместились непо¬
средственно перед трибуной спикера, кабинет расположился сбоку. В зале в пол¬
ном составе присутствовал дипломатический корпус. Сенаторы вошли с небольшими
американскими флагами. Прозвучало объявление: «Президент Соединенных Шта¬
тов», и зал встретил Вильсона трехминутной овацией. Президент назвал действия
подводных лодок «войной против человечества». Нейтралитет не спас тысячи
американских жизней, и альтернативой войне стало лишь подчинение. «Я советую
конгрессу оценить нынешний курс имперского германского правительства как
войну против правительства и народа Соединенных Штатов... Мир должен быть
сделан безопасным для демократии.»
Все собрание встало, приветствуя слова президента. В своих комментариях для
прессы Рузвельт стремился быть достойным красноречия президента: «Никакое
заявление об американской национальной чести и высоких целях Америки не мог¬
ло быть сделано более ясно и определенно». 4 мая 1917 года первые корабли аме¬
риканского военно-морского флота прибыли в европейские воды для борьбы с
германскими подводными лодками.
В задачу Рузвельта входила организация тренировочных лагерей, заключе¬
ние договоров с компаниями о производстве оборудования для флота, рекрутиро¬
вание добровольцев и многое другое. Он действовал настолько энергично, что
президент вынужден был вызвать его в Овальный кабинет и попросить оставить
что-нибудь для армии.
56

Рузвельта в это время привлекал прецедент, созданный дядей Теодором, —
во время войны с Испанией тот ушел с административной должности на фронт.
Вильсону и Дэниэлсу с трудом удалось отговорить тридцатипятилетнего энтузи¬
аста, отца пятерых детей. Его энергия, уверенность в себе, гибкость, умение ис¬
пользовать любую возможность нужны были в Вашингтоне. Для подчинившего¬
ся президенту Франклина Рузвельта живым укором был пятидесятидевятилетний
дядя Теодор, слепой на один глаз, страдающий от тропической лихорадки, но при¬
бывший в столицу с предложением собрать дивизию добровольцев для борьбы во
Франции. Франклин и Элеонора приложили титанические усилия, чтобы осла¬
бить извержение этого вулкана энергии. Франклин организовал встречу Теодо¬
ра Рузвельта с президентом Вильсоном, и тот с печалью сказал своему многолет¬
нему сопернику, что в текущей войне нет места галантности, что нация будет
полагаться на систему массового набора в армию, а не на волонтеров (своему по¬
мощнику Вильсон сказал, что наилучший способ обращения с Теодором Рузвель¬
том — полное его игнорирование). Все четыре сына Теодора Рузвельта немед¬
ленно вступили в армию.
За 18 месяцев США поставили под ружье 4 миллиона человек, половина из
них отправилась во Францию. Американская промышленность начала работать со
скоростью, которой не ожидали ни противники, ни союзники. Франклин Рузвельт,
провожая французскую миссию к президентской яхте «Мейфлауэр», посоветовал
им просить максимум. Да Вильсон, собственно, не нуждался в подстегивании.
Флот уже переместился в Восточную Атлантику — 85 американских кораблей, ба¬
зируясь в английских и французских портах, обеспечивали перевозку в Европу аме¬
риканской армии.
Первый контингент американских войск прибыл во Францию в июле 1917 го¬
да. Американцы разгружались во французских портах по 10 тысяч солдат в месяц —
они-то и сделали бессмысленным план Людендорфа переломить соотношение сил
на Западном фронте. За эти критические месяцы первой мировой войны Амери¬
ка из второстепенной военной державы превратилась в мирового военного гиган¬
та. К концу 1917 года во флоте насчитывалось 269 тысяч человек (в начале вой¬
ны только 67 тысяч). К концу мирового конфликта форму военно-морских сил США
носили полмиллиона моряков.
К победе
Поток меморандумов из-под пера Франклина Рузвельта напоминал неисся¬
каемый источник его британского коллеги Уинстона Черчилля. И так же как пре¬
мьер Асквит от Черчилля, президент Вильсон начинал уставать от его американ¬
ского варианта — Рузвельта. Но Вильсон нуждался в гигантском флоте для
57

реализации своих глобальных дипломатических планов. Небывалые программы стро¬
ительства военно-морских сил получили зеленый свет.
В эти критические годы у Рузвельта появилась черта, с годами становивша¬
яся все более отчетливой. Он с энтузиазмом брался за едва ли не любой план, обе¬
щавший успех, прилагал большие усилия, но если встречал сложности или неожи¬
данную неудачу, то немедленно забывал о прежних замыслах и брался за следующий
обещающий успех проект. В конечном счете будущее должно было покрыть недо¬
статки или упущения прошлого. Главный конструктор кораблей американских во¬
енно-морских сил Э.Ленд говорил о Рузвельте как о человеке «больших предпри¬
ятий и больших ошибок».
Два гигантских проекта занимали Франклина Рузвельта в 1917 году: строи¬
тельство армады малых противолодочных судов и создание непроницаемого мин¬
ного пояса в Северном море. Эксперты сомневались в возможности осуществления
обоих проектов, но энергия Рузвельта преодолела все препятствия. Оба проекта бы¬
ли реализованы: в Северном море к октябрю 1918 года было установлено 80 тысяч
антенных мин, в море вышла армада малых противолодочных кораблей.
Это были годы больших свершений и бесценного политического опыта.
Франклин Рузвельт воочию наблюдал, как федеральное правительство из не¬
мощного комитета со слабыми рычагами воздействия на нацию превращалось в под¬
линного Левиафана. Именно этот опыт стал стартовой площадкой его общенаци¬
ональных планов. Впоследствии Рузвельт использует его в критическое для страны
время. Тогда же, в 1918-м, весь мир следил за феноменальной эффективностью гер¬
манского государства и его военной машины. Именно Франклин Рузвельт, наблю¬
дая за поразительной силой германского государственного механизма, предложил
президенту Вильсону создать Совет национальной обороны. К концу войны Виль¬
сон уже владел полномочиями, соперничающими с прерогативами Гинденбурга и
Людендорфа в германском лагере. Совет военной промышленности, руководимый
Б.Барухом, распоряжался почти всей национальной экономикой. Железные доро¬
ги страны целиком подчинялись министру финансов — и их эффективность пора¬
жала воображение. Администрация продовольствия во главе с Г.Гувером коорди¬
нировала работу сельского хозяйства. Федеральные органы контролировали
ежедневное потребление продовольствия нацией, что позволило увеличить экспорт
продовольствия союзникам в три раза.
★ ★ ★
Распорядок дня Рузвельта сложился достаточно устойчивый. С утра он раз¬
гребал завалы официальных бумаг, затем дважды в течение дня встречался с прес¬
сой, потом выезжал на всевозможные совещания. Что давало ему силы кроме па¬
фоса борьбы? Помимо прочего, Рузвельт говорил о пользе физических упражнений.
Он составил программу тренировок для сотрудников своего министерства, поль-
58

зуясь советами приглашенного из Йеля тренера по футболу, и четыре раза в неде¬
лю выходил из дома в семь с четвертью утра для спортивных тренировок совме¬
стно с другими госчиновниками.
Стенографист военных лет вспоминает: Рузвельт, откинувшийся на спинку крес¬
ла, голова поднята, глаза блуждают по стене — и при этом мысль четкая, произ¬
ношение ясное, прекрасный английский. Обычно диктовал минут пятнадцать. Из
рук стенографиста брали записную книжку и давали новую. Параллельно по пер¬
вой книжке уже печатался готовый текст. Еще до того как стенографист покидал
министерство военно-морского флота, пачка писем была готова.
Заместитель военно-морского министра не был воплощением добродушия, но,
как отмечали коллеги, легко прощал невольные ошибки. «Он был немногословным,
скромным и непритязательным. Очень гуманным и никогда высокомерным при об¬
щении с простыми людьми,— пишет очевидец.— Устав, он был не против поиг¬
рать в карты или выкурить с тобой сигарету». Прекраснодушие покидало Рузвель¬
та, когда в определенных им планах намечался сбой.
Окружающие начали выделять Рузвельта среди тех, на чьи плечи легла орга¬
низация военной машины страны. Джозеф Кеннеди, будущий посол в Англии и отец
будущего президента, отметил, что Франклин Д. Рузвельт «не просто еще один сын
богатых родителей, не умеющий ничего делать, кроме как барахтаться в политике».
Когда компания «Бетлехем стал», где служил Кеннеди, не спустила на воду два пред¬
назначенных для экспорта линейных корабля (требуя предварительной оплаты), Руз¬
вельт послал четыре грузовика с солдатами и заставил хозяев верфи передать лин¬
коры заказавшим их аргентинцам. Такие эпизоды производили впечатление.
В июле 1918 года Рузвельт пересек Атлантику в двадцать первый раз в сво¬
ей жизни. На этот раз для инспекции американских вооруженных сил в Европе.
Записи, занесенные Рузвельтом в дневник, характеризуют его как полного энер¬
гии, воодушевленного мировыми событиями и влюбленного в море человека. К при¬
меру, он фиксирует появление на горизонте силуэтов пяти транспортов: «черные
тени, безо всякого движения, кажущиеся безжизненными и все же населенные как
города и движущиеся вперед... Завтра утром они снова возникнут во всем своем
камуфляже, с тысячами людей в хаки на вантах, беспокоящихся о том, чтобы под¬
водная лодка не нанесла удар на рассвете». 21 июля эсминец «Дайер» прибыл в Порт¬
смут, и Рузвельта приветствовал американский адмирал Симс вместе с предста¬
вителями британского адмиралтейства. Рузвельта всегда интересовала европейская
знать, и можно представить его волнение, когда король Георг в Букингемском
дворце пожал ему руку. «У короля очаровательная улыбка и открытые сердечные
манеры.» Король сказал, что у него много родственников и знакомых в Германии,
но чего он не встречал никогда, так это немецкого джентльмена. В тот же день Руз¬
вельт присутствовал на приеме, где видел Черчилля (тот, однако, не запомнил мо¬
лодого американца).
59

Наибольшее впечатление среди европейских политиков на Рузвельта произ¬
вел семидесятисемилетний Жорж Клемансо: «Я сразу почувствовал, что нахожусь
рядом с величайшим гражданином Франции... Он усадил меня за свой стол, от его
рассказов об эпизодах войны дыбом вставали волосы». Молодого американца
привела в восхищение огромная жизненная сила Ллойд Джорджа. Он разговари¬
вал с лордом Бальфуром (о котором говорили, что он — самый большой полити¬
ческий талант в своем поколении), с итальянским премьером Орландо.
Желая видеть войну воочию, Рузвельт изменил безопасный маршрут посе¬
щения армейских тылов. Из 115-миллиметровой мортиры он выстрелил в сторо¬
ну занятого немцами железнодорожного полустанка. Под фортами Вердена попал
под немецкий огонь, а затем из укрытия наблюдал настоящее море огня — образ,
оставшийся в его памяти до конца жизни. Он гонял по дорогам Франции с огром¬
ной скоростью, наблюдая массовый приход в Европу американских вооруженных
сил. В устье Жиронды американцы создали базу сборки аэропланов, и Рузвельт
отвечал за исправление дефектов собираемых узлов. Европейская поездка закон¬
чилась встречей с бельгийским королем Альбертом и зрелищем битвы противоло¬
дочных кораблей с подводной лодкой.
Под влиянием момента (и думая о политическом будущем) он решил уйти с ци¬
вильного поста и участвовать в боевых действиях. Адмирал Ч.Планкет предложил
ему звание лейтенанта-командора. Рузвельт решил написать прошение об отстав¬
ке сразу же по возвращении в Вашингтон. Но напряжение этих дней сказалось да¬
же на крепком организма Франклина Рузвельта, и на пути домой через океан он сва¬
лился с двусторонним воспалением легких, которое ослабило его настолько, что в
нью-йоркском порту его вынесли на берег на носилках, а скорая помощь достави¬
ла в дом матери на 65-й улице Манхэттена. Лишь в середине октября 1918 года он
смог возвратиться в Вашингтон с предложениями решительных реформ военно-мор¬
ской системы и прошением о переводе в действующую армию. Но война явно под¬
ходила к концу и места для подвигов на фронтах уже не оставалось — о чем сооб¬
щил заместителю министра сам президент Вильсон. До конца своих дней Рузвельт
жалел, что ему не довелось участвовать в боевых действиях.
★ ★ ★
2 января 1919 года Франклин и Элеонора снова отправились в Европу, на этот
раз на лайнере «Джордж Вашингтон». Рузвельт должен быть наблюдать за воз¬
вращением в Америку огромного имущества — 359 кораблей, 54 портовых уста¬
новок, нескольких радиостанций. Он таил надежду увидеть работу Парижской мир¬
ной конференции, которой предстояло открыться через несколько дней и определить
будущее мира на много лет вперед. На этом же корабле вершить мировую исто¬
рию направлялся Вудро Вильсон.
60

Мировая дипломатия
Беседа с президентом Вильсоном во время пересечения океана произвела на Руз¬
вельта глубокое впечатление. Слова Вильсона запали Рузвельту в память: «Соеди¬
ненные Штаты должны быть членом Лиги Наций, в противном случае они не оп¬
равдают надежды мира, ибо Америка — это единственная нация, которая чувствует
себя объективной и которой все доверяют». Речь шла о первой попытке Америки вый¬
ти на мировые дипломатические просторы. Нынешний и будущий президенты США
обсуждали наиболее верный путь продвижения к желаемой цели. Вильсон сумел воз¬
будить в Рузвельте интерес к созданию международной организации — Лиги На¬
ций, в которой США должны обеспечить свое лидерство. Нет сомнения, что Руз¬
вельт был польщен вниманием президента. Вудро Вильсон был вторым после Теодора
Рузвельта президентом, который произвел на молодого политика сильное и непре¬
ходящее впечатление. Если Теодор Рузвельт поражал энергией и бескомпромиссно¬
стью, заостренным политическим чутьем, то Вудро Вильсон открывал новые гори¬
зонты грандиозностью своих геополитических планов. Франклин Рузвельт впервые
встретил американского политического деятеля, способного говорить об Америке не
как об одиноком острове во враждебном мире, а как о возможном авангарде миро¬
вого сообщества. Это был большой шаг в формировании Ф. Рузвельта-политика. От¬
ныне он видел, что отстранение от внешнего мира не может быть постоянной чертой
американской жизни. «Весь мир теперь смотрит на нас»,— записал в дневнике
Франклин Рузвельт.
Когда президент Вильсон высадился во Франции, его главный политический
противник в Америке Теодор Рузвельт был предупрежден, что если он не замед¬
лит стремительный бег своей напряженной жизни, то проведет ее остаток в кресле
на колесах. «Меня это устраивает. Я могу работать и так»,— был ответ Теодора Руз¬
вельта. Игнорируя предупреждения докторов, он бросился готовить предвыборную
президентскую кампанию 1920 года, отчаянно сопротивляясь политической линии
Вудро Вильсона, его идее мировой организации — Лиги Наций как противореча¬
щей интересам Соединенных Штатов. Милостивая до сих пор природа все же не
могла бесконечно подчиняться этому человеку, изменившему «пределы допустимо¬
го». 6 января 1919 года радио сообщило о его кончине. Узнав о смерти политичес¬
кого противника, Вильсон не смог побороть злорадного блеска в глазах.
Но Франклин и Элеонора испытали нестерпимую печаль. Человек, чьему при¬
меру Франклин Рузвельт следовал (вольно и невольно) всю предшествующую
жизнь, покинул этот мир. Франклин писал, что, возможно, Теодор Рузвельт осво¬
бодил себя от забот, связанных с медленно убивающей болезнью. (Если бы Фран¬
клин знал, что судьба в будущем поставит его перед подобным выбором.) Неутеш¬
на была Элеонора: «Большая ({кнура ушла с горизонта нашей нации. Эго потеря огромного
источника энергии». Но след кипучего ТР остался навечно в американской истории.
61

Разные силы пытались интерпретировать и использовать в своих интересах этот без
преувеличения исторический феномен. В грядущие годы, когда могущественные си¬
лы в США постараются извлечь из прошлого консерватизм Теодора Рузвельта, Фран¬
клин укажет на его прогрессизм, на отношение к президентскому посту как к актив¬
ному рычагу осуществления перемен в национальной жизни.
Рабочие обязанности в Англии и Франции не затмили интереса четы Руз¬
вельтов к главной арене мировой дипломатии. Весь Париж рукоплескал прези¬
денту Вильсону, вершившему вместе с Клемансо и Ллойд Джорджем дела ми¬
ра. Американцы были в пике популярности. Перед портретами Вильсона на
площадях стояли свечи. Толпы ожидали малейшей возможности запечатлеть об¬
раз пророка Запада.
На дипломатическом фронте Вильсон сражался за ковенант Лиги Наций, он
хотел положить конец макиавеллизму в политике. Но сидящие напротив Дэвид
Ллойд Джордж и Жорж Клемансо воспринимали его идеи как причуду профес¬
сора-американца, незрелого в мировой политике; англичане и французы желали
компенсации за неимоверные усилия, за жертвы войны, они желали дележа тро¬
феев, стремились к возвышению своих государств за счет краха трех европейских
империй. Столкнулись два видения мира, оба зрелые и подозрительные в отно¬
шении друг друга. Мировая организация или новый передел мира? Слабым ме¬
стом в позиции Вильсона была не только сплоченность Антанты, но и оппозиция
на родине.
Восхищение Рузвельта Вильсоном возросло еще более при виде фантастиче¬
ского приема, устроенного в его честь в Бостоне по возвращении из Европы. Мир,
казалось, зависел от будущей Лиги Наций, а ее творец выступал триумфатором.
Но, возвратившись в Вашингтон, Вильсон очень быстро убедился, что не рассчи¬
тал сил, совершил ошибку, не призвав в Париж влиятельных республиканцев (да¬
же таких сторонников Лиги Наций, как бывший президент Тафт и бывший госсе¬
кретарь Элиу Рут). А по другую сторону океана его ждал разъяренный Клемансо,
для которого «14 пунктов» Вильсона были претензией на замещение десяти запо¬
ведей Христа.
Рузвельт поддержал ковенант Лиги Наций, но, в отличие от Вильсона, не счи¬
тал его документом, не подлежащим критическому рассмотрению и поправкам: «Я
прочел проект Лиги три раза и каждый раз находил в нем нечто, с чем я не мог со¬
гласиться». И все же в главном он был безоговорочно согласен с Вильсоном: «Воз¬
вращаться назад к старой политике китайской стены изоляции было бы печальной
ошибкой». Без участия Соединенных Штатов Лига Наций в конечном счете пре¬
вратится в огромный антиамериканский союз.
Но Вильсон из-за негибкой тактики и сопротивления изоляционистских сил
терял свой исторический шанс. Своим безукоризненным чутьем президент ощу¬
щал это. Пока текст ковенанта обсуждался в комитете по международным отно-
62

шениям сената, Вильсон бросил всю свою огромную волю и красноречие на весы
общенациональной битвы. Он приложил феноменальные усилия — за двадцать два
дня произнес двадцать пять речей. Но напряжение оказалось физически непосиль¬
ным, апоплексический удар поразил его, и Вильсон возвратился в Белый дом ин¬
валидом. Словно добивая политического еретика, сенат отверг договор о вступле¬
нии США в Лигу Наций. Франклин Рузвельт получил впечатляющий урок:
внешняя политика должна иметь двухпартийную поддержку. Из письма Элеоно¬
ре: «Президент и госсекретарь ведут дело ошибочно... Если бы оно было в моих
руках, я бы делился ходом обсуждения договора с сенатом и, возможно, с палатой
представителей. Я добился бы их вовлечения в основной процесс, а детали улади¬
лись бы потом».
★ ★ ★
Годы войны оставили на Франклине Рузвельте свой след. Высокий лоб про¬
резали первые морщины, прежнее юношеское лицо стало жестким, появились вы¬
сокие залысины, и (наследственное) темные круги под глазами стали всегдашней ча¬
стью его внешности. Он еще был крепок, подвижен, а если кто-то сомневался в этом,
то перепрыгивал стул. «Прекрасно сложенный молодой человек с мускулами атле¬
та»,— вот мнение о нем этого времени. За годы в военно-морском министерстве
он стал испытанным администратором, оратором, руководителем. И отцом большой
семьи — пятеро детей. Он получил признание даже опытных политиков — теперь
его трудно было назвать новичком в единственном деле, которое вызывало у него
страсть.
Возможно, только один человек, самый близкий Франклину Рузвельту, не по¬
нимал его политических пристрастий. Его мать Сара Делано Рузвельт. В конце 1917 го¬
да она решилась написать ему письмо: «Возможно, дорогой Франклин, подумав дваж¬
ды или трижды, ты придешь к выводу, что я не совсем не права... Конечно, можно
быть демократом, если это кому-то нравится, но, если мы любим своих и если мы
любим своего соседа, мы обязаны подавать великий пример. Я не могу поверить, что
мой дорогой Франклин действительно чувствует так, как говорит... Обязанность ари¬
стократа — быть лучше других, служить примером тем, кому меньше повезло в жиз¬
ни». Человек обязан помогать другому, но это личное дело каждого и не стоит
призывать в это дело государство. Матери не хотелось, чтобы сын сидел рядом с
засучившими рукава прожженными политиканами. Ей казалось, что он слишком уда¬
лился от мира Гайд-Парка. Она хотела, чтобы он был «всем для людей», чтобы он
показывал лучшую, высокую сторону своей натуры, а не влился в поток вульгариз¬
ма и опрощения. Для того чтобы быть действенным, это письмо сильно запоздало.
Уже более десяти лет Франклин жил в мире, который так пугал его мать. Он уже
стал американским политиком, законодателем, одним из лидеров военного перио¬
да. Он уже думал о национальном лидерстве, а на этом пути сохранить первоздан-
63

ную цельность было трудно. Мир Гайд-Парка, увы, не был типичным миром Аме¬
рики, в муках и грандиозных усилиях менявшейся и менявшей весь мир.
У Рузвельта уже обнаружились две абсолютно необходимые черты успешно¬
го политика — неистребимая амбиция и способность не переставая учиться. И бы¬
ло то, без чего на Олимп власти, увы, не взобраться. С ним была удача.
★ ★ ★
С поражением и физическим крушением президента Вильсона оканчивалась
целая эра, время торжества прогрессизма и большого правительства. Тогда, в
1920 году, лидер республиканцев-изоляционистов сенатор Лодж упивался попу¬
лярностью своего кредо: «Мы должны выступать сейчас и в будущем за америка¬
низм и национализм против интернационализма. Не будет безопасности для нас,
не будет надежды на то, что мы сможем оказать услуги миру, если мы поступим
иным образом». Выборы ноября 1920 года дали шанс республиканцам. 14 мая 1920 го¬
да провинциальный политик Уоррен Гардинг изложил свое кредо: «Америка сего¬
дняшнего дня нуждается не в героизме, а во врачевании; не в экстравагантности,
а в нормальности; не в революции, а в восстановлении; не в агитации, а в приспо¬
соблении; не в хирургическом вмешательстве, а в спокойствии; не в эксперимен¬
тах, а в уравновешенности; не в погруженности в международные дела, а в поддерж¬
ке триумфального восстановления национальных чувств».
Первая попытка
Паралич президента Вильсона вызвал своего рода ступор демократической пар¬
тии. Рузвельт предпринял деятельную попытку возглавить если не всю партию, то
по меньшей мере ее либеральное крыло. 29 мая 1919 года он обратился к Нацио¬
нальному комитету демократической партии с программным выступлением. Смысл
речи сводился к тому, что в течение двадцати пяти лет Америка была ареной борь¬
бы «здорового консерватизма» и «здравого либерализма» за контроль над респуб¬
ликанской и демократической партиями. Эта борьба окончилась. Республиканцы,
очистив себя от либерального крыла, стали четко обозначившей себя консерватив¬
ной партией. Демократы очистились от консервативных элементов и стали либераль¬
но-прогрессивной партией. Республиканцы свели все дело управления страной к та¬
рифной защите американского крупного бизнеса, давая послабления миллионерам
и ухудшая положение низших слоев. Демократы должны воспользоваться этой по¬
ляризацией и выступить защитниками большинства. Тогда «смена караула» в Ва¬
шингтоне произойдет гладко и к выгоде демократов.
Эта речь привлекла общенациональное внимание, издатели газет и политиче¬
ские обозреватели хотели знать, «является ли новая политическая птица ор-
64

лом»(«Детройт ньюс»). Видимо, Рузвельт и сам не смог бы определить себя убе¬
дительно и точно. Несмотря на призывный звук трубы, он в глубине души считал
1920 год заведомо потерянным для демократов, если только лидерство не возьмет
на себя Герберт Гувер — один из немногих, кто не стал жертвой всеобщего разо¬
чарования, охватившего страну после окончания первой мировой войны. Обсуж¬
далась даже возможность совмещения Гувера с Рузвельтом в паре номинации
президент — вице-президент. Но Гувер предпочел республиканцев, и Рузвельт от¬
правился на конвент демократов в Сан-Франциско в 1920 году в составе делега¬
ции штата Нью-Йорк, не имея четкого представления о наиболее предпочтитель¬
ном кандидате.
Фрэнсис Перкинс вспоминает о нем на конвенте как о «высоком, сильном,
симпатичном и популярном... одной из политических звезд». Однажды он,
спеша к подиуму, перепрыгнул через ряд стульев. Так же он поступал и в боль¬
шом политическом смысле. Кто поверит, что Франклин Рузвельт «случайно»
привез в Сан-Франциско военно-морского министра Дэниэлса и целую груп¬
пу друзей? Сейчас ясно, что он не хотел более ждать. Второго шанса могло не
представиться.
Конвент начался с развертывания огромного портрета парализованного пре¬
зидента Вильсона. Рузвельту предоставили слово вторым по счету, и он выдви¬
нул ньюйоркца Аля Смита в президенты. Намекая на практику республиканцев,
он пообещал: «На этом конвенте кандидат не будет избран в два часа ночи в про¬
куренном номере отеля». Аплодисменты. «У нас в военно-морском флоте стре¬
ляют быстро и прямой наводкой. Губернатор Смит в этом отношении — наш че¬
ловек». Оркестр немедленно заиграл «Прогулки в Нью-Йорке», журналисты считали,
сколько времени длится овация. Но у Смита были существенные минусы: он
был католиком, выступал против запрета на спиртное и представлял элиту само¬
го крупного города — невыигрышная позиция в эпоху растущих американских при¬
городов. Последовала сложная борьба, из которой победителем при сорок четвер¬
том голосовании 6 июля 1920 года вышел весьма неяркий Джеймс Кокс.
После восемнадцатичасовой сессии выдвижения Кокса встал вопрос о его парт¬
нере, кандидате в вице-президенты. Главный менеджер демократической партии
Мур по телефону задал ему вопрос, кого бы он хотел видеть партнером в предвы¬
борной борьбе. В своих воспоминаниях Кокс пишет: «Я ответил ему, что мой вы¬
бор после некоторого размышления остановился на Франклине Рузвельте из
Нью-Йорка. Когда меня спросили, знаю ли я его, я ответил, что не знаю. Насколь¬
ко я могу припомнить, я никогда его не встречал; но я объяснил Муру, что он удов¬
летворяет географическим требованиям, что его признают независимым и что Руз¬
вельт — хорошо известное имя». Вот и скажите после этого, что случайности не
играют роли в политике. Возник вопрос, не будет ли противодействовать выдви¬
жению всемогущая нью-йоркская Таммани-Холл. Босс Таммани Мэрфи уже
65

спал, когда к нему по просьбе Кокса пришел Мур. Разбуженный Мэрфи сказал
буквально следующее: «Я не люблю Рузвельта. Его не очень хорошо знают в стра¬
не, но, Эд, впервые демократический кандидат просит меня об услуге. Вот поче¬
му я проголосую за самого дьявола, если того желает Кокс. Скажите ему, что мы
выдвинем его в первом же голосовании».
Другой помощник Кокса, Энсбери, усомнился, что моложавому Рузвельту уже
исполнились необходимые тридцать пять лет. Последовал телефонный вопрос, и,
узнав возраст Франклина Рузвельта (тридцать восемь лет), Энсбери сообщил, что
номинирует его. «Вы думаете, я должен прибыть к вам?» — «Нет, я уже выхожу
на сцену». Энсбери взобрался на трибуну и охарактеризовал молодого человека как
«очень опытного в общественной деятельности». Рузвельт был номинирован не¬
медленно и единогласно. От имени нововыдвинутого выступил министр Дэниэлс:
«Предметом особой благодарности является то, что конвент единодушно избрал
в качестве кандидата в вице-президенты человека с такой ясной головой, способ¬
ного администратора и полного патриотизма гражданина Нью-Йорка, заместите¬
ля министра военно-морского флота Франклина Рузвельта».
Трудно переоценить значение этой удачи для полного амбиций политика. До
сих пор он носил имя, которое знала вся страна, и только это служило залогом его
будущности. Теперь же, завоевав выдвижение на пост вице-президента, Франк¬
лин Рузвельт разом превращался в политика национального масштаба. Так было
положено начало большому самостоятельному пути.
Франклин Рузвельт продемонстрировал свой стиль уже на конвенте, высту¬
пив с одной из самых заметных речей. Учитывая, что он был на национальной аре¬
не новичком, лучшее, что могли сказать о Франклине Рузвельте, это то, что в нем
сочетались необычайный интеллект и сильный характер. Имела место магия име¬
ни. Он действительно, представляя Северо-Запад, «уравновешивал» географиче¬
ски представителя Среднего Запада Кокса, его поддерживали такие яркие фигу¬
ры, как Герберт Гувер и Уолтер Липпман. Однако подняли голову и противники.
Владелец «Чикаго трибюн», бывший однокашник по Гротону полковник Маккор¬
мик написал в своей газете: «Характеры двух Рузвельтов примерно отстоят в
сотню раз дальше друг от друга — дальше даже, чем их весьма отдаленное род¬
ство — они кузены в пятой степени. Имя вдохновляющее, кандидат — нет».
Президент Вильсон холодно поздравил Рузвельта. Для него, гения современной
политики, выдвижение посредственности Кокса было пощечиной.
На пути домой из Сан-Франциско Рузвельт заехал к своему партнеру в сто¬
лицу Огайо Коламбус. Он видел Кокса в первый раз в жизни, им нужно было сра¬
ботаться и определить эффективную стратегию. Рузвельт предлагал противопос¬
тавить посредственности Гардингу, способному выступать лишь с крыльца своего
дома, энергичную кампанию в общенациональном масштабе. Как оказалось, по ха¬
рактеру и манерам Кокс напоминал Рузвельту шефа по военно-морскому минис -
66

терству Дэниэлса. Со своей стороны, губернатор Кокс записал: «Он понравился
мне с первого взгляда. Его ум всегда настороже, и он напряженно следил за скла¬
дывающейся в ходе выборов ситуацией».
18 июля 1920 года Кокс и Рузвельт встретились с президентом Вильсоном.
Физическое состояние Вильсона их поразило. Сидя в коляске, худой и дрожа¬
щий, накрытый несмотря на жару пледом (прикрывшим его парализованную ле¬
вую руку), Вильсон все же старался крепиться, но голова его после нескольких
вежливых фраз опустилась. «Я рад, что вы пришли».— «Мы на миллион про¬
центов с вами в вопросе о Лиге Наций»,— сказал Кокс. После этой встречи Кокс
объявил участие США в Лиге Наций главным вопросом президентской кампа¬
нии. Многие из его советников считали это ошибочным шагом, эмоциональной
реакцией на физическое состояние президента Вильсона. Рузвельт вступил в борь¬
бу солидарно с Коксом: «Я хотел бы, чтобы каждый американец был молчали¬
вым свидетелем этой встречи двух великих людей».
Рузвельт ушел с официального поста и ринулся в борьбу. Две тысячи служа¬
щих министерства желали ему успеха. Официально кампания началась 9 августа,
когда со ступенек своего особняка Спрингвуд Рузвельт обратился к пятитысячной
толпе: «Две большие проблемы встанут перед следующей администрацией: наши
отношения с миром и реализация организованного прогресса в самой стране».
В ходе президентской кампании 1920 года Рузвельт выступал по тринадцать
(!) раз в день, переезжая из штата в штат. Как уже говорилось, двумя главными
темами были прогрессизм и активизация США на международной арене. Послед¬
няя тема вызвала наиболее горячие споры. Рузвельт не оставлял тени сомнения от¬
носительно своей позиции. В международных делах Соединенные Штаты «не
могут построить непроницаемую стену из дорогостоящих вооружений и жить, как
это привык делать Восток, словно нация термитов, вспоминая о прошлом... Мы
должны открыть глаза и ясно видеть, что современная цивилизация стала на¬
столько сложной, а жизнь цивилизованных людей настолько взаимосвязанной с жиз¬
нями людей в других странах, что невозможно ныне жить одновременно в одном
мире и за его пределами». Практическим решением является создание эффектив¬
ной международной организации.
Рузвельт сражался за Лигу Наций даже тогда, когда ее судьба вследствие по¬
зиции сената уже была решена. Он был глубоко убежден, что Лига Наций явля¬
ется «практическим решением практической ситуации. Она не более совершенна,
чем наша собственная конституция. Она не является антиамериканской... По¬
средством этой организации мы могли бы бросить нашу моральную силу и нашу по¬
тенциальную мощь на весы мира. Полагать, что эта цель противоположна амери¬
канским интересам, противоречит здравому смыслу».
Чтобы добиться активизации внешней политики США, Рузвельт должен был
преодолеть сопротивление блока националистически настроенной буржуазии, по-
67

лагавшей, что во внешнеполитических предприятиях Америка еще не может завла¬
деть контролем над огромным внешним миром и лишь ослабнет в процессе глобаль¬
ных притязаний. Этот страх преобладающей части правящего класса уже был са¬
мым отчетливым образом выражен в борьбе изоляционистов против
внешнеполитического наставника Рузвельта — президента Вильсона. Страна, ее
правящий класс в целом покачнулись в сторону изоляции, отстранения от больших
мировых дел. Поражение президента Вильсона, не сумевшего добиться принятия
сенатом Версальского договора, бросало тень на его идейных наследников. Дуэт
Кокс — Рузвельт, как оказалось, двигался в заведомо ложном направлении.
Внутри страны следовало оптимизировать работу федеральной машины, что
включало разумное обращение с национальными ресурсами и с самым главным из
ресурсов — американским народом. Необходимо было ликвидировать неграмот¬
ность пяти миллионов американцев, устранить ограничительные иммиграционные
законы, продолжить прогрессистскую политику.
Избирательная кампания 1920 года навсегда осталась для Рузвельта незабы¬
ваемой политической битвой. За три месяца он, следуя строгому графику, объехал
в собственном железнодорожном вагоне тридцать два штата страны. Впервые его
секретарем (35 долларов в неделю) становится Маргерит («Мисси») Лихенд —
начало долгой совместной работы. Место главного спичрайтера занимает Марвин
Макинтайр из военно-морского министерства. В Вашингтоне оставлен Луис Хо¬
ув, а в Нью-Йорке — Чарльз Маккарти. Стивену Хэрли было поручено прибы¬
вать за день раньше в очередное место и «организовывать аудиторию». Кассой ве¬
дал Том Линг. Сам Рузвельт внес на ведение предвыборной кампании 5 тысяч долларов,
его мать — 3 тысячи.
В общем и целом Рузвельт произнес более тысячи речей, море энергии было
«пролито» на американцев всех сословий, этнического происхождения и убежде¬
ний. Еще не проникло повсюду радио, еще микрофон не стал могущественным под¬
спорьем, еще не было самолетных рейсов на длинные дистанции. Битва велась, соб¬
ственно, за счет физических ресурсов. Центральный маршрут — от Чикаго до Сиэтла,
вниз по Калифорнии, возвращение на Средний Запад, вверх по Новой Англии, сно¬
ва на Запад, но уже южным путем. Иногда Рузвельт из железнодорожного ваго¬
на пересаживался на автомобиль, а однажды летал на аэроплане. Немало людей
принимали его за сына Теодора Рузвельта и обещали «проголосовать за сына». Ста¬
раясь использовать это недоразумение, республиканцы пустили по следу демокра¬
тического претендента подлинного сына Теодора Рузвельта, и стала складывать¬
ся едва ли не русская история о Лжедмитрии. Теодор-младший говорил о Франклине
как об отщепенце в семье. В ответ Франклин напомнил публике, что в 1912 году
сенатор Гардинг (ныне претендент в президенты от республиканцев) назвал Тео¬
дора Рузвельта вначале Бенедиктом Арнольдом (генерал-предатель периода вой¬
ны за независимость.— А.У.), а затем Аароном Берром (скандальный вице-пре-
68

зидент третьей администрации США), и «по крайней мере один из Рузвельтов не
забыл этих оскорблений».
Пресса по достоинству оценила красноречие Рузвельта. «Нью-Йорк пост»:
«Декламация выше всяких похвал. У претендента фигура идеального университет¬
ского игрока в футбол, ясные и отчетливые жесты, неизменная готовность поде¬
литься улыбкой, приятный голос, все данные для победоносной кампании».
Как-то на полпути предвыборного марафона Рузвельт размечтался о мартов¬
ском переезде в Вашингтон. Помощник Линг воззвал к реальности: «Люди гото¬
вы голосовать за тебя, но они не будут голосовать за Кокса и за Лигу Наций». Нель¬
зя закрывать глаза и на то, что Рузвельт делал серьезные ошибки. Однажды, пытаясь
снять опасения по поводу шести голосов, которые будет иметь Британия в Лиге На¬
ций (голоса доминионов), он заявил, что Вашингтону глупо не рассчитывать на го¬
лоса Кубы, Гаити, Доминиканской республики и Никарагуа: «На прошлой неде¬
ле по меньшей мере два голоса лежали у меня в кармане... Один из них принадлежал
Гаити. Я знаю точно, потому что сам написал для этой страны конституцию».
Подобный цинизм Гардинг использовал довольно эффективно: когда он будет
президентом, то не позволит своему заместителю военно-морского министра на¬
вязывать малым странам свои конституции.
Гардинг начал свою предвыборную кампанию в комфорте собственного дома.
Он просто вышел на крыльцо и зачитал речь. Затем он посетил восемнадцать шта¬
тов к востоку от Миссисипи, что, скорее всего, не дало ему ни одного голоса. Но
это, собственно, было и не так важно. Как не без основания писал министр внут¬
ренних дел в кабинете Вильсона Франклин Лейн, «Кокса отвергнут не те, кто не
любит его, а те, кто не любит Вильсона».
Ночь ожидания результатов прошла, разумеется, в Гайд-Парке. Рузвельт не
исключал возможности поражения, но он не предвидел масштабов этого пораже¬
ния — демократы потерпели фиаско. Крупнейшее поражение одной из двух по¬
литических партий за столетие. Среди выборщиков расклад был такой: 127 голо¬
сов демократов против 404 голосов республиканского тандема Гардинга—Кулиджа,
плюс победа республиканцев в обеих палатах. Оказалось, что республиканец Гар¬
динг более точно определил желание нации вернуться от гениев прогрессизма к трез¬
вой «нормальности», сбалансированной политике, охране безопасности страны
прежними способами, к сохранению прежних ценностей.
Нет сомнений, что поражение обескуражило демократов: окончилась эра
Вильсона. Но Рузвельт воспринял горькую весть философски. Он не испытал ду¬
шевной депрессии, ему казалось необычайной удачей уже само вознесение на выс¬
ший национальный уровень политики, где он показал, что является продолжате¬
лем курса Вудро Вильсона. Да, их блок с Коксом потерпел сокрушительное
поражение, но лично он приобрел нечто бесценное: общенациональную известность,
опыт и увидел перспективы. Создал команду эффективных помощников. Ведь, кро-
69

ме прочего, он был еще очень молод, чтобы думать о безвозвратном шансе. Да, лю¬
ди устают от навязываемых идеалов. Но беспринципность им претит еще больше.
О Гардинге как о президенте впоследствии скажут, что если президент Вашинг¬
тон не мог лгать, то президент Гардинг не мог никому сказать, что тот лжет. Речь
Гардинга о том, что «бизнес Америки — это бизнес», предвещала времена грубо¬
го материализма, а этот материализм при следующем же историческом повороте
будет отвергнут несущей жертвы массой населения.
★ ★ ★
Политик не может найти замены своей профессии: она поражает нервную си¬
стему. Любая другая работа — лишь перерыв. Для Рузвельта этот перерыв насту¬
пил осенью 1920 года, когда он возглавил нью-йоркское отделение страховой ком¬
пании из Мериленда, предоставившей ему зарплату, пятикратно превышающую прежнее
жалование в военно-морском ведомстве. «Я счастлив вернуться в реальный мир»,—
пишет он судье Франкфуртеру. Уик-энды он проводит с семьей в Гайд-Парке. Де¬
ти выросли, теперь им от 5 до 15 лет. Элеонора стала гораздо более жесткой, зна¬
ющей и деловой женщиной, она окончила курсы стенографии и машинописи, во¬
шла в президиум нескольких фондов. «Я сама стала личностью.»
Рузвельта более всего беспокоило «не быть забытым страной», и он старал¬
ся изо всех сил. Участвовал в создании Фонда Вудро Вильсона, возглавил орга¬
низацию бойскаутов штата Нью-Йорк, вступил в опекунский совет Гарвардского
университета, давал интервью и делал заявления. Он стремился сохранить обще¬
национальную организацию демократической партии, отбивался от атак республи¬
канской комиссии по расследованию аморального поведения на флоте. Но подлин¬
ная беда пришла оттуда, откуда ее никто не ждал.

Глава третья
ИПЕЧАЛЬ ©той актами
Печаль и молчанье нам силу дают,
Терпение в муках равняет с богами.
Генри Уодсворт Лонгфелло, 1847
вадцатые годы описаны достаточно подробно, и не будем тратить время
на то, что происходило с героем повествования в этот бурный период, ког¬
да бизнес подмял всякую критику, в массовом порядке раздавая «чуде¬
са»: радиоприемники, телефоны, холодильники, косметику для женщин и автомо¬
били для мужчин.
Трагедия
После жары и стресса, связанного с обвинениями в Вашингтоне, Франклин
Рузвельт отправился к своей семье, отдыхавшей на холодных берегах Кампобел¬
ло,— первый отпуск за многие годы. Душному поезду он предпочел яхту друзей.
Преодолев в тумане островные преграды, яхта «Сабало» наконец причалила в Вел-
шпул-Арборе, где на берегу его ждали Элеонора и дети. Позади них стоял Луис
Хоув — самый старый и верный помощник, с которым можно было обсуждать пред¬
стоящие в 1922 году выборы.
Рузвельт занялся подготовкой к рыбалке. И здесь случилось неожиданное —
проходя по узкой доске, он оступился и упал в ледяную воду. Ему быстро помог¬
ли выбраться из воды, но это мгновение осталось в памяти на долгие годы: «Я ни¬
когда не чувствовал ничего более холодного, чем эта вода! Я только окунулся, ед¬
ва смочил голову, потому что держался за борт трапа, но вода была такой холодной,
что буквально парализовала меня. Возможно, ледяной ток был так ощутим по
контрасту со зноем августовского солнца и работающего мотора». Рузвельт посме¬
ялся над своей оплошностью и снова приступил к подготовке снастей в мокрой одеж¬
де, которую в конце концов высушило солнце.
Неутомимость Рузвельта не знала предела, на следующий день он отправил¬
ся в свою летнюю резиденцию на небольшом корабле «Вирео». Здесь недалеко
от резиденции на озере Гленсеверн Рузвельт решил вновь окунуться в ледяную во¬
ду — его всегда это бодрило. Однако на этот раз он не почувствовал обычного
прилива сил. Вернувшись домой, Франклин обнаружил свежую почту и принял-
71

ся читать газеты, сидя на крыльце в мокром купальном костюме. Вскоре ему ста¬
ло холодно. Выйти к ужину он уже не смог: «Так я себя не чувствовал никогда».
Ночью он пошел принять душ, но упал. Пытаясь встать, обнаружил слабость ле¬
вой ноги. «Я пытался убедить себя, что все дело в мускулах и нужно просто раз¬
мяться. Но затем перестала работать и вторая.»
Приглашенный доктор диагностировал глубокую простуду и был удивлен,
что состояние пациента так резко ухудшается. Температура поднялась до сорока,
Рузвельт не мог пошевелиться. Боль распространялась по всему телу. Гостей и де¬
тей отправили в трехдневное путешествие, а Элеонора и Хоув пытались найти вра¬
ча-специалиста. Хоув прочесал все курорты штата Мэн. Филадельфийский све¬
тило — доктор У.Кин, осмотрев больного, предписал массаж. Две последующие
недели были ужасающими — несмотря на массаж Франклин чувствовал себя все
хуже. Много лет спустя Рузвельт признается Фрэнсис Перкинс, что в первые дни
болезни он был в полном отчаянии, ему казалось, что Бог покинул его. В Кампо¬
белло был приглашен доктор Роберт Ловетт, бостонский специалист по полиоми¬
елиту. Его диагноз — детский паралич. Вирус проник в организм скорее всего во
время летних поездок Рузвельта в лагеря бойскаутов либо где-то в Вашингтоне или
Нью-Йорке. Ловетт отменил массаж, а для укрепления сна рекомендовал бром, так
как другие лекарства не помогали. Кроме того, он прописал горячие ванны.
Рузвельту не хотелось, чтобы за пределами семьи стало известно о том, что
его парализовало. Поэтому решено было без шума в частном вагоне перевезти его
в Пресвитерианский госпиталь Нью-Йорка. Только по прибытии Рузвельта в гос¬
питаль Хоув сообщил прессе, что он болен полиомиелитом и у него парализова¬
ны ноги. Доктор Дрепер при этом добавил, что это «временный ущерб». Прочи¬
тав это в «Нью-Йорк тайме», Рузвельт написал издателю газеты Оксу, что
теперь окончательно поверил в благополучный исход, поскольку «Нью-Йорк
тайме» официально сообщила об этом.
Однако, наблюдая за пациентом день за днем, Дрепер начал сомневаться, что
Рузвельт когда-нибудь будет сидеть. Коллеге Ловетту Дрепер писал о своем па¬
циенте: «Он обладает таким мужеством, такими амбициями и в то же время та¬
ким чувствительным эмоциональным организмом, что ему понадобятся все силы,
чтобы признать реальность и не рухнуть в бездну». Человек, которого часто изо¬
бражали плейбоем, мучился в конвульсиях, физических и душевных, держась на
невероятной силе воли.
Никакие соболезнования Рузвельт не принимал. Прошли «без улучшений»
сентябрь и октябрь. В феврале 1922 года ему впервые надели протезы из стали
и кожи, которые он вынужден будет носить до конца своих дней. Чтобы сесть,
ему надо было держаться за свисающий с потолка ремень. А чтобы перебраться
в кресло на колесах, требовалась посторонняя помощь — подняться на костылях
было истинным мучением. Элеонора Рузвельт скажет позже, что это была самая
72

трудная зима в ее жизни. Лишь однажды ее охватило отчаяние. Мир показался
пустыней, никто не мог остановить ее рыданий. Она старалась приглашать в
особняк на 65-й улице Манхэттена интересных людей, поскольку была уверена,
что будущее мужа, когда он придет к осознанию своего состояния, станет связа¬
но с политикой, где требуется умственная, а не физическая сила.
Мать Сара Рузвельт занимала противоположные позиции. Франклин дол¬
жен уйти от бессмысленной суеты общественной жизни и занять положение сель¬
ского джентльмена в Гайд-Парке. У него достаточно увлечений, земли и знакомств,
чтобы сделать свою жизнь интересной. К тому же он всегда говорил, что хотел
бы писать книги. Сто лет назад был поражен полиомиелитом в раннем возрасте
один из родственников — Джеймс Генри Рузвельт. Он, оставаясь дома, удачно
играл на бирже, увеличил свое богатство и основал Госпиталь Рузвельта в Нью-
Йорке. Мать хотела разрушить дружеские отношения между Элеонорой и Хо¬
увом, поддерживавшим политические амбиции ее сына. Хоува она называла не ина¬
че как «этот грязный отвратительный маленький человек».
Рузвельт, боясь, что неизвестность может испугать детей, решил открыто объ¬
яснить им свое физическое состояние. Откинув одеяло, он перечислял латинские
названия мышц, которым грозила атрофия, «gluteux maximus». Уже через не¬
сколько месяцев после разразившегося несчастья Рузвельт играл с детьми, но яр¬
кий мир прошлого ушел навсегда. Человек, более всего любивший простор, мо¬
ре, острова, лес, был приговорен судьбой к четырем стенам. Яхты и Кампобелло,
теннисный корт и ледяной каток принадлежат другому миру. Двенадцать лет он
не хотел возвращаться в Кампобелло с его площадками для гольфа.
Сумеет ли он преодолеть болезнь? Пытаясь собрать все свое мужество, Руз¬
вельт вспоминал избирательную кампанию 1910 года и мобилизацию военно-мор¬
ского флота в первой мировой войне. Тогда он преуспел. Черные дни отчаяния ос¬
тавались позади, этот необыкновенный человек уже смотрел только вперед. Весной
1922 года Рузвельт возвратился в Гайд-Парк и начал борьбу, о которой никто не
знал. Он часами раскачивался на специальных параллельных брусьях, укрепляя торс
и стремясь привести в действие ноги. Первая его цель — дойти до почтового ящи¬
ка на костылях — это примерно полкилометра от Спрингвуда. С каждым днем Руз¬
вельт увеличивал пройденный путь хотя бы на метр. Окрепшие руки помогали ему
перемещаться по узким лестницам особняка. Хуже всего было, когда он падал —
приходилось ждать помощи. Но более всего Рузвельт не терпел соболезнований, по¬
этому сразу же предупреждал об этом каждого интервьюера.
Один из журналистов после встречи с ним пишет, что его охватило чувство,
будто жизнь Рузвельта окончена, хотя сам Франклин не проявил никаких при¬
знаков депрессии и вовсе не хотел говорить о своей болезни. Другому предста¬
вителю прессы Франклин написал: «Я вернулся в детство довольно неприятным
образом, получив детский полиомиелит». Встречи и беседы он часто заканчивал
73

словами: «Ну, мне нужно бежать». Он редко терял контроль над собой. Дочь Ан¬
на вспоминает о таком случае. Стоя на лестнице, она расставляла книги по пол¬
кам, а отец, сидя в кресле на колесах, снизу руководил ее работой. Внезапно кни¬
ги выпали из ее рук, и Рузвельт сердито обвинил ее в нерасторопности. Дочь в
слезах убежала к матери. «Мама рассказала мне о битве, которую ведет отец про¬
тив обрушившихся несчастий, о естественности его первой реакции, о том, что мы
счастливы видеть его живым и помогать ему, я почувствовала себя пристыженной...
Вернувшись в библиотеку, я нашла не только прощение, но и улыбку, приглаша¬
ющую меня возобновить работу.»
Доктор Ловетт предложил гимнастику в воде. В Гайд-Парке построили бас¬
сейн. «В воде ноги работают нормально и мне не нужна помощь, чтобы держать¬
ся на поверхности... Вода принесла мне несчастье и она же возвратит меня назад.»
Рузвельт увлекся моделями кораблей, его любовь к коллекционированию почто¬
вых марок не ослабевала ни на минуту. Но лучшим убежищем были книги: биогра¬
фии, политика, американская история (критически настроенные наблюдатели от¬
мечают, что нет следов чтения властителей дум века Маркса, Фрейда, Шпенглера
или ведущих американских историков Бирда и Паррингтона). На ночь он читал де¬
тективы. Как только голос стал сильнее, он стал читать вслух для всей семьи.
Несмотря на все предпринятые усилия, Рузвельт уже никогда не был в состо¬
янии пройти без протезов, костылей или коляски. Атрофия мышц ног продолжа¬
лась. Исчез высокий и моложавый человек, перемещавшийся и шутивший с такой
легкостью. Упражнения очень укрепили верхнюю часть его тела — торс, шею, мыш¬
цы плеч. Теперь его фигура (протезы были тщательно спрятаны) производила
впечатление крепости, уверенности, властности. Но главное — не была покалече¬
на душа. Он пишет Коксу: «Хорошая погода, свежий воздух и купания создали мне
добрый мир. Ноги в порядке, а когда я плаваю, они работают хорошо. Это пока¬
зывает, что мускулы еще есть. Я еще на костылях, но двигаюсь». Только через два
года после несчастья он официально покинул ряды гольф-клуба.
Осенью 1922 года Рузвельт возобновил работу в страховой компании на
Бродвее, 120, доведя свою рабочую неделю до четырех дней. Ему сохранили жа¬
лование за месяцы болезни. Но Рузвельту важнее было доказать, что он сберег все
свои интеллектуальные способности, сохранил себя как личность. Рабочий день Руз¬
вельта начинался в восемь тридцать утра, еще лежа в постели он принимал Хоу¬
ва и других помощников. (За океаном будущий союзник военных лет Черчилль на¬
чинал рабочий день точно так же.) Через два часа Рузвельт был уже в офисе и работал
до пяти вечера. После работы возвращался домой, пил чай, делал физические уп¬
ражнения, встречал посетителей — вплоть до ужина. Затем — почтовые марки
и легкое чтение.
Одно обстоятельство осложняло его жизнь. Фронтальный вход в его конто¬
ре начинался со ступенек, которые Рузвельт не мог преодолеть без посторонней
74

помощи. Советник Хоув согласился, что это вредит его политическому статусу.
Встал вопрос об отказе от работы.
В начале 1923 года Рузвельт решил предоставить все «матери-природе» и от¬
правился в солнечную Флориду. Здесь он вместе со своим бостонским другом ку¬
пил яхту «Ларооко». (4 февраля 1924 года флаг на ней был приспущен — пришло
известие о смерти Вудро Вильсона.) Рузвельт ждал от солнца и моря чуда. Он пи¬
шет матери об обычном дне: «Мы сели в моторную лодку, ловили рыбу, высади¬
лись на песчаный берег, устроили пикник, я совсем забыл о своих кандалах, про¬
делал много упражнений и чувствую, что мои мышцы в лучшем состоянии, чем когда
бы то ни было». Его посетили Уильям Дженнингс Брайан и Джеймс Кокс.
К серьезным увлечениям этого времени следует отнести начало работы над
историей Соединенных Штатов и биографией первого моряка молодой Америки Джо¬
на Пола Джонса. Писать исторические сочинения непросто — у Рузвельта были
знания, интерес, стиль, но не хватало усидчивости. О том, что он не потерял веру
в будущее, говорит сохранение группы помощников, возглавляемой верным Хоувом.
Рузвельт принял участие в конкурсе проектов всеобщего мира — первой наметки
идеи, которая воплотится в Организации Объединенных Наций.
Судьба предоставила ему одну практическую возможность — думать. И он
постарался воспользоваться этим. Мысли его стали глубже и серьезнее, появилась
мудрость. Как пишет Луис Хоув, «он становился более значительным человеком
с каждым днем». Фрэнсис Перкинс пришла к выводу, что «Франклин Рузвельт
претерпел в годы болезни духовную трансформацию... Годы боли и страданий из¬
менили его несколько высокомерное отношение к миру. Человек как бы обрел со¬
страдательное сердце, смирение духа и более глубокую философию. Находясь в пу¬
чине мук, он лучше стал понимать проблемы людей... Стал верить, что Божественное
Провидение спасло его от полного паралича, отчаяния и смерти». Поскольку на¬
вещать людей он не мог, они сами приходили к нему, и это невольно способство¬
вало перемещению его в центр внимания, в положение советчика и частично судьи.
Его мастерство рассказчика росло с каждым годом, запас историй и анекдотов уве¬
личился неимоверно. У него появилось новое удивительное качество, которое аме¬
риканские историки называли безмятежностью. Для человека, от которого отвер¬
нулась судьба, это было неожиданным. Прежний Рузвельт — беспокойный
оптимист, новый — как бы умиротворенный фаталист.
Окружающие начинали понимать, что Рузвельт не станет узником Гайд-
Парка. Теперь уже ничто не могло сломить его. Человек, который всю сознатель¬
ную жизнь восхищался Теодором Рузвельтом и Вудро Вильсоном, сохранил харак¬
тер борца. Сын Джеймс напишет позже: «Не полиомиелит сформировал характер
отца, а отцовский характер позволил ему подняться над обстоятельствами».
75

Возвращение
Летом 1924 года Франклин Рузвельт принял предложение возглавить пред¬
выборную кампанию «любимого сына Нью-Йорка» Альфреда («Аля») Смита. Не¬
доброжелатели и нейтралы были уверены, что явный гандикап сделает Рузвельта
скорее пассивным созерцателем битвы. Но они ошиблись — Рузвельт получил пре¬
восходный шанс возвратиться в национальную политику. Его советы отличались
трезвостью и зрелостью: ослабить противодействие «сухому закону», обратиться
к испытывающим экономические трудности фермерам, опереться на тех, кому
«просперити» 20-х годов ничего не дало. Рузвельт уже понимал, что нью-йорк¬
ский губернатор не сможет охватить основных проблем нации, что его взгляды за¬
ведомо упрощенные, что он по существу провинциал (это выдавали даже его не очень
умелые выступления по радио), что национальное лидерство дается ему с трудом.
Четыре года правления Гардинга, а потом, после его смерти, Кулиджа были
временем грандиозных финансовых скандалов. На следующий срок республикан¬
цы снова выдвинули Кулиджа, и ободренный репортер спросил великого мол¬
чальника, не желает ли тот в связи с выдвижением обрисовать свою платформу. «Нет» —
ответил тот. — «А что вы можете сказать о мировом положении?» — «Ничего».—
«О запрете алкоголя?» — «Ничего. И прошу меня не цитировать».
Конвент демократов открылся в нью-йоркском Мэдисон-Сквер-Гардене
24 июня 1924 года. Номинировать Смита должен был Берк Кокрейн — давниш¬
ний учитель Черчилля, человек, красноречие которого восхищало англичанина. Но
он неожиданно скончался. Выступить предложили Рузвельту. Опираясь на пле¬
чо сына, Рузвельт вышел к дорожке, ведущей к трибуне. Далее, взяв костыли, дви¬
нулся вперед — зал замер. Подойдя к трибуне, он отставил костыли и озарил ог¬
ромный зал улыбкой. «Всех вас, прибывших из великих городов Востока, с долин
и холмов Запада, с побережья Тихого океана, с полей и усадеб Юга, я прошу со
всей серьезностью, на которую способен, принять к сердцу слова Абрахама Лин¬
кольна: “Со злобой ни к кому, а с благожелательностью ко всем”». Затем после¬
довала хвала Смиту: «Это личность, которая несет каждому не только веру в свою
искренность, но и в правоту своего дела. Он упивается борьбой, он “Счастливый
Воин” политической битвы». Овации, прерывавшие речь, длились час тринадцать
минут. Сочетание мужества и красноречия сделало это выступление одним из луч¬
ших на конвенте. Между тем образ из поэмы Водсворта «Счастливый Воин», об¬
раз воина, обретающего счастье лишь в борьбе, был более всего приложим к са¬
мому Рузвельту. Одним выходом на политическую арену он восстановил свою
национальную известность и положение.
Сам же конвент был очевидной прелюдией к новому поражению демократов.
«Бурные двадцатые» так или иначе отдали приоритет республиканцам, в то вре¬
мя как демократы не могли обрести единство и выработать правильную контрстра-
76

тегию. В течение двух недель делегаты конвента не могли выбрать между Смитом
и Макаду. Красноглазым, невыспавшимся и небритым депутатам никак не удава¬
лось набрать 732 голоса в пользу одного из кандидатов. Впервые использованное
радио отнюдь не подняло престиж демократов в глазах нации — вся страна стала
свидетелем раздора в их лагере. Наконец, в ходе 103-го голосования, был избран
компромиссный кандидат — Дж.Дэвис. Сенатор Хайрем Джонсон писал своей
семье: «Прав был генерал Грант, когда сказал, что на демократическую партию мож¬
но положиться — в нужное время она сделает необходимую ошибку».
Демократы проигрывали, однако Рузвельт и на этот раз выигрывал. «Нью-
Йорк ивнинг уорлд»: «Безотносительно к тому, выиграет ли губернатор Смит или
проиграет, Франклин Д. Рузвельт уйдет с демократического конвента 1924 года
героем. Несчастье подняло его над схваткой, над религиозным фанатизмом, борю¬
щимся с личными амбициями и жалкими предрассудками. Оно сделало его един¬
ственным лидером, пользующимся уважением и восхищением всех частей страны».
Осенью Кулидж без особых усилий выиграл выборы (54 процента голосов
избирателей), поскольку его противники были разделены: Девис — 29 процентов
и более левый Лафолет — 17 процентов.
★ ★ ★
В 20-е годы Америка впервые начинает закрывать двери перед иммигран¬
тами. Разумеется, принятый в мае 1921 года Чрезвычайный акт о квоте имено¬
вался временной мерой. Двери в страну с тех пор были лишь полуоткрытыми. Раз¬
решался въезд не более 357 тысяч человек в год (треть довоенного уровня). Акт
1924 года ограничивал въезд до 164 тысяч в год. Каждая страна получила свою
квоту: Англия — 65 тысяч, страны Восточной Европы (Россия, Польша и др.) —
по 2—3 тысячи. И все же численность тех, кто не считал английский язык род¬
ным, составляла в США уже 22 миллиона человек. В 20-е годы количество жи¬
вущих в городах впервые превышает численность фермерского населения Амери¬
ки. В 68 городах численность населения превысила 100 тысяч. И стоимость
производимого промышленностью уже в три раза превышала стоимость сельско¬
хозяйственной продукции Америки. Самым быстрорастущим городом страны
стал калифорнийский Лос-Анджелес (число жителей с полумиллиона в 1920 го¬
ду увеличилось до 3 миллионов в конце 30-х годов). Это был первый большой го¬
род Америки (третий по населению после Нью-Йорка и Чикаго), где основная
часть жителей проживала в собственных домах.
Наступил век джаза, подрыва пуританских ценностей, время новых идей.
Самая читаемая иностранная книга 20-х годов — «На западном фронте без пе¬
ремен» Эриха-Марии Ремарка. Горькая ирония книги точно соответствовала
духу времени. Американским аналогом могла служить книга «Три солдата»
Джона Дос Пассоса, ветерана войны. В 1925 году появляются первые книги пи-
77

сателя, который потом будет назван лучшим автором поколения,— Эрнеста
Хемингуэя.
При всем благодушии «просперити» в стране начал складываться блок сил,
категорически не согласных с мертвой зоной правления Гардинга и Кулиджа. По¬
жалуй, самым проницательным критиком республиканского правления высту¬
пил сенатор от Небраски Джордж Норрис. Написанную им критическую статью
не приняли респектабельные «Кольере уикли» и «Форум». Только «Нейшн» ос¬
мелилась 16 сентября 1925 года поместить эти слова: «Политика республиканцев
отбросила страну на двадцать пять лет назад... Если тресты, различные конгло¬
мераты и большой бизнес готовы править, почему бы не разрешить им делать это
прямо, без посредничества дорогостоящего механизма, который первоначально был
создан для защиты народа от контроля монополий?»
К чести Гардинга нужно сказать, что он понимал ограниченность своих та¬
лантов («Боже, это место — ад для таких людей, как я») и все чаще предпочи¬
тал гольф днем и покер ночью. Ненужные волнения плюс переедание и выпивка
доконали даже этого первоначально спокойного человека, он умер в фантастиче¬
ски роскошном отеле в Сан-Франциско, возвращаясь из Канады. Его место за¬
нял вице-президент Кальвин Кулидж, невзрачный и немногословный. (Одна да¬
ма сказала ему во время обеда: «Я заключила пари, что извлеку из вас больше двух
слов». Кулидж: «Вы проиграете». Дама: «Каково ваше хобби?» Кулидж: «Под¬
держивать порядок».)
На этом политическом фоне, фоне торжества лозунга «Бизнес Америки —
это бизнес», Рузвельт вплотную занялся подготовкой к следующему раунду по¬
литической борьбы. Период между 1925 и 1927 годами он посвятил поиску и фор¬
мулированию принципов, которые могли бы объединить «городскую» и «сельскую»
фракции демократической партии, позволили бы расширить национальную базу
демократов. Рузвельт задался целью стать лучшим специалистом своей партии в
области внешней политики. При этом его «осевой» концепцией было продолже¬
ние интернационализма, глобальной политики президента Вильсона, к которому
он относился с величайшим пиететом как к основателю единственно верного для
Америки курса на XX столетие. В 1921 году он участвовал в создании Фонда Ву¬
дро Вильсона, средства которого предназначались для поощрения сторонников ак¬
тивной внешней политики США.
Считая, что в стране должна быть создана новая школа дипломатов, Ф. Руз¬
вельт стал одним из основателей Школы Уолтера Пейджа (бывшего посла Виль¬
сона в Лондоне) при Университете Джонса Гопкинса. В 20-е годы Рузвельт лич¬
но корректировал учебные планы в университетах и колледжах страны, стимулируя
интерес к международной арене. В период, когда Америка демонстративно отвер¬
нулась от Лиги Наций, Ф.Рузвельт открыто и подчеркнуто выступил за членст¬
во США в этой организации. Некоторым из его друзей странно было смотреть,
78

как молодой амбициозный политик борется за дело, вчистую проигранное таким
мастером политической борьбы, каким был Вудро Вильсон. В 1923 году Рузвельт
создал такой проект нового сообщества наций, который, по его мнению, более при¬
емлем для американского народа, чем отвергнутая Лига Наций. Ради вхождения
в мировое сообщество, где индустриальная мощь США должна была сыграть ре¬
шающую роль, он предлагал выдвинуть и пропагандировать оговорки, призван¬
ные уменьшить страх американцев перед новым и неизведанным предприятием.
Согласно его плану, США «не могли быть вовлечены в чисто региональные про¬
блемы», американцы «не могли быть призваны к решению задач, ведущих к ис¬
пользованию вооруженной силы без полного и свободного нашего согласия, вы¬
раженного посредством наших конституционных процедур». Неважно, в каком
виде США примут участие в решении мировых проблем, полагал Рузвельт, важ¬
но само это участие.
1лавные обвинения Рузвельта против республиканцев заключались в том, что
они не вели подлинно международной политики в интересах Соединенных Шта¬
тов и не приняли никакого участия в рассмотрении вопросов, разбираемых Ли¬
гой Наций и Международным судом. Рузвельт, разумеется, знал, что большин¬
ство американцев голосовали против участия в этих организациях. И все же в своей
статье, напечатанной в наиболее влиятельном внешнеполитическом журнале «Фо-
рин афферс», он предлагал проявить «гораздо большую степень внимания и оп¬
ределенной официальной помощи этим организациям, чем мы оказывали до сих
пор». Рузвельт шел дальше: «Мы должны сотрудничать с Лигой Наций как с пер¬
вой крупной организацией, направленной на поддержание мира, не вступая на поч¬
ву непосредственно европейской политики, но тем не менее принимая активное,
полнокровное официальное участие во всех обсуждениях, которые могут прине¬
сти пользу всему человечеству. То же самое касается Международного суда».
Наиболее популярное в то время требование быстрого взыскания с бывших
союзников долгов получило у Рузвельта своеобразное трактование. Напомним,
что за время войны Америка перестала быть страной-должником и стала страной-
кредитором. Она выплатила Европе свой долг 3 миллиарда долларов, и в новой
ситуации уже Европа ей должна 10 миллиардов долларов. С его точки зрения, тот
факт, что Соединенные Штаты намеревались собрать 22 миллиарда долларов вме¬
сто (учитывая проценты) 10 миллиардов (которые США в годы войны предоста¬
вили своим европейским союзникам), мог превратить бывших союзников «в го¬
сударства, ненавидящие жестокого и жадного сборщика налогов».
Работы Рузвельта привлекли внимание теоретиков и практиков вильсо-
низма. Но сближение со старой гвардией Вильсона для него не было гладким. Хра¬
нители интернационалистских принципов не без подозрения смотрели на моло¬
дого выскочку из Нью-Йорка, родственника заклятого врага Вильсона —
Теодора Рузвельта, политика, который, по их мнению, мог дискредитировать «кре-
79

стовый поход» Вильсона за превращение Соединенных Штатов в ведущую ми¬
ровую державу. С другой стороны, для Рузвельта полностью отождествить се¬
бя с проигравшей свою игру фракцией демократов вовсе не казалось привлека¬
тельным. Следовало учитывать, что большинство американцев весьма решительно
отвергли вильсонизм, поэтому посягающий на верховное лидерство должен был
согласовывать амбиции с наиболее популярными взглядами своего времени.
Опыт Вильсона научил Рузвельта, что для смелой внешней политики необходи¬
ма твердая поддержка на внутренней арене. Без этого внешнеполитические зам¬
ки строились на песке. Поэтому к концу 20-х годов он определенно отходит от
правоверного вильсонизма.
Желая утвердить свою профессиональную репутацию, Рузвельт в 1923 го¬
ду опубликовал в журнале «Азия» статью на волнующую тему текущего перио¬
да «Должны ли мы доверять Японии?» То был ответ на работы популярных в стра¬
не публицистов У. Питкина «Должны ли мы сражаться с Японией» (1921) и
Г. Байуотера «Морская мощь на Тихом океане» (1922), которые в той или иной
степени отстаивали идею неизбежности столкновения двух претендентов на вла¬
дычество в Тихом океане. Рузвельта пугала крайность этого вывода. Он видел центр
мирового развития в Европе, чье могущество хотя и было поколеблено мировой
войной, но сохраняло свою осевую значимость. Именно здесь США должны бы¬
ли получить новые контрольные права (Лига Наций в этой связи казалась наи¬
лучшим каналом). На Тихом океане, при всей его насущной и еще более потен¬
циальной важности, не решалась проблема мирового лидерства. Поэтому Рузвельт,
в отличие от своих агрессивно настроенных предшественников, в оценке амери¬
кано-японской ситуации считал, что битва США и Японии не даст быстрых по¬
ложительных результатов для США. Обе страны достаточно сильны для обес¬
печения надежной стратегической обороны.
Главная ударная сила обеих стран — флоты. Но создание подводных лодок
и морской авиации сделало их уязвимыми в открытом океане. Как еще могли
США и Япония сокрушить друг друга? Долгая позиционная война вызвала бы лишь
удовлетворение третьих сторон. А если так, если Япония неуязвима для решаю¬
щего удара, тогда война с ней бесперспективна, затраченные колоссальные средства
бессмысленны, к тому же война заставит сконцентрировать часть сил на неглав¬
ном направлении. Короче, этот путь был неправильным, и ожесточения отноше¬
ний с Японией следовало избежать. Рисуя такие перспективы, Рузвельт в своей
статье призывал ослабить американо-японский антагонизм, сделать возможным аме¬
рикано-японское сотрудничество, которое повышало бы престиж США в Азии и
создавало рычаги воздействия на победоносные державы прежней Антанты.
В процессе подготовки к президентской кампании 1928 года Ф. Рузвельт опуб¬
ликовал новую статью в журнале «Форин афферс», которую хотел бы видеть
внешнеполитической платформой своего политического патрона и фаворита А. Сми-
80

та. В этой статье Рузвельт убеждал в необходимости для Америки возглавить ми¬
ровое развитие: «В прошлом в нашей истории были периоды, когда американское
руководство оказывало влияние на идеи и действия цивилизованного мира». Од¬
нако последние девять лет господства республиканцев «увы, не были таким пери¬
одом. С лета 1919 года наша страна вынуждена выслушивать обвинения, что она
игнорирует необходимость конструктивного вмешательства в целях разрешения су¬
ровых проблем, вставших перед человечеством. Мы не предлагали практически ни¬
чего, за исключением изолированного эпизода военно-морской конференции
1922 года». В число конкретных предложений Рузвельта входило объявление
американских гарантий безопасности торгового судоходства, инициативы по созы¬
ву международных форумов по военно-морским вооружениям. Наибольшие наре¬
кания Рузвельта вызывала европейская политика республиканцев. Узколобый
подход — требование выплаты бывшими союзниками долгов — означал отчуж¬
дение самых могущественных стран мира в обмен на деньги, которые Америке, по
существу, и не были нужны. Но еще более жестокой и неразумной виделась поли¬
тика Вашингтона в свете того, что одновременно федеральное правительство ру¬
ководствовалось дискриминационной тарифной политикой, что значительно ослож¬
няло для европейцев выплату их долгов. Участие в Лиге Наций, вхождение в
Международный суд, либеральное отношение к долгам европейцев, широкое и пер¬
спективное видение возможностей укрепления американских позиций в центре
мирового могущества — вот что предлагал Ф. Рузвельт как теоретик демократи¬
ческой партии во внешнеполитических вопросах. По его мнению, во второй поло¬
вине 20-х годов вновь созрели условия для попытки США внести упорядоченность
в хаос мировых дел, сделать колоссальную американскую индустрию основой ста¬
бильности в мире.
Но в политике приходится выбирать. И Рузвельт в 1928 году стоял перед
выбором — закрепить за собой положение ведущего внешнеполитического экс¬
перта своей партии или начать движение к верхним этажам политической лестни¬
цы. Последнее возобладало,’и Франклин Рузвельт, устремившись к посту губер¬
натора штата Нью-Йорк, «повесил замок» на внешней политике.
Теперь умудренность в международных делах не только не требовалась, но
и была опасной — многоплеменный Нью-Йорк по-разному реагировал на внеш¬
неполитические симпатии своего губернатора. Рузвельт на три года как бы ушел
из внешнеполитической сферы анализа, он как бы соблюдал обет молчания. Так,
в 1931 году он отклонил предложение высказаться в национальной печати по по¬
воду политики президента Гувера в вопросе об уплате союзниками военных дол¬
гов и по поводу агрессии Японии в Маньчжурии. Вполне очевидно, что губерна¬
тор боялся разозлить влиятельную группу «поствильсоновских»
интернационалистов, а еще больше — создать негативное о себе представление
у националистически настроенного большинства своей партии.
81

Грозные двадцатые
20-е годы были для Америки годами неслыханного подъема. В 1928 году она
владела большим объемом мировой торговли, производства и богатств, чем ког¬
да-либо до или после. Время словно ускорило свой бег. Наступила пора массово¬
го применения прежних изобретений. Даже английский язык не успевал за новы¬
ми понятиями и процессами. Еще в 1888 году группа академических ученых
решила издать словарь всех английских слов в десяти томах. На реализацию про¬
екта отвели сорок лет. Сложности начались уже при завершении буквы А — до¬
полнений оказалось неожиданно много. После окончания работы над буквой С че¬
тыреста новых слов не вошли в словарь. Не вошло, например, слово «кино», и
лексикографы решили включить его как «кинема». К окончанию проекта в
1928 году на каждое старое слово приходилось уже по одному новому, поэтому
издание требовалось дополнить. Скажем, в XIX веке были лишь два цвета нос¬
ков — белый и черный, а в XX — 43 цвета. В изданном в 1929 году «Между¬
народном словаре Вебстера» насчитывалось более 3 тысяч слов, вошедших в
употребление между 1909 и 1927 годами. Из 299 слов, начинавшихся на букву
А, две трети новых слов относились к сферам науки, медицины, изобретений, 82 сло¬
ва — к авиации. Искусство дало единственное новое слово «атональность».
Наиболее сильно жизнь общества изменило появление автомобиля с закрытым
верхом. Если в 1919 году закрытые автомобили составляли лишь десятую долю всех
автомобилей, то уже в 1927 году их было уже 85 процентов. Автомобиль в «сухой»
Америке послужил, как считали некоторые, своего рода альтернативой алкоголю.
В своей книге «Ответственное пьянство» Роберт Бринкли утверждал, что мораль
и нравы выдержали сотни лет пьянства, однако поколебались при внедрении авто¬
мобиля, увеличивавшего возможности приключений, краж и исчезновений.
В 1920 году в стране был собран 1 миллион 900 тысяч автомобилей, через
десять лет — 2 миллиона 800 тысяч, а в 1940 году — 3 миллиона 700 тысяч. Ес¬
ли в 1920 году общее число автомобилей в Америке составляло 7 миллионов
500 тысяч, то в 1930 году — 27 миллионов. Автомобиль для американца стал,
по словам Синклера Льюиса, «предметом поэзии, трагедии, любви и героизма».
Его имели 46 процентов американских семей. Автомобиль действительно начал
«стирать грани между городом и деревней», позволил американцам в массовом по¬
рядке перемещаться к новым рабочим местам.
Именно эта отрасль промышленности стала ведущей в американской эконо¬
мике, потребляя 90 процентов нефтепродуктов, 75 — производимого стекла,
25 — производимых станков, 20 — стали и 80 процентов резины. Все это каса¬
лось не только легковых автомашин. В1904 году в Америке было 700 грузовиков,
к 1918 году — 500 тысяч, а к 1940 — почти 5 миллионов. В 1930 году в стране
уже сотни автобусных компаний жестко конкурировали в поисках пассажиров.
82

Пассажирская авиация, конкурент автобусов и железных дорог, возникла
достаточно неожиданно, из нужд почтовой службы. Чтобы стимулировать пере¬
возку почты по воздуху, в 1925 году частным авиакомпаниям разрешили брать
пассажиров. Первый регулярный маршрут был открыт 4 апреля 1927 года меж¬
ду Нью-Йорком и Бостоном. К 1930 году в небе США господствовали четы¬
ре авиакомпании — «Юнайтед», «Истерн», «Америкен» и ТВ А. В этом же го¬
ду на самолетах впервые появились стюардессы. Между 1930 и 1940 годами воздушные
перевозки увеличились в 12 раз. В 1934 году впервые в стране было продано бо¬
лее миллиона авиабилетов. Внешний вид самолетов по сравнению с периодом пер¬
вой мировой войны разительно изменился. Теперь их делали целиком из метал¬
ла обтекаемой формы. В 1931 году иммигрант из России Игорь Сикорский
создал проект и построил первые самолеты для «Панамерикен», они долгое вре¬
мя задавали тон в пассажирской авиации. В начале 30-х годов по воздуху путе¬
шествовали 200 тысяч человек, одна жертва приходилась на 8 миллионов пас-
сажиро-миль. В конце 30-х годов одна жертва приходилась уже на 100 миллилнов
пассажиро-миль, число воздушных путешественников дошло до нескольких мил¬
лионов в год. В 1939 году «Панамерикен» начала межатлантические перелеты
на «Боинге-314».
Решающим годом для радио был 1922-й. Франция начала международное
вещание на французском языке с Эйфелевой башни, «Радио Москва» из столи¬
цы Советской России, Би-Би-Си из Лондона. В 1923 году в США было про¬
дано полмиллиона радиоприемников, а в 1925 году — 2 миллиона. К концу
30-х годов радио в Америке регулярно слушали около 30 миллионов человек. Это
была солидная конкуренция кинематографу. Чтобы выдержать конкуренцию, ки¬
но стало «говорящим». В 1927 году в стране насчитывалось 17 тысяч кинотеат¬
ров. Почти в каждом городе, большом и маленьком, здание кинотеатра было ед¬
ва ли не самым внушительным. Огромные студии работали над производством фильмов
безостановочно, и посещение кино еще двадцать лет занимало особое место в раз¬
влечениях американцев.
Достижения Америки были впечатляющими. С1919 по 1929 год валовой на¬
циональный продукт вырос на 39 процентов. Число домов, имеющих радио, уве¬
личилось с нуля до 40 процентов, стиральные машины — с 8 до 24 процентов,
холодильники — с 1 до 8 процентов, пылесосы — с 9 до 30 процентов. В
1920 году лишь 35 процентов населения имели в домах электричество, а в 1930 го¬
ду — 68 процентов; если в 1910 году один телефон приходился на пятнадцать че¬
ловек, то в 1920 — на восемь. Но эти улучшения касались все же лишь меньшин¬
ства американцев. Лишь 1 процент самых богатых американцев владел
15 процентами национального дохода. В 1927 году 207 человек платили налоги с
доходов в 1 миллион долларов и более. Доходы корпораций за 20-е годы вырос¬
ли на 76 процентов. В 1929 году на 20 процентов высшего класса приходилось
83

более половины расходов американцев, но многие практически не ощутили резуль¬
татов материального прогресса страны. Самые богатые 20 процентов расходова¬
ли более половины средств на образование, медицинское обслуживание и отдых.
Такая ситуация могла привести к общественному взрыву с невиданными послед¬
ствиями. Чтобы избежать этого, в стране нужно было проводить реформы. За это
и взялся Франклин Рузвельт.
★ ★ ★
Рузвельта привлекали поездки в Уорм-Спрингс (штат Джорджия), где из¬
вестный богач Пибоди предоставил в его распоряжение бассейн, он мог плавать
часами. Впервые за три года Франклин почувствовал пальцы ног. Теперь первую
половину дня он проводил в бассейне в компании Мисси Лихенд и хозяина «ку¬
рорта» Лойлеса, а вторую — за изучением корреспонденции. Здесь у Рузвель¬
та родилась мысль превратить захудалый Уорм-Спрингс в первоклассный ку¬
рорт. Он купил участок земли с подземными ключами и построил коттедж. Ему
нравилась жаркая Джорджия с ее персиковыми деревьями, небольшими город¬
ками и приветливыми людьми. В этих местах он познакомился с сельской, фер¬
мерской Америкой; ему, горожанину, стали ближе проблемы американского Юга.
Этот период времени характерен резко возросшим интересом Элеоноры
Рузвельт к социальным и политическим проблемам страны. После длительного
добровольного затворничества она становится самостоятельной политической
фигурой, хозяйство в Уорм-Спрингс ведет Мисси Лихенд.
Нельзя не отметить, что на протяжении всех этих лет политическая амбиция
оставалась доминирующей в характере Франклина Рузвельта; она могла бы исчез¬
нуть только с уходом самой личности. Она способствовала новой активности в кон¬
це 1925 года, когда Рузвельт, откликаясь на событие историографической жизни,
пишет рецензию на книгу Клода Бауэрса «Джефферсон и Гамильтон». Гамильтон
олицетворяет веру в автократическое правление — тупиковый для Рузвельта
(и Джефферсона) вариант, а Джефферсон «возвратил правление обратно — мас¬
сам», обладающим правом голоса. Рузвельт пишет о событиях более чем столет¬
ней давности, но связывает их с современной Америкой. «Меня охватывает отча¬
янное чувство — а вдруг столетием позже произойдет поляризация тех же
политических сил. Сегодня нами правит Гамильтон. Не возникнет ли на горизон¬
те нового Джефферсона?» Читатель не мог избавиться от чувства, что начинает по¬
нимать, кто будет новым Джефферсоном.
Рузвельт все больше задумывается о смысле американской истории и, глав¬
ное, все более отчетливо видит в реалиях 20-х годов столкновение уже устоявших¬
ся антагонистов в американской жизни — прогрессизма и консерватизма. Руз¬
вельт относит себя к тем силам, которые не позволили в начале XIX века
автократической системе Гамильтона взять верх в молодой республике. Тогда
84

прогрессивные силы возглавил вирджинский демократ. Теперь их поведет вперед
нью-йоркский апостол прогрессизма. Нет сомнения, что обстоятельства в Аме¬
рике изменились радикально. Но несомненно также, что благородный идеализм
Джефферсона мог стать лидирующим и в век электричества. «Наряду со старым
политическим порядком, порожденным пасторальной цивилизацией, мы видим но¬
вый социальный порядок, опирающийся на техническую цивилизацию.» Обе ци¬
вилизации плохо стыкуются. Создать их творческое взаимодействие — величай¬
шая задача для лидеров Америки.
Все в новой системе взглядов Рузвельта основывалось теперь на вере Джеф¬
ферсона в достижение свободы от правящей политической машины, клятве на ал¬
таре свободы использовать машину государства для решения социальных проблем.
Ради достижения этой цели необходима хорошо организованная демократическая
партия, обновленная на платформе нового джефферсонизма для хотя бы частич¬
ного исправления несправедливостей индустриального общества.
Рузвельт развивал эти идеи, еще не занимая ведущих позиций в демократи¬
ческой партии,— он был всего лишь потерпевшим поражение кандидатом на пост
вице-президента. Но ни на секунду не сомневался в своих лидерских способнос¬
тях. И теперь он видел, что многое зависит от организации, от системы партийно¬
го управления, которая приводит в движение легионы новых политических бойцов.
Парадокс: чем менее подвижным делает его жестокая болезнь, тем более обшир¬
ным становится поле его деятельности. Практически это вся Америка. Рузвельт
шлет письма трем тысячам ведущих деятелей демократической партии в стране, ед¬
ва ли не всем потенциальным делегатам следующего конвента демократической пар¬
тии. Это был тот период, когда руководство демократической партии, разочаро¬
ванной и разобщенной, представляли собой всего лишь «две леди, занимающие одну
комнату в вашингтонском офисе».
Рузвельт начинает одновременно вырабатывать и новую идеологию демокра¬
тической партии и ее организационную структуру. «Мы — партия прогресса и ли¬
беральной мысли, и мы желаем сделать демократию сильной, более воинственной
организацией в общенациональном масштабе.» Глядя на карту страны, он все бо¬
лее убеждается в том, что основой общенационального успеха должно быть еди¬
нение демократов (традиционных) Юга и Запада с новыми демократами инду¬
стриального Севера. Все меньше было сомнений в том, что единственным
политиком, способным осуществить это объединение, он видел себя.
А пока политические бури были отложены до выборов 1928 года, Руз¬
вельт не отрывался от книг и, что было для него чрезвычайно характерно, про¬
водил многочисленные встречи со специалистами в самых разных сферах соци¬
альных наук. Элеонора снабжала его литературой, поддерживала в нем интерес
к социальным и экономическим проблемам, приглашала проявивших себя авто¬
ров посетить Гайд-Парк или Уорм-Спрингс. Рузвельт умел расположить к себе
85

людей, стимулировать проявление ими лучших своих черт, обратиться к их эру¬
диции.
При всех приложенных усилиях демократическая партия, по его мнению, слиш¬
ком медленно модернизовала свою идеологию и организацию, поэтому он не ве¬
рил в победу демократов в 1928 году. «У меня есть очень серьезные сомнения в
отношении того, что кто-либо из демократов сумеет выиграть в 1928 году»,— пи¬
шет Рузвельт Дэниэлсу. Бешеные годы «просперити» Кулиджа продолжались,
и удовлетворенный средний класс Америки вовсе не собирался менять политиче¬
скую упряжку в «эру тучных коров». Республиканцы это знали, их лидер Герберт
Гувер (министр торговли в администрации Кулиджа) выражался достаточно бес¬
пардонно: «Мы в Америке сегодня подошли ближе, чем когда-либо в истории, к
конечному триумфу над нищетой».
★ ★ ★
Собравшиеся летом 1928 года в Хьюстоне (Техас) демократы покорно при¬
няли безальтернативность Аля Смита. Его вице-президентским партнером стал
сенатор от Арканзаса Джозеф Робертсон. Рузвельт, как и прежде, выдвинул Сми¬
та. Но теперь он, видя перед собой микрофоны многочисленных радиокомпаний,
больше обращался не к пятнадцатитысячной аудитории конвента, а к тем несчи¬
танным миллионам американцев, которые слушали радио в своих гостиных. Он
мастерски овладел новым орудием политической битвы.
Туманно, как бы не совсем говоря о Смите, Рузвельт рассуждал о том, что
Америка «нуждается в лидере, который схватывает и понимает большие пробле¬
мы бизнеса и управления, но в равной степени воспринимает чаяния отдельного
индивидуума, фермера, служащего». Выдвинутый кандидатом Смит попросил Руз¬
вельта возглавить отделение торговли, промышленности и профессиональных за¬
нятий партии. Элеонора Рузвельт возглавила женское движение демократов. Но
ход предвыборной кампании, опора Смита лишь на ближайшее партийное окру¬
жение разочаровали Рузвельта, и уже в сентябре он отправился в милый его
сердцу Уорм-Спрингс: «Я бы не так вел предвыборную кампанию... И я никог¬
да не буду человеком, говорящим только “да”».
Губернатор
Отъезд на юг, в Джорджию, был связан еще и с тем, что набирало силу дви¬
жение, прочившее Рузвельта в губернаторы штата Нью-Йорк. Элеонора опаса¬
лась, выдержит ли муж напряжение, связанное с руководством крупнейшим го¬
родом мира. Смит, которому необходимо было поставить во главе огромного
Нью-Йорка своего человека (который при этом физически не мог бы претендо¬
вать на высший в стране пост), поставил по телефону вопрос так, как только он
86

умел: «Я задаю вам всего лишь один вопрос: если вас выдвинут, вы откажетесь
от выдвижения?» Лишь категорический отказ выводил Рузвельта из большой по¬
литики. Молчание Рузвельта Смит понял вполне: «У меня больше вопросов нет».
Сработала смазанная политическая машина. Демократы Нью-Йорка единоглас¬
но выдвинули Рузвельта. А тот попросту не мог отказаться от поста, который в
случае успеха прямо вел его в Белый дом.
Смертельно боясь, что представление о его физической слабости станет пре¬
пятствием на его пути, Рузвельт объявил, что выступит в каждом графстве шта¬
та. Губернатор Смит поддержал его без особой деликатности: «Губернатор не
обязан быть акробатом, ему не обязательно делать двойное сальто на канате.
Его задача — думать». Именно в это время в окружение Рузвельта приходят те,
кто на многие годы составят его «мозговой трест»: легкий во всем политический
менеджер Джеймс Ферли, «тайный писатель речей» Самюэль Розенман, на¬
дежный Генри Моргентау вместе с самым опытным организатором Луисом Хо¬
увом и секретаршами Мисси Лихенд и Грейс Тулли. Ближайший в дальнейшем спо¬
движник Розенман встретил претендента на пост губернатора за три недели до выборов.
Он слышал, что Рузвельт был своего рода плейбоем, что он слаб и неэффекти¬
вен. Но, вспоминает Розенман, «эта широкая челюсть и неподвижный подборо¬
док, вспыхивающие светом проницательные глаза, твердые руки... Тщательно
одет — мягкий воротничок, просторный твидовый костюм, фетровая шляпа. Вы¬
глядит дружественно, но во всем чувствуется невыразимое достоинство, которое
делает невозможным какую-либо фамильярность».
Встреча с Розенманом была удачей для Рузвельта. Он все систематизировал,
разложил документы по темам, свел предложения в программу, сделал статисти¬
ку занимательной, четко обозначил позиции конкурирующей республиканской
партии по основным спорным вопросам. Они понимали друг друга с полуслова. Ро¬
зенман представил данные о попытках республиканцев приватизировать гидроэнер¬
гетические объекты. Рузвельт лишь глянул в текст и тут же продиктовал стеногра¬
фистке: «О проблеме лучше всего сказано в Ветхом Завете: “Не укради”».
В ходе этой кампании Рузвельт окончательно переходит с поезда на автомо¬
биль — так удобнее выступать перед группами фермеров, строителями, выходя¬
щими с фабрик рабочими. За его машиной теперь почти всегда следуют два ав¬
тобуса: один для прессы, второй для стенографистов, мимеографа и прочей
множительной техники. В последние три недели кампании Рузвельт произнес пять¬
десят речей и исколесил почти две тысячи километров.
Дежурной его шуткой была следующая: «Дайте мне выступить перед пуб¬
ликой стоя еще двенадцать месяцев, и я выкину костыли». А ведь ему пришлось
преодолеть немало препятствий. Он не мог самостоятельно взбираться по ступень¬
кам. Хуже всего было выступать в залах. Поскольку ноги его не слушались, он
иногда пользовался пожарной лестницей на виду у всех, взбираясь по ней на
87

сильных руках. Прикрепив стальные протезы, он лез вперед. Бесконечное уни¬
жение. Но Рузвельт все преодолел. Преодолел мучительное ущемление самолю¬
бия, не ставя других в невыносимое положение. Фрэнсис Перкинс пишет: «Он
совладал с унижением, преследующим физически ограниченного человека. Он при¬
нял все с улыбкой. Когда его вносили в зал, он преодолевал унизительное «вне¬
сение» куртуазно, приятно и с энтузиазмом. Он поднимался на костыли, прила¬
живал их, выпрямлялся, поправлял волосы, опирался на руку сына Джима... Я не
помню содержания речи, но и для меня, и для всех, кто видел происходящее, его
речь была менее важна, чем его мужество».
Сочетание ума, обаяния и мужества возобладало — Рузвельт победил в
Нью-Йорке. Для победы вполне хватило небольшого перевеса в 25 голосов.
Ирония истории заключалась в том, что Рузвельт победил в штате, который на
национальном уровне отказался поддержать его старшего коллегу Смита в пре¬
зидентской гонке. Уже тогда ряд политиков увидел в победе на уровне штата
только старт. Скажем, вирджинский губернатор Г.Бирд публично назвал его «на¬
деждой демократической партии».
★ ★ ★
В последний день 1927 года кавалькада автомобилей приблизилась к губер¬
наторскому дому в столице штата Нью-Йорк Олбени. На его ступеньках Аль Смит
приветствовал преемника: «Благослови тебя господь, Фрэнк». А на следующий
день в украшенном зале ассамблеи штата в присутствии многих официальных лиц,
положив руку на семейную реликвию — старую голландскую библию, Франклин
Рузвельт принес присягу. Это произошло ровно 37 лет спустя после принятия при¬
сяги Теодором Рузвельтом в том же зале нью-йоркской ассамблеи. Уходивший с
должности Аль Смит сказал Франклину: «Ты найдешь возможность посвятить
свой яркий ум проблемам штата».
Во вступительной речи новый губернатор пообещал «обеспечить радости жиз¬
ни фермеру; помогать трудящимся на фабрике, давая им справедливую зарплату и за¬
щиту от перемен рыночного спроса; компенсировать их путем страхования от увечий;
открыть двери знаний их детям; помогать больным и увечным; строго придерживать¬
ся справедливости по отношению к преступникам, наставляя их на верную дорогу».
Два человека стояли перед публикой, и вряд ли кто-либо мог представить себе в тот
час, что эта церемония знаменует закат карьеры одного и начало национальной ка¬
рьеры другого. Формально еще возглавляя демократическую партию страны, Смит
фактически находился на пороге забвения. Рузвельт был предельно предупредите¬
лен с покидавшим пост Смитом, но он сразу же заявил всем, кто желал это слышать,
что будет «вести дела сам». Он попросту не терпел зависимости. Менторство Сми¬
та не могло быть вечным, и Рузвельт полностью воспользовался тем, что экс-губер-
натор отправился в Нью-Йорк строить самое высокое в мире здание — Эмпайр Стейт
88

Билдинг. Впрочем, у Смита уже были сомнения в управляемости мягкого в манерах,
но уже показавшего характер эсквайра из Гайд-Парка.
Внутренний круг включал уже знакомые имена — Сэм Розенман (советник
губернатора), Генри Моргентау (председатель сельскохозяйственной комиссии, а
затем советник по охране окружающей среды), Бэзил О’Коннор (советник), Лу¬
ис Хоув (личный советник), Эд Флинн (секретарь штата), Джим Ферли (руко¬
водитель организации демократической партии штата), Мисси Лихенд и Грейс Тул¬
ли (личные секретари). На посту ответственного за промышленные вопросы
оказалась стройная и серьезная женщина — Фрэнсис Перкинс, которая будет с
Рузвельтом на всех поворотах его дальнейшей карьеры. Будущие столпы «Ново¬
го курса» шли разными тропами к сотрудничеству с губернатором. Одним из ис¬
точников кадров был Колумбийский университет Нью-Йорка. Рузвельт, вопре¬
ки ожиданиям Смита, довольно быстро сменил его людей на главных должностях.
Между Смитом и Рузвельтом не произошло официального разрыва, но политики
стали отдаляться друг от друга по мере того, как растущие проблемы заставляли
делать очередной выбор. Главное — не оправдались сомнения тех, кто считал, что
у Рузвельта нет необходимого опыта и он не справится с этой важной должностью.
К их удивлению, Рузвельт легко принял дела и без видимого напряжения овладел
ситуацией. Он не драматизировал проблем и оказался на удивление скорым на ре¬
шения, спокойным, обстоятельным губернатором.
★ ★ ★
В старом викторианском особняке губернатора стояла мебель, оставленная
еще Гровером Кливлендом. Этот гарнитур уже плохо гармонировал со стилем и
привычками новых обитателей. Многочисленная семья (дети приезжали из Гро¬
тона и Гарварда) не скрывала своей радости. Повсюду лежали книги и журналы,
по комнатам бегали собаки, застолья были долгими, секретари входили без сту¬
ка. Новый помощник Рекс Тагвел пишет, что «привычкой Рузвельта было встре¬
чать любого из новопришельцев как почетного гостя». Тагвел никогда в своей жиз¬
ни не слышал столь бурных обсуждений за обеденным столом. На чай приглашали
всех присутствующих в доме. Рузвельт не упускал случая усадить за стол и под¬
вернувшегося журналиста.
Смысл заботы о расширении круга знакомых, о поддержке поклонников, фор¬
мировании собственной фаланги политиков и помощников был понятен немногим.
Еще за 20 лет до вступления в должность Франклин Рузвельт утверждал, что «вся¬
кий, занявший пост губернатора Нью-Йорка, имеет хорошие шансы стать прези¬
дентом». Глава политической машины Нью-Йорка контролировал 45 делегатов
из 266 выборщиков, чьи голоса необходимы для въезда в Белый дом. Между 1865
и 1928 годами в девяти случаях из пятнадцати на пост президента демократиче¬
ская и республиканская партии номинировали губернаторов Нью-Йорка. Прези-
89

дентами страны стали губернаторы Ван Бюрен, Филмор, Артур, Кливленд и, ра¬
зумеется, Теодор Рузвельт. Претендентами на высший пост были Грили, Тилден,
Хьюз, Смит, Дьюи. Оставили свой след в американской истории Рут, Стимсон,
Вагнер, Леман, Гарриман, Даллес. При такой родословной губернаторский дво¬
рец действительно давал нешуточные надежды. В дни инаугурации Рузвельт на¬
писал супруге прежнего лидера демократов в стране Уильяма Дженнингса Брай¬
ана послание, где были следующие строки: «Элеонора и я готовы к двум
напряженным годам. Я ожидаю оказаться мишенью практически всей республи¬
канской артиллерии, но, как вы знаете, я немного похож на моего дорогого дру¬
га мистера Брайана в своей любви к хорошей схватке».
Разумеется, дело было в великом Нью-Йорке, финансовой и экономической,
культурной и даже сельскохозяйственной столице страны. Это был, как выразил¬
ся один знаток, «не “плавильный тигель”, а кипящий котел страны», главные во¬
рота ее иммиграционного потока. Много раз говорилось, что в Нью-Йорке боль¬
ше ирландцев, чем в Дублине, больше итальянцев, чем в Риме, больше греков, чем
в Афинах. Национальные меньшинства, особенно евреи и католики, были чрез¬
вычайно организованы и представляли собой силу национального значения. Но
и сам протянувшийся до великих озер штат Нью-Йорк был огромен.
На посту губернатора Рузвельт непосредственно познакомился с системой
управления большого социального организма. Ежедневным предметом его размы¬
шлений стали социальное обеспечение, эффективность правительства, решение
проблем промышленности и сельского хозяйства. Оказалось, что Рузвельт вопре¬
ки многим ожиданиям не легковесный, а серьезный и спокойный человек, любящий
власть до той степени, что не чувствует ее бремени. Он легко переносил кризисы,
его не страшили перемены. Оказалось, что Рузвельт склонен к социальным экспе¬
риментам, способен учиться, не стыдясь задавать вопросы и повторять сложные ме¬
ста. И немилость природы он воспринял, проявив качества, определенные Хемин¬
гуэем как сохранение «достоинства под давлением» — высшая форма мужества.
Рузвельт унаследовал относительно хорошо налаженную правительственную
машину штата. Несомненно, уже были заложены основы для социальных реформ.
Всю будущую философию реформизма 30-х годов можно найти в деятельности гу¬
бернатора Рузвельта в 1929—1932 годах: фиксация минимума заработной платы и
максимального числа рабочих часов; законы о страховании жизни, о помощи без¬
работным; программа общественных работ; ограничение деятельности банков. Важ¬
но и то, как руководил Рузвельт. Он быстро понял значимость нового средства мас¬
совой информации — радио, и вскоре весь огромный Нью-Йорк слушал
периодические разъяснения Рузвельта по поводу проводимых мероприятий. Это бы¬
ло началом ставших впоследствии знаменитыми «бесед у камина». Радио в те вре¬
мена считалось новинкой, и губернатор посылал помощников в самые разные мес¬
та штата, чтобы узнать о слышимости и о том, как воспринимает передачи аудитория.
90

Через головы законодателей губернатор обращался прямо к избирателям и находил
верный тон, понятные слова и нужный пафос. И многим, очень многим вскоре ста¬
ло ясно, что под маской неизменной любезности скрывается стальная воля.
Политическая философия Рузвельта состояла в том, что существующее со¬
циальное неравенство, отличающееся исключительным безразличием верхов к
страданиям низов, опасно и должно подвергнуться реформированию. «Когда это
время придет, я хочу видеть демократическую партию радикально здравой в той
мере, чтобы возвратить себе политическую власть.» Рузвельт проводит в сельские
районы электричество, строит общественные дороги, предлагает создать каскад
гидроэлектростанций — делает многое, что привлекает внимание всей нации. И
хотя страна переживала небывалый период экономического подъема, Рузвельт был
знаком и с менее радужными симптомами: покупательная способность нации не
увеличивалась, безработица сохранялась, бюджет более 78 процентов американ¬
ских семей не достигал и 3 тысяч долларов в год.
При всех попытках Рузвельта убедить своих слушателей в том, что он — над¬
партийный политик, было очевидно, что его интересует мнение о нем прежде
всего демократической партии, остро нуждавшейся в приспособлении к новым со¬
циальным условиям. Активность в великом городе и поездки по штату все более
делали Рузвельта политиком национального масштаба.
Великая депрессия
Обвал на нью-йоркской бирже 29 октября 1929 года знаменовал наступле¬
ние новой эпохи. За несколько часов Уолл-стрит потерял на падении курса акций
более 10 миллиардов долларов. Эра беспечного благополучия закончилась, насту¬
пили суровые времена. Рузвельт, как и большинство американцев, считал поразив¬
шее страну экономическое несчастье временным. Из-за врожденного оптимизма
он верил в это дольше других. Ему понадобилось довольно много времени, чтобы
осознать: экономико-социальный кризис — это всерьез и надолго. От месяца к ме¬
сяцу депрессия нарастала, становясь «Великой». Рассуждая о причинах этой де¬
прессии, известный экономист Дж. К. Гелбрейт назвал в качестве основной преж¬
де всего то, что 5 процентов населения владеет третьей частью личных доходов страны.
В период с 1929 по 1932 год валовой национальный продукт страны упал с 103 мил¬
лиардов долларов до 58 миллиардов. Доход на душу населения снизился с 847 до
465 долларов. На протяжении трех лет с начала краха еженедельно в среднем сто
тысяч трудящихся теряли свои рабочие места. Численность безработных достиг¬
ла 24 процентов всей рабочей силы в 1932 году (12 миллионов человек).
Ухудшающееся положение трудящихся давало шанс выдвинуться демокра¬
тической партии — ведь республиканец Герберт Гувер ничего не мог сделать для
91

улучшения их положения. Требование перемен становилось едва ли не всеобщим.
Страна начала искать альтернативу. Поиск нового национального лидера не мог
не привлечь внимание к трудоголику и оптимисту, всегда улыбающемуся губер¬
натору крупнейшего штата, чей вздернутый кверху мундштук на газетных фото¬
графиях стал узнаваемым для множества читателей в стране.
Но Рузвельт лишь приступил к формированию своего подхода к проблеме. Имен¬
но в это время «мобилизованный» губернатором профессор политических наук Ко¬
лумбийского университета Реймонд Моли пишет о Рузвельте: «Трудно ответить
на вопрос, каков он, приходится суммировать множество впечатлений. Одно оп¬
ределенно — это проистекает из его располагающих манер — его внешняя мяг¬
кость не является главной чертой его характера. Когда он стремится к чему-либо,
он проявляет очевидную жесткость, упрямство, настойчивость, энергию... Энер¬
гия этого человека и его жизненная сила удивительны. Я был изумлен его интере¬
сом ко всему происходящему... Я не уверен, что он прочел много книг об экономи¬
ческих проблемах. Более всего сведений он получает из бесед, и когда он прекращает
эти беседы, ты не знаешь, что он извлек для себя».
Место ведущих помощников Рузвельта окончательно занимают Хоув и Фер¬
ли, контраст между ними отмечали все. Нервный и самососредоточенный Хоув мог
быть груб и нетерпим. Большой и мягкий, круглолицый сын каменщика ирландец
Ферли почти всегда улыбался. Хоув действовал из-за спины, предпочитал иметь
прикрытие; Ферли любил общение, быстро запоминал имена собеседников и лег¬
ко вел беседу. Хоуву было тяжело с незнакомцами, Ферли их молниеносно оча¬
ровывал. Луис Хоув размышлял в тишине над стратегией, а Джеймс Ферли ко¬
лесил по стране, знакомясь с невиданным числом деятелей демократической партии.
Оба были преданы Рузвельту, оба были нацелены на Белый дом и заранее распре¬
делили между собой свои роли.
★ ★ ★
Через два года Рузвельта переизбрали на второй двухгодичный срок губерна¬
торства в Нью-Йорке. На этот раз его победа была более впечатляющей — пере¬
вес составил 700 тысяч человек. И сразу же, буквально на второй день его помощ¬
ник Ферли бросает общенациональный вызов: «Я не представляю себе, как мистер
Рузвельт может избежать номинирования на президентский пост от своей партии,
даже если сам он не пошевелит и пальцем». Когда Рузвельту рассказали об этом за¬
явлении, он рассмеялся: «Что бы ни сказал Джим, мне нравится». Другому своему
многолетнему стороннику Флинну он сказал через неделю после выборов: «Эдди,
я верю, что меня могут выдвинуть кандидатом на президентский пост в 1932 году».
Тем временем обстановка в стране все больше принимала масштабы нацио¬
нального несчастья. Президент Гувер в очередной раз провозгласил, что возврат
к процветанию «за углом», и в очередной раз ошибся. Страна стала отворачивать-
92

ся от него в поисках преемника, который мог бы решить проблему теперь уже 17 мил¬
лионов безработных (четверть всей рабочей силы), постепенно терявших смысл
жизни; судьбу фермеров, чьи продукты обесценились на 60 процентов, и владель¬
цев акций, стоимость которых на Уолл-стрите упала с 87 миллиардов долларов в
1929 году до 19 миллиардов в 1933 году. Как могли американцы возвратиться к
своему исконному оптимизму, если национальный доход страны уменьшился
вдвое. Сбережения трудящихся испарились в тысячах исчезнувших банков, тру¬
бы заводов не дымили, фермеры уничтожали свою продукцию.
Возможно, более всего депрессия оказала влияние на национальный характер
американцев. Нация энергичных трудоголиков, всегда готовых откликнуться на шут¬
ку, безусловно верящих в свое будущее, стала серой, безликой толпой, потерявшей
гордость и самоуважение. Тот, кто сумел бы возвратить эти исконные качества, мог
бы рассчитывать на национальную благодарность и безусловное лидерство.
Именно в этот момент национального кризиса, когда основная когорта поли¬
тиков опустила руки, Рузвельт решает выйти на национальную арену. Он делает
это осторожно, стараясь не оторваться от реальной почвы. Администрация Гуве¬
ра борется за три святыни — минимальную инфляцию, твердый (привязанный к
золотому стандарту) доллар и сбалансированный бюджет, а Рузвельт предлагает
поставить в центр забот того американца, который даже не фигурирует в сводках
министерства финансов. В марте 1932 года страна начала повторять слова губер¬
натора Нью-Йорка о том, что «никому в стране не должно быть позволено жить
ненакормленным, неодетым и лишенным жилья». Рузвельт призвал оставить стра¬
хи перед дефицитом бюджета: «В такие необычные времена повышенные финан¬
совые расходы оправданы... Там, где штаты не могут решить задачу, заботу о
стране должно взять на себя федеральное правительство». В Белом доме прези¬
дент Гувер более перипетий кризиса боялся того, что к власти в стране придут бе¬
зответственные демагоги, ниспровергающие каноны тех экономических воззрений,
в которые он свято верил. В стране начали образовываться две полярные точки зре¬
ния на путь выхода страны из экономического кризиса. Рузвельт бросил вызов гу-
веровской монетаристской ортодоксии.
Путь в Вашингтон
22 января 1932 года губернатор Нью-Йорка за неделю до своего пятидеся¬
тилетия выставил свою кандидатуру на предварительных выборах в Северной Да¬
коте. В те времена обесценившихся денег и обесценившихся слов далеко не все ви¬
дели в нем героя. Ведущий журналист эпохи Уолтер Липпман открыто усомнился
в оправданности рузвельтовского самоутверждения: «Франклин Рузвельт не
крестоносец. Он не народный трибун. Он не враг незаслуженных привилегий. Он —
93

приятный человек, который, не имея особых выдающихся качеств, стремится за¬
нять пост президента... Приятный человек с филантропическими импульсами». Дру¬
гой интеллектуальный вождь Эдмунд Вильсон также не усмотрел особенных ка¬
честв: бойскаут, весело несущий порученный груз; плоскость и пустота в восприятии
американской демократии. Он чувствителен, достоен, дипломатичен, эффективен —
но есть ли в нем долговременное упорство? Опровергнуть скепсис разуверивших¬
ся национальных вождей было не просто. Требовались воображение, энергия, ха¬
ризма. Чтобы проявить себя национальным лидером, Рузвельт в 1932 году по¬
сетил тридцать пять конвентов и предварительных выборов демократической
партии. Такие люди, как полковник Хауз, ближайший советник президента Виль¬
сона, обзванивали всю страну. Сразу встал вопрос о деньгах, и ответ на него да¬
ли Джозеф Кеннеди (глава будущего клана), Генри Моргентау, Уильям Вудин, Ро¬
берт Бингхем, Герберт Леман. Ощущая необходимость в интеллектуальной
поддержке, Рузвельт попросил группу университетских профессоров помочь в вы¬
работке общенациональной программы спасения. В этой группе сразу выделились
Раймонд Моли и Сэм Розенман.
Прежние претенденты на американский политический Олимп нередко созда¬
вали свои «военные советы», но главную роль в них всегда играли бизнесме¬
ны — промышленники и финансисты. Такова была природа американской соци¬
ально-политической системы. Впервые после Джефферсона Рузвельт обратился
к иной среде — поставил на интеллектуалов. К этому он пришел не сразу, даже
он, выпускник Гарварда, с трудом преодолевал малопривлекательный американ¬
ский скептицизм в отношении «яйцеголовых» представителей профессорской
среды. Вначале его отталкивало многословие университетских светил, их педан¬
тизм, бесконечное теоретизирование, оторванность от реальной жизни, нередко
малообоснованный идеализм. Но со временем он понял, что менеджеры компа¬
ний, достигшие успеха в цехах и на рынке, попросту игнорируют главное — со¬
циальное, человеческое измерение. Рузвельт пришел к выводу, что университет¬
ская элита при всей своей оторванности от многих практических вопросов несет
живительное критическое зерно, которое в союзе с честным политиком неиз¬
бежно даст плодотворные всходы. Он довольно рано осознал, что стоящие неза¬
висимые идеи можно получить только из академического сообщества.
Главным источником рекрутирования ярких академических личностей стал
Колумбийский университет, расположенный в самом центре Манхэттена. Блес¬
тящие умы обозначили себя в самых разных сферах. Профессор Моли был спе¬
циалистом по уголовному праву, Рекс Тагвел — экспертом по сельскому хозяй¬
ству. Адольф Берль изучал изменения в экономической системе страны. О
существовании этого «мозгового треста» (так назвала группу советников Руз¬
вельта газета «Нью-Йорк тайме») далеко не всем было известно, поскольку Руз¬
вельт опасался, что находится под влиянием безответственных радикалов. Не афи-
94

шируя союза политики и науки, они наслаждались обществом друг друга. Руз¬
вельту нравилось слышать свежие идеи, а профессуре импонировало быть при¬
званной и значимой, быть ответственной — давать советы в годину националь¬
ного кризиса.
Обычно «мозговой трест» собирался у губернатора в Олбени. Приезжали ве¬
черним поездом к ужину. Разговор за столом шел вольный, пока Рузвельт не уво¬
дил всю группу в соседнюю комнату к камину. Здесь-то и начинался подлинный моз¬
говой штурм проблем. Рузвельт привыкал слушать, нередко сводя свою роль к
постановке острых вопросов, стимулирующих независимые мнения. Несмотря на су¬
хой закон, каждый мог подойти к бару, важно было не утратить ритм метронома во¬
просов неутомимого губернатора. Около полуночи Рузвельт, по привычке размахи¬
вая мундштуком, как бы резюмировал услышанное. На этом этапе присутствующие
не раз убеждались в подлинном гении политика — умении услышать и оценить но¬
вое, отделить неортодоксальное от рутинного. Научных светил не могло не подкупить
восхищение их смелыми мыслями, восторг от очерченного нового ракурса, призна¬
тельность за предложенный оригинальный подход. Эта готовность принять новое по¬
степенно стала основой системы Рузвельта, его оружием.
Видимым миру итогом этих «мозговых штурмов» стали радиообращения
Рузвельта. Да, профессора иногда не в меру увлекались и выходили за рамки по¬
литических реалий, иногда их суждения были слишком отвлеченными или не в ме¬
ру радикальными. Но нация судила и о другом — губернатор крупнейшего шта¬
та не погряз в рутине, не стал жертвой политиканства, не утратил критического
чутья. А главное, он упорно ищет выход из ситуации, где даже лучшие признан¬
ные авторитеты свели свои рецепты к призыву «подождать и потерпеть».
Уже в первом десятиминутном радиообращении к нации 7 апреля 1932 года
была изложена общая прогрессистская программа действий, в которой говорилось
о «забытом простом человеке, стоящем в основании экономической пирамиды».
Миллионы американцев едва ли не впервые услышали политика, который прояв¬
лял заботу, не ждал решения всего и вся от неведомых и непредсказуемо дейст¬
вующих сил рынка, а призывал взяться за дело немедленно.
Ничто не вызывало у Рузвельта такой ярости, как принятый в националис¬
тическом ослеплении закон Смута—Хоули, поднявший внешний таможенный та¬
риф Соединенных Штатов примерно до 60 процентов стоимости ввозимых това¬
ров. В речи 2 февраля 1932 года он охарактеризовал его как удар по мировой торговле,
как удар по американскому экспорту, а следовательно, по главным рычагам аме¬
риканского влияния. Рузвельт страстно призывал отказаться от возведения стен
между торговыми блоками, что, по его мнению, неизбежно вело, к отчуждению и
конфликтам. Самая мощная индустриальная машина мира — США — страда¬
ла от этого в первую очередь. (К концу 30-х годов таможенный тариф США бу¬
дет понижен до 13 процентов.)
95

Но изоляционизм правил бал и в экономике, и в политике. Отражая страх
американской буржуазии перед более дешевым импортом, надеясь «отсидеться»
за тарифным забором, американский конгресс выступил в ЗО-е годы противником
вовлечения Соединенных Штатов в экономические и политические процессы за
пределами своего полушария. Несмотря на то, что на Дальнем Востоке и в Ев¬
ропе очевидным образом возникали два очага мировой войны, конгресс всеми си¬
лами сдерживал любые попытки выйти на широкую международную арену.
В Рузвельте же всегда жил политик вильсоновской эпохи. Если в 1917—1919 го¬
ды Америке не удалось возглавить мировое сообщество (а определенные матери¬
альные предпосылки для этого существовали), то подвела, полагал Рузвельт, недо¬
статочно продуманная дипломатия. Она не была гибкой: не предусмотрела
англо-французского сближения после войны, не сумела расколоть союзников, не смог¬
ла сыграть на противоречиях победителей и побежденных, не использовала фактор
общности западных держав перед Октябрьской революцией в России. Возможность
для Америки взойти на командные высоты была «отодвинута» изоляционистской
буржуазией, боящейся в погоне за большим потерять гарантированно имеющееся —
зону влияния в западном полушарии. Нового шанса возглавить мировое развитие
пока не было видно на горизонте. Но этот шанс, полагал неистребимый оптимист
Рузвельт, появится, а пока следовало исподволь готовиться к этому.
В апрельском радиообращении 1932 года Рузвельт отошел от прежнего
дружелюбия: «Эти несчастливые времена взывают к созданию планов, которые
исходят из нужд забытого человека, находящегося в самом низу экономической
пирамиды». Америка требовала напряжения сил как при военном конфликте.
23 мая 1932 года Рузвельт обратился к аудитории в Атланте со следующи¬
ми словами: «Страна нуждается, если я верно понимаю ее состояние, в смелом по¬
стоянном экспериментировании. Здравый смысл диктует: избери дорогу и попы¬
тайся пройти по ней. Если она неверна, признай это честно и постарайся пройти
по другой дороге. Но прежде всего не будь пассивным, пробуй сделать хотя бы
что-нибудь. Не стоит ждать от миллионов нуждающихся вечного молчаливого тер¬
пения». Это золотое правило для реформаторов всех эпох.
Будущее еще было неизвестным, но в кармане у Рузвельта уже лежали на¬
писанные Моли предложения на период 1933—1937 годов: создать одну из наи¬
более прочных основ демократической партии, опираясь на союз рабочих и фер¬
меров; увеличить налоги на корпорации; постараться перераспределить доходы.
Федеральное правительство укрепит свои позиции, если возьмет на себя заботу
о помощи бедным, об общественных работах для безработных, особенно молоде¬
жи, на национальных стройках. Фермерам следует предоставить помощь и дать
справедливую долю в контроле над перерабатывающей промышленностью. На внеш¬
неполитической арене, где Германия и Япония стали активно искать лучшее «ме¬
сто под солнцем», следует признать Советский Союз. Судьба всех этих планов
96

и наметок зависела от степени массовой поддержки, а в непосредственно конкрет¬
ной плоскости — от решения конвента его собственной партии. 4
★ ★ ★
Внутренняя и внешняя программы Рузвельта, будучи лишь только намечен¬
ными, сразу же вызвали противодействие. Разумеется, консерваторы в обеих пар¬
тиях увидели противника. Прежний союзник Аль Смит отбросил уже не куртуаз-
ность, а вежливость: «Я снимаю свое пальто и бросаюсь в драку против кандидата,
который обращается к рабочему классу страны с демагогическим призывом про¬
тивопоставить один класс другому, противопоставить богатых бедным».
Хладнокровная калькуляция летом — осенью 1932 года, подсчет вероятно¬
го соотношения сил решающей осенью заставили Рузвельта несколько смягчить
свои позиции. Он видел, что обходит своего противника из республиканской
партии Гувера, и боялся предстать как безответственный радикал, преждевремен¬
но вызвать нежелательный кризис. В своих выступлениях он заговорил о том, что
новый тариф в определенной мере содействует защите американской промышлен¬
ности. Раздраженный Гувер именно по этому поводу назвал Рузвельта полити¬
ческим хамелеоном. Но в представлении претендента-демократа «Париж стоил
обедни». Здравый смысл подсказывал, что прежний вильсоновский интернаци¬
онализм не обеспечит большинства у избирательных урн, и Рузвельт предпочел
более популярные воззрения. Не внешнюю, а внутреннюю политику сделал он ос¬
новой своего национального мандата в 1932 году.
★ ★ ★
Решающее испытание наступило в июне 1932 года, когда демократы собра¬
лись на свой национальный съезд в Чикаго. Республиканцы в том же городе уже
провели двумя неделями ранее свой национальный конвент, выдвинув без особых
споров молчаливого президента Гувера на новый срок. Единственный делегат
республиканского съезда, пытавшийся снова выдвинуть на пост президента Каль-
вкна Кулиджа, был просто выведен из зала полицейским. Что предлагал бизнес
ради спасения страны в самую трудную зиму Великого кризиса, в !933 году? При¬
званным в комитет сената по финансам лидерам американского предприниматель¬
ства был задан вопрос: как выйти из сложившегося положения? Рецепт «хозяев
Америки» суммировал Бернард Барух: «Сбалансируйте бюджет, прекратите тра¬
тить деньги, которых у нас нет... Взыскивайте налоги, взыскивайте налоги со все¬
го». И республиканская партия посчитала эту мудрость неоспоримой.
В отличие от республиканского съезда, который кто-то уже назвал похоро¬
нами, съезд демократов двумя неделями позже на чикагском стадионе обещал быть
более шумным. «Нью-Йорк тайме» заметила: «Если для республиканцев поли¬
тика — это бизнес, то для демократов она удовольствие».
97

Рузвельт не поехал на съезд, предпочел остаться в Олбени. В тишине губер¬
наторского особняка решения принимались более спокойно. Его эмиссары Луис
Хоув, Джеймс Ферли и Эд Флинн открыли в чикагском Конгресс-отеле рузвель¬
товскую штаб-квартиру, обеспеченную надежной связью с Олбени. Именно
здесь, в номере 1502, Луис Хоув создал главный штаб рузвельтовских сил.
Задача стояла сложная, но шансов было немало. После первичных выборов Руз¬
вельт уже вел за собой тридцать четыре штата и шесть территорий. А в целом ему
нужны были голоса 768 выборщиков. Настоящая битва началась после трех дней
цветистого красноречия и удушающей жары, которая нередко посещает летом бе¬
рега Мичигана. Уже было предпринято несколько подготовительных мер. К приме¬
ру, делегацию каждого штата встречал голос Рузвельта из репродуктора. Лидеры
делегаций вели продолжительные телефонные переговоры с нью-йоркским губер¬
натором. Собственный оператор, предотвращая утечку информации, переключал те¬
лефоны. Секретаршам запретили знакомиться с мужчинами. В холле висела огром¬
ная карта США, на которой штаты, поддерживающие Рузвельта, были окрашены
в красное: присоединяйтесь, пока не поздно. Хоува волновало отсутствие «гимна».
Вначале окружение склонялось к музыкальной теме «Тротуары в Нью-Йорке», но
кто-то усомнился: претендент собственно не из Нью-Йорка, а в Гайд-Парке нет тро¬
туаров. Хоув склонялся к более серьезному музыкальному опусу «Поднять якоря»,
намекая на морское прошлое претендента. Судья Джон Мэк уже шел к подиуму,
чтобы выдвинуть кандидатуру Рузвельта, когда секретарша Хоува возмутилась: под
звуки «Поднять якоря» по радио вовсю рекламируют сигареты. Секретарша
предложила песню из популярного фильма «Вернулись счастливые дни», прошлась
по номеру, напевая мелодию и щелкая в такт пальцами. Музыка не была сильным
местом Хоува, и он без особого энтузиазма набрал номер оркестра и сказал, что¬
бы играли «Вернулись счастливые дни». Это была находка. Песня стала своего ро¬
да лейтмотивом, музыкальным символом рузвельтовского правления:
Вернулись счастливые дни,
И снова поют небеса,
И радость несут голоса —
Вернулись счастливые дни!
Под звуки этой мелодии 30 июня 1932 года старый друг Джон Мэк из граф¬
ства Датчес выдвинул кандидатуру Франклина Рузвельта. Речь Мэка не блиста¬
ла красноречием («Его репутация чиста, а характер безупречен» и т.п.). Однако
Рузвельт и Розенман, свято веря в успех, уже начали работу над речью о согла¬
сии быть номинированным. Рузвельт слушал трансляции по радио, закатав рука¬
ва. Сигареты сменяли друг друга в уже известном всей стране мундштуке. Жена
и мать с нетерпением ждали результатов у приемника. В половине пятого утра пред¬
седательствующий сенатор Уолли огласил результаты первого тура голосования. Руз¬
вельт получил 666 голосов — до искомой цифры не хватило 102 голосов.
98

Оставим описание битвы любителям американской партийной истории. Сра¬
жение продолжалась долго — до тех пор, пока вожди демократической партии не
почувствовали страх потерять во внутренней борьбе шанс общенациональной по¬
беды над республиканцами. Многочисленная делегация Техаса, ведомая сенато¬
ром Гарнером, руководствуясь именно этими чувствами, а также обещаниями, дан¬
ными Гарнеру лично, перешла на сторону Рузвельта. Сигареты в мундштуке
Рузвельта сменяли друг друга еще быстрее: «Хорошо, очень хорошо, превосход¬
но». Секретарь Лихенд: «Вы выглядите как кот, съевший канарейку».
В ходе четвертого голосования Макаду, ветеран времен Тэда Рузвельта и Ву¬
дро Вильсона, объявил о выборе ФДР Калифорнией. Весь в поту Рузвельт от¬
кинулся на спинку кресла, все сидевшие в кабинете члены семьи радостно пере¬
глянулись. А когда Иллинойс, чувствуя перемену ветра, также проголосовал за ФДР,
оркестр снова грянул фирменную — «Вернулись счастливые дни». В Чикаго
Хоув открыл шампанское, в Олбени родственники бросилась друг другу в объ¬
ятия. В Вашингтоне Гарнер, которому было обещано вице-президентство, изрек:
«Политика — забавная штука».
Законодатель литературной моды Менкен написал в «Балтимор сан», что де¬
мократы избрали слабейшего претендента. Играя с друзьями в мяч, президент Гу¬
вер на следующий день согласился с Менкеном. Друзья утвердительно закивали
головами: страна в своей основе настроена консервативно. Один из присутству¬
ющих заметил, что избрание демократами безнадежного калеки — акт полити¬
ческого отчаяния.
Этикет требовал согласия на номинацию после недельного размышления.
Но непревзойденный мастер оценки психологической ситуации, Рузвельт спи¬
ной ощутил, что в данном случае стереотипы неуместны, настал момент тех слов,
в которых давно нуждалась обеспокоенная нация. Жесты и слова сейчас зна¬
чили многое. Не ожидая обычной, недельной паузы, в тот же день, в половине
девятого утра, Рузвельт, Элеонора, двое сыновей, три секретарши и два тело¬
хранителя вылетели из Олбени на взятом напрокат фордовском трехмоторном
самолете. В ходе всего полета Рузвельт и Розенман продолжали работу над ре¬
чью о принятии номинации. После посадок в Буффало и Кливленде, завершив
девятичасовой полет, трехмоторный самолет приземлился в Чикаго. Шляпа
слетела с головы претендента, очки соскользнули с переносицы, но «фирменная»
улыбка Рузвельта оставалась все той же при виде толпы, чествовавшей избран¬
ника демократов. Путь лежал прямо к трибуне. Держась за нее крепкими ру¬
ками, Рузвельт медленно рассматривал многотысячную толпу. Перед страной
стоял пятидесятилетний широкоплечий человек, голубоглазый, с седеющими
волосами. Перед страной стоял единственный политик, для которого проблемы
экономики были моральными проблемами. Десять миллионов американцев
включили радиоприемники.
99

Радиоволны разносили вибрирующий голос: «Я приступаю к выполнению сто¬
ящей передо мной задачи, отойдя от абсурдной традиции нарочитого незнания то¬
го, что происходит с моей кандидатурой. Вы выдвинули меня, и я знаю это и бла¬
годарен за оказанную мне честь. Пусть будет символом то, что я ломаю традицию.
Пусть задачей нашей партии будет слом ненужных традиций». Впереди стоит за¬
дача выработки действенной программы реконструкции. Чего американский на¬
род хочет более всего? «По моему мнению, двух вещей: работы, создающей мо¬
ральные и духовные ценности, и безопасности — для себя и для своих семей. Работа
и безопасность — не просто два слова. Это духовные ценности, реализовать ко¬
торые мы должны стремиться».
Свою программу Рузвельт коротко обозначил так: федеральная помощь обез¬
доленным, крупномасштабные общественные работы, отмена сухого закона, посад¬
ка лесов на потерявших плодородие землях, сокращение процентной ставки на
закладные под дома и фермы, добровольный контроль фермеров (компенсируемых
федеральным правительством) над урожаями, понижение внешних тарифов.
Каждое слово звучало четко и весомо — это было начало общенациональной
карьеры великого политика. «Я обещаю, я даю вам слово открыть новую страни¬
цу в истории американского народа. Пусть каждый присутствующий станет проро¬
ком нового порядка, в котором главными будут компетентность и мужество. Это не
акт политической кампании, это призыв к оружию. Окажите мне помощь не в сбо¬
ре голосов, а в победе этого крестового похода, который восстановит величие Аме¬
рики.» Рузвельт первоначально не придал особого значения словосочетанию «но¬
вый курс». В ажиотаже общего подъема смешалось и большое и малое. Сыграла свою
роль популярная карикатура: фермер изумленно смотрит на проносящийся над го¬
ловой аэроплан, на крыльях которого значится новое кредо страны: «Новый курс».
Можно сказать, что появление Рузвельта на конвенте развеяло многие со¬
мнения. Его речь произвела сильное впечатление. Отныне губернатор Нью-Йор¬
ка становится во главе тех, кто считал, что национальный пожар нужно тушить не¬
медленно, а не ожидать перемены ветра. Выдвинутый в вице-президенты Гарнер
послал записку: «Единственное, что вам теперь необходимо — так это просто до¬
жить до дня выборов». Но Рузвельт вовсе не собирался успокаиваться. Редкий
(и счастливый) случай для публичного политика — он искренне наслаждался все¬
ми этими кампаниями и взлетами, и падениями, дискуссиями заполночь, волне¬
нием предстартовой полосы и утомлением после очередного боевого дня. Он
вкладывал во все это душу, и силы его по мере нарастания ожесточения битвы не
иссякали, а наоборот, как бы прирастали.
Эта кампания была мало похожа на фейерверк 1920 года. Теперь на нацио¬
нальную арену вышел не воодушевленный новичок, а философ и воин, «лиса и лев».
В результате круглосуточной работы штаба роли были определены: Ферли вел
армии рузвельтовских демократов в штатах; Моли (как начальник штаба) анали-
100

зировал идеи и их речевое воплощение; Хоув не терял контроля над всей развора¬
чивающейся картиной. Деньги собирал Фрэнк Уокер — два с лишним миллиона,
лишь на четверть меньше, чем у традиционно более богатых республиканцев. Ще¬
дрость проявили Джозеф Кеннеди, Винсент Астор, Бернард Барух, Пьер Дюпон.
Главным средством воздействия на всю нацию становилось радио, и покупка радио¬
времени была одной из главных статей расходов. Общий метод также был извес¬
тен руководителям кампании: «Чтобы достичь чего-либо стоящего, необходимо
идти на компромисс между идеальным и практическим». Имелось и понимание опас¬
ности перенапряжения. Время от времени, раздав всем задания, Рузвельт отправ¬
лялся на рыбалку. Сорокофутовая яхта «Миф II» ждала его у берегов Новой Анг¬
лии. Поскольку в XX веке контакт с прессой жизненно важен, вслед за «Мифом»
шел катер с журналистами.
Цели определены, силы сосредоточены, подлинно «счастливый в битве воин»
устремился к национальным выборам.
Президент
Однажды 1увер попросил на улице у министра финансов Эндрю Меллона де¬
сять центов, чтобы позвонть другу. «Я дам вам двадцатицентовую монету, что¬
бы вы могли позвонить сразу обоим.» 1увер не верил в возможность своего по¬
ражения: четыре года он вел за собой сорок штатов. Как только ему сообщили,
что у Рузвельта есть шансы, он пообещал секретарю «сражаться до конца». Он
утешал себя: Рузвельт не выдержит многомесячного напряжения. Еще ранее он
сказал, что Рузвельт потерял доверие деловых людей, большого бизнеса, а это,
по мнению Гувера, исключало возможность его победы в Америке. Он изумлен¬
но смотрел на «перебежчиков» в стан Рузвельта — сенаторов Бора из Айдахо и
Хайрема Джонсона из Калифорнии. Он знал, что такие владельцы компаний, как
Форд, приказали своим служащим «голосовать правильно». Но стоило президен¬
ту в целлулоидном воротничке отправиться «в народ», как стало понятно: шанс
у Рузвельта есть — Гувер увидел ненависть. И ничего другого не увидит поли¬
тик, потерявший главное человеческое качество — способность сочувствовать. 1у-
вер бросился в бой несмотря ни на что. В Демойне он заявил, что в случае избра¬
ния Рузвельта «трава вырастет на улицах сотен городов, тысяч городов; сорняки
будут расти в полях миллионов ферм». В Индианаполисе пытался убедить ауди¬
торию, что Рузвельт «играет на бессмыслице, чепухе, неправде, лжи, невежест¬
ве, выдумках». В Сент-Поле он поблагодарил Бога за то, что «в Вашингтоне еще
имеется правительство, которое знает, как расправиться с толпой». Чувствуя, что
земля начинает гореть под ногами, 1увер не нашел ничего лучшего, как позвонить
Кальвину Кулиджу. У того было отвратительное настроение — оно и понятно: лоп-
101

нул банк, в который он вложил свой капитал. Кулидж сказал, что его беспокоит
нездоровое горло и, что тоже важно, «я не знаю, что вам сказать». Тем не менее
он дал согласие выступить в Мэдисон-Сквер-Гардене, но ползала пустовало.
Партийные активисты все же устроили ему двухминутную овацию, и Кулидж, по¬
смотрев на часы, сказал: «На радио это стоило бы 340 долларов». То была един¬
ственная фраза, встреченная залом добродушно. Все остальные сентенции Кули¬
джа падали в немую темноту недружелюбного зала.
Республиканцев, однако, трудно было остановить. Гуверовский министр
сельского хозяйства назвал Рузвельта «заурядным лжецом». Министр военно-мор¬
ского флота обратился к земным проблемам: «В случае избрания Рузвельта до¬
ма и жизни сотни миллионов американцев будут поставлены под угрозу». Тон за¬
давал президент Гувер: «Мои соотечественники! Фундаментальным вопросом
является определение направления национального развития на сто лет вперед —
либо мы проявим верность американским традициям, либо мы повернемся к но¬
вовведениям». По радио он призвал отвергнуть «фальшивых богов, раскрашен¬
ных в цвета радуги». Окружающим Гувер сказал, что видел в Рузвельте прият¬
ного политического легковеса, но теперь совсем потерял веру в его ум. Генри
Стимсону Гувер поведал, что Рузвельт — сумасшедший.
На этом фоне дружелюбие Рузвельта было оттенено как нельзя лучше: «Мо¬
жет быть, не все поголовно согласились со мной, но все были исключительно доб¬
ры ко мне... Я вижу, что из этого единства мы можем построить величайшую опо¬
ру и выйти из депрессии». Дополнительный шанс Рузвельту дал действующий
президент. Да, республиканцы дружно проголосовали за его выдвижение. Но у них
самих росло сомнение. Когда Гувер разогнал лагерь безработных в пригороде Ва¬
шингтона Анакостии, на улицах появились плакаты «Долой Гувера — мучителя ве¬
теранов». Рузвельт извинился перед окружающими за то, что рассматривал Гуве¬
ра в качестве возможного кандидата в президенты от демократической партии в 1920 году.
«Внутри этого человека одно лишь желе. И вероятно, там никогда не было ничего
более». Вместо того чтобы посылать против безоружных войска во главе с полков¬
ником Макартуром и майором Эйзенхауэром, следовало принять их в Белом доме
с сэндвичами и кофе. Если у него и были сомнения в результате грядущих выборов,
сказал Рузвельт, то после «битвы при Анакостии» они испарились.
И все же, чтобы не испытывать судьбу, Рузвельт приложил немыслимые уси¬
лия. Его поезд «Рузвельтовский особый» исколесил всю страну. Он проехал 20 ты¬
сяч километров, произнес шестнадцать д линных речей и шестьдесят семь коротких.
И в ходе этого нового знакомства с Америкой Рузвельт испытал под линный шок
от масштабов обрушившейся на страну беды: «Я видел лица тысяч американцев.
Они имеют испуганный вид потерявшихся детей». В 1932 году это не было пре¬
увеличением. В качестве одного из речевых приемов Рузвельт сформулировал стан¬
дартное обвинение против Герберта Гувера, состоящее из четырех пунктов. Во-
102

первых, Гувер поощрял спекуляцию и избыточное производство, проводя ошибоч¬
ную экономическую политику. Во-вторых, пытался приуменьшить масштабы бед¬
ствия и не донес до людей всю сложность положения. В-третьих, ошибочно обви¬
нил в бедствии другие нации мира. И, наконец, он отказался признать и исправить
случившиеся в стране беды — он откладывал помощь, он забыл о реформах.
«Многие годы общественной жизни делают человека мудрее. Теперь он уже
знает, что, когда свет удачи отбрасывает свой блик на него, это происходит по оп¬
ределенной необходимости, это означает, что он стал важным обстоятельством.
Удача нисходит потому, что на краткий миг в огромной картине человеческих пе¬
ремен и прогресса некие общие человеческие задачи находят в нем необходимое
воплощение.» Так Рузвельт воспринял свою роль в истории.
Ранним утром 8 ноября 1932 года Рузвельт по традиции проголосовал у себя
в Гайд-Парке и отправился с семьей в Нью-Йорк, где в Билтмор-отеле наблюдал за
разворачивающейся в масштабах всей страны картиной выборов. На темно-синем пи¬
джаке костюма сверкал лишь значок Фи-Бета-Каппа (говоривший о принадлежно¬
сти к избранным выпускникам элитарных университетов). Когда за него проголосо¬
вала (впервые за шестьдесят лет, отданных республиканцам) Пенсильвания, в номер
отеля проскользнули двое в темных костюмах — отныне телохранители будут сопро¬
вождать его до последнего дня. Чем дальше на Запад, тем убедительнее была под¬
держка Америкой губернатора Нью-Йорка. Когда в семнадцать минут первого но¬
чи на 9 ноября рузвельтовский перевес обозначился неоспоримо, Гувер признал себя
побежденным. Луис Хоув открыл бутылку черри двадцатилетней выдержки. Детям,
родившимся в эту ночь, часто давали имя Франклин Делано.
За Рузвельта проголосовало 28 миллионов человек против 17 миллионов, от¬
давших голоса Гуверу. Демократы победили также в обеих палатах. Рузвельт от¬
правился спать в свой дом на 65-й улице. Мать обняла сына в дверях: «Величай¬
шая ночь в моей жизни!» И он улегся спать в ту же постель, в которой провел, став
инвалидом, столько тягостных дней.
Двадцатипятилетний сын Джеймс пришел пожелать отцу спокойной ночи. Гля¬
дя на склонившегося сына, Рузвельт сказал: «Ты знаешь, Джимми, всю свою жизнь
я боялся только одного — пожара. Сегодня я думаю, что боюсь еще одного».—
«Боишься? Чего?» — «Боюсь, что мне не хватит сил проделать эту работу».
Следующий день своего общенационального успеха Рузвельт встретил при¬
знанием заслуг двух своих помощников: «В Соединенных Штатах есть два чело¬
века, более чем кто бы то ни было другой внесших вклад в эту победу. Первый
из них — мой старый друг и помощник, полковник Луис Макгенри Хоув, а вто¬
рой — великолепный американец Джим Ферли».
103

Глава четвертая
ВЫХОД МА НАЩИОНАЛЪНЖй AtPlEH?
Я прославляю не доктрину презренной
праздности, я прославляю доктрину
напряженной жизни.
Теодор Рузвельт, 1899
Рузвельт после выборов производил впечатление человека, не интересую¬
щегося поставленным историей перед Америкой вопросом. Перемещаясь
между Олбени, Гайд-Парком и Уорм-Спрингсом, он много улыбался, но
мало говорил. Это позднее дало его критикам (начиная с президента Гувера) ос¬
нование обвинить его (в собственных мемуарах) в безразличии к бедам страны. Ут¬
верждение, что Рузвельт бездействовал, не соответствует истине. Он уже при въез¬
де в Белый дом решил немедленно приступить к активным действиям и дал задания
всем своим советникам. Реорганизацию правительства и новый бюджет готовили
Л.Дуглас и С.Шерли. Сельскохозяйственной программой занимались Г.Уоллес, М.Вил-
сон и Р.Тагвел. Г.Моргентау готовил меры к ближайшему севу. А.Берль и У.Вуд-
дин думали, как спасти промышленность и (особенно) железные дороги от банкрот¬
ства. С.Унтермайер и Ч.Тауссиг разрабатывали новую систему страхования.
Но прежде всего следовало образовать кабинет.
Зима тревоги
Стояла серая и холодная зима 1933 года. Америка не знала таких несчастий
со времен гражданской войны. Половина промышленности простаивала, вторая ра¬
ботала, не имея перспектив в будущем. В штатах Среднего Запада, основной жит¬
нице страны, треть ферм разорились. На улицах жалкие люди продавали яблоки
прошлого урожая. Ожесточенные фермеры образовали дружины, чтобы защитить
свои дома от сборщиков недоимок, посягающих на их дома. Число свадеб в стра¬
не уменьшилось вдвое. Все учились готовить дешевый суп, доставали последние
запасы. В больших и малых городах толпы осаждали банки, забирая наличность.
Иностранцы переводили свои деньги из американских банков, каждый отплыва¬
ющий большой корабль означал отток миллиарда долларов. В Нортхемптоне
(штат Массачусетс), лопнул местный банк, и экс-президент Кальвин Кулидж
прошел мимо сидящего в прострации президента банка и положил на стол чек на
104

свои 5 тысяч долларов. Ночью бронированные машины изредка подвозили в бан¬
ки деньги.
На международной арене происходили события, способные прямо затронуть
Америку. Японская армия отчаянно сражалась с Китаем за Маньчжурию. А в день,
когда Рузвельт отмечал свой пятьдесят первый день рождения, Адольф Гитлер стал
канцлером Германии.
Но самой большой проблемой, считал президент Гувер, было «состояние об¬
щественного сознания, в котором дегенеративное видение будущего принимало уг¬
рожающие пропорции». В ту зиму в три раза увеличилось число самоубийств. Рос¬
ло глухое отчаяние. Тысячи людей, не видя просвета, занимали общественные
здания. Стал популярен «Интернационал», многие тысячи людей впервые узнали
его слова. Мэр Чикаго Чермак сказал в легислатуре штата: «Присылайте войска
до закрытия пунктов помощи бедным». Пацифист Генри Форд впервые в жизни
начал носить с собой пистолет. Мэр Нью-Йорка Джон О’Брайен пообещал: «Вы
избрали мэра, у которого крутой подбородок и есть желание драться. Я защищу
огромный город от Красной Армии». Представители профсоюзов на сенатских слу¬
шаниях пытались объяснить, что «огромное большинство этих людей ничего не зна¬
ет о коммунизме. Они хотят хлеба». Богатые люди во многих городах организо¬
вывались, чтобы захватить прежде всего железные дороги и телефонные линии.
Создавались запасы продовольствия. Один из голливудских богачей закупил гар¬
дероб ветхой одежды, чтобы в случае общественного взрыва не быть узнанным и
раствориться в толпе. В загородных домах устанавливали пулеметы.
Умудренные люди не склонны были называть это паранойей. Декан Гарвард¬
ской школы бизнеса сказал, что «капитализм вступил в стадию испытания, и от ре¬
зультата может зависеть судьба всей западной цивилизации». Норман Дэвис при¬
знался, что никогда в своей жизни «не слышал такого открытого цинизма в
отношении демократии и американской системы правления». Окажись Рузвельт
еще одним Гувером, и система могла рухнуть.
Лучшие люди страны обсуждли вопрос, каким должно быть политическое ус¬
тройство Америки. Левые идеи набирали силу и популярность, особенно среди ин¬
теллигенции. Даже социализм казался им паллиативом. Как говорил по этому по¬
воду Джон Дос Пассос, «если уж пить, то что-нибудь крепче пива». И с ним в симпатиях
к коммунизму были солидарны лучшие писатели Америки — Шервуд Андерсон,
Эрскин Колдуэлл, Линкольн Стеффенс, Эптон Синклер, Малькольм Коули,
Гренвилл Хикс, Клифтон Фейдмен. Эдмунд Уилсон считал коммунистическую Рос¬
сию «моральной вершиной мира, где свет никогда не иссякает». Уильям Аллен Уайт
назвал СССР «самым интересным местом на планете». Стандартным стало срав¬
нение американского хаоса с русским порядком. Уильям Роджерс, заставлявший
с помощью смеха задуматься Америку, предлагал поразмышлять: «Эти подлецы
в России осуществили несколько хороших идей... Представьте себе, каждый в стра-
105

не имеет работу». Система, основанная на выколачивании прибыли, мертва. Жур¬
нал «Новый курс»: «Почему русским предоставлена вся интересная работа по пе¬
реустройству мира?» В России еще не читали Скотта Фитцджеральда, а он читал
Маркса и сделал для себя вывод: «Чтобы осуществить революцию, необходимо ра¬
ботать в рядах коммунистической партии».
Общественная поляризация вела к тому, что распространившимся левым
убеждениям начала противостоять организация правых. В сентябре 1931 года ру¬
ководство Американского легиона пришло к выводу, что экономический кризис «не
может быть быстро и эффективно решен существующими политическими метода¬
ми». В Атланте была создана Американская фашистская ассоциация и Орден
черных рубашек. Наряду с черными были созданы объединения серебряных, бе¬
лых рубашек, рубашек-хаки, организации американских националистов, американ¬
ских партизан. Армейские офицеры создали свой союз, готовый действовать, «ес¬
ли новый президент окажется неэффективным». Президент Колумбийского
университета Никлас Мюррей Батлер, нобелевский лауреат, обладатель тридца¬
ти четырех ученых степеней, говорил студентам, что тоталитарные режимы фор¬
мируют людей «большего интеллекта, более сильного характера и значительно
большего мужества, чем страны с избирательными системами». Губернатор Кан¬
заса Лэндон пришел к выводу, что «железная рука национального диктатора пред¬
почтительнее общественного паралича». Аль Смит выразил мнение, что консти¬
туцию пока следует положить на полку.
Дело не ограничивалось теориями. Фермеры Айовы блокировали дороги. То
же происходило в Канзасе, Небраске, Айдахо. Президент Американской ассоци¬
ации фермеров предупредил: «Если что-нибудь не будет сделано для американских
фермеров, в фермерской Америке произойдет революция». А почему фермеры долж¬
ны терпеть? В богатейшей стране мира лишь каждый десятый фермер пользовал¬
ся электричеством, 75 процентов не имели водопровода.
Именно в это время создавался новый политический центр Америки — фор¬
мировался состав будущего кабинета Рузвельта. Высокий благообразный южанин
Корделл Хэлл, яростный сторонник понижения внешних тарифов, был назначен
на пост государственного секретаря. Сделавший большой финансовый вклад в
предвыборную кампанию У.Вудин стал министром финансов. Председательство¬
вавший на конвенте демократов Т.Уолли получил должность министра юстиции, но
он скончался до вступления в должность, и этот пост занял Х.Каммингс. Д.Ро-
пер, занимавший немалый пост еще в администрации В.Вильсона, стал министром
торговли, чикагский юрист, республиканский сторонник Теодора Рузвельта
Г.Икес — министром внутренних дел, Дж.Дерн — военным министром, вирджин¬
ский сенатор К.Свонсон — министром военно-морского флота (имея в виду его
преклонный возраст, Рузвельт рассчитывал на собственное непосредственное ру¬
ководство военно-морским флотом). Г.Уоллес получил пост министра сельского хо-
106

зяиства — это стало для него уже семейной традицией: его отец занимал тот же
пост при Гардинге и Кулидже. Дж.Ферли занял пост министра почт, Ф.Пер-
кинс — министра труда (первая женщина в кабинете министров). В этом кабине¬
те не было звезд первой величины, и, возможно, тактика Рузвельта заключалась
в том, чтобы быть безусловно первым среди просто компетентных чиновников.
Наиболее заметными фигурами кабинета были Гарольд Икес, Фрэнсис Пер¬
кинс и Генри Уоллес. Первый — министр внутренних дел, прежде работал адво¬
катом, специализирующимся на расследовании случаев коррупции. У него был тем¬
перамент бойца, и он с готовностью брал на себя инициативу. Фрэнсис Перкинс
работала с Рузвельтом еще в Олбени и ныне, став министром труда, сохранила оче¬
видную независимость и самостоятельность. Изобретательность и прагматизм Ге¬
нри Уоллеса признавали все.
Не меньшее значение, чем кабинет министров, начинал играть «личный штаб»
президента. Главным секретарем стал Луис Хоув. Стив Эрли и Марвин Макин-
тайр отвечали за отношения с прессой и назначения (официально они значились по¬
мощниками секретаря). Три верных союзника Берль, Франкфуртер и Флинн
предпочли остаться за пределами администрации.
Через четыре дня после победы на выборах Рузвельт был приглашен в Бе¬
лый дом к побежденному президенту Гуверу. Проблемы военных долгов и эконо¬
мического урегулирования возглавляли список наиболее неотложных междуна¬
родных проблем. (К этому времени уже определились два главных советника
нового президента в международных вопросах — молодые и новые для высшего
политического эшелона лица, два профессора — сорокашестилетний Реймонд
Моли и сорокадвухлетний Рексфорд Тагвел. Оба представляли интеллектуальную
опору прежнего губернатора Нью-Йорка — Колумбийский университет, оба оли¬
цетворяли опору нового президента на цвет интеллигенции. Моли был специали¬
стом в политических науках, а Тагвел — авторитетом в экономике.) Приглашение
на беседу с президентом Гувером, конечно, было лестным — предстояло сразу же
окунуться в гущу мировой политики, воспользоваться уже проделанной подгото¬
вительной работой. Однако молодая команда Рузвельта (напомним, что ему само¬
му был всего пятьдесят один год) не хотела привязывать свои планы и в целом судь¬
бу выдвинутого Рузвельтом «Нового курса» к известной и уже во многом
дискредитировавшей себя политике.
Сам Рузвельт более всего ценил в руководителе способность вдохновлять. Ему
не хотелось ассоциировать себя с впавшей в мрачное уныние республиканской ад¬
министрацией. Именно поэтому Рузвельт отверг приглашение принять участие в
лондонской (1933 г.) Мировой экономической конференции совместно с гуверов-
скими представителями. Но получить оценку текущей политики Америки из пер¬
вых уст стоило, и Рузвельт после некоторых колебаний согласился встретиться с
Гувером. В ходе беседы 22 ноября 1932 года негативная позиция Рузвельта в от-
107

ношении международной конференции предопределила холодный прием уходяще¬
го со своего поста президента Гувера. Будучи человеком с сильным характером, он
не знал, что перед ним еще более сильная личность. Рузвельт постарался соблю¬
сти приличия, но в его тоне слышался металл. Встреча закончилась еще большим
отчуждением. Преемственности, даже по внешним признакам, у двух админист¬
раций не получилось.
Необходимо было готовиться к инаугурации. Напомним, что вскоре после из¬
брания Рузвельт определил президентство как «преимущественно место, которое
позволяет осуществлять моральное лидерство, все наши великие президенты бы¬
ли лидерами мыслительного процесса своего времени, когда определенные исто¬
рические идеи, касающиеся жизни нации, должны были быть прояснены». Два
кумира Рузвельта — Теодор Рузвельт и Вильсон — рассматривали Белый дом
как трибуну общения с нацией. Рузвельт хотел воспользоваться этой возможно¬
стью в полной мере. В начале февраля 1933 года Моли пришел в библиотеку, где
Рузвельт работал. Рузвельт внимательно прочел подготовленный Моли текст
речи. «Я сидел в кресле перед камином, в котором разгорался огонь. Начался дол¬
гий разбор каждого предложения и иногда даже отдельных слов. Время от вре¬
мени мы обменивались мнениями.» Они закончили работу в половине второго но¬
чи, а первый проект бросили в тлеющие угли. На следующий день к обсуждению
присоединился Хоув. Ему нравились слова Торо: «Ничего не следует бояться боль¬
ше, чем страха».
Мужество потребовалось Рузвельту уже на пути в Белый дом. В середине фе¬
враля в Майами невысокий темный человек выстрелил в Рузвельта, окруженно¬
го толпой. Избранный президент не пострадал, но был смертельно ранен мэр Чи¬
каго Чермак. То, что Рузвельт с фаталистическим спокойствием воспринял
опасность на людях, никого не удивило: профессиональный риск, как говорил ита¬
льянский король. Моли был удивлен тем, что Рузвельт отнесся к происшедшему
спокойно и потом, среди своих: «Никакого подрагивания мускулов, поднятых бро¬
вей или ложной веселости».
Снег и дождь падали с небес, когда Рузвельт с семьей отбыл 2 марта 1933 го¬
да в Вашингтон. Будущий президент вез с собой текст прокламации о временном
закрытии банков и о созыве чрезвычайной сессии конгресса. Поезд мчался через
индустриальное сердце страны, но ни одна труба не дымилась. По сведениям Фе¬
деральной резервной системы, в казне не было драгоценного металла, чтобы обес¬
печить американскую валюту. Министерство финансов не могло обеспечить рабо¬
ту даже федерального правительства, и США в техническом смысле были
банкротом. Накануне инаугурации вся банковская система страны объявила вы¬
ходные дни — финансовое сердце западного мира остановилось.
Хотя президент Гувер и получил последний президентский чек на пять тысяч
долларов, свой последний день в Белом доме он провел в самом отвратительном
108

настроении. Он просто был не в состоянии организовать традиционный ужин с за¬
ступающим в должность президентом и решил организовать что-то «меньшее». В
конечном счете, встретив прибывшую на традиционный четырехчасовый чай семью
Рузвельта в Белом доме, Гувер предупредил, что страна находится «на грани фи¬
нансовой паники и хаоса» — и все потому, что его коллега из Нью-Йорка не вну¬
шает финансовым кругам доверия. Гувер еще раз предложил Рузвельту выступить
совместно, и снова ФДР уклонился. Для Рузвельта выступить в паре с Гувером
было бы в данной ситуации просто политическим самоубийством. К тому же ждать
осталось недолго — завтра он станет президентом. Желая сохранить хорошую ми¬
ну при явно плохой игре, Рузвельт, прощаясь, сказал: «Я знаю, что это наруше¬
ние правил, но, если вы сочтете нужным, можете не навещать нас с ответным ви¬
зитом». Гувер резко повернулся и едва ли не угрожающе ответил: «Мистер Рузвельт,
когда вы проживете в Вашингтоне так же долго, как я, вы узнаете, что президент
Соединенных Штатов не навещает никого!» Сын Франклина Рузвельта вспоми¬
нает, что никогда не видел отца таким сердитым. Лишь Элеонора Рузвельт суме¬
ла смягчить грозовую ситуацию.
Новый курс
Обозреватель Артур Крок сравнил атмосферу в американской столице в день
инаугурации с «настроением в городе, осажденном врагами». Перед Капитолием
собралась стотысячная толпа. Командовал инаугурационным парадом генерал Ма-
картур, и он ожидал беспорядков. На стратегических высотах были установлены
пулеметы. Черная толпа в промозглую погоду ждала полудня. Наконец часы Ка¬
питолия пробили двенадцать.
Этим серым мартовским днем Рузвельт, без пальто и шляпы, расправил свои
широкие плечи, положил руку на семейную, трехсотлетнюю библию и обратился
к верховному судье Чарльзу Эвансу Хьюзу. Библия была открыта на тринадца¬
той главе первого послания апостола Павла коринфянам: «Даже если я говорю на
языках людей и ангелов, но не владею даром милосердия, то я всего лишь глухой
колокол, или дребезжащий кимвал. И если даже я обладаю даром прорицания, и
все тайное мне ведомо, и если даже исполнен я глубокой веры, так что могу дви¬
гать горы, но не владею даром милосердия и любви, то я — ничто».
Рузвельт произнес слова, которых ждали все: «Наступило время сказать
правду, всю правду открыто и смело. Нет никакой необходимости избегать чест¬
ной оценки условий нашей жизни сегодня... Менялы убежали со своих высоких мест
в башне нашей цивилизации». Задача сейчас — поставить социальные ценности
выше, чем денежные доходы. И речь идет не об этике только, не о словах. «На¬
ша страна требует действий, действий сейчас, немедленных действий... Наша ве-
109

ликая нация выстоит в этом испытании, как она выносила все прежние, она ожи¬
вет и будет процветающей... Единственное чего мы должны бояться — это само¬
го страха, безымянного, бессмысленного, безотчетного страха, который парализу¬
ет усилия, необходимые для превращения отхода в наступление... Я испрошу у Конгресса
самые широкие полномочия, чтобы начать войну с несчастьем, я испрошу такие пол¬
номочия, как если бы на нас напал внешний враг».
Это сравнение депрессии с войной вызвало у толп собравшихся очевидное одо¬
брение. Перед американцами стоял президент, который не делал ненужных изви¬
нений, который был готов действовать. Многотысячная толпа у Капитолия всем
своим видом показывала, что американцы готовы вручить едва ли не любые пол¬
номочия президенту, если он предпримет активные меры по спасению страны.
Потупившийся Гувер рассматривал свои ботинки, но миллионы американцев, слов¬
но онемев, смотрели в радиоприемники. Радиоволны немедленно разнесли слова
нового президента по всей стране: «Народ Соединенных Штатов не может потер¬
петь поражение. В час нужды он своим голосованием показал, что желает прямых
и энергичных действий. Они желают видеть дисциплину и направляемое движе¬
ние. Они сделали меня инструментом своего желания. Этот высокий дар я прини¬
маю».
Лицо Рузвельта было столь суровым, что некоторые из его знакомых просто
не узнавали его. Элеонора Рузвельт записала в дневник, что инаугурационная
речь была «очень, очень торжественной и немного устрашающей. Самое большое
одобрение Франклин получил, когда сказал о возможной необходимости просить
полномочия военного периода».
Журналист Ф.Л. Аллен суммировал впечатление от речи Рузвельта: «Теперь
вы можете выключить радио. Вы услышали то, что хотели услышать. Речь этого
человека не звучит больше осторожной и уклончивой. Ибо он видел измученных
и потерявших ориентацию людей, желающих выбросить старые истины и увидеть
новый день; они устали от ожиданий, они желают видеть того, кто будет сражать¬
ся с этой депрессией за них и с ними; они желают видеть лидерство и смелые ре¬
шения. Не только в самих словах, но в интонации голоса он обещал им то, чего они
желали». Новый президент получил полмиллиона писем, одобряющих сказанное
в инаугурационной речи.
В очередной раз в интервью «Нью-Йорк тайме» Рузвельт выразил свое по¬
нимание предстоящей миссии: «Президентство — это не просто административ¬
ная должность. Менее всего эта должность является административной. Прежде
всего это возможность осуществлять моральное лидерство».
Начальник охраны Белого дома полковник Е.Стирлинг проводил экс-прези¬
дента Г.Гувера на Юнион-Стейшн и, вернувшись, не узнал места своей службы.
Старый особняк «был трансформирован в довольно веселое место, полное наро¬
ду, излучающего уверенность... Президент был самым уверенным в себе и самым
110

счастливым среди них». Рузвельт приказал отвечать на все прибывающие в Белый
дом письма, за исключением тех, которые касались его болезни. Первая чета при¬
гласила семьдесят пять родственников и, нарушая традицию, приветствовала их у
входа.
Рузвельт участвовал только в этом приеме, на всех прочих его представляла
Элеонора. Она приветствовала гостей на инаугурационном балу. Сам же президент
закрылся с Будиным, Каммингсом и Моли, обсуждая банковский кризис в стра¬
не. Положение не могло быть хуже. Один из друзей сказал Рузвельту, что, если
новому президенту удастся справиться с банковским кризисом, он войдет в аме¬
риканскую историю как величайший из американских государственных лидеров, а
если не сумеет, то как наихудший. «И последний»,— добавил Рузвельт.
★ ★ ★
Первое утро новой жизни было незабываемым для Рузвельта. Завтракая в
постели, он просмотрел свежие газеты. Затем читал государственные документы.
Дальше следовал туалет и одевание с помощью слуги Ирвина Макдаффи, который
отвез его на коляске к лифту и на террасу, примыкающую к Овальному кабинету.
Рузвельт полюбовался магнолиями, посаженными еще Эндрю Джексоном. Затем
он вернулся в Овальный кабинет и остался один. Тагвел пишет: «Нация, затаив ды¬
хание, ожидала от человека, произнесшего вчера смелые слова, действий. В стра¬
не продолжался финансовый кризис, деловая активность была резко понижена, и
он должен был вернуть умирающую экономику страны к жизни. А он сидел в пу¬
стой комнате, где нечем было даже сделать пометку — если бы он захотел ее сде¬
лать. В течение нескольких ужасных минут в его голове не родилось ни одной мыс¬
ли. Он знал, что стимулирующий контакт с людьми разобьет этот ступор, но
вокруг никого не было. Здесь должен был быть электрический звонок, но Рузвельт
не мог его найти. Он открывал ящик за ящиком, и все они были пусты. Наконец
он откинулся в кресле и просто закричал. На этот крик явились Мисси Лихенд и
Марвин Макинтайр. И работа началась».
Чрезвычайная сессия конгресса была назначена на 9 марта. В трансакциях бан¬
ков объявлялись четырехдневные каникулы. Все банки в стране были закрыты, вы¬
воз золота и серебра запрещен, нарушение новых распоряжений каралось штра¬
фом в 10 тысяч долларов и десятью годами свободы. Э.Линдли сравнивает эти меры
с «вспышкой молнии на фоне черного неба». Население проснулось в понедельник,
чтобы узнать, что все банки страны закрыты и единственные средства, на которые
они могут рассчитывать, была их домашняя наличность. В огромной спешке Руз¬
вельт провел свой первый экстренный закон — Акт о деятельности банков в
чрезвычайных условиях. Согласно этому Акту, право открытия получили лишь са¬
мые крупные банки. В то же время министерство финансов поручило федеральной
резервной системе выпустить достаточное число денежных знаков, чтобы избежать
111

ажиотажа. В обстановке обеспокоенности почти военного времени билль прошел
через обе палаты. Кинокамеры (новшество) зафиксировали подпись Рузвельта, по¬
ставленную немедленно в Белом доме.
Главной заслугой президента Рузвельта в этот самый суровый период амери¬
канской государственности было не отдельное мудрое решение, а то, что он сумел
создать в стране атмосферу солидарности, готовности к новациям, чувство, что пре¬
пятствия преодолимы. Из мрака отчаяния он сумел извлечь луч надежды, его оп¬
тимизм был заразителен. Страна не стала жить лучше, но стала более уверенной
в том, что труд и поиски выхода из экономических и моральных злоключений в ко¬
нечном счете обеспечат выход к новым солнечным дням. Такие общенациональные
авторитеты, как Уильям Аллен Уайт, признали, что недооценивали Рузвельта:
«Мне трудно понять — я не понимал его до выборов или он развернулся после по¬
беды? Он демонстрирует спокойствие, великодушие и, более всего, властность!...
Я слышал в своей жизни многое, но ничего подобного».
Отвергая высокомерную гуверовскую практику («президент никогда нико¬
го не навещает»), Рузвельт посетил ушедшего в отставку судью Оливера Уэнде¬
ла Холмса в связи с его днем рождения — ему исполнилось девяносто два года.
Неважно, что ступеньки дома у судьи были круты. Рузвельт, поправ всякое вы¬
сокомерие, попросил у великого судьи совета: «Что делать?» Ветеран граждан¬
ской войны ответил коротко: «Крепите свои ряды и сражайтесь!» После ухода пре¬
зидента судью спросили его мнение о новом президенте. «Знаете ли,— сказал смущенно
Холмс,— его дядя Тэд назначил меня Верховным судьей».— «И все же». Взгля¬
нув на дверь, через которую только что вышел президент, старый судья выска¬
зал суждение, которое является, возможно, самой верной, гениальной оценкой Фран¬
клина Делано Рузвельта: «Второклассный интеллект, но первоклассный
темперамент».
★ ★ ★
В первые беспрецедентные в американской истории «сто дней» Рузвельт
представил конгрессу обширную программу преобразований, а тот вне себя от па¬
ники, порожденной общим положением в стране, вотировал законопроекты без об¬
суждений. В эти вечера свет в окнах ведомственных зданий в Вашингтоне горел
буквально до утренней зари. Во многом именно для того, чтобы не раздражать до¬
веденный до отчаяния народ, конгресс без детализированных слушаний утвердил
весь состав кабинета — все его члены собрались в Овальном кабинете Белого до¬
ма, и Верховный судья Бенджамин Кордозо принял у них клятву. Это была пер¬
вая такая церемония в Белом доме, и впервые кабинет выступал единым коллек¬
тивом. После церемонии Рузвельт отправился в Красную комнату Белого дома, чтобы
поприветствовать тринадцать юношей-инвалидов, специально приглашенных на ина¬
угурационную церемонию. В Белом доме не было подлинной смены караула, за-
112

мены внутренних служб и уж точно не было больше обедов из семи блюд. На все
это у Рузвельта попросту не было времени. И он был, по определению Артура Шле-
синджера, «естественный президент», ему не нужен был дополнительный декор.
Все и без того точно знали, за кем последнее слово, кто в этом доме творит исто¬
рию. Артур Крок: «Он был боссом, динамомашиной, рабочим цехом». Четырнад¬
цатичасовой рабочий день. Четверть этого времени — разговоры по телефону. Всех
звал по имени и представлялся тоже по имени. Позвонил в министерство труда и
представился: «Это Фрэнк. Могу ли я поговорить с мисс Перкинс?» Вопрос пе¬
редали секретарю, и тот ответил: «Я не знаю никакого Фрэнка. Спросите, кто он
такой». Из трубки прозвучало: «Из Соединенных Штатов. Президент страны».
Более ста человек ему звонили по прямому проводу и практически в любое время.
Приказал не прерывать ни одного звонящего в Белый дом американца. Специаль¬
ный помощник говорил со всей страной. Вот едва ли не типичное письмо прези¬
денту: «Дорогой мистер президент! Я просто хочу сказать вам, что сейчас все на¬
ладилось. Человек, которого вы послали, нашел наш дом в порядке, и мы сходили
вместе в банк, чтобы продлить закладную. Вы помните, я вам писал, что мы по¬
теряли мебель тоже. Ваш человек вернул нам ее. Я никогда не слышал о таком пре¬
зиденте, как Вы». И, как пишет Уильям Манчестер, о таком президенте никто не
слышал.
★ ★ ★
Знаменитая стодневная законодательная лихорадка смертельно напуганно¬
го конгресса началась 16 марта 1933 года, когда был одобрен закон о Реконст¬
рукции сельского хозяйства (ААА). Уоллес и Тагвел постарались спасти дошед¬
шие до отчаяния фермерские массы. Это был очень специфический закон,
обеспечивающий выплату фермерам компенсации за незасев своей земли. Сред¬
ства для выплат собирались в виде налога на тех, кто обрабатывал сельскохозяй¬
ственную продукцию. «Новая и неисследованная тропа»,— сказал Рузвельт. Ра¬
зумеется, здравый смысл восставал против уничтожения урожая или поголовья
скота. Министр сельского хозяйства Г.Уоллес говорил от имени многих: «Я на¬
деюсь, мы никогда не прибегнем к этому снова. Уничтожать колосящуюся пще-
ницу — выступать против самих оснований, базовых инстинктов человеческой
природы». Но уже через четыре месяца он сам рекомендовал уничтожить 6 мил¬
лионов свиней.
31 марта Рузвельт провел через конгресс законопроект, который ему был осо¬
бенно дорог — о создании Корпуса гражданской консервации (ССС). Этот за¬
кон дал работу 250 тысячам безработных молодых людей в национальных парках
и лесах немедленно, а всего через ССС прошли 2 миллиона молодых американцев,
одевших зеленую униформу. За их эффективность отвечали генерал Макартур и
полковник Джордж Маршалл. От Флориды до Канады было посажено 200 мил-
113

лионов деревьев. Разумеется, часть общества увидела в этом путь к униформам ев¬
ропейских режимов. Главной задачей ССС было проведение лесонасаждений, со¬
хранение культурного слоя почвы, строительство национальных заповедников и мно¬
гое другое. Членам организации предоставляли еду и жилье, 30 долларов в месяц
и посылали еще 25 долларов в месяц их семьям. Уже через неделю в Вирджинии
был создан первый лагерь Корпуса. Америка стала опрятнее, а многие ее молодые
граждане получили смысл в жизни. 27 марта создается Администрация сельско¬
хозяйственного кредита для финансирования пострадавших фермеров, сохранения
за ними их ферм, обновления сельскохозяйственного производства. Акт о доверии
к ценным бумагам от 29 марта в значительной мере сдержал спекуляцию ценны¬
ми бумагами. Впервые рынок ценных бумаг перестал быть ареной обогащения
удачливых спекулянтов, впервые государство взяло его под свой контроль. Во
главе Комиссии по федеральной торговле был поставлен Джозеф Кеннеди, патри¬
арх знаменитого семейства, уже успевший сделать огромное состояние. Уж он-то
знал, какие лазейки следует перекрыть спекулянтам. Критикам этого назначения
Рузвельт сказал просто: «Ловить воров лучше всех может специалист в обхожде¬
нии законов».
В апреле была создана Администрация долины Теннеси (ТВА) — самое ам¬
бициозное предприятие в области общественных работ: государственное планиро¬
вание, федеральная организация, охватывающая сразу несколько штатов. Разуме¬
ется, крики о «ползучем социализме» стали звучать громче, но Рузвельту этот проект
был очень дорог. Проект лоббировал сенатор Джордж Норрис, сторонник наци¬
онализации источников энергии и одновременного сохранения окружающей сре¬
ды. ТВА стала символом незашоренности Рузвельта, отказавшегося видеть при¬
зрак коммунизма в государственном владении гидроэлектростанциями.
В апреле же, подписав Акт о кредитах владельцам домов, Рузвельт спас ты¬
сячи разоренных домовладельцев, предоставив им 2 миллиарда долларов для оп¬
латы закладных под низкий процент. Четверть заложенных домов оказались спа¬
сенными от немедленной распродажи. 19 апреля 1933 года президент Рузвельт отменил
золотой стандарт, запретив при этом экспорт золота. Тем самым он предпочел прак¬
тику контролируемой инфляции, облегчавшей положение задолжавших. Позволяя
доллару «самому» устанавливать свой эквивалент, Рузвельт упростил задачу аме¬
риканских экспортеров, встретивших трудные времена среди инфлирующих евро¬
пейских валют. Эту инициативу правые в США встретили без всякого восторга —
столетиями Америка была привязана к золотому стандарту как одному из столпов
того порядка вещей, с которыми связана вся западная цивилизация. Аль Смит пря¬
мо сказал, что он «за настоящие золотые доллары против дутых необеспеченных
долларов». Но более легкий доллар открыл дорогу американскому экспорту, ук¬
репив американские позиции в мире. И такие вожди бизнеса, как Дж. П. Морган,
в конечном счете поняли это.
114

4 мая — Акт об экстренных мерах в сфере железных дорог. Создавалась си¬
стема, координирующая главное (тогда) средство внутриамериканского перемеще¬
ния и обмена. Железнодорожное сообщение стабилизировалось, страна стала бо¬
лее здоровой вследствие физического сближения ее отдельных частей.
17 мая Рузвельт создал Федеральную страховую компанию, страхующую бан¬
ки от краха, исключающую столь характерную для 20-х годов спекуляцию акци¬
ями и ценными бумагами. Она явилась той скалой, на которую стали опираться бан¬
ки, уменьшилось вероятие паники вкладчиков.
Необходимо было что-то делать с промышленностью. Мнения здесь были на¬
столько полярными, что Рузвельт 10 мая собрал представителей борющихся групп,
представляющих непримиримые стороны, в Белом доме. Когда первые два часа не
выявили компромиссного подхода, Рузвельт приказал своему помощнику генера¬
лу X. Джонсону запереть их в отдельную комнату и не выпускать вплоть до дости¬
жения взаимоприемлемого решения. Именно из этой идейной битвы возник зна¬
менитый Акт о восстановлении национальной промышленности (НРА) — самое
большое мероприятие «Нового курса», во главе которого стоял, возможно, самый
колоритный из деятелей эпохи — генерал Хью Джонсон. Джонсон понимал тя¬
жесть задачи: «Вначале будет яркое пламя, а в конце дохлые кошки. Это словно
взбираться на гильотину в отчаянной надежде, что топор не работает». К середи¬
не лета 1933 года под флагами НРА работало более 9 миллионов рабочих, а ко¬
дексы НРА подписал миллион предпринимателей. Президент приказал государ¬
ственным учреждениям иметь дело только с фирмами, подписавшими статут НРА.
Когда Генри Форд отказался подписать статут, «линкольны» Форда были поме¬
няны на «кадиллаки» более покладистой «Дженерал моторе».
22 мая Рузвельт назначил главой Администрации гражданских работ (СВА)
малоизвестного ему тогда нью-йоркца Гарри Гопкинса, который объявил, что его
задача «сделать так, чтобы люди не умирали с голоду». (Под разными названи¬
ями эта организация просуществовала до 1942 года.) Гопкинс привлек внимание
Рузвельта тем, что не хотел заниматься простой благотворительностью: люди без
работы теряют достоинство. В СВА было занято более 4 миллионов человек, осу¬
ществлено более 30 тысяч проектов. Люди Гопкинса строили мосты, стадионы,
аэропорты. За десять лет СВА создала десятую часть всех новых дорог в Аме¬
рике, 35 процентов всех новых больниц, 65 процентов зданий городского управ¬
ления, 70 процентов новых школ. Не перечислить всего того, что за короткий срок
удалось сделать СВА для Америки. Это и тоннель Линкольна под Гудзоном, и
мост, соединивший Манхэттен с Лонг-Айлендом, и золотохранилище США в Форт-
Ноксе и многое, многое другое, что украшает сегодняшнюю Америку. И все это
обошлось в 20 миллиардов долларов — на треть меньше, чем помощь по ленд-
лизу Англии. И именно СВА спасла тлеющие, ржавеющие военные установки,
что сделало мобилизацию 40-х годов столь успешной. Без государственных ра-
115

бот 30-х годов Америка не смогла бы создать и атомную бомбу в столь сжатые
сроки.
Бизнесмены называли все это «ползучим социализмом». Но американский на¬
род воспринимал происходящее иначе. Процитируем далекую от экстремизма
«Нью-Йорк тайме»: «Американскому народу кажется, что Рузвельт оседлал
смерч и поставил под свой контроль шторм. От президента Рузвельта он (народ)
получил серию исполненных мужества речей и ряд достижений, которые застави¬
ли миллионы его сограждан считать президента человеком, ниспосланным небеса¬
ми в самый трудный час».
Переход от мучительного ожидания своей судьбы к отчаянному овладению
ею был таков, что в Америке появилось нечто прежде невиданное — культ лич¬
ности. По поводу Рузвельта повсеместно утверждалось, что «он может видеть
во тьме». Телохранитель Ричард Джервис (охранявший прежде четыре года Гу¬
вера) признался, что «приятно снова услышать аплодисменты». Американские
историки не без основания утверждают, что в этот редкий для Америки период
Рузвельт мог получить полномочия вплоть до диктаторских. Дж.Гюнтер: «Мы
склонны забывать ныне о той огромной, беспрецедентной, возобладавшей над всем
власти, данной пронизанным энтузиазмом конгрессом Рузвельту во время пер¬
вых ста дней его правления. Рейхстаг не дал Гитлеру большего». И Рузвельт по¬
считал обязательным отметить, что будет действовать в рамках конституции. Он
сам определил свою роль как «президент, убеждающий молитвами». В те вре¬
мена не было «Голоса Америки», не было Информационного агентства Соеди¬
ненных Штатов и президент выступал своего рода учителем, а «классом» была
вся страна.
Стиль Рузвельта
Главной формой этой «учебы» стали встречи с прессой по вторникам и пят¬
ницам. Мало кто знал (или догадывался), как волновался в эти моменты прези¬
дент. За двенадцать лет он так и не смог преодолеть этого предстартового волне¬
ния («Как у оперного певца перед выходом на сцену»). Он нервно играл знаменитым
мундштуком, переставлял все на своем столе. Но вот в кабинет начинали «проса¬
чиваться» представители прессы. Рузвельт неизменно шутил со своими знакомы¬
ми, чаще всего с фаворитами из первого ряда. Наступало время вопросов и отве¬
тов, и волнение отступало. За пятнадцать — тридцать минут Рузвельт излагал свое
понимание текущих проблем избранному кругу журналистов, и те получали пред¬
ставление о главном направлении движения государственного корабля. Речь шла
о текущем законодательстве, о главных назначениях, обо всем, что могло вызвать
общественный интерес.
116

На пятый день пребывания в президентском кресле Рузвельт созвал первую
пресс-конференцию, первую из тысячи. Журналисты говорили, что президент мог
взять любую тему, скажем такую сложную, как банковское дело, и сделать вопрос
понятным «даже для банкиров». Отнюдь не поклонник президента, историк
Чарльз Бирд пишет, что ФДР обсуждал «больше фундаментальных проблем
американской жизни и общества, чем все остальные президенты, вместе взятые».
После окончания первой пресс-конференции журналисты (а это были в основном
прожженные циники, а не розовые энтузиасты) зааплодировали. Теперь вся стра¬
на следила за особняком на Пенсильвания-авеню, 1600. Четверть новостей агент¬
ства «Ассошиэйтед пресс» шла теперь из Белого дома. «Юнайтед пресс» утрои¬
ла штат своего столичного представительства.
Что было, может быть, важнее всего — Рузвельт немедленно отошел от
профессиональной напыщенности своего предшественника Гувера. Он звал жур¬
налистов по именам, шутил по всевозможным поводам, знал о событиях в жизни
корреспондентов. Как-то у одинокого журналиста скончалась мать, и президент
пригласил его на семейный воскресный ужин. А однажды задержал поезд, чтобы
запоздавший корреспондент смог прыгнуть в него. Таких поступков было множе¬
ство. Все это, может быть, частично объясняет тот факт, что, хотя 85 процентов
издателей политически противостояли Рузвельту, журналистские репортажи обыч¬
но не кипели ядом. По мнению историка А.Шлесинджера, «Рузвельт своим умом
сумел смягчить откровенную враждебность издателей и превратить прессу в одно
из наиболее эффективных средств общественного лидерства».
Газеты правили Америкой уже сотню лет, но довольно незаметно к рычагу об¬
щественного мнения подобрался их мощный конкурент — радио. И Рузвельт
осознал это раньше многих политиков. Уже в первый месяц своего пребывания в
Белом доме состоялась премьера «Нового курса»: президент выступил с радиооб¬
ращением к стране. В воскреснье 12 марта в десять часов вечера 60 миллионов аме¬
риканцев настроили свои приемники на волну, на которой новый президент США
обратился к гражданам с объяснением своих действий. Рузвельт ввел нечто новое
в президентскую практику: на первом этаже Белого дома, в комнате дипломати¬
ческих приемов рядом с камином, были установлены микрофоны трех радиоком¬
паний — «Нэшнл», «Коламбия» и «Мьючуэл». Рузвельт стряхивал пепел и го¬
ворил стране о политике в отношении банков: «Друзья, я хочу рассказать вам, что
было сделано за последние несколько дней, почему это было сделано и какими бу¬
дут следующие шаги». В самых простых выражениях он дал оценку того, что на¬
чал делать и объяснил зачем. «Прежде всего, позвольте мне объяснить простой факт,
что, когда вы вкладываете деньги в банк, этот банк не прячет ваши деньги в сейф.
Он вкладывает ваши деньги в многие формы кредита — в акции, закладные.
Другими словами, банк заставляет ваши деньги работать, чтобы колеса экономи¬
ки продолжали крутиться...» В течение двадцати минут он изложил свои аргумен-
117

ты, тон его был убедительным, сложное он заведомо сводил к простому. Рузвельт
призвал слушателей, по возможности, снова положить деньги в банки: «Лучше дер¬
жать их в банке, чем под матрасом». Многие забыли тему разговора, но помнили
вывод: «Вместе мы не можем потерпеть поражение».
Если, выступая перед непосредственными слушателями, президент драмати¬
зировал ход событий, то, выступая по радио, он хотел добиться эффекта задушев¬
ной беседы. Старался подбирать простые слова, любил приводить конкретные при¬
меры и понятные всем аналогии. По мнению Розенмана, «он подыскивал слова, которые
могли быть применены в беседе двух или трех друзей», слова, которые были понят¬
ны всем. Каждое из его выступлений по радио тщательно готовилось — до двенад¬
цати вариантов сменяли друг друга, пока Рузвельт не останавливался на тексте, ко¬
торый его устраивал. Немалое значение придавалось и тому, как фонетически
звучала речь. В записи обнаружилось, что расстояние между двумя передними зу¬
бами вызывало легкий свист, и к делу подключился стоматолог.
Как ни странно, но слово подействовало. В следующий понедельник (вторая
неделя пребывания Рузвельта у власти) взносы в банки, к изумлению банковских
служащих, превысили изъятия, а к концу недели две трети банков страны возоб¬
новили свою деятельность. По мнению Моли, «капитализм был спасен за восемь
дней». Не желая терять темп, вечером 9 марта Рузвельт призвал лидеров конгрес¬
са в Белый дом, где им объявили, что программу экономии федеральные ведомст¬
ва должны начинать реализовывать с себя, с жалования членов конгресса. Феде¬
ральный Вашингтон отдавал в общенациональную копилку 100 миллионов долларов.
Поддержанный даже «всегда скупыми» республиканцами, билль стал законом
18 марта 1933 года. Тем временем президент возвратил — после многолетнего опы¬
та воздержания — американскому народу пиво. Это был мудрый жест, который
несколько сместил центр внимания с жестких вопросов экономики.
Всюду и везде, где обстоятельства требуют решительных мер, лидер должен
животом ощущать, что люди готовы претерпеть, если им будет объяснено за что,
как, в какой мере и с какой целью они должны принести жертвы.
★ ★ ★
Немногие государственные деятели в мире имели такое прирожденное чувст¬
во, что они властвуют над событиями, что их время принадлежит им. Собственная
власть воспринималась ими естественной. Рузвельт руководил правительством
как единой командой. У.Киплингер пишет, что никогда не видел президента, ко¬
торый обладал бы столь огромным влиянием, как Рузвельт. Бывший внутри само¬
го Белого дома Э.Флинн называет членов кабинета не более чем «мальчиками на
побегушках», исполняющими приказы президента: «Рузвельт сам принимал все свои
основные решения». Никогда, пишет Генри Моргентау, Рузвельт «не был ничем,
кроме как лидером». Случалось, что он спорил с Моргентау, но наступал момент,
118

и огромный, в веснушках кулак бил по столу, и спор прекращался в ту же минуту.
Приближенные знали, что разница заключается в словах «я думаю» (тогда мож¬
но было отчаянно спорить) и «президент считает» — с этого момента спорить бы¬
ло бесполезно.
Нащупывая оптимальный курс, Рузвельт ясно показал всем, что не собирает¬
ся быть пленником той или иной группы теоретиков, той или иной идейной схемы.
Выслушивая всех своих советников, начиная с Моли и Тагвела, он охотно соглашал¬
ся с каждым из них, но ободренные эксперты вскоре понимали, что заблуждались
в том, что президент полностью на их стороне: Рузвельт принимал решение само¬
стоятельно, опираясь на собственное понимание проблемы. Биограф президента А. Шле-
синджер отмечает: «Его излюбленной техникой было определять пределы ответст¬
венности неполно, оставлять полномочия неясными, сферы ответственности
подчиненных — пересекающимися. В результате этой построенной на конкуренции
теории управления часто возникало смятение и разочарование на оперативном уров¬
не; но ни один другой метод не мог бы более надежно обеспечить в огромной бю¬
рократической машине (переполненной амбициозными людьми, стремящимися к вла¬
сти, к участию в принятии решений и их осуществлению) право окончательного суждения
за президентом». Натаниэль Готорн дает пример обращения Эндрю Джексона
(которого многие знают лишь как изобретателя самого популярного знака одобре¬
ния «О’кей») с помощниками президента: он использовал каждого доступного ему
человека как орудие, и чем изощреннее человек, тем сильнее орудие. Традиция эта
получила'в ФДР высшее воплощение. И не забудем, что сама американская жизнь
отторгала и отторгает доктрины, возлагая все на личности.
Чтобы следовать избранной тактике, Рузвельт должен был скрывать свое под¬
линное мнение от самых преданных ему советников. Гансу Моргентау Рузвельт од¬
нажды сказал: «Никогда не позволяйте вашей левой руке знать, что делает ваша
правая рука». Моргентау не удержался, чтобы не спросить: «Какой же рукой яв¬
ляюсь я, господин президент?» «Моей правой рукой,— последовал ответ,— но свою
левую руку я держу под столом».
Доктор Карл Густав Юнг, специалист-психоаналитик, пришел к заключению:
«Не будет ошибкой сказать, что он представляет собой силу сам по себе — чело¬
век высшего, но непроницаемого ума, безжалостного в тех случаях, когда он счи¬
тает это необходимым, в высшей степени гибкого ума, устремления которого не¬
возможно предусмотреть».
★ ★ ★
В первые сто дней в ходе интенсивной работы сложился ритм жизни, кото¬
рый растянется на 12 лет. После трудных дней президенту снился один и тот же
сон. Ему десять лет, он спускается на санках с холма, где хорошо знаком каждый
поворот. Санки убыстряют ход. Спуск довольно крутой. Но вот и подножье, нуж-
119

но снова медленно подниматься с санками на вершину холма по вязкому снегу. А
потом снова полет. Этот способ релаксации пришел к Рузвельту с годами, но дей¬
ствовал почти безотказно.
Стены его спальни были украшены картинами кораблей и семейными фото¬
графиями. Во всем было достоинство викторианской эпохи — у Рузвельта никог¬
да не возникало идеи декорировать окружающее пространство в более современ¬
ном стиле. Около кровати крашенный белой краской стол, на котором лежала
писчая бумага, карандаши, пачка сигарет, стояли графин с водой и два телефона.
За столом «корзина Элеоноры» — в нее первая леди опускала свои записки и те
материалы, которые считала достойными внимания мужа. В углу старинное крес¬
ло-качалка, а рядом вместительный гардероб. На плите над камином семейные фо¬
тографии и коллекция мраморных поросят. А.Шлесинджер пишет: «Как и каждая
комната в любом из домов Рузвельта, президентская спальня несла черты давно
ушедшей викторианской эпохи, старомодной и непритязательной, отвратительной
и очень удобной».
Просыпаясь ровно в восемь утра в своей выходящей на юг спальне, прези¬
дент с легкостью воспринимал предстоящий рабочий день. Он нажимал кнопку
звонка, входил слуга и уносил его в душевую. Затем Франклин Рузвельт наде¬
вал хорошо знакомый близким старый серый свитер и располагался среди поду¬
шек с пахнущими краской газетами. Он просматривал одновременно пять-шесть
ведущих газет из Нью-Йорка, Вашингтона, Балтимора, Чикаго, читал их с вы¬
ражением некоей мрачной решимости. Мало кто знал, как его интересовало мне¬
ние прессы. На многочисленных пресс-конференциях и радиобеседах «у камина»
Рузвельт казался безмятежным.
В половине девятого слуга вносил завтрак, который с годами становился обиль¬
нее: апельсиновый сок, яйца всмятку, тост с маслом, кофе. Это были самые тихие
и, возможно, самые продуктивные часы президента. Он размышлял и намечал ре¬
шения. Разумеется, выслушивал много мнений (по обыкновению, с энтузиазмом
соглашаясь с каждым), но лишь чтобы утвердиться в своих суждениях. После де¬
вяти часов Рузвельт брился. Слуга — темнокожий южанин Ирвин Макдафи —
помогал ему одеваться. Рузвельт и Макдафи были одногодки. Когда Рузвельт встре¬
тил Макдафи в Уорм-Спрингсе в 1927 году, тот работал парикмахером. Рузвель¬
ту понравился говорливый брадобрей, и он предложил ему стать своим слугой. (Мак¬
дафи вместе с женой жил на третьем этаже Белого дома.) Они по-своему дружили,
и Рузвельт прощал своему слуге даже порочную страсть к алкоголю.
Все прежние президенты запирали двери спальни, но не Рузвельт. Он боял¬
ся пожара гораздо больше, чем покушений, и охране приходилось постоянно пат¬
рулировать коридор (в далеком детстве опрокинувшаяся спиртовая лампа приве¬
ла к пожару, в котором сгорела одна из родственниц). Рузвельт научился быстро
и самостоятельно пересаживаться из кровати в кресло на колесах, но двери про-
120

сил не закрывать. В те времена почти никто не знал, чего стоил Рузвельту пере¬
ход на передвижное кресло и какой мукой было для него встать на протезы. Вот
что пишет журналист Элиот Дженевей, однажды оказавшийся свидетелем этого:
«Он разговаривал и смеялся. Мускулы лица и рук были спокойны. Но вдруг ему
понадобилось встать. Его челюсти сжались. Усилие было таким напряженным, что
черты лица исказились драматически».
Рузвельт, в отличие, скажем, от Вильсона, не был затворником, не любил оди¬
ночества. К нему постоянно обращались помощники, совещаясь по поводу распи¬
сания дня и подлежащих решению проблем. Его вдохновляли люди, и довольно мно¬
гих он делал вхожими в его спальню даже в часы размышлений. Обычно у его ложа
находились Марвин Макинтайр — секретарь по вопросам определения встреч и
визитов, личный врач Росс Макинтайр, Стив Эрли — пресс-секретарь. К этим
троим присоединялись Гарри Гопкинс — личный помощник, Фрэнк Уокер — по¬
мощник по общим вопросам.
В экстренные периоды (например, в первые сто дней) помощники заходили
к нему без стука, устраивая у его ложа своеобразные конференции. Но в более спо¬
койные времена тревожить президента в этот тихий утренний час не стоило.
В десять часов утра Макдафи довозил президента до лифта, спускал на первый
этаж, в Овальный кабинет, белостенный и торжественный. Позади стола, за кото¬
рым сидели многие президенты, стояли два флага: темно-синий президентский и на¬
циональный, звездно-полосатый. В кабинете Рузвельт оставался до обеда. Все ви¬
зиты начинались после десяти утра. Рузвельт любил призывать к себе специалистов
по тем или иным вопросам, причем любил делать это так, чтобы ни их коллеги, ни
близкие советники не знали об этом. Комедия человеческих самолюбий забавляла его.
С двух до трех шла разборка почты и диктовка ответов на те письма, кото¬
рые помощники специально отбирали для него из тысяч, получаемых Белым до¬
мом. Затем до пяти часов шли встречи и обсуждения. В пять вечера наступал «дет¬
ский час» — подведение итогов дня. Коллегиальность правления сохранялась раз
в неделю в пятницу президент собирал весь свой кабинет.
Ежедневная почта Франклина Рузвельта составляла от пяти до восьми ты¬
сяч писем — в десять раз больше, чем у его предшественника. Многие американ¬
цы искренне считали его своим личным другом. В опросе школьников Нью-Йор¬
ка Иисус Христос занял второе место после ФДР О нем были написаны сорок
две популярные песни. Газета «Нью-Йорк тайме» подвела свой итог: «Ни один пре¬
зидент не возбуждал за такое короткое время так много надежд». Даже циничный
газетный владыка Уильям Херст сказал Дж. Флинну, что считает Рузвельта ве¬
личайшим лидером после Иисуса Христа. Первая звезда журналистики Уолтер Липп-
ман также изменил свою первоначальную негативную точку зрения в отношении
Ф.Рузвельта: «В течение одной недели нация, которая потеряла доверие ко все¬
му и ко всем, заново стала верить в правительство и в себя».
121

Рузвельта Америка воспринимала прежде всего как лидера, объясняющего,
куда он ведет свой народ. Во второй радиоречи «у камина» он объяснил американ¬
цам, что не собирается завладеть контролем над промышленностью, банками и всей
деловой активностью. Его задача — «быть партнером в планировании, партнером
в реализации планов». Это подтверждал раздел 7а Акта о восстановлении наци¬
ональной промышленности (НИРА), гарантирующий право рабочих на коллектив¬
ные договоры, на решение, входить или не входить в уже созданные профсоюзы.
Тлава вторая этого закона выделяла 3,3 миллиарда долларов на общественные ра¬
боты. Рузвельт торжествовал по поводу этого закона: «Закон, который я только
что подписал, возвратит трудящихся к их рабочим местам. История, возможно, на¬
зовет Акт о восстановлении национальной промышленности самым важным зако¬
нодательным актом американского конгресса».
За сто первых дней своего президентства Рузвельт отправил в конгресс пят¬
надцать посланий, провел пятнадцать законов, произнес десять главных речей. В
истории США не было подобного периода творческой активности. Смелое экспе¬
риментирование — вот девиз этого удивительного времени. «Найди способ и
пробуй его,— поучал Рузвельт свое окружение.— Если он не даст результата —
иди другим путем. Но, главное, пробуй, делай что-нибудь».
Видя эффективность контактов Рузвельта с людьми, помощники рекомендо¬
вали более тесное общение с народом. Рузвельт испытывал сомнения: «Люди ус¬
тают видеть одно и то же имя день за днем в заголовках газет, слышать один и тот
же голос по радио... Психология индивидуума не может ввиду естественной чело¬
веческой слабости долгий период времени держаться на той же высокой ноте».
Сотни талантливых молодых людей встали под знамена «Нового курса» — их
имена Америка еще услышит. Заместителем министра финансов стал Дин Ачесон,
адвокатом в департаменте юстиции — Уильям Фулбрайт, администратором одной
из программ — 1уберт Хемфри, помощником конгрессмена был назначен Линдон
Джонсон, из Иллинойса прибыл Эдлай Стивенсон. Для них высшим авторитетом
был не только президент Рузвельт, но и люди вокруг него: Розенман, Тагвел, Икес,
Джонсон, Берль и, возможно, самый яркий из плеяды — Рэй Моли.
Замученные помощники вздохнули с облегчением лишь тогда, когда Рузвельт
с ощущением не зря проведенного времени отправился на яхте «Эмберджек II» вдоль
побережья Новой Англии. Никто не видел его в лучшей форме — спокойного, ве¬
селого, остроумного, готового посмеяться над собой и над всем миром. Было оче¬
видно, что власть не только не тяготила его, но, напротив, дала ему крылья под¬
няться над обстоятельствами. Человек, плескавшийся в бассейне, внезапно
останавливался, чтобы обсудить вопрос о железнодорожном законодательстве.
Серьезный разговор о банковской системе перебивался забавными историями,
рассказывать которые Рузвельт был признанным мастером. Среди обсуждения за¬
кона, менявшего лик страны, он с не меньшим энтузиазмом занимался своей кол-
122

лекцией почтовых марок. А рядом Элеонора цитировала полюбившийся ей пассаж
из последней прочитанной книги. Великий человек нуждался в быстрой смене за¬
нятий — это обостряло его ум и снимало напряжение.
У него были основания для хорошего настроения. Страна начала верить в се¬
бя, вышла из состояния летаргии. Индекс деловой активности поднялся с 52,3 пунк¬
та в марте до 87 пунктов в июне — рекорд за последние годы. Задымились ста¬
рые трубы, трудилась прежде безработная молодежь, фермеры уже не жгли свой
урожай. Депрессия еще не окончилась, но парализующий страх начал уступать ме¬
сто почти веселой решимости. И это воодушевляло Рузвельта более всего.
Противники
Необыкновенная популярность, которую обрел Рузвельт в 1933 году, вовсе
не означала, что противодействие ему растворилось, словно престиж Герберта Гу¬
вера. Напротив, весьма четко обозначились «Сцилла и Харибда» его политичес¬
кого пути — жесткая политическая оппозиция справа и слева. Справа затаились,
а затем вышли из засады пуристы капитализма — идеологи республиканской
партии, ревнители «американизма», защитники индивидуалистического кредо,
жрецы культа американского капитализма, ненавистники социальной справедли¬
вости и социальных (не говоря уже о социалистических) теорий, приверженцы ры¬
ночных правил о выживании сильнейшего.
Во время пика кризиса, в первые сто дней они не смели нападать на админи¬
страцию, видя в ней один из немногих прочных столпов расшатавшегося общест¬
венного устройства. Дж. Патерсон писал в «Нью-Йорк дейли ньюс»: «Что бы пре¬
зидент Рузвельт сделал или не сделал, мы намерены быть вместе с ним. Мы
воздержимся от враждебной критики, по меньшей мере на год». По прошествии
года идеологи американского бизнеса открыто выразили свое недовольство содер¬
жавшимся в инаугурационном послании парафразом евангельского текста: «Ме¬
нялы бежали со своих мест из башни цивилизации». Рузвельт быстро оценил об¬
становку: «Последовали неизбежные удары, наносимые людьми Меллона—Миллса
из банковских кругов и контролируемых ими отраслей промышленности». Но на¬
стоящая война справа была объявлена в августе 1934 года, когда в Майами собра¬
лась Американская лига свободы. Рузвельт пишет в Москву послу Буллиту: «На¬
чали стрелять большие пушки». Окончательное размежевание Рузвельта с
Уолл-стритом произошло в октябре 1934 года, когда он выступил перед Ассоци¬
ацией американских банкиров.
Ощутив растущую враждебность, Рузвельт в радиообращении к стране
заявил, что он «против возвращения к такому определению свободы, когда столь
долгое время свободные люди постепенно становились зависимыми от очень не-
123

многих привилегированных». Постепенно правые начали приходить к мысли, что
с этим президентом у них принципиальные разногласия. Их злоба проявила се¬
бя самым некрасивым способом. В Висконсине республиканский претендент на
место в палате представителей жестоко отозвался о «человеке, который не мо¬
жет стоять на своих двух ногах без костылей». Рузвельт понимал: в глубине ду¬
ши американский народ не любит неспровоцированную жестокость. Не сдержи¬
ваемая ничем злоба действует как бумеранг. И оказался прав. На выборах
1934 года (избирался полный состав палаты представителей и треть сенаторов)
американцы нанесли республиканцам как партии удовлетворенного меньшинст¬
ва весьма чувствительный удар. Демократы укрепили свое господство в обеих па¬
латах конгресса (одним из новичков был бывший продавец готовой одежды из
Миссури Гарри Трумэн).
Эта победа на выборах сплотила классическое рузвельтовское большинство
в стране: небогатых фермеров и рабочих, объединенных в профессиональные со¬
юзы, национальные меньшинства, в частности темнокожих американцев (на фо¬
не Гувера, отказывавшегося разговаривать с двумя темнокожими слугами в Белом
доме, президент, относившийся к темнокожему личному слуге как к другу,
выигрывал) на традиционно демократическом Юге, голосующих женщин и бед¬
няков городов. Сформировалась поистину великая коалиция. (Это объединение дей¬
ствовало и имело власть еще тридцать лет, пока к концу 70-х годов не ослабло проф¬
союзное могущество, Юг начал забывать о гражданской войне, средний класс переходил
в республиканский лагерь. И вьетнамская война ослабила демократическую
коалицию. Коалиция Рузвельта начала уступать у избирательных урн противни¬
кам изменения статус-кво.)
Отступивший большой капитал сосредоточился на критике неэффективного
государственного регулирования, на критике системы социального обеспечения. Ре¬
спубликанцы с самым серьезным видом утверждали, что, если рузвельтовское за¬
конодательство пройдет, дети перестанут финансово поддерживать своих родите¬
лей, чрезвычайные налоги побудят квалифицированных рабочих бросить свои
рабочие места, да и в целом из жизни уйдет то, что составляет ее прелесть — «ро¬
мантика жизни». На Рузвельта эти аргументы не действовали, и он на протяже¬
нии всей своей политической жизни был более всего горд именно законами, гаран¬
тирующими социальные гарантии трудящимся, как самым большим достижением
своего правления.
В прохождении этих законов были и курьезные моменты. Однажды во вре¬
мя слушаний в конгрессе вбежала женщина со словами, что рассматриваемый билль
слово в слово скопирован «со страницы восемнадцать Коммунистического мани¬
феста». Республиканцы заговорили о неизбежной советизации Америки. Пред¬
ложения Рузвельта о введении налогов на доходы и наследство республиканская
пресса назвала «подлинным коммунизмом», а главного сторонника социальных га-
124

рантий — «Сталиным Делано Рузвельтом». Но ФДР был горд законом о кон¬
сервации почвы, укреплением Федеральной резервной системы, законом об эле¬
ктрификации сельскохозяйственных районов, созданием Национальной органи¬
зации молодежи, давшей работу юношам из бедных семей и возможность
подрабатывать студентам (Линдон Джонсон возглавил отделение этой организа¬
ции в Техасе, а Ричард Никсон работал в этой же системе в Калифорнии). Со¬
циально ориентированный Гарри Гопкинс подсчитывал достижения: «Мы полу¬
чили все, чего хотели,— программу работ, социальное обеспечение, минимум
зарплаты и часов в неделю». Озлобленные республиканцы приписывали Гоп¬
кинсу следующие слова: «Мы будем облагать налогами все больше и больше, рас¬
ходовать и расходовать деньги и избираться, постоянно побеждать на выборах».
Тогда консервативный истеблишмент начал борьбу с президентом при по¬
мощи Верховного суда страны, чьи девять судей были неснимаемы и потому не¬
зависимы от исполнительной власти. Конфликт назревал постепенно, перешел в
открытую форму только весной 1935 года. Если за первые сто сорок лет своей
истории Верховный суд Соединенных Штатов признал неконституционными
шестьдесят законов, то лишь за один год правления Рузвельта — одиннадцать
его законодательных инициатив. Четверо из судей были большими сторонника¬
ми laissez faire, чем, возможно, сам Адам Смит, и все распоряжения Рузвельта,
означавшие вмешательство государства в экономическую жизнь страны рас¬
сматривались ими как грубейшее нарушение конституции. Остальные судьи пе¬
риодически меняли свою позицию. 27 мая 1935 года (черный понедельник для
ФДР) Верховный суд признал неконституционной Администрацию националь¬
ного возрождения (НРА). Черным этот понедельник сделало не запрещение НРА,
а исключительная агрессивность принятого решения. Президент практически име¬
новался нарушителем законов. Суд впервые предупредил законодательную и
исполнительную власти не пытаться обуславливать свои распоряжения ссылка¬
ми на конституционное право.
Рузвельт посчитал, что покорное смирение в данном случае будет равно¬
значно полной сдаче позиций. Через день он созвал пресс-конференцию, на ко¬
торой назвал решение Верховного суда «самым важным судейским решением со
времен дела Дреда Скотта». Рузвельт дал свое трактование судебной системы
страны. Сорок восемь штатов вовсе не были неким слабо связанным между со¬
бой сообществом. Верховный судья не осознает масштаба кризиса, охвативше¬
го всю страну. Министр юстиции, настроенный пессимистически, предупреж¬
дал президента: «Они собираются уничтожить нас». 6 января 1936 года
Верховный суд признал неконституционной деятельность ААА (Администрация
помощи сельскому хозяйству) как неконтролируемое вмешательство федераль¬
ного правительства в дела штатов. В Айове фермеры той же ночью сожгли чу¬
чела членов Верховного суда. Все законодательство «Нового курса» было под
125

угрозой отмены. В этой ситуации Рузвельт посчитал необходимым подождать
результаты национальных президентских выборов 1936 года, чтобы заручить¬
ся массовой поддержкой.
★ ★ ★
Вторая волна старалась сокрушить политическую силу Рузвельта слева.
Столпами этого движения были радиопроповедник преподобный отец Чарльз Ко¬
флин и сенатор от Луизианы Хью Лонг.
Святой отец Кофлин впервые увидел микрофон после того, как была сожже¬
на его церковь в пригороде Чикаго и радетели предоставили ему время на местной
радиостанции. Он оказался гениальным радиопроповедником, и к середине 30-х
годов его радиоаудитория составила 45 миллионов слушателей. В 1934 году отец
Кофлин получил больше писем, чем кто-либо в США, включая президента стра¬
ны. На семиэтажном храме в Ройял-Оуксе под барельефом Христа было написа¬
но лишь одно слово: «Сострадание». По Соединенным Штатам были разброса¬
ны шестьдесят его радиостанций. Возможно, во всей истории христианства не
существовало столь организованного, богатого и влиятельного движения.
Первоначально Кофлин поддержал Рузвельта. В 1934 году он заявил на ог¬
ромном нью-йоркском ипподроме, что «Новый курс — это курс Иисуса Христа».
Но постепенно главная ударная организация Кофлина — Национальный совет за
социальную справедливость численностью в 7,5 миллионов членов стал поворачи¬
ваться к Рузвельту спиной. Журнал Кофлина «Социальная справедливость» убеж¬
дал исполнительную власть последовать примеру Италии и Германии в движении
к корпоративному государству, в разрешении социальных проблем путем госу¬
дарственного вмешательства — «для реализации фашистского решения проблем
рабочих». Кофлин, поддержанный епископом Детройта, убеждал паству, что поль¬
зуется поддержкой папы римского Пия XI. Самостоятельное организованное ра¬
бочее движение отец Кофлин называл коммунистическим. В конечном счете он не
мог не столкнуться с государственной администрацией и уже в начале 1935 года
назвал «Новый курс» «еврейским курсом». Президент Рузвельт отныне в пропо¬
ведях Кофлина именовался не иначе как лжецом, а выступая в Цинциннати, Ко¬
флин призвал уничтон<ить Рузвельта «с помощью пуль».
Но еще более грозная фигура поднималась в этом сне разума на американском
Юге, где подлинно общенациональным лидером социального экстремизма стал хо¬
зяин Луизианы Хью Лонг* — единственный американский политик, которого, ви¬
димо, боялся Франклин Рузвельт (есть мнение, что вторым американцем, кото¬
рого так или иначе опасался Рузвельт, был генерал Макартур).
* Российский читатель может представить себе этого деятеля по опубликованному у нас ро¬
ману Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать».
126

Родившийся в жалкой хижине Лонг с ранних лет отличался умом. За восемь
месяцев он закончил Тьюленский университет и в двадцать один год стал адвока¬
том. Своим талантом он вызвал восхищение Председателя Верховного суда США
Тафта. В тридцатипятилетнем возрасте Хью Лонг выдвинул свою кандидатуру на
пост губернатора штата. Толпы слушали его в немом благоговении: «Где школы для
ваших детей, на которые вы рассчитывали? Где дороги, на строительство которых
у вас забирали в виде налогов деньги? Где больницы для больных и немощных?...
В течение нескольких десятилетий вы ждете всего этого. Дайте мне шанс утереть
ваши слезы». Его избрали под лозунгом «Каждый человек — король, но пусть ни
у кого не будет короны», и он завладел Луизианой — судами, полицией, системой
управления. В конечном счете сенатор от Луизианы Хью Лонг стал по значимос¬
ти, известности и влиянию вторым после Рузвельта человеком в США.
Рузвельт вовсе не шутил, когда писал своему послу в Италии, что «американ¬
цы больны гриппом под названием Хью Лонг и отец Кофлин». Лонг, как и Коф¬
лин, поддерживал Рузвельта на пути того в Белый дом, но затем разочаровался в
новом курсе. Теперь он называл Рузвельта лжецом и «создателем фальшивых
ценностей».
К лету 1935 года Хью Лонг обрисовал свое видение будущего Америки
(«Поделим наше богатство»): личные состояния будут ограничены 5 миллионами
долларов; ежегодный доход не может быть выше 1,8 миллиона долларов и ниже
2 тысяч; специальные законы защитят пожилых пенсионеров; государство накор¬
мит голодных. Обучение от детского сада до колледжа будет бесплатным. Каж¬
дая семья получит пособие в 6 тысяч долларов, радио, автомобиль и стиральную
машину. Автору своей биографии Лонг скромно признался, что для реализации этой
программы ему понадобятся четыре срока «в качестве диктатора страны». Летом
1935 года популярность Хью Лонга выросла до немыслимых размеров. Он еще не
бросил вызов, но уже утверждал, что Рузвельт — заложник богачей. «Он копи¬
рует мои речи о разделе богатства, которые я писал в четырнадцать лет.» Все за¬
кончилось неожиданно. 8 сентября 1935 года Лонг был смертельно ранен сыном
судьи в Луизиане, которого он лишил должности.
Рузвельт завтракал с отцом Кофлином и Джозефом Кеннеди, когда пришла
весть о кончине Хью Лонга. Рузвельт выразил соболезнование, но в глубине ду¬
ши знал, что Лонг мог использовать массовое недовольство и, возможно, намере¬
вался сокрушить систему. Опасения были обоснованными, ибо и без Лонга экстре¬
мисты смогли создать Партию Союза, требовавшую радикальных перемен. На съезде
в Кливленде Кофлин посвятил свою речь сугубо критике Рузвельта. И волны одо¬
брения шли по всей Америке. Это было тяжелое время для Рузвельта, наблюдав¬
шего за колебаниями своего престижа.
А на кого мог опереться Рузвельт в борьбе с непреклонными жрецами капи¬
тализма, с одной стороны, и с популярными демагогами, с другой? В крупнейшем
127

профсоюзном объединении Американской федерации труда состояло менее 6 про¬
центов всей рабочей силы страны. Некогда могущественный Объединенный проф¬
союз угольщиков сократил число своих членов до 100 тысяч. Штрейкбрехерские
организации, оплачиваемые крупными промышленниками, содержали целые армии
хорошо оплачиваемых бойцов антипрофсоюзного движения. Тысячи людей рабо¬
тали буквально под дулами винтовок. Питсбургская угольная компания, например,
содержала пулеметные расчеты, направленные на работающих в шахтах. На вопрос
комитета конгресса, зачем это нужно, президент компании Ричард Меллон отве¬
тил: «Мы не можем без этого добывать уголь».
Рузвельтовская НРА способствовала укреплению профсоюзов. В течение
трех недель после того, как президент подписал Акт о национальном восстанов¬
лении экономики, 135 тысяч прежних членов Объединенного союза шахтеров за¬
ново вступили в профсоюз. Стали крепнуть и другие профсоюзы. В октябре
1936 года лидер горняков Джон Льюис объявил о создании Конгресса производ¬
ственных профсоюзов (КПП), который объединил миллионы неквалифицирован¬
ных и полуквалифицированных рабочих. Постепенно (и в основном через сенато¬
ра Вагнера) президент Рузвельт стал сближаться с силами, которые могли обеспечить
ему массовую поддержку.
Мнение Рузвельта о человеческой психике относилось и к экзальтации Ко-
флина. Он, по мнению президента, прошел пик своего влияния, Главное, жизнь по¬
степенно налаживалась, а технология подошла к Рубикону важнейших открытий.
В том же 1935 году Энрико Ферми бомбардировал тяжелые элементы нейтрона¬
ми, собственно, произвел эффект цепной реакции. Студия «Техниколор» создала
современный цветной фильм, фотоэлемент стал прибором все более широкого
применения. Маркони производил опыты с ультракороткими волнами — откры¬
валась перспектива общемирового вещания, радара и многого, многого другого. «Ас-
сошиэйтед пресс» начала передовать фотографии по кабелю, и вскоре такие жур¬
налы, как «Лайф» и «Лук», приобрели современный вид, характерный
высококачественными фотографиями. На улицах начали продавать странные алю¬
миниевые банки, из которых сегодня пьет весь мир. На шоссе появились грузови-
ки-дома, первые же трейлеры резко увеличили мобильность населения, которое и
так уже не представляло себе жизни без фордовских моделей.
Свинг становится музыкой десятилетия благодаря таким музыкантам, как клар¬
нетист Бенни Гудмен. Фокстрот уступил место буги-вуги, за ноты взялся Гленн Мил¬
лер и новая плеяда раскованных импровизаторов. Подешевевшие патефоны и пла¬
стинки внесли новую музыку во все городские дворы, в растущие зеленые пригороды.
30-е годы были отданы радио. 900 радиостанций покрывали эфир всей стра¬
ны, люди льнули к радио — это был ежедневный ритуал. Отдельные передачи слу¬
шало до 30 миллионов американцев. Впервые реклама приобрела общенациональ¬
на

ные масштабы. Средства массовой коммуникации сближали страну, создавали то,
что сейчас назвали бы «общим менталитетом», давали новые возможности массо¬
вым политическим силам. Именно поэтому общенациональные президентские вы¬
боры 1936 года должны были выразить отношение страны к деятельности прези¬
дента Рузвельта в условиях новых возможностей для массовых организаций.
Но ничто не могло сравниться по популярности с кино — 85 миллионов аме¬
риканцев ходили в кино хотя бы раз в неделю. В стране было 17 тысяч кинотеат¬
ров — в три раза больше, чем магазинов. И в каждом из них в год показывалось
от 100 до 400 фильмов. Поколение депрессии жаждало уйти в мир грез или трил¬
леров только что обосновавшегося в Америке Хичкока. До телевидения было еще
далеко, и кино не имело конкурентов как национальный наркотик номер один. Не¬
возможно переоценить влияние кино между 1931 и 1945 годами.
Внутренняя арена
В 30-е годы произошла чрезвычайная концентрация президентской власти,
резко расширился ее объем. Общенациональные программы «Нового курса» де¬
лали Белый дом центром принятия ощутимых повсюду мер, президент становил¬
ся распорядителем многих судеб. Франклина Рузвельта восхищала эта растущая
власть. Наверное, для того, чтобы как-то сократить дистанцию между собой и
публикой, он приглашал к себе в утренние часы все больше людей. При этом все
реже ему удается побыть наедине с природой, что для человека, выросшего в по¬
местье, было существенно. По сотне раз на день Рузвельт смотрел из окна на га¬
зон и деревья южной части Белого дома, его радовала любая погода, любое вре¬
мя года.
Журналистка из «Нью-Йорк тайме» сравнила Рузвельта с политическими ли¬
дерами Европы. Сравнение было не в пользу европейцев. «На лицах Муссолини,
Гитлера, Стэнли Болдуина и даже сменяющих друг друга политиков Франции на¬
пряжение и беспокойство оставили неистребимые черты. Будучи наедине с собой,
не работая на публику, они выглядели усталыми и потрясенными людьми, запла¬
тившими за власть тяжелую дань... Ни на ком из предшественников по должнос¬
ти власть не оставила так мало следов, как на Рузвельте. Он стал немного груз¬
нее, прибавилось седины; в остальном он выглядит тверже и лучше, чем в день
инаугурации. У него такое загоревшее лицо, что глаза кажутся светлее — холод¬
но-синего цвета; после четырех изматывающих лет они смотрят так же проница¬
тельно, заинтересованно, дружественно и непроницаемо, как всегда».
Рузвельту явно нравилась его должность, его не утомляли долгие часы, ког¬
да он диктовал, размышлял, читал, беседовал, принимал решения. Ему доставля¬
ли очевидную радость купание в бассейне Белого дома, встречи с министрами и по-
129

сетителями, нескончаемые обсуждения, бесконечное проставление своего авто¬
графа на несчитанном числе документов и уж, конечно, проникновенные беседы с
посетителями, лидерами конгресса, иностранными гостями.
Большую часть дня Рузвельт проводил в своем Овальном кабинете. Имен¬
но сюда в час подавали ленч. Президент обычно приглашал лишь одного сотрапез¬
ника. Честь обедать тет-а-тет с президентом «разоружала» приглашенного. Фран¬
клин Рузвельт был прирожденным мастером производить впечатление, он никогда
не был одинаков и для каждого находил подход, будь то посол крупной страны или
почти случайный посетитель. Это всегда было его мощным оружием, и он довел
его до возможного совершенства.
Некоторые советники Рузвельта отмечали как главную слабость президента
его неумение решительно и жестко поступать с подчиненными, увольнять несоглас¬
ных с его линией немедленно и хладнокровно. Элеонора Рузвельт объясняла это
«его большой симпатией к людям, пониманием их проблем, ему не хотелось высту¬
пать в неприятной жесткой роли по отношению к тем, кого он любил... Он попро¬
сту не мог заставить себя делать эти неприятные вещи до тех пор, пока им не ов¬
ладевал гнев». Из-за этого часто подчиненные не понимали, какой линии следовать.
Так, министр внутренних дел Гарольд Икес указывал на несовместимость позиции
военного министра Вудринга с основной линией кабинета. «Если бы я был на ва¬
шем месте, я бы послал за Гарри Вудрингом и сказал ему: “Гарри, у тебя выбор: ли¬
бо быть послом в Дублине, Ирландия, либо отправиться в город Топека, Канзас”.
Президент посмотрел на меня несколько смущенно. Читая его мысли, я спросил:
“Вы не можете делать подобные вещи, мистер президент?” — “Нет, Гарри, не мо¬
гу”,— последовал ответ.»
Это был человеком со многими лицами. На долгих заседаниях он сидел с су¬
ровым лицом, председательствуя, показывал окружающим, как нужно быстро ре¬
шать дела. На яхте в час коктейля не было более оживленного лица. На партий¬
ных съездах его лицо выражало страсть, а позднее, обсуждая военные операции,
каждый мог прочитать на его лице самоутверждение. Перед студентами на цере¬
мониях он был невыразимо торжественным. У себя в Гайд-Парке просто смешли¬
вым соседом. На пресс-конференциях выражение лица менялось, отражая симпа¬
тию, решимость, игривость, желание нравиться, достоинство.
Одним из главных энтузиастов исправить «многоликость» президентского под¬
хода выступил генерал Маршалл, с точки зрения которого разделение власти, пе¬
рекрещивающиеся функции создавали сумятицу в умах, порождали ненужную
конкуренцию, создавали зыбкое чувство неясности у тех, кто решал грандиозные
задачи. Здесь надо сказать, что эти помощники просто не понимали Рузвельта. Пре¬
зидент сознательно стремился к частичной неясности, переплетению функций и кон¬
курентному внутреннему давлению. Во-первых, он был уверен, что в этом случае
его министры не смогут сплотиться против него самого. Во-вторых (и это главное),
130

он получал бесценную свободу действия, мог выбирать, пробовать, менять курс, имел
при этом большее право на ошибку и, не следует забывать, всегда право послед¬
него голоса.
Среди подчиненных наиболее важными для Рузвельта были те, которые не¬
посредственно его окружали,— так называемый «кухонный кабинет», а вовсе не
полномочные министры. Подчиненных он всех звал по именам. Эта манера (так¬
же не одобряемая прямолинейными людьми вроде генерала Маршалла) позволя¬
ла смягчить жесткую оппозицию: за обеденным столом труднее было вставать в не¬
примиримую позу (вот почему генерал Маршалл впервые посетил Гайд-Парк
только на похоронах Рузвельта). Но сам президент любил именно это совмеще¬
ние личного и государственного.
«Ни один президент,— пишет Р. Тагвел — не имел более тонкого понима¬
ния сложного механизма человеческих отношений. Он наблюдал, как его подчи¬
ненные играли в свои собственные игры; останавливал их, когда это было необхо¬
димо; помогал им, когда это было удобно; эффективно наказывал своим невниманием,
вознаграждал, делясь самыми сокровенными мыслями. Приглашение прибыть на
ланч часто было одной из таких наград. Каждый член администрации знал, что Га¬
рольд Икес, Генри Уоллес или Джесс Джонс обедают вместе с президентом, и каж¬
дый думал о том, что это означает для его интересов».
Самым важным лицом в ближайшем окружении Рузвельта была его супру¬
га Элеонора — главный канал связи с народом: она вела перепечатываему десят¬
ками газет ежедневную колонку «Мой день» и много ездила по стране. Дети вы¬
росли, начинали покидать семью. Анна и Джеймс обзавелись семьями,
Франклин-младший поступил в Гарвард, а Джон готовился последовать за ним. Эл¬
лиот отказался от высшей школы и начал зарабатывать на жизнь сам. Окончилась
одна фаза жизни, начиналась другая.
Икес описывает утро, повергшее его в удивление. Он пришел к президенту,
когда тот брился в ванной комнате. Рузвельт предложил ему сесть на крышку уни¬
таза, чтобы не прерывать разговора. Президент брился, затем его перенесли в спаль¬
ню, чтобы одеть. Он надел на себя стальные протезы, готовясь к встрече делега¬
ции. После встречи вернулся в спальню, чтобы снять стальной груз и продолжить
беседу. «Я был поражен,— пишет Икес,— безыскусной простотой и обаянием это¬
го человека».
По мере того как день шел на убыль требовалось все больше сил, чтобы оча¬
ровывать посетителей, президент начинал уставать. Между половиной пятого и пя¬
тью принимался последний из приглашенных. Рузвельт подписывал стопку неот¬
ложных, отобранных секретаршей Мисси Лихенд, документов и требовал привезти
свое кресло. Затем он отправлялся в бассейн и на массаж. Перед ужином прихо¬
дили приглашенные на вечерний коктейль. Его подавали в Овальном кабинете. Руз¬
вельт больше всего любил эти часы: его окружали близкие люди, заботы дня, ка-
131

залось, отступали. Ужинали обычно в Белом доме довольно поздно. После ужи¬
на иногда президент звал своих гостей посмотреть кино или сыграть в карты — все
в том же Овальном кабинете. (Со временем Рузвельт все больше работал и после
ужина.) Не ранее полуночи он отпускал домой помощников, а сам откидывался на
подушки с детективным романом. От нервного истощения Рузвельта спасал дан¬
ный ему от природы глубокий и чаще всего безмятежный сон.
А окружающий мир вовсе не был таким мягким и приветливым. Это сказы¬
валось прежде всего на окружении президента. Многие начинали считать, что Руз¬
вельт во второй половине 30-х годов делает ненужный поворот влево. Боявшиеся
этого поворота Дуглас, Ачесон, Моли ушли. Появились новые лица — Стенли Хай,
Томми Коркоран, Бен Коэн. Последний оказался настоящим мастером составле¬
ния законов, которые постепенно меняли социальное устройство Америки.
★ ★ ★
В далеком 1936 году закладывались основы той политической практики, ко¬
торая позднее приобрела в американской жизни черты «естественного состоя¬
ния». В те времена не проводились массовые опросы населения, не было крупных
социологически ориентированных исследовательских организаций, социологичес¬
ких агентств. Политики «блуждали во тьме» — центральные газеты тоже отражали
пристрастия ведущих комментаторов. Ощущалась необходимость в прогнозе воз¬
можных результатов.
В 1936 году практика общенациональных выборов начала приближаться к со¬
временной. (Разумеется, не было компьютеров, статистической динамики, научных
и квазинаучных методов социологии.) В тот год даже жрецы прогнозов не осмелива¬
лись выразить свое суждение. Еще семь миллионов американцев не могли найти ра¬
боты. Верховный суд уже начал бороться с рузвельтовским законодательством, по¬
степенно становясь главным оплотом и сборным пунктом антирузвельтовской оппозиции.
Выборы 1936 года стали для Рузвельта национальным экзаменом. Не толь¬
ко проверкой того, что он сделал, но и испытанием на прочность созданной им об¬
щенациональной политической коалиции. Его противники на обоих полюсах поли¬
тического спектра мобилизовались, веря в то, что медленность выхода из депрессии
позволит им создать необходимую волну недовольства.
Выборы 1936 года были по-своему очень просты. Америка богачей, владе¬
ющих страной и прессой, вздыбилась против социального экспериментатора.
Ярость богатой Америки была очевидна. Напомним, что республиканцы правили
на протяжении большей части предшествующих восьмидесяти лет, и приход Руз¬
вельта в Белый дом был для них во многом аберрацией. Растущая уверенность ре¬
спубликанцев быстро перешла в самоуверенность. И здесь богатые, хорошо обра¬
зованные, солидарные и уверенные в себе республиканцы допустили несколько
существенных ошибок.
132

25 января 1936 года вашингтонский «Мэйфлауэр-отель» стал местом сбора
тех, кого социальное реформирование Рузвельта касалось непосредственно. Зал
сиял бриллиантами дам, оттененными безупречными смокингами джентльменов.
Две тысячи человек собрались сюда со всей страны. Как писала «Нью-Йорк
тайме», это было самое яркое собрание в американской политической жизни, на ко¬
тором «первые лица или их адвокаты представляли значительную часть капитали¬
стического богатства страны». Главным оратором был Аль Смит, выступающий про¬
тив рузвельтовского закона о запрете детского труда. Он прибыл в безупречной
шелковой шляпе и произнес истерическую речь. Ветеран американской политиче¬
ской сцены Аль Смит объяснил сидящим перед ним владельцам Америки, что Руз¬
вельт и его «мозговой трест» застали социалистов купающимися в пруду и похи¬
тили их одежды. «Новый курс пахнет коммунистической Россией» и классовой борьбой.
Седовласый, импозантный Смит завершил свою диатрибу словами: «Следует сде¬
лать выбор. Может существовать лишь одна столица, Вашингтон или Москва».
Речь была признана фантастически успешной (она таковой и была: трудовая
Америка увидела своих противников воочию). Богачи, такие как Пьер Дюпон, на¬
звали речь «превосходной». Но, как оказалось, эта речь была превосходна преж¬
де всего для президента Рузвельта. Не затратив ни цента, он без малейших уси¬
лий указал американскому народу, кто его главный противник.
Богатая Америка легко нашла и более проницательные, софистичные талан¬
ты. В главных нью-йоркских изданиях негативную в отношении «Нового курса»
позицию занимали Уолтер Липпман, Дороти Томпсон, Марк Салливэн. Активен
был крупный историк Чарльз Бирд, утверждавший, что «обаяние рузвельтовско¬
го руководства определенно погасло». Деньги, кровь политики, шли теперь к де¬
мократам малым ручейком — 4 процента избирательных расходов пришли от
банкиров, а четырьмя годами раньше, в 1932 году, они составляли 25 процентов.
Республиканцы быстро собрали 9 миллионов долларов, а рузвельтовские демокра¬
ты — в конечном счете менее половины этой суммы.
Многие советники подталкивали Рузвельта вступить в борьбу, которую он так
любил, но «чувство времени» говорило ему, что главные эмоции следует приберечь
до осени. Страна не может жить почти год в обстановке словесной гражданской
войны. ФДР лишь попросил сенатора Робинсона (коллегу Смита по выборам 1928 го¬
да) отреагировать на смену Альфом Смитом «коричневой мягкой шляпы на жест¬
кий обтянутый шелком котелок». А Икес не удержался и процитировал собствен¬
ный ответ Смита на обвинения в социалистических пристрастиях в кампании
1928 года. Лучше других защищал Рузвельта от обвинений в социалистических при¬
страстиях лидер американских социалистов Норман Дэвис, человек с патрициан¬
ской внешностью и характерным вибрирующим голосом. Вместо лозунга «Проле¬
тарии всех стран, соединяйтесь» Рузвельт придерживался своего боевого клича: «Рабочие
и мелкие держатели акций, очистите Уолл-стрит». А этому лозунгу в Америке уже
133

более сотни лет, его провозглашал еще президент Эндрю Джексон. Сам Рузвельт
считал обвинения в «левом уклоне» смехотворными. Он в принципе не выносил до¬
ктрин. Он верил в здравый смысл и ненавидел догмы. Он был «практичным» че¬
ловеком.
В июле 1936 года республиканцы на конвенте в Кливленде выдвинули своим
претендентом на пост президента США губернатора Канзаса Альфреда Лэндона.
Тон оценке Лэндона задал автомобильный король Генри Форд, который заявил, что
не голосовал уже двадцать лет, но теперь обязательно пойдет к избирательной ур¬
не, потому что «Лэндон — это новый Кулидж». Отныне окрещенный «канзасским
Кулиджем», Лэндон поневоле должен был ориентироваться на тех, кто плакал по
ушедшим двадцатым, по старым добрым временам. Еще одним неудачным сравнением
сторонников Лэндона было сравнение его с канзасским подсолнечником. Рузвельт
отреагировал немедленно: да, он тоже желтый, с черным сердцем и годится только
на корм попугаям. А главное — всегда засыхает до ноября.
То были первые современные выборы в том смысле, что республиканцы бы¬
ли убеждены: людьми нужно манипулировать, а не тратить время на их убежде¬
ние. Многочисленные газеты Херста — противника Рузвельта — писали, что пред¬
выборная кампания демократов направляется из Кремля. Глава национального
комитета республиканской партии Джон Гамильтон утверждал, что руки Руз¬
вельта в крови испанских священников. Такие фирмы, как «Джонсон и Джонсон»,
послали своим рабочим конверты с предупреждением, что, если Лэндон не выиг¬
рает, они будут уволены.
Противники Рузвельта утверждали, что его главное достижение — социаль¬
ное страхование — просто грабеж американских рабочих, содержащих бездельни¬
ков. «Если вы хотите получить свои деньги назад, голосуйте третьего ноября пра¬
вильно.» Большая пресса традиционно принадлежала богатым республиканцам. «Чикаго
трибюн», скажем, ежедневно на первой полосе обозначала число дней, оставших¬
ся до выборов — освобождения страны от ига Рузвельта.
На экстремистском фронте отец Кофлин избрал в качестве претендента от Со¬
юзной партии конгрессмена Уильяма Лемке из Северной Дакоты, довольно стран¬
ную личность — с отмеченным оспой лицом, стеклянным глазом и очень особен¬
ным голосом. Отец Кофлин постоянно называл Лемке «колоколом свободы»,
пока кто-то не объяснил ему, что филадельфийский «колокол свободы» неприго¬
ден для набата, потому что треснул.
Весомо выглядели ученые противники Рузвельта. Профессор статистики Гар¬
варда предсказал 241 голос выборщиков за Лэндона и только 99 за Рузвельта. На
страницах «Нью-Йорк тайме» ее ведущий обозреватель Артур Крок писал, что «...ре¬
спубликанская партия гораздо популярнее в этом году, чем в 1932... Большое боль¬
шинство Рузвельта испарилось». Газета «Литерери дайджест» предсказала побе¬
ду Лэндона в 32 штатах и получение им 370 голосов выборщиков.
134

Безусловно, для сомнений в победе Рузвельта были некоторые основания. Де¬
фицит федерального бюджета достиг 7 миллиардов долларов в год, но главное —
7 миллионов американцев все еще оставались безработными. Верховный суд США
квалифицировал несколько ключевых программ как неконституционные. Против¬
ники ощутили силу Рузвельта и начали заранее группироваться для решительно¬
го политического боя.
Второе президентство
Рузвельт удивил окружающих, когда накануне своих вторых президентских
выборов сказал: «Мы их победим легко, нужно только, чтобы наше движение бы¬
ло похоже на крестовый поход». Многим казалось тогда, что президент бравиру¬
ет, что он искусно прячет свою обеспокоенность. На что рассчитывал ФДР? На
позитивные изменения психологической атмосферы в стране. Почти 8 миллионов
американцев получили работу, индекс промышленного производства поднялся с 58 пунк¬
тов в 1932 году до 101 пункта в 1934 году и 121 пункта в 1935 году. Объем соци¬
ального страхования увеличился до 3 миллиардов долларов, национальный доход —
на 30 процентов, индекс активности компаний (индекс Доу-Джонса) — на 80 пунк¬
тов. Уолл-стрит ощутил признаки инфляции — явный показатель начала роста.
Нет спору, число безработных уменьшилось за первый срок на 4 миллиона.
Зарплата в промышленности удвоилась, равно как удвоились и цены на акции на
бирже. Доходы фермеров выросли с 4 миллиардов в 1932 году до 7 миллиардов в
1935 году. Объем промышленной продукции увеличился в 2 раза. Рузвельт закон¬
но считал, что сыграли свою роль 5 миллиардов долларов, израсходованные им на
общественные нужды: дороги, общественные здания, дамбы и пр. Рузвельт спас
не только фермеров, рабочих и мелких бизнесменов. Он оказал помощь американ¬
ской интеллигенции: писателям, актерам, художникам — представителям тех про¬
фессий, где самоуважение было не менее важно, чем непосредственный доход. Лишь
благодаря «Новому курсу» многие американцы смогли продолжить свое образо¬
вание в университетах.
Но главное значение «Нового курса» не вышеприведенные цифры, а то, что
страна отрешилась от дурмана безнадежности, страна ощутила движение, начала
мечтать о будущем, менялись отношения между людьми. Биржа перестала быть един¬
ственным барометром жизни нации, люди стали ценить сочувствие, солидарность,
осмысленные коллективные действия. Основной надеждой Рузвельта в 1936 го¬
ду было то, что люди не успели забыть ситуацию четыре года назад. «В этой кам¬
пании,— говорил Рузвельт Моли,— есть только один вопрос: со мной народ или
против меня». Но политик-реалист Рузвельт говорил, что лучший способ потер¬
петь поражение — недооценить противника. Политические противники слева и спра-
135

ва сделали свое дело — к июню 1936 года популярность Рузвельта значительно
упала.
Демократы собрались на свой конвент в Филадельфии — как раз рядом с пре¬
словутым колоколом. Партийный съезд прошел без эксцессов, что было непривыч¬
но для обычно шумных демократов. Запомнилось разве что, как сенатор от Юж¬
ной Каролины покинул помещение, когда на подиум вышел чернокожий священник.
Но Рузвельт слушал священника внимательно: чернокожие американцы были ча¬
стью его коалиции.
Тон задал сенатор Альбен Баркли, обрушившийся против республиканцев: «Мои
друзья, их горькие слезы текут не по забитым фермерами молодым поросятам. Их
подлинная скорбь от того, что под нож идут жирные свиньи республиканского гра¬
бежа американского народа». Платформа демократов — плод работы Рузвельта
и команды — была необычайно откровенной и ясной по своему смыслу. Пароди¬
руя Декларацию независимости Джефферсона, она звучала так: «Мы считаем
самоочевидными следующие истины. Правительства в условиях современной ци¬
вилизации имеют определенные твердые обязательства перед своими гражданами,
среди которых выделяются следующие: 1) защита семьи и семейного очага; 2) со¬
здание демократических возможностей для всего народа; 3) помощь тем, кто по¬
пал в беду». Задача правительства — «избавить нашу землю от расхитителей, бан¬
дитов и злодеев большого богатства».
Речь о согласии с номинацией была произнесена 27 июня на стадионе перед сто¬
тысячной аудиторией. Эти 100 тысяч, пишет Маркиз Чайлдс, «ревели дико на
протяжении всякой паузы, словно этот рев в горячую душную ночь шел из одной
гигантской глотки». Эффект увеличивало то обстоятельство, что накануне несколь¬
ко часов шел дождь, но ко времени прибытия большого черного лимузина Рузвель¬
та дождь, словно по заказу, кончился и в просветленном небе показались звезды.
Выступление началось неудачно. Когда Рузвельт двинулся к закрытой огром¬
ными кулисами трибуне стадиона, то увидел среди ближнего окружения своего дав¬
него знакомого — поэта Эдвина Маркхема, протянувшего к нему руку. Когда Руз¬
вельт сделал ответное движение, металлические протезы подвели и президент
упал. Листы его речи разлетелись, сподвижники бросились собирать их. Страни¬
цы стали грязными, помятыми, жалкими. Побледневший, потрясенный случившим¬
ся президент прошептал сквозь зубы: «Почистите меня». Чуть позже Рузвельт при¬
знается, что «это были самые ужасные пять минут в моей жизни, я был самым проклятым
и безумным человеком в эти секунды». Но если он и потерял самообладание, то
ровно на эти секунды. К открывшимся кулисам шел человек, готовый на все. Он
был спокоен, тверд и, разумеется, улыбался. Яркие прожекторы стадиона «Фран¬
клин Филд» освещали его. Стотысячная аудитория стоя приветствовала вождя той
части Америки, которая испытывала несправедливость.
136

Бог милостив, спустя несколько минут аудитория услышала его речь — один
из шедевров политической борьбы. «Это естественно и, возможно, в природе че¬
ловека, что привилегированные принцы новых экономических династий, жажду¬
щие власти, стремятся захватить контроль над правительством. Они создали но¬
вый деспотизм и обернули его в одежды легальных санкций. Служа им, новые наемники
стремятся поставить под свой контроль народ, его рабочую силу, собственность на¬
рода. В результате обычный американец снова стоит перед теми проблемами, пе¬
ред которыми стояли борцы за независимость страны... Эти роялисты экономиче¬
ского порядка согласны с тем, что отстаивание политической свободы — дело государства,
но экономическое рабство, по их мнению, этого государства не касается. Они со¬
гласны, что государство должно защищать право гражданина голосовать, но они
отрицают за государством право гарантировать гражданину право на работу и
право на жизнь.. Но мы считаем, что, если гражданин имеет равные права на из¬
бирательном участке, он должен иметь равные права и на рынке труда». (В этот
момент голос Рузвельта достиг высшей точки накала.) Эти экономические рояли¬
сты жалуются, что мы стремимся сокрушить базовые американские установления.
На самом деле они боятся, что мы лишим их власти. Наша приверженность аме¬
риканским установлениям требует от нас изменить этот порядок вещей. Зря они
прячутся за нашим национальным флагом и за конституцией.» Аудитория теперь
слушала стоя. «Демократия, а не тирания, свобода, а не подчинение... Враг стоит
внутри наших стен.» Здесь-то и прозвучали в напряженной тишине ночи великие
и вещие слова: «Лучше периодические ошибки правительства, которое живет в ду¬
хе милосердия, чем постоянное безразличие правительства, замерзшего во льду соб¬
ственного безразличия... Существует таинственный цикл в ходе человеческих дел.
От некоторых поколений требуется многое. Наше поколение вышло на встречу с
собственной судьбой». Сквозь шквал овации едва слышны были заключительные
слова: «Я принимаю ваше предложение выдвинуть свою кандидатуру, я записы¬
ваюсь в армию до окончания нашей войны». Улыбаясь в свете прожекторов стоты¬
сячной толпе слушателей, он проделал на автомобиле круг по стадиону, подняв над
собой видавшую виды шляпу.
★	★ ★
Наступательная тактика Рузвельта вызвала у его противников приступ нена¬
висти. Отец Кофлин провозгласил, что выбирает фашизм. Джеральд Смит и про¬
чие говорили, что нужно научить американский народ ненавидеть. Кофлин: «Кро¬
вавая память об убитом Хью Лонге еще жжет мне глаза». Рузвельт же запретил
любые личные нападки, и когда Ферли, на секунду забывшись, назвал Лэндона
губернатором «типичного штата прерий», Рузвельт немедленно поправил его: «Гу¬
бернатор одного из штатов прекрасных прерий». В этот, возможно, решающий мо¬
мент Альфред Лэндон своим невыразительным голосом произносил удивительные
137

тривиальности. Некоторые его перлы вызывали всеобщие улыбки: «Куда бы я ни
поехал в нашей стране, я всюду встречаю американцев». Но, может быть, более
всего ему мешала неуязвимость Рузвельта как оппонента, его умение избежать пря¬
мого удара. Это выводило Лэндона из себя (не первый среди противников Руз¬
вельта, жалующийся именно на это) и заставляло делать грубые ошибки. Чувст¬
вуя, что проигрывает, он заявил: Рузвельт — кандидат евреев и в душе коммунист,
если он останется на второй срок, то начнет террор против своих противников. Мол,
в Вашингтоне он поставит гильотину.
Лэндону не помогала и энергичная поддержка Герберта Гувера, который в са-
моослеплении не понимал, что ставит на всем печать политической смерти.
Республиканская партия постаралась использовать недавнее изобретение —
радио, израсходовав более миллиона долларов это. Нанятые республиканцами ак¬
теры пугали радиопублику тем, что Рузвельт в продолжение своей социальной по¬
литики присвоит каждому работающему отдельный номер, а затем снимет у всех
отпечатки пальцев. (Строго говоря, так и случилось. А как иначе выплачивать по¬
собия?) Америка станет большой тюрьмой. Избежать этой тюрьмы можно будет
лишь в том случае, если правильно проголосовать 3 ноября.
★	★ ★
Рузвельт решил, что ему следует активно ввязаться в борьбу, когда до выбо¬
ров останется пять недель. До этого момента пусть противники атакуют его и де¬
лают неизбежные ошибки. И был прав. Союзная партия раскололась в начале осе¬
ни. Отец Кофлин заявил, что «выбирает дорогу фашизма», а Альф Лэндон все более
воспринимался маленьким человеком в очках и с глухим голосом.
Своим соратникам Рузвельт запретил критиковать республиканцев как тако¬
вых. «Существуют тысячи людей, которые,— говорил Рузвельт Розенману,— ду¬
мают как вы и я о правительстве. Они считают себя принадлежащими к республи¬
канской партии по единственной причине — их семьи голосовали за республиканцев
в течение десятилетий; некоторые из них предпочли бы быть демократами, но в их
поселке демократы не являются социально привлекательными людьми. Поэтому не
следует обвинять республиканцев или республиканскую партию — только респуб¬
ликанских лидеров. Тогда каждый голосовавший прежде за республиканцев избира¬
тель не примет нашу критику на свой счет, он скажет себе: «Ну, это не обо мне».
До сих пор президент Рузвельт предпочитал быть немногословным, но посто¬
янные нападки и время требовали ответных действий. 31 октября 1936 года он вы¬
ступил в переполненном Мэдисон-Сквер-Гардене с одной из самых замечательных
своих «бойцовских» речей. Он сразу же определил своих противников: «Бизнес
и финансовые монополии, спекулятивный капитал, безудержные банковские дель¬
цы... организованный отряд капитала». Ситуация была оценена Рузвельтом так:
«В течение двенадцати лет наша нация управлялась ничего не видящим, ничего не
138

слышащим, ничего не делающим правительством. Нация смотрела на это прави¬
тельство, а это правительство смотрело в сторону. Девять возмутительных лет с зо¬
лотым тельцом и три долгих года высокомерного безделья. Девять сумасшедших
лет в раже и три долгих года в очередях за хлебом! Девять безумных лет миража
и три долгих года отчаяния! И, мои друзья, могущественные силы пытаются се¬
годня вернуть к власти то правительство, которое считает, что наилучшее прави¬
тельство — это то, которое наиболее индифферентно к заботам человечества». Сры¬
вающимся голосом он обратился к присутствующим в зале: «Никогда прежде в нашей
истории эти силы не были так объединены против одного кандидата, который в дан¬
ном случае стоит перед вами. Они единодушны в своей ненависти ко мне — и я
приветствую их ненависть». Согласно газетным отчетам, рев толпы прокатился по
залу волнами. «В ходе моей первой администрации эти корыстные и тянущиеся к
власти силы встретили равный по мощи барьер. Во время моей второй админист¬
рации эти силы будут подчинены.» Рузвельт пообещал огромной аудитории: «Мы
будем улучшать условия труда рабочих Америки. Мы будем снабжать дешевым эле¬
ктричеством дома и фермы Америки, мы будем работать ради молодых людей и жен¬
щин, ради калек, слепых, матерей, мы дадим гарантии безработным и обеспечим
старость пожилым... Мы только начинаем борьбу».
3 ноября Рузвельт одержал самую убедительную победу в истории американ¬
ской электоральной системы, величайшую победу в американской политической прак¬
тике. За него проголосовали 46 штатов из 48, против голосовали лишь крошечные
Мэн и Нью-Хэмпшир. Свои голоса за Рузвельта отдали 27 452 309 человек, за
Лэндона — 16 682 524 избирателей. Рузвельт заручился голосами 523 выборщи¬
ков против 8 — величайший перевес одной партии над другой с 1820 года. Более
5 миллионов республиканцев проголосовали за него. Отец Кофлин заявил, что бро¬
сает радио. За Рузвельта проголосовал отец Хью Лонга. Обе палаты пошли за де¬
мократами. Республиканцев в палате представителей осталось всего 103, а сена¬
торов — 17. Встал вопрос, переживет ли республиканская партия такое поражение.
Из Чартвела Уинстон Черчилль, не зная еще, как много им предстоит перенести
вместе, поздравил своего единственного достойного партнера по политическому ис¬
кусству и красноречию.
Против косности
В эти последние предвоенные годы Америка приобрела те черты, которые и
ныне характерны для нее. Страна перешла на пятидневную рабочую неделю. Ки¬
но и радио царили в развлечениях. Химия сделала бросок вперед, и с этих пор сло¬
ва «нейлон» и «синтетические ткани» стали обиходными. Наука ускорила свое дви¬
жение. В меньшей степени это коснулось социального развития, да и экономическое
139

благосостояние затормозилось. Средний доход американца равнялся 1500 долла¬
ров в год. Материальные блага распределялись очень неравномерно. Глава голли¬
вудской компании «Эм Джи Эм» Л.Мейер получал в год более миллиона долла¬
ров дохода, а бюджет 98 процентов американских семей составлял не менее 5 тысяч
долларов в год. Несмотря на предпринятые в 1933—1936 годах усилия, социаль¬
ный вопрос в богатейшей стране мира продолжал оставаться очень острым.
Многим казалось, что знаменитое рузвельтовское везение изменило ему, ког¬
да ненастным январским днем (президентский срок впервые стал заканчиваться не
в марте, а в январе) он вышел на площадку перед Капитолием, чтобы произнести
вторую президентскую присягу. Холодный дождь вымочил всех, а старинная гол¬
ландская библия была завернута в целлофан. Президент с трудом переворачивал
промокшие страницы своей второй инаугурационной речи. Четыре года назад но¬
вое правительство предприняло пожарные меры по спасению страны. «Инстинк¬
тивно мы поняли, что существует более глубокая необходимость — необходи¬
мость найти посредством правительства инструмент решения постоянно возникающих
проблем нашей сложной цивилизации. Постоянные попытки найти решения без по¬
мощи правительства привели лишь к замешательству. Ибо без этой помощи мы не
способны осуществить моральный контроль над наукой, сделать из нее полезно¬
го помощника, а не безжалостного хозяина человечества. И мы должны найти способ
осуществить практический контроль над слепыми экономическими силами и сле¬
по эгоистичными людьми.» И закончил речь президент словами, которые можно
прочесть на стенах его мемориала, открытого в Вашингтоне совсем недавно.
«В нашей стране я вижу десятки миллионов граждан — значительную часть
общего населения, которые в данный момент лишены большей части того, что мы
считаем абсолютно необходимым для жизни.
Я вижу миллионы семей, пытающихся жить на доходы столь жалкие, что при¬
зрак семейной беды стоит перед ними ежедневно.
Я вижу миллионы тех, чья ежедневная жизнь в городе или на ферме проте¬
кает в условиях, недостойных просвещенного общества еще полстолетия тому на¬
зад.
Я вижу миллионы людей, лишенных возможности получить образование,
лишенных возможности отдыха и шанса на лучшую долю их детей.
Я вижу миллионы людей, лишенных возможности купить продукты ферм и
заводов, лишенных плодов производительной эффективности других миллионов лю¬
дей.
Я вижу, что одна треть нации имеет плохое жилье, плохо одета и голодна.
Только осознавая это, мы можем исправить это зло.»
Оплотом той Америки, которую устраивала нарисованная картина, стал Вер¬
ховный суд страны — одна из трех ветвей государственной системы власти. 4 фе¬
враля 1937 года Рузвельт созвал чрезвычайное заседание кабинета министров, на
140

котором в мертвящей тишине зачитал выдержки из своего плана, который он
через час собирался представить конгрессу. Чтобы противостоять несменяемому
составу суда, президент просил дать ему право наряду с каждым судьей, достиг¬
шим семидесятилетнего возраста, назначать нового судью, увеличивая таким об¬
разом состав Верховного суда на шесть членов в дополнение к прежним девяти. Так
Рузвельт хотел обойти с фланга главную опору экономической олигархии. Министр
внутренних дел Икес был рад, что президент наконец решился действовать жест¬
ко. Вице-президент Гарнер молчал. Главное — молчали приглашенные избранные
члены конгресса.
Стремясь капитализировать грандиозную ноябрьскую победу и расчистить до¬
рогу для социальных реформ, президент пошел на очень большой риск, предложив
нарушить соотношение конституционных ветвей власти. При этом он выдвинул свою
инициативу как решение исполнительной власти, то есть принял огонь на себя. 4 мар¬
та 1937 года он собрал противников Верховного суда, блокирующего «Новый
курс», в «Мэйфлауэр-отеле». Близко знавшие его ощущали напряжение в его го¬
лосе. Он самым серьезным образом предупредил свою партию, что победы будут
возможны лишь при одном условии — если действовать в интересах большинст¬
ва народа. Приближающийся новый кризис очень отличается от того, что сковал
страну четыре года назад. Социальное напряжение усиливается, и отступать защит¬
никам народных интересов некуда. Зал молчал, когда Рузвельт дошел до кульми¬
нации: «Необходимо мужество, чтобы служить интересам нации. Для нашей пар¬
тии совет, который дает мужество, — это совет мудрости. Если мы не поведем за
собой американский народ, это сделают за нас. Ненакормленная, плохо одетая и
живущая в непотребных жилищах треть нации нуждается в помощи СЕЙЧАС. Нуж¬
но помочь фермерам, не знающим, какая конъюнктура их ждет на рынке в буду¬
щем году, СЕЙЧАС. Тысячам мужчин и женщин, работающих за недостаточную
зарплату, нужно помочь СЕЙЧАС. Детям, которым следует сидеть в школах и ко¬
торые сейчас работают на шахтах, нужно помочь СЕЙЧАС... Если мы желаем со¬
хранить доверие тех, кто голосовал за нас, чтобы демократия восторжествовала,
мы должны действовать СЕЙЧАС».
Президент выступил и с «беседой у камина» по радио. Он изложил аргумен¬
ты, говорящие о его приверженности демократическим институтам. И повторил ар¬
гументацию в пользу решительного преодоления обструкции Верховного суда, ли¬
шившего конституционной силы главные мероприятия «Нового курса». Президент
размышлял о причинах бед страны вслух. В апрельской «беседе у камина» он
снова обвинил большой бизнес, который «контролирует деньги других людей,
контролирует рабочую силу, жизни других людей». Разумеется, высшему классу
это не нравилось. Дж. М. Кейнс пытался из Манчестера ослабить эту атаку, по¬
дать ее более мягко. Он писал президенту Рузвельту, что «вожаки большого биз¬
неса — это не ухмыляющиеся своей жертве звери». С ними нужно обращаться «как
141

с домашними животными, даже если они плохо воспитаны и не натренированы так,
как вам бы хотелось».
Но Рузвельт уже отбросил примирительный тон. Он все более видел в боль¬
шом бизнесе эгоистический остров благополучия, равнодушный к бедам общест¬
ва. Как пишет У.Манчестер, «президент хотел помочь угнетенным. С точки зре¬
ния же бизнесменов, постоянное обращение к «забытому простому человеку»
лишь стимулировало общественные потрясения». Так закрепилось противостояние.
И благополучные неизменно видели в Рузвельте сокрушителя основ. В процвета¬
ющей части Америки возник целый фольклорный пласт о правящем президенте.
«Психиатр, отправившийся на небеса, немедленно следует к Богу, потому что у то¬
го мания величия. Он думает, что Он — ФДР.» Рузвельта отнюдь не радовало
такое остроумие.
В критический период конца марта и начала апреля Рузвельт начал осознавать,
что его революционные предложения пали на неподготовленную почву. Фермеры
никак не были связаны с городскими рабочими, профсоюзы с трудом нащупывали
своих союзников в обществе. Американская федерация труда отчаянно сражалась
с Конгрессом производственных профсоюзов, разделяя трудящихся надвое. Фер¬
мерские организации с трудом воспринимали значимость объявления неконститу¬
ционными таких рузвельтовских «детищ», как ААА. Главное — Америка средне¬
го класса устрашилась мер, способных столь резко пошатнуть статус-кво. Эго и привело
Рузвельта, действовавшего с позиций фантастической электоральной победы, к
весьма прискорбному для себя результату: страна фактически отказала ему в под¬
держке при проведении радикального социального законодательства.
Верховный суд при этом обнаружил спасительную для себя гибкость. В раз¬
гар битвы против расширения своего состава он признал конституционным Закон
Вагнера — сердцевину рабочего законодательства Рузвельта. Наиболее одиозный
обскурант из Верховного суда вышел в отставку. В конце концов Рузвельт отсту¬
пил в ожидании лучших времен, а защитники социальных привилегий сделали
важные шаги навстречу, чтобы не доводить пар в социальном котле до критичес¬
кой отметки.
Увидеть страну
Летом 1937 года Рузвельт выехал из Вашингтона, чтобы, как он выразился,
«посмотреть, увидеть, понять» состояние страны. Его десятивагонный поезд, ос¬
нащенный роскошью тех лет — кондиционерами, отправился с вашингтонского Юни-
он-стейшн прямо на запад, останавливаясь в больших и малых городах, а иногда
и просто на полустанках. Мимо проплыли кукурузные поля Среднего Запада,
затем — огромные долины Вайоминга, Айдахо, Монтаны, Орегона, Вашингто-
142

на. Президент выходил на заднюю платформу и рассказывал быстро собирающим¬
ся людям, что делает его администрация, что ей удается, а что нет. Однажды он
сравнил себя с Антеем: «Я восстанавливаю свои силы, встречаясь с американским
народом». Пресса исправно докладовала. что энтузиазм американцев в отношении
своего президента не иссякает. Она также отмечала, что Рузвельт игнорировал мно¬
гих высших должностных лиц (в том числе сенаторов-демократов, не поддержав¬
ших его идею ослабить влияние Верховного суда, увеличивая его численный состав),
но готов был в деталях рассказать о своих планах подошедшим фермерам.
Очевидна была и ненависть богатой Америки. Его ненавидели сильнее, чем
кого-либо из «защитников униженных и угнетенных» со времен Уильяма Джен¬
нингса Брайана. На Уолл-стрите начинали собирать специальный фонд, который
хотели предложить Рузвельту, если он откажется от должности президента. Здесь
внимательно следили за родственниками Рузвельта, изучали его привычки и, ко¬
нечно же, в первую очередь фиксировали все его ошибки. Не счесть анекдотов или
просто грязных историй о филателисте-инвалиде, крадущем марки, и т.п. Но оп¬
росы начинающей свой путь социологии свидетельствовали, что народ любит сво¬
его президента, потому что он думает о нем. Это был первый президент, о кото¬
ром большинство говорило «наш президент». И Рузвельт стимулировал эту любовь.
В ответ на обвинения враждебных кругов он в 1938 году сделал такое заявление
национальной прессе: «а) Я не собираюсь быть диктатором. б)У меня нет качеств,
которые сделали бы меня удачливым диктатором, в) Я слишком много знаю о со¬
временных диктатурах, чтобы верить в возможность создания диктаторского ре¬
жима в демократических Соединенных Штатах».
Весна 38-го года была тяжелой для Рузвельта. После оглушительной побе¬
ды на выборах он встретил отчаяйное сопротивление двух конкурирующих ветвей
власти — Верховного суда и конгресса. И все же посетители и журналисты виде¬
ли не растерянного и озлобленного, а приветливого и даже очаровательного чело¬
века, мужественно воспринявшего удары судьбы, неизбежные разочарования,
смертную муку отчуждения сторонников. И мы, наблюдая из глубины времени, мо¬
жем только отметить, что второй срок правления был тяжел не только для Рузвель¬
та, но и для таких, безусловно, сильных духом людей, как Томас Джефферсон, Ву¬
дро Вильсон, Теодор Рузвельт. Когда подходит к концу второй (традиционно
последний) срок службы президента, окружающие начинают смотреть «сквозь»
него, ища глазами следующего вождя — «трон» не будет пустым. В этот психо¬
логически сложный момент Рузвельт все же сумел сохранить свою пресловутую
безмятежность.
★ ★ ★
Так или иначе, но страна постепенно оправлялась от кризиса. Журнал «Тайм»
писал именно в это время: «Депрессия уходит в глубины памяти, а признаки бума
143

множатся по стране». Министр финансов Моргентау докладывал о растущих на¬
коплениях министерства финансов. Но путь не был прямым, и, собственно, все ЗО-е
годы являют собой хотя и устремившуюся вверх, но синусоиду со взлетами и па¬
дениями. Один из спадов пришелся на весну 1938 года, когда 5 миллионов чело¬
век снова потеряли свою работу, а 14 процентов населения выживали за счет го¬
сударственной и общественной помощи.
Классическая экономическая теория требовала, чтобы в трудные времена пра¬
вительство поддерживало низкие цены, низкую зарплату и строго сбалансирован¬
ный бюджет. «Очищенная» этим суровым обращением экономика должна была при¬
вести к росту промышленности. Рузвельт нашел еще одного революционера, не согласного
с «великой теорией». Известный экономист Дж. М. Кейнс из Манчестера реко¬
мендовал увеличить государственные расходы, не заботясь о балансе государствен¬
ного бюджета. 1 февраля 1938 года Кейнс писал Рузвельту: выздоровление эконо¬
мики возможно только в случае широкомасштабного обращения к общественным работам
и массовым правительственным расходам. Жилищное строительство является луч¬
шим видом общественных расходов. Государству следует также обратиться к управ¬
лению железными дорогами и системой коммуникаций в целом.
Любопытно, как Кейнс делится с Рузвельтом своим мнением о бизнесменах.
Они очень отличаются от политиков, «их страшит попадание в сферу публичной
открытости, их достаточно легко убедить стать «патриотами», их легко сбить с тол¬
ку, они легко пугаются и чрезвычайно расположены изобразить оптимизм, они не
уверены в себе, патетически откликаются на доброе слово. Вы можете делать с ни¬
ми все что угодно, если будете обращаться с ними (даже с самыми крупными) не
как с волками и тиграми, а как с домашними животными, даже если у них дурные
повадки. Если вы их загоните в ожесточенное состояние, они будут отвечать как
обиженные домашние животные».
Совет Кейнса думать об экономике, а не о деньгах, полностью совпадал с ре¬
шимостью Рузвельта помочь «обездоленной трети населения». В День Джексо¬
на он предложил «огромному большинству нашего населения вооружиться духом
Джефферсона, Джексона и Линкольна с тем, чтобы отнять власть и привилегии
у незначительного меньшинства... Мы знаем, что существует горстка бизнесменов,
банкиров и предпринимателей, которые будут сражаться до последнего, чтобы со¬
хранить свой контроль над индустрией и финансами страны. В этой борьбе мы не
пойдем на компромисс со злом». В середине апреля 1938 года он предложил кон¬
грессу выделить дополнительные 3 миллиарда долларов на программу обществен¬
ных работ.
«Беседуя у камина» с нацией на эту тему, президент Рузвельт сказал, что про¬
сит конгресс о дополнительных средствах на строительство домов, создание дамб
от наводнений, на полезные всему обществу дела. Этими средствами должен был
распоряжаться Временный национальный экономический комитет. Сработал ли фак-
144

тор активности государства? Как бы там ни было, но факт остается фактом: кри¬
вая роста снова пошла вверх и индекс Доу-Джонса, отражающий деловую актив¬
ность, вырос за восемь месяцев с 99 пунктов до 158.
Дело не всегда заканчивалось мирно. Противники Рузвельта далеко не все¬
гда с уважением относились к избирательному вердикту нации. Можно было
встретить армейских офицеров, отказывающихся поднять тост за своего главноко¬
мандующего. «Еще один Сталин — только значительно хуже.» «Мы словно жи¬
вем в Советской России.» Бостонский хозяин книжного магазина заявил, что бу¬
дет продавать сборники речей президента, «только если они будут завернуты в его
кожу». В высших экономических сферах о нем говорили как о человеке, разруша¬
ющем американский образ жизни. Его улыбка — результат пластической опера¬
ции. Он не заработал честным трудом в этой жизни ни единого цента. И вообще,
он просто нью-йоркский еврей и живет на деньги матери. В журнале «Нью рипаб-
лик» М. Чайлдс писал, что «историки будущего с недоумением воззрятся на эту
фанатическую ненависть к президенту, которой сегодня (сентябрь 1938 года.— А.У.)
охвачены мужчины и женщины правящего класса Америки. Никакое слово, кро¬
ме понятия «ненависть» в данном случае не подходит. Эта страсть, это бешенст¬
во, доводящее до лишения разума, проникающее в верхнюю сферу американско¬
го общества. Эта ненависть стала для них idee fixe».
Несколько непонятно было то, что ненависть исходила от лиц, чьи доходы бы¬
ли восстановлены и чьи банки снова заработали после марта 1934 года. Дивиден¬
ды корпораций увеличились за этот период на 40 процентов, стоимость акций уве¬
личилась многократно. Налоги не были драконовскими (получавший 16 тысяч
долларов в год платил 1000 долларов). И тем не менее это богатое меньшинство
(по оценке Чайлдса, 2 процента) рассматривало правительство Рузвельта едва ли
не как оккупационное, а президента неизменно именовало Розенфельдом и пери¬
одически публично возвещало, что Гитлер был бы лучше.
На одной из пресс-конференций Рузвельт спокойно раздал присутствую¬
щим журналистам «конфиденциальное сообщение» Национальной службы печа¬
ти о том, что президент болен сифилисом. (Один из ненавистников Рузвельта по¬
кончил с собой, не вынеся его избрания на четвертый срок. Приятель самоубийцы
после апреля 1945 года выкопал гроб с его останками, поскольку «теперь людям
с достатком и достоинством снова можно дышать свободно».) По мнению Ф.Л. Ал¬
лена, эта ненависть «поднималась все выше и выше на протяжении 1934 и 1935 го¬
дов и держалась на постоянно высокой температуре до 1938 года, затем она несколь¬
ко ослабла, вероятно, из-за утомления ненавидящих».
Чайлдс пишет, что Рузвельт не реагировал. С этим трудно согласиться. Ска¬
жем, Норману Дэвису он сказал, что, после того как спас капитализм, не намерен
спокойно выслушивать оскорбления его вождей. Р.Моли вспоминает, как напря¬
гались мускулы лица президента, когда он слышал злобные инсинуации. И отве-
145

чал ударом на удар. В 1937 году был подписан Акт о справедливых рабочих стан¬
дартах: минимум оплаты за час работы — 40 центов; максимальная рабочая не¬
деля — 40 часов; запрет на труд детей моложе 16 лет. Предпринимателям для ре¬
ализации этих стандартов был отведен срок в восемь лет. Рузвельт пригласил в Белый
дом главу профсоюзного объединения «Конгресс производственных профсою¬
зов» Льюиса и согласных с его мировидением парламентариев и вообще не жалел
сил для поддержки прогрессивных законодателей. Демократическую партию он рас¬
сматривал в качестве инструмента либерализма, и для него приемлем был любой
партнер, если тому претили консервативные воззрения.
В 1938 году Рузвельт решил избавиться от консервативного крыла своей
партии. Жарким июньским вечером он выступил с очередной «беседой у камина»,
посвященной на этот раз тем, кто словесно социально радикален, а в реальной жиз¬
ни дружит с толстосумами. «Никогда у нас не было так много змеиных голов-ме¬
дянок.» Среди политиков, номинально принадлежащих к одной партии, есть ли¬
бералы, видящие, что новые условия требуют новых социальных приемов, включая
активные действия правительства, и консерваторы, которые верят только в инди¬
видуальную инициативу и филантропию. «Как президент Соединенных Штатов
я не прошу избирателей голосовать за демократов, или республиканцев, или чле¬
нов другой партии. Равным образом я не принимаю участия в предстоящих пер¬
вичных выборах. Но как глава демократической партии, облеченный ответствен¬
ностью за определенно либеральную декларацию принципов, выдвинутую в
демократической платформе 1936 года, я полагаю, что имею право высказывать¬
ся по поводу того, что есть демократические кандидаты, исповедующие эти прин¬
ципы, и те, кто просто использует мое имя.» Битва в своей партии была тяжелым
испытанием для Рузвельта. Он снова исколесил страну, на этот раз открыто по¬
могая своим сторонникам и борясь с теми, кого считал предателем дела социаль¬
ного реформирования. Рузвельт призвал партию под знамена Джефферсона и
Джексона, призвал сохранить ее реформаторский характер.
Рузвельт провел пересмотр своего кабинета. Вместо относительно консерва¬
тивного Ропера на пост министра торговли был назначен Гарри Гопкинс, вместо Кам¬
мингса министром юстиции стал Мэрфи. В Верховный суд был назначен много¬
летний сподвижник Феликс Франкфуртер. Теперь и в кабинете и в Верховном суде
сторонники «Нового курса» укрепили свои позиции.
Промежуточные выборы 1938 года Рузвельт постарался использовать для кон¬
солидации всех либеральных сил. Изменив прежним привычкам (президент не вме¬
шивается в дела на местном уровне), он отчаянно колесил по штатам, помогая сво¬
им политическим союзникам. Возможно, это была самая неудачная предвыборная
кампания, в которой ФДР принимал участие. Вчерашние триумфаторы-демокра¬
ты раскололись, а республиканцы получили нечаянный шанс.
146

Но именно в это время Рузвельт начинает отворачиваться от местных дрязг.
В Европе и Азии разворачивались события феноменального значения. Стало бук¬
вально оправдываться предсказание цитированного выше Чайлдса: «Одно явле¬
ние, лишь одно оно могло осуществить сдвиг в отношении ненавидящих друг дру¬
га классов, и речь идет, конечно же, о войне... Никоим образом не является
случайностью то, что те же лица, которые резко выступали против Рузвельта на
внутренней арене, с одобрением следили за его внешней политикой».

Глава пятая
ШЕШШМИЙ МР
Мир, мой друг, это работа.
Франклин Рузвельт, 1945
лагодаря бурной деятельности президента Рузвельта фокус национально¬
го внимания переместился внутрь страны. Для многих американцев внеш¬
ний мир как бы перестал существовать. Но в реальности, разумеется, все
было наоборот: внешний мир приближался к Америке, оказывая все более ощути¬
мое влияние на страну, которую авиация и современный флот, надводный и под¬
водный, впервые в истории сделали уязвимой.
Мир, в котором Франклин Рузвельт начал с 4 марта 1933 года представлять
США, быстро менялся. Европа еще оставалась средоточием главной военной
и промышленной мощи, но между ее составными частями все более назревал кон¬
фликт. Основная угроза европейскому миру с января 1933 года стала исходить от
Германии, которую возглавил канцлер Гитлер. Соседи Германии справедливо опа¬
сались роста ее могущества. К Рузвельту уже весной 1933 года поступила инфор¬
мация, что Германия, превратившаяся из Веймарской республики в Третий рейх,
проявляет намерения встать на путь перевооружения. Закулисные сведения были
подтверждены 16 мая 1933 года самим Гитлером, который поставил эту цель пе¬
ред рейхстагом.
Франция, полная самых мрачных предчувствий, желала иметь гарантии сво¬
ей безопасности. Как минимум она хотела причастности Британии. Англичане, за¬
нятые укреплением внутриимперских связей, видели мир иначе: они требовали
общего европейского разоружения (по крайней мере ограничений на те виды во¬
оружений, которые они называли наступательными).
Что думали высокомерные фашистские вожди об Америке? С точки зрения
расовой теории Америка была обреченным обществом. Дуче Муссолини: «Я мо¬
гу суммировать представление о Соединенных Штатах в двух словах: запрет на ал¬
коголь и Линдберг. Страна гангстеров и вымогателей». На вопрос, каково его
мнение об американской внешней политике, Муссолини ответил: «У Америки нет
внешней политики». А Гитлер считал, что заокеанская республика держится лишь
на инженерах немецкого происхождения.
При всей любви дуче к парадоксам в данном случае он был недалек от исти¬
ны. Большой мировой политики у США действительно не было. Заметим, что в пер¬
вом инаугурационном послании Рузвельта не было ни слова о событиях за рубе-
148

жом. Рузвельт не поддержал идеи вступления США в Лигу Наций, где главен¬
ствовали Франция и Англия. Более того, в 1933 году США нанесли решающий
удар по идее созыва Международной валютной конференции. Американцы откро¬
венно поворачивались к внутренним делам, манкируя внешними. Лишь несколь¬
кими годами позже Рузвельт смог себе позволить коренным образом изменить это
положение. К тому времени Германия перевооружилась, Япония решительно вста¬
ла на путь агрессии, Испания оказалась в огне гражданской войны.
Изоляционизм
Начать в полном смысле слова новую главу в американской дипломатической
истории Рузвельту мешала не только далекая от успеха деятельность предшеству¬
ющей республиканской администрации, но и все нелегкое наследие прежних лет.
Спор о военных долгах казался ему абсурдом на фоне возможных по-настоящему
крупных инициатив США на мировой арене. Документы говорят, что уже в на¬
чале 1933 года Ф. Рузвельт ищет «гибкий» подход к проблеме долгов. Он тайно
встречается в Нью-Йорке с французским послом Л. Клоделем и разрабатывает схе¬
му выплаты, подобную той, которая имела место после войны США за независи¬
мость — выплачивать основную сумму без процентов. Проблема долгов казалась
Рузвельту болотом, которое нужно скорее обогнуть, чтобы выйти к магистрали кон¬
структивной политики.
В первые же месяцы пребывания у власти Рузвельт формирует процедуру вы¬
работки внешнеполитического курса, которой будет верен до конца. Чтобы гаран¬
тировать свой приоритет в решении международных проблем при выработке внеш¬
неполитического курса, Рузвельт назначает в феврале 1933 года государственным
секретарем Корделла Хэлла, который преодолел всю лестницу внутриамерикан-
ских выборных должностей, но вне ее чувствовал себя неуютно. Он родился в бре¬
венчатой хижине первых поселенцев среди Камберлендских гор и как «горец» от¬
личался особой уверенностью в себе, готовностью вспыхнуть в споре.
На окружающих он производил приятное впечатление внешней благообразностью,
мягкостью и обходительностью, манерами южного джентльмена старой школы. Хэлл,
представляя штат Теннесси в палате представителей и в сенате с 1907 года, имел
немалые связи на Капитолийском холме. Он был многословен и считал политику
ареной постепенного достижения компромисса. Его интересы концентрировались
в области тарифной политики. По мнению Хэлла, повсеместный подъем тарифов
отрицательно сказывается на возможностях расширения влияния, соответствую¬
щего экономическому потенциалу США. Протекционистские тарифы были для не¬
го «источниками всех зол», главными причинами конфликтов и войн. Стратегиче¬
ской целью Хэлла было добиться поворота от повсеместного протекционистского
ажиотажа к ликвидации препятствий мировой торговле.
149

Рузвельт осознавал свое преимущество: это было превосходство янки севе¬
ро-востока, знакомого с внешним миром с младых ногтей, над конгрессменом из
далекого Теннесси. Хэлл импонировал ему верой в конечное торжество американ¬
ской экономики как основной экономики мира. Сыграло роль и то обстоятельст¬
во, что главный пост в правительстве традиционно отдавался лояльному к демокра¬
там южанину, что укрепляло позиции ФДР в партии и стране. Но Хэлл не был
доверенным лицом президента и не входил в его внутренний круг. Он фактически
отдал руль управления американской дипломатией президенту, скорее решая прак¬
тические задачи, чем осуществляя грандиозные замыслы. После одной из встреч
с ним Г. Стимсон записал в дневнике: «Это такой пессимист... Сегодня он был в сво¬
ей худшей форме. “Все идет к черту” было выражением, которое он постоянно по¬
вторял».
Первым из заместителей Хэлла Рузвельт назначил Уильяма Филипса, сво¬
его бостонского друга, с которым они были близки еще со времен общей служ¬
бы у Вильсона, когда Филипс, будучи профессиональным дипломатом, осуще¬
ствлял курс Вильсона в Англии и Китае. Этим был создан контрбаланс Хэллу.
Позже роль такого контрбаланса и «своего человека» в госдепе еще более откро¬
венно играл Самнер Уэллес. И все же над государственным департаментом сле¬
довало установить еще более строгий контроль. Верный Р. Моли был назначен
помощником государственного секретаря по особым поручениям; самые насущ¬
ные вопросы внешней политики так или иначе через Моли поступали к Рузвель¬
ту. Правилом стало: полная спонтанность в обсуждениях, никакой спонтаннос¬
ти в решениях.
Рузвельт привлек в сферу внешней политики людей из разных слоев обще¬
ства. Его внешнеполитические поручения выполняли наряду с профессиональны¬
ми дипломатами представители академических кругов, военные, богатые доноры
предвыборных кампаний, журналисты и попросту старые друзья. Но при внима¬
тельном знакомстве становится ясной причина выбора того или иного участника боль¬
шой дипломатической игры.
Как верно отмечает американский историк Р. Даллек, в каждом назначении
видны черты рузвельтовского замысла. Либеральный историк У. Додд в Берли¬
не должен был символизировать неприятие Америкой нацистской политики. По¬
слав независимых по характеру, склонных к спонтанности У. Буллита и Дж. Дэ¬
виса в СССР, он надеялся прервать негативную преемственность, улучшить
общий характер американо-советских отношений. Позже представитель большо¬
го бизнеса А. Гарриман и бывший адмирал Дж. Стендли в Москве явно не игра¬
ли роли дипломатов, заведомо стремящихся нравиться, они были проводниками
осторожного курса.
Послы Н. Джонсон в Китае и Дж. Грю в Японии, напротив, символизиро¬
вали преемственность политики Рузвельта политике президента Гувера на Даль-
150

нем Востоке. Рузвельт надеялся, что жесткий и своенравный Джозеф Кеннеди вос¬
станет в Лондоне против благодушия Н. Чемберлена и его политики примирения
с Германией. Когда этого не случилось, Рузвельт заменил его далеким от филосо¬
фии английских тори либеральным экс-губернатором Нью-Хемпшира Дж. Вай-
нантом.
Всегда веря в личную дипломатию и желая начать движение по пути глобаль¬
ного восхождения страны, Рузвельт полагался на свой опыт и искусство импрови¬
зации. Для него, как и для его идейного предшественника Вудро Вильсона, путь
к мировому возвышению пролегал уже в самом своем начале через укрепление свя¬
зей с Англией. Метрополия крупнейшей в мире колониальной империи явно рас¬
пыляла силы. Одновременно укреплять позиции в Африке, Индии, на границе Ин¬
дийского и Тихого океанов, в Австралии и Египте Лондон уже не мог. Pax Britannica
отживала свой век уже в силу падения индустриального могущества метрополии,
роста национально-освободительной борьбы колоний, укрепления доминионов,
ожесточения соперников. Помочь Британии и одновременно начать процесс ее за¬
мещения на всех континентах — вот дорога, которой пошел Ф. Рузвельт еще
тогда, когда разворачивалась предвыборная президентская баталия. Летом 1932 го¬
да он демонстративно заявил в интервью английскому журналисту, что, если Бри¬
тания и Соединенные Штаты смогут достичь «полной идентичности своих поли¬
тических и экономических интересов, они завладеют полным руководством в мире».
За месяц до выборов он проинформировал английского премьер-министра Рамсея
Макдональда, что готов встретиться с ним в период между избранием и приняти¬
ем присяги.
Отклика со стороны Европы не последовало. Там, во-первых, усмотрели
в предложениях Рузвельта экстравагантность политика, пытающегося отвлечь
внимание с внутренней арены. А во-вторых, Лондон стремился сохранить импе¬
рию, реформируя Британское содружество наций, окружая его стеной тарифных
преференций, а не с помощью союза с мощным партнером. Создавшееся ложное
положение не обескуражило президента. Мы уже говорили, что у Рузвельта ни¬
когда не было комплекса неполноценности в отношении европейских политиков.
Следует учесть, что из-за кризиса возможности страны сокращались. В пер¬
вые годы пребывания Рузвельта у власти военная система США продолжала ос¬
лабевать. У Генри Форда было больше рабочих, чем солдат в вооруженных силах
США. Когда Рузвельт посетил в 1934 году остров Оаху и военные власти реши¬
ли показать ему учения, им пришлось создать «потемкинскую деревню» из нари¬
сованных танков. Климат в стране не благоприятствовал акциям за ее пределами.
Именно в этом и состояла главная сложность для Рузвельта как руководителя аме¬
риканской дипломатии. Лелея глобальные замыслы, внутренне он оставался верен
вильсоновскому стремлению к утверждению Америки как мировой державы. Пра¬
вящий класс США отвергал такую политику. Даже ветераны войны собрали 25 мил-
151

лионов подписей под петицией с требованием расширить изоляционистское зако¬
нодательство. Полмиллиона студентов заявили, что в случае объявления конгрес¬
сом войны они откажутся служить.
Фактически весь период с 1933 года, года первой инаугурации, и до 1941 го¬
да, когда японцы своим нападением на Пирл-Харбор не оставили Америке аль¬
тернативы, был периодом борьбы Рузвельта против большинства в правящем
классе. Это большинство считало, что для Америки опасно выходить с новыми по¬
пытками самоутверждения, что в результате США будут, как и во время Париж¬
ской мирной конференции, отброшены назад, что новые Клемансо и Ллойд Джор¬
джи, объединившись против Америки, снова поставят ее на место. Синица в руке
(«доктрина Монро») была привлекательнее журавля в небе. Американский кон¬
гресс, контролируемый изоляционистами, был одним из двух основных препятст¬
вий на пути глобализации американской политики. Вторым препятствием являлась
Европа, создавшая своего рода единый фронт против президента Вильсона
в 1918—1919 годах, а в 30-е годы с подозрением относившаяся к американским по¬
пыткам перевести экономическое могущество в политическое. Именно здесь уже
на раннем этапе (осень 1933 года) президент Рузвельт увидел, что, несмотря на
взаимное ожесточение и явный раскол, и Германия, и ее противники с неудоволь¬
ствием относятся к любым попыткам вторжения извне в европейские дела.
В течение первых восьми лет президентства Рузвельт, по существу, лишь го¬
товился проводить в жизнь свои глобальные внешнеполитические намерения.
И когда мы оглядываемся на 30-е годы, на внешнюю политику Соединенных
Штатов периода господства в ней изоляционистов, мы видим подспудную, но по¬
стоянную и энергичную борьбу президента за изменение изоляционистского кли¬
мата в стране.
Верные помощники Рузвельта во внутренних преобразованиях — сенаторы У. Бо¬
ра из Айдахо, Б. Каттинг из Нью-Мексико, Л. Фрейзиер и Дж. Най из Север¬
ной Дакоты, X. Джонсон из Калифорнии и Р. Лафолет из Висконсина — были ка¬
тегорическими противниками энергичной мировой дипломатии. Они боялись
вторжения на международную арену, их страшило противодействие мощных евро¬
пейских держав, они опасались резких внутренних потрясений в США вследствие
милитаризации страны. Оппозиция этой группы влиятельных сенаторов надолго бло¬
кировала планы президента, уверенного в международном потенциале Америки. Гран¬
диозный экономический кризис, пошатнувший социальные основы США, требо¬
вал в эта годы всей энергии президента. Рузвельт был занят прежде всего реализацией
своего «Нового курса», откладывая активные действия за рубежом на более отда¬
ленную историческую перспективу. В 1933—1938 годах Рузвельт не видел реаль¬
ной возможности вторгнуться в европейскую политику. В самом деле, могла ли
Америка с армией в 140 тысяч человек (в год вступления Рузвельта в должность)
угрожать, быть арбитром, влиять на паритет в военной сфере? Гигант, потрясенный
152

величайшим из кризисов, прилагал усилия в сфере экономической стабилизации, пы¬
тался сгладить внутренние социальные противоречия.
Более того, стремясь увеличить расходы на внутренние программы, Руз¬
вельт вынужден был еще сильнее сократить военный бюджет и перенаправить день¬
ги в экономику. На этом пути он столкнулся с начальником штаба армии генера¬
лом Макартуром. Это был серьезный оппонент. В Белом доме Макартур без
обиняков сказал: «Когда мы потерпим поражение в следующей войне и американ¬
ский парень будет лежать в грязи с вражеским штыком в животе и вражеским са¬
погом на горле, я хочу, чтобы в своем проклятии он назвал имя не Макартура, а Руз¬
вельта». Президент побледнел: «Вы не должны так разговаривать с президентом!»
Макартур почел за благо извиниться и предложить свою отставку. Рузвельт бы¬
стро пришел в себя: «Не валяйте дурака, Дуглас».
Кризис в Европе и Азии
В июле 1933 года посол США во Франции У. Буллит сообщил президенту,
что французы считают войну в Европе неизбежной, а посол США в Италии
Б. Лонг напомнил президенту о главном желании французов — иметь гарантии то¬
го, что США придут на помощь Франции в случае германского нападения. Руз¬
вельт воспринял угрозу агрессии серьезно. В то же время своеобразный «остра¬
кизм» Америки со стороны европейцев раздражал его. После встречи в мае
1933 года с президентом Германского банка Ялмаром Шахтом президент сказал
Г. Моргентау, что европейские политики — «банда ублюдков» и что он видит «весь¬
ма большую возможность» войны с Германией.
Когда в октябре 1933 года Германия покинула Лигу Наций, США не могли вы¬
разить свое отношение к этому шагу, не могли осудить первый демонстративный жест
нацистской Германии, так как не являлись членом Лиги. Государственный секретарь
К. Хэлл телеграфировал американскому наблюдателю в Лиге Наций Н. Дэвису, что
в США «широкое возмущение гитлеровским правительством совмещается с едино¬
душным мнением, что мы не должны позволить вовлечь себя в европейское полити¬
ческое развитие». Эти слова можно определить как главную черту американской внеш¬
ней политики первого пятилетия пребывания Рузвельта у власти. Провал женевских
переговоров о разоружении в 1933 году совершенно лишил президента шансов на по¬
лучение одобрения сената даже в таких во многом ритуальных вопросах, как вступ¬
ление в Международный суд. Наступила многолетняя пауза.
В период, когда возможности для активного вмешательства в заокеанские
дела были ограничены, Рузвельт сделал центром своих усилий создание «рыча¬
гов» военного воздействия на агрессоров в отдаленных регионах. Такими рыча¬
гами становились авианосцы, объединявшие морскую мощь прежних времен
153

с ударной силой XX века — авиацией. Рузвельт хотел сделать радиус их дей¬
ствия максимальным. В записке, адресованной сыну Джеймсу, Ф. Рузвельт от¬
метил, что оборона двух океанских побережий США должна пролегать вдоль ли¬
нии, отстоящей на «три или четыре тысячи миль» от побережья в море. Уже в середине
30-х годов Рузвельт обсуждал с ближайшим окружением схему, которая все бо¬
лее закреплялась в его сознании: Соединенным Штатам следует иметь силы, ко¬
торые «передвинули» бы линию обороны страны за океаны. Британские остро¬
ва надо использовать как бастион Америки, как передовую базу распространения
американского влияния. Континентальные дружественные страны должны слу¬
жить буфером между США и германо-японцами. Задача расширения зоны
американского влияния стала совпадать с задачей блокирования агрессоров Ев¬
ропы и Азии. Этот момент не нужно упускать. На самой ранней стадии второй
(после Вудро Вильсона) попытки США выйти в мировые лидеры американское
руководство совмещало «праведные и неправедные мотивы»: оборону против по¬
тенциальных агрессоров и распространение своего мирового влияния. Лишь учи¬
тывая оба эти момента, мы можем понять историю 40-х годов, их первой и вто¬
рой половины.
★ ★ ★
Франклин Рузвельт очень любил глобусы и карты. Его память и умозритель¬
ные представления в этом отношении были удивительны. В середине 30-х годов
он все чаще начинает задумываться над картами Европы и Северной Африки. Под¬
линным буфером в борьбе за Европу Рузвельт считал Испанию — испанские Пи¬
ренеи виделись ему естественным препятствием на пути державы, которая заду¬
мала бы захват Европы. Англия и Испания — вот две ключевые страны, получить
влияние на которые Рузвельт считал необходимым в борьбе за Европу. Стратеги¬
ческим предпольем в этой борьбе для США должна была стать, по мнению пре¬
зидента, Африка.
Рузвельт рассчитывал, что Англия, потерявшая преобладание на морях, те¬
ряющая влияние на европейском континенте и рассредоточившая свои силы в за¬
щите империи, поневоле так или иначе выступит естественным союзником Аме¬
рики. В известном смысле США будут наследовать — спустя столетие — Англии
в ее стремлении к мировому доминированию. Второй из предполагаемых бастио¬
нов в Европе — Испания — был далеко не расположен войти в американскую зо¬
ну влияния. Подготовить ее к такой роли следовало посредством целенаправлен¬
ной политики. Трудности представляло не наследие 1898 года, полагал Рузвельт,
а текущая политическая эволюция Испании. Как помочь утвердиться в Мадриде
дружественным силам? В ходе гражданской войны (1936—1939) Рузвельт все боль¬
ше приходил к выводу, что победа любой из воюющих сторон не сулит увеличения
американского влияния на Пиренейском полуострове.
154

Президент хотел укрепить дипломатические позиции Америки, усилив ее
военный потенциал. «Неодолимых» пацифистов он убеждал тем, что военно-мор¬
ское строительство повлияет на занятость в стране, предоставив работу квалифи¬
цированным рабочим 125 профессий из всех уголков страны. Но главное, писал Руз¬
вельт, это строительство «поставит нас вровень с военно-морским флотом Японии,
которому наш военно-морской флот, возможно, уступает».
★ ★ ★
Главной дипломатической ареной действий Ф. Рузвельта в ЗО-е годы стала
не Европа, а Азия. Формируя свою политику на Дальнем Востоке, президент по¬
лагался на посла США в Японии Дж. Грю, с которым учился вместе в Гротоне. Грю
вначале относилсяся к президенту несколько скептически, хотя и признавал, что
у того «все же есть воспитание». Но уже через год Рузвельт получил высшие оцен¬
ки однокашника: «У нас никогда не было президента, который выказывал бы та¬
кой непосредственный интерес к дипломатической службе».
Еще не приняв присяги, Рузвельт должен был думать о том, какую позицию
занять в отношении Японии, вставшей в 1931 году на путь открытой агрессии в Азии.
Дж. Грю сообщал 23 февраля 1933 года, что «большая часть общества и армия под
влиянием пропаганды пришли к выводу о неизбежности войны Японии с Соеди¬
ненными Штатами, либо Японии с Россией, либо с обеими странами сразу».
В марте 1933 года Япония вышла из Лиги Наций и фактически сняла с себя ог¬
раничения Вашингтонского договора 1922 года. Посол передавал в высшие аме¬
риканские дипломатические инстанции сведения о высокой эффективности япон¬
ской армии и флота, об их самоуверенности. Дж. Грю писал в мае 1933 года:
«Япония, возможно, обладает наиболее совершенной, сбалансированной, скоор¬
динированной и поэтому наиболее могущественной военной машиной в современ¬
ном мире... В то же время японские вооруженные силы рассматривают Соединен¬
ные Штаты в качестве своего потенциального противника». В те дни, когда
Рузвельт писал свою инаугурационную речь, Квантунская армия направила удар
из Маньчжурии на запад и за две недели захватила значительную часть Северно¬
го Китая вплоть до Великой китайской стены.
Под воздействием обеспокоенных политических кругов в американском се¬
нате был принят законопроект о предоставлении президенту права введения эм¬
барго на поставки вооружения воюющим сторонам. Но Рузвельт предпочел не вос¬
пользоваться данным ему правом. В мае 1933 года представитель госдепартамента,
выступая перед сенатской комиссией по иностранным делам, заявил, что админи¬
страция не намерена предпринимать сокращения поставок оружия Японии, если это
может привести к японской блокаде китайского побережья.
Следовало иметь в виду экономический фактор. Несмотря на порицание
японской агрессии, США являлись главным поставщиком дефицитных материа-
155

лов и стратегического сырья для японской военной промышленности, переживав¬
шей бум с началом агрессии в Китае. Несмотря на острое соперничество предста¬
вители военно-морского флота США полагали, что «не только позволительно, но и же¬
лательно продавать военное снаряжение Японии».
К тому же американский акт об эмбарго на поставки вооружений содержал во¬
пиющую несправедливость: правительство могло вводить эмбарго лишь в отноше¬
нии обеих воюющих сторон. Таким образом, агрессор и его жертва ставились в оди¬
наковое положение, а помощь нужна была прежде всего необеспеченному Китаю.
Глава дальневосточного отдела госдепартамента С. Хорнбек направил госу¬
дарственному секретарю в мае 1933 года серию меморандумов, главной идеей ко¬
торых было предложение дать японской военной агрессии возможность перенапрячь¬
ся, «исчерпать себя». Хорнбек предлагал предоставить Японии полную свободу действий
также с тем, чтобы «отчетливо знать ее намерения». Это был пик политики попу¬
стительства. На страницах влиятельнейшего американского журнала «Форин аф-
ферс» японский премьер-министр Вакацуки доказывал, что материковая экспан¬
сия — историческая судьба Японии. Он «не видел» причин для американской
обеспокоенности и противодействия естественному процессу «сближения» Японии
и Маньчжурии, представляющему для Японии вопрос жизни и смерти. Но чаще
всего в эти годы японцы использовали аргумент о «доктрине Монро» для Азии,
по аналогии с практикой американцев в Западном полушарии. «Мир будет поде¬
лен,— писал один из влиятельных японских идеологов,— на три зоны влияния: аме¬
риканскую, европейскую и азиатскую доктрины Монро».
Такой передел мира не устраивал Рузвельта. Он отреагировал на японскую
экспансию действиями в двух направлениях. Во-первых, увеличил Тихоокеанский
флот США. В июне 1933 года президент запросил 238 миллионов долларов для
строительства 32 кораблей водоизмещением 120 тысяч тонн. Это была самая
большая программа военно-морского строительства с 1916 года. В начале 1934 го¬
да согласно закону Винсена—Трамбела США вышли за пределы тоннажа, обус¬
ловленного Вашингтонской конференцией 1922 года и Лондонским морским до¬
говором 1930 года.
Признание России
Рузвельт встал на путь сближения с СССР как потенциальным союзником
в нейтрализации японской агрессии (и возникающей нацистской угрозы в Евро¬
пе). Действия по нормализации отношений с СССР стали важнейшей диплома¬
тической акцией первых лет пребывания Рузвельта в Белом доме. В отличие от сво¬
их республиканских предшественников, Рузвельт решил покончить с несуразицей
американской политики последних десятилетий и признать Советский Союз.
156

Впрочем, он действовал осторожно. Втайне от общественности Рузвельт об¬
ратился с просьбой к сенатору Свенсону, члену комиссии по иностранным делам,
начать дискуссию о смысле непризнания крупнейшей мировой державы: США мно¬
гое теряют, не имея контактов с СССР, а могли бы немало приобрести, имея та¬
кие контакты. Реакция на дискуссию позволяла судить, как воспринимал пробле¬
му бизнес, средства массовой информации, правительственные чиновники,
интеллигенция и прочие группы населения. Лишь к апрелю 1933 года стало ясно,
что значительная часть правящей элиты склоняется в пользу признания. Об этом
говорил опрос 329 известных американцев, меморандум восточноевропейского
отдела госдепартамента, обзор редакционных статей крупнейших газет, массовая
(673 тысячи подписей) петиция избирателей штата Массачусетс.
Рузвельт всегда ценил информацию из первых рук. По просьбе президента
его друг Ф. Франкфуртер, знаменитость из Гарвардской юридической школы,
наладил контакт с советскими представителями в США. Президент затребовал ин¬
формацию от аккредитованных при Белом доме журналистов. В Белый дом без из¬
лишней огласки прибыл полковник X. Купер, получивший высшие советские ор¬
дена за участие в строительстве Днепрогэса.
Какие цели преследовал президент Рузвельт, встав на путь признания СССР?
С одной стороны, он хотел открыть рынок этой страны для американской промыш¬
ленности — бизнес оказывал определенное давление в этом направлении. С дру¬
гой стороны (и это для международных позиций США было более важно), он же¬
лал получить союзника в условиях резко ухудшавшихся отношений с Японией. Но эту
линию своей политики американцы проводили тайно. Советский Союз также стре¬
мился к дипломатическому сближению с США в свете прямой угрозы, возникшей
с агрессией Японии в Азии, начатой в 1931 году. «Дважды в течение двух лет, в 1934
и 1937 году, американские официальные лица отвергали советские пред ложения о вы¬
работке совместной политики в отношении Японии н нацистской Германии»,— пи¬
шет американский исследователь.
Ключевой фигурой в процессе улучшения отношений с СССР с американской
стороны стал руководитель Организации фермерского кредита, а затем министр фи¬
нансов Г. Моргентау. Рузвельт впервые встретился с ним в 1915 году, когда стре¬
мился укрепить свое влияние в демократической партии Нью-Йорка. Моргентау
был высокий, тяжеловесный, неуклюжий человек, выходец из богатой еврейской
семьи, эмигрировавшей из Германии. Его семья уже пробилась в истэблишмент. Отец
Генри Моргентау служил при президенте Вильсоне послом США в Турции. Мор¬
гентау были соседями Рузвельта в долине Гудзона и оказывали ему политическую
поддержку с самого начала.
Именно Г. Моргентау и У. Буллиту, знакомым с его намерениями, Рузвельт
в октябре 1933 года поручил войти в контакт с представлявшим интересы СССР
в США Б. Сквирским. Моргентау пригласил Сквирского в свой офис и, соглас-
157

но указаниям президента, объявил, что через пять минут явится Буллит из госу¬
дарственного департамента и покажет ему неподписанный текст. «Лицо Сквирско-
го осветилось широкой улыбкой. Буллит появился на той стадии, которую обозна¬
чил ему президент, он сел и сказал Сквирскому: “В моей руке неподписанный документ.
Его можно превратить в приглашение вашей стране послать сюда представителей,
чтобы обсудить отношения между нашими странами. Мы хотели бы, чтобы вы те¬
леграфировали содержание этого документа вашим самым секретным шифром, и хо¬
тели бы узнать, приемлемо ли его содержание для ваших людей... Если оно будет
приемлемо, президент подпишет этот документ. Если его содержание будет непри¬
емлемо, вы дадите мне слово чести, что этот документ никогда не станет достоя¬
нием гласности».
Рузвельт внимательно следил за настроением прессы. Государственный депар¬
тамент сделал обзор 300 газет за месяц. Сделала обзор 1139 газет общественная
организация Американский фонд и, по ее данным, 63 процента из них выступали
за дипломатическое признание СССР. Против признания в правительстве высту¬
пали государственный секретарь К. Хэлл и министр почт Дж. Ферли — их взгля¬
ды частично отражали отношение оппозиционно настроенных религиозных орга¬
низаций.
Переговоры между народным комиссаром иностранных дел М. Литвино¬
вым и американскими руководителями проходили в период между 8 и 16 ноября
1933 года. Решающей была встреча народного комиссара с президентом 10 нояб¬
ря 1933 года. Утром состоялась часовая встреча, вечером два политика беседова¬
ли три часа, договорившись называть друг друга по имени. Обсуждались вопро¬
сы религиозной свободы, долгов и многое другое. 1лавное же было то, как СССР
и США рассматривали свои позиции в свете возникновения в мире мощных сил,
готовых к жестким решениям. Договоренность о восстановлении дипломатических
отношений была обнародована 17 ноября 1933 года.
В США, да и в Европе дипломатическое признание СССР было восприня¬
то как результат внутренних американских процессов: демократы отвергли аб¬
сурдную республиканскую позицию непризнания, либералы выступили за право Рос¬
сии на социальный эксперимент, бизнесмены хотели получить новые рынки. Все
эти соображения имели определенную значимость. Но мало кто тогда видел гео¬
политическое значение взятого Рузвельтом курса. А президент полагал, что, как
и в 1914 году, Германию будет невозможно удержать, если с Востока против нее
не выступит Россия, а с Запада — Америка. Удивительно то, что даже лица, хо¬
рошо знавшие о неприятии Рузвельтом нацизма, не усмотрели стратегической
значимости принятого им в ноябре 1933 года решения.
Первый посол США в СССР У. Буллит — необычная фигура в среде дип¬
ломатов, рекрутированных Рузвельтом. Это был человек крайностей, довольно лег¬
ко меняющий взгляды, амбициозный и подозрительный. В феврале—марте 1919 го-
158

да он вел переговоры с Лениным и полагал, что выработал основу новых взаимо¬
отношений двух стран, но его выводы были отвергнуты президентом Вильсоном,
что и послужило причиной ухода Буллита с дипломатического поприща. Рузвельт
дал ему второй шанс проявить себя в дипломатии на «русском фронте». Первые
послания Буллита из Москвы в 1933—1934 годах говорят о советских руководи¬
телях «как об «интеллигентных, софистичных, энергичных» людях, которых нель¬
зя «убедить терять свое время с обычным дипломатом». Их восхищают только те,
«кто демонстрирует первоклассный ум и широкий масштаб как личность. К при¬
меру, они восхищаются молодым Кеннаном, прибывшим со мной». Сталин дал Бул¬
литу гарантии безусловной доступности: «Дайте мне знать, и мы тотчас же встре¬
тимся». К слову сказать, Сталин произвел на Буллита впечатление «выносливого
цыгана с прошлым и эмоциями, недоступными моему пониманию». Думается, что
определенное сближение и взаимопонимание длились до тех пор, пока Рузвельт ощу¬
щал необходимость в СССР как противовесе Японии на Дальнем Востоке. В се¬
редине 30-х годов Вашингтон пришел к выводу, что с Японией он найдет модус ви-
венди в двусторонних контактах. Это ослабило притягательность активной
американской политики на советском направлении.
Склонность Буллита к крутым поворотам проявилась и в данном случае. Он
не принимал охлаждение собственного правительства как причину ухудшения кли¬
мата в двусторонних отношениях. В то же время чрезвычайно преувеличивал зна¬
чимость таких акций, как приглашение на VII конгресс Коминтерна делегации аме¬
риканской компартии «без согласования с ним». Теперь, спустя всего год после очевидного
улучшения отношений, он требовал их разрыва. В середине 1936 года он принял
предложение Рузвельта быть послом США во Франции. С этих пор он стал
энергичным противником улучшения советско-американских отношений: «Пробле¬
ма контактов с правительством Советского Союза является частью проблемы от¬
ношения к коммунизму как воинственной вере, направленной на мировую револю¬
цию и “ликвидацию” (то есть убийство) всех в нее не верующих». Буллит склонялся
к мысли, что задачей США в Европе должно быть «поощрение примирения меж¬
ду Францией и Германией». Буллит еще появится в этой истории, и, пожалуй, са¬
мым важным периодом его воздействия на Рузвельта будут 1943—1944 годы,
когда Рузвельт размышлял о будущем мировом порядке и «роли в нем советско-
американских отношений».
Рузвельт заменил Буллита в Москве человеком, который поддерживал его в по¬
литической жизни США со времен первой мировой войны,— богатым висконсин¬
ским адвокатом Джозефом Дэвисом, немало послужившим на федеральных постах.
Он прибыл в СССР в начале 1937 года. Дэвиса довольно часто рисуют воплоще¬
нием уникальной наивности — как человека, поверившего в аутентичность москов¬
ских процессов 1936—1937 годов. Меньше обращается внимание на то, что ана¬
лиз процессов не был его главной задачей. Рузвельт послал его с другой целью, более
159

прагматической — «не сводить все дело к передаче в Вашингтон аккуратной ин¬
формации, а завоевать доверие Сталина». Дэвис не видел особой опасности в Ко¬
минтерне. Он полагал, что, переходя к строительству социализма в одной стране,
Сталин не будет представлять никакой угрозы Америке. Он определенно не заво¬
евал симпатию штата американского посольства в Москве, настроенного на идео¬
логическую борьбу, но имел доверие президента, что в данном случае было наибо¬
лее существенным. Да, он предпочитал не совещаться с аналитиками в закрытых
кабинетах, а давать пространные интервью в газетах, благожелательно освещая по¬
литику советского руководства и становясь персоной грата в ее глазах. Рузвельту
было важно в период второго этапа японской агрессии против Китая (начавшего¬
ся в 1937 году) наладить канал связей со страной, также остро ощущавшей опас¬
ность, исходившую от Японии.
Трудно опровергнуть ту точку зрения, что во второй половине 30-х годов в Ва¬
шингтоне интересовались Советским Союзом прежде всего как фактором в тихо¬
океанском раскладе сил. Что касалось граничащей с СССР Восточной Европы,
то именно в это время один из ведущих чиновников госдепартамента А. Лейн ут¬
верждал, что «восточноевропейский регион является наименее важным регионом
в мире с точки зрения интересов США». Это высказывание особенно любопыт¬
но в свете дебатов, развернувшихся в США после 1945 года.
Заменивший Дж. Дэвиса на посту посла США в Москве Леонард Стейнхард
писал о советском руководстве в 1940 году: «Они являются реалистами, если в этом
мире вообще есть реалисты». Среди американской элиты выделялись два подхода
к объяснению советской внешней политики. Сторонники первого подхода исходи¬
ли из того, что Советский Союз как лидер революционного движения в мире отвер¬
гал (открыто или тайно) возможность мирного сосуществования с капитализмом,
был привержен неукротимой идеологической борьбе и руководствовался мессиан¬
ским стремлением к мировому могуществу. Чакой подход американский историк Д. Иер-
гин называет «рижской аксиомой»: для более детального знакомства с советской прак¬
тикой и оценки внешнеполитического курса СССР государственный департамент
в 20~30-е годы полагался на американскую миссию в Риге. Именно в этой мис¬
сии осуществлялись главные аналитические проекты, касающиеся проблем выработ¬
ки американской политики в отношении Советского Союза. Именно из этой мис¬
сии исходили постоянные предупреждения в отношении «советской угрозы». Они
направлялись в русский отдел государственного департамента (существовал до
1929 года, затем был введен в состав восточноевропейского отдела). Начальник это¬
го отдела Р. Колли непосредственно контролировал работу русской секции посоль¬
ства в Риге. Он выдвинул и протежировал плеяду молодых советологов, среди ко¬
торых выделялись Джордж Кеннан и Чарльз Болен (будущие послы США
в СССР). Когорта этих деятелей полагала, что союз Америки с СССР исключен
при любых обстоятельствах. (Кеннан: «Никогда — ни в то время, ни в любое дру-
160

гое — я не рассматривал Советский Союз как подходящего союзника и партнера,
действительного или потенциального, для моей страны».)
Рузвельт придерживался другого подхода, который отчетливее всего проявил¬
ся позднее, в Ялте, и может быть назван «ялтинской аксиомой». В ее основе лежа¬
ло убеждение, что роль идеологии определенно завышена, что СССР ведет себя как
традиционная великая держава, стремящаяся действовать в рамках системы меж¬
дународных отношений, а не за ее пределами. Рузвельт при всех колебаниях стоял
именно на этой позиции. Он не считал, что СССР представляет собой непосред¬
ственную опасность для США. Более того, Советский Союз противостоял реаль¬
ным противникам Америки и в Европе, и в Азии. «Не присутствующие» в Евро¬
пе Соединенные Штаты смотрели в середине 30-х годов более внимательно на
азиатскую арену. Американское посольство регулярно, через каждые две недели, со¬
общало в Вашингтон о состоянии японо-советских отношений. Иногда американ¬
ские дипломаты демонстрировали неумеренный алармизм. Посольство, в частнос¬
ти, предсказывало нападение Японии на СССР в 1935 году, когда японская армия
завершит свою модернизацию. Рузвельт вынужден был полагаться на мнение по¬
сольства, что японцы не станут откладывать начало военных действий на более по¬
здний период, так как всякая отсрочка будет на руку Советскому Союзу, энергич¬
но осуществляющему свою оборонительную программу на Дальнем Востоке.
Нейтралитет
По мере приближения Лондонской конференции 1935 года по морским воору¬
жениям становилось ясно, что японская сторона отвергает прежнее соотношение
основных классов флотов США, Англии и Японии. Японский посол в Вашингто¬
не открыто говорил, что ему не кажется справедливым это соотношение: в ушах япон¬
цев оно звучит как «роллс-ройс» — «роллс-ройс» — «форд». Быть скромным «фор¬
дом» на фоне двух мощных «роллс-ройсов» Япония не желала. На открывшейся
в Лондоне в конце 1935 года конференции Соединенные Штаты должны были ре¬
шить для себя вопрос, согласны ли они на паритет с Японией. Последняя уклони¬
лась от обсуждения. Новый договор, подписанный в марте 1936 года Англией, США
и Францией, имел мало смысла: никак не ограничивал Японию и Италию. И ког¬
да японцы ушли с конференции, а англичане объявили о расширении военно-мор¬
ского строительства, президент Рузвельт потребовал реализации самой большой
для американской истории мирного времени военно-морской программы (предло¬
жено было построить, в частности, два новых линкора).
В то же время наличие возражений и у Англии, и у Японии оживляло перспек¬
тивы возобновления англо-японского договора. Против этого Рузвельт готов был сра¬
жаться всеми доступными средствами. В ноябре 1934 года Рузвельт приказал сво-
161

ему представителю Н. Дэвису «донести до сознания английских политиков мысль,
что, если Великобритания предпочтет сотрудничеству с нами сотрудничество с Япо¬
нией, я буду вынужден в интересах американской безопасности повлиять на обще¬
ственное мнение в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африке, реши¬
тельно подводя эти доминионы к пониманию того, это их будущая безопасность связана
с нами, с Соединенными Штатами». Угроза возымела действие, и Англия пошла на
попятную. В конце концов, у нее имелась общая с США заинтересованность — не
допускать «излишнего» усиления Японии на Дальнем Востоке.
В тот исторический момент, когда агрессор начал развертывать свои силы на
азиатском континенте, Рузвельт пришел к выводу, что конфликт с Японией слиш¬
ком дорого стоит. В качестве главенствующего подхода к Японии в середине и вто¬
рой половине 30-х годов Вашингтон выбрал политику нейтралитета. «Принятие за¬
конов о нейтралитете в тридцатые годы было менее всего выражением внутренних
побуждений президента, это был результат реалистической калькуляции того, что
он мог достичь в стране и за рубежом»,— пишет Р. Даллек. Рузвельт, подсчитав
силы, согласился на пассивную внешнюю политику. «Между 1935 и 1938 годами
его нежелание открыто противостоять агрессии в Эфиопии, Испании, Китае, Ав¬
стрии и Чехословакии исходило не из изоляционистского импульса или желания уми¬
ротворить агрессоров, а главным образом из решимости сохранить способность
воздействовать на критические по значимости явления на внутренней арене.»
Хотя период 1933—1938 годов справедливо может казаться своего рода по¬
терянным временем во внешней политике США, более внимательное знакомство
с ним позволяет сделать иные выводы. В этот «эмбриональный» период форми¬
рования своей политики Ф. Рузвельт обозначил многие главные цели, практиче¬
ская реализация которых началась позже. Желая зарезервировать за собой право
на собственный вариант мирового распределения сил, американская дипломатия в эти
годы выдвинула так называемую «доктрину Стимсона» — доктрину непризнания
насильственных территориальных перемен в мире. Стремясь укрепить свой тыл —
западное полушарие, президент Рузвельт постарался уверить латиноамерикан¬
ских соседей (на конференции в Монтевидео в 1933 году), что США будут из¬
бегать односторонних действий в непосредственном окружении. Это же подтверж¬
дал демонстративный отказ от «поправки Платта», которая прежде являлась
юридической основой вмешательства в кубинские дела. Отступая (фактически) пе¬
ред лицом Японии в Азии, администрация Рузвельта стремилась в эти годы за¬
ложить основу более конструктивной азиатской политики: Рузвельт благословил
акт Тайдингса—Макдаффи, содержавший обещание в будущем предоставить
Филиппинам независимость.
Рузвельт в 30-е годы, тот Рузвельт, который с детских лет знал Европу
и всегда считал, что Америка обязана потеснить европейско-японское влияние
в мире, должен был вести долгую позиционную войну с конгрессом, с обществен-
162

ным мнением своей страны, с правящим классом, не уверенным в возможности для
США утвердиться на новых мировых позициях. Рузвельт ждал своего шанса, ждал
подходящего момента, наступление которого обещало разделение европейских сил
на две коалиции.
Для того чтобы успешнее, чем это пытался сделать Вудро Вильсон, взломать
структуру евроцентристского мира, следовало воспользоваться внутриевропейским
расколом. В данном случае не было нужды, подобно Вильсону, изображать, что
официальный Вашингтон нейтрален «в мыслях и действиях» по отношению к обе¬
им складывающимся в Европе враждебным друг другу коалициям. Рузвельт не
делал особой тайны из того, что недоверие к Германии сохранилось у него со
времени первой мировой войны; 1918 год не ликвидировал, полагал он, угрозу Гер¬
мании Европе и всему миру. Рузвельт был недоволен тем, как союзники обошлись
с Германией — по его мнению, немцы избежали подлинного наказания за свои во¬
енные преступления. И приход Гитлера к власти в 1933 году усилил это ощуще¬
ние. Нейтральные и не участвующие в работе международных организаций Со¬
единенные Штаты не откликнулись конкретными действиями на приход нацистов
к власти. Но администрация Рузвельта ясно дала понять, что с этой Германией
у нее не может быть близких и дружественных отношений. Старания нацистской
дипломатии расколоть Запад за счет улучшения отношений с США не увенча¬
лись успехом.
Напротив, заметно «потепление» отношения Америки в 1933—1937 годах к преж¬
ним строптивым союзникам — неплательщикам военных долгов — Англии,
Франции, а также к скандинавским странам, Голландии и Бельгии. Большего не
позволял Рузвельту изоляционистский конгресс, да и «флюидная» обстановка
требовала провести тщательную калькуляцию, прежде чем выработать более ре¬
шительный курс.
★ ★ ★
Видимо, впервые чувство, что европейские события опять роковым образом
скажутся на США, появляется у Рузвельта летом и осенью 1934 года. В июне пре¬
кратились Женевские переговоры по разоружению, затем последовали фашистский
путч в Австрии с убийством канцлера Дольфуса, убийство в октябре в Марселе юго¬
славского короля Александра и французского министра иностранных дел Барту.
Именно об этом и о желании вмешаться в европейскую ситуацию говорит письмо
президента Рузвельта послу США в Берлине У. Додду (август 1934 года): «Я пы¬
таюсь увидеть какой-либо луч надежды, который дал бы мне возможность протя¬
нуть руку помощи. Но ныне пока ничего подобного не видно». В своем послании
«О положении страны» на 1935 год он предупреждает соотечественников: «Меж¬
дународная ситуация не улучшилась... Многие старые распри вышли на поверхность,
старые эмоции разбужены, возникла новая тяга к вооружению и обретению мощи».
163

Всего лишь через месяц после этого послания Америка уже находилась в другом
мире. Отстранение от планетарных дел становилось все более дорогим удовольст¬
вием. В феврале 1935 года фашистская Италия послала свои войска в Эфиопию.
В марте Германия обнародовала планы создания 550-тысячной армии и объявила,
что вопреки Версальскому договору у нее уже имеются военно-воздушные силы.
Оценивая эти события, Рузвельт писал своему послу в Риме Б. Лонгу: «Я не ис¬
ключаю, что мы находимся в июне или июле 1914 года».
Под влиянием событий в Европе он запросил у конгресса 1,1 миллиарда дол¬
ларов на укрепление вооруженных сил — немыслимая для мирного времени сум¬
ма, беспрецедентный военный бюджет. Мощные политические силы в стране вос¬
приняли это прежде всего как неоправданный риск. Левая пресса писала о 20 миллионах
американцев, стоящих в очереди за пособием. Им, а не военному ведомству нуж¬
на экстренная помощь. Ветераны первой мировой войны прошли маршем по Ва¬
шингтону в 18-ю годовщину вступления США в эту войну. Читающая Америка
обсуждала книгу У. Миллиса «Дорога к войне: Америка, 1914—1917», в которой
говорилось, что вступления в войну и принесенных в ее ходе жертв можно было из¬
бежать.
Конгресс принимал нейтралистские акты, а общее настроение было не в поль¬
зу активной внешней политики, но Франклин Рузвельт в эти месяцы (апрель
и май 1935 года) пришел к убеждению, что появился шанс выйти на арену боль¬
шой мировой политики. По свидетельству Моргентау, президент рассматривал воз¬
можности того, что «Англия, Франция, Италия, Бельгия, Голландия, Польша и,
возможно, Россия сплотятся вместе и выработают десятилетнюю программу ра¬
зоружений... Они предложат Германии подписать этот пакт. Если она откажется,
эти страны установят двустороннюю блокаду Германии, не позволяя ничему вво¬
зиться или вывозиться из Германии... Мы пошлем туда нашего адмирала, который
будет помогать в досмотре наших судов, чтобы не нарушать блокаду. Если это не
поможет, тогда возникнет вероятие мировой войны».
Рузвельт попытался привлечь на свою сторону кадровых дипломатов и тут же
обжегся. Заместитель государственного секретаря Филипс после доверительных
бесед с президентом отметил в дневнике, что Рузвельт «полностью ушел с прямой
дороги». Тогда президент обратился к «верным» людям, к геополитикам вильсо¬
новского периода. В апреле 1935 года он начал переписку с самым доверенным со¬
ветником Вильсона — полковником Хаузом. Опыт Хауза, опыт первого актив¬
ного участия Америки в большой политике казался Рузвельту неоценимым.
Между тем страна шла противоположным желаемому Рузвельтом путем: 31 ав¬
густа 1935 года конгресс принял Акт о нейтралитете, который запрещал предо¬
ставлять воюющим странам займы, кредиты, оружие и любые другие стратеги¬
ческие товары. Ныне, издалека, видно, что Рузвельт резко противился
изоляционистскому законодательству. Начиная с января 1935 года он ослабил ак-
164

тивность на арене внутреннего законодательства, чтобы получить возможность ма¬
невра в отношениях со сторонниками изоляционизма на Капитолийском холме. И лишь
увидев обреченность своих усилий, Рузвельт в середине 1935 года оставил эти по¬
пытки. Изоляционизм был явно сильнее — к такому заключению Рузвельт при¬
шел в конце июля 1935 года. «Если мы не можем их победить, присоединимся к ним» —
обычная мудрость тех, кто встречается с непреодолимыми препятствиями. И Руз¬
вельт давал указания «своим» сенаторам присоединиться к изоляционистам, что¬
бы иметь возможность использовать само это законодательство как своего рода
аргумент в разгорающемся мировом споре. Одновременно ему хотелось сделать
законодательные акты более гибкими. На заседании кабинета 26 июля 1935 го¬
да он пообещал поддержку нейтралистского законодательства в обмен на «сво¬
боду действий в применении эмбарго». И, потерпев поражение, вынужденный под¬
писать в сентябре 1935 года Акт о нейтралитете, Рузвельт сказал: «История
полна непредсказуемых поворотов, которые требуют гибкости в действиях. Мож¬
но представить себе ситуации, в которых абсолютно негибкие положения перво¬
го раздела данного Акта могут произвести эффект, противоположный предпола¬
гаемому. Другими словами, эти негибкие положения могут вовлечь нас в войну вместо
того, чтобы удержать».
Обеспокоенность нацизмом в Европе и японской агрессией в Азии стала
проникать в широкие круги американского общества лишь в 1937 году. Это поз¬
волило^ Рузвельту несколько освободиться от пут нейтрализма, от преобладающе¬
го давления изоляционистов, приступить к более активной и конструктивной по¬
литике. Начиная с 1937 года заметны его постоянные и нарастающие усилия по
воздействию на взгляды американцев. Опасность исходит от определенных сил, ко¬
торые концентрируются, находят связи между собой. Бездействие потенциальных
жертв провоцирует агрессоров.
★ ★ ★
Пиком лишения исполнительной власти внешнеполитической инициативы
может, видимо, считаться 1935 год, когда был принят закон об эмбарго на торгов¬
лю оружием с воюющими странами и ряд других ограничительных законов. В то
же время от 1935 к 1939 году Гитлер шел своим путем, подводя народы к мировой
войне. В эти годы Япония встала на путь агрессии. Соединенные Штаты медлен¬
но высвобождали свои силы для выхода на международную арену. Именно в то вре¬
мя, когда Германия начала открыто отказываться от ограничений, наложенных на
нее Версальским договором, Рузвельт предпринял попытки наладить отношения
с этой страной. Как и Вильсон, он стремился выйти на главную для Соединенных
Штатов арену — европейскую, устанавливая связи с обеими противостоящими сто¬
ронами: англо-французами и немцами. Правда, нужно сказать, что попытки нахож¬
дения контактов с немцами не заняли много времени. Но в этом виновата не руз-
165

вельтовская дипломатия, а сугубо враждебное отношение Германии к Америке, той
стране, которая, согласно фашистской доктрине, нанесла удар в спину Германии в 1917 го¬
ду и союз с которой был практически невозможен.
Тем любопытнее для нас попытки Франклина Рузвельта найти подходы к Бер¬
лину на ранней стадии германского реваншизма — в марте 1936 года. В этом ме¬
сяце он попросил своего старого друга известного бизнесмена С. Фуллера, имевше¬
го важные связи в Германии, встретиться с Гитлером и министром финансов Шахтом
и обсудить с ним возможности совместного двустороннего решения экономических
проблем. Интересно, что улучшение американо-германских отношений виделось Руз¬
вельту в своеобразной сделке за счет третьих сторон. Он просил Фуллера узнать
у вождей рейха, возможно ли достижение широкого соглашения по экономическим,
финансовым и торговым вопросам, основной идеей которого было бы удовлетворе¬
ние желания Германии получить сырьевые материалы посредством передачи ей
прав на некоторые колониальные владения. При этом не уточнялось, какие имен¬
но колониальные владения имелись в виду, но можно себе представить, что речь шла
о колониях, захваченных союзниками у Германии в период Первой мировой войны.
Однако даже Рузвельт ясно представлял себе степень сомнений Гитлера в возмож¬
ности для США снова стать фактором европейской политической арены — уж слиш¬
ком очевидным было преобладание изоляционистов внутри Соединенных Штатов.
Это делало бессмысленными попытки американской администрации установить
двустороннее взаимодействие с германским руководством.
Своеобразным показателем того, что Рузвельт не оставлял надежды укрепить
свои позиции в Европе, является его отношение к численности дипломатического
персонала США в европейских странах. В то время как изоляционисты требова¬
ли максимально сократить штат посольств, Рузвельт занял диаметрально проти¬
воположную позицию. Он внял словам посла США в Великобритании Бингхэма,
обеспокоенного тем, что отсутствие американских дипломатов в это роковое вре¬
мя изменения соотношения сил в Европе может дорого обойтись Америке. Руз¬
вельт лично попросил многих дипломатов оставаться на своих постах. Пытаясь ис¬
кать каналы воздействия на Германию — растущую силу европейской политики,
Рузвельт не терял надежды упрочить свои позиции в Париже и Лондоне. Когда
весной 1936 года стало очевидным экономическое ослабление Франции, президент
Рузвельт посчитал целесообразным найти способы укрепить Францию, поддержать
ее решимость противостоять Германии. В июне 1936 года французский премьер-
министр Леон Блюм секретно информировал президента, что «ослабление пози¬
ции французского франка прямо ударит по союзным связям с Польшей, Голлан¬
дией и Бельгией и, более того, приведет к свертыванию этих связей». Рузвельт заявил,
что Европа нуждается в сильной Франции, в закрытых письмах он пообещал ока¬
зать содействие в мерах по приостановлению девальвации франка, чтобы ситуация
не изменилась резко в пользу Германии. Таким образом, на данном этапе, несмо-
166

тря на то, что его руки были связаны конгрессом, Рузвельт все же сумел нащупать
несколько болевых точек европейской политики.
В своей европейской политике Рузвельт пришел к пониманию следующего фак¬
та: спешить означало подвергнуть риску все дело достижения Америкой между¬
народного лидерства. Особенно это видно из отношения к гражданской войне
в Испании, когда Рузвельт ничего не сделал для оказания помощи испанской ре¬
спублике, даже убедившись, что она гибнет в результате решающей военной под¬
держки фашистской Италии и нацистской Германии.
Чтобы ни у кого не было сомнения в его осознании трагизма складывающей¬
ся ситуации, президент, выступая с речью в Чатокуа И августа 1936 года, пообе¬
щал сделать все возможное для предотвращения вовлечения Америки во внешне¬
политические авантюры, для избежания ее участия в войне. «Я видел войну, я видел
войну на земле, на море. Я видел кровь, текущую из ран. Я видел людей, задыха¬
ющихся от поражения газом. Я видел мертвых, лежащих в грязи. Я видел разру¬
шенные города. Я видел, как сотни людей, полностью истощенных, погибают,
уходя с передней линии фронта,— остаток полка в 1 тысячу солдат, которые на¬
чали атаку за 48 часов до этого. Я видел умирающих детей. Я видел агонию ма¬
терей и жен. Я ненавижу войну.» Успех этой речи (а успех был необычайный) по¬
казал Рузвельту, что страна не желает участвовать в кажущихся ей сомнительными
акциях за границей.
★ ★ ★
Рузвельт вступил во вторую половину своих пятидесятых годов, и пока при¬
рода была милостива к нему. За исключением частых простуд в Вашингтоне, ко¬
торые быстро проходили в джорджийском Уорм-Спрингсе, он не страдал от хро¬
нических болезней. Простуды сказывались на его лице — оно становилось серым
и изможденным, но южное солнце или выход на яхте поправляли дело, и его обыч¬
ный загар уничтожал следы усталости и утомления. Шесть лет президентства не
изменили его радикально.
У Рузвельта сохранились старые привычки, с годами он становился лишь кон¬
сервативнее. Просыпался в восемь, завтракал в постели, просматривал «Нью-Йорк
тайме», «Вашингтон пост», «Нью-Йорк геральд трибюн», «Чикаго трибюн»,
«Вашингтон таймс-геральд», «Балтимор сан», обращая особое внимание на редак¬
ционные статьи и оценку деятельности администрации. В это время секретарям и от¬
дельным посетителям не возбранялось входить, беседа была не слишком обязатель¬
ной и касалась прежде всего «злобы дня». К половине одиннадцатого его ввозили
в кабинет. Ему все больше нравилось работать не в официальном Овальном каби¬
нете, а в менее дисциплинирующей Овальной комнате на втором этаже. Здесь все
было уютно и дорого президенту: белые стены, темно-зеленые гардины, картины
и макеты кораблей повсюду. Стол был завален всевозможными памятными веща-
167

ми — Рузвельт предпочитал не расставаться с сувенирами. До и во время ленча
шел прием посетителей, в этот час визиты были относительно краткими. Затем лю¬
ди исчезали, появлялись письма, иногда очень много, и чем больше их было, тем
короче были ответы президента. «Час коктейля» около пяти пополудни был едва
ли не священной церемонией, затем обсуждение проблем велось в узком или рас¬
ширенном кругу. Рузвельт не любил одиночества и в этом плане диаметрально от¬
личался от Вудро Вильсона. Даже книгам он предпочитал специалистов. Он хо¬
тел, чтобы вокруг было много людей.
Рядом всегда было, по меньшей мере четверо — секретари по ведению дел
и переписке Мисси Лихенд и Грейс Тулли, секретари по связям с общественнос¬
тью Эрли и Макинтайр. В 1939 году Акт о реорганизации позволил президенту
добавить еще шесть помощников. Рузвельт стремился сохранить «достоинство ме¬
ста», но природное чувство юмора и неистребимое желание смягчить смертельную
серьезность вели дело к тому, что шутки приветствоались, как и внешне шутливый
настрой. Ничего подобного не было вокруг Черчилля (разумеется, позднее), Ста¬
лина, Гитлера. Но Рузвельт чрезвычайно дорожил этим полушутливым настрое¬
нием, особенно дорогим в ненастное для него лично время — 1937—1938 годы, ког¬
да колоссальная избирательная победа обернулась не триумфом «Нового курса»,
а раздором в собственной партии.
Когда мы размышляем над причиной этого раздора, не следует забывать, что
Америка в середине 30-х годов все же вышла из самой острой фазы кризиса, это
сделало страну в целом и ее отдельные части более уверенными в себе, более
склонными отстаивать свои интересы. Укрепились отдельные группы и их лидеры.
И, разумеется, менее всего они хотели чувствовать и выражать бесконечную бла¬
годарность президенту. Другие времена, другие нравы.

Глава шестая
КАШИН ММКРСЖОШ КОНФЛИКТА
Промедления опасны в войне.
Джон Драйден, 1669
О чем думал президент Рузвельт в августе 1936 года? Завесу несколько при¬
поднимает обозреватель газеты «Нью-Йорк тайме» Артур Крок, кото¬
рого президент пригласил провести вечер в своей загородной резиденции —
Гайд-Парке. Рузвельт, по словам Крока, считал, что «необходимо созвать между¬
народную конференцию глав наиболее важных наций мира». Конечно, ему придет¬
ся преодолеть сильную оппозицию внутри страны, но «если избиратели на выбо¬
рах поддержат его в очередной раз, то у него будут хорошие шансы для того,
чтобы реализовать эту инициативу».
Каковы препятствия на пути созыва этой конференции? Рузвельт полагал, что
самой неопределенной величиной в современной мировой политике являлась нацист¬
ская Германия. Поэтому тогда же, в августе 1936 года, он попросил своего посла
в Берлине Уильяма Додда «узнать самым секретным образом, можно ли сделать
так, чтобы я обратился к Гитлеру с личным секретным вопросом: определить пре¬
делы германских притязаний, скажем, на будущие 10 лет». Рузвельт стремился узнать,
каковы направление и пределы германских амбиций, что они означают для Соеди¬
ненных Штатов и, в более широком плане, можно ли полагаться на Германию, ес¬
ли дело дойдет до созыва некоего форума главных действующих сил на мировой
арене. К идее такой встречи Рузвельт подходил не только абстрактно. В эти же дни
одному из своих знакомых-политиков он детально изложил идею «встречи глав се¬
ми великих держав». Как пишет А. Крок, президент Рузвельт находится во вла¬
сти этой идеи, «он возвращается к ней очень часто, и видно было, что его интере¬
суют проблемы мирового лидерства».
С германской инициативой Рузвельта ничего не получилось. «Как только я
сделал намек по интересующему вас вопросу,— сообщает посол Додд президен¬
ту,— фюрер сразу же повторил германские требования в отношении экспансии и ко¬
лоний. Фюрер сказал, что не станет участвовать ни в какой мировой конференции,
если не будет денонсирован русско-французский договор 1935 года». Это донесе¬
ние Додд послал 31 августа 1936 года. Он продолжал свои попытки в сентябре и ок¬
тябре, но они лишь укрепили его скептицизм. «Стало ясно,— пишет он,— что нем¬
цев и итальянцев интересует контроль над всей Европой, а мирную конференцию
они рассматривают как препятствие на пути к реализации этих планов».
169

Рузвельт довольно долгое время не оставлял своей масштабной идеи относи¬
тельно созыва «конференции ведущих стран мира». Его беседы и переписка кон¬
ца 1936 и начала 1937 года убедительно говорят об этом. Он просит своего мини¬
стра финансов Г Моргентау сделать запрос Невиллю Чемберлену, британскому министру
финансов, по поводу возможности совместного рассмотрения глобальных про¬
блем. И он обсуждает с окружающими степень реальности созыва конференции
в весьма узком составе — пяти-шести (мы видим уменьшение первоначальной ци¬
фры) стран. «Если я смогу собрать такую конференцию,— говорил Рузвельт
Моргентау,— я просто обрисую складывающуюся ситуацию перед руководителя¬
ми этих государств, попрошу их удалиться в близрасположенное здание, чтобы сов¬
местными усилиями найти компромисс. При этом если бы одна из стран отказа¬
лась согласиться с мнением большинства, то ей был бы объявлен общий бойкот».
Самонадеянной видится эта инициатива ныне, когда мы пытаемся оценить из
исторического далека ситуацию конца 30-х годов. Ни страны «оси», ни Велико¬
британия, ни Франция не были готовы к такого рода арбитражу со стороны Аме¬
рики. Разумеется, и Япония отвергала всякую попытку подобного посредничест¬
ва. Но нам в данном случае важна линия рассуждений Рузвельта. Он был,
несомненно, увлечен идеей превратить Соединенные Штаты в главного арбитра меж¬
дународной арены. Напомним, что эта инициатива выдвигалась в феврале 1937 го¬
да — задолго до того, как США в ходе мирового конфликта установили прямые
контакты с руководителями важнейших держав.
Иллюзии иссякают
Проведенная в 1937 году дипломатическая разведка показала Рузвельту, что
представители двух все более противостоящих друг другу лагерей не расположе¬
ны искать развязки своих противоречий на пути компромисса. Не только новые вож¬
ди нацистской Германии, но и английские, а также французские политики не сочли
целесообразным проведение подобных мирных переговоров.
С этими державами у США имелись и специфические противоречия. Так, Ве¬
ликобритания полагала, что предложения о нейтрализации ряда стран в бассейне
Тихого океана не соответствуют ее интересам. Англичане, собственно, еще не вы¬
брали, на кого они будут в будущем полагаться на Тихом океане — на США или
Японию — и старались увеличить свои активы в Японии. Ясно было также, что
они не исключили для себя возможности опираться как на союзника и на США.
В Лондоне видели политическую скованность американского правительства и по¬
этому предложили (по тому же каналу, что создал Рузвельт,— каналу контактов
Чемберлен — Моргентау) добиться изменения актов о нейтралитете. В марте 1937 го¬
да Чемберлен писал Моргентау: «Правительство Его Величества считает, что ве-
170

дичайшим вкладом Соединенных Штатов в стабилизацию обстановки в настоящий
момент было бы изменение существующего законодательства о нейтралитете». В све¬
те связанности президента изоляционистским законодательством следует сказать,
что точка влияния Соединенных Штатов на мировые дела приходится именно на
период 1937—1939 годов.
На протяжении первой половины 1937 года президент Рузвельт еще продол¬
жает выдвигать новые инициативы, но уже заметно, что эта активность убывает. Руз¬
вельт, чувствуя, что отдаляется от желательного для себя направления, предлагает
несколько определенно экзотических идей. Так, в апреле 1937 года он совершенно
конфиденциально запрашивает Берлин, как отнеслась бы Германия к предложению
уничтожить все наступательное оружие в мире. В июне 1937 года он пригласил Не-
вилля Чемберлена, который к этому времени стал премьер-министром Англии,
в Вашингтон для бесед в целях создания «более здравых условий в мировом сооб¬
ществе». Тогда же Рузвельт направил Джозефа Дэвиса, богатого демократа виль¬
соновского толка, своим послом в Москву, чтобы, как он сформулировал, «завое¬
вать доверие Сталина». Начиная понимать, что СССР — растущая сила на
международной арене, Рузвельт в июне 1937 года ликвидирует в государственном
департаменте крайне антирусски настроенный отдел восточноевропейских проблем.
Однако эти инициативы едва ли способствовали повышению авторитета Аме¬
рики в мире. Причиной была не только их надуманность, но и реалии международ¬
ной жизни: США не сумели противостоять Японии в Китае. 7 июля 1937 года япон¬
ские войска возобновили наступление на центральные районы Китая, и Соединенные
Штаты даже в «войне слов» оказались неспособными произвести впечатление на
мир. Государственный департамент провозгласил необходимость мирного разреше¬
ния спорных вопросов. В данном случае американская администрация не имела в ви¬
ду ничего конкретного, а это означало, что реальная помощь Китаю предоставле¬
на не будет.
Посланное 60 государствам заявление госдепартамента с просьбой огласить свою
приверженность мирным целям быстро вызвало положительный ответ большинст¬
ва наций, в том числе Германии, Японии и Италии. Только маленькая Португалия
выразила возмущение по поводу того (как говорилось в португальской ноте), что
«правительство США странным образом пытается свести решение сложных меж¬
дународных проблем к поискам расплывчатых формулировок». Позицию португаль¬
ской дипломатии можно было расценивать как угодно, но в ее ответе определенно
содержалось зерно истины. Рузвельт пытался развить свою инициативу, используя
положительный ответ основной части мирового сообщества. Он обратился к Мус¬
солини с благодарностью за выраженное желание «мирным образом стабилизиро¬
вать международную обстановку». Рузвельт говорил комплименты дуче, который
уже определил Средиземноморье исключительно как «востра маре» — «наше мо¬
ре» и который усматривал в жестах американцев лишь благоглупости.
171

Уместно напомнить, что в это время 2300 американских солдат находились в Ки¬
тае — в Пекине, Тяньцзине и Шанхае, где располагались американские миссии,
и именно в этих местах японцы начали кровопролитные бои. Рузвельт колебался
в поисках ответа. Было объявлено о посылке еще тысячи военно-морских пехотин¬
цев в Китай «для защиты жизни и собственности американских граждан». Как по¬
мощь Китаю это был совершенно пустой жест, да президент и не пытался пред¬
ставить его в качестве военной поддержки жертве агрессии. Единственное, что еще
достойно упоминания — это зондаж возможностей склонить англичан к совмест¬
ным действиям по умиротворению японцев в Китае. Но и на этом пути Рузвельт,
как и глава госдепартамента Хэлл, объявил о своей склонности «сотрудничать на
параллельных, но независимых направлениях». Это означало, что, даже пытаясь
заручиться английской поддержкой, Рузвельт не обещал собственного энергично¬
го воздействия на японцев. У англичан были свои планы в отношении Японии, они
и на этом этапе не исключали возможности сближения с ней и не выступили ли¬
дером поддержки китайского сопротивления.
Карантин
В такой ситуации Рузвельту оставались лишь слова, и первое из серии силь¬
ных и памятных слов, произнесенных в период заметного ослабления позиций
США в мире, было сказано 5 октября 1937 года в Чикаго (имеется в виду зна¬
менитая речь о карантине).
На обратном пути после «инспекционной» поездки по западным штатам пре¬
зидент прибыл в Чикаго, чтобы открыть внешнее шоссейное кольцо, созданное его
Администрацией общественных работ. Он остановился у кардинала Манделейна.
Открывая дорогу, Рузвельт, довольно неожиданно обратился к международным
делам. Он заговорил так, как американские президенты не говорили уже 16 лет.
Гражданские войны в Китае и Испании тревожили его тем сильнее, чем больше вме¬
шательство иностранных держав, их прямая агрессия дестабилизировали между¬
народную обстановку. «Эпидемия мирового беззакония распространяется,— ска¬
зал президент.— Когда эпидемия заразных болезней начинает расширяться, люди
обычно создают ту или иную форму карантина для пациентов в целях предотвра¬
щения заражения всего сообщества данной болезнью, так же должно быть сдела¬
но и в отношении сохранения мира... Мир, свобода и безопасность 90 процентов
мирового населения поставлены под угрозу остальными 10 процентами, грозящи¬
ми сокрушить весь международный порядок и международную законность. Разу¬
меется, 90 процентов, те, кто хочет жить в мире в условиях законности, те, кто, ру¬
ководствуясь моральными нормами, получили почти всеобщее признание на
протяжении столетий, могут и должны найти некий способ для возобладания сво-
172

ей воли». Данная речь была многими воспринята как показатель изменения пози¬
ции США, возникновения у американского руководства решимости противодей¬
ствовать агрессорам в Европе и Азии.
Через неделю после речи о карантине заинтригованный министр иностранных
дел Великобритании Антони Иден запросил ее «точную интерпретацию». Он хо¬
тел знать, не следует ли предполагать возможность совместного бойкота Японии.
Понимая, что Гонконг и Сингапур недолго продержатся в случае победы Японии
в Китае, английская дипломатия этой осенью начинала склоняться к более решитель¬
ным антияпонским действиям. В свете этого Лондон и запросил американскую
столицу, в какой мере Америка «может предоставить помощь Китаю или оказать
воздействие на Японию», что было бы единственным действенным средством по¬
влиять на агрессора. Рузвельт не откликнулся на английский запрос, отверг всякое
предположение о том, что Соединенные Штаты могут организовать антияпонскую
конференцию в Вашингтоне. Ныне кажется смехотворным неожиданное предложе¬
ние Рузвельта: пусть Бельгия возьмет на себя инициативу в этом деле. Пожалуй,
Бельгия, как никто в этом мире, была далека от японо-китайского конфликта.
Как пишет У. Манчестер, «у ФДР было весьма сложное представление о ли¬
дерстве, последовательность не относилась к его достоинствам. Он не был Уинсто¬
ном Черчиллем, чей голос одиноко звучал во мраке европейской ночи. Он хотел ос¬
таваться в центре действий, и в этом проявился его гений: он редко дистанцировался
от основной массы населения. В то же время он никогда не отказывался от идей
речи о карантине. Напротив, медленно, но верно он двигался, руководствуясь вы¬
сказанными идеями». 21 декабря 1937 года Рузвельт сказал, что изоляция Аме¬
рики в XX веке вообще невозможна.
Своими словами о карантине Рузвельт возбудил общественный интерес к про¬
блеме. В возникшей ситуации он вынужден был отвечать на ту критику, которая
слышалась и внутри страны, и вне. 12 октября 1937 года он в очередной «беседе
у камина» напомнил стране: «Между 1913 и 1921 годами я лично был в самом цен¬
тре мировых событий, и в этот период я многому научился — что нужно делать и че¬
го не нужно делать».
Не только в Лондоне гадали о значимости идей рузвельтовского «карантина».
Бывший советник президента Вильсона полковник Хауз из своего уединения так¬
же запросил президента: что конкретно он имеет в виду? Рузвельт, никогда не ос¬
тавлявший письма Хауза без ответа, вынужден был пожаловаться тому, что, «как
обычно, нас бомбардирует пресса Херста и других» и что в целом администрация
попала в неловкое положение. Это неловкое положение проистекало из общего не¬
благоприятного для активной внешней политики климата в Соединенных Штатах.
Между тем уже возникла фракция, которая считала, что США не могут ос¬
таваться в стороне в то время, когда открываются такие возможности для страны.
Один из лидеров республиканцев-интервенционистов Генри Стимсон написал пре-
173

зиденту 15 ноября 1937 года, что Соединенные Штаты имеют огромные интересы
в Китае и поэтому должны возглавить здесь инициативу по противодействию япон¬
цам. «Мы с вами полностью согласны со Стимсоном,— сказал Рузвельт государ¬
ственному секретарю Хэллу,— но мы все же пока не можем дать ему ответ».
Нужно сказать, что речь о карантине все же имела не только риторические
последствия. Запросы англичан, а еще более некоторое изменение английской по¬
зиции в отношении Японии позволили проложить первую, пока еще малопримет¬
ную тропу между Лондоном и Вашингтоном. В самом конце 1937 года, а именно
16 декабря, президент Рузвельт попросил посла Британии сэра Роберта Линсея
об организации «систематического обмена секретной информацией» между амери¬
канскими и английскими военными специалистами. С американской стороны по¬
следовала просьба об обмене мнениями по поводу выработки планов на случай воз¬
можной совместной блокады Японии. Президент заявил своим министрам, что
Соединенным Штатам и Великобритании следовало бы иметь общую позицию в де¬
ле противодействия Японии и создать линию обороны, проходящую от Алеутских
островов до Сингапура. С его точки зрения, такие действия могли бы поставить Япо¬
нию на колени в течение одного года.
Из американских и английских дипломатических шагов видно, как постепен¬
но возникает взаимопонимание в отношении того, что нужно делать на Дальнем
Востоке. Англичане почувствовали слабость своих морских коммуникаций здесь,
американцы же ощутили тревогу за свою колонию Филиппины. Разумеется, пол¬
ная победа японцев в Китае сместила бы баланс сил в Азии и поставила бы под уг¬
розу интересы обеих англосаксонских держав. Начиная с 1937 года в Японии бы¬
ла развернута грандиозная программа военно-морского строительства, при этом
военно-морские силы США в Токио рассматривались в качестве главного против¬
ника. Возглавивший военно-морской флот адмирал Ямамото видел в войне с США
логический итог развития американо-японских отношений. Этот герой империали¬
стических кругов Японии, который создал план нападения на Пирл-Харбор, в дни
своей юности, в 1901 году, написал прошение о зачислении его в военно-морскую
академию с четко определенной целью: «Ответить на визит в Японию коммодо¬
ра Перри». Это был период в американо-японских отношениях, когда казалось, что
американская сторона потеряла надежду создать в Азии оплот своего влияния, ког¬
да она не видела возможности противостоять японцам на азиатском континенте.
Китай был, по существу, выдан империалистическими державами Японии. О со¬
юзе с единственно надежной силой, готовой встать на пути агрессора (и вставшей
в 1937—1938 годах у озера Хасан и позднее на Халхин-Голе), СССР у американ¬
ской стороны планов не возникало.
Нет сомнения, что японские военные круги находилась в эйфорическом перио¬
де своего «триумфа» в Восточной Азии. 18 ноября 1938 года американское правитель¬
ство получило из Токио ноту следующего содержания: «Твердым убеждением япон-
174

ского правительства является то, что в свете новой ситуации, быстро складывающей¬
ся в Восточной Азии, любая попытка прилагать к сегодняшним условиям и к ситуа¬
ции будущего неприменимые идеи и принципы прошлого не будет способствовать ни
установлению действительного мира в Восточной Азии, ни решению насущных про¬
блем». Это было грубое указание на то, что соотношение сил в спорном районе изме¬
нилось и Соединенным Штатам придется так или иначе смириться с новым положе¬
нием. В этом последнем предвоенном 1938 году президент Рузвельт сделал три
вывода из общего обзора мировой обстановки. Во-первых, она была, с его точки зре¬
ния, стабильна в свете примерного равенства потенциально противостоящих сторон.
Во-вторых, она пока не давала Америке особых шансов на мировое возвышение. В-
третьих, оставаться совсем безоружным в современном мире становилось опасным.
Первый вывод базировался на убеждении, что Германия после Мюнхена зай¬
мется консолидацией своих позиций в Центральной Европе, а совокупные силы Ве¬
ликобритании и Франции (плюс союзные страны в Восточной Европе) будут
уравновешивать ее в Европе в целом. Война в Испании близилась к победе Фран¬
ко, а это, взятое вместе с антисоветизмом Польши и Румынии (поддерживаемых
в данном случае основными западноевропейскими странами), означало изоляцию
левых сил, изоляцию СССР — то, что потом получило название «сдерживание».
Что касается азиатско-тихоокеанского региона, то, чувствуя опасения Велико¬
британии, Франции и Голландии, военную вовлеченность колоссального Китая, Руз¬
вельт считал маловероятным бросок Японии «против всех». Помимо прочего,
Япония существенно зависела от сырьевого импорта, а этот импорт шел из США
и колоний западноевропейских стран. Едва ли завязшая в Китае Япония осмелит¬
ся бросить вызов всем враждебным ей силам.
Второй вывод вытекал из первого. В мире не было того «вакуума», куда
США могли бы направить свою бьющую через край энергию. Статус-кво не да¬
вал особых шансов на такой поворот в международных отношениях, при котором
Соединенные Штаты могли бы перенять у Европы положение определяющего цен¬
тра мировой политики.
Третий вывод материализовался 28 января 1938 года, когда Рузвельт запро¬
сил у конгресса чуть более миллиарда долларов на строительство «флота двух
океанов». Это был так называемый Военно-морской акт Винсона. Одновремен¬
но Рузвельт послал на тихоокеанское побережье становящегося все более близким
ему Гарри Гопкинса для инспекции прибрежных укреплений. Он хотел также
знать, как быстро можно будет перепрофилировать мирную индустрию в военную.
Довольно неожиданно президент заявил, что Америка нуждается в 8 тысячах во¬
енных самолетах. Окружающие говорят, что на этой стадии Рузвельт был увле¬
чен теорией решающего значения военно-воздушной мощи. Указанная цифра воз¬
никла после того, как генерал военно-воздушных сил Арнольд сообщил президенту,
что у Германии 8 тысяч бомбардировщиков и истребителей. В это время в Соеди-
175

ненных Штатах было всего 1650 пилотов ВВС и несколько сотен устаревших са¬
молетов. Новые 13 бомбардировщиков Б-17 были только что заказаны. Арнольд
заметил президенту, что время освоения новой техники довольно продолжитель¬
но. Именно тогда Рузвельт принял решения, без которых феноменальное военное
строительство 40-х годов было бы невозможно.
Рузвельт постарался сгладить некоторые острые углы в зоне своего влияния —
Латинской Америке, и эта зона, «свое полушарие», давала Америке основные не¬
обходимые для экономики виды сырья. Такими возможностями в других регионах
США не располагали. Как последнюю агонию идеи созыва ведущих мировых дер¬
жав следует рассматривать так называемый план Уэллеса, заместителя государст¬
венного секретаря, одобренный президентом 11 января 1938 года. Согласно это¬
му плану, следовало предложить правительствам великих держав прислать своих
дипломатических представителей в Белый дом для обсуждения способов сниже¬
ния напряженности в мире, нахождения равных экономических возможностей для
всех наций. В случае принятия ими этого предложения Рузвельт обещал создать
комиссию из девяти стран по выработке соответствующих рекомендаций.
Это было отвлеченное теоретизирование. Германия и Италия все откровенней
посягали на статус-кво в Европе, а Япония — в Азии. И агрессоров не интересо¬
вали надуманные вашингтонские инициативы. К началу осени 1938 года Германия
поставила вопрос о Судетах со всей остротой. Благодаря коротковолновому радио
и предприимчивости американских журналистов (тридцатилетние Мюрроу и Ши¬
рер) миллионы американцев в середине сентября 1938 года впервые услышали канц¬
лера Гитлера, выступающего на партайтаге в Нюренберге. Зная немецкий, Рузвельт
слушал речь фюрера и так же, как и огромное число американцев, был поражен все-
ослепляющим злобным безумием этой речи.
Мюнхен
Пытаясь помочь западным демократиям, Рузвельт отправил 26 сентября
1938 года личное послание канцлеру германского рейха, в котором просил воздер¬
жаться от ультиматумов и предлагал созвать конференцию «наций, прямо затро¬
нутых текущим конфликтом», провести ее в любом «нейтральном месте Европы».
Но Берлин уже был увлечен игрой в умиротворение, которую предложили ему ан¬
гличане совместно с французами.
Мюнхенская конференция — пик политики умиротворения — началась че¬
рез три дня (29 сентября 1938 года) в узком кругу четырех собеседников: Гитле¬
ра, Муссолини, Чемберлена и Даладье, при «зияющем» отсутствии чехов и, что
очень важно, без приглашения представителя СССР. В первые ее часы главенст¬
вовал Муссолини — единственный, кто был способен говорить «на языках, понят-
176

ных договаривающимся сторонам». Затем последовал устрашающий монолог Гит¬
лера. Это была глухая ночь европейской дипломатии. Утром Чемберлен попросил
Гитлера подписать декларацию о «желании двух народов никогда не вступать
в войну друг с другом снова». Получив этот жалкий листок, Чемберлен объявил,
что в нем содержится гарантия «мира на все наше время». Тем временем Чехосло¬
вакия была отдана Германии. Баланс сил в Европе начал рушиться.
В дни мюнхенского сговора президент был в Миннесоте, где в клинике Мэйо опе¬
рировали его сына Джеймса по поводу язвы желудка. Именно в эти дни Рузвельт при¬
шел к однозначному выводу: решимость Гитлера захватить Чехословакию наряду
с решимостью Чемберлена утихомирить Гитлера неизбежно приведет к конфликту, сто¬
ять в стороне от которого Америка не сможет. Он немедленно выехал в Вашингтон,
к телетайпам госдепартамента. Президент готовился к радикальным переменам.
Видевшие его в эти дни вспоминают сползший с головы ночной фланелевый кол¬
пак, бесчисленные газеты, размахивание сигаретным мундштуком и чтение очеред¬
ной каблограммы. И отчетливый вывод: умиротворение оказалось ложной, обречен¬
ной на поражение политикой. Стоявший близ Белого дома уличный продавец сказал:
«С одной стороны орудия. На нашей стороне океана орудий нет. Здесь белки бега¬
ют по газону». Рузвельт позволил себе не согласиться: «Продавец прав, но он не уло¬
вил того, что орудия с того берега все ближе приближаются к нашему берегу».
Гитлер обнаружил уступчивость англичан и французов, и именно это сдела¬
ло его требования бескомпромиссными. Тщетными оказались потуги Рузвельта воз¬
действовать на Муссолини. Тот уже давно был в одном лагере с Гитлером. Меж¬
ду собой два фашистских диктатора сошлись во мнении о Рузвельте как
о беспомощном человеке. Их не волновало отношение американского президента
к еврейским погромам, начатым осенью 1938 года, когда в Германии преследова¬
нию подверглись полмиллиона евреев. Опросы общественного мнения в США меж¬
ду мартом и декабрем 1938 года показали увеличение числа сторонников ужесто¬
чения иммиграции с 75 до 83 процентов. Рузвельт предпочитал хранить молчание.
Через две недели после Мюнхенского соглашения, чувствуя, что дело в Евро¬
пе идет к войне, Рузвельт сделал несколько замен в военном руководстве. Замести¬
телем начальника штаба армии был назначен генерал Джордж Маршалл. Президент
неожиданно возвысил бывшего начальника штаба первой американской армии 1918
года, обойдя при этом более высокопоставленных претендентов. Произошло это так.
На встрече в Белом доме с высшим военным руководством он выдвинул одну из сво¬
их импровизированных концепций. Один лишь молчаливый пятидесятилетний
Джордж Маршалл не присоединился к всеобщему одобрению. «Вы так не думаете,
Джордж?» — обратился к нему президент.— «Сожалею, мистер президент, но я аб¬
солютно с Вами не согласен». Рузвельт не привык к столь прямому отпору со сторо¬
ны подчиненных. Конференция была сорвана, и коллеги мысленно хоронили упрямо¬
го генерала. Но через месяц, просматривая большой список претендентов, Рузвельт,
177

обойдя тридцать четыре более высоких чина, назначил начальником штаба американ¬
ской армии именно Джорджа Маршалла. Ему нужны были думающие люди, способ¬
ные отстаивать свои идеи. Без этого качества Рузвельт не вошел бы в историю.
Жена Маршалла послала президенту благодарственное письмо, которое тот
хранил: «В течение многих лет я боялась, что его (Джорджа Маршалла.— А.У.)
блестящий ум и необычная точка зрения безнадежно будут утеряны в обыденно¬
сти традиционной жизни. То, что Вы разглядели его способ деятельности и облек¬
ли его своим доверием, дает мне все, о чем я мечтала и на что надеялась».
На первой же встрече с ним президент, обеспокоенный мощным военно-воздуш¬
ным строительством в Германии, представил программу производства в США 10 ты¬
сяч самолетов в год. Рузвельт начал тайно продавать англичанам и французам аме¬
риканские вооружения, настаивая на секретности сделок. Ему не повезло. В январе
1939 года в Калифорнии разбился один из новейших американских бомбардировщи¬
ков и на месте аварии было обнаружеено тело французского инспектора. История не¬
медленно попала в сенатский комитет по вооруженным силам. Пытаясь замять де¬
ло, Рузвельт призвал в Белый дом группу сенаторов, предупредив о тайне разговора.
И все же в прессу просочилось, будто президент назвал американской границей бе¬
рег Рейна. Опровержения президента имели лишь частичный успех.
★ ★ ★
Зима 1939 года обрушилась неожиданными холодами. Пришло сообщение,
что в Испании погибло более миллиона человек. Германия неуклонно рвалась
к господству в Европе. Гитлер фотографировался перед автомобилем, в работе
над дизайном которого он участвовал. «Фольксваген» тогда стоил в США 396 дол¬
ларов и вызывал всеобщее недоумение своим видом и размерами. В Америке со¬
стоялись две мировые выставки. Выставка в Нью-Йорке была посвящена буду¬
щему (нацистская Германия отказалась участвовать). Пристегнув ремни, американцы
могли пропутешествовать в 1960 год.
В этом мире посетителей встречали высокие, стройные и загорелые люди,
проводящие большую часть времени в развлечениях. (В ландшафте будущего не бы¬
ли видны темнокожие американцы.) Пригородные зоны были буквально испещре¬
ны превосходными автодорогами. Автомобили будущего были оснащены кондици¬
онерами и имели смехотворную цену — 200 долларов. Искусственно посаженные
леса делали все голубым и зеленым. Стандартный поселок строился вокруг фабри¬
ки и обеспечивал себя продовольствием сам. Главным источником энергии стал
жидкий воздух. Мощные телескопы позволяли каждому видеть Луну как соседнюю
улицу. Основные болезни (такие, как рак) были побеждены, и средний возраст со¬
ставлял 75 лет. Люди жили в легких «одноразовых» домах, и когда им эти дома на¬
доедали, они их просто выбрасывали. Большинство населения имело высшее обра¬
зование. В каждом поселке находился аэропорт, но самолетов не было видно — они
178

спускались в огромные подземные ангары. Города соединялись (и разъединялись)
автострадами, пригороды были трех видов: жилые, коммерческие и индустриаль¬
ные. Автомобили заполонили жизнь. Тогда это казалось земным раем.
Посетила выставку и британская королевская чета. Четверть миллиона жи¬
телей столицы вышла на улицы. Королева очаровала всех, король Георг VI выгля¬
дел молодым и сильным. Побывав на Арлингтонском кладбище, всемирной выстав¬
ке в Нью-Йорке, король, впервые посетивший прежнюю колонию, прибыл
в Гайд-Парк. На устроенном там пикнике подавали сосиски, бобы и по просьбе ко¬
роля пиво «Рупперт», затем — клубничный пирог. Президент и король отправи¬
лись спать лишь в половине второго ночи. Президент Рузвельт в синем «форде»
с ручными тормозами провез суверенов по округе. Все это был бы заурядный
протокольный визит, если бы не грозовые события в Европе.
★ ★ ★
Пять месяцев спустя, когда в апреле 1939 года Гитлер проехал по Праге
и Германия оккупировала Чехословакию, Рузвельт сказал, что не будет постоян¬
ным абонентом Вильгельмштрассе, отныне Америка — не спящий гигант и пусть
агрессоры это знают. В ответ Гитлер заметил, что у еврея Рузвельта «абсолютно
негроидного вида жена».
Наконец-то, как казалось, Рубикон был перейден. Одному из друзей Руз¬
вельт писал: «Никогда в моей жизни события не развивались с такой скоростью».
Необходимо было чрезвычайное напряжение, чтобы держать в фокусе главное. Те¬
перь уже даже в Лондоне не говорили об умиротворении. Чемберлен как бы про¬
зрел и дал абсолютные гарантии Польше, стране, полгода назад участвовавшей в раз¬
деле Чехословакии. Италия вторглась в Албанию. На Рузвельта наибольшее
эмоциональное впечатление произвело взятие войсками Франко Мадрида, ведь аме¬
риканское законодательство во многом изолировало республиканцев.
Администрация Рузвельта в свете общей ситуации разгула агрессоров в Ев¬
ропе и Азии начала увеличивать военный потенциал страны В январе 1939 года во¬
енному ведомству дополнительно было ассигновано полу миллиарда долларов.
В последующие месяцы — весной 1939 года — в Соединенных Штатах наконец
назревает пересмотр закона о нейтралитете.
В апреле 1939 года Рузвельт пошел на необычный шаг — попросил герман¬
ского фюрера не вторгаться в малые страны, дать гарантии тридцати одной окру¬
жающей стране. Дуче заговорил о влиянии паралича на центральную нервную си¬
стему. Гитлер развлекал на ту же тему рейхстаг: «Мистер Рузвельт! Я полностью
осознаю огромность вашей нации, колоссальное богатство вашей страны, позво¬
ляющее вам чувствовать ответственность за историю всего мира... Я, сэр, нахожусь
в значительно меньшей и более скромной сфере». Как свидетельствует У.Ширер,
«депутаты рейхстага взорвались от громогласного смеха», когда Гитлер торжест-
179

венно пообещал не нападать на Соединенные Штаты. Сенатор Най, известный изо¬
ляционист, прокомментировал это так: каков вопрос, таков и ответ.
Рузвельт снова призвал конгрессменов в Белый дом. У стран «оси» шансы по¬
бедить — пятьдесят на пятьдесят. «Я сделал свой последний выстрел. Дайте мне
еще патронов в патронташ.» Сенаторы сидели, удобно устроившись, сняв пиджа¬
ки, со стаканами в руках. Рузвельт и Хэлл сказали о грядущей грозе. После пау¬
зы все взгляды устремились на сенатора Бору, одного из лидеров изоляционизма.
«В этом году,— сказал сенатор,— никакой войны не будет. Вся эта истерия ис¬
кусственно сфабрикована». Госсекретарь Хэлл: «Я хотел бы, сенатор, чтобы вы про¬
читали прибывающие ко мне телеграммы». Бора: «Мои источники информации бо¬
лее надежны, чем источники госдепартамента». Рузвельт молча сидел на софе, ему
в этот момент потребовалась вся его природная деликатность.
В мае госсекретарь Хэлл выразил намерение правительства позволить дер¬
жавам, ведущим боевые действия, покупать оружие в США. Это означало, в ча¬
стности, что Китай, жертва японской агрессии, мог рассчитывать на закупки аме¬
риканского оружия. Довольно неожиданно для Японии Рузвельт поручил
государственному департаменту 26 июля 1939 года уведомить ее, что американо¬
японский договор потеряет свою силу через шесть месяцев. Поскольку импорт из
США был очень важен для военной промышленности Японии, этот поворот Ва¬
шингтона в Токио восприняли довольно болезненно. Через месяц последовало
подписание советско-германского договора. Все это заставило Токио на время
принять более примирительную позу в отношении США.
Америка пробуждается
В эти напряженные последние дни мира американский военно-морской флот
впервые провел маневры в Атлантике. Палата представителей ассигновала 500 мил¬
лионов долларов на военные нужды. Было решено увеличить число боевых само¬
летов с 5,5 до 6 тысяч. Но ни один из этих самолетов не был того же класса, что
немецкий «Мессершмитт-108», английский «Спитфайр», французский «Ньюпор»
или японский «Зеро». Под командованием назначенного Рузвельтом в мае 1939 го¬
да начальником штаба армии генерала Маршалла было 227 тысяч солдат, имевших
в основном оружие образца периода первой мировой войны. (Именно в это время
Дин Ачесон сказал, что «Бог опекает детей, пьяниц и Соединенные Штаты».)
Важнейшие дипломатические представители США за рубежом, такие как Бул¬
лит (Париж) и Кеннеди (Лондон), адресуют экстренные телеграммы уже толь¬
ко лично президенту. В свою очередь, в течение лета 1939 года Рузвельт предпри¬
нял шаги, подготовившие почву для активизации деятельности американской
дипломатии, прежде всего шаги, направленные на пересмотр законодательства
180

о нейтралитете. Наиболее важным, безусловно, был вопрос об эмбарго на постав¬
ки вооружения; 9 августа 1939 года исполнительным приказом президента было
создано Управление военных ресурсов под руководством Эдварда Стеттиниуса.
Летом 1939 года Рузвельт окончательно пришел к выводу, что Германия зна¬
чительно сильнее своих противников — Польши, Франции и Англии. Этим, в ча¬
стности, объясняются его последние лихорадочные попытки приостановить разви¬
тие германских военных операций. 23 августа 1939 года Рузвельт послал королю
Италии Виктору-Эммануилу письмо, в котором просил использовать все имеюще¬
еся в его распоряжении влияние для достижения внутриевропейского компромис¬
са. А 24-го, буквально через несколько часов, американский президент направил
послание главам двух противостоящих держав — Гитлеру и президенту Польши
Мастицкому. В этих посланиях предлагалось провести прямые переговоры, арби¬
траж и выражалось желание Америки служить посредником в нахождении обеи¬
ми сторонами взаимоприемлемого решения спорных вопросов.
Нужно сказать, что даже собственные дипломаты видели слабость президент¬
ской инициативы. В государственном департаменте могли только качать головой,
читая послание королю Виктору-Эммануилу: здесь определенно знали, сколь ма¬
ло его влияние на Муссолини. А американский посол в Лондоне Кеннеди охарак¬
теризовал послание Чемберлену как ошибочный дипломатический ход. Даже один
из ветеранов американской дипломатической службы, близкий к президенту
А. Берль заметил, что все эти «послания» наивны. Конечный их эффект оказал¬
ся именно такой, какой предсказывали. Король Виктор-Эммануил заявил, что
его правительство и без того привержено делу мира. Президент Мастицкий отве¬
тил, что готов к любым переговорам. А германский фюрер не удосужился отреа¬
гировать на американское послание.
В Вирджинском университете кто-то из публики спросил главу американских
коммунистов Эрла Браудера, может ли Сталин подписать соглашение с Гитлером. Тот
ответил, что ему легче представить себя избранным председателем Американской тор¬
говой палаты. Но радио возвестило, что невозможное оказалось возможным. Узнав
о подписанном Берлином и Москвой пакте, Рузвельт вспомнил, что еще несколько
дней назад он хотел обменяться с СССР разведывательными данными и организо¬
вать для России строительство в американских доках линейного корабля и несколь¬
ких эсминцев. Теперь все планы включить Советскую Россию в систему единой ми¬
ровой безопасности стали иллюзорными. Рузвельт спешно прекратил свой круиз вдоль
северо-восточного побережья и возвратился в Вашингтон.
Теперь Рузвельт шел по тонкому льду между изоляционистским законодатель¬
ством и желанием помочь англичанам и французам. Он считал необходимым в слу¬
чае начала боевых действий не спешить с объявлением нейтралитета, чтобы анг¬
личане и французы смогли вывезти из США максимум заказанного военного
снаряжения через Канаду и за пределами трехмильной полосы вдоль побережья.
181

Другой поставленной им задачей было затормозить отбытие из США огромного
немецкого лайнера «Бремен», который мог стать германским рейдером. Несмот¬
ря на яростные германские протесты, чиновники министерства финансов и госде¬
партамента по прямому указанию из Белого дома замедлили осмотр судна и оформ¬
ление документов. Сенатор Бриджес обвинил Рузвельта во втягивании в войну даже
до того, как она началась.
В этот последний час мира руководители западных держав буквально броси¬
лись к Вашингтону. Премьер-министр Франции Даладье 22 августа предложил «всем
странам земли послать немедленно делегатов в Вашингтон, попытаться выработать
мирное решение в современной грозной ситуации» (однако даже сам Даладье со¬
мневался, что Германия примет это предложение). Из Лондона от посла Кенне¬
ди последовали еще более экстравагантные предложения. Здесь хотели, чтобы Со¬
единенные Штаты «оказали воздействие на польское правительство», чтобы то по
своей воле сделало уступки и тем самым предотвратило войну. Однако Рузвельт
и его советники отвергли как французские предложения, так и идеи американско¬
го посла в Лондоне. Попытки организовать новый Мюнхен уже не имели цены для
агрессоров. Это был не тот путь, идя по которому Соединенные Штаты могли ре¬
шающим образом вмешаться в европейское развитие или оказать контрольное
воздействие на Германию. В эти дни А. Берль записывает в свой дневник: «Сколь
же тонка фабрика, ткань того, что мы называем современной цивилизацией».
Подтверждения этого ожидать осталось недолго.
★ ★ ★
Именно когда изоляционистская Америка, казалось, ушла с мировых фрон¬
тов дипломатии, когда ее военная сила была сокращена до нижайшего в XX веке
уровня, начинается процесс, который самым серьезным образом повлияет на ми¬
ровую дипломатию середины и второй половины XX века. Речь идет о создании
атомного оружия.
В анналах физики и политики первое совместное упоминание об атомном
оружии относится к декабрю 1938 года. Мир еще не погрузился в войну, но одно
сообщение из Германии вызвало беспокойство тех, кто предсказывал мировой ка¬
таклизм. Среди ученых-физиков распространилось сообщение о том, что в рейхе
осуществлена управляемая ядерная реакция. Немецкие физики Хан и Штрас, ви¬
димо, сами вначале не поняли значимости своего открытия, иначе не связались бы
с переехавшим в США Л. Мейтнером. Опыты Мейтнера подтвердили теорию бер¬
линских немцев — распад ядра урана оказался возможен. Открытие получило опи¬
сание в прессе в январе 1939 года, а уже к концу этого года в научных журналах
было напечатано на эту тему более ста статей.
В то же время небольшая группа иммигрантов из Германии сосредоточилась на
возможностях практического применения данного открытия в Англии и США, хотя
182

и чувствовала острее других исходящую от него опасность. Помимо прочего, они
знали о грандиозном потенциале немецкой науки. В Германии тогда было в три раза
больше нобелевских лауреатов, чем в США. В их положении оставалось бояться худ¬
шего, и поэтому среди иммигрантов проблема обсуждалась чаще и интенсивнее.
В июле 1939 года двое таких иммигрантов Лео Сцилард и Джером Визнер об¬
суждали возможность того, что немцы придадут должное значение возникающей пер¬
спективе создать сверхоружие и начнут захват руды с богатым урановым содержа¬
нием в Бельгийском Конго. У них появилась идея связаться с Альбертом Эйнштейном,
который лично знал бельгийскую королеву и мог предупредить ее о роковой опас¬
ности. Но уже через несколько дней ученым стало ясно, что бельгийская королева не
тот адресат, который нужен в данной ситуации. Ныне широкоизвестное письмо
Эйнштейна Рузвельту было написано фактически Сцилардом. Этот немецкий фи¬
зик покинул Германию за день до того, как нацисты перекрыли границы страны, и его
любимым афоризмом было «Не обязательно быть умнее других людей, нужно быть
просто на один день быстрее большинства». Спустя много лет Эйнштейн говорил Лай¬
нусу Полингу: «Я сделал одну огромную ошибку в своей жизни, когда подписал пись¬
мо президенту Рузвельту с рекомендацией создания атомных бомб. Правда, суще¬
ствует некоторое оправдание — опасность того, что немцы сделают их».
Письмо Эйнштейна попало на стол президента далеко не простым путем. Его
удалось передать Рузвельту через финансиста А. Сакса, к которому президент пе¬
риодически обращался за советами. Лишь в середине октября 1939 года подвернул¬
ся удобный случай. «Алекс, о чем это?» — спросил президент о самом важном от¬
крытии своего времени. Все объяснения специалиста по финансам разбились о глухую
стену непонимания. Единственное, чего добился Сакс,— это приглашения к прези¬
денту на завтрак следующего дня. Всю ночь он провел в поисках наиболее весомых
аргументов, а утром был встречен президентом, который спросил, какие новые яр¬
кие идеи им владеют. Саксу не пришло в голову ничего лучше, чем школьный при¬
мер о Фултоне, отвергнутом Наполеоном. «Это пример того, как Англия была спа¬
сена благодаря близорукости противника.» Президент молчал несколько секунд, затем
достал бутылку коньяка «Наполеон» и налил в две рюмки. «Не хочешь ли ты ска¬
зать мне, Алекс, что предупреждаешь о том, что нацисты могут нас взорвать?» —
«Именно об этом». Рузвельт вызвал своего военного помощника генерала Па Уот¬
сона и вручил ему письмо Эйнштейна. «Это дело требует действия.»
Был создан совещательный Комитет по урану, состоявший из представите¬
лей армии и флота, под председательством Лаймена Бригса, директора Националь¬
ного бюро стандартов. Заслугой Рузвельта в данном случае было то, что он не от¬
дал новые и невероятные идеи на суд одного ведомства. Межведомственная борьба
имела и положительные стороны. Перед Комитетом выступили Ферми и Сцилард.
Но потребовался еще почти год, прежде чем шок европейского конфликта дал ус¬
корение американским исследованиям.
183

Глава седьмая
ДОМЯТА К МШ-ХАМОРУ
Публика еще могла рассуждать, стоит ли англичанам умирать за поля¬
ков, но президент видел важность переворота в международных отношениях:
Британская империя перестала быть стабилизирующей силой в мировой поли¬
тике. В то же время было ясно, что вооруженные силы США слабее польских.
У. Манчестер, 1973 г.
десять минут третьего ночи 1 сентября 1939 года Рузвельт сидел в сво¬
ем уютном кабинете на втором этаже Белого дома, в любимом кресле из
красной кожи — точной копии кресла Томаса Джефферсона, спроекти¬
рованного им самим. Поздний телефонный звонок не застал президента врасплох.
Американский посол в Париже Уильям Буллит сообщил, что Германия напала на
Польшу. Первыми словами президента были: «Наконец это произошло. Боже,
помоги нам всем». Сообщение Буллита показалось Рузвельту «до странности зна¬
комым», напоминающим ему известие о начале первой мировой войны: «Как
будто снова начинает действовать лишь на время прекратившийся процесс». Руз¬
вельт позвонил Хэллу и Уэллесу. По темным еще улицам Вашингтона сотрудни¬
ки госпепартамента спешили в свои офисы. Здесь можно было услышать транс¬
ляцию речи Гитлера из рейхстага, в которой говорилось, что «на бомбы мы ответим
бомбами».
Сон президента продолжался до половины седьмого, когда Буллит снова
пробился из Парижа. Премьер Даладье заверил, что Франция не оставит Поль¬
шу одну. Не успел Рузвельт прикорнуть еще на несколько минут, как посол Кен¬
неди из Лондона сообщил, что Великобритания будет сражаться. Теперь пытать¬
ся заснуть было бесполезно. Да и в комнату уже входили Уэллес и секретари.
Слухи о возможном наступлении немцев несколько дней подряд поступали в Ва¬
шингтон из европейских столиц. И всем было ясно: предстоит грандиозное испы¬
тание. Готов ли был Рузвельт? Далекие от комплиментарное™ посетители отме¬
чали, что президент выглядел моложе своих пятидесято восьми и, хотя волосы стали
реже и посеребрились, лицо было молодым и привлекательным, а живые голубые
глаза за стеклами пенсне так часто улыбались, что и скептик не усомнился бы в его
жизненной силе. Развившаяся после многолетних физических упражнений груд¬
ная клетка и крепкая шея внушали чувство спокойной уверенности. Сидя он казал¬
ся даже больше ростом. Впечатление крепкой витальной силы — вот общее мне¬
ние о Рузвельте накануне величайшего испытания его жизни.
184

Отмена эмбарго
На заседании кабинета министров Рузвельт сообщил о намерении созвать чрез¬
вычайную сессию конгресса с целью создать «отдушины» в эмбарго на продажу
оружия. После заседания кабинета для Рузвельта наступал час, который он очень
любил — час коктейля. Все поднимались в его личный кабинет на втором этаже,
самую любимую комнату в доме, с любимыми книгами книгами, любимыми моде¬
лями кораблей и картами. Именно здесь он читал, играл в покер, рассматривал кол¬
лекцию марок и размышлял над самыми важными проблемами.
Как уже говорилось, Рузвельт завел этот обычай, будучи губернатором Нью-
Йорка, с тех пор час коктейля был временем неформального обсуждения важней¬
ших проблем. Шкафы из красного дерева, кожаная софа и кресла. Президент лич¬
но смешивал напитки. И здесь его привлекало необычное: гостям приходилось удивляться
различным сочетаниям джина, рома, вермута и сока. На этот раз здесь были Гоп¬
кинс, Лихенд, Па Уотсон и приглашенная Элеонорой актриса Хелен Дуглас. Эле¬
онора Рузвельт прибыла из Нью-Йорка, но она не любила легковесную атмосфе¬
ру коктейля и не участвовала в нем. Рузвельт обратился к Гопкинсу: «Останься,
я чувствую себя одиноко». После смерти в 1936 году Луиса Хоува Рузвельт ис¬
пытывал нужду в откровенной беседе и сблизился с Гарри Гопкинсом. Их объеди¬
няло многое, в том числе чувство юмора, несомненное мужество, доверие друг к дру¬
гу. «Они подходили друг другу по темпераменту»,— пишет Ф.Перкинс. Гопкинс
интуитивно чувствовал, когда беседа должна быть серьезной, а когда можно рас¬
слабиться. Именно в этот полуденный час Рузвельт и Гопкинс определили стра¬
тегию страны на ближайшее время. Уже 2 сентября в донесении государственно¬
му секретарю Корделлу Хэллу о своих беседах с французскими министрами
Буллит указал на очевидность того, что в случае падения Польши Германия смо¬
жет атаковать Францию и Англию «с самыми большими шансами на успех». Аме¬
риканский посол в деталях извещал президента о проволочках и затруднениях
франко-англо-польского союза. «По физическим причинам» требовалось время для
сбора депутатов; ультиматум Лондона и Парижа Берлину вначале был рассчитан
на 48 часов ожидания ответа (а не на полчаса, как этого требовал польский посол).
Вечером 2 сентября польский посол во Франции, как и его коллега в Лондоне, не смог¬
ли добиться приема у глав двух союзных правительств.
★ ★ ★
Война в Европе разворачивалась во всем своем континентальном объеме.
Великобритания и Франция в силу договорных обязательств, данных Польше, объ¬
явили войну Германии. Гитлер выслушал перевод британского ультиматума и обер¬
нулся к Риббентропу, заверявшему, что Великобритания не выступит: «И что сей¬
час?» В наступившей тишине Геринг сказал: «Если мы проиграем эту войну, пусть
185

Бог поможет нам». Уведомляя Рузвельта о решении английского правительства, по¬
сол США в Великобритании добавил: «Это конец мира, это конец всему». Гит¬
лер, сев в полночный поезд, направляющийся на фронт, издал приказ своим вой¬
скам: «Настал решающий час, ибо эта битва определит судьбу германской нации
на следующую тысячу лет».
Вечером 3 сентября президент Рузвельт в очередной «беседе у камина» ска¬
зал стране, что не может, подобно президенту Вильсону в 1914 году, призвать стра¬
ну быть нейтральной как в делах, так и в мыслях. «Даже нейтрала невозможно про¬
сить блокировать свое сознание и свой разум. Даже нейтралы имеют право знать,
что происходит на самом деле, знать факты. Даже нейтрала нельзя просить пре¬
кратить мыслительный процесс или сознательное восприятие действительности...
Было бы легко для вас и для меня повести плечами и сказать, что конфликты за
тысячи миль от континентальных Соединенных Штатов не затрагивают серьезно
Америку и главное, что Штатам необходимо сделать — это игнорировать проис¬
ходящее и заниматься своим делом. Как бы страстно мы ни хотели отстоять от про¬
исходящего, мы все же вынуждены признать, что каждое слово, пробивающееся
в эфир, каждый корабль, пересекающий океан, каждая битва вдалеке касается аме¬
риканского будущего».
5 сентября он провозгласил нейтралитет США в начавшейся войне; 8 сентя¬
бря в стране было введено ограниченное чрезвычайное положение. Перспективы
дальнейшего развития событий оставались неясными. В самом начале конфликта
Рузвельт считал, что шансы у сторон равны. А если так, то помощь Соединенных
Штатов приобретала критическое значение.
В эти первые дни мировой войны французское министерство иностранных дел
просило американский госдепартамент лишь об одном: повлиять на Советский
Союз с целью дать гарантии незыблемости восточных границ Польши. С этой прось¬
бой генеральный секретарь французского министерства иностранных дел обратил¬
ся к послу Буллиту во второй половине дня 7 сентября 1939 года, когда танковые
соединения вермахта подходили к Варшаве и когда люфтваффе интенсивно бом¬
било мирные объекты на польской земле. Ввиду крайней пассивности Франции и Ве¬
ликобритании Польша была обречена. Буллит и французский премьер Даладье об¬
суждали возможную отрицательную реакцию американского общественного мнения
на бомбардировки Германии французской и английской авиацией, что, по словам
Даладье, удерживало его от этих «крайних» мер. «Шокирующая манера, в кото¬
рой Франция и Великобритания отказали в помощи Польше» (слова Буллита из
донесения в Вашингтон 17 сентября), показала всему миру истинную «солидарность»
трехсторонней коалиции. В специальном послании президенту и госсекретарю
20 сентября Буллит сообщает о перспективных военных планах французского ру¬
ководства. Во-первых, удар через «линию Зигфрида» потребовал бы резкого уве¬
личения военных припасов, что делает такое наступление невозможным ранее вес-
186

ны 1942 года; во-вторых, без помощи самолетами, орудиями и боеприпасами со сто¬
роны США военный конфликт не может быть решен в пользу новой Антанты.
Главное, в чем испытывали недостаток западные демократии, была сила во¬
ли. На фоне Чемберленов и Даладье Рузвельт стоял скалой, равной которой был
лишь Уинстон Черчилль, только что принявший под свое начало адмиралтейство.
США стали важным фактором мировой стратегии и косвенно положили на¬
чало своему участию в мировой войне. Относительно военных перспектив англо-
франко-польских союзников в госдепартаменте с первых дней царил откровенный
пессимизм. Помощник госсекретаря Берль и заведующий европейским отделом Моф¬
фат в своих мемуарах отмечают полное неверие в возможность обуздания Герма¬
нии силами «западных демократий». А. Берль склонялся к тому, чтобы обратить
все внимание на оборону атлантического побережья Америки, предоставив Фран¬
цию и Великобританию их собственной судьбе.
Американцы настраивали свои приемники на волну Варшавы, но полонезы Шо¬
пена звучали всего лишь несколько дней. Затем эфир заполнили звуки марша
«Германия превыше всего». Согласно планам германского генштаба, на завоевание
Польши отводился месяц. На самом деле оказалось достаточно одиннадцати дней.
Журнал «Тайм» 25 сентября 1939 года объяснял читателям: «В этой войне не бы¬
ло оккупации, это была война быстрого проникновения — блицкриг, молниенос¬
ная война».
Перед Рузвельтом встала задача определения позиции Америки в войне.
В журнале «Нэйшн» было напечатано: «Является ли администрация Рузвельта ней¬
тральной? Конечно же, нет. Есть ли возможность того, что Соединенные Штаты
останутся в стороне от мировой войны? Практически нет». На ближайшей пресс-
конференции Рузвельта спросили, каковы границы территориальных вод США.
Он ответил уклончиво: «До тех пределов, которых требуют интересы США». Ре¬
портер настаивал: «Доходят ли они до Рейна?» Президент рассмеялся: «Я гово¬
рил только о соленой воде».
Помимо Атлантического океана преградой между США и их европейскими
союзниками в этот критический период стал закон об эмбарго, и хотя президент
писал английскому премьеру Чемберлену о своей надежде «отменить закон об
эмбарго в будущем месяце», позиция США значительно ослабила военные воз¬
можности союзников. Законодательство о нейтралитете практически сделало бес¬
смысленным их преимущество в Атлантике; государственный секретарь Хэлл
признавал, что это — удар по Франции и Великобритании. Уже в начале сентяб¬
ря премьер-министр Даладье заявил Буллиту: «Для того чтобы выиграть эту вой¬
ну, мы должны располагать припасами разного вида из Соединенных Штатов. Не¬
которое время мы еще продержимся без этих припасов, но и Англия и мы, видимо,
не сумеем создать достаточный арсенал амуниции и самолетов, чтобы сделать на¬
ше наступление возможным». 20 сентября Буллит предупредил, что «каждый
187

знающий факты француз» убежден: если не отменить закон об эмбарго, «победа
Германии будет обеспечена».
Рузвельт начал закулисную борьбу за отмену закона об эмбарго. Он назвал
ошибкой принятие этого закона в 1935 году. «Я сожалею, что принял этот акт. Я
равным образом сожалею, что подписал этот акт». В сенате его рупором стал се¬
натор Бирнс. Одновременно в госдепартаменте Данн, Моффат и Сэвидж получи¬
ли задание разработать альтернативу изоляционизму. Обоснование политики пре¬
зидента было простым: «Если Британия и Франция выиграют войну, мы будем
в безопасности, если же победит Германия, существуют все доказательства того,
что нам придется воевать».
Складывается впечатление, что Рузвельт в период между сентябрем 1939 и ма¬
ем 1940 года, несмотря на всю обеспокоенность возникающей в Европе угрозой,
твердо верил в достаточность объединенных сил Франции и Великобритании для
сдерживания Германии. Он хотел выждать время и удержать страну от вмешатель¬
ства на этапе предполагаемого устойчивого равновесия.
В Вашингтон в это время поступали самые различные сообщения о планах Гер¬
мании. Согласно одному из закрытых докладов, который сложным путем попал в Оваль¬
ный кабинет президента, министр пропаганды рейха Геббельс рисовал такую пер¬
спективу: Германия, расправившись с Польшей в течение нескольких дней, затем
поразит Францию и Англию ударами с воздуха и в конечном счете сокрушит
мощь Соединенных Штатов посредством подрывных действий изнутри и давле¬
ния извне.
В мышлении президента преобладала идея равновесия двух коалиций, но об¬
наруживалась ее уязвимость. Сообщения из европейских столиц давали Рузвель¬
ту все меньше надежд в отношении сил западных союзников. Посол Кеннеди, опи¬
сывая состояние дел в Лондоне, рисовал английских политиков «погруженными
в депрессию настолько, что слова не могут этого передать». Через несколько дней
после начала боевых действий стало очевидным, что Польша не выдержит немец¬
кого натиска. Вставал вопрос о пересмотре нейтралистских актов середины 30-х
годов. Следовало учитывать, что Германия может захватить контроль над крупней¬
шей зоной капиталистического мира и Европа превратится во враждебный по от¬
ношению к Соединенным Штатам регион.
21 сентября Рузвельт созвал специальную сессию конгресса. Он попросил пред¬
ставителей обеих партий выработать новое законодательство, заявив, что сущест¬
вующие законы лишь помогают агрессорам и что американским судам должно
быть дано право перевоза грузов в Европу, т.е. право помощи воюющим странам.
В конкретной обстановке это означало, что Америка обязана помогать Великобри¬
тании и Франции. Более того, президент Рузвельт уже принял меры, чтобы гер¬
манские торговые суда в Соединенных Штатах и латиноамериканских портах бы¬
ли задержаны, он позволил начать вооружение англо-французских торговых
188

кораблей, прибывающих в порты Соединенных Штатов, поскольку им приходи¬
лось преодолевать часть океана, контролируемую германскими подводными лод¬
ками. Президент сделал проблемы войны и выработку позиции США в этом
конфликте своей ежедневной заботой.
Обстоятельства торопили Рузвельта. Вечером 30 сентября генеральный се¬
кретарь французского министерства иностранных дел Алексис Леже имел беседу
с послом Буллитом, о которой тот немедленно сообщил Рузвельту и Хэллу. «Де¬
ло проиграно — Франция одна... Британия не готова. Соединенные Штаты да¬
же не изменили акта о нейтралитете. Демократии снова опоздали.» Леже, дове¬
ренное лицо Даладье, говорил о возможном принятии условий Германии. Буллит
пишет, что в течение нескольких дней он избегал контактов с Даладье, ибо, пола¬
гал он, как американский посол, «не должен оказывать влияние на вопрос о при¬
нятии ужасного решения, перед которым сейчас стоит Франция».
При всей сложности ситуации напрашивается аналогия: США в конце сен¬
тября 1939 года вели себя по отношению к Франции так же, как последняя вела
себя по отношению к Польше в начале месяца. И если французский министр Бон¬
не избегал польского посла в ожидании вотума французских депутатов, то амери¬
канский посол избегал Даладье в ожидании решения американского конгресса от¬
носительно нейтралитета. В обоих случаях прикрытием бездействия служили
формальные предлоги.
«Странная война» на западном фронте была так противоположна ожидаемо¬
му ходу событий, что их воображаемое развитие обсуждалось американскими дип¬
ломатами в Европе столь же часто, как и оценка реальных действий. Осенью
1939 года посол Буллит, подчеркивая трудность ориентации в европейской обста¬
новке, писал: «Почти все может случиться. Никто не знает, что именно».
Странная война
В атмосфере неясности и парализовавшего франко-английских союзников
страха перед будущей инициативой вермахта, направления которой они не знали,
Париж и Лондон с молчаливого одобрения Вашингтона пытались переманить на
свою сторону итальянского диктатора. Каждое изменение в тоне дуче через дип¬
ломатические каналы поступало, часто через Париж, в Вашингтон, где, по-види-
мому, также считали, что позиция Италии является ключевой в расстановке сил в Ев¬
ропе. Немалое внимание в американских дипломатических контактах было уделено
оценке нового франко-англо-турецкого пакта.
Посол Буллит 17 октября 1939 года направил Рузвельту письмо с изложени¬
ем франко-британского соглашения по поводу создания в США единого центра по
закупке военных материалов, оборудования, самолетов, сырья, нефти, снаряжения
189

и продуктов питания. Эти экономические соглашения не были результатом толь¬
ко симпатий к союзным державам. В письме от 10 ноября Хэлл передает Булли¬
ту выраженную Рузвельтом заинтересованность американского правительства
в сделках обоюдного характера. Теперь закупки в США обусловливались эконо¬
мическими уступками французов и англичан. Возникшие коммерческие затрудне¬
ния перед лицом нацистской угрозы вызвали в Париже, по словам Буллита, «удив¬
ление и замешательство».
«Я чувствую, однако,— пишет Буллит в ноябре 1939 года,— что в ближай¬
шие примерно 12 месяцев Франция и Великобритания истощат свои ресурсы ино¬
странной валюты... Значительная часть германского правительства полагает, что
Германии не нужно наступать на западном фронте, потому что Франция и Вели¬
кобритания потерпят финансовое поражение... В настоящее время невозможно
утверждать, что немецкие расчеты неправильны». «Сверхконфиденциально» Бул¬
лит сообщил, что, по его сведениям, совместная англо-французская продукция
авиационной промышленности равняется приблизительно семи десятым немецко¬
го производства.
Весьма пространный ответ Хэлла был малоутешительным для англичан
и французов. Вместо запрашиваемых 10 тысяч самолетов в ближайшее время речь
шла о половине этого количества в предстоящие двенадцать месяцев, а быстрый
рост продукции отодвигался на 1941 год. Следовало подготовить легальные воз¬
можности ускорить помощь западным союзникам.
Закон, открывавший лазейку в актах об эмбарго, был выдвинут сенатором Пит-
меном 2 октября 1939 года. Не лишена интереса мотивировка этого «акта помо¬
щи демократиям»: «Условия, в которых находятся промышленность и трудящие¬
ся массы в стране, ныне столь тяжелы, что дальнейшее ограничение нашему
экспорту приведет к банкротству значительную часть нашей страны». В поддерж¬
ку отмены эмбарго выступило мощное лобби внутри и за пределами правительст¬
ва. С чрезвычайной энергией против эмбарго ратовал ставший впоследствии во¬
енным министром Генри Стимсон. В сенате за этот пересмотр проголосовали 63 против
30, а в палате представителей 243 против 181. Победили сторонники отмены эм¬
барго. Президент подписал билль Питмена 4 ноября 1939 года, «открыв этим но¬
вую главу в истории «свертывания» американского нейтралитета». Растущее
в США понимание того, что война не может не затронуть Америку и что страна
призывается историей к более действенным инициативам в Европе и Азии, изме¬
нило мнение решающего числа конгрессменов.
Пока закон «покупай и вези» не стеснял неистощенную еще казну Франции
и Великобритании, дело упиралось в тоннаж грузового флота этих стран. Провоз
стратегических товаров американскими судами во Францию был возможен лишь че¬
рез северную Испанию. Как пишут историки У. Лангер и Э. Глиссон, ответом на «стран¬
ную войну» на противоположном берегу океана был «странный нейтралитет».
190

Рузвельт стремился привлечь максимальное число сторонников. Так, 15 сен¬
тября он без огласки предложил главному прогерманскому агитатору в стране,
знаменитому пилоту Линдбергу, пост (специально созданный) министра военно-
воздушных сил, если он присоединится к курсу правительства. (Когда Линдберг
демонстративно отказался, Рузвельт сказал Гансу Моргентау: «Если я умру зав¬
тра, я хотел бы, чтобы вы знали мое мнение — я абсолютно убежден, что Линд¬
берг — нацист».) Президент пытался пригласить к сотрудничеству и экс-прези¬
дента Гувера, но тот тоже демонстративно отказался (после Пирл-Харбора Гувер
предложил свою помощь, но на этот раз промолчал Белый дом).
В Вашингтоне наблюдали за «странной войной» и взвешивали шансы. Сам¬
нер Уэллес освещает оценку ситуации в высших правительственных кругах: «По¬
ка гитлеризм сохранял свою силу, влиятельные элементы в финансовых и промы¬
шленных кругах полагали, что доминирование в Европе Гитлера и сохранение
Британского содружества наций будут находиться в неизбежном противоречии. Во Фран¬
ции политический хаос предшествующих шести лет все еще сохранялся в каждой
части французской национальной структуры... такое состояние дел давало мало на¬
дежд на реальное сопротивление Германии».
В этот период уникальной исторической паузы Рузвельт с его кругозором и пер¬
спективным видением приходит к выводу, что начинается процесс резких мировых
изменений. Он усматривает новые возможности для Америки, он явно хочет, что¬
бы в результате происходящих событий Соединенные Штаты заняли достойное их
место. Для ориентации в мировой обстановке в середине сентября Рузвельт пишет
премьер-министру Чемберлену: «Я был бы очень Вам обязан, если бы Вы лично
держали меня в курсе событий». Когда Черчилль стал первым лордом адмиралтей¬
ства, Рузвельт написал ему: «Я бы приветствовал, если бы Вы лично держали ме¬
ня в курсе всего, что Вам кажется важным». Черчилль ответил немедленно. Теперь
эта переписка приобретала критическую значимость.
Мы видим, как в мировой политике возникают две линии, которые серьезным
образом влияют на дальнейшее развитие американской дипломатии. С одной сто¬
роны, Берлин выказал уверенность в том, что Великобритания и Франция не бу¬
дут сражаться за Польшу и пойдут на компромисс в случае неучастия Соединен¬
ных Штатов в войне. Впрочем, Гитлер считал, что если даже Соединенные Штаты
и согласятся на активное сотрудничество с западными союзниками, то они не успе¬
ют задействовать свои производственные мощности, мобилизовать армию и придут
на поле битвы слишком поздно. С другой стороны, получает оформление вторая ли¬
ния — американская политика становится нацеленной на помощь англичанам
и французам в создании сильной базы военной промышленности внутри страны и на
постепенную подготовку к выходу в район мирового конфликта. Фактор времени
приобрел решающую значимость. Если Берлин полагал, что Вашингтон в любом слу¬
чае опоздает, то в Вашингтоне надеялись на то, что конфликт будет затяжным
191

(проводились всяческие аналогии с первой мировой войной), и рассчитывали разо¬
гнать маховик американской индустриальной машины именно к его кульминации.
С этого времени уже нельзя говорить, что главенствующим элементом дип¬
ломатии Рузвельта являлся поиск компромисса, образование такого международ¬
ного форума, где бы США либо председательствовали, либо оказывали решаю¬
щее воздействие. Поэтому, когда германское руководство обратилось в сентябре
и октябре к президенту Рузвельту с просьбой оказать посредничество в отноше¬
ниях Германии с Британией и Францией, Рузвельт, который сам еще недавно
предлагал подобное, дал отрицательный ответ. И на поступившее от американско¬
го посла в Англии Кеннеди предложение, чтобы «президент стал спасителем ми¬
ра», восстановив довоенные польские границы, Рузвельт ответил: «Народ Соеди¬
ненных Штатов не поддержит никакого шага к миру, предпринятого его
правительством, если он будет означать консолидацию и выживание режима, ос¬
нованного на насилии и агрессии». При этом президент осудил примиренцев в сво¬
ем окружении. Получив предупреждение Кеннеди о том, что дальнейшее продол¬
жение борьбы будет означать поражение Великобритании и «полный крах всего того,
на что мы надеемся и ради чего мы живем», Рузвельт пожаловался Моргентау: «Джо¬
зеф Кеннеди всегда был примирителем и всегда останется примирителем, он ста¬
новится препятствием на моем пути».
Следуя своей новой линии, Рузвельт в начале октября отверг предложение Бер¬
лина, а затем и бельгийского правительства выступить с инициативой проведения
мирных переговоров. Он уже с чрезвычайным подозрением относился к маневрам
нацистской дипломатии. Так, 7 октября, когда Гитлер объявил, что ни союзники, ни Гер¬
мания ничего не получат от продолжения борьбы, Рузвельт сказал своему секрета¬
рю Макинтайру, что «никогда не пойдет на переговоры с Гитлером и Муссолини».
А12 октября, получив сообщение У. Дэвиса о желании Геринга приехать в Амери¬
ку для встречи с президентом, который «мог бы восстановить мир в Европе», Руз¬
вельт ответил, что будет рассматривать лишь официальные предложения Берлина,
а возможностью закулисных переговоров всерьез заниматься не будет. И напрас¬
но король бельгийский Леопольд писал президенту, что он «единственный человек
в мире», который может предотвратить перерастание конфликта в «необратимую,
горестную, долгую и ужасную войну», это уже никак не действовало на Рузвель¬
та. Он ответил, что американские усилия по европейскому урегулированию могут
начаться лишь в том случае, если возникнет перспектива реального мира.
Образование в конце 1939 года англо-французской закупочной комиссии
позволило расширить продажу военной техники, сделанной в США для против¬
ников Германии. Американское военное производство в 1939—1940 годах увели¬
чилось значительно благодаря инвестициям Франции и Великобритании. Не без
этой существенной помощи американцы сумели в первой половине года с начала
войны увеличить выпуск самолетов в четыре раза.
192

Осенью 1939 года и в последующее время «странной войны» Рузвельт все бо¬
лее проникался чувством, что его прежние расчеты возможности равновесия и дол¬
гого германского и англо-французского противостояния основаны на неверных
оценках. В последние месяцы 1939 года его послы во Франции и Великобритании
докладывали, что западные демократические страны на этот раз не смогут сдержать
немцев. Особенно большое впечатление производило тогда на Рузвельта превосход¬
ство Германии в воздухе. У. Буллит, посол в Париже, 18 октября 1939 года писал:
«Существует огромная опасность того, что германские воздушные силы будут спо¬
собны победить в этой войне прежде, чем мы сможем начать широкомасштабное про¬
изводство самолетов на наших заводах». А посол в Лондоне Дж. Кеннеди сообщал
президенту 3 ноября, что в английских правящих кругах возникают опасения эко¬
номического, финансового, социального, политического истощения страны, если вой¬
на продлится долгое время. В декабре этого же года Буллит отмечал, что если Со¬
единенные Штаты не предоставят союзникам на протяжении 1940 года минимум
10 тысяч самолетов, то Великобритания и Франция обречены на поражение. Еще
более пессимистическими были предсказания Кеннеди, полагавшего, что теперь в лю¬
бом случае Германии удастся превзойти англо-французских союзников как на поле
битвы, так и в экономическом соревновании. Кеннеди считал, что еще год войны пре¬
вратит всю Европу в экономические руины и сделает «готовой для прихода комму¬
низма или для каких-либо других радикальных перемен в социальном порядке».
В речах и записях Франклина Рузвельта начиная с ноября—декабря 1939 го¬
да звучат мрачные ноты. Он уже считает возможным поражение Великобритании
и Франции и думает о том, что это будет означать для Соединенных Штатов. В од¬
ном из вариантов своей речи в ноябре 1939 года Рузвельт пишет: «Если Франция
и Великобритании будут сокрушены, наступит черед Соединенных Штатов. Но по¬
бедоносные диктаторы должны знать, что для захвата какой-либо части американ¬
ского континента им нужно победить еще в одной первоклассной по интенсивно¬
сти войне». Рузвельта страшили и невоенные аспекты возможной немецкой победы.
Он размышляет о том, что возобладание Германии нанесет удар по внешней тор¬
говле Соединенных Штатов, которая «встретит конкуренцию всей находящейся под
доминированием диктаторов Европы и системы ее колоний во всех частях света».
Здесь же Рузвельт указывает, что американский континент от Аляски до мыса Горн
должен находиться в рамках единой военной системы. Мрачные предчувствия
овладели президентом, и только боязнь оттолкнуть избирателей в ходе предвыбор¬
ной кампании 1940 года заставила его спрятать эту речь.
В ноябре 1939 года Рузвельт (неожиданно для американского внешнеполити¬
ческого мышления) говорит об американском участии в создании нового послевоен¬
ного мира. В интервью, данном чикагскому издателю Фрэнку Максу, президент ска¬
зал следующее: германская победа будет иметь своим результатом хаос в Европе и «она
приведет к возможности американского участия в оформлении послевоенного мира».
193

Публичное выражение Рузвельтом обеспокоенности складывающейся в ми¬
ре ситуацией, в которой Америке грозит вступление в войну с небольшими шан¬
сами на победу, мы находим в его послании «О положении страны» от 3 января 1940 го¬
да: «Становится все ясней, что в будущем этот мир станет более жалким, более опасным
местом для жизни, даже для жизни американцев, если он будет находиться под кон¬
тролем немногих».
В новом окружении, обозревая мир, вступивший в войну, президент Рузвельт
принял решение, которое имело исключительное значение для будущего. Разуме¬
ется, в то время он не мог представить себе значимости ядерного оружия. Но он
сумел задать вопрос: возможны ли теоретически атомные бомбы, а если да, то нель¬
зя ли их использовать в надвигающейся войне. Уже в октябре 1939 года (второй
месяц мировой войны) президент ставит перед своим окружением проблему воен¬
ного применения ядерной энергии. В феврале 1940 года Рузвельт санкционировал
встречу ученых-экспертов и членов Комитета по урану. Речь впервые зашла о кон¬
кретных разработках. Колумбийский университет получил деньги для эксперимен¬
тов с ураном и графитовыми стержнями. США сделали первый шаг.
Теперь поиск путей создания атомного оружия находился в ведении Наци¬
онального комитета оборонных исследований. Работу над ядерным проектом воз¬
главил пятидесятилетний В. Буш — внук капитана китобоя и сын протестантско¬
го священника. Еще год назад он являлся президентом фонда Карнеги, связанного
с финансированием научных разработок. Рузвельт посчитал, что Буш сумеет
проявить расторопность и настойчивость. При всей занятости Рузвельт находил
время для знакомства с волнующим миром научных исследований. Советник
Сакс информировал его о наиболее перспективных экспериментах. В марте
1940 года Сакс сообщил президенту о неподтвержденных сведениях, согласно ко¬
торым немцы интенсифицировали свою программу ядерных исследований. Руз¬
вельт был и в курсе того, как идут дела в лабораториях Колумбийского универ¬
ситета. Разработки там велись неспешно вплоть до вступления США в мировую
войну. Это объяснялось во многом «фантастичностью» перспектив создания ору¬
жия нового принципа действия. Английские физики, находившиеся в гораздо бо¬
лее драматической ситуации — перед лицом контролируемого Германией конти¬
нента, также не продвинулись далеко в тяжелом для Англии 1940 году.
Но американцы располагали более солидными материальными ресурсами. Аме¬
риканские специалисты получили для экспериментов над ураном-235 кредиты в 100 ты¬
сяч долларов.
★ ★ ★
Тем временем в Европе продолжалась «странная война». Французская и гер¬
манская армии стояли друг против друга, и в январе 1940 года у Рузвельта, убеж-
194

денного своими дипломатами в реальности победы Германии, родились идеи отно¬
сительно возможности примирения противников. То, что вермахт пока не предпри¬
нимал активных действий, пробуждало у президента некоторые надежды. Он по¬
нимал, что шансы на достижение дипломатического успеха равны примерно «одному
из тысячи» и для осуществления задуманной операции по примирению необходи¬
ма «помощь святого духа». Но все же Рузвельт, ненавидевший бездействие, стал
склоняться к тому, что в данных обстоятельствах имеет смысл предпринять новые
усилия. Его слишком страшила перспектива остаться один на один с возглавляе¬
мой Германией Европой, оказаться изолированным в западном полушарии. В со¬
ответствии с этой линией рассуждения Рузвельт предпринял три мирные иници¬
ативы.
Первая была связана с представителями американского бизнеса, и прежде все¬
го с Джеймсом Муни, президентом заграничных филиалов «Дженерал моторе»,
имевшим тесные контакты в германских деловых кругах. Рузвельт попросил Му¬
ни связаться со своими знакомыми в Берлине и узнать, нет ли какого-либо «чест¬
ного и равноправного решения» современных мировых проблем, не видят ли в Бер¬
лине хотя бы гипотетическую возможность подобного решения. Муни было
поручено сказать германским вождям, что у президента США нет готовых схем
«мирового доминирования» и что он «не пытается встать между ведущими войну
силами». Но если в Германии все же рассматривают планы некоего мирного реше¬
ния, то тогда президент США готов служить посредником, готов помочь «умень¬
шить и взаимопримирить» противоречия двух воюющих сторон. При посредниче¬
стве юридического представителя заводов «Дженерал моторе» в Гессе (Германия)
Муни встречался с Германом Герингом, который просил его побудить американское
правительство выступить с идеей организаций переговоров между находящимися
в состоянии войны сторонами где-нибудь на нейтральной территории.
Вторая инициатива Рузвельта в эти критические месяцы была связана с пред¬
ложением, посланным главам 46 нейтральных стран, рассмотреть возможность об¬
мена мнениями по поводу того мира, в котором им предстоит жить по окончании
текущего конфликта. В этом послании президент США утверждал, что «нейтра¬
лы имеют собственный интерес в исходе нынешней войны» и что их организация
могла бы обеспечить условия посредничества и установления мира, где они обла¬
дали бы «равными со всеми прочими мировыми силами правами».
Третья и главная инициатива Рузвельта — посылка заместителя государст¬
венного секретаря С. Уэллеса в четыре противоборствующие столицы — Рим, Бер¬
лин, Париж и Лондон, чтобы «узнать взгляды четырех правительств по поводу воз¬
можности заключения справедливого и постоянного мира». Рузвельт и близкий к нему
Уэллес не питали иллюзий в отношении миролюбия нацистской Германии, и все же,
как напишет впоследствии С. Уэллес, «только одно обстоятельство могло удержать
Гитлера от его устремлений: твердая уверенность в том, что мощь Соединенных Шта-
195

тов может быть направлена против него». С. Уэллес встретил значительные слож¬
ности уже в первой столице — в Риме. Во время беседы Муссолини был «стати¬
чен» и двигался, по словам Уэллеса, с «грацией слона. Каждый шаг казался огром¬
ным усилием. В течение нашего длительного разговора он держал свои глаза
закрытыми большую часть времени и открывал их лишь тогда, когда хотел подчерк¬
нуть значимость высказываемой им мысли».
Вполне понятно, что итальянский диктатор, связанный с Германией тес¬
ными узами, не мог ощущать свободу маневра в общении с представителем Руз¬
вельта. На Уэллеса встреча с Муссолини произвела гнетущее впечатление. Он по¬
нял, что из Вашингтона картина видится более радужной, чем реальное положение
дел в Европе. Муссолини и князь Галеаццо Чиано в беседе 26 февраля 1940 года
выразили убеждение, что мирные переговоры возможны при двух условиях. Во-
первых, Германия удовлетворит свои жизненные интересы в Центральной Евро¬
пе. Во-вторых, Италия освободится от ограничений в Средиземноморье.
Если бы Рузвельт знал о секретной директиве, изданной Гитлером к началу
переговоров с посланцем американского президента, у него, наверно, убавился бы
первоначальный энтузиазм. В ней говорилось, что у заместителя государственно¬
го секретаря не должно остаться «ни малейшего сомнения в том, что Германия пол¬
на решимости завершить эту войну победоносно». В Берлине постарались довес¬
ти эту идею до президента. Риббентроп, собственно, не стремился узнать, с чем
приехал посланник Рузвельта в Европу. В течение двухчасового монолога Риббен¬
тропа его глаза, отмечает Уэллес, «были постоянно закрыты на манер дельфийско¬
го оракула... Редко я встречал людей, которые мне нравились бы меньше». Вывод
С. Уэллеса был таков: надежда на достижение соглашения с Германией, на прими¬
рение англичан и французов с немцами чрезвычайно мала. Встречи Уэллеса в Па¬
риже также свидетельствовали о сложности примирения. Во Франции царил дух
пораженчества. «Лишь в немногих местах я мог получить впечатление надежды,
решимости, мужества.» Описывая беседу с главой французского государства Ле¬
бреном, Уэллес упоминает 69-летний возраст президента Франции, говорит о ба¬
нальном характере сообщенной им истории франко-германских отношений, выска¬
зывает сомнение в точности излагаемых президентом сведений и подчеркивает, что
Лебрен не смог вспомнить ни одной личности на многочисленных портретах, ук¬
рашавших стены Елисейского дворца.
Премьер-министр Даладье сообщил о готовности Франции «поделиться»
с Италией в Сомали, Тунисе и Суэце. «Чтобы добиться мирного решения,— за¬
явил Даладье,— имеется лишь одно средство: великая нейтральная страна Соеди¬
ненные Штаты должна взять на себя ответственность за переговоры и организо¬
вать международна воздушные силы для полицейских целей». Уэллес ответил, что
США не возьмут на себя обязательств подобного характера, означающие потен¬
циальную возможность американского военного вовлечения. Правящий класс бур-
196

жуазной Франции мечтал еще об одном Мюнхене, но видел его осуществление толь¬
ко в том случае, если гарантом выступят Соединенные Штаты.
В Лондоне, где заканчивался визит Уэллеса, еще меньше верили в возмож¬
ность реальных переговоров с германским руководством. Здесь готовились к ре¬
шению конфликта вооруженным путем. Уэллеса поразило то, что в Париже и Лон¬
доне правительства, как и население, пребывали в некоем сомнамбулическом
состоянии. С явным удивлением Уэллес пишет президенту, что Париж «живет нор¬
мальной жизнью», движение в городе не прерывается ни на минуту, запасы про¬
довольствия кажутся большими и повсюду можно выпить шампанского в качест¬
ве аперитива. В Лондоне теплым весенним днем (было воскресенье) жители
вышли в парки, и ничто, кроме мелькавших униформ, не напоминало о войне.
Уэллес пришел к мысли, что англичане и французы не до конца понимают степень
угрозы, нависшей над ними. Общий итог миссии Уэллеса, сформулированный им
в конце марта 1940 года, таков: «Не существует ни малейших шансов успешного
ведения переговоров между противостоящими сторонами».
Арсенал демократий
Выводы посланца президента получили подтверждение в апреле 1940 года,
когда германские войска вступили в Данию и Норвегию. На сей раз Рузвельт по¬
старался не откладывать объяснение американскому народу значения нового по¬
ворота событий: «Происшедшее заставит многих американцев думать о потенци¬
альных возможностях этой войны». Примерно через неделю (15 апреля 1940 года)
он высказался еще более определенно: «Мы знаем, что происходящее в Старом све¬
те прямо и непосредственно касается благополучия Нового света».
Беседуя в американском обществе издателей с руководителями важнейших ин¬
формационных органов в стране, президент говорил о возможности немецкого
вторжения в западное полушарие. Он осознавал не только смещение силовой оси
в мире, но и растущую опасность для собственно американской территории. Ход
его рассуждений становился все более конкретным. Ведь именно в эти дни нуж¬
но было решать, что делать с Гренландией и Исландией — владениями оккупиро¬
ванной Германией Дании. С точки зрения Рузвельта, если бы англичане или канад¬
цы оккупировали их, то тем самым они создали бы нежелательный прецедент, который
могли бы использовать японцы, захватив голландскую Восточную Индию (если бы
Германия оккупировала Голландию). Поэтому Рузвельт приказал предоставить жи¬
телям Гренландии экономическую помощь. Тем самым был сделан важный шаг на
пути к созданию американских баз на этих двух территориях.
В марте 1940 года Париж и Лондон наконец созрели до понимания своей во¬
енной неподготовленности. Американская промышленность получила огромный за-
197

каз: 5 тысяч фюзеляжей новых самолетов и 10 тысяч авиационных моторов. Ког¬
да генерал Арнольд воспротивился, Рузвельт пригрозил «выслать его из Вашинг¬
тона». Ближайшему окружению Рузвельт говорил: «Давайте будем честны перед
собой. Эти иностранные заказы означают процветание нашей страны, демократи¬
ческая партия не сможет победить на выборах, если не обеспечит процветания». Впер¬
вые Рузвельт ясно определил военную конъюнктуру как способ расправиться,
наконец, с Великой депрессией.
Следует внимательно понаблюдать за поведением президента на протяжении
апреля, этого столь важного периода в европейской борьбе. Еще не был ясен ис¬
ход высадки немцев в Норвегии, а Рузвельт уже отказался выступить (как того хо¬
тел на сей раз Ватикан) в качестве примирителя, обратиться к Муссолини за по¬
средничеством.
В дни между захватом Гитлером Дании и Норвегии и кампанией на западе дип¬
ломатический фронт переместился на юг, в Италию. Премьер Рейно сделал послед¬
нюю, пожалуй, попытку расстроить итало-германский союз. В беседе с послом Бул¬
литом (телеграмма Рузвельту от 24 апреля) он сказал, что Муссолини знает
о согласии Франции пойти на уступки в Сомали, в вопросах о Суэце и Тунисе, но он
считает это недостаточным: Гитлер нарисовал ему перспективу обладания всеми фран¬
цузскими и английскими владениями в Средиземном море, а также частью Юго¬
славии.
Во многом под впечатлением предчувствий французов и их давления прези¬
дент Рузвельт обратился к Муссолини с предостережением, что «расширение
сферы военных действий поведет к явлениям с далеко идущими последствиями».
Он приказал министру финансов Моргентау предотвратить изъятие итальянских
фондов из Соединенных Штатов. Затем Рузвельт направил Муссолини секрет¬
ное послание. Мучительно размышляя, как лучше выразить скрытую угрозу ита¬
льянскому дуче, президент попросил своего посла в Риме Филипса не давать
Муссолини печатного текста, а изложить идеи, заключенные в нем, устно. В этом
послании президента содержалась определенная угроза Италии в том случае, если
она полностью свяжет свою судьбу с германским рейхом. «Дальнейшее расшире¬
ние зоны конфликта будет по необходимости иметь далеко идущие и непредсказу¬
емые последствия не только в Европе, но и на Ближнем Востоке, в Африке и во всех
трех Америках. Ни один человек не может сегодня предсказать с определенностью,
каким будет это расширение зоны конфликта, каковы будут его конечные резуль¬
таты или какие нации, сколь ни полными решимости они были бы сегодня отстоять
от конфликта, могли найти для себя необходимым ради самообороны вступить
в войну». Рузвельт, пожалуй, впервые дал понять, что Америка не останется в сто¬
роне, если конфликт примет глобальные масштабы.
Накануне решающих событий американские военные специалисты предста¬
вили свой прогноз развития действий в Западной Европе. Хотя американские
198

стратега считали поражение Франции и ее островного союзника возможным, они
рассматривали такую возможность как отдаленную. Пентагон «не был подготов¬
лен» к победе немцев на Западе. В целом первые серьезные опасения возникли в аме¬
риканской столице после германской оккупации Норвегии. И лишь по мере того
как начало увеличиваться число признаков германской угрозы Бельгии и Голлан¬
дии, президент Рузвельт потребовал от военного министерства оценки ситуации и со¬
стояния обороны страны.
Буллит, по совету французов, предложил американскому правительству про¬
дать по меньшей мере шесть миноносцев какой-нибудь из нейтральных стран Ла¬
тинской Америки с тем, чтобы они были тотчас перепроданы Франции. Прёзидент
отверг этот план. В Вашингтоне, делится воспоминаниями Уэллес, росло удивле¬
ние по поводу европейской «странной войны», но беспокойство еще не встало
в повестку дня. Исключение составлял Белый дом и его окружение, небольшая часть
конгресса и прессы. Неоспоримо, что общая самоуспокоенность сознательно куль¬
тивировалась для более «мягкого» отхода от нейтралитета. Последовавшие собы¬
тия имели для большинства американцев головокружительный эффект. «До тех пор,
пока мы живы, эти недели мая и июня будут представляться нам кошмаром разо¬
чарования»,— пишет Уэллес.
★ ★ ★
Рузвельту необходимо было принять решение о баллотировании на третий срок —
большое нарушение политической традиции. С одной стороны, сбросив с себя
груз ответственности, он мог заняться публичной библиотекой в Гайд-Парке, от¬
даться радостям жизни. С другой стороны, политический вирус в нем был неис¬
требим, участие в колоссальных событиях завораживало его. Его сын Джеймс го¬
ворил, что в начале 1940 года отец пришел к выводу о необходимости выдвижения
на третий срок. Судя по всему, окончательное решение еще не было принято. Так,
27 января 1940 года Рузвельт заключил контракт на написание мемуаров за гоно¬
рар, равнявшийся годовой зарплате президента — 75 тысячам долларов. Но оп¬
росы общественного мнения говорили, что американцы благожелательно относят¬
ся к его выдвижению на третий срок.
Поток событий упростил некоторые решения. Вечером 9 мая 1940 года
Рузвельт сидел в своем любимом кабинете на втором этаже, когда раздался те¬
лефонный звонок от посла в Брюсселе Джона Кудахи: немецкая армия одновре¬
менно атаковала Францию, Бельгию, Голландию и Люксембург. В полночь при¬
был пресс-секретарь Стивен Эрли. Он уже знал детали. Немцы бомбили Брюссель,
Амстердам и Роттердам. «Странная война» окончилась, превратившись в миро¬
вую.
Услышав сообщения из Европы, Рузвельт позвонил министру финансов Мор-
гентау и приказал заморозить все активы Бельгии, Голландии и Люксембурга. Связь
199

с западноевропейскими столицами была затруднена, и в два сорок ночи Рузвельт
отправился спать. Рузвельт был президентом США уже семь лет и перенес нема¬
ло кризисов. Этот он воспринимал со спокойной решимостью.
Ранним утром 10 мая, когда проснувшийся президент позвал слугу, тот был
уже наготове. Последующие часы — завтрак в постели и свежие газеты. На этот
раз газеты решительно отстали от бурного потока событий. В спальню зашли Стив
Эрли и Па Уотсон, чтобы согласовать расписание экстренного дня. На десять тридцать
назначили совещание с руководителями армии и флота, с госсекретарем, минис¬
тром финансов и министром юстиции. После ленча — встреча с прессой (ведь бы¬
ла пятница, и президенту не хотелось нарушать обычай встреч с журналистами).
Пресс-конференцию перенесли на час позже, вечернюю речь (на Панамерикан¬
ском научном конгрессе) следовало переписать. Президент вызвал слугу, чтобы
одеться.
В половине одиннадцатого слуга Крим ввез кресло с президентом, охраняе¬
мым группой телохранителей, в Овальный кабинет. По пути он по обыкновению
заглянул к своему секретарю Мисси Лихенд и помахал ей рукой. В строгом каби¬
нете с белыми стенами его уже ждали. Из всех присутствующих генерал Маршалл
лучше других знал, сколь слаба находившаяся двадцать лет в состоянии летарги¬
ческого сна американская армия. Германия начала наступление на своем западном
фронте силами 136 дивизий. В армии США их было пять. В стране фактически
не было военной промышленности. Государство, производившее больше всех в ми¬
ре автомобилей, не знало, как наладить производство танков. Присутствующих оз¬
накомили с депешей из Лондона. Посол Джозеф Кеннеди сообщал, что англича¬
не отменили так называемые «каникулы белого солнца» — продолжительный
уик-энд, делавший горожан загорелыми вплоть до августовских отпусков. «Это убе¬
дительное доказательство того,— писал Кеннеди,— что ситуация действительно
серьезна». Рузвельт приказал представить наметки военного роста страны, создать
реестр необходимого.
Отпустив высших чиновников, Рузвельт, вернувшись за свой стол, приказал
впустить представителей прессы. В первый ряд сели фавориты: Д. Корнел из
«Ассошиэйтед пресс», М.Смит из «Юнайтед пресс», Дж.Дурно из «Интер¬
нешнл ньюс сервис». Непосредственно за ними сидели корреспонденты «Нью-Йорк
тайме» и «Вашингтон пост». Рузвельт располагался на этой самой большой сво¬
ей пресс-конференции спиной к окнам, выходящим в розовый сад. «Надеюсь, что
вы спали сегодня больше, чем я»,— была его первая фраза. Президент вел бесе¬
ду так, чтобы журналисты не прижали его к стенке вопросом, какова будет реак¬
ция Америки. Он сам еще твердо не знал. Кто-то спросил его, о чем он сегодня бу¬
дет говорить по радио. «Откуда я могу знать, ведь я еще не приступил к речи.»
В два пополудни президент собрал кабинет министров. На заседании лиди¬
ровал лучший друг президента, ныне министр торговли Гарри Гопкинс (врачи
200

предрекали ему несколько недель жизни, но он довел этот срок до пяти лет). Гоп¬
кинс утверждал, что главный предмет дефицита в стране — резина. Этот вопрос
становился тем более важным, что неизбежное падение Нидерландов перекрыва¬
ло дорогу в голландскую Ист-Индию.
По ходу заседания пришло сообщение, что Чемберлен покидает пост премьер-
министра, открывая дорогу Уинстону Черчиллю, сыну лорда и члену парламента
с 1900 года. Рузвельт оживился: «Черчилль — это лучший человек, которого име¬
ет Англия». Их объединяла взаимная симпатия. На протяжении многих лет Чер¬
чилль аплодировал «доблестным усилиям» Рузвельта вытянуть страну из депрес¬
сии, а Рузвельт внимательно слушал бесподобные речи Черчилля,
предупреждающего свою страну о нацистской опасности.
После ужина Рузвельт отправился произносить речь. Он знал, что каждый
ее оттенок будет обсуждаться в стране и мире, а Гопкинс ушел в комнату на вто¬
ром этаже, где провел не только эту ночь, но еще три с половиной года, оставшись
жить в Белом доме. Рузвельт выступил в этот вечер в Конститьюшен-Холле:
«Я — пацифист... но если это будет необходимо, мы всеми силами защитим нашу
культуру, нашу американскую свободу и нашу цивилизацию». По возвращении его
ждал звонок из Лондона. Черчилль принял предложение сформировать правитель¬
ство. Их беседа имела долгое, долгое продолжение.
★ ★ ★
Итак, 10 мая германская армия вторглась в Голландию и Бельгию. Вышедшие
им навстречу французские силы, как и армии двух названных стран, были рассе¬
чены моторизованными частями вермахта и вскоре на севере оказались в отчаян¬
ном положении. Скорость продвижения немецких танковых дивизий потрясла
всех, в том числе американских штабных генералов. Фландрия не стала для фран¬
цузских войск благоприятным полем битвы (французский правый фланг был за¬
щищен Арденнами и «линией Мажино»), а превратилась в «мешок», куда попа¬
ли ударные силы Франции. В течение четырех дней Голландия и значительная часть
Бельгии были оккупированы.
Для Рузвельта стало важнейшей задачей предотвратить вступление в войну
Италии, которое, конечно же, укрепило бы германские позиции и создало бы, по
крайней мере для Франции на ее юге и для Англии на ее ближневосточных ком¬
муникациях, новый фронт. Рузвельт был чрезвычайно красноречив в своем посла¬
нии Муссолини. «Вы, кого великий итальянский народ призвал стать своим лиде¬
ром, держите в руках нити этой войны, которые могут протянуться к 200 миллионам
человеческих жизней Средиземноморья,... как реалист, Вы должны признать, что
если эта война распространится на весь мир, то она выйдет из-под контроля глав
государств и ни один человек, не важно, насколько велики его возможности, не мо¬
жет предсказать результатов этого конфликта ни для себя, ни для своего народа.»
201

Красноречие Рузвельта не могло иметь результатов. Ведь Муссолини уже обещал
Гитлеру начать войну в течение месяца.
Именно в день наступления немцев — 10 мая 1940 года — на стол президен¬
та поступили сведения о том, чем располагают Соединенные Штаты в военной об¬
ласти. Военное министерство докладывало, что общая численность армии США
80 тысяч человек, а на складах находится оружие примерно для 500 тысяч чело¬
век. Сравнение с армиями Европы было не в пользу США. Численность герман¬
ских войск на западном фронте превышала 2 миллиона человек, и 140 дивизий вы¬
глядели, конечно же, гораздо внушительней, чем 5 американских дивизий. Когда
через неделю после начала боевых действий стало ясно, что Германия добивается
больших успехов, президент Рузвельт затребовал от конгресса 1 миллиард 180 мил¬
лионов долларов на дополнительные военные расходы.
Эрозия нейтралитета
В эти майские дня английским премьером становится Уинстон Черчилль. Он
обещает своему народу лишь «кровь, труд, слезы и пот» — программу долгой и упор¬
ной борьбы. В мае 1940 года под впечатлением грозных событий в Европе в США
был создан влиятельный Комитет защиты Америки путем помощи союзникам
под председательством Уильяма Аллена Уайта. Он обнаружил в США запасы во¬
енного снаряжения, подходящего союзникам. Проблема заключалась в том, как пе¬
редать его западным союзникам. Военный министр Вудринг считал, что это мож¬
но сделать, продав нейтральному государству и после перепродав французам
и англичанам, но только в том случае, если американский начальник штаба опре¬
делит данное оружие как безусловно избыточное. Генерал Маршалл на этот счет
заметил, что подобное он мог бы сделать, «только придя из церкви», полагал, что
в критический момент битвы на Западе нельзя ослаблять американские силы.
В военном министерстве Франции, на улице-Сен-Доминик, посол присутст¬
вовал при телефонном разговоре Даладье с генералиссимусом Гамеленом. 15 мая
в 19.45 немецкие танковые колонны прорвали фронт и начали обходной маневр. «Итак,
французская армия обречена?» — «Да, французская армия обречена». Черчилль
в этот день писал Рузвельту: «Сцена потемнела быстро».
Французские официальные лица от сменившего Даладье премьера Рейно
и ниже просили ускорить сборку и отправку во Францию всех годных к боевым дей¬
ствиям самолетов. Все обращения шли непосредственно к Рузвельту, ординарные
дипломатические каналы были отставлены, глава французского правительства
лично просил американского президента о каждом авиационном подразделении. 15 мая
Уильям Буллит сообщил в Вашингтон, что, «если Бог не подарит такого же чуда,
как битва на Марне, французская армия будет разбита совершенно».
202

В мае 1940 года Рузвельт приходит к следующему выводу: прежняя защит¬
ная функция океанов начинает терять для Америки свою значимость. В своем по¬
слании конгрессу от 16 мая он сделал наибольший упор на опасность со стороны
военно-воздушных сил. Президент указал, что с созданием боевых высокоскоро¬
стных самолетов (300—400 и более километров в час) ослабляется функция оке¬
анов как «адекватного оборонительного барьера». В решающем классе современ¬
ных вооружений — военно-воздушных силах — у Соединенных Штатов
насчитывалось только 160 истребителей и 52 тяжелых бомбардировщика. В стра¬
не лишь 250 пилотов, способных сесть в истребители.
В час дня 16 мая 1940 года Рузвельт обратился к объединенной сессии кон¬
гресса. Несмотря на невероятный ливень зал палаты представителей был пере¬
полнен. Рузвельт появился с тростью в правой руке, левой держась за локоть те¬
лохранителя. Национальное единство сказалось в овации обеих партий. Сидевшие
ближе отметили отсутствие привычной улыбки на лице президента. Нервное
напряжение было очевидным: мускулы на лице напряглись, пальцы, державши¬
еся за трибуну, побелели. «Мы живем в роковые дни, когда шокирующе быст¬
рое развитие событий заставляет каждую нейтральную нацию смотреть на свою
оборону в свете новых факторов... Прежняя система обороны недостаточна,
и ни один вид нападения не является слишком фантастическим, чтобы его игно¬
рировать.»
Президент запросил средства для создания полумиллионной армии и закуп¬
ки оружия. Совершенно неожиданно для присутствующих он поставил целью про¬
изводство 50 тысяч самолетов в год, что многократно превосходило показатели
Германии. Это означало десятикратное увеличение тогдашнего американского уров¬
ня. Как пишет военный историк Ирвинг Холли, «большая круглая цифра пре¬
зидента явилась психологической целью; это было сделано ради того, чтобы
сместить фокус, заставить военных и промышленных планировщиков думать
масштабно». Стеттиниус: «Как и всякая невозможная цель, эта цифра воспла¬
менила воображение американцев». Это очень характерно для Рузвельта —
ставить грандиозные цели. Он придавал значимость пафосу, понимал роль по¬
литического руководства как обязанного возбуждать эмоции, обязанного назы¬
вать те цели, которые поражают воображение. Поставленная отметка — 50 ты¬
сяч военных самолетов в год — была фантастической для того времени, как, впрочем,
и для нашего.
Чем Рузвельт объясняет необходимость такого резкого рывка именно в авиа¬
ционном строительстве? Тем, что одна из воюющих сторон имеет абсолютное пре¬
восходство в воздухе, и это является настораживающим фактором. Ясно, что речь
идет об авиации нацистской Германии.
Члены палаты представителей и сената стоя приветствовали слова президен¬
та. Рузвельт завершил свое выступление так: «Некоторые говорят, что демокра-
203

тическая форма правления не способна соперничать с техникой управления, создан¬
ной в последние годы некоторыми странами, которые отрицают свободу, которую
мы считаем столь важной для нашего образа жизни. Я отвергаю такой подход... Что¬
бы совладать с нынешним кризисом, требуется твердость моральной и физической
ткани общества, а это как раз характеристики свободного народа, приверженного
установлениям, которые он создал сам». Так Америка приняла вызов Германии в мо¬
мент ее высшего триумфа.
★ ★ ★
18 мая премьер Рейно через министерство иностранных дел уведомил посла
Буллита о своем намерении просить президента Соединенных Штатов добиться
от конгресса объявления войны Германии. Инициатива Рейно была бесполезной из-
за официального нейтралитета США, поддерживаемого изоляционистским кон¬
грессом. Вечером того же дня Рейно просил, чтобы Белый дом хотя бы выступил
с публичным заявлением о том, что поражение Франции и Великобритании затро¬
нет жизненно важные интересы США. Рейно считал, что такое заявление окажет
сдерживающее воздействие на Италию. Французское правительство три дня на¬
прасно ждало ответа. 21 мая Рузвельт по телефону сказал Буллиту, что позиция
правительства США остается прежней.
В 20-х числах, когда началась агония французской армии, союзные правитель¬
ства обратились к американскому президенту буквально с мольбой о помощи.
В эти дни Буллит предложил Рузвельту пригласить папу Римского в США, пре¬
доставив политическое убежище,— это, по мнению посла, могло бы сдержать
Муссолини. Следующее предложение — послать американский флот в Грецию «с ви¬
зитом вежливости»; по меньшей мере, считал посол, флот должен быть отправлен
в Лиссабон или Танжер. В тех же 20-х числах мая германские армии отрезали ан¬
глийский экспедиционный корпус. Какой резон помогать союзникам в таких об¬
стоятельствах? Помощь должна была прийти раньше, в сложившейся же ситуа¬
ции союзники уже просто не могли использовать на поле боя американское
оборудование.
Отчаяние союзников стало очевидным с 18 мая 1940 года, когда премьер-ми¬
нистр Франции П. Рейно впервые предупредил, что «война может окончиться аб¬
солютным поражением Франции и Великобритании». Беседуя с послом Буллитом,
Рейно выдвинул неслыханную просьбу: он попросил американского президента ли¬
бо объявить войну Германии, либо декларировать во всеуслышание, что «Соеди¬
ненные Штаты, защищая свои жизненные интересы, не допустят поражения
Франции и Великобритании». 22 мая 1940 года Рейно предупредил Рузвельта, что
Франция, возможно, вынуждена будет пойти на подписание сепаратного мира, ко¬
торый оставит Великобританию одну, а Соединенные Штаты окажутся в опасном
положении, что сделает их уязвимыми для германской мощи. Рейно просил аме-
204

риканского президента вступить в войну на этой фазе, послав атлантический флот
и все военно-воздушные силы на европейский театр военных действий. Это был
отчаянный крик о помощи. Кто-то еще пытался объяснить его французской импуль¬
сивностью. Однако приведем для сравнения идеи англичан. Тогда же премьер-ми¬
нистр Черчилль предсказал скорую высадку немцев на Британских островах. Вот
где понадобятся американские дивизии. При этом Черчилль заметил американцам,
что их помощь должна прийти без промедления, поскольку быстрое поражение мо¬
жет привести к власти в Лондоне правительство, склонное обменять мировое пре¬
восходство британского флота на более выгодное мирное соглашение.
★ ★ ★
За несколько часов до выступления Рузвельт, как обычно, созвал на вечер¬
ний коктейль ближайшее окружение — Гопкинса, Розенмана, Лихенд. В атмосфе¬
ре не было обычного воодушевления. Присутствующие выражались односложно.
Президент механически смешивал напитки, но его мысли витали где-то далеко. Вре¬
мя от времени он обращался к телеграммам из Европы, схожим в одном: западные
союзники теряют последние шансы. «Все идет очень плохо.» Никто и не пытался
возражать. Но вот часы пробили половину десятого, и президент спустился в ком¬
нату дипломатических приемов. Приближалось лучшее радиовремя — десять ча¬
сов вечера. Перед президентом три микрофона, рядом графин с водой, мягкий свет
лампы. И к Рузвельту стало возвращаться его особое состояние, когда он подни¬
мался над событиями и в то же время не терял их из виду. Он отложил сигарету,
расправил отпечатанный текст — и вошел в миллионы домов. Как пишет Ф.Пер-
кинс, он, казалось, видел собравшиеся на кухне семьи, «выражение их лиц, их ру¬
ки, их одежду, их дома... По мере того как он говорил, он кивал головой, его руки
делали естественные жесты. На его лице то и дело появлялась улыбка, словно он
действительно сидел перед своими слушателями. Люди чувствовали это, и это
привязывало их к нему».
«В этот субботний вечер, находясь в своих домах, в кругу своих друзей, да¬
вайте спокойно поразмышляем, что мы сделали и что мы можем сделать еще. Мы
не отставим серьезных социальных завоеваний, но мы должны укрепить свою
оборону... Мои друзья, в этот момент, когда большинство человечества испыты¬
вает печаль, я хочу поговорить с вами на несколько тем, которые прямо касаются
будущего Соединенных Штатов... Мы создадим необходимую систему обороны,
мы построим ее быстро — с той скоростью, с какой того требует новое время... Со сто¬
роны некоторых лиц слышен шепот, что, только расставшись с нашей свободой, с на¬
шими идеалами, с нашим образом жизни, мы можем создать необходимую воен¬
ную систему, что, мол, только так мы можем сравняться по мощи с агрессорами...
Я не разделяю этих страхов... Фашизм может иметь определенные успехи внача¬
ле, в период первоначальной мобилизации, но затем вперед неизбежно выйдут дру-
205

гие факторы. Демократия неизбежно лучше мобилизует резервуар энергии масс,
и это обеспечит ей конечный успех. Бизнес должен участвовать в мобилизации сил
и развертывании производства. Но... мы должны обеспечить, чтобы не было от¬
ступления в сфере тех огромных социальных завоеваний, которых мы добились за
последние годы. Мы провели наступление на широком фронте против социально¬
го и экономического неравенства, против злоупотреблений, которые ослабляют об¬
щество. Это наступление не должно быть остановлено клещевидными движения¬
ми тех, кто попытается использовать нужды военной обороны, чтобы лишить нас
этих достижений... Где главная линия обороны страны?... Наш военно-морской флот,
наша авиация и наши пушки представляют собой первую линию нашей обороны,
но абсолютно ясно, что в основе, скрепляя все это, дух и мораль свободных людей
дают всем силу, поддержку и мощь».
В этот же день президент послал личное письмо Муссолини, в котором пред¬
ложил дуче сообщить свои пожелания в отношении Средиземноморского бассей¬
на и обещал передать их в Лондон и Париж. Он также обещал, что союзники бу¬
дут уважать любое сепаратно заключенное Италией соглашение и предоставят ей
место полноправного участника за столом мирных переговоров, если она в насто¬
ящий момент не вступит в войну. Но Муссолини даже не принял американского
посла Филипса, вместо этого он послал краткое сообщение через министра ино¬
странных дел Чиано, в котором заявил, что не нуждается в советах, не заинтере¬
сован в переговорах и «любая попытка помешать Италии выполнить ее обязатель¬
ства» не будет рассматриваться. Фашистская Италия сделала выбор, итальянские
дивизии уже подтягивались к французским границам.
30 мая Рузвельт информировал итальянского диктатора о том, что вступле¬
ние в войну Италии заставит Соединенные Штаты резко заняться перевооруже¬
нием и укрепит решимость Америки оказать военную помощь англо-французским
союзникам. Но на первый план в размышлениях Рузвельта выходят уже не вопро¬
сы сдерживания Италии, а другие. Узнав от посла Буллита о поражении союзни¬
ческих армий во Фландрии, об их предстоящей неминуемой сдаче немцам и о том,
что Париж, видимо, будет оккупирован в течение ближайших 10 дней, Рузвельт
всеми своими мыслями обращается к судьбе французского флота. Он пишет в Па¬
риж: «Хотя мы все еще надеемся, что нашествие будет остановлено, если все же
произойдет наихудшее, мы рассматриваем французский флот как жизненно важ¬
ную силу, необходимую для восстановления Франции и французских колоний,
а также для полного контроля над Атлантическим и другими океанами. Это озна¬
чает, что французский флот не должен быть закупорен в Средиземном море. Ко¬
рабли, находящиеся в восточной его части, должны иметь возможность уйти че¬
рез Суэцкий канал. Корабли, находящиеся в Тулоне, Тунисе и Алжире, должны
иметь подобную возможность прохода через Гибралтар и, если худшее случится,
уйти в Вест-Индию или в безопасные порты западноафриканских владений... На-
206

конец, если немцы будут делать Франции заманчивые предложения, основанные
на сдаче их флота, нужно помнить, что позиция Франции окажется сильнее, если
ее флот будет переведен в безопасное место».
«Удар в спину»
Вероятность скорого объявления войны Соединенными Штатами Германии
президент Рузвельт всерьез в эти дни не рассматривал — одна лишь внутриполи¬
тическая ситуация не позволяла рассчитывать на возможность такого шага.
Но и взирать абсолютно безучастно на поражение англичан и французов было нель¬
зя. Поэтому 22 мая представители администрации объявили, что винтовки, пуле¬
меты и пушки выпуска первой мировой войны не пригодны для использования аме¬
риканскими вооруженными силами и как «балласт» могут быть отправлены
англичанам. (В то время в Англии многие думали о встрече немцев: из музеев до¬
ставали пики, крестьяне готовили к бою грабли и вилы.)
В конце мая германская военная машина буквально раздавила союзные вой¬
ска в Голландии, Бельгии и Северной Франции. Теперь панически настроенные кон¬
грессмены вотировали на военные цели суммы, даже превышающие те, которые пред¬
лагала администрация. Конгресс в середине мая выделил на эти нужды 1,5 миллиарда
долларов, что на 320 миллионов превышало сумму, запрошенную Рузвельтом.
Наконец, 31 мая, когда Рузвельт сообщил, что «почти невероятные события по¬
следних двух недель делают необходимым дальнейшее наращивание нашей воен¬
ной программы», американский конгресс проголосовал за дополнительные 1 мил¬
лиард 700 миллионов долларов. В американской армии начался быстрый рост
кадрового состава — с 280 до 375 тысяч человек в течение нескольких недель. Пре¬
зиденту было дано право призывать на активную действительную службу нацио¬
нальную гвардию.
В начале июня, когда стало ясно, что Германия побеждает на Западе, США
стали обсуждать варианты нового геополитического окружения, и Рузвельт со
всей характерной для него энергией подверг критическому анализу изоляционист¬
ские идеи «одинокого острова в мире, где господствует сила».
10 июня его сын Франклин Делано Рузвельт-младший получал диплом в Вир¬
джинском университете (город Шарлотсвилл). Рузвельт в самый последний час
дал согласие приехать. Поздно ночью Элеонора и Франклин начали готовиться к по¬
ездке. После трех часов езды президент прибыл в основанный Джефферсоном уни¬
верситет и обратился с речью на злобу дня. Он заявил, что существование на
«одиноком острове» было бы «кошмаром, подобным существованию в тюрьме, го¬
лоду и питанию через тюремную решетку торжествующими безжалостными хозя¬
евами других континентов». Впервые, пожалуй, Рузвельт сказал без экивоков, что
207

лишь победа союзников «над богами силы и ненависти» может предотвратить
резкое ухудшение геостратегических позиций Америки. Рузвельт заявил, что Аме¬
рика будет следовать одновременно двумя курсами: помогать Франции и Англии
и наращивать собственную мощь. Особо стоял итальянский вопрос. Вступление Ита¬
лии в войну требовало своего комментария. Госдепартамент умолял не рвать все от¬
ношения с Римом, и Рузвельт обещал это. Он вычеркнул заготовленную фразу, но на
пути на юг в Шарлотсвилл пришел к выводу, что оставить поступок Муссолини без
комментария было бы противно его натуре. Элеонора горячо поддержала возму¬
щение мужа: «Если твоя совесть не успокоится без этой фразы, скажи ее».
В шесть вечера они прибыли в Шарлотсвилл, президент был счастлив видеть
толпу на вокзале. Спутники отметили: он был бледен и суров в Вашингтоне и по¬
лон энергии, улыбчив в университетском городке. Как рассказывал впоследствии
Рузвельт, «холодный разум говорил мне одно, а горячая кровь — другое. И я дал
возможность высказаться голосу крови». Он решил высказаться и сделал это: «В де¬
сятый день июня 1940 года рука, державшая кинжал, ударила им в спину соседа».
Неважно, сколько голосов итальянцев он получит осенью, он очистил свою совесть.
Черчилль слушал речь президента в полночь в Военной комнате Адмиралтей¬
ства. Гнев Рузвельта прозвучал как очистительная гроза. «Чувство глубокого удов¬
летворения было ощутимо в среде благодарных слушателей... Я знал, что Рузвельт
является самым опытным американским политиком и что он при этом не побоится
ничего, если посчитает нужным дать волю своим чувствам.» Черчилль немедленно
послал каблограмму президенту: «Ваше заявление и помощь, оказываемая Соеди¬
ненными Штатами, воодушевляют нас в этот темный, но не безысходный час». Этой
речью Штаты без экивоков показали, на чьей они стороне.
Решающее германское наступление началось 5 июня 1940 года. 14 июня нем¬
цы вступили в объявленный свободным городом Париж. Только 3 июня гене¬
ральный прокурор США принял решение санкционировать продажу части уста¬
ревшей и избыточной военной техники частным фирмам, которые немедленно
перепродали ее англичанам и французам.
Теперь уже всем стало ясно, что ожидать затяжной войны типа 1914—1918 го¬
дов не приходится, сломлена не только французская военная мощь, но и воля к со¬
противлению большинства французских лидеров. Именно в эти дни Рузвельт во¬
преки мнению всех экспертов создал собственный сценарий будущего развития событий.
Согласно этому сценарию, Британия продержится, при любых условиях, не ме¬
нее шести месяцев, французы будут еще независимы от нацистов в Северной Аф¬
рике, а Россия и Япония пока не вступят в войну. Буквально по всем пунктам во¬
енные специалисты не соглашались с президентом. Но именно он оказался прав.
Вечером 13 июня Рейно сказал Черчиллю: «Наша единственная надежда на
победу основана на немедленном вступлении Соединенных Штатов в войну. Пре¬
зидент Рузвельт должен понять это и принять на себя ответственность». Тогда все
208

же решено было послать телеграмму Рузвельту: «Если Америка вступит в войну,
конечная победа обеспечена». Из Лондона Черчилль дважды в течение дня 15 ию¬
ня призывал президента обещать свою помощь — единственный, по его мнению,
способ удержать французов в коалиции. Чувствуя ахиллесову пяту окруженной оке¬
анами республики, Черчилль снова и снова повторяет предостережения относитель¬
но судьбы французского флота — преграды на пути в Америку либо моста в Но¬
вый свет. Английский премьер исподволь готовил Рузвельта к мысли
о необходимости хотя бы минимального вмешательства в развитие событий.
Рузвельт понял намек. В послании французскому правительству, упомянув,
что французский флот совместно с английским «продолжает господствовать над Ат¬
лантическим и другими океанами», президент затрагивает проблему «великой
французской империи» во всех частях мира. Рузвельт энергично подчеркивает, что
единственным оградительным средством этой империи является флот: «Сила на мо¬
ре в мировых делах дает нам и сейчас исторические уроки».
В ночь на 18 июня кабинет Рейно пал, главой нового правительства стал Пе¬
тен. Все французские города с населением более 20 тысяч человек были объявле¬
ны «открытыми». Правительство запросило условия перемирия. 21 июня в Ком¬
пьене, в историческом железнодорожном вагоне, где Германия подписала текст перемирия
в 1918 году, Гитлер вручил французским представителям германские условия пе¬
ремирия. Оно вступило в силу 25 июня.
Победы Германии изменили соотношение сил в опасном для США направ¬
лении. Надежда Рузвельта на долгий пат в Европе оказалась призрачной, теперь
следовало искать государственный курс в гораздо более сложном мире. Крах
Франции в июне 1940 года оказал шоковое действие на Вашингтон. Конгресс не¬
медленно вотировал 4 миллиарда долларов на укрепление флота двух океанов,
на строительство 18 авианосцев, 7 линкоров, 27 крейсеров, 115 эсминцев, 43 под¬
водных лодок. Теперь военные и военно-морские штабы спешно пересматривали
свои планы: прежде создание полномасштабного флота намечалось лишь на
1946 год.
Первая реакция высших военных чинов на поражение Франции заключалась
в двух предложениях: перевести основную часть флота в Северную Атлантику и пре¬
кратить помощь Великобритании. Президент принял противоположные решения.
Помощь Великобритании будет продолжаться, флот останется в Пирл-Харборе.
Через Маршалла Рузвельт передал генералам, что критику действий Черчилля он,
верховный главнокомандующий, не приветствует. Оставляя флот в Пирл-Харбо¬
ре, Рузвельт рассчитывал, что он будет постоянно маячить перед глазами у япон¬
цев: пусть они избирают такое направление своей экспансии, которое не приведет
тихоокеанский флот в действие.
Сознание того, что в мире укрепились силы, враждебные Америке, привело
Рузвельта к выводу, что вопреки всем призывам к «приоритету» Америки Англию
209

ни в коем случае не следует бросать на произвол судьбы. Когда 17 июня министр
финансов Моргентау спросил, следует ли оказывать Великобритании ту же помощь,
что и прежде, президент ответил, что теперь эта помощь имеет еще большую зна¬
чимость. Очутившись во враждебном новом мире, перед лицом «неистовой» Гер¬
мании, Рузвельт обратил в июне 1940 года особое внимание на западное полуша¬
рие. Он пришел к заключению, что после победы в Европе Германия попытается
укрепиться в ряде латиноамериканских стран, постарается захватить французские
и голландские владения в западном полушарии. В свете реальной тогда возмож¬
ности захвата немцами французского флота и западноафриканских баз в бывших
французских колониях просматривалась следующая перспектива: обоснование
немцев в одной из южноамериканских стран (для Берлина предпочтительней
в Бразилии) и получение влияния в Латинской Америке с тем, чтобы приблизить¬
ся к Соединенным Штатам не только с востока, но и с юга. С учетом и японско¬
го фактора Соединенным Штатам грозили три фронта.
В свете подобных опасений 23 мая Рузвельт потребовал от всех латиноаме¬
риканских стран проведения секретных военных переговоров. Он приказал послать
тяжелый крейсер военно-морских сил США с визитом в Рио-де-Жанейро и Мон¬
тевидео. Демонстрация силы в Бразилии и Уругвае должка была показать местным
прогерманским кругам степень решимости Вашингтона сохранить здесь свою сфе¬
ру влияния. Военные специалисты считали, что в западном полушарии нужно об¬
ращать внимание прежде всего на Бразилию и Мексику как наиболее важные для
США страны, а затем на Эквадор, Колумбию и Венесуэлу. Следующими в спи¬
ске приоритетов были центральноамериканские страны и страны Карибского бас¬
сейна. Что касается государств южнее Бразилии, то предполагалось, что здесь аме¬
риканцам пока не следует активизироваться. Рузвельт приказал военно-морскому
ведомству и военному министерству выработать планы оккупации американских вла¬
дений стран Европы, оказавшихся во власти Германии.
20 июня 1940 года Рузвельт укрепил свой кабинет. Главой военного минис¬
терства назначен один из сторонников активной внешней политики, наиболее ти¬
тулованный среди республиканцев (бывший членом всех правительств со времен
Мак-Кинли) Генри Стимсон. Выпускник Иеля и Гарварда, он был «продуктом»
далекой эпохи Теодора Рузвельта, когда, пожалуй, впервые представители амери¬
канской аристократии решили непосредственно взять власть в свои руки. Впечат¬
лял сам внешний вид военного министра. Один из мемуаристов, побывавший на за¬
седании кабинета, пишет, что впечатление «главного» произвел на него 73-летний
седовласый и усатый Стимсон, предпочитавший, чтобы его называли полковником.
Он был военным министром уже тридцать лет назад — при президенте Тафте, го¬
сударственным секретарем при президенте Гувере. Даже самые верные привержен¬
цы «Нового курса» признавали достоинства Стимсона, который правил своим
ведомством твердой рукой. Он воспринимал службу как «долг гражданина», он ни-
210

когда не был на выборных должностях, он имел взгляды цельной и самостоятель¬
ной личности.
Министром военно-морского флота Рузвельт назначил полковника Френка
Нокса, издателя газеты «Чикаго дейли ньюс», баллотировавшегося вместе с Лэн¬
доном в качестве претендента на пост вице-президента. Эти назначения были
знаком примирения между социальными реформаторами и консервативной частью
общества. Они расширяли социальную базу рузвельтовского кабинета.
Вдали от бурь
На следующий после реформирования кабинета день президент отправился
из Вашингтона в Гайд-Парк. Тогда это путешествие занимало десять часов, но Руз¬
вельту после пресса мировых перемен хотелось впервые с детских времен провес¬
ти начало лета в отчем доме. Переезд не мог быть простым перемещением в про¬
странстве. Тысячи людей так или иначе были в нем задействованы: специальная
железнодорожная бригада, особые специалисты, проверявшие пищу, и т. п. Рядом
с президентским вагоном двигался особый вагон с помощниками. И все равно
у Рузвельта было доброе настроение человека, возвращающегося домой.
Погода в Гайд-Парке была «восхитительно прохладной и солнечной». Спринг-
вуд ждал своего владельца. Это было место, куда он возвращался в трудные ми¬
нуты. Снова на крыльце его ожидала мать. Природа была милостива к 85-летней
женщине. Всегда одетая в черное и белое, она выделялась осанкой и манерами. Они
расцеловались на пороге дома. Ее улыбка удивительно напоминала улыбку сына,
а глаза всегда сияли теплом. Рядом Гудзон медленно катил свои воды вдоль окре¬
стных холмов, а на горизонте голубели горы Кетскил.
Именно здесь год назад ФДР принимал королевскую чету из Англии. Сара
не одобряла алкоголя, и он делал так, что мать не знала, где будет проходить час
коктейля. Журналистка М.Гелхорн пишет, что «у всех было чувство, что они про¬
казники-дети, устраивающие праздник ночью в общежитии». Когда король вошел
в библиотеку, Рузвельт подмигнул ему: «Моя мать не одобряет коктейлей и пола¬
гает, что вам следует подать чашку чая». После секундного размышления король
поделился, что его мать тоже этого не одобряет. Мартини немедленно скрепил муж¬
ской союз.
Теперь, когда германские войска вступили в Париж, Рузвельт нуждался в от¬
дыхе. Он вставал поздно, долго сидел за столом, часто ездил на автомобиле по ок¬
рестным дорогам. Ему нужна была передышка, спокойный темп перед броском впе¬
ред. Ему нужна была новая сила, и Гайд-Парк дарил ее.
С течением времени стало ясно, что Рузвельт и основные его советники в зна¬
чительной мере преувеличивали реальность германской угрозы Южной Америке
211

летом 1940 года. Как явствует из немецких документов, в то время у Гитлера еще
не было планов захвата владений оккупированных им европейских стран или пря¬
мого нападения на какую-либо из стран западного полушария. Имели место попыт¬
ки укрепить свое влияние посредством экономической экспансии, финансовой по¬
мощи, поддержки прогерманских политических сил и режимов. Все же главной целью
Берлина в западном полушарии пока было избежать вовлечения в войну Соеди¬
ненных Штатов. Как, видимо, справедливо заметил Генри Стимсон, «так называ¬
емая пятая колонна Гитлера в южноамериканских странах представляет собой
лишь попытку запугать нас и отвлечь от посылки нашей помощи туда, где она бы¬
ла бы наиболее эффективной».

Глава восьмая
ТРЕТИЙ СТФЖ
Мы должны внимательно наблюдать за теми,
кто под звуки барабанов и кимвалов молится «из-
му» примирительства. Особенно мы должны
иметь в виду малую группу себялюбивых людей,
которые вырывают перья у американского орла,
чтобы устелить ими свои собственные гнезда.
Ф. Д. Рузвельт, 1941
')7Ч ето было очень жарким, но «выживанию» помогали первые шесть конди-
/f\\ ционеров, установленных в Белом доме. Правда, вскоре оказалось, что Руз-
qy Х^вельт не выносит создаваемых ими сквозняков — проблемы с горлом. Уго¬
воры довериться технике и сменить кондиционеры не помогли — он предпочитал
мучиться от жары, но не потерять голос. Не снимали напряжения и события в Ев¬
ропе. 16 июля Гитлер отдал приказ о массированном воздушном нападении на Ан¬
глию. Англичане, как твердо знал Рузвельт, располагали лишь несколькими сотня¬
ми современных самолетов. Началась так называемая «битва за Англию».
Документы неопровержимо свидетельствуют, что Гитлер желал иного прези¬
дента для Соединенных Штатов. Атташе германского посольства в Вашингтоне
Ханс Томсен снабжал немецкими деньгами изоляционистов в обеих партиях. В от¬
чете, направленном на Вильгельмштрассе, Томсен отмечал, что особые надежды
возлагает на ту часть платформы республиканцев, где говорится об «американиз¬
ме, готовности и мире». Следовала приписка: «Нам удалось сделать все так, что
наша помощь осталась анонимной».
У Рузвельта хватало и чисто американских политических противников. Так,
Клер Бут Люс (жена знаменитого издателя «Тайма» и «Лайфа») обвиняла Руз¬
вельта в слабости. У него нет даже подходящего воинственного жеста. Черчилль
показывает всем знак V (победа), Гитлер вздымает руку, Муссолини щелкает
каблуками. А Рузвельт, когда его спросили о символе, поднял наслюнявленный па¬
лец кверху: откуда дует ветер? Президент должен знать, что думают американцы,—
возмущалась Люс,— разделенная страна не может победить».
Летом 1940 года все острее становится вопрос о третьем сроке президентст¬
ва. С одной стороны, трудно было сломать полуторавековую традицию (первым
от третьего срока отказался Вашингтон). Элеонора считала, что муж должен под¬
готовить наследника: «Франклин всегда смеялся и говорил, что люди должны го¬
товить себя сами, и все, что он может,— это дать им шанс и посмотреть, что по-
213

лучится. Я чувствовала, что он, даже не прилагая к тому сил, доминировал над ок¬
ружающими, и, пока он находился в середине картины, выделиться кому-либо бы¬
ло очень сложно».
Некоторое время Рузвельт думал о кандидатуре Гопкинса, однако у того ос¬
новательно пошатнулось здоровье. Другой возможный кандидат — сенатор от Юж¬
ной Каролины Джимми Бирнс (Рузвельт ему симпатизировал). Но, перейдя из ка¬
толической веры в протестантскую, Бирнс несколько испортил свой
морально-этический облик. Рассматривались также кандидатуры госсекретаря
Корделла Хэлла, министра юстиции генерала Роберта Джексона, министра почт
Джеймса Ферли (как председатель Национального комитета демократической
партии он имел немалые политические возможности).
Наиболее близким Рузвельту человеком и политиком, готовым открыто вы¬
ставить свою кандидатуру, был именно Джеймс Ферли. Это был прямолинейный
и честный человек. Как-то, отдыхая в Гайд-Парке, Рузвельт спросил Ферли, что
бы тот сделал, окажись он на месте президента, и услышал: «Будь я на вашем ме¬
сте, я бы поступил, как генерал Шерман много лет назад — опубликовал бы со¬
общение, что откажусь баллотироваться, если буду выдвинут, и не буду служить,
если окажусь избранным». В ответ на это Рузвельт сказал: «Джим, если меня вы¬
двинут и я буду избран, я не смогу отказаться принести новую присягу, даже ес¬
ли буду точно знать, что покину этот мир через тридцать дней». Для Ферли все
стало ясным и понятным.
В конечном счете ни одна из политических фигур не получила поддержки ФДР
Да, он дал согласие «Кольерсу» писать мемуары. Но он не поставил последней точ¬
ки. Возможно, причина была в том (пишет Ф.Перкинс), что Рузвельту «совер¬
шенно очевидно нравилось быть президентом. Это занятие занимало все его вре¬
мя, всю его энергию и таланты. Трудно было найти кого-либо, кто был бы так же
счастлив, работая на всю катушку. Его радовало даже то обстоятельство, что про¬
блемы громоздились до горизонта».
Мог ли президент вынести еще четыре года?
Критичные журналисты писали, что в нем убавилось спонтанности и, хотя он
стремится сохранить свою веселость, ее уже трудно было сопоставить с почти
бесшабашностью первых лет в Белом доме. Он стал и более скрытным. «Нью-Йорк
тайме»: «После почти восьмилетнего опыта журналисты пришли к выводу, что пре¬
зидент не всегда раскрывает свои подлинные намерения». «Он держит свои сек¬
реты так упорно, что это стало частью его натуры.» Не многим удалось преодо¬
леть эту доброжелательную, но плотную завесу скрытности президента.
Были и другие мнения. Судья Верховного суда Ф.Франкфуртер умолял
Г.Стимсона навестить президента именно в это время. Рузвельт «очень одинокий
человек, и он слишком горд, чтобы просить кого-либо навестить его, но он очень
оценил бы попытку наладить с ним искренние отношения». Можно усомниться в
214

«муках одиночества». Скорее все же прав Ф.Биддл: «В нем больше безмятежно¬
сти, чем в каком-либо другом человеке, которого я знал в жизни. Просто чувст¬
вуешь, что ничто в жизни не способно выбить его из колеи». И свою твердость Руз¬
вельт справедливо считал достоинством.
Серьезно подвергалась сомнению возможность прожить двенадцать лет, по¬
стоянно испытывая чудовищный стресс. Но врачи в 1940 году признали его фи¬
зическое состояние «наилучшим за многие годы». Он несколько отяжелел, черты
лица стали более резкими, волосы тоньше, больше седины. Но у него был отмен¬
ный аппетит, ему не причиняла вреда пара коктейлей. Вес стабилизировался на уров¬
не 187,5 фунтов. Трижды в неделю он плавал в бассейне Белого дома. Спал по¬
ложенные восемь часов — от полуночи до восьми часов утра. Главное, на что
полагался его врач Росс Макинтайр: «Он обладает способностью отложить в сто¬
рону свои заботы, а не жить вместе с ними».
Противники указывали на капризное экспериментаторство, на отсутствие до¬
стойной сдержанности, на его неблагодарность. На этот раз они сделали упор на уп¬
рямстве, тщеславии, периодически проявляемом желании отомстить, постоянной го¬
товности ответить всем утвердительно, вовсе не имея в виду положительного
отношения. Критики утверждали, что восемь лет пребывания на вершине власти за¬
крепили эти недостатки характера, да и сама власть приучила президента скорее по¬
велевать, чем слушать, считать всех, кто с ним не соглашался, глупыми, продажны¬
ми, трусливыми.
Снова в Вашингтоне
15 июля 1940 года в Чикаго открывался съезд демократов, но ясности у де¬
легатов не было. Рузвельт с помощниками плавал по Потомаку и вел себя несколь¬
ко отстраненно. Во всеобщем смятении первых часов работы конвента демократи¬
ческой партии ключевую роль сыграл мэр Чикаго Дейли, который, взяв
громкоговоритель, прокричал: «Мы хотим Рузвельта!» Все изменилось в зале. Ха¬
ос прибрел смысл. Элеонора, слушавшая радио, покачала головой. Теперь пути на¬
зад не было. В первом же голосовании Рузвельт получил 946 голосов — более чем
необходимо. Как мы сейчас знаем, он обусловил свое принятие номинации требо¬
ванием сохранения верности демократической партии принципам либерализма и со¬
циальной ответственности. «Пока демократическая партия,— читаем мы в напи¬
санном ФДР документе,— не определит ясно и членораздельно свою
приверженность либерализму и не сбросит с себя оковы консерватизма и реакции,
я не соглашусь продолжать вместе с ней путь к победе».
В радиовыступлении перед нацией он заявил, что прерывает традицию пред¬
шествующих 175 лет и дает согласие баллотироваться на третий срок. Победы на-
215

цистов в Европе создали обстановку, опасную для страны, и это обстоятельство
не позволило ему снять с себя ответственность. Он говорил: «У каждого раньше
или позже в жизни происходит конфликт между личными желаниями и тем ти¬
хим, невидимым явлением, которое называют «сознание долга»... Просыпаясь в
течение многих ночей, я спрашивал себя, имею ли я право как верховный главно¬
командующий армии и флота призвать мужчин и женщин служить своей стране,
а самому уклониться от личной ответственности... Во времена, как эти, во време¬
на великого кризиса и огромного давления стрелка компаса всего мира останав¬
ливается на одном главном факте. Доминирующим над миром фактом является ус¬
пешная вооруженная агрессия, направленная на избранную нами в Соединенных
Штатах форму общественного правления, агрессия против того типа общества, ко¬
торый господствует в Соединенных Штатах, той формы правления, которую ус¬
тановили мы сами. Этот факт уже невозможно игнорировать... Как многие люди
моего возраста, я имел свои планы на будущее, на то время, которое должно на¬
чаться для меня в январе 1941 года. Но эти планы, как и многое другое, были сде¬
ланы в мире, который сейчас кажется таким же далеким, как другая планета. Се¬
годня все частные планы, все частные жизни отменяются из-за нависшей над нами
угрозы. Сами люди должны избрать себе президента. Если выбор падет на ме¬
ня, то должен сказать со всей простотой, что с божьей помощью буду служить по
мере своих способностей, в меру имеющихся у меня сил».
★	★ ★
Республиканцы достаточно неожиданно выдвинули своего кандидата Уэнде¬
ла Уилки, человека необычной судьбы. Он вырос в бедной семье, но сумел полу¬
чить хорошее образование, окончив университет штата Индиана, и достичь вершин
материального успеха. Уилки стал адвокатом компании «Дженерал тайер» со штаб-
квартирой в штате Огайо и завоевал широкую известность. Затем, приобретя
очень большое состояние, он переехал в Нью-Йорк. Вначале энергично выступал
за Вильсона, но «Новый курс» заставил его изменить партийную ориентацию. К то¬
му времени он уже ворочал многими миллионами и видел в социальном реформа¬
торстве Рузвельта посягательство на «власть лучших», поэтому выступил с про¬
тиводействием. По общему признанию, это был сильный соперник — умный,
обаятельный, талантливый, эффективный борец против увеличения роли государ¬
ства в делах общества. Гарольд Икес так оценивал его: «Никто не сомневается в
способностях Уилки. У него привлекательный, колоритный характер, он смел и по¬
лон энергии... Победить такого противника нелегко». Уилки был физически круп¬
ным мужчиной — рост под два метра, вес более ста килограммов. Медведь — так
называли Уилки журналисты.
Очень многим импонировали непритязательные манеры Уилки, отсутствие по¬
зирования, желания «приподнять» себя в глазах других, умничанья. Одежда его
216

была всегда помята — и это странным образом импонировало американскому
среднему классу, не желавшему слушать зализанных умников.
В своей речи по поводу принятия номинации Уилки выступил за отстранение
от европейских процессов, т.е. показал себя настоящим лидером изоляционизма.
Максимум, на что он был согласен,— это сохранение за Америкой роли арсена¬
ла западных демократий. Уилки выступил за выборочную военную повинность. Бо¬
лее всего он обвинял Рузвельта в том, что тот, по его мнению, вызвал отчуждение
лучшей части нации — своим «Новым курсом» удалил от рычагов управления са¬
мых умелых и эффективных, изолировал деловые круги. Элеоноре Рузвельт эта речь
понравилась: «У него хороший голос, и он удачно выступает по радио. Это была
смелая речь».
Бедой Уилки было слабое горло, ларингит. После двух дней ораторствования
в сентябре он стал практически неслышим — как в немом кино: человек говорил,
а его не слышали. К тому же многие не забыли, что Уилки совсем недавно был де¬
мократом. Так, когда он обратился за помощью к влиятельному сенатору Джейм¬
су Уотсону, тот ответил: «Если проститутка раскаялась и решила возвратиться в
лоно церкви, я лично буду приветствовать ее и приведу ее к святому престолу, но,
пожалуйста, не просите меня сразу же назначать ее главой церковного хора».
Возможно, Уилки мог бы победить, если бы начал обыгрывать тему незакон¬
ной помощи Великобритании, но он не присоединился к огульной критике тех, кто
стращал население посылкой американских парней в европейские окопы: достоин¬
ство и собственные симпатии не позволяли ему нанести этот удар.
★	★ ★
При всем внимании к битве за Англию американцы не меньший интерес про¬
являли к битве за президентское кресло. Программа Уилки сводилась к трем пунк¬
там: против диктаторских полномочий; за возврат к республиканской «проспе¬
рити»; за вооружение против внешней угрозы. Рузвельт избрал главную линию
своей стратегии: держаться поблизости от Вашингтона, указывая на свои обяза¬
тельства как верховного главнокомандующего. Его инспекционные поездки бы¬
ли спланированы так, чтобы охватить максимально большие территории. По
пути местных политиков приглашали в президентский поезд. Прессе позволили
освещать пребывание верховного главнокомандующего на маневрах, на военных
строительных площадках. Президент объяснял свое поведение так: «События во
всех частях мира развиваются так стремительно, что моей прямой обязанностью
стало пребывание либо в Белом доме, либо в тех местах, откуда я быстро могу
прибыть в Вашингтон, смогу позвонить по прямому телефону в Европу и Азию,
а если это необходимо, я буду за своим письменным столом уже через несколь¬
ко часов... У меня нет ни времени, ни желания участвовать в чисто политичес¬
ких дебатах».
217

Рузвельт был уязвлен фразой Уилки, что «кандидат на третий срок» одним
телефонным звонком во времена Мюнхена запродал Чехословакию. На ближай¬
шей же пресс-конференции Рузвельт процитировал сообщение «Нью-Йорк тайме»
из Рима, в котором говорилось, что страны «оси» жаждут его поражения, но ни¬
как не прокомментировал эту цитату.
В конце сентября Уилки изменил стратегию. Теперь Рузвельт в его изобра¬
жении выглядел уже не мюнхенским замирителем, а напротив, подстрекателем вой¬
ны. «Его обещание не посылать американцев на заграничные войны имеет такую
же ценность, как и обещание сбалансировать бюджет. Американские солдаты уже
почти погружены на транспорты». Разозленный этой критикой Рузвельт объявил
18 октября 1940 года, что произнесет пять речей, чтобы ответить республиканцам.
«Я свирепею на глазах»,— сказал президент. «Я люблю вас таким»,— проком¬
ментировал Икес. Президенту, боровшемуся против изоляционизма долгие годы,
были неприятны внезапно прозревшие. Он был зол на «льющих крокодиловы
слезы» по страданиям рабочего класса — тех самых республиканских лидеров, ко¬
торые могли проявить свою любовь к нему в 1932 году, но не пожелали сделать это¬
го. В1932 году те же лидеры предпочитали, чтобы рабочие умерли с голода, но не
получили работу. В1932 году они выступали против коллективных договоров, вы¬
вели против безработных ветеранов войска и танки. В1932 году они вздымали ру¬
ки в ужасе, слыша о фиксированной минимальной зарплате, пенсиях по старости,
страховании безработных. В 1940 году, восемь лет спустя, они поют новые песни.
Поют их для дня выборов, и слова этой песни: «Голоса, голоса, голоса».
Довольно неожиданно существенной предвыборной проблемой Рузвельта
стали разногласия с руководителем Конгресса производственных профсоюзов
Джоном Льюисом, выступившим против президента по национальному радио.
Возможно, эта речь, произнесенная перед 30-миллионной радиоаудиторией, бы¬
ла самым яростным ударом по Рузвельту. Льюис осуждал президента: «Каждое
его действие ведет меня к неизбежному заключению, что, хотя президент говорил,
что ненавидит войну, все его действия говорят об обратном... Президент вовлека¬
ет нас в эту войну. Мы должны подчиниться его аппетиту в отношении власти, его
амбициям человека, который играет с человеческими жизнями. Я не могу с этим
согласиться. Я думаю, что переизбрание президента Рузвельта на третий срок бу¬
дет национальным несчастьем огромного масштаба... Завтра протестовать будет уже
поздно». Льюис рекомендовал голосовать за Уилки. В этой президентской кампа¬
нии Рузвельт впервые почувствовал холодок опасности.
Премьер-министр Канады Маккензи Кинг на встрече с Рузвельтом со сле¬
зами на глазах поблагодарил за передачу Британии 50 эсминцев. В тот же день он
сообщил Черчиллю о необходимости прислать в Канаду команды для экипиров¬
ки американских эсминцев. Дома, в Вашингтоне, Рузвельт назвал сделку «вели¬
чайшей после покупки Джефферсоном Луизианы». Но Уилки немедленно обви-
218

нил президента в обходе конгресса, «в самом диктаторском и спорном поведении
президента за всю историю США».
В предвыборной кампании 1940 года ©.Рузвельт вынужден был вопреки соб¬
ственным убеждениям ради привлечения голосов избирателей сделать некоторые
уступки изоляционистам. В ответ на предостережение своего республиканского кон¬
курента У. Уилки, что третий президентский срок будет означать диктатуру и вой¬
ну, Рузвельт заверил «матерей Америки», что их сыновей «не отправят на иност¬
ранные войны». А произошло это так. Гарри Гопкинс передал сидящему рядом в
открытом автомобиле Рузвельту телеграмму главы Национального комитета де¬
мократической партии Флинна с настоятельной просьбой гарантировать неучастие
американцев в далеких войнах. Рузвельт возмущенно повернулся к спичрайтеру Шер¬
вуду: «Ведь я говорил это сотни раз!» — «Очевидно, что вы должны говорить это
снова и снова». Тогда-то Рузвельт и продиктовал фразу: «Ваши парни не будут по¬
сланы на зарубежные войны». Ранее Рузвельт всегда добавлял «за исключением
случая, когда будут атакованы сами Соединенные Штаты». На этот раз он опус¬
тил оговорку. «Почему?» — спросил Розенман.— «В этом нет необходимости. Ес¬
ли мы будем атакованы, это уже не будет иностранная война».
Накануне выборов Рузвельт выступил по радио со старой молитвой, которую
он запомнил в Гротоне 40 лет назад: «Благослови нашу землю честным трудолю¬
бием, здравым знанием и чистыми нравами. Сохрани нас от насилия, разногласий
и смятения, от гордыни и высокомерия и от всякого порока. Защити наши свобо¬
ды и преврати в единый народ это множество людей, прибывших сюда от всех пле¬
мен и наречий».
На следующий день к избирательным урнам устремились 50 миллионов че¬
ловек — более чем когда-либо.
В теплый день 5 ноября 1940 года вся семья Рузвельтов по старому обычаю
отправилась в небольшое городское управление Гайд-Парка, чтобы присоеди¬
ниться к народному волеизъявлению. По пути Франклин Рузвельт останавливал¬
ся, чтобы переговорить с соседями. Журналистам он казался, как всегда, «исклю¬
чительно благодушным». Но на душе у него была немалая тревога. По возвращении
занялся своей коллекцией марок. Ночь в ноябре наступила рано, и вскоре огни Гайд-
Парка были едва ли не единственными в окрестности. Перед портиком развевал¬
ся президентский флаг со щитом, орлом и белыми звездами. В доме, где собралась
вся семья, царило достаточно оптимистическое настроение.
В шесть часов вечера собралось человек сорок — членов большой семьи и дру¬
зей. В девять вечера все внимание было приковано к радиоприемнику — начали по¬
ступать первые, пока еще предварительные результаты. Рузвельт сидел за обеден¬
ным столом отдельно от всех гостей (это стало почти обычаем), перед ним лежали
белые листы бумаги и отточенные карандаши. Как заметил вскоре после поступле¬
ния первых результатов начальник охраны Рейли, президент покрылся потом. Рей-
219

ли никогда не видел босса столь взволнованным. «Майк, я не хочу никого здесь ви¬
деть».— «Это касается и членов вашей семьи?» — «Я сказал никого».
Рузвельт остался один. Пиджак снят, галстук приспущен, мягкая рубашка в склад¬
ках. Казалось, что нервы президента дрогнули. Лишь в двенадцатом часу, когда при¬
ступили к голосованию самые бедные участки, национальные меньшинства, черно¬
кожие и бедняки больших городов, весы судьбы начали склоняться в его пользу. Ровно
в полночь президент вышел к гостям: «Все идет нормально. Конечно, в будущем нас
ждут тяжелые дни, но, я надеюсь, вы увидите прежнего Франклина Рузвельта». В
тот день тяжелой борьбы за Рузвельта проголосовали 54,7% против 44,8, отданных
за Уилки — самый небольшой перевес за всю президентскую карьеру ФДР Но он
победил, а это означало поражение изоляционистов и консерваторов. Случилось
небывалое — Рузвельт стал президентом США в третий раз.
Ликовали не только в Спрингвуде. В Лондоне Черчилль знал, что для Руз¬
вельта выход на мировую арену — смысл его политической жизни. Английский пре¬
мьер в день переизбрания Рузвельта писал: «Я молился за ваш успех... Мы всту¬
паем в мрачный период, очевидно, продолжительной и постоянно расширяющейся
войны. То, что происходит, будет помниться до тех пор, пока по-английски гово¬
рят в этом мире». Черчилль приветствовал Рузвельта, готового бросить вызов изо¬
ляционистам на внутренней арене и нацистам на внешней.
Канун выхода на мировые просторы
Лишь поздней осенью 1940 года, получив мандат на третье президентство, Руз¬
вельт вместе с высшими военными чинами приступил к обсуждению стратегии. Осо¬
бое значение в этом обсуждении приобрел меморандум адмирала Старка от 12 но¬
ября 1940 года. Старк рассуждал о том, что ждет Америку в случае поражения
Великобритании — фактическое противостояние всему миру. Следовало, полагал Старк,
все силы направить на то, чтобы спасти англичан от поражения, вплоть до участия
американских вооруженных сил в сухопутных боевых действиях против Германии. Ад¬
мирал считал, что для обеспечения победы Англии «Соединенным Штатам надле¬
жит в дополнение к военно-морской помощи послать военно-воздушные силы в Ев¬
ропу или в Африку (или в оба эти региона), принять весомое участие в наземном
наступлении». Этот план, ставивший Европу на первое место и предполагавший ак¬
тивные боевые действия США, произвел на Рузвельта большое впечатление.
Принимая многие идеи Старка, Рузвельт все же считал, что с открытой по¬
мощью Великобритании следует повременить. После обсуждений этого вопроса с
дипломатами (Хэллом и другими) и главами военных ведомств (Стимсоном, Нок¬
сом, Старком, Маршаллом) Рузвельт продиктовал 17 января 1941 года следую¬
щую линию поведения: «Армия не должна ориентироваться на активные действия
220

до тех пор, пока она не будет полностью к ним готовой; наш военный курс должен
быть консервативным до тех пор, пока наша мощь не будет развернута». С этого
времени президент стал еженедельно (по вторникам) встречаться со Стимсоном,
Ноксом и Хэллом для дискуссий по общей стратегии США в быстроменяющем-
ся мире. Но мало кто знал тогда о закулисных действиях переизбранного прези¬
дента. Только в 1946 году конгресс и народ США узнали, что между 29 января
и 27 марта 1941 года британский генеральный штаб пребывал не где-нибудь, а в
Вашингтоне, обсуждая насущные проблемы войны совместно с американским
объединенным комитетом начальников штабов. А ведь две страны еще не были во¬
енными союзниками.
Во время гитлеровского блицкрига в США было 9 миллионов безработных.
Социальное вспомоществование получали миллионы американцев, появилось це¬
лое поколение, не знавшее здорового экономического роста страны. Весной
1941 года армейские доктора отослали домой почти половину призывников — преж¬
де всего из-за плохого питания они не соответствовали физическим нормам. Со¬
гласно цензу 1940 года, половина американских детей проживала в семьях, чей еже¬
годный доход не достигал 1500 долларов. Более четверти населения тогда еще жили
на фермах, обычный доход фермера равнялся 1000 долларов в год. На трех чет¬
вертях ферм не было электричества, а только керосиновые лампы. В стране один
телефон приходился на семерых жителей, один автомобиль — на пятерых. В
четверти домов отсутствовал водопровод. Средний американец бросал образова¬
ние после восьмого класса. Все это в стране, население которой достигло 132 мил¬
лиона человек, быстро изменится в предстоящие четыре года войны. Тогда, ког¬
да весь мир испытывал голод и разрушения, Америка быстро укрепляла свое
материальное благосостояние.
Азиатское направление
Готовясь к великим испытаниям, Рузвельт вынужден был значительное вни¬
мание уделять Азии. Японская сторона с началом войны в Европе ужесточила
свои позиции — наступал с ее точки зрения решающий исторический период, ког¬
да силы потенциальных союзников США оказались скованными в Европе, а сами
американцы были далеки от готовности противопоставить японцам в Азии адекват¬
ную мощь. В Токио более открыто, чем прежде, говорили о создании Великой
Восточно-Азиатской сферы сопроцветания. Японское правительство выдвинуло те¬
зис, что, как только «третьи державы» прекратят свое вмешательство в китайские
дела, споры США и Японии в Азии будут прекращены по всеобщему согласию.
Отметим, что на протяжении всего XX века Японии удавалось играть на про¬
тиворечиях европейских держав, на американо-европейских противоречиях и по-
221

степенно, шаг за шагом распространять сферу своего влияния в Азии. С расколом
Европы на военные блоки и с началом второй мировой войны японские милитари¬
сты преисполнились ожиданий и предвкушений. Теперь западноевропейские стра¬
ны, нейтрализовавшие друг друга, не представляли опасности, а в качестве щита
и меча против Америки выступал мощный тихоокеанский флот Японии.
В1939 году военное министерство Японии поручило полковнику Ивакуро Хи-
део сделать общую оценку американского потенциала. В январе 1940 года была со¬
здана специальная оперативная группа по оценке военных возможностей США. Су¬
губо секретный характер работы этой группы заставил военное руководство не раз
менять ее месторасположение в Токио. Для адекватной оценки Америки использо¬
вались научные работы даже на русском и немецком языках. В марте 1941 года ру¬
ководство группы прибыло в Вашингтон, чтобы на месте проверить свои умозаклю¬
чения. Наиболее отрезвляющими цифрами отчета было то, что США производят в
20 раз больше стали, чем Япония, добывают в несколько сот раз больше нефти, про¬
изводят в 5 раз больше самолетов, имеют пятикратно большую рабочую силу. Ива¬
куро пришел к выводу, что мобилизованный военный потенциал Японии составит лишь
10 процентов американского. И тем не менее военное руководство исходило из то¬
го, что на региональном уровне Япония сумеет противостоять Америке.
На строго секретной конференции в сентябре 1941 года было определено, что
Япония может рассчитывать на экономический блок, включающий Маньчжурию
и Китай. Если вооруженные силы в течение двухлетнего периода не сумеют добить¬
ся решающего перевеса, экономика Японии будет слабеть, а американская расти —
так определяли перспективу эксперты. Завершая конференцию, начальник гене¬
рального штаба генерал Сугияма вопреки всем заключениям специалистов заявил,
что вопрос о войне с США решен и потому любые оценки, имеющие пессимисти¬
ческие ноты, подлежат уничтожению, что и было сделано со всеми копиями выше¬
упомянутого доклада. На этом совещании штабом японских военно-морских сил
была принята оценка Америки как страны, представляющей полюс, противополож¬
ный японской цивилизации.
Столкновение Японии с США уже предопределили несколько факторов:
принадлежность Токио к общей «оси» с Берлином и Римом, сепаратная политика
в Китае, стремление создать закрытую Великую Восточно-Азиатскую сферу со-
процветания. Как писали сами японцы, «японская экспансия на азиатском конти¬
ненте и Тихом океане так или иначе вела к столкновению с политикой Соединен¬
ных Штатов».
Президент Рузвельт категорически отказался признать завоевания японцев
в Китае и в качестве ответа на создание прояпонского марионеточного режима пре¬
доставил Чан Кайши кредит в 200 миллионов долларов.
Главная жертва японской агрессии Китай страдал, в частности, от нехватки во¬
енного оборудования и снаряжения. Он мог рассчитывать лишь на два канала их
222

получения. С севера шла помощь из Советского Союза, на юге западные держа¬
вы прокладывали путь через Индию—Бирму. С началом войны в Европе япон¬
цы поставили себе задачу — перекрыть оба пути и окончательно покорить Китай.
Японские войска оккупировали Южный Китай, захватив следующий по значимос¬
ти за Шанхаем Кантон, блокировали все подступы к британскому Гонконгу, захва¬
тили остров Хайнань — сторожевой пост на входе в Тонкинский залив, острова
Спратли, расположенные на пути к Филиппинам, Индокитаю, Таиланду, Борнео,
Яве, Сингапуру. В июне 1940 года, когда Франция была поставлена на колени, япон¬
ское правительство навязало Таиланду «договор о дружбе», который «гарантиро¬
вал» территориальную целостность Таиланда штыками японских войск и предус¬
матривал взаимные политические консультации.
Видя усиление японской активности, США стали ужесточать свои позиции.
В 1939—1941 годах американское правительство отказалось признать террито¬
риальные изменения, произведенные посредством силы. Из американских пор¬
тов шла помощь, пусть пока незначительная, борющимся с японцами китайцам.
Основная помощь чунциньскому правительству — предоставление займов. Се¬
рия таких займов позволила открыть «бирманскую дорогу», через которую в Ки¬
тай поступали стратегические материалы. Важно также помнить, что США од¬
новременно вели широкую торговлю с Японией, которой продавали только
необходимые ей металл и нефть — главные сырьевые «предпосылки» ведения со¬
временной войны. Как уже говорилось, только в январе 1940 года президент Руз¬
вельт получил полномочия ввести эмбарго на торговлю с Японией, но примеча¬
тельно, что оно не было введено. Закулисно это объяснялось страхом, что в ответ
Япония постарается овладеть голландской Ист-Индией, а также неподготовлен¬
ностью американской стороны и ее потенциальных союзников — англичан, гол¬
ландцев и китайцев.
В Токио понимали, что удар немцев непременно придется на Голландию, и ее
крупнейшая азиатская колония стала целью дальнейшей японской экспансии. Ког¬
да в мае 1940 года Германия оккупировала Голландию и голландская Вест-Индия
в Карибском бассейне попала под контроль Британии, Япония поставила вопрос
о судьбе голландской Ист-Индии. Именно тогда американский флот был послан
на Гавайские базы. Этот шаг, по замыслу Рузвельта, должен был доказать серь¬
езность намерений Соединенных Штатов, не желавших, чтобы голландская Ист-
Индия попала в японские руки.
Рузвельт видел, что на этом этапе у Соединенных Штатов не так уж много
средств для противостояния планам Японии, если она дейтвительно решится ок¬
купировать голландскую Ист-Индию. Поэтому в конце мая он признается Мор-
гентау, что «предпочел бы сделать что-нибудь совместное с Японией, что-то вро¬
де общего совместного договора по поддержанию мира в Тихом океане». По
прямому указанию президента государственный секретарь Хэлл попросил восточ-
223

ных экспертов госдепартамента исследовать все «отношения с Японией, чтобы уз¬
нать, в человеческих ли силах найти какой-либо подход к ним, чтобы сблизиться,
а не скакать навстречу, как на бешеной лошади».
Последствия краха Франции
Господство на морях, принадлежавшее ранее англо-французской коалиции, дру¬
жественной США, исчезло. Прежняя самоуверенность уступила место мрачным
перспективам. «Французский бастион» пал, более того, впервые в истории США
окружающие континент океаны не только потеряли значительную долю своей за¬
щитной функции, но и могли служить плацдармом если не прямого вторжения в США,
то в окружающие страны западного полушария. Двумя основными элементами фран¬
цузского наследства являлись обширная колониальная империя, разбросанная на
двух материках и многочисленных островах, и французский военный флот, боль¬
шая часть которого стояла в гавани Тулона и близ североафриканских баз. Рузвельт
понимал, что если французский флот будет присоединен к немецким и итальянским
военно-морским силам, то «Германия сможет изменить ситуацию в Южной Аме¬
рике в течение нескольких недель».
Перед президентом Рузвельтом встала огромная проблема: исчезновение
дружественной мировой державы и возникновение на ее обломках того, что слиш¬
ком уж напоминало марионеточный режим — власть по воле немцев, власть, со¬
трудничающая с немцами. Рузвельт пытался смягчить опасные для США по¬
следствия компьенского перемирия. Первым на очереди был французский флот.
Телеграмму Рузвельта (о том, что, отдав флот, Франция потеряет дружбу США)
передали Дарлану, вице-президенту петеновского режима, когда тот направлялся
на заседание совета министров. Американский представитель вызвал с заседания
министра иностранных дел Бодуэна и вручил ему копию этой телеграммы.
Как это ни странно, но первой платой за признание Рузвельтом правительст¬
ва Виши стал Индокитай. В момент крушения Франции японское правительство вы¬
нудило правительство Петена согласиться на перекрытие дороги из французского Ин¬
докитая в Китай. Военный материал, предназначавшийся для Китая, попал в руки
его врага. Японцы, воспользовавшись обстановкой, форсировали свой нажим. Пра¬
вительство Виши пропустило в Индокитай японские военные миссии, а 22 сентяб¬
ря Япония, поддержанная Германией, с которой она вступила в союз, добилась от Пе¬
тена согласия на оккупац ию севера Индокитая. Генерал-губфнагор французского Инд окитая
Ж.Катру еще в июне 1940 года обратился к американскому и английскому правитель¬
ствам с просьбой предоставить помощь для противостояния японцам. Отказ США
и был той ценой, которую они уплатили за установление дипломатических отноше¬
ний с Виши. Адмирал Дарлан при этом выразил уверенность, что «Гитлер нападет
224

на Соединенные Штаты вскоре после овладения Англией, и оборона Соединенных
Штатов окажется такой же уязвимой, как и оборона Англии».
На этом этапе Рузвельт был откровенно доволен тем, что французский флот
«заморожен» во французских портах, и что Северная и Центральная Африка по¬
ка не стали зоной проникновения германских и итальянских вооруженных сил. Что
касается степени сотрудничества Виши с германским военно-промышленным ком¬
плексом, то этот вопрос на данном этапе оставался в тени.
Из всех французских колоний только выступ французской западной Афри¬
ки, заканчивающийся Дакаром, рассматривался Рузвельтом как важнейший. Хо¬
зяин Дакара мог прервать атлантические коммуникации и, главное, максимально
приближался к латиноамериканскому континенту. Это была единственная дорога
в контролируемую Германией Западную Европу. Здесь стояли значительные фран¬
цузские силы, исключенные из антигитлеровской коалиции из-за своей покорно¬
сти Петэну. Здесь американская дипломатия параллельно с военной разведкой об¬
наружила уязвимое предполье Европы и развернула деятельность,
прогрессировавшую с каждым днем. Интерес к Дакару возрос в правительствен¬
ной среде США настолько, что 15 сентября 1940 года там был открыт американ¬
ский консулат. Консул Томас Вассон получил специальные инструкции следить за
деятельностью немцев на этой выдвинутой к Бразилии оконечности Африки.
24 октября Петэн встретился с Гитлером в Монтуаре. В переговорах наряду
с прочими обсуждался вопрос о военном потенциале США. Гитлер выразил уве¬
ренность, что США не могут создать достаточно эффективные силы ранее 1942 го¬
да. К этому времени Англия будет повержена, а «мысль об американской высад¬
ке на континенте в военном смысле является чистой иллюзией».
Откликом на переговоры в Монтуаре с американской стороны послужило лич¬
ное письмо Рузвельта Петэну 25 октября 1940 года: «Тот факт, что французское
правительство находится под давлением, не может оправдать помощи Германии с
французской стороны». Рузвельт напомнил об обещании не сдавать флот. Любое
соглашение между Виши и Берлином «повредит традиционной дружбе». Руз¬
вельт предупреждал, что сотрудничество, особенно при посредстве флота, лишит
Францию: а) «помощи французскому народу в его несчастье»; б) помощи в «воз¬
вращении ее заморских владений».
Токио ужесточает позиции
Действия англичан (которых можно оправдать, поскольку они обращалиь к
американцам и готовы были сражаться, если получат от них помощь) вызвали жар¬
кие дебаты в Вашингтоне. 18 июля 1940 год ведущие деятели администрации —
военный министр Стимсон, военно-морской министр Нокс, министр финансов
225

Моргентау — обсуждали эту проблему в английском посольстве с послом лордом
Лотианом. Как можно было предположить, лорд Лотиан напомнил об отказе Ва¬
шингтона принять строгие меры против Японии, что и развязало руки англичанам.
Более того, он заявил, что американцы продолжают продавать авиационный бен¬
зин Японии. Если бы Соединенные Штаты прекратили поставки нефти, а англи¬
чане взорвали нефтяные месторождения в Ист-Индии, японская военная маши¬
на остановилась бы, не имея горючего. Министр финансов Моргентау немедленно
изложил английский план президенту. Моргентау говорил, что Англия будет чер¬
пать горючее из Венесуэлы и Колумбии. В то же время полное эмбарго американ¬
цев на поставки и уничтожение нефтяных месторождений в Индонезии, наряду с
массированными английскими атаками на германские заводы, производящие син¬
тетическое горючее, может привести к тому, «что все дело кончится для нас миром
в течение трех или шести месяцев». Рузвельт очень заинтересовался этим планом
Моргентау и решил обсудить его со Стимсоном, Коксом и Уэллесом.
С одной стороны, следовало избежать конфликта с Японией. Главным дово¬
дом для Рузвельта было то, что конфликт с Японией уменьшит англо-американ¬
ские возможности нанести поражение Берлину, а именно с этой линией действий
в мировой дипломатии связывал свою судьбу президент Рузвельт. С другой сто¬
роны, попустительство азиатскому агрессору также могло дать японцам неверные
сигналы. Именно в ключе английских предложений Рузвельт 25 июля 1940 года
после продолжительных бесед с Стимсоном, определив запасы Соединенных
Штатов как достаточные для 6—9 месяцев потребления, подписал прокламацию
министерства финансов, ограничивающую экспорт нефти и металлолома.
Это решение президента можно рассматривать как начало экономического дав¬
ления на Японию, переход к решительным действиям. Рузвельт сказал репорте¬
рам, что не вводит эмбарго, как говорят газеты, а скорее расширяет систему госу¬
дарственных лицензий на некоторые категории нефти и металлолома. Запрет на экспорт
стал касаться только авиационного бензина и смазочных масел, а также некоторых
видов металлолома. На данном этапе это устраивало Рузвельта, поскольку он по¬
казал «сильную руку» в отношении Японии и в то же время, как ему думалось, уда¬
лился из зоны риска — начала войны с Японией.
Между тем в Токио к власти пришли более воинственные силы — во второй
половине июля 1940 года кабинет Янаи был сменен кабинетом принца Фунимава
Коноэ. В новый кабинет министров вошли такие сторонники экспансии, как Юсу-
ки Мацуока (министр иностранных дел), генерал Хидеки Тодзио (военный министр).
Для Рузвельта это был период неожиданных и мощных вызовов. В Европе
Англия одна стояла перед захваченным Германией континентом. Теперь в Азии аг¬
рессор пошел напролом, и американцам нужно было решать, что они должны
предпринять, чтобы остановить Японию. И все же, беседуя 16 августа с Морген¬
тау, президент сказал: «Мы не должны оказывать излишнее давление на Японию
226

в это время, мы можем толкнуть ее в сторону голландской Ист-Индии». Но у Руз¬
вельта были возможности убедиться в том, что его примирительные шаги не ока¬
зали должного воздействия на японцев. В сентябре 1940 года Япония в категори¬
ческой форме потребовала от петэновских властей в Индокитае права на транзит
своих войск, строительство аэродромов и установление тесных экономических
связей. На этот раз президент Рувельт стал обращаться к тем, кто предлагал бо¬
лее суровые меры против Японии. Когда 26 сентября стало ясно, что Англия ско¬
рее всего выстоит перед лицом германских военных налетов, а японцы все же
выйдут на дороги Индокитая, администрация Рузвельта объявила полное эмбар¬
го на поставки стального и железного металлолома.
Заключенный в сентябре 1940 года тройственный союз Германии, Японии и
Италии в случае войны сковывал силы США борьбой на два фронта. Предвидя
эту ситуацию, США сократили свое присутствие в Азии, вели себя даже не¬
сколько заискивающе. На этом этапе, когда дела Англии казались особенно пло¬
хими (июнь 1940 года), американская сторона даже намекнула (это сделал секре¬
тарь Ф.Рузвельта Эрли), что возможен раздел сфер влияния — «доктрина Монро
для Америки и своя доктрина для Азии и Европы». Данное заявление было с вос¬
торгом принято японцами и немцами.
Урегулирование отношений с японцами оказалось невозможным по несколь¬
ким причинам. Во-первых, они уже «закусили удила», и возможности компро¬
мисса, столь желанные еще год—два назад, оказались лишь препятствием в
уникальном мире 1940 года. Во-вторых, Америка почти уже удалилась из Азии
де-факто, и юридическое подкрепление мало что давало. В-третьих, подготов¬
кой трехстороннего пакта Япония связала себя узами лояльности с Германией и
Италией и не могла быть достаточно гибкой с США. Идти на компромисс с Аме¬
рикой, союзником Англии, означало косвенно поддерживать антогониста Герма¬
нии и Италии в Европе. Теперь путь военной экспансии казался японским ми¬
литаристам единственно возможным. Поэтому американские действия не
предотвратили подписания Японией трехстороннего пакта с Германией и Ита¬
лией 27 сентября 1940 года. Было очевидно, что одна из главных целей этого до¬
говора — предотвратить помощь Соединенных Штатов Англии в войне с Гер¬
манией в Европе и гарантировать Японии создание Великой Восточно-Азиатской
сферы сопроцветания.
«Стальной пакт» вызвал серьезные дебаты в правящих кругах США. Фрак¬
ция сторонников энергичного курса (военный министр Стимсон, министр финан¬
сов Моргентау, министр внутренних дел Икес) потребовала «прямых действий, ко¬
торые показали бы Японии, что мы, по меньшей мере, не боимся ее». Лондон поддержал
эту фракцию, объявив И октября о новом открытии бирманской дороги в Китай,
как бы давая этим понять, что англосаксонские союзники придут на помощь ки¬
тайцам. Черчилль предложил президенту Рузвельту послать военную эскадру
227

(как он писал, «чем больше, тем лучше») в Сингапур для предотвращения воен¬
ных действий со стороны Японии. В самом кабинете военный министр Стимсон со¬
гласился с английским предложением послать военно-морской флот в направлении
голландской Восточной Индии. Другая фракция (американские военные и руко¬
водившие дипломатическим ведомством Хэлл и Уэллес) полагала, что посылка эс¬
кадры в Сингапур и полное эмбарго на поставки нефти только спровоцируют Япо¬
нию на решительные действия, когда американские силы еще не готовы. К тому же
неясно, как пойдет развитие германской политики, а это означало, что Америка долж¬
на быть готова к различным вариантам хода событий. Поэтому дипломаты и во¬
енные не соглашались с фракцией Стимсона, Моргентау и Икеса.
Президент склонялся скорее к позиции сторонников энергичных действий. В
беседе с министром военно-морского флота Ноксом 8 октября он сказал, что, ес¬
ли Япония ответит агрессивными действиями на открытие англичанами бирманской
дороги, Соединенные Штаты должны будут объявить полное эмбарго на торгов¬
лю с Японией. Именно в это время Рузвельт отказался вернуть тихоокеанский флот
в Сан-Диего.
Представим себе ситуацию, в которой Рузвельт вырабатывал курс США. Ан¬
глия находилась в отчаянном положении после июня 1940 года. Британский премьер-
министр уведомлял президента 18 июня, что захват Германией европейского побе¬
режья от Норвегии до Ла-Манша, добавление сотни итальянских подводных лодок
к 55 германским в морях и океанах, потеря Англией половины эсминцев — все это
серьезно ослабило способность англичан выстоять, отразить вторжение и защитить
свободу на морях. В июле 1940 года Франклин Рузвельт говорил, что шансы Ан¬
глии выжить равняются одному из трех. 13 августа 1940 года, преодолев сомнения,
президент Рузвельт послал премьеру Черчиллю телеграмму о возможности немед¬
ленной передачи Англии 50 старых эсминцев, 20 торпедных катеров и 10 самоле¬
тов. В обмен он хотел получить заверения (президент обещал их не афишировать)
в том, что британский флот не будет ни при каких обстоятельствах сдан Германии,
и обязательство передать Соединенным Штатам в аренду на 99 лет военно-морские
и военно-воздушные базы Великобритании в западном полушарии. Мы видим,
что Рузвельта заботила консолидация американской мощи в Центральной Амери¬
ке, в Карибском бассейне, и он считал получение английских баз необходимым для
упрочнения американских стратегических позиций в мире. Сделку по обмену ста¬
рых эсминцев на английские базы Рузвельт назвал «самым важным шагом по ук¬
реплению нашей национальной обороны со времен покупки Луизианы».
Не связав официально свою судьбу с Великобританией, американцы все же
исключали для себя союз с Германией — слишком много противоречий разделя¬
ло эти страны. В эти дни — время самых внушительных успехов немцев на запад¬
ном фронте — слова Черчилля многое значили для американцев: «Мы пойдем до
конца. Мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океа-
228

нах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы
будем охранять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на пляжах,
мы будем сражаться на месте высадки, мы будем сражаться в полях и на улицах,
мы будем сражаться на холмах. Мы никогда не сдадимся».
Рузвельта многое восхищало в английском премьере. Он сравнивал даже
распорядок дня Черчилля со своим. До этого времени Рузвельт и Черчилль встре¬
чались лишь раз, в годы первой мировой войны (Рузвельт говорил, что хорошо по¬
мнит эту встречу, а Черчилль — что не помнит). Но почерк друг друга им был уже
знаком. Черчилль мог послать через океан телеграмму в два часа пополуночи, она
поступала прямо в американское посольство в Лондоне, а оттуда через специаль¬
ные шифровальные машины в Белый дом, и президент иногда получал ее, еще не
успев заснуть. Тогда утром Черчилля ожидал ответ.
У двух великих держав были общие интересы. Черчилль хотел связать судь¬
бы Америки и Англии, он полагался на такой союз и стремился сделать его нераз¬
делимым. Рузвельт видел иные сны. Он вел себя с англичанами достаточно жест¬
ко: отклонил просьбу об эсминцах в мае — в решающие дни битвы за Францию,
а в сентябре предоставил англичанам лишь несколько старых самолетов. Совершен¬
но различным было толкование и сделки «эсминцы—базы». Английская сторона
видела в ней формирование общих позиций двух наций, американская сторона
полагала таким способом укрепить свои позиции в Карибском бассейне.
Все четверо сыновей президента Рузвельта уже осенью 1940 года находились
в вооруженных силах: Франклин-младший и Джон — во флоте, Эллиот — в авиа¬
ции, Джим — в морской пехоте.
Ленд-лиз
Переизбрание укрепило позиции Рузвельта, теперь он мог сосредоточиться
на стратегическом аспекте планирования. Мир радикально изменился за послед¬
ние месяцы. В Западной и Центральной Европе господствовал фашизм. Англия
стояла на пороге вторжения. Теперь у Соединенных Штатов не было свободы вы¬
бора, все более актуальным становился вопрос, до какой степени Соединенные Шта¬
ты должны помогать Англии выжить. Ясно было, что, если английский бастион па¬
дет, Соединенным Штатам придется думать о защитных редутах уже в своем
полушарии.
К концу октября, когда, судя по всему, стало очевидным, что англичане вы¬
стоят в своем противоборстве с враждебным континентом, в более конкретную пло¬
скость перешел и вопрос об американских поставках английским вооруженным си¬
лам. Запросы англичан к этому времени значительно возросли. Англичане просили
Рузвельта в 1941 году поставить вооружение для 10 дивизий и уже не 14 тысяч, а
229

26 тысяч самолетов. Хотя эти цифры выглядят фантастическими и сейчас, Рузвельт
не отверг их, а нашел необходимым принять английские заказы. Объясняя свои дей¬
ствия, он прямо указал, что столь грандиозные военные заказы укрепят американ¬
скую экономику во всех секторах и по всей территории страны и, главное, помо¬
гут создать такую мощную военную экономику, которая «будет служить нуждам
Соединенных Штатов в любых обстоятельствах».
Через два дня после переизбрания на третий президентский срок — 7 нояб¬
ря 1940 года — Рузвельт открыто заявил, что Англия получит половину всего вновь
производимого в США военного оборудования, включая последние модели бом¬
бардировщиков. Напомним, что к этому времени англичане заказали оружия в Со¬
единенных Штатах более чем на 5 миллиардов долларов, а по оценкам помощни¬
ка президента наличными у них было уже менее 2 миллиардов долларов. Большего
Лондон уже дать не мог.
О банкротстве Англии впервые столь открыто объявил британский посол
Лотиан 23 ноября 1940 года, когда он обратился к группе американских журна¬
листов: «Ну, ребята, Англия подошла к черте; ваши деньги — вот чего бы мы хо¬
тели». Первого декабря 1940 года министр финансов Моргентау доложил прези¬
денту, что у англичан нет необходимых 2 миллиардов долларов для оплаты военных
заказов, сделанных ими в октябре. Рузвельт видел два пути. Можно было, конеч¬
но, позволить Англии ослабеть до крайних пределов, способствовать развалу Бри¬
танской империи, а потом взять английское наследство под свою опеку. Но такой
путь был опасен: могла вмешаться Германия и захватить контроль над распадаю¬
щейся Британской империей быстрее, чем это сделают американцы. Президент из¬
брал другой путь — обошел существующие легальные препятствия прямой помо¬
щи. Этими препятствиями были закон Джонсона и закон о нейтралитете, которые
запрещали предоставлять кредиты и требовали оплаты наличными деньгами всех
закупок со стороны воюющих держав.
Выйдя из Вашингтона под парусами вниз по Потомаку к океану 2 декабря 1940 го¬
да, Рузвельт посвятил две недели осмыслению дальнейшего курса Америки в ми¬
ровом конфликте и прежде всего формы помощи англичанам. На столе у президен¬
та лежало письмо Черчилля, «одно из самых важных писем», которые он когда-либо
писал. Черчилль излагал перспективы 1941 года, какими они виделись из Лондо¬
на. Английский премьер считал, что опасность быстрого и всесокрушающего втор¬
жения немцев в значительной мере уменьшилась. Но возникает хотя и не столь оче¬
видная, но тем не менее смертельная угроза медленного удушения Англии путем
блокады и давления с воздуха. Наиболее опасным, с его точки зрения, было «по¬
стоянное и все увеличивающееся потопление морских грузов... В 1941 году самой
важной проблемой будет безопасность морских путей. Если мы не обеспечим
снабжения нашего острова основными видами вооружений и припасов, если не смо¬
жем посылать наши армии на все вероятные театры военных действий, где Гитлер
230

и его сообщник Муссолини должны быть разбиты, мы можем пасть. Все идет к тому,
чтобы Соединенные Штаты завершили свои оборонительные приготовления».
Стало ясно, что премьер видит впереди длительную борьбу, реагирует на из¬
менение мирового соотношения сил; он, собственно, готов к тому, что Британская
империя уже прошла зенит своего могущества и клонится к упадку, а Соединен¬
ные Штаты получают огромный исторический шанс. Америке нужно было преж¬
де всего поддержать англичан, затем закрепиться на предоставляемых ими пози¬
циях, распространить свое влияние и начать решающую борьбу с державами «оси».
В свете возникающей перспективы Рузвельт пошел на необычайный шаг.
Военный министр Стимсон однажды сказал, что следовать за интуитивным
мыслительным процессом Рузвельта, «это все равно что охотиться за мелькаю¬
щим лучом солнца на стене пустой комнаты». Но такой независимый полет мыс¬
ли давал и убедительные результаты. Один из них — рожденная после отчаян¬
ного письма Черчилля («мы ободраны до костей») идея ленд-лиза, плод нескольких
вечеров размышлений президента во время круиза по южным морям. «Ни я, ни
кто либо другой,— пишет Роберт Шервуд,— не можем составить ясного пред¬
ставления о том, как функционирует его мыслительный процесс. Казалось, он не
говорил много о насущном вопросе, не спрашивал совета у других, не читал кни¬
ги по данному вопросу... Одно можно сказать определенно: ФДР — созидатель¬
ный мастер политики». Ф.Перкинс о ленд-лизе: «Вспышка ясновидящего знания
и понимания», он словно музыкант, который внезапно «слышит всю симфонию».
В день инаугурации газеты охарактеризовали его как человека удивительной
жизненной силы, сохранившего бодрость духа вопреки разочарованиям и насту¬
пившим тяжелым временам. Вызов, брошенный мировой войной, как бы еще бо¬
лее высветил его витальность. «Серьезный, но не мрачный, обеспокоенный, но не
суровый, полный энергии и уверенный в том, что он — тот самый человек, кото¬
рый говорил американскому народу: “Единственное, чего мы должны бояться,—
это самого страха”».
День инаугурации 20 января 1941 года был ясным и солнечным. К тому же
опрос Гэллапа показал очередной рекорд популярности президента — 71 процент.
Девятнадцать членов его семьи наблюдали за положенной на старую библию ру¬
кой и слушали третью инаугурационную речь. Ясный голос, решительные жесты.
«Нация как человек, она имеет тело, которое должно быть накормлено и защище¬
но своим домом. Она имеет разум, который должен быть образован, информиро¬
ван и иметь нечто более глубокое, нечто более постоянное, большее, чем сумма сво¬
их частей. Это нечто значит более всего для будущего... Трудно, может быть,
невозможно определить это нечто одним словом. И все же мы понимаем, что го¬
ворим о духе — о вере Америки.»
Чтобы верно определить приоритетность дел, Рузвельт послал Гопкинса в Лон¬
дон: выстоит ли Британия? Зная, что Гопкинс был прежде занят внутренними про-
231

блемами «Нового курса», Черчилль начал за обеденным столом рассказывать о бу¬
дущем послевоенном жилищном строительстве в Англии. Гопкинс перебил его: «Ми¬
стер Черчилль, к черту ваши коттеджи. Я прибыл сюда, чтобы узнать, как вы со¬
бираетесь побить этого мерзавца Гитлера». Услышав это, Черчилль расправил
плечи и попросил Гопкинса проследовать за ним в кабинет, где четыре часа объ¬
яснял военную обстановку и усилия Британии. «С этого времени,— пишет Чер¬
чилль в мемуарах,— началась дружба, которая благополучно провела нас через все
землетрясения и конвульсии. Это был самый верный и совершенный накал связи
между президентом и мной». Гопкинс с этих минут стал одним из наиболее пре¬
данных поклонников Черчилля, с которым они не расставались целую неделю. Про¬
щаясь, Гопкинс процитировал Библию: «Я пойду за тобой туда, куда бы ты не по¬
шел, там, где ты разместишься, буду и я; твой народ будет моим народом и твой
Бог — моим Богом». И добавил: «До конца». Не так часто окружающие виде¬
ли, как слезы текли по щекам Черчилля.

Глава девятая
ОЕ1РАЗО1ВАНИ1Е КОАЛИЦИИ
Наше дело справедливо.
И союз наш совершенен.
Джон Дикинсон, 1775
Приняв важнейшее решение о помощи англичанам, Рузвельт в последние
дни декабря 1940 года размышлял об общей оценке мировой политики.
То было время доминирования Германии в Западной Европе, вершина ус¬
пехов ее военной машины, пик агрессивных устремлений гитлеровского руковод¬
ства и вермахта, когда германский генеральный штаб готовил один за другим пла¬
ны дальнейших военных операций. Захват Швеции или Швейцарии также
фигурировал в этих планах, но их значение являлось минимальным в сравнении с кар¬
динальной дилеммой Берлина: Запад или Восток. В этот роковой час европейской
и мировой истории две страны способны были противостоять германскому удару —
Англия и СССР. Но лишь одна страна могла не только обеспечить свою защиту,
но и поставить нацистскую Германию на колени — Советский Союз. К началу 1941 го¬
да планы гитлеровского командования оставались тайной, но уже появились при¬
знаки радикальной перегруппировки нацистской машины на восток.
Мировая политика стала темой выступления Рузвельта по радио 29 октября
1940 года. Впервые, пожалуй, огромная национальная аудитория слышала его
мысли менее замаскированными, чем прежде: предвыборная кампания осталась за
плечами. Президент объявил, что никогда еще со времен гражданской войны
Америка «не находилась в такой опасности, как ныне». Сегодня, если Англия по¬
терпит поражение, страны «оси», которые выражают свою решимость господст¬
вовать в мире, будут контролировать Европу, Азию, Африку, Австралию, огром¬
ные морские просторы, и «все мы, живущие в обеих Америках, окажемся под прицелом
винтовки, заряженной разрывными пулями, как экономическими, так и военными...
Чтобы выжить в таком мире, мы должны превратить себя в военную державу на
основе военной экономики».
Именно в этой речи Рузвельт сказал, что Америка должна быть «арсеналом
демократии». Он еще не мог говорить о непосредственных планах вмешательства
США в мировой конфликт, но уже стало ясно, что Америка приближается к глав¬
ным внешнеполитическим решениям своей истории. В ежегодном послании конгрес¬
су о положении страны (6 января 1941 года) президент Рузвельт очертил три ли¬
нии своей будущей политики: «Всеобъемлющая национальная оборона; полная
233

поддержка тех народов, которые противостоят агрессии; удержание нашего полу¬
шария от превращения его в арену боевых действий».
Когда недавний политический соперник Уэндел Уилки решил посетить Лон¬
дон, Рузвельт пригласил его в Белый дом и дал своего рода рекомендательное пись¬
мо премьеру Черчиллю, куда своей рукой вписал стихи»Лонгфелло, которые Чер¬
чилль использовал в ближайшей же речи перед палатой общин. Он напомнил, что
«в последней войне Соединенные Штаты послали через Атлантический океан два
миллиона солдат... Недавно Рузвельт прислал мне стихи Лонгфелло, которые не¬
сут смысл, понятный и нам и им:
Плыви вперед, челн государства!
Вперед, союз великий и могучий!
И человечество во всех своих заботах
И всех надеждах о грядущих днях
Следит, дыханье затая, за плаваньем великим!
Какой же ответ я должен дать от вашего имени этому великому человеку, в тре¬
тий раз избранному главой нации в 130 миллионов человек. Вот ответ мистеру Руз¬
вельту: «Не сомневайтесь в нас... Мы не ослабеем и не ошибемся. Дайте нам ин¬
струмент, и мы проделаем работу».
С этим ответом Уилки прямо с аэродрома, в синем измятом костюме прибыл
на слушания конгресса по ленд-лизу. «Если республиканская партия встанет в сле¬
пую оппозицию к этому биллю, у нее уже никогда не будет шанса получить кон¬
троль над американским правительством.»
10 февраля 1941 года палата представителей одобрила законопроекты по
ленд-лизу. И марта сенат проголосовал за ленд-лиз, и он обрел права закона.
Рузвельт с удовлетворением подписал закон о ленд-лизе, по которому Британия
получит помощь на 30 миллиардов (Россия более чем на 10 миллиардов). По
словам Памелы Черчилль Гарриман, это было «одно из крупнейших предприятий
американской истории». Главным администратором ленд-лиза стал Гарри Гопкинс,
и Рузвельт провел немало дней, обсуждая ход военной и экономической помощи
тем, кто постепенно становился союзниками.
Президент мог теперь оказывать влияние на Британию, которая располага¬
ла силами как на востоке, так и на западе, в Европе, Африке, Азии, на всех мо¬
рях. Воздействуя на Британскую империю, США получали возможность укрепить¬
ся во всех частях света. В это время Рузвельт сформировал свой так называемый
военный кабинет, в который вошли военно-морской министр Нокс, военный ми¬
нистр Стимсон, министр финансов Моргентау, государственный секретарь Хэлл
и Гарри Гопкинс — ближайший личный помощник президента. Именно на сове¬
щаниях военного кабинета (часто в более узком составе, чем названный выше) Руз¬
вельт обсуждал самые насущные проблемы своей стратегии.
234

Теперь Америка создавала армию в полтора миллиона солдат, 400 тысяч ра¬
бочих строили 46 новых армейских лагерей. Речь шла уже не о месяцах, а о днях.
Весной 1941 года все они, одинаковые и покрашенные в непритязательные цвета, бы¬
ли готовы для новой американской армии.
В Белом доме в начале 1941 года стали известны слова Гитлера: «Скоро
только мои солдаты будут стоять от Владивостока до Гибралтара». В январе за¬
меститель государственного секретаря Уэллес передал советскому послу Уманско¬
му сведения о подготовке Гитлером похода на восток. В эти недели генерал Уиль¬
ям Донован совершил «инспекционную» поездку по Европе и Ближнему Востоку.
3 апреля 1941 года после жарких двухдневных дебатов с адмиралом Старком, ко¬
мандующим военно-морскими силами, Рузвельт отдал приказ перевести три лин¬
кора, один авианосец и четыре крейсера с Тихого океана в Атлантический для ук¬
репления позиций Соединенных Штатов в Атлантическом океане и обеспечения
эскортирования конвоев между Америкой и Англией.
Отметим факт, не всегда упоминаемый историками. Весной 1941 года англи¬
чане (и американцы) фактически проигрывали битву за Англию. В апреле 1941 го¬
да адмирал Старк писал, что ситуация в Атлантике «много хуже того, что о ней ду¬
мает средний гражданин». Помощь по ленд-лизу столкнулась с яростью германских
подлодок. В мае 1941 года немецкие подводные лодки потопили втрое больше су¬
дов, чем англичане могли построить на своих верфях, вдвое больше, чем на англий¬
ских и американских верфях вместе взятых. Что было бы, если бы Германия не по¬
вернула на восток?
В апреле Рузвельт сообщил Черчиллю результаты обсуждений вопроса об аме¬
риканской помощи Англии в Северной Атлантике. Рузвельт объявил Северную Ат¬
лантику нейтральной зоной, отдал военно-морскому флоту США приказ патру¬
лировать эту зону и сообщать англичанам о месте расположения германских
подводных лодок. Президент приказал высадить американские войска в Гренлан¬
дии. Через несколько месяцев он отправил воинские подразделения в Исландию
и полностью оккупировал остров. Президент вел фактически «свою» войну. Кон¬
гресс не санкционировал войны с германскими подводными лодками. Но Руз¬
вельт назвал немецкие подлодки «гремучими змеями» Атлантики и приказал во¬
енно-морскому флоту США топить их по мере возможности. Президентом были
сняты практически все ограничения на торговлю с борющейся Англией.
Между тем апрель был месяцем успехов стран «оси». Немцы возобновили блиц¬
криг. За неделю они сокрушили Югославию, затем пришла очередь Греции. В Ли¬
вии англичане отошли к египетской границе. Продовольственный рацион англичан
резко сократился. В Африке генерал Роммель за 12-дневную кампанию отобрал
все захваченные англичанами плацдармы, пересек Киренаику и вышел к границе
Египта. Крит был захвачен десантом с воздуха. Из Виши сообщали о готовности
немцев захватить Гибралтар и сделать Средиземное море озером «оси».
235

Куда пойдет Германия
Накануне великих событий 1941 года стало ясно, что главная индустриальная
и военная мощь Европы в основном находится под контролем Германии. Теряя по¬
зиции в Восточном Средиземноморье, Черчилль пытался укрепиться в западной
его части, а также на островах, лежащих близ Гибралтара. В эти дни он просил Руз¬
вельта о помощи в оккупации Азорских островов и островов Зеленого Мыса.
Уинстон Черчилль убеждал своего американского корреспондента (премьер под¬
писывался в этих посланиях Рузвельту как «бывший военный моряк») не ослаб¬
лять дипломатического давления на Испанию и Португалию с тем, чтобы вход в Сре¬
диземное море оставался открытым для англичан.
Пожалуй, впервые мы видим, как Рузвельт, обычно стремящийся уйти от оп¬
ределенных суждений, от точного обозначения своих целей, соглашается говорить
о геополитике. Он пишет премьеру: «Результат этой борьбы будет определен на
Атлантическом океане, и если Гитлер не сможет достичь победы именно в этом ре¬
гионе, он не сможет победить нигде в мире, он не сможет победить в мире в целом».
Президент не согласился перевести основную часть тихоокеанского флота в Ат¬
лантический океан прежде всего потому, что, продолжая угрожать Японии, желал
направить ее энергию в северном направлении. Напомним, что 13 апреля 1941 го¬
да между Японией и Советским Союзом был заключен договор о нейтралитете. Это
чрезвычайно обеспокоило президента. Он видел, что японцы еще не определили
жестко направления своей экспансии, они могут начать продвижение на север или
бросить силы на юг. Движение на юг означало удар по американской зоне влия¬
ния, по Филиппинам. Движение на север означало войну Японии против Совет¬
ского Союза.
В апреле 1941 года Рузвельт переживал скорее внутренний, чем внешний кри¬
зис. Военное производство составило лишь 30 процентов от запланированного, за¬
бастовки сотрясали весь организм государства. Адмирал Старк записывает в это
время: «Президент находится в не менее тяжелой ситуации, чем любой государ¬
ственный деятель в нашей государственной жизни». После всех тяжелейших
усилий производство увеличилось лишь на 20 процентов, этого было явно недо¬
статочно.
Рузвельт стоял на развилке своей политической судьбы. Вся нация смотре¬
ла на него, только он мог перейти роковую черту между войной и миром. Что-то
сдерживало его, и сейчас мы знаем, что именно: Рузвельт уже знал, что решаю¬
щий выбор за него делают немцы и японцы. Он получил данные, что колоссаль¬
ная германская военная машина разворачивается на восток, и это упрощает зада¬
чу западных противников нацизма. Он приказал отложить идею с конвоями —
они могут, как и в 1917 году, спровоцировать немцев в тот момент, когда горды¬
ня ведет их к неминуемому возмездию. Максимум, на который после долгих ко-
236

лебаний все же пошел президент,— это создание патрульной системы для обна¬
ружения германских подводных лодок. Данные об их обнаружении передавались
англичанам.
2 мая 1941 года Рузвельт открыл мемориал в Стентоне, в доме, где родился
Вудро Вильсон. Этот жест говорил о многом: Рузвельт 1 апреля 1941 года оказался
в том же положении, в котором находился президент Вильсон после переизбрания
в 1916 году,— вступления США в мировую войну. Нет сомнения, что Рузвельт
не мог не думать о душевном состоянии Вильсона на пороге нового мира.
В это время военный министр Г. Стимсон записал в своем дневнике: «Меж¬
дународная ситуация становится все более сложной... Все спрашивают, что нуж¬
но делать». Но президент хранил ледяное молчание. Любой доступ к нему прак¬
тически был закрыт. Накануне самых критических событий (с 14 по 27 мая) он не
вставал с постели, никого не принимал. Окружающим говорили, что у президен¬
та простуда. Но беседовавший с ним многие часы Р. Шервуд, его «теневой писа¬
тель», не заметил никаких признаков недомогания. Секретарша президента М. Ли¬
хен д лишь улыбалась. Рузвельт был сосредоточен, он ждал великих новостей.
Мы ничего не слышим от него в первые двадцать шесть дней мая 1941 года. Сей¬
час можно себе представить, что Рузвельт размышлял о предстоящем радикаль¬
ном изменении международного положения, о возможности агрессии Германии на
восток, о вероятном выступлении Японии против Советского Союза. Лишь в кон¬
це мая Рузвельт делает очередной шаг в своей дипломатической стратегии. Как толь¬
ко японцы выразили желание начать переговоры с Соединенными Штатами об уре¬
гулировании разногласий, а вишистская Франция стала более активно сотрудничать
с Германией в области использования ближневосточных и африканских баз, Руз¬
вельт посчитал возможным перевести четвертую часть своего тихоокеанского фло¬
та в Атлантический океан. Он, видимо, полагал, что японцы выбрали северное на¬
правление, а сотрудничество вишистов с Германией потенциально ослабляет
позицию США в Атлантике.
В середине мая 1941 года число американцев, поддерживающих идею конво¬
ев в Атлантике, выросло до 55 процентов. Но 70 процентов населения еще жела¬
ли уклониться от мирового конфликта. Перед глазами Рузвельта была судьба Ву¬
дро Вильсона, ввергшего страну в войну без должной поддержки дома. Теперь Рузвельт
хотел не дипломатической манипуляции, которая ввергает США в войну, а осозна¬
ния большинством населения страны, что им угрожает подлинный противник, что
промедление на определенном этапе оборачивается против Америки. Вот почему
Рузвельт лежал в постели и читал газеты. Будущее было слишком угрожающим.
Подталкивать страну к горнилу войны было слишком опасно. Оставалось ожидать.
В Гайд-Парке его мать, 80-летняя Сара Рузвельт, поделилась с журналистами сво-
237

им мнением — она предполагала, что 1941 год будет «возможно, самым жестоким
годом в истории».
Элеонора Рузвельт, говорившая с мужем по телефону 8 мая, была удивлена
его энергичным тоном. Словно он ждал чего-то чрезвычайного. Рузвельт хотел знать,
прижились ли его новые деревья в Гайд-Парке, и был рад услышать, что ранняя
весна не потревожила саженцы.
Именно в это время Рузвельт принял приглашение своего помощника Па Уот¬
сона поселиться в его поместье Кенвуд, рядом с Монтичелло*. Здесь был покой,
и не всякий журналист отважился бы отправиться на юг в четырехчасовое путеше¬
ствие к дому, отстоящему на семь километров от ближайшей железнодорожной стан¬
ции в Шарлотсвиле.
Пауза завершилась во второй половине мая. В Овальном кабинете снова за¬
полночь горел огонь. «Уход в пустыню» окончился, и 27 мая Рузвельт решил об¬
ратиться к нации с большой речью. 12 тысяч писем пришло в Белый дом с вопро¬
сами о происходящем в мире. Американцы ждали ответа. Рузвельт диктовал текст
поздними вечерами, затем помощники с ножницами и клеем удалялись в соседнюю
комнату, и утром президент просматривал отшлифованный текст. Увидев помощ¬
ников работающими в три часа ночи, Элеонора Рузвельт пожурила их за позднюю
работу. «Скорее, если я могу так выразиться, вы встали слишком рано»,— отве¬
тил Роберт Шервуд. После замечаний президента спичрайтеры шли на следую¬
щий вираж.
1лавная идея речи президента — объяснить необходимость введения неогра¬
ниченного национального чрезвычайного положения. Согласно конституции, пре¬
зидент мог объявить такое состояние только тогда, когда считал войну неминуемой.
Мысль, которая волновала Рузвельта все эти дни: не рано ли он обращается
к чрезвычайным мерам? Наконец он решился.
В половине одиннадцатого вечера 27 мая 1941 года американцы включили свои
радиоприемники. В течение часа в миллионах домов стояла тишина, прерываемая
лишь голосом президента. В каминной восточной комнате Белого дома на столе гро¬
моздился куст микрофонов. Перед столом сидели гости — члены Панамерикан¬
ского союза.
Да, он обещал не посылать американских юношей в бой. Но что назвать бо¬
ем? «Некоторые люди полагают, что мы не атакованы до тех пор, пока бомбы не
начнут падать на улицы Нью-Йорка или Сан-Франциско, Нового Орлеана или
Чикаго. Но эти люди закрывают глаза на уроки, которые мы должны извлечь из
судьбы наций, завоеванных нацистами. Вторжение в Чехословакию началось
с вступления немцев в Австрию. Вторжение в Норвегию началось с оккупации Да-
* Часть данной книги была написана в доме Франклина Рузвельта в Кенвуде. — А.У.
238

нии... и вторжение в США может начаться с захвата баз, что угрожает безопас¬
ности нации на севере и на юге... Сегодня мы знаем достаточно, чтобы понять, что
было бы самоубийственным ожидать, когда противник появится перед нашим до¬
мом. Когда противник появится перед вами в танке или бомбардировщике, а вы бу¬
дете бездеятельны, пока не увидите белки его глаз, вы уже не сможете полагать¬
ся на свою судьбу. Банкер-Хилл (место первого столкновения восставших колоний
с английскими войсками.— А.У.) может находиться в нескольких тысячах миль от
Бостона... Было бы самоубийством ожидать, пока они появятся перед нашими дверь¬
ми, было бы глупым ожидать, когда вероятный противник захватит плацдарм,
с которого может начать атаку». В свете вышеуказанного «я объявляю сегодня со¬
стояние неограниченного национального чрезвычайного положения... Война, ко¬
торая началась как внутриевропейское столкновение, превратилась в войну за ми¬
ровое владычество». Пренебрежение этим фактом «поставит нацию под угрозу».
Элеонора Рузвельт сидела в первом ряду, окруженная представителями ла¬
тиноамериканских государств, и смотрела на мужа, за спиной которого стояли
американские знамена. «Словно волна мыслей исходила от него. Какую же тяжесть
ответственности нес человек, сидевший за столом. Не только за судьбу полуша¬
рия, но за весь мир. Великобритания может быть галантна до пределов возмож¬
ного, Китай может страдать и защищать себя столь же героически, но решающим
фактором всего дела был президент Соединенных Штатов».
После выступления Элеонора Рузвельт позвала Гарри Гопкинса (он слушал
речь по радио, стараясь представить себе реакцию простого американца) на неболь¬
шой банкет. Президент был в наилучшей форме. Известный композитор Ирвинг
Берлин импровизировал на рояле, президент слушал свои любимые песни. После
трагической речи «такой переход,— пишет Розенман,— был бы труден для боль¬
шинства. Что же касается президента, то для всех, кто его знал, это не казалось
чем-то особенным. В его поведении не было ни черствости, ни безразличия. Это
был способ релаксации, помогавший ему справляться с ужасающими проблемами,
с бременем следующего дня — чтобы принимать на себя поток решений, бьющих
по нервам на протяжении двенадцати лет».
Речь слушали 65 миллионов американцев — 70 процентов всей возможной
аудитории — рекорд в истории американского радио. В течение ночи в Белый дом
пришло более тысячи телеграмм. Почти все они одобряли позицию президента. Дочь
Анна писала матери: «Мы слушали речь отца в поезде и были очень взволнова¬
ны. Речь была превосходна, она звучала хорошо и сильно». Стимсон тоже был до¬
волен речью. Хотя Рузвельт в последний момент снял абзац, в котором говорилось
о переводе кораблей из Тихого океана в Атлантику, общий тон речи был мобили¬
зующим.
Геббельс назвал речь «демагогической и агрессивной... Что могут США про¬
тивопоставить нашим военным возможностям? Они не могут нанести нам ущер-
239

ба. Они не могут произвести столько же, сколько производим мы, имеющие в сво¬
ем распоряжении ресурсы всей Европы».
В конце мая 1941 года Рузвельт впервые высказывается о возможности
войны с Германией. Высокопоставленному чиновнику из госдепартамента А. Вер¬
лю он говорит о «своих снах»: после германской воздушной атаки на Нью-Йорк
президенту приходится объявлять войну Германии. Подобные сны свидетельст¬
вовали о мыслях, владевших президентом. Он начинает подсчитывать силы, ду¬
мать в рамках глобальной стратегии. Цель Америки, объявил президент Рузвельт,—
предотвратить выход армий Гитлера к западному полушарию от Исландии и Грен¬
ландии на севере до Азорских островов и островов Зеленого Мыса на юге.
В отношении последнего Рузвельт был прав. В Берлине Гитлер говорил ад¬
миралу Редеру о необходимости оккупировать Азорские острова: «они предо¬
ставляют возможность атаковать Америку, если она вступит в войну, при помощи
современных самолетов». Гитлер выразил интерес к захвату островов Зеленого Мы¬
са: «С точки зрения ведения войны против нас владение этими островами созда¬
ет опасность для самих континентальных Соединенных Штатов».
Если бы президент нуждался в убедительном предлоге для выступления про¬
тив Германии, то такой предлог был у него в руках: И июня германская подводная
лодка потопила американское судно «Робин 1уд» в Южной Атлантике — в зоне,
далекой от военных действий. Гопкинс указал президенту на неоспоримую очевид¬
ность нарушения международного права, на то, что Соединенные Штаты, если они
того желают, могут теперь выступить со всей своей мощью. Но Рузвельт предпо¬
чел ограничиться лишь словесным протестом и не пошел дальше. Президент ожи¬
дал роковых поворотов в мировой истории. У президента были свои источники ин¬
формации, а дополнительные доказательства того, что готовится в мире, он получил
с письмом Уинстона Черчилля от 15 июня 1941 года. В этом письме указывалось:
«Все находящиеся в моем распоряжении сведения говорят, что огромное герман¬
ское наступление на русской границе неминуемо».
★ ★ ★
21 июня 1941 года, когда Рузвельт работал с помощниками, санитары на но¬
силках вынесли из Белого дома Мисси Лихенд, его самого близкого сотрудника,
секретаря номер один. Инсульт, приведший к параличу и потере речи, обрек на дол¬
гое мучительное бездействие. Рузвельт посещал ее в военно-морском госпитале,
но его улыбки и шутки в данном случае были ни к чему. Одинокая женщина нуж¬
далась в чем-то другом, но Рузвельт разворачивал свою коляску с улыбкой на ус¬
тах. Многие в Белом доме и вокруг посчитали это поведение президента черствостью.
Горькие слова мы читаем у многих близких помощников и коллег. Гарольд Икес:
«Я сидел на заседании кабинета министров прямо напротив президента, и меня ох-
240

ватило явственное чувство, что я потерял способность восхищаться им. Несмотря
на его всегдашнюю приятность и дружественность, внутри он холоден как лед. У не¬
го есть обычные семейные привязанности по отношению к детям и, возможно, к Мис¬
си Лихенд и Гарри Гопкинсу, но ни к кому более. Мисси, находящаяся в отчаян¬
ном положении в течение нескольких недель, уже потеряна для него. То же
справедливо в отношении Гарри, но я сомневаюсь, чтобы он переживал потерю лю¬
бого из них в течение долгого времени. Когда умер Луис Хоув, никто не заметил
особых следов скорби у президента, а ведь редкие люди имели таких преданных
людей, как Луис Хоув».
Это жестокое суждение вовсе не было единичным, но мало кто знал о под¬
линных чувствах президента. Сейчас мы знаем больше. Он потребовал круглосу¬
точного дежурства у Лихенд, написал персональные письма всем лечащим врачам,
а потом занялся финансами своего секретаря. У той не было ничего, кроме макси¬
мума зарплаты женщины-секретаря в 5 тысяч долларов. Рузвельт вызвал своего
адвоката и приказал переписать свое завещание. Он выделил половину своего по¬
местья в Гайд-Парке (вопреки ожесточенному сопротивлению адвоката, указывав¬
шего на права его пятерых детей) Мисси Лихенд, не имевшей никого на свете, что
означало дарственную в 3 миллиона долларов. «Дети здоровы, и они побеспоко¬
ятся о себе сами.» Сыну Джеймсу президент объяснил: «Я обязан ей слишком мно¬
гим. Она служила мне так хорошо в течение столь длительного времени и так ма¬
ло просила взамен».
Тектонический сдвиг
«Все готово,— пишет Геббельс в дневнике за час до нападения Германии на
Россию.— Величайшая в мире концентрация сил в истории человечества». Он го¬
ворил о 3 миллионах самых обученных в мире солдат, 3300 танках, 2700 самоле¬
тах. «По мере приближения роковой даты фюрер теряет представление о страхе.
Исчезло чувство перенапряжения и истощения внутренних сил.» По поводу нача¬
ла войны Черчилль написал горькие слова: «Война, возможно, всегда представля¬
ет собой каталог ошибок, но можно смело отбросить сомнения в отношении того,
что в истории есть нечто, равное вине Сталина и его коммунистических руководи¬
телей в том, что они покорно ожидали, в том, что они были неспособны осознать
ужасающее нападение, ожидающее Россию».
Президент Рузвельт спал, когда новость о нападении Германии достигла Ва¬
шингтона, и первыми начали размышлять над новой ситуацией сотрудники госу¬
дарственного департамента. В резиденции британского премьера Чекерсе министр
иностранных дел Антони Иден был гостем премьера. Чуть позже восьми утра (вре¬
мя пробуждения Черчилля) его слуга Френк Сойерс постучал в комнату минист-
241

ра. На серебряном подносе он преподнес подарок премьера — сигару, со словами:
«Германские армии вторглись в Россию».
Оба государственных деятеля — и Рузвельт, и Черчилль — ожидали напа¬
дения, теперь они следили за развитием событий. Рузвельт предупреждал Стали¬
на, но полагал, что накануне наступления Гитлер предъявит советской стороне
ультиматум, и Сталин, возможно, пойдет на большие уступки. Видя возможность
расширения антифашистского фронта, Рузвельт все же хотел знать, устойчива ли
советская сторона, может ли она отразить немецкое нападение. Черчилль показы¬
вал большую решимость помочь жертве агрессии. Вечером 22 июня английский пре¬
мьер-министр в палате общин сказал: «Любой человек или государство, которое
воюет против нацизма, получит нашу помощь. Любой человек или государство, ко¬
торое воюет вместе с Гитлером, является нашим врагом... Такова наша политика...
Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому
народу и мы будем призывать наших друзей и союзников во всех частях мира за¬
нять ту же позицию и следовать ей до конца».
Рузвельт не мог занять подобную позицию: его страна не воевала, и, поми¬
мо прочего, американский президент ожидал, как будут развиваться события на ти¬
хоокеанском театре. В отличие от Черчилля Рузвельт не спешил. В отличие от Чер¬
чилля он предпочитал не высказываться в ближайшие часы и дни. В роковое
воскресенье рн сознательно уехал за город, в Мериленд. Разъяренный министр вну¬
тренних дел Икес пишет: «Возможно, он еще не принял окончательного решения
и еще не знает, какой должна быть его реакция. Очень похоже на него — ожидать
выражений общественного мнения вместо того, чтобы руководить этим самым
общественным мнением». Россия и Америка, как пишет Уолтер Липпман, «были
разъединены идеологическим проливом, но объединены мостом национальных
интересов».
По мнению Аверелла Гарримана (выраженному в его мемуарах), «идеология
почти не играла никакой роли в принятии Рузвельтом решения начать помощь Рос¬
сии. Речь шла о собственном интересе Америки, каким его видел Рузвельт: он на¬
чал помогать русским так же, как ранее помогал англичанам,— в надежде, что ког¬
да Америка вступит в войну (а он думал, что она неизбежно в нее вступит),
придется посылать меньше наземных сил. На Рузвельта произвела огромное впе¬
чатление первая мировая война, которую он видел вблизи. Он с ужасом думал о том,
что снова придется высаживать на континенте американские войска и вести их к окоп¬
ной войне с ее ужасающими потерями. Я думаю, что в его сознании столкновение
русских армий с немецкими означало для нас возможность участия преимущест¬
венно военно-морских и военно-воздушных сил. Главенствующей мотивацией пре¬
зидента Рузвельта в предоставлении любой возможной помощи было желание
удержать русских в войне. Он хотел помогать скорее больше, чем меньше,— там,
где мы считали даваемую помощь завышенной».
242

Элеонора Рузвельт позвонила мужу из Кампобелло: «Он сказал, что теперь
мы получаем дополнительную помощь, это на пользу всем, кроме, может быть, ка¬
толиков. Гитлер намерен нанести поражение России в течение двух месяцев... Я спро¬
сила, не собирается ли он выступить. Он сказал, что в Вашингтоне ужасно жарко».
Помочь России
После получения известия о нападении Германии на СССР чиновники госу¬
дарственного департамента провели сутки в непрестанных дебатах. В заявлении аме¬
риканского дипломатического ведомства говорилось, что «коммунистическая дик¬
татура» так же недопустима, как и «нацистская диктатура». В заявлении не было
никаких патетических слов по адресу жертвы агрессии, но заканчивалось оно вы¬
водом, что США помогут русским, поскольку Германия представляет собой боль¬
шую угрозу. В любом случае нападение Германии на Россию даст Британии неко¬
торую передышку. Военный атташе из Лондона докладывал, что теперь Германия
ни при каких обстоятельствах не сможет начать вторжение на Британские остро¬
ва ранее 31 августа.
Рузвельт молчал по трем причинам. Во-первых, и это главное, он опасался
внезапного подъема изоляционистской волны (многие в стране высказывались
в духе миссурийского сенатора Гарри Трумэна: «Пусть немцы и русские убива¬
ют друг друга»). Сенатор Тафт заявил, что «победа коммунизма будет для Со¬
единенных Штатов гораздо более опасной, чем победа фашизма». Рузвельт хо¬
тел убедиться, что большинство еще не потеряло чутье относительно того, кто является
мировым агрессором. Конфликт идет между «сатаной и Люцифером», в котором
Соединенные Штаты не должны принимать участие. Хотя три четверти амери¬
канского населения желало победы России, все же в правящей элите еще про¬
должительное время господствовала точка зрения, что помогать Советскому
Союзу таким же образом, как Великобритании, не следует. Во-вторых, он не хо¬
тел быть близкой тенью Черчилля, немедленно и в потрясающих выражениях объ¬
явившего себя союзником Москвы. В-третьих, он хотел избежать грубости
в противопоставлении своего мнения точке зрения военных, не усматривавших
для России ни единого шанса выстоять перед германским наступлением. В дан¬
ном случае на мнение Рузвельта влияла оценка высшего военного руководства
американских вооруженных сил, которое считало, что максимальный период, в те¬
чение которого Советский Союз способен сопротивляться германскому наступ¬
лению,— три месяца. Да и сам Рузвельт полагал, что «русские могут не высто¬
ять этим летом».
И все же с точки зрения интересов Соединенных Штатов Советскому Сою¬
зу следовало помочь. Ведь в этом случае германская экспансия, по крайней мере,
243

осложнялась. Соединенные Штаты получали время, необходимое для военных при¬
готовлений. Если даже СССР и не выстоит, то его сопротивление должно погло¬
тить значительную часть людских и материальных ресурсов Германии. Поэтому че¬
рез два дня после начала войны, 24 июня, Рузвельт пригласил представителей прессы
в свой кабинет. «Конечно же, мы собираемся оказать всю возможную помощь Рос¬
сии»,— Рузвельт сказал это с улыбкой и как само собой разумеющееся. А ведь
речь шла о роковом обстоятельстве: броситься в конфликт, где исход неясен или пе¬
реждать критическую фазу. Своей основной сложностью президент назвал отсут¬
ствие какой-либо информации о том, в чем нуждаются русские: «Я знаю о их нуж¬
дах не больше, чем репортер в газете». Да если бы даже американское правительство
точно знало, что нужно Кремлю, то и тогда «мы не смогли бы просто зайти в бли¬
жайший универмаг и закупить все, что им нужно». Американское правительство
«разморозило» 39 миллионов долларов советских фондов в США, а на следую¬
щий день объявило, что американские корабли мотут везти необходимые товары
в неоккупированные советские порты. Но перевозки в СССР в июле 1941 года со¬
ставили всего 6,5 миллиона долларов, а к октябрю увеличились лишь до 29 мил¬
лионов.
Гораздо раньше, чем кто-либо из американских аналитиков, Рузвельт убедил¬
ся в серьезности русского сопротивления и в масштабности предстоящих перемен. 8 ию¬
ля 1941 года он принял важное для себя решение: СССР должен получить помощь
не только как знак расположения Соединенных Штатов, но и как существенную под¬
держку длительной обороны против агрессии. 26 июня Рузвельт написал адмиралу
Леги: «Все происходящее будет означать значительно больше, чем просто освобож¬
дение Европы от нацистского доминирования, и в то же время мы не должны бес¬
покоиться относительно возможности русского доминирования».
Несмотря на то, что немцы продвинулись исключительно глубоко на терри¬
торию Советского Союза, Рузвельту и его окружению становилось все более яс¬
но: Красная Армия не рухнет в первые дни. Советский Союз готов сражаться, ис¬
пользуя свои ресурсы, и Германия, видимо, не сможет быстро завершить кампанию
здесь. Именно в эти дни бывший посол США в Советском Союзе Джозеф Дэ¬
вис говорил президенту, что Красная Армия еще «изумит весь мир».
Спустя две недели после нападения Германии на СССР Дж. Дэвис прислал
меморандум: «Сталин — восточный человек, он холодный реалист, он стареет. Не ис¬
ключена возможность, что он может снова “прельститься” миром с Гитлером как
меньшим из двух зол. Он считает, что Россия окружена капиталистическими вра¬
гами. В1938—1939 годах он не доверял ни Англии, ни Франции. Не верил он и в спо¬
собность демократических стран эффективно противостоять Гитлеру. Тогда он не¬
навидел Гитлера и боялся его точно так же, как и сейчас. Он пошел на заключение
пакта о ненападении с Гитлером не столько по идеологическим мотивам, сколько
по практическим соображениям, так как это было его наибольшей надеждой на со-
244

хранение мира для России — на спасение его режима. Поэтому чрезвычайно
важно, чтобы Сталину было внушено сознание того факта, что он не “таскает
каштаны из огня” для союзников, которые сейчас в нем нуждаются и которые бу¬
дут такими же врагами после заключения выгодного для себя мира, как и немцы
в случае своей победы. Извлекшие урок из прежних ошибок Черчилль и Иден, по-
видимому, поняли это и обещали России поддержку “всеми силами”. Я знаю, что
в нашей стране есть значительные группы людей, ненавидящие Советы до такой
степени, что они желают победы Гитлера над Россией. Гитлер играл на этой стру¬
не в Европе последние шесть лет, извлекая большие выгоды для себя и подрывая
“коллективную безопасность”. Он снова будет играть на ней, если сможет, и сно¬
ва использует ее до предела при всяком зондировании нового мира со Сталиным.
Такой оборот событий следует нейтрализовать. Попыткам Гитлера может быть дан
хороший отпор, если Сталин получит заверение, что, невзирая на идеологические
разногласия, наше правительство бескорыстно и без предубеждения стремится
помочь ему разгромить Гитлера».
Чтобы удостовериться в надежности советского фронта, Рузвельт послал
в Москву своего ближайшего личного помощника Гарри Гопкинса. Собственно, Гоп¬
кинс сам вызвался лететь в Москву. Находясь в Англии и видя, что в Вашингто¬
не колеблются относительно возможности оказать действенную помощь Советско¬
му Союзу, он 26 июля 1941 года постарался убедить президента в ее
целесообразности. Гопкинс телеграфировал президенту, что поездка в Москву
и беседа со Сталиным «будут означать, что мы имеем в виду деловой подход и на¬
строены на долгое сотрудничество». Эта идея была подхвачена президентом.
Миссия Гопкинса в Москву — один из самых волнующих эпизодов дипло¬
матической истории второй мировой войны. Рузвельт снабдил Гопкинса письмом
для Сталина: «Мистер Гопкинс находится в Москве по моей просьбе для бесед с Ва¬
ми лично и с теми из официальных лиц, которых Вы назначите для решения жиз¬
ненно важного вопроса о том, как мы можем наиболее целесообразным эффектив¬
ным способом предоставить помощь Соединенных Штатов вашей стране».
Именно глазами Гопкинса Рузвельт впервые «увидел» Сталина: «Невоз¬
можно забыть внешний вид диктатора России... суровая, исполненная грубой ре¬
шимости фигура в сапогах, сияющих глянцем, как зеркало, широкие галифе и плот¬
но облегающая рубашка. Никаких знаков отличия, ни военных, ни гражданских.
Он невысокого роста — мечта футбольного тренера о юрком нападающем. При¬
мерно пять футов и шесть дюймов роста, примерно сто девяносто фунтов веса. У не¬
го огромные руки, тяжелые, как его мысли. Голос грубый, но постоянно контроли¬
руемый. Курит непрерывно, из-за чего хрипота в тщательно контролируемом
голосе. Смеется довольно часто, но коротким смешком, сардонического оттенка.
Говорить с ним о пустяках невозможно». При этом Гопкинс определил Сталина как
умного, вежливого и склонного говорить прямо. «Ни разу он не повторился. Он
245

говорит так, как стреляют его войска — прямо и тяжело... Улыбается тепло. Не те¬
ряет слов и жестов, никакой манерности. Иосиф Сталин знает, чего хочет, знает,
чего хочет Рузвельт, и предполагает, что вы тоже знаете.»
Гопкинс сообщал Рузвельту, что «уверен в этом фронте. Моральное состоя¬
ние населения исключительно высоко. Властвует неистребимая воля победить». Ста¬
лин признал, что германская армия «наилучшая, имеет большие запасы продоволь¬
ствия, пополнение, запасы горючего, но Красная Армия преобладает численностью.
Немцы уже начинают ощущать, что передвижение по огромным равнинам и гус¬
тым лесам России отличается от движения по бульварам Бельгии и Франции». По мне¬
нию Сталина, «исход войны в России будет главным образом зависеть от необхо¬
димого оснащения, особенно в авиации, танках и зенитной артиллерии».
Критическим индикатором для Гопкинса и Рузвельта было то, в чем нужда¬
лась Россия. Сталин просил зенитных орудий и алюминия для авиационных заво¬
дов. «Человек, который боится скорого поражения, не ставит алюминий так вы¬
соко в списке своих приоритетов.»
Имея перед собой донесения Гопкинса, Рузвельт обратился к населению
с просьбой провести кампанию сбора металлолома. Было подсчитано, сколько алю¬
миниевых кастрюль достаточно для постройки одного самолета. На зеленом га¬
зоне Гайд-Парка появились кофейник дяди Майкла, сковородка тети Маргари¬
ты, шейкеры для коктейля, формы для замораживания льда, протезы, коробки из-под
сигар и прочее. В Кливленде за алюминиевую вещь давали мороженое. В Олба¬
ни супруга губернатора с видимым сожалением рассталась с десертницей. Дело
было не в нескольких десятках тонн дополнительного металла (а Рузвельт знал,
что для авиации требуется природный алюминий), а в том, что Америка начала
вместе решать общую задачу — именно это было целью Рузвельта, и он этой це¬
ли достиг.
На заседании кабинета Рузвельт с неожиданной силой обрушился на преж¬
де «неприкасаемого» Стимсона: «Пошлите русским 150 самолетов, я нуждаюсь
в укреплении их боевого духа». Стимсон был шокирован, а Икес был в востор¬
ге — он увидел президента, которым восхищался прежде. Рузвельт назначил Уэй¬
на Коя ответственным за программу помощи России: «Возьмите лист их требо¬
ваний и, пользуясь полностью моей властью, правьте сильной рукой». Кой верно
понял задачу: «Лишь постепенно, капля за каплей, пришло понимание того, что
способность русских сдержать германские орды дает нам время оснастить и под¬
готовить нашу армию и флот». С подписанием осенью 1941 года советско-амери¬
канского протокола в Россию пошли первые грузовики, пулеметы и самолеты. Руз¬
вельт официально объявил, что оборона Советского Союза жизненно важна для
Соединенных Штатов.
Складывающаяся ситуация требовала решить конкретные проблемы сою¬
за между такими разными странами, как США, Великобритания и СССР. Сле-
246

довело обозначить историческую перспективу их союза, их послевоенные планы.
Но как раз этого Рузвельт хотел избежать. Неясность в данном вопросе устра¬
ивала его более, чем четкое проведение разграничительных линии. Именно в ию¬
ле 1941 года Рузвельт настаивает на том, чтобы Черчилль «не давал обяза¬
тельств относительно послевоенных мирных решений в отношении территорий,
населения и экономики». Улетающему в Лондон И июля 1941 года Гопкинсу бы¬
ло дано указание исключить из повестки дня будущей встречи президента с Чер¬
чиллем вопросы послевоенного экономического и территориального устройства.
Так обозначилась линия американской дипломатии, которой президент Руз¬
вельт держался все насыщенные событиями военные годы: не обсуждать проблем
грядущего с союзниками, не связывать себе руки обязательствами, полагаться на
то, что гигантская мощь США автоматически станет основой послевоенного
мирового порядка, а всякие предварительные договоренности способны лишь по¬
мешать. Именно с этой идеей, будучи готовым обсуждать проблемы сегодняш¬
него дня, но отказываясь связывать себя обязательствами на послевоенное бу¬
дущее, Рузвельт выехал на первую встречу с премьер-министром Черчиллем к берегам
Ньюфаундленда. Названная Атлантической конференцией, она началась 9 ав¬
густа 1941 года.
Арджентия
«После немногочисленных таинственных консультаций,— пишет Элеонора
Рузвельт,— мой муж сказал мне, что хочет совершить небольшое путешествие к мы¬
су Код... Потом он засмеялся, и теперь я знала, что он не говорит мне всей прав¬
ды о том, куда он собирается». Доктор Макинтайр отмечал: «В начале путешест¬
вия ничто не предвещало его особенного характера». Окружение Рузвельта было
небольшим — Па Уотсон, военно-морской атташе капитан Бэрдол и врач Макин¬
тайр — все известные рыболовы. Позже Макинтайр все же заметил, что прези¬
дент взволнован больше обычного. Матери в Кампобелло Рузвельт написал, что
собирается отсутствовать дней десять , пережидая вашингтонскую жару.
Проведя весь день 4 августа за рыбной ловлей, Рузвельт неожиданно для при¬
сутствующих подошел на своей яхте «Потомак» к стоявшей в отдалении армаде во¬
енных кораблей, возглавляемых тяжелым крейсером «Огаста». На борту «Огас¬
ты» его ждали генерал Маршалл, адмирал Старк, генерал Арнольд, адмирал
Кинг — все высшее военное руководство США.
А на противоположной стороне Атлантики Черчилль занял каюту на линей¬
ном корабле «Принц Уэльский» и был «столь веселым и возбужденным, каким он
никогда не был со времен школы Харроу» (пишет его телохранитель Томсон). «Мы
уже отплыли,— телеграфирует Черчилль Рузвельту.— 27 лет назад в этот день
247

гунны начали первую мировую войну. На этот раз мы должны проделать работу
тщательнее. Дважды — это уже слишком».
Из Москвы Гарри Гопкинс вылетел (30 часов полета) в Архангельск, затем
в Скапа-Флоу и присоединился к Черчиллю на борту «Принца Уэльского». (На
полпути он вспомнил, что забыл лекарства в Москве, но из суеверия отказался воз¬
вратиться назад.) Черчилль завалил Гопкинса вопросами: «Что в действительно¬
сти означает “Новый курс” для Рузвельта? Что он на самом деле думает о Герма¬
нии?» Подобные же вопросы задавал Франклин Рузвельт Фрэнсису Перкинсу,
знавшему Уинстона Черчилля еще в молодые годы. «Что он за человек? Держит
ли слово? Злится ли на других? Не влияет ли его ярость на проявления здравого
смысла, не мешает ли она трезвому суждению?»
Нет сомнений в том, что Рузвельта волновала встреча с Черчиллем. Слава по¬
следнего как журналиста, политика и военного деятеля распространялась по все¬
му миру с начала века, и ныне, будучи уже 15 месяцев премьер-министром Анг¬
лии, он мог затмить собой любого политика. Для такого эгоцентрика, как Рузвельт,
это было бы суровым испытанием. В видении Черчилля, наследника великой дип¬
ломатической традиции, искусного в «черной магии» дипломатии, наблюдалось «фа¬
тальное непонимание значения огромных сил, порожденных революциями в Рос¬
сии, Китае и других местах». В сравнении с Рузвельтом его поле зрения было далеким,
но узким: он видел взаимосвязь военной стратегии и послевоенного баланса сил в Ев¬
ропе, но он не мог представить себе подъем народных масс Азии и Африки. Как
и Рузвельт, он был импровизатором в подходе к великой стратегии, но ему не хва¬
тало всеобъемлющих принципов, которые давали бы ему общее направление и фо¬
кус в отношении рутинных ежедневных решений Рузвельта. Черчилль действовал
так, как он сам однажды восхищенно написал о Ллойд Джордже: «Он обозревал
проблемы каждое утро глазами, не затемненными предвзятыми мнениями, прошлы¬
ми оценками, прежними разочарованиями и поражениями», и в присущем военно¬
му времени калейдоскопе меняющихся ценностей и потрясающих событий его
стратегия проистекала скорее из интуиции и проницательности, чем от долговре¬
менных, заранее установленных целей».
Гопкинс, Перкинс и многие другие поневоле сравнивали двух деятелей. Оба
прошли большую и тернистую дорогу в политике, оба учились на ошибках, оба це¬
нили красноречие, оба изучали историю. Заметны были и различия. Рузвельт
стремился очаровать собеседника, Черчиллю на это было жалко времени. Рузвельт
более опытен в византийстве, Черчилль — более прямолинеен. Рузвельт собирал
«внутренние сведения», а Черчиллю они были скучны — он был более открыт в от¬
ношениях с людьми, чем Рузвельт. Окружающие боялись, что оба лидера, привык¬
шие всегда быть в центре внимания, могут взбунтоваться, если окажутся оттеснен¬
ными от рампы.
248

Британский премьер-министр представлял трудности президента и поста¬
рался избежать отчуждения. Наблюдая за Черчиллем, Гопкинс заметил: «Мож¬
но было подумать, что его возносят к небесам для встречи с Богом». Нетрудно пред¬
положить мотивы Черчилля: сейчас решалась судьба Британской империи, Англии
как мировой державы, и Черчилль был способен на очень многое, чтобы получить
помощь. Окружение Рузвельта на конференции в «Арджентин» составляли Г. Гоп¬
кинс, заместитель государственного секретаря С. Уэллес и будущий посол США
в Москве А. Гарриман. Отсутствие государственного секретаря говорило о том, что
Рузвельт отлично осуществляет свою дипломатическую стратегию, не перепору¬
чая важнейших решений другим. Именно Рузвельт определил повестку дня пере¬
говоров, сведя ее практически до одного пункта — выработка общих целей борь¬
бы со странами «оси». Примечательно, что Рузвельт хотел даже выпустить
специальное сообщение, что планы на будущее не обсуждались на встрече. Пока
президент собирался лишь выработать общие принципы, касающиеся «судьбы
цивилизации», никаких секретных договоров и соглашений. Изложение же прин¬
ципов было необходимо для мобилизации общественного мнения в США, для со¬
здания пафоса борьбы, для формирования такого консенсуса в американском об¬
ществе, который мог обеспечить проведение далеко идущей внешней политики.
Черчилль первым увидел Франклина Рузвельта, стоявшего на верхней па¬
лубе, опирающегося на сына Джеймса. Английский оркестр играл марш «Звез¬
ды и полосы навсегда». Премьер взобрался на борт президентского крейсера
«Огаста». Американский оркестр грянул «Боже, храни короля». Рузвельт оста¬
вался спокойно-безмятежным еще несколько секунд. Затем, по словам Томпсо¬
на, на его лице появилась улыбка, овладевшая мускулами лица как волна, и вот уже
все его лицо излучало тепло. «Я никогда не видел такой улыбки.» Рузвельт на¬
чал встречу словами «наконец-то мы встретились», на что Черчилль ответил од¬
носложным «да», сопровождаемым кивком головы. Теперь он тоже излучал до¬
брожелательность.
Рузвельт начал встречу тезисом, что главная задача его политики — сокру¬
шение Гитлера и отвлечение на Японию было бы «не той войной, не на том океа¬
не, не в то время». Рузвельт подчеркивал: «у нас попросту недостаточно кораблей
и каждый малозначительный эпизод на Тихом океане означает сокращение числа
кораблей в Атлантике... В последнюю неделю мы стараемся решить, по какому пу¬
ти пойдут японцы — атакуя Россию или выступая в Южных морях, что означа¬
ло бы безусловный переход на сторону Германии, или они предпочтут выжидать...
Никто не знает, каким будет их решение». Рузвельт с большей легкостью говорил
о военных решениях в свете того, что американская армия уже начала мобилиза¬
цию, за два года она увеличилась в восемь раз.
Эмоциональной вершиной встречи в Арджентин был совместный воскрес¬
ный молебен, во время которого Рузвельт, стоя на борту «Принца Уэльского», рас-
249

певал гимны вместе с Черчиллем. Для этого ему пришлось пройти по узким мос¬
ткам между «Огастой» и «Принцем Уэльским», а затем прошагать всю длину па¬
лубы гигантского корабля, чтобы занять место рядом с Черчиллем. Капитан
«Принца Уэльского» Иол заметил: «Было очевидно для всех, что ему это стоит
огромных физических усилий, но что он готов пройти по палубе, даже если это его
убьет».
Рузвельт знал, что С. Уэллес с формализмом, присущим его ведомству, уже
заготовил проект совместного заявления, но этот проект вряд ли пришелся бы по
вкусу английскому премьер-министру. В нем речь шла о борьбе с колониализмом
и дискриминацией в торговле — прямой выпад против торговых барьеров Британ¬
ского содружества наций. Английский проект был представлен на второй день кон¬
ференции. В данной ситуации Черчилль, как и Рузвельт, не был заинтересован в кон¬
кретизации. Его проект являл собой изложение общих принципов, без детальных
планов совещающихся сторон на будущее. Провозглашался отказ от территориаль¬
ных приращений, свобода волеизъявления народов, непризнание насильственных
изменении границ, «честное и равное распределение основных ресурсов», необхо¬
димость создания эффективной международной организации, гарантирующей бе¬
зопасность государств, свободу передвижения по морям и всеобщее разоружение.
Эти пять принципов должны были послужить основой так называемой Атланти¬
ческой хартии.
Находившиеся в прямой зависимости от американской помощи англичане
пошли навстречу почти всем пожеланиям американцев. Но не абсолютно всем. Уже
на этом этапе Рузвельт и его окружение занимают угрожающую английским ин¬
тересам позицию в вопросе о новой системе мировых экономических возможнос¬
тей, об уничтожении торговых барьеров, плотно прикрывающих британскую ко¬
лониальную империю. К неудовольствию англичан Рузвельт и Уэллес потребовали
уничтожения «всех искусственных препятствий и контрольных механизмов... со¬
здавших такой хаос в мировой экономике на протяжении жизни последнего поко¬
ления». Протесты англичан, для которых данное положение означало посягатель¬
ство на их зоны влияния, поставили американцев в сложное положение. Дальнейшее
давление было чревато взрывом. Мнения советников президента разделились.
С. Уэллес советовал идти до конца, требовать «восстановления свободной и либе¬
ральной торговой политики». Рузвельт не считал, что наступил момент решитель¬
ного выяснения отношений с англичанами: впереди было неведомое будущее, где
еще предстояли взаимные жертвы. Поэтому он смягчил американскую позицию,
дополнив фразу о грядущей свободной торговле словами об «уважении к ныне су¬
ществующим обязательствам».
Что касается прямого призыва англичан создать «эффективную международ¬
ную организацию», то Рузвельт пока не был готов подписаться под ним. Не зная,
будут ли у США в этой организации достаточные надежные рычаги, он дал бо-
250

лее обязывающее обязательство — на «создание широкой и постоянной системы
общей безопасности». Об опасениях Рузвельта на данном этапе говорит тот факт,
что он с величайшей охотой принял еще одну оговорку Черчилля — между окон¬
чанием войны и созданием всемирной организации должен быть определенный «пе¬
реходный период» и «только по прошествии этого экспериментального периода»
можно приступить к созданию постоянного международного органа.
Рузвельт настаивал на сугубо секретном характере встречи. Держались в тай¬
не не только детали переговоров, но и само место проведения встречи. Мир узнал
о конференции в Арджентин лишь 14 августа, когда была провозглашена Атлан¬
тическая хартия. Через два дня президент описал репортерам совместный англо-
американский молебен на палубе линкора «Принц Уэльский». Но не детали уже
были важны: те, кто был заинтересован, поняли, что президент США активно вхо¬
дит в мировую политику. Стало очевидным, что находящийся под германским
контролем европейский континент представляет опасность для США, мириться с ко¬
торой они не могут. К моменту встречи с Черчиллем Рузвельт пришел к заключе¬
нию, что без привлечения военно-морской и военно-воздушной мощи США те¬
кущий конфликт решен не будет.
Среди немногочисленных конкретных результатов Атлантической конферен¬
ции следует отметить резкие высказывания президента Рузвельта и премьера
Черчилля в отношении Японии, что американские дипломаты не осмеливались де¬
лать прежде: «Любое дальнейшее увеличение зоны контроля Японии в юго-запад¬
ной части Тихого океана создаст ситуацию, в которой правительство Соединенных
Штатов будет вынуждено предпринять контрмеры, даже если это могло бы при¬
вести к войне между Соединенными Штатами и Японией... Если любая третья сто¬
рона станет объектом агрессии Японии как результат указанных контрмер, прези¬
дент будет намерен испросить согласие конгресса оказать помощь этой державе».
Слова сильные, не допускавшие двусмысленных толкований.
В Арджентин Черчилль настаивал на предъявлении Японии американского
ультиматума, он в самых мрачных тонах рисовал Рузвельту обстановку, которая
сложится в случае агрессии Японии против английских и голландских владений
в Азии: последует потопление всех английских судов в Тихом и Индийском оке¬
анах, прервутся жизненно важные связи Англии с доминионами. «Этот удар по
английскому правительству будет почти решающим.» Разумеется, Рузвельт по¬
нимал, что Черчилль крайне заинтересован в ужесточении американских позиции
на Тихом океане. Совпадало ли это с интересами США в условиях неопределен¬
ности ситуации в Европе? В эти дни Рузвельт, видимо, стремился по возможно¬
сти отдалить конфликт на Тихом океане хотя бы ради укрепления тихоокеанско¬
го побережья США.
В целом выводы из анализа документов конференции подтверждают личные
впечатления Черчилля, который встретил в Рузвельте человека, «полного решимо-
251

ста». Несмотря на тот факт, что президент заранее запретил разговоры на тему о вступ¬
лении США в войну, неугомонный английский премьер не устоял перед соблазном.
Уже в первый день он сказал американцам, что предпочел бы «немедленное объяв¬
ление войны Америкой удвоению американских поставок». И президент ответил,
что идет по довольно тонкому льду. Для объявления войны потребовались бы трех¬
месячные общенациональные дебаты. Вместо этого, сказал Рузвельт, он лучше
«будет веста войну, не объявляя ее... Все должно быть сделано, чтобы вызвать ин¬
цидент, необходимый для объявления военных действий». Необратимый характер
и недвусмысленную интерпретацию этим словам президента придало обещание ок¬
купировать Азорские острова. Понятно, что англичане всячески подталкивали аме¬
риканцев к войне. Так, они выступили с конкретными предложениями по предот¬
вращению передачи Испанией и Португалией Канарских и Азорских островов
в руки немцев. При этом Черчилль более чем прозрачно намекнул, что для осуще¬
ствления обеих операций у англичан нет материальных средств. Рузвельт дал твер¬
дое обещание послать американские оккупационные войска на Азорские острова,
если англичане сумеют заставить португальского президента Салазара «пригла¬
сить» их. Здесь же в Арджентин Рузвельт начал проводить линию на резкое ук¬
репление влияния США на морских просторах, выразив намерение создать воен¬
ные эскорты для защиты американского судоходства почта по всей акватории
Атлантического океана. Президент лично провел на карте линию, от которой — к вос¬
току от Азорских островов и от Исландии — начиналась зона ответственности США.
В конце июля 1941 года Рузвельт обеспечил военными эскортами английские
перевозки между Исландией и Америкой. Пока это делалось в тайне, американ¬
ское население узнало о них лишь в сентябре 1941 года. Президент приказал ата¬
ковывать германские подводные лодки, даже если они обнаруживались в 300 ми¬
лях от обозначенных маршрутов конвоя. Теперь Черчилль нуждался в инциденте.
Исключительно ободренный, он пишет в это время, что Гитлер поставлен перед
тяжелым выбором: или пожертвовать контролем над Атлантикой «в течение ше¬
сти недель», или напасть на американские корабли. Началась погоня за «инци¬
дентом».
★ ★ ★
Хотя основной линией стратегии Рузвельта было держать оборону на Тихом
океане и укреплять свои силы на Атлантическом, все же тихоокеанские события
стали привлекать самое пристальное его внимание. Именно в это время японцы во¬
зобновили активные действия против Китая. События были настолько исключи¬
тельными по значимости, что невольно «путали карты» президента.
Еще в бытность свою заместителем министра военно-морского флота Рузвельт
пришел к выводу, что Япония может стать противником Соединенных Штатов. Год
252

за годом в учениях американского флота противником были, согласно «оранжево¬
му плану», японцы. Как и все адмиралы, он был уверен, что японцам справиться
с американцами никак не удастся. Поступающие на вооружение «Летающие кре¬
пости» (Б-17) делали возможной даже оборону Филиппин. Рузвельт полагал, что
в случае войны превосходный американский флот продвинется к Маршалловым ос¬
тровам и начнет осуществлять давление на Японию. Возможно, это будет долгая
война, но США станут быстрее строить новые корабли. Прочитанный японский
код позволял следить за маневрами японцев. Когда представитель Ассоциации япон¬
ской прессы потребовал демилитаризации Пирл-Харбора наряду с Мидуэем
и Уэйком, Рузвельт воскликнул: «Боже! Впервые эти проклятые японцы прика¬
зывают нам убираться с Гавайских островов!»
Стратегия Рузвельта в Азии заключалась в том, чтобы связать Японию на кон¬
тиненте в японо-китайской войне и тем самым предотвратить расширение зоны ее
влияния за счет движения на юг. Потому-то Рузвельту и пришлось по душе пере¬
данное через двух американских священников предложение премьера Коноэ о про¬
ведении двусторонних переговоров с целью смягчения американо-японских разно¬
гласий. Хотя президент Рузвельт и не питал в данном случае особых надежд на
дипломатию, он все же стремился отодвинуть в будущее острую фазу выяснения
отношений. Именно в свете этой общей примирительной позиции Рузвельт не от¬
ветил серьезными мерами на новый кризис в Азии, когда в феврале 1941 года по¬
ступили сообщения о начале японского движения в Юго-Восточной Азии в направ¬
лении Индокитая.
На протяжении всего периода между февралем и июнем 1941 года Рузвельт
продолжал следовать в Азии своей линии затягивания, ослабления, замедления про¬
исходивших здесь процессов. Дипломатия использовалась для того, чтобы не¬
сколько укрепить позиции Китая, связать руки японцам, подтолкнуть их в сторо¬
ну от южного направления и сохранить возможность для США повернуться
к Атлантике. Одновременно Рузвельт санкционировал создание так называемой
группы «летающих тигров» — американских пилотов, выразивших желание вое¬
вать в Китае. Китай был официально объявлен получателем помощи по ленд-ли¬
зу. Из этого не следует, что в Китай пошла массированная помощь. Несколько де¬
сятков американских летчиков в китайском небе были не знаком решительной
помощи Вашингтона Чунцину, а продолжением стратегической линии Рузвельта:
удержать японцев на континенте насколько возможно, основную энергию обратить
внутри страны на развертывание военной промышленности, а вовне — на концен¬
трацию сил США в Североатлантическом регионе.
Рузвельт неустанно наблюдал за колебаниями японцев относительно север¬
ного и южного направлений экспансии. Министру внутренних дел Г. Икесу он го¬
ворил 1 июля 1941 года: «Японцы ведут между собой отчаянную борьбу, стараясь
решить, куда им нужно прыгнуть — атаковать Россию, атаковать южные моря (та-
253

ким образом бросив жребий определенно в пользу союза с Германией) или ожи¬
дать развития событий, относясь к нам более дружественно. Никто не знает, ка¬
ким будет избранное направление, но нам крайне важно ради контроля над Атлан¬
тикой сохранить мир на Тихом океане».
На закрытых конференциях, состоявшихся в Токио в июне 1941 года (мете-
риалы которых были переведены и опубликованы в США в 1967 году), сразу
же было признано, что нельзя одновременно двигаться по двум главным направ¬
лениям, северному и южному. «Империя не имеет достаточно материальных
средств»,— заявил министр торговли. Нужно было выбирать. Армия предпочи¬
тала наступление на север, флот видел преимущество в ударе на юг. Сугияма вы¬
сказался за выступление на севере, «если ситуация будет развиваться в нашу
пользу». Но в чью пользу будет развиваться советско-германский конфликт,
могло показать только время. И тогда флот взял на себя инициативу. Главный па¬
раграф обобщающего документа, прочитанного при молчащем императоре 2 ию¬
ля 1941 года, говорил о приоритете южного направления — «в направлении
французского Индокитая и Таиланда с целью укрепить наше продвижение в юж¬
ные регионы. Ради осуществления этих планов империя не остановится перед во¬
влечением в войну против Великобритании и Соединенных Штатов». Так Япо¬
ния сделала выбор.
В это время американские шифровальщики совершили своего рода подвиг,
найдя ключ к главному японскому шифру. Теперь Рузвельт мог тайно следить
за японскими действиями. Стало ясно, что принц Каноэ уже не являлся опре¬
деляющей силой своего правительства, что военные круги считают «паузу в от¬
ношениях с американцами» желательной лишь до середины октября, когда по¬
года еще благоприятствует полномасштабным военным операциям. На уровне
высшего руководства Япония в сентябре 1941 года сделала выбор: в ходе им¬
перской конференции было решено начать войну против США, Англии и Гол¬
ландии. Переговоры с Америкой превращались в операцию по прикрытию во¬
енных приготовлений.
Для США все же оставалось «великим неизвестным», куда направят япон¬
цы свою энергию: на север — против СССР или на юг — против США. Руз¬
вельт в эти дни писал Черчиллю: «Я думаю, что они устремятся на север». По¬
сле встречи с президентом адмирал Старк предупредил эскадры на Гавайях
и Филиппинах, что «начало военных действий между Японией и Россией очень
вероятно».
Первым реальным действием в укреплении американских позиций в Север¬
ной Атлантике была посылка 4 тысяч морских пехотинцев 7 июля 1941 года в Ис¬
ландию для контроля над стратегически важной зоной, выходившей за пределы за¬
падного полушария, — через две недели после начала войны Германии и Советского
Союза. Хотя Рузвельт информировал конгресс о том, что он послал войска на этот
254

остров для предотвращения захвата его немцами, было уже ясно, что Германия, бро¬
сившаяся на восток, не способна вести активные действия одновременно и на за¬
падном направлении. В июле 1941 года Рузвельт одобряет следующий шаг — эс¬
кортирование американских и исландских судов в Северной Атлантике. Именно
в июле Рузвельт одобрил рекомендации военного министерства о расширении
срока службы национальной гвардии и о призыве примерно 900 тысяч человек на
активную службу.
10 июля 1941 года Рузвельт принял советского посла К. Уманского — впер¬
вые за последние два года. Из этой беседы видно, какие чувства владели прези¬
дентом и какой была его оценка возможности сопротивления Советского Союза гер¬
манскому нашествию. Президент говорил Уманскому: «Если русские смогут
сдержать немцев до 1 октября 1941 года, это будет большим вкладом в поражение
Германии, поскольку после этой даты никакие эффективные военные операции нем¬
цами в России не могут быть проведены, и в последующем этот фронт может ско¬
вать большое количество германских войск и техники, что обеспечит конечную по¬
беду над Гитлером».
Россия, как неднократно бывало в уходящем столетии, лежала во мгле. Ле¬
том 1941 года военное министерство впервые начало делать оценки того, что по¬
надобится для поражения Германии. Созданный Маршаллом и Старком обоб¬
щенный документ, известный как «Программа победы», был передан президенту
И сентября 1941 года. Проекция роста американской армии оказалась удивитель¬
но точной. Программа призывала создать армию в 8 795 658 человек (на 31 мая
1943 года в американской армии было 8 291 336 человек). Датой полной мобили¬
зации американских ресурсов называлось 1 июля 1943 года. Главным автором
этой программы был генерал Ведемейер, который в 1936—1938 годах учился
в Военной академии в Берлине.
Основные части этого плана в конечном счете попали в Берлин. Ознакомив¬
шись с их содержанием, Гитлер сказал И декабря 1941 года в рейхстаге: «Приго¬
товленный президентом Рузвельтом план вскрывает его намерение напасть на
Германию в 1943 году со всеми ресурсами, доступными Соединенным Штатам. Здесь
наше терпение подошло к критической точке». Германский контрплан был готов к 14 де¬
кабря 1941 года. Он призывал: 1) «завершить кампанию на восточном фронте, да¬
же за счет перехода к оборонительным действиям» (это освободило бы более
100 немецких дивизий); 2) ввести в «крепость Европу» Испанию, Португалию,
Швецию и всю Францию; 3) оккупировать все северное побережье Франции
и Суэцкий канал; 4) дать приоритет воздушному и военно-морскому наступлению
против англо-американцев; 5) укрепить воздушную и береговую оборону. Как из¬
вестно, через два месяца после вторжения в СССР Гитлер приказал уменьшить про¬
изводство вооружений, так как был уверен в успехе. Советское наступление под
Москвой сделало план Гитлера абсурдным. Ни о какой переориентации на запад-
255

ное направление отныне не могло быть и речи. Однако это станет ясным позже. А осе¬
нью 1941 года в Вашингтоне сильно сомневались в крепости советского фронта.
Складывалась новая ситуация: Германия «увязала» в России, Япония —
в Китае. В такой обстановке, полагал Рузвельт, американские силы необходимо скон¬
центрировать на подходах к Европе, а для этого следует укрепить связи с англи¬
чанами.

Глава десятая
от АвджЕнтаи да толйданпгл
Рузвельт, безусловно, играл на амбициях лю¬
дей, как артист на струнах музыкального инст¬
румента.
Дж. Бирнс, 1946 г.
конце августа 1941 года Рузвельт получил от Черчилля письмо, которое он
назвал «одним из самых пессимистических посланий» британского премье-
4JL^pa. Черчилль писал о перспективе в 1942 году сражаться один на один с Гер¬
манией, тем самым выражая сомнение в том, что СССР выстоит.
В ответ Рузвельт изложил свои взгляды, на этот раз публично. В радиооб¬
ращении к стране 1 сентября 1941 года Рузвельт объявил: «Если мы не сделаем шаг
вперед в промышленном производстве и не обеспечим более надежное поступле¬
ние новой продукции к полям сражений», враги Америки почувствуют свою мощь.
Но «мы сделаем все возможное, что в наших силах, чтобы сокрушить Гитлера и его
армию».
Осень 1941 года была для Рузвельта временем личных потерь. Сара Рузвельт,
восемьдесят с лишним лет показывавшая удивительную жизненную силу, начала
сдавать. Она категорически отказывалась от того, чтобы около нее постоянно бы¬
ла медсестра. Сыну она написала: «Мне жаль, что я вызвала такую тревогу. Хо¬
тела бы видеть, как ты выглядываешь из моего окна. Я полежу два дня в своей ком¬
нате, не беспокойся, мой единственный». В сентябре Рузвельта предупредили, что
состояние ее ухудшилось; он оставил все государственные дела и поспешил к ней.
Мать лежала в спальне, рядом были ее брат Фред и сестра Кесси. Когда при¬
шла телеграмма, в которой президент сообщал, что выезжает и завтра утром бу¬
дет в Гайд-Парке, Сара сказала: «Я выйду на крыльцо, чтобы встретить его». Од¬
нако слабость не позволила ей подняться. В половине девятого утра 6 сентября машина
въехала на дорожку, посыпанную гравием, и Рузвельт подъехал на коляске к ма¬
тери, поцеловал ее в щеку и коснулся руки. О таком моменте Сара Рузвельт на¬
писала еще сорок лет назад: «Какое счастье быть вместе». Рузвельт рассказал ма¬
тери о деталях встречи с Черчиллем, о делах в Вашингтоне. Мать казалась
оживленнее обычного, но к вечеру ей стало хуже. Рузвельт просидел у ее крова¬
ти всю ночь. Элеонора созвала всех родственников. К полудню жизнь покинула Са¬
ру Рузвельт. Похороны были очень простыми. Гроб перевезли на три мили север¬
нее, на кладбище церкви святого Джеймса. Сорок человек собралось среди сосен.
257

Президент стоял, оперевшись одной рукой на автомобиль. Он даже не взглянул в сто¬
рону разверзшейся могилы и, казалось, не замечал окружающих. Прозвучал звон
колоколов, и простая церемония закончилась.
В последующие дни Рузвельт, как сообщает «Нью-Йорк тайме», «отрезал
себя от внешнего мира так, как никогда в прошлом». Он отменил все визиты и по¬
грузился в одиночество в Гайд-Парке. Даже военные сводки не интересовали его
более. До сих пор никто из окружающих никогда не видел его слез.
Время определить позицию
И сентября Рузвельт обратился с речью к американскому народу: «Гитлер зна¬
ет, что для достижения решающего успеха на пути к мировому господству он дол¬
жен получить контроль над морями. Он должен прежде всего уничтожить тот мост
через Атлантику, который создают рейсы наших кораблей и по которому мы бу¬
дем продолжать посылать орудия войны для его уничтожения... Мы не можем жить
безмятежно в управляемом нацистами мире... Когда гремучая змея изготовилась
к удару, не время ждать ее выпада, нужно раздавить ее... Отныне, если германские
или итальянские подводные лодки или военные корабли войдут в акватории, рас¬
сматриваемые нами как зона обороны Америки, пусть они пеняют на себя».
Это было фактическое провозглашение «необъявленной войны» в Атланти¬
ческом океане. Решение Рузвельта атаковать германские подводные лодки поддер¬
жали 62 процента американского населения, и настроение на Капитолийском хол¬
ме, еще вчера очень осторожное, изменилось почти мгновенно.
Лишь в конце сентября 1941 года президент возвратился в Белый дом. Эле¬
онора Рузвельт, которая потеряла за эти дни брата, предалась работе в Службе граж¬
данской обороны — частично чтобы забыться: «Если я погружаюсь в депрессию,
я начинаю работать. Работа для меня всегда противоядие депрессии». Постепен¬
но тонус семьи Рузвельтов повысился. Однажды за ужином Франклин Рузвельт
попросил присутствующих назвать четыре наиболее выдающиеся исторические лич¬
ности. Список президента выглядел так: Бенджамин Франклин, Томас Джеффер¬
сон, Теодор Рузвельт, Эрл Рорер — тайный советник Оливера Кромвеля. В спи¬
сок Элеоноры вошли: Эн Хатчинсон, Гариет Бичер Стоу, Эмиль Дикинсон, Кэрри
Чепмен Кэтт.
В день рождения Элеоноры Рузвельт (ей исполнилось 57 лет) вся семья
и гости отправились в путешествие на корабле по Потомаку. В своем тосте, про¬
изнесенном в честь жены, Франклин Рузвельт сказал, что они плывут в этой
жизни в одной лодке.
Рузвельты плыли в одной лодке и с американским народом. Если в апреле 1941 го¬
да только 30 процентов американцев одобряли вооружение американских торго-
258

вых судов, то в конце сентября уже 46 процентов. После того, как немцы, исполь¬
зуя новую тактику подводной войны — не всплывая и действуя группами, пото¬
пили «Розовую звезду», «Кирни» и «Ройбен Джеймс», число одобряющих воору¬
женную борьбу с немецкими подводными лодками увеличилось до 72 процента.
16 октября генерал Тодзио стал премьер-министром Японии. В этот день
Рузвельт встречал яркую осень среди приволья Гайд-Парка. Это время года его
всегда освежало и заряжало энергией. Он разъезжал на автомобиле по окрестно¬
стям и беседовал с соседями о мировых сдвигах.
★ ★ ★
Страна под руководством Рузвельта меняла свой курс, и конгресс принял в этом
участие, 17 октября 1941 года палата представителей, находясь под впечатлением
известия о потоплении немецкой подводной лодкой эсминца «Кирни», пересмот¬
рела основные положения Акта о нейтралитете. Чтобы добиться подобных же дей¬
ствий от сената, Рузвельт обнародовал полученные разведкой секретные докумен¬
ты германского рейха, которые содержали планы образования на территории
Латинской Америки пяти вассальных государств, планы запрета всех существу¬
ющих религий. 8 ноября 1941 года сенат США изменил Акт о нейтралитете, под¬
держав вооружение торговых судов, и проголосовал (незначительным большинст¬
вом — 50 против 37) за посылку на американских кораблях товаров ленд-лиза Англии.
Таким образом, за ужесточение позиции США проголосовало лишь на тринадцать
сенаторов больше необходимого минимума. Это означало, что без очевидной опас¬
ности для Соединенных Штатов американский сенат не проголосует за меры, эк¬
вивалентные объявлению войны.
В этот период рокового для Америки выбора президент Рузвельт постарал¬
ся укрепить свои позиции внутри страны за счет действий, которые при опреде¬
ленном повороте событий могли бы представить угрозу гражданским правам аме¬
риканцев. В сентябре 1941 года Рузвельт значительно расширил функции
Федерального бюро расследований, в частности предоставил ФБР право слежки
за своими политическими оппонентами. Санкцию президента получила практика
подслушивания телефонных разговоров и перлюстрирования писем. Руководству
ФБР было отдано распоряжение собирать информацию о «позиции отдельных групп
конгрессменов в отношении внешней политики президента». Так, за активизацию
внешней политики, за выход страны на мировую арену американский народ начал
частично расплачиваться своими свободами.
"Тогда же начала создаваться внешняя американская разведка с глобальным ра¬
диусом деятельности. В июле 1941 года президент назначил У. Донована «коор¬
динатором информации и руководителем планирования скрытых наступательных
операций». Формировались основы будущей Организации стратегических служб
(ОСС). Рузвельт понимал, что создать мировую сеть за короткое время можно
259

будет лишь с помощью мастеров в этом тайном ремесле — англичан. В США с санк¬
ции президента стала действовать английская Организация по координации поли¬
тики в области безопасности. Англичане вводили американцев в курс дела, амери¬
канцы расширяли базу тайных операций. Создавались рычаги долговременной
тайной разведывательной работы, без которой ориентация США в незнакомом им
мире была бы осложнена.
Теперь руки президента в мировой политике были развязаны. Осень 1941 го¬
да — время, когда немецкие войска, завершив окружение под Киевом, начинали
перенаправлять свои основные силы снова на Москву — была для Рузвельта пе¬
риодом глубоких размышлений. Чем кончится битва на советско-германском фрон¬
те? Этот вопрос имел основное значение для принятия прочих стратегических ре¬
шений. Было ясно, что рейх поставил на карту все. И на конференции в Арджентин
несравненное красноречие Черчилля уже не волновало Рузвельта более всего. Са¬
мые интересные новости привез прибывший вместе с Черчиллем Гарри Гопкинс. От не¬
го Рузвельт получил важнейшую для себя информацию о том, чем живет Моск¬
ва, можно ли рассчитывать на долгосрочное сопротивление СССР немцам, каково
настроение советского руководства. Мнение Гопкинса было однозначным: восточ¬
ный фронт выстоит. Советский Союз окажет необходимое сопротивление, самой
эффективной является помощь, направляемая именно на советско-германский
фронт. Гопкинс говорил Рузвельту об откровенности Сталина в оценке сложившей¬
ся ситуации, о силе и слабостях позиций СССР.
На Рузвельта произвела большое впечатление фраза советского руководите¬
ля: «Дайте нам зенитные орудия и алюминий, и мы сможем сражаться три или че¬
тыре года». По мнению Сталина, изложенному посланнику президента, «линия фрон¬
та в зимние месяцы будет располагаться перед Москвой, Киевом и Ленинградом —
возможно, не более чем в 100 километрах от ныне существующей линии фронта».
Однако Гопкинс хотел сам определить, сумеет ли СССР выстоять зимой. И. Ста¬
лину он заявил, что США будут посылать на советско-германский фронт тяже¬
лое снаряжение только после того, как сделают сравнительную оценку всех фрон¬
тов мировой войны и когда советское правительство даст полную информацию о своих
резервах и стратегических возможностях. Находясь в исключительно сложном
положении, И. Сталин поддержал идею созыва союзнической конференции и по¬
обещал предоставить детальную информацию. Свою беседу с Гопкинсом он завер¬
шил призывом ускорить вступление США в войну. Более того, он предложил аме¬
риканцам занять часть советско-германского фронта. Он приветствовал бы
«прибытие американских войск на любой участок русского фронта под полным ко¬
мандованием американского руководства».
Подобная перспектива не могла не захватить Рузвельта. Советское предло¬
жение означало совместную борьбу на решающем фронте. Прими американский
президент это предложение в августе 1941 года, не было бы «агонии» 1944—1945 го-
260

дов, когда США желали невероятного: и жертв России в процессе освобождения
восточноевропейских стран и ее одновременного «исчезновения». В 1941 году
американцам предоставлялась возможность участвовать в борьбе самим, но это оз¬
начало, увы, нести потери. Тогда Рузвельт считал, что материальная помощь
СССР может быть заменой полномасштабному людскому вовлечению США
в битву на европейском континенте.
15 августа Рузвельт и Черчилль предложили Сталину созвать конференцию
высшего советского руководства и высокопоставленных представителей Вашинг¬
тона и Лондона для решения вопроса о «будущем распределении общих ресурсов».
А через две недели Рузвельт указал своему военному министру Г. Стимсону, что
помощь Советскому Союзу имеет «первостепенную значимость для безопаснос¬
ти Америки». Стимсону предписывалось выработать рекомендации, как наилуч¬
шим образом распределить имеющиеся у США припасы на последующие девять
месяцев с тем, чтобы увеличить долю Советской России. Хладнокровие при ре¬
шении задачи американского выигрыша в Европе за счет жертв России видно из
уже упоминавшейся Программы победы. В ней утверждалось, что «наилучшие воз¬
можности для успешного наземного наступления против Германии предоставляет
поддержание активного фронта в России». Только Советская Россия обладает «до¬
статочными людскими ресурсами, расположенными в благоприятной близости
к центру германской военной мощи. Именно поэтому эффективное вооружение рус¬
ских войск было бы наиболее важным шагом». В Вашингтоне не обсуждали, чего
стоила Советскому Союзу «благоприятная близость к центру германской военной
мощи». Там бесстрастно калькулировали, придя к выводу о необходимости предо¬
ставлять СССР военную помощь по крайней мере до 30 июня 1942 года.
В сентябре после тяжелых поражений советских войск под Киевом и Ленин¬
градом в Вашингтоне (равно, как и в Лондоне) возникли опасения относительно
возможности заключения сепаратного мира на восточном фронте. Все чаще стал
упоминаться Брест-Литовск. Черчилль откровенно излагал свои опасения. «Мы
не исключаем вероятности того, что русские могут думать о сепаратных перегово¬
рах»,— телеграфировал Черчилль Рузвельту в эти дни. Рузвельт ответил, что сле¬
дует ускорить проведение московской конференции и предложил дату ее откры¬
тия — 25 сентября 1941 года. На этой конференции ведущей фигурой с западной
стороны был, несомненно, А. Гарриман — от него зависела выработка програм¬
мы помощи СССР объемом в миллиард долларов. Язвленный своим фактичес¬
ким бессилием, отошедший в тень глава английской делегации лорд Бивербрук спро¬
сил после окончания конференции Сталина, удовлетворен ли он ее итогами. Тот
«улыбнулся и кивнул».
Политика Рузвельта в отношении СССР даже на этом этапе, когда он пол¬
ностью поддерживал нашу страну, была непростой. Бывший посол США в СССР
У.Буллит предлагал президенту потребовать от СССР, находившегося в смер-
261

тельной опасности, отказаться от географических изменений 1939 года. Рузвельт
не пожелал поднимать этот вопрос. В его понимании 280 советских дивизий бы¬
ли ничем не восполнимой силой, направленной против гегемонии Гитлера в Евро¬
пе, все остальное блекло перед этим обстоятельством. Пока Рузвельт явно опасал¬
ся оказывать давление на важнейшего союзника, тем более, что он знал о шаткости
собственных обещаний помощи. Г. Гопкинс говорил в это время о силе антисовет¬
ской оппозиции: «Живительно велико число людей, не желающих оказывать по¬
мощь России и, по-видимому, неспособных осознать своими твердолобыми голо¬
вами стратегическую важность этого фронта».
В целом Рузвельт был удовлетворен итогами московской конференции, о чем
он телеграфировал 8 октября 1941 года Черчиллю. Отметим высказанную им ос¬
новополагающую мысль: поскольку именно СССР несет всю тяжесть жертв,
а США не могут даже обеспечить бесперебойную помощь, не следует предъявлять
Советскому Союзу никаких претензий. Посылая 18 сентября в конгресс запрос на
шестимиллиардные расходы по ленд-лизу, Рузвельт подчеркнул, что исключение
СССР из списка получателей помощи сказалось бы на его обороноспособности и ос¬
ложнило бы реализацию стратегии президента. Конгресс осознал стратегические
нужды момента. 13 октября 1941 года Рузвельт уведомил Сталина, что американ¬
ские военные поставки достигнут миллиарда долларов, расплата по ленд-лизу по¬
следует через пять лет после окончания войны. Однако, несмотря на ободряющее
послание, вместо намеченных 41 корабля с поставками для СССР за октябрь —
ноябрь в море вышли 12. На декабрь была намечена погрузка 98 судов, но реаль¬
ное их число составило 49. К концу 1941 года СССР получил всего лишь четверть
обещанных Америкой грузов.
Америка разворачивает силы
Тем временем армия США становилась по численности сопоставимой с раз¬
вернутыми европейскими армиями. Акт о выборочном наборе в сентябре 1941 го¬
да стал законом. Это доводило армию США до 1 миллиона 600 тысяч человек. Ре¬
зонно предположить, что уже к ноябрю 1941 года Рузвельт осознавал: германское
руководство не сможет долго воздерживаться от потопления американских транс¬
портных судов, идущих со стратегическими грузами в английские порты. Воз¬
можно, он уже желал развязки.
В той борьбе, в которую был готов вступить поздней осенью 1941 года пре¬
зидент Рузвельт, неожиданно большую значимость приобрели усилия дешифро¬
вальщиков, весьма активно работающих на всех воюющих сторонах. Англичане рас¬
шифровали немецкий секретный код (сработала система, названная ими
УЛЬТРА). В свою очередь немцы сумели декодировать английский код. Совет-
262

ские специалисты расшифровали японский код. Как оказалось, японцы «прочли»
американский государственный код. Американцы нашли ключ к системе радиопе¬
редач японцев. Этот ключ, названный «Магия», позволял Рузвельту следить за
внутренней борьбой в Японии, развернувшейся из-за выбора направления нане¬
сения удара.
В конъюнктуре осени 1941 года и Рузвельт, и Черчилль в любом случае хо¬
тели сконцентрировать свои усилия прежде всего на Северной Атлантике, а потом
уже на Тихоокеанском регионе. Именно поэтому Черчилль, видя желание Рузвель¬
та действовать отдельно, отказался от одностороннего ультиматума Японии.
Но Рузвельт оставил огонек надежды — довел до сведения английского премье¬
ра, что запросит конгресс о вооруженной помощи, если Япония нападет на англий¬
ские или голландские владения. Рузвельт предупредил японского посла, что в слу¬
чае продолжения военной экспансии Токио с американской стороны последуют
«различные шаги, предпринятые при ясном понимании того, что дальнейшие ме¬
ры могут привести к войне между Соединенными Штатами и Японией».
В откорректированном Рузвельтом летом 1941 года стратегическом плане
США «Рейнбоу-5» не было детализированных предписаний, как в точности долж¬
ны действовать вооруженные силы США, но он содержал главную концепцию: в слу¬
чае войны с державами «оси» следовало придерживаться оборонительной тактики
на Тихом океане и сконцентрировать основные силы в борьбе против европейских
агрессоров — Германия и Италии. В основе стратегии Рузвельта лежала идея, что
после победы над Германией поражение Японии будет гарантированным. Он так¬
же полагал, что тихоокеанского флота США (даже до Пирл-Харбора) недостаточ¬
но, чтобы сдерживать наступательные действия Японии, если она на них решится.
Рузвельт, как говорят нам документы этих дней, весьма отчетливо осознавал,
что не его демарши, а состояние дел на советско-германском фронте продиктует ли¬
нию поведения Японии. 18 августа он говорит послу Англии лорду Галифаксу, что
«ход германо-советского конфликта, а не уважение к Соединенным Штатам» яв¬
ляется определяющим фактором для Японии. Президент знал, что на восточной
границе СССР сосредоточены лучшие японские наземные силы. И задачей Руз¬
вельта было сделать так, чтобы на фоне вовлеченных в войну и теряющих силы СССР,
Британии, Германии и Японии максимально отдалить время вступления в войну Аме¬
рики. Маховик американской военной промышленности начал раскручиваться,
и Рузвельт надеялся, что максимума своей амплитуды он достигнет в час реаль¬
ного ослабления воюющих сторон. Отсюда примирительные жесты (прямо проти¬
воположные ожидаемым Черчиллем) в отношении Японии. Японское правитель¬
ство тоже было не прочь «потянуть» время, чтобы выбрать направление удара и накопить
силы.
Но просто уйти из Азии Рузвельт не был готов. Его реакцией на захват
японцами Индокитая стало замораживание японских вкладов в США. Практи-
263

чески это означало, что с данного времени Япония не могла закупать в Америке
нефть, сталь и прочие необходимые товары. В октябре военная партия окончатель¬
но возобладала в Японии. Премьер-министр Коноэ подал в отставку, поскольку не
мог найти взаимопонимания с Вашингтоном по поводу Китая. Новый премьер —
генерал Хидеки Тодзио был настроен более решительно, используя переговоры как
ширму в своих военных приготовлениях.
Хотя замещение принца Коноэ на посту премьер-министра генералом Тодзио
было грозным знаком, президент Рузвельт предпочел не делать преждевременных
шагов. 5 ноября он обсудил ситуацию в Азии с высшим военным руководством —
генералом Маршаллом и адмиралом Старкам. Участниками встречи владела мысль,
что время работает на Соединенные Штаты. «К середине декабря,— говорили Мар¬
шалл и Старк,— военно-воздушный и подводный флот Соединенных Штатов, рас¬
положенные на Филиппинах, превратятся в убедительную угрозу для любых япон¬
ских операций к югу от Формозы», а к весне 1942 года американская
военно-воздушная мощь «может превратиться в решающий фактор сдерживания
Японии в операциях к югу и западу от Филиппин».
На заседании кабинета министров 14 ноября 1941 года государственный се¬
кретарь Хэлл заявил, что переговоры с японской делегацией зашли в тупик. Хэлл,
по свидетельству Френсис Перкинс, был «очень разочарованным и циничным».
Японские дипломаты, сказал Хэлл, отъявленные лицемеры, «они ко всему отно¬
сятся поверхностно, излишне вежливы, оказывают ему такие знаки уважения, не
видит их маленьких трюков» и это приводит его в ярость.
Япония изготавливается
Из японской шифровки Рузвельт знал, что 4 ноября 1941 года министр ино¬
странных дел Японии информировал посла Номуру о решении Токио предпринять
«последнее усилие» в попытке наладить отношения с Соединенными Штатами. В
телеграмме следующего дня из Токио было сказано, что взаимоотношения двух стран
находятся «на грани обрыва». Как объяснял позднее Хэлл, «для нас это означа¬
ло, что Япония уже привела в движение колесо своей военной машины». Амери¬
канское руководство также посредством расшифрованного кода узнало, что в Ки¬
тае японцы решили предпринять действия, рассчитанные на то, чтобы сбить с толку
американцев и англичан («перемещения отдельных воинских частей мы назовем эва¬
куацией, но ни о какой эвакуации не может быть и речи»).
Чтобы выиграть время для нападения (до него оставались уже считанные
дни), японцы послали в Вашингтон нового уполномоченного Сабуро Курусу, ко¬
торый вместе с Номурой 18 ноября предложил американской стороне следую¬
щее: Япония выводит войска из Индокитая, а Соединенные Штаты ослабляют
264

экономические санкции против Японии и не вмешиваются в японо-китайские от¬
ношения.
Рузвельт стремился оттянуть конфликт, надеясь за полгода значительно на¬
растить американскую военную мощь. В соответствии с этой генеральной линией
он поручил государственному секретарю Хэллу изыскать возможности заключе¬
ния шестимесячного торгового обмена и возобновления японо-китайских перего¬
воров. Шифровальщики тем временем читали «магический» код и докладывали пре¬
зиденту о последних распоряжениях имперского руководства. Из Токио 22 ноября
1941 года сообщали, что японской делегации поручено продлить переговоры в Ва¬
шингтоне до 29 ноября, но не дольше. «После этого события должны развивать¬
ся автоматически.» 25 ноября, проанализировав вместе с Хэллом, Леги, Стимсо-
ном, Маршаллом и Старком складывающуюся на Тихом океане ситуацию, президент
пришел к выводу, что возможна неожиданная атака японцев. Обсуждался также
вопрос о том, как заставить конгресс объявить войну Японии, если та нападет на
английские или голландские владения. Впоследствии Рузвельт говорил Сталину и Чер¬
чиллю, что, «если бы не нападение японцев», у него были бы «большие труднос¬
ти с вовлечением американского народа в войну». Рузвельт ожидал удара, но сов¬
сем не там, куда направили его японцы.
В конце ноября президент собирался навестить Уорм-Спрингс, чтобы отме¬
тить день Благодарения с пациентами местной клиники, среди которых находилась
и его прежняя секретарша Мисси Лихенд. Намечена была дата отъезда — 19 но¬
ября, однако началась забастовка шахтеров, которую возглавил Джон Льюис.
В условиях практически военного времени это грозило параличом металлургиче¬
ской промышленности. Сын Рузвельта, Франклин-младший, пишет матери: «Мне
бы хотелось, чтобы отец позабыл о своей вежливости и однажды утром закатал ру¬
кава, чтобы занять действительно жесткую позицию». Именно так и случилось. Пре¬
зидент пригрозил послать войска, если шахтеры не возвратятся на работу. Нажим
подействовал, и 22 ноября Льюис согласился на арбитраж. Шахтеры возвратились
в шахты.
Решив это дело, Рузвельт снова назначил дату отбытия в Уорм-Спрингс —
27 ноября. Однако за день до отбытия, посредине интенсивных двусторонних
американо-японских переговоров большая военно-морская эскадра покинула пор¬
ты Японии. По свидетельству военного министра Генри Стимсона, «президент бук¬
вально взорвался и сказал, что это меняет всю ситуацию, потому что Япония на¬
чинает проявлять худшее, на что способна» Стимсон характеризует 27 ноября
как «очень напряженный долгий день». Госсекретарь Хэлл сказал ему: «Я умы¬
ваю руки и теперь дело за Ноксом» (военно-морским министром.— А .У.).
Позднее в этот же день адмирал Старк предупредил президента, что «Япо¬
ния может нанести удар: бирманская дорога, Таиланд, Малайя, голландская Вос¬
точная Индия, Филиппины, русские дальневосточные области... Самое главное —
265

выиграть время. Значительные военно-морские и армейские подкрепления броше¬
ны к Филиппинам, но желательная концентрация сил еще не достигнута... Чем боль¬
ше дополнительного времени мы получим, тем больше у нас шансов удержать
Филиппины». Президент согласился со Старком в вопросе о важности выигры¬
ша времени, пока гигантская американская индустрия не скажет решающего сло¬
ва. На заседании военного кабинета 28 ноября перемещения японских военных транс¬
портов были оценены как угроза «Британии в Сингапуре, Нидерландам и нам на
Филиппинах».
28 ноября президент все же отправился в Уорм-Спрингс, где намеревался про¬
быть десять дней. Из всех его министров наиболее обеспокоен отбытием президен¬
та был Генри Стимсон. До поселка Ньюмен в Джорджии Рузвельт доехал на по¬
езде, а дальше пересел на автомобиль. Журналисты, прибывшие в Уорм-Спрингс,
расселились в двух коттеджах. Рузвельт поехал прямо в дом, где лежала Мисси
Лихенд. Встретиться со столь энергичной, приветливой, разговорчивой прежде жен¬
щиной в ее нынешнем, едва ли не безнадежном, состоянии было большим испы¬
танием. Она почти не говорила. Встреча длилась 15 минут, затем Рузвельт отпра¬
вился в свой дом. Но как только он переступил порог более чем скромного коттеджа,
раздался звонок из Вашингтона — Корделл Хэлл сообщил: «На Дальнем Вос¬
токе картина становится все более темной, а переговоры в Вашингтоне идут так же¬
стко, что могут быть прерваны в любую минуту». Рузвельт приказал Хэллу по¬
звонить еще раз во второй половине дня. Если ситуация не улучшится, он
возвратиться в столицу. В девять вечера Хэлл сообщил о чрезвычайно агрессив¬
ной речи, с которой выступил японский премьер Тодзио. В речи говорилось, что
в интересах «чести и достоинства человечества» следует приступить к ликвидации
американской и британской систем эксплуатации на Дальнем Востоке. По мнению
государственного секретаря, японское вооруженное выступление неизбежно. Он
советовал президенту возвратиться в Вашингтон как можно раньше, что Руз¬
вельт и сделал на следующий день..
1 декабря Рузвельт вернулся в Белый дом. Дни проходили в обсуждении си¬
туации в Азии. На заседании кабинета министров 5 декабря военно-морской
министр Нокс был так взволнован, что (пишет Перкинс) «можно было видеть,
как кровь прилила к его лицу. Президент приказал «крепить нервы и сделать все
возможное, чтобы не оборвать нить переговоров с японцами. Не позволяйте им
закрыть их».
«А где же японский флот?» — спросил президент. «Наши линии коммуни¬
каций в достаточно хорошем состоянии,— заверил Нокс президента,— и мы на¬
деемся на следующей неделе обнаружить их корабли».
Во второй половине дня в субботу 6 декабря военные эксперты, читавшие с ию¬
ля японские шифровки, перехватили сообщение из Токио, что японской делегации
направляется послание из 14 параграфов. Вечером того же дня послание было пе-
266

рехвачено. Когда эксперты перевели основную часть текста, они пришли в ужас.
Японцы пункт за пунктом отвергали контрпредложения американцев. Заключи¬
тельная часть послания, сообщал Токио, будет позже. Утром следующего дня аме¬
риканские дешифровальщики перевели последнюю четырнадцатую часть японско¬
го послания. Туг же поступило второе послание, инструктирующее японскую
делегацию представить американскому правительству ноту Токио ровно в час дня
по вашингтонскому времени.
Полковник Руфус Бреттон, заведующий дальневосточным отделом военно¬
го министерства, сказал генералу Маршаллу, что время час дня может совпадать
с какой-то военной операцией японцев. Маршалл быстро написал американским
командирам, дислоцированным в Тихом океане: «В час дня восточного времени япон¬
цы выставляют нечто вроде ультиматума. Значение этого текста мы не знаем,
но следует находиться в состоянии повышенной готовности». Будучи не уверенным
в надежности телефонной связи, Маршалл выбрал более медленный, но более на¬
дежный торговый телеграф. Первое послание должно было пойти на Филиппины,
затем в Панаму, а потом на Гавайи. Этот способ оповещения войск оказался слиш¬
ком медленным.
Создается впечатление, что в то время, в конце ноября—начале декабря
1941 года президент Рузвельт определенно хотел оттянуть дату роковой развяз¬
ки. Более или менее отчетливо мысли президента передает его беседа 1 декабря с ан¬
глийским послом — лордом Галифаксом. Рузвельт пообещал послу, что в случае
японского нападения на английские и голландские владения «мы будем в одной лод¬
ке». Но его интересовало, что станет делать Лондон, если японцы нападут на
Таиланд или укрепятся в Индокитае с прицелом на бирманскую дорогу, соединя¬
ющую западные державы с Китаем. Обе стороны уклонялись от определенных от¬
ветов, причем Рузвельт (в этой беседе, а также 3 и 4 декабря) постоянно обещал
англичанам «помощь», но эти обещания требовали уточнений — какого рода по¬
мощь имеет в виду американский президент.
Надо ли лишний раз повторять, что стратегия «воздержания» диктовалась,
видимо, общей неясностью мировой обстановки. Немцы дошли до Москвы, и весь
мир замер, ожидая решающих событий этой битвы. Победа или поражение одной
из сторон, несомненно, в самой большей степени воздействовали бы на Японию.
Президент Рузвельт стремился выступить на том этапе войны, когда американская
мощь имела бы явно решающее значение.
★ ★ ★
В Токио на имперской конференции 1 декабря 1941 года, проходившей в обста¬
новке исключительной секретности, было решено начать войну с Америкой в лучших
самурайских традициях XX века, как это было в Порт-Артуре в 1904 году и Мань-
267

чжурии в 1931 году — без формального объявления войны,без предварительных дек¬
лараций. Американским Порт-Артуром в данном случае должна была стать гавай¬
ская база Тихоокеанского флота США Пирл-Харбор. В Вашингтоне Курусу и Но¬
мура осуществляли дипломатическое прикрытие, а японские авианосцы уже двинулись
к Гавайям. Госсекретарь Хэлл продолжал настаивать на «фантастических» требова¬
ниях — уходе японцев из Китая. Империалистическая Япония не мыслила себе та¬
кого отступления, свой подлинный ответ она готовила в тайне.
Что называется «без пяти двенадцать» Рузвельт обратился 6 декабря 1941 го¬
да к японскому императору. В этом послании концентрация японских войск в Ин¬
докитае была охарактеризована как «порождающая чувство глубокой обеспокоен¬
ности» ввиду угрозы Филиппинам, голландской Ист-Индии, английской Малайе
и Таиланду, а заодно и мирным отношениям Японии и США. Только увод япон¬
ских войск мог бы разогнать сгустившиеся над Тихим океаном «темные облака».
Своим гостям в Белом доме Рузвельт сказал по этому поводу: «Сын человечес¬
кий только что послал обращение к сыну бога».
Конфликт назрел, и не ясно было лишь то, где и когда он разразится. Гопкинс
предложил Рузвельту нанести удар по Японии первыми. «Мы не можем сделать
этого,— ответил президент.— Мы мирная страна и мы демократия». Позднее Стим¬
сон объяснил сенатской комиссии по расследованию обстоятельств войны, что, «не¬
смотря на риск нападения японцев, мы, желая иметь поддержку американского на¬
рода, хотели получить полную определенность в отношении того, кто первым
нанес удар».
Сейчас достоверно известно, что Рузвельт в эти дни изучал опросы общест¬
венного мнения, суждения редакторов ведущих газет. Детализированный опрос за
ноябрь венчался таким заключением: американцы полагают, что «после шторма солн¬
це никогда не светит так ярко, как до него». Несмотря на явные надежды на по¬
беду в мировом конфликте, примерно 70 процентов американцев полагали, что по¬
сле войны наступят тяжелые времена, связанные с безработицей, ростом цен,
падением заработной платы. Никто не мог сказать определенно, оправданы эти пред¬
положения или нет. Ясно было, что конфликт потребует больших жертв. Нет со¬
мнения, что, в отличие от многих своих сограждан, Рузвельт думал не только
о них, но и о редком историческом шансе, который получала Америка в том слу¬
чае, если она возглавит победоносную коалицию.
Оценивая азиатского противника Америки, следует заметить, что к началу 40-х го¬
дов только недалекие люди могли говорить, что Япония обессилена долгой войной
на континенте, что у нее третьеразрядные военно-воздушные силы и «бумажный
флот». К концу 1941 года Япония решилась на финальную схватку за господство
над Тихоокеанским бассейном. Она ринулась в войну против страны, чье населе¬
ние вдвое превышало ее собственное и чья экономическая мощь была больше
японской в десять раз. Ее правящая клика руководствовалась несколькими сооб-
268

ражениями: события в Европе доказывают правильность выбора Германии как со¬
юзника; Германия, полагали японцы, близка к победе над СССР; Великобритания
уже перенапрягла свои ресурсы, превосходство над войсками англичан и их союз¬
ников из доминионав было пятьдесят к одному в пользу японцев; США не смо¬
гут развернуть свои силы до 1943 года, к этому времени они будут изолированы,
а их флот потоплен.
Пирл-Харбор
В Токио предполагали, что в час дня 7 декабря 1941 года посол Номура пе¬
редаст госсекретарю К. Хэллу состоящую из 14 параграфов ноту. Однако Ному¬
ра попросил государственный департамент об отсрочке встречи до 1 часа 45 ми¬
нут. Его шифровальщики запоздали с нотой, объявляющей состояние войны.
Хэлл, уже знавший из расшифрованного японского сообщения то, что ему пред¬
стояло услышать, согласился ждать сколько угодно.
Моряки спали, завтракали и читали газеты воскресного Гонолулу, когда
189 японских бомбардировщиков зашли со стороны солнца над местной базой. Им¬
ператор Хирохито включил свой коротковолновый приемник.В это время —1 час
05 минут вашингтонского времени — первая эскадрилья японских бомбардиров¬
щиков увидела северную часть крупнейшего из Гавайских островов — Оаху,
на южном побережье которого размещалась база Тихоокеанского флота
США Пирл-Харбор. Командир эскадрильи, глядя на плотное скопление судов,
подумал: «Разве американцы никогда не слышали о Порт-Артуре?». В 1 час
10 минут были открыты бомболюки. Летчики помнили огромную модель Пирл-Хар¬
бора, построенную на северном побережье Японии еще в октябре. По радио, на¬
рушая запрет о молчании, прозвучало; «lb-то-то», что означало трижды повторен¬
ное «Атака». Первые 189 самолета пошли на цели с разных углов.
В гавани находилось 90 кораблей Тихоокеанского флота США, в том числе
8 линкоров, 2 современных тяжелых крейсера, 6 легких, 30 миноносцев, 5 подвод¬
ных лодок. Уверенность японцев в успехе своей внезапной атаки была такова, что
в эфир понесся сигнал «Тора, тора, тора» — трижды повторенное слово «Тигр».
Это было заимствование из китайского эпоса. Пословица гласила: «Тигр может ры¬
чать вдалеке, на расстоянии трех тысяч миль, но он обязательно вернется домой».
Император Хирохито услышал этот сигнал, выключил радио и пошел спать. Це¬
ной потери 29 самолетов японцы вывели из строя 5 линкоров, 3 эсминца, авиано¬
сец, тральщик, 200 самолетов. После третьего захода японцев 35 тысяч погибли.
Три минуты спустя после начала бомбардировки Пирл-Харбора контр-адмирал П. Бе-
ланджер получил извещение: «Воздушный рейд на Пирл-Харбор. Это не манев¬
ры». Так началась война на Тихом океане.
269

В Вашингтоне в половине второго дня Рузвельт ел яблоко и раскладывал мар¬
ки. Рядом был Гопкинс, когда позвонил Нокс: «Мистер президент, кажется, япон¬
цы атаковали Пирл-Харбор». Президент в замешательстве смог сказать лишь «Нет!»
Гопкинс предположил, что это, по-видимому, ошибка — японцы никогда не посме¬
ют атаковать Пирл-Харбор. Рузвельт, напротив, сказал, что это похоже на прав¬
ду — японцы поступают именно так, когда ведут переговоры о мире. Сомнения раз¬
веял через несколько минут адмирал Старк: «Произошло нападение. Теперь
в местонахождении японского флота можно было не сомневаться».
Рузвельт вызвал Хэлла, а после его ухода некоторое время пребывал в глу¬
боком молчании. Никто не знал, о чем он думает. Затем он продиктовал первые
тексты стенографисткам и уже через несколько часов работал с обычной эффек¬
тивностью — позвонил по трансатлантическому телефону Черчиллю, встретился
с лидерами конгресса, приказал установить охрану вокруг оборонных заводов, за¬
нялся с генералом Маршаллом оценкой военных возможностей страны.
В то время, когда президент разговаривал со Старком, его супруга прощалась
с гостями после ланча. Возвращаясь в свой офис, она бросила взгляд на кабинет
мужа. «Все министры были здесь, звенели оба телефона, высшие военные чины спе¬
шили со своими сообщениями. Слов, сказанных по телефону было достаточно, что¬
бы понять, что удар нанесен и мы атакованы.» Поняв, что не время беспокоить му¬
жа, Элеонора возвратилась в свою рабочую комнату. Из ее письма дочери видно,
что ее охватил страх. Она боялась, что японские войска могут высадиться на ти¬
хоокеанском побережье и просила отослать внуков на восток.
Первое впечатление Элеоноры от мужа в эти часы: «смертельное спокойст¬
вие. Вокруг сновали возбужденные чиновники, а он, хотя и выглядел утомленным,
сидел за своим столом, безразличный к взрыву эмоций вокруг. Каждое новое до¬
несение оказывалось еще более ужасным, чем предшествующее, но он был абсо¬
лютно спокоен. Это было для него обычным. Если происходило нечто очень пло¬
хое, он сразу же становился айсбергом без малейшей видимой эмоциональной
реакции».
Как свидетельствует Элеонора Рузвельт, 7 декабря 1941 года, «несмотря на
все беспокойство, Франклин выглядел более безмятежным, чем на протяжении дол¬
гого предшествующего периода». Министр труда Ф. Перкинс также отмечает
признаки облегчения после недель и месяцев неопределенности: на лице президен¬
та она прочитала «выражение спокойствия». Самнер Уэллес характеризует Руз¬
вельта подобным же образом. Именно в критические минуты «возникало множе¬
ство причин восхищаться им».
Внутренне Рузвельт неистовствовал. Как признавался он Элеоноре, «я не хо¬
тел вести эту войну на два фронта. Наш флот недостаточен, чтобы воевать одно-
270

временно в Атлантике и на Тихом океане... Таким образом, нам нужно будет до¬
строить наш военно-морской флот и авиацию, а это означает, что, прежде чем мы
одержим победу, нам придется понести много поражений».
Одному из первых Рузвельт позвонил жившему в Вашингтоне сыну Джейм¬
су. Тот еще ничего не знал: «Привет, старик, что я могу сделать для тебя?» — «Сей¬
час у меня нет времени говорить с тобой, но не мог бы ты приехать прямо сейчас?» —
«Па, но сегодня ведь воскресенье»,— сказал Джеймс и почувствовал, что игри¬
вость его тона неуместна. «Когда я приехал,— вспоминает Джеймс,— он сидел
за столом и даже не взглянул на меня. Но я уже понял, что мы в большой беде. Об¬
ратившись ко мне, он не выказал никаких признаков взволнованности, спокойно
обсуждал, кого нужно оповестить и какой должна быть реакция прессы в после¬
дующие сорок восемь часов».
По воспоминаниям Грейс Тулли, «уже в течение первого часа было очевид¬
но, что военно-морской флот жестоко пострадал». И никто не знал, на чем оста¬
новятся японцы. Слуга Батлер слышал, как президент и Гопкинс обсуждали воз¬
можность движения японских войск вплоть до Чикаго. В этом случае, говорил президент,
Соединенные Штаты как страна, напоминающая Россию континентальными мас¬
штабами, сможет заставить японцев растянуть свои коммуникации, ослабить ка¬
налы снабжения и затем начать процесс вытеснения.
Черчилль, узнав о Пирл-Харборе, не смог скрыть своего волнения. В при¬
сутствии американского посла Гарримана он позвонил в Белый дом и выразил
свою солидарность. Рузвельт ответил: «Теперь мы в одной лодке». Четверть ве¬
ка назад сэр Эдуард Грей говорил молодому Черчиллю: «Соединенные Шта¬
ты — это гигантская топка. Как только она разгорится, нет пределов энергии, ко¬
торую она сможет породить». Позже Черчилль напишет: «Иметь Соединенные Штаты
на нашей стороне было для меня величайшей радостью... Теперь я знал, что Со¬
единенные Штаты погрузились в войну по переносицу и будут в ней до конца. Итак,
мы победили в конце концов!.. Гитлер обречен. Муссолини обречен. Что касается
японцев, то они будут стерты в порошок... Я пошел к кровати и спал сном челове¬
ка спасенного и исполненного благодарности».
★ ★ ★
Через час с лишним после атаки на Пирл-Харбор посол Номура и специаль¬
ный посланник Курусу, запыхавшись, прибыли в государственный департамент. К. Халл
заставил их пятнадцать минут ожидать приема. Текст он знал, все это было спек¬
таклем, и реакция госсекретаря была соответствующей: «За пятьдесят лет пребы¬
вания на общественных должностях я никогда не видел документа более насыщен¬
ного грязными фальсификациями и искажениями». Когда Номура попытался
открыть рот, Хэлл указал пальцем на дверь и пожелал: «Приятного дня, джентль¬
мены».
271

Назначенный званый вечер не был отменен. Но кресло президента пустова¬
ло: Рузвельт задержался в Овальном кабинете. Около 5 часов вечера 7 декабря
Рузвельт призвал в свой кабинет Грейс Тулли, свою самую близкую секретаршу.
Она вспоминает: «Он был совсем один.— Садитесь Грейс. Завтра я собираюсь вы¬
ступить перед конгрессом. Я хотел бы продиктовать текст. Он будет коротким».
Рузвельт начал диктовать тем же уверенным тоном, каким он диктовал ответы на
письма. Правда, на этот раз он говорил несколько медленнее и отчетливее, отме¬
чая каждый знак препинания. «Вчера, запятая, седьмого декабря, запятая, тыся¬
ча девятьсот сорок первого года, тире, дата позора, тире, Соединенные Штаты Аме¬
рики были внезапно и преднамеренно атакованы военно-морскими
и военно-воздушными силами Японской империи, точка. Абзац.»
Лишь в половине первого ночи заметно изможденный Рузвельт попросил при¬
нести сэндвичи и пиво. Напротив Белого дома, в Лафайет-сквере, несколько че¬
ловек пели «Боже, покровительствуй Америке», но большинство стояли молча. Бе¬
лый дом впервые за многие десятилетия не был освещен. Улицу, проходящую мимо
западного крыла Белого дома, перекрыли. Никогда она уже не будет открыта для
свободного движения. В подвале Белого дома специалисты-инженеры продумы¬
вали систему подземных ходов на тот случай, если столица подвергнется бомбар¬
дировкам. На соседних домах устанавливали зенитные пулеметы. Выходящего из
Белого дома Маршалла спросили о деталях происшедшего в Пирл-Харборе.
«Сейчас все в тумане»,— был ответ.
Сохранилась история, которой верят по сию пору. Дородная женщина в Чи¬
каго спросила мальчика — разносчика газет, почему шум. «Война», — ответил маль¬
чик.— «Это я понимаю, но с кем?» Вопрос был не так глуп. Рузвельт знал, что
на США напали на Тихом океане, но продолжал наращивать американские силы
в Атлантике.
Первой из семьи Рузвельтов 7 декабря на студии Эн-Би-Си в половине
седьмого вечера выступила супруга президента: «В течение нескольких месяцев пред¬
чувствие, что нечто должно случиться, владело нами... Теперь кошмар окончился,
и больше нет неясности. Мы знаем теперь, что стоит перед нами, и мы знаем, что
готовы к этой встрече... Что бы ни потребовалось от нас, я уверена, что мы сде¬
лаем все, что нужно; мы — свободный и непобедимый народ США».
В половине девятого вечера в президентский кабинет начали собираться ми¬
нистры. Стульев всем не хватило и внесли дополнительные кресла. Президент
молча сидел за столом. Казалось, он поставил перед собой задачу быть невидимым.
Обычно оживленный и любезный, никогда не смотрящий «сквозь» людей, он те¬
перь словно жил в другом мире и не замечал собирающихся. Лицо его было серым,
вид — глубоко огорченного и обеспокоенного человека. Наконец, как бы очнувшись,
он обратился к присутствующим: «Я рад, что вы здесь». Как «наиболее серьезный
со времен гражданской войны» определил Рузвельтом переживаемый кризис.
272

В Токио 8 декабря министр иностранных дел Того вызвал к себе посла США
Грю и вручил ему копию ноты, которую Номура не сумел вовремя передать гос¬
секретарю Хэллу. Английский посол Крейги получил позже точно такую же ко¬
пию. Атака на Пирл-Харбор закончилась уже несколько часов назад. Император
обратился к нации со словами: «Святые духи наших имперских предков смотрят
сверху на нас. Мы полагаемся на лояльность и мужество наших подданных и на¬
деемся, что задача, поставленная нам нашими предками, будет осуществлена». Пре¬
мьер Тодзио заявил по радио, что американцы спровоцировали японское выступ¬
ление. В императорском рескрипте о начале войны с США говорилось, что целью
боевых действий является создание зоны мира и стабильности в Восточной Азии
и защита этого региона от американо-английской эксплуатации. Эта тема стала ос¬
новной в пропаганде войны японских милитаристов. Во главе Великой Восточной
Азии ставилась Япония — лидер во всех сферах: от военной до экономики и куль¬
туры. Вокруг нее группировались (по японской идее) благодарные сателлиты, за¬
висящие от Токио в большей или меньшей мере.
Отныне — мировая держава
Нападение на Пирл-Харбор буквально наэлектризовало США. Адмирал Хэ-
лен заявил, что теперь на японском языке будут разговаривать только в аду.
Но в 1941—1945 годах по-японски говорили во многих странах Азии, японская экс¬
пансия была быстрой и эффективной.В японских вооруженных силах к декабрю 1941 го¬
да насчитывалось около 2,5 миллионов человек. Военно-морские силы Японии со¬
стояли из 10 авианосцев, 10 линейных кораблей, 37 крейсеров, 110 эсминцев,
63 подводных лодок. Военно-воздушные силы подчинялись преимущественно
флоту, не будучи выделены в особый род войск. У Японии было более 5 тысяч са¬
молетов, из них 575 — на авианосцах.
В это же время в вооруженных силах США служило 1,7 миллиона человек.
В военно-морских силах в целом насчитывалось 6 авианосцев, 17 линейных кораб¬
лей, 36 крейсеров, 220 эсминцев, 114 подводных лодок, в военно-воздушных— 13 ты¬
сяч самолетов. Но значительная часть американских вооруженных сил была «при¬
кована» к Атлантике. Собственно, на Тихом океане японскому агрессору
противостояли совместные силы американцев, англичан и голландцев — 22 диви¬
зии (400 тысяч человек), около 1400 самолетов, 4 авианосца с 280 самолетами,
И линейных кораблей, 35 крейсеров, 100 эсминцев, 86 подводных лодок.
Первый день войны с США принес японской стороне ощутимые результа¬
ты. На рейде Пирл-Харбора тонули американские линкоры, на взлетных полосах
Манилы горели самые современные бомбардировщики США в Азии — Б-17.
273

Хотел ли Рузвельт войны с Японией? Многие серьезные исследователи от¬
вечают на этот вопрос положительно. Так, Дж. Кеннан пишет: «Если бы ФДР был
полон решимости избежать войны с японцами любым способом, он осуществлял
бы американскую внешнюю политику совсем иначе, вовсе не так, как она прово¬
дилась в то время. Он не сделал бы, например, японскую политику в Китае пунк¬
том таких противоречий — японцы так или иначе готовились здесь отступить, и аме¬
риканское воздействие было малоэффективно. Он не пытался бы удушить японский
военно-морской флот недостачей нефти. И он постарался бы занять твердую и ре¬
алистическую позицию в отношении японцев».
★ ★ ★
8 декабря Рузвельт выступил перед конгрессом. Президент заявил, что 7 де¬
кабря «будет навсегда датой позора», поскольку Япония начала неспровоцирован¬
ную атаку в то время, когда японская делегация обратилась с просьбой о мирных
переговорах в Вашингтоне. «Соединенные Штаты Америки были внезапно и пре¬
думышленно атакованы.» Рузвельт постарался сделать объявление войны кратким
и выразительным. Его мысли уже были по другую сторону прежнего мира: стра¬
на входила в коалицию великих держав, которым суждено было сокрушить фашизм
и установить новый политический порядок. Но входила она достаточно осторож¬
но — Рузвельт не помянул в своей речи Германию и Италию (хотя на этом наста¬
ивал такой влиятельный член его кабинета, как Г. Стимсон).
Сенат объявил состояние войны с Японией 82 голосами (никто не высказал¬
ся против), палата представителей — 388 голосами против одного. Итак, США
вступили во вторую мировую войну.
Еще за несколько дней до Пирл-Харбора битва изоляционистов и интервен¬
ционистов парализовывала планы мобилизации всех ресурсов. Спектр политиче¬
ских сил в стране был чрезвычайно пестрым, исполнительная власть вела перма¬
нентную борьбу с капитолийскими законодателями, не было той элиты, которой вскоре
предстояло посягнуть на мировое лидерство. Шоковое вступление в войну созда¬
ло необходимый сплав политиков, бизнесменов и военных. Изоляционизм был от¬
брошен, интервенционизм получил монополию, поддерживаемую по сию пору.
В основе новой американской политики лежало спрессованное после 7 дека¬
бря 1941 года единство американского народа, полного решимости ответить на вы¬
зов, энергично преодолеть возникшие внешнеполитические проблемы. Лишь ос¬
новываясь на этом единстве, можно было смело послать сотни тысяч солдат за океаны,
организовать бум в военной промышленности, долгое время нести «тяжесть импер¬
ского бремени».
Выступая чуть позже по радио перед нацией, президент Рузвельт назвал
войну, в которую вступила Америка, «наиболее потрясающим предприятием в на¬
шей американской истории». Выступая «у камина», президент Рузвельт сказал, что
274

у него для американской нации есть лишь плохие новости: «Мы потерпели серь¬
езное поражение на Гавайях. Наши силы на Филиппинах претерпевают лише¬
ния... Сообщения с островов Гуам, Уэйк и Мидуэй противоречивы, но мы долж¬
ны быть готовы к потере всех трех этих выдвинутых вперед позиций».
В эти первые дни самой популярной темой выступлений президента было, что
США воюют «не ради завоеваний, не ради места в мире, но за мир, в котором все
дорогое для этой нации будет сохранено для наших детей». Рузвельт обратился к на¬
селению, говоря, что общенациональные усилия потребуются на длительный ис¬
торический срок: «Каждый отдельно взятый мужчина, женщина и ребенок явля¬
ются соратниками в этом самом крупном предприятии американской истории». В этой
же первой после нападения японцев «беседе у камина» Рузвельт обозначил про¬
грамму удвоения военной продукции.
Взгляд президента скользил по карте, а из Лондона к нему по телефону про¬
рывался Черчилль.
Вечером после передачи Сэм Розенман заглянул в кабинет президента. Тот
сидел за столом, курил сигарету и рассматривал марки. «Он был совсем один. Ес¬
ли бы Мисси была здорова, она была бы с ним этим вечером. Она всегда посту¬
пала так в прежние времена, когда президент находился в состоянии стресса. Все¬
гда старалась найти кого-нибудь, с кем Рузвельт хотел бы поговорить. Президент
посмотрел на меня и улыбнулся печальной улыбкой уставшего человека.»
[лобальное видение
Присоединимся к мнению известного историка Дж. Л. Геддиса, который
считает главной идеей американской дипломатии в рассматриваемый период пере¬
ход от «континентализма» к «глобализму». Поражение Франции и японское на¬
падение на Пирл-Харбор показали недостаточность гегемонии США в западном
полушарии, недостаточность «континентализма». Потерпели крах аргументы изо¬
ляционистов, что события за двумя океанами никогда не затронут жизненные ин¬
тересы и безопасность США. Вместо прежнего стереотипа появился новый, сфор¬
мированный на основе «глобалистского» равновесия силы, что и определило иной
взгляд на мир человека, волею судьбы оказавшегося у руля государственного ко¬
рабля: «Главные американские послевоенные интересы ныне заключаются не толь¬
ко в обеспечении преобладания в западном полушарии, но и в предотвращении по¬
падания восточного полушария в зону контроля одной потенциально враждебной
державы». Это была своего рода революция в американской внешней политике. И Руз¬
вельт совершил эту революцию с блеском.
Стремительному изменению в пользу США нового расклада сил способст¬
вовали и новые возможности науки. Рузвельт серьезнее своих предшественников
275

в Белом доме подошел к ним. Это обстоятельство имело самые далеко идущие по¬
следствия. Вскоре после нападения Германии на СССР американцы получили от
англичан копию секретного доклада «Об использовании урана для создания бом¬
бы». В нем говорилось о возможности использовать в качестве сырья плутоний —
тогда создаваемые бомбы будут достаточно компактны для применения их с помо¬
щью авиации. Предполагалось, что бомбу можно будет создать в течение двух лет.
Ванневар Буш в докладе Рузвельту 16 июля 1941 года, оценивая английский до¬
кумент, не присоединился к их оптимистическим прогнозам. В то же время он со¬
общил президенту, что «многое в этом направлении сделано в континентальной Ев¬
ропе» и «одно определенно: если такое взрывчатое вещество будет создано, оно окажется
в тысячи раз мощнее всех существующих взрывчатых веществ».
Рузвельт заключил для себя, что, если английская физика делает такие вы¬
воды, то от более мощной германской физики можно ждать еще большего. Темп
американских работ над атомным проектом следовало ускорить. 9 октября
1941 года, когда немцы начали первое наступление на Москву, в Белом доме со¬
стоялось совещание Рузвельта, вице-президента Уоллеса и В. Буша. Его ре¬
зультатом было создание Отдела научных исследований и разработок, одной из
функций которого стало «давать советы президенту относительно политики в об¬
ласти изучения ядерной реакции». В новый орган вошли президент Гарвардско¬
го университета Дж. Конант и представители военных — военный министр
Г. Стимсон и начальник штаба американской армии генерал Маршалл. «Связным»
между созданным в рамках Отдела комитетом С-1 и президентом назначили ви¬
це-президента Уоллеса. Этим военных непосредственно подключили к проекту,
хотя круг «посвященных» был чрезвычайно узок, о чем можно судить по новым
обязанностям вице-президента. Рузвельт категорически настаивал на строгой се¬
кретности.
Отметим важное обстоятельство — руководство проектом создания атомной
бомбы было передано Рузвельтом военному министерству. У историка складыва¬
ется впечатление, что уже тогда Рузвельт твердо верил в успех начатого дела. Со¬
бытия на фронтах были безрадостны, а президент тем не менее настроен оптими¬
стически. Возможно, что быстро приспосабливающийся к обстоятельствам Рузвельт
обдумывал дипломатические возможности Америки, вооруженной атомной бом¬
бой. На упомянутом октябрьском (1941) совещании обсуждался, как это ни уди¬
вительно, вопрос о роли ядерного оружия в послевоенном мире. Рузвельт сказал,
что единственная страна, с которой он может поделиться секретом,— Англия. Ска¬
зано это было, судя по всему, не только из желания таким образом сохранить
друга и союзника. Английские физики начинали делать успехи, и Рузвельт пред¬
ложил Черчиллю объединить усилия. Со своей стороны англичане сразу же пош¬
ли навстречу американцам. Уже в 1940 году они пообещали обменяться секретной
технической информацией с Соединенными Штатами в области исследования
276

ультракоротких радиоволн. Речь шла прежде всего о радаре, но и это соглашени-
е затрагивало ядерные исследования.
Часть имперски мыслящих англичан была против «излишней» зависимости от
США. Первоначально патронирующий английские исследования МАУД (Коми¬
тет по научным исследованиям) полагал, что атомная энергия «слишком важна для
будущего, и поэтому работа должна проводиться в Англии». Но другая часть от¬
ветственных за проект лиц исходила из того, что ресурсы Англии ограничены и это
не позволит ей создать бомбу в ходе войны — отсюда обращение к гигантской ин¬
дустрии Штатов. В конечном счете большинство указанного комитета высказалось
за совместные исследования. Рузвельт, уловив момент «слабины» англичан, напи¬
сал И октября 1941 года письмо Черчиллю, предлагая объединить усилия: «Кажет¬
ся желательным, чтобы мы поскорее начали обмен идеями, касающимися того, что
изучает ваш Комитет МАУД и Организация доктора Буша в нашей стране».
В октябре 1941 года директор Отдела научных исследований Ванневар Буш
доложил президенту, что параллельно работающие англичане считают возможным
создание атомной бомбы на основе урана-235. Рузвельт пообещал, что если в те¬
чение шести месяцев перспективы станут определенными, он подключит к делу всю
мощь, все технологические и индустриальные ресурсы Америки. Исследования ве¬
лись в нескольких центрах: в Колумбийском, Вирджинском, Чикагском, Калифор¬
нийском университетах, в лабораториях компании «Стандард ойл» и в других ме¬
стах. Как ясно сейчас, еще не имея никаких доказательств осуществимости атомного
проекта, президент Рузвельт бросил на это дело десятки миллионов долларов. Он
уловил революцию в технологии, и для него речь шла о самой большой стратегии,
о революции в мировом соотношении сил.
★ ★ ★
Использование Рузвельтом тихоокеанского флота в качестве фактора, сдер¬
живающего японскую экспансию, оказалось ошибкой. Рузвельт думал, что флот
в Пирл-Харборе станет олицетворением американской мощи. С точки зрения
японцев, избравших южное направление агрессии, он стал рифом, препятствующим
их продвижению, который следовало взорвать. Именно такой была логика коман¬
дующего японским флотом адмирала Ямамото — он полагал, что наличие арма¬
ды американских кораблей на Тихом океане и бомбардировщиков Б-17 на Филип¬
пинах является главной помехой для проявления силы Японии, для ее безудержной
экспансии.
Возможно, Рузвельт недооценивал степень японского внимания к американ¬
ским военным приготовлениям. По американским оценкам, готовность США
к войне будет достигнута ориентировочно в апреле 1942 года, и в Токио делали при¬
мерно такие же заключения. Начальник штаба военно-морского флота адмирал На¬
гано заявил на имперской конференции 6 сентября 1941 года: «Военная готовность
277

Америки увеличивается огромными темпами, и нам будет трудно справиться с нею.
Поэтому следует сказать, что для Империи было бы опасно оставаться пассивной
и позволить событиям развиваться своим ходом».
В то же время атака на Пирл-Харбор дала Рузвельту неожиданный шанс. Еще
за день до нее президент с грустью говорил о том, как трудно придется ему выби¬
вать согласие на объявление войны у конгресса, если японцы нападут на Филип¬
пины. Теперь же ему было обеспечено национальное единство — и надолго.
★ ★ ★
И все же Пирл-Харбор путал планы Рузвельта. Вся его предшествующая стра¬
тегия была направлена на то, чтобы придать первоочередную значимость северо-
атлантическому региону. А теперь конгресс США объявил войну Японии, в то вре¬
мя как Берлин молчал. Если Германия и Италия не выразят прямыми действиями
своего отношения к изменению обстановки на Тихом океане, Америке придется пе¬
реориентироваться на Дальний Восток. Германская пресса с восторгом описыва¬
ла масштабы американских потерь, но Гитлер молчал. Ясно было, что он хотел ви¬
деть Японию воюющей с Советским Союзом. Если же та предпочла нанести удар
на юге и связать руки англосаксам, то это тоже с точки зрения Берлина было цен¬
ным. Но следовало ли поддерживать Японию всеми силами, учитывая, что сама она
так и не решилась нанести удар по советскому Дальнему Востоку?
Сложилась довольно странная ситуация. Более года Рузвельт говорил свое¬
му народу, что врагом номер один является Германия. Он ожидал, что Гитлер объ¬
явит войну Америке вместе с Японией. Но время шло, а Берлин молчал.
В эти нестерпимо долгие дни действовал быстро только Черчилль. Пополуд¬
ни 8 декабря британский премьер чувствовал себя вполне в своей тарелке. С три¬
буны палаты общин он ярко обрисовал путь Японии к войне на Тихом океане
и закончил свою блестящую речь впервые вполне оптимистично: «Теперь на нашей
стороне по меньшей мере четыре пятых населения Земли. Мы ответственны за их
безопасность и их будущее». Обе палаты британского парламента единодушно про¬
голосовали за объявление войны Японии.
Но Берлин молчал. На традиционную пресс-конференцию в Белый дом жур¬
налисты попадали теперь с трудом: служба безопасности тщательно проверяла
входящих. В условиях сложившейся неопределенности Рузвельт не всегда знал, что
он может сказать прессе в этот час смятения, стратегической неясности. Новости
пока лишь обескураживали. Президент сообщил репортерам, что атакована круп¬
нейшая американская база на Филиппинах Кларк-Филд. Он призвал нацию
к единству, но не мог сказать ни слова о самом главном: как США будут справ¬
ляться с новой ситуацией.
Обращаясь к американцам, он сказал, что на протяжении многих недель Гер¬
мания убеждала Японию, что, вступив в войну, та получит «полный и постоянный
278

контроль над всем тихоокеанским регионом. Такова их большая стратегия... Нам
надо противопоставить подобную же большую стратегию. Например, мы должны
понимать, что успехи японцев в борьбе против Соединенных Штатов помогают гер¬
манским операциям в Ливии, что германские победы на Кавказе неизбежно явля¬
ются поддержкой Японии в ее операциях против голландской Восточной Индии,
что германское нападение на Алжир и Марокко открывает путь нападению на Юж¬
ную Америку и Панамский канал».
Но Берлин продолжал молчать. Узнав о Пирл-Харборе, Гитлер 8 декабря по¬
кинул Вольфшанце и отправился поездом в Берлин. В принципе он мог игнориро¬
вать трехсторонний пакт, нарушать свое слово ему уже приходилось. Да и потом,
если следовать тексту этого пакта буквально, Германия и Италия должны прийти
на помощь Японии только в случае нападения на нее. Пирл-Харбор никак не был
случаем такого нападения. Так и советовали некоторые приближенные, лишь Риб¬
бентроп колебался в выборе позиции. Между 8 и И декабря 1941 года в Берлине
шли ожесточенные споры. Многие не хотели иметь США открытым врагом, их
у Германии было достаточно.
К тому же сообщение о начале тихоокеанского конфликта было не единствен¬
ной важной новостью для Гитлера. Именно в эти дни его армии, почти достигшие
Москвы, стремительно откатывались в результате советского контрнаступления.
Главной задачей было остановить отход ударных сил вермахта. Итоги битвы под
Москвой уменьшали шансы на участие Японии в войне против СССР, но Гитлер
стремился извлечь максимально возможное из нового обстоятельства — вступле¬
ния в войну японцев. Он надеялся, что Япония свяжет США в тихоокеанском ре¬
гионе, давая Германии большие возможности в Европе.
Таким образом, Японию нужно было поддержать. Помимо прочего, Герма¬
ния никак не отвлекала сил для помощи Японии на Тихом океане. Следователь¬
но, рассуждал Гитлер, объявление войны Америке не будет означать потери столь
необходимых ресурсов. И, как отмечало окружение фюрера, даже в этот момент
провозглашения союзной солидарности он не без презрения говорил о желтых, во¬
зомнивших себя равными белым. Что касается Америки, то нацисты всегда ри¬
совали ее иудаизированной и смешанной с негроидной расой. Все эти обстоятель¬
ства и соображения сфокусировались в речи Гитлера перед рейхстагом И декабря
1941 года.
Гитлер посвятил речь отличию своих взглядов от взглядов Рузвельта. Он на¬
чал с иронии в адрес того, «кто так любит балагурить у камина, в то время как на¬
ши солдаты сражаются среди снега и льдов, кто является главным преступником
в этой войне». Гитлер заявил, что он считает Рузвельта «таким же сумасшедшим,
каким был Вильсон... Вначале он вызывает войну, затем фальсифицирует ее при¬
чины и одевается при этом в одежды христианского лицемерия». В этой речи бы¬
ло много оценок и сравнений. «Дистанция с целый мир разделяет идеи Рузвель-
279

та и мои. Рузвельт происходит из богатой семьи и принадлежит к классу, чьи до¬
роги в демократиях облегчены. Я рос в маленькой бедной семье и должен был про¬
бивать себе путь трудом и изобретательностью». В мировой войне у Рузвельта бы¬
ла приятная работа, а Гитлер мерз в окопах; после нее Рузвельт вошел в элиту страны,
а Гитлер спустился на дно бедности. От сентиментальностей фюрер быстро пере¬
шел к делу: Германия воюет за свои права. «И она обеспечит себе эти права, да¬
же если тысячи Черчиллей и Рузвельтов вступят в заговор против нее...»
Весь состав рейхстага встал, слова вождя потонули в овациях. Между тем че¬
ловек, от которого зависела судьба Германии, сделал еще один роковой шаг к сво¬
ей гибели. Объявление войны Соединенным Штатам означало, что все ресурсы этой
огромной страны будут направлены на дело победы над агрессорами. Реагируя на
складывающуюся ситуацию, Рузвельт послал письменную просьбу в конгресс,
и тот признал состояние войны между США и Германией.
Согласно найденным в Нюрнберге документам, Гитлер утверждал, что «глав¬
ной причиной» объявления войны Соединенным Штатам было то, что те «уже то¬
пили наши корабли. Они стали мощным фактором в этой войне и своими дейст¬
виями они уже создали ситуацию военного характера».
Многие американцы с большим основанием считали действия Гитлера колос¬
сальной глупостью: «Наконец-то наши враги с неподражаемой глупостью разре¬
шили наши дилеммы, заставили отбросить сомнения и колебания, объединили на¬
ших людей для долгой и тяжелой работы, которую требовали наши национальные
интересы».
Итак, Соединенные Штаты вступили в борьбу. Колебания и сомнения оста¬
лись позади. Теперь перед президентом Рузвельтом стояла новая и необычная за¬
дача. Нужно было включиться в коалиционную войну и сделать это так, чтобы уча¬
стники коалиции признали американское лидерство.
★ ★ ★
Когда Элеонора Рузвельт возвратилась с западного побережья в Вашингтон,
Белый дом был уже другим. Стояли новые будки с агентами секретной службы, все
входы и выходы охранялись. Внутрь впускали только по пропускам. Теперь на га¬
зонах уже невозможно было увидеть туристов и праздношатающихся. Все окна бы¬
ли плотно закрыты тяжелыми гардинами. (Не все меры предосторожности прези¬
дент принял. Рузвельт не позволил покрыть весь дом камуфляжем и установить пулеметы
на крыше, а также построить бункер в подвале.) Внешнее освещение было отклю¬
чено, охрана удвоена. В соседнем здании — министерстве финансов — начали со¬
здавать бомбоубежище, но Рузвельт воспринял эту идею скептически. Агенты се¬
кретной службы спали в укрытиях. Периодически они проводили учения, на которых
фигурировало кресло-коляска. Оказалось, что требуется лишь одна минута, чтобы
доставить президента в укрытие, но Рузвельт наотрез отказался от этого и добавил,
280

обращаясь к Моргентау: «Генри, я спущусь вниз, если вы согласитесь сыграть со мной
в покер на все деньги в вашем кошельке».
В дни, когда радио приносило одни лишь огорчительные известия, Рузвельт
казался невозмутимым. В условиях крупнейшего международного кризиса он
стремился взглянуть поверх обыденности, поверх дежурных новостей. Начиналась
новая дипломатическая борьба. И до и после он часто говорил о покере. Теперь,
в канун 1942 года, он начал игру с самыми большими ставками и твердо надеялся
ее выиграть. Для этого необходимо было последовательное осмысление текущей
обстановки и реалистическое планирование.
Премьер-министр Черчилль, нет сомнений, искренне приветствовал нового
могущественного союзника. Но также несомненно и то, что Черчилль всеми си¬
лами стремился избежать участи младшего партнера. 9 декабря 1941 года Черчилль
предложил президенту встретиться в Вашингтоне, «чтобы обсудить общий план
ведения войны». Один из представителей британского имперского штаба осме¬
лился посоветовать Черчиллю «не заглядывать в глаза» американцам, на что пре¬
мьер ответил с особенным выражением лица: «Так мы говорили с Америкой в пе¬
риод ухаживаний; теперь, когда она находится в гареме, мы будем говорить с ней
иначе».
Никогда не испытывая сомнений в себе, президент Рузвельт принял вызов.
Премьер-министру Черчиллю было послано приглашение прибыть в Вашингтон и ос¬
тановиться в Белом доме. Пока еще Вашингтон внешне не напоминал столицу во¬
юющей державы. Автомобили блестели хромом и скапливались в уличных проб¬
ках, витрины магазинов сверкали как никогда привлекательно, в городе все спешили
на званые обеды и вечеринки.
Но Рузвельт был вне этой суеты. Он послал в конгресс военный бюджет не¬
бывалого объема — 109 миллиардов долларов. Никто нигде и никогда не расхо¬
довал в год столько на военные нужды. Крупнейшие корпорации распределили меж¬
ду собой заказы. «Боинг» стал готовиться к выпуску Б-17 («Летающая крепость»),
а позднее — Б-29 («Сверхкрепость»); «Консолидэйтед» производила Б-24
(«Либерейтор»); «Норт Америкен» — П-51 («Мустанг»).
Британская делегация высадилась в Хэмптон-Роудсе, и через несколько ча¬
сов второй этаж Белого дома превратился в штаб двух величайших держав Запа¬
да. Черчилля разместили в Розовой квартире на втором этаже. Его слуга спал в со¬
седней комнате, а двое секретарей получили кабинет Линкольна. Спальней
Черчиллю была определена комната напротив кабинета Г. Гопкинса, ближайшего
советника президента. Комната наверху превратилась в штаб-квартиру Британской
империи. Комнату Монро освободили от мебели, и она превратилась в «комнату
карт».
Рано утром слуга президента Алонцо Филдс стоял навытяжку перед премьер-
министром. Болтая голыми ногами посреди разбросанных карт, Черчилль поучал:
281

«Мы вчера хорошо пообедали, но я должен вам сказать несколько слов. Во-пер¬
вых, я не люблю, когда болтают рядом в коридоре; во-вторых, я ненавижу свист
в коридоре; в-третьих, мне нужен черри до завтрака, пара порций скотча и содо¬
вой перед ланчем и французское шампанское с девяностолетним бренди перед от¬
ходом ко сну».
Эти трое — Рузвельт, Черчилль и Гопкинс — провели несколько дней поч¬
та не расставаясь. Персонал Белого дома видел, как Черчилль подвозил коляску с пре¬
зидентом к лифту. А президент покорно ждал, когда Черчилль выспится (посреди
послеобеденной беседы Черчилль неожиданно исчезал на двухчасовой сон). После
полуночи президент мог склонить голову, а британский премьер был бодр. Сын пре¬
зидента Эллиот считал, что Черчилль назло Элеоноре предлагает Рузвельту лиш¬
ний коктейль, что поток алкоголя, следующий за Черчиллем, слишком велик.
Незадолго до рождества, 22 декабря 1941 года, два ведущих участника ан¬
тигитлеровской коалиции начали секретные переговоры. На поверхности лежало
обсуждение объединяющих документов, прежде всего «Декларации об общих це¬
лях». Сутью же первого тайного дипломатического диспута периода войны было
определение того, «кто есть кто» в коалиции, каково направление стратегическо¬
го планирования, каковы цели войны. Общий документ, опубликованный в пер¬
вый день нового 1942 года, назывался «Декларация Объединенных Наций».
Рузвельт постарался избежать слов «военный союз». С самого начала он, подоб¬
но президенту Вильсону в 1917 году, стремился дать понять, что Америка не счи¬
тает себя жестко связанной союзническими обязательствами. Он желал лишь сле¬
дующих договоренностей: не заключать сепаратного мира и рассматривать
фашистскую «ось» как единое целое. На этой конференции, получившей назва¬
ние «Аркадия», шла речь о выборе стратегии, о том, как будет осуществляться со¬
юзное командование, кто будет создавать стратегические ресурсы и как они бу¬
дут распределяться.
Наибольшие опасения Черчилля касались выбора основного противника. Он
предполагал, что президент Рузвельт будет настаивать на приоритете обращения
к азиатскому члену «оси». Немало американцев считали первостепенной задачей
наказать Японию. По мнению Черчилля, взятых в отдельности английских сил бы¬
ло недостаточно для энергичных действий против половины Европы, оккупирован¬
ной Германией. Однако уже через несколько часов обсуждений Черчилль успоко¬
ился. Рузвельт в своей глобальной стратегии исходил из той идеи, что США
должны принять первоочередное участие в боевых действиях там, где в конечном
счете определяется мировой расклад сил, т.е. в Европе. Судьбу Америки решала
победа или поражение именно Германии — этого принципа Рузвельт придержи¬
вался твердо. Но если принцип был определен, то, как он будет реализован, оста¬
валось крайне неясным. К обсуждению вопроса оба лидера приступили уже при пер¬
вой своей встрече.
282

На этом этапе дискуссий (когда Рузвельт пригласил помимо Гопкинса еще Хэл-
ла и Уэллеса, а ряды англичан пополнили Бивербрук и Галифакс) Черчилль был в пре¬
восходной форме. За дни перехода через Атлантику он с группой своих помощни¬
ков перебрал немало вариантов, и теперь его красноречие покоилось на основательном
знании предмета. С точки зрения британского премьера, если немцы стабилизи¬
руют советско-германский фронт, они постараются усилить «крепость Европу». Воз¬
можна оккупация Испании и Португалии, а также выход на североафриканские ру¬
бежи. Следовало подумать о реакции западных союзников на подобное смещение
центра внимания Берлина. На этот случай Черчилль предложил свой вариант
действий. План назывался «Джимнаст». Он предполагал высадку американского
десанта в Марокко, в районе Касабланки, и наступление англичан в Северной Аф¬
рике с востока, со стороны Египта. В случае удачи оба союзника встретились бы
в Тунисе.
К некоторому удивлению Черчилля, впервые имевшего возможность долго
и без помех обсуждать с американцами наиболее насущные проблемы мировой вой¬
ны, президент Рузвельт не нуждался в помощи, разъяснениях, советах. Было яс¬
но, что вопросы союзной стратегии обдумываются им давно и серьезно. Исходя
из своего анализа, Рузвельт высказал мнение (полностью разделенное Черчил¬
лем), что «жизненно важным является остановить немцев в северо-западной
Африке и на островах, выходящих в Атлантический океан». Именно эти терри¬
тории, полагали оба лидера, Гитлер мог взять под прицел в любой момент, и имен¬
но они осложняли Соединенным Штатам возможность подойти к европейскому
континенту с юго-запада.
Но Рузвельт не делал упор на Северной Африке. Его интересовала прежде все¬
го судьба Европы как таковой, а не маргинальные успехи на периферии. На второй
день обсуждений, заручившись экспертными мнениями военного министра Стим-
сона и начальника штаба американской армии Маршалла, он призвал не уходить «на
обочину», а держаться ближе к жизненным центрам Европы. Президент предло¬
жил оккупировать силами американцев Северную Ирландию, освободив тем самым
английские войска для действий, реально затрагивающих боевую мощь вермахта и его
сателлитов. Было видно, что Рузвельта беспокоит главное направление удара. Пре¬
зидент не хотел бросать американские войска в зыбучие пески Ливии.
Черчилль аргументировал свой план тем, что в антигитлеровскую коалицию
войдут французы Северной Африки, а это подорвет согласие между Берлином и ви-
шистским режимом. Однако на американцев эти аргументы производили уже сла¬
бое впечатление.
Здесь и возникает различие двух стратегий. Американцы (а среди них в этом
плане наиболее активными были Стимсон и Маршалл) стремились сосредоточить
силы против эпицентра мощи Германии. Все прочие действия американская сторо¬
на рассматривала как отвлекающие внимание, как побочные и нежелательные.
283

Американцы еще помнили авантюру Черчилля в Дарданеллах во время первой ми¬
ровой войны. Они хотели сконцентрировать силы на решающем рубеже. Это сра¬
зу определяло Европу как главенствующий театр (что англичане одобряли), но в Ев¬
ропе американцы стремились направить силы именно против жизненных центров
рейха (этому противились англичане — они боялись затяжной окопной войны, ко¬
торая погубила в 1914—1918 годах цвет британской молодежи).
Рузвельт и его окружение чувствовали критическую значимость переживае¬
мого времени. Только сейчас, а не ранее (но и не позже) Соединенным Штатам
предоставлялась возможность создать тесный союз с Великобританией и зарезер¬
вировать для себя главенство в нем. По мнению Рузвельта, строить такой союз бы¬
ло проще, начиная с тихоокеанского бассейна — здесь американские позиции
и интересы выглядели заведомо предпочтительнее, чем в Северной Атлантике, где
Англия вела войну уже два с половиной года. На совещании высших военных
представителей (происходившем в здании Федеральной резервной системы одно¬
временно со встречей на высшем уровне) генерал Маршалл заявил своим англий¬
ским коллегам, что успешное военное наступление японцев на Тихом океане не мо¬
жет быть остановлено без союза антияпонских сил: «Я убежден, что должен быть
назван единый военачальник для всего театра военных действий, которому подчи¬
нялась бы авиация, наземные силы и флот». Маршалл не исключал того, что та¬
ким главнокомандующим мог стать англичанин (все же англичане участвовали
в конфликте крупными силами), но он должен был отчитываться перед контроль¬
ным органом, перед военным советом в Вашингтоне.

Глава одиннадцатая
1ВО1ЙНА IB EIBIPOHUIE И АЗИИ
ы подходим к моменту, когда президент Рузвельт начинает занимать¬
ся непосредственно мировой стратегией, и на данном этапе важно оп¬
ределить тот стиль, который сложился в эти недели. Он станет доми¬
нирующим на протяжении всех последующих лет военного конфликта.
Во-первых, президент встал на путь личной дипломатии. Да, он получал ин¬
формацию от многих людей, но главные решения после детального обсуждения,
после привлечения специалистов, проведения диспутов и столкновений мнений
(чего он откровенно не любил) принимал он сам. Был ли Рузвельт готов к этой
миссии? Годы учений, годы службы в военно-морском министерстве, исключи¬
тельная образованность в истории и географии способствовали выработке есте¬
ственных качеств лидера во внешнеполитической сфере. Здесь мы видим резкий
контраст с его стилем в сфере внутренней политики. Когда в 30-е годы Франк¬
лин Рузвельт занимался решением экономических и социальных проблем, он мно¬
го и охотно учился, широко пользовался советами специалистов — экономистов,
историков, социологов, и никогда не скрывал этого. Но при выработке глобаль¬
ной стратегии своей страны, начавшейся в декабре 1941 года, он в значительно
меньшей степени обращался к «учителям». Круг посвященных был здесь чрез¬
вычайно узок, принятие решений замыкалось на президенте. Если Рузвельт
в определенном смысле и учился, то его учителем в эти месяцы и дни являлся Уин¬
стон Черчилль.
Когда Черчилль прибыл в Вашингтон на конференцию «Аркадия», он захва¬
тил с собой часть карт из знаменитой подземной «комнаты карт», которую мож¬
но было назвать нервным центром Британской империи. Рузвельт проявил к «ми¬
ни-комнате карт» чрезвычайное внимание. После отбытия английского гостя он создал
на первом этаже западного крыла Белого дома, в полуподвальном помещении
между спальней доктора Макинтайра и залом дипломатических приемов, в преж¬
ней женской раздевалке, свою, весьма внушительную «комнату карт». (Рузвель¬
ту было удобно посвещать ее после ежедневного массажа у Макинтайра.) На сте¬
нах висели огромные карты Атлантического и Тихого океанов. Трижды в день дежурные
офицеры обновляли диспозиции на картах, используя специальные значки на бу¬
лавках. Круглая шляпка булавки обозначала эсминец, квадратная — тяжелый
крейсер. Армейские подразделения обозначались пластиком и жирным каранда¬
шом. На двери комнаты было написано «вход воспрещен», и действительно, здесь
хранились самые большие американские секреты. Послания Черчиллю, Сталину
и Чан Кайши направлялись через армейские службы связи, а ответы поступали по
285

военно-морским каналам. Только в «комнате карт» хранился полный текст этой важ¬
нейшей переписки. Рядом лежала книга, называемая Рузвельтом «книгой ма¬
гии»,— послания противника, прочитанные американскими дешифровальщиками.
Секретарь президента Г. Тьюли писала, что босса нельзя было оторвать от карт и сво¬
док, он был к ним привязан «как утка к воде». Президент охотно посещал эту ком¬
нату, где быстро переставлялись флажки и постоянно обновлялись направления уда¬
ров на всех фронтах.
Во-вторых, Рузвельт отходил от отвлеченных идей, он становился откро¬
венным реалистом. Это удивило многих. Так, С. Уэллес заместитель государствен¬
ного секретаря и наиболее доверенное лицо президента в госдепартаменте был по¬
ражен исключительной «инстинктивной» способностью Рузвельта к «восприятию
принципов геополитики». Те, кто ценил ФДР прежде всего за идеализм, за не ог¬
раниченный гуманизм, теперь получили возможность убедиться в его способнос¬
тях на поле традиционной дипломатии. Макиавелли был бы доволен.
Разворачивая фронт своей дипломатии, Рузвельт щадил самолюбие англий¬
ского партнера, слабостью которого было не отсутствие талантов, а объективное
ослабление материальных оснований мощи Британии. Рузвельт чувствовал свою
силу, его уже меньше волновало публичное сравнение его политического таланта
с черчиллевским. Но и Черчилль, увидев редкостное сочетание ума и возможно¬
стей, признал, что в международной политике родилась новая звезда.
Характерной в плане сравнения была их совместная пресс-конференция в Ва¬
шингтоне в декабре 1941 года. Во время вступительной речи президента Чер¬
чилль, традиционно одетый в полосатые брюки и черный пиджак, с незажженной
длинной сигарой сидел, глядя куда-то вдаль. Когда наступила его очередь, журна¬
листы в задних рядах заволновались: им не видно было британской звезды. Тог¬
да Черчилль взобрался на кресло. Это вызвало одобрение, пусть даже некоторым
показалось, что премьер несколько ниже ростом, чем они ожидали. Черчилль го¬
ворил о необходимости оптимально распределить ресурсы коалиции. Как только
гигантская военная машина США заработает на полных оборотах, вопрос о рас¬
пределении ресурсов отпадет сам собой.
Черчилль сорвал аплодисменты, но Рузвельт думал о гораздо большем. Ре¬
шался вопрос о совместном командовании. Разумеется, Черчилль хотел разделить
ответственность и права пополам, составив объединенный штаб из двух частей —
в Вашингтоне и Лондоне. Однако приятные речи кончились: определялся расклад
мировых сил, и новообращенный политик и реалист Рузвельт сделал почти невоз¬
можное — по словам Гопкинса, он «опустил англичан в ад» и в конечном счете до¬
бился желаемого. Суровая реальность предстала перед англичанами во всей сво¬
ей жестокой наготе: западная коалиция будет управляться из Вашингтона.
Создаваемый здесь штаб вооруженных сил коалиции будет находиться под патро¬
нажем американского президента.
286

Третья особенность стиля Рузвельта — склонность к импровизации, уме¬
ние творчески подойти к актуальной проблеме. В эти дни, действуя в ставшей ха¬
рактерной для него манере постоянного поиска, Рузвельт создал Объединенный
англо-американский комитет начальников штабов (ОКНШ). От США в него
вошли: от армии — генерал Маршалл, от военно-морских сил — адмирал Кинг,
от авиации (до того времени еще не выделившейся в отдельный род войск) —-
генерал Арнольд. Председателем комитета стал генерал Маршалл. Объединен¬
ный комитет был призван координировать действия вооруженных сил двух
стран, равенство между которыми могло быть только символическим. Личный
врач Черчилля лорд Маран с грустью записал в дневнике: «Американцы доби¬
лись своего, и война отныне будет вестись из Вашингтона. Они поступили бы бо¬
лее мудро, если бы не толкали нас так бесцеремонно в будущее». На этом эта¬
пе Черчилль не мог противостоять американскому нажиму — ситуация в Европе
была очень тяжелой, в Африке и Азии англичане отступали. Приходилось дей¬
ствовать в пределах возможного. Уступкой американцев стало предоставление по¬
ста главнокомандующего в Азиатско-Тихоокеанском регионе английскому фельд¬
маршалу Уэйвелу. Но под его номинальное командование попали не управляемые
из-за своей исключительной удаленности и несвязанности друг с другом войска
в голландской Ист-Индии, Малайе, Филиппинах, Новой Гвинее, Бирме, Соло¬
моновых островах, на Фиджах и Самоа.
Рузвельт и Черчилль
И трудно было представить возможность изменить судьбу, все менее благос¬
клонную к англичанам. Британская империя еще не дышала на ладан, но уже не бы¬
ла самообеспечиваемся как это было, скажем, во время первой мировой войны. Ан¬
гличане потерпели жесточайшее поражение в двух ключевых пунктах — Сингапуре
и Тобруке, что означало обрыв пути в Восточную Азию и угрозу «сонной артерии»
империи — Суэцкому каналу. Американцы же готовились вслед за Гренландией взять
под свою опеку Исландию, Азорские острова и все прочее на пути к Евразии. Еще
важнее для Америки был наконец-то проявивший себя после 1929 года бурный эко¬
номический рост: 45 тысяч самолетов в 1942 году и 100 тысяч в 1943 году; 45 ты¬
сяч танков в 1942 году и 75 тысяч в 1943 году. Врач Черчилля пишет в дневнике:
«Я думаю, что Уинстон более чем кто-либо осознавал значение этой американской
программы ведения войны. Он был пьян от этих цифр». И хотя «мы живем единой
семьей» (писал Черчилль в Лондон), старшинство в семье уже определилось.
Можно как угодно относиться к процессу перехода мирового влияния, но невозмож¬
но отрицать характер Рузвельта, сумевшего навязать собственное решение и при этом
сохранить лояльность англичан.
287

Особенностью дипломатии Рузвельта была интенсивная личная переписка с ве¬
дущими политиками своего времени, прежде всего с Черчиллем, Сталиным, Чан
Кайши. А началось это так. На одиннадцатый день войны Рузвельт послал пись¬
мо первому лорду адмиралтейства Черчиллю: «Дорогой Черчилль. Ввиду того, что
я занимал подобный вашему пост в (первой) мировой войне, я должен сказать Вам,
как обрадовало меня Ваше возвращение в Адмиралтейство... Я приветствовал бы
Ваше согласие держать меня в курсе событий лично». Эти строки способствова¬
ли активному обмену информацией между Рузвельтом и Черчиллем, ставшему од¬
ним из главных каналов осуществления рузвельтовской дипломатии. В более чем
1700 посланиях содержались итоги обсуждения стратегии ведения войны, анализ
дипломатической обстановки, дискуссия о будущем мире. Рузвельт и Черчилль во¬
лею обстоятельств стали крупнейшими деятелями дипломатии своего времени,
а их взаимообмен — своего рода кузницей идей Запада о будущем мире.
Напрашивается их сопоставление. Многие, близко знавшие обоих государст¬
венных деятелей, утверждают (как, в частности, врач Черчилля сэр Чарльз Уил¬
сон, будущий лорд Моран.— Л.У.), что их объединяла только война, что их со¬
юз был «браком по расчету». Общей виделась лишь очевидная незаурядность
и исключительная погруженность в себя. Исследователи предпочитают говорить
об их отношениях не как о дружбе, а как о партнерстве. Так, историк Дж. Лэш вы¬
нес это определение в заглавие своей книги «Партнерство, которое спасло Запад».
Но во взаимоотношениях этих двух политиков было много и личных эмоций. Чер¬
чилль, будучи на восемь лет старше Рузвельта, являлся членом британского каби¬
нета в то время, когда Рузвельт еще выпускал студенческую газету. К моменту их
личного сближения он уже четыре десятилетия находился в центре британской и ми¬
ровой политики, но обращался к Рузвельту всегда с подчеркнутым пиететом:
«Мистер президент», тогда как послания Рузвельта всегда начинались обращени¬
ем «Уинстон». Рузвельт с завистью говорил о литературном таланте Черчилля. «Кто
пишет Уинстону речи?» — таким был первый вопрос Рузвельта Гопкинсу, вернув¬
шемуся из Лондона в начале 1941 года.
Черчилль так впервые представил Рузвельта в своей «Истории второй миро¬
вой войны»: «У меня сложилась сильная привязанность, которая росла с годами
нашего товарищества в отношении этого крупнейшего политика, на протяжении поч¬
ти десяти лет утверждавшего свою волю на американской политической арене, чье
сердце, казалось, отвечало столь многим импульсам моего сердца». Отметим ос¬
торожность Черчилля. Он не пишет о великом вожде западных демократий, о не¬
мыслимых страданиях инвалида, об идеологе «Нового курса» и т.п. Для Чер¬
чилля Рузвельт лишь «крупнейший политик».
Окружающие (например, Гарри Гопкинс и лорд Моран) обсуждали различия
в стиле двух великих политиков, двух мастеров английского языка. В процессе под¬
готовки очередной речи Рузвельт не думал о тщательной обработке фразы, он ста-
288

рался просто выразить то, что у него на уме, самым прямым, простым и доступ¬
ным способом. Он думал прежде всего о том, как его идеи воспримет самый не¬
искушенный слушатель в зале. Окружающие видели, что он думает об индивиду¬
уме и никогда о толпе.
Черчилль, напротив, менее всего думал об отдельном индивидууме, ему в дан¬
ный момент не было дела до «простого человека», его беспокойств, тревог и же¬
ланий. По суждению Исайи Берлина, «Черчилль не отражает социальный и мо¬
ральный мир в его интенсивном и концентрированном выражении; скорее он
создает собственный мир такой силы и связности, что он становится реальностью
сам по себе и изменяет внешний мир, налагая на него свой собственный мир с не¬
укротимой силой». Черчилль, если верить мнению Морана, был мало обеспокоен
эффектом своих речей, это был своеобразный способ самовыражения. Напротив,
Рузвельт всегда думал прежде всего о том действии, которое возымеют его сло¬
ва. Его метафоры всегда служили непосредственному воздействию.
Черчилль должен был сконцентрироваться перед речью; он многое держал в го¬
лове, и его «экспромты» тщательно готовились. Рузвельт перед выступлением не
нуждался в «сжатии пружины» и оставался всегда раскованным. Характерно по¬
ведение обоих политиков во время встречи зимой 1941—1942 годов. Рузвельт
раздавал тексты рождественских хоралов гостям и увлеченно пел сам. Черчилль пе¬
ред своей знаменитой речью 26 декабря («Какими они, японцы, представляют се¬
бе нас?») был отчужден, едва говорил с приглашенными на обед, рано ушел, ра¬
ботал вплоть до момента, когда лимузины прибыли к Белому дому, чтобы отвезти
его в Капитолий, шевелил губами накануне выхода. После выступления по лицу Чер¬
чилля струился пот, но он был приятно возбужден. Рузвельт, напротив, после вы¬
ступлений пребывал в легкой меланхолии.
В отличие от Рузвельта Черчилль иногда взрывался. На второй квебекской
конференции (1944) он прервал поток нескончаемых историй Рузвельта: «Что вы
хотите от меня? Чтобы я встал на задние лапы, как ваша собака Фала?» Амери¬
канский дипломат К. Пендар, принимая президента и премьер-министра в Мар¬
ракеше, пытался их сравнить. Хотя Черчилль был мастером застолья, доминиро¬
вал именно Рузвельт. Присутствовавший на этом же ужине А. Гарриман вскрывает
одну из причин их разногласий: Рузвельт «указал на рост национализма среди ко¬
лониальных народов. Он сказал, что Черчилль во многом колонизатор из девят¬
надцатого столетия». Черчилль немедленно со всем красноречием доказал присут¬
ствующим, что «Новый курс» в Марокко не имел бы успеха. Но все свидетели понимали,
куда поворачивает ход истории. Так, Гарриман чувствовал, что в американо-анг¬
лийских отношениях после высадки в Северной Африке и конференции в Касаб¬
ланке наступает новый период. Англия будет лишь слабеть, Америка — увеличи¬
вать свой вес в мире. Критичный в отношении президента Гарриман рассуждал: «Рузвельт
всегда испытывал удовлетворение от неудобств других людей. Я думаю, справед-
289

ливо было бы сказать, что он никогда слишком не беспокоился по поводу сложно¬
стей других людей».
В одном оба политика были едины: они безоговорочно отдали своих сыновей
и дочерей в действующую армию, и этот дух жертвы ради страны был частью их
миропонимания. На Рождество 1941 года их дети приехать не могли, так как бы¬
ли далеко.
Обоих политиков объединяла также любовь к кино. В вечер выступления Чер¬
чилля в конгрессе оба увлеченно смотрели фильм «Мальтийский сокол». В конеч¬
ном счете не оправдались опасения тех, кто полагал, что два гигантских «эго» не
сумеют поладить. Сейчас мы знаем, что это произошло, и дружба сохранилась во
многом благодаря стратегической уступке Черчилля, которую он практически не
мог не сделать на фоне повсеместного отступления англичан.
Провожая Рузвельта из Касабланки в январе 1943 года, Черчилль сказал кон¬
сулу К. Пендару: «Не говорите мне, когда взлетит самолет президента. Эго застав¬
ляет меня слишком нервничать. Если что-нибудь случится с этим человеком, я это¬
го не переживу. Он — самый верный друг; его видение превосходит горизонт всех;
он — величайший человек, которого я когда-либо знал». Это был самый большой
комплимент президенту Ф. Рузвельту.
По стопам Вильсона
Однако все это произойдет более чем через год. Пока же в декабре 1941 го¬
да лидеры Америки и Британии лишь искали способы совместного планирования.
На конференции «Аркадия» (декабрь 1941—январь 1942 года) США приняли
решение подойти к эпицентру глобального конфликта с фланга. Трамплином для
европейской кампании должна была стать Северная Африка. Рузвельт предложил
высадить американский десант в районе Касабланки и двинуться в сторону англи¬
чан, воюющих в Ливии.
Почему Рузвельт избрал североафриканский регион? Историки отмечают три
основные причины. Первая — предотвратить оккупацию этой части цира Герма¬
нией, усиливавшей в тот момент нажим на Виши и склонной получить плацдарм,
выходящий к Атлантике. Вторая — расчет на помощь французов, жертв недав¬
него германского нападения. Третья и, видимо, главная причина заключалась в том,
что захват Северной Африки позволял за счет относительно небольших жертв по¬
лучить выход к европейскому региону. Отсюда удобно было следить за главными,
решающими мировыми событиями, имея при этом возможность воздействовать на
них в критический момент.
Рузвельт поднимает знамя, выпавшее из рук президента Вильсона в 1920 го¬
ду. В качестве главной задачи американской дипломатии он предлагает создание
290

мировой организации, чью деятельность он, безусловно, надеялся держать под сво¬
им эффективным контролем. На повестке дня стояли неотложные вопросы войны,
но Рузвельт в конце 1941 года не пожалел сил и стараний, чтобы обозначить рам¬
ки такой организации и ее общие принципы. Декларация принципов служила пер¬
вым шагом дальнейшего дипломатического конструирования. В течение недели не
затихал телефон, связывающий Вашингтон со столицами 26 стран. Участие СССР
обсуждалось Рузвельтом с только что прибывшим в Вашингтон новым по¬
слом М. Литвиновым. Рузвельту очень хотелось иметь отдельную подпись Индии,
но в этом вопросе Черчилль был непреклонен. Само название «Объединенные на¬
ции» пришло к президенту в самом конце работы. Он вкатился в покои Черчилля
в коляске, и премьер-министр, только что принявший душ, нашел новое название
более впечатляющим, чем прежнее («Ассоциированные нации»). Черчилль тотчас
же извлек из своей бездонной памяти строки Байрона, воспевавшего «меч объе¬
диненных наций» будущего.
★ ★ ★
Секретная служба выступала категорически против праздничной елки (обыч¬
но выставляемой перед фасадом Белого дома на Лафайет-сквере). Но Рузвельт на¬
стоял на том, чтобы елку все-таки зажгли, хотя и на южной лужайке перед Белым
домом. Военный оркестр исполнил рождественские мелодии, и Рузвельт вышел к пуб¬
лике вместе с Черчиллем, которого представил как «старого и доброго друга». Чер¬
чилль не разочаровал красноречием. Только Элеонора не разделяла общего подъ¬
ема: четверо сыновей уже были в армии. Она стала лучше понимать определенную
отстраненность мужа. Принимая все близко к сердцу, сохраняя сентименталь¬
ность, он не смог бы исполнять свои обязанности. Теперь она считала, что внут¬
ренняя свобода (даже от привязанностей) «предохраняет его от ошибок, освобож¬
дает поле для принятия верных решений и делает его именно таким человеком, в котором
нуждается время».
Вечером первого дня 1942 года президент Рузвельт, премьер-министр Чер¬
чилль, посол СССР М. М. Литвинов и китайский посол Т. Сунг подписали в ка¬
бинете Ф. Рузвельта документ под названием «Декларация Объединенных На¬
ций». Рузвельт поставил свою подпись первым, вторым это сделал Черчилль,
третьим — Литвинов, четвертым — Сунг. У каждого из подписывающих декла¬
рацию было свое представление и о целях «Объединенных наций», и о будущей струк¬
туре организации. Однако уже на том этапе Рузвельт был согласен обсуждать ми¬
ровую стратегию лишь с Черчиллем. Такое состояние дел в выработке общей
позиции не устраивало многих. Пожалуй, первыми это выразили китайцы. Гене¬
ралиссимус Чан Кайши получал звание верховного главнокомандующего союзны¬
ми войсками на китайском фронте и немедленно изъявил желание участвовать
в выработке большой союзной стратегии. Чтобы ослабить остроту проблемы, пре-
291

зидент Рузвельт потребовал от министра финансов Моргентау в январе 1942 го¬
да выделить правительству Чан Кайши полмиллиарда долларов в виде займа.
Но все же глава гоминдана ответил, что это не заменяет участия в выработке ми¬
ровой стратегии.
Главной проблемой формируемой Рузвельтом политики было место и преро¬
гативы Советского Союза. Великобритания уже показала достаточную степень по¬
корности, она целиком зависела от помощи американцев, и даже попытка Рузвель¬
та заручиться подписью Индии под Декларацией Объединенных Наций не
поссорила его с Черчиллем. Но место СССР в создаваемой мировой организации
отнюдь не было определенным.
Вечером 1 января 1942 года президент и премьер-министр обратились к са¬
мой сложной для них теме — России. Радио в последние дни приносило сообще¬
ния о жестоких боях на советско-германском фронте, об отступлении германских
войск под Москвой. Черчилль вспомнил те дни, когда руководил английской ин¬
тервенцией и белые армии вплотную подошли к Туле. «Я прощу их теперь,—
сказал Черчилль,— в пропорции к числу убитых ими гуннов». «Простят ли они
вас?» — откликнулся на слова Черчилля Гопкинс. «В пропорции к числу танков,
которые я им пошлю»,— ответил Черчилль.
Вмешательство президента в эту беседу достойно внимания. Ведь он начинал
формировать отношения, которым суждено было сохранить свое значение еще
многие десятилетия спустя. Рузвельт сказал, что русские никогда не простят ин¬
тервентов. По его мнению, создать союз с СССР и сохранить его будет сложно.
Даже в условиях крайней опасности для самого существования Советского Сою¬
за трения между «востоком» и «западом» в антигитлеровской коалиции были
ощутимы. В декабре 1941 года советское правительство предложило английской
делегации во главе с министром иностранных дел Иденом, прибывшей в Москву,
заключить соглашение о признании довоенных советских границ. Иден отказался
пойти на это, мотивируя свою позицию просьбой президента Рузвельта не заклю¬
чать соглашений о послевоенном урегулировании в Европе без консультаций с аме¬
риканской стороной.
Если англичане и американцы с раздражением воспринимали предложения
о восстановлении предвоенных границ в то время, когда СССР стоял на пороге
национальной катастрофы и практически в одиночестве нес всю тяжесть борьбы
с Германией, то можно было себе представить, как возрастет требовательность за¬
падных держав в менее критических для них обстоятельствах. В действиях Чер¬
чилля в данном случае видно было долговременное стратегическое планирование.
Он телеграфировал Идену в Москву: «Никто не может предсказать, каким сло¬
жится баланс сил и где будут стоять победоносные армии в конце войны». Впро¬
чем, в те времена английский премьер еще не был чужд сомнений. Он даже по¬
ручил Идену обсудить возможность посылки английских войск на Кавказ, обсудить
292

вопросы участия английских дивизий в боевых действиях на юге советско-герман¬
ского фронта.
Первым крупным шагом Рузвельта в его политике в отношении СССР бы¬
ло приглашение советской стороны к участию в войне с Японией. В середине де¬
кабря 1941 года американский президент предложил собрать в Китае конферен¬
цию представителей гоминдановского Китая, США, Англии, Голландии и СССР
с целью выработки общего подхода к войне на Тихом океане. В советском ответе
содержались как пожелания успехов борющимся против Японии силам, так и прось¬
ба «уточнить» цели подобной конференции. В дни битвы за Москву открытие еще
одного фронта едва ли могло быть привлекательным для СССР, но советское пра¬
вительство не отвергло полностью идеи созыва конференции.
Рузвельт был не одинок в попытке вовлечения СССР в войну на Дальнем Вос¬
токе. Командующий американскими войсками на азиатском театре военных дей¬
ствий генерал Макартур предлагал Вашингтону «соблазнить» СССР возможно¬
стью «решающего удара» по Японии в момент, когда та полностью вовлечена
в операции на юге. Рузвельт снова предложил обсудить союзную стратегию борь¬
бы против Японии, на этот раз на уровне послов США, Англии, Китая и СССР
в Москве. В напряжении битвы за Москву эта инициатива была лишена для Ста¬
лина привлекательности. Он сказал американскому послу, что снял с Дальнего Вос¬
тока сибирские дивизии и, по существу, оголил этот фронт.
Обсуждая с Черчиллем в первый день 1942 года проблемы союзных отноше¬
ний с СССР, Рузвельт сказал, что Сталин возглавляет «очень отсталый народ»,
и это многое объясняет. Рузвельт не предложил СССР (как Англии) создать не¬
что вроде Объединенного комитета начальников штабов. На данном этапе Рузвельт
был занят прежде всего утверждением своего лидерства в союзных с Британской
империей усилиях, созданием механизма совместных американо-английских дей¬
ствий, укреплением личных контактов с Черчиллем. Такова была первостепенная
задача его военной дипломатии в первые месяцы участия США в мировой войне.
В январе 1942 года Рузвельт приложил все силы, чтобы заручиться дружбой
Черчилля. Через него он рассчитывал получить рычаги воздействия на Канаду, Ав¬
стралию, Голландию и многие силы в Западной Европе. Черчилль вспоминает: «Мы
жили вместе в Белом доме как большая семья, в атмосфере доверия и отсутствия
формальности... У меня возникла большая симпатия, постоянно возраставшая по
мере нашего совместного труда, в отношении этого великого политика». В свою оче¬
редь, Рузвельт был в высшей степени удовлетворен установившимся между ним
и Черчиллем контактом.
Но не будем верить обоим политикам на слово полностью. Уже тогда, в нача¬
ле 1942 года, обнаружились серьезные противоречия в перспективном планирова¬
нии, в видении послевоенного мира. Рузвельт находился под впечатлением книги не¬
коего Луиса Адамиса «Выход в обе стороны», в которой рисовалась волнующая
293

американских руководителей картина: после войны США оказывают экономиче¬
скую помощь Европе, платой за которую будет укрепление позиций США в осталь¬
ном мире. Рузвельт устроил ужин в узком кругу, во время которого вождь британ¬
ского империализма мог познакомиться с автором идей, подрывающих мощь этого
империализма. Рузвельт не преминул уведомить Черчилля о потенциале антибри-
танских настроений в США (война за независимость, война 1812 года, жестокость
англичан в Индии, англо-бурская война). В случае сепаратных действий англичан
этот потенциал может стать преобладающей политической силой. С самого начала
формирования англо-американского союза Рузвельт хотел ясности в том, где нахо¬
дится «капитанский мостик» этого союза. И он вовсе не хотел, чтобы англичане за
счет американской помощи укрепили свои имперские позиции.
В начале февраля 1942 года президент предупредил Черчилля, что сохране¬
ние системы имперских преференций «ослабит единство целей союзников и нане¬
сет вред как вашим интересам, так и нашим». Рузвельт хотел полностью снять вну¬
тренние ограничения на экономическом фронте — только тогда американская
экономика сможет показать всю свою мощь. Необходима «экономическая демо¬
кратия». Хотя Черчилль получил от президента некоторые заверения в том, что ос¬
лабление внутренних связей Британского содружества наций не станет первосте¬
пенной целью американской внешней политики, у него на этот счет оставалось все
меньше иллюзий.
В долгосрочных планах Рузвельта особое место отводилось Индии. Он под¬
нял этот вопрос в беседах с Черчиллем во время конференции «Аркадия». Реак¬
ция премьер-министра была такой, что, по утверждению Черчилля, американский
президент в дальнейшем достаточно редко напрямую касался этой проблемы.
Чуть позже Рузвельт напишет Черчиллю, что в сложной конфигурации внутри-
индийских сил, где мусульмане севера с трудом находят общий язык с индуиста¬
ми Индостана, лучшим решением, возможно, было бы обращение к прецеденту из
американской истории — к Статьям конфедерации. Создание подобной консти¬
туции позволило бы Индии достичь большей автономии. 10 марта 1942 года, ког¬
да японские войска взяли Рангун, Рузвельт снова, ссылаясь на опыт Американ¬
ской конфедерации между 1783 и 1789 годами, предложил создать временное
правительство доминиона в Индии. Черчилль указал на историографическую
сложность сопоставления различных веков и народов. По мнению Г. Гопкинса, ни од¬
но предложение Рузвельта Черчиллю «на протяжении всей войны не вызывало та¬
кого гнева, как обсуждение американцами проблемы Индии».
Тем не менее Рузвельт старался использовать критическую военную ситуа¬
цию для решения одной из главных проблем своей геополитики — ослабить Бри¬
танскую империю в ключевом звене, заручиться твердыми позициями и влиянием
в огромной азиатской стране. И поэтому, презрев такт и этикет, Рузвельт снова пи¬
шет Черчиллю весной 1942 года: «Если нынешние англо-индийские переговоры окон-
294

чатся крахом... и Индия будет завоевана Японией, что будет крупным военным и во¬
енно-морским поражением нашей стороны, реакция американского общественно¬
го мнения едва ли может быть преувеличена». Но Черчилль не для того возглавил
правительство, чтобы председательствовать при распаде Британской империи.
Он напрочь отверг аналогию со Статьями конфедерации как не имеющую ценно¬
сти. В этот момент высшего напряжения, когда решалась судьба Британской им¬
перии, политические эксперименты были совершенно неуместны.
В Лондоне страшились возможного распада империи. В Вашингтоне же на
этот распад откровенно рассчитывали. Вопреки жесткой позиции, занятой Черчил¬
лем, Рузвельт послал в Нью-Дели своего личного представителя, бывшего заме¬
стителя военного министра Луиса Джонсона, известного тем, что он основал и воз¬
главил массовую правую организацию — Американский легион. Было ясно, что
Джонсон, не будучи специалистом по улаживанию колониальных споров, решает
стратегические задачи своей страны. Американцы особенно усилили давление на
Лондон во второй половине февраля 1942 года, когда японская армия захватила Син¬
гапур и довольно быстро начала продвигаться через Бирму к Индии. В Вашинг¬
тоне этот момент посчитали наиболее благоприятным для изменения статуса Ин¬
дии, получения ею новых прав в рамках Британской империи.
Наиболее категорично Рузвельт выразил свое желание выделить Индию как
новую единицу в азиатской политической игре, когда японские военные корабли во¬
рвались в Индийский океан и вторжение японских армий в Индию казалось лишь
вопросом времени. Тогда, в апреле 1942 года, президент Рузвельт послал Черчил¬
лю телеграмму, из которой явствовало, что «тупиковая ситуация создана нежела¬
нием английского правительства предоставить индийцам права самоуправления». Те¬
леграмма поступила к Черчиллю в три часа утра 12 апреля 1942 года, когда он в своей
загородной резиденции Чекере разговаривал с Гопкинсом. Британский премьер
заявил, что если Рузвельт будет продолжать давление по данному вопросу, то он уй¬
дет в отставку, но английское правительство все равно будет следовать прежней ли¬
нии. Поскольку японское продвижение в Индии было приостановлено, и Лондон
всеми силами стремился сохранить «жемчужину» своей имперской короны, дело бы¬
ло отложено до лучших времен.
Отступление в Азии
Пока союзные лидеры в Вашингтоне обкатывали машину совместных дейст¬
вий, с фронтов поступали обескураживающие сообщения. Особенно потрясали ве¬
сти из Азии. Император Хирохито, обращаясь к своим предкам, объявил, что он
начал войну с варварами и начал ее успешно. 10 декабря 1941 года 400 японских
солдат морской пехоты десантировались на побережье американского острова Гу-
295

ам (Марианские острова), после трехчасового боя 430 военно-морских пехотин¬
цев США сдались. А через несколько часов отборные части японцев высадились
на главном острове Филиппин Лусоне, в его северной части. Американцы пред¬
почли без боя переместиться на юг.
Начались воздушное и наземное наступления на Гонконг. В южном Таиланде
генерал «тигр» Ямасита, быстро увеличивая плацдарм, двигался к дороге, соединя¬
ющей Бангкок с Сингапуром. Около ста американских самолетов были разбиты япон¬
ской авиацией во время налета на филиппинские базы. Япония стала господствовать
над воздушным пространством огромной азиатско-тихоокеанской зоны. В небе не
было истребителей, равных японским «Зеро», а бомбардировщики «Мицубиси» во¬
всю использовали свой китайский опыт. Основные аэродромы американцев и анг¬
личан либо были разгромлены, либо находились под постоянным прицелом. Отступ¬
ление в Азии было стремительным. Сингапур был взят через 10 недель,
Ист-Индия — через 13 недель после начала военных операций.
Японцы ошеломили американцев своей мобильностью, упорством, самопожерт¬
вованием, технической оснащенностью. К концу декабря 1941 года японские де¬
сантные силы приблизились к коралловому атоллу Уэйк, находящемуся на пути кли¬
перов с Гавайских островов к Филиппинам, и после кровопролитного боя взяли в плен
полторы тысячи американцев. 15—16 декабря пали два британских протектората —
Саравак и Бруней; 18 декабря под прикрытием дыма от горящих нефтехранилищ
японцы форсировали пролив и ворвались в Гонконг. Между 23 и 25 декабря япон¬
ские части высадили десант в Лусоне, произвели бомбардировку Рангуна в Бир¬
ме и двинулись по голландскому Борнео.
18 января 1942 года Япония, Германия и Италия разграничили сферы своих
военных операций. «Подведомственной» зоной Японии становились «водные про¬
странства к востоку от 70-го градуса восточной долготы до западного побережья
американского континента, а также континент и острова — Австралия, голланд¬
ская Восточная Индия и Новая Зеландия, расположенные в этих водах», плюс до¬
ля евразийского континента восточнее 70-го градуса восточной долготы. Предпо¬
лагалось, что, если США и Англия уведут все свои военно-морские силы на
Атлантику, Япония пошлет туда часть своего флота. В случае же концентрации аме¬
риканцев и англичан на Тихом океане немцы и итальянцы придут на помощь сво¬
ему союзнику.
Положение американцев на Филиппинах было отчаянным. Перед лицом вы¬
садившихся японских войск под командованием генерала Хомма американцы бы¬
стро отступили, генерал Макартур вынужден был признаться «обороняемым» им
филиппинцам, что будет сражаться лишь на полуострове Батаан. Отошедшие на
этот полуостров американские войска оказались в кольце осады. Генерал Макар¬
тур избежал плена только благодаря побегу в Австралию. Он не верил, что Вашинг¬
тон согласится на гибель небывалого в американской истории контингента войск.
296

Такое начало войны могло подорвать престиж Ф. Рузвельта как верховного глав¬
нокомандующего. Согласно союзническим планам предполагалось, что действия про¬
тив Японии будут возложены главным образом на США. Намечалось остановить
японскую экспансию в середине 1942 года, а затем блокировать Японию и начать
войну на истощение.
В январе 1942 года десантные войска японцев захватили нефтяные месторож¬
дения Борнео. 1лавные порты Борнео и Целебеса были теперь в их руках. Они вы¬
садились и в Новой Гвинее — территории, находившейся под юрисдикцией Ав¬
стралии, и взлетные площадки Рабаула стали отправной точкой наступления
японцев на Австралию. 14 февраля 1942 года гордость Британской империи — кре¬
пость Сингапур — сдалась, 60-тысячная японская армия взяла в плен 130-тысяч-
ную английскую армию — такого унижения Великобритания еще не переживала.
16 февраля остров Суматра, больший, чем Калифорния, по площади и вдвое боль¬
ший по населению, был захвачен 10 тысячами японцев. Через три дня воздушно¬
му налету «героев Пирл-Харбора» подвергся австралийский порт Дарвин. Пре¬
зидент Рузвельт приказал Макартуру возглавить оборону Австралии. Макартур
уже знал, что 20 тысяч британских солдат сдались японцам в Бирме. 25 февраля
фельдмаршал сэр Арчибальд Уайвел, командующий союзными войсками в Индо¬
незии, покинул свою штаб-квартиру и удалился в Индию. Эскадра, в которую вхо¬
дили американские корабли, была потоплена в Яванском море. Это стало крупней¬
шей морской битвой со времен Ютланда (1916), и в ней японцы не потеряли ни
одного корабля, уничтожив пять крейсеров противника. Началась подготовка
к высадке войск в Австралии. Подобного хода войны на Тихом океане президент
Рузвельт никак не ожидал.
Поражения 1942 года могли привести в уныние кого угодно, но не Белый
дом. Элеонора Рузвельт: «Возможно, неплохо то, что мы смотрим в лицо несчас¬
тьям. Мы прежде были так оптимистичны и почти высокомерны в своем ожидании
постоянных успехов. Теперь мы должны найти в себе мужество встречать пораже¬
ния и сражаться несмотря на них до победы. Твердость нашей воли — одно из на¬
ших сильных качеств». Президент Рузвельт в дни поражений (как вспоминает
Уильям Хассет) оставался «спокойным и безмятежным, никогда не переходя в раз¬
дражение и беспокойство... Никто не видел признаков отчаяния, подбородок его был
поднят кверху, на лице выражение решимости». Под глазами (пишет Энн Маккор¬
мик) появились темные круги, но «удары молота поражений на Тихом океане не по¬
шатнули его уверенности в себе. Более того, несмотря на титанические задачи, сто¬
ящие перед ним, он все легче переносит трудности, чувствует себя в своей тарелке,
настроение у него стабильное. Его нервы стали крепче, его поведение более хлад¬
нокровным и ровным. Если он и испытывает беспокойство, то внешних признаков
этого не видно».
297

Президент определяет цели
6 января 1942 года Рузвельт предстал перед объединенной сессией конгрес¬
са с традиционным посланием «О положении в стране». Президент призвал
к войне до победного конца. «Этот конфликт не может завершиться компромис¬
сом. Никогда не было и не может быть успешного компромисса между добром и злом.
Только полная победа удовлетворит сторонников терпимости, достоинства, сво¬
боды и веры.»
Нарисованная Рузвельтом перспектива создания невиданной доселе военной
машины была поистине захватывающей. Согласно планам президента, США уже
в 1942 году должны были выпустить 60 тысяч самолетов (из них 45 тысяч бое¬
вых), а в 1943 году довести общее число собираемых на конвейерах самолетов до
125 тысяч. Число танков в 1942 году — 25 тысяч, в 1943 году — 75 тысяч. Тон¬
наж спускаемого со стапелей флота должен был равняться в 1942 году 6 миллио¬
нам тонн, а в 1943 году — 10 миллионам тонн. Военного строительства в таких мас¬
штабах мировая история не знала ни до, ни после. В середине января 1942 года Рузвельт
создал Совет военного производства, что означало невероятную для Америки
централизацию руководства экономикой. Восемь членов совета могли принять
практически любое решение, касающееся ресурсов США.
Военные программы президента на 1942 год стоили 56 миллиардов долла¬
ров — беспрецедентная для Америки сумма за всю ее историю. Рузвельт вписал эти
цифры прямо перед произнесением речи. На укоризненный взгляд Гопкинса он от¬
ветил почти беспечно: «О, люди на производстве сделают все, если постараются».
Капитаны промышленности отреагировали скептически: только люди, никогда не сво¬
дящие концы с концами, могут замахиваться на подобное. Заволновавшемуся кон¬
грессу Рузвельт сказал следующее: «Эти цифры дадут японцам и нацистам некото¬
рое представление о том, какую ошибку они совершили в Пирл-Харборе». Теперь
Америке следует работать двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Закан¬
чивая на высокой ноте, Рузвельт сказал: «Милитаристы Берлина и Токио начали эту
войну, но закончат ее возмущенные массы объединившегося человечества».
Чтобы внести спокойствие в дома американцев, Рузвельт решил выступить
с необычной радиоречью у камина. Президент сознательно решил показать всей
нации, с какого низкого старта они начинают борьбу в глобальном масштабе.
По словам Роберта Шервуда, «никто не был так хорош в поддержке морали
и уверенности в себе и в то же время исполнен здорового оптимизма, как прези¬
дент». Рузвельт призвал американцев запастись картами большого масштаба. «Я
собираюсь говорить о незнакомых местах, о которых большинство никогда не
слышали, о местах, которые ныне являются полем битвы цивилизации... Если они
поймут суть проблемы и то, куда мы движемся, тогда можно будет положиться на
то, что любые плохие новости будут восприняты ими спокойно».
298

Речь началась в 10 часов вечера 23 февраля. Более 80 процентов взрослого
населения слушали ее. Многие были вооружены географическими картами. Руз¬
вельт сравнил текущую ситуацию с первыми годами войны за независимость, ког¬
да революционная армия терпела постоянные поражения, страдала от недостатка
снабжения, почти теряла надежду. «Эгоистичные люди, запуганные люди объяви¬
ли ситуацию безнадежной. Но Джордж Вашингтон держался своего курса, и но¬
вая страна появилась на карте мира.» Нынешнему поколению тоже уготована не¬
легкая судьба, и американцы должны быть готовы к потерям, «прежде чем
закончится отлив». Время впереди принесет беды, но «ваше правительство несо¬
крушимо уверено в вашей способности воспринимать самые плохие новости, не те¬
ряя твердости духа. Эта война — война особого характера, она ведется на всех кон¬
тинентах, на каждом острове, в каждом море, на всех воздушных просторах мира.
Вот почему я попросил вас положить перед собой карту всего мира и следовать за
мной, когда я обозначу основные битвы этой войны».
Рузвельт, очертив ситуацию во всех основных регионах, сказал, что дорога
будет трудной, но он верит в творческий гений Америки, «способной обеспечить
преобладание в военных материалах, необходимых для конечного триумфа». И за¬
ключил речь так: «В Берлине, Риме и Токио нас изображают нацией слабых лю¬
дей и плейбоев. Пусть они скажут это генералу Макартуру и его людям... Пусть
они скажут это летчикам на “Летающих крепостях”. Пусть они скажут это мор¬
ской пехоте».
По общему мнению, эта речь была наиболее успешным выступлением прези¬
дента со времени его первого радиообращения к стране. «Нью-Йорк тайме» на¬
звала ее «одной из величайших в карьере Рузвельта». Друзья поспешили посове¬
товать ему как можно чаще появляться на радиоволнах, но Рузвельт этот совет отверг:
«Я боюсь того, что мои выступления, став более частыми, потеряют эффективность...
С другой стороны, каждое выступление требует четырех или пяти дней подготов¬
ки, чего я не могу себе позволить. Я думаю, что мы должны избежать превраще¬
ния власти в личное руководство — мой хороший друг Уинстон Черчилль уже стра¬
дает от этого».
В этой речи Рузвельт еще раз доказал, что никто лучше него не мог органи¬
зовать, объединить и сфокусировать американскую мощь — в этом главная заслу¬
га Рузвельта перед своим народом.
Ошибка, которую сделал Рузвельт в эти дни — выселение американцев
японского происхождения в концентрационные лагеря. Рузвельт видел в этом во¬
енную необходимость и подписал 19 февраля соответствующий указ, о чем впос¬
ледствии жалел. Более ста тысяч японцев, абсолютное большинство которых бы¬
ли безусловно лояльны по отношению к своей стране, оказались вначале на
стадионах, а затем в быстро построенных в глубине страны бараках. Это темная стра¬
ница президентства Рузвельта.
299

Между тем в Соединенных Штатах запретили продажу любых видов авто¬
мобилей: эта отрасль первой перешла на военные заказы. Созданный по приказу
Рузвельта 13 января 1942 года Совет военного производства взял под свой кон¬
троль всю экономику страны. В течение года словно из-под земли выросли огром¬
ные заводы, навсегда изменившие американский пейзаж. Производители детских
игрушек теперь делали компасы, фабрики авторучек вывозили с заводского дво¬
ра снаряды. Элеонора Рузвельт показывала пример: никто теперь не мог позво¬
лить себе шелковые чулки — шелк шел на парашюты. Белый дом прекратил по¬
треблять необходимый армии сахар, перейдя на кукурузный сироп.
В апреле 1942 года Рузвельт объявил о рационировании основных продук¬
тов и контроле над ценами. Он выступил перед нацией с объяснением необходи¬
мости рационирования — если не ввести его, богатые скупят дефицитные товары.
Переход к ограничениям дался вовсе не так легко, как рассчитывали некоторые эко¬
номисты. Была создана целая система: каждый гражданин получил книжку, содер¬
жащую 48 купонов, которые можно было израсходовать в течение месяца в лю¬
бой комбинации на мясо, масло, овощи, сахар, обувь. Продавец собирал купоны
и делал очередные заказы на рационируемые товары и продукты.
Это было время, предшествующее распространению телевидения, когда аме¬
риканцы много читали. И такие ставшие классическими для историка книги, как
«Берлинский дневник» Уильяма Ширера, читались самой широкой публикой.
Война внесла глубокие изменения в американское общество. Начиная с 1940 го¬
да более 7 миллионов американцев переехали из глубинки в индустриальные цент¬
ры, где к концу войны их число выросло до 15 миллионов. Промышленность поч¬
ти удвоилась. Это была уже другая Америка. Население перемещалось с Востока
на Запад. Бурно росла Калифорния, более чем на треть увеличилось население Оре¬
гона и Вашингтона — в этих трех штатах производилась половина военных судов
и половина самолетов. Одновременно шло переселение фермеров в города: 6 мил¬
лионов белых и черных двинулись с Юга на Север. Все это вместе взятое означа¬
ло окончание Великой депрессии и колоссальное переустройство американского
общества. Ничто не могло стать столь благотворным средством (после десятилетия
половинчатых улучшений), излечившим американскую экономику.
Вашингтон как мировая столица
Первые два месяца 1942 года характерны тем, что в это время Белый дом пре¬
вратился в подлинный командный пункт зрения не только выработки единой стра¬
тегии, но и регулирования экономической жизни страны и ее военных усилий.
Изменился и сам облик резиденции президента. Выезды были огорожены цепя¬
ми, появилась караульная служба. На крыше президентского особняка установи-
300

ли зенитные орудия, хотя трудно было себе представить, откуда, с какого аэродро¬
ма мог вылететь самолет, чтобы поразить Белый дом. Исчезла обычная вереница
туристов, посещающих левое крыло дворца, для сотрудников ввели пропуска,
а президенту запретили обедать за пределами Белого дома.
В эти первые недели и месяцы 1942 года, самые тяжелые с точки зрения по¬
ложения на всех фронтах, начинается под руководством Рузвельта строительство-
той колоссальной зоны влияния, которую американцы имели в своих руках к кон¬
цу войны.
Даже поражения способствовали распространению американского влияния,
В дни быстрых побед японцев австралийское правительство решило, что полагать¬
ся на Лондон означает вскоре стать зоной японской оккупации. И, минуя Черчил¬
ля и английского главнокомандующего в азиатском регионе Уэйвела, австралийский
премьер Дж. Курган обращается прямо к Рузвельту. Он просит американского пре¬
зидента оградить северное побережье Австралии и помочь основным силам авст¬
ралийской армии, сконцентрированным в Малайе. «Армия в Малайе должна по¬
лучить защиту с воздуха, иначе произойдет повторение Греции и Крита.» Падение
Сингапура означало обрыв всех связей Австралии с метрополией. Австралийский*
премьер на следующий день объявил во всеуслышание о независимости Австра¬
лии от Лондона в военной сфере: «Я хочу со всей ясностью сказать, что Австра¬
лия смотрит на Америку, свободная от всех уз, традиционно связывавших ее с Со¬
единенным Королевством».
Эйзенхауэр, возглавлявший отдел планирования военного министерства, счи¬
тал сохранение трансокеанских связей с Австралией исключительно важным; он
предлагал послать туда войска, создать американские базы и именно там постро¬
ить «азиатский редут». Эти стратегические соображения нашли поддержку воен¬
ного министра Стимсона, полагавшего, что для Америки важно укрепиться в двух
ключевых азиатских регионах — в Китае и Австралии. Это гарантировало амери¬
канское преобладание во всей огромной Азии в целом. Сообразно с данными
стратегическими построениями Рузвельт пообещал австралийскому премьеру (хо¬
тя это ставило его в довольно неловкое положение перед Черчиллем) военную по¬
мощь и покровительство.
Чтобы получить плацдарм на востоке этого региона, следовало найти рыча¬
ги воздействия на Китай. Одной из особенностей стратегического видения Рузвель¬
та была исключительная и далеко не всеми разделяемая вера в боевую мощь Ки¬
тая. Во время конференции «Аркадия» Черчилль пытался указать на
малообоснованность такого представления, но, как пишет премьер в воспоминани¬
ях, Рузвельт возражал самым энергичным образом. Президент спрашивал его, ка¬
кой будет мощь 500 миллионов китайцев, если они достигнут уровня развития Япо¬
нии и получат доступ к современному оружию? Черчилль отвечал, что будущее в тумане,
а его заботят обстоятельства текущей войны. И в мощь Китая он верит гораздо мень-
301

ше. Рузвельт же хотел превратить китайский фронт, далекий и труднодоступ¬
ный, в один из главных фронтов войны. Он твердо решил сделать ставку на Ки¬
тай в послевоенном мире.
Уже в декабре 1941 года Рузвельт благосклонно реагировал на просьбу Чан
Кайши о помощи и организовал рассмотрение запросов своего китайского союз¬
ника на конференциях в Чунцине и Сингапуре. Возможно, Рузвельт не без удов¬
летворения взирал в это время на ссору Чан Кайши и англичан (генерал Уэйвел до¬
пустил лишь одну китайскую дивизию к охране бирманских коммуникаций,
англичане конфисковали все поставки по ленд-лизу, скопившиеся в Бирме). Пре¬
зидент хотел воспользоваться этими осложнениями с целью показать Чан Кайши,
что у того нет союзника надежнее, чем США. Еще на конференции «Аркадия»
он сумел убедить Черчилля сделать Чан Кайши верховным главнокомандующим
союзных сил в Китае, Таиланде и Индокитае, создать единый союзный планиру¬
ющий орган в Чунцине и установить регулярные связи между штабом Чан Кай¬
ши и союзными штабами в Индии и юго-западной части Тихого океана. Так Руз¬
вельт готовил чанкайшистский Китай к роли регионального гегемона, зависимого
лишь от одного надежного покровителя — Соединенных Штатов.
В период ссоры китайцев с англичанами Рузвельт назначает американского
генерала Дж. Стилуэла командующим американскими войсками в Китае, Индии
Бирме, а также начальником штаба при Чан Кайши. Здесь виден дальний прицел.
Лишь по прошествии многих лет мы начинаем осознавать, какое значение имел Ки¬
тай в мировой дипломатической стратегии Рузвельта. Опереться в Азии на вели¬
чайшую страну, сковать динамизм Японии, создать противовес СССР в Евразии —
таков был замысел Рузвельта, когда он с энтузиазмом говорил о китайском потен¬
циале.
Черчилль, зафиксировав американскую ориентацию на Китай, уже тогда,
в начале 1942 года, пришел к заключению, что Рузвельт в данном случае желае¬
мое выдает за действительное и в целом упрощенно рассматривает китайские воз¬
можности. С точки зрения английского премьера, ошибочным в глобальной стра¬
тегии Рузвельта было то, что он «придавал Китаю значимость, почти равную
Британской империи», и легковесно приравнивал возможности китайской армии
к боевой мощи СССР. По возвращении из Вашингтона он пишет, что главное по¬
разившее его в американской столице открытие «было Китаем». Уезжающему
в Китай Стилуэлу Рузвельт сказал: «Передайте Чан Кайши, что мы намерены воз¬
вратить Китаю все потерянные им территории».
Повышение стратегической значимости Китая сопровождалось соответству¬
ющей американской помощью. В начале 1942 года китайцы в Чунцине получили
заем в 50 миллионов долларов. Нужно отметить,что даже посол США К. Гаус го¬
ворил, что займа в 10 миллионов долларов было бы достаточно — все остальное
все равно попадет в липкие руки окружения Чан Кайши, в руки «ретроградным,
302

жаждущим лишь собственного обогащения элементам». Для борьбы с неистреби¬
мой коррупцией фантазия Рузвельта произвела нечто новое: он предложил Чан Кай¬
ши выдавать американские деньги непосредственно в руки китайских солдат. Ми¬
нистру финансов Моргентау он объявил: «Пока эти ребята воюют, они будут
получать свои деньги, а не будут воевать — никаких денег». Делу укрепления Ки¬
тая (и позиций США в нем) должно было служить и принятое в это время Руз¬
вельтом решение о создании воздушного моста, ведущего к практически окружен¬
ному союзнику. Идя на издержки и жертвы, Рузвельт распорядился открыть
воздушную дорогу через Индию.
Весной 1942 года в стратегическом мышлении Рузвельта четкие контуры
приобретает концепция «четырех полицейских» (США, СССР, Британия и Ки¬
тай). В беседе с известным противником американского изоляционизма А. Свит¬
сером он обрисовал будущую систему: «Четыре полисмена создадут столь мощ¬
ный союз, что ни один агрессор не осмелится бросить ему вызов. Нарушителей
сложившегося мирового порядка прежде всего подвергнут карантину, а затем, ес¬
ли они продолжат свои подрывные действия, мировые полицейские начнут репрес¬
сии: бомбардировка по одному городу в день до тех пор, пока агрессор не откажет¬
ся от своих замыслов».
Примерно то же самое президент Рузвельт говорил Молотову в мае 1942 го¬
да. Тогда Рузвельт пришел к убеждению, что все остальные страны, кроме «четы¬
рех полицейских», должны быть полностью разоружены. С этих пор и до Тегеран¬
ской конференции, где Рузвельт изложил свои идеи Сталину, схема четырех
полицейских, доминирующих в разоруженном мире, была главной в американ¬
ском стратегическом планировании. Концепция Рузвельта о доминировании боль¬
ших стран оставалась центральной идеей в его подходе к вопросу о будущей меж¬
дународной организации на протяжении всей второй мировой войны.
Сферы ответственности
В марте 1942 года американцы и англичане по предложению Ф. Рузвельта раз¬
граничили сферы ответственности — мир делился на три зоны. В районахТихого
океана стратегическую ответственность взяли на себя США, а Ближнего Востока
и Индийского океана — Великобритания, Атлантика и Европа оказались под
совместным руководством. В Вашингтоне под председательством Ф. Рузвельта (за¬
меститель Г. Гопкинс) был создан Совет по делам ведения войны на Тихом океа¬
не, куда вошли представители девяти стран. То был инструмент, рассчитанный на
распространение американского влияния в регионе.
22 января 1942 года премьер-министр ТЬдзио заявил в японском парламен¬
те: «Нашей целью является военный контроль над теми территориями, которые аб¬
солютно необходимы для защиты Великой Восточноазиатской сферы».
303

В начале марта в Токио состоялось заседание высших руководителей страны,
на котором был принят документ «Основные принципы будущих операций». Вож¬
ди милитаристской Японии пришли к заключению, что Япония должна избежать
перенапряжения своих сил, консолидировать уже захваченные территории. Опре¬
делились линии основных боевых действий: для армии — бирманский фронт с вы¬
ходом на равнины Индии; объединенные силы армии и флота получают контроль
над Гвинеей и Соломоновыми островами с целью изолировать Австралию от
США; флот адмирала Ямамото разворачивается против американского флота
в Тихом океане.
В апреле 1942 года авианосцы и линкоры адмирала Нагумо, получившие из¬
вестность после Пирл-Харбора, опустошили Бенгальский залив, заставив англи¬
чан отойти к Африке. От Мадагаскара до Каролинских островов Япония осуще¬
ствляла военно-морской контроль.
В Вашингтоне пока ставили скромные задачи: «Держать то, что мы имеем,
отбив любые атаки, на которые способны японцы». Но и эти задачи выполнялись
с трудом. 70-тысячные американо-филиппинские войска на Батаане, нарушив
приказ оставленного Макартуром за главнокомандующего генерала Уэйнрайта,
сдали его японцам. На Батаане были захвачены в плен или погибли в марте
1942 года 112 тысяч человек — это на 6 тысяч больше, чем все потери американ¬
цев в первой мировой войне. Для военнопленных американцев начался ад японских
лагерей. Японское руководство поощряло зверства своих солдат, полагая, что са¬
ми они будут панически бояться плена противника и поэтому станут сражаться с от¬
чаянием обреченных.
Рузвелыу было необходимо что-то противопоставить лавине японских побед.
По-настоящему американцы впервые ответили на действия японцев утром 18 ап¬
реля 1942 года. С расстояния 668 миль к востоку от Токио, базируясь на двух аме¬
риканских авианосцах, эскадрилья из 16 бомбардировщиков Б-26 под командо¬
ванием полковника Дж. Дулитла осуществила воздушный рейд на Токио, имея запас
топлива лишь в одну сторону. Японцы не ожидали налета авианосной авиации, име¬
ющей ограниченный радиус действия. Дулитл на собственном самолете миновал им¬
ператорский дворец, который ему было приказано не бомбить, и сбросил смерто¬
носный груз в самом центре густонаселенных кварталов Токио. В общем и целом
16 бомбардировщиков причинили неожиданно большой ущерб, попав в закамуф¬
лированное нефтехранилище, повредив авиазавод фирмы «Кавасаки» и многое дру¬
гое. Это был первый удачный маневр американских вооруженных сил в войне
против Японии. Впервые японцам показали, что и они уязвимы.
В Вашингтоне смотрели не в прошлое, а в будущее. Весной 1942 года амери¬
канские ученые увидели реальные перспективы работы по атомному проекту.
9 марта В. Буш заявил Рузвельту: «То, что мы создаем, очевидно, гораздо более
эффективно, чем мы предполагали в октябре прошлого года». В Америке соизме-
304

ряли возможности германского продвижения в этой сфере с тем, что становилось
известным о прогрессе англичан. А их прогресс был в 1941—1942 годах сущест¬
венным. Следовало предположить, что и у немцев дела идут не хуже. Все это сти¬
мулировало американские исследования, заставляло удваивать темпы. В марте
1942 года В. Буш впервые обозначил окончание работ 1944 годом. Рузвельт на¬
писал Бушу записку с требованием, чтобы программа «продвигалась вперед не толь¬
ко по собственной внутренней логике, но и с учетом фактора времени. Это чрез¬
вычайно существенно». Теперь и в узком кругу американского руководства говорили
о необходимости сделать атомное оружие фактором уже в ходе текущих боевых дей¬
ствий. Здесь опасались, что германские физики лидируют, обгоняя американцев на
два года, и судьба мировой войны должна решиться в этой гонке.
В период поражений весной 1942 года Рузвельт продемонстрировал силу
своего духа в выступлении по радио по поводу дня рождения Дж. Вашингтона. «Мы
многое потеряли, и у нас будет еще много потерь, прежде чем изменится направ¬
ление прилива. Мы, американцы, были вынуждены уступить, но мы вернем свое...
С каждым днем мы наращиваем наши силы. Скоро мы, а не наши враги пойдем
в наступление; мы, а не они выиграем решающие битвы; мы, а не они заключим мир».
Нации нужны были эти слова. Рузвельт понимал их значимость. Именно после этой
речи он сказал, что величайшей ошибкой для него было бы выступать слишком ча¬
сто и обесценивать свои слова, превращать их в риторику. Он определил для себя
норму: не чаще одного выступления по радио в пять—шесть недель.
В ближайшем окружении президента в это время возникают две фракции. Од¬
на выступает за ускорение открытия боевых действий на решающем фронте; вто¬
рая полагает, что самую сложную работу должны сделать русские, а американцам
надо уловить момент пика обоюдного ослабления на восточном фронте.
Лидерами первой фракции были военный министр Г. Стимсон, председатель
Объединенного комитета начальников штабов Дж. Маршалл и глава Отдела во¬
енного планирования генерал Эйзенхауэр. Представители второй фракции скон¬
центрировались в Госдепартаменте. В процессе своей работы Эйзенхауэр пришел
к выводу: «Если мы намерены сохранить Россию в строю воюющих стран, спас¬
ти Ближний Восток, Индию и Бирму, мы должны начать воздушные бомбарди¬
ровки Западной Европы и как можно скорее, вслед за бомбардировками высадить¬
ся в Европе». Сходные наступательные позиции занимал Генри Стимсон. В письме
президенту он отмечал: «Единственный способ получить инициативу в этой вой¬
не — взять ее. Мой совет таков: как только главы штабов завершат свое плани¬
рование, вы должны послать их в качестве наиболее доверенных лиц, чтобы убе¬
дить Черчилля и его военный кабинет в необходимости выполнения американских
планов... Нужно со всей силой приступить к передислокации войск для конечно¬
го вторжения не позднее сентября». Становилось ясно, что через несколько меся¬
цев немцы снова начнут наступление на советско-германском фронте.
305

Рузвельт надеялся, что его советский союзник выстоит, но готовился к худ¬
шему. Стимсон и Маршалл представили президенту план действий на случай кол¬
лапса советско-германского фронта. Согласно идеям автора этого плана Эйзенха¬
уэра, западные союзники должны быстро подготовить 48 дивизий и 5800 самолетов
на случай необходимости экстренных действий на европейском континенте до 1 ап¬
реля 1943 года. Когда события потребуют более быстрого вмешательства, произой¬
дет переход к массированным воздушным налетам и рейдам на европейское побе¬
режье Атлантики. Если советский фронт не выдержит в 1942 году, то предполагалось
вторгнуться на континент осенью, задействовав от 18 до 21 дивизии. Само сосре¬
доточение этих войск было намечено к реализации осенью 1942 года (на случай бы¬
стрых и неожиданных перемен на советско-германском фронте) и окончательно¬
му завершению в апреле 1943 года (если обстоятельства благоприятствовали бы
такой затяжке). Первого апреля 1942 года Стимсон и Маршалл предстали со
своими планами перед президентом. Все трое пришли к твердому заключению, что
главной задачей на данный момент является поддержка Советского Союза. Стра¬
тегическая обстановка требовала не только помощи в снабжении, но и операций по
отвлечению части главных сил немцев на восточном фронте.
Именно тогда Рузвельт высадил десант через Ла-Манш и сделал создание вто¬
рого фронта главной задачей своей военной стратегии. Генри Стимсон записал в днев¬
нике, что решение Рузвельта сделает 1 апреля 1942 года «приметной вехой войны».
Президент считал необходимым уведомить англичан. В тот же день он решил послать
в Лондон Гопкинса и Маршалла. Президент писал премьер-министру: «То, что Гар¬
ри и Джордж Маршалл скажут вам, отражает мое глубокое убеждение. Необходи¬
мо создание фронта, который ослабил бы давление, оказываемое на русских. Наши
народы достаточно мудры, чтобы видеть, что русские сегодня убивают больше нем¬
цев и уничтожают больше их материальных ресурсов, чем наши страны, взятые
вместе. Даже если полный успех невозможен, эта цель должна быть главной».
Черчилль, известный прямотой своих суждений, на этот раз предпочел не спо¬
рить с президентом. Более того, он одобрил его идею, о чем Гопкинс и Маршалл
уведомили Рузвельта. Но сейчас мы знаем, что, давая принципиальное согласие,
английский премьер имел совсем другую шкалу военных приоритетов, и его стра¬
тегическое видение значительно отличалось от концепции Рузвельта. Он стремил¬
ся к успеху на европейской периферии, выступал за относительно небольшие опе¬
рации, предполагал полностью задействовать силы Советской Армии, чтобы самим
вмешаться в события на этапе резкого ослабления немцев. Когда американские по¬
сланцы докладывали в Вашингтон о согласии Черчилля с их планом, премьер-ми¬
нистр думал о том, как предотвратить отход от Британской империи 400-милли-
онной Индии, как уберечь путь в Индию через Ближний Восток, как сохранить
жизнеспособность империи. В Европе же, считал Лондон, достаточно будет обес¬
печить десант и сопутствующие операции в Северной Норвегии.
306

Сепаратистская стратегия англичан на некоторое время выпала из поля зре¬
ния Рузвельта. Он заручился формальным согласием Черчилля с идеей второго фрон¬
та и считал этот участок своих союзнических усилий освоенным. Следующим эта¬
пом его инициативы было найти понимание с Советским Союзом. Рузвельт пишет
письмо Сталину, в котором выражает сожаление, что огромные расстояния меша¬
ют им встретиться. Если в следующем году такая встреча будет возможной, то хо¬
рошим местом для нее была бы Аляска. Но суровая реальность не позволяет от¬
кладывать согласование стратегических целей. Необходим посредник, который
пользовался бы доверием главы советского правительства. Рузвельт предложил Ста¬
лину послать В. М. Молотова для обсуждения «очень важного военного предло¬
жения, предполагающего использование наших вооруженных сил с целью помо¬
щи критически важному западному (советско-германскому. — А.У.) фронту».
Ответ из Москвы последовал через неделю: Молотов прибудет в Вашингтон «для
обмена мнениями» по вопросу организации второго фронта в Европе в ближайшем
будущем. У Рузвельта было неистребимое убеждение, что любые противоречия нуж¬
но и можно разрешить в непосредственном общении, при встрече с глазу на глаз.
Он делился соображениями по этому поводу с Черчиллем: «Позвольте мне быть
грубо откровенным, я думаю, что смогу договориться со Сталиным на персональ¬
ной основе лучше, чем ваш Форин офис и мой Государственный департамент.
Сталин ненавидит манеры высших чиновников. Я полагаю, что вызываю у него боль¬
шую симпатию, и надеюсь на это в будущем».
На советско-германском фронте в мае 1942 года появились признаки того, что
начинается летнее немецкое наступление. Министр иностранных дел СССР
В.М. Молотов по пути в США прибыл в Лондон, чтобы заключить договор,
признающий предвоенные границы СССР, но военная обстановка стала изме¬
няться ощутимым образом, и советская сторона проявила гибкость — предложи¬
ла как минимум заключить трехсторонний договор о взаимной безопасности меж¬
ду СССР, США и Англией сроком на 20 лет (не упоминая в нем о границах). Сталин
телеграфировал Черчиллю: «Я уверен, что данный договор будет иметь величай¬
шее значение для укрепления дружественных отношений между нашими двумя стра¬
нами и Соединенными Штатами». Это был хороший момент для сплочения, ко¬
торое гарантировало бы мирное послевоенное развитие. Для СССР в данной
ситуации речь шла о выживании и, безусловно, важно было добиться от союзни¬
ков открытия второго фронта в 1942 году. Благодарность за такую помощь стала
бы бесценным основанием для послевоенного сотрудничества. Но западные дер¬
жавы в этот критический час отнюдь не обнадежили своего вставшего на грань на¬
циональной катастрофы союзника. «Грязная работа» пала на Черчилля. Он ска¬
зал Молотову, что у англичан и американцев нет достаточного количества десантных
судов. Молотов прямо заявил о возможности поражения. Но и тогда Черчилль не
снял своих возражений против открытия второго фронта в 1942 году.
307

Перед приездом Молотова Рузвельт написал Объединенному комитету на¬
чальников штабов, что «в настоящее время нашей главной задачей является помощь
России... Русские армии убивают больше немцев и уничтожают больше их амуни¬
ции, чем все остальные 25 объединенных наций, взятые вместе».
Восточный союзник
Молотов прибыл в Вашингтон во второй половине дня 29 мая 1942 года да¬
леко не в лучшем настроении. Советские войска терпели поражение под Харько¬
вом и в Крыму. В Лондоне Молотов ощутил внутреннее нежелание Черчилля при¬
ступить к решающим операциям на континенте в текущем году. Советская сторона
не могла не испытывать неудовлетворения по поводу затяжек американских воен¬
ных поставок.
Молотова поселили в комнатах, где прежде останавливался Черчилль,— пря¬
мо напротив Гопкинса. Возвратившаяся из поездки Элеонора также поговори¬
ла поздно вечером с русским гостем. Как пишет Элеонора Рузвельт, она с само¬
го начала ощутила симпатию к Молотову: «Он был открытым, теплым человеком».
В Белом доме был приготовлен ужин для Молотова, Рузвельта и Гопкинса.
По впечатлениям слуги президента Алонцо Филдса, Молотов выглядел «как ум¬
ная сова... Однажды во время разговора его глаза начали бросать вокруг себя
молнии и он, словно лиса, начал готовиться к прыжку». Установить столь нужный
и ценимый Рузвельтом персональный контакт оказалось непросто. Первая офи¬
циальная встреча, на которой присутствовали посол Литвинов, госсекретарь Хэлл,
Гопкинс и два переводчика, была далека от сердечности. Главная идея Молотова
была очевидна: четкое определение даты открытия второго фронта в Европе. Язы¬
ковой барьер, усугубляемый паузами перевода, ослабил главный элемент «шарма»
президента — его речь. Рузвельт хотел понять Молотова как человека. Видимо,
и линия разговора, избранная Рузвельтом, не была оптимальной. Рузвельт начал
с идеи выработки советско-германской договоренности по поводу обращения с во¬
еннопленными обеих сторон. Это была едва ли удачная тема для беседы при тог¬
дашнем официальном отношении советского руководства к попавшим в плен офи¬
церам и солдатам как к предателям. Молотов абсолютно исключил для своего
правительства официальные переговоры с Берлином по вопросу о военнопленных.
Рузвельту осталось только присоединиться к мнению Молотова — он упомянул
об американских солдатах в японском плену, умирающих от голода, поскольку
японский рацион абсолютно недостаточен для белого человека.
Разговор шел о побочных вопросах, не приближаясь к стратегическим про¬
блемам, и Гопкинс, опасаясь неудачного старта, предложил прервать встречу ра¬
ди отдыха советского комиссара внешних сношений.
308

Вечером Рузвельт мобилизовал свои силы. Он широкими мазками нарисовал
картину послевоенного мира, в котором произойдет всеобщее разоружение, Гер¬
мания и Япония окажутся под эффективным контролем. Мир будет обеспечен ми¬
нимум на 25 лет и уж по крайней мере на время жизни поколения Рузвельта—Ста¬
лина—Черчилля. После войны возможность появления нового агрессора будет
пресекаться совместными действиями США, Советского Союза, Великобритании
и, вероятно, Китая, чье вместе взятое население превысит миллиард человек. Бес¬
помощную Лигу Наций заменит организация, во главе которой встанут четыре ука¬
занных «полицейских». Рузвельт развивал также тему распада колониальной си¬
стемы. Прежние колонии будут взяты под международную опеку, а затем
подготовленные к самоуправлению получат независимость.
Атмосфера советско-американских переговоров несколько потеплела. По мне¬
нию одного из сотрудников госдепартамента, «президент и его советники вгрыза¬
лись в землю, чтобы удовлетворить пожелания советских представителей». Чарльз
Болен пишет, что «осознание ноши русских создало у нас комплекс вины в отно¬
шениях с ними». То, что говорил Молотов, могло лишь усугубить это чувство: сда¬
ча Харькова, отступление к Волге, неизбежная потеря Крымского полуострова.
Утром следующего дня Рузвельт постарался развить успех. По его просьбе
генерал Маршалл и адмирал Кинг выразили готовность дать американскую оцен¬
ку мировой войны, но перед этим президент хотел узнать советскую точку зрения.
То, что услышали американцы, свидетельствовало, что Молотов не намерен питать
иллюзий. Он дал жесткую и реалистическую оценку положения на советско-гер¬
манском фронте. Предстоящим летом Германия могла здесь бросить в бой столь¬
ко сил, что возможность поражения Советской Армии исключить нельзя. Стра¬
тегическое положение Германии укрепилось за счет захвата Украины, являющейся
житницей и источником сырьевых ресурсов. На Кавказе немцы могут захватить
месторождения нефти. Надежда для советской стороны заключалась в том, что аме¬
риканцы и англичане создадут второй фронт и отвлекут в 1942 году примерно 40 не¬
мецких дивизий. В этом случае СССР смог бы или нанести Германии в 1942 го¬
ду поражение, или сместить общий баланс таким образом, чтобы открылась такая
перспектива. Основные усилия следовало приложить именно в 1942 году, потому
что к 1943 году Германия сумеет извлечь выгоды из своего господства в большей
части Европы, и задача СССР усложнится многократно.
Молотов повернулся прямо к президенту, желая знать, какова позиция
США в отношении открытия второго фронта. Вопрос не застал Рузвельта врас¬
плох: президент думал над ним все предшествующие дни. Но он предпочел, что¬
бы Молотов услышал ответ от менее софистичных политически, более прямоли¬
нейных военных. Полагает ли генерал Маршалл, что президент США может пообещать
советскому руководству открытие второго фронта в текущем году? Начальник шта¬
ба американской армии ответил утвердительно. Тогда, минуя оговорки, президент
309

США попросил передать главе советского правительства, что можно ожидать от¬
крытия второго фронта «в данном году». Лицо Молотова выразило удовлетворе¬
ние. Впервые у Рузвельта возникло ощущение, что лед между ним и Молотовым
начал таять. Это было серьезное обещание, данное в самой серьезной обстанов¬
ке, и никакие дополнительные комментарии генерала Маршалла и адмирала Кин¬
га о сложности концентрации войск не могли наложить тень на безусловно дан¬
ное обещание. Тонус советско-американских переговоров повысился.
Во время обеда Молотов рассказал о встрече с Гитлером и Риббентропом, «дву¬
мя самыми отвратительными людьми», с которыми ему «приходилось иметь дело».
Рузвельт провозгласил тост за мастерское руководство страной, осуществляемое
Сталиным, с которым президент надеялся встретиться. Во всех этих славослови¬
ях над присутствующими витало важнейшее: США пообещали вступить в борь¬
бу в Европе в текущем году. Рузвельт не разъяснил, как, где, когда, какими сила¬
ми это будет осуществлено, но он дал исключающее двусмысленность обещание.
По тону обсуждений и комментариев военных каждый читатель документов этих
дней может прийти к заключению, что речь шла о высадке через Ла-Манш, а на¬
иболее вероятным временем виделись август—сентябрь 1942 года. Обращаясь к пред¬
шествующему стратегическому планированию Рузвельта, следует сказать, что он,
собственно, повторил в присутствии Молотова тот вывод, к которому пришел ра¬
нее, когда размышлял об акциях, необходимых в случае значительного ухудшения
положения на советско-германском фронте. В текущий момент немцы рвались
к Волге и Кавказу, ситуация была экстренной.
Несмотря на то что Молотов считал импорт «невоенных» товаров, а именно
рельсов, исключительно важным для предстоящих сражений, президент сократил
их поставки Советскому Союзу на две трети, мотивируя свое решение необходи¬
мостью быстрого и полного снабжения Англии как предпосылки создания второ¬
го фронта. В последний вечер визита Рузвельт сказал Молотову, что подготовка
к открытию второго фронта заставит США сократить поставки по ленд-лизу
с 4,1 до 2,5 миллиона тонн грузов в 1943 году. В исторической перспективе вид¬
но, что США ускользнули от несения подлинного союзнического бремени в самое
критическое для СССР время. Это не могло не наложить отпечаток на общее со¬
стояние советско-американских отношений, на формирование видения будущего в Моск¬
ве и Вашингтоне.
Рузвельт отметил, что каждый транспорт, отправляющийся в Англию, при¬
ближает открытие второго фронта. Оправдывая свою репутацию скептика, Моло¬
тов задал вопрос, оказавшийся пророческим: «Что будет, если США сократят свои
поставки Советскому Союзу и при этом так и не откроют второй фронт?» Рузвельт
и в этом случае сказал, что американские штабные офицеры уже обсуждают прак¬
тические вопросы высадки на континенте. Не ограничившись личным приватным
обещанием, данным в ходе секретных переговоров, президент включил его в пуб-
310

лично оглашенное коммюнике: «В ходе переговоров было достигнуто полное по¬
нимание в отношении неотложных задач создания второго фронта в 1942 году».
Рузвельт обозначил год, вопреки сомнениям некоторых своих ведущих военных ав¬
торитетов и медлительной тактике Черчилля. Нужно ли говорить, что советский
представитель покидал Вашингтон в приподнятом настроении. Он огласил коммю¬
нике с обещанием Америки на сессии Верховного Совета СССР. У президента, как
сейчас ясно, были сомнения в отношении излишней легкости в подходе к пробле¬
мам, вплотную вставшим перед СССР. Через несколько дней он рассуждает с лор¬
дом Маунтбеттеном о бессмысленности посылки в Англию миллиона американских
солдат, если произойдет крушение советского фронта,— десант во Франции ста¬
нет невозможым.
Ситуация на южном фланге советско-германского фронта все больше на¬
стораживала западных союзников, в том числе Рузвельта и его окружение.
В письме от 19 июня 1942 года, подписанном министром Стимсоном и одобрен¬
ном начальниками штабов, обсуждалась возможность поражения СССР. Встре¬
воженный Рузвельт приказал 20 июня генералу Маршаллу и адмиралу Кингу
изложить свои соображения по поводу того, что следует сделать, если Совет¬
ская Армия начнет общее отступление в июле и возникнет угроза сдачи немцам
Москвы, Ленинграда и Кавказа в августе. Президент желал знать, что могут
сделать вооруженные силы США для «оттягивания» германских дивизий с рус¬
ского фронта. Видя начало наступательных операций немцев на советско-гер¬
манском фронте, Рузвельт ощущал необходимость в консультациях с главным
союзником — Черчиллем.
За день до приезда в Вашингтон Черчилля, 17 июня 1942 года, Рузвельт ука¬
зал своим высшим военным руководителям — Стимсону, Ноксу, Маршаллу, Кин¬
гу, что, если даже второй фронт не будет открыт в текущем году, следует сделать
что-либо в помощь русским. Вопрос приобретал критическое звучание. «Если
русские продержатся до декабря, союзники будут иметь преимущественные шан¬
сы выиграть войну, если же они “свернутся”, шансов на победу будет меньше по¬
ловины». Выбор встал между высадкой в Европе, высадкой в Северной Африке
в начале сентября и посылкой американских войск на помощь англичанам в Егип¬
те и Ливии. Только Стимсон и Маршалл отстаивали идею высадки во Франции,
но и они вскоре почувствовали, что Рузвельт отказался от нее.
Черчилль прибыл в Вашингтон 18 июня и на следующий день отправился в Гайд-
Парк. Здесь президент на местном аэродроме увидел, согласно Черчиллю, «самую
жесткую посадку в своей жизни». Президент встретил своего английского союз¬
ника на машине (он сам сидел за рулем) близ взлетной полосы, они объехали
Гайд-парк, стараясь ускользнуть от опеки секретной охраны. Колеса периодичес¬
ки повисали над обрывом, премьер молился о надежности тормозов, и Рузвельт,
видя опасения премьера, предложил ему потрогать бицепсы, которыми, по его
311

словам, восхищался известный боксер. В конечном счете автомобиль остановил¬
ся перед президентским домом. Ланч был готов, а после него лидеры уединились
в кабинете президента.
Далеко не все в американском правительстве восхищались дружбой двух ли¬
деров. Военный министр Стимсон писал: «Я обеспокоен влиянием премьера. Бе¬
да в том, что Уинстон Черчилль и ФДР сильны в одинаковых точках и слабы в сход¬
ном. Оба они проницательны и в обоих отсутствует необходимое равновесие».
Стимсон имел основание так говорить. Черчилль приложил все силы, чтобы отло¬
жить открытие второго фронта. Он старался быть «своим», был по-детски непо¬
средственным. Он ходил по газону босиком, демонстрировал не только дружест¬
венность, но и готовность занять вторые роли. Рузвельт неизменно называл его Уинстоном
и приглашал в очередную поездку по поместью.
Хотя оба политика не прекращали обсуждение мировых проблем, главный эпи¬
зод встречи произошел после обеда, когда Рузвельт пригласил Черчилля в свой не¬
большой кабинет. Англия не готова к высадке на континенте в 1942 году. Премьер
мотивировал свое мнение отсутствием ресурсов, изъянами планирования, крепо¬
стью германской обороны. Вечером президентский поезд помчал глав двух прави¬
тельств в Вашингтон. Утром следующего дня Черчилль использовал в поддержку
своей схемы действий падение Тобрука, пленение войсками Роммеля 25-тысячной
английской армии.
Суть происходящего заключалась в том, что Черчилль возглавил движение в сто¬
рону от «второго фронта». Он утверждал, что высадка во Франции обернется не¬
избежной катастрофой, не поможет в конечном счете русским, приведет к репрес¬
сиям немцев против французов и заставит отложить главные операции 1943 года.
«Ни один ответственный английский военачальник не был в состоянии предусмо¬
треть такие планы на сентябрь 1942 года, которые имели бы хоть какие-то шан¬
сы на успех... Есть ли такие планы у американских штабов?»
Дискуссии следующего дня, 21 июня 1942 года, дали ответ на вопрос премье¬
ра: большая операция, затрагивающая немцев, в 1942 году и «второй фронт»
в 1943 году. Обсуждалась (правда, в несколько неопределенных тонах) и возмож¬
ность на крайний случай высадки во Франции в 1942 году. Наиболее эффектив¬
ным средством помощи были признаны бомбардировочные рейды.
После ужина в большом доме Гайд-Парка, где к ним присоединился посол Аве-
релл Гарриман, президент и премьер выехали в Вашингтон. Черчилль снова раз¬
местился в Розовой комнате. Помощник Черчилля лорд Исмей пишет об этом вре¬
мени: «Есть нечто трогательное в их дружбе. Оба привыкли навещать друг друга
в Белом доме, словно два младших офицера, живущие в соседних квартирах. В них
не умерло нечто юношеское».
Если следить за тем фехтованием аргументами, которое происходило между
Рузвельтом и Черчиллем, то позиция президента выглядит почти безукоризнен-
312

ной. Он настаивал на том, во что верил и что считал необходимым: неотложная вы¬
садка в Европе, помощь СССР, где гитлеровские войска после взятия Харькова
устремились к Дону и Волге. Но детали иногда важнее главного. Рузвельт согла¬
шался с предложением послать танки не в Англию — «трамплин» высадки в Ев¬
ропе, а на Ближний Восток.
Известие о поражении при Тобруке, где 30 тысяч англичан сдались немцам,
сразило Черчилля. Наступила тишина, и Рузвельт обернулся в Черчиллю: «Чем
я могу помочь?» — «Дайте нам максимальное число танков “Шерман”, отправь¬
те их на Ближний Восток как можно скорее». (Президент послал за генералом
Маршаллом и в течение трех дней сотня танков и сотня самоходных орудий по¬
ступили в распоряжение восьмой британской армии в Египте.) Элеонора Рузвельт
не могла не отметить необычного вида обоих политиков. Ясно было, что оба на¬
ходятся под впечатлением прискорбных новостей, но в то же время «ясно было,
что оба они способны совладать с любой ситуацией. Я никогда не слышала ни от
одного из них, чтобы они усомнились в исходе войны. Это настроение непобеди¬
мости было заразительным, и никто вокруг не осмелился бы сказать, что не уве¬
рен в исходе войны».
Обратим внимание на то, что в критической для СССР обстановке конца ию¬
ня 1942 года американская сторона оказала немедленную помощь не ему, а Анг¬
лии, чье поражение при Тобруке было скорее громким, чем существенным. В ито¬
ге 300 новейших американских танков типа «Шерман» и 100 крупных самоходных
орудий получил английский союзник, охраняющий «сонную артерию» своей импе¬
рии, а не Советский Союз, подошедший к пределу сил. Дипломат Рузвельт в дан¬
ном случае сделал выбор, и этот выбор имел свой отзвук в будущем. Характерна
реакция нескольких ближайших сотрудников президента. Когда Рузвельт предло¬
жил рассмотреть возможность приложения крупных американских сил на терри¬
тории между Тегераном и Александрией, возмущенный председатель Объединен¬
ного комитета начальников штабов генерал Маршалл заявил: «Это такой уход от
всего, планировавшегося прежде, что я отказываюсь обсуждать новые планы,
по крайней мере в это время ночи». Маршалл демонстративно покинул зал. Стим¬
сон и Маршалл полагали, что поведение Рузвельта в данном случае безответствен¬
но («он говорит с фривольностью и с тем отсутствием ответственности, которое свой¬
ственно лишь детям»).
Северная Африка
В политике Рузвельта все более значительное место занимает французская Се¬
верная Африка. С точки зрения мировых событий 1941—1942 годов, Северная Аф¬
рика была окраиной, но с американских позиций северо-западный выступ Афри-
313

ки образовывал предпольную зону. В этом ракурсе для американского руководст¬
ва Алжир, Марокко и Тунис приобретали значение большее, чем могли придать дан¬
ному району численность его населения и природные ресурсы. Контроль над этой
зоной означал перекрытие пути к оконечности Африки, где расположен Дакар, бли¬
жайшая к американскому побережью территория. Роберту Мэрфи, профессиональ¬
ному дипломату, было поручено осуществление американских планов во француз¬
ской Африке. Когда Мэрфи прибыл за инструкциями к Рузвельту, он увидел на
столе президента огромную карту северо-западной Африки. О чрезвычайном ин¬
тересе Рузвельта к северо-африканским делам Мэрфи пишет в мемуарах: «Поли¬
тика правительства Соединенных Штатов в отношении французской Африки ста¬
ла личной политикой президента — он был ее инициатором, он ею руководил
и защищал вплоть до той поры, когда осенью 1942 года французская Северная Аф¬
рика стала первым значительным полем битвы американцев с немцами». Мэрфи
стал «личным представителем» президента, получил право обращаться к нему не¬
посредственно, и это позволяло ему занять особое место в иерархии госдепартамен¬
та. Штаты обязались поставлять в Северную Африку бензин — без него остано¬
вилась бы вся самоходная техника — и ряд других важных товаров. Взамен
американская инспекция получала право контроля над портами, где происходила
разгрузка, и соответствующими железными дорогами.
Между Рузвельтом и американскими военными обозначился серьезный рас¬
кол. Маршалл и Кинг в июле 1942 года объявили планируемую высадку в Север¬
ной Африке недостаточной компенсацией отказа от «второго фронта». Именно для
того чтобы выйти из тупика и предотвратить создание мощной оппозиции своим
планам, Рузвельт послал Маршалла, Кинга и Гопкинса в Англию для согласова¬
ния рабочих планов с англичанами. Там, полагал президент, талант Черчилля
и массированная мозговая атака английских военных авторитетов ослабит их осо¬
бую позицию. Перед отъездом, во время нескольких встреч 15 июля 1942 года Руз¬
вельт дал им понять, что союз с англичанами абсолютно существен и доводить де¬
ло до угрозы разрыва не стоит. Он осудил позицию «забрать игрушки и уйти». Твердо
пообещав военным высадку во Франции в 1943 году, отметил чрезвычайную важ¬
ность того, «чтобы американские войска вступили в бой уже в 1942 году» (име¬
лась в виду Северная Африка). Все это остудило генералов и адмиралов. По су¬
ществу, инструкции Маршаллу, Гопкинсу и Кингу содержали двусмысленность.
Отправляющейся в Лондон группе было дано указание отстаивать идею высадки
во Франции в текущем году, но если такое развитие событий «окажется оконча¬
тельно и определенно выходящим за рамки общей картины», следовало определить
другое место приложения американских сил в 1942 году.
Как можно было предвидеть, американская делегация встретила противодей¬
ствие англичан и, не имея за спиной безусловной и непоколебимой решимости
314

президента отстаивать именно европейский вариант, была вынуждена пойти на пал¬
лиатив. В качестве такового все чаще стала рассматриваться высадка союзных войск
в Северной Африке. Получив от Гопкинса сигнал, что англичане не прочь подождать
и с Северной Африкой, Рузвельт наконец «показал когти»: он потребовал, чтобы
работа по выработке планов началась немедленно, а сама высадка состоялась не по¬
зднее 20 октября 1942 года.
Высадка в Северной Африке была, по существу, предрешена. Только здесь
американские солдаты могли в данное время вступить в противоборство с немца¬
ми. Посылая высших военачальников в Лондон, Рузвельт, помимо прочего, совер¬
шал своего рода «революцию» в военной дипломатии: американцы еще могли ид¬
ти на уступки британской внешнеполитической стратегии, но отныне и далее они
ясно показывали, что английские военные и политические возможности несопос¬
тавимы с американскими, и отныне (сделав последние уступки) Вашингтон будет
определять ход мировой битвы. Рузвельт изложил это Черчиллю в мягкой форме.
В письме от 27 июля 1942 года он написал: «Я не могу не выразить того мнения,
что прошедшая неделя представляла собой поворотный пункт всей войны, и теперь
мы вступаем на наш путь плечом к плечу».
Согласием на изменение стратегического приоритета он зарабатывал очки
в отношениях с англичанами, но терял их в общей европейской политике.Рузвельт
был волен более активно помочь СССР в период Сталинграда, он мог принять бо¬
лее деятельное участие в освобождении западноевропейских и восточноевропей¬
ских народов. Президент не сделал этого в 1942 году, порождая для себя пробле¬
мы 1945 года.
Не открыв фронта на европейском Западе, союзники нарушили свое слово в кри¬
тический для СССР момент. Немецкие войска захватили Севастополь, вошли
в Ростов-наДону, они стояли у порога Кавказа и на подступах к Сталинграду. Не¬
сколько месяцев назад Рузвельт резко сократил военные поставки Советскому Со¬
юзу, объясняя это подготовкой к высадке в Европе, потребностями открытия вто¬
рого фронта. Одновременно англичане перестали посылать конвой в Мурманск. Большие
потери, писал Черчилль, «ставят под угрозу наше господство над Атлантикой». Имен¬
но тогда, в конце июля 1942 года, Сталин в ярости ответил Черчиллю, что войны
без потерь не ведутся, что Советский Союз несет неизмеримо большие потери; «Я
должен еще раз подчеркнуть,— писал Сталин,— что Советское правительство не
может терпимо отнестись к переносу открытия второго фронта в Европе на
1943 год».
Нельзя сказать, что Рузвельт не осознавал, какой ущерб наносит новое ан¬
гло-американское решение союзнической солидарности. Он говорил Черчиллю, в ка¬
кой «сложной и опасней ситуации оказался Сталин. Я думаю, мы должны попы¬
таться поставить себя на его место. Мы не можем ожидать ни от кого, чья страна
отражает вторжение, некоего общемирового воззрения на войну». Благодарный пре-
315

зиденту Черчилль, которого в эти дни более всего заботила охрана ближневосточ¬
ных позиций, вызвался изложить новую точку зрения западных союзников Ста¬
лину. Он вылетел в Москву из Кипра 10 августа 1942 года.
Вместе с Черчиллем в этот, пожалуй, наиболее критический период войны в Моск¬
ву прибыл человек, которого Рузвельт решил сделать главным связным между со¬
бой и советским руководством,— новый посол Аверелл Гарриман. В своих мему¬
арах Гарриман свидетельствует, каким шоком для советского руководства была
измена союзников данному ими слову. Сталин вручил Черчиллю и Гарриману па¬
мятную записку, в которой говорилось, что решение открыть второй фронт было окон¬
чательно подтверждено во время визита Молотова в Вашингтон, что советское ко¬
мандование осуществляло планирование операций летом и осенью 1942 года исходя
из того, что на западе континента будет открыт спасительный второй фронт. Аме¬
рика и Англия нанесли удар по своему главному союзнику, полностью поглощенно¬
му невероятным напряжением войны в решающий момент. Будет ли у Запада мо¬
ральное право становиться в позу судьи тремя годами позже? Лишь признавая, что
разрыв ослабил бы общие усилия, Сталин после горьких упреков приступил к рас¬
смотрению планов союзнической высадки в Северной Африке. Американцы и ан¬
гличане пообещали интенсифицировать бомбовые налеты на Германию.
И как часть «извинения», и как выражение стратегических союзнических пла¬
нов президент Рузвельт послал в эти дни телеграмму Сталину: «Мы должны вы¬
ставить наши силы и нашу мощь против Гитлера в ближайший возможный момент».
Трудно представить себе, как подействовали бы на самого Рузвельта подобные уте¬
шения, будь американские войска задействованы в битве, подобной сталинградской.
Рузвельт должен был понимать, что измена слову в критическое время отражает¬
ся на доверии к партнеру сейчас и в дальнейшем. Действия в роковой момент бро¬
сали тень на будущее.
Новые перспективы
Нет сомнений, что летом 1942 года президент Рузвельт много думал об ис¬
торической перспективе. Он ограничил круг тех, с кем откровенно обсуждал про¬
блемы будущего. Наиболее доверенное лицо тех лет Гарри Гопкинс писал в июне
1942 года: «Мы попросту не можем организовать мир вдвоем с англичанами,
не включая русских как полноправных партнеров. Если ситуация позволит, я бы
включил в это число и китайцев». В этих нескольких фразах основа стратегичес¬
кого замысла Рузвельта. В мире будущего не обойтись без СССР, эта страна бу¬
дет играть слишком большую роль, чтобы игнорировать ее на мировой арене.
Меньшее, чем на равный статус, русские не согласятся. Важно сделать так, что¬
бы США имели достаточное влияние, сдерживающее СССР и позволяющее пре-
316

обладать в мире. Его можно достичь за счет двух факторов: поддержки клонящей¬
ся к дезинтеграции Британской империи и опоры в Азии на Китай как противо¬
вес Советскому Союзу.
Рузвельт практически никогда не рисовал окончательную картину желаемо¬
го будущего. Но все стратегическое планирование 1942—1945 годов шло соглас¬
но этой схеме. И уже в 1942 году Рузвельт понимал: русские вряд ли забудут, что
остались в одиночестве в решающий период, если именно на их долю падет основ¬
ное бремя мировой войны.
Что касается Индии, Рузвельт ощущал необходимость разрешения этой про¬
блемы, но избегал (в частности, это видно из его письма, направленного Чан Кай¬
ши в июле 1942 года) оказывать давление на Лондон с целью предоставления Ин¬
дии независимости. В его мире будущего не было Индии как мировой державы.
Специалисты по Индии предупреждали Рузвельта, что Махатма Ганди уже обви¬
няет Америку в пособничестве британскому империализму. «Эта тенденция,— пи¬
сал Ганди,— ставит под вопрос ваше моральное лидерство в Азии и, следователь¬
но, способность Америки осуществлять свое влияние в деле приемлемого
и справедливого урегулирования в послевоенной Азии». Собственно, у президен¬
та были немалые сомнения и в отношении Китая. После пяти лет войны и без то¬
го слабая экономика Китая пришла в полный упадок. Его армия едва удерживала
оборонительные позиции. У США не было удобной и гарантированной дороги для
снабжения их главного союзника в Азии. Чтобы изменить положение, Рузвельт
предпринял ряд мер для консолидации американского влияния в этой стране. На¬
чальник штаба вооруженных сил гоминдановского Китая американский генерал Джо¬
зеф Стилуэл был назначен командующим американскими войсками практически
везде в Азии — в Китае, Индии, Бирме. Генерал Ченнолт руководил доброволь¬
ческой воздушной армией. Недостаток ресурсов уменьшал значимость американ¬
ского военного присутствия, но Рузвельт твердо надеялся, что со временем мощь
американцев и соответственно их влияние в Китае будут расти.
Складывается впечатление, что в целом ситуация лета 1942 года, отчаянная для
сил, ведущих прямую борьбу со странами «оси», не могла в некоторых своих аспек¬
тах не нравиться президенту Рузвельту. На его глазах Вашингтон становился под¬
линной мировой столицей. Гордый британский премьер откликался по первому зо¬
ву. Посланец из Москвы просил об открытии второго фронта. Руководители Китая
слезно умоляли о военной помощи. Вожди индийского движения за независимость
просили о поддержке. Ничего этого не было еще год назад. Рузвельт явно входил
во вкус мирового лидерства, стал привыкать быть «всеобщей надеждой», спасите¬
лем, источником неоценимой помощи, моральной и физической поддержки.
Чтобы удержать и закрепить растущее влияние на четырех континентах,
Рузвельт нуждался в надежной связи с ними. Именно эту связь поставили под уг¬
розу немцы, когда весной 1942 года начали топить гигантское количество кораб-
317

лей (общим водоизмещением до 800 тысяч тонн в месяц). В Берлине уже каль¬
кулировали, что при таком объеме потерь связь США с неоккупированными ча¬
стями Европы, Африки, Азии и с Австралией вскоре почти прекратится. Адми¬
рал Редер так и говорил Гитлеру в марте 1942 года: нужно топить не мбнее
600 тысяч тонн в месяц, чтобы связь США с Англией была полностью прерва¬
на. Гитлер, прежде несколько скептически относившийся к возможностям подвод¬
ных лодок, был приятно поражен. Адмирал Дениц собрался посылать дополнитель¬
ные подводные лодки (у немцев готовилась новая серия исключительно эффективных
подлодок «Шноркель») в Атлантику. Его остановил Гитлер, объявив, что не оке¬
анские маршруты, а зона к северу от Норвегии будет «зоной судьбы» для рейха.
Дениц доказывал, что всего десяток подводных лодок сможет остановить поток аме¬
риканских перевозок, но Гитлер повторил: лучшие подводные лодки пойдут в Се¬
верную Скандинавию. Пути снабжения СССР интересовали его гораздо больше,
чем выживание Англии.
У американцев не было эффективных средств обороны на морях, и свою на¬
дежду Рузвельт возлагал на то, чтобы строить на верфях кораблей больше, чем Гер¬
мания будет топить в океане. Стандартизировав производство кораблей, американ¬
цам удалось совершить невероятное. Судно типа «Либерти» создавалось на
конвейере за 60 с небольшим дней. Г. Кайзер, проектировщик многих американ¬
ских плотин, нашел еще более рациональное решение. В марте 1942 года он, по¬
лучив верфи в Калифорнии и Орегоне, сократил срок строительства «Либерти» до
40 дней и вскоре построил сухогруз «Джон Фиг» водоизмещением 10 тысяч тонн
за 24 дня. К концу года американцы начали покрывать свои потери на морях. Для ук¬
репления каналов связи и для распространения американского влияния в мире это
была одна из наиболее важных побед.
Летом 1942 года главной задачей становилось уже не собственно производ¬
ство, а адекватное распределение продукции крупнейшей в мире экономики по всем
тем многочисленным фронтам, которые так или иначе затрагивали американские
интересы. Вотированные конгрессом в первые десять месяцев 1942 года 160 мил¬
лиардов долларов начали давать весьма ощутимые результаты.
Готовясь к дипломатическим выяснениям отношений с союзниками и, главное,
к послевоенной реконструкции мира, президент Рузвельт начиная с 1942 года стал
полагаться на такие рычаги, каких никогда прежде не было в руках американцев. По¬
сле Пирл-Харбора конгресс снял все ограничения на численность вооруженных
сил, и армия США возросла до беспрецедентных размеров. Уже в январе 1942 го¬
да Рузвельт определил в качестве цели на конец года довести численность армии до
3,6 миллиона. Весной 1942 года президент пришел к выводу, что такая армия для гло¬
бальных операций недостаточна, он принял решение создать в текущем году 5-мил¬
лионную армию. Его главные военные советники пошли еще дальше. Генерал Мар¬
шалл предложил в 1943 году довести численность армии до 9 миллионов человек.
318

Часть советников рекомендовала Рузвельту не заглядывать слишком далеко
вперед, ограничить планирование примерно годом. Эти «жрецы осторожности» ис¬
ходили из того, что важнейшие стратегические обстоятельства будущего еще не оп¬
ределены. Так, весной 1942 года во влиятельных кругах Вашингтона сильны бы¬
ли сомнения, вынесет ли СССР летнее наступление немцев. Рузвельт полагал, что
возможно также резкое ухудшение положения США на Тихом океане, считал ре¬
альным захват Германией Северной Африки. Не будучи уверенным во многих
факторах мировой политики, Рузвельт на практике отверг соблазнительное дол¬
госрочное планирование. В военном производстве и выработке планов оптималь¬
ным сроком стал для него один год. Именно по такой системе работали основные
ведомства Вашингтона. Оформлялись рычаги связей с союзниками. Во время де¬
кабрьской (1941) встречи с Черчиллем президент договорился о создании Объе¬
диненного совета распределения военных материалов с отделениями в Вашингто¬
не и Лондоне. Были созданы также органы распределения морского транспорта,
сырьевых материалов, промышленной продукции, продуктов питания. Рузвельт ста¬
рался сохранить их двусторонний англо-американский характер. Бесспорно, его при¬
влекли необъятные просторы величайшей колониальной империи с ее неистощи¬
мыми ресурсами.
Тесно сотрудничая с англичанами, американцы, по существу, перенимали их
опыт и позиции. С точки зрения статуса наиболее привилегированного союзника
у Англии не было конкурентов. Когда правительство Чан Кайши попыталось пре¬
вратить дуумвират в триумвират, эти поползновения были отвергнуты на том ос¬
новании, что, находясь в отдаленном и плохо связанном с внешним миром положе¬
нии, Китай не может быть членом «клуба», главной задачей которого является мировое
распределение ресурсов.
Начиная с 1942 года главным экономическим рычагом Рузвельта становит¬
ся ленд-лиз. У администрации был годичный опыт связей с союзниками. Белый дом
уже ощутил значимость этого орудия американской внешней политики и внутрен¬
него роста. Согласно советско-американским договоренностям, США должны
были поставить к 1 апреля 1942 года 42 тысячи тонн стальной проволоки, а поста¬
вили лишь 7 тысяч, нержавеющей стали было поставлено 22 тысячи тонн вместо
120 тысяч, холодного проката — 19 тысяч тонн вместо 48 тысяч и т.п. Президент
сказал, что только англичане оказались для России еще менее надежными союз¬
никами: «Они обещали предоставить в распоряжение русских две дивизии и не пре¬
доставили вовсе. Они обещали им помощь на Кавказе. И не оказали ее. Все обе¬
щания, данные англичанами русским, оказались невыполненными... Единственная
причина, почему мы до сих пор ладили с русскими, заключается в том, что мы по¬
ка выполняли свои обязательства». Лишь в июле—августе 1942 года американ¬
ские поставки, приблизились к намеченным цифрам. Понадобился год, и какой год, что¬
бы американская помощь стала реальным фактором войны.
319

Переломить тенденцию
Итак, к середине 1942 года Рузвельт переживал своего рода критический пе¬
риод, связанный с тем, что противники на всех фронтах теснили великую коали¬
цию, и переломить эту тенденцию никак не удавалось. В Атлантическом океане гер¬
манские подводные лодки грозили изолировать Америку от основных полей
сражений в Европе. В Тихом океане японцы, несмотря на большие потери у ост¬
рова Мидуэй, не сбавили скорости своего продвижения на юг и на восток, к Ав¬
стралии.
В начале мая 1942 года остатки американских войск на Филиппинах сдались
японцам. Их было ни много ни мало 20 тысяч человек со всей амуницией. Воз¬
можно, это был наиболее унизительный для США момент во всей второй миро¬
вой войне. Каскад японских побед продолжался безостановочно примерно до 8 мая,
когда удача и везение императорских войск наконец встретили настоящее сопро¬
тивление.
Благодаря дешифровке японских радиосообщений командующий Тихоокеан¬
ским флотом (после Пирл-Харбора им стал адмирал Нимиц) получил сведения о том,
что японцы собираются высадить десант на Новой Гвинее и захватать Порт-Мор¬
сби, главную австралийскую базу в этом регионе на подходе к собственно Авст¬
ралии. Оставалось организовать засаду. В ней участвовали тяжелый крейсер «Лек¬
сингтон» и авианосец «Йорктаун». В направляющуюся к Порт-Морсби японскую
эскадру входили два тяжелых авианосца «Цуйкаку» и «Сойкаку», а также легкий
авианосец «Сохе».
Встреча двух эскадр пришлась на 8 мая 1942 года. Началось заметное в исто¬
рии войны на Тихом океане сражение в Коралловом море. Оно происходило в окру¬
женном рифами водном пространстве между Новой Гвинеей, Соломоновыми остро¬
вами, Новыми Гебридами, Новой Каледонией и северо-восточным побережьем
Австралии. Лучшие японские асы, отличившиеся в Пирл-Харборе, на этот раз име¬
ли частичный успех. Был потоплен «Лексингтон», но поднявшиеся с его палубы бом¬
бардировщики и самолеты авианосца «Йорктаун» заставили японскую эскадру от¬
ступить, неся потери в самолетах и судах. На фоне прежних очевидных японских побед
это было определенное изменение тенденции. Японцы еще владели преимуществом
в истребительной авиация — их «Зеро» превосходили американские,— но общий
план захвата Новой Гвинеи был сорван — первая удача США в борьбе с Японией.
В стратегическом плане наметился перелом: эра «безнаказанных» японских побед по¬
дошла к концу. Для США это означало, что верфи и доки двух побережий будут иметь
больше времени для демонстрации того, во что американцы свято верили,— техни¬
ческого и индустриального превосходства Штатов.
Ареной следующего этапа в борьбе США и Японии за Тихий океан стал Ми¬
дуэй. Этот остров, одиноко лежащий в северо-западной части Тихого океана при-
320

мерно на трети пути от Пирл-Харбора к Токио, был важен американцам для
службы воздушной разведки, совершавшей облеты океана, а также благодаря сво¬
ей радиостанции, перехватывающей депеши японцев. Японцы намеревались захва¬
тить Мидуэй как трамплин к Гавайям, Панамскому каналу, Калифорнии. В Токио
надеялись, что осуществление их плана подорвет американо-английский союз
и внутренние позиции президента Рузвельта. Битва за Мидуэй — своеобразный
водораздел между триумфом японцев в первые месяцы и последующей затяжной
войной на истощение, в которой США с их индустрией и ресурсами получили пред¬
почтительные шансы.
Япония выступила на захват крохотного Мидуэя с невиданными для воен¬
но-морской истории силами. Флот адмирала Ямамото состоял из 8 авианосцев,
10 линкоров, 21 крейсера, 70 миноносцев и 15 крупных подводных лодок, не счи¬
тая вспомогательных судов. На палубах авианосцев стояли 352 истребителя
«Зеро» и 277 бомбардировщиков. Соединенные Штаты располагали лишь 3 авиа¬
носцами, 8 крейсерами, 14 эсминцами и 25 подводными лодками — соотноше¬
ние один к трем в пользу японцев. Неоценимым преимуществом американской
стороны было знание военного кода японцев. В радиограммах японцев в качест¬
ве цели захвата фигурировало некое АФ. Адмирал Нимиц полагал, что речь идет
о Мидуэе, а в Вашингтоне считали, что так обозначены Гавайские острова. Тог¬
да Нимиц послал ложную телеграмму о том, что на Мидуэе вышел из строя пункт
дистилляции воды, и японские радиограммы отметили, что на АФ намечается не¬
хватка пресной воды. В результате все американские силы были заранее броше¬
ны к Мидуэю.
Задача поднявшихся с авианосцев в воздух американских бомбардировщиков
была ясна и опасна: японские авианосцы должны пойти ко дну, иначе США ли¬
шатся сил на Тихом океане. Между 7 и 10 часами утра 78 американских бомбар¬
дировщиков на низкой высоте обрушились на те самые авианосцы, чьи самолеты
осуществили налет на Пирл-Харбор. Результаты были плачевны — 48 бомбар¬
дировщиков рухнули в океан, не нанеся урона японским кораблям. Но эти жерт¬
вы были не напрасны. Перегруженные самолетами и занятые подготовкой ко вто¬
рому налету на Мидуэй авианосцы адмирала Нагумо позволили трем американским
авианосцам «Энтерпрайз», «Хорнет» и «Йорктаун» приблизиться к японскому фло¬
ту. Уверенный в окончании налета Нагумо приказал перевооружить свои бомбар¬
дировщики торпедами — против американских кораблей.
Японский адмирал полагал, что все самолеты противника уже задействова¬
ны в бою. Но он фатально ошибся. Когда на палубах японских авианосцев произ¬
водилась громоздкая операция перевооружения, в небе неожиданно появились
17 старых бомбардировщиков с «Йорктауна» и 32 с «Энтерпрайза». В течение ше¬
сти минут японский флот понес исключительные по значимости потери — были по¬
топлены четыре ударных авианосца «Кага», «Акага», «Сорю» и «Хирю». В ре-
321

зультате битвы у Мидуэя японский флот потерял половину своих авианосцев,
55% своей авианосной ударной силы. (За все оставшееся время войны Япония су¬
мела построить еще лишь пять авианосцев.) Такого страшного удара император¬
ская Япония еще не знала. Возможно, не менее важной для Японии была потеря
на палубах тонущих кораблей почти половины летчиков-асов, показавших свою ква¬
лификацию в Китае, на Пирл-Харборе, Малайе и Яве. Подходил к концу пери¬
од (между декабрем 1941 и июнем 1942 года) японского контроля над огромной
зоной Восточной Азии. Была создана важнейшая предпосылка для мобилизации
американских сил.
Рузвельт назначил командующим военно-морскими силами США адмира¬
ла Э. Кинга. Фокусом борьбы на Тихом океане стал Гвадалканал, где американ¬
цы отразили четыре японских наступления. Нельзя сказать, что в Вашингтоне бы¬
ла полностью восстановлена уверенность. Президент в полной мере осознавал
значимость исчезновения из окружающих Гвадалканал вод американских авианос¬
цев. На Гвадалканал был отправлен вице-адмирал Холен, давший американским
войскам знаменитые инструкции: «Убивайте японцев. Убивайте японцев. Продол¬
жайте убивать японцев». Приказы противоположной стороны звучали примерно
в том же духе, и напряжение достигло своего пика.
Шангри-Ла
Летом 1942 года на базе детского лагеря примерно в ста километрах от Ва¬
шингтона, в лесу соседнего штата Мэриленд, была оборудована летняя резиден¬
ция президента, названая Рузвельтом Шангри-Ла (так называлась сказочная
страна у одного из американских писателей; позднее Шангри-Ла будет переиме¬
нована президентом Эйзенхауэром в Кемп-Дэвид). Причина строительства заклю¬
чалась в предупреждении секретной службы об опасности плавать по открытым во¬
доемам на яхте. Комплекс состоял из шести непритязательных зданий, соединенных
между собой дорожками. Главная президентская «хижина» состояла из совме¬
щенной гостиной и столовой, четырех спальных комнат, двух ванных комнат и кух¬
ни. Отрадой президента был вид на зеленую долину, открывающийся с веранды.
Это было любимое место Рузвельта, здесь он принимал гостей, сидел над коллек¬
цией марок, читал и размышлял.
Летом 1942 года в ходе войны установилось некое динамическое равнове¬
сие, но никто не мог дать гарантии, что маятник не качнется в пользу стран «оси».
Именно в это время Рузвельт принял решение «прощупать пульс Америки». 17 сен¬
тября Франклин и Элеонора в специальном президентском поезде из десяти ва¬
гонов отправились в двухнедельную инспекционную поездку по военным заво¬
дам, верфям и воинским лагерям. Своему начальнику охраны Майку Рейли
322

президент сказал, что проедет от побережья до побережья без помпезных встреч,
парадов и церемоний. Он не желает отвлекать страну от быстрого наращивания
мускулов. Сохранение секретности было возможно только в случае движения «вне
расписания». Обычно власти штатов и руководители предприятий оповещались
в три часа ночи. Журналисты писали о посещении того или иного объекта толь¬
ко после окончания визита. В своем неафишируемом движении по Америке Руз¬
вельты покрыли почти 15 тысяч километров. Первой большой остановкой был Де¬
тройт в Мичигане — сердце автомобильной промышленности. «Дженерал
моторе» производил теперь самолеты, зенитные орудия, дизельные моторы для
подводных лодок. «Форд» выпускал бомбардировщики, бронетранспортеры,
армейские грузовики, джипы. «Крайслер» делал танки, моторы, мины. Промы¬
шленность, еще совсем недавно производившая 4 миллиона автомобилей в год,
теперь поставляла три четверти авиамоторов, половину танков, треть всех выпу¬
скаемых Америкой пулеметов.
Открытый автомобиль Рузвельта остановился в крайслеровском цехе, про¬
изводящем больше танков, чем любой завод в мире, и расположенном на месте, где
всего год назад было кукурузное поле. Один из рабочих воскликнул: «Господи, да это
же старина Фрэнк!» Президент от удовольствия рассмеялся и помахал тому шля¬
пой. На специальной площадке опробовали новый танк «Шерман-4», будущую ос¬
новную машину американской армии. Нервы президента подверглись испытанию,
когда движущийся на полной скорости «Шерман» остановился в пяти метрах от
машины, Рузвельт воскликнул: «Хороший водитель!»
Именно в это время Гитлер объявил о самом большом увеличении германско¬
го производства танков — до 800 в месяц. Американцы уже производили 4 ты¬
сячи танков в месяц и продолжали наращивать мощности. Самые грандиозные пла¬
ны немцев не составляли и 15 процентов рубежей, намеченных администрацией Рузвельта.
Старый Генри Форд принял на своем заводе давнего политического против¬
ника. Посаженный между четой Рузвельтов Форд без особого удовольствия на¬
блюдал за энтузиазмом приветствующих президента рабочих. Впервые в истории
компании наряду с мужчинами на заводе работали женщины. Вскоре этот фордов-
ский завод производил уже 600 бомбардировщиков в месяц.
На западном побережье, в Сиэтле, президент наблюдал за массовым произ¬
водством самолетов, которые своим силуэтом вызывали странные чувства на зем¬
ле и всеобщее восхищение в воздухе. Между 1940 и 1945 годом было построено
почти 13 тысяч Б-17, ставших ударной воздушной силой Америки в боях против
японцев и немцев. В Портленде Рузвельт «окрестил» корабль «Тиль», киль кото¬
рого был заложен лишь десять дней назад. Дочь Анна вспомнила пояснения от¬
ца, как нужно наносить удар в бейсболе, и ударила бутылкой шампанского по
корпусу новорожденного судна. Восхищенный Рузвельт наблюдал из машины, как
на воду сходило 576-е судно, произведенное на этой верфи за 18 месяцев. В Ка-
323

лифорнии президент видел, как создаются «Дугласы С-54» — огромные транс¬
портные самолеты. Овация последовала, когда рабочие узнали в пассажире зеле¬
ного автомобиля своего президента.
Это был незабываемый год для Рузвельта, как и для всей Америки. Армия
увеличилась на 4 миллиона человек, достигнув уровня 5,5 миллионов. Боеспособ¬
ными стали 37 новых дивизий — вдвое больше прежнего. Авиация увеличилась
вчетверо. Все это не могло не произвести глубокого впечатления на президента, ко¬
торый 1 октября 1942 года возвратился в Вашингтон и сразу же собрал большую
пресс-конференцию. Репортерам, «задним числом» узнавшим о поездке президен¬
та, он сказал, что моральное состояние нации находится «на самом высоком уров¬
не. Люди очень восприимчивы к необходимости поднять военный дух».
Он сидел перед журналистами в рубашке с короткими рукавами, курил сига¬
рету с длинным мундштуком, и трудно было представить, что он только что завер¬
шил путь в 15 тысяч километров. Пресса отметила «отсутствие следов переутом¬
ления», его голос был «мягким и спокойным». Через несколько дней он выступил
по радио, обращаясь ко всей стране в день Колумба (12 октября). Главное, что он
увидел в поездке: «Американский народ объединен как никогда ранее в своей ре¬
шимости проделать необходимую работу и сделать ее хорошо». Американский
народ понимал, что ведет справедливую войну, он готов был идти на жертвы и ли¬
шения, он давал большой кредит политике Рузвельта. В такой обстановке Рузвельт
смог понизить призывной возраст с двадцати до восемнадцати лет.
Осенью 1942 года, в дни осмысления своей тайной поездки по стране, Руз¬
вельт начал проникаться идеей конечной победы коалиции, которую он надеялся
возглавить. Английскому королю Георгу он пишет в середине октября 1942 года:
«В целом ситуация для всех нас осенью 1942 года лучше, чем она была прошлой
весной, и хотя на протяжении 1943 года мы еще не достигнем полной победы, со¬
бытия повернулись в положительную для нас сторону, в то время как страны «оси»
уже почти миновали пик своей эффективности».
В октябре 1942 года специальный поезд, посланный Черчиллем в Бристоль,
привез Элеонору Рузвельт в Лондон на вокзал Паддингтон. В числе встречающих
была королевская чета, министр иностранных дел Иден и генерал Эйзенхауэр, за¬
нятый подготовкой вторжения на континент. Супруга Рузвельта провела ночь
в Чекерсе, резиденции премьер-министра. Но Черчиллю было нелегко с Элеоно¬
рой, чьи прямо выраженные взгляды далеко не всегда совпадали с его собствен¬
ными. Однако в целом влияние Элеоноры Рузвельт на английское общество бы¬
ло таково, что министр пропаганды «третьего рейха» Геббельс был вынужден
разослать особую директиву издателям германских газет о том, как подавать ее ви¬
зит. Но американская пресса была свободна от подобных запретов, и Рузвельт с ин¬
тересом читал о популярности своей жены в Англии. Он поблагодарил Черчилля
за прием.
324

Дома, в США, происходила кофейная драма. 31 октября 1942 года правитель¬
ство рационировало кофе до одной чашки в день каждому американцу старше
пятнадцати лет (среднее потребление составляло три чашки). Любимый 83 мил¬
лионами напиток стал частью американской жизни с XVII века. Резонанс обще¬
ственного мнения сказался на промежуточных выборах 3 ноября. Впервые Рузвельт
голосовал в Гайд-Парке в одиночестве. Председатель избирательной комиссии по¬
просил его назвать свою фамилию, и он, как и все сорок лет до того, ответил
«Рузвельт» и добавил: «Мне кажется, я называл ту же фамилию и в прошлый раз».
Сталинград и союзники
Германские войска тем временем вошли в пригороды Сталинграда. Из своего
бетонного бункера в Виннице Гитлер требовал «сконцентрировать все возможные люд¬
ские резервы и захватить в максимально короткое время весь Сталинград и берега
Волги». Но дни превращались в недели, а шестая армия генерала Паулюса так и не
завладела Сталинградом. Напряжение было таково, что и в Белом доме, и в Крем¬
ле октябрь 1942 года называли самым критическим временем всей войны.
Историческая истина вынуждает сказать, что в этот самый суровый час для
СССР его союзники — американцы и англичане — застыли в выжидательной по¬
зиции. Стало ясно, что обещанный второй фронт в Европе открыт не будет. Уэн¬
делл Уилки, политический соперник Рузвельта, говорил тогда в Москве, что не¬
выполнение решения об открытии второго фронта порождает «страшный риск». Между
тем замену операции в Европе Рузвельт и Черчилль нашли в идее высадки в Се¬
верной Африке.
Когда Р. Мэрфи прибыл в Вашингтон 31 августа 1942 года, он увидел, что Се¬
верная Африка получила почти полный приоритет в работе военного и внешнепо¬
литического ведомств правительственного аппарата. Его тотчас же принял прези¬
дент. «Рузвельт был более ответственен за принятие плана африканской операции,
чем кто-либо другой.» Восстановление французской империи и политическое при¬
знание французских властей не соответствовали тому курсу, которому следовала
американская сторона в своих взаимоотношениях с французами. Это привело
впоследствии к недоразумениям, противоречиям и столкновениям. Осенью 1942 го¬
да политические разногласия еще крылись за военной стороной дела, за подготов¬
кой к операции «Торч». Мэрфи ознакомил Рузвельта с кандидатурой генерала Жи¬
ро как будущего высшего французского администратора.
В Шангри-Ла Рузвельт с нетерпением ждал первых сообщений о высадке аме¬
риканских войск в Северной Африке. Операцией командовал Эйзенхауэр. 70 ты¬
сяч американских морских пехотинцев на 60 судах изготовились к броску на север
африканского континента. Среди них был и сын президента Франклин Делано Руз-
325

вельт-младший, офицер-артиллерист на эсминце «Мейрант». Десант был оснащен
лучшим американским оружием, танками «Шерман,» амфибиями, только что по¬
явившимися базуками. Впечатляло снабжение отдельного десантника: черные ба¬
скетбольные ботинки, дополнительные шерстяные одеяла, респираторы от пыли,
антимоскитные сетки, носки для сна, увеличительные стекла, резиновые сапоги, ве¬
лосипеды и многое другое.
В Вашингтоне в системе госдепартамента в декабре 1942 года обсуждается
проект, предусматривающий создание в будущем в Тихоокеанском бассейне сис¬
темы опеки под руководством американцев. Борьба с Японией стала видеться
в ракурсе достижения возможности доминирования США в гигантском регионе.
Но для доминирования в этом регионе абсолютно необходимо было укрепление аме¬
риканских позиций в Китае. Перед Рузвельтом встал вопрос о месте Китая в со¬
юзнических усилиях в целом. После решения генерала Маршалла передать авиа¬
цию, первоначально предназначавшуюся китайцам, для защиты Индии
генералиссимус Чан Кайши взорвался и заявил: «С Китаем обращаются не как с рав¬
ным союзником, подобным Англии и России, а как со слугой... Когда я был в Ин¬
дии, Ганди сказал мне: “Они никогда по своей воле не будут обращаться с индий¬
цами как с равными, почему они не допускают Вашу страну даже к штабному
планированию? ».
Все более чувствуя свою значимость для отступающих перед ударами япон¬
цев союзников, Чан Кайши к лету 1942 года отошел от прежнего «униженного»
тона в диалоге с Рузвельтом. Генералиссимус предупредил президента, что без су¬
щественной помощи союзников «китайское доверие к ним будет полностью поко¬
леблено» и последует крушение китайского фронта. Рузвельт возвратил отобран¬
ные у Стилуэла авиационные части, постарался защитить от японцев бирманскую
дорогу. В беседах по радио он неустанно превозносил китайскую армию. Важней¬
шим был следующий пассаж: «В будущем непобедимый Китай будет играть до¬
стойную его роль в поддержании мира и процветания во всем мире». Рузвельт га¬
рантировал Чан Кайши место в Тихоокеанском военном совете.
Мысли о будущем
Возможно, первые глубокие размышления Рузвельта о мире будущего, о по¬
слевоенной системе международных отношений относятся именно к середине
1942 года. Тогда им было принято как аксиома то положение, что будущий мир нель¬
зя будет сохранить без союза с СССР и Великобританией. Проблемы границ СССР
и имперских притязаний Лондона не казались в этот момент Рузвельту непреодо¬
лимыми. Когда летом Ганди и Чан Кайши обратились к нему с просьбой о предо¬
ставлении независимости Индии, он призвал их отложить дело ради «общей борь-
326

бы против общего врага». Начиная с этого времени изобретенный в начале миро¬
вой войны американскими планировщиками термин «большая территория» стал ус¬
ловным названием для той части мира, где американское индустриальное могуще¬
ство не встречало бы внешних препятствий.
Впервые в своей истории Соединенные Штаты получили подобные внешнепо¬
литические возможности. Если в 1939 году Ф. Рузвельт «возлагал» на Англию за¬
дачу «спасения цивилизации», то в 1942 году он и его помощники, сознавая ценность
союза с Великобританией, уже предусматривали главенство в дуэте Соединенных Шта¬
тов. «Чемберлен,— пишет английский историк Д. Рейнольдс — предвидел такой ход
событий, и его внешняя политика была частично направлена на избежание подобной
ситуации: будучи однажды разбуженным, спящий гигант неизбежно превратит сво¬
его английского союзника в карлика». И хотя, находясь под прицелом гитлеровцев,
англичане приветствовали принятие Америкой роли мировой державы, они уже
предчувствовали неизбежное — рост могущества США за счет, в частности, запад¬
ноевропейских союзников. Разумеется, в тот критический период никто из находя¬
щихся у кормила власти в США не прибегал к циничным выражениям о дележе ан¬
глийского наследства. Но смысл американских планов в отношении Британской
империи от этого не менялся. С развертыванием в 1941 году масштабов мировой вой¬
ны внешнеполитическое планирование США пошло по линии расширения «большой
территории». Постепенно в нее вошли помимо фрагментов Британской империи ча¬
сти других обанкротившихся европейских метрополий. Франции предстояло занять
после мировой войны скромное положение средней европейской державы, а наибо¬
лее стратегически важные из ее колоний были включены в «большую территорию».
Три региона этой империи вызывали особый интерес Рузвельта — Северная Афри¬
ка, Западная Африка (ближайшая к южноамериканскому континенту часть афри¬
канских владений Франции — район Дакара) и французский Индокитай. В Атлан¬
тике к 1942 году стратегия «большой территории» предполагала определенную
степень контроля над Исландией, Азорскими островами, Островами Зеленого мы¬
са и Дакаром. В Исландии уже находилась бригада морской пехоты США. Эти 4 ты¬
сячи морских пехотинцев — первый контингент вооруженных сил США в Европе,
где американское военное присутствие стало с тех пор постоянным.
В этот критически важный для США период перехода от изоляции к вовле¬
ченности глобального масштаба своеобразным мостиком для американской ди¬
пломатии послужило формирование особых отношений с Великобританией, импер¬
ским лидером полутора предшествующих столетий. Необычная форма отношений,
на которую Лондон пошел вследствие смертельной угрозы самой национальной не¬
зависимости, стала трамплином для американской экспансии. Процесс освоения гло¬
бальной роли Америки не прошел бы столь гладко, если бы слабеющий британский
лев не передал ей доли своего опыта, не поделился своими знаниями, не оказал под¬
держки.
327

Во-первых, Соединенные Штаты под руководством английских учителей на¬
чали создавать «глаза и уши» империи — разветвленную разведывательную
сеть. «Интеллидженс сервис» стоял у колыбели как внутренней контрразведки,
так и глобальной сети шпионажа. Федеральное бюро расследований под руковод¬
ством командированного английскими органами безопасности У. Стивенсона ста¬
ло приобретать, помимо прежних функций тайной полиции, функции контрраз¬
ведки, причем деятельность ФБР была расширена на заграницу, и уже вскоре глава
ФБР Э.Гувер ставил себе в заслугу предотвращение пронацистских переворотов
в Боливии и Панаме. Английские учителя убедили американцев в необходимос¬
ти создания специализированных служб зарубежной разведки. Эмбрионом Цен¬
трального разведывательного управления стала Организация стратегических
служб.
Во-вторых, необычный (несанкционированный до 1942 года конгрессом)
союз с Англией позволил США весьма быстро оснастить свою военную машину.
Без английского участия это был бы более длительный, более дорогостоящий и ме¬
нее эффективный процесс. Англию и ее базы по всему миру посетили многие ты¬
сячи американцев, воспринявшие многовековой опыт имперской державы, страны,
которая уже два года вела современную войну. Рождение, скажем, мощных «ле¬
тающих крепостей» — бомбардировщиков Б-26 — было бы невозможно без
консультаций английских авиационных экспертов. Американцы благодаря англи¬
чанам получили главные военные секреты мировой войны, такие как радиолокация
и использование ядерной энергии. Научно-исследовательский комитет США на¬
правил своим представителем в Англию президента Гарвардского университета Дж. Ко¬
нанта.
В-третьих, готовность к сотрудничеству находящихся под смертельной угро¬
зой англичан позволила начать «освоение» территорий, контролирующих значитель¬
ную часть мирового океана, подходы к важнейшим в стратегическом отношении зо¬
нам. С английской помощью США оккупировали Исландию и Гренландию,
подготовили высадку на Азорских островах, на Мартинике и во многих других ме¬
стах. Так критическое состояние Британской империи было вольно и невольно ис¬
пользовано Ф.Рузвельтом для превращения США в первую державу Запада.
Надир коалиционной войны
Лето 1942 года, видимо, является самой нижней точкой для стран антигит¬
леровской коалиции. Европа почти целиком находилась в руках нацистов, а в Азии
японцы устремились к Индии и Австралии. Геббельс пишет в дневнике: «Иссле¬
дования в области атомного оружия достигли той точки, когда результаты уже мо¬
гут быть использованы. Грандиозные размеры разрушений могут быть осуществ-
328

лены минимальными усилиями... Современная техника дает в руки человеческих
существ невероятные средства разрушения. Германская наука находится в авангар¬
де исследований в этой области. Важно, что мы находимся впереди всех, ибо тот,
кто осуществит революционный прорыв в научных изысканиях, имеет наибольшие
шансы добиться победы».
Рузвельт и Черчилль на встрече летом 1942 года немало часов посвятили «тру¬
бочным сплавам», как, согласно английской терминологии, назывался проект во¬
енного использования атомной энергии. Именно в эти дни, видя реальную опас¬
ность дезинтеграции Британской империи, Черчилль согласился на главенство
американцев в атомном проекте. В июне 1942 года Рузвельт поручил военному ми¬
нистерству взять проект в свои руки. Здесь в рамках корпуса армейских офице¬
ров был создан особый отдел, перед которым стояла задача осуществить крупно¬
масштабные разработки и исследования в наглухо отгороженных от внешнего мира
лабораториях и полигонах. Название «Манхэттен» проект получил в августе
1942 года. Рузвельт знал, что германские физики идут той же дорогой, и судьбы
войны во многом зависят от научных успехов. Дж. Конант (в общем и целом, как
и Рузвельт, оптимист по натуре) определил, что немцы, возможно, на год опере¬
жают американцев, тогда как даже «трехмесячное отставание было бы фатальным».
В конечном счете проект «Манхэттен» обошелся в 2 миллиарда долларов. Бы¬
ло построено 37 испытательных установок в И штатах США и в Канаде. В реа¬
лизации проекта участвовало примерно 120 тысяч человек (по данным Р. Патер¬
сона, представленным Г. Стимсону 25 февраля 1945 года). С целью централизовать
организационные усилия Рузвельт назначил бригадного генерала Лесли Гроувза глав¬
ным ответственным за реализацию проекта «Манхэттен». Он руководил всеми за¬
действованными силами и средствами. С точки же зрения президентского участия
важно отметить, что с этого времени те или иные действия президент осуществ¬
лял только через военного министра Г. Стимсона как ведущую фигуру в админи¬
страции, курирующей проект. Отношение Рузвельта к проекту «Манхэттен» го¬
ворит о его интуиции, свободном от предубеждений восприятии революционных
перемен в мире науки как фактора построения искомой системы международных
отношений в будущем. Рузвельт, полагает американский историк М. Шервин,
«думал, что бомба может быть использована для создания мирного мирового по¬
рядка, он, по-видимому, считал, что угроза ее применения более эффективна, чем
любые возможности международного сотрудничества». И, по мнению Рузвельта,
хотя мир будут контролировать «четверо полицейских», лишь два из них — США
и Великобритания — станут владеть атомным оружием.
Решающим днем в германском подходе к атомному оружию было 6 июня 1942 го¬
да, когда нобелевский лауреат физик Гейзенберг встретился с министром военных
запасов А. Шпеером, близким к Гитлеру, и доложил ему о ходе исследований
в области использования урана. Он сказал, что Германия определенно имеет необ-
329

ходимые знания для получения атомной энергии из урана и что теоретически воз¬
можно создание атомного оружия. Но впереди предстояло решение сложных тех¬
нических проблем: нахождение критической массы, исследование цепной реакции —
огромные дорогостоящие эксперименты. Шпеер пришел к выводу, что работы
следует продолжать, но учитывать при этом ограниченность германских ресурсов.
В этом Шпеер прямо повторял Гитлера: он, будучи на данном этапе уверен в по¬
бедоносном окончании войны, приказал закрыть все проекты, касающиеся новых
видов оружия, за исключением тех, которые будут готовы к полевым испытаниям
в течение шести недель.
Во время Нюрнбергского процесса Шпеер сообщил, что Гитлер обсуждал воз¬
можность создания атомной бомбы. 6 мая 1942 года Шпеер поставил перед фю¬
рером вопрос о судьбе атомного проекта и предложил назначить Геринга главой им¬
перского исследовательского совета, чтобы придать делу необходимую важность.
Но Гитлер не пришел к окончательному решению этого вопроса ни тогда, ни на но¬
вом обсуждении 23 июня 1942 года. Он показал свою заинтересованность, но не
был убежден в достижимости цели. Его страшил временной фактор. Речь шла о трех¬
четырехлетней программе. В конце концов Шпееру было приказано направить ис¬
следования на создание уранового мотора для танков или подводных лодок, после
чего Гитлер потерял интерес к проблеме. Именовавший себя революционером фю¬
рер не сумел увидеть единственное средство, которое всерьез могло повлиять на ис¬
ход той смертельной борьбы, в которую он вовлек свой народ, всю Европу и Се¬
верную Америку. Никогда не называвший себя революционером Рузвельт разглядел
важнейшее силовое средство XX века.

Глава двенадцатая
МЖ1ВОЙНЫ
Страны «оси» знали, что они должны выиг¬
рать войну в 1942 году, в противном случае они
потеряют все. Мне нет нужды напоминать вам,
что они не выиграли войну в 1942 году.
Ф. Рузвельт, 1943 г.
Президент становится все больше и больше
центральной фигурой, источником инициативы,
власти и, конечно, ответственности.
У. Хассет, 1942 г.
ходе первого этапа развертывания мировой стратегии детализированное пер-
■^^спективное планирование в Америке сосредоточивалось в государственном
департаменте. Уже в 1941 году в нем был создан отдел специальных иссле¬
дований, руководимый Лео Пазвольским. С вступлением войны в кульминацион¬
ную фазу Рузвельт, подняв значимость планирования, «приблизил» планиров¬
щиков к Белому дому. Именно в это время он ставит во главе специального
Президентского комитета по послевоенной внешней политике государственного се¬
кретаря Кордела Халла. Данный комитет имел уже сложную бюрократическую струк¬
туру. Он состоял из пяти специализированных подкомитетов, в которые входили
как правительственные чиновники, так и привлеченные извне специалисты. Под¬
комитеты породили немалое число докладов, но вся эта прогностическая и футу¬
рологическая литература воспринималась Рузвельтом лишь как подсобный «склад
идей», а деятельность комитета как вспомогательный интеллектуальный «штурм».
Наряду с исполнительной властью планированием внешней политики занимались
и отдельные комитеты конгресса. Сухопутные войска, военно-воздушные силы и во¬
енно-морской флот также обращались к анализу послевоенного мира, проблем
будущего.
В1942 году, когда обозначились первые признаки возможной победы, внеш¬
неполитическим планированием стали заниматься и в академических кругах. Здесь
высказывались идеи, заинтересовавшие хозяина Белого дома. Новому для США
геополитическому мировидению профессор Йельского университета Н. Спайкмен
посвятил книгу «Американская стратегия в мировой политике» (1942). Северная
и Южная Америка — это, по существу, два острова в океане, общая площадь ко¬
торых равняется лишь трети Евразии и население составляет лишь десятую часть
331

ее населения. До сих пор безопасность США зависела от баланса сил в Европе и Азии.
Поддержанием этого баланса на протяжении всего XIX и значительной части XX века
занималась Великобритания, позволявшая США реализовывать свое влияние
в западном полушарии посредством «доктрины Монро». Этот баланс был нару¬
шен с выходом России из войны в 1917 году и победами Германии в 1940 году. Вто¬
рая мировая война, по словам Спайкмена, поставила вопрос: «Будут ли Соединен¬
ные Штаты великой державой, пользующейся влиянием в делах Старого света, или они
станут буферным государством между могущественными империями Германии
и Японии?»
Директор Института международных исследований Йельского университе¬
та Ф. Данн высказывал сходные идеи. По его мнению, «наиболее важным фак¬
тором, с точки зрения американской безопасности, является то обстоятельство, кто
будет владеть контролем над побережьем Европы и Азии... Если это побережье
попадет в руки одной или нескольких стран, враждебных Соединенным Штатам,
результатом будет такое окружение, которое поставит Америку в чрезвычайно опас¬
ное положение вне зависимости от того, какой будет величина ее армии и флота».
Аналогичные мысли высказывала группа молодых американских политологов. Сре¬
ди них выделялся У. Фокс, автор книги «Сверхдержавы: Соединенные Штаты,
Британия и Советский Союз — их ответственность в отношении мира» (Нью-
Йорк, 1944) и Р. Страус-Хюпе, автор исследования «Баланс завтрашнего дня:
мощь и внешняя политика Соединенных Штатов» (Нью-Йорк, 1945). Ведущим
публицистом, распространявшим идеи академических ученых, был У. Липпман,
выступивший в 1943 году с чрезвычайно популярным трактатом «Внешняя поли¬
тика США — щит республики». Он критически оценил прежнее «неучастие» аме¬
риканцев в глобальной дипломатической борьбе. Но теперь необходимо прозреть:
«Стратегическая оборона Соединенных Штатов не ограничивается трехмильной
зоной вокруг американских берегов, она протянулась через два океана ко всем тран¬
сокеанским землям, откуда может быть начата атака по морю или по воздуху».
Обсуждение этих вопросов не было отвлеченным: на повестке дня стоял вы¬
бор Америкой пути в мировой политике. Помощник Рузвельта Хассет записал в сво¬
ем дневнике в конце 1944 года: «Президент становится все больше и больше цен¬
тральной фигурой в глобальной войне... Он спокоен и собран, находится во все более
хорошей форме по мере приближения конца первого года участия в войне. Его тем¬
перамент неизменен, боевой дух высок, и он всегда готов пошутить или рассмеять¬
ся. Он может заснуть при любой первой попавшейся возможности — бесценное
качество для человека, чье бремя так велико. О тяжести этого бремени он не упо¬
минает. У него нет желания быть мучеником, живым или мертвым».
А время требовало мужества и высшей концентрации энергии. В сентябре 1942 го¬
да немцы вышли к Сталинграду и предгорьям Кавказа. Рузвельт видел, что стрел¬
ка на весах истории заколебалась. Он просил Черчилля продолжать отправку кон-
332

воев на севере, хотя бы небольшими партиями, советской стороне он обещал уве¬
личить поставки авиационной техники. В октябре он объяснял Сталину, какие ме¬
ры принимаются для увеличения объема поставок через Тихий океан и Персидский
залив. И лишь в самом конце осени 1942 года Рузвельт приходит к выводу: «Рус¬
ские собираются продержаться этой зимой, и мы должны энергично осуществлять
планы помощи им».
Только к началу 1943 года американская элита начала очевидным образом ощу¬
щать, что мировой конфликт, возможно, разрешится уже в обозримой перспекти¬
ве и что США будут первыми среди победителей. Те, кто помнил первую, виль¬
соновскую, попытку США возглавить мировое сообщество, постарались связать
ее с текущей, второй. В самом конце 1942 года вице-президент Г. Уоллес заявил
по национальной радиосети, что в 1920 году не Вильсон потерпел поражение,
а весь противостоящий ему мир. В начале 1943 года кандидат от республиканской
партии в президенты У. Уилки опубликовал книгу«Единый мир», в которой при¬
зывал создать «Совет Объединенных Наций — общий совет по выработке еди¬
ной военной стратегии, в котором все нации несли бы бремя». Миллион экземп¬
ляров этой книги был продан в США в течение двух месяцев. Это было время, когда
приветствовались самые смелые предложения. К примеру, известный газетный маг¬
нат полковник Маккормик выдвинул такой план: Шотландия, Уэллс и все британ¬
ские доминионы должны стать штатами США.
Рузвельт в разворачивающейся почти эйфорической обстановке оставался до¬
статочно сдержан. Но и он выдвинул для широкого обсуждения несколько идей,
казавшихся ему самыми существенными. Как уже говорилось, он был убежден, что
главные страны-победители (США, СССР, Англия, Китай) станут осуществлять
в мире контрольные полицейские функции. Должна быть создана всемирная ор¬
ганизация, она заменит злополучную Лигу Наций. Но Рузвельт совсем не хотел
на данном этапе обсуждать специфику всего того, что порождала победа. В обра¬
щении к конгрессу «О положении страны» он намеренно лаконично сказал: «Мы
должны посвятить себя большим целям и не заземлять обсуждение вопроса в спо¬
рах о методах и деталях».
Рузвельт на протяжении всей политической карьеры стремился не связывать
себя преждевременно взятыми на себя обязательствами, не ограничивать поле
своего маневра заранее жесткоочерченными схемами. Он был мастером импрови-
зациий, но охотно подходил к решению очередного клубка проблем, ему нравилось
искать «верную нитку». Ничто не импонировало ему больше, чем спонтанное фор¬
мирование новых комитетов, групп планирования, координационных центров. Это
не значит, что у него не было своего видения мира, что он отвергал «забегание в бу¬
дущее», но он крайне не любил заранее и заведомо выставлять свои предпочтения
на всеобщее обозрение. Лидер должен быть загадкой. Разгаданный политик уже
не лидер — окружение может двигаться самостоятельно в указанном направлении.
333

Поэтому в месяцы, когда идеологи американского истеблишмента возликовали, уви¬
дев на горизонте перспективу победы (самые весомые плоды которой, они безус¬
ловно верили, достанутся Америке), капитан правительственного корабля предпо¬
чел не распространяться о своих конкретных планах, о своем прогнозе политического
развития мира. Окружение получило лишь основные идеи.
Не следует в данном случае забывать, что Рузвельт был верным последова¬
телем Вудро Вильсона, что, еще баллотируясь на пост вице-президента, он превоз¬
носил Лигу Наций. Не имея возможности ввести страну в Лигу Наций, он высту¬
пал за членство в Мировом суде и за сотрудничество с отдельными ведомствами
Лиги Наций. Все его прошлое говорило о приверженности активной внешней по¬
литике. Он пошел на компромисс с изоляционистами, но его мировоззрение поко¬
илось на глобальных основах. Уйти в «американскую скорлупу» казалось ему пре¬
дательством дела всей жизни. Будучи политически скован, он сделал все, что
смог: заключил межамериканское оборонительное соглашение, предложил «каран¬
тин» для агрессоров, накануне войны отчетливо показал свою симпатию к амери¬
кано-английскому протекторату над международными делами. С началом войны
союзных связей с Британией оказались недостаточно, и Рузвельт существенно кор¬
ректирует свои взгляды — включает в число «мировых гарантов» СССР и Китай.
К периоду начала национальных дебатов о мировом будущем Америки именно эта
схема главенствовала над прочими.
Довольно неожиданно место СССР в будущей системе международных от¬
ношений приобретало большое значение. Советская Россия выходила из войны са¬
мой мощной силой в Евразии. И Рузвельт уже видел истоки тех трудностей, ко¬
торые могут создать препятствия американо-советскому сотрудничеству. В комиссии
по иностранным делам американского сената сенатор от штата Мичиган А. Ван¬
денберг ревностно защищал идеи польской эмиграции, влиятельной в Мичигане и пя¬
ти соседних штатах. Какой будет советско-польская граница? Возможен ли воз¬
врат к границам 1939 года? Давление на Россию способно было обесценить схему
«четырех полицейских». С одной стороны, Рузвельт знал, что люди типа Ванден¬
берга однажды уже сорвали спланированную президентом Вильсоном Лигу На¬
ций. С другой стороны, для проведения подлинно мировой политики он нуждал¬
ся в национальном согласии, в поддержке максимально широкого спектра
политических сил страны. На этом этапе первостепенная забота Рузвельта заклю¬
чалась в том, чтобы сделать ослабление предвоенного изоляционизма необратимым.
«Тори»
В октябре—ноябре 1942 года полным ходом шла подготовка к операции
«Торч» — высадке союзников в Северной Африке. Личный представитель пре¬
зидента Мэрфи убедил Рузвельта (легко, впрочем, согласившегося) обойтись без
334

де Голля. «Я очень опасаюсь,— писал Мэрфи,— отрицательного эффекта, кото¬
рый имело бы всякое вмешательство де Голля в связанные с высадкой дела и на на¬
ши обнадеживающие усилия привлечь французский африканский корпус на нашу
сторону». Рузвельт проявил большую твердость в намерении не допустить де Гол¬
ля к североафриканским делам.
Телефон на столе президента зазвонил в 9 вечера 7 ноября 1942 года. Секре¬
тарь Грейс Тулли передала трубку президенту — на связи было военное министер¬
ство. Она вспоминает, что президент выглядел потрясенным. Он слушал несколь¬
ко минут внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Пока удача была на
американской стороне — десантники высаживались в местах, где высадка принци¬
пиально была возможна лишь десять дней в году. Атлантика была на удивление спо¬
койна. Высадка первой волны десанта прошла с минимумом потерь. «Слава Богу,
слава Богу. Звучит прекрасно. Поздравляю. Потери относительно невелики — зна¬
чительно ниже предсказаний. Слава Богу.» С широкой улыбкой Рузвельт положил
трубку и повернулся к гостям: «Мы высадились в Северной Африке. Потери ни¬
же ожидавшихся. Мы наносим ответный удар». Он немедленно стал готовить об¬
ращение к американскому народу. Наконец-то Америка вступила в борьбу.
Жена генерала Маршалла Кетлин была на стадионе, когда по радио переда¬
ли речь президента. 25 тысяч зрителей пришли в неистовый восторг: «Мы нано¬
сим ответный удар». Журнал «Ньюсуик» писал: «Наконец-то случилось. Эти
слова захватили воображение нации в субботу, 7 ноября. США наконец-то пред¬
принимают наступление в большом масштабе». Стив Эрли выразил лишь одно со¬
жаление: почему армия не сделала этого до выборов.
7 ноября 1942 года Рузвельт по радио обратился к французскому народу. Пре¬
зидент говорил о целях американской армии: «Мы пришли разбить и изгнать ваших
врагов. Верьте нашим словам... Мы заверяем вас в том, что, как только угроза вам
со стороны Германии и Италии будет ликвидирована, мы тотчас же покинем вашу тер¬
риторию». По политическим мотивам американцы протежировали лишь части гото¬
вых к антивишийской борьбе сил, но эти «фавориты» не сумели захватить контроль
над положением. Сражение на песчаных пляжах Северной Африки, являвшееся
трагедией само по себе, имело большое значение для будущего американо-француз¬
ских отношений. Американцы проникли в Северную Африку, но политически дверь
в нее еще оставалась закрытой. После трехдневных боев американцы пошли на не¬
виданный компромисс — заключили соглашение с символом коллаборационизма,
со вторым в Виши после Петэна человеком — адмиралом Дарланом.
В ответ на операцию «Торч» немцы приступили к оккупации подвластной Ви¬
ши трети Франции. Германские силы вышли к средиземноморскому побережью.
Раздраженный приказом Петэна обороняться, Рузвельт 13 ноября уехал
ночным поездом в Гайд-Парк, куда в трудные времена всегда приезжал хотя бы
на день—два. Сон в своей любимой комнате как всегда успокаивал. Погода бы-
335

ла морозная — в камине потрескивали поленья, Гудзон неслышно нес свои воды
к океану, рядом были верный Гопкинс и норвежская принцесса Марта* Возвратив¬
шись в Вашингтон, Рузвельт разрубил гордиев узел своих сомнений: «Я пришел
к заключению, что подписанное генералом Эйзенхауэром политическое соглаше¬
ние следует воспринимать как временное. Я полностью понимаю и разделяю чув¬
ства тех в Соединенных Штатах и Великобритании, кто высказывается против по¬
стоянного соглашения с адмиралом Дарланом. Нынешнее соглашение является
временным решением, направленным исключительно на то, чтобы ослабить напря¬
жение борьбы».
★ ★ ★
17 ноября 1942 года Элеонора Рузвельт возвратилась из Англии, где она сто¬
птала туфли (газетчики ждали, когда же она упадет), выступая на митингах, объ¬
единяя двух западных союзников. Президент ждал ее на аэродроме, Элеонора бы¬
ла тронута. После тридцати шести лет замужества Элеонора Рузвельт чувствовала,
как сильны ее чувства к мужу. Они обедали и ужинали вдвоем, и Элеонора рас¬
сказывала о своих английских впечатлениях.
Через три дня в Америке было окончательно введено рационирование кофе.
«Для меня лично,— говорил президент на пресс-конференции,— безразлично, что
я пью — кофе, чай или горячую воду». Но для многих миллионов американцев 29 но¬
ября было (по словам Элеоноры Рузвельт) «грустным, печальным днем».
Двусмысленное положение в Северной Африке создавало для Рузвельта
сложности. Посол Советского Союза в Лондоне Майский заявил, что, «хотя Со¬
ветское правительство понимает обстоятельства этого соглашения, оно (соглашение)
вызывает опасения ввиду возможности выявления в будущем политических обос¬
нований сделок с немецкими генералами и другими лицами». Помощник де Голля
Ж. Сустель отмечал тогда: «Никто, я думаю, не поймет Рузвельта, если не оценит
того, кем этот выдающийся человек был в 1942 году: политик и стратег, энергич¬
ный вождь масс, умелый руководитель партии, но прежде всего глава одной из ве¬
личайших армий в мире. Никогда ни один Цезарь не имел власти столь гигантской,
не имел возможности одним приказом двинуть такие людские силы и такую мощь
техники на морях, континентах и в небе. Ныне, в конце 1942 года, неумолимо дер¬
жась в отношении Франции политики, беспокоившей его в такой степени, которую
он не хотел признать, раздраженный сопротивлением, он желал победы, пока еще
больное тело поддерживала воля, и был горд тем, что сделал свою страну величай¬
шей силой в истории».
Это впечатление Ж. Сустель вынес из личной беседы с президентом. С. Уэл-
лес, записавший эту беседу, с горечью отметил, что представитель де Голля не вы¬
разил ни малейшей благодарности «за освобождение Северной Африки американ¬
скими силами, но постоянно настаивал на том, причем в одних и тех же выражениях,
336

что управление Северной Африкой должно быть сосредоточено в их руках “не по¬
зднее двух-трех недель, которые нужны для оккупации Туниса”».
В последний день 1942 года Черчилль прислал Рузвельту очередную телеграм¬
му. Британский премьер соглашался с президентом, что союзный главнокоманду¬
ющий (американец) должен быть верховным лицом в северо-западной Африке во
всех делах, как военных, так и гражданских. Но гражданское управление все же
следует создать в любой подходящей условиям форме; разумеется, это управление
должно быть подвластно вето Р. Мэрфи, личного представителя президента Руз¬
вельта, и вето Гарольда Макмиллана, британского представителя в союзной штаб-
квартире. Рузвельт не поддался на уловку. Ныне он смотрел на перспективу цен¬
трализованного французского управления с большим подозрением, чем когда бы
то ни было в прошлом. Если бы политическая ситуация в Северной Африке зави¬
села только от Рузвельта, то он начал бы овладевать «французским наследством»
уже с конца 1942 года.
★ ★ ★
В Токио 7 декабря 1942 года, в годовщину начала войны на Тихом океане, им¬
ператор Хирохито обменялся поздравительными телеграммами с Гитлером и Мус¬
солини. Можно было в тишине императорского дворца подвести реальные итоги
первого года войны. Три из четырех выводов оказались пессимистическими: авиа¬
носный флот понес сокрушительные потери; лучшие летчики — элита ВВС погиб¬
ли в жестоких боях; солдаты страны Восходящего солнца так и не сумели показать
своего «духовного превосходства» над «нищими духом» американцами. И лишь над¬
водный флот, традиционная опора японской военной мощи, проявил свою силу. По су¬
ществу, наступление Японии «выдохлось» в течение первого года войны, затем
установилось некое равновесие, а в ноябре 1943 года и в июне 1944 года амери¬
канцы двумя ударами (в первом случае в боях на Маршалловых островах, во вто¬
ром — на острове Сайпан в западной части Тихого океана) вернули себе страте¬
гическую инициативу.
Сражение при Гвадалканале было последним, в котором с обеих сторон уча¬
ствовали в бою примерно одинаковые по количеству силы. В дальнейшем с каж¬
дым крупным боем перевес американцев возрастал. К концу войны обычным со¬
отношением сил в бою станет десятикратное превосходство американской стороны
в морских сражениях и пятидесятикратное — в воздушных. Японская армия еще
посягала на треть земной суши — националистическая пресса ежедневно помеща¬
ла карты с обозначением фронтов наступающих императорских войск, но в ходе вой¬
ны стал намечаться новый этап. Японцы обрекают американских пленных на мед¬
ленную смерть в лагерях, расстреливают летчиков, бомбивших Токио. Со своей стороны,
президент Рузвельт санкционирует казнь адмирала Ямамото Изороку — автора
плана атаки на Пирл-Харбор.
337

Новый 1943 год Америка встречала в более приподнятом настроении, чем пред¬
шествующий. Рузвельт, как обычно, принимал узкий круг друзей в Гайд-Парке.
Коктейль был назначен на половину восьмого. В восемь последовал ужин, на ко¬
торый были приглашены Гопкинс, Моргентау, Шервуд и Розенман с супругами,
а также норвежская принцесса Марта с принцем Олафом. В полночь разлили
шампанское, и первый тост был за Соединенные Штаты. Гостей удивил второй тост
президента: «За Объединенные Нации». Затем все проследовали смотреть «Ка¬
сабланку» с Хэмфри Богартом и Ингрид Бергман. Сидящие в зале еще не знали,
что Рузвельт не мог не думать о Касабланке, где он намеревался встретиться
с Черчиллем.
Именно тогда, зимой 1942—1943 годов, в верхнем эшелоне власти начался не¬
прерывный отныне процесс осмысления возможностей будущего, началось собст¬
венно долгосрочное планирование на послевоенный период. Тон этому задал Руз¬
вельт, обратившийся к окружению с «провоцирующими» вопросами об их взглядах
на отдаленную перспективу. В архивах зафиксировано, что в ноябре 1942 года Руз¬
вельт обсуждал послевоенное мироустройство с К. Эйшельбергером. В это же
время он пишет письмо премьер-министру Южной Африки Я. Сметсу, ветерану
дипломатии XX века о своем желании обсудить проблемы «создания планов на слу¬
чай прихода победоносного мира». В декабре 1942 года президент в течение не¬
скольких часов обсуждал послевоенные планы с премьер-министром Канады Мак¬
кензи Кингом. Эти дебаты выходят и на официальный уровень. В ежегодном
послании президента конгрессу от 7 января 1943 года Рузвельт отметил: «Побе¬
да в этой войне является первой и главнейшей целью для нас. Победа в последу¬
ющем мире — следующая задача». Первый эскиз нового мира — Германия, Ита¬
лия и Япония будут разоружены, их заставят отказаться от их «философии»,
принесшей миру столько страданий.
Президент очертил планы на грядущий год. В Европе — ослабление давле¬
ния на СССР и попытка нейтрализовать часть германских сил, используемых на
восточном фронте. Северную Африку Рузвельт определил, заимствуя выражение
Черчилля, как «мягкое подбрюшье» стран «оси». В Азии «период наших оборо¬
нительных действий на Тихом океане подходит к концу». Президент подтвердил,
что европейский театр будет пользоваться приоритетом: «Я не могу сказать вам,
когда Объединенные Нации собираются нанести следующий удар в Европе. Но мы
намерены нанести этот удар со всей доступной нам силой. Я не могу вам сказать,
где мы его нанесем: в Норвегии или Нидерландах, или во Франции, или через Сар¬
динию и Сицилию, или через Балканы, или через Польшу, а возможно и в несколь¬
ких местах сразу. Но мы, как англичане и русские, будем крушить противника же¬
стоко и неутомимо».
338

По мнению президента, «арсенал демократии работал хорошо». В 1942 го¬
ду американская промышленность произвела 48 тысяч военных самолетов и 56 ты¬
сяч танков и орудий, в начале следующего года армия достигнет 7 миллионов че¬
ловек. За 1942 год был создан флот водоизмещением 8 миллионов тонн (в 7 раз
больше, чем в 1941 году). Со стапелей сошло более 10 линкоров. Бюджет, кото¬
рый предложил Рузвельт в январе 1943 года, был беспрецедентным для американ¬
ской истории — 100 миллиардов долларов (на 23 миллиарда больше по сравне¬
нию с 1942 финансовым годом).
За два с половиной предшествующих года основная масса безработных «рас¬
сосалась»: 10 миллионов человек либо получили работу, либо вступили в армию. В те¬
чение 1943 года предполагалось трудоустройство или зачисление в армию еще 6 мил¬
лионов человек. Именно в речи 7 января 1943 года Рузвельт широковещательно объявил,
что к изоляционизму нет возврата, что Америка принимает новый курс, ее целью
становится контроль за главными, критически важными регионами. Некоторые
американцы «полагают, что наша нация по окончании данной войны может за¬
биться назад в свою американскую нору и зарыться в ней. Но опыт учит нас, что
мы никогда не сможем выкопать нору такой глубины, которая обеспечивала бы на¬
шу безопасность в отношении хищных животных». Франклин Рузвельт торжест¬
венно обещал, что он не повторит ошибки первой мировой войны с ее поисками фор¬
мулы постоянного мира на основе «возвышенного идеализма». Конгрессмены
слушали президента затаив дыхание. Но Рузвельт предпочел остановиться на этой
ноте, не уточняя свое видение американских политических целей после войны.
Америка начинает активно привлекать в военное дело науку. Уже в 1940 го¬
ду Национальная академия наук потребовала большего участия в создании эффек¬
тивных вооружений. Рузвельт сформировал из гражданских специалистов Коми¬
тет по исследованию проблем национальной обороны, во главу его был поставлен
В. Буш. Этот комитет немедленно начал взаимодействовать с Пентагоном. Аме¬
риканская армия хотела получить невиданные прежде виды оружия. Весной
1942 года Рузвельт подписал приказ о создании Объединенного комитета по но¬
вым видам оружия и оборудования. В речи 7 января 1943 года Рузвельт, имея в ви¬
ду растущее материальное могущество Америки, сказал конгрессу: «Страны “оси”
знали, что они должны выиграть войну в 1942 году или они потеряют все». Нуж¬
но было резко ускорить массовую подготовку пилотов, создать беспрецедентные
по масштабу танковые заводы. Армия требовала нового оружия для ведения бое¬
вых действий в джунглях, в пустыне, в горах. Рузвельт оказывал содействие со¬
кращению срока прохождения новой модели от опытного образца до конвейера. С этой
целью был образован Отдел научных исследований и их реализации, получивший
большие лаборатории и внушительные полигоны.
Оружие и боеприпасы создавались на довольно неожиданных направлениях.
Так, не совсем обычное сотрудничество Гарвардского университета с нефтяным ги-
339

гантом «Стандард ойл» привело к созданию не менее странной смеси стирального
порошка и бензина — напалма, разрушительную силу которого ощутили на себе япон¬
ские города. Для противодействия германским Фау-1 американские специалисты со¬
здали большой наземный радар. Специальным радаром были оснащены самолеты,
борющиеся с подводными лодками. Начиная с 1943 года основной ударной силой
военно-морского флота США окончательно становится авианосец.
Выступая в Москве 6 ноября 1942 года, Сталин несколько менее восторжен¬
но оценил военные усилия партнеров по коалиции: «Наши союзники не должны оши¬
биться в понимании того, что отсутствие второго фронта может иметь плохие по¬
следствия для всех миролюбивых стран, включая самих союзников». И хотя
советское правительство тепло поздравило союзнические правительства с успеш¬
ной высадкой в Северной Африке, оно запросило Вашингтон и Лондон о перспек¬
тивах открытия второго фронта в Европе в 1943 году. Впервые мы читаем в доне¬
сениях западных дипломатов из Москвы, что задержка открытия второго фронта
в Европе может иметь серьезные последствия для будущего, для отношений СССР
с западными союзниками.
Лорд Аланбрук, судя по его дневниковым записям, полагал, что Рузвельт и Чер¬
чилль поступают близоруко, имитируя «второй фронт» в Северной Африке и мак¬
симально удаляя «Раундап». Такой результат 1943 года имел бы негативные по¬
следствия во многих отношениях. Москва в свете нарушения союзниками
слова освобождалась от всяких формальных (или подразумеваемых) ограничений,
Советская Армия получала возможность самостоятельно решить судьбу Европы.
Аланбрук не знал, что пишет Идену в эти же дни Черчилль: «Мои мысли сосре¬
доточены на Европе — на возрождении славы Европы. Было бы безмерным не¬
счастьем, если бы русские варвары получили контроль над культурой и независи¬
мостью древних государств Европы».
В этой ситуации стратегическая линия президента Рузвельта приобретала кри¬
тическое значение. И Рузвельт сделал выбор в пользу отсрочки «второго фрон¬
та», поддержав идею средиземноморского продвижения. Чем объясняется неже¬
лание Рузвельта бросить все силы на решающий участок борьбы? Частично ответ
дают оценки американских военных стратегической ситуации в Европе в 1943 го¬
ду. Аналитики полагали, что Германии скорее всего удастся нанести Советскому Со¬
юзу ряд тяжелых поражений, и вероятность выхода Советской Армии за преде¬
лы своих границ еще крайне невелика. Разумеется, поведение Лондона, отнюдь не
склонного пока ввязаться в бой на континенте (а удовлетворенного страшным на¬
пряжением как Германии, так и Советского Союза), также принималось во вни¬
мание американцами. И когда Рузвельт писал Черчиллю, что «русский фронт
имеет для нас сегодня величайшее значение, он самая большая наша опора», то вкла¬
дывал в эти слова также и тот смысл, что напряжение на восточном фронте дает
340

Америке время и возможности для развертывания своих сил. Лишь когда в дека¬
бре 1942 года появилась угроза выхода немцев к Баку и Малой Азии, президент
Рузвельт стал рассматривать конкретные меры помощи фронту, который с его точ¬
ки зрения грозил развалиться и открыть немцам перспективы продвижения к Тур¬
ции и через Иран к Индии. В Белом доме возникла идея передать под общее со¬
ветское командование подразделения американских бомбардировщиков. Советская
сторона ответила, что на этом участке фронта она больше нуждается в истребите¬
лях. Оптимальным решением было бы предоставление американской военной тех¬
ники без боевых экипажей — об этом просило советское руководство Рузвельта
в разгар сталинградской эпопеи.
Сталинград имел значительные дипломатические последствия. Перелом, на¬
метившийся в связи с наступательными операциями Советской Армии в зимнюю
кампанию 1942—1943 годов, в значительной мере обесценил прогнозы американ¬
ских генералов, веривших в силу вермахта. Рузвельту следовало думать о том, что
нужно делать в условиях германских поражений на востоке. У него начала вызре¬
вать идея совместной конференции трех великих держав для координации дейст¬
вий в условиях возникновения новых позитивных возможностей.Если говорить кон¬
кретно, то американской стороне нужно было решить, куда приложить свой
растущий потенциал. После закрепления в Северной Африке, ощутив наконец свою
причастность к главной — европейской сцене войны, Рузвельт пришел к заклю¬
чению, что наступило время для совместного с союзниками стратегического пла¬
нирования: «только главные действующие лица» могут эффективно обозначить пер¬
спективу, выработать «совместную согласованную точку зрения».
Черчилль, ощущая, что приближается роковой час обсуждения судеб мира,
выразил желание встретить президента «в любой точке Земли». Не такой была по¬
зиция Сталина. Враг еще стоял на берегах Волги, спор о будущем казался почти
схоластическим — он решил не участвовать в обсуждении на данном этапе. Воз¬
можно, Сталин имел в виду и другие соображения. Например, он не хотел давать
своим могучим союзникам шанс отказаться от твердо данного обещания: второй фронт
в 1943 году. По крайней мере, заслуживает внимания мнение Черчилля, высказан¬
ное 10 декабря 1942 года Рузвельту: «Он (Сталин) думает, что мы предстанем пе¬
ред ним с идеей никакого второго фронта в один девять четыре три».
Рузвельт проявил заметное упорство, приглашая Сталина повторно. Он хо¬
тел обозначить мировые горизонты сейчас, когда главные союзники еще не ото¬
шли от края гибели, а у США были развязаны руки для действий на любом из¬
бранном ими направлении. С точки зрения Рузвельта, встреча на данном этапе,
когда СССР был связан борьбой не на жизнь, а на смерть, тогда как США мог¬
ли выбирать время и место своих ударов, увеличивать или уменьшать помощь, бы¬
ла бы максимально благоприятной для американской стороны. В январе 1943 го¬
да Рузвельт выдвинул идею встречи руководителей трех стран в Алжире
341

или Судане. Президент при этом писал Черчиллю: «Мне бы не хотелось, чтобы
у Сталина возникло впечатление, что мы решаем все между собой перед встре¬
чей с ним. Я думаю, что вы и я понимаем друг друга настолько хорошо, что
в предварительной нашей двусторонней конференции нет необходимости». Анг¬
личане выразили согласие.
Чувствуя ли сложность ведения переговоров в условиях «связанности», а так¬
же то, что влияние СССР находилась на низшей точке, или руководствуясь ины¬
ми соображениями, но Сталин отверг идею встречи с Рузвельтом и Черчиллем в на¬
чале 1943 года. Официальным объяснением была занятость Верховного
главнокомандующего боевыми операциями на фронтах. В третьем письме Рузвельт
предложил Сталину встречу 1 марта 1943 года, подразумевая при этом, что выбор
советской территории, мог быть приемлемым. Нахождения модус вивенди с СССР
в период относительной слабости последнего становилось обязательным.
Конечный этап предварительного планирования пришелся на 7 января 1943 го¬
да, во время встречи с членами Объединенного комитета начальников штабов. Аме¬
риканцам было ясно, что намечаются значительные противоречия с англичанами.
Поскольку последние хранили молчание в вопросе высадки на европейском кон¬
тиненте, генерал Маршалл предложил осуществить эту операцию примерно в ию¬
ле 1943 года. Президент сказал, что ради «гибкости» он готов сместить срок ее на¬
чала на месяц-два, но что он «собирается обсудить с Черчиллем вопрос о степени
желательности информирования Сталина о том, что Объединенные Нации будут
продолжать борьбу до тех пор, пока не войдут в Берлин, и их единственным ус¬
ловием будет безоговорочная капитуляция».
Рузвельт делает шаг, который окажет значительное воздействие на буду¬
щее,— выступает с идеей безоговорочной капитуляции. В этом проявилось жела¬
ние избежать разлада между союзниками на финальной стадии войны и выдвинуть
США в первый ряд мировой политаки без всяких промежуточных вариантов. Воз¬
можно, сказалось и стремление заручиться доверием своего советского союзника.
Касабланка
Когда Москва сказала решительное «нет» трехсторонней встрече, англосак¬
сы решили встретиться в Северной Африке. Встреча с Черчиллем в Касабланке,
несомненно, волновала Рузвельта. Предстояло вольное, не связанное протоколом,
обсуждение глобальных проблем, игра ума в условиях американского всемогуще¬
ства. Игривое настроение Рузвельта видно хотя бы из того, что он предложил за¬
кодировать себя и Гопкинса как «Дон Кихота и Санчо Пансу». Черчиллю такие
псевдонимы не показались верхом конспиративного искусства (или такта), и он сде¬
лал еще один шаг к секретности (и менее очевидному распределению ролей): «К»
342

для президента и «П» для Гопкинса. Сам Черчилль, отправляясь в Африку, надел
синий мундир офицера королевских военно-воздушных сил, что вызвало реплику
одного из проницательных английских чинов: «Разве не видно, что это летчик, за¬
маскированный под премьер-министра?» Псевдоним Черчилля был «коммодор во¬
енно-воздушных сил Франкленд».
Именно в тяжелые, изнуряющие месяцы войны, накануне обсуждения кри¬
тических вопросов стратегии Рузвельт окончательно сформировал ту группу лю¬
дей, которым предстояло решать задачи, связанные с большой американской стра¬
тегией. В ближайшее окружение президента вошли люди, «выдержавшие испытание
кризисом», показавшие способность сохранять самообладание в любых обстоятель¬
ствах, склонные к мировому масштабу планирования. Среди гражданских совет¬
ников это были Гопкинс, Хассет и Смит, в Пентагоне — Стимсон, Маршалл
и Питерсон, на полях сражений — Макартур, Эйзенхауэр, Нимиц. Превратить
эту плеяду в единомышленников стоило Рузвельту немалого труда. Ему пришлось
преодолеть консервативные тенденции профессиональных дипломатов, расстать¬
ся со многими влиятельными фигурами, в которых он видел «политических убийц»
Вудро Вильсона, первого «глобализатора» американской внешней политики.
Даже после многолетней селекции кадров проблема контроля над государствен¬
ным департаментом являлась не простой для президента. С одной стороны, госдеп
был огромным механизмом. С другой стороны, такие деятели, как Хэлл, проявля¬
ли достаточную самостоятельность. Рузвельт осуществлял контроль над госдепар¬
таментом прежде всего через Самнера Уэллеса, заместителя государственного сек¬
ретаря. (Разумеется, такой порядок не очень нравился Корделу Хэллу. Однажды он
сказал в сердцах: «Каждое министерство имеет своего сукина сына, но у меня все¬
американский сукин сын».) Но Рузвельт стремился именно к такой системе. Она его
устраивала, и на решающую встречу в Касабланке он Хэлла попросту не взял.
В субботу, 9 января 1943 года, президент Рузвельт во главе небольшой груп¬
пы лиц сел в поезд, стоявший на неприметной запасной стоянке на окраине Вашинг¬
тона. Были предприняты дополнительные меры: из Вашингтона президентский по¬
езд отправился на север, словно предстояла обычная поездка в Гайд-Парк.
Но в Балтиморе локомотив развернулся и отправился на юг, достигнув Майами во
Флориде. Отсюда «боинг» устремился к голландской Гвиане.
Очевидно, ему нравилось одним махом ломать старые традиции: он был пер¬
вым после Линкольна президентом, посещающим театр военных действий; первым
президентом, оставляющим территорию США во время войны; первым президен¬
том, покидающим страну на самолете. Поезд прибыл в Майами в понедельник ут¬
ром, а вечером летающая лодка-самолет компании «Панамерикен» «Дуглас С-54»
начала серповидный обходный маневр, двигаясь южным путем к Африке.
Нужно сказать, что Рузвельт всю свою жизнь очень любил морские путеше¬
ствия, но с трудом переносил авиаполеты. (Его супруга наоборот: всегда спеши -
343

ла, ее устраивал самолет, и она терпеть не могла пароходных кают.) Рузвельт все¬
гда говорил, иго облака скучны и что нет ничего на свете лучше движения волн. Но в дан¬
ном случае обстоятельства требовали небес. Рузвельт попросил пилота пролететь
над старинной французской крепостью на Гаити. Президент с любопытством рас¬
сматривал тропические джунгли Суринама, бросил взгляд на Амазонку в месте ее
впадения в океан, сосчитал торговые корабли в бразильском порту Белем и при¬
воднился в Британской Гамбии. Крейсер «Мемфис» уже ожидал необычного пас¬
сажира — но только для ночлега. Утром автомобиль мчал Рузвельта, Гопкинса и не¬
большую группу помощников в аэропорт города Батхерст. Многочасовой перелет
через океан в Касабланку, немыслимо тяжелый (учитывая пересадки и перемены
климатических поясов), Рузвельт назвал «первоклассными каникулами».
Немцы узнали, что встреча западных лидеров произойдет в Касабланке,
но они восприняли это название буквально как «Белый дом» по-испански, а не ма¬
рокканский город. И все же секретная служба предупредила Рузвельта об опас¬
ности находиться в кишащей агентами Северной Африке.
На севере Черчилль поднялся на бомбардировщик «Либерейтор». Он также
был взволнован. Его врач записал в дневнике: «Наверное, то же волнение испы¬
тывает президент... Оба они в определенном смысле так и не стали взрослыми».
Премьер великий британской империи летел в значительно менее комфортабель¬
ных условиях. В металлическом брюхе бомбардировщика они вместе с доктором
Мораном вначале пытались уснуть, затем Черчилль, дрожащий от холода, понял,
что это невозможно. Встав на четвереньки, он начал переписывать очередную
речь. «Премьер-министру было неловко, тем более, что во время сна на нем нет ни¬
чего, кроме шелковой рубашки. Упершийся руками и коленями, он представлял со¬
бой странную фигуру с большой непокрытой задней частью туловища».
★ ★ ★
За покрытыми снегом Атласскими горами лежала марокканская Касаблан¬
ка. Английские истребители, оснащенные тогда еще диковинными приборами —
радарами, прикрывали место встречи с воздуха. На взлетном поле президента
ждал сын Эллиот. Вся компания в бронированном автомобиле устремилась к ме¬
сту конференции, в отель «Анфа» — высокое белое здание с большим балконом.
Из окон был виден Атлантический океан, но из-за армейской охраны квартал по¬
терял свою идиллическую привлекательность.
Генерал Джордж Паттон, которому еще предстояло получить известность в Ев¬
ропе, превратил «Анфу» и окружающие дома в своего рода укрепленный район.
Солдаты третьего батальона его дивизии в течение двух недель возодили вокруг
отеля два ряда заграждений из колючей проволоки. Несколько сотен солдат охра¬
ны были вооружены зенитными орудиями. Офицеры медслужбы тестировали до¬
ставленные запасы еды и питья. Паттон напомнил, что немцам здесь довольно на-
344

нести удар с воздуха. «Анфа» представляла собой строение из двухэтажной гос¬
тиной с окнами, выходящими на апельсиновые деревья, большой спальни с толсты¬
ми шторами, ванной и двух душевых комнат наверху. Одной душевой пользовал¬
ся Гарри Гопкинс, второй — Франклин Рузвельт-младший. Президент поселил на
своей вилле и двадцатилетнего сына Гопкинса.
В нескольких десятках метров находилось бунгало Черчилля, и он уже ждал с апе¬
ритивом. С английской стороны явилась когорта военных — Брук (будущий сэр Алан-
брук), Маунтбеттен, Паунд, сэр Чарлз Портал. Ужин при свечах затянулся до рас¬
света. Хотя участники мобилизовали все свое остроумие и доброжелательность,
в воздухе чувствовалось определенное напряжение. Еще днем состоялась встреча во¬
енных экспертов, обнаружившая резкое расхождение в видении хода войны. Речь шла
не о мелких несоответствиях, а о коренных противоречиях в стратегии.
Выступивший от английской стороны Брук в течение часа отстаивал свой ва¬
риант боевых действий: продолжение операций в Северной Африке, затем пере¬
несение их на средиземноморские острова (прежде всего Сицилию), использова¬
ние всех возможностей в Средиземноморье и только после этого наращивание десантных
сил в Англии для высадки на континенте. Американцы полагали, что, «заблудив¬
шись в средиземноморском лабиринте», они могут опоздать на решающее евро¬
пейское сражение. Поэтому генерал Маршалл высказался за сосредоточение де¬
санта в Европе в текущем 1943 году. Американцев беспокоила судьба Чан Кайши.
Потеряв Китай, они подрывали основы своей общей стратегии, предполагающей
наличие сильного националистического Китая как южного соседа Советского
Союза. Поэтому адмирал Кинг выступил с идеей удвоения квоты помощи Китаю.
В определенном смысле англичане как дипломаты и как однородный коллек¬
тив были сильнее американцев. Через фельдмаршала Дилла, работавшего в Объ¬
единенном комитете начальников штабов, они заранее знали об американской по¬
зиции. Накануне первой конференции Объединенного комитета английские военные
детально обсудили проблемы союзнического взаимодействия с Черчиллем, кото¬
рый и определил осевую линию действий и обещал всемерную помощь в случае кон¬
фликтных ситуаций. Черчилль поучал своих военных: не создавайте атмосферу экс¬
тренности, дайте американцам выговориться. Никакой непримиримости, мягкое
обволакивание идей словами. Пусть нетерпеливым американским стратегам ста¬
нет скучно.
Рузвельт не сумел добиться сходного единства позиций и чувства командной
борьбы. Хотя предпочтение Германии (как цели номер один) перед Японией ста¬
ло аксиомой, адмирал Кинг приложил немало сил для поддержки тихоокеанской
стратегии. Другой влиятельный военный авторитет — командующий авиацией ге¬
нерал Арнольд был сторонником создания сверхмощной бомбардировочной авиа¬
ции, эту цель он считал более важной,чем подготовку высадки в Европе. Среди аме¬
риканских генералов, возглавляющих отдельные рода войск, шла интенсивная
345

внутренняя борьба за имеющиеся ресурсы. Нередко англичанам, пораженным
темпами американского военного строительства, казалось, что Соединенные Шта¬
ты готовятся контролировать весь мир, но при этом армия стремилась к достиже¬
нию контроля в Европе, а флот склонялся к тихоокеанскому приоритету. В этой си¬
туации решающее значение приобретала позиция самого Рузвельта. Но и у него
были сомнения.
Однозначно поддержать Маршалла в желании ринуться на континент озна¬
чало настроить против себя англичан, а в мире будущего Рузвельт нуждался в них
как в привилегированных союзниках. К тому же он не был убежден, что позиция
Черчилля — позволить немцам и русским использовать друг против друга свои луч¬
шие силы — является близорукой. Важно, что существовал «Раундап» (экстрен¬
ная высадка в Европе), но его следовало держать в запасе до возникновения пер¬
спектив безусловной победы той или другой стороны на советско-германском
фронте. И, заявив о своей твердой приверженности делу незамедлительного откры¬
тия второго фронта, президент в ключевых обсуждениях ушел от той жесткой ли¬
нии, на которую, как все знали, он был способен. И дело было не в речах Черчил¬
ля, которые восхищали президента. Рузвельту в конечном счете нравилось то,
что из них вытекало: не делать окончательных обязывающих выводов, «держать
все двери открытыми».
Чувствуя, что Рузвельт слушает его с симпатией, Черчилль шел еще дальше.
Он уже не останавливался на захвате Сицилии, он ставил иную задачу — смер¬
тельный удар по слабейшей части «оси» — Италии. Такое решение предполагало
более быстрые, более эффективные, потрясающие воображение и менее дорогосто¬
ящие в плане людских ресурсов победы. А русским все это можно будет выдать
за второй фронт. К четвертому дню конференции Черчилль имел основание сооб¬
щить своему окружению, что Рузвельт видит в средиземноморских операциях ло¬
гическое развитие североафриканской кампании. То же почувствовали и американ¬
ские военные, их главнокомандующий уже не оказывал безоговорочной поддержки
идее высадки в Европе в текущем году. Рузвельт полагал, что таким образом он
сохраняет расположение и лояльность Черчилля, необходимые для союзническо¬
го будущего, для формирования выгодного соотношения сил в великой коалиции.
Своим же генералам Маршаллу и Эйзенхауэру он со спокойной совестью говорил,
что действия в Средиземноморье — этап, вызванный необходимостью тщатель¬
но подготовить высадку во Франции.
Перемена в стратегическом видении президента, безусловно, сказалась на
позиции высших военных чинов американской делегации. На десятый день кон¬
ференции они сдались и в присутствии президента и премьера согласовали спи¬
сок перспективных приоритетов. Как ни странно, главной задачей была назна¬
чена не высадка в Европе (прежняя американская позиция) и не удар по «мягкому
подбрюшью» (английская позиция), а сохранение морских коммуникаций в Ат-
346

лантическом океане. Второй по значимости называлась помощь Советскому Со¬
юзу. Напомним, что речь шла (при всех высокопарных словесных пассажах) не
о прямой военной помощи наиболее страдающему союзнику, а об экономической
помощи и поставках вооружения. Третьим приоритетом объявлялся средиземно¬
морский бассейн, захват Сицилии. И лишь на четвертом месте стояло то, что бо¬
лее всего соответствовало первоначальному устремлению Рузвельта и более все¬
го было необходимо для СССР — высадка во Франции. Пятое место заняли операции
на Тихом океане. Происшедшее не было «победой английской дипломатии».
Это было бы слишком простым объяснением, в котором не содержится ответ на
вопрос, почему данная победа стала возможной. В Касабланке Рузвельт, выслу¬
шав английские соображения, самостоятельно пришел к выводу, что бои на вос¬
точном фронте и овладение контрольными позициями в Средиземном море —
хороший путь к послевоенному лидерству. Потенциальные претенденты на это
лидерство ослабляют себя, а США входят в Европу через более безопасный «чер¬
ный ход». Касабланка была одной из тех первых дипломатических битв, где
мощь и возможности США уже ощущались всеми без исключения присутству¬
ющими. Рузвельт пребывал в превосходном настроении. Как отметил в мемуа¬
рах Макмиллан, «он постоянно смеялся и шутил». Он чувствовал свою силу. И не
из-за ее недостатка он изменил первоначальный план действий. Просто Рузвельт
определил более удобный путь к вершине мировой иерархии и пошел по нему. А то,
что за эти удобства платили другие, его на данном этапе не касалось.
^овлетворенные англичане «уступили» место главнокомандующего в Се¬
верной Африке генералу Эйзенхауэру. Своему врачу Черчилль сказал, что любит
«этих великодушных американцев». Что касается французского вопроса американ¬
ской дипломатии, то, прибыв на конференцию, Рузвельт прежде всего дал несколь¬
ко разъяснений своему личному дипломатическому представителю и главному по¬
веренному лицу во французских делах Мэрфи: «Вы несколько переступили границу
в одном из писем Жиро перед высадкой, давая от имени правительства Соединен¬
ных Штатов гарантии возвращения Франции всех частей ее империи. Ваше пись¬
мо может повредить мне после войны». Это было первое указание (пишет Мэр¬
фи) на планы Рузвельта значительно «уменьшить» французскую империю. «Он
обсуждал с несколькими лицами, включая Эйзенхауэра и меня, переход контроля
над Дакаром, Индокитаем и другими французскими владениями.»
Французская проблема
На политическом горизонте маячила высокая фигура другого французского
генерала, и Рузвельту нельзя было не считаться с ней ввиду английской позиции.
По выработанной схеме, одобренной Эйзенхауэром, де Голлю предлагалось вой-
347

ти в двуединое руководство совместно с Жиро, объединенный французский совет
должен был включать как лондонских, так и алжирских французов. Черчилль
взял на себя задачу убедить Рузвельта в том, что этот вариант является наиболее
подходящим. Британский премьер потратил на это первые три дня своего пребы¬
вания в Касабланке. В итоге Рузвельт согласился на то, что он назвал «свадьбой»
двух генералов. Рузвельт полагался на Жиро, Эйзенхауэра, на английскую зави¬
симость от американской помощи, на соответствующую зависимость французов,
т.е. на те факторы, которые должны были дать американцам ключи к французско¬
му будущему.
По прибытии де Голль согласился занять отведенную ему виллу только по¬
сле того, как узнал, что ее владельцем был иностранец. Реквизиция французско¬
го имущества рассматривалась бы им как ущемление французского суверените¬
та. Президенту пришлось приложить значительные усилия, чтобы добиться хотя
бы видимости единения французов. Центральным событием этого аспекта рабо¬
ты конференции была часовая беседа президента Рузвельта и Шарля де Голля,
состоявшаяся после обеда у султана Марокко. Черчилль говорит, что «внимание
президента было привлечено огоньками ума в глазах генерала». Впечатления от
встречи (в значительной мере раскрывающие суть противоречий ее участников)
мы находим в мемуарах будущего французского президента: «Самые высокие стрем¬
ления владели Франклином Рузвельтом. Его ум, знания, мужество — все спо¬
собствовало этому. Могучая держава, главой которой он являлся, доставляла ему
для этого все средства. Война дала ему для этого подходящий случай. Если ве¬
ликий народ, которым он правил, неизменно предпочитал уклоняться от всячес¬
ких действий вдали от своей родины, не особенно-то доверяя Европе, постоянно
раздираемой битвами и революциями, то теперь душа американцев прониклась не¬
ким мессианством и стала вынашивать обширные замыслы. Соединенные Шта¬
ты, восхищаясь своим собственным богатством, чувствуя, что их динамизм уже
не может найти себе должного применения внутри страны, горя желанием помо¬
гать сирым и угнетенным в любом уголке земного шара, поддались склонности к вме¬
шательству, под внешней оболочкой которого скрывалось инстинктивное желание
господствовать. Вот эту-то тенденцию по преимуществу и выражал президент Руз¬
вельт. Таким образом, он сделал все, чтобы его страна приняла участие в миро¬
вом конфликте. Он выполнял сейчас свое предназначение и торопился выполнить
его, так как смерть уже подала ему тайную весть о себе. С тех пор как Америка
вступила в войну, Рузвельт решил, что мир будет миром американским, что имен¬
но ему принадлежит право диктовать условия организации этого мира». В своих
мемуарах де Голль пишет о высоких амбициях Рузвельта, о его уме, знаниях
и смелости.
Из соображений поддержания престижа англо-американских руководителей
оба французских генерала предстали перед фоторепортерами в дружеском руко-
348

пожатии. Иллюзия того, что французская проблема решена, была одним из зло¬
счастных последствий конференции. Президент находился в плену своей ошибки
несколько месяцев: он переоценил силу Жиро и недооценил потенциал де Голля.
В общем и целом Рузвельт, по мнению Мэрфи, заблуждался: «Президент убеж¬
дал себя, что он “справился” с де Голлем — собственное слово Рузвельта —
и мог продолжать управлять им». Это было не так.
Основной документ конференции в Касабланке — Американо-английский ме¬
морандум о встрече, подписанный 23 января 1943 года, был своего рода компро¬
миссом между американской и английской линиями в мировой дипломатии. Выра¬
ботанная программа довольно ярко характеризует «просвещенный эгоизм»
Рузвельта. Помощь находящемуся в критическом положении Советскому Союзу
строго дозировалась, а о главном, что могло бы ему помочь,— об открытии вто¬
рого фронта — даже не было речи. Операции в Средиземноморье означали вы¬
жидательную тактику. Китаю планировалась помощь в размерах, обеспечивающих
лишь его выживание. В целом Касабланка, если критически оценить ее результа¬
ты, свидетельствовала о стратегии беречь силы для решающих событий, закрыв гла¬
за на то, во что подобная тактика обходится другим союзникам.
В Касабланке Рузвельт и Черчилль пришли к общему заключению, что вой¬
на вступила в решающую стадию. Как сказал Черчилль, «это еще не конец, это еще
даже не начало конца. Но это, возможно, уже конец начала». Ему осторожно вто¬
рил Рузвельт: «Поворотный пункт этой войны наконец достигнут».
На пресс-конференции по окончании касабланкской встречи Рузвельт высту¬
пал первым. Он объявил то, что стало сюрпризом даже для сидящего рядом Чер¬
чилля: «Некоторые из англичан знают эту старую историю,— сказал прези¬
дент.— У нас был генерал по имени Улисс Симпсон Грант, но в дни моей
и премьер-министра юности его называли Грант-Безоговорочная капитуляция*. Унич¬
тожение военной мощи немцев, японцев и итальянцев означает безоговорочную ка¬
питуляцию Германии, Италии и Японии». Это был серьезный дипломатический шаг
со стороны Рузвельта. И, нет сомнения, сделанный частично для того, чтобы
в Москве не создалось впечатления, будто в Касабланке происходит сепаратный
сговор, который при определенном развитии событий может привести к сепарат¬
ному миру с Германией на Западе. Но еще более важным, как нам представляет¬
ся, было то, что этим своим шагом Рузвельт окончательно взламывал существу¬
ющие международные отношения. Отныне уже трудно было представить некое
сохранение прежней системы на основе компромисса с Германией в Европе и Япо¬
нией в Азии. Требование безоговорочной капитуляции предполагало уничтожение
(а не простое ослабление) мощи этих стран, создание в центре Европы и в Азии
* По-английски US являются первыми буквами названия страны (Соединенные Штаты), вы¬
ражения «безоговорочная капитуляция» и инициалами упомянутого Гранта.
349

политического вакуума, который США надеялись заполнить. И понятно удивле¬
ние Черчилля, с которым его оптимистичный сосед не удосужился обсудить важ¬
нейший дипломатический фактор будущего мирового развития. Рузвельт позже на¬
стаивал на спонтанности своего шага, но сейчас мы знаем, что над этой проблемой
долгое время работала группа специалистов в госдепартаменте. Именно ее выво¬
дами руководствовался Рузвельт, когда делал свое замечание.
Приняв основные решения, Рузвельт вместе с генералом Паттоном отправил¬
ся в Рабат, где поужинал, сидя в джипе и с видимым удовольствием, вместе с сол¬
датами пятой американской армии. Сын Гопкинса Роберт свидетельствует, что «су¬
ровые лица солдат расплывались в широких улыбках, когда они узнавали, кто их
инспектирует». Один солдат к восторгу Рузвельта воскликнул: «Боже, сам стари¬
на здесь!» В Порт-Лиотэ Рузвельт возложил венок на могилу американских де¬
сантников. Султан Марокко подарил ему позолоченный кинжал и золотую тиару
для супруги. Рузвельт взглянул на сына Эллиота и подмигнул: оба они представи¬
ли Элеонору Рузвельт в Белом доме с золотой тиарой.
Вначале Черчилль хотел проводить Рузвельта, но долгая ночь тостов, возли¬
яний и песен ослабила его решимость. В последний момент премьер все же превоз¬
мог себя и выскочил в халате с красными драконами и в черных вельветовых та¬
почках. Журналисты умоляли его позволить сделать снимок, на что Черчилль
ответил: «Ребята, вы просто не имеете права это сделать». И журналисты покор¬
но опустили камеры.
Перелом в войне
Понимая после Касабланки, что расписание боевых действий на 1943 год прак¬
тически исключает открытие второго фронта, Рузвельт старается «подготовить»
к этой реальности своего восточного союзника. 29 января 1943 года Сталину на¬
правляется чрезвычайно осторожно составленное американо-английское посла¬
ние, в котором выражается надежда на то, что совместные советские и англо-аме¬
риканские усилия позволят поставить Германию на колени в первые девять месяцев
1943 года. Западные союзники постараются отвлечь максимум немецких войск с со¬
ветско-германского фронта и направят СССР максимум возможной помощи по ленд-
лизу. Но из контекста послания следовало, что «отвлечение» немецких войск бу¬
дет происходить за счет операций в Средиземноморье, а не на европейском
континенте. В полученном через три дня ответе советской стороны (этого ответа
Рузвельт ждал с недобрыми предчувствиями) содержалась лишь просьба уточнить
расписание боевых действий западных союзников на 1943 год.
Как теперь известно, получив из Касабланки телеграмму с цветистым описа¬
нием предстоящих действий (выдворение немцев из Африки, действия в Среди-
350

земноморье, бомбардировки Германии, помощь Чан Кайши, что «совместно с ва¬
шим мощным наступлением поставит Германию на колени в 1943 году»), Сталин
едва дождался окончания перевода и обратился к Молотову: «Они обозначили да¬
ту?» Выждав еще один день, Сталин 30 января 1943 года отправил Рузвельту и Чер¬
чиллю благодарность за их «дружественное совместное послание», добавив вопрос
о времени начала военных операций в Европе.
Рузвельт, безусловно, понимал, что Советской Армии в 1943 году предсто¬
ит выдержать очередное летнее наступление немцев. Ему также было ясно (как и Чер¬
чиллю, и Сталину), что западные союзники, говоря словами Черчилля, «не убь¬
ют ни одного германского солдата, в то время как русские будут сражаться со
185 дивизиями».
За неделю до капитуляция фельдмаршала Паулюса фюрер еще обсуждал ар¬
хитектурные достоинства будущего нового стадиона в Нюрнберге, достаточно
внушительного, чтобы отпраздновать поражение России. Никогда в дальнейшем
он не возвращался к столь приятным темам. Война прошла свою высшую точку.
Отныне Германия все силы прилагала лишь к тому, чтобы замедлить ход событий
на восточном фронте. Как пишет британский историк М.Гилберт, «после трех
с половиной лет побед, завоеваний, продвижений вперед, восторгов по поводу
собственного всемогущества немцы обнаружили свою уязвимость. Представление
о неизбежности их триумфа рассеялось». Именно в это время, в последнем квар¬
тале 1942 года, Америка послала в Россию 60 тысяч грузовиков, И тысяч джи¬
пов, 2 миллиона пар обуви, 50 тысяч тонн взрывчатки, почти полмиллиона тонн ста¬
ли, четверть миллиона тонн авиационного бензина. Американские автомашины
значительно увеличили подвижность Красной Армии.
★ ★ ★
В Вашингтоне 1943 год начался с активной разработки модели мира после¬
военного будущего и определения в нем места Америки. В возможности и необ¬
ходимости взломать старый мир, где господствовали европейские метрополии,
Рузвельт лишний раз убедился на обратном пути из Касабланки в Вашингтон. По¬
сле посадки в Батхерсте президент совершил небольшое путешествие по Гамбии.
Ужасающие условия жизни в этой стране укрепили его мнение об обреченности ко¬
лониальных империй, неизбежности перемен, необходимости для США исполь¬
зовать подъем освободительного движения.
Через месяц после Касабланки на одной из пресс-конференций президент об¬
ратил внимание присутствующих на то, какую большую угрозу для западного по¬
лушария представил бы собой выступ африканского континента, а особенно порт
Дакар, попади он под контроль немцев. Далее Рузвельт сказал: «Ия думаю, что,
когда кончится война, мы должны будем предпринять определенные шаги. Во-пер¬
вых, совершенно демилитаризовать Западную Африку. Во-вторых, возможно
351

придется оборудовать в Дакаре или Батхерсте мощный опорный пункт, где мы име¬
ли бы достаточные военно-морские силы, необходимое число аэродромов и т.д., что¬
бы предотвратить угрозу нашему континенту в будущем со стороны любой агрес¬
сивной державы».
Вечером в пятницу 5 февраля 1943 года не пришедший еще в себя после пе¬
релета Рузвельт уединился в Гайд-Парке в компании с Па Уотсоном, Биллом
Хассетом и Грейс Тулли. Он спал до десяти, иногда до одиннадцати утра, подол¬
гу завтракал и обедал, не спеша просматривал книги в библиотеке. Черчиллю он
сообщил, что во время дозаправки в Батхерсте (британская колония Гамбия) его
укусила муха «цеце», переносчица сонной болезни.
Рузвельт понимал, что самый слабый пункт его дипломатии на касабланкской
встрече — «русский фронт». Ответ Сталина приближал коалицию к точке разры¬
ва. В критические месяцы, когда Германия, собрав все силы, стремилась в ходе тре¬
тьей летней кампании решить исход войны в свою пользу, СССР оказался факти¬
чески брошенным. Спасая лицо и, главное, ту дипломатическую комбинацию,
которая должна была возвести США на вершину мира, Рузвельт постарался ус¬
покоить союзника, от которого в тот момент более всего зависела судьба и его, и Аме¬
рики. Он не стал имитировать бодрый стиль Черчилля. Да, жаль, что союзные опе¬
рации в Северной Африке не согласуются с прежде выработанным расписанием. Президент
писал в Москву о понимании «важности усилий на европейском континенте в бли¬
жайшее возможное время с целью ослабить действия стран «оси» против вашей ге¬
роической армии». Но увы, здесь нужно будет решить проблему транспорта.
Советский Союз, на который ложилось тяжелейшее бремя, подвергался смер¬
тельной опасности. Подобный негативный опыт не мог не иметь исторических
последствий, и Рузвельт понимал это.

Глава тринадцатая
ВШОД НА МИРОВУЮ APE W
Это сумасшествие дьявола — война.
Роберт Сервис, 1921
урс западных союзников в коалиционной стратегии становился особен-
но опасным в свете того, что они почти прекратили поставки через Мур-
х^манск. Решение об отмене очередного каравана (март 1943 года) Чер¬
чилль не посмел принять единолично и попросил Рузвельта о моральной
и политической поддержке. Рузвельт настаивал, что Сталин не должен знать об
отмене транспортных перевозок северным путем до августа или даже до сентяб¬
ря 1943 года. Очевидно, президент понимал, каким ударом по союзной солидар¬
ности окажется такая новость.
Никто не может, видимо, объяснить, чем руководствовался Черчилль, но он
пренебрег запретом Рузвельта и открыл Сталцну горькую правду о фактическом
закрытии северного пути. Нетрудно представить реакцию советского руководст¬
ва накануне решающей битвы на Курской дуге. Драматизм ситуации отражен
в ответе Сталина: «Я рассматриваю этот неожиданный шаг как катастрофический
обрыв поставок стратегических сырьевых материалов и оборудования Советско¬
му Союзу Великобританией и США, потому что тихоокеанский канал поставок име¬
ет ограниченные возможности и не очень надежен, а южный путь имеет неболь¬
шую пропускную способность, оба эти пути не могут компенсировать прекращение
поставок северным путем. Ясно, что это обстоятельство не может не воздейство¬
вать на положение советских войск».
На политику США в отношении СССР ложилась тень. Американцы осла¬
били свою поддержку Советского Союза в решающих обстоятельствах. Может быть,
это соответствовало интересам англичан? Можё)г быть, это было частью страте¬
гии, направленной на избежание «излишнего» сближения двух величайших стран
в послевоенный период? Рузвельт сообщает в Москву, что «дата высадки на кон¬
тиненте будет зависеть от оборонительных возможностей немцев». Приостанов¬
ку наступления в Северной Африке он спокойно объясняет обильными дождями.
Черчилль, играя в данном случае с Рузвельтом в одну игру, писал Сталину, что не¬
хватка транспорта позволяет перевести в Англию лишь 8 (из 27 прежде планиру¬
емых) дивизий.
353

«Манхэттен»
Не исключено, что в эти дни и недели Рузвельт начинает полагаться не толь¬
ко на восточного союзника — СССР, но и на определившиеся перспективы в со¬
здании атомного оружия. Обеспокоенность Рузвельта была несколько смягчена пер¬
выми практическими результатами американских ученых. 2 декабря 1942 года
физики из Чикагского университета осуществили первую в мире управляемую
ядерную реакцию. Центр тяжести начинает смещаться с теоретических и лабора¬
торных исследований к опьтю-конструкторским работам. Президент Рузвельт очер¬
тил совокупность специальных мер, направленных на сохранение секретности рас¬
ширяющихся работ. В США создавалась сложная система прикрытия крупного
научно-промышленного проекта. Руководитель проекта генерал Гроувз предпри¬
нял необычные даже для военного времени меры безопасности. Посмотрим, от ко¬
го он хранил секрет прежде всего. Цитируем генерала Гроувза: «Через две неде¬
ли после того, как я взял на себя руководство проектом, у меня навсегда исчезли
иллюзии в отношении того, что Россия является нашим другом, и проект осуще¬
ствлялся именно на этой основе». В ходе осуществленного позже сенатского рас¬
следования генерал Гроувз рассказывал о том, что президент Рузвельт был пол¬
ностью осведомлен об информационной блокаде главного союзника.
С весны 1943 года он предельно централизовал руководство проектом «Ман¬
хэттен» и засекретил его в чрезвычайной степени. Даже начальник штаба армии
Дж. Маршалл и вице-президент Г. Уоллес отныне получали очень ограниченный
доступ к ядерной информации. Кроме Стимсона прямой контакт с президентом
по данному вопросу имели Гроувз, Буш и Конант. Эти трое держали президента
в постоянном напряжении относительно того, что германская наука и промышлен¬
ность могут первыми прийти к финишу, первыми создать самое могущественное
оружие века. В. Буш прямо заявил Рузвельту: «Вполне возможно, что Германия
находится впереди нас и сможет создать сверхбомбы быстрее, чем мы». Для по¬
лучения более ясного представления о степени возможного превосходства немцев
предлагалось послать в Швейцарию специалиста-физика под прикрытием дипло¬
матического паспорта, чтобы попытаться установить связь с германскими учены¬
ми. Американские специалисты предприняли интенсивные усилия, чтобы опреде¬
лить степень «зрелости» немецких исследований по статьям в научной печати,
по характеру осуществляемого в рейхе строительства закрытых центров. Рассма¬
тривался даже проект похищения Г. Гейзенберга, директора Института кайзера Виль¬
гельма.
Будущее стало казаться не таким уж ясным. И Рузвельт сделал ставку
прежде всего на резкое увеличение внутренних резервов. После детального изу¬
чения состояния дел Дж. Конант пришел к заключению, что принцип создания
атомной бомбы найден и что к осени 1944 года будет создана «пара бомб». Уста-
354

новлено, что подлинное ускорение разработки проекта началось в первые меся¬
цы 1943 года.
Рузвельт и его окружение не были уверены, сможет ли атомное оружие быть
использованным в текущей войне. Но они полагали, что получают могуществен¬
ный инструмент воздействия на послевоенный мир, новый фактор международных
отношений. Будущую ядерную дипломатию Рузвельт обсуждал не с американца¬
ми, а с британцем Черчиллем. Складывается впечатление, что в ответ на согласие
Черчилля быть младшим партнером коалиции Рузвельт на первых порах приобщал
английского союзника к атомным секретам. Но и он вскоре показался Рузвельту
лишним в деле достижения невероятного военного могущества. Как только амери¬
канцы увидели реальную перспективу создания атомного оружия, это отразилось
на дипломатии, в данном случае союзнической. Англичане, которые были так
нужны на начальном этапе, теперь стали восприниматься помехой, нежелательны¬
ми свидетелями и потенциальными обладателями сверхоружия. Конант пишет Бу¬
шу, что «не видит смысла в совместных усилиях, когда речь заходит о собственно
развертывании и производстве». От него поступает предложение ограничить со¬
трудничество с Британией.
Главное же обстоятельство открыто пока не обсуждалось: Британия теряет си¬
лы, солнце Британской империи закатывается, стоит ли давать в руки партнера
сверхоружие, которое обеспечит такое могущество его обладателю. 15 декабря
1942 года Рузвельт одобряет резкое ограничение сотрудничества американцев с ан¬
гличанами в атомной сфере. Отныне английские исследователи не получают от аме¬
риканцев новых сведений по таким вопросам, как электромагнетизм, производство
тяжелой воды и уранового газа, реакция быстрых нейтронов и расщепление радио¬
активных материалов. Черчилль буквально взорвался: новая американская полити¬
ка (пишет он Рузвельту) ведет к краху англо-американского сотрудничества в обла¬
сти исследования атомной энергии и подвергает опасности двустороннее партнерство.
Черчилль напомнил Рузвельту об обещании, данном И октября 1941 года относи¬
тельно «координированной или даже совместно проводимой работы двух стран».
Но Рузвельта уже не удержать, он быстро перестраивается. К1943 году глав¬
ной целью работы становится не «обогнать немцев» и даже не сделать атомную бом¬
бу как можно скорее, а использовать новое оружие для послевоенного урегулиро¬
вания. Рузвельт (а вместе с ним Буш и Конант) был готов даже к тому, что
англичане порвут всякое сотрудничество с США. Главные совещательные органы —
Группа выработки политики и Комитет по военной политике высказались доста¬
точно ясно: даже с риском (не зная степени прогресса немцев) нужно уходить от
многостороннего сотрудничества с Британией и Канадой, становиться на путь од¬
носторонних усилий. Некоторые специалисты полагали, что подобные действия за¬
медлят работу над проектом «Манхэттен» примерно на 6 месяцев. Но это счита¬
лось приемлемой платой за атомную монополию.
355

Черчилль угрюмо молчал, так как понимал, что американское решение не мог¬
ло быть принято на уровне ниже президентского. Для англичан удар был тем бо¬
лее тяжелым, что они пришли к выводу о нехватке собственных ресурсов. Андер¬
сон информировал Черчилля, что «даже возведение и приведение в рабочее
состояние атомного центра потребует крупнейшей перегруппировки военного
производства». Он считал обязательным добиться, чтобы английские ученые ра¬
ботали в американских центрах. Тогда после окончания войны они, вернувшись на
родину, смогут действовать в чисто английских интересах, но уже на том высоком
уровне, на котором идет реализация «Манхэттена». Как раз этого-то и не хотел
Рузвельт.
Начиная с января 1943 года Черчилль предпринял настоящую атаку на Руз¬
вельта и на его, как он выразился, «персональный Форин офис» в лице Гарри Гоп¬
кинса. Премьер-министр постарался затронуть самую чувствительную струну:
что будет, если первым в атомной гонке окажется СССР. «Что мы хотим иметь меж¬
ду белыми снегами России и белыми скалами Дувра?» — риторически спрашивал
Черчилль. Лишь ядерное оружие могло помочь найти ответ. Посетившим Лондон
в июле 1943 года Стимсону и Бушу Черчилль сказал, что «необходимо исключить
победу Германии или России в этой гонке». Заместитель Черчилля по атомной про¬
блематике лорд Червелл объяснил Стимсону и Бушу, что английское правитель¬
ство рассматривает «всю проблему использования атомной энергии исходя из ана¬
лиза послевоенного соотношения сил».
Инспекция страны
13 апреля Рузвельт, как и семью месяцами ранее, отправился на Юг и Сред¬
ний Запад инспектировать армию, которая выросла после трех лет мобилизацион¬
ных усилий с полумиллиона человек до 4,5 миллионов и к концу 1943 года долж¬
на была составить 7,5 миллиона — феноменальное военное строительство.
Сравнивая цифры, президент убедился, что за три года подготовки талия у солда¬
та американской армии уменьшилась в среднем на четыре дюйма, в то время как
объем грудной клетки увеличился на дюйм. Солдаты нарастили в среднем по пять
килограммов мышц. Рузвельт, задрав голову, наблюдал выброску десанта. Солдат
43-го года отличался от своих предшественников. Он должен был уметь камуф¬
лировать себя, обезвреживать мины, обнаруживать минные ловушки, читать то¬
пографические карты, ориентироваться в ходе боя, распознавать американские
и другие самолеты, танки и прочую военную технику, использовать трофейное
оружие, уметь обращаться с военнопленными, оказывать первую медицинскую по¬
мощь, выживать в экстремальных условиях. Обед, который отпробовал Рузвельт,
состоял из салата, мяса под соусом чили, макарон, моркови, жареной «по-француз-
356

ски» картошки, пирожного и масла. «В Белом доме кормят хуже»,— посетовал пре¬
зидент. Прессе он сказал, что ознакомился с «широкой картиной роста американ¬
ских ресурсов — физических, промышленных, сельскохозяйственных и духовных,
сконцентрированных на победу в войне».
В ходе военного строительства изменилась сама столица страны. По сравне¬
нию с 1940 годом население Вашингтона увеличилось вдвое, в городе господство¬
вала униформа, бензин было невозможно достать, квартирная плата выросла мно¬
гократно.
Апрель был передышкой. В мае 1943 года Черчилль, находясь в Вашингто¬
не, обсуждал ядерную проблему с Рузвельтом тет-а-тет. На этой конференции (на¬
званной «Трайдент») Черчилль со своими новыми «русскими» аргументами добил¬
ся изменения позиции Рузвельта. Премьер-министр писал 26 мая 1943 года
руководителю английского ядерного проекта Андерсону: «Президент согласился,
что обмен информацией по атомному проекту должен возобновиться». Нам важ¬
но отметить не колебания президента Рузвельта, а то, что проблема атомных ис¬
следований стала частью его дипломатии, что он рассматривал проблему сотруд¬
ничества в этом вопросе с англичанами, руководствуясь не нуждами войны,
а поисками дипломатических рычагов для будущего. Рузвельт решил, что в вели¬
кой послевоенной «четверке» две державы будут ядерными — США и их ближай¬
ший партнер.
Американо-английское сотрудничество нашло формальное воплощение в об¬
ласти атомной энергии в августе 1943 года, когда Рузвельт и Черчилль в Квебе¬
ке подписали секретное соглашение: 1) никогда не использовать атомное оружие
друг против друга; 2) не использовать его против третьей стороны без согласия парт¬
нера; 3) не сообщать атомных секретов третьей стороне без взаимного согласия; 4) вви¬
ду преобладающего участия США в проекте общую политику в данном вопросе
определяет американский президент; 5) в Вашингтоне создается Комитет по объ¬
единенной политике, именно в его рамках будет происходить обмен закрытой ин¬
формацией. В официальной истории Комиссии по атомной энергии говорится:
«Оба — и Рузвельт и Черчилль — знали о роли, которую играл в их дипломатии
тот революционный прорыв в технологии, который по своей значимости превос¬
ходил даже кровавую борьбу против нацизма». В данной области, где технологи¬
ческий переворот соседствовал с дипломатией, Рузвельт предпочитал совещаться
с минимумом лиц. Летом 1943 года Буш после беседы в Белом доме отметил, что
президент никому в этом деле не доверяет и «речь идет о послевоенных отноше¬
ниях». Рузвельт приходит к выводу, что создаваемая колоссальная военная мощь
необходима для успешной послевоенной политики.
357

Япония заглядывает в бездну
Чувствуя гнев императора, адмирал Ямамото прибыл 3 апреля 1943 года
в Рабаул с 300 лучшими пилотами истребителей «Зеро». Это была последняя по¬
пытка японцев восстановить свое превосходство в воздухе. Ямамото сообщил ко¬
дированной радиограммой, что намерен лично посетить Северные Соломоновы ос¬
трова. В шифровке, прочитанной американцами, обозначался весь маршрут этого
самого известного японского адмирала.
По просьбе Ф. Нокса, военно-морского министра, был сделан запрос у ге¬
нерального прокурора ВМС о легальности операции, у церковных кругов — о со¬
ответствии предлагаемого принципам христианской религии, у командующего
ВВС генерала Арнольда — о шансах на успех. Все они согласились с президен¬
том Рузвельтом, что операция «Месть» должна быть проведена эскадрильей
«Лайтнингов» в глубокой тайне. Было отобрано восемнадцать лучших пилотов: че¬
тыре для атаки, четырнадцать для прикрытия. Эскадрилья летела на высоте десять
метров над морем, опасаясь быть обнаруженной. Около 10 часов утра 16 апреля
1943 года капитан Каннинг прошептал в молчащий эфир: «Цель на одиннадцати
часах. Высоко». Адмирал Ямамото был сражен пулеметным огнем, а его огромный
«Мицубиси» рухнул в джунгли и сгорел. Описание операции и участия в ней Бе¬
лого дома остается тайной и сегодня. Вся касающаяся этого эпизода документация
строго засекречена.
Японская сторона молчала тридцать четыре дня, и лишь когда линкор «Му-
саши» с кремированными останками адмирала прибыл в Иокогаму, токийское ра¬
дио возвестило о гибели Ямамото. Кидо, лорд-хранитель печати и близкое дове¬
ренное лицо императора, секретно встретился с прежним премьер-министром
Коноэ для обсуждения возможностей выхода из войны. «Они согласились исполь¬
зовать до последней возможности антикоммунизм в США и опасения, что япон¬
ский народ, в пучине военного поражения лишенный своего богоподобного импе¬
ратора, может обратиться к коммунизму». Император Хирохито возвращает
в правительство известных противников СССР. Это была попытка показать За¬
паду, что Япония в любом случае может быть полезна и что от ее полного пора¬
жения выиграет лишь «мировой коммунизм». Информаторы сообщили Коноэ:
во время визита в Вашингтон они убедились, что «военные руководители США
удивлены ростом могущества Советского Союза и в результате пришли к выводу
о невыгодности абсолютного крушения Японии и Германии».
На фоне определенного замораживания отношений с СССР Рузвельт поста¬
рался весной 1943 года укрепить свои позиции в Китае. Чан Кайши хотел макси¬
мально вовлечь англичан и американцев, чтобы сохранить собственную армию
для послевоенного сведения счетов с Мао Цзэдуном. Рузвельт выступил за укреп¬
ление собственно американских военно-воздушных сил, расположенных в Китае.
358

Это был легко управляемый чисто американский рычаг, обращенный против Япо¬
нии, но и составляющий значительный фактор политического уравнения в самом
Китае. Периодические бомбардировки Японии, сказал он, «произведут огромное
моральное воздействие и на китайский народ». В письме вождю гоминдана от 8 мар¬
та 1943 года Рузвельт обещает довести численность американской авиации в Ки¬
тае до 500 самолетов и значительно расширить стратегические поставки. Как ус¬
ловие дальнейшего наращивания поставок называлось открытие китайской армией
более близкой и удобной бирманской дороги. Укрепляя националистический Ки¬
тай и укрепляясь в нем, Америка создавала в Евразии противовес англичанам
(в Индии), а главное Советскому Союзу.
Это желание видеть националистический Китай опорой азиатской политики
США видно из характера приема мадам Чан Кайши, прибывшей в Америку в но¬
ябре 1943 года. Она была принята в Белом доме и выступила перед обеими пала¬
тами конгресса, а также вместе с Рузвельтом перед журналистами. Внимание пре¬
зидента придавало ей смелости. Но на личном уровне они не нашли
взаимопонимания. Назойливость «первой леди» Китайской республики вывела Руз¬
вельта из равновесия. Он признался Моргентау, что «дошел до бешенства, желая
выдворить ее из страны». Во время очередного обеда Рузвельт спросил мадам Чан
Кайши, что бы она сделала с руководителем профсоюза, призывающим к забас¬
товке во время войны. Мадам Чан выразительно провела пальцем по горлу. Руз¬
вельт оценил решимость хрупкой женщины как «стальную», но странно было бы
называть ее руководителем демократической страны. Сообщения о немыслимой кор¬
рупции в Китае приобретали в этом свете зловещий оттенок. Можно ли полагать¬
ся на такой режим? При всех колебаниях Рузвельт все же остался верен идее опо¬
ры на Китай в будущем мире «четырех столпов».
Рузвельт объяснил Маршаллу свое понимание проблемы: «Генералиссимус
прошел трудный путь, прежде чем стал неоспоримым лидером четырехсот мил¬
лионов китайцев — огромная, тяжелая работа по достижению единства различ¬
ных групп и всех видов политических деятелей — военных, преподавателей, уче¬
ных, представителей социальной сферы, инженеров, всех, борющихся за власть
и преобладание как на местном уровне, так и на национальном, и сумел создать
в очень короткое время на всей территории Китая то, на достижение чего нам по¬
надобилось два столетия. Кроме того, генералиссимусу необходимо поддерживать
свое положение высшего руководителя. Вы и я делали бы то же самое в подоб¬
ных обстоятельствах. Он является главой исполнительной власти, равно как и вер¬
ховным главнокомандующим, и нельзя говорить сурово с человеком такого ран¬
га, нельзя добиваться от него обязательств так, как мы поступили в случае
с султаном Марокко».
Более всего пугала Рузвельта возможность быстрого поражения Китая. Тог¬
да его «идеальная схема» рушилась в самом основании. Именно поэтому президент
359

противостоял Стилуэлу, Маршаллу и прочим критикам чанкайшистского режима.
Китай нужен был Америке для господства на Тихом океане, для политического рас¬
кола Евразии, для вторжения в сферу прежнего влияния западноевропейских ме¬
трополий, скажем, в Индокитае (здесь впервые возникает тень Вьетнама). Пусть
Китай ныне слаб. Его огромное по численности работоспособное население сдела¬
ет из него великую державу, и нужно заручиться благоволением этой державы за¬
ранее. Рузвельт согласился с ликвидацией экстерриториальных прав иностранцев
в Китае, что, по словам Чан Кайши, «поставило независимый Китай в равное по¬
ложение с Великобританией и Соединенными Штатами».
Когда Иден в марте 1943 года прибыл в Вашингтон для обсуждения вопро¬
сов послевоенного урегулирования, его поразила прежде всего решимость, с кото¬
рой президент Рузвельт настаивал на предоставлении Китаю статуса державы
первой величины. Министр телеграфировал Черчиллю: «Президент утверждает,
что Китай является, по меньшей мере, потенциально мировой державой и анархия
в Китае была бы чрезвычайно прискорбным оборотом событий, поэтому Чан Кай¬
ши должен получить полную поддержку». Рузвельт уже тогда включал Китай в чис¬
ло комитета четырех держав, «который будет принимать все важнейшие решения
и осуществлять мировые полицейские функции» в послевоенном мире. Он также
обсуждал возможность совместной опеки Китая, США и СССР над Кореей
и Индокитаем. Естественно, желание потесниться на Олимпе отсутствует. Тем бо¬
лее когда речь идет о вчерашней полуколонии европейских стран, о державе, с ко¬
торой Лондон воевал в прошлом веке. Иден с его внешностью безупречного
джентльмена на этот раз отставил и мягкость, и манеры. Англичане наотрез отка¬
зались считать Китай мировой державой. «Разумеется,— писал из Лондона Чер¬
чилль Идену,— Китай будет использован как верный исполнитель воли Соединен¬
ных Штатов в любой попытке ликвидировать заморскую Британскую империю».
Рузвельт же намечал точки совместных послевоенных акций. «В Южной Ко¬
рее можно создать мощную базу, основываясь на которой Китай и Соединенные
Штаты стали бы обеспечивать мир в западной части Тихого океана». И, как ска¬
зал президент Идену, «в любом серьезном конфликте с Россией Китай без сомне¬
ния будет на нашей стороне». Если бы речь зашла о тройственном мандате или трой¬
ственной опеке некоей территории со стороны Советского Союза, Китая
и Соединенных Штатов, то два последних участника триумвирата, полагал Руз¬
вельт, всегда найдут необходимую степень договоренности. Тогда Рузвельт еще не
исключал возможности участия СССР в оккупации не только Кореи, но и Япо¬
нии, и в этом случае он полагал, что американо-китайское понимание сработает нуж¬
ным образом. Короче говоря, как докладывал А. Иден английскому военному ка¬
бинету 13 апреля 1943 года, Соединенные Штаты «рассматривают Китай в качестве
возможного противовеса России на Дальнем Востоке». Сам же Рузвельт весной
1943 года провозгласил, что народ Китая на протяжении века «был в мыслях и це-
360

лях своих ближе к нам, американцам, чем любой другой народ на Земле — те же
великие идеалы. Китай в последней половине столетия стал одной из величайших
демократий в мире». И это говорилось об абсолютно незрелой, абсолютно коррум¬
пированной политической системе полубуржуазного Китая.
Впрочем, во многом Китай был для Рузвельта не самоцелью. Иден, вспоми¬
ная о своем визите в Вашингтон в марте 1943 года, писал, что «главным вопро¬
сом, владевшим умом Рузвельта, являлся вопрос о возможности сотрудничать с Рос¬
сией сейчас и после войны». Президент спросил мнение английского министра о «тезисе
Буллита», изложенном в пространном меморандуме, полученном Белым домом не¬
сколькими неделями ранее. Буллит утверждал, что СССР «коммунизирует» ев¬
ропейский континент, если Соединенные Штаты и Британия не блокируют «крас¬
ную амебу в Европе». Иден ответил так: «Даже если бы эти страхи оказались
основательными, мы все равно должны найти путь сотрудничества с Россией». Руз¬
вельт указал, и Иден с ним согласился, что путь к будущему основывается на иде¬
ях, противоположных тезису Буллита. Нужно найти систему сотрудничества
с Россией, а не противоборства с ней. Собеседники пришли к согласию, что це¬
ли и методы советской внешней политики определяются не неким планом захва¬
та главенствующих позиций в Европе, а оценкой американских и английских на¬
мерений. Но Рузвельт при этом полагал, что опора на Англию в Европе и на Китай
в Азии будет служить американцам дополнительной гарантией. Ключевым вопро¬
сом обсуждений стала оценка того, каким будет после войны Советский Союз и его
внешняя политика. О чем бы ни говорили, какие бы проблемы ни поднимали
Рузвельт с Иденом, в конечном счете они обращались к СССР. Оба были еди¬
ны в том, что прибалтийские республики войдут в состав Советского Союза.
Рузвельт завершил дискуссию словами о том, что согласие на включение прибал¬
тийских республик в состав СССР можно будет использовать как один из фак¬
торов в общем компромиссе с советским руководством. Данью реализму со сто¬
роны Рузвельта стало мнение, что Советская Россия будет настаивать на
предвоенных границах с Финляндией. Между американцами и англичанами бы¬
ло понимание, что после войны Финляндия будет представлять собой сложную
проблему. Но не самую сложную — таковой станет Польша. Рузвельт и Иден при¬
шли к согласию, что Восточная Пруссия должна войти в состав Польши. По мне¬
нию президента, жители Восточной Пруссии обязаны оставить свою территорию
подобно тому, как греки покинули турецкую территорию после первой мировой вой¬
ны. Рузвельт говорил, что это суровое решение, но неизбежное. Оно необходи¬
мо для поддержания мира, пруссакам нельзя доверять.
Что касается Югославии, то, с точки зрения Рузвельта, вражда сербов и хор¬
ватов непримирима и следует создать два независимых друг от друга государства.
Должна быть восстановлена независимость Австрии. Президент с легкостью «ре¬
шал» бельгийские проблемы. Франкоязычную часть Бельгии надо соединить с по-
361

терянными Францией Эльзасом и Лотарингией, северной частью Франции, а так¬
же с Люксембургом, чтобы образовать новое государство Валлонию. Иден воспри¬
нимал изложение «валлонских проектов» Рузвельта скептически. Великобритания
уже начинала ощущать определенную общность судеб старых колониальных дер¬
жав перед лицом неудержимого американского динамизма.
Первостепенную значимость имели суждения Рузвельта о грядущей судьбе
Германии. Он всячески хотел избежать ошибок Вильсона и в целом намеревался
изменить сам подход к поверженному в будущем противнику. Ему казалось необ¬
ходимым содействовать всем центробежным силам германской политической аре¬
ны; следовало стимулировать раскол Германии, выделение ее сепаратных частей.
Именно расколотой на несколько независимых государств видел Рузвельт после¬
военную Германию — оптимальный, по его мнению, вариант решения германской
проблемы. Но не вызовет ли подобная перспектива анархизм и коммунизм в Гер¬
мании? Рузвельт и Гопкинс считали, что нет. К моменту, когда Гитлер должен бу¬
дет сложить власть, американские и английские войска уже расположатся на гер¬
манской территории. Их мощь достаточна, чтобы проконтролировать любой
поворот событий. Рузвельт учитывал и тот вариант, что Германия может капиту¬
лировать еще до того, как американские войска вступят на ее территорию. В этом
случае следовало загодя договориться со Сталиным и установить согласованные зо¬
ны оккупации поверженной страны.
Особое внимание Рузвельт уделил проблеме будущей всемирной организации.
По мысли президента, следовало пресечь всякие попытки провозгласить ее преем¬
ственность Лиге Наций. Грядущий форум наций надо создать заново на основе об¬
щей декларации стран-участниц. Следовало при этом прежде всего подумать
о «совете управителей». Этот совет должен состоять из представителей четырех
великих держав (США, СССР, Англии и Китая) и представителей шести — вось¬
ми региональных группировок. Англичанам хотелось сократить «высший круг», и Иден
высказал сомнения в отношении Китая — он после войны пройдет через револю¬
цию и длительный период модернизации.
У Рузвельта сложилось впечатление, что Лондон при всей его имперской гор¬
дости окажется покладистым союзником в послевоенный «век Америки». Он
с удовлетворением заявил после встречи с Иденом, что США с Великобритани¬
ей согласны почти по всем основным проблемам — «от статуса Рутении до про¬
изводства земляных орехов». Англичане отметили (в этом Иден признался Гопкин¬
су) исключительное знание Рузвельтом политической карты мира, всех мировых
границ. Сколько часов нужно было сидеть над картами, чтобы затем обсуждать лю¬
бые пограничные споры? Иден поделился с Гопкинсом еще более интересными на¬
блюдениями. Даже прирожденных геополитиков — англичан поразила легкость,
с какой президент Рузвельт готов был обращаться с целыми странами и народа¬
ми. Его не волновала их судьба, он мог изменить ее одним росчерком пера. Анг-
362

личанин не скрыл, что его это насторожило. Рузвельт, по мнению Идена, беспеч¬
но манипулировал емкостями со взрывчаткой, природу которой не знал.
В вопросе, который чрезвычайно волновал Идена (характер будущих отно¬
шений США и СССР), Рузвельт был достаточно осведомлен, далек от наивно¬
сти и понимал, что СССР в послевоенном мире будет могучим фактором между¬
народного развития. Представлялось, что Рузвельт видел пределы независимых
действий своего великого восточного союзника и считал, что с помощью энергич¬
ной и конструктивной дипломатии сумеет найти верный уровень в отношениях с Моск¬
вой, найдет компромисс, удовлетворяющий обе стороны. Рузвельту казалось, что
роспуск Коминтерна в период ухудшения отношений СССР с Западом из-за от¬
кладывания второго фронта является добрым знаком.
В целом Иден пришел к выводу, что президент питает самые серьезные на¬
дежды на разрешение противоречий с СССР, в том числе и по польскому вопро¬
су. Иден и сам считал амбиции «лондонских поляков» чрезмерными. Рузвельт ви¬
дел путь к решению противоречий в передаче Польше Восточной Пруссии в обмен
на установление советско-польской границы по «линии Керзона».
После окончания визита Идена в Вашингтон президент, выступая на пресс-
конференции, сказал, что с англичанами достигнута договоренность на 95 процен¬
тов. Шервуд спросил Гопкинса, к чему относятся остальные 5 процентов, и тот от¬
ветил: «Главным образом к Франции». При всем желании сохранить
привилегированные связи с Рузвельтом Черчилль должен был думать о месте
в будущем мире Западной Европы, и ему вовсе не хотелось низводить Францию
до положения управляемой американской военной администрацией страны. Поэто¬
му он постарался успокоить Рузвельта, но вовсе не согласился с тем, чтобы оста¬
вить де Голля у рычагов власти. Здесь — исторические корни явления, известного
под названием «западноевропейская интеграция». Разумеется, то были лишь пер¬
вые шаги, но помощи Черчилля оказалось достаточно, чтобы французы во главе
с де Голлем выстояли перед натиском американцев.
Вырабатывая свою дипломатическую линию по отношению к СССР, Рузвельт
в 1943 году частенько советовался с прежним послом США в СССР У. Булли¬
том. Тот уверял президента, что Сталин постарается воспользоваться занятостью
Америки Японией и приложит усилия, чтобы получить доминирующие позиции в Ев¬
ропе после поражения Германии. Чтобы предотвратить такой ход событий, Бул¬
лит рекомендовал президенту встретиться со Сталиным в июне 1943 года в Вашинг¬
тоне или на Аляске. Буллит предлагал Рузвельту предупредить Сталина, что если
СССР не даст обещание начать войну против Японии сразу же после поражения
Германии, не пообещает воздержаться от аннексий европейских стран, не распус¬
тит Коминтерн, то Соединенные Штаты должны будут сместить фокус своего вни¬
мания с Европы и, оставив СССР в практически единоличном противоборстве с Гер¬
манией, обратиться к Тихому океану. Следует тогда уменьшить помощь Советскому
363

Союзу и не упоминать о послевоенных займах на восстановление. Как запасной Бул¬
лит рассматривал вариант вторжения на Балканы, чтобы преградить русским путь
в Центральную Европу.
Чтобы выяснить взаимные отношения (и подгоняемый кризисом в отношени¬
ях «лондонских поляков» и советского правительства из-за Катыни), Рузвельт 5 мая
1943 года направил в Москву бывшего посла Дж.Дэвиса с целью договориться
о встрече со Сталиным предположительно в районе Берингова пролива летом 1943 го¬
да. Дэвис должен был привезти в Москву личное письмо президента. Рузвельт
с большим тщанием составлял послание Сталину. Главной его идеей стало предложе¬
ние о встрече на высшем уровне, причем такой, которая была бы лишена черт парад¬
ности и этикета, способствовала бы близкому знакомству двух руководителей. Луч¬
шее время для такой встречи — лето текущего 1943 года. Место встречи Рузвельт
хотел назначить где-нибудь посредине между Москвой и Вашингтоном. Но в Хар¬
туме летом жарко, а в Рейкьявик не пригласить Черчилля было бы неудобно. Наи¬
более подходящим местом виделись окрестности Берингова пролива, причем Рузвельт
был согласен и на Аляску, и на Чукотку. И поскольку встреча произойдет близ со¬
ветско-американских границ, отпадает нужда в приглашении Черчилля. Встреча
должна подготовить (сообщал Дэвис Сталину) союзников к возможному кризису
Германии предстоящей зимой. Она предполагает «характер простого визита, она бу¬
дет неформальной». Рузвельт возьмет с собой лишь Гарри Гопкинса, переводчика и сте¬
нографиста. Это будет то, что американцы называют «встречей умов». Ее участни¬
ки не имеют обязательств выработать какой-либо итоговый документ.
Позже Рузвельт объяснял Черчиллю, что хотел таким образом избежать
«коллизий» по поводу отложенного в критической обстановке «второго фронта»,
добиться от СССР обязательств вступить в войну с Японией, выяснить характер
советско-китайских отношений, советские планы относительно Польши, Фин¬
ляндии и Балкан. Рузвельт надеялся узнать мысли Сталина «о послевоенном бу¬
дущем, его надежды и амбиции настолько полно, насколько это возможно». Ра¬
зумеется, самой тяжелой психологической задачей для Рузвельта было бы сообщить
Сталину о том, что высадка в Европе откладывается на неопределенное время. Для дис¬
куссий по этому и многим другим вопросам Рузвельту на данный момент хотелось
видеть не англичан, а именно советское руководство. Делясь планами с ближай¬
шим окружением, президент объяснял: он стремится получить непосредственное
представление о Сталине, найти возможности личного контакта, объяснить совет¬
скому руководству американский подход к проблемам, как они виделись из Вашинг¬
тона. По глубокому убеждению Рузвельта, ему удалось бы нащупать подводные
камни двусторонних отношений, найти верный путь в лабиринте накопившихся про¬
тиворечий.
Это было отражением и личных особенностей характера Рузвельта, и укрепив¬
шейся у него за месяцы войны веры, что возможности Америки настолько гранди-
364

озны, что позволяют использовать новые мощные инструменты в решении проблем
вместе с наиболее весомым союзником. Рузвельт, помимо прочего, говорил о прак¬
тичности как доминирующей черте и у него, и у Сталина. В этом плане сравнение
с Черчиллем (с которым у Сталина уже сложились определенные рабочие отноше¬
ния) было, по мнению президента, не в пользу британского премьера.
Характерно, что тогда, весной 1943 года, Рузвельт не мог удержаться, что¬
бы вслух не опровергнуть мнение английских газет о том, что Черчилль — идеаль¬
ный посредник в отношениях между США и СССР. Лучшим посредником явля¬
ется он, Рузвельт.
И Рузвельт приступает к этапу «конструктивной» дипломатии в отношении
СССР. Он начинает осознавать, что двумя крупнейшими величинами в мире
становятся США и СССР. Он желает беседовать с советским руководством без
блестящего, но представляющего ослабленную державу Черчилля. У Рузвельта
явно большие планы, он хотел бы сугубо конфиденциальных разговоров. И у не¬
го нет намерений подписывать очередную декларацию, речь должна идти по су¬
ществу о самых ключевых мировых вопросах. Ему важно достичь хотя бы обще¬
го понимания.
Англия противится судьбе
Черчилль был достаточно проницателен, чтобы видеть происходящее в верном
свете: два главных члена коалиции могут согласовать свои военные и послевоенные
планы в его отсутствие. Темперамент не позволял премьер-министру сидеть сложа
руки. И мая 1943 года, в самый разгар весны, Уинстон Черчилль прибыл в Вашинг¬
тон. Следовало скоординировать дальнейшие проекты, поскольку североафрикан¬
ская операция закончилась. Двумя днями ранее немецкие и итальянские войска сда¬
лись в Тунисе. Геббельс записал в дневнике, что «американцы счастливы, как дети,
взять впервые в плен немецкие войска». Но все битвы, где начали побеждать за¬
падные союзники: Тунис, Гвадалканал, Эль-Аламейн, были, по словам британско¬
го историка Мартина Гилберта, «периферией территорий, контролируемых держа¬
вами “оси”. Континент Европы и огромные островные пространства Юго-Восточной
Азии были еще под контролем тех, кто начал войну. Союзники при всех их недав¬
них триумфах стояли на окраинах огромных регионов, видя перед собой противни¬
ков, которых еще предстояло сокрушить». На первой встрече Рузвельта с Черчил¬
лем хозяйкой дома была его дочь Анна. С детства она гордилась теми случаями, когда
могла быть полезной. Анна сидела напротив президента, слева от нее Гопкинс,
а Черчилль — по правую руку. После обеда все смотрели фильм «Битва за Бри¬
танию». Фильм, еще нигде не показанный, был талантливым. Черчилль прослезил¬
ся. Анна пишет в дневнике, что вечер был очень интересным.
365

На уик-энд Рузвельт взял Черчилля в Шангри-Ла, куда приехали также Эле¬
онора, Анна, Гопкинс и Бивербрук. Во время двухчасовой автопрогулки в мэри¬
лендские леса Элеонора Рузвельт настаивала на том, чтобы Черчилль сидел ря¬
дом с ФДР, а она — на переднем сидении. Но Черчилль был непримирим,
указывая, что жена должна сидеть рядом с мужем. Во время трехминутной пере¬
палки, писал Черчилль, «были мобилизованы все силы Британской империи, что¬
бы совладать с невероятной силой миссис Рузвельт». В конечном счете Элеонора
Рузвельт была вынуждена сесть рядом с ФДР, а Черчилль разместился на перед¬
нем сидении. Неподалеку от города Фредерик Черчилль попросил показать дом
Барбары Фричи, героини армии южан. Рузвельт тут же продекламировал строки
поэмы о ней. Черчилль немедленно по памяти продекламировал всю поэму, а за¬
тем дал художественное описание битвы при Геттисберге с неподражаемыми харак¬
теристиками генералов «Стонуолла» Джексона и Роберта Ли. Элеонора Руз¬
вельт была под глубоким впечатлением от памяти Черчилля и обходительности
Бивербрука, но, пишет она, «никто не мог сравниться ни со знанием географии, ни с ис¬
торическими познаниями и общим охватом всей исторической картины Франкли¬
на. Он мог переговорить любого из англичан, это очень забавляло меня и Анну».
Когда, возвратившись, Рузвельт начал рассматривать свои марки, Черчилль при¬
соединился к нему. «С большим интересом, в полном молчании он более часа рас¬
сматривал коллекцию и словно забыл о государственных делах», но ненадолго —
прибыло сообщение от Эйзенхауэра, и марки пришлось отложить. Утром следую¬
щего дня Рузвельт пригласил Черчилля на рыбалку в ближайшей речке. Чер¬
чилль писал: «Его с большим тщанием разместили на берегу, и он с охотой присту¬
пил к делу. Я также забросил удочку в нескольких местах. Ни одна рыба не была
поймана, но президент совершенно очевидно наслаждался самим процессом — был
в превосходном расположении духа весь оставшийся день». Спустившись после уик¬
энда с Аллеганских гор в Вашингтон, Рузвельт и Черчилль принялись решать судь¬
бу второго фронта.
Президент Рузвельт отметил прогресс, имевший место за последний год и, при¬
ступая к главному, сказал, что бросать все силы против Италии на текущем этапе
было бы несоразмерным общему распределению сил. Необходимо концентриро¬
вать войска для десанта через Ла-Манш.
В ответном слове Черчилль предпочел уйти от конфронтации и сразу же со¬
гласился концентрировать войска в Англии для высадки на континенте весной 1944 го¬
да. Но до высадки оставался год. Стоило ли проводить его в безделье, зная, что
русские с востока начинают наступление на германскую империю? У союзников
превосходные позиции в средиземноморском бассейне, и Италия выглядит уяз¬
вимой для внешнего давления. Лучшей помощью русским на текущем этапе бы¬
ла бы нейтрализация первого союзника Германии. Это заставит Рим вывести
свои войска с Балкан, вынудит 7урцию вступить в войну на стороне союзников,
366

откроет многочисленные порты Балканского полуострова для д есанта союзных войск —
все это послужит достижению определяющего влияния в потенциально спорном
регионе.
Пожалуй, день 12 мая стал самым интересным и важным днем американо-ан¬
глийской встречи. Военные чины с обеих сторон, выполняя жесткие наказы своих
руководителей, подтвердили верность избранному курсу. Рузвельт видел, что
Черчилль уводит его на Балканы встречать наступающую Красную Армию. Сам
же он надеялся урегулировать межсоюзнические планы в прямом контакте со Ста¬
линым. Англичане еще раз выразили свои опасения в отношении «преждевремен¬
ного» форсирования Ла-Манша, они говорили об «океане крови». Американцы во
главе с Маршаллом гораздо более жестко, чем в Касабланке, показали, что решать
проблему охраны ближневосточного пути англичан в Индию они не намерены. В ко¬
нце концов был достигнут не очень обязывающий обе стороны компромисс — об
этом свидетельствует широко трактуемый характер общего документа. Англича¬
не согласились, что главной задачей западных союзников является «решающее втор¬
жение в цитадель стран оси». Контрольной датой было названо 1 мая 1944 года.
Англичане охотно пообещали увеличить интенсивность бомбардировок Германии.
В итоге Рузвельт решил сконцентрировать силы на Сицилии и Италии, а не
на китайско-японском фронте. Черчилль убедительно говорил о том, что ликвида¬
ция режима Муссолини, а с ним и итальянского флота позволит переместить анг¬
лийские корабли в Тихий океан, где помощь англичан будет реальной, а не «липо¬
вой», что поражение Италии заставит Германию направить свои ресурсы на юг, делая
более уязвимой для удара западных союзников Францию. Напомним еще один ар¬
гумент Черчилля на конференции «Трайдент»: лишь шаги по укреплению позиций
западных союзников в Средиземноморье помогут в конечном счете сдержать со¬
ветскую экспансию на Балканах. Рузвельт посчитал нужным подчеркнуть важность
обрыва германских коммуникаций на Балканах. Но он все же отстаивал достоин¬
ства высадки во Франции.
Рузвельт дал согласие продолжить операции в Средиземноморье и по возмож¬
ности нанести решающий удар в Италии. Но, чтобы англичане не затянули всю аме¬
риканскую мощь в свои средиземноморские операции, Рузвельт четко ограничил
контингент американских войск, участвующих в них,— 27 дивизий. В то же вре¬
мя семь американских дивизий должны были осенью прибыть в Англию и начать
все необходимые приготовления для броска во Францию. На случай непредвиден¬
ного развития событий на советско-германском фронте оба лидера, Рузвельт
и Черчилль, приняли решение постоянно быть готовыми к реализации плана
«Следжхаммер» — экстренной высадке всеми наличными силами в Европе.
На этой конференции в Вашингтоне Рузвельт впервые, пожалуй, обращал¬
ся с англичанами как с «менее равным» союзником. Более того, он вел довольно
жесткую линию. Решение задач британского империализма не входило в его пла-
367

ны. Возможно, мысленно он уже обсуждал мировые проблемы с восточным со¬
юзником. Черчилль чувствовал подобную отстраненность президента и доволь¬
но остро ее переживал. В свете всего этого понятно отсутствие энтузиазма у обо¬
их лидеров, когда по окончании конфедерации они приступили к составлению подробного
письма Сталину. Рузвельт не хотел, чтобы у Сталина складывалось впечатление,
что англосаксы вначале совещаются между собой, а уже потом обращаются к не¬
му. Рузвельт стремился показать степень сепаратизма Вашингтона в гигантских
текущих и будущих проблемах. Но начинать этот сепаратный диалог приходилось
с жалких позиций: следовало написать в Москву, что открытие второго фронта сно¬
ва откладывается, поскольку западные союзники решают свои задачи в Среди¬
земноморье.
Много вариантов пошло в корзину, прежде чем далекие от недавней взаим¬
ной любезности Рузвельт и Черчилль составили приемлемый текст. Два самых лег¬
ких пера своего времени не могли породить простого письма разочаровывающего
Москву содержания: в решающие месяцы летом 1943 года, когда немцы поставят
на кон все, что имеют, Советский Союз будет сражаться в одиночку. В два часа но¬
чи Черчилль предложил взять с собой в самолет последний проект, поработать над
ним и представить на рассмотрение президента.
В целом, несмотря на жесткость схватки («президент не желает оказывать воз¬
действия на расположенного высадиться на континенте Маршалла»,— жалуется
премьер), Черчиллю удалось добиться желаемого ему решения. Когда он отбыл 27 мая
из Белого дома, среди американцев раздался коллективный вздох облегчения. Все
восхищались премьером, но его давление почти достигло предела. Как заметил Уи¬
льям Хассет, «он был нелегким гостем — пил как рыба и курил как печка, не об¬
ращал внимания на распорядок дня, работал ночами, спал днем и перевернул ча¬
сы в противоположную сторону». Даже Франклин Рузвельт (пишет Элеонора),
который «действительно любит премьера и полагает, что в конечном счете может
им управлять, был изможден». После отбытия Черчилля Рузвельт немедленно от¬
был в Гайд-Парк, где в течение трех дней спал по десять часов.
Черчилль и генерал Маршалл вылетали в Алжир к Эйзенхауэру. Зная твер¬
дость Маршалла, Рузвельт поручил ему участвовать в создании конечного вари¬
анта. Именно Маршалл с солдатской прямотой написал в самолете текст, удовле¬
творивший обоих лидеров настолько, что они готовы были послать его в Москву
без малейших изменений. Примечательно, что Рузвельт задержал его еще на не¬
делю, чтобы сложилось впечатление, что текст написан после визита Черчилля, буд¬
то Рузвельт подписал его один. Главной практической идеей было содержавшее¬
ся в предпоследнем абзаце обещание сконцентрировать войска на Британских
островах для полномасштабной высадки на континент весной 1944 года. Таким об¬
разом, в результате недельной словесной битвы в мае 1943 года было решено, что
к 1 мая 1944 года в Англии приготовятся к боевым действиям 29 дивизий.
368

Нужно сказать, что англичане сыграли сдерживающую роль и в американо¬
китайском сближении. В этом плане на конференции «Трайдент» английский пре¬
мьер сумел убедить Рузвельта в опасности бросать силы в бездонную бочку китай¬
ского политического организма, неэффективного и коррумпированного. Черчилль
выложил самый убедительный аргумент: Россия, а не Китай «является ответом на
вопрос, как нанести решающий удар по Японии». Черчилль отказался поехать в Нью-
Йорк повидать мадам Чан Кайши.
Второй фронт снова отложен
Рузвельта исключительно интересовали впечатления от встреч в Москве
Дж. Дэвиса, который именно в это время возвратился в Вашингтон. Он просил
бывшего посла наиболее тщательным образом восстановить подробности бесед со
Сталиным. Начало их контактов не предвещало ничего хорошего. Огорчило по¬
сла более всего то, что Сталин не видел особого различия между американской по¬
зицией и английской, он полагал, что стоит перед единым западным фронтом. Ис¬
ходя из этого Сталин не проявил энтузиазма в отношении сепаратной встречи
с Рузвельтом. На предположение Дэвиса о том, что СССР и США в лице их ли¬
деров могут найти общий язык, «выиграть и войну и мир», Сталин лаконично от¬
ветил: «Я в этом не уверен». Дэвису, по его словам, понадобилось немало време¬
ни и усилий, чтобы смягчить напряженность в их беседах. Сталин не принимал
североафриканские операции или бомбардировки Германии в качестве эквивален¬
та второго фронта. Дальнейшее откладывание его открытия поставит Советский
Союз летом 1943 года в очень тяжелое положение. Оно (Сталин сделал акцент
на этом) повлияет на ведение Советским Союзом войны и на послевоенное уст¬
ройство мира.
Вскоре Рузвельт получил личное послание Сталина: результат массирован¬
ного германского наступления летом 1943 года будет зависеть от операций союз¬
ников в Европе. Перспектива достижения двусторонней советско-американской до¬
говоренности приобрела, по его мнению, некоторую привлекательность, и Сталин
согласился встретиться с Рузвельтом в Фейрбенксе (Аляска) в июле или августе
1943 года, но просил понять, что не в состоянии назвать точную дату встречи вви¬
ду существующих исключительных обстоятельств. И он не пойдет на встречу, ес¬
ли она будет использована как предлог для откладывания высадки на европейском
континенте. Сталин говорил это, еще не зная об итогах конференции «Трайдент»,
еще надеясь на открытие второго фронта в августе—сентябре 1943 года.
Лишь после отъезда Дэвиса из Москвы Сталин получил горькое сообщение
от Рузвельта о том, что открытие второго фронта снова откладывается на год. Про¬
читав написанный Маршаллом отчет о конференции, где как бы между прочим со-
369

общалось о переносе высадки во Франции на весну 1944 года, Сталин ответил пись¬
мом, датированным И июня 1943 года, в котором, едва сдерживая ярость, отме¬
чал, что решение союзников создает для Советского Союза исключительные труд¬
ности. Это решение «оставляет Советскую Армию, которая сражается не только
за свою страну, но и за всех союзников, делать свое дело в одиночестве, почти од¬
ной рукой против врага, который все еще очень силен и опасен». Советский народ
и его армия соответствующим образом расценивают поведение партнеров. О воз¬
можности двусторонней встречи в послании не говорилось ничего.
Практически впервые за всю войну президент Рузвельт попал в ситуацию, ког¬
да его радужное восприятие грядущего, столкнулось с не слишком обнадеживаю¬
щей перспективой. Он не без основания ожидал, что теперь советская сторона име¬
ет право ужесточить свою позицию, а предложения о советско-американской
договоренности повиснут в воздухе. Советские руководители не видели смысла за¬
ниматься проектированием сомнительного будущего, к которому их стране пред¬
лагалось пробиваться, неся тяжелые потери, пока Соединенные Штаты наращи¬
вали индустриальную мощь.
Не только несправедливое распределение военного бремени начало разделять
США и СССР в 1943 году. Все большую значимость в двусторонних отношени¬
ях стал приобретать «польский вопрос». В США жили несколько миллионов по¬
ляков (они традиционно голосовали за демократов), американское правительство
уже несколько лет поддерживало польское правительство в эмиграции, находив¬
шееся в Лондоне. Но их поддержка по требованию президента Рузвельта не рас¬
пространялась пока на проблему будущих границ Польши и СССР Рузвельт по¬
нимал, что этот взрывоопасный вопрос может разорвать и без того тонкую ткань
советско-американского сотрудничества.
Пытаясь каким-то образом смягчить ситуацию, Рузвельт продолжал наста¬
ивать на реализации идеи двусторонней советско-американской встречи. На ней,
он надеялся, будет достигнуто «внутреннее понимание», невозможное на трехсто¬
ронних переговорах. На этот раз Сталин отбросил деликатность. «Речь идет не толь¬
ко о недоумении Советского правительства, но и о сохранении доверия к союзни¬
кам, доверия, которое ныне поставлено под жестокий удар... Это вопрос спасения
миллионов жизней на оккупированных территориях Западной Европы и России
и об уменьшении огромных жертв Советской Армии, по сравнению с которыми жерт¬
вы англо-американских армий незначительны». После этого письма Черчилль,
ранее возражавший против сепаратной советско-американской встречи, изменил
мнение и стал даже подталкивать к ней Рузвельта. Между тем Сталин отозвал по¬
слов из Вашингтона и Лондона. Наступило резкое похолодание союзнических
отношений. В этот момент Рузвельт сделал не очень достойную попытку доказать
Черчиллю, что идея двусторонней встречи исходила не от него, а от Сталина.
Американская дипломатия переживала тяжелое время, когда, надеясь получить по-
370

еле завершения конфликта весь мир, она оттолкнула от себя двух главных союзни¬
ков. Следовало поправить дело — под угрозой оказались самые заманчивые по¬
слевоенные планы. Так открылась дорога к Тегерану.
На решающем фронте второй мировой войны к осени 1943 года Красная Ар¬
мия огромным напряжением сил освободила Орел, Харьков, Смоленск и подошла
к Киеву. Германия полностью потеряла в Европе стратегическую инициативу.
★ ★ ★
В тихоокеанском регионе японская военная машина еще обладала колоссаль¬
ными возможностями, японский флаг развевался над необозримыми просторами
Азии и Тихого океана. Однако в мае 1943 года наступает новый этап. Английский
наблюдатель еще отмечает отсутствие в Токио бомбоубежищ — свидетельство уве¬
ренности в том, что американские самолеты не достигнут Японских островов.
Но уже ощущается недостаток сырьевых ресурсов. По сравнению с началом вой¬
ны в 1943 году промышленное производство в Японии выросло на одну четверть,
а в США этот рост составил две трети прежнего объема. Сказалась, помимо про¬
чего, японская самоуверенность: за десять лет, предшествующих Пирл-Харбору,
экономический рост Японии был столь бурным, что ее руководство не посчитало
нужным создать особые стратегические резервы — оно полагалось на результа¬
ты этого роста. И просчиталось. Стратегическая инициатива на Тихом океане на¬
чала переходить от японцев к американцам.
В конце июня американская военно-морская пехота высадилась на Новой Ге¬
оргии и, базируясь на этом анклаве, приступила к завоеванию Марианских остро¬
вов. Командующий флотом подводных лодок маркиз Комацу, двоюродный брат им¬
ператора, доложил Хирохито, что Соломоновы острова обречены. Император
поручил премьер-министру Тодзио передать войскам на Соломоновых островах при¬
каз держаться до последнего и продать свою жизнь как можно дороже. В Японии
началась тотальная мобилизация. Императрица Нагако демонстративно участво¬
вала в подготовке перевязочного материала. Судьба свергнутого в июле Муссоли¬
ни не предвещала безоблачного будущего. Советники Хирохито говорили о неиз¬
бежности крушения Германии, о том, что Японии предстоит борьба в одиночестве.
Между тем почти половина предвоенного флота Японии (3 миллиона тонн) была
уничтожена и японские верфи не могли компенсировать понесенного урона.
Мы видим, что и в Европе, и в Азии период пика угрозы начинает проходить.
Для дипломатии это означало необходимость обратиться к будущему.
371

Глава четырнадцатая
ТЕГЕММ
В конце этой войны, если мы сумеем сокрушить
военную мощь Германии и Японии, в мире будут
три великие военные державы — Британия, Рос¬
сия и Соединенные Штаты.
У.Липпман, 1943 г.
лету 1943 года министерство финансов США определило, что за годы вой-
ны американцы отложили наличными и в облигациях 70 миллиардов дол-
Х^ларов. Напомним, что СССР получил помощь по ленд-лизу в И милли¬
ардов долларов — в семь раз меньше. А на восстановление экономики советское
руководство просило у США 6 миллиардов долларов.
Война многое изменила в Америке. В частности, она привела к росту центра¬
лизации в правительственном аппарате. Военные нужды требовали единоначалия.
О высокой степени централизации и секретности планирования говорят ближайшие
сотрудники президента. Его военный помощник адмирал Леги отметил в 1943 го¬
ду: «Если бы я нашел кого-либо, кто помимо Рузвельта знал, чего хочет Америка,
это было бы для меня удивительным открытием». Президент занимал уникальную
позицию: никто не мог его дублировать и никто не был в состоянии согласно Кон¬
ституции разделить с ним его прерогативы в области внешней политики.
Среди всех забот военного времени одна воспринималась им как требующая
особого внимания, коррекции, дополнительных усилий — зашедшие в тупик дип¬
ломатические отношения с СССР. Зная о степени напряжения на советско-герман¬
ском фронте, американцы хладнокровно взирали на миллионные потери союзни¬
ка. Первоначально Америка обещала открыть второй фронт в 1942 году, а теперь
без особых извинений перенесла свои планы на неопределенное будущее. Могло
ли это не сказаться на искренности, на прочности союза, которому предстояло не
только победить в войне, но и стать основой послевоенного урегулирования? В США
жило 6 миллионов поляков, традиционно ориентированных на демократическую пар¬
тию, и Рузвельт вынужден был учитывать их негативное отношение к СССР,
что, очевидно, также действовало на советское руководство, так как оно не могло
положить на равные чаши весов интерес Рузвельта к голосам миллионов избира¬
телей польского происхождения и гибель советских людей.
Не следует забывать и еще об одном. Война началась для СССР вторжени¬
ем немцев по проторенной дороге, по которой прежде шли французы, поляки,
372

шведы. И даже в самое отчаянное время, в конце 1941 года, советское руковод¬
ство думало о будущих западных границах страны. Оно обратилось к американ¬
скому правительству, которое в свете пирл-харборских событий могло бы понять
СССР как жертву агрессии. Рузвельт не ответил на письмо Сталина. Что долж¬
ны были подумать в Кремле? А ведь от Вашингтона требовалось лишь зафикси¬
ровать статус-кво анте, довоенное состояние. Прекращение помощи в 1943 году
усилило негативные стороны восприятия союзника. Теперь в Москве могли резон¬
но полагать, что американцев в определенной мере устраивает ослабление России,
теряющей цвет нации, мобилизующей последние ресурсы.
Именно тогда, в тревожные дни перед сражением на Курской дуге, союз дал
трещину. Факт отзыва посла Литвинова из Вашингтона и отказ от встречи с Руз¬
вельтом говорили о наступившем в Москве разочаровании. Президент в своем дол¬
госрочном планировании допустил существенную ошибку. Он довел дело в совет¬
ско-американских отношениях до той точки, когда идея «четырех полицейских»,
тесного союза США с СССР, Англией и Китаем оказалась подорванной. Нель¬
зя было без последствий для себя вынуждать Советский Союз в одиночку вести
войну на истощение в течение двух лет, с 1942 по 1944 год. Нельзя было думать
о своих избирателях, игнорируя легитимные нужды безопасности великой держа¬
вы. Идея встретить Советскую Армию на советских границах стала казаться Руз¬
вельту привлекательной. Мы видим влияние подобных идей в дискуссии с Объе¬
диненным комитетом начальников штабов 10 августа 1943 года: президент выказал
явный интерес к Балканам, куда, по его словам, англичане хотят попасть раньше
русских. Хотя он не верит, что русские желают установить контроль над этим ре¬
гионом, «в любом случае глупо строить военную стратегию, основанную на азарт¬
ной игре в отношении политических результатов».
Что касается Китая, то, как пишет американский историк Дж. Бернс, Руз¬
вельт «хотел подготовить Китай к получению первостепенной роли в послевоен¬
ном мире так, чтобы тот стал членом высшего совета мировой организации и по¬
мог привести азиатов к новому мировому партнерству». Рузвельт видел в Китае
остов своей новой азиатской политической структуры.
Рузвельт без обиняков выражал свои идеи переустройства послевоенного
мира. Он начинал готовить почву для того, чтобы США сменили Англию в каче¬
стве главного представителя Запада в Азии.
Италия выходит из войны
В середине 1943 года Рузвельт смещает фокус своего внимания на Средизем¬
номорье. Овладение Италией представлялось ему верным способом получения
надежных гарантий встать у руля европейской политики при решении судьбы Ев-
373

ропы. Президент считал нокаутирующим ударом захват Сицилии. 10 июля 1943 го¬
да американские и английские войска высадились на острове. Спустя 38 дней Си¬
цилия была в руках западных союзников. 24 июля 1943 года после шестичасовых
обличений Большой фашистский совет сместил дуче. Король Виктор-Эммануил
подтвердил его отставку. Диктатора, доставленного на машине скорой помощи, за¬
ключили в военный барак.
Рузвельт вместе с Розенманом и Шервудом работал в своей летней резиден¬
ции Шангри-Ла над очередным радиообращением к стране, когда 25 июля из Бе¬
лого дома сообщили о низвержении Муссолини. Это известие привело Рузвель¬
та в эйфорическое состояние. Но с ощущением легкости крушения одного из
лидеров «оси» пришла и проблема: следовало ли иметь дело с заговорщиками, сме¬
стившими Муссолини? Ведь полгода назад было дано обещание требовать имен¬
но безоговорочной капитуляции. Рузвельт обрушился на прессу, обличавшую ко¬
роля и придворных интриганов, совершивших дворцовый переворот. Однако
оставались насущные вопросы: будет ли Рузвельт, один из лидеров великой коа¬
лиции, иметь дело с королем, который долгие годы успешно сотрудничал с Мус¬
солини, будет ли Рузвельт, высоко вознесший мораль «четырех свобод», иметь де¬
ло с назначенным королем премьер-министром маршалом Бадольо, -известным
как кровавый завоеватель Эфиопии?
В конце июля 1943 года все мысли президента были связаны с дипломатиче¬
ским оформлением крушения Италии. 28 июля 1943 года Рузвельт выступил
с очередным радиообращением к стране: «Первая трещина в блоке стран “оси”. Пре¬
ступный, коррумпированный фашистский режим в Италии развалился. Пиратская
философия фашистов и нацистов не выдерживает противостояния».
Весь мир, в том числе и уже насторожившийся Советский Союз, следил за
тем, как ведет себя Рузвельт-дипломат в Италии. Если он сегодня договарива¬
ется с Виктором-Эммануилом и Бадольо, то завтра он сможет договориться с Ге¬
рингом. Возможно, Рузвельт подлил масла в огонь своим выступлением по пово¬
ду капитуляции Италии. «У меня нет оснований для беспокойства по поводу
того, с кем мы имеем дело в Италии... пока мы не встречаем анархию. Сегодня это
может быть король, либо нынешний премьер-министр, либо мэр города или де¬
ревни... Мы не может реализовать принцип самоопределения в первую же неде¬
лю, как только они сложили оружие. Другими словами, должен господствовать
здравый смысл.»
Если для Рузвельта важна была стабильность, а не антифашистское очище¬
ние, это давало представление о том, каким будет его курс в послевоенной Евро¬
пе. С одной стороны, рузвельтовская дипломатия и информационная машина пре¬
возносили высокие принципы и единство союзников на основе приверженности им. С
другой стороны, генерал Эйзенхауэр откровенно пренебрегал этими принципами,
заключая перемирие с Италий на базе договоренности с деятелями прежней фашист-
374

ской системы. Радио, фильмы, памфлеты и листовки говорили об одном, тайные
переговоры американских генералов — о другом.
★ ★ ★
Мы видим, как параллельно отчуждению в отношениях с СССР Рузвельт в пе¬
риод между маем и ноябрем 1943 года прилагает интенсивные усилия, как никог¬
да ни ранее, ни потом, чтобы сблизиться с английским партнером. Напомним,
в мае Рузвельт тайно совещался с Черчиллем в Белом доме. В июне Маршалл и Эй¬
зенхауэр вели переговоры с Черчиллем в Алжире. В июле Стимсон обсуждал во¬
енно-дипломатические проблемы с Черчиллем в Лондоне.
В августе 1943 года Черчилль снова (на этот раз с дочерью Мэри) прибыл
в Гайд-Парк. Пикник на вершине холма, гамбургеры на гриле и арбуз на де¬
серт — его Мэри ела впервые в жизни. Оба лидера были в отменном настроении.
Они перемежали работу с отдыхом. Черчилль вспоминал старинную английскую
поговорку: «Сплошная работа и отсутствие развлечений делают Джека скушным
парнем».
Черчилль спасался от жары, гуляя вдоль берега Гудзона, и приходил посве¬
жевшим. Элеонора Рузвельт записывала речь для радио, а муж наблюдал (разу¬
меется, чаще они занимали противоположные роли). Элеонора готовилась к шес¬
тинедельному посещению войск на тихоокеанском театре и на крайний
случай распорядилась своим личным имуществом. (Чуть позже она отправилась
через Сан-Франциско на неотапливаемом бомбардировщике в южную часть Ти¬
хого океана.) В эти дни, находясь в Гайд-Парке, Рузвельт и Черчилль оценивали
первые итоги итальянской операции. Так или иначе, это был гандикап в решающей
борьбе с русскими за основную европейскую равнину. В мировой дипломатичес¬
кой игре важно было за действиями местного значения не потерять главного.
Д ля Рузвельта данная задача включала и подготовку противовеса послевоенной Рос¬
сии на континенте к юго-востоку от советских границ.
Чтобы иметь дипломатический буфер в значительно охладившихся отноше¬
ниях с СССР, Рузвельт и Черчилль в конце августа 1943 года согласились на со¬
зыв представителей внешнеполитических ведомств трех великих держав. Руз¬
вельт, возможно, размышлял тогда над тем, не слишком ли далеко он зашел
в отчуждении с главным воюющим союзником. В начале сентября 1943 года он убе¬
дил А. Гарримана переехать из Лондона в Москву, сделав его своим полномочным
представителем при советском правительстве. В наставительной беседе с Гаррима¬
ном Рузвельт выдвинул задачу обсудить с советским руководством послевоенные
планы сторон. Возникла идея личного обсуждения этих вопросов со Сталиным. В по¬
слании, направленном в Москву 4 сентября 1943 года, Рузвельт снова предлага¬
ет встретиться в Северной Африке после 15 ноября.
375

Англосаксы совещаются
В августе Черчилль и Рузвельт вместе со штабными офицерами совещаются
в Квебеке, в сентябре — в Белом доме, а в ноябре оба англосакса встречаются с Чан
Кайши в экзотическом Каире. О чем же так долго и упорно беседуют западные со¬
юзники в те месяцы, когда СССР в одиночестве выигрывает операцию на Курской
дуге и переходит в наступление на огромном фронте?
Нет сомнения, исключительная значимость текущего момента захватила обоих
западных политиков. Именно в это время Рузвельт пишет директору Библиотеки кон¬
гресса А.Маклейшу, что следует «описать великую мечту, пока она не погасла». Со¬
знание исторической важности переживаемых событий отражается и в том, что Руз¬
вельт начинает готовить будущее хранилище своих документов в Гайд-Парке.
Рузвельт хотел получить все сразу: поставить под союзные знамена значитель¬
ную часть итальянской армии и весьма внушительный военно-морской флот. Ра¬
ди быстрого утверждения здесь он был готов сохранить политическую структуру
страны. Рузвельт явно страшился возможности анархии на Апеннинском полуос¬
трове. Черчилль акцентировал опасения Рузвельта в отношении возможностей не¬
желательной внутренней эволюции Италии. Английская разведка «Интеллид-
женс сервис», почитаемая обоими политиками надежным источником, доносила,
что крушение современных структур может привести к социальному взрыву, к ук¬
реплению позиций итальянских коммунистов. Черчилль делал вывод: никто не сто¬
ит в Италии между монархистами и коммунистами, в стране образовалась опасная
поляризация социальных сил. В письме Рузвельту он доказывал: «Если мы не мо¬
жем немедленно атаковать Германию через Балканы, заставляя тем самым немцев
уйти из Италии, мы должны как можно скорее совершить высадку в Италии».
17 августа 1943 года Рузвельт в вагоне, направлявшемся в Квебек, отмечал
пятидесятилетие Гопкинса. Во время квебекской конференции, получившей назва¬
ние «Квадрант», Рузвельт и Черчилль жили в производящей впечатление крепо¬
сти — царящей над городом и рекой Святого Лаврентия цитадели. Их помощни¬
ки расположились в Шато Франтенак, где и происходили рабочие заседания.
Самым сложным для Рузвельта было приспособиться к манерам Черчилля — тот
ел, спал, принимал душ и гулял, когда хотел.
Американская сторона готовилась к конференции весьма тщательно. В отли¬
чие от английской делегации, где царила точка зрения премьера, в среде американ¬
цев Стимсон и Маршалл настаивали на том, чтобы все подчинить главной цели —
разгрому Германии и пренебречь другими соображениями. Стимсон недавно вернул¬
ся из Лондона, и ему был хорошо известен идейный багаж, с которым приехал в Ка¬
наду Черчилль, поэтому он жестко сказал Рузвельту: «С рациональной точки зре¬
ния мы не можем надеяться на поражение нашего германского врага, если буд ем находиться
под британским командованием». Здесь нужно сказать, что Рузвельт, знаток и ма-
376

стер человеческих отношений, искусно подавал дело так, что у достаточно прямо¬
линейных людей типа Маршалла действительно складывалось впечатление, что
президент находился под влиянием англичан. Ничто не может быть дальше от ис¬
тины. Рузвельт прикрывал собственную политическую линию необоримой якобы стой¬
костью англичан, приверженных избранному курсу.
Рузвельт и сам к концу лета 1943 года начал приходить к заключению, что
медлительность Европы ставит под угрозу попытки США определить ее послевоен¬
ный статус. Решимость президента не откладывать теперь высадку во Франции бы¬
ла сразу же видна всей английской делегации. Настаивать на дальнейшей отсрочке бро¬
ска через Ла-Манш становилось для Лондона опасным. Как незамедлительно понял
быстро ориентирующийся в ситуации Черчилль, добиться своих собственных целей
англичане могли, лишь осторожно настаивая на необходимости получения контроля над
Италией. В результате Черчиллю удалось оставить Италию в списке обязательных
операций 1944 года, хотя приоритет (под мощным на этот раз напором американцев)
получила высадка союзных войск по Франции 1 мая 1944 года. Более того, Рузвельт
после трудных дебатов добился от партнера по коалиции согласия на высадку в Юж¬
ной Франции вскоре после высадки основного десанта на севере страны.
Напомним, что конференция «Квадрант» пришлась на те дни, когда всему ми¬
ру была видна агония фашистского режима в Италии. Сохранялась альтернатива —
требовать в неведомом будущем безоговорочной капитуляции или согласиться го¬
ворить с лицами, возглавившими страну после Муссолини. 18 августа Рузвельт и Чер¬
чилль поручили союзному главнокомандующему Эйзенхауэру подписать с италь¬
янцами перемирие на компромиссных основаниях. Рузвельт «дал себя уговорить»
Черчиллю, что непризнание заменившего Муссолини фельдмаршала Бадольо сде¬
лает Италию «красной». Соображения этого плана привели Рузвельта позднее (а имен¬
но 13 октября 1943 года) к признанию правительства Бадольо как воюющего на
стороне антигерманских сил союзника. Весь период между августом и октябрем Руз¬
вельт упорно искал своей вариант решения итальянской проблемы. Монархия как
таковая его не интересовала, он готов был низложить Виктора-Эммануила II,
но его волновала степень американского влияния на страну ныне и в будущем.
Пройдет несколько месяцев, и ситуация изменится после тегеранской встречи
«большой тройки». Но сейчас, видя биполярный мир, Рузвельт не был уверен в воз¬
можности прочного контакта с СССР, и поэтому он откровенен в своей геополити¬
ческой игре. Эта откровенность, вероятно, достигла своего пика в последний день ра¬
боты конференции «Квадрант» — 24 августа 1943 года. Из Москвы было получено
послание, в котором выражалось недовольство по поводу закулисных переговоров За¬
пада с итальянцами. Неприглашение восточного союзника не увеличивало его дове¬
рие к Западу. Сталин писал, что назрела необходимость организовать трехсторон¬
нюю военно-политическую комиссию для проведения всех переговоров, связанных
с вопросами капитуляции Италии. Хватит обращаться с Советским Союзом «как с пас-
377

сивным третьим наблюдателем. Я должен сказать вам, что такая ситуация более не¬
терпима. Я предлагаю создать такую комиссию и определить Сицилию в качестве ме¬
ста ее размещения». Подобное «посягательство» выглядит с объективной точки
зрения разумным. В скором времени Запад будет требовать своего участия в про¬
цессе капитуляции Румынии. Но сейчас, получив послание Сталина, Черчилль при¬
шел в ярость. Теперь он предвидел «кровавые последствия в будущем».
Конференция «Квадрант» интересна для исследователей дипломатической стра¬
тегии Рузвельта тем, что на ней стало видно растущее внимание американской внеш¬
ней политики к европейским проблемам. Рузвельт впервые начинает реально бес¬
покоиться о том, что, если постоянно откладывать прямое вторжение в Европу, можно
и опоздать. Президент решительно настаивает на концентрации войск в Англии.
Он задумывается над разработкой экстренных планов в случае неожиданного ос¬
лабления Германии и впервые без обиняков указывает, что «войска Объединенных
Наций должны быть готовы войти в Берлин не позднее русских».
Рузвельт здесь, пожалуй, также впервые всерьез говорит об операциях на Бал¬
канах. Что будут делать западные союзники, если немцы примут решение отсту¬
пить к оборонительным рубежам по течению Дуная? И сам отвечает на свой во¬
прос: «Самым безотлагательным делом является подготовка нами балканских
дивизий, особенно состоящих из греков и югославов, действующих в своих собст¬
венных странах». У президента были большие сомнения не в отношении принци¬
пиальной возможности появления западных союзников на Балканах, а в отноше¬
нии конкретных возможностей реализовать этот замысел. С его точки зрения,
такая операция отвлекла бы западных союзников от действий на центральном —
«берлинском» — направлении. Гораздо удобнее было бы положиться на вооружен¬
ные Западом местные дивизии. И нет сомнения, что в данном случае президент
говорил о получении этими дружественными «балканскими» дивизиями контро¬
ля над Балканами именно до прихода Советской Армии.
В Квебеке Рузвельт был необычно откровенен: возникает ощущение ситуа¬
ции «карты на стол». Осознавая, что в результате войны две страны США
и СССР станут сильнейшими, он начинает думать вслух о двух полюсах и о роли
в послевоенном мире прочих великих держав. Так, в новом ракурсе он говорит Чер¬
чиллю, Идену и Маккензи Кингу (премьер-министру Канады) о том, что нужда¬
ется в Китае «как в буферном государстве между Россией и Америкой». Прези¬
дент заявляет также о том, что подобная буферная зона ему нужна в Европе. Это
новый нюанс дипломатической стратегии Рузвельта. Он занял более определен¬
ную позицию ввиду того, что обозначились основные элементы грядущего миро¬
вого политического уравнения. Ясно, что дни Германии и Японии сочтены, что Со¬
ветский Союз победоносно входит в Центральную Европу, что контакты с СССР
напряжены из-за саботажа Западом открытия второго фронта, что США могут
378

еще долго быть заняты Японией, в то время как СССР пока не дал обязательст¬
ва выступить на Дальнем Востоке и мог бы иметь возможность после победы над
Германией развязать себе руки в Европе.
Стремление СССР участвовать в обсуждении капитуляции Италии, сколь ни
здравым оно выглядело в дальнейшем, тогда было воспринято Рузвельтом как яс¬
ное указание на то, что Советский Союз, увидя свет в конце туннеля после битвы
на Орловско-Курской дуге, стал более требовательным членом коалиции и более
самоутверждающей себя державой будущего. Несомненно, Черчилль катализиро¬
вал эти настроения Рузвельта летом 1943 года, когда оба они взяли на себя ответ¬
ственность за еще одну годичную отсрочку открытия второго фронта. В конце ию¬
ня Черчилль говорил послу Гарриману, что Сталину нужно открытие второго
фронта в Западной Европе для того, чтобы предотвратить появление американцев
и англичан на Балканах. И во время «Квадранта» британский премьер еще раз по¬
пытался привлечь Рузвельта к более активной балканской политике.
9 августа, когда Италия подписала капитуляцию, Черчилль предложил Руз¬
вельту пересмотреть общую стратегию в свете поражения Италии. После взятия
Неаполя и Рима следовало закрепиться на самом узком месте «сапога» и обратить¬
ся к другим фронтам. В этом случае одной из альтернатив были Балканы. «Мы оба,—
говорил Черчилль,— остро ощущаем огромную важность балканской ситуации»,
надо послать «часть наших войск на средиземноморском театре д ля действий к се¬
веру и северо-востоку от портов Далмации». Одновременно предлагались дейст¬
вия возле Додеканезских островов в Эгейском море.
Рузвельт, не считал на данном этапе и в данной военной конъюнктуре поли¬
тически выгодным выдвижение американских войск на Балканы. Это отвлекало си¬
лы с берлинского направления ( в случае внезапного ослабления Германии). К то¬
му же подготовка удара в гористой местности требовала значительного времени.
А существеннее всего то, что в Москве интерес США и Великобритания именно
к Балканам поймут однозначно. В отношениях «великой тройки» трещина по¬
явится раньше времени. Поэтому Рузвельт пока не соглашался на прямой поворот
западных союзников с Апеннин на Балканы.
Беседуя в Квебеке, за три месяца до компромиссной Тегеранской конферен¬
ции, Рузвельт и Черчилль обозначили свое отношение к вопросу о ядерном ору¬
жии. Они заключили соглашение о взаимном сотрудничестве, более интересное тем,
что в нем не было сказано, чем тем, что было. Исключение Советского Союза из
числа «приобщенных» не могло не иметь далеко идущих последствий. Обещание
в 1943 году расширить обмен информацией с Лондоном при одновременном запре¬
те всех возможных обсуждений этого вопроса с СССР говорило о том, на кого преж¬
де всего будут полагаться американцы при строительстве послевоенного мира.
На фоне советско-американского отчуждения лета 1943 года, когда США ко¬
пили силы, а СССР сражался на Курской дуге, американо-английское согласие в атом-
379

ных делах говорит о строе мыслей президента. Создавался союз, защищенный го¬
товящимся сверхоружием, для осуществления западного варианта послевоенного
устройства. «Если Россия выйдет из войны, приближаясь к овладению атомной бом¬
бой, и выявит намерения расширенного контроля в европейской зоне, Англия мог¬
ла бы эффективно противостоять ее планам»,— полагали американцы в Квебеке.
Рузвельт ощущал недовольство советского руководства тем, что, принимая на
себя основную тяжесть войны, СССР не участвовал в важнейших дипломатичес¬
ких переговорах, на которых американцы и англичане решали в свою пользу вопро¬
сы послевоенного устройства. В конце августа 1943 года Сталин написал Рузвель¬
ту: «До сих пор все было так: США и Британия достигают соглашения между собой,
в то время как СССР информируют о соглашении между двумя державами как тре¬
тью, пассивно наблюдающую сторону». Особенно возмутило Сталина то, как за¬
падные союзники определили судьбу Италии. Было ясно, что англосаксы намере¬
ны решать главные мировые вопросы, не привлекая того союзника, который вносил
основной вклад в мировую битве. Скорее всего у Рузвельта в эти дни, недели и ме¬
сяцы были большие сомнения в том, не переиграл ли он. Отзыв Литвинова из Ва¬
шингтона (и Майского из Лондона) говорил о серьезности, с какой в Москве вос¬
принимали обращение с СССР как с союзником второго сорта. Если США могут
с такой легкостью игнорировать СССР, сознавая его роль в деле собственной бе¬
зопасности, то почему бы не предположить, что Вашингтон на определенном эта¬
пе пойдет на сепаратный сговор с Гитлером (или с кем-нибудь из его преемников),
как уже произошло в случае с итальянским перемирием, когда Америка посчитала
Бадольо достойным партнером вне зависимости от того, что о нем говорят и дума¬
ют другие. Разве на фоне этой сделки фантастичным было представить компромисс
на Западе в условиях продолжающейся борьбы на Востоке? Среди военных уже зву¬
чали голоса, убеждавшие президента, что Советский Союз несомненно преследу¬
ет свои собственные интересы и пора американскому руководству взглянуть на де¬
ло трезво: интересы США и СССР диаметрально противоположны, СССР
понимает лишь язык силы, США должны обеспечить (теми или иными путями) на
момент окончания войны максимально благоприятное для себя соотношение миро¬
вых сил. Антирусскую позицию стали разделять видные дипломаты. С их точки зре¬
ния СССР уже сделал свое дело — два года сдерживал нацистов, значительно обес¬
кровив рейх, теперь нужно опасаться его собственного возвышения.
Напряжение в коалиции
Теперь антигитлеровская коалиция производила военной продукции в три
раза больше, чем страны «оси». Поток военной продукции, пересекающий Атлан¬
тику, значительно превысил потопляемый немцами. Битва за Атлантику была вы-
380

играна. Военное производство США в 1943 году превысило прошлогоднее на
83 процента. «Мы все еще далеки от достижения наших главных целей в войне...
Достижение этих целей потребует еще большей концентрации нашей националь¬
ной энергии, нашей изобретательности и искусства.»
В октябре 1943 года Рузвельт представил конгрессу программу помощи воз¬
вращающимся с фронта военнослужащим в получении образования — так назы¬
ваемый «Билль о правах солдата», который впоследствии позволил миллионам про¬
стых американцев получить образование, что в конечном счете изменило лицо
Америки. На срок от года до четырех давалась гарантия от безработицы, специ¬
альные кредиты, особые права на лечение. Президент назначил Бернарда Бару¬
ха ответственным за решение послевоенных проблем.
Популярность президента росла. Писатель Сол Беллоу делится своими впе¬
чатлениями: «В девять вечера темнота еще не окутала ели и луг был весь в клеве¬
ре, а машины стояли бампер к бамперу. Водители включили свои радиоприемники.
Они опустили стекла и открыли дверцы машин. Везде звучал один и тот же голос
со странным для Чикаго восточным акцентом, который вызвал бы раздражение у жи¬
телей Среднего Запада, будь это голос любого другого человека. И чувствовалась
общность оратора с этими неизвестными водителями, мужчинами и женщинами, ку¬
рящими сигареты в тишине, не столько слушающими президента, сколько соглас¬
ными с тоном его речи, черпающими уверенность в этом тоне».
Нет сомнения, Рузвельт был мастером оперировать властью в ситуации по¬
литической многополярности на внутренней арене. Он всегда стремился разделить
ответственность между самыми различными ведомствами. То же он делал с бли¬
жайшими сотрудниками и помощниками. Вольно или невольно он противопостав¬
лял Уэллеса Хэллу, Стимсона — Моргентау, министерство финансов государст¬
венном департаменту и т.д.
Американская пресса, не зная степени причастности Рузвельта к охлаждению
отношений с СССР, критиковала главным образом государственный департамент.
Авторитетный военный обозреватель Дрю Пирсон заявил в печати, что глава гос¬
департамента Корделл Хэлл «давно известен своими антирусскими настроения¬
ми». Выступая по радио, этот же обозреватель обрушился на главных помощни¬
ков Хэлла, на ведущих лиц госдепартамента: «Адольф Берль, Джимми Данн,
Брекенридж Лонг хотели бы на самом деле, чтобы Россия подверглась как мож¬
но более обильным кровопусканиям — и русские знают это». Государственному
секретарю пришлось приглашать советского поверенного в делах А. А. Громыко для
опровержения обвинений. Хотя все требования формальной дружественности бы¬
ли соблюдены, в отношениях двух величайших стран антигитлеровской коалиции
наступило жестокое похолодание. Летние битвы 1943 года в центре России Со¬
ветская Армия вела собственными силами. Определенное увеличение материаль-
381

ных поставок по ленд-лизу не могло служить достаточным прикрытием хладнокров¬
ного калькулирования Белого дома.
Так или иначе, но первой по времени задачей американцев в Европе в сентя¬
бре 1943 года стало выведение из войны Италии и ее оккупация. Рузвельт потре¬
бовал от главнокомандующего союзными войсками в регионе генерала Эйзенхау¬
эра добиться от нового итальянского правительства, возглавляемого фельдмаршалом
Бадольо, безоговорочной капитуляции (давая негласное обещание мягкого обра¬
щения в процессе оккупации). Но итальянцы (как и американцы) недооценили ре¬
акции Берлина. Немецкая военная машина уже разворачивалась против неверно¬
го союзника. Части вермахта стали окружать итальянскую столицу, король вместе
с Бадольо бежал в Бриндизи, поближе к союзным штыкам. Люфтваффе планомер¬
но уничтожали итальянский флот, остатки которого устремились в сторону Маль¬
ты. Немецкие парашютисты во главе со Скорцени освободили Муссолини, и со¬
стоялась «трогательная» встреча фашистского дуче и нацистского фюрера.
Началась массированная высадка союзных войск, но расчеты на итальянскую
покорность и германское смятение оправдались не полностью. Вместо триумфаль¬
ного подъема вверх по «итальянскому сапогу» наблюдалось мучительное движе¬
ние завязших в локальных боях англо-американских войск.
★ ★ ★
В конце августа 1943 года Рузвельт размышлял, не слишком ли далеко он за¬
шел в отчуждении с главным воюющим союзником. В беседе с главой католичес¬
кой церкви в Америке кардиналом Спелманом Рузвельт говорит, что Черчилль —
неисправимый романтик, а они со Сталиным — реалисты. Лучше заведомо согла¬
ситься на советскую разграничительную линию в восточной Польше, Прибалти¬
ке, Бессарабии, Финляндии. Воевать с Россией Америка и Британия не намере¬
ны. Рузвельт, собственно, был готов, что при определенных обстоятельствах в зону
влияния России войдут Венгрия, Австрия, Хорватия. На него произвела впечат¬
ление производительность военной индустрии России. «Русское военное производ¬
ство столь велико, что американская помощь, за исключение грузовиков, едва
ощутима». В начале сентября он убедил Аверела Гарримана переехать в качестве
посла из Лондона в Москву, сделав его своим полномочным представителем при
советском правительстве. В наставительной беседе с Гарриманом Рузвельт выдви¬
нул задачу обсудить с советским руководством послевоенные планы сторон. Воз¬
никла идея личного обсуждения этих вопросов со Сталиным. В послании, направ¬
ленном в Москву 4 сентября 1943 года, Рузвельт снова предлагает встретиться в Северной
Африке после 15 ноября.
Происходит своеобразное тектоническое смещение. Немцы остановлены под
Курском. Возникает передышка, и впервые намечаются перспективы для продви¬
жения на Запад. В этой ситуации советское руководство, выступая уже не с по-
382

зиции слабости, ответило на предложение о встрече согласием. Тому было много
причин, но важнейшие — опасение негативных результатов напряженного состо¬
яния коалиционных отношений и явное стремление прервать традицию англосак¬
сонских союзников решать основные вопросы между собой. Ответ Сталина посту¬
пил к Рузвельту 8 сентября. В нем содержалось предложение о встрече «большой
тройки» в Иране в ноябре—декабре 1943 года.
На столе Рузвельта лежал датированный октябрем доклад начальника Отде¬
ла стратегических служб У.Донована, в котором давалась определенно оптимис¬
тическая оценка советских намерений в Европе. Американская разведка считала,
что СССР склонен к переговорам, не питает сепаратных намерений, может быть
лояльным партнером.
После несомненного успеха «разведки боем» на московской конференции, где
Соединенные Штаты представлял госсекретарь Хэлл, Рузвельт хотел лично удо¬
стовериться, что дела на важнейшем участке его дипломатической борьбы идут в нуж¬
ном направлении. Он попытался изменить место встречи (Сталин предлагал Те¬
геран): Каир или Багдад были для Рузвельта предпочтительнее. В переписке он
ссылался на необходимость быть ближе к Вашингтону, когда там происходит сес¬
сия конгресса, напоминал, что ему приходится покрывать расстояние в десять раз
большее, чем Сталину. 21 октября Рузвельт испробовал жесткий подход: «Я не мо¬
гу выехать в Тегеран». Президент предложил встретиться в Басре, на берегу Пер¬
сидского залива. «Если вы, я и мистер Черчилль не сумеем ныне договориться из-
за нескольких сотен миль, это обернется трагедией для будущих поколений».
В конечном счете решающим оказалось то обстоятельство, что Рузвельт, обдумы¬
вающий мировую диспозицию сил и готовящий дипломатический ответ на вопро¬
сы завтрашнего дня, оказался более заинтересованным во встрече на высшем
уровне. 8 ноября президент телеграммой уведомил Сталина, что географические
маневры окончены, и он направляется в Тегеран.
На этом этапе осуществления союзнической дипломатии у Рузвельта появи¬
лась довольно любопытная идея совместного с СССР военного планирования.
Еще не будучи уверен, что встреча в Тегеране состоится, он предложил Черчиллю
встретиться в Северной Африке и пригласить туда Молотова вместе с советской во¬
енной миссией, делегированной советским генштабом. Именно этого Черчилль бо¬
ялся больше всего. До сего момента лишь англичане были допущены на высшие во¬
енные советы американцев, они были привилегированными ближайшими союзниками
и не желали терять своего положения ни сейчас, ни в грядущие годы. Черчилль вы¬
ступил категорически против «идеи приглашения советского военного представите¬
ля для участия в заседаниях наших объединенных штабов... Этот представитель за¬
блокирует все наши дискуссии... 1944 год полон потенциальных опасностей. Крупные
противоречия могут проявиться между нами, и мы можем взять неверный поворот.
Или мы снова пойдем к компромиссу и рухнем между двумя стульями. Единствен-
383

ная надежда заключается в созданном климате доверительности между нами... Ес¬
ли этот климат исчезнет, я полон отчаяния за ближайшее будущее».
Рузвельт, не желая отчуждения англичан в момент ключевых встреч с русски¬
ми, отошел от идеи военных консультаций, хотя, нет сомнения, они были бы тогда
очень полезными в любом случае. Ситуация на фронтах требовала такой координа¬
ции. Военная необходимость вошла в противоречие с дипломатической стратегий (в дан¬
ном случае англичан). Рузвельт сожалел о неудавшемся. Он говорил в эти дни, что
присутствие русского генерала на совещаниях было бы лучшим способом укрепить
доверие советской стороны к союзникам на решающей фазе войны и дипломатии.
«Они бы больше не чувствовали, что их обводят вокруг пальца.»
Дипломатия
Получив давно ожидавшееся согласие Сталина на встречу в Тегеране, прези¬
дент тут же наметил встретиться в Каире с Чан Кайши, а затем вместе с Черчил¬
лем отправиться в Тегеран. Элеоноре он сказал: «Там не будет женщин»,— и взял
с собой сыновей.
В холодный и дождливый день И ноября 1943 года яхта «Потомак» с пре¬
зидентом на борту направилась вниз по реке с тем же названием. «Он отбыл,—
писала Элеонора дочери,— вместе с адмиралом Леги, адмиралом Брауном, гене¬
ралом Уотсоном, доктором Макинтайром и Гопкинсом. Мне ненавистна сама
мысль об отъезде отца, но я думаю, что они сделают много хорошего».
В устье Потомака Рузвельта уже ждал линкор «Айова», отправившийся в путь
через Атлантику. «Все здесь очень комфортабельно, я взял с собой много работы,
детективы и дюжину хороших фильмов. Погода достаточно теплая, чтобы сидеть на
воздухе в одном свитере. Какое счастье не иметь газет! У меня есть идея издавать
одностраничную газету. В ней будут лишь действительно важные новости.» На лин¬
коре находились генерал Маршалл, адмирал Кинг и генерал Арнольд — команду¬
ющие сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами США, в ок¬
ружении многочисленного аппарата штабных офицеров. Корабль — гордость
американского военно-морского флота, оснащенный девятью 16-дюймовыми оруди¬
ями, пересекал океан, олицетворяя собой новое могущество Соединенных Штатов.
То, что этим могуществом нужно было распоряжаться с осторожностью, по¬
казали ближайшие же маневры в океане, когда сопровождающий эсминец по
ошибке направил торпеду в «Айову». Взрыв вызвал ярость адмирала Кинга,
но верховный главнокомандующий Рузвельт отнесся к виновному офицеру благо¬
склонно. Накануне великих решений он готов был простить оплошность.
Рузвельт всматривался в океан, он наслаждался предвкушением будущего. Нет
сомнения, он думал, что это будущее в его руках. Здесь, в океане, он размышлял о ма-
384

неврах Японии. Лица, первыми замышлявшие акты агрессии, первыми побежали
с тонущего корабля. Даже премьер-министр Тодзио спрашивал императора Хирохи¬
то: «Почему бы не пообещать завоеванным странам независимость в некоем неопре¬
деленном будущем?» Верхушка империалистической Японии начала понимать, что о по¬
беде в войне не может быть и речи, что пора искать выход с минимальными потерями.
Последовали маневры в отношении правительства Чан Кайши. Рузвельту нужно бы¬
ло следить за активизировавшейся дипломатией японцев, не позволить им прибрать
к рукам Китай, на который президент возлагал столько надежд.
Направляясь к алжирскому побережью, Рузвельт просматривал свою «фран¬
цузскую папку». Специальный представитель президента сообщил 31 июля 1943 го¬
да, что в Алжире циркулируют слухи, будто американцы намерены навсегда остать¬
ся в Северной Африке, буд то они покупают почту, радио и телеграф, завладевают местным
рынком, чтобы окончательно лишить французов всякого влияния. В свою очередь де
Голль после падения Муссолини, не теряя времени, заявил, что никакое решение ита¬
льянской проблемы не будет полноценным, если в нем не примет участия Франция.
Он надеялся подключить своего представителя к обсуждению итальянского вопро¬
са, поскольку в итальянской кампании принимали участие французские дивизии. Руз¬
вельт уже сказал Идену, что, обещая возвращение Франции ее колониальных вла¬
дений, он имел в виду лишь Северную Африку. Рузвельт полагал, что поддержка де
Голля вызовет осложнения в осуществлении послевоенного устройства Франции
и ее территорий. Хронически напряженная ситуация приняла острый характер в на¬
чале сентября 1943 года. 7 сентября Рузвельт пишет Черчиллю о французском ли¬
дере: «У меня очень твердое мнение, что, если наша примадонна захватит у старого
джентльмена (генерала Жиро.— АУ.) контроль над французской армией, мы долж¬
ны будем прекратить поставки оборудования и снаряжения».
После девятидневного перехода «Айова» пришвартовалась в алжирском пор¬
ту Оран. Здесь Рузвельта встретили двое его сыновей (Эллиот и ФДР-младший)
и главнокомандующий на средиземноморском театре военных действий генерал Эй¬
зенхауэр. Эллиот пишет матери: «Морской переход пошел отцу на пользу, он
в хорошей форме, и его волнует предстоящая встреча». Вместе с Эйзенхауэром они
вылетели в Тунис, а потом на автомобиле доехали до руин Карфагена. Творя ми¬
ровую историю, Рузвельт хотел видеть самые величественные ее вехи. По сооб¬
ражениям безопасности Эйзенхауэр посоветовал президенту лететь из Туниса
в Каир самолетом, и Рузвельт согласился.
Встреча с историей состоялась и на следующий день, на пути к Каиру. С воз¬
духа можно было увидеть пирамиды и сфинксов. Пилот сделал несколько кругов
над Нилом, и взору открылась панорама исторических памятников. Комментарий
Рузвельта: «Желание человека не быть забытым колоссально». 22 ноября 1943 го¬
да вместе с лучшим гидом современности Уинстоном Черчиллем они проехали
сквозь тень пирамид. Черчилль, прибывший днем раньше, не жалел усилий. Пре-
385

зидента поселили на вилле английского посла. Подобно античному цезарю, прези¬
дент США принимал посланцев разных народов — египтян, греков, югославов.
Церемониал вершили англичане, а главными ожидаемыми гостями были китайцы.
В Каире к ним присоединились муж дочери Анны Джон Беттигер и сын Гоп¬
кинса Роберт. А на соседней вилле ожидали встречи супруги Чан Кайши. Главной
целью Рузвельта было заглушить своего рода чувство «неполноценности» у китай¬
цев, официально названных одними из четырех будущих «мировых полицейских»
и в то же время не приглашенных на переговоры подлинно великих держав. Чер¬
чилль и не пытался скрыть своего скепсиса в отношении рузвельтовской оценки Ки¬
тая как одной из четырех великих стран мира. Различие в оценке Китая двумя ли¬
дерами врач Черчилля подал так: «Для президента Китай означает 400 миллионов
человек, с которыми нужно будет считаться в экономике завтрашнего дня, но Уин¬
стон думает только о цвете их кожи». Именно здесь, в Каире, Рузвельт хотел за¬
резервировать для Китая место своего главного союзника в Азии, добиться взаи¬
мопонимания с руководителями самой многочисленной нации мира, определить
американо-китайские связи на долгие годы вперед.
Чета Чан Кайши прибыла на виллу президента без задержки. Впервые Руз¬
вельт составил личное впечатление о китайском генералиссимусе. Поначалу он по¬
казался президенту спокойным, сдержанным и решительным, но с течением вре¬
мени и эти качества уступили место поверхностности и несамостоятельности.
(К удивлению президента, мадам Чан Кайши оказалась тверже своего мужа). Руз¬
вельт не жалел усилий на китайском секторе своей дипломатии. Он готов был про¬
вести с Чан Кайши столько времени, сколько тот способен вынести. Президент мо¬
билизовал все свое обаяние, неотразимость которого уже стала легендой. Рузвельт
хотел помочь Чан Кайши и во внутренних, и во внешних проблемах. Сохранилась
только китайская запись бесед. Вечером 23 ноября 1943 года Рузвельт предложил
Чан Кайши взять на себя главную роль в оккупации Японии и спросил польщен¬
ного главу гоминдана, следует ли сместить японского императора. Чан Кайши не
был уверен в том, что Китай может исполнить миссию координатора союзной ок¬
купации Японии. На вопрос, что делать с Гонконгом, Чан Кайши осторожно от¬
ветил, что следовало бы посоветоваться с англичанами.
У Рузвельта и его жены были противоположные впечатления от мадам Чан
Кайши. Элеоноре Рузвельт она нравилась, а президент испытывал к ней сложные
чувства. Элеонора делилась с дочерью: «Странным образом мужчины (включая
ФДР) боятся ее. Она проницательна и умна, но поддается эмоциональному подъ¬
ему, который передается окружающим». Чан Кайши с большим вниманием слу¬
шал, как его жена переводит речь Рузвельта на китайский, а Рузвельту не нравил¬
ся ее любительский перевод. При всем этом Рузвельт был непреклонен в главном:
в отличие от Черчилля он видел в будущем Китае большую силу и стремился за-
386

ранее заручиться китайской поддержкой в глобальном мировом строительстве.
И хотя ему решительно не нравилась супруга Чан Кайши с ее привычкой прима¬
донны хлопать в ладоши, когда ей что-либо было нужно, он рассчитывал на Ки¬
тай как на глобального союзника.
Ситуация в Китае была сложной. Коммунисты сохраняли свой оплот на се¬
вере, а собственная армия гоминдана теряла дисциплину. Рузвельт обещал помочь
советниками и оружием. Чан Кайши боялся, что с наступлением США на Япо¬
нию со стороны Тихого океана китайско-японский фронт резко утратит свое зна¬
чение и он (Чан Кайши) окажется в немилости у главного союзника. Рузвельт по¬
старался заверить Чан Кайши в стратегической значимости их дружбы. На второй
вечер он объявил генералиссимусу, что твердо намерен поднять роль Китая — ему
будет предоставлено место среди четырех, определяющих положение дел в мире
стран. Думая о Китае как о «своей карте» в мировой игре, Рузвельт пообещал в бу¬
дущем вооружить 90 китайских дивизий.
Если, с точки зрения Черчилля, обещание Сталина выступить в Азии против
японцев перекрывало необходимость в обхаживании Чан Кайши, то для Рузвель¬
та никакие свидетельства неэффективности гоминдановского режима не имели
особого значения. Он нуждался в Китае.
Рузвельт предложил Чан Кайши подписать декларацию, в которой были сле¬
дующие слова: «Япония должна быть лишена всех территорий, которые она ук¬
рала у китайцев, таких как Маньчжурия, Формоза и Пескадорские острова,—
все они должны быть возвращены республике Китай». Чан Кайши просил Руз¬
вельта уговорить Сталина прекратить помощь Мао Цзэдуну, и Рузвельт обещал.
(Чан Кайши в свою очередь полагал справедливым и законным возвращение
СССР Южного Сахалина и Курильских островов, а также превращение Дайре¬
на (г. Дальний) в портофранко, чтобы компенсировать отсутствие у СССР не¬
замерзающего торгового порта). Рузвельт обещал оказать давление на Черчил¬
ля, чтобы Британия возвратила Китаю Гонконг. Рузвельт также пообещал Китаю
главенствующее место в послевоенной оккупации Японии, значительные репара¬
ции, налагаемые на страну-агрессора, передачу ему Тайваня. Рузвельт пошел
даже дальше. Он предложил Китаю заключить после окончания войны двусто¬
ронний договор о безопасности.
Позиция американцев привела Чан Кайши в эйфорическое состояние. «Пре¬
зидент не откажет мне ни в чем,— говорил он лорду Маунтбеттену во время пе¬
реговоров в Каире.— Он даст мне все, что я захочу». Мадам Чан Кайши выра¬
зилась еще более определенно и цветисто: «Мое сердце переполнено восхищением
и благодарностью за все, что вы сделали». Супруги Чан Кайши уже видели себя
национальными героями, возведшими Китай в ранг одной из величайших стран ми¬
ра. Они были заворожены американскими предложениями. Если до войны гомин¬
дановское руководство Китая пыталось использовать несколько вариантов такти-
387

ки (в том числе сближение с СССР, Японией и западноевропейскими странами),
то теперь ставка была сделана на североамериканского гиганта.
Ограниченность возможностей Китая и пределы щедрости Америки обнару¬
жились здесь же, в Каире. «Ослепнув» от рисуемых перспектив, Чан Кайши по¬
просил Рузвельта предоставить китайским представителям право участвовать в ра¬
боте англо-американского Объединенного комитета начальников штабов. Рузвельт
сразу же отверг эту идею, как и идею создания двустороннего американо-китайско¬
го совета. Ни американцы, ни еще более англичане не хотели допускать китайцев (не
говоря уже о русских) к выработке мировой стратегии. (Хороший пример того, ка¬
ким англосаксы видели равенство «четырех полицейских», был продемонстрирован
в том же Каире. Объединенный комитет начальников штабов несколько дней об¬
суждал роль Китая в будущей борьбе против Японии. Китайцы были рядом, но их
допустили в зал заседаний лишь в самом конце. И о китайских ресурсах, о будущем
китайском участии говорили не китайцы, а генерал Стилуэл и лорд Маунтбеттен.)
Вынужденный объяснять свою «адвокатуру» Чан Кайши Сталину, Рузвельт ска¬
зал, что он боится выхода Китая из войны. Едва ли это реалистичное объяснение. Ки¬
тай практически не мог выйти из войны. Трудно было рассчитывать на внезапные ре¬
шающие удары Японии, если она не сумела этого сделать, имея руки свободными
в 1937—1941 годах. Трудно было предположить, что война, превратившаяся в источ¬
ник доходов (материальных и политических) для верхушки гоминдана, будет ею пре¬
кращена. Нет, суть заключалась не в боязни «выпадения» Китая. Эта страна была нуж¬
на Рузвельту для участия в его главной мировой дипломатической игре,
для использования ее против как реальных, так и возможных противников. «Во вре¬
мя и после войны,— справед ливо пишет американский историк Р. Даллек,— Рузвельт
рассчитывал на поддержку со стороны Китая в потенциальных политических спорах
с Британией и Россией». «Посмотрите-ка, Уинстон,— говорил Рузвельт Черчиллю
в Тегеране по поводу судьбы Индокитая,— Вы в меньшинстве: три против одного».
Рузвельт полагал, что примерно через четверть века Китай поможет Америке «сдер¬
жать Японию». Рузвельт надеялся на помощь Китая и в нажиме на европейские ме¬
трополии, и в создании после войны новой системы мандатов на колонии. Он рассчи¬
тывал, что система опеки позволит Соединенным Штатам получить на долгий период
военно-морские и военно-воздушные базы в стратегически важных точках Тихого оке¬
ана. При этом у Рузвельта не было иллюзий относительно сопротивления главных за¬
падноевропейских стран. Своему советнику Ч. Тауссигу он говорил еще летом 1942 го¬
да: «После войны у нас будет больше трудностей с Великобританией, чем с Германией
сейчас». Тот же Тауссиг мог убедиться в твердости империалистического курса Чер¬
чилля, когда, беседуя с ним, премьер-министр сказал: «Нации либо следуют своим тра¬
дициям, либо умирают... До тех пор, пока я являюсь премьер-министром, мы будем
держаться за эти традиции и за империю. Мы не позволим готтентотам при помощи
всеобщих выборов выбросить белых в море».
388

Центр или периферия
На встрече в Каире в ноябре 1943 года, в дискуссиях с высшими американ¬
скими военными, Рузвельт услышал их однозначное мнение о дальнейшем ходе во¬
енных действий. Судьбы Европы решаются в Германии, а не на греческой перифе¬
рии, поэтому, выигрывая второстепенные операции на Додеканесских островах, США
могут потерять Германию, а с ней и всю Европу. Рузвельт распорядился ограни¬
читься на Балканах действиями местного значения, которые не влияли бы на реа¬
лизацию главного стратегического замысла. То, что беспокоило Рузвельта, запи¬
сано в стенограмме от 19 ноября 1943 года: «Советы сейчас всего в 60 милях от
польской границы и в 40 милях от Бессарабии».
Рузвельт приходит к выводу, что именно американские войска должны окку¬
пировать Западную Европу. Так, совещаясь 22—26 ноября в Каире с Черчиллем
и Чан Кайши, будучи под влиянием недавних алжирских перемен (в пользу укреп¬
ления позиций де Голля), Рузвельт выдвинул идею военной оккупации Франции.
Эти планы отчетливо видны в письме президента Хэллу: «Я убежден, что окон¬
чательные решения и планы будущего гражданского устройства должны быть
приняты сейчас... Де Голль присваивает себе право говорить от имени всей Фран¬
ции сразу же после прибытия туда союзников. Я все более склоняюсь к мысли, что
оккупация Франции должна быть чисто военной... Вы будете руководствоваться
этим в дальнейшем». Практически это означало, что в предстоящие месяцы того
горячего времени, когда готовился бросок за Ла-Манш, запрещалось вести пере¬
говоры с французами по вопросам управления Францией после ее освобождения.
Совершенно обнажает свои планы Рузвельт в письме министру обороны
Стимсону. Он указывает, что военный департамент должен взять на себя ответ¬
ственность за гражданские дела во французских районах в течение первых шести
месяцев со дня их освобождения. Более резко и определенно президент теперь вы¬
сказывает свои взгляды на будущность ряда французских колоний. В беседе с Чан
Кайши он заявляет, что Франция «не получит права после войны вернуться в Ин¬
докитай и снова вступить во владение этой богатой страной». В Каире Рузвельт
повторил Черчиллю, что, по его мнению, Франция не сможет восстановить преж¬
ние силы, что Индокитай не будет возвращен под ее контроль, что Дакар должен
перейти под американскую опеку. Президент заявил, что в его планы входит ли¬
шение Франции прав также и на Марокко.
В ноябре 1943 года Рузвельт выдвинул перед Объединенным комитетом на¬
чальников штабов идею (в марте высказанную Идену) создания после окончания
войны буферного государства между Францией и Германией под названием Вал¬
лония. Это государство должно было простираться от «Северной Франции, ска¬
жем, Кале, Лилля и Арденн по Эльзасу и Лотарингии, другими словами, от Швей¬
царии до морского побережья».
389

Со своей стороны, Черчилль уже начинал видеть опасность промедления
с высадкой во Франции. Советская Армия могла проделать всю работу одна,
и союзникам в этом случае трудно было бы претендовать на контрольные позиции
в континентальней Европе. Черчилль, делая решающий шаг, объявил, что опера¬
ция «Оверлорд» (высадка во Франции) должна занять первое место в списке опе¬
ративных приоритетов.
В целом ноябрьская встреча в Каире знаменует один из высших пиков амери¬
канской уверенности в своей способности регулировать мировое развитие. Разре¬
зая в День благодарения в компании с Черчиллем две огромные индейки, привезен¬
ные из Штатов, Рузвельт сказал: «Пусть у нас будет ощущение семейного дела».
Наблюдая за танцующим Черчиллем, Рузвельт провозгласил тост: «Большие се¬
мьи обычно более тесно объединены, чем маленькие... В этом году вместе с пред¬
ставителями Соединенного королевства мы представляем собой большую семью, бо¬
лее сплоченную, чем когда бы то ни было прежде, я предлагаю тост за это единство».
Не привыкший к тому, что его превосходят в умении говорить, Черчилль принял вы¬
зов. По воспоминаниям Гопкинса, «он начал медленно. Его предложения были
очень необычно построены. Он остановился. Казалось, потерял нить. Наступила странн-
ная пауза. Он не сможет из нее выбраться, подумал я. И вдруг, довольно неожи¬
данно, он подобрал слово — такое превосходное, такое блестящее, что сидящие во¬
круг разразились аплодисментами. Это была яркая демонстрация силы».
Вскоре, 27 ноября 1943 года, президентский самолет «Священная корова» взял
курс из Каира на Тегеран. Президента сопровождали Гопкинс, адмирал Леги, по¬
сол США в СССР Гарриман. Хорошая видимость позволила Рузвельту наблю¬
дать библейские земли — сразу за Суэцким каналом началась Синайская пусты¬
ня, затем показались Вифлеем и Иерусалим, а затем плоскогорье оборвалось
зеленой долиной Тигра. Рузвельт попросил лететь пониже над Иерусалимом и Ви¬
флеемом. «Все выглядит таким голым, я не хотел бы видеть Палестину своей ро¬
диной». К северу, по дороге Абадан—Тегеран осуществлялась перевозка грузов
по ленд-лизу. Американское влияние ощущалось и здесь, на другом краю света. Как
это могло не укрепить веру в американское всемогущество? Русский союзник ос¬
тро нуждался в этих поставках, и недавно построенная железная дорога позволя¬
ла ускорить их получение.
На советской территории
После многочасового перелета президент Рузвельт впервые в жизни оказал¬
ся в расположении Советской Армии. «Священная корова» совершила посадку на
советском аэродроме в нескольких километрах от Тегерана, «на огромной равни¬
не, с Тегераном и снежными пиками на севере... Огромная нищета кругом». Лишь
390

одну ночь провел Рузвельт в американской легации. Сообщения о заговоре про¬
тив «большой тройки» были переданы советскими представителями через посла Гар¬
римана, и Сталин предложил Рузвельту во избежание опасных разъездов по ноч¬
ному Тегерану остановиться на территории советского посольства.
Президент был размещен в главном здании посольства, строении желтого цве¬
та. Позднее Рузвельт объяснял Ф. Перкинс, что он остановился на территории со¬
ветского посольства в Тегеране, именно желая возбудить «их доверие», утвердить «их
уверенность» в американском союзнике. Рузвельт говорил, что провел жизнь в по¬
стоянных попытках поладить с людьми. И до сих пор это ему удавалось. Сталин не
может отличаться чем-то принципиально. Даже если он не убедит его стать демокра¬
том, он сумеет выработать рабочие отношения. Сталин поселился в небольшом до¬
ме. Черчилль жил в английской легации по соседству. Сталин, умевший, когда он это¬
го хотел, произвести впечатление, приложил в случае с Рузвельтом немалые усилия.
Окружавшие президента вспоминают невысокого человека, широкие плечи которо¬
го заставляли забыть о его росте. Сталин в общении с Рузвельтом был весь внима¬
ние, но его безусловный такт ничем не напоминал подобострастие Чан Кайши.
Встреча Рузвельта со Сталиным произошла довольно неожиданно для прези¬
дента. Он был в спальне, когда Сталин направился к центральному зданию посоль¬
ства. Президента выкатили в большую гостиную, а в двери медленно входил невы¬
сокого роста человек в наглухо застегнутом кителе. По воспоминаниям телохранителя
Майкла Рейли, «первая встреча с ним произвела шокирующее впечатление. Хотя
он был низкого роста, но казался крупным человеком». Горчичного цвета военная
форма блистала только что введенными в Советской Армии погонами. Позднее Руз¬
вельт рассказывал сыну Эллиоту: «Он казался очень уверенным в себе».
После рукопожатий началась полуторачасовая беседа. Уже в ней Рузвельт по¬
старался очертить контуры той политики, которая казалась ему оптимальной для
двух величайших стран. Во-первых, он постарался довести до сведения Сталина
свое мнение, что европейские метрополии потеряли мандат истории на владычест¬
во над половиной мира. Он говорил конкретно о необходимости вывести Индоки¬
тай из-под французского влияния, осуществить в Индии реформы «сверху дони¬
зу» («нечто вроде советской системы», на что Сталин ответил, что это означало
бы революцию). Во-вторых, Рузвельт указал, что хотел бы видеть Китай сильным.
Эти два обстоятельства уже круто меняли предвоенный мир. Рузвельт воспринял
реакцию Сталина как понимание своей линии.
Рузвельт предложил обсудить общую военную стратегию. Сталин говорил о пе¬
реводимых с запада на восток германских дивизиях. Рассчитывая на «Оверлорд»,
Рузвельт пообещал оттянуть с советско-германского фронта 30—40 дивизий.
Рузвельт, постоянно имея в виду вопрос вступления СССР в войну против Япо¬
нии, настолько ценил эту возможность, что категорически запретил своим воен¬
ным поднимать данный вопрос первыми. Сам же он обсуждал со Сталиным лишь
391

отдаленные аспекты борьбы с Японией: наступление в Бирме, дискуссии с Чан Кай¬
ши в Каире. На этом раннем этапе Сталин не выказал желания поставить все точ¬
ки над i, и Рузвельт отнесся к его сдержанности с пониманием.
В Тегеране оба лидера, и Рузвельт, и Сталин, ощутили растущую мощь сво¬
их держав.
Великая тройка
Заседания проходили в очень большой комнате советского посольства, по сте¬
нам которой висели ковры темного тона, а в середине стоял специально сделанный
круглый стол с тяжелыми креслами вокруг.
Рузвельт председательствовал, он настоял на том, чтобы встреча проходила
без жесткой повестки дня, в виде свободной дискуссии. Британскому переводчи¬
ку майору Бирсу он показался прирожденным лидером. «С широкими плечами и кра¬
сивой головой, он производил впечатление высокого сильного человека, и только
коляска говорила о его физическом недостатке. Он лучился улыбкой по отноше¬
нию ко всем за столом и выглядел очень похожим на доброго богатого дядюшку,
наносящего визит своим более бедным родственникам. Во время разговора он ча¬
сто снимал свое пенсне и размахивал им, чтобы усилить впечатление от слов. Го¬
ворил уверенно, словно чувствуя твердость почвы, и в то же время был готов слу¬
шать советы помощников, сидящих рядом. Его манеры были подкупающими,
но мне все время хотелось узнать, что там прячется за этим умным лицом».
На первой пленарной встрече Рузвельт сделал обзор состояния дел на фрон¬
тах «с американской точки зрения» и предпочел начать с Тихого океана. После ха¬
рактеристики американской стратегии в войне против Японии он обратился к бо¬
лее важному, по его словам, европейскому театру военных действий. После полутора
лет дискуссий западные союзники приняли в Квебеке решение помочь советско¬
му фронту, осуществив высадку во Франции не позднее мая 1944 года. Обеща¬
ние открыть второй фронт до 1 мая 1944 года президент все же считал нужным обус¬
ловить успехом операций в Италии и Восточном Средиземноморье. Неудачи здесь
могли заставить отложить операцию «Оверлорд» на один—два месяца. Рузвельт
указал, что США прилагают большие усилия и в североатлантической зоне, и в ти¬
хоокеанской. Он как бы косвенно оправдывал факт невыполнения Америкой ее кон¬
кретного обещания перед Советским Союзом. Затем президент поднял близкую
ему в последние дни тему укрепления Китая — «четвертого», который не присут¬
ствовал на этом высшем уровне.
В своем выступлении Сталин заявил, что занятость на германском фронте не
позволяет Советскому Союзу присоединиться к войне против Японии, но это бу¬
дет сделано после победы над Германией. Что касается Европы, то оптимальным
392

для возобладания антигитлеровских сил было бы движение союзных армий со
стороны Северной Франции к Германии. Италия как плацдарм наступления на Гер¬
манию не годится, а Балканы в этом плане лишь ненамного лучше. Сталин спро¬
сил, кто будет главнокомандующим союзными войсками во Франции и, узнав, что
назначения на этот пост еще не состоялось, выразил скепсис по поводу успеха всей
операции. Рузвельт наклонился к адмиралу Леги: «Этот чертов большевик пыта¬
ется заставить меня назначить главнокомандующего. Я не могу ему сказать, пото¬
му что еще не принял окончательного решения».
Черчилль, самый красноречивый среди присутствующих, заметил, что за
круглым столом заседания сосредоточена невиданная еще в мире мощь. Черчилль
был прав по существу, но эта мощь распределялась между тремя участниками
уже неравномерно. По мере того как Советская Армия в жестоких боях развора¬
чивала движение войны на запад, СССР становился одной из двух (наряду
с США) величайших мировых сил. В то же время происходило относительное ос¬
лабление Британии.
На конференции сложилась такая ситуация, когда американская и советская
делегации, выразив желание окружить Германию с двух сторон и достигнув еще ут¬
ром первого дня взаимопонимания в вопросе о судьбе колониальных владений, вы¬
ступили против тенденций, олицетворяемых Черчиллем. Премьер-министр при его
исключительном чувстве истории понимал, что ведет арьергардные бои от лица все¬
го западноевропейского центра силы, и постарался использовать даже минималь¬
ные дипломатические возможности. Черчилль не хотел идти напролом, он кротко
согласился с тем, что высадка во Франции начнется в условленный срок. Но до оз¬
наченной даты еще полгода. Следовало подумать о находящихся в руках возмож¬
ностях. Месяц-два применительно к «Оверлорду» не меняют общего стратегиче¬
ского положения, но за это время можно многого добиться на юге Европы. На уме
у Черчилля был нажим на Турцию, чтобы побудить ее вступить в войну против Гер¬
мании, укрепление югославского плацдарма на Балканах.
Сталин, бережно относясь к достигнутому, как ему казалось, пониманию
с американцами, резко выступил против Черчилля и его идей удара по «мягкому
подбрюшью». С советской точки зрения Турция не выступит на стороне союзни¬
ков. Слабейшим местом германской зоны влияния была Франция, именно там
и следовало прилагать основные усилия. Американская и советская делегации
совместно преодолели «балканский уклон» Черчилля. Но нужно сказать, что
и у англичан, столь подозрительных в этом отношении, не возникло опасений по
поводу советской политики на Балканах. По возвращении из Тегерана команду¬
ющий британским генеральным штабом генерал Брук доложил военному кабине¬
ту об «очевидном отсутствии интереса у СССР к этому региону». Сталин сказал,
что его страна наполовину не заселена, у русских много дел у себя дома, и у него
нет стремления овладеть Европой. Черчиллю он напомнил время его борьбы с ком-
393

мунизмом. Пусть премьер не беспокоится: теперь-то русские знают, как трудно ус¬
тановить коммунистический режим.
Рузвельту хотелось показать Сталину, что он не собирается отрезать русских
от Восточной Европы. В конце первой сессии, после очередного словесного столк¬
новения Черчилля и Сталина, Рузвельт выступил однозначно против откладыва¬
ния «Оверлорда» за счет средиземноморских операций. Ту же идею он подчерк¬
нул на следующий день, в начале второй пленарной сессии конференции.
Оставленный американцами, Черчилль был прижат к стене вопросом Сталина: «Ве¬
рит ли премьер в «Оверлорд» или говорит это лишь для успокоения русских?» У ан¬
гличан не оставалось выбора: 30 ноября Черчилль официально поддержал высад¬
ку в Северной Франции в мае 1944 года.
Лидеры трех величайших стран, решив главный насущный вопрос, могли не¬
много заглянуть в будущее. Рузвельт высказал заинтересованность в послевоенной
оккупации части Европы американскими войсками. Географически его интересы про¬
стирались на северо-западную Германию, Норвегию и Данию. Видимо, Рузвельт
полагал, что эти страны и области наиболее стабильны политически, наиболее важ¬
ны стратегически и послужат плацдармом для расширения американской зоны
(порты Северной Атлантики, кратчайший путь из США, возможность продвиже¬
ния на уязвимый европейский юг). Он рассчитывал иметь в Европе оккупационные
силы численностью в миллион человек. Сколько времени они будут там стоять, пред¬
ставляло собой фактор неизвестности. Пока речь шла об одном-двух годах. Если в Ев¬
ропе возникнет угроза миру, то США вышлют к ее берегам корабли и самолеты,
а СССР и Британия выставят контингент сухопутных войск. Такой стиль обсуж¬
дения проблем будущего не был для Рузвельта спонтанным. Он полагал, что подоб¬
ное совместное планирование рождает и укрепляет взаимное доверие. Рузвельт
желал выглядеть надежным союзником (и очевидно, он добился своего).
Не может пройти незамеченным и то обстоятельство, что Рузвельт демонстра¬
тивно принимал сторону Сталина в его спорах с Черчиллем. Одновременно он убеж¬
дал Черчилля: «Именно потому, что русские — простые люди, было бы ошибкой по¬
лагать, что они слепы и не видят того, что находится перед их глазами». Речь шла о том,
что русские, разумеется, замечают все оговорки, направленные на затягивание откры¬
тия второго фронта. Видя Сталина мрачным, Рузвельт начинал подшучивать над Чер¬
чиллем по поводу его привычек. « Я начал отмечать все британские черты Черчил¬
ля, образ Джона Булля, его сигары, его манеры. Уинстон покраснел, и чем сильнее
он краснел, тем больше Сталин смеялся. Наконец Сталин разразился глубоким
и глухим смехом, и впервые за три дня я увидел свет,— так рассказывал президент
о тегеранской встрече Ф. Перкинс.— ...В этот день он, смеясь, подошел ко мне и по¬
жал мне руку. С этого времени мы наладили личные отношения. Лед тронулся...»
На вечернем заседании первого дня (на ужине «большой тройки» в американ¬
ской резиденции) Рузвельт и Сталин солидарно осудили прогнивший политичес-
394

кий строй Франции. Рузвельт сказал, что следовало бы запретить лицам старше
сорока лет входить в состав будущего французского правительства. Сталин дал по¬
нять всем присутствующим, что германская проблема беспокоит СССР более
всего, здесь должно быть найдено надежное решение. Возникло недоразумение,
когда Рузвельт предложил установить международную опеку над выходом Герма¬
нии к Балтийскому морю: Сталин понял так, что американцы хотят опеки над бал¬
тийскими государствами, и высказался категорически против. Чтобы непонимание
не омрачило общий ход дискуссий, в процессе которых президент хотел добиться
рабочего контакта с СССР, Рузвельт предложил объявить перерыв — была уже
глубокая ночь. Это желание Рузвельта найти общий язык со Сталиным наводило
на Черчилля черную меланхолию. (Уже тогда начал зарождаться миф об «устав¬
шем» президенте. Что это было не так, показало следующее утро, когда Руз¬
вельт, очевидно для всех, находился в своей лучшей боевой форме.)
Утром Черчилль попытался укрепить «западный фронт» — он послал Руз¬
вельту приглашение позавтракать вместе. С точки зрения Рузвельта, это было бы
одиозной демонстрацией западного сговора перед самыми существенными перего¬
ворами с советской стороной, и он категорически отказался. Более того, после за¬
втрака Рузвельт уединился именно со Сталиным и Молотовым.
Эта беседа Рузвельта со Сталиным на второй день конференции была, пожа¬
луй, самым важным эпизодом тегеранской встречи. Президент поднял вопрос
о создании всемирной организации. В нее вошли бы 35—40 государств, которые
периодически собирались бы в разных местах и вырабатывали рекомендации по ак¬
туальным вопросам. Исполнительный комитет, в который входили бы четыре ве¬
ликие державы, уполномочен решать все вопросы, кроме военных. Лишь «четы¬
ре полицейских» имели бы полномочия «воздействовать немедленно на любую угрозу
миру». Не маскируя своих суждений, Сталин высказался по поводу тех пунктов
плана президента, которые казались ему сомнительными. Открытое выделение че¬
тырех гегемонов исторического развития может не понравиться всему остальному
миру. Западноевропейские нации, для которых эта идея означает утрату ими по¬
ложения центра мирового влияния, сразу же выступят против.
Чтобы заставить Западную Европу принять своего рода опеку четырех ве¬
ликих держав, американцам придется держать здесь войска. На этот счет есть со¬
мнения, американский конгресс, как и прежде, может похоронить эту идею. (В этом
месте Рузвельт нашел нужным согласиться: да, его схема, пожалуй, потребует на¬
личия американских войск в Европе, а убедить американский конгресс в этом бу¬
дет непросто.) Что касается Китая, то с его, Сталина, точки зрения, американцы
выдают желаемое за действительное. Китай еще слишком слаб, децентрализован,
экономически зависим, и мировая роль может оказаться ему не по силам. Рузвельт
не согласился с таким суждением о Китае. Идея «четырех полицейских» в мире бы¬
ла ему слишком дорога. И в описываемых беседах он старался показать, что ис-
395

ходит из чистого реализма: «Китай представляет собой нацию в 400 миллионов че¬
ловек, и лучше иметь ее другом, чем потенциальным источником несчастий».
Рузвельт чрезвычайно откровенно описал способ сохранения мира. «Амери¬
ка будет посылать в Европу самолеты и корабли, а Британия и Советский Союз
выставят в случае возникновения угрозы миру наземные армии... Есть два мето¬
да обращаться с возможной угрозой миру. В первом случае речь идет о революции
или перевороте в небольшой стране; тогда можно будет применить метод каранти¬
на, закрыв все границы данного государства и введя эмбарго. Во втором случае,
если угроза будет более серьезной, четыре великие державы, действуя как поли¬
цейские, пошлют ультиматум угрожающей другим нации, а если это не подейст¬
вует, начнут бомбардировку и вторжение в данную страну».
Рузвельт полагал, что западноевропейские «великие» страны потеряют свои
колонии и после войны станут тем, чем они являются — средними по величине ин¬
дустриальными государствами. (Президент был настолько уверен в их упадке, что
осенью 1943 года даже сомневался в необходимости военными силами утвердить¬
ся в прежнем центре мирового могущества.) В Тегеране Рузвельт сказал Стали¬
ну, что США «очень бы не хотели» поддерживать военное присутствие в после¬
военной Европе. Сомнения и опасения Рузвельта вызывала лишь Франция, и он
откровенно говорил о том, что Соединенным Штатам «наверное, определенно
придется держать несколько дивизий во Франции».
Сталин заявил, что малые страны будут противиться руководству больших.
Европейские государства, к примеру, безусловно воспротивятся контролю над их
делами китайцев. Не лучше ли создать региональные комитеты? Рузвельт скеп¬
тически отнесся к такому дроблению — оно могло привести к возникновению ре¬
гиональных блоков. Выйти из истории как лабиринта войн можно только с помо¬
щью всемирной организации. При этом Рузвельт был предельно обходителен
и никоим образом не подталкивал партнера к изменению взглядов. В последний день
конференции он сказал Сталину, что все соображения относительно всемирной ор¬
ганизации сугубо предварительные и подлежат дальнейшему обсуждению. И тог¬
да же Сталин, идя навстречу, ответил, что идея всемирной организации кажется
ему привлекательней, чем региональное группирование.
На чем Сталин твердо стоял, так это на том, что против возможности агрес¬
сии со стороны Германии и Японии в будущем следует создать эффективные про¬
тиводействующие механизмы. Рузвельт полностью поддержал своего собеседни¬
ка. Он предложил, чтобы части старых колониальных империй — Индокитай
и Новая Каледония, вызывающие опасения Австралии, а также Дакар, который,
«будучи в ненадежных руках, представляет угрозу Америке», были взяты под
опеку заинтересованных стран.
Стараясь продемонстрировать внимание к проблемам, беспокоящим Совет¬
ский Союз, Рузвельт предложил взять места входа в Балтийское море «под некую
396

форму опеки, возможно, международного характера, поблизости от Кильского
канала, для того, чтобы обеспечить мореплавание по всем направлениям». Во вре¬
мя общей дискуссии, когда Черчилль в одном из своих пассажей выразил надеж¬
ду «увидеть русский флот, как военный, так и торговый, на всех морях мира», Руз¬
вельт еще раз обратился к идее интернационализации ключевых пунктов Балтийского
моря. Он предложил превратить старые ганзейские города Гамбург, Бремен и Лю¬
бек, как и Кильский канал, в свободную зону. На Дальнем Востоке Рузвельт
предложил сделать международным порт Дайрен (Дальний) и даже сказал, что ки¬
тайцы не будут против этого возражать. Черчилль подвел итог: «Нации, которые
будут править миром после войны, должны быть удовлетворены и не иметь тер¬
риториальных или других амбиций... Опасны голодные и амбициозные страны, ве¬
дущие же страны мира должны занять позиции богатых и счастливых».
Как бы ни разнились взгляды Рузвельта и Сталина, но по двум главным вопро¬
сам (Западная Европа и Китай) они были ближе друг к другу, чем к позиции Чер¬
чилля. И это обусловило определенное отчуждение американцев и англичан, сбли¬
жение СССР и США на частично антибританской платформе. Особенно отчетливо
это проявилось на третий день конференции. Именно тогда, 30 ноября 1943 года, в день
рождения Черчилля, стало ясно, что две великие новые силы пришли на смену ев¬
ропейским державам. В словесных схватках Рузвельта и Сталина по поводу второ¬
го фронта, наказания германских военных преступников все больше ощущалось
сближение американской и советской позиций. Черчилль, пряча за очками лихора¬
дочный блеск глаз, пускался в пространные словесные экскурсы, демонстрировал не¬
утомимость и красноречие, даже прибег к церемониальным зрелищам, передав Ста¬
лину от короля Георга VI «меч Сталинграда». Интуиция подсказывала ему, что за
столом происходит могучее дипломатическое смещение сил, СССР и США посте¬
пенно занимают единые позиции по основным мировым вопросам.
Во время празднования дня рождения Черчилля виновник торжества восхва¬
лял Рузвельта и рассыпался в комплиментах Сталину. Рузвельт поднял бокал за
доблесть Красной Армии. После всего этого Сталин поднялся со своего места: «Я
хочу рассказать вам, что, с русской точки зрения, президент и народ Соединенных
Штатов сделали для победы в войне. Самое главное в этой войне — машины. Со¬
единенные Штаты показали, что они способны создавать от восьми до десяти ты¬
сяч самолетов в месяц. Россия может производить, самое большее, три тысячи са¬
молетов в месяц. Англия производит от трех до трех с половиной тысяч... Именно
поэтому Соединенные Штаты можно назвать страной машин. Не имея этих ма¬
шин через систему ленд-лиза, мы проиграли бы войну».
Итак, Сталин предложил тост за производимое американцами оружие, за их
самолеты, без которых «война была бы проиграна». Это было первое и весьма крас¬
норечивое выражение официальной благодарности советского руководства за по¬
ставки по ленд-лизу. Ко времени Тегерана Соединенные Штаты снабжали совет-
397

скую армию двумя третями имеющейся у нее автомобильной техники и, по амери¬
канским оценкам, половиной (явное преувеличение.— А.У.) ее самолетов. США
в 1943 году предоставили СССР более 5 тысяч истребителей, много нефти и ав¬
топокрышек. 13 миллионов советских солдат (американские оценки) получили от
Америки зимнюю обувь и униформу, миллионы тонн продовольствия. При этом сле¬
дует учесть, что 12 процентов американских кораблей с грузами для России были
потоплены немцами.
Нет никаких сомнений в том, что шаг Сталина был своевременным и эффек¬
тивным. Рузвельт не мог не оценить рассчитанного прямодушия своего восточно¬
го партнера, прямо заявившего (единственный, но важный раз), что без помощи
по ленд-лизу победы на советско-германском фронте были бы невозможны.
Ни тогда, ни сейчас нельзя умалить значение того, что благодаря «студебеккерам»
и «виллисам» Красная Армия стала много мобильнее, что американские истреби¬
тели пришли в нужный час. Нельзя также не оценить хода Сталина, сумевшего ис¬
пользовать благодарность в дипломатической игре.
В два часа ночи Рузвельт попросил о чести сказать последний тост. «У каж¬
дого из нас своя собственная философия, собственные обычаи и образ жизни.
Но мы доказали здесь, в Тегеране, что отличные друг от друга идеалы наших на¬
ций могут быть совмещены в единое гармоничное целое в ходе движения вместе
к благополучию всего мира, увлекая нас к общему благу».
На следующий день Рузвельт заговорил с англичанами незнакомым до сих пор
тоном. Президент прошелся по привычкам Черчилля, а Сталина назвал дядюш¬
кой Джо. Англичане с трудом переносили этот новый климат в переговорах.
Впервые на совещаниях «большой тройки» Рузвельт предавал гласности свои
идеи относительно будущего Германии. До этого он определил позиции в этом во¬
просе в своем выступлении перед Объединенным комитетом начальников штабов
в Каире, предложив разделить Германию на три отдельных независимых друг от
друга государства. К южному германскому государству должны были отойти все
немецкие территории к югу от реки Майн. Второе государство должно включать
северо-запад Германии, Гамбург, Бремен, Ганновер, простираясь на восток до Бер¬
лина. Северо-восточное государство состояло бы из Пруссии, Померании и юж¬
ных областей. В Тегеране Рузвельт изменил эту схему, предложив Сталину и Чер¬
чиллю создать уже пять отдельных государств плюс два особых самоуправляемых
региона (один — Киль и Гамбург, второй — Рур и Саар), но под международным
контролем.
Черчилль выступил против схемы президента. Он явно боялся оставить
СССР сильнейшей европейской страной, его предложения были направлены на то,
чтобы сделать значительную часть Германии мощным крупным государством. Он
«шел на уступку» в том, что Пруссию следует изолировать от остальной Германии.
Но Бавария, Баден-Баден, Вюртемберг, Палатинат и Саксония должны войти во
398

вновь образуемую конфедерацию «дунайских государств». Не было сомнений
в том, что подобное дунайское государство стало бы мощной силой, а германский
элемент в нем, безусловно, доминировал бы. Сталин немедленно указал на это. Чер¬
чилль тотчас же высказал свои опасения по поводу Европы, где Советскому Со¬
юзу противостояли бы лишь малые и слабые государства. В наступившей пикант¬
ной паузе президент Рузвельт совершил своего рода революцию, заявив, что
«согласен с маршалом... Германия была менее опасной для цивилизации, когда со¬
стояла из 107 провинций». Разумеется, эта поддержка Рузвельта была высоко оце¬
нена Сталиным. Все же трехстороннее согласие по поводу будущего Германии
в Тегеране достигнуто не было, и дело решили передать в Европейскую совеща¬
тельную комиссию, основанную во время московской конференции.
Протоколы Тегерана позволяют сказать следующее: здесь наметилось под¬
линное советско-американское понимание в отношении Германии. Ее следовало по¬
ставить в положение, при котором она перестанет быть возмутителем европейско¬
го мира и источником агрессии. Рузвельт показал, что понимает опасения СССР
в отношении Германии как державы, дважды в XX веке ставившей под угрозу су¬
ществование России. Этот момент более всего способствовал советско-американ¬
скому сближению на данном этапе.
Второй важнейший момент касался «польского вопроса». Через несколько ча¬
сов после утреннего заседания второго дня Рузвельт пригласил Сталина на двусторон¬
нюю встречу. Президент попытался найти решение проблемы, которая самым очевид¬
ным образом разделяла две великие державы. Он сказал Сталину, что приближаются
очередные президентские выборы и он собирается баллотироваться на третий срок.
В США живут около 7 миллионов американцев польского происхождения, их голо¬
са для победы демократической партии крайне необходимы. Как практичный поли¬
тик, он будет драться за эти голоса. Лично он, Рузвельт, согласен со Сталиным, что
польское государство должно быть восстановлено и что его восточные предвоенные
границы должны быть отодвинуты на запад, а западные перемещены вплоть до Оде¬
ра, но обстоятельства избирательной борьбы не позволяют ему открыто высказывать¬
ся по вопросу о границах. Сталин ответил, что понимает проблему президента.
Рузвельт решил пойти по второму кругу по той же схеме, но уже имея в ви¬
ду литовцев, латышей и эстонцев. Американцы считают важнейшим право этих на¬
родов на самоопределение. Он лично полагает, что жители трех прибалтийских ре¬
спублик на выборах выскажутся за присоединение к СССР. Сталин ответил, что
эти республики не имели никакой автономии в царской России, которая была со¬
юзницей Британии и Соединенных Штатов, и никто не поднимал тогда подобно¬
го вопроса. Он не понимает, почему союзники это делают сейчас. Идя примири¬
тельным курсом, Рузвельт сказал, что общественность в США попросту не знает
и не понимает этой проблемы. Сталин заметил, что публику следовало бы просве¬
тить. Вечером, затрагивая самые чувствительные струны, Рузвельт выразил на-
399

дежду, что СССР восстановит дипломатические отношения с лондонским прави¬
тельством поляков. Однако Сталин считал его не более, чем комитетом, не выра¬
жающим воли населения страны.
Важно подчеркнуть, что «подкупающим» Сталина обстоятельством было то,
что Рузвельт не ставил польский вопрос во главу угла. В данном случае надо вер¬
нуться на несколько недель назад, когда Рузвельт так объяснял свое отношение к пре¬
тензиям лондонского правительства поляков. «Я сказал: вы что думаете, они (рус¬
ские.— А.У.) остановятся, чтобы сделать приятное вам или нам в этом вопросе?
Вы что ожидаете, что Великобритания и мы объявим войну дяде Джо, если они
пересекут вашу старую границу? Даже если бы мы хотели этого, Россия могла бы
выставить армию вдвое больше наших объединенных сил, и у нас просто не было
бы шансов вмешаться в эту ситуацию. Что еще важнее, я не уверен, что честный
плебисцит, если он здесь возможен, показал бы, что эти восточные провинции не
предпочтут возвратиться к России. Да, я действительно полагаю, что границы 1941 го¬
да являются столь же справедливыми, как и любые другие».
Дело не ограничилось внутренними обсуждениями. В Тегеране и Рузвельт, и Чер¬
чилль одобрили намерение Советского Союза измененить границы между СССР
и Польшей. Черчилль это сделал в первый же день встречи, вечером. Рузвельт тог¬
да выждал паузу. Но в последний день конференции он абсолютно недвусмыслен¬
но заявил Сталину, что одобрил бы перенос восточной польской границы на запад,
а западной польской границы — до реки Одер. Правда, Рузвельт сделал оговор¬
ку, что потребность в голосах польских избирателей на президентских выборах
1944 года не позволяет ему принимать решение «здесь, в Тегеране, или наступаю¬
щей зимой». Склонившись над картами, Черчилль и Сталин обозначили то, что Чер¬
чилль назвал «хорошим местом для жизни поляков», их новые границы. Рузвельт
фактически присоединился к их выводам.
Именно как достижение компромисса воспринял Рузвельт советско-амери¬
канское понимание на конференции всех основных вопросов. Эта идея отражена в еди¬
ном коммюнике и во всех последующих комментариях президента. И когда Рузвельт
3 декабря вылетел из Тегерана в Каир, он был доволен. Его план продвижения к ис¬
комому послевоенному миру реализуется. Он установил рабочие отношения с СССР,
нащупал возможности компромисса по польскому вопросу, нашел в СССР понима¬
ние относительно будущей роли Китая, Западной Европы, проектов построения, от¬
личного от предвоенного мира. Обещание СССР выступить против Японии облег¬
чало выполнение азиатских планов Америки. Дела шли желаемым образом.
Лорд Исмей записал, что «Рузвельт явственно был доминирующей фигурой
конференции. Он выглядел воплощением здоровья, находился в лучшей своей фор¬
ме, говорил веско, примирительно и несколько покровительственно... Черчилль, на¬
оборот, страдал от безжалостной простуды, разражался бронхиальным кашлем,
хотя, когда это было нужно, его ум триумфально побеждал материю и он достойно
400

вносил свою лепту». Сталина Исмей описывает поглощенным собой, как бы отре¬
шенным от происходящего: в блокноте он рисовал странные волчьи головы.
У присутствующих все больше складывалось впечатление, что в Тегеран Руз¬
вельт прибыл ради сближения со Сталиным: «Я сделал все, что он просил меня сде¬
лать. Я остановился в его посольстве, приходил на его обеды, был представлен его
министрам и генералам. Он был корректен, сдержан, торжественен, неулыбчив...
Тогда я начал говорить со Сталиным доверительно. Прикрывая рот ладонью, я ска¬
зал ему: «Уинстон сегодня не в себе, он встал с левой ноги». Легкая улыбка мельк¬
нула в глазах Сталина, и я решил, что вступил на нужную тропу...»
Итоги Тегерана
Полагаем, не будет ошибкой сказать, что в ходе тегеранской встречи «боль¬
шой тройки» Рузвельт внес коррективы в свою стратегическую схему «четырех по¬
лицейских». Сущность этих корректив заключалась в выводе президента о возмож¬
ности тесных и взаимовыгодных советско-американских отношений в будущем. Мир,
в котором США и СССР станут друзьями, определенно виделся как более ста¬
бильный, более упорядоченный. Две сверхмощные державы, найдя общий язык,
самым надежным образом гарантировали бы мир от войны.
Президент ощущал успех, он покинул Тегеран, будучи убежденным, что его стра¬
тегическая линия в мировой дипломатии начала реализовываться в своих самых су¬
щественных аспектах. Теперь, в свете тегеранских договоренностей, он гораздо
меньше опасался американских изоляционистов (страх перед которыми, порожден¬
ный в 1919—1921 и 1935 годах, постоянно его преследовал), он верил, что сумеет убе¬
дить конгресс и общественность в необходимости выхода США на мировые пози¬
ции. На пути домой 9 декабря 1943 года Рузвельт сообщил жене: «Предстоит
двенадцатичасовой перелет, который я ненавижу. Но в целом мы добились успеха».
Далекий от этого оптимизма Черчилль сказал Идену, Морану и послу в Моск¬
ве Керру: «Может быть еще одна кровавая война. Мне не хотелось бы видеть ее.
Я хотел бы проспать. Я хотел бы спать на протяжении миллиарда лет». Его врач
отметил охватившую премьера и столь нехарактерную для него черную меланхо¬
лию. Несмотря на явное физическое истощение, Черчилль отправился в Италию
к командующему западными войсками генералу Г. Александеру. «Он может быть
нашей последней надеждой на спасение. Мы должны что-то делать с этими про¬
клятыми русскими.»
Идейная установка Рузвельта в данном случае была противоположна «риж¬
ской аксиоме» — предположению, что СССР руководствуется идеей победы
коммунизма во всей Европе. Рузвельт выработал собственное представление о су¬
ти советской внешней политики. Он исходил из того, что СССР готов к коллек-
401

тивному сотрудничеству в послевоенном мире, что он может быть лояльным парт¬
нером и достижение этого партнерства соответствует американским интересам.
У президента уже не возникало желания вызывать для закрытых бесед Чан Кай¬
ши, он был гораздо более холоден и менее уступчив с англичанами. Китайцы не по¬
лучат всей обещанной прежде помощи. А вот подготовка высадки во Франции, ко¬
торая даст американцам контроль над Западной и Центральной Европой, должна
быть ускорена. В Чунцине Чан Кайши почувствовал, что его акции падают. Это вид¬
но из телеграммы генералиссимуса высокому американскому покровителю во вре¬
мя второй каирской конференции англо-американцев. Чан Кайши писал, что союз¬
ники оставляют Китай беззащитным перед механизированной мощью Японии.
Жесткость Рузвельта в Каире (на обратном пути из Тегерана) выразилась, по¬
мимо прочего, в том, что он в одностороннем порядке принял решение о назначе¬
нии главнокомандующего войсками союзников на Западе. Им будет генерал Эйзен¬
хауэр. И когда президент и премьер-министр подъехали к статуе Сфинкса,
смотревшего на них «с высоты сорока столетий», в их отношениях чувствовалось на¬
пряжение, Рузвельт молчал, когда Черчилль говорил о размножающихся как му¬
хи русских, которые превзойдут по численности белое население Англии и Соеди¬
ненных Штатов.
17 декадря Рузвельт прибыл в столицу, посвежевший, загоревший как никог¬
да, перед официальными чиновниками он появился в синей рубашке и свитере. Бли¬
жайшие сотрудники свидетельствуют, что президент, проделавший 17 442 мили пу¬
ти, никогда не выглядел более удовлетворенным и уверенным в себе. (Черчилль
почти умирал от пневмонии, а Рузвельт оживленно делился впечатлениями.) Он был
доволен тем, что 70 процентов участников опросов одобряли характер ведения им вой¬
ны. Не задерживаясь в Белом доме, он выехал в Гайд-Парк, чтобы впервые за го¬
ды президентства встретить Рождество не в официальной резиденции, а с самыми
близкими ему людьми: Элеонорой, Анной, ФДР-младшим и внуком Джонни. Дочь
Анна: «Мягко переходящие друг в друга холмы, традиционное чтение Диккенса...
Не было снега, но стояла холодная, ясная и сухая погода, все пруды, водопады и по¬
токи полностью замерзли». На морозном воздухе в жилах быстрее текла кровь.
И речь Рузвельта в сочельник по радио дышала невиданным еще оптимизмом. Он
объявил, что поручил Эйзенхауэру атаковать противника «с нашей стороны компа¬
са» навстречу победоносным войскам русских. Рузвельт сообщил американскому на¬
роду, что нашел общий язык с маршалом Сталиным. «Я полагаю, что мы найдем об¬
щую линию поведения с ним и русским народом.» В этом выступлении президент заверил
американцев, что они «могут смотреть в будущее с подлинной, обоснованной уверен¬
ностью», что «мир на земле, добрая воля в отношении народов могут быть утверж¬
дены и обеспечены... В Каире и Тегеране мы посвятили свои усилия выработке пла¬
нов по созданию такого мира, который единственно может быть оправданием всех
жертв войны».
402

Заметим, помимо прочего, что на Рождество 1944 года, когда Ленинград те¬
рял последние силы, американские покупки на 60 процентов превысили уровень
лет «самых тучных коров» —поздних 20-х годов. Американская индустрия не толь¬
ко поставила феноменальное количество техники, но и развернула невиданный
выпуск потребительских товаров.
Уже через два дня после Рождества Рузвельт возвратился в Белый дом и со¬
звал очередную пресс-конференцию. Главной темой было то, что страна, поражен¬
ная недугом — экономической депрессией, наконец-то встала на ноги. «Два года
назад, после того как больной пациент (США.— А.У.) пришел в себя, оказалось,
что он попал в жестокую аварию... 7 декабря он попал в катастрофу — сломал бе¬
дра, разбил ногу, сломал руку, сокрушил кисть. Некоторые люди думали, что ему
уже не жить. Старый доктор «Новый курс» не знал, как лечить разбитые ноги и ру¬
ки. Он знал достаточно много о внутренних болезнях, но ничего не знал о новой бо¬
лезни. Поэтому он призвал своего партнера, доктора ортопеда «Выиграть войну»,
чтобы тот взял на себя заботу о пациенте. И в результате больной снова встал на
ноги. Отложил в сторону свои костыли. Двинулся вперед, в наступление.» Речь не
идет о том, чтобы отказаться от достижений доктора «Новый курс» — минималь¬
ной зарплаты, социального страхования, защиты работающих, регулирования рын¬
ка. Речь идет о том, чтобы видеть и решать насущные проблемы, не быть рабами
старых лозунгов. То, что годилось для пораженной депрессией Америки 30-х годов,
вовсе не годилось для находящейся в состоянии бума Америки 40-х. Раньше не бы¬
ло рабочих мест, ныне не хватает рабочей силы. Контроль над сельскохозяйствен¬
ным производством снят. А мир просит производить больше и больше.
Журналист Реймонд Клеппер писал в 1943 году: «Война дала каждому ра¬
ботающему высокооплачиваемое рабочее место, освободила от зависимости в от¬
ношении благотворительности и посредством рационирования подточила силу
высшего класса — богатые люди теперь имели право покупать не более того, что
и небогатые. Другими словами, обычный человек посредством войны стал полу¬
чать больше, чем посредством «Нового курса».
Ряду социальных реформаторов, к которым примыкала Элеонора Рузвельт,
этот отход от «Нового курса» виделся регрессом. В Белом доме шли бурные об¬
суждения. Только время могло показать, необходимо ли Америке отказываться от
социальной практики 30-х годов. Испытывая сходные опасения, Рузвельт в посла¬
нии «О состоянии страны» (от И января 1944 года) предусмотрел ряд новых
экономических и социальных мер: увеличение налогов, пересмотр военных контрак¬
тов (чтобы ограничить сверхдоходы), новое регулирование продовольственного ра¬
ционирования, закон о национальной службе. Мир услышал «старого» Рузвель¬
та, напомнившего о сострадании посреди бума: «Мы не можем позволить себе такого
положения, при котором значительная доля нашего населения плохо питается,
не имеет хорошего жилья и социально не защищена... Мы должны ясно понимать,
403

что не может быть подлинной индивидуальной свободы без экономической обес¬
печенности граждан, их экономической независимости». Люди, которыми владе¬
ет нужда, не являются свободными. Люди, голодающие и не имеющие работы,—
это благодатная почва для диктатуры. Необходим второй (после джефферсонов¬
ского) билль о правах, на этот раз экономических: на полезную и дающую отдачу
работу; на заработную плату, обеспечивающую достаточное питание, одежду и от¬
дых; на достойное человека жилье; на достойное медицинское обслуживание, за¬
щиту пожилых и безработных; на хорошее образование.
Как пишет Джеймс Макгрегор Бернс, «в течение десятилетий фатальная
и ложная дихотомия — свобода или безопасность, свобода или равенство — под¬
рывала американскую общественную мысль и тормозила способность нации бороть¬
ся с депрессией и нищетой. Теперь Рузвельт утверждал, что человеческая свобо¬
да и коллективное благосостояние не только совместимы, но являются
взаимоукрепляющими основаниями американского общества».
Расширение государственных прерогатив привело, разумеется, к увеличе¬
нию государственного долга, который составил 43 процента валового националь¬
ного продукта США.
Напряжение войны
Весной 1944 года Рузвельт впервые за многие годы почувствовал слабость:
« Я хотел бы спать и спать, хочу спать двенадцать часов в сутки». Бернард Барух
пригласил его в свое имение Хобкау — просторный каменный особняк на холме,
смотрящий на реку Ваккамау в Южной Каролине. Рузвельт прибыл к Хобкау в па¬
схальное воскресенье 9 апреля. Накануне секретная служба построила пирс у ре¬
ки, упростила въезд в дом, создала специальное приспособление для выхода из до¬
ма в случае пожара. Вместе с президентом приехали доктора Макинтайр и Брюэнн,
Па Уотсон и адмирал Леги. Сопровождавшие президента журналисты останови¬
лись в отеле «Принц Джордж» — в восьми милях, но обещали молчать о присут¬
ствии президента.
Это было хорошее время для того, чтобы отойти от государственных дел. Ар¬
хитектурно совершенный дом был окружен 23 акрами полей и лесов с ручьями и пру¬
дами. Рузвельт просыпался в девять тридцать утра и ложился спать в девять
тридцать вечера. Утром он читал газеты и корреспонденцию. После ланча ловил
рыбу. В дождливые дни ездил по именью, любовался ухоженными цветниками, на¬
блюдал за оленями. В шесть вечера — коктейль, а в семь — ужин.
Именно в Хобкау доктор Брюэнн ближе познакомился со своим пациентом:
«Я не встречал в своей жизни человека, излучающего большее обаяние. Во время
ланча и обеда он оживленно беседовал, рассказывал удивительные истории, вспо-
404

минал прошлое, обсуждал текущие дела, вовлекал в беседу всех. Он был блиста¬
тельным рассказчиком».
Через две недели в Хобкау вместе с премьер-министром Австралии Джоном
Куртином и президентом Коста-Рики Теодоро Пикадо прибыли Элеонора и Ан¬
на. Рузвельт чувствовал себя значительно лучше. «Я сидел на солнце, ни разу не
раздражался и позволял миру идти своим путем.» Гопкинсу он писал: «Я снизил
свою норму до полутора коктейлей в течение вечера и ничего более — никакого до¬
полнительного «хайбола» или рюмки на ночь. Я снизил норму сигарет с два дна-
ти-тридцати до пяти-шести в день». В «Нью-Йорк тайме» Анна О’Хара замети¬
ла, что эти президентские каникулы — «хорошая новость для американского
народа, поскольку Рузвельту понадобится вся сила, безмятежность и твердость ду¬
ха для свершений, которые предстоит осуществить в будущем». Хассет описал пре¬
зидента «коричневым, как ягода, излучающим уверенность, утверждающим, что
он полностью восстановил силы». Дочь Анна все время была рядом с отцом,
не позволяя ему работать более шести часов в день. Она следила за ним с момен¬
та, когда он просыпался, и до отхода ко сну. Лишь несколько встреч за день — обя¬
зательное правило уик-энда.
Рузвельту предстоял напряженный год. Завтрак под магнолией и ранний от¬
ход ко сну нужны были для поддержания здоровья президента и реализации его
идей в тот решающий период, когда ослабление Германии и Японии решительно из¬
менило соотношение сил в мире.
Самые большие за все время пребывания на посту президента каникулы для
Рузвельта окончились утром 23 апреля 1944 года.
Главное, чем жила Америка в мае 1944 года,— это ожидание вторжения ее
армии в Европу. Рузвельт пытался скрыть волнение, погружаясь в ежедневную ра¬
боту, однако это ему плохо удавалось. Секретарь Грейс Тулли отмечала: «Каждое
движение его лица и рук свидетельствовало о сжатом в пружину нервном напря¬
жении». Все ли было сделано? Индустриальные центры страны полностью пере¬
шли на военное производство, поток техники двигался к южным портам Англии.
Транспорты охранял теперь самый большой в мире флот — 900 военно-морских
кораблей, включая 9 линейных, 23 тяжелых крейсера, 104 эсминца.
Рузвельт намеревался прибыть в Англию, чтобы следить за вторжением на
континент. Ему хотелось быть в эти дни рядом с Эйзенхауэром и Черчиллем.
Премьер-министр ждал его: «Наша дружба для меня — величайшая опора сре¬
ди усложняющегося круга обстоятельств». Но состояние здоровья воспрепятство¬
вало поездке в Англию. Он отправился в поместье Кенвуд, близ Шарлотсвила (в двух
часах езды на юг от столицы). Именно здесь, расположившись в небольшом,
но элегантном доме, он готовил речь по поводу предстоящего решительного вме¬
шательства США в европейские дела. Элеонора не последовала за ним, полагая,
что ее собственная нервозность осложнит внутреннее состояние мужа в критиче-
405

ский момент. Вместе с Рузвельтом в Кенвуд (подальше от прессы, которой пре¬
зиденту пока нечего было сказать) отправилась его дочь Анна с мужем. Втроем
они работали над предстоящим обращением к нации.
В эти напряженные дни Элеонора Рузвельт в своей традиционной газетной
колонке опубликовала письмо женщины, сын которой, служивший в военно-мор¬
ском флоте, был убит в боях с японцами. «Было бы неплохо,— писала женщина,—
если бы вы или ваш муж оказались пораженными какой-нибудь смертельной бо¬
лезнью. Бог всегда так или иначе наказывает порочных людей». В ответ Элеоно¬
ра писала отчаявшейся женщине: «Ни я, ни мой муж не начинали этой войны, но я
хорошо понимаю ваше горе». Элеонора Рузвельт писала, что ее муж лучше дру¬
гих способен понять трагизм переживаемого времени, «так как, страдая от полио¬
миелита, он стал лучше других ощущать, что необходимо сделать в отчаянной об¬
становке».
Президент Рузвельт, для которого наступили решающие месяцы в его гигант¬
ской попытке изменить структуру мира, с волнением ждал новостей из Бретани.
Все, кто находился рядом, отмечают колоссальное напряжение, отражавшееся на
лице президента. Его руки заметно дрожали. Рядом с кроватью лежал молитвен¬
ник. В Кенвуде Анна убедила отца написать речь, посвященную высадке на кон¬
тиненте, в форме молитвы. Вскоре после получения сообщений о готовности войск
сделать бросок на континент он вернулся в Вашингтон.
Американцы услышали по радио его взволнованный голос. Рузвельт не го¬
ворил о предстоящих действиях в Северной Франции, события на итальянском фрон¬
те выдвинули на передний план другую тему. Пал Рим. Порвалось одно из трех зве¬
ньев «оси». Но, говоря о поражении Италии, Рузвельт думал о предстоящей
операции «Оверлорд», ему нужна была победа именно на севере европейского кон¬
тинента, на кратчайшем пути к Берлину.
Накануне высадки в Нормандии генерал Эйзенхауэр, сидя в трейлере перед
двумя телефонами (зеленый соединял его с Даунинг-стрит, 10, а красный — с Бе¬
лым домом), написал два варианта обращения к миру. Первый, ставший знамени¬
тым, начинался словами: «Мы накануне великого крестового похода...» Второй ва¬
риант начинался так: «Наша высадка в районе Шербура — Гавра не дала желаемых
результатов, и я отозвал войска.••». По прошествии времени странно думать
о возможности поражения союзников с их многомиллионной армией, полным пре¬
восходством в воздухе и невероятными по масштабам припасами. Но тогда, нака¬
нуне операции, все было далеко не ясно.
Рузвельт благодаря радио следил за событиями буквально поминутно. Ему со¬
общили, что Эйзенхауэр вышел из штабного трейлера, что он трет счастливые мо¬
неты времен высадки в Северной Африке и на Сицилии. Наконец, генерал ударил
кулаком правой руки по ладони левой: «О’кей. Мы выступаем».
406

«Оверлорд»
В три часа ночи (6 июня в Европе) генерал Маршалл позвонил в Белый дом.
Элеонора Рузвельт узнала о вторжении еще до того, как отправилась спать,
и новость лишила ее сна. «Когда тебе под шестьдесят, ну не смешно ли мучить¬
ся от неизвестности исхода военной операции?» — пишет она. Президент после
этого сообщения не отрывался от телефона. Утром Америка узнала о десанте, на¬
чался всеобщий колокольный звон, о происшедшем возвещали гудки заводов. Мэр
Нью-Йорка Лагардия сказал, что наступил «самый волнующий момент его жиз¬
ни». Рузвельт призвал к себе лидеров конгресса около десяти часов утра, а воен¬
ное руководство — в одиннадцать. В четыре часа он созвал репортеров. По сви¬
детельству очевидцев, «президент был спокоен, уверен и счастлив. Наши лица,
видимо, выражали то, что большинство из нас чувствовали. Он начал говорить по¬
сле очень долгой паузы, которая длилась несколько минут, во время которой ни¬
кто не задавал вопросов. Журналисты стояли молча; такое же выражение, долж¬
но быть, было у всех в стране». Молодой репортер пишет родителям о том, что
он видел и слышал в Белом доме: «Я присутствовал при одном из великих момен¬
тов в истории. Президент сидел, прислонившись к спинке своего зеленого крес¬
ла. В белоснежной рубашке с буквами ФДР на левом рукаве и темно-синем в го¬
рошек галстуке он был спокоен и улыбался. В руке он держал известный всем длинный
мундштук. У него появилось выражение, свидетельствующее о том, что он дово¬
лен миром».
Рузвельт все же предостерегал от излишнего оптимизма: «Так просто не бы¬
вает, что вы высаживаетесь успешно, не сломав ног, и идете прямо на Берлин. И чем
быстрее это поймет вся страна, тем лучше». Вечером президент выступил по ра¬
дио. Это была простая молитва, которую он написал в Кенвуде. «Такая непохожая,—
пишет Розенман,— на бравурное бахвальство Гитлера, когда тот готовил свои
войска к высадке на пляжи Англии». Он молился «за наших сыновей, гордость на¬
шей нации... Дай силу их оружию, крепость их сердцам, непреклонность их вере.
Враг силен, он может отразить наши войска. Успех может прийти не с желаемой
быстротой, но мы будем наступать снова и снова». Рузвельт молился за крепких
духом работников внутреннего фронта, «которые трудятся долгие часы, преодоле¬
вают усталость и уныние... Дай веру нашим сынам, веру друг в друга, веру в наш
общий крестовый поход».
20 тысяч самолетов создали щит, прикрывавший крупные корабли, которые
в течение трех дней били почти прямой наводкой по немецким военным объектам.
Потеряв 9 тысяч человек убитыми, союзники укрепились в Нормандии. Историк
Эрни Пиль писал: «Поток людей и оборудования из Англии был столь велик, что
было невозможно осознать общую его величину. Его гигантские размеры делали
потери на берегу почти неприметными».
407

Накануне 4 июля 1944 года Эйзенхауэр докладывал Рузвельту, что во Фран¬
ции высажен миллион солдат, доставлено 567 тысяч тонн военных припасов
и 172 тысячи единиц средств передвижения. К концу июля лондонская «Экс¬
пресс» признала: «Американцы показали себя расой крепких бойцов».
Получив обнадеживающие известия из Франции, Рузвельт в середине июня
1944 года отправился на неделю в Гайд-Парк (автомобильный кортеж двигался под име¬
нем швейцарской семьи Робинсон). Напряжение недавних дней было столь велико, что
Рузвельт находился на строжайшей диете. Элеонора Рузвельт пишет, что «довольно
неожиданно Франклин стал нуждаться в дополнительном уходе». В эти дни Рузвельт
с еще большим трепетом относился к Гайд-Парку. По утрам он сидел в любимой биб¬
лиотеке, с большим тщанием готовил пикники, спать ложился рано. И природа вновь
оказала на него благотворное действие — 22 июня 1944 года, когда он вернулся в Бе¬
лый дом, то, по мнению Хассета, находился «в лучшей своей форме». В это утро он
прямо с дороги подписал «Билль о правах военнослужащего». Отныне возвращающи¬
еся с фронта солдаты получали на протяжении года по 20 долларов в неделю, гаран¬
тированный заем до 2 тысяч и 500 долларов в год на обучение. (Следует напомнить,
что средняя зарплата в 1940 году равнялась тысяче долларов в год.) Таким образом,
государство выделяло на образование бывших солдат 14 млрд долларов. Это законо¬
дательство, давшее шанс бедным, возможно, как ничто другое изменило социальную
стратификацию Соединенных Штатов. Университеты страны резко расширили свои
кампусы, дети из малообеспеченных семей получили возможность овладеть професси¬
ями состоятельных людей. Рузвельт подписал этот билль десятью ручками; даря каж¬
дую из этих ручек, он указывал на историческое значение документа.
★ ★ ★
А мы можем подвести промежуточный итог. Рузвельт накануне решающей
фазы войны сделал многое для урегулирования отношений с самой важной для него
страной антигитлеровской коалиции. Он поддержал советскую точку зрения на бу¬
дущие границы Польши, признал необходимость постоянного ограничения Германии
и Японии посредством территориальных изменений и размещения стратегических баз,
необходимость предоставления четырем крупнейшим странам особых прав в буду¬
щей мировой организации. Рузвельт полагал, что в некоторой мере ослабил (если не
развеял) страхи советского руководства в отношении послевоенного англосаксонско¬
го блокирования. Это был кредит, данный историей Рузвельту накануне окончатель¬
ного определения позиций в важнейшем дипломатическом переустройстве мира.
В тени оставался фактор создаваемого атомного оружия. Ученые, да и некоторые
политики предупреждали американское руководство, что монополию на его изобрете¬
ние сохранить невозможно и лучше сделать это оружие средством объединения, а не
разъединения антигитлеровской коалиции. Но президент отдал особый приказ хранить
секрет проекта «Манхэттен» не только от немцев, но, подчеркиваем, и от русских.
408

Глава пятнадцатая
МЕЧ ©ЕТЬЕдаМЕМНЫХ МАЩИЙ
Президент не беспокоился о том, что должны
были получить русские. Он думал, что их тре¬
бования справедливы.
У.Леги, 1945 г.
Рузвельт в эти годы хотя и носил титул главнокомандующего, но никогда
не надевал униформы. Напротив, его обычная одежда была сугубо цивиль¬
ной: фланелевая рубашка, старая шляпа, небрежно завязанный галстук со¬
здавали образ дядюшки, отправляющегося на уик-энд. Но такие авторитеты,
как Эйзенхауэр, были поражены его знанием карт боевых действий и быстротой
оценки местности. Военные ценили закатанные рукава его рубашки — демокра¬
тичный президент руководил армией демократической страны. Рузвельт с одина¬
ковой легкостью общался и с генералом и с рядовым. И в армии много говорили
о его поступке на Гавайях. После окончания дискуссий Рузвельт отправился ос¬
матривать военные объекты и больницы. В одном из госпиталей, пишет Розен¬
ман, «он сделал нечто, что произвело на нас большое впечатление. Он попросил
своего телохранителя очень медленно провести его коляску через палаты, где ле¬
жали раненые с ампутированными конечностями. Он настоял на том, чтобы ос¬
танавливаться у каждой кровати. Он хотел показать себя и свои бездействующие
ноги тем молодым людям, которым придется встретить жизнь в таком же горе¬
стном положении».
Он не сказал им ни слова, только улыбался и махал рукой. Чувствуя их горе,
он показывал своим видом, что все в жизни можно превозмочь и не должно быть
места отчаянию. (Это был второй случай, когда Рузвельт так открыто показывал
свой физический недостаток. В первый раз — при открытии в 1936 году нового
здания Гарвардского университета он появился перед больными университетско¬
го госпиталя в коляске, чтобы показать студентам-инвалидам, чего можно до¬
биться в жизни, если не терять мужество. Его вынесли из машины, и он с огром¬
ным трудом подошел на костылях к трибуне.) И на этот раз президент стремился
внушить солдатам те же мысли. Розенман пишет, что это был единственный слу¬
чай, когда он видел слезы в глазах президента.
409

Новое стратегическое видение
Общественная дискуссия о будущей внешней политике США приобрела
между тем определенную зрелость. И «интернационалисты» среди американских
политиков и теоретиков, которые считали необходимым создание международной
организации, и «реалисты», которые призывали поставить под контроль основные
центры мирового могущества, были согласны в одном: изоляционизм не может быть
основанием для американской внешней политики. Соединенные Штаты уже вошли
в новый мир, где отступление будет равно поражению.
Нет сомнений в том, что Рузвельт, думавший о переизбрании в 1944 году, вни¬
мательно относился к происходящему повороту в общественном мнении. Он был
солидарен с новыми теоретиками. Собственно, президент сам внес немалый вклад
в создание нового идейного основания американской дипломатии. Задолго до то¬
го как йельские теоретики и обозреватели большой прессы стали задумываться над
изменившимся стратегическим окружением, Рузвельт сделал ряд прорывов в те¬
оретической области. Напомним, что еще в январе 1939 года, за девять месяцев до
начала нападения Германии на Польшу, Рузвельт, пока еще в частной обстанов¬
ке, определил, что «первая линия обороны» Соединенных Штатов обусловлена не¬
зависимостью тех европейских государств, которые еще не находятся под немец¬
ким контролем, и воспрепятствованием Японии в ее стремлении захватить острова.
В1941 году Рузвельт уже обсуждал послевоенное урегулирование, основанное на
главенстве «четырех полицейских» — Соединенных Штатов, Великобритании, СССР
и Китая. И отныне понятие «мощь» всегда присутствовало в рассуждениях о бу¬
дущем мира. В своем последнем «Послании о положении страны» в 1945 году Руз¬
вельт так высказался по поводу фактора физического могущества: «Мы не можем
отрицать значимости мощи в мировой политике, равно как мы не можем отрицать
мощь как фактор в нашей национальной политике».
Тегеран был поворотным пунктом в эволюции дипломатической стратегии пре¬
зидента Рузвельта. В ней обозначились по меньшей мере три новых акцента. Во-
первых, Рузвельт теперь был полон решимости окончательно сокрушить мощь стран
«оси». В начале 1944 года в ответ на просьбы смягчить требование безоговороч¬
ной капитуляции, выдвинутое в отношении Германии, он подчеркнул свою непре¬
клонность. «Довольно долгие годы учебы и личного опыта в самой Германии и за
ее пределами привели меня к убеждению, что философия немцев не может быть из¬
менена декретом, законом или приказом. Изменение философии немцев должно
пойти эволюционным путем и может по времени занять жизнь двух поколений.»
Рузвельт хотел уничтожения Германии как силового центра. Он полагал, что ес¬
ли этого не сделать, то немцы после очередной паузы начнут третью мировую вой¬
ну. В представлениях Рузвельта о будущем Западная Европа в целом должна
была уступить лидерство другим претендентам на место силовых центров мира.
410

Во-вторых, обозначились изменения в отношении китайской стратегии Руз¬
вельта. Благодаря американским победам последних месяцев, война приблизи¬
лась к японским островам, и теперь президент надеялся довести потери японско¬
го флота до 200 тысяч тонн в месяц, что оборвало бы связи между Японией
и плацдармом японцев в материковом Китае. Были намечены способы налажива¬
ния воздушного моста с гоминдановской столицей Чунцином. В январе 1944 го¬
да в американские ВВС начали поступать тяжелые бомбардировщики с большим
радиусом действия. Сотни, а затем и тысячи самолетов начали уничтожать инду¬
стриальную мощь Японии. Теперь Рузвельт не сомневался, что и без обольщения
четы Чан Кайши он получит желаемый доступ к антияпонским плацдармам, к стра¬
не, которая еще недавно была почти вне пределов досягаемости американской мо¬
щи. У Рузвельта крепнет уверенность, что, кроме США, никто в этом разорен¬
ном войной мире не способен поставлять Китаю средства для модернизации,
а значит, воздействие на китайский фактор можно считать гарантированным.
Третий новый элемент рузвельтовской стратегии связан с историческими со¬
бытиями, происходившими в начале 1944 года на советско-германском фронте. Со¬
ветские войска, ликвидировав блокаду Ленинграда, вышли к довоенной границе с Фин¬
ляндией, совершили бросок по Украине и достигли границы с Румынией. Война вступила
в новую фазу. С одной стороны, угроза германского всемогущества отодвинулась.
Забрезжила заря победы. С другой стороны, в союзной дипломатии наряду с но¬
выми надеждами (Тегеран) обозначились новые проблемы. Как поведет себя по¬
бедоносная Россия? Будет ли она согласовывать свои действия с Америкой или пой¬
дет путем самоутверждения? Обозначилась проблема аккомодации к новой мощи
СССР.
1лядя на Белый дом теперь, мы видим, как именно в 1944 году федеральная
система, усилившая в 30-е годы внутренние функции, в 40-е начинает укреплять
внешнеполитические прерогативы, приспосабливаясь к роли «правителя импе¬
рии». Прежде простой и малочисленный аппарат президента разрастается, увели¬
чивается поток идущей извне информации, он начинает буквально захлестывать цен¬
тры руководства. Военные ведомства, разведка и службы стратегических оценок
превращаются в гигантские учреждения. Проблемы, которые здесь анализируют¬
ся, достигают глобальных параметров. Действия Объединенного комитета на¬
чальников штабов, Комитета военной мобилизации, Объединенного штаба плани¬
рования приобретают трансконтинентальный характер. Бюро федерального бюджета
теперь распоряжается колоссальными суммами. Все эти многочисленные службы
через посредство помощников замыкаются на президенте.
Рузвельт в эти очень важные месяцы рубежа 1943—1944 годов, как обычно,
внешне непринужденно общительный, в часы работы был задумчив и серьезен. При¬
вычки — прежние. Он разрабатывает стратегию в самом узком кругу. Однако ме¬
сто заболевшего Гопкинса (у него обострилась язва) занял в качестве советника по
411

военно-дипломатическим вопросам адмирал У.Леги, а советником по внутренним
вопросам стал Дж.Бирнс.
Рузвельт создал стабильную внутреннюю инфраструктуру высшего военно¬
го командования. Непосредственно при президенте находился адмирал Леги — его
помощник, не вторгающийся в обсуждение глобальных стратегических замыслов.
В Вашингтоне военной машиной США все эти годы руководили Стимсон, Мар¬
шалл, Кинг и Арнольд. Это не было похоже на постоянные смены, скажем, в ад¬
министрации президента Линкольна. В Европе главным военным представителем
Рузвельта являлся Эйзенхауэр. На тихоокеанском театре ситуация была сложнее,
здесь власть поделили адмирал Нимиц как командующий войсками в северной и цен¬
тральной части Тихого океана, генерал Макартур — на юго-западе тихоокеанско¬
го бассейна и генерал Стилуэл в Китае. Жесткая военная структура, полагал Руз¬
вельт,— залог успешной дипломатии. Как главнокомандующий он мог позволить
себе уйти в мир высшего стратегического планирования, не привязывая себя к кон¬
кретным боевым операциям.
При этом крайне централизованный характер принятия решений стал устой¬
чивой чертой Вашингтона военного времени. Выше уже говорилось, что Рузвельт
презирал бюрократию и всегда стремился «спутать карты» строгого бюрократиче¬
ского подчинения. Он выдвигал то одного, то другого деятеля, создавая между ни¬
ми конкуренцию и играя на ней. Так, военные проблемы он обсуждал то с Маршал¬
лом, то со Стимсоном, и ни один не мог сказать, кто более за них ответственен.
Президент любил организовывать экстренные комитеты, рабочие группы, вре¬
менные структуры и т.п. Именно так он пытался избавиться от закоснелости мы¬
шления. При этом Рузвельт часто сознательно стремился к тому, чтобы одна ор¬
ганизация не знала, чем занимается другая с параллельными целями. В такой
обстановке президент исключал любую возможность оппозиции, дробил связи
помощников, получал букет мнений, из которых окончательное выбирал сам. До¬
бавим к этому любовь президента к секретности. Рузвельт чувствовал себя в та¬
кой системе как рыба в воде. Прочих же подобная система сбивала с толку.
Физическое перенапряжение
Воспоминания об этом периоде говорят об ухудшении здоровья Рузвельта. На¬
чало сказываться страшное напряжение войны. Хотя его энергия продолжала
изумлять, вечером президента донимали головные боли. Десять лет назад его ар¬
териальное давление было 136 на 78, а теперь (март 1944 года) — 188 на 105. Вра¬
чи отметили расширение сердца. Диагноз — гипертония, сердечная недостаточность.
Предписания: отказ от бассейна, диета в 2600 калорий, десятичасовой сон, отдых
после обеда, ограничения в курении. Врачи просто не рискнули предложить ему не-
412

дельный отдых. Он сократил свой рацион спиртного до полутора коктейлей перед
ужином, число сигарет «Кэмел» уменьшил с тридцати до пяти.
Ухудшившееся здоровье президента — результат его принципиального без¬
различия к своему состоянию и следствие врачебной этики. Рузвельт продолжал
оставаться трудоголиком, и в шестьдесят два года его «веселое отношение» к ра¬
боте, регулярный час коктейля, равно как и постоянное перенапряжение начали ска¬
зываться на давлении и работе сердца. Поразительно, но за президентом не наблю¬
дал ни один кардиолог. Личного врача президента Росса Макинтайра,
по специальности отоларинголога, больше беспокоил хронический насморк паци¬
ента, чем его сердце.
Весной 1944 года Рузвельт был вынужден обследоваться более тщательно. Мо¬
лодого врача Брюэнна поразили одышка и резко увеличившееся вследствие гипер¬
тонии сердце президента. Его «приговор» был суровым: шесть недель постельно¬
го режима. Макинтайр встал на дыбы, потребовал врачебного консилиума.
Собравшиеся военные врачи все до единого были выше по званию, чем забивший
тревогу Брюэнн,— против него, капитана медицинской службы, выступил не толь¬
ко адмирал Макинтайр, но и его собственный непосредственный начальник. В ко¬
нечном счете Брюэнну позволили наблюдать за Рузвельтом, но он не должен был
обсуждать свои худшие опасения ни с кем вообще, начиная с президента. Брюэнн
вспоминает, как Макинтайр, ссылаясь на сложность лечения президента, сказал ему:
«Этому пациенту вы не можете приказать бросить все и лечь в постель. Ему нель¬
зя просто сказать — делай это или то. Ведь это президент Соединенных Штатов».
Последнего и не требовалось. Рузвельт никогда не обсуждал медицинских про¬
блем с врачами, он покорно глотал пилюли и стремился быть занимательным. Со¬
храняя врачебный оптимизм, Росс Макинтайр в апреле 1944 года заявил прессе,
что для человека в шестьдесят два года здоровье у Рузвельта отменное, отягощен¬
ное лишь простудами. На прямой вопрос корреспондента о здоровье президент ска¬
зал, что у него бронхит, но бронхит переходит в воспаление в одном из 48 500 слу¬
чаев и он надеется на эту статистику. При этом президент для выразительности ударил
себя по груди. Великий актер и в данном случае переиграл публику, газеты чест¬
но сообщили о сходящем на нет бронхите в целом крепкого президента.
Брюэнну оставалось полагаться на дигиталис — чудодейственное лекарствен¬
ное средство, помогавшее работе сердца. Президент глотал зеленые таблетки,
и его состояние улучшилось. Проблема с дигиталисом заключалась в сложности до¬
зировки. Недобор ослаблял целительное воздействие, а перебор приводил к голо¬
вокружению, потере аппетита, ухудшая общее состояние, что в итоге сказывалось
на том же сердце.
Элеонора Рузвельт в данном случае проявила известное легкомыслие. Как пи¬
шет внук президента Джон Беттингер, «она полагала, что железная воля и муже¬
ство могут преодолеть любую болезнь. Хотя она была необыкновенно сочувству-
413

ющая женщина, она никогда не воспринимала серьезно болезнь, свою или чью-ли¬
бо. Это создавало сложность в ее отношениях с другими». Элеонора полагала, что
главное жизненное качество — мужество, что упорство и терпение преодолеют все,
а в данном случае речь шла о человеке, который сумел превозмочь полиомиелит. Дочь
Анна более внимательно относилась к рекомендациям доктора Брюэнна. Разуме¬
ется, Рузвельт 1944 года не мог позволить себе полуторамесячных каникул, но и не
оказывал рьяного сопротивления врачебному миру. Так началась гонка, в которой
ставкой было сердце Рузвельта. Подчиняясь врачам, Рузвельт отказался от того,
что он всегда любил: хорошей еды, хорошего спиртного и доброй беседы. Строгий
режим наводил на него меланхолию. Лето 1944 года было далеко не лучшим пери¬
одом его жизни: тяжкие головные боли, чувство усталости, прострация и бессонни¬
ца. Однажды Элеонора написала дочери о жалобе отца на то, что «он не может про¬
жить нормальный срок жизни». Большинство же находившихся при Белом дрме заметили
лишь неожиданное безразличие человека, который прежде был внимателен ко все¬
му, что происходило. (Даже выдвижение на четвертый президентский срок не вы¬
звало прежних эмоций.) Рузвельт обратился к Розенману: если страна пожелает по¬
ставить ему памятник, то пусть он будет воздвигнут на пересечении Конститьюшн
и Пенсильвания-авеню, лицом к востоку. Грейс Тулли он попросил не бросать лю¬
бимую собаку Фалу («Элеонора будет слишком занята»). Анна, видя, что отцу труд¬
но даже улыбаться, вспоминала, как он шутил и смеялся, когда его везли первый раз
в госпиталь с полиомиелитом. Именно в эти трудные дни июля 1944 года он попро¬
сил организовать визит в Белый дом своего старого друга (которую он обещал
Элеоноре никогда больше не видеть) — Люси Мерсер Резерфорд.
Критическое время
А для проведения ответственной дипломатии президент был необходим как
никогда прежде. Это был критический этап. Именно в то время Рузвельт, осно¬
вываясь на тегеранских договоренностях, поверил в возможности сотрудничества
с СССР, в кругу его ближайших сотрудников начали доминировать те, кто шел про¬
тивоположным курсом. Вместо Гопкинса и Дэвиса главными советниками стали вы¬
ступать Леги, Буллит, Гарриман.
Атмосфера секретности, которая окутала Белый дом, особенно касалась атом¬
ного проекта. Доклады от руководителя атомного проекта В.Буша к Рузвельту шли
в одном экземпляре и никогда не «оседали» в архивах Белого дома. Президент не
рассказывал о «Манхэттене» даже государственному секретарю. Он сам лично по¬
заботился о том, чтобы работа в трех ключевых лабораториях — Оак-Ридже, Хэн¬
форде и Лос-Аламосе была полностью изолирована от внешнего мира. И хотя в атом¬
ном проекте принимало участие огромное число лиц — более 150 тысяч — на
414

«официальную поверхность» в Вашингтоне эта тайна «не всплывала» никоим об¬
разом. Нужно отметить, что в этот период были широко распространены нехарак¬
терные прежде для общественной жизни США цензура переписки, прослушива¬
ние телефонных разговоров, повсеместное использование личной охраны,
кодирование имен. Колоссальный по объему работ проект «Манхэттен» финанси¬
ровался настолько хитроумным способом из разных статей военных ассигнований,
что не вызвал подозрения у самых внимательных исследователей бюджета.
Рузвельт решил несколько расширить число лиц, осведомленных о работе, спо¬
собной изменить сам характер американской дипломатии, только в феврале 1944 го¬
да, когда «посвященные» Стимсон, Маршалл и Буш встретились с лидерами кон¬
гресса — Рейберном, Маккормиком и Мартином. Руководители проекта обрисовали
потенциальные возможности нового оружия в самом общем виде. Прежняя прак¬
тика глубокой секретности продолжалась, конгрессмены вотировали деньги, не зная
их истинного предназначения.
В дипломатии много времени отняло решение польского вопроса. Дело в том,
что Советская Армия 5 января 1944 года пересекла польскую границу и польское эми¬
грантское правительство в Лондоне призвало к «максимально раннему восстановле¬
нию суверенной польской администрации на освобожденных территориях республи¬
ки Польша, единственного и законного слуги и выразителя идей польской нации».
Но и Рузвельт и Черчилль должны были призвать эмигрантское польское пра¬
вительство к благоразумию. 20 января 1944 года Черчилль на встрече с лидера¬
ми поляков в Лондоне посоветовал им «принять «линию Керзона» за основу для
дискуссий», поскольку им обещаны немецкие территории на западе — вплоть до
Одера. Черчилль выступал в непривычной роли адвоката Советского Союза. По¬
требности обеспечения безопасности СССР от еще одного сокрушительного гер¬
манского наступления, объяснял Черчилль, а также «огромные жертвы и дости¬
жения русских армий» в процессе освобождения Польши дают русским право на
пересмотр польских границ.
А 17 июня президент лично писал Сталину, что визит Миколайчика «нико¬
им образом не связан с какими-либо попытками с моей стороны вмешаться в спор
между польским и советским правительствами. Я должен убедить вас, что не со¬
здается никаких планов или предложений, затрагивающих польско-советские от¬
ношения». Написано это десять дней спустя после высадки в Нормандии, где
уже 150 тысяч солдат закрепляли плацдарм и более всего нуждались в летнем на¬
ступлении Советской Армии.
Ныне достаточно ясно, что президент Рузвельт в середине 1944 года думал
не столько о проблеме сокрушения Германии (он уже знал, что опасаться победы
Германии в атомной гонке не стоит), сколько о мире будущего, для которого
и предназначалось сверхоружие. Станет ли оно гарантом новой мировой американ-
415

ской системы? Президент начал склоняться к мнению, что станет. Те, кто захоте¬
ли бы противостоять Америке, получали атомное предупреждение. Как пишет об
этом времени американский историк Дж.Макгрегор Бирнс, «Россия, а не Герма¬
ния становилась теперь проблемой. Антигитлеровская коалиция попадала под но¬
вое напряжение». В конце августа 1944 года военный министр Стимсон, кодируя
атомное оружие как С-1, записывает: «Необходимо вернуть Россию в лоно хри¬
стианской цивилизации... Возможное использование С-1 будет содействовать
этому».
Промышленный рост Америки способствовал самоуверенности и эйфории. Ле¬
том 1944 года Рузвельт на встрече с представителями печати припомнил время, ког¬
да все посчитали фантастической поставленную им цель производить 50 тысяч са¬
молетов в год. «Ныне мы производим 100 тысяч самолетов в год и продолжаем
наращивать производство, продолжаем бить все рекорды.» Напомним, что нем¬
цам для успешного блицкрига на Западном фронте понадобилось в мае 1940 года
3 тысячи самолетов, 2,5 тысячи танков, 10 тысяч артиллерийских орудий и 4 ты¬
сячи грузовиков. За последующее пятилетие американцы произвели 300 тысяч са¬
молетов, 100 тысяч танков, 372 тысячи артиллерийских орудий, 2,5 миллиона
грузовиков, 87 тысяч военных кораблей, 20 миллионов автоматов и винтовок.
Мы уже приводили слова фельдмаршала Гинденбурга, сказанные по поводу аме¬
риканского военного производства в 1918 году: «Они поняли природу войны».
Когда германские подводные лодки топили суда общим водоизмещением
700 тысяч тонн ежемесячно, американцы дали одно из самых блестящих доказа¬
тельств своего технического гения. Применив стандартизацию производства, они
в 1944 году стали закладывать на верфях новые военные корабли каждую неделю.
За первые 212 дней 1945 года было построено 247 кораблей. Американская ин¬
дустрия показала чудеса эффективности. Военное ведомство запросило, нельзя ли
перенести эту практику на производство самолетов. Специалисты, конечно же, ска¬
зали, что невозможно. Но «отец» конвейерного производства судов Кайзер всту¬
пил в долю с равным по предприимчивости партнером — Г.Хьюзом, и с конвей¬
ера пошли самолеты, среди которых сразу же выделились Б-17 («Летающие
крепости»). Это было то, с чем «не могли совладать молитвы японского импера¬
тора, риторика Муссолини и производственный гений Альберта Шпеера»,— пи¬
шет У.Манчестер.
Между 1941 и 1945 годами промышленное производство в США выросло на
90 процентов. И это на фоне экономических лишений остального мира. Росла не
только мощь Америки, но и ее благосостояние. Доход на душу населения увели¬
чился с 1000 долларов в год в 1940 году до 1300 долларов через четыре года. В США
никогда не было столько занятых рабочих рук. Безработица, остававшаяся насле¬
дием Великой депрессии, «рассосалась». Американский капитализм решил пробле¬
мы, над которыми он безуспешно бился предвоенное десятилетие. На внутреннем
416

фронте царило своего рода социальное перемирие — число участников забастовок
упало до одной трети довоенного периода.
Важно отметить, что впервые в своей истории Америка стала в массовом по¬
рядке посылать своих граждан в униформе во все части света (бросок президента
Вильсона в Европу в 1917—1918 годах был относительно краткосрочным и, разу¬
меется, не таким масштабным). На заграничные форпосты выехали более И мил¬
лионов американцев. Поле деятельности было столь велико, что мужского насе¬
ления Америке уже не хватало. Рузвельт и его военный министр Стимсон выступали
за введение призыва в армию женщин.
В США осуществлялась грандиозная программа противовоздушной оборо¬
ны. Корзины с песком и помпы для тушения пожаров стояли у всех домов. Но не¬
бо было чистым.
Рузвельт летом 1944 года был популярен. Возможно, именно это обстоятельст¬
во окончательно укрепило его решимость баллотироваться на четвертый срок. Как и то,
что, согласно опросам общественного мнения, большинство американцев одобряли его
«способность разрешить нынешние и будущие сложности», т.е. американский народ
давал карт-бланш своему президенту. Тогда создавался тот консенсус, который про¬
держится потом еще два десятилетия и будет нарушен лишь в ходе вьетнамской аг¬
рессии. Президент Рузвельт обращался к внешнему миру, имея солидную внутрен¬
нюю базу и общенациональную поддержку. Только на такой основе можно было
предаваться мыслям о самой радикальной перестройке международных отношений.
Не избежать упоминания о невероятном росте значимости и влияния касты
военных. Как никогда прежде в американской истории, Вашингтон стал своего ро¬
да военным лагерем. С высоты птичьего полета были видны окружившие Ва¬
шингтон штабные бараки и военные полигоны, военные лагеря и аэропорты. Ли¬
музины генералов и адмиралов скользили к воротам Белого дома. Резиденцию президента
окружала военная полиция. Униформа мелькала на всех перекрестках. Это была ви¬
димая часть айсберга. Его невидимая часть осела в важнейших министерствах
и ведомствах, в штаб-квартирах корпораций.
Такой концентрации могущества, сплава капитала с военной мощью Амери¬
ка еще не знала. Это было соединение первой экономики мира с мобилизованным,
технически грамотным населением. Индустриальный тыл снабжал фронты неис¬
черпаемыми запасами. Вчерашние квалифицированные рабочие в униформе были
обязаны приложить эту колоссальную силу к решению конкретных задач. Армия,
не знавшая отчаянных дней отступлений и поражений, излучала особое чувство, что
все достижимо. Тысячи грузовиков везли снаряжение и боеприпасы к фронту, ты¬
сячи самолетов планомерно бомбили цели, размеченные по квадратам. Опыт вто¬
рой мировой войны у американцев в результате получился особым. Самая рацио¬
нальная манера ведения боев предполагала самое рациональное решение всех
прочих задач, порожденных войной.
417

И когда полтора миллиона американцев начали в июне 1944 года высаживать¬
ся со своих английских баз на европейский континент, Америка, руководимая Руз¬
вельтом, приступила к реализации новых возможностей в Европе, определению но¬
вого соотношения сил среди союзников, подготовке совершенно нового —
послевоенного — мира.
Европейский узел
8 сентября 1944 года Лондон после 1843 темных ночей засиял электричес¬
ким светом. Маленькие дети впервые видели чудо освещенного города. Но имен¬
но в этот день Вернер фон Браун начал обстрел Лондона ракетами «Фау-2»,
и Черчилль снова ввел светомаскировку — до весны 1945 года.
На данном этапе самые большие разногласия у Рузвельта были не с амери¬
канским народом, а с английским союзником. Рузвельт пришел к заключению,
что концентрация сил в Северной Франции позволит быстро добраться до жиз¬
ненных центров Германии, это сделает западный блок во главе с США опреде¬
ляющим в послевоенном мироустройстве. Черчилль не верил в «слишком простые»
решения. Вероятно, перед его глазами стояла четырехлетняя агония западного фрон¬
та в первой мировой войне. Так или иначе, но, по мнению Черчилля, предотвра¬
тить превращение СССР в решающую силу континента можно было, лишь пре¬
градив ему путь за пределы предвоенных границ, что достигалось только с выходом
через Балканы в Румынию и на Дунайскую равнину. Для Черчилля решающим
маневром войны было бы прохождение крупных западных сил через Любляну по
кратчайшему пути на Вену. Это сделало бы Балканы сферой западного влияния
и одновременно упреждало бы продвижение Советской Армии в Центральную
Европу.
Столкнулись две линии. Американцы хотели быстрее взять под свой контроль
германский силовой центр, англичане стремились прежде обеспечить позиции
в Восточной Европе.
В июле—августе 1944 года Рузвельт немало энергии потратил на отстаива¬
ние идеи высадки в Южной Франции (обещание Советскому Союзу в Тегеране)
в противовес желанию Черчилля проникнуть в Центральную Европу через север¬
ную Югославию. Упорство президента и постоянно растущая мощь Америки во¬
зобладали. 15 августа 1944 года местом следующего удара западных союзников ста¬
ла Южная Франция. Рузвельт испытывал исключительное удовлетворение от
того, что уже через месяц южный и северный десанты союзников во Франции со¬
мкнулись. Спустя десять лет Черчилль все еще продолжал сожалеть о том, что его
план похода на Вену был блокирован Рузвельтом.
418

Шарль де Голль прибыл во второй половине дня 6 июля в американскую сто¬
лицу. Приземление де Голля в вашингтонском аэропорту было отмечено 17-пушеч¬
ным салютом. Первая его речь на американской земле прозвучала по-английски.
Рузвельт в Белом доме приветствовал гостя по-французски. С внешней сто¬
роны визит проходил как нельзя более успешно. Глава Алжирского комитета про¬
извел хорошее впечатление на людей, настроенных заведомо враждебно. Адмира¬
лу Леги Шарль де Голль понравился больше, чем он ожидал. Хэлл тоже пишет
о благоприятном впечатлении от встреч с генералом.
Де Голль, которого столько раз обвиняли в резкости, отсутствии гибкости, ко¬
торому отказывали попросту в вежливости, продемонстрировал в Вашингтоне
противоположные качества. «Нью-Йорк тайме» писала, что генерал де Голль
произвел исключительно хорошее впечатление на репортеров своими откровенны¬
ми и прямыми ответами, «Балтимор сан» отмечает: обращение генерала с газетчи¬
ками было непринужденным; корреспондент «Вашингтон пост» не нашел никаких
следов комплекса Жанны д’Арк; в «Нью-Йорк геральд трибюн» генерал описан
«удивительно мягким в манерах», здесь тоже не заметили пресловутого высоко¬
мерия. Но нам гораздо интереснее знать, что творилось за кулисами. Состоялись
три частные беседы де Голля с Рузвельтом. Показательно, что темой разговоров
были не гражданские дела, не проблема национального суверенитета, не валютный
вопрос, нет — собеседники обсуждали картину послевоенного мира. Вспоминает
де Голль: «В наших беседах он (Рузвельт) старался не касаться никаких жгучих
вопросов, но широкой кистью рисовал политические цели, которых он надеется до¬
стичь благодаря победе. Его стремления казались мне грандиозными, но внуша¬
ли тревогу за судьбы Европы и Франции. Изоляционизм Соединенных Штатов
Америки президент считает большой ошибкой, отошедшей теперь в прошлое.
Но он бросается из одной крайности в другую и хотел бы установить систему по¬
стоянного вмешательства посредством международных законов. Он полагает, что
четырехчленная директория — Америка, Советская Россия, Китай и Британия —
урегулирует проблемы всего мира...
Парламент объединенных наций придаст власти «большой четверки» демо¬
кратический вид. Но для того чтобы не отдавать в распоряжение трех из этих дер¬
жав почти весь шар земной, эта организация, по его мнению, должна будет потре¬
бовать, чтобы в различных странах мира были устроены базы американских
вооруженных сил, причем некоторые из них необходимо расположить и на фран¬
цузской территории.
Рузвельт рассчитывал вовлечь таким образом Советскую Россию в объеди¬
нение, которое будет сдерживать ее честолюбивые стремления и в рамках которо¬
го Америка может собрать свою клиентуру. Он знает, что из четырех великих дер-
419

жав чанкайшистскому Китаю необходимо его содействие, а Британия из опасения
лишиться доминионов должна согласиться с его политикой. Что же касается сон¬
ма средних и малых государств, Америка будет иметь возможность воздействовать
на них путем оказания им материальной помощи. Наконец, право народов распо¬
лагать своей судьбой, поддержка, оказанная Вашингтоном, наличие американ¬
ских баз породят в Африке, в Азии, в Меланезии новые суверенные государства,
которые увеличат собою число стран, обязанных Соединенным Штатам... Руз¬
вельт рисует мне свои планы. Я слушаю его и думаю: “Как это характерно для лю¬
дей: идеализм прикрывает стремление к могуществу”».
Никакие словесные формулировки, цветы и фанфары не могли закамуфлиро¬
вать различия во взглядах, в планах на будущее. В мировой системе Рузвельта не
было места для Франции как великой державы, и ни два столетия дружбы, ни по¬
мощь в двух мировых конфликтах не могли заставить французского лидера восхи¬
щаться мировыми схемами американского президента. Де Голль и Рузвельт, имея
в виду коренное, принципиальное различие их позиций, остались после этого,
столь удачного внешне визита так же далеко друг от друга, как и до него.
9 сентября 1944 года было сформировано новое французское правительство
на широкой социальной основе. Уже 14 сентября министр иностранных дел Бидо
на своей первой пресс-конференции официально выразил перед союзниками прось¬
бу о включении Франции в Европейскую совещательную комиссию. 23 сентября
французские внутренние силы, числом около полумиллиона, были преобразованы
в регулярную французскую армию. Укрепление французского потенциала немед¬
ленно отозвалось в сфере большой политики.
Американский представитель при французском правительстве С.Чепин пишет
в госдепартамент: «Французы — гордая нация, и задержка с признанием админи¬
страции, которую они приняли, будет интерпретирована как отсутствие доверия их
способности создать правительство и участвовать в войне. Столь же большое зна¬
чение будет иметь убеждение, что они поставлены в определенно худшую позицию
в отношении участия в послевоенном переустройстве и особенно в решениях, каса¬
ющихся Германии, и это несмотря на все данные нами уверения в противоположном».
Косвенным путем подвергая сомнению основной тезис Рузвельта, Чепин замеча¬
ет: «Многие месяцы должны пройти, прежде чем миллионы перемещенных лиц и плен¬
ных смогут участвовать в свободных выборах, обещанных де Голлем».
В те дни, когда внимание Рузвельта было приковано к действиям Эйзенхау¬
эра во Франции, Советская Армия 23 июня 1944 года начала величайшую воен¬
ную кампанию — операцию «Багратион». В результате ее осуществления совет¬
ские войска в июле вышли к советско-польской границе. Это ставило проблему Польши
на первый план дипломатии. Рузвельт встретился с премьером правительства лон¬
донских поляков С.Миколайчиком. Президент сознательно дал Миколайчику
420

«государственный обед», подчеркивая признание его легитимных прав. Естествен¬
но, обсуждалась проблема будущих границ Польши. При всей демонстрации бли¬
зости Рузвельт пока не хотел жестко привязывать себя к вопросу, который был по¬
литическим динамитом для антигитлеровской коалиции. Он сказал Миколайчику,
что провел все утро, изучая карты Польши. Это было сложным делом, так как на
протяжении последних трех столетий Польша включала значительную часть Рос¬
сии, а также части Германии и Чехословакии. Сложно, повторил президент, опре¬
делить подлинную карту Польши.
Понимая, что в ближайшее время именно Советской Армии придется осво¬
бождать Польшу, Рузвельт постарался достичь компромисса на ранней стадии. Он
обратился к Сталину с просьбой принять Миколайчика в Москве, но не получил
отклика. Советское руководство, определив польское лондонское правительство как
«эфемерное», объявило о своем намерении признать ту польскую организацию, ко¬
торая начала укрепляться на собственно польской территории,— Польский коми¬
тет национального освобождения. Сталин соглашался принять Миколайчика, ес¬
ли тот обратится к нему через посредство указанного комитета. Проблема Восточной
Европы стала отныне одной из наиболее существенных для Рузвельта.
Англичане ощущали эту проблему еще обостренней. Уже в конце мая 1944 го¬
да английский посол Галифакс тайно выдвинул перед госсекретарем Хэллом пред¬
ложение: англичане постараются договориться с русскими по поводу раздела сфер
влияния на Балканах. Галифакс сообщил, что Лондон хотел бы обеспечить свое пре¬
обладание в Греции, предоставив СССР «свободу рук» там, где Запад все равно
не имел рычагов влияния,— в Румынии. Черчилль хотел перед Рузвельтом смяг¬
чить «суровый реализм» предлагаемой англичанами сделки. Речь, мол, идет лишь
о сугубо временном соглашении.
Но Рузвельту, во-первых, не нравились сделки, в которых ему отводилась роль
свидетеля, а во-вторых (и это в данном случае главное), он не желал преждевре¬
менного дробления мира на зоны влияния. Экономическое и военное могущество
Америки обещало гораздо большее. Рузвельт ответил Черчиллю, что понимает его
мотивы, но боится, что временный раздел может превратиться на Балканах в по¬
стоянный.
Четвертые выборы
На выборах 1944 года Рузвельту было важно не дать прийти к власти дея¬
телям типа генерала Макартура, которые в отличие от него считали основной аре¬
ной борьбы за мировое могущество не Европу, а тихоокеанский регион. И главное —
они не верили в глобальность распространения американского влияния, их лозун¬
гом было выделение определенного регионального приоритета. Они не ощущали
421

необъятности открывшейся перед Америкой возможности. В июле 1944 года Руз¬
вельт послал председателю Национального комитета демократической партии
письмо, в котором говорилось, что, если конвент демократической партии изберет
его своим кандидатом на следующий президентский срок, он «как хороший сол¬
дат» выполнит свой долг.
И июля 1944 года, за пять дней до начала работы демократического конвен¬
та, Рузвельт сообщил руководству демократической партии, что готов баллотиро¬
ваться на четвертый президентский срок. На очередной пресс-конференции прези¬
дент зачитал свое письмо председателю Национального комитета демократической
партии Роберту Ханнегану, в котором перефразировал знаменитые слова генерала
Шермана, в свое время наотрез отказавшегося баллотироваться в президенты («я
не приму выдвижения, я не буду работать, если меня изберут»). Рузвельт в отли¬
чие от Шермана писал, что, если конвент его выдвинет, он примет выдвижение, а ес¬
ли народ его изберет, он подчинится этому выбору. «У меня так же мало права уй¬
ти со своих позиций, как у солдата, защищающего окоп. Все внутри меня говорит
мне — иди в свой дом на берегу Гудзона, но, с другой стороны, я понимаю, что речь
идет о будущем нации и будущем нашей формы правления». Услышавшая по радио
слова мужа, Элеонора Рузвельт сказала окружающим, что это для нее новость. «Пре¬
зидент не обсуждал этот вопрос со мной. Многие думают, что он все это обсужда¬
ет, но чаще всего я узнаю о новостях президента из газет». Элеонору одолевали сме¬
шанные чувства. С одной стороны, она не хотела, чтобы республиканский
претендент губернатор Томас Дьюи стал президентом («Дьюи все более кажется
мне не понимающим смысла этой должности как во внутренних, так и во внешних
делах»). С другой стороны, «я очень отчетливо понимаю значение возраста и ма¬
лости времени, которое я хотела бы прожить по собственной воле».
Дав свое согласие еще до официального выдвижения, Рузвельт лишил себя
права выдвинуть собственного кандидата в вице-президенты. «Я не хочу присут¬
ствовать на конвенте, подобном конвенту 1940 года,— вспоминал Рузвельт труд¬
ности выдвижения Уоллеса вице-президентом.— Это приведет к конфликту меж¬
ду Севером и Югом и может уменьшить наши шансы на выборах осенью».
Безразличие президента к выбору напарника очень беспокоило его помощников,
в частности Па Уотсона. Чтобы обеспечить национальный консенсус для претво¬
рения в жизнь грандиозных внешнеполитических планов, Рузвельт предпринял не¬
обычный шаг. В конце июня он выдвинул инициативу создания первого в истории
США межпартийного правительства. Только сейчас мы знаем, что у Рузвельта бы¬
ли планы сформировать «военный союз» с республиканцем Уэнделом Уилки, ко¬
торый виделся Рузвельту многообещающим деятелем нового поколения — отбро¬
сившим изоляционизм и готовым бесконечно расширить американское влияние в мире.
Президент уже пользовался услугами подобно мыслящих республиканцев —
Стимсона и Нокса. Теперь Рузвельт предлагал кандидату республиканцев на
422

предшествующих выборах У.Уилки пересечь партийные барьеры и создать нечто
вроде «объединенной партии либералов среди демократов и республиканцев».
Он хотел привлечь к себе прогрессивные элементы из среды республиканцев и от¬
казаться от помощи консервативных южан. Видя, что республиканцы отвергли ли¬
берального Уилки в пользу консервативного Дьюи, он надеялся на эту большую об¬
щенациональную перегруппировку политических сил. Розенману Рузвельт говорил:
«Мы должны иметь две настоящие партии: одну — либеральную и другую — кон¬
сервативную. В настоящее время каждая из двух партий разбита на фракции».
С соблюдением полной секретности Рузвельт послал Розенмана в Нью-Йорк
для встречи с Уилки в начале июля. Они встретились за завтраком в отеле «Сент-
Реджис», и Уилки был захвачен проектом. «Скажите президенту, что я готов по¬
святить этому делу все свое время. Здоровое либеральное правительство в США
абсолютно необходимо для продолжения сотрудничества с другими нациями мира.»
Он просил передать Рузвельту, что идея кажется ему плодотворной. Нужно лишь,
чтобы она дозрела. Уилки согласился встретиться с Рузвельтом, но «только после
выборов». Рузвельт приветствовал общую позитивную реакцию Уилки, но он не же¬
лал ждать. Президент предложил встречу либо в Белом доме, либо в Гайд-Парке.
Этому проекту, который перестроил бы весь политический ландшафт Амери¬
ки, не суждено было сбыться: 8 октября 1944 года во время относительно мало¬
значимой операции Уилки поразил обширный инфаркт, и он умер. Идея союза ли¬
бералов потеряла под собой почву.
★ ★ ★
И июля 1944 года Рузвельта навестили боссы демократической партии — Ро¬
берт Ханнеган, Фрэнк Уокер и Эд Флинн. Обсуждалось вице-президентство. Бы¬
ла жара, и мужчины сидели в рубашках с короткими рукавами. Выбор напарни¬
ка, вице-президента приобрел критическое значение. Было ясно, что этот избранник
в послевоенном мире получит большие шансы занять Белый дом.
Гости отвергли Уоллеса как слишком большого интеллектуала, либерала и не¬
практичного идеалиста, который будет стоить демократической партии от одного
до трех миллионов голосов избирателей. Бирнс был отведен как бывший католик
и южанин с расистской окраской — он будет неприемлем для католиков и черно¬
кожих. Обсуждали кандидатуру судьи Дугласа. Разговор свернул в сторону сена¬
тора Гарри Трумэна, «хорошего» демократа со стороны Среднего Запада. Никто
не знал его возраст, и Рузвельт послал узнать по справочнику. Помощник возвра¬
тился, когда все уже уходили, и Рузвельт довольно неожиданно сказал, обратив¬
шись к Ханнегану: «Боб, я так понял, что вы и остальные хотите Трумэна». Так,
как бы невзначай, было принято решение, столь сильно повлиявшее на мировую
историю. Исходя из советов «донов» демократической партии, из соображений по¬
пулярности в среде демократов, принадлежности к влиятельному Ближнему За-
423

паду и партийной лояльности Рузвельт выбрал сенатора от штата Миссури Гарри
Трумэна. (Сам Трумэн был этим выбором поражен.)
Рузвельт решил не вести предвыборной кампании в обычном ее понимании.
Его преференции, его взгляды были достаточно хорошо известны. «В эти дни
глобального конфликта,— заявил президент,— у меня попросту не будет време¬
ни вести обычную кампанию».
Противник Рузвельта — республиканец Дьюи ожесточенно вел борьбу про¬
тив того, что он называл «правительством одного человека». И уже очень утом¬
ленного человека. Во время остановки в Сан-Диего у Рузвельта случился жесто¬
кий приступ, свидетелем которого был его сын Джеймс. Несколько минут Рузвельт
не открывал глаз, его лицо осунулось, по телу шли судороги. Но железная воля пре¬
одолела немощь тела, и президент не отменил очередного выступления. Адмирал
Леги постарался заглушить распространяющиеся слухи о плохом здоровье прези¬
дента. Человек, который работает по четырнадцать часов в сутки, не может жа¬
ловаться на нехватку энергии.
В середине лета 1944 года Рузвельт отправился в личном железнодорожном
вагоне «Фернандо Магеллан» по стране с таким расчетом, чтобы прибыть в Сан-
Диего к окончанию съезда демократической партии, а затем посетить Гавайи для
дискуссий о положении на тихоокеанском фронте военных действий. В Чикаго Фла-
неган добился от президента письма, в котором подтверждалось, что Гарри Тру¬
мэн занимает первое место в ряду предпочтительных кандидатов на пост вице-пре¬
зидента. Как пишет секретарша Грейс Тулли (которую Фланеган заставил
перепечатать список, где Трумэн стоял не на первом месте), «скорее случайным дей¬
ствием, чем продуманным решением, один курс политики возобладал над любым
другим в апреле 45 года».
Поездка была государственным секретом, и поезд не сопровождали журналис¬
ты. Президент не собирал толп. Одетый в броню поезд неспешно катил по огромным
равнинам и плоскогорьям Америки. Охранник Томсон пишет: «Путешествие было мир¬
ным и медленным. Мы работали мало, читали и развлекались». В президентском по¬
езде велись беседы, которые Рузвельт так любил. Вместе с Элеонорой он обсуждал
будущее, когда он снимет с себя ношу президентства. В его планы входило кругосвет¬
ное путешествие. Затем он намеревался купить участок земли в Сахаре, чтобы про¬
демонстрировать местным жителям чудеса ирригации, электрификации и озеленения.
«Я проживу там года два—три , и мы посмотрим, что получится.»
20 июля поезд прибыл в Сан-Диего. Президент, находясь среди военных, на¬
блюдал за имитацией крупномасштабной десантной операции и ожидал финала съез¬
да. На следующий день съезд выдвинул его на четвертый срок.
С площадки обозрения своего вагона Рузвельт произнес речь, в которой при¬
нял предложение своей партии. Мыслями он был уже в будущем. «В чем состоит
424

наша работа в 1944 году? Первое, победить в войне, победить быстро, победить убе¬
дительно. Второе, создать международную организацию мирового масштаба...
Третье, построить достойную наших возвращающихся ветеранов и всех американ¬
цев экономику, которая обеспечивала бы занятость и достойный уровень жизни.»
Огромный стадион — 40 тысяч мест были заняты — слушал речь президента. По¬
пулярность Рузвельта не нуждалась в лучшем подтверждении.
В полночь Рузвельт отправился в Пирл-Харбор. Он был готов вернуться на¬
зад, если бы покушение на Гитлера, слухи о котором дошли до него, привело к из¬
менениям в германском руководстве. Но Штауффенбергу не удалось реализовать свой
план, и зигзагообразный (страхующий против японских подлодок) путь президен¬
та на Гавайи был продолжен. Когда крейсер «Балтимор» приблизился к главному пор¬
ту Гавайев, на берегу было бело от морской униформы. Дуглас Макартур, оправды¬
вая свою репутацию своенравного и непредсказуемого человека, опоздал на церемонию.
В самом ее конце раздался вой сирен, и лимузин с генералом, одетым в авиацион¬
ную кожаную куртку, подкатил к верховному главнокомандующему.
Вечером Рузвельт вместе с адмиралом Нимицем и генералом Макартуром обо¬
зревал огромную карту тихоокеанского региона. Президент хотел в наступлении на
Японию обойти Филиппины, но Макартур, обещавший покинутым им на Филип¬
пинах войскам вернуться, жестко стоял за высадку на архипелаге. Много говори¬
лось о новом бомбардировщике Б-29. Военное министерство США израсходова¬
ло на него 3 миллиарда долларов (в полтора раза больше, чем на атомную бомбу).
Рузвельт поддерживал это детище генерала Арнольда и хотел использовать новые
самолеты против Японии. Новые самолеты уже бомбили сталеплавильные заводы
Явата в восточном Китае. Теперь, после возвращения американской морской пехо¬
ты Марианских островов, открывались новые возможности бомбометания. Рузвельт
сказал, обращаясь к Макартуру, что хотел бы поменяться с ним местами. «Но, ду¬
маю, вы больше бы сделали на посту президента, чем я в качестве генерала.»
Будущее Японии
Наступило время и для вождей японского милитаризма задуматься над бу¬
дущим. 6 января 1944 года лорд-хранитель печати Кидо составил меморандум,
который, по существу, стал программой поведения Японии в условиях возобла¬
дания над ней Америки. Кидо писал: «Если Германия с помощью некоего чуда
вернет себе инициативу, перспективы для Японии сохранятся и данный меморан¬
дум потеряет свое значение. Но в случае поражения Германии Япония должна
будет сменить свое руководство, сохраняя при этом императорскую власть».
Кидо полагал, что все завоеванное придется отдать (за исключением Маньчжу¬
рии). Но «изучая будущие тенденции мирового развития, я полагаю, что... с по-
425

мощью опыта, приобретенного в войне с Китаем, советско-германской войне, раз¬
вития авиации, мы получили понимание реального источника силы США
и СССР». К1944 году генерал Тодзио и генеральный штаб стали приходить к мыс¬
ли о возможности поражения, но категорически отказывались оставить отдален¬
ные территории. Армия питала убеждения, что Германия сможет в начале 1944 го¬
да нанести удар СССР и пойти на компромисс с западными союзниками. В этом
случае у Японии будет реальный шанс продиктовать не победный, но выгодный
для себя мир.
Как и нацистская Германия, милитаристская Япония держалась на фанатиз¬
ме и надежде, что военный союз США и СССР к концу войны начнет давать тре¬
щины. Нужно лишь подольше продержаться. Сражение на островах Гилберта об¬
наружило полное американское материальное превосходство. Здесь у американской
стороны был перевес по всем показателям: 19 авианосцев, 12 линкоров, 14 крей¬
серов, 66 миноносцев. Япония никогда уже не смогла бы собрать подобной силы
со своей стороны.
Одновременно Япония начала последнее в этой войне крупное наступление.
Ударная колонна войск через джунгли Бирмы вторглась в Индию, но удаленные
коммуникации, муссоны и эпидемии подорвали мощь японского наступления,
и к июлю 1944 года оно захлебнулось. С июня 1944 года Япония стала ощущать
на себе силу массированных американских бомбардировок.
К середине 1944 года в США утвердилась уверенность не только в победе
над Японией, но и в том, что грядущее сулит Соединенным Штатам полное доми¬
нирование в бассейне Тихого океана. Даже дипломаты не скрывали своих эмоций.
Дальневосточный отдел госдепартамента США стал подчеркивать, что США «име¬
ют на Тихом океане более протяженную линию побережья, чем кто бы то ни был.
Торговые связи Америки со странами этого региона значительно шире, чем у ка¬
кой-либо другой державы. США имеют более разветвленные культурные инте¬
ресы на Тихом океане, чем любая другая держава». Столичная «Вашингтон тайме
геральд» заметила: «Мы можем восстановить части британской, голландской,
французской и португальской империй на наших собственных условиях». Вице-пре¬
зидент США Г.Уоллес после посещения данного региона в это время заявил, что
Америка «вступает в эру Тихого океана».
Во время встречи президента Рузвельта с генералом Макартуром и адмира¬
лом Нимицем было решено направить главное наступление на Филиппины, а уже
затем обратиться к собственно японским островам. Американцы собрали невооб¬
разимые прежде силы — 47 авианосцев с 1600 самолетами, 10 линкоров и 31 крей¬
сер. Д ля действий против этой армады был создан корпус летчиков-камикадзе. Меж¬
ду октябрем 1944 и февралем 1945 года 378 камикадзе потопили 16 американских
кораблей и уничтожили 2 тысячи американцев. Но это был уже жест отчаяния. Все
яснее становилось, что время работает против Японии.
426

Подступы к Ялте
В июле 1944 года, когда советские войска подходили к Висле, а американские —
к восточной границе Франции, Рузвельт предложил Сталину еще одну встречу на
высшем уровне. В повторном письме он писал, что ситуация требует «дальнейших
стратегических решений», он прибег даже к такому аргументу: встреча поможет ему
в ходе предвыборной кампании. Восстановить «дух Тегерана» тогда, когда он осо¬
бенно нужен,— в период выработки общих подходов к освобождаемым наро¬
дам — вот чего хотел Рузвельт. Складывается впечатление, что он вступил в стар¬
товую полосу создания послевоенного мира. На конференциях в Думбартон-Оксе
и Бреттон-Вудсе наметились основные черты этого мира.
Рузвельт полагал, что контролировать мир чисто военными рычагами неце¬
лесообразно, да и попросту невозможно: 6 процентам мирового населения трудно
диктовать свои условия остальным 94. Но картина меняется, если перейти в эко¬
номическую сферу. Доля США в мировом валовом продукте приближалась
к 50 процентам, и именно эта колоссальная экономическая мощь должна была обес¬
печить Америке мировую гегемонию.
Напомним, что и ленд-лиз был для Рузвельта инструментом создания более от¬
крытой для гигантской американской экономики мировой системы. В соглашениях
по ленд-лизу, заключенных Соединенными Штатами с другими странами, имелась
специальная оговорка, предполагавшая «уничтожение всех форм дискриминацион¬
ной практики в международной торговле». Оговаривалось также понижение тамо¬
женных барьеров. Государственный департамент в отношении Британской империи
выработал «предложения по расширению мировой торговли и занятости». Англича¬
не, естественно, видели в американских действиях стремление после Латинской
Америки и важных регионов Азии подчинить себе Британское содружество наций.
Как пишет американский историк Г.Колко, «если отбросить риторику, удоб¬
ные ссылки на необходимость «открытых дверей» в международной экономике оз¬
начали американское экономическое превосходство, часто монопольный контроль
над многими из критически важных сырьевых материалов, на владении которыми
основывается современная промышленная мощь... Соперничество между Соеди¬
ненными Штатами и Британией из-за нефти и по поводу послевоенных мировых
экономических структур ускорило неизбежное ослабление Британии во время вой¬
ны и создало вакуум в мировой мощи, который американцы быстро и с удовлетво¬
рением заполняли на Ближнем Востоке и в Латинской Америке. Новая роль не бы¬
ла ни спонтанной, ни случайной, она была принята с энергией и желанием, что англичане
восприняли как американский эквивалент тех самых сфер влияния и блоков, в со¬
здании которых Вашингтон обвинял Британию. Уничтожение британской мощи в ог¬
ромных районах мира, вхождение в эти районы Америки несло с собой огромную
политическую и глобальную ответственность, что неизбежно для тех, кто желает
427

завладеть доходами в мировых масштабах, и это новое бремя было в такой же сте-
пени.побочным продуктом американской мировой экономической экспансии, в ка¬
кой оно было ответом на подъем левых сил повсюду и в меньшей степени на рост
русской мощи... Именно этот круг экономических и политических целей, намечен¬
ных Соединенными Штатами в конце второй мировой войны, делал США про¬
тивником Советского Союза, подъема левых сил и Британии как партнера-сопер¬
ника по защите мирового капитализма».
Рузвельт готовил инструменты воздействия Америки на мир в глобальных
масштабах. Организация экономической помощи получала от конгресса все боль¬
шие фонды для инвестиций в пораженные войной страны. Рузвельт дотошно
изучал возможности создания международной гражданской авиации, которой
были бы открыты все небеса. Особое внимание президент обращал на формиро¬
вание консолидированной системы мировых финансов, международного валют¬
ного агентства. В министерстве финансов был разработан проект создания фон¬
да экономической стабилизации Объединенных наций. Требовалась глобальная
либерализация торговли, пересмотр валютной системы на основе обращения
к доллару. Вызрела идея основания Банка реконструкции и развития с колоссаль¬
ными финансовыми возможностями.
Решающий шаг был сделан в Бреттон-Вудсе (штат Нью-Хемпшир) в июле
1944 года. Чтобы воспользоваться своей мощью, американцам нужно было открыть
мировые рынки для свободного торгового обмена — именно тогда индустрия и сель¬
ское хозяйство США получили бы возможность глобального воздействия. В при¬
ветствии бреттонвудской конференции Рузвельт писал: «Торговля является жизнен¬
но важным кровообращением свободного общества. Мы должны следить за тем, чтобы
артерии, по которым идет этот кровоток, не были закупорены снова».
Рузвельт считал, что ключом к успеху экономического «открытия мира» яв¬
ляется ликвидация имперских преференций Британии. Напомним, что в 30-е годы,
страдая от мирового кризиса, англичане «закрыли» свою империю для внешних то¬
варов, прежде всего американских. И, соглашаясь под давлением обстоятельств в Ат¬
лантической хартии на «свободный доступ» ко всем рынкам, Черчилль постарался
впоследствии не распространять этот принцип на Британскую империю. Но в Бе¬
лом доме хватало решимости. Вместе с Британией на США приходилось более по¬
ловины мирового торгового обмена. Победа на английском фронте давала Вашинг¬
тону все шансы экономического доминирования в глобальном масштабе.
Полученная от США помощь по ленд-лизу (33 миллиарда долларов) уже сви¬
детельствовал о слабости Британии, в дальнейшем она просила новых займов.
Давая очередные 3,8 миллиарда долларов, американцы добились от англичан обе¬
щания демонтировать имперские торговые барьеры. Президент сумел «приоб¬
щить» к зоне свободного перемещения капиталов и товаров вторую по величине им-
428

перию — Французскую. Предоставляя в 1945 году правительству генерала де Гол¬
ля заем в миллиард долларов, американцы в обмен заставили французов сократить
правительственные субсидии, пресечь валютные манипуляции и открыть зону
франка для американских товаров.
Америка видела, как нуждаются в займах ее жестоко пострадавшие в войне со¬
юзники — СССР и Англия. Американская делегация пообещала советской делега¬
ции, возглавляемой Молотовым, значительную долю будущих займов. Англичан, от¬
крыто боявшихся долларового могущества США в мире будущего, американская сторона
тоже постаралась успокоить. В конечном счете на конференции в Бреттон-Вудсе были
созданы Международный валютный фонд и Мировой банк.
Мировой банк владел активами в 7,6 миллиарда долларов и правом предостав¬
лять займы на вдвое большую сумму. Международный валютный фонд владел 7,3 мил¬
лиарда долларов, предназначенных для стабилизации основных мировых валют и рас¬
ширения мировой торговли. Важно отметить, что создатели обеих организаций
позаботились о том, чтобы главный донатор владел контролем. Таким донатором
были, разумеется, Соединенные Штаты. Близкий к президенту Рузвельту финан¬
сист Б.Барух сказал в начале 1945 года: «Если мы сможем прекратить субсиди¬
рование рабочей силы (что предполагала прежняя — «закрытая» система отдель¬
ных торговых блоков.— Л.У.) и жестокое соперничество на экспортных рынках...
мы будем иметь самый долгий период процветания».
Каким образом Рузвельт надеялся получить твердый контроль над Мировым
банком и Международным валютным фондом? Мощь американской экономики бы¬
ла очевидна, но нужно было обладать и соответствующими дипломатическими ры¬
чагами. Рузвельт видел их в том, что США как самый крупный вкладчик будут иметь
в Мировом банке и МВФ треть распорядительных голосов. Рузвельт категориче¬
ски настаивал на том, чтобы оба этих международных агентства возглавляли аме¬
риканцы. Уверенность Рузвельта помимо прочего основывалась на том, что все ва¬
лютные операции обоих ведомств должны осуществляться в долларах, национальной
валюте США. Это давало американской стороне фактическое право вето. Оба
международных агентства должны были разместиться в Вашингтоне.
Для послевоенного мира Рузвельт планировал активнейшее вовлечение США
в мировое разделение труда, резкое расширение международных экономических
контактов, что требовало практики «открытых дверей» от всего мирового сообще¬
ства. Это отчетливо видно уже из Атлантической хартии, в которой провозглаша¬
лось право всех наций на «доступ на равных условиях к торговле и сырьевым ис¬
точникам мира, необходимым для их экономического процветания». Как утверждал
Рузвельт, «мы не преуспеем в строительстве системы безопасности, если не пост¬
роим экономически здравый мир».
Одним из каналов воздействия на мир будущего Рузвельт считал непосред¬
ственную материальную помощь жертвам войны. План ее оказания был подготов-
429

лен в 1943 году четырьмя странами — Соединенными Штатами, Советским Со¬
юзом, Британией и Китаем. Рузвельт рассчитывал на этот план в свете того, что
США обязывались предоставить три четверти помощи и это автоматически ста¬
вило их во главе программы и придавало ей почти национальный характер. Рузвельт
настолько полагался на данный рычаг, что подключил Америку к данной про¬
грамме посредством президентского распоряжения, не испросив на то согласия кон¬
гресса и вызвав тем самым некоторую оппозицию законодателей, а также такого
влиятельного члена своего кабинета, как Г.Стимсон.
В те самые месяцы, когда специалисты и оборудование требовались на фрон¬
тах, американцы построили в Саудовской Аравии огромный аэропорт Дахран.
Активность американской дипломатии на этом направлении была так велика, что
в исследовании государственного департамента Ближний Восток называется «но¬
вой американской границей». Англичане, прежние владельцы региона, обеспоко¬
ились прежде всего потерей своего влияния в Иране и Ираке (Саудовская Ара¬
вия уже частично была «списана» в свете американского финансово-политического
вторжения в нее). Президенту Рузвельту пришлось успокаивать англичан. Чер¬
чилль, который всегда предпочитал раздел сфер влияния, выразил признательность
Рузвельту: «Большое вам спасибо за уверения в том, что вы не имеете виды на на¬
ши нефтяные поля в Иране и Ираке. Позвольте мне отблагодарить вас самыми на¬
дежными уверениями в том, что мы не будем зариться на ваши интересы и собст¬
венность в Саудовской Аравии».
На Тихом океане американцы стали осуществлять контроль над принадлежав¬
шими прежде Японии Каролинскими, Маршалловыми и Марианскими острова¬
ми, где представители США сразу же показали, что здесь возникает новый «ре¬
дут» Америки. Следует особо отметить, что Рузвельт уже в 1944 году пришел к твердому
выводу: в оккупированной Японии США будут обладать всей полнотой власти,
не деля ее ни с кем из союзников. Несомненно, это означало создание своей зоны
влияния на Тихом океане.
Восприимчивость советской стороны в вопросе о займах (вполне понятно, что
разрушенному хозяйству страны они были чрезвычайно нужны) позволяла Руз¬
вельту надеяться, что он сможет решить «русский вопрос». Размышляя по данно¬
му поводу, министр финансов Моргентау поделился с президентом: «Есть два ти¬
па людей. Одни, подобно Идену, верят в то, что мы должны сотрудничать
с русскими и что мы должны доверять России ради мира на земле. Позицию дру¬
гих иллюстрирует замечание мистера Черчилля, который сказал: “Что мы собира¬
емся иметь между белыми снегами России и белыми скалами Дувра?”» Рузвельт
отозвался: «Очень хорошо обрисованы позиции. Я принадлежу к той же школе,
что и Иден».
Полагая, что он заложил надежные основания для послевоенной стратегии США
в экономической области, Рузвельт сфокусировал свое внимание на будущем по-
430

литическом устройстве мира. Речь шла об организации, которая заменит Лигу На¬
ций. В августе 1944 года в Думбартон-Оксе начались переговоры по этому пово¬
ду между американской, советской и английской делегациями.
Обращаясь к главной теме своей дипломатии, Рузвельт опирался на окреп¬
шее убеждение большинства американцев, что изоляционизм для США невозмо¬
жен, Америка должна стремиться создать эффективную мировую организацию. В стра¬
не с большим успехом шел фильм «Вильсон», в котором говорилось о борце за верный
для Америки международный курс, об ошибке 1920 года, когда Лига Наций бы¬
ла отвергнута сенатом, о необходимости исправить эту ошибку и создать новую меж¬
дународную организацию. Общественные опросы свидетельствовали, что две тре¬
ти американского населения выступают за такую организацию. Громко
высказывалось мнение, что она должна будет иметь собственные вооруженные си¬
лы, чтобы не просто декларировать, но утверждать свои решения.
Ушедший в отставку С.Уэллес в книге «Время решений» выдвигал ту точку зре¬
ния, что будущая организация — Объединенные Нации (ООН) будет эффектив¬
но руководима исполнительным советом из’ одиннадцати стран-участниц, среди ко¬
торых только США, СССР, Великобритания и Китай будут постоянными членами.
Обязательными станут лишь решения, принятые «большой четверкой» единоглас¬
но. Книгу Уэллеса признали лучшей книгой месяца в августе 1944 года. В стране этот
политический трактат был продан тиражом полмиллиона экземпляров. Дело защи¬
ты вильсоновской идеи о выходе США в океан мировой политики, о создании все¬
мирной организац ии взяли на себя известные американские историки и политологи Д. Пер¬
кинс, Д. Флеминг, Дж. Шотвел. Высоко ценя их поддержку, Ф. Рузвельт писал в эти
дни 1944 года: «Почти все интеллектуалы сейчас с нами». Нам важно отметить мас¬
совое стремление в США достичь американо-советского согласия и на нем постро¬
ить послевоенный мир. УЛиппман в книге «Военные цели США» указывал, что в бу¬
дущем мире будут три орбиты — атлантическая, русская и китайская. Задача
Вашингтона — найти прочные рабочие отношения с Москвой.
Проект новой структуры мира
В конце августа 1944 года Рузвельт возвратился из тихоокеанского путеше¬
ствия в Белый дом и начал обычную напряженную жизнь, смягчаемую уик-энда¬
ми в Гайд-Парке.
Рузвельт уже мог опираться на рычаги создаваемых международных органи¬
заций. Из пепла войны и неясностей вставала новая структура мира. Рузвельт все¬
гда был лаконичен в ее описании. Он никогда детально не распространялся по по¬
воду своих послевоенных планов. Но некоторые положения казались аксиомами. Например,
совершенно очевидно, что он не хотел восстановления предвоенной мощи Западной
431

Европы, его концепция «четырех полицейских» изначально исключала такое раз¬
витие. Рузвельт был достаточно откровенен, когда в феврале 1944 года говорил о сво¬
ем нежелании, чтобы Соединенные Штаты взяли на себя после войны бремя вос¬
становления Франции, Италии и Балкан. Он считал, что здесь должна была
проявить себя Британия. В Азии простор предоставлялся гоминдановскому Китаю.
У Соединенных Штатов же возникала совершенно уникальная миссия. 1лобализм
американской внешней политики проявился во второй половине 1944 года, когда про¬
изошло их вторжение в географическую сферу, еще недавно названную в Вашинг¬
тоне имеющей «минимальное значение для США»,— в Восточную Европу, ост¬
роту приобрел и вопрос о вето великих держав в Совете безопасности. Чтобы
избежать тупика, Рузвельт в начале сентября 1944 года решил обсудить спорные
вопросы с главой советской делегации А.А.Громыко. Аргументы Рузвельта были
таковы: американское общественное мнение не поддержит всевластия великих дер¬
жав, олицетворяемого в праве вето; малые страны станут опасаться великих; ООН
нарушит главенствующий принцип суверенитета; у президента будут проблемы
с проведением устава мировой организации в сенате. Сталин в письме от 14 сентя¬
бря 1944 года утверждал, что предубеждения против СССР делают право вето аб¬
солютно необходимым для самообороны Советского Союза.
Думбартон-окские обсуждения еще продолжались, когда Рузвельт и Черчилль
договорились о седьмой встрече военного времени, на этот раз в Канаде. Они встре¬
тились И сентября 1944 года (во второй раз) в Квебеке. На этот раз Рузвельт взял
с собой Элеонору. Они прибыли на железнодорожную станцию на двадцать минут
раньше четы Черчиллей. Рузвельт встречал премьера как старого друга. Лорд Ис¬
мей пишет, что это было скорее похоже на «встречу дружной семьи, начинающей сов¬
местный отпуск, чем на встречу степенных лидеров военного времени на важной кон¬
ференции... Видеть их вместе было сплошным удовольствием». Элеонора Рузвельт
вспоминает: «В премьер-министре было нечто детское. Возможно, это и делает его
таким удивительным военным лидером». Что несколько раздражало Элеонору, так
это мнение Черчилля, что «на женщин нужно скорее смотреть, чем их слушать».
На первом пленарном заседании (13 сентября 1944 года) царил дух оптимиз¬
ма: союзные войска вошли в Бельгию, а затем, вытеснив немцев из Франции и Бель¬
гии, вышли на «линию Зигфрида». Нельзя было считать фантастическим мнение не¬
которых военных, что война может завершиться к концу года. Черчилль в начале
конференции не преминул сделать патетическое введение: «Будущие историки самым
внимательным образом станут изучать послетегеранский период... Все, чего мы ка¬
саемся, превращается в золото». Вторая квебекская конференция явилась одной из
серии встреч Рузвельта, целиком посвященных послевоенному устройству мира.
Премьер-министр Черчилль сразу же перевел вопрос о «сдерживании» СССР
в Европе в практическую плоскость. Он указал Рузвельту на «опасное распрост¬
ранение русского влияния» на Балканах — обстоятельства капитуляции Румынии
432

и Болгарии давали ему для этого основания. Рузвельт разделял опасения Черчил¬
ля. Принимая австрийского эрцгерцога Отто, он сказал: «Нашей главной задачей
становится не допустить коммунистов в Венгрию и Австрию».
На этой конференции Рузвельт и высшее американское военное командова¬
ние обсуждали возможности союзных войск в наступлении на Триест, Истрию и про¬
движение в направлении Вены. Рузвельт подписал инструкцию, по которой гене¬
ралу Г. Вильсону в случае неожиданного краха Германии надлежит оккупировать
четырьмя дивизиями Австрию. Рузвельт и Черчилль не скрывали, что их дейст¬
вия несут политическую нагрузку.
В это время президент яростно отстаивает в своем окружении идею, что для
США в послевоенном мире нужна сильная Британия, «восстановление граждан¬
ской экономики Соединенного Королевства и восстановление английского экспор¬
та». Неделю спустя после второй Квебекской конференции Рузвельт говорил сво¬
ему помощнику о «необходимости сохранения Британской империи сильной».
Президент на протяжении всей войны полагал, что Германия, виновница двух
мировых войн, должна быть лишена политического могущества, должна исчезнуть
как первостепенный фактор мировой политики. Это означало создание механиз¬
ма жесткого контроля над немецкой промышленностью, суровые репарации и де¬
централизацию экономики.
«Германский вопрос» интенсивно обсуждался в Квебеке. Рузвельт хотел выра¬
ботки жесткой политики в отношении Германии. «Мы должны быть твердыми в от¬
ношении Германии, я имею в виду немецкий народ, а не только нацистов. Мы долж¬
ны либо кастрировать немцев, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они не
могли воспроизводить население, которое хотело бы продолжать свой прежний путь.»
Рузвельт отверг как неудовлетворительный план обращения с Германией, предложен¬
ный американскими военными. «У меня складывается впечатление, что Германия не
должна быть восстановлена подобно Нидерландам и Бельгии... Каждый в Германии
должен понять, что на этот раз они являются поверженной нацией.» Обрел популяр¬
ность проект превращения Германии в сугубо сельскохозяйственную страну.
Рузвельт склонялся к идее Моргентау о демонтаже индустриальной мощи Гер¬
мании. По мысли Моргентау, такой демонтаж гарантировал бы по меньшей мере
двадцатилетнюю гегемонию в Западной Европе Англии. Он должен был развеять
страхи Советского Союза перед германской мощью и перед Западом в целом
(страх перед тем, что Соединенные Штаты или Англия могут восстановить гер¬
манское могущество в своих целях). Рузвельт сказал помощнику Черчилля лорду
Червеллу, что это избавит Британию от германской конкуренции. Сам Черчилль
после колебаний пришел к выводу: «В конце концов, дело касается будущего мо¬
его народа, а когда мне нужно выбирать между моим народом и германским наро¬
дом, я предпочту выбрать свой народ». Рузвельт и Черчилль договорились под¬
писать меморандум, призывающий «превратить Германию в страну преимущественно
433

сельскохозяйственную и крестьянскую по характеру посредством уничтожения
военной промышленности в Руре и Сааре». Моргентау был взволнован. Пригла¬
шенный на коктейль в апартаменты Рузвельта, он вышел в высшей степени удов¬
летворенным: «Мы никогда не разговаривали так душевно с времен его губерна¬
торства. Это был яркий эпизод моей карьеры в правительстве».
Скептически отнесся к плану Моргентау Г.Стимсон. Деиндустриализация
Германии выбросит на улицу примерно 30 миллионов человек. Что делать с ними? —
задавал он вопрос Рузвельту. Нарушится внутренний механизм европейской эко¬
номики, налаженный за последние 80 лет.
Ранней осенью 1944 года Рузвельт еще не занял окончательной позиции. Он ко¬
лебался между двумя упомянутыми курсами. На совещании 6 сентября с Моргентау,
Стамсоном, Хэллом и Гопкинсом он выступил за деиндустриализацию, но предложил
проводить ее постепенно, в течение полугода — года (по мысли Моргентау, следо¬
вало приступить к уничтожению германской промышленности немедленно). Руз¬
вельт указал, что план Моргентау противоречит требованиям Советского Союза
о репарациях. В то же время президент согласился с тем, что Европа не нуждается в сверх¬
мощном германском индустриальном ядре, и высказался за «сельскохозяйственную
Германию». Гарриман сообщал из Москвы, что русские хотели бы иметь надежную
гарантию своей безопасности в Европе. Моргентау сказал Рузвельту: «Россия боит¬
ся того, что мы и англичане собираемся заключить «мягкий» мир с Германией и вос¬
становить ее как будущий противовес России». В свете этого демонтаж германской
мощи виделся логическим ответом, удовлетворяющим и англичан, и русских.
Рузвельт пришел к мысли, что обескровленную Англию следует сделать глав¬
ным поставщиком стали в Европу в следующие 20—30 лет. Но изложенный им в этом
духе план вечером 12 сентября 1944 года напугал Черчилля. Тот выступил за
уничтожение лишь военной германской промышленности. Оскорбленный в лучших
намерениях Рузвельт сказал премьер-министру, что тяжелая промышленность
Германии может быть превращена в военную за одну ночь. Под давлением амери¬
канцев Черчилль вынужден был уступить, соглашаясь теперь на программу ослаб¬
ления Германии, переориентации ее на сельское хозяйство. Индустрию Рура и Са¬
ара следует «закрыть», а некоему международному наблюдательному совету надо
поручить контроль за реализацией данного плана.
С этих пор Черчилль желал получить германский северо-запад в качестве га¬
рантии невосстановления немецкого флота. Он также думал о тесном союзе с Гол¬
ландией. Прежде и Рузвельт настаивал на северо-западе, предоставлявшем откры¬
тый доступ к портам. Теперь же он хотел, чтобы американские силы находились
в центре всех европейских процессов, и выбрал для оккупации юго-западную
часть Германии.
Что повлияло на изменение точки зрения президента? Во-первых, он пришел
к заключению, что получение Британией, привилегированным, но ослабевшим со-
434

юзником, зоны оккупации в непосредственной от себя близости укрепит ее общие
европейские позиции. Во-вторых (и это, видимо, самое главное), он утвердился в мыс¬
ли, что нахождение американских войск в южной Германии, граничащей с Чехо¬
словакией, Австрией, Францией и Швейцарией, дает Соединенным Штатам не¬
сравненно более мощный рычаг. Присутствие США становится не маргинальным,
а ключевым фактором европейской ситуации. Черчилль в эти дни говорил о мно¬
гом из того, что Рузвельт не хотел бы афишировать. Премьер-министр сказал Эле¬
оноре Рузвельт и адмиралу Леги 19 сентября в Гайд-Парке, что «единственной на¬
деждой на длительный мир является соглашение между Великобританией
и Соединенными Штатами по предотвращению международной войны посредст¬
вом использования объединенных вооруженных сил».
Возможно, у Рузвельта были сомнения в целесообразности плана Моргентау.
Он не знал еще, какой оборот примет политическое развитие в Европе. В частно¬
сти, президент размышлял о возможной революции во Франции. Как бы там ни
было, но примерно через две недели после якобы окончательной договоренности
Рузвельт заявил представителям прессы, что планирование в отношении Германии
еще не завершено. А 29 сентября он, вопреки своим мыслям двухнедельной дав¬
ности, сказал К.Хэллу, что «никто не хочет превратить Германию в сельскохозяй¬
ственную страну». Когда Стимсон процитировал решения Квебекской конферен¬
ции, Рузвельт ответил, что «не имеет ни малейшего представления, как он мог подписаться
под этим». Фактически Рузвельт отклонил идею четкой позиции в отношении Гер¬
мании на текущем этапе. Очевидно, он решил действовать по обстоятельствам, не ли¬
шаясь заранее возможных козырей. 20 октября он говорит Хэллу, что «ненавидит
составлять планы в отношении еще не завоеванной страны». Эти планы будут за¬
висеть от того, «что мы найдем в Германии».
Большая часть городского населения лишится средств к существованию; это
создаст кризис в центре Европы, и выполнение американских планов не облегчит¬
ся, а затормозится. В результате очевидной эволюции Рузвельт в значительной ме¬
ре перешел от жестких позиций, зафиксированных в резолюции Объединенного ко¬
митета начальников штабов за номером 1067 (представляющей собой проект
директивы будущему оккупационному командованию в Германии), к иной точке зре¬
ния, предполагавшей сохранение германского потенциала и задействование его
в развитии всей Западной Европы.
Последняя осень
Рузвельт и Черчилль любили кино, и президент выбрал для взаимного про¬
смотра фильм «Вудро Вильсон», в котором детально описан трагический финал пер¬
вого американского президента-глобалиста. Такой выбор всем показался многозна-
435

читальным. Черчиллю же аналогия не понравилась — он выходил и возвращался
в зал.
После окончания конференции Рузвельт пригласил Черчилля на два дня
в Гайд-Парк, где к ним присоединился Гарри Гопкинс. Черчиллю нравился Гайд-
Парк, газоны, добрая беседа, прогулки в лесу. Ему меньше нравились новые ре¬
чи президента: поскольку, мол, русские все равно так или иначе узнают об атом¬
ной бомбе, им следует в дружеской форме сообщить о грандиозном западном
проекте. В этом вопросе Черчилль был непоколебим, и Рузвельт вынужден был
пойти на попятную — согласиться с тем, что дело должно храниться в полной се¬
кретности.
К концу сентября 1944 года, когда Рузвельт вернулся в Вашингтон, демокра¬
ты были не столь оптимистичны относительно своего будущего. Дело в том, что ре¬
спубликанец Томас Дьюи неожиданно оказался умелым борцом за президентское
кресло. Свою предвыборную платформу он строил на том, что Рузвельт уже стар
и что он уничтожает свободное предпринимательство, напрягая страну налогами,
ограничивая рост сельского хозяйства. Рузвельт ощутил серьезную опасность
с его стороны. Президент вновь начал пытаться ходить на костылях, но ослабев¬
шие еще больше ноги не слушались. Его окружение настаивало на том, чтобы
главная речь предвыборной кампании была произнесена им сидя. Имелась в виду
речь перед профсоюзом перевозчиков грузов. Речь давалась тяжело. Двенадцать
черновых вариантов было отставлено, а над последним Рузвельт думал до послед¬
ней минуты.
Когда публика заполнила зал, Анна Рузвельт повернулась к Розенману: «Вы
думаете, отец сможет?» Розенман отвечал: «Это — тот тип речи, когда все зави¬
сит от того, как она произнесена, вне зависимости от того, насколько она хороша.
Если внешняя сторона будет нехороша, это будет провалом».
Вначале Рузвельт шутливо попытался отвести вопрос о своем возрасте: «Спу¬
стя четыре года я стал на четыре года старше, этот факт, по-видимому, раздража¬
ет некоторых людей. Но, если подходить чисто математически, существуют мил¬
лионы американцев, которые стали на одиннадцать лет старше со времени начала
нашего разгребания грязи в 1933 году». С каждой фразой мягкий голос Рузвель¬
та становился все жестче. Он перешел к критике республиканцев, которые в кон¬
це каждого четырехлетнего срока пытались представить себя друзьями рабочего
класса, нападая на него все остальное время. А теперь они пытаются возложить на
демократов вину даже за крах 1929 года. Публика стала реагировать более актив¬
но. Лидеры профсоюзов были явно увлечены речью. И тут Рузвельт сделал нео¬
жиданный поворот: «Республиканские лидеры, видимо, уже недостаточно удов¬
летворены нападками на меня, на мою жену, на моих сыновей. Неудовлетворенные
этим они напустились на мою маленькую собаку Фалу. Разумеется, я не против на-
436

падок, и моя семья не особенно волнуется по этому поводу. Но Фала волнуется...
Они состряпали историю, будто я оставил ее на Алеутских островах, а затем по¬
слал за ней эсминец — налогоплательщикам это обошлось в два или три, или во¬
семь, или двадцать миллионов долларов... На Фалу это так подействовало, что она
теперь сама не своя. Это уже не прежняя собака... Я привык слышать измышле¬
ния на свой счет, но свою собаку защитить просто обязан».
То был во многом эмоциональный удар по умелому и энергичному соперни¬
ку — губернатору Нью-Йорка Дьюи, одним из слабых мест которого было отсут¬
ствие чувства юмора. Реакцию публики трудно описать. Как заметил один из ре¬
портеров, «даже самые непримиримые из республиканцев не смогли не улыбнуться».
На глазах многих были слезы.
Это была удачная речь. Газета «Тайм» писала: «Чемпион нанес мастерский
удар по претенденту». Надо сказать, что в эти дни предвыборной схватки Рузвельт
дал обещание, не выполненное до сих пор. Выступая в Филадельфии, он обещал
возвратить американские войска после победы из всех заморских стран домой. Ни¬
кто не знает, был ли он искренен. Ведь его послевоенные планы предполагали на¬
личие у «четверых полицейских» реальной и быстро применимой силы.
Последние недели (возможно, месяцы) перед президентскими выборами
1944 года прошли довольно благополучно для Рузвельта. Его противникам из ре¬
спубликанской партии не удалось доказать, что президент «продал Польшу», со¬
гласился на раздел сфер влияния в Европе, принял невероятно жесткий курс в от¬
ношении будущего Германии. Рузвельт сумел заранее дезавуировать или по меньшей
мере смягчить подобные обвинения. Не найдя достаточно уязвимых мест во внеш¬
ней политике Рузвельта, оппозиция пыталась использовать факт ухудшившегося
здоровья президента. Она распространила в июле снимок, на котором президент
выглядел изможденным.
Республиканские газеты, намекая на здоровье Рузвельта, напомнили, что
шесть президентов умерли в Белом доме. Республиканцы говорили всем и каждо¬
му, что Франклину Рузвельту шестьдесят два года, а Томасу Дьюи — сорок два.
Чтобы рассеять сомнения в физическом состоянии Рузвельта, его врач вице-ад¬
мирал Макинтайр опубликовал итоги обследования: «На восемь или девять фун¬
тов меньше, чем оптимум. Честно говоря, я бы добавил несколько фунтов. Он не
был в бассейне со времени поездки в Квебек. Но он собирается посещать бассейн
сейчас. Он хороший пловец, и это дает ему возможность проделывать физические
упражнения... Никаких органических недостатков. Здоровье в норме. Он делает
ежедневно огромную работу. Но выносит эти нагрузки изумительно. Слухи о сла¬
бости его здоровья объяснимы в годы выборов, но они не имеют под собой осно¬
ваний».
Активность Рузвельта осенью 1944 года давала ответ тем, кто сомневался в его
физической способности вести государственный корабль. Миллионы американцев
437

видели президента, который преодолевал страшные испытания военных лет, посто¬
янный стресс с неизменной улыбкой. («Мужество — это достоинство, проявля¬
емое под давлением обстоятельств»,— говорил Черчилль.) Чтобы опровергнуть
все домыслы, Рузвельт 21 октября 1944 года пошел на испытание в характерном
для себя духе. Во время четырехчасовой поездки по Нью-Йорку он, несмотря на
проливной дождь, откинул верх машины и снял шляпу. Холодный осенний дождь
быстро промочил всех пассажиров президентской машины до нитки. Дважды
Рузвельт быстро переодевался, но не сократил маршрута и времени следования. Он
сидел и махал шляпой, а дождь безжалостно поливал. Седые волосы слиплись, сквозь
мокрое пенсне ничего не было видно, но сотни тысяч ньюйоркцев могли наблюдать
его знаменитую улыбку.
На Эббетс Филдс под звуки многотысячной овации он сумел взобраться на
трибуну и обратился к толпе с самой лучезарной из своих улыбок. Эта безмятеж¬
ность среди шторма, метеорологического и политического, явно подкупала. Ког¬
да он закончил говорить, на нем не было сухой нитки. Но страна поверила, что он
выдержит еще один срок. Даже пресса соперников писала, что видела символ
жизнестойкости. Зеленый «паккард» проследовал далее — через Квинс к Бронк¬
су, затем через Гарлем по Бродвею. Толпы людей, презревших непогоду, обещали
победу. Он остановился на Вашингтон-сквер, где у Элеоноры была своя кварти¬
ра. Чтобы прийти в себя, он, по совету Макинтайра, налил себе виски. Грейс Тул¬
ли пишет, что это был единственный случай за период ее работы с президентом,
когда он выпил более двух рюмок крепкого (несмешанного) напитка. Спиртное и ча¬
совой сон помогли — Рузвельт отправился в «Уолдорф Асторию», где его уже ожи¬
дала тысяча журналистов и членов Ассоциации внешней политики.
Рузвельт рассказал такой эпизод. В 1933 году его жена посетила урок исто¬
рии в американской школе. В классе висела карта, где одна шестая часть земной
поверхности представляла собой белое пятно — «ни названия, ни информации. И учи¬
тель сказал, что эта территория не имеет названия, потому что школа запретила ему
говорить что-либо о большом белом пятне. А это было место, где жили 200 мил¬
лионов человек, и называлось это место Советской Россией». А теперь американ¬
цы воюют вместе с русскими.
Ключевой вопрос — об организации, гарантирующей мир в будущем. Будут
ли Соединенные Штаты обязаны выступить с оружием против нарушителя меж¬
дународного спокойствия? У президента не было сомнений: «Мир, как и война, мо¬
жет возобладать, только если будет проявлена воля сражаться за него и если бу¬
дет существовать сила, способная обеспечить условия его существования». Совет
Объединенных Наций должен обладать необходимыми прерогативами для упро¬
чения мира посредством применения силы. «Полицейский не будет эффектив¬
ным, если, увидев грабителя, отправится в муниципалитет, чтобы обсудить возмож¬
ность ареста. Моему простому уму ясно, что, если мировая организация желает быть
438

реальностью, наши американские представители должны быть наделены заранее
полномочиями от конгресса.»
Зал встал и овацией приветствовал оратора. Под этот гром Рузвельт просле¬
довал к эскалатору, откуда лимузин доставил его в президентский поезд, следую¬
щий в Гайд-Парк. Рузвельт был сам искренне удивлен тем, что его организм без
последствий перенес этот большой политический день — «ни следа простуды». Тот
факт, что многотысячные толпы стояли под дождем четыре часа, чтобы выразить
ему свою солидарность, решающим образом укрепил уверенность президента
в своем политическом будущем.
Это приподнятое настроение не покидало Рузвельта вплоть до выборов. В кон¬
це октября за три дня он проехал семь штатов и произнес две ключевые речи в Фи¬
ладельфии и Чикаго. Помогали и события на фронтах, особенно начавшаяся 18 ок¬
тября высадка американских войск на тихоокеанском острове Лейте. За две недели
до выборов Макартур высадился на Филиппинах — он выполнил свое знаменитое
обещание вернуться. На очередной пресс-конференции Рузвельт подчеркнул, что
противник был застигнут врасплох. Непосредственно накануне выборов Рузвельт
выступил в Бостоне, где ровно четыре года назад обещал не посылать американских
парней для участия в зарубежных войнах. Президент напомнил об обещании четы¬
рехлетней давности и резюмировал ситуацию: «Я уверен, что любой настоящий аме¬
риканец пошел бы по тому же пути, по которому пошло мое правительство, он, бе¬
зусловно, стал бы сражаться, когда наша собственная земля стала объектом
неожиданного и коварного нападения. Что касается меня, то при тех же обстоятель¬
ствах я бы пошел по тому же пути — снова, и снова, и снова». При последних словах
зал разразился овацией.
Немцы тоже приняли участие в избирательной кампании 1944 года. Берлин¬
ское радио призвало американцев очистить от Рузвельта дом, который когда-то был
белым.
Более серьезную опасность для Рузвельта представляли те, кого идеи пре¬
доставления судеб мира «четырем полицейским» не удовлетворяли как обраще¬
ние к старым, столетней давности, методам обанкротившейся дипломатии. Выра¬
жая взгляды либералов, журнал «Нэйшн» отмечал «поразительную схожесть
принципа “четырех полицейских” с принципом “нового порядка”, который стра¬
ны “оси” пытались навязать Европе и Азии». Либералы были крайне разочаро¬
ваны выбором сенатора Г. Трумэна в качестве напарника президента. Прежний
вице-президент, Г. Уоллес пользовался в этих кругах заслуженной репутацией, а Г. Тру¬
мэн был далек от американского либерализма. Между тем Рузвельт в ходе пред¬
выборной кампании активно развивал тему либерализма, вышедшего на между¬
народную арену. Он трактовал результаты конференции в Думбартон-Оксе
(август 1944 года) как отправную точку либерализации всей системы междуна¬
родного обмена.
439

Лидер нации
В день выборов, 7 ноября 1944 года, Рузвельт прибыл в Гайд-Парк, где
обычно голосовал. На вопрос о роде занятий он, как всегда, ответил «выращива¬
ние деревьев». На этот раз предстояло опробовать новшество — избирательную
машину. Рузвельт зашел за занавеску, но техника ему не далась. Окружающие слы¬
шали возгласы, что «эта проклятая машина не работает». Последовало много со¬
ветов, которые и помогли одолеть технические трудности — единственные для Руз¬
вельта в этот день.
За обеденным столом Рузвельт подсчитывал поступающие результаты. Эле¬
онора следила, чтобы у гостей был сидр. К десяти часам вечера стало очевидно —
Рузвельт побеждает в главных штатах. В конечном счете он получил 53,5 процен¬
та голосов избирателей и владел голосами 432 выборщиков против 99 голосов у Дьюи.
Успешно сработала созданная еще в 1932 году коалиция — профсоюзы, националь¬
ные меньшинства, бедняки городов, южане, солдаты армии.
В полночь Рузвельт выехал на коляске к группе соседей, шедших парадом с фа¬
келами мимо дома президента. Анна накрыла ему плечи старым морским свитером,
герой дня улыбался и махал рукой. «Похоже, мне придется быть в Вашингтоне еще
четыре года.» Неподалеку под деревом слева от террасы он увидел группу маль¬
чишек, которые напомнили ему молодые годы, когда он «искал убежища от суро¬
вого распорядка дня среди надежных ветвей того же самого дерева».
Соседи ушли, и Элеонора пригласила журналистов на рюмку сидра. Все ожи¬
дали заявления Дьюи. В четверть четвертого Дьюи без особого изящества признал
свое поражение, но так и не послал поздравительной телеграммы победителю,
за что Рузвельт, отходя ко сну, назвал его сукиным сыном. Президенту, возмож¬
но, было одиноко. Детей разбросала война: ФДР-младший и Джон воевали на Ти¬
хом океане, Эллиот — в Европе, а Джеймс находился на Гавайях. Джон написал
отцу, что они все встретятся «на той же веранде через четыре года, когда это шоу
закончится».
Рузвельт успешно выдержал «национальный экзамен» — он был в четвер¬
тый раз избран на пост президента. Существенно, что оппозиция, которую Руз¬
вельт боялся все эта годы,— традиционные изоляционисты — была сокрушена и в па¬
лате представителей, и в сенате. Ele лидеры, такие как Г. Фиш и Дж. Най, потеряли
места в сенате. Это означало, что президент получил полномочия от своего наро¬
да на более активную политику на мировой арене. Теперь Рузвельт мог смело
экспериментировать. Америки могла следовать оптимальным, по его мнению, кур¬
сом в мировой политике.
Победа на национальных выборах 1944 года показала, каким авторитетом и вли¬
янием пользуется политика Рузвельта у американского народа. Он преуспел в со-
440

здании национального консенсуса. В то же время он не сумел создать плеяды
единомышленников вокруг себя. Более того, верхний эшелон находился в состоя¬
нии постоянной внутренней борьбы (госдепартамент против Пентагона и т.п.). Это
помогало президенту царствовать и править, но не позволяло выработать систему
гладкого перехода дел к преемнику, не подготовило администраторов для огромной
зоны влияния, осененной крыльями американского орла, в 1945 году.
Рузвельт определенно ужесточил политику в отношении европейских метро¬
полий в целом. Даже идея широкомасштабной помощи Англии в октябре — ноя¬
бре подверглась сомнению Рузвельта. Он сократил обещанную помощь по ленд-
лизу — только 5,5 миллиарда долларов в период между поражением Германии и Японии,
что на 20 процентов меньше запрошенного англичанами. Рузвельт ревниво отнес¬
ся к встрече Черчилля со Сталиным в октябре 1944 года. Он попросил премьера
позволить послу Гарриману присутствовать на всех важнейших беседах. Но обста¬
новка предвыборной борьбы диктовала соблюдать осторожность, и Рузвельт за¬
претил Гарриману подписывать какой бы то ни было документ, даже самый общий.
Уже тогда становилось ясно, что президент ждал, когда окончатся выборы и трое
глав великих держав смогут встретиться с глазу на глаз. Пока же он телеграфиро¬
вал Сталину: «Идет глобальная война, и нет буквально ни одного вопроса, воен¬
ного или политического, в котором Соединенные Штаты не были бы заинтересо¬
ваны... Моим твердым убеждением является то, что решение до сих пор не
закрытых вопросов может быть найдено только нами тремя вместе». Это прида¬
вало визиту Черчилля в Москву характер предварительной разведки боем.
Но это была серьезная дипломатическая разведка. Вопреки всему, что писа¬
лось и говорилось о несклонности Рузвельта к «дележу» сфер влияния, он поддер¬
жал стремление Черчилля обозначить границы взаимодействия великих союзни¬
ков на Балканах. И октября 1944 года он написал Черчиллю: «Мой активный интерес
в настоящее время к балканскому региону объясняется желанием предпринять
практические шаги с целью избежать превращения Балкан в арену будущей меж¬
дународной войны, втягивающей нас».
Рузвельта чрезвычайно обрадовало повторенное советской стороной обеща¬
ние выступить на Дальнем Востоке через три месяца после победы в Европе.
Удовлетворение Рузвельта и высшего американского военного руководства было
таковым, что немедленно стал рассматриваться вопрос о поставках советским
дальневосточным силам боеприпасов и снаряжения.
Стремление взять на себя «глобальную ответственность» овладевало в ходе вой¬
ны и американскими военными. Среди двух родов войск (военно-воздушные силы
еще не выделились в самостоятельный род) военно-морские силы первыми пришли
к «глобальному мышлению». Далеко не сразу такое стратегическое мышление появи¬
лось у армейских планировщиков, которые в период между двумя мировыми война¬
ми, по существу, отрицали наличие жизненно важных американских интересов в Ев-
441

pone и Азии. Изменения в их мышлении произошли в 1943—1944 годах. Комитет
объединенного стратегического обзора пришел в 1943 году к выводу об опасности объ¬
единения всей мощи Азии под главенством одной державы. А вскоре подобные же
выводы американские военные начинают делать и в отношении Европы. Так, из аме¬
риканского посольства в Париже докладывают о новых взглядах союзного главно¬
командующего на западном фронте: «Генерал Эйзенхауэр не считает, что в наших ин¬
тересах было бы доминирование в Европе одной державы, ибо тогда в мире были бы
сверхмощная Европа, несколько потрясенная Британская империя и мы».
Соображения стратегической разведки совпали с выводами военных. Летом 1944 го¬
да Отдел стратегических служб в сводном докладе указал, что «наши интересы тре¬
буют проведения политики, направленной на предотвращение серьезной угрозы бе¬
зопасности Британским островам (и Соединенным Штатам) посредством
консолидации большей части европейских ресурсов в руках одной державы».
Возможно, наиболее убедительным образом выразили императивы новой
глобальной политики для США специалисты военно-воздушных сил, подчеркнув¬
шие важность новой военной технологии: «Радиус действия современных бомбар¬
дировщиков сейчас имеет мировой масштаб». Бомбардировка Лондона ракетами
фау-2 указала на новый способ достижения американской территории ударами из-
за океана. Теперь вооруженные силы противника могли бы «без предупреждения
преодолеть все прежде видимые барьеры или линии обороны и нанести сокруша¬
ющие удары по нашим населенным центрам, по нашей индустриальной, экономи¬
ческой мощи и правительственным центрам».
Итак, к последнему году второй мировой войны американские стратеги закре¬
пились на тех позициях, к которым они приближались в 1917 и 1940 годах,— на
позициях активного противодействия возможности контроля одной страны на мас¬
сиве Евразии. Вперед вышли геополитические соображения, которые подмяли
под себя прежние установки американской дипломатии: самоопределение наций,
либеральная мировая торговая система, коллективная безопасность, «свободы», обо¬
значенные в Атлантической хартии, и прочее.
Новая Европа
В последние месяцы 1944 года Рузвельт видел опасность открытого блоки¬
рования с дискредитировавшими себя в Европе откровенно правыми силами. Ког¬
да Черчилль проинформировал итальянского премьера Бонами о неприемлемости
введения в кабинет графа Сфорцы, ставшего одним из символов антифашистской
борьбы для буржуазных либералов, президент Рузвельт дал указание своему по¬
слу в Италии Вайнанту выразить сожаление по поводу действий англичан. Черчилль
возмутился, претензии американцев начали его раздражать. Он заявил, что аме-
442

риканцы слишком много на себя берут, что именно англичанам «вручено командо¬
вание в Средиземноморье, подобно тому, как американцы владеют командовани¬
ем во Франции».
Дипломатическая стратегия президента Рузвельта не предполагала деления
мира на зоны ответственности великих держав. Рузвельт хотел держать эти зоны
открытыми, он верил, что сработают экономические факторы. Прежний «реаль-
политик» считал классическую дипломатию нескольких суверенных центров, ок¬
руженных зоной особого влияния, устаревшей системой. Более того, он считал, что
попытки восстановления таких зон, по существу, «загоняют» США в их западное
полушарие, а на это Рузвельт не был согласен. И госдепартамент получил распо¬
ряжение пойти на резкий антибританский шаг: опубликовать обзор действий анг¬
лийской дипломатии в итальянском вопросе. Открылись своекорыстные махина¬
ции Лондона. Британский премьер пришел в ярость. Никогда — ни до, ни после —
переписка двух величайших политиков своей эпохи не отличалась такой враждеб¬
ностью. Черчилль со всей силой своего красноречия напомнил Рузвельту о его за¬
игрывании с Дарланом, о случаях беспринципного оппортунизма и «священного эго¬
изма». Риторика, однако, уже мало действовала на ветерана американской
политической арены. Слова должны были отражать реальное, а не мифическое со¬
отношение сил.
27 ноября 1944 года Рузвельт отправился на три недели в «малый» Белый дом
в Уорм-Спрингсе (штат Джорджия). Он впервые приехал сюда со времен Пирл-
Харбора — хотел, как прежде, отметить День благодарения вместе с больными
полиомиелитом. Здесь он много спал, читал в свое удовольствие, просматривал поч¬
ту, во второй половине дня сидел на солнце или разъезжал по окрестностям на «фор¬
де» выпуска 1938 года. Рузвельт любил Уорм-Спрингс за круто пересеченную ме¬
стность, за климат, за еще не пришедшую в упадок деревенскую жизнь,
за построенный по собственному проекту коттедж. «Веранда высокая, как рубка
корабля. Превосходная точка для обзора закатов. Я всегда чувствовал себя здесь
как дома/» Доктор Брюэнн был доволен процессом укрепления жизненных сил сво¬
его пациента. Цвет лица стал здоровым, настроение поднялось. Э.Рузвельт писа¬
ла, что «Джорджия дала ему много радости».
Отдыхая в Уорм-Спрингсе, Рузвельт напомнил Черчиллю, что он никогда не
соглашался на предоставление целых регионов под исключительную опеку Лондо¬
на. В данном конкретном случае особенно. Итальянский премьер-министр полу¬
чил письмо Рузвельта, в котором говорилось, что Италия является «зоной совме¬
стной англо-американской ответственности» и что американская сторона не допустит
односторонних действий своего партнера. В сходной же манере Рузвельт не под¬
держал на этом этапе односторонних действий англичан в Греции.
Черчилль был готов удовлетвориться положением младшего партнера, но он
буквально приходил в бешенство, когда некоторые недалекие американцы пыта-
443

лись отлучить его от проклятия века — геополитики. Особенно острым стал для
Черчилля этот вопрос в начале 1945 года, когда американские критики морализи¬
ровали по поводу английской политики в Греции. «Что такое силовая полити¬
ка? — вопрошал английский премьер своих американских критиков.— Является
ли обладание военно-морским флотом, вдвое большим любого другого в мире, си¬
ловой политикой? Является ли обладание величайшими военно-воздушными си¬
лами в мире, с базами во всех концах земли, силовой политикой?» А лорд Галифакс
заметил, говоря об американцах, что «беда этих людей в том, что они в большой
степени являются жертвами ярлыков — силовая политика, сферы влияния, баланс
сил и т.д. Как будто когда-либо было заключено такое международное соглашение,
как доктрина Монро». И когда американские газеты опубликовали текст прика¬
за Черчилля расстреливать в случае необходимости «коммунистических мятежни¬
ков» (именно те силы, которые освободили Грецию и являлись лучшими борцами
против германских оккупантов), Рузвельту было трудно доказать, что это делалось
без молчаливого согласия американского правительства. Рузвельт направил Чер¬
чиллю послание с выражением неодобрения действий англичан в Греции и недву¬
смысленной угрозой: «Попытка поступить таким образом даст вам только времен¬
ные преимущества, но в конечном счете нанесет ущерб основам наших
взаимоотношений». Склонность Черчилля решать возникающие проблемы обра¬
щением к оружию вызывала у Рузвельта опасение, что если СССР и Китай нач¬
нут решать свои внешнеполитические проблемы подобным образом, то США
окажутся перед выбором: последовать их примеру или уйти в изоляцию.
Критической в этой конъюнктуре становилась позиция СССР. Из Вашинг¬
тона поступил запрос к послу Гарриману с просьбой дать оценку мировой страте¬
гии СССР. Гарриман в тщательно обдуманном ответе сообщил своему президен¬
ту следующее. Сталин следует одновременно по двум курсам — дружественность
к Западу и недоверие к нему. Эта страна отчаянно нуждается в мире. Нет сомне¬
ния, что Москва хотела бы продолжения тесных союзных отношений с Америкой
и после войны. Но испытания военных лет сделали русских подозрительными. Они
осознают свои слабости. Они уже заглянули в бездну национального краха. И по¬
этому, если встанет вопрос об обеспечении их безопасности, они готовы приложить
любые усилия, они готовы на все. Гарриман указывал, что прежний опыт диктует
советскому руководству необходимость идти на любые меры, если они увеличива¬
ют безопасность страны. Практически это означало, что СССР способен на од¬
носторонние действия. Никакой авторитет международной организации не может
иметь преобладающего влияния там, где речь идет о выживании. Видимо, этим бу¬
дет руководствоваться Москва в отношениях со странами-соседями. Конкретный
совет посла сводился к тому, что к политике русских нужно отнестись с понима¬
нием и в то же время «твердо противостоять им там, где они неправы». Рузвельт
решил отложить вопрос о выборе курса в отношениях с СССР до личной ветре-
444

чи со Сталиным. В общем и целом он был склонен видеть будущее оптимистиче¬
ски. Если даже его жестко настроенный посол видит возможности взаимодейст¬
вия с русскими, почему должен разувериться он, давний сторонник этого курса?
Рузвельт пытался — и не без успеха — перенести на внешнюю среду такти¬
ку, которая так хорошо срабатывала у него на внутренней арене, когда он проти¬
вопоставлял одних своих помощников другим и вовлекал их в межведомственные
распри, становясь при этом верховным арбитром. В своей союзнической страте¬
гии Рузвельт также хотел найти поле соперничества для Черчилля и Сталина и, поль¬
зуясь доверием обоих, заставить их противостоять друг другу, ожидая американ¬
ской помощи и арбитража. В некоторых ситуациях ему это удавалось. К примеру,
Рузвельт сумел создать у Сталина впечатление, что он стремится поддержать
идею скорейшего открытия второго фронта, а Черчилль стоит у него на пути.
Но эта тактика имела слабости. Рузвельт не добился благоволения у францу¬
зов, а вызвал непримиримую враждебность де Голля. Советское руководство, ви¬
дя политиканство Рузвельта, в конечном счете вынуждено было обратиться к соб¬
ственным ресурсам. Возможно, Рузвельт сумел выиграть войну максимально
экономичным путем, но те, кто заплатили наибольшую цену, не забыли этого.
Во внутренних делах тактика Рузвельта тоже иногда не давала ожидаемого
результата. Так, к периоду решающих межсоюзнических выяснений отношений офи¬
циальный глава американской дипломатии К. Хэлл пришел к заключению, что его
«оттирают» от участия в важнейших делах, и подал в отставку. А именно в это вре¬
мя (декабрь 1944 года) он был нужнее всего президенту. Рузвельт попросил Хэл-
ла остаться на посту до 20 января и занялся поисками нового главы внешнеполи¬
тического ведомства. Его выбор пал на Э. Стеттиниуса, никогда ничем не
отличавшегося в сфере большой политики. Было ясно, что выбирая менеджера, чи¬
новника, организатора, Рузвельт старается оставить за собой функции ведущего
стратега. Когда Стетгиниус представил список своих заместителей — Дж. Грю,
Дж. Данн, Н. Рокфеллер и А. Маклейш, Рузвельт не мог не отметить, что в дип¬
ломатию входят представители консервативной волны. Элеонора Рузвельт писа¬
ла, что «с Данном, Клейтоном и Ачесоном в качестве заместителей госсекретаря
Стеттиниуса чем этот госдепартамент отличается от того, каким он был бы при Дьюи?»
Нет сомнений, что Рузвельт мирился с «правыми» как с исполнителями. Он не пред¬
полагал, что скоро они могут встать у контрольных рычагов.
На пресс-конференции в декабре 1944 года Рузвельта спросили (видимо, под вли¬
янием его новых назначений), в каком политическом направлении он дрейфует —
вправо или влево. Рузвельт сказал, что ответ был дан еще одиннадцать с полови¬
ной лет назад, когда он огласил цели своего пребывания в Белом доме. Его цель —
занять позицию несколько левее центра. Корреспондент попросил президента
уточнить, как это согласуется с шестью назначениями явно правых в государствен¬
ном департаменте. Рузвельт: «Я могу назвать себя стоящим немного левее цент-
445

ра. Я принял много людей в администрацию — о, я знаю, что некоторые из них
крайне правые и крайне левые, да и разные есть — много людей в администрации,
и я не могу поручиться за всех». Рузвельт твердо надеялся на то, что важнейший
фактор — позиция президента. Это было так, пока он сам занимал этот пост.
★ ★ ★
В декабре 1943 года в Каире Рузвельт задал генералу Стилуэлу вопрос: как дол¬
го продержится Чан Кайши у власти? Стилуэл не мог дать президенту никаких до¬
казательств политической крепости и жизнестойкости чанкайшистского режима.
Еще большие сомнения принес 1944 год. Совсем недавно в Каире Рузвельт обещал
генералиссимусу полную поддержку, веря, в отличие от скептически настроенного Чер¬
чилля, в возможность создания мощного централизованного китайского государст¬
ва, модернизирующего свою систему жизни по западному пути. Президент требо¬
вал от своих дипломатов и военных, чтобы они обращались с Чан Кайши как
с руководителем великой державы, одной из «четырех великих». Но американские
генералы видели слабости Чунцина так же ясно, как и Черчилль. Однако Рузвельт
не видел на китайском горизонте более надежной политической фигуры, готовой на
тесный союз с американцами. Он приложил большие усилия для регулярных поста¬
вок националистическому Китаю оружия и снаряжения. По бирманской дороге до¬
ставлялись грузы, которые должны были укрепить мощь китайского союзника.
И все же, по мере того как проходил этот решающий военный год, становилось оче¬
видным, насколько слаб Чан Кайши, насколько недееспособна его армия. Именно
тогда (июнь 1944 года) журналист и будущий историк Т. Уайт писал, что режим го¬
миндана «заключает в себе худшие черты Таммани-холла и испанской инквизиции».
Несмотря на поддержку Америки, китайцы в 1944 году едва сдерживали
японцев. В критической ситуации 6 июля Рузвельт заставил Чан Кайши сделать еще
один шаг в процессе предоставления американцам контроля над китайскими воору¬
женными силами. Обращение президента Рузвельта было передано по радио:
«Чрезвычайно серьезная ситуация, которая явилась результатом японского на¬
ступления в Центральном Китае, угрожает не только вашему правительству, но и ча¬
стям американской армии, развернутым в Китае. Это приводит меня к заключению,
что для исправления положения должны быть предприняты чрезвычайные меры».
И хотя Рузвельт хорошо знал о враждебных отношениях Чан Кайши и генерала Сти-
луэла, он предложил генералиссимусу передать американскому генералу военное ру¬
ководство во всей полноте, т.е. практически абсолютную власть над всеми китай¬
скими войсками. Чан Кайши получил через специально прибывшего офицера
послание Рузвельта. По существу, это послание говорило (словами Б. Такмэн), что
«Чан Кайши не способен управлять своей страной в ходе войны. Оно... объявляло
его “земляным орехом”». 9 августа 1944 года Рузвельт объявил имена своих послан¬
цев «ко двору» Чан Кайши: генерал С. Хэрли и промышленник Д. Нелсон.
446

Осенью наступление японцев достигло своего пика, и Рузвельт, чрезвычайно
обеспокоенный, уже не просил, а требовал от Чан Кайши передачи военного коман¬
дования генералу Стилуэлу. Именно Стилуэл вручил Чан Кайши послание с этим
требованием. Согласно описанию генерала, «гарпун поразил его прямо в солнечное
сплетение. Это был меткий удар. «Земляной орех» разве что стал зеленым и поте¬
рял дар речи, но не моргнул глазом. Он только сказал мне: “Я понял”». Сцена, да¬
лекая от пафоса Атлантической хартии, от «единения демократий», от клинически
чистых схем морального руководства этим беспокойным миром. По крайней мере
с одним «мировым полицейским» Рузвельт не церемонился уже в 1944 году.
Чувствуя вероятность потерь позиций в Китае, Рузвельт санкционирует бес¬
прецедентную дипломатическую операцию: поиск контактов с коммунистически¬
ми силами севера Китая. Свои надежды в китайском вопросе Рузвельт возлага-
гает на некое примирение Чан Кайши и Мао Цзэдуна. Любая форма компромисса
между ними, казалось, позволяла рассчитывать в борьбе с японцами на полмил¬
лиона гоминдановских войск, привязанных к районам, пограничным с зоной, кон¬
тролируемой Коммунистической партией Китая (КПК). Рузвельт выказал готов¬
ность послать своих представителей в Северный Китай. Он отправил в Китай
вице-президента Г. Уоллеса с целью нащупать возможности улучшения отношений
между гоминдановским Китаем и СССР, между Мао Цзэдуном и Чан Кайши. По по¬
ручению президента Уоллес сказал Чан Кайши следующие страшные для него сло¬
ва: «Если генералиссимус не сможет найти общий язык с коммунистами, то пре¬
зидент может оказаться не в состоянии сдержать русских в Маньчжурии». Чан Кайши
выразил согласие на визит американских советников в коммунистические районы,
на американское посредничество в переговорах с Мао Цзэдуном. В Янань, где рас¬
положился штаб Мао Цзэдуна, прибыли американские дипломаты и военные,
чтобы попытаться получить влиятельные позиции и здесь, на севере. Американ¬
цам в Янани задавали весьма неожиданные вопросы: вернется ли Америка после
войны к изоляционизму? Каковы планы США в отношении Азии и Китая? На
какие силы будут США опираться в Китае?
9 сентября 1944 года американский посол Гаусс информировал Чан Кайши, что
Рузвельт настаивает на прекращении фракционной борьбы среди китайцев, на по¬
исках путей примирения и сотрудничества. Под угрозой оказалась опора на Китай
как на один из стержневых элементов мировой стратегии президента Рузвельта: «Мы
стоим перед угрозой потери критически важного Восточного Китая, что имело бы
катастрофические последствия... Передвижение наших войск через Тихий океан про¬
исходит быстро. Но это наступление может прийти слишком поздно для Китая».
Рузвельт увеличил поставку военных материалов националистическому режиму. Впол¬
не очевидно, что он руководствовался не военными, а политическими соображени¬
ями. Ему нужны были не победы над японцами в Восточном Китае, а мощный по¬
слевоенный Китай как величайшая дружественная сила в Азии и как один из
447

четырех «мировых полицейских». Помимо прочего он боялся, что Чан Кайши
окажется поверженным в гражданской войне и возникнет вероятность появления но¬
вого Китая, дружественного прежде всего по отношению к Советскому Союзу.
К концу 1944 года националистический Китай, несомненно, зависел от США,
но не было создано взаимоприемлемых форм этой связи. Китайцы отступали,
американцы теряли контроль над событиями. В стратегии Рузвельта, предполагав¬
шей «благожелательную опеку» над могучим, контролирующим региональное раз¬
витие Китаем, образовалось слабое место. Правда, результаты этого сказались толь¬
ко в 1949 году, но уже к концу войны стала ясна шаткость азиатской опоры
рузвельтовской стратегии. Поощряя Чан Кайши, обещая ему высокое место в ми¬
ровой иерархии, Рузвельт не сумел настоять на основных буржуазных реформах.
Чунцин еще не стал мировой столицей, но уже был столицей коррупции, центром
с неэффективной администрацией и небоеспособной армией.
Возможно, Рузвельт терял позиции в Китае также потому, что предпочитал дви¬
гаться к Японии «южным путем», занимая один за другим острова в Тихом океане,
не полагаясь на китайскую базу, не укрепляя китайский фронт, не наращивая амери¬
канское присутствие на континенте. Лишь на короткое время в 1944 году он готов
был сделать континентальный Китай и Тайвань главными базами своего наступле¬
ния на Японию. Позже президент обратился к Филиппинам и другим опорным
пунктам. Китай был предоставлен самому себе. Учитывая разделенность Китая, на¬
личие крупной северной зоны, находящейся под контролем китайских коммунистов,
Рузвельт объективно ослаблял один из столпов послевоенного устройства.
10 ноября 1944 года Рузвельт спросил Гарримана: «Если русские войдут
в Китай, выйдут ли они оттуда?» Ответ Гарримана утвердил президента в стрем¬
лении держаться за прежнюю «лошадку» — Чан Кайши, равно как и убедил его
в необходимости предпринять усилия по «западному» примирению Чан Кайши и Мао
Цзэдуна. В ноябре 1944 года доверенное лицо президента С. Хэрли был послан
в Янань для пробных шагов в направлении сближения с Мао Цзэдуном. На этих
переговорах была выработана программа из пяти пунктов, нацеленная на прими¬
рение двух главных противоборствующих китайских сил. (После этой миссии
Рузвельт назначил Хэрли послом США в Китае.) Стараясь спасти свою схему,
в которой партнерство с Китаем было одним из оснований, президент Рузвельт по¬
ручил Хэрли укрепить отношения с Чан Кайши, «успокоить» его в отношении аме¬
риканской поддержки. «Сообщите ему доверительно,— писал президент,— что
рабочее соглашение между генералиссимусом и войсками Северного Китая в огром¬
ной степени облегчит выполнение задачи изгнания из Китая японцев, а также
русских. Я не могу ему сказать больше в настоящее время, но он может полагать¬
ся на мое слово. Вы можете подчеркнуть слово “русских”». Одновременно в Моск¬
ве посол Гарриман по поручению Рузвельта спрашивал Сталина о его планах
СССР в Азии.
448

Новому государственному секретарю Э. Стеттиниусу Рузвельт заявил: «На¬
ша политика основана на вере в то, что, несмотря на временную слабость Китая, воз¬
можность революции и гражданской войны, 450 миллионов китайцев в будущем най¬
дут возможности для объединения и модернизации, они будут самым важным
фактором на всем Дальнем Востоке». Видному английскому политику Рузвельт ска¬
зал в эти дни: «Китайцы — энергичный и способный народ. Они могут ввести у се¬
бя западную организацию и западные методы так же быстро, как это сделали япон¬
цы». При этом Рузвельт все же не предвидел «молниеносного» возвышения Китая.
Он полагал, что для утверждения статуса мировой державы Китаю понадобится от
25 до 50 лет. До достижения этой «зрелости» Китай будет пользоваться поддерж¬
кой Америки и выступать проводником ее политики в Азии.
Атомная проблема
Весной 1944 года Рузвельту надлежало сделать выбор между двумя курсами.
Первый предполагал продолжение атомного сотрудничества с Британией и отрица¬
ние такого сотрудничества с СССР. Этот курс обещал реализацию плана превосход¬
ства двух «полицейских» Запада над двумя «полицейскими» Востока. Он имел до¬
стоинство уже наигранной схемы, которая, казалось, гарантировала американское
доминирование на мировой арене на годы вперед. Но у этого курса были и свои не¬
достатки, свои опасности. Столь очевидная демонстрация солидарности англосаксов,
бесспорно, могла насторожить СССР. Можно было пойти по второму пути — при¬
влекая к сотрудничеству Советский Союз. В этом случае сохранялась надежда, что
атомная энергия станет энергией мирной. Человеком, который в обостренной фор¬
ме поставил вопрос о выборе между двумя курсами, был датский физик Нильс Бор.
Бор предлагал совместную техническую инспекцию, создание общего атом¬
ного агентства, четкое разделение мирных и военных исследований. Время — вот
что было наиболее важно. Следовало убедить русских, пока они дружественны. Ес¬
ли США и Британия не заключат на ранней стадии исследований соглашения с СССР,
то после войны великие страны будут втянуты в самоубийственную гонку атомного
вооружения.
И среди американцев появилась группа людей, самым серьезным образом обес¬
покоенных новой опасностью. Датский посол представил Бора судье Ф. Франк¬
фуртеру, близкому другу Рузвельта, и тот постарался передать президенту основ¬
ную идею: «Было бы катастрофой, если бы Россия узнала об “X” из собственных
источников». Франкфуртер полагал, что у СССР не будет особых сложностей до¬
быть информацию, необходимую для создания собственного атомного оружия.
Он сказал президенту, что проблема атомной бомбы может быть важнее вопроса
о создании международной организации. Бор предложил хотя бы уведомить совет-
449

ское правительство о существовании проекта «Манхэттен». Это позволит США
смело идти вперед в научных изысканиях и в то же время создаст базу будущего
взаимопонимания. Бор писал Рузвельту: «В ходе предварительных консультаций
с русскими не будет, конечно же, обмена информацией относительно важных тех¬
нических деталей; напротив, в этих консультациях должно последовать ясное объ¬
яснение того факта, что такая информация должна быть сокрыта до тех пор, пока
общая безопасность в отношении неожиданных опасностей не будет гарантирова¬
на». Рузвельту не предлагалось передать в руки СССР военные секреты, пред¬
лагалось лишь подготовить почву для общей безопасности. Рузвельт не был готов
к принятию такого решения. Весной 1944 года он много раз так или иначе касал¬
ся атомной проблемы (способ доставки руды из Конго; освобождение компании «Дю¬
ной» от обвинений с целью сохранить ее специалистов, занятых в проекте; увели¬
чение федеральных ассигнований на проект), но он ни разу не поднял вопроса
о международном контроле над атомной энергией.
Подписание 13 июня 1944 года Рузвельтом и Черчиллем Соглашения и Дек¬
ларации о доверии гарантировало, что США и Великобритания будут сотрудни¬
чать исключительно друг с другом в деле овладения контролем над запасами ура¬
на и тория во время и после войны, возможности «максимально полного контроля
над всеми урановыми месторождениями мира». Рузвельт долго изучал карту Бель¬
гийского Конго с обозначенными на ней урановыми месторождениями. Мысль о ве¬
роятной послевоенной гонке в атомной сфере не могла не посетить его. А если так,
то он, несомненно, думал о занятии оптимально выгодных позиций в отношении
основных источников урана.
Во время беседы Н. Бора и Рузвельта 26 августа 1944 года президент сказал,
что об атомных перспективах, возможно, следует поговорить со Сталиным. Такая
инициатива может дать хорошие результаты. Сталин понимает значимость данно¬
го открытия. Обаяние президента подействовало на собеседника как обычно, и Бор
ушел из Белого дома воодушевленный. Он так и не узнал, что наиболее интенсив¬
ное обсуждение вопроса об атомном сотрудничестве состоялось 18 сентября 1944 го¬
да (уже после второй конференции в Квебеке) на встрече Рузвельта и Черчилля в Гайд-
Парке. Рузвельт и Черчилль сошлись в том, что Бору доверять нельзя. Самое
важное: они подтвердили свой вывод, что монополия на атомное оружие, которой
обладают США и Великобритания, будет их значительным активом в геополити¬
ческом соперничестве, которое может возникнуть у них с Советским Союзом.
Главный вывод совместного меморандума звучал так: «Предложение об ин¬
формировании мира относительно данного проекта... неприемлемо. Нужно продол¬
жать рассматривать данный проект как дело исключительной секретности». Нильс
Бор был охарактеризован как опасный заблуждающийся ученый, способный пе¬
редать военные секреты русским. В указанной записке отражено представление Руз¬
вельта о том, как должно быть использовано атомное оружие в текущей войне: «Ког-
450

да бомба будет окончательно создана, возникнет возможность после тщательной
оценки ситуации использовать ее против японцев, которых нужно предупредить,
что бомбардировки будут продолжаться до тех пор, пока они не сдадутся».
Через десять дней после подписания меморандума Рузвельт сказал К. Хэл-
лу: «Нужно удержать Британию от полного банкротства в конце войны. Я не хо¬
тел бы, чтобы Британская империя попала в финансовый коллапс, а Германия в то
же время восстановила бы свой военный арсенал». Атомное оружие должно бы¬
ло предотвратить такое развитие событий. Вооруженная им, Великобритания бу¬
дет подлинным надзирателем над Европой, освобождая Америке простор для ми¬
ровой инициативы.
Из двух альтернатив — сделать атомное оружие подотчетным международ¬
ному контролю, основой системы международной безопасности или сохранить его
в качестве «резервного аргумента» послевоенного мироустройства — президент Руз¬
вельт выбрал второе. Цитируя М. Шервина, можно сказать, что Рузвельт «при¬
знал уникальную значимость создания бомбы для соотношения военной силы
и увидел в ней мощное дипломатическое оружие». Система «четырех мировых по¬
лицейских» начала противоречить складывающемуся положению, при котором
двое из них решили обзавестись атомным оружием.
Сейчас можно с уверенностью сказать, что Стимсон, Буш и Конант были изо¬
лированы от выработки атомной дипломатии президента и узнали об официальном
курсе лишь из констатации президентом того, что в послевоенном мире будет су¬
ществовать англо-американская монополия на атомное оружие.
Активизировавшиеся Буш и Конант в течение следующей недели послали Стим-
сону два меморандума о значимости атомного оружия для будущих советско-аме¬
риканских отношений. Главная идея: они сомневались, что американо-английская
монополия может удержаться более трех-четырех лет; нация с достаточными ре¬
сурсами, каковой является СССР, быстро догонит своих конкурентов; особенно¬
сти развития науки могут позволить ей даже выйти вперед. Да к тому же атомные
бомбы представляют собой лишь первый шаг на пути развития оружия этого ро¬
да. На горизонте уже видна возможность создания в тысячу раз более мощного ору¬
жия — водородной бомбы. Безопасность следует искать не в секретности и не в кон¬
троле над сырьевыми ресурсами.
На короткое время в конце декабря 1944 года возник вопрос о возможности
подключения к западному атомному проекту Франции, но Рузвельт (как и его ок¬
ружение) решительно воспротивился.
★ ★ ★
К этому времени опасения в отношении овладения немцами атомным оружием
начали рассеиваться. Напомним, что Гитлер постоянно говорил о некоем секретном
сверхоружии, что создавало у участников проекта «Манхэттен» недобрые предчув-
451

ствия. В1944 году нацисты дали три новых вида оружия: Фау-1, реактивный истре¬
битель фирмы «Мессершмитт» и подводную лодку класса «Шноркель». Американ¬
цы готовились к худшему. Осенью 1943 года они создали особое разведывательное
подразделение «Алсос» (греческий перевод фамилии Гроувз). Сотрудники подраз¬
деления носили белый значок «Альфа». Перед ними стояла задача определить,
до какой степени продвинулись немцы в атомных исследованиях. Главным научным
советником «Алсоса» был голландец доктор С. Гудсмит, физик-экспериментатор, имев¬
ший прежде в качестве хобби практику участия в уголовных расследованиях.
23 ноября 1944 года танки генерала Паттона вошли в Страсбург, и «Алсос»
немедленно завладел кабинетом ведущего немецкого физика Вайцзеккера. Гудсмит
читал записки Вайцзеккера под названием «Ураниум ферайн» при свете свечи. Ря¬
дом американские солдаты играли в карты. Когда стало ясно, что рейху не хвати¬
ло установок для производства плутония и урана-235, немедленно последовал
звонок в Вашингтон. Там предположили, что атомные работы, возможно, ведут¬
ся в других частях Германии. На это Гудсмит ответил: «Расклейщик плакатов мо¬
жет возомнить себя военным гением, продавец шампанского может замаскировать¬
ся под дипломата. Но подобные люди никогда не овладеют достаточными знаниями,
чтобы создать атомную бомбу».
В последний день 1944 года Рузвельт обсуждал со своим военным министром
проблему взаимоотношений с СССР. Как записал Стимсон в дневнике, Рузвельт
сказал: «Сталин использует прежнее английское желание иметь санитарный кор¬
дон вокруг СССР в качестве предлога для оправдания русских намерений владеть
контролем над Чехословакией, Польшей и другими странами». Стимсон, восполь¬
зовавшись моментом, решил связать политику в отношении СССР с атомной по¬
литикой. Он полагал, что в СССР уже что-то знают о манхэттенском проекте и на
каком-то этапе сохранять в тайне процесс создания бомбы окажется невозможным.
Стимсон считал, что русских надо поставить в известность относительно атомного
оружия, но сделать это надо, потребовав от них уступок в Восточной Европе. Руз¬
вельт однозначно одобрил линию размышлений своего министра.

Глава шестнадцатая
ША
В Ялте президент пожертвовал значительной
долей своего здоровья. Но он не пожертвовал
ничем другим.
У. Манчестер, 1973
Авраам Линкольн был печальным человеком пото¬
му, что он не мог получить всего сразу. И никто
не может... Вы не можете, просто крича с крыши
дома, все время получать все, что вы желаете.
Ф. Рузвельт, 1933
Пирл-Харбор был отправной точкой американ¬
ской империи... Изоляционизм был жив только
до этого момента; но как только оказалось,
что он может обнажить нацию перед военным
нападением, ему был нанесен удар, от которого
он никогда более не оправился.
Пытались ли американцы навязать свое видение
мира Советскому Союзу? Несомненно, именно так
оно и выглядело из Москвы: и Рузвельт, и Тру¬
мэн делали упор на политическом самоопределе¬
нии и экономической интеграции с энергией, спо¬
собной вызвать подозрения Сталина.
Джон Льюис Геддис, 1997
У Рузвельта в столь важном, определяющем дальнейший ход мировой ис¬
тории 1945 году было чувство, которое хорошо выразил известный аме¬
риканский журналист Т.Уайт: «Мир был флюидным и готовым к перест¬
ройке». Ощущение безграничных американских возможностей придавало Рузвельту
силы тогда, когда его физические возможности обнаруживали свой предел. Охва¬
тившее его чувство было почти всеобщим достоянием. В Вашингтоне, как вспоми¬
нал Д. Ачесон, царило убеждение, что «должно быть создано нечто новое», и Со¬
единенные Штаты взяли на себя задачу сформировать тот мир, который придет
на смену старому.
Рузвельт полагал, что резко сокращается число подлинно великих держав, что
в бывших французских, бельгийский, голландских и итальянских колониях созда¬
ется вакуум силы и заполнить этот вакуум могут лишь сверхгиганты послевоенно¬
го мира — США, СССР, Великобритания. Но России, принявшей на себя глав-
453

ный удар германской военной машины, нужно будет время, чтобы восстановить из
руин свои города. Великобритания, ослабленная военными испытаниями, напра¬
вит энергию на сохранение своей империи — одна лишь проблема Индии требу¬
ет всех ресурсов Лондона.
Разумеется, рискованно предсказывать будущее в XX столетии, но одно ка¬
залось несомненным Рузвельту: Соединенные Штаты, обладающие гигантским во¬
енным и промышленным потенциалом, возьмут на себя руководство ввергнутым
в хаос и разруху миром. Веку прежних колониальных империй пришел конец —
потрясения мировой войны способствовали нарастанию национально-освободитель¬
ного движения, и это обещало изменить политическую карту мира. Свобода — это
экономическая независимость, а такую роскошь в расстроенном мировом хозяй¬
стве, полагали в Вашингтоне, могут позволить себе немногие. Половина мирово¬
го промышленного производства — основа влияния, куда более надежная, чем кро¬
шечные анклавы крепостей в море туземного населения. Вашингтон готовился
принять на себя «мировую ответственность».
Современный американский историк Т. Паттерсон полагает, что сколь ни ук¬
лончив был Рузвельт в определении своих дипломатических целей, ряд их выявля¬
ется довольно определенно: «Восстановление мировой экономики согласно принци¬
пам многосторонности и открытых дверей; помощь жертвам войны; предотвращение
прихода к власти левых сил; обеспечение безопасности Соединенных Штатов по¬
средством создания системы глобальной обороны; комбинация дружественного
подхода к Советскому Союзу и его сдерживания. От образования Организации Объ¬
единенных Наций до основания Мирового банка, от создания заморских американ¬
ских баз до займов по восстановлению, от пересмотра границ до изменения соста¬
ва чужих правительств мы можем видеть, как американцы хотели реализовать свои
послевоенные планы посредством применения силы... Американские планировщи¬
ки надеялись создать капиталистический, демократический мировой порядок, в ко¬
тором Соединенные Штаты, занимая патерналистскую позицию, стали бы моделью
и доминирующей нацией в системе разделения мощи и сфер влияния».
Заменив К. Хэлла на посту государственного секретаря Э. Стеттиниусом
(бывшим главой совета директоров «Ю.С. стал», не имевшим дипломатического опы¬
та), Рузвельт еще раз говорил всем заинтересованным, что намерен сам руководить
внешней политикой Соединенных Штатов. Окружающие Рузвельта эксперты чут¬
ко ловили линию стратегических рассуждений президента. Как пишет американский
историк М. Мейо, «планировщики послевоенного мира исходили из диктовок, ре¬
чей президента, из дипломатических позиций президента на встречах на высшем уров¬
не. Окружение друзей и советников было велико, и у президента прослеживается
тенденция через них обойти государственный департамент». По мере того как вой¬
на шла к концу, самым главным вопросом мировой политики становились будущие
отношения США и СССР. Исторической заслугой Рузвельта является то, что
454

в 1944—1945 годах он приложил усилия, чтобы предотвратить отрицательное воз¬
действие на советско-американские отношения внешних факторов.
Гарриман зафиксировал это в своем дневнике после встречи с президентом в кон¬
це октября 1944 года: «Президент последовательно выказывает очень незначитель¬
ный интерес к восточноевропейским делам». Через несколько недель Гарриман ук¬
репляется в своем впечатлении. Ему кажется, что Европа вообще не находится в фокусе
внимания президента. Рузвельт «хотел владеть многими контрольными позиция¬
ми в тихоокеанском регионе, европейские же вопросы были настолько сложны, что
он считал желательным не касаться их настолько, насколько это возможно, за иск¬
лючением проблемы Германии». Когда бывший американский посол в Польше
А. Блисс стал требовать от президента давления на СССР в польском вопросе, Руз¬
вельт воскликнул: «Вы хотите от меня объявления войны России?» Уже в 1943—
1944 годах Рузвельт демонстрировал понимание того, что будущее польское пра¬
вительство должно отличаться от межвоенного варшавского правительства боль¬
шей дружественностью по отношению к Советскому Союзу.
Складывается впечатление, что все риторическое противодействие Рузвель¬
та признанию нового варшавского («люблинского») правительства проистекало из
его боязни «деморализовать» интернациональный, интервенционистский консен¬
сус в США, с такой силой продемонстрированный во время ноябрьских выборов.
Он боялся, что укрепление позиций СССР в Польше и Англии в Греции разбу¬
дит в американском обществе страхи в отношении того, что в 1945 году повторит¬
ся 1919 год, повторится Версаль, т.е. послевоенное мироустройство определится не
американцами. В январе 1945 года «Нью-Йорк тайме» писала: «Настроение аме¬
риканского народа таково, что действия его союзников могут вызвать у него неже¬
лание тесного сотрудничества с союзниками в целях поддержания мира в Европе
и породить волну разочарования, которое заставит побледнеть даже изоляционизм
20-х годов». Рузвельт, всегда внимательно следивший за «пульсом» своей стра¬
ны, проводивший лучшие часы утра за чтением ведущих газет, не мог быть равно¬
душен к таким голосам.
Между тем в своем планировании государственный департамент требовал до¬
стижения контроля над Западной, Центральной и Восточной Европой. Особенно ак¬
тивным было воздействие на Рузвельта того положения, что концепция «четырех по¬
лицейских» не должна создавать зоны собственного влияния у всех четырех великих
держав, США обязаны иметь право «входа» в любую из главных мировых зон. Один
из ведущих сотрудников госдепартамента А. Берль писал, что США должны овла¬
деть контролем над всей Европой, «расположенной к западу от русской границы...
создать взаимозависимую континентальную систему, объединенную в основных
своих параметрах». И чем ближе дело приближалось к развязке, тем настойчивее пла¬
нировщики госдепартамента требовали распространения американского влияния
вплоть до советских границ. По оценке госдепартамента, европейская стабильность
455

зависела «от поддержания здоровых экономических отношений и ощутимого уров¬
ня процветания во всех частях континента». Еще совсем недавно в Вашингтоне го¬
ворили о Восточной Европе как о менее всего интересующей Америку части света.
Теперь начиналось движение в противоположном направлении.
Контрнаступление немцев в Арденнах, осуществленное в декабре 1944 года
под личным руководством Гитлера, во многом спутало карты Рузвельта. Он наде¬
ялся быстрее пробиться в Рейнскую долину, овладеть «сердцем Германии». Декабрь¬
ские события показали, что рейх еще способен к сопротивлению. Потеряв в ходе
войны 3 миллиона солдат и офицеров, Гитлер продолжал командовать 10-милли-
онной армией. Американо-английские бомбардировки Германии, достигшие пика
интенсивности, не дали желаемых результатов. Германская военная машина про¬
должала работать на полных оборотах. Нет сомнения, что Рузвельтом в конце де¬
кабря владели мрачные чувства. Если Германия создаст мощный оборонительный
вал на Западе, его общая стратегическая схема может рухнуть. Судьбу войны ре¬
шат русские и решат так, как сочтут нужным. Уже Румыния и Болгария взаимо¬
действовали с Советской Армией, и у советских войск были хорошие шансы не толь¬
ко овладеть Венгрией и Чехословакией, но и выйти на контрольные позиции
в Австрии и, что важнее всего, в средоточии европейской мощи — в Германии, со все¬
ми вытекающими последствиями.
Но Арденнское наступление немцев уже через несколько дней после своего на¬
чала захлебнулось, и военный министр Стимсон указал, что действует прежний план,
рассчитанный на достаточно быстрое овладение жизненными центрами Германии.
Военно-промышленный комплекс
Американское военно-морское строительство к этому времени приобрело ги¬
гантские масштабы. Производство самолетов достигло рекордного уровня. Это оз¬
начало, что внешние рычаги Штатов усилились за несколько лет многократно. Стим¬
сон и военно-морской министр Дж. Форрестол разработали новую систему
национальной воинской службы. И, что очень важно отметить, президент пред¬
лагал на 1946 год расходы лишь немногим меньше фантастического уровня 1945 го¬
да. Рузвельт постарался восстановить пошатнувшееся доверие к активной между¬
народной политике в своем обращении к конгрессу «О положении страны» (январь
1945 года): «Испытав разочарование после окончания предшествующей войны, мы
потеряли надежду построить лучший мир из-за того, что нам не хватило мужест¬
ва взять на себя ответственность в очевидно несовершенном мире. Мы не долж¬
ны позволить, чтобы подобное повторилось, или мы снова пойдем по той же тра¬
гической дороге — по дороге к третьей мировой войне». Президент просил
американцев не преувеличивать сложность греческой и польской проблем, встав-
456

ших перед союзниками, он призвал не дать «многим специфическим и текущим про¬
блемам, связанным с освобождением Европы, послужить причиной отсрочки со¬
здания действующего на постоянной основе механизма поддержания мира».
В своем послании конгрессу «О положении страны» Рузвельт предупредил,
что враг рассчитывает на раскол антигитлеровской коалиции. Кульминацией посла¬
ния была аргументация в пользу создания новой мировой организации — Объеди¬
ненных Наций, должной придать миру устойчивость и справедливое руководство.
Послание кончалось словами: «Этот новый 1945 год может быть годом величайших
достижений человеческой истории... 1945-й может увидеть финал нацистско-фашист¬
ского царства террора в Европе. 1945-й может увидеть приближение союзных
войск к силовым центрам империалистической Японии... И самое важное из все¬
го — 1945-й может и должен увидеть серьезное начало организации мира».
Американская авиация сделала все возможное, чтобы уже к началу 1945 го¬
да Берлин лежал в руинах. Возвратившийся из Вольфшанце, своего командного
пункта, в Берлин Гитлер теперь видел надежду лишь в развале той «неестествен¬
ной» коалиции, которая ему противостояла. Он рассчитывал, что США и Англию
устрашит возможность увеличения влияния СССР на Балканах и Ближнем Вос¬
токе, что Вашингтон будет недоволен усилением Британии в Средиземноморье, а СССР
проявит недоверие к своим капиталистическим союзникам. «Тот,— говорил Гит¬
лер,— кто, как паук, будет сидеть в центре сети, сможет наблюдать развитие со¬
бытий, сможет увидеть, как эти антагонизмы час от часу станут все сильнее».
В рядах союзников действительно существовали противоречия, особенно яв¬
ные порождались отношением к лондонскому комитету поляков. Самыми важны¬
ми были вопросы послевоенного устройства. Какие факторы будут решающими в этом
процессе?
В предпоследний день 1944 года Рузвельту передали послание, полученное
Маршаллом от руководителя работ по атомному проекту генерала Гроувза: «Сей¬
час становится определенно ясно, что наши оперативные планы должны быть ос¬
нованы на создании бомбы в виде снаряда, мощность которого, по нашим оценкам,
будет равна десяти тысячам тонн тринитротолуола. Первая бомба, если не произ¬
водить предварительного полномасштабного испытания, которое не кажется нам
необходимым, будет готова примерно 1 августа 1945 года. Вторая должна быть го¬
това до конца года... 509-я смешанная группа проходит обучение и помогает, уча¬
ствуя в главных испытаниях».
Далеко в Аламогордо создавалось сверхоружие, американская экономика
добилась непревзойденных результатов, но судьба мировой войны в данном слу¬
чае решалась в районе Берлина, и Советская Армия была к нему ближе, чем за¬
падные союзники.
В Германии Гудсмит с «Алсосом» продолжил свою охоту. После Вайцзеккера
оставался Гейзенберг — лишь он, твердый приверженец идеи возможности созда-
457

ния атомного оружия, мог реализовать этот проект в Германии. Он действительно по¬
строил зимой 1943—1944 годов небольшой реактор, используя 3 тонны урана и тя¬
желой воды. Лаборатория Гейзенберга помещалась в бывшем пивном предприятии
близ Штутгарта, на склоне швабских Альп. Но и здесь становилось опасно. Гейзен¬
берг переместил лабораторию в огромную пещеру около Тюбингена. Через несколь¬
ко недель лихорадочных работ в ходе опытов с ураном и тяжелой водой начались по¬
иски критической массы. Ежедневно из Тюрингского леса прибывал уран. Расстояние
до американского «Манхэттена» довольно быстро сокращалось. Именно на этой ста¬
дии американские войска захватили главный центр германских атомных исследова¬
ний. Исчезли последние сомнения в отношении того, есть ли у немцев атомное ору¬
жие. Гудсмит, ликуя, сказал армейскому майору, прикомандированному к «Алсос»:
«Прекрасно, что у немцев нет атомной бомбы. Теперь нам нет нужды использовать
свою». На что майор, далекий от мира физики, ответил: «Вы же понимаете, Сэм, что
если мы имеем такое оружие, мы используем его».
Но на противоположной стороне земного шара американцы пока стояли пе¬
ред большими трудностями. Будущие жертвы атомной бомбардировки еще не по¬
корились своей судьбе. Надежды Токио теперь питались лишь тем, что девять ка¬
микадзе потопили американский легкий авианосец, повредили три авианосца
и унесли с собой жизни ста американцев.
В начале 1945 года американские войска высадились на Лусоне, самом боль¬
шом острове Филиппин. Захват Иводзимы, острова вулканического происхож¬
дения на полпути между Гуамом и Японией, позволил начать массированные
бомбардировки главных индустриальных центров Японских островов. В ноябре
1944 года самым большим налетом был рейд 100 бомбардировщиков Б-29, сбро¬
сивших 250 тонн бомб. Первая массированная бомбардировка Токио 9 марта
1945 года унесла жизни 80 тысяч человек. Систематические бомбардировки на
протяжении двух недель пяти других городов стоили жизни еще 150 тысячам граж¬
данских лиц. В целом на протяжении последних девяти месяцев войны погибло 897 ты¬
сяч японцев.
Согласно статистике американской группы по изучению эффекта стратегиче¬
ских бомбардировок, в Японии изменялось общественное мнение: в июне 1944 го¬
да, перед падением Сайпана, пессимизм выказывали лишь 2 процента японского
населения; после первых крупных рейдов американских Б-29 в декабре 1944 го¬
да — 10 процентов; после перехода к стадии массированных бомбардировок в мар¬
те 1945 года — 19 процентов.
★ ★ ★
Многие запомнили слова своего президента, сказанные в день последней
инаугурации: «Мы, американцы, сегодня вместе с нашими союзниками проходим
период чрезвычайного испытания... Если мы пройдем это испытание успешно
458

и с честью — мы решим задачу исторического значения... Я помню, как мой учи¬
тель доктор Пибоди говорил — в дни, которые сейчас кажутся нам спокойными
и безмятежными: “Дела в жизни не всегда идут гладко. Иногда мы возносимся до
небес — а затем все меняется и мы устремляемся вниз. Главное, что следует за¬
помнить, это то, что развитие самой цивилизации всегда идет вверх; что линия, про¬
веденная через пики и падения столетий, всегда будет направлена вверх...” И се¬
годня в этом военном 1945 году мы, заплатив страшную цену, должны извлечь урок.
Мы знаем теперь, что не можем жить отчужденно в мире; что наше собственное
благосостояние зависит от благосостояния других наций, расположенных далеко от
нас. Мы извлекли урок, что должны жить как люди, а не как страусы и не как со¬
баки в укрытии. Мы научились быть гражданами мира, членами человеческого со¬
общества. Мы научились простой истине, выраженной Эмерсоном: “Единствен¬
ный способ иметь друга — быть им”. Мы не получим продолжительного мира, если
будем относиться к другим с подозрением и недоверием или со страхом. Мы мо¬
жем преуспеть только в том случае, если будем относиться к другим с понимани¬
ем, доверием и мужеством, которое питается убеждением».
В складывающейся ситуации президент Рузвельт решил, что необходима но¬
вая встреча с советским руководством. Место встречи было согласовано быстро —
Крым. Премьер-министр Черчилль пришел в восторг от решения президента. Он
считал, что давно пора определить главные параметры послевоенной силовой ситу¬
ации. Почти игриво Черчилль писал (рифмуя фразы) Рузвельту, что встретит его
на полпути, на мальтийской набережной: «Станем тверже стен. От Мальты до Ял¬
ты. Никаких перемен». А в Токио император Хирохито в эти же дни показывал прин¬
цу Коноэ свои стихи: «Высшим является тот момент, когда мир погружается в ти¬
шину и безграничная глубина купается в лучах утреннего солнца».
Лишь Рузвельту, пожалуй, в январе 1945 года было не до стихов. Этот ме¬
сяц всегда тяжел для американского президента: представление ежегодного посла¬
ния стране, формирование годового бюджета, определение законодательной про¬
граммы правительства, новые назначения. Но над всеми этими традиционными заботами
висело теперь главное, определяющее ход мирового развития событие, пик дипло¬
матической борьбы, — встреча со Сталиным и Черчиллем. Многое теперь зави¬
село от самого президента. Крымская конференция, на которую он направлялся,
получила название «Аргонавт». Черчилль придумал это название, полагая, что они
с Рузвельтом отправляются на черноморские берега за золотым руном. Рузвельт
ответил в Лондон согласием: «Вы и я — прямые наследники аргонавтов». Возмож¬
но, в эти дни Рузвельт достиг предела своих физических возможностей. Объек¬
тивные наблюдатели (Ф. Перкинс и некоторые другие) отмечали, что костюмы ста¬
ли велики президенту, его лицо заострилось, глаза запали. И те же наблюдатели
говорят, что президент был в хорошей эмоциональной форме, он был весел и да¬
же беззаботен.
459

В середине января 1945 года де Голля ожидало новое разочарование: фран¬
цузские представители не были приглашены на Ялтинскую конференцию. Раздра¬
женный генерал недвусмысленно предупредил: «Временное правительство Фран¬
цузской Республики вполне очевидно не может считать себя связанным какими бы
то ни было решениями, принятыми без него». На пресс-конференции 25 января де
Голль снова усилил проанглийское направление своего курса в западном союзе. Он
заявил, что ныне или когда-нибудь в будущем, но Франция и Британия должны
определить природу своего союза, заключив двусторонний пакт. Эти слова как бы
свидетельствовали о существовании негласной договоренности, нуждающейся
лишь в протокольном оформлении.
В январе 1945 года произошла утечка атомной информации, которая потен¬
циально могла увеличить значимость Франции в союзной дипломатии Рузвельта.
Один из французских физиков Ханс фон Хальбан, участвовавший в канадской сек¬
ции манхэттенского проекта, выехал (вопреки всем усилиям генерала Гроувза) во
Францию, где виделся с ФмЖолио-Кюри. Теперь Рузвельт не исключал того, что
де Голль будет требовать от него права участия в проекте Франции. Тогда амери¬
канцам было бы сложнее применять атомное оружие в дипломатических усилиях
против СССР.
Англичане попытались использовать свое влияние на встрече американского
и британского лидеров в преддверии Ялты — на двусторонней Мальтийской кон¬
ференции. Здесь было решено, что Франция получит зону оккупации в Германии.
(Подобным же образом Черчилль и Иден и в Ялте высказались за предоставле¬
ние Франции прав решения германского вопроса.)
Беседуя с президентом накануне его отбытия в Крым, военный министр
Г. Стимсон говорил о своем беспокойстве по поводу эффекта, который произведет
на Советский Союз информация о создаваемой в США атомной бомбе. И все же
оба решили не сообщать своему основному союзнику об этом оружии.
Стратегия Рузвельта была весьма непростой. Он был готов в деталях обсуж¬
дать условия вступления СССР в войну на Дальнем Востоке, хотел разрешить все
трудности, связанные с созданием всемирной организации. Что же касается набо¬
левшей польской проблемы, то Рузвельт, в отличие от многих окружавших его по¬
литиков и дипломатов, смотрел на дело с реализмом и хладнокровием. Польша на¬
ходилась далеко от США, ситуация в ней не затрагивала прямо американских интересов.
Ясно, что эта страна будет восстановлена и будет суверенна. Навязать свое реше¬
ние Польше на все 100 процентов не казалось возможным. Приходилось считать¬
ся с местным соотношением сил, законной заботой СССР о своей безопасности,
изменениями, происходящими во всей Восточной Европе и в Польше в частнос¬
ти. Накануне отбытия на Крымскую конференцию, принимая в январе 1945 года
семерых сенаторов от обеих партий, Рузвельт настойчиво говорил о реалиях, ко-
460

торые никто не может изменить, даже мощь Америки. Он сказал, что СССР поль¬
зуется огромным влиянием в Восточной Европе. С его точки зрения, очевидной яв¬
ляется невозможность «порвать с ними (русскими) и поэтому единственно прак¬
тичный курс — использование имеющегося у нас влияния с целью улучшения
общей обстановки».
Как и Вудро Вильсон в 1918—1919 годах, Франклин Рузвельт в 1945 году мно¬
гое хотел решить позже, опираясь на аппарат и процедуры создаваемой всемирной
организации. Он спешил найти конструктивный подход к обозначившимся в Дум-
бартон-Оксе проблемам и открыть путь к формированию мощного международно¬
го органа — Организации Объединенных Наций, в рамках которой он намеревал¬
ся преодолеть сложности возникающего мирового расклада сил. Он не хотел, чтобы
дежурные проблемы заблокировали реализацию центрального замысла — создание
действенной ООН. Если текущие споры затормозят формирование ООН, то ни¬
что не сможет воспрепятствовать разделу мира на зоны влияния — худшее, что мог¬
ло произойти после второго мирового конфликта. Таково было кредо президента. В Аме¬
рике главной опасностью Рузвельт считал реанимацию изоляционизма.
Ситуация на фронтах говорила о скором завершении европейской битвы.
Но положение Западного фронта не давало Рузвельту перед Ялтой тех рычагов,
на которые он, возможно, надеялся. Арденнское контрнаступление немцев приве¬
ло к тому, что этот фронт в январе—феврале 1945 года находился примерно в том
же положении, в каком он был едва ли полгода назад, в октябре 1944 года. Вой¬
ска западных союзников стояли на границе Германии во Франции, Бельгии и Люк¬
сембурге. Союзники восстанавливали силы после Арденнского контрнаступле¬
ния немцев, готовясь к выходу в долину Рейна. Но в это же время, к концу января,
главные изменения в союзном расположении сил произошли на востоке. Советская
Армия пересекла Одер, вошла в Будапешт, вышла к Щецину и Гданьску. Совет¬
ские войска, форсировав Одер, находились менее чем в ста километрах от столи¬
цы рейха. Такова была конфигурация сил, когда Рузвельт решил совершить бро¬
сок «по следам» аргонавтов в черноморский город.
Через два дня после инаугурации Рузвельт без особого шума покинул Белый
дом. На последней пресс-конференции он пошутил: какой из полюсов — Южный
или Северный — избрать в качестве места встречи со Сталиным и Черчиллем. На за¬
седании кабинета министров мысли Рузвельта все время вращались вокруг роко¬
вого визита в Европу Вудро Вильсона в 1919 году. Многое радикально изменилось
с тех пор. На этот раз страна очевидным образом стояла за президента. В своей по¬
пытке создать некий гибрид «нового национализма» Теодора Рузвельта и «коллек¬
тивной безопасности» Вудро Вильсона он мог опираться на поддержку обеих пар¬
тий. Он знал, что сугубо наднациональные схемы, ограничивающие американский
суверенитет, не будут одобрены сенатом в 1945 году так же, как они не были при-
461

няты в 1919 году. Но проект международной организации, спланированной в Дум-
бартон-Оксе, соответствовал американским интересам. Он нашел поддержку (со¬
гласно опросу Гэллапа) у 81 процента американцев. Если и теперь проигнорировать
международную организацию, то, повторяя пророчество Вильсона, следует сказать,
что через двадцать лет американцы снова окажутся ввергнуты в мировой конфликт.
В команду президента вошли Гопкинс, Гарриман, Леги, госсекретарь Стетти-
ниус и Хисс как специалист госдепартамента по международным организациям (по¬
зднее обвиненный в шпионаже). В качестве переводчика (и все более влиятельно¬
го советника) был взят Чарльз Болен. Довольно неожиданным было приглашение
в состав американской делегации сенатора Джеймса Бирнса, но это была плата за
его игнорирование при выборе кандидатур на посты вице-президента и госсекре¬
таря. Узнав, что Черчилль берет с собой в Ялту дочь, Рузвельт пригласил Анну —
он нуждался в ком-то, кто бы безоглядно разделял его чувства.
Путешествие на крейсере «Куинси» было одним из самых теплых эпизодов за
годы войны. По отбытии из Ньюпорт-Ньюс президент занял каюту капитана,
а Анна — адмиральскую каюту (по плану она принадлежала пятизвездному адми¬
ралу Леги, но Рузвельт объяснил, что не позволит дочери жить на нижней палубе,
где мужчины разгуливают в чем попало). Президент, так любивший море, со зна¬
нием дела рассказывал о прибрежных птицах. В течение всей недели перехода че¬
рез Атлантику стояла восхитительная погода. Мягкие волны не тревожили сон
президента, спавшего утром до одиннадцати. После 12-часового ланча с Анной он
подолгу сидел на палубе, сортируя марки и читая беллетристику. В пять был тра¬
диционный коктейль, переходивший в обед, а затем обязательное кино.
Главным его собеседником стал адмирал Леги, который должен был присутст¬
вовать на всех предстоящих политических встречах. Рузвельт с интересом наблюдал,
как в торпеде отправляли почту идущему параллельным курсом сторожевику (тор¬
педа при этом могла быть унесенной бурной волной). Он грелся на солнце, которое
с каждым днем становилось все теплее. Вечером 30 января делегация и экипаж от¬
метили шестьдесят третий день рождения своего главнокомандующего. Рузвельт ут¬
верждал, что напрочь забыл об этой дате, но ему напомнили о ней принесенные на
подносе для завтрака подарки. Дочь подарила отцу красивую карту, на которой был
обозначен путь до Ялты, а также пепельницу, сделанную из гильзы первого снаря¬
да, выпущенного с «Куинси» по немецким прибрежным целям в день начала высад¬
ки в Европе. Вечером по знаку Анны к столу были поданы три малых торта, симво¬
лизировавших три первых президентских срока, и четвертый — большой. Затем появился
пятый — маленький и со знаком вопроса. Праздничный ужин закончился тем, что
Рузвельт выиграл весь кон в покер. Он был весел и охотно шутил.
В конце пути Рузвельт, по воспоминаниям Стеттиниуса, «был отдохнувшим
и спокойным. Он спал по десять часов в день и не мог понять, почему он еще не
выспался». По словам Анны, президент компенсировал физическую слабость
462

«ярким шармом и смелым всепобеждающим сердцем». На пути в Крым президент
читал затребованные в госдепартаменте книги и досье о России.
2 февраля «Куинси» стал на рейде мальтийской столицы Ла-Валетты. На борт
поднялся Уинстон Черчилль. Премьера радовало все: вздернутый мундштук пре¬
зидента, парусиновая кепка, его боевой дух. Вечером он напишет жене Клемми: «Мой
друг прибыл в наилучшей физической и душевной форме». Черчилля подкупали та¬
кие детали, как, например, специально поставленная президентом свеча для прику¬
ривания послеобеденной сигары. Вслед за совещанием на борту «Куинси» прези¬
дента и Стеттиниуса с Черчиллем и его министром иностранных дел Иденом
последовало заседание Объединенного комитета начальников штабов. Западные со¬
юзники снова пренебрегли всегдашним недоверием Сталина и (по предварительной
договоренности) собрались для внутренних согласований. Иден вспоминает: «Ор¬
кестры играли военную музыку, и среди многочисленных признаков войны там, на верх¬
ней палубе, легко различимая невооруженным глазом, появилась фигура в штатском...
Все головы повернулись туда, и наступила неожиданная тишина». Рузвельт встре¬
тил генералов в твидовой кепке, сидя на солнышке. Ни на ленче, ни на торжествен¬
ном ужине он не сказал ни слова о том, о чем все думали — о русских.
Рузвельт был хорошо знаком с боевым настроем Черчилля, с его каблограм¬
мами, требовавшими полной согласованности действий западных союзников. Руз¬
вельт был очень дружествен с Черчиллем. Но уже действовало правило: никаких
обязывающих соглашений. Впечатление Идена: президент «очень приятен, но от¬
казывается говорить о деле. Обед им устроен именно с этой целью... Невозмож¬
но даже подступиться к крупным проблемам... А ведь нам придется договаривать¬
ся с медведем, который точно знает, чего он хочет». Непосвященному могло
показаться, что просто прошло первое восхищение друг другом. На самом деле на¬
чало сказываться различие интересов
Рузвельта поразил внушительный вид 20 транспортных самолетов, пригото¬
вленных к дальнему полету двух делегаций — более 700 человек. В далекий
Крым Франклин Рузвельт полетел в условиях еще невиданного для авиации ком¬
форта. Четырехмоторный транспортный С-54 специально переделали для предста¬
вительских нужд, в нем был лифт и большая спальная комната. Это был первый
из серии президентских специализированный самолет.
Ливадийский дворец
Спустя две недели после вступления в должность президента на четвертый срок
Франклин Рузвельт прибыл в аэропорт Саки в северной части Крыма. «Священ¬
ная корова» приземлилась на замерзшее поле аэропорта во второй половине дня
3 февраля 1945 года. На борт взошли министр иностранных дел СССР В.М.Мо-
463

лотов и государственный секретарь США Э.Стеттиниус. Рузвельт предпочел
задержаться еще на двадцать минут, чтобы увидеть посадку самолета с премьер-
министром Черчиллем. Своего рода знак солидарности западных союзников — они
одновременно вышли из самолетов под звуки оркестра Советской Армии. Рузвельт
принял приветствие почетного караула, сидя в военном джипе. Черчилль шел ря¬
дом («как индийский подданный,— пишет лорд Моран,— сопровождающий фа¬
этон королевы Виктории»).
Длительный перелет (девять часов от Мальты) не мог не утомить президен¬
та. Но он весьма живо реагировал на все окружающее во время совместной с Чер¬
чиллем пятичасовой поездки в Ялту. Дорогу только что заасфальтировали, но из¬
менить ландшафт, обезображенный боями 1942—1944 годов, не смог бы никто. Следы
страшных разрушений, сгоревшие дома и подбитые танки оставались по обеим сто¬
ронам дороги. Гарриман сообщил, что на полпути союзников ожидает краткий от¬
дых с водкой, икрой и прочим. Рузвельт решил поберечь силы (Черчилль посту¬
пил иначе).
Кортеж пересек гряду Крымских гор и выехал к морю. Черчилль описал, ка¬
ким разительным был контраст зимнего пейзажа до Крымских гор и залитой солн¬
цем Ялты. Советская сторона предоставила в распоряжение Рузвельта лучшее, что
имела,— Ливадийский дворец, бывшую летнюю царскую резиденцию. Пятиде¬
сятикомнатный дворец состоял из двух крыльев, каждое из которых было постро¬
ено вокруг отдельного двора, и башни с мавританскими арками. Немцы вывезли
из Ливадии все, включая водопроводную систему, и Москве в трехнедельный
срок пришлось оголить три своих гостиницы, чтобы американская делегация чув¬
ствовала себя комфортно. Рузвельт занял царские апартаменты — комнаты пер¬
вого этажа, единственные с примыкающим душем. Генерал Маршалл и адмирал Кинг
расположились на втором этаже — в прежних покоях императрицы. Зал заседа¬
ний был рядом, равно как и банкетный зал, поэтому президент всегда мог быстро
перекусить или поспать перед обедом.
Советская делегация прибыла в Ялту на следующий день. Все три руководи¬
теля попали «из зимы в лето», в погоду, которую назвали «погодой Рузвельта» —
именно он проделал самый большой путь и, видимо, привез с собой средиземно¬
морский климат. Не только погода, все было отчасти призрачно, необычно во вре¬
мя этой встречи. У лидеров трех стран, судя по всему, не сформировалась четкая
временная перспектива, они полагали, что война продлится еще не меньше года. Это
обстоятельство имело серьезное значение. Рузвельт, как и его партнеры, думал, что
у него достаточно времени для подготовки к переходу в послевоенный мир. Весен¬
него ускорения в войне не предвидел никто.
Все три стороны были представлены самым внушительным образом. Амери¬
канского президента, как уже говорилось, окружали Г.Гопкинс, адмирал У.Леги,
генерал Дж.Маршалл, госсекретарь Э.Стеттиниус, сенатор Дж.Бирнс, специалист
464

госдепартамента по международным организациям А.Хисс, генерал Д.Сомервел
и нью-йоркский политик Э.Флинн. Столь же представительно выглядели британ¬
ская и советская делегации. Упоминание о таком характере делегаций необходимо
для того, чтобы показать: даже несмотря на усталость или слабость того или ино¬
го государственного деятеля, основные решения принимались в условиях тща¬
тельной подготовки и строгой перепроверки. Все американцы говорят в один го¬
лос, что благодаря стараниям Гарримана и Болена Рузвельт более чем когда-либо
был осведомлен в европейских и особенно русских делах.
Анна писала: «Жизнь быстро принимает определенный порядок. За завтра¬
ком президент просматривает почту и диктует ответы на письма». В это время Ан¬
на обходила комнаты Гопкинса, Эрли и других, чтобы собрать необходимую инфор¬
мацию. Затем шла к отцу и сопоставляла сложившуюся у нее картину с его
впечатлениями. Во время пятинедельной поездки в Ялту Рузвельт очень сблизил¬
ся с дочерью. Она (в отличие от своего брата Джеймса) никогда официально не
получала зарплату в качестве помощника президента, но стала абсолютно необхо¬
димой ему, занимая место, которое раньше принадлежало Луису Хоуву, Мисси Ли-
хенд и Гарри Гопкинсу. Джим Ферли именно в это время заметил, что Анна — са¬
мая умная среди детей президента. После утренних сессий (по четыре—пять
часов) Рузвельт принимал посетителей, пытаясь сдержать их поток, затем делал
массаж и переодевался к ужину.
Большая дипломатия началась с встречи Рузвельта со Сталиным. Они обме¬
нялись рукопожатиями и улыбками, подобно старым друзьям. Первыми же сло¬
вами Рузвельт задал тон: кто добьется своей цели первым, американцы, войдя в Ма¬
нилу, или русские, войдя в Берлин? Сталин ответил, что, без сомнения, первой падет
Манила: немцы за Одером сражаются отчаянно. Сразу после интенсивного обме¬
на мнениями Рузвельт, Сталин и Молотов проследовали на первое пленарное за¬
седание.
Конференция началась в пять часов вечера 4 февраля 1945 года. Первое пле¬
нарное заседание, посвященное обзору военной обстановки, состоялось в большом
бальном зале дворца — прямоугольной комнате с арочными окнами и огромным ка¬
мином. (Присутствовал ли дух создателя дворца — царя Александра Третьего —
на этом, без сомнения, странном для него собрании?) Сталин предложил президен¬
ту Рузвельту кресло председателя конференции, стоящее рядом с камином, в то вре¬
мя как сам он и премьер Черчилль разместились по разным сторонам большого круг¬
лого стола. Рядом с Черчиллем сидели министр иностранных дел Иден, его
заместитель Кадоган, посол Керр. Рядом со Сталиным — народный комиссар
иностранных дел Молотов, его заместитель Вышинский, посол в США Громыко.
Сессия началась с замечания Рузвельта, что предстоит решить многое, пере¬
смотреть едва ли не всю карту Европы. Армии союзников приближаются друг к дру-
465

гу в Германии и следует добиться большей координации планов. Сталин отметил,
что необходимо готовиться к летнему наступлению, в скорую развязку он не верил.
Согласно предложению Рузвельта, в Ялте надлежало сосредоточиться на
трех основных задачах: решении польского вопроса, участии СССР в войне на Ти¬
хом океане и создании Организации Объединенных Наций. Последнее было для
Рузвельта важнейшим: послевоенным миром будет руководить международная ор¬
ганизация; США являются одним из четырех ее гарантов; внутри этой четверки
США займут место естественного лидера.
Подготовку и обсуждение вопроса об ООН Рузвельт начал задолго до Ял¬
ты. Еще в начале декабря 1944 года он обсуждал в переписке со Сталиным про¬
блему взаимодействия четырех главных членов ООН. В вопросе о прерогативах
четверки он склонялся к мысли, что внутри этого высшего круга достаточно будет
большинства (так Рузвельт страховался от превращения ООН в «негодный ин¬
струмент»). Рузвельт имел все основания полагать, что Британия Черчилля и Ки¬
тай Чан Кайши пойдут именно за ним. Сталин занимал очень жесткую позицию,
выступая за принцип единодушия главной четверки. Так он страховался от изоля¬
ции в международной организации.
Рузвельт читал соображения посла Гарримана, разъясняющие советскую по¬
зицию в отношении права вето: у них есть резонные опасения в отношении других
стран. Президент поставил задачу уменьшить эти опасения. На первой же встре¬
че 4 февраля 1945 года, сидя в обитом темным деревом царском кабинете, Рузвельт
постарался завоевать доверие Сталина и Молотова, говоря о своем потрясении от
виденных в Крыму разрушений. Он теперь чувствовал большее ожесточение в от¬
ношении немцев, и если Сталин выскажется за казнь 50 тысяч немецких офицеров,
он его поддержит. Рузвельт пытался найти общий язык со Сталиным также в во¬
просе о будущем Франции. Примечательно, что во время этой встречи со Стали¬
ным Рузвельт пожаловался на англичан, которые уже два года упорно стремятся к вос¬
созданию на западной границе Германии мощной Франции. По мнению Рузвельта,
это обречено на провал. Франция не способна сколько-нибудь эффективно проти¬
востоять восточному соседу. «Англичане особый народ, они хотят и съесть торт и иметь
его»,— так оценил английскую политику президент. Они поддерживают слабую Фран¬
цию для того, чтобы сохранить контроль над Западной Европой.
Со своей стороны, советская делегация явно вела себя по-разному во встре¬
чах с англичанами и американцами. С последними Сталин, вполне очевидно, хо¬
тел найти компромисс. Он согласился с критическими замечаниями в адрес де
Голля (с которым месяц назад подписал договор) и никогда на этой встрече не под¬
черкивал выигрышное™ советских военных позиций в Центральной Европе. Та¬
кие американские историки, как Д. Клеменс, считают, что он боялся напугать
Рузвельта, не хотел создавать впечатление о всемогуществе СССР на данном
этапе войны и даже искусственно затянул наступление на Берлин, не позволив мар-
466

шалу Жукову закончить войну в феврале 1945 года прямым броском на «Берлин,
до которого на отдельных участках оставалось всего 60 километров».
Как казалось президенту, его попытки найти личный контакт со Сталиным на¬
чали приносить плоды. Вечером того же дня во время организованного американ¬
цами ужина в узком кругу он говорил об ответственности великих держав. Цари¬
ло редкое единодушие (нарушенное на некоторое время лишь неудачной попыткой
Рузвельта обратиться к Сталину, назвав его «дядей Джо»). Впрочем, Черчилль
также использовал свое право на бестактность, когда провозгласил тост за миро¬
вой пролетариат.
Казалось, что устанавливается стабильное советско-американское понимание.
Действуя в духе конфиденциальной критики англичан (уже высказанной им и Руз¬
вельтом), Сталин на конференции несколько шокировал Черчилля, сказав, что су¬
веренный Египет может потребовать на ассамблее Объединенных Наций права на
Суэцкий канал. Рузвельт стремился найти компромисс, он неоднократно повторял,
что единство трех представленных на конференции держав — ключ к созданию под¬
линно стабильной международной системы в послевоенном мире. Рузвельт поддер¬
жал Сталина в вопросе о репарациях: «Уровень жизни в Германии не должен пре¬
вышать уровня России».
Двустороннему сближению содействовало ощутимое изменение советской
позиции, снятие просьбы о предоставлении отдельных мест в на ассамблее всем ше¬
стнадцати советским республикам. Советская делегация попросила предоставле¬
ния отдельных мест лишь особо пострадавшим в войне республикам Украине и Бе¬
лоруссии. Рузвельт, выслушав Молотова, тотчас же выразил свое несогласие. Он
предложил оставить вопрос о членстве в ООН до созыва учредительной конфе¬
ренции. Министрам иностранных дел он рекомендовал уже в Ялте решить вопрос
о месте созыва этой конференции и ее участниках. Англичане поддержали совет¬
ское предложение, и Рузвельт, оказавшись в одиночестве, предпочел не обострять
ситуацию в момент, когда дорога к созданию ООН обозначилась и даже была на¬
звана дата ее созыва — 25 апреля 1945 года.
Но просто уступить Рузвельт считал неправильным, он выдвинул контрпред¬
ложение: США тоже получат два дополнительных голоса. Президент аргументи¬
ровал это тем, что американский конгресс и народ «не поймут», почему великие дер¬
жавы «не равны» по своему представительству на ассамблее Организации
Объединенных Наций. И советская, и английская делегации признали правомоч¬
ность американских аргументов. Ближайшие сотрудники, Гопкинс и Стетгиниус, скло¬
нялись к принятию этого предложения: ведь речь шла о создании грандиозной ор¬
ганизации и опасения СССР относительно изоляции в ней были достаточно понятны.
Всего лишь несколько лет назад Лига Наций исключила СССР из числа своих чле¬
нов. Согласие обещало проведение международной конференции по созданию
ООН уже в апреле и, что важно отметить, в Соединенных Штатах. Рузвельт пре-
467

одолел свои сомнения (которые разделяли Леги и Бирнс). Противодействие совет¬
ской просьбе на этом этапе отражало скорее не желание оставить СССР в одино¬
честве, а воспоминания: в 1919—1920 годах противники Лиги Наций использова¬
ли аргумент о том, что Британия, имея на руках голоса пяти своих доминионов, всегда
сумеет возобладать над «одинокими» Соединенными Штатами.
Наступило максимальное за период войны сближение трех стран. Сталин
провозгласил тост за Черчилля как самого смелого государственного деятеля ми¬
ра, как вождя страны, в одиночестве стоявшей против Гитлера. Черчилль тут же
мобилизовал свое красноречие и приветствовал Сталина как вождя страны, сокру¬
шившей хребет германской военной машины. Сталин поднял бокал за Рузвельта
как за государственного деятеля с наилучшим пониманием своих национальных ин¬
тересов. Рузвельту оставалось сказать, что их встреча напоминает семейный обед.
Сталину, видимо, это показалось занижением тона, и он предложил тост за «наш
союз» и пояснил: «В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Возмож¬
но, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «Почему я не должен обма¬
нывать своего союзника?» Но я, как наивный человек, думаю, что лучшим для ме¬
ня является не обманывать своего союзника, даже если он глуп. Возможно, наш союз
силен именно потому, что мы не обманываем друг друга, или потому, что не так про¬
сто обмануть друг друга».
На второй день Ялтинской конференции Рузвельт сделал важное заявление:
конгресс и американский народ поддержат «разумные меры по обеспечению ми¬
ра в будущем», но, как он полагает, речь идет о содержании значительного
контингента американских войск в Европе на период не более чем два года. Что¬
бы обеспечить в дальнейшем мир в Европе, президент склонен был поддержать идею
относительно вооружения дополнительных восьми французских дивизий.
Мы видим, сколь велико было сомнение Рузвельта в необратимости ухода изо¬
ляционизма с американской сцены. Основываясь на опыте 1918—1920 годов, он
полагал, что при первом же внешнеполитическом осложнении, требующем от
США людских и других ресурсов, внутри страны активизируется та сила, кото¬
рая свалила Вильсона в 1919 году.
Для Рузвельта важнейшее значение имело пленарное заседание конференции
6 февраля 1945 года, на котором речь шла о создании мировой организации с кон¬
трольными функциями. Чтобы не было ни тени сомнений, Рузвельт прямо заявил,
что для него это главный вопрос. Без создания такой организации он отказывает¬
ся конструктивно обсуждать все вопросы мирного устройства. (Опять напраши¬
вается аналогия с Вудро Вильсоном, который в отчаянной дипломатической борь¬
бе на Парижской конференции в 1919 году поставил создание Лиги Наций на первое
место, обусловив этим вопросом все прочие.) Президент как бы размышлял вслух.
Он не верит в вечный мир. Но он верит в то, что большой войны удастся избежать
еще хотя бы 50 лет.
468

От имени американской делегации госсекретарь Стеттиниус изложил присут¬
ствующим американский вариант действий главного органа будущей мировой ор¬
ганизации — Совета Безопасности. Семи голосов из одиннадцати членов Сове¬
та Безопасности будет достаточно для вынесения любого спорного вопроса на
рассмотрение Советом. Каждый из пяти постоянных членов Совета Безопаснос¬
ти получает право вето в вопросе о применении ООН экономических и военных
санкций. Страна — член Совета Безопасности не имеет права голоса в случае, ес¬
ли ставится вопрос о именно ее действиях на международной арене. Стеттиниус объ¬
яснил присутствующим, что американскую сторону интересуют два момента: со¬
хранить единство великих держав и в то же время позволить малым странам
изложить свои претензии в Совете Безопасности.
Рузвельта, несомненно, волновал вопрос о подмандатных территориях. 9 фе¬
враля Стеттиниус предложил включить в повестку дня работы учредительной
конференции вопрос об опеке. Более того, с американской точки зрения, Хартия
ООН должна была содержать положения об опекунских правах отдельных стран.
Характерна реакция У. Черчилля. По поводу предложения об опеке он восклик¬
нул: «Ни при каких обстоятельствах я не соглашусь на то, чтобы шарящие паль¬
цы сорока или пятидесяти наций касались вопросов, представляющих жизненную
важность для Британской империи. До тех пор, пока я являюсь премьер-минист¬
ром, я никогда не отдам под опеку ни пяди нашего наследства». Сталин поднялся
со своего кресла и зааплодировал. (Черчилль тотчас же обратился к Сталину:
«Как он отнесется к превращению Крыма в международную зону отдыха?» Ста¬
лин ответил, что был бы рад передать Крым для встреч большой тройки.) Стет-
тиниусу пришлось успокаивать Черчилля. Американцы не посягают на Британскую
империю. Речь идет лишь о подмандатных территориях Лиги Наций, территори¬
ях, принадлежащих поверженным противникам, и о тех территориях, которые го¬
товы встать под контроль ООН добровольно. Было решено, что еще до созыва уч¬
редительной конференции постоянные члены Совета Безопасности проведут
консультации по поводу системы опеки.
Сейчас видно, что в эти февральские дни Рузвельт, нуждаясь в помощи Чер¬
чилля, модифицировал свою политику в отношении подмандатных территорий
и системы опеки в целом. Раньше он имел в виду территории французских и дру¬
гих западноевропейских колониальных империй, и планы его системы опеки над преж¬
ними европейскими колониями были буквально безграничны. Теперь он, не сумев
остановить де Голля, должен был учитывать фактор определенного «возврата» Фран¬
ции в ранг великих стран, фактор солидарности старых метрополий и прежде все¬
го союз Лондон — Париж. Г. Гопкинс отметил, что нужно «делать отчетливое раз¬
личие между подмандатными островами Японии, принадлежащими Японии
территориями вроде Кореи и островами, принадлежащими такой явно дружествен¬
ной стране, как Франция». Рузвельт был вынужден согласиться с Гопкинсом,
469

когда тот сказал: «Было бы трудно применить принцип опеки к территориям, где
суверенитетом владеет дружественная союзная страна».
Президент изменил свою точку зрения на вопрос принадлежности таких ко¬
лоний европейцев, как Индокитай. Еще в ноябре 1944 года Рузвельт говорил
своим представителям на Дальнем Востоке: «Мы не приняли окончательного ре¬
шения по поводу будущего Индокитая». В Ялте позиция президента претерпела
изменения. Он еще не был готов выполнить французскую просьбу о предоставле¬
нии кораблей для десанта в Индокитае, но уже не противился стремлению фран¬
цузов, голландцев и прочих возвратить контроль над своими прежними колония¬
ми. После ялтинской конференции Рузвельт сказал журналистам, что противоречить
западноевропейским колониальным притязаниям «означало бы только приводить
в бешенство англичан. Сейчас же их лучше успокоить».
(Де Голль в этой ситуации использовал все возможные аргументы. Одним из
самых сильнодействующих «запрещенных» приемов было запугивание американцев
«русским доминированием на европейском континенте». 16 марта 1945 года амери¬
канский посол в Париже Дж. Кэффери сообщил президенту, что де Голль совмеща¬
ет просьбы о помощи американцев в деле восстановления позиций Франции в Азии
с предупреждениями, что неудача в возрождении французского могущества заста¬
вит Францию стать «одним из федеративных государств под эгидой русских... Ког¬
да Германия будет сокрушена, они (русские) обернутся к нам... Мы не желаем стать
коммунистами; мы не желаем попасть в русскую орбиту, и мы надеемся, что вы не
подтолкнете нас в нее». Фактом является, что через два дня Рузвельт приказал аме¬
риканским военно-воздушным силам помочь французам в Индокитае.)
Но отступление Рузвельта имело свои пределы. Да, перехватить западноев¬
ропейские колонии оказалось достаточно сложно. Однако что касается всех под¬
мандатных территорий Лиги Наций и территорий, захваченных у противника,
то им не избежать американского контроля. По возвращении из Ялты Рузвельт
сказал, что от имени ООН будет осуществлять «полную опеку с целью обеспече¬
нии мировой безопасности».
★ ★ ★
На третьем пленарном заседании Рузвельт объявил, что хотел бы обсудить
польский вопрос. «Я проделал самый д линный путь и, находясь на самом большом
удалении, имею преимущества взгляда издалека.» Три фактора воздействовали на
Рузвельта в польском вопросе: достижения Тегеранской конференции; реалисти¬
ческая оценка потребности Советской Армии в дружественном, а не враждебном
тыле; необходимость учитывать, что главные военные союзники должны входить
в общую международную организацию, соблюдая интересы собственной безопас¬
ности. Последнее касалось СССР в не меньшей степени, чем США. Президент
очертил свое понимание вопроса. Польша должна ограничить себя на востоке
470

«линией Керзона», на западе присоединить к национальной территории Восточ¬
ную Пруссию и часть Германии. Рузвельт настаивал на том, что правительство в Вар¬
шаве должно базироваться на расширенном политическом фундаменте, включить
представителей пяти главных партий (президент перечислил их). Черчилль поддер¬
жал президента, напомнив о том, что Британия вступила в войну вследствие на¬
падения на Польшу, и восстановление польского суверенитета является для англи¬
чан делом чести.
Складывается впечатление, что в «польском вопросе» Рузвельт был гораздо
менее связан идеей американского самоутверждения, чем многие его дипломатиче¬
ские помощники. Как пишет американский историк Р. Даллек, у Рузвельта не бы¬
ло особых иллюзий относительно американского влияния в этой стране, но «он на¬
деялся, что Сталин примет предложения, которые сделают Польшу меньшим по
значимости предметом обсуждений внутри США и за границей... Он утверждал,
что удаленность Америки от Польши делает его объективным в отношении этой про¬
блемы. Но в США проживает 6—7 миллионов поляков, и ему было бы легче иметь
с ними дело, если бы советское правительство изменило «линию Керзона», в част¬
ности отдав Польше Львов и нефтяные месторождения в прилегающей области. Но он
лишь делает предложения, добавил быстро президент, и вовсе не настаивает на них».
Сталин после испрошенного им десятиминутного перерыва сказал: «Если для Ве¬
ликобритании вопрос о Польше является вопросом чести, то для России это не толь¬
ко вопрос чести, но и вопрос безопасности... В течение последних 30 лет Германия
дважды пересекала этот коридор вследствие того, что Польша была слаба. В рус¬
ских интересах, как и в польских интересах, иметь сильную Польшу, мощную
и имеющую возможность собственными силами закрыть этот коридор. Этот кори¬
дор не может быть механически закрыт извне Россией. Он может быть закрыт лишь
изнутри самой Польшей. Необходимо, чтобы Польша была свободной, независи¬
мой и мощной... Я должен напомнить вам, что “линия Керзона” была изобретена
не Россией, а иностранцами Керзоном, Клемансо и американцами в 1918—1919 го¬
дах. Россия не изобретала ее и не участвовала в этом... Некоторые люди хотят, что¬
бы мы были меньше русскими, чем Керзон и Клемансо».
Рузвельт предложил отложить обсуждение польского вопроса. В течение по¬
следующих трех дней он и Стеттиниус стремились продвинуться, используя «тихую
дипломатию». Все же Рузвельт посчитал нужным уведомить Сталина, что он не при¬
знает люблинское правительство в его нынешнем составе. Тут же он добавил, что,
не решив этого вопроса, три лидера «потеряют доверие мира». По мнению Черчил¬
ля, люблинское правительство не отражает воли даже трети польского населения.
Западные союзники рискуют потерять доверие 150 тысяч поляков, сражающихся
на западном фронте и в Италии. Обратившись к Сталину, Рузвельт сказал, что «боль¬
шинство поляков похожи на китайцев, им главное — спасти лицо». Советская де¬
легация дала обещание реорганизовать люблинское правительство на широкой де-
471

мократической основе, включив демократических политиков, находящихся внутри
и за пределами Польши. Это правительство проведет свободные выборы. Послы
США и Британии Гарриман и Керр смогут осуществлять контакты с представите¬
лями люблинского правительства в Москве и с другими польскими деятелями. Руз¬
вельт подчеркнул, что он за то, чтобы в Варшаве было правительство, дружествен¬
ное по отношению к Советскому Союзу. Он предложил призвать на текущие
совещания двух членов люблинского правительства и двух-трех других польских по¬
литиков, чтобы здесь же, не откладывая дела в долгий ящик, решить вопрос о вре¬
менном правительстве Польши. Сталин выдвинул контрпредложение: пусть часть
деятелей польской эмиграции войдет в люблинское правительство.
Премьер-министр Черчилль, имея в виду получение Польшей больших тер¬
риторий на западе с шестимиллионным немецким населением, предупредил, что «поль¬
ский гусь» не должен «съесть слишком много немецкой пищи, чтобы не возникла
угроза несварения». Рузвельт выразил 8 февраля сомнение в целесообразности пе¬
реноса границы на реку Нейссе. Но он и Черчилль в принципе согласились с иде¬
ей переноса польской границы достаточно далеко на запад. Именно 8 февраля об¬
суждение польских) вопроса достигло критической точки. Рузвельт сказал, что союзникам
осталось решить одну проблему — как будет управляться Польша до всеобщих вы¬
боров. Отвечая, Сталин начал проводить аналогию между польским и французским
правительствами. По его мнению, ни правительство де Голля, ни временное пра¬
вительство Польши не имели ясно выраженного мандата избирателей, но Совет¬
ский Союз признал режим де Голля, и союзники должны сделать то же самое по
отношению к люблинскому правительству. Сталин также сказал, что он не предъ¬
являет счета Черчиллю по поводу формирования греческого правительства. Имен¬
но на этой фазе Рузвельт и Черчилль решили передать доработку польского во¬
проса в руки министров иностранных дел.
Повторяем, все свидетельства говорят о нежелании Рузвельта превращать поль¬
ский вопрос в главную межсоюзническую проблему. Компромисс был ему нужен
для решения гораздо более масштабных дел послевоенного мира. И если прежде
он настаивал на том, чтобы люблинское правительство составляло лишь одну треть
будущего правительства Польши, то теперь он удовлетворился обещанием обще¬
го расширения основы польского правительства за счет демократических сил, на¬
ходящихся за пределами Польши. Рузвельт предложил, чтобы послы трех вели¬
ких держав в Варшаве наблюдали за выполнением польским правительством
взятых обязательств по расширению политического спектра кабинета министров
и проведению всеобщих выборов. Более того, Рузвельт здесь же, в Ялте, моди¬
фицировал свою позицию — послы получили мандат не «наблюдать» за польским
правительством, а «информировать свои правительства о ситуации в Польше». Все
действия и конечные мнения Рузвельта базировались на том, что у США и Бри¬
тании нет эффективных рычагов определения политической ситуации в Польше.
472

Представляет интерес мнение А. Гарримана о восприятии советским руковод¬
ством американской позиции. «Сталин и Молотов пришли к заключению в Ялте,
что ввиду нашего согласия принять общие словесные формулировки в декларации
по Польше и освобожденной Европе признания нужды Красной Армии в безопас¬
ных тыловых зонах и преобладающих интересов России в Польше как в друже¬
ственном соседе и как в коридоре, ведущем к Германии, мы проявили понимание
и согласились на принятие уже известной нам советской политики.» Окончатель¬
ное соглашение в Ялте по польскому вопросу предполагало «реорганизацию поль¬
ского правительства на широкой демократической основе».
Во исполнение этого решения трое представителей лондонского правительст¬
ва вошли в варшавское правительство, которое возглавил премьер лондонского
правительства Миколайчик. Беседуя с адмиралом Леги, Рузвельт сказал, что до¬
бился максимума возможного в польском вопросе. Он не мог бесконечно оказывать
воздействие на союзника, от которого зависело число американских жертв в Евро¬
пе и на Дальнем Востоке, союзника, обеспокоенного враждебностью Запада и за¬
ботившегося о своей безопасности в конце самой кровопролитной в истории войны.
Если бы Рузвельт занял позицию бескомпромиссного восстановления прозападно¬
го правительства Польши, сбылась бы мечта Гитлера — великая коалиция разру¬
шилась бы на решающем этапе. Создание всемирной организации, в которой Руз¬
вельт надеялся занять доминирующее положение, стало бы обреченным делом.
Не желая создавать впечатления, что США готовы допустить наличие сфер
влияния, Рузвельт призвал коллег подписать «Декларацию об освобожденной Ев¬
ропе». Сталину особенно понравилась та ее часть, где говорилось о необходимос¬
ти уничтожения «последних следов нацизма и фашизма». Довольно любопытной вы¬
глядит оппозиция этой декларации со стороны Черчилля. Он заявил, что принимает
предложенную Рузвельтом декларацию при условии, что сделанные в ней ссылки
на Атлантическую хартию не относятся к Британской империи. Он уже объявил в па¬
лате общин, сказал Черчилль, что принципы хартии осуществлены в странах Бри¬
танской империи. Черчилль добавил, что в свое время отдал сопернику Рузвельта
от республиканской партии У. Уилки (скончавшемуся в 1944 году) копию своего за¬
явления в палате общин. «Не это ли убило его?» — неожиданно спросил президент.
Рузвельт связал декларацию с польским вопросом: «Я хочу, чтобы выборы
в Польше были первым испытанием декларации. Они должны быть, как жена Це¬
заря, вне подозрений. Я не знал ее, но говорят, что она была целомудренна».
На это Сталин ответил: «Такое о ней действительно говорят, на самом же деле у нее
были свои слабости».
Третья важнейшая проблема, стоявшая перед Рузвельтом в Ялте,— возмож¬
ность вступления СССР в войну против Японии. Президент предпринял активные
двусторонние переговоры с советским руководством. Они начались на пятый день
конференции. На первой встрече кроме лидеров присутствовали В.М.Молотов, A. Iap-
473

риман и переводчики. Рузвельт знал о пожеланиях советского руководства и начал
встречу, прямо обратившись к сути: он не видит трудностей в возвращении в буду¬
щем Советскому Союзу южной части Сахалина и Курильских островов. Что каса¬
ется незамерзающего порта, то этот вопрос они вдвоем со Сталиным уже обсуж¬
дали в Тегеране, и он остается при прежнем мнении: Россия должна получить
южный порт в окончании Южно-Маньчжурской железной дороги. Это можно
будет сделать либо путем прямой аренды порта у китайского правительства, либо
за счет превращения Дайрена (Дальнего) в международный открытый порт. Сам
Рузвельт склонялся ко второму варианту, но не исключал и первый.
Почему Рузвельт так тяготел к сотрудничеству? Ответ найти нетрудно.
Именно в это время американские военные в очередной раз просчитывали возмож¬
ные потери в ходе завершения войны с Японией. Всеобщим было мнение, что
операции будут исключительно кровопролитными и союзническая помощь СССР
явилась бы крайне полезной. Военные планировщики полагали, что даже с учас¬
тием СССР война на Тихом океане будет длиться не менее 18 месяцев. Без помо¬
щи же СССР война «может длиться бесконечно с неприемлемыми потерями». (По¬
следней крупной битвой на островах была высадка 1 апреля 1945 года на Окинаве
183 тысяч американцев, которым противостояли 110 тысяч японцев. На флот
вторжения обрушились 930 камикадзе, они уничтожили десять миноносцев и один
легкий авианосец и повредили более 200 других судов. На пути к Окинаве амери¬
канцы потопили флагман японского флота — суперлинкор «Ямато» (водоизмеще¬
нием 64 тысячи тонн), чьи 18-дюймовые пушки — крупнейшие в мире, так никог¬
да и не нанесли удар по достойной цели. Битва за Окинаву продолжалась почти
три месяца. Захват Окинавы ставил на повестку дня вопрос о высадке на собст¬
венно Японские острова. Потери в этих сражениях, судя по Окинаве, могли быть
колоссальными.) Американские военачальники подчеркивали необходимость то¬
го, чтобы Советская Армия начала боевые действия против Японии по меньшей
мере за три месяца до начала высадки американцев на Кюсю, первом из четырех
главных Японских островов.
К этому времени Рузвельт уже предполагал, что атомная бомба будет приме¬
нена против японцев примерно в августе текущего года. Но тем не менее он не ос¬
лаблял усилий в деле привлечения к войне на Дальнем Востоке Советского Сою¬
за. С одной стороны, никто в руководстве США не знал подлинной эффективности
атомного оружия, с другой — ему обещали создание не более двух бомб в 1945 го¬
ду. В кармане Рузвельта лежала рекомендация Объединенного комитета началь¬
ников штабов: «Участие России в максимально приближенные сроки, которые
позволяют ей ее наступательные возможности, крайне желательно». Высшее во¬
енное командование США довело до сведения Рузвельта в январе 1945 года, что
«необходимо обеспечить всю возможную помощь нашим операциям на Тихом оке¬
ане». Оно видело следующие выгоды от вступления СССР в войну: разгром
474

Квантунской армии, уничтожение континентального плацдарма Японии, уничто¬
жение всех видов сообщения между азиатским материком и японским архипелагом,
бомбардировки Японии с советских аэродромов на Дальнем Востоке. Главное:
устрашающие калькуляции о миллионных потерях американских войск уйдут в об¬
ласть предания. Возможно, что Рузвельт в эти дни и часы помнил и совет У. Бул¬
лита, данный в 1943 году: завязанность Советского Союза на Дальнем Востоке обес¬
печит реализацию американских планов на противоположном конце земного
шара — в Европе.
Немало внимания уделялось маньчжурским железным дорогам. Рузвельт
хотел, чтобы передача Китайской восточной железной дороги в аренду Советско¬
му Союзу осуществлялась правительством Чан Кайши. Вероятно, были бы най¬
дены пути совместного советско-китайского управления этой дорогой. Но Рузвельт
сам признал, что начать переговоры с Чан Кайши означало бы оповестить через
двадцать четыре часа весь мир о намерениях СССР вступить в войну. Сталин со¬
гласился провести переговоры с китайцами после того, как на Дальнем Востоке бу¬
дет сосредоточено не менее 25 дивизий. Он хотел, чтобы советские условия вступ¬
ления в войну были письменно поддержаны Рузвельтом и Черчиллем. Рузвельт ответил
согласием.
Ясно, что в эти дни президент исходил из концепции долгосрочного сотруд¬
ничества с СССР. Вместо резервации для Китая позиции, уравновешивающей СССР
в Евразии, Рузвельт в Ялте дал четкий ответ на вопрос, кто является его главным
союзником в войне и в последующем мире. Это были дни больших ожиданий
с точки зрения советско-американских отношений.
Думая о соотношении СССР и Китая в плане пользы для США, Рузвельт
тогда был полон надежд на то, что именно советское руководство поможет найти
путь к компромиссу между Чан Кайши и Мао Цзэдуном, поможет превратить Ки¬
тай в действительно мощный фактор мировой политики. Как бы подтверждая ре¬
альность планов президента, Сталин сказал, что в Китае уже существовал неко¬
торое время единый антияпонский фронт и он не видит особых препятствий для
воссоздания этого фронта в будущем. Вероятно, у Сталина были опасения, что про¬
должение войны может быть губительным для Мао Цзэдуна, и он, со своей сто¬
роны, хотел путем компромисса обезопасить северные коммунистические районы.
По крайней мере, он не выразил никакого желания расколоть Китай, обострить граж¬
данскую войну. В зафиксированном письменном перечислении советских условий
вступления в войну с Японией есть согласие заключить «пакт дружбы и союза» с го¬
миндановским правительством для освобождения Китая от японской оккупации.
10 февраля Рузвельт и Сталин окончательно условились, что СССР высту¬
пит против Японии через два-три месяца после завершения боевых действий в Ев¬
ропе. Три великие державы антигитлеровской коалиции признавали независи¬
мость Монголии, необходимость возврата Советскому Союзу Южного Сахалина,
475

интернационализацию Дайрена с признанием советских интересов в нем, переда¬
чу Советскому Союзу в аренду военно-морской базы в Порт-Артуре, создание сов¬
местной советско-китайской компании по эксплуатации восточнокитайских и юж¬
номаньчжурских железных дорог. Был специально оговорен суверенитет Китая
в Маньчжурии, особо указано на правомочность передачи Курильских островов
СССР.
Этот документ отражает определенное противоречие в отношении Рузвельта
к правительству Чан Кайши. С одной стороны, он не согласился с послом Гарри¬
маном, требовавшим снять недвусмысленную фразу из документа: «Главы трех ве¬
ликих держав пришли к согласию, что эти требования Советского Союза должны
быть безусловно выполнены после поражения Японии». Рузвельт явно считал, что
отсутствие этой фразы сделает неизбежными американские консультации с Чан Кай¬
ши, вызовет необходимость давления на Китай, согласование с ним указанных ус¬
ловий и т.п. Видно, что Рузвельт фактически не воспринимал правительство Чан
Кайши в какой-либо мере равным «великой тройке». С другой стороны, президент
добавил к процитированной фразе текста следующее: «Соглашение относительно Вну¬
тренней Монголии, портов и железных дорог потребует согласия генералиссимуса
Чан Кайши». Это означало, что националистическому правительству Китая дава¬
лась в будущем зацепка дипломатически «торговаться» с Советским Союзом, осо¬
бенно если этого потребуют обстоятельства гражданской войны. В своих мемуарах
Черчилль называет все эти переговоры и «китайские тонкости делом американцев...
Для нас эта проблема была отдаленной и вторичной по значению».
Современные американские историки объясняют противоречивость позиции Руз¬
вельта тем, что он (полагает лучший знаток внешней политики Рузвельта Р. Дал-
лек.— А.У.) «безусловно верил, что, несмотря на все приносимые им жертвы, Чан
Кайши будет приветствовать соглашение, которое обещало продлить жизнь его
режима... Рузвельт был уверен, что американское общественное мнение посчитает
территориальные уступки России адекватной платой за сокращение сроков войны
и спасение американских жизней, посчитает их относительно малой компенсацией
за послевоенный мир и стабильность в Китае. Рузвельт, судя по всему, видел в со¬
глашении один из последних шансов сохранить слабый, но стабильный Китай в ка¬
честве готового к сотрудничеству союзника на мировой арене».
Биограф Рузвельта Дж. М. Бернс пишет, что «русские не запрашивали в Ял¬
те того, чего их собственная мощь в Азии не позволяла бы им получить собствен¬
ными усилиями». И Рузвельт тоже полагал, что требования СССР умеренны. Ка¬
залось, все шло к намеченной президентом черте: СССР поможет Америке
утвердиться в Японии, а Китай после поражения Японии вырастет как самая
мощная региональная сила в Азии. В расчеты президента не вошла колоссальная
социальная трансформация, которая ожидала Китай. Это был просчет, значение
которого оценил лишь преемник Рузвельта в Белом доме.
476

Зенитом дружественности на Ялтинской конференции был, возможно, при¬
ем в резиденции советской делегации — в Юсуповском дворце 8 февраля 1945 го¬
да. Сорок пять тостов стоя. В своем тосте Сталин назвал Рузвельта «человеком
с самым широким видением национальных интересов; хотя его страна не была
в непосредственной опасности, он создал условия, которые привели к мобилиза¬
ции всего мира против Гитлера».
На ужине 10 февраля 1945 года Рузвельт рассказал Сталину и Черчиллю об
уже описанной выше поездке Элеоноры Рузвельт в одну из школ в 1933 году, где
она увидела странную политическую карту мира — одна шестая суши была сплош¬
ным белым пятном. Учитель объяснил жене президента, что ему запрещено гово¬
рить о Советском Союзе. Это был последний толчок для начала переговоров
о дипломатическом признании СССР. На такой дружественной ноте руководите¬
ли трех стран завершили важнейшую свою встречу периода войны.
★ ★ ★
В Америке многое было сказано о физическом самочувствии Рузвельта в Ял¬
те. Нет сомнения, не могло не сказаться напряжение войны и четвертого президент¬
ского срока. И все же мнения о здоровье Рузвельта, принявшего на себя в Ялте
колоссальную нагрузку, противоречивы. Физическую слабость президента отме¬
чали врач Черчилля лорд Моран, сам Черчилль, Гопкинс, Ф. Перкинс. Крайнюю
точку зрения занимал лорд Моран, он буквально вычеркнул президента из спис¬
ка живущих. Большие сомнения в стабильности его здоровья выражал А. Иден.
С этой точкой зрения едва ли можно (и нужно ли?) спорить. Да, Рузвельт был бо¬
лен. Оспаривать это весьма сложно. Но весь вопрос в том, в какой степени болезнь
влияла и влияла ли вообще на его мыслительный процесс, на ясность суждений. Иден
согласен с тем, что «нездоровье Рузвельта не сказалось на силе его суждений». Он
не позволил Черчиллю обойти себя и одновременно вел сепаратные переговоры со
Сталиным о Дальнем Востоке. Абсолютное большинство американцев (а некото¬
рых из них трудно назвать поклонниками президента) говорят об исключительной
ясности мышления и твердой воле Рузвельта. Так полагают те, кто ближе всего ви¬
дел его в Ялте — Стеттиниус, Леги, Гарриман, Бирнс — недомогание не отрази¬
лось на мыслительном процессе президента. Они единодушны в утверждении,
что Рузвельт был в хорошей форме. «Я убежден,— пишет адмирал Леги,— что
Рузвельт провел Крымскую конференцию с большим искусством, его личность до¬
минировала в дискуссиях».
Да, он похудел, его глаза запали. Он очевидным образом берег силы. Но в нуж¬
ных случаях его острый ум, его фантазия находились на прежней высоте. Сорат¬
ники президента считали не очень подходящим для Рузвельта то обстоятельство,
что основные совещания приходились на послеобеденное время, не лучшее для пре¬
зидента. Но Рузвельт брал себя в руки и демонстрировал энергию и волю, знание
477

всех проблем и конструктивный подход. Его реакция на предложения партнеров
была быстрой. Он проявил свои лучшие качества, его работоспособность была обыч¬
ной (феноменальной по стандартам других людей). Леги пишет, что президент пред¬
седательствовал на конференции с большим искусством, он фактически верховен¬
ствовал в этих дискуссиях. «Президент выглядел уставшим, но уставшими были
все.» Не отходивший от Рузвельта Болен приходит к заключению, что, «хотя его
физическое состояние и отставало от нормы, его умственное и психическое состо¬
яние не было затронуто внешними обстоятельствами. У него бывали летаргичес¬
кие состояния, но стоило поднять важный вопрос, как острота его восприятия
поднималась на прежнюю высоту. Наш лидер был болен в Ялте, но он был эффек¬
тивен. Я видел это тогда, и уверен в этом сейчас».
Представлявший военно-воздушные силы генерал Л. Катер полагает, что
Рузвельт не самым удачным образом начал конференцию, но в дальнейшем его уча¬
стие было «наиболее впечатляющим». Об этом же говорят и объективные меди¬
цинские свидетельства его личного врача Брюэнна о давлении, частоте пульса, чи¬
стоте легких. Так что утверждения о «больном человеке Ялты» не соответствуют
реальному положению дел. На одной из небольших вечеринок Катер видел близ¬
ко Рузвельта и его дочь в сугубо американской компании. Сделав себе мартини в про¬
порции четыре к одному, президент рассказывал, как на одном из заседаний Чер¬
чилль заснул и, будучи разбуженным, «немедленно начал произносить речь
о доктрине Монро. Президент похвалил его красноречие, но напомнил премьеру,
что сегодня они обсуждают другой вопрос».
Рузвельту суждено было прожить уже немного времени, но он оставался
стойким бойцом до конца. Важно отметить, что люди, общавшиеся с ним в Лива¬
дийском дворце, удивлялись его выносливости, а вовсе не ослаблению здоровья пре¬
зидента. Тот же Стеттиниус выразил тогда такое мнение: «Я всегда находил его ум¬
ственно в алертном состоянии и полностью способным совладать с любой
возникающей ситуацией».
Что говорят американские историки спустя десятилетия? Вот мнение Р.Дал-
лека, автора обобщающей работы по дипломатии ©.Рузвельта: «По всем централь¬
ным вопросам — Объединенные Нации, Германия, Польша, Восточная Европа и Даль¬
ний Восток — Рузвельт преимущественно следовал планам, разработанным заранее,
и получил большую часть того, что хотел: мировая организация, раздел Германии,
определение позиции по Польше, Декларация об освобожденной Европе — все это
обещало содействовать американскому вмешательству в заграничные дела и возмож¬
ному долгосрочному сотрудничеству с СССР; равным образом соглашение по
Дальнему Востоку обещало спасение американских жизней и объединение Китая
как части общей системы, позволявшей Соединенным Штатам контролировать
послевоенный мир». Очевидцы в один голос говорят о превосходном настроении аме¬
риканской делегации после завершения переговоров. Гопкинс сказал о чувстве «на-
478

ступающего нового дня, о котором мы все молимся. Русские доказали, что они мо¬
гут быть рассудительными и способными смотреть далеко; в сознании президента
и всех нас не было никаких сомнений относительно того, что мы можем жить с ни¬
ми и сосуществовать мирно настолько далеко в будущем, насколько мы можем это
будущее предвидеть». Текст совместной декларации, подписанной по окончании кон¬
ференции, полностью отражает эти чувства. О создании всемирной организации в ней
говорилось как о «величайшем шансе в истории».
Несомненно, в Ялте мысли о ядерной проблеме не оставляли Рузвельта.
Черчилль вспоминает, что «был шокирован, когда президент внезапно в буднич¬
ной манере начал говорить о возможности открытия атомных секретов Сталину на
том основании, что де Голль, если он узнал о них, непременно заключит сделку с Рос¬
сией». Черчилль постарался успокоить партнера по атомному проекту: «В одном
я уверен: де Голль, получи он атомное оружие, не хотел бы ничего большего, чем
наказать Британию, и ничего меньшего, чем вооружить коммунистическую Рос¬
сию этим оружием... Я буду продолжать оказывать давление, чтобы не позволить
ни малейшего раскрытия секретов Франции или России... Даже шестимесячный
период представляет значимость, если дело дойдет до выяснения отношений с Рос¬
сией или с де Голлем». Рузвельт согласился, и в Ялте по поводу атомного оружия
царило молчание. Стало ясно, что президент и Черчилль не намерены делиться этим
секретом с СССР в ходе войны. И когда они заявляли о приверженности союзу
трех великих держав, в военное время и после, они сохраняли для себя существен¬
ную оговорку. Сейчас мы определенно знаем, что все изъявления союзнической друж¬
бы следует соотносить с молчанием по этому вопросу.
В последний день конференции Гопкинс послал президенту записку: «Русские
сделали так много уступок на данной конференции, что мы должны пойти им на¬
встречу в вопросе о репарациях». Рузвельт полагал, что главными козырями Ва¬
шингтона в игре с Москвой будут обещанный Советскому Союзу заем на восста¬
новление народного хозяйства и разрешение на десятимиллиардные репарации
в Германии. Он был уверен, что при таком раскладе Америка получит максимум
возможного. В конкретную плоскость вопрос об американском займе перешел
в январе 1945 года. Советская сторона пожелала получить заем в 6 миллиардов дол¬
ларов. Сейчас ясно, что Рузвельт оттягивал время ответа. Он, по-видимому, хо¬
тел, чтобы данная проблема находилась в «подвешенном» состоянии в период
принятия главных решений о послевоенном устройстве мира. Рузвельт молча со¬
гласился с мнением государственного департамента, что в Ялте самим поднимать
вопрос о займе не следует, а если разговор заведет советская сторона, нужно по¬
стараться затянуть обсуждение. Как пишет американский историк Т. Паттерсон,
американская позиция заключалась в том, чтобы «держать Советы в состоянии вож¬
деления и догадок с тем, чтобы они вели себя более примирительно в восточноев¬
ропейских вопросах». Собственно, и сам Рузвельт не скрывал своих планов. Вот
479

что он говорил министру финансов Г. Моргентау: «Я думаю, очень важно, чтобы
мы держались и не давали им никаких финансовых обещаний до тех пор, пока мы
не получим всего, что нам нужно».
По окончании конференции Рузвельт пишет Элеоноре: «Мы закончили
конференцию — успешно, по моему мнению. Я немного устал, но в целом — в по¬
рядке».
★ ★ ★
Как свидетельствует ближайшее президенту лицо — Гарри Гопкинс, Руз¬
вельт возвращался из Ялты с чувством удовлетворения, положительно воспри¬
нимая итоги конференции и оптимистически глядя в будущее. И следующая не¬
деля встреч с тремя королями была названа президентом в письме
«фантастической». На пути домой после Ялтинской конференции Рузвельт вел
себя как император античности, возвращающийся в Рим. В Северной Африке ау¬
диенции у него просили три монарха — египетский король Фарук, король Ибн
Сауд из Саудовской Аравии и император Хайле Селассие из Эфиопии. Они бы¬
ли приняты на корабельной палубе. Рузвельт сделал им королевские подарки. Фа¬
рук получил двухмоторный транспортный самолет, а Селассие — пять военных
автомобилей. Беседы тоже носили соответствующий характер. Фаруку Руз¬
вельт посоветовал выращивать длинноволокнистый хлопок, с Селассие обсуж¬
дал судьбу бывших итальянских владений в Африке. Самой пышной была сви¬
та Ибн Сауда. «Король — кит в человеческом образе,— писал Рузвельт,— сидел
на троне Людовика XV, выставленном на застланной турецкими коврами верх¬
ней палубе». Позади под большим тентом располагалась свита короля из соро¬
ка человек. Вокруг бродили 80 баранов — пропитание короля. Панику вызва¬
ло приготовление жареной баранины рядом с судовым арсеналом. Лидер
современной демократии говорил с абсолютным монархом прежде всего о неф¬
ти. Поднимался вопрос и о судьбе Палестины. Рузвельт просил его королевское
величество позволить расселение евреев в Палестине, много говорил об иррига¬
ции Аравийской пустыни. Король презентовал богатые восточные одежды, вос¬
точные духи и меч, украшенный бриллиантами.
В Александрии на борт президентского эсминца «Куинси» взошел Черчилль
вместе с дочерью и сыном. Черчилль хотел закрепить сотрудничество в ядерной сфе¬
ре на послевоенный период. Премьер еще раз отметил глубокое утомление прези¬
дента. Пройдет время, и Черчилль подсчитает, что в период между маем 1940 го¬
да и смертью Рузвельта в апреле 1945 года он писал президенту каждые 36 часов.
Премьер-министр заметил уже после войны: «Ни один влюбленный не изучал ка¬
призы своей возлюбленной так, как я это делал по отношению к президенту Руз¬
вельту». На этот раз свидание было последним. «Мы расстались очень трогатель¬
но. Я чувствовал, что его связь с жизнью стала тоньше». Через несколько дней Рузвельт
480

скажет о Черчилле: «Он смотрит на все из викторианского времени. Дорогой
Уинстон никак не может войти в современную эпоху».
Только в западном Средиземноморье настроение Рузвельта начало меняться.
Частично виной тому был де Голль. Хотя Франция и не присутствовала в Ялте, ее
интересы там не были забыты. Она получила зону оккупации в Германии (пока без
обозначения границ этой зоны) и место в Союзном контрольном совете по Герма¬
нии. Леги записал в дневнике 10 февраля 1945 года: «Рузвельт изменил свое мне¬
ние и поддержал Черчилля в вопросе предоставления Франции места в Союзной
контрольной комиссии в Берлине. Он полагал, что это поможет уговорить де Гол¬
ля согласиться с ялтинскими решениями, затрагивающими Францию». Кроме то¬
го, Франция приглашалась на Сан-Францисскую конференцию, созываемую для
принятия устава Организации Объединенных Наций, как одна из стран-основатель¬
ниц. Но де Голль отказался от встречи: «Ехать на встречу с президентом после за¬
крытая конференции, моему присутствию на которой он воспротивился, мне не хо¬
телось. Тем более что мой визит не предполагал никаких реальных результатов, так
как решения уже были приняты в Ялте, напротив, мой визит давал бы основания
думать, что я поддерживаю все, что было решено... Кроме того, я предполагал, что
по ряду вопросов, в которых наши интересы затронуты непосредственно: Сирия, Ли¬
ван, Индокитай, «тройка» заключила ряд соглашений, несовместимых с нашими ин¬
тересами. Если Рузвельтом руководили лучшие мотивы, то почему он не пригласил
де Голля в Крым?» Де Голля возмущало то, что ему назначили свидание на фран¬
цузской территории, и то, что на том же корабле примерно в такой же обстановке
президент только что принимал глав арабских государств, и кого — президентов Ли¬
ванской и Сирийской республик, находящихся под мандатом Франции.
Средством давления американцев были военные поставки. Еще в новогодней
речи де Голль обратился к Америке с просьбой вооружить 50 французских диви¬
зий. 24 марта президент ответил ему: «Из-за недостатка в оборудовании воору¬
жение французской армии будет ограничено шестнадцатью дивизиями и вспомо¬
гательными войсками». Это последнее высказывание Рузвельта во французской
политике, и оно знаменательно. Рузвельт стал приходить к выводу, что, возмож¬
но, он недоучитывает потенциал Западной Европы и прежде всего «списанной»
им «со счетов» Франции. Послевоенное устройство Европы грозило превратить¬
ся в долговременную проблему.
★ ★ ★
На «Куинси», пересекающем океан, Рузвельт не торопился заняться доку¬
ментами и отчетом конгрессу. В каюте он читал, а на палубе подолгу смотрел на во¬
ду, на линию горизонта. Лишь к самому концу перехода президент вместе с Розен¬
маном начали работать над текстом. Трем оказавшимся на корабле журналистам
он сказал, что главным достижением Ялты является решение о создании Органи-
481

зации Объединенных Наций. Будет ли она долговечной и эффективной? «Думаю,
что да. Мы попытались взглянуть вперед настолько, насколько это доступно че¬
ловеческим существам. Объединенные Нации возникнут оснащенные наилучшим
методом, когда-либо созданным человеком». Германию он видел демилитаризован¬
ной. «Если она сумела так вооружиться за 50 лет, почему же невозможно обрат¬
ное движение?»
27 февраля корабль подошел к Ньюпорт-Ньюсу, и Рузвельт пересел на по¬
езд, идущий в Вашингтон. Рузвельт понимал важность поддержки итогов Ялты
дома. Перед ним никогда не исчезал образ президента Вильсона, добившегося слож¬
ного компромисса в Париже и потерявшего все в Вашингтоне. Все прежние годы
он обращался через конгресс к американскому народу, теперь он хотел лично убе¬
дить сенаторов, он хотел выступить на объединенном заседании сената и палаты
представителей. И сделал это 1 марта 1945 года, всего лишь 36 часов спустя по¬
сле прибытия на американскую землю.
Конгресс стоя аплодировал президенту, которого вкатили на инвалидной ко¬
ляске и усадили в красное плюшевое кресло, стоящее перед небольшим столом. Над ним
сидели председательствующий вице-президент Трумэн и лидер большинства — кон¬
грессмен Маккормик, впереди — члены кабинета, за ними — полный состав се¬
ната, треть которого могла, если бы проголосовала против, обесценить заключен¬
ные в Ялте соглашения. Рузвельт обратился к аудитории со словами извинений за
необычность произнесения речи сидя, ведь он носит «десять фунтов стали на ногах
и только что проделал путь в четырнадцать тысяч миль... Это было далекое путе¬
шествие, и, надеюсь, вы согласитесь, что оно было плодотворным».
Эго был первый случай, когда Франклин Рузвельт на публике прямо сказал о сво¬
ей инвалидности. И он это сделал самым деликатным образом. Двенадцать лет Руз¬
вельт осуществлял то, что писатель X. Галлахер назвал «блестящим обманом». Мно¬
гие считали, что президент просто не может долго стоять. Двенадцать лет
фотокорреспонденты держали слово, и в стране не было ни одной фотографии, вы¬
дающей истинное положение дела. И только сейчас желание скрыть страшный удар
судьбы покинуло Рузвельта. Гудвин говорит об «электрическом эффекте», который
произвело заявление Рузвельта на американскую публику, слушавшую речь по радио,
и на зрителей в зале. «На короткий момент всем парламентариям было позволено уви¬
деть то, что коллеги Рузвельта видели ежедневно. Но вместо того чтобы уменьшить
уважение к нему, чего Рузвельт всегда опасался, этот секундный показ уязвимости Руз¬
вельта лишь многократно увеличил мощь и очарование его личности».
С точки зрения президента, «конференция в Крыму была поворотным пунк¬
том — я надеюсь, и в нашей истории, и в мировой истории. Сенату Соединенных
Штатов и американскому народу вскоре будут представлены решения, которые оп¬
ределят судьбу Соединенных Штатов, мира и грядущих поколений... Крымская кон¬
ференция должна положить конец системе односторонних действий, особых сою-
482

зов, сфер влияния, баланса мощи и всех прочих средств, которые опробовались в те¬
чение столетий — и всегда приводили к краху. Мы предлагаем замену всему это¬
му в виде всеобщей организации, в которую все миролюбивые нации, в конечном
счете, будут иметь возможность войти».
Проделано полезное путешествие, но «определить, в какой степени оно бы¬
ло полезным, зависит в огромной степени от вас. Ибо если здесь, в этом зале аме¬
риканского конгресса, вы — с помощью американского народа — не согласитесь
с общими выводами, достигнутыми в Ялте, и не окажете им активной поддержки,
тогда получится, что эта встреча в верхах не дала долгосрочных результатов».
Именно конгрессу, говорил президент, предстоит решить судьбу американского на¬
рода на многие поколения вперед. «Мы должны либо взять ответственность за ми¬
ровое сотрудничество, либо нести ответственность за следующий мировой конфликт».
Рузвельт не жалел слов, чтобы показать, к каким важным достижением привела
Ялтинская конференция.
Были ли у Рузвельта сомнения, которые он решительно отметал перед широ¬
кой публикой? Очевидно, были. Одному из ведущих чиновников госдепартамен¬
та А. Берлю он сказал, подняв вверх руки: «Адольф, я утверждаю, что это было
лучшее, чего я мог добиться». Договоренность между тремя великими державами
пока лишь «только соглашение». Объединенный комитет начальников штабов на¬
стаивает на передислокации американских вооруженных сил из Европы в Азию,
и поэтому Соединенные Штаты не могут ввести войска в русскую сферу контро¬
ля. «Мы должны полагаться на слово русских.» Нигде и ни в каком виде не най¬
дено доказательств того, что Рузвельт вообще когда-либо планировал вторжение
в «сферу контроля русских». Это была защитная фраза, обращенная против край¬
не антирусски настроенных сил, которых в госдепартаменте олицетворял А. Берль.
Но мы должны отметить восприимчивость президента к мнению указанных сил.
Главная его линия заключалась в том, чтобы объединить американский народ, ос¬
новываясь на вере в возможность новой эры, связанной с Организацией Объеди¬
ненных Наций.
В общем и целом Рузвельт считал Ялту прочным основанием послевоенного ми¬
ра. Была оформлена будущая мировая организация. Как и Вильсон, Рузвельт пола¬
гался на нее в высшей степени. Он верил, что возврата к изоляционизму не будет, что
американский народ уже приобщился ко всем основным мировым процессам.
Статистика подтверждала внутреннее чувство президента. После Ялтинской
конференции число американцев, удовлетворенных сотрудничеством трех союзни¬
ков, увеличилось, согласно опросам, с 46 до 64%. Более 80% считали необходи¬
мым для США вступить в мировую организацию. Эта картина значительно отли¬
чалась от той, которую встретил президент Вильсон, прибыв из Версаля в 1919 году.
Рузвельт очень беспокоился, как воспримут в Америке сообщение о том, что еще
две советские республики получили представительство в ООН. Лишь 23 марта 1945 го-
483

да он сказал американской делегации, готовящейся к Сан-Франциско, об этом «ял¬
тинском секрете». Президент попросил Стеттиниуса объяснить, сколь велики во¬
енные потери двух советских республик, рекомендованных в ООН, и заявить об¬
щественности, что больше в Ялте не было никаких секретных соглашений по
поводу рождающейся мировой организации. Рузвельту пришлось также сказать пред¬
ставителям прессы, что Генеральная ассамблея будет иметь «лишь функции рассле¬
дования международных проблем».
Общая реакция на Ялтинскую конференцию в США была благоприятной.
В этот период даже решение польского вопроса представлялось положительным.
По опросам общественного мнения значилось, что наиболее информированные кру¬
ги американского общества были удовлетворены в наибольшей степени. Томас Дьюи
определил итоги Ялты как «подлинный вклад в дело мира». Сенатор-республиканец
У. Остин назвал результаты конференции «конструктивным шагом в направлении ми¬
ра» и призвал к двухпартийной их поддержке. В Москве Молотов и послы Гарриман
и Керр вели переговоры по конкретным вопросам формирования польского правитель¬
ства, и все еще казалось в пределах досягаемого. По крайней мере, А. Гарриман не да¬
вал президенту оснований усомниться в возможности решения этого вопроса.
Иной была реакция в Азии. В Чунцине ходили слухи, что в Ялте американ¬
ский президент предал своих китайских союзников, причем настолько убедитель¬
ные, что личный представитель президента Хэрли решил узнать правду из перво¬
источника. В середине февраля 1945 года он вылетел в Вашингтон вместе с генералом
А. Ведемейером, который заменил Стилуэла на посту начальника штаба армии Чан
Кайши. Хэрли оказался в тупике не только из-за отсутствия Чан Кайши на встре¬
че на высшем уровне. Провалилась его стратегия объединения всех антияпонских
сил в Китае.
В конце 1944 года руководство Коммунистической партии Китая решило
заключить соглашение с режимом Чан Кайши «ради объединения всех военных сил
в Китае для нанесения немедленного поражения Японии». Из Янаня в Чунцин при¬
был представитель Мао Цзэдуна Чжоу Эньлай для ведения переговоров. Отпор
Чан Кайши идее совместных усилий был тотальным. Он заявил, что согласие на
коалиционное правительство равносильно признанию полного поражения. Он был
готов признать войска коммунистов лишь в обмен на полный контроль за ними. Чжоу
Эньлай заявил, что речь идет не о признании ими поражения и полной сдаче Чун¬
цину, а о войне против Японии. В Вашингтоне компромиссный подход Хэрли
уже не преобладал. Государственный секретарь Стеттиниус сообщил свое мнение
Рузвельту: «Коалиция будет означать конец доминирования консервативного го¬
миндана и открытие пути к власти более гибким и популярным коммунистам для
расширения их влияния до точки, возможно, контроля над правительством». Та¬
кой оборот событий пугал Рузвельта. Он хотел видеть четвертой великой держа¬
вой мира покорный чанкайшистский Китай, целиком зависимый от США, а не не-
484

ведомый ему коммунистический Китай с его предположительной ориентацией на
континентального соседа. За традиционного китайского партнера он, по крайней
мере в одном отношении, пока не беспокоился. Ненависть Чан Кайши к Мао
Цзэдуну была сильнее любого другого его импульса, а это означало, что между Моск¬
вой и Чунцином встала непреодолимая преграда.
В той грандиозной схеме, к реализации которой Рузвельт приступил на фи¬
нальной стадии войны, СССР признавался первостепенным партнером, но огра¬
ничивался с двух сторон: со стороны Западной Европы и со стороны Восточной
Азии. Одним из краеугольных камней этой схемы было противопоставление (по
возможности, «дружественное») Советскому Союзу националистического Ки¬
тая. Рузвельт говорил англичанам: «В любом серьезном конфликте с Россией Ки¬
тай, несомненно, будет стоять на нашей стороне». При этом он надеялся в ответ
на уступки Советскому Союзу в Восточной Европе получить от него уступки
в китайском вопросе. Президент просил советское правительство признать гомин¬
дановское руководство единственным политическим представителем страны, т.е.
«свернуть» свои особые связи с Коммунистической партией Китая, контролиро¬
вавшей значительную часть Северного Китая. Можно усомниться в том, были ли
реалистичны пожелания Рузвельта добиться того, чтобы СССР отказался от сво¬
их союзников в соседней стране и положился на связи с правительством, которое
было откровенным клиентом Соединенных Штатов. По существу, Рузвельт хотел,
чтобы Москва помогла подчинить КПК гоминдану и при этом признала суверен¬
ность марионеточного правительства Чан Кайши.
★ ★ ★
Чувство, что победа недалека, не могло не охватить Рузвельта. Утром 23 мар¬
та генерал Паттон позвонил генералу Бредли: «Я пересек Рейн. Прошлой ночью
целая дивизия перешла на левый берег». Близ Японии наконец-то был взят ост¬
ров Ивадзима — база, откуда тяжелые Б-29 могли устремляться к Японским ос¬
тровам. Но большие потери в битве за Ивадзиму заставили Рузвельта еще раз за¬
переться с военным министром Стимсоном. Стимсон заверил, что практически каждый
имеющий значимость физик, включая четверых нобелевских лауреатов, задейст¬
вован. «Бомба будет готова для испытаний к середине лета.»
Март 45-го был большим рабочим месяцем для Рузвельта. Вопреки преду¬
преждениям доктора Брюэнна он встретился с множеством людей и ознакомился
с океаном информации. Расслаблялся он размышлениями о будущем, стараясь
уйти от непосредственных нужд сегодняшнего дня. Думал о летнем отпуске в Гайд-
Парке, о том, что когда-нибудь оковы президентства падут. Летом он навестит Чер¬
чилля в Лондоне. Он хотел остановиться в Букингемском дворце, побеседовать с Уин¬
стоном в Чекерсе, обратиться к палате общин, навестить места сражений в Европе.
Британский премьер с энтузиазмом одобрил идею визита. Рузвельту английский
485

народ окажет «самый теплый прием, какой он только может оказать человеческо¬
му существу со времен триумфального въезда в Лондон лорда Нельсона... Чув¬
ства, переполняющие сердца английского народа, подлинны и спонтанны; все ан¬
гличане любят его за то, что он спас их от гуннов; они любят его за то, что он сделал
ради спасения их от страха, от ужасов, которые нависали над ними в течение пя¬
ти лет».
Мечта посетить Европу так сильно владела Рузвельтом, что он не мог скры¬
вать ее от посетителей. «Я уже попросил Элеонору подобрать необходимую одеж¬
ду.» Когда Перкинс напомнила, что в Европе еще идет война, Рузвельт прижал
палец к губам и сказал как бы по секрету: «Война в Европе окончится к концу мая».
Когда он покинет Белый дом, рассуждал президент, он будет издавать обще¬
национальную газету на четырех полосах — только новости, никакой рекламы. Со¬
временные средства связи позволят быстро распространять ее по всей стране.
Стоимость одного номера — один цент. Элеонора призвала его прожить несколь¬
ко лет без этой ужасной ответственности. «Нет. Я хочу быть там, где что-то про¬
исходит.» Что характерно, Рузвельт никогда не обсуждал прошлого. Его гораздо
больше интересовало будущее. И он не любил, скажем, Большой каньон в Коло¬
радо: «Он выглядит мертвым. Я люблю мои зеленые деревья в Гайд-Парке. Они
живут и растут».
Жан-Поль Сартр, представлявший парижскую «Фигаро», посетил Рузвель¬
та с группой французских журналистов: «Наиболее поразительным является в нем
глубокое человеческое обаяние, одновременная чувствительность и сила... Он улы¬
бался нам, говоря глубоким низким голосом». Одно лишь посещение Рузвельта,—
пишет Сартр,— сделало поездку в США исполненной смысла.
В эти последние свои недели в Белом доме Рузвельт размышлял о мировой
структуре, тогда как Черчилль пытался привлечь его внимание к действиям СССР
в Румынии и Польше. Рузвельт же считал, что Восточная Европа является зоной
особых интересов Советского Союза и не следует ему здесь указывать, «как себя
вести». Когда Черчилль оказывал давление на Рузвельта с целью держаться же¬
стче с советским руководством, президент предупреждал, что это «сделает очевид¬
ными различия между английским и американским правительствами». Рузвельт в выс¬
шей степени ценил ялтинские соглашения и отказывался сделать что-то такое, что
поставило бы их под угрозу.
В субботу 24 марта 1945 года после обеда с кронпринцем Олафом и принцес¬
сой Мартой Рузвельт и Элеонора отправились ночным поездом в Гайд-Парк. Все
надеялись, что свежий воздух и солнце помогут президенту. Элеонора пишет с вос¬
торгом: «Все начинает расти». Набухшие почки и свежие цветы взывали к радости.
Рузвельт заговорил о поездке в Сан-Франциско на открытие Организации Объе¬
диненных Наций. Элеонора с восторгом смотрела на мужа: именно таким она его лю-
486

била. И увлеченно обсуждала детали будущих поездок, хотя реальность была менее
радужной. Впервые Рузвельт отказался вести машину. Он поручил жене готовить
коктейли, чего не бывало ранее. Без прежней страсти слушал он рассуждения Эле¬
оноры о будущем международном строительстве. Что-то ослабло в нем.
В конце марта 1945 года Черчилль усилил нажим: если Рузвельт не проявит
твердость в польском вопросе, премьер-министр открыто доложит об англо-совет¬
ских противоречиях в палате общин.
Нет сомнений в том, что Рузвельт придавал кардинальное значение своей до¬
говоренности с советским руководством. От этого зависело осуществление его
глобальных замыслов. И он не хотел, чтобы расхождения по польскому вопросу по¬
ставили под удар его генеральный план. Поэтому Рузвельт в течение всего марта
1945 года не принимал во внимание предупреждения Черчилля о том, что Сталин
идет в Польше и в Румынии своим собственным курсом. Помимо прочего, СССР
мог всегда утверждать, что его действия диктуются военной необходимостью, что
и соответствовало истине. Рузвельт полагал, что выступить вместе с Черчиллем про¬
тив люблинского правительства в Польше означало бы явно нарушить ялтинские
соглашения, а «мы должны твердо стоять за верную интерпретацию крымских ре¬
шений». Он также полагал, что в Ялте люблинскому правительству было откры¬
то отдано предпочтение перед остальными политическими силами в Польше: «Мы
ведь договорились сделать несколько больший упор на люблинских поляках, чем
на двух других группах». Румыния же, писал Рузвельт Черчиллю, является не луч¬
шим местом для суждения о советских намерениях.
Трудно сказать, действовали ли на Рузвельта аргументы советской стороны.
Ведь Советская Армия действительно освободила Польшу ценой огромных жертв.
Здесь погибло 600 тысяч советских воинов. И понятно было желание Москвы не
дать власть в Варшаве силам, которые ставят под удар тыл Советской Армии сей¬
час и будут угрожать советским границам в будущем. 29 марта 1945 года Рузвельт
написал Сталину: «Сумев так хорошо найти понимание в Ялте, я убежден, что все
трое мы осуществим расчистку препятствий, появившихся с тех пор». Несколько
неловко было бы обсуждать советскую политику на ближайших к СССР подсту¬
пах именно в то время, когда американцы формировали свою национальную безо¬
пасность исходя из принципа закрепления на берегах двух океанов, находящихся
вдали от их континента.
Напомним, что с самого начала процесса стратегического планирования на по¬
слевоенный период президент Рузвельт дал понять, что безопасность США в бу¬
дущем должна быть обеспечена за счет создания кольца баз на весьма удаленном
от берегов Америки расстоянии. На Тихом океане такие базы должны были быть
созданы на Алеутских островах, на Филиппинах, на Окинаве, на островах, преж¬
де принадлежавших Японии. В атлантическом бассейне проектировались базы на
487

Азорских островах, Канарских островах, на выступающем в Атлантический оке¬
ан мысе Африки (Дакар).
Существовало два списка баз: один — составленный Объединенным комите¬
том начальников штабов, второй — государственным департаментом. Оба ведом¬
ства интересовались прежде всего аэродромами. В обоих списках был мировой ох¬
ват желаемых опорных пунктов, куда входили как обязательные базы в Алжире, Индии,
Индокитае, Гватемале, Новой Зеландии, Исландии, Марокко, Сенегале, Либерии.
Представьте себе, что подобного же для своей безопасности пожелал бы Советский
Союз. Реакцию США нетрудно угадать. Но собственная экспансия воспринима¬
лась американцами как легитимная забота о своей безопасности.
Рузвельт стоял во главе этого процесса. Во время встречи с генералом де Гол¬
лем в 1944 году он открыто высказал желание расширить мировую зону влия¬
ния. Так, он говорил о том, что намеревается утвердиться в Западной Африке,
голландской Ист-Индии, Сингапуре и Индии. Могли ли согласиться с этим
владеющие упомянутыми землями англичане, французы, голландцы? Только
под давлением.
Современные американские историки признают, что стремление Рузвельта к де¬
колонизации и созданию системы опеки над прежними колониями было во многом
продиктовано стратегическими соображениями. Прежде всего, следовало закре¬
питься в собственной традиционной зоне влияния — Латинской Америке. Усилия
Рузвельта здесь завершились подписанием в марте 1945 года нового союзного ак¬
та, предполагавшего «совместную оборону»,— акта Чапультепек. Этот акт был под¬
готовлен поставками по ленд-лизу, созданием новых военно-морских баз США в «сво¬
ем» полушарии, укреплением за годы войны торговой взаимозависимости, довольно
резким увеличением объема американских инвестиций в регионе, программой под¬
готовки в США элиты военного корпуса латиноамериканских армий, обхажива¬
нием крупнейших политических деятелей латиноамериканских стран. Все эти уси¬
лия предпринимались отнюдь не в вакууме, а в условиях противоборства с влиянием
двух крупнейших европейских держав — Германии и Англии. Рузвельт настойчи¬
во вытеснял их из западного полушария.
В своем стратегическом планировании Рузвельт все больший акцент делал на
авиации. В соответствии с президентской концепцией Объединенный комитет на¬
чальников штабов подготовил весной 1945 года рекомендации относительно опти¬
мального расположения американских военно-воздушных баз.
Но не степень американского вовлечения создавала мировое напряжение — оно
возникало там, где США противостояли другим великим державам. Близкий к пре¬
зиденту Н. Дэвис после дискуссии с ним сделал такой вывод: «Вопрос заключался
в соотношении сил между победителями. Каким образом они используют свою
мощь?» Эти беседы проливают некоторый свет на видение Рузвельтом послевоен¬
ной системы международных отношений. Мы начинаем понимать, что у Рузвельта
488

были серьезные сомнения в отношении достаточности американской мощи. Он брал¬
ся за беспрецедентное дело, и его сомнения естественны. Безусловным кошмаром для
Рузвельта была возможность «сговора» между собой партнеров по привилегирован¬
ной четверке. Его крайне настораживало, когда Черчилль пытался в Москве найти
модус вивенди для Балкан и Средиземноморья, когда Чан Кайши делал реверансы
в сторону СССР. Рузвельт не исключал возможности таких группирований в прин¬
ципе, но в конкретной обстановке 1945 года союз со Сталиным Черчилля и Чан Кай¬
ши он справедливо отвергал как нереальный поворот мировой политики.
Он исходил из того, что СССР не может помочь Черчиллю в решении его глав¬
ной задачи — сохранить империю или хотя бы обезопасить главный путь к импер¬
ским центрам через Средиземноморье и Ближний Восток. Слишком многое, по¬
мимо идеологии, разделяло главных антагонистов XX века. Укрепление СССР на
Балканах и Ближнем Востоке сразу же бросало «львов» британского империализ¬
ма в объятия любого противника Советского Союза. Лондон немногое находил в со¬
юзе с СССР, но многое терял, позволяя ему усилиться.
Рузвельт и его сотрудники исходили из того, что все несчастья мира проис¬
текают из-за «искусственных» перегородок между государствами. Если бы по¬
бедители в первой мировой войне, творцы Версальского мира, сумели обеспечить
свободный поток товаров, взаимозависимость предотвратила бы отчуждение
30-х годов, раскол, создание противоборствующих лагерей. Но нет, Британия за¬
мкнулась в рамках своей империи, Франция обратилась к своим колониям, изо¬
ляционисты в США возвели огромный внешний тарифный барьер, а Германия на¬
чала расширять свой «лебенсраум» в Европе. Избежать подобного развития
в будущем, по мнению Рузвельта, можно лишь на основе фритрейда, сознатель¬
ного предотвращения таможенной фрагментаризации послевоенного мира. Он
полагал, что политика «повсюду открытых дверей» будет лучше всего служить ин¬
тересам США.
Сохранить открытыми национальные рынки для американских компаний оз¬
начало укрепить экономическую гегемонию США в мире. Приманка экономиче¬
ской помощи, займы, льготные поставки — все должно было послужить достиже¬
нию этой цели. Президент Рузвельт был весьма последователен в проведении
указанной политики. Мы помним, что его дипломатическое наступление увенча¬
лось соглашениями 1944 года в Бреттон-Вудсе, где было принято решение о со¬
здании Международного валютного фонда и Банка реконструкции и развития —
инструментов воздействия Соединенных Штатов на ослабленный военными испы¬
таниями мир. За экономическим могуществом, по мнению Рузвельта, должно
было последовать резкое расширение зоны политического влияния США.
И все же, несмотря на словесную недвусмысленность в приверженности «от¬
крытой» мировой системе, он колебался в выборе курса между разделом мира на
сферы влияния и вильсоновским универсализмом. Лишь к концу войны, видя не-
489

обычайные возможности для США, Рузвельт однозначно исключил для себя
схему разделения мира на зоны влияния. В середине 1944 года в личном послании
Черчиллю Рузвельт попросил премьер-министра запомнить, «что мы не устанав¬
ливаем каких-либо зон влияния».
Тем не менее объективно, своими действиями Рузвельт способствовал опреде¬
ленному разделу мира на зоны влияния великих держав. Как писал американский ис¬
торик М. Ховард, «необязательно иметь намерение овладеть “сферой влияния” для
того, чтобы получить таковую. “Влияние”, “мощь” или “империя” автоматически при¬
ходят к тем государствам, которые достаточно богаты, достаточно сильны и доста¬
точно уверены в себе». И когда Рузвельт призывал Британию, Китай и СССР
вместе с США взять на себя «ответственность» за мир, он уже имел в виду зоны этой
ответственности. В данном случае Рузвельт хотел увлечь современников надеждой
на «благожелательное» главенство США в этой четверке, что обеспечивало бы ис¬
комый универсализм. Но это требовало от трех великих держав безоговорочного под¬
чинения Соединенным Штатам. По своей воле такое согласие не выражают. А ры¬
чагов самостоятельного воплощения этой схемы у Америки не оказалось при всем ее
богатстве и наличии атомной бомбы. Да, собственно, и сам Рузвельт «сбивался» с уни¬
версалистского курса, требуя, например, от англичан «научить дисциплине своих де¬
тей в Европе» (имелись в виду прежде всего французы). И Рузвельт, безусловно,
предвидел, что Советский Союз будет учитывать свои оборонные интересы в Вос¬
точной Европе. По крайней мере, своему государственному секретарю он говорил без
обиняков: «Мы должны помнить, что русские на занятых ими территориях будут сле¬
довать собственному курсу, исходя из собственных желаний».
В непосредственном окружении Рузвельта были сторонники раздела мира на
зоны влияния как объективно неизбежного и в целом благоприятного для США.
Так, военный министр Г. Стимсон считал прискорбным тот факт, что «некоторые
американцы придают исключительное значение доктрине Монро и в то же самое вре¬
мя ставят под вопрос все то, что происходит в Центральной Европе». Он полагал,
что мирное урегулирование отношений с СССР более чем возможно, поскольку «ор¬
биты наших двух стран не совпадают друг с другом». Стимсон утверждал: «Мы не
просим слишком многого, получая в свое распоряжение наш небольшой регион... Рос¬
сия не должна беспокоиться, потому что она сама собирается предпринять такие же
шаги по созданию дружественных протекторатов вокруг своих границ». Помощник
Стимсона Дж. Макклой (которому предстояло сыграть большую роль в жизни ок¬
купированной Германии) провозглашал: «Мы должны иметь свой пирог и есть его
тоже; мы должны обладать свободой действия в рамках региональных соглашений
в Южной Америке и в то же время вторгаться в европейские дела».
По существу, неизбежным выделение зон влияния считал и министр торгов¬
ли Г. Уоллес. По его мнению, интересам США более соответствовал бы не плане¬
тарный, всеобщий, а «региональный интернационализм». Откровенных сторонни-
490

ков раздела мира на зоны влияния было немало в государственном департаменте.
Так, Дж. Кеннан, будущий посол США в СССР, писал другому будущему аме¬
риканскому послу в Москве Ч. Болену 26 января 1945 года, что Европа должна
быть поделена на сферы влияния, что США должны создать зону своего влияния
в Западной Европе и при этом американцы «не должны вмешиваться в события,
происходящие в русской сфере влияния, и в то же время не позволять русским втор¬
гаться в свою сферу». В пользу раздела мира на сферы влияния склонялся веду¬
щий американский журналист У. Липпман. С его точки зрения, оптимальная сис¬
тема будущих международных отношений — «региональные созвездия государств».
При этом США были бы самой влиятельной нацией в «Атлантическом сообще¬
стве», СССР главенствовал бы «на русской орбите», Китай — на китайской.
Безопасность внутри орбит обеспечивалась бы абсолютным преобладанием главен¬
ствующей в регионе державы, а общий мир — воздержанием от вмешательства од¬
ной великой державы в зону влияния другой.
Заметим, что вслед за Латинской Америкой и Европой взоры американских
стратегов эпохи Рузвельта обращались к Ближнему Востоку — признанной глав¬
ной кладовой нефти. Стратегическое значение нефти уже тогда было неоспоримо,
и Белый дом соответствующим образом ориентировал государственный департамент.
Американские дипломаты чрезвычайно активно помогали нефтяным компаниям
страны овладеть контролем над мировыми энергетическими ресурсами. К концу вой¬
ны американские компании контролировали уже половину нефтяных запасов Ближ¬
него Востока. Выражая на словах несогласие с идеей о зонах влияния, президент Руз¬
вельт по существу положил начало созданию этих зон своей политикой
в оккупированной Италии, где именно американские и английские офицеры возгла¬
вили Союзную контрольную комиссию, оттеснив представителей СССР на поло¬
жение наблюдателей. Советское руководство последовало этому примеру в восточ¬
ноевропейских странах. (Подобная практика была закреплена на Потсдамской
конференции, когда американская делегация стала настаивать на том, что оккупи¬
рующие стороны будут взимать репарации с тех зон Германии, где они находятся.
Будет ли это означать, спросил В.М.Молотов, что каждая сторона получит свобо¬
ду действий в своей зоне и будет действовать в ней независимо от других? Госсе¬
кретарь США Дж. Бирнс ответил, что поддерживает именно такое толкование.)
Еще одним противоречием рузвельтовского универсализма в общем подходе
было решение вопроса о подмандатных территориях. Рузвельт в конце концов со¬
гласился с идеей передачи подмандатных территорий стран «оси» главным побе¬
дителям в текущем мировом конфликте, а не безликой всемирной организации.
Не удалось Рузвельту заблокировать и создание региональных оборонитель¬
ных союзов. К ним открыли путь статьи 51 и 52 Хартии ООН. Потеряла под со¬
бой почву идея о том, что в рамках ООН великие державы смогут, по словам Руз¬
вельта, «вырывать клыки у хищных вероломных животных». Для этого
491

«полицейские» должны быть едины и не разменивать солидарность на зоны вли¬
яния, даже глобальные.
Видя тенденцию резервировать за основными мировыми центрами зоны «осо¬
бой ответственности», англичане еще весной 1944 года «осмелели» до такой сте¬
пени, что официально стали просить американское руководство закрепить за ни¬
ми особые позиции в Греции. Английский посол в Вашингтоне лорд Галифакс не
видел причин, по которым США Могли бы отвергнуть просьбу: ведь «мы следу¬
ем линии поведения Соединенных Штатов в Южной Америке в максимально
возможной степени». И нужно отметить, что Рузвельт не выразил непримиримо¬
го протеста по поводу желаний Лондона поделить Балканы на зоны влияния.
Вероятно, Рузвельт полагал, что все еще можно исправить после создания эф¬
фективной международной организации (в этом он был близок Вудро Вильсону).
На 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско был намечен созыв международной кон¬
ференции по выработке Хартии Организации Объединенных Наций. В феврале и мар¬
те 1945 года Рузвельт, несомненно, вспоминал о политическом поражении своего
предшественника в подобном начинании — президента Вудро Вильсона. На сей раз
история не должна была повториться. Рузвельт постарался обезопасить себя и свой
проект на внутренней политической арене. Избранная на международную конфе¬
ренцию американская делегация была двухпартийной. В нее вошли такие лидеры ре¬
спубликанцев, как сенатор Ванденберг и Гарольд Стассен. Рузвельт планировал, что
сам откроет конференцию и позаботится об ее эффективности. Его стало тревожить
в конце марта сообщение о том, что советскую делегацию на учредительной конфе¬
ренции в Сан-Франциско возглавит посол СССР в США А.А.Громыко. Рузвельт
хотел более внушительного представительства. Отсутствие кого-либо из высокопо¬
ставленных советских руководителей означало бы, что в Москве не придают столь
существенного (как в Вашингтоне) значения сан-францисскому форуму, а значит,
и идее коллективного руководства миром. Представляется, что это обстоятельство
очень беспокоило Рузвельта, так как наносило удар по основам его дипломатичес¬
кой стратегии. Он просил Сталина послать на первую учредительную сессию ми¬
ровой организации министра иностранных дел В.М.Молотова.
И еще одно обстоятельство поставило под угрозу единство великих союзни¬
ков. В начале марта командующий войсками СС в Италии генерал Вольф тайно
встретился в Цюрихе с руководителем американской разведки в Швейцарии Ал¬
леном Даллесом. Объединенный комитет начальников штабов не желал участия со¬
ветских представителей в этих переговорах. Капитуляция немецких войск в Ита¬
лии сразу же выводила мощные американо-английские силы с юга в центр Европы,
перед ними лежала Вена и выход на Балканы. Наметилось изменение стратегиче¬
ской обстановки. Союзники могли зайти далеко в контактах с руководством СС,
чьи части составляли основу сражающихся восточнее Берлина германских сил. Нуж¬
но сказать, что в этой ситуации в Лондоне сразу же ощутили опасность, что
492

в Москве узнают о сепаратных действиях западных союзников. У Черчилля, как
напишет он позднее, созрело решение оповестить советское правительство.
Но в Москве уже знали о ведущихся переговорах. И непонятна была роль прези¬
дента Рузвельта, выступавшего за секретность, которая в данном случае могла сто¬
ить союзнической солидарности.
Сталин сказал, что переговоры с противником возможны лишь в том случае,
если это не дает немцам возможности использовать их для переброски своих войск
на другой, в данном случае советский, фронт. А немцы уже передислоцировали сю¬
да три дивизии из Италии. Рузвельт ответил коротко, что немцы стараются раз¬
дуть противоречия между союзниками.
Подобные тайные переговоры были ошибкой американской дипломатии, они
вызвали опасения у советского руководства (ясно выраженные в резком письме Ста¬
лина Рузвельту). Немцы сдавали города без боя на западе и отчаянно дрались за
каждую деревню на востоке. Так были посеяны семена недоверия, поставившего
под угрозу тесную взаимосвязь союзников — основу послевоенных планов Руз¬
вельта. Упорное нежелание американцев допустить советских представителей на пе¬
реговоры с генералом Вольфом воспринималось в Москве крайне негативно. В по¬
зднем объяснении Рузвельт писал Сталину, что страмился помочь своим войскам,
увидев возможность сдачи противника и избежания кровопролития. Но на союз¬
ные отношения пала тень. В одном из последних писем Рузвельта Сталину чувст¬
вуется понимание президентом этой опасности: «Я не могу избежать чувства горь¬
кого возмущения в отношении ваших информаторов, кто бы они ни были, за такое
злостное искажение моих действий и действий моих доверенных подчиненных. Бу¬
дет подлинной трагедией истории, если после неимоверных лишений в одном ша¬
ге от победы произойдет крушение солидарности союзников. Потеря доверия по¬
ставит под вопрос все огромное совместное предприятие».
Именно это и происходило. Накануне победы недоверие к односторонним дей¬
ствиям американцев, споры из-за Польши, неясность в отношении функций ООН
начали ослаблять совместную платформу взаимопонимания, хотя, конечно, соли¬
дарность военных лет была еще крепка, особенно в общественном сознании. Вес¬
ной 1945 года газета «Нью-Йорк геральд трибюн» писала: «Не существует ощу¬
тимой разницы в интересах, политике, целях и в отношениях между Россией,
Британией и Соединенными Штатами, что могло бы пойти в сравнение с огром¬
ными жертвами и страданиями, через которые эти народы прошли, пробив свой путь
к порогу лучшего мира». Ведущий американский ветеран-журналист У. Ширер за¬
писал в своем дневнике: «Собираемся ли мы использовать влияние двух самых мощ¬
ных демократий (имелись в виду США и Англия. — Л .У.) против сил прогрес¬
са или мы остановим реакцию? Собираемся ли мы вернуться в 1939 год или
проявим талант и воображение в стремлении построить нечто лучшее в 1946 или
в 1950, или в 1960 году? Эти вопросы наводят на размышления при воспомина-
493

ниях о курсе англо-американскои политики с того момента, когда ход воины изме¬
нился в нашу пользу, вспоминаешь нашу поддержку Дарлана, стойкую защиту Чер¬
чиллем Франко, настойчивость в попытках спасти савойскую династию в Италии,
высокомерное обращение англичан с силами сопротивления в Бельгии и Греции и на¬
ше собственное глупое упорство в желании пригласить фашистскую Аргентину на
конференцию в Сан-Франциско».
С чувством глубокой озабоченности рассуждал один из самых осведомленных
американских специалистов в международных делах (У.Ширер) о грядущих опас¬
ностях: «Нас принудили — частично англичане, частично наша неспособность
оценить обстановку — взять на себя роль, которая когда-нибудь окажется столь
же опасной, сколь и бессмысленной. Это роль великого антагониста России...
Верно, что отныне мы будем двумя наиболее мощными нациями. Но также верно
и то, что Соединенные Штаты и Россия не имеют исторически конфликтных ин¬
тересов. И не имели никогда. И еще справедливо следующее. Если Россия и мы
не придем к согласию, мир не продержится долго». Подобные опасения имели под
собой большие основания. Президент Рузвельт (и в этом его заслуга перед исто¬
рией) сумел создать жизнеспособный союз. Коалиция пережила третий рейх, од¬
нако, к сожалению, не надолго. Вина за это ложится на тех, кто предпочел не кол¬
лективное вершение дел в мире, а реализацию уникальной, «дарованной судьбой»
возможности сепаратного, самостоятельного ведения дел.
Нет сомнения, что в стратегическом видении Рузвельтом будущего СССР
рассматривался в качестве партнера Соединенных Штатов по контролю над но¬
вой мировой системой. Рузвельт предполагал выполнение Советским Союзом ми¬
ротворческих функций, учитывал его особое положение в Восточной Европе.
Это линия всей дипломатии Рузвельта военных лет. Но все же на определенные
препятствия следует указать. Речь идет о трениях, возникших из-за поставок по
ленд-лизу, из-за двухлетней задержки в открытии второго фронта. Но президент
считал все это преодолимым. Более того, он был уверен в своей способности
найти компромисс, пожертвовать второстепенным ради главного. Без СССР не
могла осуществиться его основная дипломатическая инициатива — новый меж¬
дународный порядок на базе глобальной международной организации и особой от¬
ветственности главных действующих лиц на мировой арене. При этом Рузвельт
сопротивлялся попыткам представить СССР в качестве силы, способной в буду¬
щем угрожать Америке.
Еще в начале 1944 года, когда президента попросили высказаться о слухах,
будто русские намерены овладеть контролем над всей Европой, он ответил: «Я лич¬
но не думаю, что это мнение имеет под собой основание. У них достаточно дел в са¬
мой России, чтобы многие годы заниматься внутренними проблемами, не беря на
себя дополнительную головную боль». Стратегия Рузвельта была построена на том,
что союз военных лет останется крепкой основой взаимодействия и в мирных ус-
494

ловиях, но для этого необходимо признание справедливости обеспокоенности Со¬
ветского Союза проблемами своей безопасности. Никогда Рузвельт не обсуждал
возможности противостояния Советскому Союзу силовыми методами. Он наде¬
ялся совместить интересы СССР с программой действий мировой организации, с меж¬
дународным сотрудничеством в ее рамках.
Правда, уверенность Рузвельта иногда сменялась сомнениями. Так, он го¬
ворил, что если советское руководство не признает Чан Кайши, а тот не догово¬
рится с Мао Цзэдуном, то США не смогут «сдержать русских» на этом направ¬
лении. Но затем он вновь возвращался к мысли, что Китай одновременно будет
и ведущей силой в Азии (противостоящей Советскому Союзу) и останется в оп¬
ределенной степени зависимым от Соединенных Штатов. Рузвельт (от такого вы¬
вода трудно уйти), безусловно, верил в отчуждение между СССР и Китаем
и считал определенную степень холодности их отношений отвечающей американ¬
ским интересам в Азии.
Рузвельт соглашался на мировой статус СССР, но прилагал значительные уси¬
лия для обеспечения рычагов воздействия на страну, выходившую из войны вто¬
рой мировой державой. Речь идет прежде всего об огромном экономическом по¬
тенциале США, об обладании атомным оружием, о наличии могущественных
союзников, способных «ограничить» СССР с запада (Британия) и с востока
(Китай). Одним из таких рычагов виделись президенту торговля и займы. Впер¬
вые о предоставлении Советскому Союзу займов и о расширении торговли с ним
американцы заговорили в 1943 году. Рузвельт не мог не отметить, что в Москве
это вызвало живейший интерес. Отныне американская сторона периодически под¬
нимала данный вопрос либо когда отсутствие второго фронта ощущалось слишком
остро, либо когда она нуждалась в солидарности с СССР. Наилучшую характери¬
стику данному инструменту американской дипломатии дал посол США в Моск¬
ве АТарриман в марте 1944 года: экономическая помощь Советскому Союзу —
это «одно из наиболее эффективных из имеющихся в нашем распоряжении средств
для воздействия на политические события в Европе в желательном для нас направ¬
лении, средство предотвращения создания сферы влияния Советского Союза
в Восточной Европе и на Балканах».
Лишь одно могло подорвать схему Рузвельта — политика, направленная на
изоляцию СССР. Опасности, порождаемые ею, полагал Рузвельт, были бы колос¬
сальны, президент прямо говорил об этом: если Соединенные Штаты еще раз по¬
пытаются изолировать Советский Союз, им следует «приготовиться к неизбежной
войне континентов». Рузвельт сделал немало шагов для разрешения существую¬
щих и потенциальных противоречий с Советским Союзом. Так, на Тегеранской кон¬
ференции он фактически признал вхождение прибалтийских республик в Советский
Союз, предложив лишь скрепить это плебисцитом населения данных республик.
На Ялтинской конференции Рузвельт признал новую советско-польскую грани-
495

цу. На обеих конференциях Рузвельт считался с особым положением СССР
в Восточной Европе.
По существу, президент в своей политике в отношении СССР руководство¬
вался здравой идеей, что эту страну после жесточайших испытаний в двух миро¬
вых войнах преследует страх внешних угроз. Рузвельт, по-видимому, сумел понять
озабоченность Советского Союза своей безопасностью. И в данном случае следу¬
ет, пожалуй, отметить, что почти полное неумение и нежелание руководителей со¬
ветской дипломатии считаться с Западом и его проблемами не способствовали ук¬
реплению модели «озабоченности СССР своей безопасностью», имевшей
значительные шансы возобладать в американском понимании Советского Союза.
Некоторые «спазматические» советские инициативы, не обеспеченные адекватной
мотивацией, приводили к поражению тех сил в американском руководстве, кото¬
рые склонны были найти общий язык с ведущим военным союзником. Вскоре за¬
колебались и положительно настроенные. «Безопасность, возможно, является их
главным мотивом, но они столь обеспокоены и подозрительны по ее поводу, что объ¬
ективные результаты являются такими же, как если бы их мотивацией была агрес¬
сия, беспредельная агрессия»,— писал сотрудник американского посольства
в Москве Джордж Кеннан. В январе А. Гарриман сообщил в Вашингтон: «Главен¬
ствующим соображением советской внешней политики является озабоченность
“безопасностью” так, как ее понимают в Москве». И проблема действительно за¬
ключалась в том, что американцы понимали безопасность иначе.
Американские военные стратеги предусматривали для США в послевоенное
время роль своего рода посредника между Британией и СССР. Но большинство
в правящей элите не поддержало эту идею. Тесный союз и с той и с другой сторо¬
ной казался им связывающим Америке руки и не отвечающим ее интересам. При¬
мерно с весны 1944 года, когда ход событий на советско-германском фронте по¬
казал превосходство Советской Армии, эксперты стали приходить к выводу, что
в послевоенной Европе СССР будет пользоваться большим влиянием, чем Анг¬
лия. В дальнейшем этот тезис получил детальную разработку. Объединенный ко¬
митет начальников штабов в августе 1944 года указал в своей прогностической оцен¬
ке, что изменение соотношения сил в Европе будет чрезвычайно резким, сравнимым
скорее «с падением Рима, чем с любой другой переменой, произошедшей здесь за
последовавшие после этого падения пятнадцать столетий».
Нам важно, однако, отметить, что на данном этапе высшее военное американ¬
ское руководство не сделало вывода, что США должны бросить силы на «выправ¬
ление баланса». Военная разведка хотя и предполагала возможность укрепления
позиций СССР в Европе, но, подчеркиваем, не заключала из этого, что Советский
Союз займет враждебную по отношению к Америке позицию. Более того, амери¬
канская попытка укрепиться в Европе имела бы эффект «самооправдывающего-
ся предсказания», так как провоцировала бы СССР на определенные действия, la-
496

ким образом, военные планировщики рекомендовали не ожесточать СССР и го¬
товиться к выводу американских войск из Европы после войны: у СССР нет по¬
тенциала непосредственно угрожать США.
Были ли американцы обеспокоены возможностью распространения совет¬
ского влияния на Западную Европу? Если сторонники этой точки зрения и из¬
лагали свои взгляды, то они все же не были большинством. Скажем, очень об¬
стоятельный доклад государственного департамента отвергал подобное: «русские
не очень интересуются происходящими в Западной Европе процессами». Спо¬
собен ли был Советский Союз к конфликту с Западом? Доклад американской
разведки подводил к мысли, что Советскому Союзу прежде всего необходимо «вре¬
мя, чтобы прийти в себя», он имеет слишком много ран, «чтобы идти на риск во¬
оруженного конфликта». Каковы были эти раны и каков был срок их исцеления?
Доклад разведки давал такие цифры (указывалось время «реабилитации»
СССР):
Военные потери в людской силе и в промышленном потенциале — 15 лет.
Недостаток технического персонала — 5—10 лет.
Нехватка стратегических военно-воздушных сил — 5—10 лет.
Отсутствие современного военно-морского флота — 15—20 лет.
Низкое качество транспортной системы — 10 лет.
Отсутствие атомной бомбы — 5—10 лет (может быть меньше).
Сопротивление на оккупированных территориях — 5 лет.
Слабые позиции на Дальнем Востоке — 15— 20 лет.
Вывод доклада был следующий: СССР физически не сможет предпринять круп¬
номасштабную войну, если бы даже он и стремился к ней, ранее чем через 15 лет.
Это отрезвляло тех, кто готов был проецировать внешнеполитические планы
СССР в 1945 году вплоть до вторжения в Западную Европу и Азию, до стрем¬
ления получить решающее геостратегическое превосходство в Евразии. (Напом¬
ним, во время войны Рузвельт сам уверял Сталина в том, что желание России иметь
свободный выход в Средиземное море «оправданно», особенно в свете сотрудни¬
чества Турции с Гитлером.)
Секретный анализ говорил президенту, что советский военно-морской флот —
это не более чем дополнительное средство охраны побережья, а отнюдь не фактор
расширения внешнеполитических возможностей. Советские военно-воздушные
силы не имели бомбардировочной авиации дальнего радиуса действия и не могли
угрожать Америке. Что же касалось главного «прорыва» в военной технологии, то да¬
же генерал Гроувз, всегда настороженно смотревший на СССР и склонный к ори¬
ентации на худший вариант, полагал в 1944 году, что Советскому Союзу для со¬
здания атомного оружия понадобится не менее 20 лет. Не давал оснований для
беспокойства анализ, старательно проведенный в 1944 году военно-воздушными
силами. В нем говорилось, что «сегодняшние союзники могут стать противника-
497

ми завтра», но понадобится от 20 до 100 лет для того, чтобы «евразийская нация
выросла в агрессивно мыслящую державу». Общее заключение: военные автори¬
теты в данном случае не били тревогу, не рисовали картину советской экспансии.
Они в основном солидаризировались с президентом, что требуется терпеливая
и хладнокровная политика.
★ ★ ★
К окончанию второй мировой войны флот Соединенных Штатов (как хвалил¬
ся, выступая по национальному радио, адмирал Леги) был более могущественным,
чем два любых других военно-морских флота, вместе взятых. Америка владела «на¬
илучшим в мире образом экипированными наземными силами», в ее руках нахо¬
дился «секрет самого устрашающего в мире оружия». В дипломатической игре Аме¬
рика владела всеми лучшими картами. Она обеспечивала свою безопасность
огромными трансокеанскими плацдармами, базами, созданными по противополож¬
ным побережьям двух океанов — Атлантического и Тихого. И при этом «скорбе¬
ла» о советском понимании безопасности, требовавшем внимания к тому, что про¬
исходит по ту сторону Буга.
В начале 1945 года Черчилль уговаривал Эйзенхауэра «пожать руки русским
как можно восточнее реки Эльбы». Тот в свой полевой бинокль видел, к чему мо¬
жет привести подобная политика. И он не послал, как предлагалось, танки гене¬
рала Паттона в Прагу и не рвался на восточный берег Эльбы. По возвращении из
Москвы Эйзенхауэр сказал: «Ничто не направляет русскую политику сильнее, чем
желание сохранить дружбу с Соединенными Штатами».
Но и сам президент, и его окружение весной 1945 года начинают бояться, что
оставили в тени ту державу, которую планировали иметь своим главным союзни¬
ком в Азии — националистический Китай. В феврале—марте 1945 года китай¬
ский вопрос опять стал причиной головной боли президента. Политические совет¬
ники посольства в Чунцине в один голос заявили, что Чан Кайши полностью
уверен в своей незаменимости, американскую помощь он воспринимает как само
собой разумеющуюся и становится все менее управляемым. Посол Хэрли и гене¬
рал Ведемейер требовали от президента информировать Чан Кайши, что «военная
необходимость требует от нас сотрудничества с коммунистами и другими группа¬
ми, которые могли бы оказать помощь в войне против Японии». Советники на ме¬
стах полагали, что нужно решить две задачи: разубедить Чан Кайши в его неза¬
менимости и добиться сотрудничества с коммунистами, чтобы «не бросить их
в объятия русских», когда Советский Союз присоединится к боевым действиям в Азии.
Рузвельт размышлял над тем, каким союзником может быть Китай в послево¬
енном мире. Он не верил в то, что помощь коммунистам усилит американские пози¬
ции: коммунистические регионы Китая консолидируются, и это лишь закрепит вну¬
тренний раскол в стране. Китай будет подвержен влиянию СССР (после того как
498

Германия капитулирует) и западноевропейских держав (когда они начнут восстанав¬
ливать свой контроль в колониях). Разделенный и ослабленный Китай не сможет со¬
ответствовать той роли, которую ему приготовил Рузвельт, роли одного из четырех
(а теперь, с «допущением» Франции, пяти) столпов новой системы безопасности. Те¬
перь Рузвельт склонялся скорее к выработанным в Ливадийском дворце решениям:
полагаться в разгроме японцев прежде всего на СССР, побудить его заключить со¬
глашение с Чунцином, получить помощь Советского Союза в консолидации собст¬
венно китайских сил, показать Чан Кайши, что контрольными позициями владеют
американцы и они хотят от гоминдана большей политической гибкости.
Именно в таком плане инструктировал Рузвельт посла Хэрли 24 марта
1945 года. Он просил посла вернуться в Чунции «дальней дорогой» — через
Лондон и Москву, чтобы еще раз заручиться поддержкой главных союзников от¬
носительно принципиально обговоренного в Ялте варианта решения китайской
проблемы. Посол Хэрли должен был прибыть к Чан Кайши во всеоружии, обле¬
ченный доверием всей антигитлеровской коалиции.
Мы уже говорили, что излюбленным методом президента было стимулирова¬
ние соперничества своих подчиненных. В китайской политике Рузвельт обращал¬
ся и к Хэрли, и к начальнику штаба Чан Кайши генералу Ведемейеру. Приехавше¬
му в марте 1945 года в Вашингтон Ведемейеру Рузвельт приказал не оказывать помощь
французам, пытающимся восстановить свою власть над Индокитаем. В Ялте Руз¬
вельт говорил Сталину, что хотел бы получить опеку над Индокитаем, что лишь ан¬
гличане, чувствуя общность исторических судеб, помогают колониальному партне¬
ру, поскольку сами боятся потерять контролу над соседней Бирмой. Во время
встречи с Чан Кайши в Каире Рузвельт договорился с китайцами, что французы Ин¬
докитай не получат. Этот курс был анафемой для Черчилля. Разве мог он забыть,
как в Ялте Стеттиниус развивал идеи новой системы опеки в рамках ООН (на что
разгневанный премьер-министр ответил, что пока он занимает пост, этого не слу¬
чится, он не намерен делить наследие своей страны). Встречаясь с Хэрли в марте
1945 года, Рузвельт говорил, что идею опеки нужно обсудить во время сан-фран¬
цисской конференции, где будут выработаны статус и устав ООН.
Нужно еще раз отметить, что подобное высказывалось в условиях, когда сра¬
зу несколько процессов начали подрывать общую схему Рузвельта. СССР усилил¬
ся больше, чем предполагалось. Китай оказался слабее, чем надеялись, Западная
Европа не превратилась в «зону отчаяния», а стала заново собирать свои силы. Все
это начало вносить коррективы в уже выработанную дипломатическую стратегию
Рузвельта. Возникла (пока еще неясная) альтернатива: а не изменить ли стратеги¬
ческий замысел? Прекратить антиколониальную линию, консолидировать Запад,
оказать силовое воздействие на СССР, помочь Чан Кайши объединить Китай.
Но боевые действия весной 1945 года (бои за Окинаву) показали степень оже¬
сточения, с которой японцы готовы были драться на своих островах. Снова в Бе-
499

лом доме размышляли: если уровень потерь будет таким, как на Окинаве, амери¬
канская армия окажется обескровленной. Бесстрастная калькуляция говорила, что
лишь мощный удар Советской Армии по континентальным силам японцев сдела¬
ет их положение безнадежным.
Главным представителем администрации, обеспокоенным проблемой атомно¬
го оружия как нового фактора мировой дипломатии, был военный министр Стим-
сон. С начала марта 1945 года прийдя к заключению, что изобретение атомного ору¬
жия означает подлинную революцию в дипломатических отношениях, и вплоть до
своей отставки в сентябре 1945 года он постоянно ставил данный вопрос перед выс¬
шим руководством. Стимсон считал своим долгом предупредить международный
хаос, который, полагал он, наступит после применения атомного оружия.
15 марта Стимсон видел Рузвельта последний раз. Их разговор касался оцен¬
ки влияния нового оружия на международные отношения и возможностей контро¬
ля над этим оружием. Стимсон обозначил два подхода к контролю в послевоенное
время. Первый предполагал продолжение политики секретности, одностороннее аме¬
риканское вооружение, сохранение американо-английской монополии. Второй под¬
ход проистекал из осознания опасности вышеозначенного курса и был рассчитан на
создание системы международного контроля, инспекции атомных исследований. Стим¬
сон считал, что выбор между двумя этими подходами уже нельзя откладывать.
И Рузвельт, и Стимсон исходили из того, что атомное оружие будет приме¬
нено в текущей войне. Но какова его дальнейшая значимость в международных от¬
ношениях? Стимсон заключил, что Рузвельт разделяет его обеспокоенность, он за¬
писал в дневнике, что «в целом разговор был успешным». Был ли Стимсон излишне
оптимистичен? Возможно, он принял неизменную вежливость президента за по¬
нимание важности проблемы и решимость совладать с нею. Скорее Рузвельт
в атомном оружии видел мощную гарантию эффективности своей дипломатии.
★ ★ ★
14 марта 1945 года Франклин и Элеонора Рузвельт, собрав узкий круг дру¬
зей, отметили сорокалетие своей свадьбы. Рузвельт говорил о планах на будущее,
и Элеонора шутя предложила ему «побыть несколько лет без груза ответственно¬
сти». Президент ответил, что не может жить там, где ничего не происходит, «где
нет роста». Элеонора: «Он никогда не любил рассуждать о прошлом, он всегда был
устремлен в будущее». Встреча закончилась заполночь детективной киноистори¬
ей «Подозреваемый».
2 апреля 1945 года состоялась важная беседа Стеттиниуса, Стимсона, Фор¬
рестола и Маршалла о советско-американских отношениях. Американская сторо¬
на выражала недовольство отказом Советского Союза принимать самолеты и спе¬
циальные команды с целью быстрого вывоза из-за советской линии фронта
освобожденных американских военнопленных, отказом СССР принимать у себя бом-
500

бардировщики, стартующие во Франции. Советская сторона была возмущена тай¬
ными сепаратными переговорами американцев с немцами в Берне. Именно во вре¬
мя этой беседы Стимсон сказал Стетгиниусу: «Мы просто не можем позволить, что¬
бы расхождения между двумя нациями стали угрожать всеобщему миру». Генерал
Маршалл отметил, что он предвидел нынешние трудности, но он полагает, что сле¬
дует проявлять терпимость. В конце концов, СССР показал готовность к подлин¬
ному сотрудничеству «в самых больших вопросах. Россия держала свое слово и вы¬
полняла свои обязательства. Мы должны помнить, что она не освоила еще тонкостей
дипломатических отношений и от нее можно ожидать грубые слова».
Размышляя о позиции, занятой государственным секретарем Стеттиниусом
и военно-морским министром Форрестолом, Стимсон записал на следующий день
в дневнике: «Для меня наступает время, когда необходимо использовать все то сдер¬
живающее влияние, которое я имею на этих людей». Для того чтобы Америка до¬
билась своих целей, необходима «совершенно хладнокровная твердость». Ста¬
рейший член рузвельтовского кабинета отчетливо видел, как среди его коллег
набирают силу нетерпимость, жестокость, экстремизм. В дни, когда уже очевид¬
но близилось окончание войны в Европе, главным, с точки зрения Стимсона, во¬
просом межсоюзнических отношений становился вопрос об атомной бомбе. За день
до смерти Рузвельта он говорил о настоятельной необходимости для американско¬
го руководства иметь определенность в столь критическом дипломатическом во¬
просе, меняющем сами правила дипломатии.
В начале апреля 1945 года возникла уверенность в том, что до создания бо¬
евого оружия, действующего на новом физическом принципе, осталось лишь не¬
сколько месяцев. В. Буш и ученые-исследователи начали оказывать давление на
военного министра Г. Стимсона с целью выдвижения идей создания международ¬
ного пула, контролирующего атомную энергию. У Стимсона одно время сущест¬
вовал проект предоставления атомной информации советской стороне — но толь¬
ко на определенных условиях и за политическую плату. Рузвельт проявил некоторые
колебания, но не зашел так далеко. Он не хотел делиться атомными секретами, по край¬
ней мере пока не пройдут первые испытания.
Снова, как и шесть лет назад, Эйнштейн направил Рузвельту письмо, в ко¬
тором говорил о роли, которую может сыграть атомное оружие в будущем, о не¬
обходимости обезопасить это будущее. На этот раз Рузвельт не ответил. Нильс
Бор уговорил судью Франкфуртера и английского посла Галифакса встретиться с пре¬
зидентом и обсудить проблему, значимость которой увеличивалась с каждым днем.
Встреча была назначена на 12 апреля.
Тем временем президент планировал прибыть в Сан-Франциско на открытие
важнейшей для него конференции, посвященной созданию ООН.
Под давлением англичан Рузвельт написал 31 марта 1945 года свое извест¬
ное письмо Сталину. Если в Польше не будет создано что-либо большее, чем
501

«лишь слегка замаскированное нынешнее варшавское правительство», американ¬
ский народ «будет считать ялтинское решение невыполненным». В ответе Моск¬
вы от 7 апреля говорилось, что причиной тупика в «польском вопросе» являются
усилия американского и польского послов в Москве изменить ялтинские соглаше¬
ния. Если названные послы будут строго следовать линии, выработанной в Ялте,
спорные вопросы разрешатся в ближайшее время. Сразу по получении письма Руз¬
вельт сообщил в Лондон: «Мы должны самым внимательным образом оценить по¬
следствия курса Сталина». Рузвельт просил Черчилля не придавать делу эмоци¬
ональную окраску. Однако в эти апрельские дни американские дипломаты и сам
Рузвельт не всегда соблюдали столь необходимое хладнокровие.
Панические оттенки слышны в послании А. Гарримана Рузвельту от 5 ап¬
реля 1945 года: «Если мы не собираемся жить в мире, где будут доминировать Со¬
веты, мы должны использовать нашу экономическую мощь для помощи странам,
дружественно настроенным в отношении нас». В этом утверждении два пункта по
меньшей мере сомнительны. Во-первых, как можно было представить себе мир,
«в котором доминируют Советы?» Ни стратегическая разведка, ни наиболее
«смелые» среди планировщиков не могли представить гегемонии в мире страны,
стоявшей на грани экономического истощения, да и, очевидно, не имевшей гло¬
бальных планов. Во-вторых, неубедительна уверенность Гарримана в действен¬
ности экономических рычагов в отношении СССР. Еще в сентябре 1944 года аме¬
риканская разведка представила президенту доклад, из которого значило, что нет
оснований верить в могущество финансового давления на СССР. В докладе го¬
ворилось, что страна, вынесшая неслыханные жертвы, «способна осуществить эко¬
номическое восстановление, полагаясь на внутренние ресурсы, не прибегая к за¬
рубежным займам или репарациям».
На этот раз реакция Рузвельта на сообщение своего посла в Москве была до¬
статочно жесткой. На следующий день он писал Черчиллю: «Скоро наши армии
займут позицию, которая позволит нам быть более твердыми, чем прежде было не¬
обходимо для ведения войны».
О внешней политике США периода, на пороге которого стоял Рузвельт,
можно сказать то же, что по иному поводу сказал Генри Киссинджер: «Как толь¬
ко держава достигнет всех своих целей, она будет стремиться к достижению абсо¬
лютной безопасности, к мировому порядку, свободному от сознания внешней опас¬
ности, где все проблемы решались бы как внутренние проблемы». По этому пути
и устремились Соединенные Штаты после окончания второй мировой войны. Но,
как отмечает далее Г. Киссинджер, «абсолютная безопасность для одной держа¬
вы означает абсолютное отсутствие безопасности для всех других». Возникшее в США
чувство всесилия хорошо иллюстрируют сказанные в 1944 году слова адмирала Э. Кин¬
га: Соединенные Штаты «стали такими большими в мире, который стал таким ма¬
леньким».
502

В самом общем виде противоречие дипломатии Рузвельта заключено в про¬
тивопоставлении утверждения всеобщей международной суверенности и четко
выраженной стратегии достижения в грядущем мире американского превосходст¬
ва. С точки зрения американского историка Д. Иергина, Рузвельт формально де¬
монстрировал приверженность принципам «универсального блага», а фактически
осуществлял силовую дипломатию. Это противоречие между правами суверенных
народов и желанием Вашингтона найти американское решение основных мировых
проблем привело к главным негативным моментам американской дипломатии — к хо¬
лодной войне и отчуждению колониальных народов.
★ ★ ★
Президент уже предсказал окончание войны в Европе к концу мая 1945 го¬
да. Он пристально следил за войсками на европейском западе, где происходила ок¬
купация Рура, готовилась сдача Ганновера и Бремена, открывалась дорога к жиз¬
ненным центрам Германии. Сталину он написал, что «швейцарский эпизод» остался
в прошлом, не должно быть взаимного недоверия. Он просил Черчилля не драма¬
тизировать разногласия с СССР.
На своей последней 998-й встрече с прессой Рузвельт детально говорил
о необходимости предоставления независимости Филиппинам. Жалким было бы
стремление США укрепиться на небольшой гряде островов, когда открывались пер¬
спективы мирового лидерства. Кроме того, подобный шаг должен был послужить
примером для Британии и других колониальных держав.
Напряжение жизни стало сказываться, и 29 марта Рузвельт отбыл в Уорм-
Спрингс, место, где природа обходилась с ним особенно милостиво. Накануне он
старательно уложил свою коллекцию марок. Болезнь сына Анны не позволила ей
уехать с отцом. Поезд прибыл на маленькую станцию в два часа дня. Телохрани¬
тели отметили слабость в обычно сильных руках Рузвельта. Но начальник охра¬
ны Рейли знал, что однажды Уорм-Спрингс спас президента, и надеялся на повто¬
рение чуда. Во второй половине дня 30 марта президентский лимузин остановился
у гостеприимного дома в Уорм-Спрингсе, в «малом Белом доме». Весна была
в разгаре, южное солнце палило по-летнему. Каждый день президент посещал лю¬
бимые места. Он загорел и окреп, лучше спал, несколько набрал в весе. Через не¬
делю он повстречался с президентом Филиппин Осменой, а затем в обычной жи¬
вой форме принял журналистов. Врач сделал заключение: «Его память о недавних
и прошлых событиях безупречна. Его поведение в отношении друзей и близких не¬
изменно, и нет перемен в характере его речи». Нам важна эта констатация состо¬
яния человека, который все начальные месяцы 1945 года ежедневно «перелопачи¬
вал» гигантскую дипломатическую переписку и принимал важнейшие решения.
Кровяное давление еще писало синусоиды, но аппетит возвратился, что ста¬
ло заметно. Вернулось и лучезарное настроение, активность, оптимизм. 9 апреля
503

он, привычно бодрясь, пишет сенатору Пепперу, что «взял десятидневный отпуск
скорее для того, чтобы справиться с завалами почты, чем для отдыха».
И апреля было хорошим днем для Рузвельта. В Европе дело явно шло к за¬
вершению. Весна несла надежды. Рузвельт продиктовал наброски речи к очеред¬
ному юбилею Джефферсона. «Сегодня перед нами стоит во всем своем грандиоз¬
ном объеме следующий факт: чтобы цивилизация выжила, мы должны развивать
науку человеческих отношений — способность всех людей любого происхождения
жить вместе и работать вместе, жить в мире на одной земле». Президент говорил
о том, что должен быть положен конец всем войнам, «этому непрактичному, не¬
реалистическому способу разрешения всех противоречий между правительствами
посредством массового убийства людей. Единственным препятствием для реали¬
зации наших планов на завтра являются наши сегодняшние сомнения». Уже по на¬
печатанному тексту он добавил: «Давайте двинемся вперед, вооруженные сильной
и активной верой».
Во второй половине дня Рузвельт посетил одно из любимых окрестных мест
в горах — Дауделе Ноб. Сидя на поваленном дереве, он размышлял о лучшем ми¬
ровом порядке. В половине восьмого на ужин пришел Моргентау. После двух кок¬
тейлей и русской икры президент обрел обычную форму, хотя перемещение из
кресла на колесах в обычное кресло прошло необычно трудно. Моргентау развивал
свои идеи о слабой послевоенной Германии. «Генри, я согласен с тобой на все сто про¬
центов.» Уходя, Моргентау видел смеющегося президента, занятого разговором с че¬
тырьмя приглашенными женщинами, среди которых выделялась художница Ели¬
завета Шуматова. Речь шла о портрете президента. Поздно вечером Рузвельт
позвонил дочери Анне, чтобы осведомиться о здоровье внука Джона. По воспоми¬
наниям дочери, Рузвельт, как обычно, не упомянул о собственном самочувствии.
Утро следующего дня Рузвельт начал с шутки относительно своей темноко¬
жей служанки, весившей сто килограммов, предрекая ей в будущей жизни судьбу
канарейки. Доктору Брюэнну он пожаловался на слабую головную боль, но все при¬
сутствовавшие на завтраке отметили его хороший вид. Последние известия, про¬
читанные Рузвельтом в Уорм-Спрингсе 12 апреля, сообщали о том, что между аме¬
риканской и советской армиями осталось всего 150 километров. В соседнем доме
готовили обед, чтобы угостить президента. Стол хотели поставить на возвышении,
под старым дубом, откуда открывался изумительный вид на долину.
В Вашингтоне среди обширной почты президента лежало второе письмо
Эйнштейна, дополненное меморандумом Сциларда. Оба знаменитых ученых про¬
сили Рузвельта немедленно остановить все работы над атомным проектом. Миро¬
вая ситуация изменилась, многие предпосылки создания атомного оружия исчез¬
ли. Недолговечное военное преимущество, обретаемое Соединенными Штатами,
будет перевешено негативными политическими и психологическими потерями. Со¬
единенные Штаты могут вызвать гонку атомных вооружений.
504

Двухнедельный отдых, казалось, давал плоды. Президент в темно-синем кос¬
тюме с красным гарвардским галстуком сидел у камина в своем любимом кожаном
кресле, просматривая деловые бумаги, разложенные на карточном столе. Художни¬
ца Шуматова завершала акварельный портрет. Маргарет Сакли вспоминает его
склоненную голову и секретаршу Тулли с отточенным карандашом в руке. В начале
второго пополудни Рузвельт довольно неожиданно сказал: «У меня ужасно болит го¬
лова»,— и потер виски. Внезапно голова его опустилась, и он начал медленно спол¬
зать со своего кресла. Шуматова быстро покинула Уорм-Спрингс. Доктор Брюэн,
наблюдавший Рузвельта со времени его пребывания в госпитале Бетесда в марте 1944 го¬
да, оценил ситуацию как безнадежную. Спустя два часа, в возрасте шестидесяти трех
лет, Рузвельт умер.
★ ★ ★
В семь вечера члены кабинета министров и председатель Верховного суда Сто¬
ун собрались в Белом доме. Самый пожилой и уважаемый член кабинета Стимсон
вспоминает: «Это была группа очень мрачных людей. Ведь при всех своих идиосин¬
кразиях наш шеф был очень добрым и дружественно настроенным человеком, его юмор
и любезность всегда вливали жизнь в заседания кабинета. Я думаю, что каждый из
нас остро чувствовал потерю подлинно личного друга. Я никогда не скрывал своего
мнения, что его правлению не хватало порядка, но во внешней политике он всегда ос¬
новывался на огромном предвидении и ясности видения происходящего; в этот пе¬
риод великого смятения в нашей стране потеря его как лидера была огромной утра¬
той». Лучше других знавший его Гопкинс сказал в эти дни: «В больших делах он видел
все в ясном свете, и события приобретали свою подлинную значимость. И он никог¬
да не позволял себе унизить человека». Черчилль вспоминал о «сияющей личности»
Рузвельта, он был потрясен: «Однажды мир поймет, чем он обязан президенту... Мои
отношения с этой блистательной личностью значили так много в эти долгие ужасные
годы. Я раздавлен чувством глубокой и непоправимой утраты». Сталин едва ли не
минуту держал руку посла Гарримана, прежде, чем предложил провести вскрытие с це¬
лью проверки, не был ли президент отравлен. Секретная служба проверила остатки
завтрака президента. В траур погрузилась не только Америка.
Элеонора Рузвельт сказала, что ее муж «умер как солдат». Четверым из
своих сражающихся детей она написала: «Он довел свою работу до конца, и он хо¬
тел, чтобы вы выполнили до конца свою». Одетая в черное, она видела, как Гар¬
ри Трумэн принимает присягу. «Что я могу сделать для вас? — обратился к ней
новый президент.— «Что я могу сделать для вас?»,— ответила Элеонора Рузвельт.
Журналисты читали собственные репортажи под шапками «Рузвельт мертв» —
и не могли поверить в написанное. Один из них, Стоун, делился своими ощуще¬
ниями в газете: «Смерть президента казалась немыслимой, нечто вроде кошмара,
и где-то внутри, под неожиданно пришедшим страхом, теплилась надежда, что этот
505

кошмар может развеяться». «Нью-Йорк тайме»: «Это было его — и никого бо¬
лее руководство, сумевшее создать великую коалицию Объединенных Наций... Это
было руководство, которое вдохновляло свободных людей во всех частях мира бо¬
роться, руководствуясь огромной надеждой и мужеством. Ушел великий талант, уте¬
ряно великое умение... Ушел свежий и спонтанный интерес, с которым этот чело¬
век так же естественно, как дышал, относился к бедам, трудностям, разочарованиям
и. надеждам маленького человека, скромных людей».
Как пишет историк Ричард Нойштадт, «у него не было концепции того, ка¬
ким должен быть пост, который он занимал, эталона, к которому он бы стремил¬
ся. Он сам был воплощением этого поста. Его представление о посте президента
было самим этим постом». Он никогда не говорил о бремени президентства. Он
этого бремени просто не чувствовал. Он наслаждался властью, не злоупотребляя
ею. Историк У. Лейхтенберг заметил: «При Рузвельте Белый дом встал в центр,
в фокус всей системы управления — как источник идей, инициатор всех действий,
представитель национальных интересов. Он принял пост, который при предшест¬
венниках за двенадцать предшествующих лет потерял значительную долю своего
престижа и власти. Он придал этому посту значение, которое превосходит даже
то, которое сообщили президентству Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон. Он вос¬
создал современное президентство».
★ ★ ★
В публикуемом газетами списке погибших на фронтах появилось всем изве¬
стное имя. Получив известие заполночь, генерал Эйзенхауэр сказал: «Как лидер
страны, ведущей войну, он сделал все, что от него ожидали». В Лондоне и Моск¬
ве люди ощущали утрату, и даже в Токио государственное радио отметило «смерть
великого человека». Лишь в Берлине царило оживление. Возбужденный Геббельс
говорил Гитлеру, что Германия и на этот раз будет спасена так, как она была спа¬
сена при Фридрихе Втором после смерти русской царицы Елизаветы.
Всю ночь Элеонора Рузвельт сидела у гроба, вглядываясь в мелькающие по¬
лустанки, к которым вышла скорбящая Америка. «Я сижу в купе спального ваго¬
на всю ночь с открытым окном, глядя на поля, которые он любил, и всматриваясь
в лица людей, вышедших на станциях и даже полустанках, которые пришли отдать
последнюю дань и которые стояли всю ночь.» В яркое субботнее утро Рузвельт в по¬
следний раз проследовал по Пенсильвания-авеню мимо множества погруженных
в молчание людей. И на лужайке у Белого дома по просьбе вдовы президента бы¬
ли повторены слова, что не следует ничего бояться. Она хотела высечь эти слова
на его надгробном памятнике, но, согласно вскрытому завещанию, просьбой Руз¬
вельта было высечь только его имя.
За девять месяцев до своей смерти Рузвельт писал: «Все внутри меня кри¬
чит — возвращайся домой, на реку Гудзон». Рузвельт завещал похоронить его на
506

зеленой лужайке близ дома в Гайд-Парке. Он просил положить простую белую пли¬
ту без малейших украшений, обозначив на ней только даты рождения и смерти. Он
хотел, чтобы плита лежала с востока на запад. Он надеялся, что «его дорогая же¬
на захочет быть похороненной в том же месте».
После церемоний в Вашингтоне траурный поезд направился на север, в Гайд-
Парк. Там гроб вынесли из вагона и поместили на пушечный лафет, в который бы¬
ла впряжена шестерка гнедых лошадей. За ними одиноко шла седьмая с приторо¬
ченным слева мечом — символ погибшего воина. Процессия вышла к стоящему на
пригорке дому. День был солнечный и прохладный. Гроб опустили в землю среди
розовых кустов, как раз в том месте, где Рузвельт играл в детстве, откуда откры¬
вается прекрасный вид на Гудзон. После прощального салюта из 21 пушки толпа
разошлась, и Элеонора Рузвельт осталась одна. Когда землю разровняли, она
с высоко поднятой головой покинула свежую могилу.
★ ★ ★
После смерти президента редакторы газет ощутили не только тяжесть утра¬
ты, но и трудность задачи оценить этого великого человека во всей его сложности,
противоречивости и спонтанности. Эта трудность оценить Франклина Рузвельта и его
политику остается с нами по сию пору. О президенте было сказано многое. Близ¬
ким знакомым Рузвельта пришлось по душе следующее: «Вспоминаешь его как не¬
коего улыбающегося водителя автобуса с торчащим кверху сигаретным мундшту¬
ком, прислушивающимся к разноголосому шуму за своей спиной, раздающемуся в те
минуты, когда он делает резкие повороты. Пассажиры уже привыкли говорить
ему, что он не наладил свой мотор так, чтобы он работал вечно. Но он знает, что мо¬
тор достаточно хорош, чтобы обогнуть следующий угол, и он знает, когда раздаю¬
щиеся позади крики несправедливы, а когда они подлинны и правдивы, и он любит
пассажиров. Он мертв сейчас, и автобус остановился далеко от небесных ворот, а пас¬
сажиры молчат в ступоре, не зная, как сделать следующий поворот».
Он жил в переломное время, он раньше большинства увидел новые мировые пер¬
спективы. Он верил в возможность построения более безопасного мира, в котором
Америка тесно дружила бы с Англией, Советским Союзом и Китаем; он верил, что
Америка волею объективных обстоятельств возглавит эту четверку. Особенность Руз¬
вельта состояла в том, что он не был доктринером и смело воспринимал противоре¬
чивый опыт своего бурного времени. Вера в собственную правоту не ограничивала
его, она ему помогала. Он умел ценить тактику, устремляясь к большим стратегиче¬
ским целям. Над гробом Рузвельта в Белом доме прозвучали слова, сказанные им
тринадцать лет назад: «Мы не должны бояться ничего, кроме страха».
507

Глава семнадцатая
ХАРЖТОР = ВТО (СЭДЫБА
Характер человека — это его судьба.
Гераклит, 470 до Р.Х.
¥ Франклина Рузвельта была благословенная, Богом данная черта — не¬
истребимая оптимистическая вера в лучшее. «Вечером, когда я кладу го¬
лову на подушку — это бывает довольно поздно — и думаю о всем том,
что прошло предо мной на протяжении дня, о решениях, которые я принял, я го¬
ворю себе: ну что ж, я сделал максимальное, на что способен. Тогда я поворачи¬
ваюсь и засыпаю.» Во время, когда более всего требовалась возвратить стране по¬
терянную уверенность, эта черта характера Рузвельта оказалась самой нужной для
его страны, проходящей через величайшую в своей истории экономическую депрес¬
сию и через самую кровавую мировую войну.
Мог ли Рузвельт сказать, что его оптимизм покоился на твердом расчете? Ед¬
ва ли. Ближайший из знавших его Гарри Гопкинс рассуждает о том, что «едва ли
можно назвать глубоко продуманным то, во что он начинает твердо верить, в не¬
кие сознательно созданные обстоятельства, которые дают ему основания думать,
что он полностью прав и что все идет как нельзя лучше». Именно этот источник
внутренней безмятежности историк А.Шлесинджер называет основой бесконеч¬
ной душевной свежести Франклина Рузвельта, основой его признанного лидерст¬
ва в эпоху глубоких и драматических перемен.
Большинство биографов объясняют эту благословенную черту характера об¬
стоятельствами детства, счастливым душевным состоянием, порожденным двумя
могучими факторами — любовью окружающих и удивительной красотой зелено¬
го мира. Много раз в своей жизни Рузвельт в задумчивости обращался памятью
вспять: «Все, что составляет мою суть, уходит корнями далеко к Гудзону». Огром¬
ная мирная река за окнами доброго дома — счастливый мир, который в памяти Руз¬
вельта не могли отнять никакие обстоятельства. Единственный сын молодой ма¬
тери и умудренного жизнью, доброго отца вошел в мир с неколебимой верой
в естественность добра и неизбежность конечной гармонии. Наиболее часто упо¬
минаемым качеством Рузвельта была отзывчивость.
Вызревавшее у любимца семьи доминирующее чувство Зигмунд Фрейд на¬
зывал «чувством победителя, уверенностью в успехе, которая сама порождает ре¬
альный успех». Мир был для Рузвельта — баловня семьи — местом, где он
принципиально не мог потерпеть поражения. И дальнейшее лишь подтвердило эту
508

уверенность в подвластности обстоятельств и в своих силах. Пятилетний посети¬
тель Овального кабинета, 27-летний законодатель, 30-летний заместитель воен¬
но-морского министра и 37-летний официальный кандидат в вице-президенты от
демократической партии не мог не поверить в свою судьбу.
Обрушившийся в 39 лет жестокий удар судьбы стал решающим испытанием
(словами Элеоноры, «испытанием огнем») для Франклина Рузвельта как лично¬
сти. Его жена вспоминает: «Более всего ему понадобилось мужество, когда его па¬
рализовал полиомиелит. Но я никогда не слышала, чтобы он жаловался. Он вос¬
принял это несчастье как испытание своей жизни». Всякий, кто помнил Франклина
Рузвельта цветущим, сильным мужчиной, спортсменом, рыбаком и шкипером,
при всей фантазии не мог представить себе, что в реальности означала для него не¬
ожиданная страшная неподвижность.
Не выдержавший испытания деградирует, сумевший преодолеть себя обре¬
тает новый мир. Став жертвой своей болезни, Рузвельт как бы прошел сквозь огонь
очищения. Он стал менее высокомерным, менее самоуверенным, но более сосре¬
доточенным, более глубоким, более сочувствующим и более интересным. Доста¬
точно хорошо знавшая его Фрэнсис Перкинс считает, что «прошедший сквозь гор¬
нило испытаний мужчина обладал более чувствительным сердцем, отсутствием самомнения
духа, более философским взглядом на мир».
Изменилось его отношение к людям. Прежде они были частью его жизни, те¬
перь — нитью, связывающей его с ней. Теперь в нем исчезла легкая насмешливость
и спонтанная самоуверенность, а пробудился глубокий интерес к окружающим. Те¬
перь он хотел знать их, быть в их шкуре, чувствовать их страдания. Теперь, по сло¬
вам Розенмана, сотни людей, приходившие в Белый дом в годы национального не¬
счастья — депрессии и войны, «начинали чувствовать причастность, сопереживать
и эмоционально возвращать десятикратно возросшее доверие». В Рузвельте по¬
явилась драгоценная черта — способность генерировать силу, передавать ее дру¬
гим. Перкинс утверждает: «Никто не может усомниться в его способности вооду¬
шевлять, вдохновлять всех окружающих на тяжелую, почти невозможную работу.
Всякий, кто приходил на встречу с президентом, чувствовал себя лучше не пото¬
му, что президент решил его проблемы, а потому, что он каким-то неизъяснимым
способом делал их более жизнерадостными, более решительными, более сильны¬
ми, чем до прихода в его кабинет». Элеонора Рузвельт: «Я не знаю никого, кто мог
бы внушить людям большее чувство уверенности. Я никогда не слышала от него,
что существуют проблемы, решить которые человеческие существа не способны».
Особенно это было необходимо в горькие дни 1933 года, когда отчаяние пере¬
полнило страну. Свое первое инаугурационное послание Рузвельт посвятил не тому,
как виноваты предшественники, не тому, какая ему досталась ноша, не тому, как сло¬
жен и опасен мир, не стоявшим на его пути трудностям, а эмоционально убедитель¬
ному описанию того, что впереди период исправления ошибок, общее вставание с ко-
509

лен, совместное разрешение проблем; оно будет трудным, но нет оснований сомневать¬
ся в конечном результате. «Эта речь была больше, чем речь,— пишет историк Дж.
Макгрегор Бернс,— это было действие, вызвавшее огромную приливную волну».
По словам Розенмана, одной лишь этой речью Рузвельт сумел создать то, что
было наиболее ценным для предводителя людей — «восстановил мужество, надеж¬
ду и веру народа». Историк У.Лейхтенберг фиксирует феномен: в течение не¬
скольких дней «дух страны изменился разительным образом, чувство надежды ока¬
залось восстановленным». В том же ключе историк Г.Уилс отмечает, что «Рузвельт
укрепил мужество американского народа, необходимое для преодоления труднос¬
тей. И даже когда стало ясно, что эти трудности быстро не преодолеть, люди ста¬
ли черпать мужество уже в самом гордом подходе к жизненным сложностям,
«черпать» в позе высоко поднятой головы, в устремленном кверху мундштуке, во все-
любезной улыбке, ставшей семафором надежды».
И второй — военный — кризис был легче встречен Америкой, вооруженной
всепобедимым рузвельтовским духом. Вторая мировая война была большим испы¬
танием для Соединенных Штатов, владевших в ее начале всего лишь восемнадца¬
той по численности армией в мире (результат Великой депрессии и торжества изо¬
ляционизма). В июне 1940 года вся Евразия стала враждебным для Америки
континентом и «фактическому острову» Америке было от чего потерять голову. Бли¬
жайший советник Рузвельта Сэм Розенман вспоминает сосредоточенные, почти хму¬
рые лица Маршалла, Кинга и Арнольда, возглавлявших соответственно армию, флот
и авиацию США. Видя их выходящими из Овального кабинета, «я всегда ощущал
чувство спокойной уверенности и твердой решимости, отражавшие дух человека, ко¬
торого они только что покинули». Колоссальный по масштабам процесс вооруже¬
ния Америки был возможен только при наличии этой твердой воли. Мобилизация
произошла в феноменально короткие сроки. Восемнадцатая военная держава мира
1940 года уже в 1942 году произвела больше военной продукции, чем весь осталь¬
ной мир, а показатели 1944 года просто завораживают. Между 1940 и 1945 года¬
ми Америка произвела 300 тысяч самолетов, более 100 тысяч танков, 100 тысяч ко¬
раблей, 20 миллионов автоматов и винтовок, 44 миллиона единиц аммуниции.
Чтобы совершить чудеса этой мобилизации, Рузвельт должен был вдохновить,
организовать и помирить всех тех, кто создавал военную промышленность и осна¬
щал вооруженные силы страны,— гигантский процесс, требовавший неохватной ор¬
ганизационной энергии и невероятной личной эмоциональной уравновешенности.
Откуда он сам черпал эту неутомимую силу? Почти все окружавшие президен¬
та говорят о его фактически необъяснимой, почти немотивированной уверенности в том,
что организованая сила, стоящая за правое дело, победит в любых испытаниях. Эле¬
онора Рузвельт пишет, что, если ее муж принимал решение, то прилагал все силы.
А если дело не получалось, он попросту забывал о неудачном опыте и начинал все
сначала. «Он сознавал объем трудностей и часто говорил, что, хотя пока он не зна-
510

ет ответа, он абсолютно уверен, что ответ есть и что надо предпринимать усилия до
тех пор, пока ты не найдешь ответ сам либо заимствуешь его у других.»
Сам же президент по этому поводу говорил: «У меня нет надежды на то, что я
добьюсь успеха всякий раз, когда берусь за дело. Моя задача — достичь результата
выше среднего». При такой гибкости ума Рузвельт мог смело смотреть в будущее. Па¬
рализующее волю немотивированное ожидание чуда было ему чуждо. Писатель
Дж.Бонтер охарактеризовал это качество следующим образом: «Он был одним из тех
людей, у которых везение в жизни росло постепенно, он не мог не верить в это везе¬
ние, он ждал его шаг за шагом». Что действительно поражало современников — и здесь
мы приближаемся к оценке лучшего в герое нашего повествования — это сохранив¬
шаяся до последнего дня юношеская готовность воспринять все новое, очевидная
любовь к эксперименту, к неожиданному повороту, свежей мысли. Его жена, навер¬
ное, что-то имела в виду, когда утверждала: «...Лучшие люди в мире — это те, у ко¬
торых в характере сохранилось нечто детское». Поразительное отсутствие цинизма
6 условиях общения с циничным миром составляло основу характера человека, чьей
исторической задачей стало вывести из состояния цинизма своих соотечественников.
Гэри Уиле приходит к выводу, представляющемуся нам верным: более других
Рузвельт понимал значение психологии, массового настроения, патетики в реаль¬
ной жизни индивидуума и нации. Опаснее всего опускать руки. «Люди должны иметь
мужество искать средство собственного спасения. Не важно, чем может являться
это средство. Те, кто прежде всего желал видеть идеологическую последовательность,
жесткую связность политического курса, были разочарованы Рузвельтом и его по¬
литической философией. Он менял экономические планы с такой же скоростью, как
лекарства от полиомиелита.» Он пробовал все меры: прямое государственное фи¬
нансирование, систему общественных работ, регулирование в промышленности
и т.д. и т.п. Одного он никогда не пробовал: пессимистического ничегонеделания и вос¬
торга от статус-кво. Его терпеливое экспериментирование не имело ничего общего
с жестким (часто весьма жестокосердым в России) желанием изменить все и вся
немедленно, сейчас и сразу. Рузвельт хотел видеть результаты, он тут же менял курс,
если понимал, что очередной подход приносит горькие плоды. Ему полностью пре¬
тили ложная гордость, пуризм прозелитизма, обольщение драмой. Рузвельт был на¬
строен на результат, и ни один курс не был для него священным, если он не давал
позитивного эффекта. Никакого пиетизма по отношению к записным авторитетам,
к некой всезнающей загранице, к светочам знаний из чужих земель. Здравый
смысл и воля — вот кратчайшая формула успеха Рузвельта.
★	★ ★
Самым неправильным было бы считать Франклина Рузвельта простодушным,
вечно улыбающимся ангелом. В раннем детстве наряду с заботой и опекой родите¬
лей он в полной мере ощутил надвигающуюся на их дом тень болезни отца, создав-
511

шей своеобразный «комплекс всевладения» у матери. У молодого Рузвельта роди¬
лись, развились и прошли по жизни такие черты, как пристрастие к секретности, двой¬
ственность мнений, постоянно корректируемый баланс отношений к окружающим,
обаяние как оружие доминирования, своеобразный комплекс превосходства, жела¬
ние «обмануть судьбу» — избежать той ответственности, которая порабощает ра¬
зум и сердце, стремление держать происходящее под собственным, единоличным кон¬
тролем. Тогда его мало кто знал. Если бы кто-нибудь сказал в свое время Теодору
Рузвельту, что его пятиюродный брат четырежды станет президентом США, тот отнесся
бы к этому в высшей мере скептически. Это не означает, что он не ценил интеллект
Франклина. Но гений последнего проявился значительно позднее. Напомним, что
Теодор Рузвельт также преодолел физический недуг — астма душила его много лет.
Оба они стояли за сохранение девственной природы, оба любили открытый мир по¬
лей, лесов и морских просторов и не чурались отвлеченных наук. Теодор Рузвельт
написал историю морских сражений 1812 года, а Франклин построил бесчисленное
множество моделей яхт и кораблей. Оба были прирожденными борцами, прирож¬
денными «преодолевателями препятствий». Схожесть характеров трудно отрицать.
Второй человек, оказавший глубокое воздействие на Рузвельта, — президент Виль¬
сон. В нем Рузвельта удивляло безразличие к внешнему. ФДР искренне восхищал¬
ся тем, что, играя в гольф, Вудро Вильсон никогда не знал счета. Сам-то Рузвельт все¬
гда точно знал счет. Он в высшей степени ценил принадлежность к престижным
студенческим клубам. Вудро Вильсон, будучи ректором Принстонского университе¬
та, отменил все клубы. Франклин Рузвельт безмерно восхищался определением,
данным Вудро Вильсоном искусству государственного управления: «Решительное и энер¬
гичное продвижение в направлении реализации высоких, определенных, связанных меж¬
ду собой целей, которое проистекает из неограниченной приверженности сильного ин¬
теллекта служению государству». Но Рузвельт не разделял вильсоновской нелюбви
к бюрократии, к новым государственным органам как «узаконивающим процесс оде¬
ревенения и узости». Его поразила инструкция, данная Вильсоном своему посланни¬
ку, отбывающему в одну из стран Европы: «Не обращайте внимания на нашего по¬
сла. Если вы слишком хорошо поладите с ним, мы будем знать, что вы бездельничаете;
но если вы рассоритесь с ним, мы вас отзовем домой».
★	★ ★
Огромное «эго» Франклина Рузвельта более всего сказывается в его собст¬
венной семье, в отношениях с Элеонорой, с женщинами, которых он так привле¬
кал. Неистребимая страсть к манипуляциям и лавированию — тоже часть его на¬
туры, чувствовавшей себя в своей стихии только в волнах политики.
Человек меньшего порыва, меньшего сердца был бы убит этими негативными
качествами характера. Рузвельта спасало интуитивное величие, финальное «понима¬
ние» суетности любого межчеловеческого маневрирования, способность в душевном
512

порыве подняться выше обстоятельств, предоставленных судьбой и людьми. Свет¬
лая сторона его натуры не позволила теневым чертам абсолютизировать болезнь, упи¬
ваться властью, окунуться в мизантропию. Его интуитивная жажда контроля над об¬
стоятельствами и людьми не перерастала в маниакальный комплекс подозрительности;
контроль ему был нужен для своеобразного аффекта, для пробуждения лучшего
в людях, для их подъема к светлым высотам бескорыстия и самопожертвования.
«Рузвельт,— пишет Дж. Гюнтер,— действительно умел манипулировать
властью, он мог наносить ею удары под любым углом, добиваться ответного дви¬
жения, порождать идеи и по-разному воздействовать на людей, обращаться преж¬
де всего к главным вопросам. Он был магнитным инструментом, неустанно изме¬
ряющим интенсивность своего воздействия на общество, стрелка его компаса могла
колебаться в очень широких пределах, но она редко уходила от магистральной на¬
правленности на север». Однако такой анализ был бы механистическим, ибо су¬
тью Рузвельта было не механическое движение, а активный гуманизм. Главным ге¬
роем американской истории для него был «обычный человек». Гюнтер спрашивает:
чем был «Новый курс» как не критическим приложением принципа «благородст¬
во обезоруживает»? Рузвельт поднял людей над их собственной повседненвнос-
тью, он поставил цели, он вооружил огромное число людей. Он как бы указал мил¬
лионам, что жизнь — это волнующее приключение, что не стоит замыкаться
в собственных бедах, что можно легко прибавить в беге, что впереди много хоро¬
шего, что будущее стоит любить.
Главными чертами Рузвельта как политика были мужество, терпение, уди¬
вительное чувство времени, способность увидеть суть, практический идеализм, ин¬
туитивная способность отзываться на нужды людей. Рузвельт всегда смотрел на
дело с точки зрения действия и результатов, а не неких абстрактностей. Строго
говоря, он не любил абстрактности. Его величие заключается в том, что он актив¬
но и эффективно откликался на нужды своего времени. Многое из того, что он де¬
лал, никогда не исчезнет из американской и мировой истории. Действуя едва ли
не в одиночестве, он спас демократию в Америке и привел страну к мировому ли¬
дерству.
Рузвельт знал обо всем понемногу, но в трех областях ему не было равных —
в политике, американской истории и географии. Не было случая, чтобы кто-нибудь
посрамил Рузвельта в знании национальной истории. Во всем была «виновата» па¬
мять, феноменальная по любым меркам. Это был главный источник его силы как
личности. Память, помноженная на несгибаемую волю, позволяла Рузвельту быть
во всеоружии всегда. Но память была бы бесплодной без страстного интереса ко
всему окружающему, к прошлому, к внутреннему миру других. Рузвельт утверж¬
дал, что помнит факельное шествие в честь избрания президентом Кливленда
в 1884 году (т.е. в двухлетнем возрасте). Впервые встретившись с Рузвельтом в Ка¬
сабланке, генерал Эйзенхауэр был поражен объемом знаний своего верховного глав-
513

нокомандующего. Президент знал характер местности в Тунисе лучше генералов,
которым предстояло там воевать. Он рассказывал об итальянских городах, в ко¬
торых побывал сорок лет назад.
У Рузвельта было острое историческое чутье, и его очень интересовало соб¬
ственное место в истории. Он собирал архив, много километров кинопленки, за¬
писи государственных актов. Он первым среди американских президентов создал
целое учреждение в Гайд-Парке, занятое обработкой документальных свиде¬
тельств его президентства. Он немедленно допускал к себе всякого, собирающе¬
гося о нем писать, но отвергал идею написания официальной истории своей жиз¬
ни, неизменно отвечая: давайте подождем еще сотню лет.
За несколько дней до смерти ФДР журналист Дж. Гюнтер задал его семье
вопрос, чем президент гордился более всего? Один из ответов: за все время губер¬
наторства и президентства он ни разу не призвал вооруженные силы, чтобы тем или
иным способом воздействовать на собственный народ. Другой ответ: Соединенные
Штаты заняли положение, которого не смог обеспечить даже президент Вильсон.
По мнению самых близких, Рузвельт очень гордился своей образовательной мис¬
сией, своим участием в создании общенационального общественного мнения, об¬
ращенного не только на внутреннюю арену, но и к мировым делам.
Его величайшей амбицией было создать такую мировую организацию, в ко¬
торой американские интересы и ценности нашли бы достойное выражение. Чем он
собирался заняться после окончания четвертого срока? Вариантов было немало, но глав¬
ное сводилось к тому, чтобы возглавить ООН, издавать общенациональную газе¬
ту, выращивать деревья в Гайд-Парке и построить навес над тем местом во Фло¬
риде, где они с Гопкинсом ловили рыбу.
★ ★ ★
По мнению Самнера Уэллеса, мыслительный процесс Рузвельта был наиболее
эффективным между девятью часами вечера и полночью. День проходил в неизбеж¬
ной рутине, и только после обязательных «обрядных» усилий его интеллект получал
свободу для творчества. Можно сказать, что общепризнанной особенностью мыс¬
лительного процесса Рузвельта была скорее практическая рассудительность, чем твор¬
ческая созидательность. Как сказал однажды Гарольд Ласки, Рузвельт был «ско¬
рее брокером идей, чем архитектором систем». Рузвельта вдохновляла беседа, а не
абстрактное размышление. Его мозг был одним из наиболее мощных инструментов
своего времени, но он был нетерпелив, стремился к главному и не любил оттачивать
детали. Вторая особенность мыслительного процесса Рузвельта заключалась в не¬
любви к дебатам. Знавшие его в один голос утверждают, что он очень не любил спо¬
рить. Словесная схватка казалась ему бессмысленным времяпрепровождением. Тре¬
тьим несомненным качеством было желание закончить любой спор (или противоречие)
компромиссом. Четвертое — Рузвельт любил цифры и расчеты.
514

Особенностью Рузвельта было умение находить таланты, а также безгранич¬
ная любознательность. Он мог обдумывать несколько проблем сразу. Чрезвычай¬
но характерна для него изобретательность: летом 1941 года он приказал скупать шерсть
в нейтральных странах. Вряд ли кто мог проследить тогда за ходом его мысли —
если немцы завязнут в России, их ждет суровая зима и необходимость в теплой одеж¬
де. Окружающим это не приходило в голову. Рузвельт не боялся нового. Однаж¬
ды он сказал: «Есть нечто позитивное даже в лунатическом бреде. То, что мы ви¬
дим в социальной и экономической жизни сегодня, в дни моего детства считалось
бы бредом лунатика — а сейчас это обыденная часть действительности». Его ум
был особенно хорош в деталях. Рузвельт любил работать быстро, срезать углы, от¬
метать формализм. Он очень любил телефон. Около сотни человек имели право зво¬
нить ему без посредничества секретаря. И, напомним, до Теодора Рузвельта ни один
американский президент вообще не впускал журналистов в Белый дом. Франклин
же сделал свое жилище едва ли не пресс-клубом.
★ ★ ★
Делал ли ФДР ошибки? Вне всяких сомнений, и много. Обещания давались
и забывались, вчерашняя правда превращалась в свою противоположность, очеред¬
ная инициатива приводила в тупик, компромисс часто означал сделку, ответствен¬
ность как-то механически лимитировалась, об ошибках слишком быстро и легко за¬
бывалось, они попросту выветривались из памяти. Что безусловно подкупало всех:
безмятежная и почти отрешенная реакция в очевидных случаях провала. Счастли¬
вое, благословенное качество. Движение вперед как бы снимало все вопросы. За¬
цикливаться на прошлом значило терять шанс в будущем. Что из того, что на пути
к Белому дому Рузвельт обещал сбалансировать бюджет, а добившись президен-
ства, стал самозабвенно увеличивать его расходную часть? Ведь выгоду получили
миллионы американских граждан, пострадавших от экономических неурядиц, и но¬
вый энтузиазм стоил головной боли бюджетных пуристов. «Если голодная смерть
и жестокая нужда части наших граждан делают необходимыми дополнительные рас¬
ходы, которые разбалансируют наш бюджет, я не поколеблюсь сказать американ¬
скому народу всю правду и попросить его выделить дополнительные средства.»
Франклину Рузвельту не удалось бы сохранить свою знаменитую безмятеж¬
ность (фирменным знаком которой была всем известная усмешка с мундштуком
в зубах), если бы не огромное чувство юмора — одна из главных черт его харак¬
тера. Смех был лучшим способом защиты этого человека. Когда ему напомнили в 1936
(предвыборном) году о данном в Питсбурге четырьмя годами ранее обещании сба¬
лансировать бюджет, он громогласно заявил, что никогда в жизни не был в Пит¬
сбурге. Когда стало очевидно, что такой ответ удовлетворяет не всех, Рузвельт за¬
явил (октавой ниже) на конвенте демократической партии, что «правительства имеют
право ошибаться, президенты могут делать ошибки, но бессмертный Данте гово-
515

рит нам, что бессмертная Божья справедливость взвешивает грехи хладнокровных
и грехи людей с горячей кровью на разных весах. Лучше допускаемые время от вре¬
мени ошибки правительства, которое живет в духе милосердия, чем постоянная ин¬
дифферентность правительства, замерзшего во льду собственного безразличия».
Одним из прекрасных качеств Франклина Рузвельта была его склонность к друж¬
бе. У него было множество друзей, и многие из них доказали, что верны в друж¬
бе. Дружба порождалась общим светлым отношением Рузвельта к жизни, его не¬
сомненным идеализмом, душевной щедростью и тактом. Ближайшими его друзьями
были вовсе не те, чьи имена произносила публика. Это были Лэтроп Браун, с ко¬
торым он жил в одной комнате в Гротоне и Гарварде, и его свидетель на бракосо¬
четании — нью-йоркский адвокат Генри Хукер.
Как бы особняком стоят двое других друзей Рузвельта — Луис Хоув и Гарри
Гопкинс. Оба — уязвимые и слабые физически, оба — с чрезвычайно острым умом.
Обоим присущи лояльность и честность. Оба ревнивы по отношению к прочим дру¬
зьям Рузвельта. Оба, собственно, отдали жизнь общему с Рузвельтом делу. Оба не
претендовали на место в политической иерархии. Между ними были и поразительные
различия. Хоув видел свое призвание в возвышении друга, собственные проблемы его
почти не интересовали. Гопкинс отдавался проблемам, живая деятельность была его
средой. Хоув был на одиннадцать лет старше Рузвельта, Гопкинс — на восемь лет
моложе. Хоув нередко говорил с Рузвельтом как старший, поучал его, чего Гопкинс
себе не позволял. Хоув был жесткой натурой, не стремящейся подсластить представ¬
ление о себе. Гопкинс же был само обаяние и легко завоевывал расположение. Хоув
был целеустремлен, Гопкинс старался знать понемногу обо всем. Впрочем, он тоже яро¬
стно стремился к цели: «К черту цену, давайте продвигаться вперед». Когда Черчилль
спросил Гопкинса о погоде и природе, тот прямолинейно ответил: «Я прибыл сюда,
чтобы побить этого подлеца Гитлера»,— и Черчилль сразу же повел его в «комнату
карт». За эту прямоту и целеустремленность Рузвельт его и ценил. Гопкинс откровен¬
но делил людей на говорунов и деятелей; он и Рузвельта ценил прежде всего за дея¬
тельность натуры. Хоув не увеличил число друзей президента, Гопкинс же привел с со¬
бой целую плеяду — Эдварда Стетшниуса, Ванневара Буша, Роберта Шервуда. Именно
он способствовал формированию и сохранению дружбы Рузвельта с Черчиллем.
Для Рузвельта работала тайная группа талантливых писателей: Чарльз Микельсон,
Эрнст Линдли, Самнер Уэллес, Реймонд Моли, Рексвел Тагвел, Стенли Хью, Ар¬
чибальд Маклиш, Том Коркоран, Бэзил О’Коннор, Роберт Джексон. И прежде все¬
го Сэм Розенман и Роберт Шервуд.
★	★ ★
Жизненные невзгоды Рузвельт переносил мужественно. Его слуга Макдаффи
сказал после смерти Рузвельта: «Он жаловался реже, чем кто-либо из тех, кого я знал.
Когда он был болен, от него нельзя было добиться ни единого слова жалобы... Он
516

не был человеком, который слишком серьезно смотрел на негативные явления, про¬
плывающие вместе с течением жизни под мостом... Я знаю, что главным триумфом
его жизни была способность сбросить с плеч любую тяжесть». А вот слова Претти-
мена, заменившего Макдаффи: «Он был самым веселым человеком среди всех, ко¬
го я знал, кого видел в жизни. По моему мнению, он считал, что нет смысла в том,
чтобы портить кому-либо настроение лишь потому, что чувствуешь головную боль».
В век идеологии Рузвельт был белой вороной — он не любил поклонения от¬
дельно выделенному учению, он был достаточно прозорлив, чтобы видеть не толь¬
ко плюсы (организация), но и минусы (элиминирование индивидуальности и его энер¬
гии) идеологического теизма. Рузвельт верил в здравый смысл и не видел смысла
в поклонении догме. Его сознание буквально отторгало абстрактные концепции. Со¬
циальных перемен, изменивших лицо Америки в 30—40-е годы, он добился благо¬
даря конкретному законодательству, а не торжеству очередного учения. Понимая,
что для битвы с Берлином и Токио ему жизненно нужен опыт большого бизнеса, он
тем не менее заявил «акулам капитализма» в 1940 году, что не стоит ожидать из¬
менения или отказа от «тех великих социальных завоеваний, которых мы добились»
(в обмен на солидарную национальную борьбу бизнес требовал отказа от ограни¬
чений в производственной практике — отмены законодательства по профсоюзам,
минимальной заработной плате, рабочей неделе и т.п.). В этот очень рискованный
час Рузвельт дал однозначно негативный ответ всем предложениям положить со¬
циальные завоевания на алтарь экономической эффективности. Ничто не может оп¬
равдать курса на сознательное ухудшение материального и духовного положения на¬
рода. Ничто не может оправдать печаль беззащитных пенсионеров, горечь тех, кто
обделен судьбой по рождению или из-за неподвластных им обстоятельств.
Что будет значить военное могущество страны при обиженном тыле? «Хотя
наш военно-морской флот, авиация и пушки могут быть первой линией нашей
обороны, абсолютно ясно, что там, в глубине, укрепляя все это вместе взятое, да¬
вая всем силу, поддержку и мощь, живут дух и мораль свободного народа.»
★	★ ★
Рузвельт никогда не вынес бы павшего на него бремени, если бы не умел най¬
ти верный способ релаксации. Среди всей череды американских президентов нет
второго, подобного ему, способного в считанные секунды сбросить груз деловой се¬
рьезности и окунуться в дружелюбную обстановку ближнего окружения. Без под¬
зарядки его нервная система не справилась бы с тяготами того креста, который ему
пришлось нести.
Рузвельту помогал строго соблюдаемый ритуал. Ежевечерне он поднимался
на второй этаж в свой кабинет, забитый книгами и моделями кораблей, для священ¬
ного часа коктейля. В этот час он приглашал к себе друзей, помощников и всех, ко¬
го он просто хотел видеть. ФДР ввел этот обычай в бытность губернатором Нью-
517

Йорка, и вся его семья помогала теплотой и сердечностью. Обыгрывались шутки
прошедшего дня, серьезность исключалась, никто не касался животрепещущих тем —
это было время легкого общения, смешных историй, забавных воспоминаний. Хо¬
хот президента был слышен во всех углах Белого дома. Множество людей отме¬
чало его удивительную смешливость, тонкое чувство юмора, очевидное удоволь¬
ствие от общения с самыми различными людьми. А ведь одна лишь краткая
подпись этого смеющегося человека там, внизу, в Овальном кабинете, означала мир
или войну, работу или застой, движение вперед или отход.
Были и другие светлые моменты. Рузвельт поощрял окружающих с долей скеп¬
сиса относиться к жизни. Он никогда и никого не осуждал за неожиданный переход
на веселый тон, удачную шутку или не терпящий промедления анекдот. «К концу сво¬
ей жизни,— вспоминает Дж. Стейнбек,— когда он периодически ощущал печаль и груз
работы, он обычно просил меня зайти. Мы беседовали больше часа, и я отчетливо по¬
мню, как он смеясь качался в кресле за своим забитым бумагами столом, и я до сих
пор слышу раскаты его хохота». Чтобы спастись от пресса жизни, которую он сам из¬
брал, Рузвельт не терял ни единой возможности пошутить, хотя это временами зву¬
чало тяжеловесно. Так, он однажды «отклонил» приглашение на собственную инау¬
гурацию. Как-то его спросили, на каком языке он написал письмо Сталину. «На
ирландском»,— последовал ответ. Ничто не было для него слишком серьезно, что¬
бы не посмеяться при случае. Наверное, это нужно было, чтобы выпустить из котла
пар. Сын Эллиот вспоминает, как однажды в Касабланке президент снял с книжной
полки первую попавшуюся книгу и поставил свой цветистый автограф, спросив при
этом присутствующих, какой будет цена этой книги в антиквариате. Генерал Кнудсен
представил ему список крупных бизнесменов, которым следовало предоставить мес¬
то в Отд еле управления промышленностью. Президент возвратил список как явно оши¬
бочный, поскольку один из представленных был членом демократической партии.
Рузвельт любил путешествия, процесс созидания чего-либо, природу, архи¬
вы, политику, старинную голландскую архитектуру, новые изобретения, вызов, ос¬
трова, одеяла, слово «трубопровод», будущее. Любил синий цвет, свою библиоте¬
ку в 16 тысяч томов. Он более всего не любил кондиционеры, перчатки, длинные
слова, спешку, слово «бюрократ», врагов прогресса. Не любил перестановки в ком¬
натах. В целом был безразличен к одежде.
Самой большой отрадой для Рузвельта были книги, почтовые марки, игра в кар¬
ты (прежде всего в покер) и кино. Страсть к собиранию марок была у Рузвельта
наследственной — филателистами были его отец и мать. Собственную коллекцию
Франклин Рузвельт начал собирать в десять лет, после того как мать подарила ему
китайскую и гонконгскую коллекции. Филателия была страстью всей жизни. Он
мог часами с лупой в руках рассматривать свои кляссеры. Уинстон Черчилль ви¬
дел, как «перебирая марки, он забывал дела государства». Его коллекция к кон¬
цу жизни составила миллион с четвертью марок. Видимо, не было в его жизни ни
518

дня, в котором он не уделил бы несколько минут маркам. Он любил приключен¬
ческое кино и фильмы ужасов.
Рузвельт читал на трех языках — немецком, французском и испанском.
Книги, которые он читал, обычно делят на три категории: американская история,
история мореходства и книги для развлечений. Кроме того, пресса: шесть или во¬
семь газет ежедневно и непременно, целиком, а не отдельные статьи. Радио его не
интересовало, как и нарождающееся телевидение. В поэзии его фаворитами были
Киплинг и Руперт Брук. Он любил длинные повествовательные поэмы.
Более всего его возвращала к жизни рыбная ловля (напомним, что именно во
время многодневной рыбалки в Карибском море он пришел к идее ленд-лиза). И все
же лучшим видом отдыха от государственных дел было возвращение домой. В те¬
чение 12 лет своего президентства Рузвельт навестил Гайд-Парк двести раз. В соб¬
ственной кровати дома он мог спать, к удивлению помощников, до четырнадцати
часов кряду. Редчайший среди политиков случай полной релаксации. «Батареи» за¬
ряжались полностью, он был бодр, весел и готов к продолжению истории. Имен¬
но поэтому ни на одном этапе этого самого долгого президентства в США глава
исполнительной власти никогда не был на грани нервного истощения. Если мы срав¬
ним его фото с фотографиями других временных владельцев Белого дома, то от¬
четливо увидим, как те, другие, старели год от года, надламываясь под (не избе¬
жать этого слова) бременем власти. А Рузвельт, пройдя втрое более длинную
дистанцию, сохранил вид и самочувствие наслаждающегося своей работой чело¬
века. (Лишь в последний год, когда напряжение бурной жизни коснулось сердца,
его внешний вид претерпел заметные изменения.)
Энн Маккормик имела все основания написать: «Ни один из его предшествен¬
ников на этом посту не оставил на себе так мало отметок от пребывания на нем, как
мистер Рузвельт». Естественно, у него прибавилось седины, и он поправился в хо¬
де третьего срока, но не было никаких радикальных перемен. «Он чувствует себя
легко в любых обстоятельствах, он более хозяин своего положения, чем любой из
лидеров его времени. Его нервы крепче, его темперамент выдержаннее и спокойнее.
Если он и испытывает беспокойство, по внешнему виду это утверждать нельзя.»
★ ★ ★
Элеонора однажды сказала, что секрет ее мужа в исключительной чувстви¬
тельности к нуждам других — как отдельных индивидуумов, так и нации в целом.
Он сумел создать впечатление (правильное, или, может быть, не совсем правиль¬
ное), что его политическая страсть связана с исключительным интересом к жизни
других людей. Президент Рузвельт всегда стимулировал своего собеседника, кем
бы он ни был, к рассказу о себе, своих заботах, интересах, печалях, надеждах. И все¬
гда слушал очень внимательно.
519

Важнейший элемент имиджа политика: от первых ста дней 1933 года до ап¬
рельского предвестия победы 1945 года огромное число американцев было убеж¬
дено, что восставший против судьбы трудоголик в Белом доме несет свой крест за
них. Он понимает их заботы, он ищет выход, его никогда не удовлетворит отсут¬
ствие сострадания. Он сберег их дом во времена экономических потрясений, со¬
хранил его после Пирл-Харбора, он построит еще лучший дом в будущем. С та¬
ким массовым умонастроением Франклин Рузвельт мог рассчитывать на победу
не только в боевом 1944, но и в 1948 году.
Не счесть писем, полученных Рузвельтом от частных граждан, с выражени¬
ем благодарности за помощь, которую они начали ощущать со стороны институ¬
та президентства. Люди, причем не только отчаявшиеся, но и разумные, образо¬
ванные американцы писали о своих заботах президенту, как писали бы ближайшему
родственнику. У.Лейхтенберг видел в Денвере надпись на стене мелом: «Руз¬
вельт — мой друг». Чтобы заставить далекого от сентиментальности американца
написать подобное, требовалось нечто очень редкостное, и этим редкостным ка¬
чеством Рузвельт обладал.
Как развил в себе Рузвельт это качество? Мать — Сара Делано — рассказы¬
вает, что замечала в сыне в бытность его еще ребенком весьма необычную интуицию,
понимание обеспокоенности других, предугадывание сердечного (или физического)
движения других, способность мгновенно оценить психологическую ситуацию. Ре¬
бенку было всего лишь восемь лет, когда Джеймс Рузвельт, его отец, перенес инфаркт
с тяжелыми последствиями. С этого времени стремление смягчить боль другого, сгла¬
дить душевный и физический дискомфорт других стало частью его психической ор¬
ганики. Параллельно росло и закреплялось чувство, что причиненные родителям не¬
приятности доставят им незаслуженную боль. Мать всегда гордилась тем, что ей никогда
не приходилось напускать на себя строгость — сын понимал ее с полуслова. Этот об¬
наженный инстинкт, видимо, жил в Франклине Рузвельте до самого последнего дня.
Что и говорить, удар полиомиелита разбил жизнь Рузвельта на две части. Но в глав¬
ной — второй части — его инстинкты не омертвели, а наоборот обострились. Че¬
го в нем напрочь не было, так это чувства озлобленности, обиды на судьбу, чув¬
ства, что он жертва этой жизни. Рузвельт ненавидел все проявления жалости
к нему как инвалиду. Он не мог вынести ни секунды снисхождения. В то же вре¬
мя как шелуха отпал поверхностный лоск и обнажились глубины его изначально со¬
страдательного сердца, обострился (как мы уже говорили) его интерес к другим.
Отсюда же и интуитивное молниеносное понимание того, как представить се¬
бя, человека с физическим недостатком, новым знакомым. При этом большинст¬
во американцев не имели ни малейшего понятия о том, что Рузвельт — инвалид.
Никто не мог помыслить себе, что первые мгновения нового утра у Рузвельта бы¬
ли сопряжены с просьбой к слуге. Что бы ни говорили об американской прессе, но ни
одна газета никогда не поместила фото президента, раскрывающее его грустную тай-
520

ну. Абсолютное большинство американского народа никогда не видели его изоб¬
ражения в кресле на колесах или на костылях.
Актер Грегори Пек мальчиком ожидал прибытия Рузвельта, чтобы «живьем»
увидеть президента. В порту невозможно было скрыть истинное состояние дел —
Рузвельта снесли с борта корабля, и пораженный Пек заплакал. Далее случилось
нечто трудновообразимое. Рузвельт устроился в кресле, поместил сигарету в мунд¬
штук, движением скулы вздернул мундштук, посмотрел на толпу со своей знаме¬
нитой безмятежной улыбкой и помахал шляпой. Пек вспоминает, что слезы высох¬
ли и он начал аплодировать президенту, который каждым своим жестом говорил,
что с ним все в порядке, и если он не видит трагедии в своем существовании, по¬
чему ее должны видеть другие? Мужество всегда получает награду. В маленьком
порту небольшая толпа в полной мере оценила самообладание этого человека.
И жалость превратилась в восхищение.
Но никакое мужество не помогло бы Рузвельту в его физическом ограничении,
если бы не семья, которая сомкнула ряды, поддерживая его решимость. Элеонора
стала ушами и глазами президента, а плечо сына Джеймса всегда было рядом. Эле¬
онора Рузвельт покрывала десятки тысяч километров, посещая каждый год все ос¬
новные регионы страны. Она была олицетворением сострадания и часто выража¬
ла интересы самой обделенной части общества — безработных, чернокожих,
лишенных шанса в жизни. Она ходила по домам с самой худой крышей, она стре¬
милась ощутить боль людей. Дочь алкоголика и углубившейся в себя матери, Эле¬
онора Рузвельт сумела мобилизовать лучшее в себе и стала той опорой, без кото¬
рой Франклин Рузвельт, видимо, не состоялся бы. По крайней мере, как политик.
На их долгом пути Элеонора открыла в себе невероятные способности. Глав¬
ной среди них была бездонная способность любить и сострадать. Это относилось
к мужу в первую очередь, но это же относилось и ко всем униженным и оскорб¬
ленным. Без Элеоноры Франклин никогда не бросился бы в политический бой за
губернаторское кресло в Нью-Йорке, не говоря уже о президентстве. Трудно
представить себе, но это факт: супруга президента путешествовала по стране боль¬
шую часть времени, проведенного ее мужем в Белом доме. Она инспектировала ла¬
геря Корпуса гражданской консервации, проекты Национальной администрации
молодежи, и ее поразительная честность позволяла Франклину пробиться сквозь
розовый фильтр официальных отчетов.
Эта супружеская пара представляла собой несокрушимую силу. Франклин был
стратегом, его память цепко держала все основные обстоятельства, он был «более
гибок» в моральных вопросах, более чувствителен к возникающим массовым ве¬
яниям. Она — более прямолинейная, более принципиальная, «лишенная кожи» в вос¬
приятии страданий других, не страшащаяся ничего ради благородной цели. В до¬
ме ее дяди, президента Теодора Рузвельта, была популярной такая игра: требовалось
по прямой линии добраться из одного пункта в другой — именно по прямой,
521

не обходя препятствия, взбираясь на скалы, переходя через болота, переплывая ре¬
ки, проходя чужие жилые комнаты. Один из внуков Теодора Рузвельта говорил,
что «это была очень тяжелая игра, и многие дети не могли в ней преуспеть — слиш¬
ком много она требовала решимости и упорства». Элеонора Рузвельт оставалась
верной этой игре всю свою жизнь. И если Франклин Рузвельт всегда пытался обой¬
ти возникшие препятствия, то Элеонора помнила детские правила. Нередко она по¬
падала в сложное положение, ее критикам было легко обосновать свою позицию,
но эта женщина, считавшая себя слабой и неуверенной, шла по жизни кратчайшим,
диктуемым сердцем путем. Ее муж говорил о «костях хребта, которые не гнутся».
Но когда Рузвельт, увлекаясь тактикой, начинал терять стратегию, жена была для
него лучшим моральным маяком.
Элеонора Рузвельт хотела сделать вторую мировую войну вторым изданием
«Нового курса», и ее печалил новый союз мужа с бизнесом, заключенный ради во¬
енной эффективности. Противоречия стоили много крови обоим, но президент
в конце концов соглашался, что прямая дорога надежнее. В вопросах о граждан¬
ских правах Элеонора Рузвельт была настоящим эмиссаром своего мужа, и если
чернокожие американцы с началом войны получили основные права в армии и про¬
мышленности, в этом заслуга и супруги президента. Таланты черных американцев
и женщин стали общим потенциалом Америки. Элеонора Рузвельт лично отвеча¬
ла за обеспечение федеральными средствами центров воспитания детей, она созда¬
ла программы внешкольного воспитания молодого поколения американцев.
Нет сомнения, что благородная прямолинейность Элеоноры Рузвельт со¬
здала ей уйму противников, и можно себе представить, сколько раз президента про¬
сили утихомирить супругу. Но их союз действовал на благо всех. Элементарное са¬
моуважение не позволило Рузвельту быть домашним цензором. Он был человеком
такой души, которая противилась подчинению даже семейного мнения правилам
политической целесообразности. И в нем (это главное) тоже жило то, что двига¬
ло Элеонорой — сочувствие обездоленным в богатой стране. Рузвельт хотел быть
президентом всех американцев.
★ ★ ★
Условием успешного руководства президента Рузвельта было движение вме¬
сте (не за, не далеко впереди) с американским народом. Здесь мы подходим
к главной черте тактического гения Рузвельта — он умел не только понимать, но и ус¬
пешно убеждать. Он знал жизнь, знал общее настроение, знал аргументы, столь
необходимые в любой демократии. Рузвельт не формировал общественного мне¬
ния страны, но он делал так, что без него это мнение не было бы сформировано.
Определить верный курс — это еще полдела; вторая половина —убедить милли¬
оны столь разных американцев следовать ему. В XX веке Америка не имела луч-
522

шего оформителя морального, душевного и политического состояния нации, чем Фран¬
клин Рузвельт.
Рузвельт был гением общения с прессой. Дважды в неделю, год за годом он
встречал журналистов, репортеров, издателей. Читая стенограммы встреч, труд¬
но отделаться от мысли, что все это множество больших и малых битв ума Фран¬
клин Рузвельт провел на поле, которое он сам избрал, на условиях, которые сам
определил, в рамках, которые сам обозначил, и при этом без всяких видимых уси¬
лий и уж, конечно, без неделикатного насилия. Рузвельт в отличие от многих по¬
литиков любил прессу. Он знал опасности ее непостоянства, но знал и то, что у не¬
го нет другого такого ресурса общения с нацией, такого рупора обращения
к 150 миллионам американцев.
Рузвельт с самого начала определил границы: прямое цитирование возможно
лишь с его непосредственного разрешения. Чаще всего он сам выбирал место — Оваль¬
ный кабинет, со знаменами за президентской спиной, с президентской печатью.
Своего рода камертоном послужила первая пресс-конференция, состоявшаяся в тя¬
желое для Америки время — 8 марта 1933 года, когда банки были закрыты, когда
треть рабочей силы стала жертвой безработицы, когда уверенность нации в себе стре¬
мительно приближалась к нулю. В течение 35 минут (это время стало стандартом)
молодой президент сумел превратить отчаяние и обреченность в нечто вроде спаси¬
тельной насмешки над самим собой. Пресс-конференция закончилась смехом, но это
был не «юмор висельников», а здоровое подтрунивание человека над собой в нача¬
ле большого пути, успешно преодолеть который он намеревался. Бесстрашие, надеж¬
ду, веру в себя — именно это хотел выразить президент и сделал это с блеском. УЛейх-
тенберг: «Он был далеким от формальности, легким в общении, веселым. Когда он
хотел избежать ответа на вопрос, то делал это откровенно. Он чувствовал себя не¬
принужденно. И испытывал явное удовольствие от ситуации взаимообмена». Жур¬
налисты не скрывали своего впечатления от душевной теплоты и откровенности но¬
вого хозяина Белого дома, не требовавшего (в отличие от предшественников)
предварительного списка вопросов. Совершенно неожиданно пресс-конференция, про¬
веденная в худший час общенационального раздора, завершилась аплодисментами.
Вторым важнейшим каналом общения с нацией стали так называемые «бесе¬
ды у камина». Рузвельт первым среди больших политиков Америки оценил огром¬
ную силу нового средства массовой информации. Радиоприемники появились в мил¬
лионах семей. Теперь его голос мог звучать в гостиных американцев от атлантического
до тихоокеанского побережья. Важно было не девальвировать это могучее орудие
идейного воздействия. За 12 лет президент Рузвельт выступил у «камина» пример¬
но 30 раз, но каждое его выступление было событием в жизни страны. Примерно
неделя требовалась для подготовки к такому выступлению — очень тщательной под¬
готовки, при которой один вариант быстро сменялся другим. Затем репетиция пе¬
ред помощниками — эмоционально и интеллектуально слабые часта изымались. И са-
523

мо выступление: тембр, акценты, паузы, смысловая интонация. Главное — тон до¬
верительной беседы, стремление поделиться сомнениями и надеждами со всей стра¬
ной, прямые деловые предложения, никакого заигрывания и, тем более, ничего
свысока. Опросы показывали, что Рузвельта слушало вдвое больше людей, чем са¬
мых популярных исполнителей, просветителей и проповедников его поколения.
Любимым приемом Рузвельта стала аналогия. В Америке помнят его иллюс¬
трацию к закону о ленд-лизе как о «взятии взаймы пожарного шланга». Историки
особенно ценят в «беседах у камина» историческое чутье президента, с готовнос¬
тью обращающегося к национальной истории, к дням революции, создания государ¬
ства, деятельности отцов-основателей, к таким общенациональным кризисам, как
гражданская война. Историк А.Маклейш: «Чувство истории в политическом ли¬
дере — это чувство прошлого, используемое для формирования будущего; чувст¬
во истории и американской традиции было у Рузвельта подлинно глубоким».
Считается, что наибольшего эффекта Франклин Рузвельт достиг в так назы¬
ваемой «Речи о географической карте», произнесенной в феврале 1942 года, в те
дни, когда страны «оси» были на гребне своих военных успехов. Президент зара¬
нее попросил слушателей запастись картами, и картографические отделы книжных
магазинов были опустошены. Президент и страна вместе посидели и поразмыш¬
ляли над крупномасштабными картами. 80 процентов американцев водили паль¬
цами по неведомым доселе районам, о которых спокойно говорил их президент.
Рузвельт хотел создать у слушателей (и преуспел в этом) общую картину то¬
го, что происходит, ничуть не приукрашивая сложившуюся вокруг Москвы, Росто-
ва-на-Дону, Каира, Батаана, Гонконга ситуацию. Великая коалиция практически по¬
всюду отступала и вела жестокие бои на своей территории. Президент не утруждал
себя детскими приемами утешений. Он говорил своим слушателям, что дальше мо¬
жет сложиться еще более суровая ситуация. Нужно ожидать больших потерь, воз¬
можного отступления, неизбежного в связи с этим унижения. Никто не мог сказать,
что хозяин Овального кабинета злоупотребляет розовым цветом. Но ни на секунду
у десятков миллионов слушателей не возникло сомнения в конечном исходе того, что
происходит. Более того, спокойная уверенность, исходящая от знакомого голоса, фор¬
мировала тот безусловно необходимый настрой, который завтра так понадобится пер¬
вой смене, вышедшей к доменным печам, морским пехотинцам, вцепившимся зуба¬
ми в песчаный атолл Тихого океана, летчикам, ведущим свои самолеты к нацистской
«крепости Европа». Так уже было в истории: Джордж Вашингтон долго отступал
перед англичанами, но ни на йоту не сомневался в победе — и она его нашла.
Еще не окончилась трансляция, темная ночь окутала огромную страну, а в Бе¬
лый дом уже начали поступать сотни телеграмм, смысл которых сводился к прось¬
бе выступать каждый день. (Когда Горбачев и Ельцин будут анализировать при¬
чины своих неудач, они должны вспомнить об этой ночи в американской истории.
Великие народы, такие как американский и русский, по природе преисполнены сто-
524

ицизма. Они готовы претерпеть. Но они, безусловно, хотят знать смысл своих жертв,
хотят знать, за что они должны платить кровью и потом.)
Рузвельт интуитивно чувствовал опасность. Он боялся девальвации своих слов,
он не согласен был выступать ежедневно. Он знал (в отличие от наших менее удач¬
ливых политиков) волшебную и страшную силу слова — и не хотел злоупотреб¬
лял этой силой.
Франклину Рузвельту было присуще еще одно великое для политика качест¬
во: он видел пик силы противоположной стороны и имел терпение выжидать. Лишь
когда силы противника переваливали за этот пик, он наносил ответный удар. Чув¬
ство времени, чувство готовности и неготовности было в нем абсолютным. То, как
ФДР вывел в 1940 году свою страну из гавани изоляционизма — блестящий то¬
му пример. Он молниеносно использовал наступление нацистской Германии на за¬
падном фронте для начала процесса мобилизации страны. Летом того же года он «от¬
пустил вожжи», дав накопиться общественному возмущению, и затем заключил соглашение
об обмене британских баз на эсминцы. Осенью у него рождается идея ленд-лиза.
Следующим шагом могло уже быть вступление в войну. Ошибка во времени на каж¬
дом из этапов этого пути могла бы вызвать возвращение изоляционизма.
Невозможно не отметить еще одно поразительное качество Рузвельта: его по¬
нимание людей, нюх на под линные таланты. Как главнокомандующий он вывел в ру¬
ководство американскими вооруженными силами генералов Маршалла, Арнольда,
Эйзенхауэра, адмиралов Кинга и Леги — людей самостоятельного характера, не¬
зависимых суждений и недремлющей инициативы. Рузвельт никогда не занимал¬
ся мелочной опекой своих военных помощников. И в то же время не был их залож¬
ником: весной 1940 года вопреки доминирующему мнению оказал помощь Британии;
не забудем, что он оказал помощь России вопреки мнению большинства военных
специалистов, не веривших в ее способность выстоять в войне.
★ ★ ★
Среди слабостей Франклина Рузвельта все указывают прежде всего то, что не¬
желание огорчить, обидеть кого-либо заставляло президента делать вид, что он со¬
гласен с ходом мысли и мнением данного лица, хотя на самом деле этого согласия не
было и в помине. Он дезориентировал многих (с этим согласна и Элеонора), кивая
и подавая всяческие знаки одобрения, хотя на самом деле это была вежливость, во¬
все не означавшая согласия. Один из помощников прямо говорит, что «в конечном
счете меньше друзей было бы потеряно в случае жесткой откровенности, чем в ре¬
зультате взаимонепонимания, явившегося следствием гарцующей, симпатизирующей
двусмысленности». Рузвельт не любил причинять людям боль даже в экстренных слу¬
чаях: не выгнал пьяного слугу, не сумевшего отнести его в ванную; не избавился от
самонадеянного повара, который готовил то, что нравилось ему, а не его боссу. Он
очень долго не увольнял военного министра Вудринга, хотя тот открыто встал в оп-
525

позицию по отношению к европейской политике президента в 1940 году. Элеонора
Рузвельт считала, что «ему было трудно выглядеть в чужих глазах несимпатичным,
ему было трудно сделать первый шаг на пути к жестокости». Для лидера великой стра¬
ны в критическое время ее развития это была серьезная слабость.
Более серьезные критики идут еще дальше. «Он любил манипулировать»,—
говорит Гюнтер, у него была «детская любовь к секретам». Возможно, это восхо¬
дило к далеким временам, когда всепоглощающая любовь матери оставляла ему слиш¬
ком мало места для свободного самовыражения и ему приходилось идти на грани
двуличия. В этой битве за самоутверждение он развил в себе способность и при¬
вычку маневрировать, привычку говорить только то, что нравилось окружающим,
прятать собственные суждения за обтекаемой вежливостью, переходящей в ложь.
Историк Джеффри Уорд считает: «Усилия остаться самим собой, не принося при
этом боли матери, породили в нем способность легко очаровывать людей, любовь
к секретности и умение ловко маневрировать. Все это он принес с собой в Белый
дом». Никто не знал истинного мнения президента, и многие проиграли, пытаясь
навязать ему свое мнение. Внешне открытый всем мнениям, ФДР внутренне дер¬
жался собственного курса, и это заводило окружающих в тупик. Некоторые в огор¬
чении писали (как в данном случае Гюнтер): «Ему нравится манипулирование
людьми». Многие понимали это достаточно быстро.
И, как справедливо полагает Дорис Гудвин, «эго Рузвельта — источник его ве¬
личайшей силы — был также причиной его слабости, что и помешало ему в 1940 и в 1944
годах найти достойного преемника». Ближайшее окружение ожидало, что он наконец
выберет продолжателя своего курса. Он не остановился ни на ком. Он не мог преодо¬
леть себя. «Ему очевидным образом нравится быть президентом. Это настоящая
масштабная работа, требующая всей его энергии, всех его талантов — и каждый был
бы счастлив чувствовать себя более задействованным.» И противники, и друзья схо¬
дились в одном: ФДР живет пребыванием в центре событий. Журналист У.Киплин-
гер: «Он достигает своей лучшей формы, когда попадает в свет рампы, когда слышит
одобрение публики. Это греет его, и он показывает лучшее, на что способен». К че¬
му это приводит? Не без печали пишет Моли, что Рузвельту все более убедительно
представлялась своя незаменимость: кто иной может повести за собой страну? «Мне
кажется, он все больше и больше думал так, по мере пребывания в Белом доме.» Не¬
вольный избранник Гарри Трумэн скажет позже о «растущем эго президента, кото¬
рое было уже немалым, когда он только начинал свой политический путь».
И все же слабости великого человека никак не могли перевесить его достоинств,
признанных его собственной страной, миром и историей. При всей внутренней про¬
тиворечивости своих действий он спрессовал солидарность и единство своего на¬
рода в двух его крупнейших испытаниях XX века. Он сумел сделать единой стра¬
ну разительных социальных, культурных и расовых контрастов, он нашел то общее,
что объединило великую нацию эмигрантов. Он остановил деградацию и придал
526

энергию сползающей в апатию стране. Тысячи помыслов, миллионы надежд он спла¬
вил в оптимистическое движение вперед, спасая экономически — строй, социаль¬
но — общество, психологически — народ. Ища баланс «за» и «против», Ф.Пер-
кинс приходит к выводу: «У него были почти прорывы ясновидения, понимания
трагического разнообразия интересов, не имеющих, казалось, отношения друг
к другу». Он оказался единственным политиком, единственным человеком, сумев¬
шим обозреть всю свою страну и найти единое целое, нащупать единый курс.
Историк Эрик Лараби ставит во главу угла тот факт, что «понимание взаимо¬
связанности вещей, людей и процессов было для него не условием, а главенствую¬
щим принципом — и это позволило ему не только охватить проблемы войны во всем
их многообразии, но и передать это чувство всему населению страны... Осуществ¬
ляя военное руководство, он заслужил благодарность своих соотечественников
и тех, кто был освобожден от ига оккупации. Его поведение на посту верховного глав¬
нокомандующего несет на себе печать величия». А Гарри Гопкинс, отмечая колеба¬
ния своего шефа в малых проблемах, настаивает, что «в больших вопросах — в во¬
просах большой, реальной, постоянной значимости — он никогда не изменял себе,
никогда не спускался со своей высоты». И Элеонора Рузвельт, не лишенная кри¬
тического чутья, утверждает, что на протяжении всего своего жизненного пути
ФДР никогда не уклонялся от главной цели — сделать жизнь своих соотечествен¬
ников лучше. «Тысяча и одно средство были использованы, изменения курса были
налицо, но эта цель всегда и везде оставалась главенствующей.»
Подводя итоги, историк Артур Шлесинджер пишет, что этот президент все¬
гда был на стороне жизни, действия, движения вперед, будущего. Его феноменаль¬
ная жизненная сила мобилизовала жизненную силу его страны, и это обеспечило
его историческое бессмертие.
★ ★ ★
Если Джордж Вашингтон назвал само существование североамерикан¬
ской республики «великим экспериментом», то Франклин Рузвельт был, воз¬
можно, величайшим национальным экспериментатором. Со всем уважением
относясь к основополагающим принципам, ФДР видел две цели — процвета¬
ние страны и занятие ею достойного места в мировом сообществе. Ради реали¬
зации этих целей он готов был отказаться от всего устаревшего. Его самолет но¬
сил название «Священная корова», но именно «священные коровы увядшего порядка»
более всего ощутили его тяжелую руку. Возможно, историк будущего скажет,
что величайшим достижением Франклина Рузвельта стало создание преобла¬
дающего среднего класса — людей, которым есть что терять при существую¬
щем порядке и в данной стране. Это и обеспечило американскому кораблю ус¬
тойчивость вопреки вавилонскому скоплению языков, рас и наций, позволило
без потрясений выйти на уровень быстрого технологического обновления, вос-
527

принять уникальные исторические возможности, возглавить Запад, а в опреде¬
ленном смысле и весь мир.
Влияние Рузвельта на американскую историю огромно. Спустя более чем двад¬
цать лет после его смерти журналист Хью Сайда писал: «В этот февральский пол¬
день 1967 года вы можете посмотреть на лица людей, собравшихся в Восточной
комнате Белого дома, и внезапно понять, что Франклин Рузвельт еще владеет Ва¬
шингтоном. Его идеи преобладают. Его люда выдержали испытание временем. Функ¬
ционирующее ныне правительство является его созданием». Это влияние сказы¬
вается самыми разнообразными способами. «Три президента,— пишет Уильям
Лейхтенберг,— Трумэн, Эйзенхауэр и Джонсон были теми, чьи карьеры обеспе¬
чил он, а карьера четвертого, Кеннеди, началась с выдвижения Рузвельтом его от¬
ца на высокий пост. Никто до Рузвельта не доминировал так в политической
культуре своего дня». И по мнению историка Теодора Уайта, «все современные по¬
литики исходят от Франклина Рузвельта». Первый за 80 лет демократ, пришед¬
ший в Белый дом на волне общественного большинства, Рузвельт осуществил
фундаментальные перемены в американской политике. Прежде всего, он создал зна¬
менитую «рузвельтовскую коалицию» демократической партии, которая выстоя¬
ла в течение многих десятилетий. Историки считают Рузвельта равным по значе¬
нию Вашингтону и Линкольну.
Нет никаких сомнений в том, что Трумэн победил на выборах в Сенат от Мис¬
сури в 1934 году по одной причине: на каждом перекрестке он говорил о том, что
«сердцем и душою за Рузвельта». В Вашингтоне он всегда голосовал за «Новый
курс», иначе он бы не стал вице-президентом в 1944 году. В первые месяцы пре¬
бывания на посту президента он попросту показывал на портрет ФДР и убеждал:
«Я стараюсь сделать лишь то, что он постарался бы сделать». Весь первый срок
Трумэна эта тема развивалась в различных вариациях. В публичных речах Гарри
Трумэн говорил о Франклине Рузвельте как о «величайшем президенте, которо¬
го когда-либо имела страна». 6 сентября 1945 года Трумэн удавил конгресс тем,
что построил программу из 21 пункта, которая основывалась на наброске, сделан¬
ном Рузвельтом для продолжения «Нового курса» (укрепление социального стра¬
хования и проекты в духе государственного строительства в долине Теннесси). Тру¬
мэн начал свою программную речь так: «Цели нашей внутренней политики
определены в долгосрочной перспективе президентом Франклином Д. Рузвельтом
полтора года назад в виде экономического билля о правах. Давайте сделаем дости¬
жение этих целей основой послевоенной америкаснкой экономической жизни».
Трумэн начал свое президентство с частых звонков и писем Элеоноре Рузвельт.
Через три дня после того как он поселился в Белом доме, Трумэн написал вдове
президента (которую постоянно звал Первой леди) письмо на восьми страницах.
Элеонора Рузвельт дала ему несколько практических советов. Например, как ве¬
сти себя с Черчиллем: «Если вы начнете говорить с ним о книгах и позволите ему
528

извлечь из его удивительной памяти все что угодно на свете, начиная с Барбары
Фриги и кончая греческой трагедией, вы убедитесь в том, насколько вам станет лег¬
че обсуждать политические проблемы». Русских же следовало сначала рассмешить
(«Обычно Франклин преуспевал в этом»).
Президент Трумэн считал, что гений Рузвельта заключался не в админист¬
ративном таланте, а в «широком видении и оригинальных идеях». И американская
элита очень быстро ощутила разницу в подборе кадров: «В группировке Трумэна
не было людей с политической мудростью Тома Коркорана, блестящим умом за¬
коноведа Бена Коэна, литературным талантом Адольфа Берля, мудростью в от¬
ношениях с публикой Стива Эрли, проницательным и экономическим умом Иси¬
дора Любина и шармом Гарри Гопкинса» (У.Лейхтенберг). Генерал Воэн объяснил
различие между избранниками Рузвельта и Трумэна таким образом: «После чер¬
ной икры вы переходите на ветчину и яйца». Теперь важнее стало служить
в 129-м артполку (где служил Трумэн в первую мировую войну), чем дружить с та¬
кими корифеями юриспруденции, как судья Феликс Франкфуртер.
В Белый дом (пишет Ч. Стоун) пришли «люди с большими животами, при¬
родным добродушием, знанием множества грязных шуток, которые видели, в Ва¬
шингтоне шанс на установление полезных контактов и извлечения личной прибы¬
ли. Это были люди с гамбургерами».
Поворот к худшему в отношениях с СССР огорчил истинных рузвельтовцев.
Англичанин Гарольд Ласки писал в «Нейшн» весной 1946 года в статье под на¬
званием «Если бы Рузвельт был жив»: «Будь он жив, я уверен, что недоверие в от¬
ношениях между англосаксонскими державами и Советской Россией никогда бы
не приняло современных угрожающих пропорций».
Немало было критики и внутриполитического курса Трумэна. Один из чле¬
нов «мозгового треста» Рузвельта писал по поводу пятнадцатилетия «Нового кур¬
са» о «возвращении демократической партии в первозданный хаос, из которого ФДР
поднял ее... Трумэн попросту не обладает тем, что заставляло массы городских жи¬
телей с энтузиазмом, почти фанатически голосовать за демократов. Огромное
большинство жителей больших северных городов голосовали фактически не за
демократов, а за Рузвельта». В 1948 году «Нью рипаблик» объявил, что «Гарри
Трумэн выиграл выборы только потому, что Франклин Рузвельт в свое время по¬
старался так умело». А Липпман назвал победу демократов в 1948 году «одним
из наиболее впечатляющих триумфов Рузвельта».
Гарри Трумэн, говоря о Линкольне и Рузвельте, обронил фразу: «Герои зна¬
ют, когда умирать».
Когда Дуайт Эйзенхауэр зимой 1943 года вперыве близко увидел Франклина
Рузвельта (признание своему шоферу военных лет Кей Саммерсби), он был потря¬
сен одним только видом ФДР, «даже не говорящего ни слова. Его знаменитая улыб¬
ка магнетизировала всех присутствующих». Обычно выделявшийся Эйзенхауэр
529

«увял» (как и другие) в окружении великого человека. «Для всякого, стоящего на
аэродроме, Франклин Рузвельт был единственным центром внимания.» Но и Руз¬
вельт почувствовал талант Эйзенхауэра: «Я провел в Касабланке много часов с этим
молодым генералом, потомком канзасских пионеров. Я знал, как умело он проделал
свою тяжелую работу, как внимательно и умело он распоряжался войсками. Теперь
я был уверен в его полководческих способностях». А вот слова Эйзенхауэра о глав¬
ном качестве лидера: «Для того чтобы быть эффективным, любой президент должен
уметь воодушевлять людей. Это самое главное в руководстве. Я часто думал о везе¬
нии иметь среди лидеров лиц ранга Черчилля и Франклина Д.Рузвельта, которые
полностью владели этим качеством и применяли его мастерски». О Рузвельте: «Я
в огромной степени восхищался им как военным лидером. Этот человек отличался за¬
разительным оптимизмом; совершенно очевидно, что мысль о возможности пораже¬
ния никогда не приходила ему в голову несмотря на то, что он вел две войны одно¬
временно в противоположных концах земного шара. Этого не было даже в дни
самых горьких поражений в тихоокеанском бассейне. Каким-то особым способом он
мог передавать свою несокрушимую уверенность американскому народу... В резуль¬
тате на протяжении военных лет, несмотря на политическую оппозицию по внутрен¬
ним вопросам, ФДР держал нацию тесно сплоченной в процессе военнных усилий».
Эйзенхауэр всегда говорил о своих сомнениях в том, что кто-либо иной смог
бы повести страну сквозь мировую войну так, как это сделал Рузвельт. Обраща¬
ясь к палате представителей, Эйзенхауэр сказал: «Его сила и несокрушимый дух
позволяли черпать постоянную поддержку и уверенность в конечном решении
всех проблем». Когда Эйзенхауэр стал президентом, то сравнение его с ФДР ста¬
ло обычным — тот же заразительный шарм, способность говорить, умение делать
простые обобщения. И Эйзенхауэр не присоединился к обличениям Рузвельта ял¬
тинского периода. «Он не желает бросать камни в Рузвельта»,— сказал главный
помощник Эйзенхауэра Шерман Адамс.
В апреле 1955 года 23 сенатора, придерживающихся самых различных убеж¬
дений, превозносили президента, десятилетие со дня смерти которого стало наци¬
ональным событием. Даже его давние противники говорили, что он «изменил свое
время потрясающим образом». Вспомнили, что он выдвинул генерала Маршалла,
занимавшего 33-е место в списке претендентов, и распознал талант никому не из¬
вестного генерала Эйзенхауэра. Возможно, всех превзошел сенатор Роберт Карр
из Оклахомы: «2000 лет тому назад самая пламенная личность всех веков провоз¬
гласила: “Я пришел, чтобы вы получили жизнь и чтобы жизнь ваша была обиль¬
на...” Ни один человек из нашего поколения не сделал больше, чтобы превратить
эти слова в реальность, чем Франклин Рузвельт».
Когда Эйзенхауэр победил на выборах, он получил совет от сенатора Генри
Кэбота Лоджа: «Вы должны поддерживать атмосферу медового месяца как мож¬
но дольше. Рузвельт поддерживал эту атмосферу все время своего пребывания на
530

посту президента. Хотя небольшая группа людей ненавидела его, у него никогда
не было долгого периода ожесточеннных отношений с массами населения, подоб¬
но тому, как это имело место с президентом Гувером». Сравнивая двух президен¬
тов, корреспондент «Нью-Йорк тайме» писал: «Эйзенхауэр любит людей так, как
пятизвездный генерал любит свои войска — особым, отстраненным способом... Руз¬
вельт же стремился узнать о бедах простых людей вплоть до сочувствия похмель¬
ной голове журналиста или покерной потере денег фотокорреспондента». Если на
вилле Эйзенхауэра царила благочинность, то Рузвельт в Уорм-Спрингсе не упу¬
скал случая присоединить свой баритон к нестройному хору поющих.
Особая память у чернокожего населения США. Фредерик Морроу прихо¬
дит к выводу: «Целое поколение черных американцев никогда не забудет того от¬
чаянного положения, в котором они очутились во времена депрессии 30-х годов,
и того факта, что благодаря Рузвельту они были накормлены и получили возмож¬
ность получить работу по многим созданным Рузвельтом программам».
В мае 1958 года агентство опросов Гэллапа задало американцам вопрос: «Ка¬
ких троих деятелей прошлого и настоящего вы хотели бы пригласить к себе домой?»
Линкольн занял первое место, Франклин Рузвельт второе, Вашингтон — третье,
Элеонора Рузвельт — шестое, Иисус Христос — одиннадцатое. Что касается суж¬
дения профессионалов, то американские историки в 1961 году причислили ФДР
к разряду «великих президентов» (на фоне «средней» оценки Эйзенхауэра). Сам
Эйзенхауэр в мемуарах подчеркивает «длинную тень» рузвельтовского прези¬
дентства, в которую он попал.
Думая о Белом доме, Джон Кеннеди не мог избежать использования беспро¬
игрышной карты — обращения к крупнейшему деятелю демократической партии
в текущем веке. Он все больше упоминал «человека, чей прогрессивный образ стал
лицом нашей партии — Франклина Д.Рузвельта». Кеннеди провел аналогию меж¬
ду своим призывом отказаться от самодовольства эйзенхауэровских лет и тем, как
Рузвельт покончил с бездеятельностью эры Гувера. Несмотря на возрастающие сви¬
детельства потери национальной цели и ослабление национальной воли, слова, ска¬
занные ФДР в его первом инаугурационном послании, действенны по сию пору: «В каж¬
дую темную годину нашей национальной жизни честность и энергия руководства встречали
понимание и поддержку народа, что является решающим обстоятельством в деле до¬
стижения победы». Повсеместно Кеннеди взывал к образу Рузвельта как челове¬
ка твердого характера и непоколебимой решимости в час кризиса.
Решающий для Кеннеди отрезок пути в Белый дом пришелся на праймериз
в Западной Вирджинии. Этот штат до 1933 года, когда ФДР стал президентом,
целиком находился во власти шахтовладельцев. Рузвельт организовал коллектив¬
ные договоры между работодателями и рабочими, и вскоре вся шахтерская масса
ушла от республиканцев к демократам. Если в бревенчатой хижине была какая-то
картинка, то это был портрет Франклина Делано Рузвельта. Именно здесь Кен-
531

неди отошел от своей позиции двигаться по середине дороги и его голос зазвучал
по-рузвельтовски. Возможно, только это и обеспечило ему победу — «второе при¬
шествие Рузвельта» проложило ему дорогу к лидерству в президентской гонке. Тот
факт, что трое сыновей Рузвельта — Джеймс, Франклин и Эллиот — поддержи¬
вали Кеннеди, имел первостепенную значимость. Во время конвента демократов
в Лос-Анджелесе «Ньюсуик» вышел под шапкой «Франклин Д.Рузвельт — ми¬
стическое присутствие в Лос-Анджелесе в 1960 году».
За день до своей номинации Дж. Кеннеди вызвал Джима Ферли в свой гос¬
тиничный номер и спросил, как бы тот вел предвыборную кампанию, если бы вы¬
двигал в президенты ФДР Ферли посоветовал напомнить, что у фермеров не бы¬
ло лучшего друга, чем ФДР. Кеннеди воспользовался советом. Во время
предвыборной схватки с Никсоном Кеннеди посетил Гайд-Парк и пообещал завер¬
шить работу его (Гайд-Парка) хозяина. Он с удовольствием именовал себя ДжФК
по аналогии с ФДР.
Заключительные дебаты с Никсоном Кеннеди начал с цитаты из Рузвельта.
Он сказал, что «функцией президента является продолжить неоконченное Фран¬
клином Рузвельтом в тридцатые годы». А вот концовка последних — четвертых
дебатов с Никсоном: «В течение 25 лет республиканская партия стояла на пути ре¬
ализации программы президента Рузвельта в отношении минимальной зарплаты,
строительства жилья, экономического развития, эксплуатации наших природных
ресурсов, проекта долины реки Теннесси и всего прочего. И я верю, что, если мы
сможем вывести вперед партию, которая верит в движение, в поход вперед, тогда
мы восстановим наши позиции». Если Америка в 1936 году вышла на рандеву с судь¬
бой, то и в 1961 году она пошла на то же свидание.
Когда спикер назвал имя Кеннеди на конвенте в Лос-Анджелесе, оркестр за¬
играл любимую мелодию ФДР — «Счастливые дни вернулись вновь». Спикер на¬
звал Кеннеди величайшим демократом со времен ФДР Журналисты сравнивали
проблемы больной спины Кеннеди с полиомиелитом Рузвельта. Его изображали,
подобно Рузвельту, патрицием. «Нью рипаблик»: «Каждый из них имел образо¬
вание, даваемое детям высшего класса, каждый считал, что общественное служе¬
ние важнее накопления денег, каждый считал достоинством достоинство. В глуби¬
не сердца оба они были патрициями и верили в достоинство личности».
Джеймс Макгрегор Бернс развил идею сходства двух политиков. «Подобно
Рузвельту, Кеннеди сформировал свой либерализм из повседневной практики,
а не из заученных догм; он тоже оказался зажатым между классами и традиция¬
ми, блуждая между различными мирами; он также стал прагматиком, реалистом,
серьезным политическим тактиком, склонным к компромиссу, иногда к разочаро¬
ванию своих сторонников, чтобы реализовать движение вперед... Подобно Рузвель¬
ту, он может быть мужественным, остро интеллигентным, быстрым, отзывчивым.
Кеннеди, как Рузвельт, умерен в своем поведении и в идеях. У него презрение джентль-
532

мена к отсутствию самодисциплины и самоорганизованности, он против выраже¬
ния эмоций, личностных сцен и обид».
Историк Артур Шлесинджер-младший отмечает, что Джон Кеннеди с охо¬
той признавал свое сходство с ФДР. «Он был бесконечно любопытен в отноше¬
нии Рузвельта и часто просил найти ему цитату из Рузвельта для своих речей». В го¬
ды президентства Джона Кеннеди его брат Роберт писал: «Одним из величайших
государственных деятелей нашего времени был Франклин Рузвельт. Он был твор¬
ческой личностью именно потому, что предпочитал эксперименты идеологии. Он
и стоявшие вокруг него люди настаивали на том, что ресурсы демократической си¬
стемы больше, чем многие полагают, что можно создать систему экономической бе¬
зопасности в рамках свободы».
Президент Кеннеди избавился от письменного стола Эйзенхауэра и исполь-
зоал стол, за которым Рузвельт выступал с «речами у камина». Подобно Рузвель¬
ту, Кеннеди любил морские мотивы, включая модели кораблей и морские пейза¬
жи. Упомянутый автор биографии Рузвельта А.М.Шлесинджер снабжал Кеннеди
сведениями о привычках великого предшественника. Он даже учился имитировать
голос ФДР В конечном счете Джон Кеннеди за неполных три года в Белом до¬
ме упомянул ФДР сто семь раз только в официальных речах. Весной 1962 года
ДжФК пошутил: «Республиканские лидеры не удовлетворяются атаками на ме¬
ня, на мою жену, на моих братьев. Им недостаточно этого, и сейчас они напали на
маленькую пони моей дочери по имени Макарони. Я не против атак на себя,
но Макарони недовольна».
После похорон президента Кеннеди Адольф Берль, активный и при ФДР и при
Кеннеди, записал в дневнике* «Рядом со мной Генри Уоллес, за ним Джим Фер¬
ли, наискосок сенатор Леман, великие и малые фигуры Нового курса...»
Для президента Линдона Джонсона Рузвельт «всегда был как отец; он гово¬
рил со мной всегда именно так. Он был единственным человеком среди всех, из¬
вестных мне, который ничего не боялся. О чем бы ты ни говорил с ним, о чем бы
ни спрашивал, какие бы проблемы своего округа ни обсуждал, у него был лишь один
критерий обсуждения вопроса. Я знаю, что некоторые называют это демагогией;
они могут давать этому явлению любое название, но ты был твердо уверен, что это
был единственный критерий: будет ли это хорошо для народа?... Я не знаю, попал
бы я в конгресс без него или нет, но я твердо знаю, что мое первое огромное же¬
лание получить общественную должность возникло у меня благодаря ему — как
и у тысяч других молодых людей по всей стране».
Если для Трумэна ФДР никогда не служил моделью, то для Линдона
Джонсона он всегда был таковой. Ни один из американских президентов не ас¬
социировал себя так близко с Рузвельтом, как Джонсон, который, по словам «Нью-
Йорк тайме», был «настоящим искренним сторонником Нового курса». А вот мне¬
ние Джона Кеннета Гелбрейта: «Джонсон был подлинным человеком Рузвельта.
533

ФДР всегда был у него на уме как модель того, каким должен быть хороший пре¬
зидент».
Когда Линдон Джонсон стал в ноябре 1963 года президентом, он открыто про¬
возгласил, что желает равняться на единственного президента — ФДР: «Ив гор¬
дости и в покорном смирении я с готовностью признаю, что мой жизненный путь
никем не был определен более, чем этим великим человеком». Линдон Джонсон
избрал себе советников, которые двумя десятилетиями ранее служили Рузвельту:
Эйб Фортас, Джим Роув, Анна Розенберг, Том Коркоран, Бен Коэн. Джонсон
сознательно старался представить себя миру в качестве наследника Франклина Руз¬
вельта. Весной 1964 года он говорил журналистам: «ФДР привел меня в этот дом
и в этот кабинет, когда мне было всего 27 лет». Он хвалился тем, что во время вой¬
ны часто проводил время ланча с Рузвельтом. Встречаясь с молодыми людьми, ЛБДжей
всегда говорил о величии Рузвельта. В первый же день пребывания в Овальном
кабинете он вернул назад старый письменный стол Рузвельта: «Что бы я ни чув¬
ствовал после трудного дня, я смотрю на этот стол. И я снова возвращаюсь к ра¬
боте, потому что у меня возникает чувство, что я только лишь начал дело». Жур¬
налистам он сразу сказал, что поместит портрет Рузвельта «как самого талантливого
человека, когда-либо жившего в нашем городе». И портрет был повешен непосред¬
ственно перед президентским креслом. Дети Рузвельта получили ответственные
посты. Даже в одежде Джонсон стремился копировать своего учителя. Помощник
Джонсона Билл Мойерс: «Для президента Рузвельт является настольной книгой,
которую следует читать и перечитывать».
Свою программу Великого общества Джонсон считал продолжением «Ново¬
го курса». И ему нравилось, когда журналисты называли его законодательство вто¬
рым изданием «Нового курса», второй атакой на бедность в стране: «Слабые, скром¬
ные и бедные в этой жизни и на этой земле должны быть вместе с нами. Мы никогда
не должны о них забывать. Президент Рузвельт никогда не забывал о них». В ок¬
тябре 1964 года в Калифорнии: «Я помню первого президента, которого я видел
собственными глазами, самого великого президента, которого я знал. Я видел его
стоящим в стальных протезах, с болью в ногах, мукой в лице, но с надеждой в гла¬
зах... Был дождливый, холодный мартовский день 1933 года. Банки закрывались
по всей стране. Люди жгли свое зерно, хлопок продавали по пять центов. Работу
найти было невозможно, а очереди за помощью стояли до горизонта... Но этот че¬
ловек, сойдя с инвалидной коляски, взял в руки микрофон, выдвинул нижнюю че¬
люсть вперед и насытил электричеством нацию. Он спас республику... Единствен¬
ное, чего должна бояться Америка, так это страха».
Выдвигая программу «Медикейра», президент Джонсон объявил, что стоит
на основании, заложенном Рузвельтом. 12 апреля 1965 года Джонсон отметил гру¬
стную дату: «Двадцать лет назад истощенное войной, подорванное бедами и три¬
умфами многих лет великое сердце Франклина Рузвельта остановилось. Большин-
534

ство из нас погрузилось во мрак того дня так, как мы прежде делили светлые дни.
И где бы мы ни были, когда невероятная весть настигла нас, на момент показалось,
солнце исчезло с горизонта. Но воля преодолевала, ибо он достаточно хорошо по¬
работал, чтобы отставить в сторону жалкую тень смерти...»
★ ★ ★
Тень Рузвельта пала и на Ричарда Никсона. Его спичрайтер сказал однаж¬
ды, что «призрак, который более всего определил его президентство, был призра¬
ком Франклина Делано Рузвельта». Сам президент выразился следующим обра¬
зом: «Я никогда не выступал против Рузвельта. Мои друзья-республиканцы
выступали, а я никогда. Потому что я восхищался им. Возможно, дело в моем про¬
исхождении, в том факте, что мой отец верил в битву Рузвельта с депрессией... И во
внешней политике я чувствовал, что Рузвельт говорит за всю страну. В целом я мо¬
гу сказать, что был в большей степени за Рузвельта, чем против».
В первом своем инаугурационном послании президент Никсон поставил Руз¬
вельта в качестве образца, модели, а его достижения — в качестве точки отсчета
для своей политики. Готовясь к этой речи, Никсон прочитал все предшествующие
инаугурационные послания, и речи Рузвельта произвели на него наибольшее впе¬
чатление. Обоих — Рузвельта и Никсона — историк Теодор Уайт определил как
«двух наиболее стойких американских политиков двадцатого века, участников пя¬
тидесятилетней американской революции».
Президент Джеральд Форд признался (в «Вашингтон пост»), что не может
предложить стране «тот тип электризующего руководства, которое осуществлял ФДР».
И все же есть нечто общее. Оба президента пришли в Белый дом в час, когда нуж¬
но было восстановить престиж президентства, и в этом плане их действия история
признает параллельными. Будучи спрошенным о том, положительно или отрицатель¬
но он оценивает обращение Рузвельта к массовым расходам, Форд ответил: «В 33
и 34-м годах, в пик депрессии, это была абсолютно необходимая политика. Мы нуж¬
дались в стимулирующей роли федерального бюджета для оживления экономиче¬
ской жизни страны». Журналист констатировал, что, судя по всему, Форд восхи¬
щается Рузвельтом: « Я восхищаюсь, хотя у меня большие философские разногласия
с ним. Он интригует меня как политик; я восхищен, как он умел убеждать, меня по¬
ражает сила занятой им позиции; в глубине души нельзя не прийти к выводу, что он
был хорошим президентом для своей страны в свое время».
Джимми Картер начал свою предвыборную президентскую кампанию 1976 го¬
да в джорджийском Уорм-Спрингсе, где 31 год назад умер Франклин Рузвельт. Фа¬
кел передавался от одного поколения другому. И Картер сделал все возможное, что¬
бы показать свою близость к ведущему демократу века. Он был представлен
инвалидам (живущим в Уорм-Спрингсе) сыном президента — Джимми Рузвель¬
том. Со стены смотрел портрет Рузвельта, и по окончании церемонии оркестр за-
535

играл «Счастливые дни вернулись снова». Играл чернокожий ветеран военно-мор¬
ских сил. Его фотография с аккордеоном в дни траура по умершему главнокоман¬
дующему облетела всю страну. «Франклин Рузвельт служил,— сказал Картер,—
миллионам американских семей, голодным и оставленным без надежды в годы ве¬
ликой депрессии... Рузвельт знал, что наша страна может найти лучший путь; сво¬
ими смелыми и энергичными действиями он восстановил доверие к нашей экономи¬
ческой системе, он вернул нацию к работе. Он объединил народ. И это изменило
наши жизни».
Картер отчетливо понимал, что единственная дорога для него в Белый дом ле¬
жит через восстановление рузвельтовской коалиции. В октябре 1976 года, нака¬
нуне решающих теледебатов с Фордом, Картер сказал, что единственным прези¬
дентом, которым он восхищается, является Франклин Рузвельт: «Я всегда
чувствовал, что он был нашим особым президентом». Картеру было только восемь
лет, когда ФДР был впервые избран, «но он всегда был моим президентом. Я да¬
же не задумывался, когда окружающие говорили “президент”. Я знал о ком идет
речь». Картер помогал строить дома по программе В ПА и, достигнув избиратель¬
ного возраста, опустил свой первый бюллетень за Рузвельта. Когда он услышал в Ан¬
наполисе горестное сообщение, его «сердце разрывалось от горя».
В своей речи согласия на номинацию перед демократическим конвентом Кар¬
тер провозгласил: «Именно наша партия выдвинула человека, который вдохновил и вос¬
становил нашу страну в ее самый мрачный час,— Франклина Д.Рузвельта». ФДР
вызвал у него интерес к политике. В своей предвыборной книге «Почему не лучший?»
он пишет о том, как программа укрепления фермерства, Администрация промышлен¬
ного прогресса и прочие рузвельтовские начинания «вызвали у него огромный лич¬
ный отклик». Особенно он ценил программу электрификации села. Когда Дж. Форд
выдвинул себя претендентом, Картер сказал: «Эта кампания началась в 1932 году,
когда его партия выдвинула Герберта Гувера, а наша — Франклина Рузвельта. Руз¬
вельт двигался вперед в традициях демократической партии, он верил в нас, и он по¬
могал нам. Он предложил минимальный уровень заработной платы в час — 25 цен¬
тов. Д емократический конгресс принял этот закон, 95 процентов республиканцев в конгрессе
голосовали против него. Он дал электричество в фермерские дома, такие как мой. Он
полагал, что люди должны иметь обеспеченную старость, он выдвинул идеи социаль¬
ного страхования. Это проводит разделительную черту между хорошим человеком
Франклином Рузвельтом и традициями республиканцев». Журналисты писали
о Картере как об «архитекторе, который стремится сделать пристройку к особняку
Рузвельта». Аналитики находили общие черты: «Оба они были уверенными в себе,
готовыми перевернуть все вверх дном, готовыми бросить вызов застоявшемуся по¬
рядку, недовольными самоуспокоенностью, рутинностью устоявшегося политичес¬
кого процесса». Картер брал города политиков за счет неожиданности и даже штур¬
ма, подобно Рузвельту. Журналисты напоминали, что Картер в 1976 году делал то
536

же, что и ФДР в 1932: «Он улыбается больше, чем любой другой человек в амери¬
канской политической жизни».
Став президентом, Картер восстановил обычай «бесед у камина». И он все¬
гда вспоминал, что был первым губернатором, ставшим президентом, со времен Фран¬
клина Рузвельта. Розалин Картер в своей общественной активности старалась по¬
ходить на Элеонору Рузвельт. Картер создал спонсируемые правительством
организации, привлекшие огромные массы молодежи. В Белый дом приходили пись¬
ма граждан, которые утверждали, что снова слышат голос ФДР Собравшиеся на
празднование 75-летая первой инаугурационной речи ФДР ветераны утвержда¬
ли, что «Рузвельт до сих пор сидит в Белом доме».
Приверженность демократической партии идеалам ФДР понятна. Менее
объяснимо обращение к наследию Рузвельта республиканцев. Тем не менее на на¬
циональной арене — конвенте 1980 года — республиканцы обильно цитировали
Франклина Рузвельта. Выходя в лидеры партии, Рональд Рейган параграф за па¬
раграфом цитировал рузвельтовские пассажи. Обескураженная «Нью-Йорк тайме»
вышла с заголовком «Франклин Делано Рейган». Особенно нравилось Рейгану руз¬
вельтовское выражение о том, что Америка вышла на рандеву со своей судьбой.
Во время выдвижения кандидатуры Рейгана в президенты ФДР цитировался
трижды, а открыл Рейган свою президентскую кампанию в Нью-Йорке словами:
«Обеспокоенное человечество смотрит на нас, умоляя нас не уходить от встречи
со своей судьбой». Пресса писала, что, «используя ФДР в качестве модели, ми¬
стер Рейган имеет в виду, что он недоволен, что он не желает быть заложником уз¬
кой идеологии. Напротив, он полагает, что должен произойти тектонический сдвиг,
как в 1932 году, в менталитете американского избирателя, и он намеревается воз¬
главить этот сдвиг». Именно для этого он «берет в заложники Франклина Рузвель¬
та». Любимой цитатой Рейгана были слова Рузвельта, когда тот принял номина¬
цию в июле 1932 года: «Мы должны консолидировать правительство и как честные
граждане отказаться от роскоши, которая нам не по карману. Я предлагаю вам, мои
друзья, сделать так, чтобы система управления всех уровней, большого и малого,
стала финансово ответственной и чтобы пример показал президент Соединенных
Штатов и его кабинет... Мы снова должны взять свою судьбу в свои руки».
В ходе празднеств по поводу столетия со дня рождения Рузвельта президент
Рейган был неутомим, он не жалел времени. Интервьюировавший Рейгана Дэвид Мак-
калог отметил «очевидную любовь Рейгана к ФДР: он видит в нем родственную ду¬
шу — уверенного, доброжелательного, веселого, склонного к театральным эффек¬
там человека». Рейган голосовал за Рузвельта в 1932,1936,1940 и 1944 годах, он
громко приветствовал Рузвельта во время парада в Демойне в 1936 году. По мне¬
нию Рейгана, вклад Рузвельта в американскую историю был большим уже благода¬
ря только одной первой инаугурационной речи («Нам нечего бояться, кроме страха»).
Рейган повторял эту фразу в самых разных обстоятельствах. Вспоминал он и речь
537

о карантине против агрессоров. Рейган о Рузвельте: «Он верил в свой народ. Он ни¬
когда не терял веру в нашу страну — ни на минуту... Он был великим лидером во¬
енного времени. Благодаря этому в войне было меньше ошибок, чем обычно».
По мнению Теодора Уайта, президентский стиль Рональда Рейгана был вы¬
работан под влиянием Франклина Рузвельта. Рейган выделил первые сто дней сво¬
его президентства, продолжил практику выступлений у камина. «Его стиль оста¬
вался открыто рузвельтовским всю его жизнь. Его горение было рузвельтовским
горением, его метафоры прямо шли от ФДР.» Прямая цитата из Рейгана: «Как и ФДР,
я стараюсь не сломать лучшего, гуманного в системе свободного правления. Я де¬
лаю все, чтобы спасти эту систему... Когда Рузвельт проезжал в открытом авто¬
мобиле, какая волна симпатии и энтузиазма царила над толпой!»
В 1980 году губернатор Арканзаса Билл Клинтон обратился к конгрессу де¬
мократической партии: «Каждый может цитировать Рузвельта, но изъятые из
контекста слова значат мало. Взятые в отрыве от реальности, они очень слабо ос¬
вещают суть его лидерства. Когда Франклин Рузвельт выдвигался для переизбра¬
ния в 1936 году... он возвращался на свой пост не потому, что с депрессией было
покончено. Вовсе нет. Мы все еще были в зубах депрессии. Почему же тогда он
возвратил себе президентский пост? Да потому что люди знали, каким является его
видение Америки. Они знали, какие действия он предпримет, чтобы трансформи¬
ровать страну. И они этого хотели, это самое главное — они хотели претерпеть труд¬
ности в настоящем, потому что верили, что являются частью процесса, который при¬
ведет их к лучшему будущему».
★ ★ ★
Возможно, Черчилль был более одарен, был более искусным мастером веде¬
ния переговоров, обладал большим красноречием, острее ощущал исторический
процесс, безусловно, лучше писал, больше доверял советникам и помощникам, лю¬
бил атмосферу противоречия. С Черчиллем окружающие (скажем, Стимсон или Эле¬
онора Рузвельт) спорили охотнее, чем с внешне более любезным Рузвельтом.
Судьба Ллойд Джорджа была схожа с судьбой Рузвельта: он, как и ФДР, рефор¬
мировал структуру капитализма в своей стране и так же был ненавидим высшим клас¬
сом. Подобно Рузвельту, он организовал великую коалицию и выиграл мировую вой¬
ну. Но в глаза бросаются и очевидные отличия: противоположность темпераментов
и степень душевного сочувствия. Аристократ Рузвельт ощущал солидарность с про¬
стыми людьми значительно острее, чем гениальный плебей Ллойд Джордж.
Прав философ Исайя Берлин, указавший на исключительную человеческую
чувствительность этого человека, на его знание, сознательное и бессознательное,
надежд, страха и устремлений того множества людей, которые составляют народ.
Это вольное или невольное знание, считает Берлин, было главным источником его
величия, его гения, его места в истории. Словно различные потоки разнообразно-
538

го общества отразили общую сейсмограмму в его нервной системе. Но знания бы¬
ло бы недостаточно. «Прежде всего,— пишет Берлин,— он был абсолютно бес¬
страшен. Он был одним из немногих государственных деятелей двадцатого века —
да и любого века — который не имел страха перед будущим».
★ ★ ★
Признание бывает вынужденным, оно бывает спонтанным. Когда в апреле
1945 года, накануне великой победы, поезд повез тело главнокомандующего,
президента и национального лидера из Уорм-Спрингса через южные штаты в Ва¬
шингтон, выражение народного отношения не смог бы организовать никто. Ни¬
кто не звал тысячи американцев к железнодорожному пути, никто не просил
снять шляпы и кепки, слезы лились непроизвольно. В сердце каждого народа есть
нечто неподкупное, беззаветное и неистребимое. В данном случае это была бла¬
годарность мужественному человеку, сплотившему страну в ее величайших испы¬
таниях.
Они пришли, читаем мы в пожелтевших газетах, «из маленьких городков, они
вышли на перекрестки, они вышли огромной толпой в больших городах, их объе¬
динила печаль и великое уважение... Люди стояли, взявшись за руки, обняв жен
и матерей. Мужчины и женщины не стыдились слез». Далекая от сентименталь¬
ности «Нью-Йорк тайме» посчитала возможным опубликовать такие слова:
«И столетия спустя люди будут благодарить Бога за проведенные ФДР в Белом
доме годы... Из мира ушел ярко выраженный, свежий и спонтанный интерес, вы¬
ражаемый так же естественно, как дыхание, к бедам и трудностям, разочаровани¬
ям и надеждам маленького человека, скромных людей».
Когда на перевалах истории другие вожди, в других странах стараются реа¬
лизовать нечто большее, чем сочувствие малому человеку и скромным людям, они
демонстрируют полное незнание истории. Солидарность — вот ключевое слово.
С нею мы смело можем не бояться ничего, кроме самого страха.

Именной указатель
Адамис Л. 293
Аланбрук, лорд 340
Андерсон Ш. /05
Арнольд Б. 68,175,247,384,425,510
Арнольд, маршал 176,198,247
Асквит Г. 57
Бадольо 374,377
Батлер Н. 106
Берль А. 94,182,187,381, 455,483
Бирнс Дж. 214, 412, 464, 468
Брайан УДж. 18,48,52, 75, 90,143
Бригс Л. 183
Брук А.Ф. 393
Буллит У. 157—159,180,184,189,193,361
Буш В. 276,277,305,356,451,516
Ванденберг А. 334, 492
Вашингтон Дж. 9
Ведемейер А. 484, 499
Вильсон В. 38, 44—80,106,108,282, 461,
512
Вуд Л. 53
Вудринг Г. 202,526
Галифакс, лорд 421
Ганди Махатма 317,326
Гарриман А. 21.234,242.261.289,316,375,
379,444,484,502,505
Геббельс Й. 324,365,506
Гейзенберг Г. 329,354, 457
Гитлер А. 116,129,148,163,232,278,280,325,
330,362,457,497
Голль Ш. де 335, 347—349, 389, 419, 470,
481
Гопкинс Г. 115,146,219,248,270,288,362,
505,527
Громыко А.А. 381,432,465
Гроувз Л. 329, 452,497
Грю Дж. 21,150,155,273,445
Гувер Г. 58. 65.66. 81. 91-93. 97.102.104,
107,108
Гудсмит С. 452,457
Даладье Э. 176,184
ДаллекР. 150,162,471,476
Даллес А. 492
Дарлан Ж. 224,335
Джефферсон Т. 7, 8, 42, 49, 84, 86, 94,136,
143,504
Додд У./50.163,169
Донован У. 259,383
Дэвис Дж. 159,171,244,364,369
Дэвис Н. 133, 414, 488
Жиро А. 347—349,385
Жолио-Кюри Ф. 460
Иден А. 241,292,324.360.361,363,378,430
Икес Г. 131,133,141,218,227,240,253
Исмей, лорд 3/2. 400, 401, 432
Иергин Д. 503
Кеннан Дж. 160,274, 491
Кеннеди Джозеф 59,101,114,127
Кеннеди Джон 531, 533
Керр Р. 40/, 472. 484
Кидо, лорд 358,425
Кинг, адмирал 287,309,311, 314.322,345,
384,412,510,525
Киплинг Р. 519
Киссинджер Г. 502
Клемансо Ж. 60, 62,152
Колко Г. 427
Конант Дж. 276,329,354, 451
Коноэ, принц 226,358
Коркоран Т. /32. 517
Кулидж К. 76, 77.102
Курусу Сабуро 264,268
Кэффери Дж. 470
Леги У. 47,384,390,393,409,424,464,477,
525
Липпман У. 66. 93.121.133.372. 431. 491
Литвинов М.М. 291
Лихенд М. 26. 68.84.87.99.111.131.168.
200.237.240
Лейхтенберг У. 506,510,520,523
Ллойд Джордж Д. 62,248
Лотиан, лорд 226,230
Майский И. 336
Макартур Д. 109,153,293,421,425, 439
Макинтайр М. 68, 107, 111, 168, 247, 384,
404,437
Макинтайр Р. 121,215,285, 413
Макклой Дж. 490
Маклейш А. 376, 445,525
Макмиллан Г. 337
Мао Цзэдун 358,387,447,484,495
Маршалл Дж. 8,131,177,209,264,313,314,
318,346,360,384,457,464,500,531
Маунтбеттен, лорд 345,388
Миколайчик С. 415, 420, 421
Молотов В. М. 303,307-309,395,464,
492
Моргентау Ганс 119
540

Моргентау Генри 55, 87,89, 94,104,118,228,
480, 504
Муссолини Б. 148,176,198,206,374, 416
Мэрфи Р. 40,314,325,334,337
Нагумо К. 277,321
Невинс А. 10,11
НимицЧ.321,343, 425
Нойштадт Р. 506
Нокс Ф. 225,234,265,311,358, 422
Номура Н. 264,268,271
Олаф, принц 486
Осмена, президент 503
Паттерсон Р. 329
Паулюс Ф., фельдмаршал 351
Перкинс Ф. 34, 41, 75, 88, 89,205,214,
231,266,391,394,459
Петэн, маршал 8, 335
Пибоди Э. 19
Планкет Ч. 60
1 I APRPH .А. '3'34
Рейно П. 198,202,204,208,209
Рид Т. 22
Розенман С. 510, 517
Рокфеллер Дж. 13
Рокфеллер Н. 445
Роммель Э. 312
Рузвельт Анна 20.33.131.239.323. 402.
405.436.440.462,504
Рузвельт Дж.-мл. 33, 75,103,154,199,249,
271,536
Рузвельт Дж.-ст. 13,15.17.27.33,520
Рузвельт С.Д. 28,29,36, 63. 73.211,237,
257
Рузвельт Т. 13,20,21,23-30,34-40,
43—48,56.57,61.68. 75. 79,88, 90,106,
512,515,522
Рузвельт Элеонора 16,21,28—31,37, 40,
42.50.51.54.57.60,61.63. 71-73,86,
109,123,130,215,238,257,280,282,291,
322,336,366,386,402,407,477,480,
505,506,509,511,521,529
Рузвельт Эллиот 131,229,350,385,391,
518
Сакс А. 183
Сартр Ж.-П. 486
Смит А. 65. 76.86,87.97.114,133
Сталин И. В. 125,245,246,260,285,293,315,
333,340,352,353,363,364,368,370,377,
380,391,394, 441, 450, 463, 465, 473,487,
493,497,501,502
Старк, адмирал 47,236,264,270
Стассен Г. 4 92
Стейнбек Дж. 518
Стеттиниус Э. 445, 449, 464, 471, 484,
499—501, 516
Стилуэл Дж. 302,360,388, 446, 447
Стимсон Г. 210,212,225,237,246,265,389,
415, 430, 434, 460, 485, 490, 500
Сцилард Д. 183
Тагвел Р. И, 89. 94.107.119,131
ТафтУ. 25,210,243
Тодзио Хидеки 226,259,264,266,303, 426
Трумэн Г. 124,243, 423,439,540
Уилки У. 234,333,423
Уиле Г. 511
Уилсон Ч. (лорд Моран) 288
Уоллес Г. 104, 106, 107, ИЗ, 131, 276, 426,
439,490
Уэллес С. 150,195,197,228,235,270,286,336,
431
Ферли Дж. 92,98. ЮЗ. 106.137.214.465
Ферми Э. 183
Филипс У. 5/, 164,198,206
ФлышЪ.92,98.118,423, 465
Форд Г. 44,101,151,323
Форрестол Дж. 456,500,501
Франкфуртер Ф. 45, 449
Фрейд 3.508
Херст Р. 121
Хирохито, император 269,295,337,358,371,
459
Ховард М. 490
Хоув Л. 92. 98. ЮЗ. 107.241.516
Хэлл К. 106.149,153,158,174,180,190,234,
264,269,283,421,434,435,454
ХэрлиС. 68,498.499
Чан Кайши 288.291.303.359.376,385,484,
498
Чемберлен Н. 170,171,176,181,201,327
Ченнолт К. 317
Черчилль У. 55, 57, 59, 139, 191, 220, 240,
248,285,340,344,356,368,433,463,469,
485,487
Шихан У. 40, 41
Шлесинджер А. 508,527
Шу матова 505
Эйзенхауэр Д 301,305,324,336,368,374,382,
385,406,442,498,506,514,525,539
Эйнштейн А. 504
Эллиот Ч. 23
Эндрю Э. 25
Энсбери Дж. 66
Ямамото Изороку 277,337,358
541

Научное издание
Уткин Анатолий Иванович
{РУЗВЕЛЬТ
Редакторы Е.В. Комарова, Н.Я. Липкина
Переплет М.Ю. Молчанова
Компьютерная верстка П.Ю. Аборина
Корректор Т.М. Толмачева
ЛР № 071045 от 09.06.99
Подписано в печать 07.02.2000. Гарнитура Академическая.
Формат 70x100/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.
Печ. л. 34. Усл. печ. л. 44,07. Тираж 5000 экз. Заказ №250
Издательская корпорация «Логос»
105318, Москва, Измайловское ш., 4
Телефакс: (095) 369-5668, 369-7727
По вопросам приобретения литературы
обращаться по адресу:
105318, Москва, Измайловское ш., 4
Тел./факс: (095) 369-5668, 369-7727
Электронная почта: universitas@mail.ru

Автор первой в литературе на русском языке научной био¬
графии Ф.Рузвельта Анатолий Иванович Уткин, - извест¬
ный американист, доктор исторических наук, профессор,
директор Центра международных исследований Инсти¬
тута США и Канады Российской академии наук. А.И.Ут-
кину принадлежат более 200 научных работ по пробле¬
мам истории и международных отношений. Настоящая
книга представляет собой итог многолетних исследований
и кропотливой работы с подлинными документами. Она
завершена автором в доме Рузвельта в Кенвуде, который
можно видеть на публикуемой фотографии.
Начало 30-х годов. Соединенные Штаты Америки неумоли¬
мо погружаются в экономическую депрессию, разруху, безра¬
ботицу, гражданский хаос. Потерпела крах финансовая систе¬
ма. Нация утратила доверие к государству. Оказалось под воп¬
росом само будущее страны.
Никто не мог даже вообразить, что за 100 дней «Нового кур¬
са» Франклина Делано Рузвельта к американцам вернутся вера
в собственные силы, энергия и динамизм. Самая притягатель¬
ная фигура политической истории XX века, Рузвельт не толь¬
ко преодолел небывалый национальный кризис, но и сумел
встать во главе победоносной коалиции антифашистских го¬
сударств, превратить свою страну в общепризнанного миро¬
вого лидера. Сегодня же его жизнь и деятельность дают вдох¬
новляющий пример российским политикам, вселяют надежду
на лучшее будущее миллионам наших сограждан.
Необыкновенную судьбу необыкновенного американца пол¬
но, достоверно и захватывающе интересно освещает первый
капитальный труд о выдающемся президенте США, изданный
на русском языке.
ISBN 5-88439-014-9
А.И.Уткин РУЗВЕЛЬТ
9
785884
390140