ББК 84.7 США
К64
Серия «Мастера остросюжетного детектива»
выпускается с 1991 года
Художник С. П. Атрошенко
ISBN 5-7001-0227-7
© Состав, перевод и художественное
оформление, торгово-издательское объ¬
единение ♦Цснтрполиграф», 1995 г.

Моим дорогим Эвелин и Максу с любовью
Древнейшая мудрость и нынче весома.
Что алчность с любовью — соседки по дому.
В одной половине любовь обитает,
В другой — человечество алчность съедает.
Из наставлений Кинера
Часть первая
ЛЕВАНТАДО
Бык свеж и, кажется, готов на
все. Знает свои силы — совершен¬
но уверен в том. что победит кого
угодно. И носится по кругу с неве¬
роятной скоростью.
Маленький отель на улице Маренго находился рядом с немецким
рестораном, поваров для которого доставляла в Мадрид из Берлина
тогдашняя «Люфтваффе». Раньше, двадцать лет назад, посреди моря
крови здесь располагалось Главное управление советского генераль¬
ного штаба.. Для таких романтически настроенных людей, как Джеймс
Бурн, подобная предыстория окрашивала отель в зловещие тона; и все
же теплое дыхание весны помогало не чувствовать запаха старухи
смерти, который все еще не выветрился. Но о прошлом не упомина¬
ли, словно в хорошей семье, где об отклонениях от нормы говорить
нс принято.
В американском баре, находившемся рядом, сидели доктор Викто-
риано Муньос, маркиз де Виллальба, мистер Гомер Кварлз Пикет, член
палаты, представителей от штата Иллинойс, с супругой, тореадор по
имени Каэтано Хименес, Джеймс Бурн, американец, который арендо¬
вал этот отель и управлял им, а также донья Бланка Кончита Омбрйя
и Ариас дс Очоа и Асебаль маркиза де Видаль графиня де Очо Пинас
виконтесса Ферри герцогиня де Дос Кортес.
Доктор Муньос принес с собой кота Монтеса — он всегда носил его
с собой. Для кота Муньос был деревом. Когда коту хотелось, он ис¬
пользовал Муньоса именно так — постоянно по нему взбирался; ког¬
да же кот предпочитал отдых, То отдыхал он тоже на Муньосе, причем
где ему вздумается. Маркиз назвал кота в честь пасадобля «El.Gato
Montes»1.
1 Кот Монтес (z/cn.). (Здёсь и далее примеч. перев.)
5

Рыжеватый кот Монтес был единственным наперсником Муньоса.
Герцогиня являла собой сильную женщину, нс лишенную, впрочем,
предрассудков; в ней сочетались незабываемая чувственная красота и
вечная молодость; светлые волосы у самых корней были темными. Ее
род длился нс менее восьми сотен лет.
Она была одной из наиболее рьяных сторонниц претендента на
королевский трон Испании и ради него готова была воевать, нарушать
законы и без конца яростно нападать на Франко, фалангистов и ком¬
мунистов. Ходили слухи, что претендент по просьбе португальского
командования написал ей, чтобы она прекратила трогать каудильо; но
якобы она ответила по почте, что, если бы этот приказ был дан с ис¬
панской земли, тогда она бы подчинилась. С супругом — по его на¬
стоянию — она не виделась уже три года. А всего же герцогине было
двадцать девять.
У Каэтано Хименеса, отец, дед и прадед которого тоже были торе¬
адорами и чей прапрадед был английским стрелком — он явился в
Испанию sin pasaporte* вместе с генералом Веллингтоном, — были зо¬
лотисто-рыжие волосы, а кожа молочная. Каэтано был довольно вы¬
сокого роста и хорошо смотрелся, если не рядом с Джеймсом Бурном,
то рядом с доктором Муньосом наверняка. Иллюзия более высокого
чем на самом деле роста создавалась за счет его стройности, которая
была ему необходима, потому что в бою с быками надо все время вер¬
теться — полным в такой ситуации просто делать нечего.
Туристов, должно быть, удивляло то, что герцогиня была блондин¬
кой; равно как поражал их и золотисто-рыжий цвет волос Каэтано;
единственными испанцами в этой компании казались лишь Пикеты.
У миссис Пикет была худая угловатая фигура; на лице выделялись
большие черные страстные глаза, которые загорались при звуках голоса
мужа, а также после четырех рюмок абсента. Ключицам и позвоноч¬
нику, казалось, очень нелегко выдерживать тяжесть ее больших грудей.
Она была почти на четверть века моложе мужа.
Гомер Пикет был мужчиной с огромным лицом, на котором поме¬
шалось сразу несколько подбородков и ярко-красные губы; голос у
него был высокий и пронзительный. Внешне он напоминал скупщика
краденого или общительного владельца похоронного бюро: в нем од¬
новременно сочетались и склонность к авантюрам, и пассивность. Во
время разговора он то беспрерывно теребил мочку уха, то поглаживал
коленную чашечку. А поговорить он любил. Хотя они с женой и гово¬
рили на кастильском диалекте, он также знал и каталонский, а если
был бы выбор, какой учить, мистер Пикет выучил бы баскский. Ему
было от пятидесяти до пятидесяти пяти.
Член палаты представителей и миссис Пикет попали в компанию
благодаря доктору Муньосу, который прочитал в утренней газете о
Без паспорта (исп.).
6

пребывании Пикетов в Мадриде; остальные же четверо познакомились
ровно пятьдесят пять минут назад. Доктор Муньос обожал живопись,
герцогиня тоже; ну а Бурн, который изучал ее в университете, просто
не мог сю нс интересоваться. Каэтано Хименес же приехал сюда из-за
герцогини.
Мистер Пикет имел блестящую репутацию знатока испанской гра¬
фики. Когда он заговорил о Моралесе, Мурильо и Вальдесе Лиле, его
речь зазвучала настолько эмоционально и была настолько наполнена
интересной информацией, что доктору Муньосу пришлось сузить гла¬
за, чтобы легкая дымка, которая всегда наполняла их, когда он любо¬
вался красотами Испании, не исчезла. Каэтано Хименес, человек
совершенно иных интересов, под рассказ Пикета пил и учащенно ды¬
шал — упивался образом герцогини. Сама же герцогиня слушала, не
сводя с Каэтано выпяченных глаз, и, не переставая, тихонечко водила
кончиком языка по пересохшей нижней губе.
Разговор, который в дальнейшем завязался, состоял отнюдь не из
одних только любезностей. Большая часть его была посвящена совре¬
менным испанским художникам; в ход пошли сплетни, а сплетни всег¬
да притягательны. Ну, а завел его, конечно, мистер Пикет.
Внешность Викториано Муньоса скрывалась за толстыми линзами
очков и не слишком густыми усами; его маленькое тело, очевидно
причиняя неудобства, плотно облегал голубой в шоколадную полоску
костюм; уголки рта, словно шлюзы, поднимались и выпускали белую
слюну, которую ему все время приходилось вытирать — он был очень
похож на школьного наставника из прошлого. Его семья умудрилась
промотать значительную часть капитала, основную долю которого со¬
ставляли двадцать процентов от золота, добытого в Перу Франсиско
Пицарро; тот поделил его с Жозефом Бонапартом — вот какие это
были испанцы. И пусть герцогиня, например, не приняла бы титулов,
пожалованных ей кем-либо из Бонапартов, доктор Муньос, который,
хотя и не мог смириться с потерями, тем не менее вовсе не презирал
титулы, увековечил память о французских предках супруги и называл
себя графом де ля Фронтьер. А так как Муньос постоянно покупал
испанские картины, Пикет был одним из его кумиров — и Джеймс
Бурн тоже.
Необычайная расположенность Муньоса к Бурну, хозяину отеля и
иностранцу, была темой, наиболее часто обсуждавшейся в высших
мадридских кругах. Благодаря доктору Муньосу, Бурн был теперь вхож
в любые испанские дома. В ответ же Бурн обсуждал с Муньосом
достоинства испанских мастеров; маркиза очаровывала, ошеломля¬
ла, приводила в восторг и даже ужас не имеющая границ эрудиция
Бурна.
Бурн вел с маркизом беседу о форме лекции или семинара. Во всех
других случаях, при неофициальных встречах или общении, Бурн ред¬
ко говорил с ним откровенно: когда в разговор вступал Муньос, его
7

язык буквально прилипал к гортани. Бурну было очень нелегко осоз¬
навать, что когда-нибудь скрывать чувства к доктору станет невозмож¬
но. Свое нежелание разговаривать Бурн отнюдь не преувеличивал;
общение действительно стоило ему огромных усилий, и герцогиня с
Каэтано Хименесом были единственным исключением из общего пра¬
вила — с ними он становился даже болтлив.
Когда Бурн не говорил, то либо слушал — если это было то, чего
он не знал, — либо нс слушал вообще; в это время он удалялся в меч¬
ты, воспоминания или пробовал провести ассоциации со сказанным.
Он был очень высокого роста — более шести футов четырех дюй¬
мов, мускулистый мужчина в элегантном костюме с грациозной поход¬
кой — она делала его еще стройнее. На огромном лице черты казались
незаметными. Бурн выглядел всегда на редкость спокойным; на ред¬
кость — для людей такого возраста: будто бережет нервы для чего-то
необыкновенного, что будет его звездным часом.
В то время, как другие мечтали о карьере адвоката или доктора,
Бурн видел себя исключительно преступником. В тех странах, где,
представляясь, принято себя называть, скажем, «инженер ди Джорд¬
жио» или «бухгалтер Шеффлер», Бурн представлял бы себя просто как
«преступник Бурн». Его никогда еще не ловили. И вообще, кроме
жены и французского коллеги Жана-Мари, о его преступном настоя¬
щем никогда не догадывались — ни полиция, ни другие преступники.
Его бухгалтерские счета, которые на случай визита налогового инспек¬
тора были безупречно точны, показывали, что за шестнадцать лет с
помощью различных удачных махинаций в Пасадене (Калифорния),
Лондоне (Англия), Де-Муане (Айова), Париже (Франция), в федераль¬
ном округе Мехико и других местах он заработал в различной валюте
сумму, равную семистам двенадцати тысячам долларов.
В Испании, в Мадриде, три с половиной года назад он взял в арен¬
ду отель и после этого стал терпеливо ждать момента для активиза¬
ции действий в этой стране. Следует сказать, что фантастическое
терпение маскировало его поведение — Бурна даже пригласили при¬
нять участие в концертах, организуемых в «Ройял Палас» струнным
квартетом Данна — семьей талантливых любителей. Дважды он был
приглашен присутствовать на скачках лошадей дона Эдуардо Миура,
которые проводились в рамках фестиваля Богородицы Росио; его счи¬
тали ближайшим другом великого Каэтано Хименеса, и вместе с дву¬
мя дюжинами испанцев, в основном солидного возраста, он считался
фаворитом герцогини. Все это было достигнуто благодаря его уни¬
кальному обаянию...
Микеланджело сказал, что величие произведения должно ощущать¬
ся в каждЬм кусочке мозаичного рисунка. Развитие криминальных
способностей Бурна можно уподобить работе .большого художника. Он
собирал свои изразцы, в соответствии с принятыми нормами. Время и
деньги были для него настолько важны, что по нескольку недель кря¬
8

ду он проводил вдали от молодой жены, на которой женился только
девять с половиной месяцев назад. Он не покушался на личную со¬
бственность только потому, что считал это ремесло вульгарным и не¬
достойным тех целей, которые себе поставил.
Бурн дышал со своими жертвами одним воздухом. Он нс был сен¬
тиментальным, его преступления были непредсказуемы. Приехав в
Испанию и заранее не зная, что же именно совершит, Бурн ждал
момента, когда появится настоящее дело. Это было не так трудно,
ведь вращался он среди богатых; и все же он был преступником-ро¬
мантиком.
Он сидел и делал вид, что слушает рассказ члена палаты предста¬
вителей Пикета об испанском художнике-примитивисте Феррере Бас¬
са, но держал ушки на макушке: его внимание было сосредоточено на
герцогине.
Было всего девять вечера, может быть, чуть позднее. До обеда ос¬
тавалось часа два или чуть больше. Конгрессмен Пикет не мог вспом¬
нить, в каком музее он видел какую-то картину Басса. Тогда герцогиня
сказала:
—	Хаймс знает. Правда, Хайме?
Бурн услышал свое имя, и его лицо сразу же приняло нужное вы¬
ражение.
—	Да, дорогая Бланка, я вас слушаю.
—	Скажите, милый, где находятся произведения Феррера Басса?
—	Запрестольные образа?
—	Да, дорогой.
—	О, в Педральбесе, вы же знаете где. В монастыре, недалеко от
Барселоны.
—	Спасибо, дорогой. Продолжайте, мистер Пикет.
После такой информации Пикету ничего не оставалось, как перей¬
ти к работам гениального Бернардо Марторелла. Он сказал всего не¬
сколько слов, но каждое прозвучало так авторитетно, что все стали
слушать, или, по крайней мере, делать вид, что слушают.
Пожалуй, самой внимательной слушательницей выглядела миссис
Пикет, правда, как слушать мужа, она знала. Открыть рот, уставить¬
ся на его переносицу и наклониться вперед — словно ей очень инте¬
ресно. На самом же деле именно в таком состоянии она и расслабля¬
лась.
Мысли ее унеслись из мира искусств далеко-далеко, и сейчас ими
владел галантный мужчина, который нравился ей больше всех на све¬
те; его жена на три недели уехала отдыхать на курорт во Флориду, и
он встречал ее в ньюаркском аэропорту, причем, приехал на личной
карете «скорой помощи». Под вой сирены они с наслаждением отма¬
хали'за час семьдесят три мили и добрались наконец до их дома в Нью-
Джерси. Она считала такую встречу одним из самых дорогих подарков,
которых когда-либо удостаивалась женщина.
9

—	Вы были бы просто поражены, моя дорогая герцогиня, — гово¬
рил конгрессмен Пикет, — услышав, как много знает Беренсон о ва¬
шей неоклассической школе. Просто невероятно! Конечно, я-то могу
с ним вести беседу. Например, я хорошо знаю несколько полотен
Тициана, и, честно говоря, меня даже заставили читать лекции об
итальянцах, кстати, на очень невыгодных условиях, помнишь, Мариан¬
на? — Миссис Пикет, словно верховный судья, кивнула. — Но вынуж¬
ден признать, что в сравнении с Беренсоном в его области я так же
невежествен, как, скажем, какой-нибудь искусствовед-любитель. Моя
область — Испания, вся Испания. Я ею занимаюсь, я отдал ей несколь¬
ко десятилетий, это моя область, а не его. Понимаете, что я хочу ска¬
зать, доктор?
—	Да, понимаю. Но хочу вас уверить со всей силой, на которую
только способен, что меня не интересуют ни итальянские художники,
ни те люди, которые ими занимаются. Не сочтите это за грубость,
мистер Пикет, пожалуйста, объясните мне одно: картина Веласкеса
«Улан на белом коне», которая теперь висит в музее «Метрополитен»
в Нью-Йорке...
— Да, доктор?
— В 1952 году ее ведь купили более чем за двести тысяч долларов,
не так ли?
— Да, доктор.
— А кто продал?
— Так. Дайте подумать. Ту, которую...
Он не закончил — герцогиня закашляла. Кот Монтес перепрыгнул
с колена Муньоса на его левое плечо, но никто не обратил на это вни¬
мания, кроме миссис Пикет. Казалось, она готова запустить в кота бу¬
тылкой. Каэтано легонько толкнул Бурна коленом. Тот сразу понял —
он пропустил что-то важное.
— Дд, Елгнкг, я что-то прослушал?
— Дорогой, кто продал «Улана на белом коне» в нью-йоркский
музей?
— Вы хотите знать фамилию агента?
— Да нет же, дорогой Хайме, — ответил доктор Муньос. — Кому
она принадлежала?
— Картина была куплена четвертым графом Летбриджем в Парме в
1803 году. Многие думали, что это была копия картины, которая на¬
ходится в «Прадо». Я видел ее в 1945 году в Дорсете в присутствии
потомка графа. Позже, когда картину готовили к Эдинбургскому
фестивалю, установили, что это не копия. Господи, да это же знает
каждый! Особенно по краскам, которые проступали вокруг шляпы и
лица. Я даже думаю, дон Хулио Виго, улан, изображенный на этой
картине, понял, что наибольшее внимание привлекает белый конь, а
не всадник, и потребовал изменить цвет. И никто не может его за это
осуждать.
10

— Ну вы и рассказываете, прямо не остановишь, Хаймито! — Каэ-
тано подошел сзади и, смеясь, потрепал Бурна по затылку; в ответ на
это Бурн оскалил зубы, но лицо его снова сделалось непроницаемым,
а мысли снова унеслись в другом направлении: он вновь стал вникать
в суть проблемы, отвлекаясь от своей цели — еще раз исследовать ва¬
рианты, которые могли возникнуть, правда, с таким же успехом их
могло и не быть.
Мысль о том, что шедевры испанской живописи уплывают за гра¬
ницу, где покупаются и продаются — и испанцами это не контроли¬
руется, — побудила герцогиню яростно атаковать эффективность цели,
прогресс, постоянные коллекции, влияние или отсутствие его, а так¬
же основные недостатки в работе Института испанской культуры, от¬
дела культуры министерства иностранных дел и источник неизменной
гордости генералиссимуса Франко. В детали она не вдавалась, здесь се
поддерживали доктор Муньос и конгрессмен Пикет — эта троица была
неотразима.
Герцогиня заговорила вдруг с таким изысканным красноречием и
таким неожиданным пылом, что Каэтано не мог отвести от нее глаз.
Его руки сжимали салфетку, переворачивали блюдечки, теребили це¬
почку от часов или поправляли галстук. Руки с длинными пальцами,
поросшие похожими на проволоку волосами, а ногти настолько иску¬
саны, что каждый палец казался обрубленным и лысым и был похож
на слепого.
Он наблюдал за ней, стараясь не пропустить ни единого ее движе¬
ния, но не слыша при этом ни единого слова. Его глаза смотрели на
нее с такой немой мольбой, точно созерцали статую Пресвятой Девы
в часовнях, находящихся рядом с аренами для корриды где-нибудь в
Мадриде, Каракасе, Севилье или Мехико — словом, рядом с веч¬
ностью. Он был настолько поглощен ею, что не понял, почему Бурн
вдруг хлопнул его по плечу, а все остальные встали, а потом разом все
вышли из отеля и пошли в сад «Феникс». Вечер был теплый.
Викториано Муньос, который нес дымчатого кота Монтеса, как
ребенка, на руках, размеренно шагал рядом с мистером Пикетом, ки¬
вая, словно поддакивая недовольству последнего одеждой испанских
мастеров.
Бурн вел под руку миссис Пикет, которая поведала ему, что бар¬
мен его отеля, как ей кажется, в нее влюблен — постоянно угощает ее
двойным абсентом. Загадочно улыбнувшись, она спросила Бурна, яв¬
ляется ли абсент любовным напитком; он ответил, что в этих вещах
ничего не смыслит.
Каэтано же медленно вышагивал рядом с герцогиней — они шли
позади всех метрах в двадцати. Казалось, они давно уже друг другу все
сказали; кончики их пальцев (они шли бок о бок) слегка соприкаса¬
лись, но поскольку все шли впереди, никто нс мог заподозрить их в
безнравственности.
II

Процессия двигалась медленно, все словно забыли о том, куда идут.
И тут миссис Пикет, ничего в этом не смысля, вдруг завела разговор
о корриде. Герцогиня поймала взгляд Бурна и посмотрела на него так,
будто ей сейчас станет дурно, и тогда Бурн перевел разговор на пело-
ту и сделал это столь искусно, что миссис Пикет захотелось узнать, как
в нее играть. И в это время они пришли.
Бурн оставался с компанией очень недолго. Минут через пять он
отвел герцогиню в сторону и стал извиняться: ему надо было срочно
их покинуть. Договорились, что он вновь присоединится к гостям че¬
рез час двадцать пять, когда в одиннадцать часов будет ужин в немец¬
ком ресторане. Но до того он помог усесться в «бентли» миссис
Пикет. А мистер Пикет в это время жаловался на то, что байроновс-
кие строчки в Дон Жуане несправедливы по отношению к испанско¬
му мастеру Рибере и стал цитировать: «Спагнолетто запятнал свою
кисть кровью всех святых». Когда «бентли» отъезжал — за рулем
сидел Каэтано, а герцогиня с ним рядом, — до Бурна донесся го¬
лос маркиза из кузова машины: он рассказывал довольно длин¬
ный анекдот о Рибере и его побочном единоутробном брате Филипе
Четвертом.
Медленными шагами Бурн перешел улицу. Вошел в вестибюль оте¬
ля и подошел к консьержу узнать, приземлился ли в Барахасе самолет
из Парижа. Консьерж взглянул на часы и ответил, что вылет задержа¬
ли на тридцать пять минут, и пассажиров ждут с минуты на минуту.
Бурн поблагодарил, а затем подошел к шкафчику для ключей и стал
внимательно его изучать. Руками он ничего нс трогал, а потому ни
консьерж, ни помощник администратора, который тоже находился в
вестибюле, не могли узнать, кем именно он интересовался.
Заметить то нетерпение, которое пришло в мир после Хиросимы,
лучше всего можно в аэропортах. Мадридский аэропорт Барахас в пос¬
ледние годы сильно расцвел и прославился, благодаря отцу Уильяму
из министерства иностранных дел, тем, что улететь из него можно
было сегодня, а заплатить потом.
Женщина прилетела в Мадрид рейсом «Иберии» из Ле Бурже. Ее
настоящее имя — Ева Льюис, или было Льюис до того, как она вышла
замуж. Почему она четыре или пять раз нелегально меняла свои доку¬
менты, которые просто не могли не быть фальшивыми, ее странным
образом никто и никогда не спрашивал.
Ева была высокая и молодая, с темными волосами, зелеными или
серо-голубыми глазами и прямым носом. Одета, однако, достаточно
безвкусно — словно безуспешно старалась оттенить <?вою красивую
внешность, которая в прошлом привлекала столь много внимания и
которая в конце концов и заставила ее менять фамилии. Она вышла
на летное поле, словно луч света,— освещая и себя, и других. В руках

у нее была картонная трубочка — два с половиной дюйма в диаметре
и три фута длиной.
Для того чтобы до конца понять, насколько безвкусно она одета,
следует добавить, что одежда ее была старомодна и неопрятна, а вовсе
не кричаща и отнюдь не вульгарна. На шляпе — пятно, а может, даже
два — грязные отпечатки жирных пальцев, которыми она надевала ее
после еды в полете. Юбка разной длины: справа длиннее, чем слева.
Полный, мягкий влажный рот неаккуратно размалеван помадой, а на
припухлых губах можно было прочитать тайную жалость к самой себе.
Нельзя сказать, что взгляд ее был сочувствующим, но выражение об¬
щего довольства и то, как она носила свое полное тело, не соответство¬
вали одежде; однако в конце концов не каждый мог посчитать это
недостатком.
Она пошла на таможню — проходить всю эту безмолвную проце¬
дуру. Багаж вынимали из фургончиков и клали на низкие прилавки для
досмотра. Оиа1И5(а5|, одетые в зеленую защитную одежду с красными
нашивками, не начинали работу до тех пор, пока не принесли послед¬
ний чемодан. Потом они двинулись к прилавкам, аккуратно дотраги¬
ваясь до багажа и взглядами приглашая пассажиров открыть тот или
иной чемодан.
Кроме картонной трубки у нес был один большой чемодан и кос¬
метичка. Когда ее попросили открыть большой чемодан, о трубочке,
которая была беспечно оставлена у прилавка, она на какое-то время
забыла. Таможенник легонько переворошил ее шелковые веши, а за¬
тем дал ей знак закрыть чемодан и мелом поставил на нем крестик.
К косметичке он даже не притронулся. А затем спросил по-английс¬
ки, что это за трубка. Ева по-испански ответила, что это копия кар¬
тины — она купила ее в Париже. Он улыбнулся — оценил знание
испанского — и попросил показать картину. Она дала ему трубку, а
потом, казалось, потеряв к его работе всякий интерес, стала смотреть
поверх голов расходящихся пассажиров, высмотрела носильщика и
позвала.
Носильщик стал к ней проталкиваться. Она велела ему отнести ее
багаж в такси, а нс в автобус. Когда снова повернулась к таможенни¬
ку, он уже сворачивал копию в трубочку. А затем попросил ее зайти в
кабинет начальника таможни, который находился неподалеку.
Ева прошла туда с трубочкой, и начальник занес сведения о карти¬
не в журнал, объясняя, что это делается для того, чтобы ей, туристке,
можно было без проблем вывезти ее из Испании; он объяснил, что в
противном случае ей понадобилась бы для вывоза специальная крас¬
ная лента, достать которую непросто. Она его поблагодарила.
Он улыбнулся — ее красота была тактично оценена, особенно грудь.
В заключение он спросил ее фамилию и номер паспорта — чтобы за-
1 Таможенники (исп.).
13

нести в журнал. Она ответила, что ее зовут Кармен Куинн и протяну¬
ла ему свой зеленый паспорт. Он напомнил ей, что Кармен — попу¬
лярное испанское имя, и добавил, что она очень хорошо говорит
по-испански. Она его снова поблагодарила и добавила, что, согласно
написанным в паспорте под ее жуткой фотографией словам, она —
урожденная Мэри Эллен Куинн, но так любит Испанию и испанский
язык, что Кармен — единственное имя, на которое она откликается с
четырнадцати лет. Она также сказала, что много лет мечтала приехать
в Испанию, и вот наконец-то ее мечта осуществилась, и теперь со¬
бственными глазами сможет увидеть все эти сказочные города — Мад¬
рид, Кордову, Севилью и Гренаду. И еще сказала, что всегда страстно
желала выйти замуж за испанца и вздохнула. Ей показалось, что он
теперь не в силах поднять на нее глаз.
— Вы женаты? — тихо спросила она, и он кивнул. А затем оторвал
взгляд от ее груди и, посмотрев в глаза, вынул ручку и попросил рас¬
писаться. Было заметно, что он покраснел. Четко выводя каждую бук¬
ву, она расписалась. Он отдал ей трубочку и, слегка поклонившись,
проводил до двери, а затем дал знак вооруженному охраннику, стояв¬
шему снаружи, ее пропустить и наградил ослепительной улыбкой. Но
больше времени тратить на него она не захотела — быстро вышла и
стала искать свое такси.
Лифт поднимался очень медленно, и, казалось, Бурн заполнил всю
кабину. Запрокинув голову, он смотрел на потолок: голова словно лег¬
ла йа спину, рот был раскрыт, а глаза устремлены наверх. При не очень
ярком освещении он имел вид утопленника.
Когда на восьмом этаже кабина остановилась, Бурн с силой распах¬
нул дверь, пошел по коридору направо и стал рыться в кармане брюк в
поисках хозяйских ключей. При этом он что-то тихо насвистывал: че¬
люсть стала квадратной, а рот напоминал жало пчелы. Ключ он нашел
на ощупь. Все в механизме его системы было направлено.на экономию
времени — чтобы не отвлекаться на мелочи и не терять бдительности..Он
остановился у двери с номером 811, открыл ее ключом и, войдя, закрыл
за собой. В левой руке у него была картонная трубочка.
Ева сидела в кресле у окна все еще в засаленной шляпе. Рассеянно
смотрела в окно на крышу почты, которая находилась на площади Лос-
Сибелес, в направлении Гран-Виа с таким видом, какой бывает у сен¬
тиментально настроенных людей, грезящих наяву о несметных богат¬
ствах. Она услышала, как он вошел, только после того как хлопнула
дверь. Тогда и обернулась.
— Господи, зачем еще и эта? — спросила она. Ее трубочка лежала
на кровати. Бурн поставил свою в угол рядом с дверью и ответил:
— Свою ты повезешь в Севилью и дальше, а моя нужна для осу¬
ществления моего плана.
14 1

Он подошел к кровати и вытащил из трубочки, которую Ева при¬
везла из Парижа, копию. Развернул, посмотрел и кивнул. А затем сно¬
ва сунул в трубочку и положил ее на мраморный столик.
—	Жан-Мари — это чудо, — сказал он себе, возможно, чтобы на¬
помнить, что без него нс обойтись. Удовлетворенно потирая руки,
пошел к окну и, закрыв Еве обзор, сел на подоконник. Затем вынул
конверт, на котором было что-то напечатано черным и красным, и
осторожно положил ей на колени. Она взяла конверт за уголки и
с рассеянной улыбкой, которая выдала в ней жалость к самой себе,
стала изучать. Бурн говорил тише, чем обычно, — не шепотом, но
голос был еле слышен. — Ты прекрасно проведешь время. Кордова,
Севилья, Гренада, а затем снова на роскошном автобусе обратно в
Мадрид.
Она ответила ему тем же тоном:
—	Ты же умница, Джим.
—	Тебе я не могу не поверить.
—	В аэропорту я вела себя так, как ты сказал. Эта одежда очень
помогла, и комплименты начальнику таможни тоже. По-моему, все,
что там происходило, шло, согласно твоему сценарию. Я и волновать-
ся-то перестала. Сделала все, как мы планировали.
—	Ты — мой ангел, — ответил он, нагнувшись, чтобы за талию
поднять ее из кресла — словно это была не женщина пяти с полови¬
ной футов, а большая пивная кружка. Поднял достаточно высоко, что¬
бы их губы оказались на одном уровне, а затем прижал, словно
старался ее в себя вдавить. Они прильнули друг к другу, как мухи при¬
липают к клейкой бумаге. Словно статуи. Но потом она прекратила
этот обмен флюидами, оторвав от него свои тяжелые губы, и положи¬
ла голову ему на плечо — в тишине было слышно ее прерывистое ды¬
хание.
— Какая картина на сей раз?
Он задышал еще менее ровно.
— Диего Родригес да Сильва и Веласкес, — ответил он, — родив¬
шийся 6 июня 1599 года, благородного, если не аристократического
рода. В течение тридцати семи лет и до самой смерти, которая после¬
довала в 1660 году, придворный художник Филипа Четвертого. Его
работы величавы, безукоризненно утончены, изысканны, серьезны и
очень умны. Это художник художников.
— И сколько это принесет?
Руки Бурна, казалось, готовы были врасти в ее спину, а глаза, за¬
крытые от боли или экстаза, медленно открылись. И вдруг в них поя¬
вилось сострадание — и надолго. Их протоплазма превратилась в
зеленый полистирол, испещренный золотом.
— Более ста тысяч долларов, — прошептал он.к Ее губы вновь
потянулись к его рту, и теперь уже сдерживаться ей больше не хо¬
телось.
15

Хотя Бурн опоздал на десять минут, он все же пришел в немецкий
ресторан на двадцать минут раньше всех других. Сел за столик на
шестерых, который стоял у открытого окна с видом на Эль-Ретиро,
заказал белого земляничного вина, которое, правда, оказалось нс
столько вкусным, как это можно было предположить по названию,
(вкусным оно быть и не могло), и в двухсотый раз погрузился в свои
план. План был хорошим, потому что являл собой лишь самые общие
черты, четкие детали, существовавшие исключительно в рамках скла¬
дывающейся ситуации, оставался эластичным, и в то же время каждый
шаг, особенно в напряженные моменты, продумывать было не нужно.
Методику своих планов он вырабатывал годами.
Появились остальные. Миссис Пикет, на лице которой играл румя¬
нец, громко заметила, что Бурн переоделся, но герцогиня пропустила
это мимо ушей. Мистер Пикет сказал:
— По всей вероятности, картина выглядела лучше, когда она висе¬
ла над алтарем, чем в галерее вместе с другими. Должен сказать, что я
предпочитаю очаровательного, с серьезным лицом «Благословенного
Анри Сюзо» или же «Святого Луи Бертрама», которые должны висеть
вместе. Или же «Святого Хью из Гренобля в трапезной» — у него чер¬
ты постящегося монаха — вы поняли, человека, отказывающегося есть
мясо, которое по ошибке приготовили повара.
Муньос, прижимая к себе рыжеватого с чернильными глазами кота
Монтеса, настаивал на том, что все должны знать его любимую кар¬
тину Зурбарана: очаровательная Святая Марина в черной треугольной
шляпе, черном корсаже, зеле но-голубом халате с красным и оливко¬
во-зеленым турнюром и багром в руке.
Их болтовня заставляла Каэтано яростно вертеть головой, словно он
был боксером-профессионалом. В руках он бережно держал шелковый
шарф герцогини и затем на короткое время пристально на нее посмот¬
рел; заставил себя отвести взгляд, но потом стал смотреть снова.
Несколько бокалов, которые выпила герцогиня, разогрели ей кровь,
и ее прекрасная кожа казалась теперь бело-розовой. Она чувствовала
на себе голодный взгляд Каэтано и была от этого просто счастлива.
Миссис Пикет же воспринимала внимание, которое ей оказывал
метрдотель, очень сдержанно; она сказала ему, что слышала когда-то
о французском напитке под названием «фрамбуаз», который делают из
малины, и очень хотела бы его попробовать. Так же сдержанно и впол¬
голоса, словно они договаривались о тайном свидании, метрдотель
объяснил ей, что «фрамбуаз» надо пить охлажденным; это ликер, ко¬
торый пьют после обеда, и, между прочим, мадам следовало бы знать,
что «фрамбуаз» самый крепкий из всех ликеров, — в нем около соро¬
ка градусов. Миссис Пикет поблагодарила его за столь подробную
информацию и сказала, что. теперь ей хотелось бы просто Понюхать
«фрамбуаз», чтобы почувствовать тонкий запах малины; и она была бы
очень благодарна, если бы он принес его немедленно. Метрдотель
16

послал официанта за бутылкой, а в это время миссис Пикет призна¬
лась Бурну, что ее муж — гурман и что он может, если возникнет не¬
обходимость, заказать каждому его любимый напиток.
Официант принес бутылку «фрамбуаза» в ведерке со льдом. И пока
все говорили или слушали треп об искусстве, миссис Пикет пропус¬
тила шесть маленьких, но полных до краев рюмочек, а затем громко
предложила всем попробовать чудесный напиток — необыкновенная
щедрость. Но все отказались. Каэтано объяснил, что от фруктов у него
аллергия. Другие были увлечены рассказом Бурна о художнике по
имени Рамон Касас. Тогда миссис Пикет, словно оправдываясь перед
Всевышним, заявила, что раз уж рюмки налиты — не пропадать же
добру, и в полном соответствии с этими словами осушила их сама, а
затем взяла свою рюмочку и снова вернулась к бутылке.
Обед был изыскан: тушеная оленина, запеченные в тесте яблоки,
яблочный соус и другие иностранные блюда. Бурн начал чувствовать,
что сдерживаемое напряжение переходит на кончики пальцев: вот-вот
они кого-нибудь ударят, и потому приходится вонзить их себе в ладонь.
К счастью, за долгие годы он уже научился владеть собой; это выра¬
жалось в том, что говорил Бурн очень мало, обычно только когда к
нему обращались; поэтому мог спокойно сидеть, контролируя каждое
движение. Для того чтобы работать по-крупному, он был излишне
импульсивен, но не было никакого сомнения в том, что именно его
чувствительность и воображение и помогли ему резко продвинуться.
Он сидел в закрытом на ключ номере отеля и снова и снова прокру¬
чивал в уме те шаги, которые задумал предпринять. И часы у него в
голове стучали точно в такт порывам его воображения. Вдруг он по¬
чувствовал облегчение — операция должна была занять меньше вре¬
мени — и это придало ему еще больше уверенности. И все-таки он
прокрутил ее в уме еще раз — с начала и до самого конца. Все верно.
Меньше ровно на семь с половиной секунд. И скоро эти шаги из во¬
ображаемых станут реальностью — он сделает их с перестраховкой, а
вдруг жизнь внесет коррективы? *
Ужин был в самом разгаре, когда миссис Пикет началу громко и не
очень внятно что-то говорить о знаменитых тореро, которых она обожа¬
ет, спрашивать, знаком ли кто-нибудь с ними. И каждого по очереди,
пропустив, правда, собственного супруга. Герцогиню, казалось, этот во¬
прос удивил, но она решила, что должна ответить, и в ожидании ответа
посмотрела на Каэтано. Каэтано был краток. Да, некоторых он знает,
оЯнако видел так много хроники с их участием — не говоря уже о худо¬
жественных фильмах, — что считает всех их своими друзьями. Бурн же
сказал, что с тореадорами он знаком плохо, но зато знаком с Авой Гард¬
нер. Лицо Муньоса ничего не выражало, он ответил «да, конечно», аза¬
тем вернулся к прерванной беседе с мистером Пикетом о картине
Мурильо «Святое семейство из Парарито», где малютка Христос с уми¬
лением держал в руке птицу, а рядом стояла собачонка, трогательная
17

маленькая собачонка, и смотрела на’нс го преданным взглядом. Миссис
Пикет объясн11ла, что. хотя она никогда не допускала и мысли о посе¬
щении корриды, однако всегда обожала тореадоров; а потом заявила, что
коррида связана с национальным стремлением Испании к гибели и де¬
монстрирует всем, насколько эта нация нездорова.
У герцогини не было никакого желания слушать такие откровения.
Она сказала:
— Давайте, давайте, миссис Пикет.’ В моих жилах на протяжении
более девяти веков течет испанская кровь, и я очень бы вас просила
не объяснять мне испанский характер. Впереди у нас еще девяносто
километров совместного пути. Так что ешьте свою еду и перестаньте
повторять неизвестно кем придуманные глупости.
Каэтано вставил:
— Да, наша нация не очень здорова, потому я и вегетарианец.
Бурн воспользовался этой репликой и заговорил о том, что есть
растения тоже не очень хорошо, ведь они нс только являются живыми
существами, но и приносят большую пользу, обеспечивая нас кисло¬
родом; после такого вывода, сделанного проклятой наукой, всем сле¬
довало бы перейти на какую-нибудь химическую диету — питаться,
скажем, только минералами, потому что камни пользы не приносят. А
миссис Пикет снова вернулась в свой мир, такой же розовый, как ма¬
лина, — в нем она чувствовала себя гораздо увереннее. Стала медлен¬
но раздевать высокого киноактера, лица которого было не различить,
а затем заставила его бежать за собой и умолять ему отдаться. После
чего, не обращая внимания на присутствие окружающих, закрыла глаза
и сделала так, как он просил.
На следующий день в час двадцать они выехали в Дос-Кортес —
полюбоваться картинами герцогини. Герцогиня и Каэтано ехали в
маленьком двухместном «мерседесе», остальные разместились в «бен¬
тли». За руль сел Бурн. А миссис Пикет, сев на заднее сиденье подле
мужа, улыбаясь, погрузилась в сладкую дрему.
Они приехали первыми и в огромном холле стали ждать герцоги¬
ню и Каэтано. Ждали почти четверть часа. Особенно утомительно это
было для миссис Пикет, которая очень хотела уснуть, но не могла,
нервничала и спрашивала мужа, когда же, ради всего святого, прекра¬
тится наконец этот треп о проклятых картинах. Она пыталась узнать,
болело ли когда-нибудь у него, а также у мистера Муньоса горло, по¬
тому что они без умолку болтают вот уже девять часов, при этом так
ничего и не сказав; она была бы ему очень признательна, если бы он
закрыл рот и, ради всего святого, пошел слать. В ее голосе обнаружи¬
лась такая сила, что все единодушно согласились: у герцогини и Каэ¬
тано, должно быть, спустила шина, время позднее, и всем пора спать.
Ведомые доктором Муньосом, они стали наконец подниматься по
очень крутой лестнице; а по пути доктор показывал, что здесь висит
Гойя, там Зурбаран, на повороте Моралес, а над ним Мурильо, справа
18

Эль Греко, а за ним Веласкес; но так как освещение было плохое, а
картины висели высоко, видно ничего не было.
В ту минуту, когда они наконец поднялись, прямо над ними рас¬
пахнулась дверь, в холл вошли герцогиня и Каэтано и пожелали всем
доброй ночи. Те, кто был наверху, помахали в ответ, а потом все разо¬
шлись по комнатам. Доктор Муньос провел Пикетов в их спальню,
Бурн дорогу знал сам; казалось, что всех устроил на ночь возглавляв¬
ший процессию рыжеватый кот Монтес.
Когда парочка появилась, Бурн почувствовал облегчение: ее отсут¬
ствие не входило в его планы. И снова внутри у него заработал счет¬
чик, высчитывавший все возможные, даже негативные варианты. Когда
он убедился, что Пикеты и доктор Муньос легли, то расслабился, на¬
сколько было возможно, в находящейся в каменной стене нише и стал
ждать, пока герцогиня и-Каэтано поднимутся и улягутся. Терпения ему
хватало, он должен был еще многое обдумать и взвесить.‘Улыбнулся
при мысли о том, что расскажет все Жану-Мари, если, конечно, ему
удастся свершить задуманное, до того как мистер Пикет проведет свою
запланированную на утро экскурсию по галерее.
Непосвященному может показаться, что дело было довольно рис¬
кованным, но Бурн почти не рисковал. Во-первых, мистер Пикет
будет настолько поражен правдоподобием обстановки, легендой, окру¬
жавшей художника, денежной стоимостью картины, ее соседством со
знаменитостями, что не сможет беспристрастно или объективно ее
оценить. Бурн вспомнил, как улучшилось у него настроение, когда
Муньос начал хвалиться, что в качестве гида по галерее Бланки ему
удалось заполучить великого Гомера Пикета: Муньос велел ему непре¬
менно быть и послушать, какой эрудицией обладает этот уникальный
специалист по испанской живописи. Бурн также подумал, что, если
такой эрудит признает копию великого испанского художника, выпол¬
ненную Жаном-Мари, шедевром, она действительно будет признана
шедевром; а ведь раньше картина висела в тени над*лестницей, и это¬
го не замечали. Он знал, что мистер Пикет никогда не усомнится в
том, что находится в обществе^подлииного Веласкеса, потому что кар¬
тина висит в замке одной из-самых титулованных особ Испании. Если
бы кто-нибудь пятым чувством и заподозрил, что это не подлинник,
из-за боязни обидеть или озадачить хозяйку, ему все равно пришлось
бы промолчать; Более того, если все же нашелся бы лишенный учти¬
вости, тонкости и чувства благодарности человек, который заявил бы,
что картина — обман, кто знает, сколько времени она там висит? А
правда, вдруг в замке висят подделки, вдруг какой-нибудь предок гер¬
цога, которому нужны были деньги, продал их и заменил копиями? Эта
мысль заставила Бурна вздрогнуть, но он ее отогнал. Нет, это невоз¬
можно. Чтобы время шло быстрее, он стал думать обо всей операции,
о том, как она привела его сюда, в каменную нишу, где приходилось
стоять в полной темноте.
19

Однажды, три года назад, в соборе Эль-Эскориал он заметил про¬
изведения искусства, висевшие высоко в темноте, там, где их невоз¬
можно было как следует увидеть ни священнику, ни причастнику; их
случайно осветила американская кинокомпания, снимавшая фильм об
испанской войне за независимость 1810 года.
Он стал наблюдать за тем, как монахи и старые священники смот¬
рят на эти бесчисленные шедевры, — явно, что видят они их впервые,
хотя те и висят на стенах собора не одно десятилетие. Юпитеры осве¬
тили их бессмертную красоту, и стало заметно, что некоторые карти¬
ны покрыты капельками воды. Бурн, вовсе нс желая — словно его
кто-то подтолкнул к этой мысли, — подумал, что, как только юпите¬
ры погаснут, картины снова исчезнут — и на этот раз, вероятно, на¬
всегда.
С того момента было не так сложно определить, что же в дальней¬
шем станет целью его пребывания в Испании: требуется всего лишь
заменить подлинник хорошей копией, сделанной мастером, и на тем¬
ной стене никто никогда и никакими средствами не заметит подмены,
а тем более времени, когда эта подмена произошла.
Эта идея была, конечно, сопряжена с рядом проблем; например: как
наладить производство копий — найти мастера, на которого можно
было бы с уверенностью положиться. Но это было относительно не¬
сложно в сравнении с другим — проблемой рынка: как продать ори¬
гинал по цене, близкой к настоящей, а также как найти коллекционе¬
ра, который не только купил бы ее, но и пообещал бы никогда
публично не выставлять.
Он решал эти проблемы несколько месяцев; дтя этого сделался
управляющим отелем и начал изучать испанское искусство. Но боль¬
ше всего он бился над главной проблемой — проблемой рынка. Узнал,
что в мире существует немало добившихся неожиданного успеха лю¬
дей, которые, терзаясь странными муками, из благотворительных со¬
ображений готовы украсить местность, где они живут, дорогими и
красивыми вещами. Именно поэтому можно увидеть, например, бога¬
тые музеи в небольших городишках где-нибудь на перекрестке дорог
Соединенных Штатов. Узнав об этом, Бурн понял, что, привезя, на¬
пример, «чудом сохранившегося» Санчеса Коэлло верному человеку в
один из таких музеев, можно найти канал сбыта и таким образом ор¬
ганизовать настоящий рынок.
Он многократно прокручивал этот-вариант — со всеми огромными
налоговыми льготами, которые может принести владельцу пожертво¬
вание таких работ, и пришел к выводу, что система должна заработать.
Например: один из двадцати самых богатых в стране американцев,
чтобы платить меньше налогов, жертвует маленькому провинциально¬
му музею «чудом сохранившегося» Коэлло; при этом никому из испан¬
цев не ‘придет в голову, что подлинник может находиться в таком
захолустье; а если даже кто-то и.усомнится, то как можно доказать,
20

когда этого Коэлло на такую тсмную-претемную стену так высоко по¬
весили?
Одиннадцать месяцев он связывал все звенья, и наконец они сло¬
жились в цепь. Проблема рынка была решена — правда, совершенно
по-иному.
Внизу герцогиня быстро вошла в переднюю, которая находилась за
приемной: в общей комнате свет был бы слишком'ярок; Каэтано по¬
следовал за ней. Они уселись друг против друга на стульях с высокими
спинками, ногами к камину, в котором потрескивали угольки.
Испания — страна, как бы окруженная стеной, где глаз настояще¬
го постоянно фиксирует обычаи прошлого. Герцогиня и Каэтано,
сохраняя традиции, прошлое еще более возвышали. Делали это посто¬
янно — и герцогиня придавала этому очень большое значение, — оба
словно чувствовали присутствие в их обществе дородной дуэньи, ко¬
торая поддерживала в камине огонь.
В их отношениях здравого смысла не существовало: они были по¬
мешаны друг на друге и не могли думать ни о чем другом, кроме того,
что когда-нибудь их судьбы соединятся. Сидели друг против друга с
напряженными лицами, нервы на пределе, хотя никто их не видел,
сидели и ждали.
Когда последует какой-нибудь импульсивный шаг — и его не дела¬
ли, когда раздастся приглушенный крик радости, который они никог¬
да нс могли издать, правда, зная о том, что до соединения их душ и
тел, до того, как наступит этот священный и величественный миг,
осталось не так уж-и долго.
Да, боль и судорожная ловля воздуха ртом могли окончиться одним
шагом, предпринятым герцогиней, — но они решили терпеть до естес¬
твенного конца. Каэтано понимал, что она не делает его только ради
них: если бы с одним из них что-нибудь случилось, эмоциональная
нагрузка могла оказаться непосильной.
Л сейчас они были счастливы — эта безрассудная пара. Семидеся¬
тидвухлетний супруг, словно в подарок герцогине, придумал себе кру¬
госветное путешествие в поисках, вероятно, еще более тяжких и
сладких грехов. Герцогиня, в жизни которой церковь имела огромное
значение, когда-то поклялась носить супруга на руках до самой смер¬
ти; а любила она при этом Каэтано.
В молчании они сидели у огня и искали в глазах Друг у друга отве¬
та на вопрос, как выжить.
—	Куда мы отправимся, когда он умрет? — спросил Каэтано, глядя
на огонь сквозь рюмку коньяка.
—	В постель.
—	Конечно. А куда потом?
—	Наверное, в Лондон. У меня там родственники.
21

—	Я не говорю по-английски.
—	Для великого матадора это в порядке вещей.
—	Луис Мигель говорит по-английски.
—	Притворяется. Но разве, любимый, ты нс понимаешь, что всем
наплевать, что ты не говоришь по-английски? А к тому же кое-кто го¬
ворит по-испански, но мы не будем все время общаться с родствен¬
никами. Будем ходить на концерты и выставки, а поздно вечером,
перед тем как отправиться в постель, я буду рассказывать тебе, кто и
что говорил.
—	А потом мы пойдем в постель.
—	О да. — Они немного помолчали, и герцогиня решила, что та¬
кие мысли лучше пока прогнать. — А куда еще тебе хотелось бы от¬
правиться? — желая продолжить одну из своих любимых игр, тихо
спросила она.
—	В Мексику. На Юкатан. В Мексиканском заливе есть несколь¬
ко очень красивых островов. Я их видел. Да. После того как мы по¬
бываем в Лондоне на концертах и выставках и после того как
займемся любовью, поедем на маленький остров около Юкатана, ко¬
торый, я думаю, с Божьей помощью можно будет купить завтра по
телефону. И когда мы туда приедем, никто у нас ничего уже не
отнимет.
—	А у нас нигде никто ничего не отнимет. — Голос герцогини был
тверд, ее намерения вдруг стали ясными и решительными. — Кроме
смерти — но и после нес мы будем вместе.
—	Я подумал о политике, моя прекрасная, драгоценная птичка. —
Он ослепительно улыбнулся: взглянув на нее, заметил, что мочка ее
левого уха стала почти одного цвета с пламенем костра.
Она замурлыкала:
Ты ревнуешь меня к генералиссимусу Франко?
—	Нет.
Каэтано подумал 6 каудильо в украшенной флагами правительст¬
венной ложе на площади Торос в Мадриде, Сан-Себастьяне или
Севилье — как восторженно приветствуют его массы — так они при¬
ветствовали всех глав государства и даже Фердинанда Седьмого. Дваж¬
ды в год Каэтано и генералиссимус обменивались приветственными
поклонами (между ними было расстояние в сто ярдов): тореадор при¬
ветствовал главу испанского государства, и глава испанского государ¬
ства отвечал на приветствие еле видимой снисходительностью
политика, который может не считаться с тем, будут за него голосовать
или нет. Во время этих представлений каждому матадору надлежало
подойти к правительственной ложе и обменяться с генералиссимусом
рукопожатиями; в подобных ситуациях генералиссимус выглядел му¬
жественным и чрезвычайно любезным и вручал матадору серебряную
табакерку с выгравированным на ней собственным именем. Таким
образом у Каэтано было больше серебряных табакерок, чем сигарет.
22

Эти приветствия были единственным общением Каэтано с политика¬
ми в течение целого года. Но все же он нс мог, просто не был спосо¬
бен понять сверхнсодобритсльного отношения к правительству гер¬
цогини. Ему нравились, например, шляпки, которые носила миссис
Франко, а также порывистые движения генералиссимуса во время кор¬
риды — взад вперед, как бы помогая Антонио Ордоньесу, или его сле¬
дование точным, как у дантиста, движениям во время убийства быка,
которые делал Рафаэль Ортега. Мысли Каэтано на миг перенеслись
к Ортеге. Последний и вправду обладал выдержкой и хладнокровием
дантиста, когда работал с быками — словно на арену с чемоданчиком
выходил. Но как он умел убивать! Ох!
Публика приветствовала Франко, когда он появлялся и когда ухо¬
дил; Франко любил корриду — в конце концов он же был испан¬
цем, — а миссис Франко приходила на нее в таких умопомрачитель¬
ных шляпках! Но по большому счету Каэтано это было все равно: надо
прийти и получить за свое ремесло тридцать тысяч долларов. А если
Бланка предпочитала видеть в правительственной ложе короля, что ж,
пусть там сидит король. Она выстрадала себе это право.
— Так ты ревнуешь меня к королю?
Вместо ответа он развалился на стульчике и легонечко дотронулся
ботинком до носка ее туфли.
— А быки на Юкатане есть? — спросила она.
— Я бы не хотел, чтобы мы касались корриды, иначе тебе снова
придется меня хвалить...
— С моими наклонностями к политике и твоими способностями
быть подцепленным на рога...
— Да нет же, я мастер. И способности у меня прекрасные. Спроси
хотя бы у моего менеджера.
— Мне уже говорили.
— Правда? А то у меня есть вырезка из одной газеты, там как раз
об этом...
— И все же в общем и целом тебя двадцать семь раз подцепилиг
дважды ткнули в живот, а один раз — даже в горло.
— Я поскользнулся.
— Что-то это часто бывает.
— Но это же за все время!
— Тебе ведь только двадцать семь.
— В нашем деле всегда рискуешь. Такие мастера, как я, не очень,
но все же. У нас в семье все были тореадорами.
— А у нас —. все занимались политикой.
— Да, но, по-моему, ты зашла слишком далеко.
— Девятьсот лет делом нашей семьи было упрочение монархии.
И кое-что мы смогли. Поэтому я делаю только то, что должна делать,
и никто другой этого не захочет.
Он наклонился к ней, и в его голосе послышалась теплота.
23

—	Скажи мне, — тихо спросил он, — почему другой этого не захо¬
чет? И что твоя деятельность изменит? Люди по-прежнему будут ро¬
ждаться и умирать. Я нс понимаю твоей правды, но хочу се понять —
если, конечно, смогу.
Она рассеянно на него взглянула, а затем стала жадно пожирать
взглядом: представила, как он в нее входит — видела это в деталях.
И знайа, что с ним она будет в безопасности — всегда, все долгие годы,
вечность, которую дарует им Господь Бог. Ну, а поскольку Его воля —
не допускать пока Каэтано до себя, — она подчинится.
Прерывисто дыша, герцогиня тихо заговорила — волнение переда¬
лось и ему.
—	Я — несчастная женщина, которая останется такой, пока, как ты
знаешь, мы нс будем вместе. Но мы будем ждать. Ждать, ждать и
ждать. Но мне кажется, что очень долго ждать я нс смогу. Мое тело,
моя душа, мое сердце давно ужё поют песню — песню тебе, — только
пока ее не слышно. — Она радостно ему улыбнулась, а затем ее на¬
строение изменилось, и она сказала: — Когда этот день наконец на¬
ступит, я, наверное, уже потеряю интерес к тому, чтобы напомнить
королю опустить письмо, которое спасет ему жизнь.
Они замолчали и в тишине сквозь огонь попытались увидеть свое
будущее.
Бурн наконец дождался, когда герцогиня и Каэтано раскланялись
друг с другом на верхней ступеньке лестницы и отправились каждый в
свою комнату — кдмнаты находились в противоположных концах замка.
После этого он подождал еще сорок минут. Когда же до рассвета оста¬
лось тридцать семь минут, почувствовав, что свсрхточность в таком деле
покажется смешной каждому, кто ничего в таких делах не понимает, он
вышел из укрытия с копией Веласкеса, выполненной Жаном-Мари, вир¬
туозно работая инструментом, вынул из рамки подлинник и вставил туда
копию; у себя в номере он репетировал эту сцену раз, наверное, сто
пятьдесят — на все у него уходило не более двадцати девяти минут сем¬
надцати секунд; сейчас же он сумел провести операцию на восемьде¬
сят секунд быстрее.
Одет он был в плотный черный костюм, рукава которого и брюки
завязывались внизу. На голове чёрная банданна, за'вязанная на лбу:
работа была и в самом деле нелегкой, и нельзя допустить, чтобы пот
лил в глаза. Совершая тот или иной комплекс движений, он считал про
себя, и счет точно отражал прошедшие секунды, причем риск, кото¬
рому он подвергался, ни в коей мере не побуждал его нарушить ритм.
Годы тренировки научили его думать о том, что он делает.
А работа была более чем тонкая — требовала не только физичес¬
ких сил, но и согласованных действий. Преступность означает отсут¬
ствие стадного чувства; однако на. более требовательном уровне нужна
24

элементарная дисциплина, хотя бы такая, которая свойственна ребен¬
ку или маклеру, старающемуся запомнить среднюю ставку на матчах
бейсболистов. Она включает в себя алчность — и здесь уже социаль¬
ный смысл отступает — ибо то, что берется, должно быть взято пре¬
ступником в соответствии с его внутренним^ ресурсами минус зависть,
которая является наименьшим грехом. Чтобы совершать преступления,
надо обладать малоприятным, поистине свойственным лишь художни¬
кам умением терпеть ради безопасности часами, пока другие наслаж¬
даются жизнью; может быть, поэтому среди абстракционистов столь
мало женщин; по этой же причине только на одной из тридцати че¬
тырех почтовых отделений висят плакаты с изображением женщины.
Мужчина, занимающийся подобной работой, вынужден надевать серую
фланелевую одежду и мириться с неудобствами — носить маску мазо¬
хиста; все это входит в негласный кодекс преступника.
Но дисциплина — и строгая — тоже, конечно, необходима. Словно
находишься на подводной лодке или космическом корабле. Требуется
врожденное умение следить за временем. Чтобы быть на уровне Бур¬
на, надо обладать подготовкой, которая требуется как минимум студен¬
ту второго курса медицинского института. Работу, которую он проделал
этим утром, можно сравнить с работой акробата на туго натянутой
проволоке: будучи ограниченным во времени, Бурн должен был рабо¬
тать, наклонясь вперед, и в полной темноте — вынуть картину, висев¬
шую в нише на высоте пятнадцати футов над главной лестницей; при
этом требовалось соблюдать относительную тишину, а ведь это было
очень непросто, учитывая то, что картина провисела в раме несколько
столетий, и испанцы должны были хотя бы изредка очищать ее от
пыли. Более того, его ноги должны были учитывать средневековье: за¬
мок построили несколько веков назад во времена правления Альфон¬
со Шестого; тотже архитектор строил и стены Авилы; для нынешнего
века его творения казались слишком ненадежными. И все же из замка
герцогини де Дос Кортес Бурн похищал уже третью картину испанс¬
ких мастеров, а значит, с работой в подобной обстановке был уже не¬
плохо знаком.	4
Далеко не все честные люди — Бурн потом скажет это Еве — смог
гут понять, почему человек столь долго готовится к совершению тако¬
го, в сущности, ребяческого поступка, который, будь он совершен в
идеальных условиях и не приносил бы такой выгоды, вообще считал¬
ся бы опытными преступниками ерундой; они вряд ли планировали бы
его столь тщательно — скорее всего отнеслись бы к работе, как опыт¬
ные бойцы относятся к игре в солдатики или как многие родители
относятся к шалостям своих отпрысков: что с них взять — детский сад!
Спустя сорок две минуты после начала работы Бурн уже спал. Он
спал и после того> как рассвет открыл один глаз, чтобы посмотреть на
мир, и как многие люди, которым в таких делах везло. С этого момента
снова стад точной копией своего собственного существования.
25

Мистер Пикет начал день с цитаты из Гойи — давал пояснения для
сегодняшней экскурсии; в ней были такие слова: «Я признаю лишь
трех мастеров — Веласкеса, Рембрандта и Природу». Доктор Муньос,
не желая отставать, стал длинно и нудно рассказывать о том, как он
ездил в Фуэндетодос, место, где Гойя родился.
Мистер Пикет подавал себя художникам с привычным великолепи¬
ем. Доктор Муньос стал слушать — сначала внимательно, затем с на¬
растающим напряжением. Его правая рука гладила сидящего на колене
кота Монтеса, которого издали можно было принять за слиток золота;
рука постепенно увеличивала скорость — стала двигаться все быстрее
и быстрее. Слова вылетали из уст мистера Пикета отчетливо и изящ¬
но, на каждом четвертом или пятом делалось ударение. Например:
—	Яс полной уверенностью заявляю, что с 1814 года и со времени
восхождения на испанский престол Фердинанда, Гойя начал рисовать
свои самые поразительные, самые жестокие, самые
возбуждающие картины.
Доктор Муньос плюнул.
—	На кого вы плюете?
—	На Гойю!
—	Вы плюете на Гойю? — Рука мистера Пикета потянулась к груди —
таким жестом, словно он хотел отогнать нечистую силу.
Кровь прилила к темному лицу доктора Муньоса, и оно стало еще
темнее.
— Из-за него я сегодня так беден. Если бы не Гойя, я имел бы больше,
чем вы, больше чем герцогиня, больше, чем очень многие в этом мире.
Мистер Пикет с трудом поймал ртом воздух.
— Как так?
Теперь уже настала очередь доктора Муньоса приложить палец к
груди.
— Мои предки финансировали Пицарро. Франсиско Пицарро. Это
принесло нам двадцать процентов всего золота инков. На эти деньги я
мог бы-купить все картины, которые бы мне понравились, и они украси¬
ли бы все стены всех домов, которые я бы построил, если бы захотел. А
вы с благодарностью приходили бы ко мне послушать что-нибудь об ис¬
панских мастерах. Я ездил бы по всему миру, выкупал и привозил бы
обратно в Испанию картины испанских мастеров, и они висели бы толь¬
ко у меня. У меня было бы картин больше, чем у вас, больше, чем у всех:
больше, чем в «Прадо», больше, чем во всех церквах, потому что все, что
я имел, шло бы на картины. Что вы знаете о любви в испанском искусст¬
ве? Что вы можете понимать в судьбе испанских мастеров? Вы читаете
книги, а потом пишете о том, что прочитали! Вы можете любить исто¬
рию нашего искусства, как Каэтано любит Бланку де Дос Кортес? Вы
можете превратиться в испанца, чьих предков использовали эти мастера
так, как используют повара? Тьфу! — И он наклонился, словно собирал¬
ся больно ударить члена палаты представителей. — Тьфу!
26

Мистер Пикет был околдован. Сначала, правда, он хотел обидеть¬
ся, но тут же понял, что в этом случае упустит слишком много.
—	Прекрасно! Вы должны мне об этом немедленно рассказать, —
тихо сказал он, прокручивая в голове предстоящую историю и оцени¬
вая ее; он уже знал, что выяснит все детали, тщательно проанализиру¬
ет полученную информацию, и когда его будут везде спрашивать, то
высветит и подчеркнет самое главное. — О Господи, Гойя! Я и мечтать
не мог!
—	Пицарро был первым. Вдобавок к золоту инков моя семья за¬
вязала отношения с двумя купцами, обладавшими слитками, вывезен¬
ными из Англии, в то время когда король нам был так обязан, что
отказался взять более десятой части и сделал так, чтобы большая часть
его не попала в руки церкви. Вы знали, что мы имели треть от тор¬
говли с Кубой в течение шести лет? Моя семья корнями уходит к
Педро. Нам более тысячи лет. А посмотрите вокруг. Сейчас мы в Дос¬
Кортес. А сколько лет им? — Он криво и горько ухмыльнулся. —
Триста два года! — И чтобы снова овладеть собой — мистер Пикет не
сводил с него глаз, — отвернулся. А затем попытался продолжать
менее судорожно и более сдержанно: — Этот герцог — дегенерат.
Сколько лет корням герцогини? Только восемьсот девяносто два, хотя
они тоже были известной семьей. Но Бланка первая — это я вам го¬
ворю, — Бланка первая, кто интересуется испанским искусством.
А интересуется она им потому, что ее научил я. И вот стены этого ма¬
ленького замка полны работ мастеров, в то время как на моих, слава
Богу, бумажные, хоть бумажные репродукции-то висят, но и они все
в трещинах!
Осторожно, словно натуралист, который следит за птицей и стара¬
ется ее не спугнуть, хотя видит, что она улетает, мистер Пикет про¬
бормотал:
—	Так что же Гойя? Вы сказали, что потеряли из-за него все —
удачу и возможность получить известность на ни вег искусства.
Но доктор Муньос уже полностью собой овладел. Казалось, он ис¬
кренне удивлен.
—	Пикет, вы должны меня извинить. В самом деле мое поведение
сегодня ужасно, это из-за того, что я ночь не спал. Наши разговоры
произвели на меня большое впечатление — да еще присутствие напро¬
тив моей комнаты мастеров. Извините меня. Пожалуйста, скажите, что
вы меня прощаете.
—	Простить вас? Какая чепуха, простить за что? Дорогой мой, я хочу
сказать, что просто восхищен неизвестным мне кусочком биографии
Гойи. Это звучит, наверное, мелодраматически, я пользуюсь этим.сло¬
вом совсем в стиле Гойи. Пожалуйста, не останавливайтесь по той глу¬
пой и несущественной причине, что вы якобы меня обидели! Я до смерти хочу
услышать всю сагу. Вообразите — Пицарро, пираты, корни, ухрдящие
вглубь на тысячу лет. Все это невероятно, вы же знаете!
27

Доктор Муньос был явно польщен, и на лице появилось подобие
улыбки.
— Если коротко, то Гойя был шпиком, и притом весьма невысоко¬
го класса, правда, Пикет. Моя семья в силу известных причин какое-
то время находилась вне Испании — чтобы осуществить отречение
Шарля IV Справедливого. — Доктор Муньос говорил так, словно они
с королем были соседями. — Мы делали это для того, чтобы подгото¬
вить нашу страну к пришествию Наполеона, потому что были за но¬
вые времена. Поддерживали Жозефа Бонапарта и прогресс. Наша де¬
ятельность была официальной и встречена с одобрением. Деятельность
же Гойи была тайной и нам в пику. Он был гением вероломства, ска¬
жу я вам. Разумеется, он тоже притворялся, что поддерживает Бона¬
парта, о да, конечно. И, как вы знаете, даже нарисовал его портрет, а
также длинную вереницу портретов французских генералов. Он был
председателем комитета, который выбрал несколько работ испанских
шедевров для коллекции Наполеона в Лувре. О да! Для Гойи сущес¬
твовали только Бонапарты — они были его идолами, его управляющи¬
ми, его сеньорами. Тьфу! — Доктор Муньос сделал паузу, чтобы сплю¬
нуть. Покачал головой, словно не одобряя своего такого поведения, но
на самом деле не одобрял он поведение Франсиско Гойи, а потому
сплюнул’еще раз.
— Ренегат, сэр, настоящий ренегат! Когда в 1814 году в Мадрид
вступил Веллингтон, первый шаг Гойи, после того как он стал его
• шпионом и льстивым портретистом, был направлен на то, чтобы дис¬
кредитировать мою семью; он хотел, чтобы английские головорезы нас
убили, а наши поместья и картины величайших — он сделал в воздухе
широкий и дикий жест — испанских мастеров были конфискованы
Фердинандом Седьмым. Он был стукач. Дешевый полицейский стукач.
Вот почему плевать я хотел на Пако Гойю! — Он посмотрел через пе¬
рила вниз. Лицо покраснело, и казалось, что ему стоит огромных уси¬
лий делать гримасы и тем самым удержаться от слез. Член палаты
представителей Пикет отнесся к его несчастью с тщательно скрывае¬
мой внутренней радостью. Да этому же просто цены нет — информа¬
ции, выдаваемой этим маленьким нелепым человечком — пусть даже
он и маркиз и известен в Испании, но все равно нелеп, а сейчас на
грани истерики из-за Франсиско Гойи; он называет его Пако, словно
тот не гений, а мальчишка, которому следовало надавать по шее\ Но
длинное лицо мистера Пикета выражало восхищение. В конце концов
доктору Муньосу все же удалось прийти в себя, и тогда он снова на¬
полнил чашечки кофе и тихим дрожащим голосом сказал: — Но, ко¬
нечно же, Гойя был одним из величайших в мире гроссмейстеров
живописи, и его картины будут вечно являться славой Испании.
— И в этом вы совершенно правы, мой дорогой доктор, — сказал
Пикет. Он поднес спичку к длинной Сигаре, и оба собеседника погру¬
зились в мысли об искусстве.
28

Все четыре дня члены компании провели каждый в свое удоволь¬
ствие. Первый день начался сразу после завтрака лекцией о живописи
в Дос-Кортес. Мистер Пикет был бесподобен. Он сказал, что дважды
объехал бы вокруг света, только бы увидеть эти испанские полотна.
Уделил повышенное внимание копии Веласкеса, выполненной Жаном-
Мари. которую Бурн недавно вставил в раму. Бурн же смотрел и слу¬
шал, стараясь напустить на себя равнодушие. Добрых полчаса разговор
шел только о Веласкесе, и казалось, что Пикет не умолкнет никогда.
Но когда он подозвал своих слушателей к копии Жана-Мари, Бурн
почувствовал, что невольно затаил дыхание. Наконец он сделал выдох,
глаза глядели на окружающих, но сосредоточен он был только на том,
как относится мистер Пикет к этому «шедевру». Тот же продолжал
уверять своих слушателей, что это самый великий художник Испании,
а может быть, и всех времен и народов. Крайпе благожелательный тон
и юмор Пикета успокоил и Бурна, и теперь уже он стал слушать авто¬
ритетные рассуждения конгрессмена без всякого волнения.
После такого щедрого на похвалы предисловия мистер Пикет пе¬
решел к своему знаменитому анализу техники живописи; это делалось
броско, со знанием дела и необыкновенно остроумно. Он напомнил,
что Достоевский назвал Веласкеса «певцом вечности в пространстве
квадратного метра», и перешел к анализу картины.
— Вы видите спину т о л ь к о того длинного гибкого тела, похо¬
жего на дирижерскую палочку и вытянувшегося с андалузской ле- .
ностыо. Вы можете заметить, что Веласкес это не тот художник,
который рассеивает внимание зрителя двумя фокусами. Он я р о с т о
и всецел о поглощен красотой плоти в цвете. Ах, merci. Посмот¬
рите на ритм и формовку этой фигуры! Наверняка какая-нибудь
богиня водила рукой, которая создала такую совершенную,
совершенную красоту. Видите прозрачные'тени, которые пря¬
чутся там, где нижний изгиб спины и ноги соскальзывают в порть¬
еры, мерцая отражением огней? Я называю это торжественной
ответственностью, с которой я отношусь к вкладу испанской нации в
мировое искусство. Хочу сказать, что, несмотря на то, что говорится
это впервые, я буду повторять это вновь и вновь, пока Бог хранит
меня, пока не напишу и не сделаю так, чтобы это стало известно
повсюду: эта обнаженная Веласкеса — более совершенна, чем та, ко¬
торая считалась лучшей в истории мирового искусства. Я говорю о
«Туалете Венеры» того же Диего Родригеса да.Сильва и Веласкеса —
самой совершенной из всех увиденных мною до сего дня обнажен¬
ных — она висит в лондонской Национальной галерее. Но то, что вы
видите сейчас, друзья мои, я считаю это полотно Веласкеса из Дос¬
Кортес самой великой картиной в мире, на которой изображена об¬
наженная натура. Величайшей из всех!
Доктор Муньос слушал речь парламентария Пикета, конгрессмена
Гомера Пикета из Иллинойса, дрожа от изумления. Лицо оратора си-
29

яло славой, которая обрушится на него после публикации его статьи в
«Арт, Синге энд ГО» — он уже знал, о чем будет писать. Сразу же по¬
шлет информацию в «Нью-Йорк тайме». Изменит планы и вернется
домой на корабле, а не на самолете, чтобы у газетчиков было доста¬
точно времени для беседы с ним и фотографий на борту — в большой
и комфортабельной отдельной каюте.
Какой поднимется шум — наконец-то справедливость восторжес¬
твует! Как он мог, посвятив столько лет жизни испанскому искусству,
до сих пор не увидеть этот великолепный, ни с чем нс сравнимый
шедевр! У него будет уйма материала, но, прежде чем он что-нибудь
напишет, надо будет все тщательно проанализировать — этим на ко¬
рабле он и займется. Как же искусство может наполнять жизнь! —
подумал он, продолжая восхищаться картиной вслух. Правда, Каэтано
его речи надоели — через сорок минут он отошел, пошел в бар и зака¬
зал себе коньяку.
Четыре дня компания провела с комфортом, отдыхая и наслажда¬
ясь искусством. Миссис Пикет, к своему изумлению, открыла для себя
отличные сорта испанского бренди; по утрам она экспериментирова¬
ла, а затем в течение пяти часов отдыхала; но все же умудрялась не
опаздывать на вечернюю встречу с остальными. Когда ей давали воз¬
можность говорить, она с Каэтано и Бурном обсуждала корриду,
находя ее ярким и щекочущим нервы зрелищем; однако честно при¬
знавалась, что не может вынести бессмысленной жестокости, которая
служит единственной задаче — подчеркнуть нездоровье испанской
нации. Оба мужчины целиком и полностью с ней соглашались.
Каэтано и герцогиня продолжали относиться друг к другу с пре¬
дельным вниманием, и хотя редко подходили ближе чем на четыре
фута, дальше чем на пять друг от друга не отходили.' Бурн подумал,
что, если их руки вдруг соединятся или по причине, скажем, земле¬
трясения они коснутся друг друга плечами, остальные вряд ли дога¬
даются-о той страсти,■ которая их пожирает; однако Бурн, будучи
преступником, был романтической натурой, то есть скорее сам бы
приблизился к девушке на расстояние от десяти дюймов до фута или,
в крайнем случае, отошел бы на четырнадцать, чем придерживался бы
официальной морали, согласно которой приличной была цифра две¬
надцать.
Бурна все еще беспокоила спрятанная-им собственность его друга,
и время от времени он садился, начиная волноваться о том, что кар¬
тину может случайно обнаружить прислуга; но потом вспомнил, что
запер ее на тяжелый замок. Однако вздыхать он сам себе запретил.
Делал глубокий вдох, потом задерживал дыхание — так он себя кон-
30

тролировал. И никто не чувствовал, как напряжены его нервы. Может
быть, только Каэтано, потому что, как друг, он был настроен на его
волну; однако искренности в их отношениях не было, и поэтому по¬
влиять Каэтано ни на что не мог.
Бурн начал вторую половину первого дня с составления шифро¬
ванной телеграммы в Париж Жану-Мари. После этого пошел в биб¬
лиотеку, потому что его заинтересовали книги о живописи, о которых
говорил конгрессмен. В Дос-Кортес была богатая библиотека. На тре¬
тий день он наконец нашел то, что искал, — огромную книгу, в ко¬
торой были данные о коллекциях картин, находившихся в маленьких
церквах и больших домах, а также планы их расположения. Он себе
пометил, что надо бы осведомиться об именах у доктора Муньоса, ко¬
торый наверняка этих людей знает; через него Бурн легко получит
приглашение в их дома на уик-энды. Именно таким способом он
и познакомился с герцогиней. Взял у конгрессмена фотоаппарат
и, ничего ему не сказав, сфотографировал несколько десятков
страниц. Проделав эту работу, криво усмехнулся — вспомнил о том,
как двадцать восемь лет назад победил в фотоконкурсе — получил
знак почета, что резко подняло его престиж среди американских бой¬
скаутов.
Вечером мистер Пикет пришел к обеду в страшном волнении — как
он сказал, у него есть новость о картине Веласкеса. Бурн почувство¬
вал прилив крови к голове — пришлось пальцами обеих рук впиться
в кресло, — но головокружение стало столь сильным, что он едва не
покачнулся. Однако когда мистер Пикет заговорил — все как рукой
сняло.
— Это совершенно невероятно! — воскликнул мистер Пикет уже на
пороге. Все взоры устремились на него, и он бросился в комнату. — Я
смотрел на этого чудесного Веласкеса, пытаясь узнать, как это и по¬
добает ученому, что же именно придает этой картине такую неулови¬
мую прелесть. Я стоял и вглядывался. Я ее изучал. Она поглотила меня
целиком. И вдруг-меня осенило. Я понял! И вследствие вашей добро¬
ты — вы пригласили меня полюбоваться этим шедевром — я нарушу
свое золотое правило — рассказывать об открытиях сначала своим уче¬
никам — и поделюсь сейчас с вами. — Его лицо озарила улыбка щед¬
рого отца с рекламы автомобиля. Герцогиня и Бурн, а затем герцогиня
и Каэтано обменялись быстрыми недоуменными взглядами. Миссис
Пикет уставилась на переносицу мужа и подумала об одном.продавце
обувного магазина в Миннеаполисе, который семь лет назад с упое¬
нием ласкал ее ногу. Доктор Муньос вздрогнул. Вздрогнул, прищурил¬
ся и задрожал от волнения, так как ждал, что мистер Пикет сейчас
взорвет бомбу.
— Все вы, конечно, помните, — интонация мистера Пикета была
теперь явно приподнятой, — потрясающее событие в жизни Веласке¬
са — посещение Рубенсом Мадрида в .1628 и 1629 годах. Он был там с
31

дипломатической миссией, вполне возможно, по поводу переговоров
о заключении мира между Англией и Испанией.
Доктор Муньос поднял руку. Небольшое недовольство появилось на
лице Пикета, но все-таки ему пришлось повернуться.
— Хотел бы заметить — в продолжение этого разговора, — что на¬
иболее полное описание.деятельности Рубенса в- Испании дает в своей
книге Пачеко, — сказал Муньос.
— Разумеется. По-моему, здесь все это знают, Викториано. —
В голосе Пикета послышался упрек.
— О да, конечно. Пожалуйста, извините меня. Продолжайте.
Мистер Пикет фыркнул.
— Уже говорилось о том, что очевидные изменения в стиле Веласкеса
произошли после визита Рубенса: в его палитре появился доминирую¬
щий надо всем свет, а также новые краски. Теперь, пожалуйста, следите
за мной — наступает очень, очень волнующий момент для каждого из
вас — возможно, вы его никогда не забудете. Вот запись, сделанная во
Дворце архивов в июле 1629 года, согласно которой Веласкесу отпущено
сто дукатов, я цитирую, «за создание полотна «Троил», которое попро¬
сил его нарисовать Рубенс. «Троил» действительно создавался по прось¬
бе и под наблюдением Рубенса. — Мистер Пикет поднял палец, показал
в направлении то к стены, на которой висела картина Жана-Мари. —
Официальное название этой картины «Весна обнаженная». — Он посмот¬
рел на своих слушателей, словно гипнотизируя их взглядом, и его певу¬
чий, как флейта, голос перешел на стаккато. — Хотя Веласкес стал в
дальнейшем куда более великим художником,’чем Рубенс, тем не менее
сидеть под полотном, сочетающим величие обоих, вдвойне почетно. —
Он упал в кресло — открытие, казалось, лишило его сил. Голос стал хрип¬
лым. — Я готов дать письменные показания под присягой, что, по мое¬
му мнению рядового любителя живописи, а не знатока — пусть это и
звучит поначалу как шутка, — оба они, Веласкес и Рубенс, вступив в со¬
ревнование в стиле старомодного водевиля, нарисовали’эту картину
вдвоем! Какова бы ни была стоимость этого полотна, уверяю вас, моя до¬
рогая герцогиня, теперь она удвоилась; это я и намерен заявить в статье,
которую опубликую в «Арт, Синге энд Ю».
Доктор Муньос хмыкнул. Герцогиня сказала: «Как интересно!»
Бурн встал рядом с конгрессменом и с благодарностью похлопал его
по плечу, пробормотав, что в интересах искусства статья должна быть
напечатана немедленно.
Казалось, мистер Пикет был и сам ошеломлен тем, что наделал. Он
провел ладонью по лбу и жалобно заскулил:
— Какой же это для меня день! Всем сердцем верю, что сегодня —
кульминация моих исследований испанского искусства. — Он посмот¬
рел на Бурна глазами, в которых одновременно сквозили доброта и
беспокойство. — Вы думаете, что с моей стороны было бы нескромно,
если б я предложил назвать свое открытие «Троил Пикета»?
32

—	Почему же нет, сэр? — с готовностью ответил вопросом на во¬
прос Бурн. — Вы вполне это заслужили.
В разговор вступил доктор Муньос, который начал буквально кри¬
чать — из него вылетал словесный поток: он только что понял смысл
сказанного. Во время тирады он простирал по направлению к Пикету
руки, словно искал какие-то подводные камни.
—	Вы действительно верите в ваше открытие, Пикет? Да нет же, что
я! Я вас обидел, но, пожалуйста, не обижайтесь. Это был просто рито¬
рический вопрос. Вы только представьте: гений Рубенса и священно¬
го Веласкеса, присутствующие на одном полотне! О, какое же счастье,
что вы здесь с нами, Пикет! О, хвала всем святым, какая удача! Мы
должны сообщить об этом миру. Миру! И, конечно же, должны это
отпраздновать. Давайте, давайте! Надо выпить, это так волнительно!
Даже и не припомню, когда я был в таком восторге. О, мы просто не
можем не выпить!
Часть его речи дошла до миссис Пикет. Она вскочила на ноги.
—	Да, именно вина. Конечно же, нам обязательно надо выпить
вина! О Гомер, сегодня ты действительно внес достойный вклад!
' Доктор Муньос собирался спать. Расстегнул одежду, она упала на
пол, и он из нее вышел. Не стал снимать спустившиеся хлопчатобу¬
мажные носки и старомодное розовое нижнее белье, а надел сверху
огромную миткалевую ночную рубашку, которая совершенно сюда не
шла. Рубашка была полосатая, как и его костюмы, но сине-зеленые
полосы никак не подходили к одежде, которая некогда была белой.
Одевшись таким образом, сел за туалетный столик и стал готовить себе
повязку для усов — длинный белый кусок шерстяной ткани; посреди¬
не он был шириной в два дюйма, по бокам завязки, на которых име¬
лись узелки для ускорения процесса. Повязка была похожа на пояс для
денег, но в ней был вазелин, а также секретный ингредиент, изобре¬
тенный капитаном Хью Фитцмонкриеффом из Лондона, бывшим гвар¬
дейским офицером, который впервые поделился своим секретом на
страницах «Ныоз оф зе уорлд». У Фитцмонкриеффа усы и впрямь были
замечательные — и именно благодаря повязке; они напоминали гусар¬
скую шапку, которая была надвинута на самый центр его непримет¬
ного лба. Доктору Муньосу сказали не ожидать от повязки не¬
медленного эффекта; поэтому он терпеливо надевал ее каждую* ночь
вот уже в течение двух месяцев, но никакой особенной пушистости на
его лице почему-то не появлялось. Готовя эту питательную повязку, он
разговаривал с котом, который калачиком свернулся на туалетном сто¬
лике — там было удобнее игнорировать хозяина.
—	Что за жизнь, Монтес, что за глупая жизнь! — растягивая слова,
выпевал маркиз, — и что за идиоты нам попадают в соседи. Вот и
приходится становиться великим актером, играть в очень глупой пьесе
2 Р. Кондон «Армгато»
33

или делать вид, что восторгаешься находкой примитивного земного
человека, которому хватает эрудиции только на то, чтобы оценивать
рисунки в отвратительных детских книжках. Тьфу, фу — и все другие
подобные междометия для выражения неодобрения, возмущения и
отвращения. И спасибо небу за то, что есть ты, мой друг! — И он по¬
гладил Монтеса, который промурлыкал в ответ что-то по-испански.
Тогда Муньос с благодарностью поклонился — поклонился фигуре в
зеркале, которая приложила повязку к лицу. — И еще раз спасибо небу
за то, что есть ты, мой друг, за твой исключительный ум и за твое
необычайное терпение и великодушие. — Он завязал завязки на затыл¬
ке, причем сделал это так, как предписывалось, — аккуратно, стараясь
избежать узлов, которые бы мешали, если бы ему захотелось спать на
спине.
Уик-энд был посвящен не искусству, а спорту. И одним из его видов
была стрельба — они подстрелили более трех тысяч двухсот голубей. Гер¬
цогиня и Каэтано много ездили верхом. До встречи с Каэтано герцогиня
была известной наездницей-любительницей: ее знали не только в окру¬
ге, но и во всей Андалузии. В ее исполнении искусство верховой езды
становилось поэзией. Но впоследствии она бросила не только лошадей,
но и быков и все на свете; ради человека, который как раз быками и за¬
нимался. Наверное, даже скандинавы более эмоционально относились
к корриде, чем герцогиня после знакомства с Каэтано.
Бурн же вел себя строго согласно своему графику. Он знал, когда
Ева выехала из Кордовы и мысленно был вместе с ней: и в Севилье, и
когда она ехала в большом автобусе из Гренады, держа на коленях
книгу. Хотя Бурн и считал, что выполнил в библиотеке все, что наме¬
тил, он продолжал оставаться в том большом и уютном зале, потому
что миссис Пикет стала еще более невозможной, пока не переключи¬
ла наконец всю свою активность на мужа; а доктора же Муньоса мож¬
но не замечать. Поэтому Бурн растянулся на кожаном диване, задрал
ноги выше головы и-несколько часов провел в таком полунеподвиж-
ном положении, думая о Еве, о прошлом и пытаясь сосредоточиться
на том, что казалось ему сейчас важным и значительным.
Он пытался разобраться в себе, что само по себе было бессмыслен¬
но, если иметь в'виду только психологию без учета взаимоотношений
человека с обществом. Старался проанализировать движения своей
души; ему казалось, что каждую ночь он снимает ее, словно рубашку,
и перед тем как отказаться от дальнейших попыток и покрыть все
мраком забвения, проверил, сможет ли она выдержать возможный
позор-и бесчестье. В лексиконе Бурна были эти понятия, потому что
он никак не хотел считать себя хуже других. Занимаясь самокопанием
он,-однако, никак не мог напасть на след, который завел его в тем¬
ный лес, западню, называемую деньгами.
34

После школы Бурн-пошел в хороший колледж, по окончании ко¬
торого получил диплом с отличием. Сильный, хорошо физически раз¬
витый, он был отличным спортсменом, но решил помогать отцу —
заняться бизнесом — и в течение семи лет достиг таких успехов, ко¬
торых отец добиться не мог. Однако неожиданно на восьмом году,
став полноценным партнером и получая сто три тысячи долларов в
год, имея прекрасные перспективы и в дальнейшем высокую пенсию,
все бросил. Не мог заниматься бизнесом, ибо понял, что там царят
несправедливость и стремление к наживе. Словно увидел кристалл,
кусочек льда из дворца андерсеновской «Снежной королевы», кото¬
рый в дальнейшем стоял у него перед глазами, а затем проник и в
сердце. Бурн без конца стал рассказывать не только друзьям и колле¬
гам по бизнесу, но даже конкурентам, которые относились к бизнесу
как к норме жизни, о том, какие нравы существуют в их мире, и этим
вызвал страшное возмущение отца — как можно так дискредитиро¬
вать свое дело!
Бурну казалось, что в этом мире абсолютно все бесчестно и амо¬
рально. Отцу же он представлялся просто психически больным чело¬
веком. которому необходима немедленная помощь. Но прежде чем отец
попытался ему помочь — пригласить доктора, чтобы тот его осмот¬
рел, — Бурн исчез, прихватив с собой все заработанные деньги, бро¬
сив при этом свою бесплодную жену, которая за глаза была солидарна
с отцом в отношении его состояния, и уехал. Стал жить совершенно
новой жизнью в новой стране и под новым именем — сделать это
было не очень трудно.
Он стал преступником в основном потому, что преступления по
своей природе оказались ему близки и понятны. Он решил, что по¬
скольку без денег человеку его круга все равно не прожить, то будет
добывать их тем способом, для которого был рожден — то есть красть.
А убедив себя в том, что этот способ делать деньги ничуть не хуже
бизнеса, которым занималось большинство людей его круга, Бурн по¬
чувствовал себя чистым, честным и в полном ладу с самим собой. Это
было творчество, хотя и весьма извращенное, ибо крал он нс обяза¬
тельно у богатых. Робин Гуд нс был сентиментальным. Бывает так, что
преступники не обкрадывают бедных, потому что у бедных нечего
красть. Но красть у богатых для того, чтобы отдавать бедным, — Бурн
считал, что этим занимаются слишком многие. Деньги доставляли
Бурну одновременно и головную боль, и радость, ибо подобный спо¬
соб их добычи делал его в собственных глазах честным в мире, кото¬
рым, как он считал, правят воры в законе.
Впервые он почувствовал презрение к деньгам, когда женился. За¬
тем дорос до мысли, что презрение к деньгам — это страх перед ними,
и на этом остановился. Дальше пойти не Мог, потому что не знал, что
этот страх может с ним сделать. Пока он всегда имел больше, чем не¬
обходимо, но после того, как понял прйчину^этого страха, стал его.
' 35

культивировать, помещая крупные суммы в банки разных стран, что¬
бы в случае войны в одной части света или возможного прекращения
отношений с другой, можно было ими воспользоваться; у него всегда
возникало желание делать солидные покупки. Кроме, пожалуй, того
периода, когда вступил в брак.
Деньги всегда были основой его так называемого самоанализа, по¬
этому он Никогда и нс копал слишком глубоко. Комплексы новой
жены в отношении денег полностью совпадали с его собственными. По
мере ее узнавания он все больше и больше поражался, особенно во
время возлияний: как в нем могут присутствовать тс же самые гены,
которые есть в ней. То, что она говорила о деньгах, думала о деньгах,
жила ради денег, полностью соответствовало и его устремлениям. Ког¬
да он бросал ее ради своей новой профессии, то садился в кресло где-
нибудь в номере мадридского отеля с бутылкой виски рядом с
магнитофоном и прокручивал в голове все в тайте от нее записанные
пленки их разговоров. Ему казалось, что таким способом он ее анали¬
зирует. Но он не понимал, что она говорила с ним о деньгах в пред¬
ложенной,им же «денежной тональности» только потому, что любила
его.. И на пленке его голос словно и не звучал — только се; потому-то
он и решил, что она зациклена на деньгах, и после его смерти будет
фигурировать как его второе «я».
В течение четырех дней Бурн приходил в себя — такое напряжение
он испытал в то первое утро. А на пятый, после обеда, поехал в белом
«мерседесе» вместе с Каэтано в Мадрид. Герцогиня, как принято в
романтических историях, провожала их со слезами на глазах и махну¬
ла рукой. Каэтано расстроился, что было для него совершенно не ха¬
рактерно.
Пикеты вернулись в Мадрид в «бентли», который вел доктор
Муньос —.рыжий кот Монтес спал в это время у него на плече
Машина отъехала не более шестидесяти ярдов от стен Дос-Кортес,
когда миссис Пикет начала вдруг петь главную партию из какой-то
оперы.
.— Гомер!
— Да, дорогая.
— Герцогиня замужем?;Я хочу спросить, она вдова или...
— Конечно, замужем. Почему ты спросила?
— Тогда где он?
- Кто?
— Муж. Герцог.
— В Париже, наверное, — вмешался доктор Муньос. — Или.в Гол¬
ливуде. Или на курорте где-нибудь в Швейцарии. Ему ведь очень мно¬
го лет.
— А Каэтано? — осторожно спросила миссис Пикет.
36

— А что Каэтано? — вопросом на вопрос ответил ее муж, до сих пор
не понимая, что их разговор всегда почти всецело состоял из вопро¬
сов, задававшихся обеими сторонами.
—	Он что, так уж молод?
—	Молод для чего?
—	Ты хочешь сказать, что столько времени там находился и не по¬
нял. что они безумно влюблены друг в друга?
—	Марианна, может, хватит об этом?
—	Ты считаешь, что он не привлекателен?
- К чему этот вопрос?
—	Разве он нс похож на жиголо?
Доктор Муньос непроизвольно нажал на тормоз, чем вызвал недо¬
вольство кота Монтеса, затем дико посмотрел на миссис Пикет, после
чего они снова поехали. Смотревший на дорогу мистер Пикет перевел
глаза направо, встретился взглядом с женой и с высоты, словно ору¬
дийная башня, выстрелил: "
—	Жиголо? Да он же величайший тореро своего поколения!
Доктор Муньос несколько- раз неодобрительно щелкнул языком.
—	Возможно. Только многие специалисты считают его величайшим
тореро всех времен.
Каталог галереи Дос-Кортес лежал на коленях миссис Пикет. Она
его схватила, и лицо от унижения стало белым.
—	Тореро? Каэтано — тореро? — И подняв тяжелый каталог и вы¬
крикивая ругательства, словно полицейской дубинкой, стала колотить
мужа по голове. А затем разрыдалась.
Они проехали Авила. Дорога петляла вниз, горы кончались, но Каэ¬
тано нс снизил скорости. Однако вел он машину столь искусно, что Бурн
был спокоен. Картина лежала в чемоданчике позади него, и все мысли
были сосредоточены только на ней — не о Каэтано же думать! Через час
он вернется в Мадрид и там, в отеле, его уже будет ждать Ева. А завтра
она ее увезет. Главное пройти испанскую таможню, остальное ерунда.
Французов не слишком интересует испанская живопись, и они не будут
рыться в багаже, особенно увидев ее супердекольте.
После Сеговии они оба молчали. Каэтано смотрел на дорогу. На¬
конец горы кончились. Предстояло проехать несколько миль по рав¬
нинам Кастилии.
Улыбка Каэтано, казалось не сходившая с его лица ни днем ни
ночью, была улыбкой доведенного до отчаяния человека, который про¬
сит только об одном — чтобы его все любили. Такую улыбку часто
можно видеть у актеров-неудачников; но настоящие актеры, как и
матадоры, должны носить соответствующее выражение лица в незави¬
симости от обстоятельств. Матадоры, хорошие и плохие, тоже участву¬
ют в шоу-бизнесе, который, правда, чреват и ссадинами, и летальным
.37

исходом. Но Каэтано как тореро был настолько искусен, что отсутст¬
вие маски тоже играло на него: толпа считала, что он должен риско¬
вать больше друЬих. Это подсказывало ему, что, возможно, у него не так
уж и много времени для того, чтобы его любили и в него верили, или
не любили и презирали. В этой альтернативе он предпочитал первое.
Профессия сделала с ним то, что иногда нс удается церкви. Посто¬
янное предчувствие близкой смерти заставляло его сильнее любить
Жизнь. Смысл жизни определили прадед, дед и отец, и он продолжал
их дело с большим профессиональным уважением к смерти, а тем са¬
мым закалил свою волю к жизни: что ж, когда настанет его черед —
он с честью умрет или с почетом уйдет на пенсию. Но, к несчастью,
он встретил герцогиню, и они зациклились друг на друге. К несчастью,
потому что она была жертвой, принесшей на алтарь свою чссгь.
Его жизнь стала идти по проторенным тропкам, а его смерть —
смерть матадора — герцогиня наблюдала неоднократно. И так продол¬
жалось уже шесть лет. Пять лет назад она подала на развод, за дело
взялся французский адвокат, а также один из церковных судов Мюн¬
хена. Но ряд обстоятельств завершить дело помешали. Четыре года
назад она поставила Каэтано условие: я наплюю на обстоятельства,
связывающие меня в законном браке, —■ ты же должен бросить кор¬
риду. Для герцогини это было предложение пожертвовать своей душой
в вечности ради спасения его тела. Однако ее душа означала для него
гораздо больше, чем его тело, хорошо бы, конечно, избежать рогов, но,
увы, невозможно; и если бы герцогиня, чтобы избежать осуждения на
вечные муки, уступила бы ему, он бы отказался и.ответил, что быки
для него — единственный способ существования. Два года назад Каэ¬
тано уже было решился на убийство герцога, но в этот момент его
подхватил Бурн, поил четыре дня, после чего матадор смягчился и,
подумав, сказал, что убийство герцога было бы решением крайне оп¬
рометчивым. Герцогиня же мучилась все шесть лет —- ее постоянно
стали преследовать головные боли и ужас оттого, что жизнь продол¬
жается. Ну и Каэтано для разрядки прибегал к коньяку — спиртное
ослабляло его страх перед жизнью.
Каэтано нажал на тормоза, они заскрипели, и машина останови¬
лась. Он схватился за руль и завопил — дикая спазма пронзила желу¬
док. Кричал дважды, словно раненый бык, а затем уронил голову на
руки и замер без движения; шея же' от внезапно залившего ее-пота за¬
блестела.	.	,
Не двигаясь и не говоря ни слова, Бурн подождал пять минут, а
потом достал две сигареты и закурил. Когда Каэтано поднял голову,
Бурн протянул ему одну и сказал:
— В нескольких километрах отсюда есть tonda*. Не возражаешь,
если мы ненадолго'там остановимся? Я бы чего-нибудь выпил.
1 Бар (мел.).
38

В ответ Каэтано неопределенно хмыкнул. Машина снова поеха¬
ла — на сей раз куда медленнее. Стоял холодный, бодрящий весен¬
ний вечер.
Помощник менеджера рассказал Бурну о том, что происходило в
отеле, пока его не было. Помощника звали Гонзало Элек. Это был
очень маленький, чрезвычайно приятный, постоянно улыбающийся
мужчина с тонкими усиками, большими прозрачными глазами и бе¬
лейшими зубами. Несколько лет назад, после какого-то самоубийства
в ныо-йоркском отеле «Ритц», где он работал, сеньор Элек унаследо¬
вал солидный гардероб: он состоял из четырнадцати костюмов пре¬
краснейшего покроя — на все случаи жизни. Костюмы были почти не
ношены и сшиты по моде, господствовавшей как раз перед Первой
мировой войной. Пиджаки на четырех пуговицах, брюки с вешалка¬
ми — элегантность необыкновенная. Наличие такого гардероба позво¬
лило сеньору Элеку надевать каждый лишь дважды в месяц — это его
страшно радовало.
— Теперь, — говорил он Бурну, — до восьмидесяти девяти лет кос¬
тюмы покупать не придется.
Бурн внимательно его выслушал. Главная проблема была в том, что
отель «Пеньялвер-Пласа» переманил одного из их лучших, говорящих
по-английски операторов; поэтому Бурн прошел с сеньором Элеком в
свой кабинет и позвонил оттуда менеджеру отеля «Хилтон».
— Уолтер? Это Джим Бурн. — Он сдержанно ответил на радушное
приветствие. Может, его рука и дрожала бы, если б ой нс держался за
твердую поверхность и под рукой не было бы предметов. Через двад¬
цать часов будет окончательная ясность. А потому все текущие дела
надо делать вполоборота. Нс слишком усердствуя, но продолжать.
В течение ближайших двадцати часов каждый шаг должен быть осмот¬
рительным.
— Послушайте, Уолтер, я надеюсь, что говорю с вами на эту тему
первый и последний раз. Честно говоря, мне вообще непонятно, по¬
чему я это с вами обсуждаю.
Возникла пауза: Уолтер дал Бурну понять, что он нс знает, о чем
идет речь.
— Уолтер, Уолтер, послушайте меня. Или вы перестанете перема¬
нивать у нас операторов, которых мы учим шесть недель, или нам
придется отвечать вам тем же. — Еще одна пауза. — Что я хочу ска¬
зать? А то, что я владею этим отелем, понимаете, не работаю здесь, а
владею, и если сочту, что в качестве ответной меры я должен перема¬
нить весь ваш персонал, я это сделаю — пусть это даже и обойдется мне
в десять тысяч долларов. Уолтер, нужно еще что-нибудь объяснять? —
Он посмотрел на сеньора Элска и покачал головой. А в это время ре¬
шал, стоит ли тратить время и объяснять Еве ситуацию — если дело
39

застопорится в аэропорту. Если их раскроют — если Еву раскроюу, в
этом случае ему придется падать к ногам герцогини и молить о снис¬
хождении. Нет, этого он делать не будет, и Ева тоже. — Уолтер, если
вы говорите, что произошла ошибка, значит; так оно и есть, потому
что я знаю: вы поняли, что я хотел сказать. Спасибо, Уолтер.
Он аккуратно положил трубку и обратился к сеньору Элеку:
— А, кстати, сколько платит Уолтер своему третьему швейцару?
Все-таки стоит его проучить. — Сеньор Элек назвал сумму в песетах.
Бурн потер подбородок и задумался. — Это чуть больше, чем я рассчи¬
тывал. Что ж, мы предложим ему место второго ночного портье и,
учитывая чаевые...
— А как же Исидро?
— У его жены-француженки серьезно заболела мать, и через зна¬
комого я устраиваю его в парижский «Элизе-Парк». Если ему нужно
будет помочь с визой — сделаем все, что возможно. Вот и все, что я
хотел вам сказать. — И вышел из кабинета, прошел через зал и вошел
в спустившуюся и поскрипывающую клетку лифта.
Сеньор Элек последовал за ним, а потом подошел к администра- '
тору.
— Исидро переходит на работу в парижский отель «Элизе-Парк».
Везет же людям!
Услышав это, администратор радостно улыбнулся. Оба были счас¬
тливы, словно это случилось с ними самими. Но ведь Испания при¬
мерно на двести лет во всем отстает от остального Запада.
Ева появилась в двухкомнатном, расположенном в центре здания
«люксе», в шесть двадцать семь. Увидев это, Бурн с картонной трубоч¬
кой в руке пошел туда и открыл дверь своим ключом. Ева сидела в
кресле лицом к двери.
—	Принес? — вскрикнула она и бросилась к нему. Без особых уси¬
лий он поднял ее, прижал к себе и страстно поцеловал. А затем поса¬
дил обратно в кресло и сосредоточил внимание на трубочке,
демонстрируя ее, как сержант демонстрирует новичкам табельное ору¬
жие. — Это новая трубочка, — сказал он. — Выглядит она точно так
же, как другие, но в нее вошли все три картины: Веласкес уже там был,
к нему мы добавили уже имевшихся у нас Зурбарана и Эль Греко —
они внутри, а Веласкес снаружи. Все три полотна вывозим вместе и
тем самым снижаем риск на две трети.
—	А если меня возьмут, то теряем сразу все.
—	В мои плацы этот вариант не входит. А входит другой: ты увозишь
все три.
—	Но пока все в порядке.
—	Спасибо, дорогая. Твои завтрашние действия проще пареной ре¬
пы. Идешь прямо к начальнику таможни, а трубочку держишь перед
40

собой, и как бы само собой разумеется, что с нсс-то он и начнет. Толь¬
ко улыбайся, и пусть шарф постепенно спадает с плеч — ты же репе¬
тировала. До трубки ему будет?! Очень важно, чтоб он вообще ее нс
коснулся, потому что она весит в четыре раза больше обычной, и он
сразу же что-то заподозрит.
—	А что, если он все-таки ее возьмет?
—	Хочешь сказать, если он протянет к ней руку? Значит, ты ее
держишь так, как держала бы эстафетную палочку. Он ее касается, а
в это время ты перекладываешь ее в другую руку и открываешь крыш¬
ку. Вынимаешь Веласкеса, словно это копия, которую он уже видел,
когда ты везла ее сюда с собой из Парижа. Проделываешь все это
очень медленно и в то же время начинаешь быстро говорить об
Испании, о впечатлении, которое на тебя произвело путешествие.
Если и после этого ему все еше не расхочется посмотреть на карти¬
ну, скажешь, что в Севилье ты познакомилась с настоящим муж¬
чиной, испанцем, равного которому еше не знала. Это уж точно
сработает.
—	А если нет, я ^должна схватить его за штаны и громко кричать?
—	Только если о.чень захочется. — Бурн вовсе не собирался сбивать¬
ся с серьезного тона. — Я не боюсь — пусть смотрит. Копия Жана-
Мари поразительно похожа на оригинал. Он видел копию и знал, что
качество отличное; может, в искусстве таможенник ничего и не смыс¬
лит, и все же я не хочу, чтоб он дотрагивался до трубочки. Он знает
все уловки контрабандистов, кроме тех, которые придумал я; отлично
знает их психологию — это же его профессия. Но если он взвесит труб¬
ку, ты пропала.
— Мы пропали.
— Нет, так дело не пойдет, и ты это прекрасно знаешь. Если кого-
то из нас берут, то все надежды только на помошь другого.
— Да я шучу.
— Я это знал. А теперь — с чего это ты вырядилась?
Этот вопрос, казалось, ее поразил.
— Я думала, у нас будет праздник. Думала, мы поедем в Вилла-Роза
и немножко расслабимся.
На ней было белое вечернее платье — столь крупной женщине этот
цвет не идет. Платье из сатина, который только подчеркивает пышные
формы. Глаза Бурна смотрели холодно и неприветливо, на лице высту¬
пил пот — лоб засиял.
—	Да что ты?
—	Джим, мы женаты почти десять месяцев, а виделись за это вре¬
мя как следует всего лишь два дня.
Ес жалобный тон сразу снял напряжение, которое испытывал
Бурн, — он заговорил спокойно и ровно..После нескольких секунд
вынужденного молчания слова полились, хотя сам он этого вовсе не
желал. '
41

—	Если нас увидят вместе, то ясно как день, что одному или обоим
придется заканчивать жизнь в испанской тюрьме. Начальник полиции
тебя точно запомнит — мы это и планируем. Мои люди в отеле тоже тебя
запомнят, меня они знают. В том случае, если владельцы картины заме¬
тят подмену, начнутся оперативные поиски преступников, которые со¬
вершили кражу. Полиция будет спрашивать всех, и рано или поздно дело
дойдет до начальника таможни. Рано или поздно обнаружат, что ты ос¬
тановилась в этом отеле. Если узнают, что в Мадриде и вообще в Испа¬
нии ты общалась только со мной — мне конец. Если речь зайдет о Диего
Родригесе да Сильва и Веласкесе, на полпути испанцы не остановятся.
Он — очень важная часть их национального достояния.
Бурн стукнул ладонью по столику, жесты выдавали вновь возник¬
шее напряжение: чем шире поле деятельности, тем сильнее нагрузка
на нервы.
—	Какого черта праздновать? В этом номере находятся три экспо¬
ната из национальной сокровищницы Испании, и они все еще в этой
стране. Когда нам удастся их вывезти, работа только начнется! Кому
можно продать национальную сокровищницу? Кому гы продашь ко¬
локол свободы, если выберешься с ним из Филадельфии в Мексику9
Кому можно продать драгоценные камни с английской короны или
тело Ленина? У тебя есть ответы на эти вопросы? А если подумать лет
сорок, то найдешь? А у меня есть. И только у меня. Ты их не зна¬
ешь, и Жан-Мари тоже. Он — фабрика, а ты — отдел доставки. Я же
разрабатываю план, я краду картины, я вкладываю капитал, я рискую,
значит, только я- могу ими распоряжаться. Ты же — отдел достав¬
ки, и только, и ничего другого! Ты — самая незначительная и
легче всего заменяемая деталь во всем этом глупом, ребяческом
механизме.
Хотя ярелля этого моу\олога Бурн и дал некоторую волю эмоци¬
ям, тон его голоса повысился ненамного — словно это был обычный
вежливый разговор. Он позволил себе жест или два, чтобы подчеркнуть
опасность, но и только. А затем сел в кресло и закрыл лицо руками.
Она налила ему полстакана виски и заставила взять стакан, но при
этом он на нес даже не взглянул. Тогда она бросила на полотенце ку¬
бик льда и принялась тереть ему затылок. Он медленно заглатывал
напиток, а свободной рукой обхватил ее и стал нежно целовать. Она
нагнулась и тоже поцеловала его в висок, потом в щеку, а затем в
макушку, не переставая шептать «мой дорогой, мой дорогой» снова, и
снова, и снова.
Ночь споткнулась о рассвет. Словно шум женских шагов внизу не¬
подалеку — громкий, резкий, отчетливый. А они лежали в темноте,
не двигаясь, словно, если бы это произошло, время бы понеслось:
сразу бы наступило 10.35 утра, час, когда в аэропорту Барахас им суж-
42

дсно было расстаться, и, может быть, навсегда. Бурн лежал на спине
и жадно глотал воздух, живот поднимался и опускался, словно он
только что сошел с ринга. Ева лежала на боку, прижавшись к нему и
тоже тяжело дыша, всматривалась в темноту, представляя себе'его
профиль; руку она положила ему под голову и обнимала ею его за
плечо.
Он потянулся к тумбочке у кровати, пытаясь достать сигарету', но
этого она ему нс позволила. Медленно отвела руку назад, несколько
мгновений держала голову на его животе, а затем, почувствовав, что
он ловит ртом воздух, постепенно перебралась ему на грудь, освобо¬
див его руку. Тогда он достал наконец сигареты и спички, немного
помедлив, вынул из пачки две штуки и сунул их в рот.
Спичка зажглась, и она увидела его лицо — оно было как мрамор¬
ная маска. Одйу сигарету он отдал ей и выпустил при этом огромный
клуб дыма.
Она поставила пепельницу себе на живот. Они молча курили, а
закончив, положили туда окурки; тогда она сняла ее с живота и тихо
опустила на пол.
Его рот был мягким, а ее приоткрыт — словно ожидала поцелуев;
казалось, они никогда не целовались, и сейчас им это было необходи¬
мо, чтобы продолжать жить'.
Гигантская рука, настолько огромная, словно только она и направ¬
ляла курс комет, поднялась и принялась ошипывать небосвод — сди¬
рать с него одну звездочку за другой. Каждую ночь рука возвращалась
и срывала все новые и новые звезды. Ночи становились чернее и
дольше, но никто этого не замечал. Ведь никто больше наверх не
смотрел.
Глаза у герцогини воспалились, но она продолжала вязать. Бессон¬
ными ночами в полном одиночестве она вязала всегда.
Миссис Пикет громко храпела. Раздевшись до комбинации, но не
снимая туфель, она лежала прямо на покрывале. Мистер Пикет* си¬
дел за письменным столом и четырехцветной французской ручкой на
тонкой гостиничной бумаге писал письмо. Буквы были очень малень¬
кие, й, казалось, что мистер Пикет написал уже тысячу писем четырь¬
мя различными цветами;- он пользовался контрастными тонами,
потому что многократно употреблял скобки и всегда стремился под¬
черкнуть главную мысль<Наконец он отложил ручку и принялся пе¬
речитывать письмо с самого начала. Его «Троил» был на пути к
всемирной славе.	/
43

Доктор Муньос спал на спине, держа сложенные руки на впалом
животе. Его верхняя губа была покрыта белой в складках тканью, ко¬
торая была обвязана вокруг головы — так он лелеял свои усы. Во сне
он чуть заметно улыбался или, по крайней мере, так казалось.
Каэтано выбрался из постели и начал медленно одеваться Девуш¬
ка заговорила, и он вежливо ей ответил. Она схватила его за руку, но
он высвободился, потрепал ее по щеке и снова принялся за свое.
Когда позвонил Викториано Муньос, у Бурна была встреча с заве¬
дующим хозяйством и экономом, на которой обсуждались вопросы,
связанные с доставками на два месяца; встреча началась через двад¬
цать минут после того, как Ева с заветной трубочкой выехала в аэро¬
порт. Муньос только что снял квартиру на улице Фортуни и хотел
после того, как там обоснуется, на следующей неделе пригласить Бур¬
на на чай.
Бурн поблагодарил и ответил, что ему было бы очень приятно при¬
нять приглашение, но Викториано, конечно, понимает, что начинает¬
ся сезон, и проблемы расселения туристов могут в последний момент
расстроить его планы. Это замечание явилось поводом к дальнейшему
бесконечному разговору; желая прервать его, Бурн перешел на «угу»,
закатывая при этом глаза (о, как он мне надоел!), а сам все время ду¬
мал о том, как дела у Евы.
После того как разговор все-таки закончился, он с неохотой запи¬
сал себе приглашение Муньоса, потом резко встал, сказал двум своим
помощникам, чтобы все оставшиеся вопросы решались без него, вы¬
шел, сел в машину и, нарушив собственный план, поехал в аэропорт.
Ева же рано ут-ром оделась, упаковала чемоданы, страстно поцело¬
вала Бурна, даже более чем страстно, потому что они решили, что, как
только картины будут б Париже и работа окончена, он заедет за ней в
Париж, а потом будет жить с ней в Мадриде официально как муж с
женой. Они тихо вышли в коридор — для того чтобы убедиться, что
там никого нет; потом Бурн поцеловал ее,-и они расстались; на про¬
щание он сказал, что все будет хорошо и волноваться не надо. Она ему
мило улыбнулась, потрепала по щеке, и он выскользнул в дверь.
А она и не думала волноваться. Бурн продумал все до мелочей —
она была в этом уверена. Наверное, все же при здравом размышлении
о предстоящем часе по спине у нее должны были пробежать мурашки;
но она чувствовала себя так, словно шла к таможенному начальству
44

заявить о том, что забыла указать в декларации лишнюю пачку сига¬
рет. Вошла в номер и вызвала носильшика и такси.
За багажом поднялись сразу двое; странно, ведь она сказала дежур¬
ному, что у нее'только два места. Нс только два носильшика — по¬
явился даже помощник менеджера сеньор Элек.
И надо же — совпадение: Бурн, после того как зашел в кабинет
менеджера пожелать мисс Квин по-испански доброго угра, тоже вы¬
шел в коридор. Увидев Еву в окружении трех мужчин, он изумился,
но совсем по другой причине. Бурн почему-то всегда считал, что толь¬
ко он восхищается ее красотой; но сейчас ему стало вдруг понятно
(одновременно тревожно и радостно), что и помощник управляющего,
и парикмахер, и швейцар — вообще все мужчины, работавшие в оте¬
ле, с удовольствием поднесли бы ей чемоданы, если б решили, что им
что-нибудь светит.
Два носильщика посадили Еву в такси, но только один взял чаевые.
Другой же просто улыбнулся, пожал руку, отошел и исчез. Сеньор Элек
протянул ей трубочку, пожелал приятного полета и скорого возвраще¬
ния, заверив, что им будет не хватать ее красоты и грациозности; на
прощание он велел шоферу ехать в аэропорт Барахас. Затем хлопнула
дверь, и машина унеслась. А через девять секунд, после того как так¬
си повернуло на Алькала и направилось на площадь Независимости,
вдруг подступил страх.
Началось это где-то в животе. Сначала слюна — словно из цемен¬
та, затвердела и стала затруднять дыхание. Ее бросило в дрожь. Она
невбльно схватилась за трубочку — та со стуком упала на пол машины
ей под ноги.
Машина свернула с улицы Алкала — пришлось делать крюк из-за
строительных работ на улице Веласкеса. Как часто попадается ей на
глаза эта пугающая фамилия: Веласкес в Виллануэва, Веласкес в Хор¬
хе-Хуан. Она наклонилась и спросила шофера, нет ли более коротко¬
го пути в Барахас. И, очевидно, чтобы доставить ей удовольствие, он
повернул направо и остановился на перекрестке улиц Веласкеса и
Гойи. Она закрыла глаза и усилием воли попыталась избавиться от
страха, а затем стала считать до ста.
На площади Мануэля Бекерра шофер решил сократить путь и по¬
ехал по улице Картаген по направлению к Авенида де Америкас, а за¬
тем они выехали из города. К этому времени она уже вся взмокла от
пота. На ней было легкое коричневое платье, и в этот теплый весен¬
ний день пятна пота выступили на нём очень отчетливо. Она подума¬
ла, что такой вид вряд ли понравится начальнику таможни, — а ведь
было приказано его очаровать; ей представилось, как она покроется
такими же пятнами — только красными — в том случае, если ес заое-
кут; тогда она бросится бежать и ее застрелят.
.45

Руки затряслись. В то время как такси сделало полукруг и поехало
в сторону аэропорта, она потянулась к кошельку: с превеликим тру¬
дом удалось найти сотенную купюру, она положила ее на сиденье
рядом с собой. Когда такси подъехало к зданию, где находились но¬
сильщики, она вышла, сказала «Эйр Иберия» до Парижа, а затем под¬
нялась и стала смотреть, как шофер и носильщик вынесли из машины
два чемодана. Немного погодя пришла в себя и поняла, что шофер
стоит с ней рядом и ждет, когда она заплатит.
— Они на сиденье. — сказала она.
— Что на сиденье, сеньора? — спросил шофер.
Тогда она так круто развернулась, словно повинующийся команде
солдат, и пошла в здание, где размещаются службы. Шофер хотел было
ее остановить, но вдруг понял, что она имела в виду, посмотрел в маши¬
ну и, увидев на сиденье сотенную купюру, ошалел от счастья: как хоро¬
шо все обернулось!
Ева пошла в секцию, где обслуживали пассажиров «Иберии»: но¬
сильщик взвесил ее чемоданы, ему же она отдала и конверт с билетом
Затем прошла мимо компаний «TWA» и «ВЕА», миновала информаци¬
онное бюро, газетный киоск, женскую комнату и направилась в бар.
Заказала двойной джин, и когда его принесли, уставившись в пол, ста¬
ла медленно потягивать. Затем заказала еще один — в это время при¬
шел носильщик и сказал, что для регистрации билета необходим ее
паспорт. Она его поблагодарила и дала на чай десять песет — сдачу от
джина. Руки уже не тряслись.
В секции, где обслуживали пассажиров «Иберии», она отдала чи¬
новнику паспорт и бирки для’багажа, который принес ей носильщик,
и с ослепительной улыбкой попросила принести чемодан тот, что по¬
больше, затем, не говоря ни слова, схватила его и пошла в женскую
комнату. Там она сняла запятнанное страхом платье и надела другое,
а затем вышла, подошла к своему багажу, твердой рукой взяла трубоч¬
ку и, пройдя мимо охранника у входа в таможню, направилась прямо
в кабинет начальника. •
Бурн приехал слишком поздно — се уже не было. Сначала он поискал
се в толпе пассажиров, затем посмотрел на террасе ресторана — она на¬
висала над полем. Когда он подошел к проволочному заборчику, то уви¬
дел, что в «Иберию» заходят пассажиры, и стал с диким видом всматри¬
ваться, предчувствуя беду; и в этот момент увидел ее на трапе: с трубочкой
в руке она весело болтала с престарелой монахиней, которая поднима¬
лась в самолет впереди нее. Назад Ева не обернулась.
»
Перед началом своей преступной деятельности Бурн жил в Париже
в течение почти трех лет. И не только жил — работал тоже. Выполнял
удивительно неинтересную работу чиновника страховой компании —
сам себе такую подобрал, но сразу же решил, что ненадолго. И не
46

потому, что в этой работе было мало риска — на это ему было напле¬
вать, — а потому, что она очень напоминала ту бесчестную повинность,
которую он отбывал в конторе отца. По мнению Бурна, работа в стра¬
ховой компании была еще более бесчестной, однако он отдал ей два
года и восемь месяцев. Правда, благодаря этой работе Бурн накопил
определенный капитал: работая в компании, он мог завышать налоги,
и в итоге за весь период пол у1! ил вместо двадцати одного миллиона
франков девяносто шесть; правда, был риск — в тюрьме он отсидел бы
лет тридцать пять. Две пятых дохода им было вложено в ту же самую
страховую компанию, потому что он был уверен: они получили серь¬
езный урок и только и ждут момента, чтобы его подловить. Вся эта
деятельность не имела никакого отношения к последующей, но три
года, проведенные в Париже, принесли ему друзей и жену. А друзья,
и особенно жена, как выяснилось впоследствии, имеют своих со¬
бственных друзей и связи, близкие миру искусства; а если без обиня¬
ков, то именно друзья и познакомили его с будущей женой; она уже
вывела его на Жана-Мари.
Ева Лыоис была женщиной, которую многие считали недотепой.
Еще когда она работала в одном из нью-йоркских журналов мод, вы¬
яснилось, что у нее есть привычка беспричинно рыдать в совершенно
неподходящей обстановке. Однажды она разрыдалась, услышав рас¬
сказ о том, как маленького мальчика одного отправили с Центрально¬
го вокзала в летний лагерь; другой раз — когда сказала, что породу
собак можно определить с помощью жевательной резинки. Позже об¬
наружилось, что подобное поведение есть следствие ее реакции на
лекарства — врачи прописали их, чтобы остановить резкое похудение:
ей давали дексадрин. По сравнению с другими Ева считалась челове¬
ком, на которого трудно положиться. Руки у нее регулярно тряслись,
что было следствием слабой сопротивляемости алкоголю. Люди тако¬
го сорта чувствительны, впечатлительны и легко ранимы — эти качес¬
тва еще можно как-то терпеть. Но аборт, замужество и развод —
именно в этом порядке — сразу же построили между ней и другими
женщинами, работавшими в журнале, неодолимую стену: они были так
воспитаны, что ни аборт, ни развод просто не могли вызвать какого-
либо сочувствия. А еще они знали, что существуют прекрасные пилю¬
ли — пилюли для спанья и пилюли для ходьбы; так почему же она
ничего не предпринимает, чтобы прекратить дрожь в руках? Да, это
были современные и образованные женщины, а она — она неудачни¬
ца, которая не может приспособиться, не может бороться — а если в
человеке не живет дух борьбы, как ему тогда вообще выжить?
Естественно, что, когда живешь по высшим мировым стандартам,
приходится за это здорово платить. Зарплата необязательно растет
вместе с ценами; администрация, конечно же, это видела, но считала,
47

что, работая в подобном месте, персонал все равно обязан оставаться
на высоком уровне; уровень определялся репутацией каждого, и недо¬
тепы поощряться не могли. Всем предписано соблюдать нормы жиз¬
ни — жить по установленным здесь законам. И все по ним и жили,
только до Евы Льюис это не доходило.
Уцелеть было делом почти невозможным, и она сделала то. что
делали другие недотепы. Вместо того чтобы кончить жизнь самоубий¬
ством или уйти в монастырь, отправилась путешествовать по Европе.
Сколько хватит денег, а там — будь что будет!
Вначале жить в Париже было очень интересно, может быть, пото¬
му что в каком-то смысле она стала невидимкой. Могла ходить куда
угодно, не понимая при этом ни единого слова, — так было каждый
раз, когда она выходила из отеля «Жорж Пятый», «Кальвадоса» и Лув¬
ра. Затем стала завидовать людям, у которых есть слуховой аппарат:
могут включить или выключить, могут выбирать, что слушать, а что
нет, и не стареть из-за трепотни. Ева, однако, была лингвистом от
природы, так же как Дэрроу был рожден судебным адвокатом, а Эй¬
зенхауэр — игроком в гольф; это означало, что все трое должны были
вставать с рассветом и далее каждую минуту посвящать развитию сво¬
их способностей.
Когда Ева впервые приехала в Париж, она и подумать не могла, что
когда-нибудь будет говорить на шести языках. Через четыре недели она
познакомилась с удивительно прекрасным поляком — фотографом
моды, который не говорил по-английски, а вскоре переехала к нему и
стала жить в квартире без удобств на третьем этаже на площади Воте-
зов. Через четыре месяца ее французский был не так уж и плох — тре¬
бовалось лишь его совершенствовать, а этим она и занималась. Через
семь — овладела польским языком, более трудным.
Продолжая в том же духе, поехала в Рим, где с помощью такого же
учителя освоила итальянский, а затем в Испанию, где изучила испан¬
ский. В Италии она устроилась в качестве сценариста в американскую
кинокомпанию, в Испании работала для парижского издания амери¬
канской газеты, выходившей в Мадриде. Дальше шла Германия: там
она работала агентом по рекламе: рекламировала чикагскую космети¬
ку во Франкфурте, городе, находящемся в той части Германии, где
наиболее правильно говорят по-немецки. Каждый учитель, пока она
жила с ним, казался ей самым лучшим мужчиной ее жизни (впрочем,
так и должно быть), а испанец вообще — верхом совершенства. Ей
было двадцать шесть; через шесть лет у нее уже был парижский акцент;
правда, польским она так до конца и не овладела (она говорила на этом
языке лишь тогда, когда встречалась с польскими киношниками), но
даже поляки вряд ли представляют, как можно в совершенстве знать
их язык. По-испански она говорила так, как говорят в Кастилии, а по-
итальянски — как в Риме. Ее итальянский был бы еще лучше, если бы
любимый итальянец не был родом из Сиены; в полном же порядке все
48

было с немецким. Ну а английский — его она учила в Нью-Йорке, в
высшей школе Джулии Ричмэн, что, конечно же, говорит само за себя.
Сама Ева прекрасно знала о том, что она недотепа; приятели в
Штатах прожужжали ей уши, твердя о том, что она «забавная анома¬
лия», «невероятная нелепость», «человек, свалившийся с луны». Из-за
приобретенных в результате таких убеждений комплексов на вечерин¬
ках она вела себя довольно странно. Но появился Бурн, и комплексы
исчезли. Словно опытный хирург, он удалил злокачественную ткань,
и Ева выздоровела — раз и навсегда.
Ее фамилии в паспорте и других документах были Льюис, Крайдер,
Смент, Куинн и Сандин: одна из них была настоящей фамилией Бурна,
другие же нужны были ей для того, чтобы перевезти через границу три
копии картин испанских мастеров; при въезде в каждый город фамилия
менялась. Что же касается фамилии Бурна, она сначала се взяла и толь¬
ко потом узнала, что он преступник и вор — после того, как он сделал из
нее здоровую женщину, которая была ему нужна и желанна. И естествен¬
но, что после этого уже ничего нельзя было поделать.
Парижская авеню Де ля Мотт-Пике тянется мимо Марсова поля ко
Дворцу инвалидов; эта респектабельная буржуазная улица, подобно
многим другим, выходит к Сене. Как только самолет приземлился в
Ле Бурже, Ева сразу же взяла такси и сказала шоферу ехать туда, к
дому номер восемнадцать. Лифт шел со скоростью, с которой растут
маргаритки, миллиметр в час, и был настолько узок, что ей с ее двумя
чемоданами пришлось держать трубочку над головой — словно персо¬
нажу из водевиля. О, этот бесподобный французский «асенсер»! Он так
похож на Жана-Мари! Наконец лифт все же приехал на верхний этаж,
она вышла и нажала на кнопку звонка.
Дверь отворилась. Он впустил ее в комнату, оставив багаж в кори¬
доре, а затем обслюнявил ей щеку. Она что-то произнесла, и он по¬
нял, что надо забрать багаж; снова открыл дверь, она вернулась в
переднюю и внесла его в комнату — он молча и с одобрением за ней
наблюдал. Ну а трубочку в полутьме она прислонила к стене. Он до
нее не дотронулся, только спросил:
— Это? Они там? Ради Святого Жозефа, ответь мйе, Ева, они там?
* Она закрыла дверь и, улыбнувшись, кивнула. Он взял трубочку и
побежал из коридора в студию, откуда выскочила Лялю и через дру¬
гую дверь что-то ему крикнула.
Лялю была похожа на куклу, а голос — на кошачье мяуканье. Что¬
бы ее поцеловать, Еве пришлось наклониться.
— О Ева! Удачно добралась? Как Джим? Ты надолго? Им понрави¬
лись рисунки Жана-Мари? — Звуки вылетали из ее горла, словно из
колодца, наполненного пьяными канарейками. Она схватила Еву за
руку и повела в студию — туда, куда пошел Жан-Мари.
49

Это была большая комната-студия с наполовину застекленным по¬
толком и двумя огромными окнами по углам. Она очень подходила
человеку, который в течение четырнадцати месяцев устроил две удач¬
ные выставки — о них Париж еще не забыл. Студия выходила на мно¬
гие достопримечательности, имевшиеся на юге города. Справа
находилась военная школа, слева музей «Инвалиды», а позади выси¬
лась Эйфелева башня; крыш виднелось столько, что обозреть их все
было невозможно. Стоял март, окоро должно потеплеть, шел дождь, но
холод и дождь только красили город — невероятная ситуация!
Ева вспомнила, что Лялю ничего не знает об операции и хотела
бы, чтобы Жан-Мари тоже не знал всех деталей. У него всегда был
такой вид, будто он вот-вот собирается выйти из игры. Сейчас он
решил подразнить Лялю: лениво облокотился на пианино и стал смот¬
реть Еве в глаза.
— Что ж ты ее не открываешь? — спросила Лялю.
— Л чего смотреть? Там то же самое, что нарисовал я, — ничего
особенного, можешь быть уверена.
— Что ты имеешь в виду, дорогой? — спросила Лялю.
— Да он нас дразнит, — ответила Ева. — Понимаешь. Джим нс смог
продать его картины. Тот, кто хотел их купить, умер
— О, как жаль! Человека, я имею в виду, — сказала Лялю.
Такое объяснение напомнило Жану-Мари, что он сам умолял нс
вводить Лялю в курс дела, и художник понимающе улыбнулся. Ева
тоже ответила ему улыбкой. Счастливой улыбкой. Она была и вправду
счастлива — ведь все прошло хорошо. Счастлива за Бурна, за Жана-
Мари и еще более счастлива оттого, что свободна — сумела избежать
испанской тюрьмы.
Жан-Мари плюхнулся на подушку и стал работать — открывать
трубочку. Крышка тут же поддалась. Он присвистнул, а брови полезли
на лоб — Ева и Лялю засмеялись. Волнующий момент — как жаль, что
сейчас здесь нет Бурна!
Потом на лице Жана-Мари появилось удивление. Она увидела, как
он перевернул трубочку и постучал по дну. Картин в трубочке не бы¬
ло — там вообще не было ничего. Ничего! Трубочка оказалась пус¬
той. На самом деле пустой, потому что Ева схватила ножницы и ее
разрезала. В трубочке не было ничего! Ни Веласкеса, ни Зурбарана,
ни Эль Греко — ничего! Она никогда не забудет взгляд, которым на¬
градил ее Жан-Мари. Так на нее еще не смотрели. Картйн в трубоч¬
ке нс было — ни одной.
На втором году жизни в Мадриде Бурн повадился летать в Париж
каждый месяц на один из четырехдневных уик-эндов. Он вылетал из
аэропорта Барахас на самолете компании «Эр-Франс» в два часа трид¬
цать минут и возвращался рейсом в один час из Ле Бурже на самолете
50

компании «Иберия». Отелем в это короткое время управлял сеньор
Элек. И на седьмом месяце, во время своего второго свидания с Евой,
он познакомился с Жаном-Мари, мужем ближайшей подруги Евы
Лялю.
Жан-Мари был одаренным художником, который, однако, предпо¬
читал делать копии; он говорил, что изучал искусство как бизнес. На
десятом месяце их общения Бурн почувствовал, что настал час от¬
крыть художнику планы, и через двадцать минут соглашение было до¬
стигнуто.
Они сидели на крошечной террасе кафе «Бенито Рейес» на бульва¬
ре Малерб. Жан-Мари и Лялю жили тогда на улице Лавуазье, за ог¬
ромным супермаркетом «Феликс Потен». Жареную картошку Жан-
Мари запивал шоколадом. Он перенял эту скверную привычку у
американца по имени Чарльз Мозес, специалиста в области франко¬
итальянских языков, который, питаясь этой отвратительной смесью,
просиживал на террасе от открытия до закрытия. Бурн всерьез опасал¬
ся: а вдруг он опустит одну из соленых картофелин в сладкую розова¬
то-коричневую массу?
Жан-Мари был всем весьма доволен: ведь у него прекрасно рабо¬
тал желудок и не были нарушены обмен веществ и способность к раз¬
множению. А еще довольнее стал, .когда встретил Лялю; когда же она
согласилась выйти за него замуж, он и вовсе очутился на седьмом небе.
Они поженились, и за восемь лет радость от общения отнюдь не
уменьшилась.
Ничем, кроме таланта, Жан-Мари нс выделялся; талант же, если бы
жизнь была чуть менее устроенной, мог бы вполне перерасти в гени¬
альность. Качество его работ было отличным — и технически, да и
впечатление производило. Он. предпочитал копировать мастеров — и
потому, что копии нравились Лялю, и потому, что приносили какие-
то деньги. Он писал в разных музеях, в основном в Лувре, хотя был
период, когда целых четыре месяца писал в музее Делакруа на площа¬
ди Фурстенберг. На него работало шесть посредников, которые нахо¬
дили клиентов, желавших иметь копии чаще всего Рубенса, Пикассо
или да Винчи*, в большинстве своем это были туристы из Германии и
Швеции; посредникам Жан-Мари платил комиссионные.
Отхлебывая датское пиво, Бурн излагал Жану-Мари свои планы.
Художник спокойно слушал, часто кивал, потягивал шоколад и смот¬
рел главным образом на автомобили, которые мчались по площади
Сант-Опостсн.
— Отлично, друг мой, — отреагировал он, когда Бурн закончил. —
Долгие годьья только и думал о том, как увеличить доходы. Но.в
Лувре этого, увы, не сделаешь; хотя думаю, что, рисуя в каком-ни¬
будь известном испанском соборе, тоже не особенно разбогатеешь. —
Жан-Мари был парижанином, и его речь лилась как прекрасная
музыка.
51

—	Вам не надо об этом заботиться, — ответил Бурн. — Это моя ра¬
бота и мои проблемы.
—	А я буду только рисовать.
—	Именно.
—	Деньги же мы делим пополам.
—	Я привезу расчеты.
—	И согласно им каждый получит половину?
— Когда все будет кончено — да.
— Объясните мне, что это значит.
— Вы хотите внести в дело свою долю?
— У меня нет денег.
— Я знаю. Итак, чистую прибыль мы действительно поделим по¬
полам. А до этого финансировать операцию должен я, и все деньги
будут у меня.
Жан-Мари заколебался.
— Что-то мне это не очень нравится. А на что вы их будете тра¬
тить?
— На многое. — Бурн достал из. кармана лист бумаги, на котором
были набросаны колонки цифр. Жан-Мари принялся изучать их, а
Бурн допил пиво и попросил официанта Анри принести еще. Тогда
. Жан-Мари поднял голову.
— Выглядит убедительно, — сказал он.
— Спасибо.
— Но почему вы начинаете платить мне по пятьдесят тысяч ежене¬
дельно только со следующей недели?
— Потому что на этой вы будете изучать манеру письма испанских
мастеров, составите план работы и сделаете пробы.
Жан-Мари недовольно хмыкнул.
— Я так не работаю. Просто смотрю и рисую. Все происходит очень
быстро. Спонтанностью иногда достигаешь гораздо большего, чем кро¬
потливым. изучением, особенно в смысле цвета.
— Ладно, принимается, — согласился Бурн. — Но забудьте, что вы
профессиональный имитатор. И надо, чтобы все об этом забыли.
— А что мне делать в свободное время?
— Развлекать Лялю.
— Я и сейчас это делаю.
— Вне дома. ’
— Она не позволит мне бросать деньги на ветер, но, кажется, я вас
понял. Через три дня закончу Делакруа — и я ваш. Большое полотно.
Кстати, он целиком вышел из Гойи.
— Хорошо. Подумайте, как сделать, чтобы как имитатор вы исчез¬
ли. Не ходите некоторое время в музеи и забудьте о посредниках. Гу¬
ляйте вдоль реки. Правый берег — не место'для настоящего.художника.
А, кстати, почему бы вам. не заняться пока собственным творчест¬
вом, а?
52

Жан-Мари потер челюсть, а потом стал жевать картошку.
— И в самом деле, почему бы нет?
Он протолкнул картошку внутрь, запив ее сладким тепловатым
шоколадом — Бурна чуть не вырвало.
Они закончили переговоры. Основной вклад Бурна, который будет
ему возвращен сразу же после получения денег, должен быть не более
двенадцати с половиной процентов от планируемого дохода; ну а даль¬
ше все будет зависеть от цены, по которой картина пойдет на рынке.
Отныне Жан-Мари и Лялю будут говорить всем, кого они знают в мире
искусства, о том, что он и пришел к выводу: копии не стоят того, что¬
бы ими дальше заниматься, и в будущем Жан-Мари станет творить
только свои собственные образы. Он должен будет сказать Лялю — она
придет в ужас, когда услышит о том, что бросает дело, приносящее
доход; еще он скажет ей о том, что Бурн ему верит и финансирует (га¬
рантирует пятьдесят тысяч франков еженедельно) до тех пор, пока его
не начнут регулярно покупать. Они пожали друг другу руки, но пред¬
варительно договорились о том, что Бурн также организует и будет из
вышеупомянутого общего фонда финансировать одну выставку раз в
полгода, а также рекламировать оригинальное творчество Жана-Мари,
чтобы о нем как об имитаторе память исчезла: все должны знать и вос¬
принимать его как оригинального серьезного живописца.
А далее предложение выдвинул Жан-Мари; Бурн отреагировал не¬
медленно, продемонстрировав свойственные преступнику превосходст¬
во и гибкость, потому что все в муках выношенные им в течение
четырнадцати месяцев планы мгновенно изменились. Всего семь ми¬
нут понадобилось, чтобы прослушать, переварить и оценить выданную
Жаном-Мари информацию — просто так, на всякий случай — к тому
чтобы пополнить сведения Бурна о возможной продаже картин и тор¬
говле ими.
Швейцарский адвокат, хорошо известный в деловых кругах, имел
клиента — одного из самых удачливых парижских дельцов от искусст¬
ва, которых Жан-Мари когда-либо знал. В течение трех месяцев он
шесть раз приглашал Жана-Мари на дорогие ленчи; на них, исполь¬
зуя все музыкальные лады, адвокат убедил художника, что великий
делец считает Жана-Мари самым лучшим имитатором в мире. Увидев
реакцию Жана-Мари на эти слова, адвокат в самых общих чертах и
сугубо академических терминах изложил свой-проект.
У него сеть клиент. Не важно, будет ли этот разговор иметь про¬
должение, но его имя так или иначе будет сохранено в тайне. Вкусы
клиента утончены, а средства не ограничены. Он считает адвоката че¬
ловеком надежным, с которым можно обсуждать любые вопросы, даже
если они чреваты нарушением закона. Так вот. он рассказал адвокату
о некоей собственности, которая некогда была его и которой он же¬
лал бы снова овладеть. За это он заплатил бы любую сумму. Однако,
чтобы ее заполучить, клиенту нужны копии некоторых полотен; это
53

было темой, которую адвокат очень хотел обсудить с Жаном-Мари на
любых предложенных им условиях.
— И вы ее обсудили? — спросил Бурн.
— Нет.
—- Почему?
— Да потому, что этот адвокат — жулик. Мне не понравилось, как
он все это преподнес.
В тот же вечер Бурн улетел из Парижа в Цюрих. Но перед этим по-
. звонил тому адвокату, и они условились о встрече на следующее утро.
У адвоката Черна была лысая макушка, а по бокам головы желтели
клочки волос — казалось, что они крашеные. Он был желтого, розо¬
вого, голубого и белого цветов — два последних присутствовали в его
внешности благодаря ясным глазам и крепким ровным зубам. Это был
исключительно, даже чрезмерно здоровый мужчина, чье рукопожатие
было чересчур крепким, голос чересчур громким, смех чересчур, звон¬
ким.' улыбка чересчур широкой, а каждое движение настолько неис¬
кренним, что Бурн сразу же решил: адвокат Чсрн с его отцом — одного
поля ягода.
Соглашение было заключено на следующий день, и хотя адвокат
Черн и был для Бурна темной лошадкой, в конторе отца его научили,
как таких раскалывать: Бурн, как отец и учил его, сыграл на жадности
адвоката. Он сказал:
— Через одного художника, друга фирмы «Марга и сыновья», мне
стало известно, что вы представляете интересы клиента, которого ин¬
тересуют испанские картины. .
— Что это за художник?
— Жан-Мари Кальбер.-
— А-а.
— Мы работаем вместе.
— А-а.
Бурн сделал длинную паузу. Черн был адвокатом и из практики знал,
что можно спокойно сидеть и ждать, и окружающие сами сорбшат нуж-
ную.тебе информацию. Прошло минуты четыре, и адвокат заговорил. Он
сказал, что несколько дней назад имел беседу со своим клиентом, кото¬
рый ищет специального человека, способного надежно хранить сокро¬
вища испанского искусства, — но дальше слов дело не пошло.
Вместо ответа Бурн продолжал молча смотреть на своего собесед¬
ника, и тогда тот не выдержал.
— Так у вас есть такие полотна или нет?
— Можно достать.
— А эти можете? — Он открыл верхний ящик стола, достал оттуда
два листа тонкой бумаги — какие-то списки — и протянул их Бурну.
Бурн смотрел на них, не дотрагиваясь.
54

—	Некоторые могу.
—	Какие именно?
—	Отвечу позднее.
—	Когда позднее?
—	Когда подпишем письменное соглашение.
Такой ответ втайне понравился адвокату. Для адвокатов письмен¬
ные соглашения наполнены кабалистическими знаками, тайным смыс¬
лом — одно написанное слово для адвоката ценнее целого разговора.
Однако Черн нс подал вида, сидел и молча и рассеянно грыз ноготь.
Шли минуты. Наконец он сказал:
—	Надеюсь, вы понимаете, что фамилия моего клиента в соглаше¬
нии фигурировать не должна.
— И моя, между прочим, тоже, — ответил Бурн.
— Вы, конечно же, шутите.
На эту реплику Бурн нс отреагировал, и скоро договор был со¬
ставлен.
Стараясь показать, что играет честно, Бурн согласился внести в
общую сумму сто тысяч швейцарских франков. В контракте фигури¬
ровали два варианта — вариант «А» и вариант «Б». По контракту, кар¬
тины должны быть получены клиентом за период не более двухсот
восьмидесяти дней. Согласно варианту «А», после получения первого
полотна Бурну должна быть выплачена вся сумма плюс пятнадцать
процентов; в случае же если картина доставлялась согласно варианту
«Б», он получал сумму в восемьдесят три тысячи пятьсот долларов.
После доставки картины поступают в распоряжение некоего Воль¬
фганга Грегори Манделя, который работает в парижском банке брать¬
ев Траумер по улице Бальзанс в доме номер сорок шесть. Учитывая
проявленную Бурном добрую волю при внесении денег в депозит и
понимая необходимость предварительных расходов и затрат, связан¬
ных с предстоящим приобретением картин в Испании, а также стои¬
мость транспортных расходов, стороны пришли к соглашению, что из
суммы, равной двадцати процентам средней стоимости картин, ука¬
занной в вариантах «А» и «Б», или средней суммы, составляющей
двадцать одну тысячу триста долларов (из фондов, которые нс подле¬
жат отчетности и возврату), после подписания договора Бурну будет
выплачено две трети, а оставшаяся одна треть — после доставки пер¬
вой картины.
Вначале Бурн настаивал на том, чтобы под названной суммой сто¬
яла подпись клиента адвоката; Черн же стал настаивать на том, чтобы
там стояла подпись Бурна.
— Это же естественно, мой дорогой друг. Вы хотите, чтобы вам
заранее оплатили все ваши расходы. В области искусства так обычно
не делается, но вы — специалист, и я принимаю все ваши аргументы.
55

И все же — как насчет честной игры? Вы нс называете своего имени,
следовательно, я должен довериться совершенно незнакомому челове¬
ку. А откуда моему клиенту известно, что, получив такую сумму, — а
речь идет об очень крупной сумме, — вы не исчезнете? Другими сло¬
вами, откуда нам известно, что вы поедете в Испанию, а вернувшись,
не заявите, что вам не повезло, а деньги, к несчастью, вы все истрати¬
ли? Конечно, вы — специалист. И все же, если вы и в прошлом до¬
ставали полотна или, скажем, драгоценности, то знаете, что я просто
обязан вас контролировать. Нет, вашему таланту в такой редкой про¬
фессии я полностью доверяю, но все же, платя такую сумму, мы долж¬
ны знать, с кем имеем дело.
—	Что ж, тогда все, — сказал Бурн и, вскочив, бросился к двери.
—	Минутку, — остановил его Черн. — Минутку, пожалуйста.
Бурн был уже у двери.
—	Хорошо.
Круто повернувшись, Бурн зашагал к креслу и в него плюхнулся.
Было решено, что в контракте будет стоять подпись Вернера
Шрампфта — решено, потому что другой фамилии Бурн не назвал.
Адвокат Черн от имени своего клиента расписался как Вольфганг Гре¬
гори Мандель. После подписания договора каждая сторона должна
будет открыть отдельный счет у братьев Траумер в Париже, Лондоне
или Цюрихе на любую сумму; то есть безымянный счет, у которого
был только номер, — он хранился в тайне служащими банка братьев
Траумер. После доставки полотен адвокату Черну в Париж последний
находит номер, счета, - подписанного Шрампфтом и Манделем,
получает чек и далее производится выплата оговоренной контрактом
суммы.
Бурн и адвокат Черн проделали операцию в одном из отделений
цюрихского банка. Бурн внес депозит на сумму сто тысяч швейцарс¬
ких франков или двадцать три тысячи восемьсот девять долларов пять¬
десят центов и получил из банка выписанный адвокатом Черном чек
на сумму четырнадцать тысяч двести тринадцать долларов тридцать два
цента. Они расстались на том, что, как только Бурн будет готов пере¬
слать картины, он даст адвокату Черну телеграмму, состоящую из од-
ного-единственного слова «Толедо», и адвокат Черн тут же снимет
номер в отеле «Рошамьо» на улице Боэти, где будет его ждать на сле¬
дующий день.
Подписав, Бурн сразу же дал телеграмму Жану-Мари, чтобы они
вместе с Евой и Лялю в тот же вечер это отпраздновали. А сам от¬
правился в Мадрид, сожалея, что ему придется пробыть без Евы еще
месяц.
Когда же он снова вернулся в Париж, они начали с похода в ан¬
глийский бар на площади Атеней. потому что там легко было поймать
такси, а идей, как провести этот вечер, было великое множество. После
того как они вышли из дома номер восемнадцать на авеню Де ля Мотт-
56

Пикс, частный детектив по имени Саша Янгстейн из автомобиля, сто¬
явшего на этой улице, японской камерой с тслевиком сделал несколь¬
ко фотографий. Янгстейн был настоящим идеалом человека —
ипохондриком, который по очень объективным причинам интересовал¬
ся медициной: в то время, как он следил за ними и снимал, он думал
только о болячках — своих и окружающих. На мотоцикле фирмы «Вес¬
па» он проследовал за Бурном в квартиру Евы на улице Боккадор; это
было в три часа восемнадцать минут утра, и, конечно же, затем про¬
лежал в постели три дня и вернулся обратно только после болезни;
показав консьержу фотографию, он купил у него информацию о Бур¬
не. Она была нужна его шефу, адвокату Черну, чтобы защитить его
клиента.
Жан-Мари и Ева в полной тишине сидели в шикарном ресторане
под названием «Люсьен на улице Сюркуф». Однако в присутствии
Лялю вынуждены были сдерживаться. До того, как они обнаружили,
что трубочка пуста, все шло так гладко, и трудно было предвидеть, что
скоро их будет обуревать такое чувство; теперь каждый в ужасе пытал¬
ся понять, кто же мог украсть у Евы картины; значит, кто-то за ними
следил, следит и, возможно, будет следить и в будущем. Потом Жан-
Мари, подумав о том, какой суммы от предстоявшей продажи картин
лишился, пришел в ужасное негодование. Начал говорить о каких-то
негодяях, которые втянули его в это дело, обманули и, смывшись, все
деньги взяли себе. Ему показалось, что Ева скептически отнеслась к
этим словам; он добавил, что она не должна все бросать, что она луч¬
ше всех знает, что же именно произошло. Он до того потерял голову,
что забылся и стал пить «дюбонне».
—	Надо начать с самого начала, — сказал он. — С того, как ты се¬
годня утром встала. — Он с надеждой посмотрел на нее, а потом лицо
вспыхнуло, словно его озарила молния. — А ты уверена, что подмена
не произошла прошлой ночью?
—	Да.
Откуда ты знаешь?
—	Со мной был Джим, и мы почти не спали.
—	О-о. Хорошо, тогда вспомни все, что происходило после того, как
он вышел из номера.
—	Дай Джиму телеграмму. Расскажи, что случилось. Что толку си¬
деть? Пошли — дашь ему телеграмму.
—	Ева, мы'должны как-то объяснить.
—	Я действительно считаю, что это надо сделать, друг мой.
—	А я считаю, что мы должны написать о чем-то еще кроме про¬
пажи. Какой-то детский оад. Хочу сказать...	1
—	Пожалуйста, Жан-Мари, дай Джиму телеграмму. Я не знаю, как
это сделать, иначе дала бы сама.
57

— Сейчас узнаешь. У брата моего друга на улице Люниверсите есть
басконский ресторан. А в Мадриде он работает как раз напротив оте¬
ля Джима. Его зовут Хорхе Мендоса Диас, а живет он на улице Ма¬
ренго в доме номер двадцать три. — Жан-Мари попросил официанта
принести лист бумаги и карандаш и после этого написал: Диего и его
братья домой не приехали сестра здесь мать волнуется нельзя ли по¬
мочь и поставил подпись «Мируар». Он показал текст Еве: она сказа¬
ла, что было бы умнее, если б он написал по-испански, а не по-
французски; он согласился, тут же перевел и предложил послать сразу
же после ленча, потому что почтовое отделение на улице Гренель на¬
ходилось всего в квартале по пути в его студию: но она настояла на
том, чтобы он отправился туда немедленно и послал текст молнией. Он
согласился и исчез.
А когда вернулся, Ева вновь запаниковала.
— Джима возьмут.
— Ева, перестань* Тем более что пока и винить некого. Ну кто мог
такое предвидеть? Ты же ее привезла. Вот если бы потеряла — дело
другое.
— Но послушай: ведь он трудился, доставал эти картины. В тот
вечер, когда все закончилось и он привез их обратно в отель, был вы¬
мотан до предела. Три года, почти три года на них потратил и вот... —
Она горестно всплеснула руками — вид у нее был такой, будто вот-вот
расплачется.
— Ева, пожалуйста, не надо так расстраиваться. Взгляни на меня,
моя прелесть. За одну минуту я потерял шестьдесят или семьдесят
миллионов франков. Так что мне теперь — плакать?
Она улыбнулась им, а он продолжал:
— Возможно, лет через десять я вспомню сегодняшний день и мне
захочется застрелиться, и все же послушай: Джим — профессионал. Он
продумал все в деталях — и этот вариант тоже; я уверен, он придума¬
ет, как их вернуть. Только нужно восстановить каждый шаг, который
ты делала по дороге из отеля в мою студию, чтобы мы снабдили его
полной информацией, и он смог бы сразу же включиться в работу.
— Но я не могу сейчас сосредоточиться.
— А я и не прошу тебя сосредоточиться. Я прошу, чтобы ты рас¬
слабилась ипо чувствовал а все, что происходило утром, —
сказал он, и Ева вздрогнула. — Если б ты сейчас рассуждала хладно¬
кровно, я бы, наверное, лерестал тебе верить, — добавил он.
Ева уставилась в стоявшую перед ней тарелку, и ее мысли верну¬
лись в мадридский отель. Она начала вспоминать.
Вот Джим уходит. На прощание ее целует, она выглядывает в холл,
смотрит налево, потом направо, чтобы убедиться, что кругом ни души,
и потом выходит. А она красит губы, а потом вызывает носильщика.
Жан-Мари хочет знать, где была в это время трубочка? Трубочка была
на кровати. На пороге появились двое, а вот в комнату входит еще и
58

помощник менеджера сеньор Элек. Жан-Мари вновь перебил ее и по¬
просил не вспоминать умом, а почувствовать телом, что произошло
тогда, когда она встала. Он хочет знать, что она чувствовала — когда
вошли эти люди?
Ева стала думать и так напряглась, что чуть не впала в транс. Да,
она подумала, что пришло сразу столько мужчин потому, что она им
понравилась. Хорошо, хорошо, — перебил Жан-Мари, а какое впечат¬
ление произвел на нес этот помощник менеджера?..
Люсьен, владелец ресторана, терпеливо стоял невдалеке и ждал,
когда ему будет удобно предложить меню. Наконец Жан-Мари взгля¬
нул на него и покачал головой, но поднял свой стакан и попросил его
снова наполнить.
Ева сказала, что тогда это нс приходило ей в голову, но сейчас она
видит, что, хотя весь, абсолютно весь обслуживающий персонал на нее
плотоядно поглядывал, помощник менеджера был исключением — по
крайней мере, в это утро: Он был как обычно дружелюбен, любезен,
но в это утро смотрел на нес совершенно равнодушно.
—	Так что же он делал? — спросил Жан-Мари.
—	Руководил работой двух здоровых мужчин, которые пришли под¬
нести мне чемоданы и маленькую сумочку-косметичку.
Жан-Мари поднял руку — хотел, чтобы она на секунду останови¬
лась и еше раз подумала о том, почему сеньор Элек сегодня утром
был к ней необычно равнодушен. Он решил, что это чрезвычайно
важно.
— Вот увидишь, и твой муж решит, что это очень важно. Чувствам
всегда можно доверять гораздо больше, чем логике, потому что никто
еще не знает настоящего средства, как их скрывать. Итак, во время
всей этой процедуры кто дотрагивался до трубочки?
Она объяснила, что Джим научил ее обращаться с трубочкой так.
словно это свернутый календарь. Словно это не имеющий никакого
значения дешевый сувенир — так она с ней и обращалась. Трубочка
лежала на кровати. Когда Ева стала выходить,-то обернулась посмот¬
реть, все ли взяла, и только тогда с деланным безразличием схватила
ее и понесла к двери, в которой оба носильщика столкнулись, — с
таким усердием они несли ее багаж — все. рассмеялись. И во время
этой пробки один из них и взял у нее трубочку. Кто именно? Она не
помнит.
Жан-Мари стал настаивать, чтобы она снова прокрутила эту плен¬
ку: что она почувствовала, когда у нее взяли трубочку? Просто почув¬
ствуй,-Ева, почувствуй, а не думай. Вот ты у двери. Где находятся
носильщики, рядом? Нет, у двери. А далеко ли до двери? Можно ли
до нее дотронуться? Нет, она должна была сделать шаг назад, чтобы
дать им выйти. Три шага назад. И до двери дотронуться не могла.
А где стоял помощник менеджера? Рядом — и с ней разговаривал.
Именно тогда она и почувствовала, что он к ней безразличен. В тот
59

самый момент. Когда она это Почувствовала, то инстинктивно придай-1
нулась к нему, словно затем, чтобы достать лежащую на столике сига¬
рету, которой — она знала — в пачке нет, но он нс отреагировал.<
Теперь она могла сказать это с уверенностью. Именно он и взял у нее
тогда трубочку и что-то сказал о такси, которое должно стоять у вхо¬
да. Когда они дошли до лифта, носильщики уже исчезли.
Спускаясь, они обсуждали вчерашнее ограбление ювелирного ма¬
газина на.Гран-Виа. Затем она подошла к кассиру и расплатилась. Он
тоже подошел? — спросил Жан-Мари. — Сколько времени вы его нс
видели? Только несколько минут — в это время она расплачивалась
А дальше они вышли и увидели, что он стоит у такси. А трубочку дер¬
жит в руке. Одному носильщику она дала чаевые, а сеньор Элек в это
время держал трубочку. О нет, он положил ее на заднее сиденье у две¬
ри. Когда она снова се взяла? Уже в аэропорту'. А она чувствует, что
это та же самая трубочка? Она не чувствует ничего. Слишком испуга¬
на, чтобы почувствовать что-нибудь кроме страха; но трубочку же из
рук она уже не выпускала — нс выпускала до тех пор, пока не пришла
в студию к Жану-Мари. Это точно. Значит, единственным, кто мог
произвести подмену, был сеньор Элек. Жан-Мари согласился: он чув¬
ствовал то же самое.
Остановившись на этой версии, они заказали ленч. Ева — яичницу
со спаржей; в это время Жан-Мари заметил, что самое трудное для всех
поваров мира — сделать хорошую яичницу. Но яичница, приготовлен¬
ная Люсьеном, настолько ей понравилась, что она попросила повто¬
рить. Жан-Мари , ел телятину с улитками. Белое вино оказалось
холодным и бодрило, а «арманьяк» производства дедушки Люсьена был
темным и тягучим — туда переложили сахара. Оба ели с удовольстви¬
ем, потому что пришли к выводу— надо жить.
На следующее утро очень рано появился Бурн. Он полетел сначала
в Барселону, потом в Ниццу, а оттуда в Париж. Внешне он выглядел
вполне спокойно, хотя тревогу их полностью разделял.
Герцог де Дос Кортес умер во сне, сидя в кресле, в кафе на площа¬
ди Сан-Марко в Венеции рано утром семнадцатого марта; однако на¬
роду в день Святого Патрика на улицах почти нс было, и только поздно
вечером, когда кафе стало закрываться и начали поднимать стулья, тело
обнаружили; поза, в которой, герцог умер, была прекрасна. Официант
с уверенностью заявил адвокату герцогини и полиции, что старик умер
рано утром, потому что, когда адвокат герцогини и полиция позднее с
ним беседовали, вспомнил, как какая-то американская туристка пока¬
зала на него и сказала официанту: «Тот старик похож на мертвеца»; а
он еще подумал: ничего себе шуточки!
60

А сразу же после этого в кафе вторглась съемочная группа, возглав¬
ляемая мисс Беллой Карнеги, которая остановилась на веранде, неда¬
леко от герцога. Если бы герцог знал, что происходит, то, очевидно,
вложил бы в съемку такой сцены большие деньги. Его друзья со всего
мира, которые посмотрели фильм несколько лет спустя, были пораже¬
ны: на переднем плане стояла мисс Карнеги, которая раздувала нозд¬
ри, словно выражала удивление происходящим, а на заднем — виднел¬
ся хорошо знакомый им человек, который уже отдал концы. После
съемок киношники отправились в какую-то другую часть Венеции, а
в кафе состоялся концерт с серией различных номеров; однако до за¬
крытия никто ничего так и не заметил.
С помощью полиции поверенный герцогини мгновенно определил,
что же произошло; это было необходимо для рапорта, который надо
было послать в Бильбао для принятия дальнейших мер; все надо было
сделать быстро и тихо. Причина смерти сомнений не вызывала. Гер¬
цог перенапрягся и умер от сердечной недостаточности.
Обнаружилось, что еще неделю назад в Гамбурге он взял напро¬
кат мальчика, а потом вместо того чтобы ехать в Монтекатини и при¬
нимать там ванны, делать массаж и отдыхать, решил вдруг остаться
и провести время с мальчиком. Это означало, что он должен за¬
платить владельцу мальчика крупную сумму, и пошли бесконечные
торги. Владелец кричал, что это его лучший мальчик и что ему нет
цены. Но когда наконец вопрос об оплате был решен, владелец за¬
явил: у него нет уверенности в том, что герцог вернет ему мальчика,
и так далее и тому подобное. Пришлось заплатить еще — деньги все
решили.
Мальчик говорил по-немецки, а с немецким у герцога было плохо.
Свое ремесло мальчик знал прекрасно, и все до поры до времени шло
хорошо; когда же из-за прихоти семидесятидвухлетнего старика —
пусть и очень крепкого — связь затянулась, активность мальчика ока¬
залась для герцога пагубной, а остановить его было некому.
Эти отношения, конечно, герцога и доконали. Полиция и миланс¬
кий адвокат открыли номер и обнаружили там мальчика; он сидел на
деревянном стуле в теплом нижнем белье, которое носят в северном
Гамбурге, но которое было совершенно не к месту в Венеции, и смот¬
рел на Большой канал.
Сначала они не могли найти его одежду — она оказалась у консь¬
ержа. Это было сделано герцогом для того, чтобы мальчик, прихватив
имеющиеся у герцога драгоценности, не сбежал; мера, направленная
не конкретно против этого мальчика, а просто, исходя из опыта, гер¬
цог делал так во всех крупных городах, в которые приезжал.
Они стали задавать мальчику вопросы, а менеджер отеля переводил
их на немецкий. Но вдруг ошарашенный каким-то ответом, он ударил
мальчика ладонью, и тот с грохотом через ручку кресла полетел на пол.
Правда, менеджер тут же признал вину — ведь мальчик отвечал так.
61

как его учили; менеджер поднял мальчика с пола, снова посадил на
стул и извинился.
Миланский адвокат герцогини предъявил туристической фирме счет
в двести пятьдесят тысяч лир за потворство ситуации, которая окон¬
чилась летальным исходом (адвокат был молод и неопытен и не полу¬
чил почти никакой выгоды). Фирма же предъявила счет представите¬
лям герцога в Бильбао, который равнялся двум миллионам восьмистам
тысячам лир за билеты для мальчика в Венецию и обратно в Гамбург.
А юридическая фирма в Бильбао потребовала от них сумму, равняв¬
шуюся в песетах двенадцати миллионам лир, — за междугородные те¬
лефонные разговоры с Миланом.
Возражений не последовало. Все сочли просто чудесным, что гер¬
цог умер. Его похоронили в Дос-Кортес в присутствии многих священ¬
ников и близких. Все носили траур, но никто не плакал. Семейному
доктору пришлось давать герцогине успокоительное перед похорона¬
ми и во время них, потому что ей все время хотелось рассмеяться, а
это отвлекло бы внимание присутствующих от траурной церемонии.
#Бурн явился в дом номер восемнадцать на авеню Де ля Мотт-Пике
довольно поздно: Ева и Жан-Мари отослали Лялю к матери, потому
что думали, что он приедет в растрепанных чувствах. Но он уже вроде
бы пришел в себя. Спокойно, почти умиротворенно обсуждались де¬
тали пропажи; его ровная интонация настолько тронула Еву, что она
чуть было во второй раз за эти два дня не разрыдалась. Он начал все
раскручивать. С ее участием подробно проделал весь путь с конца к
началу — от дома номер восемнадцать в аэропорт и далее — к мадрид¬
скому отелю. И когда путь был проделан, все пришли к выводу, что
единственным, кто мог осуществить подмену, был сеньор Элек.
Этот вывод сильно удивил Бурна/
—	Гас работает в этом отеле шестнадцать лет, — сказал он. — Так
что работал не только со мной. Он — часть этого отеля. А кроме того,
я плачу ему двадцатипроцентную надбавку.
—	Милый, приятный маленький человек с лицом ребенка, чуть
примитивный, — такую-характеристику дала ему Ева.
—	Время примитивизма прошло, — вмешался Жан-Мари. — Что
будем делать?
Бурн сказал, что- пока еще не решил, однако завтра к полудню
постарается дать ответ, и они с Евой ушли. А Жан-Мари, словно ни¬
чего и не произошло, с философским остранением стал рисовать.
Бурн и Ева взяли в саду ТкЬильри два железных стула й сели око¬
ло красивого круглого пруда, вокруг которого резвились мальчишки.
Везде царил мир и покой. Налево, сквозь игрушечную триумфальную
62

арку, можно было видеть Лувр, справа находилась площадь Согласия.
Над головой голубело безбрежное небо — огромное потому, что сто¬
явшие рядом невысокие дома его не закрывали. Они держались за
руки. Бурн рассеянно играл роскошным изумрудным кольцом, ко¬
торое Ева носила на левой руке, — много лет назад он украл его в
Майами.
—	Раньше я никогда не получал контрударов, — пробормотал Бурн
самому себе.
—	Успокойся. — Ева похлопала его по руке.
—	Сейчас это единственное, что нужно сделать.
—	Именно так.
—	Но я даже не знаю, с чего начать.
—	Продумай каждую деталь. Каждую деталь.
—	Надо заставить сеньора Элека заговорить. Не люблю, когда дело
принимает такой оборот, но выбора нет. Он гордый, достаточно кру¬
той, а насилия я не приемлю.
Они наблюдали за прекрасно оснащенным корабликом, который
плавал под парусом по пруду.
—	Какое насилие? — спросила Ева.
—	Уверяю тебя, что такой человек, как Элек, так просто необходи¬
мую нам информацию не выдаст.
—	Знаю, — сказала Ева. — Это я поняла. — Но почему одно долж¬
но непременно влечь за собой другое? Жизням-то ведь нашим ничто
не угрожает, так неужели же мы должны превращаться в гангстеров?
Только потому, что кто-то оказался хитрее нас.
Бурн вздохнул.
—	Мой отец бы не задумался, а я такие средства ненавижу и при¬
бегать к ним нс желаю, — сказал он, дотронувшись до се шеки — ему
очень захотелось нагнуться и ее поцеловать. — Не волнуйся, в варва¬
ров мы не превратимся, одно не может влечь за собой другое... Да, я
не мститель и мокрые дела ненавижу. И все же здесь он зашел слиш¬
ком далеко. Хочу сказать: столько времени я все планировал, и чтобы
кто-то еще вмешался и перешел мне дорогу — это уж слишком. То есть '
промолчать в этой ситуации было бы идиотизмом.
—	Ну уж.
—	Но что-то надо предпринимать.
—	Я уже подумала.
—	И что же?
—	Джим, мы сейчас не в Испании, так стоит ли возвращаться?
Деньги нам не нужны. У меня ужасное чувство, что, если мы туда вер¬
немся, что-нибудь непременно случится.
—	Придется, дорогая.
—	Ерунда.
—	Я так или иначе должен. Не могу же я сбежать.
—	Сеньор Элек — прдсто посредник?
63

—	Конечно.
—	Почему?
—	Ты хотела спросить «чей». Кто его нанял? Именно это нам и
предстоит узнать. Лично я полагаю, что это тот же человек, который
нанял Черна. Кстати, не исключено, что это сам Чсрн.
—	Но для разговора с Черном не надо ехать в Испанию.
—	Знаю. Я дал ему телеграмму. Он будет в Париже завтра, и мы обо
всем поговорим.
— Джим, какое насилие ты имел в виду?
— Это ты о ком?
— О сеньоре Элекс.
— Насилие, наверное, не слишком уместное здесь слово. Я плани¬
рую сначала поместить его в какое-нибудь изолированное место дней
так на пятнадцать — двадцать, поить, но еды нс давать. Нс умрет. А
потом допросить. Если после такого опыта он не заговорит — пригро¬
жу, что все повторится. И уж со второго-то раза он заговорит точно. А
насилия как такового не будет. Кстати, подобное голодание в будущем
может сослужить ему хорошую службу. Ганди на такой диете жил, и
прекрасно, ты же знаешь.
— По-моему, ты испугался и не уверен в своих силах.
— Посмотрим. Но ты же знаешь, что насилием я никогда не зани¬
мался.
— Вот и не занимайся*.
— Это моя одиннадцатая афера, и первый раз за шестнадцать лет у
меня что-то пропадает. А мне предлагают не реагировать. Значит, пусть
меня бьют, а я буду утираться. Нет, я с детства приучен к обратному.
— Твой отец помимо всего еще был контрабандистом?
Он улыбнулся.
— Наоборот. Основным делом отца была легальная борьба с кон¬
трабандистами — он отбирал у них деньги и отсылал обратно. У нас
это называлось «контрударом». Помню, стоял я в мужском баре в «Уол¬
дорфе» и услышал, как в пяти футах от меня один человек сказал
своему другу, что компания под названием «Союз шахтеров и метал¬
лургов» имеет капитал общей стоимостью шестьсот пять миллионов,
и несколько директоров спорят о том, насколько его можно увеличить.
Больше я никогда этого человека не видел, да и он меня тоже. Я до¬
пил свой стакан и по пути в офис придумал сорок процентов плана,
который позволил вмешаться в эту игру моему отцу. Через три дня он
довел задуманное мной до конца, а дальше мы позвали адвокатов и
прессу, которые сразу же, как гиены, сбежались. Через семнадцать ме¬
сяцев мы контролировали сто шестьдесят два миллиона капитала этой
компании, и акционеры «Союза шахтеров и металлургов» каждый цент
теперь платили нам. Отец сделал меня своим партнером так же, как
Аль Капоне когда-то позволил Диону О’Баниону контролировать се-
•верную часть Чикаго. Это было время, когда люди, обходя правила
64 •

этикета, вес еще воровали. О, поверь, что отец был мастером своего
дела, настоящим кудесником, по сравнению с которым я со своими
испанскими делами просто мелочь. Папаша крал миллионы, а его и
пальцем не могли тронуть.
Он встал и заставил ее подняться.
— Становится прохладно. Пошли-ка в «Ля Флорида» — как следу¬
ет пообедаем. — Поцеловал ее в веки. — У тебя глаза цвета Парижа —
голубовато-серые.с дымкой.
Они пошли по улице Риволи, вдоль Кастильоне, по направлению
к бульвару Капуцинов и улице. Сез. Поужинали в элегантном «Ля
Флорида», где отведали «Шамболь-Мюсиньи» номер 49. После обеда
стали смотреть на щенков таксы в магазине напротив, затем немного
прогулялись. Еве захотелось заняться любовью, а так как Бурну этого
хотелось всегда, они взяли такси, которое примчало их в квартиру на
улицу Боккадор. Но когда их увидел консьерж, то вручил им телеграм¬
му из Мадрида, которая резко изменила их планы. В ней говорилось,
что сеньор Элек найден мертвым, и спрашивалось, когда Бурн соби¬
рается вернуться.
Вселенная, к которой относится и планета Земля, такая маленькая,
что ее едва видно. Вселенная с ее звездами, планетами и солнцами —
одна из многих и входит в состав игрушечной пирамидки: простое
колесико — далеко не самое большое. А все планеты похожи на кру¬
пинки лежащего на пляже песка, граница которого —'бесконечность.

Часть вторая
ПАР АДО
После того, как в него вонзили
бандерилью1, бык уже далеко не
так уверен в себе, как прежде. Он
выжидает и собирается' с силами.
Передвигается быстрыми коротки¬
ми прыжками, сосредоточив все
внимание на своей цели.
Большая часть ритуала, который последовал за похоронами герцо¬
га де Дос Кортес, напоминала спектакль. В него входили соболезно¬
вания, выраженные официальными_лицами, фалангистами, родствен¬
никами. Принесли какие-то бумаги от людей, которые требовали
свою долю наследства. А в это время по всей Испании и даже, по
слухам, в Риме происходили мессы, в которых душа герцога так нуж¬
далась. В газетах можно было прочесть историю жизни великого че¬
ловека с подробным описанием его имения, полностью доставшегося
герцогине. Потребовались четыре юриста, чтобы оформить на ее имя
не только имение, но и фермы, шахты, фабрики, пивоваренные за¬
воды, дома, леса, скалы, виноградники и земельные участки, находя¬
щиеся в одиннадцати странах мира, а также его долю владельца
команды, выступавшей в Высшей американской бейсбольной лиге,
мексиканской компании по производству мороженого,,нескольких ал¬
мазных россыпей в Южной Африке, китайского ресторана на улице
Франсуа Первого в Париже, фабрики по производству телевизионных
трубок в Маниле и домов гейш в Нагасаки и Кобе. На испанских
предприятиях, принадлежавших герцогу, работало восемнадцать про¬
центов населения страны.
Но став владелицей такого несметного богатства, герцогиня тем не
менее не забывала и о тех ничтожных доходах, которые она получала
от своих владений; эту долю она тоже старалась увеличить, чем вы¬
зывала гнев и возмущение испанских аристократов. Она организова¬
ла четыре экспериментальных кооператива — два промышленных
и два сельскохозяйственных, за что получила убийственную кличку
«социалистки». Реакция на подобную инициативу была куда силь¬
нее, чем на ее действия в поддержку обязательного образования
детей в возрасте до двенадцати лет. Маркиз де Альтомархес в письме
в газету «Арриба» заявил, что, если бы герцогиня была мужчиной,
1 Бандерилья — круглая, обернутая цветной бумагой палка со сталь¬
ным.наконечником (мел.).-
66

он потребовал бы сатисфакции, стреляясь с ней на пистолетах, —
за «попытку скомпрометировать испанские идеалы* *. Но в том слу¬
чае, если они когда-нибудь встретятся, он обещал не подать ей
руки.
Она не звонила Каэтано — у нее не было даже времени о нем по¬
думать до тех пор, пока родственники не разъехались, а священники
не прекратили своих песнопений.
В первое воскресенье апреля, днем, Каэтано участвовал в мадридс¬
кой корриде — Дон Карлос Нуньес привез своих быков. Герцогиня
сидела в первом ряду, в самом центре, позади бурладеро;’ во время
церемонии представления он сразу же ее заметил. Впервые дрался в ее
присутствии и волновался, словно ребенок.
Пока быка выводили для Васкеса из загона, Каэтано удалось про¬
скользнуть в кальехону2 и поговорить с ней. Она сказала: «Потом зай¬
дем в «Эль Месон» и чего-нибудь выпьем».
Он покраснел, как школьник, зная об этом, закрыл глаза и, пред¬
вкушая удовольствие, замотал головой. Попробовал подумать срдзу о
многом — голова закружилась, а в коленках появилась дрожь.
—	Сейчас я пошлю домой своего оруженосца, он привезет мне
одежду. До второго быка как раз успеет. — На голове у него была
шляпа с зеленью и серебром — она контрастировала с его золотисто¬
рыжей шевелюрой и искрящимися золотом глазами.
—	Если ты подождешь меня пять минут на Патио де Кабаллос, я
сам отвезу тебя в «Эль Месон».
—	О, конечно, подожду.
И Каэтано, словно лунатик, пошел обратно в бурладеро.
Начал играть с двумя быками, тоже как лунатик. Минут пятнадцать
действовал прямо по центру. Работал как мастер, но рассеянно, слов¬
но боролся с чем-то привычным и неинтересным; думал же он в это
время о тех наградах, которые его ожидают после сражения. Сделал че¬
тырнадцать движений мулетой3, после чего убил первого быка и отре¬
зал ему одно ухо.
В бою со вторым быком он вначале спокойно стоял на месте, да¬
вая зрителям возможность полюбоваться своей прекрасной фигурой и
длинными держащими мулету руками, которые были вскинуты высо-.
ко вверх; а затем они опустились и пронзили бандерильей быку загри¬
вок. Толпа в экстазе закричала.
Когда он убил быка, его локти находились на уровне рогов. Каза¬
лось, он желал растянуться на бычьей спине, причем делал это граци¬
1 Убежище из деревянных щитов (мел.).
* 2 Проход между ограждением и первым рядом- трибун (мел.).
1 Красный кусок полотна, собранный в складки (исп.).
67

озно, с показной небрежностью, в то время как его правая рука, до за¬
пястья, погрузилась в загривок животного, а левая, держа малиновую
мулету позади правого колена, казалось, требовала внимания. В таком
положении они и замерли — словно навечно, а потом картина Изме¬
нилась: бык упал к ногам Каэтано; матадор же отступил на шаг и по¬
клонился публике.
У второго быка он отрезал оба уха и хвост. Это был третий в исто¬
рии мадридской корриды раз, когда в награду за победу присуждался
хвост. Крики «Оле!» потрясли небо, словно рука какого-то гиганта
ударила в большой барабан, который, казалось, был таким же боль¬
шим, как арена. В воздух взлетели двадцать тысяч платков. Второй бык
был огромен, и, чтобы сдвинуть его с места, потребовалось несколько
здоровых мулов — с помощью привязанной за рога веревки они ста¬
щили его с арены.
А толпа кричала, что Каэтано бессмертен, пела о том, что он са¬
мый великий из всех матадоров в мире. Она кричала «Ole tu madre!»1
и бросала на арену часы, цветы, ботинки, бюстгальтеры и шляпы, бро¬
сала тому человеку, который сейчас для нее являлся центром Вселен¬
ной.
Когда он пошел по проходу, герцогиня встала. Ее глаза, глаза на¬
стоящей испанки, светились радостью: она, испанка, видела настоя¬
щую испанскую красоту и знала, что скоро тоже станет частью этой
обрушивающейся на нее славы. А Каэтано из всех двадцати двух
тысяч видел только ее. И когда он проходил мимо и замедлил шаги,
она сняла с пальца обручальное кольцо, завернула его в маленький
платочек и швырнула в кальехон. Подойдя, он его поднял, но вопреки
всем обычаям обратно нс бросил.
Он оделся, вышел на Патио де Кабаллос и встал у часовни еще до
того, как она туда пришла. Стоял в одиночестве, потому что народу
было слишком много, чтобы выйти всем сразу: к тому же толпа хотела
продлить радостные мгновения. Но те, кто вышел, почему-то не при¬
ставали к нему с просьбами или возгласами восхищения, а с почтени¬
ем расступались, давая пройти. Может быть, толпа чувствовала, что
присутствует рядом с Богом, а потому и была так почтительна.
«Эль Месон» находился в четырех милях от Мадрида на дороге в
Бургос. Столики стояли на воздухе — открывался дивный вид на Сьер-
ре де Гвадаррама. Герцогиня пила белый пуэрториканский ром с во¬
дой и льдом — напиток для маленьких детей,, если, конечно, больше
четырех рюмок им не давать.
Разговаривали они немного, а сидели так близко, что головы их
почти соприкасались. Он смотрел на нее широко раскрытыми глаза¬
1 Слава матери! (исп.)
68

ми, думая о том, что с ними будет дальше и боясь в это поверить.
Заметив его взгляд, она поняла, о чем он думает, и стала смеяться. Тог¬
да он ее поцеловал. Это был их первый поцелуй. Они стояли, не дви¬
гаясь, нс в силах оторваться друг от друга, их слезы отражались на
солнце — гак статуя посреди фонтана в зеленом саду за высокой
холодной стеной отражает солнечные лучи.
Незадолго до этого прекрасного воскресенья Бурн сидел в Париже
вместе с Жаном-Мари и Евой в гостиной квартиры на улице Бокка-
дор. Она находилась на первом этаже. В глубине был маленький са¬
дик и старинный погреб для хранения вина и золотых монет или для
выращивания грибов. Жан-Мари платил девяносто тысяч франков в
месяц за площадь, которая стоила хозяевам сорок тысяч франков в год;
но, учитывая, что в эту сумму входила и плата за меблированные ком¬
наты на авеню Жоржа Пятого, внакладе никто не оставался.
Бурн рассказал о.том, что думает по поводу сложившейся ситуа¬
ции и о заключении, к которому он пришел с учетом их недавних
неудач.
Теперь постарайтесь меня понять. Я не говорю, что Черн знал,
будто его хозяин нанесет нам удар. Но с другой стороны, исходя из
того, что нам известно, все дело мог затеять и Черн. Мы узнаем это
сегодня вечером или, по крайней мере, начнем узнавать.
—	Что значит «начнем узнавать»? — вдруг спросил Жан-Мари. Весь
день у него было плохое настроение.
. — Это значит, что потребуется некоторое время, — спокойно отве¬
тил Бурн. — Его безусловно надо будет заставить говорить.
—	А вдруг он не заговорит?
—	О, ради Бога, Жан-Мари, — взорвалась вдруг Ева. — Ты сегодня
прямо как Жан Габен из какого-нибудь детектива. По-моему, если бы
Черн сейчас на тебя заорал, ты б упал в обморок.
—	Почему он должен на меня орать? Я не буду у него ничего спра¬
шивать — это дело Джима. Но чем больше я обо всем этом думаю, тем
больше злюсь. Наверное, если б этот чертов швейцарец сейчас вошел, *
я бы его загрыз.
—	Разумеется, все это малоприятно, — сказала Ева, несколько раз
энергично проведя расческой по волосам.
—	Я спрашиваю еще раз: а вдруг он не заговорит?
Бурн ответил:
—	А я и приду на эту встречу, не особенно рассчитывая на то, что
Черн даст нам необходимую информацию. По-моему, скажет он что-
нибудь или нет, следует брать в расчет, что его вполне могут заставить
замолчать где-нибудь в такси, в котором он к нам поедет — мы долж¬
ны быть готовы к такому ходу событий.
—	Почему? — спросил Жан-Мари.
69

—	Да потому что все это дело стоит миллионы. Мы должны узнать,
продана ли картина, и если сшс нс продана, то когда се собираются
продать. Все это не делается в два счета, проблем у них тоже будет
немало. Если вовремя узнаем, то успеем.
—	Но у кого? У кого ты узнаешь?
—	У воров. У воров и у жуликов.
—	Но ни с какими ворами мы не знакомы.
—	Значит, придется познакомиться. Но сначала надо будет действо¬
вать в рамках закона.
—	Хочешь кофе, Джим? — спросила Ева. — А ты. Жан-Мари9 —
Но оба отказались.
—	Эти дела с произведениями искусства сродни всем другим, —
сказал Бурн. — В Риме аукнется — в Амстердаме откликнется. Если
эти картины уже продают, об этом так или иначе станет известно.
И это твоя забота, Жан-Мари. На следующей неделе ты свяжешься с
Лондоном, Амстердамом, Берлином, Женевой, Парижем и Римом,
поговоришь с перекупщиками и попросишь их, если они узнают что-
нибудь о Веласкесе, Зурбаране или Эль Греко, тебе сообщить. Когда
спросят, какие именно картины тебя интересуют, покажешь иллюстра¬
ции из каталога «Дос-Кортес»» — я их вырезал и наклеил на картон. Эти
картины не вывозились оттуда две сотни лет или около того, поэтому
подозревать перекупщики ничего не будут, а будут считать тебя обыч¬
ным покупателем. Я даже думаю, что вряд ли эти картины будут ассо¬
циироваться у них с замком Дос-Кортес. И все же они настолько
известны, что их им не забыть, и если что-то услышат — тут же тебе и
сообщат, чтобы начать торги.
—	Ничего хорошего из этого не выйдет.
—	Твое мнение меня не интересует.
—	Но, Джим, маньяк, который завладел нашими картинами, вовсе
не собирается их продавать. Он просто какой-нибудь фанатик искус¬
ства. Так зачем тратит.ь время и деньги и ездить по Европе?
— А этого мы не знаем. Мы не знаем даже, кто это — мужчина или
женщина, профессиональный преступник или любитель искусства. Я
тебе не сказал, но до того, как ты подал мне идею о работе с Черном,
я придумал еще одну штучку с рынком- Его хозяин расставляет нам
сети — что ж, значит, мы должны их миновать. Поэтому, пожалуйста,
Жан-Мари, не надо спорить. В деле один босс, и этот босс — я.
— Значит, все, демократии конец? — Жан-Мари был оскорблен в
лучших чувствах. — Значит, здесь теперь казарма?
Ева хмуро на него посмотрела.
— Демократии здесь никогда не было, и поблагодари лучше за это
Бога.
Бурн спросил:
— Рассказывать дальше, или ты хочешь домой, собрать вещи и от¬
правиться в Лондон?
70

—	Рассказывай до конца, — гордо ответил Жан-Мари.
—	Хорошо, спасибо. — Бурн повернулся к Еве. — Нужно устано¬
вить тесный и надежный контакт с испанским уголовным миром. На¬
деюсь, сделать это будет нетрудно.
—	Нетрудно? — Жан-Мари ушам своим не поверил.
—	Так ты уже смирился с отсутствием демократии? — спросила
его Ева.
—	Позвони Франку Рснаро, рекламному агенту на улице Стокгольм, —
сказал Еве Бурн. — Ты его помнишь. Он организовал оба вернисажа
Жана-Мари.
— О. конечно, помню, — ответила Ева с иронией, но комментиро¬
вать нс стала.
— А разве Рснаро имеет связи с испанскими преступниками? —
Казалось, Жан-Мари шокирован.
Но Бурн не обратил внимания на эти слова — словно их и не слы¬
шал. Все внимание было приковано к Еве и к проблеме, которую надо
было решить. — Попроси его позвонить в Лондон редактору газеты
«Ревилер». Это воскресная газета, выходит большим тиражом и пи¬
шет черт знает про что. Если у Ренаро нет там знакомых, то он на¬
верняка знает людей, у которых они есть. Пусть тебе устроит встречу
с редактором Сэмом Джонстоном, если можно — завтра. «Ревилер»
печатает мемуары практически каждого крупного уголовника Англии,
и там есть корреспондент, который всех их знает как свои пять
пальцев.
— А испанских тоже знает? — спросила Ева.
— Нет, но, как и во всякой другой деятельности, рамки страны
оказываются тесны. Возможно, главный вор Англии лично и незнаком
с главным вором Испании, но он знает воров во Франции или в Гер¬
мании, которые могут связаться с испанским коллегой.
— А зачем нам тогда Англия? — У Жана-Мари вдруг взыграли пат¬
риотические чувства. — Если у вас есть знакомства с влиятельными
французскими мошенниками, почему нельзя сразу через Францию?
— Разумно, — согласилась Ева.
— Я думаю, что на человека, который из года в год работает над
тем, чтобы создаваемые им мемуары регулярно появлялись в «Ревиле-
рс», можно положиться. Такие люди куда дальше от романтизма, чем
все ваши грязные французские воры, и потому скорее будут с нами
работать. Хочу тебя спросить: если бы ты занимался подобным бизне¬
сом в области литературы и к тебе пришла бы прекрасная таинствен¬
ная незнакомка и пбпросила бы установить контакт с Испанией, ты
бы ей помог?	■
— Да, наверное, я бы ей помог.
—- Конечно, помог бы. А такой визит стал бы отличным эпизодом
для главы из твоих мемуаров — и ты это понимаешь. Конечно,, ты бы
помог ей!
71

—	А наш случай, он что, тоже годится для «Ревилера»? Я хочу спро¬
сить: раз они тратят время на обработку мемуаров уголовников, поче¬
му ты думаешь, что они обратят внимание на меня? — спросила Ева.
—	Ты на верном пути. Вот почему я тебя так обожаю: потому что
ты всегда задаешь хорошие вопросы.
—	В отличие от меня, — вставил Жан-Мари.
—	Пяток лет назад, как раз после Каннского фестиваля, несколько
человек из Голливуда остались на мысе Ферра, и я не раз их фотогра¬
фировал. Нет, вы даже представить себе не можете, насколько ценны
были эти неформальные, интимные фотографии для Сэма Джонсто¬
на — ведь снимал'я кинематографическую элиту, а он — настоящий
шотландец.
—	Но все-таки какая-то причина для встречи у меня должна быть? —
спросила Ева.
—	Ты — женщина, которая пишет романы. Вполне нормальная
причина.
Тогда Ева встала и заявила, что позвонит Ренаро и позовет его на
ужин только в том случае, если наденет пару железных штанов. А за¬
тем пошла в спальню и закрыла дверь. Бурн шлепнул Жана-Мари по
спине и сказал:
— Давай-ка выпьем кофе.
И пошел на кухню, а Жан-Мари за ним следом.
— Ты хочешь, чтобы я остался и тоже встретился с Черном?
— Мужская солидарность.
— Так хочешь или нет?
— Зависит от тебя самого, но с ним надо пожестче.
— Я тоже так считаю.
— Так ты придешь? — Бурн протянул ему дымящуюся чашку чер¬
ного кофе.
— Да. В пять часов?
— Именно, — ответил Бурн и, взяв свою чашку, пошел в гостиную.
— Приду, — сказал Жан-Мари. — А потом отправлюсь девятичасо¬
вым рейсом в Женеву, а после этого — к перекупщикам в Рим.
— Хорошо.
— А что после Рима?
— Летишь прямо в Мадрид и остановишься в отеле. Там мы и поды¬
тожим всю информацию, которую удастся собрать. Тогда и увидим, что
делать дальше.
— Ладно.
— Дай знать Лялю, где остановишься.
— Да. — Жан-Мари отошел и стал смотреть на маленький садик на
той стороне улицы. — А знаешь что, Джим?
- Что?
— Вчера я даже и не расстроился? Хочу сказать, что копии были
ничуть не лучше сотен тех, которые я делал раньше. А поэтому я не
72

так огорчился, как ты, у меня нет чувства, что нас сильно нагрели.
Понимаешь? Может быть, будь я там, дело другое. Понимаешь, что я
хочу сказать?
Бурн кивнул. В глазах Жана-Мари промелькнула грусть.
—	Я хотел сказать, что не надо было из-за них никого убивать. Это
единственное, что меня сегодня расстраивает.
Ева встретилась с Ренаро наверху в «Ле Тангаж» и сразу же позво¬
лила ему себя дважды ущипнуть, но затем, когда под столом он полез
к ней под юбку, сильно ткнула его вилкой для салата. Ренаро заорал
благим матом; вначале издал что-то похожее на «ай-ай-ай», а затем
закончил фразу:
—	...конечно, я с радостью помогу вам, миссис Бурн. У нас с ва¬
шим мужем прекрасное сотрудничество.
Она вылетела в Лондон четырехчасовым рейсом, потому что в семь
часов в «Плюще» на Уэст-стрит Ренаро назначил ей свидание с редак¬
тором «Ревилера» Сэмом Джонстоном. Проводил ее до отеля «Кали¬
форния», находящегося на улице Берри, где и остановил ее в баре с
газетчиком Бухвальдом и представителем авиакомпании Ноланом, ко¬
торые играли в шахматы, а сам пошел звонить своему другу в «Реви-
дер». Затем Ренаро вернулся и сказал, что встреча назначена, а после
этого вызвал такси и объяснил, что делать дальше. Через пять минут
после того, как они ушли, Нолан спросил Бухвальда, что это за коро¬
лева была с Ренаро. В ответ на это Бухвальд оторвал взгляд от доски и
посмотрел на Нолана так, словно жевал кокосовые листья.
— Какая еще королева? — спросил он с возмущением.
Адвокат Черн оказался очень пунктуальным. С улыбкой на лице без
одной минуты пять он появился у Бурна. Бурн провел его в гостиную,
где с сердитым лицом сидел Жан-Мари. Черн сделал вид, что этого не
заметил, прошел через комнату и пожал ему руку. -
—	Ну? Так вам удалось найти каких-нибудь испанских мастеров,
а? — Он потер руки и снова заулыбался.
—	Садитесь,, мистер Черн, — предложил Бурн. Черн сел, закинул
ногу на ногу и принялся тщательно расправлять складки на брюках.
—	Так, значит, картины у вас? Или картина? ч— спросил Черн на
этот раз довольно прямо.
—	Да.
—	Хорошо. Это хорошо. Согласно какому варианту?
—	Варианту «А».
—	О, прекрасно. Прекрасно.
Черн перевел взгляд с немногословного Бурна на молчавшего
Жана-Мари.
73

—	Посмотреть можно? — Ответа нс последовало, и Черн добавил: —
Или вы хотите подождать, пока, все будет оформлено?
Бурн откашлялся.
—	Дело обстоит так, мистер Черн: у нас были картины, целых три,
но в самый последний момент, перед отлетом из Испании, у нас их
украли.
—	Не понимаю.
—	Я сказал, что, согласно варианту «А», мы достали три карти¬
ны, но в последний момент, когда мы покидали Испанию, у нас их
украли.
— Как это?
— А вот так. •
— Как это может быть? Хотите сказать, что у вас они были, а сей¬
час их нет?
— Именно. .
— Зачем же вы тогда вызвали меня в Париж? Раз нет картин, за¬
чем вся эта комедия? Я очень занятой человек, мистер Бурн, и это
непорядочно.
— Нас самих удручает эта потеря. Нет, правда, мы до сих пор в
шоке и надеемся, что вы сможете нам помочь. — Бурн разговаривал
очень вежливо.
— Помочь? Как я могу вам помочь? — Глаза Черна сузились.
— Проанализировав ситуацию, мы поняли, что вы и ваш клиент
были единственными людьми, которые знали, что картины у нас, мис¬
тер Черн.
— Вы меня обвиняете?
— Очень может быть, мистер Черн. И, пожалуйста, не надо гово¬
рить с нами таким тоном.
— Да, — согласился Жан-Мари, — пожалуйста, на полтона ниже, а
то как-то неприятно.
— Хорошо, я могу вообще замолчать, — холодно заметил Черн. —
Но при этом вряд ли буду здесь сидеть и выслушивать оскорбле¬
ния. — Он встал и пошел к двери, но, когда проходил мимо Бурна,
тот нанес ему сильный удар с правой. Это было неожиданно, и у
Черна не было времени приготовиться к защите; ударившись о мед¬
ную решетку, он с грохотом повалился в камин и там затих. Бурн
подошел к стоящему у дивана низенькому столику и, приступая к
чаепитию, сказал:
— Вообще-то я не сторонник подобных методов, но движущиеся кар¬
тинки — одйн из немногих методов, которые можно использовать, осо¬
бенно при преступлении, чтобы убедить человека,.что с ним не шутят.
— Для слишком строптивых — самое то, — согласился Жан-Мари.
Бурн налил Жану-Мари и себе чаю. Они сидели и молча пили. На¬
конец Черн зашевелился. Попытался сесть, потер челюсть, а когда под¬
нял голову, то в глазах стоял страх, смешанный с удивлением.
74

— Вы меня ударили, — сказал он.
— Вне всяких сомнении, — согласился Жан-Мари.
— Чаю хотите? — спросил Бурн. '
Чери медленно и неуверенно поднялся на ноги.
— Да, спасибо, — хрипло ответил он. — Не откажусь. — Он
сел, нашел салфетку и положил ее на колени, а потом взял у Бурна
чашку.
— Так как зовут вашего клиента? — начал задавать вопросы Бурн.
— Понятия не имею, мистер Бурн, и это правда. У меня контрак¬
ты с банком от его имени, но -его я нс знаю и никогда нс встречал.
— Очень плохо.
—	Почему?
—	Мистер Черн, либо вы, либо ваш клиент накололи нас на триста
тридцать тысяч долларов, что превышает всяческие нормы. Мы взяли
на себя самую трудную часть работы, а вы нас надули. Именно вы или
ваш клиент, и я должен это повторить. Более того: ни один вор-про¬
фессионал не мог украсть у нас картины в Испании из-за проблем с
их вывозом из страны, если вообще в ваших интересах оттуда их выво¬
зить. Какого черта, мистер Черн, или вы думаете, что мы забудем это
и все? И дело не только в трехстах тридцати тысячах. Нас глубоко ос¬
корбили, и при этом еще совершено убийство.
Черн побелел.
— Убийство? Кого? Кого убили?
— Человека, которого наняли, чтобы он украл у нас картины, уби¬
ли на следующий вечер, то есть позавчера. Согласно телеграмме, ко¬
торую я вчера получил.
— О Господи, это ужасно!
— Конечно, — с горечью ответил Жан-Мари.
_ — Попутайтесь нас понять, — сказал Бурн. — Во-первых, мы до¬
лжны точно знать, что клиент это не вы, но могли бы быть, вы же
знаете.
— Мог бы, но не я.
— Не надо. Вы вполне могли все сделать сами, могли связаться с
Кальбе ром и со мной, что вы на самом деле и сделали, притворяясь,
что есть еще какой-то воображаемый клиент. Установив связь между
Цюрихом и Мадридом, вцт могли сделать и все остальное тоже.
—	Банк рассеет ваше заблуждение, мистер Бурн. Там вам скажут,
что клиент не я.
—	А ведь я не называл вам своей фамилии, я назвал другую. И под .
телеграммой, которую я вчера вам послал, тоже была другая подпись.
И все-таки мою фамилию вы узнали. Узнали в Мадриде. И фамилию
моей помощницы, мисс Льюис, тоже.
—	Я должен был защищать евцего клиента, поэтому отправил лю¬
дей за вами в Париж. У меня есть ваши фотографии — это часть моей
работы.
75

—	Я считаю, что вы участвовали в убийстве, мистер Чери.
—	Да нет же, сэр!
—	Л ваш банк, он откроет мне фамилию вашего клиента?
—	Сильно сомневаюсь. Боюсь, что ответ будет отрицательный. Вы
ведь знаете, как работают швейцарские банки.
—	Согласен, что мне они ее не откроют. Но вы адвокат, который
работает в Цюрихе. И вы наверняка раньше с ними работали, недаром
они взяли вас представлять интересы этого анонимного клиента, ко¬
торый так интересуется испанским искусством.
—	Конечно, меня там знают.
—	И я полагаю, что, если вы, известный швейцарский адвокат,
пойдете в швейцарский банк и скажете, что ваш клиент оказался во¬
ром и убийцей, вам назовут его фамилию. У них обязательства перед
вами, мистер Черн, а у вас перед ними.
—	Извините, но согласиться не могу. Да, я могу пойти в банк и
убеждать их в чем угодно. Они мне ответят, что я не имею права об¬
винять человека, которого не знаю, и у меня нет документов, подтвер¬
ждающих, что он убийца и вор. И еще мне скажут, что за действия
своих клиентов банк ответственности не несет.
— А вы не считаете, что у вас перед нами обязательства?
— Нет. Я был нанят моим клиентом, чтобы заключить с вами
финансовое соглашение, но никаких обязательств перед вами у ме¬
ня нет.
— А за заключение соглашения нести ответственность вы со¬
гласны?
— Да, согласен.
— Когда мой добровольный вклад в количестве ста тысяч швейцар¬
ских франков будет мне-возвращен?
— Когда я представил соглашение в банк, там предположили, что
вы захотите выйти из игры, и сообщили об этом моему клиенту'.
— И все-таки он согласился. Конечно, я же ему помогал.
— Но вы же читали документ, прежде чем его подписывать!
— Я получу остаток?
— Повторяю, мистер Бурн, вы же знакомы с соглашением. Карти¬
ны вы не доставили, а следовательно, остатка от затрат на операцию
вы не получите.
Бурн иронически улыбнулся.
— Это означает, что ваш клиент приобрел Веласкеса, Зурбарана и
Эль Греко — лучшие работы этих мастеров — за четырнадцать тысяч
двести тринадцать долларов тридцать два цента.
-т- У вас прекрасная память. — В голосе Черна послышалось ис¬
креннее восхищение.
— Да. — Бурн на минуту закрыл гдаза и расслабился.
— Около сорока семи сотен долларов за каждую, — сказал-Жан-
Мари — Ничего себе!
76

—	Это не мое дело, — процедил Чери сквозь зубы.
—	Значит, вас следует убедить в том, что это ваше дело.
Черн аккуратно поставил чашку на низенький столик.
—	Что значит «следует убедить»? — с беспокойством спросил он.
—	А то, — ответил Бурн вполне серьезно.
—	Но, мистер Бурн, вы же знаете швейцарские банки. Защита
анонимности вкладов — это их главный фирменный знак.
—	Защита убийц?
—	Они защищали даже геноцид! Швейцарский банк имеет дело с
документами, личность для него не существует.
—	Как вы связались со своим клиентом?
—	Написал в банк.
—	На чье имя?
—	Я написал месье Пьеру Траумеру на номер счета. Ответную ин¬
формацию получил через него же.
—	На какой номер?
Бурн взглядом заставил Черна достать записную книжку и назвать
номер, который Бурн тот час же и записал.
—	Вам заплатили? — спросил Бурн.
—	Да. И так же я получил бы хорошую премию, если бы вы доста¬
ли картины, согласно варианту «А». „
—	Значит, вас тоже надули. Что ж, вижу, что можно обсуждать это
часами, даже днями и ни к чему не прийти, — сказал Бурн вставая.
Жан-Мари еще раз убедился, какой он огромный. — Мистер Черн, я
решил запереть вас в подвале этого дома. Там есть водопроводный
кран, но...
—	Нет! — Черн издал крик, настолько дикий и истеричный, что
Бурн и Жан-Мари обменялись быстрыми взглядами, а потом Бурн
продолжил:
—	Я буду держать вас там недели три, а потом мы сможем...
—	Мистер Бурн, пожалуйста! Прошу вас! Я ужасно боюсь крыс.
И темноты. Во время войны у меня уже был опыт. Я не всегда был
швейцарцем, я служил в немецкой армии. Нет, мистер Бурн, этого вы
не сделаете! Я ничем не могу вам помочь, ничего не знаю. Вы же до¬
лжны понимать! — Слова вылетали из него, но никакой связи между
ними не было. Дальше отступить он не мог — за спиной находилась
стена, а впереди возвышался Бурн. Черн попытался было продолжать,
но Бурн ладонью заткнул ему рот; щеки, рот и челюсть оказались под
одной ладонью, другая рука схватила его за брючину, подняла, и, как
мешок, Бурн вынес его из комнаты. Фарфорово-голубые глаза Черна
уставились куда-то в вечность, и он исчез. Жан-Мари с содроганием
наблюдал за этой сценой.
Вернувшись из подвала, Бурн сказал:
—	Никогда не видел, чтобы человек так боялся темноты.
—	Я сам не люблю крыс, — ответил Жан-Мари.
77

Мистер Сэм Джонстон, редактор «Ревилера», оказался живым че¬
ловеком, который, очевидно, получал наслаждение от каждого прожи¬
того мгновения. У него были волосы цвета хаки, малиновые щеки,
сквозь которые просвечивали тонкие ниточки вен. Через пятьдесят
секунд после начала разговора, который происходил в «Плюще», рес¬
торане со стенами из красного дерева, Ева в него влюбилась, хотя он
был лет на сорок старше се.
Ему понравились присланные Бурном фотографии, и он принялся
объяснять, как устал от порнографии, которой у него через край; эти де¬
вицы годятся для английских воскресных журналов, но опубликовать их
фотографии на континенте или где-нибудь еще невозможно. Он стал го¬
ворить, что права на эти фотографии принесли бы солидный куш, и еще
о том, что месяца через три-четыре она, к своему удивлению, будет по¬
лучать за них1 немалые суммы. Сначала этот разговор ее удивил, но по¬
том она вспомнила о талантах Бурна: ведь он занимался реализацией
фотографий — он-то и сделал ее профессиональной фотомоделью.
Сначала она хотела сказать Джонстону, что в деньгах не нуждается,
но поняла, что до смерти его удивит, и придумала: заявила, что хочет
через «Ревилер» познакомиться с каким-нибудь известным английским
преступником — это и будет ее гонораром.
Он похлопал ее по руке и пообещал, что все организует. Сказал, что
редактор отдела преступлений Мертон будет не слишком рад ее прось¬
бе, потому что преступники — его профессия и заработок на протяже¬
нии двадцати шести л₽т; кроме того, англичане очень любят читать на
эту тему именно его; но все же Джонстон уверен, что ее просьбу удов¬
летворят.
Он не спросил, почему ей так хочется встретиться с известным ан¬
глийским преступником — счел это естественным. Не спросил даже,
кого она хочет больше Повидать — главаря шайки, убийцу или же са¬
мого искусного вора. Она сама сказала, что лучше бы какого-нибудь
известного преступника, деятельность которого не замыкалась бы в
узконациональных рамках. Он сразу все понял.
— По-моему, Джек Тене — это то, что вам надо, — сказал он, по¬
думав. — Он главарь. Четырежды мы печатали его мемуары. Сначала
они назывались «Банды в бегах» — о том, как он начинал. А затем в
шести номерах печатался очерк «Король английской преступности не
возражает». Под его фамилией, что-то вроде автобиографии. Кроме
того, он напечатал у нас свои соображения по проблемам детской пре¬
ступности.
—	Мне кажется, он подойдет.
—	Да. По-моему, тоже.
—	Вы сказали, что у него есть международные связи?
—	О, определенно есть, — ответил общительный редактор. — .Он
прославился во время войны. Работал и на тех, й на других и уцелел.
Память феноменальная!
78

—	Правда?
—	Сейчас я планирую сделать с ним очередную серию публикаций
под названием «Преступление — бизнес международный». Хорошее
название?
.Но оказалось, что мистер Мертон вовсе не собирается знакомить ее
с такой знаменитой личностью, как Джек Тене. Сначала он заявил, что
Тене не будет разговаривать ни с кем, кроме него (Джонстон впослед¬
ствии сказал, что это чушь собачья), а затем предложил человека по
имени Алберт Никелс (Джонстон обозвал его мелким хулиганом). Еще
он добавил, что Тенса сейчас нет (голословное утверждение," которое
он даже не попытался подкрепить доказательствами), а после этого
принялся говорить, что Тене работает над книгой, и если будет те¬
рять время на досужие разговоры со всякими дамочками, то никогда
ее не закончит. И все в таком духе. Но когда он почувствовал, что ей
ясна его позиция, пошел на уступки, заявив, что, если Ева будет пи¬
сать о встрече с Тенсом, сначала это должно быть показано Дорренсу
Мертону из «Ревилера» с тем, чтобы именно ему принадлежали все
права на эту публикацию и все деньги от нее и от переизданий этого
материала, соответственно, тоже шли бы ему.
—	Только такую статью, какие печатают в вашей газете? — спроси¬
ла Ева с невинным видом. — А если я напишу о нем роман?
— Естественно, и от романа тоже! — взорвался мистер Мертон. —
Любые публикации, мой дорогой Сэм; если эта дама после встречи с
Тенсом собирается написать о нем роман, я должен буду его об этом
предупредить.
— Но роман я о нем писать не собираюсь — спросила просто так.
А кроме того, я пробуду с ним не более получаса. Как вы думаете, за
полчаса много материала я наберу для романа?
— Может, и достаточно, ~ с жаром ответил мистер Мертон. —
Я написал «Короля английской преступности» и соображения по про¬
блемам детской преступности, вообще с ним не встречаясь.
В конце концов было решено, что Ева примет все условия, выдви¬
нутые мистером Мертоном. Мертон позвонил Джеку Тенсу и догово¬
рился о встрече в пивной «Ред Джайнт», которая находилась на
Бслгревиа Мьюз на следующий день в два часа. «Ред Джайнт» —
самая обыкновенная рабочая пивная, владелец которой, симпатич¬
ный ирландец, когда бывал в хорошем настроении, всегда пел.
Но подъехать к нему оказалось трудно — везде стояли «ягуары» и
«бентли», в которых туда приезжали завсегдатаи — простой народ, ра¬
бочие.
Ева с Джеком Тенсом сели за столиком и заказали эль. Тене ока¬
зался стройным мужчиной средних лет, в темных-глазах стоял.испуг,
а бледные губы слегка подергивались. Куртка застегивалась на золо¬
тую «молнию»,* которая очень шла к цвету его желтых зубов. Волосы
были аккуратно уложены в парикмахерской. Когда Ева начала говорить
79

о романе, он не поверил*ни одному ее слову и наотрез отказался да¬
вать какое-либо интервью.
После этого, сообразив, что сейчас он встанет и уйдет, она решила
открыть ему свои планы.
—	Хорошо, мистер Тене, тогда слушайте. Мы достали в Мадриде
три испанские картины, но, когда стали выезжать с ними из страны,
чтобы продать и получить деньги, у нас их украли.
После этих слов он впервые улыбнулся.
—	Это, Утенок, другое дело, совсем другой разговор. — И сделал
знак, чтобы принесли еше два эля. — Какие картины?
—	Известных мастеров.
—	Подлинники?
— Именно.
— Почем?
— Зависит от того, кто их купит.
— Это понятно.
— Тысяч пятьдесят, — солгала она.
— И теперь вам нужна помошь?
— Мы американцы и не знаем в Испании никого, кто могхбы это
уладить.
— Кто мы?
— Мой муж и я. Картины у нас украли в Испании, и, очевидно, они
сейчас там, потому что слишком велик риск их вывозить. А мы хоте¬
ли, и наши конкуренты это узнали.
— А теперь они собираются их там продать.
— Да, если это профессионалы. Не красть же картины, чтобы про¬
сто повесить у себя и на них смотреть. Очевидно, собираются кому-то
продать и, когда это будет происходить, испанские преступники будут
все знать.
— Ну и умница же вы, что др этого додумались. И еше на меня
вышли.
— Просто у мужа голова в порядке.
— А почему он сам не пришел?
— У него дела.
— Надеюсь, не те же самые. Дубляж здесь не уместен.
— Дубляжа не будет.
— Знаю я кое-кого и в Мадриде, и в Барселоне. Парни политикой
занимаются.
— Сегодня вечером я еду в Париж, встречусь с мужем, и завтра
вечером мы будем в Мадриде.
— Ну это слишком быстро. Такие дела по телефону не делаются.
Вы это можете.
— Ну, допустим, могу. Но потребуется некоторая сумма;
— Конечно.
— Тысяча фунтов.
80

—	Да вы с ума сошли! Чтобы сделать один звонок, а потом пойти
спать! Нельзя ли подешевле?
—	А если б вы сами позвонили, вам это вообще бы ничего не сто¬
ило, ведь так?
—	Послушайте, мистер Тене...
—	Зовите меня Джек. Все зовут меня Джек.
—	Послушайте, Джек, я вам предложу кое-что повыгоднее. Что вы
скажете о пяти процентах от пятидесяти тысяч? В том случае, если нам
удастся их вернуть.
Он радостно засмеялся, и смех был пронзительным, женским. Его
действительно сильно удивило ее предложение, он вынул платок и
приложил к глазам. Очевидно, слов тратить не хотел.
—	Но у нас сейчас нет тысячи фунтов, — сказала она.
Он, все еще радуясь ее предложению, молча глотнул эля.
—	Сколько вы хотите наличными? — снова спросила она.
Тогда он улыбнулся и похлопал ее по руке.
—	Давно я так не смеялся. Хотите со мной сегодня пообедать?
—	Я же сказала, что уезжаю.
—	А вы передумайте. Мы можем хорошо пообедать — у меня и
вдвоем. Хорошо провести время. А завтра за завтраком обсудим новую
цену.
—	Какую цену?
—	О Господи! Ну конечно, ту, которую я назначу. — Он улыбнулся
ей с такой теплотой, словно она была его женщина.
—	Хорошо. По крайней мере, я рада, что она будет меньше тыся¬
чи. — И посмотрела на него с таким негодованием, что он начал сме¬
яться — еще более громко и пронзительно, а затем, чтобы сильнее
выразить свой восторг, стал стучать кружкой по столу. Успокоившись,
снова приложил платок к глазам.
—	Какую прекрасную главу можно бы написать, — наконец сказал
он. — Мертон бы обалдел. А какая интрига — секс, испанский пре¬
ступный мир, картины мастеров — Мертону это бы очень понравилось.
По-моему, написать надо будет так или иначе. Послушайте. Когда вер¬
нетесь в Париж, пришлите мне вашу фотографию со страстной над¬
писью на обороте — только напишите сами. Что-нибудь вроде «Джеку,
мое лучшее фото. Ты подарил мне все замки Испании». И подпиши¬
тесь. Только разборчиво. А имя может быть любое.
— Зачем это вам? — Такая реакция ее всерьез удивила.
— Когда выйдет продолжение, «Ревилеру» нужна будет иллюстра¬
ция. «Преступление — бизнес международный*, как заголовочек?
— Мое фото?
— Надеюсь. Впрочем, можете прислать фото любой красивой де¬
вушки, которую вы знаете. Невелика цена, не правда ли?
— А сколько за то, чтобы вы нашли мне людей в Испании?
— О, это будет пять процентов от пятидесяти тысяч.
81

А в это время Жан-Мари с помощью каталога «Дос-Кортес» пытал¬
ся отыскать след пропавших полотен. Он разговаривал с двадцатью
семью перекупщиками из семи стран, и четырнадцать, к великому
удивлению Бурна, сказали, что они их знают; правда, никто не видел,
оригиналов. Они сказали, что, если картины всплывут, ему немедлен¬
но сообщат, но, во-первых, ему придется встать в длинную очередь, а
во-вторых, у него, должно быть, денег больше, чем у банка; оба эти
обстоятельства Жана-Мари сильно расстроили.
Перекупщики из Женевы, Лондона и Рима решили, что раз ориги¬
налы утеряны, значит, Жан-Мари должен выставить на рынок свои
работы. Будучи закоренелым парижанином, он никуда не ездил; тем
более ему приятно было от них узнать, насколько велика его популяр¬
ность, и он получил несколько обнадеживающих предложений. К тому
времени, когда он уехал из Кьямпино в Мадрид, то распределил все
свои работы между перекупщиками трех больших-городов, получил
задаток, и жизнь неожиданно предстала перед ним в розовом цвете.
Однако сообщение об убийстве сеньора Элека ему настроение испор¬
тило.
В Мадрид он приехал через два с половиной дня после Бурна с
Евой: как раз в то время, когда герцогиня собиралась отпраздновать
прибытие молодоженов.
Нс слишком желая такой чести и стараясь показать свою скром¬
ность, Бурн подождал, пока Ева вернется из Лондона в Париж, а
потом послал Каэтано в Барселону телеграмму следующего содер¬
жания:
«Чувствую себя очень неловко но сегодня Париже женился на пре¬
красной девушке возвращаюсь'Мадрид завтра знаю пробудете три дня
Валенсии потом Хересе надеюсь увидеть вас Бланку Мадриде наилуч¬
шие пожелания Бурн».
Черн вначале немного пошумел — больше часа стучал кулаками в
дверь подвала, но она была старая и толстая, и голоса слышно не было;
раздавались лишь приглушенные звуки ударов, но и они постепенно
ослабевали, а потом и совсем стихли. Бурн оставил ему фонарик —
чтобы можно было найти водопроводный кран. Он подумал, что адво¬
кату не повредит несколько дней голодания, а потом решид продлить
этот период с шестнадцати до двадцати дней.
Ева приехала в Париж вечером. На следующее утро они должны
были улететь в Мадрид, а потому решили о Черне не говорить: это
испортило бы ей настроение^ и так как она не спускалась вниз кроме
82

тех случаев, когда надо было взять бутылку коньяку, он решил, что о
Черне лучше вообще не вспоминать. Когда она все же спросила, раз¬
говорился ли Черн, он ответил, что, к сожалению, новостей никаких,
и это было правдой; адвокат только выражал свое возмущение по по¬
воду задержания — и это тоже соответствовало истине.
Ева же вернулась с триумфом. Самым большим впечатлением от
поездки было то, что две элегантные француженки остановили ее в
холле гостиницы «Савой» и спросили, откуда у нее такое чудесное
платье. Во-вторых, ей удалось выполнить свою основную миссию ус¬
тановить контакт с преступным миром, а вдобавок ко всему еще и
найти в магазине на Чаринг-Кросс книгу Роберта Грейвза «Антигуа,
Пенни, Пьюс», которую Бурн так любил.
По ее мнению, он напрасно отказался от услуг других преступни¬
ков, потому что Джек Тене — обдирала. Они с ним расстались боль¬
шими друзьями, и Джек даже отвез ее в аэропорт в своем голубом
«роллс-ройсе», величиной чуть ли не с катер. Он начал действовать:
получил сведения из огромных лондонских притонов, таких больших,
что, по его словам, там вполне можно было спрятать три картины ис¬
панских мастеров и уверил, что будет узнавать и дальше и обо всем ее
информировать. Бурн не стал расспрашивать — она уверила его, что
дело двинулось. Тене свяжется с ней через испанца, который поможет
установить контакт с портье мадридского отеля «Аутентико» на улице
Кава Баха рядом с улицей Толедо. Она с гордостью заявила, что тот
испанец ведает практически всеми преступными делами северной Ис¬
пании, за исключением Андалузии. Она будет звать его Энрике Лопес.
Если же будут какие-то изменения, то о них тоже будет сообщаться
через портье «Аутентико». Тене также гарантировал, что никто другой,
кроме сеньора Лопеса, о картинах не узнает, а Лопес в скором време¬
ни обязательно сообщит новости.
Бурн был так рад ее успехам, словно она выиграла Уимблдонский
теннисный турнир в женском одиночном разряде; правда, не все в ее
действиях ему понравилось. Если бы она вернулась из Лондона и ска¬
зала, что контакты с испанцами установить невозможно, он стал бы
действовать в других направлениях, потому что его часть любви к ней
покоилась на уверенности в ее абсолютно.безупречном поведении; он
считал, что ее верность ему и их совместной жизни растет без границ
и без меры.
Вечером они остались дома. Бурн читал книгу Грейвза и смеялся.
Черна по-прежнему слышно не было. Бурн, правда, принял для этого
меры предосторожности, закрыв две двери, ведущие в кладовую, —
оттуда дорога шла в подвал; в течение вечера он дважды выходил в
кухню, якобы за водой, но ни звука. Ева уложила их вещи, заштопала
носки, а затем натянула на себя потрясающий голубой французский
халатик, который был ей в обтяжку. Она знала, какой эффект в нем
производит — настолько он облегал ее фигуру. Бурн вначале молча за
83

ней наблюдал, а затем не удержался от комментариев, в ответ на ко¬
торые она с вызовом спросила:
—	А почему бы тебе его не расстегнуть?
После таких слов у него нс осталось выбора, и он сделал решитель¬
ный шаг к их близости.
Чуть позже, когда Бурн вернулся к книге, а Ева к штопке, он ей
напомнил< что она нс должна забывать о том, что только что они по¬
женились, и в Мадрид приедут как жених и невеста. Она кивнула. Он
сказал, что знал — она нс будет возражать, и достал новое брачное
свидетельство, для того чтобы обслуживающий персонал отеля мог
подтвердить, что это правда. Она ответила, что после того как вышла
за него замуж, стала жить тремя жизнями и под четырьмя именами,
жизнь заиграла для нее новыми красками, потом}' что она попала в
компанию людей, общаться с которыми имеют счастье лишь немно¬
гие женщины; что она ему за это бесконечно признательна, что лю¬
бит и будет любить его всегда, что с ней ему тоже будет хорошо и что
он для нее является единственной истиной, которой стремится обла¬
дать каждый.
Далее в течение примерно десяти минут он говорил о деле. О том,,
может ли сеньор Лопес их надуть. Правда, казалось, эта мысль его даже
успокаивала: вот он, реальный преступник, которого можно легко ра¬
зыскать. Но постепенно он доказал себе, что это мало вероятно. Вдруг
она разрыдалась — это началось, когда она сидела на краю маленькой
подушечки. Сделала над собой усилие, и рыдания стали беззвучными.
А он не реагировал — знал, что если она плачет, то, значит, не напрас¬
но.. И скоро рыдания прекратились.
—	Не хочу возвращаться в Испанию.
—	Почему?
—	Точно не знаю. Но чувствую, что этого делать не надо.
—	Просто потому, что впервые. В первый раз волнуешься гораздо
сильнее.
—	Не нужны нам картины, если тот мужчина из-за них убивает.
— Какой мужчина? Откуда известно, что это мужчина?
— Ты понял, что я имею в виду, Джим.
— Убийство это, конечно, ужасно, — ответил он, — но тех, кто
убивает, бояться не надо. А убивают, потому что идиоты, а не потому
что считают себя непобедимыми — им просто больше нечего делать.
Убийство одного человека не имеет никакого отношения к жизни или
смерти другого.
Ева встала и пошла в ванную. Зашумела вода — она мыла глаза.
Затем закрыла дверь — он услышал, как заработал душ, и вновь вер¬
нулся к книге. Минут через сорок она появилась в прелестном блед¬
но-голубом пеньюаре, села напротив и заговорила ровным дружелюб¬
ным тоном на тему, которую обдумала в ванной, а возможно, и до
этого.
84.

—	Джим, ты ведь знаешь, что я против того, чтобы постоянно ру¬
ководствоваться женской интуицией, не так ли?
—	Если хочешь, то можно, плохого в этом ничего нет.
—	И все же я бы не хотела, кроме одного случая — общения с гер¬
цогиней.
—	Да?
—	Я должна была раньше тебе сказать, но скажу сейчас и в даль¬
нейшем эту тему продолжать не буду: мне нс хочется общаться с гер¬
цогиней, а лицемерить я не люблю, это дешево и противно. Мы ведь
воспользовались гостеприимством и ее обокрали.
— Нашла время вспоминать, — фыркнул Бурн.
— Пожалуйста, Джим, дай мне договорить. То же самое и с докто¬
ром Муньосом. Я не смогу общаться с человеком, которого мы исполь¬
зовали, чтобы удобнее было совершать кражу; все остальные нам
доверяли только потому, что доверял доктор Муньос. А твой друг Ка-
этано Хименес, твой лучший друг, как и ты его, — и все-таки мы обо¬
крали его любимую женщину. — Она откинулась на спинку стула.
— Договорила?
-Да.
— Я тебя нс упрекаю.
— Вижу. И тоже тебя не упрекаю. Я только сказала, что не хочу
ехать в Испанию и общаться с этими людьми.
— Ева, чем занимался твой отец?
— Работал брокером в страховой компании.
— Там ведь были разные виды страховки, не так ли?
— Да, конечно.
— Например, у тебя была когда-нибудь временная страховка?
—	Да.
— Ты что-нибудь в это время теряла?
— По-моему, да. Однажды. Фотоаппарат.
— На сколько он был застрахован?
— Сейчас уже точно не помню. Долларов на двести. Почему ты
спросил?
— Ты заявила о пропаже?
-Да.
— Когда страховая компания тебе заплатила?
— Месяцев через пять.
— И сколько?
— Мне хотели дать другой аппарат, тоже не новый, но я решила
взять деньги. По-моему, мне заплатили девяносто пять долларов.
— Не двести, а девяносто пять?
— Он был в употреблении, поэтому снизили цену.
— Но когда ты его страховала, то думала, что получишь двести. Ведь
в страховом полисе написано, .что аппарат застрахован на двести дол¬
ларов.
85

—	Да.
—	.И после такого обмана отец мог смотреть тебе в глаза?
—	Нс понимаю.
—	А чем* занимался твой дед?
—	Джим, что ты хочешь доказать?
Он поднял руку.
—	Минутку. Ответь мне.
—	В течение почти пятидесяти лет он занимался ресторанами. За;
ведовал поставками, работая в ресторанах фирмы «Хаксли».
Джим захохотал, но вскоре хохот прекратился, и на лице осталась
лишь усмешка.
— Заведовал поставками — всей этой системой-, которая покупала
через своих людей мясо, тогда, когда была его нехватка; в это время
десяткам тысяч стариков и больных оно было просто необходимо, а у
них его не было, так?
Она опустила глаза и покраснела.
— А ведь он наверняка спокойно смотрел в глаза и своим близким,
и друзьям, и покупателям после того, как газеты перестали его поно¬
сить, не так ли, милая? Он был таким, как все в этом мире. В бизнесе
мы одни, с друзьями иные, и одно с другим никак не связано. Если б
это было так, то Франциска Ассизского следовало бы считать ответ¬
ственным за бои гладиаторов, что по нынешним временам было бы
слишком нравственно и слишком по-христиански.
Он подвинул стул и взял ее руки в свои.
— Да ГосподИуЯ могу привести тебе тысячи и тысячи примеров,
когда мораль бизнеса существует отдельно от остальной морали. Се¬
годня-вряд ли есть бизнес, от которого не пахнет враньем и обманом;
а если обман в порядке вещей, тогда можно допустить и сушествова-
* ние честной преступности — а наше дело я бы так и назвал. И у меня
нет никаких сомнений в том, что наше преступление ничуть не хуже
бесчестного бизнеса, а следовательно, мы абсолютно честны.
Он притянул ее к себе и с грубой страстью поцеловал, а потом про¬
должал огромными мужскими руками прижимать ее голову к своей.
— Бизнес — это вид охоты. Если ходить там, где стреляют, могут
и подстрелить, не так ли? Более того, из имеющейся у нас информа¬
ции, герцогиня, или Каэтано, или Викториано Муньос могут быть
теми, кто Нас наколол. Скорее это они, чем сеньор Лопес или адво¬
кат Черн. У герцогини есть великолепные копии, висящие в ее родо¬
вом замке. Она раньше всех могла предложить оригиналы на продажу,
потому что в них понимает толк. Викториано Муньос помешан на
искусстве, а на испанском особенно. Каэтано, насколько я знаю, во¬
обще имеет тягу к аферам, для него все, что опасно, — крайне при¬
тягательно. Но забудем об этом. Нас приучили, что все преступления
аморальны. Я же в конце концов вынужден был прийти к Выводу, что
почти весь бизнес аморален и, конечно же, все религии. И когда это
86 _

понял, стал на путь преступлений и сейчас могу заявить, что нет пра-
. вых и неправых, как нет начала и нет конца. Где кончается опреде¬
ление «вор вне закона» и где начинается «вор в законе»? Мы едины
и должны сделать все, чтобы спастись, — только это и важно. Кража
полотна, краски и дерева с каменной стены одного из девяти домов
герцогини де Дос Кортес не есть злодейская акция, или грех, а вот
порвать с ней отношения и прятаться, потому что моя жена не мо¬
жет смотреть ей в глаза и принимать ее дружбу, акт недружественный,
а потому грех: из всех грехов, какие есть на свете, жестокость — са¬
мый большой.
— Сколько времени мы пробудем в Испании?
— Еше не решил.
— До тех пор, пока не узнаем, кто украл у нас картины?
— Эти картины, между прочим, стоят уйму денег.
— Ты всегда думаешь о деньгах!
— Нет, это ты всегда о них думаешь! — Он вспыхнул, лицо стало
красным. Это была запрещенная тема.
— А если деньги, которые можно выручить за эти картины, приве-
_дут нас к совсем другому, пожалуй, даже к насилию, допускаешь ли ты
в этом случае возможность совершения еше одного греха, греха любви
за деньги, мой ученый кардинал?
— Твой сарказм здесь ни к месту, — ответил он мрачно.
— Ответь на вопрос.
— На какую его часть?
— На обе.
— Насилие уже произошло.
— И что же?
— Это грех. Да.
— Так сколько грехов надо совершить, чтобы спастись или чтобы
достаточно разбогатеть, а?
— Ева, послушай меня^До конца аренды отеля еще девяносто дней.
Мы едем в Испанию, и я попытаюсь найти там картины; если же к
этому времени найти их не удастся, уедем или останемся — как ты
захочешь. Но я должен попытаться их найти. Договорились?
. — Договорились. А что еще я могу ответить?
— Тогда хорошо.
— Джим, почему ты с такой готовностью берешь на себя этот но¬
вый грех? Ты себе противоречишь.
Он был озадачен.
— Какой новый грех?
— Новый грех, связанный с насилием, — ответила она.
— Новый грех? — фыркнул он. — Насилие — это всего лишь детс¬
кая жестокость. — Он встал. — Пошли. Одевайся. Сегодня, наш по¬
следний вечер в Париже, и Бог знает когда мы вернемся. Пойдем в
«Фуке* и как следует повеселимся..
87

Башня замка герцогини де Дос Кортес возвышалась над «Эль-Рс-
тиро»; говорили, что на скамейке этого парка в тени деревьев некогда
сиживал Господь Бог и думал свою невеселую думу. Именно здесь гер¬
цогиня и решила устроить торжество в честь бракосочетания своих
друзей — мистера и миссис Джеймс Уоллес Бурн. Семнадцать слуг
протирали бокалы, жарили птицу, до блеска начищали серебро, насти¬
лали ковры на залитые воском полы, охлаждали вино, увлажняли си¬
гары, напевая при этом мелодии в стиле фламенко: они были так
счастливы, потому что герцог наконец умер, а душа обожаемой ими
герцогини, казалось, воспарила.
После мадридской корриды прошло два дня, и герцогиня с Каэта-
но отправились из Валенсии в Херес де ля Фронтера, где в течение двух
дней ему предстояли новые поединки. И вот после шести его быков
они, словно на облаке, мчались из Мединачели в Сарагосу, затем в
Барселону, потом в Валенсию и были в совершеннейшем упоении друг
другом, радовались предстоящей встрече с друзьями, любовью и ше¬
деврами искусства.
Отношения герцогини с окружающими вследствие ее революцион¬
ных действий короля, а также из-за романа с тореадором и по множес¬
тву других причин, за последнее время совсем испортились, и потому
она пригласила на торжество только близких друзей.
Среди них был и Жан-Мари Кальбер, недавно признанный мастер
французской живописи, которого нашли в отеле Бурна; Каэтано при¬
гласил своего протеже, удалого молодого novillero1, по имени Викто-
риано Роджер, который когда-то был адвокатом, но, по словам
Каэтано, оказался слишком чувствительным, чтобы выступать на су¬
дебных процессах. Другой Викториано, доктор Муньос, маркиз де
Виллальба, приехал раньше всех. На нем был твидовый обеденный
пиджак с сатиновыми лацканами и пионом в петлице. Он объяснил
невесте, почему выбрал именно этот цветок: ир-за цвета и формы —
они подходят к этому твидовому пиджаку; она может быть уверена, что
туалет подбирался с большой тщательностью. Серьезным тоном он стал
говорить ей о том, что тщательность при выборе одежды ведет к тща¬
тельности при выборе всего остального; а затем вдруг спросил, как
долго Бурн был ее любовником, прежде чем они поженились, если они
действительно поженились. Ева дала ему понять — и довольно бес¬
страстным тоном, — что до того они жили как брат с сестрой, отчего
он прищемил язык, а потом отпустил ей комплимент, сказав, что у нее
прямо страсть к упадку. Она широко зевнула, с удивлением посмотре¬
ла на него, а затем отвернулась и пошла искать Джима. А лицо стало
красным.
Раз пригласили месье Кальбера, то, конечно же, нельзя было не
позвать и чету Пикетов: присутствие новых талантов любой националь-
Новичок (í/C/í.).
88

ности радовало конгрессмена; его супругу же больше всегда радовало
охлажденное вино. Сэр Кеннет Денвере, известный английский фото¬
микрографик, который занимался насекомыми, весь вечер танцевал с
очаровательной Дорис Сприггс — она составляла каталоги насекомых,
а потом даже спел несколько популярных песен. В час ночи в парке
появились цыгане с гитарами; под пальмами зазвучали ритмы фламен¬
ко, от которых ночь сразу же исчезла, передав все восторги наступаю¬
щему дню.
Состав участников праздника увеличился с четырнадцати до шес¬
тидесяти четырех человек, а затем снова уменьшился до девятнадцати,
включая миссис Пикет, которую на самом деле можно было не счи¬
тать. То, что четыре пятых присутствующих были испанцами, придало
торжеству особое настроение. Гости черпали энергию в музыкальных
ритмах цыган, которые вели себя так, словно наконец очнулись от
долгой зимней спячки; этому, несомненно, способствовал и тоник под
названием «Сангрия» — ну и, конечно же, красное вино, коньяк и
шампанское тоже делали свое дело.
Ни Бурн, ни Ева не могли припомнить столь веселой вечеринки —
все были буквально пронизаны радостью и счастьем. Доктору Мунь¬
осу пришлось отвезти Пикетов домой, но перед этим он отвел Бурна в
сторону и сказал:
— Я понимаю, что после подобных торжеств у их виновников поч¬
ти не бывает свободного времени, и все же попросил бы вас посетить
мою новую квартиру. И, конечно, в присутствии миссис Бурн — я
считаю ее одной из самых прекрасных молодых женщин, которых ког¬
да-либо встречал.
Бурн ответил согласием, и тогда Муньос продолжил:
— А нельзя ли привезти с собой также этого неординарного фран¬
цузского художника месье Кальбера, потому что есть вероятность, что
будут Пикеты?
Бурн и на это ответил согласием, и Муньос подытожил:
— Значит, в воскресенье — то есть через три дня, — в семь часов.
У меня есть уйма новых прекрасных картин — испанской живописи,
которой я так горжусь, — и мне не терпится узнать о них ваше мне¬
ние, которое я ценю столь высоко.
Когда на следующий день Бурн сообщил о предстоящем визите Еве,
она от злости пнула ногой коробку со шляпками. Он объяснил ей, что
в такой ситуации иногда приходится встречаться и с теми, кого видеть
не очень хочется; именно так, по его мнен.ию, ей придется себя вести
и по возвращении в Штаты: какие-нибудь старые друзья наверняка
захотят их пригласить.
Герцогиня восхищалась Евой сверх всякой меры, а Ева старалась ей
в этом не уступать. Сегодня в центре всеобщего внимания была Ева,
89

но герцогине это нравилось; в течение нескольких дней, пока нс при¬
шел положительный ответ от Бурна на ее приглашение, она очень во¬
лновалась, ибо считала Бурна одним из самых изысканных в своем'
окружении мужчин, и, по ее мнению, была справедливость в том, что
он нашел женщину по себе. Вечер окончился так же, как и начался:
она обнимала и жениха и невесту. Они стояли все четверо — герцоги¬
ня, Каэтано, Бурн, Ева, — и она выразила уверенность в том, что они
останутся друзьями до конца жизни и вместе вынесут все, что выпа¬
дет на их долю. Стала при этом очень серьезной, взяла сначала руку
Евы, потом положила на нее огромную руку Джима, потом руку Каэ¬
тано, а сверху свою. В лучах рассвета, который пришел наконец на
смену бурной ночи, она заглянула каждому в глаза — и в се собствен¬
ных появились слезы. А затем сняла руку и с достоинством, свойствен¬
ным гранд-даме, поцеловала руку сначала Каэтано, потом Джиму и,
наконец, Еве.
Время никогда не обманывает великих. Время — это жизнь, а
жизнь — это время в движении, быстром или медленном. Герцогиня
просто не могла заниматься пустяками: когда она что-нибудь делала,
пространство во времени наполнялось величием. Ева чувствовала себя
при этом возвышеннее и чище, а Бурн — более сильным и нежным.
Что же касается Каэтано, являвшимся теперь вместилищем всех ее
чувств и эмоций, то он, конечно, был на вершине блаженства.
Этой ночью мистер Пикет написал Артуру Туркусу Дэниэлсону,
редактору «Арт, Синге энд Ю», самого популярного еженедельника в
Соединенных Штатах, длинное письмо; это было второе письмо мис¬
тера Пикета в этот еженедельник; первое он написал восемь лет на¬
зад. Он писал очень медленно, взвешивая каждое слово. А ведь тогда
Дэниэлсон ответил ему весьма кратко. «Что за человек», — подумал
мистер Пикет и при этой мысли покачал головой. Как-то в магазине
уцененных товаров он обнаружил подлинник Блора — через десять лет
после смерти художника, и, может быть, именно после его находки
этого художника признали. Пикет бесстрашно восстал против шоки¬
рующе темных задников Тициана, и благодаря его исследовательской
деятельности ценность всех работ Тициана понизилась более чем на
три процента. Мистер Пикет не был уверен, что Дэниэлсон хорошо
разбирается в испанской живописи, средневековой и современной,
потому что он никогда не разговаривал со своими авторами лично, а
предпочитал переписку; но из письма, которое он прислал мистеру
Пикету,, последний, понял, что его знания в этой области не пустой
звук; более того, взгляды Дэниэлсона во многом совпадали со взгля¬
дами самого Пикета, которые он изложил в двух книгах, посвященных
испано-португальскому миру. «Дорогой мистер Дэниэлсон, — писал
Пикет в этом письме, — в работе, посвященной Средним векам, я
90

сделал открытие, которое должно потрясти мир. Я намерен предложить
его вашему еженедельнику, с тем чтобы оно было изучено, после чего,
по-видимому, следует выступить с официальным заявлением. Если же
мой вывод не найдет подтверждения специалистов, я готов взять свое
предложение обратно. На полотне, которое с сегодняшнего дня, на¬
деюсь, будет называться «Троил Пикета», я обнаружил присутствие
кисти двух великих мастеров, две палитры. Не буду вас долее томить.
Одно полотно — два бессмертных мастера.. Одна картина — два вели¬
ких художника. Вы спросите: — Что это за художники? Какая карти¬
на? — О, в этом я уверен, сэр. От имени чёловека, который занимается
испано-португальским искусством двадцать семь лет, автора трех учеб¬
ников испанского искусства, по которым учатся в школах, колледжах,
университетах западного мира, я заявляю, что великолепный «Троил»,
являющийся собственностью герцогини де Дос Кортес, был нарисован
Диего Родригес да Сильва и Веласкесом, а также Петером Паулем
Рубенсом».
Мистер Пикет сделал паузу, озадаченный: как надо писать — Пе¬
тер Пауль или Пауль Петер — и стал жевать конец ручки. «Внима¬
ние, сэр! — продолжал он. — Вместе с этим письмом вы получите
коричневый конверт, в котором обнаружите три слайда. Посмотрите на
них внимательно, мистер Дэниэлсон, и собственными глазами увиди¬
те то, о чем я вам пишу; затем же снова вернитесь к моему письму и
прочтите документацию. Уверен, это открытие станет сенсацией го¬
да!» Мистер Пикет взял чистый лист и, крупными буквами написав на
нем «Троил Пикета», начал создавать монографию.
Вдруг послышался голос жены; она уже лежала в постели:
— Когда же ты погасишь свет, ты, толстый сукин сын! Наверное,
пишешь какому-нибудь моряку. Какого черта я уехала с вечеринки,
если ты сидишь, включив свет, и мешаешь мне спать!
— Минутку, дорогая, минутку.
— И не больше, черт побери!
— Выпей чего-нибудь. Я сейчас приду.
— Чего выпить, дубина?
— В тумбочке есть немного бурбона.
— O-о, спасибо, любимый.
Записка, которую оставил сеньор Лопес у портье в отеле «Аутенти-
ко», была написана толстым карандашом на листке из немецкого на¬
стольного календаря 1943 года. Там были слова: «Nada vuelva usted.
dentro dedos semanas Lopez’». Сеньор Лопес навел справки, но никакой
информации не получил. Тене понял: Лопес хотел, чтобы она сама
приёхала за ней через две недели, он все тщательно продумал. Когда
Ничего, приезжайте через две недели. Лопес (псп.).
91

она действительно вернулась через две недели, то решила оставить
Джеку записку с предложением встретиться. Таким образом она узна¬
ла, какую работу он проделал, и после этого Джек Тене мог сказать, что
честно заработал, свои пятьдесят фунтов; а кроме того, она обещала
Тенсу подробно об этом написать, с тем чтобы мистер Мертон полу¬
чил дополнительный материал для своей новой главы. Прежде чем они
расстались, Тене согласился с ее предложением о том, что «Преступ¬
ление — бизнес международный» надо экранизировать так, чтобы глав¬
ную роль сыграла Глинис Джонс.
— Да вы стоите трех Глинис Джонс, — сказал он с глубоким вос¬
хищением, но на предложение откликнулся.
Стояла прекрасная погода, и домой она решила прогуляться. Думая
о милом старике Джеке Тенсе, зашла в дешевенький магазин «СЕПУ»
на Авенида де Хосе Антонио и за пять песет купила там открытку до¬
вольно известной европейской кинозвезды с красивой, но стандартной
внешностью, у которой были накладные ресницы и рот, похожий на
откусанный пончик. Затем пошла на главпочтамт и сделала надпись:
«Джеку, который подарил мне Испанию, с пламенными воспоминани¬
ями, Марианна Пикет». После этого сунула открытку в простой кон¬
верт и послала в Лондон, в «Ревилер»..
Бурн заблуждался, думая что новые апартаменты доктора Муньоса
находятся только на улице Фортуни. Они оказались настолько боль¬
шими, что занимали целиком верхний этаж и захватывали часть ули¬
цы Амадор де Лос-Риос — там, где находился знаменитый ресторан
«Жокей».
Хозяин в такой квартире казался меньше ростом и еще менее при¬
влекательным; когда он встретил их у двери, то забормотал какие-то
приветствия, прогнал домоправителя, а затем провел трех гостей в
очень маленький, но очень комфортабельный бар с необычайно ши¬
рокими и высокими окнами, настолько высокими, что из них были
видны Пасео де ля Кастелана и даже Лас-Вентас.
. По пути в бар он постоянно 1ГХ останавливал, чтобы они полюбо¬
вались то какой-нибудь резной работой, то картиной. Все было выпол¬
нено с безукоризненным вкусом, что в какой-то мере явилось для гостей
неожиданностью.
—	Для человека, который постоянно жалуется на бедность, живете
вы крайне неплохо, старина, — сказал Бурн, стараясь придать разго¬
вору дружеский тон.
—	Мой дорогой мальчик, — ответил Муньос, — когда я говорю
«бедность», то имею в виду бедность относительную. Если б не Гойя,
который стоил почти всех моих денег, богаче меня в Европе было бы
всего лишь несколько человек. Что будете пить, миссис Бурн?
—	Херес; пожалуйста, — ответила Ева, взгромоздившись на высо¬
кий стул в дальнем углу бара около окна. Двое мужчин облокотились
о стойку, а за ними, пока сам хозяин стоял со штопором в руке и го¬
92

товил напитки, строго наблюдал кот Монтес — он сидел между бутыл¬
ками.
—	Херес? Ну что вы, миссис Бурн, зачем это вам надо? У меня для
вас есть большой выбор виски. Такие редкие сорта, как бурбон, кото¬
рые в Испании может достать лишь конгрессмен Пикет — остальным
не под силу. Слишком американский напиток. Как насчет стаканчика
бурбона?
—	Херес, пожалуйста. — Муньоса будто водой окатили, он прогло¬
тил слюну, а потом, налив маленькую рюмочку хереса Еве, обратился
к Жану-Мари:
—	Месье Кальбер, а вам что? «Квинквину»? «Амер Пикон»? «Сан-
Рафаэль»?
— Пиво, пожалуйста.
— О, — разочарованно ответил Муньос, — вот пива-то как раз у
меня и нет. Как жалко! А я ведь вам предлагаю то, что обычно пьют
французы. — Он с ненавистью посмотрел на Жана-Мари — лицо его
стало как маленький кулачок, а линия усов как шов темной, сжатой в
кулак перчатки.
— Тогда я выпил бы «дюбонне», — с улыбкой сказал Жан-Мари.
—	«Дюбонне»?
—	«Дюбонне» пьют все французы, — продолжил Жан-Мари.
—	Конечно. Только у меня его нет.
—	Тогда налейте мне воды. Ваша мадридская вода просто прелестна.
—	Спасибо, но вы точно не хотите «Квинквину», «Амер Пикон» или
«Сан-Рафаэль»?
—	Нет, спасибо, я прекрасно обойдусь и водой. — Доктор Муньос
налил ему воды. Его рука слегка тряслась.
—	Джим! — вдруг крикнул он. — А что будете пить вы?
—	Все равно, Викториано. Правда, все равно.
—	Нет-нет, Джим! Пожалуйста! Я настаиваю! Вы должны пить то,
что хотите. Пожалуйста, выпейте водки. В «Жокее» я достаю посту¬
пающую к ним из-за «железного занавеса» польскую водку. Прекрас¬
ная штучка. Или «драмбю». Да, конечно. Это действительно мягкий
напиток.
—	Вам надо работать на телевидении — рекламировать напитки, —
сказала Ева.
—	Что-что?
—	Я говорю, что ваш голос подходит для рекламных объявлений:
—	Правда? Спасибо; моя дорогая! Итак, Джим, что вы будете?
—	Наверное, водку. Попробую водку со льдом. — И через мгнове¬
ние напиток был готов. Тогда Ева спросила, что будет.пить он сам.
Муньос объяснил, что сам он не пьет и не курит, а затем улыбнулся
своей детской улыбкой. Все сели и попытались завести разговор.
— Я читал много отзывов о ваших работах, месье Кальбер. Замеча¬
тельные произведения.
93

—	Спасибо, сэр.
—	Сам я не рисую, но горжусь тем, что могу любоваться живописью
с позиции знатока. Надеюсь, вы с этим согласны, Джим?
—	Конечно, Викториано.
—	А вы интересуетесь искусством, миссис Бурн?
—	Еще как.	,
—	Между прочим, — вступил в разговор Бурн, — вы упомянули, что
приобрели несколько новых картин. Мы просто жаждем их увидеть.
—	Очень жаждем, — добавила Ева.
— Чуть позже. Мне, конечно, приятно будет вам их показать, но
чуть позже. Сейчас там один приятель, который делает книгу. Еще
несколько минут. А потом, кроме нас, там никого уже не будет.
— А что это за новые картины? — спросил Жан-Мари с интересом.
— Живопись. Испанская живопись. Я хочу, чтобы Джим увидел их
раньше мистера Пикета.
— Мистера Пикета?
— Мистер Пикет в испанском искусстве авторитет, — объяснил
французу Бурн. — Помнишь, он бйл на торжестве?
Жан-Мари обернулся к Еве.
— Он имеет в виду того?
— Вероятно.
Жан-Мари пожал плечами.
—	'Тогда мы, по-моему, говорили с ним о французском искусстве.
Но, выходит, это не его область.
— Вам нравится Мадрид, миссис Бурн? — Доктор Муньос перевел
разговор на другую тему.
— Очень.
— Это ваш первый визит сюда?
— Нет. Я здесь работала в газете, доктор Муньос. Здесь я изучила
испанский.
— Как, вы говорите по-испански? — И он обратился к остальным
гостям. — Тогда давайте перейдем на испанский, а? — Доктор Муньос
прекрасно говорил по-английски. У него было оксфордское произно¬
шение. — Вы говорите по-испански, месье Кальбер?
— Немного. Мой французский куда лучше. .
Этот ответ удивил доктора Муньоса.
— Естественно, — сказал он, — почему бы нет?
— Что, почему бы нет? — спросил Жан-Мари.
'	— Почему бы нам не говорить по-французски? — И обратился к
Еве. — Вы ведь говорите по-французски, миссис Бурн?
— Да, доктор. На каком хотите.
Муньос закусил губу, и кровь снова прибила к лицу. А спас
его звонок в дверь. Он по-французски извинился й побежал откры¬
вать.
— Этого кота я бы удавила, .— сказала Ева.
94

— Действительно, кот ужасный, — согласился Жан-Мари. — Гос¬
поди, Джим, сколько еще мы тут пробудем?
— Посмотрим новые картины и пойдем, — сказал Бурн нс слиш¬
ком радостно. — Я имел в виду — ими полюбуемся. Спокойно, Ева,
ради Бога, это работа. А у нас была и куда менее приятная.
—	Прости, дорогой. Нс могу собраться, но соберусь.
Они услышали, как Муньос выпроваживает своего гостя — он поч¬
ти втолкнул его в бар. Гость был начальником таможни аэропорта
Барахас, он сразу же вспомнил Еву и улыбнулся своими искусствен¬
ными зубами
—	Сеньорита Куинн! — воскликнул он, произнеся ее фамилию, как
«Кин». — Какой приятный сюрприз!
Доктор Муньос не мог скрыть удивления.
—	Так вы знаете друг друга? Великолепно! — сказал он по-
испански.
—	Когда вы вернулись? — спросил начальник таможни Еву; и здесь
вступил доктор Муньос: словно это была остроумная шутка, он
сказал:
—	Сеньора Бурн, могу я познакомить вас с полковником Гомесом,
начальником таможни нашего мадридского аэропорта Барахас?
Бурн взглянул на Еву — она едва заметно кивнула.
—	Сеньора Бурн? Ну и ну! Какая неожиданность?
Ева сделала быстрый, легкий шаг вперед.
—	Вы — мой талисман, полковник. Мой муж не испанец, но живет
в Испании. — Она поспешила объяснить мужу: — У нас с полковни¬
ком нечто вроде секрета, дорогой. Но я могу сказать тебе, что мы об¬
суждали брак и все его преимущества ровно за десять дней до того, как
я встретила тебя.
—	Это секрет? — Удивление Бурна было неподдельным.
Полковник радостно улыбнулся.
—	Ничего серьезного, уверяю вас, сэр. Но она очаровательна, со¬
вершенно очаровательна!
Доктор Муньос схватил Жана-Мари за локоть и, несмотря на все
попытки вырваться, подвел его к полковнику.
—	Полковник, а это месье Жан-Мари Кальбер, подающий большие
надежды французский художник.
Жан-Мари пристально посмотрел на таможенника.
Они обменялись рукопожатиями, а доктор Муньос поспешил
за стойку приготовить полковнику херес, и тот заговорил с новобрач¬
ными.
—	Итак, вы познакомились в Париже девять дней назад. Как пре¬
красно! Великолепное завершение путешествия по Европе.
—	Путешествия по Испании, —- высоко подняв свой бокал, мягко
поправила его Ева. — По Испании, — повторила она, потому что пол¬
ковник потянулся за хересом, который протягивал ему доктор Мунь-
95

ос. Все, кроме маркиза, который не пил, выпили за молодых, и мар¬
киз почувствовал себя неловко.
А как вы познакомились? — спросил он, стараясь исправить
положение. — Ведь полковник, между прочим, тоже похож на жени¬
ха. — Все неестественно засмеялись этой шутке.
—	Сеньора Бурн привезла в Испанию великолепную копию Велас¬
кеса, которую мне посчастливилось зарегистрировать.
—	Действительно хорошую копию? — спросил Муньос. Жан-Мари
перевел взгляд на маркиза.
' — Не могу не отметить, — продолжал полковник, — такую хоро¬
шую, что нам пришлось проверять не только ее маршрут, но также и
связаться с владельцем оригинала, прежде чем разрешить сеньоре
Бурн покинуть нашу страну. — Жан-Мари засиял, а Бурн сел чуть
прямее. — Это всего лишь формальности. Уверяю вас, сеньора,
просто я привык хорошо работать, поэтому никаких обид быть не
может.
—	Я вас прощаю, — сказала Ева с очаровательной улыбкой. На лбу
у нее, возле самых волос, показались капельки пота, почти такие же,
как на пути в аэропорт, когда она последний раз видела полковника;
затем пот появился и вокруг ушей. Она не могла бросить взгляд вниз,
на платье, — боялась, что туда потечет.
—	Хорошая копия Веласкеса? Да это же чудесно! И где вы ее до¬
стали, миссис Бурн? — спросил Муньос.
—	В Париже, — ответила она автоматически.
—	На улице Сены есть отличные копировальщики, — быстро вста¬
вил Бурн. х
—	Действительно, — продолжила Ева, — именно там я ее и ку¬
пила.
—	Вы еще побудете в Мадриде, сеньора Бурн? — спросил пол¬
ковник.
—	Пока я живу здесь, — ответила она. — У моего мужа в Мадриде
бизнес.
—	Уже более трех лет, — добавил Бурн.
Они стали говорить о домах, о климате и т.д.; разговор продолжал¬
ся минут десять, и страх стал постепенно покидать Еву, правда, она и
сама не могла понять, чего именно боялась. А после этого полковник,
сказав всем, как ему было приятно и каким неожиданным сюрпризом
была встреча с Евой, поспешил откланяться. Но перед уходом сказал,
что очень скоро они обязательно должны встретиться снова, и дал Еве
номер телефона своей жены. Полковник попросил у нее разрешения
обо всем ей рассказать. Ева покраснела и, состроив невинные глазки,
кивнула. Полковник ушел.
—	Очень хороший человек, — сказал доктор Муньос. — Но что
касается закона — сущий зверь. Совершенно непоколебим. — Он снова
перешел на английский. Тогда Бурн в довольно резкой форме напом-
96

нил ему об обещании Показать им свои новые приобретения: ведь они
сказали Никки Сторичу, что придут к нему на коктейль, а время не
ждет.
—	Что ж, хорошо. — ответил маркиз, — мне все понятно. Хотя я
надеюсь, что, увидев эти сокровища, сразу Же на коктейль вы не по¬
бежите.
Они последовали за ним в коридор. Доктор Муньос в поисках клю¬
ча порылся в карманах, затем открыл высокие изысканно резные двой¬
ные двери, которые оказались в глубине этого темного зала без окон,
и сказал:
—	Для меня это очень волнующий момент.
Двери отворились — и первое что они увидели, был заливавший
галерею солнечный свет — он струился из больших окон. Однако док¬
тор Муньос включил электричество, а затем отступил и впустил со¬
провождавших внутрь.
Они прошли вперед, неторопливо, скучая, сделали несколько ша¬
гов по большой длинной комнате и остановились, пораженные. На сте¬
нах висели три прекрасно освещенных картины. ЭУо были Зурбаран,
Веласкес и Эль Греко из коллекции Дос Кортес. Ева еле слышно ох¬
нула — закружилась голова, и она стала оседать.
Увидев это, доктор Муньос издал удивленный возглас и тут же вы¬
летел вон. Бурн сел на пол, положил голову Евы к себе на колени и
начал тереть ей запястья, словно пытался добыть огонь трением. Жан-
Мари замер и безмолвно стал смотреть на картины. Единственным
звуком был быстрый топот маленьких подошв маркиза, стучавших,
словно их вынули из медовых еот.
Бурн нашел в себе силы поблагодарить Муньоса, взял пригоршню
кубиков и приложил их к затылку Евы. Ресницы зашевелились, потом
она открыла глаза и стала смотреть прямо на доктора Муньоса.
—	Это наши картины? — спросила она.
-Да.
—	Это вы убили Элека?
—	Пришлось, — ответил Муньос. — Вы даже не представляете, ка¬
ким он оказался авантюристом. Пытался меня шантажировать. Глупо
и примитивно. Хотите коньяку?
—	Да, пожалуйста.
Доктор Муньос снова вылетел из комнаты и бросился в зал, слов¬
но Белый Кролик Льюиса Кэрролла. Ева сказала:
—	Наконец-то^мы нашли убийцу’ Джим.
Он взглянул на нее, но не ответил.
—	Что же теперь делать? — спросил Жан-Мари. — Этот человек
настолько вежлив, что мне хочется его поблагодарить за демонстрацию
этих прекрасных картин.
Бурн сделал знак, и Жан-Мари помог Еве подняться. А затем, слов¬
но тряпичную куклу, они посадили ее в кресло. Бурн отошел к окну и
4 Р. Конлон «Арнгато»	97

стал молча смотреть на Пляса де Колон и Национальную библиотеку.
Ева взглянула на его спину, потом на Жана-Мари, который пожал пле¬
чами, а затем снова на спину Бурна.
Вынырнул Муньос. В руках он нес серебряный поднос, на кото¬
ром стояли четыре рюмки на тонкой ножке; он держал его на уровне
плеча кончиками пальцев, словно официант из какой-нибудь кино¬
комедии; в другой руке у него была бутылка французского коньяка.
Он поставил поднос на низкий столик, который был окружен удоб¬
ными стульями, и стал наливать коньяк, приговаривая:
—	Пожалуйста, садитесь. Устраивайтесь поудобнее. Мы должны о
многом поговорить.
Жан-Мари сел первым и взял рюмку. Он держал се обеими руками
и вдыхал запах. Бурн же нс только не отошел от окна, но даже и не
шевельнулся, лишь шея у него покраснела. Ева же села с большой
осторожностью — так садятся не очень уверенные в себе старухи, ее
лицо было мертвенно-бледным. Она смотрела мимо Муньоса, на спи¬
ну мужа, зная, что он борется с собой, стараясь не взорваться, и дела¬
ет усилия, чтобы не заговорить.
Большая комната была обставлена в мавританском стиле, уйма
красного, уйма кожи, уйма подушек. Три картины висели великолеп¬
но — на уровне человеческого роста, каждая освещена ярким светом,
который лился из плафона, укрепленного под потолком Жана-Мари
нельзя было от них оторвать — Муньосу это очень льстило.
—	Есть картины, ради которых строят залы, — вежливо сказал он,
облизывая уголок рта, — а есть и такие, ради которых строят музеи.
Ну а ради этих — можно построить и жизнь.
Жан-Мари невольно вскрикнул, скорее от удивления, чем от него¬
дования, но ничего не ответил. Наступило молчание, но Муньос ожи¬
дал такой реакции. Он оживился, и они тоже ожили.
—	Итак, месье Кальбер, мы снова встретились.
Бурн резко обернулся и спросил:
—	Что значит «снова»?
—	У Нас были кое-какие связанные с искусством дела в Париже во
время немецкой оккупации, — пояснил маркиз.
Тогда Жан-Мари заговорил:
—	До сегодняшнего дня я не знал ни кто это, ни что это испанец.
Да кто задает такие вопросы? Он меня нанял копировальщиком —,это
я и делал.
Бурн снова отвернулся и стал смотреть в окно.
—	Дорогие друзья, — начал свою речь Муньос, — пожалуйста, по¬
слушайте меня. Если вы думаете, что я позвал вас сюда, чтобы поизде¬
ваться. вы не правы. Пожалуйста, попытайтесь понять: вы планировали
этот грабеж в течение года-двух, нс более того; для меня же это дело
всей жизни. Пожалуйста, извините, что я вас так"разочаровал, но я
позвал вас, потому что мне нужна ваша помощь.
98

—	Господи, да что за человек! — не выдержал Жан-Мари. — Ото¬
брал у нас все деньги, а теперь еще просит об одолжении!
Бурн снова обернулся. Попытался заговорить, но голос его не слу¬
шался. Тогда он откашлялся и попытался еще раз. Голос зазвучал не¬
обычно, но речь стала членораздельной.
—	Мне нужно письмо для представления в «Траумер Фрер», чтобы
мне отдали мой вклад.
—	Напишу, — ответил Муньос. — Скоро напишу.
—	Сейчас же! Сейчас, черт возьми! — закричал Бурн. — Вы нас так
накололи, и я ничего не получил, но если я еще и потеряю...
—	Когда хотите, — прервал его доктор, встал и вышел из комнаты
быстро, но с достоинством. — Сейчас напишу, и вы тут же опустите.
Вы совершенно правы.
—	Ты собираешься с ним торговаться, Джим? — Тон Евы был ре¬
зок. — Он убийца. Пусть им занимается полиция.
— А кроме того, еще и сумасшедший, — добавил Жан-Мари.
— Заткнитесь вы оба! Мы лишились хучи денег — практически бес¬
платно работали три года. Этот дурак меня оболванил, с этим я должен
смириться, так, по-вашему? Об убийстве и говорить не стоит* — назад
Элека не вернуть, а вот что делать с картинами — об этом следует по¬
думать.
— Но ты же слышал — он сказал, что убил сеньора Элека!
— Ева, пожалуйста! Сейчас не время для споров и истерик. Послу¬
шаем, что он скажет, а дальше подумаем, что можно сделать.
— Джим, совершено убийство. И оно совершено — прямо или кос¬
венно — с нашим участием. Я не желаю увязать в этом сше глубже.
Дело не в истериках. Ты сейчас посмотрел на меня и все понял. Вот
что такое грех, Джим. Если мы сейчас не остановимся, все двери за
нами закроются, и мы уже никогда не выберемся.
В это время в комнату вошел доктор Муньос с листом бумаги и кон¬
вертом в руках. Он прошел через комнату и протянул бумагу Джиму.
— Семейные споры? — спросил он. — Мама не любит папу?
Ева‘взглянула на него так, словно это был не. человек, а саранча.
— Нет, мы просто обсуждали мое предложение о том, стоит ли
вызывать полицию, чтобы она арестовала вас за убийство. Только и
всего, дедуля.
Теперь уже маркиз с презрением фыркнул.
—	Вас это устраивает? — спросил он Бурна, отдавая ему бумаги.
Бурн кивнул^ сложил письмо вдвое, сунул в конверт и заклеил.
—	Чего вы хотите, ‘Викториано? — спросил он.
—	Я чувствую, что вследствие упоминаьЛля о полиции, я, наверное,
совершил ошибку, не сказав вам, чего же я, собственно, хочу. Надо
внести ясность, и тогда разговор пойдет по-другому. Вам следует знать,
что на каждого из вас заведенд дело. Да, и на месье Кальбера, и не
только на него, его жену тоже.
99

— Извините, приятель. Мою жену сюда нс впутывайте.
— И на вашу жену тоже, Хайме. Полковник Гомес — прекрасный
служащий, который стал ее другом, а она его жестоко обманула. Но
дело не в этом, а в том, что она нарушила много пунктов испанского
законодательства, и я могу все устроить так, что она получит лет этак
тридцать тюрьмы.
Хотя на лице Евы не было ни кровинки, она с горячим энтузиаз¬
мом кинулась в ответную атаку.
— Не думаю, что вы можете с таким хладнокровием нас в чем-то
обвинять. Это все мелочи по сравнению с убийством.
— У вас нет доказательств, миссис Бурн, а у меня они есть. И в
отношении месье Кальбсра тоже. Хочу, чтобы у вас не было в этом
никаких сомнений. Конечно, суд и пресса отдадут ему должное за его
незаурядное мастерство, но срок заключения будет таким, что здесь, в
Испании, он и умрет. — Он посмотрел на Бурна и глупо улыбнулся. —
А что касается вас — ой-ой-ой! Да знаете ли вы, что у меня есть ваши
фотографии, сделанные в момент кражи в Дос-Кортес? Представляе¬
те, какова будет реакция на них испанского правительства? Вам пона¬
добятся две жизни.
— А вам приходила в голову мысль о том, что, вовлекая в игру нас,
вы подставляете себя, да и с картинами вам наверняка придется рас¬
статься.
— Разумеется, приходила.
— Ну и что?
— Хайме, я ведь в Испании значительное лицо, а вы — иностран¬
цы, и ваши дела в конце концов попадут в ФБР, с которым наше пра¬
вительство успешно сотрудничает. Не буду перечислять, но есть целая
цепь обстоятельств, по которым участвовать в этой игре я не буду, —
подытожил Муньос.
Затем он налил Еве, Жану-Мар.и и себе коньяку. Бурн до рюмки
даже не дотронулся.
— Надеюсь, вам понятно, — вдруг стал продолжать Муньос, — что
я вовсе не пытаюсь блефовать, а поэтому, чтобы убедить вас, продол¬
жу. Я представляю это так: никто меня здесь не лЛбит, следователь¬
но, все поверят чему угодно, если обвинение в мой-адрес поступит из
какого-нибудь безупречного источника. — Он поднял палец. — Я ска¬
зал бе.зуп.реч н о г о. А кроме того, все думают, что я стараюсь
завладеть шедеврами испанской живописи, потому что считаю, что
когда-то они принадлежали моей семье .и были несправедливо у нес
отобраны. Что ж, все правильно. Я действительно ими интересуюсь и
'считаю, что с их помощью могу восстановить свое могущество. Поэ¬
тому сейчас я буду говорить о том, ради чего начал весь этот разговор:
если вы обратитесь за помощью к полиции или государству (а это во¬
все не в моих интересах), я тоже это сделаю и предстану таким обра¬
зом как главарь шайки воров, которые эти картины украли. Нас будут
100

вместе допрашивать, я буду давать показания против вас, и я сделаю, так^
чтобы каждому из нас — и вашей жене тоже, месье Кальбср, влепили
по максимуму. И гарантирую, что влепят. Такие у меня намерения.
К концу его речи лицо Бурна, как и лицо Жана-Мари, заблестело
от пота Жан-Мари снова потянулся к бутылке, и его рука задрожала.
Одна лишь Ева сидела вроде бы бесстрастно, словно изваяние из сло¬
новой кости. Муньос расстегнул цепочку ручных часов — она стала ему
жать.
—	Викториано, — сказал Бурн, наклонившись, словно страховой
агент, который пришел уговаривать, — давайте начнем с самого нача¬
ла. Мне хотелось бы прояснить все до мелочей.
—	Конечно, Хайме, вам следует знать все.
Теперь Бурн говорил медленно, усилием воли заставляя себя обду¬
мывать каждое слово, прежде чем его произнести.
—	Вам нужны эти картины по каким-то обстоятельствам, которые
представляются вам достаточно вескими. Вы же знаете Жана-Ма¬
ри. Возможно, он поделился с вами моими планами относительно Ис¬
пании.
—	Что вы. друг мой, — возразил Жан-Мари. — Да я бы ничего не
заработал. А ваш способ — это действительно источник.
—	Я нс общался с ним с сорок третьего года, — сказал доктор Муньос.
—	Ладно, — продолжил Бурн. — Но.так или иначе, а примерно во¬
семнадцать Месяцев назад вы узнали, что я собираюсь делать, — имен¬
но тогда мы и стали после еженедельных концертов в «Ройял Пэлес»-
с вами встречаться и говорить об искусстве.
—	Да. Как раз в это время вы и появились в мадридском обществе.
—	И стал разговаривать с вами об искусстве.
—	Я до сих. пор поражен вашими знаниями в этой области и вашим
отношением к искусству тоже.
—	Да, — ответил Бурн. — И сегодня имею к нему больше отноше¬
ния, чем. когда-либо. Полагаю, вы узнали детали нашего плана через
адвоката Черна; очевидно, был установлен контроль за его квартирой
настало известно, когда копии будут переправляться за границу. Вы
узнали, какие именно копии изготовляются, а следовательно, узнали
и то, что будет украдено и где это висит. Каждый раз, когда я крал
оригинал из Дос-Кортес, вы гостили там.
—	То, что вы сейчас говорили, соответствует действительности, —.
сказал доктор Муньос. — Однако я горд, что мне удалось надуть Вели¬
кого Гомера Кварлза Пикета — он решил, что в копии Веласкеса, сде¬
ланной Жаном-Мари, участвовал Рубенс.
—	Забавно, — вставил Жан-Мари. — Господи, очень забавно.
—	А вот убийство сеньора Элека -- далеко не забава, — вступила в
разговор Ева.
Маркиз сделал вид, что не слышит, но покраснел. А потом решил,
что должен ей ответить.
101

—	Я убил его, потому что он дал повод. Пытался меня шантажиро¬
вать.	•
—	Вы бы так или иначе его убили, — сказала она резко.
Он взглянул на нес, и его лицо стало суровым.
—	Это правда, — ответил он.
—	Мне нс хотелось бы сейчас это обсуждать. — снова вмешался
Бурн. — У вас есть картины. Мечта вашей жизни висит в вашей
запертой на замок комнате. Дело сделано, и все мы в нем замеша¬
ны. Только у тех, кого вы обманули, голые стены, у других тоже...
кроме того, есть еще и такие, кто даже не подозревает, что кар¬
тины украдены. А раз дело сделано, то и риска никакого. Вы не
только приобрели картины, но еще и находитесь в полной безопас¬
ности.
— По-моему, это была чистая работа.
— Конечно, чистая. Еще какая.
— Приятно от вас это слышать.
— И все-таки есть кое-какие детали, которые мне хотелось бы уточ¬
нить, нс из-за тщеславия, а просто меня интересует ваш план с само¬
го начала. Вы просили, чтобы я приехал к вам на чай через сорок
минут после того, как моя жена выехала в аэропорт, думая, что три
картины находятся у нее в трубочке. Зачем? Это мне непонятно.
— Именно. И меня это тоже очень интересует, — сказал Жан-Ма¬
ри. — Вы действительно думали, что убить вас невозможно, так же как
и забрать у вас картины?
— Слышал, Джим? — спросила Ева. — С нами сейчас здесь убий¬
ца-теоретик, и мы обсуждаем с ним все возможные варианты. Теорию
и практику. Как спускать курок. Причину и следствие.
— Никак не могу с вами согласиться, месье Кальбер, — с энтузи¬
азмом включился в разговор доктор Муньос. — Вы совершенно не го¬
дитесь для убийства. Все просчитываете, никакой страсти. Более того,
к человеку, который совершает убийство,, вы испытываете презрение;
а ведь он мог бы и украсть, если б это пришло ему в голову. Или я не
прав, Хайме?
— Об этом я не думал.
— По-моему, вы не правы, — медленно проговорил Жан-Мари. —
Здесь речь идет об огромной сумме. Я думаю, что смог бы вас убить,
если бы у меня был план. А ведь его можно разработать.
— Нет-нет, — оживился маркиз, — ведь в этом деле замешана ваша
жена. Вы же не знаете, рассказал ли я эту историю какому-нибудь
адвокату или банкиру или, может, отдал им запечатанный конверт,
который они вскроют в случае моей внезапной смерти, и так далее и
тому подобное. Более того, эти картины вы больше не увидите ни¬
когда. Когда вы сегодня отсюда уйдете, они тоже исчезнут, а куда де¬
нутся — это буду знать только я, и никто на свете не заставит
меня открыть их местонахождение. Да, хозяин положения я, и мис¬
102

сис Бурн это знала задолго до вас, мужчины. А посему вам ничего нс
остается, кроме как выслушать и запомнить то, что я вам сейчас
скажу.'
—	Чего вы от нас хотите? — спросил Бурн.
—	А хочу я еще одну картину.
—	А-а.
—	Причем делаю это не для себя, а для своей семьи, и, пожалуйс¬
та. поймите это. Не для себя. Я вполне доволен тем, что живу здесь
поблизости от тех мест, где творили величайшие испанские художни¬
ки, но несправедливость по отношению к мой семье — дело другое.
Наш род нисходит к Педро Арагонскому, а эта линия была безжалос¬
тно и беспричинно унижена и оскорблена.
—	Что это за картина?
—	Сейчас все объясню. — Он сделал паузу — для того чтобы его
больше не перебивали. — Второе мая ¡808 года — вот дата, которая
считается днем рождения нашего рода. Второго мая испанский народ
решил оказать сопротивление силам маршала Мюра, наполеоновского
командира, а также его подчиненным — полковнику Груши и капита¬
ну Лягранжу. Мы, то есть наш род, решили связать свою судьбу с
Наполеоном и его братом, и делали мы это — уверяю вас — на благо
Испании. Вы, конечно, знаете, кто такой был Годой’. Фердинанд был
так же глуп, как его отец, и так же порочен, как его мать. Мы были
богаты и могущественны и не нуждались ни в каких привилегиях
Наполеона. То, что мы делали, — это чистый патриотизм. Я перечи¬
тал все бумаги из семейного архива,, в которых именно этот мотив всех
действий нашего рода доминирует. Мы сделали все, чтобы ввести Ис¬
панию в Европу. — Он вопросительно посмотрел на гостей, ожидая от
них понимания и даже одобрения. — Все, чтобы сделать Испанию
сильным современным государством, открытым для торговли, между¬
народного сотрудничества — для дальнейшего усиления; правда, счи¬
тается, что ^развивающийся мир стремительно катится к гибели;
Испания же, по-моему, идет к процветанию.
И тут Бурн неожиданно понял, чего хочет Муньос; понял со всей
ясностью, и, хотя трудно было поверить, тем не менее это был факт,
отмахнуться от которого было невозможно, и Бурн испугался.
.— Так, значит, — медленно спросил он Муньоса, — полотно, кото¬
рое вы. хотите иметь, это картина Гойи «Второе мая» — она внсит-ссй-
час в музее «Прадо», так? — Бурн проговорил это, все еще не веря и
все-таки отчеканивая каждое слово, — так хорошая хозяйка вынимает
из пакета только что купленные продукты.
— Мои dicu!2— простонал Жан-Мари. — Да вы же готовите себе
наручники!
• Временщик, правивший Испанией в конце XVIII века.
1 Боже мой (фр.).
103

Но доктор Муньос, казалось, не слышал ни вопроса, ни восклица¬
ния и продолжил:
—	Художник Гойя был одним из тех, кто виноват в нашем униже¬
нии. Он стал осведомителем и работал сначала на Фердинанда, а за¬
тем и на Жозефа Бонапарта. А когда французы ушли, он стал работать
на Артура Велзли.
—	Артур Велзли? — спросил Жан-Мари с удивлением.
—	Английский генерал. Позднее он стал герцогом Веллингтонским.
Редкий зануда.
— О да. — Жан-Мари посмотрел на Еву и пожал плечами.
— Когда Фердинанд вернулся на испанский трон, Гойя сумел вой¬
ти к нему в доверие, — продолжал Муньос. — Он информировал всех
и обо всем. А когда король собрался как следует его наказать, то спас¬
ся тем, что предоставил ему досье, собранное на нашу семью. Сделал
дело. И это помогло — ему позволили уехать, и он отправился уми¬
рать в Бордо. А моя семья оказалась разоренной.
— Викториано.
— Да, Хайме.
— Вы и вправду хотите заиметь картину Гойи «Второе мая»?
— Да. — Муньос кивнул. Он был спокоен, уверен, и его рассужде¬
ния нс лишены логики.
— Но ведь картина висит в «Прадо».
— Я это знаю.
— Она же восемь футов в высоту и одиннадцать в ширину.
— Да знаю я ее, хорошо знаю. Надеюсь, вы не собираетесь мне
сейчас здесь читать лекцию о Гойе?
• — Это невозможно — вот все, что я могу ответить. Понимаете,
Викториано? Этого сделать нельзя.
— Но, Хайме, пожалуйста, вы ведь даже ничего не обдумали.
— И обдумывать не собираюсь!
'Ева положила руку ему на предплечье.
— Джим, не торгуйся. Он —- сумасшедший и убийца, и ничего он
нам не сделает.
— Что ты хочешь этим сказать, Ева? — быстро спросил Жан-
Мари.
— А то, что мы сейчас его свяжем и, прежде чем вызовут полицию,
уедем. А когда слуги его развяжут, первое, что придет ему в голову, —
от этих картин избавиться.
— Она права,^Джим, — сказал Жан-Мари Бурну. Бурн холодно
взглянул на Муньоса — чем он ответит.
— По-своему, она, может быть, и действительно права, месье Коль¬
бер, — спокойно сказал доктор Муньос, но чтобы вы убедились в
моей откровенности,.скажу вам, что я стану делать. Вашу жену сего¬
дня же вечером арестует французская полиция — и я это сделаю сразу
же, как только вы попытаетесь уехать из страны.
104

—	Я сказал, чтобы вы оставили ее в покос, Муньос! — Если хоть
один волосок упадет с ее головы, вы об этом крепко пожалеете.
—	Но, сэр, — запротестовал доктор Муньос, — ведь будет слишком
поздно, ее уже посалят в тюрьму. У меня в нашем министерстве без¬
опасности есть друзья, которые дадут французам команду задержать
мадам Кальбер для допроса, а его проведут испанские эксперты, с тем
чтобы раскрыть тайну великих французских полотен, исчезнувших два¬
дцать лет назад.
Жан-Мари замолчал — все взгляды устремились на него. Он залпом
выпил коньяк и налил себе еще, а затем обернулся к Бурну, но по¬
смотрел почему-то ему не в лицо, а на грудь и сказал:
—	Велите вашей супруге замолчать, она наводит его на Лялю. Надо
делать то, что он говорит, и прекратить этот разговор. Раз моей «жене
угрожает опасность...
Все вдруг разом вскочили. Доктор Муньос сказал:
—	Нс забегайте вперед. Сейчас я вижу, что вы устали и должны все
как следует обдумать. Пожалуйста, если вам.что-нибудь нужно, звони¬
те. И очень скоро мы вместе позавтракаем и все обговорим. — Он
повел их по коридору. — Только не вздумайте делать глупости, умо¬
ляю вас. Испанские законы к таким делам, как ваши, особенно суро¬
вы. Я не преувеличивал, когда говорил вам о моих намерениях и
заинтересованности. А кто хочет умирать, я вас спрашиваю? Особен¬
но в тюрьме.
Он проскользнул вперед, открыл парадную дверь. И они молча уда¬
лились, Лифта ждать не стали, а спустились по ступенькам.
Герцогиня во всей своей великолепной наготе лежала на кровати в
квадратной солнечной комнате изящного дома, выходившего .окнами
па море; дом этот находился на окраине Херес де ля Фронтера. В ее
ставших светлыми волосах алела роза. Закинула ноги на спинку и ста¬
ла смеяться ка^альт-саксофон. Сейчас она являлась воплощением всех
черт, которыми обладали шикарные великосветские шлюхи: великоду¬
шия; похоти, свободы, неотразимости и уступчивости. Каэтано полу¬
лежал около нее, тоже обнаженный; о чем-то быстро говорил и
перебивал себя, то и дело улыбаясь, показывая зубы, и громко смеясь,
а взгляд его при этом был устремлен прямо на нее. Глаза п глаза. Она
перестала смеяться, но все еще улыбалась, причем, улыбка была нс
просто похотливой — от нее исходили флюиды и проникали прямо в
его плоть. Глаза полузакрыты, но огонек в них не замирал. Х<ня она и
не произнесла ни слова,*ёе взгляд призывал его еще раз совершить то,
для чего, как он думал, сил у него уже не было. Она так долго жажда¬
ла этих минут, что ее груди, предвкушавшие новых, еще более острых
наслаждений, подались вперед, ему навстречу. Они перестали улыбать¬
ся, она раскрыла рот и издала торжествующий звук.
105

На следующий день Жан-Мари вышел из отеля и пошел на глав¬
почтамт звонить Лялю; он нс стал это делать из номера, потому что
телефонные операторы в отеле убедили его. что не подслушивать в
этом случае просто глупо. Нарочно говорил очень тихо, его французс¬
кий журчал в трубке как ручеек. Лялю услышала, что его другу Бурну
настолько понравилась его работа, что он заказал ему свой портрет, и
Жан-Мари решил остаться в Мадриде и его нарисовать. Нет. сумму по
телефону он не назовет. Он пробудет в Мадриде по край ней мере еще
месяц.- Погода стоит прекрасная. Конечно, это нс Париж, но город
замечательный. Даже ей он бы понравился. Он хотел бы, чтобы она
сюда приехала. Расходы значения нс имеют. Лялю, дорогая! Нс надо о
расходах! Маленькая, гонорар за портрет будет таким, что тебе и нс
.снилось. Мышка, поездка к европейским перекупщикам была очень
удачной — я тебе об этом писал. Sacre ble.’1 Он хотел, чтобы она не7
множко развеялась. Итак, она едет к тетке в Байонну. А что. если за¬
ехать в Мадрид? Ну, пожалуйста, прекрати эти вечные разговоры о
расходах! Не надо было звонить? В письме можно сказать то же самое,
причем гораздо дешевле? Хорошо же! Нет, этого достаточно: больше
он не предлагает, он приказывает, чтобы до завтрашнего вечера она
покинула Париж.' И. пробудет у тетки в Байонне до тех пор. пока он
не скажет ей возвращаться в Париж. Нет, все. больше ничего! Он по¬
весил трубку, и его сердце переполнилось гордостью. Как же она
беспокоится об их материальном положении! Его Лялю не будет бро¬
сать деньги на ветер. Она не как Ева, которая, не успев приехать в
Мадрид, сразу же купила себе два новых платья. Лялю знала цену
деньгам.
Расправив плечи, он вышел из здания, а потом зашел в кафе вы¬
пить кофе и понаблюдать за прохожими. Толпа не так оживлена, как
в Париже, но жизнь и здесь бьет ключом: девушки красивые, нет. ко¬
нечно, не такие красивые, как в Париже, но тоже красивые. Они про¬
плывали мимо, словно шумные цветы, и слова, будто пули, вылетали
из их испанских ртов. Некоторые лица светились счастьем, словно их
озаряла вспышка, другие с ярко выраженной гордостью старались ка¬
заться безумно деловыми. Они держались так, как ведут себя люди
других национальностей, когда теплым летним вечером ненадолго
выводят на прогулку собак и детей — впереди ведь у них масса не¬
отложных дел. Ни на минуту, не смолкающие хриплые голоса женщин,
гудки транспорта, постоянно звучащее слово «лотерея», стук мужских
каблуков о мостовую и бесконечный говор, говор, говор — все это
проникало в уши Жана-Мари, но не мешало ему, а напротив — успо¬
каивало. Он был городским жителем и под этот гвалт решал, как быть
с предложением Муньоса Бурну. Объяснял себе самому — так ведут
себя или чувствуют только студенты. Бурн — мыслитель. Этот человек
1 Черт возьми! (фр.)
106 '

может соотнести настоящее с будущим. О Бурне он думал с удоволь¬
ствием, а вот о Муньосе почему-то думать нс хотелось. Муньос его
нервировал, и мысли о нем нарушали безмятежность этого вечера.
Наконец, после долгого раздумья и подсчета вариантов, он допил
свою чашку кофе, встал, перешел Кальво Сотело и вышел на улицу
Алькала. Бурна он нашел в барс отеля — тот сидел за столиком в углу
и пил виски. Жан-Мари подсел и знаком показал официанту, что ему
ничего не надо.
—	Ну что, все продумано? — спросил Жан-Мари.
—	Я думаю о том, как же это отвратительно, когда тебя считают
дилетантом, если нс сказать вообще мальчиком для битья. Риск в этом
деле настолько велик, что цена будет соответствующей.
—	Думаешь, ее можно украсть?
—	Очевидно, да. Но надо продумать все в деталях.
—	Думаешь, он заплатит, сколько надо?
—	Он просто жаждет заиметь эту картину и отдаст за нее все. Пря¬
мо помешался. Но если заупрямится, пусть знает,-что за гроши я ра¬
ботать нс буду. — Он глотнул вина, а затем продолжил: — Через
несколько дней мы с ним встретимся и поговорим. У нас есть веские
основания требовать много, и пусть он это знает.
— Что знает?
— О том, что мы будем взывать к справедливости. Он хочет, чтобы
мы достали ему Гойю. Что ж, может, и достанем. Нр я не скажу ему
ни да ни нет. Единственное, о чем буду говорить, что риск очень ве¬
лик и плата должна быть соответствующей. Следовательно, мы долж¬
ны заключить договор, который он подпишет.
— Подпишет? Ничего он подписывать не будет, о чем ты говоришь!
— Он ее очень хочет, и стоит ему пообещать, что мы ее достанем,
он согласится. Ведь Муньос вполне разумный человек. Так вот, если
мы достанем ему картину Гойи, я потребую три наших назад в целос¬
ти и сохранности. Мы приехали в Испанию за нашими картинами, и
мы их получим.
— По-моему, он согласится, — сказал Жан-Мари. — Я это чувствую.
— Да. Я тоже.
— А знаешь, о чем еще я подумал? После того как он отдаст нам наши
картины, его надо убить. Знаю, что ты против таких штучек, да и я, по
правде говоря, тоже. Но он ведь непредсказуем, потому что сумасшед¬
ший и неизвестно что может.выкинуть. Не можем же мы жить в посто¬
янном ожидании полиции. Я серьезно, Джим. Думаю, что его надо убить.
— Да, — ответил Бурн. — Я тоже.
На следующее утро Ева проснулась и увидела, что находится в го¬
лубой каламиновой комнате с белыми коврами и лимонными штора¬
ми, которые, словно высоченные часовые, стояли по обе стороны
107

огромной, отделанной розовым кровати. Несколько месяцев назад
Бурн, ожидая приезда Евы, целиком переделал этот номер. Цвета под¬
бирал Жан-Мари, а Бурн думал над тем, как уменьшить пространст¬
во, для того чтобы помочь Еве осуществить свою мечту, которая
свойственна женщинам еще с давних времен, — окунуться в детство.
Двуспальная кровать казалась огромной, похожей на площадку для
бадминтона, но когда на нее ложился Бурн, кровать уменьшалась до
обычных размеров. Бурн был такой большой, как мавзолей, и Ева ду¬
мала, что, наверное, в прошлой жизни он жил на Олимпе рядом с
богами и играл с ними в ручной мяч.
Она встала, села за бело-голубой столик, взяла в руки шариковую
ручку. на конце которой было гусиное перо — свадебный подарок двух
монахинь (как-то в миланском аэропорту она одолжила им пять ты¬
сяч лир, после того как они пожаловались, что забыли в Турине свои
кошельки), — и принялась писать.
Яркий свет и шорох заставили Бурна поднять голову.
— Что ты делаешь? — спросил он хрипло.
— Пишу Джеку Тенсу.
— Зачем?
— Нужно дать ему весточку. И сеньору Лопесу тоже.
— Верно. — Он сел прямо и спустил ноги на пол. Лино его было
похоже на запеченное в тесте яблоко, помятое, перезрелое: оно рас¬
плющилось, опухло и покрылось морщинами — раньше их там не
было. Не то чтобы у него был вид старика — скорее больного.
— Не мог заснуть, — сказал он, словно извиняясь за свое новое
лицо, которое сам, правда, еще не видел.
— Я знаю, — сказала она, продолжая писать.
— Что значит «знаю»? Сама-то спала как убитая.
Она не отвечала, а он вдруг рассердился.
— Ответь мне, я задал тебе вопрос. Что, черт побери, с тобой про¬
исходит?
Она круто к нему повернулась и вдруг начала кричать:
— Что с ТОБОЙ происходит, ты, глупый, обреченный человек? —
Выступила неожиданно и резко, словно боксер, выбравшийся из угла
ринга; но он реагировал на ее вспышку совершенно спокойно, словно
и не слышал. Ее агрессивность, вырвавшиеся наружу деструктивная
энергия, гнев и истерика — она не могла держать себя в руках — рез¬
ко контрастировали с его поведением — когда он стал отвечать, то даже
не повысил голоса. Сдержанность, присущая человеку, который умирал
медленнее, чем другие, проживая .их жизни в отелях.
— Не говори мне, что не мог заснуть, — продолжала она. — И у
тебя еще хватает совести об этом заявлять, ты, сукин сын! Ты же зна¬
ешь, почему не можешь заснуть, но не способен, просто не способен
ничего предпринять, чтобы все это бросить! — В ее голосе была боль
и горечь; горечь оттого, что не может уважать человека, .которого до-
108

лжна любить, а уважение в данном случае имело большее значение,
чем любовь.
—	В чем дело, детка? Ничего понять не могу, — сказал Бурн. Но,
конечно же, он все прекрасно понимал. Понимал, что обожание ус¬
тупило место презрению, однако надеялся, что скоро все снова из¬
менится.
—	Ты очень любишь употреблять такие выражения, как «честная
бесчестность», назвать своего отца «аморальным менялой» и так далее.
А ведь он не сотрудничал с убийцами!
— Подожди секунду, Ева. Я почти три года потратил на этот про¬
ект и имею пра...
— Ты ведь вложил в это дело уйму денег, не так ли?
— Ты права, черт возьми, я вложил в это дело уйму денег. И вло¬
жив столько денег, я имею пра...
—	Ты дурак. Осел тупоголовый. — Она отвернулась, пошла к сво¬
ему креслу, села и закрыла лицо руками. — Джим, я не знаю, что де¬
лать. Здесь я оставаться не могу. И уехать не могу тоже. По-моему, я
тебя поняла. Я и в самом деле верила, что единственный способ, ка¬
ким ты можешь самоутвердиться, это воровство. Я-я верила, да, ду¬
маю, ты и сам в это верил. Мне казалось, что я понимала тебя, когда
ты говорил о том, что нет правых и виноватых, что всякая мораль
относительна и тому подобное. А оказался просто дешевкой. Достой¬
ным своего отца, выкачивавшего деньги и занимавшегося двойной
бухгалтерией. Да'и он тоже связался бы с убийцей, если бы речь шла
о деньгах.
И тогда он забыл, что в отеле лучше говорить шепотом, и взо¬
рвался'.
— Мне кажется, ты захотела лет тридцать провести в тюрьме, не
так ли?
— Нс ори. Ты ведь сам все знаешь. Вот и постарайся. Ты же умни¬
ца. Джим, самый умный человек на всей планете. Вот и подумай.
Пошли Лялю в Швейцарию или в Грецию. Одной телеграммы будет
достаточно. Найми катер или лодку, и мы окажемся в Танжере. Там
связались бы с Лялю, или Жан-Мари бы встретился с ней. А даль¬
ше — куда угодно, весь мир наш. Этот человек может нас достать толь¬
ко в Испании. Я мечтаю о том, чтобы отсюда уехать, так не хочешь ли
сказать, что и ты об этом не думал?
— Да, я об этом.думал.
— Тогда к чему эта боязнь провести тридцать лет в испанской
тюрьме?
— Ева, ради Бога, — сказал он. — Я должен вернуть нам наши кар¬
тины. Я над этим работал, и мне должны заплатить. Не виню тебя за
твое состояние, ты женщина. Не буду тебя обвинять, даже если ты
захочешь выйти из игры, и я тебе это позволю; и действительно, если
ты не будешь ни в чем принимать участия, он ничего тебе не сделает.
109

А теперь, когда мы все выяснили, я и вправду хочу, чтобы ты уехала.
Если с тобой что-то случится, я этого просто не перенесу.
—	А что может со мной случиться, дорогой? Ты смотришь на меня
и говоришь, что я расстроена и что ты не можешь понять почему. Нет,
ты понимаешь! Но еще больше ты понимаешь в деньгах! И они тебе
нужны куда больше, чем я, — вот что происходит! — Она ударила ру¬
кой по столику. — Муньос убил Элека. Он — убийца! Он вонзил нож
ему в горло и лишил жизни. Но это тебя не пугает, ты же бесстраш¬
ный! Это тебя не тронет, не запятнает, ты ушел в сторону. Единствен¬
ное, чего ты хочешь, это твои картины, и какая разница, есть на них
кровь или нет! — Она с жалостью на него посмотрела. — Джим, Джим,
Джим! — Подошла, не прижимаясь, взяла за руки и, упершись голо¬
вой ему в грудь, беззвучно зарыдала. Так она оплакивала конец своих
радостных дней.
Каэтано Хименес сидел на открытой, залитой лимонными лучами
солнца террасе кафе, которое находилось напротив главного кордов¬
ского храма, пил пиво и болтал с менеджером, лысым грустным чело¬
веком, который когда-то работал с его покойным дядей, убитым в
Сантандере, — это было за год до того, как Каэтано стал тореадором.
—	По-моему, отпущенных нам лет вполне достаточно, чтобы овла¬
деть любой профессией, — сказал он серьезно. — Ты ведь не можешь
сказать, что кроме боя быков я занимался чем-то еше.
—	Нет.
—	А кроме того, ты знаешь обоих моих братьев. По-моему, Курро
выглядит прекрасно. Во всяком случае, лучше чем я в девятнадцать лет.
—	Да.	.
—	Я хочу жениться. Это мое право.
—	Да.
—	А коррида — это не дело для женатого мужчины, особенно для
такого, который счастлив в браке.
—	Нет.
—	Начинал в Мадриде одиннадцать лет назад, и потому, наверное,
в Мадриде во время Сан-Исидро мне и следует завершить. Если ты
меня на это благословишь.
—- Мое благословение ты получишь, когда захочешь, — ответил
грустный маленький человек. — Но от быков тебе не уйти.
Бурн расплатился с шофером такси, а затем не спеша перешел пе¬
реулок и пошел к окруженному колоннами входу в музей «Прадо».
Кивнув стоящему у двери охраннику, пошел прямо вперед к лестнице,
которая вела в зал, находившийся напротив зала Веласкеса; он поднялг
ся на этаж выше. Дальше он пошел медленнее; вспомнился день, ког¬
110

да он впервые пришел в этот музей — как ликовала тогда его душа!
Словно новый мир перед ним открылся! Какой музей! Может быть,
подумал он, здесь представлены не все школы, как, например, в
лондонской Национальной галерее или парижском Лувре, но в своем
роде — как галерея великих художников, собранных здесь коллекцио¬
нерами разных вкусов, — этот музей себе равных не имеет. Он был
создан в восемнадцатом веке как Музей естественной истории. Мария
Изабелла Браганская, жена Фердинанда Седьмого, превратила его в га¬
лерею, где собраны картины, принадлежавшие королям. Сюда посте¬
пенно добавлялись картины и из Королевского дворца в Мадриде, и
из Эскориала, и из Касита дель Принсипе, а еше и потом из Лягран-
ха, Аранхуеса, а также из наследия великих семей.
Бурн вошел в восьмиугольный зал Гойи. Яркий свет струился с по¬
толка, полированная мебель и натертые воском полы блестели. Найдя
картину «'Второе мая», он остановился, но не взглянул на нее до тех
пор, пока не щелкнул секундомером и не занес время в свой блок¬
нот — там уже были колонки цифр. Когда же он поднял голову, то
увидел огромное полотно — действительно восемь на одиннадцать:
шесть мертвых тел и сотни других, готовившихся принять смерть, про¬
тки утые ножами французские мамелюки, зарезанный зоав в красных
мешковатых штанах и тюрбане, лежавший на крупе белой лошади в ок¬
ружении нестриженых крестьян: кровь видна и на телах двух мужчин,
и на теле белой лошади — ее нельзя не заметить... Бурн повернулся и
ушел тем же путем, которым пришел; проходя мимо двух охранников,
он кивнул им.
Выйдя из музея, он снова щелкнул секундомером, снова занес ка¬
кие-то цифры в блокнот, а затем остановил такси и поехал.
Теперь в комнате света стало больше, чем в утробе, Ева сидела на
огромной постели и, обхватив Бурна за могучие руки, трясла.
— Джим! Давай остановимся! Давай остановимся! — Вцепилась в
прядь его волос и повернула голову к себе.
— А-а-а! — вскрикнул он. — Ева! Боже мой! Что ты делаешь? — Она
стукнула по выключателю — свет зажегся, и он стал оглядывать ком¬
нату. Тогда-она неожиданно изо всей силы ударила era по лицу, и он
упал на розовый пододеяльник
— Что ты сделал с Черном? — Она была в ярости. — Говори же,
Джим! Что ты сделал с Черном?
— Я... я... я... — Слова застряли у него в горле. Правая рука потя¬
нулась к грязной щетине, образовавшейся на подбородке, а левой он
потрогал сначала одну щеку, затем другую. Взгляд был недобрый. Она
ударила его еще раз.
— Что ты сделал с Черном?
На сей раз удар был еще сильнее. Казалось, он ошеломлен.
til

—	Говори же! Говори! — Голос стал хриплым и грубым.
—	Я запер его в подвале на улице Боккадор.
—	Ты запер...
—	Помнишь, тогда в Тюильри мы искали способ заставить Элека
заговорить.
—	Когда ты его запер?
—	Не знаю. Не могу... В тот день, когда ты отправилась в Лондон.
Да. И я нс могу его выпустить. Из-за Муньоса. Потому что тогда они
возьмут Лялю.
—	Мы должны его выпустить.
— Он сейчас думать ни о чем не могу. Жан-Мари — художник, он
нс должен думать, но он думает. Планировать все должен я. но всю¬
ду ты влезаешь. Когда я как следует высплюсь, тогда все и обду.маю.
— Он сидит взаперти уже девять дней.
— Да, девять.
— И что ты собираешься делать?
— Понятия не имею. Пока все в тумане. Не имею понятия.
Надо его выпустить.
— Знаю, но не могу. Не могу никого сюда вмешивать. И в поли¬
цию тоже позвонить не могу. Лялю абсолютно для этого не годится.
— Почему нельзя позвонить в полицию?
— Воды ему хватит. Девять дней не так уж и много. Слушал бы, что
я говорю — там бы не сидел.
— Надо выпустить. — И она со всей силой, на которую способна,
ударила его между ног кулаком: удар был жестоким, рубящим, мсти¬
тельным. Он громко вскрикнул, а потом, словно для того чтобы ути¬
шить собственную боль и ее волнение, сказал:
— Когда я его туда посадил, он страшно испугался. Видно, на вой¬
не что-то подобное с ним бывало. Может, испугался крыс в темноте.
Никогда не видел, чтобы мужчина так боялся. Я его туда посадил, а
он... — Бурн не закончил фразу — ждал ее реакции.
— Немедленно позвони в парижскую полицию, — отрывисто ска¬
зала она.
— Но подожди минутку, Ева.
— Ты ждешь нового убийства? Ждешь — так получишь.
— Если позвонить в полицию, там сразу же меня опознают. Зво-
нок-то международный — нет ничего проще.
— Ох, Джим! Скажешь, что ты менеджер этого отеля. Скажешь, что
только что вскрыл письмо, которое по ошибке тебе принесли, и в
письме говорится о том, что в доме 97 по улице Боккадор в подвале
заперт мужчина, который уже девять дней ничего не ел. Они спросят
твою фамилию — ты ее назовешь. И вообще расскажешь им все, кро¬
ме того, что имеешь к этому отношение.
— Но они ведь будут следить за этим домом. Господи, да мы же там
живем, Ева!
112

— Квартира на мою фамилию. На мою прежнюю фамилию. Теперь
эта девушка исчезла, и никто ее не найдет, даже сама себя.
. — Думаешь, Чсрн отряхнется, поблагодарит полицию и откажется
прокомментировать, как он там оказался? Парижская полиция своё
дело знает. Они его как следует потрясут, он расколется и все им вы¬
ложит.	•
— Чери живет, как ты, — ради денег.
— Ева, я тебя умоляю...
— Заткнись! Ничего им Черн нс расскажет, пока нс свяжется с то¬
бой и нс узнает, сколько ты готов заплатить за то, чтобы он молчал.
— Ева, пожалуйста, не говори так...
— Нс дотрагивайся до меня, ты, барыга! Звони в полицию!
Несколько секунд Бурн сидел без движения, а затем тяжело вздох¬
нул и потянулся через огромную кровать к телефону.
Ему ответила телефонистка по имени Тересита. Он сказал ей, чтобы
она позвонила в парижский Дворец правосудия и соединила его с началь¬
ником следственного отдела. Бессонная ночь, агрессивное поведение
жены, предательство Элска — все это привело Бурна в угнетенное состо¬
яние; появилось неожиданное желание почувствовать раскаяние.
Тересита ответила, что немедленно свяжется с Парижем и сразу же
перезвонит. Он повесил трубку и, сидя на кровати спиной к Евс с
низко опушенной головой, в отчаянии стал ждать.
Тересита же, поговорив с Бурном, набрала 34-78-92 — это был номер
телефона новой квартиры докто'ра Муньоса. Маркиз сразу же снял труб¬
ку. Тересита рассказала, о чем просил èe сеньор Бурн. Доктор Муньос
искренне поблагодарил за услугу и сказал, что, когда она завтра вечером
проснется и придет на работу, ее будет ждать дорогой подарок — он пе¬
редаст его ее матери. Она попросила, чтобы в таком случае он его завер¬
нул; или, может быть, он отдаст его официанту Хорхе, который работает
в кафе «Верба» на улице Браво Мурильо. Он с удовольствием согласил¬
ся, и она сказала «сйасибо». Затем доктор Муньос попросил, чтобы че¬
рез десять минут она ему перезвонила, а потом позвонила сеньору Бурну
и сказала, что звонила в Париж и что они с ним свяжутся. Она ответила,
что все сделает. Он напомнил ей, чтобы она не забыла занести междуна¬
родный звонок в журнал. Она еще раз сказала «спасибо».
Подождав десять минут, Тересита позвонила доктору Муньосу, а за¬
тем сеньору Бурну.
— Алло, — раздался приветливый и в то же время бесстрастный
голос Бурна — так говорит обслуживающий персонал во всем мире.
—	Париж на связи, сеньор Бурн.
—	Спасибо.
—	Алло, — сказал доктор Муньос высоким голосом. — Le palais de
justice ici1.
Это Дворец правосудия.{фр.).
113

—	Алло, — сказал Бурн. — Le veux vous faire savoir un crime, s’il vous
plait* 1.
—	Un moment, m’sieu2, -- ответил доктор Муньос. Он закрыл труб¬
ку рукой и тихо сел. Кот Монтес поиграл с упругим телефонным шну¬
ром, зацепившись за него обеими лапами, и попытался залезть по нему
поближе к трубке, но упал на пол. Муньос досчитал до пятнадцати,
затем снова приложил трубку к уху, потом снова положил ее, досчи¬
тал до сорока пяти и только тогда снял руку с микрофона и заговорил,
на сей раз голосом гораздо более глубоким.
Он представился как следователь, сержант Орсель. Бурн немедлен¬
но изложил суть дела. Доктор Муньос на полном ссрьезе, настоящим
карандашом на настоящей бумаге, записал его фамилию, имя и адрес,
а затем поблагодарил.. Бурн в свою очередь поблагодарил доктора
Муньоса. На прощание «сержант Орсель» сказал Бурну:
— Le serais sans doute forcé de vous déranger encore, mais alors peut-
être pas3, — и повесил трубку.
На душе у Бурна стало намного легче, и через некоторое время он
впервые за многие дни крепко заснул. А Ева уснуть нс могла- она без¬
звучно плакала и вытирала слезы маленьким полотенцем, которое ле¬
жало рядом. Ей не хотелось, чтобы подушка стала мокрая и он потом
догадался бы о ее состоянии.
Назавтра в полдень Бурн разложил на длинном темно-коричневом
столе Муньоса большие листы ватмана, на которых им самим были
набросаны точные планы зала Гойи, этажа Гойи в «Прадо», а также
нижнего этажа, ведущего к выходу из музея в переулок. Работал он
без пиджака, с засученными рукавами, а карандаш заложил за ухо.
Для работника бакалеи вид имел слишком важный, для работника
транспортной конторы — слишком аккуратный; пожалуй, больше все¬
го его виду соответствовала работа рекламного агента. А,находящий¬
ся рядом доктор Муньос был похож на его клиента и способствовал
созданию этой иллюзии. Кот Монтес, словно пряничный зайчик, си¬
дел рядом на столе и все внимательно слушал: он был похож на но¬
венького клерка, который всеми силами стремился делать карьеру.
Бурн тоже сидел на краю этого стола в расслабленной позе и, по-ре¬
бячески качая ногой, поглядывал на Муньоса весьма дружески. Мар¬
киз же был весь внимание, и пенсне на его носу поблескивало. Это
были минуты спокойствия.
— Я глубоко и внимательно изучил ваше предложение, Викториа-
но, — рассудительно сказал Бурн, — и пришел к выводу, что, прежде
чем перейти к деловой стороне вопроса, есть смысл как следует обсу¬
* Я хочу сообщить вам о преступлении (фр.).
1 Минутку, мссьс (фр.).
э Без сомнения, придется вас еще раз побеспокоить, но, может быть, и
нет (фр.). -
114

дить его финансовую сторону. — Он сказал это по-английски, потому
что, говоря на родном языке, чувствовал себя гораздо увереннее.
—	Плату вы имеете в виду? — Казалось, слова Бурна всерьез уди¬
вили Муньоса. — Ваша плата — ваша свобода.
—	Бросьте, Викториано, — сказал Бурн. — Я говорю вам прямо, что
пока вопрос об оплате не урегулирован, никаких шагов предпринимать
мы не будем. Именно так.
Муньос пожал плечами.
—	Только не заламывайте. Я, конечно, не бедняк, но всему есть
пределы.
—	А это мы увидим. Хочу еще раз подчеркнуть: не знаю, как вы
смотрите на это дело, но я считаю, что риск очень велик. Именно так.
—	Если вы скажете, что можете не пойти на него, так как вас не
устраивает гонорар, поверьте мне, мой друг, в этом случае вы будете
рисковать куда больше, — с искренностью во взгляде сказал маркиз. —
Для людей нашего возраста тюрьма не самое лучшее место.
—	Так, значит, вы действительно считаете, что в одном случае мы
готовили операцию три года и рассчитывали иметь большие деньги, а
в другом — будем делать то же без денег?
—	Так я не считаю.
—	Но вы намекаете на это, отказываясь обсуждать финансовую сто¬
рону.
—	Отказываюсь? Но мы ведь ее и обсуждаем.
—	Хорошо. Назовите вашу цену.
—	У меня ведь не магазин. Называйте свою.
—	Мне нужны три картины из Дос-Кортес. Вот моя цена. _
Маркиз пожал плечами.
—	Так, по-вашему, вам удастся добыть картину Гойи?
—	Если все сложится так, как я предполагаю. Но для меня главное —
получить обратно мои картины.
—	А я хочу узнать, как вы собираетесь ее добывать. Когда я об этом
узнаю, тогда и обсудим вашу плату.
—	Так дело не пойдет, потому что план — это все. Если вы узнаете
план, то сможете обойтись и без моей помоши.
Доктор Муньос улыбнулся своей безнадежно-банальной улыбкой.
—	Я так не думаю, — ответил он.
—	Послушайте, если меня на этом поймают, то я вообще исчезну
бесследно. Наверное, менее опасно украсть бриллиант с английской
короны.	’ .
—	Может быть, вы и правы.
—	Ну и?..	-
—	Хорошо. Если у меня будет Гойя, вы получите ваши картины. —
Он взял стоящий у стены стул, поставил его в центр комнаты, сел и
стал смотреть Бурну прямо в глаза. — Так каков же ваш план?
Бурн с^ова заговорил доверительным и одновременно деловым тоном.
115

_ Прежде всего нам нужно разрешение Жана-Мари от директора
музея, что он может делать там копии.
Крошечным, величиной с маленький гвоздь карандашом Муньос
сделал в своем блокноте в кожаной обложке пометку.
—	В этом я не вижу никакой проблемы, — ответил он. — Итак, он
сделает копию с картины Гойи «Второе мая» прямо в зале Гойи, а
потом картины поменяет, так?
— Нет. Он сделает ее в отеле. В «Прадо» нельзя — никто нс разре¬
шит делать копию в натуральную величину.
— Не понимаю. Тогда для чего нужно такое разрешение?
— Сейчас объясню. Оно нужно на имя Шарля Смадья. Это, по сло¬
вам Жана-Мари, известный имитатор, но сейчас он в Сан-Рафаэле на
рыбалке. Его фамилия есть в каталогах, и если в «Прадо» захотят ее
проверить в Лувре — пожалуйста.
Муньос записал фамилию и по буквам проверил ее написание.
— Я знал, что художники все время работают в «Прадо», но не знал,
что для этого нужно разрешение, — сказал он.
— Отметьте себе, что этого Смадья рекомендовал кое-кто из ваших
парижских друзей, чтобы он скопировал три картины испанских мас¬
теров.
— Три? — Брови маркиза поползли вверх. — Три? Господи, Хайме,
да неужели вы собираетесь украсть еще две для себя?
Бурн засмеялся, словно на какое-то мгновение ему действительно
стало приятно, но длилось это недолго.
— Нет, ничего подобного. Просто охранники должны знать, что
Жан-Мари каждый день сидит в зале Гойи и рисует. Он будет рисо¬
вать триптих: три картины на одном полотне в манере «trompe l’oeil»1,
которые в итоге создадут иллюзию в миниатюре картины «Второё
мая» — именно так они будут смотреться на стене музея. Там сейчас
слева висит «Молочница из Бордо», а справа — автопортрет. Такова
была идея у строителей галереи.
—	Насколько я помню, «Молочница из Бордо» висит справа от на- ,
шего большого полотна.
—	Нет, слева. И кажется, что ваша семья как бы выглядывает из
большого полотна. Смотрит налево.
—	Что ж, вероятно, вы правы.
—	Самос главное в том, что полотно, на котором Жан-Мари нари¬
сует свой триптих, будет почти точно таких же размеров, как и .полот¬
но, на котором нарисовано «Второе мая».
—	Нс уверен, что слежу за ходом вашей мысли, но почему не точ¬
но таких?
—	А вот почему. Мастерски сделанная Жаном-Мари копия нашего
Гойи точно войдет в раму, в которой находится триптих. В действи-
-1 Изображение, создающее иллюзию реальности, обман зрения (фр)-
116

тельности будет невозможно обнаружить второе полотно, упакованное
за первым, до тех пор, пока не узнают, где искать. Когда мы снимем
настоящего Гойю со стены и повесим копию, настоящий Гойя будет
упакован за «trompe l’oeil», который в раме будет служить ему шитом.
—	О, как интересно. А знаете — мне нравится.
—	Надо думать. Этот план решает почти все.
—	Вы сказали «почти».
—	Вы можете быстро, сегодня вечером, достать у ваших друзей из
Института испанской культуры цветной каталог, в котором есть «Вто¬
рое мая»? Постарайтесь достать каталог побольше, лучше размером
что-нибудь десять на восемь. Так просил Жан-Мари.
—	Если такой существует, то сегодня вечером вы его получите.
—	А если нет, сделайте цветную фотографию. Но он должен быть.
Будет лежать в картотеке. — Бурн, видя взволнованное состояние мар¬
киза, продолжил: — Жан-Мари работает быстро. Он нарисовал вон
того Веласкеса, — Бурн показал в сторону «Троила Пикета», висевше¬
го на стене Муньоса, — всего за два дня. До конца этой недели поста¬
рается сделать нашего Гойю — так что он ждет фотографию с
нетерпением. Два последних дня провел в «Прадо», и ему просто не
терпится начать работу.
—	А может, лучше, чтобы он просто работал с фоточувствительным
полотном? — спросил маркиз осторожно.
—	Ну что вы, маркиз, это же не борьба цветов. Это большое искус¬
ство.
— Я ведь только предложил. Пожалуйста, продолжайте. Очень при¬
ятно, что вы и так уже посвятили меня во многое.
Бурн оперся на ватман и принял позу лектора.
— Пожалуйста, следите за ходом моих рассуждений. Каждое утро,
начиная со следующего понедельника, в том случае если он получит
разрешение...
—	Он его получит, — перебил доктор Муньос.
— Жан-Мари войдет в «Прадо» через вход с улицы Руис де Алар¬
кон вместе с тележкой, на которой разместят огромное полотно, пос¬
тепенно оно примет форму «trompe Гоей». Поздоровается с охраной,
завоевав ее симпатию. А чтобы это случилось, он будет делать каран¬
дашом их портреты, а также выносить окурки из залов. Каждый раз,
когда он станет со своей тележкой входить в зал, его копия «Второе
мая» будет находиться за другим полотном, на котором он будет рисо¬
вать. Если охранник решит вдруг ему помочь, то будет знать ее точ¬
ный вес.
С предельной точностью он прослеживал каждодневный путь Жана-
Мари в музей и-из него. —
—	Две недели он будет ввозить и Увозить свою тележку и ровно
через четырнадцать дней, как раз после праздника Сан-Исидро, мы
достанем вам Гойю.
117

—	О, Сан-Исидро! Хлопотное время. Очень хорошо, Хайме. Очень
хорошо.
—	Нет, пока еше нс очень. Однако рад, что вам оно нравится.
—	Что это значит?
—	Сейчас скажу.' Но все по порядку. Я предполагаю-забрать карти¬
ну в первый вторник Сан-Исидро, то есть двенадцатого мая этого года,
днем, между четырьмя и пятью, после того как начнется коррида и
незадолго до закрытия музея, так чтобы Жан-Мари мог снять, засунуть
в свою раму и вывезти оригинал Гойи с миним;ыьными шансами на
то, что подмену обнаружат и поднимут тревогу.
— Конечно. День выбран удачно. Все выглядит естественно.
— А теперь идет мое третье и наиболее важное требование, то, ко¬
торое вам будет, очевидно, не очень приятно.
— Что такое? Что не очень приятно?
— Отвлекающий маневр, который будете совершать вы..Вы долж¬
ны придумать что-нибудб необыкновенное, так чтобы весь город встал
на уши и не менее чем на двенадцать минут и восемнадцать секунд.
— Какой еще маневр? — спросил доктор Муньос, слегка обалдев.
— Должно произойти что-то из ряда вон выходящее. Что вызвало
бы шок. Как пожар, который быстро распространяется по всему го¬
роду.
— Но зачем вам это нужно? Если вы ответите, может быть, я все-
таки лучше пойму.	’	'
— Итак,, послушайте, старина: произведите сенсацию, и охранники
из «Прадо» узнают о ней так же быстро, как те, кто работает в кафе,
банках и больницах, как сам генералиссимус Франко, потому что та¬
кая новость мгновенно полетит по городу, люди здесь общительные,
говорливые. А когда они об этом узнают, то созовут всех других ох¬
ранников, потому что сенсацию должны непременно знать все; таким
образом охранники будут в шоке — крики, жестикуляция, беспорядоч¬
ное движение. Что-то из ряда вон выходящее, что способно отвлечь
внимание всего взрослого населения. Мне-нужно всего одиннадцать
минут восемнадцать секунд, а если времени будет на шестьдесят секунд
больше — и вообще прекрасно.
Доктор Муньос встал — было видно, что он пребывает в большом
волнении. Он схватил рыжего кота Монтеса и прижал к груди — кот
тут же замурлыкал. Встал, подошел к Бурну и, наклонившись, спро¬
сил со всей прямотой, на которую был способен:
— Что это за отвлекающий маневр? Вы ведь все продумали и на¬
верняка что-то имеете в виду.
— Нет, только в самых общих чертах, — ответил Бурн. — Все ре¬
шать-вам — вы же испанец и должны знать, что произведет на мад¬
ридцев наибольшее впечатление. То,.что вас самого больше всего
потрясет, как раз и будет самым эффективным отвлекающим манев¬
ром. Понимаете, что я хочу сказать?
118

—	Да. О да, конечно. Но, может быть, было бы лучше, если бы вы
привели мне пример. Хотя бы одно ваше предложение.
—	Ну, например, устроить пожар во время мессы, когда епископ...
—	Madré de Dios!1
—	Или выстрелить из автомата в быка во время корриды. Сделать
что-нибудь такое из ряда вон выходящее, пусть даже ужасное, от чего
люди забыли бы обо всем.
. — O-о... о да, конечно. Теперь понимаю. Гм-м-м... Дайте мне
подумать, а сами выбросьте эту идею из головы. Я изобрету велико¬
лепный отвлекающий маневр. О да. Теперь я в этом полностью
уверен.
—	Это самая важная часть плана. Остальное — чистая арифметика.
Время и количество движения я начну считать завтра утром. Будем
отрабатывать варианты — как снять одну картину и повесить дру¬
гую — столько раз, сколько надо, чтобы выработался автоматизм. —
Глаза Бурна сверкнули, он хитро улыбнулся, и голос зазвучал неестес¬
твенно твердо. — Все остальное — на полуавтомате. Скажем, отвлека¬
ющий маневр начинается во вторник двадцать шесть минут пятого.
К этому времени триптих Жана-Мари, который он делает в зале Гойи,
будет почти завершен. Я войду в музей через вход с переулка пять
минут пятого, нс спеша направлюсь к залу Гойи и в четыре шестнад¬
цать встану перед картиной «Второе мая». На Жана-Мари я смотреть
нс буду, а он нс будет смотреть на меня. В четыре тридцать одну или
в четыре тридцать две — не позже — я должен услышать крик, кото¬
рый будет означать, что отвлекающий маневр удался и слух о нем рас¬
пространился по городу.'Если рядом со мной в это утро будут люди, я
закричу так, чтобы из зала Гойи выбежали все. Жан-Мари повторит
это на другом языке. Все выйдут, и тогда я с помощью Жана-Мари
сниму оригинал и повешу копию, а оригинал засуну в раму, за «trompe
Г oeil». А затем перебегу в другую часть зала Гойи. Жан-Мари же бу¬
дет продолжать копировать триптих. В четыре пятьдесят две я выйду
из галереи через главный вход. Без трех минут пять охранник подойдет
к Жану-Марн, чтобы сообщить ему о случившемся и напомнить, что
зал закрывается. Тогда Жан-Мари погрузит свое огромное полотно на
тележку — а под ним будет подлинник Гойи — выкатит из зала Гойи,
провезет его мимо охранников, пожелав им доброй ночи точно так, как
он делал это в течение трех последних недель. И я не слишком-удив-
люсь, правда, Вйкториано, если мир так никогда и не узнает о том, ч‘го
«Второе мая» украдено.
— А что вы будете делать с ним дальше? — вежливо спросил док¬
тор Муньос. '
' — Обменяю на три картины из Дос-Кортес.,
— О да, понимаю, — ответил маркиз.
‘ Пресвятая Богородица! (исп.)
119

Жан-Мари закончил копию «Второе мая» через пять дней; увидев
ее, доктор Муньос не смог сдержать слез — так похожа она была на
оригинал.
В течение девятнадцати дней Бурн с Жаном-Мари провели три¬
дцать восемь репетиций — по две каждый день. А сейчас начали три¬
дцать девятую. Встали, как всегда, в семь тридцать утра, позавтракали,
и скоро Жан-Мари должен был покатить свою тележку к «Прадо», что¬
бы продолжить свою долгую работу — очаровывать охранников.
А пока в гостиной огромного номера на верхнем этаже отеля шла
репетиция. Мебель .была сдвинута в сторону и закрыта простынями. На
стене — на той же высоте, что и картина Гойи «Второе мая» в музее
«Прадо», висела большая рама, в которой белел чистый холст, а Жан-
Мари устроился в кресле напротив большой рамы, в которой вообще
не было холста, только пустое пространство. За это время он похудел
на пятнадцать фунтов, осунулся и вид имел не очень здоровый. Об¬
хватив колени, он мрачно взирал на Бурна, который стоял, смотрел на
пустой холст и тихим ровным голосом разговаривал с Жаном-Мари,
при этом наверняка еще раз что-то просчитывал.
— Жан-Мари, — сказал он, мысленно витая где-то очень далеко, —
пожалуйста, верь мне и тому, что я сейчас тебе скажу. Забудь о нервах.
Скоро с тобой произойдет то, что происходит с киноактером в тот
момент, когда он впервые ступает на съемочную площадку. Именно
так. Вначале ему дурно от одной мысли о том, что придется выйти из-
за кулис и лицезреть море человеческих лиц. Репетиции продолжают¬
ся, времени до премьеры все* меньше, паника растет как грибы в
мокром темном подвале. — Бурн понизил голос, и интонации стали
умиротворенными, совсем не похожими на прежние. — Но час пре¬
мьеры наступает, он выходит на площадку, и, как только это происхо¬
дит, уже нет времени нервничать, потому что режиссер требует
определенной пластики, движения, манеры произнесения реплик и так
далее. То же самое произойдет и с тобой. Совершенно то же. А сейчас
давай-ка за дело.
—	Задело?
—	Именно. Встань. Хочу, чтобы ты посчитал. Сейчас объясню.
Жан-Мари встал и отошел, а Бурн сел.
—	Смотри, что ты должен делать, — сказал Бурн. Его голос, слов¬
но нож, прорезал тишину. — Я тебе киваю — ты встаешь. — Бурн
встал. — И занимаешь позицию в дальнем углу от рамы, в которой
висит. Гойя. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. — Бурн
делал шаги, считая за Жана-Мари по-французски, а затем замер в
дальнем углу от рамы и дал знак Жану-Мари, чтобы он проделал то
же самое и встал рядом с Бурном. После чего пошел в противополож¬
ный угол. — Итак, я делаю первые шаги. Достаю инструмент. Отвин¬
120

чиваю нижние болты. Раз, два, — он сделал вид, что отвинчивает. —
Затем достаю складную лестницу. Прислоняю к стенке. Влезаю. Раз,
два, три.-Отвинчиваю верхний болт. Раз. Спускаюсь. Раз, два, три. —
Бурн вопросительно посмотрел на Жана-Мари. — Теперь твоя оче¬
редь. Ты идешь к раме, а я — в том углу. Хорошо. Будешь идти —
Считай.
Жан-Мари начал считать — Бурн пошел. Когда Жан-Мари досчи¬
тал до шести, они поменялись местами. Жан-Мари так крепко держал
свою сторону рамы, словно удерживал ее. Бурн проделал ту же опера¬
цию — только на другой стороне — отвинчивание болтов, лестницу и
счет, но на этот раз он помогал себе плечом.
— Хорошо. Итак, картина Гойи на свободе. Берем се, идем обрат¬
но и считаем. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. — Они
подошли к пустой раме с воображаемой картиной. — Засовываем. —
Каждый стал засовывать в раму свой угол. Движения их напоминали
рачьи: надо было затолкать воображаемую картину в безопасное место
по всей длине рамы; при этом выходил воздух — детские игры, кото¬
рые приходилось повторять. — А теперь остается только повесить коп¬
ию вместо оригинала — и дело сделано. Ничего страшного. Нужно
просто сосчитать до двадцати семи — и больше ничего. Только досчи¬
тать до двадцати семи. Я же должен буду досчитать до сорока шести.
Все просто.
— Я знаю, — ответил Жан-Мари, делая над собой усилие. — Про¬
сто. Это для тебя все просто. Ноя художник, а не вор. У меня богатое
воображение, и я волнуюсь, когда об этом думаю — а не думать не
могу. А если думаю постоянно, то меня и вообще блевать тянет, и я
боюсь, потянет как-раз тогда, когда надо будет работать. И спать тоже
не могу. А чем больше не сплю, тем больше нервничаю. Не рожден я
для воровства. А ты — «все просто».
— Нормальная реакция. Но послушай, Жан-Мари, у меня ведь тоже
есть нервы. И тоже достаточно богатое воображение.
— Знаю, Джим, в этом нет сомнения.
— А я знаю, так же как и все, что та часть, которую мы называем
жизнью, это жизнь внутренняя, жизнь чувств, поэтическая сторона
нашего существования. Это тот самый плацдарм, на котором ведутся
вес наши бои. — Он повысил голос. — И так как я это знаю, то при¬
казываю себе, что надо делать во внешней жизни, этой менее важной
стороне ее, потому что это не жизнь, а скорее материя, взятая во вре¬
мени, которая поддерживает жизнь внутреннюю — именно ею мы по-
настоящему и живем; так река выносит поплавок, когда он исчезает в
глубине, и держит его до бесконечности — от жизни к смерти. '
Да, — отозвался Жан-Мари. — Представляю.
Голос Бурна стал монотоннее, а темп речи — медленнее.
— Прочувствуй же до конца. Впитай мои слова в себя полностью.
После этой репетиции у нас будет еще одна со счетом, сороковая, а
121

потом ты пойдешь к себе в номер, ляжешь и полежишь. Ляжешь —
подумай как следует о том, что я тебе сказал, и гы поймешь, что это
правда. А правда придаст тебе силы. И тогда этот счет до двадцати семи
обернется для тебя просто двадцатью семью элементарными движени¬
ями, которые ты должен будешь проделать во внешнем мире. А раз
внешний мир в порядке, значит, и внутренний не может быть ничем
нарушен. Воображение никуда тебя не унесет, а только рассеет бессон¬
ницу и снимет предрвотнос состояние. Двадцать семь элементарных
движений, которые тебе дадутся без усилий ума и тела. Двадцать семь.
Только двадцать семь. Почувствуй это сейчас. Сейчас будет настоящая
репетиция. Мы действительно снимем раму, поместим ее в нашу раму
и повесим твою копию на стену. Вот и все. Приготовься. Думай толь¬
ко о том, что надо считать. Ты устал, но сразу придешь в себя, если
будешь думать только о счете... Только до двадцати семи. Итак, мы на¬
чинаем. Как только кивну — начнем. —И он кивнул.
Жан-Мари встал и пошел к картине.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. — Он был
готов.
Бурн достал инструмент и начал работу.
— Раз, два. — Отвертка вошла — послышался скрежет. Затем он
извлек из-под пальто складную лестницу. — Раз, два. — Жан-Мари
смотрел на него и с нетерпением ждал, когда же снова настанет его
черед считать.
Суббота — лучший лень в лондонском Вест-Энде, потому что по
Лондону приятно гулять, а в субботу город вымирает: пятница же луч¬
ший день в Штатах, потому что в пятницу там обычно выплачивают
зарплату; в Мадриде же лучший день воскресенье. Люди идут в цер¬
ковь и. чтобы выделиться из толпы, стараются получше одеться. Пос¬
ле службы, чтобы их наряд Видело как можно больше народу, они
обычно прогуливаются — быстро или медленно — в зависимости от
темперамента. Любимое'место для прогулок — Кастслана, па севере от
отеля «Конрад Хилтон» и до «Сезара Ритц» на юге. Две красивые пло¬
щади,. высокие деревья, густая листва. Наиболее роскошные в мире
кафе, расположенные на тротуаре под открытым небом, — словно само
провидение посылает в эти места мир и спокойствие.
В воскресенье солнечным утром перед тем вторником, который все
решал, Ева сидела рядом с Бурном в легком соломенном кресле за
столиком в кафе на Кастслана и пила кофе. Мадридцы, богатые и
бедные, как раз стали выходить на улицу; слово «воскресенье» по-ис¬
пански звенит — звучит, словно звон колокола, — domingo.'
Евс наконец-то удалось вылезти из.трясины страха. Она сказала
себе, что в предстоящих событиях-участия принимать не будет, и ве¬
рила, что загнала страх вовнутрь, а если понадобится, то его легко
122

можно будет вызвать снова. Потягивала горячий кофе и наблюдала за
прохожими до тех пор, пока не поняла, что сидит на перекрестке улиц,
одна из которых носит имя Зурбарана, и ядовитый поток страха снова
хлынул в се душу, причем проник так глубоко, что она уже не думала
о Муньосе, — только о Бурне и о себе. Две ночи назад Бурн ударил ее
своей могучей рукой, она упала на кровать, и следы его пальцев долго
оставались на покрытой румянами шекс. Ева умоляла его выйти из
игры, но сделать ничего не смогла. Хотела начать все снова, и Бурн
знал, что, если он все бросит и уйдет, она побежит за ним и будет
говорить, что надо. В пятницу вечером, прежде чем ударить ее, он
сказал: «Мне нс нужна женщина, которая создаст мне проблемы»
(мужчина никогда не способен взять в толк, что Господь Бог именно
за тем и создал женщину, чтобы создавать ему проблемы).
В это утро она начала издалека.
— Что, по-твосму, делает людей преступниками?
— Чаще всего чувство обиды. Потом, наверное, страх, который в
большинстве случаев называют презрением.
— Презрение к чему?
— Наверное, к рождению.
— К рождению?
— К тому, что тебя родили, с тобой не посоветовавшись. Так чья-
то оплошность ведет к тому, что человек всем недоволен.
— Допустим,.что, если об этом думать подобным образом, к тако¬
му выводу прийти можно, ио, надеюсь, большинство преступников об
этом все же не задумывается.
— Дело не в мыслях — преступники это чувствуют. Боятся, что как-
нибудь ненастной ночью их обскачут. Что, если они вдруг станут чест¬
но работать, будут безликими и не будут ничем отличаться от других,
а это отбросит их назад. Им нелегко. Потому что чувствуют страх —
называй это презрением, как хочешь.
— И ты тоже его чувствуешь?
— Чувствовал.
— А сейчас?
Казалось, Бурн уставился на кружевные мантии, в которые были оде¬
ты две седовласые женщины — они удалялись. Ева следила за его взгля¬
дом — он проводил их до машины. Безо всяких ассоциаций она подумала
об Испанской школе верховой езды в Вене и поняла, что стала в Мадри¬
де очень часто ходить пешком — настоящий пешеход. Бурн оторвался от
женщин: оказалось, что в это время он обдумывал ответ.
— Знаешь, я неоднократнр читал об облегчении, которые вроде бы
чувствуют многие преступники, когда их в конце концов ловят, при¬
говаривают и сажают в'тюрьму. Читал какую-то ерунду, что они под¬
сознательно жаждут наказания и .даже обставляют дело так, чтобы их
ловили — такая вот ахинея.
— Правда? Никогда бы не подумала.
123

—	Потому что никогда не изучала их поведение и не знаешь его
сути. По-моему, преступникам нужно, чтобы их ловили, приговарива¬
ли и сажали; нс ради наказания — ради любви. Кажется, эти психопа¬
ты только того и ждут. Их презрение и страх — это только гробы; надо
в них поскорее очутиться, а после этого общество до определенных
пределов уже будет тебя любить. Преследование обществом преступ¬
ника — страшно интересная штука, потому что впоследствии общест¬
во начинает испытывать угрызения совести за то. что ограничило
свободу преступника или иногда даже убивало его ради собственного
блага; горечь вытекает из утраты. Общество успокаивает то, что оно
дает своим испуганным братьям крышу над головой, кормит их, оде¬
вает и образовывает, а в итоге любовь вместо того, чтобы приносить
надежду, приносит боль.
—	А себя ты включаешь в число этих испуганных братьев?
—	Нет.
—	Почему же нет? Ты ведь крадешь, чтобы жить. Красть в букваль¬
ном смысле то же самое, что брать — если продолжать твою теорию,
хотя всем должно быть ясно, что действительная нужда — это нужда
другого, и только если даешь, то можешь получить.
— Человек находится с жизнью в определенных отношениях, и во
всем есть резон — именно на этом я и стою. Мой резон состоит в том,
чтобы показать себя: я знаю все твои мысли, но несмотря на это я
также знаю, что испанский период жизни посвящу борьбе за эти кар¬
тины. Вот мой резон, и если я ему не последую, себя предам.
— Чушь, — сказала она.
—	Что?
— Ничего. Не надо так шуметь.
— Знаешь, иногда, когда я вижу твой презрительный взгляд, мне
хочется назвать тебя сукой г
— Обязательно переходить на оскорбления!
— Так какого черта ты выпендриваешься!
— Потому что весь этот твой резон ничего не значит. — ответила
она. — Ничего! В жизни есть настоящий смысл.
— Хватит, Ева, черт тебя побери — прямо нарываешься на скандал.
А ведь смысл и резон — одно.
Она посмотрела на него так, словно с удовольствием сейчас же уда¬
рила бы его кофейником.
— Джим, мой дорогой Джим, — сказала она. — Этот ублюдок, ма¬
ленький Муньос, объяснил, какой резон для него имело убийство сень¬
ора Элска, но смысла в этом не было'никакого. Его жизнь вообще •
бессмысленна, у него есть только резон. Его резон состоит в том, что¬
бы отомстить за предков, людей, которых он никогда не видел и даже
не уверен в том, что они вообще существовали — так какой же в этом,
смысл? У него только резон, любить он не может, следовательно, его
жизнь лишена смысла; только гордость, но гордость смысла не имеет,
124

потому что она рождается в основном из-за тщеславия: кто-то когда-
то добился успехов; но если лаже нельзя доказать, что этот кто-то во¬
обще существовал, тогда все лишается смысла. Но мы-то ведь любим.
Ты меня любишь, я знаю, ты меня любишь. И я тебя люблю, иначе я
от тебя бы ушла, зная, кто ты такой; но я к тебе привязана, и надеюсь,
что кем бы ты ни был, в итоге все будет хорошо. И наш смысл имен¬
но в этом. Не в каких-то картинах или выгоде. Нельзя впихнуть кар¬
тины во внутреннюю жизнь, в этот мир или войну, о которой ты всегда
говоришь, в эту битву, которую ведешь сам с собой. Но я-то в твоей
жизни присутствую, Джим, я имею на нее право и прошу .тебя: убери
Муньоса, и давай покончим с этим кошмаром.
Он уставился на свои ладони — они лежали на коленях, словно
могли подсказать ему ответ. И прежде чем заговорил, прошло немало
времени, но заговорил он тихо и четко:
— Ева, я чувствую, что ты боишься, но считаю, что это напрасные
страхи. За все годы, не было дела, которое шло так гладко, как это.
Нельзя же просто так взять и выбросить триста, четыреста или пять¬
сот тысяч долларов, потому что испугался. Если б были какие-то до¬
воды, я бы, наверное, послушался и увез бы тебя отсюда. Но дело
совершенно безопасное и очень выгодное, поэтому, ради Бога, пере¬
стань смотреть на меня так, буд-то корысти ради я пренебрегаю твоей*
любовью: ты же прекрасно знаешь —. и я готов подтвердить, — что
никого никогда больше не любил, не могу никого полюбить и никого
никогда в жизни не буду любить, кроме тебя.
Она наклонилась, поцеловала его в щеку и тут же успокоилась.
Оказалось, что обе пары настолько жаждали увидеться, что, хотя
они и ехали из разных концов города, их пути сошлись в паркинге на
площади Республики Аргентина перед рестораном «Коммодор» как раз
в назначенное время — два сорок пять, — и это привело их в восторг,
какое совпадение! Приподнятое настроение, совершенно нехарактер¬
ное для Бурнов, для герцогини и Каэтано было в порядке вещей.
Женщины поднялись в крошечном лифте, которым управлял ма¬
ленький рыжеволосый веснушчатый мальчик в ярко-красном пиджаке
с начищенными медными пуговицами. Мужчины же пошли по лсстни- ‘
не. а дальше все четверо сели за большой круглый стол, недалеко от
широко раскрытого окна, выходившего во двор, и-заказали мартини с
водкой — это немножко напоминало священный ритуал. В воздухе
словно парили ангелы. Герцогиня заговорила по-каталонски с сень¬
ором Торте, метрдотелем, а три официанта в длинных фартуках стоя¬
ли рядом и, казалось, ждали, когда кубики льда наконец начнут таять.
Каэтано пожалел о том, что в мире, где так много лирических по¬
этов, все еще не сложено песни о том, какой чудесный напиток мар¬
тини с водкой, — особенно когда пьешь первый бокал; в ответ на это
125

Ева сказала, что однажды она пыталась пропеть на эту тему что-то тра¬
урное, правда, это было уже после пятого.
—	Никакого траура, — предостерегла герцогиня, — у меня в ушах сей¬
час поют двести скрипок, а в ноздрях стоит запах эстрагонного соуса, и
благодаря этому я, кажется, придумала тост. — Она подняла свой бокал
мартини с водкой и сказала, что они с Каэтано будут помолвлены в Мад¬
риде, как это ни банально, в последнюю субботу, во время праздника
Сан-Исидро. После этого раздались аплодисменты, последовали объятия,
поцелуи, звон бокалов и даже слезы, которые появились на глазах у мис¬
сис Бурн; она стала вытирать глаза маленьким платочком, который всег¬
да был при ней на случай таких заявлений.
Бурн отправил одного официанта за новыми порциями мартини, а
другого за двумя большими бутылками шампанского и льдом. Прибе¬
жал сеньор Торте переспросить, действительно ли Бурн велел при¬
нести две большие бутылки; Бурн ответил, что две, а какие они —
значения не имеет, впрочем, пусть бутылки будут большими.
Ева пожелала узнать, где именно состоится церемония; она задала
этот вопрос с той непосредственностью, с которой женщины интере¬
суются такими событиями; герцогиня с некоторой заминкой ответи¬
ла, что это произойдет в доме ее покойного супруга на улицах Алькала
и Лагаска, потому что так хотят слуги. Она также сказала, что никого,
кроме них и священника, не приглашает, а Каэтано добавил, что при¬
гласил лишь нескольких матадоров, которым за пятьдесят, потому что,
хотя никто из матадоров не был особенно религиозным, для священ¬
ников встреча с ними будет событием.
. Помолвка пройдет в одной из небольших церквушек, и на ней кро-'
ме нее, Каэтано и четы Бурнов будут присутствовать лишь слуги; од¬
нако герцогиня добавила, что так как прием будет происходить в доме
ее покойного супруга, она распорядилась, чтобы все его портреты ви¬
сели на стенах зала — таким-образом она .надеется произвести еще
более сильное впечатление.
— Я в таком приподнятом настроении, — сказала герцогиня, — что
наняла бы полк шотландских волынщиков, которые нам здесь что-
нибудь бы сыграли. А вы, мне кажется, похудели, Хайме.
— Может быть, — ответил Бурн. — А вот вы, не знаю, чем вы за¬
нимались, но никогда еще не выгляделщетоль прелестно. — Потом ему
вдруг почему-то стало стыдно своих слов — казалось, он покраснел.
— О, перестаньте, Хайме, — сказала герцогиня, — вы смущаете
Каэтано.
—	У меня нет сил смущаться, — вступил в разговор Каэтано, — и я
чувствую себя мальчиком.
—	Значит, больше марципановых булочек ты не получишь, — про¬
должала герцогиня, допивая мартини. — Сейчас мы снова вернулись
в Мадрид, но какое же это счастье побыть за городом, хотя бы только
для того, чтобы немножко отдохнуть, от Пикетов!
126

—	От Пикетов и крикетов, — сострила Ева, отодвигая свой бокал,
так чтобы официант мог поставить новый.
—	Ева шутит, дорогой, — сказала герцогиня в ответ на недоумен¬
ный взгляд Каэтано.
—	А кстати, вы давно их не видели? — спросил Бурн. — По-моему,
он сейчас должен уже быть в Вашингтоне.
—	Видели ли мы Пикетов? — закатил глаза Каэтано. — Честно го¬
воря, да. Одного из них Большого.
—	Не издевайся над ним, Каэтано. Пикет так искренен, бедняга, —
пояснила всем герцогиня. — Он прямо одержим своим открытием —
этим участием Рубенса в картине Веласкеса. Это выглядит так мило,
правда. Он как-то приехал ко мне узнать, не буду ли я возражать про¬
тив того, чтобы пригласить прессу посмотреть на «его Троила». Не
знаю, что он будет делать, если это окажется-неправдой. Он стал из-,
виняться. что связался со специалистами в Нью-Йорке и Лондоне.
Я спросила: «Чего ради?» — а он ответил, что это крупнейшее собы¬
тие в его жизни: два великих мастера рисуют на одном полотне; он до¬
лжен иметь официальное подтверждение, и если оно последует, то его
признают крупнейшим специалистом в мире по испанской живописи.
Во время этого монолога герцогини Ева, казалось, отсутствовала:
занималась своим мартини с водкой, но потом взяла себя в руки, прав¬
да, на герцогиню старалась нс смотреть. Бурн же тихо сидел и делал
вид, что слова герцогини его особенно не интересуют.
А герцогиня продолжала:
— Какой-то американский фоторепортер приехал сюда из Лозанны,
и Пикет попросил, чтобы я открыла ему Дос-Кортес; после этого мне
позвонили еще и из турагентства по поводу какого-то немца, который
тоже приехал за этим, и я решила: пусть они фотографируют или од¬
новременно, или по крайней мере в тот же день; таким образом, я
надеюсь скоро увидеть в журналах, как мистер Пикет, сеньор Велас¬
кес и герр Рубенс обмениваются рукопожатиями. Но за этой болтов¬
ней об искусстве, о Пикетах и о культуре мы, кажется, совсем забыли,
что нам не несут шампанское.
В этот момент в дверях столовой появился сеньор Торте; он вез
перед собой столик, на котором стояло шампанское, и их мысли пе¬
реключились на такую ерунду, как мартини с водкой. Сеньор Торте
поинтересовался, что они будут заказывать из еды. Каэтано ответил,
что они хотели бы что-нибудь похожее на то, что готовят в «Сагаро»,
известном ресторане на Коста-Браво, — Именно так ему велели
сказать.
— Кто это тебе велел? — спросила герцогиня.
— Хаймс Ариас.
— Ну ладно. Тогда все правильно.
— А кто такой Хайме Ариас? — спросила Ева слегка нетрезвым
голосом.	'
127

—	Журналист из Барселоны, который собирает чашки, и, видимо,
от этого, бедняга, считает себя эпикурейцем.
—	Какие чашки?
—	Чашки с надписями. На одной написано «Отель «Динклер-Пля¬
са», на другой «Негреско» — отель в Ницце. У нас есть несколько ча¬
шек, Изготовленных на Рождество специально для него. Есть чашка,
на которой красными буквами написано — «Москва. Кремль». Он ее
очень бережет и никому не показывает.
Каэтано сказал:
— Это и в самом деле неделя чудес. Я обращаюсь ко всем: угадай¬
те, кто собирается нынче на корриду?
Герцогиня ответила не задумываясь:
— Мой кузен доктор Викториано Муньос, маркиз де Виллальба. —
Она громко произнесла это имя, надеясь, что все засмеются.
— Ваш кузен? — пробормотал Бурн.
— А чему вы удивились? С ним все в порядке, только обычно он
ненавидит бои быков и все подобные развлечения.
— Не знаю, почему я удивился, — сказал Бурн.
— Люди имеют в обшем-то одинаковые привязанности — так мож¬
но сказать, если переиначить теорию Адама и Евы на новый лад.
—- Присутствие Викториано Муньоса ничего хорошего корриде не
принесет, — заявил Каэтано.
— Мне кажется, он хочет, чтобы его посещение стало сенсацией,—
сказала Ева. *
— Ну что вы, — возразила герцогиня. — Вот если бы Уинстон Чер¬
чилль принял итальянское гражданство — дело другое. Так он и в са¬
мом деле туда собирается?
— Ну в общем и целом,ответил Каэтано, сначала погладив се
по руке, а затем припав к ней губами. — Сегодня утром он позвонил
мне и спросил, не могу ли я на следующей неделе убить быка перед
центральной ложей, потому что он обещал взять с собой на корри¬
ду миссис Пикет, но боится, что больше одного боя она не выдержит.
А потому надо специально сделать все пострашнее: когда перед са¬
мым носом начнут убивать, упадет в обморок — и придется сразу же
уйти.
— Что ж, по-моему, мой кузен рассуждает довольно здраво, — ска7
зала герцогиня. — Кто еще мог бы расставить ей такую социальную
ловушку?
— И все же обморока с ней может и не случиться, — вставил Бурн.
— Она точно упадет .в обморок-, — уверенно сказал Каэтано. —
Но чтобы он выкатился поскорее, я должен убить быка с первого
удара...
— Я, кажется, опьянела, — призналась Ева.
-- Смешали мартини, вино и водку, — сказала герцогиня. — Ниче¬
го страшного, моя дорогая.
128

—	Яс самого начала решила так делать, — продолжила Ева. — Пожа¬
луйста, пока у нас еще есть тосты, наполните бокалы шампанским.
Герцогиня взглянула на нес с восхищением: челюсть опустилась, а
глаза радостно блеснули — влияние женской телепатии.
—	Вот это да!
—	Что да? — спросил Бурн.
—	Пожалуйста, сделайте так, чтобы бокалы были наполнены, —
сказала герцогиня сеньору Торте, который дал знак стоявшим непо¬
далеку официантам.
Ева наполнила свой бокал сама.
—	Надеюсь, вы поймете то, что я сейчас скажу. Мистер и миссис
Бурн имеют честь пригласить вас.на будущее крещение их первого
ребенка приблизительно через пять месяцев, хотя сейчас вид будущей
матери таков, что ничего заметить нельзя, так же как нельзя узнать,
сколько времени на карманных часах, которые находятся в вечернем
костюме мистера Фреда Астора.
Бурн все.еще не верил своим ушам.
—	Что? — воскликнул он.
Герцогиня восприняла новость спокойно.
—	Вы должны назвать его Каэтано. Мы же в свою очередь, чтобы
продемонстрировать вам наше уважение, назовем нашего первенца
Герберт Гувер Хименес.
—	Господи, Ева, какая новость! — Бурн выглядел так, словно на
него вылили ушат холодной воды.
—	Хайме, — запротестовал Каэтано. — Да хватит делать удивлен- .
ное лицо! Мы же за это еще не выпили! — Он поднял бокал. — За
будущего дорогого ребенка наших дорогих Бурнов, — сказал он и вы¬
пил до дна. Бокалы снова наполнили.
—	За милую мать милого ребенка! — закричала, герцогиня'и тоже
выпила до дна. Бокалы еще раз наполнили.
— За счастливое бракосочетание моих друзей и день рождения мо¬
его ребенка! — загремел Бурн и тоже выпил до дна. Бокалы опять на¬
полнили.
— За «Троила Пикета» и предстоящий великий обморок его супру¬
ги! — присоединилась Ева и тоже выпила до дна. И вновь бокалы были
наполнены.
— За всех нас, каждого в отдельности и всех вместе, за нашу, лю¬
бовь и вечную жизнь! — запела герцогиня, тоже выпив до дна. При¬
несли еду в стиле «сагаро», и трапеза началась.
Погода во вторник выдалась весенняя. Бурн и Ева сидели в гости¬
ной своей квартиры и пили кофе. Двери на террасу были раскрыты,
Ева одета, а Бурн был в пижаме и рубашке. Вдруг раздался стук в
дверь. Он бросился в спальню — дверь открыла Ева. Вошел Жан-Мари.
5 Р. Конлон -Арига го»	Г 29

—	Господи, —'сказала она, — какой же у тебя вил!
—	•Верь-мне. chérie1, я-ужасно себя чувствую — уже целый лень.
Съел что-то, и у меня болит желудок. Не возражаешь, если я выпью
<офс? Надеюсь, нс вырвет, ведь кофе иногда помогает. Питался бы
только сдобными булочками — все было бы нормально. Господи, ка-
<ая же кухня у этих испанцев! Все удивляются, почему американцы
продолжают приезжать в Париж,.когда там такие цены, а я вам ска¬
жу. Поешьте-этой малокалорийное! испанской пищи — тогда узнаете
почему. Но взгляните на их погоду — за счет нес они и существуют.
Если американцы живут во Франции больше недели, они видят вся¬
кое, а испанская погода стабильна. Правда, многие считают, что и
здесь погода разная, страна-то большая. И все-таки хорошо, что се¬
годня наконец настал последний день этого сумасшествия. Последний
день. Самый последний чертов день. Еще немного — и я бы нс вы¬
держал. Клянусь Богом-отцом. Богом-сыном -и Девой Марией, не
выдержал. Но один Бог знает, доживу ли я до завтра. Правда, вряд ли
у меня сегодня найдутся силы держать кисть и притворяться, что я
заканчиваю этот чертов «trompe l’oeil». Целых три недели себя наси¬
ловать, рисовать три эти несчастные картины Гойи! За это время мож¬
но было бы проиллюстрировать гутенберговскую Библию, расписать
несколько галстуков Папе Римскому и написать четыре больших
копии Брейгеля! Зато я знаю всех охранников, словно они мои род¬
ственники. Того высокого, который раскачивается при смене карау¬
ла, — от него так воняет чесноком, не можете представить, какой от
него запах, он пронизывает все внутренности, кишки, я его чувствую
даже во сне, все — кроме, слава Богу, моих картин. Но вором я нс
стану никогда. Мир честен, что ж, придется таким его и принять.
Тяжесть преступления для меня слишком непосильна. Если нам удаст¬
ся этот «trompe l'oeil» отсюда вывезти, я повешу его в своей столовой.
Джим сказал, что я могу взять его себе. И нс как сувенир, потому что
этой дьявольской работы мне не забыть никогда, в этом-то я уверен
на все сто чертовых процентов!
В это’ время из спальни вышел одетый Бурн.
— Привет. Где Ева?
— Ева? — Он стал оглядывать комнату, но Ева будто исчезла. Од¬
нако дверь в коридор была открыта,.и в этот момент она вошла в ком¬
нату с подносом, накрытым салфеткой.
— Вместо того чтобы звонить в бюро обслуживания, — сказала
Ева, — я решила спуститься сама. А теперь пусть Жан-Мари сядет и
поест.
— Что поесть? Есть я ничего не могу. Желудок нс принимает.
— Две прекрасные сдобные булочки. И еще немного варенья. Та¬
кое тебе всегда покупает Лялю. И свежее масло. Давай-ка поешь.
• Дорогая {фр.).
130

Когда Бурн прочитал написанное на плотной, пахнущей духами бу¬
маге письмо от доктора Муньоса, по его лицу пробежала озабочен¬
ность. В течение последних четырех дней он не мог до него ни
дозвониться, ни связаться с кем-либо из слуг. Письмо кто-то принес
и отдал консьержу. В нем говорилось, что Муньос закончил все при¬
готовления для прекрасного отвлекающего маневра, который будет
проведен с четырех двадцати до четырех двадцати девяти минут соро¬
ка пяти секунд. Письмо было написано в такой манере, что можно
было подумать, будто маркиз издевается над точностью Бурна в отно¬
шении времени. Там утверждалось, что отвлекающий маневр Муньоса
обязательно поставит Мадрид с ног на голову; более того, это един¬
ственно возможный маневр, и неудачи здесь быть не может. В письме
также говорилось, что доктор решил не посвящать Бурна в детали —
пусть это будет сюрприз, — и добавлялось, что Муньос надеется уви¬
деть Бурна в прекрасном здравии и расположении духа в самое бли¬
жайшее время.
Бурн положил трубку рядом с аппаратом и снова набрал номер
Муньоса. Телефон звонил и звонил, но никто не отвечал. Тогда Бурн
вдавил трубку в аппарат и посмотрел на стенные часы. Они показыва¬
ли три двадцать пять. Время идти. Он открыл верхний ящик и достал
маленький стеклянный зеленый пузырек, выложил на зеленую по¬
верхность стола две белых таблетки, снова закрыл пузырек, а потом на¬
лил из стоящей на телефонном столике бутылки полстакана воды.
Услышал, как открылась дверь, поднял голову и увидел на пороге Еву.
Закрыв дверь, она уставилась на него.
— Самая легкая, как ты выразился, работа — и таблетки? — спро¬
сила она. Бурн не ответил, а проглотил таблетки и запил их водой.
— Время идти, — сказал он и встал рядом. Онд не поднимала го¬
товы. Тогда он крепко обнял ее и поцеловал. Она не ответила.
— Вернусь в пять часов десять минут, — сказал он. — И, пожалуй¬
ста, не волнуйся. — Проскользнул мимо, открыл дверь и исчез.
Она подошла к письменному столу и села. Тиканье часов показа¬
лось ей очень громким. Сидела и смотрела на зеленое покрытие сто¬
ла. В четыре часа открыла верхний ящик и достала стеклянный
зеленый пузырек. Бросила на ладонь две таблетки и, не запивая, про¬
глотила.
Жан-Мари создавал впечатление, что работает в зале Гойи посто¬
янно. С" ленча он вернулся в три тридцать — больше есть был не в
состоянии. Ленч начался нормально. Он пошел в ресторан «Эль Каль-
ехон^на улице Тернера, потому что еда там была для него относитель¬
но приемлемой. Но минут через-десять подступила тошнота — он
срочно побежал в туалет, где опустошил желудок так, словно его вы¬
скребли.
131

В зале Гойи немного порисовал, что-то стер, однако в основном за¬
нимался тем, что разглядывал картину «Второе мая». Господи, каких же
она размеров, сколько же должна весить! А затем стал убеждать себя в том,
что его опытный глаз обнаружил в расчетах Бурна ошибку. Господи, да
как же монстр размером с самого чертова Гойю сможет уместиться в не¬
большой рамс? Тернии Христа, как они, острые и колючие, смогут туда
поместиться? А сын Марии такого роста, что, если б она его действитель¬
но вынашивала, он бы ее наверняка разорвал. Пока Бурн ее туда будет
засовывать, охрана наверняка войдет и все увидит. Кровь застыла у него
в жилах: он представил себе выражение лиц его друзей-охранников, когда
они поймут', что их попросту обманули. При этой мысли он закрыл глаза
и попытался подумать о чем-нибудь более приятном. Увидит ли он еще
когда-нибудь Лялю? Подумал о том тихом мире, который царит в гале¬
реях Лувра, музея Делакруа и еще десяти,’ двадцати или тридцати других
парижских музеях, где он делал копии. В жизни так много отдохновения,
надежности. Раньше он жил, словно летел в удобных санях с пологой
горы по девственному снегу по направлению к домику, где в окружении
света и тепла его ждала Лялю. Его маленькая миленькая Лялю.
Целиком погрузившись в эти мысли, он вдруг с удивлением обна¬
ружил, что его трясет за плечо охранник — сердце ушло в пятки. Он
услышал свой крик, а затем голос охранника, извинявшегося за то, что
отрывает его от работы. «Это моя вина, — подумал Жан-Мари, — я
должен б,ыл почувствовать, как этот сукин сын ко мне подходит. По¬
чувствовать хотя бы из-за чеснока — казалось, теперь он уже проник
во все поры!» Охранник беспокоился о здоровье художника — он был
весь в поту, — не подхватил ли тот лихорадку? Он настаивал на том,
чтобы Жан-Мари отправлялся домой лечиться. Жан-Мари объяснил,
что у него проблемы с желудком, это пройдет, а кроме того, есть не¬
отложное дело, так что домой пойти он не может. — Что ж, — ответил
рхранник, — значит, придется работать, — и ушел удовлетворенный.
Белый «мерседес», в котором сидела герцогиня, медленно двигался
по улице Лагаска, потом у Падилья свернул' направо, доехал до Силь-
вела, а затем направился к Авенида де ло'с Торерос. Немного покру¬
жил по площади Торос, сбавил скорость и на углу, как раз напротив
въезда в Патио де Кабаллос, остановился. Маленький однорукий ве¬
теран Гражданской войны в форменной фуражке с кожаным козырь¬
ком, сидя у ворот, держал для нее место.
Герцогиня знала дорогу весьма приблизительно. Праздник продол¬
жался — постепенно набирал ход. На улицах было много машин, в том
числе и полицейских, но ехали они так медленно, что даже прохожие
их обгоняли. Герцогиня заплатила охраннику пять песет — паркинг
был частный. Когда она отошла от машины, перед нею вдруг выросла
четырнадцатилетняя цыганка с четырехмесячным ребенком на руках, а
Г32
eme один ребенок, трехлетний, держал ее за руку — причем оба были
босоногими, — и затянула песню; пение — призвание цыган, если не
-сказать профессия, особенно популярная в праздничные дни. Но гер¬
цогиня, видимо, была к таким неожиданностям готова: у нес в перчат¬
ке оказалась монетка, которую она и протянула цыганке;
Герцогиня пошла дальше — двое мальчуганов предложили ей яр¬
кую цветную сувенирную программку, в которой, как они, следуя за
ней, объяснили, рассказывалась вся история корриды. Она их трога¬
тельно поблагодарила, но купить программку отказалась. Везде видне¬
лись возбужденные толпы; солнце светило так ярко, словно мир
погрузили в батисферу, которую опустили в золотую воду.
Шум на улицах был типично испанским; так бывает, когда в пред¬
вкушении корриды во время праздника Сан-Исидро собираются вместе
сотни людей.
Она быстро прошла через главный вход и постепенно слилась с
толпой — ей попались на глаза четверо высоко взобравшихся полицей¬
ских; они были похожи на непоколебимые камни, мимо которых те¬
чет бурный поток. Повсюду стояли пышногрудые женщины, которые
торговали сигаретами — в пачках и в розницу, — а.также конфетами
и жвачкой. Ну а уверенные в себе мужчины охраняли каменные чаши
с носиками, похожими на водяные пистолеты, и радостно кричали, что
продают прекрасную воду и всего за пятьдесят сентаво.
У главного входа больших ворот, по обеим сторонам арки, были
зажжены факелы. Теперь она пошла медленнее — стала частью мно¬
голикой толпы, и так как оставалось много времени, она могла рас¬
смотреть плакаты, на которых красным, желтым, голубым, коричневым
и белым была нарисована огромная фигура Каэтано, делавшего pase de
pecho1, и по-испански напечатано объявление:
Площадь Быков «Лас-Вентас» Мадрид
Грандиозная коррида — потрясающее зрелище
во вторник, 15 мая 1956 г.
впечатляющие поединки Большой Корриды
с высочайшего разрешения и при условии
благоприятной погоды
будут изранены, исколоты бандерильями и
примут смерть от длинных шпаг тореро
6 отличных быков
престижнейшей скотоводческой фермы
дона Сальвадора Гуадриолы
в состязании участвуют тореро
КАЭТАНО ХИМЕНЕС СЕЗАР ХИРОН
ГРЕГОРИО САНЧЕС.
1	Пасс, проводимый с мулетой в левой руке (исп.).
133

Вдруг герцогиня увидела недалеко от себя Викториано Муньоса,
позвала его« но из-за шума он не услышал и не откликнулся. Тогда она
принялась вертеть головой, надеясь отыскать и миссис Пикет, но нс
смогла, и когда снова попыталась увидеть Викториано, он уже исчез в
этом скопище рук, ног и лиц, а ее голос вновь утонул в шуме оливко¬
вых голосов мужчин, детей и прекрасных женщин, самых богатых и
самых бедных в мире, голосов фотографов из Гетеборга, винокуров из
Глазго, секретарей из Уинстеда, штат Коннектикут, и арабов из Риф¬
фа. Она прошла в ложу номер восемь. Три билетера бросились помо¬
гать ей и создали в проходе пробку. Увидев се. соседи нс смогли
скрыть своего восхищения: послышались возгласы «пн сЛивиеяа!»1, и
восторженный шепот проводил ее до места в первом ряду — оно было
как раз позади бурладеро матадоров.
Когда Бурн вошел в музей л Прадо» с переулка, он удивился: надо
же, руки продолжали оставаться сухими. В голове словно работал хро¬
нометр, который позволял ему строго придерживаться намеченного
плана. Бурн имел вид бизнесмена, идущего на встречу, инициатива на
которой будет полностью принадлежать ему. Он не нервничал, но руки
должны были обязательно оставаться сухими, и это его слегка волно¬
вало. Также он не был уверен и в том, что нс будет слишком плотно
сжимать челюсти — ведь это придавало его лицу зловещее выражение.
Или что не сожмутся кулаки, а во рту не станет так сухо, что там мож¬
но будет зажигать спичку. В третий раз за последние пять минут он
вытер руки платком. Когда входил в зал Гойи, старался дышать ровно.
Перед картиной «Второе мая» молча стояли три араба: один в бурну¬
се, двое других в европейских костюмах. Бурн шел к Жану-Мари со
стороны «Махи одетой», так чтобы Жан-Мари увидел его, что он и
сделал, и они начали работу.
Ослепительно яркое солнце разделило арену на две половины —
неравных, но четко обозначенных. Пробило четыре, заиграл рожок, и
на арену выехали два пикадора, одетые в испанскую национальную
одежду шестнадцатого века. Они проехали через всю площадку, подъ¬
ехали к ложе президента, сняли шляпы, притворяясь, будто собира¬
ются .поймать в них ключи от загона, которые он им сейчас кинет, а
затем поехали каждый в свою сторону — один по часовой стрелке,
другой — наоборот, чтобы встретиться у главного входа, где собрались
тореро.
Пикадоры и возглавляли торжественный выход. За ними в одну ше¬
ренгу вышагивали три матадора, а позади, них — пикадоры и бан-
дерильерос2. Каэтано, как старшйй матадор, шел слева. Справа марши¬
1 «Моя гсрногиняЬ* (псп.)
1 Подчиненный матадору и оплачиваемый им тореро.
134

ровал опытный Сезар Хирон, его правый локоть был поднят-почти до
уровня плеча. Ну, а Санчес, самый могучий и красивый, шел в цент¬
ре. Тяжелый костюм Каэтано блестел серебром, и хотя часть его была
сделана из бледно-лилового шелка, он почему-то казался тяжелым;
правда, на взгляд герцогини, костюм только способствовал гармонии,
добавляя к красоте и храбрости еще и силу, и мощь.- Каэтано должен
был драться с первым быком, которого собирался выпустить дон Саль¬
вадор. Позади трех матадоров шли сорок два бандерильерос, пунтиль-
срос1, пикадоры и так далее. Каждая шеренга воспроизводила крест,
символизировавший единство президента и матадоров, которые на¬
правлялись к своему бурладеро; там-то Каэтано и подмигнул герцоги¬
не, но поговорить с ней в кальехон так и не вышел. Надо было работать.
Его оруженосец расправил ему капу* 2 — и он отвернулся. Пеоны3 за¬
няли позицию за двумя другими бурладеро. Прозвучал рожок, ворота
загона отворились, и бык выскочил на арену.
Финансовые условия этой корриды должны были быть объявлены
лишь в следующем месяце — вследствие открывающегося туристского
сезона, и поэтому никто не мог сказать точно, будет ли это хороший
бой или наоборот скучный, или вообще триумф доблести и мастерст¬
ва. Газеты, правда, писали, что для Хименеса бой будет самым пре¬
красным, а зрители считали, что мастерство этого матадора превосхо¬
дит все мыслимое и немыслимое. И в самом деле: раз они пришли,
почему бы им так не считать?
После того как вонзили бандерильи, Каэтано вошел в круг, нахо¬
дившийся как раз под президентской ложей, и, сняв шляпу, попросил
формальное разрешение у президента убить быка. Потом медленно, но
очень уверенно отошел на двадцать пять ярдов, так чтобы оказаться
прямо напротив герцогини. Торжественно посмотрел на нее, как бы
произнеся «Va porti»4, потом ослепительно, по-детски улыбнулся и
посмотрел ей прямо в глаза; затем покрутил в воздухе шляпой и бро¬
сил ее туда, где она сидела, — это тронуло герцогиню до глубины
души. После этого Каэтано дал сигнал своим пеонам подвести быка из _
дальнего угла прямо к ложе, где находилась герцогиня. Пока он ждал,
успел заметить взгляд доктора Муньоса и подмигнул ему — маркиз был
на седьмом небе от счастья и подмигнул в ответ.
Прекрасный бык дона Сальвадора Гуадриолы был «асарахадо»; это
означает, что его шкура была рыжевато-коричневая, как шкура льва.
Отважный бык, который бросался в атаку каждый раз, когда его про¬
воцировали. Пеонам пришлось.его окружить, чтобы мулета Каэтано
действовала эффективно и красиво..
’ Тореро, убивающий быка кинжалом.
2	Боевой плащ матадора.
3	Пеший тореро, подчиненный матадору.
4	Ради тебя (пс/ь).
135

Следовавшая за этим фаэна* обычно сопровождается кровью, ре¬
вом и болью, после чего наступает пустота; словно боя и нс бывало,
и двадцать одна тысяча зрителей пришла насладиться именно ей. Ка-
этано начал ее с естественного пасса правой рукой — на вил очень
простого.
В эту минуту доктор Муньос поднялся со своего места за огражде¬
нием, пошел к лестнице, которая вела как к выходу, так и к арене, и
встал возле нее. Миссис Пикет рядом с ним не было. Каэтано и на
самом деле решил потрясти всех: провести пасс с плащом, когда мата¬
дор провоцирует нападение быка движением плаща, и, когда бык про¬
носится мимо, он делает пируэт и как бы заворачивается в плащ. Два¬
дцать одна тысяча в предвкушении невиданного удовольствия дружно
заголосила; казалось, что, вес, как по команде, поднялись со своих
«мест, как бы помогая матадору; да и полиция, тоже была зачарована
столь изысканным зрелищем. Так что всем было не до доктора Мунь¬
оса, который спустился вниз и приблизился к арене. Длинный нож,
который он держал в рукаве, при внимательном наблюдении можно
было заметить, но разве можно было оторвать взгляд от Каэтано Хи¬
менеса!
Финальный аккорд приближался. Каэтано встал с быком лицом к
липу, сделал отвлекающий маневр мул стой и с силой воткнул шпагу
быку между лопаток; сам же он на мгновение оказался между рогов
животного. И в этот момент в воздухе просвистел нож доктора Мунь¬
оса: брошенный с расстояния пятнадцати ярдов, он угодил точно меж¬
ду плеч Каэтано. Матадор повалился на быка, тот тоже стал оседать, а
затем оба упали. Кровь матадора и быка слились в один ручеек. И
умерли они тоже вместе.
В четыре часа тридцать шесть минут Бурн вышел из зала Гойи и
пошел по коридору. Ближайший охранник был уже близко, но в эту
секунду послышался громкий крик. Бурн остановился и увидел, что
охранник тоже остановился как вкопанный, чтобы послушать, а затем
бросился бежать и исчез из виду. Тогда Бурн резко повернул, вбежал
в зал Гойи и, показывая на дверь, начал что-то кричать по-английски.
Услышав крики, Жан-Мари вскочил и, показывая в ту же сторону, куда
и Бурн, стал кричать то же самое, только по-французски. Арабы в
недоумении на них уставились, а затем, преодолев оцепенение, бро¬
сились вон из зала в направлении, противоположном тому, которое
указывал Бурн.
После этого ни Бурн, ни Жан-Мари не произнесли ни слова. Они
быстро достали спрятанную копию и прислонили ее холстом к стене
1 Набор приемов с мул стой, проводимых матадором в заключительной час¬
ти боя.
136

под «Молочницей из Бордо». Жан-Мари уверенно подошел к своей
стороне картины «Второе мая» и стал считать. Бурн начал работать на
своей. Он трижды повернул отвертку, затем достал складную лестни¬
цу. Не спеша поднялся на три ступеньки. Затем повернул отвертку сше
дважды. Медленно спустился. Взял лестницу и отнес се туда, где сто¬
ял Жан-Мари. Они поменялись местами. Бурн закончил работу — он
сыграл точно так же, как и на предыдущих сорока девяти репетициях:
согласно графику, который разработал и нанес на ватман, — не выбил¬
ся из него ни на секунду.
Как только толпа поняла наконец, что произошло у нее перед гла¬
зами, она хлынула на арену. Двоих детей и женщину сразу же задави¬
ли на смерть; двадцать шесть человек было ранено, причем девять
серьезно. Двоих мужчин, которые сидели неподалеку, приняли за
убийц, и лишь чудодейственное вмешательство полиции спасло их от
немедленной расправы. Тысячи взглядов в поисках ответа у Господа
Бога устремились на небо, многие рыдали. Сотни людей, немые и
ошеломленные, продолжали оставаться на своих местах и смотреть на
арену — то место, где совершилось убийство; потоки слез струились
из глаз. Одни оставались на местах, пока не насгупила тишина. Дру¬
гие в молчании столпились неподалеку вокруг часовни, куда перенес¬
ли тело. Остальные высыпали на улицу. Дома, кафе, магазины и даже
автомобили опустели. Люди нс уходили с улиц всю ночь. Девять ты¬
сяч окружило здание Центральной полиции, сотни и сотни — окруж¬
ные отделения. Казалось, что корабль по имени Мадрид напрочь по¬
терял управление: люди, массы людей устремились, сами не зная куда,
в смятении и шоке от ужасной потери.
Доктор Муньос был прав, написав Бурну, что его отвлекающий
маневр поставит Мадрид с ног на голову. Прав он оказался и в том,
что гарантировал успех — именно так и произошло.
Бурн и Жан-Мари взяли картину Гойи «Второе мая» за края и ос¬
торожно понесли к своей раме. Но как только они начали туда ее
вставлять, двое престарелых американских туристов, мужчина и жен¬
щина, проходившие в этот момент по коридору, пристально посмот¬
рели на Жана-Мари, но так ничего и нс заподозрили и даже на то, что
видели, не обратили внимания; американцы интересовались исключи¬
тельно религиозной живописью Бартоломе Эстебана Мурильо, а по¬
сему посмотрели — и проиЬли мимо.
Однако сам Жан-Мари испугался: они видели, как он воровал, и
теперь знают, что он преступник и что он боится; кошмары снова на¬
чали преследовать его. Он нс стал работать медленнее, не произнес ни
слова, а просто бросил картину и побежал. Побежал не раздумывая и
137

вовсе не из-за того, что надеялся улизнуть. Побежал и оставил всех —
Бурна, Гойю, раму, «trompe Гоей» и свою копию, которая так понрави¬
лась доктору Муньосу.
Бурн видел, что случилось. но звать не стал; замер без слов — так
его это поразило. Словно скованный цепью, он сидел на краю плота,
а в это время налетел ветер, в воду слетела шляпа, и все лежавшие в
ней его сбережения — освещенные лунным светом купюры — поплы¬
ли по реке в направлении моря. Но разум отреагировал нормально —
никакой паники; дисциплина была его второй натурой. Собрав вес
силы, он подхватил упавшую было картину и в одиночку попытался
засунуть ее в раму за триптих. Но она выскользнула у него из рук и
оказалась на полу. Он сделал невероятное усилие, поднял картину и
снова стал засовывать в раму, на сей раз более аккуратно. Сначала один
угол, затем середину — и картина вошла. Он проверил все места паль¬
цами, чтобы убедиться, что ее не видно, затем поднял с пола свою
красивую темно-синюю шляпу, купленную в магазине «Жсло» на Ван¬
домской площади, и медленно, вытирая руки платком, вышел из зала
через двери, противоположные тем, сквозь которые выбежал Жан-
Мари. По пути к выходу из музея, ведущему в переулок, он сделал
небольшую остановку, чтобы вместе со шведскими туристами полюбо¬
ваться на Эль Греко. График нарушен не был.
В десять минут шестого он вошел к себе в номер, и тогда Ева со¬
общила ему, что Каэтано убит.
Также в десять минут шестого полиция и другие службы _бсзопас-
ности уже опечатали зал Гойи, и закрыли на ключ ведущие к нему
коридоры. В операции участвовали шесть охранников и девять поли¬
цейских офицеров. Кроме этого присутствовали шесть офицеров ми¬
нистерства безопасности, четыре человека из Института испанской
культуры, директор музея, и также два специалиста по творчеству
Гойи. Все они собрались у стены, на которой теперь красовалось пус¬
тое место; словно оригинал просто выскочил из креплений и соскольз¬
нул на пол.
Все эти двадцать семь человек были бледны и встревожены. Эк¬
сперты довольно быстро пришли к выводу, что вследствие качества
пигмента и возраста полотна оно не есть «Второе мая» кисти Фран¬
сиско Гойи-и-Лусиентеса; остальное же являлось необъяснимой загад¬
кой; полиция же, естественно, стала обсуждать, куда мог подеваться
оригинал.
А'позади них, громадная, словно линеййый корабль, стояла огром¬
ная рама, в которой рроде бы находился один лишь триптих — три
копии других картин Гойи, нарисованных на одном холсте.
Охранники один за другим стали вспоминать, как в течение трех
недель человек по имени Шарль Смадья ввозил эту огромную раму в
138

этот зал; более того, они каждый день ему в этом помогали, потому
что у него имелось официальное разрешение копировать три картины
Гойи. Их попросили проверить вес триптиха, и все они пришли к вы¬
воду, что он именно таков, каким был всегда.
Затем полиция стала допрашивать директора музея, который в свою
Ъчередь начал спрашивать своего заместителя, а тот в свою очередь
своего помощника о том, кто все-таки выдал разрешение. И полиция
узнала, что разрешение было выдано по просьбе доктора Муньоса,
маркиза де Виллальба.
Триптих был конфискован. В полицейской машине его доставили
в здание Центральной полиции, где он был описан, снабжен ярлыком
и завернут в плотную коричневую бумагу. Таким образом картина Гони
« Второе мая» оказалась тщательно спрятанной от глаз се настоящего
хозяина — испанского государства.

Часть третья
АПЛОМАДО
Бык устал. Его бока отяжелели,
дыхание стало прерывистым. Ско¬
рость движении упала, но все-таки
он был нс прочь пустить в ход рога
еще раз, причем вонзить их во что-
нибудь стоящее. И вдруг подумал о
том, что, хотя бы из уважения к его
усталости и уму. эту бесчестную
игру пора прекратить — уж немед¬
ленную смсрть-то он заслужил.
То, что искусство Каэтано Хименеса было так же недолговечно, как
и искусство Нижинского или Бута — вследствие того, что представление
длится лишь до тех пор, пока жив последний видевший его зритель, —
ничуть не уменьшает его ценности, а, возможно, даже увеличивает. А по¬
тому о людях искусства после смерти начинают ходить легенды, похожие,
например, на ту, как Пикассо рисовал картины с помощью электрических
фонариков; настоящее искусство и создававшие его мастера не умирают.
То, что его необычайное мужество есть качество для корриды ес¬
тественное, а движения матадора, демонстрирующие презрение к смер¬
ти, так или иначе существовали со времени ее возникновения, ничуть
не делает их менее значительными, чем любую из областей проник¬
новения человека в непознаваемое. Сам термин «непознаваемое*,
придуманный человеком, который вроде бы был ограничен в своих по¬
знаниях, намекал, однако, на определенное знание им тайны смерти,
что естественно преследовалось церковью; потому-то и явились на свет
откровения провидцев и догадки мучеников.
Вот что было написано на первой полосе крупнейшей испанской
газеты на следующий день после смерти Каэтано:
«Вчерашнее ужасное и бессмысленное убийство Каэтано Хименеса
среди бела дня на мадридской арене «Площадь быков» завершило слав¬
ную плеяду оставшихся навечно в памяти его подвигов, совершенных
с полной благородства страстью и мудростью; его искусству принад¬
лежит выдающаяся роль. Каэтано Хименес был безусловно самой
заметной фигурой корриды, осью эпохи, волной, на которую настраи¬
валась сама атмосфера фиесты. Отдать дань его памяти одновременно
и легко и трудно. Легко, потому что можно просто сказать, что он был
самым великим матадором всех времен. Трудно, потому что описать
его искусство в развитии, охарактеризовать его стиль, — задача почти
невыполнимая. Пожалуй, самым удивительным было в нем то, как он
отдавал своему призванию, которое стало его профессией, всего себя
140

до'конца, целиком, без остатка, причем делал это начиная с тринад¬
цати лет; он и его прославленные предки олицетворяют сто двадцать
три года существования корриды. Это был повелитель быков, триум¬
фально шествовавший с арены на арену и снискавший все лавры, ко¬
торые только могут существовать. Его смерть — событие столь же
нереальное, как если бы вдруг небо упало на землю; умереть, в возрас¬
те двадцати семи лет, находясь в зените славы, нс зная неудач и нс чув¬
ствуя даже малейшего признака утраты мастерства, — необъяснимо!
Отсюда следует заключение его сверхъестественная гибель завершила
целый цикл — цикл безупречности, цикл мистического совершенства».
Казалось, что Бурн просто не в состоянии разжать кулаки, да и
челюсти тоже, и вымолвить хоть одно слово. Ева же в это время не
могла отвести от него глаз. Ее красота поблекла не только от ужаса,
который она испытала, узнав о смерти Каэтано, но, казалось, сше и
от появления какого-то неистового, пьяного, что-то бормочущего чув¬
ства вины се супруга. Бледность резко контрастировала с ее больши¬
ми серо-зелеными полными страха глазами, а также с блестящими
полными красивыми губами и пышным сияющим телом, на которое
было накинуто полурасстегнутое японское кимоно, частично обнажив¬
шее се прелести. Она сидела, и ей очень хотелось, чтобы Бурн обра¬
тил внимание на се тело, чтобы он воспользовался им как’ боле¬
утоляющим средством, чтобы он вошел в него — и после этого боль и
растущая безнадежность исчезли бы навсегда.
Бутылки, ведерки со льдом, стаканы, кувшины, окурки, измятые
пачки сигарет, дым коромыслом, остатки пищи и сырость — все это
сразу же буквально заполонило комнату. Бурн ударился в необъясни¬
мое для нормального человека пьянство. Его сжатые в кулаки руки-
вытянулись почти до уровня лодыжек, мясистые плечи были низко
опущены, голова свисала на грудь, а взгляд устремился в пол. Когда
он бросал отрывистые реплики — говорил о Каэтано или герцоги¬
не, — то и вовсе глаза закрывал.
Было без пятнадцати десять утра’ следующего дня после убийства
Каэтано. Наверное, в двухсотый раз Бурн пробормотал:
— Я не знал, я ничего не знал.
Ева медленно Ърошлась по комнате.. Кимоно распахнулось. Она
встала прямо перед ним, потом села рядом на диван и повалила его
на себя. Чтобы ой отдохнул.
— Сегодня все решится, — сказала она, — ты решишь все сегодня.
— Ноя не могу его найти!
— Найдем, вот увидишь. Сегодня и найдем. — За последние пят¬
надцать часов Бурн звонил Муньосу раз сорок, но никто нс отвечал.
Правым плечом Ева повернула голову Бурна и прижала се к своим
грудям, словно предлагая их в качестве убежища.
141

—	Я только попытался получить свое, — бормотал Бурн. — Ради этих
картин я работал целых три года. Откуда мне было знать, что у него на уме?
—	Ты прав, дорогой. Ты все делал правильно.
—	Ее дворецкий открывает и говорит: Нет, сеньор, герцогини нет
дома. А вдруг в это время она лежит наверху в своей постели с веревкой
на шее и корчится в муках, все время повторяя «почему, почему, почему»?
—	Сегодня ты се увидишь. И Муньоса тоже. Притащишь его к
Бланке и заставишь объяснить, почему он это сделал. И еще заставишь
сказать, что ты об этом ничего не знал, — твердила она.
—	Да, именно так я и сделаю. И именно сегодня. — Он попытался
подняться, но она его не отпустила. — Пойду оденусь.
—	Нет, сначала ты поспишь. Поспи, дорогой, надо поспать. — Он
все еще на ней лежал, и тогда она стала молить Бога, чтобы он пре¬
вратил их обоих в камень.
Не только испанская пресса расценивала смерть Каэтано как выдаю¬
щееся событие. Вот что писал американский журнал «Тайм»: «Северо¬
американцы никогда не смогут понять, почему на улицах Испании
плакали люди, почему были зажжены свечи в домах перуанцев, почему
оделись в траур десять тысяч мексиканцев. Или почему, например, в
кинотеатрах Венесуэлы без конца крутили один и тот же документаль¬
ный фильм, посвященный человеку, о котором североамериканцы ни¬
когда не слышали. Во многих странах простые люди чувствовали, что они
потеряли того, кто приносил им не просто восторг, того, кто приводил
их в какое-то необъяснимое мрачное волнение, кто заставлял их любо¬
ваться пиршеством смерти, мужества, того, кто был его врагом».
Герцогиня сидела в кресле с прямой длинной спинкой и сквозь
открытое окно глядела в темноту. Наступало третье утро после того
дня. Уснуть она не могла и едва двигалась. Чтобы заставить слуг уйти,
она притворилась, будто пьет мясной бульон — притронулась к еде,
которую они принесли. Ее черные, опухшие от слез глаза казались на
похудевшем измученном лице неимоверно большими.
Многие за это время успели посетить ее дом, причем не только ис¬
панцы — приезжали из Рима, из Лондона' из Канн, из Парижа. Бурн,
обуреваемый горем и чувством вины, приезжал четырежды; и все напрас¬
но. Беспрерывно звонил телефон — Пабло, мажордом, отвечал; что гер¬
цогини нет. Повара й горничные рыдали. У лакеев были красные глаза.
Хосефина, жена .Пабло, которая одевала герцогиню, словно сошла с
ума — ей казалось, что она видит душу своей хозяйки; последней же было
не до души и не до тела — она просто сидела и смотрела в ночь.
Лишь с наступлением сумеречного утра, на третий день, перед про¬
водами, после чего тело Каэтано навсегда увезут на юг, герцогиня нако-
142

нсц собралась с силами и смогла встать. Ужас, владевший всем ее сущес¬
твом, прошел — ушла и боль, которая раньше не отпускала. Она стала
суетливой и ревностной хранительницей времени и пространства, вытря¬
сая подушки памяти, роясь в выставках чувств и старых ран и вымегая
вязкие желания из дальних уголков музея се жизни с Каэтано. Прошлое
казалось ей залитой солнцем планетой!, а она была его спутником; ныне
же, вращаясь в вакууме холодного одиночества, отделенная от всего ма¬
териального, страстно отдавалась силам, которые влекли ее к смерти.
Посвятила себя мечтам. Читала и перечитывала воспоминания —
как они впервые встретились в Севилье. С жадностью пила каждую
минуту их свиданий!; так, оказавшись на необитаемом острове, ученый
читает и перечитывает ту единственную книгу, которую е\!у удалось
спасти после кораблекрушения.
Но жизнь стремительно неслась вперед, и она осталась жить. А
значит, теперь, когда все прошло, надо было крепко-накрепко запереть
все замки — чтобы воспоминания не исчезли. И пусть никакого здра¬
вого смысла в этом не было, они нужны были ей как воздух — иначе
невозможно. Вспоминала мгновения, которые делила с Каэтано, и
каждый раз одно; так жемчужина становится ожерельем и ожерелье
превращается в жемчужину; каждое мгновение, короткое и не измери¬
мое во времени, будучи преходящим, становится вечным.
Время не имело отношения к ее новой реальности; все, что не от¬
носилось и продолжало не относиться к ней и Каэтано, стало ненуж¬
ной игрой воображения.
Она снова принялась перечитывать книгу своей жизни с момента
их первого свидания в Севилье; читала ее медленно, стараясь не за¬
быть ни одного движения или жеста, по крупице собирая чувства, так
чтобы росла их острота, причем каждый раз находились новые чудес¬
ные объяснения его поступкам. Это занятие никогда ей не надоедало,
словно она была ребенком, который хочет еще и еще раз услышать
понравившуюся ему сказку; она читала ее с начала-до конца и когда
вдруг останавливалась, старалась объяснить себе причину тех или иных
его слов, исследовать ситуацию еще раз: а может, возникнут какие-то
новые воспоминания, которые придадут всему новый смысл.
В это утро последовательность воспоминаний почему-то измени¬
лась — это се очень удивило, потом озадачило, особенно последний
эпизод: она попыталась вставить его в ход событий, но объяснению
он не поддавался что-то.
Вставала единственная реальность — прекрасный солнечный день,
когда они вчетвером встретились за завтраком в «Коммодоре». И опять
все началось сначала, словно смотришь видео и без конца ставишь
понравившееся тебе место. Они с Евой поднимаются в маленьком
лифте с рыжим веснушчатым мальчиком-лифтером, а потом идут в
ресторан; смотрят на стены и — сейчас она вспомнила, — на них же
нарисованы всадники, и охотники, преследующие добычу!
143

Эту сцену завтрака она вспомнила с особым удовольствием. Бурны
ей нравились. Ева — красивая, сердечная и искренняя, Хаймс — ум¬
ный. солидный мужчина, на которого можно положиться. Они люби¬
ли друг друга и тех, кто их окружает. Каэтано это тоже чувствовал и
тоже их любил. Возник Каэтано, она услышала, как он говорил. Ве¬
ликий ледник, который рос, чтобы сделаться огромной блокирующей
массой, каждый раз начинал себя обнаруживать. «Это и в самом деле
неделя чудес. Угадайте, кто из выдающихся людей Испании собирается
нынче на корриду?» И услышала свой ответ: «Мой кузен, доктор Викто-
риано Муньос, маркиз де Виллальба». Ответила она голосом Викториа-
но, и все вокруг весело засмеялись.
В памяти возник и повторился другой эпизод: она увидела, как
Каэтано наклоняется и целует ей руку — и се левая поднялась навстре¬
чу его губам. О, как бы она хотела снова испытать это чувство! А по¬
том он заговорил, его слова звучали все громче и громче: в то утро он
сказал, что своего первого быка убьет как раз напротив того места, в
центре, где будет сидеть она с миссис Пикет; он предположил, что боль¬
ше одного быка она все равно не выдержит, а потому обещал сделать это
так, чтобы запомнилось навсегда.
Да, такое и вправду запоминается навсегда.
В голове стали звучать громкие вопросы — они неслись откуда-то
издалека. Почему Викториано захотел вдруг пойти на корриду? Может,
это миссис 'Пикет убедила его изменить своему обыкновению и изба¬
виться от предрассудка, что коррида это плохо? Но ведь Муньос пре¬
зирал миссис Пикет, хотя ничего не говорил, но герцогиня-то знала.
Если бы, например, на ней загорелось платье, он позвонил бы в коло¬
кольчик, чтобы прибежали слуги и погасили огонь, но не более того.
Почему тогда ему надо было идти с ней на корриду, если он презирал
бои быков даже больше, чем миссис Пикет? Ответы на эти вопросы
нс приходили; более того, в первый раз их чреду прервало радио, за¬
звучавшее из остановившегося под окнами автомобиля. Диктор сказал,
что смерть великого Каэтано Хименеса произошла в одно время с кра¬
жей из музея «Прадо» великой картины Франсиско Гойи «Второе мая».
Если бы герцогиня нс находилась в столь растрепанных чувствах,
ее очень удивило бы, что .сообщение о краже прозвучало лишь од¬
нажды: затем же по-чьему-то высшему велению через восемь се¬
кунд было объявлено, что факт не подтвердился: об этом сообщили
и радио, и пресса, и правительство, да и люди из музея «Прадо»
тоже.
Жан-Мари заперся в номере, где он рисовал копию «Второе мая»,
и ему приснился страшный сон. Будто один зверского вида полицей¬
ский схватил его за волосы, другой — за правую руку, и оба продол¬
жают колотить здоровыми резиновыми дубинками, точно такими.
144

какими били людей на площади Согласия во время Ставицких волне¬
ний, когда он был еще мальчишкой!. А потом они отволокли его за
страшные черные ворота; он знал — такими могут быть только ворота
тюрьмы.
В одиннадцать сорок утра, в субботу — день прощания Каэтано
(именно в этот день и должна была состояться его помолвка), — слуги
герцогини молча, не двигаясь, сидели в фойе апартаментов доктора
Муньоса. Когда они услышали, как ключ в замке заскрипел и повер¬
нулся, Пабло вскочил и подбежал к двери.
—	Ба, — воскликнул доктор Муньос. Из-под его руки выглядывал
дымчатый кот Монтес, похоже, еще более удивленный, чем хозяин, и
требовавший объяснений. — Почему вы здесь, Пабло? И Хосефина.
Вас пригласила герцогиня? Конечно. Господи, да неужели еще какие-
нибудь плохие новости?
Хосефина посмотрела на него недобрым взглядом. Пабло отступил
чуть в сторону, освобождая проход.
—	Герцогиня ждсТ вас у себя в гостиной, маркиз, — сказал Пабло.
— В гостиной? Ладно. Но ответьте мне, ради Бога, как долго она
меня ждет?
Пабло достал большие золотые карманные часы, нажал на кнопку,,
и крышка открылась. А затем внимательно посмотрел на циферблат.
— Восемнадцать часов сорок минут, маркиз, — серьезно ответил он.
— Что? У нее что-то случилось? — резко спросил Муньос, посмот¬
рел на Пабло, потом на Хосефину, но они молчали. Тогда он повер¬
нулся и быстро прошел через фойе, пошел по коридору, вошел в высокую с
аркой дверь и ее захлопнул. Оставшись в одиночестве, чуть помедлил, нерв¬
но закусил нижнюю губу и сжал пальцы в кулак. А затем решился и вошел в
гости ную.
Герцогиня сидела, уставившись на дверь, которая была освещена
солнцем, светившим в комнату из большого окна позади нее. Так же,
как и раньше, она оставалась в высоком тяжелом кресле с прямой
длинной спинкой.
Муньос вошел без стука и сразу же машинально посмотрел на карти¬
ны,'которые висели на стене и были освещены. Великодепный ковер под
ногами захрустел, словно песок. Ему показалось, что все здесь стало по-
новому, приобрело какие-то иные измерения. Лампы, освещавшие по¬
лотна, горели более ярко — словно сияние, исходившее из глаз Михаила
Архангела. Между ним и герцогиней возникла напряженность. Надо бы¬
ло что-то сказать; маркиз понимал, что кричать нельзя, но боялся, что, если
будет говорить как обычно, сегодня в этом зале она ничего не услышит.
Герцогиня смотрела на него таким взглядом, каким смотрят на слугу,
которому велено принести сообщение. Сегодня она видела его не так, как
ч	145

раньше — обиженным ребенком, которого держат и узде и который должен
расплачиваться за грехи отцов. Ей стало грустно, что он производит
комический эффект: словно на нем была не одежда, а какое-то безвкус¬
ное оперение, да и взгляд направлен куда-то внутрь. Его прилизанные
волосы сияли как звезды, отражавшиеся в тарелке супа, а жидкие усы
были похожи на крысиный хвост. Рот был закрыт, но губы двигались.
—	Добрый день, Викториано. Хорошо поездили?
—	Поездил? Что вы имеете в виду?
—	Ваш слуга в течение четырех дней отвечал, что дома вас пег,
поэтому мне пришлось связаться с полицией, которая гут же ответи¬
ла, что вы находитесь в Сантьяго де Конпостела.
—	О да, знаете, прекрасное место для отдыха. Чудесное место. Там
такой покой...
—	Да, конечно,
— Надеюсь, вас здесь ничего не беспокоит?
— Спасибо, Викториано.
— Если вам что-то нужно...
— Ничего, спасибо?*
Он сделал глубокий вдох и медленно из себя выдавил*
— Бланка; я могу объяснить присутствие этих картин.
— Садитесь, — сказала она.- — Сюда. — Она дотронулась до тяже¬
лого кресла, которое стояло с ней рядом. Казалось, он некоторое вре¬
мя колебался, но потом подошел к креслу и неуверенно сел.
— Пабло! — позвала герцогиня своим приятным громким голосом.
Человек тут же вырос у двери. Герцогиня обернулась к доктору Мунь¬
осу и спросила: — Вы думаете, я поселилась в вашем доме?
— Это ваш дом, моя герцогиня, — вежливо*ответил Муньос и в это
время стоявший за его спиной Пабло набросил на него веревку, при¬
вязал маркиза к креслу, связал ноги, а затем одну руку. Герцогиня
следила за его действиями: так следят за тем, как ребенок играет на
рояле очень короткую пьесу. Маркиз, пока его привязывали, нс толь¬
ко не кричал — не произнес ни звука'. Пабло же, покончив с работой,
которую он проделал тщательно и быстро, тихо стоял, ожидая от хо¬
зяйки дальнейших приказаний.
— Спасибо, Пабло, — сказала она, и он вышел.
Муньос постарался держаться настолько естественно, насколько в
сложившейся ситуации это было возможно; главное же — старался на
нее не смотреть. Его правая рука была свободна. Он медленно поднял
ее и стал рассматривать руку как некий странной формы предмет, о
котором он когда-то читал, но который никогда не видел. Кот Монтес
полез по его привязанной левой руке, плечам, а потом вниз, по правой
стороне его хилой груди, пытаясь после столь долгого путешествия
устроиться спать на коленях.
Герцогиня вся в черном, словно наслаждаясь минутой покоя, си¬
дела, положив руки на колени. Ее волосы выглядели так, будто на ку-
146

курузном поле только что возник пожар. Часть волос была желтой, а
часть — черной. Погасшие теперь глаза, от рождения черные и блес¬
тящие, спокойно смотрели на маркиза. На платье сверкало множество
рубинов. Наконец се длинные белые пальцы задвигались — будто она
только что узнала о его существовании, и снова заговорила, медленно
и негромко.
—- Я звонила миссис Пикет, и она мне сказала, что с вами на кор¬
риду не ездила.
—	Бланка...
—	Я была уверена, так же как и вы, когда узнала, что она никогда
не была на корриде; это тем более удивительно, потому'что когда она
не говорит о том, что с ней любят делать мужчины, она всегда гово¬
рит только о бое быков. Должно быть, коррида остается для нее
неким романтическим действием, вроде рыцарских турниров или со¬
колиной охоты.
—	Бланка, мне хотелось бы настоятельно подчеркнуть, сейчас и в
дальнейшем, что просто...
— Не могу объяснить, почему те слова Каэтано о вашем предстоя¬
щем посещении корриды во вторник засели у меня в голове.
— Он что, заострял на этом внимание?
— Он сделал это с обычным для него юмором. Рассказал, как вы
ему позвонили и очень просили убить своего первого быка прямо пе¬
ред ложей, где будет сидеть миссис Пикет, как можно быстрее, навер¬
ное, чтобы она меньше страдала.
Герцогиня подняла глаза — в них стояла страшная боль. Он задви¬
гался, заволновался — словно убеждал себя в том, что никогда не до¬
лжен на нее смотреть или не сможет больше спать. И на секунду
закрыл глаза, наверное, пытаясь узнать, получится у него или нет..
— Вы не возражаете, если я закурю? — донесся до него голос кузины.
— Бланка, — начал он и осекся. — В этом мире ни в ком нельзя
быть уверенным. То есть в последнюю минуту миссис Пикет переду¬
мала и решила на корриду не ехать.
— А, значит, вот в чем дело.
— Именно. Именно так.
— Но когда я увидела среди зрителей вас, вы мне сказали, что она
с вами. Это, конечно, было неправдой, но она хотела услышать его
ответ.
— Я не мог так сказать.
— Но вы сказали.
— На самом деле, из-за рева толпы я не расслышал ни слова. По-
моему, просто кивнул или сказал что-то несущественное. Со мной ее
не было. В последнюю минуту она пЪзвонила и все отменила.
— Тогда, должно быть, я ошиблась.
— Конечно, вы ошиблись, Бланка, дорогая, но ведь на ошибках
учатся.
147

— Старые пословицы всегда верны?— Герцогиня щелкнула сереб¬
ряной зажигалкой и, зажав длинную сигарету ровными белыми зуба¬
ми, закурила. Выпустила кольцо дыма, и в безмятежной атмосфере,
воцарившейся в салоне, где были закрыты и двери, и окна, это выгля¬
дело очень эффектно. — Когда сегодня утром я разговаривала с мис¬
сис Пикет, она сказала, что вы никогда нс приглашали ес на корриду.
Она уверена, что вы вообще ес никуда нс можете пригласить. Никог¬
да и никуда. Она сказала, что нс разговаривала с вами с тех пор, как
вы увезли их от меня в Мадрид, а с тех пор прошло уже много времени.
— Но это же возмутительно!
— Что я ее спросила?
— Что она так нагло лжет!
— Это легко проверить, — ответила герцогиня. — У лжи ведь ко¬
роткие ноги — вот сше одна хорошая старая пословица. — Она затя¬
нулась сигаретой и коснулась рубина, который свисал с ес белой шеи.
— Должно быть, она сошла с ума. Вы же знаете, что иногда она
■ ведет себя прямо как умалишенная.
— А я тоже веду себя как умалишенная?
— Конечно нет. — Его постоянное желание двинуть рукой привело
к тому, что левое плечо совсем опустилось; сам он распрямиться нс
мог, но, чтобы не привлекать се внимания, старался делать вид, что
вообще не двигается.
— Почему вы поехали на корриду в прошлый вторник, Викториано9
— Почему я поехал?
— Отвечайте, любимый, и нс пытайтесь убедить меня, что я вас там
не видела.
— Не буду, но мне кажется, что я не понял, о чем вы спрашиваете.
— Извините. А спросила я потому, что никто в Мадриде так неиз¬
вестен своей ненавистью к быкам, как вы.
— Подождите минутку. Только минутку. Я хочу объяснить вам это
раз и навсегда.
— Вот именно, навсегда. — Она откинула голову и уставилась в
потолок. — Если бы только кто-нибудь объяснил мне, как долго это
навсегда.
— Что-что?
Она перевела на него взгляд, но он отвернулся.
— Ничего, — сказала она. — Продолжайте.
— Вы задаете какие-то .невероятные вопросы. И не-только мне,
Бланка. — В его голосе прозвучало возмущение ученика, которого не¬
справедливо заставили остаться после уроков. Он с яростью посмот¬
рел на ее правое плечо, намекая, что он не потерпит такого унижения
ни от кого, даже от нее.
— Один вопрос.
— Спрашивайте о чем угодно. Вы ведь знаете, что можете спра¬
шивать меня о чем угодно, — сказал он.
148

—	Почему вы почти нс сопротивлялись, когда мой слуга привязы¬
вал вас к вашему собственному креслу? Это ведь выходит за рамки
приличия, не так ли9
—	Я... как бы это сказать? Конечно, это очень удивительно. Я хочу
сказать, что, если бы не вес произошедшее, я бы, конечно, очень рас¬
сердился на вас, Бланка. Мы старые и добрые друзья с самого детства.
И я бы ни при каких обстоятельствах не подумал... как бы это ска¬
зать? — Он сделал жест свободной рукой.
—	Вы подумали, что заслуживаете наказания. Смотрю я на вас и по
глазам вижу, что вы виноваты.
—	Бланка, я знал только то, что когда вы увидите эти три картины,
то придете к выводу, будто я у вас их украл. И я понял, что вы реши¬
ли прибегнуть к столь экстравагантному средству, чтобы узнать об этих
картинах у меня. Но я нс понимаю, почему в таких обстоятельствах вы
задаете какие-то ничего не значащие вопросы о том, приглашал ли я
на прошлой неделе на корриду миссис Пикет или нет.
—	Не на прошлой неделе. В прошлый вторник.
Он попытался облизать губы, но язык тоже пересох.
—	Кража подобных картин является очень серьезным обвинением, —
сказал он, рассматривая пятна света на стенах и пытаясь заставить ее не
думать о том вторнике. Она посмотрела на него и скорее из вежливости,
чем из желания говорить сейчас об искусстве, затронула эту тему.
—	Вы у меня украли картины? — Казалось, она и в самом деле удив¬
лена. Встала и подошла к Зурбарану, чтобы за несколько секунд убедить¬
ся. — А правда, — воскликнула она, — полотно действительно из Дос¬
Кортес. А затем подошла к Веласкесу. — Честное слово, я уверена, что
это то самое полотно, о котором все время говорит Пикет.
—	Так что же. Бланка?
А потом она подошла к нему. .
—	Так это вы их у меня украли?
— Значит, вы говорили не об этом?
—	По правде говоря, Викториано, у меня сейчас столько всяких
забот, что о картинах я даже и не подумала, а ведь я уже здесь так
долго. Вы правду говорите, что вы у меня их украли?
—	Я вес вам сказал.
-Теперь герцогиня подошла к Эль Греко, а затем снова повернулась
к маркизу.
—	Я знаю только то, что, когда сейчас повернулась и на вас по¬
смотрела, у вас был такой взгляд, как в детстве, когда вас перехитрили
или обманули, безнадежный взгляд, который означает, что больше вы
ничего не скажете, даже если это вас и спасет.
—	Извините, Бланка, — холодно ответил маркиз.
Она подошла к камину и сняла с решетки кочергу.
—	А я знаю, например, то, что, если сейчас размахнусь и со всей
силы вас ею долбану и сломаю вам ногу, а затем ударю еще раз, даже в
149

этом случае вы нс будете отвечать, не будете говорить о картинах, по¬
тому что это ваша натура.
—	Да, — просто ответил доктор Муньос, — это моя натура.
—	Тогда мне никто не сможет помочь.
—	Не представляю, что именно вы хотите у меня выпытать, но на
тему этих картин больше я говорить не буду.
—	Я вас умоляю, — уставившись на картину Эль Греко, висевшую
в десяти футах позади нее, сказала она жалобным голосом.
— Извините, не могу.
Герцогиня вздохнула и медленно пошла к длинному старинному
письменному столу у дальней стены. Он был как бы местом, где со¬
единялись вехи истории Испании. Открыла шкафчик и вынула нож¬
ницы. Ножницы были длинные и тяжелые.
— Ваше упорство меня сломало, — сказала она. — Подчиняюсь
силе. — И повернулась с ножницами в руках.
— Спасибо, Бланка, — сказал доктор Муньос быстро и чуть ли не
снисходительно. — Рад, что вы способны трезво оценить ситуацию. А
теперь, дорогая, перережьте-ка этими ножницами веревку, а то у меня
кровь почти,»застыла. О картинах же давайте больше говорить не бу¬
дем. Пусть случившееся останется нашей тайной.
Он смотрел на нее — она отошла к стене. Отодвинула от нее ко¬
жаное кресло, а затем придвинула его к тому месту, где висел Эль
Греко, — маркиз наблюдал за ней не отрываясь. Потом аккуратно
встала на него и сказала:
— Викториано, я знаю ваш железный характер с самого детства. Знаю,
что бороться с вами я не могу. Поэтому признаю себя побежден ной.
— Зачем вы взобрались на это кресло?
Она подняла ножницы нал головой и поднесла их к лицу святого,
который стоял в центре картины.
— Сейчас я их уничтожу, — сказала она ровным голосом.
— Бланка! — вскричал он.— Нет! Остановитесь же, Бланка! Это же
работа Эль Греко, великого и бессмертного Эль Греко!
Она опустила ножницы.
— Вы ответите на все мои вопросы или нет? — спросила она.
— Да. Пожалуйста, слезьте. И положите ножницы в ящик. Вы не
понимаете, что для меня они значат! ,
— Следовательно, ваша непреклонность исчезла?
— Да. Спускайтесь, Бланка.
— А откуда я могу это знать? Может, все-таки стоит, чтобы дока¬
зать искренность моих намерений, порезать одну из них? — И она
снова повернулась к картине.
— Бланка, я изменил свое решение целиком и полностью! Пожа¬
луйста., спускайтесь. И немедленно.- Спускайтесь же!
Она "слезла. Медленно подошла к письменному столу, открыла
ящик и положила тяжелые ножницы на место.
150

— Кто бы мог подумать, что вы вдруг смягчитесь? — сказала она и,
скрестив ноги, села рядом с маркизом. — И настолько великодушны,
что так быстро измените свое решение — теперь, наверное, будет све¬
топреставление.
Он снова попытался на нес не смотреть, а свободной рукой расстег¬
ан ул верхнюю пуговицу.
— Рад, что дал вам хороший совет, — сказал он. — И вы это, ко¬
нечно, знаете. А кроме того, я высоко ценю вашу дружбу.
— Так кто украл для вас эти картины? Сами вы этого явно не сде¬
лали — на это у вас не хватит ни ума, ни характера. — Он покраснел
от страха, потому что загадка была разгадана. Знал ее так долго и ви¬
дел во всех ситуациях, в том числе и в таких, в которых она расстава¬
лась с тем, что любила или ценила. Тяжело задышал, но в глаза
взглянуть ей все же нс мог.
— Это правда. Я не крал картины — за меня это сделали ваши
друзья. Мистер и миссис Бурн. — Он назвал эти имена и тут же об
этом пожалел.
Она с такой силой! ударила по ручке его кресла кочергой, что ручка
раскололась — он едва успел убрать руку.
— Не врите! Сейчас же перестаньте врать!
— Я нс вру. Трудно поверить, но это правда. Он — вор-професси¬
онал, а она — его жена. Она привезла из Парижа копии — там их на¬
рисовал Кальбер. Они не'знали, правда, что этим вплотную интересу¬
юсь я. Так вот, мое собственное участие в этом деле, совершенно
никому не известное, состояло в том, чтобы привести эксперта Пике¬
та, который бы определил — копии это или оригиналы.
Она сильно побледнела. Закрыла глаза и, казалось, перестала дышать.
— Мне нехорошо, — сказала она. Ей почудилось, что она идет по
туго натянутой проволоке, и внизу, в океане, се* падения уже ждут кро¬
кодилы. Проволока казалась ей раскаленной добела, каждый шаг давал¬
ся с огромной бодыо. Крокодилы уже в предвкушении, она видит, как
они улыбаются. Но вдруг подступила ненависть, и она решила, что
будет жить по принципу — око за око и зуб за зуб. Будущее вдруг ста¬
ло для нее таким же ясным, как для той цыганки, которая предсказала
себе судьбу при помощи колоды карт «таро»: цыганка сделала паузу и
сквозь свет керосиновой лампы стала вглядываться в дровяной сарай
фермы: се видения подтвердились, и потом она перерезала себе горло.
С помощью кочерги герцогиня попыталась встать? а в это время доктор
Муньос, который по-своему ее любил, тихо заговорил:
— Лично к вам, Бланка, это отношения не имеет, — начал он. —
Когда вы познакомились, Бурн, конечно, не представлял себе, что вы
быстро с ним подружитесь. Постарайтесь увидеть его в ином свете,
забыв значение слова «вор». Он четко продумал всю операцию во вре¬
мени й движении, а также последующую продажу картин. Над своим
проектом работал более трех лет. Через некоторое время, поселившись
151

в Мадриде, увидел в каталоге картины, висевшие в Дос-Кортес. По¬
том стал разузнавать, как с вами познакомиться, чтобы эти картины
увидеть. Довольно эффектно сыграл роль любителя живописи, но ему
не терпелось привести свой план в действие. Но лично вам, правда,
Бланка, лично вам этот человек никогда не причинил бы никакого зла.
Для него это были просто картины, висевшие в полутьме под потол¬
ком, в доме, где вы так редко бывали. И для него к вам они отноше¬
ния нс имеют. Он просто украл их из того дома, а я украл их у него.
Сказав это, Муньос почувствовал облегчение. Как ему сейчас хоте¬
лось остаться одному и проанализировать то, что он сказал, потому что,
по его мнению, в целом, удачный монолог не слишком улучшил его
отношения с Бланкой. Но тут он, опутанный веревками, ощутил вдруг
в себе невиданную до сих пор гордость — поразительное открытие! С
удивлением отметил, что просто употреблял слово «гордость'» и, воз¬
можно, даже путал его с самоуважением, с гордостью в своей семье.
Обвязанный веревками, он буквально погрузился в это новое удиви¬
тельное ощущение. Что еще можно сделать для Бланки? Бланка была
ключом к гордости в нем самом, источником, из которого могло поя¬
виться много полезных опытов. Гордость — его слово. Это настоящее
испанское слово. И после стольких лет оно наконец-то пришло и к
нему. Он просто обязан уяснить себе, что же оно означает. А дня это¬
го должен сейчас остаться один, ему захотелось, чтобы Бланка ушла, и
он же, прямо здесь, найдет ответ И когда услышал се голос, то по¬
думал, что это телепатия.
— Я уверена, вы сейчас очень гордитесь своим признанием, Вик-
ториано, у вас теперь, наверное, столько же гордости, сколько у всех
тех, кого я знала или о ком читала. Для меня это неестественно, но я
и не притворяюсь, что смотрю на жизнь так, как вы. — И она медлен¬
но заговорила о том, что только что потеряла двух последних друзей,
которых очень любила. Оба они для нее умерли. Без толку горевать,
надо возвращаться к делам и заботам. — Ваша гордость целиком ухо¬
дит в прошлое, — продолжала она, — которое для меня также непри¬
ятно, как, например, пикник на-кладбище.
Он хотел крикнуть, что она не права. Да, отклонения, конечно,
имеют место, но все-таки она неверно интерпретирует его чувства.
—	Но тем не менее, — продолжала она, — ни одна из форм этой за¬
щитной, повышенно-чувствительной, самолюбивой гордости не стояла
между вами и мной. Мы знали это на протяжении всей нашей жизни.
—	Согласен, Бланка. Я никогда не боялся того, что вы будете меня
презирать.
И тут она с горечью воскликнула:
—	Ну почему же тогда нельзя было просто попросить рти картины?
Неужели я бы вам отказала! Вы знаете, я ведь понимаю, что испанс¬
кие художники — очень важная часть вашей не слишком нормальной
жизни, но если бы я знала, что вы’их так хотите! — Она посмотрела на
152

него с несчастным видом, но он нс поднял глаз. — Вы могли бы поль¬
зоваться этими картинами все время, пока живы, и вы это знаете. Так
почему же вам захотелось, чтобы их у меня украли?
—	Мне они были нужны. С их помощью я надеялся кое-что сделать.
—	Неужели вы бы их продали? Или поменяли и получили бы, на¬
верное, что-то очень и очень ценное. Но почему, почему надо было
воровать? Отвечайте же, Викториано, зачем они вам?
—	Я хотел поменять их на «Нападение мамелюков в Пуэрта дель
Соль». — Голос звучал тихо, но в нем слышалась необычайная гор¬
дость. Та самая, фамильная.’ Вот бы сейчас посидеть у камина и по¬
думать о'том, что ему действительно есть чем гордиться!
—	«Второе мая»? Картина Гойи?
—	Да.
—	Из «Прадо»?
—	Да. Это картина моей семьи, и мне снова захотелось овладеть
этим символом семейной чести — после того, как нас всех так унизи¬
ли. — Он понизил голос — старался соблюдать этикет. — Вспомните,
Бланка, мы же говорили на эту тему много раз.
—	Я знаю.
Она поднесла руку к глазам, и он, ничем не рискуя, быстро взгля¬
нул в ее прекрасное лицо, а затем отвернулся. Они всегда были хо¬
рошими друзьями, и она никогда не переставала его защищать. Все
равно где — делала это постоянно. Ему вдруг страшно захотелось от
жалости заплакать — он увидел, что свет в ее глазах померк. Душа
была мертва. Он посмотрел на се руки — они лежали на коленях, при¬
крытых траурным платьем. Слова снова полились из нее — почти ав¬
томатически.
— Есть два вопроса, на которые я должна получить ответ. Он умер —
и как вы сказали — навсегда. Умер навсегда. Бог подсказывает мне спо¬
соб присоединиться к нему, и я готова это сделать, однако два этих ко¬
ротких вопроса меня останавливают.
—	Простите, Бланка, пожалуйста, простите меня.
—	Сена для него была одиннадцатью серебряными озерами, нахо¬
дящимися между мостами. Воздух Лондона сырой, говорил Каэтано, он
смывает прошлое. Мадрид же — центр Вселенной и потому не такое
идеальное место для любовников, как Севилья, где застенчивость мож- .
но начисто отбросить. Он умер. Но первое, о чем я думаю в связи с
его смертью, почему вы решили взять миссис Пикет именно в этот
день не куда-нибудь, а на корриду? И второе — я услышала это по
радио из машины, которая останавливалась под моим окном на улице
Алькала. Обратила внимание, потому что произнесли его имя. По ра¬
дио сказали, что он умер как раз в ту минуту, когда из «Прадо» украли
картину Гойи. Ту самую, о которой вы только что говорили и которая,
как. вы утверждали, рано или поздно будет у вас. — Она посмотрела
на него с грустью и сожалением. — Не получилось, а, Викториано?
153

—	Нет. нс получилось. У Бурна нс получилось. Или почти получи¬
лось, но...
—	Наверное, это для вас ужасное разочарование.
— Да. Ничто другое меня не интересует.
— И больше такой возможности не будет?
— Нет, думаю, что нет.
— И вы убили Каэтано, чтобы отвлечь внимание от кражи в «Прадо»?
— Да. Простите, Бланка, но все именно так и было.
— Кто еше помогал Бурну?
— Французский художник.
— Месье Кальбер?
—	Да.
— Я хочу, чтобы вы сейчас позвонили и попросили их немедленно
приехать. Немедленно.
— А что это даст? К чему пустые разговоры?
— Делайте, как я сказала. — Она поставила телефон на низенький
столик — около его свободной руки. — А миссис Бурн имела отноше¬
ние к операции в Прадо? — спросила она.
— Нет. Но если бы имела, вместо этого...
— Звоните Бурну.
Маркиз поднял трубку и положил се на стол, затем набрал номер
отеля, а потом снова поднял трубку, приложил к уху и сказал:
— Сеньора Бурна, пожалуйста. — И стал ждать. — Джим9 Говорит
Викториано Муньос. — Он вздрогнул, потому что на том конце про¬
вода сказали, по-видимому, что-то резкое. Его лицо покраснело, го¬
лос стал твердым. — Хорошо. Если вы хотите все выяснить, приезжайте
сюда немедленно. И возьмите с собой Кальбера. — На том конце про¬
вода продолжали что-то кричать, и Муньос бросил трубку. — Я сделал
все, как они просили, огги все испортили и после этого еще и чем-то
недовольны, — сказал он с возмущением. — Должен сказать, это уже
слишком.
Герцогиня встала. А он продолжал сидеть, будто быть привязанным
к стулу в собственном доме —. в порядке вещей. И все же спросил:
— Я что, буду оставаться в таком положении, когда они придут и
будет тот беспредметный разговор, который вы собираетесь завести?
— Спасибо за звонок, Викториано, — сказала она вместо ответа.
— Не за чт©5 — машинально ответил он. подняв глаза. Их взгляды
встретились, и он увидел в ее глазах такое отчаяние, что в первый раз
ощутил весь ужас своего преступления.
— Прощай, Викториано. Господи, сжалься надо мной, — сказала
она и со всей силы ударила его тяжелой железной кочергой по голове.
Раздался звук, будто выстрелила пробка. Тогда, медленно раскачива¬
ясь, она ударила еше'дважды, а’затем бросила кочергу рядом с крес¬
лом. Кот Монтес настолько устал, что даже нс проснулся. Резкими
движениями, напоминающими па из народного танца, герцогиня ото-
154

шла от прсвратившегося-в-труп-человека, подошла к высокому окну,
которое вело на террасу, открыла его, вышла на балкон и стала бес¬
страстно смотреть на улицу Амадор дс л ос Риос. Примерно через де¬
сять минут на ней показалась машина Бурна — на двух колесах свернула
с улицы Фернандо Эль-Санто и остановилась прямо перед входом.
Тогда герцогиня вернулась обратно в мавританский зал, тщательно
закрыла за собой дверь на террасу, не обращая никакого внимания на
тело, которое, по-прежнему оставаясь привязанным, чуть осело, подо¬
шла к телефону, находившемуся на другой стороне стола, и набрала
номер.
— Полиция? Полиция, приезжайте скорее, приезжайте скорее, —
сказала она в трубку. — Убит доктор Муньос, маркиз де Виллальба.
Убийцы все еще здесь. Скорее! Номер дома четыре на улице Амадор
де лос Риос... Доктор Муньос.
Положив трубку, она быстро вышла из комнаты в коридор, а затем
в фойе — оказавшийся там же Пабло открыл ей дверь.
— Дело сделано, — сказала она. — А люди будут через несколько
минут.	~
И вышла. Пабло за ней закрыл. Тихо пошла вниз по лестнице, а в
это время лифт, в котором ехали Бурн и Жан-Мари, остановился на
верхнем этаже. Она должна была идти очень внимательно, потому что
глаза застилали слезы.
Гомер Пикет буквально влетел в свой номер «Палас-отеля», разма¬
хивая журналами, которые он держал в обеих руках, и восторженно
улыбаясь жене — она тщательно втирала в лицо крем «Сплендор».
— Оба напечатали! Оба! — кричал он. — И оба в цвете! «Троил
Пикета» — именно так и называют. Я теперь более известен, че.м Бе¬
ренсон! Теперь нужно только закрепить успех, и, говорю тебе, Мари¬
анна, я так и останусь более известным!
Миссис Пикет, в бигуди и нарядном черном узком платье, быстро
к нему подошла.	!
— Гомер, ради Бога, а я там тоже есть?
— Конечно. В немецком журнале.
— В немецком? — Она забрала у него оба журнала и бросила амери¬
канский на диван. Журнал пролетел футов семь. — Черт возьми, ника¬
кого толку! Да кто же читает немецкие журналы, кроме самих чертовых
немцев? — Она быстро перелистала страницы. — Где? Где это?
— Здесь. — Мистер Пикет попытался выхватить у нее журнал, но
она Отодвинулась. — Дай покажу, — сказал он. — На странице семь¬
десят восемь. Там. Посмотри на цветную картинку.
— Где? Где я?
— Да вот же,, в углу.
— А-а-а!	;
— НУ посмотри же, разве Веласкес не прелесть?
155

—	Веласкес? А какое отношение имеет этот сукин сын ко мне?
Почему ты не сказал, чтобы я приподняла шляпу — она у меня почти
на подбородке! И вид такой — будто я здорово надралась.
—	Посмотри сюда и прочти заголовок.
—	Прочитать заголовок? Да я подам на них в суд!
— Нет-нет. Вот здесь. Посмотри. «Троил Пикета». Картину Велас¬
кеса на весь мир называют «Троил Пикета»!
— На весь мир — в одном паршивом немецком журнале.
— Нет-нет, в обоих. — Он бросился к дивану, схватил американс¬
кий журнал, открыл его точно на нужной странице и скрепил их. —
Статья, знаешь, как называется? «Троил Пикета»? Думала ли ты. что
такое когда-нибудь напишут? Представляешь, что она означает, напри¬
мер для Артура Тур куса Дэниэлсона? Ведь теперь он будет меня умо¬
лять как минимум о полугодовом контракте — чтобы я читал лекции
и у нас, и в Европе. Вот увидишь! Их отделы информации работают
колоссально!
— Я надеюсь, что ты счастлив и горд моей фотографией.
— Читать лекции — это как кусочек красивой жизни в Вашингто¬
не, милая. Словно длинная вечеринка с коктейлем, на которой тебе
задают уйму вопросов.
— При чем тут Вашингтон? Почему ты заговорил о лекциях? Это
же уйма работы!
— Ничего. Все будет организовано. Я дам согласие, и дело завер¬
тится само. Очевидно, надо будет взять маленький отпуск по состоя¬
нию здоровья. А ты будешь ездить со мной на лекции?
Миссис Пикет опустилась на стул перед большим зеркалом и сно¬
ва начала втирать крем; шея подалась вперед, нос почти касался стек¬
ла, словно она стремилась изучить каждую пору своего лица.
— Прочитай-ка эти статьи. По-моему, не стыдно и вполне свое¬
временно послать их герцогине.
— Угу, — миссис Пикет энергично повернулась к зеркалу в профиль.
— Вполне вероятно, это ее взбодрит, — сказал мистер Пикет, раз¬
мышляя. — В конце концов это же ее картины, и я чувствую, будто
что-то ей должен. Раз она так расстроена из-за гибели этого матадора,
быть может, именно это и надо сделать:
— Я бы не стала, Гомер, — сказала миссис Пикет. — Вчера утром я
говорила с ней по телефону. В этой жизни ей уже не поможет ничего.
Мистер Пикет сел рядом с женой на кровать и настолько утонул в
ней, что стал с Евой одного роста. Откашлявшись, он сказал:
— Знаю, что это похоже на слова вурдалака, и уверяю, что, кроме
тебя, я этого никому бы не сказал, но связь между его убийством и
хищением моего «Троила» может стать весьма неплохой рекламой для
моего турне.
Секунду-другую она думала над ответом, а.потом* перевела устрем¬
ленный в зеркало взгляд с себя на него. — По-моему, в этом ты прав,
156

милый, — сказала она, снимая с волос металлические бигуди. — Нем¬
ного подумав, я пришла к такому же выводу. Разговор об искусстве это,
конечно, прекрасно, но если это связано с убийством великого мата¬
дора, то совсем другое дело.
— Тогда я попрошу пресс-аташс нашего посольства достать мне их
фотографии, — откликнулся мистер Пикет. — Газеты, должно быть,
сейчас ими пестрят.
За четыре дня, которые прошли между смертью Каэтано и таким же
внезапным исчезновением доктора Муньоса, Бурн пытался сделать три
вещи сразу. Пробовал найти Муньоса. Без особой надежды, но старал¬
ся найти герцогиню. И еще приложил все усилия к тому, чтобы уста¬
новить контакт с Жаном-Мари, у которого лосле случившегося в
«Прадо» явно сдали нервы. Приказал Еве каждые полчаса звонить в
апартаменты Муньоса, а сам каждые три часа ездил к нему домой, но
дворецкий отвечал одно и то же. И каждый раз Бурн ему щедро при¬
плачивал. Устроил засаду в доме на улице Алькала, где попытался под¬
купить Пабло. Звонил в Дос-Кортес дважды в день и два раза звонил .
ей на ферму в Андалузию.
Его могучий организм за это время привык к такому количеству ал¬
коголя, которое раньше потреблялось за месяц. И пока ехал из од¬
ного конца в другой, из отеля к Муньосу, а затем на улицу Алькала,
то разговаривал сам с собой в таком тоне: «Что я ей скажу? Как я ей
это докажу? Не знаю. Увидим. А что теперь делать? Найти Муньоса и
привезти его. Где он? Бланка, Бланка, Бланка!»
Жана-Мари он запер в том самом огромном номере на верхнем этаже,
в котором они без конца репетировали. Когда Бурн ушел, оставив худож¬
ника на краю кровати, закрывшего лицо руками и безудержно рыдавше¬
го, ему захотелось убежать и спрятаться до тех пор; пока все это кончится,
и всем его друзьям снова станет весело и хорошо. Но затем, когда он
вспомнил, что Бланке хорошо уже не будет никогда и что эта ужасная
охота за Муньосом будет продолжаться, то подумал: а может, так лете?
Может, когда он найдет наконец Муньоса, чувство вины перед ней в ка¬
кой-то степени пройдет, и он снова придумает, как можно помочь?
Утром четвертого дня после всех событий Бурн и Ева поехали на
проводы Каэтано — там они могли встретиться с герцогиней. Тело
было выставлено для прощания в церкви Санта-Розе де Лима с утра
второго дня. За двадцать четыре часа мимо него прошло четырнадцать
тысяч человек.
После мессы тело переложили в серебряный гроб, который поста¬
вили на катафалк, и траурный кортеж медленно двинулся из церкви
на железнодорожную станцию, откуда специальный поезд повезет его
для захоронения в Севилью. Стоял солнечный день, купола церквей
блестели под голубым небом, тысячи и тысячи скорбящих провожали
157

взглядами утопавший в цветах гроб, звучала рвущая душу музыка, а
главной плакальщицы не было: может быть, еще и поэтому церемо¬
ния казалась Бурну каким-то кошмаром, и этот длинный серебряный
гроб не был никоим образом связан с улыбающимся и таким легким в
общении Каэтано. Бурн не сливался с горюющей толпой, потому что
эти люди, как ему казалось, присутствовали на торжественно-траурной
мессе из солидарности и приличия, в то время как его чувства были
сугубо личными, а мысли не могли да и нс хотели находить успокоения.
Месса шла, Бурн, пытаясь найти герцогиню, бегал по церкви, сереб¬
ряный гроб плыл по проходу, а она сидела в мавританском зале апарта¬
ментов доктора Муньоса и ожидала прихода маркиза; думала же она при
этом, конечно, о Каэтано — обсуждала с ним визит в Валенсию.
Бурн искал герцогиню, а Ева, прислушиваясь к молитвам, которые
произносились вокруг нее — жаль, что она не знала слов, — следовала
за ним. Поиски результата не дали, пришлось встать рядом с кинока¬
мерой — церемонию снимали для новостей — и уставиться на толпу,
словно камерой был он сам. Затем Ева проводила его к их машине, и
он уселся на переднее сиденье, молча и тяжело. А она проскользнула
за руль, наклонилась, открыла шкафчик и достала фляжку с бренди.
Отвинтила крышку и передала Бурну.
—	Спасибо, — хрипло сказал он, взяв фляжку.
Толпа редела. Скоро человеку можно будет самому выбрать, куда
пойти, а ведь совсем еще недавно он должен был двигаться вместе с
толпой.
Ева взяла его левую руку и положила себе на бедро.
—	Поедем домой, Джим, —сказала она умоляющим тоном, кото¬
рый безуспешно пыталась скрыть. — Тебе нужен отдых, дорогой.
—	На секундочку остановимся у Муньоса.
—	Как только приедем, сразу же и позвоним. Это ведь одно и то же.
—	Нет, детка. Надо остановиться у Муньоса.
—	Но дальше так продолжаться не может. Джим. —- В ее словах
послышались истерические нотки.
—	Если было бы можно, я бы все бросил, — сказал он вяло. — Но
не могу.
Подошел полицейский-регулировщик в белом шлеме и вежливо
попросил их продвинуться вперед, потому что они тормозили движе¬
ние. Ева нажала на стартер, и они поехали по проезду Санта-Мария
де ля Кабеза. Усталым взглядом Бурн провожал дома, мимо которых
они проезжали. Машина пересекла площадь Карла Пятого и с юго-
восточной стороны въехала в парк «Ретиро». Ева поехала медленно.
—	Ну а после того, как ты их обоих найдешь, мы выйдем из игры? —
спросила она.
—	Не знаю.
—	Когда приедем: постарайся заснуть, а?
—	Хорошо.
158

—	Мы-то выйдем, а что делать с Жаном-Мари?
—	По-моему, его надо отвезти в Ирун и там ему дать снотворного. А
дальше вызвать «скорую» и отправить в больницу с заболеванием нервов.
Она направила машину на стоянку и резко остановилась.
—	О, значит, ты гоже думал о том, чтобы со всем покончить’
О Джим! О Джим, как я люблю тебя! — Взяла его руку и прижала к
своим губам. Потом эта огромная грязная рука легла ей на затылок и
негрубо притянула к себе. Он ее нежно поцеловал.
—	Любовь, моя любовь, — стал шептать Бурн, — если б я только
мог продемонстрировать, как я люблю тебя.
—	Я знаю, дорогой. Правда, знаю.
—	Горе может убить нас, а вина — замучить. Они продолжают да¬
вить. Но чему быть — того не миновать, и я горжусь тем, что ты,по¬
нимаешь мое состояние — стыд и желание, чтобы все прошло. — Вдруг
он схватил ее за руку: ведь именно сегодня герцогиня и Каэтано до¬
лжны были пожениться! При этой мысли его глаза налились кровью,
казалось, он готов пронзить себя ножом. На лице выросла густая гряз¬
ная чистина На манжете, когда он держал ее руку, заметны пятна, хотя
вместо пуговиц на нем красовались элегантные, инкрустироманные
золотом запонки. Под длинные ухоженные ногти забилась грязь. И
вообще от него исходил сладкий болезненный запах гниения. Он за¬
крыл глаза. — Надеюсь, что буду в состоянии заснуть, — хрипло про¬
говорил он. Она снова нажала на стартер, и они помчались в отель.
Час двадцать спустя, немного подремав, он открыл своим ключом
номер Жана-Мари и сказал ему, что звонил Муньос. Эта новость заста¬
вила художника буквально подпрыгнуть. Когда Бурн вошел, он сидел в
разорванном купальном халате, надетом на белое, как у рыбы, тело, вя¬
лый и небритый. Весть о_том, что они встретятся с Муньосом, подейство¬
вала как шоковая терапия.
—	Мы должны убить эту скотину, — сказал он весело. — Где он? По¬
ехали, поехали. Поедем и убьем его.
Бурн выволок его в ванную и заставил принять горячий й холод¬
ный душ; но Жан-Мари, казалось, разницы лаже не почувствовал.
—	И он еще имеет наглость нам звонить! — без конца повторял-
он. — Что еще он собирается нам предложить? — Но. когда через не¬
сколько минут они вышли из отеля, оба были довольно чистыми,
правда, небритыми.
Через двадцать минут после звонка Муньоса машина остановилась
у его дома, и Бурн почувствовал, как у Жана-Мари задрожали колен¬
ки. Тогда он взял художника за руку, она была горячей, и стад ругать
себя за то, что поставил его под душ. Они быстро вышли из машины,
прошли через холл и стали ждать лифта. Резким рывком Бурн нажал
на верхнюю кнопку. Двери лифта за ними закрылись.
—	Сиди тихо, Жан-Мари, — сказал он художнику, — и ни о чем не
думай. Я сам обо всем позабочусь.
159

—	Конечно, конечно. А что ты хочешь делать?
—	Сначала он подпишет мне бумагу с признанием о том, что убил
Каэтано, а дальше мы отвезем его к герцогине.
Жан-Мари посмотрел на него диким взглядом: Каэтано? Этого
молодого матадора? Муньос убил Каэтано? А он-то думал, что вся беда
только в том, что он бросил картину Гойи в музее «Прадо»!
Бурн посмотрел на него так, словно Жан-Мари только что вышел
из машины времени, которая совершила путешествие в прошлое сто¬
летие. Лифт остановился.
—	А какое отношение это убийство имеет к нам? Оно что, связано с
картиной Гони? Джим! Теперь я уверен, что жену свою больше никогда
нс увижу. Мою Лялю! — И в отчаянии зарыдал. Бурн схватил его за пле¬
чо и стал трясти, а потом, сделав глубокий вдох, влепил оплеуху. Лифт
доехал до верхнего этажа, дверь открылась, Бурн вытолкнул Жана-Мари
наружу и принялся искать звонок. Пабло, не дожидаясь сигнала, тут же
открыл, но Бурн даже не взглянул ни на него, ни на Хосефину.
— Доктор Муньос нас ждет, — сказал он. — Проведите к нему.
Пабло повел их вниз по коридору к высоким двойным дверям, а
затем приоткрыл одну дверь и пропустил Бурна вперед; Жан-Мари
вошел следом. Когда они очутились в гостиной, Пабло закрыл дверь,
запер се снаружи, а затем медленно прошелся по коридору и снова
занял свой пост у парадной двери.
Они уставились на пробитую голову и на осевшее тело. Жан-Мари
наклонился и поднял окровавленную кочергу.
— Господи Боже мой, — застонал он, — какой ужас! Нам нужно
немедленно отсюда убраться.
— Пошли, — согласился Бурн, и они бросились к двери, но, почув¬
ствовав, что она заперта, в изумлении застыли.
— Не поддается, — прошептал Жан-Мари. — Замок заело. Как
нарочно, не вовремя.
— Дверь заперта. Нас заперли. Не знаю почему, но это так, — изум¬
ленно отреагировал Бурн.
И вдруг с той стороны двери, из конца зала, до них донесся шум ша¬
гов. Полицейский участок на улице Фернандо Эль-Санто был в двухстах
восьмидесяти футах. Шаги быстро приближались, их шум уже заполнил
коридор. Бурн услышал, как ключ в замке поворачивается, дверь откры¬
лась, и вот уже в комнату ворвались полицейские и, не задавая никаких
вопросов, сразу же стали избивать Бурна и Жана-Мари увесистыми ре¬
зиновыми дубинками. Было пять мицут первого дня.
Как только Ева убедилась, что Бурн крепко заснул, она на цыпочках
вышла из дома, для того чтобы встретиться с акушером — ходила на кон¬
сультации каждое утро. Вернулась в отель в двенадцать двадцать пять.
Бурн исчез. Она позвонила, вниз дежурному и спросила, не оставил ли
160

он записку (сердцем чувствовала, что снова начались поиски). Дежурный
ответил, что сеньор Бурн вместе с сеньором Кальбером вышли из отеля
совсем недавно, очень спешили и никаких записок не оставляли.
Ева села на край кровати, а в'уме замелькали всевозможные пред¬
положения. Жана-Мари она не видела со вторника, уже четыре дня,
но Бурн сказал ей, что ему стало хуже: голос дрожит, а руки трясутся.
Однако новость о Муньосе настолько потрясла художника, что он ожил
и снова был готов действовать — добывать деньги: ему казалось, что
сейчас только они и могут его спасти. А она и нс предполагала в нем
такой страсти к наживе, думала, что он живет лишь фантазиями. Сам
же художник часто говорил, что идеальных характеров не бывает, что.
хорошие черты обязательно чередуются у каждого с плохими, а любовь
всегда соседствует со страхом и ужасом.
Ева знала, что нынешнее исчезновение Бурна связано с доктором,
Муньосом. Если бы Бурн поехал к герцогине, то Жана-Мари с собой
бы нс взял. Значит, не кто иной, как доктор Муньос, и заставил обо¬
их выйти из отеля.
К трем часам ей наконец пришло в голову, что надо бы связаться с
доктором по телефону, но она этого почему-то не сделала, а села на тер¬
расе завтракать. За завтраком ей показалось, что на улице под окном ос¬
тановилась машина Бурна; тогда она быстро вскочила и подбежала к
окну, но знакомой фигуры сквозь верхушки деревьев гак и не увидела.
Чтобы отвлечься, она стала думать о герцогине — о ее недостат¬
ках — и начала убеждать себя в том, что Бурна ее судьба слишком уж
волнует — наверное, не следует подпускать его к ней слишком часто
и близко. Она нс хотела думать о ее горе, потому что тогда надо было
сострадать: чтобы облегчить страдания герцогини, захочется идти на
жертвы. Нет, единственным человеком, ради которого она могла стра¬
дать, был муж. И если его-лосадят, пусть ее посадят тоже, потому что
она нс мыслила существования без него. Ругала себя за то, что они
завели с герцогиней дружбу. Ох, эта муха с оторванными крыльями,
это надутое ничтожество! Их с Бурном мир не имеет к ее миру ника¬
кого отношения. Она попробовала сконцентрировать внимание на
жизненных принципах Бланки. Эта женщина, наверное, побила все
мыслимые и немыслимые рекорды по части грусти: правда, потом по¬
чему-то пришло на ум сравнение с преступниками, гордящимися сво¬
ими аферами. За двадцать девять лет у герцогини было лишь девять
недель безоблачной любви. Она словно предрасположена к трагедии,
и., хотя Ева хотела бы отмахнуться от ее горя с такой же легкостью, с
какой женщины, обедающие в роскошных ресторанах, отмахиваются,
когда им говорят о голодающих, ей все же, наверное, придется упо¬
требить все свое умение, чтобы не слишком участвовать в длительных
церемониях выражения соболезнования и быстренько из ее жизни уйти.
Она решила принять ванну, заспешила, открыла воду и стала раз¬
деваться. Встала под душ и повернула кран с холодной водой — дума-
Ь Р. Кондон «Ариглто»
161

ла, что вода придаст ей силы. Вода пошла, она поежилась, но продол¬
жала стоять. Стояла под ледяной водой почти пять минут, пока не
почувствовала, что коченеет — тогда и выскочила. Вытираясь, поняла,
что проблемы герцогини уже перестали ее мучить, и снова стала ду¬
мать — на сей раз более бесстрастно — о муже. Решила, что увезет его
из этой страны и прекратит муки. Сделает это или с помощью убеж¬
дений, или угроз, а может быть, даже кареты «скорой помощи» —
именно в такой Бурн планировал переехать границу, чтобы потом за¬
пихнуть в психбольницу Жана-Мари.
В четыре двадцать пять зазвонил телефон. Ева побежала и схватила
трубку и приложила к уху. Звонила герцогиня.
— Ева? Это Бланка.
— Бланка! Дорогая, где вы были? Мы так волновались, предполагая
самое худшее. — И вдруг она снова начала испытывать к герцогине
теплые чувства; точно такие волей-неволей испытывал к ней Бурн.
— Простите, дорогая.
— Мы были на похоронах и везде вас искали. О Бланка!
— Да, это ужасно.
— Если бы что-то можно было...
— Хотелось бы с вами повидаться.
— Да и нам тоже. А Джим — Джим просто обязан. -
— Могу я приехать?
— Конечно. Или мы к вам. Как лучше. О Бланка, простите, что я
сейчас плачу. Понимаю, что это вам не поможет. И Каэтано тоже. Но,
Бланка, что мы можем сделать?
— Я буду у вас в половине шестого. Ева, дорогая, не плачьте. По¬
жалуйста, больше не плачьте по Каэтано.
Карсель де Карабанхелес была самой большой тюрьмой Испании.
Она располагалась на окраине юго-восточного Мадрида, и там размс-
’ щались только заключенные-транзитники. В этот день в кабинете на¬
чальника тюрьмы сидели четверо следователей под руководством ка¬
питана Исидора Гальвана, директор музея «Прадо», заместитель
министра иностранных дел, представитель Института испанской куль¬
туры, верховный главнокомандующий мадридской полиции, а также
шеф полицейского комиссариата; многие из них впервые заседали в
окружении взвода из одиннадцати полицейских. Такое общество под¬
черкивало серьезность произошедших событий.
Первым слово взял замминистра. На его лице да й в голосе тоже
было видно напряжение. Он сказал, что все последние дни происшес¬
твие в «Прадо» находится в центре внимания правительства. Сделал ак¬
цент на том, что при любых обстоятельствах полотно Франсиско Гойи
«Второе мая», которого сейчас музей недосчитывается, должно быть
туда незамедлительно возвращено.
1.62

Замминистра говорил по бумажке, которая была составлена очень
тщательно. Во-первых, он заявил, что все здесь собравшиеся — ис¬
панцы, а посему им не надо объяснять, что означает пропажа этой
картины для страны. Он также остановился на деталях биографии
Вйкториано Муньоса, рассказал об истории его семьи, которую боль¬
шинство присутствующих забыло, и о зацикленности на ней маркиза.
Высказал предположение, что у Викториано Муньоса есть цветной
слайд «Второго мая», который был сделан в Институте испанской куль¬
туры за две недели до исчезновения полотна. Еще он сказал, что че¬
рез своих друзей в правительстве (все прекрасно это поняли, так как
знали, что в Испании все можно достать лишь с помощью друзей).
Викториано Муньос в течение двадцати четырех часов получил для
своего друга, предположительно художника по имени Шарль Смадья,
известного французского копировальщика, разрешение работать в зале
Гойи музея «Прадо». Охранники заявили, что человек, в пропуске ко¬
торого значилось имя Шарль Смадья, на самом'деле являлся извест¬
ным французским копировальщиком Жаном-Марн Кальбером и.
действительно работал в зале Гойи музея «Прадо». Главный консьерж
отеля, в котором Жан-Мари Кальбер жил в Мадриде, с помощью сво¬
их ключей во время отсутствия художника проник в его номер — он
находился на верхнем этаже здания — и обнаружил там незакончен¬
ную копию впоследствии пропавшего полотна Гойи, а также проектор,
при помощи которого слайд картины проецировался на экран. Отель,
в котором жил Жан-Мари Кальбер, в течение двух последних лет был
взят в аренду Джеймсом Бурном. Два охранника из «Прадо» показали,
что человек, очень похожий на Бурна, проводил в последние дни в
музее «Прадо» много времени; его видели, в частности, в зале Гойи
непосредственно перед пропажей полотна из музея. ФБР правитель¬
ства Соединенных Штатов установило, что отпечатки пальцев Бурна
совпадают с отпечатками Роберта Эванса Крайдера, погибшего в ав¬
томобильной катастрофе в Лондоне, где он служил в чине капитана
американской армии и в Верховном штабе объединенных экспедици¬
онных войск занимался криптографией. Паспортный стол правитель¬
ства США заявил, «/то паспорт на фамилию Бурна поддел ь'ный: ни
фотография, ни срок действия не соответствуют тем, которые указаны
в паспорте Крайдера. Оба — и Кальбер, и Бурн — не только имели
контакты с Викториано Муньосом, но были хорошо знакомы.друг с
другом; более того, все трос явились гостями герцогини де Дос Кор¬
тес, владевшей полотнами Веласкеса, Зурбарана и Эль Греко, которые
затем перешли к Муньосу; последнее обстоятельство предположитель¬
но и послужило причиной смерти маркиза. В заявлении, сделанном
герцогиней, она признала эти картины своими; замминистра сделал
знак капитану Гальвану, который в свою очередь сделал знак Аугусти¬
ну Термио; тот открыл свой блокнот, нашел нужное место и, откаш¬
лявшись, начал читать. Аугустину Термио никогда раньше в столь
163

солидной компании находиться не доводилось, и он был до смерти
напуган.
Вопрос: — Могли бы вы опознать эти картины, моя герцогиня?
Ответ: — Это картины, которые висели — и должны сейчас висеть —
в Дос-Кортес.
Вопрос: — Заметила ли герцогиня пропажу?
Ответ: — Так или иначе, а их подменили. Однако полотна почти в
точности соответствуют тем, которые висят в Дос-Кортес в настоящее
время. Чтобы их украл Муньос — на него очень нс похоже, и я озадачена.
Вопрос: — Могла бы герцогиня пояснить свою последнюю фразу?
Ответ: — Да. Вы знаете, что доктор Муньос всегда очень интересо¬
вался испанской живописью, но он много раз говорил, что единствен¬
ное полотно, которое ему действительно хотелось бы иметь, это «Вто¬
рое мая» Гойи.
На этом Аугустин Термио захлопнул блокнот, стал по стойке «смир¬
но», и все сразу же о нем забыли. Тогда замминистра попросил зачитать
заявление швейцара дома, в котором жил Муньос, чтобы все оценили
ситуацию, сложившуюся после пропажи полотна, несмотря на то, что до
того воры казались хорошими друзьями. Капитан Гальвано кивнул Эми¬
лио де лос Кларосу, сержанту, который некоторое время работал в дово¬
льно высоких сферах. Может быть, поэтому он обратился с сообщением
не к замминистра, а к своему непосредственному начальнику.
—	Заявление Игнасио Флан-Торреса де Франциско, швейцара дома
номер шесть по улице Амадор де лос Риос. — Сержант открыл свой
блокнот с .таким видом, словно у него есть черный пояс по дзюдо, и
ровным грубым голосом стал читать. — О да, это он, это его фото. —.
Сержант сделал паузу и сурово посмотрел на капитана Гальвана. Тот
вставил:
—	Он говорит это о фотографии Джеймса Бурна, известном так же,
как Роберто Эванс Крайдер.
Сержант снова стал читать:
«Могу сказать, что этот человек меня пугал. Приходил он раз пять-
шесть — иногда являлся поздно ночью или рано утром. И с такой силой
стучал в дверь, что будил весь дом. Также ругался на иностранном языке
и бил в дверь ногами, прости его Господи. Никогда еще не видел такого
агрессивного типа, и думаю, маркизу повезло, что его нс было».
Замминистра сказал, что доктор Муньос в течение четырех вечеров
и трех дней был в Сантьяго де Компостела у своего духовника и боль¬
шую часть времени провел за молитвой в,соборе.
Он также сказал, что, вне всяких сомнений, правительство предпри¬
мет все меры к тому, чтобы найти человека или людей, совершивших
убийство доктора Викториано Муньоса, маркиза де Виллальба; одна-,
ко было заявлено, что самое главное в работе — это обнаружение кар¬
тины Гойи и установление непосредственной связи между двумя
преступлениями. Он не собирался вдаваться в подробности, но намек-
164

пул, что преступником скорее всего является заключенный Жан-Мари
Кальбср, который мстил за жену; художник постоянно проживает в
Париже, предстанет перед французской аудиторией и французским
правосудием; было бы очень хорошо, если б они начали допрос Каль-
бера немедленно. Замминистра также сказал, что у них есть достаточ¬
но доказательств вины жены Бурна, чтобы ее арестовать, но в
настоящее время гораздо полезнее оставить се на свободе: возможно,
она-то и выведет их прямо на полотно Гойи.
Во время этой длинной речи замминистра от внутреннего напря¬
жения побледнел: говорили, что у него язва. Глаза же слушавших его
людей расширились, словно каждое слово, вылетавшее из его уст, ста¬
новилось все более убедительным и мрачным. Всем было ясно, что
означает поимка преступников. Человека, который найдет Гойю, ждет
большое повышение по службе, а также поддержка высших правитель¬
ственных чинов и другие блага и почести. Поэтому несмотря на страх,
который испытывали работники правоохранительных органов в при¬
сутствии столь высоких особ, они были счастливы, и им не терпелось
приступить к работе. И чтобы поддержать их энтузиазм, с заявлением
выступил капитан Гальван.
—	Ваше превосходительство, существует много, очень много спосо¬
бов допроса заключенных, — сказал он прямо, — и хочу вас, ваше пре¬
восходительство, уверить от своего имени, а также от имени моих людей,
что, как уже ясно из собранной информации, которой вы нас столь сво¬
евременно снабдили, что тот или другой заключенный, а может быть, и
оба, в итоге, без сомнения, расскажут, где находится полотно.
—	Имейте в виду, капитан, только два обстоятельства, — сказал ма¬
ленький бледный человек в тяжелых черепаховых очках, который стоял
рядом с замминистра. — Во-первых, заключенные должны быть в таком
состоянии, чтобы Они смогли присутствовать на публичном процессе,
который состоится примерно через две недели, если все, конечно, будет
в порядке, а я уверен, что будет. Во-вторых, они — иностранцы, а следо¬
вательно, процесс привлечет внимание зарубежной прессы.
—	Да, ваше превосходительство.
—	У вас есть вопросы?
—	Нет, ваше превосходительство. -
—	Тогда все, — сказал замминистра и в сопровождении окружения’
вышел из комнаты, в которой остались только капитан Гальван и его
команда.
Оба преступника полностью пришли в сознание, в два часа пять¬
десят три минуты их покормили, а потом Гальван и четверо его’ по¬
мощников решили начать допрос. Начали с Жана-Мари, которого в
комнату для допросов ввел солдат; все уселись полукругом, а Гальван
продолжал ходить. В углу за спиной Жана-Мари сидел стенографист.
165

Жану-Мари выделили кожаное кресло, и Гальван приказал подать ему
кофе; он надеялся, что в обстановке, близкой к домашней, Жан-Мари
скорее заговорит. Но сидеть он не мог и попросил разрешения у капита¬
на Гальвана ходить; создавалось полное впечатление, что какой-то важ¬
ный господин проводит деловое совещание, расхаживая между своими
подчиненными. Гальван ответил, что Жан-Мари может делать все что
угодно, только пусть не пьет слишком много кофе, потому что им нужен
спокойный подробный рассказ, а не воображение и эмоции.
Сделав широкий шаг, словно собирался продиктовать своему секре¬
тарю что-то очень важное, Жан-Мари начал свою исповедь. Когда он
хотел сделать паузу, то вставлял слово «джентльмены».
— Хочу, чтобы никто не был введен в заблуждение, джентльмены, —
сказал он. — То, что мы совершили незаконный поступок, совершен¬
но очевидно и сомнению не подлежит. Вы скажете, что такое начало
с моей стороны, джентльмены, слишком высокопарно, а я отвечу, что
с превеликим уважением отношусь к вашей организации, от которой
не собираюсь ничего скрывать. Надеюсь, мы не доставим друг другу
неприятностей.
Жан-Мари не имел никакого понятия о том, что его взяли за убий¬
ство. Он не ассоциировал себя со смертью доктора Муньоса и где-то в
глубине своей чувствительной тонкой души верил, чтощего задержали
и допрашивают только потому, что он уронил угол картины Гойи в
музее «Прадо», после чего бежал, то есть совершил уголовно наказуе¬
мый проступок.
— Когда вы напечатаете мое признание, я прочту эту бумагу и, если
там все правильно, тут же, без промедления, ее подпишу, — продол¬
жал он после того, как вместе с капитаном Гальваном совершил по
комнате полный крут — пусть они оценят щедрость его предложения.
Но я бы хотел, чтобы вы знали одно, джентльмены.. Я не имею ника¬
кого отношения ни к убийству Каэтано Хименеса, ни к смерти безум¬
ного маленького насекомого по фамилии Муньос, ни к гибели
человека из отеля, как его фамилия? О да, сеньора Элека! — По ли¬
цам слушавших нельзя было догадаться, произвела ли эта тирада впе¬
чатление — они остались безучастными. Капитану Гальвану надоело
расхаживать по комнате дуэтом с заключенным; он отошел к стено¬
графисту, словно для того, чтобы в том углу проверить акустику.
—	Ни я, ни мой друг сеньор Бурн ко всем этим убийствам никако¬
го отношения не имеем. Неужели это не ясно? Так что давайте гово¬
рить о другом.
—	Совершенно ясно, сеньор Кальбер, — вежливо и спокойно отве¬
тил капитан Гальван. — Пожалуйста, дальше. Расскажите нам всю ис¬
торию с прекрасными копиями шедевров от начала до конца.
—	Вы видели копии?
—	Они чудесны, сеньор.
—	Спасибо, спасибо.
166

—	Об этом мы и хотели бы услышать.
Жан-Мари сел в свое кресло, прижал руки ко лбу, словно помогая
себе сосредоточиться.
—	Знаете, джентльмены, — еще раз начал он, — некоторое время
назад, а точнее год, мой коллега и партнер Бурн приехал ко мне в
Париж и рассказал о различных методах, с помощью которых ориги¬
налы можно заменить на копии. — Он обернулся к стенографисту. —
Я нс слишком быстро?
—	Нет, сеньор, — ответил стенографист. — Пожалуйста, продолжайте.
Он рассказал им все, что знал во всех подробностях, но был неска¬
занно удивлен, когда они спросили его о картине Гойи. Ведь Гойя ос¬
тался в «Прадо»! Разве они не слышали, он же сказал, что видел людей,
которые смотрели на него в то время, как он уронил свой угол карти¬
ны и выбежал из зала. Не думают же они, что он выбежал оттуда вместе
с полотном Гойи! Он был счастлив, когда увидел, что в конце концов
после такой длинной ночи убедил их: теперь он знал, что его задержа¬
ли только за неудачную попытку кражи картины из музея «Прадо».
Примерно через четыре часа, в шесть часов утра, капитан Гальван
вместе с двумя охранниками и стенографистом вошел в комнату Бур¬
на. Войдя, капитан Гальван поклонился/но Бурн не ответил: усталость
пронизывала каждую клеточку его тела.
На лбу у Бурна, рядом с волосами и на левом виске, виднелись цара¬
пины, правая щека была разбита и сильно распухла: во время ареста офи¬
церы его избили. Шетйна стала еще длиннее, глаза — тусклыми, а ру¬
ки — грязными. К такому виду совершенно не шел элегантный пиджак;
вот только, пожалуй, брюки, мятые и мешковатые, сюда подходили. Тю¬
ремные часы показывали шесть часов десять минут. Интересно — утра
или вечера? Этого Бурн не знал. В тюрьме время значения не имеет.
— Есть что-нибудь новенькое? спросил капитан Гальван своих
молодых подчиненных.
— Ничего, сэр. Говорит, что будет давать показания только после
того, как встретится со своим адвокатом.
— Эти американские преступники просто не могут без адвокатов.
Результат влияния кинематографа.
— Да, капитан.
— Кто его адвокат?
— Он просил разрешения повидать герцогиню де Дос Кортес, с тем
чтобы она ему его нашла.
— Если он не прекратит вести себя в таком духе, переселю его в
общую камеру, — сказал Гальван.
— Да. капитан.
— Он ведь так устал, бедняга.
— Да, капитан.
167

—	Хорошо. Прочтите это вслух. — Он протянул машинописную
копию заявления Жана-Мари. — Это его встряхнет. — Молодой офи¬
цер поблагодарил капитана, удобно устроился около левого уха Бурна
и ясным громким голосом, почти срываясь на крик, начал читать.
Капитан же зажег сигару и уселся в кресло, стоявшее у свежевымытой
стены. — Термио, пожалуйста, — закричал он со своего места, нахо¬
дившегося в шестнадцати футах, — не так громко.’
—	Да, капитан. — Термио стал читать тише. — Казалось, что Бурн
внимательно слушал.
—	Не хотите ли также подписать? — спросил Гальван Бурна, когда
чтение было закончено.
—	Нет. Не могу, до тех пор пока не повидаюсь с адвокатом.
—	Где Гойя?
—	Этот вопрос вы зададите позже.
—	Когда?
—	Когда мы договоримся.
—	Никаких договоров.
—	Тогда никакого Гойи.
Капитан сделал знак, и в комнату вошли двое полицейских.
—	Все. Этот человек может идти спать.
—	Да, мой капитан, — сказал Термио, и они исчезли.
Капитан Гальван тяжелой походкой подошел к ближайшему крес¬
лу, пододвинул его за спинку к Бурну и сказал:
—	Какой смысл о чем-то договариваться, а? Или я вас неправиль¬
но понял, сеньор Бурн? — И цинично улыбнулся.
—	Я очень устал, капитан, — ответил Бурн, — и не способен от¬
четливо сообразить, но чувствую, что после того, как моя невинность
будет после суда доказана, все, в чем вы нас будете обвинять, — это
мелкие проступки, вроде незаконного въезда в страну, фальшивых
документов и кражи картин, которые к настоящему моменту уже воз¬
вращены их владелице, герцогине. И по-моему, поскольку вы так бо¬
ретесь за справедливость, вам придется выслать меня, мою жену и
Кальбера за границу в обмен на возвращение картины Гойи испанско¬
му народу; вот что я имел в виду, когда сказал «договоримся». — Бурн
говорил очень уверенно, каждое слово, вылетавшее из его уст, рожда¬
ло другое, и речь была связной и гладкой. Есть люди, которых учат
говорить так, например специальные логопеды, а есть те, которые с
этим рождены и могут выдать такой пассаж, даже отдыхая на француз¬
ском берегу, после того как они переплыли Ла Манш. А потом Бурн
сидя уснул. Капитан вздохнул, вышел в коридор и позвал Аугустина
Т ермио; тот сразу же подбежал, но капитан жестом остановил его.
—	Пятнадцать минут тебе на то, чтобы его разбудить, — сказал он.
—	Да, мой капитан.
—	А знаешь, что ты единственный, кто на каждый мой приказ от¬
вечает «Да, мой капитан»? Нет? Так вот; не отвечай, а делай. Пойду
168

позавтракаю. Наверное, надо позвать врача, пусть ему что-нибудь вко¬
лет. Когда все будет в порядке — позовешь, только минут через пят¬
надцать, не позже.
. — Да, мой капитан.
«Господи, — подумал капитан по дороге в столовую, — а.ведь этот
человек, должно быть, меня любит!» И сел за столик, твердо зная, что
раньше чем через сорок пять минут его не позовут.
Бурн снова проснулся. Голова словно льдом набита и готова рас¬
колоться. Ему показалось, будто он грезит, но это было не так, пото¬
му что, открыв глаза, он увидел, что перед ним сидит тот же капитан
и смотрит прямо на него.
— Вы заснули, — сказал капитан.
— Ничего удивительного, — отозвался Бурн.
— Но, прежде чем заснуть, вы сказали, что хотите договориться с
нами в том случае, если мы отвергнем обвинение в убийстве Викто-
риано Муньоса; остальные же обвинения кажутся вам столь несущес¬
твенными, что вы согласитесь вернуть нам Гойю, если мы вообще
закроем дело. По-моему, смысл ваших слов был таков.
— Да. Именно это я и хотел сказать. — Он чувствовал себя как тя¬
желый кусок каучука, который тянут каждый в свою сторону два са¬
молета, причем ни один из них не собирается уступать. И ему это
' понравилось. Визуальный образ был феноменальным.
Боюсь, что обвинение в убийстве отвергнуть будет не так-то лег¬
ко — и вот почему. Возвращаюсь к началу. Жертва убита железнрй
кочергой, единственные отпечатки на которой, — отпечатки пальцев
Кальбера. Далее. Вас и Кальбера застали в комнате с убитым в то вре¬
мя, когда, согласно медицинскому заключению, и наступила смерть. —
Он приложил палец к носу. — Запертая комната. Ваша связь с жерт¬
вой в двух различных преступлениях — краже в Дос-Кортес и краже
картины Гойи плюс гибель Хименеса, Господи благослови его душу, а
также служащего отеля Элека, в чем признался ваш помощник сеньор
Кальбер. На все эти обвинения, помимо подделки паспорта и наличия
фальшивого удостоверения личности, тоже придется отвечать. Мой
дорогой друг, не знаю, что вы думаете о наших испанских прокурорах,
но, уверяю вас, голова у них в полном порядке, и они аккуратненько
завернут вас, как маленький пакетик, и отдадут на гильотину.
Бурн криво, с горечью улыбнулся.
— Что ж, тогда прощай, Гойя.
— С одной стороны, сила, с которой справиться невозможно, —
ваш приговор. С другой же, Гойя, вещь, которую переправить никуда
нельзя. Я полагаю, вы собираетесь обменять свою жизнь и жизнь
Кальбера на картину, которую сами никогда больше не увидите, — где
бы она сейчас ни находилась.
169

—	Капитан, вы свое дело крепко знаете, вот я и хочу с вами дого¬
вориться.
—	И я, сеньор Бурн, тоже. Как насчет того, чтобы сделать это сейчас?
—	Я хотел бы поговорить с герцогиней де Дос Кортес.
—	Зачем?
—	Надо. Хочу спросить ее сам. не будет ли она так любезна раздо¬
быть адвоката для нашей защиты. Я же просто не знаю, где найти та¬
кого, которому можно было бы доверять, а ей я доверяю, значит, она
его сможет найти.
—	Может быть, вы и правы. У нее с адвокатами и тюрьмами связа¬
но больше, чем у других герцогинь. — Он встал и дружески похлопал
Бурна по спине. — Посмотрим,-что можно сделать, но, надеюсь, вы
верно оцените ситуацию. — И пошел к двери. Бурн провожал его
взглядом. Он открыл дверь, о чем-то подумал и обернулся.
— Оценили, а, сеньор Бурн?
— Главное в ней — Гойя. — резко ответил Бурн.
— Очень хорошо. Вы получите адвоката. — Он захлопнул дверь, и
Бурну показалось, что оба самолета отпустили кусок каучука — его,
Бурна: он полетел вниз и разбился о горный склон.
Герцогиня опоздала на встречу с Евой на. десять минут — в Мад¬
риде такое случается нередко. Таким образом Ева заключила ее в мур¬
лыкающие объятия без двадцати шесть — в это время Бурн и Жан-
Мари все еще находились без сознания в Карсель де Карабанхелес.
Герцогиня была вся в черном, без рубинов, лицо прикрыто крошеч¬
ной вуалью — это скрывало выражение верхней части ее лица. Жен¬
щины немного поплакали о свалившихся на них несчастьях, в то вре¬
мя как каждая думала лишь о себе, а затем герцогиня резко встала, и
Ева стала наливать ей чай.
— Сегодня днем меня вызвали в полицию, — сказала герцогиня. —
Моего кузена Викториано Муньоса нашли мертвым.
Ева с диким криком уронила пустую чашку.
— Ева, дорогая, что. с вами? Я не хотела огорчать вас, забыла, что
вы его знаете.
— Я... мы познакомились у вас, — сказала Ева. •
— Просто потрясающе — убийство за убийством. И обоих я хоро¬
шо знала.
— Ужасно. Ужасно.
— Гораздо более ужасно, чем вы думаете. Меня вызвали в полицию,
чтобы я опознала картины, висящие на стене. Это мои картины. Он
украл их из Дос-Кортес.
— Ах!
— Хайме здесь? Пабло сказал, что он несколько раз приезжал к
Муньосу.
170

— Нет, его здесь нет. — Ева снова взяла чашкУ, на сей раз куда более
спокойно. Поставила на блюдце и налила горячий чай. — Думаю, что
сейчас приедет. Должен приехать. В любую минуту, я уверена.
Значит, это случилось. Ева думала, что ей удастся увести Бурна с тор¬
ной тропы, но теперь она знала: это случилось. Он все-таки пошел на
мокрое дело, и она ему не помешала. Почти не сгибаясь, села на стул.
Жизнь, которая била в ней ключом, вдруг быстро потекла сквозь паль¬
цы. Все кончено, и ничего уже нс страшно, ничто не имеет значения.
Села и в лучах света увидела Бурна — вот он ждет, когда она на него
посмотрит; герцогине же в это время явился Каэтано. Обе смотрели на
видения с нежностью, обе искали потерянное. А-чай медленно остывал.
Зазвонил телефон. Ева сидела ближе, но звонка не услышала. Тогда
герцогиня, взглянув на ручные часы, подошла к телефону, словно зна¬
ла,'что звонят ей. Стала слушать, что-то сказала, снова послушала. Ска¬
зала, что сообщит миссис Бурн, и повесила трубку.
— Ева, Ева, дорогая!
Ева посмотрела на нее, но нс ответила.
— Звонил... один друг, влиятельный человек в правительственных
кругах... Он просил меня... сказать, что Хайме и месье Кальбер арес¬
тованы за убийство моего кузена.
Ева снова ничего не ответила, но села еще прямее.
— Хайме хочет меня видеть. Зачем? Ответьте.
— Он вам сам скажет, я уверена.
— Звоню министру. — Она подошла к телефону, быстрыми движе¬
ниями набрала номер и назвала свое имя. Подождала, а затем начала
говорить* — тихо и быстро. Тон становился все более и более требова¬
тельным, затем фразы стали короче, а потом раздалось только одно
слово «нет?», «нет?», «нет?», после чего она положила трубку.
— К нему никого не пускают, — сказала она. — Этого я нс понимаю.
Я ведь разговаривала с министром, а он для меня и не такое делал.
Ева сидела в углу бара, стены которого были отделаны красным
деревом. Она налила два крепких напитка в два массивных бокала.
Герцогиня быстро подошла к столику, чтобы к ней присоединиться.
— Конечно, я достану ему лучшего адвоката в Испании, — сказала
она с гонором. — Сегодня вечером этим и займусь. И пусть попробу¬
ют того к нему не пустить! — Она отхлебнула бренди и открыто вос¬
хитилась выдержкой Евы. Сама она уже не была такой слабой, как
накануне, но; увидев жажду жизни Евы, почувствовала себя сильной
и менее одинокой.
В газетах за понедельник появилась официальная версия случивше¬
гося. Вместе со статьями были помешены фотографии обвиняемых
Бурна и Жана-Мари; последний был назван известным французским
художником. В других газетах опубликовали фотографии Лялю Каль-
171

бер, которую нашли в Бордо; она была потрясена до глубины души,
но убеждена, что произошла ужасная ошибка. А затем внезапно исчез¬
ла. Французские журналисты высказали предположение, что се следу¬
ет искать в Мадриде — в тюрьме или на суде.
С тех пор как агентство Ассошиэйтсд Пресс на очень выгодных
условиях продало право печатать цветные фотографии предметов ис¬
кусства двумстам японским газетам, оно стало остро нуждаться в фо¬
тон нф.ормаци и. «Троил Пикета» стал «Проклятьем Веласкеса», так как
в одной из статей говорилось, что великий испанский мастер, кото¬
рый писал только для Испании, находясь на смертном одре, испор¬
тил эту картину; при этом он просил, чтобы допуск к его телу
иностранцев был категорически запрещен. Она называлась «Копия
могилы царя Тутанхамона на продажу» и пользовалась таким успе¬
хом, что японский рынок значительно расширился за счет покупок из
Соединенных Штатов и ежедневных газет Латинской Америки; ведь
статья была интересна не только с точки зрения искусства, она также
проливает свет на весь угол взаимоотношений Испании с Латинской
Америкой.
Сэм Джонстон из лондонского «Ревилсра» связался из Лондона с
Флит-стрит с Евой и записал разговор, но вопросы, которые он зада¬
вал, были вежливыми, обычными и невинными. В основном, он хо¬
тел узнать, есть ли свидетельства того, что дело связано с перевозками
картин за границу, а оно, по мнению полиции, контролировалось
Джеком Тенсом, королем английских преступников. Прямодушная Ева
ответила, что если шедевры испанской живописи и в самом деле были
украдены из замка Дос-Кортес и в результате этого убит маркиз де
Виллальба, то это наверняка работа банды международных преступни¬
ков, потому что ее муж является респектабельным бизнесменом и од¬
ним из столпов испанского общества в Мадриде, и его репутация более
чем безупречна; она же. супруга обвиняемого, была бы благодарна
«Ревилеру» за любую информацию, подтверждавшую невинностьмужа.
Джонстон спросил, согласилась бы она встретиться с Джеком Тенсом,
если «Ревилер» пошлет его в Испанию; она ответила, что согласна на
все, что может помочь оправданию и освобождению мужа. Сэм ска¬
зал, что надеется извлечь из этой беседы пользу — так или иначе, а
она должна помочь; во всяком случае, привлечет новых читателей к
серии очередных статей Джека Тенса.
Журналисты всех мастей, которые до этого уделяли Испании не
слишком много внимания, стали расти в Мадриде как грибы после
дождя. Они выуживали и обсасывали каждую мелочь, но встретиться
с заключенными им так и не удалось. Даже Ева и герцогиня все еще
нс сумели это сделать. Журнал «Пари-Матч» опубликовал петицию,
подписанную крупнейшим представителем французской прессы, в ко¬
торой содержалось требование встречи с человеком, прозванным, ан¬
глийской и шотландской прессой «безродным Кальбером». Некоторые
172-

попытались обосноваться в фойе отеля, в котором жила Ева, или про¬
браться в апартаменты герцогини, но через десять минут были оттес¬
нены молчаливыми полицейскими, и им осталось только одно:
негромко кричать об ущемлении в Испании свободы прессы.
Что же касается кинохроники, то на экранах европейских стран по¬
явились кадры, снятые у тюрьмы Карссль де Карабанхслес в солнеч¬
ный день, когда она напоминала мануфактурную фабрику; появилась
и герцогиня, в высоком шарфе и темных очках, быстро спешившая
куда-то по мостовой; и тут же картины Веласкеса, Зурбарана и Эль
Греко, и комментарии к этим кадрам, сделанные членом палаты пред¬
ставителей Пикетом и его очаровательной женой сразу на нескольких
языках.
Вообще же мистеру Пикету в этом деле уделялось очень много вни¬
мания; больше, чем репортажу из тюрьмы или демонстрации картины
Эль Греко, больше, чем швейцару отеля «Амадор де лос Риос», и даже
больше, чем миссис Пикет; причина — он был всегда готов к встрече
с журналистами и очень словоохотлив.
Он как раз встречался с кем-то из них, когда позвонил один из
членов Республиканского комитета из Иллинойса и спросил, какого
черта он делает в Испании, в то время как в Америке идет заседание
конгресса. Пикет выпалил в ответ, что он цементирует американо¬
испанские отношения и доказывает, что является единственным
из американских политиков, кто знает, как испанцы любят своих
великих художников; а потому бессмысленно говорить ему о том,
будто он не знает, что идет конгресс. К тому же они там в курсе, что
он пытается поправить в Испании свое здоровье и что ему это уда¬
лось; так пусть все в Штатах будут уверены в том, что этому негодяю-
убийце Бурну не удастся вбить клин в американо-испанские отно¬
шения.
— Вы были когда-нибудь главой конторы, глупый осел? — кричал
мистер Пикет. — А знаете золотое правило политиков? Нет? Так вот,
я вам скажу, что вы нажили себе врага, и этот враг — Гомер Пикет! —
Он бросил трубку, которую держал между головой и плечом, потом
плюхнулся в кресло, стоявшее рядом, и. сказал Марианне гораздо
более молодым голосом, чем тем, которым только что кричал в теле¬
фон: — Я не люблю разговаривать, как портовый грузчик. — почти за¬
выл он, — но это единственный тон, который, кажется, они понимают.
Этот дурацкий Эл Бергерфольц! Да прежде чем он что.-нибудь когда-
нибудь поймет, произойдет светопреставление! Мне и вправду не до¬
ставляет удовольствия рычать как лесоруб, тем более что я знаю: все
операторы подслушивают. А кроме того, мне до смерти надоело объяс¬
нять всем этим болванам, насколько важна та дипломатическая рабо¬
та, которую я делаю сегодня в Европе.
— Да черт с ним, — сказала миссис Пикет' — Не важно, что он
хочет тебе сделать- — все равно ничего ведь не может.
173.

А в это время жизнь герцогини претерпела неожиданные изменения.
Она вдруг начала восстанавливать отношения с теми видными деятеля¬
ми из правительственных кругов, которых игнорировала большую часть
всей своей сознательной жизни. Ее мадридский дом был теперь открыт.
Приглашение следовало за приглашением. Каждое утро до двух часов она
сидела на телефоне, а потом, одевшись, спускалась к ленчу с министра¬
ми и их женами, заместителями министров и их женами, послами и их
женами, а также принимала прелатов из Аргентины. А с восьми вечера в
ее спальне проходили коктейли. Герцогиня буквально облизывала каж¬
дого гостя, словно всю жизнь ждала именно его.
Во время обеда, последовавшего за четвертым приемом, ей удалось
отменить приказ, согласно которому ни Бурна, ни Кальбера никто не мог
навещать. Она также сумела подружиться с государственным обвините¬
лем Фискалем, которому правительство поручило вести их дело. И бла¬
годаря этим усилиям через несколько дней начальник тюрьмы дал Еве
разрешение на свидание с Бурном. Оно происходило в большой квадрат¬
ной комнате, в которой было только два стула. Два конвоира ввели туда
Бурна, а затем оставили их одних. Ева и Бурн сели и стали молча смот¬
реть друг на друга. Затем она предложила ему сигарету — он отказался.
Тогда она положила пачку обратно в сумку и сама тоже курить нс стала.
—	Все произошло так, как ты и предсказывала, — сказал он.
—	Это не имеет значения.
И тогда он вдруг почувствовал, как много она для него значит — с
таким ощущением ребенок держит только что убитую им птичку. Ева
была для него спасительным островком среди широкого бурлящего моря.
Он взял се лицо в свои ладони и поцеловал, сожалея сейчас лишь о том,
что мало успел для нее сделать. Поставил свой стул рядом так, чтобы
смотреть на восток, в то время как она смотрела на запад, и заговорил
очень тихо, прямо ей в ухо, стараясь обмануть немецкие микрофоны,
которые, как он думал, были спрятаны в этой комнате.
— Мы вывернемся, верь мне. Они страшно хотят вернуть этого
Гойю, так что мы сумеем договориться. — Он смотрел на нее, а она —
на него, не понимая, но веря. — Не отвечай. — продолжал он. — За¬
хочешь ответить — кивни. Хорошо? — Она кивнула.
— Бланка. Здесь. Скоро.
Она кивнула.
— Мы должны продержаться. Если только не поддадимся на их
уловки. Тебе ясно?
Она кивнула.
Он встал и снова поставил стул напротив, затем сел и взял ее руки
в свои.
— И после этого все. Можешь сказать всем, что я с этим завязываю.
Открываю книжный магазин в Швеции или отель в Швейцарии. Я бьщ
бы, наверное, не в своем уме, если бы считал, что по-другому зараба¬
тывать нельзя.
174

Ева наклонилась, обвила его руками свою шею. И, покоясь в его
объятиях, подумала о том, что в своей с ним связи она одновременно
и счастлива и проклята. Пришли конвоиры и с огорчением объявили,
что визит окончен.
Джек Тене позвонил Еве на следующее утро. Себя он не назвал, но,
будучи уверенным, что по голосу она его узнала, спросил, можно ли
пригласить се на ленч в ресторан в аэропорту. И прежде чем она ус¬
пела ответить, заверил в том, что это очень хороший ресторан и в нем
так много народу, что никто никого не видит и нс помнит. Он успел
также сказать, что в два часа может к кому-то забежать и сообщить
свои новости, а потом почему-то сразу же бросил трубку — словно
будку окружила полиция.
Она выехала из отеля и свернула на Авенида дс Лмерикас пре¬
красное шоссе вело к аэропорту. Поскольку по нему постоянно езди¬
ли экзальтированные иностранцы, оно просто не могло нс быть
прекрасным. И все же первый отрезок его, как видно, давно уже не
ремонтировали — трещины и ямы в нем с каждым днем увеличивались..
Со своего места за столиком Тене смотрел прямо на нее, но виду
нс подал. На нем была народная шляпа с лентой и перышком. Она к
нему подсела.
—	Правильно оделись, — процедил он сквозь зубы. — В такой одеж¬
де вас никто не запомнит. Умница.
—	Между прочим, эта незапоминающаяся одежда стоит четыреста
долларов, — огрызнулась Ева. и он затрясся от смеха. Трясся до тех
пор, пока она не поняла, что дразнить ее ему просто приятно.
—	Только не говорите, что вы мне не верите. А если верите, то
наверняка сошли с ума, — сказал Тене. — Но что там с вашим мужем?
Она стала рассказывать, ничего не скрывая, и делала это с удоволь¬
ствием. Необходимо было кому-то открыться и облегчить душу. Тене
же с первой встречи стал одним из трех ее самых близких друзей. Ему
понравилось; что Бурн спрятал картину Гойи, и он считает, что, вне
всяких сомнений, сделка состоится, но только после того, как процесс
будет завершен. Он спросил, знает ли она людей, которые хотели бы
обвинить мужа в смерти Бурна. Еве пришлось ответить, что, к сожа¬
лению, не знает никого, и ее мужа одурачили так же, как и ее.
Они позавтракали: паэлла, вино, пироге ягодами и кофе. Он расска¬
зал ей о том, каким сентиментальным стал мистер Мертон из «Ревиле-
ра», когда узнал, что ее мужа арестовали и что он стал.таким популярным.
Тене рассказывал это с такой миной, что она рассердилась — а это как
раз и было целью: все время, пока они ели, он веселился.' Наконец они
перешли к кофе, се взгляд смягчился, и он спросил, знает ли об этом деле
его друг Энрике Лопес. Вопрос ее озадачил:.ей и в голову не пришло бы
обсуждать это с Лопесом, человеком, от которого она имела лишь кор-
175

респондёнцию. И она так Тенсу и сказала. Тене ответил: вполне возмож¬
но, что Лопес найдет того, кто заманил ее мужа в ловушку. В ответ на это
Ева могла лишь вытянуть губы и произнести протяжное «о-о». Тснс объ¬
яснил, что большие группы именно этим и занимаются. Если Лопес ока¬
жется неспособным узнать подробности деятельности конкурентов,
собственная организация долго терпеть его не будет. Вначале Ева очень
удивилась, а потом ей стало интересно: неужели все-таки есть шанс по¬
мочь Бурну? Тене сказал, что поговорит с Лопесом, так или иначе он
должен ввести его в курс дела — несмотря на то. что расследование мо¬
жет ни к чему и не привести. Бурн же ничего знать не должен, а Лопес
будет действовать — хуже от этого не будет никому. Ева рассыпалась в
благодарностях, на что Тене ответил, что лучшей благодарностью было
бы сейчас их взаимное возвращение в отель и после этого постель; уж
одно Тене знает наверняка — Бурн их там не застанет. В ответ на это пред¬
ложение последовала ее негодующая реакция, которую Тене с удоволь¬
ствием спровоцировал.
Он настоял на том, чтобы вышли они по отдельности. Проходя по
коридору, Ева увидела начальника таможни полковника Гомеса. Он ее
тоже заметил, густо покраснел, но прошел мимо, так ничего и не сказав.
Судить Бурна и Жана-Мари должны были в мадридском Дворце
правосудия — одном из наиболее элегантных зданий Европы. В длину
оно достигало сорока двух ярдов, в ширину — двадцати, в высоту —
двадцати футов. В зале стояла великолепнейшая старинная мебель, сте¬
ны отделаны темными деревянными панелями, доходившими в высо¬
ту до самого потолка; а к потолку поднималась драпировка из роскош¬
ной каштановой ткани.
На стене, позади кресла председателя суда, которое было сделано
из резного красного дерева, виднелся герб — доказательство царящей
в Испанском Королевстве справедливости; герб был повешен после
проведенного 6 июля 1947 года референдума, согласно результатам
которого 82,4% населения страны проголосовало за промонархистское
правительство. Между королевским гербом и креслом стояло большое
медное распятие, само присутствие.которого делало клятву свидетелей
на Библии излишней.
А перед креслом председателя находились остальные кресла, распо¬
ложенные в виде подковы: кресло государственного обвинителя Фис¬
каля и кресло частного обвинителя — они располагались слева, прямо
перед судьями, а также кресло адвоката — оно было справа. Кресла
судей, представителей обвинения и защиты, находились на три фута
выше обвиняемых, которые сидели по центру, прямо перед судьями.
Адвокаты с обеих сторон располагались справа и, даже обращаясь
к председателю суда, не вставали. Когда рассматривались важные дела,
адвокатам и судьям, непосредственно не участвовавшим в процессе,
176

было разрешено входить в зал суда, занимать места и оставаться на них
в качестве зрителей. Проходившим по залу и подходившим к распя¬
тию было велено вставать на колени. Когда наступал перерыв и все
начинали расходиться, то, проходя мимо председателя суда, надо было
приветствовать его кивком головы; правда, в последние годы это де¬
лали лишь приезжие из деревень, а также аристократы; и, разумеется,
никогда — газетчики.
Судьи сидели в строгих с высокими спинками креслах, которые
были обтянуты каштановым сатином, председатель — в центре. Они,
так же как и адвокаты и судебные заседатели, были одеты в черные
габардиновые мантии, очень похожие на те, которые надевают учащи¬
еся при получении бакалаврата. К мантии во всю длину крепилась
черная вельветовая кокетка, к плечам, но не с боков. Внизу, чуть ниже
талии, на мантии имелись восемь бантовых складок: каждый раз, ког¬
да судебный заседатель вставал и читал ход предстоящей процедуры.
Бурн, к своему удивлению, их пересчитывал.
Все мантии были одинаковы, но судья и прокурор носили на манже¬
тах их узких рукавов кружева, в то время как адвокаты и судебные засе¬
датели кружев не носили. Если бы для обеспечения более строгого
ведения дела на суде присутствовал личный обвинитель со стороны уби¬
того, он тоже кружев на рукавах не имел бы. Однако оставшиеся члены
семьи Муньоса, которые постоянно жили на Канарских островах, стрем¬
ления к тому, чтобы как следует наказать убийц, не проявляли.
После того как судьи, адвокаты и подсудимые заняли свои места, в
зал суда вместе с публикой была допущена и пресса; правда, мест для
журналистов зарезервировано не было. На открытии каждого заседа¬
ния раздавался призыв к иностранным журналистам занять свои мес¬
та в первом ряду. Фотографам вход в зал суда был воспрещен, но они
могли фотографировать в коридорах.
Темно-каштановый ковер, поддерживаемый вельветовыми каната¬
ми, свисал с высокого кресла, отделяя скамьи для публики от места,
где непосредственно шел процесс. Пристав, в черном костюме с мед¬
ными пуговицами, стоял у канатов — он был готов впустить из кори¬
дора в зал суда того или иного свидетеля. Последним находиться в зале
было запрещено — кроме тех случаев, когда они давали показания.
Обычно процесс состоял из двухдневных сессий, а наиболее серьез¬
ные доходили до семи; это происходило потому, что и обвинение, и за¬
шита требовали, чтобы до начала в присутствии судей зачитывалось
письменное изложение дела. Поэтому каждая сессия начиналась с крат¬
кого изложения дела, читавшегося вместе с резюме письменных свиде¬
тельств. Обе стороны перед началом процесса имели полное право на
расследование всех обстоятельств, включая право допрашивать свидете¬
лей, а также право доступа ко всем документам; кстати, по подобной
процедуре проходит большинство процессов в федеральных судах Соеди¬
ненных Штатов. В испанских судах адвокатам обеих сторон предлагает¬
177

ся сообщать противной стороне через председателя суда обо всех изме¬
нениях, так чтобы она смогла приготовить свои собственные аргументы
для опровержения выдвинутых доказательств. На самом процессе выслу¬
шивались и публично провозглашались все свидетельства, которые мо¬
гут быть приняты во внимание для вынесения приговора.
Когда испанский суд выносит вердикт, приговор публично не ог¬
лашается, а выдается в письменной форме непосредственно подсуди¬
мому, а также его адвокатам, прокурорам и прессе.
Семь кварталов от улицы Маренго до Дворца правосудия — по улице
Барбара де Браганса — Ева прошла пешком, а потом перед самым здани¬
ем вдруг замерла: войти сил уже не осталось. Тогда она отошла, бесцель¬
но побрела по улице и очутилась на улице Амадор де лос Риос; постояла
и снова пошла ко Дворцу. И так целый день лишь изредка поднимала го¬
лову, чтобы понять, где она находится. Днем попыталась позвонить гер¬
цогине. но герцогиня была в суде — ждала в передней, пока се вызовут в
качестве свидетельницы; все же остальные свидетели ждали в коридоре.
Наконец Ева присела на скамейку крошечной, похожей на парк плоша¬
ли под названием «Город Париж»* рядом с Дворцом правосудия. Интерес¬
но: а вдруг она сейчас срочно кому-то понадобилась, е<I звонят и поэтому,
может быть, вернуться в отель? Или не надо? Так что же делать9 Терза¬
ясь сомнениями, она встала и снова пошла неизвестно куда.
Процесс Роберта Эванса Крайдера, известного как Джеймс Бурн, и
Жана-Мари Кальбера начался во вторник утром, через двадцать шесть
дней после убийства Викториано Муньоса, маркиза де Виллальба.
Председатель суда в сопровождении четырех судей вошел в зал из две¬
ри, находившейся в задней стене, и сел за стол, на котором стояли две
высокие настольные лампы. Председатель, на клон и лея к сидевшему
впереди помощнику и громко и ясно сказал: «Публику!» Два служите-
ля'открыли дверь в коридор — в зал вошли адвокаты и обвиняемые.
Каждый заключенный шел между двумя вооруженными полицейски¬
ми с карабинами на плечах. Наручников на заключенных не было.
Восемь человек прошли каждый на свое место, конвопры сели позади
заключенных, каждый за своим. Служители открыли двери в глубине
-зала и впустили прессу. Все это происходило в абсолютной тишине —
слышался только топот. В соответствий с ритуалом помощник предсе¬
дателя встал и зачитал проект приговора,-подготовленного прокурором,
согласно которому для обоих, обвиняемых требовали смертной казни.
Обоснование было длинным и скучным, как это и должно быть в ре¬
зультате тщательно проведенной работы. Как и ожидалось, оба обвиня¬
емых назывались аморальными типами, ибо Роберт Эванс Крайдер,
известный как Джеймс Бурн, находился в Испании с фальшивыми до-
178

нумеитами и удостоверением личности; целых два года он посвятил под¬
готовке и организации кражи картин и изготовлению копий, для чего был
привлечен другой обвиняемый, Жан-Мари Кальбер, тоже посвятивший
несколько лет успешному проведению преступных акций. Прокурор под¬
робно останавливался на каждом пункте признания, которое сделал
Жан-Мари капитану Гальвану, не забыв ни единой мелочи плюсеше не¬
сколько ничего не значащих деталей. Обвинение упомянуло и Еву Бурн,
которая привезла копии испанских мастеров в Испанию, что с точки зре¬
ния закона преступлением не являлось, и предположило, что выяснения
деталей ввоза подобного груза есть дело таможенных органов.
Названий «Второе мая» и «Нападение на мамелюков в Пуэрта дель
Соль» не произносилось. Не упоминалось также убийство Каэтано
Хименеса. Министр юстиции, предварительно встретившись с предсе¬
дателем суда, обвинителем Фискалем, а также с представителем заши¬
ты, в частной беседе посоветовал не выносить это на процесс по делу
об убийстве Муньоса; по его мнению, осложнять процесс дополнитель¬
ными обвинениями необходимости не было. Позиция правительства
была такова: да, картина Гойи в данное время не висит в «Прадо», но
оно уверено, что найдутся люди, которые помогут туда ее вернуть. Так
как обвинение посчитало, что дело о краже картины не имеет прямой
связи с убийством, зашита с готовностью согласилась, посчитав, что
кража картины Гойи из «Прадо» будет уже слишком тяжелым грехом,
за который, безусловно, последует высшая мера наказания. Прежде чем
сделать такой вывод, адвокат проконсультировался с подзащитным.
Жан-Мари на эту тему разговаривать не захотел и отдал все на усмот¬
рение Бурна. Бурн ненадолго задумался. Совершенно очевидно, что
правительство не может найти Гойю, а потому заменять ее в музее
будет пока недавно нарисованная копия. Последнее обстоятельство
позволяло Бурну наблюдать процесс, на котором речь шла о его жиз¬
ни и смерти как бы со стороны и безо всякой паники; а Жан-Мари и
вообще был на седьмом небе: ведь если подлинник нс найдут — а это
вполне может случиться — в музее «Прадо» всегда будет висеть.его
произведение — его!
Голос прокурора словно звучал в отдалении — Бурн удобно устро¬
ился в кресле и, улыбаясь, думал о своем. Обвинитель же говорил о
том, что Роберт Эванс Крайдер, известный как Джоше Бурн, и Жан-
Мари Кальбер с воровскими намерениями забрались в дом Викториа-
но Муньоса, после чего его убили. Так как отпечатки пальцев
Жана-Мари найдены на орудии убийства и вследствие того, что ряд
свидетелей обнаружил обвиняемых на месте убийства сразу же после
его совершения, дальнейшего расследования не требуется. После вы¬
ступления обвинения времени ни на что другое уже не осталось. В три
часа суд решил провести второе, дневное заседание. После этого пер¬
выми зал покинули судьи, а вслед за ними и остальные, включая об¬
виняемых и их охрану.
179

Как только конвоир подошел к Бурну, тот дал знак другу герцоги¬
ни адвокату, последний кивнул и тоже вышел. Обвиняемых отвели в
отдельные камеры, которые находились в подвале, и тут же ¿щвокат,
все еще в мантии, вошел к Бурну. Адвоката звали Рафаэль Корруно-
Баэнс, он принимал активное участие в работе партии монархистов.
Это был застенчивый и в то же время нетерпеливый мужчина, а его
живой ум и быстрая реакция не могли скрыть ужасного характера, из-
за которого желания с-ним общаться ни у кого не возникло. Корруно
был очень молод, но его политическая карьера двигалась достаточно
медленно главным образом из-за присущего ему высокомерия, кото¬
рое также отталкивало; поэтому он так нуждался в связях герцогини,
особенно с влиятельными членами своей партии.
Несмотря на все эти качества, которые не способствовали росту его
влияния, Корруно-Баэнс был одним из наиболее известных и дорогих
адвокатов в Испании, стране, где молодежи обычно мало платят, по¬
этому подвиг, который он совершил — подъем по служебной лестни¬
це, — можно сравнить с неправдоподобным возвышением какого-нибудь
негритянского врача, ставшего президентом медицинской ассоциации
Миссисипи. До Бурна он успел поработать со многими; более того,
даже во время предварительных переговоров ему предлагали и другую
практику. Корруно выбрал дело Бурна, потому что его об этом попро¬
сила герцогиня.
Он был знающим, но не беспристрастным. Восхищался, например,
немцами за их пристрастие к науке, жизни по приказу и военные ус¬
пехи; англичанами — за их литературу и юриспруденцию, хотя и не
принимал суда присяжных; по его мнению, справедливость таким об¬
разом отдавалась во власть эмоций любителей в законе; американца¬
ми — они пользовались его услугами в различных областях. И больше
никем. Французов он осуждал, при слове «итальянец» недоуменно
пожимал плечами, вздыхал и издавал резкий неприятный звук. Осталь¬
ной мир состоял для него из таких фантастов, как коммунисты или
некатолики, например, из шведов и китайцев: каждый из них был
подвержен всевозможным сексуальным извращениям и никогда не
мучался при этом угрызениями совести. Таких он не просто не одоб¬
рял — ненавидел.
Жана-Мари он презирал — и как человека, и как француза. Как
человека за то, что, будучи подозреваемым в убийстве, он так и не
обрел необходимую всякому мужчине последовательность в своих сло¬
вах и поступках. Бурн, чьей физической силе, одежде и политическим
связям он завидовал, был человеком, сущность которого до конца ему
определить так и не удалось. Корруно ценил его цепкий ум, но ему
казалось, что Бурн — человек несерьезный. Ничто происходившее его
словно и не волновало. А кроме того, для него не существовало поня¬
тия греха — ни в юридическом, ни в моральном, ни в духовном пла¬
не; этот человек за последствия своих поступков просто не отвечал.
180

Адвокат с нетерпением ждал, когда же наступит время завтрака, но
хорошо знал также и свои прямые обязанности в первой части процес¬
са: надо уверить своих клиентов, что сторону обвинения нельзя вос¬
принимать слишком всерьез и что волноваться не следует. Всем он,
естественно, говорил, что волноваться не надо; ну а что касается Бур¬
на, и Жана-Мари — пусть Фискаль туго заворачивает их в саван своих
аргументов и доказательств — он их легко разобьет.
К Бурну он относился покровительственно и прежде чем обрисо¬
вать сложившуюся ситуацию, предложил ему сигарету и щелкнул за¬
жигалкой. А затем медленно сел на стоявший в углу камеры табурет.
Однако увидев, что Бурн продолжает стоять, тоже вскочил. Тогда Бурн
сел на край кровати, адвокат снова уселся на табурет.
—	Прежде всего я хотел бы прочитать то, что вы собираетесь сей¬
час сказать.
—	Что прочитать?
—	И речь прокурора мне тоже не показали! Вы же официальное лицо.
А что вы знаете о деле, кроме того, что сказал Жан-Мари? Собираетесь
просто отрицать факты или у вас есть какая-то собственная версия?
Адвокат буквально подпрыгнул.
—	Да вы с кем разговариваете! — заорал.он. — Я немедленно отка¬
зываюсь от дальнейшей с вами работы и сообщу это председателю
суда. — И направился к двери.
Тогда Бурн поднял свою огромную руку, положил ее ему на.плечо
и нсгрубо отодвинул адвоката к стене.
— Подумайте как следует. Вы бросите дело, а я скажу герцогине, что
вы целиком построили защиту на показаниях Жана-Мари, данных им в
полицейском участке; мне же нс показали ни речи прокурора, ни своей,
хотя в его сегодняшнем заявлении можно без труда уловить лжесвиде¬
тельство, и если его на этот раз поймать, то можно с легкостью добиться
оправдания. Так вот какой вы адвокат! И еще хотите все бросить!
Корруно посмотрел сначала на ,руку, которой Бурн продолжал его
удерживать, а затем ему в лицо. Бурн убрал руку и отступил.
—	Простите, — сказал он.
Адвокат продолжал смотреть ему прямо в глаза до тех пор, пока из
них не исчезла враждебность, и они перестали что-либо выражать.
—	Сядьте, -т- приказал он. Бурн сел на кровать. — Хорошо. Кто дал
показания?
—	Слуги. Пабло и Хосефина Сольтсс. которые были телохранителя¬
ми герцогини, нашей герцогини, большую часть жизни; в день убийст¬
ва они работали у Муньоса. Почти все, что они сказали полиции, ложь.
Мужчина заявил, что находился в комнате с Муньосом — принес ему
кофе в то время, когда Муньос звонил Мне и просил приехать.
—	Правда?
—	Конечно, ложь. Далее он заявил, что, как только мы появились,
Муньос пошел нас встречать к двери, что тоже, конечно, ложь. Он
181

сказал, что через пятнадцать минут или около того шум и крики стали
настолько громкими, что его жене пришлось позвонить в полицию,
которая тут же и приехала. Все это ложь. Точное время записано в
медицинском заключении, а также в полицейском протоколе. Время в
этой ситуации — решающий фактор. Муньос, очевидно, умер в про¬
межутке между тем, как он мне позвонил, временем, когда Хосефина
позвонила в полицию, и временем, когда полиция приехала. Время,
когда все там находились, зафиксировано. Единственное, что требует
уточнения, это время медосмотра; но оно должно соответствовать ос¬
тальному, потому что Муньос должен был умереть между тем, когда он
звонил мне, тем, когда вызвали полицию, и приездом полиции.
— Это действительно самый существенный фактор, на который мы
можем рассчитывать. — Глаза Корруно заблестели. — Но зачем это
нужно было слугам? У них тоже должны быть свои мотивы.
— Об этом я думал. Иногда под влиянием минуты происходят со¬
бытия, круто меняющие жизнь. Они могли слышать, как он просил
меня приехать. Говорил он с плохо скрываемым раздражением, но в
тот момент его жизни, по-видимому, ничего не угрожало. Я немного
разбираюсь в психологии и, верьте мне, если бы его собирались убить,
он разговаривал бы по-другому. А его тон был высокомерным, пример¬
но таким же, как ваш; а если человек говорит с таким высокомерием,
то, поверьте, он надеется прожить очень долго.
— О своем высокомерии я сожалею. Как профессионал я обязан его
скрывать. Продолжайте, пожалуйста.
— Предположим, слуги услышали, что он кому-то звонит. А далее
один из этих преступников-любителей убивает его, крадет, что хочет, зво¬
нит в полицию, ждет, пока мы приедем, чтобы прибывшая полиция арес¬
товала нас за его деяния. Так вот, слуга буквально втолкнул нас в комнату,
где лежал труп, запер дверь, а дальше приехала полиция.
—	Да, дело нуждается в доследовании, и не сомневайтесь, я этим
со всей ответственностью займусь. Но должен вам заметить, что дока¬
зательства, которые сегодня утром представил обвинитель Фискаль —
а согласно йм Муньоса убили вы, — выглядят достаточно вескими.
—	Особенно при том, что полиция, кажется, не собирается искать
то, что у Муньоса украдено.
—	По-моему, уже не собирается. И не похоже, что сегодня, спустя
почти месяц после убийства, будут искать.
—	А мы должны настоять на том, чтобы искали. Ведь воры-то лю¬
бители, и им не так просто такое продать. Время — это, конечно, хо¬
рошо, но неужели вы думаете, что, если их вдруг поймают с краденым,
обстоятельства дела резко изменятся и вся вина падет на них?
—	Вполне вероятно.
—	А наша соответственно ослабнет? '
—	Безусловно, -г- Перед взором Бурна неожиданно всплыл человек со
стертыми чертами лица. Энрике Лопес. Он представил, как Лопес выно¬
182

сит из квартиры Муньоса темный предмет, как кладет его в карман дво¬
рецкого Пабло. Как полиция тут же набрасывается на Пабло и его жену,
и вдруг почувствовал тошноту: в его-воображении возникла картина
Франсиско Гойи «Второе мая», которая все росла и росла. Почему Эн¬
рике Лопес всплыл в его памяти — понять он нс мог. Просто знал, — его
обложили. Знал, что нс убивал Муньоса, и эти двое слуг, наверное, един¬
ственные’ кто мог его убить. Но ему тут же подумалось, что он начинает
чего-то бояться, а значит, скоро согласится видеть убийцей кого угод¬
но — нс важно, — лишь бы снять обвинение с самого себя.
Впоследствии он вспомнил,- как Коррупо сказал, что встретится с
Фискалем и судьями, когда они будут завтракать, и скажет, что нужно
снова допросить слуг; потом голос пропал. Адвокат уже выходил из
тюрьмы, когда Бурн понял, что он ушел.
Бурн сел на кровать, прислонился спиной к стене и, собрав все
силы, стал вспоминать, что ему говорила Ева о рецептах какого-то
психиатра — он дал их ей много лет назад. Психиатр сказал, что
она может думать абсолютно обо всем'и в этом нет ничего плохого;
плохое может произойти только в случае, если в результате движения
мысли произойдет непосредственное действие, итогом которого будут
непредсказуемые последствия; этот совет входит в прямое противоре¬
чие с религиозными догмами, а потому Бурн посчитал его, без сомне¬
ния, верным.
Он взглянул на деревянную табуретку, ковш и неуместный в такой
обстановке маленький яркий ковер и подумал, что, если бы смог по¬
говорить с Жаном-Мари, ему было бы нечего сказать художнику в ка¬
честве оправдания — ведь именно он втянул его в эту аферу. Если бы
Ева крепко держала трубочку, в которой лежали три картины Велас¬
кеса, Зурбарана и Эль Греко, в то время, как Элек с носильщиками
вошли в номер', если бы она в нее вцепилась, ничего бы не произо¬
шло. И Каэтано был бы жив, а может быть, и Элек, и Муньос. Или ког¬
да она приехала в аэропорт, Муньос позвонил бы в полицию, чтобы
сообщить, что она украла национальные сокровища и пытается про¬
везти их через границу. Тогда посадили бы ее, а этого быть нс мог¬
ло — он просто не в состоянии представить се в тюрьме. Сразу же
вспомнил три ее паспорта и Три фальшивых фамилии, а также полков¬
ника Гомеса, который так хорошо ее запомнил. Бурн знал, что она
сейчас на свободе, потому что они думают: она может привести их
туда, где спрятана картина Гойи._Она — действительно слабое место
во всей операции, уровень которой, таким образом, опустился ниже
нормы. А что было бы, если бы в 1810 году картину у семейства Мунь¬
оса нс забрали? Тогда он не проявил бы к работе Бурна вообще ника¬
кого интереса, и все были бы очень богатыми и свободными. Но теперь
ничего уже не поделаешь.
Сожалеть — значит беспокоиться о прошлом, но чувство собствен¬
ности ему подсказывало, что они непременно заберут у Муньоса свою
183

добычу — эта мысль поддерживала и Жана-Мари. В течение шестнад¬
цати лет, с осени 1941 года, когда Бурн выбрал себе ремесло и начал
строить прерванные войной криминальные планы, он рассматривал
тюрьму как нечто вполне реальное, как вариант штрафа, налагаемого
за нарушение правил игры. Тюрьма выступала в качестве платы за
некачественное выполнение плана. Она присутствовала во всех его
раздумьях как нечто совершенно естественное, как необходимый ком¬
понент его работы. И вот теперь он в тюрьме.
Он пытался определить, где же не сработала его квалификация, и
не мог. Картины из Дос-Кортес украдены с потрясающим мастерст¬
вом — в этом сомнений не было. А вот после убийства Густава Элска
дело приняло иной оборот: бизнес кончился, и начался криминал.
Если б он только отнесся к этому убийству серьезно — так, как отнес¬
лась к нему Ева. А он подумал: я его не совершал, следовательно, от¬
ношения к нему не имею. А раз -так, то и тюрьмы для меня не
существует; потому-то он и заключил сделку с Муньосом, что тюрьма
для него являлась лишь абстракцией. Да, он совершил ошибку и готов
понести за нее наказание; но убийство, какая связь между ним и убий¬
ством? Мысль о том, что Гойя поможет ему уйти от наказания, конеч¬
но, его радовала, но к ней примешивалась и другая: так или иначе, а
профессию ему придется менять; потому что его мораль нс оправды¬
вается, является преступной, а значит, за подобную ошибку придется
платить либо смертью в тюрьме, либо в петле. Он настолько крепко
задумался о своей судьбе, что даже и не вспомнил о Каэтано. навек
умолкнувшем под землей в своем серебряном яшике, или о страдани¬
ях герцогини, которой каждое утро приходилось просыпаться с ужас¬
ным ощущением утраты, а далее в течение дня находить в себе силы
жить; ночью же она безуспешно пыталась уснуть. В центре всего была
теперь тюрьма, к которой за столько лет он вроде бы уже должен был
мысленно привыкнуть. А может, нечувствительность к опасности, от¬
сутствие страха перед смертью и привело его сюда? В истории ведь
такое случалось многократно.
Ему сообщили, что решением председателя и по просьбе защиты
^дневное заседание суда переносится на следующий день и назначено
на три часа дня. Он беззвучно кивнул.
В этот вечер в десять часов двадцать минут тюремщик еще раз
вошел к нему с сообщением: герцогине де Дос Кортес решением пра¬
вительства выдано разрешение завтра в семь часов вечера его посетить.
После этого мысли о прошлом исчезли: наконец-то он ее увидит и
объяснит, что понятия не имел о планах Викториано! Она будет его
утешать и скажет, что со своей стороны за ту роль, которую он сыграл
в этом ужасном деле, она поняла его и простила. Скажет, что ему не
нужно было заставлять Викториано клясться, что он совершил убий¬
ство, не сказав об этом Бурну. Посмотрит ему в глаза, улыбнется, про¬
стит, а потом внимательно выслушает то, что она должна говорить в
184

высоких инстанциях по поводу Гойи, как действовать, чтобы его не¬
медленно освободили и чтобы все они уехали из этого жуткого места?
где их преследуют беды, неудачи и позор, уехали туда, где в любви и
заботе друг о друге они будут жить долго и счастливо.
На следующий день в пять часов дня, когда началось заседание,
председатель попросил судейского чиновника прочитать аргументы
защиты. Жан-Мари раздобыл,у тюремщика блокнот и, положив его на
колени, не обращая внимания на ход процесса, стал сосредоточенно
делать наброски. Бурн, выспавшись лучше, чем за вес последнее вре¬
мя, слушал речь Корруно довольно спокойно — знал, что тот скажет.
Изложение дела, прочитанное защитником, оказалось короче обосно¬
вания Фискаля, но прекрасно аргументированным; Корруно работал
над формой и содержанием всю ночь, которую в .отличие от своего
подзащитного не спал.
Адвокат, утверждая невероятность и даже невозможность убийства
Викториано Муньоса обвиняемыми, считает необходимым обратить вни¬
мание полиции на поиски истинных преступников или преступника, со¬
вершивших убийство. Это заявление вызвало бурную реакцию прессы.
Адвокат также процитировал Фискаля, который установил время
убийства, согласно показаниям медицинского эксперта, осмотревшего
убитого. Врача предстояло скоро выслушать как свидетеля. Время
смерти, установленное экспертом, не могло быть верным?Ъсли считать
верным время, когда доктор Муньос позвонил Бурну, — оно зафикси¬
ровано в регистрационной книге отеля. Не совпадает оно и со време¬
нем, которое указано в полицейском рапорте, описывавшем предпо¬
лагаемую сцену убийства.
—	Время, — сказал адвокат, — решающий фактор в следствии по
этому делу; оно показывает, что убийство совершено за четырнадцать —
шестнадцать минут до того, как подзащитные появились в резиден¬
ции Муньоса. Показывает оно также и -то, что во время совершения
убийства в резиденции Муньоса безусловно находились Пабло Соль-
тес и его жена Хосефина, на которых и падает подозрение в убийстве.
Таким образом защита требует, чтобы последние еще раз подтвердили
или отказались от своих показаний, данных под присягой.	ч
—	Обоснованные сомнения. По крайней мере на этот час. — ска¬
зал корреспондент «Франс суар» корреспонденту «Лондон дейли пост».
—	Сомнения не очень-то помогут продать газету, — ответил тот. —
Слуги, подозреваемые в убийстве, — это не то, на что набросится пуб¬
лика. Здес^» нет никакой сенсации.
—	Только не во Франции.
—	Что ж, значит, вам повезло. Завтрашний репортаж — целиком ваш.
Далее заместитель председателя стал читать то, с чего.обычно на¬
чинается изложение дела защиты — с образцовой характеристики Ро-
185

борта Эванса Крайдера, который действовал под именем Джеймса Бур¬
на. Здесь были выдержки из аттестаций, выданных офицерами, под
руководством которых подзащитный проходил службу в армии Соеди¬
ненных Штатов. Было также сообщено, что в Мадриде Бурна знают
как весьма уважаемого человека, активно участвовавшего-в благотво¬
рительной деятельности, желанного гостя в лучших мадридских домах,
талантливого музыканта и тонкого знатока испанской живописи, а
также отличного наездника. Каждое из этих его достоинств может быть
подтверждено солидными свидетелями, которые согласны явиться в
суд и выступить. Защита готова доказать, что нет ничего зловещего в
том, что во время ареста подзащитный обладал фальшивым паспортом
и удостоверением личности; существует заверенная в ФБР бумага, в
которой написано о том, что Роберт Эванс Крайдер, он же Джеймс
Бурн, в конце Второй мировой войны в Англии получил тяжелое ра¬
нение в голову; несмотря на амнезию, он единственный, кто остался
в живых после автобусной катастрофы, во время которой к нему и по¬
пал паспорт Джеймса Бурна, одной из жертв. В результате последующей
потери памяти — следствия катастрофы — начиная с 1945 года Роберт
Эванс Крайдер забыл свою настоящую фамилию и, проживая потом в
Лондоне, Париже и Мадриде, стал называть себя Джеймсом Бурном.
Заместитель продолжал читать, а Бурн стал смотреть на Рафаэля
Корруно-Баэнса — и теперь уже с ббльшим уважением. А в глубине
души посмеивался над своим защитником: ведь в автобусной катастро¬
фе он украл паспорт, а свой подбросил на ближайший труп. Не знал,
что же именно Ева рассказала Корруно, но в итоге получилось заме¬
чательное представление: она обеспечила молодого человека всеми
относящимися к несчастному случаю документами; даже голова кру¬
жится, когда думаешь об отличной работе двух искусных актеров, ко¬
торыми предстали Корруно и Ева!
Журналист из «Тайма» сказал сидящему рядом безногому фотокоррес- •
понденту из «Магнума», что надо сфотографировать, как оба подсудимых
расколятся. Фотокорреспондент был без камеры и, чувствуя себя кастри¬
рованным, пытался определить, сколько следует сделать фотографий
«Миноксом» и сколько на этом можно заработать. Для прессы это был
довольно скучный процесс — ничего экстраординарного не происходи¬
ло, но все же французский фотограф активно принялся за работу и, если
бы он быстро сделал, можно было бы что-то продать.
Закончив чтение, чиновник сел, все вдруг снова проснулись, и
председатель закрыл заседание, назначив его продолжение на следую¬
щее утро, на десять часов.
В камеру к Бурну герцогиню ввел старый тюремщик, которому это
было очень приятно, ибо ее красота очаровала его еще несколько лет
назад, когда она провела здесь под стражей несколько дней во время
186

ее собственного процесса. Они разговаривали как старые друзья, он
шел впереди нес всего на шаг и постоянно оборачивался. Ее волосы
снова стали черными, потому что Каэтано, который предпочитал ви¬
деть их светлыми, уже не существовал. И одета она тоже была р чер¬
ное — лол цвет глаз.
Старик открыл дверь камеры и. исчез в темноте. Герцогиня вошла,
протянула руку, Бурн схватил ее в свои и поцеловал. А затем посмотрел
ей в глаза и понял, о чем она думает, — так пациент иной раз может про¬
честь свою участь в глазах хирурга. Он почувствовал, что дрожит и по¬
просил, чтобы она села Она молчала и даже не улыбалась, а когда села на
кран кровати, обхватила длинными белыми пальцами колено и сказала:
— Ева говорит, что вы хотите меня видеть.
— Спасибо, что вы пришли сюда, Бланка.
Она кивнула.
— Как Ева?
—	По-моему, в добром здравии.
—	С тех пор как ушел Каэтано, никак не могу прийти в себя.
—	Я тоже.
—	Хочу поблагодарить вас за Рафаэля Корруно-Баэнса — за то, что
вы убедили его взять это дело.
—	Я это сделала ради вас.
—	После того, что произошло в тот вторник, я приезжал к вам каж¬
дые три часа, звонил и в Дос-Кортес, и на юг, но найти вас. не мог.
Надо было с вами поговорить.
—	И вот я здесь. Или, если точнее, вы здесь. Говорите же. Хайме.
—	Когда Викториано был жив, я пытался найти его и привезти к
вам. Хотел притащить, чтобы он сам все рассказал.
—	Викториано мертв. И то, что он должен был, по-вашему, расска¬
зать, вы сейчас расскажете мне сами.
Он пытался не смотреть на нее, но их взгляды встретились. И, уви¬
дев в ней друга, неожиданно для себя он разразился словесным пото¬
ком — это было исцелением. Она слушала не перебивая — на лице не
было заметно никакой реакции. Он сел с ней рядом, одну руку по¬
ложил ей на запястье, а другой поддерживал за левый локоть, словно
старался передать ей свою боль, но, как детский мячик, который бро¬
сают на горку, она снова'катилась обратно к нему.
—	Я ничего нс знал. Да, меня каким-то невероятным способом
вовлекли в это дело, но я нс представлял, что может случиться. Если
бы знал, этого никогда бы не случилось. Никогда. Я любил Каэтано
так же сильно, как вас. Более близких друзей, чем вы, у меня не было,
и я просто не могу передать, как сочувствую вашему горю — вы даже
не можете себе представить. Да, я виноват, но л, правда, не знал, что
может произойти, и Каэтано к этому будет иметь отношение и что вас
это тоже заденет. Все повернулось таким образом, что я даже нс знал,
где начало и чем все кончится. Я украл эти картины из Дос-Кортес,
187

но взял их не у вас, Бланка. Я знал, что они вам нс очень дороги и
дороги никогда не были. Просто снял со стены размалеванные полот¬
на, на которые никто никогда не смотрел. Но когда Викториано у меня
их украл, я решил, что меня лишили моей собственности. Вор ворует,
вор обманывает, самодовольный вор посвящает человека, которого
считает дураком, в свои планы, представляете. Бланка, человека, ко¬
торого он все еще считает дураком, человека, который убил, чтобы
завладеть этими картинами, а я все еще считал его дураком. И потом
вдруг дурак становится твоим хозяином. Ева предупреждала меня, что
я проиграю, особенно если свяжусь с Муньосом, но я — ни в какую.
Хотел назад свою собственность, ту, что, простите, украл у вас.
Он посмотрел на нее взглядом, в котором стояла мука. Она же мед¬
ленно повернула голову, безучастно на него взглянула, ожидая, что он
завершит наконец свое признание.
— Я спал и видел эти картины. Три года обдумывал, как их достать.
Я мог достать ему Гойю. Теоретически это было не так уж и трудно.
Человеческий фактор это, конечно, дело другое. Но чтобы достать
Гойю, я сказал Викториано, что для успеха в этом деле мне необхо¬
дим какой-нибудь отвлекающий маневр, чтобы, так сказать, уравнове¬
сить задачу. Одновременно и маневр, и кражу осуществить я нс мог.
и потому маневр взял на себя Муньос. Бланка, я знал, что он убийца,
знал, что неуравновешен, даже бывает не в себе, но не мог же я пред¬
положить, что он способен на такое! Понимаете, о чем я, Бланка? За
три дня до того, как мы пошли за картиной, я пытался узнать, что это
за маневр, но Муньос исчез. Последний раз я видел его за шесть дней
до того, как это случилось, и спросил, что он собирается выкинуть; он
ответил, что исследует четыре возможных варианта и что окончатель¬
ный будет выбран в субботу в зависимости от обстоятельств. В суббо¬
ту, за три дня до того, как это случилось, я пытался заставить его мне
все рассказать, но он ответил, что ничего еще нс решено и что в суб¬
боту все мне и расскажет. А в субботу он исчез. Мы искали его и в
воскресенье, и в понедельник, и весь день во вторник. В тот вторник.
Я приезжал к нему трижды, колотил в дверь. Во вторник звонил ему
каждые два часа, потом в половине четвертого наступило время отправ¬
ляться в «Прадо». Если бы я только смог найти и узнать его намерения,
этот ужасный маневр никогда бы не осуществился! Но я же не думал,
Бланка! Мы стали проводить операцию, и в это время Жан-Мари ис¬
пугался. Но это был не его промах, а мой — он ведь никогда подобной
работой нс занимался. Я вышел из «Прадо» — на улицах уже царил
кошмар, самый настоящий ужас. Никто нс шел, все бежали. В Испа¬
нии люди бегут, плачут, а в небе ярко светит солнце. Словно десятый
день чумы'. Вернулся в отель — Ева мне все и рассказала. Да, именно
она мне и сообщила. Тогда я сказал ей, что Муньос должен был со¬
вершить отвлекающий маневр, и мы поняли, что это сделал именно он.
Я должен, просто обязан был найти вас и дать знать, что сам никогда
188

бы до такого нс додумался. Я нс знал, что Викториано собирается
предпринять. Я не мог знать, потому что, вы понимаете, я бы остано¬
вил его. Правда, сейчас он мертв и не может подтвердить, что я нс вру.
Я хочу, о, я так хочу, чтобы вы мне верили — я действительно не мог
представить, чтобы Викториано такое выкинул!
—	Я верю вам, Хайме.
—	Слава тебе Господи!
—	Я примерно так все и представляла. Не в деталях, конечно. Но
ведь Викториано, прежде чем я лишила его жизни; сам рассказал мне
почти все; теперь же я вижу, что он вас использовал.
Она владела собой и производила впечатление пришедшего на по¬
мощь друга, который хочет уладить какое-то недоразумение. Встала,
высвободилась из его рук — сила из них внезапно куда-то пропала —
и похлопала по плечу.
—	А теперь мне надо идти. Вы сказали все, что хотели? Все, не так
ли, Хайме?
И снова у него в голове промелькнуло видение великого полотна
под названием «Второе мая» — освобожденного. Только они с Евой
могли его теперь найти, — и эта мысль о спасении помогла ему рас¬
прямиться, посмотреть ей прямо в глаза и ответить:
—	Это все. Спасибо, Бланка. — С чистым разумом, который сотво-ч
рил такой же чистый грех, он вдруг обрел надежду на самое чистое
наказание; однако видение сразу же растаяло; нет, даже надежды на
свободу он недостоин. Страдать, страдать при виде этой женщины;
страдать, слыша звуки ее голоса, и чтобы никакой надежды!
Но надежда все же оставалась, оставалась до тех пор, пока, выходя
из камеры, она не произнесла:
—	Хайме, Ева сказала мне, где можно найти Гойю. По-моему, его уже
нашли. И завтра угром картина будет висеть на своем обычном месте.
И вышла — пошла по длинному, плохо освешснному коридору.
Сразу же откуда-то появился ее знакомый тюремшик — пошел ее про¬
вожать. Они снова заговорили как старые друзья; ему было очень при¬
ятно, потому что ее красота очаровала его еше несколько лет назад,
когда она провела некоторое время в одной из камер этого здания;
жить на свободе в это время она просто не могла, да и незачем, если
некому заключить тебя в объятия!
Стоял теплый солнечный день. Двери на те|эрасу в гостиничном
номере Бурна были открыты. Легкий ветерок порхал в центре комна¬
ты, там, на подушечке, сидела Ева. Зазвонил телефон — она бросилась
к нему. Правой ногой споткнулась о маленький табурет и чуть не упа¬
ла, но все же добралась и на шестом звонке подняла трубку.
—	Алло! — Ее голос был чистым и ясным, как у ребенка. Чище, чем
голоса торговцев, которые звонили в отель из дома в семь утра.
189

—	Ева, это Бланка. — В голосе на той стороне провода послышал¬
ся металл.
—	Привет, Бланка!
—	У вас все в порядке?
—	Да.
—	Слушайте внимательно, Ева.
—	Да, Бланка.
—	Сегодня днем вас собираются арестовать, и если вы немедленно
не сбежите, то арестуют./
—	Меня арестовать? — От удивления Ева могла лишь повторить
слова герцогини.
—	Если бы я могла, я бы вам помогла, но у меня завтрак с людьми
из прокуратуры. Немедленно уходите из отеля.
—	Я пьяная.
—	Не важно. Вы меня поняли?
—	Да, Бланка.
—	Ничего с собой не берите, только драгоценности и какую-нибудь
мелочь. А дальше медленно идите ко мне. Вас будут ждать. Вы меня
поняли, Ева?
—	Да, Бланка. Бланка...
—	Хорошо поняли?
—	Вы видели Джима?
-Да.
—	Вы начали выкупать его с помощью Гойи? Его отпустят?
—	Дорогая, сейчас не время это обсуждать, просто нет времени. Если
вы окажетесь в тюрьме, то помочь ему наверняка не сможете. Уходите,
Ева. Прямо сейчас. Как только я сегодня выступлю на процессе, сразу
же вернусь, и мы все обсудим. Но и без меня в моем доме вас примут, и
вы будете в безопасности. Давайте! — И она повесила трубку.
Натыкаясь на мебель и падая, Ева стала ходить по комнате. Неуве¬
ренно встала, протянула руку к полке и наконец нашла большой, по¬
хожий на косметичку кошелек. Схватив, кинулась в ванную, сбросила
одежду, которая кучей легла на пол, затем полезла в ванну, встала под
холодный душ и только тогда вспомнила, что кошелек у нее в руках.
Нагнулась, чтобы положить его на пол рядом с ванной,” но чуть не
упала и потому просто бросила. Потом задвинула занавес так, чтобы
его конец оказался в ванне, и уселась.
Холодная вода помогла, и, выйдя из ванной, она почувствовала себя .
лучше. Вытерлась грубым полотенцем — алкоголь стал быстрее впи¬
тываться в кровь. Стянула волосы платком, который висел на двери.
Стала собирать одежду — причем каждый предмет надевала медленно
и старалась поднять не нагибаясь. Последним подняла кошелек и от¬
несла его в комнату, чтобы уложить вместе с вещами, которые соби¬
ралась взять с собой. Работая как старый компьютер, она сложила
шесть платков Бурна, три пары его запонок, четыре пары нейлоновых
190

чулок, две пары нейлоновых трусов, лифчик, письма к ней Бурна, всю
исчерченную дорожную карту, диафрагму, вагинальный крем, девять
маленьких фотографий, две компактных пудры, три.помады, две пары
носков Бурна и зажигалку. Надела на пальцы четыре кольца, на каж¬
дое запястье по сверкающему браслету, на шею хотела надеть ожерелье,
но потом бросила в кошелек. Взяла все деньги, которые были в квар¬
тире — триста двадцать долларов в чеках, шесть тысяч песет, семьде¬
сят три тысячи французских франков, швейцарскую, банковскую
книжку, танжерскую банковскую книжку, нью-йоркскую банковскую
книжку, ключи от восьми сейфов, где лежали вклады, а также бурнов-
ские мексиканские песо, о которых он забыл. В кошелек она положи¬
ла также несколько паспортов. Они были на Еву Льюис, ее соб¬
ственные имя и фамилию, — вместе с другими, заимствованными или
изобретенными.
Голова снова закружилась, она подошла к кровати, легла лицом вниз и
попробовала представить, что Бурн тоже лег рядом: удалось — даже почув¬
ствовала его запах. Глаза у нее была влажные, как у черепахи.
Телефон вновь зазвонил — аппарат был рядом. Она попыталась от¬
ветить нс запинаясь. Получилось — хмель прошел. Незнакомый голос
говорил с лондонским акцентом. Она сказала «привет, Джек*» и наруши¬
ла предписанные правила. Однако Тене был настолько поглощен тем,
как сообщить ей необходимую информацию, что забыл об этикете.
—	Утенок?
—	Да, это Утенок.
—	Надо повидаться. Прямо сейчас.
—	Хорошо.
. — Знаете, где улица Веласкеса?
-Да.
—	Знаете эти кафе на тротуарах, которые посредине?
' - Да.
—	То, которое рядом с парком. Отделано бамбуком. Такие бывают
на юге, у моря. Знаете?
—	Да.
—	Тогда через десять минут. Я говорил с нашим другом.
—	С кем?
—	С моим испанским другом. Ну знаете, у меня с ним деловые
контакты.
—	С кем?
—	Вы что, пьяны?
—	Да.
— Тогда спуститесь и встаньте-у отел я.'Я сейчас на углу у почты.
Подъеду на такси. Договорились, любовь моя?
— Договорились, Джек!
— Да, Утенок.
— Вы видели сеньора Лопеса? Ну, помните, вашего друга?
191

—	Да, Утенок. Немедленно спускайтесь и стойте на тротуаре у оте¬
ля, как я сказал. Договорились?
—	Да, Джек. — Она повесила трубку, попыталась встать на ноги и
обрести равновесие. Это удалось, и, держа большую сумочку на ле¬
вом плече, она пошла к шкафчику, достала оттуда бутылку джина,
тоник и лед. Джина в бутылке было не больше, чем на два пальца.
Сделала коктейль, залпом проглотила, затем открыла дверь и вы¬
шла — вышла из этого номера последний раз в жизни. Проверила, за¬
перта ли дверь, словно трезвая, будто забыла, что является женой уп¬
равляющего.
Как только она вышла, такси сразу же подъехало. Тене был рад, что
у дверей не оказалось швейцара, который впоследствии мог бы под¬
твердить, кто увез жену его хозяина. Они поехали по улице Алькала,
потом повернули направо, поехали вверх к площади Пуэрта Алькала,
объехали арку и остановились на улице Серрано. После того как так¬
си отъехало, он взял Еву под руку, и они поднялись чуть наверх, вы¬
шли на улицу Веласкеса, по ту сторону парка «Ретиро», пройдя по пути
дом герцогини де Дос Кортес.
И через несколько минут уже сидели в кафе на улице Рамблас. Тене
хотел заказать три горячих черных кофе, но возникла проблема с язы¬
ком — официант не понимал его испанский, и тут Ева пришла на
помощь. Тене заставил ее выпить две чашки, а сам делал вид, что тоже
пьет. Когда она допила вторую, он поставил перед ней свою, и она ее
тоже высосала, а он заказал еще две. Им ничто не мешало — лишь
иногда скрипели тормоза трамвая или с ревом проносился автобус.
Было тихо, тепло и безмятежно. Легкий ветерок играл листьями де¬
ревьев. Тене с удовольствием смотрел на нее, внимательно следя за
тем, как она реагирует на его слова, и не переставал себе удивляться:
что же произошло, как случилась, что эта малознакомая девушка ли¬
шила его былого спокойствия и безразличия.
—	Что сказал сеньор Лопес? — вдруг спросила она.
—	О да. Что ж, я видел его два дня назад и обо всем расспросил.
Мне кажется, он что-то знал, хотя и был немногословен, но это его
обычная манера. А утром, когда я уже собирался уходить, ко мне
в отель пришел мальчик и сказал, что наш друг хочет меня видеть.
Понимаете, о чем я? Итак, я все узнал.
Чтобы до нее лучше доходило, Тене наклонился и кончиками паль¬
цев дотронулся до ее обнаженной руки. Пальцы у него были длинные,
красивые и очень чувствительные, а ногти — абсолютно чистые.
—	Я соображаю, как бы это лучше дать вам понять. Утенок, я к вам
очень хорошо отношусь, вы видите. Но, к сожалению, Лопес сообщил
мне плохую новость. И правда, очень плохую.
Она посмотрела на него туманным взором, но в глазах была моль¬
ба: скажите же, что это шутка. Нет, даже не мольба — приказ: он до¬
лжен был сказать что-то совсем другое.
192

—	Правительство нашло Гойю, — сказал Тене, опустив глаза. —
Поэтому никаких компромиссов не будет.
Она издала какой-то странный звук и быстро отвернулась, будто
ища спасения. Он взял ее обмякшую влажную руку в свою и стал не¬
жно поглаживать.
—	Утенок, ее должны были найти. В поисках участвовала букваль¬
но вся испанская полиция, — сказал он заикаясь.
—	Как ее нашли, Джек? — спросила она.
Он глубоко затянулся сигаретой, затем стал медленно выпускать
дым — так делают, чтобы продлить последние мгновения счастья, пе¬
ред тем как наступает время страданий.
—	Нс знаю, что на меня нашло, — ответил он. — Не хотелось го¬
ворить, но думаю, пора вам знать, кто ваши враги. Но вы должны это
знать, так же как и я должен был бы знать, если бы был на вашем
месте. — Он сделал паузу и с грустью затянулся. — А рассказала им
все ваша лучшая подруга. Да-да, герцогиня. Не знаю, как она узнала,
но именно она и рассказала.
Ева сидела, нс двигаясь, пытаясь переварить смысл сказанного.
Затем она медленно встала.
—	Это я ей сказала, — промолвила она. Наклонилась к нему и по¬
целовала. — От меня она и узнала. — И, сжимая свою большую сумоч¬
ку, медленно пошла по улице Рамблас к парку. — Я ей сказала.
Заместитель председателя вызвал следующего свидетеля, полковни¬
ка Гонзало Гомеса, начальника барахасской таможни.
Прокурор начал задавать вопросы, и полковник без энтузиазма
подтвердил, что великолепная копия Веласкеса была привезена в Ис¬
панию Евой Бурн, женой обвиняемого Джеймса Бурна. Он назвал дату
въезда миссис Бурн в страну и протянул судьям копию таможенной
декларации, которая подтверждала временный ввоз копии в Испанию
Мэри Эллен Куинн, как она тогда представлялась.
Его спросили, может ли таможенная служба удостоверить ввоз в
страну копий двух других картин, Зурбараиа и Эль Греко. Полковник
Гомес достал копии документов, свидетельствовавших, что их ввезли
в страну американские- гражданки Алисия Саидин и Тельма Крайдер
соответственно.
Прокурор попросил полковника Гомеса произнести по буквам фами¬
лию «Крайдер» Так, как она написана в таможенной декларации. Он это
сделал. Тогда прокурор попросил заместителя прочитать по буквам фа¬
милию обвиняемого Роберта Эванса Крайдера. Это тоже было сделано.
— Спасибо. Полковник Гомес, как звали жену обвиняемого, когда
она предстала перед таможенниками в аэропорту Барахас?
— Ее звали Мэри Эллен Куинн.
— Это имя значилось в се паспорте под фотографией?
7 Р Конлон «Лрнгпто*
193

—	Да, сэр. Номер паспорта у нас тоже записан, — продолжил пол¬
ковник нс слишком бодро.
—	Пожалуйста, полковник, расскажите суду, как вы узнали, что
некая Мэри Эллен Куинн, как она значилась в паспорте, на самом
деле является женой обвиняемого Джеймса Бурна?
— С мистером и миссис Бурн меня познакомил доктор Муньос.
—	Где?
— У него на квартире. Мне сказали, что они только что пожени¬
лись.
— Когда это было?
Полковник ответил.
— Таможенникам в Ируне и Ля Хунквера были показаны фото¬
графии женщин, которые называли себя Алисия Саидин и Тельма
Крайдер?
— Да, сэр.
— Они ее опознали?
— Да, сэр.
— И какой сделали вывод?
— Что это миссис Бурн.
— Это записано в их показаниях?
— Да, сэр.
Заместитель председателя подошел к полковнику, н тот дал ему
показания таможенников. Фискаль одобрительно кивнул свидетелю..
— Спасибо, полковник.
— Нет вопросов, — сказал Рафаэль Корруно. Он был здесь не для
того, чтобы защищать женщину, которая нелегально въехала в страну;
раз копии в Испании, значит, кто-то сюда их привез.
Председатель суда заговорил медленно и четко;
— Суд приказывает арестовать миссис Джеймс Бурн, жену обвиня¬
емого, по обвинению в нелегальном въезде в страну, подделке доку¬
ментов и участии в заговоре.
Тяжело дыша и прикусив язык, Бурн смотрел в пол.
— Продолжайте, — приказал председатель. Заместитель председа¬
теля встал и вызвал Донью Бланку Кончиту Омбрио и Ариас де Очоа
и Асебаль маркизу де Видаль графиню де Очо Пинас виконтессу Фер¬
ри герцогиню де Дос Кортес. И через несколько секунд она вошла в
зал суда.
— Ваше имя?
— Бланка де Дос Кортес, ваше превосходительство.
— Ваш возраст? — Председатель закашлял.
— Двадцать девять, мой председатель.
— Вы живете в Мадриде?
— Да, ваше превосходительство.
— Поклянитесь говорить чистую правду.
— Конечно, мой председатель.
194

—	Пожалуйста, ответьте на вопросы, которые задаст вам обвинитель
Фискаль.
Фискаль негромко откашлялся. Его пальцы, словно одушевленные
веревки, судорожно задвигались. К этой свидетельнице он чувствовал
особое уважение и потому еще дважды откашлялся и сдвинул свою чер¬
ную многоугольную шляпу немного набок. Жан-Мари перестал рисовать
и со страхом уставился на герцогиню. В руке он сжимал голубой конверт,
в котором лежало письмо, — о нем, когда их вели сегодня в зал суда, он
сказал Бурну. Это было письмо от-Лялю. Она писала, что любит его, но
после того, что случилось, ей пришлось из Парижа уехать. Она уверена,
что он поймет: сейчас ей нужно побыть одной. На конверте стоял париж¬
ский штемпель, и Жан-Мари сразу же все понял; а потому, наблюдая за
герцогиней, стал думать о роке, который настиг его там, где он ожидал
менее всего. А ведь счастье было так близко.
Уставившись в пол и пытаясь сосредоточиться, Бурн стал считать
до ста.
—	Моя герцогиня, — спросил Фискаль, — те картины, которые сей¬
час находятся слева от вас, выставленные в суде, — кисти Зурбарана, Эль
Греко и Веласкеса, — действительно являются вашей собственностью?
Герцогиня сверкнула глазами — словно и не поняла.
— На какой вопрос я должна ответить вначале?
— На какой вопрос? Вы, наверное, не поняли, моя герцогиня, а
поэтому я повторю.
— Нет-нет, поняла и попытаюсь ответить. Да, эти картины и в са¬
мом деле/являются моей собственностью. И хотя это так, но кисти
Зурбарана, Эль Греко и Веласкеса они не принадлежат. — В зале за¬
шумели — словно включили гигантский генератор.
Теперь уже засверкали глаза Фискаля.
— Извините, герцогиня, — сказал он, — но разве это не Веласкес —
картина, известная как «Троил Пикета»?
Герцогиня, словно ее сбили с толку, отвернулась и стала смотреть
в сторону, будто она не прочь переменить тему. Зато миссис Пикет при
упоминании фамилии мужа перестала горбиться и села прямо. Пресса
в глубине зала настороженно притихла. Герцогиня и Фискаль выжи¬
дательно посмотрели друг на друга..	4 '
Тогда председатель сказал:
— Сейчас свидетельница даст показания для протокола.
— Мой председатель! Когда в первый и последний раз мистер Го¬
мер Пикет в качестве гостя был приглашен в Дос-Кортес, он не толь¬
ко подтвердил, что эти картины принадлежат кисти Зурбарана, Эль
Греко и Веласкеса, но также обнаружил в копии Веласкеса следы кис¬
ти великого бельгийского художника Рубенса. А зарубежные журналы
тут же подхватили и разнесли по свету эту ахинею.
Реакция газетчиков была молниеносной. Представитель тридцати
одного американского издания Среднего Запада, включая одно демок¬
195

ратическое и одно независимое из Чикаго, реши/ьнс терять времени
и тут же выбежал из зала, чтобы немедленно передать сенсационную
информацию. Миссис Пикет провожала его взглядом и наконец узна¬
ла: он дважды являлся к ним в номер, чтобы взять у мужа интервью.
Она встала и стала медленно, минуя чьи-то колени, пробираться к
проходу. Очутившись в проходе, почувствовала себя увереннее и заша¬
гала быстрее. Когда же дверь зала суда за ней захлопнулась и она вы¬
шла в коридор, то побежала: должна была найти мужа раньше других
и убедить его, что еще ничего — в том числе его политическая, а так¬
же искусствоведческая карьера — не окончено. Представители же тех
газет, которые поместили о «Троиле Пикете» информацию и фотогра¬
фии картиныг немедленно послали своих корреспондентов на теле¬
граф, чтобы первыми ее опровергнуть. Американский конкурент того
американского журнала, который разрекламировал «Троил Пикета»,
зашел так далеко, что вставил слова «обыкновенная улыбка» в концов¬
ку, будучи уверенным, что его не заставят заплатить за лишние слова.
— Означает ли это, что свидетельница утверждает существование
другой копии? — спросил председатель.
— Да, ваше превосходительство. Мистер Бурн украл первые копии
и заменил их вторыми.
Тучный судья, сидевший в левом углу председательской скамьи,
написал председателю записку с просьбой ее прочитать. Председатель
это сделал.
— А где оригиналы? — спросил он с плохо скрываемым недоволь¬
ством: ведь испанские законы да и таможенные законодательства на
этот счет весьма определенны и ясны.
— В 1944 году мой покойный муж, герцог, снял их со стены и за¬
менил первыми копиями, — пояснила герцогиня.
— А где оригиналы? — повторил вопрос председатель.
— В Японии, ваше превосходительство. — Тон герцогини вдруг стал
доверительным. — В Кобе, в доме одной гейши, которая в то время
представляла деловые интересы моего мужа.
Корреспондент агентства АП закачался при мысли о том, какое за:
требует вознаграждение, затем сократил его вдвое — ведь за подроб¬
ностями надо будет ехать в Японию.
— Это было сделано в 1944 году? Во время войны?
— Да, ваше превосходительство, если бы не война, этого бы не
произошло. Во время войны моему мужу, который являлся одной из
самых значительных фигур в нашем правительстве, довелось повстре¬
чать месье Жана-Мари Кальбера, нашего обвиняемого. Он уже тогда
был прекрасным художником — он-то и сделал копии этих картин и
много других.
Герцогиня сообщила эту информацию спокойным и ровным тоном,
а на все вопросы отвечала терпеливо и благожелательно — словно учи¬
тельница, объяснявшая ученикам элементарные веши.
196

—	Вы сказали, — дождавшись своей очереди и надеясь, что воз¬
никнут противоречия, — продолжил Фискаль, — что находящиеся в
суде картины не принадлежат кисти Зурбарана, Эль Греко и Веласке¬
са, что это подделки, нарисованные обвиняемым Жаном-Мари Коль¬
бером, не так ли?
—	Именно так, сэр.
Тогда все, включая Фискаля, как по команде, обернулись, чтобы
посмотреть на Жана-Мари, который, сам того нс подозревая, оказал¬
ся в центре внимания и растерянно смотрел на герцогиню. Все взгля¬
ды устремились на художника, герцогиня воспользовалась этим и
криво ему улыбнулась; в этой улыбке можно было прочитать сладость
мести, но она быстро сошла с ее лица. Только обвиняемые и сама гер¬
цогиня знали, что она всерьез принялась разыгрывать их карту, делая
это как бы нехотя, как бы случайно. Бурн, чувствуя легкую панику,
увидел, как Жан-Мари неожиданно побледнел. Художник закрыл гла¬
за, а губы задвигались — он что-то шептал. Бурн почувствовал, как
внутри у него похолодело — тогда он вытянул ноги, повертел головой
и потянулся, а затем снова сел прямо. Сел так, как сделал бы это в
Вест-Пойнте, когда был курсантом первого года, обедая со старшими;
председатель же продолжал допрос герцогини.
—	Вывоз вашим покойным мужем в Японию картин, если это прав¬
да, проступок чрезвычайно серьезный. Пожалуйста, постарайтесь при¬
помнить как можно точнее все детали этой операции.
—	Попытаюсь рассказать вам все, что'имеет к ней отношение, ваше
превосходительство, — сказала герцогиня. На секунду она опустила
голову и проглотила слюну. Когда же заговорила, глаза, которые, ка¬
залось бы, смотрели на председателя, на самом деле были устремлены
вдаль — смотрели на далекую звезду, которая сияла на небосклоне ее
дней и света которой нельзя было избежать. — Ваше превосходитель¬
ство, — начала она, — в 1942 году мой покойный супруг — в то время
он находился в Париже и был членом правительственной комиссии,
которая занималась возвращением в Испанию полотен из Лувра (их
привез во Францию Наполсн в период с 1810 по 1812 годы), — стал
близким другом рейхсмаршала Геринга. Могу с уверенностью заявить,
что полотно это явилось одним из факторов/ способствовавших этой
дружбе. — Герцогиня сделала маленькую паузу, а потом продолжила: —
Так вот, мой покойный супруг во время оккупации оставался во Фран¬
ции, и ему, как крупному знатоку живописи, симпатизировали все са¬
мые влиятельные люди в Германии — начиная от герра Гитлера и кончая
комиссаром Парижа по фамилии Абетц, который с помощью мужа своей
любовницы и в ее интересах разработал специальный план, который
представил моему супругу. И звали этого мужа Жан-Мари Кальбер.
Губы Жана-Мари продолжали беззвучно двигаться. Девять журна¬
листов,^ представляющих французские издания новостей, уже было
вскочили со своих мест. Они стали обмениваться взглядами, но стран¬
197

ным образом — не произнесли ни слова; взгляды же говорили, что,
если кто-нибудь из них сейчас встанет и побежит на телеграф, осталь¬
ным придется сделать то же.
— План этот восхитил моего супруга, который питал нескрываемое
презрение ко всему человечеству и делам рук его; может быть, имен¬
но это и сблизило его с рейхсмаршалом Герингом, которому он его
поверил — Геринг приказал немедленно привести его в действие. План
был прост. Месье Кальбср, обвиняемый, должен был получить доступ
в Лувр к сравнительно неизвестным запасникам французского искус¬
ства, где ему разрешалось снимать копии с любых картин, которые, как
утверждали французы, они собирались в целях безопасности оттуда
увезти; в дальнейшем же эти копии, сделанные кистью месье Кальбе-
ра, вывешивались в Лувре и других французских музеях, в то время как
оригиналы в качестве трофеев благополучно переправлялись в Герма¬
нию — там они находятся и поныне. Именно таков был план, разра¬
ботанный с помощью моего супруга; он и послужил основой для такого
неслыханного разграбления. Не знаю, как именно и где, но месье
Кальбер и его жена тоже оказались в него посвящены.
— Таким образом, как поведал мне мой супруг, месье и мадам
Кальбер сделали кучу денег. Я знаю, что он сам очень хорошо запла¬
тил Жану-Мари за то, что копии трех итальянских мастеров оказались
в коллекции рейхсмаршала, который ими очень гордился; моем)' же
супругу доставляла несказанное удовольствие мысль о том, как он об¬
манул немцев или всех других, кто восторгается барахлом. А подлин¬
ники висят сейчас в доме гейши — и это ему тоже нравилось, —
потому что заходящие туда моряки, конечно же, считают их подделка¬
ми и в ту сторону даже не смотрят. Работы месье Кальбера настолько
напоминали оригиналы, что именно тогда мой супруг и придумал свой
план; когда же немцам пришлось бежать из Парижа и у Кальберов, как
у людей с ними сотрудничавших, возникли серьезные проблемы, мой
супруг приютил их в Дос-Кортес, где месье4 Кальбер сделал копии всех
картин, которые у нас были. Таким образом, все картины, висящие
сейчас в доме моего покрйного супруга, принадлежат кисти месье
Кальбера.
После этих слов представители французской прессы не смогли уси¬
деть на месте — ведь итальянцы и англичане на всех парах устремились к
двери. Публика в задних рядах, как один, поднялась и стала протиски¬
ваться сквозь сравнительно узкие двери в коридор и на улицу.
— Суд возобновит свою работу завтра в десять часов утра, — неожи¬
данно встав, сказал председатель. Никто так и не понял, закончила
герцогиня давать показания или нет, но, в сущности, это уже значе¬
ния не имело.
Если бы правительство. Испании могло бы приостановить утечку
информации, оно бы это сделало, но теперь уже скрыть ничего было
невозможно — даже задержав иностранных журналистов в стране. Гер¬
198

цогиня теперь была презираема своей страной, народом и окружени¬
ем. Фискаль молча прошел мимо и взглянул на нее лишь украдкой,
причем взглядом, полным ужаса. Даже Рафаэль Корруно-Баэнс, не
желая ее больше видеть отошел: ведь она имела наглость выставить на
всеобщее осмеяние священную память о великих испанских аристок¬
ратах, и испанцы всех сословий — простые люди, солдаты, учителя,
банкиры, равно как и правители, — этого ей не простят никогда.
Заключенных вернули в камеры, а герцогиня осталась в одиночес¬
тве и сидела на своем месте до тех пор, пока зал окончательно нс опус¬
тел. Тогда она встала и с отсутствующим взглядом вышла из Дворца
правосудия на улицу, где стала искать свою машину и шофера. А ду¬
мала она лишь о том, что сейчас ей необходимо повидаться с Евой,
которая являла собой половину той единственной правды, что будет в
дальнейшем поддерживать их существование.
А в это время Жану-Мари безо всяких помех — тюремщика не
было — удалось повеситься. Веревку он сделал из простыни и заце¬
пил ее за решетку высокого окна. Затем с петлей на шее встал на
кровать и высоко подпрыгнул, а потому при падении петля затяну¬
лась как следует. Только он один и мог сказать, сразу ли умер или
постепенно. Старый тюремщик все еще находился под впечатлением
встречи с герцогиней и сладко дремал. Таким образом, самоубийство
Жана-Мари оставалось незамеченным до десяти вечера, когда ему
принесли ужин. Но Испания — страна католическая, и самоубийц
здесь не жалуют.
Герцогиня застала Еву на третьем этаже в большой комнате. Она
сидела и смотрела на улицу Ретиро — примерно так совсем еще не¬
давно вела себя сама герцогиня, — да и сидела на том же месте. В
комнату можно было подняться на маленьком лифте, который откры¬
вался тогда, когда в стене вынимали панель и появлялась невидимая
дверь — в других случаях ею не пользовались. Пока герцог был жив,
он входил в эту комнату только так; парадная же дверь оставалась за¬
крытой, потому что, если его отрывали от чтения финансовой газеты
или от стакана молока с тостом, он мог прийти в бешенство.
Прежде чем герцогиня поднялась, она успела сообщить Еве, что
едет, потому что неожиданное явление смерти из тайной стены могло
испугать кого-угодно. Герцогиня почему-то всегда видела себя в обли¬
ке смерти, многоплановом облике, не связанном напрямую со смертью
Каэтано или ее кузена. Она считала, что се предназначение — стать
испанским вестником катастроф, и всегда себе об этом напоминала.
Любя, она могла нанести увечье, давая, отнимала жизнь. Эти способ¬
199

ности она обнаружила в себе в юные годы, и ее способность страдать
казалась романтикой.
Еще школьницей она поняла, что в ее семье живет трагедия: отец
кончил жизнь самоубийством, мать ушла в монастырь, а се кожа пре¬
вратилась в кожуру печеного яблока. Если бы мысль о самоубийстве
нс внушала ей отвращения, а покойному супругу благоговение, и если
бы можно было просто и тихо уйти из жизни, она сделала бы это уже
давно, когда еще была школьницей, но мысли у нес были взрослые —
вели к усилению боли и депрессии. Она чувствовала, что корни всех
ее бед уходят в глубину веков — она была слишком древней. И если
Викториано этим гордился, носил эту древность как прокаженный,
выставляющий свою кожу напоказ (из-за нее он и принял смерть); она
же наоборот всегда стремилась к тому, чтобы ее скрывать. Герцогиня
была величием Испании, кузиной короля, и вынуждена была жить в
окружении не только семейных, но и исторических легенд, которые все
время были с нею: прошлое таким образом всегда представлялось ей
настоящим. Она жила вместе с людьми, которые написали «Сида», с
властными женщинами, которые правили мужчинами. И вот наконец
она подошла к концу, дошла до точки — сама стала частью этой тра¬
гедии. Но не обсуждать же свои проблемы и комплексы с красивой
беременной женщиной, которая сейчас ее ожидает!
Лифт остановился на третьем этаже. Чтобы еще раз сообщить о
своем появлении, герцогиня тихонько постучала и только после этого
открыла дверь. Ева сидела трезвая и, не говоря ни слова, мрачно на
нее смотрела. Герцогиня прошла через комнату, словно мать ребенка,
поцеловала ее в щеку, сняла шляпу и села недалеко от своей гостьи.
—	Чаю горячего хотите? — спросила герцогиня.
—	Да. Пожалуйста.
Герцогиня позвонила.
—	Надеюсь, что Рафаэль Корруно, адвокат Хайме, еще будет завт¬
ра меня допрашивать, но с полной уверенностью могу сказать, что всю
свою работу я завершила сегодня. Мы можем ехать.
—	Мы? '
—	Вы должны уехать не позже сегодняшнего вечера. Суд, как сооб¬
щил мне прокурор Фискаль, решил вас арестовать. А следовательно...
У вас есть какой-нибудь нормальный паспорт, то есть нефальшивый?
—	Есть. Мой собственный. Мой настоящий паспорт.
—	Прекрасно. Вы поедете в «дэймлере» с королевским коньком на
радиаторе — я купила его три года назад, потому что на нем легче ез¬
дить во время празднеств в Севилье. За руль сядет мой шофер, а так¬
же дакей. Паспорт покажете на таможне в Ируне, а потом просто
переедете мост — вот и все. Этот «дэймлер» проверять никто нс будет.
Вдруг взгляд герцогини стал более пристальным.
—	Так вы уже знаете, что именно я рассказала правительству, где
найти Гойю, который мог бы освободить Хайме?
200

-Да.
— Вы бы сделали то же самое, не так ли?
Ева закрыла глаза, приложила руку ко лбу, а затем поправила при¬
ческу.
— Наверное, —: сказала она и вновь открыла глаза.
— Да. Я вас знаю. Вы бы сделали то же самое. Именно так и долж¬
на была поступить любящая женщина.
— Джима казнят9
— Нет.
— А что с ним будет?
— Время убийства, которое назовет Рафаэль завтра утром, будет
документально подтверждено, и после этого появятся серьезные сомне¬
ния в его причастности к делу Викториано. А в этом случае, как счи¬
тает Фискаль, Хайме дадут тридцать лет.
— И ничего нельзя сделать?
— Нет, дорогая.
— Несколько месяцев назад, — медленно проговорила Ева, — ког¬
да в Париже мы узнали, что украденные нами у вас картины похище¬
ны, Джим решил связаться с организацией испанских преступников,
чтобы попытаться отыскать картины в Испании. Нам казалось, что в
любом случае дело далеко не зайдет — обычное, простое ограбление.
Вошли двое слуг, которые ввезли столик с чайными принадлежнос¬
тями. Хотя Ева говорила на языке, который слуги нс понимали, она
все же замолчала. Но командовала парадом герцогиня, и она дала слу¬
гам знак удалиться. Налила чаю и положила Еве на блюдечко малень¬
кие кусочки торта.
— Один человек сообщил мне сегодня, — продолжила Ева, — что
•именно вы и рассказали властям, где найти картину Гойи. Причем
вначале не хотел даже называть ваше имя — просто сказал, что Гойю
нашли и что шансов договориться нет; но потом, очевидно, подумал,
что я должна знать своих врагов. Я ушла от него, веря в это, но потом
вдруг поняла, что убийца Викториано Муньоса — вы. Но сегодня, ког¬
да вы стали спрашивать, отдам ли я Гойю правительству и неужели это
Бурн так бессмысленно убил Каэтано, я поняла и то, что если буду
считать вас своим врагом, то только ухудшу положение; кроме того, я
чувствую, что Джим понимает причину случившегося, понимает, по¬
чему вы так сделали, и теперь, мне кажется, должен любить вас еще
больше: вы причинили себе страдания, но ему в конечном итоге по¬
могли. Теперь и я люблю вас еще больше, потому что и я частично
являюсь причиной ваших страданий. И вот мы с вами вдвоем, нет, от
нас остались только половинки! А ведь мы не можем перестать жить,
так, значит, теперь я должна вам помочь обрести покой; вы тоже бу¬
дете мйе помогать, потому что в одиночку нам не выстоять. Почему
.мы раньше этого не знали, что у нас с глазами? Мы связаны крепки¬
ми узами и вместе наше одиночество должны преодолеть. Если бы
201

можно было все сейчас изменить, то, конечно, мы поступили бы по-
другому, вели бы себя иначе. И Каэтано был бы жив, а Джим на сво¬
боде. Но это, увы, невозможно. Когда я сегодня днем подходила к
вашему дому, то догадывалась, что у вас есть какое-то предложение,
какой-то дальнейший план, но вы, конечно, не были уверены, приму
ли я вашу помощь. И все же вы предложили — наверное, где-то в глу¬
бине души чувствовали, что мы едины — душой, мироощущением. Но
сейчас я чувствую даже больше: вы — это я, а я — это вы: Чего же еще
желать?
Плотину в душе у герцогини прорвало. Слезы, которые она так
тщательно скрывала с того жуткого времени ее молодости, слезы, ко¬
торые она так презирала и старалась никому не показывать, брызнули
вдруг у нее из глаз, и она громко зарыдала. Беспомощно, но в то же
время радостно, потому что это были слезы очищения. Ева же верну¬
лась к своему чаю, и ее лицо снова приобрело мрачное выражение.
В два часа ночи она села в «дэймлер» и десять минут девятого была
уже в Ируне. Как и предполагала герцогиня, ее документы никаких
подозрений у пограничников не вызвали, в паспорт с безразличием
поставили печать, она переехала мост и оказалась во Франции.
Завтракала она в Байонне. Принесли булочку, кофе с молоком и
газету, из которой она узнала о том, что Жан-Мари повесился в своей
камере. Из молитв она знала только «Отче наш» и, обхватив голову
руками, повторила ее сначала один раз, потом другой, потом третий.
Ночь она провела в Вандоме, а на следующее утро была уже в Па¬
риже, где весь день пила и не пьянела.
Квартира, которую они с Бурном снимали, показалась ей новой и
незнакомой. Захотелось коньяку, но графин оказался пуст. Она поис¬
кала чего-нибудь в комнате, потом на кухне, а затем спустилась в под¬
вал. Открыла дверь, и тут в нос ей ударило жуткое зловоние.
Посмотрела вниз и увидела мертвую руку Черна и вместо глаз дыры.
И закричала. Долго кричала — никак не могла перестать.

Глава 1
В аэропорту он сел в такси и, хотя это было совсем не по пути и он
страшно боялся опоздать, помчался в «Асприз»1, чтобы купить какой-
нибудь сувенир для Битси. Он выбрал оригинальную новинку — изящ¬
ный чемоданчик для перчаток из крокодиловой кожи, который мог бы
вместить три пары лыжных рукавиц или дюжину дамских перчаток. Он
чуть было не купил сногсшибательный набор для игры в триктрак2, но
вовремя спохватился — более неуместного подарка в данный момент
не придумать! — и поставил его на место. .
Снова найти такси оказалось непросто, но когда это наконец удалось,
они ехали бесконечно долго, сначала по Бонд-стрит, лавируя среди нескон¬
чаемого потока машин, через Графтон-стрит, затем спустились по Хэй-
Хилл к площади Беркли, пробираясь между унылыми серыми коробка¬
ми домов к Фарм-стрит, подобно партизанам, крадущимся через болото.
Дом на Фарм-стрит был пятиэтажный с огромной витриной-эрке¬
ром, в которой были выставлены образцы коллекционного вина фирм
«Краус и сыновья», «Фрере» и «Бордо» на фоне сияющей золотом тор¬
говой марки:
ХАНТИНГТОН
Коллекционные вина (Лондон).
Расплатившись за такси, он задержался перед входом, чтобы прий¬
ти в себя. Его рука заметно дрожала, когда он пытался попасть в за¬
мочную скважину ключом с затейливой бороздкой, который дала ему
Битси. Наконец дверь открылась.
Он прошел через пустой магазин в свой кабинет, расположенный
в глубине здания. Его адвокат А. Эдвард Мастерс был уже там. Он си¬
дел, не снимая с головы котелок и держа на коленях совершенно не¬
уместный в данной ситуации светлый атташе-кейс из страусиной кожи.
‘«Асприз» — фешенебельный магазин в лондонском Уэст-Энде.
-’Триктрак — старинная игра, заключающаяся в передвижении по
доске фишек в соответствии с выпавшим на костях числом очков.
205

—	Добрый вечер, капитан, — не поднимаясь, произнес Мастерс.
—	То, что вы приветствуете меня сидя, я расцениваю как знак осо¬
бого неуважения ко мне, — заметил капитан, и тотчас же пожалел о
сорвавшихся с языка словах.
—	Приношу свои извинения, — сказал Мастерс. — Опять мое ахил¬
лесово сухожилие... Боль просто невыносима.
«Болен он или нет, — подумал капитан, — но вид у него всегда са¬
модовольный, будто он член тайного братства ирландских букмекеров;
этакой банды из сорока с лишним жизнерадостных мужчин, которые
мотаются по Ирландии с одних скачек на другие, хвастаясь друг перед
другом, какие невероятные трудности им пришлось испытать.
, — Извините за опоздание, — произнес капитан Хантингтон. — Есть
какие-нибудь новости?
— Кроме предстоящей встречи, никаких.
— Должен сказать, это весьма бессердечно с их стороны нс разре¬
шать человеку войти в его собственную гостиную, — заметил капитан.
Не снимая шляпы, он мрачно уселся за свой письменный стол и ос¬
мотрел элегантный кабинет, на стенах которого разместилась библио¬
тека из двухсот сорока различных книг о винах, по прихоти хозяина
переплетенных издательством «Сангорски энд Сатклифф» в изящные
обложки; со вкусом расставленные безделушки вроде быка из витой
медной проволоки, застывшего в боевой позе, и четыре огромных бу¬
тыли вина, значительно более старого, чем мог допустить любой здра¬
вомыслящий их владелец, и слишком слабого, по мнению капитана,
для тех, кто его пьет между делом, просматривая какую-нибудь газету.
— Все уже в сборе?
— Не знаю. Ваша жена поздоровалась со мной по интерфону у
дходной двери и сказала, чтобы я сидел здесь и ждал.
— Видите ли, — произнес Хантингтон с некоторым раздражени¬
ем, — если учесть, для чего они собрались, а также то, какое рассто¬
яние им пришлось ради этого'преодолеть... ну и ну! — Он нервно
пожал плечами.
Зазвонил телефон. Капитан схватил трубку и внимательно слушал.
—	Благодарю вас, — сказал он. Потом встал и взял с полированно¬
го письменного стола сувенир из «Асприза».
Мистер Мастерс тяжело поднялся, опираясь на массивную ротан¬
говую трость с каучуковым наконечником в виде крошечной слоновой
лапы. Они прошли в конец просторного холла к лестнице, ведущей
наверх, в жилые апартаменты, и повесили шляпы на вешалку из чис¬
тейшего серебра в форме дерева, подаренную офицерами эскадры Хан¬
тингтону — самому молодому капитану Королевского Флота по случаю
ухода в отставку.
Капитан Хантингтон упорно пытался помочь Мастерсу подняться
по лестнице, ведущей в салон, что причиняло им обоим массу не¬
удобств, поскольку она была довольно узкой. Когда им осталось пре¬
206

одолеть всего пять ступенек, капитан прошел вперед, ибо идти по кру¬
той и неудобной лестнице рядом было невозможно, будь даже один.из
них худым как щепка и двигайся он боком. Капитан почувствовал себя
графом Эссексом, поднимающимся по подземной темнице, чтобы в
последний раз увидеться с Елизаветой, и это вызвало у него настоль¬
ко неприятное ощущение, что он тут же отогнал эту мысль, подумав,
что сможет претендовать лишь на роль Эррола Флинна', поднимающе¬
гося по ступенькам на шестой «пробе», чтобы «в последний раз» уви¬
деть некую актрису, и это ему, как ни странно, помогло.
В огромном салоне собрались все. В это верилось с трудом, однако
все они действительно находились там.
—	Добрый вечер, Колин, — серьезно сказала Битси.
—	Добрый вечер, Битси, — поклонившись, капитан обратился'к
самому старшему из присутствующих, седовласому краснолицему муж¬
чине, такому же высокому и стройному, как и он. — Добрый вечер,
сэр, — произнес Хантингтон. Он не мог пересилить себя и назвать
этого человека «Папой», как нс мог поверить, что у него вообще есть
фамилия (или имя), хотя два-три раза в неделю оно упоминалось в
«Таймс», потому что слово «папа» Битси произносила раз шесть на
день.
«Папа» был сама доброжелательность и напоминал тех добрых хи¬
рургов, которые шутят с пациентом тем временем, как анестезиолог
уже готовится дать ему наркоз.
— Должен сказать, Колин, ты выглядишь достойно, — с насмеш¬
кой произнес он, тщательно пытаясь скрыть легкий массачусетский
акцент, и при этом крепко пожал руку капитана, что наводило на
мысль о владении приемами дзюдо.
— Добрый вечер, сэр, — ответил капитан. Затем, высвободив руку,
повернулся к пожилому человеку, сидящему первым с краю.
— Добрый вечер, Джим, — сказал капитан, протягивая ему руку.
Дяде Джиму, занимавшему в Белом доме такой же высокий пост, как
Папа в ЦРУ, наверняка сегодня отводилась роль анестезиолога, пото¬
му что сейчас он нс улыбался, хотя во все остальное время на лице его
сияла неизменная улыбка, ибо того требовала его профессия.
«В Белом доме полагается всегда улыбаться, — объяснила ему как-
то Битси, — в противном же случае приходится его покидать». И ми¬
нистр юстиции строго придерживался этого правила.
Капитан обменялся рукопожатиями с дядей Питом, который, подо¬
бно мосту, связывал Американское военное ведомство с поставщика¬
ми нового оружия и другими лицами, отвечающими за дополнитель-
'Эррол Флинн (1909 — 1959) — американский актер. Был моря¬
ком. боксером. С 1933 года на сцене в Великобритании. Обычные амплуа —
романтические, отважные герои («Частная жизнь Елизаветы и Эссекса», фильм
1939 г.).	\
207

ные расходы на оборону, будь то производство противобаллистичес-
ких ракет и реактивных самолетов, строительство лодок, программа
запуска ракеты на Луну и все прочие перспективные исследования
министерства обороны. Дядя Пит возглавлял также некую гражданс¬
кую организацию, занимающуюся поставками для Пентагона; его
заместителями по этой части были два бывших председателя Объ¬
единенного комитета начальников штабов. Грубовато-добродуш¬
ный, энергичный, привлекательный, дядюшка Пит был известен в Ва¬
шингтоне своим афоризмом: «Одурачить можно кого угодно и когда
угодно».
Когда капитан пожимал руки Харри и Ларри, кузенам Битси, замес¬
тителям министра обороны и министра финансов, они были само оча¬
рование. В какой-то момент капитан думал, что, вероятно, эта встреча
пройдет не так, как он предполагал, поскольку дядя Пит и кузены
Битси были чрезвычайно любезны.
Битси — высокая, красивая, темноволосая женщина в платье цвета
морской волны, с загадочным выражением на лице, сидела на длин¬
ном диване между отцом и дядей Джимом. Широкое льняное покры¬
вало на диване с кричащим желто-синим узором в духе эпохи короля
Якова* невольно приковывало внимание капитана к трем сидящим
рядом людям. Комната была достаточно большой, чтобы вместить
итальянскую мебель, превосходящую по своим размерам любую дру¬
гую. Из-за яркого дивана, огромных кресел, расположенных по его
бокам, возникал «эффект громадности», и даже высокие люди казались
здесь среднего роста, а то и маленькими, особенно когда сидели, а
человек нормальной комплекции производил впечатление и вовсе кро¬
шечного.
Битси была крупной, красивой дамой с большими умными серыми
глазами, высокой грудью и тонкой талией. У нее был аппетитный зад
породистой лошадки и превосходные длинные ноги. Очаровательные
туфельки лишь подчеркивали их красоту. Дорогие бриллиантовые ук¬
рашения она носила с истинно королевским достоинством, а се исси-
ня-черные блестящие волосы были уложены с таким неповторимым
совершенством, что нс будь капитан обеспокоен нынешней семейной
разборкой, он отмстил бы про себя, сколько времени и мастерства
потребовалось его жене, чтобы предстать перед собравшимися в таком
блистательном виде.
Когда они встретились девять лет назад, ей едва исполнилось двад¬
цать. Она тогда комплексовала по поводу своего высокого роста и даже
стала сутулиться, чего не заметили родители и не приняли соответству¬
ющих мер. Исправление осанки своей избранницы капитан счел своей
наипервейшей обязанностью. Сейчас, сидя на мягком диване, она дер¬
жалась почти так же прямо, как.и муж.
Яков 1 (1566 — 1625) — король Англии.
208

Загадочные глаза Битс и пристально следили, как он поднимался по
лестнице; по когда он предстал перед ней, она вновь приняла безраз¬
личный вид. В четвертый раз за две недели она созывала эту встречу,
но трижды сама же се и отменяла. Если б отец не настоял, а дядя Джим
не проявил нс свойственную ему строгость, если б все мужчины ее
выдающейся семьи, жившие невероятно сложной жизнью, не отложи¬
ли еще раз на целых два дня все свои дела, встреча и на сей раз могла
не состояться.
Вот уже пять недель она отказывалась встречаться с Колином на¬
едине и сменила все дверные замки в загородном доме в Розенарии,
потому что не вынесла бы его появления там. Она испытывала такую
боль и такой стыд! При всей ее вере в неугасимую любовь, Битси не
могла понять, как мужчина ее круга может так повести себя из-за
денег. Она любила мужа с каждым днем все больше, и се любовь из
года в год крепла, но он, должно быть, всегда был втайне «антиаме¬
риканцем», или что-нибудь чрезвычайное заставило его отвернуться
от всех них, самых близких ему людей, и, зная, что ему доверяли во
всем, нанести такой жестокий удар по самому святому, что было у
этих замечательных мужчин, окружающих ее, и. разумеется, у нее
самой. Боль и стыд пересилили любовь. Она должна сделать то, что
намеревалась, или потеряет уважение к себе. Уступи она — и все,
кроме Колина, отойдет от нее, а когда ничего нс останется, он тоже
уйдет. Ей надо действовать. Она должна взять себя в руки и дейст¬
вовать.
—	Садись, пожалуйста, Колин, — заговорила она. — Мы не стали
устраивать пародию на чаепитие.
Все присутствующие нарочито игнорировали Л. Эдварда Мастерса,
подозревая в нем вражеского лазутчика... Битси была смущена оттого,
что поставила в неловкое положение старого друга, но правила есть
правила. Мастерс начал обходить собравшихся оттуда, где восседал
Папа, и с вежливой непринужденностью представился всем.
—	Добрый день, — говорил он. — Я адвокат капитана Хантингто¬
на, Эдвард Мастерс.
Все быстро пожали ему руку. Дядя Джим изобразил холодную улыб¬
ку, которая насторожила капитана.
Папа произнес:
—	Добрый вечер, Эдвард.
Папа знал всех.
Капитан протянул Битси подарок из «Асприза».
— Что это? — спросила она, не пошевельнувшись, чтобы при¬
нять его.
— Маленький сувенир.
— Неужели из «Асприза»?
-Да.
— Тебе это что-то стоило?
209

—	Ну... конечно.
—	В таком случае мне следовало бы возместить твои расходы. По¬
жалуйста, верни это в магазин, Колин.
Капитан круто повернулся и сел, положив сувенир на пол рядом с
собой.
—	Начнем, — произнес Папа.
— Позволь мне, Винсент, — сказал дядя Джим. Он повернулся к
капитану, неторопливо сменив свои легкие бифокальные очки в янтар¬
ной оправе на другие, в такой же оправе, но для близкого расстоя¬
ния. —: Думаю, тебе известно, как мы работаем, Колин. — начал он.
— Да, конечно.
— Полагаю, ты согласишься с тем, что мы — единое целое: один за
всех и все за одного.
— Совершенно верно, Джим.
— Ты объяснишь своему адвокату, что на протяжении последних
девяти лет мы всячески и искренне старались, чтобы сделать тебя пол¬
ноправным членом нашего сообщества.
— Что касается членства, да, Джим, ты прав. Что же до полноправ¬
ного членства, то я бы так не сказал.
— Ты бы так не сказал? — удивленно переспросила Битси.
— В сущности говоря, дорогая, мне и не хотелось бы быть пол¬
ноправным членом, если ты понимаешь, что я имею в виду. У тебя
есть свои инвестиционные1 фонды, но о состоянии твоих финансо¬
вых дел мне ровным счетом ничего не известно. Поэтому, не состоя
с вами в кровном родстве, я никогда бы не смог стать полноправным
членом.
— Мы говорили не о такой полноправности, — вспылила Битси. —
Ты знаешь, что дядя Джим нс это имел в виду.
— Приношу свои глубочайшие извинения, — сказал капитан.
* — Джим, дай-ка я скажу, — вмешался дядя Пит. Он был единствен¬
ным членом семьи, который постоянно менял манеру произношения.
Проводя много времени в Техасе и Сиэттле, а еще больше — с коман¬
дами «Роллс-ройса», он разговаривал и на юго-западный, и на северо-
западный манер, а иногда растягивал гласные, как то принято в
лондонском Сити, что выглядело очень мило.
Оказывается, он специально изучал майеру речи покойного. Гари
Купера1 2, приехавшего из Монтаны, где он обучался в муниципальной
английской школе.
— Я давно знаю Колина, и мы с ним добрые друзья, поэтому я
хотел бы первым сообщить ему неприятные новости.
— Неприятные новости?.
1	Инвестиции— долгосрочное вложение капитала в какое-либо пред¬
приятие. дело.
2	К у п с р Г а р и (1901 — 1961) — известный голливудский актср.
210

—	Да, милый мальчик, с искренним удовольствием сообщаю всем:
наша Битси решила, что ей нужен ра-а-звод.
—	Нет! Об этом не может быть и речи! — воскликнул капитан, его
голос зазвучал октавой выше.
—	Мне нужен развод, — сказала Битси, — и я хочу, чтобы мне ото¬
шло это здание, половина акций винной компании и дом в Розена-
рии. — Перечисляя свои требования, она каждый раз постукивала кон¬
чиками своих красивых пальцев в сверкающих бриллиантах. Сникнув
под бременем принятого решения, она больше не производила впечат¬
ления крупной женщины и казалась совершенно беспомощной.
—	Битси, дорогая. Разумеется. Пожалуйста. Все что угодно. Я со¬
гласен на все, кроме развода.
Она начала тихо всхлипывать.
—	Вы всегда гордились тем, что в вашей семье никогда не было
разводов. Битси, дорогая, что скажет кардинал Хэнли?
—	Чего ты добиваешься? В нашей семье также никогда не было
игроков.	|
—	Это не хуже развода.
—	Мы считаем, что это одинаково плохо, Колин, — мрачно заявил
Джим.
Не обращая внимания на дядю Джима, капитан мягко сказал
Битси:
—	Ты нс то имеешь в виду, дорогая. Ты не можешь желать развода
со мной.
Она свирепо взглянула на него:
—	Я во что бы то ни стало должна развестись! Я окончательно все
обдумала, и решила, что просто обязана это сделать, иначе ты проиг¬
раешь все, что у меня есть.
Кузен Ларри нервно вздрогнул. Папа смотрел холодным взглядом.
Кузен Харри, физически крепкий мужчина, выглядел так, словно на¬
меревался двинуть капитана кулаком в нос.
—	Дай мне высказаться по поводу Колина, — спокойно обратился
к Битси дядя Джим. — Как тебе известно, мы не скрывали от Колина,
что собрали на него кое-какую информацию, считая, что это необхо¬
димо для его же блага. Мы, например, никогда не выражали недово¬
льства по поводу того, что ты, Колин, содержишь любовницу. Дела
твое. Даже Битси это допускает. Мы откровенно гордились успехами
твоего прекрасного повара Хуана Франкохогара, прославившего тебя
в высшем обществе. Это было на пользу твоему винному бизнесу, по¬
этому мы никогда не считали содержание твоего личного повара
блажью. Разве мы когда-нибудь выражали недовольство по поводу тво¬
их азартных игр? Никогда. Тебе чертовски хорошо известно, что мы
никогда не протестовали против этого твоего увлечения. Но сейчас —
другое дело. Я хочу сказать, что Битси выразила свое недовольство.
Документы показывают, что ее кредит подорван, они свидетельствуют,
211

что ты выбросил свыше двухсот тысяч фунтов се денег на игорные хто-
лы, и нас это возмущает, Колин. Ты сорил не своими деньгами, а день¬
гами твоей жены.
— Однако, — решительно возразил Колин, — не все эти деньги
принадлежали моей жене.
— Я этого не говорил, Колин.
— Я не потратил и маленькой толики из денег моей жены.
— Ты только что попытался продать ценные облигации «Е». — ска¬
зал Ларри, — и мы знаем, как много тебе еще понадобится, чтобы
возместить недостающие двести тысяч фунтов.
Битси закрыла глаза. Она не хотела вспоминать, как они обнару¬
жили мужа в подвале отеля «Центральный» в Макао в толпе из вось¬
мидесяти или девяноста пронзительно визжащих китайских кули, ок-
. руживших игроков в фан-тан1, где он, в форме капитана Королевского
Флота Ес Величества ставил свои пенни против их мелочи, проиграв
перед тем двадцать семь тысяч фунтов в элегантном, обшитом деревян¬
ными панелями и устланном коврами игорном зале того же отеля,
только тремя этажами выше. Она открыла глаза.
— Я не хочу, чтобы это продолжалось.
Капитан похолодел, с тревогой вспомнив, что у него остается .пол¬
часа до очень важной встречи, а если он посмотрит на часы, чтобы
уточнить время, это может подвигнуть Харри на некие физические
действия.
— Если бы я мог твердо обещать, — спокойно произнес он, — то
поклялся бы, что никогда больше нс стану играть. Однако я не могу
этого сделать. Но клянусь, что никогда нс буду играть на твои деньги.
— Но играть ты все-таки будешь, милый мальчик, — заявил дя¬
дя Пит.
— Да, — с отвращением подтвердил дядя Джим и продолжал. —
Следовательно, появятся долги, которые придется платить. Для их уп-
. латы будут пущены в ход самые утонченные угрозы, или Битси снова
будет опозорена.
— Когда причиняют боль Битси, эту боль ощущаем мы все, — про¬
рычал Харри.
Капитан испугался, что они отклонят его извинения и добровольное
обещание, сделанное им впервые за девять лет брака. Все выглядело
так, будто его слова не возымели ни малейшего действия. Нс обращая
внимания на мужчин, он сосредоточился на Битси. Он должен добить¬
ся благоприятного для себя решения или перенести эту встречу, что¬
бы иметь возможность сейчас уйти отсюда и направиться туда, где ему
предстояло быть примерно через полчаса. Притворившись, будто он
растерянно смотрит на Мастерса, капитан украдкой взглянул на Па¬
пины часы. В его распоряжении оставалось ровно двадцать шесть минут.
'Фан-тан — азартная игра в кости (кит.).
212

—	Разве я не выполнил обещания, на котором ты настаивала? —г
резко спросил он Битси, пытаясь овладеть ситуацией. И тут же совер¬
шил огромную ошибку. — Разве я не исполнил твоего желания: не оста¬
вил морскую службу и не занялся винной торговлей?
Папа посмотрел на него с нескрываемым презрением — впервые за
время их долгого и приятного знакомства. Харри фыркнул. Битси быс¬
тро взглянула на мужа, в то время как дядя Джим с шумом, напоми¬
нающим скрежет лопаты, скребающей снег на городском тротуаре,
прочистил горло.
—	Ты оставил флот, Колин, — сказал дядя Джим, — потому что ты
неисправимый игрок. Ты сделался настолько одержим азартной игрой,
что тебя стали считать неблагонадежным и зачислили в «группу рис¬
ка». Так что даже наше положение, не говоря уж о близких связях
Харри с Генштабом и Адмиралтейством, не смогли спасти тебя от са¬
мого себя.
—	Теперь тебе понятно, почему ты сейчас занимаешься винной
торговлей, Колин? — спросила Битси.
—	Хантингтон встал с таким видом, словно милая болтовня за чаем
обратилась заседанием Военно-морского трибунала.
—	Меня никогда не считали неблагонадежным, — произнес он дро¬
жащим голосом. — Наверное, кто-нибудь и мог зачислить меня в
«группу риска», но ничего похожего на ваши намеки при моей почет¬
ной отставке не говорилось.
—	Нам так много пришлось сделать ради Битси, негодяй, — про¬
рычал Харри. — Мы сумели добраться до Генштаба, и с огромным
трудом обеспечить тебе почетное увольнение.
—	Мой дорогой друг, — растягивая слова, проговорил капитан, —
ты нс хотел бы вылететь из моего дома, получив пинком под задницу?
Харри начал было подниматься с кресла, но тяжелая рука дяди Пита
решительно вернула его на место.
Капитан,сдержался, нс позволив разбушеваться своим эмоциям. Он
старался не думать о том, что ему здесь наговорили, а вместо этого
принялся внимательно разглядывать членов этого семейства впервые
за девять лет знакомства с ними, и-пришел к неоспоримому выводу,
что все они чрезвычайно вульгарны.
—	Думаю, что все факты, — спокойно произнес он, — выходящие
за рамки дел, непосредственно связанных с Королевским Флотом,.ос¬
новываются на случаях.
— Какое это имеет значение! — воскликнула Битси. — Тебе при¬
шлось подать в отставку из-за твоих азартных игр. Вот и все.
Глаза капитана были подобны стеклу, покрытому густой сетью тре¬
щин. Воспоминания о своем любимом экипаже, о прошлых славных
временах, разъедали его душу, как каустик. Он был рожден для флота,
и судьба счастливо одарила его такой возможностью. Командуя «Гсн-
ти», капитан имел все основания считать себя неотделимой частью эс¬
213

кадры. Сейчас Битси вслух объявила о том, что они договорились
держать в тайне. И вдруг ни жены, ни ее воинственной семьи как нс
бывало. Он вновь увидел себя в своей быстроходной гичке, направля¬
ющейся от «Генти» к флагманскому кораблю дня последней встречи с
адмиралом. Он сидел в освещенной солнцем кабине в белом тропичес¬
ком мундире при всех регалиях. Адмирал сэр Фрэнсис Хеллер груст¬
но, долго, целую вечность, молча смотрел на него. Наконец он
произнес: «Им нс понять твоей болезни, Колин, ла это и нс входит в
их обязанности. Но они — англичане, владеющие флотом вот уже пять
столетий; за это время они поняли, каким должен быть морской офи¬
цер. В частности, они поняли, что, если человек заядлый игрок —
иными словами, если он, несмотря на все свои прочие выдающиеся
качества, нс способен бросить игру, так же как не способен перестать
дышать, значит, он опасен. Ему не может постоянно везти. Проигры¬
вая, он нс способен остановиться и тратит последнее. Наступает день,
когда за душой у него не остается ничего. Ему до зарезу нужны день¬
ги, чтобы снова играть, и тут, неизвестно откуда, появляются добро¬
хоты, готовые дать взаймы. И если вернуть этот долг он не может, от
него требуют секретной информации или делают случившееся достоя¬
нием кого следует. Именно это и произошло с тобой?
«Да, сэр», — печально ответил Колин.
«Именно это и произошло с тобой. Совет Адмиралтейства отправит
тебя в отставку, потому что в подобных случаях именно так поступали
на флоте всегда на протяжении пятисот лет. Бывает и так: парень бо¬
гат — или богата его жена, — он занят своими личными делами и нс
уделяет должного внимания службе. И вот однажды на корабле случа¬
ется «ЧП». Все было именно так, Колин?»
«Да, сэр».
«Это конец твоей карьеры, мой мальчик».
Капитан снова посмотрел на Битси. Он подошел к длинному столу
и наполнил бокал.
— Кто-нибудь желает виски? — спросил он.
Никто не ответил, и тогда Мастерс сказал:
— Да, Колин, пожалуйста.
Когда капитан вернулся со стаканом в руке, Битси спросила:
— Теперь припоминаешь, что Папа ввел тебя в торговлю вином,
поскольку не оставалось никакого другого способа тебя спасти?
— Битси, это абсурд. Чистейший навет. Твой отец и ты. — могу .
добавить, — извлекли очень-очень большую выгоду из моего знания
винного бизнеса, и советую никому из вас в вашей «Звездной палате»1
не забывать этого.
‘«Звездная палата» — высшее судебное учреждение в Англии
(1487 — 1641). Создано для борьбы с мятежными феодалами, потом стало ору¬
дием подавления противников феодально-абсолютистского строя и английской
церкви. (Крыша здания, где заседала палата, была украшена звездами.)
214

—	Мы лали тебе работу, — укоризненно произнес дядя Пит: —
И благодаря этому ты получил возможность содержать любовницу и
личного, знаменитого на весь мир, повара.
—	Чепуха. — ответил капитан. — Вы вложили столько денег в биз¬
нес и промышленность, основываясь на конфиденциальной информа¬
ции. которой вы располагаете благодаря своему положению, что жал¬
кая ссуда, данная мне, чтобы в одиночку начать винный бизнес, нс
имела ровно никакого значения.
Битси злобно посмотрела на него, потому что это было сказано та¬
ким тоном, будто прав он, а не они.
—	Выходит, мне лучше остаться с тобой, чтобы ты делал вид, буд¬
то я люблю тебя, в то время как у меня не осталось к тебе даже ува¬
жения.
—	Любовь и уважение — совершенно разные веши, — надменно
произнес капитан.
—	По-моему, уважение возникает, когда страсть переходит в лю¬
бовь, — с горечью возразила Битси. — Когда можно целиком и пол¬
ностью положиться на мужа и быть уверенной, что он никогда тебя не
предаст.
—	Извини, Бигеи. Мне также очень жаль. Но должен заметить,
что развод разрушит жизнь нам обоим. — Он вздрогнул. По-видимо-
му, он опоздал. Ему уже не успеть на ту единственную встречу,
где опоздание равноценно потере чести — большей потере для ожи¬
дающего его человека, чем даже для него самого. .Жестокость свер¬
шилась.
—	Документы готовы, — сказал дядя Джим.
—	Я считаю, нам надо предоставить время на изучение этих бумаг, —
проговорил Эдвард Мастерс вкрадчивым голосом.
—	Это всего-навсего обычные документы о передаче имущества,
мистер Мастерс, — бодро сообщил дядя Джим.
—	Тем нс менее я вынужден настаивать...
В разговор вступил Папа. Все повернулись в его сторону. Его ро¬
зовое лицо, с такими правильными чертами, такое аристократичное,
излучало доброжелательность, однако голос его утратил обычно при¬
сущую ему твердость, так что исполнить арию Кармен сейчас он не
сумел бы.
—	Эдвард прав. Абсолютно прав. Так мы и поступим.
Битси начала-было возражать, но отец так посмотрел на нее, что
она тотчас же умолкла.
— Хотя мы не можем оставаться здесь до завтра, — заявил он, — в
вашем распоряжении двадцать четыре часа, чтобы изучить документы.
Колин подпишет их завтра здесь, в это же время.
Капитан поднялся с места, подхлопал Мастерса по плечу и с мрач¬
ным видом направился прямо к Папе, чтобы пожать ему руку и вы¬
разить признательность. Битси встала. Капитан поцеловал ее и на
215

мгновение многозначительно заглянул в глаза. Он пожал руку всем,
кроме Харри, быстро прошел к двери и поспешно сбежал по лестни¬
це вниз.
Торопливо шагая по Чсстерфилд-Хилл, он уже знал, что попал в
скверную историю, но об этом ему предстояло подумать позже.
Глава 2
Несколько лет назад капитана Хантингтона пригласили в качестве
штурмана на автокросс по отвратительным дорогам Испании по мар¬
шруту до Клермон-Феррана, поскольку он был одним из двух почет¬
ных членов Британского Клуба Автомобилистов. Как и все владельцы
«бентли», он не придавал этому особого значения и носил пуговицы с
клубного пиджака БКА на своей пижаме. Его удостоили звания почет¬
ного члена после гибели штурмана, когда нс нашлось никого, достой¬
ного занять его место рядом с ужасно расстроенным гонщиком
Тодхэмом, и капитан, вызвавшись добровольно, за двадцать два часа
нанес на длинный свиток запутанной дорожной карты все повороты,
ухабы, прямые отрезки дороги, фонари, дорожные знаки и столбы и
сумел предупреждать гонщика о каждом препятствии настолько акку¬
ратно и своевременно, что Тодхэм, обойдя Алфредо Нашери, выиграл
главный приз.
Хантингтон совершал пробег по Испании, просто путешествуя от
одного селения к другому, с Френсисом Хомером за рулем свирепо
рычащего «феррари», проехав пятьсот семьдесят миль из Куартона близ
Кадиса до французской границы за шесть часов и четыре минуты на
средней скорости около ста миль в час по сравнительно малолюдным,
недействительно ужасающим дорогам. Единственной допущенной ими
промашкой был сбитый на дороге маленький ослик да перепуганные
насмерть несколько сотен фермеров и пешеходов, после чего Хомер
управлял машиной более осмотрительно. Дважды в них стрелял патруль
Гражданской Гвардии, но Хомер вел машину так быстро, что те не
могли рассчитывать на удачное попадание. Однако путешественники
были совершенно счастливы, когда пересекли границу, оказавшись в
забытом Богом местечке, излюбленном контрабандистами из Андорры,
да священниками, совершающими благотворительные поездки. Они
обнаружили, что страшно проголодались, когда заметили у подножия
Пиренеев маленький ресторан при гостинице под названием «АММЕХ»,
значившемся на деревянной табличке. Френсис Хомер, судя по всему,
считал, что еда нужна лишь для заправки организма и, похоже, жил
на одном кетчупе, так что суфле из раков Хуана Франкохогара (кото¬
рому в то время было всего двадцать девять лет) не произвело на него
впечатления, тогда как капитан едва не лишился чувств от восторга.
Полностью сосредоточившись на фазане по-суворовски, он по досто-
216

инству оценил и бомбэ, внешне напоминающий прекрасные изделия
Фаберже, в то время как его изысканные, незаметно переходящие из
оттенка в оттенок вкусовые качества были столь же замысловаты, как
часы работы Абрахама Бреге'. После трапезы капитан сообщил Хоме¬
ру. что не сможет сопровождать его дальше, и, выразив восхищение
его водительским искусством, поблагодарил за великолепную поезд¬
ку. после чего стрелой унесся на кухню взглянуть на мастера, сотво¬
рившего чудо кулинарии, которое он только что имел удовольствие от¬
ведать.
В кухне, возле старинной угольной плиты, посреди многочислен¬
ной кухонной утвари, несомненно относившейся к доЛотопным вре¬
менам, капитан Хантингтон заключил с Франкохогаром пятнадцати¬
летний контракт, в соответствии с которым тот по прошествии двух
недель должен переехать в Лондон и стать поваром владельца «Лучших
вин» Хантингтона, причем, подписывая подобный контракт, капитан
понимал, что Битси придет в ужас, узнав о жалованье Франкохогару,
которое составляло девять тысяч восемьсот фунтов в год, которые до¬
лжны периодически переводиться на счет в Женеве плюс питание и
транспортные расходы.
Когда, вернувшись домой после ужина, повергшего ее в совершен¬
ный восторг, капитан сказал ей о контракте с Франкохогаром, он
убедился, что поступил правильно. Битси восхищалась ПРОНИЦА¬
ТЕЛЬНОСТЬЮ сделки. «О-ля-ля!» — подумал капитан, но не стал
уточнять, что она имела в виду, поскольку знал, что последствия этой
его акции не заставят себя ждать.
И в самом деле: после того как Франкохогар водворился на Фарм-
стрит, Папа, дядя Джим с дядей Питом, Харри и Ларри стали в три
раза чаше наведываться из Вашингтона в Лондон и каждый давал
серию званых ужинов для нужных им людей. Это даже в какой-
то степени способствовало бизнесу капитана, поскольку эта публи¬
ка покупала у него уйму вина, и Папа, дядя Джим, дядя Пит и,
конечно же, Ларри позаботились о том, чтобы качество хантингтонов¬
ского «Лучших вин» оценивалось не ниже, чем его великолепная
кухня.
Но капитан строил далеко идущие планы. День за днем повторяя
Франкохогару, что тот достоин занять видное место среди знаменитей¬
ших поваров Франции, он усердно завлекал самых известных француз¬
ских гурманов в свою лондонскую резиденцию. Он познакомился с
известными специалистами в области кулинарии и авторами книг о
французской кухне. Здесь уместно заметить, что профессия эта прак¬
тически уже выродилась. Их не сыскать нигде в мире, кроме, может
быть, Бельгии.
1 Бреге Абрахам (1747 — 1823) — французский часовых дел мастер. Его
часы отличались большой точностью.
217

Возможно, кое-какую полезную информацию можно почерпнуть из
обширной рекламы продуктов питания в Швейцарии. Французские
авторы книг по кулинарии скорее напоминали литературных или му¬
зыкальных критиков, и в этом смысле намного превосходили своих
собратьев по перу в Австралии или Америке. По крайней мере их ли¬
тературный талант у них на родине, во Франции, ценился гораздо
выше таланта драматургов и поэтов. Когда этакие знатоки кулинарно¬
го дела приезжали в Лондон, чтобы вкусно поесть, они неизменно
умоляли разрешить им задержаться подольше. Они расхваливали на все
лады искусство Франкохогара и вскоре слухи о нем пересекли Ла
Манш и запали в душу французских граждан. Теперь нс иссякал по¬
ток миллионов французских гурманов, которые, кстати, и не могли
толком оценить искусство Франкохогара.
За три года интерес к повару настолько возрос, что-нас гу пило, счи¬
тал капитан, время увековечить его талант и уже сейчас обеспечить
ему место во Французском Пантеоне поваров. В качестве первого ша¬
га на этом пути капитан добился приглашения Франкохогара в Бор¬
до в числе десяти знаменитых поваров Франции на ежегодный
кулинарный праздник, где им предстояло демонстрировать свое мас¬
терство. Франция гордилась Десятью Знаменитыми Поварами, как
Испания гордится Пикассо, а Ирландия — Бернардом Шоу, который
завещал учредить комиссию по совершенствованию ирландских нра¬
вов и произношения.
Знаменитая гастрономическая ярмарка состоялась в Шез-Отарди,
Бордо, чуть менее чем за сутки до описанного выше вечера, когда ка¬
питан встретился лицом к лицу с Битси и ее семьей. Там Франкохо-
гар получил безоговорочное признание, и, таким образом, усилия
Хантингтона прославить искусство своего повара были в полной мере
вознаграждены. Однако за это время произошли еще некоторые собы¬
тия. которые делали невозможным любой компромисс между Битси и
капитаном из-за его возмутительного поступка.
Глава 3
Все начиналось так удачно. Он находился в Бордо, совершая дово¬
льно крупную коммерческую сделку с фирмами «Крус и сыновья» и
«Братья Фрере», основными поставщиками «Лучших вин Хантингтона
(Лондон)».
Он снял для Франкохогара номер «люкс» в отеле «Сплендид» и
приказал отдыхать в течение двух часов. Необходимо было заняться
делами, после чего он обещал заехать за Франкохогаром и отвезти его
в Шез-Отарди.
Он вел свой шоколадного цвета «роллс-ройс» с гонконгскими но¬
мерными знаками вдоль набережной Шартрон, с удовлетворением ду-
218

мая о том, что сбылась еще одна его мечта, что его повар получит во
Франции титул, сравнимый разве что с титулом принца или кардина¬
ла, что это произойдет в значительной мере благодаря его, Хантингто¬
на. стараниям, а его контракт с Франкохогаром. будет длиться еще
целых двенадцать лет.
Потом ему подумалось о том, что, конечно, не надо было продавать
Ватто1. Но ведь ему и в голову нс могло прийти, что кто-нибудь еше,
кроме агента по продаже произведений искусства, и уж никак не Бит-
си, проявит к картине в наш-то век такой интерес. Но Битси повела
себя агрессивно, поскольку дело касалось собственности, а нс потому,
что картина имела для нее какую-то иную ценность. Картина, разуме¬
ется, принадлежала ей, но они муж и жена, а у него возникли непред¬
виденные финансовые затруднения. Джентльмен не может пойти к
своей жене и попросить денег. Видит Бог, взял картину всего лишь на
время. И, кроме того, как могла женщина, руководящая делами по
трансатлантической телефонной связи, женщина, в будуаре которой,
как он знал, был установлен биржевой! телеграфный аппарат, женщи¬
на, управляющая огромной частью бизнеса этой выдающейся семьи
(бизнес здесь никогда не называли бизнесом, а исключительно «пра¬
вительственной службой») — как же эта женщина при такой своей
занятости умудрилась заметить отсутствие маленькой картины Ватто на
стене темной комнаты в их загородном доме?
Капитан повернул на набережную Шартрон и припарковал маши¬
ну прямо у входа в здание компании «Крус». Трое попавшихся ему в
коридоре сотрудников радушно приветствовали его. В приемной Чез-
франса он дружески перекинулся несколькими фразами с секретаршей
и попросил доложить шефу о его прибытии.
Вместе с Чезфрансом они отправились по лабиринту коридоров
к лестнице в тыльной части здания, ведущей на склад, и стали обхо¬
дить погреба знаменитых винодельческих фирм, беседуя о предстоя¬
щем вечером восхитительном ужине. Чезфранс осведомился о здоровье
Франкохогара таким тоном, будто речь идет о лучшей в сезоне скако¬
вой лошади или-о не менее известном матадоре. Они шли мимо рядов
зацементированных цистерн, по восемнадцати с обеих сторон, огром¬
ного винного склада, мимо бочек меньшего размера, расположенных
в два яруса — все они были оснащены трубами и автоматическими
насосами. По трубам, общей протяженностью в четыреста двадцать
ярдов, вино поступало на многочисленные конвейерные линии в раз¬
ливочном зале. Это были самые большие во Франции винные погре¬
ба. Их площадь достигала почти трехсот тысяч квадратных футов, здесь
в четырехстах пятидесяти шести цистернах и сорока четырех сотнях
бочек хранилось миллион двести десять тысяч галлонов вина или два
'Ватто Антуан (1684 — 1721) — французский живописец и рисо¬
вальщик.
219

миллиона семьсот тысяч бутылок самого разнообразного вина от клас¬
сических, изысканных сортов до ординарных.
Капитан плодотворно проработал с Чезфрансом почти полтора
часа. Он заказал вина на четыре тысячи двести девяносто фунтов,
которые должны быть отправлены морем в Лондон. Он выписал чек
на всю сумму, как того требовали правила торговли, установленные
французским правительством. Дабы таможенные пошлины и все про¬
чие налоги уплачивались незамедлительно. В дверях здания капитан
и его спутник договорились о встрече в восемь часов вечера в баре
отеля «Сплендид». Чезфранс предвкушал приятный вечер. Он несо¬
мненно получит удовольствие и не только от ужина, но также и от
общения с капитаном Хантингтоном, азартным компанейским чело¬
веком.
Глава 4
Хуан Франкохогар уже поджидал капитана у входа в «Сплендид»,
поэтому сразу же положил свою сумку на заднее сиденье «роллса» и
сел рядом со своим хозяином.
—	Ну как, отдохнул? — спросил капитан.
—	Да, — заверил тот басовитым голосом. Принял ванну с освежа¬
ющими добавками. Сначала подумал, что они остались от предыдуще¬
го постояльца, но потом позвонил консьержу, и тот сказал, что это
входит в обслуживание. На упаковке написано, что они смягчают воду.
Все в порядке.
—	Интересно, какие вина они выбрали для ужина.
—	Может, вы согласитесь со мной, сэр, но я думаю, с винами все
будет в порядке. С размахом, но так и надо.
—	Надеюсь, не будет ни одной бутылки этого чертова розового
шампанского, как в прошлом году.
—	О, нс вспоминайте о том шампанском. Будут настоящие вина.
—	Это очень важный для меня вечер, Хуан. Возможно, он важнее
для меня, чем для тебя, потому что ты мастер своего дела и занят сво¬
им привычным делом. А я — зритель.
Франкохогар довольно улыбнулся.
—	Вы лучший в мире ценитель кулинарного мастерства, сэр. Вы
сделали возможным мое участие в сегодняшнем вечере. Я тоже делал
все, что мог, но только благодаря вам это стало возможно. — Он тща¬
тельно вытер огромным носовым платком красное яблоко.
Они выехали на дорогу, ведущую к западу от Бордо, к тому месту,
где сегодня наиболее ярко проявится дух нации, хотя на сей раз всего
лишь в прожорливости; предстоящее действо было обставлено столь
же торжественно, как развод караулов с выносом знамени в день
рождения Королевы, или во время слияния двух гигантских мафий в
220

Северной Америке, или в годовщину свадьбы принцессы Монако —
Грейс', — торжество духа, из которого или, как в данном случае, в ко¬
торый — вливались все блага.
Французское телевидение откомандирует на праздник бригаду бо¬
лее чем из тридцати человек, которая будет освещать это событие.
Французскую прессу будут представлять дюжина фотокорреспондентов,
репортеры, аналитики, эксперты, стилисты и, разумеется, специалист-
ты в области кулинарии. Национальное радио прольет достаточно елся
по поводу этого события, а тридцать сотен виноторговцев уснут в эту
ночь в слезах, поскольку для праздничного ужина было выбрано всего
шесть французских вин, один коньяк и один ликер.
Капитан тепло поприветствовал хозяина ресторана Отарди, поин¬
тересовался, как поживают его жена Эмилия и дочери — Гортензия,
Дениза и Франсуаза, но из машины нс вышел, а поспешил обратно, в
отель, чтобы принять ванну. Франкохогар же прошествовал на кухню,
где уже собрались его собратья по профессии.
Лежа в ванне, капитан услышал телефонный звонок. Аппарат на¬
ходился в спальне, в тридцати футах от него. Бормоча что-то нелест¬
ное по поводу нелепости установившегося правила, согласно которому
вы обязаны немедленно отвечать неизвестно кому и почему, он, весь
мокрый, помчался к телефону.
Кутаясь в огромное полотенце, он сказал в трубку:
—	Алло?
—	Колин?
—	Да. Кто это?
—	Дядя Джим.
—	Дядя Джим? Вы приехали сюда на ужин?
—	Я в Вашингтоне. В Белом доме.
—	А... Да, разумеется. Мои самые лучшие пожелания президенту.
—	Его сейчас нет. Послушай, здесь прекрасная связь. Тебя слышно '
так, словно мы разговариваем, сидя рядом, в комнате. — Дядя Джим
всегда это говорил.
—	Как... гм... Папа? Дядя Пит? Ребята?
—	Хорошо. Все превосходно, Колин, мы все вылетаем утром в Лондон.
—	Замечательно.
—	Черт возьми, на самом деле это не так уж замечательно. Пред¬
стоит, по-видимому, нечто вроде суда Линча.
—	Кого же вы собираетесь линчевать?
—	Ну... в данном случае —тебя. Ты можешь завтра к шести вечера
быть на Фарм-стрит?
—	Меня?’ Почему меня?
—	Все узнаешь при встрече. Ты сможешь приехать?
1 Келли Г рейс — американская кинозвезда, ставшая принцессой Мона¬
ко. погибшая в автомобильной катастрофе. !
221

—	Это крайне неожиданно, Джим. Думаю, было бы справедливо
хотя бы.намекнуть...
—	Ты сможешь приехать, Колин?
—	Разумеется, смогу, но.-..
—	Увидимся в шесть. И чтобы без обмана. — Дядя Джим повесил
трубку.
Капитан, кажется, начал понимать, что к чему. Ничего подобного
прежде не случалось. За все время их брака с Битси эти пять человек
никогда не являлись одновременно в Лондон. Он испытал неимовер¬
ное желание сесть за игорный стол, чтобы снять возникшее напряже¬
ние. Только игра могла помочь Хантингтону расслабиться. Он не
выдержит до шести часов следующего вечера, когда ему предстоит уз¬
нать, что же произошло настолько серьезное, что побудило Джима
уподобить предстоящую встречу суду Линча и наотрез отказаться объ¬
яснить ее причину. Он попытался дозвониться до Битси, но ее или не
было, или она просто не подходила к телефону.
Капитан Хантингтон не обращал внимания на немедленно после¬
довавшие за звонком тик, а также боль и слабость, характерные для
язвы двенадцатиперстной кишки, приобретенные вследствие постоян¬
ного нервного напряжения. Сев, не снимая полотенца, на край крова¬
ти, он уставился в стену. Его красивое лицо, казалось, состояло из
отдельных блоков, и, окажись они детскими алфавитными кубиками,
можно было прочесть слова, которых он боялся. Он медленно встал,
высокий стройный мужчина с привычной для морского офицера изящ¬
ной выправкой. Прошелся гоголем по комнатам, невзирая на все уда¬
ры судьбы; подняв как положено подбородок; плечи — развернуты,
спина — абсолютно прямая. Интересно, думал он, сколько времени
можно продержаться вот в таком виде, или все-таки лучше вернуться
в ванную. Жена собирается сообщить ему, что жизнь кончена. Ведь
жизнь без нее и в самом деле утрачивала всякий смысл.
Он мог бы совершить уникальное в своем роде самоубийство, ис¬
пользуя для этой цели колеса рулеток, игральные кости и множество
карточных столов.
Он испытал облегчение, вспомнив, что на ужине с Чезфрансом
будет и Джон Брайсон, отличный игрок, под стать самому капитану.
«Брайсон будет играть по-крупному, — уныло подумал капитан. -«•
А Брайсон всегда выигрывает».
Глава 5
Они решили, что им ни к чему толкаться в баре у Отарди, и встре¬
тились за аперитивом в баре «Сплендида». Капитан нс виделся с Джо¬
ном Брайсоном после того, летнего воскресенья, когда тот сорвал
крупный банк. Брайсон выглядел очень солидно. Дерзкий, насмешли-
222

пый человек, он был почти на двадцать лет старше Чезфранса и капи¬
тана Хантингтона. Он слыл покровителем искусств и был женат четы¬
ре раза. Питтсбургский банкир был чрезвычайно богат и играл он
больше для удовольствия и азарта, потому что при его огромном со¬
стоянии для него, в сущности, не имело значения, выиграет он или
проиграет. Он любил играть по-крупному, но, будучи добропорядоч¬
ным банкиром, у себя в Питтсбурге он играл исключительно на фон¬
довой бирже, зато во время ежегодных шестинедельных каникул в
Европе он позволял себе играть во что угодно, включая ласковое по¬
глаживание недавно познакомившихся с ним чужих жен, одновремен¬
но глядя в глаза их мужьям и раздраженно отметая разговоры о
Ренуаре или Общем рынке, утверждая при этом, что и та и другая темы
неуместны, поскольку он находится на каникулах и не желает утом¬
лять свой ум.
Это был высокий, почти совершенно седой человек в очках в мас¬
сивной роговой оправе. Чезфранс — низкорослый блондин.с непомер¬
но крупными зубами, что делало его похожим на маленького мальчика,
набравшего полный, рот воды. Все они очень обрадовались новой
встрече, и Брайсон, выставив бутылку «Дома Псриньона» 1961 года,
продолжил прерванную беседу.
— Никсон — краткосрочный игрок,— ответил Брайсон на вопрос
капитана «Как дела?». — Мы снова сможем купить эту чертову страну
по десяти центов за доллар, как в 1932 году, если этот ничтожный су¬
кин сын будет переизбран. Я целиком за это.
— Прошел слух, — сказал Чезфранс, — что сегодня вечером будут
подавать рыбу в красном вине. Вы об этом слышали?
— Мне известно только то, что приготовит Франкохогар, — отве¬
тил капитан..
— Черт подери, а чем плоха рыба в красном вине? — осведомился
Брайсон. — Если такие замечательные повара, какими считаются эти
парни, будут сегодня вечером готовить красное вино с.рыбой, тогда где
же еще более классные специалисты?
— Я нс утверждал, что именно так и будет, — возразил Чезфранс. —
Я сказал лишь, что слышал об этом.
— Как говорит Джон — а почему бы и нет? — тихо проговорил
капитан;
— Не хотите пари? Пари на тысячу фунтов, что они действительно
приготовят рыбу в красном вине, а пресса будет на все лады ее рас¬
хваливать.
— Принято.
— Каковы мои условия пари?
— Вы держите пари на тысячу фунтов, что рыбы в красном вине
не будет, а следовательно, не будет и шумихи вокруг нее.
— Идет. — Брайсон сделал пометку золотым карандашиком в че¬
ковой книжке, но на оборотной стороне чека.
223

—	Думаю, нам пора, джентльмены, — сказал Чсзфранс. — На та¬
кой ужин грешно опаздывать.
Он допил вино и поднялся. Капитан почувствовал, что напряжение,
в котором он пребывал с тех пор, как узнал, что Битей обнаружила
исчезновение Ватто, несколько ослабло.
Им понадобилось всего двадцать минут, чтобы преодолеть расстоя¬
ние пятьдесят ярдов до «Отарди», а затем еще двадцать минут, чтобы
протиснуться к двери сквозь толпу возбужденной публики. Обилие
машин и полицейских. Французы пришли в неописуемый восторг при
виде «роллс-ройса», прикидывая в уме его возможную стоимость и
сумму подоходного налога, который обязан был бы платить его владе¬
лец в соответствии с французскими законами. Международные собы¬
тия оценивались журналистами в зависимости от того, сколько «рол-
лсов» они насчитывают на том или ином грандиозном празднестве. То,
что этот «ролле» был шоколадного цвета, с откидным верхом, к тому
же с гонконгским номерным знаком, а сидели в нем невероятно бога¬
тые с виду мужчины в строгих и вечерних костюмах и белоснежных
крахмальных рубашках, вызвало у толпы, стоящей по обеим сторонам
дороги, по которой медленно двигалась машина, взрывы аплодисмен¬
тов и неподдельное восхищение.
Казалось, ресторан вместил весь Париж, весь Бордо, все Канны и
весь Сент-Мориц, образовавшие гигантскую круговерть из произве¬
дений, созданных усилиями кутюрье, парикмахеров, массажистов,
парфюмеров, ювелиров и законодателей английской моды. Трос толь¬
ко что прибывших мужчин здоровались со знакомыми, целуясь, по¬
жимая руки, выражали восторг и бросали оценивающие взгляды,
получая в ответ такие же знаки доброжелательности и восхищения.
Отарди лично — поскольку капитан Хантингтон был единственным,
чуть ли не со времен Его Высочества Принца и кое-кого из Ротшиль¬
дов единоличным спонсором одного из Десяти Мастеров Кулинарно¬
го Искусства Франции, — проводил их к элегатно накрытому на троих
столу, расположенному таким образом, что им были видны прекрас¬
ные леди и голодные джентльмены, а кроме того, они могли загля¬
нуть сквозь огромный стеклянный экран на кухню, где трудились
великие повара.
— Боже, — заметил Брайсон, — я приехал сюда из Питтсбурга в
рассчсте увидеть новых французских девок.
—	То есть? — недоуменно спросил Чсзфранс.
—	Я всегда здесь вижу одних и тех же девок. Они являются сюда
целыми стаями и только по вечерам.
Капитан раскрыл меню, без всякого благоговения взирая на то, что
сам же и написал. Меню было составлено идеально. Рядом с Полем
Бокусом, Колонэ, Монт д’Ором, Жан-Пьером, Полем Хэберлином и
Илазсром значился Хуан Франкохогар, «Лучшие вина Хантингтона
(Лондон)».
224

—	А у вас действительно есть хватка, не так ли, капитан?! — вос¬
кликнул Брайсон.
—	Одни лишь несбыточные мечты, — пробормотал капитан, не от¬
рываясь от меню.
—	Ваш паренек, должно быть, великолепный повар.
—	Уверяю вас, мсье Брайсон... — начал Чсзфранс, но Брайсон жаж¬
дал выиграть пари.
—	Франкохогар — превосходный мастер, — настойчиво повторил
Чсзфранс.
—	Вы тоже так считаете, капитан?
Хантингтон задумчиво улыбнулся ему.
Вы сами утверждаете это уже на протяжении трех лет, Джон.
—	Черт возьми, — произнес Брайсон, — держу пари, что я с завя¬
занными глазами, при насморке, на дне угольной шахты распознал бы
приготовленное именно им блюдо.
—	Нет.
—	Почему?
—	Вы не обладаете для этого соответствующим чутьем, а ведь он
готовит только одно блюдо из одиннадцати, причем остальные десять
блюд достойны богов.
— Даете десять к одному?
— Восемь к одному.
—	Хорошо бы десять. Ну пусть будет девять.
—	Восемь.	✓
—	О чем спор, джентльмены? — спросил Чсзфранс.
—	Я держу пари, что смогу-опредслить, какое из блюд, поданных нам
сегодня вечером, будет приготовлено Франкохогаром, — сказал Брайсон.
—	Вы рискуете!
—	Тысяча фунтов, — проговорил Брайсон. ~ Восемь к одному.
—	Решено. — Капитан записал пари на тщательно продуманном
четырехстраничном меню.
Огромный, шумный зал наполнился табачным дымом, который
подобно тончайшему органди1 витал в воздухе над головами ужинаю¬
щих и приводил в ярость двадцать три и семь десятых процентов при¬
сутствующих,' кому запах гаваны, выкуренной На автомобильной
стоянке позади ресторана, мог испортить удовольствие от еды.
Отарди с лицом, перекошенным от гнева, сновал среди столиков,
выхватывая сигареты и сигары из рук и ртов профанов и бросал их в
маленький контейнер, который нес слуга. Взобравшись затем на стул,
он объявил:	,
—	Сейчас будут открыты окна, чтобы выветрить из помещения
этот мерзкий дым, Тот, кто станет компрометировать меня и курить
'Органди — очень тонкая жесткая матовая шелковая ткань, вырабо¬
танная мелкоузорчатым переплетением.
Я 1*. Конлон «Арнгато»	1	225

до подачи коньяка, на глазах у всех присутствующих, будет удален
из моего ресторана. — И пол бурные аплодисменты спустился со
стула.
В зале почувствовалось всеобщее оживление. Служащие ресторана,
ведающие напитками, ринулись в зал, неся двухквартовыс бутыли
вина. Между тем участники ужина, успевшие заучить меню наизусть,
снова заглядывали в него, выказывая живейший интерес. Карта вин
выглядела следующим образом:
«Дом Периньон розовый 1959»
«Пулигни-Блэгни 1961»
«Шато Канон 1955»
«Тэйтингер 1964»
Коньяк «Пеллисон 1929»
«Чина-Чина».
— Похоже, я выиграл тысячу фунтов, — заметил Брайсон, питаясь
скрыть усмешку.
— Выиграли?
— В этом меню не значится рыба в красном вине.
Капитан опустил глаза на список предложенных блюд.
— Вы правы, Джон. Но взгляните, как тщательно все продумано.
Меню безупречно! Его составлял Отарди? Оно элегантно и изыскан¬
но, этакая полифония оригинальности и вкуса, аромата и внешнего
вида!
Трое мужчин благоговейно изучали меню. Отарди, подобно Бетхо¬
вену, написал партитуру для великих артистов, находящихся за стек¬
лянным экраном, которым предстояло претворить ее в музыку: белужья
икра...
— Насколько мне известно, у Отарди икра всегда стерляжья, —
выдохнул Чезфранс.
— Дьеппское тюрбо — рыба в золотистом горчичном соусе, седло
крсули с весьма необычной луковой подливкой — наверное, она как
нельзя лучше подходит для мяса косули и придает ему особую пикант¬
ность, — подливка должна служить дополнением к блюду, а не пре¬
валировать над ним. Затем предстоит баскский рис и кабачки в
сухарях — просто и гениально во всех отношениях, первозданная гар¬
мония? — восхищался капитан.
После этого подали щербет «Дом Периньон», чтобы освежить рот
перед куропаткой в желе, а потом последовали роскошные сыры в виде
небольших брикетов, глазированные фрукты и печенье.
Брайсон проиграл пари, посчитав, что Франкохогар готовил имен¬
но куропатку в желе. А Франкохогар приготовил рыбу.
— Господи Боже, кто, черт возьми, когда-нибудь слышал, чтобы
баску поручали готовить рыбу?! — воскликнул Брайсон. Капитан вы¬
играл тысячу фунтов, усомнившись, что розовый «Дом Периньон» был
урожая 1959 года. Вызванный ими Отарди признал, что у него возник-
226

-ли трудности с доставкой, поэтому в меню значится 1959 год, однако
Моэ оказался настолько любезен, что доставил самолетом вино урожая
1961 года.
— Любой мог бы заметить разницу, — добавил он, — но пока пре¬
тензии поступили только от вас, капитан Хантингтон.
— Ненавижу розовое шампанское, — заявил капитан. — Я бы пред¬
почел «Малиновое шипучее» 1971 года.
К своему удивлению, капитан выиграл еще две тысячи фунтов, ког¬
да Брайсон, чтобы возместить убытки, удвоил ставку и побился об за¬
клад, что коктейль «Чина-Чина» готовится на основе абрикосового
бренди, с добавлением арманьяка, потому что ему довелось отведать
его во французском посольстве в 1934 году, когда хозяином Белого
¿юма был этот сукин сын Рузвельт. После ужина капитан испытал не¬
обычайное облегчение и, несмотря на некоторое беспокойство по по¬
воду сюрприза, который готовила ему Битси на следующий вечер, он
был на удивление счастлив. Затем они поздравили Франкохогара и его
коллег, и капитан, позируя вместе со своим поваром перед фотокаме¬
рами, произнес несколько любезных фраз по поводу «прекрасной
Франции», центра цивилизации, попав таким образом на первые стра¬
ницы «Монд», «Фигаро» и «Франс суар» («...я обращаюсь к леди и
джентльменам Франции, ко всей Франции, как сказал ваш великий
президент Помпиду в канун 1972 года. — Капитан говорил по-француз¬
ски с ярковыраженным галльским акцентом. — Вы относитесь к чис¬
лу самых уважаемых и счастливых народов мира, и нет надобности
умалчивать об этом. — Голос капитана звучал уверенно. — Доводы ва¬
шего президента, свидетельствующие о том, что вы действительно ува¬
жаемая нация, совершенно справедливы, но неполны. Он сослался при
этом на состоявшиеся тогда визиты во Францию правительства Пе¬
кина, главы СССР Леонида Брежнева, во время встречи с президен¬
том Никсоном в связи с урегулированием кризиса во Франции — и он
был прав!
Но он сказал не все. А я говорю вам, что Франция потому и есть
Франция, что она чтит одно из величайших искусств, свидетелями ко¬
торого мы стали сегодня».).
После этого друзья отправились в Аркашон, что находится в соро¬
ка милях к западу, где капитан проиграл в казино тридцать две тыся¬
чи фунтов, сумму, которой у него не было.
Костюм капитана взмок — холодный пот прошиб его от страха;
любая псина умчалась бы от него прочь, почувствовав источаемое им
зловоние безнадежности. Он поднялся со своего места за игорным сто¬
лом, всем своим видом демонстрируя полное спокойствие, небрежно
бросил пятьсот франков крупье, который низко поклонился ему, и
продолжил игру.
Через некоторое время капитан покинул зал, где шла крупная игра.
Он сохранял прежнее бодрое выражение лица, пока не забрел в зал для
227

игры в триктрак, где было так мало игроков, что в следующем сезоне
его собирались закрыть. Он опустился на стул и закрыл лицо руками.
Он скорее почувствовал, нежели услышал звук отодвигаемого стула у
противоположной стороны стола. Он поднял глаза, стараясь взять себя
в руки. Это был Джон Брайсон.
— Плохо себя чувствуете, капитан?
— Адски болит голова, — объяснил тот.
— Черт побери, а как же ей не болеть после такого проигрыша?
— Да. Простите меня, Джон. Я должен раздобыть таблетку аспири¬
на, а то и две. Он не двигался с места, считая, что Брайсон оказал бы
ему величайшую услугу, если бы оставил его в покос, поскольку сей¬
час он был явно некстати.
— Что, если нам сыграть в триктрак? — не унимался Брайсон. 3
— Нет, благодарю вас, Джон. Ужасно, но я абсолютно разбит. —
Разумеется, это признание не явилось неожиданным для Брайсона,
потому что именно он и выиграл у него большую часть денег.
— Черт, — сказал банкир. — Я не хочу играть на деньги.
— На что же еще можно играть?
— Я думал, вы можете, например, сыграть на вашего повара.
— На моего повара? — Капитан не то что не поверил своим ушам,
он был просто шокирован.
— Он действительно чертовски хороший повар, капитан.
— Было бы варварством играть на своего повара.
— Может, там, откуда вы приехали, и так. — Брайсон вытащил
бумажник, настолько толстый, что вполне мог бы вместить в себя не¬
сколько дюжин сосисок, и начал швырять крупные банкноты на доску
для гриктрака. — Полагаю, вы позволите мне предоставить вам кре¬
дит в две тысячи фунтов под залог вашего повара?
— Две тысячи фунтов! Этот человек — мой друг.
— Но, полагаю, вы также подписали с ним контракт?
Капитан кивнул. Затем уставился на неправдоподобно огромную
пачку денег; денег, которые, если их удачно поставить, смогут по¬
ложить конец жестокой конфронтации с Битси и се семьей. Его снова
прошиб пот. Подошел Чезфранс.
— С вами все в порядке, Колин? — спросил он.
Капитан кивнул.
— Думаю, со мной все в порядке. Но я слишком много проиграл и
слегка обеспокоен тем, что, если казино обратится в банк прежде, чем
вы предъявите чек, выданный мною за сегодняшний заказ, будет со¬
всем скверно.
— Я аннулирую заказ, Колин.
— Благодарю вас.
— Ну как, капитан?
— О той ставке, которую предлагаете вы, и речи быть не может, —
хриплым голосом проговорил капитан. — Тем не менее я сыграю
228

в долг на пятьдесят тысяч фунтов под залог здания своего офиса на
Фарм-стрит.
—	На черта мне какое-то здание!
—	Честно говоря, Джон, я нс думаю, что вы выиграете. — Это за¬
явление выглядело жалкой потугой на уверенность в собственные
силы. Капитан начинал игру с полной уверенностью в выигрыше и в
то же время с тайным опасением проиграть.
—	Мы только попробуем, — ухмыльнулся Брайсон и, взяв чашу.с
игральными костями, начал ее встряхивать.
Глава 6
Было без четверти три, когда игроки вернулись в «Сплендид». Хуан
Франкохогар к тому времени уже покинул гостиницу и улетел ночным
рейсом в Лондон. По словам портье, других самолетов из Бордо до 9.50
следующего утра не будет.
—	Вам чертовски повезло, капитан, — произнес Брайсон. — Я за¬
фрахтовал для вылета «Гольфстрим»*, так что с багажом и прочим за¬
держки не будет. Пойдемте-ка вытряхнем из постели членов экипажа
и прямо сейчас отправимся в Лондон. Мне крайне неприятно, что вы
так подавлены.
—	Это очень любезно с вашей стороны, Джон, — отозвался капитан.
К их приезду «Грумман» был почти готов, и некоторое время в
ожидании вылета они провели за хорошим завтраком в салоне.
—	Похоже, превосходный самолет, — заметил капитан Хантингтон,
поглощая ирландский бекон с французскими яйцами.
—	Да, верно. У него великолепный шестидесятивосьмифутовый раз¬
мах крыльев и два реактивных двигателя «Роллс-Ройс МК 511-8». так
что к пяти часам будем на месте.
—	А какова его дальность полета?
—	Около четырех тысяч. Мы летаем прямо из окружного аллегейн-
ского аэропорта до Парижа. Стоит выйти из бара «Холидей Инн» —
там готовят чертовски хорошие гамбургеры, — сесть в старый добрый
«Гольфстрим» — и я уже во Франции. Может, поужинаем сегодня
вместе?
—	У меня сегодня вечером чрезвычайно важная встреча.
—	Я заметил, что вас одолевают тяжелые мысли. В таком случае,
как насчет ленча?
—	Это было бы превосходно.
—	Где?
—	Если бы вы смогли прийти в «Тиберио» на Куин-стрит... Это
совсем рядом с Битси и Ивонной.
1 «Г о л ь ф с т р и м - Г р у м м а н» — марка самолета.
229

—	В четверть второго.
Капитан кивнул. Затем глубоко вздохнул.
—	Битси и вся се семья сегодня в шесть вечера собираются вместе
на Фарм-стрит.
Брайсон был поражен.
—	Все?
— Да. Время от времени они приезжают хорошо пообедать. Но се¬
годня вечером, в семь, у меня состоится поединок с моим давнишним
противником, коммандером* Японского Императорского флота Уто
Фудзи кавой.
Брови Брайсона поползли вверх.
— Вы кажетесь слишком молодым для участника операции в Перл-
Харборе2.
— Нет-нет! На протяжении вот уже восьми лет мы с коммандером
Фудзикавой проводим баталии по почте. Мы переигрываем все сраже¬
ния, имевшие место во время войны. Я держу у Ивонны огромный
макет Тихоокеанского театра военных действий и по нем}' разрабаты¬
ваю стратегию боевых операций. И за все это время мы с Фудзикавой
ни разу не встречались.
Каждому человеку свойственно свое представление о прекрасном, —
сказал один человек, целуя корову, — пожал плечами Брайсон.
.В аэропорту они договорились, что автомобиль капитана будет ут¬
ром доставлен в Лондон, а припаркованный в лондонском аэропорту
«роллс-ройс» Брайсона отвез Хантингтона к Ивонне на Чарлз-стрит.
Стараясь не шуметь, капитан вошел в дом, пересек холл и спустился
по лестнице в кухню, чтобы выпить стакан молока и обдумать, как
выйти из.затруднительного положения. Он открыл тяжелую дверцу
огромного холодильника, и свет в нем замигал, словно сработала сиг¬
нализация при ограблении банковского сейфа, затем мигание прекра¬
тилось, и яркая лампочка осветила содержание холодильника. Когда он
ставил бутылку на место, в кухне вспыхнул верхний свет. Капитан
обернулся на щелчок выключателя и увидел в дверях Франкохогара в
широченном купальном халате и оттого казавшегося в нем еще толще,
_ чем его соотечественник Паолино Узидин. Его ночное одеяние венчал
высокий белый поварской колпак. .
— Ты и спишь в нем? — задумчиво спросил капитан.
— Я очень волновался, — ответил Франкохогар с безмятежным ви¬
дом морской черепахи, греющейся на солнышке. — Я не мог уснуть,
пока вы не вернулись

— С мадемуазель все в порядке? — вдруг встревожился капитан.
' Коммандер (ВМС США) — командир корабля, капитан 1-го ранга.
П екр л-Харбор — военно-морская база США на Гавайских островах.
7.12.41 японская авиация нанесла внезапный удар, по Перл-Харбору и вывела
из строя основные силы американского Тихоокеанского флота.
230

—	О да.
—	Тогда что случилось?
—	Мне хотелось выразить глубочайшую признательность за все, что
вы для меня сделали. Мне хотелось, чтобы вы знали, как я бесконеч¬
но вам благодарен. И постарался это доказать.
—	Что именно доказать?
—	Вы помните легенду, бытующую среди гурманов о лакомом блю¬
де — патэ1 достойнейшего банкира Анри Эмме?
—	Ну да, разумеется.
—	Вы когда-нибудь его пробовали?
—	Нет, конечно нет.
—	Патэ банкира Анри Эмме за все время с момента его изобрете¬
ния в 1868 году в Мартоне, в департаменте Сены и Луары, были спо¬
собны испечь только три повара. Патэ банкира Анри Эмме — это такой
пирог, на приготовление которого требуется шесть с четвертью дней и
строжайшее соблюдение пропорций тридцати двух его компонентов.
В противном случае ничего не получится.
—	Знаю, знаю.
—	Отныне на свете существуют четыре повара, способные его ис¬
печь.
—	Неужели, Хуан!
—	И я не только испек его, но и улучшил — добавил два вкусовых
компонента и сделал на семь процентов легче и проще усваиваемым.
—	ХУАН!!
—	Я начал готовить его до нашего отъезда на вчерашнее торжест¬
во — за шесть дней, — чтобы вы могли почувствовать, до какой степе¬
ни я вам благодарен за все, что вы для меня сделали. — С бесстрастным
лицом он направился к кухонной стойке и ловко вытащил пробку из
бутылки вина. — «Шато Палмер» 1955 года, — проговорил он, отки¬
нув легкую салфетку, которой был накрыт огромный пирог.-
Вооружившись острым ножом, быстро отрезал три одинаковых
порции от гигантского пирога, немного поколебался и отрезал чет¬
вертую.
Капитан Хантингтон сел за кухонный стол и повязал на шею боль¬
шую салфетку. Великий повар поставил перед ним тарелку с тремя
кусками патэ.
—	Пробуйте! — приказал он.
Капитан глотнул немного вина. Он оставил без внимания подан¬
ный Франкохогаром серебряный прибор и, взяв пирог прямо рукой,
принялся задумчиво жевать. Франкохогар тоже взял кусок пирога и ел
его с совершенно бесстрастным видом, сидя за столом, слегка подав¬
шись вперед. • Распробовав пирог, капитан быстро отпил еше глоток
вина, после чего откусил кусок побольше.
'Патэ — пирог (фр.)-
231

—	Ну как? — поинтересовался Франкохогар.
Капитан взглянул на повара глазами, полными слёз.
—	Тебе удался пирог... — произнес он.
—	Вы ощущаете два дополнительных компонента? — не унимал¬
ся тот.
Тронутый до слез преданностью своего повара, капитан кивнул в
ответ.
—	Ты добавил немного чили, — отрывисто проговорил он, — и
бельгийского маринада.
Лицо Франкохогара засияло словно огромный прожектор.
С трудом сдерживая слезы, капитан продолжал:
— В .день, когда ты преподнес мне самый знаменитый пирог в
мире, сразу после того, как ты был официально признан одним
из величайших поваров Франции, произошло нечто совершенно
ужасное.
— Что именно? С мадам все в порядке?
— С мадам — да, но я проиграл тебя в триктрак человеку из Пит¬
тсбурга.
— Из Питтсбурга? Где это?
Подойдя к стойке, за которой сидел потрясенный повар, капитан
торжественно расцеловал его в обе шоки, не в силах произнести ни
слова. Потом вытер слезы и, взяв тарелку с пирогом и вино, пошел
прочь по темному коридору.
На втором этаже он открыл дверь в ярко освещенную комнату, где
на огромной кровати лежала под нежно-голубой простыней Ивонна,
обнажив свою роскошную грудь. Она внимательно посмотрела на ка¬
питана, но ничего не сказала. Хантингтон, направившись через всю
комнату к Ивонне, опустился на краешек кровати поближе к ее пре¬
красной груди. С красными от слез глазами он протянул ей тарелку с
пирогом и вино. Она отпила глоток, затем попробовала пирог, и се
лицо засияло от восторга.
— Это... Возможно ли такое?..
Он кивнул.
— Это — патэ банкира Анри Эмме — но более того, Хуану удалось
добавить еще два совершенно гармоничных компонента.
— Я улавливаю легкий привкус чили, а что же еще?
— Бельгийский маринад.
— Боже мой!
— Да. именно он.
— Почему ты плакал?
, — После праздника мы поехали в Аркашон. Я довольно основатель¬
но проигрался.
— И поэтому ты плакал? Это ты-то!
— Потом я сыграл с Джоном Брайсоном в триктрак и проиграл
здание на Фарм-стрит, Розенарию, и винную компанию.
232

—	Ты дурак! Жалкий, безнадежный дурак!
—	Не только это. Весь ужас в том, что я проиграл также нашего
повара.
—	Да?!
Он кивнул.
—	Ты говоришь, что лишился великого Франкохогара?
Он снова кивнул:
—	Это еще одна скверная новость.
—	Пока еще только одна, Колин. — Она говорила по-английски, но
в ее речи совершенно отчетливо слышался французский акцент. —
Однако когда твоя прекрасная жена узнает, что ты проиграл не только
свою недвижимость, но и винную компанию, она засадит тебя за ре¬
шетку лет на тридцать. Это, мой друг, будет следующей скверной но¬
востью, не так ли?
Внезапно капитан осознал весь ужас своего нынешнего положе¬
ния. И не отдельные его детали, а во всей их грандиозной совокуп¬
ности.
«БРАТ ЛОРДА ГЛЭНДОРА ОКАЗАЛСЯ В ТЮРЬМЕ ЗА МОШЕН¬
НИЧЕСТВО» — будет объявлено на первой полосе газет в Бойсе'. Это
огорошило капитана. Да, этот титул был не особенно древним и нс
означал принадлежности к титулованному дворянству, оба брата от¬
нюдь не гордились им, но он был достоянием семьи, и, следователь¬
но, они считались лордами. И пребывание в тюрьме опорочило бы
титул больше, нежели кегельбан, которым владел его брат, или постав¬
ка юных девушек принцу Эдуарду VII, за что, кстати, и был пожало¬
ван титул лорда их отцу.
—	Этого нельзя допустить. У меня еще есть возможность все ула-
дить. Ты знаешь, как богат Джон. Он согласился дать мне возможность
откупиться в течение шести дней: не распространяется это условие
только на повара.
Она взяла руку капитана и положила на свою левую грудь, чтобы
тот успокоился. И это было весьма кстати, поскольку успокоило и ее
саму.
—	Чем ты собираешься откупаться?- — тихо спросила она. Ее глаза
излучали любовь, голос же был исполнен презрения. — Способен ли
ты выкупить хоть пару носков?
—	Это необходимо сделать, — бесстрастно заявил он.
—	Она наверняка засадит тебя за решетку. Ты не имеешь права
транжирить ее деньги^Твоя распрекрасная жена засадит тебя в тюрь-
мут потому что у нее осталось всего каких-нибудь тридцать миллионов
долларов.
—	О, значительно больше! Должен сказать, возникло неожиданное
осложнение.
‘Бойсе — город п США, штат Айдахо.
233

—	Что еще?
—	Мне в Бордо позвонил из Белого дома дядя Джим. Завтра вся
семья прибудет в Лондон для серьезного разговора со мной. Думаю,
это связано с Ватто.
—	С Ватто?
—	Я продал простенькую картину Ватто, которая висела в одной из
комнат в Розенарии, возместив таким образом свой долг «Денбидж-
Клаб», потому что просить у нее денег я, естественно, не мог.
— Но она уже заплатила за тебя более двухсот тысяч фунтов’
— Нс имеет значения. В конце концов оказалось, что эта встреча
не связана с Ватто.
Глава 7
Покидая Битси, Папу, дядюшку Джима, дядюшку Пита, Харри и
Ларри, капитан проклинал себя за то, что не успел перенести из спаль¬
ни в кабинет макет Тихоокеанской панорамы и теперь ему придется
беспокоить Ивонну. Он в буквальном смысле слова летел с Фарм-стрит
на Чарлз-стрит; стремительно Ворвался в дом и помчался вверх по лес¬
тнице.
— Ивонна! — закричал он, вбегая в спальню.
— Они собираются тебя посадить, — простонала она, лежа на кро¬
вати, обнаженная под небесно-голубой простыней; рядом с ней поко¬
ился ее саксофон-сопрано.
— Нет, нет, дорогая. Послушай. Со всеми этими неприятностями
я совершенно забыл тебя предупредить, что секунд через сорок шесть
здесь будет коммандер Фудзикава, так что...
> — Коммандер Фудзикава?
— Да. Это его первый приезд в Лондон со времен войны. Но, ви¬
дишь ли, у нас не будет времени спустить мой макет в кабинет, так
что, боюсь, мне придется попросить тебя одеться и привести комнату
в порядок, а я тем временем задержу коммандера внизу и предложу ему
выпить.
— Но что хотели тебе сообщить твоя прекрасная жена и ее семей¬
ство?
.	— Я обо всем тебе расскажу, дорогая, после ухода коммандера.
Раздался звонок. Капитан выскочил из комнаты, а Ивонна из пос¬
тели.
Капитан оказался внизу, когда Майкл уже открывал дверь. Он ра¬
достно улыбнулся невысокому красивому мужчине его лет.
— Как прекрасно, что мы наконец с вами встретились! — громко
произнес Хантингтон. •'
— О, конечно! Уверяю, я настолько польщен вашим приглаше¬
нием, что у меня даже дрожат ноги. — Коммандер говорил на изыс-
234

каином английском, значительно превосходящем речь самого капи¬
тана.
—	Входите. — Капитан пропустил гостя вперед и препроводил его
через холл в кабинет. — Можно предложить вам виски?
—	Огромное спасибо.
—	Садитесь, пожалуйста. Сколько времени вы пробудете в Англии?
Что привело вас сюда? Как доехали?
—	Я приехал всего на три Дня. По делам семейного бизнеса. А пу¬
тешествие прошло превосходно.
Капитан принес два стакана виски, и они чокнулись.
—	За императорский флот, — провозгласил капитан одновремен¬
но с коммандером Фудзикавой, который сказал: «За Флот Ее Вели¬
чества Королевы», — и они обменялись очень дружескими нежными
улыбками.
После двух порций виски коммандер извинился. Его лондонские
представители составили для него настолько плотную программу, что ему
с трудом удалось выкроить всего двадцать минут. Потом он вновь выра¬
зил свой неописуемый восторг по поводу встречи с капитаном, которую
омрачает лишь необходимость через несколько минут отправиться на
очередную скучную деловую встречу, на сей раз с электронщиками.
Может ли капитан представить себе что-либо более нудное, чем у^ин.
на котором все ’разговоры будут вращаться вокруг электроники?
Капитан ответил', что не может.
—	Вообще-то подобные беседы будируют мысль, — сказал комман¬
дер Фудз и кава.
—	Боже мой! Прежде чем уйти, вы должны взглянуть на мой макет.
—	Макет?
—	А у вас нет макета Тихоокеанского .театра военных действий?
Честно говоря, благодаря именно этому макету я выиграл на одно
сражение больше, чем вы, за время нашего восьмилетнего соперни¬
чества.
—	Понятно! Я должен взглянуть на него!
Они отправились наверх. Комната была тщательно убрана, постель
застелена; в центре комнаты помещался этот самый макет, размером
шесть футов на десять, то есть не больше бильярдного стола, на ко¬
тором он был установлен. Макет представлял собой красочное рель¬
ефное изображение Тихого оксана со всеми островами, а также бе¬
реговыми линиями Северной и Южной Америки, Австралии и Азии.
Коммандер Фудзикава с восторгом взирал на макет. Подойдя ближе,
он снял легкий крейсер класса «Обитси» с его позиции на линии боя.
—	Боже мой! — воскликнул он со счастливой улыбкой. — Ведь это
мой старый корабль.
Капитан с радостью подтвердил этот факт.
—	Я был страшно огорчен, когда мне пришлось его потопить во вре¬
мя нашей последней попытки войти в Коралловое море, — сказал он.
235

—	Вы были блистательны в том бою. Мне трудно представить иной
исход этого решающего сражения.
—	Конечно, в открытом оксане осуществлять подобные операции
гораздо труднее.
—	О да, но как великолепно вы использовали авиацию.1
—	Благодарю вас. Я бы скорее предпочел быть автором вашего
блистательного маневра близ Уэйка1.
—	Я просто поражен этим макетом, но предупреждаю вас, капи¬
тан Хантингтон, что непременно обзаведусь таким же, как только
вернусь в Токио. — Он взглянул на часы. — Какая жалость! Мне надо
идти.
Капитан проводил Фудзикавудо дверей, и они дружески распроща¬
лись. Стоя на пороге, капитан махал рукой до тех пор. пока машина
коммандера не скрылась из виду.
Ивонна окликнула его из кабинета. Он нехотя запер входную дверь
и направился к ней.
— Ты была здесь? — спросил он.
— Да, разумеется. Хотела удостовериться, что он ушел.
— Превосходный парень. — Капитан обнял се за талию, и они от¬
правились наверх, в спальню.
— Он высоко оценил мою тактику сражения в Коралловом море.
— Ты разговариваешь точь-в-точь как персонажи Вудхауза?2
—	Я?
— Так что же сказали тебе твоя великолепная жена и ее великолеп¬
ное семейство? — Она уже сбросила с себя всю одежду и подошла к
нему, чтобы помочь расстегнуть пуговицы на рубашке и брюках.
— Она требует развода. И они все тоже.
— Колин! Как это ужасно для тебя! Ты, разумеется, не согласился?
— Более того, они хотят, чтобы я передал все права собственности
на здание на Фарм-стрит, Розенарию, и на половину винной компании,
каковые, как ты помнишь, — он пристально посмотрел на нее, — я уже
передал Брайсону.
— О Боже! — Она стянула с него брюки и увлекла его на гигант¬
скую кровать.
Капитан скатился с Ивонны.
— Безнадежно, дорогая, — сказал он.
— Ты мог хотя бы продолжать еще несколько минут на бис, пре¬
жде чем объявить мне это, Колин, — сказала она, тяжело дыша и за-
•Уэйк — атолл в Тихом оксане (США).
В у д х а у з Пелем Гренвилл (1881 — 1975) — американский писатель.
Условность его персонажей (туповатые аристократы, гениальные слуги, эксцен¬
тричные дядюшки) помогают высветить комические стороны в жизни людей.
236

ливаясь краской. — Ты нс снял моего напряжения, я — как натянутая
струна. — Она быстро приняла сидячую позу. Ее удивительная грудь,
словно изваянная умелой рукой из круто сбитых сливок с клубникой
и придавшая ей упругость, сейчас возбужденно подрагивала, недвус¬
мысленно указывая на предмет своего вожделения. Она говорила с
южнофранцузским акцентом, возможно, так говорят в деловой части
Марселя.
Капитан уставился в потолок. Он выглядел осунувшимся и груст¬
ным.
—	Я нс только почти лишился жены, собственного бизнеса, дома,
чести и свободы, но эта проклятая семейка, похоже, конфисковала у
меня последнее — эрекцию.
—	Ты был запрограммирован на такой ход событий. Подобно
компьютеру — гы ничего не предпринимаешь, а просто плывешь по
течению.
Капитан встал с постели и облачился в белый шерстяной халат с
синей окантовкой. Он нащупал ногами комнатные туфли и направил¬
ся к любимому макету, чтобы повнимательнее обозреть участок в Ко¬
ралловом море, где решалась судьба сражения.
—	Я люблю свою жену, — мрачно произнес он. — Я могу потерять
все, но только не ее.
—	Ты лгун.
Он повернулся к ней.
—	Я ее боготворю!
—	О’кей. Продолжай благочестивые дела. Однако поклонение и
любовь — разные вещи, нс так ли? Ты до посинения можешь твердить,
что боготворишь се, однако любишь меня. Разве не в этом главное,
дорогой?
Он сосредоточенно смотрел в одну точку.
—	Это было великолепное сражение. В Коралловом морс впервые
наши авианосцы сражались с японскими. Коммандер Фудзикава гово¬
рит, что они тогда потерпели поражение, потому что американцы пе¬
рехватили их шифрограмму и заранее знали их план операции. Ну... я
сказал ему, что мы можем вернуться к этому сражению, и я снова,
располагая «Йорктауном», «Лексингтоном» и тремя крейсерами, одер¬
жу над ним победу, какую бы тактику он ни избрал.
—	Колин...
—	Да, дорогая?
—	Я не возражаю, когда ты часами говоришь о своей жене. Я хочу
сказать, что мне понятны ее переживания. Я могу даже посочувство¬
вать ей. Но Надо быть сумасшедшим, чтобы разговаривать со мной еще
и о какой-то ужасной войне, о которой я и знать не знаю, потому что
тогда меня еще и на свете не было.
—	Это сражение оказалось одним из тех, которые решили исход
Второй мировой войны. Оно также положило конец японским побе¬
237

дам и доказало всему миру, что авианосцам суждено играть важную
роль в морских сражениях.
— Я больше не в силах терпеть. Клянусь Иисусом, я сейчас закричу
и буду вопить так громко, что меня услышат все обитатели Мейфэра1.
— Ну хорошо. — Он вернулся к Ивонне и снова сел на краешек кро¬
вати рядом с ней. — Допускаю, что тебе осточертели морские сражения,
во всем же остальном — ты такая хорошая девочка... Поэтому я хочу объ¬
ясниться. Спокойно и ясно. Я люблю жену. Ты же — моя подруга.
.	— Ты меня любишь!
— Ради Бога, дорогая...
— Но ведь все свободное время ты проводил именно со мной, а не
с женой. И никогда не волочился за другими женщинами, ведь так?
— Ты в этом уверена?
— Уверена. Женщины чувствуют это безошибочно, мой дорогой.
— Каким образом? '
— Потому что ты вырос во Франции. Только с французом можно
быть абсолютно уверенной в том, что у него никогда не бывает более
двух-женщин одновременно. Да и зачем здравомыслящему мужчине
больше? Если одна сходит по нему с ума, то другая автоматически с
ним счастлива. Что еще надо?
— Замечу, что я постоянен в своих привязанностях. И не по какой-
то там прагматической французской причине.
— А почему же?
— Да просто потому, что мой отец, пожилой невзрачный коротыш¬
ка, похоже, страдавший болезнью печени, был настолько любим жен¬
щинами, что ради получения рыцарского звания делился лучшими из
них с покойным Эдуардом VII. Короче говоря, он использовал жен¬
щин. Я же никогда так не поступлю.
— Ты нс сделаешь так потому, что тебе не хватает самоувереннос¬
ти твоего отца. Ты чувствуешь себя униженным, потому что твой брат,
лорд Глэндор...
— Никогда не напоминай мне о Глэндорс! — вскричал Хантингтон.
Его родной брат, второй лорд Глэндор, который мог бы безмятежно жить
в своем поместье «У Чистых Вод», управлял отвратительным кегельба¬
ном в Бойсе. Капитан крайне болезненно воспринимал тот факт, что на
каждое Рождество получал по почте аляповатую поздравительную от-<
крытку, на которой красовалось одноэтажное оштукатуренное здание с
огромной неоновой вывеской «КЕГЕЛЬБАН И БИЛЬЯРД ЛОРДА
ГЛЭНДОРА», а ниже, тошнотворно желтыми буквами'«Вейнер. «ВНЕ¬
БИРЖЕВЫЕ СДЕЛКИ»1 2. В трудные минуты жизни капитан не раз вспо¬
минал, как его брат продал родовое поместье и бросил его, несчастного
сироту, на произвол судьбы. Спасибо миссис Гуд, которая приютила его
1	Мейфэр — аристократический район Лондона.
2	Имеются в виду сделки, совершаемые на улице.
238

на время. Потом приехавшая из Канады тетя Эванс договорилась с му¬
жем своей сестры, виноторговцем из Бордо, и тот взял Колина в ученики.
Когда ты в последний раз спал со своей женой?
—	Это совершенно неуместный вопрос. Тебе же прекрасно извест¬
ны все эти наши идиотские разногласия по поводу денег. Я с ней не
сплю, потому что она отказывалась $пать со мной.
—	Она фригидна!
—	Хо-хо-хо!
—	Нет? Как она по сравнению со мной?
—	Ты же прекрасно знаешь, что я не стану обсуждать это с тобой.
—	Разумеется, нс станешь. Ты всегда — безупречный джентльмен,
нс так ли? Однако ты ежедневно изменяешь этой замечательной леди,
которую так любишь. А что еще хуже — унижаешь и меня и себя, рас¬
сказывая, как сильно ты ее любишь.
Он встал и направился снова к макет}', но вдруг резко повернулся
и холодно произнес:
—	Я думаю, вся моя жизнь доказывает, что я не способен предать
кого-либо или что-либо. Это тебе понятно?
—	Нет. Пожалуйста, объясни мне, мой капитан.
—	Кем бы я был, если бы позволил себе проиграть состояние жены,
нс любя ее больше жизни? Кем бы я был, если бы посмел тратить на
тебя доходы с винного бизнеса, который ее отец преподнес мне на
серебряном блюдечке с голубой каемочкой, если б я не любил ее?
—	Ты был бы тем, кем ты и являешься.
—	Нет!
—	Что в том плохого? Я люблю тебя таким, какой ты есть. Знаешь,
ты кто? .
—	Кто же я по-твоему?
—	Мальчик, играющий в игрушечные кораблики. Мальчик, наивно
полагающий, что мог бы прослыть благородным милордом, если бы не
его вульгарный братец. Эти разыгрываемые тобою на макете сражения
иначе как инфантилизмом не назовешь. Но вместе с тем ты благоразум¬
ный, милый, добрый человек, и только поэтому не кажешься смешным.
—	Если б я знал, что ты действительно так считаешь, я бы уже дав¬
но расстался с тобой.
Он отвернулся от нее и принялся машинально передвигать кораб¬
ли на макете. Ивонна, глаза которой наполнились слезами, взяла длин¬
ный посеребренный сопрано-саксофон и начала наигрывать
пронзительно печальный пассаж для гобоя из «Ночи на Лысой горе»1,
повествующий об ужасной трагедии Люцифера* 2.
'«Ночь на Лысой горе» (1867) — образец инструментальной
музыки известного русского композитора, одного из членов «Могучей куч¬
ки« — Мусоргского М. П. (1839 — 1881).
2 Л ю ц и ф с р — в христианской мифологии падший ангел, дьявол.
239

Глава 8
Если бы Битси воочию увидела Ивонну Бонне, а не сулила о ней
по фотографии, сделанной фотографом ЦРУ, поскупившимся на цвет¬
ную пленку, она вряд ли стала бы столь благодушно относиться к
небольшой интрижке своего мужа, которая длилась вот уже тре¬
тий год. Начать с того, что на черно-белой! фотографии Ивонна по¬
лучилась белокурой, а уверенные в себе женщины с годами пере¬
стают бояться блондинок, поскольку к ним приходит понимание
того, что мужчинам нравятся любые женщины, а нс.только блондин¬
ки; к тому же Битси считала, что все блондинки по сути дела — пус¬
тышки.
Свидетельство под присягой об истинном цвете волос Ивонны не¬
избежно привело бы к ложной клятве. Они поминутно меняли цвет,
превращаясь из рыжего в желтый, из желтого в медный, потом — в
кирпичный, и были фантастически красивы сами по себе, а в сочета¬
нии со всем остальным, чем обладала Ивонна, да еще с ее умом и
страстной преданностью — все это вместе вполне могло бы повергнуть
Битси в глубокий шок. В своем неистовом желании сохранить мужа
она вполне могла бы разрушить связывающий их брачными узами
любовный мазохизм.
Мать Ивонны хотела, чтобы дочь стала школьной учительницей.
Но_отец, трезво взирающий на жизнь, воспротивился этому, полагая,
что она может стать причиной появления тысяч малолетних француз1
ских сексуальных маньяков. У Ивонны была сестра-двойняшка; дево¬
чек невозможно было различить, пока они не достигли шестнадцати
лет. В пятнадцать лет Клэр стала Королевой «Лошадок»'1 в Марселе,
затем на Лазурном берегу; она пользовалась головокружительным ус¬
пехом у киношной и литературной богемы, а потом, как это часто
бывает, переключилась на женщин до двадцати трех лет, и так про¬
должалось до той поры, пока она нс обрюзгла и окончательно не ут¬
ратила всю свою привлекательность из-за постоянных, чрезмерных
перегрузок.
Двойняшки были похожи, но в жизни каждая шла своей дорогой и
воспринимала ее по-разному. Клэр потворствовала своим слабостям,
Ивонна действовала осмотрительно. Клэр стала сварливой, Ивонна —
жизнерадостной. Клэр сделалась развязной и грубоватой, как отец.
Ивонна оставалась по-прежнему нежной, в мать. Клэр неуемная в
страсти, была непритязательна в выборе партнеров и легко сближалась
с первым встречным. Ивонна стремилась к большему или по крайней
мере к чему-то особенному, хотя и не знала, к чему именно.
Мать Ивонны и Клэр была второй женой Шарля Бонне. Ивонна
так никогда и не узнала, что случилось с первой. Однажды она спро¬
1	«Л о ш а д к и*> — известное секс-шоу.
240

сила об этом отца, и тот ответил, что она погибла от шальной пули.
Как ни странно, мать девочек была англичанкой. Когда двойняшкам
исполнилось пятнадцать и Клэр стала то и дело отсутствовать дома по
ночам, мать на пять лет отправила Ивонну в Суррей1 в пансион мисс
Джапп.
Мать Ивонны познакомилась с се отцом во время туристической
поездки по Турции. Несмотря на свой легкомысленно-хрупкий вид,
она была типичной англичанкой, молчаливой, упорной, и делала все,
чтобы понравиться отцу Ивонны. Мать умерла, когда Ивонне было де¬
вятнадцать и она уже получила диплом преподавателя французского и
английского языков. Приехав в Марсель на похороны матери, она ре¬
шила остаться здесь, движимая дочерними чувствами. И стала препо¬
давать на курсах.
Отец любил ее и всячески баловал. Ему по-прежнему казалось, что
девочки похожи как две капли воды, однако Ивонна считала, что Клэр
выглядит как дешевая шлюха, без стеснения, открыто зазывающая кли¬
ентов. Клэр «сидела» на героине и говорила хриплым голосом.
Как ни пытался отец внушить себе, что любит дочерей одинаково,
постепенно его симпатии все больше и больше склонялись в сторону
Клэр. Он нс верил попросту Ивонне, ибо постоянно убеждался, что
она всегда говорит что думает, а он не мог поверить, что его дочь на¬
столько глупа. Недоверие рождает страх, а страх в .свою очередь —
неприязнь. Шарль Боуне любил Ивонну, поэтому всегда старался
представить себе, что на самом деле крылось за каждым ее высказы¬
ванием, и так заморочивал себе голову, что ощущал себя полным ду¬
раком. Кто же может смириться с таким положением вещей.
И вот однажды он призвал своих дочерей и'вручил им по копии
своего завещания, согласно которому, все имущество было поделено
между ними поровну. Он сообщил также, что они получают ключи от
двух разных сейфов в Швейцарии — один для Ивонны, другой для
Клэр, в которых хранятся значительные суммы денег. После этого нй
душе у Бонне сразу стало легче. Таким путем он избавился от причи¬
нявших ему страдания комплексов. Затем он посоветовал Ивонне
совершенствоваться в разговорном английском, что всячески привет¬
ствовала бы ее мать, а этим, по его мнению, лучше всего заняться в
Англии. И он вручил ей билет на самолет. Через два часа он отвез
девушку в аэропорт, и Ивонна, счастливая, вернулась в Лондон.
В аэропорту он попытался всучить ей тысячу фунтов, но она отка¬
залась их принять, сказав, что в Лондоне у нее много друзей и будет
лучше, если она сама станет зарабатывать себе на жизнь, но что она
непременно даст ему знать, если возникнет в деньгах нужда. В Лон¬
доне Ивонна продала аметистовую брошь матери с шестью бриллиан¬
тами, и полученной суммы хватило на оплату объявления в «Ивнинг
'Суррей — графство в Англии.
241 ч

стандард», шесть ночей и шесть завтраков в гостинице на Финборо-
роуд, соединяющей Фулхэм-роуд и Бромптон-роуд. Хозяйка гостини¬
цы мисс Беннет, в прошлом помощник театрального режиссера, была
великолепным поваром. Два дня Ивонна провела в номере, изучая
соответствующую рубрику газетных объявлений в «Ивнинг стандард».
В поисках собственного объявления она наткнулась на крупный, жир¬
но набранный текст:
«ТРЕБУЕТСЯ
ОБРАЗОВАННАЯ ДЕВУШКА
СО ЗНАНИЕМ ФРАНЦУЗСКОГО И
АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ
НА ДОЛЖНОСТЬ ПОМОЩНИКА
УПРАВЛЯЮЩЕГО ВИННОЙ КОМПАНИЕЙ.
ЖАЛОВАНЬЕ ХОРОШЕЕ».
Ивонна тут же направилась к телефонной кабинке в коридоре и до¬
говорилась об интервью на следующее же утро в одиннадцать сорок
пять.
Ивонна была не просто красива. Она была соблазнительна, осле¬
пительна, очаровательна и желанно привлекательна, даже при том, что
в июне на улицах Лондона можно встретить множество прелестных
девушек. У нее были чувственные сочные губы, тяжелые веки и кра¬
сивые глаза, которые словно бы поглощали свет, а потом щедро излу¬
чали его вовне. В ее взгляде читались страсть и откровенный намек на
блаженство, которое способно подарить се тело. Но такая откровенно
соблазнительная внешность была обманчива: мысли девушки в этот
момент могли быть заняты чем угодно — например о хлебных бунтах,
круглосуточно происходивших в «Селфридже»1 или — укладывать ей
волосы в четверг или подождать до пятницы. Эти изумительные лучис¬
тые глаза в сочетании с высокой грудью и бесподобными длинными
ногами делали ее совершенно неотразимой.
Когда капитан Хантингтон впервые увидел Ивонну, на ней было
красное платье с китайским рисунком ручной росписи. Он же был, как
и подобает генеральному директору солидной фирмы, в черном кос¬
тюме и белой рубашке. Она не носила ни чулок, ни трусиков, ни бюст-
галтера. А ему пришлось надеть нейлоновые носки, слишком теплые
для лета, потому что утром он никак не мог открыть ящик, где были
летние носки. Лондонцы считали, что в июне их город превращается
в Пернамбуку2. Его нижнее белье было, что называется, на уровне:
'«Селфридж»- крупнейший универсальный магазин Лондона на
Оксфорд-стрит.
•’Пернамбуку — штат в Бразилии.
242

боксерские трусы, ne в пример токийским, давали возможность сво¬
бодно дышать его органу и тестикулам.
Для Лондона день был жаркий. Проблема носков возникла из-за
того, чУо нс было камердинера капитана, который где-то пьянствовал
вот уже трое суток, а Битси уехала в «Хот-Спрингс», на семейное тор¬
жество по случаю двадцатилетия со дня окончания Харри учебы в
Гротоне*. Оттуда Битси отправилась в Форт-Борз, дабы изучить воз¬
можность перепрофилировать тамошнюю фабрику по выделке замши,
как предлагал дядя Пит, на производство прочной кожаной одежды
для ВВС.
Теплый день, всегда стимулирующий половую активность в холод¬
ных странах, и специфический эффект, производимый испанским аб¬
сентом под названием «Охен», оказали на капитана такое благотворное
действие, что он готов был до появления Ивонны благодаря эрекции
поднимать бревна, примерно так же, как это делает слон хоботом.
Однако он ошибся: под влиянием ее многообещающего взгляда и
фантастических грудей, как нив чем не бывало уставившихся на него
из-под красного китайского платья, его потенция еще более усилилась.
Он встал из-за стола, и не из привычной учтивости, а скорее из-за
потребности похвастаться, и Ивонна залюбовалась им — и не только
осанкой и. дорогим костюмом.
Они заговорили по-французски, и им весьма понравилось произ¬
ношение друг друга, что естественно для тех/кто выбрал французский
из четырех тысяч остальных языков мира.
Ивонна подумала, что капитан — самый красивый мужчина из всех,
кого она когда-либо встречала. Нет, никак не скажешь, что он годит¬
ся ей в отцы, но даже если это и так, выглядит он очень молодо.
Капитан Хантингтон продолжил свое интервью и во время неспеш¬
ной прогулки по Грин-парку по направлению к Букингемскому двор¬
цу, на котором развевался государственный флаг, рассказывал ей о
своей жизни и службе на флоте, и о том, как он по-прежнему ведет
морские баталии в Тихом океане со своим приятелем, живущим в То¬
кио, и о своем личном поваре, великом Хуане Франкохогаре и...
Она вдруг остановилась среди аллеи и решительно схватила его руку.
—	Вы ТОТ САМЫЙ капитан Хантингтон? Боже мой! Вы тот человек,
у которого служит Франкохогар?
—	Он действительно готовит необыкновенно вкусно, — сказал ка¬
питан. — И если вы Поступите в мою фирму, будете есть блюда Фран-
кохогара каждый день. — Он вовсе одумался и добавил: — Ну, почти
каждый день.
—	Mon dieu!? Вы — человек, который владеет винной фирмой и
одним из величайших поваров мира!
’Гротон — учебное заведение.
2	Мой Бог! (фр.)
243

— Природа стремится к совершенству, — напыщенным тоном из¬
рек он. — Природа стремится к полной гармонии во всем.
Около половины второго они решили позавтракать в «Ритце», од¬
нако ели мало, поглощенные беседой, и как бы ненароком касались
рукой друг друга, когда в три пятнадцать зал ресторана заметно опус¬
тел. Проходя мимо фортепиано. Ивонна замедлила шаг.
— Я спою для вас, — сказала она и села за инструмент, капитан
наклонился к ней, их головы сблизились. L'imporiani e’est la rose', —
тихо запела девушка неожиданно хрипловатым голосом
Когда она кончила петь, Хантингтон сказал:
— Было бы неплохо снять в этом отеле номер с фортепиано, чтобы
вы спели мне эту вешь еще несколько раз.
— Это было бы прекрасно, — серьезно ответила девушка.
Они вышли из ресторана. Хантингтон шел немного впереди нес и,
подойдя к конторке портье, что-то сказал ему. на что тот. утвердитель¬
но кивнув, спросил:
— Какая марка для вас предпочтительнее, сэр. — «Бехштейн» или
«Кнаб»2.
— Думаю, «Бехштейн», — решительно ответил капитан.
Когда дверь за портье захлопнулась, они не стали заниматься этим
• ни на фортепиано, ни на постели, а обстоятельно и со знанием дела
насладились друг другом на пушистом ковре, чуть ли не у самого вхо¬
да в номер. Позже, когда они уже были в постели, Хантингтон сумел
уговорить Ивонну пожить в «Ритце», пока он не найдет ей квартиру
поближе к Фарм-стрит, где находилась винная компания. Он нс поз¬
волил девушке возвращаться на Финборо-роуд за своими скромными
пожитками.
— Мы начинаем новую жизнь, — с волнением проговорил капитан,
и она вновь тесно прижалась к нему. Затем он вспомнил, что магази¬
ны скоро закроются, и они стали собираться.
Так как они прекрасно подходили друг другу во всех отношениях,
Ивонна редко покидала квартиру на Чарлз-стрит. Разговор о работе
больше никогда не возникал. Каждое утро, когда Битси была лома, где
она проводила большую часть времени, капитану приходилось поки¬
дать здание на Фарм-стрит пораньше, чтобы чуть ли не бегом отправ¬
ляться по Честерфилд-Хилл к милому сердцу дому Ивонны. А она уже
поджидала его. Капитан прибавил Франкохогару жалованье, чтобы
только он устроил скандал, требуя переоборудования кухни на Фарм-
стрит, и перевез все свое хозяйство на Чарлз-стрит, поскольку Битси
постоянно соблюдала диету, а Ивонна вечно испытывала голод. Эти
новые условия, учитывая продолжительность его контракта, заключа¬
лись в том, что Франкохогар появлялся на Фарм-стрит всякий раз,
1 Главное — красота (фр.).
3	Марки роялей.
244

когда Папа или дядя Джим, дядя Пит или кузены решали важные дела
или устраивали правительственный прием. Все для всех; каждый был
счастлив. Ивонна оказалась величайшим гурманом. Она всегда знала,
что готовит Фрапкохогар, и вникала в проблемы, с которыми он при
этом сталкивался. Она понимала, что совершенство в блюде достига¬
ется нс только тем, что оно хорошо на вкус, но и тем, что оно имеет
восхитительную способность воздействовать на все пять чувств, а нс
только на одно или два. Ивонна, сидя на высоком табурете в кухне,
наблюдала за приготовлением каждого блюда, пробовала их, восхища¬
ясь действиями Франкохогара и достигнутыми результатами; вдобавок
она разбиралась в винах и знала, почему они сочетались именно с
этим, а не с тем блюдом.
Ивонна с капитаном вкушали неземные ленчи, однако ужинала она
почти всегда в одиночестве. И она не возражала. Ей было нужно вре¬
мя, чтобы заниматься живописью и совершенствоваться в игре на сво¬
ем сопрано-саксофонс, — она стремилась достигнуть совершенства,
присущего исполнительскому мастерству Сиднея Бече. Она без конца
слушала его грамзаписи, стараясь перенять присущую им едва улови¬
мую меланхолию, навевающую ностальгически-романтическос настро¬
ение.
Битси испытала огромное облегчение, когда Фрапкохогар отбыл с
Фарм-стрит, потому что теперь она могла сесть на диету: швейцарс¬
кие ржаные хлебцы, мясные консомэ и содовую воду.
Битси не была фригидной женщиной. Отнюдь. Она была здорова и
молода, естественно, любила своего мужа. Капитан был астеником и
почти не пил крепкого спиртного, зато регулярно, несколько раз в
день, выпивал по маленькой чашечке специального японского чая, о
котором он узнал от знакомого доминиканского дипломата, и резуль¬
тат не замедлил сказаться, — вскоре обе молодые женщины стали по¬
лучать свою долю удовольствия.
Поначалу капитан намеревался проявлять сдержанность в отношени¬
ях к обеим дамам, не причиняя ни боли, ни беспокойства ни одной, ни
другой, как бы деля себя поровну между ними. И с Ивонной, и с Битси
все начиналось с влюбленности, но потом влюбленность перерастала в
любовь. Он не только не хотел ничего менять, но уже и не мог.
Глава 9
По иронии судьбы женщины, носящие имя Битси’, чаще всего не
соответствуют этому имени, потому что ничто в младенце не свиде¬
тельствует о его росте и комплекции в зрелом возрасте. Со временем
она обрела весьма солидные габариты; рост пять футов одиннадцать
•Битси — крохотная, малюсенькая (англ.).
245

дюймов, объем груди — тридцать восемь дюймов, объем бедер — трид¬
цать девять дюймов. И к тому же у нес была широкая кость. В резуль¬
тате регулярных занятий теннисом, плаванием, лыжным спортом,
верховой ездой, стрельбой из лука и прыжками в воду, тело ее сдела¬
лось мускулистым, без единой складочки. Каждое утро Битси занима¬
лась одним из своих любимых видов спорта. Так что ее никак нельзя
было назвать полной, но крупной — безусловно, да.
Не только в широких брюках и шортах или в спортивных костю¬
мах, но и в платьях она выглядела стройной и женственной. Капитан
обставил их дом итальянской мебелью, чтобы на се фоне Битси ощу¬
щала себя более миниатюрной. Она ездила на «Мерседесе-600 СЕЛ»,
самой крупногабаритной машине. Ес верховые лошади были огром¬
ны и повиновались ей беспрекословно. Собаки в Розснарии, гигант¬
ские ирландские волкодавы, были под стать лошадям — впору было
их седлать и устраивать скачки. Дверные проемы и потолки в доме
были широкие и необычайно высокие. Однако вся эта предусмотри¬
тельность диктовалась отнюдь не заботой о Битси. Вес это делалось
для того, чтобы Папа, приезжая в гости, мог по-прежнему называть
дочь «крошкой».
Ее полное имя было Элизабет Блю Уолмотт, а значит, она из штата
Массачусетс, потомок работорговцев, контрабандистов и торговцев
спиртным, которые стояли у истоков американской республики. Ее
мать, волевая женщина из семейства Райан, была ревностной като¬
личкой, дочерью человека совсем иного сорта, но столь же уважаемо¬
го, как и любой ее родственник по отцовской линии. Но все же отец
Битси лишь незадолго до этого иммигрировал сюда из Ирландии, так
что матери пришлось приложить некоторые усилия, чтобы настоять
на своем. Таким образом, Битси росла католичкой, и в конечном
итоге Папа тоже перешел в эту веру. После смерти матери Битси
и ее отец перестали строго соблюдать католические обряды. Па¬
па, возглавив подразделение ЦРУ в Великобритании, забрал Битси
из Радиклиффа, и она закончила свое образование в Гертон-коллед¬
же1 в Кембридже, тогда же она познакомилась и с капитаном Хан¬
тингтоном.
Папа занимал множество высоких-высших-высочайших правитель¬
ственных постов, чаще всего — невидимых, но все они были важны¬
ми, обеспечивали ему огромную власть, а главное — исчерпывающую
информацию о том, где и как лучше всего использовать семейные ка¬
питалы. Вне зависимости от того, как далеко от Штатов забрасывала
Папу благосклонность Президента, его дом всегда оставался в Шта¬
тах. И все остальные члены семейства тоже занимали высокие посты.
Дядя Джим послужил у шести президентов, дядя Пит был губернато¬
' Гсртон-коллсдж - известный женский колледж Кембриджского
университета, основанный в 1869 г.
246

ром и два срока — сенатором, однако мистер Даллес посчитал, что
дядя Пит импортом и экспортом, тяжелой промышленностью, тран¬
спортом, аэронавтикой и электроникой принесет стране гораздо боль¬
ше пользы. Так до сих пор он веем этим и занимается. Все мужчины
семейства служили нации, занимая высокие посты, благодаря чему
поневоле становились обладателями самой разнообразной информа¬
ции. По меньшей мере раз в день кто-нибудь из этой пятерки непре¬
менно узнавал нечто новое, что позволяло им удачно распорядиться
своим капиталом. В шестидесятые годы перед ними открылись уди¬
вительные, а главное — безграничные перспективы. Государственная
служба для них была одновременно и благородным и доходным де¬
лом, но, совершенно естественно, высокопоставленные правитель¬
ственные чиновники постоянно находятся под прицельным взглядом
радикальной прессы, которая с наслаждением раструбила бы любую
самую мелкую, допущенную ими оплошность. Поэтому Папа, дядя
Джим, дядя Пит, Харри и Ларри не могли лично заниматься бизне¬
сом, поэтому вес их указания осуществляла Битси из Лондона. Имен¬
но она фактически руководила швейцарской и панамской компа¬
ниями и осуществляла капиталовложения именно в те сферы, где они
приносили наибольший доход.
Собственный капитал Битси, поначалу весьма скромный, возрос во
много-много раз. Мать Битси владела сетью магазинов и компанией
по производству подвесных лодочных моторов, которую Папа приоб¬
рел за бесценок, но впоследствии она стала приносить колоссальные
прибыли. Теперь вся эта компания принадлежала Битси, так же как и
магазины. Мать умерла, когда Битси с группой американских герл¬
скаутов путешествовала у берегов Антарктики. Ее кузен Ларри, быв¬
ший в то время министром Военно-Морского флота, послал за ней
бомбардировщик Южно-Атлантического флота, доставивший ее из
Мак-Мердо1 в Буэнос-Айрес, и далее в Рио и Кингстон* 2 *, а оттуда уже
на армейском истребителе — в «Перфектен»5, их фамильный охотни¬
чий домик в штате Мэн, но все равно на похороны Битси опоздала.
«Маме было бы приятно узнать, сколько усилий и денег (свыше двух¬
сот тысяч долларов) было затрачено ради твоего присутствия на по¬
гребальной церемонии», — мрачно произнес Папа. Так что даже амери¬
канские налогоплательщики, сами того не ведая, почтили память
покойной. Битси очень любила свою мать, но когда та умерла, заняла
ее место по праву, поскольку других женщин в семье не было.
Когда Битси исполнилось двадцать лет и она вышла замуж за Ко¬
лина, Папа положил на ее счет довольно крупную сумму, полученную
•Мак-Мсрдо - американская полярная станция на побережье Ан¬
тарктиды.
2Кингстон — город в Австралии.
’ «Псрфскшен» (англ.) — «совершенство».
247

им благодаря маленькому примечанию в Законе о налогах, которые
дяде Джиму удалось провести как пустяковый «дополнительный» пункт
к аляско-эскимосскому биллю о вспомогательных фондах. Невеста не
нуждалась во вспомоществовании, коль скоро это были шальные день¬
ги, «заработанные» без малейших усилий с его стороны (так сказать,
«за компанию» с аборигенами Аляски), он и решил поместить их на
счет дочери. Папа был опытным юристом, но с приходом в Белый дом
нового Президента он каждый раз производил «лакировку» фирм, под¬
держивавших президента во время выборов, поскольку знал, что пос¬
ле выборов уже они будут выдвигать непомерные требования в отно¬
шении их собственных, корыстных интересов.
Битси очень скрупулезно вела дела семьи. В конце каждой недели
она^твердо знала, какие суммы поступили на счета каждого из них.
В общей ^сложности доходы семьи за неделю составляли примерно че^
тыреста тысяч долларов. Она никогда не играла на бирже. Она всегда
вкладывала деньги в «нечто реальное», в соответствии с конфиденци¬
альной информацией, добытой Папой, дядей Джимом, дядей Питом,
Харри и Ларри у лиц, которые охотно поставляли эту информацию,
потому что во многом сами зависели от этой пятерки.
Битси была немало удивлена, получив однажды на третьем году ее
замужества послание от лорда Глэндора в плотном фирменном конвер¬
те. «Не иначе как нечто важное, — подумала она. — Да и сама почто¬
вая бумага весьма оригинальна». На бумаге в четыре краски способом,
создающим эффект неоновой надписи, было напечатано: «КЕГЕЛЬ¬
БАН И БИЛЬЯРД ЛОРДА ГЛЭНДОРА ВЕЙНЕР. ВНЕБИРЖЕВЫЕ
СДЕЛКИ».
Лорд Глэндор желал Битси счастья со своим братом и сообщал о
готовности принять ее в свое дело, о котором готов предоставить ей
весьма конфиденциальную информацию, если она возьмет на себя труд
выслать ему двадцать тысяч долларов. Поскольку сумма была мизер¬
ной, но также из чувства семейной солидарности, она послала лорду
Глэндору чек, адресованный банку в Калгари, и впервые за все время
их супружества Колин пришел в дикую ярость, такую дикую, что она
и впрямь подумала, что он собирается ее избить. Он потребовал, что¬
бы она позвонила в банк и потребовала немедленно вернуть чек. Она
с готовностью обещала, но обещания не выполнила. Во-первых, пото¬
му, что хотела убедиться, что действительно поступила опрометчиво.
Во-вторых, потому, что вложение денег в подобное предприятие долж¬
но было оправдать себя, принеся примерно трехсотпроцентную выго¬
ду. Каждый год, когда в день рождения лорда Глэндора (а не на
Рождество) прибывала почтовая открытка с изображением кегельбана
в Бойсе, она поспешно рвала ее, чтобы Колин не увидел ее и не. рас¬
сердился.
Однако Глэндор чем дальше, тем больше разжигал любопытство
Битси.
248

—	Что представляет собой твой брат? — спросила она однажды
Колина в конце безмятежно счастливого дня, проведенного ими в Ро-
зенарии. И вздрогнула от его холодности и той глубочайшей пропас¬
ти, которая мгновенно пролегла между ними.
—	У лорда Байрона была няня, — наконец проговорил он, — по
имени Мэй Грэй, которая совратила мальчишку, когда ему было всего
девять лет, и за три года превратила его в беспутного человека, нераз¬
борчивого в связях. Мой брат каждое лето в течение трех лет приез¬
жал в гости к тете Эванс, когда та жила в Соединенных Штатах. Аме¬
рика оказалась такой няней, которая соблазнила его, превратив в
мелкого, неразборчивого в связях бизнесмена. Он был ирландским
пэром. Его отец был доверенным лицом и другом английского коро¬
ля. Он владел фамильной усадьбой в Чистых Водах, близ Липа, рас¬
положенной над Бухтой Глэндора. В округе пользовался всеобщим ува¬
жением. Он был пэром королевства, и ЧТО ОН СДЕЛАЛ, ВМЕСТО
ТОГО ЧТОБЫ ДОВОЛЬСТВОВАТЬСЯ ЭТИМ?! - Голос Колина дро¬
жал, казалось, он вот-вот разрыдается. — Он продал ВСЕ. Обосновал¬
ся в Перу, в ИНДИАНЕ, откуда прислал четыре нарочито безвкусных
открытки, гласящих: БЕСПОДОБНА ПЕРУАНСКАЯ ШИНШИЛЛА
ЛОРДА ГЛЭНДОРА. ДЕШЕВЛЕ, ЧЕМ ВЫ МОЖЕТЕ ПРЕДСТА¬
ВИТЬ. Потомственный пэр, который, умри он завтра, оказал бы нам
огромную любезность, автоматически сделав меня лордом Глэндором,
а тебя — леди Глэндор. Я это говорю тебе! Будь ты леди Глэндор, по¬
спешила бы ты открыть кегельбан с внебиржевыми сделками в Бойсе,
штат Айдахо? Жизнь в представлении моего брата — это жалкая сдел¬
ка, приносящая крохотные барыши. Этот титул должен бы принадле¬
жать мне. Мы сейчас жили бы в графстве Корк, наши крестьяне при¬
ветствовали бы нас, беря руку под козырек. О БОЖЕ! — Правой
ладонью он хлопнул себя по лбу. — О БОЖЕ, БОЖЕ, БОЖЕ! Никог¬
да больше не упоминай даже его имени!
Битси поняла, насколько Колин был прямодушен и порядочен,
даже сверх меры. Колин был и аристократичен и благороден. Тогда
как она вполне могла пойти на сотрудничество с владельцем такого
кегельбана, если бы, конечно, можно было развить этот бизнес в мас¬
штабе всей страны. Колин, как она подозревала, в эти дни даже играл
словно бы ради развлечения друзей, что лишь свидетельствовало о его
редкостном аристократизме. И, конечно, ей очень хотелось бы быть
леди Глэндор: наверное, приятно раз в три месяца вынимать из сей¬
фа в банке свои рубины и самфиры, и блистать в них на роскошном
ужине в Розенарии под защитой телохранителей. Но и без всего это¬
го она любила Колина. Почти всегда она любила его даже больше, чем
Папу, дядю Джима, дядю Пита, Харри и Ларри. Битси познакомилась
с Колином, когда Папа был представителем ЦРУ в Всликобр'итании
и по роду службы должен был устанавливать связи и поддерживать
дружеские отношения с разнообразными людьми, имеющими отноше-
249

ния к вооруженным силам и военно-морскому флоту. Она впервые
увидела Колина Хантингтона на капитанском мостике авианосца
«ГЕНТИ», где он служил старшим помощником. Ей пришлось пере¬
шагнуть из гички на подъемник, находящимся с внешней стороны
корпуса огромного судна, который доставит се на самый верх, к взлет¬
ной палубе. Потом по сложному лабиринту коридоров ее проводили
сше к одному подъемнику, и наконец она оказалась на капитанском
мостике.
Огромные габариты корабля впервые в жизни позволили ей ощу¬
тить себя совсем крошечной и беззащитной. Битси постоянно сокру¬
шалась по поводу своего непомерно высокого роста и громоздкой
фигуры, поэтому сейчас испытывала глубочайшую благодарность к Ко¬
ролевскому Флоту и авианосцу «ГЕНТИ», позволившим ей ощутить
себя хрупкой и маленькой.
Вот с этим приятным, неведомым доселе ощущением она шагнула
на капитанский мостик и неожиданно предстала перед Колином Хан¬
тингтоном.
После девяти лет замужества она по-прежнему считала Колина са¬
мым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала. Всег¬
да подтянутый и превосходно выбритый, он к тому же великолепно
танцевал и отлично играл в теннис, чего нельзя было сказать о подав¬
ляющем числе мужчин ее круга. Он держался с нею в высшей степени
учтиво — нс более учтиво, чем с остальными, но и не менее. Он был
жизнерадостен и весел, безупречно исполнял свои служебные обязан¬
ности и отличался ангельским характером, как сообщил Папа, по¬
скольку. узнав, что Битси испытывает к Колину интерес, срочно при¬
казал собрать о нем сведения.
Разумеется, в письменной справке упоминалось о пристрастии Ко¬
лина к картам, однако тогда его азарт еще не приобрел губительного
для него свойства. Упоминалось также и о том, что Колину присущ
снобизм, что он пренебрежительно относится к деньгам, однако Бит¬
си и без того знала, что все морские офицеры ужасные снобы и у них
просто нет необходимости задумываться о деньгах, поскольку все они
живут на корабле и пользуются как всемирно известные мастера па¬
русного спорта щедрой материальной поддержкой самых престижных
яхт-клубов.
О Боже, «Генти» должен был доставить на Тихоокеанскую военно-
морскую базу большой «мерседес» Битси, одновременно с которым
прибыл и «ролле» Колина, — офицеры военно-морского флота имели
право в мирное время приобретать автомобили за границей. А достав¬
лялись они на английских судах. Битси была счастлива. Иначе она не
смогла бы повесить на свою машину гонконгские номерные знаки, а
следовательно, и уклониться от уплаты пошлины.
А еще в представленной Папе справке Колин — великолепный
морской офицер, способный высоко подняться по служебной лестни-
250

цс в Королевском Флоте.'’Папа был убежден, что Колин — без двух
минут адмирал. Битси и сама это знала. Чтобы понять это, достаточно
было взглянуть на Колина. К тому же она была абсолютно уверена, что
справка ЦРУ никак не повлияла на Папино мнение о способностях
Колина.
Со временем Битси полюбила его еще сильнее. Удар судьбы, об¬
рушившийся на капитана, похоже, глубоко ранил его душу, что не¬
избежно сказалось на его внешности и на поведении. Растерянность,
казалось, уравновешивалась полным безразличием — к игре ли —
продолжать се или нет, к карьере — встанет ли он на ноги или по¬
гибнет, достигнет цели или потерпит неудачу. Чувства Битси не ос¬
лабели, наоборот, теперь, осознав, что ей придется смириться и с его
укоренившимися привычками и с мятежным духом, она стала любить
его особенно трепетно и нежно.
К тому же ей едва исполнилось двадцать, а он был сильным, изо¬
щренным любовником. У Битси и до него случались любовные связи.
Она принадлежала к элите вашингтонского общества и пользовалась
огромным успехом у иностранных дипломатов, ибо, если дипломат
дорожит своей профессией, но испытывает затруднения в деньгах, он
должен жениться на девушке из богатой семьи. Отец, дядя Джим и
дядя Пит сумели внушить ей уверенность в себе. Она с наслаждением
занималась сексом и в конце концов секс сделался ее хобби. Поскольку
она была очень крупной, то, до встречи с Колином, считала необхо¬
димым вступать в интимные связи с любым мало-мальски подходящим
мужчиной, таким образом убеждала себя и других в своей исключи¬
тельной женственности. После знакомства с Колином она навсегда
избавилась от прежних комплексов, теперь она твердо уверовала в то,
что ее рост не создает никаких помех для секса. В Вашингтоне она
бросилась в другую крайность: вспышки неистовства у нее сменились
тупым равнодушием к сексу. Когда Колин встретился с ней, она ока¬
залась уже вполне зрелой женщиной.
Колина перевели с Карибской военно-морской базы вместе с «ГЕН-
ТИ» в Портсмут, который Битси терпеть не могла. Тогда, втайне от
Колина, они с дядей Джимом решили направить его военно-морским
атташе в Британское посольство в Париже, где по этому случаю Битси
закатила такой грандиозный прием, что заслужила признательность
министерства иностранных дел. Однако Колин страшно тосковал по
своему кораблю и избывал эту тоску в азартной игре. Поэтому Битси
снова обратилась к дяде Питу, который приватно обратился к своему
старому другу из Генштаба, а тот, в свою очередь, немедленно догово-.
рился ^Уайтхоллом1 и Адмиралтейством, и Крлина обменяли на во¬
семь тысяч тонн фреона для кондиционеров, столь необходимых
'Уайтхолл — английское правительство, а также улица в Лондоне, где
находятся правительственные учреждения. 4
251

английским офицерам и дипломатам, несущим службу в тропических
странах Юго-Восточной Азии и на Тихом океане. Такой поворот
событий стал возможным, естественно, во многом благодаря безупреч¬
ному послужному списку Колина. Хантингтон возвратился на «ГЕН¬
УИ» капитаном, а его изумленного предшественника списали на берег,
присвоив звание адмирала. Дядя был волшебником.
В конце концов азартная игра — не всегда так уж ужасна. «Одни и
те же люди, — думала Битси, — презирают игру в кости или эту таин¬
ственную игру в цифры»' в Гарлеме, в то же время не видят ничего
непредосудительного в том, чтобы ставить огромную сумму на какую-
то определенную лошадь, если ты знаком с тренером или наездником,
а там уж как повезет. И те же самые люди, которые считают ненор¬
мальным человека, играющего одновременно на трех столах в бакка¬
ра2, ставят миллион в год на компьютерного брокера в расчете серьезно
повлиять на биржевой курс, а оборачивается все повышением курса
всего лишь на подпункта.
К тому же Битси знала — если игрок рискует своими собственны¬
ми деньгами, то, если даже он все их проиграет, его никто не станет
осуждать. Вначале Колин проигрывал относительно немного, хотя,
разумеется, проигрыш превышал не только его жалованье морского
офицера, но. весьма существенно превосходил годовой доход, унасле¬
дованный от тети Эванс, которая, к благоговейному восторгу Битси.
была упомянута Робертом Рипли в книге «Верь этому или не верь»,
как самый рьяный читатель детективных романов в мире. Прочиты¬
вая в среднем шесть романов в день — две тысячи сто шестьдесят
четыре в год — она, фактически, перекрыла рекорд Дуайта'Д. Эйзен¬
хауэра, который в бытность свою президентом ежегодно прочитывал
несметное количество ковбойской литературы. Однако на этом этапе
проигрыши Колина не превышали сумм, которые Битси считала при¬
емлемыми для джентльмена, и она с готовностью оплачивала. Тем
более что он не пил.
Затем, на. третий год его командования кораблем, в расцвете его
морской карьеры, Колин проиграл в покер восемьдесят семь тысяч
фунтов двум китайским политиканам, пользовавшимся огромной влас¬
тью в Гонконге и Макао. Это произошло в печально знаменитом Ма¬
као, где Колин проигрался в пух и прах и «был повержен с вершины
горы вниз», как наивный дурачок Джек из детской песенки, «и лишил¬
ся своей короны».
Впервые всепоглощающая страсть Колина к карточной игре стала
очевидной для Битси, когда они и еще человек восемь из эскадры с
женами отправились в отель «Центральный» понаблюдать за куриль-
’«Игра в цифры» — ежедневная нелегальная лотерея. Ставки дела¬
ются на цифры в статистических таблицах и т. п., помещаемых в газетах.
’БаккЬра- род азартной карточной игры.
252

шиками опиума на верхнем этаже, а затем украдкой взглянуть на про¬
ституток, работающих этажом ниже. Потом они спустились еще ниже,
в роскошные игорные залы, намереваясь поужинать на первом этаже,
однако Колин начал играть в баккара и выиграл три с лишним тысячи
фунтов в мексиканских долларах. После этого в нем. казалось, уже за¬
пылал огонь азарта, хотя впоследствии он всегда утверждал, что играл
исключительно для того, чтобы проигрывать, но в тот день выигрыш
раззадорил его. И вскоре Битси поняла, что любой выигрыш Колина
был для него важен — как прелюдия к проигрышу.
Он снова и снова приходил в огель «Центральный», иногда вместе
с ней, но чаше — один, всякий раз, когда мог покинуть корабль, хотя
редко выигрывал помногу. Из-за своей восхитительной деликатности
он нс ставил жену в известность о возникших у него трудностях. Она
сама оплатила бы его долги тем двум китайцам, или же ЦРУ послало
двух своих людей с холодными глазами разобраться с ними. Требовал¬
ся всего лишь телефонный звонок и короткая встреча с Папой. Но
поскольку Колин не обратился ни к Битси, ни к ее семейству, а сам
необходимой суммой нс обладал, те двое китайцев отправились к его
начальству.
Это были весьма влиятельные политики из материкового Китая.
Хотя Макао формально считалось португальским владением, на деле
все обстояло иначе. Один из этих политиканов был полноправным
диктатором Гонконга, второй — правителем Макао. В Гонконге ан¬
гличане не смели ничего предпринять вопреки воле первого. Точно
так же, как португальцы в Макао оказывались совершенно беспомощ¬
ными перед лицом второго. Эти двое постоянно встречались для дру¬
жеского общения в каком-нибудь нейтральном месте между Гонкон¬
гом и Макао,- и главным их развлечением при этом была азартная
игра. Пользуясь своим положением, они устанавливали цены на зо¬
лото, импортируемые продукты и воду. Они контролировали судоход¬
ство, доки, торговлю опиумом, проституцию и игорную индустрию,
получая приказы исключительно из Пекина и переправляя туда все
доходы, которые китайское правительство расценивало как косвенный
налог в свою пользу. Кроме того, под их контролем находилась вся
рабочая сила, гавань, порт, оборудование в сухих доках, а также вся
вода и запасы топлива для судов. Командир эскадры, несущий ответ¬
ственность за содержание и безопасность кораблей, находившихся под
его командой, не имели права вступать в контакт с любыми людьми.
Капитан Хантингтон знал, кто эти люди и что они собой представля¬
ют, когда садился с ними играть (действие, само по себе чреватое во¬
енным трибуналом), и когда все больше и больше проигрывал, знал,
что не сможет расплатиться, и причинит тем самым неприятности
собственному кораблю, всей эскадре и адмиралу, который ему дове¬
рял. Китайские политики явились к адмиралу с требованием уплаты
долга.
253

Адмирал сэр Фрэнсис Хеллер, человек старой закваски, с роскош¬
ной седой бородой, пользующийся репутацией чрезвычайно строгого,
но справедливого начальника, послал офицера Шюта, тактичного, ум¬
ного человека, к Битси, пока Колин находился в морс. Адмирал не
собирался разговаривать по этому поводу с Хантингтоном. Шют был
у Колина офицером разведки, но вынужден был перейти на инвалид¬
ность из-за потери руки, — ее откусила акула. Это был полный чело¬
век с проницательными голубыми глазами, золотистыми волосами,
кавалер всех существующих в Великобритании орденов и медалей,
подлинный представитель Королевского Флота, где офицерам нс раз¬
решалось носить усы без бороды.
Коммандер Шют разговаривал с Битси, тщательно подбирая сло¬
ва, исключительно деликатно. Ему выпада чрезвычайно неприятная
миссия, сказал он, ибо Колин — самый дорогой его друг, спасший од¬
нажды ему жизнь, однако на берегу произошел довольно неприятный
инцидент. Впрочем, вполне возможно, что Колин находился под воз¬
действием наркотиков или его просто облыжно обвинили 1в карточ¬
ном долге. Но его долговая расписка налицо — не так ли? Следова¬
тельно, долг необходимо вернуть, — правда? Иначе все это может
обернуться крупными неприятностями, и если, не дай Бог, вызовет
политический резонанс, то можно с уверенностью сказать, что китай¬
ское правительство пустит в ход свои испытанные средства. Вся эта
история ужасно неприятна, а главное — чревата непредвиденными
последствиями.
Битси возместила долг, разумеется, наличными, и коммандер Шют
принес ей расписку от китайцев. Все прошло без сучка и задоринки,
если не считать того, что Колин подал в отставку.
Битси ни разу не обмолвилась по поводу истинной причины отстав¬
ки Колина ни Папе, ни дяде Джиму или дяде Питу и чувствовала себя
предательницей по отношению к ним, однако занялась интенсивным
вложением капитала за границей, чтобы вернуть себе как спокойствие,
так и деньги. Ее действия произвели впечатление на семейство, и по¬
скольку эта идея от начала и до конца принадлежала Битси, они по¬
ручили ей.аналогичные операции и с их собственным капиталом. И на
этом примере она лишний раз убедилась в том, что рано или поздно
тучи рассеиваются и на небе снова появляется .солнце.
Отныне инвестиции капитала стали главной сферой ее деятельнос¬
ти. и если Колин выражал недовольство по поводу се чрезмерной за¬
нятности, она находила себе оправдание в том. что все это происходит
по его собственной вине, и он не вправе сетовать на нее.
Колин тогда даже не намекнул ни ей, ни кому-либо еще в семье,
что попал в ужасное положение, а теперь все уладилось. В его жизни
все оставалось по-прежнему, и он ни в чем не изменился. Насколько
ей было известно, он не знал, что долг полностью уплачен, и этого
воинствующего аристократа даже нс волновало, сможет ли он когда-
254

нибудь его вернуть. Он никогда нс упоминал о своем долге, и если
бы она не вернула эти восемьдесят семь тысяч фунтов благодаря ус¬
пешным капиталовложениям и нс взяла на себя функции уполномо¬
ченного всей семьи, ей и впрямь был бы нанесен существенный
материальный и моральный ущерб. Ей, как жене, импонировали арис¬
тократические манеры Колина, но, как типичная американка, она счи¬
тала, что вполне заслужила в данном случае благодарность. Колину
следовало бы либо поблагодарить ее, либо выразить, неудовольствие по
поводу уплаты его долга.
Но он не сделал ни того ни другого, только упомянул вскользь о
предстоящем выходе в отставку. Как-то после обеда он приехал домой
и между делом поинтересовался, как она относится к идее вернуться в
Лондон, поскольку он решил подать рапорт об отставке.
Битси нс знала, что ответить. Колин так любил флот. Он был для
него все, исключая азартные игры, разумеется. Его нынешний чин
соответствовал титулу графа и вполне компенсировал утраченный ти¬
тул пэра. Потому он и держался с подобающим ему достоинством. Она
нс знала, что сказать; поэтому ответила вопросом на вопрос:
—	Списаться на берег?
—	Мы навсегда могли бы остаться в Азии, дорогая. Но это место
не для нас. Мы уже достаточно пробыли здесь, не так ли?
—	В Азии довольно неприятно.
—	Я в самом деле тоскую по Лондону. Морская служба весьма при¬
влекательна и полезна для тридцатилетнего мужчины, но мне уже со¬
рок один, и скоро будет пятьдесят.
—	Что ты собираешься делать в Лондоне? — Она нс спросила: «Как'
ты собираешься зарабатывать себе на жизнь?» Если он чувствует, что
должен чем-то заниматься, дядя Пит сможет подыскать ему выгодное
занятие, такое, как продажа самолетов.
Битси понимала, что ему необходимо чем-то заниматься, иначе он
•потеряет уважение к себе. Колина беспокоило, что о нем думают дру¬
гие, беспокоило, возможно, даже больше, нежели то, кем он был на
самом деле. Поведение мужчины всегда менее предсказуемо, чем по¬
ведение женщины, и Битси знала это, потому что мужчины романти¬
ки, строящие иллюзии, замыкающиеся исключительно на самих себе,
женщины же более реалистичны и прогматичны. Битси нс знала, что
именно он ответит, но определенно знала только одно: в глубине души
он не мыслит свою жизнь без флота.
Я разбираюсь в вине, — сказал он, — но никогда не питал пристрас¬
тия к нему.
Это было правдой, и Папа два года назад убеждался в компетент¬
ности Колина, когда приезжал в Шато Амбре два года назад. Шато
Амбре принадлежало знаменитому гурману и оэнологисту1, Анри Эмме.
Оэнология — наука о вине.
255

который к тому же был один из крупных банкиров Франции. Папа
закупил огромное количество производимого здесь великолепного вина
и, уплатив, благодаря взятке, чисто символическую пошлину, отправ¬
лял сотни ящиков благородного амброанского вина, словно рождес¬
твенские открытки, и всячески благодарил Колина. На обеде по случаю .
Дня благодарения1, устроенного для Президента дядей Джимом, вмес¬
то бурбона к индейке подавали «Шато Амбре» 1949 года. Французское
правительство, воздав должное превосходному вину, на шестнадцать
дней! сняло «давление» с доллара, и Папа успел за это время отправить
в Америку шестнадцать тысяч ящиков.
Поэтому Битси не пришлось ходатайствовать за Колина перед
отцом. Тесть и зять просто обожали друг друга, и Папа приходил
в благоговейный трепет от познаний Колина в вине, так что когда
тот заявил, что хочет основать винную компанию в Лондоне и хо¬
тел бы получить заем, Папе доставило огромное наслаждение аван¬
сировать искомые двести тысяч фунтов, и, аннулировав предыду¬
щий контракт, назначил Колина единоличным поставщиком «Шато
Амбре».
ЦРУ изъявило готовность содействовать еще неоперившсйся вин¬
ной компании через пбсредство Английского банка, дабы провести
все необходимые формальности без лишней! волокиты. Французское
посольство полагалось на французское правительство, так что вся нуд¬
ная процедура, неизбежная при организации винного экспорта, мог-
-ла быть значительно ускорена. Никого не удивило, когда эта винная
компания молниеносно достигла громадного успеха (а деньги Папы
вернулись к нему в рекордный срок), потому что французское посоль¬
ство и посольства других государств, заинтересованных в благоволе¬
нии со стороны Белого дома, Пентагона, министерства финансов и
ЦРУ, а также свыше семнадцати постоянных миссий, шпионских
организаций, президентских комиссий и различных ведомств аме¬
риканского правительства, аккредитованных в Лондоне, равно как.
и сто двенадцать американских корпораций и банков охотно заказы¬
вали для приемов в Лондоне через Колина вина и ликеры, так что
даже поставки одного только «Шато Амбре» возросли на двадцать
три с лйшним процента. Если бы Колин посвящал все время своим
любимым занятиям или хотя бы половину времени винному бизне¬
су, вместо того чтобы постоянно разыгрывать морские сражения в
Тихом океане с каким-то сумасшедшим японцем из Токио, они с
Битси могли бы благоденствовать вне зависимости от. ее собственных
доходов.
Битси знала о его заочных играх с японцем, потому что, ссудив
Колину двести тысяч фунтов, Папа, естественно, поручил агентству
‘День благодарения — официальный праздник в память первых
колонистов Массачусетса, отмечаемый в последний четверг ноября.
256

установить за Колином круглосуточное наблюдение, и поскольку
там работали нс просто профессионалы, а самые лучшие из них,
они моментально произвели проверку дома любовницы Колина
на Чарлз-стрит и выяснили, что у Колина имеется макет Тихоокеан¬
ского театра военных действий размером шесть футов на десять,
который находится в просторной спальне на втором этаже этого
дома, там, где он спит с этой! женщиной. Вся эта информация, естес¬
твенно, стала достоянием Битси. Ей показали также два послания
к японцу, которые перехватило и скопировало агентство. Она нс
сочла это занятие ребячеством и опечалилась. Оба они, и Колин
и японец, были высокопрофессиональными стратегами, и можно
только сожалеть, что они не могут реализовать свой талант в реаль¬
ной жизни. Битси была огорчена также и тем, что макет находится
в доме любовницы Колина, а нс у нее. Но со временем она поняла
и это.
Впервые она узнала о существовании любовницы от дяди, Джима.
Подразделение контрразведки секретного отдела Комиссии по элек¬
трификации сельского хозяйства в Лондоне первым получило инфор¬
мацию об измене Хантинггона. Эта информация с грифом «сугубо
личная информация» поступила на имя Ларри в министерство финан¬
сов, и он переадресовал ее дяде Джиму в Белый дом. Дядя Джим — как
это любезно с его стороны! — переслал Битси ксерокопию донесения
с грифом «сугубо личная информация», на которой его рукой был по¬
ставлен огромный знак вопроса, означавший, что, по ее мнению, слег
дует делать дальше. Как и следовало ожидать, Битси запросила
фотографии и записи разговоров. В первый момент она почувствовала
себя уязвленной, но постепенно успокоилась. Молодая особа оказалась
банальной француженкой, блондинкой с обычным роскошным бюс¬
том, словом, такой, какими обычно изображают любовниц на карика¬
турах. Она была слишком молода для Колина и не могла предложить
ему абсолютно ничего, кроме секса (побудив Битси настойчивее тре¬
бовать от Колина своей доли секса), а когда с этим у нес все оказа¬
лось в порядке-, .она вообще решила не сходить с ума по поводу всей
этой чепухи.
Однако, послушав записи, она зарыдала. Любовники вели самые
невероятные разговоры, которы, по мнению Битси, только можно было
себе представить. Колин без конца повторял, как он любит и боготво¬
рит Битси и как это невыносимо — чувствовать, что он может навсег¬
да се потерять. Слушать все это было неимоверно грустно. Битси
захотелось немедленно заключить его в объятия, унести в Розенарию,
где они всегда были счастливы, и остаться с ним там навсегда. С той
поры она перестала огорчаться по поводу любовницы мужа, считая это
всего лишь интрижкой, типичной для мужчины его возраста, как об
этом пишет Гегель в своей книге «Муж от сорока до пятидесяти», из¬
данной «Цель Университи Пресс».
9 Р. Кондон «Лрнгато»
257

Глава 10
— Какая прекрасная музыка, — сказал капитан.
Ивонна закончила длинную музыкальную фразу, отняла сопрано-
саксофой от рта.
— Твои слова были обращены ко мне или к Фудзи каве?
— К тебе. Слово «прекрасный» в любом контексте подразумевает
тебя.
— Тем лучше.
— Тебе не кажется, что саксофон напоминает нечто фаллическое,
когда на нем играешь ты?
Она усмехнулась.
— Пусть другие девушки учатся играть на скрипке, — сказала
она, — но на это потребуется много времени. Символически, разуме¬
ется.
Он подошел к кровати. Ивонна шлепнула по матрацу ладошкой. Он
сел рядом и быстро наклонился, чтобы поцеловать ее прямо в сосок.
Затем произнес:
— Этот, макет — нс пустая трата времени, как ты считаешь. Он по¬
могает мне ясно мыслить.
— Ну и какие же у тебя рождаются мысли?
— Ну... например о том, что я должен отдать Брайсону двести ты¬
сяч фунтов, если хочу'сохранить здание и винную компанию, которые
жена требует переписать на нее.
— Я просто в восторге от твоей способности плодить неприятнос¬
ти. Но то, что натворил ты сейчас, — сущая катастрофа, и вряд ли кто-
' нибудь сумел бы выкарабкаться из нее невредимым.
— Постояв у макета последние полчаса, я понял,.что найду способ
спасти все, что я проиграл.
Она приподнялась в постели, и ее прекрасные груди всколыхнулись.
— Не может быть!
- Да!
— Каким образом?
— Сначала я кое-что тебе объясню. Конечно, мне неприятно вы¬
ставлять себя этаким благородным человеком, не в этом суть.
— Рассказывай.
— Я вспомнил о доме у Чистых Вод в Кеморе над бухтой Глэндо-
ра, где, как говорили, призрак его первой владелицы, леди Джейн
Хеллер-Уиникус, неизменно являлся любому останавливавшемуся в
нем ирландскому торговцу недвижимостью.
— И какое, отношение это...
Капитан остановил ее жестом, подняв руку вверх.
— Я вдруг понял, что люди долго помнят, возможно, до самой смер¬
ти, то, что однажды их глубоко поразило. И в этой связи я вспомнил
о моем бывшем офицере разведки Гэше Шюте. Несколько лет назад
258

мы проводили с австралийцами тактические маневры около Большого
Барьерного рифа — ах, какое это прекрасное место! — и пока суд да
дело, решили половить гарпуном рыбу. Джон Муди, мой помощник,
Гэш Шют и я направились к гичке к отдаленному рифу, где этой чер¬
товой рыбы было полно и так хорошо видно, словно она у тебя на
столе в тарелке. Шют стал показывать нам золотой соверен, — он их
коллекционировал, — и вдруг уронил его за борт. Шют всегда был
проворен, особенно когда дело касалось денег. Его рука инстинктив¬
но устремилась в воду за совереном, но в это время появилась тигро¬
вая акула примерно в тысячу двести фунтрв весом и, наверное, около
четырнадцати футов в длину, она буквально вынырнула из-под нашей
гички и схватила руку Гэша.
Ивонна от изумления открыла рот.
—	Она утащила бы его в воду, но Джон Муди мгновенно навалил¬
ся на вопящего, словно индеец, Гэша и удержал его в гичке, но акула
по-прежнему не выпускала руку Гэша из пасти. Я принялся тыкать
гарпуном в брюхо этой сатане, пока она не уплыла вместе с полови¬
ной руки Гэша.
—	Колин!
—	Разумеется, руку Гэшу ампутировали, но он до сих пор жив и
процветает.
—	О мой дорогой, ты великолепен! — Ивонна рванулась к Хантин¬
гтону, но он отстранился.
—	Суть вот в чем: Гэш был мне очень благодарен. Кстати, дай о нем
рассказать. Я никогда не встречал человека, столь страстно л\оба\н.его
деньги. Надо сказать, это органически несвойственно морякам. Ему
пришлось оставить службу, поскольку он лишился руки, и тогда он
основал «Кембриджскую Корпорацию», которая считается теперь са¬
мым авторитетным «банком идей» в западном мире.
—	Что значит «банк идей»?
—	Это «заповедник» крупнейших специалистов, разрабатывающих
стратегию и различные модели ее претворения в-жизнь. обеспечиваю¬
щие успешную деятельность правительств разных стран. Ты как-то
сравнила меня с ребенком. Но здесь собрались воистину «гениальные
младенцы». Они помогают правительству в осуществлении провозгла¬
шенной им политики, потому что помимо энтузиазма необходимы све¬
жие идеи, которые надо уметь генерировать — во-первых, а во-вторых,
строго координировать. Чтобы не ломать себе голову, политиканы при¬
бегают к услугам «банка идей», нанимают новоявленных кондотьеров1,
составляют всевозможные заговоры, в том числе и военные, планы
наступлений и отступлений, плетут сложные.интриги, в результате чего
1 Кондотьеры — предводители наемных войск в средневековой Ита¬
лии (XIV — XV вв.). Кондотьеры отличались продажностью, алчностью и не¬
разборчивостью в Средствах.
259

политики выглядят прекрасными стратегами, досконально знающими
обо веем, что происходит в стране, а не только о парусных гонках,
футбольных матчах, мюзиклах и совещаниях глав правительств, но —
главное — ведут подготовку к предстоящим выборам. В данный момент
мои друг, Гэш Шют «думает» за семь правительств, работая на них в
качестве кондотьера. Он — поставщик разумных решений ежеминут¬
но возникающих проблем, дабы правительства постоянно находились
во всеоружии, чтобы успешно решить любую, могущую возникнуть
проблему.
—	Так ты собираешься просить его помочь тебе выпутаться из со¬
здавшегося положения? А не лучше ли просто попросить у него денег?
—	Нет-нет. Я пока еще нс знаю, о чем сю попрошу, но уверен:
он никогда не даст ни гроша из своих денег,' ведь деньги — самое
главное для него в жизни. Я отношусь к этому с пониманием и ни в
коей мере сю не осуждаю. Но в глубине.его сознания таится благо¬
дарность, которую он испытывает ко мне из-за того трагического про¬
исшествия, в каком положении оказался, и он придумает, как мне
помочь.
—	Придется уплатить ему за это придумывание сотни тысяч фун¬
тов?
—	Разумеется.
— В таком случае тебе предстоит раскошелиться на гонорары его
сотрудникам и начальству, и конечно — ему. Для этого тебе потребу¬
ется гигантская сумма — целое состояние! Тебе ничего не останется,
как украсть все вино Франции.
— Если бы я мог украсть все вино Франции, я бы не нуждался в
Гэшс, не так ли? — нс успел капитан сказать это, как ему в голову
пришла мысль: а ведь кража вина не похожа на кражу денег, драгоцен¬
ностей или какой-нибудь еще чепухи. Если украдено вино, значит,
надо произвести дополнительно такое же количество и, таким образом,
восполнить ущерб.
— Ты все-таки решил обратиться к Гэшу Шюту?
— Зачем?
— Чтобы он объяснил тебе, как можно украсть все вино Фран¬
ции.
— Да, — проговорил капитан. — Полагаю, я так и поступлю.
Глава 11
Когда А. Эдвард Мастерс и капитан Хантингтон снова пришли в
дом на Фарм-стрит, адвокат Битси Бартоломью Клогг со своим помощ¬
ником хлопотали над кипами бумаг, разложенными на обеденном сто¬
ле. Битси сидела у окна и смотрела на паб, находящийся напротив их
дома через дорогу. Ее черные волосы были схвачены на затылке лен¬
260

той. Уставившись в одну точку, она размышляла над тем, как ей сле¬
дует себя повести, когда Колин подпишет все документы и даст согла¬
сие на развод. Она так сильно любила его!
Пока адвокаты, поприветствовав друг друга, согласовывали порядок
оформления документов, капитан прошел к окну и остановился рядом
с Битси.
—	Я должен подписать эти документы, дорогая?
Она, нс глядя на него, кивнула.
—	Битси, выслушай меня, отринув мысли о гордости и кошельке
и внемля исключительно голосу сердца, — проговорил он хриплым
от волнения тихим голосом. — Возникли некоторые обстоятельст¬
ва, но в сущности ничего не изменилось. Ведь все дело только в
деньгах.
Она взглянула на него с ужасом.
—	Только в деньгах?
Он обратился через всю комнату к адвокатам:
—	Нет ли в этих документах какого-нибудь пункта, допускающего
возможность поиска благоприятного решения вопроса.
Мистер Клогг оторвался от бумаг и поправил свой галстук. Мистер
Мастерс испытующе посмотрел на Хантингтона.
—	Что вы имеете в виду, капитан? — спросил Клогг.
—	Дело в том, что все наши разногласия проистекают исключитель¬
но из опасения моей жены, что я могу причинить ущерб ее финансо¬
вому положению. Можем ли мы договориться о том, что если мне
удастся вернуть проигранные мною деньги и даже преумножить эту
сумму в течение шестидесяти дней, то моя жена уничтожит эти бума¬
ги и не будет настаивать на разводе?
Воцарилось длительное молчание. Капитан пристально смотрел на
Клогга, а тот в свою очередь молча взирал на Битси. Наконец Битси
перестала смотреть в окно и, повернувшись, едва заметно кивнула
Клоггу.
—	Ничто не препятствует дальнейшим переговорам, — сказал
Клогг. — Можно обсудить сделанное. вами‘заявление.
Тут вступил в разговор мистер Мастерс. Поблагодарил Бартоломью
за любезное согласие продолжить согласование выдвинутых Колином
условий, Мастерс продолжал:
—	Может, мы поступим следующим образом: капитан Хантингтон
подпишет все бумаги, которые вы потребуете, а затем мы составим
документ; в соответствии с которым капитану будет разрешено возвра¬
тить деньги в течение шестидесяти дней, — который он подпишет се¬
годня. В этом документе будет оговорено, что подготовленные вами
бумаги замораживаются на шестьдесят дней. Вы согласны с этим пред¬
ложением?
Мистер Клогг посмотрел на Битси. Она опять кивнула и отверну¬
лась. Мистер Клогг сказал, что согласен.
261

Капитан подошел к длинному столу и стал подписывать бумаги,
подаваемые помощником Клогга. Мастерс и Клогг отошли в дальний
конец комнаты и принялись шепотом что-то обсуждать. На лбу у ка¬
питана выступил пот. Рука, державшая перо, дрожала.
"	Г л а в а 1 2
Шоколадный «ролле» с откидным верхом, который капитан, как
золотоискатель — своего мула, почитал скорее другом, нежели маши¬
ной, прекрасно понимая, что «ролле» намного увеличивал его кредит
во многих европейских казино, мчал его из Лондона по направлению
в Бакингемшир1.
Встреча с Хуаном Франкохогаром произвела на Хантингтона гне¬
тущее впечатление. Они встретились в <Лайонз-Корнер-Хаусс» на
Пиккадилли, потому что если бы даже кто-1 р-1 будь из знакомых уви¬
дел его беседующим с чужим поваром в этом месте, кишащем немец¬
кими туристами и саксофонистами, то подумал бы, что ошибся. \
Франкохогар был вне себя от гнева и возмущения, что совершенно
несвойственно человеку флегматичному, каковым знал его капитан.
— Поверьте, капитан Хантингтон, я всей душой желал соответство¬
вать взятому вами на себя обязательству, однако, капитан Хантингтон./,
он во всё блюда добавляет какую-то подливку, которая называется
КЕТЧУП. Это — соус из свежих томатов, который сочетается с ...
— Думаю, я знаю, что такое. По крайней мере, наверняка слышм
о нем. — Взгляд капитана скользнул по бутылке с красным содержи¬
мым, стоящей на столе. — Нечто вроде этого, — произнес он, протя¬
гивая се Франкохогару.
Великий повар отказался даже прикоснуться, к бутылке. Он с отвра^
шением кивнул. Его голос дрожал.
— Он требует консервированный ананас. Рыбные палочки. Я хочу
сказать, что ему нужен я — Я! — для того, чтобы покупать в магази¬
не свежезамороженные рыбные палочки. Вы и представить себе не
можете, что собой представляют эти палочки, которые он заливает
кетчупом. Я приготовил ему деликатес из жаворонков и кролика, а
он презрительно взглянув на меня, заявил, что не ест вареную кол¬
басу.
—- Возмутительно! И этот человек слывет гурманом!
— Гурманом? Гурманом?! Вам известно, чем <?н .запивает мои блю¬
да? Португальским красным и каким-то неведомым сладким белым
немецким вином, и — ха! ха! ха! — когда он хочет его немного под¬
красить, то разбавляет его португальским красным!
- Нс может быть. Конечно, КОНЕЧНО же, ты шутишь, Хуан.
•Бакингемшир — графство Англии.
262

Франкохогар насупился, и его лицо позеленело от гнева.
—	Я нс позволяю себе шутить, когда речь идет о еде и вине, сэр, —
произнес он, чеканя каждое слово. — И ОН НЕ-ПРЕ-МЕН-НО-ДО-
БАВЛЯЕТ-СОЛЬ!
—	Следовательно, он нарушил, контракт по всем пунктам. Тебе,
разумеется, нельзя вернуться ко мне, это было бы некорректно, но ты
можешь возвратиться во Францию и открыть ресторан в Париже.
—	Я терпеть нс могу Париж. Там слишком многолюдно, и к тому
же все, как правило, едят бифштексы с жареным картофелем.
—	В гаком случае возвращайся в свой собственный ресторан
«Амех». Благодаря тебе он прославится на всю округу, где ресторанов
нет, а они должны там быть. «Гид-Мишелин»1 сразу же пришлет сво¬
его агента.
—	Я нс могу подвести вас, сэр. .Мой уход от мсье Кетчупоеда по¬
ставит вас в неловкое положение.
—	Но ведь я сам втравил тебя в это дело, Хуан. Обязательство да¬
вал я, а не ты. Позволь мне позвонить мистеру Брайсону и объяснить,
почему ты не можешь у него остаться. Если ты заранее предупредишь
его об уходе, то сможешь вернуться на Пиренеи.
— Меня терзают сомнения. Я люблю Лондон. И здесь у меня есть
девушка по имени Мади Гонкумс, я не смогу уехать, бросив ее.
— Возьми се с собой.
— Она нс говорит даже по-английски, а уж тем более по-фран¬
цузски.
— Мади Гонкумс? Я бы сказал, что это английская фамилия. На
каком же языке она разговаривает?
— Кто знает, на каком? Она утверждает, что это английский. Она
родилась в Лондоне и никогда никуда" нс уезжала отсюда, но разгова¬
ривает она — Боже, как она разговаривает!
Сейчас, когда капитан ехал по Бакингемширу в своем роскошном
автомобиле, ему не хотелось думать ни о чем неприятном или груст¬
ном. Стоял приятный погожий день. И так как он действительно лю¬
бил свой «ролле», то напевал про себя только что сложившуюся у. него
в уме песенку:
В тесном маленьком отверстии
Туго ходит толстый порщень,
И известно молибдену,
Как в нем тесно кулачкам.
Радует меня лошадка,
Нс лошадка, а машина
С закаленными поршнями.
А зовут се — «роллс-ройс»!
Да!
‘«Гид М и ш с л и н» — известная туристическая фирма, а также назва¬
ние путеводителя для туристов.
263

Разумеется, Хантингтон знал, куда его мчит любимый автомобиль,
хотя и никогда не бывал там ранее. Наслаждаясь пейзажем, он время
от времени поглядывал на просветы, мелькающие в живой изгороди,
тянущейся вдоль дороги. Он высоко оценил выбор Тэта, где тот раз¬
местился со своёй «Кембриджской Корпорацией», — туда вела неши¬
рокая дорога, совершенно непригодная для большегрузного транспор¬
та. Капитан вел свой «ролле» медленно, наслаждаясь отсутствием'
каких-либо других машин и размышляя о судьбе Хыого Вильерса. Не¬
когда скромный барон, как и лорд Глэндор, но за каких-то семь ко¬
ротких лет к 1616 году стал герцогом Букингемским, а потом завладел
целым графством, воздвиг дворец, и-даже ворота Лувра, ведущие к
Сене, позже были названы в его честь. Стремительно пронеслись мыс¬
ли о бароне Глэндоре, герцоге Глэндорс, о графстве Глэндор в Запад¬
ной Ирландии, графстве Корк, которое тоже было огромным, о двор¬
це Глэндора и о воротах тоже, ведущих к Сенс, шли куда-то еше... —
тесны врата и узок путь, ведущие в жизйь, а может, и всего-то с иголь¬
ное ушко?... И примерно через девять томительных секунд с облегче¬
нием вздохнул, увидев неоновую вывеску, которая постоянно береди¬
ла его память:
«ГЕРЦОГ ГЛЭНДОР.
КЕГЕЛЬБАН И БИЛЬЯРД. ВЕЙНЕР.
ВНЕБИРЖЕВЫЕ СДЕЛКИ».
На своем «ослике» — «роллсе», украшенном султаном из нержаве¬
ющей стали, капитан подкатил к большой вывеске, вмонтированной в
бетонной стене здания за высоким забором с колючей проволокой, что
выглядело весьма несуразно в этом прелестном, утопающем в зелени
поместье. Вывеска гласила:
«КЕМБРИДЖСКАЯ КОРПОРАЦИЯ», и далее — устрашающее
предупреждение: «ЗАКРЫТАЯ ЗОНА и ПРОЕЗД ЗАКРЫТ».,
«Ролле» капитана выехал к величественной аллее, ведущей к глав¬
ному зданию, которого отсюда не было видно, и двинулся по ней мимо
обступавших его с обеих сторон вековых дубов с развесистыми, как
оленьи рога, ветвями*. Он сразу же вспомнил, что здесь четыре века
тому назад находились владения великого Аксельрода, придворного
чеканщика и гравера Елизаветы I, а эта аллея вела к его дому.
И капитан понял, что Гэш Шют купил «Аксельрод-Хаус» в знак
преклонения простого смертного перед человеком, умевшим делать
деньги при помощи своих собственных рук и ремесла, безо всяких
издержек и брокерских процентов.
На повороте аллеи из сторожевой будки на середину дороги быст¬
ро вышел вооруженный часовой в морской форме, преградив путь ав¬
томобилю.-Он остановил машину напротив пропускного пункта, откуда
сразу же появился старший сержант Королевского Флота с оружием на
боку и, подойдя к машине, вытянулся в струнку:
264

—	Слушаю вас, — рявкнул он.
—	Доброе утро, сержант, — любезно произнес капитан. — Комман¬
дер Шют ожидает меня. — Я — капитан Хантингтон.
Сержант вытянулся еше больше.
—	Так точно! Я два года прослужил на бор. у «ГЕНТИ».
—	Мне тоже показалось, что я видел вас прежде.
—	Ваше удостоверение личности, — бесстрастным тоном продолжил
сержант. Капитан достал удостоверение из кармана и протянул сержан¬
ту. Сержант удалился с ним в пропускной пункт, и перед капитаном
появился третий моряк — с «Полароидом».
—	(Увашего разрешения, сэр...
Капитан уставился в объектив фотоаппарата, и в этот момент щелк¬
нула вспышка. Тем временем вернулся сержант и отдал ему удосто¬
верение.
• — Следуйте прямо, ко второму пропускному пункту.
—	Ко второму? Сколько же их здесь?
—	Наружных четыре. А также радар, воздушные зонды, гидролока¬
тор и наблюдательная вышка.
—	Благодарю, сержант.
Сержант мгновенно вытянулся по стойке «смирно». Тихо и бес¬
шумно «ролле» двинулся дальше вдоль прекрасной аллеи к прогляды¬
вавшим в просвете между деревьями в конце ее сотворенным Госпо¬
дом Богом небесам и перекочевавшим отсюда на полотна Уильяма
Тернера1.
Из густых зарослей травы доносились голоса фазанов, бекасов и
шотландских куропаток. Как он ненавидел сельскую местность! Змеи,
норы в земле, мрачные каменные стены домов... То ли дело — морс!
На втором пропускном пункте еше один старший сержант Коро¬
левского Флота записал номер автомобиля, затем пошел к телефон¬
ной будке, нажал красную кнопку настенного механизма, затем по¬
звонил обычным способом, чтобы сверить номер автомобиля капитана
на первом пропускном пункте. Большая прямоугольная целлулоидная
карточка с фотографией капитана, его фамилией, именем и номером
его автомобиля выскочила из прорези в настенном механизме. Сер-_
жант отнес ее к «роллсу» и с важным видом приколол капитану на
лацкан.
— Два старших сержанта Королевского Флота на двести ярдов — не
многовато ли? — заметил Хантингтон.
— На дальнейших пропускных пунктах дежурят офицеры, капи¬
тан, — ответил сержант и так энергично и четко отсалютовал, что его
рука застыла под идеально прямым углом к виску.
«Аксельрод-Хаус» был величественнейшим из величественных по¬
строек, — дворец эпохи елизаветинского Ренессанса; его называли по-
'Тёрнер Уильям (1775 — 1851) — английский живописец и график.
265

следи им "шедевром «перпендикуляров»* 1, в которых отразился сам дух
британской нации. Ни в одном другом архитектурном творении, кро¬
ме «Аксельрод-Хауса», эти устремленные ввысь линии не достигали
подобного эффекта величия и спокойного достоинства. Архитектором
был, скорее всего, Роберт Смитсон. В глубине огромного двора, на
который лебедем выплыл шоколадный «роллс-ройс», высилось много¬
ярусное строение с большими окнами, блестевшими подобно глазам
безутешной вдовы.
Странное впечатление среди всего.этого архитектурного совершен¬
ства производил портик, явно пристроенный позже. Он был подобен
фальшивым усам на благородном лице. За исключением портика —
или, если такое возможно, рассматривая ее как самостоятельную де¬
таль, — все остальное во внешнем виде «Аксельрод-Хауса» было вы¬
держано в великолепном строгом английском стиле, нспоколебленном
веяниями моды.
Полковник Королевского Флота ожидал капитана у главного подъ¬
езда. На нем было полное обмундирование, включая белый тропичес¬
кий шлем (означающий, что он уже побывал на заморской службе),
многочисленные награды и ярко-красный пояс, частично скрывающий
портупею с револьвером. Когда Хантингтон вылез из машины, за руль
скользнул некий рядовой моряк и отогнал ее на служебную стоянку.
Капитан с удовольствием оглядел представшего перед ним блиста¬
тельного полковника.
— Клив’ Чертовски приятно встретиться снова, — радостно вос¬
кликнул капитан. — Мы не виделись целых семь лет!
Этот человек поразил больше, чем кто-либо другой из всей эскад¬
ры, тарелочек для стрельбы в море женских сердец — на берегу. Разу¬
меется, все эти леди были азиатками. Он также был страстным люби¬
телем пива, умудрившись при этом не испортить фигуру.
— Как будто бы снова вернулись на борт «ГЕНТИ», сэр, — радуш¬
но отозвался полковник.
Тепло пожав руки и похлопав друг друга по спине, они распахнули
дверь и оказались в «Грейт-Холле» — «Парадном Зале», который здесь
служил обычным рсстибюлем, хотя ступить в этот зал было равносиль¬
но тому, как если бы мусульманин, совершающий паломничество в
Мекку, выйдя в каабу2, посчитал его всего лишь вестибюлем. Вдоль
стены напротив входа из конца в конец тянулась широкая стойка —
стол — дань средневековой традиции, — что позволяло леди Джоан,
как гласит легенда, значительно сократить время на приветствия и
1 Имеется в виду готика (от ит. gotico. букв. — готский, происходит от
названия германского племени готов) — художественный стиль (между сер. XII
и XIV — XVI вв.), завершивший развитие средневекового искусства в Запад¬
ной. Центральной и отчасти Восточной Европе.
1 К а а б а — мусульманский храм в Мекке, имеющий форму куба.
266

прощания. Нал камином в «Грсйт-Холле» висел огромный геральди¬
ческий картуш1 — творение английского скульптора Абрахама Смита.
На гербе Аксельрода были изображены десять золотых монет, баран,
кувшин с медовым напитком и гусиное перо.
Полковник подвел капитана Хантингтона к стене, где за решеткой
находились переключатсли.
—	Конечно, это пустая формальность, сэр, но я обязан записать ваш
голос.
—	В самом деле?
—	Произнесите, пожалуйста, несколько слов, сэр.
—	Могу ли я что-нибудь спеть?
—	Лучше сказать, сэр.
—	Гилберт и Салливан1 2 должны гордиться этой системой безопас¬
ности, — проговорил он.
С невозмутимым видом полковник провел капитана через огром¬
ный «Грсйт-Холл» в тыльную часть здания, а оттуда — в сад, где мож¬
но было побеседовать приватно. Старый товарищ Хантингтона все
время вел себя так сдержанно-официально, что капитан не удержал¬
ся, чтобы заметить:
— Довольно необычные формальности, не так'ли, Клив?
— Коммандер Шют командует секретным кораблем, сэр, где даже
часы тикают шепотом. Это — военный корабль, сэр.
Они подошли к обнесенному забором стрельбищу, где коммандер
Шют стрелял по подбрасываемым вверх глиняным тарелочкам. Когда
они приблизились к забору почти вплотную, Хантингтон увидел, что
Ш^от изобрел что-то вроде перевязи, позволявшей ему управляться
оружием единственной уцелев1ией рукой.
— Начали! — крикнул коммандер, и тарелочка взлетела в небо. Его
единственная рука с оружием последовала за летящей точкой, и.он
выстрелил. Потом капитан разглядел, что стрелял Шют не из дробо¬
вика, а из автоматической винтовки.
— Давай еше! — крикнул коммандер и метким выстрелом разбил
еще одну мишень.
— Гэш, — нс выдержал капитан, — ты стреляешь из винтовки двад¬
цать второго калибра?
Коммандер подошел приветствовать друга.	-
— Колин! — воскликнул он. — Как поживаешь? Рад тебя видеть! —
Он протянул свою левую культю со словами: — Не можешь же обме¬
няться рукопожатиями с раскаленным стволом винтовки!
1	К а р т у ш (от фр. cartouche) — украшение в виде шита или полуразвер-
нутого свитка, на котором изображены герб, или эмблема, или какое-нибудь
изречение.
2	Капитан шутит: Гилберт и Салливан — авторы популярных комических
опер, впервые поставленных в театре «Савой» в 1875 — 1896 гг.
267

—	Так это действительно винтовка?
—	Из дробовика ничего не стоит попасть, верно? По крайней мерс
для меня это не составляло труда, хотя при стрельбе по небольшим
объектам предпочитаю пользоваться пистолетом, только, ради Бога,
никому не проболтайся об этом.
Полковник удалился, и они остались одни. Их голоса звучали не¬
естественно громко, и оттого создавалось ощущение, будто они оказа¬
лись вдвоем на необитаемом острове среди вечнозеленых зарослей,
образующих плотный навес над головой.
На коммандере была великолепная твидовая пара от «Валлийца»
(его магазин находился на Сэквил-стрит), как и подобает истинному
джентльмену. Но твидовый костюм — не морская форма, к которой
привык Шют за долгие годы службы на флоте. Костюм был совсем
новый и к-тому же ткань с примесью синтетики, что совершенно не
годится для твида, и оттого костюм сидел на Шюте как-то странно.
Коммандер Шют был ниже капитана ростом, и если взглянуть на его
фигуру в профиль, то создается впечатление, будто его позвоночник
имеет вид «сигмы». У него были роскошные светлые усы, затмевав¬
шие его «полный набор» наград, в то время как он затмевал Всех сво¬
их сослуживцев в Королевском Флоте, а светлые брови устрашающей
ширины напоминали золотистый козырек. Розовые щеки источали
здоровье, большие блестящие голубые глаза были холоднее льда и
невольно наводили на мысль о расчетливости их владельца. Длин¬
ное туловище покоилось на двух коротких ногах, пружинивших при
ходьбе. Хантингтон отметил про себя, что Гэш как-то физически
окреп.
— Как поживает Битси? Оп! — Шют подбросил тарелочку, просле¬
дил за ее полетом, выстрелил и точно попал в цель.
— С ней все в порядке, спасибо.
— Прекрасная женщина. — Он вновь прицелился и выстрелил.
— Нигде нельзя почувствовать себя дальше от морского флота, чем
здесь, не так ли? Это самый прекрасный дом, который я когда-либо
видел.
Тень горечи легла на лицо коммандера.
— Да, это мой дом, и я сдаю его компании через канадско-ниге¬
рийский трест. Но, как видишь, я здесь всего-навсего директор. Мне
принадлежат все серьезные проекты и все основные теоретические
разработки. Все деньги зарабатываю я, но они забирают большую их
часть.
— Налоговая служба?
— Нет, чертовы партнеры.
— Тем не менее, Гэш, зная тебя с отроческих лет, я не сомнева¬
юсь, что ты забираешь львиную долю себе.
— Пожалуй, это так. Но я заслуживаю большего. И я этого добь¬
юсь. — Лицо коммандера помрачнело.
268

—	Конечно, ты должен получать больше, — рассмеялся капитан. —
Ты всегда считал, что тебе нужно все больше и больше.
—	Оп! — крикнул Шют, и глиняная тарелочка взмыла вверх, чтобы
немедленно разлететься вдребезги. — Оп! — снова крикнул он, и снова
метко пустил пулю в цель.
—	Всем нам присущи маленькие слабости, — продолжал комман¬
дер. — Я столь же болезненно воспринимаю все, касающееся денег, как
ты — все, связанное с игрой.
Капитан посерьезнел.
— Извини, Гэш. Я не знал, что ты принимаешь все это так близко
к сердцу.
— А что тебя привело сюда, приятель?
— Мне нужна помощь.
— Какого рода?
— Сейчас объясню. Во-первых, хочу, чтобы ты понял: мне до заре¬
зу нужна помощь. Я рискую потерять все: жену, жизнь, бизнес, недви¬
жимость, — капитан передернул плечами, — и свободу.
— Ты проигрался?
—	Да.
— Я очень сочувствую тебе, Колин. Это ужасно.
— Знаю, что это выглядит страшно нелепо. Но ничего иного я при¬
думать не мог. То есть, конечно, я много думал над этим, просчиты¬
вал каждый свой шаг, терзался раскаяниями, которые всегда приходят
слишком поздно, как и осознание того, что совершил ошибку. И сей¬
час я имею право дать волю фантазии, поскольку мне больше нечего
терять. И, обдумав все, я пришел к выводу, что мне может помочь
один-единственный человек — это ты.
Глаза коммандера ярко заблестели.
— Разумеется, Колин. Ты можешь на меня положиться. Так чем же
я могу тебе помочь?
— Мне потребуется твой изощренный ум, а возможно, и весь твой
фантастический аппарат. Мне необходим твой собственный опыт и
наработки твоих сотрудников и используемые вами методики для ис¬
следования моей проблемы и выработки механизма се решения. Ко¬
роче, ситуация складывается таким образом, что я могу угодить в
тюрьму. -
— Оп! — крикнул коммандер и выстрелил. — Оп! — и пальнул снова.
— Колин, видишь ли... ну... я здесь всего лишь директор. Обстоятель¬
ная консультация «Кембриджской Корпорации» и выработка механиз¬
ма решения твоей проблемы стоит Бог весть каких денег. Именно
поэтому частное лицо не способно оплатить нашу работу. Если бы за-
.явки на заказы рассматривал лично я, то, несомненно, оказал бы тебе
посильную помощь всеми средствами. Но...
— Я все прекрасно понимаю, Гэш. Все абсолютно логично и спра¬
ведливо. Меня ошеломили бы суммы гонорара. Кроме того, я уверен,
269

что многочисленные государства смиренно дожидаются своей очереди,
да и проблемы у них наверняка поважнее моих.
—	Хорошо, что ты понимаешь это, Колин.
—	Я предлагаю иной способ решения моей проблемы, Гэш.
— Оп! — Шют выстрелил. — Оп! — Он выстрелил снова. — Какой
же, Колин?
— Ты часто говорил, что мечтаешь скопить миллион фунтов.
Коммандер пожал плечами, и, надо сказать, весьма многозначи¬
тельно.
— Если,ты внимательно выслушаешь меня, — продолжал капи¬
тан, — ты, возможно, передумаешь и решишь стать моим незримым
партнером.
— Почему я должен пойти на это?
— Потому что мне известен способ заработать миллион фунтов за
один месяц.
Они расположились друг против друга в огромном кабинете ком¬
мандера Шюта площадью тридцать на сорок футов и с потолком вы¬
сотой в шестнадцать футов у камина, такого высокого и широкого, что
в нем можно было зажарить целого быка. Они сидели в одинаковых
креслах в стиле барокко времен Людовика XIV — резной, крытой зо¬
лотом деревянный каркас с мягкими сиденьями и спинкой из толсто¬
го красного бархата, отделанные тесьмой из золотой парчи и с золотой
же двухдюймовой бахромой по низу сиденья. Золотое сияние кресел
буквально слепило глаза, так что капитан невольно огляделся по сто¬
ронам. Оказывается, вся мебель здесь была либо покрыта золотом,
либо инкрустирована или расписана им.
— Если, как ты утверждаешь, можно заработать огромную сумму в
миллион фунтов за один только месяц, тут есть о чем подумать. —
сказал коммандер. — И прямо скажу тебе — ни от кого другого я нс
принял бы подобного предложения. — Он взволнованно теребил паль¬
цами свои роскошные золотистые усы. — Но каким образом? Что для
этого требуется сделать?
— Ты будешь думать. Я — действовать, — вкрадчивым голосом ска¬
зал капитан. — Ты абсолютно ничем не рискуешь. Тебе даже не при¬
дется ни разу отлучиться из «Аксельрод-Хауса». Нс говоря уже о том,
что никакой финансовый риск тебе не грозит, поскольку никто, кро¬
ме нас, всего этого знать не будет.
Коммандер одобрительно закивал головой.
Капитан Хантингтон сиял от восторга. Голос его звучал убедитель¬
но и вдохновенно, хотя, кроме названной им суммы в один мил¬
лион, которую он подбросил в качестве'приманки своему башко¬
витому другу, ему, в сущности, нечего было, сказать. И месячный
срок, который назвал капйтан, был абсолютно непродуманным, взя¬
270

тым, что называется, с потолка. И вообще вся эта затея весьма сма¬
хивала на то, как если бы прокаженный решил подарить.свои носки
приниу.
Итак, слова, случайно оброненные Ивонной, в качестве некого
риторического образа, были поняты Хантингтоном буквально и обре¬
ли опасный смысл.
—	Понятно, — сказал Шют, горя желанием немедленно приступить
к делу. — Так что мне предстоит обдумать?
—	То, как мне украсть из подвалов «Круса и сыновей» и «Фрсре» в
Бордо превосходное вино стоимостью в два миллиона фунтов. Я знаю
эти подвалы как свои пять пальцев. Знаю, где какие вина хранятся. Ну
а «Крус» — самый крупный во Франции винный склад.
—	Просто невероятно!
—	Да, Гэш.
—	Я говорю вполне серьезно. Подобную операцию я чисто теоре¬
тически вот уже в течение многих лет обдумываю на досуге. Разумеет¬
ся, без каких-либо конкретных планов. Это стало моим хобби.
—	Операцию с вином?
—	Нет. Гигантское ограбление. С помощью компьютеров я разра¬
ботал план четырех абсолютно безопасных и несложных в осуществле¬
нии грандиозных краж, но, разумеется, никогда не пытался претворить
эти планы на практике, потому что был слишком занят, к тому же для
этого требуется помощь профессиональных преступников, а я понятия
не имею, как на них выйти.
Капитан снисходительно улыбнулся.
—	Ты должен завещать эти планы мне.
—	Обязательно! — Коммандер сделал пометку в маленькой запис¬
ной книжке.
—	У тебя есть... м-м-м... ты уже подыскал какого-нибудь профес¬
сионального преступника... я имею в виду... бандита... себе в помощь?
—	Пока нет еще.
—	А знаешь, где его можно найти?
—	О да. Однако...
—	Сейчас мы не станем входить в детали. Возможно, нам понадо¬
бится медвежатник. Или, скажем, трое вооруженных бандитов. Все эти
вопросы будешь решать ты.
—	Разумеется.
— Ладно, значит, ты знаешь, где их найти. Недавно я пришел к '
выводу, что, если человеку нужна большая сумма денег, причем сроч¬
но, ему ничего не остается, кроме как украсть их. Что же касается меня
лично, то в этом случае я рискую слишком многим. Иначе говоря, мне
пришлось бы убить курицу, несущую золотые яйца, поскольку «Кем¬
бриджская Корпорация», приносит мне огромные доходы. Однако,
если, как ты говоришь, терять тебе нечего и если ты берешь всю от¬
ветственность на себя, а, видит Бог, ты — единственный человек, ко¬
271

торому я доверяю,.тогда — по рукам. Ты отлично разбираешься в ви¬
нах. И для меня не важно, что в данном случае речь идет, или должна
идти, о несметном количестве вина, коль скоро его стоимость ты оце¬
ниваешь в два миллиона фунтов. Это уже моя забота. Мне по душе
такие сложные задачи. А кроме всего прочего — и я считаю своим
долгом честно сказать тебе об этом, ведь ты как-никак спас мне жизнь,
и мы — друзья, — мы теперь повязаны друг с другом, и в случае необ¬
ходимости я могу заставить тебя участвовать и в тех четырех сплани¬
рованных кражах.
— Конечно. Мы совершим эти кражи, а. если нас схватят, я ока¬
жусь за решеткой. Все очень просто.
В сорок семь лет капитан внезапно осознал, что давно минуло дет¬
ство, когда важные игры были всего лишь играми, а автомобил ьные^гон-
ки позволяли почувствовать себя мужчинами. А вот азартная игра —
болезнь, она всегда была и остается игрой. Все это Колин осознавал
несколько минут назад, когда разлетелась вдребезги надежная фарфо¬
ровая скорлупка, в которой замыкалась его жизнь. Когда Шют, глядя
на капитана своими холодными голубыми глазами, поведал ему о том,
как часто он проигрывал гипотетическую ситуацию, лелея мечту о кра¬
же чужих денег, Хантингтон понял, хотя Шют и не упомянул об этом;
что существует реальная опасность быть изувеченным пли убитым во
время ограбления. До этого же преступление представлялось капитану
как еще одна романтическая игра.
Но так получалось, если смотреть на все это со стороны, извне.
А он сейчас смотрел изнутри. Возможно, все началось с того злосчаст¬
ного проигрыша двум китайцам, но который послужил поводом его
ухода в отставку. Словно в магниевой вспышке он вновь увидел тот ро¬
ковой вечер и несколько дюжин собравшихся вокруг него противни¬
ков с картами в руках, громко кричавших: «Проиграл!» Он внезапно
ощутил пронзительный всплеск боли,-причиной которой был он сам.
а также понял всю бессмысленность своего эгоизма. Правда, магние¬
вая вспышка оказалась недостаточно мощной, чтобы указать ему путь
назад: он не знал, как можно выпутаться из того, что сам же и натво¬
рил. пока не причинит себе еще большего зла, ввязавшись в преступ¬
ную операцию с вином.
Война — это преступление, совершаемое под тем или иным благо¬
видным предлогом. Это было ему хорошо известно. Сейчас ему пред¬
стояло подавить в себе тзсс человеческие чувства, превратиться в
бездушную машину, — только бездумно, с холодным сердцем можно
решиться на преступление и выйти победителем. Возможно, потом он
сумеет каким-то образом помочь и смягчить боль'тем, кому сам же ее
и причинил.
Затем они приступили к обсуждению замысла Колина, причем каж¬
дый старался соблюсти свою выгоду и всячески набивал себе цену.
Инициативу захватил Хантингтон.
272

—	Это должно быть похоже на один из твоих сценариев, когда не¬
кто — как уж там его звали? — организовал поездку в Пекин амери¬
канского должностного лица под видом румына для организации
визита Президента в Китай в год выборов. Я уверен, что у тебя уже
возникла какая-нибудь идея, для разработки которой потребуется при¬
влечь и социологов, и полицию, и электронную систему службы про¬
мышленной безопасности.
—	Согласен. Это безусловно будет сделано.
—	Можешь нс сомневаться, как только план будет готов, я приступ¬
лю к его осуществлению, найду надежного покупателя, и мы получим
половину его стоимости. Слава Богу, я поднаторел в винной торговле.
—	Но все это, я имею в виду саму операцию, может обойтись чер¬
товски дорого.
—	Относительно дорого. Я изыщу оборотные средства. Иначе го¬
воря, я авансирую операцию и возмещу все расходы за счет гигантской
суммы от продажи вина. Обеспечение наличными средствами — это
моя часть работы.
—	Деньги — это только часть дела. Главное же и, пожалуй, более
важное — сколотить, так сказать, команду из профессиональных пре¬
ступников. Боюсь, ты не знаешь, где можно найти искушенных бан¬
дитов для осуществления задуманной нами операции.
—	Если бы я не знал, как это сделать, то не пришел бы к тебе. Я
сыщу специалистов, способных осуществить твой план. Более того, ты
абсолютно ничем не рискуешь. Мне надоело повторять без конца одно
и то же. Никто никогда не узнает, что план операции — твое детище.
Для тебя же это будет всего лишь одно упражнение для ума,
В больших голубых глазах коммандера Шюта появился ослепитель¬
ный блеск. Он так энергично потер руки, что, казалось, они стали
излучать тепло.
—	Ух. отлично! — воскликнул Гэш наконец. Он не спешил изъяв¬
лять согласие, потому что не хотел предстать в глазах капитана жад¬
ным, готовым ради денег на любые предложения. — ...м-м-м... всех
издержек, и после того, как ты рассчитаешься с пленниками. . м-м-м...
После оплаты... сколько же останется нам?
—	По моим подсчетам — шестьсот тысяч фунтов, — ответил капи¬
тан. — Но во многом это будет зависеть от твоего плана, и, разумеет¬
ся, все должно быть тщательно просчитано на твоих компьютерах. Но.
как я полагаю, каждому из нас достанется по триста тысяч фунтов.
—	Колин, можно задать тебе»один вопрос?
—	Конечно.
. — Принимая во внимание важность моего вклада в операцию —
ведь без плана ничего не получится, — могу я рассчитывать на увели¬
чение моей доли на пятьдесят тысяч фунтов?
Капитан прищурился.
Шют тотчас же продолжил:
273

—	Получается триста пятьдесят тысяч фунтов мне и двести пятьде¬
сят тебе. — Шют нс сводил с капитана испытующего взгляда.
—	Я не возражаю, — ответил капитан.
—	Благодарю тебя, Колин, потому что такой ответ — свидетельство
о твоем уважении и доверии ко мне.
—	Эти мои чувства к тебе — безграничны, Гэш, и так было всегда
— Могу я в таком случае рассчитывать на увеличение моей доли
чистого дохода до четырехсот тысяч фунтов?
— То есть две трети тебе и одна — мне?
—	Да.
— Я согласен и на это, Гэш, если только моя доля не станет мень¬
ше двухсот тысяч. Обстоятельства таковы, что мне до зарезу не¬
обходимы именно двести тысяч фунтов. Речь идет о моей жизни и
смерти.
— Я считаю так — две трети мне и ровно двести тысяч — тебе. Если
чистый доход окажется больше, ты все равно будешь довольствоваться
двумястами тысячами фунтов, а излишек я забираю себе. Превосход¬
но. Я вполне счастлив. — Он протянул руку. — Снова послужить под
вашим руководством будет для меня огромной честью, сэр.
Облегчение, испытанное капитаном, было настолько велико, что он
снова ощутил себя так же уверенно, как на морс, однако постарался
нс подать виду, что едва нс упал от нахлынувшей на него дурноты, и,
опустившись в кресло, как ни в чем не бывало достал из кармана пор¬
тсигар из крокодиловой кожи.
— Мы устроим чертовски приятный спектакль, Гэш. — усмехнулся
он и, опасаясь, как бы щека нс начала дергаться от тика, заставил себя
думать о чем-нибудь постороннем — о духовом оркестре, играющем на
параде конной гвардии по случаю Дня Рождения Королевы, что поз¬
волило ему не разрыдаться от чувства радостного облегчения.
Он спасен.
Битси нс оставит его.
Он сможет выкупить своего повара, свои дома и, разумеется, вин¬
ный бизнес.
Если даже он станет снова играть, что весьма вероятно, то только
на деньги, которые сумеет выручить от винной торговли. Й он будет
благодарен судьбе за то, что занимается винным бизнесом и что имен¬
но это поможет ему удержать Битси.
Ивонну он тоже нс потеряет. Ему не придется расстаться с ней,
поскольку он сможет содержать дом на Чарлз-стрит. Он не потеряет
Ивонну! Он не потеряет Ивонну! Он не потеряет Ивонну! Кошмар
кончился.
Он обрезал кончик сигары и зажег ее.
— Так с чего мы начнем. Гэш?
— Всякий раз, когда ко мне приходит новый клиент, — заговорил
Шют уже иным обтекаем о-вкрадчивым тоном, — я обычно предлагаю
274

ему отложить дело до угра, чтобы обсудить все на свежую голову. По¬
этому я предлагаю клиенту встретиться со мной для всестороннего об¬
суждения дела утром следующего дня. Ты не возражаешь? •
—	Отлично. Кстати, мы получили как раз то самое «Поммерн» пять¬
десят третьего года, которое, помнишь, тебе так понравилось. С твое¬
го разрешения я пришлю тебе ящик.
—	Пятьдесят третьего года?! Вот это да! Чистейшее золото! Это
«Поммерн» — просто жидкое золото!
—	Оно у тебя будет, — заверил капитан, поднимаясь из кресла и
собираясь уходить.
Глава 13
Бэзил IIIют., казалось, тоже выскочил уже совсем взрослым, подоб¬
но Афине из головы Зевса1. Он считался довольно хорошим офице¬
ром разведки в Королевском Флоте, но истинную цену ему узнали,
только когда он ушел в отставку и почти немедленно получил при¬
знание чуть ли не во всем мире, как генератор идей., услугами ко¬
торого пользуются и так называемые недавние... ох!., левые и
носители любой другой устарелой концепции, обладающие властью и
достаточными средствами, чтобы платить ему баснословные гонора¬
ры за разработку программы действий — своеобразной панацеи для
укрепления своей власти, которую окрестили модным словечком «сце¬
нарий».
Шют в детстве слыл вундеркиндом, а позже — чрезвычайно одарен¬
ным молодым человеком. Школьное образование он завершил намно¬
го раньше, чем полагалось бы, уже в. четырнадцать лет, затем про¬
должил учебу за пределами Англии и получил ученые степени в
нескольких странах. Его приглашали во многие научные учреждения
как сверхперспективного молодого человека, уже получившего призна¬
ние в научных кругах. При первой же возможности, растолкав дюжи¬
ны претендентов, он поступил на службу в Королевский Флот, которая
была для’него привлекательна тем, что при относительно небольшой
загрузке у него оставалось много свободного времени для научных за¬
нятий. Он умудрялся все разведывательные мероприятия не только
применительно авианосцу «ГЕНТИ», но и эскадре в целом осущес¬
твлять всего за сорок пять минут в день. Правда, он и спал не более
четырех часов в сутки, что позволяло ему уделять значительное время
научным трудам.
1 А ф и н а — в греческой мифологии богиня мудрости и справедливой
.войны, дочь Зевса (верховное божество), который ,с помощью Прометея, рас¬
коловшего ему голову топором, сам произвел на свет Афину, которая появи¬
лась из его головы с воинственным кличем, в полном боевом оснащении.
\	275

Ом изобрел, запатентовал и продал краткое руководство по бегло¬
му чтению, которое ежегодно приносило ему гонорар до шести тысяч
фунтов. Он разработал систему быстрого изучения всех романских.,
всех славянских и всех скандинавских языков, благодаря чему и серь¬
езный студент-лингвист, и бизнесмен «Общего рынка», торгующий
тракторами или морожеными цыплятами, могли бы овладеть двенад¬
цатью языками за два с половиной года. Эта разработка приносила
Шюту еще двенадцать тысяч фунтов в год. Он разработал модель
компьютера, способного на базе двенадцати основных сюжетных эпи¬
зодов сочинить шесть сексуальных романов на двенадцати языках,
поскольку без героев можно было и обойтись. В каждой стране мира
одна из ведущих издательских фирм обладала правом на издание его
произведений на языке этой конкретной страны, а также в переводе
на остальные одиннадцать языков; книги выпускались в невероятно
краткие сроки и приносили ему в среднем еще сорок одну тысячу
фунтов в год. Затем он сосредоточил свои усилия на инвестициях ка¬
питала, путем скупки акций и ценных бумаг влиятельных финансовых
компаний. Таким образом, вложенный им капитал в сумме пятидеся¬
ти девяти тысяч фунтов по истечении определенного времени принес
необходимые ему два миллиона триста тысяч фунтов. На эти деньги
он и создал «Кембриджскую Корпорацию» и «Гвиано-Нигерийскую
Корпорацию», расплатившись не облагаемым налогами капиталом,
хранящимся в Швейцарской банке. Ну а по всему прочему он весьма
успешно продвигался по службе в Военно-морском флоте Великобри¬
тании, довольно быстро получив чин командира.
Вопреки тому, что он рассказывал капитану Хантингтону и кому
бы то ни было сше, у него никогда нс было партнеров в «Кембридж¬
ской Корпорации». Так называемых «их» просто не существовало.
Гэш создавал ложное впечатление, будто он всего лишь директор, а
эти «они» забирают у него большую часть получаемых доходов. Мяг¬
ко говоря, это не соответствовало действительности. «Они» — были
одиннадцатью заграничными банковскими счетами в стольких же
странах, через которые все его деньги перемещались с такой ско¬
ростью, что ни Одна страна никогда нс получала с них налогов, пре¬
вышающих два процента.
Шют добился успеха на поприще прогнозирования разработки
«сценариев», по заказу Хадсонского института и «Рэнд Корпорейшн»,
причем эти разработки направлялись по почте — вот так же Шекс¬
пир мог бы отправлять свои пьесы продюсеру в Уэст-Энд. «Мозговые
тресты» Америки были благодарны и полны восхищения. Неестес¬
твенно, щедро платили ему. А спустя некоторое время от них поми¬
мо высоких гонораров стали приходить восторженные отзывы по
поводу его разработок, о которых мог только мечтать человек, рабо¬
тающий в «банке идей». С этими письмами он отправился в Адми¬
ралтейство, высшие чины которого стали уговаривать его остаться на
276

службе в Королевском Флоте, в Лондоне, и были очень любезны, ког¬
да он отказался, но предложил дать ему возможность разрешить кое-
какие их проблемы. Адмиралтейство навело соответствующие справ¬
ки о коммандере в Вашингтоне, а там, в свою очередь, затребовали
информацию в «Рэнд Корпорейшн» и Хадсонском институте. Отзы¬
вы о разработках Шюта были в высшей степени восторженными, и,
таким образом, он приступил к работе над «простыми сценариями» и
для Флота Ее Величества.
Флот, в свою очередь, так гордился своей «находкой», что вскоре
уже аппарат премьер-министра кинулся наводить справки о Шюте,
а когда уже и премьер-министр пришел в неописуемый восторг от
Шюта, то о талантливом. прогнозисте стало известно французам и
немцам. ЦРУ, узнав об этом, снова связалось с Вашингтоном и Тель-
Авивом, где в течение коротких трех лет Гэш Шют зарабатывал день¬
ги с огромной скоростью.
Его совершенный метод основывался на полном отсутствии у по¬
литиков интереса даже к самому элементарному анализу действитель¬
ности. Гэш исходил из концепции о постоянном кризисе власти на
Западе. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: поли¬
тикам не только не хватает мудрости, чтобы врашать колеса власти, но
к тому же они гак перегружены повседневными делами, что у них
просто не остается времени для размышлений. Мыслящих политиков
так мало, что думать за остальных фактически приходилось юристам,
которые вкупе с такими гигантами мысли, как финансисты, устано¬
вили власть на земном шаре, успев захватить ключевые позиции в
экономике современного мира. Эти доблестные вожди благополучно
плелись в хвосте наций, провозглашавших модное, поддержанное ре¬
негатствующими церквами кредо всеобщей любви к человечеству, ко¬
торое давно уже было опровергнуто всем ходом истории, поскольку
ничто, по мнению коммандера Шюта, не указывало на способность
человека подкрепить свои добрые намерения делами.
Эти «вожди» тешили свой темный бесхитростный народ сладост¬
ными байками, а на самом деле вели его к верной гибели. Шют, это
живое воплощение «мозгового центра», в свою очередь плел разные
истории для темных бесхитростных вождей, находя двадцатиминутные
решения извечных проблем, паллиативы, временные пути отхода, все¬
возможные уловки за невероятную цену. Шют знал, только золото
вечно.
Гэш — было его флотским прозвищем, которое давалось любому
офицеру или матросу с фамилией Шют. Если бы во Флотилии было,
к примеру, семьдесят два Шюта, то автоматически появилось бы семь¬
десят два Гэша Шюта. В Королевском Флоте всякий ненужный пред¬
мет, который нужно убрать с дороги или выкинуть, назывался «гэш».
277

Его выбрасывали за борт по наклонному стоку — илоту1. Обыкновен¬
ный моряк Бэзил Шют отказался возобновить контракт на флоте не¬
смотря на то, что любил службу, потому что товарищи по плаванию
незамедлительно прозвали его «Гэш Шют», а на берегу, в Адмиралтей¬
стве таких уже было одиннадцать человек. Прозвище звучало как при¬
говор, и обжалованию нс подлежало.
Командир Шют поклонялся единственному идолу — золоту. И
единственному герою — его отцу, торговавшему золотом. В детстве
Бэзил думал, что днем в своей давке отец сидит с ног до головы усы¬
панный. золотой пылью, и за пять минут до пяти часов двое самых
честных его помощников с помощью специальных пылесосов счища¬
ют с него эту золотую пыль и убирают в сейф. Когда Бэзил повзрос¬
лел, он решил спросить отца, благочестивого набожного англичанина,
есть ли в их жилах кровь ацтеков.
— Кровь ацтеков? Откуда. Бэзил? — спросил'огеи, склонившись
над «Файнаншсл тайме». — Если в нас течет кровь ацтеков или ейле
кого-нибудь, скажи об этом своей матери или миссис Райан/Это под¬
портит им настроение.
Так Гэш и не получил ответа на свой вопрос. Все же он считал, что
их род ведет начало от ацтеков. Золотистый цвет был отличительной
чертой всей их семьи.. Его мать была ослепительная блондинка, она
готовила великолепные блюда с шафрановым маслом. У отца были
рыжевато-золотистые волосы и огромные карпе глаза, как у карусель¬
ной лошади. Молодой Бэзил очень сожалел, что у него темно-кашта¬
новые волосы. До того как он уехал из дома, он подкрашивал шеве¬
люру специальным средством, а затем отрастил мягкие усы и их тоже
покрасил, I вслед за.тем покрасил волосы на руках, ногах, под мыш¬
ками и на груди. В конце концов он покрасил волосы и на лобке, ибо
как раз в то время влюбился. Вся растительность на его теле приобре¬
ла красивый светло-золотистый оттенок — цвет золотой пыли, низвер¬
гавшейся на него в конце каждого рабочего дня. Это были баснослов¬
ные суммы. Бэзил напоминал говорящую башню из золота.
Красота, власть и очарование золота завладели Бэзилом, когда ему
исполнилось четырнадцать лет. Уже в восемь лет он проявил склон¬
ность к научному'эксперименту, занимаясь алхимией, и нс без успе¬
ха. Можно сказать, что,страсть к золоту сформировала всего его как
личность.-Родители были поражены, что мальчик в девять лет само¬
стоятельно научился говорить на кечуа, языке инков. Естественно, отец
пришел в замешательство, когда его сын поступил в университет, опе¬
редив сверстников, сыновей его друзей, продолжавших учиться в сред¬
ней школе, но тем не менее очень гордился этим, вспоминая, что его
дедушка мог перечислить имена всех жокеев, выступавших на каждом
состязании Дерби, по годам и вразбивку.
1 Игра слов. Фамилия Шют — звучит так же как мусоропровод.
278

В двенадцать лет, когда Бэзил добрался до Кембриджа, он уже
понял, что с помощью алхимии ему не достигнуть честолюбивой це¬
ли, но интуитивно чувствовал, что благодаря знаниям можно зараба¬
тывать много денег, а потом на них купить золото, пусть даже и
незаконным способом. Он знал, что люди, занимающиеся бизнесом,
так или иначе связанным с золотом, пользовались швейцарскими бан¬
ками.
Отныне смысл жизни он видел только в золоте. Он обожал женщин,
но только блондинок, за исключением индианок Бомбея, которые все
свои капиталы обращали в ювелирные изделия из золота. Поначалу он
ухаживал только за богатыми блондинками, потом стал ухаживать толь¬
ко просто за богатыми, а потом забыл о всех женщинах вообще, по¬
скольку они отвлекали от зарабатывания денег да и обходились слиш¬
ком дорого.
Поскольку ежевечерне его набожный отец беседовал с сыном целый
час, Гэш узнал, что золото — единственная субстанция, ценность ко¬
торой остается неизменной вот уже свыше шести тысячелетий.
У Гэша не было ни увлечений, ни семьи, ни каких-либо интере¬
сов, кроме золота. Он не смог стать горным инженером, потому что
страдал клаустрофобией, да к тому же и отец считал, что его сыну не
пристало работать в грязи и темноте, добывая золото и постоянно
держа в руках целые слитки. Если у него и были какие-то объек¬
ты поклонения, идеалы, кроме отца, то они были неодушевленны¬
ми, как, например, балларатский самородок «Welcome Stager», обна¬
руженный в 1869 году и весивший около ста шестидесяти фунтов,
самородок-павлин из Южной Африки, весивший свыше двенадца¬
ти фунтов, или тридцатифунтовый самородок с ленских приисков в
России.
Гэш мог, лежа в темноте, размышлять о том, что все золото, добы¬
тое из земли на протяжении последних пяти столетий, уместится в
кубе со стороной в пятнадцать ярдов. Иногда у Шютп дух захватыва¬
ло от восхищения Рэндскими рудниками, где любили золото так, как
он еам, хотя они и обращали его в деньги, снова и снова извлекая на
.поверхность и промывая свыше шестидесяти миллионов тонн руды,
чтобы извлечь из нее четыреста тонн золота. Чтобы добыть куб золота
примерно в девять футов, «Рэнд Корпорсйшн» нужно было потратить
гигантскую сумму на технологию, оборудование, электроэнергию и
рабочую силу. В оборудование рудника, до того как будет добыто хоть
крошечное зернышко золота, необходимо вложить пятнадцать милли¬
онов футов стерлингов.
Только золото оставалось неподвластным времени. В разные вре¬
мена и у разных народов сто пятьдесят различных предметов исполь¬
зовались в качестве валюты — животные, минералы и даже плоды
растений. Но золото было настолько же прекраснее серебра, насколь¬
ко серебро ценнее олова.
279

Шют подобно пчеле собирал историческую и новейшую информа¬
цию о золоте, закладывая ее в свой компьютерный банк, и мог с точ¬
ностью до двух процентов установить количество золота, добытого
человечеством за всю его историю, и сколько, возможно, его остава¬
лось в недрах земли. Он был исключительно любезен со своими кли¬
ентами из американского правительства, так как твердо знал,-что на
Землю уже поставляются лунные минералы, а он страстно желал раз¬
ведать, есть ли золото на Луне.
Он был уверен, что американцы посылают астронавтов на Луну,
чтобы взять пробы с ее поверхности, потому что у Америки возникла
серьезная проблема с золотом. Шют разработал «сценарий», где го¬
ворилось, как теоретически можно за один раз перевезти тонну золо¬
та с Луны, но затраты всего в один миллион сто пятьдесят две тысячи
долларов не могли при этом окупиться. Документ незамедлительно
был доставлен американскому правительству, которое и рассмотрели
со всей серьезностью. Сейчас Шют был занят изобретением аппара¬
туры, с помощью которой можно поднять и доставить на Земли? сра¬
зу сто тонн. Гэш знал, что это возможно, и когда смотрел в ночное
небо, то представлял себе Луну, которая становится все меньше и
меньше.
Однако Шют не сошел с ума из-за денег, как казалось большинст¬
ву знающих его людей. Деньги для него ничего не значили. Деньги для
него были всего лишь средством, позволявшим покупать золото или
разработать его месторождение. Деньги приносили золото.
Он питал отвращение к бумажным деньгам. Каждую минуту, с уве¬
личением населения в мире, бумажные деньги все более утрачивали
свою ценность. С каждым мгновением то золото, которое он приоб¬
ретал в Лондоне, Швейцарии, Франции и Ливане на золотых торгах,
все более возрастало в своей истинной, неизменной, шестидесятиве¬
ковой ценности. Он приобретал золото в любом виде — золотой пе¬
сок, монеты, слитки и старинные золотые украшения. Ему принад¬
лежали золотые сертификаты и срочные контракты на золото, он
был неизменным участником золотых аукционов и владел значитель¬
ной частью акций в компаниях золотых, приисков^ Он превращал свои
открытия в золото. С помощью компьютера он изобретал все новые
и новые средства для стимулирования обращения золота и взвинчи¬
вания цен на него на мировом рынке. Его «мозговой трест» давал со¬
веты многочисленным правительствам, как следует поступать в каж¬
дый конкретный момент — понижать или повышать валютный курс,
и, таким образом, фактически обеспечивался постоянный рост цены
на золото. Этому в значительной мере способствовало отсутствие
международного соглашения о валюте, которого, разумеется, не до¬
пустит ни один из владельцев золота, а именно они и являются
самыми богатыми людьми в мире, контролирующими свои прави¬
тельства.
280

Он хранил свое золото в шести швейцарских кантонах, в Мехико и на
нормандском берегу Франции, потому что там отсутствовал налог на на¬
следство для иностранцев. А у Шюта и не было наследников, у Гэша во¬
обще никого не было — ни родственников, ни жены, ни детей, ни дру¬
зей — за исключением Колина Хантингтона. Потому что он восхищался
капитаном Хантингтоном и был безмерно благодарен ему за то, что тот с
риском для собственной жизни спас ему жизнь. Гэш тогда же составил
завещание на его имя, но так и не подписал его, ибо даже в могиле про¬
должал бы цепко держаться за свое золото стоимостью в пятьдесят два
миллиона швейцарских франков. Гэш не хотел лишиться своих банков¬
ских сейфов и не мог позволить кому бы то ни было завладеть его сокро¬
вищами, поскольку знал, что они немедленно будут обращены в пре¬
ходящие ценности, такие, как недвижимость, цитрусовые плантации на
Карибских островах, или в автомобили, или — что совсем уж печально,
как в случае Колина — просто проиграны в карты.
Золото было всегда. Золото — вечно. И правильно распорядиться
им — единственная интеллектуальная проблема, которую, наверное, не
способна была разрешить даже «Кембриджская Корпорация».
Глава 14'
Капитан осторожно передвинулся на край огромной кровати. Об¬
наженная Ивонна была восхитительна.
-г О дорогой! — встрепенулась Ивонна.
Капитан продолжал размеренно дышать, делая вид, что спит, и
никак не реагируя на ее призывный шепот.
— Как ты понимаешь, я вовсе не возражаю, — тихо продолжала
Ивонна, — но зачем ты надеваешь пижаму?
Полагаю, от некоторой застенчивости, — наконец ответил он,
явно волнуясь.
— Ты имеешь в виду скромность?
— Да, именно это.
— Фу! Ты просто стесняешься своего брюшка.
— У меня — брюшко? Ты шутишь! Я плоский как доска. Я надеваю
эту чертову пижаму только для того, чтобы ты испытала как можно
больше наслаждения.
— Почему это ты решил, что мне это понравится?
— Битси больше нравится, когда я полностью одет.
— Битси — американка! Они привыкли заниматься ЭТИМ в хвос¬
товой части самолета и в телефонных будках. Ля-— француженка.
И занимаюсь ЭТИМ в постели!
— О, прекрасно!
— Кроме того, расцветка твоей пижамы совершенно не подходит к
цвету простыней.
281

—	Все в мире находится в состоянии дисгармонии, дорогая, в из¬
вечном конфликте. Это остроумно заметил Тойнби1.
—	Я буду ждать тебя.
—	Когда?
—	Когда она упрячет тебя в тюрьму, твоя прекраснейшая жена,
которая занимается ЭТИМ в одежде. Я дождусь тебя, и ты увидишь,
кто любит тебя и кого любишь ты.
— Вероятность тюрьмы отпала, — выразительным тоном прогово¬
рил он. — Все в порядке. Я благополучно расплачусь со всеми.
—	Да?
— И все будет так же прекрасно, как прежде.
— Каким образом?
— У меня есть план.
— Понятно.
— Это — безупречный и элементарно простои план.
— Нс может быть.
— Более того, ты, пожалуй, — ключевая фигура этого плана.
— Разве такое возможно?
— Мне необходима твоя помощь.
— Ты знаешь, что можешь во всем положиться на меня.
— Я хочу, чтобы ты устроила мне встречу со своим отцом.
Ивонна вдруг так глубоко вздохнула, что даже поперхнулась.
— Что тебе известно о моем отце? — наконец проговорила она,
подумав о Франции и поэтому по-французски.
— При менее сложных обстоятельствах, — холодно ответил капи¬
тан, — я никогда не позволил бы себе коснуться этой темы. Но однаж¬
ды ночью, примерно год назад, возвращаясь из Бордо, я был вынужден
сделать остановку в Париже, чтобы обсудить утром в банке условия
поставки некоторого количества шампанского от Андри Эмме. Маши¬
ну я оставил в аэропорту. Я прилетел из Бордо в Париж, намереваясь
поужинать с семьей Эмме. Разыскивая на стоянке свою машину, я
обнаружил твоего отца.
Капитан разыскивал свой «ролле» шоколадного цвета на стоянке
аэропорта. Он шел вдоль рядов автомобилей и наконец добрался до
своей машины. Завел двигатель и начал выезжать с площадки. Дорогу
ему преградил длинный черный лимузин «мерседес-600», плавно сколь¬
зивший ему навстречу к парковке. Капитан подал «ролле» немного
назад, но еще один длинный «мерседес-600» преградил ему и эту до¬
рогу. Поскольку водительское место капитана находилось с правой
стороны; то он немедленно оказался рядом с человеком, сидящим сле-
'Тойнби Арнольд Джозеф (1889 — 1975) — английский историк и со¬
циолог.

ва на водительском месте «мерседеса*. Этот автомобиль казался cute
длиннее, глянцевитое и чернее, чем первый. Он остановился вплотную
с «роллс-ройсом».
Его водитель, дородный человек апоплексической комплекции с
копной седых волос, с флегматичным, ничего не выражающим лицом
и широченными плечами, был в экстравагантном костюме, надеть ко¬
торый англичанину никогда не пришло бы в голову.
—	Добрый вечер, капитан Хантингтон. — произнес он по-английс¬
ки с заметным французским акцентом. У него был усталый невырази¬
тельный голос, которым обычно разговаривают гангстеры в
кинофильмах. — Я вижу, вы ударили в коммерцию, — как бы между
прочим заметил он.
Капитана, естественно, рассердило, что этот некто, который, судя
по его виду, никак нс может быть владельцем огромного немецкого
лимузина, обращается к нему нс только по имени, но еще и этаким
наглым небрежно-фамнльярнцм тоном. Капитан взглянул на тупые
физиономии типов, сидящих в машине мускулистого незнакомца, и
довольно резко произнес:
—	А какого рода коммерцией занимаются эти типы? Шлюхами или
наркотиками?
—	Поосторожнее, капитан.
—	Поосторожнее с чем, сэр?
—	Вы знаете, о чем я говорю. Поосторожнее с моей дочерью.
—	Ошибаетесь, сэр. Я нс знаком ни с одним лицом, имеющим к
вам даже самое отдаленное отношение.
—	Меня зовут Шарль Бонне. Ивонна Бонне*— моя дочь.
Капитан был возмущен, что этот вульгарный тип с толстой шеей
смеет выдавать себя за отца такой,умной и Приятной девушки, как
Ивонна. Или это был какой-то гнусный розыгрыш, или здесь таится
нечто посерьезнее. Это были бандиты. Должно быть, их привлек его
«роллс-ройс», и. теперь они-охотятся за его деньгами. Видимо, они
располагали информацией о ней. и весьма обширной. Видимо, нынеш¬
няя акция была спланирована заранее, тогда тем более она представ¬
лялась капитану довольно странно.
—	Я не могу верить вам на слово. Будет лучше, если вы подтверди¬
те документально.
—	Зачем? — возразил Бонне.
—	Все выглядит так, словно вы «тормознули» меня.
—	«Тормознули»?
—	Да. С целью ограбления. «Тормознуть» — на жаргоне американ¬
цев-преступников означает ограбление.
—	Мне известно, что означает «тормознуть». — презрительно,
проговорил Бонне. — Какие же документы я должен предъявить?
—	Ну... карточку вашего клуба, например. Что-нибудь в этом
роде.
283

Бонне, сидя за рулсм, начал рыться в карманах своего пиджака и
наконец, обыскав футляр для визиток, извлек одну из них и протянул
капитану.
—	А, так вы член клуба «Удача», — сказал капитан.
—	Я его владелец.
—	У вас отвратительная еда, но первоклассные крупье. — Капитан
возвратил карточку. — Рад был познакомиться с вами, мсье Бонне. —
Он снова включил мотор.
— Поосторожнее с моей дочерью, вы поняли?
Капитан как-то странно посмотрел на него.
— Ничто не способно изменить мое благовидное отношение к
Ивонне.
— Просто будьте поосторожнее. Вот и все.
— Будьте любезны, прикажите вашему человеку пропустить меня
Бонне сердито махнул рукой водителю машины, преградившей путь
«роллсу», и та мгновенно исчезла.
— До свидания, Бонне. И будьте осторожней с той ужасной сдой,
которую подают в вашем клубе, — сказал капитан, и его машина
умчалась совершенно бесшумно, точь-в-точь как написано в реклам¬
ном буклете «роллса»,. «оставив после себя лишь тиканье часов в са¬
лоне».
Бонне повернулся к сидевшим в машине бандитам.
— Первоклассный парень, а? Вам известно, что у него имеется лич¬
ный повар? Прямо вот так, дома? Франкохогар — вот кто его повар.
И вот этот парень, оказывается, очень близкий друг моей дочери
Ивонны...
Капитан завязывал шнурки на ботинках. Ивонна сказала:
—	Просто папа таким образом хотел продемонстрировать, сколько
у него «мерседесов». — Она безудержно расхохоталась. — Ему всего
лишь хотелось произвести на тебя благоприятное впечатление. Ради
меня.
—	Напротив, у меня сложилось впечатление, что они взяли эти
машины напрокат.
—	Он был бы ужасно огорчен, если бы узнал, что ты так подумал. —
Она игриво перекатилась по кровати, звонко смеясь.
—	Разумеется, я никогда не упомяну об этом.
—	Нет, нет! Ни в коем случае!
—	У меня также создалось впечатление, что он занимается каким-
то крупным преступным бизнесом.
Ивонна сразу перестала смеяться и сделалась серьезной.
—	Да.. Он работает на мафию, наживается на чужих несчастьях.
Продает наркотики. Занимается игорным бизнесом. Крадет все, что
можно украсть. Подкупает полицейских и судей. Находит лжесвидете-
284

лей. Вымогает деньги у слабых, а потом даст их им же взаймы под де¬
сять процентов в неделю.
—	И ему все это удастся?
—	О да! У него гениальный ум, ориентированный на преступную
деятельность, поскольку он — выдающийся, профессиональный пре¬
ступник.
—	Я так и думал. И это очень важно для меня.
Ивонна сурово смотрела на капитана. Ей становилось страшно.
Одно дело — слабость, как у Колина. Ко всяким порокам и причудам
англичане относятся снисходительно. Они нс чувствуют себя винова¬
тыми. Это — частная жизнь каждого, и, действительно, не другим же
сулить их, ибо пороки, по их мнению, делают их человечнее. Англи¬
чане так давно уже отошли от католичества, что само понятие греха у
них, если можно так выразиться, вышло из моды. Однако, что очень
важно, их воспитывали в уважении к законам. И если Колин намерен
затеять дело с се отцом, это может окончиться для него весьма пла¬
чевно.
— О чем ты говоришь? — резко спросила Ивонна. Ес прелестное
молодое лицо пылало гневом. — Что бы ни случилось с нами в этой
жизни, умоляю тебя, никогда, ни при каких обстоятельствах, нс свя¬
зывайся с ним.
— Я всего лишь прошу тебя устроить нам встречу в неофициаль¬
ной обстановке.
— Зачем?
Капитан пожал плечами.
— Я спрашиваю тебя — зачем?
— Думаю, что тебе лучше никогда нс узнать об этом.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь? Ты хоть представля¬
ешь себе, что это за люди?! Я-то знаю. Он сам убивал людей и других
заставлял убивать... Он пытал. Ты слышишь меня, Колин?! Он выра¬
щивал мак, изготовлял героин и затем продавал его детям. Потом он
приехал во Францию и стал крупным дельцом, заведуя производством
героина, чтобы отнимать будущее у городов и людей; ради собствен¬
ной наживы, он плодил все новые и новые преступления, потому что
пристрастившиеся к наркотикам люди готовы ради получения очеред¬
ной дозы совершить любое преступление! Ты к этому стремишься? Ты
хочешь научиться убивать? У тебя остались хоть какие-нибудь челове¬
ческие чувства? Потом что, если осталась хоть маленькая толика, ты
не посмеешь иметь что-либо общее с моим отцом, для которого на¬
дежда, любовь людей ровным счетом ничего не значат. Для него сущес¬
твуют только деньги. Только власть! Но главное, конечно, — деньги.
Иди к нему, и ты погибнешь!
Капитан тяжело вздохнул. Он слушал ее, затаив дыхание.
— Если ты откажешь мне в этом, — тихо произнес он, — если ты
не познакомишь меня со своим отцом, то моя жена или Брайсон за-
285

садят меня в тюрьму, а когда я выйду оттуда — наши сердца остынут
друг к другу. Я стану стариком, а ты будешь на другом конце света.
Она, обнаженная, быстро соскочила с кровати и обхватила его ру¬
ками.
— Я так люблю тебя, Колин! Но в этом я тебе не помощник! Я ни¬
когда не сделаю того, о чем ты меня просишь. Я так люблю тебя!
Рука капитана медленнд опускалась вдоль ее обнаженной спины
Он успокаивающе нежно гладил ее по розовой попке. Он прижался
щекой к ее плечу. Глаза Колина были устремлены куда-то вдаль, в сен¬
тиментальные воспоминания давно минувших дней, к которым он
всегда обращался, когда необходимо было преодолеть слабость и при¬
нять твердое решение.
Перед его взором предстала обширная лужайка перед домом в Ро-
зенарии, которую он считал собственным детищем. Каждый четный
год в конце октября он приезжал сюда, чтобы лично руководить под¬
кормкой почвы превосходным удобрением — раствор, состоящий из
одной части сульфата аммония на галлон воды на каждый квадратный
ярд. Он высыпал из пакетиков на землю семена овсяницы, разного
цвета, сотворив этот волшебный ковер на манер ткача из арабских
сказок «1001 ночь». Лужайка была зеленее, чем Ирландия, нежнее, чем
каша для младенца. Лужайка простиралась перед самым фасадом бело¬
розового высокого дома в георгианском стиле, окруженного массивной
крытой галереей из известняка со множеством высоких окон. В пер¬
вый день весны каждый год все шестьдесят семь окон обязательно
мыли. Это строение в георгианском стиле имело два крыла, ,за кото¬
рыми размещались соответственно гараж и конюшни. Из дома доно¬
силась мелодия вальса, в которой замысловато сплетались звуки
скрипки и трубы, медных ударных, деревянных и духовых инструмен¬
тов, затем эта масса звуков обрела более стройный характер и на ее
фоне саксофон; запорхала мелодия «Вальса Суеты», словно юная де¬
вушка по широкому полю.
Перед мысленным взором распахнулась массивная парадная дверь.
Хантингтон, одетый в тропическую белую форму Королевского Фло¬
та с капитанскими шевронами, танцует с Битси в просторном парад¬
ном вестибюле. На ней — бледно-зеленое платье из шифона со
скромной отделкой из вытканных, пурпурных цветов. Хантингтон не
замечал тогда .-ничего, кроме отливающих блеском черных волос и ог¬
ромных зеленых глаз Битси. Ее лицо, обращенное к нему, сияло от
счастья, с таким восторгом ребенок смотрит на небосклоне вечернюю
звезду.
Продолжая кружиться, они миновали бильярдную и оказались в
просторном зале, где над камином висел ее очаровательный портрет
кисти Джеймса Ричарда Блэйка. Они весело вальсировали среди салон-

ной мебели, назначенной ей в приданое; проскользнув мимо фотогра¬
фии в серебряной рамке, на которой запечатлен король Эдуард VII, с
заговорщическим видом беседующий с лордом Глэндором, затем, про¬
плыв через дверь, снова оказались в парадном вестибюле. Эта музыка
и сейчас звучала у него в ушах. Он запомнил ее навсегда. Танцуя, они
оказались в столовой. Он что-то шептал ей, а она восхитительно сме¬
ялась. Затем он осторожно усадил се в кресло и, налил в бокалы. Они
чокнулись, с обожанием глядя друг на друга, отпили по маленькому
глотку.
Глава 15
Шоколадного цвета, «роллс-ройс» с откидным верхом и гонконг¬
ским номером то и дело притормаживал у очередного пропускного пун¬
кта системы безопасности, опоясывавший «Аксельрод-Хаус». Как и в
прошлый раз, у массивного подъезда, капитана приветствовал полков¬
ник Королевского Флота. Хантингтона подпели к микрофону, вмонти¬
рованному в коммутатор, для идентификации голоса.
Безотчетно, но, как он понял впоследствии, сознавая, что остав¬
ляет позади свое простодушие и невинность, капитан продекламиро¬
вал строки из Метыо Арнольда1, «Дуврский берег», начинавшийся
словами:
Любовь, так дай нам быть правдивыми друг к другу
В словах, которые казались прежде ложью,
Как та страна мечтания и снов.
Неповторимая, прекрасная, чужая,
Где нет ни радости, любви, ни света.
Спокойствия, спасения от боли.
И вот мы здесь, втой откровенной тьме,
. Мы сметены и смущены тревогой
Борьбы и битвы тех безумных армий,
Что сталкивается ночью.
Зажглась зеленая лампочка.
г- Я уже позабыл эти прекрасные слова, — сказал полковник.
— Хотел бы я знать, что они означают... — заметил капитан Хан¬
тингтон.
Полковник направился к той знаменитой лестнице, с которой куба¬
рем скатывались слуги, посмевшие принести лорду Аксельроду остыв¬
ший посеет1 2. Они миновали двустворчатые инкрустированные двери,
каждая створка которых весом в четверть тонны надежно удерживалась
всего лишь на двух медных петлях.
1	М стью Арнольд (1822 —1888) — английский поэт и критик.
2	П оссст7- горячий напиток из молока, вина и пряностей.
287

Неизвестный мастер создал восхитительное сочетание филигран¬
ной инкрустации и изящного литья, украшавших эту широкую лес¬
тницу. Ступени и перила были из красного дерева, инкрустированно¬
го тиком, слоновой костью и эбеновым деревом; потолки — также
были обшиты панелями с изящной инкрустацией. Поднимаясь
по лестнице, полковник с капитаном, казалось, слышали шелест
металлических пшеничных колосьев в гирляндах и розетках балю¬
страды.
Одолев лестничный марш, они торжественно двинулись вдоль
Длинной Галереи — специфически английской детали архитектуры, —
стены которой украшали брюссельские гобелены XVII века, с выткан¬
ными на них картинами по мотивам предания о царе Мидасе. Но,
помимо этого, галерея была уставлена печатающей аппаратурой, рабо¬
тающей на магнитных лентах, их там насчитывалось не менее дюжи¬
ны, и все они непрерывно стрекотали без всякого постороннего
вмешательства. Проходя мимо, полковник пояснил:
— Говорят, эти машины могут запомнить содержание всех книг
Британского музея и отпечатать все слово в слово и через двадцать
лет.
Полковник распахнул дверь в дальнем конце галереи и пропустил
в нее капитана. Затем притворил дверь и включил световое табло с
надписью:
«У КОММАНДЕРА ШЮТА СОВЕЩАНИЕ*.
Капитан был в приподнятом настроении. Он настолько уверовал в
то, что скоро сможет вернуть свой долг в двести тысяч фунтов, что
отважился вчера вечером навестить Битси на Фарм-стрнт. Он дважды
позвонил, как издавна было условлено между ними, и открыл дверь
тем самым причудливым ключом, который в свое время вручила ему
Битси.
Битси находилась в спальне: она смотрела .в четвертый раз пока¬
зываемый по телевидению сериал «Саги о Форсайтах» и одновремен¬
но разбиралась с заказами на поставку шерстяных носков, поступив¬
шими от спецслужбы Пентагона, которая была в совершенном
восторге именно от носков, выпускаемых ее фабрикой в Нью-Джер¬
си, теперь с великодушного благословения носки будут закупать так¬
же для экипировки войск, дислоцирующихся на севере и в Арктике.
Когда капитан появился на пороге спальни, Битси схватилась за сер¬
дце и вскрикнула с восхитительно беспомощным и очаровательным
видом, словно не слышала звонка в дверь и была чрезвычайно удив¬
лена его приходом.
— Я испугал тебя?
— О нет, все в порядке.
— Я звонил. Как обычно, чтобы ты не пугалась, заслышав шаги.
288

—	Звонил? Я нс слышала. — Она тянула время, не зная, как ей сле¬
дует себя вести. Между тем он решительно направился к ней, а не стал
топтаться у двери, что могло бы побудить ее принять какое-нибудь
определенное решение.
—	Что ты, здесь делаешь? — строго спросила она.
—	Что делаю? Ничего — пока.
—	Чего ты хочешь?
—	Чего хочу9 Я — твой муж.
—	О нет, Колин. Только не это. Только не это.
Но, по правде говоря, все это тянулось так долго, и Соме, выгля¬
девший таким несчастным на телеэкране, навел Битси на мысль, что
Колин, должно быть, сейчас чувствует себя таким же несчастным, а
поскольку ей и самой было хорошо знакомо это чувство, она неволь¬
но смягчилась.
Ему доводилось видеть и прежде, как вдруг тускнел ее взгляд, упо¬
добляясь остекленевшему взгляду кубинских языческих божков. Он
видел ее насквозь. Он знал, что заявление «о постсли-и-речи-быть-не-
может» — всего лишь форма соблюдения приличий, поскольку так
полагалось поступать в ее обществе и в ее стране перед тем, как, рас¬
кинув ноги, уступить соблазну. Она обязана заявить, что никакие близ¬
кие отношения больше невозможны — причем в выражениях, которые
употребляют на стихийных, не санкционированных прокурором ми¬
тингах, заявляя, что директор ФБР слишком ста'р для успешного вы¬
полнения своих обязанностей. Капитан присел рядом с ней на край
кровати, и она принялась было протестующе размахивать руками, но
они нс повиновались; но потом внезапно вдруг стали послушными и
с готовностью исполнили его волю.
—	В одежде, дорогой, — простонала Битси. — На этот раз в
одежде...
Битси попросила его немедленно уйти, как только все закончи¬
лось, — а надо сказать, приятное времяпрепровождение длилось
довольно долго, — потому что ей предстояли важные разговоры с
Папой и дядей Джимом и ей просто необходимо было сосредото¬
читься.
Возвращаясь на Чарлз-стрит Хантингтон парил словно на крыльях,
не ощущая ни тревоги, ни боли, и даже, вспомнив о солидном проиг¬
рыше, постарался тотчас же забыть о нем.
Ивонна ожидала его, обнаженная, под голубыми простынями. Он
подумал, что эти две женщины, словно обладают некими антеннами,
по которым к ним поступают посылаемые им сигналы из гораздо бо¬
лее отдаленных мест Бакингемшира, сигналы о том, что им ничто не
грозит и что отныне и навсегда все будет великолепно.
В ту ночь капитан спал крепко, как не спал уже много лет. Он
никогда не был так уверен в себе и своем будущем и никогда не был
так счастлив.
10 Р. Конлон «Лрнгато«
289

Когда капитан пересекал огромный кабинет, направляясь к пись¬
менному столу Шюта, коммандер, уже будучи на две трети хозяином
их соглашения, не вскочил на ноги в приветствии, а медленно под¬
нялся, пожал Хантингтону руку, затем подвинул к нему поближе
большой продолговатый «гробик», наполненный супердлинными си¬
гарами.
—	О, благодарю, Гэш. Не знал, что ты куришь.
—	Я и в самом деле не курю. Но сегодня утром доставили твое
фантастическое «Поммери», и я почувствовал себя просто обязанным
проявить хоть какое-то гостеприимство.
— Весьма любезно с твоей стороны. — Капитан отрезал кончик
сигары и зажег ее. — Однако, коль скоро речь пошла о гостеприимст¬
ве, так ли необходимо мне каждый раз, являясь в «Аксельрод-Хаус»,
проходить все формальности, обусловленные твоей системой безопас¬
ности?
— Мне чрезвычайно жаль, Колин. Однако необходимо. Тебе каж¬
дый раз придется проходить через эти муки.
— Просто ужасно!
— У нас первоклассная служба безопасности. В ней задействованы
люди из ЦРУ, из МИДА, ребята из Флота, Федеральной полиции За¬
падной Германии, из японской Кампейтай, французской Сюрте, груп¬
пы из израильской Шерути Бетаха, именно они и установили эти
правила, а нс я. Кроме того, мне самому приходится проходить всю эту
процедуру каждый раз, когда ухожу и прихожу.
Конечно, все это — сущая правда. Коммандер придумал эти пред¬
осторожности, чтобы пускать пыль в глаза своим клиентам и выкола¬
чивать из них побольше денег.
—. Возблагодарим за это небеса, — произнес капитан. — Уж это
помещение наверняка полностью безопасно.
—	Мой дорогой приятель! Каждая комнатушка в этом мире прослу¬
шивается. В сущности, от этого невозможно застраховаться. Я думаю,
что каждая маленькая школа, каждая церквушка — под наблюдением.
Но мы с тобой всего лишь замышляем кражу во Франции. Моих кли¬
ентов это меньше всего беспокоит.
У капитана закружилась голова от мысли, что Папа, дядя Джим,
дядя Пит, Харри и Ларри внимательно слушают пленку с их голо¬
сами.
—	В таком случае нам придется продолжить наш разговор в движу¬
щемся автомобиле, — серьезно сказал Хантингтон. — Он был так не¬
преклонен в своем требовании, что Гэш громко расхохотался, увидев,
как тот беспокоится.
-- Да я пошутил. Никто не может прослушать мой кабинет. Эта
прозрачная стеклянная комната находится внутри другой, с мощной
силовой зашитой из связки батарей. Бог мой, этот кабинет обошелся
ЦРУ в сорок две тысячи фунтов! Ты знаком с кем-нибудь из ЦРУ?
290

—	Я бы нс сказал.
—	Весьма обстоятельные ребята. Ты можешь спокойно говорить.
Какие будут приказания, сэр?
—	Сейчас командуешь ты, Гэш. Когда ты разработаешь план похи¬
щения вина, тогда к делу приступлю я.
Гэш мгновенно преобразился, как и накануне вечером, сейчас это
был расчетливый профессионал, упивающийся своим всемогуществом.
Его приглушенный голос теперь, казалось, исходил из самого чрева и
звучал со сверхъестественной важностью, глаза были слегка выпучены,
а уши напряженно вслушивались в исторгаемые им самим звуки.
—	Знаешь, Колин, это вполне возможно. Кражу осуществить ниче¬
го не стоит. Ночью в течение сорока минут просчитал реальные воз¬
можности и после соответствующего анализа пришел к выводу, что
сейчас как раз настал момент для крупного криминального бизнеса с
учетом новейших исследований социологов, психологов, технарей,
электронщиков и даже самих полицейских в разрешении множества
проблем, связанных с индустрией преступности. Я уверен, что, вос¬
пользовавшись моим собственным аналитическим опытом, опираясь
на передовую статистику и передовые технологии, а также на мои раз¬
работки соответствующих преступных планов, которые также могут
быть использованы при разработке нашего проекта, наконец можно
воспользоваться моей сетью компьютеров 1ВМ. И получить исчерпы¬
вающую информацию о наемных, так сказать, преступниках-профес¬
сионалах, которые нам могут для этого понадобиться. Я действительно
считаю, что эта затея нам по плечу,. Колин. По крайней мере, вчера я
уснул, будучи абсолютно убежден в этом.
— Я тоже, Гэш, и могу сказать, что меня это чрезвычайно вдохнов¬
ляет.
— На мой взгляд, — продолжал Гэш, словно не слыша капитана, —
наши криминалисты слишком увлеклись интуитивным анализом, хотя
их результаты и выглядят весьма убедительно! Но ведь тюрьмы-то пе¬
реполнены, не так ли? Кроме того, кажется совершенно ясным и не¬
сомненным, что по-настоящему великие преступные акции, в том
числе войны и предвыборная борьбы — кстати, очень уместные в дан¬
ном случае примеры — должны основываться на серьезных научных
разработках. «Кембриджская Корпорация», базирующаяся здесь, в «Ак¬
сельрод-Хаусе», готова осуществить такие разработки.
— Восхитительно! — заметил капитан.
—	Я имею в виду, что мы действительно способны это сделать.
—	Как?
—	Что тебе известно о компьютерах? — ответил вопросом на вопрос
Гэш.
—	Абсолютно ничего. Хотя я и пользовался ими на «ГЕНТИ»; вер¬
нее, я просто заказывал необходимую мне информацию, а специалис¬
ты-компьютерщики мне ее выдавали.
291

— Мне бы хотелось, чтобы ты снова представил себе компьютер.
Видишь ли, это вовсе не волшебная штука. В него необходимо осо¬
бым образом заложить информацию, которой мы располагаем. На¬
пример, в нашем случае это будет: какое количество бутылок мы
намерены украсть, сколько каждая весит, вес и размеры ящика, воз¬
можные подходы к винохранилишу и, соответственно, выходы, сис¬
тема безопасности, а также научно обусловленные правила хранения
вина, рыночные цены различных сортов вин и прочее, прочее, про¬
чее, а после этого можно запрашивать ответы на интересующие нас
вопросы. Например: как нам поднять нужное количество ящиков за
оптимально короткое время? И так далее и тому подобное. Ты пред¬
ставишь мне информацию, а я ее обработаю. Потом скажу тебе, что
нам потребуется. Ты же обеспечишь необходимые данные. По мере
расширения потока информации мы сможем задавать компьютеру все
более подробные вопросы, выясняя все до мелочей, которые необхо¬
димо учесть при разработке плана. Необходимо составить подробный
список запросов, чтобы ничего не упустить. Я проработаю все вари¬
анты осуществления нашего плана, а также — какие преступники-
помощники-нам понадобятся и их минимальное число. Можно за¬
просить и какую часть вырученной суммы следует заплатить этим
людям, хотя у меня уже возникли кое-какие мысли на этот счет.
Я уже все рассчитал до последнего фартинга. Компьютер сообщит
нам, в какую сумму все это выльется, а также выдаст рекомендации
относительно стоимости одного ящика в зависимости от марки вина.
Видишь ли, это многоступенчатый процесс. Компьютеры и я все
обдумываем сообща, при этом тон должен задавать я. Я уже сейчас
готов гарантировать успешное осуществление нашего плана. Я уверен,
что это возможно! — Он поднялся, слегка опираясь о стол своей
единственной рукой... — Пойдем, я покажу тебе компьютеры, — ска¬
зал рн, — которые объяснят тебе, как украсть вина на два миллиона
фунтов.
Они вошли в «Грейт-Холл», который был, по выражению Алексан¬
дра Сомерсета, «самым прекрасным залом не только в Англии, но и
во всей Европе». Барельефы елизаветинских времен и гобелены дела¬
ли его одним из самых уникальных и недосягаемых по красоте, если,
конечно, не считать мебели, которую разместил здесь коммандер Шют.
Именно из-за этой мебели зал утратил прелесть старины, которая
ощущалась в остальных частях дома. Мраморный камин безупречно
строгого стиля и сравним разве что со знаменитыми каминами Блэм-
шилла в Хэмпшире. И в самом деле, все было выдержано в едином
стиле, до того как здесь обосновалась «Кембриджская Корпорация», и
в результате в великолепном зале появилось множество компьютеров,
резко контрастирующих с тем «прежним», елизаветинским стилем. Две
292

королевы — с одинаковыми именами:* два совершенно различных сти¬
ля убранства.
Шествуя впереди капитана между рядами электронной аппаратуры,
коммандер Шют сказал:
—	Эти компьютеры умеют разговаривать друг с другом. Они обме¬
ниваются информацией с немыслимой скоростью. За секунду они мо¬
гут поглотить двести пятьдесят миллиардов байтов информации. Все.
что хранится в их памяти, можно немедленно воспроизвести. Нам со¬
вершенно нс требуется штат сотрудников, переносящих с места на
место катушки с пленками. Все делают сами машины. Каждое из этих
прекрасных, почти божественных творений способно определить ди¬
агноз всех пациентов в сорок одной тысяче лечебных учреждений,
классифицируя одновременно восемьсот с лишним видов заболеваний
и функциональных нарушений! организма. Они способны также одно¬
временно переводить на английский язык все технические и военные
журналы России, Японии, Китая и Германии, и в то же время держать
в памяти данные о деловой активности двух миллионов фирм, о во¬
оруженных силах всех стран мира; следить за финансовым состояни¬
ем фирм, прогнозировать цены, проектировать фабричные комплексы,
производство, регулировать перевозки, наводить на цель самые мощ¬
ные средства поражения, рассылать более миллиарда отчетов о состо¬
янии дел ежемесячно, и все это в одно и то же время.
—	Боже мой! — воскликнул капитан.
— Ты точно выразился, дорогой Колин. То, что мы здесь ви¬
дим, — либо творение Создателя, либо совершеннейшее оружие для
фашизма.
—	Если Создатель даст нам надежду на успех нашего предприятия,
то у Него определенно преступные наклонности, — проговорил Хан¬
тингтон.
Миновал день, за ним ночь, а они все трудились за компьютером.
Коммандер работал с коммуникатором ввода данных. Оба сидели без
пиджаков, потные и с взъерошенными волосами.
—	Общая площадь винохранилища, — пробубнил коммандер, — два
миллиона семьсот тысяч квадратных футов. Там хранятся местные
вина всех сортов и категорий. — Пока Гэш вводил информацию, ка¬
питан пыхнул длинной черной сигарой и вновь наполнил свой стакан
из бутылки «Поммери», плавающей в ведре со льдом. — Общая вмес¬
тимость хранилища — около трех миллионов бутылок и, возможно,
двадцать тысяч хогсхедов2. Всего около четырнадцати миллионов пя-
1 Имеются в виду Елизавета I (Тюдор) (1533 — 1603) и ныне здравствую¬
щая Королева Великобритании Елизавета I! (род. 1926).
’Хогсхед- большая бочка — мера жидкости, равная 238 литрам.

тисот семидесяти пяти галлонов вина, которое фирма Круса регуляр¬
но экспортирует в сто одну страну.
Капитан вытащил из атташс-кейса две пачки документов и передал
их своему партнеру.
—	Вот. Дела под номерами 31 и 32. Здесь указано количество ящи¬
ков самых дорогостоящих вин по названиям и оптовым рыночным
ценам. Взяв размеры обыкновенного ящика на двенадцать бутылок и
учтя их вес; а также то, что размеры бутылок и ящиков различны у
бордо, бургундского и шампанского, спроси у компьютера, сколько мы
сможем вынести из крусовского хранилища при минимальном коли¬
честве нанятых нами людей и с максимальной продуктивностью за
сорок семь минут?
Гэш хмыкнул и ввел данные. Капитану показалось, что распечатка
начала появляться сразу, не успел еще коммандер ввести запрос. Гэш
прочел:
— Двести двадцать три тысячи четыреста бутылок, размешенных в
восемнадцати тысячах шестистах шестнадцати ящиках плюс еще один
ящик, заполненный на две трети.
— Превосходно! — воскликнул капитан. — Мы легко сможем вы-,
ручить в среднем по пятидесяти пяти фунтов за ящик.
— Чистыми? Чистыми для нас?
-Да.
— Вот это да! Это же миллион семьдесят восемь тысяч восемьсот
восемьдесят фунтов! — Он снова начал программировать.
— Что теперь?
Неистово нажимая на клавиши, коммандер ответил:
— Нам надо выяснить, как должны распределиться эти деньги. Не¬
обходимо узнать, во сколько нам обойдется эта грязная банда громил.
Появилась распечатка, и Шют громко зачитал ее:
— Великолепный пример дележа награбленного между неквалифи¬
цированной и квалифицированной рабочей силой, а также руководи¬
телями преступной акции, иначе хозяевами, основывается на формуле
справедливости, использованной при распределении добычи во время
ограбления германских национальных золотых запасов в Баварии лич¬
ным составом армии США и местным населением в июне 1945 года.
Это вполне реально и абсолютно приемлемо, потому что основано на
международном соглашении о спасении на море во время кораблекру¬
шений, когда грузы делятся между офицерами и командой судна, по¬
терпевшего кораблекрушение.
- — Какой благоразумный подход, — заметил капитан.
—	Подождем судить об этом, пока не выясним кое-какие цифры, —
возразил Гэш.
—	Читай дальше, пожалуйста.
—	Гм... рекомендуется следующее распределение, — проговорил
Шют, — для грубой рабочей силы: водителям, механикам, операторам
294

грузоподъемников и прочим — твердая ставка по пять тысяч фунтов
на каждого. — Шют пристально посмотрел на капитана. — Ей-богу, это
слишком много за сорок семь минут работы.
—	Пожалуй.
—	Гм. Восемнадцать неквалифицированных исполнителей обойдут¬
ся нам в девяносто тысяч фунтов! Также необходим один квалифици¬
рованный поджигатель. Правда, его гонорар ниже, чем обычная став¬
ка, в связи с тем, что он получает удовольствие от акции. Значит,
поджигатель — семь с половиной тысяч фунтов. Специалист по сиг¬
нализации — десять тысяч. Весьма важно нанять двух опытных уголов-
ников-руководителей. Их оплата — одна треть от общей суммы. —
Шют возмутился. — Считаю это крайне опрометчивым решением! —
воскликнул он. — Мы проделываем всю основную работу, а какие-то
два головореза и их помощники получают львиную долю добычи! Об
этом не может быть и речи! К тому же кто бы ни купил это вино у
нас — хотя это и называется укрывательством краденого, — он полу¬
чает стопроцентную прибыль. Это просто несправедливо!
—	Вино, Гэш, — это нечто живое. У него есть лицо и характер,
которые также индивидуальны, как и отпечатки пальцев. И где-нибудь
вино может быть опознано. Любой человек, который его покупает,
крупно рискует, выложив кругленькую сумму в миллион фунтов.
—	А нам остается довольствоваться крохами...
—	Черт возьми, Гэш! Мы еще толком и не приступили к делу, а уже
затеваем классическую ссору подобно самым заурядным ворам.
—	Я имею полное право протестовать! — негодующе воскликнул
Шют.
—	У нас нет покупателя на вино, которое мы еще не украли. Вдо¬
бавок мы еще не создали нашу роскошную преступную организацию.
Между делом добавлю, что у нас пока нет капитала, чтобы успешно
провернуть хоть что-нибудь из намеченного. А теперь, если ты согла¬
сен со мной, то будь любезен, спроси у своих приятелей-компьютеров,
сколько денег нам на это потребуется?
—	Ладно, — угрюмо пробурчал Шют. Он с силой хлопнул по кла¬
више, выпятив при этом "нижнюю губу точь-в-точь как у уроженцев
племени убанги1. Быстро появилась распечатка. Шют вывел ее на дис¬
плей и начал читать:
—	Максимально необходимый капитал — сорок одна тысяча во¬
семьсот фунтов.
—	Боже! — воскликнул капитан.
—	Минимальный необходимый капитал —. восемнадцать тысяч
фунтов девяносто три новых пенса, включая смету в четыре тысячи
фунтов расходов на транспорт, еду, чаевые и прачечную. — Гэш в ярос¬
1 У б а и г и — племя в Африке, уроженцы которого вставляют в нижнюю
губу деревянную пластину.
295

ти вскинул голову. — Почему эта проклятая хреновина всегда настаи¬
вает на прачечной? Если ему так нравится, то почему бы нс учесть и
расходы на парикмахерскую, черт побери?
— Как можно добиться минимальных расходов? — спросил ка¬
питан.
Шют зачитал:
. — Разница между минимальными и максимальными расходами за¬
висит от того, сумеет ли уголовный персонал похитить такое серьез¬
ное снаряжение, как тяжелые служебные грузовики с прицепами
«мерседес», автокраны, конвейерные системы и оружие. Второе: пона¬
добятся ли взятки? Выводится среднее из необходимой максимальной
и минимальной суммы на расходы — двадцать девять тысяч пятьсот
девять фунтов и пятьдесят два новых пенса.
Лицо капитана сделалось мертвенно бледным.
— Сможем ли мы достать такие деньги? — спросил Шют.
—	|Надо, старина.
-	Ну...
— Я, конечно, не думаю, что ты можешь...
— Извини, Колин...
— Да, да, разумеется, ты не можешь.
— Ты гарантировал полное отсутствие риска для меня, Колин.
— Извини, что заговорил об этом. Ты совершенно прав. Ладно, не
важно... — Он поднялся и надел пиджак. — Мне известно, кто укро¬
ет, как ты выражаешься, краденое. Я знаю, как сколотить нашу
преступную организацию. Следовательно, единственное, что мне тре¬
буется — это около тридцати тысячи фунтов. Вот и прекрасно. До
свидания, Гэш.
Капитан допил вино, надел шляпу, взял атташе-кейс и вышел.
Он вышел из «Аксельрод-Хауса» на влажный ночной воздух. Пол¬
ковник ждал у подъезда, чтобы проводить гостя. Тотчас же подъехал
шоколадного цвета «роллс-ройс». Капитан машинально попрощался с
полковником и вывел автомобиль с внутреннего двора.
Зеленый бархат травы между старыми деревьями великолепного
парка погрузился в беспросветную тьму, простиравшуюся на восемь¬
десят ярдов за кольцом высоченных фонарей, удаленных от «Аксель¬
род-Хауса» на двести ярдов. Любой, рискнувший ступить в этот круг,
света, был бы немедленно поражен снайперами с вышки, и его*труп
потом подвержен тщательному исследованию. Капитан повернул сво¬
его «ослика» весом в четырнадцать тысяч фунтов на аллею в милю и
многократно предъявлял свое удостоверение на контрольно-пропуск¬
ных пунктах, а на последнем сдал целлулоидную карточку и выехал на
проселочную дорогу.
Как струйка сигаретного дыма настойчиво пробивается из-под за¬
крытой двери, так и капитан ощущал волнующее вожделение азартной
‘'игры, неумолимо овладевшее всем его существом. Ивонна утверждала.
296

что вожделение — слишком изысканное слово для этого. Она говори¬
ла, что в данном случае больше подходит другое слово — мастурбация.
Затем он осознал, что ни о какой игре не может быть речи, по¬
скольку нечего поставить на кон: ни наличных, ни кредита, ни какого-
либо ценного имущества, он не мог предъявить крупье. Фактически у
него не было ничего, кроме удачи. Капитан Хантингтон считал себя в
каком-то отношении вполне благоразумным человеком. Он никогда не
огорчался по поводу временных неудач. Он знал, что от рождения на¬
делен здравым умом и крепким здоровьем, что потерял пэрство по чис¬
той случайности, потому что был вторым ребенком в семье, но это
привело его во флот, где положение человека определялось его способ¬
ностями, и благодаря этому он обрел Битси. Он очень удачно преодо¬
левал одно препятствие за другим, благодаря Папе занялся винной тор¬
говлей и нашел Ивонну. Все это сплеталось в золотую цепочку счастья,
своеобразный талисман, который охранял его от невзгод. Да, он про¬
играл деньги. Но ведь проигранные деньги можно и отыграть. Его
истинная удача родилась вместе с ним. Божий перст простерся с не¬
бес и коснулся его чела, избрав именно его среди безликого множест¬
ва людей, проклинавших свое невезение.
Ему нужно всего тридцать тысяч фунтов. Всего тридцать тысяч. Ему
невероятно повезло, что необходимая сумма оказалась относительно не¬
большой и найти ее не составит особого труда. Верно и то, что ему при¬
шлось пойти на определенные компромиссы, разумеется, временные, с
такими понятиями, как честь и достоинство, чтобы внушить самому себе,
что, проиграв винную компанию Джону Брайсону и отдав ее же Битси,
он проиграл (или отдал) винную компанию «саму по себе», то есть ее
престиж и обширный список клиентуры, а не запасы вина, которыми она
располагает. Вино остается, безо всякого сомнения, его собственностью,
и капитан вправе его продать, если решит это сделать. Ему придется убе¬
дить себя в этом. Раз вино его, значит, его можно продать с аукциона,
только надо постараться нс трогать винные запасы Папы в Шато Амбре.
И, таким образом, он сможет раздобыть деньги для организации похи¬
щения восемнадцати тысяч ящиков вина, чтобы выкупить у Джона Брай¬
сона то, что Брайсон уже считал своей собственностью, и чтобы
рассчитаться с Битси, прибавив около двухсот тысяч фунтов к уже име¬
ющейся у нес круглой сумме в тридцать с лишним миллионов долларов,
которая к тому же постоянно увеличивается.
Глава 16
Шарль Брннс родился на Сицилии, и его настоящее имя было Кар¬
ло Боннетти. С пяти лет он неуверенной походкой шагал по улицам
небольших западных городков, разнося письма с угрозами и одновре¬
менно обучаясь своему будущему ремеслу — шантажу, а когда повзрос¬
297

лел. стал своеобразным символом устрашения. В четырнадцать лет он
окончательно возмужал, а в двадцать его уже приняли в «Братство»,
которому он поклялся служить до конца своих дней. Карло был умным,
обаятельным парнем — высоким, сильным и весьма самоуверенным.
Он не боялся никого и ничего, кроме своих боссов, да и то чисто но¬
минально. Он постигал искусство завоевывать уважение окружающих,
остро реагируя на малейшее проявление неуважения или пренебреже¬
ния к себе со стороны кого бы то ни было, как его сверстники изуча¬
ли хирургию или юриспруденцию. В двадцать два года он уехал из
Палермо представителем «Братства» в Турцию, что было редкой уда¬
чей. так как свидетельствовало о высоком доверии к нему, которого не
удостоились лица старше его по возрасту, усердно добивавшиеся это¬
го места. В Турции он выучил французский язык, главным образом
общаясь с красотками, изъяснявшимися по-французски. Карло Бон-
нетти знал о существовании мафии отнюдь не из многочисленных су¬
ровых уведомлений Генерального Прокурора Соединенных Штатов.
В Турции он начинал как боевик, работая над началом некоего де¬
ятеля, занимавшегося мелким опиумным бизнесом для «Братства», и
убивая или калеча людей, когда это было необходимо, Карло узнал,
каким образом выращивается мак, приносящий фантастически огром¬
ные суммы наличными. Затем, коль скоро он говорил по-французс¬
ки, его назначили управляющим директором по сельскому хозяйству
в Индокитай, где уже с помощью леди из колоний он научился обхо¬
дительной речи на английском языке. Чуть ли не в тот самый момент,
когда он мог баснословно разбогатеть, став боссом опиумных план¬
таций страны, понимавшей ценность этого товара, потенциальное его
богатство уплыло у него из-под носа — перешло в руки нового вьет¬
намского правительства, после того как французы вынуждены были
уйти и туда вихрем ворвался Фостер Даллес', дабы спасти маленькую
страну от самой себя; страну, которую «Братство» сумело превратить
в единое высокоурожайное опиумное поле.
Вместо того чтобы перебросить его в Лаос или Тайланд, или даже
позволить начать опиумное дело в Индонезии, Боннстти направили
поближе к большим деньгам, на ответственную работу в качестве уп¬
равляющего производством героиновых заводов на юге Франции, с
одиннадцатью складами на территории Марселя. Ему было поручено
увеличить производство героина на каждом из заводов в год на 11,78%,
ему же удалось добиться увеличения этого показателя в среднем
на 2,34%.
Вместе с богатством к нему пришла чудовищная самоуверенность. Он
стал олицетворением уважаемого человека. Он убивал с апломбом и уве-
1 Д □ л л с с Джон Фостер (1888 — 1959) — госсекретарь США в 1953 —
1959 гг.. вдохновитель и проводник политики с «позиций силы» и балансиро¬
вания на грани войны.
298

чил с апломбом, ходил с важным видом, ну прямо-таки Король-Олень,
сошедший с картины. Но у него имелась опасная слабость, пагубная
аля организатора большого преступного бизнеса, который обязан при¬
слушиваться к тому, чего хотят люди, и только потом действовать. Ему
хотелось принимать участие в хитро спланированных рискованных во¬
оруженных ограблениях, чтобы авторитеты преступного мира считали
его не каким-то заурядным наводчиком, налетчиком и вымогателем,
обитающим где-то на дне, а человеком Достаточно ловким и храбрым,
который способен добиться высокого положения с револьвером в руке,
бросив вызов обществу на более высоком уровне, чем людей из этих
осторожных мафиози, действующих подкупом на выборах.
Будучи родом с юга, в кругах, близких к высшему французскому об¬
ществу, Бонне выдавал себя за парфюмера, и как элегантный деловой
человек, друг известных кинозвезд и прочих знаменитостей, был вхож во
многие почтенные дома. Он был небезызвестен и в среде политиков. Им
восхищались ДРУЗЬЯ ИЗ СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ, лучшие из лучших.
Его уважали и внимательно прислушивались к его мнению на Сицилии.
Он стал Шарлем Бонне — парфюмером, владельцем огромного личного
самолета и игорного клуба, слывшего весьма небезопасным местом: он
был знатоком и любителем великолепных вин, хотя и к женщинам от¬
носился как гурман. Он, как большинство французов, настолько хоро¬
шо разбирался в винах, что мог безошибочно подобрать вино к каждому
из шести блюд, заказанных на ужин. Кем бы ни был Шарль Бонне, убий¬
цей, светским львом или бизнесменом, он прежде всего заботился о
собственных удовольствиях, все более и более разнообразных и изощрен¬
ных. За двадцать лет он вдвое увеличился в объеме. Гурманство было его
пагубной страстью, погубившей большинство знаменитых матадоров и
автомобильных гонщиков — всех тех, кто, глядя в зеркало, обманывал
людей по поводу своей внешности.
Метрдотель низко поклонился, встретив Шарля Бонне у лифта па¬
рижского ресторана в отеле, и проводил его в «Тур д'Аржан». Сейчас
он был желанным гостем, а не всего лишь досужим мафиози. Здесь все
считали, что слухи о его принадлежности к мафии скорее всего вы¬
думка, миф. Если, судя «по сообщениям официальных лиц, мафия не
существует даже в такой варварской стране, как Соединенные Штаты,
то как же она может процветать в цивилизованном государстве, каким
является Франция?
Направляясь в сопровождении метрдотеля к столику, где его ожи- .
дал капитан Хантингтон, Бонне время от времени небрежно улыбался
знакомым.
— Итак, мы снова встретились, — проговорил Бонне, обмениваясь
рукопожатиями с Хантингтоном.
— Извините, что я не искал с вами встречи прежде, — сказал ка¬
питан. — Надеюсь, вы на меня не в обиде. Я заказал наш ленч по те¬
лефону перед вылетом из Лондона.
299

—	Пища, приготовленная в Париже, нс может быть плохой, даже
если ее заказали из Лондона, капитан Хантингтон.
Первым блюдом был горячий пирог из оленины со свежей гусиной
печенкой. Сезон охоты на оленей прошел, и ес, должно быть, доста¬
вили самолетом с севера Швеции. Мужчины старались жевать изящ¬
но, не открывая при этом рта, как свойственно дамам в кафе, сидящим
у самой витрины, а потому и на виду у прохожих. Они запивали еду
изысканным «Мезол» и «Блэгни» 61 года, самыми знаменитыми среди
коллекционных вин. Когда с первым блюдом было покопчено, Бонне
произнес:
—	Меня весьма удивил звонок дочери, и еще больше — се просьба о
нашей встрече. А я за последние двадцать пять ле г ни разу нс удивлялся.
—	Очень интересно.
—	С ней все в порядке? С Ивонной?
— Я бы.сказал, она чувствует себя великолепно.
— Рад. Передайте ей от меня привет. А также, будьте добры, ска¬
жите, что ей передает привет сестра.
— А... сестра?
— Они близняшки. Они совершенно разные во всем, кроме внеш¬
ности. Их нельзя отличить друг от друга. Клэр сейчас в Австралии. Что
побудило вас встретиться со мной, кэп?
— Близняшки... Подумать только! Великолепно! — воскликнул
крайне удивленный капитан. Его поразил факт существования двух
Ивонн. — Как бы вам объяснить? Видите ли, мсье Бонне, когда мы с
вами встретились в первый раз, я интуитивно почувствовал, что вы
человек могущественный и влиятельный. Мне требуется ваша помощь.
Неторопливо продолжая жевать, Бонне поднял бровь.
— Вы желаете приобрести духи?
— А у вас есть духи?
— Парфюмерия — это то, на чем я сделал себе имя и состояние.
— Изложу свою мысль иначе, мсье Бонне. Мне необходимы люди
из вашей сферы деятельности, чтобы поделить со мной десять милли¬
онов франков.
— Неплохой заработок.
— Для большинства из нас.
— О чем же конкретно идет речь? Так много предлагают обычно за
очень опасную работу.
— Смею надеяться, что любую опасность можно предвидеть и за¬
ранее устранить.
—	Вы так говорите, словно просите меня помочь вам ограбить
банк, — мягко проговорил Бонне. — Каким еще способом можно до¬
быть десять миллионов франков?
— Речь идет о вине.
— Вот вино, капитан Хантингтон, — сказал официант, наливая в
стоящий рядом с капитаном пустой бокал нежно-желтое «Блэгни».
300

Хантингтон внимательно посмотрел на вино сквозь стекло бокала,
вдохнул его аромат и сделал маленький глоток.
—	Оно не только благородно, оно — воистину королевское, — ска¬
зал он официанту.
—	Как вы приказали, капитан, — ответил тот.
Как только со стола убрали мюсссльские пирожки, официант напол¬
нил бокалы красным вином. Отпив глоток «Клос де Воге» 1934 года, Бон¬
не завращал глазами, как исполнитель негритянских песен, показывая,
что он хотел бы воспеть это вино, но дело — в первую очередь.
—	Какая же это работа, если не банк? — поинтересовался он.
—	Восемнадцать тысяч ящиков лучшего вина Франции. Десять мил¬
лионов франков — наша доля.
Бонне, продолжая трудиться над седлом барашка, ответил:
—	Вам понадобится целая армия людей для того, чтобы только вы¬
нести его.
— Мне понадобится восемнадцать неквалифицированных рабочих,
два квалифицированных технических исполнителя, два грузовика, во¬
семнадцать автопогрузчиков, три длинных конвейера, четыре рации
«уоки-токи», двадцатисемифутовый нейлоновый конвейер, два трех¬
дюймовых ролика клейкой ленты, девять телефонных номеров, один
шприц для подкожного вспрыскивания, два тяжелых «мерседеса»-тя-
гача, четверо автомехаников и еще кое-что, о чем я разберусь сам.
— Все сказанное прозвучало так, словно вам не нужна моя по¬
мощь, — заметил Бонне.
— Мне нужны люди, надежные, опытные люди.
— Какие конкретно технические исполнители?
— Поджигатель и специалист по охранной сигнализации. Кстати,
специалист по сигнализации должен быть смелым и обладать недю¬
жинной физической силой.
— Все специалисты по сигнализации должны быть крепкими пар¬
нями, мой друг. Они идут первыми и держатся на собственных нервах.
Исход всего предприятия зависит от них.
— Согласен.
— Сколько вы заплатите этому смелому специалисту по сигнализа¬
ции из ваших десяти миллионов?
— Пятьдесят тысяч франков.
— Не пойдет.
— Не я буду с ним договариваться, а вы.
Со стороны их можно было принять за бизнесменов, решающих за
роскошным ленчем, как обвести вокруг пальца своих акционеров. Бон¬
не отпил маленький глоток вина и снова начал вращать глазами, как
загримированный под-негра исполнитель шутливых песенок.
— Если ваше дельце принесет нам такое вино, как это, то я вос¬
пользуюсь случаем, мой друг. — Он осторожно сложил салфетку и вы¬
тер рот. — Это все, что вам от меня нужно? Помочь в вашем деле?
301

—	Гораздо больше. Вы осуществите на практике всю операцию,.ру¬
ководить которой буду я. Вы подберете соответствующих людей и
технику, а также примете необходимые меры безопасности.
—	Какая часть из этих десяти миллионов будет уплачена мне?
— Одна треть, но сюда входит сумма, которую вы, по своему усмот¬
рению, заплатите вашему помощнику. Кстати, в любом случае, даже
если всю работу придется выполнить вам самому.
— Чем должен заниматься мой помощник?
— Для начала ему нужно украсть весь необходимый нам транспорт
и снаряжение. Мы считаем, что он должен руководить погрузкой.
— Кто это — мы?
— У меня есть друг, работающий на компьютере 1ВМ.
— Почему вам полагаются две трети?
— Фактически это не мне. Я забираю одну треть за идею и руко¬
водство этой операцией, а также, разумеется, за ее финансирование.
Только я в состоянии организовать это дело и руководить им. Еще
треть уплачивается за разработку плана операции надежного, деталь¬
но разработанного комплексного плана.
— Когда я с ним ознакомлюсь?
— Возможно, никогда. Но если мы решим показать вам его, то это
произойдет утром, накануне операции.
— Как вы собираетесь сбыть восемнадцать тысяч ящиков вина?
— Ну... это будет частью нашего плана.
— Премного извиняюсь, но я обязан это знать.
— Это вам будет сообщено. Я же не сказал, что вы ничего не узна¬
ете. Вы получите исчерпывающую информацию за час до передачи
товара. А это произойдет через одиннадцать часов после того, как вино
станет нашим.
— Горячее вино.
— Что вы сказали?
— Вся страна будет разыскивать нас-. Это — все равно что укррсть
секрет рецепта кока-колы в США. Одиннадцать часов с восемнадцатью
тысячами ящиков самого отборного вина Франции покажутся нам веч¬
ностью.
— Право же, нет. Уверяю вас, вы не будете ощущать ничего подо¬
бного. Нас будут разыскивать в другом конце Франции.
— Но до сих пор я не услышал ничего конкретного. Как я смогу
решить, выгодно это для меня или нет?
— Мсье Бонне, я сообщу вам все, кроме имени покупателя и места
сбыта этого вина, утром в тот день, когда мы начнем операцию. Вне
всякого сомнения, у вас должно быть представление об операции в
целом. Но, сами понимаете, если бы вам было известно то, что знаю я,
то отпала бы необходимость во мне, не так ли? — Капитан пожал пле-
, чами. — Я очень надеюсь на вас. Если вам не понравится наш план в
день проведения операции и вы откажетесь принимать в ней участие,
302

я окажусь в безвыходном положении. Мне некуда больше обратиться
за помощью.
—	Не знаю... я не привык действовать вслепую и уже давно не
мальчик, ищущий острых ощущений. Я — деловой человек.
—	Как всегда в таких случаях, все станет ясно в день операции, мсье
Бонне. Иногда специалистам и более высокого класса, чем вы и я,
случалось пребывать в неведении до самого начала операции.
—	Найти поджигателя — это вам не повара нанять.
—	Между ними нет большой разницы. Сразу после свадьбы моя
жена наняла повара, так у него без конца все пригорало.
—	Если кто-то из нужных нам людей согласится, то только пото¬
му, что обращусь к ним я. Но я же несу и ответственность перед ними.
—	Не беспокойтесь.
—	Когда начинается эта идиотская операция? В какой же знамена¬
тельный день она начнется?
— Если ничто нс помешает, в пятницу через две недели.
— Знаете, вы проявили завидное терпение и выдержку, уговаривая
меня. Если бы нс просьба Ивонны...
— Речь идет не об одолжении, — сухо сказал капитан. — Так или
иначе, в результате вы заработаете примерно три миллиона франков.
К тому же, по словам Ивонны, вы за свою жизнь никогда никому не
делали одолжений.
— Она сказала вам это?
— Так вы согласны?
— Хорошо. Тогда —. до встречи в то знаменательное утро — а?
Милости прошу в мой клуб через три дня без четверти двенадцать, и
вас там будут ожидать три нужных вам человека.
— Превосходно.
— И советую вам иметь при себе какую-нибудь сумму.
Ни один из них нс обратил внимания на умопомрачительную кар¬
тину открывшегося их взорам Парижа с его кафедральным собором и
Сеной. Они не раз созерцали ее и прежде. Другое дело разговор о де¬
сяти миллионах! Ничего более прекрасного в данный момент они про¬
сто не смогли бы придумать.
Глава 17
Хуан Франкохогар уже сидел за одним из столиков, вынесенных на
тротуар в Шепперд-маркете*, когда к нему стремительно подошел ка¬
питан Хантингтон.
'Шспперд - маркет — торговый центр в районе фешенебельных
кварталов Лондона, построенный в начале XVIII века Эдуардом Шсппсрдом в
стиле, напоминающем провинциальный городок.
303

—	Извини. Никак не мог найти места для парковки. И зачем толь¬
ко я связался с машиной, словно ей необходима утренняя прогулка...
У тебя все в порядке? Ты бледен и явно чем-то озабочен.
—	Через час мы улетаем.
—	Кто это «мы»?
—	Мистер Брайсон и я, на. его личном реактивном самолете.
— Куда?
— В Испанию — посмотреть бой быков, в Италию — полюбовать¬
ся скульптурой, в Женеву, чтобы поужинать с человеком, поставившим
фильм под названием «Деннис-проказник», от которого мистер БриЛ-
сон в восторге; затем мы купим в Женеве часы и отправимся в Вену
послушать оперетту, а нс оперу, что, безусловно, демонстрирует хоро¬
ший вкус моего хозяина, затем — три дня в Копенгагене мы посвятим
самой откровенной порнографии, и для всего этого он нанял опытных
гидов. Ночевать и столоваться мы будем всюду в отелях «Хилтон»,
видимо, чтобы устроить мне хорошие каникулы. Так что готовить мне
в обшем-то не придется: ну разве что в самолете, во время полета,
мистер Брайсон велит мне приготовить ему «снеке»'. Кстати, что это
такое — снекс?
— Назови это слово по буквам?
Франкохогар пожал плечами и раздельно произнес:
— С-не-к-с.
— Наверное, это какое-то питтсбургское блюдо. Попроси, чтобы он
примерно описал тебе это блюдо, и сваргань что-нибудь подобное по
собственному разумению.
— Я в отчаянии!
— Хуан, я втянул тебя в эту жуткую историю и считаю своим до¬
лгом спасти тебя.
Франкохогар закрыл лицо руками и склонился над столиком.
— Как только вы вернетесь, я позвоню мистеру Брайсону и в не¬
двусмысленных выражениях заявлю, что он нарушил дух и букву со¬
глашений, — продолжал капитан. — Скажу, что ты хочешь вернуться
в свой собственный ресторан, й предложу ему вложить пятьдесят или
семьдесят тысяч франков в его ремонт и отделку, а в благодарность ты
каждое лето будешь готовить ему самому и его друзьям восхититель¬
ный ужин, назвав главное блюдо в его честь и отпечатав меню, кото¬
рое он сможет разослать в престижные американские газеты.
— Благодарю вас. Вы так добры. Всегда даете такие хорошие со¬
веты.
— Спасибо. И вот что, Хуан. Ты окажешь мне неоценимую услугу,
если попытаешься продлить поездку мистера Брайсона примерно на
'Снеке (англ.) — легкие, закуски. Франкохогар транскрибирует слово
неправильно, поэтому капитан и нс понял его, потому что слова в таком на¬
писании в английском языке не существует.
304

неделю. И еще одно — проследи, чтобы он не читал газет во время
этих небольших каникул, поскольку то, что я намерен, вернее, просто
обязан предпринять, ужасно разозлит его.
—	Он нс прочитает ни одной газеты, сэр! Можете .на меня рассчи¬
тывать.
i- Дело в том, что мне необходимо продать запасы вина компании,
которую я проиграл мистеру Брайсону, а это может вызвать возраже¬
ния с его стороны, так как он, очевидно, полагает, что вместе с ком¬
панией к нему должны перейти и винные погреба.
—	Но это же противоречит здравому смыслу. Впрочем, он каждый
день совершает какую-нибудь нелепость.
—	Если приготовление подобной еды так нервирует тебя, то поче¬
му бы тебе не добавлять в нее одну или две таблетки снотворного.
—	Тогда он заснет прямо за ужином.
—	Наверное, имеет смысл сделать это в Риме и в Вене. Ты мог бы
насладиться Rigatoni con la Pagliata в «Чеккино» прямо с бойни в Риме.
И, разумеется, в венском «Sellahatune».
—	Что такое con la pagliata?
— Это некое подобие сардельки с говядиной внутри, сдобренной
необычайно вкусным соусом.
—	А какие таблетки вы имеете в виду?
— Человек его возраста непременно берет с собой аптечку, в кото¬
рой наверняка имеются снотворные пилюли и витамины. Тебе нужно
будет сразу же поменять пузырьки, так, чтобы в пузырьке для витами¬
нов оказалось снотворное, а в пузырьке для снотворного — витамины.
— Я никогда, никогда не сумею отблагодарить вас за то, что вы
делаете для меня, капитан Хантингтон.
—	*Ну, а сейчас мне пора, Хуан. — Капитан поднялся, дружески
похлопав Франкохогара по плечу, и бодро зашагал по направлению к
Бонд-стрит.
Капитан положил десять новых пенсов на поднос оркестра пожи¬
лых уличных музыкантов, которые, однако, владели большей частью
недвижимости в этом квартале, и вошел в здание. Всемирно извест¬
ные аукционные залы были переполнены, поскольку предстоящая про¬
дажа была первой в этом роде. Коллекция «Лучших французских вин
Хантингтона» была одновременно выставлена на торги в Нью-Йорке,
Сан-Франциско, Токио, Женеве и Лондоне посредством телевизион¬
ной спутниковой связи «Телестар».
Идея использования «Телестара» принадлежала Гэшу Шюту. Он
установил цены, перечень товара и форму сбыта, потребовав, чтобы
они строжайшим образом соблюдались устроителями, те же, в свою
очередь, возражали, ссылаясь на сложности в организации аукциона.
Однако Гэш предусмотрел и это. Капитан объяснил аукционистам, что
305

у него просто нет времени для организации обычного аукциона. Но так
как в истории планеты это будет первый всемирный аукцион вин,
проводимый с помощью спутника, то все подробности должны сохра¬
няться в тайне до того момента, когда начнется продажа, о которой
привилегированных клиентов уведомят по телефону за день до се на¬
чала, а пресса приглашается утром, в день открытия. После приглаше¬
ний, переданных 'аукционистами по телефону лично капитаном,
существовавшие у них сомнения окончательно развеялись, и они изъ¬
явили свое согласие.
Как капитан и предвидел, ему сопутствовала «Ее Величество Уда¬
ча». Битси отправилась в Мехико-Сити для апробации машины для
переработки банановой кожуры. Оказывается, из нее можно изготовить
ткань. Битси была в совершенном восторге. Если апробация пройдет
успешно, консервированные бананы она будет продавать американс¬
кой армии, дислоцирующейся во Вьетнаме, а возможно, ей удастся
договориться через посредничество дяди Пита, дяди Джима и Харри о
получении заказа на пошив пробной партии военной формы из бана¬
новой ткани в количестве десяти или двадцати пяти тысяч экземпля¬
ров. Итак, она отсутствовала в Лондоне, где случайный доброжелатель
мог по телефону сообщить ей новость о предполагаемой продаже вин¬
ных запасов и она сумела бы добиться запрета аукциона.
Аукционный зал с трудом вмещал собравшуюся публику, с любо¬
пытством разглядывавшую выставленные бутылки и каталоги. Капитан
не сомневался в успехе. Он разыскал главного аукциониста, чтобы
поднять стартовые цены. Тот запротестовал, однако капитан был не¬
преклонен.
— Торги пойдут бойко, я чувствую.
Они торговались, как арабы; капитан настойчиво требовал свою
цену или вовсе отказывался продавать «Гаффелье Ноде» и спорил до
хрипоты по поводу стартовой цены на «Беседюр Дюффо Лагаросс» 45
года. Их спор прервали репортеры, распознавшие в одном из спорщи¬
ков капитана. Защелкали многочисленные фото- и телекамеры, а на
следующий день в «Таймс» и других газетах мира, в том числе и в
«Новостях» Мехико-Сити, появилась фотография капитана Хантингто¬
на, на которой он выглядел истинным аристократом, как и подобает
офицеру (хотя и отставному) Британского военного флота, в котелке
и шерстяном костюме восьмилетней давности, сидевшем на нем слов¬
но влитой. На фотографии у Хантингтона был довольный вид: чуть
прищуренные глаза, сдержанная, застывшая на устах полуулыбка (со¬
всем не похожая на пошлую рекламу зубной пасты), — словно он про¬
давал свои винные запасы просто потому, что ни один дальновидный
виноторговец в мире не упустил бы возможность воспользоваться спут¬
никовой системой связи — самой необычной и наиболее эффективной
и, возможно, весьма выгодной, короче, грешно было ею не восполь¬
зоваться.
306

Фотография была настолько выразительной, что его брат, лорд
Глэндор, приклеил ее скотчем на витрине своего кегельбана в Бойсе,
сопроводив надписью на стекле «Брат лорда Глэндора», благодаря чему
заработал в тот уик-энд больше, чем обычно, на сорок два доллара
девяносто пять центов. Об этом своем благодеянии капитан не только
не узнал, но даже и не подозревал о нем.
Аукционист поднялся на кафедру, по обе стороны которой были
установлены телеэкраны, на одном слева направо значилось: Сан-
Франциско, Токио, на другом — Женева и Нью-Йорк.
—	Через пятнадцать секунд, — объявил аукционист, — аукционные
залы этих городов станут участниками первого в истории всемирного
аукциона, где выставляются на продажу самые лучшие вина Франции.
Спутник «Телестар» вращается вокруг Земли на высоте трехсот восьми
миль, а специальная передающая система, связанная с ним, тем вре¬
менем транслирует по телевидению заявки на лоты, предложенные из
коллекции превосходных вин капитана Хантингтона. Заявки будут ре¬
гистрироваться на телеэкранах, которые вы видите слева и справа от
меня, но все лоты будут проданы мною в Лондоне и все это будет тран¬
слироваться по спутниковой связи в Сан-Франциско, Токио, Женеве
и Нью-Йорке.
Послышался громкий гул голосов. Аукционист принял напыщенно¬
важный вид.
—	На аукцион выставляется лот № 36, который, как значится в
программе, представляет собой десять ящиков «Бонне Маре», красно¬
го бургундского вина из округа Коте де Нюи, Франция. Это вино
больше известно как — «Гранд Крю» или «Великолепная Лоза». По
неведомой причине это замечательное вино неизвестно за границей.
Оно схоже по качеству с другими красными винами из Котс де Нюи.
Это мягкое вино, отличающееся изысканностью и утонченностью
«Мюсигни». Благодаря большему, по сравнению с другими бургунд¬
скими винами, содержанию танина, это вино с возрастом приобре¬
тает крепость и превосходный цвет. Итак, десять ящиков «Бонне
Маре» 61 года?
Первым отозвался Токио, и почти сразу же за ним одетая в меха и
щелка, дородная африканская дама из Женевы и весьма взволнован¬
ный немец из Нью-Йорка. Японец назвал цену в иенах, африканская
«принцесса» — в швейцарских франках, а немец — в долларах, то есть
в той валюте, которая была у них в руках, а именно этого организато¬
ры аукциона и не предусмотрели, так что претендентам пришлось по¬
спешно выяснять курс валют и переводить их в фунты стерлингов.
Аукционист пытался смягчить неловкость жалкими потугами на остро¬
умие, в то время как капитан с непроницаемым видом сделал пометку
в своем блокнотике, означавшую, что он не намерен платить за такое
упущение, а точнее — за задержку спутника «Телестар» на три мину¬
ты тридцать восемь секунд.
307

С невозмутимым видом аукционист продал это вино немцу в Нью-
Йорк, а сорок ящиков благородного «Дюкри Бокалло», 55 года — япон¬
цу, который, судя по всему, предлагал самую высокую из самых
безрассудных цену, выше любой, обозначенной на всех четырех экра¬
нах. представляющих четыре города, и Япония выиграла со второго до
девятого все лоты подряд. Когда эти лоты были проданы, капитан за¬
писал цены в свой черный блокнотик с таким видом, словно ему все
надоело. Время от времени аукционист поглядывал на него в ожида¬
нии распоряжений об изменении стартовой цены, но каждый раз Хан¬
тингтон отрицательно качал головой, заставляя поднимать ее выше
предложенных ставок.
Он ощутил сладость победы, выпавшей именно на его долю. Как
всегда, именно это чувство превалировало над всеми другими чувства¬
ми, когда-либо испытанными им. В такие минуты он понимал, что
игра — единственный смысл его существования. Он чувствовал се¬
бя на коне. К нему были прикованы взгляды всех сидевших сей¬
час у кранов телевизоров,’ непревзойденный игрок, оказавшийся в
центре внимания всей планеты. И -все это благодаря невероятной
удаче, благодаря нескончаемой череде удач, помогавших срывать
крупные банки в рулетке и укладывать на лопатки играющих мил¬
лионеров. Он был символом надежды для всех, кто терял за игор¬
ным столом все свое состояние, но снова садился играть, надеж¬
дой, недосягаемой для других. А вот ему снова удалось выйти побе¬
дителем.
После окончания аукциона к нему устремилась толпа незнакомых
людей, желающих пожать ему руку, прикоснуться к нему, как к чудо¬
действенному амулету, и он безропотно это терпел. Когда зал опустел,
капитан высказал аукционисту претензию по поводу накладки с валю¬
той во время торгов, но в конце кбнцов они согласились сообща по¬
крыть затраты на время. Аукционист сказал, что чек на соответствую¬
щую сумму будет оформлен в течение двух дней.
— Думаю, было бы просто великолепно, если бы вы смогли прий¬
ти послезавтра к семи часам, если, конечно, вы не желаете, чтобы мы
доставили его вам на дом..
— Спасибо, — ответил капитан, — но днем я буду еще во Фран¬
ции. Поэтому мне удобно встретиться с вами в семь. Премного благо¬
дарен.
Глава 18
В шесть часов вечера следующего дня капитан, полный величавого
достоинства, поднялся по лестнице и направился в просторную гости¬
ную дома на Фарм-стрит. Сейчас он был подобен Нептуну, выходящий
из моря для переговоров с посланцами торговцев рыбой. Он вошел в
308

гостиную и огляделся по сторонам, стараясь насколько возможно, от¬
ложить неприятное объяснение.
Битси сидела на тахте рядом с мистером Клоггом. Ее лицо было
напряженно от едва сдерживаемой ярости. Она старалась или надея¬
лась обуздать свой гнев, однако, при виде огромного букета в руках
капитана, сорвалась.
—	Что за дурацкие цветы?! Полагаю, за них я тоже уплатила? Ты
рехнулся? Дай их сюда!' — Она вскочила, вырвала букет у него из рук,
стремительно подбежала к окну, и, распахнув его, изо всех сил швыр¬
нула на улицу.
—	Ты бы сначала взглянула на карточку, Битси, — проговорил Хан¬
тингтон слегка назидательным тоном. — Они не от меня. Букет был
кем-то оставлен у входной двери.
—	Ты лжешь!
—	Эти цветы обошлись кому-то в десять фунтов, вот я и подумал...
—	Избавь меня от выслушивания твоих фантазий! Ладно, КАПИ¬
ТАН Хантингтон. У меня имеется доказательство, что ты распродал вес
запасы «Лучших вин Хантингтона», и мы намерены конфисковать
выручку за них у аукционистов завтра утром.
— О! Я был бы рад обсудить все это сейчас. Если ты осуществишь
свою угрозу, мне придется затеять с тобой тяжбу, а это отврати¬
тельно.
— Затеять тяжбу! Ха-ха-ха! — невесело рассмеялась Битси. Она по¬
вернулась к своему адвокату и задумчиво сказала: — Он собирается
затеять ответную тяжбу. Ну, а что дальше, КАПИТАН Хантингтон?
— Ты слегка вне себя, Битси. И делаешь совершенно неправиль¬
ные выводы из того, что прочла о первом винном аукционе, проведен¬
ном посредством спутниковой связи, на первой полосе какой-то
газетенки в Мехико-Сити или Вашингтоне.
— Это было на первой полосе всех газет, — всхлипнула Битси. —
С такой елейной твоей фотографией. Сегодня после обеда я двадцать
минут беседовала по телефону с Папой, дядей Джимом и дядей Пи¬
том. Это крах для меня, черт возьми! А дядя Пит все время находился
в Сиэтле.
Капитан сел и заговорил рассудительным тоном.
— Что же ты им сказала?
— Что я могла им сказать!
— Не знаю. Так что же ты им сказала?
— Я сказала им, что ты разведал новый способ торговли лучшими
винами во всех странах мира.
— И что они ответили?
— Что они могли ответить!
— Но должны же они были что-то ответить. Я никогда не видел
тебя до такой степени расстроенной.
Битси зарыдала.
309

— Они сказали, что это самая остроумная затея за всю эту неде¬
лю, — запричитала она. — Дядю Пита интересует, не могли бы мы
продавать с помощью «Телестара» военную продукцию.
ч — Тогда чего же ты так расстроена? Если им это по душе, то и ты
должна быть довольна.
— Я не могу быть довольна, потому что знаю: все это — ложь! Ты
вовсе не изобрел новый способ торговли, а просто украл это вино,
чтобы раздобыть деньги и продолжать игру.
— Неправда, Битси, — терпеливо парировал он. — Я не крал это
вино. Да, я продал его и должен был на это пойти ради устранения
недоразумений, возникших между нами.
Она яростно ткнула пальцем в его сторону.
— Ты украл мою собственность и продал ее. И за это отправишься
в тюрьму!
— Неправда. Я не пр&шу тебя извиняться за твои слова, но это —
неправда.
— Не важно! — раздраженно воскликнула Битси. — Я не желаю
тебя слушать. Меня не интересует, что еще ты собираешься предпри¬
нять, потому что у тебя просто не будет возможности сотворить что-
нибудь подобное. Я намерена конфисковать деньги, вырученные на
аукционе, и добиться твоего ареста. Ты сядешь за решетку!
— На каком основании? — спокойно спросил капитан, настолько
уверенный в собственной правоте, что Битси невольно заколебалась.
— Мне стыдно за тебя, Колин. Ты что, забыл документы, подпи¬
санные тобой всего десять дней назад, согласно которым единствен¬
ным владельцем вина являюсь я?
Капитан уселся поудобнее, вытащил из портсигара крокодиловой
кожи длинную черную сигару и не спеша отрезал кончик. Потом так
же не спеша раскурил сигару, выпустив дым прямо на Битси и мисте¬
ра Клогга.
— Давай внимательно во всем разберемся. Во-первых, эти докумен¬
ты о передаче прав на владение недействительны в течение шестиде¬
сяти дней с момента их подписаний, что тебе хорошо известно.
Во-вторых, в этих документах ничего не сказано о передаче самого
вина. Перечитай договор и убедишься в этом. Что к тебе переходит,
так это офис «Превосходных вин Хантингтона» и помещение наверху,
а также клиентура и престиж фирмы.
Битси в панике взглянула на мистера Клогга, который прокашлял¬
ся и сказал:
— Хотя кому-то может показаться, что утверждаемое капитаном
Хантингтоном и соответствует букве закона, мы можем на это возразить,
заявив, что он не учитывает дух этого договора, и по нашему мнению...
— То есть вы попали впросак? — сурово спросила Битси. — Вы хо¬
тите сказать., что не умеете составить простейшего соглашения и что
он перехитрил вас?-
310

—	Вот-вот. Именно так, миссис Хантингтон.
—	А в-третьих, — продолжал капитан неожиданно ядовитым то¬
ном, — я попрошу тебя хорошенько поработать своей прелестной
головкой, Битс и, чтобы понять: для того, чтобы вернуть тебе проиг¬
ранные мною деньги, потерей которых ты озабочена больше всего на
свете, мне необходим капитал.
—	Это нечестно, Колин! Не выставляй меня чудовищем. У меня
есть гордость, и я сама со всем справлюсь. И Папа...
—	...и дядя Джим, и дядя Пит, и Харри, и Ларри... Я очень ценю
это. И с тем большим основанием сознаю, что обязан располагать не¬
ким капиталом.
—	Чтобы спустить его в «Денбиш-Клаб»? — Она потеряла самооб¬
ладание. — Ты проиграл Розенарию?! — настороженно спросила она. —
Если это так, Колин, клянусь, я нс остановлюсь ни перед чем, чтобы
отправить тебя за решетку. Я хочу, чтобы ты немедленно передал мне
документы на Розенарию! Сегодня же, как доказательство того, что ты
нс проиграл ее.
—	Это не в духе нашего договора, — надменно произнес капитан. —
Если и придется так поступить, у меня в запасе есть еще восемьдесят
дней.
Битси повернулась к мистеру Клоггу.
—	Что же вы за адвокат?! Они обвели вас вокруг пальца! Все пре¬
имущества на его стороне. — Она швырнула документы в камин. —
Затем обратилась к капитану: — Я хочу немедленно получить докумен¬
ты на Розенарию!
— Я вынужден настаивать на отсрочке, — вежливо ответил он.
— Никаких отсрочек! Я требую их немедленно!
— Разумеется, Битси, ты прекрасно понимаешь, что я не мог сде¬
лать ничего во вред тебе или Розенарии.
— Ты мог это сделать и сделал, — сказала она, безутешно рыдая. —
Тебе не дороги ни я, ни Розенария. И так было всегда. Возможно, ты
любил меня когда-то, но сейчас ты любишь уже не меня, а воспоми¬
нание обо мне.
Глава 19
На следующий вечер без пяти семь капитан Хантингтон явился в
офис аукционной компании, чтобы получить чек за продажу вина.
Сумма, указанная в чеке, оказалась на три тысячи сто фунтов меньше
тех тридцати тысяч, которые были определены компьютером. Хотя
капитана заранее предупреждали, что большая часть использованного
снаряжения, может быть украдена при проведении операции, его обес¬
покоила недостача в деньгах, выглядевшая серьезным просчетом, до¬
пущенным им лично. Ведь финансирование операции было поручено
31!

ему, и он отнесся к своей миссии очень серьезно. Проигрывать, ко,-
нечно, было славно, ведь в этом, в сущности, заключалась вся прелесть
азартной игры, но потерпеть поражение, не справившись с возложен¬
ной на него задачей, было как-то несолидно.
Он медленно, даже бесцельно, ехал по Мейфэр, когда вдруг ясно
понял, как ему необходимо поступить. Вместо того чтобы направить¬
ся к дому Ивонны, он остановился у первой попавшейся телефонной
будки и позвонил ей.
—	Ты где? — взволнованно спросила она, лежа обнаженной под
голубыми простынями. — С тех пор как ты встретился с моим отцом,
я места себе не нахожу от беспокойства.
—	Я заезжал в аукционную компанию за чеком.
—	Хорошо. Это следовало сделать, а значит — хорошо.
—	У меня есть еще одно небольшое дельце. Оно не займет и часа,
после чего я приеду к тебе.
—	Куда ты собрался?
—	Расскажу позднее. — Он повесил трубку.
Ивонна пронзительно закричала в трубку:
— Колин! Колин! Ты не сделаешь этого! Не надо!
Швейцар «Дэнбиш-Палас-Клаб» отвел «ролле» на стоянку. Ка¬
питан вошел в клуб, прошел в тыльную часть здания и постучал
в дверь с табличкой «Управляющий». Мужчина с усталым лицом
в смокинге сидел за письменным столом, перебирая стопки бумаг и
жуя сигару. Увидев капитана, он, не вставая и не вынимая сигары изо
рта, пожал ему руку, и на его усталом лице появилось выражение
досады.
— Добрый вечер, капитан Хантингтон, — произнес он совершенно
неудобоваримым образом с каким-то металлическим акцентом. —
Всегда рад вас видеть.
— Хотелось бы верить.
Капитан вытащил из кармана аукционный чек и бросил его на стол.
(Пожимать руки, сидя, — подумать только!!) Управляющий изумлен¬
но взглянул на цифру, обозначенную в чеке, а затем недоуменно — на
капитанаус таким видом, словно он не был управляющим игорного
дома.
— Сейчас слишком поздно, чтобы где-нибудь в другом месте полу¬
чить по нему деньги, — сказал капитан. — Будьте добры, мне хотелось
бы открыть под этот чек игорный кредит.
— Разумеется, капитан Хантингтон. На какую сумму?
Капитан повел плечами: Он не мог удержаться от соблазна пустить
пыль в глаза управляющему.
— Если потребуется, на все, — с нарочитой медлительностью про¬
изнес он. Колину были отвратительны эти парни с их мерзкими ма¬
нерами, почерпнутыми из какой-то книги. Он нс скрывал своей
неприязни, и управляющий стал вдруг очень внимательным.
312

—	Отлично, сэр. Нс беспокойтесь, я сейчас же позвоню и отдам
распоряжение, сэр. — Он поднялся из-за стола. — Итак, что вы пред¬
почтете сегодня вечером, капитан Хантингтон?
И хотя управляющий шлифовал свой язык по первоклассным маг¬
нитофонным записям курса, авторы которого гарантировали своим
слушателям изысканную манеру речи, капитану стало ясно, что управ¬
ляющий родом из нищи* кварталов Дублина, и он простил ему неуч¬
тивое поведение.
—	Пожалуй, рулетку, — ответил капитан и вышел из кабинета.
Он сидел за столом рулетки — единственный игрок в тихий, ран¬
ний для этого заведения час. Здороваясь с персоналом, он называл всех
по именам, и те подчеркнуто любезно приветствовали его.
—	Для начала — тысячи, Бокка, — сказал он. Лопатка крупье при¬
двинула к нему пятидесятифунтовые жетоны. Капитан был спокоен,
даже безмятежен, если не учитывать того, что, когда он попробовал
поставить первый жетон, его рука задрожала так сильно, что ему при¬
шлось опустить се на колено. Он повернулся на стуле и, подозвав
официанта, заказал полбутылки «Поммсри» 52 года. Он почувствовал
тошноту и головокружение, однако снова повернулся к столу и уверен¬
но начал игру.
Обнаженная Ивонна быстро подбежала к шкафу с одеждой и сорва¬
ла с вешалки первое попавшееся платье. Затем отыскала в комоде
шелковый шарфик и трусики и проворно оделась, забыв о лифчике.
В страшном волнении она провела несколько раз щеткой по волосам
и выбежала из дома, на бегу повязывая, шарфиком голову.
На Чарлз-стрит Ивонна пыталась поймать свободное такси, но две
машины прошли мимо и только третья, выехавшая с Куин-стрит, ос¬
тановилась наконец. Она резко бросила водителю, не дожидаясь, пока
он опустит боковое стекло:
— В «Дснбиш-Палас-Клаб», пожалуйста. В Дебо-Террас. Как мож¬
но быстрее!
Ивонна юркнула в машину и захлопнула дверцу.
Она заблаговременно рассчиталась с водителем такси и, как только
такси остановилось у входа в «Дэнбиш-Клаб», выскочила из него и,
быстро взбежав по лестнице вверх, увидела выходящего из зала кали- .
тана.
— Я знала! — воскликнула она с горечью. — Я знала, что ты по¬
едешь сюда! Ты все проиграл?
Он посмотрел на нее, и взгляд его выражал нечто сродни жалости.
— Проиграл? Мне действительно порой не везет, но не думаешь же
ты, что я всегда проигрываю? — Он был горд собой.
313

—	Ты хочешь сказать, что все деньги целы?
—	Разумеется. И сверх того еще шесть тысяч фунтов. У нас больше
чем достаточно. Больше чем требуется.
Она взглянула на него с безграничным презрением.
—	Знаешь, кто ты, Колин? Ты — один из тех мужчин, кто прино¬
сит боли и несчастье, но, по-видимому, таких, как ты, это не вол¬
нует.
— Я очень желал бы, чтобы это было правдой.
— Твое предназначение — все разрушать! Тебе только бы вести бои
на море!
— Да, совершенно верно. И я действительно участвовал в морских
сражениях. Однако теперь мы отправимся на изысканный ужин в клуб
на Хэлкин-Оркейд, потому что Битси никогда нигде не бывает, кроме
«Анабеллы». Какое милое на тебе платье. — Он нежно поцеловал
Ивонну в лоб. Она взяла его под руку, они спустились по лестнице и
зашагали по улице.
Глава 20
Джон Брайсон позвонил капитану на следующее утро, чтобы спро¬
сить, не сможет ли он поужинать с ним. В голосе Брайсона не чувство¬
валось ни капельки беспокойства, так что, скорее всего, он нс видел
газет или был менее внимателен, чем обычно.
—	Я был бы весьма рад поужинать с вами, Джон, но только как
можно раньше. Утром первым рейсом я вылетаю в Париж.
—	Прекрасно.
Они договорились встретиться в «Капризе», потому что Брайсону
очень нравились атмосфера в этом ресторане и обслуживание. Усажи¬
ваясь за столик, американец без всяких предисловий заявил, что нуж¬
дается в кое-каком важном совете.
—	Это касается вашего повара, — сказал он.
—	Франкохогара?
—	Да. Видите ли, я просто не знаю, как бы это получше объяснить,
но дело в том, что, хотя Хуан, вне всякого сомнения, превосходней¬
ший повар, и любой знаток это подтвердит, мне не подходит то, что
он готовит, я не ем такой жирной пищи, и отнюдь не по причине
своего пожилого возраста.
Тем временем появился официант. Брайсон заказал яйцо всмятку
и несколько тостов. Капитан — отварное мясо, затем ломтики дичи в
винном соусе, который он попросил приготовить со старым добрым
«Шамбертеном»,. и пюре из фасоли с картофелем и сельдереем.
—	Да будет вам известно, что я терял сознание — то есть просто
падал замертво — в Риме и в Вене во время последнего путешествия.
—	Как это ужасно! Вы обращались к врачу?
314

—	Да. Но не в этом дело. Во время перелета из Лондона в Мадрид
я попросил Франкохогара приготовить мне кое-какие легкие закуски.
Он спросил, что именно я хочу. Я ответил — что-нибудь перекусить,
но желательно нечто наподобие гамбургера. Итак, вы не поверите, но
у негр не оказалось ни гамбургеров, ни сосисок, и он подал мне ог¬
ромное блюдо французских закусок, которые были настолько жирны¬
ми, что вызвали у меня рвоту. Позже, когда мы летели в Рим, он снова
подал мне то же самое, и я просто потерял той ночью сознание. На¬
клонился завязать шнурки на ботинках и отключился. То есть я хочу
сказать, что не приходил в себя до следующего утра. Затем это же по¬
вторилось в Вене.
—	Как это печально, Джон!
—	Дело в том, что мне пришлось сделать нечто такое, что, боюсь,
не очень понравится вам, капитан. Я уволил Франкохогара.
—	Не может быть!
— Да. Я вынужден был считаться с наличием долгосрочного кон¬
тракта, но от его проклятой кухни мне было так паршиво, что при¬
шлось принять решительные меры. Мы договорились об отмене
контракта и возмещении ему неустойки в пятьдесят тысяч франков;
это немного; конечно, но они пойдут как раз на ремонт ресторана,
который он присмотрел во Франции. Мне же пришлось уступить его
требованию и согласиться, чтобы раз в год он готовил для меня бес¬
платно какое-нибудь роскошное блюдо. Кто-нибудь другой, несомнен¬
но, был бы рад такой перспективе.
— Должен сказать, что вы великолепно вышли из положения,
Джон.
— Значит, вы не сердитесь?
— Сержусь?
— Оказалось, что мне не нравится такого рода кухня, а вам нравит¬
ся. Мне он не нужен, а вы им невероятно гордились, и, может быть,
мне следовало бы настоять на его возвращении к вам...
— Что сделано, то сделано, — пожал плечами капитан. Жестом он
оборвал излияния Брайсона, сидевшего напротив, чуть сгорбившись,
над подставочкой для яйца.
— У него чертовски жирная пища, — произнес Брайсон, широко
зевая, от чего его рот уподобился пещере. — Да, чуть не забыл при¬
нять свои витамины. — Он извлек из кармана пузырек, открыл и вы¬
тряхнул на ладонь пилюлю, резко бросил ее в рот и запил холодной
водой. Капитан сделал вид, что не заметил этого. «Все в порядке, —
подумал он, — похоже, в пузырьке осталось не больше трех снотвор¬
ных таблеток».
В четверть одиннадцатого капитан приземлился в парижском аэро¬
порту Орли. Через полчаса он звонил в дверь «Клуба удачи» Шарля
Бонне, который был известен как «обеденный клуб» и очень «смелый»
из-за подаваемых там блюд. По укоренившемуся мнению, еда была там
315

скверной потому, что каждый вечер крупье превращались в поваров.
Все готовилось из консервов, и не тех, что покупаются у Фашона, а
скорее из консервов, которые изготовляла компания для теряющих
силы собак, поскольку, хотя в уставе и говорилось, что это был «обе¬
денный клуб», Шарль Бонне не хотел, чтобы посетители и их гости ис¬
ступленно жевали в то время, когда они могли играть.
Клуб располагался в престижной части 16-го квартала, если и не в
самой лучшей (поскольку через улицу находился принадлежавший
Бонне шестиэтажный дом свиданий), то, несомненно, в самой удоб¬
ной, на улице Поля Валери.
Капитан уверенно позвонил. Неприятного вида, слишком бледный
мужчина открыл дверь, и так как он не спросил капитана, кто он и что
ему нужно, Хантингтон вошел внутрь и продолжал идти до тех пор,
пока не оказался в обеденном зале, где его ожидали Бонне и какой-то
негр.
Капитан и Бонне пожали друг другу руки. Капитан был представ¬
лен негру, который сообщил, что он американец и зовут его Форд
Мак-Генри. Капитан испытывал определенные симпатии к выходив¬
шим из Вест-Индии’, но они по крайней мере умели играть в крикет,
однако его вовсе нс привлекала перспектива иметь дело с американс¬
ким негром (они все больше и больше забывали о своем месте и як¬
шались с наркоманами). Не желая здороваться с ним, капитан положил
на ближайший стул свой кейс и шляпу. Он был недоволен. Помимо
всего прочего, не обладая атлетическим телосложением, Мак-Генри не
был похож ни на греческого бога, ни на спортсмена-олимпийца, —
обычный черномазый, которого можно увидеть в кино. Это была ни¬
чтожная личность низенького роста — нс более пяти футов шести
дюймов — с вытаращенными глазами и физиономией кретина, усыпан¬
ной бородавками.
Они заговорили по-французски, поскольку Бонне представил их
друг другу именно на французском. Мак-Генри изъяснялся на жарго¬
не французских варьете с нью-йоркским акцентом, из чего можно
было сделать вывод, что его родная английская речь также никогда не
следовала правилам грамматики. Капитану показалось весьма стран¬
ным, что Бонне, игнорируя, несомненно, широкий круг искусных
местных преступников, выбрал именно этого человека.
— Вам может показаться странным, что я сейчас скажу, — загово¬
рил, капитан, обращаясь к Мак-Генри, — но я был уверен, что мсье
Бонне выберет себе в помощники француза.
— Дело в том, малыш, — развязным тоном произнес Мак-Генри, —
что я намного проворней, чем здешние ребята. Я имею в виду, что
1 Вест-Индия — общее название островов Атлантического океана между
материками Северной и Южной Америки (острова Багамские, Антильские и
Малые Антильские).
316

именно справляться с работенкой любого рода. Грубой и умствен¬
ной, сечете? Отсюда следует: дайте мне команду тяжелых грузови¬
ков или парней, — а ведь вы затеяли крутое дело, — и вы получите
замечательного сержанта. Что нас тогда остановит? Или поручите
мне подрывную работу. Я четыре года провел во Вьетнаме подрыв¬
ником. Пустил на воздух, наверное, восемьдесят вьетконговских
машин. Действуя по приказу, конечно. — Он широко улыбнулся,
и, к своему удивлению, капитан увидел то, что очень редко мож¬
но видеть на фотографиях, — у Мак-Генри были скверные зубы.
Своим видом они напоминали сыр рокфор. Капитан ощутил разоча¬
рование.
—	Кэп, малыш, — сказал Мак-Генри, — моя страна научила меня
взрывать, крушить и уничтожать все что угодно.
Капитану в голову пришла отвратительная мысль.
—	Вы дезертир? — спросил он, и в голосе его прозвучало явное
порицание.
— Я не только дезертир, я тот, кого называют военным преступни¬
ком. Я тот, кого называют висельником, но не им судить Форда Мак-
Генри... вы понимаете, что я хочу сказать?
Капитан был потрясен. Ему, разумеется, не нравился цвет кожи
Мак-Генри. Но то, что тот говорил, звучало для него в какой-то сте¬
пени убедительно. Однако капитан нс мог смириться с.тем, что Мак-
Генри дезертировал из вооруженных сил своей страны и к тому же
бравировал тем, что якобы является одним из презренных военных
преступников.
— Полагаю, вы дезертировали потому, что совершили военное пре¬
ступление?
—- Еше что?
— Почему вы стали военным преступником?
— Думайте что хотите и оставьте меня в покое.
— Как вам удалось избежать наказания?
Разговаривая с Мак-Генри, капитан неожиданно узнал кое-что но¬
вое. и о самом себе. Он не испытал никакого отвращения, встретив¬
шись с Шарлем Бонне. И это его удивляло. Бонне занимал неприми¬
римую позицию по отношению к властям, капитан же — наоборот: он
испытывал благоговейное отношение к властям, будь то такой ее ат¬
рибут, как королевский или любой другой защитник интересов высше¬
го класса. Но Бонне обладал прекрасным даром речи, со вкусом
одевался и знал толк в хороших винах и еде. Он был человеком урав- .
новешенным и по-своему обаятельным. О Мак-Генри всего этого не
скажешь. Но в какой-то степени он помог капитану понять, почему
большинство представителей аристократического круга никогда не шли
на преступление даже в самую страшную минуту отчаяния. Короче
говоря, они просто не стали бы объединяться с такими типами, как
Мак-Генри. Хантингтон ненавидел слово «т^п», но другого подобрать
317

не мог, к тому же это было шотландское словечко, а он недолюбливал
эту нацию.
По мнению капитана, цвет кожи сам по себе что-то значил,-пото¬
му Мак-Генри словно бы зная, что у него просто нет шанса быть при¬
нятым нормальными людьми (возможно, из-за черноты), просто не
прилагал, подобно Бонне, никаких усилий, чтобы понравиться, хотя и
Бонне капитан отнюдь не принимал целиком и полностью. Однако
вежливость заставила капитана выслушать рассказ Мак-Генри о том,
как он существовал, будучи дезертиром.
— Я купил себе чистые документы и зажил в стойле с восемью дев¬
ками, которые работали на меня и учили французскому языку.
«Боже мой! — подумал капитан, — еще немного, и моим деловым
партнером окажется сутенер».
— Иметь дело с восемью женщинами, наверное, опасно, — пробор¬
мотал он. — Неужели все шлюхи работают на таких подонков, кото¬
рые никого и ничего не уважают. Восемь женщин, почитающие и
боящиеся этого низкорослого животного, — это было просто непости¬
жимо для капитана. Интересно, подумал капитан, а ему встретилась
когда-нибудь женщина, способная пренебречь гордостью и чувством
собственного достоинства и под давлением обстоятельств позволить
мужчине использовать себя подобным образом? И решил — нет, не
встречалась. Разумеется, нет. Женщина, способная забыть о чувстве
собственного достоинства ради такого паразита, лишний раз наводила
на мысль: как хорошо, что существуют разные классы со своими зако¬
нами, равно как и разные народы. Капитан Хантингтон не включал
своих женщин и себя самого в этот обвинительный приговор нравам,
ибо под этим углом зрения он не рассматривал собственную личную
жизнь.
— Чем вы еще занимаетесь?
— У меня, малыш, имеется огромное желание заработать сто тыщ
долларов.
— Вы именно тот профессионал, который нам требуется, — произ¬
нес капитан, вставая. Он и на сей раз не протянул негру руку для по¬
жатия. — Я должен сейчас поговорить с мсье Бонне, а потом мы снова
вернемся к вам.
- Как только Мак-Генри удалился, капитан с некоторым раздраже¬
нием спросил Бонне, где тот умудрился откопать подобного типа и
почему остановил выбор именно на нем.
— Вряд ли нужно было связываться с таким подонком, — заметил
Хантингтон. — Не могу утверждать с уверенностью, но чувствую, что
вы постараетесь доказать правильность выбора этого человека на роль
вашего помощника.
— Что вы понимаете в этом, капитан? Это неведомый вам мир.
Мы ищем не того, кто хорошо одет или приятно разговаривает. Нам
нужен тот, кто убьет, не задумываясь, тот, кто умеет руководить людь-
318

ми. Мак-Генри — очень крупная шишка. Он — тот человек, кото¬
рого сейчас боятся даже очень крутые типы. А вот он ничего не боит¬
ся. К тому же весьма умен и, кроме того, — профессиональный
убийца.
—	Конечно, вы правы. И для профессионального убийцы очень да¬
же приятный малый. То же самое можно сказать и о моем старом ад¬
мирале. Я возьму его по вашей рекомендации. Кто следующий?
—	Поджигатель. Гектор Шром. Поджог — непривычная специаль¬
ность для профессионала. — На лице Бонне отразилось нечто подоб¬
ное отвращению, которое испытывает мусульманин при виде свиной
отбивной.
Судя по хмурому выражению на лице Бонне, капитан .Хантингтон
ожидал увидеть какого-нибудь типа, похлеще Мак-Генри, однако Гек¬
тор Шром сразу понравился капитану.
Будучи немцем, этот человек прекрасно говорил по-французски
и даже изъявил готовность перейти на английский, если пожелает
капитан. Это был вполне воспитанный человек, небольшого роста,
но с приятной осанкой, безупречными манерами и чувством собст¬
венного достоинства. Он был предупредителен, учтив и отнюдь нс
хвастун. Капитан подумал, что он, наверное, из числа неудачни¬
ков, которыми переполнены тюрьмы, один из тех, кто вынужден бро¬
сить вызов обществу и пойти на нарушение закона, чтобы только
выжить.
— Как давно вы занимаетесь подобной работой? — отрывисто спро¬
сил Хантингтон. Бонне уселся в стороне с номером «Пари Матч» и,
казалось, не обращал на них никакого внимания.
— Право, не могу сказать, сэр, — ответил Шром. — Видите ли, я
не веду записей. Но я знаю свое дело. Предпочитаю желеобразные
спиртовые основы ввиду продолжительности их действия и восхища¬
юсь напалмом. Его трудно ликвидировать, и он наносит огромный
ущерб.
— Понятно, — задумчиво произнес капитан. — Я хочу сказать, что
нам потребуется, три пожара в трех общественных зданиях.
Бонне отложил в сторону «Пари Матч».
— Они должны начинаться с интервалом в семь минут.
— Разумеется, я могу сделать это, — доверительно проговорил
Шром. — Я все четко организую. Можно учинить сильные пожары при
помощи дистанционного устройства. Естественно, я предпочел бы все
сделать сам, своими руками, но в любом случае никаких накладок не
будет.
• — Отлично.
— Вы сказали — общественные здания. Имеете ли вы в виду отель
или больницу? — поинтересовался Шром.
Бонне бросил на них холодный взгляд, вцепившись глазами в под¬
жигателя, словно он считал, что только героин оправдывал убийство
319

невинных людей. Капитан тут же выразительно воскликнул (ведь он¬
то знал, что лучший способ убийства людей невинный — бомба с са¬
молета, с ревом взлетевшего с палубы авианосца):
—	Бога ради, нет!
—	Разумеется, как пожелаете, — сказал Шром. Тогда в разговор,
вмешался Бонне; он сказал, что сообщит Шрому, что именно ему пред¬
стоит сделать, и попросил его вернуться к одиннадцати часам. Когда
тот вышел, Бонне произнес с отвращением:
—	Какая вам разница, кем был этот человек. Поджигатели все оди¬
наковы. Они — чудовища.
—	Мне хотелось бы попросить вас передать Мак-Генри одну мою
просьбу.
—	Конечно.
—	Будьте добры, передайте мистеру Мак-Генри, чтобы он не назы¬
вал меня малышом.
—	Я непременно это сделаю.
—	Вам удалось найти специалиста по сигнализации?
—- Он ждет. — Бонне нажал на клавишу переговорного устройства.
Вошел высокий крепкий мужчина в водолазке и синей спортивной
куртке. Он походил на продавца теннисных ракеток. Всем своим ви¬
дом он давал понять, что сам он навязываться никому не станет, но
на четко сформулированные вопросы ответить сможет. Его суровое,
нервное лицо на первый взгляд казалось неподвижным, но, когда он
волновался, создавалось впечатление, будто кожа ходила волнами. Бон¬
не встретил его очень непринужденно и весело.
—	Анри!’Как дела? — Они обменялись рукопожатиями, и Бонне
обнял собеседника за плечи. — Вот — лучший из всех, с кем мне ког¬
да-либо доводилось работать, — сказал он капитану. — Это человек,
которого всегда приятно видеть рядом в сложных ситуациях. Анри
Фуше. Анри, а это капитан.
Фуше слегка кивнул, сел и закинул ногу на ногу. Закурил сигарету
с золотым фильтром.
Капитан сел напротив него на стул с прямой спинкой. Бонне упер¬
ся затылком о стену и скрестил руки на груди.
—	У меня есть светокопии систем охранной сигнализации, которую
вам придется отключить, — произнес капитан. — Это немного уста¬
ревшая-система, она не особенно сложная, поскольку вино очень труд¬
но выкрасть в тех количествах, в которых целесообразно его красть.
—	Вино? — спросил Фуше у Бонне.
—	Он намеревается «взять» подвалы «Круса и сыновей» и «Фрере в
Бордо», — сухо ответил Бонне.
—	Как вы узнали об этом? — с удивлением спросил капитан у
Бонне.
—	Очень просто, мой друг. Ни в одном другом винохранилище
Франции не содержится такого количества превосходного вина. Но это
320

не имеет значения. Не волнуйтесь. Анри за несколько дней по свето¬
копии узнает, где установлена сигнализация.
Капитан пожал плечами.
—	Просто этот склад существенно отличается от других. Там четы¬
ре охранника. Нам нужно, чтобы вы устранили охрану после того, как
отключите сигнализацию, а потом, в точно указанное время, открыли
ворога со стороны пристани.
Фуше кивнул.
—	Для Анри ничего не стоит справиться с подобной задачей, но
только потому, что он исполнит собственноручно.
Фуше явно пришелся по душе комплимент Бонне, и он широко
улыбнулся.
—	А каково вознаграждение? — небрежно осведомился он.
—	Семьдесят пять тысяч франков, — ответил Бонне. Капитан живо
повернулся к нему. — Такова цена Анри, — сказал Бонне, перехватив
взгляд капитана. — Светокопии у вас с собой?
Хантингтон кивнул. Он открыл кейс и вынул из него большой кон¬
верт из плотной бумаги. Фуше взял конверт, не потрудившись даже
заглянуть в него.
Капитан и Бонне вновь остались одни в просторном обеденном за¬
ле с голыми столами и позолоченными стульями, которые при днев¬
ном свете имели довольно жалкий вид.
—	Благодарю вас, — сказал капитан. — Налицо три подходящих
человека. Хорошее впечатление производит специалист по сигнализа¬
ции, он, конечно, профессионал высшей марки. Я прав?
—	Как вы смогли это понять? — с деланным изумлением спросил
Бонне. — Он произнес одно-единственное слово «вино» и потом спро¬
сил: «Каково вознаграждение?»
—	После многих лет службы на корабле я неплохо разбираюсь в
людях.
— Анри более развит, чем остальные. В конце концов работающе¬
му не головой, а мускулами, или пироманьяку не требовалось прохо¬
дить школу ремесла. Но Фуше — наркоман и во время работы
накручивает себя до приятного, но не отнюдь безобидного, напряжен¬
ного состояния. Иногда он настолько возбуждается, что убивает без на¬
добности.
—	Вы морочите мне голову, — улыбаясь, произнес капитан.
—	Нет, нет. Он убивает чаше всего, когда его жертва этого не ожи¬
дает.
—	В таком случае нам надо позаботиться о том, чтобы при нем не
было оружия, — сказал капитан. — Кроме того, можно принять неко¬
торые меры предосторожности. Предупредить его, что в случае убий¬
ства кого бы то ни было, он получит меньше. Мне абсолютно не
11 Р. Конлон «/Чригпто»
321

нужны трупы, и вообще я нс одобряю того, что вы называете «вынуж¬
денным убийством».
—	Хорошо. Я передам ему. — Бонне глубоко вздохнул и медленно
выдохнул воздух. — Его еще никогда не арестовывали. Он чист как
стеклышко. Никто не знает его в лицо. Мне лично известны четыре
дела, которые он сработал. Все это о чем-то свидетельствует!
—	Пожалуйста, никаких убийств.
—	Не думайте об этом. В подобных делах мы все похожи друг на
друга. У каждого из нас есть свой «пунктик». Вы сейчас с нами, капи¬
тан. Какой пунктик, у вас?
С неподдельным весельем капитан улыбнулся бесцеремонности
этого человека.
—	Я профессиональный морской офицер и винный коммерсант,
мсье Бонне, — проговорил он. — А эта операция для меня — всего-
навсего еще одна атака на берег. И ничего больше.
— Значит, мы наступаем с моря?
Хантингтон повернулся к своему атташе-кейсу. Резким движением
раскрыл его и, вытащив большой конверт из плотной бумаги, протя¬
нул его Бонне.
— Здесь — грузовики и снаряжение, которые должен раздобыть
Мак-Генри, а также указано место, куда все это следует, доставить. Как
вы думаете, он сможет достать восемнадцать грузоподъемников?
Бонне пожал плечами.
— Разумеется.
— Пожалуйста, имейте в виду, что эти грузовики должны быть осо¬
бо мощными и надежными «мерседесами», а здесь вы найдете деньги
на фальшивые документы, авансы, прачечную, еду и чаевые.
— Прачечную?!
Капитан раздраженным жестом отмахнулся от этого вопроса, что
выдавало его собственное замешательство.
— Так или иначе, пожалуйста, изучите все это тщательнейшим об¬
разом. Отсюда же вы узнаете, где мы встретимся снова.
Бонне вскрыл конверт и бегло просмотрел первый лежащий там
листок.
— Похоже, это отпечатано на компьютере.
— Почему бы и нет? Всего хорошего, мсье Бонне. Удачи! — Капи¬
тан надел свою шляпу-котелок, взял кейс и вышел. Бонне уселся за
стол поближе к окну. Надев очки в серебряной оправе, которые смот¬
релись на нем странно, он начал внимательно изучать объемистую
инструкцию. Раздался стук в.дверь.
— Войдите, — сказал Бонне по-французски.
Вошел Мак-Генри.
— Ты.все слышал?
-Да.
— Ну, и что ты думаешь по этому поводу?
322

—	Бог свидетель, этот парень что-то темнит, верно?
—	Он вляпался в скверное дело, если ты это имеешь в виду.
—	Однако он хладнокровен. Холоден как лсд. Это приводит меня в
трепет.
—	Почему?
—	Он похож на человека, которому нечего терять.
Бонне показал пачку листов, оставленных ему капитаном.
—	У него есть что терять, а мы собираемся выиграть.
—	Э-э-э, рал слышать от тебя такое. — Мак-Генри отвратительно
ухмыльнулся; его щербатые зубы выскочили из-за губ, словно нетер¬
пеливые кавалеристы.
—	Сейчас я верю ему, что эта работенка сможет принести десять
миллионов франков.
—	Гм!
—	Он рассчитал все на компьютерах. Я думал, что это нечто вроде
игры, составленной для детей, но теперь, прочитав всю эту чертовщи¬
ну, полагаю, что все детали просчитаны лучше, чем в моих предыду¬
щих делах. Уверен, он может наехать на этих Крусов. Уверен, что он
получит эти десять миллионов франков.
— Порадуй меня еще.
— Я это сделаю. Когда он расскажет мне, где он намерен спрятать
и каким образом продать восемнадцать тысяч ящиков вина, мы забе¬
рем у него эти десять миллионов франков.
Капитан пешком спускался к гаражу по проспекту Георга V, вос¬
хищаясь тем, как мясники привычно раскладывали на витринах мясо
одним им известным способом, которым они законно гордились, и как
другие мясники, за пределами Франции, никогда не смогут его разло¬
жить. Он восхищался тем, как тщательно торговцы раскладывают на
прилавках свежие овощи и фрукты, и не только ради поддержания
своей репутации, огни старались перещеголять друг друга в создании
замысловатой композиции из фруктов, салата-латука, орехов, свеклы,
цикория-эндивия, словно каждый торговец не только стремился при¬
влечь внимание покупателя, но одновременно и не желал разлучаться
со своим восхитительным товаром.
Капитан вел «ролле» по западной автостраде, направляясь к Шер¬
буру. У него была назначена встреча в «Британике» — кафе на набе¬
режной Калигни — с капитаном Паппадакисом и главным инженером
Каллсрсом, чьи кандидатуры компьютеры извлекли из особого засек¬
реченного досье, как наиболее подходящие (и доступные) для опера¬
ций, связанных с морскими перевозками.
Дорога была отличная, погода — прекрасная. Капитан обдумал и
одобрил намерение Франкохогара снова открыть свой ресторан «Ам-
мех». Ресторан должен быть полностью приведен в порядок в сентяб-
323

рс, а капитану понадобится в Лондоне в середине октября. К тому вре¬
мени какой-нибудь племянник Франкохогара вполне сможет освоить¬
ся с делом, и повару будет достаточно наведоваться туда раз в месяц,
чтобы удостовериться, все ли в порядке.
Хантингтона немного волновало предстоящее похищение. Его по¬
давленное состояние объяснялось в значительной мере тем, что участие
в операции такого количества профессионалов лишало ее присущего
капитану романтического азарта игрока. Ему нужен был Гэш Шют,
потому что у него самого ум был другого склада, а кроме того, ему
недоставало аппаратуры Гэша и его научно-исследовательской базы.
Использование труда статистиков, профессоров, исследователей и
мыслителей намного сокращало риск. Шарль Бонне также был слиш¬
ком профессионален. Специалисты, которых он разыскал, тоже были
достаточно профессиональны и надежны, и даже этот чертов винный
аукцион, по правде говоря, прошел чересчур гладко. Все складывалось
наилучшим образом.
Капитан понимал, что не смог бы объяснить свои действия нико¬
му, кроме себя, даже Ивонне. Он оказался в отчаянном положении и
должен был в течениё семидесяти восьми дней либо раздобыть двести
тысяч фунтов, либо лишиться жены, повара, недвижимости, а когда
Битси или Брайсон отправят его за решетку, то и Ивонны. Следова¬
тельно, было жизненно важно, чтобы затеянная им операция соверши¬
лась как можно скорее, при минимальной степени риска, ибо в
подобных делах трудно предусмотреть все до мелочей, и какая-нибудь
мелочь способна привести к провалу всей операции.
Он понял, чем именно его привлек Гектор Шром. Поджигатель
был безнадежно отчаявшимся человеком. Шром не допускал никаких
поблажек по отношению к себе или ко всему остальному человечес¬
кому роду, так что можно на все сто процентов быть уверенным в том,
что он не оплошает. Подобные Хантингтону люди делают более при¬
влекательной игру, потому что в отличие от хладнокровного, расчет¬
ливого Шрома и спонтанных убийц, подобных Фушс, Хантингтон
все-таки достиг чего-то подлинно ценного: ибо ему одному среди
миллионов было назначено судьбой победить и уцелеть. В общем, ему
нравилось, что шансы на успех операции с вином соотносились с
возможным ее крахом в пропорции один к тридцати. Будет за что
побороться. Меньше шансов, чем в рулетке, но выигрыш все же воз¬
можен.
Капитан Паппадакис оказался коренастым мужчиной с бородкой
а-ля Георг Уис очень ясными глазами. Главный инженер Каллерс был
рыжеволос, с изрезанным морщинами лицом и в очках в роговой оп¬
раве. Оба в фуражках и бушлатах. Они отказались от обеда и предпоч¬
ли беседовать на террасе снаружи кафе. Капитан Паппадакис согласил¬
324

ся выпить полбутылки «Виши», а инженер — бутылку пива и рюмку
виноградной водки.
Капитан Хантингтон предъявил им удостоверение, которым снаб¬
дил его Гэш. Изготовленное правительственной группой по шпиона¬
жу, оно отличалось от общепринятой формы удостоверений личности,
будь то рекомендательное письмо или визитная карточка с названием
учреждения, а представляло собой нечто вроде цыганской игральной
карты с прикрепленным к ней испанским дуро1. Капитан Паппадакис
не глядя положил эту вещицу в боковой карман. Ему кратко описали
внешность капитана по телефону.
— Мне нужно двухпалубное грузовое судно, — перешел сразу к делу
Хантингтон.
Паппадакис кивнул.
— Необходимо, чтобы трюмы были пусты и снабжены походными
койками на девятьсот сорок два человека.
Паппадакис кивнул.
— В этом конверте — пять тысяч австрийских долларов, как вы
просили, хотя мы потратили чертовски много времени, собирая их. —
Он передал конверт Паппадакису, который сунул его в тот же бо¬
ковой карман. — В конверте также указаны координаты нашей встре¬
чи в море в следующую пятницу, шестнадцатого июля. Вам пред¬
стоит принять на борт доставленных мною пассажиров, после чего
вы отправитесь на запад, следуя курсу, указанному в этом конвер¬
те; на третий день пути, утром, вы высадите пассажиров в указан¬
ном в инструкции месте в Северной Африке. Там вас будет ожидать
наш агент с остальными сорока пятью тысячами австралийских дол¬
ларов.
— Но почему, капитан, вы расплачиваетесь австралийскими долла¬
рами?
— Дело в том, что я закупаю австралийское вино и морем переправ¬
ляю его в Копенгаген. Дельцы от порношоу заявили прессе, что австра¬
лийское вино способствует процветанию их бизнеса, и как только об
этом узнают шведы, в Швеции откроется огромный рынок сбыта для
австралийского вина.
— И еще одна просьба, не касающаяся вина. Не расплачивайтесь
со мной через вашего североафриканского агента, а просто передайте
причитающийся мне гонорар через пассажира первой же шлюпки.
Капитан Хантингтон почувствовал прилив безудержного веселья.
Вот восхитительный пример того, как не надо поступать. В- руках обе¬
зумевшего от страха пассажира окажутся сорок пять тысяч австралий¬
ских долларов, завернутых в клеенку, с поручением передать их
капитану спасательного судна. Во время паники этот пассажир, разу¬
меется, уронит их за борт спасательной шлюпки, а Паппадакис отка-
| д у р о — испанская монета в пять песет.
325

жстся принять кого бы то ни было на борт и уплывет с пустыми ру¬
ками.
—	Боюсь, это невозможно, — сказал он Пап пала кису. — Слишком
большой риск.
—	Тогда я не участвую.
—	Мой дорогой Паппадакис, вы, несомненно, беседовали обо мне
с Гэшем Шютом. Мы с ним старые друзья. Я не какой-нибудь там
пресноводный головорез. Я — капитан Колин Хантингтон, бывший
командир «ГЕНТИ» — авианосца Ее Величества.
Паппадакис просиял. Главный инженер проглотил пиво, затем рыг¬
нул*, подобно Кракатау’.
— Ладно! — сказал Паппадакис. — Это меняет дело. Я решил, что
вы просто еще один шпион.
— Нет, нет! — заверил его капитан Хантингтон. — Ничего подобно¬
го. Это будет вооруженное ограбление.
Каллерс поднял брови.
— В море?
• — Разумеется, не в море. Я хотел бы подчеркнуть, что это — нс
просто очередная скучнейшая шпионская затея.
— Кстати, я сам служил в Королевском Флоте. На торпедных ко¬
раблях, — сказал Паппадакис.
— Воистину ужасная служба, — откликнулся капитан и обратился
к инженеру Каллерсу: — Вам знакомы транспортные суда с нижними
палубами класса «Бергквист»?
— Конечно. Их обслуживают: один главный инженер, трос рядовых,
один электрик, один ремонтник и четыре моториста. — Каллерс гово¬
рил со старомодным нью-йоркским акцентом, цедя слова сквозь зу¬
бы. — Они снабжены топливными насосами де Лаваля, английским за¬
днеприводным редуктором и приспособленными к морским условиям
генераторами. Эти генераторы — мой конец. Двигатели поглощают
примерно одну тысячу пятьсот литров в час, если идти на линдхоллме-
новских паровых котлах.
— Прекрасно. Будьте добры, в десять часов вечера пятнадцатого
июля присоединиться к моей группе в отеле «Кеныот» на набережной
Кеньют в Саутгемптоне. В этом конверте письменные инструкции
вместе .с тысячью американских долларов задатка. Подробно обо всем
вы узнаете в «Кеньюте».
— Сколько вы за все это заплатите? Мне предстоит оплатить ко¬
лоссальный счет от дантиста.
— Всего вам будет причитаться пятнадцать тысяч долларов.
— Могу я получить их в бельгийской валюте?
— Почему вдруг в бельгийской?
— Мой зубной врач живет в Антверпене.
Кракатау — вулкан на острове Суматра.
326

—	Вам придется потерпеть до завершения работы.
—	Послушайте, пожалуйста! У меня начинают болеть зубы, как
только речь заходит об этом деле. — Взгляд его неожиданно изменил
направление, когда перед ним появилась'пронизываемая насквозь со¬
лнцем девушка в прозрачном платье.
Капитан Хантингтон вечером сел на паром в Шербуре, а на сле¬
дующий день в семь часов они вошли в док Саутгемптона. Капи¬
тан прошелся не спеша по порту, затем взял такси и отправился в
отель, выбранный компьютером, где предстояло к концу четверга
собраться всей его группе и провести вместе неделю до начала опе¬
рации.
Глава 21
Поздним вечером капитан вошел в «Грейт-Холл» «Аксельрод-Хау¬
са». Мокрый от пота Шют сидел без пиджака в одной рубашке над
программной компьютерной таблицей.
—	Добрый вечер, Гэш. Здесь ужасно жарко.
—	Как ты думаешь, во сколько может обойтись кондиционер для
такого помещения.
—	Однако такая жара не очень-то-полезна для компьютеров.
—	То же самое утверждают и в этой проклятой комиссии, но разве
они выделят фонды, чтобы охладить это помещение? В комиссии пред¬
ставлены семь чертовых правительственных агентов, но ни один не
желает раскошелиться, верно?
Капитан ненавидел работать без пиджака. Он был уверен, что в
Бойсе, штат Айдахо, лорд Глэндор никогда не надевал пиджака.
—	Ну, как дела продвигаются? — спросил Колин. Он внушил себе,
что ему прохладно и комфортно.
Шют чуть заметно улыбнулся и кивнул:
—	Машины разработали очень интересные криминальные идеи.
—	Как все-таки это странно... — заметил капитан.
—	Мы только что закончили изучать мели в русле реки .Жиронды.
Без лоцмана нам это место не пройти.
—	Я это знаю. И сам буду лоцманом.
—	Ни в косм случае. Тебе придется взять лоцмана на борт. Вся.
береговая охрана поднимется на ноги, если судно таких размеров по¬
явится в дельте реки, не сообщив о себе должным образом и без лоц¬
мана.
—	Как будет удивлен этот парень!
—	Компьютеры также обеспокоены по поводу автомобилей: Они
говорят, что для тдго, чтобы одновременно сдвинуть с места двести
327

шестьдесят машин, стоящих на тормозах и с выключенным зажигани¬
ем, потребуется очень много времени.
—	Что они предлагают?
—	Ты или еще кто-нибудь наймете четверых автомехаников. Они
должны иметь при себе комплект универсальных ключей, которыми
можно завести любой автомобиль. Это единственный способ сдвинуть
такое количество машин в течение времени, которым мы будем рас¬
полагать.
Будет сделано.
—	Первый этап исследований завершен, и компьютеры требуют,
чтобы система сигнализации винохранилища, демонтированная вашим
человеком, была снова запушена уже после того, как вы завершите свое
дело и уйдете в море. Это означает, что твоему человеку придется вос¬
становить сигнализацию, а не просто вывести ее из строя. Как раз
сейчас мы просчитываем потребное для этого время.
—	Я справлюсь с этим, — заверил капитан и сделал пометку в сво¬
ем блокноте.
—	Район, где находится склад, патрулирует одна-единственная по¬
лицейская машина, появляющаяся у склада через неопределенные про¬
межутки времени. Боюсь, что отвлекающие маневры на другой стороне
реки не привлекут внимание полицейских патрулей. Компьютеры ре¬
комендуют временно вывести их из строя. Если мы рассчитываем тебе
обычный маршрут полицейской машины, сможет ли кто-нибудь спра¬
виться с этой задачей?
—	-Несомненно. Полагаю, надо сделать так, чтобы они вышли из
машины и спустились на пристань, чтобы разобраться, что за чертов¬
щина там происходит, тут-то мы их схватим и втащим' на борт.
—	Не проявляя никакого насилия.
—	Не допускать насилия — это наш девиз.
—	Ты получишь именно такую дозу морфия, благодаря которой
охранники будут спать до появления полиции. Для установления бо¬
лее точной дозировки лекарства хорошо было бы узнать, сколько ве¬
сят эти люди.
—	Благодарю.
—	График погрузки распечатан и состоит из четырех пунктов — для
лифтов, конвейеров, затем — для автопогрузчиков и грузовиков с при¬
цепами. Компьютеры рассчитали его в соответствии с человеческими
возможностями и темпами работы. Нам понадобится гораздо меньше
погрузчиков, потому что в хранилище их полным-полно, а это значит,
что на суше мы можем обойтись одним большим грузовиком.
—	И одним водителем меньше.
—	Совершенно верно. Теперь о твоем приятеле — этом легкомыс¬
ленном покупателе вина...
—	Можешь с таким же успехом называть его скупщиком краде¬
ного.
328

— Именно так. Координаты рандеву со скупшиком необходимо
переслать его штурману.
— Это я беру на себя. Утром пошлю телеграмму.
— Компьютеры рекомендуют зарезервировать три пассажирских
автомобиля, желательно микроавтобусы или какие-нибудь автофурго¬
ны, чтобы по окончании работы вывезти грузчиков.
— Будет сделано, — капитан записал и это.
— Как прошла встреча?
— В общем, неплохо. Люди Бонне ужасны, но классные професси¬
оналы. Для меня явилось полной неожиданностью, что капитан Пап-
падакис служил в Королевском Флоте.
— О да. Я же говорил тебе... Он служил на торпедных катерах.
— Он так и сказал. Интересно, остался на флоте хоть один поря¬
дочный человек?..
—	Мой дорогой Колин!
—	Во всяком случае, во время встреч с Бонне у меня создалось твер¬
дое убеждение, что профессиональные преступники наверное думают
иначе, чем мы.
—	Ты так считаешь? — Гэш задал этот вопрос отнюдь не случайно,
у него имелись в отношении этих уголовников кое-какие планы на
будущее.
—	Компьютеры выдали какую-то настораживающую информацию?
—	Да. Именно так.
—	Это касается людей?
—	Разумеется, но не каких-то конкретных людей. А главным обра¬
зом по поводу характерных черт криминальной психологии.
—	И что же они рекомендуют?
—	Я прочту тебе кое-что из распечатки. — Шют порылся в боль¬
шой коробке.
—	Данная рекомендация подтверждена всеми остальными круп¬
ными специалистами, — громко зачитал он. — Заголовок — «Образ
профессионального преступника по Ричарду Галлахеру, профессо¬
ру криминологии, Нью-йоркский университет». Отсылаем к труду
того же автора «Профессионально организованные криминальные со¬
общества». Нужная цитата: «Современный профессиональный пре¬
ступник, чьи действия носят все более организованный характер, то
есть преступление становится для него постоянным прибыльным
бизнесом, с использованием семи или более человек для обычных
операций, расценивает непрофессионалов как наиболее опасных
свидетелей совершенного преступления, исчерпавших свою полез¬
ность».
—	Что это означает, Гэш?
Шют положил распечатку обратно в большую коробку. __
—	Это. означает, что когда ты им сообщишь, кому собираешься
сбыть вино или когда должен получить деньги, то весьма вероятно, что
329

участвующие в операции криминальные элементы захотят отобрать у
тебя все.
—	Я размышл-ял об этом. Компьютер дает рекомендации, как мож¬
но избежать этого?
—	О да.
-	Как?
— В настоящий момент он рекомендует тебе обзавестись тслохра:
нителем-невидимкой.
-	Кем?
— Кем-нибудь, совершенно неизвестным уголовникам.
— Как же это сделать? Ведь кактолько появится еще один воору¬
женный преступник, он, вероятно, тоже захочет отобрать у меня мил¬
лион фунтов.
— Совершенно верно, но это можно уладить.
— Каким образом?
— Твоим невидимым телохранителем стану я.
Капитан пристально смотрел на Шюта, пока тот излагал свой за¬
мысел.
— Это невозможно, — решительно заявил капитан. — С самого на¬
чала я гарантировал тебе полную безопасность; мы договорились, что
ты не только не подвергнешься какому-либо риску, но во время про¬
ведения операции не покинешь этого здания.
Гэш улыбнулся, преисполненный великодушия.
— Вспомни, дружище, что я не только мыслитель-исследователь. Ты
наверняка знаешь, что я — самый меткий стрелок в эскадре. То есть у
меня имеются определенные способности к действию.
— Конечно, я не отрицаю этого, но твое предложение нарушает
наш договор. Надо найти какой-нибудь иной способ моей защиты.
Гэш печально покачал головой. Очевидно, он немало размышлял
.над этой проблемой.
— К несчастью, это нс так, дружище. Только мне удастся, остава¬
ясь незамеченным, обеспечить твою защиту. Только я смогу раство¬
риться в массе пассажиров решающего момента, когда состоится
передача вина. Только я могу перестрелять преступников, чтобы защи¬
тить тебя, если в этом возникнет необходимость.
— Перестрелять? — Капитан нс исключал такую возможность пол¬
ностью, потому что так был обучен, служа на флоте. Но с другой
стороны, Шарль Бонне — отец Ивонны, и застрелить его было бы
как-то бесчувственно по отношению к ней. Кроме того, Бонне и Мак-
Генри являлись деловыми партнерами. Среди английских бизнесме¬
нов, по крайней мере тех, кому Хантингтон имел все основания
доверять, о том, чтобы «пристрелить» кого-нибудь, не могло быть и
речи.
— Все зависит от обстоятельств, Колин. Это может диктоваться
крайней необходимостью.
330

—	Но у меня создается странное впечатление. Если мы сознатель¬
но убьем их, оправдывая убийство необходимостью защитить себя, то,
естественно, отпадает надобность делиться с ними барышом. В чем же
будет состоять наше отличие от тех преступных заговорщиков, что
описаны в процитированной компьютером книге? Видишь ли, каж¬
дая сторона будет по-фарисейски убеждена в необходимости убий¬
ства.
—	Ерунда. К тому же может и не возникнуть повода для насилия.
Они в порядке исключения полностью удовлетворятся размерами своей
доли. В конце концов и доля здесь — целое состояние.
—	Да; конечно...
—	Однако и нам необходимо твердо договориться на этот счет. —
Если они вознамерятся убить тебя, чтобы завладеть деньгами, то я
вынужден буду Перестрелять их ради спасения твоей жизни. Именно
таким моральным принципом, мой друг Колин, следует руководство¬
ваться в данном случае.
—	Ты прав. — Капитан Хантингтон протянул Гэшу руку. — Спаси¬
бо тебе, мой старый друг, за то, что ты добровольно принимаешь на
себя такую рискованную миссию.
Глава 22
Ивонна сидела, облокотившись на спинку огромной кровати под
голубыми простынями, ее восхитительные груди в упор нацелились.на
капитана. Одетый по-дорожному, он упаковывал небольшой чемодан.
Вынул из выдвижного ящика автоматический пистолет и вставил в
него обойму.
—’Тебе надо зарядить его именно сейчас? — спросила Ивонна.
—	Пистолеты — это как фотоаппараты. Их держат заряженными,
если не хотят промахнуться.
—	Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал?
—	Да, на войне.
—	С морского корабля на землю — большими снарядами?
— Я служил на авианосцах.
— Тебе приходилось убивать кого-нибудь с близкого расстояния?
С пистолетом в руках?
— В корейской карательной акции, по-моему, так это называлось.
Я служил в войсках ООН.
— Кого ты убил?
— Пятерых китайских парней и получил за это награду, потому что
они раньше где-то захватили американского генерала. Медаль пример¬
но около дюйма в поперечнике,.маленькая лента и крошечный значок,
как памятник пятерым мертвым китайцам.
— Как ты чувствовал себя при этом?
331

—	Когда это случилось?
—	Да.
—	Чувствуешь только удивительное облегчение, что ты остался
жив, а они умерли. — Капитан поставил пистолет на предохрани¬
тель, завернул его в шелковый носовой платок и сунул в боковой
карман синего кашемирового пальто, лежавшего поперек кровати в
изножье.
Ивонна наблюдала за ним, запоминая все — как поворачивалось его
запястье, как лежали волосы, как двигалось его тело. Ее лицо было
печально.
— У меня скверное предчувствие, что мы никогда больше не уви¬
димся.
— Не надо...
— Однако, это так.
Он нежно посмотрел на нее, вспоминая, как прогуливался с ней по
Грин-парку в первый день их знакомства, и как бы заново ощущая ее
сильные пальцы, страстно сжимающие его ладонь. Все вокруг было
зеленым, кроме ее ярко-алого платья и огромных карих глаз, облада¬
ющих такой притягательной силой, когда она искоса смотрела на него
долгим взглядом, полным восхищенного внимания, что он с трудом
удерживался от того, чтобы не уложить ее прямо на траву среди дру¬
гих влюбленных пар. Он помнил и тот ленч, когда еда осталась нетро¬
нутой, и вино, которое они тогда пили, словно оно и сейчас стояло
перед ним. У него в ушах звучал ее удивительный голос, напевающий
под аккомпанемент фортепьяно в отеле «Ритц». Все в ней повергало
его в-восторг.
— Ивонна, спой ту песню «L’important c’est la rose».
Ее лицо стало еще печальнее.
— Значит, ты тоже чувствуешь, что больше не увидишь меня, —
прошептала она.
— Я этого вовсе не чувствую. Клянусь тебе! Но, тем не менее, раз¬
ве не так именно проходит вся жизнь? В ожиданий смерти? Призна¬
юсь, ничего веселого тут нет, но это увеличивает ценность каждого
переживаемого мгновения. Разве это не правда?
-Да.
— Тогда спой. Продли это мгновение. Для этого и существуют пес¬
ни,-потому самая незамысловатая из них способна оказать на челове¬
ка куда более сильное эмоциональное воздействие, чем самая знаме¬
нитая картина.
Ивонна, внезапно успокоившись, откинулась на подушки кровати,
ее обворожительные груди стали еще эффектнее, и, когда он сел ря¬
дом, она запела.
— Изумительно! — проговорил он. — Я бы сказал, что сейчас у тебя
получилось даже лучше, чем тогда, когда я услышал ее впервые.
— Когда ты вернешься ко мне?
332

—	Я пойду в эту дверь без десяти три пополудни в следующий по¬
недельник. Всего через шесть дней.
—	Ты вернешься невредимым?
—	Если ты имеешь в виду мое тело — да.
—	Что ты хочешь этим сказать?
—	Подозреваю, что пострадает моя душа. Потому что мои компань¬
оны — дурная публика. Понимаешь, тут невозможно не замараться. —
Он улыбнулся ей.
—	Поцелуй меня, Колин!
Капитан усмехнулся.
—	Во всей этой громоздкой одежде... Не заставит ли это тебя ощу¬
тить то же, что и Битси?
—	Не важно, как мы этим занимались, но я не могу почувствовать
себя, как Битси, ибо я люблю тебя.
Он поцеловал ее. Они прильнули друг к другу. Затем губы Ивонны
приблизились к уху капитана. Она прошептала:
—	Не важно, что ты еще сделаешь, но берегись моего отца. Будь
осторожен, любовь моя. Не доверяй моему отцу.
Глава 23
Капитан Хантингтон вошел в зал отеля «Кеньют», где должны были
собраться все участники операции, на час раньше, чем явились осталь¬
ные. Зал располагался на верхнем этаже здания, и, выглянув в окно,
Хантингтон увидел огромное судно-паром, принимающий груз для
вечерней отправки. Паром мог взять на борт свыше тысячи человек,
включая судовую команду, и сто пятьдесят или двести автомобилей.
Как только капитан поднимется на борт и начнется операция по за¬
хвату вина, возврата назад уже не будет. Это был единственный кру¬
той поворот, в его судьбе, на который Хантингтон шел совершенно
сознательно.
Если бы он сейчас передумал, возвратился в Лондон< забрал Ивон¬
ну и эмигрировал в Австралию, или завербовался в армию, или выбрал
бы любую из множества существующих альтернатив, то он неизбежно
оказался бы перед лицом очередного кризиса. Ему не хотелось быть
Белым Кроликом1, бездумно спешащим навстречу своей гибели. Если
он задержится в этом зале на час, то должен будет провести короткое
совещание с четырьмя профессиональными преступниками, которые
могут оказаться более алчными, чем он сам. А как только сюда явятся
эти головорезы, ни о каких иных вариантах, таких, например, как
служба мальчиком на побегушках при кегельбане лорда Глэндора в
'Белый. Кролик — персонаж книги Кэрролла «Алиса в стране чу¬
дес», олицетворение слабости, робости и суетливости.
333

Айдахо пли возращение в Кимору, с тем чтобы исполнять матросские
песни в тавернах Керри1, уже и нс придется думать.
Однако он тотчас же осознал, что выбора у него нет; все альтерна¬
тивы были иллюзорны. А его долг в двести тысяч фунтов — вовсе не
иллюзия. Настоящий перелом случился гораздо раньше, когда он, даже
не поняв, что же в сущности происходит, проиграл свою недвижи¬
мость, свой бизнес и личного повара. Теперь слишком поздно сомне¬
ваться в выборе. Он всегда верил в свободу выбора. Это было
единственным этическим постулатом западного общества, по поводу
которого священнику и Мамона2 могли сойтись во мнениях. Действи¬
тельно ли на каком-то этапе своей жизни ему по крайней мере однаж¬
ды пришлось сделать такой свободный, волевой выбор, последствия
которого неотвратимо повлекли за собой все, происходящее сейчас9
Он поступил на службу в Королевский Флот, и это было актом сво¬
бодного волеизъявления. Благодаря этому он встретился с Битси и, прав¬
да, бессознательно, не по злой воле, попытался сократить ее гигантское
состояние, играя на огромные суммы, которых он никогда прежде в гла¬
за .не видывал. Он сделался заядлым игроком, что, в свою очередь, и
послужило причиной предстоящей встречи, на которую его словно при¬
волокли на аркане, привязав к скачущему жеребцу, в эту комнату, выхо¬
дящую окнами на саутгемптонскую гавань; недооценившего силы
жестокости и тьмы, которых он не мог предусмотреть заранее, но кото¬
рые, в свою очередь, недооценивали его собственные способности. Од¬
нако служба в Королевском Флоте — было ли это актом свободного
волеизъявления? Или он просто сбежал от тяжелой руки мужа сестры те¬
тушки Эванс, бордосского виноторговца? Совершил ли он хоть один са¬
мостоятельный шаг в жизни? Да! Ивонна. Нет... Тогда у него не было
другого выбора, кроме Ивонны. Тогда он просто не испытывал никаких
чувств, способных побудить его к действию. Они встретились, когда он
занимался торговлей вином после краха его карьеры в Королевском Фло¬
те, куда он поступил на службу, сбежав из Бордо. И сейчас он собирался
снова туда вернуться. Круг замкнулся. Так совершил ли он когда-нибудь
акт свободного волеизъявления? Существовала ли свобода вообще, или
это всего лишь еще одна политическая уловка, посредством которой че¬
ловек попытался отгородиться от других животных?
Они расположились полукругом прямо перед ним, словно продав¬
цы бильярдных шаров, собравшиеся на совещание по проблемам, ка¬
сающимся торговли в данном районе: Шарль Бонне, известный про-
'Керри— область на юго-западе Ирландии.
-’Мамона (мамон) — божество богатства и наживы у древних народоп
По христианскому' вероучению — символ стяжательства, жадности, чрСвсь
угодия.
334

изводитель наркотиков, сводник и убийца, одетый в соответствии с
международным стандартом в превосходно сшитый ярко-голубой кос¬
тюм; рядом с ним — Форд Мак-Генри, дезертир, бравирующий своим
положением военного преступника, сутенер и грабитель, который сла¬
вился тем, что убивал без колебаний. По, данным компьютеров, эти
двое заключили между собой союз с целью разделаться с капитаном и
забрать все вырученные деньги.
Рядом с Мак-Генри сидел мягкий, тихий и застенчивый, невзрачный
с виду человек по имени Гектор Шром, благоговейно уповающий на
убийство посредством огня, вероятно, по сексуальным мотивам. Чуть
дальше — высокий, стройный, молчаливый и решительный АнрИ Фуше,
электронный маг и волшебник; он убивал только в состоянии нервознос¬
ти и раздражения или в стрессовых ситуациях, вынуждавших его прибе¬
гать к патентованному средству, именуемому кокаином, чтобы снять на¬
пряжение быстрым, современным и несложным способом. Таковы были
партнеры капитана. Инженер Каллерс, замыкавший полукруг, выглядел
настолько добропорядочным, что просто невозможно было заподозрить
его в причастности к подобной компании. Он не знал и нс хотел знать,
как будут развиваться события в следующие два дня, потому что он бу¬
дет находиться в том месте, которое выбрал уже много лет назад: внизу,
в недрах корабля, следя за работающим двигателем, полностью забытый
и отделенный от всего происходящего шумом и грохотом, до тех пор пока
кто-нибудь нс попытается нарушить его уединение. Он, капитан Хантинг¬
тон, офицер Королевского Флота (в отставке), председательствовал на
этом совете. Кем сейчас был лорд Глэндор? Кто испытывал сейчас боль¬
шее почтение к фамильному титулу? Кто был кому не ровней? Его бы не
удивило, окажись он равным этим четверым, сидя ши м сейчас перед ним.
Капитан часто размышлял над тем, почему он всегда искал при¬
чины, породившие различие между раз и навсегда закрепленным по¬
ложением людей на ступеньках социальной лестницы, каждая из ко¬
торых была выше предыдущей, и между собой, во всей своей чистоте
расположившимся на вершине, над этими ступеньками, по причинам
несомненности своего морального и материального превосходства? В
конце концов, он тоже убивал во время службы на флоте Ес Величес¬
тва. Убийство являлось естественной чертой человеческого рода, неза¬
висимо от того, узаконенное оно или какое-либо иное. Именно
Брайсон и Битси могли обвинить его в том, что он украл не меньше,
а может быть, и больше, чем все сидяшие здесь типы. Почему же он
должен утверждать, что между ними и им самим существует какая-то
разница? Он попытался сделать свободный выбор. Первый раз — при¬
знав, что из них двоих титул лорда должен перейти к его старшему
брату. Второй раз — став одним из членов банды, вызывающих отвра¬
щение головорезов, pares cum paribus’, только для того, чтобы удер-
1 Parcs cum paribus — равные сходятся с равными (лат.).
335

жаться на плаву и выбраться из всех житейских передряг, вернув спол¬
на деньги Битси и полюбовно разрешив финансовые проблемы с Брай¬
соном.
Капитан стоял с указкой в руке перед широким экраном для демон¬
страции слайдов с помощью фонаря, расположенного сзади. Он начал
свою речь на манер преподавателя колледжа:
—	На инженера Каллерса возлагается управление командами в ма¬
шинном отделении. Члены этой команды — единственные, кто будут
находиться на борту, кроме нас самих, во время операции. Все же
остальные — коки, камбузная команда, все матросы, стюарды, горнич¬
ные и офицеры — будут удалены. Как только мы захватим судно и
займемся эвакуацией пассажиров, Мак-Генри надлежит немедленно
отправиться в камбуз и проследить, чтобы повара до того, как мы их
переправим на берег, успели приготовить и заложить в холодильник
девяносто шесть сандвичей, как можно больше салата, кастрюлю мяс¬
ного бульона и дюжину жареных цыплят.
Я и мсье Бонне займем капитанский мостик, позже, закончив дела
с провиантом, к нам присоединится мистер Мак-Генри. Радиорубка
находится на капитанском мостике, поэтому мы сразу же отключим
радио, так что на базе не будут ничего знать о случившемся. Однако,
если поступит радиограмма с берега — для командира корабля или его
пассажиров, — то на этот сигнал необходимо ответить; в противном
случае возникнет тревога, а значит, начнутся поиски корабля. По¬
этому я буду находиться на капитанском мостике от начала и до кон¬
ца операции, выполняя роль штурмана, радиста и капитана одно¬
временно.
Хантингтон закрепил на пюпитре огромную карту. Это была под¬
робная черно-белая схема Бискайского залива, который испанцы на¬
зывают Кантабрийским морем. На ней был обозначен юг Англии, запад
Франции и северное побережье Испании. Водя по карте указкой, ка¬
питан продолжал:
— Это — Бискайский залив, второй по своей суровости водный бас¬
сейн мира; надеюсь, вам никогда не придется испытать на себе его
суровый нрав. Здесь, — он указал, где именно, — находится устье Жи¬
ронды, которая связывает Бордо с морем, — расстояние около сорока
сухопутных миль.
Он щелкнул выключателем проектора, и на экране возникло яркое
изображение аэрофотоснимка Бордо, так что зрители невольно прищу¬
рили глаза.
—	Это — Бордо, — продолжал капитан, описывая на карте круг
указкой. — Территория в пределах этого круга — винохранилише «Кру¬
са и сыновей» — огромной и чрезвычайно престижной компании, за¬
нимающейся производством вина, а также его поставкой. Это хранили¬
ще простирается на семь городских кварталов под рекой и набережной
Шартрон. Склад с его погребами и является объектом, по которому
336

нам предстоит нанести «удар». Мистер Шром, — капитан дружелюбно
кивнул немцу, и тот энергично подался всем корпусом вперед, — ус¬
троит три внушительных пожара в свободных ночью от людей государ¬
ственных зданиях, расположенных на некотором расстоянии друг от
друга на окраине города и на противоположном его конце от подва¬
лов Круса. Эти пожары должны отвлечь внимание полиции, посколь¬
ку мистер Шром и мистер Фуше обзвонят все главные полицейские
посты, вызывая подмогу.
Глаза Шрома заблестели. Рот зловеще скривился. По-видимому, он
испытывал какой-то отвратительный экстаз, и капитан поспешно от¬
вел от него глаза.
—	Нам придется также иметь дело с полицейской патрульной ма¬
шиной, курсирующей вокруг склада, обеспечивая наружную его охра¬
ну. Этот автомобиль покажется на набережной между хранилищем и
кораблем примерно через двадцать две минуты после того, как мы
войдем в док и начнем погрузку. Мсье Бонне и.мистер Мак-Генри
захватят этих полицейских и вместе с машиной доставят на автомо¬
бильную палубу парома, где они и будут находиться, пока мы не до¬
стигнем берегов. Никакой жестокости по отношению к ним н-;
допускать. Ясно?
Бонне й Мак-Генри с торжественным видом кивнули. ■
—	Мистер Шром с мистером Фуше прилетят в Бордо первыми. Мис¬
тер Фуше выведет из строя систему сигнализации склада, которая напря •
мую соединяется с районным отделением полиции, а после завершения
операции восстановит ее так, чтобы она включилась в одиннадцать двад •
цать пять следующего утра. Он также свяжет четверых охранников, на¬
ходящихся внутри хранилища; маршрут их обхода известен. С вашего
позволения, мы продолжим работу над этим планом, а мистер Шром и
мистер Фуше могут быть свободны. Им надо успеть на самолет. .
Мужчины молча вышли, никоим образом не обнаружив своего зна-.
комства друг с другом.
—	Мистер Мак-Генри, грузовик с рабочими и снаряжением сейчас
находится на пути из Парижа в Бордо?
—	Да, сэр.
—	Где два грузовика «мерседес» с прицепами?
—	Прямо внизу на улице', кэп. Мы прибыли на них в три часа. У
нас два грузовика, четыре механика и четыре комплекта универсаль¬
ных ключей зажигания.
—	Благодарю вас. — Капитан снова щелкнул выключателем проек¬
тора. Теперь на экране появился паром водоизмещением .в десять
тысяч тонн, стоящий на причале в Саутгемптоне. Нос судна был раз¬
верзнут подобно пасти гигантского дракона, в которой исчезали ма¬
лютки-автомобили.
— Сейчас на экране — виновница нашей сегодняшней встречи.
Это — десятитысячный паром «Бергквист Лаура», курсирующий меж-
12 Р. Кондон «Аригато»	337

ду Саутгемптоном и Бильбао. Только этот паром да еще, возможно,
менее доступный нам авианосец обладают погрузочной площадью, на
которой можно разместить восемнадцать с лишним тысяч ящиков
вина. Я имею в виду автомобильную палубу. Нам необходимо захва¬
тить это судно. — Хантингтон снова обратился к карте Бискайского
залива и красным карандашом обвел Саутгемптон. — Мы находим¬
ся вот тут, — сказал он. — А вино — здесь. — Он обвел красным
карандашом Бордо, затем провел стрелку через Бискайский залив к
Бильбао. — Это — обычный маршрут «Бергквист Лауры». — Капитан
сделал еще одну карандашную пометку, теперь на линии, означающей
маршрут парома — чуть ниже полуострова Котентин. — Вот здесь
мы захватим паром и выгрузим автомобили и ссадим пассажиров в
море.
— В море?! — Бонне выразил неподдельное изумление, овладевшее
всеми находившимися в этом помещении, словно массовое убийство
являлось единственным, ведомым им смертным грехом,.словно отправ¬
лять время от времени на тот свет своих ближних было вполне право¬
мерным и естественным, а вот такой гнусный способ массового
потопления людей в воде был им неведом.
— Вы собираетесь выбросить пару сотен автомобилей в океан? —
благоговейным тоном осведомился Мак-Генри.
Капитану вопрос не показался забавным.
— Ваша озабоченность судьбами людей и имущества необычайно
трогательна. Спешу сообщить, что специально обученная корабельная
команда доставит всех пассажиров на спасательных шлюпках к двух¬
палубному грузовому судну «Бенито Хуарес», которое в соответствии
с планом должно встретиться с нами вот здесь. Оно-то по сигналу
потом и «придет нам на помощь».
— Этот грузовой корабль — наш? — осведомился Бонне.
— Это — арендованный от нашего имени грузовой корабль компа¬
нии «Драйв-ур-Селф», — ответил капитан. — Через два дня мы изба¬
вимся от. вина; пассажиров же высадят на берегу Северной Африки
рядом со Средиземноморским Клубом; нашему капитану потребуется
остановка для устранения возникшей неисправности. Он получит на¬
граду от шведского правительства за участие в спасении утопающих,
ведь «Бергквист Лаура» — шведское судно.
— А что будет со всеми их автомобилями? — взмолился Мак-Генри.
—	Мистер Мак-Генри, если мы не сбросим в воду сто десять или
сто пятьдесят автомобилей, то у нас не хватит места для погрузки вина.
Так вот, сразу же после захвата судна первым делом вам предстоит
заняться коками, а потом столкнуть машины в море.
Он провел зеленым карандашом стрелку через Бискайский залив от
точки, где будет осуществлен захват судна, до устья Жиронды.
—	Мы отплываем вверх по Жиронде завтра вечером в двадцать три
ноль-ноль. Причалим к погребам «Круса» на пристани Шартрон в два
338

четырнадцать утром в субботу. За сорок семь минут погрузимся, спус¬
тимся вниз по реке и выйдем в море. Вот и все.
— Как мы распорядимся вином? — бесстрастно спросил Бонне.
— Как мы и договаривались, я сообщу вам это за час до его пере¬
дачи. Теперь ваша очередь высказаться. Вы за или против?
— Мы — за, — ответил Бонне.
Капитан сошел с возвышения и подошел к окну, размышляя о том,
что у Бонне намного лучше, чем у него самого, развито чувство сво¬
боды выбора. Хантингтон задал вопрос, а Бонне ответил сразу за всех.
Теперь все они были сообщниками.
— Возьмите, пожалуйста, адресованные вам конверты со стола возле
двери, — сказал капитан, не оборачиваясь и пристально разглядывая
гигантский паром. — Внимательно изучите их содержимое. Выезжаем
в четыре часа. Всего хорошего, джентльмены.
Хантингтон слышал, как они уходят. Он был сыном близкого дру¬
га короля Англии. Он командовал одним из авианосцев Флота Ее. Ве¬
личества, но так низко пал, что сделался виноторговцем, а потом
опустился еще ниже и стал преступником. На этом новом поприще
степень риска была огромная. Он погибнет или проведет в тюрьме весь
остаток жизни, операция сорвется. Непоколебимая уверенность и спо¬
койствие вернулись к нему. С неудачами покончено навсегда.
Гэш Шют придирчиво оглядел низ своих твидовых брюк, затем
тщательно застегнул твидовый жилет. Потом плавно скользнул в тви¬
довый пиджак, стоя перед зеркалом высотой в человеческий рост в
«Аксельрод-Хаусе». В заключение он надел мягкую твидовую шляпу
под цвет костюма так, чтобы ее поля располагались строго параллель¬
но линии его плеч.
Двадцатью пятью отрывистыми движениями щетки он расчесал
каждую сторону золотистых усов, затем вытащил из кармана ключ, от¬
крыл массивный стальной шкаф для хранения документов и достал
оттуда тяжелый металлический ящик, отпер его и извлек оттуда боль¬
шой конверт из плотной бумаги, в котором хранились материалы, ка¬
сающиеся четырех грандиозных преступлений, разработанных им с по¬
мощью компьютеров. Он отнес этот конверт к современному столу в
форме буквы «Ь», стоящему в просторной спальне и, капнув на кла¬
пан четыре раза синим воском, запечатал каждый угол своим тяжелым
перстнем. Перевернув конверт лицевой стороной вверх, он быстро на¬
чертал красными чернилами: «В случае моей смерти содержимое это¬
го конверта становится собственностью моего друга капитана Коро¬
левского Флота (в отставке) Колина Хантингтона» — и поставил свою
фамилию и дату.
У него не было никаких предчувствий насчет собственной смерти:
то, что он только что сделал, являлось одним из проявлений присущей
339

ему педантичности. Он вытащил из стола свое неподписанное завеща¬
ние и некоторое время пристально разглядывал его. Документ был
составлен адвокатом, и в том. что все оформлено должным образом,
Шют не сомневался. Короткое завещание, занимавшее одну страницу
с небольшим, гласило, что все принадлежащее ему имущество Шют
оставляет близкому другу и спасителю капитану Королевского Флота
(в отставке) Колину Хантингтону, постоянно проживающему на Фарм-
стрит в Лондоне. Завещание не было подписано. Неумолимая педан¬
тичность коммандера Шюта вынудила его снова взять в руки перо и
занести его над строкой, безучастно ожидавшей его подписи. Но ка¬
питан Хантингтон никогда не выказывал никакого интереса к золоту.
Капитан Хантингтон при всех своих несомненно высоких качествах
оставался легкомысленным малым, которого интересовали женщины,
французская кухня, хорошие вина и звание пэра. Капитан Хантингтон
был, кроме того, неудачливым игроком.
Шют нс смог заставить себя поставить подпись под заявлением и
пошел на компромисс: он ограничился инициалами вместо полной
подписи и рядом с ним поставил дату и написал на конверте адрес
своего поверенного в Лондоне, запечатал его,-потом проштемпелевал
и бросил в корзину для исходящих бумаг. Это было всего лишь поло¬
винчатым решением, и он не одобрял своих действий, но вместе
с тем осознавал, что это — лучшее из всего, что он мог сегодня
сделать.
Шют уложил в черную сумку два девятимиллиметровых «люгера»,
которые при попадании в цель производили ужасные разрушения, две
пижамы, две рубашки, смену нижнего белья и рукопись Уини Эдуар-
дза «Расселение животных в связи с социальным поведением». Через
высокие стеклянные двери он вышел на веранду и не спеша направил¬
ся к лужайке, где его ждал вертолет «Кембриджской Корпорации»,
который доставил его в Саутгемптон.
Стоял жаркий, солнечный июльский день, и ветерок с моря нс при¬
носил желанной прохлады. Капитан смотрел на длинную вереницу
машин, по семь в ряд, ожидающих погрузки на судно-паром. По са¬
мым приблизительным его подсчетам, легковых было около ста двад¬
цати и примерно одиннадцать тяжелых грузовиков. В кабине грузового
«мерседеса», оказавшегося в четвертом ряду третьей линии, он заме¬
тил Форда Мак-Генри. Негр был одет в белый свитер. Непосредствен¬
но за ним стоял «мерседсс»-тягач. Автомобили казались битком на¬
битыми разнообразными личными вещами, необходимыми на отдыхе.
Капитану вспомнился некий француз, который отказался изучать ан¬
глийский из-за этих самых «личных вещей». Француз спросил капи¬
тана, что означает английское слово «paraphernalia», и тот ответил:
«О, полагаю, это — по преимуществу абсолютно бесполезный багаж».
340

Француз возликовал: «Так вот оно что! Вот почему английскому язы¬
ку никогда не достичь точности французского! Словарь дает такой
перевод слова «paraphernalia»: «личное имущество, в юриспруденции
известное как «отдельное имущество жены», то есть се личные ве¬
щи (наряды, украшения), которые в случае смерти ее мужа при реше¬
нии проблем, связанных с наследством покойного, не принимаются в
расчет».
«Если французский язык так точен, — подумал капитан, — мы с
таким же успехом могли бы вовсе отказаться от попыток общения
друг с другом».
Ему было жарко. Сто с лишним автомобилей казались каким-то
миражем. Он перевел взгляд на сотни водных лыж, пляжных одеял,
газовых плиток, тентов, детских манежей, матрасов и клюшек для голь¬
фа, привязанных к крышам и крыльям автомобилей. Его начинало
беспокоить отсутствие Гэша Шюта. Капитан дважды взглянул на часы,
прежде чем осознал, что Бонне, несомненно, где-то поблизости и на¬
блюдает за ним, поэтому он перестал вглядываться в толпу и посмат¬
ривать на часы и прошелся по тротуару к залу ожидания, где купил
несколько романов в бумажных обложках, слегка пополнив таким
образом свое «личное имущество».
В новом здании морского вокзала с высоким куполообразным по¬
толком было прохладно. В нем размещались кафе-бар и две коктейль¬
ные стойки. Войдя внутрь, капитан сразу увидел Шарля Бонне и
инженера, сидевших в противоположных концах зала и не обращавших
никакого внимания ни друг на друга, ни на капитана. Здесь ждали
объявления посадки шестидесяти или семидесяти пассажиров, направ¬
лявшихся в Бильбао без машин: туристов с огромными рюкзаками, в
кроссовках, казавшихся неимоверно большими, при тонких, как спич¬
ка, голььх ногах, почти у, каждого на груди висел фотоаппарат. Купив
две книжки в бумажных обложках, он повернулся спиной к толпе,
чтобы беспрепятственно наблюдать за шоссе в ожидании такси Гэша,
а также потоком въезжающих на паром автомобилей.
В восьмом ряду его внимание привлекла молодая супружеская пара
в роскошном пурпурном «ягуаре» с опушенным верхом. Очарователь¬
ная девушка, с безукоризненной прической и не обремененная каким-
либо багажом, говорила молодому человеку, сидящему рядом:
—	Мы проведем медовый месяц в романтической, чертовски вос¬
хитительной Испании, и к тому же будем раскатывать там на самой
великолепной машине, которую когда-либо получала невеста в подарок
от отца-по случаю свадьбы.
—	Подарил нам, — сказал молодой человек. — Нам. Он подарил
машину нам.
В одной из машин в шестом ряду находился плотный розовоще¬
кий мужчина в нижней рубашке с женой Брендой, волосы которой
были накручены на бигуди небесно-голубого цвета. Женщина держа¬
341

ла на коленях двух малышей, а ноги ее утопали в нагромождении бу¬
тылок с молоком и соком, а также упаковок с подгузниками. На зад¬
нем сиденье были сложены один на другом три небольших чемодан¬
чика и сидел маленький светловолосый мальчуган, держа на коленях
игрушечный трактор, паровоз и медвежонка коалу.
— Не могу поверить, Гарет, что у нас отпуск, — в девятый раз за
день Повторяла эта женщина с миловидным лицом. — Сначала мы
копили деньги, чтобы пожениться, потом экономили из-за детей, по¬
том — из-за машины, и вот теперь мы отправляемся в чудесный от¬
пуск на банковский заем.
— Все идет как надо». Брен, — вторил ей муж. — Мы должны вер¬
нуться достаточно ©крепнувшими, чтобы заработать денег на возврат
ссуды.
Сорок седьмой машиной был ярко-зеленый «мустанг» с иллиной¬
ским номером. В ней сидели мужчина и женщина, со стороны могло
показаться, что машина предназначена исключительно для транспор¬
тировки вещей и люди оказались здесь случайно. Чего здесь только
не было! Снаряжение для подводной охоты — один комплект, а так¬
же комплект позолоченных клюшек для гольфа, плюс теннисная
ракетка, пара огромных сапог для верховой езды, дробовик в специ¬
альном чехле, водные лыжи и разнообразного фасона и размера до¬
рожные сумки «От Виттона» с фирменным знаком «У». Мужчина,
сидящий за рулем, был брюзгой, наверное потому, что служил нало¬
говым инспектором, курирующим Гвианские Корпорации, которые
переводили кредиты в свои отделения в Онтарио, откуда они, в свою
очередь, переводились на счета компании в Люксембурге, владевшей
нигерийскими аккумуляторными заводами, и он пребывал в постоян¬
ном страхе, даже во сне, по поводу того, что государственная налого¬
вая инспекция сцапает его клиентов, и тогда все его благополучие
рухнет. Эти постоянные его тревоги пагубным образом сказались на
его характере.
— Ничего-то тебе нельзя поручить, — ворчал он на жену. — И ког¬
да только ты научишься укладывать веши в машину? Наверное, ты по¬
сеяла мою перчатку для гандбола! Ты висела весь день на проклятом
телефоне, разговаривая со своей чертовой мамашей, как будто она
рядом, а не в Оук-парке! Разве я не прав? — Его жена закусила губу и
изо всех сил старалась сдержаться, чтобы не распаковать дробовик и
не разрядить его в мужа.
Тридцать первой машиной в третьем ряду был двухместный «три¬
умф». За рулем сидела легкомысленная с виду, симпатичная женщина
лет тридцати пяти. Муж снабдил ее кредитными карточками «Динср-
Клаб», «Баркли» и «Америкэн экспресс», и она старалась как можно
больше времени проводить на море, так как обожала ощущать себя
отрезанной от всего мира, общаясь при этом с новыми людьми, кото¬
рые еще никогда не слышали ее пустой болтовни и всяких прелестных
342

шуточек. К тому же море как-то расковывало людей. В три часа они
будут на борту, и она распакует чемоданы, затем вытянется на койке
и будет читать «Знаменитые курорты», чтобы потом обсуждать это с
новыми собеседниками. В шесть часов она оденется и выйдет прогу¬
ляться, в надежде завести новые знакомства. Затем, около десяти, вер¬
нется в каюту, ляжет на спину и будет пребывать в таком положении
практически весь остаток своего вояжа, развлекаясь с только что об¬
ретенными друзьями. Потом она посетит бой быков в Бильбао, снова
поразвлекастся и вернется домой уже на другом пароме, чтобы обза¬
вестись новыми друзьями.
Первым в ряду стоящих особняком крупных машин был большой
туристический автобус, в котором находились шестьдесят четыре че¬
ловека, в том числе и мисс Эрл Мэй Гаммидж, весившая триста во¬
семьдесят один фунт и занявшая два места после того, как были убраны
подлокотники.
Прозвучала сирена отправки. Пешие пассажиры начали поднимать¬
ся на паром, и капитан Хантингтон, чтобу не вызвать у Шарля Бонне
подозрения, что он ожидает кого-то, кто не значился среди участни¬
ков операции, поспешил вперед и принялся помогать пожилой даме,
которая никак не могла достать билеты из саквояжа, одновременно
поддерживая едва стоявшего на ногах мужа.
— У него больное сердце, — объяснила она, — а от этой жары ему
стало совсем плохо.
— Когда судно отчалит от берега, станет прохладнее, — успокоил
ее капитан.
Старик сказал:
— С сердцем у меня все в порядке. Во всем виновата эта неснос¬
ная жара. Благодарю вас за помощь. — Капитан Хантингтон взял у
пожилой дамы саквояж и помог отвести ее мужа в каюту.
— Вы чрезвычайно любезны, — заметила старушка. Она говорила
с заметным испанским акцентом.
Капитан, Шарль Бонне и инженер Каллерс были уже на борту,
когда у морского вокзала остановилось такси, на котором приехал ком¬
мандер Шют.
— Похоже, паром битком набит, — заметил он старшему стюарду у
трапа.
— Да, заполнены все каюты, сэр. Ни одного свободного места.
Шют поднялся на судно и стал отыскивать свою каюту. Коридоры
были хорошо освещены и, как полагается, снабжены стрелками с ука¬
занием номеров кают. По пути Шют миновал детскую комнату суд¬
на, где восемнадцать или двадцать маленьких крикунов орали во всю
мощь своих легких. Свирепо взглянув на них, он прошел дальше.
Преодолев примерно еще два с половиной фута, он оказался в своей
отдельной каюте. Он огляделся,и вновь услышал вопли детей, доно¬
сившиеся из детской комнаты. Он прикрыл поплотнее дверь каюты
343

и присел перевести дух. Однако при закрытой двери шум оказался еще
сильнее и пронзительнее. Вне себя от гнева, он вызвал стюар¬
дессу.
—	Что вам угодно, сэр? — спросила она, приоткрыв дверь каюты. —
Потерпите, пожалуйста.-До отплытия я ничем не могу вам помочь. Мы
заняты размещением пассажиров.
—	Вы поможете мне сейчас же, — сказал коммандер. — Он встал и
извлек из бумажника пятифунтовую купюру. — Переведите меня в
другую каюту.
Она уставилась на деньги.
—	Не понимаю, сэр.
—	Вы что, не слышите визг этих маленьких ублюдков? Переведите
меня в другую каюту, как можно дальше от этого шума. — Он зажал
купюру в ее кулаке. Горничная упорхнула. Когда спустя десять минут
в каюте Шюта появился старший стюард, к орущей орде успело при¬
бавиться еще с десяток ребятишек. Вид у старшего стюарда был чопор¬
ный и осуждающий.
— Горничная сообщила мне о вашей просьбе, сэр, — сказал
он, возвращая коммандеру пятифунтовую купюру. — Переселить
вас в другую каюту невозможно, сэр, если, конечно, вы не пожелае¬
те разделить каюту с тремя рок-музыкантами. Судно переполнено,
сэр.
— Переполнено? А что делать с этим ужасным шумом?
— Дети обычно засыпают в семь часов, сэр.
— В семь? Ради Бога, дружище, но сейчас только четыре! Во сколь¬
ко же они начинают голосить утром?
— Не раньше семи, сэр. Можете быть спокойны на этот счет. —
Стюард беспомощно улыбнулся. Когда он ушел, коммандер выта¬
щил девятимиллиметровую пулю из ваты, которой она была обер¬
нута, и заткнул ею уши. Затем зажал пулю в зубах и сел читать
Уини Эдуардза — добровольный узник в своей каюте на весь остаток
вояжа.
Легковые машины, а за ними большйе грузовики прогромыхали
по автомобильной палубе парома, проезжая через огромную раз¬
верстую пасть в передней части судна. Потом верхняя стальная
челюсть опустилась, и ее заперли. Прозвучал корабельный гудок.
Паром медленно отвалил от причала в обширную глубоководную га¬
вань, отыскивая рейд вокруг острова Уайта, и затем плавно вышел в
море.
Капитан все время проводил у игрового автомата и как-то незамет¬
но разговорился с симпатичной, наверняка легкомысленной дамой,
которая уже начала завязывать новые знакомства.
— Превосходный денек, не правда ли? — спросила она.
344

—	И в самом деле! — Капитан все бросал и бросал монеты в нена¬
сытное стальное чудовище. — Вам уже доводилось плавать на этом
пароме? — поинтересовался он.
—	О да, много раз.
—	Как здесь кормят?
—	О, вообще-то не знаю... Могу лишь сказать, что до'омерзения
скверно.
—	Я боялся этого.
—	Почему бы нам не закусить?
—	Что?
—	Выпить перед обедом. Чтобы познакомиться. Не зайти ли в бар?
— Как это любезно с вашей стороны.
—	Ну что вы. — Она многозначительно улыбнулась, что было для
нее непросто, ибо она как раз не умела многообещающе улыбаться. —
Я вдруг обнаружила, что* мне здесь очень нравится. Ура!
— Ура, мадам! — весело откликнулся капитан.
Шарль Бонне обходил магазинчики беспошлинной торговли, при¬
сматриваясь, нет ли там чего-нибудь, чем можно поживиться после
налета. В шесть часов он зашел в каюту к старшему стюарду и по¬
слал шифрованную радиограмму в компанию по недвижимости в
Палм-Спрингс, Калифорния, которая подняла цену на героин в Со¬
единенных Штатах до четырех долларов за порцию, вследствие чего
должен повыситься уровень преступности в крупных городах Аме¬
рики.
Форд Мак-Генри тратил уйму денег, переходя из бара в бар на па¬
роме, как только девятьсот с лишним человек принялись за утоление
жажды, при этом проявлял глубокую заинтересованность каждый раз,
когда кассовый аппарат открывался, и он мог заглянуть в него. Мак-
Генри по-прежнему был в белой матросской рубахе, так же, как и чет¬
веро механикой. В шесть тридцать все пятеро строем вошли в
кафетерий, внешне напоминающий арену цирка.
— Чем занимаются твои парни? — спросил у Мак-Генри какой-то
мальчуган.
— Мы гонщики. Мы едем в Испанию и станем там победите¬
лями.
, — Да? — переспросил малыш. — А я думал, что вы — булочники.
Инженер Каллерс профессиональным взглядом осмотрел спасатель¬
ные шлюпки судна, затем спустился вниз, чтобы разыскать офицера,
исполняющего обязанности инженера. Это был долгий и утомительный
спуск по раскаленным металлическим трапам и узким мостикам. Он
показал офицеру свой профсоюзный билет.
— Я тоже инженер, —.объяснил он. — Решил совершить неболь¬
шое путешествие, прежде чем отправлюсь в плавание на моем кораб¬
345

ле, который стоит сейчас в Ля-Коруне. Очень хотелось бы взглянуть
на ваше оснащение.
Офицер-инженер был рад услужить.
В девять часов капитан нехотя, с дурным предчувствием, присоеди¬
нился к пассажирам, завтракавшим во вторую очередь. Он тщательно
посмотрел на свет, понюхал и попробовал на вкус красное вино в бо¬
кале, стоявшем рядом с его прибором.
— У него вкус алжирского вина, — обратился он к стюарду. — За¬
чем же на бутылке наклеена этикетка «Божоле»?
— Нашим пассажирам доставляет огромное удовольствие говорить
по-французски, сэр, — объяснил тот.
Капитан попробовал суп, который поставил перед ним официант.
Он прищурился.
— Восхитительный суп! — воскликнул он.
— Что? — в замешательстве переспросил официант.
— В меню указано, что сегодня вечером — густой острый суп с
пряностями. Это — не густой острый суп с пряностями.
- Нет?
— Разумеется, нет. Это — самый лучший баклажанный суп с кра¬
бами, который я когда-либо пробовал.
— Я... Я не знаю, что могло произойти, сэр...
Капитан попробовал рыбу.
— Что это такое? — спросил он у официанта.
— Это — дуврская камбала. Всем очень нравится.
— Да, это — камбала, а точнее — МУСС из камбалы, и, чтобы его
приготовить, требуется четыре часа.
—- О нет, сэр.
Капитан быстро проглотил две полные ложки.
— Восхитительно! Просто восхитительно!
Когда он попробовал утку («Что это?» — «Это у нас сегодня осо¬
бенное, сэр. Утка»), он вскочил из-за стола и быстро направился прочь
из столовой, но внезапно остановился и вернулся к официанту.
— Если кто-нибудь еще спросит вас, что это такое, — сказал он, —
вы можете сослаться на мой авторитет: это утка, приготовленная по
рецепту доктора Куше. — Капитан опять поспешил прочь, прямо к
камбузу.
На кухне хлопотал Франкохогар.
— Капитан Хантингтон! — чуть не закричал он от изумления.
— Я так и знал, — произнес капитан. — Я был уверен, что готовил
ты. Но как. и почему ты здесь оказался? .
— Еду домой. Это — лучший способ добраться до дома. Я могу ра¬
ботать, поэтому не плачу за проезд, а когда мы причалим во Франции,
до дома будет рукой подать.
346

—	Мне надо поговорить с тобой, — сказал капитан. — Когда ты
заканчиваешь?
—	Через час, сэр.
—	Я найду тебя. — И капитан вышел из камбуза. Он испытывал ра¬
достное возбуждение. Вот типичный пример, свидетельствующий о том,
что как бы тщательно ни был разработан план, угроза провала всегда ос¬
тается. Он не мог высадить Франкохогара с парома вместе с остальными
пассажирами, поскольку этот человек не понял бы, почему он, капитан
Хантингтон, сам нс покидает судна вместе со всеми. Если же он оставит
его на борту, то Франкохогар может обвинить его в причастности к кра¬
же, а это — полный крах. Капитан стоял у поручня, вглядываясь в ноч¬
ную тьму, и размышлял. Он решил оставить Франкохогара на борту, но
не позволить ему ни разу выйти из камбуза, а значит, повар будет в пол¬
ном неведении относительно операции с кражей вина. Если же опера¬
ция провалится, и они окажутся под юрисдикцией Франции, то ни один
французский полицейский или французский судебный чиновник ни за
что не поверит, что такой достойный повар, как Франкохогар, может быть
замешан в каком-то неблаговидном деле и, таким образом, ему не может
грозить никакая опасность.
Коммандер Шют отказался от еды, хотя был чудовищно голоден, и )
дождался, пока в детской комнате воцарится спасительная тишина.
Только тогда он позволил стюардессе принести ему четыре двойных
сандвича с ростбифом и бутылку «Божоле». Он не повторил своей по- •
пытки вручить ей пять фунтов. Он корил себя за то, что пытался всу¬
чить стюардессе деньги ни за что, ибо забота об удобстве пассажиров
входит в ее служебные обязанности, ну и слегка злорадствовал: эта
гордая киска осталась без прекрасной бумажки в пять фунтов. Он хму¬
ро поблагодарил стюардессу, затем водрузил ноги в тяжелых турист¬
ских башмаках, длинных шерстяных носках и великолепных твидовых
брюках на койку и, неторопливо жуя сандвичи и потягивая вино, что¬
бы продлить удовольствие, принялся с упоением читать о том, как са¬
мец краба-скрипача подходит к норе и оповещает других крабов-скри¬
пачей об окончании отлива с помощью своей, семафорообразной
клешни, при этом он поворачивается и впрямь становится похожим на
скрипача, водящего смычком. Коммандер получил огромное удоволь¬
ствие, читая о крабах-скрипачах, птиццх, китах или кроликах, погру¬
жаясь в совсем иной мир, где золото не имело никакого значения, а
потому никто и не гонялся за ним.
Будильник в наручных часах капитана Хантингтона прозвенел спус¬
тя одиннадцать часов после того, как паром покинул порт. Капитан
спал в матросской робе. Спустив ноги с койки? он дотянулся до теле¬
347

фона и позвонил на камбуз. Мак-Генри ответил, что все спокойно.
Капитан попросил его проверить, спит ли мсье Франкохогар, и если
да, то запереть его каюту на ключ. Мсье Франкохогар спал, как ре¬
бенок.
—	Он может спать в любой обстановке, — заметил капитан. — Ка¬
кая сейчас погода?
—	Дождь с порывистым ветром, сэр.
—	Очень плохо.
Судно бросало из стороны в сторону, оно то и дело зарывалось в
волны носом. Капитан надел вахтенный мундир и фуражку с капи¬
танской кокардой, положил в боковой карман автоматический револь¬
вер флотского образца и вышел из каюты. Он чувствовал себя уверен¬
но и спокойно, и его слегка поташнивало, как всегда, когда корабль
готовился к бою. Он подумал, что размышлять о девятистах двадцати
пассажирах по компьютерной распечатке и видеть их наяву на борту
судна — далеко не одно и то же: он никогда не видел такого коли¬
чества людей, скопившихся в ограниченном пространстве. Он вдруг
засомневался, сможет ли он благополучно перевезти их на берег, а
главное — удастся ли Паппадакису вовремя привести свое судно в
назначенное место.
Когда капитан спускался по трапу, он увидел в десяти ярдах от себя
выходящего из своей каюты Шарля Бонне. Они шли друг за другом,
крепко держась за поручни, поскольку судно неимоверно качало. Из-
за ветра им пришлось изо всех сил сообща налечь на дверь, ведущую
на палубу. Когда им это удалось, бушующий ветер ворвался внутрь с
таким пронзительным свистом, словно в нем сконцентрировалась вся
непроницаемая тьма ночи. Тяжелые струи дождя хлестали их по спи¬
не. Капитан Хантингтон первым поднялся на капитанский мостик.
Здесь особенно сильно ощущались яростные порывы ветра, качка, так
что им пришлось основательно потрудиться, чтобы повязать-лица чер¬
ными шелковыми платками. Они вошли на капитанский мостик, гром¬
ко хлопнув дверью, Шарль Бонне сжимал в руке револьвер. Старши¬
на-рулевой и вахтенный офицер тупо уставились на вошедших. Все
четверо хранили молчание. Хантингтон прошел в крытую часть капи¬
танского мостика и направился в радиорубку, находившуюся слева по
борту. Он подошел к койке, на которой под тонким шерстяным одея¬
лом лежал офицер-радист, и решительно приподнял его, схватив за
правое плечо.
—	Пройди со мной на капитанский мостик, будь любезен, — про¬
говорил капитан. Радист мгновенно вскочил на ноги. Капитан провел
его вперед и подтолкнул к радарному экрану, потом обратился ко всем
троим вахтенным:
—	Я беру на себя командование судном!
—	Это пиратство, — тихим, спокойным голосом произнес вахтен¬
ный офицер. — Мы вас повесим.
348

Капитана потрясло не столько действие, означаемое словом «пи¬
ратство», сколько само это слово. В компьютерных распечатках все
время фигурировало слово «захват». Мак-Генри называл это «ограб¬
лением», «грабежом». Но это были всего лишь застенчиво-деликатные
эквиваленты подлого морского разбоя, которое он привык считать
низостью, и это поразило его. Он, британский морской офицер,
вдруг превратился в пирата, а значит, в преступника. Он пал очень
низко, но насколько низко — он сможет осознать только потом. Не¬
даром же он сказал однажды Ивонне, что в каком-то смысле «он
снова оступился, и на сей раз еще более основательно». Но такого
с ним еще не случалось, и его ждет крах. Да. Капитан в отставке
Колин Хантингтон из Королевского флота — пират. Он услышал,
как на капитанский мостик ворвался, рыча для устрашения, Мак-Ген¬
ри. Он увидел за его спиной двух автомехаников. Все они были во¬
оружены.
— Кают-компания — палубой ниже. Выведи их через капитанский
мостик и запри там вместе с капитаном корабля. При высадке палуб¬
ных офицеров проследи, чтобы они оказались в капитанской гичке, а
не в пассажирской спасательной шлюпке. Если они окажутся вместе
' с пассажирами и те узнают, что судно захвачено, возникнет страшная
паника. А сейчас пассажиры последуют на спасательную шлюпку,
согласно инструкции, и команда убедится, что с ними все в поряд¬
ке. Палубных офицеров отправляй в последнюю очередь. Так будет
лучше.
Мак-Генри и двое механиков повели троих вахтенных офицеров
вниз. Хантингтон проверил по радару местоположение судна. Затем
позвонил в машинное отделение. Ответил инженер Каллерс.
— Шеф, — обратился к нему капитан, — капитанский мостик ъ
наших руках. У вас все идет по плану? ‘
— В машинном отделении все спокойно.
— Я спускаюсь.
— Да, да, сэр.
Капитан установил новые координаты корабля и включил авто¬
пилот.
— Оставайтесь здесь, — сказал он Бонне. — Никто не должен про¬
никнуть в радиорубку. Если услышите оттуда какие-нибудь звуки, не¬
медленно позвоните мне в машинное отделение.
Бонне проворчал:
— Кто будет управлять этой штукой, когда вы уйдете?
— На судне включен гирорулевой. Нс волнуйтесь. Я вернусь через
десять минут.
Он спустился по трапу в кают-компанию и быстро и уверенно про¬
шел к лифту, который, к большому удовольствию капитана, ожидал
его. Он нажал кнопку машинного отделения и мгновенно оказался
глубоко под палубами. Он сбежал вниз по металлическим трапам, рас¬
349

каленным до такой степени, что к ним нельзя было прикоснуться, и
прошел по узенькому мостику в машинное отделение. В дальнем углу
его сидели шведский офицер-инженер и моторист. Их охраняли двое
автомехаников с револьверами в руках.
—	Я — главный на этом судне, — сказал капитан. — Я исполняю
обязанности капитана, а наша собственная команда действует в соот¬
ветствии с нашим замыслом. Я спустился вниз, дабы удостовериться,
что вы понимаете ситуацию. А сейчас слушайте меня. Этот человек —
опытный дипломированный инженер, прекрасно знающий техничес¬
кое оснащение судна. Выполняйте все его указания, и с вами будет все
в порядке. Продолжайте работать, и каждый из вас получит тысячу
крон. Если же прекратите работу — будете застрелены. Подтвердите,
что поняли меня.
—	Мы поняли, — сказал офицер-инженер. — Вы совершили пират¬
ский налет. Пиратство — это то же убийство, поэтому вас в любом
случае повесят. Так что мы выполним все, что вы нам прикажете.
Для капитана жара в этом замкнутом помещении была нестерпи¬
мой. Дождевые капли на его лице сейчас сменились испариной. Кал¬
дере и офицер-инженер работали в одних рубашках с золотыми пого¬
нами на плечах.
—	О смене вахты сообщит моторист. За двадцать минут до этого
вооруженный конвой доставит сюда следующую смену, а вы будете
заперты в своих каютах. Через несколько секунд в динамике раздастся
мой голос, призывающий пассажиров и команду покинуть судно. Не
обращайте на это внимания. Это объявление будет ложным. В течение
получаса мы пересадим всех офицеров, пассажиров и команду, кроме
вас, на другое судно. Это все.
Зазвонил телефон. Калдере поднял трубку, послушал секунду и пе¬
редал ее капитану, говоря:
—	Это с капитанского мостика.
—	Алло? — произнес капитан в трубку.
—	Из-радиорубки доносится какой-то шум, — сообщил Бонне.
Капитан поднялся по раскаленному трапу, держась за поручни
скользкими от пота руками.
В холле танцевали пассажиры из числа тех стойких рационалистов,
которые, отправляясь в путешествие, заранее знали, что выжмут из
него все возможное и тратят деньги не для того, чтобы спать в каюте.
Поэтому они проводили время интересно, как и гарантировало турис¬
тическое агентство. Стюарды сновали туда-обратно с подносами, ус¬
тавленными выпивкой, такими огромными, что их можно было удер¬
жать лишь обеими руками, так что, когда корабль качало или
подбрасывало, или происходило и то и другое одновременно, им при¬
ходилось останавливаться, чтобы удержать равновесие. Ансамбль в со-
350

ставе трех длинноволосых парней играл на гитарах и барабанах и пел
на новый нелепо-отвратительный манер, для чего требовались не толь¬
ко мощные голосовые связки, но и тысячекратное прослушивание
пластинок Элвиса Пресли и Рэя Чарльза. Только так мальчики из вос¬
точного Лондона могли научиться неистово выкрикивать слова на без¬
упречном языке рабочих с плантаций центрального Миссисипи.
В игровых залах в 4.25 утра все еще продолжалась игра: несколько
человек сидели вокруг рулетки, и две небольшие компании резались в
карты. Кроме этого, огромнейшая толпа заполняла бар. Не то чтобы
здесь собрались некие отъявленные выпивохи, просто бар на судне
закрывался шестью часами позже, чем в их родном городе, где. пабы
закрываются в половине одиннадцатого вечера, и вот эту-то разницу
люди не желали упустить.
До рассвета оставалось 33 минуты 19 секунд.
Стремительно одолев последние двадцать ярдов трапа, ведущего к
капитанскому мостику, капитан поднялся наверх. Он буквально вле¬
тел в дверной проем радиорубки и сел к аппарату, ожидая сигнала.
Затем принялся выстукивать ключом текст.
—	Что случилось? — спросил Бонне.
—	Саутгемптон очень обеспокоен тем, что мы не отвечаем уже двад¬
цать минут. Они собирались просить французскую береговую охрану
организовать поиск.
—	Боже!
—	Все в порядке. Я сказал, что у меня разболелся зуб. Вот идет
сообщение, из-за которого поднялся весь этот шум. — Капитан надел
наушники и приготовился записывать. Его напряженное лицо сдела¬
лось мрачным. Он послал сигнал, означающий, что прием окончен,
снял наушники и оцепенело смотрел на Бонне. В шумном помещении
опять наступила тишина.
—	Что случилось? Зачем-они пытались связаться с нами? — спро¬
сил Бонне’
—	Это — пассажирское судно. Поступило сообщение для пасса¬
жира.
—	Что там еще за сообщение? — Профессиональное хладнокровие
изменило Бонне, он был обеспокоен. А страх в сочетании с хладно¬
кровием вылился в приступ безобразного раздражения. — О чем это
чертово сообщение?
—	Оно пришло из Беверли-Хиллз, где сейчас восемь часов вечера.
В нем говорится, — капитан прочитал в блокноте, лежащем перед
ним: — «Мне безумно не хватало тебя в День флага1. Я страшно ску-
‘День флага — праздник, отмечаемый в США 14 июня. В этот день
в 1777 году был учрежден государственный флаг США
‘351

чал по тебе в День матери*, в такое счастливое 17 июля, дорогая моя
Вики. Подписано: Герм».
Капитан резко поднялся и прошел мимо Бонне на капитанский
мостик. «Как же компьютеры не предусмотрели этого Герма?» — спро¬
сил он себя, и ощущение ужаса судорогой прокатилось от желудка'к
конечностям. Это увеличивало роль случайностей. Наверное, должны
быть и другие «Гермы», и будет еще много разных «Термов». Он улыб¬
нулся, предвкушая возможный крах.
—	Как бы они там внизу не облевались от этой качки? — прогово¬
рил он Бонне. — Я бы сам блеванул, если бы у меня не было других
мыслей в голове.
—	Они займутся этим в каютах, — сказал капитан. Он посмотрел
на часы. — Через две минуты и пять секунд начинается рассвет, и тогда
вы, мой дорогой Бонне, увидите то, что понравилось бы черту!
—	Где этот проклятый Мак-Генри? — пробурчал Бонне. — У меня
затекли ноги.
Капитан поочередно бросал взгляд то на часы, то на запад. Бонне
стоял позади него и смотрел туда же, сам нс понимая зачем.
— Сейчас! — прошептал капитан и, словно по сигналу, которым
был заражен его шепот, чуть поодаль высоко в небе над морем вспых¬
нула ракета.
— Слава Богу, — сказал Хантингтон.
— Что это было?
— Это очень хороший моряк по имени капитан Паппадакис на
борту «Бенито Хуареса». Спасение близко.
Он всем своим весом надавил на кнопку «ТРЕВОГА». И тотчас же
повсюду на корабле зазвучал сигнал тревоги: семь коротких звонков и
один долгий. В той же модуляции ей вторила корабельная сирена.
Капитан подождал, пока сигнал, тревоги будет услышан всеми пасса¬
жирами. Он смотрел прямо перед собой: едва забрезживший рассвет
позволил ему различить силуэт корабля, он сразу же включил все на¬
вигационные и прочие внешние огни, и прожектора осветили бушую¬
щее морс с волнами высотой от восемнадцати до тридцати футов.
Команда в трюмах переоделась в зюйдвестки и непромокаемые кос¬
тюмы. Стюарды носились от одного распределительного щитка к дру¬
гому, включая на судне свет. Корабельные офицеры на одной из
нижних палуб, расположенных непосредственно под капитанским .мос¬
тиком выскакивали из своих кают и, надевая на ходу портупеи, устрем¬
лялись к лифтам или сломя голову мчались вниз по трапам.
Экзальтированный джентльмен из Ладлоу по имени Хант, игравший
в карты с еще четырьмя партнерами в корабельном холле, высоко под¬
нял свою карту для ответного хода, перед тем как бросить ее на стол.
•День матери — праздник, учрежденный в США в честь матери.
Отмечается во второе воскресенье мая.
352

Когда зазвучал сигнал тревоги и взвыла сирена, его рука застыла в
воздухе.
—	Что это значит? — недоуменно вопросил он. — Сейчас глубокая
ночь — совсем неподходящее время отбивать склянки. — И тут, когда
умолкли сирены и свистки, отчетливо зазвучал голос капитана, пере¬
крывая громкий гомон пассажиров:
—	Вы слышите меня? Вы слышите меня? Внимание! Говорит ка¬
питан судна. Я обращаюсь к офицерскому составу и команде корабля.
На капитанском мостике Хантингтон вытащил из кармана боцман¬
ский свисток и дунул в него перед микрофоном.
—	Говорит капитан корабля, — повторил он. — Вы слышите меня?
Всем офицерам и команде приказываю занять свои места и пригото¬
виться к эвакуации на берег. Вы слышите меня? Говорит капитан.
Приготовьтесь покинуть корабль.
Он снова нажал кнопку «ТРЕВОГА», и опять зазвучала сирена, по¬
вергавшая в ужас и отчаяние всех, кто находился на корабле. Хант,
оправившись от шока, бросил карты на стол и вскочил так стремитель¬
но, что перевернул стул, на котором сидел. Он ринулся к выходу на
палубу, остальные игроки последовали за ним.
Пассажиры лежали на своих койках, изнемогая от приступа мор¬
ской болезни, но тотчас же позабыли о ней, когда в каютах зазвучал
голос капитана:
—	Внимание! Я обращаюсь к пассажирам! Вы слышите меня? Ка¬
питан приказывает всем быть готовыми покинуть корабль. Необходи¬
мо всем проследовать в места сбора. Все слышат? Вы слышите меня?
Почтенный испанец, которому Хантингтон помог подняться на
борт парома в Саутгемптоне, вышел из своей каюты, пытаясь схватить
за рукава кого-нибудь из стремительно пробегавших мимо него людей.
— Что это значит? Что он говорит? — без конца спрашивал он,
обращаясь к бегущей толпе, но ни один из охваченных паникой лю¬
дей не удосужился ему ответить. Но вот наконец капитан в соответст¬
вии с международным морским правом, повторил свое обращение по-
испански:
—	Oye! Oyé! Atención рог el Capitan! Ponga c ¡mirón Salvavides. Aten¬
ción pasajeros! Atention por el capitán! Aprisa voya al estación de asamblea.
Urgente! Vrygute. Abandonar el barco!’ ¿
Почтенного испанца охватил страх. Он поспешил обратно в каюту,
чтобы спасти жену, но вдруг закатил глаза и вынужден был схватиться
за грудь, прислонившись к стене, пытаясь умерить внезапно пронзив¬
шую его боль. В дверях каюты показалась его жена. Растерянно огля-
' Слушайте! Слушайте! Внимание* Говорит капитан. Всем надеть спаса¬
тельные жилеты! Внимание! Внимание! Пассажиры! Немедленно прибыть в
места сбора! Немедленно! Всем предстоит немедленно покинуть корабль!
(искаж. исп.)
353

дываясь, она прижимала к себе пальто и шляпу мужа. С лицом, иска¬
женным судорогой страха, увидев его оседающим у стены, торопливо
просеменила и, обняв за плечи, из последних сил поставив на но¬
ги, пыталась повести в указанное место сбора, однако качка станови¬
лась все сильнее, так что удержаться на ногах было практически не¬
возможно.
Одетые, полуодетые и совершенно раздетые люди проносились
через салон, подобно табуну взбесившихся лошадей, сокрушая все на
своем пути. Женщин сбивали с ног, и они неуклюже падали, растяги¬
ваясь на полу. Группа инициативных пассажиров организовала в хол¬
ле по правую сторону борта пункт сбора. Трое неопрятно одетых
длинноволосых рок-музыкантов долбали на своих электрогитарах. Они
не находили себе места от страха, но тем нс менее делали то, что счи¬
тали необходимым в данной ситуации, — играли и пели перед микро¬
фоном, который время от времени у них отбирал капитан, чтобы дать
очередные указания пассажирам. Музыканты несколько раз кряду ис¬
полнили рок-аранжировку «Мэйзи Доэтс» и «Глаза Техаса смотрят на
тебя», пока барабанщик наконец не взорвался:
— Ради Бога, Сэсил! — заорал он ведущему музыканту. — Ты мо¬
жешь сыграть «Милашка Джорджия Браун» или еще что-нибудь?
— Вы слышите меня? Вы слышите меня? — звучал вездесущий го¬
лос капитана. — В обшивке корабля обнаружена серьезная пробоина,
которую невозможно залатать. Судно спасти невозможно. Оно затонет
в течение тридцати пяти минут. Всем немедленно подготовиться к
эвакуации на берег! Вы слушали сообщение капитана.
Когда впервые прозвучало тревожное сообщение капитана и взвы¬
ла сирена, очаррвательные молодожены, казавшиеся олицетворением
красного «ягуара», отдавали должное медовому месяцу в своей каюте
на верхней койке. Затем до них все-таки дошел смысл сказанного ка¬
питаном. Услышав его, Шармиан судорожно сжалась в объятиях мужа.
— Машина! — пронзительно закричала она, как только поняла, что
происходит. — Что будет с нашей машиной?! — Она готова была раз¬
рыдаться.
Джереми резко отпрянул в сторону и полетел вниз, рискуя основа¬
тельно покалечиться, — в каюте было темно, а он забыл, что находит¬
ся наверху.
— С тобой все в порядке? — испуганно вопрошала Шармиан. —
Дорогой, ответь мне! С тобой все в порядке?
—	Да. Думаю, да.
—	Тогда, дорогой, позаботься о машине!
—	Боже мой, надеюсь, твой отец застраховал ее.
—	Ты надеешься, что ПАПА ее застраховал? Джереми, ты хочешь
сказать, что ТЫ не застраховал мою машину?!
—	Дорогая, это же само собой разумеется: если человек дарит мо¬
лодой паре на свадьбу новую машину, а они намерены отправиться в
354

свадебное путешествие за границу, то он или сам страхует се, или со¬
ветует молодоженам сделать это самим.
Снова раздался вой сирены. Шармиан пришлось существенно на¬
прячь голос, чтобы муж услышал се.
—	Не беспокойся, дорогой. Нам надо быстренько одеться, спустить¬
ся вниз на автомобильную палубу и спасти машину.
Глэдис, симпатичная, но немного легкомысленная женщина, на¬
слаждалась обществом грузного испанского парня, путешествовавше¬
го с полным набором удовольствий, на нижней койке ее каюты. Он
оказался самым проворным и удачливым из всех ее друзей, которых
она приобрела за несколько своих вояжей. На сей раз в самый разгар
ставших привычными занятий раздался вой сирены и вслед за тем го¬
лос капитана. Она не желала обращать на это внимания, но мужчи¬
ны — другое дело, они, по ее мнению, сродни мальчишкам и поэтому
излишне любознательны. Ее новый друг поспешил слезть с нес, од¬
нако она, словно клешами, обвила его талию своими сильными нога¬
ми и никак не желала его отпускать:
—	Нет! Нет! Подожди! Эстебан! Только не сейчас! Дорогой! Еще
немножечко! Эстебан! ЭстеБАН!'
На востоке занималась заря. Туман над морем рассеивался, и уже
можно было разглядеть очертания «Бенито Хуареса», а вскоре — и все
до мельчайших деталей. Хантингтон вышел на мостик и передал при¬
каз капитану Паппадакису:
«СПУСКАЙТЕ ВЕРЕВОЧНЫЕ ЛЕСТНИЦЫ ВЫЛИВАЙТЕ
НЕФТЬ В МОРЕ КАК ТОЛЬКО НАМИ БУДЕТ СПУЩЕНА НА
ВОДУ С ПРАВОГО БОРТА ПЕРВАЯ ШЛЮПКА ПОДТВЕРДИТЕ».
Через некоторое время с грузового судна поступил ответ: «СООБ¬
ЩЕНИЕ ПРИНЯТО».
Под руководством корабельных офицеров пассажиры в спасатель¬
ных жилетах построились рядами на нижних палубах, напряженно
ожидая, когда спасательные шлюпки будут спущены на шлюпбалках с
верхней палубы судна, и они смогут шагнуть в них,.если даже это при¬
дется проделать на высоте двадцати восьми футов над уровнем моря.
На левом борту парни с лужеными глотками запели прелестную пес¬
ню Берты Мур «Размышления ребенка», стараясь заглушить неумолч¬
ную «Милашку Джорджию Браун», исполняемую рок-ансамблем, как
они считали, для успокоения смятенных душ пассажиров, в результа¬
те получалось нечто ужасное и невразумительное. «Если бы я был Бо¬
гом на небе...» — пели одни. «Милашка Джорджия Браун», — вторили
'Эстебан — Проклятье! (исп.)
355

рок-музыканты. «Я нс дал бы детям плакать...* — и снова «Милашка
Джорджия Браун...».
Люди по-прежнему сновали взад-вперед по салону, отыскивая чле¬
нов своих семей или просто потому, что нс могли устоять на месте.
Пожилой испанец судорожно схватился за грудь и тяжело рухнул на
палубу. Жена пыталась его поднять и дергала за руку и отчаянно .кри¬
чала при этом. Замигали огни, предупреждая, что спасательные шлюп¬
ки готовы к приему пассажиров.
Мисс Эрл Мэй Гаммидж весом в триста восемьдесят один фунт
лежала на нижней койке, уставясь в потолок, не в силах подняться без
посторонней помощи. Звонки, голос капитана и бессмысленная музы¬
ка перепугали ее и привели в состояние дикой паники. Она тщетно
пыталась дотянуться до кнопки звонка на стене своими слишком ко¬
роткими руками. Ее пронзительные вопли о помощи становились все
слабее и слабее. От чрезмерных усилий приподняться она с трудом
переводила дыхание.
Старший стюард и стюардессы бегали по судну, тщательно про¬
веряя каждый закуток. Коммандер укрылся в мужском туалете, он
сел на стульчак, задрав ноги вверх, чтобы его не могли обнаружить
там.
Стюардесса распахнула дверь каюты мисс Гаммидж и, обнаружив
беспомощно лежащую на койке незадачливую пассажирку, бросилась
звать кого-нибудь на помощь. Подоспевшая сразу же другая стюардесса
поняла, в чем дело, и вдвоем они в конце концов сумели поднять мисс
Гаммидж с койки, надели на нее комнатные туфли и проводили к
месту сбора пассажиров, всячески стараясь успокоить ее и взбодрить.
Капитан же тем временем уже в третий раз обращался к пассажирам
по-испански. Поднять мисс Гаммидж на палубу по шаткому трапу
оказалось дедом совсем не легким. Выволочив эту здоровенную, оце¬
пеневшую от страха тушу на палубу, они решили тащить ее не в пункт
сбора, я прямо к спасательному посту, чтобы посадить в первую же
шлюпку.
Преодолев мощные порывы ветра с дождем и килевую качку, они
добрались до пункта № 7 по правому борту. Старшая из стюардесс ре¬
шила, что мисс Гаммидж должна сидеть на палубе и ждать, потому что
при ее комплекции она не сможет удержаться на ногах. Нос судна то
и дело нырял в воду, а боковой ветер заставлял эту громадину кренить¬
ся на бок. Матросы наконец убрали поручни, и можно было присту¬
пить к эвакуации пассажиров. Горничные решили раздобыть для мисс
Гаммидж шерстяное одеяло на одном из ближайших сборных пунктов,
но не успели они отбежать на несколько шагов, как услышали ее ди¬
кий вопль. Корабль в очередной раз накренился, и мисс Гаммидж,
пронзительно крича, заскользила по палубе к открытому борту кораб¬
ля. Горничные кинулись к ней на помощь, но не успели; Мисс Гам¬
мидж рухнула в бушующее море'
356

Американский спец по налогам из Иллинойса, владелец «мустан¬
га» и неисправимый ворчун, находился в туалете, когда прозвучали
сигналы тревоги. Услышав сообщение капитана, его жена принялась
колотить в дверь, дико крича при этом от страха:
—	Гарри! Гарри! Корабль тонет! Гарри, Бога ради! Корабль то¬
нет!!! — Она кричала, одновременно спокойно натягивая перчатки,
потом медленно, как лунатик, сняла висевший на стене пожарный
топорик.
В полном замешательстве Гарри высунул голову из туалета:
—	Что за чертовщина, Гертруда? Ты что, не можешь оставить меня
в покое даже здесь?
Размахнувшись во всю ширь плеча, словно у нее в руке была бей¬
сбольная клюшка, она обрушила топор ему на голову. Двести фунтов
мяса и костей шмякнулись об пол. Она с довольной усмешкой взгля¬
нула на труп, удовлетворенно вздохнула, уточнила по схеме, где нахо¬
дится ее сборный пункт, и вышла из каюты.
Капитан Паппадакис с капитанского мостика «Бенито Хуареса» от¬
дал приказ выпустить сигнальную ракету, чтобы подбодрить пассажи¬
ров «Бергквист Лауры», давая им понять, что спасение близко. Первые
спасательные шлюпки уже вышли в море. На борту грузового корабля
имелись веревочные лестницы, а вода на девяносто ярдов вокруг него
была относительно спокойна из-за вылитой в нее нефти. Вдоль борта
«Бенито Хуареса» зажглись прожектора, освещая все пространство
между двумя судами, находившимися на расстоянии нс более двухсот
ярдов друг от друга.
Теперь уже полностью рассвело. В спасательной шлюпке № 4 ми¬
ловидная женщина по имени Бренда безудержно рыдала на плече
мужа, держа на руках двоих маленьких детей.
—	Я потеряла моего малыша, — причитала она. — Он вырвался у
меня из рук, и я не смогла отыскать его в этой суматохе. Что мне де¬
лать? Что мне теперь делать?
—	Он непременно отыщется, Брен, — успокаивал ее муж. — Он,
наверно, находится в другой шлюпке, Брен. Вот увидишь.
Бонне с Мак-Генри играли в пинэкл1 за столом штурмана на капи¬
танском мостике, и Мак-Генри мошенничал, пользуясь крапленой
колодой, которая позволяла ему каждый раз вытягивать тузы. Еще он
убедил Бонне сдавать первые двенадцать карт по четыре сразу, и, ког¬
да наступала очередь сдавать Бонне, Мак-Генри четыре раза быстрень- _.
ко подснимал колоду, так что все четыре туза оказывались наверху.
Карточная игра, напоминающая безик.
357

Поскольку эти тузы доставались Мак-Генри, Бонне был уверен, что
тому чрезвычайно везет в игре.
—	Мсье Бонне! — обратился к нему Хантингтон из-за штурвала. —
Отведите капитана корабля и троих остальных из кают-компании на кор¬
му и посадите их в гичку. Они сами сообразят, как им спуститься на воду.
—	А где остальные офицеры? — поинтересовался Бонне.
—	По сигналу тревоги они заняли свои посты и сейчас руководят
эвакуацией пассажиров.
Бонне и Мак-Генри встали. Негр запротестовал, говоря, что, если все
спасательные шлюпки ушли, то как же они сами смогут добраться до берега.
—	Мы воспользуемся резиновым спасательным плотом. Шевели¬
тесь, — сказал капитан.
Бонне с Мак-Генри отправились в кают-компанию. Хантингтон
наблюдал за потоком пассажиров, поднимающихся по двум трапам,
спущенным.капитаном Паппадакисом с палубы «Бенито Хуареса», сле¬
дившим за тем, чтобы пассажиры-мужчины пользовались веревочны¬
ми лестницами. Ветер утихал, море становилось спокойнее.
Один из механиков стоял на часах у каюты капитана корабля. Бон¬
не постучал в дверь каюты.
— А сейчас выходите, — сказал он. — С поднятыми вверх руками.
Выходите по одному.
Громкий суровый голос ответил пр-скандинавски:
— А вы зайдите сюда и сами выведите нас.
Грянул револьверный выстрел. Дверь прошила пуля, просвистев в
воздухе между Бонне и Мак-Генри. Бонне отскочил в сторону и выстре¬
лил в дверь. Мак-Генри побежал в конец коридора, затем свернул нале¬
во и выскочил на палубу. Это был элементарный тактический прием,
имевший целью укрыться и одновременно вести перекрестный огонь.
Бонне время от времени постреливал в дверь, держа находившихся внут¬
ри офицеров в постоянном напряжении, а Мак-Генри тем временем стал
стрелять прямо в иллюминатор. После того как капитан и первый помощ¬
ник были убиты, Бонне ворвался в каюту и выстрелами в спину прикон¬
чил двоих остальных. Он не спеша перезарядил револьвер и на всякий
случай выстрелил еще им в затылок. К этому времени подоспел Мак-
Генри и вместе с Бонне они заперли все четыре трупа в каюте.
Мак-Генри взглянул на часы.
—	Сейчас самое время заняться автомобилями. Пойдем на автомо¬
бильную палубу.
Коммандер Шют, забравшись с ногами на койку, читал Уини Эдуардза:
«Необходимость объединения животных в сообщество, как главное
условие сохранения вида, предполагает недеий способ их общения меж¬
ду собой, каковым и служат издаваемые животными звуки, что особен¬
но наглядно проявляется у животных, обитающих под водой».
358

Глава 24
Когда расстояние между «Бергквист Лаурой» и «Бенито Хуаресом»
значительно увеличилось, капитан направил судно поближе к берегу в
более спокойные воды, чтобы сбросить за борт в открытое море сто
десять легковушек и грузовиков, а грузовое судно капитана Паппада-
киса взяло курс на запад. Когда мощь волн поубавилась, Мак-Генри
позвонил на капитанский мостик, сообщив, что можно начинать сбра¬
сывать автомобили. Капитан подал машинному отделению сигнал
«Полный назад!» и, когда этот маневр был совершен, нажал на кноп¬
ку управления электролебедками, открывающими пасть на носу паро¬
ма. Теперь открытая автомобильная палуба оказалась в пятнадцати
футах над водой. Механики под руководством Мак-Генри принялись
за дело. При помощи универсальных ключей зажигания они включи¬
ли двигатели машин, стоящих впереди, и подкатили их к линии отмет¬
ки, находящейся всего в четырех футах от края палубы; затем стоявшие
позади мощные «мерседесы» столкнули их прямо через край палубы в
океан, где они мгновенно исчезали в волнах. Работая спокойно и раз¬
меренно, за минуту удавалось сбрасывать по четыре машины — по две
с каждого борта из двух рядов автомобилей, тянувшихся по всей дли¬
не корабля.
Растерянные, изнемогающие от усталости и нервного напряжения
пассажиры, стоя на палубе «Бенито Хуареса», взирали на свое гибну¬
щее имущество. Они были уверены, что тонет их корабль. Многие
мужчины и женщины безудержно рыдали, сидя или лежа на стальной
палубе грузового судна. У детей лица все еще не могли оправиться от
шока. Бренда продолжала обходить пассажиров, с надеждой спраши¬
вая, не видели ли они ее малыша. Красивая девушка по имени Шар-
миан, отправлявшаяся в чертовски прекрасную, романтическую Испа¬
нию, тянула мужа за рукав. Тот с оторопелым видом стоял с биноклем,
стараясь уразуметь, что происходит на пароме.
—	Что они делают? Почему открыли это отверстие? — вопрошала
Шармиан.
—	Наверное, они стараются набрать побольше воздуха, — ответил
Джереми, — тогда центральная часть корабля станет легче, и он смо¬
жет удержаться на плаву.
—	Дай мне взглянуть в бинокль.
Он с отсутствующим видом протянул ей бинокль. Она посмотрела
и громко закричала:
—	Они сбрасывают машины в море!
—	Нс может быть!!!
— Сбрасывают! Сбрасывают!
— Им необходимо избавиться от части груза.
—	О Боже! Джереми! Вон они сбрасывают великолепный «ролле»?
—	Это ужасно! л
359

— Джереми! Джереми, дорогой! Боже, о мой Боже, они погубили
наш прекрасный «яг»! Он за бортом! — Она с силой сжала в руках
бинокль и отчаянно зарыдала. — Он исчез! Исчез! — Шармиан в ис¬
ступлении рухнула на палубу. Схватившись за голову, Джереми при¬
стально смотрел на удаляющийся паром.
Глава 25
— Счастлив вам сообщить — мы действуем строго по графику, —
Проговорил капитан Хантингтон, раскладывая на столе новую карту.
- — Мне сказали,.что старый испанец умер от сердечного приступа, —
произнес Бонне.
— Наверное, ему просто стало дурно. Свидетели всегда преувели¬
чивают. Я уверен, что с ним все в порядке.
— Вне всякого сомнения.
— Как насчет капитана и трех других офицеров? Никаких ослож¬
нений не возникло?
— Не возникло.
— Операция проведена безупречно, — сказал капитан. — И весьма
сложная в подобных условиях.'
— Ни в каких других условиях вам не удалось бы ее провернуть.
Кстати, ходят слухи, что во время посадки в спасательную шлюпку за
борт упал мальчуган.
— Ради всего святого, Бонне! Во время паники нередко возникают
подобные мифы! Этого не может быть. Маленький мальчик не мог
быть один. А если он был с матерью, то она, несомненно, не отпуска¬
ла его ни на шаг от себя.
— Надеюсь, что это так. Именно такие мелочи и возбуждают у поли¬
ции подозрения. И весьма огорчают страховые компании, которые на¬
травливают на вас газетчиков, и вас в конце концов хватают, вы спеклись,
а судебное разбирательство заканчивается, не успев начаться.
— Как инженер Калдере?
— С ним все прекрасно. Я притащил ему шесть бутылок пива и
ливерной колбасы. Его ребята работают как часы.
— Послушайте, я совершенно забыл о Франкохогаре.
— О ком?
— О моем бывшем поваре, Франкохогаре. Он, возвращаясь на Пи-
ринеи, случайно оказался в числе пассажиров.
— Хуан Франкохогар? Да, я знаю, — с волнением в голосе прого¬
ворил Бонне. — Помнится, он был вашим личным поваром.
Широко улыбаясь, появился Форд Мак-Генри.
— Я вскрыл сейф старшего стюарда, — объявил он. — Превосход¬
но! Там примерно четыре тысячи триста фунтов и еще триста двенад¬
цать фунтов, вырученных прошлой ночью в барах.. Сейчас мальчики
360

занимаются кассой рулетки, но там окажется много, если вы понима¬
ете, что я имею в виду. Сейчас я съем сандвич, после чего намерен
пошуровать в каютах, надеюсь таким образом наскрести еще тысчонок
пять и камешки. Как-никак девятьсот пассажиров...
Капитан извинился и поспешил по трапу в кормовую часть кораб¬
ля, ведущему в кают-компанию.
—	Мы еще не заглянули в сейф капитана, — заметил Бонне. —
Наша добыча составит примерно пятьдесят тысяч фунтов. Если к тому
же попадутся драгоценности...
Ключ от каюты Франкохогара торчал в замке. Когда Хантингтон
распахнул дверь, Хуан застегивал свою поварскую блузу. Он' не пытал¬
ся выходить из каюты и даже не подозревал, что она была заперта на
ночь.
—	Доброе утро, сэр.
—	Доброе утро, Хуан.
—	Похоже, на море сегодня очень спокойно.
—	Да. Совершенно спокойно. Ночью мы попали в ужасный шторм.
Почти все пассажиры лежат пластом и страшно страдают от морской
болезни.
— А повара? Повара тоже страдают от морской болезни?
— Увы, да. Ни один из них не способен стоять на ногах. Я пришел
спросить, не сможешь ли ты приготовить ленч и обед на семерых.
— Только на семерых?
— Да, пожалуйста. В две смены. Когда все будет готово, позвони
на капитанский' мостик, и первая смена из троих или четверых немед¬
ленно спустится. Гм, вряд ли на борту имеется какое-нибудь прилич¬
ное вино...	/
— Имеется, сэр. Повар всегда хранит про запас самое лучшее
вино.
— Прекрасно. Итак, на завтрак, мне кажется, было бы неплохо что-
нибудь вроде барашка. Сможешь соорудить какое-нибудь блюдо из ба¬
рашка?
— О да, сэр.
— Великолепно. А на обед...
— Не желаете ли запеченную свиную корейку с ревенем, сэр? У них
в холодильнике есть ревень. Можно подать ее также с запеканкой и
тушеным сельдереем.
— Как второе блюдо — прекрасно. А начать мне больше всего хо¬
телось бы со спанакопиты, твоего изумительного пирога со шпина¬
том, хотя не думаю, что на судне найдется нужный для этого сорт
сыра.
— Если сыра не окажется, я приготовлю пирог с чем-нибудь еще.
Получится не хуже, чем с сыром. В конце концов, главное в спанако-
пите — сдобное тесто.
— Добавь немного моркови и винограда.
361

— А на десерт подам канталупу1, фаршированную собственной мя¬
котью с черникой и вишневым ликером. Это прекрасно сочетается.
— В таком случае — мы в надежных руках. Ленч около часа, хорошо.
Франкохогар кивнул.
Двое автомехаников принесли еду на капитанский мостик и поста¬
вили на штурманский стол. Бонне с Мак-Генри ели с выражением
немого благоговения, время от времени постанывая от восторга, в то
время как капитан непрерывно что-то говорил, поскольку для него эти
изысканные блюда были обычной пищей.
— Сегодня, в четыре часа пополудни, когда вы сладко спали после
ленча, поступило сообщение от вашего спеца по охранной сигнализа¬
ции, Фуше. Грузовик поспевает вовремя, и Фуше начнет демонтиро¬
вать сигнальное устройство ровно через... — капитан посмотрел на
. наручные часы... — ровно через семь часов, как только ночная смена
охранников заступит на дежурство и начнет свой обход. Итак, через
шесть часов мы прибудем в устье Жиронды, где примем на борт реч¬
ного лоцмана и еще через четыре часа окажемся в Бордо. А сейчас я
немного вздремнул бы. Пожалуйста, разбудите меня ровно через шесть
часов, чтобы я мог подняться на капитанский мостик и встретить лоц¬
мана. — Он встал и направился к выходу, затем, обернувшись, спро¬
сил Мак-Генри:
— Вы слышали что-нибудь о маленьком мальчике, упавшем за борт
во время эвакуации пассажиров?
Бонне быстро взглянул через стол, на Мак-Генри и чуть заметно
покачал головой.
— Нет, кэп, — ответил Мак-Генри. — Все шло гладко как по маслу.
— Хорошо, — проговорил капитан и направился к койке в радио¬
рубке.
Приняв добрую порцию кокаина, Анри Фуше работал спокойно и
уверенно, умело демонтируя старомодную систему сигнализации в
подвалах Круса. С удовлетворением убедившись, что система отклю¬
чена, он установил стрелку часового механизма на 11.35 следующего
утра, на то время, когда, согласно полученной им инструкции, он уже
будет находиться в поезде, следующем в Лиссабон, а «Бергквист Лаура»
снова выйдет в море.
Два часа он отдыхал, потом внезапно, точно рассчитанным ударом
по очереди оглушил охранников, свалил их на грузоподъемник и про¬
вез через территорию хранилища к воротам, ведущим на улицу Лом¬
бардцев, где связал каждого широкой и прочной клейкой лентой,
Сорт дыни.
362

устроив их как можно удобнее; затем завязал им глаза, убедившись, что
повязка не закрывает ушей и они смогут все хорошо слышать, когда
придут в себя. Погреба Круса тянулись вдоль набережной Шартрон:
сначала склад для молодого вина, начинающийся от улицы Ломбард¬
цев и тянущейся мимо улицы Псллисон и улицы Дениз к бульвару Дю
Медок. Основной удар капитана Хантингтона был нацелен на подва¬
лы для выдержанных вин, начинавшиеся под входом в здание конто¬
ры на набережной Шартрон, 132, и тянувшиеся под улицами Пеллисон
и Дениз. Этот подвал был в два с половиной городских квартала п дли¬
ну и полквартала в ширину. В своем начале он, пересекая под землей
шоссе, подходил вплотную к реке, постепенно поднимаясь к приста¬
ни, к зданиям, расположенным прямо на пирсах.
Связав охранников, Фуше беспрепятственно ввел каждому из них
снотворное, выданное ему для этой цели Бонне, чтобы их сознание
оставалось затуманенным и они не могли ничего понять, если вдруг
будут разбужены каким-нибудь шумом во время ограбления склада.
Затем Фуше проехал по огромной территории хранилища, минуя под¬
валы, где выдерживалось вино, и под шоссе, затем вверх по склону к
воротам склада, ведущим к пристани, и расположился возле них с
внутренней стороны со спортивным журналом. Эти ворога ему пред¬
стояло открыть, когда вплотную к ним подойдет «Бенито Хуарес», а
грузовик с рабочими и снаряжением подоспеет со стороны набереж¬
ной. Если не считать полудюжины телефонных звонков, которые ему
еще предстоит сделать с железнодорожной станции Бордо, его участие
в операции можно считать завершенным.
Когда двухпалубное грузовое судно «Бенито Хуарес» вошло в Атлан¬
тику, следуя курсом зюйд-зюйд-вест, с девятьюстами двадцатью пасса¬
жирами и ста семнадцатью членами команды «Бергквист Лауры» на
борту, сам паром с четырьмя автомеханиками. Фордом Мак-Генри,
Шарлем Бонне, капитаном Королевского Флота (в отставке) Колином
Хантингтоном на борту и поваром Хуаном Франкохогаром, которого
не интересовало ничего, кроме камбуза, принимал на борт в трех ми¬
лях от побережья Франции севернее Руайяна лоцмана,_который пове¬
дет судно по реке Жиронда. Лоцман, невысокого роста человек, мчался
на катере вдоль огромного парома к его открытому левому борту, где
его ожидали Бонне и Мак-Генри в офицерских фуражках. Лоцман сто¬
ял на носу катера — этакий решительный француз, напоминающий
молодого Клемансо1. Он старался казаться суровым, потому что этого
требовала его профессия, а также потому, что был самым молодым
лоцманом на этом участке береговой службы. Он был весьма удивлен,
что такое громоздкое судно направляется вверх по Жиронде, и хотя
молодой лоцман в столь неподходящие день и час прекрасно знал мар¬
шрут, он никогда не видел, чтобы этот корабль заходил в эти воды.
1 Премьер-министр Франции в 1906 —. 1909 и 1917 — 1920 гг.
363

Катер буквально подлетел к «Бергквист Лауре», шедшему на самой
маленьком скорости, и низкорослый человек с профессиошьпьным про¬
ворством прыгнул на борт парома, где его под,хватили Бонне и Мак-
Генри.
—	Послушайте, старина, это был поистине великолепный прыжок! —
заметил Мак-Генри на своем отвратительном французском.
" Лоцман хмыкнул и отряхнулся.
—	Как это вам пришло в голову отправиться на таком громоздком
судне вверх по течению в Бордо утром да еще и в воскресенье? — по¬
интересовался он.
—	Ну, вы же знаете, как оно бывает в субботу, — сказал Мак-Ген¬
ри. — Просто не знаешь, чем заняться.
— Объясните.
— Мы намерены не задерживаться в Бордо, а сразу же вернуться
назад, мсье, — уточнил Бонне.
— Но вам придется уплатить пошлину за пребывание в доке в те¬
чение тридцати часов, прежде чем выгрузите хотя бы один ящик, —
возразил лоцман, когда они шли по громадной, совершенно пустой
палубе. — Это очень необычное судно. Внутри оно похоже на авиано¬
сец, а снаружи — на пассажирский лайнер.
— Он похож на сумасшедший, заблудившийся корабль, — тихо
произнес Мак-Генри.
Когда они проходили по главной прогулочной палубе, лоцман за¬
метил, что все кругом словно вымерло, как будто все спят.
— Боже, это самый тихий корабль, на котором я когда-либо бывал.
Они вошли в лифт, доставивший их в кают-компанию, затем по
безмолвному коридору прошли, на капитанский мостик.
— Доброе утро, сэр, — сказал капитан. — Я — капитан Хантингтон.
— Вы готовы войти в реку, капитан?
— С вашего позволения, мсье.
— Превосходное гидролокаторное оборудование, — похвалил лоц¬
ман, взявшись за рычаги управления, заглядывая в радароскоп.
— Да. Итак, мсье Бонне,.разбудите меня, пожалуйста, через три с
половиной часа.
— Есть, сэр, — с готовностью отозвался Бонне. Капитан Хантинг¬
тон вошел в радиорубку, растянулся на койке и почти сразу уснул.
Бонне с Мак-Генри уселись за стол, позади лоцмана, и начали пар¬
тию в безик.
Гектор Шром покончил-с последними приготовлениями к пожару
в здании № 3 и тщательно отрегулировал зажигательное устройство.
К сожалению, он не мог находиться в трех местах одновременно, что¬
бы устроить поджог собственноручно, поэтому ему понадобился тай¬
мер. Он ненавидел все эти тайные, тщательно разработанные задания,
364

где все делалось только ради денег. С таким же успехом можно рабо¬
тать и в банке. Он обожал уничтожать недвижимость, за которую впо¬
следствии выплачивалась огромная страховка, и когда к тому же ему
предоставлялась полная свобода действий при условии, что никто нс
сможет заподозрить в несчастном случае каких-либо преднамеренных
действий. Его стараниями возникали прекрасные пожары огромной
разрушительной силы, для организации которых требовалось неповто¬
римое мастерство и даже артистизм человека — в своем роде худож¬
ника. Какой-либо машине с этим не справиться.
Гигантски)! 32-колесныи грузовик степенно въехал через Понт дю
Пьер в Бордо, затем свернул направо и направился вдоль набереж¬
ной Людовика XVIII, а затем по длинной набережной Шартрон. Нс
доезжая улицы Дениз, ему пришлось податься задом, в арку слева,
потом круто повернуть направо и проехать в ворота напротив дома
№ 124, а оттуда — прямо на пристань. Когда он выехал на крытую
пристань, десятитысячный паром плавно скользил к причалу. На от¬
крытой высокой палубе рядом с капитанским мостиком стоял капи¬
тан Хантингтон, руководивший швартовкой. Форд Мак-Генри на
самом причале вместе с четырьмя механиками манипулировал пер¬
линями1.
— Итак, мы причалили со стороны набережной к подвалам Круса
в час сорок пять воскресного дня. Что дальше мы собираемся делать?
— Отдыхать, — ответил Бонне, двинув лоцмана по голове. Тот рух¬
нул на пол без чувств. Бонне отволок его в радиорубку, повалил на
койку и запер дверь. Затем, вооружившись морским биноклем, стал
наблюдать за территорией, прилегающей к вин ©хранилищу, на глууьй
появления патрульной полицейской машины.
Из огромного грузовика вылезли восемнадцать рабочих и занялись
погрузочными приспособлениями: они развернули опоры вращающе¬
гося крана к причалу и надели кожаные рукавицы. Сначала из грузо¬
вика вытащили бесконечный приводной' ремень и прочие детали кон¬
вейера, затем автопогрузчики, которые должны были доставить ленты
конвейера на место. Пока монтировался конвейер, с помощью кото¬
рого вино из дальних подвалов, где хранятся марочные вина, будет
поступать на автомобильную палубу парома, рабочие отвезли автопо¬
грузчики в глубь хранилища; капитан Хантингтон, вооружившись
«уоки-токи», разместился именно в той части склада, где хранились
выдержанные вина, и приготовился руководить предстоящими работа¬
ми; одновременно четверо автомехаников выкатили с парома два мик¬
роавтобуса «фольксваген» и один многоместный «шевроле», припарко¬
вав их в дальнем конце крытой- пристани лицом к набережной
’Перлинь - корабельный трос толщиной от 100 до 325 мм.
365

Шартрон. Фушс помахал на прощание Бонне, стоящему на капитан¬
ском мостике. Автомеханики оседлали свои подъемники и поехали
вглубь территории склада. Мак-Генри притаился у ворот, ведущих на
причал, не сводя глаз с капитанского мостика в ожидании сигнала
Бонне.
Капитан Хантингтон сидел на стуле в центре площадки, где сходи¬
лись три ленточных конвейера, установленные на стальных транспор¬
тировочных рельсах (швеллерах). Ленты конвейеров, на которых стояли
ящики с вином, приводились в движение при помощи вращающихся
металлических цилиндров. Таково было оборудование складов Круса,
установленное там на века. Ящики с вином сначала продвигались по
трем уровням — один располагался у капитана за спиной: второй —
прямо в трех футах над его головой, а третий — справа от него. Ящи¬
ки продвигались мимо капитана, затем пересекали подвал для выдер¬
живания вина и попадали туда, где все три уровня переходили в шесть
ленточных конвейеров, только что установленных грузчиками, и отту¬
да поступали на паром.
В самых дальних подвалах для марочных вин состязались в скорос¬
ти девять «жокеев», оседлавших автопогрузчики; они сновали по по¬
мещению и, описывая круги, громоздили на своих «лошадок» по-
шестъдесят ящиков, на каждом из которых красовалась надпись
«КРУС», и мчали их к одной из стальных дорожек.
Операторы грузоподъемников, разыскивая в хранилище самое луч¬
шее вино, должны были сообщить в микрофоны своих «уоки-токи»
название местности и год урожая винограда капитану, сидевшему в
центре этого «комплекса», а он, в свою очередь, принимал или отвер¬
гал марку вина, которую ему предлагали.
— Да! Да! Грузите весь лафит 1906, сколько сможете найти... по¬
жалуйста, в больших бутылках. Алло! Номер девять, отзовитесь! Нет,
это оставьте. Проезжайте мимо! Нет, не то... Мимо! Вы окажетесь в
большом зале, а слева от вас будет проход. Там вы найдете немного
превосходного* «Кло де Вожо». Отлично! Алло! Третий’ Нам нужно
«Монастырское Дюбонне» 53 года! Точно! Можете все грузить! Хоро¬
шо. Нет, нет! Мне не нужно ничего, что позднее 61 года, если это
кларет, и ничего позднее 64-го, если это бургундское.
На другом конце города Гектор Шром уставился остекленевшим
взглядом на свои часы. Он нашел в себе силы поднять голову и взгля¬
нуть на другую сторону улицы из ночного придорожного кафе, где он
сидел.
Раздался приглушенный взрыв и громкий шум. Огонь взметнулся
вверх за окнами здания напротив, словно неистово желая вырваться
наружу. Шром сильно волновался, но наконец справился с волнени¬
ем, заставил себя действовать. Он вскочил с места и ринулся к стой-
366

кс, пронзительно крича: «Пожар!!!» Хозяин посмотрел, куда указывал
Шром. «Пожар! Черт побери!» — и помчался к телефонной кабинке,
нс забыв при этом захватить из кассы телефонные жетоны. Шром стре¬
мительно побежал к машине, оставленной на обочине, в пятидесяти
футах вверх по улице, то и дело оглядываясь назад, на этот прекрас¬
ный пожар. Затем вскочил в машину и уехал.
С высокого капитанского мостика «Бергквист Лауры» Бонне в би¬
нокль ночного видения обнаружил полицейскую патрульную машину,
сворачивающую с улицы Арагона на улицу Ачард. Бонне просигналил
корабельной сиреной, взглянув поверх борта на пристань. Из тени
вышел Мак-Генри и сделал Бонне условный знак. Бонне сбежал с ка¬
питанского мостика, спустился по трапу и помчался по коридору к
лифту, а затем — на автомобильную палубу.
У него на голове красовалась фуражка убитого капитана парома, а
сам он был одет в темно-синий свитер и бушлат. Бонне остановился
примерно в тридцати футах от главного входа на корабль, куда кон¬
вейеры доставляли огромное количество вина. Приблизительно через
семь минут полицейская машина появилась на набережной. Тогда
Бонне с наглым видом, держа руки в карманах бушлата, шагнул с ко¬
рабля на причал.
Патрульная машина остановилась рядом с ним, и сержант напра¬
вил луч мощного фонаря ему в лицо. Второй полицейский агент быс¬
тро выскочил из машины и схватил Бонне за руку. Сержант с фонарем
выкрикнул:
—	Что за чертовщина здесь происходит?
—	Грузимся, — коротко ответил Бонне.
—	Грузитесь в воскресенье, в два часа дня? Нам ничего не сообща¬
ли об этой необычной погрузке.
—	Не сообщали?
—	А ну рассказывай! Немедленно! — сказал второй коп и ударил
Бонне в грудь.
—	Тут нечего и объяснять, — проговорил Бонне. — Мы грабим
Круса.
Полицейский тупо уставился на него. Тогда появился Мак-Генри и,
приставив дуло револьвера к голове сержанта, произнес на своем ужас¬
ном французском:
—	Скажи этому мальчику, чтобы он заткнулся, или ты превратишь¬
ся в вонючий труп.
Полицейский, стоящий рядом с Бонне, слегка повернул голову,
пытаясь увидеть человека, изъясняющегося на этом ужасном француз¬
ском. Он отлично разобрался в происходящем. Сержант замер. Поли¬
цейский недоверчиво взглянул на Бонне:
—	Вы грабите Круса?
367

Мак-Генри приказал еще двоим полицейским, остававшимся в ма¬
шине, выйти из нее, и повел всех троих на причал. А Бонне сел в пат¬
рульную машину и отвел ее на паром, в дальний конец автомобильной
палубы, и поспешил на помошь Мак-Генри. Вдвоем они ловко спра¬
вились с тремя полицейскими: сначала оглушили их, потом связали им
руки и ноги липкой лентой трехдюймовой ширины и усадили в пат¬
рульную машину.
— Прекрасно,. — сказал Бонне. — Теперь возвращайся под навес и
следи, чтобы капитан и все остальные трудились не покладая рук внут¬
ри хранилища. Мне же предстоит кое-какая работенка в тех автобусах
«фольксваген».
Капитан Хантингтон наблюдал, как тысячи ящиков отборного
французского вина проплывает мимо него, словно игрушечные кораб¬
лики, скользящие по реке. Он знал, что полицейских задержали, но
настораживало, что все прошло уж слишком гладко. Семейство Кру¬
сов всегда относилось к нему с особым почтением и, конечно же, за¬
служивало такого же отношения с его стороны. Помощники, которых
он привлек для осуществления данной операции, были «профессио¬
нальны». Поэтому он вполне допускал, что поскольку к тому же «ни¬
что человеческое им не чуждо», и они могут совершить нечто такое,
за что ему будет стыдно. Если бы его схватили на этой стадии опера¬
ции, пока никто физически не пострадал, все было бы еще поправи¬
мо. Битси, взволнованная, будет'присутствовать на суде, Папа обеспе¬
чит самого лучшего адвоката по уголовным делам, какого только
можно купить за деньги, и, используя свои длительные дружеские свя¬
зке Крусами, весомое положение в винной промышленности и статус
владельца погребов Шато Амбре, постарается все как-нибудь уладить,
а Битси окончательно уверует, что капитан пребывал в таком отчая¬
нии, что готов бцл почти на все, лишь бы исполнить долг чести по
отношению к ней, и все его прегрешения спишутся. Хантингтон пре¬
рвал свои размышления, вспомнив наказание, установленное за пират¬
ство, и о множестве претензий и контрпретензий, которые неизбежно
возникнут из-за того, что девятистам с лишним пассажирам был ис¬
порчен отпуск, а их любимые дорогостоящие автомобили — потопле¬
ны. «Нет, — решил капитан, — хорошо, что все прошло настолько
гладко». Однако азарта, который он предвкушал, как непременный
элемент операции, он не испытал. Все это совсем не походило на игру
или пари. Это была хорошо спланированная и подготовленная акция,
не сулившая каких-либо острых ощущений или сурового наказания,
ради чего, собственно, только и следовало бы пускаться на подобную
авантюру. Размышляя подобным образом, он успевал давать указания
по «уоки-токи» и производить в уме сложные подсчеты на основании
сведений, поступающих от операторов грузоподъемников. А если что-
368

то и могло примирить его самого с собой, так это выданная компьюте¬
ром информация, согласно которой его сообщники готовы убить его
и завладеть всеми деньгами. Поэтому в операции все-таки присутство¬
вал элемент состязательности, а возможно, и захватывающей игры. В
конце.концов, дела не так уж плохи, как поначалу казалось. И капи¬
тан почувствовал прилив бодрости.
Анри Фуше, специалист по электронике, читал газету, сидя в про¬
сторном зале ожидания железнодорожного вокзала. Взглянув на часы,
он отложил газету, поднялся и отправился в мужской туалет, где вдох¬
нул щепотку кокаина. Затем, почувствовав значительный душевный
подъем, зашел в телефонную кабинку и прикрыл за собой дверь. На¬
брав первый телефонный номер в отпечатанном на машинке списке,
который дал ему Бонне, он проговорил:
—	Полиция? Я хочу сообщить вам только одно: со мной обошлись
очень несправедливо, и я намерен сжечь город Бордо дотла.
Он повесил трубку, достал еще один жетон и набрал следующий
номер из списка, который держал в руке.
—	Полиция? Я хочу сообщить вам только одно: со мной обошлись
очень несправедливо, и я намерен сжечь город Бордо дотла.
Он сделал еще четыре таких звонка в разные участки полиции и
вышел из телефонной кабинки.
Когда он вернулся к скамейке, на которой до этого сидел, то не
обнаружил оставленного там небольшого рюкзачка. Рюкзачок бесслед¬
но исчез. Фуше вскипел от возмущения. Со свирепым видом он заша¬
гал к диспетчерской, которая находилась рядом с выходом к поездам.
Он был взбешен.
— Я отлучился на три минуты, чтобы позвонить, а свой рюкзак
оставил на скамейке, где сидел, — громко заявил он, — а какой-то вор
похитил его!
Служащий пожал плечами.
— Вам надо обратиться в бюро «пропаж и находок», — сказал он,
утомленный семичасовым пребыванием на ногах. — Возможно, он
найдется через несколько недель. *
— Что?! — заорал Фуше, вне себя от такой несправедливости.
— Желаю удачи, мсье.
Фуше начал судорожно ощупывать карманы. Его правая рука скольз¬
нула в карман и вылетела оттуда, сжимая длинную опасную бритву: Его
глаза вылезли из орбит. Служащий хрипло завопил, Фуше крепко схва¬
тил его за волосы и перерезал ему горло. Жандарм, находившийся в
пятнадцати футах от нйх, смотрел на происходящее, не веря своим
глазам, потом закричал и выхватил револьвер.’ Фуше бросился бежать
вдоль зала ожидания. Жандарм трижды выстрелил. Три пули вонзились
Фуше в затылок.
13 Р. Кондон «Арнгато»	369

Гектор Шром прислонился к торцу здания, нс в силах держаться на
ногах после испытанных треволнений. В уголках его рта запеклась слю¬
на. Яростный огонь полыхал где-то совсем близко, отбрасывая красно¬
вато-желтые блики налицо Гектора, тупо глядевшего на пламя, вдыхая
его жар. Он с трудом заставил себя вернуться к машине, оставленной
им в нескольких футах. Он остановился, чтобы еще раз оглянуться на¬
зад. Пламя полыхало все сильнее. Шром обратил внимание на огром¬
ную медную вывеску, укрепленную на торце горящего здания. Она
гласила: «ГОСПИТАЛЬ СВ. ЖЮСТИНЫ».
Видимо, Шром не мог заставить себя уехать, поскольку в глубине
души осознавал, что это был самый совершенный пожар из всех, кото¬
рые ему доводилось устраивать на протяжении всей его жизни. Это был
пожар, который не только с ревом безжалостно пожирал огромное зда¬
ние, — в его пламени ему виделись силуэты множества живых людей, их
тоже пожирало пламя. Сейчас в мыслях Шром унесся в те далекие време¬
на, когда он был маленьким мальчиком. Он вспомнил, как красивая жен¬
щина, когда они оставались одни в его комнате, снова и снова
рассказывала ему о великом пожаре в Музее восковых фигур, который
ей довелось видеть примерно в его возрасте, задолго до того, как она
приехала в город, чтобы стать его няней. Держа его и поглаживая по го¬
ловке, она — в который уже раз! — рассказывала, как стояла на другой
стороне улицы и смотрела на Музей восковых фигур в бинокль, который
какой-то симпатичный мужчина одолжил ей за пфенниг, и видела объ¬
ятые огнем тела величайших героев всех времен, вылепленных из вос¬
ка, — как оТгй скрючивались под воздействием пламени и таяли, пока от
этих великих людей, некогда живших на Земле, — полководцев, импе¬
раторов, изобретателей и поэтов — не осталось и следа. Они оказались
бессильными перед могуществом и силой этого Огненного Короля.
Он стоял, глядя на пламя, охватившее Госпиталь Св. Жюстины, и
понимал, что это конец его долгого путешествия, он все-таки нашел
Огненного Короля. Он обессилел от вожделения, впитывая неповто¬
римые ощущения от зрелища пожара. Он начал медленно приближать¬
ся к огню; закричали люди, и он побежал. Бежал так быстро, насколько
ему позволяли короткие ноги; он мчался вперед и вперед; затем под¬
нялся по ступенькам к озаренному ярким пламенем дверному проему
и кинулся в жадные объятия Огненного Короля.
Девять грузоподъемников ритмично двигались подобно танцорам,
подхватывая груз, поднимая его; затем разворачивались, нагруженные
двумя штабелями ящиков с вином, каждый по 15 футов высотой, про¬
двигались вперед и опускали их прямо на движущуюся стальную лен¬
ту конвейера. Одна группа занималась только погрузкой, вторая —
перекладывала свой груз на движущуюся стальную ленту, третья —
постоянно курсировала-между погребами и конвейерами, то ли для
370

того, чтобы снова выпить, то ли, чтобы ускорить доставку вина к кон¬
вейеру. Мак-Генри позвонил Бонне на капитанский мостик и сооб¬
щил, что автомобильная палуба заполнена до отказа. Бонне связался
по «уоки-токи» с Хантингтоном и сообщил, что можно свертывать
работу. Он продолжал оставаться на капитанском мостике, присталь¬
но вглядываясь в дальний конец города, где в наступившей темноте
отчетливо виделись три мощных очага пожаров. Даже здесь, на почти¬
тельном удалении от места пожарищ, были слышны сирены все новых
и новых пожарных машин. Языки пламени и пронзительный вой си- „
рен грубо вторглись в покой бархатной ночи. Левый берег реки был,
казалось, объят глубоким сном.
Капитан Хантингтон вытащил из кармана боцманский свисток и
трижды пронзительно свистнул. Он не покидал своего поста, пока
последний ящик не сошел с конвейера. Операторы автопогрузчиков
выезжали из подвалов на набережную. Капитан остановил два автопо¬
грузчика и, позаимствовав один из них, попросил его оператора пере¬
сесть к своему напарнику.
Хантингтон погрузил на него магнитофон и поехал к воротам, веду¬
щим на улицу Ломбардцев, где на полу аккуратным рядком лежали чет¬
веро связанных охранников. Капитан поставил магнитофон рядом с
ними и включил его. Раздался рев включаемого двигателя тяжелого гру¬
зовика, затем еще одного и еще, после чего все эти звуки переросли в
хаотичный громкий шум. Затем, перекрывая весь этот шум, зазвучала
грубая французская речь с ярко выраженным бруклинским акцентом:
— Черт возьми, что там еще с этими грузовиками?! Выводи их от¬
сюда! Так... отлично... первый грузовик и третий... куда, черт возьми,'
ты собрался?!
Откуда-то издалека американец прокричал по-французски:
— Мы готовы сматываться, босс. Направляемся к испанской гра¬
нице, в Ирун!’
— Тогда гони! — прорычал первый голос.
— А второй, четвертый и шестой выведем отсюда и — в Швейцарию!
Капитан увидел, как напряглись тела охранников. На кассете все вы¬
глядело гораздо внушительнее, чем, казалось бы, на самом деле. Послы¬
шался рев моторов грузовиков, направляющихся к нижним воротам.
Шум постепенно удалялся, и затем затих совсем. Потом капитан, пере¬
ходя от одного к другому, вколол каждому охраннику "в бедро точно от¬
меренную дозу морфия, чтобы они спали до появления полиции. Затем
разрезал липкую ленту у них на ногах, чтобы улучшить кровообращение.
Он поставил затихший магнитофон в автопогрузчик, влез на него сам
и быстро поехал к набережной.
Когда он вышел из винохранилища, двигатели двух микроавтобу¬
сов «фольксваген» были заведены, и в них сидели четверо механиков
1 Город на границе с Францией.
371

и грузчики. Капитан Хантингтон пожал руку каждому их них, побла¬
годарив за блестяще проделанную работу и сказал:
— Вы великолепно справились со своей задачей. Операция завер¬
шена, и вы можете отдыхать. Кое-кто из вас отправится в Лиссабон на
поезде, кто-то на автобусе, а некоторые — на самолете. Номера в гос¬
тинице забронированы, и я знаю, что деньги на расходы вам выданы.
Встретимся в Лиссабоне через три с половиной дня, и все мы тогда
почувствуем, как приятно, когда карманы полны деньжат. — Те радост¬
но рассмеялись, предвкушая обещанное удовольствие. — Желаю уда¬
чи и благополучного путешествия, — добавил Хантингтон.
Четверо механиков убрали трап. Капитан разбежался и прыгнул
прямо на паром. Он быстро прошел по автомобильной палубе к подъ¬
емнику и дальше — на капитанский мостик.
Огромное судно начало медленно двигаться по пустынной ночной
реке, его машины мерно гудели. Когда капитан, немного погодя, спус¬
тился к правому борту причальной палубы, он увидел «фольксвагены»
и фургон, выехавшие из ворот пристани Шартрон и направлявшиеся,
в разные стороны. «Бергквист Лаура» шел вниз по течению по плав¬
ному изгибу реки Гаронны, затем миновал то место, где Дордонь сли¬
вается с Жирондой, и под покровом ночи взял курс на Атлантический
океан.
Ему удалось осуществить задуманное. Он расплатился с Джоном
Брайсоном. Он вернул свою недвижимость и винную компанию и
сможет теперь передать ее Битси. К тому же у него будет достаточно
денег, чтобы к этому добавить еще некую значительную сумму и та¬
ким образом возместить Битси се прежние траты на него. Он спасен,
и ему больше ничто не грозит. Теперь он на коне. Он на коне!
— Будьте добры, приведите ко мне лоцмана из радиорубки, — об¬
ратился капитан к Бонне. Тот отправился за лоцманом, но вернулся
один.
— Он мертв, — просто сказал Бонне.
— Мертв?!
— Наверное, у него череп из папиросной бумаги.
— Скорее всего, он умер от сердечного приступа, — продолжал
гнуть свою линию капитан. — Во сне.
— Разумеется. Все именно так и было.
— Вы когда-нибудь прежде били человека дубинкой?
— Разумеется. И не раз.	"
— Кто-нибудь из них умирал от этого?
— Нет. Я бы сказал, что от этого фактически невозможно умереть,
и я неоднократно убеждался в этом.
— Ужасно. Вся операция проходила идеально, без каких-либо экс¬
цессов. Несомненно, имел место несчастный случай, но он сущест¬
венно омрачает нашу радость от успешно проведенной операции.
— Вы сможете вести судно без лоцмана?
372

— Да. Я пс думал, что придется прибегать к услугам лоцмана, и
поэтому тщательно изучил реку. Будьте добры, принесите из библио¬
теки карты, мсье Бонне. На корешке значится «Жиронда*. — Благода¬
рю вас, — сказал Хантингтон, принимая карты. — Теперь у нас будет
все в порядке. Я выведу паром в Атлантику за четыре часа. А сей¬
час — оставьте меня, пожалуйста.
Бонне удалился на прогулочную палубу. Ему не терпелось узнать у
капитана, каким образом и где они избавятся от похищенного вина
и, соответственно, где и сколько за него будет выручено, чтобы он,
Бонне, смог завладеть ими и благополучно вернуться в Париж. Пос¬
ледние две педели он занимался тем, что старался через «Братство»
найти подходящий рынок сбыта в США и Южной Америке. Ведь речь
шла о знаменитых винах, и, чтобы его не смогли обнаружить после
того, _как возникнет суматоха в связи с его пропажей, Бонне рещил,
что необходимо либо заменить на бутылках этикетки, либо слить их
содержимое в бочки, а затем заново разлить по бутылка в Канаде. Он
мог бы с помощью надежных людей захватить «Бергквист Лауру*, од¬
нако нс знал, как с максимальной выгодой сбыть похищенное вино.
Он сидел в темном холле и пытался представить себя на месте капи¬
тана Хантингтона. Где можно сбыть такое огромное количество зна¬
менитых французских вин, которые способен распознать любой вино¬
дел, как любой искусствовед способен отличить подлинник картины от
копии? Капитан говорил, что продажа похищенного вина состоится
через одиннадцать часов после его похищения, а значит, это произой¬
дет где-то в открытом море. Бонне не мог представить себе, где имен¬
но. Ему придется выработать свой план действий: пусть капитан про¬
даст вино и получит деньги, после чего Бонне убьет не только его, но
и Мак-Генри, единолично завладев всеми деньгами; затем в гичке до¬
берется до берега и махнет в Париж. Но для этого ему, конечно,
предстоит потрудиться.
Он оглядел берег реки. В этот момент судно проплывало мимо баш¬
ни с часами, возвышавшейся за мельницей. Было два часа сорок во¬
семь минут воскресного утра 17 июля.
Глава 26
Когда в полицейской префектуре города Бордо сработала сигнализа¬
ция винохранилища Круса, часы зафиксировали 11.35 субботнего утра.
На пристани Шартрон к погребам Круса и на набережную вылетел це¬
лый рой полицейских машин. Огромные главные ворота, выходящие к
реке, были надежно заперты, как и полагалось. Сама набережная и при¬
стань выглядели опрятными и спокойными, то есть так же, как всегда в
конце рабочей недели, в пятницу. Тем не менее ворота, выходящие на
улицу Ломбардцев, были широко распахнуты. Версия, согласно которой
373

грабители бежали на судне сначала по реке, а потом по морю, была сразу
же отвергнута следствием, поскольку охранники, обнаруженные связан¬
ными у выхода на улицу Ломбардцев, утверждали, что воры умчались на
шести грузовиках именно через эти ворота.
—	Отыщите управляющего хранилищем, — приказал дежурный ин¬
спектор Грелуа. — Наверное, он уехал куда-нибудь с семьей и нам вряд
ли удастся разыскать кого-нибудь, кому известно, какие вина и в ка¬
ком количестве имелись в хранилище вторжения грабителей. Нам .не¬
обходимо иметь точные сведения о размерах хищения, чтобы знать,
сколько грузовиков следует искать на дорогах.
Пока он все это мрачно говорил, полицейский врач приводил в
чувство охранников, шлепая их по щекам ладонью.
—	В чем дело? — спросил инспектор. — Что с ними случилось, черт
подери?!
— Они находятся под воздействием наркотиков, — ответил врач.
— С чего бы они вдруг стали принимать наркотики?
— Это предстоит выяснить нам. Но прежде нужно заняться их ру¬
ками. Они были долго связаны. Это может иметь нежелательные по¬
следствия. Они уже немолоды...
— А что, это опасно?
— У них может развиться гангрена, — ответил полицейский врач. —
Пожалуйста, дайте мне трех человек в помощь. — Он принялся массиро¬
вать руки охранника, лежащего перед ним. Тот застонал.
— Когда они смогут заговорить?
— После того как мы приведем в порядок их руки, — сказал врач. —
Ради Бога, инспектор Грелуа, выделите мне поскорее троих людей.
Только спустя минут сорок пять охранники-пришли в себя и заго¬
ворили, и.то лишь после того, как инспектор настоял, чтобы врач дал
им сильный транквилизатор. Пока охранники лежали на носилках с
вытянутыми по швам руками, инспектор заговорил с двумя из них од¬
новременно.
— Сколько здесь было грузовиков? — спросил он.
— Шесть, — ответил высокий светловолосый охранник. — Боже, я
никогда еще не испытывал такой боли в руках.
— Это были огромные грузовики, — добавил второй охранник. —
Они производили такой же невероятный шум, как трейлеры. Мы слы¬
шали отдаваемые диспетчером указания.
— Что именно вы слышали?
— О Боже, я совершенно не чувствую рук, — шептал светловоло¬
сый, пока врач и еще один полицейский массировали ему руки.
— Когда тот человек стал кричать-на своих людей, погрузка, долж¬
но быть, уже закончилась, потому что заработали двигатели грузови¬
ков; здесь стоял такой страшный шум, что американец приказал трем
грузовикам следовать в Ирун, что на границе с Испанией, а остальные
отправил в Швейцарию.
374

—	Что cinc вам запомнилось?
—	Я... я больше ничего не могу вспомнить.
Грслуа подошел к другой паре лежащих на носилках охранников,
задал им те же самые вопросы и получил тс же самые ответы, если не
считать того, что эти двое вспомнили еще и о шуме работающих гру¬
зоподъемников, доносившемся откуда-то из глубины хранилища, а
также — о голосах, выкрикивавших название местности и год заклад¬
ки вин.
—	Похоже, они переговаривались друг с другом по рации?
—	Вот-вот! Как будто все эти голоса транслировались по радио. По
испорченному.
Инспектор Грелуа вернулся к первой паре охранников, и те под¬
твердили, что сказали их товарищи. Затем инспектор попросил охран¬
ников расслабиться и попытаться вспомнить, что еще им довелось
услышать или почувствовать. В частности, его интересовало, не обра¬
тили ли они внимания на какой-нибудь подозрительный запах.
— Трудно утверждать с полной уверенностью, но, кажется, все вре¬
мя работали какие-то механизмы. Может, какой-нибудь конвейер. За¬
пахов я не чувствовал. Только этот непрерывный грохот.
— Значит, ничем не пахло? — переспросил Грелуа.
— Нет. А какого рода запахи вас интересуют?
— Вы сказали, что шесть груженых огромных грузовиков с прице¬
пами включили моторы и стали готовиться в путь. Разве вы не почув¬
ствовали запаха выхлопных газов? Вы должны были почувствовать!
Неизбежно!
— Никакого запаха не было. И выхлопных газов тоже. Странно, да?
Грелуа опросил всех охранников, и все отвечали одно и то же. Тем
временем к воротам, ведущим на улицу Ломбардцев, подкатила поли¬
цейская «Скорая помощь».
— Что вы собираетесь делать? — спросил Грслуа врача «Скорой
помощи».
— Одного из них необходимо отправить в госпиталь, — ответил
тот. — У него плохо с руками.
Грслуа хмыкнул. Врач приказал двоим полицейским поместить но¬
силки с потерпевшим в машину «Скорой помощи».
— Почему же эти люди, накачанные наркотиками до такой степе¬
ни, что вам пришлось даже ввести им анти стимулятор, так отчетливо
помнят все, происходившее здесь? — спросил Грелуа у врача.
— Очевидно; грабители ввели им наркотик непосредственно перед
тем, как уехать.
— Но сигнализация сработала в одиннадцать тридцать пять, — воз¬
разил инспектор. — Мы прибыли в винохранилище в одиннадцать
пятьдесят. Каким же образом грабители сумели загрузить шесть огром¬
ных трейлеров и благополучно скрыться за какие-то пятнадцать минут?
А? И к тому успеть усыпить этих четырех охранников? — Грелуа был
375

раздражен. — Во всей этой истории есть что-то весьма странное, —
произнес он. — Эй, вы! — громко окликнул он сержанта сыскной
полиции. — Объявите тревогу ло всей границе с Испанией и Швей¬
царией. Выставите посты Национальной жандармерии и посты мото¬
ризованной жандармерии на всех дорогах, ведущих на запад и
юго-запад Франции. Шесть трейлеров с вином, спокойно катящих по
дорогам Франции в субботний день — невероятно! Пусть останавли¬
вают и проверяют каждый грузовик. Ну! Быстро!
Грелуа пристально посмотрел на полицейского врача.
— И все равно мы ничего не найдем, — тихо сказал он. — Потому что
им нужно было выиграть время, и они этого добились. Да! И разыщите
наконец этого чертова управляющего хранилищем! — взревел он.
— Послушайте, доктор, — обратился он к врачу, — вы сказали, что
у этого парня так скверно с руками, что требуется немедленная гос¬
питализация. Как долго у человека должны быть связаны руки, чтобы
они пришли в такое состояние?
— Я полагаю, по меньШей мере двенадцать часов, хотя это всего
лишь мое предположение, ибо на каждом из этих людей по-разному
. сказалась такая экзекуция.
— Правильно, — заметил второй охранник. — Мы заступили на
дежурство в восемь вечера в субботу. И, видимо, сразу же оказались в
отключке. Потому что я ровным счетом ничего не помню.
Факт похищения знаменитого вина Круса стоимостью в двадцать
пять миллионов франков был ужасен уже сам по себе, но он считался
особенно гнусным потому, что при этом было нарушено французское
законодательство об уплате налогов, а следовательно, похищение вина
оборачивалось государственным преступлением. Были подняты по тре¬
воге все семнадцать региональных штабов судебной полиции и все
участковые отделения полиции, а также четыреста пятьдесят три по¬
лицейских участка в провинциях и все семьдесят четыре комиссариа¬
та, двести пятьдесят три комиссариата избирательных округов и сто
двадцать шесть местных полицейских постов. Все они носились сломя
голову, устраивая облаву на похитителей. Во всех сельских областях
Франции взад и вперед по шоссе сновали полицейские патрульные
машины и мотоциклисты, останавливая и проверяя каждый попадаю¬
щийся им этим субботним утром грузовик. Все четыре отдела Сюрте1
вышли как тигры на охоту, чтобы схватить негодяев, осмелившихся
вывезти французское вино из французских хранилищ, не уплатив на¬
логов.
Инспектор Грелуа разыскал управляющего винрхранилищем в 16.45
в Аркашоне. Тот был доставлен в Бордо на полицейском вертолете. По
1 Сыскная полиция Франции.
376

предварительной прикидке управляющего, похищено от двадцати до
двадцати пяти тысяч ящиков. Грелуа связался с диспетчером лоцман¬
ской базы в Трсмбладе и, объяснив ситуацию, спросил:
—	Вы проводили какое-нибудь крупное грузовое судно по Жирон¬
де прошлой ночью?
—	Сейчас проверю, — последовал ответ, — не кладите трубку.
—	Да, — сообщил диспетчер через несколько минут. — Да, грузо¬
вое судно «Бергквист Лаура», принадлежащее компании «Бергквист
лайнз» и направлявшееся в Бордо, запросило лоцмана прошлым вече¬
ром, в восемь двадцать.
— Как велико это судно?
— Сейчас уточню по регистрационному журналу... Десять тысяч
тонн, — сообщил диспетчер.
— Часто оно заходило сюда?
— Нс заходило ни разу. Я обратил внимание на одну любопытную
вещь в этой записи.
— Какую именно?
— «Бергквист Лаура» — это судно-паром. Послушайте, а не тот ли
это паром, который курсирует по маршруту Бильбао — Саутгемптон?
Грелуа повесил трубку. Он сурово взглянул на полицейского комис¬
сара и на компанию высоких полицейских чинов, когда-либо присут¬
ствовавших одновременно в здании полиции Бордо.
— Они вывезли вино морем, — проговорил он. — Каким-то обра¬
зом похитителям удалось заполучить десятитысячетонное судно-паром
«Бергквист Лаура», зарегистрированный в Швеции, на котором, по
всей видимости, имеется автомобильная палуба, как у небольшого авиа¬
носца, и речной лоцман из Тремблада провел его вверх по реке между
девятью вечера и часом сегодняшней ночи. Они все так великолепно
организовали, что.не только сумели быстро погрузить вино на корабль,
но еще и устроили для отвода глаз ночью пожары в трех администра¬
тивных зданиях и госпитале Святой Жюстины, в результате чего в огне
погибли сорок семь человек. Они либо уничтожили, либо похитили
полицейскую патрульную команду вместе с машиной, постоянно ох¬
ранявшую погреба Круса. Они демонтировали и переключили систе¬
му сигнализации таким образом, чтобы она сработала спустя примерно
девять или десять часов после того, как они покинут место преступле¬
ния. Похитители проникли в здание винохранилища шестнадцать или
семнадцать часов назад. Сейчас они находятся далеко за пределами
французских территориальных вод, где-то в Атлантическом океане.
Я сказал бы, что этим делом должна заниматься нс только полиция.
Между прочим, похитители совершили пиратский налет. Поэтому наш
собственный флот и воздушные силы, а также флоты Испании и Пор¬
тугалии на юге и флоты Великобритании и Швеции на севере должны
тщательно прочесывать водные просторы, пока не обнаружат судно.
Впрочем, теперь это уже исключительно вопрос времени.
377

Несмотря на разосланные всюду распоряжения и просьбы о сотруд¬
ничестве за пределами Франции, в самой Франции продолжалась то¬
тальная облава, поскольку Грелуа мог и ошибиться в своих предпо¬
ложениях. Полицейские рыскали по всей стране — от границ до Бордо,
где проводился обыск всех гаражей и складов. В этой акции было за¬
действовано множество всевозможной техники — вертолеты, рации,
мотоциклы, патрульные машины, а также телеграф и даже архив. Под
контроль были взяты здания, железнодорожные и водные коммуника¬
ции, шоссе, аэропорты, доки, вокзалы и автобусные станции. В цен¬
тральном архиве перетряхнули четыре с половиной.миллиона досье и
отпечатков пальцев. Криминалисты трудились без передышки день и
ночь. Нервы были напряжены до предела, и порой напряжение выли¬
валось в стычки и ссоры между сотрудниками. Шесть огромных трей¬
леров, груженных лучшим французским вином стоимостью в двадцать
пять миллионов франков, бесследно исчезли на дорогах Франции, на¬
неся к тому же ощутимый ущерб государственной налоговой службе
страны. Но самое ужасное заключалось в том, что полиция в конце
концов поймает похитителей, но ей придется делиться славой с этим
проклятым флотом. А этого чертовски не хотелось.
Глава 27
Капитан Хантингтон включил автопилот и последний раз перед пе¬
редачей вина вздремнул на той самой койке в радиорубке, где скон¬
чался незадачливый лоцман, причем несомненно от сердечного при¬
ступа. Бонне предусмотрительно удалил труп лоцмана из радиорубки.
Едва капитан провалился в сон, Бонне с Мак-Генри поспешили на
автомобильную палубу. Они протиснулись в задний ее конец, где сто¬
яла полицейская патрульная машина с тремя плененными о'фицерами.
Мак-Генри с некоторым усилием открыл главные «ворота» в море.
Паром шел со скоростью примерно пятнадцать узлов. Насколько хва¬
тало глаз, вокруг простиралось гладкое как зеркало море.
Бонне заглянул в три пары спеленатых клейкой лентой полицей¬
ских с кляпами во рту. Он открыл дверцу машины, сел за руль рядом
с сержантом патрульной команды, повернул ключ зажигания и вклю¬
чил мотор. Затем отпустил тормоза и вышел из машины. Мак-Генри
начал подталкйвать машину слева, Бонне — справа. Полицейские вы¬
пученными от ужаса глазами с мольбой взирали на своих погубителей,
но те безжалостно столкнули их в морс.
Хуан Франкохогар готовил обед в камбузе. Он подаст капитану суп-
пюре из брокколи, затем жареного каплуна с жареным картофелем и
спаржу с лимоном, потом салат из шпината и зелени, приправленный
лимонным соком и луком-шалотом, и, наконец, шоколадный торт с
миндалем. Винные запасы оказались весьма ограниченными, поэтому,
378

составляя меню, Франкохогару приходилось ориентироваться на име¬
ющиеся в наличии вина. Он перебрал все бутылки и, к счастью, обна¬
ружил доброе «Марго-59», которое как нельзя лучше подходило к
задуманным им блюдам, а также двухквартовую бутылку полусухого
шампанского, которое будет уместно подать к торту. Две кварты — это,
конечно, очень много, но мсье Бонне и Мак-Генри без труда справят¬
ся с ними. Капитан Хантингтон обожал золотистого каплуна и спаржу
с мякотью лимона.
Корабельные часы в каюте коммандера Шюта показывали 16.35. Он
сидел с ногами на койке в брюках гольф ирландского образца, акку¬
ратно застегнутой норфолкской твидовой куртке и в тон ей твидовой
шляпе. Он твердо решил, что совершит еше немало путешествий на
«Бергквист Лауре». Ибо еда, о которой позаботился капитан Хантинг¬
тон, была выше всяких похвал, ему не доводилось когда-либо пробо¬
вать что-нибудь подобное. Он никогда не подумал бы, что шведы такие
искусные кулинары. Он с сожалением перевернул последнюю страни¬
цу книги, которую с удовольствием читал, сидя у себя в каюте. Он
поднялся, подтянул свои длинные серые шерстяные носки. Затем вы¬
тащил из-под койки сумку и извлек из нее два пистолета «люгер», за¬
ряженные девятимиллиметровыми пулями, которые летят в цель со
скоростью 650 миль в час. Опрыскал свои полные щеки и золотистые
усы спреем «Eau Sauvage» и вышел из каюты.
Стоя на капитанском мостике, капитан, Шарль Бонне и Форд Мак-
Генри вглядывались в абсолютно спокойное море. Капитан держал
штурвал, насвистывая «О, что за прекрасная война!».
—	Полагаю, вы согласитесь, — заговорил Бонне, — что настало вре¬
мя рассказать нам, как вы намерены избавиться от вина?
—	О да, — ответил капитан. — Вы узнаете это теперь уже очень
скоро.
Коммандер Шют поднялся на залитую солнцем палубу, затем про¬
шел по открытой палубе к трапу, ведущему на капитанский мостик.
—	Мы не намерены ждать. Мы хотим узнать это немедленно, сей¬
час же, — продолжал Бонне.
В следующую минуту Бонне и Мак-Генри уже стояли почти вплот¬
ную по обе стороны капитана Хантингтона.
Шют неторопливо поднялся по трапу на капитанский мостик. Он
вежливо постучал в дверь.
—	Что за чертовщина? — воскликнул Бонне.
—	Наверное, чайка, — отозвался капитан.
—	Слишком уж вежливая чайка, — недовольно заметил Мак-
Генри.
379

—	Да, но факт остается фактом, — сказал капитан, — этот звук весь¬
ма напоминает мне стук моего партнера. Заходи, Гэш. — Капитан по-
прежнему смотрел вдаль, на морские просторы. Шют зашел на
капитанский мостик — само радушие. Капитан включил автопилот и
повернулся для приветствия. — Добрый день, Гэш.
—	Привет, Колин.
Шют держал руки в карманах куртки, и Бонне с Мак-Генри отмс¬
тили про себя, что в карманах — не только руки Гэша, но и что-то сше.
—	Джентльмены, это — мой партнер, коммандер Шют. Гэш, поз¬
воль тебе представить мсье Бонне и мистера Форда Мак-Генри.
—	Как дела? — приветливо осведомился коммандер Шют, но руку
для приветствия из кармана не вытащил.
—	Перед вами коммандер Шют. Это он разработал великолепный
план, который мы только что осуществили, — пояснил капитан.
— Вам действительно удалось успешно претворить его в жизнь, —
с неподдельным удовольствием констатировал Шют. — Операция про¬
ведена безупречно.
— Итак, — сказал капитан, — вас интересует, как я намерен рас¬
порядиться вином, мсье Бонне. Хорошо, я скажу.
Коммандер Шют подошел к переборке капитанского мостика и
встал за спиной Бонне лицом к Мак-Генри.
— Через двадцать семь минут предстоит рандеву с тяжелым грузо¬
вым судном «Така Мару», — продолжал капитан.
—	«Така Мару»? — оторопело переспросил Бонне. Голова у него
шла кругом, он не в состоянии был сориентироваться при столь не¬
ожиданном повороте событий.
— Покупатель японец, мсье Бонне. Японцы стали главными
потребителями французских вин.
— Японцы... — Бонне кивнул, осознав, по крайней мере, смысл
данного утверждения капитана.
—	«Така Мару» оснащено шестью крупными лихтерами* и подъем¬
ными системами на трех палубах. Их команды приступят к выгрузке
вина с нашего корабля, а мы тем временем отправимся в португаль¬
ское местечко Ариас дель Хаймс, где нас уже будут поджидать маши¬
ны, чтобы доставить в небольшой аэропорт, находящийся в двадцати
милях оттуда. Затем чартерный самолет доставит нас в Лиссабон, где
мы встретимся с остальными участниками операции, и каждый полу¬
чит свою долю выручки согласно договоренности.
—	Нам не придется делиться с ними никакой выручкой, — сказал
Мак-Генри. Физиономия Бонне стала пунцоветь от бешенства, с гроз¬
ным видом он направился к Мак-Генри, словно тот мог запихнуть эту
'Лихтер (голл.) — несамоходное морское судно для перевозки грузов, а
также для бсспричальных грузовых операций при погрузке и разгрузке на рей¬
де крупногабаритных судов, которые нс могут войти в порт.
380

фразу обратно себе в глотку и заставить всех о ней забыть, но взял себя
в руки, придав лицу вежливое и бесстрастное выражение.
—	Почему? — спросил капитан.
—	Потому что мы установили бомбы с часовым механизмом в тех
трех машинах и-эти бомбы давно уже взорвались.
—	Вы убили их?
—	Наверное, они скончались от сердечного приступа, — мрачно
проговорил Бонне.
—	Как вы могли так поступить?! — воскликнул Хантингтон с на¬
растающей яростью.
—	Мы сэкономили огромные деньги, — ответил Мак-Генри.
— Они позаимствовали это из соответствующих учебников, — ска¬
зал коммандер Шют. — Вспомни цитату из книги Ричарда Галлахера,
которую отобрал для нас компьютер.
Капитан вдруг помчался прочь с капитанского мостика, и вскоре
стало ясно, что его рвет позади радиорубки.
— Наверное, он решил, что играет в некую игру. — заметил Бонне.
— Именно так он и думал, — отозвался Шют.
— Теперь он так нс считает, — добавил Мак-Генри, когда Хантинг¬
тон, бледный, пошатываясь, вернулся на капитанский мостик.
— Ладно, — проговорил Бонне. — Сейчас все это уже в прошлом.
Займемся продажей вина. У японца деньги с собой?
— В этих трех машинах находились двадцать два человека, — тихо
сказал капитан. — Я пожимал каждому из них руку.
— У японца будут наличные, — сказал Шют.
— Сколько? — спросил Бонне. .
— Миллион фунтов во франках, дойчмарках, швейцарских франках
и долларах.
— И вы утверждаете, что достаточно передавать его команде
несколько ящиков, в которых якобы находятся лучшие француз¬
ские вина, как он тотчас же, в открытом море, заплатит миллион
фунтов?
— Мы утверждаем, мсье Бонне, что он полностью доверяет капи¬
тану Хантингтону, — ответил Шют. — Они — старые друзья. И, види¬
те ли, Бонне, мы все — моряки. Совсем не похожие на вас.
— Деньги нам принесет покупатель? — настаивал Бонне.
— Разумеется, нет. Он не захочет, чтобы вы его увидели и впослед¬
ствии могли опознать.
— Для меня все японцы на одно лицо, — заметил Мак-Генри.^
— Я сам отправлюсь на корабль за деньгами, — сказал капитан
Хантингтон суровым, ледяным тоном. — Коммандер Шют побудет
здесь с вами. И когда я вернусь, то, надеюсь, что сумею заставить вас
пожалеть о Том, что вы сделали с людьми, доверившимися вам. — Он
прошел вперед и открыл дверь. — А сейчас покиньте капитанский
мостик.
381

Бонне пожал плечами и вышел. Мак-Генри споткнулся об объемис¬
тый чемодан, который появился у него после захвата парома и кото¬
рый он всегда держал при себе.
—	Могу я поинтересоваться, что в нем? — спросил коммандер Шют.
Мак-Генри оскалил щербатые зубы в омерзительной ухмылке.
— Здесь шестьдесят восемь тысяч фунтов из сейфов старшего стю¬
арда, капитана, кассы рулетки и всех баров, а также деньги и куча
камешков, которые я откопал в каютах. — Он с важным видом на¬
правился к двери. Перед тем как выйти, он обернулся. — Эй, кэп,
знаете, что?..
Гэш и Хантингтон посмотрели на него с неприязнью.
—	...там внизу, в сортире, я обнаружил парня, который отрубил себе
голову топором. — Он громко расхохотался и вслед за Бонне спустился
по трапу на залитую солнцем палубу, все еще продолжая посмеиваться.
Глава 28
С французского авианосца «Фош» снялись два противолодочных
самолета «Брегет 1050-Пассат*, неся по одной торпеде и две ракеты
«воздух — земля» под каждым крылом; у них имелось горючее, доста¬
точное на три с половиной часа патрулирования на низкой высоте и
хорошее оснащение для выполнения обычных задач, связанных с уда¬
рами по кораблям. Им было приказано прочесать Бискайский залив и
воды в непосредственной близости от него, чтобы определить место¬
нахождение «Бергквист Лауры», которую идентифицировали по теле¬
фото, полученному из Главного штаба морского флота Швеции.
Одновременно с ними «Клемансо 1150-Атлантик», дальнобойный раз¬
ведывательный бомбардировщик с экипажем в двенадцать человек с
самонаводящимися электроакустическими торпедами начал поиски се¬
вернее марокканских вод и дальше — к границам Бискайского залива.
Все самолеты получили приказ — любыми средствами остановить паром
«Бергквист Лауру», не нанося ему повреждений, и точно определить его
местонахождение, с тем чтобы вышедшие с испанской базы ВВС в Ко-
руне эсминцы смогли арестовать всех, находящихся на ее борту.
От огромного японского грузового судна, подошедшего слева к носу
парома на расстоянии примерно в сто ярдов, отчалили лихтеры. Ка¬
питан Хантингтон запустил механизм, открывающий верхнюю челюсть
пасти автомобильной платформы и бросил якорь. Оба корабля дрей¬
фовали в море в миле от португальского берега.
Капитан Хантингтон приказал Бонне и Мак-Гс^ри спустить с суд¬
на катер. Внезапно он повернулся к Бонне:
— Гичка!! Почему она здесь?
382

—	Что вы имеете в виду?
—	Я ведь приказал на этой гичке отправить капитана парома, пер¬
вого помощника, офицера-радиста и старшину-рулевого с «Бсннито
Хуареса»!
—	Они пытались застрелить нас по пути к гичке, -- ответил Бонне. —
Они оказали сопротивление, и нам пришлось защищаться.
—	Каким образом?
—	Мы пристрелили их.
—	Вы УБИЛИ их?!
—	Мы были вынуждены это сделать.
С растерянным лицом капитан Хантингтон перекинул веревочный
трап через борт, затем спустился и сел в гичку.
Он завел мотор и помчался по морю, вцепившись в руль и яростно
стиснув зубы, испытывая неудержимое желание отомстить за всех лю¬
дей, ставших жертвами неуемной алчности Бонне и Мак-Генри. Он не
мог унять нервную дрожь: они безжалостно убили двадцать два чело¬
века — членов их команды, хладнокровно уничтожили трех офицеров
и старшину-рулевого. Капитан еще не знал о гибели старого испанско¬
го джентльмена, маленького мальчика, толстухи, ворчливого супруга,
речного лоцмана, специалиста по электронной сигнализации, станци¬
онного служащего, пироманьяка и сорока семи пациентов госпиталя
Свг Жюстины — всех тех, кто погиб вдобавок к этим двадцати шести,
и все потому, что ему, капитану Хантингтону, понадобилось много
денег. Только потому, что ему захотелось упрочить и приумножить
состояние своей жены, и потому, что он согласился сыграть с Джоном
Брайсоном в триктрак, семьдесят шесть человек погибли за прошед¬
шие тридцать шесть часов; но пока капитан не знал всего этого. Он
только знал, что совершили Бонне с Мак-Генри. Хантингтон накажет
их. Он решил, что по возвращении с «Така Мару» разделит с ними день¬
ги, скажет, что не может простить им содеянного, и пристрелит их.
Пока гичка быстро мчалась к японскому кораблю, коммандер Шют,
небрежно облокотившись на опорную стойку корабельного погрузочно¬
го крана, наблюдал за Бонне и Мак-Генри, которые стояли у поручня,
так напряженно всматриваясь в гичку и в «Така Мару», словно могли про¬
никнуть внутрь и сосчитать деньги, которые предстоит получить капи¬
тану. Они проследили, как два матроса-японца быстро подтянули гичку
к трапу и капитан Хантингтон взобрался по нему на корабль.
Японские команды лихтеров уже работали на автомобильной палу¬
бе «Бергквист Лауры», действуя точно по оперативному графику,- под¬
готовленному компьютером коммандера Шюта. Конвейерные устрой¬
ства доставляли ящики с вином к открытому краю автомобильной
палубы, где были установлены специальные подъемники, с помощью
которых вино поступало на лихтеры.
Первый лихтер отправился на «Така Мару», погрузив на*свои план-
ширы две тысячи ящиков вина.
383

Глава 29
Капитан Хантингтон и коммандер Фудзикава с огромным удоволь¬
ствием смотрели друг на друга поверх отполированного до блеска сто¬
ла хозяина каюты.
—	Как восхитительно снова увидеться, и после короткого переры¬
ва, — лучезарно улыбаясь, проговорил коммандер Фудзикава.
—	Особенно если учесть, что до этого мы не виделись много долгих
лет, — вторил ему капитан.
—	А теперь мы должны покончить с этими светскими изъявления-^
ми чувств, чтобы побыстрее вернуться на свои места к нашему заоч-^
ному морскому сражению, — кстати, я тоже обзавелся макетом, и
теперь игра будет особенно увлекательной.
—	Перейдем к делу. Я счастлив сообщить, что нам удалось заполу¬
чить вино даже более высокого качества, чем я предполагал, — сказал
капитан Хантингтон. — Он достал из кармана сложенный вчетверо
лист бумаги и передал коммандеру. — Здесь — количество и марки
разгружаемого вина.
Коммандер изучил список с огромным интересом.
— Превосходно, — наконец проговорил он. — Просто превосход¬
но. Я лично надеялся на выдержанное «Папа Климент» шестьдесят
первого года. А здесь, в списке, имеются и другие, несомненно луч¬
шие, но давайте вернемся к этому вопросу лет через десять.
— Вам несомненно придется что-нибудь из этого по душе, — ук¬
лончиво заметил капитан. — Однако не оставьте без внимания вот этот
лафит двадцать девятого года.
— Ну, в таком случае, — сказал коммандер Фудзикава, — пока идет
разгрузка, мы должны заняться расчетами.
Японский коммандер взял с маленького столика сбоку от него объ¬
емистый кейс-атташе. Он открыл его и начал доставать пачки’банкнот
различных национальных валют. Он отсчитал пятисотфранковые швей¬
царские банкноты в первой пачке и отметил цифру в блокноте, лежа¬
щем рядом с ним, затем передал деньги капитану Хантингтону. Тот
пересчитал, записал сумму себе в блокнот с отрывными листками, и
партнеры начали тщательно пересчитывать пачку за пачкой.
Коммандер Шют окликнул Бонне и Мак-Генри:
—	Джентльмены!
Они повернулись к нему лицом.
—	Мой план не заканчивается продажей вина. — Он подал своим
собеседникам знак подойди ближе, словно опасался, что их Кгогут под¬
слушать,' но не успели они сделать и девяти шагов, как он жестом ос¬
тановил их. — Достаточно, — сказал он. — Не надо подходить слишком
близко, пока мы не договорились.
384

— О чем? — спросил Бонне.
— О то.м, что мы трос заслуживаем большую часть всей выручки.
—	А как это сделать?
—	Мы убьем капитана Хантингтона и причитающуюся долю разде¬
лим между собой, — хладнокровно проговорил Шют.
Мак-Генри ответил за себя и Бонне:
—	Мы и без тебя можем убить капитана Хантингтона.
—	Правильно. Именно это я и ожидал от вас услышать. — продол¬
жал Шют.ДЭн всей своей тяжестью нажал на рычаг выступающей из
опорной стойки грузовой полумачты. Два крюка крана, каждый весом
в четверть тонны, опустились вниз и с невероятной скоростью стали
раскачиваться за спиной Бонне и Мак-Генри. Когда Шют нажал на
рычаг, Бонне интуитивно метнулся на полтора шага вправо и выхва¬
тил револьвер.
■—Что ты делаешь?! — заорал он, не подозревая, что эти полтора
шага уберегли его от судьбы. Мак-Генри, на которого обрушился один
из двух крюков крана, был обезглавлен, его швырнуло в воду. Ужаса¬
ющий звук и осознание того, что произошло, заставило Бонне непро¬
извольно повернуться; отыскивая взглядом Мак-Генри, он отступил на
полтора шага, туда, где находился прежде. Он беспокойно взирал на то
место, где только что стоял Мак-Генри, и когда повернулся в надежде
увидеть своего партнера по другую сторону от себя, двухсотпятидесяти-
килограммовый крюк гигантского маятника, двигающегося со скоростью
восемьдесят миль в час, обрушился на него всей своей мощью.
Шют наблюдал за происходящим с презрительной гримасой. Из
осторожности он отошел подальше, на безопасную часть палубы, что¬
бы избежать удара все еще раскачивавшихся крюков и нс споткнуться
об останки Бонне, а затем поднялся по трапу на капитанский мостик.
Капитан с некоей опаской разглядывал банкноты.
По моим подсчетам, здесь на две тысячи фунтов меньше, — ска¬
зал он.
■ — Нет, все правильно, — без тени сомнения возразил коммандер
Фудзикава.
—	Но как? Ведь речь шла о миллионе фунтов.
Фудзикава озадаченно взглянул на капитана.
—	Конечно, — вкрадчивым голосом произнес он, — как винотор¬
говцу, вам, должно быть, известно, что, по установившейся традиции,
вам полагается взять на себя часть расходов за погрузку и доставку.
—	Но ни о чем подобном мы не договаривались. По условиям на--
шего соглашения, вы должны уплатить мне миллион фунтов.
—	Просто «миллион» — своеобразная метафора, — продолжал ком¬
мандер укоризненно снисходительным тоном. — Только и всего, не
так ли?
385

—	Это вино стоит два миллиона фунтов, а в Японии его цена на¬
верняка будет дороже минимум на полмиллиона. Еще более много¬
значительная метафора.
—	Это весьма огорчительно.
—	Да. Несомненно, — согласился капитан.
—	Просто невыносимо, что нам приходится торговаться подобным
образом.
—	Вне всякого сомнения. Но тем не менее...
—	Дело не только в деньгах. Японцы строго соблюдают установив¬
шиеся традиции.
— Из соображений престижа?
— Это — деликатный вопрос. И он имеет огромное значение для
моих коллег.
— У меня тоже имеются партнеры. И я не считаю возможным объ¬
яснять вам, как много значат для них эти две тысячи фунтов.
— Понимаю. Ну, в таком случае... — Воцарилось молчание. Спустя
некоторое время коммандер Фудзикава прочистил горло и заговорил: —
Единственный достойный способ разрешить это недоразумение —
предоставить каждому из нас равный шанс получить или не получить
эти две тысячи фунтов. Думаю, наши коллеги не станут возражать. —
Коммандеру было крайне неприятно, что возникли разногласия подоб¬
ного рода, и, вероятно, он испытывал большую неловкость за своего
друга, нежели за себя самого.
—	Что вы предлагаете? — быстро спросил капитан.
—	Мы можем сыграть на две тысячи фунтов в карты — если, ко¬
нечно, у вас не имеется каких-либо моральных предубеждений на этот
счет.
— Сыграть в карты?
— Да. Это — легко, просто и быстро.
—	Да. Безусловно.
—	С вами все в порядке, капитан Хантингтон?
— Что? О да. Я в полном порядке. — Капитан побледнел. Его го¬
лос прерывался от волнения. — Согласен, партия в карты будет на¬
илучшим решением проблемы.
Коммандер Фудзикава вызвал юнгу и приказал принести колоду
карт. Потом он вскрыл колоду и тщательно перетасовал карты. Он
положил колоду прямо перед капитаном, который привычным движе¬
нием разложил карты веером, рубашками вверх.
Лицо капитана сделалось серым, его сковал страх. Глаза померкли.
Перед ним на столе высились четыре аккуратных стопки четырех на¬
циональных валют. Купюры были крупного достоинства, и все-таки
высота некоторых стопок достигала уровня его глаз.
— Если вы не возражаете, капитан... — произнес Фудзикава, — выиг¬
рает тот, у кого окажется карта большего достоинства. — Капитан выта¬
щил карту наугад и положил ее лицом вверх. Это был король пик.
386

. — О, я, конечно, побит, — прикидываясь разочарованным, сказал
Фудзикава. — Но по крайней мере мы уладим это чертовское недора¬
зумение подобающим способом.
Словно боясь нарушить безупречную форму веера, Фудзикава чрез¬
вычайно осторожно вытащил карту и щелчком перевернул ее. Ею ока¬
зался бубновый туз.
—	Черт побери! — воскликнул японец. — Я чувствую себя весьма
неловко.
—	Полно, коммандер Фудзикава.
—	Право, капитан. Я в самом деле сожалею о своем выигрыше в
подобной деликатной ситуации.
—	А вы не согласились бы дать мне возможность попробовать сыг¬
рать еще раз, удвоив ставку?
—	Да, конечно.
Он сгреб карты, основательно перемешал их, затем снова веером раз¬
ложил на столе. Капитан Хантингтон отсчитал четыре тысячи и положил
их на середину стола. Коммандер Фудзикава наклонил голову.
—	Ваша очередь, — произнес'капитан.
Фудзикава вытащил четверку пик.
—	Великолепно, — сказал он. — Вы побьете ее без труда.
Капитан вытащил двойку червей. Он тупо уставился на карты.
—	Могу я поставить еще шесть тысяч фунтов?
Фудзикава нс скрывал своего беспокойства:
—	Разумеется, я не возражаю, однако... послушайте... а не может ли
статься, что вы причините себе еще больший ущерб?
—	Только если я проиграю, — ответил капитан.
Глава 30
Коммандер Шют внимательно разглядывал «Така Мару» в бинокль.
Он услышал пронзительный свисток внизу. Начальник японских груз¬
чиков размахивал над головой флажками, сигнализируя о завершении
работы. Шют вытащил из левого рукава белый носовой платок и не¬
хотя помахал им, показывая, что он понял. Начальник погрузки спус¬
тился по веревочному трапу и сел на последний лихтер, который с
пыхтением ушел в последний рейс к своей плавучей базе, низко осе¬
дая в воде под тяжестью груза. На пароме был наведен полный по¬
рядок. Временные подъемники исчезли, и автомобильная палуба
опустела, «Бергквист Лаура» выглядел так, словно только что сошел с
верфи.
Шют смотрел на последнюю партию вина, покидавшую корабль.
Весь его апломб вдруг куда-то испарился. Он схватил рупор и, повер¬
нувшись к «Така Мару», громко крикнул:
—	Что, черт побери, там происходит?!
387

Хуан Франкохогар приготовил пюре из двух фунтов картофеля,
вбил в него шесть яиц и полчашки размягченного сливочного масла.
Затем с помощью двух столовых ложек придал пюре форму яиц и по¬
лил их растопленным маслом.
Пачки банкнот, только что возвышавшиеся на столе перед капита¬
ном Хантингтоном, заметно уменьшились. Капитан покрылся обиль¬
ной испариной, но своим безгрешно-святым видом походил на
подвижника-аскета или, вернее, на самобичсватсля, изнуренного не¬
иссякаемым огнем экстаза, пламенем очищения и красоты.
— По-моему, теперь я немного разобрался в вашем характере, —
сказал коммандер Фудзикава. — Вы хотели проиграть.
— Что? — Капитан оцепенел. Он не мог не думать о тех двадцати
шести мертвых, убитых Бонне и Мак-Генри.
— Вы просто откупаетесь деньгами от наказания, которое, очевидно,
обходило вас стороной, — продолжал коммандер с мрачным выражени¬
ем лица. — Не похожа ли ваша жизнь на алюминиевый бомбардировщик,
летящий навстречу солнцу — в полной безопасности от сбрасываемых им
бомб, но однажды к вам приходит понимание того, сколько зла причи¬
нили вы людям своими бомбами, и жаждете наказания за содеянное,
пытаясь разбить свой самолет при каждой посадке. Не так ли?
— Что? — Он вспомнил, как пожимал руки тем двадцати двум по¬
гибшим, которые грузили вино на паром.
— Вы много играли в своей жизни?
— Слишком много.
— Вы проигрывали?
— Чаше всего проигрывал.
— Тогда ладно, мой друг... — Коммандер Фудзикава сгреб огром¬
ные кучи банкнот в большой атташе-кейс. — Аригато. Аригато.
— Что это означает? — спросил капитан.
— Аригато — по-японски означает «спасибо». Я вам очень и очень
благодарен.
Капитан отодвинул от себя последнюю банкноту к центру стола.
— Какой вы замечательный игрок! — воскликнул коммандер Фуд¬
зикава.	.
Лицо капитана сейчас выражало сложную гамму чувств: стыд, боль,
сожаление и безнадежность.
— Замечательный? — спросил он прерывающимся’оъ волнения го¬
лосом. — Замечательный?! За двадцать лет, черт возьми, я проиграл
свою жену, карьеру, имущество, честь... и даже своего повара.
Услышав донесшийся с парома голос коммандера Шюта, капитан
Хантингтон бросил в,ту сторону беглый взгляд.
— А теперь, наконец, — сказал он, — я могу проиграть свою жизнь.
Пожалуйста, снимайте, коммандер Фудзикава.
388

Фудзи кава снял кар гу. Он держал руку на карте, лежащей рубаш¬
кой вверх, словно не хотел переворачивать се. Капитан достал валета
треф. Фудз и кава показал свою карт}'. Ею оказалась бубновая дама.
—	Аригато, капитан, — печально произнес он.
Рев рупора снаружи усиливался.
—	Ваш друг, похоже, опасается, что вы уйдете с нами и, следова¬
тельно, с деньгами.
Капитан Хантингтон промолчал.
—	Вы должны уйти с нами, — сказал коммандер, — иначе он не¬
пременно убьет вас. Это чувствуется по его голосу.
—	Если я хочу поступить, как подобает игроку, — сказал капитан, —
то должен предоставить ему такую возможность.
—	Капитан Хантингтон, умоляю вас. Если вы нс уйдете с нами, то
хотя бы позвольте спустить по другую сторону корабля гичку, чтобы
вы могли некоторое время укрываться за нашим судном.
—	Благодарю вас. Но вы же понимаете, что такой путь неприемлем
для меня. — Он встал из-за стола. Посмотрел на открытый кейс с
пачками проигранных им денег: целый миллион фунтов — последняя
остававшаяся у него надежда, мусор, из-за которого Бонне и Мак-Ген¬
ри убили двадцать шесть человек. Он содрогнулся от ужаса.
Двое матросов помогли капитану спуститься в гичку. Она скользи¬
ла по гладкой поверхности моря, держа путь к «Бергквист Лауре».
Когда гичка подошла к парому, Шют проревел в рупор:
—	Я не вижу денег! Где деньги?
Капитан посмотрел на него снизу вверх.
—	Где Бонне и Мак-Генри?
—	Они мертвы, — ответил Шют. — Я убил их.
Капитан не ожидал, что Гэша возмутят действия Бонне и Мак-Ген¬
ри. Он полагал, что Гэш воспримет это всего лишь как нечто, не име¬
ющее отношения к его бизнесу. Он был рад, что Шют поступил
именно так и что преступники получили 'по заслугам.
—	Черт побери! Где деньги?! — орал Шют.
Капитан вырубил мотор гички и, глядя на стоящего там Шюта,
сказал:
—	Очень сожалею по поводу того, о чем должен тебе сообщить. Но
ничего не. поделаешь. Гэш, я проиграл все деньги.
—	Проиграл? — Шют был просто не способен постичь смысл ска¬
занного капитаном. Компьютеры ничего не упоминали об игре. — Что
ты имеешь в виду?! — кричал он. — Как? Где?
—	Не важно, Гэш! Денег нет. вот и все. Я их проиграл.
—	Миллион фунтов?!! — Голос Шюта, усиливаемый рупором, гро¬
хотал, как голос Имамии, ангела мщения — по свидетельству кабалы,
падшего ангела., который уничтожает и повергает ниц своих врагов. —
389

Ты проиграл миллион фунтов?! — МедленноТ постепенно к нему, ви¬
димо, пришло осознание свершившегося. — Ты хочешь сказать, что
играл и на мои деньги?
—	К сожалению, да, Гэш.
Шют пришел в бешенство. Он отшвырнул рупор в сторону и начал
искать ору5ксйный рундучок. Но его не оказалось. Это был не воен¬
ный корабль. Его пистолеты! Он кинулся к капитанскому мостику,
вытащил из кармана пистолет и прицелился.
Капитан спокойно поднял руку.
—	Не сейчас, Гэш, — крикнул он. — Ты заслуживаешь более эф¬
фектного повода, чем этот.
Шют заколебался.
—	Я проиграл твои деньги, так что единственным справедливым
решением будет сыграть на то, что у меня осталось, — и сыграть с
тобой.
—	О чем ты говоришь, черт возьми?? — заорал Гэш. — Что у тебя
осталось?!
Гичка подошла вплотную к борту парома. Капитан посмотрел
вверх — на капитанский мостик.
— Только моя жизнь, — ответил он. — Это то, чем мы оплатим
игру. — Его голос вновь окреп. — Я совершу на этой гичке два пол¬
ных круга вокруг парома, стоя за рулем. Если ты сумеешь убить меня,
ты выиграл ставку. Но если ты не сможешь попасть в меня, я буду
считать, что мы более-менее квиты, и уйду на этой гичке к берегу.
— Ты ублюдок! — заорал Шют в рупор. — Ты — грязный ублюдок!
Он начал неистово палить из «люгера». Капитан завел мотор гич¬
ки, чтобы совершить первый круг вокруг парома. Шют помчался че¬
рез весь паром к поручням, непрерывно стреляя вниз, совсем не
прицеливаясь, потому что находился в состоянии бешенства. Он сме¬
нил пистолеты, гичка обогнула корму и исчезла. Шют вновь побежал
к правому борту, заряжая пистолеты новыми обоймами. Когда он по¬
смотрел вниз и вгляделся более внимательно, то увидел, со своей удоб¬
ной позиции, что гичка держится слишком близко к борту «Бергквист
Лауры», чтобы ему попасть в капитана..
Хантингтон сильно накренил гичку, повернул ее к носу парома.
Шют быстро сбежал вниз по внутреннему трапу, ведущему в кают-
компанию, и помчался по коридору к лифту. Лифт быстро спустился.
Шют выскочил из него тяжело дыша и помчался к носу парома. Он
поджидал гичку на открытом носу парома, затаив дыхание, с пистоле¬
том наготове, находясь пятнадцатью футами выше ватерлинии, прячась
за переборкой, из-за которой собирался неожиданно выскочить, когда
гичка будет проходить мимо.
Звук от приближающейся гички нарастал. Капитан, непоколеби¬
мый, застыл у руля, подобно каменному изваянию. Объятый ужасом,
он тем не менее выдерживал дистанцию в десять футов; его голова
390

находилась в восьми футах от самого меткого стрелка Тихоокеанской
эскадры Флота Ее Величества.
Гэш выскочил из своего укрытия, когда гичка с ним поравнялась.
Страшным взглядом капитан посмотрел прямо в дуло «люгера». Он был
уверен, что заслуживает смерти за все причиненные им беды и жаж¬
дет ее, но вдруг обнаружил, что ошибался. Он услышал смертоносный
щелчок пистолета. И Тотчас же прозвучал выстрел, но не из того пис¬
толета, который был нацелен на капитана, и более того — Гэш вдруг
куда-то исчез, подобно подхваченной ветром бумажной фигурке.
Хантингтон подтянулся, ухватился за веревочную лестницу, остав¬
ленную японскими грузчиками, и с отчаянным проворством, прису¬
щим опытному моряку, поднялся по трапу на автомобильную палубу.
К своему удивлению, он обнаружил Гэша мертвым, с зияющей ра¬
ной в груди. Не в силах понять, как это произошло, капитан оглядел¬
ся. Вдали, в ста десяти ярдах, он увидел коммандера Фудзикаву на
капитанском мостике «Така Мару», с ружьем в руках и широко улы¬
бающегося. Хантингтон вспомнил, как однажды Гэш сказал Бонне:
«Видите ли, мы все здесь моряки, нс то что вы». Но, по крайней мере,
смерть была отнюдь не бессмысленной. Он умер во имя того, ради чего
жил — из-за денег.
— Аригато! — прокричал капитан коммандеру Фудзи каве через раз¬
делявшее их пространство. — Аригато! — Фудзи кава усмехнулся и по¬
махал капитану обеими руками. Почти тотчас же «Така Мару» снялось
с якоря и стало быстро набирать скорость, а капитан Хантингтон ос¬
тался в полном одиночестве.
Он в очередной раз потерпел крах, он пал на самое дно, выбраться
откуда не было ни малейшей возможности. Казалось, все, кого он ув¬
лек за собой в своем последнем падении, кроме людей в машинном
отделении, погибли, и сейчас долг повелел ему умереть.
Он высвободил из пальцев Шюта «люгер». Он честно признался
себе в том, что никогда не смог бы удостоиться чести стать лордом
Глэндором и что на самом деле никогда не отличался достаточной
храбростью и порядочностью, чтобы по праву называться капитаном
Флота Ее Величества Колином Хантингтоном.
Он решил свести счеты с жизнью на капитанском мостике турис¬
тического парома. Поднявшись по трапу из кают-компании на капи¬
танский мостик, он споткнулся о чемодан Мак-Генри. Хантингтон
поднял его и, положив на штурманский стол, открыл. Чемодан оказал¬
ся набитым пачками денег с помеченными на них суммами и множес¬
твом разнообразных ювелирных изделий. Среди них находилось
ошеломляюще красивое ожерелье из сапфира, которое изумительно
смотрелось бы на Ивонне. «Стоимостью в шестьдесят тысяч фунтов», —
говорил Мак-Генри. Капитан, с сожалением подумал, что не имеет
права распоряжаться чужой вещью. За шестьдесят тысяч фунтов он мог
бы выкупить у Брайсона Розенарию. «Возможно, Папа выкупит ее», —
391

подумал Хантингтон с горечью и медленно направился к столу в ра¬
диорубке, чтобы покончить с собой.
Он сидел в кресле и пытливым взглядом изучал «люгер». Снял ору¬
жие с предохранителя и взвел курок. Вложил дуло в рот, направив его
вверх, затем решив, что ему не хотелось бы предстать перед кем то ни
было в таком ужасном виде, вынул его изо рта и приставил к виску. В
этот момент в рубку вошел Франкохогар с огромным подносом в ру¬
ках и глядя под ноги, чтобы не споткнуться. Капитан, чрезвычайно
смущенный тем, что его застиг за подобным занятием человек, кото¬
рый всегда так им восхищался, бросил оружие в верхний ящик стола
и быстро задвинул его.
—	Вы сегодня отказались от ленча, — пропел Франкохогар, — по¬
этому вам придется обедать ранним вечером. У меня не только пре¬
восходное «Марго», но я очень-очень счастлив сообщить вам, что
запасы корабля достаточно разнообразны и даже содержат пухленько¬
го, сочного каплуна, которого мне удалось приготовить для вас и ва¬
ших друзей, — золотистого каплуна, а также спаржу с мякотью лимона,
и, клянусь вам, что это настоящая спаржа из Арджента, лучше кото¬
рой не сыскать во всем мире. — Франкохогар живописал предстоящий
обед, накрывая стол скатертью, сервируя его серебром и хрусталем,
расставляя специи. — Но для начала — ага! — суп-пюре из броколи,
а? А за ним — золотистый каплун? Я подумал и о вашем любимом
салате. Да, шпинат с лимоном и луковым соусом. А на десерт я приго¬
товил небольшой миндально-шоколадный торт, к которому подам не
менее-изысканное полусухое, самое лучшее шампанское.
Он поставил перед капитаном глубокую тарелку и осторожно налил
в нее суп. Капитан приступил к трапезе.
— Может быть, все кажется мне особенно вкусным; поскольку я
почти ничего не ел сегодня, — сказал он, улыбнувшись Франкохога-
ру. — Однако вряд ли это так. Я считаю, что твое мастерство настоль¬
ко велико, что побуждает тебя ко все большему совершенству.
— Благодарю вас, сэр. Благодарю, капитан Хантингтон.
Золотистый каплун был выше всяких похвал и.все остальное тоже,
а шампанское оказалось даже лучше, чем можно было предполагать.
Когда обед закончился и Франкохогар, убрав со стола, удалился, ка¬
питан почувствовал себя удивительно бодро, — он обрел свое обычное
состояние. «Что за идиотская идея — самоубийство?» — подумал он.
Выдвинул ящик стола, поставил пистолет на предохранитель, вынул из
него обойму и выбросил ее, а затем и сам пистолет в корзину для
бумаг.
Франкохогар снова заглянул в радиорубку.
—	В какое время пожелают отобедать мсье Бонне и мистер Мак-
Генри? — поинтересовался он. -	х
—	О! Должен сообщить тебе, Хуан, что они не будут обедать с нами
сегодня. Они срочно отбыли с судна.
392

Франкохогар удалился в камбуз.
Капитан чувствовал себя настолько восхитительно, что решил по¬
звонить Ивонне. Он включил радиотелефон, и вызов понесся через
Португалию и Испанию — на Чарлз-стрит в Лондон. Ивонна ответила
сразу же.
—	Ивонна?
Колин! С тобой все в порядке? .
—	О да, все прекрасно. — Он налил в бокал шампанского из двух¬
квартовой бутылки, стоящей в ведерке со льдом.
—	Ты где?
—	Я на борту покинутого судна возле португальского берега. Все
провалилось. Я увяз в этом. Все кончено.
—' О чем ты говоришь?
—	Все закончилось так скверно, что я подумываю о самоубийстве.
—	Колин! Почему? Из-за денег? Разве ты так дешево ценишь свою
жизнь? Не говори мне ничего подобного? Уходи оттуда как можно
быстрее и возвращайся домой!
—	На самом деле не могу. Видишь ли, дорогая, не только из-за
денег, которые я задолжал, хотя это и крайне неприятно. Я... ну, я стал
причиной других событий. Дело в том... нечто ужасное произошло с
твоим отцом.
—	С моим отцом? Что с ним случилось?
—	Он мертв. Его убил мой друг, Гэш Шют, и твой отец заслужил
это. — Голос капитана дрожал.
—	Конечно, он заслужил, чтобы его убили. Но это замечательно!
Если он мертв, то все проблемы могут быть решены! Могут быть ре¬
шены! — В ее тоне появились истерические нотки.
—	Что?!
—	Если он мертв, я получу половину денег, которые находятся у
него на депозитах в двух сейфах в Женеве. Это произойдет автомати¬
чески. Полиция найдет его, они снимут отпечатки пальцев и удосто¬
верятся в его смерти, я предъявлю это свидетельство в* Женевском
банке, и мы возьмем оттуда двести тысяч фунтов, чтобы ты смог рас¬
платиться с Брайсоном и со своей прекрасной, любимой женой, а зна¬
чит, избежать тюрьмы.
— Ивонна! Ивонна, дорогая!
— Когда ты приедешь?
— Самое позднее — утром. До полудня.
— Торопись! О, пожалуйста, поторопись!
Он' почувствовал прилив жизненных сил. Он может вернуться в
Лондон! Великолепно! Он даже может доказать, как ценит то, что со¬
бирается сделать для него Ивонна, подарив ей это прелестное сапфи¬
ровое ожерелье. Боже, да в этом чемодане столько денег, что они могут
даже позволить себе отправиться в какое-нибудь путешествие, если
возникнет заминка в получении денег Бонне. Он предпринял отчаян¬
393

ную попытку покончить с невезением, но сейчас все уладилось — в пол¬
ном соответствии с законом о равновесии. Жизнь начинается снова!
Его глаза наполнились слезами. Он взял радиотелефон и вновь по¬
звонил в Лондон. Прозвучало три гудка, прежде чем там сняли трубку.
— Битси? Это Колин. Битси, дорогая, все разрешилось, как я обе¬
щал. Мои дела устроились наилучшим образом, так что я могу пол¬
ностью возместить причиненный мною ущерб. — Он весело рассмеялся
в трубку. — Сейчас я еду домой к тебе, моя дорогая! Я еду домой!
Франкохогар и главный инженер Калдере испытали определенные
трудности, спускаясь по веревочной лестнице в гичку, но тем не ме¬
нее преодолели их, и капитан Хантингтон за двадцать минут доставил
их на берег. Там их уже ждали взятые напрокат машины, чтобы ехать
на аэродром.
Когда чартерный четырехместный самолете капитаном Хантингто¬
ном, его поваром и его бывшим главным инженером взял курс на се¬
вер, в Испанию, с авианосца «Клемансо», стоящего у берегов Марокко,
взлетел «Брегет 1150-Атлантик»; он заметил огромный паром и теперь
кружил над ним, дабы убедиться, что это именно «Бергквист Лаура».
Офицер-радист самолета оповестил об этом морскую базу в Коруне.
Капитан Хантингтон и в самом деле был удачливым от рождения!

СОДЕРЖАНИЕ
ДРЕВНЕЙШАЯ МУДРОСТЬ
Роман
Перевод с английского В.Л. Денисова
5
АРИГАТО
Роман
Перевод с английского С. М. Сергеева
205

Кондон Ринард
К64 Аригато: Детективные романы. — Пер. с англ. — «Мастера
остросюжетного детектива». — М.: Центрполиграф, 1995. —
395 с.
ISBN 5-7001-0227-7
Pirrara Кондон (1915) — швестный американский листель, автор остросюжетных
романов tro произведения переведены надевятнадцать языков мира, пять — экранизированы.
В романах «Древнейшая мудрость» (1957) и «Аригато» (1972) занимательная фабула
- сочетается с исследованием побудительных причин, в которых кроется разгадка, казалось бы.
не свойственных героям поступков.
На русском языке публикуется впервые.
ББК 84.7 США

Литературно-художественное издание
Кондон Ричард
АРИГАТО
Детективные романы
Редактор Т. П. Редько
Художественный редактор А.И. Моисеев
Технический редактор Л.И. Ви ту шкал а
Корректор Т И. Филиппова
ЛР № 070243 от 21.11.91 г.
Подписано к печати с готовых диапозитивов 18.08.95.
Формат 60*84*/к. Бумага книжно-журнальная офсетная.
Гарнитура «Таймс». Печать офсетная. Усл. печ. л. 23.25.
Уч.-изд. л. 27.88. Тираж 50 000 (1-й завод 1-30 000) экх
Заказ № 2099
Торгово-издательское объединение «Це1гтрлолиграф»
127018. Москва, Октябрьская ул.. 18
ГИПП «Нижполнграф»
603006. Нижний Новгород, Варварская ул., 32