Содержание
Небольшое предисловие о ловле блох, а также о старых и новых подходах к социальной истории
Еще одно предисловие об исторических декорациях, на фоне которых происходили описываемые коллизии
Казус 1. Дюмулен против Дюмулена. Брат против брата: как отменить дарение?
Казус 2. Ле Пилёр против Ле Пилёров. Отец против детей: как поделить наследство?
Казус 3. Ле Клерк против Галанда. Декан против ректора: как помешать реформе в университете?
Казус 4. Кавелье против Бюлта. Подследственный против судей: как спастись из тюрьмы?
Казус 5. Бекдельевр против де Кайдёка. Судья против судьи: как сохранить должность?
Казус 6. Луазель против Сервена. Адвокат против адвоката: как определить, кто основал университет?
Казус 7. Диалог адвокатов. Адвокаты против магистратов: как сохранить честь профессии?
Что это было?
Список сокращений
Указатель имен
Текст
                    ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ  ИСТОРИЯ


ПАВЕЛ УВАРОВ 3 3 СЕМЬ ЮРИДИЧЕСКИХ КОЛЛИЗИЙ ВО ФРАНЦИИ XVI ВЕКА Новое Литературное Обозрение 2017
УДК 94(44)« 15» ББК 63.3(4Фра)51 У18 У18 Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2017 году Уваров, П. Ю. Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических кол¬ лизий во Франции XVI века / Павел Юрьевич Уваров. — М.: Новое литературное обозрение, 2017. — 248 с. (Серия «Интеллектуальная история») ISBN 978-5-4448-0660-9 Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юри¬ дические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, ре¬ гулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные историче¬ ские процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевско¬ го правосудия и проведение судебно-административных реформ, рас¬ пространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Боль¬ шое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социаль¬ ной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представле¬ ния о том, как было устроено французское общество XVI века. УДК 94(44)« 15» ББК 63.3(4Фра)51 © Уваров П. Ю., 2017 © ООО «Новое литературное обозрение», 2017
Содержание Небольшое предисловие о ловле блох, а также о старых и новых подходах к социальной истории 6 Еще одно предисловие об исторических декорациях, на фоне которых происходили описываемые коллизии п КАЗУС 1. Дюмулен против Дюмулена. Брат против брата: как отменить дарение? 19 КАЗУС 2. Ле Пилёр против Ле Пилеров. Отец против детей: как поделить наследство? 38 КАЗУС 3. Ле Клерк против Галанда. Декан против ректора: как помешать реформе в университете? .... 61 КАЗУС 4. Кавелье против Бюлта. Подследственный против судей: как спастись из тюрьмы? ... 91 КАЗУС 5. Бекдельевр против де Кайдёка. Судья против судьи: как сохранить должность? 112 КАЗУС 6. Луазель против Сервена. Адвокат против адвоката: как определить, кто основал университет? 149 КАЗУС 7. Диалог адвокатов. Адвокаты против магистратов: как сохранить честь профессии? 187 Что это было? 217 Список сокращений 232 Указатель имен 233
НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ О ЛОВЛЕ БЛОХ, А ТАКЖЕ О СТАРЫХ И НОВЫХ ПОДХОДАХ К СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ С героями всех семи очерков я познакомился довольно давно. С каждым — при разных обстоятельствах и с разными целями. Иногда я обращался к их судьбам, желая продемонстрировать познавательные возможности такого недооцененного источника, как нотариальные акты (Шарль Дюмулен, Жан Ле Пилёр, Филипп Кавелье). В других случаях я стремился разобраться в хитросплетениях универ¬ ситетских интриг (Пьер Галанд и Николя Ле Клерк, Антуан Луазель и Луи Сервен) или в особенностях функционирова¬ ния корпоративной памяти (Антуан Луазель и Пьер Паскье). А однажды просто не удержался от погружения в биографи¬ ческий материал, случайно наткнувшись на записную книж¬ ку провинциального адвоката (Жиль Бекдельевр). Написанные про этих героев тексты (кроме случая Жиля Бекдельевра) были опубликованы как минимум по разу, а то и по два, к тому же на разных языках. Но их встреча под об¬ ложкой этой книги1 вполне оправдана хотя бы тем, что дает возможность взглянуть на них по-новому. Между героями моих очерков много общего. Все они люди образованные, почти все с университетскими степенями, I. Я намеренно опускаю привычный в подобных случаях аргумент, что «многие тексты стали библиографической редкостью» — теперь, во времена Интернета, не горят не только рукописи, но и печатные труды. Было бы желание их отыскать. А вот с этим главная проблема. 6
НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ О ЛОВЛЕ БЛОХ многие начинали карьеру как адвокаты, а некоторые так ад¬ вокатами и остались. Но адвокаты, как и разведчики, быв¬ шими не бывают1, что, впрочем, можно сказать и об уни¬ верситетских преподавателях. Привычка говорить много и красноречиво, подчеркивая собственную эрудицию, уси¬ ленно воздействуя на эмоции аудитории, проявлялась и при составлении документов, не связанных напрямую с профес¬ сиональной деятельностью. Общее у них и то, что все эти по-своему красноречивые люди оказались вовлечены в разного рода конфликты, от которых осталось немало документальных следов. Конфлик¬ ты эти вполне можно назвать коллизиями — столкновением противоположных сил, стремлений, взглядов, интересов. Но помимо бытового значения этого слова, речь может идти и об юридических коллизиях, то есть о противоречиях между компетенциями органов власти или между нормами, регу¬ лирующими правовые отношения. Такие ситуации можно также назвать казусами — сложными, запутанными случа¬ ями, требующими особого мастерства при их разрешении; именно поэтому они становились излюбленными объектами размышлений ученых-правоведов. В нашей стране уже более двух десятков лет назад возник альманах, так и названный: «Казус: Индивидуальное и уни¬ кальное в истории». В преамбуле, расположенной на форза¬ це, говорилось, что исключительные, нетипичные случаи, счастливые или, наоборот, несчастливые случайности, кото¬ рые обычно надолго запоминаются современникам, облада¬ ют особой познавательной ценностью. Если раньше истори¬ ки, стремясь разыскивать в прошлом магистральные пути развития, в уникальных казусах видели лишь исключения из правила, забавные, но не заслуживавшие особого вни¬ мания, то сегодня некоторые исследователи считают, что именно в таких казусах может быть выражено неповторимое своеобразие минувшей эпохи и именно они позволят глуб¬ же осмыслить меняющиеся пределы свободы воли человека, I. Бывший президент Франции Николя Саркози — по гражданской профессии адвокат, и хотя он практиковал не так долго, характер его выступлений, обращений к народу был именно адвокатским. Сме¬ нивший его на посту президента Франсуа Олланд адвокатом никогда не был. Стилистическую разницу почувствовали все и сразу. 7
НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ О ЛОВЛЕ БЛОХ с тем чтобы понять, дано ли рядовому члену общества влиять на настоящее, а значит, и на будущее1. Казус, являясь чем-то не вполне обычным, создает «напря¬ жение нормы», выявляя то, о чем обычно не говорят, отчасти из-за некоей щекотливости сюжета, но чаще просто потому, что речь идет о вещах, кажущихся само собой разумеющимися. Это те самые «фоновые практики», о которых упоминают все, кто занимается историей повседневности. Точнее, не просто занимаются, но пытаются теоретизировать на эту тему. Попав в сложную жизненную ситуацию или задумавшись над запутанной юридической проблемой, мои герои со свой¬ ственной им избыточной манерой «разговора о себе» оказы¬ ваются особо ценными информантами, сообщая нечто такое, что с трудом улавливалось бы в традиционных нормативных или чисто нарративных источниках. Эти люди демонстри¬ руют известную степень свободы, то маневрируя между раз¬ личными конкурирующими юрисдикциями, то выбирая из противоречащих друг другу предписаний наиболее удобное для себя, то примеряя ту или иную личину, в зависимости от ситуации. Можно говорить о микроисторическом измерении их жизненных историй? Для чего может служить такое изме¬ рение при написании научной истории? Те, кто занимался когда-либо ловлей блох у собаки, знают, что гладить ее при этом надо против шерсти. Это занятие азартное, но малоприятное как для хозяина, так и для живот¬ ного. Если же гладить по шерсти, то и собаке радостно, и ее экс¬ терьер выигрывает, но юрких кровососов так не разглядеть. Казусы, необычные случаи, могут обеспечить непривычный взгляд изнутри, взгляд через призму коллизий и конфлик¬ тов, расширить наши познавательные возможности. Лет двадцать назад, указав на подобную аналогию, я бы по¬ ставил здесь точку. Теперь же понятно и другое. Из одних казу¬ сов картину прошлого выстроить невозможно, да и незачем2. 1. Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1996-1999. В трех первых выпусках альманаха эта редакторская декларация повторя¬ лась на форзаце, а затем она сменилась другим, более кратким набо¬ ром тезисов. Думаю, что авторство принадлежит Ю. Л. Бессмертному. 2. Прочтение текста Жака Ревеля и Жана-Клода Пассерона убеждает, что написание научной истории через казусы — занятие методоло¬ гически легитимное, но чрезвычайно занудное {RevelJ., PasseronJ.-Cl. Penser par cas: raisonner à partir de singularités // Penser par cas / Ed. par 8
НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ О ЛОВЛЕ БЛОХ Да, степень свободы у героев этой книги немалая, они сами могут воздействовать на социальную реальность, изменяя ее1, хотя бы в силу перформативного свойства большей части высказываний, запечатленных в документах. Но все же они интересны как представители конкретной социальной груп¬ пы, сыгравшей важнейшую роль в истории Франции. У моих героев есть определенный капитал, как символический, так и вполне материальный. Они выстраивают траекторию сво¬ его социального возвышения в реальном мире, взаимодей¬ ствуя с реальными институтами и реальными группами. Сколь бы оригинальны они ни были, они оставались чле¬ нами своего линьяжа, да и зачастую воспринимались со¬ временниками именно в этом качестве. И конфликт между братьями по поводу наследства был не менее важен по своим последствиям, чем отношения с королевским правосудием, местными властями и, наконец, с церковью. Если продолжить собачьи аналогии, случаи, когда собака кусает полицейского, для историка (в отличие от репортера) не менее важны и не менее интересны, чем те казусы, когда собаку кусает полицейский. В этом суть обновленной соци¬ альной истории. Она учитывает субъективность действу¬ ющих лиц истории, старается избавиться от «реификации исследовательских категорий», понимая, что они не более чем конструкты, учитывает перформативный характер дис¬ курса и отдает себе отчет в достижениях «лингвистического поворота». Она многим обязана и исторической антрополо¬ гии, и микроистории, и гендерной истории, и «культурной истории», или «истории через культуру», и «прагматическо¬ му повороту». Но все-таки социальная история по-прежнему отвечает на старые вопросы: как было устроено общество, на какие группы оно делилось, каковы были его социальные J. Revel etJ.-Cl. Passeron. Paris, 2005. P. 9-44; русский перевод: РевельЖ ПассеронЖ.-К. «Казусное» мышление: метод рассуждения, построен¬ ный на частных случаях // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 2010-2013. М., 2015. Вып. ю. С. 251-268). I. Ознакомившись с моими этюдами, российские коллеги обычно го¬ ворят: «Да, интересно. А вот у нас такое было невозможно, такой свободы выбора не существовало, все было расписано». Думаю, что для русской истории либо нет таких источников, либо (что бо¬ лее вероятно) пока не придумали методы прочтения источников существующих. 9
НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ О ЛОВЛЕ БЛОХ иерархии и социальная динамика и как оно вообще было возможно? Правда, отвечает она на подобные вопросы по-новому. Надеюсь, что судьбы наших адвокатов, судей и гуманистов этому поспособствуют. Иначе речь будет идти лишь о сбор¬ нике анекдотов. Впрочем, исторический анекдот — древ¬ ний, достойный жанр бытования истории. Кто сказал, что он устарел?
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ДЕКОРАЦИЯХ, НА ФОНЕ КОТОРЫХ ПРОИСХОДИЛИ ОПИСЫВАЕМЫЕ КОЛЛИЗИИ Будет небесполезным напомнить, в какой исторической обстановке действовали наши герои. Активная жизнь большинства из них пришлась на период правления во Франции династии Валуа-Ангулемов. Правление французских королей Франциска I (1515—Ï547) и Генриха II (i547-I559) называют сегодня периодом «ренес¬ сансной монархии». Франция была вынуждена в неслы¬ ханной ранее мере напрягать свои силы, ведя Итальянские войны, в которых она противостояла могущественным си¬ лам Габсбургов (обладавших короной Испании с ее стары¬ ми и новыми заморскими владениями, короной императора Священной Римской империи, наследственными землями Австрии и Венгрии, а также богатейшими Нидерландами), но это не мешает историкам называть этот период «прекрас¬ ным XVI веком» (le beau XVIе siècle)1. К следующим сорока годам французской истории, когда на троне сменяли друг друга сыновья Генриха II — Фран- циск II (1559-1560), Карл IX (1560-1574) и Генрих III (1574-1589), вполне подходит определение Мишеля Монтеня — «свин¬ цовое время». Религиозные войны (1562-1598) нанесли стра¬ не большой демографический урон. Массовые жертвы, как в Париже во время Варфоломеевской ночи 1572 года, были скорее исключением, чем правилом, сражения не отличались особыми кровопролитиями, однако постоянное присутствие I. Quilliet В. La France du beau XVIe siècle. Paris, 1998. II
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ наемных армий с их эндемическим насилием, как в военное, так и в мирное время, оборачивались катастрофой для сель¬ ских жителей, а передвижения войск были чреваты голодом и эпидемиями1. Острейшим образом переживалась утрата конфессионального единства. Распад привычных социаль¬ ных связей, прогрессирующее ослабление центральной вла¬ сти, а затем и династический кризис поставили перед под¬ данными «христианнейшего короля» ранее немыслимый вопрос: оставаться ли им в первую очередь французами или католиками? Первое решение предполагало верность Генри¬ ху Бурбону, королю Наварры, единственному легитимному претенденту на французский престол, согласно древнему праву престолонаследия, так называемому «Салическому закону». Но Генрих Наваррский был не просто вождем гуге¬ нотов, а человеком уже неоднократно менявшим веру. Можно ли было верить его обещанию в очередной раз принять като¬ личество? Выбор в пользу «веры отцов» вел в ряды Католи¬ ческой лиги, стремившейся не допустить воцарения короля- еретика. Однако все яснее осознавалось, что тогда реальным претендентом на власть во Франции остается испанский король Филипп II или его ставленники. В конечном счете победа досталась Генриху IV, ставшему основателем новой королевской династии Бурбонов. Нантский эдикт 1598 года завершил Религиозные войны компромиссом: католицизм укрепился в роли господствующей религии, но протестантам гарантировались определенные права и привилегии. Из потрясений французской смуты королевская власть вышла окрепшей — монархия Бурбонов прочно ассоции¬ руется с абсолютизмом, хотя французские историки сегод¬ ня чаще говорят об «административной монархии». Вместе с королевской властью окрепла и новая социальная группа, генетически связанная с героями нашей книги. Или, точ¬ нее, они принадлежали к тому слою «образованных людей» (gens de lettres), судейских, «людей правосудия» (gens de justice) XVI века, из которого, как бабочка из куколки, возникнет привилегированная группа владельцев королевских долж¬ ностей, «дворянство мантии» (noblesse de robe), как их будут I. Голод и эпидемии усугублялись начавшимся во второй половине века ухудшением климатических условий в Европе. 12
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ именовать в следующем столетии. Впрочем, это лишь завер¬ шение долгого процесса, свидетелями и участниками кото¬ рого стали наши адвокаты, судьи и гуманисты. Уже в начале XVI века французский король обладал бо¬ лее развитым государственным аппаратом, чем его соседи1. Но лишь с очень большими оговорками можно назвать этот аппарат «бюрократическим». Скорее уж судебным. Мы мо¬ жем говорить о финансовом, военном, полицейском и даже дипломатическом ведомствах власти, но для современников речь шла о разных формах отправления главной функции короля — поддержании справедливости или правосудия. Уже достаточно поздно, в 1579 году, казначей Счетной пала¬ ты Монпелье Шарль Фигон опубликовал трактат, в кото¬ ром структура королевского управления была представле¬ на в виде «древа правосудия»1 2. В основании был сам король и его Королевский совет. В образе главного ствола выступал канцлер и хранитель печати; отходящей в одну сторону от ствола ветвью являлись суверенные курии, высшие суды — Парламенты, второй ветвью — Счетная палата, вершившая суд в налоговой сфере. Далее шли десятки веток и веточек, обозначавшие городские ратуши, маршалов Франции, коро¬ левский двор и даже королевских послов... Все это восприни¬ малось частью единой системы правосудия. В XVI веке фран¬ цузскую монархию по праву можно называть правосудной {monarchie de justice); лишь в следующем столетии постепенно вровень с правосудием будут вставать финансовая и админи¬ стративная («полицейская») функции королевской власти. 1. Об этом в самом начале правления Франциска I писал Клод де Сейс- сель в трактате «Великая французская монархия» (La Grant’ Monar¬ chie de France) (1519). 2. Le Roy Ladurie E. L’arbre de justice, un organigramme de l’État au XVI siè¬ cle // Revue de la Bibliothèque nationale. 1985. Vol. 5. N 18. P. 18-35; La justice et l’histoire: Sources judiciaires à l’époque moderne (XVIe, XVIIe, XVIIIe siècles) / Éd. B. Garnot (dir.), P. Bastien, H. Piant, E. Wenzel. Paris, 2006 ; Алтухова H. И. Продажа должностей во Франции в свете «Инвен¬ таря на должности» 1578 г. // Средние века: Исследования по истории Средневековья и раннего Нового времени. М., 2008. Вып. 69 (2). С. 59- 76; Альвацци дель Фрате 77. Верховный судья и «древо правосудия»: Размышления об «удержанном правосудии» при Старом порядке / Пер. с франц. А. А. Майзлиш // Средние века: Исследования по исто¬ рии Средневековья и раннего Нового времени. М., 2011. Вып. 72 (3-4). С. 61-72. 13
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ Именно с правосудием были по большей части связаны люди, оказавшиеся героями этой книги. Большинство из них были адвокатами, некоторые являлись владельцами коро¬ левских должностей или хотели ими стать1. Часть королевских должностей покупалась и продавалась. Историки часто называли это явление «продажностью долж¬ ностей» (vénalité des offices), но этот термин имеет в русском языке сугубо негативный смысл. Нельзя сказать, что совре¬ менники относились к этой практике хорошо: в публичном дискурсе ее часто осуждали, но она была вполне законной и в семейных расчетах и планах занимала важное место. Уже при Франциске I некоторые должности можно было купить, уплатив деньги казначею случайных доходов (trésorier des parties casuelles) и получив квитанцию об оплате. Фактически речь шла о предоставлении королю ссуды, проценты по которой выплачивались в виде жалованья. По¬ мимо очевидной выгоды для казны в этом был и иной смысл: без «продажи должностей» их распределение зависело бы от аристократов, замолвивших словечко перед королем за ту или иную кандидатуру. Но тогда новый чиновник стано¬ вился верным слугой не столько короля, сколько своего бла¬ годетеля2. Купив же должность, ее обладатель служил верой и правдой только королю, иначе он мог лишиться вложен¬ ных денег. Важно, что должности можно было передавать (резигнировать, résigner) наследнику или фактически пере¬ продавать стороннему человеку. Конечно, для вступления в должность было необходимо иметь определенный образо¬ вательный уровень, и потенциальному коллеге устраивали экзамен, но воля короля была важнее результатов этого испы¬ тания3. Ко времени правления Генриха IV круг обладателей 1. Даже гуманист Пьер Галанд мог рассматривать свой статус «публич¬ ного королевского лектора» как королевскую должность. 2. Пример подобного рода демонстрировала Испания, но и в самой Фран¬ ции аристократические клиентелы еще долго давали о себе знать. 3. Достаточно вспомнить одну из новелл (GXXVI), приписываемых Бонавентюру Деперье. Юноша, не проявивший рвения в изучении юриспруденции, но обладавший солидным состоянием и связями при дворе, добился от Франциска I должности члена судебной пала¬ ты. Однако суд быстро установил его полную профессиональную не¬ пригодность и указал на это королю. После долгих препирательств король спросил судей: «Неужели столько мудрых и ученых людей не могут потерпеть одного дурня?» Уяснив волю короля, суд устроил 14
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ должностей все больше походил на замкнутую касту, попасть в которую могли лишь очень состоятельные люди или/и род¬ ственники членов этой касты. Но наши герои по большей части жили в то время, когда этот процесс еще не был завершен, и полагали, что для со¬ циального возвышения важны не столько деньги, сколько знания, таланты и профессиональные качества. Люди, о которых идет речь в книге, оставили о себе память в разного рода источниках. Это и их собственные сочинения: трактаты, сборники судебных речей, юридические коммен¬ тарии. Но это и нотариальные акты, дошедшие до нас. Это чрезвычайно богатый тип источников: во-первых, нотари¬ альных актов сохранилось достаточно много, во-вторых, они дают представление о разных аспектах реальной жизни и вме¬ сте с тем облечены в юридическую форму1. Наши персонажи были не просто частыми посетителями нотариальных контор, они — благодаря культурному багажу и юридическим знани¬ ям — имели возможность вмешиваться в процесс составления нотариального акта, привносить личное начало даже в устой¬ чивый формуляр акта. Неудивительно, что их акты часто вы¬ делялись из общей массы. Это их отличие в свое время стало отправной точкой для моих биографических исследований2. И наконец, персонажи этой книги оставили много судеб¬ ных документов, поскольку нередко выступали истцами или ответчиками на судебных процессах. Французы XVI века жаловались на обилие судей, этих, как писал Франсуа Рабле, «пушистых котов»3, но сами судились очень часто, удивляя этим иностранцев. Судебные процес¬ сы между соседями и родственниками были обычным де¬ лом, что подтверждают и биографии наших героев. Все это молодому человеку еще один экзамен. Юноша вел себя заносчиво, но «старейший из членов палаты поставил бесстыдника на место, да так удачно, что тот уже никогда не позволял себе подобных речей в столь почтенном обществе». Но ведь и членом палаты «бесстыд¬ ник» в конечном итоге стал! 1. Уваров 77.70. Франция XVI века: Опыт реконструкции по нотариаль¬ ным актам. М.: Наука, 2004. 2. Ouvarov P. Ceux qui sont un peu différents des autres: singularités, «dé¬ viances» et normes dans les actes notariés parisiens du XVIe siècle // Histoire, économie et société. 1996. Vol. 15. N 3. P. 439-466. 3. Их именовали так из-за меховых воротников и опушек мантий для торжественных заседаний. 15
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ превращало Париж в царство «судейских крючков». Только во Дворце правосудия1 на острове Сите размещались сотни советников суверенных курий, самой большой и престижной из которых был Парижский парламент. В середине XVI века он состоял из семи палат: Большой палаты, в которой рассма¬ тривались важнейшие дела, четырех Следственных палат, рассматривавших все остальные дела, Палаты прошений, созданной специально для тех, кто обладал привилегией commitimus — правом обращаться в Высший суд, минуя пер¬ вичные инстанции, и Уголовной палаты — Турнель, назван¬ ной так из-за своего расположения в круглой башне (tournelle). Для выполнения особых миссий создавались временные спе¬ циальные трибуналы, например Огненная палата для рас¬ смотрения дел по обвинению в ереси или Палата вакаций, действовавшая в то время, когда остальные палаты Париж¬ ского парламента распускались на каникулы. Помимо магистратов — советников и президентов (пред¬ седателей) палат, получавших королевское жалованье, — во Дворце правосудия находился огромный вспомогатель¬ ный персонал: судебные приставы, секретари, писцы, а также прокуроры и адвокаты, чьи услуги оплачивали клиенты су¬ дебных учреждений. Самая распространенная ошибка, свой¬ ственная, как ни странно, даже историкам, — видеть в про- курорах государственных обвинителей, причем достаточно высокого ранга. На самом деле речь идет о «прокураторах», по¬ веренных, тех, кто выступает от чьего-то имени1 2. Прокуроры парламента брали на себя заботу вести дела своих клиентов, 1. Это современное его название, а в XVI веке он именовался просто Дворец. И формально он оставался королевским дворцом. Когда-то король Филипп IV Красивый (1285-1314) предоставил его для судеб¬ ных заседаний, и с тех пор короли на острове Сите не жили, появля¬ ясь здесь лишь в особо торжественных случаях. Но я позволил себе этот анахронизм. 2. Ошибка проистекает от того, что у короля тоже были свои проку¬ роры в судах. Королевский прокурор и был тем, кто мог возбуждать дело в суде, отстаивая интересы короля. А поскольку монарх вы¬ ступал в роли хранителя законов, то любое их нарушение, даже то, которое не затрагивало чьих-то конкретных интересов, рассматри¬ валось как покушение на закон, а следовательно, и на королевские прерогативы. Поэтому там, где не было истца, в роли последнего и выступал королевский прокурор, бравший на себя функции сто¬ роны обвинения, то есть короля. 1б
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ всю их судебную документацию. Они имели свои «скамьи» (конторы) во Дворце правосудия, где принимали клиентов, их документы хранились затем в холщовых мешках. Мешки запечатывались особой печатью, и в любой момент их содер¬ жимое могло быть востребовано парламентской комиссией. Прокуроры подсказывали клиентам их дальнейшие шаги, го¬ товили встречные иски, заявления, апелляции, записывали показания свидетелей, словом, были незаменимы при веде¬ нии процессов. Но они не выступали в суде. Речи в судебных заседаниях за истцов и ответчиков произносили адвокаты, мастера судебного красноречия. В отличие от прокуроров адвокаты должны были обладать степенью лиценциата гражданского или канонического пра¬ ва (во всяком случае, таково было требование для адвокатов Парижского парламента уже с 30-х годов XVI века). Если в но¬ тариальных актах прокуроры именовались как «почтенный человек, мэтр» {honorable homme maître), то адвокату соответ¬ ствовало определение «благородный человек, мэтр» или даже «благородный человек и мудрый мэтр» {noble homme et sage maître), что, конечно, никак не свидетельствовало о наличии у них подлинных дворянских титулов1. Но разница между про- курорами и адвокатами была не только в титулатуре и уровне образования. Прокуроры, даже очень успешные, так и остава¬ лись прокурорами Парламента, и только их дети могли наде¬ яться на продвижение по иерархической лестнице. Адвокаты же вполне могли стать обладателями королевской должности. Более того, чтобы стать советником парламента, требовался определенный адвокатский стаж. Поэтому во Дворце право¬ судия были как молодые адвокаты-стажеры, так и убеленные сединами маститые адвокаты-«профессионалы», поучавшие молодежь после заседаний. Общее число адвокатов Париж¬ ского парламента к началу 1560-х годов составляло не менее четырех с половиной сотен человек. И адвокаты, и прокуроры были приписаны к корпорации Парижского парламента, об¬ ладавшего над ними дисциплинарной властью. I. Ни один «настоящий» дворянин не именовал себя «благородным человеком», а только шевалье или экюйе. Век спустя, когда гене¬ ральный контролер финансов Жан-Батист Кольбер затеял проверку подлинности дворянства, его инспекторы не принимали в расчет документы, где речь шла о «благородных людях». 17
ЕЩЕ ОДНО ПРЕДИСЛОВИЕ Но в Париже на правом берегу располагался еще и могу¬ щественный суд первой инстанции, городской суд Шатле, имевший сходную с Парламентом структуру. Советники, ад¬ вокаты и прокуроры Шатле лишь немногим уступали своим коллегам из Дворца правосудия. К тому же именно к Шатле была приписана та сотня парижских нотариусов, что оста¬ вила нам столь ценный корпус источников. Мир судейских в Париже был достаточно тесно связан с другой могущественной и многочисленной корпорацией — с Парижским университетом. В какой-то мере это были «сооб¬ щающиеся сосуды». Подавляющее большинство парижских магистратов и адвокатов учились в Парижском университе¬ те и оставались с ним тесно связаны. Правда, за исключени¬ ем тех, кто получил степень на факультете канонического права Парижского университета, остальным приходилось доучиваться в других университетах, чаще всего в Орлеа¬ не, поскольку в Париже преподавание гражданского права было запрещено еще в 1219 году Гонорием III (дабы школяры не отвлекались от изучения наук Божественных). Парижские юристы почитали университет как свою aima mater, сохраняя определенную верность этой корпорации. В рассматриваемый период университет был подсуден Па¬ рижскому парламенту в важнейших делах, относившихся ко всей корпорации. Судебные процессы, касавшиеся имуще¬ ственных прав студентов и магистров, велись в Шатле, по¬ скольку его глава — парижский королевский прево — был также «хранителем королевских привилегий Парижского университета»1. Итак, между героями нашей книги было немало общего. И, рассматривая их жизненные коллизии, мы можем про¬ яснить для себя много нового, необходимого для написания социального портрета этой в высшей степени важной и лю¬ бопытной группы «людей знания», «людей правосудия». Ка¬ ковы были их условия существования, источники их доходов, структуры социальных связей, их культурные горизонты и, наконец, их самооценка? Мы вернемся к этим вопросам в конце книги. I. Существовала также юрисдикция «хранителя апостолических при¬ вилегий Парижского университета».
Казус 1 Дюмулен против Дюмулена. Брат против брата: как отменить дарение?1 Жизнь большинства французов XVI века регулиро¬ валась нормами обычного, кутюмного права. Тем не менее право римское в этом столетии оказало огромное влияние на эволюцию «духа законов» француз¬ ского общества. Одним из самых важных каналов этого влияния было редактирование местных кутюм юристами. Соединение двух разных правовых систем не могло не порож¬ дать конфликты. В работе над подобными казусами ученые правоведы — «юрисконсульты», как их именовали во Фран¬ ции, — придавали французскому праву завидную гибкость. I. Рассказ о Шарле и Ферри Дюмуленах (встречается и другая транс¬ крипция имени — дю Мулен) как самостоятельный текст впервые опубликован в 1997 году в памятном первом выпуске альманаха «Ка¬ зус»: Уваров П. Ю. Два брата-адвоката // Казус: Индивидуальное и уни¬ кальное в истории. 1996. М., 1997- [Вып. 1]. С. 212-224. В нем упор де¬ лался на странность поведения Шарля, нароль данной истории для понимания его биографии и некоторые особенности французского общества. Год спустя вышла другая статья в издании, посвящен¬ ном римскому праву и его рецепции: Уваров П. Ю. Казус Дюмулена // Древнее право. Ius Antiquum. М., 1998. Вып. I (3). С. 196-205. В этот раз акцент был сделан на юридической стороне конфликта — коллизии между римским правом и Парижской кутюмой. И наконец, в качестве самостоятельного раздела четвертой главы текст о Дюмулене вошел в мою монографию: Прославленный Шарль Дюмулен // Уваров 77. Ю. Франция XVI в. Опыт реконструкции по нотариальным актам. М.: Наука, 2003. С. 411-425. Там на первое место была поставлена мето¬ дологическая и источниковедческая сторона исследования: важно было раскрыть возможности нотариального акта и микроисториче- ского метода. 19
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА Особый интерес представляет казус, произошедший с Шар¬ лем Дюмуленом, признанным корифеем французской юриди¬ ческой мысли эпохи Ренессанса1. Его попытка отменить даре¬ ние, сделанное младшему брату, превратилась в настоящий юридический детектив. Шарль Дюмулен (1500-1566) был юристом в пятом поколе¬ нии, его предок Жан Дюмулен, королевский адвокат из балья- жаМо, был аноблирован еще в 1391 году. Однако Шарль Дюму¬ лен происходил из боковой ветви этого славного рода. Его отец, адвокат парижского Шатле, не обладал большими средствами, однако смог дать старшему сыну основательное образование. Обычное университетское обучение — степени магистра ис¬ кусств в Париже и доктора гражданского права в Орлеане — дополнилось изучением канонического права в Пуатье. После небольшой стажировки в Шатле Шарль Дюмулен в 1525 году становится адвокатом Парижского парламента. Долгие годы он ежедневно посещал судебные заседания, общался с колле¬ гами, обсуждая юридические тонкости судебных процессов. Ко второй половине 30-х годов он уже слыл ученейшим юри¬ стом. Правда, младшие современники, воздавая должное его знаниям, делали примечательную оговорку, обычно опускае¬ мую позднейшими биографами Дюмулена: «самый ученый из юрисконсультов был в то же время весьма слабым и неумелым адвокатом»1 2. Возможно, практической карьере Дюмулена вре¬ дили его личные недостатки, об одном из которых мы осведом¬ лены — он говорил невнятно и порой заикался. Один раз раз¬ драженный этим президент Парижского парламента Кристоф де Ту грубо оборвал его речь. На следующий день на дом к пре¬ зиденту явилась депутация адвокатов, потребовавшая извине¬ ний зато, что он оскорбил их всех, унизив их коллегу, обладаю¬ щего такой ученостью, какой никогда не достичь самому де Ту3. 1. «Высочайший авторитет для всех юристов, интересовавшихся пра¬ вом обычным, франкским, французским» (Червонная Т.М. Француз¬ ская деревня по юридическим источникам XVI в. Саратов, 1992. С. и). 2. Loisel A. Le dialogue des avocats du Parlements de Paris // Divers traites trirés des mémoires de m. A. Loysel. Paris, 1651. P. 82-83. 3. BrodeauJ. La vie de maistre Charles du Moulin. Paris, 1654. P. 28: «мудрый и достойный президент, преисполненный доброты и человечности, принял правильное решение и на следующий день объявил, что по¬ горячился, и с тех пор между ними установилась дружба». Эту идил¬ лическую картину следует дополнить: в 1564 году, когда Дюмулена 20
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? Отец Дюмулена умер в 1529 году, и Шарль остался стар¬ шим в семье, состоявшей из его брата Ферри, который также стремился получить юридическое образование, и трех сестер (старшая из них к тому времени уже удалилась в монастырь). Недвижимое имущество семьи оказалось невелико, поскольку Жан Дюмулен вынужден был многое отдать за долги. Ядро со¬ ставляла сеньория Миньо — старинное родовое гнездо к юго- западу от Парижа на берегу речки Бьевр, близ важного цен¬ тра современного «Большого Парижа» — Антони. Несколько не очень доходных земельных владений было разбросано в соседних фьефах. Некоторое время Шарль Дюмулен выполнял обязанности главы семьи и распоряжался хозяйством, затем, после 1531 года, полностью отказался от имущества, причитавшегося ему по праву старшинства1, и подарил сеньорию Миньо брату, а за¬ тем еще раз подтвердил свое дарение в 1535 году. Это был не¬ обычный поступок, коль скоро Шарль не уходил в монастырь, а оставался в миру. Но адвокат решил полностью посвятить себя ученым занятиям. Из его собственных текстов и из описания биографа мы узнаем, что Дюмулен, освободившись от имущества, старался подражать жизни древних философов. Как только заканчи¬ валось утреннее заседание суда, он спешил покинуть Дворец правосудия и торопился домой, чтобы работать в своем каби¬ нете на общее благо. «Довольствуясь малым, он жил как шко¬ ляр, лишая себя сладости публичных и частных бесед, дабы как можно больше трудиться, размышляя в одиночестве»2. арестовали в Париже за нелегальную публикацию трактата против решений Тридентского собора, только вмешательство коннетабля Монморанси чудом спасло его от виселицы. На немедленной казни адвоката настаивал не кто иной, как Кристоф де Ту, в ту пору уже первый президент Парламента (см.: Thireau J.-L. Charles du Moulin (1500-1566): Etudes sur les sources, la méthode, les idées politiques et éco¬ nomiques d’un juriste de la Renaissance. Genève, 1980. P. 51). 1. Род Дюмуленов был дворянским, поэтому наследство регулировалось принципами «благородного раздела» (partage noble), когда большая часть недвижимости, и прежде всего родовое (а не благоприобретен¬ ное родителями) имение, доставалось старшему наследнику. 2. Он сам рассказывает об этом в своих предисловиях к комментариям на «Консультации» Александра Тартаньи в изданиях 1551 и 1561 го¬ дов (см.: Annotationes super consultations Alexandro [Tartagni] libri 7. Paris, 1551; цит. no: Dumoulin Ch. Omnia quae extant Opera: In 5 vols. Paris, 1681. Vol. 3. P. xxvi-xxvii; см. также: BrodeauJ. Op. cit. P. 18). 21
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА Впоследствии он не раз отмечал, что отказывался от пред¬ ложений получить должность или пенсион от какого-нибудь могущественного вельможи, опасаясь, что это отвлечет его от научных занятий и вынудит поступаться совестью, давая со¬ веты в плохих делах. Основным источником существования в тот период были гонорары за консультации, с которыми к нему обращались парижские и особенно провинциальные юристы. В1538 году вышли комментарии Дюмулена к первому разделу Парижской кутюмы. В посвящении королю Дюмулен сообщает, что он, взяв за образец Боэция, который составил сумму всех наук и искусств, посвятил всего себя систематиче¬ скому перетолкованию кутюмов с позиций римского права во имя общего блага1. Дабы максимально способствовать сво¬ ими занятиями общему благу, он вел отшельническую жизнь и даже отказался от модной в ту пору бороды а-ля Франциск I, чтобы не тратить время на ее расчесывание2. В переиздании трактата «Советы Александра», предпри¬ нятом в 1561 году, он воспроизводит беседу с Франсуа де Мон- тононом, своим соседом, а после одним из президентов Парла¬ мента. Сосед удивлялся, что адвокат возвращается из Дворца в час дня, а Дюмулен отвечает: «Там адвокаты-консультанты, отошедшие от дел или не занятые процессами, ведут досу¬ жие беседы, и так проходит вся их жизнь». Дюмулен, по его словам, удаляется, дабы работать над книгами, и его мир — это его кабинет3. В других своих трудах он сообщал, что лю¬ бое развлечение или беседа воспринимались им как пустая 1. Consuetudines sive constitutions almae Parisorum Urbis, atque ad eo totius Regni Franciae princilales. Commentariis amplissimis... per Carolum Moli¬ narum iureconsultum. Parisii, 1539. Fol. AAij (v). 2. BrodeauJ. Op. cit. P. 16. Напомню, что шрам, полученный в результате несчастного случая в 1521 году, обезобразил подбородок молодого короля, и тот спрятал его за элегантной бородой. До того при фран¬ цузском дворе бороды были не в моде. Королю стали подражать при¬ дворные, затем все дворяне, а скоро их примеру последовали и мно¬ гие юристы, что вызвало, впрочем, неудовольствие консервативной части парламента. Для них магистрат был сродни духовной особе, и потому ему следовало быть тщательно выбритым. Но молодые су¬ дьи их не очень слушали, а адвокаты, пользуясь статусом «свободной профессии», и вовсе не обязаны были следовать предписаниям ма¬ гистратов, предпочитая походить скорее на придворное дворянство, чем на священников (подробнее см.: Le GallJ.-M. Un idéal masculine. Barbes et moustaches aux XVe-XVIIIe siècles. Paris, 2011). 3. Annotationes... Introd. Fol. iii; BrodeauJ. Op. cit. P. 30. 22
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? трата времени, наносящая ущерб общему благу. Поэтому он сильно возмутился, когда муниципалитет, в связи с угро¬ зой Парижу со стороны императорских войск в 1536-1537 го¬ дах, обязал его участвовать в выплате денег на срочные во¬ енные расходы. Дюмулен ходатайствовал об освобождении от этого сбора, ссылаясь на бедность и на свои заслуги, а затем с негодованием вспоминал об этом в предисловии к одному из своих сочинений: «Как можно заставить платить того, кто расстался со своим имуществом, дабы всего себя посвятить общественной пользе?»1 Однако ни репутация, ни слава не приносили адвокату бо¬ гатства. Финансовые дела были расстроены, от напряженного труда испортилось и здоровье. Дюмулен все чаще болел. Дру¬ зья посоветовали ему жениться. В своих комментариях к кано¬ ническому праву (на слово «Uxor», «Супруга») он признается в своих сомнениях по поводу женитьбы1 2. В 1538 году он, вняв советам друзей, женился на Луизе де Вельд он, дочери секретаря {greffier) одной из парламентских палат. Позднее он объяснял, что женился «не из похоти и не из корысти, но для отдохнове¬ ния и для поддержания домашнего очага во время занятий»3. Скромного приданого хватило, чтобы рассчитаться с дол¬ гами, накопившимися за годы отшельнической жизни. Мне удалось обнаружить в парижском центральном хранилище нотариальных минут несколько его актов покупки (консти¬ туирования) рент4. Возможно, именно эти операции послу¬ жили толчком к написанию двух трактатов о природе рент — «Tractatus de usures» и «Labyrintis de eo quod interest»; работа над ними началась в 1542 году. В этих трактатах он затронул чрезвычайно важные для своего времени вопросы. Француз¬ ский исследователь Бернар Шнапер полагал, что Дюмулен первым подошел к новой концепции коммерческого кредита5. 1. Annotationes... Lib 7. Cons. 214, § 2; BrodeauJ. Op. cit. P. 25. 2. BrodeauJ. Op. cit. P. 21. 3. «Non ad voluptatem et ad divitias sed ad restitutionem et ad conservatiome, domus, et otii ad studia instauranda» (цит. no: Du Moulin Ch. Tractatus duo analytici... Prior de donationibus, vel confirmatis in contractu matrimonii... Paris, 1557. P. 36. § 84). Точно теми же словами он объяснял и свой вто¬ рой брак в 1558 году (см.: Thierau J.-L. Op. cit. Р. 46). 4. AN. MC. VII 68. См., например, акты от 13 мая и 3 июня 1540 года. 5. Schnapper В. Les rentes au XVIе siècle: Histoire d’un instrument de crédit. Paris, 1957. P. 185. 23
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА До сих пор мы следовали за биографами, которые опира¬ лись на сведения, рассыпанные по текстам самого Дюмулена. В юридических комментариях он часто приводил примеры из собственной жизни и склонен был рассказывать о себе в предисловиях и посвящениях, которыми предуведомлял свои книги. Поэтому биографы и даже авторы словарных статей о Дюмулене не могли обойти молчанием историю его конфликта с братом, конфликта, превращенного самим же правоведом в классический юридический казус. Я же заинтересовался этой историей, когда работал с таким источником, как «Инвентарь регистров инсинуаций Париж¬ ского Шатле»1. Согласно ордонансу Франциска I, изданному в 1539 году в Виллер-Котре, нотариальные акты дарений не¬ движимого имущества обретали полную юридическую силу лишь после их «инсинуации» — записи в книгах суда первой инстанции. Для столицы таким судом был Шатле. Наряду с разнообразными актами дарения в книгах регистрирова¬ лись и редкие случаи отмены (ревокации) ранее сделанных дарений. 7 января 1550 года в книге инсинуаций Шатле были зарегистрированы сразу два акта Шарля Дюмулена1 2. В первом акте, датированном 29 июня 1547 года, он расска¬ зывает о том, что еще в 1531 году уступил своему брату Ферри Дюмулену сеньорию Миньо, в свое время подаренную ему их покойным отцом, а также передал брату все документы на право владения унаследованным родительским имуще¬ ством. Он ничего не оставил себе, но между ними было дого¬ ворено, что два других фьефа3 будут зарезервированы для того, чтобы выдать замуж их младшую сестру (две другие уже находились в монастыре). Шарль Дюмулен поясняет, что «в то время он не имел ни малейшего намерения жениться и заводить детей, но лишь продолжить занятия, чтобы пере¬ толковать и прокомментировать как кутюмы, так и граждан¬ ское право...», однако позже случилось так, что у него появи¬ лись многочисленные родные и законные дети. И если бы 1. Inventaire des registres des insinuations du Châtelet de Paris, règnes de François Ier et de Henri II / Ed. par E. Campardon et A. Tuetey. Paris, 1906 (далее — IRI). 2. IRI. № 3269-3270, AN. Y 95. Fol. 158-161. 3. Два фьефа, Левек и Гиенкур, были переданы Шарлю Дюмулену его дядей, покойным Гийомом Дюмуленом. 24
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? тогда он мог это предвидеть, он никогда не стал бы действо¬ вать в ущерб своему потомству. К тому же после смерти отца он содержал брата в школах, содействовал получению им степени лиценциата права и на свои деньги ввел в адвокат¬ ское звание. Поэтому дарение, сделанное ранее брату Ферри, им теперь отменяется «по праву решения» {en droictjugement) и переадресуется в пользу детей Шарля Дюмулена. От лица малолетних детей дарственный акт подписала их мать Луиза де Бельдон. Дети же не должны при этом требовать от Ферри Дюмулена чего-либо сверх сеньории Миньо. Таким образом, Дюмулен полагал, что рождение «закон¬ ных и родных» детей (то есть рожденных в законном браке, а не усыновленных) — достаточное основание для отмены своего прежнего дарения. Как показывает опыт работы с но¬ тариальными актами, формулировка en droictjugement у казы- вает на то, что составитель выходит за рамки обычного права, но вместе с тем считает свое решение юридически обосно¬ ванным и предполагает обоюдное согласие сторон. В данном случае путь к компромиссу с братом оставался открытым. Следующий документ был составлен год спустя. Он дати¬ рован 7 августа 1548 года и, повторяя основные положения предыдущего акта, вносит в него существенные дополне¬ ния. Уточнялось, что сеньория была передана в виде «про¬ стого дарения» {purement et simplement) и что после смерти отца Шарль Дюмулен на правах старшего в семье выкупил все ренты и выплатил долги, оставшиеся от отца, и в тече¬ ние трех лет содержал своего брата в «Орлеанских школах»1, а затем содержал, одевал и кормил его в своем доме. Но Ферри Дюмулен оказался «вопиюще неблагодарен, распускал поро¬ чащие ложные слухи о своем брате, возводил на него многие злостные неправды, повергая его в отчаяние и меланхолию, стремился отвратить от него друзей. Под ложным предло¬ гом он изъял у него документы {lettres et tiltres) на владение землей и продал имущество, которое предназначалось для приданого сестре, отрицая все имевшиеся ранее договорен¬ ности». Более того, во время судебных заседаний 2 мая и 3 ав¬ густа 1548 года он сам предъявил Шарлю встречный иск. По¬ этому Шарль составил новый акт, требуя отмены дарения I. То есть в Орлеанском университете. 25
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА «по причине неблагодарности», и попытался вернуть уже не только земли, но и средства, израсходованные на обучение неблагодарного брата и введение его в должность. Следует отметить, что в регистрах парижского Шатле, как и в публикации начала прошлого века, акты были записаны в обратной последовательности. Это породило заблуждения у многих, кто писал об этой истории, в том числе и у такого знаменитого историка права, как Франсуа Оливье-Мартен1. За год, прошедший со времени составления первого акта, Шарль Дюмулен изменил тактику. С защиты прав законных детей акцент переносится на неблаговидные деяния мэтра Ферри Дюмулена, оттеняемые добродетелями составителя акта. Что же произошло между двумя датами? Итак, к 1547 году у Шарля родилось трое детей, а также по¬ требовались деньги для обустройства будущего его сестры Жанны. По словам Шарля Дюмулена, он тогда сумел выде¬ лить ей в приданое 1400 ливров и обеспечить двум другим сво¬ им сестрам-монахиням по 25 ливров ежегодного пенсиона2. По всей видимости, составляя свой первый акт ревокации от 29 июня 1547 года, Шарль Дюмулен еще не потеря л надежду получить от брата подаренное ему имущество. Составив до¬ кумент, 7 декабря 1547 года Шарль отправил его в королевскую канцелярию и получил высочайшее соизволение отменить прежнее дарение3. Однако письма, выдаваемые канцеляри¬ ей (будь то легитимация детей, натурализация иностранцев, акты помилования или отмена сделанных прежде дарений), обретали законную силу лишь после того, как они регистри¬ ровались Парламентом, проверявшим соответствие королев¬ ской милости букве закона. Эта процедура называлась «энте- ринация» (entérinement можно перевести как «ратификация»). И на этом этапе Шарля Дюмулена ждал неприятный сюр¬ приз. Документов на владение сеньорией Миньо он предъ¬ явить не мог — Ферри, по версии Шарля, заранее отобрал их 1. Olivier-Martin F. Histoire de la coûtume de la Prévôté et vicomté de Paris. Paris, 1966 (reprint). T. 2. P. 490. 2. BrodeauJ. Op. cit. P. 23. 3. К сожалению, соответствующая серия регистров королевской Кан¬ целярии содержит немало лакун и том, относящийся к 1547 году (AN. JJ 257С), доходит лишь до ноября. Однако есть все основания пред¬ полагать, что в основе письма, выданного канцелярией от имени короля, лежал текст акта ревокации от 29 июня 1547 года. 26
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? «под ложным предлогом»1. Это было первое важное упуще¬ ние. Кроме того, если мы сопоставим дату составления до¬ кумента (29 июня 1547) с датой его регистрации в Шатле (7 ян¬ варя 1550), то обнаружим серьезное нарушение предписаний ордонанса Виллер-Котре, отводившего для регистрации че¬ тырехмесячный срок. Уже одно это делало формально неза¬ конным акт ревокации к моменту его рассмотрения в Парла¬ менте. Любой опытный прокурор должен был указать истцу на этот просчет1 2. Но ахиллесовой пятой первого акта ревокации оказа¬ лось другое обстоятельство. Составляя его, Дюмулен, по- видимому, ориентировался на закон si unquam3 императора Константина, согласно которому дарения подлежат отмене в случае рождения родных и законных детей (отсюда в акте отмены Дюмулен подчеркивает именно это качество своих детей, чего обычно не делается в остальных актах, зареги¬ стрированных в Шатле)4. Следует заметить, что в законе императора Константина говорилось о возможности отме¬ ны дарений, адресованных вольноотпущенникам. Имен¬ но в этом случае щедрость дарителя не должна была идти во вред его потомству. Однако эта оговорка игнорировалась юристами XV—XVI веков. Но Дюмулен то ли по забывчивости, 1. Как следует уже из второго акта, Ферри «изъял у него документы, дав ему понять, что всего лишь хочет представить их неким нотариусам [в качестве доказательства того, что] он не является мошенником, и заверив, что вернет их незамедлительно. Однако он этого не сде¬ лал, но, напротив, стал отрицать то, что их когда-либо видел, продал то, что было зарезервировано для брака их сестры, и долго вводил указанного заявителя в заблуждение...». 2. В «Диалоге адвокатов», которому в нашей книге будет посвящен по¬ следний рассказ, упоминается о том, насколько вредно для адвоката ссориться с прокурорами. В качестве примера приводится случай Шарля Дюмулена, не сумевшего найти общий язык с прокурорами, правда, не уточняется, о каком конфликте идет речь. 3. Об этом десятилетием раньше писал прославленный юрист Андреа Тирако: TiraquelliA. Commentarii in leg. Si unquam. Cap. De revoc. donat. Paris, 1535. 4. Эта фраза ввела в заблуждение даже таких опытных историков, как Э. Кампардон и А. Тюетей, которые поняли ее так, будто у наше¬ го адвоката родились незаконные дети — во французском языке enfants naturels чаще употребляется именно в этом значении. Но для Дюмулена важнее иная оппозиция: naturel — adoptif, родной — усы¬ новленный, для римского права это имело немалое значение. 27
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА то ли умышленно не упомянул, что в 1535 году то же самое дарение сеньории Миньо было подтверждено им по слу¬ чаю свадьбы своего брата Ферри. А это уже в корне меняло дело. Имущество, переданное по случаю заключения брака, пользовалось особой защитой кутюмного права, и кому как не Дюмулену, лучшему толкователю кутюм, было это знать. Пожалуй, приведенная выше оценка Дюмулена, сделанная Луазелем в «Диалоге об адвокатах Парижского парламента», была справедливой. Вот мнение об этом деле младшего современника Дюмуле¬ на и признанного авторитета в вопросах судебной практики Жана Папона: Адвокат Парламента, превосходящий всех своими знаниями, передал все свое имущество своему брату по брачному контрак¬ ту, ...затем поменял мнение и раскаялся в свершении дарствен¬ ной. Он стал искать средства отменить сей акт. Ему посовето¬ вали жениться, что он и сделал и завел детей. [Папон остается глух к усилиям Дюмулена создать свой идеализированный об¬ раз аскета, борца за общественное благо.] <...> Его указанный брат выдвинул в противовес весьма важные причины: <...> что указанный Дюмулен объявил во всеуслышание о своем жела¬ нии даровать все свое имущество брату, дабы хорошо его же¬ нить... И что, веря этим словам, он нашел женщину, на которой и женился1, и без данного обещания свадьба никогда бы не со¬ стоялась, и что, исходя из этой щедрости, он выделил солидный дуэр1 2 своей супруге. И что отмена дарения была бы обманом и непростительным мошенничеством, свершенным по отноше¬ нию к браку, который является таинством, честью и божествен¬ ным установлением3. 1. Это была Маргарита Майар, дочь лейтенанта Шатле (то есть заме¬ стителя парижского прево) по уголовным делам. 2. Дуэр (вдовья доля) — часть семейного имущества, которую в случае смерти мужа получала его вдова. Дуэр мог определяться кутюмами или же специально оговариваться в брачном контракте. Как прави¬ ло, он находился в определенном соотношении с приданым. Если жена умирала первой, то право на дуэр переходило ее детям, неза¬ висимо от иных форм наследования. Если их отец женился вторично и у него рождались дети от второго брака, дуэр оставался неприкос¬ новенной собственностью детей от первого брака. 3. PaponJ. Instrument de premier notaire. Lyon, 1575. P. 355-358. 28
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? Закон si unquam говорил об отмене только «простых даре¬ ний» (pures et simples) ^ a вовсе не тех, что были сделаны с целью вознаградить или отметить какое-нибудь событие. По всей видимости, сопротивление Ферри Дюмулена в этом процес¬ се было организовано достаточно продуманно. Он вчинил встречный иск по поводу растраты материнского наследства Шарлем Дюмуленом в период несовершеннолетия Ферри, по¬ требовал от Шарля отчета об опеке, отрицал наличие каких- либо устных договоренностей. Помимо самого мэтра Ферри Дюмулена против отмены дарения выступил с иском и влиятельный советник Парла¬ мента Николя Юро. После смерти Маргариты Майар, жены Ферри, он был назначен опекуном их несовершеннолетних детей и отстаивал в суде их интересы, поскольку сеньория Ми- ньо как дуэр покойной матери принадлежала именно детям. Папон отмечает всю деликатность проблемы, но в целом согласен с аргументацией Ферри. Согласно парижским обы¬ чаям, дарения, сделанные по случаю женитьбы (par la vraye cause de nopces) сообразно приданому жены, не отменяются даже после появления детей у дарителя, тем более если соб¬ ственность эта находится под ипотекой и без нее имущества мужа не хватит на обеспечение дуэра, соответствующего приданому. Сам же Шарль Дюмулен включился в борьбу за отмену да¬ рения в свойственной ему манере. Он написал два трактата о дарениях, сделанных в виде брачного контракта и в виде завещания1, причем в параграфе 64 первого трактата наста¬ ивал, что рождение наследника у дарителя служит достаточ¬ ным основанием для отмены сделанного ранее дарения, даже если оно связано с брачным контрактом. После ряда судебных заседаний весны-лета 1548 года Шарль Дюмулен решает изменить свою тактику. Не отказы¬ ваясь от апелляции к закону si unquam, он обращается к бо¬ лее эффективному и более эффектному закону Юстиниана si totas (L. ю. Cod. de revocandis donationibus. Inst. De donat. § 2), со¬ гласно которому дарения могут отменяться в том случае, если одариваемый проявляет неблагодарность: угрожает жизни i.i. Tractatus duo analytici: De donationibus factis vel confirmatis in contractu matrimonii; De inofficiosis testamentis donationibus et dotibus. Paris, 1577. 29
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА дарителя, порочит его честь или отказывается выполнить записанные или устные обязательства, взятые на себя при получении дара. Все признаки неблагодарности были под¬ черкнуты во втором акте Дюмулена. Пафос второго акта был не просто фигурой речи. Описывая свои чувства—расстрой¬ ство, отчаяние и меланхолию, автор ставил вопрос о прямой угрозе своей жизни в результате действий брата, коль скоро меланхолия (разлитие черной желчи) считалась, согласно гуморальной теории, опаснейшей болезнью1. Причем эти ус¬ ловия отмены дарения не противоречили Парижской кутюме и полностью были в нее включены2. Борьба продолжалась. Шарль Дюмулен зарегистрировал, наконец, свои ревокации в Шатле, вчинил еще один иск о воз¬ мещении судебных издержек за срыв «этиринации» докумен¬ та, выданного королевской канцелярией. Противоположная сторона, по-видимому, старалась использовать факт оммажа, уже принесенного Ферри за оспариваемые сеньорию и фье- фы. За время следствия накапливалась масса побочных ис¬ ков, причем каждое действие одной из сторон порождало встречные претензии другой. 31 декабря 1549 года сторонам было предложено решить дело «без установления конечной истины по поводу исков, взаимно вчиненных мэтрами Шар¬ лем и Ферри Дюмуленами, и без вытекающих последствий». Но дело продолжалось. За это время Шарль Дюмулен напи¬ сал четыре трактата, посвященных этому процессу, — два по юридическому существу отмены дарений, два по вопро¬ сам процедуры судопроизводства. Как можно убедиться, та¬ ков был метод работы Дюмулена-старшего: свершая то или иное юридическое действие, он при этом пускался в рефлек¬ сию, соотносил свои поступки с нормами римского права и с кутюмами, и в результате появлялось новое сочинение. На его стороне были авторитет если не лучшего, то одного из лучших юристов, королевский фавор, общественное мнение, 1. Особенно много о меланхолии-болезни размышляли в эпоху Ренес¬ санса, который Жан Старобинский назвал «золотым веком мелан¬ холии» (Старобинский Ж. Чернила меланхолии. М.: НЛО, 2016. С. 63). 2. La coûtume de la prevosté et vicomté de Paris / Rédigé dans l’ordre naturel par P. Le Maistre. Paris, 1700. P. 360. Там, кстати, приводится особое мнение Дюмулена о том, что если подаренное имущество уже про¬ дано, то в случае отмены дарения его стоимость надлежит вернуть дарителю. 30
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? хорошо информированное о данном процессе не только из его трактатов, но и из предисловий к другим книгам. Ведь предисловия, в отличие от самих юридических трудов, пи¬ сались по-французски и были доступны более широкому кругу читателей. Так, Шарль Дюмулен добился от короля комплексной при¬ вилегии, датированной I января 1552 года1, на издание своих сочинений последних лет. Вместо привычной лапидарной формы явно с подачи самого Дюмулена в тексте перечисля¬ ются его заслуги, заключающиеся в том, что за 30 лет, на протяжении которых он пребывал в звании адвоката указанной курии, он прилагал уси¬ лия к соединению теории с практикой во имя благой и настоятель¬ ной преданности общественному благу, продвижения и развития образованности и облегчения науки права и судопроизводства...1 2 Среди прочих его успехов — комментариев к некоторым провинциальным кутюмам, трактатов о дарениях, о стиле парламента—там указаны его сочинения о правах француз¬ ской короны и «Комментарии к Эдикту о малых датах». Этот трактат Шарля Дюмулена сыграл важную роль в истории всего королевства и стал поворотным моментом в биографии адвоката, покончив с его статусом «кабинетного ученого». Папа Юлий III (1550-1555), получив папскую тиару при поддержке французов, неожиданно занял позицию, резко враждебную интересам французского короля в Италии. Ген¬ рих II ответил пересмотром привычного порядка распреде¬ ления церковных бенефициев и отправки аннатов в Рим. Шарль Дюмулен, за которым уже прочно закрепилась слава 1. На самом деле ее следует датировать уже 1553 годом, ведь до 1564 года во Франции год исчислялся не I января, а по Пасхе. Об институ¬ те привилегий см.: Parent A. Les métiers du livre à Paris au XVIe siècle 0535-I56O). Genève, 1974. 2. «contenant que dès et depuis 30 ans, qu’il a exercé l’estât d’advocat en ladite cour, il est appliqué a conférer la pratique avec la théorique et pour le bonne et affectionné désir qu’il a eu, et a au bien public, avancement et promotion des lettres et abbreviation de la science des droictz et pratique» (текст привилегии воспроизводился Шарлем Дюмуленом во многих изданиях; цит. по: Traicté de l’origine: Progrès et excelence du Royaume des Françoys... Lyon, 1561). 31
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА специалиста по согласованию разных систем права (он слыл знатоком обычного права, римского права, королевских ордо¬ нансов, процессуальных норм), взялся за проблему соотнесе¬ ния норм канонического права с остальным действовавшим в стране законодательством. На конкретном примере спора о «малых датах», относящегося к срокам и формам замеще¬ ния вакантных бенефициев, Дюмулен защитил права фран¬ цузской церкви и права короля от «узурпации» со стороны римского папы. Но он пошел дальше: из его текстов следо¬ вало, что право верховенства в делах галликанской церкви издавна принадлежало королям Франции и должно быть восстановлено. Его «Комментарии к Эдикту о малых датах» (1552) имели большой резонанс благодаря написанному по- французски тексту пространного посвящения королю. Дюмулен мог в данном случае действовать по собствен¬ ной инициативе, он давно тайно склонялся в пользу ре¬ формированной религии, и отношение к Риму у него было сугубо отрицательным. Но он мог взяться за эту проблему и по указанию тех людей из королевского окружения, кто отвечал за итальянское направление королевской полити¬ ки, — либо самого коннетабля Монморанси, либо государ¬ ственного секретаря Жана Дютье. Правительство Генри¬ ха II тем самым наглядно показывало папе Юлию III, что его дальнейшая антифранцузская политика приведет к чему- нибудь вроде «Акта о супрематии» по английскому образцу. Весной 1551 года заговорили о созыве национального собора галликанского духовенства для «реформирования злоупо¬ треблений» церкви во Франции1. Насколько далеко в этом конфликте мог зайти «христианнейший король», осталось неизвестным: Святой престол, приняв этот сигнал, пошел на уступки. В этом была немалая заслуга Шарля Дюмулена. Именно тогда коннетабль Монморанси сказал королю, пред¬ ставив ему книгу нашего адвоката: «Сир, Ваше Величество не смогло с тридцатью тысячами человек принудить папу Юлия III к миру, сей человечек сделал это при помощи вот этой маленькой книжечки»1 2. 1. VenardM. Une Réforme gallicane? Le projet de Concile national de 1551 // Revue d’histoire de l’Eglise français. 1981. Vol. 67. P. 201-225. 2. Cormier T. Rerum gestarum Henrici II, regis Galliae libri quinque. Paris, 1667. P. 74. 32
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? С точки зрения историка права, подобные факты носят внеюридический характер и не могут относиться к существу дела об отмене дарения. Конечно, то, что аргументы Шарля Дюмулена показались магистратам Парламента убедительны¬ ми именно в тот момент, когда он был обласкан славой и ко¬ ролевским фавором, могло оказаться и простым совпадением. Как бы то ни было, 12 апреля 1552 года в деле Шарля Дюму¬ лена было вынесено окончательное решение. Причем была избрана наиболее торжественная форма его оглашения — purpurato rosato, то есть в торжественном облачении судей в красные мантии. Поэтому, кстати, самого текста этой сен¬ тенции мне так и не удалось найти в обычных регистрах Пар¬ ламента. 12 апреля был последний рабочий день перед Пас¬ хой и, следовательно, последний рабочий день года. Курия хотела закончить максимально возможное число дел и вы¬ несла несколько десятков постановлений (<arrests). Выписки из постановлений, датированных этим днем, занимают в реги¬ страх Парламента целых восемнадцать листов, исписанных убористым почерком. В виде исключения к ним даже было составлено специальное оглавление. Но интересующего нас дела в этом списке нет. По всей видимости, торжественные постановления регистрировались в какой-то другой книге. Но решение Парламента по делу Дюмулена полностью вос¬ произведено в сборнике Барнабе Ле Веста1 и упоминается большинством «арестографов», то есть знатоков постанов¬ лений короля и его судей. Решение было принято в соответствии с законом si unquam. Полная формулировка в публикации Б. Ле Веста звучит следу¬ ющим образом: «XLIX приговор в пользу мэтра Шарля Дюму¬ лена, касательно закона Si unquam sive de revoc. donat., но все же с условием ипотеки дуэра, от которого супруг не освобожден». В приводимых материалах судебного постановления на¬ мечены основные моменты процесса, откуда мы и черпали информацию о ходе этого многолетнего разбирательства. Не¬ которые иски Шарля Дюмулена отклонялись (в частности, претензии к Николя Юро, опекуну детей Ферри Дюмулена, со¬ рвавшего «энтеринацию» акта об отмене дарения, выданного i.i. Le VestB. Arrests celebres et mémorables du Parlement de Paris. Paris, 1612. P. 234-238. N XLIX. 33
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА Канцелярией), но в целом «указанный Ферри приговаривал¬ ся оставить в пользование истца указанные вещи, как было до указанного дарения, и компенсировать ему доходы после вычета улучшений». Теоретически Ферри должен был воз¬ вратить доходы за время, прошедшее с 1547 года, с начала су¬ дебного разбирательства. Однако размер выплат мог быть существенно сокращен за счет вычета сумм, затраченных на «улучшения», например на строительные работы или ме¬ лиорацию, учет которых был затруднен. В отношении дуэра Маргариты Майар, покойной к тому времени, но оставившей детей, законных наследников ее «вдовьей доли», суд нашел компромиссное решение. Сеньория была возвращена Шар¬ лю, но «указанное имущество пребывает под ипотекой в том случае, если имущество указанного Ферри не будет найдено достаточным для этого дуэра». Вроде бы Шарль Дюмулен одержал долгожданную победу. Но сам он оставался недоволен. Его, как поборника приме¬ нения норм римского права для трактовки кутюм, не могла устроить такая двойственность в определении прав собствен¬ ника. Он говорил об этом в переизданиях своих трактатов об отмене дарений. Весна 1552 года стала апогеем его карьеры. Дальше на Дю- мулена обрушились несчастья. Стремление идти во всех во¬ просах до конца, столь благодатное для интеллектуального поиска, в политике оборачивалось драмой. После того как Генрих II заключил прочный мир с Юлием III, обличитель¬ ный пыл Дюмулена стал уже неуместен. Но он, увлекшись первыми успехами на новом для себя поприще, продолжал развивать свои тезисы, готовя французское издание «Ком¬ ментария к Эдикту о малых датах», еще более воинственное по отношению к Риму. И здесь нашему адвокату пришлось испытать на себе всю мощь «консервативной партии»1 — теологов Парижского университета и их парламентских единомышленников, стойких борцов за сохранение като¬ лической веры. Если соперничать в ученой аргументации «Комментариев к Эдикту о малых датах» было трудно даже заправским канонистам, то текст посвящения, сделанного I. Термин Дж. Фарджа (см.: FargesJ. К. Le parti conservateur au XVIe siècle: Université et Parlement de Paris à l’époque de la Renaissance et de la Ré¬ forme. Paris, 1992). 34
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? на французском языке, оказался легкой мишенью для кри¬ тики. Первый биограф и апологет Дюмулена пишет об этом следующими словами: «Это посвящение было чудовищным образом оклеветано, и посеян мятеж». Кстати, в Индекс за¬ прещенных книг, составленный факультетом теологии, был включен и «Tractatus de usures» Дюмулена, в котором усмотре¬ ли апологетику ростовщичества1. Добиться осуждения Дюмулена его противникам не уда¬ лось — дело было передано на суд короля. Но проповедники, по словам самого адвоката, возбудили против него чернь, что вынудило его покинуть Францию. Вскоре его дом в Па¬ риже был разграблен разъяренной толпой. В дальнейших его скитаниях по Германии и Швейцарии за многообещающи¬ ми успехами на новом месте всегда следовали горькие разо¬ чарования. В 1557 году ему удалось добиться восстановления в звании адвоката Парижского парламента. К тому време¬ ни Луиза де Бельдон уже умерла, и Шарль Дюмулен вступил во второй брак. С началом Религиозных войн он подвергался нападкам как со стороны католиков, так и со стороны кальвинистов. До самой смерти Шарля Дюмулена в 1566 году и те и другие болезненно воспринимали его стремление указывать на их несообразности в доктринах и в практике. Процесс Шарля Дюмулена против Ферри Дюмулена стал классическим юридическим казусом, изучаемым многими по¬ колениями юристов. Но никто не заинтересовался дальней¬ шей судьбой сеньории Миньо. А ее история не закончилась на судебном решении 1552 года. Новые данные содержатся в но¬ тариальных минутах. 24 июля 1552 года от имени детей, но¬ вых владельцев сеньории, договор с фермером, заключенный еще с Ферри, подтвердила жена Шарля Дюмулена (он сам в ту пору уже бежал из Парижа). Однако I октября 1564 года Шарль Дюмулен в нотариальной конторе объявил, что «начиная примерно с 1548 года он обрел эти земли, но опасаясь интриг и покушений, предпринимаемых против него, а также чтобы избежать преследований, обрушившихся на него вскорости I. Guy Coquille — «aucuns conseillers de la cour furent pris prisonniers que Гоп disait adhérer aux nouvelles opinions au fait de la religion, entre lesquelles était celle ci, que les usures moderes sont permis» {Fauve J. Le prêt à intérêt dans l’ancienne France. (These du Droit). Paris, 1900. P. 147). 35
КАЗУС 1. ДЮМУЛЕН ПРОТИВ ДЮМУЛЕНА и принудивших его бежать в Германию, он сделал дарения земли и сеньории Миньо своим указанным детям». При этом он заявил, «что никогда не хотел бы, чтобы это дарение имело место, если бы не означенные преследования. На этом основа¬ нии дарение сеньории Миньо детям отменяется»1. Это заявление несколько противоречит тому образу, над созданием которого Дюмулен трудился в 40-е годы XVI века, и надо сказать, трудился не без успеха. Однако оно в прин¬ ципе соответствует первому акту ревокации (29 июня 1547 года). Главной оказывается воля собственника — в этом вопросе Дюмулен оставался последовательным сторонни¬ ком римского права. На сей раз дети не подали в суд на но¬ вую ревокацию; судя по всему, особых проблем с наследова¬ нием не должно было возникнуть. Во всяком случае, после смерти Дюмулена из его детей в живых осталась лишь дочь Анна, вышедшая замуж за Симона Бобе, который настолько почитал труды тестя, что взял на себя заботу о посмертной их публикации. Но наследники Дюмулена недолго смогли пользоваться до¬ ходами с сеньории Миньо. Весной 1572 года, пока Симон Бобе отсутствовал, неизвестные напали на дом Дюмуленов в Па¬ риже. Они убили Анну Дюмулен, ее новорожденного ребен¬ ка и прислугу, похитили ценности и документы, в том числе и бумаги на владение сеньорией Миньо. Преступление по¬ лучило широкий резонанс, о нем даже Елизавета Тюдор рас¬ спрашивала французского посла в Лондоне1 2. Дело безутеш¬ ного Симона Бобе взялся вести известный адвокат Барнабе Бриссон3. По его ходатайству были арестованы наследники 1. AN.MC.XVIX. 126. 2. Именно тогда онаупомянула о своем дальнем родстве с Дюмуленами, погрузив в тяжкие раздумья специалистов по генеалогии. Ее мать Анна Болейн происходила из рода, с XIV века натурализовавшегося в Англии; возможно, что какое-то дальнее родство с бовезийской дворянской семьей Дюмуленов имело место. Во всяком случае, Анна Болейн, прибыв во Францию, прежде чем быть представленной ко двору, некоторое время жила в какой-то дворянской семье в Бовези. Возможно, это были Дюмулены. 3. Он прославится сводом законов Генриха III (не менее величествен¬ ной затеей, чем свод кутюм Дюмулена). Став президентом парламен¬ та, в период Лиги он останется в Париже и будет казнен в 1591 году за роялистские симпатии и недостаточное рвение в защите католи¬ ческой веры.
БРАТ ПРОТИВ БРАТА: КАК ОТМЕНИТЬ ДАРЕНИЕ? покойного мэтра Ферри Дюмулена1. Подозрение пало на них, так как они неоднократно говорили, что сеньория принадле¬ жит им по праву и что они так или иначе вступят во владение своими незаконно отнятыми землями. На их причастность к преступлению указывало многое: злоумышленники по¬ хитили документы на владение сеньорией. Допустим, убив взрослых, они избавлялись от свидетелей, но зачем было убивать младенца, если за этим не стояла задача уничтожить всех возможных наследников? Парламент назначил большую сумму в награду за разобла¬ чение убийц, допрашивали всех преступников, содержащих¬ ся в тюрьмах, стремясь выйти на исполнителей или органи¬ заторов убийства. Но расследование не принесло результата, тем более что опять вмешались внеюридические факторы. Грянула Варфоломеевская ночь, на фоне которой жестокость убийства семьи Дюмулена как-то поблекла, да и работа па¬ рижского правосудия была дезорганизована. Через год по¬ дозреваемых выпустили на свободу. А сеньорию Миньо Пар¬ ламент конфисковал для возмещения судебных издержек. Всю историю с братьями Дюмулен трудно назвать иначе чем «казус» — исключительный, экстраординарный случай, проверяющий «на излом» существующие нормы, в данном случае соотношение принципа кутюмного права, предпо¬ лагавшего прежде всего незыблемость имущества, выделен¬ ного во вдовью долю, с принципом свободы собственности по римскому праву. По иронии судьбы, а точнее в силу неко¬ торой закономерности, Дюмулен, всю жизнь работавший над соединением этих двух правовых традиций, сам оказался в центре этой юридической коллизии. I. Парижский парламент вынес соответствующее постановление 22 марта 1572 года. Но в целом адвокат XVIII века Жан-Франсуа Дрё дю Радье, знакомившийся с материалами процесса, оценивает роль Барнабе Бриссона не слишком высоко: он более заботился о том, что¬ бы продемонстрировать свою эрудицию, чем убедить аудиторию (Dreux du Radier J.-F. Bibliothèque historique et critique du Poitou de cette province, contenant des vies des savans de cette Province... Paris, 1754. T. 2. p. 491-493)-
Казус 2 Ле Пилер против Ле Пилеров. Отец против детей: как поделить наследство?1 Если Шарля Дюмулена можно смело отнести к интел¬ лектуальной элите парижской адвокатуры, то его со¬ временника и коллегу Жана Ле Пилера стоит располо¬ жить на противоположном полюсе: он не оставил печатных трудов, о нем нет ни свидетельств современников, ни сведе¬ ний, занесенных в регистры Парламента; нам вообще ничего не известно о его профессиональной деятельности. Всё, чем мы располагаем, — его нотариальные акты. Но они весьма информативны. Воссоздавая круг забот и жизненные кол¬ лизии Жана Ле Пилера, эти документы дают нам редкую возможность увидеть мир вполне заурядного парижанина в его антропологическом измерении. А тот факт, что Жан Ле Пилер был адвокатом, объясняет его способность описывать свои проблемы гораздо более красноречиво, чем это предус¬ матривал обычный формуляр нотариальных актов. Последовательным разбором его документов я и предла¬ гаю заняться. Адвокат Парижского парламента Жан Ле Пилёр (встре¬ чается и другой вариант написания имени — Жан Пилёр) I. Текст вошел в монографию: Предусмотрительный Жан Пилер // Ува¬ ров 77. 70. Франция XVI в. Опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2003. С. 378-394? а также опубликован в качестве само¬ стоятельной статьи: Уваров 77.70. Нотариальное поведение и нота¬ риальное принуждение: История парижского адвоката в докумен¬ тах (1530-1540) // Ad fontem / У источника: Сб. статей в честь Сергея Михайловича Каштанова. М., 2005. С. 284-298. В последнем случае усилена источниковедческая часть: важно было показать особенно¬ сти нотариального источника и степень свободы составителя акта по отношению к имеющемуся формуляру. 38
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? в 1539 году зарегистрировал в Шатле дарственную своим де¬ тям от второго брака1. По сути, речь шла о разделе имущества: адвокат стремился защитить интересы своих младших де¬ тей. В отличие от Дюмулена, он не был дворянином, и поэто¬ му его недвижимое имущество не подлежало «дворянскому разделу», предусматривавшему преимущественные права старшего наследника. «Буржуазный», или «ротюрный», раз¬ дел предписывал равное распределение наследства между всеми детьми. Ле Пилёр загодя, не дожидаясь смерти, одари¬ вает младших детей, рожденных во втором браке, стремясь обезопасить их от притязаний старших, которые, с его точ¬ ки зрения, и так уже достаточно обеспечены. Подобных ак¬ тов в регистре Шатле немало, но мой изначальный интерес к персоне Ле Пилера вызвала особо колоритная и подробная мотивация дарения. «По причине того, что наш Господь Бог даровал ему с То- массой Понсе, его первой женой, и Дениз дю Троншон, его ны¬ нешней женой, большое число детей», он занялся переделом наследства. Дети от первого брака, по его словам, уже хорошо устроены: одних дочерей он отправил в монастырь, других выдал замуж, выделив им имущества больше, чем та доля, которая причиталась им из материнского наследства. Сыно¬ вья либо содержатся в школах, либо отданы в учение к про¬ курорам, и Ле Пилёр «выплачивает за них пенсион, чтобы ввести их в [профессию], ознакомить их с судейской практи¬ кой, дабы они в будущем имели средства к существованию». Но мэтр Жан опасался, что несмотря на все благодеяния, с его стороны оказанные детям, по поводу раздела наследства воз¬ никнут неизбежные ссоры. Из-за подобных случаев уже многие могущественные, богатые и влиятельные дома пришли в ничтожество, и дети стали вы¬ нуждены добывать себе хлеб милостыней, растратив все иму¬ щество на ведение процессов, питая вечное беспокойство и гнев друг против друга. Дав эту мрачную экспозицию, Ле Пилёр моделирует впол¬ не конкретный вариант развития событий: i.i. IRI. № 66; AN. Y 86. Fol. 115V-12OV. 39
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ ...его упомянутые дети от второго брака совсем малы, не смогут помочь друг другу, и прежде чем вырастут, они уже растратят свое имущество в тяжбах и процессах, в которых они не смогут совла¬ дать с детьми от первого брака, породнившимися со стряпчими и способными получить многие выгоды, каковых не имеют дети от второго брака. Принимая во внимание эти соображения, Жан Ле Пилер совершает дарение своих многочисленных парижских домов, рент и участков земли в пригородах. Дружба с «практиками»^прокурорами — важное условие адвокатского существования, о чем свидетельствует отри¬ цательный опыт Дюмулена. За судьбу людей, искушенных в судебной практике, можно было не волноваться, однако для детей Ле Пилера от второго брака путь прямого социального возвышения был закрыт. Они могли бы стать прокурорами Шатле или даже Парламента, но это были «тупиковые» долж¬ ности, дальнейший карьерный рост оставался уделом лишь адвокатов, людей с университетскими степенями. Обеспе¬ чить своих детей университетским образованием Ле Пилёр не смог или не захотел, в противном случае он не преминул бы напомнить об этом в дарственной. Дарение оформляется юридически очень грамотно: ему предшествует документ об эмансипации детей, что делает несовершеннолетних правоспособными. Свидетелем сделки становится особый куратор из числа прокуроров парижского Шатле, выделенный правосудием, чтобы представлять инте¬ ресы несовершеннолетних детей. В дарении оговаривается, что Жан Ле Пилёр и его супруга Дениза дю Троншон сохра¬ няют узуфрукт1 2 на передаваемое имущество, причем адвокат мог закладывать на условиях ипотеки имущество на сумму до 1200 ливров. Дети же такого права не имели. А если бы они 1. Термин praticien встречается очень часто, я перевожу его русским словом позапрошлого века — «стряпчий», в значении «поверен¬ ный в делах». Прокурорами (точнее — procureur postulant) были те из стряпчих, которым удалось стать официально приписанными к той или иной судебной курии, иметь при ней свою «скамью». 2. Узуфрукт (лат. usus — исполъзоъъипъ, fructus — доход) — право поль¬ зования чужим имуществом и присвоения доходов от него, но с ус¬ ловием сохранения его целостности, ценности и хозяйственного назначения. 40
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? попытались это сделать, то дарение было бы аннулировано. При этом оговариваются обязательства одариваемых детей по продолжению благочестивых деяний, начатых еще ма¬ терью Ле Пилера: раздача хлеба и вина бедным, регулярное чтение месс и прочие обязательства. Дарение было состав¬ лено в конторе нотариусов Мопу и Бастоно 23 мая 1539 года. Регистрация же была осуществлена несколько позже, 3 мар¬ та 1540 года1, мэтром Флореном Пиро, тем самым куратором детей, который был назначен правосудием. Как мы помним, ордонанс, изданный в Виллер-Котре, определял макси¬ мально допустимый срок регистрации дарений в регистрах Шатле в четыре месяца со дня составления акта. Но коро¬ левский ордонанс вступил в силу лишь в сентябре 1539 года, поэтому о задержке регистрации в данном случае говорить не приходится. В этом акте не называются имена детей, что весьма неха¬ рактерно для документов подобного рода. Но мы можем по¬ лучить кое-какую информацию о детях Ле Пилера от перво¬ го брака. Так, в акте, зарегистрированном в Шатле 17 августа 1546 года, мэтр Жан Ле Пилёр-младший1 2, проживавший в го¬ роде Флоранс, что в сенешальстве Тулузы, посетив Париж, «заявляет о дарении мэтру Мишелю Ле Пилеру, своему бра¬ ту, стряпчему парижского Шатле, всех своих прав на имуще¬ ство, причитавшееся ему после кончины покойной Мадлен Ле Пилёр, их сестры, при жизни монахини»3. Брат-стряпчий аккуратно зарегистрировал это дарение уже на следующий день, 18 августа 1546 года. Таким образом, хотя бы часть пла¬ нов Жана Ле Пилёра сбылась: его сыновья «вошли в профес¬ сию» судейских. В 1548 году адвокат Жан Ле Пилёр-старший составил но¬ вый акт, в котором уточняет некоторые статьи дарения 1539 года. Он вносит важное дополнение, отказавшись от статьи, в которой ранее резервировал за собой возможность поместить под ипотеку имущество на сумму до 1200 ливров, «так как он закончил свои дела и его решение таково, чтобы с Божьей помощью более ничего не закладывать и помещать 1. AN. Y 86. Fol. 12OV. 2. Из более позднего документа выяснилось, что он был нотариусом в этом городе. 3. IRI. № 2159; AN. Y 92. Fol. 67. 41
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ под ипотеку». Также в дополнение к многочисленной недви¬ жимости в Париже он передает детям еще один «дом в ту¬ пичке, выходящем на улицу Кенканпуа, примыкающий к дому „оловянного горшка“, который ранее принадлежал Нивуазенам»1. Этот запоминающийся домовой знак «оло¬ вянного горшка» встретился мне в другом акте, составлен¬ ном год спустя: в своем дарении некий крестьянин Жан Дусе упоминает дом на улице Кенканпуа, «где висит обычно оло¬ вянный горшок», дом, по поводу которого ведется процесс в Шатле, ввиду узурпации его Жаном Ле Пилером1 2. Таким образом, наш адвокат остается еще весьма активным и про¬ должает округлять свои городские владения, порой достаточ¬ но спорными методами. Тем не менее в акте 1548 года Ле Пилёр говорит о завер¬ шении своих дел не случайно. Акт был составлен 3 марта 1548 года, и тем же числом датировано завещание адвоката. Мне посчастливилось отыскать текст завещания в черно¬ виках-минутах конторы нотариуса Жака Жуайе. Судя по все¬ му, его составлял сам Жан Ле Пилёр. Документ представ¬ ляет собой отдельную тетрадку, подшитую к связке минут и исписанную мелким, вполне читаемым почерком, совер¬ шенно непохожим на все те, которые встречались в данной связке3. Дело обстояло, по-видимому, следующим образом: Ле Пи¬ лёр сам составил завещание, полагаясь на свое знание нота¬ риальной процедуры и формы. Нотариусы, однако, нашли в тексте некоторые несообразности, внесли правку, а затем составили гроссу — нотариальный акт на пергамене с пол¬ ной формой вступления и заключения. Но вместо того, что¬ бы затем записать минуту, передающую точное содержание документа и хранящуюся в архиве нотариальной конторы, нотариусы или их клерк просто подшили составленный Ле Пилёром акт к связке текущих документов. Это сэкономило им трудовые затраты: если за гроссу платил клиент, то ми¬ нуты клерки записывали бесплатно (поэтому текст обыч¬ ной минуты неудобочитаем из-за плохого почерка и обилия 1. IRI. № 2665; AN. Y 93. Fol. 298-299. Этот акт был зарегистрирован по¬ вторно — AN. Y 93. Fol. 346-347. 2. IRI. № 2994; AN. Y 94. Fol. 229. 3. AN. MG. GX. 37. Fol. 1 (03.03.1548). 42
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? сокращений). Здесь же почерк нотариуса встречается лишь на полях десятистраничной тетради1. Таким образом, мы имеем дело с «олографическим» заве¬ щанием, составленным самостоятельно, без помощи нотари¬ уса и, как правило, не совпадавшим с принятым формуляром. В него следует вчитаться внимательнее: помимо информа¬ ции о конфликтах между наследниками в нем есть сведения о сторонах жизни парижан, малоизвестные нам по другим источникам. Этот объемный документ начинается пространным раз¬ делом «благочестивых статей» {les clauses pieuses). В свое вре¬ мя подобные разделы завещаний интенсивно изучались французскими исследователями, пытавшимися реконстру¬ ировать отношение людей прошлого к смерти и определить динамику этих изменений2. Текст Ле Пилера немного отлича¬ ется от принятой формы и начинается следующим образом: Я, Жан Ле Пилер, беднейший грешник, часто думая, что никакой смертный человек не может спастись или избегнуть прав смерти, но, напротив, всё приближает его тело к ней, и учитывая также кратковременность жизни и ее преходящий характер и то, что по¬ сле кончины он хочет с Божьей помощью подняться в Царствие Небесное; здравый телом и мыслью, находясь в стадии выздоров¬ ления, я сделал заявление о своей последней воле. Поддавшись пафосу, Ле Пилёр явно что-то напутал с ме¬ стоимениями. Его следующая фраза может показаться нам тавтологичной: 1. Начальная маргиналия гласила: «В присутствии Рене Лесте ля и Жака Жуайе лично предстал благородный человек, мудрый мэтр Жан Ле Пилёр, адвокат в Парламенте, здоровый умом и телом и в полном раз¬ умении и не в болезни, как показалось указанным нотариусам, како¬ вой сказал и заявил указанным нотариусам, что он велел составить свое завещание и изъявление своей последней воли, каковое он отнес указанным нотариусам». Зачеркнуто: подписанное собственноручно, со¬ держание коего следующее. 2. Chaunu P. La Mort à Paris: XVIe, XVIIe et XVIIIe / Avec la collaboration d’A. Pardaihé-Galabrun et al. Paris, 1978; Croix A. La Bretagne aux 16e et 17e sièc¬ les: Lavie,lamort,lafoi. Paris, 1980; VovelleM. La Mort et l’Occident: de 1300 à nos jours. Paris, 1983. Конечно, важную роль играл нотариальный формуляр, и его эволюцию нельзя не учитывать. Потому-то и цен¬ ны те завещания, которые составлялись не профессиональными нотариусами. 43
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ По обычаю древних отцов и по примеру благочестивой доктрины, я делаю сие настоящее распоряжение, согласно своей последней и завещательной воле, как следует ниже. Прежде всего, я вручаю Богу свою душу, каковую ему было угодно создать бессмертной и выкупить и защитить от врага, а в будущем спасти, в чем я надеюсь на Него и на Его прослав¬ ленную мать, Деву Марию, заступницу (advocate) и убежище для бедных грешников. Затем, я хочу и постановляю, чтобы мои долги все были вы¬ плачены, и мои штрафы... (здесь Ле Пилер оставляет без продол¬ жения эту ритуальную фразу). Затем, чтобы после моей кончины мое тело находилось бы в церкви, а после службы и произнесенных месс было бы полно¬ стью положено в могилу моих покойных отца и матери, их по¬ томков и иных моих родственников, похороненных на кладбище Невинноубиенных в двадцатом склепе (charniers), считая от боль¬ шого портала этого кладбища, находящегося на улице Сен-Дени, в сторону от других ворот, выходящих в сторону Пляс-о-Шат [Кошачей площади]. Затем, моему погребению быть такому, как у бедного человека, без всякого кольца свечей и прочего освещения вокруг тела, без представления [видимо, портретное изображение покойника]; за исключением лишь двух свечей, которые будут зажжены на ал¬ таре во время погребальной службы, и двух факелов со стороны креста, которые будут нестись, сопровождая крест при моем по¬ гребении и обратно до церкви, откуда был взят этот крест. А если возникнет спор с кюре или викариями, которые будут возражать, то я не желаю, чтобы на моем погребении и во время погребаль¬ ной службы зажигались бы иные свечи, кроме четырех малых. А также не желаю никакого шума плакальщиков и не желаю, что¬ бы устраивались поминки, как водится по обычаю, потому что такая помпа при похоронах и погребениях нужна лишь живым и не идет на пользу душам бедных покойников. Как видим, Жан Ле Пилер не жалует пышные похороны и роскошные заупокойные мессы, но делает это не по каким- то «реформационным» соображениям, а из общей подозри¬ тельности и недоверия к моральным качествам тех, кто обычно выступает в качестве плакальщиков и богомольцев. Как мы дальше увидим, он имел большой опыт общения 44
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? с этой публикой. К тому же отношения с приходским священ¬ ником у Ле Пилера также не были безоблачными, на что ука¬ зывает продолжение текста завещания: он жалует половину экю своему кюре за то, чтобы он осуществлял контроль (визи¬ тацию) заходом всего похоронного обряда, но если кюре будет участвовать в процессии лично и сам служить последнюю мессу, то получит только то, что следует по обычаю. Впрочем, общине церкви Сен-Мерри, «чьим прихожанином я был доль¬ ше всего», также отводится пол-экю1. Затем, я хочу, чтобы для всех моих квартирантов и квартиранток, плательщиков рент и цензитариев, которые проживают в этом городе Париже и будут присутствовать на моей погребальной службе и на мессах..., было бы сбавлено по четыре парижских или турских су с их платежей после моих похорон, но только еди¬ ножды, на один срок. А каждому из оставшихся его должников, платящему ренту, он готов простить однократную выплату из всех причитав¬ шихся, не уменьшая основной суммы долга, с тем чтобы они молили Бога за благодетеля. Затем он обращается к «преподобным матерям аббатисам или приорам и монахиням» того монастыря, где подвизались его дочери Женевьева, Клод и Антуанетта Ле Пилёр. Помимо обычной службы, которая устраивается, когда умирает отец или мать монахини, на кладбище при монастырской церкви надлежит «прочитать и отслужить достойным образом вы¬ сокую мессу-реквием с поминовением усопших, всенощную, заутреню, поминальную [службы]1 2, на которых будут при¬ сутствовать все монахини, и для этого каждой из них будет уплачено по 15 су за службу и по 20 су, чтобы иметь что-нибудь к обеду сверх их обычной еды». Затем на протяжении года со дня смерти еженедельно следует служить малую мессу- реквием, на что им выделяется 3 турских су в год, а затем эта месса должна будет повторяться ежегодно. На этих мессах 1. Из завещания и из актов Ле Пилёра не ясно, где именно он проживал в момент составления документов. У него есть дом на улице Кенкан- пуа, примыкающей к церкви Сен-Мерри. Но оставался ли он при¬ хожанином этой церкви ко времени составления завещания? 2. «...vigiles, laudes, recomendance...». 45
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ молитвы должны читать дочери — Женевьева, Клод и Ан¬ туанетта — или те монахини, которым будет поручена эта миссия в случае смерти дочерей Ле Пилера. Своим дочерям он выделяет пожизненный пенсион — по 25 су в год, «чтобы молили Бога за меня». Эти деньги должны использоваться на их нужды и частные денежные расходы и выплачиваться ежегодно в Париже в день поминовения мертвых. Но недо¬ верчивый Ле Пилёр остается верен себе: Я не хочу, чтобы их обитель брала и присваивала что-либо для монастыря, но оговариваю, что указанные 25 су должны идти на мелкие расходы сверх обычных средств, выделяемых мона¬ стырем на их содержание. А если будет сделано иначе, то пусть ничего не будет выплачиваться. Затем речь идет о «милостыне — большом сером хлебе и кварте вина, которые моя покойная мать имела обыкнове¬ ние раздавать бедным каждое воскресенье и что продолжаю делать я», а также о другой милостыне, которая время от вре¬ мени раздавалась бедным заключенным. К тому времени, от¬ мечает Ле Пилёр, король запретил подавать бедным, побира¬ ющимся по домам (речь шла о серии ордонансов Франциска I, которые в историографии часто сравнивают с тюдоровским законодательством, направленным против бродяг и нищих1), но «...я продолжал поступать, как и моя мать, подавая бедня¬ кам, которые приходили по воскресеньям просить под мои ворота, и иногда еще и сейчас делаю так». Но в этом противо¬ стоянии королевского указа и незапамятного обычая адво¬ кат решается, наконец, поставить точку: «Каковую милосты¬ ню я перенес на содержание и проведение большого ремонта дома и хозяйственных построек на улице Гарнель в Париже2, в каковом доме мои покойные отец и мать поселили и содер¬ жали бедных старых вдов». 1. С 1522 по 1544 год Франциск I предпринял ряд мер по борьбе с ни¬ щенством в крупных городах, в том числе в Париже. При муници¬ палитете было создано так называемое Бюро бедных, претендо¬ вавшее на монопольное право вспомоществования нуждавшимся (см.: Knecht R.J. Renaissance Warrior and Patron. The Reign of Francis I. Gambrige, 1994. P. 359-зМ* 2. Улица Гарнель (или дю Гарнель) располагалась между улицами Сент- Оноре и Кокильер в восточной части прихода Сент-Эсташ. 46
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? Далее Ле Пилёр в своем завещании дает краткий экскурс в историю своих взаимоотношений с семейным приютом для вдов1. После кончины родителей он продолжал содержать это частное благотворительное заведение, целью которого было «обеспечение двух месс, которые имеют обыкновение служить в обители Раскаявшихся дев, одну на следующий день после праздника Св. Иоанна Крестителя, а другую после праздника Св. Симона и Св. Иуды. Упомянутые вдовы долж¬ ны при сем присутствовать, и я всегда платил им по ю тур¬ ских су, так как эти вдовы бедны, и так я поступал вследствие моей доброй к ним любви и милосердия, но вовсе не потому, что обязан или обещал им это делать». Ле Пилёр как всегда предусмотрительно заботится о том, чтобы уступка или бла¬ годеяние не обрели характер обычая. Учитывая, что вскоре приюту понадобится ремонт, адво¬ кат учреждает ренту в ю ливров, которые предстоит выпла¬ чивать его детям от второго брака. Эти деньги, по замыслу завещателя, должны скапливаться в сундуке «о двух замках», хранящемся во вдовьем доме. Ключ от одного замка должен был находиться у самой старой из живущих в доме вдов, а вто¬ рой ключ «будет иметь тот из моих детей или кто-нибудь, действующий от их имени, кто будет наделен правом распре¬ делять комнаты». Из этих ю ливров ренты должна будет вы¬ деляться милостыня «тем вдовам, которые будут пребывать в болезни, для организации ухода за ними, либо для тех, кто по старости лишится возможности ходить и не сможет обхо¬ диться без посторонней помощи и при этом не будет включен в список бедных церкви Сент-Эсташ, прихожанками которой они являются». В таком случае они будут получать помощь I. Из другого источника известно, что это заведение было основа¬ но на средства бездетной Катрин дю Ом (du Homme), жены мэтра Жана Бартелеми, рекетмейстера. Согласно ее завещанию от 27 марта Ï497 года, строительством «госпиталя для восьми старых вдов и ста¬ рых дев старше сорока лет» должна была заниматься ее сестра и на¬ следница Жанна дю Ом, жена некоего Анри Руслена. Вдовий при¬ ют был возведен их дочерью Жанной Руслен и ее мужем Мишелем Ле Пилером (к сожалению, его статус неизвестен). 7 июля 1523 года единственным «номинатором» этого приюта (то есть управителем, имевшим право отбирать новые кандидатуры насельниц) становит¬ ся наш адвокат Жан Ле Пилёр (LebeufJ. Histoire de la ville et de tout le diocèse de Paris. Paris, 1754. P. 106). 47
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ в размере 4 ливров. Если же среди вдов не будет нуждающихся в уходе, то эти 4 ливра будут переданы в «ящик для бедных» прихода Сент-Эсташ, чтобы раздаваться в виде милостыни на Пасху, Пятидесятницу, День всех святых и Рождество. Также выделяется по ю су для оплаты двух ежегодных месс, которые вдовы должны совместно заказывать «в указанном доме накануне праздника Королей *, чтобы поддержать друж¬ бу и братство между ними и без того, чтобы разделять между ними указанные ю су, как они привыкли делать, когда им дают какие-нибудь деньги». Ле Пилёр остается верен себе и предполагает развитие событий по худшему варианту: «а если указанные вдовы будут поступать противоположным образом и если они не будут собираться и ужинать вместе накануне праздника Королей (вставка на полях: и если хоть одна из них будет отсутствовать), то в этом случае я хочу и по¬ становляю, чтобы указанные ю су на следующий день после указанного праздника Королей вышеназванным патроном или тем, кто будет этим заниматься...» раздавались всем бед¬ ным, которых найдут у ворот церкви Сент-Эсташ. Оставшиеся юо су помимо указанной суммы в ю ливров пусть пребывают в указанном сундуке, чтобы использоваться тем из моих детей, кто будет их патроном, на проведение и содержание ремонтных работ в указанном доме по мере надобности. Адвокат отдает дополнительные распоряжения относи¬ тельно стройматериалов (garnier) для вдовьего дома. Тому, «кто будет иметь достаточное благочестие, чтобы организо¬ вать работы», надо зарезервировать остаток досок (каждая длиной от семи с половиной футов) для четырех комнат. И пусть указанные материалы для названных комнат служат тому или тем из вышеназванных моих детей, которые будут ве¬ дать этим домом... без того, чтобы мои дети при использовании названного материала были принуждены платить что-либо..., если только не надо будет чинить крышу, что они [дети] обязаны делать на свои средства. I.I. Поклонение волхвов, в православной традиции — праздник Бого¬ явления. 48
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? Ле Пилёр стремится избежать любой двусмысленности, расставляя все точки над г. Он прекрасно понимает, как единичный акт превращается в обычай и, следовательно, может стать институцией. Стре¬ мясь избежать этого, он поступает в духе авторов средневеко¬ вых «грамот о ненанесении вреда», применяя уже испытан¬ ный способ выдвижения альтернатив: И таким образом, я желаю и постановляю, чтобы указанные вдо¬ вы молили Бога за меня, моих покойных отца, мать и иных скон¬ чавшихся родных и друзей. Все это не должно иметь следствием закабаление моих детей и их обязательство вести там строитель¬ ные работы, превышающие вышеназванную сумму в юо су и сум¬ му, которую мне будут должны выплачивать по вышеназванной ренте. Поскольку ни я, ни мы не обязаны вести строительные или ремонтные работы в этом доме (зачеркнуто: если возникнет какой-либо судебный процесс, призванный принудить моих детей), же¬ лаю, чтобы в случае, если мои вышеупомянутые дети каким-либо иным образом окажутся обязаны и должны оплачивать содержа¬ ние и ремонт этого дома, они будут от этого освобождены в силу действия настоящего завещания. А если возникнет какой-либо судебный процесс по этому поводу, призванный принудить моих детей платить наремонт сумму, превышающую указанные юо су ренты..., то я отменяю указанную статью завещания, а также ан¬ нулирую ее и те ю ливров ренты, дарованные им мной лично. И чтобы в этом случае там не жил никто из старух, ... и я хочу, чтобы указанная рента была оттуда изъята, а выплаты им будут прекращены. Наверное, не только мнительность, но и немалый жизнен¬ ный опыт, накопленный в ходе многолетнего общения со вдо¬ вами, сказываются в следующих словах Ле Пилера: Настоятельно прошу указанных вдов и их преемниц, чтобы они жили в мире и дружбе и в полном уважении как друг к другу, так и к их начальнику и патрону, который будет им назначен и кого они должны слушаться; и также прошу моих детей, чтобы они соблаговолили распорядиться и использовать к их благодеянию и обеспечить благотворительную помощь бедным и способство¬ вать им, а также ремонту указанного здания. 49
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ Трезвый расчет сочетается со стремлением поставить де¬ ло так, чтобы избежать формализации благотворительного акта — стороны обязаны быть искренними: старухи ничего не должны требовать, но только молиться за семью своих благодетелей и жить в мире как с ней, так и между собой; дети ничего не обязаны делать, но Ле Пилёр настоятель¬ но просит их быть милосердными. И еще одно характер¬ ное пожелание адвоката, адресованное насельницам вдовь¬ его дома: Затем, я еще оставляю указанным вдовам мой портрет, ныне на¬ ходящийся в их доме, чтобы он был помещен на видное место для памяти обо мне1. Значение последнего предписания трудно переоценить. Удивительный взлет искусства портрета в конце Средневе¬ ковья — начале Нового времени помимо эстетических при¬ чин имел и практическое объяснение. Например, по завеща¬ нию Луизы Рагье, жены президента Счетной палаты Жана Бриссоне, значительные суммы тратились на содержание приюта Детей Господних (так называемый приют Красных детей), но оговаривалось условие: предписывается, чтобы в зале, где будут питаться указанные малые дети, было повешено изображение Страстей Господа На¬ шего, и чтобы под картиной была нарисована женщина, дабы указанные дети имели напоминание, чтобы молить Бога за ука¬ занную усопшую1 2. Нашему Жану Ле Пилеру также было чрезвычайно важно, чтобы молящиеся совершенно точно представляли, за кого именно они возносят молитвы, ведь от этого напрямую за¬ висел срок пребывания благодетеля в Чистилище... Наконец, Ле Пилёр переходит в своем завещании к набо¬ левшему вопросу об отношениях между детьми. Напомнив о первом дарении 1539 года, 1. На дверях вдовьего дома уже красовались имена его основателей — Катрин дю Ом и Жана Бартелеми (LebeufJ. Ор. cit. Р. юб). 2. AN. Y 94. Fol. 307. 50
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? и хорошо продумав веские причины, почему я так поступил, и об¬ стоятельства, сопутствующие этому дарению, ибо я дал моим детям от первого брака скорее больше, нежели меньше, и эти причины, мной изложенные, объявил многим теологам и адво¬ катам и иным лицам из числа моих близких друзей, дабы они высказали свое мнение и суждение, и по их советуя подтвердил и ратифицировал указанное дарение в другом своем контракте, оформленном у нотариусов Жако и Соре в субботу 3 марта 1547(8) года, каковое подтверждаю и ратифицирую его во всех пунктах его формы и содержания... К упоминанию о друзьях, адвокатах и теологах мы еще вернемся, а пока рассмотрим тактику Ле Пилера. Добавляя к уже сделанным дарениям свои благоприобре¬ тенные земли в деревне Кламар, он оговаривает, что различ¬ ного рода благоприобретения, «улучшения», не учитывают¬ ся сторонами при дележе, то есть разделу подлежит только наследственное имущество. Далее адвокат возвращается «к тому, что служит раздором и может привести к процессам между указанными детьми от разных браков по причине ука¬ занного дарения»1. Дети от первого брака, затевая процессы против своих единокровных братьев и сестер, должны по¬ нимать, что те являются юными детьми и не имеют разумения и способности распознать добро и зло и не [смогут] адресоваться ко мне, чтобы знать, как себя вести, и поскольку они не имеют иного имущества, кроме моего, то в ходе этого процесса они будут лишены возмож¬ ности обеспечивать себе питание и воспитание. Ле Пилёр повторяет аргументы, приведенные в первом сво¬ ем дарении 1539 года. Но ведь с тех пор прошло уже без малого десять лет, должны были подрасти «малые и неразумные» дети от второго брака. И действительно, его дочь, названная в честь матери Денизой, уже скоро должна была выйти замуж. Ей отводится имущества на 2000 ливров «без того, чтобы пре¬ тендовать на большие права». Ле Пилёр остается верен своему стилю, оговаривая, что это произойдет лишь при условии, I. AN. Y 94. Fol. 5v. 51
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ что она будет хорошего поведения, живя целомудренно и стыд¬ ливо, не позоря свой род, и будет послушна своей матери, ... ибо, поступая по-другому, она не добьется моего согласия, и та¬ ким образом это дарение останется недействительным в отно¬ шении ее. Тогда имущество не будет ей выделено и увеличит долю ее братьев от второго брака1. Как поступить с доходами, которые будет приносить иму¬ щество, оспариваемое детьми от первого брака? Ле Пилёр распоряжается, что за время, пока будет длиться процесс, деньги «пусть будут розданы в виде милостыни бедной при¬ слуге (menagiers), которая трудится в поте лица и зарабаты¬ вает себе на жизнь». Таким образом, адвокат страхуется на случай неблагопри¬ ятного исхода процесса, отдавая себе отчет в реальности та¬ кой перспективы. Возможно, дети от первого брака добьются «выгодного для себя исхода этого процесса, что вполне может произойти по причине лазеек и связей, имеющихся у них в [мире] юстиции». Но даже если им и будет присуждена их доля наследства, они не смогут требовать возвращения дохо¬ дов с имущества, полученных за время, пока велся процесс. «Я делаю настоящие распоряжения не без совета и не без при¬ чины», но и дети от обоих браков «должны с уважением при¬ нять указанные дарения». Отдав распоряжения относительно строительных работ, начатых им в доме под знаком «веретена» и доме под знаком «оловянного горшка», Ле Пилёр во избежание новых процес¬ сов отдает распоряжение о слиянии дуэров. Это означало, что вдовья доля первой жены Ле Пилёра будет рассматриваться консолидированно, вне зависимости от конкретной доли, до¬ ставшейся каждому из детей от первого брака. Точно так же надлежит поступить и с дуэром второй жены1 2. При знакомстве с завещанием Ле Пилёра создается впе¬ чатление, что размеры помощи, оказываемой обездоленным в Париже, были обратно пропорциональны миру и согла¬ сию в семьях состоятельных парижан. Во всяком случае, наш 1. AN. Y 94. Fol. 6. 2. AN. Y 94. Fol. 7. 52
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? адвокат постоянно пугает родственников перспективой от¬ дать спорное имущество бедным. Затем, постановляю, чтобы Жан Бабюс и Мари Ле Пилёр, его жена и моя дочь от первого брака, обещали прекратить возбужденный против меня процесс по поводу оспаривания контракта на дом по улице Сен-Жак, что близ Малого моста, который они затеяли незаконно, желая обездолить их вышеназванных братьев и се¬ стер..., и если они не захотят прекратить указанный процесс, же¬ лаю и постановляю настоятельно, чтобы их часть и доля не была ими унаследована, но пошла на раздачу милостыни для того, что¬ бы выдать замуж бедных девушек хорошего поведения и нравов. Ле Пилёр старается «лишить детей от первого брака всякой возможности заключить монополию и сговор с указанным Бабюсом и его женой по поводу этого дома». Предвидя, что наследники могут выступить единым фронтом, договорив¬ шись разделить между собой доходы от оспариваемого иму¬ щества, адвокат затевает многоходовую комбинацию. Соглас¬ но обычной практике, он должен дать отчет детям от первого брака в том, как он во время их малолетства распоряжался на правах опекуна причитавшейся им долей материнского имущества. Скорее всего, рассуждает Ле Пилёр, он будет при¬ нужден уплатить некий остаток. Так вот, эта выплата должна быть осуществлена из доходов адвоката, поступающих с дома на улице Сен-Жак. Таким образом, судебная победа дочери Ле Пилёра (по-видимому, старшей) и ее мужа автоматически лишит прочих детей от первого брака положенной им ком¬ пенсации со стороны опекуна. Наилучшим вариантом для Ле Пилёра было бы вообще избежать возбуждения дела об отчете по опеке. Ведь после его смерти отчитываться придется детям от второго брака, которые, как мы помним, «молоды и не сумеют дать отчет». Чтобы избежать повода для любых судебных процессов, он выделяет в наследство сыновьям от первого брака дом на Ма¬ лом мосту вместе со всеми правами на наследство, ранее вы¬ купленными адвокатом у их сестер, как монахинь, так и за¬ мужних, а также у Жана Ле Пилёра-младшего (уже знакомого нам «практика», теперь фигурирующего как нотариус из се- нешальства Тулузы), вместе со всеми конституированными 53
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ рентами, приобретенными завещателем как совместно с их покойной матерью, так и после ее кончины. Ле Пилёр уточ¬ няет: «без того, чтобы их братья и сестры от второго брака претендовали в этом на что-либо». Наконец, нам становится ясен полный смысл дарения Ï539 года. Детям от первого брака выделяется некая опре¬ деленная доля (но меньшая, чем им полагается по обычно¬ му, кутюмному праву). Дети от второго брака вообще не уча¬ ствуют в наследовании семейного имущества Ле Пилеров. Им сделано крупное дарение, которым они и должны удов¬ летвориться (опять же при соблюдении определенных усло¬ вий). Таким образом, процесс о разделе наследства лишается юридического основания — дети от второго брака получают не наследство, а дарение. И вновь Ле Пилёр предлагает компромиссные вариан¬ ты, и вновь предусматривает альтернативу на случай, если его дети от первого брака «воспротивятся тому, чтобы про¬ сто стать моими наследниками, нанеся мне такое оскорбле¬ ние, что объявят себя моими наследниками по праву описи {benefice d'inventaire)», то есть через суд. «В этом случае, — воз¬ мущенно продолжает завещатель, — незамедлительно после того, как они представят в суд свои документы на проведе¬ ние описи, желаю, чтобы тот, кто получит указанный статус наследника по описи, был исключен из числа наследников и лишен наследства». А «за то, что они не захотели быть про¬ стыми законными наследниками», его доля наследства при¬ бавляется к доле детей от второго брака. Конечно, то, что суд определит обязательным для возвра¬ щения по описи имущества их покойной матери, они рано или поздно получат, но лишатся при этом всех остальных благ (то есть благоприобретений, сделанных Ле Пилёром). Далее Ле Пилёр включает статьи, уже вполне ординарные для завещания, — душеприказчики должны единовремен¬ но раздать в пользу бедных 30 турских ливров. Мария Либо, жена мэтра Франсуа Дюкло, и ее брат Франсуа Либо, дети Дениз дю Троншон от первого брака, обязуются молить Бога за завещателя. Упоминается в тексте и клерк Ле Пилёра, Лео¬ нард. (Не он ли написал красивым почерком проект заве¬ щания Ле Пилёра, подшитый нотариусами к связкам ми¬ нут?) Впрочем, точная сумма, полагающаяся этим людям, 54
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? в завещании не указана. Зато имеется позднейшая припи¬ ска: «Каковым дарениям, содержащимся в трех ближайших и последних статьях, я оставляю [место] заполнить позже». Крестник адвоката Гильом Бенар получает сумму в 20 тур¬ ских ливров, которую остался должен завещателю его кум, то есть его вознаграждают прощением долга. Исполнителями завещания назначаются вторая жена ад¬ воката Дениз дю Троншон и его двоюродный брат. Им обоим оплачиваются расходы по пошиву траурных платьев (сум¬ ма этих расходов впечатляет — 450 ливров). Далее Ле Пилёр оговаривает права своей супруги, которой помимо прочего надлежит получить компенсацию за те 210 ливров, которые были выплачены из ее приданого Марии Ле Пилёр и ее мужу Бабюсу в виде выкупа их наследственных прав. Это было сде¬ лано, чтобы уменьшить возможные претензии наследников к детям Ле Пилёра и Денизы дю Троншон. Нотариусы Рене Барьер и Жак Жуайе оформили его заве¬ щание, и оно вступило в силу с з апреля 1548 года. Однако адвокат оправился от болезни (не случайно в завещании го¬ ворилось о том, что он находится на пути к выздоровлению). Ле Пилёр продолжал проявлять нотариальную активность. В материалах той же нотариальной конторы сохранился его договор о сдаче в наем жилья на улице Сен-Жак близ Малого моста мэтру-кожевнику Этьену Вальтуру. «В конце срока наниматель обязуется вернуть дом в хо¬ рошем состоянии и содержать его достойно, согласно па¬ рижским кутюмам...», и, кроме того, наниматель обязуется понести половину расходов, необходимых для закупки ма¬ териалов для ремонта, а также на свои средства переделать двери, подобрать к ним ключи и обеспечить, чтобы оконные стекла в комнатах и на чердаке были целы. Но Ле Пилёр из¬ менил бы себе, если бы и на сей раз не учел альтернативный вариант развития событий, включив в договор статью, пред¬ усматривавшую порядок действий на тот случай, если хозя¬ ин по той или иной причине («из-за процесса, продажи или обмена») вынужден будет распорядиться жильем иначе1. 2 октября того же 1548 года Ле Пилёр от имени своей дочери Денизы-младшей заключает брачный контракт с ее женихом I. AN. MC. GX. 37 (27.04.1548). 55
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ мэтром Робером Базанье, прокурором парижского Шатле1. Свидетелями выступают все те же лица, упомянутые в за¬ вещании: адвокат Жан де Корп, «кузен со стороны жены» (он был назначен душеприказчиком Ле Пилера, как самый верный друг), а также сводный брат невесты Франсуа Либо, прокурор Шатле. Был ли брак дочери адвоката с мэтром Базанье мезальян¬ сом? Прокуроры Шатле в целом были людьми не очень за¬ житочными даже по сравнению со своими коллегами из Парламента. Как показывает анализ парижских брачных контрактов2, адвокаты достаточно часто женились на доче¬ рях прокуроров, тогда как сыновья прокуроров редко брали в жены дочерей адвокатов. Однако Базанье — древний род парижских судейских, среди их родственников было немало адвокатов. Ле Пилёр же — родитель многодетный. Отметим, что сумма приданого, упоминаемая в контракте, составля¬ ла 1200 ливров звонкой монетой и 50 ливров ренты (то есть боо ливров капитала). По сравнению с аналогичными кон¬ трактами других адвокатов Парламента это была довольно- таки скромная сумма. Особым актом, приложенным к брачному контракту, Робер Базанье уточняет, что в размерpreciput* включена «полностью вся практика указанного Базанье», то есть, по-видимому, кли¬ ентура и документы его конторы. Это дополнение делается сверх условий, оговоренных в брачном контракте, но в случае смерти Базанье без детей от этого заключаемого брака Дениз Ле Пилёр должна будет уплатить компенсацию родственни¬ кам Базанье4. 1. Клан Базанье являлся старым парижским родом, издавна связан¬ ным с Шатле. Из «Дневника» парижского адвоката Николя Версо- риса мы узнаем о постоянных брачных обменах между семьями Базанье и Версорисов, по сути это были брачные связи между ад¬ вокатами парижского Шатле и адвокатами Парламента (Versoris N. Livre de raison / Publ. par G. Fagniez. Paris, 1885. P. 99-222. (Mémoires de la société de l’Histoire de Paris et de l’Ile-de-France. T. 12)). 2. Mousnier R. Recherches sur la stratification sociale à Paris aux XVIIe et XVIIIe siècles: L’échantillon de 1634, 1635, 1636. Paris, 1975; Уваров 77. Ю. Франция XVI века: Опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2003. С. 297-324. 3. Право на получение определенной доли имущества до его раздела; ус¬ ловие брачного договора, в силу которого переживший супруг вправе изъять определенную сумму из общего имущества до его раздела. 4. AN. MG. GX. 37 (27.04.1548). Fol. 4. 56
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? Дошедшие до нас позднейшие акты Ле Пилера содержали все те же особенности его стиля. Так, например, в договоре от i6 марта 1549 года1 с каменотесом Пьером Башело послед¬ ний передает Ле Пилеру I арпан виноградника на территории Клиши в виде ипотеки за ренту в юо ливров. С этого арпана надлежит выплачивать ренты его сеньору — кюре Клиши. Адвокат предусматривает, что если ему придется уплатить с этой земли сумму, превышающую 13 су, каменотес обязан будет возместить Ле Пилеру его убыток. Итак, Жана Ле Пилера трудно назвать птицей высокого по¬ лета. Но близкое знакомство с ним обогатило нас не меньше, чем история Дюмулена. Прежде всего, мы можем оценить плюсы и минусы альтер¬ нативной системы профессиональной подготовки юристов. Несмотря на все расходы, пребывание в учении у прокурора сулило в чем-то большие выгоды, чем престижная, но доро¬ гостоящая университетская степень. Пусть новоиспеченные практики пользовались меньшим уважением, чем универ¬ ситетские лиценциаты, но они знали судейский мир «с из¬ нанки», владели тонкостями ремесла, заводили ценные зна¬ комства и семейные связи в мире судейских. Прокурорский статус гарантировал «синицу в руке», адвокатское звание ма¬ нило «журавлем в небе», но отнюдь не гарантировало полу¬ чение королевской должности. Ле Пилёр понимал это хорошо. Не менее ценным оказалось знакомство с особенностью благотворительных учреждений. Одно дело читать у Филип¬ па Ариеса тезисы о возрастании обеспокоенности своей ин¬ дивидуальной загробной участью на исходе Средневековья1 2, другое — наблюдать практическую реализацию этой озабо¬ ченности. Помимо многочисленных и многосложных роди¬ тельских обязанностей на плечи адвоката давил груз ответ¬ ственности за поддержание семейных благотворительных учреждений. Пребывание в Чистилище душ родителей, род¬ ственников, а в скором времени и самого Ле Пилера не могло не заботить адвоката. Старые благотворительные институты, несомненно, должны функционировать, но для этого надо отвечать на вызовы, предъявляемые жизнью. Франциск I 1. AN. MC. GX. 37 (16.03.1548(49)). 2. Ариес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992. 57
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЁР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЁРОВ издал закон против бродяг и, главное, против тех, кто пода¬ ет бродягам и нищим. Старые формы благотворительности сопротивляются некоторое время — обычай и забота о душе родной матушки, пребывающей в Чистилище, велят продол¬ жать хотя бы время от времени раздавать хлеб и вино бедным, а Ле Пилёр даже добавляет к этим раздачам денежные суммы. Но в итоге возобладало более гибкое отношение, и благотво¬ рите льность обретает новые очертания. Впрочем, угроза раз¬ дать бедным ту или иную сумму остается хотя бы как пугало для нерадивых или упрямых контрагентов Ле Пилера. Более серьезный вызов, волновавший в той или иной сте¬ пени всех современников Ле Пилера, заключался в осозна¬ нии опасности формализации веры, сожалении по поводу замены искренности лицемерием, благодарности алчностью. Об этом он размышляет, планируя организацию собствен¬ ных похорон, намечая будущее семейной гордости Ле Пи¬ леров — приюта для вдов. Он хорошо представляет источ¬ ник зла: обычай, рутина неминуемо убивают искренность, дружеские чувства и благоговейность. А без этого все воз¬ носимые молитвы не имеют большой силы. Для того чтобы постоянно «освежать» отношения благодетеля и благопо- лучателя, Ле Пилёр придумывает весьма прихотливую си¬ стему мер. Но эти меры носят внешний характер. Зашел бы рационализм Ле Пилёра так далеко, чтобы принять учение об оправдании верой или даже об абсолютном предопределе¬ нии, проживи он еще лет десять? Не думаю, слишком уж по¬ гружен он в традиции парижской благотворительности. Для радикального разрыва с ними ему понадобился бы какой- нибудь внешний импульс. Что же необычного в личности Жана Ле Пилёра, адвоката в Парижском парламенте? Мы бы назвали его утомитель¬ но дотошным, но для того времени в его судебных тяжбах с ближними не было ничего экстраординарного. Он много¬ детен, в чем тоже нет ничего удивительного: Бог не только даровал ему много детей, но и многих из них сохранил. У него было как минимум семеро взрослых детей от первого брака и не менее трех от второго, не считая пасынков. Это создавало проблемы, с которыми адвокату все же удавалось справлять¬ ся; при этом он не гонялся за призрачными титулами и долж¬ ностями для своих детей, но старался жить по средствам. 58
ОТЕЦ ПРОТИВ ДЕТЕЙ: КАК ПОДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО? Но и это отнюдь не оригинально, просто многодетная семья, особенно городская, во все времена оказывалась в менее бла¬ гоприятных условиях для социального воспроизводства. Пожалуй, чертой, которая придавала неповторимое свое¬ образие его стилю нотариального поведения, было стремле¬ ние формировать альтернативы. Практически каждый из актов Ле Пилера ставит партнеров в ситуацию выбора: по¬ ступить «по совести», как это видится адвокату, или же дей¬ ствовать по-своему и за это лишиться сулимых им выгод и его морального одобрения. Возможно, не только он обладал подобным «проектным мышлением», позволявшим хорошо представлять будущее развитие событий и направлять их в нужное русло. Но он лучше других отразил эту черту в своих нотариальных актах. Оригинальность Ле Пилера заключалась также в его несколь¬ ко повышенной даже для адвоката склонности к резонерству. Это его гипертрофированное свойство позволяет разглядеть на его примере важное качество, по-видимому присущее и многим актам. Свершая некий не вполне стандартный по¬ ступок (в данном случае он действует вопреки нормам париж¬ ской кутюмы), автор как бы репетирует судебную речь, при¬ меряя тогу оратора. Причем, поступая по своей воле {en droit jugement), в наиболее сложных случаях Ле Пилер советуется с друзьями, среди которых теологи и юристы. В важные ми¬ нуты жизни человек ничего не предпринимает без совета1. И, следовательно, его действия легитимны. Ле Пилёр старательно конструирует свой публичный об¬ раз, используя имеющиеся заготовки. Оппозиций этих не¬ сколько: благородный и бескорыстный глава семьи, не жалев¬ ший средств для ее процветания, — и алчные неблагодарные крохоборы из числа детей; правдолюбивый адвокат, борец за справедливость — и корыстные, ловкие крючкотворы- стряпчие, то есть прокуроры. Здесь-то и проявляется ори¬ гинальность Ле Пилера, которая будет очевидной при зна¬ комстве с казусами других парижских адвокатов. Поскольку он предвидит альтернативное развитие событий, то его дети лишь потенциально могут войти в фавор к прокурорам, I. Малинин Ю.П. Средневековый «дух совета» // Одиссей: Человек в истории, 1992. М., 1994. С. 176-192. 59
КАЗУС 2. ЛЕ ПИЛЕР ПРОТИВ ЛЕ ПИЛЕРОВ породниться с ними и путем затяжек и проволочек разорить своих младших братьев и сестер. Но пока они этого не сде¬ лали, в дарениях и в завещании остается возможность ин¬ терпретировать их облик в благоприятном для них смысле. И действительно, Ле Пилеру не к лицу так брезговать проку¬ рорами: за прокурора он выдает свою дочь, прокурором яв¬ ляется его пасынок, да и детей от первого брака он сам решил сделать именно прокурорами. Речь идет лишь о потенциаль¬ ной негативной интерпретации. И еще одно наблюдение — Ле Пилёр использует, судя по всему, одну и ту же заготовку для разных случаев. Одно дело живописать беззащитность малых и неразумных детей от второго брака в 1539 году, когда составлялся первый акт. И совсем другое — повторять те же слова в 1548 году, да еще накануне свадьбы дочери, Денизы Ле Пилёр, с представите¬ лем могучего клана прокуроров парижского Шатле. Здесь эта аргументация не очень уместна, но адвокат не избежал искушения воспользоваться ею еще раз, уж больно убеди¬ тельной она ему показалась. А еще вернее, он просто меха¬ нически воспроизводит готовый текст предшествующего акта. По всей видимости, составляя завещание, он держал перед собой текст документа десятилетней давности. Точно так же как сегодня мы, составляя служебную записку на за¬ купку расходных материалов, не пишем ее каждый раз заново, но берем из памяти компьютера готовую предшествующую форму. Главное — не забыть поменять дату.
Казус 3 Ле Клерк против Галан да. Декан против ректора: как помешать реформе в университете?1 Советником Парламента можно было стать, только имея приличный стаж адвоката, а адвокатом — лишь обладая университетской степенью. Поэтому у людей из Дворца правосудия с университетом были особые отно¬ шения. Для большинства из них в роли aima mater выступал именно Парижский университет, хотя доучивались они, как правило, в Орлеане. Парламент дорожил своей юрисдикцией в университетских делах, создавал комиссии для проверки и реформирования той или иной университетской коллегии, разбирал конфликты между корпорациями, составлявши¬ ми университет, был озабочен общим уровнем университет¬ ского образования. Некоторые университетские преподава¬ тели-правоведы иногда сами выступали в роли адвокатов. Представлять интересы университета в Парламенте было I. Университетская коллизия 1543 года сталатемой моего выступления на конференции в Мессине (осень 2014 года), посвященной истории университетских программ. Французский текст доклада опублико¬ ван в сборнике материалов этой конференции: Ouvarov P. Comment en 1543 le recteur Pierre Galland tentait de réformer la faculté des arts et quelle fut la raison de son échec // Dalla lectura all’e-learning / A cura di A. Romano. Bologna, 2015. P. 103-114. В том же году появился расширен¬ ный вариант данного текста на русском языке: Уваров П. Ю. Колли¬ зия в Парижском университете 1543 г. Сценарий и комментарии // Средние века. Исследования по истории Средневековья и раннего Нового времени. М., 2015. Вып. 76 (1-2). С. 161-190. Хотя, конечно, био¬ графии всех трех участников коллизии были мне знакомы давно, со времени работы над монографией. 6l
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА большой честью для адвокатов. Мир парламентских судей и адвокатов и мир университетских магистров вполне мож¬ но назвать сообщающимися сосудами — конфликты, сотря¬ савшие университет, так или иначе отзывались во Дворце правосудия. Конфликты были неотъемлемой частью университетской истории. На одном из них, связанном с попыткой сократить период обучения на факультете искусств, мы сейчас остано¬ вимся. Но предварительно стоит напомнить, что представ¬ лял собой Парижский университет в XVI веке. Он был феде¬ рацией семи самоуправляющихся корпораций. Факультет искусств состоял из четырех землячеств-наций (француз¬ ской, нормандской, пикардийской, германской), чьи интере¬ сы представляли выбираемые из их среды прокуроры. Это был самый многочисленный факультет, по окончании кото¬ рого студенты, получившие степень магистра искусств, мог¬ ли переходить на любой из высших факультетов—теологии, канонического права или медицины. Во главе каждого из этих трех факультетов стоял декан, в помощь которому мог¬ ли избирать синдика. Нации факультета искусств в порядке строгой очередности выдвигали кандидатуры на должность ректора, который считался главой не только факультета ис¬ кусств, но и всего университета. Это объяснялось тем, что фа¬ культет искусств был самым древним в университете и всег¬ да насчитывал больше студентов и магистров, чем на трех высших факультетах вместе взятых. Кроме того, на универ¬ ситетской ассамблее факультет искусств по числу наций имел четыре голоса, которые всегда перевешивали три го¬ лоса высших факультетов. Ректор обладал наибольшими правами в университете; если он умирал на своем посту, его должны были хоронить по чину принца королевской крови, поскольку университет носил титул «старшей дочери коро¬ ля». Но полномочия ректора длились недолго, его избирали только на три месяца. О необходимости реформировать изучение свободных искусств в университете, приведя его в соответствие с гу¬ манистическим обновлением словесности, разговоры шли давно в Европе и самом Париже. Жаловались, что универ¬ ситетские обязательные курсы давно устарели и не остав¬ ляют места для studia humanitatis, изучения древних авторов 62
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА в новом, гуманистическом духе. Но университетские уста¬ вы, регламентирующие содержание курсов и их продолжи¬ тельность, не менялись — грамматику и риторику изучали по средневековым компиляциям, а философия, съедавшая львиную долю времени, заключалась в схоластических спо¬ рах по поводу комментариев к Аристотелю. Новые веяния проникали в Парижский университет скорее defacto, чем de jure. Руководители (принципалы) учебных коллегий могли по собственной инициативе приглашать гуманистов для чте¬ ния курсов. Особую роль сыграло учреждение Франциском I «корпорации публичных королевских лекторов в Парижском университете». Известные гуманисты получали статус «ко¬ ролевских лекторов» и от имени короля читали публичные лекции. Происходило это в той из парижских коллегий, где проживал сам лектор, который, конечно, был членом Париж¬ ского университета, но доступ на занятия был открыт для всех желающих. Изначально это были кафедры греческого и древнееврейского языков, однако вскоре к ним добавились кафедры латинского красноречия, математики, медицины. Позже, уже в следующем столетии, кафедры королевских лек¬ торов будут сведены в единый Королевский коллеж (совре¬ менный Collège de France). Как показывает свод материалов по истории Парижского университета, составленный С. Э. Дю Буле в XVII веке1, о не¬ обходимости сократить срок обучения на факультете ис¬ кусств ректоры говорили и в 1530-х годах, однако дальше де¬ клараций дело не пошло. Реальный шаг в этом направлении был сделан сразу после избрания 23 июня 1543 года ректором Пьера Галанда. Галанд взялся за дело энергично. Уже 6 июля он созвал ассамблею факультета искусств, на которой один из маги¬ стров по его поручению выступил с речью о сокращении кур¬ са философии. По мнению оратора, у факультета достаточно полномочий, чтобы самостоятельно сократить срок обуче¬ ния с трех с половиной до двух с половиной лет, поскольку чрезмерно длительные курсы лишь отвращают молодежь от этой науки. Такие сокращения уже проводились, ведь неког¬ да срок обучения философии составлял пять лет. К тому же i.i. Du Boullay С. E. Historia Universitatis Parisiensis. Paris, 1673. T. VI. P. 334-335. 63
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА монашеские ордены в своих учебных коллегиях {studia) всег¬ да имели краткие курсы философии, что не мешало им вы¬ пускать таких блестящих философов, как Альберт Великий и Фома Аквинский1. Несмотря на заявления факультета искусств о достаточ¬ ных полномочиях для проведения внутренней реформы, дело затрагивало интересы высших факультетов, посколь¬ ку они пополнялись в основном выходцами с «артистиче¬ ского» факультета. И п июля этот вопрос рассматривался на ассамблее университета (Comitijs Centuriatis). Выяснилось, что далеко не все согласны с предложенным сокращением курса. Попечитель (провизор) Наваррской коллегии1 2 настаи¬ вал на противоречии предлагаемой реформы предписаниям канонического права и королевским привилегиям универ¬ ситету. Он даже обратился от имени факультетов теологии и медицины в Парижский парламент с прошением опроте¬ стовать действия ректора3. Поскольку это решение факультет искусств принял само¬ стоятельно, без обсуждения с представителями высших фа¬ культетов, то последние решили собраться независимо от «артистов» 21 июля, чтобы обсудить их инициативу. Декан факультета теологии поставил под сомнение право ректо¬ ра председательствовать на этом заседании и вообще при¬ сутствовать на нем, поскольку ректор, как глава факультета искусств, является заинтересованной стороной в данном во¬ просе. За ректора вступился канцлер университета, напом¬ нив, что тот присутствует на заседании не как представитель факультета, но как глава всей университетской корпорации. Чтобы избежать ссоры, функции председателя на этом собра¬ нии взял на себя канцлер4. 1. Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 381. 2. Наваррскую коллегию в то время можно назвать «сердцем уни¬ верситета». В этой коллегии, основанной в начале XIV века женой Филиппа IV Жанной Наваррской, обучались принцы королевской крови, там же хранились университетская казна и наиболее важные документы. Помимо полного курса «свободных искусств» (с упором на философию) там преподавалась теология. Провизор Луи Лассере был достаточно известным теологом, в свое время прославившимся изданием комментариев к творениям Св. Иеронима Стридонского. 3. Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 381. 4. Ibid. Р. 382. 64
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА Должность канцлера занимал обычно один из парижских ка¬ ноников, представлявших права Парижского диоцеза и еписко¬ па в университете. До начала XIII века канцлер выдавал разре¬ шения на преподавание — лиценции (licentia docendi), которые явились прообразом университетских степеней. В результа¬ те создания университетской корпорации и ее выхода из-под юрисдикции епископа право выносить суждение о выдаче ли- ценций перешло к коллегии магистров. Однако канцлер по тра¬ диции присутствовал на экзамене и визировал свидетельства о присуждении степени на высших факультетах1. Порой кан¬ цлеры играли заметную роль в университете; так, теолог Жан Жерсон в самом начале XV века произносил свои знаменитые речи от имени всего университета. Но в XVI веке права канцле¬ ра в университете носили лишь символический характер. Воз¬ можно, канцлер присутствовал на заседании 21 июля как доктор обоих прав (in utroque jure, то есть гражданского и канонического права) в составе группы представителей факультета канониче¬ ского права, или, как их называли, «декретистов». Новое заседание общей ассамблеи университета состоя¬ лось 31 июля. Оно открылось выступлением ректора, попы¬ тавшегося опровергнуть главные возражения противников реформы. По его словам, враги столь необходимых для фа¬ культета изменений считали, что сокращение сроков, от¬ веденных на курс философии, якобы повредит изучению католической веры, а также настаивали, что философию невозможно постигнуть за два с половиной года. На первое возражение Пьер Галанд ответил, что религиозные науки ни в коей мере не зависят от философии, они опираются на ав¬ торитет, тогда как фи лософия опирается на рассудок. Ему во¬ обще кажется странным, что теологи настаивают на важно¬ сти философии, храня молчание по поводу изучения других областей знания — грамматики, риторики, языков, истории, столь необходимых для вразумления и убеждения народов и постижения смысла Священного Писания2. Что же касается 1. На факультете искусств степени присуждались от имени канцлера монастыря Св. Женевьевы, поскольку первоначально школы «сво¬ бодных искусств» располагались на левом берегу на территории, подвластной этому аббатству. 2. «Itaque si Theologo opus est Philosophia, magis opus Grammatica, Rhe¬ torica, Linguis & Historia ut populum certè possit erudire, permouere & sacras litteras intelligere» (Du Boullay C. E. Op. cit. P. 382). 65
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА якобы недостаточности сроков, Галанд объяснил, что пер¬ вый год обучения студенты будут начинать с логики, морали и элементов математики. Весь второй год планируется чи¬ тать книги Аристотеля по физике, политике и астрономии. Последние полгода будут посвящены метафизике. Те, кто изучает философию, чтобы перейти на высшие факультеты, получат достаточные знания для избранных сфер деятель¬ ности. Те же, кто захочет посвятить себя именно философии, получат за первые два с половиной года достаточную основу, чтобы в дальнейшем работать самостоятельно1. Медики (а именно от них и от теологов было составлено за¬ явление провизора Наваррской коллегии) на сей раз объяви¬ ли, что затеваемые изменения не наносят им никакого ущер¬ ба. Решение факультета канонического права было оглашено деканом Жаном Кентеном. Он привел дополнительные до¬ воды в поддержку реформы, заключавшиеся в не виданных ранее успехах образованности: «сегодня мы видим, что мо¬ лодые люди, едва вышедшие из детского возраста, в латыни и греческом превосходят старцев, которые прежде достигали подобных знаний годами трудов»1 2. В то же время декан при¬ знал, что эта реформа затрагивает интересы его факультета. Она может стать причиной уменьшения числа студентов, так как сейчас оно растет за счет тех, кто досрочно покидает фа¬ культет искусств из-за недовольства длительностью курса философии. И все же факультет канонического права, как и подобает юристам, поддерживает предлагаемое сокраще¬ ние, предпочитая общественную пользу частным интересам3. Однако эти аргументы не убедили теологов. Они отказа¬ лись принимать решение до того, как будет вынесено поста¬ новление Парламента, который уже занимался этим делом. Декан факультета теологии отказался от дальнейших обсуж¬ дений. Поэтому 8 августа депутаты факультетов собрались, чтобы составить совместное прошение на имя короля уже в отсутствие богословов. Это собрание можно рассматривать как своего рода рабочее совещание сторонников реформы, поскольку оно проходило не в обычных для общеуниверси¬ 1. CrevierJ. В. L. Histoire de PUniversté de Paris. Paris, 1761. T. 5. P. 377. 2. Du Boullay С. E. Op. cit. P. 383. 3. Ibid. 66
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА тетских ассамблей залах1, а в коллегии Бонкур, принципалом которой был ректор Галанд. Текст этого прошения полно¬ стью приведен в публикации Дю Буле, и в нем вновь звучат уже знакомые нам «гуманистические аргументы»: Ныне по милости Божией открыто искусство книгопечатания к приращению и возрастанию образованности и наук через пред¬ ставление на свет всех хороших, полезных, необходимых книг. И тем самым молодые люди, выходящие из первых классов грам¬ матики и начинающие курс философии, суть более ученые, чем те, кто достигал этих степеней ранее... Да будет угодно Вашему Величеству сократить курс философии на год, учитывая избы¬ точность срока, содержащегося в нем1 2. Этот документ, напоминающий знаменитое письмо Гар¬ гантюа3, был представлен королю лишь в декабре 1543 года уже другим ректором. Тогда же, в августе, дело реформы за¬ шло в тупик. Без согласия факультета теологии прошение от имени всего университета подать было невозможно4. И в этот момент на сцену выступил канцлер университета. Желая поддержать реформу, он решил представить про¬ шение в Парламент сам, по праву главы всего университе¬ та. Однако демарш канцлера был опротестован университе¬ том. Главой университета был ректор, в этом сходились все доктора и магистры. Факультет искусств отправил канцле¬ ру представителя с требованием дать разъяснения по пово¬ ду своих притязаний5. Ведь всего несколько недель назад, 21 июля, канцлер сам утверждал, что ректор присутствует на собрании как глава университета, а не как представитель 1. Это были залы коллегии в обители матюренцев и церковь Сен- Жюльен-ле-Повр, где проводились выборы ректора. 2. Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 392. 3. «Ныне в ходу изящное и исправное тиснение, изобретенное в мое время по внушению Бога, тогда как пушки были выдуманы по на¬ ущению дьявола. Всюду мы видим ученых людей, образованней¬ ших наставников, обширнейшие книгохранилища, так что, на мой взгляд, даже во времена Платона, Цицерона и Папиниана было труд¬ нее учиться, нежели теперь...» (.Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль / Пер. Н. Любимова. М., 1966. С. 194). 4. Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 384. 5. CrevierJ. В. L. Ор. cit. Т. 5. Р. 380; Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 384. 67
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА факультета искусств. Прошение канцлера было отклонено, и союз сторонников реформ распался. В оставшееся от своего трехмесячного срока ректорства время Галанд больше не пытался реализовать эту реформу. У него были иные неотложные дела, i августа Галанд как гла¬ ва университета подписал знаменитые 26 статей «Исповеда¬ ния католической веры», составленные факультетом теоло¬ гии. Это событие считается поворотным пунктом в истории французской Контрреформации. Таков был сценарий этой коллизии. Обратимся теперь к характеристике основных действующих лиц: декана, кан¬ цлера, ректора — и попробуем понять мотивы их поступков. А. Декан Николя Ле Клерк (1474-1558) «Этот пастырь был крайне ревностным в защите веры, боль¬ шим ученым и величайшим врагом сторонников новизны»— такая характеристика дана Николя Ле Клерку в «Большом историческом словаре» Л. Морери1. Роберт Ценалис, сменив¬ ший Ле Клерка на посту декана и заслуживший прозвище «бич сектантов», посвятил своему предшественнику книгу «Четырехчастный труд об обуздании козней еретиков», где обыгрывал его имя: «Весь мир знает тебя не только как Клер¬ ка, но как клирика — защитника всей теологии»1 2. И действительно, ни одна атака факультета на врагов орто¬ доксии не обходилась без участия Николя Ле Клерка. В 1534- 1535 годах он играл важную роль в ожесточенных баталиях университетских богословов со сторонниками обновления веры, которым покровительствовал парижский епископ Жан Дю Белле. Так, в 1533 году Ле Клерк возглавлял депута¬ цию факультета, которая должна была указать Франциску I на опасность новых доктрин. Через год за излишнее рвение в нападках на противников (в том числе и на тех, которым по¬ кровительствовал король) Ле Клерк провел несколько недель 1. Le Grand Dictionnaire Historique ou Le Mélange Curieux de l’histoire / Ed. L. Moreri. Paris, 1727. T. 2. P. 896. 2. «Non enim te Clericum tantum, imo vero Cleri totius Theologici antfiatiem omnes agnoscunt» (Ceneau R. Opus Quadripartitum super compescenda haereticorum petulantia. Paris, 1557. Fol. Aaiiij). 68
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА в тюрьме. В 1534 году Рабле опубликовал «Гаргантюа», где тео- логастры подверглись острой критике. Похоже, что именно Ле Клерк выведен там в образе выжившего из ума магистра, отправленного университетом к Гаргантюа с просьбой вер¬ нуть колокола собору Нотр-Дам1. Во всяком случае, когда осе¬ нью 1541 года Ле Клерк стал деканом факультета, он сразу же включил сочинения Рабле в Индекс запрещенных книг. Надо сказать, что новый декан увеличил число цензурируемых книг в несколько раз. Его влияние еще более возросло летом Ï543 года, после составления факультетом 26 статей «Испове¬ дания католической веры». Этот текст лег в основу присяги, которую ежегодно были обязаны приносить все должност¬ ные лица королевства. В отличие от своих коллег Роберта Ценалиса, Ноэля Беды и других влиятельных богословов, Николя Ле Клерк не зна¬ чится автором ни одного сочинения. Возможно, он писал тексты от имени факультета, не стремясь увековечить свое имя. По наблюдениям Дж. Фарджа, такова была практика большинства парижских теологов, чей авторитет базировал¬ ся скорее на престиже грозной корпорации, чем на личных сочинениях1 2. Канадский исследователь приходит к выводу об относительно скромном социальном происхождении ос¬ новной массы членов этого факультета. Но как раз в этом Ле Клерк отличался от своих коллег. Он происходил из ста¬ ринного парижского рода, хорошо укорененного в городской среде и мире должностей. Его семейство оставило достаточ¬ но документов в конторах парижских нотариусов. И если стиль Ле Клерка-теолога остается для нас неизвестным, то как автор нотариальных актов он демонстрирует изрядную оригинальность. Дошедшие до нас документы напоминают наброски су¬ дебных речей, поскольку по большей части в них идет речь о запутанных семейных коллизиях. Маргарита Ле Клерк, старшая сестра Николя Ле Клерка, вышла замуж за Жака Куатье, в прошлом влиятельного лейб-медика Людовика XI, 1. В 1534 году король отправил в изгнание синдика факультета Ноэля Беду, непримиримого противника Эразма Роттердамского и гума¬ нистов; его обязанности были временно возложены на Ле Клерка. 2. Farge J. К. Orthodoxy and Reform in Early Reformation France: The Faculty ofTheology of Paris, 1500-1543. Leyden, 1985. 69
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА сумевшего «конвертировать» фавор мнительного короля в зе¬ мельное богатство и должности, став президентом Счетной палаты. После смерти своего благодетеля Жак Куатье вы¬ нужден был вернуть в казну значительную часть нажитого, но при этом в виде компенсации ему была дана почетная должность вице-президента Счетной палаты. Породнив¬ шись с патрицианской семьей Ле Клерков, Куатье, парвеню из Бургундии, укрепил свои позиции в Париже. В кварта¬ ле, где располагались дома Ле Клерков, он возвел солидный особняк вблизи церкви Сент-Андре-дез-Ар, к которой при¬ строил капеллу Св. Николая, ставшую усыпальницей это¬ го клана. Не имея детей от позднего брака, Жак Куатье сде¬ лал наследником своего племянника и крестника Жака Ле Клерка, с условием, что тот возьмет себе патроним Куатье. Его жена Маргарита, в свою очередь, хотела облагодетель¬ ствовать племянницу Филиппу, оставив ей значительную долю имущества. Она известила семью о своем намерении, но умерла, не успев составить завещания. В результате бра¬ тья Филиппы оставили ей лишь крохи наследства, и только Николя Ле Клерк вступился за племянницу, постепенно втя¬ гиваясь во все новые тяжбы с остальными родственниками. Обо всем этом мы узнаем из нотариальных актов само¬ го Николя Ле Клерка1, хотя этот тип документов обычно не предполагает особого красноречия. Правда, теолог, борясь с несправедливыми родственниками, отменяет сделанные им ранее дарения, а отмена дарений, как мы уже убедились на примере Шарля Дюмулена, требует веских обоснований — например, причинение угрозы здоровью и жизни дарителя. Теолог полностью перешел на сторону Филиппы и ее супру¬ га, советника Парижского парламента. В его актах все крас¬ норечивее повествовалось о злокозненности неблагодарных племянников, занимавших высокие посты в церковной и чи¬ новной иерархии, но не останавливающихся перед подлога¬ ми, ложью и прямыми угрозами. Однако теолог стремился показать благородство собственных поступков в отношении семьи. И здесь мы можем узнать много нового. После смерти I. См. подробнее: УваровП. Ю. Университетский интеллектуал у париж¬ ского нотариуса (к вопросу о «нормальном исключении») // Средние века. Исследования по истории Средневековья и раннего Нового времени. М., 1997. Вып. 60. С. 51-72. 70
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА некогда богатого зятя в 1506 году овдовевшая сестра Марга¬ рита и вся семья оказались в затруднительном положении. Николя Ле Клерк подробно описывает, как в продолжение вдовства указанной дамы Маргариты Ле Клерк она столкнулась с необходимостью нести большие расходы и тра¬ ты, чтобы сохранить семью. Указанный Ле Клерк по мере своих возможностей участвовал в этом, для чего поступил на службу к Монсеньеру его высокопреподобию кардиналу Лотарингскому и господам его братьям, в бытность их юными1... а также оплатил все расходы на похороны, погребение и исполнение завещаний... матери Николя Ле Клерка и указанной госпожи Маргариты, сво¬ ей сестры, в сумме до юоо экю-солей. Также указанный Николя Ле Клерк основал и поддерживал некие благочестивые вклады, согласно пожеланию его покойной сестры, и способствовал укра¬ шению церкви Сент-Андре-дез-Ар1 2. Задача украшения приходской церкви, в соответствии с завещанием Маргариты, чей муж был там похоронен в ка¬ пелле Св. Николая, оказалась тем более важной, что Николя Ле Клерк долгие годы был кюре этой церкви, являвшейся символическим центром патримонии Ле Клерков. Важную роль в этом играл университет, который обладал правом 1. Речь идет об Антуане II (1489-1544), герцоге Лотарингском, Клоде Ло¬ тарингском (1496-1550), первом герцоге де Г из, и Жане (1498-1550), кар¬ динале Лотарингском (с 1518). Соблазнительно увидеть влияние Ле Клерка в ультракатолической позиции, характерной для Лотаринг¬ ского дома. Но если его уроки и возымели действие, то сказалось это лишь через поколение, поскольку непосредственные ученики Ле Клерка проявляли известное легкомыслие в делах веры. 2. «pour la conservation de sa maison, a ledict maistre Nicole Le Clerc, selon sa possibilité faict de mesmes, et pour ce faire a suivy et s’est employé au service de Mons. le reverendissime cardinal de Lorraine et de messieurs ses frères durant leur jeunesse..., à payé les frais funeraux, obsèques et legs de feue damoiselle Katherine de Vaudetard, mère dudit m. Nicole Le Clerc et de ladicte dame Marguerite, sa soeur, montant a mil écus soleil... aussi ledit m. Nicole Le Clerc faict et entretenu certaines fondations selon l’intancion de ladite défuncte sa soeur donné et présenté à l’église Sainct- Andry des Ars plusieurs ornemens» (AN. Y 93. Fol. 120). Этот акт, как и другие акты Ле Клерка, зарегистрирован в парижском Шатле, с ним можно ознакомиться по публикации: Inventaire des registres des insinuations du Châtelet de Paris: Règnes de François I et de Henri II / Ed. par E. Campardon et A. Tuetey. Paris, 1906 (далее — IRI). P. 296. 71
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА светского патроната над некоторыми парижскими церква¬ ми, в том числе и над церковью Сент-Андре-дез-Ар. Это озна¬ чало, что на освободившееся вакантное место кандидатуру выдвигали по очереди факультеты и нации. Впрочем, такой порядок не препятствовал превращению «университетских» приходов в почти семейную собственность влиятельных па¬ рижских родов. Так, на протяжении большей части XVI века приход Сен-Ком-э-Сен-Дамиан удерживала парижская семья Версорисов1. Церковь Сент-Андре-дез-Ар также осталась в ру¬ ках Ле Клерков. В 1547 году п лемянник теолога, Пьер Ле Клерк, доктор прав и хранитель апостолических привилегий Па¬ рижского университета, сменил дядю на должности кюре. Впрочем, в акте Пьер обвинялся в том, что завладел прихо¬ дом обманным путем, воспользовавшись болезнью Николя Ле Клерка1 2. В этих и во многих других случаях теолог жаловался перед Богом и правосудием на величайшие неспра¬ ведливости, беспокойства, неблагодарности и клевету, чинимые против него... племянниками, в отношении которых из-за их подношений, связей, затягивания, жульничества, проволочек, подвохов и прочих зловещих обходных путей он не смог добить¬ ся правосудия3. 1. См.: Уваров П. Ю. Университет — дочь двух отцов? История как аргу¬ мент в суде и средство социальной консолидации (Париж, 1586) // Люди и тексты: Исторический альманах. 2013. Историческое знание в контексте книжной культуры. М., 2014. С. 183-226. 2. Вероятно, когда декан заболел, племянникуговорил его осуществить премутацию — временную передачу церковного бенефиция, чтобы сохранить его в семье. Сам Николя Ле Клерк, по-видимому, заболел тяжело, поскольку согласился на этот шаг. Уступка (резигнация) прав на должность кюре церкви, находящейся под университетским патронатом, облегчалась тем, что Пьер Ле Клерк сам был доктором права и университетским деятелем. Однако племянник не вернул богатый приход своему дяде, когда тот выздоровел. Премутация была не вполне каноничным действием, и поэтому оспаривать его по суду декан не мог. 3. «se complaignant à Dieu et àjustice des grans tortz, iniquities, ingratitudes et calumpnies commis envers luy par... ses nepveuz, contre lesquels, pour leurs portz, faveurs, longeurs, delays, surprinses et autres voyes obliques et sinistres, il n’a peu avoir justice, ne raison» (AN. Y 95. Fol. 256V; IRI. № 3357)- 72
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА Мы можем увидеть в его актах мнительность, подозритель¬ ность, склонность к конфликтам и нелюбовь к компромис¬ сам, что проявлялось и в университетской карьере. Не отри¬ цая этого, отметим еще раз, что сам характер актов — отмена дарений — диктует такой стиль, коль скоро надо было дока¬ зать неблагодарность и, что еще пуще, угрозу жизни дари¬ телю. Он разоблачает намерение племянников «замучить указанного мэтра Николя Ле Клерка и мучениями заставить его принять смерть и в величайших бедствиях окончить свои короткие дни старости»1. Несмотря на грустное пророчество, сделанное в 1547 году, дни его старости были не столь коротки. Он прожил еще больше десяти лет, пережив племянницу с ее супругом, неблагодарных племянников и даже своих учени¬ ков из Лотарингского дома. Б. Канцлер Жак Спифам (1503-1566) Жак Спифам происходил из семьи итальянских финанси¬ стов, давно укоренившихся в Париже. Став доктором обоих прав (in utroque jure), он некоторое время преподавал в колле¬ гии кардинала Лемуана, был избран прокурором француз¬ ской нации и ректором университета. При этом он был секре¬ тарем кардинала Лотарингского (о котором речь шла выше), а впоследствии и его викарием. В 1529 году он стал обладате¬ лем должности советника-клирика Парижского парламента и играл важную роль в среде парижских магистратов. В это же время он получил несколько церковных бенефиций. Став в 1533 году канцлером университета, он стремился восстано¬ вить значимость этой должности, используя еще и свой ста¬ тус советника Парламента для преобразований в стенах alma mater. Он возглавляет парламентскую комиссию, призван¬ ную реформировать факультет права, и всерьез пытается превратить символические права канцлера, от имени кото¬ рого происходило присвоение степени, во вполне реальные прерогативы. В 1536 году это стало причиной конфликта с фа¬ культетом теологии, а в 1540 году—с факультетом медицины. I. «tourmenter ledict m. Nicole Le Clerc, et pour tourmens le faire mourir et en grant calamyté finir ses brief et vieulx jours» (AN. Y 93. Fol. 121; IRI. № 2518). 73
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА О последнем случае мы осведомлены полнее. Медики тра¬ диционно приносили канцлеру на подпись список канди¬ датов, ранжированный в соответствии с академическими успехами. Спифам же настаивал на своем праве решающего голоса. Ему удалось добиться, чтобы процедура происходила не на факультете медицины, а в зале епископского дворца в присутствии канцлера1. Поскольку конфликт разбирался в Парламенте, мы знаем аргументы Спифама, высказанные его адвокатом: согласно апостолическим и королевским привилегиям канцлер Парижской Церкви предназначен к управлению и надзору за об¬ учением в Парижском университете, и ему дана власть испыты¬ вать студентов, в зависимости от факультета и науки, которы¬ ми они занимаются, и присваивать им метризу и степень по их заслугам1 2. Таким образом, постановление парламента от i июня 1540 года можно считать частичной победой канцлера — его контроль над процедурой экзаменов укрепился. Был ли он озабочен лишь усилением своих властных пол¬ номочий или пытался провести реформу в гуманистическом духе за счет контроля со стороны Парижского епископства, во главе которого в то время стоял Жан Дю Белле? Был ли Спифам в 30-40-х годах XVI века интегрирован в круг гума- нистов-реформаторов, находившихся под покровительством Парижского епископа? На эти вопросы нет однозначного от¬ вета, но, во всяком случае, в глазах «консервативной партии» он мог казаться фигурой подозрительной. Также относились и к его начинаниям. Однако Спифам не оставил попыток провести реформы в университете. После поражения в деле Галанда он сумел реформировать коллегию Трегье, Нарбоннскую коллегию и родную для него коллегию кардинала Лемуана. 1. CrevierJ. L. В. Ор. cit. Т. 5. Р. 357. 2. «par privilégues Apostoliques & Royaux est le Chancelier de l’Eglise de Paris... préposé au régime direction, & superintendance de l’estude de l’Université de Paris, luy est baillé puissance de prouver les estudians selon les Facultez & Sciences esquelles se font appliquez, leur conférer la Maistrise & degrez selon leurs merites» (Du Boullay C. E. Op. cit. P. 346). 74
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА Жаку Спифаму приходилось уделять много времени де¬ лам семьи1. В 1529 году его старший брат Гайар Спифам был арестован вместе с другими финансистами. После длитель¬ ного процесса в 1534 году ему было предъявлено обвине¬ ние в хищении королевских денег на сумму 692 585 ливров1 2. На следующий день он разбился насмерть, упав с балко¬ на тюремной часовни на каменный пол (семья настаивала на том, что это был несчастный случай). Семья должна была вернуть огромную сумму. Жак Спифам взял на себя пере¬ говоры с казначейством об уменьшении долга. В итоге ему удалось повернуть дело так, что Спифамы компенсировали лишь 20 тысяч ливров, мотивируя это полным отсутствием средств. Впрочем, это не помешало сыновьям Гайара со вре¬ менем приобрести достаточно выгодные должности. Эта история свидетельствует о ловкости Жака Спифама, о на¬ личии у него связей и влияния в кругах чиновников и су¬ дейских. В 1544 году он приобретает должность президента Палаты расследований Парламента, а 1546 году получает епископскую кафедру Невера и в этом качестве представля¬ ет Францию на Тридентском соборе. В 1554 году он становит¬ ся докладчиком прошений королевского дворца (это была своего рода «номенклатурная» должность, обладателям ко¬ торой доверяли особо важные поручения). К началу 50-х го¬ дов XVI века его светская и духовная карьера складывалась наилучшим образом. В парижских нотариальных архивах сохранилось немало актов Жака Спифама, но в них не было столь яркой инди¬ видуальности, как в актах Николя Ле Клерка. Хотя и у него можно найти любопытные вещи. В 1544-1546 годах он реги¬ стрирует два дарения (без объяснения причин) некоей Катри¬ не де Гасперн, вдове Этьена де Греля, прокурора парижского 1. Подробнее о клане Спифамов см.: Десимон Р, Мий Э., Уваров П. Ю. Се¬ мейные ценности Спифамов (разрывы и преемственность в париж¬ ском линьяже XVI-XVII вв.) // Средние века. М., 2011. Вып. 72 (1-2). С. 274-306. 2. Это была грандиозная сумма. Даже главного финансиста, «генерала финансов», чей процесс в 1527 г. был самым громким, обвинили в рас¬ трате «всего лишь» 300 тысяч ливров. См.: Hamon Ph. Messieurs des finances: Les grands officiers de finance dans la France de la Renaissance. Paris, 1999. P. 183-185. 75
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА Шатле, и ее малолетнему сыну Андре1. В завещании, состав¬ ленном Спифамом в 1552 году, ничего не говорится об этом семействе. Но оно примечательно полным отсутствием обыч¬ ных для такого рода документов благочестивых формулиро¬ вок, указаний на организацию заупокойных месс, раздачу милостыни бедным, прославление своего святого покрови¬ теля1 2. Это может свидетельствовать о симпатии епископа Неверского протестантским учениям. Из актов парижской нотариальной конторы, клиентом ко¬ торой был Жак Спифам, следует, что в 1558 году он начинает энергично освобождаться от многочисленной недвижимости и должностей, переводя их на других лиц3. Финалом этой де¬ ятельности стала резигнация в январе 1559 года Неверского епископства племяннику Жилю Спифаму, сыну покойного Гайара. В начале того же года Жак Спифам бежал в Женеву. Он был далеко не единственный из французских прелатов, эмигрировавших к Кальвину, но отъезд Спифама стал одним из самых скандальных. К тому же он прибыл в Женеву с уже известной нам Катриной де Гасперн и двумя детьми, предъ¬ явив в Женевской консистории странный документ. Это было нотариально заверенное свидетельство об их тайном браке, датированное 1537 годом. В Женеве брак Спифама был при¬ знан легитимным, а дети — рожденными в законном браке. Жак Спифам стал весьма влиятельной фигурой в стане каль¬ винистов. Ему доверяли дипломатические миссии; в 1562 году принц Конде назначил его сюринтендантом Лиона, занятого гугенотами, позже Спифам представлял интересы Женевы при дворе Жанны д’Альбре. Но на свою беду Спифам вступил в конфликт с некоторы¬ ми из своих единоверцев, возбудив против них процесс в Же¬ неве; те ответили ему встречными исками. В Париже совет¬ ник Парламента Жан Спифам, старший из сыновей Гайара, 1. 1544 год — AN. Y 89. Fol. 383V; IRI. № 1432; 1546 год — AN. Y 92. Fol. 144V; IRI. № 2223. Речь шла о передаче вдове небольшого участка земли близ города Мелен и 200 ливров ее сыну. В дарениях, адресованных лицам, не находящимся в родстве с дарителем, обычно приводилась мотивация: «в благодарность за оказанные услуги», «по любви и до¬ брой склонности» или в силу благочестивых соображений. Ничего этого у Спифама не было. 2. AN. MC. VIII. 294- 3. AN. MC. VIII. 236, 237. 76
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА также начал судиться со своим беглым дядей, поскольку быв¬ ший епископ решил выделить солидную долю наследства своим детям от Катрины де Гасперн, что вызвало решитель¬ ные протесты семьи Спифамов. Для советника Парламента оказалось несложно доказать, что «брачный контракт» явля¬ ется фальшивкой, так как в 1537 году супруг Катрины, про- курор Этьен де Грель, был еще жив и она не могла считать¬ ся вдовой. Дети, рожденные любовницей священника при живом муже, конечно, никаких имущественных прав иметь не могли. Если в Париже был оспорен лишь раздел наслед¬ ства Жаком Спифамом, то для его женевских врагов обвине¬ ние в подлоге оказалось более грозным оружием. Адюльтер и клятвопреступление карались кальвинистами значитель¬ но серьезнее, чем католиками. Весной 1566 года Жак Спифам в Женеве был обезглавлен1. Жак Спифам имел репутацию одного из самых образо¬ ванных советников Парламента своего поколения1 2. Однако список его опубликованных трудов на удивление мал3: пре¬ дисловие к правоведческой работе и два небольших памфле¬ та времен войны. К этому можно прибавить и рукопись, хра¬ нящуюся в парижской библиотеке Сент-Женевьев: «Письмо, написанное Генриху Второму епископом Неверским в мае 1. Delmas A. Le procès et la mort de Jacques Spifame // Bibliothèque d’Huma- nisme et Renaissance. 1944. Vol. 5. P. 105-137. Автор статьи, как и мно¬ гие современники Спифама, полагал, что для казни имелись более веские причины — обвинения в шпионаже то ли в пользу Екате¬ рины Медичи, то ли герцога Савойского, которым Спифам якобы намеревался сдать Женеву. Однако, не желая обострять отношения с грозными соседями, женевцы предпочли использовать обвинения в адюльтере. 2. QuillietB. Les corps d’officiers de la Prévôté et Vicomté de Paris et de l’Ile-de- France de la fin de la guerre de Cent Ans au début des guerres de Religion: Etude sociale. Lille, 1982. 3. Он был автором предисловия к изданию комментариев Андре Тирако к кутюмам Пуату (Tiraquelli A. Ex commentariis in Pictonum consuetudines section de Legibus connubialibus et jure maritali, ab ipso authore adeo reformata, totqie... thesauris locupletata ut non immerito novum opus censeri débat. Parisiis, 1546), а также двух анонимных пам¬ флетов: Lettre, addressée de Rome à la Royne Mere du Roy, Trad. d’Italien en François, Contenant utile admonition pour pourvoir aux affaires qui se presentment. [S.I.], 1563; Discour sur le conge impetré par Monsieur le Cardinal de Lorraine, de faire porter armes défendues à ses gens, pour la tuition et defense de sa personne. [S. 1.], 1565. 77
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА Ï559»1. Составители библиотечного каталога приписали этот трактат Жилю Спифаму, поскольку именно он был еписко¬ пом Неверским с января 1559 года. Однако содержание этого смелого трактата, представлявшего собой апологию каль¬ винистов, указывает на авторство Жака Спифама, желавше¬ го, по-видимому, обрести в Женеве дополнительный вес по¬ литика и теолога. Догматические положения этого трактата мало отличаются от идей Кальвина, однако многочисленные примеры, иллюстрирующие небесные кары, фатальные для гонителей истинной веры, свидетельствуют о прекрасном знании жизни парижских магистратов и высокопоставлен¬ ного духовенства середины XVI века. В. Ректор Пьер Галанд (1510? - 1559) В отличие от Николя Ле Клерка и Жака Спифама Пьер Галанд не был коренным парижанином. Уроженец Артуа, проис¬ ходивший из скромной семьи, в 1541 году он получил место принципала коллегии Бонкур и оставался на этом посту до самой смерти. Его даже похоронили в капелле этой коллегии. Своей репутацией гуманиста Галанд обязан пространным комментариям к Квинтилиану1 2. Он достаточно часто посещал парижские нотариальные конторы, что позволяет составить представление об его мно¬ гообразной деятельности. Главным «социальным капита¬ лом» Галанда были связи в среде парижских гуманистов. Дружба с Бартелеми Масконом (латинизированная форма имени—Латомус), первым профессором корпорации королев¬ ских лекторов в Парижском университете по кафедре латин¬ ского красноречия, позволила Галанду впоследствии занять туже кафедру (1544 год). В 1546 году Галанд заболел и составил завещание, в котором просил Латомуса помочь в передаче 1. Paris, Bibliothèque St.-Geneviève. Ms 793, Fol. 177-196. СпифамЖак. Посла¬ ние, отправленное королю Генриху Второму епископом Неверским в мае 1559 г. (Научн. публикация рукописи, перевод и комментарии П. Уварова) // Французское общество в эпоху культурного перелома: От Франциска I до Людовика XIV. М., 2008. С. 62-90. 2. Quintilliani de institutione oratoria libri XII, argumentis Petri Galandi, eiusdem declamationem liber. Paris, 1537. 78
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА должности королевского лектора1 своему другу Адриану Тур- небёфу (латинизированная форма имени — Турнебус). Завещатель выздоровел, Турнебус получил искомую долж¬ ность королевского лектора в 1547 году, сменив эллиниста Жака Тусена, но его дружба с Галандом лишь укрепилась. Во втором завещании, датированном 1559 годом, Галанд доверяет ординарному королевскому лектору Турнебусу ренту для обе¬ спечения образования своего внебрачного сына1 2. Среди дру¬ зей Галан да можно найти таких ярких представителей фран¬ цузского гуманизма, как Франсуа Ватабль, Жоашен Дю Белле, Пьер Д юшате ль. В коллегии Бонкур, которой управ ля л Г аланд, в 1553 году состоялась постановка первой французской гума¬ нистической трагедии «Плененная Клеопатра» Этьена Жоде- ля. На смерть Пьера Галанда были написаны по крайней мере три поэтических сочинения3 4. После смерти Пьера руководство коллегией перешло в руки его брата Гийома, продолжавшего развивать гуманистические традиции этого заведения. Связи Галанда в университетской среде были не менее ин¬ тенсивными и приносили свои материальные плоды: деньги для реконструкции своей коллегии Галанд занимал у мужа сестры, который в актах упоминается как «присяжный уни¬ верситетский посланник» (messagerjuré universitaire)*. Вместе 1. Правда, он приводит здесь нелатинизированную форму имени: «Legs à М. de Mascon à qui il demande de faire recevoir Adrien Tournebues en son office de lecteur du roi». В другой же части завещания Галанд именует его «Barthélémy Latomus lecteur du roi», завещая ему дом в предместье Сен-Дени (Jurgens М. Documents du minutier central des notaires de Paris: Ronsard et ses amis. Paris, 1985. P. 357-358). 2. «Legs de 100 livres tournois de rente annuelle à Guillaume Galland, dit Voisin, son fils naturel, pour l’entretenir à l’étude avec Jean Tournebues, lecteur ordinaire du roi, à qui sera versée la rente» (JurgensM. Op. cit. P. 365. N 241). В первом завещании о нем говорилось следующим образом: «Legs à ung jeune garson qu’il dict luy avoir esté donné pour l’amour de Dieu, demourant présentement avec sa sœur Jeanne Galland ès fauxbourgs Sainct Marcel la somme de six vingtz livres tournoiz pour une foys payéne... pour luy faire apprendre mestier... afin de le faire homme de bien». 3. Jamot F. de. Obitu Petri Gallandi. Paris, 1560; Rollier Cl. Ode ad Guil: Gallandium gymnasiarchum becodianum... Cui accessit eiusdem de obitu Petri Gallandi elegia. Paris, 1559; SaliusPanagius. Ronsardumericedion, ad pias Gallandii elegia. Paris, 1586. 4. «Университетские посланники» брали на себя доставку корреспон¬ денции студентов из той или иной провинции, а также выполня¬ ли роль банкиров, ссужавших парижским учащимся деньги под 79
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА со своим кумом Симоном Ларше, занимавшим должность университетского секретаря {scribe)1, Галанд брал на откуп сбор доходов епископа Парижского Жана Дю Белле. По многим признакам Пьера Галанда можно было бы на¬ звать типичным гуманистом, да еще и входящим в число кре¬ атур Жана Дю Белле. В коллизии 1543 года уже одно это могло сделать фигуру ректора Галанда весьма подозрительной в гла¬ зах декана Ле Клерка. Но ректор в итоге предпочел развернуть оружие своей критики против канцлера Спифама как узурпа¬ тора университетских прав, вместо того чтобы вместе с ним бороться за победу гуманистической реформы. Было ли в этом стремление отстоять попранные ректорские права или полити¬ ческий расчет, заключавшийся в нежелании далее противосто¬ ять «консервативной партии» в момент апогея ее могущества? В любом случае Галанд умел менять роли и получать от это¬ го максимальную выгоду. В 1551 году он опубликовал неболь¬ шой, но очень суровый по тону трактат против королевского лектора и известного вольнодумца Пьера де ля Рамэ (лати¬ низированная форма имени — Рамус). На этот раз цензоры с факультета теологии полностью поддержали Г аланда, вы¬ дав апробацию, согласно которой они «нашли книгу хорошей, католической и противной мнению Рамуса» {trouvèrent le livre bon, catholique et contre l’opinion de Ramus)*. Как считает К. Мейер- хоф, в данном случае Г аланд примерил на себя несколько ро¬ лей. Как университетский деятель он реагировал на оскорбле¬ ния Стагирита, содержащиеся в трактате Рамуса «Aristotelicae Animandversiones», ведь тот в свое время (как любой преподава¬ тель факультета искусств) давал клятву правильно трактовать тексты Аристотеля. Как гуманист Галанд пытался доказать филологическую некомпетентность Рамуса, настаивая при гарантии их родственников в провинции. При этом «посланники» считались «подданными» университета и пользовались универси¬ тетскими привилегиями. 1. Scribe — буквально писарь, однако владевший этой должностью не только составлял университетские документы, но и организо¬ вывал их хранение. На фоне быстрой сменяемости должностей рек¬ тора и прокуроров скрибы поддерживали непрерывность универси¬ тетских традиций. Несколько десятилетий эту должность занимал С. Э. Дю Буле, первый историограф Парижского университета. 2. Petri Gallandii literarum latinarum professoris regii, contra novam academiam Petri Rami oratio. Lutetiae, 1551. 80
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА этом, что статус королевского лектора обязывает его разобла¬ чать подрывной характер критикуемой книги, автор которой также именуется королевским лектором. Поскольку образова¬ ние составляет основу общества, Галанд демонстрировал на¬ мерение встать на защиту общественного блага, чтобы разо¬ блачить врага, чьи происки угрожают социальному порядку1. Во время знаменитого «бунта на Пре-о-Клер» 1557 года, за¬ кончившегося кровавыми столкновениями студентов с сер¬ жантами королевского прево, Г аланд занял примечательную позицию. Король приказал Парламенту примерно наказать виновных, и в суд стали вызывать принципалов коллегий. 27 мая был вызван Пьер Галанд «по поводу неповиновения и оскорблений, выразившихся в кидании камней, горшков и булыжников в сержантов из окон коллегии Бонкур», как за¬ писано в регистрах Парламента, инкриминировавшего прин¬ ципалу тяжкое преступление — мятеж. Защищаясь, универ¬ ситетские деятели обычно ссылались на грубое нарушение университетских прав в этом конфликте или же, в духе пра¬ восудия того времени, предъявляли встречный иск, жалуясь на насилия, разрушения и грабежи, чинимые сержантами и судебными исполнителями. Но Галанд применил совсем иную тактику. Он заявил, что эта курия прослыла не только в сем королев¬ стве, но и среди иноземных наций защитой невинных и борь¬ бой с клеветой. Обычно чрезвычайно лаконичный регистр Парламента на сей раз не мог оставить без внимания элегантную похвалу в свой адрес, произнесенную преподавателем красноречия. Что же касается мятежников, которые возмутили студентов, то они желали ему великого зла (mal immortel) из-за того, что он не захотел ни взять их сторону, ни поддержать их безумства... Посему он не захотел находиться в конгрегации, чтобы пока¬ зать, что он не причина этого возмущения, но покорнейший слуга короля и этой его курии [то есть Парламента]; что же ка¬ сается его, то он решил удалиться в собор Нотр-Дам и покинуть коллегию1 2. 1. MeerhoffK. Galland contre Ramus: la dignité du philologue // La philologie humaniste et ses représentations dans la théorie et dans la fiction. Gèneve, 2005. P. 512. 2. Du Boullay C. E. Op. cit. P. 496-497; AN. Xia. 1585. Fol. 434. 8l
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА На сей раз Галанд роли королевского лектора, принципа¬ ла коллегии и верного сына университета предпочел образ почтенного благонамеренного каноника. Былой соперник Галанда Рамус вел себя иначе. Он разраз¬ ился пространной речью, адресованной королю (впослед¬ ствии она была переведена на французский язык), и моти¬ вировал свою позицию королевского лектора: «Я, питомец короля и университета, желаю исполнить свой долг». Кстати, в депутации к королю Рамуса сопровождал другой королев¬ ский лектор — уже упомянутый Турнебус1. По предложению депутатов король, сменивший гнев на милость, организовал комиссию для подготовки всеобъемлющей реформы универ¬ ситета. В нее, конечно, был включен Рамус. Но ее президентом был назначен Пьер Галанд как «старейшина» {doyen) королев¬ ских лекторов. Вновь его умение быстро менять свой образ принесло плоды1 2. Вернемся теперь к содержанию конфликта. Разрыв между требованиями эпохи и традициями препо¬ давания казался современникам вопиющим, но и попытки изменений в системе образования воспринимались болез¬ ненно. Все же что-то менялось. В прошении, поданном в кон- це 1543 года, сторонники реформ, описывая предлагаемые изменения, ссылались на прецедент: Согласно ордонансу короля Людовика XII, время, необходимое для достижения степени на факультете искусств, составляло 4 года, затем по обычаю и негласному одобрению каждого оно сократилось до трех лет с половиной3. 1. Ramus P. Harrangue... touchant ce qu’ont faict les députez de l’Université de Paris envers le Roy. Paris, 1557. 2. У Г ал анда была еще и выраженная «пикардийская» идентичность: он сумел мобилизовать солидарность пикардийской нации университе¬ та и земляков со своей малой родины для помощи коллегии Бонкур. В связи с новым витком войны Генриха II с императором Карлом V Габсбургом положение коллегии ухудшилось, потому что большая часть ее доходов поступала с территории графства Артуа, находив¬ шегося под властью Габсбургов. Но Галанду удалось завершить ре¬ конструкцию основного здания коллегии и строительство капеллы. С «нужными людьми» из пикардийской нации, поддержавшими его, Галанд нашел способ щедро рассчитаться (см.: Уваров П. Ю. Универси¬ тетский интеллектуал у парижского нотариуса...). 3. «puis toutefois par usage & taisible consentement de chacun auroit este réduit à 3 ans & demy» {Du Boullay С. E. Op. cit. P. 392). 82
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА По всей видимости, принципалы коллегий по собственному усмотрению могли сокращать длительность некоторых курсов. Шансы на официальное сокращение программы возросли в 1559 году, когда была сформирована комиссия по универ¬ ситетской реформе, в состав которой вошли Галанд и Рамус. Однако смерть Генриха II и начавшиеся религиозные войны вновь заблокировали преобразования. И только после окон¬ чания войн, согласно новому уставу 1598 года, преподавание философии было сокращено до двухлетнего срока1. В общем курсе факультета искусств уделялось больше места грамма¬ тике и красноречию, изучаемым по оригинальным текстам древних, а не по средневековым компиляциям, из философии стремились исключить схоластические тонкости, «софизмы» и «метафизику». Разумеется, это лишь малая часть изменений, предусмотренных всеобъемлющей реформой. Таким образом, если видеть в борьбе за университетскую реформу 1543 года столкновение гуманистов и обскурантов, это, в конечном счете (как писалось в учебниках историческо¬ го материализма), будет соответствовать действительности. Но важнее рассмотреть социальный аспект конфликта, в кото¬ ром, помимо различия в культурных предпочтениях, у участ¬ ников, как мы поняли, были свои прагматические интересы. Но рассмотренный нами эпизод длительного конфликта имел и еще один аспект, о котором никто впрямую не говорил. Однако косвенные указания на него в аргументации сторон мы можем найти. За рассуждениями представителей факультетов о плюсах и минусах сокращения курса философии чаще всего стояла борьба за право «номинации» — представления кандидатур для наделения вакантными церковными бенефициями. Так, уже в первом предложении, внесенном сторонниками ректора б июля 1543 года, содержались ссылки на Болонский конкор¬ дат (1516 год), Прагматическую санкцию (1438 год) и устав, при¬ нятый в результате реформы кардинала Эстутвиля (1453 год)1 2, 1. CrevierJ. В. L. Ор. cit. Т. 7. Р. 68. 2. «addebant alij decurtationem illam nec Concordatis, nes Pragmaticae- Sanctioni, nec Tutavillae Reformationi contrariam essem cum im eis quoto quisque anno Magistratu insigniri debeat, non sit cautum, sed ut quinquennio solum verssetur ad Priuilegium consequendum, sit constitutum» (DuBoullay C. E. Op. cit. P. 392). 83
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА что не помешало провизору Наваррской коллегии подать протест с указанием на несоответствие проекта этим и дру¬ гим предписаниям канонического права. В декабрьском про¬ шении на имя короля сторонники реформы пытались отве¬ тить на возражения противников, указав, что предлагаемые сроки обучения являются истинным временем, не наносящим ущерб интересам кандидатов {aux Promeuz) факультета. И в будущем пусть не ставят им в вину, что они стали кандидатами per saltum [«перескочив» через необходимые курсы], учитывая, что они смогут с большим тщанием завершить свой срок обучения (Quinquennium) на фа¬ культете искусств или на любом из высших факультетов, необхо¬ димый для того, чтобы получить представление [к бенефицию] согласно конкордату, и тогда соискатели будут с еще большим усердием молить Бога за процветание Вашего Королевского Величества1. Право номинации было древнейшим атрибутом универ¬ ситетской организации. Издавна университеты составляли списки — Rotuli nominandorum (буквально — свитки номина¬ ций), в которые вписывали имена тех своих членов, кто до¬ стоин занять вакантные бенефиции. Когда-то эти списки направлялись непосредственно папам в Рим. Во Франции со времен Великой схизмы и особенно после Буржской Праг¬ матической санкции 1438 года специальные распределите¬ ли бенефициев — коллаторы (collateurs des bénéfices) распо¬ лагали правом определять на освободившиеся церковные должности кандидатов, внесенных в университетские спи¬ ски соискателей. Согласно Прагматической санкции, треть I. «est son vray temps, sans ce que ce puit porter préjudice aux Promeuz en ladite Faculté. Ne que à l’advenir leur soit objecté qu’ils soient Promeuz per saltum, attendu qu’ils pourront avec plus grande peine parachever en ladite Faculté ou autre Supérieure le Quinquennium, requis pour obtenir nominations suivant les Concordats. & les Supplians perseveront de plus en plus prier Dieu pour la prospérité de vostre Royale Majesté» {Du Boullay С. E. Op. cit. P. 392). Следует отметить, что этот документ был компро¬ миссным вариантом, так как претендовал на менее радикальное сокращение, оставляя философскому курсу три года вместо двух с половиной, как было заявлено изначально. Но и этот вариант не прошел. 84
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА всех вакантных бенефиций в галликанской церкви долж¬ на была отводиться тем, кто получил степени в университе¬ тах, стал магистром искусств или бакалавром, лиценциатом или доктором на высших факультетах. Чтобы претендовать на церковную должность, надо было представить свидетель¬ ство о прохождении полного курса искусств (Quinquennium). Такая же система в основных чертах сохранялась в режиме действия Болонского конкордата. В правовых текстах было очень четко прописано, что претендент должен пройти весь срок обучения, ничего не пропуская. Соискатели, прошедшие обучение per saltum, перескочив через те или иные курсы, ри¬ сковали быть вычеркнутыми из числа кандидатов на вакант¬ ный бенефиций или, во всяком случае, могли столкнуться с дополнительными трудностями. Вот почему теологи и про¬ визоры тех коллегий, где преподавали теологию, были столь бдительны в отношении попыток сокращения сроков обуче¬ ния. Перспектива остаться без церковных доходов мешала им присоединиться к красноречивым доводам сторонников реформ. Представители факультета медицины заняли в спо¬ ре нейтральную позицию: значительную часть преподавате¬ лей и студентов-медиков составляли миряне, и получение церковных бенефиций не представляло для них жизненно¬ го интереса; они имели иные легитимные доходы от своей практики. Но почему преподаватели факультета искусств готовы были идти на сокращение собственных курсов, казалось бы, жертвуя своими интересами? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что, если не считать обычных и вполне ритуальных призывов к реформам на факультете, раздавав¬ шихся с незапамятных времен, конкретное требование со¬ кратить время обучения философии впервые предъявлено лишь в 1539 году1. Именно с этого времени на факультете за¬ говорили об избыточности срока trivium annorum сот dimidio, а заговорив, уже не могли успокоиться. Осмелюсь высказать гипотезу, что это было вызвано не¬ кими недавними изменениями в расстановке университет¬ ских сил. В 1538 году буллой Павла III была подтверждена особая привилегия (индульт; indultum), укреплявшая право i.i. Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 334-334. 85
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА Парламента выдвигать кандидатуры на получение бенефи¬ циев1; это право Парламент использовал в обход жестких требований университетов. Но еще более важным событием стала победа факультета канонического права в длительной борьбе, которая велась с конца XV века, когда «декретисты» начали претендовать на право выдвигать свои кандидату¬ ры на получение бенефициев, не требуя от соискателей на¬ личия степени магистра искусств. До поры до времени речь шла скорее о негласном обычае, чем о праве, и это вызывало протесты со стороны других факультетов1 2. Но в 1538 году по¬ становление Парламента окончательно закрепило право «де- кретистов» вписывать сих кандидатов в числоgraduéz nommés (обладателей степеней, номинированных на получение бене¬ фициев) без обязательного наличия у них степени магистра искусств и, соответственно, без документа, подтверждавше¬ го прохождение полного курса обучения (Quinquennium:). Это решение было чревато серьезными последствиями для фа¬ культета искусств. Как мы поняли, многие студенты предпо¬ читали прерывать слишком длинный и, как они полагали, бесполезный курс философии3, чтобы сразу перейти к изу¬ чению права. «Артисты» рисковали потерять значительную часть студентов-«дезертиров», пополнявших ряды учащих¬ ся на факультете права. Поэтому вовсе не обязательно было разделять взгляды Эразма и Рабле, чтобы поддержать ре¬ форму: угроза остаться без учеников обеспечивала Галанду поддержку всего факультета. Это не значит, что «артисты» не поддерживали идею гуманистических преобразований университетских курсов, но они не считали необходимым за¬ ботиться об этом на институциональном уровне до 1539 года, пока правоведы не закрепили свои исключительные права. 1. Questions et responses, sur l’induit accordé [par Paul III en 1538] en faveur des Officiers de la cour de parlement de Paris, pour remédier aux abus qui se commettent par iceluy. [S. 1.], 1626; Cochet de Saint Valier M. Traité de l’induit du parlement de Paris. Paris, 1746. T. 2. 2. Du Boullay C. E. Op. cit. P. 39, 250-253, 299-302, 304-311, 324-328. 3. Решительность, с которой Галанд, выражая мнение университет¬ ского большинства, накинулся на трактат Рамуса, может дополни¬ тельно объясняться тяжелой ситуацией на факультете. Рамус своей попыткой низвержения авторитета Аристотеля еще более подрывал престиж факультетского курса философии, отводящего львиную долю времени изучению творений Стагирита. 86
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА Кстати, впервые необходимость реформ на факультете ис¬ кусств провозгласил ректор Жак де Говеа 21 марта 1539 года, но тогда это осталось лишь декларацией1. Если кто и действовал из бескорыстных побуждений, то уж скорее выдающиеся декретисты, такие как Спифам или декан Жан Кентен. Вспомним, что позиция факультета пра¬ ва была представлена последним как «жертвенная». Сокра¬ щение сроков изучения философии могло лишить студен¬ тов стимула к бегству с факультета искусств и, как следствие, уменьшить поток желающих досрочно перейти на факультет канонического права. Но это возможное неудобство не стра¬ шило факультет, и без того обладавший наибольшей привле¬ кательностью. Зато решение поддержать реформу, а значит, как и положено юристам, «предпочесть частной выгоде об¬ щую пользу» представляло в выгодном свете декретистов, до¬ статочно долго конфликтовавших с другими факультетами. В действительности цели административные (борьба за право выдвижения кандидатов на бенефиции, борьба за сту¬ дентов) тесно переплетались с аргументами культурно¬ идеологическими (борьба за обновление образования). К тому же «дух институций» был воплощен в словах и поступках лю¬ дей, бывших, как мы убедились, личностями весьма само¬ бытными. В какой мере личные черты каждого из основных действующих лиц определяли интригу? Неожиданно выявилась общая черта: все три героя этой коллизии отличались от коллег относительной скромностью своего творческого наследия. Мы указывали на отсутствие дошедших до нас авторских текстов Ле Клерка-теолога. Жак Спифам, даже врагами описываемый как «лучший из фран¬ цузских прелатов», оставил два памфлета, одно предисловие и письмо королю, так и не изданное. Список трудов Галан- да, конечно, более обширен. Его речь на смерть Франциска I была переведена с латыни на французский. Он произнес по¬ хвальную речь в честь покровителя французских гумани¬ стов Пьера Дю Шателя, которая была опубликована в следу¬ ющем столетии. О популярности его небольшого трактата против Рамуса мы уже говорили. Три раза в течение жизни Галанда переиздавались его комментарии к Квинтилиану. i.i. Du Boullay С. E. Ор. cit. Р. 334-335. 87
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА С помощью своего друга Турнебуса он опубликовал неболь¬ шой трактат о римских землемерах (agrimensori romani)1. Для принципала парижской коллегии, умершего в возрасте 50 лет или немногим более, это кажется вполне солидным. Но спи¬ сок трудов, изданных этим «старейшиной корпорации пу¬ бличных лекторов короля в Парижском университете», ока¬ зывается значительно короче библиографий работ других королевских лекторов, как друзей, так и врагов Галанда1 2. Ча¬ сто бывает так, что формальные, да и неформальные лиде¬ ры академических сообществ пишут мало. Это относится не только к XVI веку. Очевидно, что личностные качества участников любого конфликта играют очень важную роль. В нашем случае все оказывается значимым: непримиримость, неуступчивость и мнительность Николя Ле Клерка, гибкость Пьера Галанда, его умение вести тонкую игру своими личинами, идентифи¬ цируя себя то с одной, то с другой группой, амбициозность, экстравагантность и страстность Жака Спифама. Личные качества оттеняли восприятие конфликта сторонами и дик¬ товали определенную логику поведения. Николя Ле Клерк в реформе, предложенной Галандом и поддержанной Спифа- мом, скорее всего, увидел происки епископа Жана Дю Белле и тех подозрительных «новаторов», которые находились под его покровительством. Жак Спифам не мог упустить удобный случай проявить свои качества реформатора через восста¬ новление древних канцлерских прерогатив и, судя по всему, на сей раз переоценил свое влияние в парламентских и уни¬ верситетских кругах. Пьер Галанд быстро оценил силу со¬ противления и мощь «консервативной партии»3 и предпочел 1. De agrorum conditionibus & constitutionibus limitum... Parisiis, 1554. 2. При всем несовершенстве такого показателя, как число библиогра¬ фических описаний в каталоге Французской национальной биб¬ лиотеки («лишние» описания могут объясняться посмертными переизданиями, наличием дублетов, отдельными описаниями для электронных копий и проч.), как «валовый» индекс он может дать примерную картину творческой «плодовитости» авторов. В библио¬ течном каталоге количество описаний, указанных за королевскими лекторами, следующее: Б. Латомус — 63, Ф. Ватабль — 81, А. Турнебеф (Турнебус) — 138, П. Рамус — 181, тогда как П. Галанд — 15. 3. Вспомним печальную судьбу Шарля Дюмулена после того, как против него выступил факультет теологии во главе с Николя Ле Клерком. 88
ДЕКАН ПРОТИВ РЕКТОРА в данном случае сменить амплуа просвещенного гуманиста на роль защитника ректорских прав и чести университета. Во всяком случае, такие объяснения, при всей их гипотетич¬ ности, вписываются в общую канву жизненных траекторий каждого из героев нашей истории. И наконец, об источниках. Наш анализ был бы невозможен без использования нотариальных архивов либо привел бы к совсем иным результатам. Нотариальные источники хра¬ нят в себе достаточно данных о людях Парижского универ¬ ситета, чтобы предложить новую версию университетской истории, понятую «изнутри». Однако нотариальные акты об¬ ладают любопытным свойством — поиски данных о том или ином человеке, как правило, выводят на историю его семьи, «линьяжа», вне которого его действия непонятны, а зачастую кажутся даже бессмысленными. Важность истории семьи как неотъемлемой части социальной истории не требует дока¬ зательств. Но и для истории интеллектуальной семейный аспект играет огромную роль. Как говорил один из персона¬ жей Фазиля Искандера, «человек сам на себе не кончается». Николя Ле Клерк рассказывает в одном из своих актов, как племянники обманули его, когда он находился у одра умира¬ ющего брата в поместье дю Трамблей в 1546 году. Через 39 лет в этом поместье появится на свет правнучатый племянник грозного теолога — Франсуа Ле Клерк дю Трамблей, в буду¬ щем капуцин, «отец Жозеф», более известный как «серый кардинал», одна из самых ярких и загадочных фигур в исто¬ рии Франции. Несгибаемая воля, истовая вера, глубокий ми¬ стицизм и тонкое политическое чутье — трудно не увидеть в этих чертах наследия клана Ле Клерков. Линьяж Спифамов оставил заметный след в интеллектуальной истории Фран¬ ции, столь же удивительный, как взлет и падение епископа Неверского, — достаточно указать на политического про¬ жектера Рауля Спифама, поэта-мистика Мартена Спифама, дипломата Самюэля Спифама. Что же касается Галандов, прибывших из Артуа, то на протяжении восьмидесяти лет они будут управлять коллегией Бонкур, превратив ее в один из важных интеллектуальных центров Парижа. Успешная реформа университета состоялась в 1598 году. Но подготовка к ней велась долго, и список комиссаров, 89
КАЗУС 3. ЛЕ КЛЕРК ПРОТИВ ГАЛАНДА назначенных по распоряжению короля для реформирования университета, составлен был тремя годами раньше. В фев¬ рале 1595 года состав реформационной комиссии был торже¬ ственно оглашен на университетской ассамблее ректором, которого звали... Галанд!1 Трудно не увидеть в этом «иронии истории». Но, может быть, за подобными курьезами и случайностями скрывают¬ ся пока не познанные нами закономерности. I. CrevierJ. В. L. Ор. cit. Т. 7. Р. 68. Это был принципал коллегии Бонкур Жан Галанд, племянник (по другим данным — внучатый племян¬ ник) Пьера Галанда.
Казус 4 Кавелье против Бюлта. Подследственный против судей: как спастись из тюрьмы?1 Как мы поняли на примере адвокатов Дюмулена и Ле Пилера, нотариальный акт, составленный comme en droit jugement («по праву решения»), выходил за рам¬ ки кутюмных норм и поэтому нуждался в дополнительном обосновании. Но в дарении некоего Филиппа Кавелье, адре¬ сованном его другу и родственнику, это обоснование оберну¬ лось подробным рассказом о злоключениях дарителя, о его обидчиках, о поддержке, которую оказал ему друг, и о трудно¬ стях, с которыми последний при этом столкнулся. Подобные истории были уместны в актах отмены дарений (ревокации), когда требовалось продемонстрировать полную обоснован¬ ность своего решения. Мы видели это на примере акта Нико¬ ля Ле Клерка, поведавшего о происках своих племянников, или на примере второй ревокации Шарля Дюмулена, сооб¬ щившего о черной неблагодарности своего брата. При всей экстраординарности подобных актов, их логика понятна — убедительно описать неблагодарность одних и ценность ус¬ луг других, ведь в отличие от завещания дарение отменить было весьма непросто. I. История Филиппа Кавелье вошла в монографию: Злосчастный Фи¬ липп Кавелье // Уваров 77.70. Франция XVI века: Опыт реконструк¬ ции по нотариальным актам. М.: Наука, 2003. С. 394-411. Его казус лег в основу самостоятельной статьи в сборнике, посвященном про¬ блемам власти и политической культуры: Уваров 77.70. Французский король, его суды и его подследственный (дело Филиппа Кавелье, 1546-1553) // Искусство власти: Сб. в честь профессора Н. А. Хачату¬ рян. СПб., 2007. С. 236-257. Акцент в статье сделан на взаимодействии и конкуренции институтов королевского правосудия. 91
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА У Филиппа Кавелье речь не шла об отмене какого-либо акта, он совершал простое дарение. К чему же такое красно¬ речие, требовавшее, помимо прочего, немалых расходов, ведь клерку нотариуса платили постранично и потому каждая лишняя строка буквально была на вес золота? Тем более что в акте рассказывалось о бедственном материальном положе¬ нии, в котором оказался и сам даритель, и его друг. Обратимся к этому странному акту1, настолько колоритно¬ му, что его придется пересказать почти полностью. Мартен Гонд и Филипп Кавелье, уроженцы Сент-Эньяна близ Руана, заявляют comme en droit jugement о том, что за¬ ключают соглашение следующего характера. Оно состоит в признании Филиппом Кавелье величайшего значения того усердия, которое Мартен Гонд проявлял на протяжении семи лет, пока Кавелье и его жена Перетта находились в заклю¬ чении. В 1546 году они оказались в тюрьме, в Консьержери Руана, по ложному обвинению в фальшивомонетничестве со стороны Фредерика Годе, сеньора де Сент-Эньян, Робера Бюлта и других их сообщников. Благодаря хлопотам Мартена Гонда, не пожалевшего значительных средств, после многих лет мытарств Кавелье к моменту составления акта добился постановления о своем освобождении. Оно было вынесено Монетной курией 22 июня 1553 года. Согласно этому постанов¬ лению, движимое имущество — золото, серебро и домашняя утварь — должно быть возвращено Кавелье. На протяжении всех семи лет пребывания Кавелье и его супруги в тюрьме Мартен Гонд не переставал хлопотать об их освобождении, подавая прошения не только в парламент Руа¬ на, но и в Частный совет короля, в королевскую канцелярию, в Большой совет, в Монетную курию. В этих хлопотах Гонд не только потерял свое время, но и издержал крупную сумму денег. И если в начале процесса Мартен Гонд был уважаемым и зажиточным человеком, ведущим торговлю и владевшим королевскими должностями в Руане, то постепенно ему при¬ шлось продать все, включая семейное наследственное иму¬ щество, расположенное в Сент-Эньяне (при том что сеньор этого города в отместку за помощь Кавелье чинил ему всяче¬ ские препятствия). Теперь, растратив свое имущество и годы I. AN. Y 98. Fol. 453V. 92
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ молодости на этот судебный процесс, он находится на грани нищеты. Филипп Кавелье понимает и признает заслуги Гон- да, без которых он был бы несправедливо казнен или умер бы, не перенеся лишений и пыток, подобно тому как три ме¬ сяца назад умерла его жена, не дождавшись освобождения из тюрьмы. Учитывая, что даже если бы Кавелье распродал все свое оставшееся имущество, он все равно не смог бы воз¬ местить ущерб, понесенный Мартеном Гондом, он «по своей доброй воле и желанию, из признательности за благодеяния» составляет на имя Гонда генеральное дарение всего имуще¬ ства «как в силу всего вышесказанного, так и по семейной близости (proximité du lighnaige)». Акт был составлен 24 июня 1553 года и подписан нотариу¬ сами Гектором Лескюйе и Пьером Леконтом. А уже через два дня, 26 июня, он был зарегистрирован в Шатле неким мэтром Шарлем Артом и самим мэтром Гондом. Столь сжатые сроки регистрации могут указывать на то, что участники сделки то¬ ропились. И действительно, Кавелье получил свободу, но его гражданское дело только начиналось, и в нем имуществен¬ ные права истцов должны были быть определены. Но зачем бывшему узнику потребовалось проявлять такое красно¬ речие? Сказалось потрясение от перенесенных испытаний и потери супруги? Или же здесь присутствовал некий расчет? Детективные подробности этого дела интересны сами по себе, тем более что, по всей видимости, уголовный процесс разрастается в рамках одного документа до социально-поли¬ тической коллизии. Местные буржуа, купец и, по-видимому, обладатель некоей должности, связанной с финансами или с королевской монетой (иначе откуда бы взяться обвинениям в фальшивомонетничестве?), вступили в борьбу с самим се¬ ньором данного города и его людьми. Единственную надежду они возлагали на королевскую власть и ее органы, способные защитить от враждебности местных элит. В конечном счете союз буржуа и короля против сеньора приносит свои плоды, как бы продолжая иллюстрировать старый тезис Огюстена Тьерри об успехах третьего сословия во Франции. Помимо этого, «микроисторический» пафос возбуждает понятный интерес к поведению и реакциям человека, оказавшегося между жерновами грозной судебной системы и пытавшегося спасти свою жизнь. Для нас оказалось важным то, что в этом 93
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА акте были указаны конкретные институты, в архивах кото¬ рых могли храниться документы данного процесса, — Боль¬ шой королевский совет, канцелярия, Монетная курия, пар¬ ламент Руана. Мне удалось найти часть материалов этого долгого про¬ цесса1. В регистрах уголовных дел Монетной курии храни¬ лась подшивка документов по делу Кавелье, составленных на раннем этапе его процесса, в январе 1549 года1 2, к которой были добавлены постановления этой курии. Документы по¬ зволяют нам проследить за основными этапами процесса, затянувшегося на долгие годы. Попробуем восстановить шаг за шагом логику судебных действий, заранее принеся изви¬ нения за монотонность изложения и бесчисленные повто¬ ры, свойственные данному жанру. Очередность документов и шагов, предпринимаемых в ходе следствия, дана в таблице (см. Приложение). Подшивку открывает недатированная копия указа Фран¬ циска I (следовательно, подписанного ранее 3 марта 1547 года, даты кончины короля). Король предписывает советнику пар¬ ламента Руана Жану Кеснелю принять экстренные меры: Видя, что многие люди, отринув страх Божий и законы правосу¬ дия и честь, занялись изготовлением фальшивых монет в нашем королевстве,... впадая в преступление Оскорбления Величества (Lez-Majesté) и нанося величайший ущерб людям всех состояний нашего королевства, а в особенности простому народу и людям третьего сословия, которые не могут понять всего обмана и пре¬ ступления, мы уже давали поручения различным судьям в раз¬ ных провинциях и краях нашего королевства, но тем не менее это преступление продолжает множиться и грозит стать обыденным вследствие постоянства правонарушений. Этому надлежит най¬ ти подходящее противодействие. Желаем, чтобы это преступле¬ ние было незамедлительно истреблено... 1. Данные поиски были бы безуспешными без любезной помощи Мари-Ноэль Бодуэн-Матузек. Во-первых, именно она осуществи¬ ла титанический труд по изданию каталога актов Генриха II, где в именном указателе содержались сведения о Кавелье, а во-вторых, она дала мне ряд ценных советов, значительно ускоривших мои разыскания. 2. AN. Z ib. 433. 94
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Для этого Жану Кеснелю давались полномочия «быстрого и тайного расследования» преступлений фальшивомонетчи¬ ков. Король предписал своему комиссару призвать в помощь до шести достойных советников из числа членов парламента Руана, бальи и королевских наместников в Нормандии, а за неимением достойных кандидатур брать сотрудников из чис¬ ла адвокатов, «чья репутация и опыт известны и кто будет вне подозрений в симпатиях к подследственным», чтобы вы¬ носить судебное решение, согласуясь с мнением своих совет¬ ников1. В анализируемой подшивке документов этот текст приводится лишь как обоснование тех действий, которые впоследствии были предприняты в отношении нашего героя. 15 апреля 1547 года был составлен не дошедший до нас до¬ кумент, который неоднократно упоминается в других актах. Речь идет о письме Жана Кеснеля новому королю Генриху II с изложением обстоятельств дела Филиппа Кавелье и про¬ тестов как с его стороны, так и со стороны его друзей. Можно предположить, что их активность не на шутку встревожила королевского комиссара. Ведь Кеснель получил свои полно¬ мочия от Франциска I, а Генрих II не особенно жаловал вер¬ ных слуг своего отца, и все говорили о грядущих кадровых перестановках. В условиях прихода к власти «новой метлы» бурные протесты со стороны подследственного могли при¬ вести к самым неожиданным результатам, и Жан Кеснель спешит изложить королю свою версию событий. К сожалению, до нас не дошел этот документ, способный пролить свет на многие обстоятельства дела. Но если донесе¬ ния, адресованные королю, сохранялись сравнительно ред¬ ко, то документация, исходящая от короля, регистрирова¬ лась куда более аккуратно. В документах сохранилась копия письма Генриха II1 2 Жану Кеснелю от I июня 1547 года. Комиссар должен был быть доволен его содержанием: но¬ вый король3 подтвердил его полномочия, вспомнив письмо 1. AN. Z ib. Fol. 1-2. 2. AN. Z ib. 433; Catalogue des actes d’Henri II. Paris, 1979. Vol. 1. 06. 01/13. 3. Полагаю, что нет особой необходимости объяснять, что король и не подозревал о существовании Кавелье, а возможно, даже своего комиссара Кеснеля. Все документы составлялись и подписывались от его имени специалистами королевской канцелярии или Большо¬ го королевского совета. 95
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА отца, который поручил советнику Кеснелю «действовать против фальшивомонетчиков, биллонеров1 и прочих нару¬ шителей нашей монеты» и приказал судить их при помощи шести советников. Генрих II с удовлетворением отмечает, что приговоры, вынесенные нашими суверенными куриями, завер¬ шили многие процессы и казнили многих фальшивомонетчи¬ ков, но что еще есть некоторые, кто содержится ныне в тюрьмах, и среди прочих некий Филиппо (!) Кавелье и его жена, со стороны которых имелись [встречные иски]. Король, по сути, выдает временное продление чрезвы¬ чайных полномочий комиссии Кеснеля — «даем вам право осуществить то, что осталось, без получения на то нашего особого разрешения, желая противодействовать ущербу, на¬ несенному нам и общему благу {republique), в силу чего мы же¬ лаем, чтобы указанный процесс был завершен с наибольшим тщанием». Что же касается других процессов, находившихся на стадии расследования, их надлежало также спешно за¬ вершить, подготовить к судебным заседаниям и отправить в парламент, «чтобы там по вашим представлениям были вынесены судебные решения. Ибо такова моя воля...». Вот как воспроизводится заключительная часть данного документа в подшивке Монетной курии: Подписано в 1547, в первый день июня, в первый год [правления]. Король в своем совете. Секретарь Роштель. Запечатано двойной висячей печатью, другой рукой приписка: Копия снята мной, Журденом Александером, королевским при¬ ставом в парламенте Руана по просьбе Робера Бюлта, королевско¬ го прокурора, для дальнейшего использования по его разумению. Сделано 8 июня 1547, Александер. I. В отличие от простых фальшивомонетчиков биллонеры перечека¬ нивали полновесную монету, понижая монетную стопу за счет ис¬ пользования дешевого сплава — биллона. 96
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Помимо прочего мы можем оценить скорость распростра¬ нения информации. Письмо было составлено от имени коро¬ ля в его резиденции Сен-Жермен-ан-Ле близ Парижа, затем за неделю оно дошло до Руана, поступило в местный парла¬ мент и было скопировано по просьбе королевского прокуро¬ ра. Им оказался, конечно же, тот самый Бюлт, о котором упо¬ минается в нотариальном акте Кавелье. Общий ход событий пока вполне ясен. Комиссия Кеснеля приступила к работе и среди прочих арестовала Кавелье и его жену Перетту где-то в 1546 году (на этот год указывают данные нотариального акта 1553 года, где говорится о семилетием заточении). Как правило, по делу о фальшивой монете арестовывали и жену подозреваемого, чеканка или подделка монеты всегда прово¬ дилась втайне дома, и домашние не могли не знать об этом. Кавелье подает встречный иск, по-видимому обнадеженный сменой короля1. Однако иск не возымел успеха, король, может, и был склонен ограничить полномочия комиссии Кеснеля, оставив за ней на будущее только дознавательные, а не су¬ дебные функции, но суд над Кавелье должны были вершить именно те, кто возбудил этот процесс и на кого тот пытался подавать жалобы. Кеснель и его люди спешат (о чем свиде¬ тельствует быстрота снятия копии), для них дело Кавелье имеет особое значение: комиссия должна доказать королю свою эффективность, в противном случае суд над Кавелье будет их «лебединой песней». Как бы то ни было, дела четы подследственных были очень плохи. Однако супруги не сидели сложа руки, о чем косвенно свидетельствует новое королевское письмо, адресованное на сей раз всему парламенту Руана1 2 и датированное 27 ок¬ тября 1547 года. В нем упоминается об уже известных нам предшествующих документах, причем отмечается, «что на¬ званный Кавелье и его жена потребовали отвода нашего со¬ ветника Кеснеля..., посредством чего указанный процесс пребывает без движения». Король желает положить этому ко¬ нец и предписывает парламенту Руана «обеспечить решение 1. Именно в этот период была предпринята попытка возбудить про¬ цесс против тех, кто по инициативе парламента Экса осуществлял карательную акцию против вальденсов. Однако иск был отклонен по инициативе правительства Генриха II. 2. AN. Z ib. 433. 97
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА суда по этому процессу». Завершение процесса надо поручить «тем из вас, кого сочтете нужным, и наделить его теми же или подобными правами, что и Кеснеля в его комиссии». На обороте письма указано: За короля составил мэтр Франсуа де Конар, ординарный мэтр прошений Дворца. Подписано Робилар, наложение печати (collation) осуществлено в Лонгвале и переписано мной, Жаном Де- лапортом, королевским приставом в парламенте Руана по прось¬ бе Робера Бюлта, прокурора короля в указанной реформации 27 ноября 1547 года. Проясняется статус Робера Бюлта — он не был королев¬ ским прокурором парламента Руана, как можно было понять из предыдущего королевского письма, но всего лишь коро¬ левским прокурором «указанной реформации», то есть той же самой комиссии Кеснеля. Это значит, что его полномочия были временными, а статус — не слишком высоким. Обра¬ тим внимание, что на сей раз скорость движения письма за¬ медлилась. Между наложением печати и составлением копии в парламенте Руана прошел целый месяц. То ли письмо шло медленнее, то ли копию снимать не торопились. Таким образом, вопреки буквальному содержанию письма, ясно, что сопротивление четы Кавелье не было лишь жестом отчаяния, заранее обреченным на провал. Подавая отвод Кеснелю, они, вероятно, старались сыграть на противоречии между ординарной судебной корпорацией (парламентом Ру¬ ана) и экстраординарной комиссией. Им удалось главное — получить некоторую отсрочку (их вполне могли бы казнить «под горячую руку», а казнь фальшивомонетчиков была му¬ чительной). Вроде бы компетенция Кеснеля подтверждена, но лишь как следователя, а не судьи. Обратим внимание, что если король называет его команду просто комиссией или же вообще никак не именует, то они устами прокурора продол¬ жают гордо именовать себя реформационной комиссией, то есть претендуют на нечто большее, чем просто на поимку жуликов. 22 апреля 1548 года король отправляет письмо своему Большому совету, то есть личному, как мы бы сейчас сказа¬ ли вневедомственному, апелляционному суду. Из этого при¬ 98
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ мечательного документа1 выясняется, что в ответ на жалобы Кавелье и его жены (она впервые названа по имени, Перетта, но форма имени самого Кавелье по-прежнему дается умень¬ шительная — Филиппо) по поводу притеснений, дурного об¬ ращения и ущерба со стороны Жана Кеснеля, причиненных им во время следствия, расследование {information) было по¬ ручено бальи города Эвре и его лейтенанту. Но они, как следо¬ вало из очередной жалобы Кавелье, оказались связаны с Кес- нелем узами родства и свойства и поэтому также подлежали отводу, о чем Кавелье составил письменное заявление для судебных секретарей. Вероятно, на этом этапе дела и было составлено упомянутое королевское письмо. Однако 19 ноября, после получения нового отвода, король дал поручение бальи Руана и его лейтенанту «быстро и тайно произвести расследование по форме»; материалы расследова¬ ния, запечатанные малой канцлерской печатью, надлежало затем доставить в Частный королевский совет, который дол¬ жен был вынести решение. Но указанный Кавелье и его жена жалуются, находясь в заключе¬ нии, в величайшей нужде и лишениях, что по причине великой занятости, в которой суд пребывал и пребывает изо дня в день, дело их до сих пор не решено. Жалобы и опасения подследственных вполне понятны — и их руанские судьи, и те, кто был призван контролировать процесс, да и те, кто должен контролировать контролеров, были людьми одного круга, связанными если не родственны¬ ми связями, то корпоративной солидарностью. Их дело могло быть попросту положено под сукно. И они вот уже третий год оставались в заточении, во власти следователей. «Этот Ка¬ велье и его жена нас всепокорнейше просили передать этот процесс судьям, не заподозренным и не подлежащим отво¬ ду», — гласит текст королевского письма. Со стороны подследственных было бы слишком оптими¬ стично надеяться на то, что монарх заинтересуется их судьбой. Но факты нарушения судебной процедуры, самоуправство комиссии, назначенной еще предыдущим королем, случаи i. AN. Zib.433. 99
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА кумовства в местной судебной курии могли привлечь внима¬ ние если не самого короля, то людей из его окружения. Ведь в это время, уже полностью приняв родительское наследие, Генрих II стал замышлять широкомасштабные преобразова¬ ния, а точнее наведение порядка, начав наступление на мест¬ ные вольности. Похоже, что комиссия Жана Кеснеля предста¬ вала в глазах короля уже не в столь выгодном свете, как год назад. Его и других членов комиссии называют «мэтром Жа¬ ном Кеснелем, советником нашей парламентской курии в Руа¬ не, называющим себя (!) комиссаром нашего досточтимейшего господина и отца короля, да спасет Господь его душу, по делу о реформации фальшивой монеты, и мэтром Робером Бюл- том, так называемым порученцем (комиссаром) прокурора». Похоже, что люди из Частного совета, то есть из штаба ко¬ ролевских преобразований, решили сделать из этого казуса далекоидущие выводы: Настоятельно необходимо во избежание еще большего скандала и примерного наказания в назидание другим... для сокращения тяжб и процессов между нашими подданными, что правосудие должно быть единым и отправляться по отношению к бедным узникам согласно требованию данного случая, а также в силу других справедливых и разумных соображений... решение ука¬ занных поручений и расследований мы отсылаем с 20 мая сего года в ведение и суд Большого совета. В письме содержалось поручение бальи Руана или его лей¬ тенанту, который осуществлял это расследование, отпра¬ вить скорейшим образом дела в Большой королевский совет, а «настоящий документ дать на ознакомление указанным Кеснелю и Бюлту». Письмо датировано 22 апреля 1548 года и засвидетельствовано об ознакомлении с текстом «благо¬ родным человеком Робером Бюлтом». Итак, король, точнее чиновники из его Частного совета, передал дело в Большой королевский совет, действовавший непосредственно от имени короля. Казалось, в деле Каве¬ лье назревает благоприятный для него поворот. Во всяком случае, ему, а скорее всего, его другу Гонду, известному нам по цитировавшемуся выше акту дарения, удалось ознако¬ мить нужных людей в Париже со своей версией дела. 100
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Однако и руанские судьи не дремали. Со времени передачи дела в Большой королевский совет не прошло и двух месяцев, как король направил в свой суд уже совсем другое письмо, да¬ тированное 4 июля 1548 года, где дело предстает в ином свете. Оказывается, после отвода Жана Кеснеля его заменили на нашего верного советника того же суда — Орше Постеля, ко¬ торый не приступил к процессу. Указанный Кавелье и его жена, чтобы избежать наказания за свершенное ими преступление, нашли способ получить письма о переносе [дела]... и добились разрешения начать следствие против господ чиновников и иных, кто якобы их велел арестовать и кто якобы подбросил красные и черные штампы в их дом и иные инструменты для чекана ко¬ ролевской монеты. Итак, супруги потребовали отвода, адресуясь, согласно обычаю, в Большой совет, и дело было выведено из парламен¬ та Руана в особое производство. Но выяснилось, что Кавелье в своей жалобе не упомянул, что после отвода судьи Кеснеля дело вел другой судья — Постель. Поэтому король распоря- ди лея не забирать дело в Большой совет, а отослать его назад в парламент Руана. За короля это письмо подписал ординар¬ ный мэтр прошений Роберте. И вновь появляется запись другим почерком: 16 июня в субботу 1548 по просьбе почтенного человека мэтра Робера Бюлта1, прокурора короля по делу о фальшивой монете, и в силу некоторых документов, данных королем 4 [дня] сего ме¬ сяца, мной, Жаном Лапортом, приставом парламента Руана, эти письма были зачитаны в Консьержери Руана Филиппо Кавелье; он попросил меня снять копию этого документа, каковая и была мной выдана. I. Обратим внимание на то, что если в первом документе Бюлта на¬ зывали «благородным человеком», то в этом — «почтенным челове¬ ком». В этом нет ничего оценочного, второй акт намного более благо¬ приятен для него, чем первый. Некоторая неразбериха с терминами и «титулами» является следствием пограничного положения Бюлта. Прокурор мог именоваться только «почтенным человеком». «Благо¬ родным» же был, как правило, человек с университетской степенью, не ниже адвоката. Но Бюлт являлся не простым прокурором, а коро¬ левским, правда прокурором лишь временной комиссии. IOI
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА Примечательно, что в этом столь зловещем для подслед¬ ственных письме не упоминалось о Частном королевском совете. Напротив, в адрес Кавелье слышны скрытые упреки: фалынивомонетчики-де пытались сорвать судебный процесс, подавая ложные апелляции. По всей видимости, люди Кес- неля, получив предыдущее королевское письмо, запустили ответную бумагу и действовали по своим проверенным ка¬ налам: скорее всего, через старых служак покойного короля то ли из членов Большого совета, то ли из числа докладчиков прошений королевского дворца (тот же Роберте, который и со¬ ставил текст этого королевского письма, принадлежал к ста¬ рой чиновной фамилии). Возможно, сработали старые связи, или знакомство с обстоятельствами дела выявило очевидную надуманность заявлений Кавелье, не исключено, что «старая гвардия» выражала недовольство прытью реформаторов из Частного совета короля, а скорее всего, все причины подей¬ ствовали вместе. В результате супруги вновь были отброшены на исходные позиции. У «Филиппо» еще хватило самообла¬ дания запросить копию этого страшного для него документа. Следующее из сохранившихся королевских писем датиро¬ вано з января 1549 года (1548 год по старому стилю)1 и вновь адресовано Большому совету: Филипп Кавелье и Перетта, его жена, заключенные в Консьерже- ри Руана, представили нам заявление с многочисленными обви¬ нениями против мэтра Жана Кеснеля, советника... Робера Бюлта, называющего себя нашим прокурором по фальшивой монете, и сьёра де Сент-Эньяна. Указанный Кавелье и его жена были об¬ винены в фальшивой монете указанным Кеснелем, Бюлтом и де Сент-Эньяном и их пособниками с допущением многих наруше¬ ний, клеветы и ложных обвинений... Поэтому мы... отправляем вам документы, касающиеся этого дела, собранные по поруче¬ нию нашего Частного совета, согласно прошению указанного Кавелье и его жены. На ознакомление с документами Большому совету дава¬ лась неделя, а затем надо было доложить королю о приня¬ том решении, то есть о том, забирать это дело из парламента I. AN. Z ib. 38. Fol. 135. 102
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Руана или нет. В предпоследний день января с письмом были ознакомлены и Робер Бюлт, и Филипп Кавелье, узник Кон- сьержери, а также его жена, заключенная в тюрьме старого Дома города Руана. Таким образом, в дело вновь включился Частный со¬ вет, и вновь процесс отзывается в Большой совет. Какие же, собственно, обвинения, выдвинутые Кавелье, возымели действие? Ответ на этот вопрос мы находим в упомянутой в реги¬ страх (протоколах заседаний) Большого совета копии письма, поступившего в Руан ровно через год, 20 января 1550 года (1549 год по старому стилю), о деле «между мэтром Робером Бюлтом, прокурором короля в реформировании фальшивой монеты герцогства Нормандии, отведенного решением о су¬ дебной ошибке (<default)*, с одной стороны, и мэтром Франсуа Флатоном, прокурором Филиппо Кавелье и его жены, потер¬ певших от судебной ошибки, с другой стороны...». «Генераль¬ ный прокурор установил, что действия суда были вполне законны, и в результате дело отправлено в парламентскую курию Руана, чтобы вестись там», на что отводилось две не¬ дели. Супруги приговаривались к возмещению судебных из¬ держек, а их прокурор Флатон — к штрафу в сто су в пользу короля. Второй раз события разворачиваются по одному и тому же сценарию — Частный совет изымает дело из Руана и передает в Большой совет, Большой совет возвращает его в парламент Руана. Вновь Филипп и Перетта Кавелье попадают в руки сво¬ их врагов, жаждущих положить конец их жалобам. Но и на сей раз маятник королевского правосудия качнул¬ ся в другую сторону. 26 июня 1550 года Большой королевский совет представляет на имя короля заключение на прошение, в очередной раз поданное Филиппом Кавелье и Переттой на имя короля, «о том, чтобы угодно было указанному сеньо¬ ру забрать их процесс, о котором говорится в прошении»1 2. Ку¬ рия Большого совета «придерживается мнения, что королю 1. До боли знакомым нам теперь словом «дефолт» (дефо — default) на¬ зывалось судебное решение по иску одной из сторон без уведомле¬ ния о том другой стороны. См.: Denissart J. В. Collection de decisions nouvelles et de notions relatives à la jurisprudence actuele. Paris, 1745. 2. AN. V 5. 1054. Fol. i6gv. 103
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА следует соизволить призвать на указанный совет сеньора де Сент-Эньяна, мэтра Робера Бюлта, прокурора реформации фальшивомонетчиков в Нормандии, и иных, если надо будет их заслушать по этому прошению. Указанным советом было высказано мнение, что комиссарам указанной фальшивой монеты должно быть запрещено брать на себя судебные ре¬ шения по данному вопросу». Возможно, позиции друзей руанских магистратов в Боль¬ шом совете были уже ослаблены или же совет был обеспокоен излишней активностью следственной комиссии, старавшей¬ ся взять на себя судейские функции и окончательно решить проблему. Неизвестно, сколько еще раз бумаги злосчастных супругов передавались бы из Парижа в Руан и обратно, но вскоре ситу¬ ация претерпела качественное изменение. В начале 1552 года Монетная курия получает новые полномочия. Этот институт существовал еще с XIV века. В XVI веке в состав курии входили десять «генералов» (правильнее — генеральных мэтров мо¬ нет), президент, королевский прокурор и королевский адво¬ кат, но курия являлась всего лишь следственной комиссией, не имевшей права выносить судебные постановления (сен¬ тенции). Монетная курия передавала материалы следствия в Парламент, а в случае уголовных преступлений — в Шатле. Но в 1552 году Генрих II возвел это учреждение в ранг суверен¬ ной курии, формально поставив ее в один ряд с парламентами, Счетной палатой, Налоговой курией. Теперь это был суверен¬ ный кассационный суд, имевший функцию контролировать и судить чиновников монетных дворов и ювелиров, измерять монетную пробу, а также вести дела о фальшивой монете. Пар¬ ламент выступил с протестами, но в конце концов король на¬ стоял на своем, и курия приступила к работе. Дальнейшая судьба дела Кавелье прослеживается по ре¬ гистру уголовных дел Монетной курии1. Во исполнение королевского письма от 26 июня 1551 года процесс... отзывается в курию генеральства монет в Париже в двухнедель¬ ный срок, чтобы вестись там и перевести туда заключенных. Дано в Компьене 18 августа 1552, подписано: Дотон. I. AN. Z ib. 38. IO4
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Но соответствующая запись появилась в регистрах Монет¬ ной курии лишь 18 декабря 1552 года. Судьба дела Кавелье в 1551 году не совсем ясна, но вполне возможно, что уже в этом году оно было выделено в особое производство, дожидаясь того времени, когда завершится подготовка к началу работы курии. Итак, решение об отзыве дела из Руана принято 26 июня то ли 1550, то ли 1551 года; в августе 1552 года приняли решение о переносе его в Монетную курию. И только в декабре 1552 года это решение было принято к исполнению. По-видимому, та¬ кая задержка была вызвана неизбежной волокитой и не¬ разберихой, сопровождавшей создание нового судебно¬ го учреждения. Этим можно объяснить столь длительный срок, затраченный на движение бумаг от Компьена до Руана и Парижа. Уже 20 декабря на основании прошения, поданного в Мо¬ нетную курию четой Кавелье, было решено, «согласно поста¬ новлению Большого совета об отзыве дела от 18 августа сего года, перевести их в тюрьму Консьержери в Париже». Перевод заключенных был делом достаточно дорогостоящим, и в дан¬ ном случае расходы на транспортировку возложили на Жана Кеснеля и Роберта Бюлта. Монетной курии было поручено также произвести расследование и разобраться по поводу угроз, фактов оскорблений и насильственных дей¬ ствий, произведенных в отношении Мартена Гонда, кузена, род¬ ственника и ходатая за подследственных, и поставить его под за¬ щиту и охрану короля и указанной курии, и да будет запрещено кому бы то ни было вредить указанному Гонду, и оскорблять его жену и семью. Нетрудно догадаться, что такой поворот дел ничего хоро¬ шего не предвещал для Кеснеля и его людей. Не без основа¬ ния они видели корень зла в Мартене Гонде, без чьей помо¬ щи сопротивление заключенных было бы давно сломлено. Роковым обстоятельством для Кеснеля и Бюлта оказалось то, что Гонд нашел выход на Частный королевский совет. К тому же так некстати для них подоспело создание новой курии. Пока дело направлялось в Большой совет, оно каждый раз спускалось на тормозах и возвращалось в Руан, а дома, как 105
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА известно, и стены помогают. Но теперь, несмотря на все про¬ тесты, Монетная курия все-таки была создана и, заполучив дело Кавелье, уже не собиралась выпускать его из своих рук. К тому же и подследственных переводили из Руана в Париж. Единственным выходом было надавить на Мартена Гонда, без него Кавелье оказался бы бессилен. Все же не совсем понятно, почему между августовским по¬ становлением курии и его занесением в регистр прошло поч¬ ти полгода. Когда решалась судьба Кавелье и когда он был переведен в Париж — в августе-сентябре или все-таки в де¬ кабре? Последнее постановление из этой же подшивки остав¬ ляет эти вопросы без ответа. Постановлением той же курии от последнего дня августа сего года (и) заключением королевского генерального прокурора в этой курии, указанному прокурору будет дано поручение доставить заключенного в том состоянии, в каком он есть, в тюрьму Кон- сьержери в Париже на средства указанного Кавелье. Это означало, что Кавелье и Гонд спешили выбраться из Нормандии. Конечно, заставить своих противников опла¬ тить перевод арестантов было бы весьма эффектным актом. Но это могло занять много времени и к тому же, судя по фор¬ мулировке, с подследственными что-то было не в порядке (возможно, болезнь?). Тюремщик той тюрьмы, где находятся указанные заключенные, должен... выдать их по предписанию королевского прокурора и препроводить под доброй и надежной стражей в указанную тюрьму (имеется в виду парижская Консьержери). И да будет дано распоряжение секретарям или их клеркам отправить в указан¬ ную курию закрытые и запечатанные материалы следствия по поводу указанных заключенных и все прочие судебные доку¬ менты (procedures) в виде писем или копий, подшитых к оригина¬ лам. И известить их, что они получат оплату в разумных преде¬ лах. По завершению указанного будет дано поручение сверх того расследовать дело о нападениях, упомянутых в том прошении... и названные выше заключенные вместе с этим Мартеном Гондом будут взяты под королевскую охрану, о чем указанной курией они будут поставлены в известность. Юб
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Другим почерком было дополнено: Указанное постановление и поручение выдано Мартену Гонду, кузену и ходатаю указанных заключенных, 26 декабря 1552. Да, расходы от Гонда потребовались большие: он оплачи¬ вал транспорт и конвой заключенных, а также труд много¬ численных клерков. Одного лишь решения о возврате конфи¬ скованного при аресте имущества было бы мало, надлежало заставить следователей возместить все судебные издержки, а размеры их становились поистине астрономическими. Настало время вновь обратиться к нотариальному акту, с которого началось повествование. Из его текста следует, что 22 июня 1553 года «генералы монет» {généraux des Monnaies) вы¬ несли, наконец, долгожданное постановление о возмещении ущерба за имущество, взятое во время ареста. Известно, что Перетта умерла примерно в марте, — возможно, ослаблен¬ ное длительными лишениями здоровье не выдержало транс¬ портировки под конвоем в Париж. Кавелье был освобожден из-под стражи и через два дня после постановления курии, 24 июня, составил заинтересовавший нас акт дарения, кото¬ рый очень быстро, уже через день, регистрируется в Шатле. Мартин Гонд готовится к борьбе и процессу против своих врагов. Правда, среди них нет Жана Кеснеля, главы комис¬ сии1, виновными оказываются «стрелочники», но тем боль¬ ше шансов на успех; годы мытарств выработали у Кавелье и Гонда хорошую интуицию в подобных делах. Вернемся к вопросу о необычном красноречии этого акта. Мы получили редкую возможность посмотреть, что стоя¬ ло за этими строками благодарности. Кавелье действитель¬ но было за что благодарить Гонда, двоюродного брата сво¬ ей жены. Его самоотверженные действия позволили выйти на нужных людей, и колоссальные затраты оказались не на¬ прасны. Кстати, судя по нотариальному акту, он действовал I. Судя по всему, неудача с Кавелье не отразилась на его карьере. В 1553 году советник парламента Руана Жан Кеснель участвовал в выборах администратора руанского Божьего дома (HôtelDieu) (под¬ робнее см.: Caude Е. Le parlement de Normandie et les pauvres // Les Parlements et la vie de la cité / Sous la dir. des O. Chaline et Y. Saussier. Rouen, 2004. P. 45). ' 107
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА и через королевскую канцелярию, это был чрезвычайно важ¬ ный орган в делах о помиловании. Собственно, на основании прошений, поданных в канцелярию, дело и переправлялось на личный суд короля1. Думается, что красноречие нотариального акта опреде¬ лено и благодарностью Кавелье, и его взволнованностью (ведь долгожданное постановление он заслушал днем ранее), но есть и еще одна причина. Несмотря на краткость выписок из регистров Монетной курии, там встречаются одни и те же выражения и характерные черты. Так, например, ни в нота¬ риальном акте, ни в судебных бумагах не уточняется родо¬ вое имя (пот) жены Кавелье, хотя ее присутствие все время отмечается. Видимо, один и тот же текст многократно пере¬ писывался, имелась некоторая заготовка, которую воспро¬ изводили в том или ином контексте (подобное мы предполо¬ жили в завещании адвоката Ле Пилера). Но то, что казалось вполне ординарным в материалах следствия или в ходатай¬ ствах о пересмотре дела, выглядело несколько необычным среди дарственных актов. Надо ли было участникам сделки этого опасаться? Вспомним, что нотариальный акт остается в основе своей публичным. Зачем же отказываться еще раз заявить перед всем миром о своей правоте и своих лишениях? Простая справка, призванная храниться в холщовом мешке прокурора, на будущем процессе приобретает характер еще одной диатрибы, чтобы при случае стать дополнительным аргументом в борьбе. Мы не можем вынести вердикта о виновности или невино¬ вности четы Кавелье. В наших силах лишь оценить успеш¬ ность их тактики. Столкнувшись с могущественными про¬ тивниками: сеньором города, председателем следственной комиссии и ее прокурором, суверенной курией — парламен¬ том Руана, — Кавелье и Гонд подавали кассационные жа¬ лобы, отводили судей, предъявляли встречные иски, играя на противоречиях между судебными инстанциями, апел¬ лируя к личной судебной власти короля. Они тянули время в заведомо неравной борьбе, и, как оказалось, не напрасно. Конечно, величайшим везением для Кавелье было так кста¬ ти подоспевшее возведение Монетной курии в статус суверен¬ I. Davis N. Z- Pour sauver sa vie: Les récits de pardon au XVI siècle. Paris, 1988. I08
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ ного суда. Эта курия сразу же начала с боем отстаивать свои прерогативы, и дело Кавелье предоставило для этого удобную возможность. Скорее всего, еще на сравнительно ранней ста¬ дии процесса эти документы, попав в Частный совет, породили стремление придать этому делу образцовый характер. Когда Генрих II и чиновники из его окружения затевали создание нового суверенного суда — Монетной курии, они преследовали фискальные цели, ведь учреждались новые должности, которые можно было выгодно продать без осо¬ бых затрат со стороны короля. Точно так же было затеяно куда более грандиозное предприятие — создание сети пре- зидиальных судов. Но, учреждая Монетную курию, власть руководствовалась и определенной «идеологией проекта» — упорядочением, специализацией и ускорением судопроиз¬ водства, поставленного под более строгий королевский кон¬ троль. Для реформы требовались весомые аргументы, хотя бы для того, чтобы сломить сопротивление Парламента. Этими аргументами были загруженность ординарных су¬ дов делами, накопление массы нерешенных дел, множащие¬ ся случаи судебных ошибок, коррупции и кумовства. Трудно не согласиться с тем, что в момент дебатов по поводу создания Монетной курии дело Кавелье могло послужить благодат¬ ным вместилищем примеров, используемых для демонстра¬ ции необходимости затеваемой реформы. Приложение. Судебная одиссея Филиппа Кавелье Дата Содержание документа или событие Фонды Нацио¬ нальных архивов Франции (Париж) Не позднее 1546 года Копия письма Франциска I, излагающего полномочия комиссии Кеснеля при парламенте Руана AN. Z ib. 433 Подшивка доку¬ ментов по делу Ка¬ велье (до 1550 года); приложена к реги¬ стру уголовных дел Монетной курии 3 марта 1547 года Вступление на престол Генриха II Ю9
КАЗУС 4. КАВЕЛЬЕ ПРОТИВ БЮЛТА Дата Содержание документа или событие Фонды Нацио¬ нальных архивов Франции (Париж) 15 апреля Письмо Кеснеля Генриху II AN. Z ib. 433 1547 года с изложением дела Кавелье I июня Ответ короля на письмо AN. Z ib. 433 1547 года Кеснеля — подтверждение полномочий комиссии в отношении дела Кавелье 27 октября Предписание короля назна- AN. Z ib. 433 1547 года чить новых судей Назначение судьей в деле AN. Z ib. 433 Кавелье бальи города Эвре (упоминание) Отвод судьи по причине его AN. Z ib. 433 близости с Кеснелем (упоминание) Назначение судьей Орше AN. Z ib. 433 Постеля и отвод его со стороны Кавелье (упоминание) 19 ноября Поручение бальи Руана AN. Z ib. 433 1547 года расследовать дело и передать его в Частный королевский совет 22 апреля Частный королевский AN. Z ib. 433 1548 года совет передает дело Кавелье в Большой королевский совет 4 июля Королевское письмо AN. Z ib. 433 1548 года о возврате дела Кавелье в парламент Руана 3 января По поручению Частного AN. Z ib. 433 1550 года королевского совета дело Кавелье передается на рассмотрение Большого королевского совета 20января Большой королевский AN. Z ib. 433 1550 года совет возвращает дело в Руан, присуждая Кавелье к уплате издержек 26 августа Дело Кавелье забирают AN. V 5. 1054. Fol. i6gv. 1550 года в Большой совет. Комис¬ Регистр Большого сии Кеснеля запрещено ведение дела королевского совета ПО
ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ ПРОТИВ СУДЕЙ Дата Содержание документа или событие Фонды Нацио¬ нальных архивов Франции (Париж) 26 ИЮНЯ Королевское письмо AN. Z ib. 38 1551 года об отзыве дела из Руана Январь Возведение Монетной курии 1552 года в статус суверенного суда 18 августа 1552 года Решение короля о переводе дела Кавелье в «суд AN. Z ib. 38. Регистр уголовных генералов монет» дел Монетной курии 18 августа Решение Большого совета AN. Z ib. 38 1552 года о переводе заключенных в Консьержери парижского Дворца правосудия за счет Кеснеля и Бюлта. Запрет преследования Мартена Гонда (упоминание) 30 августа 1552 года Решение Большого королев¬ ского совета о транспорти¬ ровке заключенных за их счет AN. Z ib. 38 (упоминание) 26 декабря Решение Монетной курии AN. Z ib. 38 1552 года о переводе заключенных за их собственный счет и о расследовании дела по жалобе Мартена «Годльда» Март 1553 года Смерть Перетты, жены Филиппа Кавелье, в париж¬ ской тюрьме Консьержери 22 ИЮНЯ Постановление Монетной AN. Y 98. Fol. 453V. 1553 года курии о возмещении ущерба Филиппу Кавелье (упоминание) 24 июня 1553 года Нотариальное дарение Филиппа Кавелье Мартену Гонду AN. Y 98. Fol. 453V. Регистр инсинуаций парижского Шатле 26 июня 1553 года Регистрация дарения в Шатле AN. Y 98. Fol. 453V
Казус 5 Бекдельевр против де Кайдёка. Судья против судьи: как сохранить должность?1 До сих пор мы говорили либо о парижанах, либо о тех, кто волей или неволей оказался в столице, где и были составлены многие из рассматриваемых в этой книге документов. Но теперь мы обратимся к истории, разворачи¬ вавшейся в провинции. Жиль Бекдельевр, сеньор де Бюри, адвокат, а затем судья из бретонского города Ренна, был человеком скрупулезным: от него до нашего времени сохранился представительный набор документов, характеризующих его разностороннюю деятель¬ ность, — регистры семейных событий, записные книжки, инвентарные описи имущества, письма, ходатайства, судеб¬ ные документы; они хранятся в Архиве департамента Иль-и- ВиленI. 2. Для Бретани XVI века такая сохранность — большая редкость. Впрочем, сделать Бекдельевра героем монографи¬ ческого исследования пока ни у кого из историков желания не возникало, вероятно потому, что комплекс источников уже был исследован бретонским архивистом конца XIX века По¬ лем Парфурю, который написал работу, посвященную семей¬ ным записным книжкам (livres de raison) из местного архива3. I. Текст ранее не публиковался. Подготовлен в рамках работы по гран¬ ту РНФ 16-18-10393 «Самоорганизующиеся структуры средневекового города: Генезис, классификация, механизмы функционирования». 2. Archive départamentale de rille-et-Villaine. 2E B 11—15 (фонд представ¬ ляет собой четыре папки с разными документами, которые даже не пронумерованы; на отдельных документах есть дата, ее мы будем указывать при описании). 3. Parfouru P. Anciens livres de raison de familles bretonne conservés aux arc¬ hives d’Ille-et-Villaine // Bulletin archéologique des associations bretonnes. 3e série. 1898. P. 395-470. 112
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? Львиную долю своего небольшого исследования (49 страниц из 78) автор посвятил анализу документов Жиля Бекдельевра. Парфурю дал хорошо аннотированное описание документов с публикацией пространных отрывков и таким образом ввел материалы в научный оборот. К сожалению, именно поэтому эта богатейшая коллекция не представляет особого интереса для французских историков, ориентированных прежде всего на поиск неопубликованных документов. Фонд Бекдельевра чрезвычайно богат самой разнообраз¬ ной информацией. Разумеется, мы сможем осветить лишь небольшую часть истории бретонского адвоката и его бли¬ жайшего окружения. Думаю, что в качестве путеводной нити проще всего избрать путь последовательного описания име¬ ющихся в нашем распоряжении источников. I. Коричневый кодекс Том in quarto, переплетенный в коричневую кожу, изначально принадлежал Жану д’Оти, купцу-буржуа из Ренна; с 1467 года он изредка делал в нем краткие записи о своих сделках по продаже вина и тканей. В 1485 году он решает, что в книге следует фиксировать важнейшие события жизни семьи, и со¬ общает о женитьбе своего сына Клемана д’Оти (позднее чаще встречается транскрипция имени Доти) на Жанетте Карре. По всей видимости, сразу вслед за этим событием он пере¬ дал книгу сыну, которому принадлежат записи о рождении дочерей, а также о том, кто были их крестные *. Эта несколько однообразная информация дает нам ценные сведения о со¬ циальных связях хозяев Коричневого кодекса. Среди крест¬ ных, помимо близких родственников, были «нотабли» горо¬ да Ренна — судейские и фискальные чиновники. После того как Клеман д’Оти занес в книгу сведения о браке в 1503 году старшей дочери Жанны с Этьеном Бекдельевром, сеньором де Бюри, он передал дневник зятю. Бекдельевры (или Бек-де-Льевры) были достаточно извест¬ ным бретонским родом. Старшую ее ветвь представлял Рауль I. В это время у девочек было две крестные и один крестный, у маль¬ чиков — наоборот. Важно, что в регистре отмечался главный вос¬ приемник, чье имя и давалось младенцу.
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА Бекдельевр, сеньор де Буэксик, еще в конце XV века ставший лейтенантом сенешальства Ренн (то есть «заместителем» или «местоблюстителем» местного сенешаля). Он сумел передать эту должность сначала одному сыну (Жилю), затем другому (Этьену). Младшая ветвь — Бекдельевры де Бюри — была не столь успешной. Этьен Бекдельевр, сеньор де Бюри назван среди владельцев сеньорий в диоцезе Сен-Мало, причем охарак¬ теризован почетным эпитетом noble homme maître, что могло указывать на наличие образования, на обладание не очень крупной должностью или на звание адвоката. Уточнить ста¬ тус нового хранителя Коричневого кодекса мне, к сожале¬ нию, не удалось. Как бы то ни было, Бекдельевры являлись представителями мира судейских, владельцев некрупных сеньорий; с точки зрения социальной истории это был клас¬ сический брак, скреплявший семьи купцов и чиновников1. В Коричневом кодексе Этьен Бекдельевр указал не только дни рождения и смерти своих девятерых детей, но и точный час этих событий. Социальный статус крестных был пример¬ но таким же, что и в предыдущем поколении владельцев се¬ мейной хроники, но к ним добавились и более знатные пред¬ ставители старшей ветви Бекдельевров, сеньоров де Буэксик. В 1534 году роль хранителя Коричневого кодекса перешла к старшему сыну Этьена Бекдельевра—Жилю1 2, родившемуся в 1515 году. Вот что написал Этьен по этому поводу: В предпоследний день мая 1534 года господин Жиль Бекдельевр, старший сын благородных людей мэтра Этьена Бекдельевра и Жанны д’Оти, обвенчался с Жанной Жюэль, дочерью покойных Марка Жюэль и Луизы Ле Колилю, при жизни сьёра и госпожи 1. Историки второй половины прошлого века называли союз, когда статус семьи жениха с точки зрения социального престижа превос¬ ходил статус семьи невесты (что, как правило, компенсировалось со¬ лидным приданым), «социальной гипергамией». Брак Этьена Бекде¬ льевра и Жанны д’Оти можно отнести к этой категории, хотя в клане д’Оти—Каре к тому времени было немало финансовых чиновников. 2. Его крестным был Жиль Карре, родственник по материнской линии, к тому времени крупный финансовый чиновник Ренна {Le Page D. Finances et politique en Bretagne au début des temps modernes, 1491-1547: Etude d’un processus d’intégration au royaume de France. Paris, 1997. p. 431-432).
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? Бретамай, в присутствии мэтра Этьена Бекдельевра, сьёра де Буэксик, лейтенанта Ренна, и среди прочих присутствовал Жан Ле Меснаже, опекун указанной дамы Жанны Жюэль. Торжественность записи предписывала автору говорить о себе в третьем лице. Дальше регистр будет вести уже Жиль Бекдельевр, и он сра¬ зу же начинает писать от первого лица: «Во вторник, во вто¬ рой день июня, мы сочетались браком в церкви Сен-Жермен в Ренне, примерно в пять часов утра, венчал дом Жиль Ле Кок, помощник кюре указанной церкви Сен-Жермен, в при¬ сутствии большой и почетной компании». Новобрачная Жанна Жюэль была сиротой. Ее опекун Жан Ле Меснаже передал семье жениха отчет по опеке. Он вел под¬ робные записи доходов и расходов в книге, переплетенной бе¬ лым пергаменом. Этот чрезвычайно интересный источник, содержащий информацию по экономической истории, повсе¬ дневной жизни и факты политических событий, безусловно, заслуживает отдельного исследования. Пока же запомним, что в этом Белом кодексе оставалось еще много чистых ли¬ стов и до поры до времени он хранился у родителей жениха. В 1534 году невесте было 13 лет, а жениху—19. Для меня оста¬ ется загадкой, успел ли Жиль Бекдельевр пройти курс в уни¬ верситете и получить степень. В ту эпоху женатый студент был большой редкостью. Возможно, Жиль получил неплохое домашнее образование и доучивался на практике, присут¬ ствуя на судебных заседаниях. Ни в одном из документов, как исходивших от самого Бекдельевра, так и упоминавших о нем, нет сведений о его университетской степени. В парижских королевских судах наличие университетской степени в обла¬ сти права уже с 30-х годов XVI века было обязательным и для судей, и для адвокатов; в провинциальных куриях, тем более в недавно присоединенной Бретани, таких жестких требова¬ ний пока, вероятно, не предъявлялось. Тем не менее Жиль владел культурным багажом, характерным для французско¬ го юриста с университетским образованием: как это было принято среди его коллег, любил вставлять в тексты латин¬ ские пассажи. Оставшись после смерти отца старшим в се¬ мье, Жиль Бекдельевр, как лет за пятнадцать до этого Шарль Дюмулен, отправил своего брата учиться в университеты
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА Парижа и Пуатье, старательно отмечая понесенные в свя¬ зи с этим расходы на обучение и университетские степени. Не исключено, что Жиль Бекдельевр и сам мог некоторое вре¬ мя после свадьбы обучаться или доучиваться в одном из уни¬ верситетов, проживая отдельно от юной жены. Первый ребе¬ нок в их семье появится лишь после четырех лет супружеской жизни — в 1538 году, 21 июня, в б часов пополудни. В1541 году Жиль предпринял попытку фиксировать наряду с записью важных семейных дат отдельные значимые события, происходившие в городе1. К сожалению, его хватило ненадол¬ го. Что же касается семейного регистра, то он старательно про¬ должал его вести, отмечая дни и часы смерти родственников: отца Этьена (1537)? бабки Жанетты Карре (1546), матери Жанны д’Оти (1547), а также рождение детей: Тьенетты (1538), Перрины (1539), Жилетты (1541), Пьерры (1543), Оливии (1545), Мадлен (1551). Перрина и Мадлен умерли в младенчестве. Первую девочку на¬ звали именем, производным от мужского, — Тьенетта, по име¬ ни ее главного крестного Этьена Бекдельевра, лейтенанта Ренна. В отличие от своих предшественников, Жиль оставлял комментарии на полях регистра. Например, латинская мар¬ гиналия к известию о рождении Перрины1 2 гласила, что «эта малышка скончалась четырех месяцев от роду»3. Иногда же маргиналии появлялись намного позже реги¬ стрируемого события. Так, комментарий к записи о рождении дочери Жиль составил тридцать два года спустя: Указанная Тьенетта скончалась в девятый день марта около полу¬ дня 1570 года, вызвав величайшую жалость ближних. Она была за¬ мужем за благородным человеком Жилем Жюльеном, сеньором де Вурьен, от которого имела двоих детей—Пьера и Жанну Жюл ьен4. 1. Сначала он помещает латинскую запись о том, как ^сентября 1541 года был заложен фундамент новой башни кафедрального собора в Рен¬ не, а затем рассказывает о смерти реннского епископа Ива Майёка, на теле которого обнаружили знак в виде иерусалимского креста. 2. Перрину (Реггупе) назвали в честь ее двоюродного деда Пьера д’Оти, контролера финансов города Ренн. 3. «Haec infantula occubint vix dum quartum sue etatis mensem attingeret». 4. «Ladicte Tiennette decedda le jeudy neufisme jour de mards environ de mydi 1570. avecques ung grand regret des siens laquelle lors étoit marier avec noble homme Gille Jullien, seigneur de Vourien, duquel a eu deux enfants savoir Pierre et Jeanne Jullien». Il6
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? Возможно, что и сами записи регистра составлялись с опре¬ деленным временным лагом. Так, в 1552 году Жиль сообща¬ ет о смерти своей жены Жанны Жюэль, которая скончалась 22 августа примерно в половину второго пополудни и была похо¬ ронена в монастыре кордельеров. На похоронах присутствовала многолюдная и достойная компания, в числе которой были го¬ спода из совета Парламента, заседавшего в ту пору в городе Рен¬ не... За каковую усопшую я молю Господа Бога нашего простить ее и принять в число блаженных. Аминь!1 Следует отметить, что в 1552 году никакого парламента в Ренне еще не было. Парламент Бретани создан в 1554 году в Нанте. Потом он поочередно располагался то в Нанте, то в Ренне и лишь в 1561 году окончательно утвердился в Рен¬ не. Расхождение дат может объясняться тем, что Жиль Бек- дельевр заполнял свой журнал a posteriori, уже будучи тесно связан с кругами парламента Бретани. Вероятно, он хотел сказать, что большинство из тех, кто впоследствии станет советниками парламента Бретани, тогда, в 1552 году, при¬ няли участие в похоронах его супруги. В противном случае придется признать, что Жиль Бекдельевр употреблял слово «парламент» в каком-то ином, более широком смысле. В 1554 году, через два года после смерти Жанны Жюэль, он вступит в новый брак с Жанной Ботерель, сестрой Жюлье- на Ботереля, «экюйе, сеньора д’Аппинье» — такое дворян¬ ское звание появляется на страницах семейного регистра д’Оти—Бекдельевров впервые. «Благородных людей» (noble homme) среди родных и крестных было немало, но, как мы помним, этот почетный эпитет имел много значений, кроме одного — указания на «истинное» дворянство. Настоящие, родовитые дворяне никогда не позволяли именовать себя noble homme, это было уделом аноблррованных судейских — купеческих детей и внуков (что подтверждает и Коричневый I. «...le lundy 22 jour d’aust Pan 1552 environnement une heure et demy après mydi deseddajannejuhel ma femme et inhumée au couvent des Cordeliers et y eut et assisté aux obsèques grande et bonne compaignie entre les aultres messiers du conseil de parlment d’aultant que par lors y en avoyt en ceste ville de Rennes.... A laquelle deffuncteje supplye nostre seigneur Dieu faict pardon et la réception ou nombre des bien heureulx. Amen». II7
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА кодекс). Ботерели же были «настоящими» дворянами, чье генеалогическое древо восходило к Пентьеврам, в XIV веке претендовавшим на герцогскую власть в Бретани. И семей¬ ный регистр Бекдельевров сразу же фиксирует эти измене¬ ния. Среди именитых гостей единственным представите¬ лем клана Бекдельевров был уже известный нам лейтенант сенешальства Ренна, сеньор де Буэксик, остальные же гости были родовитыми сельскими дворянами из числа Ботерелей. Впервые за долгую историю семейства д’Оти—Бекдельевров венчание проходило не в Ренне, а в капелле замка Апинье, и свадьбу сыграли там же, а не в доме жениха. Был ли мезальянсом брак девушки из знатного рода и «су¬ дейского крючка», да еще и купеческого внука? Возможно, кто-то так и считал, тем более что и сам Жиль Бекдельевр демонстративно стремился отгородиться от «своих» и инте¬ грироваться в семью Ботерелей. Но и его статус к 1554 году был достаточно высок. Жиль уже стал обладателем вполне пре¬ стижной королевской судейской должности и владельцем не¬ скольких, хотя и довольно скромных, сеньорий. И проживал он теперь не в городе. Из деловых записей Жиля Бекдельевра мы узнаем, что еще в 1549 году его будущий шурин Жюльен Ботерель продал ему сеньориальную усадьбу {manoir) Мот- о-Шанселье на берегу Вилены, расположенную на полпути между Ренном и сеньорией Апинье. Этимология подсказыва¬ ет, что речь шла о старинном замке, стоявшем на насыпном холме {motte). Этому владению суждено будет сыграть важную роль в биографии Жиля Бекдельевра. Но вернемся к Коричневому кодексу. В 1557 году там появ ля- ется запись о рождении Жюльенны Бекдельевр. Как и в слу¬ чае со старшей дочерью, Жиль дает девочке имя, производное от мужского, ведь крестным, как нетрудно догадаться, стал дядя новорожденной — экюйе Жюльен Ботерель. Наконец, в регистре появляется последняя запись: 30 апреля 1576 года Жюльенна Бекдельевр обвенчалась с благород¬ ным экюйе Франсуа Фрелоном, сьёром де Бандьер, в присутствии благородных мессиров Пьера Бра л я, рыцаря королевского ордена1 I. Речь идет об ордене Св. Михаила {Ordre de Saint Michel), учрежденном французским королем Людовиком IX Святым в 1469 году. Il8
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? и президента парламента Бретани, Жюльена Ботереля, виконта Апинье1, также рыцаря ордена, Пьера Фрелона, экюйе и сеньора де Сент-Обен, старшего брата указанного Франсуа Фрелона. На сей раз кроме самого Жиля никаких Бекдельевров сре¬ ди гостей уже не значилось. Свадьба состоялась четыре ме¬ сяца спустя в Мот-о-Шанселье. Так за сто лет Коричневый кодекс, переходя из рук в руки, совершил восхождение по лестнице социальной иерархии из мира купцов в круг титулованного дворянства и владельцев крупных королевских должностей. Однако на этом семейная летопись закончилась. Траектория социальной эволюции владельцев Коричневого кодекса вписывается в хрестома¬ тийно известную схему социальной динамики французско¬ го общества XVI века. Но это стало и концом важной семей¬ ной традиции — регистр не был передан тестем новому зятю. Вряд ли благородный экюйе Франсуа Фрелон с гордостью взял бы на себя роль хранителя памяти славного рода вино¬ торговцев и судейских. Похоже, что Жиль Бекдельевр вполне сознательно поры¬ вал с семейной традицией. По примеру деда и отца он должен был передать Коричневый кодекс Жилю Жюльену, мужу Тье- нетты, старшей дочери от первого брака. Однако о ее заму¬ жестве мы узнаем лишь из посмертной маргиналии на полях семейной хроники. Жиль почему-то вообще перестал делать записи о браках старших дочерей. Пролить свет на причи¬ ны этого может завещание Жиля Бекдельевра, составленное в 1573 году. В нем наш герой говорит следующее: покойная Тьенетта Бекдельевр, моя старшая дочь, вопреки моим предписаниям и запретам, вступила в брак с человеком недво¬ рянского состояния, простолюдином...1 2 Любопытно, что сам Жиль Бекдельевр, считавший Жиля Жюльена, «благородного человека, мэтра», неподходящей парой его старшей дочери, получил подтверждение своих 1. Возведение сеньории Апинье в ранг виконтства произошло в 1574 году. 2. «...feu Theienette Becdelievre ma fille aisné mesmes contre mes commen- demnets inhibitions et deffences s’est mariée avecque ung homme de con¬ dition roturier et inoble...»
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА дворянских прав из королевской канцелярии лишь в 1569 году. Но уже с 50-х годов XVI века он был владельцем королевской должности, жил в старинном замке и породнился с древним дворянским линьяжем, хотя de jure оставался простолюдином (ротюрье). Самое простое объяснение лежит в области соци¬ альной психологии: Жиль Бекдельевр стремился как можно решительнее порвать с привычным окружением, закрепить¬ ся в мире высокопоставленных чиновников, «настоящих», родовитых дворян. Напоминание о его происхождении воз¬ мущало Бекдельевра. Собственно, для классической соци¬ альной истории этого вполне достаточно. Коль скоро в обще¬ стве есть социальная иерархия, само собой разумеется, что каждый мечтает перейти из своей группы в более высокую, осуществить так называемую вертикальную мобильность. Объяснение разрыва с семейной традицией можно искать и в каких-то семейных обстоятельствах или во вмешатель¬ стве извне. Обновленная социальная история предписывает переход к поиску социальной причинности либо в сознатель¬ ном выборе социальных акторов, либо во взаимодействии с сетью их ближайшего окружения. Впрочем, не следует за¬ бывать и о ходе «большой истории» — эпохе Религиозных войн и обострения социально-политических противоречий, на фоне которых и разворачивались события личной жизни Жиля Бекдельевра. Но об этом мы узнаем уже не из Корич¬ невого кодекса. 2. Белый кодекс Книжечка in octavo с переплетом из плотного белого пергаме¬ на оказалась у Бекдельевров в 1534 году вместе с приданым Жанны Жюэль, первой жены Жиля Бекдельевра. Опекун не¬ весты вел в этой книге тщательный учет расходов, потрачен¬ ных на содержание сеньории, доставшейся ей от родителей. Несмотря на обстоятельность опекуна, записи не превысили и трети объема книги. После свадьбы она, вероятно, храни¬ лась в доме родителей Жиля Бекдельевра. В 1547 году, после смерти матери, Жилю вместе с другим имуществом достался и этот кодекс. Будучи человеком практичным, он превратил его в книгу-перевертыш, начав с противоположного конца 120
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? записывать собственные расходы и доходы. Для начала он открыл все свои сундуки и ларцы и пересчитал имевшую¬ ся у него наличность: дукаты, экю-солей, королевские экю, империалы, испанские эскудо, тестоны, английские гроши и прочие монеты, что, по его расчетам, составило сумму, эк¬ вивалентную 2070 турским ливрам. Из начальных записей кодекса также следовало, что он унаследовал от родителей две сеньории: родовое имение Бюри, дающее патроним, и се¬ ньорию Ваде-де-Говен, а в качестве приданого жены полу¬ чил сеньорию Бретамай и еще четыре небольших земельных комплекса. Кроме того, от Пьера д’Оти, дяди по материнской линии, контролера финансов города Ренна, Жиль унаследо¬ вал земли Жуэ-де-Брей близ аббатства Св. Мелании в Ренне, на которых располагались обширные виноградники. Впро¬ чем, виноград, выращивавшийся тогда в Бретани (ныне в этом регионе совсем отказались от виноделия), годился лишь для низкосортного дешевого вина. Согласно счетам за 1549 год, Жиль Бекдельевр получал от сдачи в аренду земель и двух домов в Ренне доход в виде раз¬ личных рент на сумму 476 турских ливров. Вместе с сеньори¬ альными платежами, оброками, рентами зерном и доходами от продажи вина с виноградников Брей, которые он оставил в своем непосредственном владении, все это давало пример¬ но тысячу ливров годового дохода. В этом же году у Жиля Бекдельевра были серьезные рас¬ ходы: он приобрел поместье Мот-о-Шанселье, в котором на¬ чал обустраивать свою основную резиденцию. Этот manoire— «господский дом», нечто среднее между скромным замком и укрепленной усадьбой, будет снесен лишь в 1973 году при строительстве автострады вокруг Ренна. Судя по фотографи¬ ям 1971 года, основа здания была построена в XV веке преж¬ ними хозяевами Ботерелями, но в следующем столетии дом подвергся значительной перестройке. Напомню, что Жиль Бекдельевр стал владельцем поместья, история которого ухо¬ дила вглубь веков. Более того, Жиль теперь являлся прямым вассалом короля. В его бумагах сохранились сведения о при¬ несении королю вассальной присяги (aveu) за эту «благород¬ ную» землю в 1551 году (15 февраля 1550 года по старому стилю). Новый образ жизни предполагал солидные траты — сче¬ та отражают покупку серебряной и золотой посуды, дорогих 121
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА тканей, ювелирных украшений. Значительными были и сум¬ мы, выплаченные каменщикам и кровельщикам, работав¬ шим в Мот-о-Шанселье. Жиль Бекдельевр стал покупать ка¬ чественные вина — анжуйские, стоившие в пять раз дороже бретонских вин с его же виноградников. Весьма информативными являются упоминания о день¬ гах, которые он с 1547 по 1554 год отсылал младшему брату, об¬ учавшемуся сначала в Парижском университете (i547-I548), а затем в Университете Пуатье1. Общие расходы на обуче¬ ние составили 556 турских ливров 16 су; сюда входили рас¬ ходы на пансион, одежду, приобретение книг по декреталь- ному праву, оплату переезда из Парижа в Пуатье и из Пуатье в Ренн. В Белом кодексе отражена еще одна сторона деятельно¬ сти Жиля Бекдельевра. С 1536 года он был адвокатом сене- шальства (точнее, суда сенешаля), или «совета», как он его называл (эта дата вычисляется в соответствии со сделанным в 1559 году заявлением в суде, что срок его службы на попри¬ ще юстиции составляет 23 года). Позже Жиля Бекдельевра начали привлекать к работе в качестве ассесора (помощника судьи) в том же суде сенешаля Ренна, лейтенантом которо¬ го, как мы помним, был его двоюродный брат и кум Этьен Бекдельевр, сеньор де Буэксик. С 8 апреля 1549 года (1548 год по старому стилю) Жиль стал отмечать в Белом кодексе свою работу (vacation) в суде1 2. Он за¬ писывал число и день недели, а рядом ставил палочки, каж¬ дая из которых соответствовала расчетной единице — поло¬ вине рабочего дня. Чаще всего против каждой даты стояло две палочки, по субботам, а иногда и в другие дни — одна. В конце каждого семестра он подводил итог и записывал за¬ работанную за этот период сумму. Каждая палочка, напо¬ минающая трудодни в советских колхозах, соответствовала примерно половине экю, что давало сумму от 150 до 180 ливров в год. Таким образом, доходы с земельных владений значи¬ тельно превышали заработки адвоката. 1. В Парижском университете, как мы помним, преподавали лишь каноническое (декретальное) право, степень в гражданском праве чаще всего получали затем в других университетах. 2. Возможно, он вел подобные записи и раньше, в каком-то другом, не дошедшем до нас журнале. 122
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? Учет «трудодней» внезапно прерывается 19 августа 1552 года1. Вспомним, что, согласно записи в Коричневом кодексе, 22 ав¬ густа скончалась Жанна Жюэль, жена Жиля. В этот период его отсутствие на заседаниях «совета» вполне объяснимо. Но пе¬ чальное событие совпало и с другой переменой в жизни адво¬ ката. Согласно королевскому письму, датированному ю июля 1552 года, Жиль Бекдельевр стал обладателем одной из семи должностей советников президиального суда города Ренна. В январе 1552 года Генрих II начал беспрецедентную по мас¬ штабу реформу судебной системы. В судебно-административ¬ ных округах — бальяжах и сенешальствах — было создано бо президиальных судов (или президиалов). Они становятся промежуточным звеном в системе королевского правосудия, между высшими судами (парламентами) и низшими (судами бальяжей и сенешальств). В округе Парижского парламента появилось 32 президиальных суда. В гораздо меньшем округе парламента Бретани были учреждены пять президиалов — в Ренне, Нанте, Ванне, Кемпере и Плоэрмеле. Эта реформа по¬ мимо административных задач преследовала и фискальные цели — должности чиновников президиалов продавались, полученные за них деньги могли существенно пополнить казну в условиях возобновившихся войн с Испанией. Не очень ясно, смог ли Жиль Бекдельевр быстро обогатиться как должностное лицо, но выгода социальная была очевид¬ ной: теперь он — officier; королевский судья, и именно в этот период он начинает ощущать себя «настоящим дворянином», женившись на представительнице древнего рода и живя в ма¬ леньком замке. Мы не знаем, в какую сумму обошлась Жилю Бекдельевру его должность советника, но из его позднейших бумаг известно, что в 1557 году он приобрел должность лейте¬ нанта по уголовным делам того же президиала за 2200 экю, что составляло немногим более б тысяч турских ливров. На сей раз это была уже не покупка новоучрежденной королевской должности, а ее уступка, или «резигнация» (résignation), преж¬ ним владельцем, неким Пьером де Ла Шапель. Формауступки, I. На первых страницах записи велись весьма свободно, затем — в две колонки, а на последней странице появляется даже третья колонка, записанная убористым почерком. Очевидно, что места, заранее от¬ веденного Жилем Бекдельевром для учета своих трудов, не хватало. Однако страница с последними записями не исписана до конца. 123
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА заимствованная из церковной практики, позволяла или со¬ хранить должность в семье, передавая ее от отца к сыну, зятю, племяннику, или фактически продать ее «на сторону»; при этом нужно было получить формальное согласие властей и уплатить в кассу случайных доходов определенную сумму (как правило, 1А часть от стоимости должности, определявшей¬ ся Королевским советом). Деньги, уплаченные Бекдельевром, были немалыми, особенно если вспомнить, что его общий годовой доход с недвижимости в шесть раз ниже этой суммы, а расходы на перестройку старинного манора и поддержание нового дворянского образа жизни постоянно росли. По-видимому, свою прежнюю должность советника пре- зидиального суда Жиль Бекдельевр уступил кому-то из бре¬ тонских юристов, и не без выгоды для себя. Но никаких рас¬ четов, связанных с покупкой и продажей должностей, равно как и свидетельств о получении жалованья, в Белом кодек¬ се нет. Жиль по-прежнему вел лишь привычные записи хозяйственных расходов, правда фиксировал их все реже. В 1559 году записи надолго перерываются. С этого момента в жизни Жиля Бекдельевра начинается драматический пе¬ риод. Но об этом мы узнаём уже из других источников. 3. «Процесс Жиля Бекдельевра»: папка 2Е В 13 В папке с этим инвентарным номером хранятся документы, относящиеся к судебному процессу, который был возбужден против Жиля Бекдельевра, лейтенанта по уголовным делам президиала города Ренна. К этому комплексу документов от¬ носятся как личные бумаги Бекдельевра, так и связанные с судебным процессом документы, обнаруженные в начале XX века во Дворце правосудия в Ренне. Конфликт, вылившийся в уголовный процесс, начался с того, что один из коллег Бекдельевра, Жиль Франсуа де Кай- дёк, бывший до этого советником президиала, купил долж¬ ность «партикулярного» лейтенанта {lieutenant particulier)1 i.i. В отличие от русского значения слова «партикулярный» (част¬ ный, неофициальный, штатский), во французском есть еще один смысл — частичный, неполный. В данном случае подчеркивается ограниченность компетенций. 124
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? в том же суде. В круг его обязанностей входила помощь лейте¬ нанту по уголовным делам в отправлении правосудия: он вел совместно с ним судебные заседания, выступая в качестве засе¬ дателя (асессора, assesseur), или же брал на рассмотрение какую- то часть дел. Через некоторое время де Кайдёк обнаружил, что Жиль Бекдельевр не собирается делиться с ним работой, за¬ бирая все дела себе и рассматривая их самостоятельно. Кон¬ фликты между чиновниками, чьи компетенции не были четко разграничены, случались часто. В специальных королевских постановлениях неоднократно затрагивались вопросы о раз¬ граничении полномочий между лейтенантами по уголовным делам и лейтенантами по гражданским делам (или асессорами) как в президиалах, так и в других королевских судах. В чем же был материальный интерес сторон, коль скоро жалованье судьей не зависело от количества рассмотренных ими дел? Правосудие в известном смысле оставалось «само¬ окупаемым», и это в первую очередь ощущали на себе те, кто к нему обращался. Клиенты правосудия оплачивали судеб¬ ные издержки: работу секретарей и писарей по составлению многочисленных документов, платили за приложение пе¬ чати, за услуги приставов и сержантов (например, в случае вызова в суд свидетелей), вознаграждали работу секретарей и самих судей по подготовке различного рода промежуточ¬ ных постановлений суда. Судьи брали определенные сбо¬ ры —épices («мелочи»). В тяжелые для правительства периоды острой нехватки денег, когда жалованье не выплачивалось, épices становились почти официальной его заменой. Кон¬ троль над судебными издержками осуществлял судья, веду¬ щий дело, и он очень дорожил этой функцией. Через полгода, в феврале 1559 года, де Кайдёк убедился, что приобретенная должность совсем не приносит доходов. Он подал жалобу в парламент Бретани (находившийся тогда в Нанте), обвинив Жиля Бекдельевра в том, что он забирает себе все уголовные дела, допуская при этом многочисленные нарушения: «Указанный Бекдельевр под видом исполнения должностных обязанностей желает присвоить себе исклю¬ чительную компетенцию в отношении всех дел, сколь бы обильны и многочисленны они ни были, стремясь наилуч¬ шим образом удовлетворить свою всем известную и явную алчность». 125
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА Далее истец раскрывал механизм злоупотреблений. Бекде¬ льевр, по-видимому, был так привязан к своей новой усадьбе, что полюбил брать работу на дом. Он «заставлял секретарей и служителей приводить свидетелей к нему в дом, располо¬ женный далеко за городом, чтобы заниматься там указан¬ ными процессами, или же, когда у него не было возможности вести дела, он передавал их своему брату либо кому-нибудь другому из угодных ему лиц». (Как видим, средства, затрачен¬ ные Жилем Бекдельевром на университетское образование брата, Этьена Бекдельевра, не пропали даром, правосудие превращалось в «семейный бизнес».) Но де Кайдёк выдвинул и более серьезные обвинения: в прямом попустительстве пре¬ ступникам и вымогательстве взяток. Жиль Бекдельевр был взят под стражу и отправлен в Нант. Следствие велось несколько месяцев. Было допрошено почти 6о свидетелей: коллеги по президиалу, секретарь, прокуроры, ходатаи по делам, а также те, чьи дела он рассматривал,—дво¬ ряне, священники, ремесленники, крестьяне. Коллеги Жиля Бекдельевра демонстрировали нейтраль¬ ное или даже благожелательное отношение к нему. Это ха¬ рактерно, например, для показаний советника президиала Ноэля дю Фая, значимой фигуры в истории французской словесности, сочинителя произведений, по духу близких од¬ новременно и Рабле, и Монтеню1; Н. дю Фай был также авто¬ ром известного юридического трактата1 2. На допросе ю июня Ï559 года он согласился, что их судебный округ настолько об¬ ширен, что дел хватило бы и трем судьям. Он слышал о том, что указанный Бекдельевр вел одновременно много процес¬ сов и что он не допрашивал свидетелей лично, а поручал это своим секретарям, затем переписывая и подправляя прото¬ колы. Все дела судья вел сам, ничего не уступая своим кол¬ легам — ни «партикулярному» лейтенанту, ни советникам президиала. Иногда он вершил суд дома (то есть в любимой 1. Propos rustiques de maistre Léon Ladulfi, Champenois. Lyon: Jean de Tournes, 1547; Les contes et discours d’Eutrapel, par le feu seigneur de la Herissaye, gentilhomme breton. Rennes: Pour Noël Glamet de Quinper- Corentin, 1585. 2. Du Fail N. Mémoires recueillis et extraicts des plus notables et solennels Arrests du Parlement de Bretagne: En trois livres. Rennes: Imprimerie de Julien du Clos, 1579. 3 vol. 126
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? усадьбе Мот-о-Шанселье), а не в Палате уголовных дел. Но¬ эль дю Фай отметил, что до него доходили слухи о жадности Бекдельевра, но, зная его 16 лет, он не считал, что судья со¬ вершал злостные нарушения, поскольку был известен как порядочный человек. Несколько иначе были расставлены акценты в показаниях секретаря {greffier) уголовного суда Жана Робино от 26 июня 1559 года. По его словам, несмотря на обширность судебного округа Ренна, судья по уголовным делам желал сам вести все дела, в первую очередь предпочитая сулив¬ шие выгоду тем, где не было надежды чем-либо поживиться. За¬ частую лично не допрашивая свидетелей, он передавал расследо¬ вание своим помощникам — секретарям {commis en greffe), чтобы затем переправлять и подклеивать протоколы, и брал за это опла¬ ту: с одних 5 су, с других — 4 су за один лист. Жан Робино вспомнил, что в те времена, когда еще не были учреждены президиальные суды и на весь округ насчитыва¬ лось всего три судьи, которые вели и гражданские, и уголов¬ ные процессы, дела шли намного быстрее. Сейчас же «.. .часто видят, что свидетели подолгу ожидают в городе судью, потому что нет никого, кто мог бы их выслушать». Это, как объяснял Жан Робино, проистекало из желания судьи по уголовным де¬ лам делать все единолично; Бекдельевр даже запретил выда¬ вать кому-либо мешки с делами, за исключением тех процессов, в которых он получал официальный отвод. Судья проводил допросы свидетелей у себя дома, доставляя туда тех, кто был арестован в городе, и там же, в загородном доме, вершил суд. Свидетель показал, что примерно год назад он был в усадьбе Мот-о-Шанселье, сообщал судье результаты допроса и видел, как он брал по 6 су за подготовку судебных решений. Бекдельевр опротестовал эти показания, указав на тесную личную связь свидетеля с обвинителем, де Кайдёком. В це¬ лом же вырисовывалась картина нарушений скорее админи¬ стративного, чем уголовного характера. Кроме того, следует помнить, что президиал существовал в Ренне не очень давно, служебные инструкции еще не были выработаны и грань между допустимым и недопустимым в судебной процедуре оставалась весьма зыбкой. 127
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА Но появились и более серьезные обвинения. Гийом Удбер, священник из городка Бретёй, обвиняемый в краже, показал, что судья Бекдельевр прямо спросил его, сколько он готов заплатить за то, чтобы его дело было передано для рассмо¬ трения местным епископом (общеизвестно, что церковный суд бывал более снисходительным к преступлениям клири¬ ков, чем королевское правосудие). Священник ответил, что охотно даст один тестон (то есть п су), на что, по его словам, судья рассмеялся и сказал, что за это надо уплатить пол¬ дюжины экю (примерно 13 с половиной ливров, или 270 су), иначе он останется в тюрьме еще на год. Удбер обратился за помощью к своему брату, стрелку из Сен-Мало, который выплатил судье 5 экю, но тот так и не выпустил клирика из тюрьмы. Сохранилась защитительная речь самого Бекдельевра; она представляет собой смесь из французских и латинских пас¬ сажей, что характерно для адвокатов того времени. Ответчик избрал несколько линий для контратаки. Прежде всего, он об¬ ратил внимание на то, что иск де Кайдёка является прямым нарушением субординации, недопустимым с точки зрения служебной иерархии. Далее он напомнил, что «истец обещал суду привести свидетелей из числа достойных и уважаемых людей, занимающих видное положение», однако нарушил свое обещание — все его свидетели «подозрительные люди подлого состояния, имеющие дурную славу и не заслужи¬ вающие доверия или же находящиеся в родстве и свойстве с истцом». Для доказательства невиновности Жиль Бекдельевр ука¬ зал на состояние своих финансовых дел: он служит право¬ судию 23 года, и если ранее он имел тысячу ливров ренты, оставленной ему родителями, теперь у него нет и семи-вось¬ ми сотен ливров дохода, а его земли опутаны долгами (в этом Бекдельевру можно верить — он действительно много тратил в 50-е годы). Проведя в заключении почти год, в мае 1560 года он подал прошение о переводе из тюрьмы под домашний арест, либо в родовом поместье Бюри, либо в усадьбе Мот-о-Шанселье, чтобы «ухаживать за своей женой, лежащей на одре болезни в состоянии крайней опасности, а также чтобы привести в по¬ рядок дела семьи, от которой он был отлучен на столь долгий 128
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? срок по причине лживого и безумного обвинения, выдвину¬ того против него указанным де Кайдёком, движимым более алчностью, завистью и амбициями, нежели рвением к обще¬ му делу и делу правосудия, каковым покровом он хочет при¬ украсить свое обвинение». Это ходатайство Бекдельевр под¬ крепил свидетельством о болезни жены, выданным мэтром Родолфом Мело, медиком из города Ренна. Франсуа де Кайдёк тут же заявил протест, поскольку про¬ цесс был близок к завершению и Жилю Бекдельевру, «изо¬ бличенному в сотне серьезных преступлений», грозило телесное наказание, а в таких случаях смягчение режима заключения не было предусмотрено. Но самое важное возра¬ жение заключалось в том, что Жанна Ботерель, жена ответ¬ чика, находилась в добром здравии, а свидетельству медика Мело, брата советника парламента Бретани Жиля Мело, ве¬ рить было нельзя, поскольку оба брата являлись смертными врагами истца. Из записей Жиля Бекдельевра и раньше было известно, что у него много связей в среде магистратов, членов парла¬ ментской курии. Теперь же мы видим прямое указание на на¬ личие в парламенте Бретани если не его друзей, то уж точно — «врагов его врагов». 14 сентября 1560 года Жиль Бекдельевр был освобожден из заключения, но на шесть месяцев его отстранили от долж¬ ности и приговорили к уплате штрафа в 200 турских ливров. Это значило, что обвинения в вымогательстве и получении взяток доказаны не были, однако служебные нарушения под¬ твердились. Его дело послужило отправной точкой для уси¬ ления дисциплинарного контроля над отправлением пра¬ восудия. По решению Парламента бретонским судьям под угрозой лишения должностей вменялось в обязанность при¬ сутствовать на всех слушаниях и допросах, допрашивать сви¬ детелей лично, не перекладывая это на секретарей, нотариев или порученцев (commis). Жиль Бекдельевр не согласился со своим приговором, «сильно ранящим его честь», и подал апелляцию в Большую королевскую канцелярию. Через год он добился королев¬ ского письма с разрешением провести повторное рассмотре¬ ние его дела. Однако тем временем сенешаль Ренна Бертран д’Аржантре, покровительствовавший Франсуа де Кайдёку, 129
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА добился письма об упразднении должности лейтенанта по уголовным делам президиала Ренна. В ответ Бекдельевр заявил о необходимости возместить ему деньги, уплаченные за эту должность; ему предложили 200 экю, но он отказался, поскольку должность обошлась ему в две тысячи экю. 8 ав¬ густа 1562 года губернатор Бретани Жан IV де Бросс, герцог д’Этамп лично явился в парламент и огласил решение об упразднении должности лейтенанта по уголовным делам в президиале Ренна без какого-либо возмещения. Жиль Бекдельевр продолжил борьбу. И через два года на¬ конец дождался своего часа. В 1564 году священник Гийом Удбер, чьи показания, как мы помним, представляли особую опасность для ответчика, был вновь арестован за фальши¬ вомонетничество и разбой. На сей раз парламент Бретани приговорил его к казни. Перед смертью, чтобы облегчить свою совесть, Удбер сделал признание, что в свое время дал ложные показания против лейтенанта по уголовным делам Бекдельевра. Его, как и других свидетелей, дарами и обеща¬ ниями склонил к этому «партикулярный» лейтенант Фран¬ суа де Кайдёк. Это был тяжелый удар для «партикулярно¬ го» лейтенанта. Парламент постановил взять его под стражу, де Кайдёк пустился в бега. Жиль Бекдельевр подал новое прошение. В 1566 году пись¬ мом Большого королевского совета было подтверждено реше¬ ние 1562 года об упразднении должности лейтенанта по уго¬ ловным делам, но сенешаля Ренна и его «партикулярного» лейтенанта обязали возместить Бекдельевру требуемую сумму в 2000 экю и вдобавок выплатить ему причитающе¬ еся за 1562-1566 годы жалованье. Иными словами, Бертран д’Аржантре и Франсуа де Кайдёк должны были выплатить Жилю Бекдельевру 403 ливра жалованья, причитавшегося ему с 8 августа 1562 до 22 августа 1566 года, и сверх того упла¬ тить 772 ливра в счет понесенных расходов (по-видимому, речь шла о судебных издержках). Вплоть до получения присужден¬ ной суммы Жилю Бекдельевру было разрешено оставаться в должности лейтенанта по уголовным делам. 21 августа 1566 года в присутствии представителя парла¬ мента Бретани Пьера Креспена это постановление было зачи¬ тано на заседании президиала Ренна уж знакомым нам Ноэ¬ лем дю Файем. Де Кайдёка и д’Аржантре на заседании не было. 130
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? Жиль Бекдельевр победил в этой длительной тяжбе1. Однако зато время, пока он судился, в стране начались гражданские войны. Их события не обошли стороной и Бекдельевра. 4. Эхо религиозных войн Пока Жиль Бекдельевр томился в Нанте, мечтая оказаться в своей любимой усадьбе Мот-о-Шанселье, там происходили весьма важные события. С лета 1559 года в Ренне начали проводить тайные собра¬ ния сторонники новой веры. Несколько десятков кальви¬ нистов проживали в самом городе, но на собраниях к ним присоединялись и многие дворяне, жившие поблизости. Бре¬ тонский гугенот XVII века Филипп Ле Нуар, автор «Церков¬ ной истории Бретани», сын и внук протестантов, уроженцев округи Ренна, дает любопытное описание первых шагов Ре¬ формации в этом краю: На Пятидесятницу 1559 г. вечеря2 в Ренне проводилась не в са¬ мом городе, но за его пределами, в усадьбе Мот-о-Шанселье, ко¬ торой управляли сьёры де Русье3, поскольку сьёр де Бюри, судья по уголовным делам, в это время находился в Нанте, в тюрьме парламента, обвиненный лейтенантом де Кайдёком в служеб¬ ных злоупотреблениях. На эту ассамблею собиралась хорошая и большая компания. Каждый заранее вышел из города, службу начали в полночь и закончили через два с половиной часа, затем разошлись по домам4. Однако некоторые опрометчиво явились к воротам Ренна, дожидаясь там утра, чтобы свободно войти в город, когда во¬ рота откроют. Привратник, заметив подозрительное скоп¬ ление людей, известил об этом каноников, и те, по словам 1. Поль Парфурю удивлялся тому, что Жиль Бекдельевр не использо¬ вал возможности выдвинуть новые обвинения против своих против¬ ников, к тому времени уличенных в подлогах и злоупотреблениях по другим делам (Parfouru P. Ор. cit. Р. 444-445). 2. Gène, от лат. сепа — общая трапеза, ключевой обряд у кальвинистов. 3. Местечко близ Витре. 4. Le Noir Ph. Histoire ecclésiastique de la Bretagne depuis la réformation jusqu’à l’édit de Nantes / Ed. B. Vaurigaud. Paris; Nantes, 1851. P. 27.
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА Ле Нуара, велели «задержать девятерых наших». Судя по все¬ му, обошлось без жертв, поскольку о казнях «еретиков» в Рен¬ не никаких сведений не сохранилось. Но с тех пор «министр»1 Кравье более не служил вечерю в Ренне, а перебрался в более спокойное место — в соседний городок Витре, которому суж¬ дено стать «бретонской Женевой». Далее Ле Нуар рассказывает, что летом следующего года в Ренне начались гонения на местных протестантов. Среди прочих был арестован Родольф Мело, один из «старейшин» реформированной церкви, а перед дверями его дома прове¬ ли символическую казнь — в железной клетке сожгли его манекен. Это тот самый медик Мело, который подписал сви¬ детельство о болезни Жанны Ботерель, жены Жиля Бекде- льевра, и был уличен во лжи де Кайдёком. Впрочем, погромы в Ренне были пресечены губернатором Бретани, герцогом д’Этампом, запретившим нападать на кого-либо по причине его веры. Он навел порядок и погасил конфликт между дека¬ ном капитула Ренна и сенешалем Бертраном д’Аржантре, ра¬ нее арестовавшим одного из местных клириков за подстре¬ кательство к беспорядкам. Позиция губернатора была вполне понятной: в его рас¬ поряжении практически не было военных отрядов, а в ус¬ ловиях катастрофической нехватки денег он не мог собрать новую армию, поэтому герцог стремился избегать открытых конфликтов, предпочитая действовать мирными методами. Для этого он использовал свои связи в среде местных дворян1 2, многие из которых симпатизировали кальвинистам. Для нас же интерес представляет тот факт, что Жиль Бекде- льевр, выйдя на свободу, оказался в новой для себя ситуации открытого религиозного противостояния, а его дом благо¬ даря родственникам жены превратился в центр формирую¬ щейся протестантской общины. 1. Буквально — «служитель», так кальвинисты называли выбираемых общиной пасторов. 2. Это показывают материалы Санкт-Петербургской коллекции, опу¬ бликованные в свое время по инициативе А. Д. Люблинской: До¬ кументы по истории Франции середины XVI в. Начало Религиоз¬ ных войн (1559-1560) / Публ. Т. П. Вороновой и Е. Г. Гурари; под ред. А. Д. Люблинской; общ. ред., вступ. слово и примеч. В. В. Шишкина. (Приложение к журналу «Средние века». Вып. 7). М., 2013. С. 222. 132
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? Был ли Жиль Бекдельевр сторонником кальвинизма еще до своего ареста? Принял ли он новую веру, вернувшись до¬ мой? Или, может быть, он оставался приверженцем «веры отцов»? Документы из архива департамента Иль-и-Вилен — по крайней мере те, которые относятся ко времени до середи¬ ны бо-х годов XVI века, — не содержат прямого ответа на эти вопросы. Можно предположить, что влияние Жанны Боте- рель оказалось определяющим. Именно жены дворян и долж¬ ностных лиц были наиболее восприимчивыми к проповедям странствующих эмиссаров из Женевы. Выбрав «истинную религию», они воспитывали в ней детей и постепенно обра¬ щали в кальвинизм своих более осторожных мужей, опасав¬ шихся лишиться званий и должностей1. Любопытные сведения содержатся в знакомом нам Белом кодексе, к которому Жиль Бекдельевр вернулся после заклю¬ чения, хотя уже не делал в нем записи столь часто, как прежде. Там есть упоминание о таком расходе: «9 июня 1565 года моя маленькая девочка (petite grâce) Жюльенна отдана на панси¬ он к господину дю Кравье, министру Реннской церкви, и ему за пансион передано 20 экю». Восьмилетняя дочка была от¬ дана в учение тому самому пастору, который сначала совер¬ шал тайные кальвинистские богослужения в усадьбе Мот-о- Шанселье и в самом Ренне, а затем перебрался на время в Витре. Теперь конфессиональная принадлежность Жиля становится очевидной. Белый кодекс, используемый Бекдельевром исключи¬ тельно как приходно-расходная книга, может пролить свет и на его служебную деятельность. Как мы помним, с 1566 года он был вновь допущен до исполнения обязан¬ ностей лейтенанта по уголовным делам. Хотя должность упразднили, он должен был исполнять свои обязанности до тех пор, пока ему не возместят понесенные им расходы. А поскольку выплаты грозили растянуться на годы, скоро¬ го прекращения службы не ожидалось. Практическая хват¬ ка, которую его враги называли «жадностью», не изменя¬ ла судье. В 1566 году он записал в Белом кодексе: «я продал I. Еще в 1970-х годах Нэнси Рёлкер указала на важную роль женщин в развитии французской Реформации (см.: Roelker N.L. The Appel of Galvinism to French Noble Women in the Sixteenth Century //Journal of Interdisciplinary History. 1972. Vol. 2. P. 391-418). 133
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА тюремщику (geôlier) Ренна 22 пипы бретонского вина из Брея каждая пипа [443 литра] по ю ливров ю су, что дает в сумме 336 турских ливров». Речь шла о виноградниках, оставлен¬ ных Жилю Бекдельевру его дядей по материнской линии в начале 50-х годов XVI века; тогда стоимость этого вина, согласно сведениям из того же Белого кодекса, составляла 4 ливра за пипу. За 15 лет цена выросла в 2,5 раза!1 Не ис¬ ключено, что на цену повлияло служебное положение Жиля Бекдельевра. Судья по уголовным делам обладал достаточ¬ ными рычагами власти, чтобы убедить смотрителя тюрьмы закупить именно его вино в большом количестве и по высо¬ кой цене. Напомню, что «приличные люди» низкосортное бретонское вино не пили, предпочитая анжуйское. У заклю¬ ченных же выбора не было, они платили ту цену, которую им называли. А именно от судьи во многом зависела напол¬ няемость тюрьмы заключенными, а следовательно, и «ем¬ кость рынка»: чем больше человек находилось там, тем устойчивее был доход тюремщика. Однако Жиль Бекдельевр пребывал в должности лейте¬ нанта по уголовным делам не так долго, как можно было предполагать. Вмешались внешние обстоятельства. Первые две религиозные войны почти обошли Бретань стороной — военные действия велись в соседней Нормандии. Ожесто¬ ченные сражения между сторонниками Католической лиги и роялистами будут раздирать эту провинцию позже, в 8о-е и особенно в go-е годы XVI века. Однако тучи над головами бретонских гугенотов сгущались. Во время Третьей религи¬ озной войны (1568-1570) сторонники новой веры были отстра¬ нены от должностей. Сен-Жерменский мир, завершивший эту войну, предусматривал, что представители «так называ¬ емой реформированной религии» сохраняют свои должно¬ сти. Но это положение не распространялось на должности, которые мы сегодня назвали бы «силовыми»: бальи, сене¬ шали и их генеральные лейтенанты, лейтенанты по уголов¬ ным делам (распространение ограничений на последнюю I. Мы знаем о «революции цен» в этот период, но все же в 60-70-х годах XVI века рост цен на хлеб и вино был достаточно плавным, рывок произойдет лишь в последние двадцать лет этого столетия (см.: Junot T. Les bourgeois de Valenciennes: anatomie d’une élite dans la ville (1500-1630). Villenueve d’Arc, 2009. P. 128-129). 134
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? категорию в Бретани потребовало специального постанов¬ ления Частного совета короля1). Лицам, отстраненным от этих должностей, предоставлялась либо денежная компенса¬ ция, либо должность советника в местном парламенте. Ждать денежной компенсации можно было очень долго, поэтому более престижная, хотя, возможно, и менее выгодная долж¬ ность советника парламента Бретани (к тому времени уже переехавшего из Нанта в Ренн) показалась Жилю Бекдельев- ру привлекательнее1 2. Королевское письмо о наделении его должностью совет¬ ника парламента Бретани в Ренне от 23 февраля 1571 года со¬ держало любопытную формулировку: Господин Жиль Бекдельевр, лейтенант по уголовным делам сене- шальства и президиального суда города Ренна, ранее лишенный этой должности исключительно по причине религии, просил нас о предоставлении ему должности советника из числа местных уроженцев (de conseiller original) в парламенте Бретани взамен его должности лейтенанта по уголовным делам3. В этом письме содержится сразу два указания на факты биографии Бекдельевра, которые он не без выгоды для себя сумел использовать. Дело в том, что половина мест в парла¬ менте Бретани отводилась местным уроженцам, чтобы га¬ рантировать соблюдение законов и обычаев края. Парламент Бретани, кстати, в выполнении этой задачи не всегда был на высоте. Так, знакомый нам сенешаль Бертран д’Аржантре, комментатор бретонской кутюмы4, критиковал парламент 1. VaurigaudB. Essai sur l’histoire des églises réformées de Bretagne, 1535-1808. Paris, 1870. T. 1. P. 233. 2. Получение новой должности в 1571 году путем «зачета» денег, упла¬ ченных в 1557 году, не избавляло Бекдельевра от существенных трат. В его бумагах есть указания на понесенные расходы в связи с новой должностью (включая вознаграждение для королевского секретаря, обеспечившего благоприятное прохождение дела, деньги для опла¬ ты курьеров, доставивших королевское письмо в парламент, и проч.). Все вместе превысило V5 часть стоимости новой должности (Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2E В и. Fol. 8). 3. Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2E B 11. (23.02.1571). 4. Bertrandi d’Argentré. Commentarii in patrias Britonum leges, seu Consue¬ tudines ducatûs Britaniae; alique tractatus varii. Parisiis, 1621. 135
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА за нежелание отстаивать бретонские свободы1. Что касает¬ ся Бекдельевра, то он, родившийся в Ренне, вполне прохо¬ дил «по квоте», отведенной для местных уроженцев, а будучи протестантом, он проходил и по «гугенотской квоте», огово¬ ренной статьями Сен-Жерменского мирного договора. Пара¬ доксальным образом оказалось, что быть гугенотом в краю ревностных католиков — довольно выгодное дело. И Жиль, до того времени достаточно скрытный в проявлении рели¬ гиозных предпочтений, начинает активно использовать ар¬ гументы своей конфессиональной принадлежности в судеб¬ ных процессах. Так, 30 апреля 1573 года во время тяжбы в парламенте по по¬ воду своей городской недвижимости Жиль Бекдельевр за¬ явил об отводе Жаку Бедье, генеральному прокурору короля, по причине великой вражды указанного генерального проку¬ рора по отношению к советнику Бекдельевру, поскольку ука¬ занный господин советник придерживается реформированной религии, а указанный Бедье — римско-католической 1 2. Для парламента Бретани, имевшего репутацию доста¬ точно толерантного по отношению к гугенотам судебного учреждения, это был весомый аргумент. Во всяком случае, парламент отказался зарегистрировать письмо губернатора провинции Филиппа-Эмманюэля Лотарингского, герцога Меркёра от 24 августа 1572 года с призывом учинить расправу над протестантами. После Варфоломеевской ночи, когда королевская полити¬ ка по отношению к гугенотам в очередной раз резко измени¬ 1. Это в конце концов и приведет сенешаля в лагерь лигёров. Его «История Бретани...» (Argentré В. d3. L’histoire de Bretaigne, des roys, ducs, comtes et princes d’icelle: l’établissement du Royaume, mutation de ce tiltre en Duché, continué jusques au temps de Madame Anne dernière Duchesse, & depuis Royne de France, par le mariage de laquelle passa le Duché en la maison de France. Rennes, 1588. 2 vol.) была подверг¬ нута строгой цензуре за резкие высказывания в адрес королей Франции. 2. «A cause de son grande iinimité dudict procureur general contre conseiller Becdelievre par ce que Mon. le conseiller est de la Religion Refformé et lecdict Bedier de la romaine» (Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2E B ii. (30.04.1572). Fol. IV—2r). 136
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? лась, Жилю Бекдельевру пришлось все-таки принести клят¬ ву верности католической вере, чтобы сохранить должность советника парламента. Тем не менее в завещании, состав¬ ленном в 1573 году1, он проявляет себя как протестант: в пре¬ амбуле нет обращений к святым и к заступничеству Девы Марии, нет упоминаний о деньгах, пожалованных на помин души, — всего того, что было характерно для завещаний ка¬ толиков. В 1576 году была сыграна свадьба его дочери Жю- льенны, получившей полноценное протестантское образо¬ вание, с представителем дворянского протестантского клана Фрелонов. Но был ли Жиль Бекдельевр непреклонным кальвини¬ стом? Его сестра Роза, монахиня обители Св. Клары в Динане, сомневалась в этом. В 1578 году она пишет уже очень больному брату, предварительно поблагодарив его за 20 франков, пере¬ данных за год до этого обнищавшему монастырю: Господин мой брат, я весьма озабочена, поскольку мне рас¬ сказали о вашей болезни, что вселило в меня великую грусть, ведь я боюсь, что наш Господь Бог повелит вам оставить сей мир. Я умоляю вас пребывать в страхе Божием и в святой вере в Него, по примеру наших добрых родителей. В их примере вы увидите нечто лучшее, чем пребывание в новом законе, что является величайшим несчастьем. И вы знаете, что когда мы умрем, времени на раскаяние у нас уже не будет... Я прошу Го¬ спода дать вам в этом мире возможность заслужить рай в кон¬ це жизни. Но Бекдельевру не суждено было осуществить просьбу сестры. Даже если бы он и захотел вернуться к вере отцов, ему, уже тяжело больному и прикованному к постели, забот¬ ливая жена и новые родственники — ярые кальвинисты — не дали бы такой возможности. К тому же жизнь давно уже развела Жиля с его родными из клана Бекдельевров, кон¬ фликт с ними приобрел всеобъемлющий характер, став кон¬ фликтом социокультурным, политико-конфессиональным, нравственным и главное — имущественным. I. Archive départamentale de Pllle-et-Villaine. 2E В п. Testament de Gilles Becdelievre. Fol. 1-20. 137
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА 5. Семейные коллизии Жиль Бекдельевр, как и подавляющее большинство адвокатов и судей того времени, вел сразу несколько судебных процес¬ сов. Помимо главной тяжбы своей жизни — против сенешаля Бертрана дАржантре и его «партикулярного» лейтенанта де Кайдёка — и вполне обычных конфликтов с арендаторами и соседями1, он судился с родственниками, прежде всего по поводу родительского наследства. Оставшись старшим в семье, Жиль Бекдельевр выступал опекуном сестер и бра¬ та. Он же считался хранителем их доли родительского иму¬ щества. В 1555 и 1556 годах между братьями и сестрами был произведен раздел наследства. Однако позже его результаты были опротестованы младшим братом Жиля Этьеном Бекде- льевром, ставшим со временем советником президиала Ренна, и сестрой Жюльенной, женой судебного секретаря Анн Жа- рара1 2. Процесс растянулся на многие годы, породив великое множество документов: исковых заявлений, договоров о на¬ значении оценщиков (prizeurs), оценке имущества, встречных исков, поручительств прокурорам, соглашений о компенса¬ ции, отводов судей3, протоколов мировых соглашений. В судебных документах можно обнаружить немало упреков со стороны ответчика (Жиля) в адрес истцов (Этьена и Жюльен- ны). Они опротестовали раздел имущества в трудный для Жиля момент, когда он отсутствовал в Ренне, ведя тяжбу в Большом королевском совете против сенешаля Бертрана дАржантре и его «партикулярного» лейтенанта Франсуа де Кайдёка. Процесс имел величайшую важность, поскольку под вопрос была поставлена честь и жизнь, когда вследствие злодейских и злове¬ щих происков указанных дАржантре и Кайдёка была отменена должность судьи по уголовным делам... — 1. Например, процесс по поводу права родового выкупа {retrait lignager) земель семейства Ботерель (Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2Е В 13. 1555-1580). 2. Так она именуется в судебных документах; скорее всего, это был ее второй брак, поскольку у Бекдельевра среди бумаг хранился пере¬ чень расходов на организацию похорон первого мужа Жюльенны. 3. Если истец был советником президиала, а ответчик — советником парламента, то судей, не связанных каким-либо образом с одной из сторон, в Ренне найти было не просто. 138
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? именно поэтому у ответчика не было средств, чтобы удовлет¬ ворить истцов. Более того, он прямо обвиняет родственников в том, что они вошли в сговор с д’Аржантре и Кайдёком, отвлекая ответчика от тяжбы в Большом королевском совете, хотя в таком деле надле¬ жит использовать помощь всех родных и друзей одной стороны для благоприятного исхода, что было бы естественным благом, и как хорошие родственники они должны были бы помогать ука¬ занному ответчику1. Но если отвлечься от обвинений в неблагодарности и вы¬ делить суть дела, то она сводилась к принципу раздела на¬ следства. С точки зрения Жиля Бекдельевра, коль скоро их родители были людьми благородными, владевшими зем¬ лями в благородном держании, то и раздел должен осущест¬ вляться соответствующим образом. Согласно Бретонской кутюме, в дворянских семьях две трети всего недвижимого имущества отходило старшему наследнику, тогда как имуще¬ ство движимое могло делиться в равных долях1 2. Противопо¬ ложная сторона настаивала на том, что отнюдь не все земли родителей находились в благородном держании, а их дядя по матери Пьер д’Оти, контролер Ренна, не имевший детей и передавший земли Жилю Бекдельевру, вообще не имел дво¬ рянского статуса. Следовательно, раздел должен быть не дво¬ рянским, а ротюрным, как у простолюдинов, — земли долж¬ ны делиться поровну. Кроме того, истцы утверждали, что Жиль растратил значительную часть наследства их родите¬ лей, особенно матери, когда управлял имуществом как стар¬ ший в семье. 1. «ses frère et seur ayant intillegence avec esd. d’Argentré et Caheiduc et in¬ sistent pendent absence de deffenduer ils ne cessent de chicaner et plaider led. deffendeur encore que eust employé tous les parent et amys des party pour une chose tant favorable en laquelle si ilz eusssent en aucun bon naturel, ils se doiubtent employer comme bons freres pour ledit defendeur» (Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2E B 13. Procez Gilles Becdelièvre et Etienne Becdelièvre. Contredit à lettre et advertisement. Fol. 2r). 2. Об особенностях «благородного раздела» в соответствии с Бре¬ тонской кутюмой в это время писал все тот же Бернар д’Аржантре (ArgentréB. d\ Advis et consultation sur les partages des nobles de Bretagne. Rennes, 1570). 139
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА На это следовали пространные возражения ответчика. Жиль перечислял свои расходы на содержание семьи: выпла¬ ты пансиона сестрам, отданным в монастырь, расходы на обу¬ чение Этьена Бекдельевра в университетах Парижа и Пуатье; да и вернувшись в Ренн, Этьен еще долгое время жил и столо¬ вался в доме брата (как мы знаем, даже привлекался к ведению «домашних» уголовных процессов). И если речь идет о денеж¬ ной компенсации Этьену, то из нее должны быть удержаны затраченные на него суммы. (Трудно здесь не вспомнить ар¬ гументы Шарля Дюмулена против его неблагодарного брата.) В свою очередь, брат и сестра жаловались в суде, что по¬ стоянные уловки и встречные иски ответчика сделали их процессы «бессмертными», нескончаемыми. Прошло много лет, но они так и не получили ни единой борозды из причи¬ тающейся им земли. Последнее соглашение, от 25 января 1579 года, призван¬ ное положить конец тяжбам и «остаться хорошими братья¬ ми и друзьями», предусматривало сохранение статус-кво: за истцами оставалось то, чем они владели на данный момент, а Жиль Бекдельевр выплачивал им по 200 экю. Но этот до¬ кумент за Жиля из-за болезни подписал его представитель (прокурор)1. Быть «хорошим братом» ему оставалось уже очень недолго. Раздел наследства первой жены Жиля Бекдельевра, Жан¬ ны Жюэль, был утвержден в 1565 году1 2. Оно было поделено на четыре части («лота»): одна отходила старшей дочери Тье- нетте Бекдельевр, участвовавшей в соглашении совместно с мужем Жилем Жюльеном и с его разрешения, а три дру¬ гие — ее в то время еще незамужним сестрам Жилетте, Пьер¬ ре и Оливии, интересы которых представлял отец, «сьёр де Бюри, как естественный хранитель их прав». Трудно сказать, по какому принципу здесь производил¬ ся раздел. Стоимостного итога подведено не было, однако внешне лот, доставшийся Тьенетте, выглядит внушитель¬ нее. Список передаваемых объектов занимает свыше четырех 1. Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2Е В 13. (25.01.1579). Accorde entre Giles Becdelièvre avec Etienne et Julienne Becdelièvre. Fol. 2v. 2. Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2E B 11. (17.03.1565). Partage des héritages de feu mad. Jeanne Juhet entre ses enfants et de seigneur de Buris, son mari. 140
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? страниц (в полтора раза больше, чем в остальных лотах), и среди них указываются и сеньориальные права, и земли в благородном держании, и голубятни1. Этот документ сразу не вызвал споров, но спустя много лет овдовевшая Жанна Ботерель оказалась втянутой в процесс со своими падчерицами и их наследниками по поводу разде¬ ла наследства Жанны Жюэль. Завещание самого Жиля Бекдельевра, составленное в 1573 году, было способно породить еще более острый кон¬ фликт. Прежде всего он выделил треть всего имущества сво¬ ей второй жене Жанне Ботерель. Еще в тревожном для Бекде¬ льевра 1562 году они совершили с ней взаимное дарение всего имущества, сделав друг друга «универсальными» наследни¬ ками1 2. Остальные две трети недвижимого имущества подле¬ жали разделу между детьми Жиля. Но теперь речь не должна была идти о «благородном разделе», дававшем преимущество старшему наследнику. Тьенетта Бекдельевр к тому времени уже умерла, но Жиль напоминает: моя старшая дочь, вопреки моему желанию и невзирая на мой запрет, вышла замуж за человека ротюрного состояния, просто¬ людина, от которого у нее родилось двое детей, Пьер и Жанна Жюльен, дети мэтра Жиля Жюльена, сьера де Бюрьен. Брак их матери с простолюдином лишал их прав на благо¬ родный раздел. Поэтому наследство делилось поровну на пять частей: одну часть получали внуки, остальные приходились на долю Жилетты3, Пьерры, Оливии и Жюльенны Бекдельевр, дочери от второго брака. Найдя способ отказаться от благо¬ родного раздела, Жиль ставил младшую дочь в привилеги¬ рованное положение, ведь помимо своей равной с другими 1. Archive départamentale de Pllle-et-Villaine. 2E В п. (17.03.1565). Partage des héritages de feu mad. Jeanne Juhet entre ses enfants et de seigneur de Buris, son mari. Fol. 5-9. Напомню, что во Франции держать голубей было дворянской привилегией. 2. Это была довольно распространенная практикатого времени, но все же, как правило, такие дарения совершали пары, не имевшие пря¬ мых наследников. 3. Жилетта к тому времени вышла замуж за некоего Жана Квелена, экюйе, сеньора де Кло, то есть дворянский статус нового зятя не вы¬ зывал сомнений.
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА наследниками части, составляющей 2/15, то есть 13% от всех земель, она получала исключительные права на наследование той трети, которая оставалась в неделимой части имущества Жиля и Жанны Ботерель, как единственная их наследница. Иными словами, ее доля повышалась до 46% всей недвижимо¬ сти. Дочь «истинных дворян», племянница виконта, воспи¬ танная в протестантском духе, получала привилегированную часть наследства, что, по всей видимости, и помогло ей выйти замуж за доблестного экюйе Франсуа Фрелона. Гарантом выполнения условий завещания Жиль сделал своего троюродного племянника Франсуа Бекдельевра, се¬ ньора де Буэксик, советника парламента Бретани. Благодаря давним семейным связям он был в равной мере авторитетен и для детей от первого брака, и для протестантов из окруже¬ ния Ботерелей как парламентарий «их круга»1, отличавший¬ ся своей умеренностью в религиозных вопросах. Но и это по¬ средничество не помогло избежать дальнейших тяжб. С середины 70-х годов XVI века Жиль Бекдельевр начинает готовиться к передаче своей должности («резигнации»). Рели¬ гиозные войны все более затрудняли его положение. Несмотря на присягу верности католической вере, трудно было скрывать брак дочери с одним из лидеров местных протестантов. Но дело было не только в этом. Состояние здоровья Жиля ухудшалось. Если обладатель должности умирал, не успев ее кому-нибудь передать, король возвращал ее себе безвозмездно. Для того чтобы передать должность, надо было найти достойного «по¬ купателя»—достаточно богатого и надежного, чтобы гаранти¬ рованно компенсировать расходы, достаточно компетентного, чтобы не вызвать недовольства коллег, и достаточно лояль¬ ного, чтобы получить одобрение властей. Такая кандидатура в конце концов была найдена — это был дальний родствен¬ ник Жиля Бекдельевра Франсуа Бекдельевр, сеньор де Г увел ь, прежде занимавший должность советника президиального I. Напомню, что парламент Бретани отличался терпимостью в от¬ ношении «еретиков» и тех, кто им покровительствует. Это и было аргументом, приведшим вскоре к расколу парламента на «рьяных» сторонников Католической лиги, поддержавших герцога Меркёра, и «умеренных» (сторонников короля) (подробнее см.: La Ligue en Bretagne. Guerre civile et conflit intérnational (1588-1598) / Ed. H. Le Goff. Rennes, 2010). 142
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? суда города Ванна. Договор об уступке должности советника парламента Бретани с уплатой Жилю 6300 ливров и 50 экю был подписан еще в 1577 году. Но процесс передачи затянулся, что стало причиной судебного процесса между Жилем и Фран¬ суа Бекдельеврами. Тем не менее 14 февраля 1579 года новый советник сменил Жиля Бекдельевра в парламентской курии Ренна. Теперь там заседали два Франсуа Бекдельевра—сеньор де Буэксик и сеньор де Гу вел ь. Впрочем, кроме имени у них было мало общего. Преемник Жиля, по иронии судьбы, проявил себя как непримиримый католик и во время раскола парламента Бретани перешел в «лигёрский парламент». Франсуа Бекдельевр де Буэксик, напротив, остался в рядах «роялистского Парламента», бу¬ дучи приверженцем нового короля Генриха IV. Жиль Бекдельевр и его жена торопились не напрасно. В по¬ следний год службы сеньор де Бюри уже не мог появлять¬ ся в парламенте и исполнять свои обязанности. В 1578 году по ходатайству жены ему все-таки было выплачено жалова¬ нье, но подпись на расписке в получении он поставить уже не смог, вместо него расписывалась супруга; на документе сделано характерное замечание: сьёр де Бюри по причине немощи правой руки сочтен неспособ¬ ным поставить свою подпись1. Мэтр Жиль Бекдельевр скончался 2 декабря 1579 года, о чем мы узнаем из пространной посмертной описи его имущества, составленной по просьбе жены. Вдова Жанна Ботерель в 1581 году повторно вышла замуж— за экюйе Робера де Буа, «настоящего» дворянина, сеньора де Буа де Пассе и Сент-Кантен. Для этого брака потребовалось королевское разрешение, поскольку новобрачные находи¬ лись в слишком близком родстве1 2. Ранее такие разрешения 1. «A request dudict sieur de Buris, lequel a raison de débilité de son bras et main dextre a juré ne pouvoir signer». 2. Lettres royaux d’Henri II approuvant le marriage de Robert Dubois, sieur du Bous de Pacé et de Saint-Quentin, veuf de Claude de Montbourcher, avec Jeanne Botterel, veuve de Gilles Becdelièvre, cousine germaine de ladite Claude de Montbourcher, tout deux étant de la RPR. 1581 (Archive départamentale de l’Ille-et-Villaine. 2E B 11). 143
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА запрашивались в Риме, но поскольку оба принадлежали к ре¬ формированной религии, апеллировать приходилось к Ген¬ риху III. К вынужденной эндогамии бретонских дворян-про- тестантов подталкивали внешние обстоятельства — круг протестантов сужался1. Как и следовало ожидать, новобрачные продолжили про¬ цесс против потомков Жиля Бекдельевра от первого брака. Этот процесс сначала велся в президиальном суде города Ренна, затем был передан в Парламент по просьбе Жанны Ботерель и Робера де Буа, которые обвинили президиальный суд в том, что он враждебен к ним из-за их принадлежности к новой вере. Для этого процесса и был составлен подробный перечень имущества Жиля Бекдельевра — как движимого, так и недвижимого. Среди прочего в описи упоминалась ма¬ ленькая серебряная ложечка с крученой ручкой, чтобы кор¬ мить больного2. 6. Итоговые рассуждения о типичном и нетипичном Итак, коллекция документов позволила нам проследить весь путь Жиля Бекдельевра от крестильной купели до ложечки паралитика. Его случай во многом уникален. И вместе с тем все, что с ним происходило, настолько типично, что может быть вставлено в учебники по социальной истории. Если в духе французской истории 50-60-х годов XX века писать рассказ о социальной динамике, то история семьи Жиля Бек¬ дельевра будет служить прекрасным примером: от купцов («почтенных людей», honorables hommes) к тем слоям город¬ ских нотаблей, которых Джордж Хапперт в свое время назвал «городским дворянством» или «французскими джентри», а нотариальные акты обозначают термином «благородный 1. Из описи фонда 2Е В 15 следует, что на сеньорию дю Буа де Пасе, как на имущество протестантов, был наложен секвестр, снятый в 1588 году после того, как владелец принес клятву на верность ка¬ толической вере. В описи 2Е В 12 упомянуты письма Жанне Ботерель от ее родственников, французских гугенотов, бежавших на принад¬ лежащие Англии острова Гернси и Джерси. 2. «petite cuiller d’argent pour servir a ung mallade le manche tourné poisant demy once — 24 s.». 144
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? человек» (noble homme)1, а от них — в круг «настоящего» дво¬ рянства, имевшего древнюю историю, старинные замки, по¬ местья и титулы. Обретя маленький замок, став владельцем королевской должности и породнившись со старинным дво¬ рянским родом, Жиль Бекдельевр порвал со своей семьей и ее традициями, в том числе с традицией семейной памяти, воплощенной в передающемся из поколения в поколение Ко¬ ричневом кодексе. Личная эволюция и семейная коллизия совпадали с соци¬ альным конфликтом, известным по классическим работам об эпохе Религиозных войн. Традиционные городские эли¬ ты распадались: одна часть идентифицировала себя с дворя¬ нами и королевскими чиновниками в ущерб былым связям городской солидарности, другая болезненно на это реагиро¬ вала и искала компенсацию в религиозном рвении, стремясь восстановить утраченное социальное равновесие в городе. В Бретани подобные процессы породили движение Католи¬ ческой лиги. Таким образом, история Бекдельевра была бы востребована в русле классической социальной истории. Новая социальная история внимательнее относится к вну¬ треннему миру и индивидуальному выбору акторов, к их прагматическим целям и риторическим стратегиям. Это не перечеркивает прежнюю картину, но несколько коррек¬ тирует ее. Так, нам становится более понятным влияние Жанны Ботерель на религиозный выбор мужа. Дворянская спесь, возможно, была не чужда Жилю Бекдельевру, но не только это чувство побудило его вставить в свое завещание фразу о недостойном выборе старшей дочерью простолюди¬ на. Риторика служит прагматической цели — обосновать от¬ каз от «дворянского раздела», чтобы в итоге большую часть земли передать дочери от второго брака. Если противники Жиля — де Кайдёк и д’Аржантре — охотно использовали I. Совсем не обязательно они были буржуа, стремившиеся к анобли- рованию. Достаточно частыми до второй половины XVI века были случаи, когда представители городской элиты, владевшие должно¬ стями, сеньориями и землей в благородном держании, на протяже¬ нии нескольких поколений не торопились порывать с привычной городской средой и не стремились подражать «настоящим» дворя¬ нам (см., например: Десимон R, Мий Э., Уваров П. Семейные ценности Спифамов (разрывы и преемственность в парижском линьяже XVI- XVII вв.) // Средние века. 2011. Вып. 72 (1-2). С. 274-305). 145
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА мотив «служения общему благу» (первый ради правосудия разоблачал махинации Бекдельевра, второй отстаивал инте¬ ресы всей Бретани), то сам Бекдельевр никогда не прибегал к этому приему. Он апеллировал к своим нарушенным пра¬ вам, к принципам субординации, к ценностям социальной иерархии (показания свидетелей «низкого звания» по опре¬ делению не заслуживали доверия). В целом его риторика в какой-то степени отражала личностные черты, обусловив¬ шие его выбор,—явное стремление быстро интегрироваться в более высокую социальную группу. При этом он проявлял достаточную гибкость, выбирая нужную роль в зависимости от ситуации: гугенота, урожденного бретонца, католика (или, во всяком случае, человека, способного подтвердить верность католическому исповеданию веры), он мог настаивать на дво¬ рянском разделе наследства, а мог — на ротюрном. Жиль Бек¬ дельевр вел борьбу не на жизнь, а на смерть со своими против¬ никами — сенешалем и его «партикулярным» лейтенантом, но не воспользовался возможностью обвинить их в наруше¬ ниях и злоупотреблениях по другим делам. В первую очередь он отстаивал свои права, а не общие интересы правосудия. Был ли Жиль Бекдельевр настолько алчным, как его опи¬ сывали обвинители? Он был практичным человеком, не упу¬ скавшим выгоду и стремившимся скрупулезно подсчитывать доходы и расходы (вспомним «палочки трудодней», которые он отмечал в бытность свою адвокатом сенешальства). При этом в молодые годы он был впечатлительным, насколь¬ ко можно судить по попыткам вести настоящий дневник, но и в старости, судя по всему, он искренне стремился по¬ мочь своей сестре Розе, монахине из Динана. Можно усмо¬ треть и возрастные черты: в молодости он не только был скло¬ нен к экзальтации, но и любил к месту и не к месту щеголять латынью; со временем латынь уходит даже из его судебных текстов. Но для современников Бекдельевра его судьба вряд ли по¬ казалась бы чем-то исключительным. Автор богатейших по сохранившимся в них сведениям об эпохе «Мемуаров» Клод Атон, священник из города Провена, расположенного на границе между провинциями Шампань и Бри, наверняка с легкостью вписал бы Бекдельевра в свое повествование. Он видел корень бедствий, обрушившихся на Францию, в детях 146
СУДЬЯ ПРОТИВ СУДЬИ: КАК СОХРАНИТЬ ДОЛЖНОСТЬ? купцов и ростовщиков, которые становились адвокатами и скупали судейские должности, чтобы грабить народ. Эти люди были готовы покрывать воров и «еретиков», если это сулило им выгоду. Более того, они и сами становились ере¬ тиками, объединяясь с сельскими дворянами, которые пре¬ вратили свои замки в разбойничьи гнезда и под видом новой религии грабили церкви и честных католиков. Поскольку их покрывали приятели, засевшие в судах, то надежды искоре¬ нить зло просто не было... Но и вполне конкретные факты биографии судьи из бретонского Ренна показались бы Клоду Атону известными. Он сообщает, что король в каждом бальяже, где уже был создан президиальный суд, велел учредить должность лейтенанта по уголовным делам, каковому лейтенанту было положено жалованье в 200 ливров, взимаемое с бедного люда. Для того чтобы купить эту долж¬ ность, надо было заплатить королю сумму в 2500 ливров едино¬ временно. Это и стало причиной, «превратившей судей в воров, за¬ ставляющих именовать себя „господами", но занимающих¬ ся выгодной розничной торговлей тем, что купили оптом». В Провене новую должность купил адвокат Этьен Бурдье. Он карал воров, действующих тайно, но сам грабил в открытую... Первоначально он решил единолично вести все уголовные про¬ цессы и судить их только сам. Но президиальный суд ему в этом помешал. В итоге ему дозволили вести расследование, допраши¬ вать и устраивать ставки свидетелей с преступниками одному, лишь в компании секретаря суда, но все же затем он должен был передавать дело на суд советников1. Клод Атон еще долго будет критиковать уголовного судью за различного рода злоупотребления, подозревая его в пота¬ кании преступникам за деньги (особенно «еретикам»). В на¬ чале 70-х годов XVI века Этьен Бурдье по состоянию здоровья I. Mémoires de ClaudeHaton / Ed. intégrale sous ladir. de L. Bourquin. Paris, 2001. T. 1. 147
КАЗУС 5. БЕКДЕЛЬЕВР ПРОТИВ ДЕ КАЙДЁКА передаст свою должность другому лицу, чтобы самому перед смертью занять должность советника. Как видим, конфликт лейтенанта по уголовным делам с другими судьями президи- ала одновременно разворачивался в двух удаленных друг от друга французских провинциях, да и биографическая канва двух уголовных судей окажется достаточно схожей1. Казус Жиля Бекдельевра на то и казус, чтобы, порождая напряжение нормы, обнажать скрытые от обычного взгляда процессы, являющиеся при этом вполне типичными. I. Mémoires de Claude Haton. T. i. 1558 (52), 1561 (177), 1563 (106, 136). T. 2. 1568 (81), 1569 (9). T. 3. 1574 (39, 40, 142). T. 4. 1582 (56).
Казус 6 Луазель против Сервена. Адвокат против адвоката: как определить, кто основал университет?1 Мы уже много говорили об адвокатах, рассматривая в основном их семейные коллизии, способы разде¬ ла наследства, стратегию социального возвыше¬ ния. Мы изучали нотариальные источники, судебные по¬ становления, иногда свидетельства современников. Теперь обратимся к главному в профессиональной деятельности адвокатов — к судебным речам. В регистрах парламента, как правило, указывались лишь имена адвокатов, в редких слу¬ чаях резюмировалось содержание их речей. К счастью, адво¬ каты начиная со второй половины XVI века все чаще сами публиковали полные тексты своих судебных выступлений как отдельными брошюрами, так и в сборниках избранных речей. Процесс, оказавшийся в центре моего внимания, вели два известных адвоката—Антуан Луазель и Луи Сервен, позабо¬ тившиеся об увековечении плодов своего красноречия. С мая по август 1586 года в Парижском парламенте шел процесс между двумя претендентами на место кюре церкви I. Этот казус был опубликован: Уваров П. Ю. Университет — дочь двух отцов? История как аргумент в суде и средство социальной консо¬ лидации (Париж, 1586) // Люди и тексты: Исторический альманах. 2013. Историческое знание в контексте книжной культуры. М., 2014. С. 183-226; вариант на английском языке: Ouvarov P. Who Founded the University of Paris? A History of a One Sixteenth-Century Lawsuit // History of Education & Children’s Literature. 2014. Vol. 9. N 1. P. 227-250. 149
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА Сен-Ком-э-Сен-Дамиан (Святых Косьмы и Дамиана), распо¬ ложенной в университетском квартале Парижа. С давних пор университет обладал правом патроната над этой церковью, определяя кандидатуры на должность кюре. Когда место ста¬ новилось вакантным, то та из семи корпораций1, которой в этот раз выпадала очередь, номинировала своего кандида¬ та, представляя его ректору. Ректор извещал о нем епископа, после чего кандидат поставлялся на приход, причем согла¬ сие церковных властей, включая папу римского, было фор¬ мальностью. Этот порядок сложился давно, но окончательно укрепился в XV веке в период действия Буржской Прагмати¬ ческой санкции (1438-1516) и долгое время никем не оспари¬ вался. Однако параллельно набирала силу и практика резиг- нации (resignatio infavorem) — передачи владельца церковного бенефиция своей должности другому лицу. В данном случае согласие папы римского было обязательным хотя бы пото¬ му, что подобное деяние могло расцениваться как грех симо¬ нии (святокупства), а отпускать такой грех мог только папа (что он обычно и делал за определенную сумму). Несмотря на всеобщее недовольство, церковных резигнаций меньше не становилось, тем более что параллельно в стране укре- пля лась практика продажи королевских должностей (vénalité des offices), также предполагавшая возможность резигнации должности другому лицу. Спор о приходе: источниковая база Летом 1585 года скончался кюре парижской церкви Сен-Ком- э-Сен-Дамиан мэтр Клод Версорис, теолог, занимавший эту должность свыше полувека. Очередь выдвигать своего кан¬ дидата наступила для германской нации университета. Она назвала имя бакалавра теологии шотландца Жана Амильто- на (Джона Гамильтона). Однако выяснилось, что покойный мэтр Клод ранее свершил резигнацию в пользу мэтра Пьера I. Напомню, что Парижский университет представлял из себя кон¬ федерацию семи корпораций: трех высших факультетов (теологии, канонического права, медицины) и факультета свободных искусств, состоявшего из четырех «наций» (землячеств): французской, пикар¬ дийской, нормандской и германской. 150
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Тенрие, причем этот акт санкционирован папой. Между дву¬ мя претендентами был возбужден процесс в суде первой инстанции — парижском Шатле, и g февраля 1586 года дело было решено в пользу Тенрие. Амильтон, поддержанный университетом, подал апелляцию в высший королевский суд — Парижский парламент. По сути, на кону стоял вопрос о природе университета. Если его основателем является папа, а сам университет ха¬ рактеризуется как церковная корпорация, то решение Свя¬ того престола никак не может быть оспорено. Если же уни¬ верситет основан королем и является корпорацией светской или смешанной (подобно тому, как парламент состоял из со- ветников-мирян и советников-клириков), то постановления папы относительно прав собственности (в том числе и права светского патроната над церковью) не имеют законной силы. Вопрос о происхождении университета переносился в прак¬ тическую плоскость. В Парламенте сторону Амильтона представлял адвокат Луи Сервен, а сторону Тенрие — Антуан Луазель. Забегая вперед, можно сказать, что судьи в итоге склонились на сто¬ рону шотландского теолога, причем, по всей видимости, ре¬ шающую роль сыграл не столько ответ на вопрос о проис¬ хождении университета, сколько выявленные процедурные нарушения, допущенные при резигнации. Однако дело по¬ лучило резонанс именно как «триумф университета». Речь Луи Сервена на этом процессе, а также его ответ («Реплика») Антуану Луазелю были опубликованы сразу же, в 1586 году1. В том же году вышел сборник латинских похвальных речей и стихов в честь участников процесса — судей Барнабе Брис- сона и Ашиля Арле, а также адвоката Сервена, написанных университетскими докторами (прежде всего самим Амильто- ном), а также представителями ведущих парижских универ¬ ситетских коллегий, прославлявших победу университета1 2. 1. ServinL. Plaidoyé de maistre Lois Servin advocat en parlement, pour maistre Jean Hamilton escossois, licencié en la Faculté de théologie, présenté par l’université de Paris, pourveu de la cure de Sainct Cosme & S. Damien. Paris: Adrien Perrier, 1586. 2. Ad amplissimum senatum pro retento Academiae jure in causa Hamilto- nium de nominando curione D. S. Cosmae et Damiani, gratiarum Actio. Paris: Denis Du Pre, 1586.
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА Позже эти выступления несколько раз включались в сбор¬ ники избранных речей Сервена. Но и Антуан Луазель опуб¬ ликовал извлечение из своей судебной речи, дав ему харак¬ терное заглавие: «О Парижском университете и о том, что он является более церковным, чем светским»1; позже этот текст включался в его избранные труды1 2. Процесс запомнился как тем, кто интересовался истори¬ ей университетов (о чем будет сказано ниже), так и ученым- юристам. О нем говорили правоведы, специализирующиеся на судебных постановлениях («арестографы»). Жан Шеню включил речи Луазеля и Сервена (хотя и без его ответной «Ре¬ плики») в число избранной сотни «важных и любопытных вопросов права, разрешенных памятными постановления¬ ми суверенных судов Франции, часть из коих была произ¬ несена в красных мантиях»3. Еще ранее, в 1596 году, об этом процессе упоминалось в издании Луи Шаронда Ле Карона4. Сведения о нем приводились также в сборниках Жана Турне5 и Клода де Ферье6. Прежде чем приступить к анализу речей наших адвока¬ тов, надо обратить внимание на существенное различие 1. Loysel A. De l’Université de Paris et qu’elle est plus ecclesiastique que séculaire. Paris: Abel l’Angelier, 1587. 2. Loysel A. De l’Université de Paris et qu’elle est plus ecclésiastique que séculière // La Guyenne de M. Ant. Loisel, qui sont Huict remonstrances faictes en la Chambre de Justice de Guyenne sur le subject des Edficts de Pacification. Plus une autre Remonstrance sur la Réduction de la ville & Restablissement du Parlement de Paris. Avec l’extraict d’un Plaidoyer de l’Université. Paris: Abel L’Anglier, 1605. P. 346-377. 3. Chenu J. Cent notables et singulières questions de droict décidées par arrests mémorables des cours souveraines de France, parti d’iceux prononcez en robbe rouge. Paris: Jean Fouet, 1603. P. 51-113. То, что не¬ которые из этих памятных постановлений (arrests mémorables) были произнесены в красных мантиях (en robbe rouge), указывало на их важный характер. В особо трудных случаях, когда судьи понимали, что создают важный прецедент, они надевали парадные облачения перед вынесением вердикта. Сборник Шеню выдержал несколько изданий. 4. Le Caron Le Charondas L. Réponses de droict français confirmés par les arrests des cour souveraines. Lyon: Thomas Soubron & Moyse des Prez, 1596. Réponse 195. Livre 7. P. 721-731. 5. Arrests des cours souveraines de France, donnez en matière bénéficiales Jean Tournet. Paris: Pierre Billaine, 1631. T. 2. P. 1269-1273. 6. Ferrier Cl. de. Des droits de patronage et présentation aux bénéfices. Paris: Denis Thierry, 1686. P. 18-21. 152
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА имеющихся в нашем распоряжении источников. Сервен полностью опубликовал содержание своей судебной речи (Playdoyé) и ответа (Répliqué), Луазель же издал лишь извлече¬ ние (Exctraict) из своей речи, по объему уступающее текстам Сервена почти в четыре раза и посвященное практически одному вопросу — происхождению и природе университет¬ ской корпорации. Тексты Сервена изобилуют повторами и затрагивают много аспектов: прославление своего клиен¬ та — шотландца, перечисление заслуг его соотечественни¬ ков перед Францией, описание ошибок и злоупотреблений, допущенных при резигнации Тенрие и Версориса, экскурсы в область бенефициального права и проч. Из пассажей Сер¬ вена, пытавшегося опровергнуть те или иные тезисы своего оппонента, становится ясно, что и Луазель, в свою очередь, атаковал противника сразу по многим направлениям. Од¬ нако он решил не упоминать их в своем «Извлечении», скон¬ центрировав внимание читателей на аргументах историче¬ ского характера. «Речь» Сервена После слов похвалы ректору и заверений в сыновней почти¬ тельности к университету Сервен в своей «Речи» кратко изла¬ гает суть дела. Когда 25 августа 1585 года скончался предыду¬ щий кюре церкви Сен-Ком-э-Сен-Дамиан, уже на следующий день германская нация1, которой выпала тогда очередь за¬ нимать вакантные бенефиции, собралась в зале обители Сен-Матюрен1 2, и прокурор нации назвал ректору имя Жана 1. Некогда эта нация именовалась английской, но во время Столетней войны поменяла свое имя. Шотландцы входили в это землячество в качестве особого «племени» — трибы. Примечательно, что, хотя союз четырех «наций» образовывал факультет искусств, земляче¬ ства продолжали считать своими и тех, кто учился или преподавал на высших факультетах. Так, Амильтон был бакалавром теологии, но номинировался именно как шотландец, член германской нации. 2. Подворье ордена тринитариев располагалось в самом сердце универ¬ ситетского квартала. Свое название обитель получила благодаря расположенной на ее территории часовне Св. Матюрена. Зал этой обители был местом проведения различного родауниверситетских ассамблей. 153
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА Амильтона для поставления его на приход. Ректор предста¬ вил Амильтона архидиакону Жозаса1, и 29 августа викарий парижского епископа произвел его интронизацию. Но этому воспротивился Пьер Тенрие1 2. Сервен перечислил достоинства своего клиента Амиль¬ тона, прекрасно знавшего не только латынь, но и француз¬ ский и снискавшего честь быть наставником будущих кар¬ диналов Бурбона3 и Жуайёза. Он напомнил, что Амильтон был рукоположен в 1581 году в Париже епископом Глазго4, главой шотландских католиков в изгнании, затем воспел «общеизвестную святость шотландской нации». Адвокат дал пространный исторический экскурс, посвященный заслугам шотландцев перед французской короной — от ученых Алку- ина, Иоанна Скотта и других, кто прибыл по призыву Карла Великого и его преемников нести во Францию свет образо¬ ванности, до военной помощи шотландцев в войнах против Англии, подкрепленной династическими союзами. Обосновывая законность права университетского патро¬ ната над приходом Сен-Ком-э-Сен-Дамиан, Сервен возвраща¬ ется в прошлое, напоминая, что в 1345 году между аббатом мо¬ настыря Сен-Жермен-де-Пре и университетом был заключен договор. Университет обладал правами на луг Пре-о-Клер, граничивший с аббатством. Аббат, предпринявший работы по ремонту укреплений своего бурга5, остро нуждался в месте, куда можно было выкидывать строительный мусор и ил из крепостного рва. В обмен за уступленную территорию аббат выплачивал университету небольшую ренту и, «желая оста¬ ваться союзником университета», передал право патроната над тремя церквами, ранее находившимся под юрисдикцией 1. Архидиаконат Парижа в силу своего необычайно большого размера был поделен на две части (менсы). Левый берег и вся территория, располагавшаяся к югу от Парижа, входили в архидиаконат Жозаса, север Парижского диоцеза относился к архидиаконату Дю Мениль. 2. ServinL. Plaidoyé... P. 192. 3. Речь идет, разумеется, не о кардинале Шарле I Бурбоне (1523-1590), а о его племяннике Шарле II Бурбоне, кардинале де Вандом (1562- 1594). См.: Servin L. Plaidoyé... P. 192-193. 4. На самом деле — архиепископом. 5. Нетрудно догадаться, что обновить ров и стены в кратчайшие сроки и не скупясь на расходы требовала неспокойная обстановка Столет¬ ней войны. 154
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА аббата: Сен-Жермен-ле-Вьё, расположенной в Сите, и церк¬ вами левого берега: Сент-Андре-дез-Ар и Сен-Ком-э-Сен- Дамиан. С тех пор университет пользовался правом назы¬ вать свои кандидатуры для поставления на приход самых достойных1. Сервен, как и многие юристы, подчеркивал, что выдвижение кандидатур осуществляет не каждый факультет в отдельности, но университет in corpore*, однако очередность должна соблюдаться строго: сперва представляют три выс¬ ших факультета — теологии, канонического права, меди¬ цины, затем четыре нации — французская, пикардийская, нормандская, германская. Сервен пояснил, каким образом церковь, находившаяся под университетским патронатом, на протяжении трех по¬ колений оставалась в распоряжении представителей семьи Версорисов. Резигнации и обмен бенефициями давали воз¬ можность занимать приход Сен-Ком-э-Сен-Дамиан снача¬ ла доктору теологии Гийому Версорису (с 1524 года), а затем доктору канонического права Клоду Версорису (с 1532 года). Последний, пробыв кюре не один десяток лет, намеревался в дальнейшем передать приход своему племяннику Николя де Люину. Однако тот был еще молод и не обладал должны¬ ми степенями. Поэтому Клод Версорис в 1583 году совершил резигнацию в пользу Пьера Тенрие, кюре сельского прихо¬ да и воспитателя Николя де Люина. Акт резигнации был формально представлен как обмен бенефициями между Вер- сорисом и Тенрие. Очевидно, что впоследствии место кюре церкви Сен-Ком-э-Сен-Дамиан должно было вернуться в руки отпрыска семейства Версорисов. В этом ни адвокат, ни судьи не видели ничего предосудительного, если бы не были на¬ рушены права университета, который на сей раз не извести¬ ли об этой сделке, тогда как и в 1524, и в 1532 году Версорисы получали университетские разрешения на то, чтобы занять приход Сен-Ком-э-Сен-Дамиан. Сервен сообщил, что 17 мая 1583 года прокурор норманд¬ ской нации назвал в качестве кандидата на освободившееся 1 21. ServinL. Plaidoyé... P. 192. 2. Сервен ссылается на правоведов Бальдо и Ребюфи, но об этом в его время писали многие, например Жан Папон: «L’université générale a droit de nommer & non chacune particulière faculté» (Papou J. Secrets du troisième et dernier notaire. Lyon: Jean de Tournes, 1583. P. 134). 155
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА место кюре церкви Сент-Андре-дез Ар (еще одной церкви под университетским патронатом) мэтра Кристофа Обри; следо¬ вательно, теперь занимать новую вакансию выпала очередь германской нации. Право сеньора, осуществлявшего патронат над церковью, выбирать священника для поставления казалось настолько очевидным, что папа, по мнению Сервена, был введен в за¬ блуждение Пьером Тенрие. Не мог понтифик дать ему соиз¬ воление (dérogation)1, как и не мог он распоряжаться чужим имуществом. Право патроната так глубоко укоренилось, что его соблюдали даже в странах, затронутых Реформацией1 2. Но если патроном был, например, аббат или епископ, тог¬ да решение папы было бы непререкаемым. Сервен взялся доказывать, что в данном случае патронат носил светский характер. Для этого он проводит дистинкцию, разделяя пер¬ сональный и реальный (или же личный и вещный) аспекты патроната. Можно ли говорить о церковном характере университе¬ та, воплощенного в персоне ректора? Ректоры выбирались из числа магистров факультета искусств. Даже если некото¬ рые из ректоров и имели тонзуру, принадлежность к церкви не являлась для них необходимым условием. «Мы узнаем из „Книги ректора^3, что в своей торжественной присяге, произ¬ носимой при вступлении в должность, он клянется в том, что будет верно исполнять ее к чести университета и факультета искусств, состоящего в первую очередь из мирян», — пишет 1. Этот термин можно переводить как снисхождение, дозволение за¬ крыть глаза на некоторое небольшое нарушение правил. Сервен на¬ сколько раз возвращается к мысли о неведении папы, ибо понтифик любит школы и образованность и не дает разрешений, которые бы служили в ущерб общему благу, к выгоде частного лица (Servin L. Plaidoyé... P. 201). 2. В Англии лорды, сохранившие верность католицизму, имели право выбирать кандидатуру священника для англиканских церквей, рас¬ положенных в их манорах (см.: Серегина А. Ю. Английские католики и светский церковный патронат // Средние века. 2013. Вып. 74 (1-2). С. 104-123). 3. Так называли сборники копий важнейших грамот или извлечений из них, содержавших важнейшие университетские привилегии и по¬ ложения уставов. Эта книга передавалась от одного ректора к друго¬ му. Подобные книги были и у прокуроров университетских «наций», и у синдиков трех высших факультетов. 156
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Сервен1. Да, ректор клянется отстаивать церковные свободы и поддерживать позицию университета на Вселенских собо¬ рах. Но ведь и король не становится духовным лицом от того, что при коронации клянется быть верным сыном церкви и оберегать ее права. В свою очередь магистры искусств при получении степени клянутся всю жизнь соблюдать привилегии и статуты уни¬ верситета, не выдавать секретов университета, соблюдать мир между «артистами» и теологами и, главное, подчинять¬ ся ректору и прокурорам своих наций. Они не присягают какому-либо церковному иерарху и не дают обета безбрачия. Адвокат приводит современные ему примеры женатых маги¬ стров — преподавателей факультета искусств. Можно найти женатых и среди докторов факультета канонического пра¬ ва, имеющего смешанный состав преподавателей и студен¬ тов. Еще более выражен мирской характер членов факуль¬ тета медицины в результате реформ кардинала Эстутвиля (1453 год), отменившего целибат для медиков. Таким образом, чисто клерикальным является лишь факультет теологии. Хотя и здесь далеко не все приняли священнический сан, он остается церковным, поскольку большинство его составляют клирики. Поэтому Сервен делает вывод о светском характере университета, где на одного теолога приходится пятьдесят мирян, представляющих другие факультеты. Слава, которую теологи принесли Парижскому университету, неоспорима, но для определения характера корпорации адвокат призы¬ вает принимать во внимание множество частей, образующих единство1 2. Конечно, признает Сервен, свобода академических вы¬ боров подтверждена папскими буллами, но это не лишает короля титула отца и покровителя университета. Утверж¬ дать противное было бы бесчестьем для памяти Карла Ве¬ ликого, издавшего столько законов о школах. Всем известно, замечает адвокат, что Людовик Благочестивый продолжал поддерживать школы и сохранил три университета, осно¬ ванные отцом, — в Париже, Падуе и Павии. Сервен пове¬ ствует об особых заслугах Карла Лысого перед Парижским 1. Servin L. Plaidoyé... P. 197. 2. Ibid. P. 198. 157
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА университетом. Упомянув о высокой образованности коро¬ лей Людовика Заики, Карломана II и Роберта Благочестивого, адвокат перечисляет привилегии, полученные университе¬ том начиная с Филиппа II Августа (1200 год). В длинном спи¬ ске королей Сервен выделяет Филиппа V, при котором, «как свидетельствует история», университет пребывал в цвету¬ щем состоянии. При Франциске I и Генрихе II университет был поднят на недосягаемую высоту, получив новые приви¬ легии, подтвержденные и нынешним королем Генрихом III, который «возвышает над прочими тех, кто вскормлен моло¬ ком этой матери». Однако, по мнению адвоката, все слова излишни, коль ско¬ ро университет уже признан решениями парламента свет¬ ской корпорацией. Постановления от 3 июля 1567 года и от 5 сентября 1573 года создают прецедент, ясно указывающий на то, что церковные власти не могут претендовать на права светского патроната1. Обращаясь к «вещному» аспекту тяжбы, Сервен напоми¬ нает, что право патроната можно получить, либо построив церковь на своей земле, либо в результате дарения или об¬ мена (точнее — перемещения по взаимному соглашению, permutatio). В 1345 году аббат Сен-Жермен-де-Пре и ректор университета совершили обмен земли, и папа Климент VI его одобрил. Но даже и без его одобрения сделка являлась законной. Любая церковь по каким-то соображениям (на¬ пример, при необходимости обеспечить защиту от врагов) может уступить права на сбор десятины светскому лицу, и согласия папы на это не требуется. Поэтому никакой си¬ монии в подобном акте Сервен не видит. Вот уже 250 лет университет неоспоримо владеет правом патроната, те же, кто пытается это оспорить, достойны осуждения. Сервен ссылается на прецедент недавнего «постановления, про¬ изнесенного в красных мантиях», согласно которому но¬ вый покупатель земель в королевском домене Шони, две¬ сти лет назад дарованных церкви королем, но проданных I. В одном случае рассматривалось дело о капелле, основанной в мона¬ стыре матюренцев, во втором — о капелле при церкви Сент-Андре- дез-Ар. В обоих случаях папское разрешение не признавалось име¬ ющим достаточно силы, чтобы оспорить права университета. 158
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА теперь по эдикту об отчуждении церковного имущества1, должен вновь платить оброк королю, раз монарху вновь вер¬ нулись старые права на его домен. Ситуация с церковью Сен-Ком-э-Сен-Дамиан аналогична. Ведь король Хильпе- рик некогда подарил свою землю основанному им аббатству Сен-Жермен-де-Пре. После обмена земля и стоящая на ней церковь вновь вернулись к королю — источнику всех при¬ вилегий университета. Никакие «соизволения» папы в дан¬ ном случае не имеют силы, поскольку университет владеет правом патроната не по его милости, а согласно общему праву и соглашению 1345 года. Если же акт резигнации признают законным, это будет оз¬ начать потерю университетом своего права патроната. Сер- вен ссылается при этом на первую часть законов кастильско¬ го короля Альфонса IX, называемых Партидами1 2. Но мы не уступаем испанцам ни оружием, ни благочестием. И наш государь выше других государей как христианнейший, наикатолический король, старший сын апостолической Римской церкви... Однако нам позволено защищать права нашей Церкви и привилегии университета, и, поддерживая их, мы защища¬ ем лишь то, что было подтверждено конкордатами, согласно ко¬ торым папа обещал хранить вольности галликанской церкви, и в том числе привилегии университетов. Меч государя и меч духовный не должны покушаться друг на друга3. В «Речи» Сервена, таким образом, мы можем найти немало аргументов исторического свойства. Чаще всего он апелли¬ рует к общеизвестным представлениям, лишь изредка, что¬ бы использовать непривычный ракурс изложения своих тезисов, обращается к малоизвестным деталям. Рассуждая 1. Во время Религиозных войн французское духовенство дало согла¬ сие на отчуждение части своих доходов и церковного имущества для погашения государственного долга (подробнее см.: Cloulas I. Les aliénations du temporel ecclésiastique sous Charles IX et Henri III (1563-1587) // Revue d’histoire de l’Église de France. 1958. Vol. 44. N 141. p- 5-56). 2. Речь идет о «Семи Партидах» (Siete Partidas) — своде законов ка¬ стильского короля Альфонса IX Мудрого, составленном между 1256 и 1265 годами. 3. Servin L. Plaidoyé... P. 202-203. 159
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА о шотландцах при дворе Каролингов, он, по-видимому, опи¬ рается на Historia Gentis Scotorum Гектора Боэция (1465-1536), шотландского гуманиста, учившегося в Париже и немало сделавшего для процветания Абердинского университе¬ та. В остальном Сервен оперирует элементами универси¬ тетской «доксы», полагавшей Карла Великого основателем университета1. Некоторые подробности интересуют адвока¬ та лишь тогда, когда он разбирает обстоятельства соглаше¬ ния 1345 года, гораздо чаще он опирается на юридические тексты — папские декреталии, «Прагматику Св. Людовика», «Буржскую Прагматическую санкцию», «Семь Партид», тру¬ ды глоссаторов и канонистов, постановления парламента. Доказательство королевского происхождения университе¬ та на этом этапе представлялось Сервену всего лишь одной из задач, притом не самой важной хотя бы в силу самооче¬ видности. «Извлечение» из речи Луазеля Тем смелее представляется демарш Луазеля, по сути впервые открыто поставившего под сомнение «каролингский миф» об основании университета и избравшего главным местом судебного поединка поле исторической критики. Проиграв процесс, он полагал, что по части исторических аргументов победа осталась за ним, иначе бы, наверное, не стал публи¬ ковать извлечения из своей речи. Не расточая ожидаемых заверений в почтительности уни¬ верситету, Луазель начинает с критики расхожей идеи, будто университетская корпорация была основана Карлом Вели¬ ким и поэтому именуется «дочерью наших королей»2 — это, по его словам, не более чем поэтический образ. Ведь если французского короля называют верным сыном церкви, это не означает, что французское королевство основано рим¬ ским папой. Если же говорить о временах Карла Великого, то ни из заметок авторов «Анналов» о соборах, созываемых Людовиком Благочестивым, ни из предисловия к «Житию 1. Lusignan S. «Vérité Garde le Roy». La construction d’une identité universi¬ taire en France (XIIIe — XVe siècle). Paris, 1999. P. 225-246. 2. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. iv. l60
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Св. Германа», посвященного Карлу Лысому, не следует выво¬ да об основании университета монархом. Эти басни, как отме¬ чает Луазель, взяты у Винцента из Бове, жившего в XIII веке. Зато секретарь Карла Великого Эйнхард, ставивший своей главной задачей прославить любовь императора к наукам, ничего про университеты не пишет. Говоря о Алкуине и Пе¬ тре Пизанском, он не упоминает об их роли в создании уни¬ верситета. Невероятно, чтобы Эйнхард не заметил или забыл такое значимое событие. Но почти всегда, когда пытаются доказать древность происхождения той или иной институ¬ ции, не зная ее истоков и истории, обращаются к эпохе Карла Великого. По словам Луазеля, мы можем видеть это на при¬ мере небылиц, подобно происхождению 12 пэров Франции, из которых сделали паладинов императора1. Луазель сразу же демонстрирует новый подход к истории — вместо повторения расхожих истин, привлекаемых в каче¬ стве аргумента в судебном споре, он предлагает комплексное критическое прочтение исторических свидетельств. Указа¬ ние на 12 пэров проливает свет на источник заимствования. Друг и единомышленник Луазеля адвокат Этьен Паскье к тому времени уже опубликовал первый том своих «Разы¬ сканий о Франции», где о пэрах Франции говорилось то же и теми же словами, что и в судебной речи Луазеля1 2. Талантливый юрист, Этьен Паскье был представителем первого поколения историков-эрудитов. Помимо прочих за¬ слуг ему принадлежит слава разрушителя «каролингско¬ го мифа». Он убедительно показывает источник ошибки — компиляцию Винцента из Бове3. Подавляющее большинство исторических аргументов Луазеля можно найти в более раз¬ вернутом виде у Паскье. Значит ли это, что Луазель высту¬ пил в роли компилятора или даже плагиатора? Все не так просто. Ведь первая публикация данного пассажа относит¬ ся к изданию 1590 года, а в дополненном виде «Разыскания» Паскье выйдут лишь после смерти автора. Таким образом, Луазель выступает в роли популяризатора, впервые знакомя 1. Ibid. Fol. 3v. 2. PasquierE. Les recherches de la France, livre premier et secon. Paris: Gilles Robinot, 1581. P. 90. 3. Pasquier E. Les recherches de la France... Augmenté en ceste dernière de trois livres entiers. Paris: Lauren Sonnius, 1621. P. 261, 801.
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА широкую публику с концепцией Паскье. Однако не исключе¬ но, что Луазель мог рассматривать себя в роли соавтора. Оба адвоката не просто дружили, но вели интенсивную перепи¬ ску. В 1602 году Луазель назовет свое произведение «Паскье, или Диалог адвокатов Парижского парламента»1 (к нему мы еще вернемся в конце книги). Университет, продолжает Луазель, вовсе не считает Карла Великого своим святым патроном, только германская нация ежегодно празднует день его памяти, а у других наций име¬ ются свои, более древние покровители2. Отметив, что в Галлии всегда была в чести образован¬ ность, Луазель признает, что в эпоху «первой молодости» церкви императоры занимались управлением школами, равно как и многими другими вещами, которые потом ста¬ нут прерогативой церкви. Однако уже при Хлодвиге забо¬ та о школах находилась в руках церкви, в особенности епи¬ скопов и аббатов, которым мы обязаны сохранением книг, образованности и науки. Не существовало в ту пору иных школ, кроме церковных и монастырских, и потому словом «клирик» именовали любого образованного человека. Ру¬ ководители соборной школы — схоластики — пользова¬ лись особым почетом, часто становились епископами или аббатами. Славу Парижу принесла школа Нотр-Дам, а так¬ же школы при коллегиальных церквах Сен-Жермен-де- Пре, Сент-Оноре, Сен-Мери, Сен-Марсель и особенно школа в Сен-Виктор, обители, основанной регулярными канони¬ ками при короле Людовике Толстом. Она прославилась до¬ бродетелями и знаниями мэтров Гуго, Адама и Ришара. Лу¬ азель вспоминает и об усилиях других магистров, прежде всего Петра Абеляра, благодаря которому, по свидетельству Оттона Фрайзингского, парижская образованность просла¬ вилась во всем христианском мире. Изобилие школ и на¬ плыв все новых ученых привели к созданию «прекрасного 1. LoiselA. Pasquier, ou dialogue des avocats de Paris / Ed. par A. Dupin. Paris, 1844. 2. Так, Св. Гийом считался покровителем французской нации, Св. Ро¬ мен — нормандской, а Св. Николай — пикардийской. При этом амьенская «триба» («племя»), входящая в пикардийскую «нацию», почитала Св. Фримена, а Св. Антоний был патроном Санской «три¬ бы». Однако к середине XVII века Карл Великий стал почитаться как покровитель всего университета. 162
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА большого университета в период правления Людовика Мо¬ лодого». Именно в это время, а не ранее начинается слава Парижского университета, хотя еще не существовало ни ста¬ тутов, ни коллегий, а в школах царил беспорядок. Среди множества профессоров и студентов, представлявших раз¬ личные народы, часты были ссоры и заговоры (Луазель приводит пикантные подробности, цитируя «Хронику» Жака де Витри). Чтобы избежать вражды и распростране¬ ния ереси, решено было объединить всех ученых и учащих¬ ся в союз, создав для них единый устав, регламентирующий одежду, характер лекций, диспутов, похоронных процессий и так далее. Я не сомневаюсь, что решающую роль в этом сыграл Петр Лом¬ бардский, память которого ежегодно отмечают бакалавры теоло¬ гии, собираясь в церкви Сен-Марсель, где он похоронен1. При папе Иннокентии III была назначена комиссия из восьми магистров для редактирования статутов. Это, по сло¬ вам адвоката, не значит, что короли не поддерживали уни¬ верситет. Так, напоминает Луазель, Филипп II причислил студентов к клирикам, распорядившись, чтобы они были под¬ судны только епископу. С тех пор парижские прево клялись представителям университета соблюдать их привилегии. В хартиях можно найти свидетельство того, что Филипп II по просьбе папы Иннокентия III велел обнести стенами квар¬ тал, который будет называться университетским. Итак, подводит итог Луазель, образованностью славился Париж и до Карла Великого, но университет, состоящий из факультетов и «наций», имеющих свои регламенты и стату¬ ты, появился много позже — в конце XII века. Определившись с церковным происхождением универ¬ ситета, адвокат переходит к доказательству его церковного характера. Он заявляет, что главой университета являются теологи, самые давние хозяева парижских школ. «Ибо ка¬ кую бы власть позже ни давали ректору, главные почести I. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 13. Это дословное заимствование y Паскье. Позднее оно же будет воспроизведено в статьях словарей Ла Фюретьера и Треву. 163
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА и слава всегда воздавались теологии»1. Все торжественные акты в жизни университета свершаются деканом теологов, который выступает рядом с ректором, предваряемый своим педелем. Именно декан и есть постоянный ректор, тогда как тот, кто именуется этим словом, «можно сказать, является скорее сновидением, магистратурой, существующей лишь в воображении, чьи полномочия длятся лишь миг, неког¬ да от одного месяца до шести недель, а затем три месяца». Кроме книг по теологии на этом факультете читают книги по физике, диалектике и прочим искусствам, осуществляя их цензуру. Все прочие факультеты подчиняются ему, как члены подчиняются голове. И такой статут, соблюдать кото¬ рый клянутся все профессора и магистры, остается в силе уже добрых триста лет. Большинство из членов университе¬ та — от мэтров искусств до принципалов коллегий — не мо¬ гут вступать в брак. К ним надо прибавить теологов — пред¬ ставителей как секулярного, так и регулярного духовенства: к последним относятся монахи четырех нищенствующих ор¬ денов, а также премонстранты, бернардинцы, теологи из оби¬ телей Мармутье, Бийе, Бланманто, Сент-Круа, Сент-Катрин- дю-Валь-дез-Есколье и другие. На другой чаше весов будут лишь три-четыре декретиста, недавно ставших лиценциа¬ тами, и несколько медиков, которые были освобождены от обета безбрачия «в силу реформации, или, лучше сказать, деформации кардинала Тутвиля»1 2. Таким образом, заклю¬ чает адвокат, очевидно, что большинство членов универси¬ тета— клирики. Но подобные доказательства даже излишни, уверяет Луазель, поскольку студенты считаются клириками еще и в силу ордонансов французских королей, распростра¬ нивших на них все привилегии лиц духовного звания. Уни¬ верситет сохранил эти привилегии, а «наши противники хо¬ тят отобрать их, лишив университетских людей надлежащих 1. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. igv. 2. «reformation ou plutost difformation de Cardinal de Touteville» (LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 20v). Речь шла об университетском уставе, введенном в 1453 году кардиналом Эстутвилем, согласно которому доктора и студенты факультета медицины освобождались от обе¬ та безбрачия. Реформа предусматривала также установление более жесткого контроля светской власти над университетом (отмена пра¬ ва сецессии — учебной забастовки, сокращение количества колле¬ гий, распространение на университет юрисдикции парламента). 164
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА им именований, одежды, головных уборов, а заодно и луга Пре-о-Клер»1. Луазель отмечает, что после понимания юрисдикционного аспекта (в чьей юрисдикции находится университет?) легко будет решить вопрос о том, кому он подчиняется. Верховны¬ ми судьями для всех университетов и их коллегий в большей степени являются епископы и папы, нежели короли и свет¬ ские правители. Что касается Парижского университета, то он признает своим главой только папу. Еще Иннокентий III взял эту школу под свою особую защиту, запретив епископу Парижскому отлучать от церкви магистров и студентов. Далее адвокат перечисляет понтификов, так или иначе регламен¬ тировавших деятельность университета: от Гонория III, за¬ претившего изучение в Париже римского права, до Урбана VI, взявшего под свою защиту ректора Жана Ронса, которого под¬ вергал преследованиям герцог Орлеанский, регент Франции (1381 год). Кроме того, решением Святого престола универси¬ тету было дано право занимать треть от всех вакантных бе¬ нефициев1 2. Итак, университет всем обязан римским папам, во всех своих письмахуниверситет называет папу своей выс¬ шей властью, указывая имя понтифика и год его правления. Университетскими реформами всегда занимался пап¬ ский легат, а отнюдь не светская власть. Ординарным су¬ дьей (судьей первой инстанции) для университета является епископ Парижский, что подтверждено еще ордонансом Фи¬ липпа II Августа. Университет также находится под властью канцлера парижского собора, который, выступая в качестве викария папы римского, силой папской власти дает право магистрам всех факультетов читать и преподавать повсюду, то есть именно папа наделяет магистров их авторитетом3. 1. Вопрос об облачениях магистров и студентов незадолго перед этим рассматривался в парламенте. Дело о Пре-о-Клер отзывалось болью для университетского сознания: в 1557 году попытки отчуждения университетской земли привели к студенческим волнениям, и с тех пор университет готов был отстаивать свою территорию от покуше¬ ний алчных застройщиков. 2. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 22v. По-видимому, Луизель ошиб¬ ся. Регентом в 1381 году был герцог Анжуйский. 3. Речь идет о licentia ubique docendi — самой главной и самой древней университетской степени. Канцлер выдавал ее ex auctoritate apostolica, но по представлению комиссии магистров, экзаменовавших канди¬ дата. 165
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА Когда папа Бонифаций VIII покусился на светские прерога¬ тивы в отношении французского королевства, то, пытаясь добиться своего, он угрожал духовенству и университету, ото¬ звав себе полномочия и статус канцлера университета. Впро¬ чем, вскоре они были возвращены канцлеру Бенедиктом XI. Определенной властью в университете обладают канцлер аб¬ батства Сент-Женевьев и два хранителя апостолических при¬ вилегий1. Луазель приводит мнение президента Гюимье, что вся парижская школа является не просто церковной, но пап¬ ской и апостолической, будучи обязана всеми привилегия¬ ми папе1 2. Что касается ректора, кое-кем именуемого главой универ¬ ситета, он, являясь главным магистратом университета, уже по этой причине должен быть неженатым клириком. Но эта должность, повторяет Луазель, не является столь древней, как должность канцлера. Ректор появляется лишь в конце правления Людовика Святого. Ранее же ректором могли во¬ обще назвать всякого преподавателя, читающего свой курс. Итак, все, кто обладает властью над университетом, суть клирики. Парижский прево, являясь лишь хранителем при¬ вилегий, дарованных университету королем, скорее слуга университета, чем глава. Ведь это прево приносит присягу магистрам и студентам, а не наоборот. Большинство университетских зданий расположены на землях церкви, принадлежащей парижскому капитулу, обители Сен-Виктор, Сент-Женевьев, Сен-Жермен-де-Пре и другим монастырям и коллегиям. Все ассамблеи универ¬ ситета проходят в церковных зданиях: в церкви Сен-Жюльен- ле-Повр, где избирают ректора, в монастыре матюренцев, в коллегии бернардинцев и в других освященных зданиях. 1. Поскольку еще в XII веке парижские школы расположились на ле¬ вом берегу на территории, находящейся под юрисдикцией аббатства Св. Женевьевы, то разрешения на преподавание магистры получали от канцлера этого аббатства. Он сохранил часть этих прав в отно¬ шении магистров искусств и в более позднее время. Хранителей привилегий, дарованных папой, университет выбирал сам, обычно ими были епископы Санлиса и Бове. 2. Президент Палаты расследований парламента Ком Гюимье, жив¬ ший на рубеже XV и XVI веков, был автором «Комментариев к Праг¬ матической санкции и конкордату», часто цитировавшихся позд¬ нейшими юристами. i66
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Свои лиценции магистры получают либо в монастыре Сент- Женевьев, либо в епископском дворце, где и размещалась не¬ когда первоначальная парижская школа. Победы университета в деле защиты церкви Луазель срав¬ нивает с подвигами Геракла. Адвокат начинает описание с по¬ беды над Абеляром, поскольку это произошло в ту пору, ког¬ да «парижская школа пребывала еще в колыбели». Прибыв в Париж не для того, чтобы, как другие, учиться, но чтобы учить самому, Абеляр не только «совратил дочь (sic!) Фульбер- та Элоизу, ученую во всех языках и науках, воистину чудо сво¬ его века и всей французской нации, но начал сеять ошибоч¬ ные мнения»1. Луазель пересказывает историю злоключений Абеляра, подчеркивая роль парижских магистров, которым удалось при помощи Св. Бернарда дважды добиться осужде¬ ния Абеляра — на соборах в Суассоне и Сансе. Далее адвокат вспоминает осуждение Жильбера Порретанского, чью крити¬ ку начали парижские магистры, в особенности Адам с Малого моста (Parvipontanus). Подробнее излагается дело Амори Вен¬ ского, по представлению университета осужденному Инно¬ кентием III. И поскольку осуждение произошло после смерти магистра Амори, то, как повествует история, были вырыты и сожжены его кости. В перечень сражений Луазель включает и конфликт с нищенствующими орденами по поводу права проповеди, сущность которого он, впрочем, излагает весь¬ ма невнятно: «и сегодня, во время торжественных процес¬ сий университета, когда проповедует один из его членов, все остальные проповедники города должны молчать, уступая место их матери и госпоже»—университетской корпорации1 2. Для него важен результат, он явно не желает вдаваться в суть конфликта, в котором папство оказалось не на стороне уни¬ верситета, но обойти молчанием столь важную эпоху было невозможно. Адвокат пытается найти выход из положения, отмечая, что в ту пору произошло много примечательных событий, о каждом из которых можно долго говорить, в осо¬ бенности о полемике с монахами нищенствующих орденов. Она примечательна трудами Гийома де Сент-Амура и его сто¬ ронников, книгой «Сон виноградаря», «ритмами и песнями», 1. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 26. 2. Ibid. Fol. 28 v. 167
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА сочиненными в ту пору1, а также апологией, которую эта шко¬ ла адресовала папе Александру IV. Будучи вписанной в регистры университета, эта апология за¬ служивает того, чтобы показать нам сегодня, с какой мягкостью, милосердием и почтением власти, как церковные, так и светские, принимали участие в спорах по вопросам религии. Без резкостей, оскорблений и насилия, которые свойственны нам теперь, уни¬ верситет подчинился суждению святого отца, взяв нищенству¬ ющих монахов под опеку, распространив на них все свои права и привилегии1 2. Луазель вспоминает о борьбе университета с «Вечным Евангелием»3, отмечая, что об этом важном, но забытом ан¬ налистами деле с большой элегантностью писал Жан де Мён, автор «Романа о Розе». Адвокат приводит оттуда стихотвор¬ ный пассаж, где «Вечное Евангелие» называется чудовищем, от которого погиб бы весь мир, «если бы не надежная стра¬ жа университета, главы христианства»4. К строкам «Романа о Розе», повествующим о быстром распространении опасной книги («в Париже не было ни мужчины, ни женщины, которые не могли бы ее приобрести на паперти Нотр-Дам и переписать, если пожелали бы»), Луазель дает исторический комментарий, 1. Гийом де Сент-Амур, главный противник нищенствующих монахов в Парижском университете, автор полемического трактата Tractatus brevis de periculis novissimorum temporum. О сочинении, написанном во второй половине XIV века, — «Сон виноградаря» (Somnium viridari, Songe du vergier) — еще будет идти речь на этом судебном процессе, а под «ритмами и песнями» следует понимать стихи, написанные в поддержку университета и Гийома де Сент-Амура такими поэтами, как Рютбеф и Жан де Мен. См.: Уваров 77.70. Парижский университет XIII — начала XIV вв. и общественная жизнь средневекового фран¬ цузского города (по франкоязычным университетским произведени¬ ям): Автореф. дис. на соискание уч. степени канд. ист. наук. М., 1982. 2. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 2gv. 3. Introductorium in Evangelium Aeternum — эсхатологический трактат францисканца Герардина, осужденный Александром IV в 1255 году. 4. В современных изданиях этот пассаж выглядит иначе: «.. .университе¬ та, хранящего ключи от христианского мира». Луазель дает элементы текстологической критики: «в некоторых книгах вместо сЛе/'написа- но clef, то и другое почетно для университета и в обоих случаях полез¬ но для нашего суждения о том, какая роль и функция была главной для университета» (LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 29V). I68
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА поясняя, что до начала книгопечатания книги выставлялись на площади перед собором близ епископского дворца. Шестой подвиг университета, как считает парижский ад¬ вокат, относится ко времени противостояния папы Бонифа¬ ция VIII и французского короля Филиппа IV Красивого. Впро¬ чем, Луазель пропускает неудобный для его концепции эпизод, в котором папа, с точки зрения парламента как выразителя королевских интересов, играет неблаговидную роль1. Адвокат лишь отмечает, что когда король Филипп V созвал в Париже депутатов сословий, все принесли ему клятву верности, кроме университета, не имевшего обыкновения присягать светским властям. Луазель вскользь упоминает о коллизиях времен Филиппа VI Валуа с участием Пьера де Кюиньера1 2 и о кни¬ ге «Сон виноградаря» — все это происходило при участии университета, к которому во всех важных делах обращались часто, особенно во времена Карла VI3. Но в это время универ¬ ситет «был судьей и арбитром королей и государей, поучал пап, председательствовал на соборах, стоял у кормила кора¬ бля христианского мира во время схизмы и разделения между папами»4. Все подвиги университета, по мнению Луазеля, но¬ сят духовный характер, и великий ущерб причиняют те, кто относит университет к мирянам. Когда Людовик XI пожелал составить списки студентов, дабы сделать из них солдат, рек¬ тор Гийом Фише этому противостоял столь доблестно, что заслужил похвалу римского папы Пия И. Среди героических деяний университета адвокат называет и сопротивление при¬ нятому королем решению об отмене Прагматической санкции. При Франциске I университет выступал как против новых ересей, так и против Болонского конкордата, отменившего Прагматическую санкцию. Луазель особо выделяет «сраже¬ ние университета против иезуитов». 1. «Le sixiesme combat fut pendant les diferents du pape Boniface hictieme & le Philippe le Bel, lequel nous avons touché cy dessus en parlant du Chancelier de cest Université, & qui est assez vulgaire, qui sera cause que nous n’en dirons rien davantage» (LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 30v). 2. О Пьере де Кюиньере см. в следующей главе. 3. Луазель намекает на вовлеченность университета в политическую борьбу на стороне тех сил, которые в этой борьбе проиграют: от уча¬ стия в восстании кабошьенов и поддержки партии бургиньонов до горячей поддержки англо-французской «двойной монархии». 4. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 32. 169
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА И такие баталии будут вестись всегда, пока миряне хотят сде¬ латься клириками, а клирики мирянами, что приводит к сме¬ шению чинов и состояний, установленных повсюду в христи¬ анском мире, а в особенности в этом королевстве. Университет же, всегда участвуя в делах, более служащих церкви Иисуса, чем мирским заботам, должен считаться скорее духовной корпора¬ цией, чем светской. О церковном характере университетской корпорации гово¬ рит, по мнению Луазеля, и тот факт, что ректор раз в три меся¬ ца возглавляет процессию клира университетских церквей1 на Пре-о-Клер, где «некогда читались проповеди на всех язы¬ ках». Ныне это ушло в прошлое, и «луг клириков загрязнен и осквернен ссорами, драками и поножовщиной». Именно те, кто настаивает на светском характере университета, превра¬ тили его из поля Пал лады в Марсово поле1 2. В торжественных процессиях люди университета шествуют вместе с прелатами, а ректор — следом за епископом. Достаточно указать на обы¬ чай благословения ярмарки Ланди, куда ректор является в сопровождении духовенства университетских церквей3 как «маленький епископ». Возвращаясь к вопросу о юрисдикциях, Луазель отмечает, что Парижский парламент, конечно, может судить дела, свя¬ занные с университетом, но только если речь идет о светском имуществе, переданном благотворителями. В регистрах пар¬ ламента нет постановления, в котором говорилось бы о свет¬ ском характере университета. Напротив, при утверждении новой редакции Парижской кутюмы4 президент Кристоф де Ту выделил университету место среди клириков, между епи¬ скопом и аббатами. 1. Речь идет о церквах, находящихся под патронатом университета, а также о капелланах университетских коллегий. 2. Помимо баталии 1557 года «луг клириков» использовался для про¬ поведей парижскими кальвинистами, а позже превратился в излюб¬ ленное место встречи парижских дуэлянтов. 3. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 30. Речь шла о церквах, находивших¬ ся под университетским патронатом, а также о капеллах коллегий. 4. Это произошло в 1580 году. Под эгидой К. де Ту над новым издани¬ ем кутюмы работали лучшие юристы, в том числе, кстати, и Этьен Паскье. Для утверждения областных кутюм созывалось подобие местной ассамблеи штатов — представителей сословий и чинов. 170
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Воистину, те, кто ради бенефиция с двумя сотнями ливров дохода идет против власти Святого престола, причиняют сво¬ ей aima mater величайший ущерб, желая сорвать с нее драго¬ ценное платье клерикатуры, чтобы переодеть в мирскую одеж¬ ду и, поместив ее под светское ярмо, лишить ее достоинства, свобод и вольностей, которые были ею завоеваны и хранимы на протяжении многих веков1, — так завершает свою речь Ан¬ туан Луазель. Во время военных действий сторона, находящаяся в невы¬ годных условиях, может уравновесить свои шансы, внезапно применив оружие нового поколения. Таким оружием стал но¬ вый метод исторической критики, осваиваемый эрудитами. С помощью Этьена Паскье Луазель разрушал базовые конструк¬ ции «каролингского» или королевского мифа университетской истории, служившего базой для аргументов Сервена. Вдумчивое чтение хроник, памятников университетской поэзии и уставов позволило Луазелю предложить свою версию университетской истории. В этой версии были свои противоречия, и Луазель это прекрасно понимал, ведь иногда университет конфликтовал со Святым престолом, как сам, так и в союзе с королем противо¬ стоя папе. Луазель не фальсифицирует факты, он просто пред¬ почитает умалчивать о неудобном. Его положение было слож¬ ным — приходилось отстаивать папские прерогативы перед парламентом, чьи галликанские симпатии были ярко выраже¬ ны, к тому же и сам Луазель, и его друг Паскье являлись рьяны¬ ми защитниками галликанских вольностей от посягательств Рима. Луазель исподволь демонстрирует приверженность этой позиции. Споря с тем, что своим возникновением университет обязан «шотландским» ученым, прибывшим в Париж при Карле Великом, адвокат приводит любопытное сравнение: Говорить, что шотландцы или ирландцы принесли знание во Францию, все равно как если бы через 500 лет сказали, что иезу¬ иты принесли образованность в Париж из Италии или Испании 1 2. Намек на Общество Иисуса сразу же отсылал к процессу, который университет возбудил против иезуитов в 1564 году. 1. LoiselA. De l’Université de Paris... Fol. 36. 2. Ibid. Fol. 4v.
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА На этом процессе адвокатом университета выступал молодой в ту пору Этьен Паскье. Вспомним, что Луазель отнес борьбу с иезуитами к числу университетских подвигов. Среди этих подвигов — сопротивление Болонскому конкордату 1516 года и отстаивание Прагматической санкции, то есть борьба за ограничение папских прерогатив. Странная позиция для адвоката, эти прерогативы защищавшего! Но надо помнить, что парламентские судьи совсем недавно, в 1580 году, под¬ держали попытку университета добиться от короля отмены конкордата1. Через пятнадцать лет в «Диалоге адвокатов» Луазель уста¬ ми Паскье предложит адвокатам считать своим родоначаль¬ ником Пьера де Кюиньера. Молодежь удивилась: ведь в собо¬ ре Нотр-Дам этот адвокат XIV века представлен скульптурой смешного человечка, о чей нос женщины и дети тушили свои свечки: «Поистине, вы оказываете нам великую честь, желая начать разговор об адвокатах курии с такого молодца!»2 Од¬ нако Паскье объяснил, что такова была месть церкви сме¬ лому адвокату, оберегавшему права короля от папских по¬ сягательств. Именно этот де Кюиньер помянут Луазелем в связи с подвигами университета. Это не случайные ого¬ ворки, опытный адвокат недвусмысленно намекал на нали¬ чие общих ценностей с судьями парламента и, шире, с гал¬ ликански настроенной публикой. «Реплика» Луи Сервена Тридцатилетний адвокат Сервен, в отличие от пятидесяти¬ летнего Луазеля, не обладал ни большим опытом выступле¬ ний в залах парламента, ни опытом занятий историей. Од¬ нако в «Реплике» Сервен концентрирует внимание не только на процедурных ошибках Пьера Тенрие, как обещал в конце своей первой речи. Приняв вызов, он тоже обращается к исто¬ рии, углубляя свои экскурсы и стараясь чаще, чем прежде, приводить доказательства своих положений. Сервен начинает свою «Реплику» с похвалы Генриху III: 1. Ferret P. La faculté de théologie de Paris et ses docteurs les plus célèbres. Epoque moderne. Paris, 1900. T. 1. P. 317. 2. «par un tel galand» (LoiselA. Pasquier ou Dialogue des avocats... P. 22). 172
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Под его предводительством мы надеемся достичь лучшей жизни, он поддерживает среди людей образованность, служащую средст¬ вом от забвения. Он покровительствует словесности, которая за¬ ставляет оживать умерших. Хотя и немая, она оживляет людей и заставляет их говорить. Это его, короля, мы должны признать первым и главным патроном университета1. Оживить умерших — задача, достойная Жюля Мишле1 2, французского историка-романтика XIX века. В какой-то мере Сервен выступает его единомышленником, развивая тезис, что если мы признаем основателем университета кого-ни¬ будь другого, то проявим неблагодарность не только по от¬ ношению к Карлу Великому, «который канонизирован из-за своей святой жизни и память которого мы отмечаем в этом дворце»3, но оскорбим и других королей. И что бы сказал Людовик Заика, если бы он проснулся? Я слышу великого Гинкмара, архиепископа Реймсского, стоящего рядом с ним, сетующего на то, что некто именует университет дочерью еще кого-то помимо короля4. 1. ServinL. Répliqué... P. 205. 2. Широко известен пассаж Жюля Мишле о том, как он приходит в На¬ циональный архив и начинает слышать ропот минувшего. «Эти бумаги были не бумагами, но жизнями людей, провинций, народов <...> все жили и разговаривали, они окружали автора стоязыкой ар¬ мией <...> Спокойнее, господа мертвецы, будем соблюдать очередь, пожалуйста! Все вы имеете право на историю. Индивидуальное хорошо как индивидуальное, общее — как общее <...>. И по мере того, как я вдыхал их пыль, я видел, как они пробуждаются. Они поднимали из могилы кто руку, кто голову, как в „Страшном суде44 Микеланджело или в „Пляске смерти44. Этот наэлектризованный хоровод, который они вели вокруг меня, я попытался воспроизвести в своей книге» (Michelet J. Histoire de France. Livre IV // Idem. Œuvres complètes. Paris, 1974. T. 4. P. 613-614). 3. 28 января отмечалась память Карла Великого, чей культ насаждался со времен Людовика IX. Строго говоря, святость императора можно было поставить под сомнение, поскольку он канонизирован антипа¬ пой Пасхалием III, возведенным на Святой престол волей Фридриха Барбароссы. Рим никогда не признавал этой канонизации. Однако сомнения Рима, судя по всему, не были фактом общественного созна¬ ния во Франции. В противном случае Антуан Луазель использовал бы этот выгодный для себя аргумент. 4. Servin L. Répliqué... P. 205. 173
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА В своих исторических реконструкциях Сервен часто при¬ бегает к доказательству от противного: «Если не университет, то кто?» Гинкмар Реймсский в одном из своих писем, адресо¬ ванных императору Карлу Толстому, пишет о королевских педагогах и просит дать детям Франции справедливых маги¬ стров. Но где их можно было найти, если не в Париже? Перейдем к временам Гуго Капета и увидим, что Роберт, его на¬ следник, был наиболее ученым из всех королей. Кто его сделал таковым? Университет, дочь его отца1. Но помимо такой традиционной аргументации, Сервен в «Реплике» чаще, чем в первой речи, указывает источник своих сведений — сборник Ансегиза, в котором, как отмеча¬ ет адвокат, можно найти законы Карла Великого о школах, из которых родился прекрасный светоч мира—Парижский уни¬ верситет, ... украшенный шотландскими учеными наставника¬ ми, щедро вскормленными божественным милосердием, все это мы читаем у Гагена1 2. Приводит Сервен и свидетельство Бенжамена Наваррца3, восхвалявшего иудейскую школу Парижа, но отмечавшего, как много было ученых в этом большом городе при Людови¬ ке VII. Описав, как около 1150 года в Париж прибыли многие доктора схоластики и сентенциарии4, которые были люби¬ мы и опекаемы королями, Сервен делает вывод, что основа¬ телями и патронами университета был короли, и их следует признать первыми его руководителями. 1. Servin L. Répliqué... P. 206. 2. Робер Гаген (Robert Gaguin, 1431-1501) — генерал ордена матюренцев, историк, представитель раннего французского гуманизма, боль¬ шую часть жизни прожил в Париже. 3. Речь идет о Вениамине Тудельском, еврейском путешественни¬ ке XII века, чей труд был переведен на латинский и опубликован в 1575 году в Антверпене — Benjamini Tudelensis. Itinerarium... ex heb- raico latinum factum Bened. Aria Montano interprete ex officina Christop- hori Plantini. 1575. 4. Сентенциариями назывались бакалавры факультета теологии, до¬ пущенные к преподаванию по книге «Сентенции» Петра Ломбард¬ ского. 174
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА Отвечая Антуану Луазелю на вопрос о начальствующих над университетом, Сервен отмечает, что епископ Париж¬ ский и папа римский являются пастырями в духовных делах, но отнюдь не в делах имущественных. Канцлер не является главой университета, его должность—должность схоластика, то есть каноника, которому поручили руководство соборной школой. В Париже главой университета является исключи¬ тельно ректор, главный во всем, что касается школ и обра¬ зования. Но поскольку ректор — мирянин, то он не может давать благословения, и когда школяры, пройдя испытания, становятся мэтрами и полноправными членами универси¬ тета, их специально представляют духовному лицу — кан¬ цлеру, чтобы он благословил их. Так Сервен разрешил кон¬ фликт, который, как мы помним, разгорелся в 1543 году из-за притязаний канцлера Жака Спифама на верховенство над университетом. Управление школами всегда было прерога¬ тивой ректора, как это зафиксировано в акте 1271 года, зареги¬ стрированном в книге университета. Ректор—лицо светское, его избирают из числа мэтров искусств, он не обязан носить тонзуру. Ректор поддерживает порядок в университете, обе¬ спечивает мир между «нациями», инспектирует коллегии, отстаивает права университета в любом из судов. Но благо¬ словляет ли он ярмарку Ланди? «Этот обычай установился во времена Карла Лысого, сына (sic!) Карла Великого, второго из основателей парижской шко¬ лы, в честь доставленных в Сен-Дени из Аахена реликвий. В первый день ярмарки ректор посещает ее, но не для благо¬ словения, а чтобы подтвердить свое право контроля над про¬ дажей пергамена, поступающего из Парижа и пригородов»1. Если ректор университета — мирянин, так же как и ко¬ роль — глава университета, то что можно сказать о студен¬ тах? Если их и прозывают «клириками», то это еще не дела¬ ет их людьми церкви: некогда так именовали всех христиан. В университете же, как и вообще во Франции, образованные люди любого статуса именуются клириками. Впрочем, Сер¬ вен делает важную уступку: он признает, что некогда, до ре¬ формы кардинала Эстутвиля, людей церкви в университете было много. Но сегодня мирян гораздо больше, чем клириков, I. ServinL. Répliqué... P. 208. 175
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА а о характере корпорации, отмечает адвокат, нужно судить по современному ее состоянию1. Признавая исторические ар¬ гументы Луазеля, Сервен стремится принизить их значение. На патетическую финальную реплику Луазеля Сервен на¬ ходит не менее образный ответ: «Противоположная сторона желает нарисовать портрет своей университетской матери так, чтобы она не была похожа на себя саму». Сервен предо¬ стерегает своих оппонентов от того, чтобы «их краски не ли¬ шили ее образ присущей ей простоты и открытости». Вопреки Луазе лю Сервен считает, что ни папа Александр III, ни тем более Иннокентий III не были основателями парижских школ. Ведь Иннокентий III был современником Филиппа II Августа, а, как свидетельствует Винцент из Бове, в то время изучение наук столь процветало в Париже, что сюда стекались люди со всей Европы, в том числе вследствие почестей, которые им оказывал Филипп Август по примеру своего отца Людови¬ ка VII. Доказательством этому служит привилегия 1200 года, на которую вынужден был ссылаться и сам Луазель. Инно¬ кентий III действительно написал королю несколько писем в поддержку студентов, и Сервен читал эти письма в «Книге ректора». Но и без просьб папы король делал для парижских школ столько, сколько не сделал ни один из государей, бла¬ госклонных к наукам. И Иннокентий III сам признавал, что король является основателем и хранителем университета, издающим ордонансы, упорядочивая отношения между уни¬ верситетом и своим «добрым городом». В качестве примера Сервен приводит выдержку из письма Григория IX от 1217 года, также обнаруженного им в «Книге ректора». Сервен нащупывает уязвимые места в концепции универ¬ ситетской истории, изложенной Луазелем в виде «подвигов Геракла». Нам говорят, что нищенствующие монахи стали членами универ¬ ситета при Людовике Святом. Но утверждать такое можно, только если объявить ложью все истории, написанные в то время, и все регистры Академии, из которых совершенно очевидно, что маги¬ стры университета всех факультетов и наций препятствовали их включению в университет изо всех сил. И несмотря на все успехи i.i. Servin L. Répliqué... P. 209. 176
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА нищенствующих монахов, в особенности Фомы [Аквинского], их ордены так и не были приняты в лоно университета. Не пытались объединить их с университетом и короли. Так не делайте же наш университет нищенствующим!1 Университет имеет много коллегий, основанных короля¬ ми, государями и светскими сеньорами, и даже прелаты ос¬ новывали коллегии за счет доходов сугубо светского проис¬ хождения. Сервен напоминает, что Луазель сам приводит письмо ма¬ гистров, написанное в 1255 году и адресованное папе Алек¬ сандру IV, как образец скромности, мягкости и благочестия, и подчеркивает, что суть письма как раз состояла в жалобе на членов ордена доминиканцев. Они обосновались на улице Сен-Жак, на землях, принадлежащих университету, и затем предприняли много деяний против университета, стремясь захватить как можно больше кафедр. В этом письме к папе Александру IV, скрепленном печатями 4 наций, школяры уподобили университет обломкам кораблекрушения1 2, о чем тоже можно прочитать в «Книге ректора». Далее Сервен излагает историю, обнаруженную им в ру¬ кописи библиотеки обители Сен-Виктор3: в 1431 году папа Евгений IV, поддерживавший нищенствующие ордены, из¬ дал буллу, согласно которой монахи допускались к получе¬ нию лиценции на факультете теологии парижской школы. Но буллу отвергли не только доктора университета, но и бра¬ тья нищенствующих орденов, понимавшие, что они не при¬ надлежат «телу университета». Эта идея отражена в клятве ректора. Адвокат сообщает, что нашел слова этой клятвы «в книге Жана Филессака, который был ректором, когда я впервые занялся этим делом»4. Таким образом, Сервен 1. Servin L. Répliqué... P. 211. 2. «reliques de la dispersion, & bris du naufrage» (Servin L. Répliqué... P. 212). 3. Франсуа Рабле со свойственной ему иронией в VII главе «Пантагрюэ¬ ля» воспел богатства этой библиотеки как кладезя университетской премудрости (Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. М., 1966. С. 187-192). 4. Жан Филессак был избран ректором 24 марта 1586 года. Потом он станет видным деятелем факультета теологии, бессменным дека¬ ном, всегда проявлявшим интерес к университетской истории. Ско¬ рее всего, Сервен ознакомился с хранившейся у него в это время «Книгой ректора». Однако возможно, что речь идет о какой-то иной 177
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА не только усиленно подкрепляет свою аргументацию источ¬ никами, но и отчасти знакомит публику с ходом своих исто¬ рических штудий. Немалую сложность представляло собой приведенное Лу- азелем свидетельство, что университет не принес присягу королю Филиппу V. Здесь Сервен перехватывает у Луазеля приемы исторической критики. О том, что университет не присягнул королю, повествует лишь хроника монаха из Сен-Дени, но другие это не подтверждают, хотя если бы такое странное деяние имело место, оно стало бы извест¬ но всему миру. Сообщение хрониста противоречит всему, о чем он же и пове¬ ствует. Но даже если оно было бы истинным, это не доказывает церковный характер университетской корпорации, в против¬ ном случае университет присягал бы вместе со всем сословием духовенства. Маловероятно, чтобы папа Иоанн XXII, сам француз, хо¬ рошо знакомый с законами королевства, побуждал школя¬ ров к неповиновению1. Если и нашелся бы среди магистров какой-то упрямец, отказавшийся присягать королю, то им мог быть кто-нибудь из сторонников герцога Бургундского, враждебного Филиппу Длинному. Сервен множит исторические примеры пребывания свет¬ ских лиц в университете. Ему особенно важен период середи¬ ны XIV века, когда университет заключил договор с аббат¬ ством Сен-Жермен-де-Пре: в это время в университете учился книге, составленной самим Филессаком, который слыл большим знатоком и любителем университетской истории. В период своего ректорства он одержал победу над корпорацией пергаменщиков, по¬ пытавшихся оспорить права университета на контроль в этой сфере (Du Boullay С. E. Historia Universitatis Parisiensis. Paris, 1673. T. VI. P. 786; CrevierJ. B. L. Histoire de l’Universté de Paris. Paris, 1761. T. 6. P. 382). 1. Сервен с ловкостью привлекает на свою сторону королевского ад¬ воката (представителя интересов короля на данном процессе), вы¬ ступившего в начале слушаний с напоминанием об обязанностях сторон и всех участников процесса уважать королевские прерогати¬ вы. «Я не настаиваю более на этом моменте, поскольку на нем более подробно остановился королевский адвокат, начавший свое высту¬ пление с указания на то, что университет обязан повиноваться ко¬ ролю, выказывая дочернее повиновение» (Servin L. Répliqué... P. 214). 178
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА будущий император Карл IV, король Богемии, ученейший человек, знавший пять языков. Иоанн I, чье правление было несчастливым, искал утешения в словесности, именно он провозгласил Петрарку величайшим поэтом и философом своего времени. Еще большим другом университета был ко¬ роль Карл V, и в сочиненном по его приказу «Сне виногра¬ даря» университету возносится высшая хвала. Ордонанс 1366 года освобождал университет от налогов, пошлин и суб¬ сидий, что, по мнению Сервена, еще раз доказывает, что он не имел церковного характера, иначе бы не понадобились особые привилегии, ведь тогда университет был бы осво¬ божден от налогов, как все духовенство. При Карле VI Жан Жерсон в своей речи называл университет «королевской до¬ черью, матерью ученья, солнцем Франции»1. Сервен намеренно подробнее останавливается на том, что у Луазеля сказано скороговоркой. При Карле VI в 1406 году университет через парламент потребовал подтверждения свобод галликанской церкви. Заслугой университета и дока¬ зательством его процветания при Карле VII служит подписа¬ ние Прагматической санкции в Бурже. Без университета и его воспитанников галликанская церковь была бы погублена, ведь папа Пий II добился согласия Людовика XI на отмену Прагматической санкции. При Франциске I, когда был за¬ ключен Болонский конкордат с папой Львом X, университет отстаивал свое право представлять образованных людей для наделения их вакантными бенефициями. Поэтому заслуги университета касаются прежде всего со¬ хранения галликанской церкви и порядка в королевстве. Что же касается заслуг теологов в борьбе с ересями и схизмати¬ ками, то эту честь им надо разделить с другими факультетами. Не один Геркулес одерживал подвиги, побеждая чудовищ, но мно¬ гие другие не менее доблестные герои1 2. 1. «Vivat rex!» («Да здравствует король!») — знаменитая речь канцлера университета Жана Жерсона, произнесенная в 1405 году перед коро¬ лем Карлом VII. Прославление университета обосновывало право корпорации выступать с инициативами реформ в королевстве. Речь пользовалась популярностью в XVI веке, о чем свидетельствуют ее переиздания в 1500, 1561 и 1586 годах. 2. Servin L. Répliqué... P. 215. 179
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА Возвращаясь к праву патроната, Сервен дополняет свой тезис о том, что земли аббатства изначально принадлежали королю и по соглашению 1345 года был восстановлен их ста¬ тус: они вернулись в руки монарха, то есть Парижского уни¬ верситета, его любимой дочери. Помимо дарения Хильдебер- та, адвокат ссылается на грамоты Карла Лысого, Филиппа II Августа1, Людовика Святого (1270 год) и Филиппа III (1272 год). В последнем случае аббату передавалась юрисдикция над теми землями, на которых построены церкви Сент-Андре- дез-Ар и Сен-Ком-э-Сен-Дамиан. В осуществлении прав, деле¬ гированных королем, университет, таким образом, заменял прежнего владельца. И договор 1345 года никак нельзя на¬ звать незаконной сделкой, сходной по характеру с симонией. Это была не продажа церковного бенефиция за деньги, но об¬ мен прав, имеющих светское происхождение. И если папа сможет назначать кюре в церкви, находящиеся под патронатом университета, то Академия лишится одного из са¬ мых важных своих прав1 2. Решающую роль в победе Жана Амильтона сыграли, по всей видимости, не столько исторические аргументы Сер- вена, сколько доказательства серьезных нарушений, допу¬ щенных Версорисом и Тенрие. Но трудно не заметить, что Сервен в «Реплике» значительно вырос как историк. Он со¬ храняет апелляцию к «здравому смыслу» и порой перегру¬ жает текст риторическими восклицаниями, однако теперь гораздо чаще указывает источники своих сведений: сочи¬ нения историков гуманистического направления, хроники, самые неожиданные свидетельства современников, напри¬ мер Вениамина Тудельского, а также излюбленные тексты университетской традиции — «Сон виноградаря», пропо¬ ведь Жерсона «Vivat rex!» и другие. Сервен уступает Луазелю в искусстве исторической критики и в самой историчности мышления. Но есть у него и козырь — он гораздо лучше оппо¬ нента знаком с собственно университетскими источниками. Он ссылается на «Книгу ректора», подчеркивая, что смотрел 1. Правда, они датированы абсолютно неверно 670 и 1129 годами. 2. Servin L. Répliqué... R 219. l80
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА цитируемые документы сам. Судя по всему, речь шла о свое¬ образном картулярии университета, хранившемся в На¬ варрской коллегии, где, согласно Франсуа де Бельфоре, ав¬ тору описания Парижа, помещалась «сокровищница хартий университета — привилегии и иммунитеты, пожалованные университету»1. Благодаря описи университетских архивов, составленной в 1623 Г°ДУ Николя Кентеном, известно, что булла Григория IX, на которую ссылался Сервен, действи¬ тельно имелась только в «Книге ректора»1 2. Доступ к этому архиву был ограничен, его имели ректор и секретарь {greffier) университета, возможно также прокуроры наций и некото¬ рые другие должностные лица университета. Сервен ссылал¬ ся на Жана Филлесака, ознакомившего адвоката со «своей книгой». Однако это было, когда он готовил свою первую речь, поскольку полномочия Филлесака истекали в мае. От¬ ветную речь Сервен готовил летом, для нее понадобилось тщательное знакомство с документами. Что-то он обнаружил в библиотеке Сен-Виктор, воспетой Рабле. По-видимому, ему был облегчен доступ и к университетским архивам: «Кни¬ гам ректора» и «Книгам прокуроров наций». Если Луазель мог опереться на помощь своего друга Паскье, то кто помо¬ гал Сервену? Луазель был адвокатом Жана Амильтона, выступавшего как частное лицо. Однако его иск был поддержан Парижским университетом. В сборнике Луи ле Карона, составленном че¬ рез десять лет после описываемого процесса, упомянуто, что на процессе помимо Сервена и Луазеля выступал и адвокат Шоар3. Жак Шоар был одним из присяжных адвокатов Па¬ рижского университета {avocetjuré de l’Université), служивший корпорации уже не менее четвери века. Правда, в тех случаях, 1. «C’est en ce collège que se gardent les chartes et trésor de l’université, telles que sont les fondations, libertez, immunitez et privilègez octroyez aux facultez d’icelle. C’est a Navarre que se font la pluspart des distributions et qu’on respecte le lieu comme le principal et plus autorisé qu’on voye entre les collèges de Paris» (François de Belleforest. Cosmographie. Paris, 1575. T. I. p-194)- 2. Bibliothèque de la Sorbonne, MSAU 103, A 20 O: Bulle de Grégoire IX «cette bulle est au livre de M. Le recteur, fol. 8». Эти сведения мне любезно передал Твери Амалу. 3. Le Caron Le Charondas L. Réponses de droict français confirmés par les arrests des cours souveraines. Lyon, 1596. P. 721. 181
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА когда история доносит нам свидетельства о его деяниях, они оказываются не слишком удачными. В 1564 году он не принял участие в процессе университета против иезуитов, предоста¬ вив эту честь Этьену Паскье, в 1570 году безуспешно отстаи¬ вал интересы обладателей университетских степеней, обде¬ ленных вакантными бенефициями в архидиаконате Руана. Его противником тогда был могущественный кардинал Ло¬ тарингский, архиепископ Руанский1, в 1579 году Шоар пред¬ ставлял университет в иске против Рош ле Баифа, медика, сторонника методов Парацельса, и опять неудачно1 2. И только однажды его имя упомянуто в описании процесса, выигран¬ ного университетом, — о предоставлении бенефиция облада¬ телю университетской степени3. Но, во всяком случае, опы¬ та и университетских связей Шоару было не занимать, и он вполне мог помочь коллеге поработать с университетскими архивами. Возможно, Сервен и сам работал с источниками, но обратим внимание, что демонстрировать свои изыскания он стал только после атаки Луазеля. Трудности контекстуализации Было бы упрощением рассматривать процесс Амильтона против Тенрие как столкновение ученой и неученой или на¬ учной и ненаучной точек зрения на проблему происхожде¬ ния университета. Все было гораздо сложнее. Помимо того, что сам процесс способствовал еще большему повышению интереса к университетской истории, очевидно, что по ряду вопросов адвокаты демонстрировали наличие консенсуса. Оба делали все возможное, чтобы подчеркнуть свою предан¬ ность университету, желание наилучшим образом защитить его привилегии и подчеркнуть его роль в истории страны 1. CrevierJ. L. В. Ор. cit. Р. 181, 251. 2. См.: Kahn D. La Faculté de médecine de Paris en échec face au paracelsisme: Enjeux et dénouement réels du procès de Roch Le Baillif // Paracelsus und seine internationale Rezeption in der frühen Neuzeit. Beitrage zur Geschichte des Paracelsismus / Hrsg. H. Schott, I. Zinguer. Leyden, 1998. P. 161-162. (Brill’s Studies in Intellectual History; Vol. 86). Любопытно, что на стороне Роша ле Баифа умело выступал Этьен Паскье. 3. Louet G. Recueil de plusieurs arrests notables du parlement de Paris. Paris, 1712. T. 2. P. 384. 182
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА и всего христианского мира. Оба демонстрировали привер¬ женность галликанским вольностям церкви, согласие по по¬ воду важнейших вех университетской истории, ссылались на один и тот же авторитетный набор памятников универси¬ тетской культуры («Роман о Розе», «Сон виноградаря», про¬ поведи Жерсона). Но именно эта общность взглядов мешает вынести соци¬ ально-политический диагноз рассмотренной коллизии, впи¬ сать ее в «большой исторический нарратив», как того требуют каноны социальной истории. Если одна сторона выступает с идеей приоритета папы в университетских делах (назовем сторонников этой точки зрения «папистами»), желает сделать всех студентов и маги¬ стров клириками, а другая настаивает на том, что король — источник всех благ в университете, и на секуляризации университетской жизни (назовем сторонников этих идей «роялистами»), если мы знаем, что в Париже плетет сети за¬ говора Католическая лига и через два года вспыхнет мятеж, в ходе которого король будет отрешен от власти лигёрами, то, казалось, мы с легкостью можем предсказать политическое будущее наших «папистов» и «роялистов». Но реальная история полна неожиданностей. Жан Амиль- тон, прославлявший королевскую щедрость, станет одним из самых непримиримых лигёров. Он — единственный из вождей Лиги — попытается организовать сопротивление вступившему в город Генриху IV в марте 1594 года и в числе не¬ многих, вопреки амнистии, будет навечно изгнан из страны1. Впрочем, в компании лигёров-изгнанников окажется и Кри¬ стоф Обри, упомянутый Сервеном в первой речи; он станет кюре церкви Сент-Андре-дез-Ар по представлению норманд¬ ской нации университета в 1584 году. Признание королевской супрематии над университетом отнюдь не предполагало, та¬ ким образом, устойчивости роялистских симпатий. Париж¬ ский университет вынесет в начале 1589 года постановление о законности свержения «тирана Генриха Валуа»—того само¬ го Генриха III, хвала которому возносилась в рассмотренных нами судебных речах. I. Подробнее см.: Descimon RRuizIbânezJ-J. Les ligueurs de l’exil: Le refuge catholique français après 1594. Paris, 2005. 183
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА О судьбе Тенрие мне ничего не известно, но «папист» Луа- зель, как и его друг Паскье, покинут лигёрский Париж и свя¬ жут судьбу с парламентом, собранным королем в Туре из числа парижских беженцев. В дальнейшем Паскье и Луазель станут непримиримыми борцами с «духом Лиги» и горячими приверженцами королевского галликанизма. «Роялист» Луи Сервен действовал на стороне Лиги на Генеральных Штатах в Блуа в 1588 году. Впрочем, особого успеха среди лигёров он не снискал, по-видимому, сказалось то, что в прошлом он был протестантом1. Примкнув к королевскому лагерю, он получил должность королевского адвоката в новоиспечен¬ ном Турском парламенте (точнее, в Парижском парламенте в изгнании) и сохранил свою должность после возвращения парламента в Париж. Его экскурсы в университетскую исто¬ рию не прошли даром — в качестве королевского адвоката он участвовал в уже упомянутой нами реформе университе¬ та в 1598 году. Выступая как страстный противник иезуитов и защитник галликанизма, Сервен навлек на себя гнев Свя¬ того престола. Во время lit de justice Людовика XIII в парла¬ менте 19 марта 1626 года королевский адвокат Сервен подал королю ремонстрацию с жалобами по поводу введения но¬ вых налогов. Это вызвало столь сильный гнев короля, что Луи Сервен в тот же день скончался, не перенеся потрясения. Подобные жизненные траектории выглядят парадоксаль¬ ными только для тех, кто предпочитает читать историю с конца. Тогда же, в 1586 году, политические страсти еще не за¬ глушили ни профессиональных забот адвокатов, ни привер¬ женности их к тому самому широкому консенсусу. Твери Амалу хорошо показал, каким образом борьба за со¬ хранение привилегий (города, корпораций, университета) против все возрастающих посягательств со стороны коро¬ левской власти органично вписывалась в движение Лиги, рассматриваемое как реакция традиционных социальных I. Клод Сервен — отец (по другим сведениям — дядя) нашего адвока¬ та — был ярым гугенотом из окружения Жанны д’Альбре. Именно он возбудил процесс в Женеве против Жака Спифама, бывшего кан¬ цлера Парижского университета и бывшего епископа Неверского, знакомого нам по университетской коллизии 1543 года. Мир геро¬ ев нашей книги был тесен (см.: Marchand P. Dictionaire historique, ou Mémoires critiques et littéraires. Paris, 1758. T. 2. P. 257). 184
АДВОКАТ ПРОТИВ АДВОКАТА структур на разрушительные социально-политические ин¬ новации1. Эти инновации виделись и во все разраставшей¬ ся практике продажи королевских должностей (vénalité des offices), но и в практике семейных резигнаций должностей церковных. Отметим, кстати, что Луазель, судя по замечани¬ ям Сервена, вовсе не брал под свою защиту клан Версорисов, считавших церковь Сен-Ком-э-Сен-Дамиан своей собствен¬ ностью, но представлял Тенрие стороной, пострадавшей от своекорыстия предыдущего кюре. И когда тот же Луазель пу¬ скается в морализаторство по поводу нравов, царящих ныне на Пре-о-Клер, или настаивает на придании университет¬ ской среде исключительно клерикального характера и под¬ черкивает успехи университета в искоренении ересей, как прошлых, так и настоящих, он действует вполне в духе ожи¬ даний парижского общества времен Контрреформации (или, как говорят сейчас, эпохи конфессионализации)1 2. Если и искать в материалах процесса 1586 года зерна бу¬ дущих коллизий, то речь надо вести о конфликте факульте¬ та теологии с факультетом искусств, декана с ректором или, если употреблять метонимию, Сорбоннской коллегии с кол¬ легией Наваррской. Скрытое соперничество, до поры засло¬ няемое общей борьбой с протестантами, с иезуитами, с ко¬ ролевскими покушениями на академические привилегии и на университетскую собственность, с попытками провести радикальную реформу коллегий, выльется в открытый кон¬ фликт в середине XVII века. И оружием в этом конфликте будет история. Тьери Амалу предполагает, что ради этого ректоры и решили составить опись университетских архивов, а университетский секре¬ тарь С. Э. Дю Буле предпринял свой гигантский труд — ла¬ тинскую шеститомную «Историю Парижского университета» 1. Amalou T. Entre réforme du royaume et enjeux dynastiques. Le magistère intellectuel et moral de l’université de Paris au sein de la Ligue (1576-1594) // Cahiers de recherches médiévales. 2009. Vol. 18. P. 145-166. 2. И это отражение духа времени. См.: Verger J. Les universités françaises au XVe siècle: crise et tentatives de réforme // Cahiers d’Histoire. 1976. Numéro spécial: Éducation et Culture. P. 61-62; Du Boullay С. E. Op. cit. P. 797. В октябре 1589 года Жан де Маньян, представитель француз¬ ской «нации» в Парижском университете, потребовал запретить право преподавания всем тем, кто не принадлежит к духовенству (Du Boullay С. E. Op. cit. Р. 803). 185
КАЗУС 6. ЛУАЗЕЛЬ ПРОТИВ СЕРВЕНА (.Historia universitatisparisiensis). Первый том, насчитывающий около тысячи страниц, посвящен периоду до XII века, тем самым доказывая древнее, каролингское происхождение университета. Кстати, в середине XVII века Карл Великий уже считался покровителем всего Парижского университета, а не только его германской «нации»1. Теологи противопоставляли этому хорошо аргументиро¬ ванную концепцию эрудитов. В первом французском энци¬ клопедическом словаре А. Ла Фюретьера, опубликованном в 1690 году (хотя работа над ним велась с середины XVII века), в статье «Университет» приводятся обе версии происхожде¬ ния Парижского университета. Но предпочтение явно отдает¬ ся датировке Паскье. В начале XVIII столетия пассаж Ла Фю¬ ретьера был дословно воспроизведен в иезуитском «Словаре Треву». Судя по всему, именно словари, а не речи адвокатов и не труды ученых обеспечили эрудитской версии перевес в общественном мнении. Преемник Дю Буле, также служивший секретарем универ¬ ситета, Ж. Л. Кревье в 1761 году опубликовал по-французски шеститомную «Историю Парижского университета», предна¬ значенную для широкой публики. Как и положено «артисту», Кревье начинает отсчет истории университета со времен Кар¬ ла Великого. Но если в издании Дю Буле, чтобы добраться до XII столетия, надо было прочитать весь солидный том infolio, то в «Истории...» Кревье читатель оказывался в XII веке уже на 8о-й странице малоформатного издания. В этом также можно усмотреть косвенное признание торжества эрудит¬ ской точки зрения. Верил ли сам Кревье, вполне профессиональный историк, в каролингское прошлое университета? Верил ли в старую ле¬ генду Луи Сервен, знакомый с трудами эрудитов? Возможно, что и нет. Но и для Сервена, и для жившего два века спустя Кревье задача установления выверенной исторической даты отступала на второй план перед необходимостью укрепить миф о происхождении университета, коль скоро он лежал в основе корпоративной идентичности. В XXI веке многие историки поступают примерно так же. I. И сегодня бронзовая конная статуя императора в Сите, стерегущая подходы к Малому мосту, который ведет в Латинский квартал, также может восприниматься как дань университетской традиции.
Казус 7 Диалог адвокатов. Адвокаты против магистратов: как сохранить честь профессии?1 Парижских адвокатов обидели, ю мая 1602 года дисци¬ плинарная комиссия Парижского парламента (Мер- куриал) издала регламент, предписывавший строго исполнять статью 161 королевского ордонанса, изданного в Блуа. Согласно этой принятой еще в 1579 году, но не испол¬ няемой норме, адвокаты и прокуроры в конце каждого до¬ кумента, составленного ими для клиентов, должны были указывать точную сумму, полученную в виде оплаты. В про¬ тивном случае получение денег расценивалось как взятка. Несогласные с регламентом вычеркивались из списков пар¬ ламента и лишались права на адвокатскую практику. Ини¬ циатором этого постановления был король, которому пожа¬ ловались на непомерные аппетиты парижских адвокатов. Вскоре 307 адвокатов, собравшихся в зале консультаций, еди¬ ногласно постановили отказаться от исполнения своих обя¬ занностей на таких условиях. Во главе со своим предводите¬ лем (bâtonnier) Дю Амелем они попарно входили в секретариат курии, сдавали колпаки и заявляли, что оставят профессию адвоката, дабы сохранить свою честь. 21 мая 1602 года дея¬ тельность парламента была остановлена. Через две недели, 4 июня, в парламент поступило письмо (lettre patent) короля, I. Опубликовано: Уваров П. Ю. «Ordo advocatorum» в поисках своих героев: сочинение Антуана Луазеля и забастовка в Парижском пар¬ ламенте в мае 1602 г. // Средние века: Исследования по истории Средневековья и раннего Нового времени. М., 2013. Вып. 74 (3-4). С. 263-289. 187
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ предписывавшее возобновить работу палат, отложив вы¬ полнение спорной 161-й статьи ордонанса из Блуа до особого распоряжения. Особого распоряжения так и не последовало. Забастовка адвокатов увенчалась успехом. Тогда же Антуан Луазель написал любопытное сочинение «Паскье, или Диалог адвокатов Парижского парламента»1, составленное в стиле диалога Цицерона «Брут, или О зна¬ менитых ораторах». Диалог разворачивается в мае 1602 года, когда молодые и старые адвокаты Парижского парламента, пользуясь вынужденным простоем, вели приватные бесе¬ ды о судьбах их «сословия» (ordo). Среди старших — Антуан Луазель, ведший повествование от первого лица, Франсуа Питу и Этьен Паскье, занявший должность королевского ад¬ воката Счетной палаты, но имевший полувековой стаж ад¬ вокатской практики. Молодежь представлена двумя сыно¬ вьями и племянником Луазеля и двумя сыновьями Паскье. Обменявшись мнениями о причинах сложившейся ситуа¬ ции, адвокаты обращаются к Паскье, старейшему адвокату и автору «Разысканий о Франции»1 2 3, с просьбой поделить¬ ся своими знаниями об истории парижской адвокатуры (barreau)*. Паскье соглашается с оговоркой, что не будет го¬ ворить о ныне живущих. Его рассказ, дополняемый репли¬ ками слушателей, растягивается на три дня, охватывая пе¬ риод с древнейших времен до конца XVI века. Композиция повествования проста: Паскье и его собеседники вспоми¬ нают одного за другим своих предшественников, наделяя их краткими характеристиками. И в этом автор следует за Цицероном, который также в беседе с Брутом перечисляет 1. Здесь и далее приводятся цитаты по изданию: LoiselA. Pasquier ou Dialogue des avocats du Parlement de Paris / Éd. par A. Dupin. Paris, 1844. «Диалог...» был впервые опубликован после смерти Луазеля: LoiselA. Divers opuscules tirez des mémoires de M. Antoine Loisel. Paris, 1659. Он переведен на русский язык В. Ф. и Е.Ю. Бухарковыми и включен в антологию: Профессия адвоката: Сборник работ о французской адвокатуре / Сост. А. В. Поляков. М., 2006. С. 62-142. 2. Pasquier Е. Les Recherches de la France. Revues et augmentées de quatres livres. Paris, 1596. 3. Barreau переводится словарями как «адвокатура», что верно лишь отчасти, хотя бы потому, что этим словом обозначали иногда и про¬ куроров. Первое значение — «барьер» (в виде перил с балясинами), за которым располагались скамьи адвокатов и прокуроров. 188
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ имена двухсот известных римских ораторов, стараясь ска¬ зать несколько слов почти о каждом1. Порой, отталкиваясь от конкретных примеров, участники разговора пускаются в пространные рассуждения об особен¬ ностях адвокатской профессии. Понятно, что число упомя¬ нутых адвокатов стремительно нарастает к концу повество¬ вания. Весь последний день описанных в «Диалоге...» бесед Паскье и его собеседники посвящают тем адвокатам, кого они знали лично. Луазель не выступал в роли стенографиста, но реплики «Диалога...» выстроены вполне правдоподобно, с намеком на психологическую достоверность (молодые склонны гром¬ ко возмущаться, старшие более рассудительны). В центре «Диалога...» — судьбы адвокатов Парижского парламента, рассмотренные в качестве особого ordo — сословия, чина. Ordo advocatorum представляет особый интерес как объект для изучения того, как формировалась социальная идентич¬ ность профессиональной группы. История этой группы ухо¬ дила корнями вглубь веков, а сама она обладала рядом черт средневекового братства. Адвокаты парламента совместно с прокурорами образовывали конфрерию Св. Николая. 9 мая они устраивали торжественные шествия в честь своего свято¬ го покровителя, и во главе процессии шел предводитель брат¬ ства — батонье (жезлоносец), который нес жезл или хоругвь Св. Николая. После этого устраивался торжественный обед, и тем, кто на него не явился, грозили строгие кары. Братство имело свою кассу для организации церковных служб в честь святого патрона и свой «ящик для бедных»1 2. Группа была до¬ статочно сплоченной, ориентированной на постоянное взаи¬ модействие: по роду деятельности адвокаты тесно общались друг с другом, и критерием их успеха была репутация, осно¬ ванная на мнении коллег. Как мы уже поняли, адвокаты от¬ нюдь не относились к «немотствующему большинству». Не¬ которые из них были авторами сочинений юридического, политического и историко-литературного характера, многие публиковали свои судебные речи, большинство из них даже 1. Цицерон. Брут, или О знаменитых ораторах // Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве / Под ред. М. Л. Гаспарова. М., 1972. С. 130-204. 2. Delachenal R. Histoire des avocats au Parlement de Paris, 1300-1600. Paris, 1885. P. 42-50. 189
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ в своих нотариальных актах (завещаниях, брачных контрак¬ тах, дарениях и др.) проявляли особое красноречие. Таким образом, источников для изучения самосознания парижских адвокатов достаточно. Но эта группа не являлась корпорацией. Адвокаты не при¬ носили взаимной присяги, не составляли юридического лица, у них не было своего устава, и даже внешние границы этой общности с трудом поддавались определению. В соци¬ ально-культурном отношении адвокаты не слишком отли¬ чались от магистратов — владельцев судебных должностей и до поры не противопоставляли себя им. Однако в конце XVI — начале XVII века обстоятельства сложились так, что адвокаты были вынуждены всерьез задуматься о своем само¬ определении, о своей социальной роли и о месте в обществе. Забастовка адвокатов и текст «Диалога...» были подвер¬ гнуты анализу в статье израильской исследовательницы Мириам Ярдени1. Будучи близка к только входившей в силу «новой социальной истории», она предложила достаточно цельную интерпретацию, согласно которой и сочинение Луа- зеля, и сама забастовка стали итогом социальных процессов «большой длительности», внезапно осознанных адвокатами. Долгое время адвокатура была основным путем продвиже¬ ния к судейским должностям. Чтобы занять должность со¬ ветника парламента, королевского адвоката или прокурора, президента одной из палат, требовалось не только юридиче¬ ское образование, подкрепленное ученой степенью, но и ад¬ вокатский стаж. Молодые, да и пожилые адвокаты ежедневно посещали Дворец правосудия, присутствовали на судебных заседаниях, обсуждали речи коллег, обменивались мнени¬ ями по вопросам процедуры и юриспруденции. В идеале успехи адвоката должны были обратить на него внимание монарха, и тот мог выбрать его в качестве королевского про¬ курора или одного из королевских адвокатов. В любом слу¬ чае, зарекомендовав себя выступлениями в суде или просла¬ вившись учеными консультациями, адвокат рассчитывал i.i. Tardeni М. L’Ordre des avocats et la grève du barreau Parisien en 1602 // Revue d’histoire économique et sociale. 1966. Vol. 4. P. 481-507. Позже текст статьи был включен автором в разные сборники, например: Tardeni М. Enquêtes sur l’identité de la «Nation France» de la Renaissance aux lumières. Paris, 2004. P. 195-217. I90
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ на получение места «по ту сторону барьера», став судьей либо в одной из палат парламента, либо в иной суверенной ку¬ рии, в крайнем случае — в провинции. Кто-то так и оставал¬ ся всю жизнь адвокатом, но это до поры до времени не рас¬ сматривалось как карьерный провал. При этом практика продажи должностей существовала давно1. Однако об этом в парламентской среде предпочитали не говорить. До само¬ го конца XVI века новоиспеченный судья приносил присягу, в которой, помимо прочего, клялся в том, что не приобрел должность за деньги. Такой же «фигурой умолчания» остава¬ лись размеры гонораров адвокатам и прокурорам, хотя обще¬ ственное мнение постоянно негодовало по поводу алчности судейских. Напротив, сами адвокаты склонны были подчер¬ кивать публичный характер своей деятельности. И в идеа¬ ле, как считал, например, королевский адвокат Ги Фур де Пибрак, адвокатам стоило бы назначать государственное жалованье. В XVI веке магистраты и адвокаты составляли единую со¬ циальную среду, связанную семейными узами, общностью культуры, образа жизни1 2. Тем более нелицеприятной стала открывшаяся истина: чтобы стать советником парламента, надо было либо приходиться сыном (племянником, зятем) владельцу должности, либо быть настолько богатым, что¬ бы приобрести вакантную должность. Адвокатский стаж, раньше бывший хоть и не достаточным, но все же необхо¬ димым атрибутом карьерного роста, превратился в пустую формальность. Современники отмечали, что важным рубежом стал 1596 год, когда из текста клятвы при вступлении советни¬ ка в должность были изъяты слова о том, что он не приоб¬ рел ее от кого-либо за деньги3. Судьи на глазах становились «дворянством мантии», а адвокаты приближались к миру 1. Алтухова Н. И. Продажа должностей во Франции в свете «Инвентаря квитанций на должности» 1578 г. // Средние века. М., 2008. Вып. 69 (2). С. 59-76. 2. Особый социально-культурный облик этой группы в свое время был удачно показан в работе Дж. Хапперта: Huppert G. Les bourgeois gentilhommes. An Essay on the Définition of Elites in Renaissance France. Chicago, 1977. 3. Falconet C. Essai sur le barreau grec, romain et franois et sur les moyens de donner du lustre à ce dernier. Paris, 1773. P. 190.
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ представителей «технических профессий», к обслуживаю¬ щему персоналу. Злополучное постановление Меркуриала потому и вызвало столь бурную реакцию, что затрагивало не¬ обычайно болезненный аспект существования адвокатов — вопрос оплаты, сразу же переосмысляемый как вопрос чести. Антуан Луазель-младший был возмущен, заявив, что уже многие из его товарищей твердо решили оставить адвокату¬ ру, «откуда полностью изгнана честь. Разве это не позор, что нас принуждают поступать подобно сержантам, которые обя¬ заны в своих отчетах (exploicts) ставить сумму, полученную ими от участников процесса, в виде платы (salaire), размеры которой определены ордонансами? Поскольку наша плата не ограничена... было бы стыдно не только писать, но даже говорить о ней. Размеры вознаграждения зависят у нас ис¬ ключительно от щедрости сторон», теперь же, по словам мо¬ лодого адвоката, судья-инспектор (rapporteur) будет вызывать нас к себе в кабинет, чтобы присудить к возврату одного или двух экю, которые клиен¬ ты дадут сверх положенного. Лучше вообще не ходить во Дворец, чем терпеть такой позор1. Дело, конечно не только в деньгах. Луазель-младший про¬ должает: Где та честь, которой, как я слышал от вас, отец, мы были неког¬ да окружены во Дворце, и где та благорасположенность, которую господа президенты в ваше время питали по отношению к моло¬ дым адвокатам, терпеливо выслушивая их, прощая им их ошиб¬ ки и ободряя их поступать лучше? Теперь же им кажется, что мы сделаны из другого дерева и другой материи (d'autre bois ou estqffe), чем они, и мы — едва ли не полные ничтожества (et quasi gens de néant); нас прерывают и осаживают в любом месте, постоянно делают нам неуместные замечания. Более того, это делается по отношению не только к молоде¬ жи, но и к опытным адвокатам, лучше судей разбирающимся в сути дела. i.i. LoiselA. Ор. cit. Р. 3. 192
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ Нет, отец мой, нечего и надеяться на сохранение достоинства, которое прежде было у адвокатского сословия, во всяком слу¬ чае до тех пор, пока будет длиться действие этого прекрасного регламента1. Предписания регламента были отменены, но достоинство адвокатов по-прежнему умалялось. Изменение социальной конъюнктуры неминуемо вело к существенному понижению (<avilissement) адвокатского статуса в эпоху Старого порядка. Объяснения конфликта и причин появления «Диалога...», предложенные М. Ярдени полвека назад, не устарели и лишь могут быть вписаны в более широкий социальный кон¬ текст. Так, сегодня очевидно, что упадок городских тради¬ ций и прежнего социального баланса городских элит сопро¬ вождался триумфом нового типа социального господства, основанного на гегемонии магистратов и иных владельцев королевских должностей, служащих укреплению монар¬ хии1 2. В следующем столетии за адвокатами прочно укре¬ пляется приставка «мэтр», указывающая на их принадлеж¬ ность к миру городских профессионалов, сами адвокаты перестают играть роль промежуточного слоя между миром дворян и миром простолюдинов — ротюрье, а адвокатский почетный эпитет «благородный человек» (noble homme), быв¬ ший в такой чести в XV-XVI веках, в период действия коль- беровских комиссий по «проверке дворянства» становит¬ ся достаточным основанием для того, чтобы сомневаться в обоснованности претензий потомков адвокатов на дво¬ рянский статус3. И все-таки трактовка М. Ярдени нуждается в уточнении. «Диалог...» не только, а может быть и не столько отража¬ ет интересы адвокатов как социальной группы, сколько 1. Ibid. Р. 4. 2. Десимон Р. Варфоломеевская ночь и парижская «ритуальная револю¬ ция» // Варфоломеевская ночь: событие и споры. Сборник статей / Под ред. П. Ю. Уварова. М., 2001. С. 138-189. 3. Croq L. Hiérarchie et mobilité collective dans la société parisienne du XVIIe siècle // Dire et vivre l’ordre social en France sous l’Ancien Régime / Textes réunis par F. Cosandey. Paris, 2005. P. 151; Уваров П.Ю. Старый порядок социальных именований во французских нотариальных актах: нобилитет и нотабли // Средние века. М., 2008. Вып. 69 (i). С. 66-67. 193
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ конструирует ее идентичность. Строго говоря, существова¬ ние ordo advocatorum именно как особой социальной груп¬ пы вначале было не очевидным. Паскье, предпринявший исторические разыскания, столкнулся с явными трудно¬ стями — адвокатов было много, но критерии, позволявшие отделить «своих» от «чужих», отсутствовали. Адвокаты не пытались обосновать свой особый статус по отношению к прочим судейским. Из подзабытого курса историческо¬ го материализма вспоминается оппозиция «класс в себе» и «класс для себя»... Историки так и не могут определить численность адво¬ катов. В единственном из дошедших до нас парламентских матрикулов 1524 года записано 95 имен адвокатов. В парла¬ ментской забастовке 1602 года приняли участие 307 адвока¬ тов (причем, возможно, не все присоединились к этому де¬ маршу). Самым длинным был список адвокатов 1562 года, когда в связи с началом Религиозных войн от всех судейских потребовалась присяга на верность католическому Символу веры. Среди присягнувших упомянуты 403 адвоката. Одна¬ ко и этот список не полон — помимо не явившихся явных или тайных сторонников гугенотов, многие отсутствовали по непонятным причинам. Нет в списке, например, ни Этье¬ на Паскье, ни Антуана Луазеля. При этом внешние границы группы очертить было слож¬ но — часть адвокатов регулярно вписывалась в матрикулы, активно выступала на процессах, часть выжидала, пока осво¬ бодится место, часть просто числилась адвокатами, прииски¬ вая себе основные заработки на стороне. Одни славились как ораторы, другие составляли развернутые ученые консульта¬ ции, третьи негласно давали практические советы клиентам. И наконец, получив должность, некоторые продолжали вести дела в качестве адвокатов. В речах и в текстах адвокатов ча¬ сто подчеркивались их высокий статус и особая роль в обще¬ стве, но осознавали ли они себя в качестве отдельной группы, противостоящей «чужим» и «другим»? Паскье и его собеседники пытаются определить пункт от¬ счета истории адвокатов Парижского парламента, найти фи¬ гуру их «отца-основателя», столь важную для коллективной памяти любой группы. Паскье как историк, владеющий кри¬ тическим методом, одну за другой отбрасывает возможности 194
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ поиска «предков» адвокатов у галлов, древних германцев, во времена Меровингов, Каролингов и первых Капетингов. Эпоха Филиппа II Августа и особенно Людовика Святого при¬ влекает больше внимания у участников «Диалога...», но, хотя сам термин «адвокат» встречается в хрониках той эпохи, ад¬ вокаты отказываются считать их своими прямыми предше¬ ственниками. Резонно связав расцвет адвокатуры с упадком судебных поединков и прочих ордалий, собеседники при¬ ходят к выводу о важности обоснования парламента в Па¬ риже, в королевском дворце, ставшем Дворцом правосудия. Важнейшим моментом служит также составление первых регламентов парламентской курии. Поэтому время правле¬ ния Филиппа Красивого, его детей и Филиппа Валуа рассма¬ тривается с большой дотошностью. Подробно Паскье оста¬ навливается на составлении королевского ответа на буллу папы Бонифация VIII, проявляя хорошее понимание «духа институтов» и истории юридических терминов. Один за дру¬ гим им отметаются имена легистов, вошедшие затем в учеб¬ ники истории, — Рауль де Прель, Гийом Ногаре, Пьер Дюбуа. Они были юристами, иногда исполняли функции адвокатов, но не были адвокатами парламента. Первым, кого можно считать таковым, был, по мнению Паскье, Пьер де Кюиньер, свыше четверти века служивший королю Филиппу Валуа «для защиты прав короля и баронов от посягательств духовенства». Чтобы «удревнить» время на¬ чала деятельности «предка», связав его с героической эпохой противостояния Филиппа Красивого и римского папы Бо¬ нифация VIII, Луазель, обычно осторожный историк, делает смелое допущение: Кроме того, можно заключить, что Пьер де Кюиньер еще в моло¬ дости помогал Дюбуа составить ответ на папскую буллу. Текст ко¬ ролевского ответа Sciatfatuitas tua es походит некоторым образом на смелость Пьера де Кюиньера... Известно, что Дюбуа помогли люди, обладающие большой ученостью в праве (literature legale), которой де Кюиньер обладал в большей степени, чем Ногаре... Паскье находит в анализируемом тексте ряд стилисти¬ ческих особенностей, свойственных позднейшим речам де Кюиньера, и приходит к выводу: 195
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ Итак, если я не ошибся в рассуждениях, то его можно назвать пер¬ вым знаменитым адвокатом, начав с него мой рассказ1. Однако не все готовы принять именно эту отправную точ¬ ку. Племянник Луазеля крайне удивлен: Не тот ли это Пьер де Кюиньер, чье изображение в виде смешного человечка выставлено в углу за хорами церкви Нотр-Дам, перед которым простые женщины и маленькие дети ставят свечи, с тем чтобы в насмешку подпалить ему нос? Поистине, вы оказываете нам великую честь, желая начать разговор об адвокатах курии с такого молодца!1 2 Представитель старшего поколения Франсуа Питу также недоумевает, почему сеньор де Кюиньер взят как «предводи¬ тель или капитан адвокатов»3. Паскье отвечает с большой энергией, полемически за¬ остряя обоснование своего выбора «капитана адвокатов»: Что вы говорите? Это был один из самых доблестных и самых мудрых персонажей, когда-либо рожденных Францией... Он пер¬ вым осмелился встать на защиту прав короля и баронов коро¬ левства против происков и узурпаций, чинимых церковниками в отношении подданных путем множества уловок, церковных порицаний, цензур и отлучений4. Помимо стремления к исторической точности выбор Па¬ скье был продиктован определенными политическими це¬ лями. Генрих IV строго обусловил замирение страны и объ¬ явленную амнистию полным забвением недавнего прошлого, всех страстей, порожденных гражданской войной. Между тем скрытая борьба продолжалась, «дух Лиги» был достаточно 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 21-22. 2. «par un tel galand» (Ibid. P. 22). 3. «Pourquoy vous mettez le seigneur de Guignieres au nombre et pour le conducteur ou capitaine des advocats» (Ibidem). Сомнения относились к тому, что он именовался в текстах своих диспутов как chevalier du roy. 4. «comme estant celuy qui le premier s’en hardit d’entreprendre la defanse des droicts du roy et les barons du royaume contre les entrepris et usurpations qur faisoient les ecclessesctiques sur les subjets, par tant d’inventions des citations, monitions, censures et excommunications» (Ibidem). 196
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ силен в кругах приверженцев обновленного католицизма, из которых позже выйдет группа «святош» (dévots), сторонников происпанской и проримской политики, «ультрамонтаны». Старшие участники «Диалога...» объединены приверженно¬ стью к галликанизму. Славу Паскье принесла его речь на про¬ цессе против иезуитов, на два века определившая стратегию антииезуитских сочинений во Франции. Брат Франсуа Питу, Пьер Питу, был одним из авторов знаменитой «Менипповой сатиры», беспощадно высмеивающей ультрамонтанов-лигё- ров, готовых принести в жертву папе и Испании суверенитет Франции, и автором трактата о галликанских вольностях церкви во Франции1. Луазель, близкий друг Пьера Питу, от¬ стаивал приоритет французского права, занимая последо¬ вательную антилигёрскую позицию. Выбрав именно Пьера де Кюиньера патроном адвокатов, участники «Диалога...» играли на чувствах парламентского галликанизма, не всту¬ пая при этом в открытую полемику с «ультрамонтанами» в парламентских кругах. По словам Паскье, не стоит отказывать де Кюиньеру в том, «чтобы он был нашим капитаном и первым адвокатом пар¬ ламента. И со своей стороны, я бы почел это за честь, если только вы не предпочтете, чтобы нашим патроном являлся Ги Фуко, который затем стал папой Климентом IV, что было бы еще большей честью иметь главой того, кто поднялся до высшей степени в христианстве»1 2. Трудно сказать, насколько искренен был Паскье, предла¬ гая альтернативную кандидатуру на роль «главы адвокатов». Ги Фуко действительно был советником Людовика Святого и затем, став понтификом, оставался дружественен Фран¬ цузскому королевству. Однако, учитывая последовательный галликанизм Паскье и его собеседников, можно предполо¬ жить, что в выдвижении папы Климента VI на роль родона¬ чальника адвокатов Парижского парламента содержалась некая ирония. К тому же Паскье вполне обоснованно доказы¬ вал, почему о «настоящих» адвокатах можно говорить не ра¬ нее начала XIV столетия. 1. Pitou P. Les libertés de l’église gallicane. Paris, 1594. См. также: Цатуро- ва С. К., Пименова Л. А. Галликанизм // Православная энциклопедия. М., 2005. Т. ю. С. 358. 2. LoiselA. Ор. cit. Р. 26. 197
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ Впрочем, предложение было сделано. И Луазель вскоре предъявил адвокатам еще одну, не менее почетную канди¬ датуру: Не забыли ли мы патрона адвокатов, который жил во времена Филиппа Красивого, Св. Ива?1 Луазель говорил об Иве Элори де Кермартене (1253-1303), канонизированном в 1347 году. Уроженец Бретани, он обучал¬ ся праву в Париже и Орлеане, затем был главой церковного суда — официалом в городе Трегье, где прославился справедливостью и неподкупностью и милосерди¬ ем... В ряде случаев выступал адвокатом по искам бедняков про¬ тив церковных и светских должностных лиц1 2. Сразу же после канонизации в Париже было основано братство Св. Ива, объединявшее бретонских студентов. Святой считался покровителем Бретани и покровителем адвокатов парижского Шатле, его почитание было распро¬ странено и среди провинциальных адвокатов3. Поэтому резкий ответ Паскье: «Он не наш, он — бретонец» мог трак¬ товаться не только как свидетельство этнополитической принадлежности (ко времени «Диалога...» Бретань дав¬ но и прочно вошла в состав Французского королевства), но и как демонстрация отличия парламентских адвокатов, входивших в братство Св. Николая, от всех прочих, чтив¬ ших Св. Ива. Однако Луазель привел интересное возражение: Св. Ив в качестве адвоката вдов, сирот и прочих отверженных людей вел их дела не только в церковных судах и не только в Брета¬ ни, но и в бальяжах, входивших в судебный округ Парижского парламента, доводя апелляционные процессы до парламент¬ ской курии. Целых три страницы Луазель посвящает разбо¬ ру случая из адвокатской практики святого, делая в конце вывод: 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 31. 2. Королев А. А. Ив // Православная энциклопедия. М., 2009. Т. 20. С. 632. 3. Delachenal R. Ор. cit. Р. 45-50.
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ Разве не заслуживает эта история того, чтобы быть здесь расска¬ занной и чтобы включить канонизированного Св. Ива в число наших адвокатов?1 Возражений не последовало. Рационально мыслящие ад¬ вокаты, возможно, не очень верили в чудеса святого, но ад¬ вокатское мастерство бретонского коллеги пришлось им по душе. Пропагандируя культ этого святого, Луазель уловил запросы своей среды — вскоре Св. Ив станет покровителем всех адвокатов, а о росте его популярности будут свидетель¬ ствовать переиздания его житий1 2. Таким образом, «Диалог...» дает коллегам возможность вы¬ брать себе любого из трех «капитанов»: святого, папу рим¬ ского и убежденного борца с папским произволом, пусть и оклеветанного церковниками. В любом случае у париж¬ ских адвокатов объявились такие родоначальники, которы¬ ми можно было гордиться. Помимо «отцов-основателей», несомненным героем и об¬ разцом для подражания является Жан Жювенель дез Юрсен. Ни о ком в «Диалоге...» не рассказывается так много: в раз¬ ных контекстах о нем говорится на двенадцати страницах3. Несмотря на все его многочисленные должности: от главы парижского муниципалитета до канцлера дофина (будущего Карла VII), для собеседников он в первую очередь их коллега. Господа, разве не может вселить в нас смелость Жан Жювенель? Простой адвокат Парламента, он достиг таких почестей и столь важных должностей и в памяти потомков так прославил свое имя, что адвокатский статус благодаря ему навсегда стал достой¬ ным уважения4. Подробный рассказ о карьере Жювенеля дез Юрсена, по¬ мимо прочего основавшего прославленный род (его сын станет канцлером и пэром Франции), ведет к утверждению 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 34. 2. Surius L., Le Masson J.-B., Marchand C. La vie de S. Yves, escrite par trois divers autheurs. Paris, 1618, a также перевод с бретонского: Vie de St. Yves = Buhez sant Eusen / Trad. P de la Haye. Morlaix, 1623. 3. LoiselA. Op. cit. P. 50-62. 4. Ibid. P. 60. 199
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ стоического идеала адвоката как человека, уверенного в сво¬ ей правоте, способного переносить удары судьбы, если он отстаивает правое дело. В жизни дез Юрсена бывали и кле¬ ветнические обвинения, и разорение. Помимо потери всего своего немалого имущества в Париже, захваченном бурги- ньонами в 1418 году, он лишился и должности канцлера господина Дофина, которому служил слишком хорошо, отказавшись поставить печать на грамоты, содержащие слишком щедрые дарения. Но он переносил потери и невзгоды с такой же силой духа, которую он показал тогда, когда мгновенно собрал четыреста или пятьсот лошадей в Париже, чтобы помешать гер¬ цогу Бургундскому увезти короля с собой1. Отметим несколько неожиданное качество «идеального ад¬ воката» — способность защищать благо государства не толь¬ ко словом, но и делом. Приводились и другие примеры: Во время Варфоломеевской ночи адвокат Таверни, исповедовав¬ ший реформированную религию, был убит. Полагают, что никто не защищался столь доблестно, как он. Запершись и забаррика¬ дировавшись в своем доме, он и его клерк выстрелами из аркебуз сумели уложить многих, прежде чем погибли сами, и в том он показал себя достойным звания, которое носил, поскольку был генеральным лейтенантом коннетабльского и маршальского правосудия Франции, хотя и не переставал вести дела во Дворце 2. Не было ли в этих и других «проговорках» некоего под¬ спудного стремления подчеркнуть равенство «людей ман¬ тии», «людей закона» с «истинным» дворянством, дворян¬ ством шпаги? Любопытно, что именно дез Юрсен, фигура из далекого прошлого, вызывает взрыв рассуждений о настоящем. Если 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 61-62. 2. «car il estoit aussi lieutenant general de la connestablie et marechaussé de France» (Ibid. P. 114). Так назывался суд, ведавший обеспечением безопасности в сельской местности и на дорогах (предшественник современной французской жандармерии), борьбой с дезертирами и мародерами. Представители «маршальского» правосудия счита¬ лись «судьями короткой мантии», то есть не столько гражданскими, сколько военными судьями. 200
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ Питу считает его пример идеальной моделью адвокатского успеха, а поправка Паскье лишь приправила этот образ пор¬ цией стоицизма, то для молодежи казус дез Юрсена стал по¬ водом для очередной серии жалоб: Не следует более ждать, что выбирать будут таких людей и имен¬ но так будет идти продвижение по службе, — возражает младший сын Паскье, — по крайней мере до тех пор, пока будет продолжать¬ ся продажа должностей и они будут дорожать, а вы видите, что все это разрастается день ото дня1. Николя Паскье вторит его старший брат Теодор: Я знаю, что навсегда остался бы в зале Дворца, если мой отец не предоставил бы мне должность королевского адвоката в Счет¬ ной палате, которую он переписал на меня с правом пожизненной преемственности2. Антуан Луазель-младший также смотрит на жизнь трезво: «Мы живем ныне не в то время, когда людей выбирали бы в соответствии с их заслугами и добродетелями. Ныне надо, чтобы они продвигались на должности сами, при помощи де¬ нег. Иначе они так и будут прозябать в пыли Дворца»3. Что касается меня, — сказал младший сын Луазеля, — я, напро¬ тив, почти жалею, что стал советником, ведь останься я простым адвокатом, я бы более продвинулся, и я больше бы служил обще¬ му благу (aupublic), чем обладая моей должностью4. 1. «au moins tant que la vénalité et cherté des offices durera, laquelle nous voyons croistre et augmenter de jour en jour» (LoiselA. Op. cit. P. 60). 2. «qu’il m’aresigné en survivance», то есть Этьен Паскье, переписав долж¬ ность старшему сыну, мог, отложив реальную передачу, исполнять свои функции до самой смерти. Умрет Паскье в 1615 году, так что Тео¬ дор Паскье мог бы еще тринадцать лет ходить в адвокатах. Но в ре¬ альности передача все-таки состоится в 1604 году. См.: Dahlinger J. Н. Etienne Pasquier or Ethics and History. New York, 2007. P. 46. 3. «nous ne sommes plus au temps auquel on recherché les hommes pour leurs merite et valeur; mais il faut qu’ils s’advancent aux estats d’eux-mesmes et par argent; autresment ils croupiront en lapoussiere du palais» (LoiselA. Op. cit. P. 60). 4. «J’ay tout au contraire quasi regret d’avoir esté pourveu de mon estât de conseiller, estimant que si je fusse demeure simple advocate, je me fusse plus advance et eusse plus servy au public que par adventure je ne seray en mon office» (Ibidem). 201
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ Термин publique отсылает нас к важнейшей дихотомии частных интересов и интересов общественных и чрезвычай¬ но любопытен в данном контексте. Традиционно именно советники считались блюстителями общественных инте¬ ресов1, адвокатуре же отводилась роль защитницы интере¬ сов частных лиц, если только речь не шла о королевских адвокатах1 2. Но если Г и Луазель остался в меньшинстве среди своего по¬ коления участников «Диалога...», то старшие, в особенности Паскье, разделяют его «идеалистический» подход. Надо лелеять добродетель ради нее самой, хотя часто она неиз¬ бежно сопровождается событиями, которые мнение черни со¬ чтет злой судьбой, но на самом деле сулящими почет, когда не¬ виновность и добродетельная жизнь становятся известны всем и в особенности Богу, который и есть справедливый судия на¬ ших поступков3. Примечательно, что в образе идеального адвоката часто присутствуют мученические мотивы, образцовый адвокат готов страдать, исполняя свой долг, отстаивая обществен¬ ные интересы. Статуе Пьера де Кюиньера прижигают нос свечкой, Жювенель дез Юрсен остается без своего парижского имущества, разграбленного бургиньонами, многие расста¬ ются с жизнью. Паскье знакомит с настоящим мартирологом адвокатов и судей, погибших во время мятежей Этьена Мар¬ селя, кабошьенов, арманьякской резни 1418 года и, конечно, Варфоломеевской ночи. Но угроза может исходить не только от черни. Жан Демаре, имевший множество заслуг и поднявший свой голос в защи¬ ту королевских интересов во время малолетства Карла VI, «выступал так смело, что герцоги Анжу, Берри и Бургундии, 1. Цатурова С. К. Формирование института государственной службы во Франции XIII-XV вв. М., 2012. С. 512-558. 2. Многие, например Филипп де Мезьер, видели в деятельности адво¬ катов, стремящихся искать дополнительные аргументы в пользу своих клиентов, причину недопустимого усложнения процессов, становящихся поистине «вечными» (Там же. С. 527). 3. «d’accidens mal fortunes, selon l’opinion du vulgaire, mais honorables, quand l’innocence et la bonne vie sont connues de tous et principalement de Dieu, qui est le juste iuge de nos actions» (LoiselA. Op. cit. P. 63). 202
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ почувствовав себя задетыми, сумели организовать против него процесс... и обезглавили его на рыночной площади». Лишь 24 года спустя его кости были перезахоронены в се¬ мейном склепе. Это учит нас тому, сколь опасно вмешиваться в публичные дела во времена смуты, чему мы имеем множество трагических при¬ меров из нашего времени1. Уважение вызывают те, кто осмелился противостоять воле Людовика XI, желавшего отменить Прагматическую санк¬ цию, и те, кто протестовал против регистрации Болонского конкордата в 1516 году1 2. Тогда особенно отличился адвокат Жан Бушар, «отстаивающий интересы Парижского универ¬ ситета и церкви этого королевства», который «произнес свою речь столь смело, что был заключен в тюрьму Лувра, снискав великий почет, который его потомки ощущают по сей день»3. Конечно, есть достойные адвокаты, сделавшие хорошую карьеру и не претерпевшие несправедливых гонений: пре¬ зиденты Сегье и де Ту, о которых говорится довольно много, королевские адвокаты Дю Мениль и Пибрак, но к ним, впро¬ чем, есть некоторые претензии у участников «Диалога...». Но, конечно же, главный герой, чей образ завершает «Диалог...» и композиционно, и логически, это уже упоминавшийся в этой книге Барнабе Бриссон, талантливый адвокат, став¬ ший первым президентом Парижского парламента и казнен¬ ный радикальными лигёрами в 1591 году4. Обычно сдержан¬ ный Паскье бросает яростную инвективу убийцам Бриссона: Палачи-заговорщики, вы были столь варварски жестоки, что подняли руку на священную особу {la personne sacrée) президента курии, светоч знания и образованности во Франции, жемчужину 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 46-47. 2. В этом Луазель возвращается к сюжетам своей давней речи, посвя¬ щенной истории Парижского университета. 3. Loisel А. Ор. cit. Р. 67-68. Отметим еще раз галликанские симпатии Паскье и Луазеля: в первую очередь достойны похвалы те, кто отста¬ ивал независимость галликанской церкви и университета от Рима. 4. Подробности гибели Бриссона см.: Barnavi Е., Descimon R. La Sainte Ligue, le juge et la potence. L’assassinat du president Brisson (15 novembre 1591). Paris, 1985. 203
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ и украшение Европы, человека, обладавшего удивительной па¬ мятью, имевшего всегда верное суждение обо всех вещах, кроме той, которая привела его к несчастью1. Мотив святости особы президента повторен на следую¬ щей странице, где возносится несколько неожиданная хва¬ ла герцогу Майенскому (в ту пору номинальному главе Като¬ лической лиги), который повесил организаторов расправы с Бриссоном, «воздав столь показательное правосудие убий¬ цам и святотатцам»1 2. Наличие пантеона образцовых адвокатов позволяет ожи¬ дать симметричное расположение сонма антигероев. Но, странным образом, симметрии не получается. Зло, как пра¬ вило, исходит извне, от мятежников, вождей аристократи¬ ческих группировок. Безоговорочно осуждаются лишь те из судейских, кто вступил с ними в сговор, преследуя своеко¬ рыстные цели. Я сомневаюсь, должен ли я включать в число наших адвокатов двух людей, которые были хорошо известны в свое время. Мэтры Жан Рапио и Николя Ролен оба были адвокатами в парламенте, но возвысились до чинов и богатства благодаря расколу и смуте, которые царили тогда3. Ролен, став канцлером герцога Бургундского, захватил себе столько добра, что его хозяин был вынужден ему ска¬ зать: «Это уж слишком, Ролен»... Тот же самый Ролен повелел построить прекрасный госпиталь в Боне, который по справедливому суду Божию служит теперь пристанищем некоторым из его потомков, впавших в нужду и ве¬ ликую бедность4. 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 138. Окончание этой фразы намекает на роковой выбор Бриссона, решившего, что долг предписывает ему остаться в Парижском парламенте, а не бежать в Тур с королем (подобно Паскье и Луазелю). 2. «Sacrilèges» (Ibid. P. 139). 3. Ibid. P. 54-55. 4. Ibid. P. 56. Паскье и Луазель видят мерило успеха адвокатов в хоро¬ шем продолжении рода. Антигерою же успешного потомства не по¬ лагается. 204
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ Пространный портрет Ролена по своей цельности напо¬ минает его же портреты кистей Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена, но этот «злодей» остается в «Диалоге...» оди¬ нокой фигурой из давнего прошлого. У остальных пере¬ числяемых адвокатов бывают недостатки — у кого больше, у кого меньше, но они никак не выглядят совершенными негодяями. Любопытно, что Паскье и Луазель, решительно осуждав¬ шие расправы над судейскими во время Варфоломеевской ночи и Католической лиги, не выводят в качестве «показа¬ тельных злодеев» ни радикальных католиков, ни лигёров из числа адвокатов. Это могло объясняться как вышеназванны¬ ми политическими соображениями, так и тем, что главной целью «Диалога...» была консолидация всех адвокатов перед лицом общих трудностей. Антуан Отман, один из основателей Парижской лиги в 1584-1585 годах, оценивается Луазелем очень высоко: Этот достойный человек происходил из знатной семьи, будучи сыном известного советника парламента и братом юрисконсуль¬ та, прославившегося своими сочинениями1. Антуан Отман, знаток права, ученый, стал королевским адвокатом парламента во время Лиги, и составлявшиеся им ремонстрации были весьма удачны. По словам Луазеля, когда он сидел в зале молча, он походил на Силена, но когда брал слово, все бывали очарованы им благодаря его красноречию. Он умирал от легочной болезни (в 1596 году) и нашел в себе силы посетить своих товарищей («compagnons) и по¬ прощаться с ними, предчувствуя смерть. Большая честь для меня, что он пришел ко мне незадолго перед кончиной1 2. 1. Loisel А. Ор. cit. Р. 136. Речь идет о брате Антуана Отмана Фран¬ суа Отмане, гугеноте, авторе самых известных тираноборческих трактатов. Характерно, что об этом Луазель предпочитает умол¬ чать, равно как и о том, что отец этих братьев был одним из самых рьяных гонителей протестантов в парламенте. Подчеркивание конфессиональных различий явно не входило в задачу автора «Диалога...». 2. Ibid. Р. 137. 205
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ Другой королевский адвокат лигёрского парламента, а позже его президент Жан Ле Местр оказал Генриху IV не¬ оценимую услугу, добившись в 1593 году принятия постанов¬ ления о Салическом законе, практически открывшего коро¬ лю ворота Парижа1. Согласно Паскье, великолепным знатоком процессуаль¬ ного дела был рьяный католик Пьер Версорис, способный найти выход из любой запутанной ситуации. Когда он кон¬ сультировал не на дому, а во Дворце, то принимал в Малом зале, а в Большом зале адвокаты, желавшие посоветоваться с ним, образовывали целую толпу. Слава пришла к Версо- рису в последние годы жизни, но и в молодости к нему часто обращались. Из-за его красноречия и знания всех тонкостей законов его приглашали на ведение многих важных дел. И да¬ лее Паскье вспоминает, как Версорис выступал в парламенте на стороне иезуитов-ответчиков, а сам Паскье — на стороне истца, Парижского университета. Для Паскье этот процесс 1565 года был одним из самых важных в его карьере, но он воздает должное своему оппоненту (который, кстати сказать, формально одержал победу в тот раз), предлагая ознакомить¬ ся с печатными текстами их речей. Единственным недостат¬ ком Версориса было то, что он звук «а» произносил как «е» и наоборот. Паскье делает общий вывод: Это был великий адвокат, который страстно вставал на сторону своих клиентов, в особенности на сторону Гизов, чьим главным советником он был, и в итоге он скончался от горя через 4 или 5 часов после того, как узнал о том, что герцог де Г из убит в Блуа1 2. Среди лигёров, конечно, были и недостойные адвокаты, но они осуждаются в «Диалоге...» вовсе не за религиозно-по¬ литические взгляды. 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 104. Так называемый «закон Ле Местра» объявлял недействительными все договоры, предполагавшие возведение на французский престол иностранных государей, как противоре¬ чившие «фундаментальным законам королевства», так называе¬ мому Салическому закону, по которому определялся порядок пре¬ столонаследия. Попытки радикальных лигёров посадить на трон испанского кандидата провалились. 2. Схожим образом генеральный адвокат Жак дю Фай умер от огорче¬ ния в 1589 году, узнав о бедах, постигших Генриха III (Ibid. Р. 128). 20б
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ Если говорить о нареканиях, то чаще всего Луазель крити¬ кует пути продвижения адвокатов в мир должностных лиц: Сейчас часто бывает, что из посредственного адвоката получа¬ ется хороший советник1. Вот, например, адвокат Аймоин Бушра. «Многие полагали, что он не обладал ни красноречием, ни знаниями, достаточ¬ ными, чтобы рекомендовать его на должность королевского адвоката», но он хорошо знал рутину Дворца, а также вхо¬ дил «в круг советников дома Гизов, каковые, войдя в силу, захотели сделать королевским адвокатом своего человека». Впрочем, Паскье справедливости ради тут же делает оговорку о том, что и про Дю Мениля (фигуру для «Диалога...» сугубо положительную) также «говорили, что он стал королевским адвокатом, войдя в фавор к коннетаблю Монморанси»1 2. Паскье часто пишет, что получение судейской должности зависит от протекции сильных мира сего. Плохо, когда таким образом открыта дорога недостойным или когда это проис¬ ходит слишком быстро. Но вообще в том, что адвокаты, ве¬ дущие дела принцев, пользуются их покровительством, нет особой беды, точнее это зло, но зло неизбежное. Среди пороков века, в котором мы живем, вполне извинительно адвокатам вмешиваться в дел а дома, которому они столь многим были обязаны3. В тексте «Диалога...» анализируются взаимоотношения принцев с судейскими. После обмена репликами молодых адвокатов о падении престижа их звания Луазель предлагает свое объяснение. Некогда все дела грандов шли через адвока¬ тов, которые, именуясь то канцлерами, то главами совета того или иного принца, вели их дела как в Парламенте, так и в дру¬ гих судах. Но затем владельцы должностей сами оценили вы¬ годы такой службы. Несмотря на ордонансы, запрещавшие 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 135. 2. Ibid. Р. 85-86. 3. «en la corruption du siècle ou nous sommes, ils sont aucunement excusables d’avoir continue à s’entremettre des affaires de la maison de Nevers, a laquelle ils sont tant obigez» (Ibid. P. 132). 207
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ советникам вести дела принцев1, «сегодня нет ни одного из знатных сеньоров, у кого в совете не заседал бы президент, мэтр прошений или советник». Но последние, либо не имея большого адвокатского опыта, либо не желая тратить свое время и силы, предпочитают нанимать адвоката за скромную плату. Луазель сравнивает таких адвокатов с рабами, «про¬ дающими себя за долю в барыше» (ad pretium participandum), и полагает, что они сами являются причиной упадка пре¬ стижа адвокатского сословия. Паскье со свойственной ему дотошностью датирует начало этой практики 1554 годом, ког¬ да адвокат Пьер Сегье, руководивший советами герцогини Феррарской и других сеньоров, став одним из президентов парламента, получил королевское разрешение оставаться в совете герцогини Феррарской, а заодно сохранил свое место и в других советах2. Помимо «фавора грандов», поддержки «сверху», способ¬ ствовавшей продвижению адвокатов, в «Диалоге...» гово¬ рится и о поддержке «снизу», о «фаворе прокуроров». Проку¬ роры парламента вели для клиентов всю документальную часть процесса. Их социальный статус был явно суще¬ ственно ниже адвокатского. Напомню, что в отличие от ад¬ вокатов, которые именовались «благородными людьми» (nobles hommes), прокурор был лишь «почтенным человеком» (honorable homme) без малейших претензий на дворянский статус. Хотя прокуроры входили с адвокатами в единое брат¬ ство Св. Николая и также считались членами barreau — «лю¬ дей по ту сторону барьера» (вот почему этот термин не всегда можно переводить как «адвокатура»), их статус был тупи¬ ковым: адвокат мог стать советником, королевским адвока¬ том, а после и президентом, прокурор — нет. Он мог стать лишь богатым прокурором, и только. От прокуроров не тре¬ бовалось обязательного университетского образования, но они превосходно знали «практику», рутину (вспомним 1. Ordonnance générale rendue sur les plaints, doléances et remontrances des états assemblées à Orléans. Art. 44 // Recueil général des anciennes lois français depuis l’an 420 jusqu’à la Révolution / Ed. Fr.-A. Isambert et al. Paris, 1821. T. 14. P. 76; Ordonnance rendue sur les plaints et doléances des états généraux assemblées à Blois. Art. 112 // Ibid. T. 14. P. 409. 2. «поскольку мы живем в королевстве прецедентов (au royaume des conséquences), часто добрые начинания подают плохой пример» (LoiselA. Ор. cit. Р. 7). 208
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ рассуждения Жана Ле Пилера). Даже самые красноречивые и популярные адвокаты зависели от прокуроров. Порой прокуроры работали в устойчивой связке с адвокатом, осо¬ бенно когда адвокаты женились на дочках и племянницах прокуроров. Луи Деспорта из Шампани «использовал» прокурор Брюше, на чьей племяннице он был женат. Точно так же Гужон был «использован» прокурором Фейдо, выдавшим за него свою дочь. На примере Деспорта Паскье показывает, что, оставаясь некоторое время [«на подхвате»] у прокурора, он стал таким искушенным практиком, что... его брат, сам бывший к тому времени адвокатом Парламента, посоветовал ему изучать право в университете. Вернувшись во Дворец уже адвокатом, Деспорт повел дела столь хорошо, что основал процветающий дом и стал впоследствии королевским адвокатом. Но первым успехом, положившим начало его продвиже¬ нию, он был обязан своей практике у прокурора Брюше. И да¬ лее следует обобщение Паскье: Я заметил, и прошу вас это запомнить, что многие становились знаменитыми адвокатами через знакомства и брачные союзы с прокурорами, и это более надежно, чем фавор советников, ко¬ ролевских людей или президентов, по крайней мере если у них самих есть некоторые способности, ибо великие адвокаты про¬ двигаются самостоятельно1. Действительно, адвокаты во многом зависели от прокуро¬ ров. Напомню замечание, сделанное в XVII веке Л. Бушелем по поводу Шарля Дюмулена в числе других адвокатов: Мы знаем Дюмулена, Ребюссю, Дорена — адвокатов Парижского парламента, в котором прокуроры выставили их немыми идио¬ тами, хотя их ученые писания вызывали затем восхищение все¬ го мира1 2. 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 115. 2. «Les procureurs les avoient rendu idiots et muets, bien que leurs doctes paroles escrites fussent admire par l’Univers» (Bouchel L. La Bibliothèque ou Trésor du droit français. Paris, 1615. P. 125). 209
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ И адвокаты давно осознали эту истину, что показывает заве¬ щание Жана Ле Пилера, небогатого и многодетного адвоката. Но любопытно, что Паскье, превосходно понимая важ¬ ность «практики» и «практиков», старается не слишком рас¬ пространяться о прокурорах. Несмотря на общность целей, общее участие в забастовке и многочисленные личные связи, «адвокатскому сословию» важно было дистанцироваться от «практиков», чтобы угнаться за «дворянством мантии». В рассуждениях о «своих» и «чужих» Паскье проводит и другую границу: между практикующими адвокатами и учеными юристами. Образование и эрудиция — несо¬ мненный козырь адвокатов, и их любовь к университетской aima mater всячески подчеркивалась (вспомним славу Жана Бушара, выступившего на стороне университета в 1518 году). Сам Паскье торжественно отказался от гонорара, предло¬ женного ему университетом за выступление на процес¬ се против иезуитов. Однако из университетских препода¬ вателей получались плохие адвокаты. «Придя во Дворец, сколь бы учены они ни были, они не попадали в число луч¬ ших. Так, Жан Пужуаз был великолепен на своих занятиях, но вовсе не был таковым в судебных выступлениях, а порой выглядел даже смешным, что происходило, на мой взгляд, по двум причинам. Одна из них заключалась в том, что он всегда хотел показать свою ученость, в то время как луч¬ ше скрывать свою игру1. Другая же состояла в том, что ког¬ да молодой человек начинает выступать в суде с речами, к нему относятся благосклонно, легко прощая сделанные им ошибки, но смеются над мэтрами, если они допустят хоть малейшую оплошность. Поэтому преподаватели часто ухо¬ дят из адвокатов, видя, что тех, кто были их учениками, слу¬ шают лучше, чем их самих»1 2. Учеными юрисконсультами Паскье и Луазель гордятся, они приносят честь и славу корпорации, но адвокаты они не очень хорошие. Это относится и к Жану Бодену, и к Шарлю Дюмулену, «который, как всем известно, был среди современ¬ ников наиболее сведущим в цивильном и кутюмном праве 1. «qu’il faut cacher son jeu». В другом месте Паскье говорил, что ученые цитаты надо умело прятать, изредка и всегда к месту показывая свою ученость публике, но не перегружая ими свое выступление. 2. LoiselA. Ор. cit. Р. 130. 210
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ и все же был неумел в роли адвоката, особенно в выступлени¬ ях на процессах; его деяния при жизни и близко не ценились так, как после его смерти ценились его сочинения»1. Адвокат Луи Алельм был бы великим адвокатом, если бы чаще выступал в суде. Но он был «человеком книг и свободы»1 2; покинув Дворец, он предался латинской поэзии и достиг ран¬ га лучших поэтов своего века. Среди адвокатов было немало хороших латинистов и эллинистов, а королевский адвокат Жиль Бурден помимо прочего разбирался в гебраистике, имел обыкновение читать авторов на языке оригинала, был хоро¬ шо образован в теологии, математике, медицине, в послеобе¬ денных беседах удивлял адвокатов ссылками на Архимеда, Витрувия, Кассиодора, опубликовал греческий комментарий к комедиям Аристофана, хорошо играл на лютне и клавесине. Но он отнюдь не назван примером для подражания3. Отвечая на вопрос о требованиях к адвокату, Паскье, сам принадлежавший к числу ученейших людей своей эпохи, предостерегает от излишней эрудиции. На первое место он ставит знание судебной практики, умение самостоятельно составлять юридические документы, соблюдать формаль¬ ности, уподобляя их по важности религиозным церемони¬ ям, обручам, которые удерживают вино в бочке, или цементу, на котором крепятся камни любого здания4. Если говорить об ordo advocatorum, то в «Диалоге...» роль та¬ кого цемента выполняют описание забавных черт адвокатов, связанных с ними анекдотов, рассказы о примечательных чудаках, без чего ни одна социальная группа не становится реальной общностью. Тот же эрудит Жиль Бурден обладал еще одним свойством — те, кто впервые видели его на засе¬ даниях, были уверены, что он крепко спит, а не слушает вы¬ ступающего адвоката. Но стоило тому умолкнуть, как Бурден тут же брал слово, демонстрируя, что он ничего не упустил 1. Ibid. Р. 83. 2. «homme de livres et de liberté» (Ibid. P. 110). 3. Примечательно лишь то, что он умер во сне (что почиталось за сча¬ стье античными философами и поэтами, но было большим злом для христианина) (Ibid. Р. 86—87). Упомянутые в данном пассаже по¬ слеобеденные беседы — ученые совещания, «семинары» адвокатов, обсуждавших интересные случаи из только что законченных судеб¬ ных заседаний. 4. LoiselA. Ор. cit. Р. 127-128. 211
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ из предыдущей речи1. Не всегда припоминаемые черты были столь безобидны. Жан Давид, рьяный лигёр, часто уснащал свою речь латынью, допуская при этом массу ошибок. Не за¬ ботясь о своей чести, он постоянно брался за «нехорошие процессы» (то есть заведомо неправые дела) и столь часто подвергался штрафам, что его в шутку называли «адвокатом короля», поясняя, что если король тратится на жалованье своим адвокатам, то Жан Давид, напротив, постоянно упла¬ чивая штрафы, способствует обогащению короля2. Адвокат Фелибер Барио брал по пяти су за заполненный свиток, содержавший тексты его речей. Один нормандец, за¬ платив двойной дукат, посчитал, что переписанные тексты не стоят так дорого, и потребовал у служившего у адвоката клерка сдачу. Но адвокат не растерялся, сказав, что вспомнил один аргумент, который может стать решающим для всего дела, и тут же надиктовал клерку еще два листа, чтобы по¬ крыть полученную сумму3. Этот же Барио питал такую лю¬ бовь к своим процессам, что, уже став советником, дома в од¬ ной из комнат развесил мешки с документами по каждому из прежних дел4 и любил пересчитывать их с тем же чувством, с каким крестьянин пересчитывает своих овец5. С мешками связано немало забавных историй. Паскье вспоминает, как во времена его молодости пригожий на вид адвокат, поселившись возле дома одной женщины, имевшей дочку на выданье, каждый день шествовал у них под окна¬ ми во Дворец, причем его клерк нес за ним большой мешок, 1. LoiselA. Ор. cit. Р. 87. 2. Ibid. Р. 107-108. Давид выведен в карикатурном виде в «Диалоге...», хотя он вполне мог бы стать «антигероем». Очень осторожно говорится, что он был мятежником и смутьяном, «поскольку именно он привез из Рима первые записки Лиги..., что породило и породит столько зла во Франции». Жан Давид, сопровождавший епископа Парижского Пьера Гонди в Рим, умер при загадочных обстоятельствах на обрат¬ ном пути. В его бумагах нашли генеалогическое сочинение, доказы¬ вающее, что Лотарингский дом Гизов обладает большими правами на французский престол, чем потомки Гуго Капета. 3. LoiselA. Ор. cit. Р. 119. 4. Как мы помним, холщовые мешки выполняли роль современного скоросшивателя. Адвокаты и прокуроры вели опись хранившихся в них свитков и утром и вечером завязывали их, запечатывая те¬ семки своей печатью. По первому требованию они должны были представить властям их содержимое по описи. 5. LoiselA. Ор. cit. P. 119. 212
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ чтобы показать, какая у него богатая практика. Его план удался, и вскоре он женился. После свадьбы он продолжал та¬ скать мешок туда и обратно, но кроме этого он ничего не при¬ носил домой, и во Дворце над ним уже начинали смеяться. Заняв 25 или 30 ливров ренты, он приносил теперь то экю, то половину этой суммы, пока его кредит не закончился. К тому времени адвокат уже был обременен детьми и долгами. В ито¬ ге жена, раскрыв обман, взяла на себя все расходы, поскольку происходила из богатой семьи1. Молодые были склонны подсмеиваться над стариками из категории «вечных» адвокатов. Я забыл упомянуть о Жане дю Буасле, в котором не было ничего достойного внимания, кроме силы и громкости голоса: ...когда он произносил речь в Палате прошений, то его было слышно в капелле Дворца1 2. На склоне своих дней он казался смешным, хотя в моло¬ дости его ценили. Когда Паскье только поступил во Дворец, одним из старейших адвокатов был Рауль Спифам. Говорили, что некогда он был очень известен, принадлежа к одно¬ му из лучших семейств города, но к концу дней его слава закати¬ лась, и он был примечателен лишь одним: желая воссоздать или поддержать древний знак чести адвокатов... на ежегодную при¬ сягу по случаю открытия сессии парламента он являлся в алой мантии, чего никто, кроме него, не делал, хотя, как я вам уже го¬ ворил, на старинных церковных фресках адвокаты изображены в таких же одеяниях, как и советники3. На самом деле Спифам4 был знаменит и гораздо более экстравагантными поступками5. Удивительно, что Паскье, 1. Ibid. Р. 116-117. Паскье поясняет, что рассказывает об этом, дабы по¬ казать, что в каждой профессии и в каждом сословии есть свои мо¬ шенники (happetourd.es). 2. LoiselA. Ор. cit. P. юг 3. Ibid. P. 102. 4. Старший брат Жака Спифама, епископа, сбежавшего в Женеву. 5. СмДесимон Р.у Мий Э., Уваров П. Семейные ценности Спифамов (раз¬ рывы и преемственность в парижском линьяже XVI-XVII вв.) // Средние века. 2011. Вып. 72 (1-2). С. 274-306. 213
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ приводивший по поводу древних одеяний адвокатов ровно такие же аргументы, что и Спифам, не считал его своим со¬ юзником. Не считал он таковым и Шарля Дюмулена, который в свое время потратил много сил на то, чтобы подчеркнуть общественную пользу адвокатских занятий1. Возможно, это вызвано было их слишком нарочитым противопоставлени¬ ем себя прочей адвокатской массе. Так, Дюмулен воспроизво¬ дит свою беседу с коллегой и соседом Франсуа де Монтононом, который удивился, видя, что мэтр возвращается из Дворца в час дня. Дюмулен отвечает: «Там адвокаты-консультанты, отошедшие от дел или не занятые процессами, ведут досужие беседы, и так проходит вся их жизнь», он же удаляется, дабы работать над книгами, поскольку его мир — это его кабинет. Дюмулен желал не отвлекаться ради развлечений, но посвя¬ тить себя служению общему благу1 2. В первой нашей главе уже говорилось, что Дюмулен, в отличие от современных ему юристов, отказался носить недавно вошедшую в моду бороду, дабы не тратить драгоценного времени на уход за ней. В этом он, подобно Раулю Спифаму, зрительно выделялся из общей массы. Спифам же почти дословно совпадает с Дюмуленом в своем ответе приставу, объявившему ему запрет появлять¬ ся во Дворце3. Эти яркие адвокаты, работавшие в середине 1. В помещенном перед изданием комментариев к Парижской кутюме посвящении Франциску I Дю Мулен заявляет, что все предпринятое им направлено на благо общего дела {Respublica). И в первой части комментариев к кутюмам, и в трактате о ростовщичестве, и в «Ком¬ ментариях к Эдикту о малых датах» он не забывал указывать, что отказывался от должности советника парламента. А в трактате «Со¬ веты Александра» заявлял, что, не желая идти на службу к какому- нибудь принцу, отказывался от всякого рода пенсионов, которые ему предлагались, опасаясь, что это ограничит его свободу или отвлечет от занятий и написания книги и вынудит давать советы в плохих делах, ведь дела принцев и великих государей управляются иными способами, чем дела частных лиц (Annotationes super consultationes Alexandro [Tartagni] libri 7. Paris, 1551). 2. BrodeauJ. La vie de maistre Charles du Moulin. Paris, 1654. P. 30. 3. «Одиночество подходит ему больше, нежели посещение сборища стряпчих, тратящих свой ум на бесплодные мелкие вопросы. Он не желает походить на них (тем более что большинство является его учениками, впрочем, плохо усвоившими его уроки) и не хочет отвлекаться от важной работы во славу короля и общего блага» {Spifame R. Dicaearchiae Henrici Christianissimi regis progyhmnasmata. Art. 100. Paris, 1556. Fol. I30v-I3ir). 214
АДВОКАТЫ ПРОТИВ МАГИСТРАТОВ XVI века, ощутив уязвимость адвокатского статуса, стара¬ лись выделить себя из общей массы людей в черных мантиях, но они отнюдь не были склонны к конкретным действиям, направленным на сплочение ordo advocatorum. Паскье и Луазель, напротив, стремятся укрепить самосо¬ знание адвокатов in corpore. Поэтому они стараются по воз¬ можности загладить имеющиеся противоречия и обеспечить преемственность поколений ради выживания корпорации. Кто-нибудь продолжит список, начатый нашим старейшиной, и включит в него имена тех, кто живет сегодня и кто, как я считаю, ничем не уступает предшественникам... Вы же обязаны предпри¬ нять все усилия для сохранения за нашим сословием того ранга и тех почестей, которые своими трудами и заслугами завоевали наши предки, чтобы передать их вашим преемникамж, — заклю¬ чает Луазель. Забастовка оказалась успешной, но тактическая победа адвокатов, согласно М. Ярдени, не избавила их от стратеги¬ ческого поражения. Через два года во Франции будет введена полета, de jure закрепившая продажу должностей. Магистра¬ ты окончательно отделятся от адвокатов, и образ barreau как барьера, отделявшего адвокатов от судейской коллегии, об¬ ретет социальный смысл. Но я бы не стал считать адвокатов побежденными. Авторы «Диалога...» и их единомышленники продемонстрировали пример успешного социального конструирования. В сущ¬ ности, они сумели сплотить ранее аморфную социальную группу, превратив ее во вполне реальное объединение, на¬ деленное корпоративным духом и осознанием общих целей. Список адвокатов двух последних веков Старого порядка, возможно, не изобилует именами интеллектуалов первой величины, как раньше, но это были люди, сформировавшие и отстоявшие четкие представления о роли адвоката в обще¬ стве. Сегодня историки уже не считают, что именно адвокаты совершили Французскую революцию, но этот тезис слишком уж часто повторялся современниками, чтобы его полностью игнорировать. В период Реставрации и Июльской монархии i.i. LoiselA. Ор. cit. Р. 142-143. 215
КАЗУС 7. ДИАЛОГ АДВОКАТОВ французская адвокатура переживает свой «золотой век». Но чрезвычайно важно, что «Диалог...» Луазеля переиздает именно Антуан Дюпен, обозначивший себя как бывший ба- тонье парижских адвокатов. Он снабдил текст обильными комментариями и примечаниями, из которых становится очевидным, что Луазель для него — актуальный собеседник, затрагивающий «вечные вопросы» адвокатской практики. Таким же актуальным текстом «Диалог» становится для рус¬ ской адвокатуры пореформенной России и, как выясняется, для современных российских адвокатов1. А это значит, что парижским адвокатам, беседовавшим во время вынужденных каникул 1602 года, выпала редкая удача — способствовать созданию корпорации, которая пе¬ реживет века. Модель социопрофессиональной самооргани¬ зации, отработанная на рубеже XVI и XVII веков, оказалась удивительно действенной. I. Немного странный перевод сочинения А. Луазеля в книге «Про¬ фессия адвоката: Сборник работ о французской адвокатуре» (сост. А. В. Поляков. М., 2006. С. 62-142) вывешен на сайтах нескольких московских адвокатских контор. Наряду с другими адвокатами — А. Я. Вышинским, В. И. Ульяновым, М.М. Винавером — Луазель и Паскье на равных участвуют в современных спорах о сущности адвокатуры. И когда один из авторов сборника, современный ад¬ вокат А. В. Воробьев пишет, что «жертвенность в принципе прису¬ ща адвокатской деятельности, является ее атрибутом... Подлинная жертвенность предполагает пассионарность адвоката, его готов¬ ность поступиться личными интересами ради своего служения», он протягивает руку парижским адвокатам 1602 года, создававшим «адвокатское сословие».
Что это было? Штрихи к портретам Неужели все-таки получился сборник анекдотов? Да, это забавные или неприятные случаи из жизни адво¬ катов и университетских деятелей. Порой рассказы о них походили на биографические очерки. Но основная зада¬ ча состояла не в том, чтобы описать их жизненный путь. Важ¬ нее было посмотреть, как они, столкнувшись с жизненными и юридическими коллизиями, искали пути их разрешения. Все же отметим то, что способно дополнить наши знания о личностях героев этой книги. Там, где в нашем распоря¬ жении оказываются комплексы документов, мы наблюдаем некое их стилистическое единство, отражающее индивиду¬ альный «документальный почерк» каждого из наших геро¬ ев. Шарль Дюмулен, Жан Ле Пилёр, Пьер Галанд, Николя Ле Клерк, да и Жиль Бекдельевр склонны были не только по¬ ступать в жизненных испытаниях специфическим, харак¬ терным для них способом, но и придавать индивидуальное своеобразие своим документам. Можно даже говорить о «гра¬ фологии» актового и в особенности нотариального матери¬ ала. Зачастую этому способствует стремление использовать одну и ту же заготовку для разных актов. В результате по¬ лучается нечто вроде «личного формуляра», применяемого при составлении документов, порой различных по жанру. Это присуще актам Филиппа Кавелье, но нечто подобное мы можем наблюдать и у других наших персонажей, например у Николя Ле Клерка и Жана Ле Пилера. Что касается Анту¬ ана Луазеля, Луи Сервена и Этьена Паскье, я не могу делать выводы об их «документальном поведении», «графологии актов» или «личном формуляре», коль скоро не работал с их 217
ЧТО ЭТО БЫЛО? нотариальными актами. Но в «Диалоге адвокатов» много говорится о личном стиле многих парижских адвокатов, чи¬ тающемся сквозь особый контур их поведения — рассеянно¬ сти одних, неразборчивости других, сумасбродстве третьих. Чем ближе ко времени составления «Диалога адвокатов», тем больше приводится сведений о таких индивидуальных осо¬ бенностях, осознаваемых как нечто существенное, достой¬ ное упоминания. Это хоть и не «графология актов», но нечто ей родственное. Наши герои, как мы не раз констатировали, принадле¬ жали примерно к одной социальной группе, характеризо¬ вавшейся сравнительно высоким образовательным уровнем, а иногда и блестящей образованностью. Именно это и по¬ могает разглядеть особенности их «документального пове¬ дения», поскольку адвокат и университетский преподава¬ тель обладали возможностью самостоятельно выражать свои мысли и желания в большей степени, чем парижский камен¬ щик или суконщик. Последние часто посещали нотариаль¬ ные конторы или вели судебные процессы, но при этом их документы не столь красноречивы: они послушно следова¬ ли нотариальному формуляру, предлагаемому им нотариу¬ сом или прокурором. Это вполне естественно. Но герои моей книги в той или иной степени выделяются даже на фоне себе подобных. О восходящей и нисходящей социальной мобильности При более внимательном рассмотрении выявляется некая биографическая особенность. В основном коллизии, о ко¬ торых идет речь, разрешились для героев этой книги отно¬ сительно благоприятно. Но вспомним, что в ту эпоху чело¬ век воспринимался в первую очередь как часть своего рода. Потому-то для Луазеля, Паскье и их молодых слушателей так важно знать происхождение адвоката и судьбу его потомства: удалось или нет ему стать основателем хорошего рода. Если мы взглянем не на одного человека в конкретный момент, но на общую линию социальной динамики его семьи, то картина будет неожиданной. Подобного рода исследования 218
ЧТО ЭТО БЫЛО? обычно демонстрируют историю успеха, обеспеченного уси¬ лиями нескольких предшествующих поколений1. С этой точ¬ ки зрения триумфаторов среди наших героев мало. Кровавая развязка борьбы за сеньорию Миньо оборвала род Шарля Дюмулена весной 1572 года. Но даже и без этого тра¬ ектория социальной эволюции его семьи шла по нисходящей. Его предки были дворянами еще в конце XIV века, о родстве с ними вспомнила королева Елизавета Тюдор. Но его отец, принадлежа к младшей ветви рода, вынужден был отчуж¬ дать и закладывать свои земли. Сам Шарль вечно находил¬ ся в стесненном положении, оба его брака трудно назвать выгодными, да и единственную дочь он выдал за человека хорошего, но небогатого и незнатного. Расчетливый Жан Ле Пилёр кажется противоположностью рассеянному Дюмулену. Но вспомним, что двоюродный дед Жана Ле Пилера был влиятельным (должность докладчика прошений королевского дома была престижной) и богатым человеком, коль скоро его вдова оставила достаточно средств для основания вдовьего приюта и увековечения семейной памяти. Но его отец, как и сам Жан Ле Пилёр, должностя¬ ми не обладали, пребывая в статусе адвокатов парламента, а дети нашего героя уже плотно были интегрированы в мир прокуроров и стряпчих, не претендуя на блеск славы адво¬ катов и тем более магистратов. Судьбу Филиппа Кавелье никак нельзя назвать удачной, не¬ смотря на то что он вырвался из тюрьмы и избежал мучитель¬ ной казни. Женаумерла в заключении, имущество полностью перешло в другие руки. Что с ним будет дальше, неизвестно, но даже если он и добьется решения о возмещении ущерба, то взыскать эти суммы ему удастся не скоро (вспомним, как долго ждал компенсации Жиль Бекдельевр). Поэтому маловероят¬ но, что Кавелье смог обзавестись новой семьей и обеспечить потомкам условия для социального возвышения. Что касается трех главных участников университетской коллизии 1543 года, то об определенном успехе стратегии I. Bourgeon J.-L. Les Colbert avant Colbert: Destin d’une famille marchande. Paris, 1973; Richet D. Une famille de robe: les Séguier avant le chancelier // Idem. De la Réforme à la Révolution. Études sur la France moderne. Paris, 1991. P. 155-306; Châtelain C. Chronique d’une ascension sociale: Exercice de la parenté chez de grands officiers (XVIe — XVIIe siècles). Paris, 2009. 219
ЧТО ЭТО БЫЛО? семейного возвышения можно говорить лишь примени¬ тельно к Пьеру Галанду. И то главным образом потому, что его «стартовое положение» было более чем скромным — его старшая сестра была замужем за подмастерьем. Зато мужем младшей сестры стал парижский буржуа, имевший приви¬ легию «университетского посланника»1. Опекуном внебрач¬ ного сына Галанда был назван в его завещании королевский лектор. Управление коллегией Бонкур перешло от Пьера Га- ланда к его младшему брату, а затем — к сыну последнего. Принципалы университетских коллегий хоть и не принад¬ лежали к элите, но пользовались известностью и определен¬ ным уважением среди образованных людей. Оппонент Галанда в конфликте 1543 года Николя Ле Клерк происходил из старинной парижской семьи финансовых чи¬ новников, аноблированной еще в конце XIV века и владевшей сеньориями и несколькими домами в городе. К этому добави¬ лось богатство Жака де Куатье, бывшего медика Людовика XI, женившегося на старшей сестре Николя Ле Клерка и передав¬ шего свое наследство одному из племянников. Теолог, при¬ ложивший немало сил для сохранения чести и имущества семьи, как мы помним, встал на сторону племянницы, неспра¬ ведливо обделенной при наследовании. Племянники в итоге одержали верх в этой борьбе: племянница и ее дети не полу¬ чили ничего, кроме имущества самого теолога. Отсюда и по¬ стоянный обиженный и даже трагический тон актов Ле Клер¬ ка. Интересно, примирило бы его сродственниками известие о том, что его правнучатый племянник Франсуа Ле Клерк дю Трамбле станет прославленным «серым кардиналом», тайным руководителем внешней политики королевства при Людови¬ ке XIII? Думаю, что нет, ведь усилиями этого влиятельного капуцина Франция будет втянута в Тридцатилетнюю войну не на стороне католиков. Трагедией закончилась попытка канцлера Жака Спи- фама, отбросив епископский сан, основать новый линьяж. Примечательно, что последний удар нанесен был со сторо¬ ны племянников — сыновей его старшего брата Гайара, обе¬ спокоенных появлением неожиданных новых претендентов на наследование семейного имущества. I. См. с. 79-80. 220
ЧТО ЭТО БЫЛО? История социального возвышения предков Жиля Бек- дельевра выглядит почти классической, и он сам делает рывок в обретении нового социального качества. Он ста¬ новится обладателем престижной королевской должности и удерживает ее, несмотря на все испытания. Он ведет ис¬ тинно дворянский образ жизни, породнившись со старым бретонским родом, выдав дочь за «настоящего» дворянина. Но его подстерегала непредвиденная неудача — дворянский круг, в который попал мэтр Жиль Бекдельевр, состоял из приверженцев протестантизма, а в итоге гугеноты оказались в Бретани маргиналами. Причем представители старших линий рода при всех потрясениях устояли и даже укрепили свои позиции. Имена основанных ими домов — Бекдельев- ры де Буэксик, Ботрели д Апинье, Фрелоны де Сент-Обен — часто упоминаются в бретонских документах XVII-XVIII ве¬ ков, тогда как следов Бекдельевров де Бюри, сеньоров де ла Мот-о-Шанселье1 и потомков Франсуа Фрелона отыскать не удалось. Получается, что с точки зрения длительной семейной истории избыточное красноречие в актах и других источни¬ ках было скорее уделом неудачников, чем победителей. Ко¬ нечно, это может оказаться случайным совпадением. В противном случае и для Франции XVI века оказываются справедливы слова Александра Галича: Где теперь крикуны и печальники? Отшумели и сгинули смолоду... А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание — золото. Субъект истории — линьяж Необходимость семейного измерения в наших исследова¬ ниях реальной социальной жизни, ее ткани не вызывает сомнений. Линьяж был полноценным действующим лицом i.i. С середины XVII века и до самой Революции этот манор находился в руках семьи Кербудель, знаменитой своей верностью герцогу Мер- кёру, главе Католической лиги в Бретани (Preuves de noblesse pour la Petite Ecurie du Roi. BNF. Département des manuscrits. Français 32114. N 85. Fol. 182-183). 221
ЧТО ЭТО БЫЛО? социальной истории1, обладавшим своей особой логикой. Интересы рода не сводились к простой сумме интересов его членов. Воспроизвести свои социальные позиции при смене поколений, обеспечить существование всех ветвей и членов рода и при этом сохранить патримониум — материальный и нематериальный капитал, служащий залогом сохранения идентичности линьяжа, — такова была задача, различимая за разнообразными поступками и решениями наших геро¬ ев и их контрагентов. Особые ухищрения требовались при передаче церковных и светских должностей. Мы видели, какие усилия прилагались для того, чтобы обеспечить ре- зигнацию королевских (Бекдельевр) и церковных должно¬ стей (Ле Клерки и Версорисы), а завещание Пьера Галанда показывает, что даже должность королевского лектора на¬ чинает рассматриваться как объект, подлежащий передаче, не говоря уже о должности принципала университетской коллегии. С иным движимым и недвижимым имуществом дело обстояло проще — на страже интересов линьяжа стоя¬ ли кутюмы, оберегавшие права грядущих поколений и всех членов рода. Но требования обычного права порой вступа¬ ли в противоречие с интересами не только отдельных на¬ следников, но и всего линьяжа. Коллизия могла возникать между требованиями справедливого раздела наследства, соблюдения хотя бы относительного равенства условий для всех потомков — и необходимостью не только сохранить, но и значительно улучшить свои социальные позиции, что требовало концентрации материальных и нематериальных благ в руках одной ветви. Линьяж мог не укладываться в сословные и классовые рам¬ ки. Теоретически его благородство распространялось на все ветви, но наделе он мог быть весьма неоднороден. Представи¬ тели одной ветви носили пышные титулы и владели виконт- ствами и барониями, а их родственники по боковой линии при этом могли вести жизнь, трудно отличимую от жизни I. Если мы сделаем таким реальным действующим лицом француз¬ ской истории, к примеру, дворянство, буржуазию, крестьянство и даже чиновничество, нас могут упрекнуть в пресловутой «реифи- кации исследовательских категорий». Вместе с тем реальность и даже «субъективность» линьяжа не вызывала сомнений ни у со¬ временников, ни у историков. Гизы, Бурбоны, династии купцов, вельмож или ученых являются легитимным сюжетом исследования. 222
ЧТО ЭТО БЫЛО? простых горожан. Ради приоритета старших, ради откры¬ тия перед ними новых перспектив социального роста жерт¬ вовали интересами младших, на чью долю выпадало оску¬ дение из-за стесненных материальных условий и снижение социального уровня брачных союзов. Эта коллизия зачастую и порождала красноречивые протесты и необычные поступ¬ ки некоторых из наших героев и их родственников. Копилка наблюдений В предисловиях к этой книге я сравнивал примененный здесь метод с охотой на блох. Что нам удалось таким обра¬ зом отловить, чтобы увидеть нечто необычное, недоступное для наблюдения при иных подходах? Глобальных открытий ждать здесь не стоит, поскольку трудно найти сюжет, о ко¬ тором бы не писали современники, особенно авторы юри¬ дических трактатов, в изобилии сохраненных для нас «бо¬ жественным искусством книжного тиснения». Но в том-то и дело, что этой информации слишком много для современ¬ ного историка, и мало кто будет тратить время на чтение этих книг, не ставя перед собой какую-нибудь прагматическую цель. Уже лишь поэтому возможность посмотреть на то, как французы того времени решали практические задачи, от¬ крывает перед нами интересные перспективы. Вот, например, историки университетов спорят о содержа¬ нии образовательных курсов. Все, что мы знаем о препода¬ вании права по университетским уставам, сохранившимся материалам лекций и студенческим конспектам, свидетель¬ ствует о том, что изучалось римское право, труды глосса¬ торов и некоторых постглоссаторов. Но как будущие судьи знакомились с тонкостями кутюмного права, с королевским законодательством, с процессуальным правом и с прочими жизненно важными вопросами? Некоторые историки пред¬ полагают наличие «спецкурсов», экстраординарных лекций, читаемых в послеобеденное время и, возможно, именно по¬ этому не отраженных в учебных программах и уставах. Наши герои — Шарль Дюмулен, Жиль Бекдельевр, но и участни¬ ки «Диалога адвокатов» — указывают на то, как решалась эта проблема. Они говорят о важнейшей роли адвокатской 223
ЧТО ЭТО БЫЛО? стажировки в юридическом образовании. Молодые облада¬ тели университетских степеней присутствовали на заседа¬ ниях судебных палат, а после обеда разбирали услышанное под руководством опытных адвокатов. Вместе с тем и Ле Пи¬ лер, и Луазель с Паскье показывают нам и альтернативный, «прокурорский» путь юридического образования, не столь престижный, сколь адвокатский, но вооружавший знаниями, значительно более полезными с практической точки зрения. Если о роли стажерского периода в подготовке юристов было ранее известно хотя бы теоретически, то истинные масштабы и роль практики наделения магистров и студентов церковны¬ ми бенефициями в период раннего Нового времени, кажется, никогда не становились предметом специального изучения историков, хотя в период Старого порядка этому и были по¬ священы объемные трактаты знатоков канонического пра¬ ва. Без осознания и описания этой практики трудно понять логику образовательных реформ в период от «ренессансной монархии» до самого конца французского абсолютизма. И уж совсем никто не обращал внимание на то, как функ¬ ционировала университетская система светского патрона¬ та в отношении ряда парижских церквей. Некоторые общие сведения об этом можно обнаружить в старых университет¬ ских «Историях» Дю Буле и Кревье. Но то, что университет¬ ская система уживалась с практикой сохранения контроля над этими же бенефициями кланов парижского патрициата (как убеждают примеры Ле Клерков и Версорисов), явилось для меня открытием. Неожиданные, но очень правдоподобные сведения относи¬ тельно организации частной благотворительности в городе нам продемонстрировали акты Жана Ле Пилера. Этот адво¬ кат явно тяготился грузом семейной традиции. Благотвори¬ тельность и милосердие в последнее время часто становятся предметом исследования, но, как правило, изучают эти прак¬ тики на материалах крупных церковных или муниципаль¬ ных учреждений, тогда как казус вдовьего дома Ле Пилеров с характерной заботой об увековечении имени и образа бла¬ годетелей явно был типичным явлением и часто, как и в слу¬ чае Ле Пилера, тяжким бременем ложился на последующие поколения. Вспомним упоминание в «Диалоге адвокатов» о том, что роскошный госпиталь, основанный адвокатом 224
ЧТО ЭТО БЫЛО? и канцлером Роленом в городе Боне, в конце концов стал по¬ следним приютом для его разорившихся потомков. Определенные уточнения мы можем внести в картину по¬ вседневной деятельности судейских. Расширились наши пред¬ ставления о том, как осуществлялось вознаграждение адвока¬ тов и, что еще важнее, судей. И здесь неоценимую помощь нам оказывает казус Бекдельевра с его палочками-«трудоднями», свидетельскими показаниями во время процесса и много¬ численными данными его расходной книги. Среди прочих записей—уникальные сведения о стоимости старой и новой должностей и расходах на получение соответствующих до¬ кументов, подтверждающих права на введение в должность. Эти и некоторые другие сведения указывают на «фоновые практики», редко обнажаемые в источниках и потому особо ценные для изучающих историю повседневности. Но наши герои позволяют сделать наблюдения и иного характера. Шесть степеней свободы В механике считается, что свободно движущееся в простран¬ стве тело может иметь до шести степеней свободы. Под этим термином понимают характеристики движения системы: чем больше требуется независимых переменных для полного описания ее движения, тем больше у системы степеней сво¬ боды. Сколько таких степеней демонстрируют герои данной книги, мне сказать трудно. Ясно только, что для описания их движения переменных потребуется великое множество. Тра¬ ектория их судьбы характеризуется в терминах классической социальной истории: восходящая и нисходящая социальная мобильность, воспроизводство социального статуса. Причем сюда относятся и индивидуальные стратегии, и эволюция всего линьяжа, а также социальной группы, как показывает «Диалог адвокатов». В своих действиях все наши герои ру¬ ководствовались не только долгоиграющими социальными планами, но и симпатиями и антипатиями, идеями спра¬ ведливости, заботой о спасении души (своей, своих пред¬ ков и, возможно, потомков), представлениями о репутации и чести, о чести корпорации, о профессиональном долге, об общественном благе, но порой и о собственном физическом 225
ЧТО ЭТО БЫЛО? выживании, как в случае с Кавелье. Иногда поступки кажут¬ ся нам импульсивными, а иногда они таковыми и являются, и тогда современники и историки придумывают некие скры¬ тые прагматические объяснения. Что двигало епископом Не- верским, когда он бежал в Женеву? Что заставляло его брата, адвоката Рауля Спифама, облачаться в алую мантию вместо обычной черной на ежегодной адвокатской присяге? Но дело не в том, что наши герои совершали те или иные поступки, а в том, что они добивались желаемого, пусть хотя бы в краткосрочной перспективе. Столкнувшись с колли¬ зиями, они использовали противоречия между различны¬ ми учреждениями, интересами, правовыми системами. Они пользовались широким набором инструментов: апелляци¬ ей к публике, предъявлением встречных исков, прямым об¬ ращением к королю, передачей оспариваемого имущества на благотворительные цели или угрозой это сделать. Неко¬ торые из наших героев обладали способностью манипулиро¬ вать своей идентичностью, выступая в зависимости от обсто¬ ятельств в том или ином качестве. Наиболее виртуозно этим искусством владел Пьер Галанд. В целом же степень свободы наших героев удивляет. Глав¬ ный их ресурс — ощущение собственного правомочия и пра¬ воспособности, а это было возможно в социуме, который трудно охарактеризовать иначе чем правовое общество. Вспомним, как обосновывалась легитимность интереса к казусам в одноименном альманахе: «именно в них может быть выражено неповторимое своеобразие минувшей эпо¬ хи, и именно они позволят глубже осмыслить меняющиеся пределы свободы воли человека, с тем чтобы понять, дано ли рядовому члену общества влиять на настоящее, а значит, и на будущее)>. С пределами свободы воли, кажется, мы разобрались — применительно к изучаемой эпохе и к изучаемой социальной группе их стоит расширить в гораздо большей степени, чем можно представить. А как насчет возможности влиять на на¬ стоящее и будущее? Это предположение, безусловно, справедливо в отношении Шарля Дюмулена. Даже если ограничиться историей с отме¬ ной его дарения, то она вошла в учебники по истории права и правоведческие своды, как и положено классическому казусу, 226
ЧТО ЭТО БЫЛО? не говоря уже о многообразном влиянии его и на французскую политику, и на формирование образа адвоката. Про Жана Ле Пилера я бы этого не сказал, пов л иять он мог лишь на своих де¬ тей, на вдовий дом и, косвенно, на облик прихода Сент-Эсташ. А вот документы Филиппа Кавелье, как я предположил, мог¬ ли быть востребованы при принятии королевского решения о возведении Монетной курии в ранг суверенного суда. Николя Ле Клерк, Пьер Галанд и Жак Спифам также ока¬ зали влияние на свое время, по-разному впечатлив своих со¬ временников. Но и в деле 1543 года их позиция не осталась без последствий: если я не ошибаюсь, впредь ни один парижский канцлер не пытался заявить о своих исключительных пра¬ вах на лидерство в Парижском университете. А свои взгля¬ ды Галанд мог реализовать в 1558 году, возглавив в качестве старосты королевских лекторов комиссию по подготовке уни¬ верситетской реформы. Дело Бекдельевра вызвало специальные постановления Пар¬ ламента, разрабатывавшие служебный регламент для бретон¬ ских судей. Кстати, его дело обратило на себя внимание Ната¬ ли Земон-Девис в книге о роли дара во французском обществе. Антуан Луазель и Луи Сервен не только привлекли обще¬ ственное внимание к вопросу о происхождении университета (о чем свидетельствует общественный резонанс, подтвержден¬ ный публикациями речей адвокатов и откликами на процесс), но и сделали важный шаг в развитии исторических исследова¬ ний, обратив внимание на важность работы с историческими источниками. «Диалог адвокатов», как я старался показать, стал очень важным этапом в становлении корпоративного самосознания этого профессионального сообщества. Не случайно к этому тексту обращались и французские адвокаты времен Рестав¬ рации и Июльской монархии, и российские адвокаты конца XIX и начала XXI века. Король в правосудной монархии Общим для всех наших героев является то, что во всех их до¬ кументах так или иначе упомянут король. Это не удивительно, коль скоро речь идет о монархии, которую многие считали 227
ЧТО ЭТО БЫЛО? абсолютной. Король — источник права и правосудия. «Toute justice émane du roi», — писал Луазель. Короли вершили ве¬ ликие дела, творили историю, издавали законы, рассылали распоряжения. Каковы были последствия этой деятельности для страны в целом и для героев этой книги в частности? Ведь они тоже создавали свою историю, испытывая действие этих королевских инициатив на себе, приспосабливаясь к ним, да¬ вая на них ответ. Как соприкасались и взаимодействовали эти «большая» и «малая» истории? Коллизии, рассмотренные в книге, начинаются во времена Франциска I и заканчиваются в период правления Генриха IV. Каждый из шести королей подписывал законы, постановле¬ ния и письма, прямо или косвенно связанные с судьбами на¬ ших героев. Например, Франциск I распоряди лея убрать с улиц городов «попрошаек», создать «бюро по делам бедных», огра¬ ничить и упорядочить частную благотворительность, чтобы сделать милосердие государственным делом. Это заставило Жана Ле Пилера задуматься над тем, какие изменения вне¬ сти в привычный порядок семейной благотворительности, заведенный еще его матерью и ее богатой теткой. Этот же ко¬ роль проявил обеспокоенность тем, что монетное обращение сталкивается со все новыми трудностями, цены растут, пол¬ новесной монеты не хватает, что вызвало распространение фальшивых монет. И вот в городе Сент-Аньяне близ Руана по доносу сеньора этого города арестован Филипп Кавелье с женой по подозрению в фальшивомонетничестве. Франциск I для развития гуманистической образованно¬ сти в Парижском университете создает «корпорацию коро¬ левских лекторов», где читались открытые лекции для всех желающих. Будущий королевский лектор Пьер Галанд (в ту пору ректор университета) и канцлер Жак Спифам подхва¬ тывают королевскую инициативу, стремясь реформировать университетские программы. Король поощряет новое издание сборников кутюм для их унификации и согласования друг с другом. Адвокат Шарль Дюмулен решает посвятить свою жизнь этой великой цели — комментариям парижских кутюм и их согласованию с требо¬ ваниями римского и канонического права. Что получается в итоге? Вплоть до самой революции во Франции так и не появится единого свода законов, но ра¬ 228
ЧТО ЭТО БЫЛО? бота в этом направлении чрезвычайно обогатит француз¬ скую юридическую мысль. Университетская реформа будет несколько раз откладываться, а когда воплотится в жизнь, время будет упущено, возникнет параллельная иезуитская система образования. Забота о бедных и борьба с нищен¬ ством будут вестись всеми монархами интенсивно, но ни той, ни другой цели достичь не удастся, хотя промежуточ¬ ные решения будут иметь ощутимые последствия, о которых, в частности, писал Мишель Фуко. Размышления француз¬ ских горожан о частной благотворительности смогут повли¬ ять на их дальнейший религиозный выбор. Собственно, о деятельности каждого из королей, спроеци¬ рованной на историю наших героев, можно долго рассуждать в этом же духе. Остановимся лишь на последнем из назван¬ ных выше монархов. Генрих IV, покончив с гражданской войной, провел амни¬ стию, которую некоторые историки сравнивают с амнезией. Запрещалось упоминать о былых разногласиях, о Католи¬ ческой лиге и о мятежах. Из регистров парламента и реги¬ стров Парижского муниципалитета изымались страницы, содержавшие постановления той поры. Участники «Диало¬ га адвокатов» с этим королевским требованием согласны, и лишь намеками и недомолвками они упоминают о недав¬ нем прошлом Дворца правосудия. Но ни они сами, ни их читатели ничего не забыли, что дает возможность вполне определенно выразить свое политическое кредо: враждеб¬ ность к политическим притязаниям Рима, неприятие лю¬ бых форм католического радикализма. Авторы руковод¬ ствуются принципом sapienti sat и, по-видимому, достигают своей цели. Тот же король решает снизить бремя судебных расходов для населения, сделав королевское правосудие более до¬ ступным, а для того надо было умерить непомерные аппе¬ титы адвокатов и прокуроров, установив контроль над их деятельностью. Он, как «корень» «древа правосудия», об¬ ладает для этого достаточными прерогативами. Жан Бо¬ ден к тому времени уже сформулировал тезис о суверенном праве монарха издавать любые новые законы во благо об¬ щества. Однако первый король династии Бурбонов этим правом в данном случае не воспользовался, а предпочел 229
ЧТО ЭТО БЫЛО? восстановить действие старого предписания Блуасского ор¬ донанса 1579 года, в основу которого легли требования, вы¬ сказанные депутатами Генеральных штатов 1576-1577 годов. В ответ последовали не только беспрецедентная «забастов¬ ка» адвокатов, воспетая в «Диалоге адвокатов», но и прони¬ цательный анализ социальных процессов, происходивших в мире «людей правосудия», и едкая их критика. Главное же — социальная группа адвокатов формулировала свое собственное корпоративное сознание, свою этику, направ¬ ленную на защиту прав всех подданных, защиту обще¬ ственного блага. Представления об «адвокатском долге» будут приобретать затем все новые коннотации. В далекой перспективе запущенный процесс обернется против ко¬ ролевской власти. Напомню, что и во Франции, и в России получится так, что на некоторое время после свергнуто¬ го монарха страну возглавят именно адвокаты, или при¬ сяжные поверенные, как их называли в России, — Дантон и Робеспьер, Керенский и Ульянов. Королевские волеизъявления, продиктованные некими прагматическими и идеологическими соображениями, во¬ площались в королевских указах, постановлениях, патен¬ тах, призванных воздействовать на социально-политиче¬ скую жизнь страны. Они претворялись в жизнь главным образом при помощи «людей правосудия», то есть людей, социально близких нашим героям. Королевская воля вызы¬ вала разные реакции: поддержку, сопротивление, но глав¬ ным было стремление людей использовать эти распоря¬ жения в своих целях или как минимум приспособиться к ним. Для этого они опирались на сложную систему прав и привилегий, стремясь адаптировать новые веяния к сво¬ им интересам и адаптируясь к новой ситуации сами. Попав в толщу социальной жизни, лучи королевской воли пре¬ ломлялись в гранях индивидуальных или групповых ин¬ тересов и оценок, приобретая новые смыслы, подчас неожи¬ данные или даже нежелательные. Такое взаимодействие запускало цепочку событий, чаще всего ведущих к непред¬ сказуемым последствиям. Чтобы понять, как именно все эти исторические процессы пробивали себе дорогу, изменяя общество, нужен какой-то новый и усовершенствованный прибор для наблюдения. Рассмотрение коллизий и казусов 230
ЧТО ЭТО БЫЛО? можно сравнить с увеличительным стеклом в руках исто¬ рика, тогда как ему требуется нечто вроде сканирующего зондового микроскопа и микротома, применяемого в ги¬ стологии — дисциплине, изучающей строение, жизнедея¬ тельность и развитие живых организмов, рассекая ткани на тонкие слои. Историк занимается примерно тем же, из¬ учая социальную ткань прошлого.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ AN — Archives Nationales (Национальные архивы Франции). IRI — Inventaire des registres des insinuations du Châtelet de Paris: Règnes de François I et de Henri II / Ed. par E. Campardon et A. Tuetey. Paris, 1906 ( Инвентарь регистров инсинуа¬ ций парижского Шатле: Правление Франциска I и Ген¬ риха II). МС—Minutier central des notaires de Paris (Центральное хра¬ нилище нотариальных минут парижских нотариусов). 232
Указатель имен Абеляр Пьер 162, 167 Адам с Малого моста 167 Адам Сен-Викторский 162 Александер Журден. 96 Александр III, папа римский 176 Александр IV, папа римский 168, 177 Алельм Луи 211 Алкуин 154, 161 Алтухова Наталия Ивановна 13, 191 Альберт Великий 64 Альбре Жанна д’ 184 Альвацци дель Фрате Паоло 13 Альфонс IX Мудрый 159 Амалу Тьерри 184-185 Амильтон Жан (Гамильтон Джон) 150-151, 153, 154, 180, 181 Амон Филипп (Hamon Ph.) 75 Амори Венский 167 Антуан II, герцог Лотарингский 71 Аржантре Бертран д’ 129, 130, 132, 135-136, 138, 139» 45 Ариес Филипп 57 Аристотель 66, 8о, 86 Аристофан 2П Арле Ашил. 151 Арт Шарль 93 Архимед 211 Атон Клод 146-148 Бабюс Жан 53, 55 Базанье Робер 56 Баиф Рош ле 182 Бальдо дельи Убальди 155 Барио Фелибер 212 Барнави Элие (Barnavi Е.) 203 Бартелеми Жан 50 Барьер Рене 55 Башело Пьер 57 Беда Ноэль 69 Бедье Жак 136 233
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Бекдельевр Жилетта, Оливия, Пьерра пб, 140, 141 Бекдельевр Жиль 6, 112-148, 217, 219, 221, 222, 223, 225, 227 Бекдельевр Жюльенна п8, 133 Бекдельевр Мадлен, Перрина пб Бекдельевр Рауль де Буэксик 113-114, 117, 122 Бекдельевр Роза 137, 146 Бекдельевр Тьенетта пб, 119, 140, 141 Бекдельевр Франсуа, де Буэксик 142-143 Бекдельевр Франсуа, де Гувель 142-143 Бекдельевр Этьен пб, 126, 138, 140 Бельдон Луиза де 23, 25, 35 Бельфоре Франсуа де 181 Бенар Гильом 55 Бенедикт XI, папа римский 166 Бессмертный Юрий Львович 8 Бобе Симон 36 Боден Жан 210, 229 Бодуэн-Матузек Мари-Ноэль 94 Болейн Анна 36 Бонифаций VIII, папа римский 166, 169, 195 Ботерель Жанна 117, 132, 133, 141, 142, 143, 144, 145 Ботерель Жюльен 117, п8, 119 Боэций 22, Боэций Гектор 160 Браль Пьер п8 Бриссон Барнабе 36, 37, 151, 203-204 Бриссоне Жан 50 Бродо Жан (Brodeau J.) 20, 22, 23, 26, 214 Брут 188 Брюше ?, прокурор 209 Буа Робер де 143, 144 Буасль Жан дю 213 Бурден Жиль 211 Бурдье Этьен 147 Буржон Жан-Луи (Bourgeon J.-L.) 219 Бушар Жан 203, 210 Бушель Луи 209 Бушра Аймоин 207 Бюлт Робер 91, 92, 96, 97, 98, 100, ioi, 102, 103, 104, 105, ш Вальтур Этьен 55 Ватабль Франсуа 79, 88 Вейден Рогир ван дер 205 Венар Марк (Venard М.) 32 Вениамин Тудельский (Бенжамен Наваррец) 174, 180 Верже Жак (Verger J.) 185 Версорис Гийом 155 Версорис Клод 153, 155, 180 234
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Версорис Николф 56 Версорис Пьер 206 Версорисы 72, 155, 185, 222, 224 Винавер Максим Моисеевич 216 Винцент из Бове 161, 176 Витри Жак де 163 Витрувий 2Н Вовель Мишель (Vovelle М.) 43 Вожирар Бенжамен (Vaurigaud В.) 135 Воробьев Артур Валентинович 216 Вышинский Александр Януарьевич 216 Гаген Робер 174 Галанд Гийом 79, 220 Галанд Жан 90, 220 Галанд Пьер б, 14, 63, 65-68, 74, 78-90, 217, 220, 222, 226, 227, 228 Галич Александр Аркадьевич 221 Гасперн Катрин де 75, 76, 77 Генрих II п, 32, 34, 77-78, 81, 82, 83, 84, 94, 95, 96, 97,100, 101, 104, 109, по, 123,143, 158 Генрих III п, 36, 144, 158,172-173,183, 206 Генрих IV (Генрих Наваррский) 12, 14, 183, 196, 206, 228, 229 Герардин ди Борго Сан Донино 168 Гинкмар Реймсский 173—1:74 Годе Фредерик 92 Гонд Мартен 92, 93, юо, 105, юб, 107, ю8, ш Гонди Пьер 212 Гонорий III, папа римский 18, 165 Грель Этьен де 75, 77 Григорий IX, папа римский 176, 181 Гуго Капет 174 Гуго Сен-Викторский 162 Гужон ?, адвокат 209 Гюимье Ком 166 Давид Жан 212 Дантон Жорж-Жак 230 Делапорт Жан 98 Делашеналь Ролан (Delachenal R.) 189 Дельмас Абель (Delmas А.) 77 Демаре Жае 202 Дениссар Жан-Батист (Denissart J. В.) 103 Деперье Бонаветюр 14 Десимон Робер 75, 145, 183, 193, 213 Десимон Робер (Descimon R.) 203 Деспорт Л. 209 Долинджер Джеймс Гомер (Dahlinger J. Н.) 201 Дорен, адвокат 209 235
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Дрё дю Радье Жан-Франсуа 37 Дусе Жан 42 Дэвис Натали (Земон) (Davis N. Z.) 108 Дю Амель Николя 187 Дю Белле Жан 68, 74, 79, 8о, 88, Дю Буле Сезар Эгас 63, 64, 65, 66, 67, 74, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 178, 185-186, 224 Дю Мениль Жан-Батист 203, 207 Дю Шатель Пьер 87 Дюбуа Пьер 195 Дюмулен (дю Мулен) Шарль 6, 19-37, 38э 70, 88, 91, 115, 209, 2ю, 214, 217, 219, 223, 226, 228 Дюмулен Анна 36 Дюмулен Гийом 24 Дюмулен Жан 20 Дюмулен Ферри 19-37 Дюпен Антуан 216 Дютье Жан 32 Дюшатель Пьер 79 Евгений IV, папа римский 177 Елизавета Тюдор 36, 219 Жамо Фредерик де (Jamot F. De) 79 Жан, кардинал Лотарингский 71, 73 Жанна дАльбре 76 Жанна Наваррская 64 Жарар Ан 138 Жерсон Жан 65, 179, 180, 183 Жильбер Порретанский 167 Жодель Этьен 79 Жуайе Жак 42, 43, 55 Жуайёз, кардинал 154 Жювенель дез Юрсен Жан 199-201, 202 Жюльен Жанна, Пьер пб, 141 Жюльен Жиль пб, 119, 140, 141 Жюно Ив (Junot Y.) 134 Жюэль Жанна 114-115, 117, 120, 123, 128, 140, 141 Жюэль Марк 114-115 Земон Натали-Девис 227 Иероним Стридонский, Св. 64 Иннокентий III, папа римский 163, 167, 176 Иоанн I 179 Иоанн XXII, папа римский 178 Иоанн Скотт 154 Искандер Фазиль Абдулович 89 236
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Кавелье Филипп 6, 91-ш, 217, 219, 226, 227, 228 Кайдёк Жиль Франсуа де 112, 124-130, 132, 138, 139, 145 Кальвин Жан 76 Кампардон Эмиль 27, 71 Кан Дидье (Kahn D.) 182 Карл II Лысый 157, 161, 174, 180 Карл IV Красивый 179 Карл IX и Карл V 179 Карл V Габсбург 82, 179 Карл VI Толстый 169, 174, 179, 202 Карл VII 179 Карл Великий 154, 157, 160, 161, 162, 163, 171, 173, 174, 186 Карломан II 158 Карре Жанетт 113, пб Кассиодор 2П Квелен Жан 141 Квинтилиан 78, 87 Кентен Жан 66, 87 Кентен Николя 181 Керенский Александр Федорович 230 Кеснель Жан 94, 95, 96, 97, 98, 99, юо, 101, 102, 105, 107, по, ш Килье Бернанр (Quilliet В.) п, 77 Климент VI, папа римский 158, 197 Клод Лотарингский, герцог де Гиз 71 Клулас Иван (Cloulas I.) 159 Кнехт Роберт Джон (Knecht R.J.) 46 Код Элизабет (Caude Е.) 107 Кольбер Жан-Батист. 17 Конар Франсуа де 98 Конде Луи, принц 76 Кормье Тома (Cormier Т.) 32 Корп Жан де 56 Коше де Сен-Валье, Мельхиор (Cochet de Saint Valier M.) 86 Кравье, дю, протестантский «министр» 132, 133 Кревье Жан-Луи Батист (Crevier J. В. L.) 66, 67, 74, 83, 90, 178, 182 Кревье Жан-Луи-Батист 186, 224 Креспен Пьер 130 Крок Лоране (Croq L.) 193 Круа Аллен (Croix А.) 43 Куатье Жак де 69-70, 220 Кюиньер Пьер де 169, 172, 195—196, 197, 202 Ла Фюретьер Антуан 186 Ла Шапель Пьер де 123 Ларше Симон 8о Лассере Луи 64 Ле Вест Барнабе 33 237
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Ле Галь Жан-Мари (Le Gall J.-M.) 22 Ле Карон Луи Шаронда 152, 181 Ле Клерк (Леклерк) Николя 6, 68-73, 75? 7^, 8о, 87, 88, 89, 217, 220, 222, 224, 227 Ле Клерк дю Трамблей Франсуа 89, 220 Ле Клерк Жак 70 Ле Клерк Маргарита 69, 70, 71 Ле Клерк Пьер 72 Ле Кок Жиль 115 Ле Колилю Луиза 114-115 Ле Массон Жан-Батист (Le Masson J.-B.) 199 Ле Меснаже Жан 115 Ле Местр Жан 206 Ле Нуар Филипп 131, 132 Ле Пилёр Антуанетта 45, 46 Ле Пилёр Дениз 51-52, 55-56, 6о Ле Пилёр Жан 38-60, 91, ю8, 209, 210, 217, 219, 224, 227, 228 Ле Пилёр Жан, младший 41, 53 Ле Пилёр Женевьева 45, 46 Ле Пилёр Клод 45, 46 Ле Пилёр Мадлен 41 Ле Пилёр Мари 52, 55 Ле Пилёр Мишель 41 Ле Руа Ладюри Эмманюэль (Le Roy Ladurie E.) 13 Лебёф Жан (Lebeuf J.) 47, 50 Лев X, папа римский 179 Леконт Пьер 93 Лескюйе Гектор 93, Лестель Рене 43 Либо Мария 54 Либо Франсуа 54, 56 Луазель Антуан 6, 20, 28, 149, 151-153, 160-172, 173, 176, 177, 180, 181, 182, 184, 185, 188, 189, 190, 194, 195, 197, 201-210, 212, 215, 216, 217, 218, 223, 224, 225, 227, 228, 228, 229 Луазель Ги 201, 202 Луазель-младший Антуан 192-193, 196, 201 Луи-Филипп I, герцог Орлеанский 165 Луэ Жорж (Louet G.) 182 Люблинская Александра Дмитриевна 132 Людовик I Благочестивый 157, 160 Людовик II Заика 158, 173 Людовик IX Святой п8, 166, 173, 176, 180, 195 Людовик VI Толстый 162 Людовик VII Молодой 163, 174, 176 Людовик XI Благоразумный 169, 179, 203, 220 Людовик XII 82 Людовик XIII 184, 220 Люин Николя де 155 238
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Майар Маргарита 28, 29, 34 Малинин Юрий Павлович 59 Маньян Жан де 185 Марсель Этьен 202 Маршан Клеман (Marchand С.) 199 Маршан Проспер (Marchand Р.) 184 Маскон Бартелеми (Латомус) 78—79, 88 Мезьер Филипп де 202 Мейерхоф Карл 80-81 Мело Жиль 129 Мело Родолф 129, 132 Мён Жан де 168 Меркёр, герцог 142 Мий Элоди 75, 145, 213 Мишле Жюль 173 Монморанси Анн 32, 207 Монтонон Франсуа де 22, 214 Морери Луи 68 Мунье Ролан (Mousnier R.) 56 Ногаре Гийом 195 Обри Кристоф 156, 183 Оливье-Мартен Франсуа 26 Олланд Франсуа 6 Ом Жанна дю 47 Ом Катрин дю 47, 50 Оти Жан д’ 113, 114, 115, пб Оти Клеман д’ 113 Оти Пьер д’ 121, 139 Отман Антуан 205 Отман Франсуа 205 Оттон Фрайзингский 162 Павел III, папа римский 85 Папон Жан 28, 155 Парацельс 182 Парен Анни (Parent А.) 31 Парфурю Поль 112-113, 131 Паскье Теодор 201 Паскье Этьен 6, 161-162, 170, 171, 172, 181, 182, 184, 186, 188, 189, 194? 195, 196, 197, 201-213, 215, 216, 217, 218, 223, 224, 225, 229 Пассерон Жан-Клод 8-9 Пасхалий III, антипапа 173 Перетта, жена Филиппа Кавелье 92, 93, 96-99, 101-108, ш Петр Ломбардский 163, 174 Петр Пизанский 161 Петрарка Франческо 179 239
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Пибрак Ги Дю Фур де 191, 203 Пий II, папа римский 169, 179 Пилёр Николя 6 Пименова Людмила Александровна 197 Пиро Флорен 41 Питу Пьер 197, 200 Питу Франсуа 188, 196, 197 Поляков Андрей Васильевич 216 Понсе Томасса 39 Постель Орше loi, по Прель Рауль де 195 Пужуаз Жан 210 Рабле Франсуа 15, 67, 69, 86, 181 Рагье Луиза 50 Рамэ Пьер де ля (Рамус) 8о, 82, 83, 86, 87, 88 Рапио Жан 204 Ребюссю ?, адвокат 209 Ребюфи Пьер 155 Ревель Жак 8-9 Рёлкер Нэнси 133 Ришар Сен-Викторский 162 Рише Дени (Richet D.) 219 Роберт II Благочестивый 158, 174 Роберте ?, ординарный мэтр прошений loi, 102 Робеспьер Максимилиан 230 Робино Жан 127 Ролен Николя 204-205 Ролье Клод (Rollier Cl.) 79 Роне Жан 165 Руис Ибаньес Хосе (Ruiz Ibanez J.) 183 Руслен Анри 47 Русье, сеньор де 131 Рютбеф ? 168 Салиус Панагиус (Тусен Л’Юссель) (Salius Panagius) 79 Саркози Николя 6 Сегье Пьер 203, 208 Сент-Амур Гийом де 167-168 Сервен Клод 184 Сервен Луи 6, 149, 151-160, 171, 172-182, 184, 186, 217, 227 Серегина Анна Юрьевна 156 Спифам Гайар 75, 220 Спифам Жак 73-78, 8о, 87, 88, 175, 184, 213, 220, 226, 227, 228 Спифам Жан 76-77 Спифам Жиль 76, 78 Спифам Мартен 89 Спифам Рауль 89, 213, 214, 226 240
Спифам Самюэль 89 Старобинский Жан 30 Сурий Лаврентий (Surius L.) 199 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Таверни Пьер 200 Тартаньи Александр 21 Тенрие Пьер 151, 153, 154, 155, 156, 172, 180, 182, 184, 185 Тирако Андреа 27, 77 Троншон Дениз дю 39, 40, 54, 55 Ту Кристоф де 20-21, 170, 203 Турне Жан 152 Турнебёф Адриан (Турнебус) 79, 82, 88 Тусен Жак 79 Тьеро Жан-Луи (Thierau J.-L.) 21, 23 Тьерри Огюстен 93 Тюетей Александр 27, 71 Удбер Гийом 128, 130 Ульянов Владимир Ильич 216, 230 Урбан VI, папа римский 165 Фай Жак дю 206 Фай Ноэль дю 126, 127, 130 Фальконе Камилл (Falconet С.) 191 Фардж Джон 34, 69 Фейдо ?, прокурор 209 Ферье Клод де 152 Фигон Шарль 13 Филессак Жан 177-178, 181 Филипп II Август 12, 158, 163, 165, 176, 180, 195 Филипп III Смелый 180 Филипп IV Красивый 16, 64, 169, 195 Филипп V Длинный 158, 169, 178 Филипп VI Валуа 169, 195 Филипп-Эмманюэль Лотарингский 136 Фише Гийом 169 Флатон Франсуа 103 Фов Жан (?) (Fauve J.) 35 Фома Аквинский 64, 177 Франциск I п, 13, 14, 24, 46, 57, 63, 68, 87, 94, 95, 158,169, 179, 214, 228 Франциск II п Фрелон Пьер 119 Фрелон Франсуа п8, 119, 221 Фридрих Барбаросса 173 Фуко Ги 197 Фуко Мишель 229 Фульберт, каноник Парижа 167 241
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН Хапперт Джордж 144, 191 Хильдеберт 180 Хильперик 159 Хлодвиг 162 Цатурова Сусанна Карленовна 197, 202 Ценалис Робер 68 Цицерон 188-189 Червонная Татьяна Михайловна 20 Шарль II Бурбон, кардинал 154 Шарль, герцог Майенский 204 Шатлен Клер (Châtelain С.) 219 Шеню Жан 152 Шнапер Бернар 23 Шоар Жак 181-182 Шоню Пьер (Chaunu Р.) 43 Эйк Ян ван 205 Эйнхард 161 Элоиза 167 Эразм Роттердамский 69, 86 Эстутвиль (Тутвиль), кардинал 83, 157, 164, 175 Этамп, Жан де Брос, герцог д’ 132 Юлий III, папа римский 31, 32, 34 Юргенс Мадлен (Jurgens М.) 79 Юро Николя 29, 33 Юстиниан 29 Ярдени Мариам 190, 193, 215
Павел Юрьевич Уваров ПОД СВОДАМИ ДВОРЦА ПРАВОСУДИЯ Семь юридических коллизий во Франции XVI века Редактор Т. Тимакова Дизайнер обложки Д. Черногаев Корректор О. Семченко Верстка Д. Макаровский Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 — книги, брошюры ООО РЕДАКЦИЯ ЖУРНАЛА «НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ» Адрес редакции: 123104, Москва, Тверской бульвар, 13, стр. 1 тел./факс: (495) 229-91-03 e-mail: real@nlo.magazine.ru сайт: www.nlobooks.ru Формат 60 х90 Vi6. Бумага офсетная № 1. Офсетная печать. Печ. л. 15,5. Тираж 1000. Заказ № К-618. Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия» 428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 13
ПаВвл Убароб Подсводами ДВорца правосудия - ШИНН Французские адвокаты, судьи и университет¬ ские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биогра¬ фических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоре¬ чия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие при¬ менения микроисторических методов исследо¬ вания. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского пра¬ восудия и проведение судебно-административ¬ ных реформ, распространение реформацион- ных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено про¬ блемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степе¬ ни свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века. 9 7854 44 806609 Новое Литературное бозрение