Автор: Валецкий О.
Теги: общие вопросы военных операций тактика оперативное искусство стратегия театр военных действий история войн история югославская война
ISBN: 978-5-93675-138-7
Год: 2008
Текст
Олег Валецкий
ЮГОСЛАВСКАЯ
ВОЙНА
1991-1995 годы
КРАФТ+
Москва
2008
УДК 355.48(497.1)”1991/1995”
ББК 63.3(4Юго)63-68+63.3(4Юго)64-68 В 15
На обложке: «Над Сараево» (фото автора)
Валецкий, Олег
Югославская война, 1991-1995 годы / Олег Валецкий — 2-е изд., доп. — М.: Крафт+, 2008. —
582 с.: ил. — ISBN 978-5-93675-138-7
Агентство CIP РГБ
Данная книга посвящена Югославской войне 1991-1995 годов. Автором, участником данных событий, анализируются причины, ход военных действий и последствия войны.
Книга адресована широкому кругу читателей.
ISBN 978-5-93675-138-7
© Издательство «Крафт+», 2008 © Валецкий О., 2008
В 15
Предисловие
Конец XX века был ознаменован кровопролитными войнами во всем мире. Особое место здесь занимает ряд вооруженных конфликтов на территориях СССР и Югославии, которые оказали прямое влияние на мировую политику. Безусловно, при оценке этих событий нельзя подходить к ним с одинаковой меркой, ибо эти конфликты, как по масштабам, так и по продолжительности не одинаковы. Однако сами участники этих событий: сербы и русские, хотя они и отличались друг от друга, но история этих народов имеет много общего, как в прошлом-православном, затем в коммунистическом, так и в настоящем «демократическом», полном внешних и внутренних конфликтов.
Так как эта работа касается военной тематики, то вопросы политики и истории здесь будут затрагиваться только по необходимости.
Война — это единственный путь к изменению государственного строя и она является постоянной спутницей политики, тем более, если та направлена на коренные и всеобщие перемены. Поэтому невозможно одновременно одобрять перемены общественного строя и осуждать войну. Ныне российское общество поставлено перед фактом — угрозы новых вспышек гражданских войн. Причиной их являются действия тех или иных политиков или все общество, расшатывающих устои государства, что подразумевает и действии «бездействием». При изменениях в общественной психологии мощный государственный аппарат оказывается бессильным. Это объективный процесс, определяемый общественной психологией, рожденной в свою очередь той или иной идеологией, за которой всегда незримо находится определенная религия. Бессмысленно осуждать военное дело как таковое. Военное дело — занятие благородное, так как те, кто им занимается, берет на себя обязанность решения общественных проблем.
3
Успех военного дела зависит не только от полководцев, но и от рядовых бойцов, от того, насколько ими были приложены усилия для достижения победы, как в личном, так и в общественном плане.
События в бывшем СССР и в бывшей Югославии схожи тем, что именно в этих внутренних вооруженных конфликтах стали решаться внешнеполитические проблемы. Именно такие войны будут решать ключевые моменты мировой политики и в XXI веке и не столь важно, что боевые действия в них достигают, как правило, лишь тактического размаха. Современная стратегия имеет иной вид, нежели раньше. В современных войнах, как это не покажется парадоксальным, победы определяются силой идей сторон. Религия же это самая мощная идея. Вместе с тем, любые идеи должны опираться на общество, а как раз национализм и является опорой для общества. Бывшая Югославия является примером конфликта, в котором национализм у противоборствующих сторон был на первом плане. В СССР «национальные» войны велись лишь на местном уровне и судьбу всего государства они не решали. Советская Армия национальной никогда не была, и русские интересы ее прямо не защищались ни в Закавказье, ни в Средней Азии, ни в Приднестровье, ибо везде советские, а позднее российские вооруженные силы национальный вопрос в достаточной мере не учитывали, а о религии и говорить не приходится. Даже тогда, когда в ходе беспорядков в Таджикистане было изгнано большинство русских и на российскую армию стали нападать отряды исламских фундаменталистов, собранных из вчерашних советских граждан, а нередко из членов коммунистических организации, не была сделана трезвая оценка произошедшего. Вместо этого последовали нелепые «бравады» и как итог последовала Чечня 1994—
1996 гг. Одновременно непрерывно падало качество военного дела, которое было лишено теоретического обобщения практических примеров.
Вообще-то это к 80 годам стало печальной традицией советской военной школы, неизвестно от кого ставшей скрывать боевой опыт войн в Корее, Анголе,
4
Эфиопии, а главное в Афганистане при параноической шпиономании, не виданной во всей российской истории. Нет смысла приводить примеры самонадеянных заявлений при катастрофических результатах. Конечно, советская армия немалого достигла, и ее военная наука добилась больших результатов, но все эти достижения были плохо использованы.
Военное дело важно не само по себе, а как гарантия безопасности государства, поэтому и думать в нем необходимо не на один ход, а как минимум на два — три хода вперед, а порой и на всю партию. Ни какие самые решительные и жестокие приказы дела не спасут сами по себе, а, скорее всего лишь усугубят катастрофу при общей ошибочности в постановке военного дела.
Пример советской армии недостаточно показателен, так как политика официальной Москвы была достаточна пассивной вне зависимости от обстановки на местности. Конечно, в ходе распада СССР, достаточно кровопролитные конфликты, однако с точки зрения военного искусства их ценность ограниченна, так как в основном дело заключалось в охране объектов и в «миротворчестве». Позднее были войны в Чечне и Таджикистане, но размах боевых действий и политические цели там были так же весьма ограниченны, а сила сторон в них была отнюдь не равноценна.
В бывшей же Югославии дела обстояли по-иному в первую очередь, потому что война здесь велась между сторонами относительно схожими силами. К тому же ЮНА во многом была похожа на советскую армию, и на практике смогла более наглядно проверить некоторые теоретические положения советской военной науки, а и мировой военной науки. Сербы, несмотря на свои недостатки, входят в число «великих» народов мира, хотя в силу различных причин, не сравнялись с «великими» народами числом. В мировой же истории роль сербского народа все же могла уравняться, путь и не всегда, с ролью главных европейских народов. Помимо этого Югославия из всех социалистических стран по своему государственному устройству больше
5
всего соответствовала СССР, и поэтому боевые действия в Югославии дают весьма ценный боевой опыт. Югославский опыт в России необходимо изучить, тем более что в 90-е годы Югославия была весьма популярным военно-политическим «театром» для мировых политических и военных деятелей.
Югославские проблемы были не балканскими и даже не европейскими, а мировыми иначе бы блок НАТО не тратил бы здесь столько усилий. Активное участие принимал здесь и исламский мир. Именно здесь он впервые показал себя единой внешне политической силой уже в самой Европе и именно здесь прошли обкатку многие нынешние руководители исламских фундаменталистских организаций.
Также необходимо помнить, что Югославия была скорее «троянским конем» в соцлагере, нежели его членом, так как десятками лет получала помощь от США и всего блока НАТО. Как «ни странно», но от войны это ее не спасло. Причем один член НАТО — Германия отвечала за помощь Хорватии и Словении, а другой член — Греция (а в какой-то мере и Италия) оказывала помощь Сербии, причем на обеих сторонах партнерами Запада остались все те же функционеры югославского партаппарата. Так же как партаппарат Сербии взял на себя право представлять интересы всей Югославии, то именно он и несет главную вину за ее распад. Далеко не все мусульмане, хорваты, а тем более словенцы были противниками Югославии, и мало кто из них был готов жертвовать тогда своей жизнью ради участия в войне против собственного государства. За сохранение же государства было много людей готовых пойти на жертвы, но только вот номенклатурный аппарат бывшей СФРЮ оказался не готов ее защищать, и более того сознательно согласился с планом ее развала. Неудивительно, что с самого начала войны проводилась странная политика, которая вела к постоянным поражениям. Нет необходимости идеализировать и народ, ибо он был достоин такой политики. Уже в самом начале войны не успев «понюхать пороху» целые части и подразделения коллективно дезертировали. Тито сослужил Сербии не лучшую служ¬
6
бу, развратив ее возможностью «жить не по средствам» и тем самым отучил многих людей жертвовать собой ради идеи. Жить в собственное удовольствие, конечно, хорошо, но рано или поздно приходится расплачиваться за долгосрочные кредиты собственной политической независимостью. К тому же и само государственное устройство Югославии по «национальным» республикам и автономным краям согласно Конституции 1974 года несло в себе залог его распада и верх СФРЮ, как и сам Йосип Броз Тито, это хорошо понимали. Смерть Тито и события 80-х годов на Косово и Мехотии (восстание тамошних албанцев) лишь ускорили закономерный процесс и тут винить надо, прежде всего самих «власть предержащих» а не обвинять во всем «агентов влияния» Запада. Последние, безусловно, сыграли очень важную роль в распаде Югославии, но без попустительства со стороны властей, и без инертности и косности воли всего госаппарата им бы своей цели было не достичь.
Глава 1
Начало войны. Боевые действия в Словении и паралич военной системы Югославии
Приступая к изучению югославского военного опыта необходимо сразу же определиться с названием самой войны, в современной литературе, то разделяемой, то соединяемой по этапам различными названиями. Между тем, от начала 1991 года по конец 1995 года существовало реальное единство всех боевых действий (Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина) следовательно, определить эту войну можно только названием «югославская война».
В какой-то мере и события 1998—1999 годов с партизанской войной на Косово и Метохии, нападениями на югославскую границу из Албании, а также авиаударами НАТО по Югославии в марте-июне 1999 года — так же является, составной частью югославской войны, однако данная тема затронута не будет в этой работе.
Сама югославская война является наглядным примером войны против слома воли определенного народа, в данном случае сербского. Такая война официально признана еще уставом американской армии FM-100 (ныне уже отменненого), в которой, первоначальное главенство «воздушно-наземной» наступательной операции в версиях 1982 и 1984 годов, в 1993 году, в версии FM-100/5 приспособлено к тактическим действиям «миротворческих» контингентов, как правило, ранга батальона-бригады, имеющим, однако стратегические цели. Воздушно-наземная операция в этом случае применялась лишь как поддержка миротворческим операциям. Естественно, в этом уставе не указывалось, что миротворческие операции были лишь логическим завершением долгой политико-пропагандистской компании, в которой десятки лет использовались методы «тайной войны».
В югославской войне главным действующим лицом был Запад, который действовал преимущественно тайными каналами, постепенно проявляясь, но со временем становясь все более агрессивным. Саму югослав-
8
скую войну нельзя сводить только к столкновению прозападных, словенских, хорватских и мусульманских властей и антизападной сербской власти. Все здесь было сложно и запутано, тем более что Запад друзей здесь не имел, и все стороны для него были неприятельскими. Конечно, главный противник для миротворческих войск был определен — это сербы, пусть и косвенным образом. Но ведь миротворческие войска прибыли, на территорию Югославии не самовольно, а по приглашению югославской власти из Белграда и военного верха ЮНА при общем согласии и поддержке сербских властей в Хорватии, Боснии и Герцеговине, а также в Сербии и Черногории. Нападения хорватских сил на казармы ЮНА — в Хорватиине имели такой силы.дабы вызвать приход миротворцев. Официальная югославская пресса мало писала об этих нападениях на ЮНА в Словении. В то же время ЮНА имела там превосходство в технике и в силах в десятки раз, имея при этом поддержку еще единой Югославии, но из Словении ЮНА ушла добровольно. Что же, касается добровольного ухода ЮНА из Македонии, то об этом вообще не упоминается, хотя никаких нападений на нее там не было.Редко упоминается и об официальном отказе провозглашенной в Белграде «Третьей Югославии» (28 апреля 1992 года) от всяких территориальных претензий к Хорватии и к Боснии, и Герцеговине.
Фактически судьбу югославской войны решил военно-политический верх Югославии и тут ничего бы не изменил предлагавшийся, но неосуществленный военный переворот ЮНА. Не изменил бы потому, что к власти пришили бы люди все из той же властвующей верхушки. В той же ЮНА длинная бюрократическая лестница, способствовала скорее послушным и безликим, чем талантливым офицерам, еще более усугубляясь «национальным ключом», требовавшим равной национальной пропорции в подборе офицерского кадра.
Не случайно поэтому предательство наверху дополнялось неспособностью снизу. ЮНА к тому же тогда
9
вела совершенно нереальную политику, объявив своим врагом любой национализм вне зависимости от его направленности.
Бессмысленно было надеяться на спасительность военного переворота, когда сам военный верх не имел политической идеи, кроме анахроничного «титовско- го» коммунизма, в который верили лишь одиночки. В югославском обществе он потерял популярность еще в 80-е годы по мере развития в нем капиталистических отношений и политических свобод. Понятно, что в 1990—1991 годах в мире никто бы и не предпринимал военную интервенцию против Югославии, даже если бы там произошел военный переворот. В таком вмешательстве не было никакой необходимости. Тогдашний военный верх вряд ли бы постиг лучшие результаты нежели политический. В своей деятельности генералы ЮНА в своем большинстве немногим отличались от югославских политиков, и дело даже не в том, сколько среди них было агентов иностранных спецслужб или сторонников сепаратистов, а в том, что они в общей массе не обладали ни воинскими талантами, ни идейной убежденностью. Да и самоотверженность и решительность не были среди них настолько часты, насколько это представлялось общественному мнению. В общем-то, в тогдашней Югославии по существу и не было иных идей, кроме национальных, которые давали бы людям хоть какую-то убежденность в правоте своего дела, и не случайно, что главную роль в боевых действиях даже со стороны ЮНА стали играть те военачальники, что в той или иной мере были приверженцы национальных идей (правда весьма по разному понимавшмися), и притом, как правило, выдвинулись они в ходе самих боевых действий из среды среднего офицерского состава. Высший же военный верх ЮНА с началом боевых действий практически капитулировал. Несмотря на все свои громогласные заявления и прямые правовые обязанности по защите конституционного порядка в Югославии генералы с задачей не справились и оказалось, что ЮНА бессильна.Даже ее органы безопасности, до войны, хватавшие людей за любое неосторожное сло¬
10
во против власти, неожиданно были охвачены в своей большей части странным параличом перед лицом прямых вооруженных нападений на ЮНА. Главным свидетельством подобной капитуляции и является опыт Словении июня-июля 1991 года. Тогда армия в три сотни тысяч человек, с несколькими тысячами орудий и бронемашин, сотнями боевых самолетов и вертолетов, при годовом бюджете в десяток миллиардов долларов и тысячами обученых офицеров, оказалась поставленной в такую ситуацию, что была вынуждена уйти из Словении. В ее же неприятельских вооруженных силах, на день одностороннего провозглашения независимости, насчитывалось 30 тысяч человек, оснащенных главным образом, стрелковым оружием и легкими противотанковыми и артиллерийско-минометными средствами. И речь здесь шла не о диковатых албанцах Косово и Метохии, для которых оружие — часть народной традиции, так же как и нападения на сербские государства и народ, и не о хорватах и мусульманах, имевших немалое количество достаточно обученных боевиков, а о европейски цивилизованном народе, по существу и не бывшим балканским. Дело не в недооценке словенцев, но в самой народной психологии такого типа, довлеющей в XX веке в Западной Европе, которая может и не мешает ведению войны государством, но для организации весьма тяжелой партизанской войны никак не подходит. Словенское руководство, правда, не сидело, сложа руки и смогло создать «специальные» (специального назначения) силы в МВД и в армии, создаваемой на базе ТО (территориальная оборона — составная часть ЮНА, в основном находящаяся в резерве и разворачиваемая местными органами гражданской, администрации для содействия ЮНА во время войны с «иностранными агрессорами», в том числе для ведения партизанской войны). Эти силы послужили ей как главные ударные отряды по борьбе с ЮНА и с местными сторонниками югославской власти, внезапно ставшей «оккупационной». Со стороны словенского руководства довольно разумно было создание в составе своей новой армии специальной бригады, «Морис», игравшей
11
вместе со специальными силами МВД (ранга усиленного батальона) роль не только главной силы, но и ядра для остальных тридцатитысячных вооруженных сил, в особенности для ста восьмидесяти тысяч мобилизованных после начала войны (часто весьма условно, ибо даже стрелкового оружия многие из них не имели) словенцев, пополнивших вооруженные силы с началом войны. При создании таких специальных сил не обошлось без поддержки извне, в особенности из Германии, видевшей традиционно в Словении одну из собственных земель, и не случайно, что образцом для бригады «Морис» была GSG-9, группа по борьбе с терроризмом пограничных сил ФРГ. Подобная организация, несомненно, являлась весьма передовым методом военного строительства, особенно в условиях гражданской войны, в которой, и без того довольно нерациональные современные методы всеобщей мобилизации оказались непригодными.
В тоже время, общая численность словенских «специальных» сил достигла всего несколько тысяч человек. Однако даже при полномасштабной поддержке, которой на деле не было,трех десятков тысяч остальных бойцов вооруженных сил Словении и еще нескольких десятков тысяч мобилизованных резервистов не могли на равных противостоять даже силам Люблянского и Мариборского корпусов ЮНА и силам пограничной стражи ЮНА, размещенными в Словении. К тому же в Словении далеко не все словенцы, были сторонниками словенского сепаратизма, да и в тогдашней Европе главным образом лишь спецслужбы Германии и Австрии активно помогали этим сепаратистам по уже знакомым сценариям (Чехословакия 1968 года и второе чешское издание в «бархатной революции» Гавела).
Далеко не все словенские националисты были ярыми противниками сербов, как это было с хорватами, куда активнее тогда выступавшими не столько против Югославии, сколько против сербов. У словенцев же исторически особых противоречий с сербами не было. В новой Югославии их быть в большом количестве тоже не могло, ибо Словения не граничила ни с Сербией,
12
ни с сербскими землями в Хорватии, а сербы, переселившиеся в Словению, не были какой-то единой организованной и действующей силой, и в значительной мере были уже, ассимилированы. Еще во время Второй мировой войны сербские четники, отступив в Словению, в 1945 году, встретили здесь, в общем, благоприятное отношение, и, скорее всего в этой войне враждебность к сербам не имела бы серьезной почвы не, будь сербы ассоциированы с югославской политикой, при том, что последняя об их интересах тогда не беспокоилась.
Конечно, в Словении десятками лет поддерживалась нетерпимость к «южанам», как к дикарям, и нередко это имело свои оправдания. Однако южанами в Словении в еще большей степени считались албанцы, чем сербы, да и не были настолько велики различия, между словенцами и сербами, тем более что не приемлемые словенцами «босанцы — боснийцы» были не только сербами и мусульманами, но хорватами. В конце концов, подобная нетерпимость была лишь использована словенскими сепаратистами, как одна из многочисленных причин, которая вылилась в аресты и убийства военнослужащих ЮНА, в аресты сотен «южан», в том числе около сотни водителей грузовиков и автобусов из Сербии.
Война в Словении, без сомнения, не имела глубоких корней и была искусственно начата, искусственно велась и столь же искусственно закончилась. Это была, скорее, театральная игра в войну, хотя в ней погибли сотни живых людей, или подрывные действия внутреннего и внешнего неприятеля, в которых боевые действия играли второстепенную роль. В американском уставе FM-100 такие действия, хотя прямо и не называются, но именно они и сопровождают по логике войну «низкой интенсивности». Вероятно, все было решено на политическом верху и требовалось лишь оправдать выход Словении из Югославии, что своей антиконституционностью должно было дать повод не только для распада Югославии, но и для начала югославской войны. В Словении главную роль
13
в мобилизации сил сыграл словенский национализм, поддержанный католической церковью, но, отнюдь, не это вызвало войну, а лишь послужило настоящим организаторам этой войны, которым было мало дела до интересов этого национализма. Нужна была лишь картина югославской, тем самым и сербской агрессии на «маленькую» Словению, дабы разжечь пропагандно-психологическую компанию в Югославии. Поэтому с одной стороны поощрялись создания концлагерей для «сомнительных» лиц и убийства, пленных словенскими силами, с другой стороны развертывалась пацифистская компания против ЮНА, в которой, немалую роль сыграло и движение .«солдатских матерей». Они требовали возвращения срочнослужащих солдат в «свои» республики, где вскоре благодаря подобной «материнской» заботе тех, кто порою, вообще не имел детей, люди стали гибнуть не десятками, как в Словении, а тысячами. Победивший 2 июля 1990 года на выборах в Словении Демос Куча- на действовал по знакомому сценарию, и после объявления им указа о взятии под свой контроль границы с Италией, Венгрией и Австрией (от 26.06.91), фактически объявил войну ЮНА.
Не осталась в стороне ЮНА, и когда был получен приказ СИВ (савезно извршно вече — союзное исполнительное вече — союзное правительство) Югославии на «закрытие» югославской границы с Австрией и Италией, то командование 5-й военной области ЮНА во главе с генералом Конрадом Колншеком (словенцем) и начальником штаба Добрашином Прашче- вичем (сербом) послало на столь важную миссию всего тысячу девятьсот военнослужащих, многие из которых имели всего половину положенного боекомплекта на свои автоматы, при этом не был указан порядок содействия с шедшими в этой же колонне 471 сотрудником союзного МВД и 270 таможенниками. Было очевидно, что столь малые силы, идя колонной по автодороге, были обречены на потери, как при преодолении баррикад, так и в засадах. Это и произошло на самом деле, приведя к смерти почти полусотни солдат и офицеров. Выступившая 27 июля колонна в
14
1990 военнослужащих JOHA, 400 милиционеров и 270 таможенников была тем самым обречена на поражение, и в первый же день имела десяток погибших. Тогда же был сбит югославский вертолет МИ-8 под Любляной силами Мариборского и Люблянского корпусов, были осажденны с началом боевых действий в своих казармах,как и пограничные караулы ЮНА. Словенское руководство определило своими главными театрами боевых действий граничную полосу и главные города — Марибор и Любляну. Несколько подразделений ЮНА было блокировано на дорогах и на границе был захвачен, а попросту сдался 65 пограничный батальон. Вышедшие на помощь две роты (танковая и механизированная) 4-й танковой бригады (из Ястре- бовского), под Бретаном были остановлены не только огнем ПТРК, но и минными полями, а бывший на марше 580 дивизион ЗА попал в засаду потеряв 12 человек убитыми и 15 раненных.
Между тем командование 5-й военной области располагало в Хорватии, на границе со Словенией, еще тремя корпусами — Риечким (Риекским), Загребач- ким (Загребским) и Вараждинским, способными без особых затруднений выделить пару десятков тысяч военнослужащих с несколькими сотнями бронемашин для операции в Словении. Для этого, не было необходимости разрабатывать много планов, ибо самим планом развертывания ЮНА с началом войны упор был дан с семидесятых годов западному направлению, и эти три корпуса должны были остановить в Словении предполагаемого агрессора.
Большинство генералов ЮНА, в том число и командующий ЮНА генерал Велько Кадиевич были за решительные действия, но, однако, на деле мало кто из них сделал что-либо ради хотя бы относительного выполнения своих прямых обязанностей. Было много слов, но они не сдвинули корпусы 5-ой военной области. В этом не было ничего неожиданного, ибо десятки генералов и политиков в разросшемся госаппарате ничего не предпринимали конкретного до одностороннего провозглашения скупштиной (парламентом) Словении независимости (26 июня 1991 года).
15
Словенцы уже в мае начали своих рекрутов направлять в собственную ТО, а 2 июня 1991 года в Пекрах (Пекри) под Марибором произошло официальное провозглашение словенской армии с военным парадом. Бездействие ЮНА было еще в какой-то мере понятно для командования 5-й военной области, в котором 70% генералов и офицеров были не сербы. Генерал Мартин Шпегель (хорват) перешедший в новую хорватскую армию, которого сменил на должности Конрад Колншек, провел большую работу по назначению на командные должности тех офицеров,которые были сторонниками сепаратизма Словении и Хорватии. Не случайно они вместе с Мартином Шпе- гелем оказались вскоре в рядах неприятельских ЮНА словенской и хорватской армий. Уже 28 июня, на следующий день после, начала боевых действий, офицеры ЮНА словенской национальности массово стали уходить из ЮНА, что сильно повредило и без того дезорганизованному командованию силами ЮНА в Словении, а их примеру последовали многие солдаты и офицеры хорватской национальности. В казармах ЮНА, лишенных телефонной связи и электричества, при халатном отношении к радиосвязи, большая часть вестей получалась из средств массовой информации. Командование 5-го ВО, правда, своевременно получало вести, с места, но не было организовано никакого содействия между наступавшей колонной и силами Люблянского и Мариборского корпусов, при том, что артиллерия использовалась явно недостаточно. Дислоцированные в Словении силы ЮНА координации с наступающей колонной не имели. Силы спецназначения (антитеррористические рота и взвод и две присланные парашютные роты) использовались плохо. Механизированные патрули имели приказ «применять оружие лишь, в крайнем случае» и этот «случай» нередко заканчивался прямыми потерями ЮНА. Механизированные группы (велчиной в роту), вызывавшиеся на места нападений словенцев не имели достаточно, а то и вовсе не имели пехоты. Авиация ЮНА раз вообще отбомбилась по собственным войскам, когда Славко Докич, командир попавшего в за¬
16
саду батальона 4-й танковой бригады, видя, что его батальон несет потери, попросил поддержки у комбрига. Авиация ЮНА и сделала то, что не смогли словенцы, опасавшиеся дальнейшего наступления батальона потерявшего тогда троих убитыми, тринадцать раненными (Докич — тяжело) и один танк М-84 и два БТР М-60 были уничтожены, а три М-84 и четыре М-60 были повреждены. Хотя было ясно, что неприятель находится в самой Словении, а не на ее границах, главной задачей было поставленно усиление пограничных караулов, которые, конечно находились в тяжелом положении и нередко захватывались противником. Выступившая из Сербии вслед за колонной 36 моторизованная бригада двигалась медленно и до Словении так и не дошла по неясным причинам. В Хорватии, в ее славонской (не словенской) части эта бригада была восторженно встречена сербами, но у многих хорватов ее солдаты вызвали раздражение, что подтолкнуло к ряду межнациональных столкновений. Уже тогда обнаружились недостатки комплектования армии, ибо резервисты, призванные в 1 и 2 батальоны 6-йпартизанской (обозначения резервных частей) бригады дислоцированной в районе Сараево массово дезертировали, а в Сербии резервисты 169 моторизованной бригады отказались следовать в Словению. В это же время в самой Хорватии, в первую очередь в Славонии шла мобилизация, а вокруг военного аэродрома Плесо (Загреб) хорватские силы устанавливали минные поля. ч
В конце концов, силы ЮНА, конечно, смогли занять абсолютное большинство военных объектов на границе, но к 4 июля почти вся Словения оказалась под полной властью сепаратистов, использовавших «агрессию» ЮНА, дабы военным путем подчинить весь народ, и это было их несомненной победой. Если бы командование ЮНА хотело победы, оно бы нанесло главный удар по опорным точкам сепаратистов, используя как вертолетные и парашютные десанты, так и действия разведывательно-диверсионных групп, в том числе действующих в неприятельской среде. Конечно, общая подготовка ЮНА оказалось низкой, но
2 Илдсцкин О
17
даже срочнослужащие солдаты, имей четкий приказ на разгром неприятеля, смогли бы разгромить неподготовленные и слабо вооруженные словенские силы. В конце концов, даже имея большие ограничения по применению оружия, данного им командованием, силы ЮНА выполнили за двое суток поставленную боевую задачу, и вышли на границу, с которой, однако, приказом сверхубыли вскоре выведены. Все это было следствием предательства в военно-политическом верху и негодности существовавшей организации внешней и внутренней обороны Югославии, а военную науку эта короткая и «странная» война не обогатила.
По существу, не было особой нужды в выдвижении вышеупомянутой колонны, когда воздушным путем в казармы ЮНА в Словении могло быть переброшено достаточно бойцов, в том числе из военнослужащих, добровольно выразивших желание отправиться в Словению. Одним из немногих положительных примеров была оборона военного аэродрома Быр- ник, который защитило несколько десятков парашютистов из 63 парашютной бригады во главе с будущим замом комбрига Гораном Остоичем (погиб в 1998 году на Косово и Метохии в засаде албанских сепаратистов).
История с колонной ЮНА, введенной в Словению, послужила лишь созданию пропагандистской картины агрессии ЮНА, и поэтому-то и тянулось время до провозглашения независимости Словении, да и само начало боевых действий было в Генштабе зарегистрировано лишь вечером 27 июня, то есть после полусуток боев в Словении. За все это одного Колн- шека не, обвинишь, ибо не, меньшая пассивность была и в самом Генштабе, в самой надежной военной области (Белградской армии), и хотя и в ней командующим был македонец, генерал Александр Спир- ковский и начальник штаба, хорват генерал подполковник Андрия Симич большая часть офицеров были как раз сербы. Пассивность была всеобщей, но отнюдь не случайной, ибо именно повиновение без рассуждений и было возведено в принцип военной организации ЮНА, отштамповавшей десятки беспринципных бюрократов в генеральских мундирах, готовых
18
стерпеть любое предательство сверху, при этом подавляя любое сопротивление такому предательству внизу. План здесь был беспроигрышен, ибо сверху подавлялась всякая независимая инициатива силою авторитета власти, в которой давно и прочно обосновались противники собственного государства. Не случайно, добровольцев, желавших воевать в рядах ЮНА в Словении, ждало холодное отношение командиров их частей, а тем более военных одсеков (военкоматов) Минобороны. Примеры храбрости военнослужащих ЮНА преуменьшались либо замалчивались. Лишь один случай такой храбрости был более-менее оценен — случай майора Тепича, взорвавшего вместе с собой склад боеприпасов в Бедевике, не оставив его словенским силам. Лишь этот майор единственный за всю кровопролитную югославскую войну, был провозглашен «народным героем». Партизанская же армия ТИТО имела 1322 таких героя, а сам Тито был «трижды» героем.
Внезапно, за несколько дней, армия, уверявшая общество в своей мощи, оказалась пораженной в войне с многократно более слабым противником. Это послужило немаловажным фактором в новой «хорватской» компании ЮНА. В Словении ЮНА была еще сильна и боевого духа ее солдат было еще вполне достаточно, дабы двинуться на неприятеля, а там уже заговорила бы «фронтовая логика» и до размышления времени бы не было. Так например, в конце июня по всей Югославии прошла весть о том, как водник (подофицер) Драгомир Груйович вследствие измены офи- церов-словенцев взял на себя командование обороной большого склада ГСМ в поселке Мокроного в Словении, и всерьез пригрозив взорвать его, добился не только снятия осады словенских сил, но и открытия прохода танково-механизированной колонне, зажатой словенцами в Кыршко.
Так что боевого духа в ЮНА тогда хватало, но другое дело, почему главной задачей, оказалось освобождение дорог, а не разгром противника? Здесь танковые взводы и роты часто не имели, поддержки пехо¬
19
ты, тогда как на границе караулы ЮНА часто не имели поддержки ни артиллерии, ни авиации. Югославская власть и ее генералы просто сдали свою армию. Так от танковой бригады, стоявшей в Вырхники, вышел лишь один батальон, а техника двух танковых батальонов и одного артдивизиона САУ «Гвоздик-2С1» (122 мм) остались словенцам. При этом за всю войну эта бригада выпустила по неприятелю всего около двух десятков снарядов. Были сданы словенцам учебный инженерный полк, некоторые подразделения 350 полка ПВО, пограничный батальон и некоторые другие подразделения. Так что словенцы только бронемашин получили свыше 100 единиц (танки Т-55, М-84, БМП М-80, БТР М-60.
В итоге, несмотря на отдельные успехи (захват десантниками 63-й парашютной бригады ЮНА аэродрома Бырника вместе с 20 винтомоторными самолетами «Крагуй»), словенская кампания закончилась для ЮНА крахом, и она уходила под насмешки словенцев, бросая и технику, и оружие.
Глава 2
Распад Югославии и Гражданская война в Хорватии. Исторические предпосылки.
Идеология и политика. Шовинистический психоз и роль Запада. Военные преступления. Первые межнациональные столкновения.
Организации местных сербов. Деятельность спецслужб. Крах стратегии ЮНА
Главным очагом югославской войны стала Хорватия, которая являлась границей между католическим миром хорватов и православным миром сербов. Однако религии, послужив созданию культуры, а главное психологии, породили куда более глубокий раздел между единокровными народами. Естественно вражда возникла не сама по себе, а в ходе долгой подготовки с религиозно-политических верхов и то, как раз хорватских, причем особенно агрессивную роль сыграл Ватикан, нередко в ущерб хорватским интересам. Хорватская политическая власть сотнями лет подавлялась сначала венгерской, а затем и австрийской властью и сил для борьбы еще и с сербами не имела. К тому же сербы здесь никогда под хорватской властью не жили, ибо владевшая этими землями Австрия опиралась на них, как на военную силу. Сербы были организованны по территориальному принципу в роты, батальоны, полки и «генералаты» составляли большинство в «военной границе» защищая Австрию от турок. «Военная граница» не только защищала Австрию, но и составляла важнейшую часть австрийской армии. Местная хорватская аристократия почти не имела связи с автономными сербскими обществами. Военная организация была отменена в середине XVIII века в большей части Славонии, Срема, Баната, Бачки и Бараньи, но Бании, Далмации, Лике и Кордуне военное устройство было оставлено до второй половины XIX века, то есть до введения всеобщей воинской повинности. После отмены «военной границы» и включения «краин» в состав хорватских и венгерских земель межнациональная рознь начала расти, в особенности меж-
21
ду сербами и хорватами. Вскоре появилось шовинистическое движение «франковцев» (по их основателю Франку). Их идеологией стало учение хорватского философа Старчевича о неполноценности «византийских» варваров-сербов, готовых сербский вопрос «решать топором». Была использована вражда между Австро-Венгрией и тогдашней Сербией, а вскоре последовали первые сербские погромы, во время первой мировой войны концлагеря и карательные экспедиции против сербов, в которых многие хорваты проявили немало усердия, был среди них и австрийский подофицер Йосип Броз Тито. После короткого братства в королевской Югославии последовала Вторая мировая война, и Югославия распалась, как карточный домик. По воле Германии и Италии возникла Независна Держава Хырватска (Независимое Государство Хорватия), к власти пришли усташи (наследники Франковцев), под руководством «поглавника» (вождь) Анте Павелич, который никогда среди хорватов не пользовался политическим авторитетом. В НДХ вошли: большая часть территории современной Хорватии, Боснии и Герцеговины, Воеводины и хорватская власть сразу стала решать сербский вопрос по принципу: «треть сербов уничтожить, треть изгнать, треть перекрестить». Такая политика вызвала протесты многих хорватских политиков и даже немецкого командования. Гитлер, раздраженный иррациональностью сербских верхов, пошедших против Германии (как потом выяснилось ради интересов британского правительства), не захотел остановить Павелича. В итоге, НДХ стали потрясать восстания сербов, часть которых ушла в четническое движение Драже Михайловича, подчиненного королевскому правительству Югославии в изгнании (в Лондоне). Другая часть в местные, четнические независимые отряды, а часть ушла в партизаны коммунистического движения Йосипа Броза Тито. В результате карательных действий хорвато-мусульманских войск НДХ, в лагерях НДХ (самой крупной Ясеновце) и междоусобной войне четников и партизан погибло сотни тысяч сербов. Многие сербские области в Хорватии, особенно в Лике, Бании,
22
Кордуна и в соседней Босанской Крайне стали главной опорой партизан, которые в Бихаче учредили свое правительство, а в Дырваре находился их военный штаб. Здесь были сильны и четники с центром на горном массиве Динара. Местная Динарская четническая дивизия попа Момчило Джуича успела в своей значительной части уйти на Запад, избежав выдачи британскими «союзниками» партизанам. Эта дивизия и составила весьма влиятельную силу в сербской иммиграции. В новой Югославии социалистическая республика Хорватия получила Восточную Славонию, Баранью, Западный Срем, Лику, Кордун и Далмацию. Любая инициатива сербов о создании своей автономии жестоко пресекалась «хорватскими» сербами во власти. Среди руководства ЮНА хорватские сербы достигали высоких чинов. Именно они вселяли большие надежды хорватским сербам вначале межнациональных столкновений в Хорватии. Слободан Милошевич, глава республики Сербия, выступил тогда в роли защитника всех сербов Югославии, а свою «антибюрократическую революцию» увенчал национальными лозунгами. Началась эта революция с выступления Милошевича в 1989 году на Газиместане (поле под Приштиной) в честь празднования 600-летия Косовской битвы. Перед миллионом сербов, съехавшихся сюда со всей Югославии, Милошевич выступил как национальный вождь, чем значительно усилил свои позиции в борьбе за власть в югославском руководстве. В то же время в Хорватии появился схожий национальный вождь — Франьо Туджман, партизанский офицер армии Тито, бывший генерал милиции, бывший диссидент, ставший во главе ХДЗ (Хорватска демократе - ка заедница — Хорватский демократический Союз). Большинство местных сербов, которых в пятимиллионной Хорватии было около миллиона, встали на сторону Милошевича (у многих в документах стояла в графе национальность — югослав). В Сербии были нередки антиправительственные выступления, а демонстрации в Белграде 9 марта 1991 переросли в массовые беспорядки, едва не сокрушившие Милошевича. Однако существовало довольно четкое противостоя¬
23
ние между правящим слоем Сербии и правящим слоем Хорватии. Усташская и четническая эмиграции никаким влиянием на политическом верху бывшей СФРЮ не пользовались. Национальная символика и фразеология значили немало для народа, тогда как для власти, еще вчера коммунистической, это было не столь весомо. Заметным влиянием пользовался последний югославский президент хорват Стипе Меси- ча, дядя которого был Марко Месич, командующий войсками НДХ на Восточном фронте, а позднее из советского плена вместе со многими своими однополчанами перешедший в армию Тито. Но отдельные личности не могли бы без серьезных оснований повести за собой весь государственный аппарат, а ведь именно это и произошло в конце восьмидесятых годов. Введение многопартийности не является оправданием, так как в новых партиях главную роль продолжали играть деятели старой власти, даже единственный некоммунистический оппозиционный, вождь Алия Изетбего- вич в своей партии СДА, был окружен большим количеством коммунистических функционеров. В сербской среде Хорватии возникла СДС (сырпска демок- ратска странка — сербская демократическая партия), созданная 17 января 1990 года Йованом Рашковичем, известным нейропсихиатором. В том же году он вместе с Йованом Опачичем, способствовал созданию СДС Боснии и Герцеговины на майском конгрессе в Дыр- варе, и выдвижению в его главу нейропсихиатра Радована Караджича. Рашкович не желал войны, он считал, что нужно ограничиться культурной автономией для сербов Хорватии, так как не верил в успех сербского державного строительства и широко известна его констатация «сербы — луд» (это слово имеет широкое значение от психопатии до смелости) народ. СДС Раш- ковича победила в большинстве сербских общин Хорватии на первых многопартийных выборах апреля-мая 1990 года. В хорватских общинах, естественно, победила ХДЗ, и тогда ни странка демократских промена (партия демократических перемен) хорвата Ивицы Рачана, ни Хырватска странка социалиста (хорватская партия социалистов) серба Боро Микелича, не
24
смогли составить серьезную конкуренцию СДС и ХДЗ. В начавшейся борьбе двух партий началось и территориальное деление, а центром сербской политики стал Книн городок недалеко от Задра. 25 июня на «соборе» в Сербе перед двумя сотнями тысяч сербов провозглашается «сербское» национальное вече во главе с Миланом Бабичем. По рекомендации Йована Рашковича в Книне 27 июня 1990 года создается союз общин Северной Далмации и Лики во главе с Миланом Бабиче. Но здесь вступили в дело верхи Сербии и конечно ее ДБ, для которых СДС оказался наиболее удобным оружием в установлении своего влияния в тех областях Хорватии, а потом и Боснии и Герцеговины в которых ими было запланировано создание сербских автономных областей — CAO (сырпска аутономна облает). Пока Рашкович ездил в Америку его соратник Бабич, человек куда более опытный в политике (Бабич занимал высокий пост в партаппарате Хорватии) объявил о создании собственной партии — СДС Краины. Рашкович был быстро отвергнут его же учениками и соратниками, и в 1992 году он умер. Милан Бабич на 19 августа объявляет референдум о судьбе сербских земель в Хорватии, который с поддержкой Милошевиче проводится и по Сербии, и тогда появилось «краишников» куда больше, нежели их оказалось при мобилизации. События развивались быстро. Уже 3 июля этого же года милиция в Книне отказывается признать «усташские» символы, вводимые ХДЗ по всей Хорватии, а 5 июля начинается открытое сербской восстание в Книне, в котором главную роль играли СДС и местная милиция. Их же силами был остановлен хорватский поход тогдашнего министра МВД Иосипа Больковца на Книн. Когда в ответ на это 17 августа хорватская милиция идет разоружать сербскую милицию. Последняя открывает свои склады для местных сербов и местный милицейский генерал Милан Мартич, раздавая местным сербам, оружие стал своеобразным вождем «балван-революции» (бал- ван — бревно, каких тогда немало использовалось в строительстве баррикад сельскими сербскими «стражами», созданными милицией) провозгласив: «Бра¬
25
тья сербы! Пришло время защищаться оружием! Становитесь за ним в очередь!». Милан Бабич этого же числа вводит военное положение и после референдума, на котором большинство высказалось за автономию,30 сентября эта автономия провозглашается, а 21 декабря утверждается ее статус CAO (сербская автономная область) — Краина с центром в Книне.26 декабря официально провозглашена решениями общин Книн, Дони Лапац, Грачац, Обровац, Бенко- вац, Кореница, Двор-на-Уне, Войнич, то есть, почти всей Книнской Краины. 4 января CAO Краины создает собственное управление внутренних дел, тогда как хорватская власть, всех милиционеров, отказавшихся ей подчинятся, увольняет. Так как руководители сербов Книнской Краины были прямо связаны с официальным Белградом, то Книнский корпус (командующий генерал Шпиро Николич и его зам полковник Ратко Младич) ЮНА поддержала эту сербскую революцию и вскоре по похожему рецепту возникли CAO Западной Словении под управлением СНВ во главе с бывшим диссидентом Велько Джакулой и CAO Восточной Славонии,Барании и Западного Сре- ма под управлением СНВ во главе с Гораном Хаджи- чем. Однако, здесь обстановка была сложнее, ибо среда была куда более интернациональной, чем в CAO Краины и не было одной большой сербской территории. Еще 2 марта 1991 года в Западной Славонии, в Пакраце хорватская милиция, переименованная уже в полицию захватила местный СУП, в котором было в тот день всего два десятка милиционеров, почти одних сербов. По прибывшим войскам ЮНА из хорватского БТР открывается огонь и начинается настоящий бой. Похожий сценарий повторился и в Плит- вицах, где хорватская специальная милиция 30 марта захватывает местное здание милиции, силой разгоняет собравшихся сербов, а потом начинает двухдневный бой с сербской милицией. ЮНА тогда оказалась в двусмысленном положении, ибо с одной стороны должна была одинаково относиться к сербам и хорватам, а с другой стороны как раз хорватские силы рассматривали ЮНА неприятелем и было очевидно, что
26
Хорватия готовится к войне против ЮНА. Уже в октябре-ноябре 1990 года из Венгрии было ввезено предприятием «Астра» десять грузовиков (компании «Чаз- матурс») с грузом оружия и только 12 и 20 октября 1990 года было, ввезено 18-ю тысяч автоматов Калашникова. Это, как и другое закупаемое по всем каналам (в особенности усташской эмиграции) оружие послужило вооружению растущей в числе милиции, чей резервный состав пополнялся под руководством функционеров ХДЗ. К весне этот состав вырос до тридцати с лишним тысяч, и было начато создание армии — Сбор народной гарды (Корпус народной гвардии). Обещания хорватской стороны о сдаче 20 000 стволов стрелкового оружия (хотя ЮНА оценивала их число в 60 000) обернулись сдачей одной тысячи. Более того, генерал ЮНА Мартин Шпегель был снят военной безопасностью ЮНА на пленку в момент переговоров о закупке оружия для хорватских войск. Судебный процесс против группы генерала Шпегеля обернулся массовыми демонстрациями 7 апреля в Загребе и здание военного суда, где оно шло было осаждено десятками тысяч хорватов. После призывов Туд- жмана к народу выступить против ЮНА, его сторонники линчевали в Сплите одного солдата военной полиции ЮНА, вытащив его из бронетранспортера, а тяжело повредили и другого военного полицейского, причем оба полицейских были македонцы.
Хорватская власть, развернув массовую антиармей- скую кампанию, кульминировавшуюся в весенних демонстрациях перед штабом военно-морской области в Трогире (тогда пролилась кровь с обеих сторон), в то же время не забывала и переманивать на свою сторону многих офицеров ЮНА. Не только хорватов, массово покидавших армию, не только словенцев, мусульман, албанцев, но и сербов, скрытно сотрудничавших с неприятелем. Неудивительно, что когда 26 марта 1991 года хорватская полиция беспрепятственно вела огонь по солдатам и офицерам ЮНА в Пакра- це (Западная Славония), в двухстах метрах от казармы ЮНА, запрета оттуда не последовало. Разумеется, не все офицеры одобряли примиренческую политику
27
в отношении хорватской власти. Но военная организация делала «свое дело» (также как и военная безопасность) и способствовала тому, чтобы хорватская власть захватывала и подчиняла города и села. Вместо решительного удара «в голову», ЮНА предпринимала множество разрозненных и непоследовательных действий. К тому же в результате опоры на действия артиллерии, гибло много мирного населения. Тем самым шовинистическая кампания еще больше раскручивалась, разжигая насилие. ЮНА оказалась не способной защитить Югославию. И дело не только в ошибках командования, которые часто имели катастрофические последствия. Крах терпела сама югославская политика, прежде всего — идеология. Низкий уровень командования в ЮНА — разве это не следствие краха коммунистической идеологии и государственной системы, выстроенной на этой идеологии? Такие подходы не соответствовали национальным интересам югославского народа, что привело к известным противоречиям. Силам, которые вели политику разгрома Югославии — как внутренним, так и внешним, сделать это было достаточно легко. Ведь они имели дело с противником, чьи действия были анахроничны. Не случайно Запад, обладающий столь мощной и технически совершенной системой безопасности, не пытался всерьез бить по верхам сербской стороны. Эти «верхи» обеспечили Западу, полигон для экспериментов, способствовали укреплению власти Запада над миром. Одновременно эти «верхи», получив (в связи с войной) «державный»-авторитет, с легкостью могли покончить с внутренней оппозицией, которая могла усугубить положение хорватской стороны и Запада. Это было, в определенной мере, справедливо, так как Запад, с хорватской помощью, создавал Югославию. Ни один народ не создавал и не создаст государство ради интересов других народов. И сербы пошли «югославской» дорогой не из побуждений альтруизма, не по наивности, глупости или моральной неустойчивости. А сознательно, «по желанию», обильно подпитываемому финансовыми вливаниями извне. Запад платил достаточно. А кто платит, тот и заказывает музы-
28
ку. В конце концов, большинству сербов в Югославии жить нравилось больше, чем хорватам.
Хорваты же и другие нисколько не ограничивали себя, действуя против сербов. Энергия этого народа не подавлялась. Таким образом, сербы, имевшие над противником немалые преимущества, оказались в проигрыше (Они сразу ушли в оборону). Югославская армия, югославская власть, местные сербы в Хорватии появились вовсе не в 1991 году (как это представила хорватская власть и западная пропаганда), а были «таким же «правовым субъектом» в бывшей Югославии, как и хорватский народ. Те самым подтверждается, что сербы вовсе не завоевывали «хорватские земли», а обороняли свои. Отсюда и исходил главный мотив отпора хорватской агрессии, в этом было оправдание действий ЮНА. К сожалению, правовое положение сербской стороны, как законного наследника Югославии, было проигнорировано. Насилие в Хорватии разжигалось сверху и организованно. Уже столкновения на футбольном матче в 1989 году хорватских болельщиков «Динамо» (Загреб) с болельщиками «Цер- вена Звезда» (Белград), а затем и с милицией, в которой (на матче) было до половины сербов, послужило на пользу власти ХДЗ, очевидно, тоже приложившей руку к организации беспорядков. Подлило масла в огонь награждение лично Туджманом орденом Николы Шубича Зринского некоего Синиши Римца, известного, как участник расправы с сербской семьей в Загребе (была убита 12-летняя девочка). Награждение продемонстрировало, что убийство было осуществлено в интересах власти ХДЗ. Точно так же, как убийство югославского посла в Стокгольме, Владимира Ро- ловича было совершено в интересах создания «свободной» Хорватии (даже от сербов!): Миро Бароша, убийца посла, был также награжден Туджманом.
Между прочим, угнетался хорватский народ коммунистическим режимом менее чем сербский. С падением этого режима хорваты стали на путь открытого террора, направленного против сербов. И не особенно стеснялись в средствах. «Ферал трибьюн» писал по поводу награждения Туджманом «борцов» за хорват¬
29
скую державу: «...награждением более ста своих любимцев, между которыми в одном строю вытягивались международные террористы, убийцы, грабители, политические марионетки и просто морально падшие люди, государь все сказал о себе, а также представил идею хорватства, как идею бесчестья. А Хорватию, как страну, в которой властвуют те, чьи руки погрязли в крови... и прочих уголовных делах».
Разумеется, на хорватской стороне в войне участвовало много людей, которые действительно верили, что сражаются за Хорватию и делали это с честью. Ведь сербы часто вызывали справедливый гнев хорватов, совершая одиночные, а иногда и массовые преступления, к тому же потворствовали таким преступлениям. Хуже всего было то, что сербы официально не имели конкретной идеи, а национальная идея нередко оборачивалась диким шовинизмом.
К тому же югославская власть не хотела по существу победы. Завязнув в интригах ради денег, она довела народ до бессмысленной мясорубки, общество — до массового психоза.
Хорватской же власти это и было нужно. Между официальным Белградом и Загребом тайное сотрудничество не прекращалось всю войну и даже после ее окончания. Одну из ведущих ролей в этом играл Туд- жман, и Западу, купившему ХДЗ, не составило труда свергнуть его. Часто упоминаемые вилла и личный самолет Туджмана играли при этом второстепенную роль (вилла и самолет нужны любому президенту). ХДЗ же была «куплена» получением власти преступным путем, за что и платила Западу. ХДЗ было привлечено большое число хорватов — «герцеговцев», которые использовались на войне, как одна из главных сил.
После войны герцеговинские хорваты, чрезмерно усилившиеся на черном бизнесе и криминале, стали вживаться во власть. Это послужило причиной серии убийств ряда герцеговинских «боссов», так и не раскрытых. Парадокс, но новая демократическая власть, пришедшая к власти в Хорватии в 2000 году, «раскопав» дела ХДЗ и ее главной силы — полиции, обна¬
30
ружила связь хорватской «мафии» с родственными кругами в Сербии. Отсюда для вышеупомянутых ликвидаций выезжал Божо Орлич (по прозвищу Боро «Конь»), бывший двойным агентом (хорватских и сербских спецслужб) и бойцом служб спецназначения ДБ Сербии («цервени берети»).
Под давлением Запада ХДЗ стала понемногу сдавать герцеговинцев. Военные и политические вожди последних — Младен Налетич («Тута»), Винко Мартинович («Штелэ»), Дарио Кордич, Марио Черкез, оказались в Гааге. В общем-то, сдача «радикальных» элементов должна была начаться в Хорватии и без особого понукания с Запада, в силу самой природы ХДЗ, основу которой составляла не усташская эмиграция, а коммунистическая номенклатура, органически не переваривавшая радикализма. Тем более — радикализма военного. Но этого не произошло.
Впоследствии в 1992—1993 годах ХДЗ покончила с излишней самостоятельностью ХОСа Добросава Па- раги, который не скрывал своих симпатий к нацизму. Это было несколько непоследовательно: генотипы сербов и хорватов тождественны. В ХОСе же просто пытались нацизм и язычество приспособить для развязывания войны с сербами. Отсюда радикальность заявлений вождей ХОСа. Например, руководитель ХОСа Херцег-Босны Давор Пиринович: «...если серб стреляет в хорватов, он должен знать, что его семья будет вырезана». Это выглядело абсурдно, потому что в Герцеговине, главной опоре ХОСа, большинство хорватов были окатоличенные сербы.
Заявления, что, мол, «...для нас сербского вопроса нет, а есть военный вопрос» (Добросав Парага), «Сербия — корабль сумасшедших и преступников» (Славен Летица, кафедра социологии Загребского университета, будущий кандидат в президенты), служили для разжигания войны, политические программы забывались, а оставался чистый бандитизм.
Но нельзя впасть и в другую в крайность, считая югославскую войну «только бандитизмом». Хотя четких политических программ не было ни у кого, существовала более важная вещь — религия. И хотя сама по
31
себе в обществе XX века она перестала играть ведущую роль, убеждения, создаваемые столетиями, совершенно исчезнуть не могли. И различные религии, и новые идеологии — коммунистическая, либеральная наложили заметный след на войну. Таким образом, югославскую войну можно назвать войной религий, войной цивилизаций. А такие войны — наиболее кровавые (Тридцатилетняя война в Германии, Гугенотские войны во Франции, Гуситские походы в Чехии, войны гвельфов и гиббелинов и Италии, Гражданские войны в России и Испании, носившие идеологический характер).
Запад, разжигавший эту войну, даже не пытался ввести ее в какие-то цивилизованные рамки. Наоборот, пропагандой «о хороших и плохих парнях», россказнями о демократических хорватах и коммунистических сербах, догматическим утверждением о праве хорватской власти на территорию Хорватии в коммунистических границах (даже в эпоху самостоятельности — одиннадцатого века, Хорватия не была столь велика), Запад разжигал огонь войны, поощрял хорватскую власть к новым преступлениям. Бессмысленно было требовать соблюдения Женевских Конвенций, запрета физического и психического мучения людей, коллективных наказаний, насильственной проституции, изнасилований, терроризма, взятия заложников, рабства и издевательств. Все это было негласно одобрено для хорватской власти Западом. Потому иронично звучали строки Женевской Конвенции об обязательном питании и лечении раненых и больных в плену, о нормализации рабочего времени, выводе из районов боевых действий, получении писем и посылок — все права людей кончались при пленении. Для них начиналась типичная на Балканах череда унижений и издевательств.
Не оправдывая тех, кто творил все эти преступления, все же нельзя забывать, что именно Запад разрушил правовые основы Югославского государства (якобы, во имя «демократии и прав человека»).
Хаос, в который ввергли Югославию, был далек и от демократии, и от прав человека. И нельзя во всем
32
обвинять лишь югославов. Подобная политика принесла бы похожие плоды в любой стране мира.
Приведу примеры нарушения законов Югославии и Женевских Конвенций хорватской стороной, которые мировое сообщество не только не осудило, но оправдало и даже поддержало. Так, хорватской и словенской властью был проигнорирован Указ Югославского правительства от 3 января 1991 года о роспуске незаконных вооруженных формирований; проигнорировала хорватская власть и требование союзного правительства от 10 мая 1991 года о демобилизации резервистов хорватского МВД, о сборе оружия и о расследовании причин возникновения вооруженных конфликтов. Хорватская власть открыто организовала ввоз оружия из Венгрии. И тут же начинаются нападения хорватской милиции на сербские села, массовые увольнения сербов (в 1991 году уволено 120 тысяч!). Частные предприятия, принадлежавшие сербам, грабят. При попустительстве милиции в Задре 2 мая 1991 году прошел погром 168 объектов, принадлежащих сербам, были взорваны, сербов убивали. Например, Живко Пеулич был убит прямо перед телекамерой в своем доме милицией, окружившей дом, как, якобы, четничес- кое гнездо. Его жена пропала без вести из больницы.
10 сентября 1991 года — бойцы хорватского ЗНГ на своем КПП у Поновча под Загребом на глазах хорватской милиции убили майора ЮНА Яна Валентина. По приказу Туджмана сербы были «выселены» из 27 сел в районе гор Псуня и Папука (Западная Славония), оставленных осенью 1991 года частями ЮНА (якобы, ради «защиты от четников»). Это привело к бегству 10 тысяч человек на сербские земли Боснии. Похожая судьба постигла и сербов 18 сел общины «Грубишко поле». Села были сожжены, а те, кто не успел убежать, убиты.
Пропагандисты ХОСа, входившего в состав вооруженных сил Хорватии, выпустили листовку, где обозначены цели этой войны: уничтожение сербских улиц, домов, квартир, машин, семей.
5 ноября 1991 года хорватские войска открыли артиллерийско-минометный огонь по сербскому город¬
33
ку Шиду. 4 погибших, 12 раненых, разрушенный детский сад. Такие обстрелы хорватская артиллерия вела по Апатину (Сербия), по Босанской Градишке (Босния и Герцеговина). В связи с этим возникает вопрос: если такие действия были разрешены хорватам, почему Милан Мартич за приказ об обстреле Загреба во время хорватского нападения на Западную Славонию оказался в списках обвиняемых Международного трибунала в Гааге?
29.09.91 год — хорватские минометчики открыли огонь по монастырю Боджани на левом берегу Дуная, хотя войск там не было. Хорватскими войсками были разрушены церкви Святой Петки (село Куканяц), Святого Иована Богослова (в Горней Обрежье), Святого Спиридона (в Петрине). Разграблен хорватскими войсками епархиальный двор в Пакраце. В 1995 году в Западной Славонии был сожжен и разграблен мемориальный музей Ясеновац, посвященный памяти десятков тысяч заключенных (главным образом, сербов) концлагеря Ясеновац времен Второй мировой войны.
Практически все перемирия, подписанные хорватской стороной, нарушались. В селе Шаренград (община Илок), после ухода наблюдателей ЕС, было взорвано четыре сербских дома, жильцы убиты. В Хорватии не прекращались преследования сербов и семей военнослужащих ЮНА, которых оскорбляли, избивали, убивали. Государство поощряло различные ан- тисербские выходки (например, сжигание книг на кириллице, надписи типа: «псам и сербам вход запрещен»). Вместе с католической церковью власть обращала сербов в хорватов — католиков, и счет шел здесь на тысячи.
Нельзя быть в данном вопросе односторонним и умалчивать о военных преступлениях сербской стороны, проводимых к тому же по прямым указаниям спецслужб. Показательный случай произошел в хорватской военной больнице Вуковара в которой после захвата Вуковара югославскими войсками, военная безопасность дала приказ сербским добровольцам рас- стрелйть свыше 200 пленных хорватов на объекте «Овчаре», и то главным образом раненных и работни¬
34
ков больницы, Тогда по всему Вуковару шли убийства гражданских и пленных, Нет смысла объяснять вредность подобных действий, тем более что в Вуко- варе было тогда полно иностранных журналистов и наблюдателей, которых югославское командование туда же и впустило. Немало подобных случаев произошло по всей Хорватии, и согласно достаточно проверенным данным Института общественных знаний (работа доктора Дражена Живича и профессора Вруны Эсих «Военные преступления-средства и последствия агрессии Сербии на Республику Хорватию») из приблизительно 6670 погибших гражданских лиц (не учитывая то, что определенный процент из числившихся на 2001 год 1500 пропавших без вести также были гражданскими лицами), около 1940 было впоследствии извлечено из одиночных и массовых гробниц с территорий бывших под контролем сербской стороны, Впрочем, согласно не менее проверенным данным центра «Веритас» из Белграда число погибших и пропавших в Хорватии сербских гражданских лиц насчитывало 2344 человека, Надо также учитывать, что хорватская сторона в данное число включило большой процент хорватов погибших в Боснии и Герцеговине, где как раз хорватские войска рядом военных преступлений(убийства нескольких десятков сербов в захваченном силами ХВО и ХОСа Купреса (апрель 1992 год) и в особенности уничтожение мирного сербского села Сековац (под Босанским Бродом) в марте 1992 года, причем из 59 убитых, 18 был несовершеннолетний или малолетний, Наконец, не отрицая того, что немалая часть из 7850 погибших хорватских военных, погибло в плену, зачастую в мучениях (хотя опять таки в данную цифру хорваты вносят и тех, кто погиб в Боснии и Герцеговине, в том числе в боях против мусульманских войск) ведь из 4324 погибших и пропавших без вести военнослужащих Республики Сербской Краины, свыше трети погибло или пропало без вести также в плену, Помимо этого большой процент числа лиц погибших или пропавших без вести из состава ЮНА было убито в плену, либо во¬
35
обще было захвачено в собственных квартирах или на улицах, не являясь участниками боевых действий.
Вообще то по сравнению с практикой Второй мировой все это не слишком впечатляет, однако данная война велась хорватской стороной под лозунгами «демократии» и «гуманизма», с полной поддержкой Запада, что показывает насколько он дорожит данными понятиями
Весной 1991 года в Хорватии практически уже шла война, между сербами и хорватами. Фактическое начало наступило в боях за Борово Село. Это сербское селение стало целью нападения хорватских сил из Ву- ковара, где к власти пришел ХДЗ. Положение для местных сербов складывалось тяжелое и помощи от ЮНА они могли не дождаться. Все же местное сербское руководство, в первую очередь глава ТО Вукашин Шош- ковчанин само обратилось к ряду оппозиционных партий СНО и СРС с просьбой о присылке добровольцев, что для тех времен было шагом революционным. Для тогдашнего общества сознание, о каких-то добровольцах, воюющих вне рядов ЮНА и милиции с хорватскими силами под сербским национальными знаменем, оказалось шоком, но именно это и послужило одним из важнейших факторов в подъеме сербского, национального движения. Власть в Белграде, поспешила отказаться от добровольцев, а министр МВД Сербии назвал их авантюристами, но на деле поддержка от власти, а точнее от спецслужб была. Так, добровольческий отряд «Стара Сербия», собранный в Нише под командованием Бранислава Вакича, был снабжен формой, питанием и транспортом местным градоначальником Миле Иличем, одним из ведущих тогда людей. СПС (Социалистическая партия Сербии), созданной Слободаном Милошевичем из республиканской, организации СКЮ (Союз коммунистов Югославии) в Сербии и естественно бывшей партией власти.
Эти и другие группы добровольцев, собравшиеся в Боровом селе, в количестве около сотни человек, так же как и местные сербские бойцы, оружие получили через сеть ТО (территориальной обороны), организационно входившей в ЮНА и бывшей под полным кон¬
36
тролем Белграда, сумевшим даже отчасти вывезти запасы оружия ТО с чисто хорватских территорий.
Все это, однако, не означало полной подчиненности добровольцев власти Сербии, но лишь то, что последняя, обеспечив им поддержку, сняла с себя ответственность за их действия и фактически ожидала дальнейший исход.
В сербском народе тогда был силен национальный настрой и выступи власть против него, то, учитывая и без того большое недовольство народа коммунистической идеологией вполне было возможно прямое восстание против власти. Тот же Вукашин Шошковчанин имел сильную поддержку в местной сербской среде, в том числе в соседней Сербии, отделенной лишь Дунаем от Борово села и Вуковара. Местные воеводин- ские сербы, да и немалый процент других народов Воеводины, в том числе венгров, и даже хорватов, участвовали в боях в Славонии, Банате, Западном Среме. И в самой Воеводине стали, возникать подобные добровольческие, а то, и открыто «четнические» отряды, чему характерный пример четнического воеводы Йово Остоича, создавшего такой отряд в своем селе, и с самого начала активно помогавшего сначала «задунайским» сербам, а затем прошедшим по другим фронтам этой войны. Шошковчанин тогда был одним из наиболее выдающихся кандидатов на роль общесербского вождя, а это с учетом близости Сербии, делало его опаснее от иных подобных лидеров в Книнской Краи- на. Потому, по мнению многих очевидцев, тех событии, совсем не случайно произошел несчастный случай с ним, когда он, выросший на Дунае, осенью 1991 года утонул в нем, переправляясь через него на лодке. Шошковчанин, видимо, оказался через, чур, успешен, ибо тот разгром, что пережили хорватские силы при попытке занятия Борово — села, сделал его слишком популярным во всем местном сербском народе.
Хорватские силы тогда, благодаря собственным командирам, попали, практически, в засаду сербам, которых они явно недооценили. При этом хорватское командование выжидало весь апрель, когда у сербской обороны Борово села ослабнет внимание, и действи¬
37
тельно некоторые добровольцы стали уже возвращаться назад домой. Был подготовлен сценарий установления хорватской власти — оккупация села, убийства и аресты непримиримых с хорватской властью сербов, а так же тех, кто получил или купил оружие, хотя и некоторые хорваты, в погоне за наживой перепродавали сербам оружие, которое им раздала ХДЗ. Дома убитых и арестованных передались бы сторонникам ХДЗ, в первую очередь участникам», взятия этого села и позднее такая схема была опробована в других селах. Как действовала новая хорватская полиция, было видно в самом начале. Нападение 2 мая на Борово село, когда она напала на дом, где муж и жена с соседями пили кофе, а когда на переговоры пришел начальник милиции из относительно мирного, но, главным образом, уже хорватского Осиека, то «полиция» убила двоих пришедших с ним милиционеров серба и хорвата, а двоих (серба и хорвата) ранила. Однако, занятие самого Борова села оказалось посложнее, и когда около двух сотен «полицейских на трех автобусах, трех «лендроверах», одном «комби» и одном «Опеле» вошли в центр села, то сразу же попали под сербский огонь из дворов и с крыш домов, а хорватский командир был убит при попытке водрузить, знамя на здание местного правления. Хорватские силы были полностью разгромлены, и потеряв до несколько десятков убитыми и около трех десятков пленными. Среди пленных и убитых полицейских оказались не только «вуковарские» или заезжие «усташи», но и нанятые хорватской властью албанцы и румыны, а попал в плен и один гражданин СССР, как и несколько хорватских и западных телеоператоров и журналистов. Сербы потеряли всего несколько человек убитыми и ранеными, хотя им и повезло, что нападение произошло за десять минут до конца урока в местной школе, что демонстрировало неожиданность нападения.
Удивляет здесь непродуманность хорватской тактики, ибо главными силами они вошли в центр, села, а остальные хорватские силы, окружившие. Село, так и остались на местах. Пытаясь выйти из села, «полицейские» взяли в заложники женщин из числа медперсо¬
38
нала местной, больницы, но не это спасло их, а вмешательство ЮНА, передавшее позднее пленных хорватскому командованию, которое, правда, было заинтересовано лишь в своих хорватах, но не в наемниках. Разгром в Борово селе хорватских сил в каком-то смысле ознаменовал начало большой войны. Союзное правительство пыталось, правда, лавировать и 4 мая издало Указ о создании силами ЮНА «тампон-зон» между сербскими и хорватскими силами, но это только разъярило хорватское руководство. И уже 12 мая 99% сербов в CAO Крайне высказалось за присоединение к Сербии, а 19 мая на референдуме хорватской власти, проведенном, естественно, лишь на подконтрольных хорватской власти территориях, было провозглашено отсоединение Хорватии от Югославии. Разумеется, без всякого учета мнения сербов из CAO. 28 мая в Загребе проходит первый, парад ЗНГ (сил народной гвардии), то есть хорватской армии, что особого протеста в союзном югославском правительстве не вызвало. Война между сербами и хорватами стала разгораться; и с началом боевых действий в Словении хорватские силы 27 июня блокируют ЮНА в Осиеке.
В это время начинается война и в «Книнской Крайне» (как стала тогда называться сербами области Лики, Кордуна, Бании и Далмации оказавшиеся под сербской властью) боями 26—27 июня за городок Глина. В Глине первый раз были опробованы местные сербские силы, сведенные в части ТО и в отдельные отряды «красных беретов» («книнджей»), четников и прочих добровольцев. Глину выбрали хорваты, потому что до войны гарнизона ЮНА в ней не было, но пока хорватское командование «раскачивалось» там была дислоцирована бригада ЮНА, усилившая местную бригаду ТО в составе Первой тактической группы. Хотя хорваты смогли пройти по еще довоенной подводной переправе и захватили село Грачаницу и, разгромив тамошнюю роту, сербы перешли в контрнаступление и разбили наступавших, захватив несколько танков и БТР, и десятки хорватов было убито, взято в плен и просто утонуло на переправе.
39
Менее удачно развивались события под Госпичем. Хотя здесь была казарма ЮНА, а большинство милиционеров были сербами, хорваты, с началом боев 29 августа, смогли захватить центр этого небольшого городка, а потом и казарму. Местные сербы, организованные в Госпичкий отряд Лапачкой бригады ТО были вытеснены на окраину. Многие из них не слишком стремились в бой, а отправлялись в Сербию или в соседний Книн, откуда помощь подходить не спешила. Местный командир только сформированного четни- ческого отряда — Раде Чубрило отправился за помощью в Белград в штаб оппозиционного национального движения СПО (сырпски покрет обновэ — сербское движение обновление). Хотя лидер этого движения Вук Драшкович считался вождем массовых антиправительственных демонстраций в Белграде (9 марта) направленных против власти Слободана Милошевича, военная безопасность вооружила отряд Сербской гвардии (Сырпска Гарда) в 128 человек и под командованием Джордже Божовича — «Гишки» отправила на фронт под Госпич. Туда же, под Госпич со стороны было послано 9 танков и 4 БТР и собранным, в том числе около 400 человек отрядом 15 сентября был начат штурм Госпича. Хорваты оказали упорное сопротивление, и вдобавок два танка столкнулось, и экипаж одного из них бежал, оставив танк противнику. Вскоре «Гишка», лично командовавший своей СГ погибает в бою и как небезосновательно предполагается по заказу спецслужб из Белграда (учитывая, что потом в течение года — двух было убито неизвестными в Сербии большое количество «братвы» из «Вож- довачкой» (Вождовац — район Белграда) группировки додерживавшей СПО). В сербских рядах началась неразбериха, и в итоге они были выбиты из Госпича. Несколько более успешно, велись бои под Обровцем и в районе Киево. Более активно велись разведывательно-диверсионные действия, однако их результаты войсками на фронте не использовались и поэтому и происходили случаи, когда целые части попадали в засады, как, например это произошло под Дырни- шем в районе Попово — села. К тому же неукомплек¬
40
тованные части ЮНА в силу полной зависимости от «миротворческой» политики Белграда и «международного сообщества» играли непропорционально пассивную роль. Местные силы ТО отличались безынициативностью и низкой подготовкой, а и равнодушием к вопросам подготовки. В силу этого практически всю эту войну вели сводные отряды величиной в роту-ба- тальон и состоявшие в своей большей части из местных и приезжих добровольцев. Подобному характеру войны способствовала и общая стратегия сербской, а отчасти и хорватской сторон следовавшим духу тайного договора Милошевича и Туджмана постигнутого в 1991 году в поселке Караджорджево на границе Сербии и Хорватии. Этот устный договор предусматривал раздел не только Хорватии, но и Боснии и Герцеговины между Белградом и Загребом и само последующее развитие событий подтверждает его существование. Вопрос только в том, в каком объеме и по каким этапам осуществлялась бы размена территорий, и кто в таком случае оказывался бы в выигрыше. По большому счету было непонятно, а к чему вообще такая размена вызвавшая «этнические чистки» больших размеров в Хорватии, а затем и в Боснии и Герцеговину. Подобная политика ввергла государство в хаос грабежей, убийств и беззакония. При этом в самой Сербии продолжали оставаться миллионные национальные меньшинства, албанцы с началом войны перешли к полному бойкоту государственных учреждений и их родоплеменные кланы, откупаясь от чиновников взятками, тем самым вышли из-под всякого контроля власти. Так как на фронте много не решалось, то главную роль стали играть различные «специальные» группы подконтрольные спецслужбам, правда, больше похожие на банды. Власть сама разрешила подобную анархию, поспособствовав появлению ряда ей подконтрольных богачей, впоследствии с легкостью согласившихся на любые переменны политики верхов. О переменах в идеологии писать тут смысла нет, ибо верность идеям в данной войне была вещью непопулярной, к тому же часто использовалась для обычного мошенничества. Сербская сторона в наибольшей мере
41
была подвергнута политики такого «внутреннего разложения» и многие ее бойцы отличались не на фронте где постоянно на все и вся жаловались и при случае норовили сбежать с позиции, а в тылу пьянством, грабежами, интриганством, сплетнями. Так и не став настоящим войском, местные силы оказались неспособными действовать без помощи даже небольших подразделений ЮНА и госбезопасности Сербии, что выяснилось уже осенью 1991 года в Западной Славонии.
В полностью зависимой от официального Белграда CAO Западной Славонии 3 ноября 1991 года ни с чем, не вызванным уходом ЮНА, в хорватские руки попадает ее северная часть в районе гор Псуня и Папука. Ответственность за поражение командование ЮНА свалило вину на местную ТО, но главное на пару сотен местных добровольцев. Хотя именно последние отказались уходить и, хотя и между ними были случаи не слишком достойные остается фактом, что как раз Драги Лазаревич «четнический» командир добровольческого отряда СРС (сырпска радикална странка — сербская радикальная партия) погиб в этих боях, добровольно здесь оставшись. Официальный Белград, недолго защищал сербские интересы в Хорватии, и по его же просьбе от 9 ноября 1991 года в Хорватии стали размещаться миротворческие войска ООН, столь потом им же проклинаемые.
23 ноября командование ЮНА (генерал Велько Ка- диевич) и хорватское руководство (президент Тудж- ман) подписывают перемирие.
22 декабря хорватский сабор (парламент) провозглашает сербов национальным меньшинством.
20 февраля провозглашает отказ от общесоюзных законов Югославии.
30 января 1992 года официальные Белград и Загреб подписывают миротворческий план ООН (план Вэнса), что обеспечивает возможность Европейскому сообществу признать 15 января 1992 года Хорватию, как независимое государство.
Лишь 19 декабря 1991 года провозглашается единая РСК, сначала с Миланом Бабичем во главе, а позднее с другим президентом Гораном Хаджичем из
42
CAO Восточной Славонии, но эту, РСК никто признавать не посмел, да и сама «третья» Югославия, провозглашенная 28 апреля 1992 года отказалась от всяких территориальных претензий, как к Хорватии, так и к Боснии и Герцеговине. Тем самым, отказалась и от РСК и от еще одного своего детища PC (Республики Сербской) продолжая, правда, в лице своих официальных лиц «неофициально» тешить тамошние народы и власти планами несбыточных объединений. Что же касается еще несколько сот тысяч сербов, оставшихся в 1991 году под хорватской властью, то о них никто уже всерьез и не вспоминал. Кто-то из них сам смог выбраться в Югославию, кто-то уехал заграницу, но немало их так и осталось в Хорватии. И не так уж мало их оказалось в рядах хорватских вооруженных сил.
В конце концов, во главе Югославии тогда стояли хорваты, и они в своем большинстве были, так или иначе, связанны с Хорватией. Хорват Стипе Месич был председателем президиума Югославии, попросту говоря, президентом Югославии, и он практически парализовал деятельность составленного из представителей республик президиума на весь 1991 год, а затем переехал в Хорватию, сказав, что «я свою задачу выполнил — Югославии больше нет». Стипе Месич поддерживался югославским премьер-министром, хорватом Анте Марковичем и шефом югославской госбезопасности, хорватом Здравко Мустачем, так же отправившимися вскоре в Хорватию. Все эти люди в Югославии получили настолько большую власть, какую они никогда не достигли бы, где бы то ни было еще и поэтому их действия властолюбием нельзя объяснить. Командование же ЮНА, показало неспособность ведения войны, не желая брать ответственность за судьбу своего государства. Ее генералы имели не просто полное преимущество над противником, но и фактически власть в государстве, после развала политического аппарата. Они постоянно требовали всеобщей мобилизации, хотя и с имевшимися силами могли разгромить куда слабее вооруженного противника. Генерал штаб постоянно оперировал цифрой трехсоттысячными вооруженными силами Хорватии, хотя она
43
их столь не имела и в августе 1995, в пике своей мощи. Совершенно серьезно утверждалось, в военной прессе ЮНА, о наличии новейших истребителей «Торнадо» и «МиГ-29» у хорватов, а после войны обнаружилось, что те располагают всего максимум полусотней устаревших «Галебов» и «МиГ-21» и преувеличиваемая роль иностранных спецслужб свелась к контрабанде всего пару десятков «МиГ-21». В конце концов, не эти спецслужбы и не «усташская» эмиграция, а именно ЮНА, вооружила хорватские войска, оставив им до двух третей своих запасов оружия в Хорватии. Намеченная цель по пересечению Славонии по направлению Окучаны — Пакрац — Дарувар с выходом к венгерской границе и соединением в Осиеке с войсками, сгруппированными в районе Вуковара, не только не было выполнено, но еще была сдана часть Западной Славонии. По направлению к Карловцу войска также, вопреки плану, не пошли, хотя от занятой сербами Глины до инженерного центра ЮНА в Кар- ловце было всего пару десятков километров. В Далмации планы по занятию Задара, Сплита и Шибеника оказались празднословием. Войска Книнского корпуса стоявшие на окраине Задара в него так и не вошли, а дислоцированный в нем учебный артиллерийский центр был эвакуирован. Военно-Морской центр в Сплите едва был эвакуирован силами ВМФ, способными самостоятельно занять весь город и соседняя военно-морская база Лора была во многом спасена благодаря одной роте черногорских добровольцев переброшенных туда по морю в конце августа 1992. Военно-морская база же в Шибенике была просто сдана и то с согласия большинства тамошних офицеров. Еще один планируемый удар ЮНА по направлению из Мостара на Плоче закончился в Мостаре артиллерийскими обстрелами города, а заодно и массовыми грабежами. В это время едва не была захвачена казарма ЮНА, в близлежащем Чаплине, и лишь благодаря вертолетному десанту, проведенному силами 63 парашютной и 97 авиационной бригад, казарма была эвакуирована. Неудивительно, что в войсках к высшему, а часто и среднему офицерскому корпусу росло недоверие.
44
С другой стороны политика сербской стороны была непродуманна. Само понятие — «сербская сторона» здесь относительно. Югославия до ее распада была достаточно крепким государством и когда она распалась, естественно не без «помощи» извне, то многие люди в госаппарате оказались в недоумении — куда же им поддаться. «Югославская», условно выражаясь «патриотическая» линия оказалась подорванной массовым выходом остальных (кроме Сербии и Черногории) республик, что было поддержано большинством «главных» народов. Вместе с тем в Сербии Слободан Милошевич со своей группой сумел прийти к власти. «Председничество» Югославии не было ему достойным противником, а тем самым и «югославский» державный патриотизм. Последней опорой этого патриотизма стала ЮНА и соответственно новая власть Сербии стала ее противником. Уже создание СПС (социа- листичка партия Сырбии — социалистической партии Сербии) Милошевичем было воспринято со стороны ЮНА как неприятельский шаг, и можно заметить не без основания. Однако с началом войны ЮНА не было куда деваться и поэтому ее противостояние с властью Сербии перешло на более незаметный уровень. Этот уровень означал невидимую для общественности, но весьма ощутимую на фронте «войну» КОСа (контро- бавештайна служба — контрразведка) ЮНА и ДБ (державна безбедност — госбезопасность) Сербии. Эти спецслужбы подчинили себе остальные, КОС подчинил ВОС (войнообавештайна служба — военная разведка), а ДБ разведку Министерства иностранных дел. Эти две спецслужбы и были действительными силами внутриполитической борьбы шедшей в Сербии и со временем, с ходом войны они росли в силе. Очевидно, что в военных условиях власть в обществе переходит к военным людям. Войны, вроде югославской послужили благодатной почвой для роста могущества спецслужб потому, что их исход решался не столько в сражениях, сколько в различных «коридорных интригах», как на внутригосударственном, так и на международном уровне. Тут, прежде всего, требовались умение интриговать, а умение командовать войсками не
45
было столь уж необходимым. Со временем, подчинив своему влиянию политические, финансовые и уголовные центры мощь спецслужбы стала наиболее важным фактором политической жизни и, по сути, вышла из-под всякого официального контроля. Следуя противоречивым идеологиям, они глубоко завязли в политической, а затем и в экономической борьбе и даже местный организованный криминал и его «мафиозные разборки» были тесно связанны с действиями спецслужб. Разумеется, не одни КОС и ДБ тут действовали, и велика была роль их же коллег из других республик, положение в которых было в определенной мере схожим с положением в Сербии. К тому же ДБ и все МВД Черногории со временем отделились от Белграда, не желая, делится прибылями торговли, в первую очередь нелегальной, с Албанией и Италией буйно расцветшей во время санкций и войны под прикрытием как раз спецслужб. Еще более важную, но менее заметную играли различные иностранные спецслужбы, прежде всего Германии, США, Италии, Израиля, Саудовской Аравии, Ирана, России и ряда других стран, и некоторых движений. Тяжело тут составить общую картину, но стоит обратить внимание на один парадоксальный, казалось бы факт. Нет смысла доказывать важную роль спецслужб Германии в действиях Хорватии и Словении, но ведь не менее важную роль играла Греция, и соответственно ее спецслужбы в действиях Сербии. Не стоит забывать, что покупка Италией акции Телекома, сети мобильной телефонной связи, вывело Сербию из больших долгов после войны 1991—1995 годах. После падения Милошевича та сделка была признана в Италии незаконной, и она с большими убытками для себя продала эти акции новой «демократической» власти Сербии. Между тем и Германия и Италия, и Греция являлись членами Евросообщества и действия, как их политиков, так и спецслужб довольно жестко координировались из Брюсселя. Сохранение Югославии тут никому не было выгодно, и ЮНА была в любом случае обречена. Даже ее главный союзник руководство Сербии практически открыто заявляло о бессмысленное-
46
ти борьбы за Словению и большей части Хорватии, свое внимание, обратив лишь на «сербские» общины Хорватии. Тем самым вся остальная Хорватия, в которой большинство населения, как и во всякой цивилизованной стране, было законопослушным и патриотично отдавалась под власть Туджмана и его ХДЗ созданных, опять таки функционерами местного партаппарата. Тем самым развал государства стал необратимым. Само по себе создание «Великой Сербии», пропагандировавшейся различными сербскими национальными кругами, в особенности радикалами, возможно и имело бы перспективу в иных условиях, но в тех, это осталось пропагандистским лозунгом. В жизни «Великой Сербии» было потеряно такое количество земель, какое сербы даже при турках не теряли. Многие офицеры ЮНА, были полностью разочарованы в методах ведения войны. Возможно, сербский народ оказался достойным таких методов и в его среде, так до конца войны и не возникло серьезной оппозиции готовой предложить новый курс не на словах, а на деле. Все оппозиционные группы являлись частью все того же партаппарата. Эти группы апеллировали не к «духу», а к «животу» людей, зарабатывая на этом популярность в практически полностью материалистическом обществе. В этом обществе воинский подвиг, был глупостью, а суета ради денег, престижа и развлечений стала идеалом, а интриганство, обман, трусость и предательство стали весьма обычной вещью в этой войне и, прежде всего на сербской стороне. Аморальность на войне наказуема и не случайно, что и в наиболее развращенных периодах античности одно из главных требований к воину была честность по отношению к своим товарищам и командирам. Как писал Геродот об обычаях древних персов, что главные требования к воспитанию их детей заключались в «умении натягивать лук и говорить правду». Очевидно, что в новом «цивилизованном» обществе такие требования не только стали предрассудками, но и уголовно наказуемыми деяниями.
Глава 3
Недостатки в организации, планировании и ведении боевых действий со стороны ЮНА. Опыт войны. Осада казарм ЮНА в Хорватии
Без всякого сомнения, ЮНА всю войну в Хорватии вела с многочисленными ошибками — стратегическими, оперативными, тактическими. Здесь нельзя подменивать понятия и сводить все к местным успехам ЮНА, нивелируемых ошибочной политикой сверху. Подобная политика была результатом столкновений различных интересов на югославском верху, но любая армия на любой войне с ходом боевых действий все больше освобождается от влияния политической власти. Предательство в политике, играет большую роль, тем более в поражениях ЮНА, но ведь предательство политиков было бы невозможно без согласия военных кругов — или их активной помощи, или их пассивного соглашательства.
ЮНА показала в этой войне все болезни армии социалистического государства. Эти болезни, разумеется, характерны в той или иной мере для всех современных армий. Это полная бюрократизация командования и самой воинской жизни, что приводит, в конечном итоге, к негативному отбору в армии. Современная же мировая военная модель ведь, по сути, появилась лишь в XIX веке, но именно в социалистических армиях она достигла своего логического развития. И не новость для того, кто служил в такой армии, что сила воли и самостоятельности, часто падает с движением вверх по служебной армейской лестнице. Множество мелочных бюрократических крючков останавливают движение способных боевых командиров, но пропускают ловких интриганов и осторожных бюрократов. Это характерно почти для всех современных армий, и не случайно, что лучшие военные кадры появляются в войне, когда становиться, не до «крючков», а важно достижение цели. Однако сама социалистическая идеология со всем своим догматизмом и абсурдом еще больше отягощает военную жизнь. Ныне
48
эта идеология отнюдь не исчезла, но как бы выродилась в теорию «миротворческой» армии. Ее перенасыщенность западным духом тождественна во многом тому, что насаждалось в советской или в югославской армиях, и если кому-то от этого легче, то и современные западные армии в положении не намного не лучшем. Но есть разница в том, что за западными армиями стоит финансово-политическая олигархия Запада, тогда как социалистические армии этим олигархиям уже мало нужны, и это предопределило их судьбу. Нельзя, конечно, во всем уравнивать югославскую и советскую армии. Советская армия до 1991 года не раз участвовала в боевых действиях, да и опыт второй мировой войны был достойным. Югославская армия, воспитанная на партизанских традициях второй мировой войны, свой боевой опыт могла черпать лишь из нескольких операций против уже отступавших немцев и их местных союзников, что относится, прежде всего, к весьма неудачному прорыву Сремского фронта 1944 года. И все-таки сравнивать эти армии можно и нужно. Их общая слабость лежала в генеральских верхах. Большую роль в ЮНА, в ее успехах югославской войны играло ее ротное и батальонное командование. У генералитета же зачастую отсутствовала воля к победе, они больше занимались составлением таблиц и формул, которые на практике применялись весьма неудачно людьми, которые не хотели защищать свой народ. Показателен пример свидетельства полковника Милиса- ва Секулича, ставшего позднее генералом в Сербском Войске Краины и автора нескольких книг. Описанная им «сдача» 32-го Вараждинского корпуса в сентябре 1991 года вполне, доказывает паралич системы ЮНА. В 1990 и 1991 годы хорватская власть проводила планомерную политику по ослаблению мощи одного из наиболее оснащенных корпусов ЮНА, который нередко называли танковым. В корпусе проходило массовое дезертирство, на командные должности ставились по приказам с военного верха в основном офицеры-хорваты. Корпус тогда использовался для «миротворческих» операций, для разграничения вооруженных сил местных сербов и хорватов, тогда как
49
нападения МВД Хорватии на силы Вараждинского корпуса скрывались. Командование ЮНА, 5-й военной области ничего конкретного не предпринимали, что и привело к общему нападению 15 сентября на казармы корпуса. Когда уже ЮНА развернула боевые действия в Герцеговине и Далмации (Дубровник, Задар, Мостар) и в Восточной Словении (Вуковар) и хорватские силы планомерно действовали, руководимые из «кризных» штабов, а части корпуса осталась без единого командования. Главнокомандующий ЮНА генерал Велько Кадиевич словно забыл о многих своих частях и соединениях, и казармы 32 корпуса были оставлены без всякой поддержки. Хорватское командование имело несколько вариантов ведения боевых действий, что предусматривало и отказ от продолжения нападений на казармы. Было очевидно явное преимущество ЮНА, обладавшей устоявшейся организацией, большими запасами боеприпасов и современной техникой над хорватскими силами, вооруженными, в основном легким оружием. Однако вместо решительных мер и вывода войск на улицы, а при необходимости и из населенных пунктов, командование корпуса выбрало тактику пассивной обороны, оставив казармы на произвол судьбы. Так, с началом нападения 15 сентября на казармы в Вараждине войска в казармах Чаковца, Беловара, Копривнице, Крижев- ци. Дугосело, Вировитице, не только не двинулись на помощь осажденным казармам в Вараждине, но и вообще не принимали никаких активных действий. Ни верховное командование, ни командование 5 военной области, ни командование 32-го корпуса, и подчиненных ему частей, не проявляли желания показать то, чему офицеров годами учили. Вместо этого командующий 32 корпусом генерал Трифунович и начальники казарм в Вараждине после четырех дневных боев вступили в переговоры, и 22 сентября подписали соглашение с хорватским командованием об обеспечении выхода солдатам и офицерам ЮНА в Сербию, но при сохранении всех запасов вооружения. В одном Вараждине хорваты получили 73 танка Т-55, три легких танка ПТ—76, два танковых мостоукладчика, пять ре-
50
монто-эвакуационных машин, 71 БТР, десять минометов, тридцать гаубиц, восемь ракетных многоствольных установок, больше восьми тысяч единиц стрелкового оружия, 25 тысяч ручных гранат, 4,8 миллиона патронов, несколько тысяч снарядов, 72 тонны взрывчатки, около 500 различных автомашин и большое количество иного военного имущества. Лицемерная забота о жизнях солдат казарм Вараждина обернулась предательством таких же солдат в других казармах, оставленных без командования, и чья судьба оказалась куда более плачевной, чем солдат в Вараждине, ибо хорватские силы особо не соблюдали Женевские конвенции. Цена миротворчества югославского командования в Вараждине сразу же отразилась на всех гарнизонах ЮНА. Так, в Беловаре в плен попало около пятисот военнослужащих. Их вчерашние хорватские (и не только хорватские) «товарищи» из МВД и ЮНА, перешедшие на сторону ХДЗ, повели себя куда хуже фашистов времен второй мировой. Вместе с вновь набранным в органы правопорядка сбродом из Боснии и Герцеговины, они перестреляли несколько десятков пленных. Зафиксировано множество случаев мучения пленных и их семей, изнасилования сотен жен. В 2001 году уже новые «демократические» власти Хорватии затеяли по этим фактам уголовный процесс против многих тогдашних полицейских. Большое количество техники и боеприпасов, взятое и в Вараж- динских, а затем и в других казармах корпуса практически сразу же хорватами применялось в боях с местными сербами, но, прежде всего в боях с ЮНА, увязшей к этому времени вокруг Вуковара. Большинство офицеров, а в первую очередь генералов вело себя пассивно, стараясь лишь с себя снять ответственность за произошедшее и, понимая случившееся предательство, с ним никто, практически, бороться, не стал.
Осада казарм ЮНА проходила, конечно, по-разному. Где-то они сдавались сразу где-то после упорных боев, а где-то они были защищены. Наиболее упорные бои шли тогда за военные объекты в Задаре, Мостаре и Винковцах и, можно привести последний пример, как один из характерных: в Винковцах нахо-
51
лилась казарма ЮНА «Джуро Салай», дом культуры ЮНА, стрелковый полигон «Лесковац» и военный склад «Врапчаны» в паре километрах от Винковцев. Рядом со складом Врапчаны находилось большое сербское село Мирковцы, чьи почти две тысячи мужчин организовали круговую оборону села. В общем-то, первоначально хорватские силы напали 22 июля на это село и ЮНА лишь наблюдало за боем, выполняя «миротворческие» функции. К этому селу из Врапчана вышло два танка и две «Праги» с целью «умиротворения» воюющих сторон. Между тем, когда хорватские силы, напав в 4 утра на Мирковцы с трех сторон, сразу же застряли на окраине, лишь успев перерезать там двоих сербов, а потом попали под удар поднявшихся защитников, и к 14-00 хорватские силы были разгромлены. В самом селе осталось тогда лежать два десятка трупов хорватских бойцов, а в кукурузных полях вокруг села было еще четыре десятка их трупов, а оставшиеся четыре сотни хорватов спаслись, во многом, благодаря помощи ЮНА, хотя по югославскому телевидению из Белграда передали, что ЮНА спасла сербов Мирковцев от хорватского нападения.
Хорватским силам пришлось бы куда тяжелее, имей тогда сербское ТО; тяжелое вооружение из складов ЮНА, а не, главным образом, стрелковое оружие и то отчасти закупленное ими самими, и состоящее, в основном, из ППШ, карабинов, «Томпсонов» и «Калашниковых».
Мирковцы были спасены тогда собственными жителями, и, прежде всего, группой наиболее энергичных людей, решивших не ждать помощи со стороны, а самим сражаться. Можно привести известную в Сербии историю обороны села Мирковцы, описана в нескольких журналах, в том числе в «Дуге» Один из ведущих людей был Вукашин Эгич типичный сербский вождь той поры. Учитель физики и, одновременно, коммерсант, на чьей ферме в год выращивалось несколько сот свиней, и который имел книжный магазин и строил автосервис, Эгич, интересовался и историей. Он не забывал о десятках тысяч перебитых сербов в НДХ в годы второй Мировой войны, что, кста¬
52
ти, и определило большую готовность к войне сербов Хорватии, Боснии и Герцеговины. В отличие от прошлой войны, когда в родном селе Эгича в Лике один взвод усташей перебил пятьсот сербов, не оказавших ему никакого сопротивления. И понятно, что с ростом усташских настроений в Хорватии Эгич начал устанавливать связь с национальной оппозицией в Сербии, хотя большинство жителей его села голосовало на первых многочисленных выборах за реформаторов- коммунистов. Последними была обеспечена общая победа ХДЗ (хорватский демократический союз) Туд- жмана, но это не избавило село от нападений, и вскоре им пришлось выставлять стражу на въезде в село. И, тогда-то и выдвинулись новые люди, в том числе и Эгич, успевший создать отделение СДС (сербская демократическая партия) в Мирковцах, за что ему тогда подожгли книжный магазин. Эгич смог еще в феврале привезти полсотни стволов стрелкового оружия в село. Это куда больше помогло тамошним сербам, чем политические дискуссии, да и ЮНА, чье командование вообще запретило все виды контактов своих офицеров с сербской обороной Мирковцев, и дал приказ на открытие огня в случае приближения командиров этой обороны к военным объектам, а когда в Мирковцах появились первые раненые, ЮНА не захотела их эвакуировать. Впрочем, продолжалось это недолго из-за того, что сама ЮНА начала разваливаться из-за массового бегства из ее рядов солдат и офицеров. Так, во «Врапчане» личный состав таял на глазах. Использовав это и установив «тесные» взаимоотношения с несколькими местными офицерами командиры сербской обороны Мирковцев, тогда провозглашенной официально ТО, хотя с ТО она была не связанна, смогли «мирно» захватить склад Врапчане. Они пятнадцать дней вывозили несколько тысяч стволов стрелкового оружия, сотни минометов, гранатометов, безоткатных орудий, большое количество боеприпасов, а так же несколько боевых машин, и это полностью обеспечило как защиту села, так и определенное материальное благосостояние иных его жителей.
53
Забегая вперед, следует заметить, что защита своего села сербов Мирковцев сделала весьма известными. Уже в ноябре 1991 года после теле репортажа о них к ним поступили полмиллиона немецких марок в пожертвованиях. В новой РСК это село получило статус общины, в которую вошло 60% территории довоенной общины Винковцы, где находились нефтяные скважины.
Не стоит вникать в частности а взглянув в глубину истории обороны Мирковцев, похожей на оборону ряда других сербских сел, оказывавшихся в подобной ситуации, нельзя не видеть, что они спасались прежде всего своими жителями, никогда бы не получившими никакой помощи, не начав сражаться.
В данном случае не столько государство, помогло сербам из Мирковцев, сколько они сами помогли этому государству, обеспечив ЮНА в этом районе опору для действий. Конечно, хорватские силы предпринимали попытки взять Мирковцы.но в общем, сербская оборона Мирковцы была довольно устойчивой, а мораль их защитников держалась на приемлемом уровне. Так что, те не только защитили Мирковцев, но и после сентябрьского прорыва хорватского обруча вокруг их села приняли участие в дальнейших боевых действиях ЮНА. Винковцы как упоминалось, находились всего в паре километров от линии обороны Мирковцев, но в силу парадоксальной военной политики, так и не было установлено общее командование, которое с легкостью могло бы соединить силы ЮНА и местных сербов и взять сами Винковцы. Между тем, казарма «Джуро Салай» (чья оборона описана ее участником майором Браниславом Джорджевичем, в журнале Генштаба «Нови Гласник» (номер 4/5 за 1998 год)) была оставлена в неприятельском окружении, переросшем в сентябре в более чем трехнедельную осаду. За время, которой на 40 гектаров площади этой казармы, упало более «чем 5000 снарядов и мин». В казарме тогда были дислоцированы смешанный артиллерийский полк, полк легкой артиллерии ПВО и механизированная рота. Практически, это была группа батальонного состава — до 200 солдат и офицеров; четыре танка Т-55, шесть
54
БМП М-80, два БТР М-60; шесть 120 миллиметровых миномета; две 128 миллиметровые реактивные установки залпового огня и две 152 миллиметровые пушки-гаубицы; пять ЗСУ «Прага» (М-53) (двуствольных тридцатимиллиметровых артиллерийских установок), а также несколько ЗСУ БОВ-3 (М-55) (трехствольных 20 миллиметровых), и несколько БРДМ. Была очевидна нехватка людей и тяжело было эффективно действовать 128 миллиметровыми РСЗО «Пламен» и 152 миллиметровыми гаубицами прямой наводной с территории казармы, хотя взвод «Пламена» (две установки) был передислоцирован в район Врапчаны, то есть, практически, на территорию Мирковцев. Конечно, с командованием обороны последнего координация, была установлена и оттуда казарму поддерживали огнем минометы, а позднее танки Т-55. Однако такое сотрудничество ограничивалось во многом высшей политики и известными психологическими преградами и на одной и на другой стороже. Все же подготовка к обороне казармы была проведена неплохо, относительно, большинства других казарм. Было достаточно подготовлено продуктов питания и горючего, хотя воды было всего на десять дней, а санитарного материала и вовсе не было, а большинство солдат не знало свою группу крови. Боеприпасов было около двух боекомплектов по орудию и по пять б/к на стрелковое оружие. Было три десятка одноразовых РПГ «Золя» (64 миллиметра) а также, значительное количество мин (в том числе до сорока МРУДов — мин направленного действия). На вооружения было четыре пулемета М-53 (7,9 миллиметра) и семь снайперских винтовок, а также несколько приборов ночного видения. Оборона была организована внутри казармы, так что от ограды вглубь на сто пятьдесят метров были выкопаны глубокие траншеи с крытыми блиндажами и огневыми точками. Были выкопаны укрытия для танков и бронемашин, а так же для орудий и минометов, а и для штабных и тыловых групп. Для устройства укреплений использовались и мешки, и металлические шкафы, наполненные землей или песком. Все же многие перекрытия укрытий были повреждены миномет¬
55
ным огнем противника. Тогда сверху на укрытия стал набрасываться слой кирпичей или черепицы, что вызывало срабатывание взрывателей сразу на поверхности. Местность перед линией обороны была расчищена до ограды, а у самой ограды были установлены смешанные (противотанковые — противопехотные) минные поля с установкой, в некоторых местах «растяжек» учебных УПМР-2АС (натяжного действия) с сигнальным патроном и управляемых МРУДов. Ошибкой было сохранение на поверхности телефонного кабеля, что вызвало в самом начале боев его повреждение, и поэтому преимущество имела либо радиосвязь, либо «курьерская» связь. Территория казармы была поделена на зоны, а те, в свою очередь, на сектора, усиленные огневыми средствами. Командиры зон получили право самостоятельно использовать свои силы и средства при консультации с командиром обороны. Само командование принадлежало смешанной штабной группе, состоящей из командира, помощника начальника штаба по оперативно-учебным вопросам (исполнявшего функции начальника штаба), начальника безопасности, а так же командира механизированной роты. Командное место не имело достаточной защиты, находясь в подвалах, несколько раз меняемых. Связи с командованием Тузланского корпуса и со штабом 1-ой военной области долгое время вообще не было, зато шла постоянная неприятельская пропаганда. В ходе обороны бронемашины ночью меняли позиции, однако, «троцевци» (трехствольные 20 миллиметровые ЗСУ) были либо уничтожены, либо повреждены неприятельским огнем. В связи с этим, ЗСУ «Праги» были потом скрыты в укрытиях и использовались лишь по вызову. Пушки-гаубицы 152 миллиметровые использовались для огня прямой-наводкой по объектам вблизи казармы, причем в дальнейшем, при огне по противнику, укрывавшемся за горами щебня в соседнем объекте «Градитель» (строительная фирма) использовались фугасные снаряды со взрывателем РГМ-2, установленным на замедление 0,05 сек, что давало взрыв в глубине щебня. Чаще всего использовались 120 миллиметровые минометы, сведенные в
56
группу и действовавшие по трем направлениям (по два миномета). При этом было организовано содействие с минометами ТО Мирковцев радиосвязью при единой системе обозначения целей. «Пламены» действовали лишь днем, дабы не открыть свои позиции неприятелю и корректировка огня велась лишь после ухода войск в укрытие, так как при действии по целям вблизи казармы ракеты падали по ней самой. Результаты огня по целям, удаленным от казармы, практически, не просматривались, и они узнавались по передачам хорватского радио Винковцы. Главными целями были объекты МВД, общины и казармы ЗНГ. В ходе боевых действий была разрушена плотина на реке Босут вблизи казармы, чтобы затопить район села При- влака, откуда действовали минометы противника, и дабы обеспечить возможность прорыва до села Мир- ковцы. Противник два раза пытался взять штурмом казарму — первый был демонстративный и на него не было возвращено в полную силу. Второй начался 21 сентября в 22-45, когда противник, подведя силы до ограды, пошел на штурм со всех сторон силами до тысячи человек, но был остановлен плотным огнем, в особенности «Праг», и через два часа отступил с большими потерями. В общем-то, подобная пехотная атака на танковые пушки, гаубицы, ЗСУ, автоматические 20 миллиметровые пушки БМП, пулеметы БРДМ и БТР было делом самоубийственным, что показывает ограниченность хорватского командования, тем более что оно разбросало свои силы по нескольким направлениям. Думается, что ему в силу ограниченности средств (в основном, минометы, 82 и 120 миллиметрового калибра ПРТК «Малютка», ручные гранатометы и противоградовые установки), но превосходству в людях (до двух-трех тысяч бойцов) надо было на одном направлении попытаться скрытно пройти до какого-то объекта в обороне казармы, при отвлекающих действиях вдоль всей линии обороны. Затем, уже расширив место прорыва, пробиваться по нему остальными силами, сконцентрировав здесь же все огневые средства. Тут действовать нужно было или ночью, или под дождем, или под прикрытием
57
дымовой завесы, а возможно подземными коммуникациями (рядом ведь текла река Босут, в которую должны были идти какие-то сливные каналы). К тому же, командование хорватских сил упустило время с началом нападения, позволив ЮНА укрепиться. В то же время, огневое действие противника по казарме не прекращалось ни во время многочисленных перемирий, подписываемых на государственном верху. Минометы часто действовали из машин (меняя постоянно позиции), тогда как из соседних зданий действовали снайперы. Часто вечером противник открывал огонь из противоградных установок и гранатометов, стремясь поджечь казарменные объекты, дабы пожары облегчили ведение огня ночью и это привело к повреждению 80% объектов и большого количества техники и технических средств, и архива казармы. Противотанковые ракеты усиливались осколочными оболочками и использовались не только для создания пожаров, но и как противопехотное оружие. Со временем, в казарме стало не хватать воды, так как для тушения пожаров было использовано 2500 литров из противопожарного запаса. Электричества было очень мало, ибо многие агрегаты были повреждены, а остальные были переданы центру связи и медпункту. Погибшие и раненые перевозились санитарным БТР М-60 со знаками красного креста на нем, что не избавляло его от неприятельского огня, а так как бинтов не хватало, то они снимались с легкораненых, стирались и опять использовались. В казарме был лишь один доктор, и то с четырехмесячной практикой, и два санитара, и потому к медицинской работе было привлечено две женщины — гражданские служащие в казарме. Стерилизации инструментов не было, как и анестезии. Через пятнадцать дней число погибших возросло до десяти, а раненных до двадцати семи человек, а в последние два дня воды почти не осталось, да и стало очевидно, что необходимо было либо сдаваться, что не представлялось приемлемым, либо прорываться до села. Мирковцы, до которого войска ЮНА ж тому времени уже дошли, но дальше не двигались, хотя телевидение в Белграде уверяло в деблокаде ка¬
58
зармы. Прорыв до Мирковцев был сопряжен с большими потерями, да и исход его был бы неизвестен. Потому был выбран третий путь — в массовом артиллерийском ракетном огне по Винковцам, тем более что к тому времени была установлена связь с Осиеч- кой механизированной бригадой ЮНА, обладавшей достаточно сильной артиллерией и с ВВС. После двухдневного огня по наиболее важным объектам Вин- ковцев «кризни штаб» этого города вступил в переговоры. Был подписан договор, по которому весь личный состав с исправной техникой выходил из казармы, которая переходила в хорватские руки. Так была закончена одна из наиболее ожесточенных оборон, казарм ЮНА. Конечно, по масштабности действия в Задаре превосходили действия в Винковцах, но в Задаре и ЮНА была многократно сильнее, так как там действовал и артиллерийский учебный центр (начальник — будущий командующий югославской армией генерал Перишич) и артиллерийская дивизия (командир — Атиф Дудакович, будущий командир 5-го армейского корпуса мусульманской армии Боснии и Герцеговины). Здесь же действовали силы Книнского корпуса ЮНА, под командованием генерала Шпиро Нин- ковича и его зама и одновременно начштаба полковника Ратко Младича (будущий командующий ВРС). В Задаре хорватские силы не имели больших шансов на успех и их целью было скорее максимальное изнурение ЮНА при широкой пропагандистской компании. Задар был сдан ЮНА хотя силы местных сербов и Книнского корпуса стояли почти на его окраинах. Из Сплита и Джаково ЮНА ушла без всяких реальных на то причин. Лишь в казарме «Джуро Салай» боевые действия достигли большего напряжения, поэтому и уделено им главное место. Очень сложно дать хоть какую- то военную оценку полной капитуляции ЮНА в Пуле, или сдачу 13 казарм в ВМБ Шибеник, лишь в пяти из которых удалось спасти оружие, сдачу казармы в Гос- пиче, что обусловило потерю сербами этого города. Ни один виновник этих поражений не был привлечен к ответственности. Военно-Морская база Лора смогла продержаться во многом благодаря высаженной туда
59
25 августа роте черногорских добровольцев. Сдача оружия была двойным поражением ЮНА. Во-первых, она лишалась больших материальных средств, десятками лет создаваемых государством, а во-вторых, эти средства переходили в собственность противника даром. Миротворчество югославского командования в Вараж- дине, сразу же отразилась на всех гарнизонах ЮНА. Так, в Беловаре в плен попало около пятисот военнослужащих. Их вчерашние хорватские (и не только хорватские) «товарищи» из МВД и ЮНА, перешедшие на сторону ХДЗ, повели себя «не по-товарищески». Вместе с вновь набранными в органы правопорядка добровольцами из Боснии и Герцеговины, они перестреляли несколько десятков пленных. Зафиксировано множество случаев мучения пленных и их семей, изнасилования многих жен. В 2001 году уже новые «демократические» власти Хорватии затеяли по этим фактам уголовный процесс, но главное было то, что тогда, в 1991—1992 гг. цели были достигнуты. Югославской же власти обличение хорватских преступлений мало помогло. Хорватская власть, захватив Ва- раждинские казармы ЮНА достигла двойного успеха.
Ведь, как не хотелось признавать кому-то в Белграде, но главным поставщиком оружия хорватским вооруженным силам была как раз ЮНА, оставившая от половины до двух третей своих запасов в Хорватии. Первые большие грузы с оружием, послужили лишь для создания боевых отрядов и разжигания национального конфликта, тем более что оружие в это же время, поступавшее местным сербам из Югославии и ЮНА, порою, так же, неведомыми каналами могло оказаться в хорватских руках. Однако, для борьбы против ЮНА, которая и не скрывала, что собирается послать свои части с территории Сербии и Черногории в Хорватию, нужно было оружие потяжелее. Тут и пригодилось такое оружие, «странным» образом в казармах ЮНА захваченное хорватскими силами.
Цифры тут были немалые: до 160 танков, 150 БТР и БМП, до 130 зенитных установок и столько же примерно ЗРК, около трех сотен минометов, до двух сотен гаубиц и пушек и пару десятков РСЗО. Все это
60
довольно приблизительные цифры, относящиеся, главным образом, на оружие Вараждинского корпуса, а так же частей, выводимых из Словении. Однако даже эти цифры свидетельствуют о большом поражении ЮНА, и о человеческих жертвах, и никто за это ответственности не понес, а командование Вараждинского корпуса в Белграде позднее было освобождено от уголовной ответственности военным судом.
Впрочем, другого ожидать было нельзя, ибо сам командующий ЮНА, генерал Велько Кадиевич в своих телефонных переговорах с Туджманом вел себя более чем либерально, тогда как, созданный при его большом участии СК-ПЮ (союз коммунистов — движение за Югославию), в особенности, в офицерской среде вел себя весьма агрессивно.
Конечно, можно предательством объяснить стратегическую ошибку командования ЮНА, двинувшей главные силы на второстепенный приграничный Сербии Вуковар, а не на Загреб, что привело бы к слому всего сопротивления Хорватии, или же, в ином случае — на Задар и Карлобаг на Адриатике, и на Виро- витицу, и Вараждин на венгерской границе, что, кстати, и предлагалось тогда многими югославскими военными и политиками, что привело бы к рассечению Хорватии на три части. При этом, в последнем случае, ЮНА наступала бы линиями наименьшего сопротивления там, где было много местных сербов и гарнизонов ЮНА, что обеспечило бы надежное удержание взятых рубежей. Республика Сербская Краина имела бы столицу не в маленьком провинциальном Книне, а в большом порту Задаре, и этим задержала бы большую часть от почти миллиона хорватских сербов в своих границах.
Впрочем, верх ЮНА, судьба сербов Хорватии не особо то волновала, и, вопреки провозглашаемой цели ЮНА в защите сербского населения. На практике сербы стали объектом торговли, а тем самым и травли, как, якобы, «пятая колонна» оккупантов, и все усилия многих низовых командиров оказывались, нейтрализованы политикой армейского верха, видевших в этих местных сербах лишь второстепенный фактор вой¬
61
ны. Между тем, именно интересы местных сербов должны были защищаться ЮНА, ибо, где местные сербы, не закрепили успехи ЮНА, там они оказались неиспользованными. Однако и это можно отчасти отнести к вине югославских политиков, не желавших признать приоритета сербских национальных интересов в государственной политике, хотя ЮНА, в об- щем-то, верно, служила этим же политикам. Можно обвинить последних и за противоестественную кадровую политику в ЮНА, когда на верх часто продвигались офицеры низких волевых и профессиональных качеств, тогда как офицеры талантливые намеренно отстранялись. Наконец достаточно велика вина была и в самом принципе комплектования ЮНА на основании всеобщей воинской повинности, Не столь важны ее сроки. Двенадцать месяцев, пятнадцать месяцев ранее, отмененные в восьмидесятых годах, или даже 24 месяца, что было одно время при Тито. Восемнадцатилетние люди с неустойчивой психикой, участвовавшие в опасных кровопролитных заданиях, призываемые ныне в армии многих стран, для этого не подходят. Всю историю человечества наилучшими для такой службы считались люди, хотя бы на несколько лет старше, а еще лучше — тридцатилетние. Именно подобный молодой состав в ЮНА послужил причиной недостатка хорошей пехоты, что приводило к большим потерям в бронетанковой технике, отрывавшейся от нее. Объективными можно считать и недостатки пополнения резервистами, призываемых часто без всякого учета их настоящих знаний и способностей и посылаемых на фронт всего на 45 дней, что не давало им ни опыта, ни знаний. Антивоенная компания в Сербии и Черногории, только из которых и призывались резервисты, шла по всем направлениям: от организации антивоенных митингов до многочисленных случаев коррупции и предательства в самой власти, и в том числе и в армии.
Можно отнести к объективным недостаткам и явно плохое использование патриотического подъема в сербском обществе, хотя тысячи добровольцев в своих почти единодушных суждениях главной причиной столь
62
неудовлетворительных условий считали как раз существующую военную организацию.
Все это, конечно, объективные причины, хотя столь сильная «объективность» могла быть оправданием для любого поражения в любой войне.
Но все это могло быть преодолено, хотя бы просто тяжестью боевой массы ЮНА, имевшей на вооружении свыше двух тысяч танков и других боевых машин, а также 6—7 тысяч минометных и артиллерийских стволов и реактивных систем залпового огня, до пяти тысяч зенитных артиллерийских установок, до двух тысяч противотанковых пушек и ракетных комплексов несколько сот вертолетов и боевых самолетов в конце 1991 года, то есть и после захватов немалого количества своего вооружения в Словении и Хорватии. Сам факт многократного технического превосходства ЮНА над хорватскими силами уже на самом хорватском театре боевых действий, никем, не оспаривался. Конечно, война в Хорватии шла довольно-таки специфическая, и практически она велась главным образом командирами уровня, максимум до бригады. Разумеется, случалось, что и генералы командовали ротами и батальонами в боевой обстановке, но дело не в этом, а в самом масштабе этих боевых действий. Первое время, главным образом шли боевые действия вокруг казарм и нападали на них как раз хорватские силы, и командовать тут непосредственной обороной могли командиры корпусов, дивизий и бригад. Однако практически в их подчинении было несколько сот или тысяч военнослужащих, а сами боевые действия имели почти исключительно тактическое значение, даже когда ЮНА перешла, пусть в ограниченные наступательные операции. Уже сама цель боевых действий в «деблокаде» казарм ЮНА, в которых вместе с войсками укрывались семьи военнослужащих и местные сербы, не могла обеспечить оперативный размах действиям ЮНА. Это как раз и требовалось хорватским командирам, сумевшим при большой помощи из-за границы, создать большое количество различных штурмовых и диверсионных групп, как правило, ранга взвод и рота, но которыми оно могло решать лишь тактические за¬
63
дачи, тогда как оперативные действия им были еще не под силу. Уже там, где, как писал в своей работе «Блокада ЮНА в Хорватии» полковник Драгомир Йо- ванович, командование ЮНА вовремя вывело войска из казарм в полевые лагеря, хорватские силы терпели неудачу. Тем не менее, та война позволяет сделать определенные выводы, ибо, как видно ныне, все теснее сплетаются боевые действия и, политические интересы различных группировок, и поэтому югославская война в какой-то мере являлось войной будущего, ныне уже отчасти ставшего настоящим. В этой войне показали свою ненужность многочисленные звенья штабов, ибо максимум необходимого достигался в полнокровных общевойсковых бригадах, усиленных отдельными подразделениями до батальона-дивизиона, как боевой, и тыловой поддержки, так и специального назначения. Думаю, что такие бригады должны были быть скорее сводными, чем постоянными формированиями, ибо нужды в технике и людях настолько часто различались, что стандартизация была невозможна в таких боевых действиях. Так как в казармах войска были одинаково подвержены нападениям, неважно, будь часть бронетанковой, пехотной, артиллерийской или тыловой, и везде им приходилось создавать разнообразные импровизированные ударные и боевые группы, где, как правило, использовались войска породно и побатарейно.
Глава 4
Создание хорватских вооруженных сил.
Идеи, организация, тактика сил специального назначения сторон. Городская война
С общим переходом ЮНА в наступление, главным театром боевых действий стала область Восточной Славонии, Бараньи и Западного Срема, граничащая с Сербией, Венгрией и Боснией. На остальной территории Хорватии война велась только под Дубровником. Анализируя ход войны, невольно приходишь к выводу, что ЮНА проводит наиболее активные действия там, где условия самые невыгодные. До подписания мира между ЮНА и Хорватскими силами по идущим в этом районе коммуникациям беспрепятственно постоянно поступали свежие хорватские силы из Хорватии, Боснии, Герцеговины, также к ним присоединились добровольцы из СДА Алии Изетбеговича — все эти силы активно выступи против ЮНА. Сдала ЮНА и Далмацию с ее Адриатическим побережьем, за исключением Задра, но и оттуда, силы ЮНА ушли, а боевые действия с их стороны заключались главным образом в оборонительных действиях.
И только в районе Восточной Славонии, Западном Среме и Бараньи, и отчасти в Дубровнике боевые действия достигли определенного оперативного размаха, который постоянно ограничивался миротворческой политикой сверху и «политической осторожностью» снизу. Хорватские села, поселки и города в наиболее угрожаемых местах, хорватами готовились к обороне. Это относилось к области Восточной Славонии, Бараньи и Западного Срема, где узлом хорватского сопротивления и стал Вуковар. Хорватское командование планомерно подводило сюда главную часть своих сил, чтобы здесь ЮНА завязла в боях. Основу этих сил составлял ЗНГ (Збор Народной Гарды — Союз Народной Гвардии), постоянно пополняемый добровольцами, а также из мобилизационных отрядов, под жестким контролем ХДЗ. Части ЗНГ усиливались силами МВД Хорватии, отрядами ХОС (Хыр-
65
ватски Одбрамбени Снаге — хорватские оборонительные силы) националистического движения ХСП (хор- ватска странка права — хорватская партия права), считавшей себя продолжательницей традиций хорватских усташей из второй мировое войны, которых иногда называли чернорубашечниками. В этих организациях было значительное количество иностранцев, делившихся на несколько категорий. Во-первых, это были добровольцы из хорватской иммиграции проусташс- ки (экстремистски) настроенные. Они заняли важное место, как в вооруженных силах, так и во всем госаппарате Хорватии. Во-вторых, это были достаточно высокооплачиваемые наемники, в основном западные. Они часто занимали должности советников и инструкторов, различных силах специального назначения, торопливо создававшихся хорватской властью при помощи, как хорватской эмиграции, так и западных спецслужб и военных ведомств, прежде всего немецких. Программа создания хорватских вооруженных сил из ядра, сил специального назначения была вполне разумна и вышла из идей усташской иммиграции. Автором этой идеи был известный Анте Росо, имевший большой опыт службы в иностранном легионе и позднее ставший командующим вооруженных сил хорватской республики Херцег-Босна.
С января по март 1991 года хорватская, власть создала специальную бригаду при МВД Хорватии общей численностью в несколько тысяч человек. Эта бригада со штабом в Лучко была главной силой в хорватских нападениях на Борово село, Плитвицы, Пет- риню, Костайницу и в прочих наиболее ответственных операциях. В составе ЗНГ была создана «специальная» бригада из трех батальонов. В Беловаре был создан отдельный «антитеррористический» отряд «Цырни Соколови» (Черные соколы), в Сплите был создан отряд морских диверсантов. Кроме того, ЗНГ обладала одним парашютным полком (не имевшим средств высадки) и учебным центром специальных сил. Командование штаба специальных сил находилось в Загребе. Военная полиция играла роль специальных сил (создана во второй половине 1991 года), использова¬
66
лась для наведения порядка в ЗНГ, для прорывов линий обороны и наоборот, для прикрытия этих прорывов в своей обороне, а отдельные «антитеррористи- ческие» роты, взводы и отделения боролись с неприятельскими диверсантами и сами вели диверсионные действия. Кроме того, в составе ЗНГ были и отдельные подразделения для выполнения особо ответственных задач «юришные» (штурмовые), и их тоже можно отнести к специальным силам.
Отдельное место занимает ХОС, посылаемые на «чистки» местности, состоявшие из штурмовых и диверсионных подразделений, в которых присутствовало немалое количество как усташей из эмиграции, так и из Герцеговины, а так же, западных наемников и добровольцев, в особенности членов различных праворадикальных организаций.
Разумеется, не все иностранцы были высокооплачиваемы, и в особенности это относится на довольно многочисленных курдов, албанцев, румын и прочих выходцев из стран Третьего мира и Восточной Европы, заманиваемых хорватскими вербовщиками сказками о больших деньгах, которые оказывались часто уже вышедшими из потребления купюрами, хотя все же многие из них смогли заработать по несколько тысяч долларов.
Хорватские «специальные» силы к началу боевых действий, под Вуковаром прошли с 1991 года достаточно тяжелые обучение и практику. Но все-таки их разнородность, спешность комплектования, а также недостаток профессионализма и психологическая и моральная не подготовленность, сделали свое дело. Закономерно, что в нападениях на большие сербские селения, например Борово село (2 мая 1991 год), Мир- ковцы (22 июня 1991 год) они, будучи главной ударной силой хорватской стороны, действовали без особого искусства, без разведки врываясь в сербские села, сразу попадая в засады, оставляя там десятки трупов.
Большие потери понесли хорватские «специальцы» (спецназовцы) при заброске в неприятельский тыл, где они не имели достаточно развитую разведывательную службу, а служба безопасности Югославии име¬
67
ла в их тылу и штабах множество своих агентов. Бессмысленны были их акты террора и диверсии в Югославии, результаты их деятельности ущерба ЮНА практически не наносили. И совсем по-другому дела обстояли при осаде объектов в Хорватии. Провозгласив ЮНА «оккупационной», хорватская власть развернула компанию террора против нее. Именно «специальные» силы захватили большое количество средств и объектов ЮНА, безжалостно уничтожали военнослужащих ЮНА, как видных местных сербов, так и вообще всех «подозрительных» новой Хорватской власти лиц. Примеров массовых ликвидаций сербов множество: «Пакрачка поляна», «Задар», «Загреб», «Ву- ковар», «мост на Коран и», казарм в Беловаре и Марином селе, а в особенности события в Госпиче, где за один день было перебито более ста местных сербов известной группой Томислава Мерчепа (будущий командир обороны Вуковара), в которую тогда входил и Агим Чеку (капитан ЮНА, будущий хорватский генерал и командующий албанской ОАК (УЧК)).
В ходе боевых действий против казарм ЮНА «специальные» силы Хорватии играли роль штурмовых групп, действуя на тяжелых участках, из-за больших потерь и спешки в захвате объектов ЮНА обучение было явно недостаточным по времени, качеству, отбор людей был менее тщателен. Несмотря на потери и неудачи «специальные» силы могли нанести не только существенные потери ЮНА, но и создать в ее рядах психологическое напряжение, тормозившее темп наступления их войск. «Специальные» силы наиболее эффективно действовали снайперским огнем, миновзрывными средствами и классическими засадами, часто включавшие два первых вида боевых действий. Засады организовывались не только против тыловых колонн, но против колонн танково-механизированных сил (пример — «село Бетин двор», колонна ЮНА попала в засаду на дороге, огражденной по обочине глубокими каналами и полями кукурузы и понесла большие потери). Организовывались ударные группы в таких случаях классически: две подгруппы били по хвосту и голове колонны, а одна в ее бок. Возможно,
68
были и группы прикрытия, подгруппы огневой поддержки и саперов, подгруппы уничтожения боевого охранения, подгруппы взятия трофеев и захвата пленных, так как это предусматривалось правилами ЮНА.
Возможно, военная теория несколько запутала предназначение подгрупп специального назначения, так как они на время военных действий исключались из самого выполнения боевой задачи. Более разумно было делить ударные группы в две подгруппы — одна из которых — прикрытия, обеспечивала бы полную подготовку засады в начале и при отходе, и при этом всегда могла послужить командиру для маневра силами в ходе самого нападения; вторая, штурмовая подгруппа. Разведчики бы входили в состав первой группы и открывали огонь лишь при необходимости, с применением бесшумных видов оружия в особенности, малых калибров и в исключительных случаях (согласно данным Слободана Йовича) применение арбалетов с оптическим прицелом, показавших в этой войне, несмотря на редкое применение, большую эффективность. Это касается только легких складывающихся арбалетов, не мешавших бойцу в ходе боевых действий. Огневое действие обязательно должно было бы сопрягаться с минно-взрывными действиями, служившими не столько для уничтожения, сколько для направления движения противника, или же для его остановки, или наоборот, воспрещения отхода и потому саперов надо было включать в состав штурмовой подгруппы. В идеале засаду следовало проводить с использованием управляемых фугасов и мин (для заграждения не просматриваемых мест, где бы мог укрыться противник, и защиты собственных позиций) чем можно было избежать лишний риск.
Особо эффективна была бы подвижная засада, когда группа, находившаяся в определенном районе ожидания, при подходе противника выдвигалась бы, на заранее предусмотренные боевые позиции и начинала бы нападение. Такие засады хорватские силы редко, но все же организовывали (примеры: село «Нуш- тар» и «Бетин двор»), что говорит о наличии в их рядах немалого количества хорошо подготовленных ко¬
69
мандиров. В подвижной засаде, по моему мнению, следует большое внимание уделять разведчикам, чья задача заключалась в том, чтобы находясь на боевых позициях вести наблюдение, имея хорошую связь с группой, скрытой в районе ожидания. Особо здесь важно то, что сам район выбирать надо не в соответствии с географической удаленностью от боевых позиция, а в соответствии со временем, за которое группа может быстро и бесшумно достичь боевых позиций, и которое зависело бы, во многом и от времени обнаружения противника. Такие засады возможны и ночью, что и случалось на практике, но это требовало лучшей подготовки личного состава. Засады не обязательно велись для уничтожения противника, но и для замедления темпа его наступления (пример: район села Илок). В данном случае могли действовать группы в несколько человек с парой дистанционно управляемых минно-взрывных устройств, а также пулеметом и снайперской винтовкой, с винтовочными гранатами- тромблонами (гранатами, насаживаемыми на ствол), либо теми же ручными гранатами, но запускаемыми с чашечки, накручиваемой на ствол, при использовании холостых патронов. Было замечено использование ручных гранат, забрасываемых ручными пращами (пример: село Нуштар, село Богдановцы).
Большое применение, особенно при осаде казарм, имели диверсии и саботаж, дававшие больший эффекта с куда меньшими затратами, сил и средств, в отличие от прямых нападений, в особенности при действиях на средства связи и мосты, чем почти полностью изолировались силы ЮНА.
Еще одним популярным методом действий специальных сил, как Хорватии, так и Югославии, были налеты. Они, в отличие от засад, главной целью имели уничтожение или захват неприятельских сил и средств. Хотя часто такие налеты заканчивались неуспехом нападавших, в первую очередь из-за слабой разведывательной подготовки и недостаточной оперативности, все же нередко они приносили немалый успех тем же хорватским силам, особенно при нападениях на командные места (пример: село Немцы —
70
штаб боевой группы ЮНА или район города Шид — штаб первого механизированного корпуса ЮНА). Это приводило к беспорядку в войсках и тем самым открывало возможность уже прямому нападению на них как с тыла, так и с фронта.
Конечно, и ЮНА не сидела, сложа руки, но в силу своей громоздкости и бюрократичности, «специальные» действия, в полной мере пригодные и для борьбы с такими же действиями противника, находили куда меньшее применение, а созданию специальных Формирований уделялось куда меньше внимания, чем в хорватских силах. Югославские силы, конечно, имели больше «специальных» формирований, чем хорватские ЗНГ и МВД. Прежде всего, это была 63-я парашютная бригада, пополнявшаяся срочнослужащими и контрактниками и дислоцированная в Нише. Она состояла из 6—7 парашютных рот и двух-трех групп спасения сбитых пилотов. Помимо этого существовали, разведывательно-диверсионные отряды ротного и батальонного состава в бригадах, корпусах, армиях, и при генеральном штабе, а так — те же роты и батальоны военной полиции. Не менее сильные «специальные» силы, были у МВД Сербии, состоящие из отрядов, батальонно-ротного состава (профессиональных бойцов) специальной милиции, иногда сведенных в бригады и распределенные по регионам. Отряды состояли из боевых групп и групп огневой (имевших орудия, минометы, ПТРК, ЗСУ и ЗУ, ЗРК) и тыловой поддержки и на фронте действовали в качестве пехоты. Существовали так же специальные антитерро- ристические силы центрального подчинения, созданные в конце 70-х годов, и получившие определенный опыт в действиях на Косово и Метохии против албанских сепаратистов. Сводные отряды обычной милиции, как правило, действовали, поэтому совместно со специальной милицией.
Впрочем, ДБ (госбезопасность) Сербии игравшая главную роль в политике Белграда, испытывала потребность в собственных специальных силах.
Шеф ДБ Йовица Станишич поручил офицерам 2-го управления Фрэнки Симатовичу и Радоице Божовичу
71
создание сил специального назначения которые могли бы поднять на войну и организовать сербов Хорватии, а и Боснии и Герцеговины. В созданном летом 1991 лагере Голубичи (под Книном) из несколько тысяч местных добровольцев был создан первый отряд (около 130 человек) Благодаря сербским ветеранам французского иностранного легиона, привлеченным для обучения, бойцы отряда стали носить красные береты, по которым, и получили свое имя. Командир «красных беретов» Драган Василькович — «капитан Драган» до этого служил в вооруженных силах Австралии и даже поработал военным советником в Танзании и случайной фигурой не был. Вскоре сотни сербских добровольцев из Хорватии и соседней Боснии и Герцеговине появились в этом лагере и, возвращаясь, домой создавали в координации с ДБ Сербии новые отряды «красных беретов» ставших важным компонентом вооруженных сил местных сербов а и надежным орудием этой самой ДБ. Помимо этого ДБ держала прямо или косвенно под своим контролем значительную часть добровольческого движения в Сербии и в Черногории, и для своих нужд создала СДГ (серпска добровольческа гарда — сербская добровольческая гвардия) под командованием Желько Ражнатовича — «Аркана». СДГ была фактически частью «красных беретов» и вскоре для них ДБ создала лагерь в Эрдуте в Восточной Славонии.
Спецслужбы Югославии (ДБ Сербии и Военная безопасность ЮНА), обладая такими силами, были способны к проведению всех «специальных» операций. Так они 31 августа 1991 года захватили на аэродроме Пле- со (Загреб) Боинг-707 угандийской авиакомпании с грузом оружия для хорватских сил на глазах этих сил, чье противодействие было сразу сломлено огнем. Захваченный Boing-707 был обнаружен радаром ЮНА на Яхорине еще на подлете к острову Корфу и парашютисты 63-й бригады оказались в преимущественном положении перед хорватской полицией. Антон Кикаш, канадский бизнесмен хорватского происхождения, потерял 19,2 тонны оружия, в том числе 900 автоматических винтовок AR-4 и миллион патронов. Еще
72
больший захват подобного груза оружия произошел в Адриатике, когда были захвачены три корабля Югославскими «специальцами» (один из руководителей этой «акции» Зоран Стефанович был убит неизвестными людьми 30 августа 1996 года, но в Белграде). Впрочем, случались и неудачи, вызванные не только ошибками, но и прямым предательством наверху, а случались и случаи прямых сдач своих агентов и «спе- циальцев». Так например одна из известных спецопе- раций югославской стороны — «Лабрадор», закончилась провалом, и половина из заброшенных в Загреб агентов в 1993 году была арестована.
Все же югославские спецслужбы и специальные силы показали, свои способности в боях, но по каким-то неясным причинам действия в хорватском тылу были спорадическими, без общего плана, хотя и тут были интересные примеры.
Возможно, политика не позволяла развернуть «специальные» действия в хорватском тылу, хотя они принесли бы Югославии куда меньше политического вреда от артиллерийско-ракетных обстрелов хорватских городов и сел. Однако военным командирам было вполне по силам на местах использовать югославские «специальные силы» централизованно для особо важных задач.
Одной из таких задач была бы борьба с неприятельскими разведывательно-диверсионными группами. Последние, какой бы элитой не располагали, пусть даже одними офицерами сил специального назначения армий Британии и Германии, на деле встречавшимися здесь не столь часто, не могли бы выдержать точного артиллерийско-ракетного огня, при условии, что югославские специальные силы вовремя бы обнаружили их и плотно сели бы им на «хвост». Нередки были случаи в югославской войне, когда одиночки без особой подготовки надолго на землю «ложили» из пулеметов разведывательно-диверсионные группы. В то же время, подобные силы, действуя в особо сложных условиях, требуют людей наилучших психофизических и моральных качеств. Тем самым они являются элитой армии и именно из них следовало бы черпать командирские кадры. Сравнивая отношение к «спе¬
73
циальным» силам сербской и хорватской, следует без всяких оговорок признать то, что руководство последней кропотливо создавало свои специальные силы, затрачивая большие средства на иностранных специалистов и инструкторов, а руководство первой едва ли не полностью разгромило свои куда лучшие и большие специальные силы. Это не случайно, ибо многие генералы ЮНА и понятия не имели, что такое идти в разведку, а карьеру делали в канцелярии. Хорватское командование между тем, тоже применяло специальные силы как обычную пехоту. В хорватских силах специальные группы применялись на наиболее тяжелых направлениях, как штурмовые группы. Это было довольно рационально, ибо такие хорошо подготовленные группы часто перехватывали инициативу и вливали боевой дух в ряды собственных войск. Специальные группы, введенные в бой из второго эшелона, нередко решали исход боя.
Часто эту же тактику использовала ЮНА, только подобные вылазки решались чаще силой простой пехоты. Вылазки использовались для захвата пленных, документов, важных точек, что требовало обязательной связи с основными силами. Это изнуряло оборонявшуюся сторону, держа ее в постоянном напряжении и требуя несоразмерно больших затрат живой силы и техники. Хорватская сторона гораздо чаще употребляла подобную тактику, чтобы замедлить темп наступления ЮНА и обеспечить вывод своих войск из-под удара. Добивались они и больших успехов при ударе по войскам только занимающих позиции или наоборот уходивших с них, и при этом могли служить, как действия, отвлекающего маневра от места главного удара. Классическая организация вылазки выглядит так: саперы проделывали проход, если это было необходимо, затем выходила на позиции подгруппа огневой поддержки, а за ней и под ее прикрытием выдвигалась ударная группа, имевшая при необходимости разведку и подгруппу захвата. На практике же зачастую с обеих сторон делалось все хаотично. Бойцы не знали, а то и не умели действовать, сдури, открывая огонь при первой возможности, командиры, не умели пла¬
74
нировать операции бесцельно водя группы, нередко подставляя их под огонь, как противника, так и собственных войск, но главное само высшее командование не могло создать единый план действий. Самая главная проблем — связь, в особенности с остальными силами. Войска на позициях, не имея никакой организационной связи с такими «спецгруппами», не были заинтересованы и не обучены для совместного действия с ними.
Вылазки иногда переходили в разведывательно-диверсионные действия в глубине неприятеля, здесь важное было пройти бесшумно линию обороны, пусть и медленным темпом, но чтобы потом выйти в неприятельский тыл, где его внимание и количество сил ослабевало. В данном случае необходима быстрота действий, в особенности при уходе с мест проведения диверсий. Причина неудач многих операций различных спецназов в этой войне заключалась как раз в несоблюдении этих правил. Такие выходы в тыл противника легче было совершать на вертолетах или на парашютах, что практически не применялось. Довольно интересным было использование подобных штурмовых групп, в своей большей части состоящих из бойцов хорватских «специальных» сил в Вуковаре. Там применялись группы, как правило, из 3—5 человек, имевших на вооружении снайперские винтовки, гранатометы, пулеметы и минно-взрывные средства. Такие группы хорватской стороной использовались для борьбы с танками ЮНА, часто отрывавшимися от недостаточно подготовленной пехоты и останавливаемых либо минно-взрывными устройствами, либо инженерными заграждениями, а потом попадавших под снайперский огонь по перископам и под огонь из гранатометов, и если происходило загорание танка, его экипаж расстреливался из автоматического оружия.
Таким образом, хорватские силы получили хорошую пехоту, ведь и любые разведывательно-диверсионные силы тоже представляют собою пехоту, и она, став «костьми» новой хорватской армии, со временем стала обрастать «мясом» в виде боевой техники, снаряжения и личного состава.
Глава 5
Опыт использования артиллерии и бронетанковой техники в боевых действиях, проводившихся обеими сторонами в Хорватии
Артиллерию в югославской войне следует оценивать с позиции не достигнутых результатов, а готовности ее к войне будущей.
В действиях ЮНА артиллерийско-ракетный огонь играл большую роль, а часто и главную, сламывая сопротивление противника в наступлении или неприятельские атаки при переходе в оборону. Главной проблемой были кадры, точнее явно недостаточное количество обученных, но при этом способных артиллеристов. Однако этот вопрос был вполне решаем, и как выяснилось, за месяц можно было подготовить достаточно хороших артиллеристов, а тем более минометчиков, способных под командованием опытных офицеров, хорошо выполнять свои обязанности. Во фронтовых условиях училось то, что действительно было необходимо в настоящий момент. Если бы в ЮНА обучение шло повсеместно и постоянно, то через два- три месяца боевых действий она обладала бы хорошим, боеспособным кадром. Что касается техники, то она в артиллерии была более чем достаточной для выполнения поставленных задач.
Довоенная ЮНА уделяло большое внимание артиллерии, как импортируя ее, так и организуя ее собственное производство. В пятидесятых годах, вследствие конфликта с СССР, полученные от советской армии орудия и трофейные немецкие (85 миллиметровая пушка под обозначением М-44/58 осталась на вооружении до начала войны) стали, заменятся или дополняться, главным образом, американскими. Тогда были введены американские 75 миллиметровые калибры (горная пушка М1-4), 105 миллиметровые (гаубицы М-2 и М-3), 155 миллиметровые (гаубица М-1, пушка М-2), противотанковые пушки калибра 57, 76 и 90 миллиметров, как и советская ПТ пушка ЗИС-З калибра 76 мм (югославская М-42). Производились ми-
76
нометы М-52 (120 мм), гаубицы М-56 (105 мм), горные пушки М48-Б1 (76 мм), а так же тридцатидвухствольные установки залпового огня М-63 «Пламен» (128 мм) и буксируемые гаубицы М-65 (155 мм) и М- 114 (155 мм). С относительным улучшением отношений с СССР оттуда стали ввозиться ПТРК «Малютка», а позднее «Конкурс» и «Фагот» и противотанковые пушки Т-12 калибра 100 мм был ввезен ракетный комплекс класса «земля-земля» «Луна-М». Позднее по лицензии в Югославии стали производиться ПТРК «Малютка» 9К11, а на основе советских лицензий на орудия Д-20 /152мм/ и Д-30 /122 мм/ стали производиться буксируемая гаубица Д-30 (122мм), с дальностью до 17,5 км, и буксируемая пушка-гаубица М-84 Нора-А (152 мм). Была закуплена и буксируемая пушка М-46 (130 мм.). Было начато и производство новой 32-ствольной 128мм реактивной установки залпового огня М-77 «Огань», а так же производство самоходного ПТРК М-83, ставшего совместно с пушками Т- 12 (М-44) и немецкими Д-44 (85 мм) и самоходными 90 мм противотанковыми пушками М-36 (90 мм) и М-18 (76 мм) главным вооружением противотанковых дивизионов ЮНА вплоть до югославской войны.
В 80-х годах начата разработка самоходных пушек- гаубиц Нора-Б (152мм) на колесной базе, а 130 миллиметровые пушки стали переделываться в М-46/86 (152 мм) с длиной ствола 46 калибров и в М-46/84 (155 мм) с длиной ствола 45 калибров, а из СССР были ввезены самоходные орудия 2С1 (122 мм) «Гвоздика». На вооружение войск стала поступать 262 миллиметровый, двенадцатиствольный РС30 М-87 «Ор- кан» югославо-иракской разработки, а так же стали ввозиться баллистические вычислители и разведывательные радары.
Таким образом, артиллерия ЮНА, весьма многочисленная, была вполне в состоянии выполнять боевые задачи в югославской войне 1991—1992 годов. То, что в основном орудия были буксируемыми, в той, практически позиционной войне, особой роли не играло, а разнобой в арткаллибрах, в общем-то, вещь довольно вредная, не могла ощущаться, при практи¬
77
чески беспрепятственном снабжении из складов ЮНА в Сербии и Черногории, Боснии и Герцеговины. Противодействовать такому снабжению противник не мог, ибо авиацией тогда почти не располагал, и несколько его боевых самолетов не в счет. Контрбатарейная борьба им велась нечасто, ибо он не обладал достаточным количеством орудий для этого.
Главная задача неприятельской артиллерии заключалась в непосредственной огневой поддержке собственных войск, а так же в ударах по югославским войскам, густо скапливавшихся вдоль дорог и около населенных пунктов, причем приоритет давался действиям орудий в паре. Особо эффективны были у противника минометы, которые он нередко устанавливал на машины, ведя из них беспокоящий огонь по силам ЮНА. К тому же нередки были случаи, что огневые позиции артиллерии ЮНА размещались в радиусе огневых действий неприятеля, в особенности его минометов, что естественно, вело к потерям, но на сам ход боевых действий повлиять это не могло. Более того, слабость противника приводила к большой халатности в устройстве артиллерийских позиций. Они часто не окапывались, орудия устанавливались в одну линию, и то на расстоянии между собой менее 10 метров, автомашины оставлялись у орудий совершенно открытыми, а вокруг находились военнослужащие. Все это вело к ненужным потерям не только от огня противника, но и от его диверсионных групп.
Так как водители были недостаточно обучены, довольно редкие передвижения ночью приводили к заторам и растягиванию времени, и в силу того, что противник оказывал слабое противодействие, артиллерия перебрасывалась днем по одному направлению.
С ходом войны инженерное обеспечение огневых позиций улучшилось, но лишь в тех случаях, когда была велика угроза нападения противника. Строились, как правило, традиционные блиндажи и заслоны, для чего использовались мешки и ящики из-под снарядов, набиваемые грунтом. Оказалось необходимым наличие в артиллерии инженерно-строительных подразделений, обладавших бы техникой, как для строитель¬
78
ства укрытий, так и для устройства дорог, а нужны были и трактора для вытаскивания застрявших машин и орудий. Что касается маскировки, то она велась неудовлетворительно, из-за отсутствия средств, опыта и личной ответственности. Дымные завесы употреблялись редко, хотя они показали свою эффективность. При обороне огневых позиций мины использовались редко и в основном тоже не по правилам из-за отсутствия саперов.
Что касается боевого охранения, то оно в начале бывшее неудовлетворительным, позднее улучшилось, и на марше продолжало оставаться уязвимым до конца боевых действий. В особо опасных местах артиллеристы получали в подчинение пехоту (до роты), а то и саперов, но это было далеко не всегда, зато были нередки случаи, когда артиллеристы использовались как пехота на фронте. Сами артиллеристы для обороны позиций применяли минометы, безоткатные орудия и зенитные установки, в том числе захваченные у противника. Все это говорило о необходимости наличия в артиллерии пехотных и инженерных подразделений, сведенных хотя бы в одну роту. Возможно, совместно с артиллерийской разведкой — АИР, и оснащенных как техникой, так и вооружением, достаточных не только для обороны позиций, но и для устройства и обороны наблюдательных пунктов на фронте. Характерно, что одной из самых необходимых вещей в артиллерии при нахождении в лесу была бензопила, а одним из самых надежных видов транспорта был лошадиный, и это требует куда менее формалистского подхода в организации и вооружении артдивизионов. Сами боевые действия вызывали необходимость импровизации. Так, зенитные установки ПВО показали свою ценность, как средства борьбы с наземным противником. В то же время куда чаще происходили обратные случаи, когда иные командиры не только не желали делать что-то новое, но и не хотели следовать элементарным правилам. Так, огневые позиции часто не менялась десятками дней, а то и месяцами, что в первую очередь относилось к РСЗО. Запасные позиции редко создавались, хотя для этого приказы
79
сверху нужны не были. Перемещения артиллерии происходили без предварительной разведки в места будущей дислокации. Вследствие того, что передислокация шла в один этап, на дорогах нередко возникали заторы. Ведение огня часто шло без учета правил, что приводило к поломкам в орудиях, а на некоторых из них не были определены отступления от средней скорости полета снарядов. В очень плохом состоянии находилось ведение АИР. Ни разведывательный радар CHAP 10, ни противоминометный радар не имели, достаточно обученных операторов и почти не использовались. Акустические станции работали неточно и без корректировки. Радарно — метеорологическая разведка почти не велась. Топографо-геодезическая обеспечение так же было неудовлетворительно и не хватало элементарного — карт масштаба 1:25000, а тем более планов городской застройки. Лазерные дальномеры использовались редко, да и сама подготовка начальных элементов для стрельбы очень часто была неправильной, что и не удивительно, ибо артиллерийский устав ЮНА, вышедший в начале 1991 гола до войск так и не был доведен. Корректировка велась, как правило, по разрывам, а использование корректировочного орудия осталось теорией, как и определение поправок на начальные элементы по нескольким направлениям.
При ведении же залпового огня корректировка почти не проводилась. Что же касается авиационной корректировки, то ее тоже почти не было, как из-за очень плохого содействия с авиацией, так и из-за страха от неприятельской ПВО, что привело к не использованию возможностей разведывательных вертолетов «Газель» 341G, специально созданных для корректировки артиллерийского огня. Главную роль в наведении артиллерии играли артиллерийские наблюдатели в боевых порядках наступавших войск, а нередко их заменяли и сами низовые командиры этих войск. Именно подобное наблюдение и было главным в этой войне, тем более что лишь 20—30% целей, получаемых артиллерией, было не осматриваемо с земли. АИР показала свою важность, а то, что не раз группы АИР
80
вообще не создавались, привело к большим и мало результативным тратам боеприпасов. Создание наблюдательных пунктов показало себя обязательным, ибо общевойсковые офицеры, в большинстве своем, не имели достаточных знаний для правильной корректировки. Мне думается в связи с этим, что каждое наступающее подразделение больше, чем рота должно было бы иметь артиллерийских наблюдателей или хотя бы прямую связь с артиллерией, что позволило бы избежать не только лишних трат боеприпасов, но и нередких открытий огня по собственным войскам, несших, порою, немалые потери в таких случаях.
Тяжелым театром боевых действий для артиллерии были боевые действия в городе и в горах, из-за трудностей в наблюдениях разрывов. Это вынуждало днем использовать дымовые, снаряды, а ночью — осветительные, хотя последних не хватало во многих артиллерийских подразделениях. Корректировка шла, как правило, «к себе» и многие способные офицеры приближали линию разрывов до 100 метров к своим наблюдательным пунктам.
Хорошо себя показало использование радиовзрывателей, особенно в минометных минах, что при правильной подготовке элементов не требовало корректировки, тогда как темперные взрыватели могли использоваться в городской и горной местности, как правило, с корректировкой.
В городе хорошо себя показало ведение огня вертикальными углами со взрывателями на замедление, что вело к разрушению подвалов и первых этажей зданий, особенно при использования 155 и 152 миллиметровых орудий и такие снаряды часто пробивали по две бетонные плиты. Использовались и осветительные снаряды 122 миллиметровых орудий с взрывателями, поставленными на ударное действие, что вызывало пожары, особенно в лесах, и сочеталось с использованием осколочно-фугасных снарядов.
В скалистой местности хорошо себя показало применение рикошетного огня, чье осколочное воздействие увеличивалось крошкой и кусками камня. Вообще же артподготовкой главный урон неприятельской
81
силе наносился впервые несколько минут (около трех), а потом результативным был огонь лишь с дистанционными взрывателями (радио и темперные) если у противника не существовало большого количества укрытий.
Лучшей была внезапная и относительно короткая до полутора часа огневая подготовка, ведшаяся залпами при прямом наблюдении целей. Эффективен был, естественно, и огонь РСЗО по противнику, находящемуся на открытой местности. Оказалось неточным довоенное утверждение о больших рассеиваниях на последней трети траектории артснарядов, и по мнению югославских офицеров, огонь должен вестись по всей дальности. Подготовка начальных элементов шла, как правило, по сокращенному поступку, а само управление огнем находилось главным образом в руках командиров батареи. Не раз из-за недостаточного уровня обучения последних, в первую очередь резервных офицеров, оно передавалось в руки командиров дивизионов. В легких пехотных и «партизанских» (легких резервных) бригадах, где артиллерии часто не имелось, в одну группу сводились батальонные минометы, что давало хорошее управление огнем и хорошую работу вычислительных отделений.
Ночью велся, в основном, плановый огонь по уже подготовленным элементам без наблюдения, а что касается метео-баллистических поправок, то они редко делались. Большую пользу давали данные от общевойсковых командиров, и думается, что следовало бы создать базу АИР, куда бы поступали все разведывательные данные о целях от всех подразделений. Обработкой этих данных, на практике не часто проводимой, занималась группа АИР при начальнике артиллерии оперативной группы, в которые тогда были сведены части ЮНА. Это было довольно-таки разумно, и «мали артилериски штаб» (МАШ), создаваемый при такой оперативной группе, справлялся с задачами по огневой поддержке, тогда как существование штабов корпусной я армейской артиллерии себя не оправдало, тем более что даже огнем бригадной артиллерии почти никто и не управлял. Главным артиллеристским формированием был дивизион. Под командованием
82
МАШ находилось около десятка дивизионов и несколько минометных батарей, что было вполне достаточно для контрбатарейной борьбы и для маневра огнем. При планировании огня батареи или отдельные орудия получали один или несколько азимутов и были в состоянии покрыть до 2/3 общего числа целей одновременно, хотя нужда в этом возникала не часто, но что у противника вызывало мнение о наличие больших, от действительности, сил артиллерии ЮНА.
При планировании многие документы, обязательные в мирное время, на фронте писались по потребности и то в сокращенном виде.
Необходимой была простота с предельной универсальностью, притом что вычислительная и командно-информационная системы были обязательны, и в этих областях деятельность дублировалась в дивизионах и батареях, чтобы избежать ошибок. Подготовка, одного плана действий не могла обходиться без командиров дивизионов, но главное, без полной и всеобъемлющей АИР, которая должна была вестись постоянно с результативностью хотя бы 50%.
Главные недостатки командования были не в выполнении задач, а в оценке обстановки, которая не могла оцениваться без постоянного наблюдения за ней не только из боевых порядков наступающих, но и из неприятельского тыла. Это хорошо видно на примере боевых порядков корпусных и армейских артиллерис- тских групп, которые не соответствовали боевым порядкам, поддерживаемых ими частей, и то выдвигались далеко вперед, а то и наоборот, оставались далеко позади. Лучшее межродовое содействие шло на уровне батальон-дивизион, а выше содействие слабело и с авиацией его, практически, не было, но были, часты случаи, когда авиация и артиллерия действовали по одним и тем же целям.
Думаю, что разумнее было бы использовать авиацию по целям в глубине, тогда как авиационные наблюдатели должны были бы, находиться в МАШах. Без сомнения, наибольшие проблемы были в содействии артиллерии с пехотой, и здесь непонимание было обоесторонним. В пехоте, на командном уровне,
83
мнения артиллеристов часто не учитывались, а расход боеприпасов определялся произвольно командирами общевойсковых соединений и частей, тогда как многие артиллерийские командиры из-за собственной неподготовленности выбирали более легкие, но менее результативные пути. Тогда лишь формально расходовалось данное количество боеприпасов без учета факторов внезапности и сосредоточенности огня. Сами задачи ставились неточно, а цели выбирались командирами общевойсковых формирований без учета мнений артиллерийских офицеров.
Цели указывались слишком широко, что вызывало недостаток боеприпасов. Артиллерия не могла контролировать движение пехоты и бронетанковых войск, и, бывало, те меняли позиции, а артиллерия об этом не знала и попадала под удар противника. Потеря связи с поддерживаемыми войсками, приводила нередко к трагическим последствиям, тогда как создание огневого вала перед собственными наступавшими войсками совершенно не проводилось.
Положение с АИР было катастрофическим и в войне с противником равных возможностей могло трагически закончиться. АИР должна была входить в войсковую разведку, пользуясь отдельными каналами связи, и превосходить в обеспечении боеприпасами. Представители АИР должны были бы находиться в составе разведывательно-диверсионных групп, в штабах, имя при этом оснащение всей артиллерии — автоматизированными системами управления артиллерийским огнем типа советского «Капустник», или Французского «ATILA» или такого же типа французской СУО для минометов «ATIMO». Закономерно возникает вопрос: как можно бороться с армией, обладающей подобными СУО, когда наблюдателю АИР достаточно нажать специальным карандашом на экран своего переносного компьютера СУО «ATIMO», на котором находится топографическая карта местности, чтобы сразу же автоматический баллистический вычислитель на командном месте выдал бы начальные элементы со всеми поправками, что сразу же бы передавалось расчетам.
84
Верховное командование ЮНА тогда ничего не предпринимало для исправления положения, так как ситуация коренным образом не изменилась и до конца войны. По меньшей мере, необычно читать утверждения о хорошо проведенной работе в кампании 1991—1992 годов. На деле организация была поразительно неудовлетворительной, и положение спасала лишь инициативность тех или иных командиров, как правило, батарейного дивизионного звена, да энтузиазм отдельных бойцов.
Штабы же нередко работали в полсилы, командные места, были плохо оборудованными, не было запасных КМ, тогда как на наблюдательных пунктах комдивы бывали не часто, а о вышестоящих артиллерийских командирах и говорить не приходится. Вообще же, большое число командных звеньев показало свой вред, ибо пока запрос от поступавших подразделений приходил все инстанции, боевая обстановка в корне менялась. Я думаю, что следовало бы отменить такое большое число командных звеньев, оставив командира дивизиона и командира артиллерии оперативной группы, предоставив им полную свободу в контрбатарейной борьбе и в выполнении запросов поддерживаемых войск, и тем самым вмешательство вышестоящих штабов было бы не нужным. В том же положении, что существовало, командиры артиллерийских групп различных уровней подчинения только мешали друг другу и общий хаос дополняли действия авиации. Что же касается сил и средств непосредственной огневой поддержки, как противотанковых дивизионов, так и сил огневой поддержки батальонов, в первую очередь минометов, то их действия почти не учитывались при планировании артиллерийской поддержки. Это же показалось необходимым, ибо пехотные командиры часто требовали, артиллерийской поддержки там, где могли обойтись своими огневыми силами и ожидали, что артиллерия для них сделает всю работу. Это привело к ведению огня просто «для моральной поддержки» пехоты, что в иной войне было бы невозможно. Артиллеристы оперативных групп много раз получали ультимативные требования об уничто¬
85
жении малых точечных целей, хотя бригады не использовали собственную артиллерию и батальонные минометы. Артиллерия бригад использовалась бесплановое, и то во время боевых действий, что не оставляло времени артиллеристам подготовить начальные элементы, а деления задач, по существу, и не было. Нередко командиры пехотных или танковых подразделений вообще не знали о времени и целях огневой поддержки.
По мнению многих югославских артиллерийских офицеров, пехота не использовала все эффекты артиллерийского огня, хотя, конечно, видение боевой обстановки у пехоты и у артиллерии значительно различалось, а там, где последняя теряла боеприпасы, первая — людей. Артиллерия так же ведь очень часто подводила пехоту из-за растягивания огневой подготовки по времени при недостаточной точности. Между тем, нет ничего нового в том, что артиллерии следовало действовать очень быстро, но очень точно за полчаса — час, подавив сопротивление противника на переднем крае его обороны, перенося огонь на его вторую линию обороны и ведя контрбатарейную борьбу. В то же время нельзя, как это было в этой войне, ожидать от артиллерии всемогущества и давать только ей задачи непосредственной огневой поддержки пехоты и танков, тогда как средства этой поддержки в батальонах и ротах толком не использовались. Само использование этих средств велось, в основном, без соблюдения элементарных правил и координации с артиллерией. Оказалось же, что эти средства могут постигать большие эффекты при огне по переднему краю противника, что требует, артиллерийскую службу на уровне батальонов, способную обеспечить соблюдение правил их использования и одновременно включение их огневого действия в единый план огневой поддержки.
В этой войне противотанковые пушки успешно использовались, особенно в городе, для уничтожения укреплений, и показалось, что старые 76-миллимет- ровые пушки М-42 были более популярными в пехоте, чем ПТРК, чье использование для таких целей
86
часто было не только неэффективно, но и нерентабельно.
Однако самыми популярными в пехоте были все- таки минометы.
Так как обученных расчетов не хватало, то была организована срочная переподготовка, и минометные батареи, в которых до 90% людей с минометами знакомы не были, за несколько дней становилась боеспособными. Конечно, несколько дней — срок далеко недостаточный, но другого выхода не было. Еще одним популярным средством огневой поддержки стали зенитные установки, прежде всего самоходные «Праги» (М-53) и БОВ-3 (М-55). Первые ЗСУ были чехословацкой разработки и имели две спаренные 30 миллиметровые автоматические пушки, установленные на двухосном бронеавтомобиле. Последние же имели три 20 миллиметровые автоматические пушки, тоже на двухосной колесной основе, но в данном случае использовалась база советской БРДМ. Так как последние были куда более маневренные и компактные, то их чаще включали в штурмовые отряды для ближней борьбы, тогда как Праги больше использовались для обороны и для действий с больших дистанций. Эти средства оказали свою большую эффективность при действии по пехоте, а так же по легкобронированным и не бронированным целям, а так же по укрытиям, прежде всего земляным брустверам и дзотам.
В то же время, подобное использование зенитной артиллерии было мерой вынужденной и далеко не оптимальной из-за уязвимости этих ЗСУ противотанковым средствам, прежде всего от ПТРК. Это пытались возместить размещением ЗСУ несколько сзади наступающих или за первой линией обороны, по возможности на возвышениях, употребляя в таких случаях различные типы укрытий, в том числе и арматурные каркасы для зашиты от ПТУРСов. Это, однако, вступало в определенное противоречие с возможностями ЗСУ по широкому и быстрому подавлению большого количества слабо защищенных целей, которые, естественно, появлялись в основном вблизи боевых порядков первой линии. Все это было результатом недо¬
87
статков бронетехники ЮНА, характерных, впрочем, для всех современных армий. В ее развитие главное внимание было уделено танкам.
Так югославский танк М-84 по своим характеристикам был вполне сопоставим с современными танками третьего поколения как западного производства М-1 Abrams, Leopard-2, АМХ-40, так и советского Т-80. М-84 был создан на основе Т-72, чью лицензию закупила Югославия, но в отличие от Т-72 он был оснащен более современной СУО, новым двигателем и была улучшена ходовая часть. В Ираке этот танк себя довольно хорошо показал. ЮНА, до войны имела этих танков где-то около четырех сотен, но с началом войны их производство остановилось, так как сборка велась на фабрике в Славонском Броде (Хорватия). В то же время далеко не все танковые подразделения ЮНА были оснащены танком М-84, появившимися первый раз на военном параде в 1985 году. Имелось около сотни советских танков Т-72, столько же ПТ-76, полсотни американских М-47. Много было старых советских танков Т-55 (до тысячи), впрочем, вполне удовлетворительных характеристик для этой войны, в которой использовались даже танки времен Второй Мировой войны Т-34-85 и М-4 «Sherman». Но проблема была не в танках и не в отсутствие достаточного количества ПТРК, в особенности самоходных в ЮНА. Главной проблемой была незащищенность пехоты, в своем большинстве не имевшей вообще никакой бронеза- щиты в этой войне. Помимо двух сотен устаревших гусеничных М-60 собственного производства ЮНА имела на вооружении БМП М-80 (семь-восемь сотен) также собственного производства, но их было недостаточное количество, да и характеристики ее оказались неудовлетворительными. Сама концепция М-80, ставившая на первое место подвижность, затем огневую мощь, и лишь затем защиту, была противоестественна. БМП ведь была предназначена не для самостоятельных действий, а для поддержки танков и, следовательно, не было смысла иметь ей лучшую подвижность от танков, как и амфибийные свойства. Такая машина была бы нужна в разведке и в боевом
88
охранении, но никак не при проведении атак. Четырнадцатитонная М-80 не могла обеспечить пехоте необходимую бронезащиту, и пехотинцы, даже имея ее, что было, как я уже упоминал, не часто, предпочитали действовать в пешем порядке, в особенности, действуя в городе и в горах. Эта же БМП использовалась больше для огневой поддержки, а броневую защиту обеспечивала, в основном от стрелкового огня. Тяжело было требовать от пехоты иного, когда лобовая бронезащита БМП М-80 даже по официальным данным, не выдерживала огня 20 миллиметровых снарядов, а боковая защита не выдерживала огня 7,9 миллиметровых пулеметов М-53 на расстояниях меньших 100 метров в теории, а на практике это относилось и на 7,62 миллиметровые пулеметы М-84 (Советский ПК).
Спрашивается, какой смысл называть М-80 БМП, когда практически никаких боевых действий в атаке пехота с ней без большого риска для себя выполнять не могла, тем более против неприятеля, оснащенного современными ПТ средствами. М-80 была все тем же бронетранспортером, чья оснащенность 20 миллиметровой пушкой и ПТРК «Фагот», должна была лишь в теории изменить тактику боя, но на практике это, понятно, не произошло. А ведь М-80 многим по своим характеристикам была схожа советским БМП-1 и БМП-2,французской БМП АМХ-10П, американскому БТР М-113А1 (являвшемуся по сути БМП). Новая версия М80-М80АК, с учетом боевого опыта, оснащенная лучшей бронезащитой, более мощным двигателем и 30 миллиметровой пушкой, могла сравниться не только с вышеупомянутыми машинами, но и в некоторых отношениях с куда лучше защищенными американскими М2 Bradly (М3 — обозначение для БРМ), немецкими Marder, британскими MCV-80 Warrior. Однако, имея в 1,5—2 раза больший вес от М- 80, М-80АК все равно не давала бы пехоте нужную бронезащиту, особенно в условиях современного боя с массовым применением не только ПТ — средств, но и кассетных боеприпасов. Дело, таким образом, не в качестве М-80, а в концепции ее создателей, точнее заказчиков. Конструкторы М-80 АК попытались вы¬
89
тянуть максимум из этой концепции, но, естественно, это не меняло общей ситуации. Подобная концепция наилучшим образом представлена на советской БМП-3, вооруженной 100 миллиметровой и 30 миллиметровой пушками, ПТРК, оснащенной броней, дающей защиту от 20—30 миллиметровых снарядов и имеющей высокие маневренные, в том числе амфибийные свойства. Без сомнения, в югославской войне такая БМП была бы незаменима, но прежде всего, самостоятельно обеспечивая действия хорошо подготовленных ударных пехотных подразделений в условиях горной и городской войны и при захвате плацдармов. Нужна была такая БМП и в разведке а и как основа для иных вариантов бронемашин. Так М-80АК служила основой для разработок М-80АЛТ (самоходный ПТРК). М-80АСПА (30 миллиметровая ЗСУ), М- 80АСН (санитарная машина), М-80АКВ (командноштабная машина комбата) и М-80АКЧ (КШМ ком- роты). Подобные машины, без сомнения, нужны и, следовало бы пополнить это семейство бронетранспортерами и самоходными минометами купольной установки типа советской НОНА, а так же разведывательным вариантом с РЛС и приборами связи, и легким танком. Однако эти машины должны обеспечивать действия такой БМП, которой должны быть оснащены пехотные подразделения, предназначенные для самостоятельных действий без поддержки танков в маневренных действиях на труднопроходимой местности и при проведении десантов. Как мне видится, они должны играть роль легких бронетанковых сил, которым следует иметь на вооружении и легкую колесную технику.
Необходимость подобных сил основывается на всем опыте югославской воины, как и боевых действий на Косово, да и иностранного опыта развития легких вооруженных пушками калибра 76—105 мм бронемашин (гусеничные: американские — Stingray, AGM ХМ-8, Sheridan (оснащенный короткоствольной пушкой калибра 152 мм), французский легкий танк АМХ-13, британские легкие танки Scorpion и Storm австрийский легкий танк Kürassier; колесные танки (амери-
90
кано-канадская LAV-600, Французская АМХ-10 RC, итальянская Centaura, швейцарская Pirana, южноафриканская Rooikat), которые проявили себя во многих вооруженных конфликтах. Довольно перспективно и развитие БМД-3 в России, которая обеспечивает огневую мощь и маневренность десанту. Эти же цели преследуются и в Германии в развитии гусеничных бронемашин типа «Visel-1», предназначенных для огневой поддержки десанта. Перспективность легких бронемашин, в том числе БМП, не вызывает сомнения, как и развитие немецкой колесной бронемашины EFX и французской колесной бронемашины Vextra, в том числе в вариантах БМП и легких танков. Важную роль сыграл и БТР-80 в последних вооруженных конфликтах на территории бывшего СССР, чьи возможности увеличились в варианте БТР-80А с 30-тимиллиметро- вой пушкой 2А72.
В югославской войне недостаток колесной техники не мог компенсироваться БМП М-80, а югославский вариант советской БРДМ-2, в том числе его полицейский транспортный вариант ВПБ-86 (около 200), а также устаревших колесных БТР-50 советского про- изводства(около 200) показался не практичным из-за слабости вооружения и брони. Ощущался в это войне и недостаток легких колесных бронемашин повышенной проходимости типа американских Hummer М-998 и М-1037, в которых легкая бронезащита обеспечивала бы защиту пехоте в операциях по боевому охранению конвоев и казарм в первый период войны, как и ведение разведывательных действий и борьбы с диверсионными группами в течении всей войны.
Однако ведь нельзя соединить несоединимое, и поэтому, создавая семейство легких бронемашин на базе той же М-80АК, следовало бы создать и настоящую БМП для зашиты пехоты в танковых порядках. В этом, без сомнения, правильнее концепция НАТО, в которой первое место ставится защита. Ведь само создание БМП было вызвано не необходимостью увеличить огневую мощь бронетанковых войск, в этом случае просто бы увеличили бы число танков, а улучшить защищенность пехоты. Пехотные же БМП нужны не для
91
«архаичных» атак цепями за танками — это такая же бессмыслица ныне, как и атаки польской кавалерии на немецкие танки во Второй Мировой войне, но для переброски ее до тех рубежей, за которыми начинается труднопроходимая и опасная для танков местность. Защищенность поэтому наиболее важное дело, и Германия, развивая свою БМП «Marder-2», увеличила ее вес до 42 тонн при вооружении 50 миллиметровой пушкой. Однако такое развитие все равно не уравняло защищенность танка и: БМП, к тому же дело это довольно дорогостоящее. Не важно ведь, насколько современных будут образцы боевой техники у, допустим, российской армии, важно насколько будет отвечать условиям современного боя общее состояние ее парка бронемашин. Ведь что толку в сотне-другой БМП-3, коль парк остальных БМП составляют модели БМП-2 и БМП-1. Поэтому весьма важна скорость перевооружения новой техникой. Поучителен тут опыт Израиля, где захваченные у арабов советские танки Т-54 и Т-55, переоборудовались в бронетранспортер «Ashzarit», вооруженный четырьмя 7,62 миллиметровыми пулеметами, но обеспечивший нужную защиту пехоте. Израильская армия, надо заметить, находится на правильном пути, и даже ее танки «Merkava» в силу переднего расположения мотора, обеспечивают укрытие пехоте в своих задних отсеках, в которых перевозятся боеприпасы, что опять-таки безопаснее для транспортировки и облегчает пополнение ими в бою.
Ценность подобных, казалось, не особо значительных деталей понятно лишь тому, кто сам воевал с автоматом в руках и знает насколько, неприятно оказаться без защиты на открытом пространстве. Что касается пехотных действий, то ни в югославской, ни в любой другой современной войне пехота цепями за танками и БМП не наступает, по крайней мере, на хорошо вооруженного противника. Современные средства ПТ — борьбы, которые пехота, якобы, и должна подавлять огнем с ходу, в основном находятся под защитой брони или укрытий, а пехотный огонь и не может быть прицельным, так как стрелки должны ведь и бежать. Спрашивается, как же можно сочетать ско-
92
рость танков и БМП в бою (минимум 20—30 км/ч) со скоростью тяжело нагруженных солдат, вряд ли могущих превысить скорость 5—6 км/ч. Это уже не раз указывалось в прессе. Так, например, майор Баранов в статье «О способах атак» (Военный вестник, 1991 год, № 3) писал, что пехота должна идти в атаку под укрытием брони. Ныне и в России создана на базе танка Т-55 новая бронемашина, по всем характеристикам являющаяся БМП, БТР-Т, вооруженная 30 миллиметровой пушкой и ПТРК Конкурс, единственным замечанием к которой является недостаточное число десанта (5) при трех членах экипажа.
Таким образом, главным требованием, предъявляемым к БМП, является бронезащита, даже возможно лучшая, чем у танка, и не случайно, что в американской армии прорабатывается вопрос о создании новой БМП на танковой базе взамен не особо удачной БМП М-2 «Bradly». В конце концов, не стоит ведь забывать о минной опасности, а противопехотные осколочные мины, в особенности прыгающие, надолго останавливали или просто сламывали атаки в югославской войне. Что тогда говорить о новых кассетных минах, оснащенных разнообразными сенсорами.
Еще один важный вопрос это вооружение БМП. Не зря в боевых действиях и в Хорватии, и в Боснии и Герцеговине столь большое внимание получили 20— 30 миллиметровые автоматические пушки, ибо они куда более эффективны, чем танковые пушки, вели борьбу с неприятельской живой силой. Недостатки вооружения современных БМП очевидны, ибо одна тридцатимиллиметровая пушка М 80АК не могла сравниться с двумя 30 миллиметровыми пушками «Праги». Мне представляется необходимым наличие двуствольной 30 миллиметровой установки устанавливаемой на некоторых БМП с двумя 7,62 миллиметровыми пулеметами и с АГС и пулеметами на других. Такое вооружение возместило бы многократно огонь стрелкового оружия в обороне, а тем более в атаке, вследствие его стабилизация по уровням, а БМП смогли бы играть и роль ЗСУ в борьбе с неприятельскими
93
вертолетами и авиацией, при условии единого управления всеми действиями ПВО батальона.
Интересно здесь решение словацкого танка Т-72М-2 «Moderna», оснащенного двумя 20 миллиметровыми пушками по краям купола, хотя это большая перегруженность вооружением. Что же касается ПТРК БМП, то они редко играли большую роль, в наступлениях, а в обороне переносные ПТРК ничем не уступали ПТРК БМП на равнинной местности, а в городских и горных условиях превосходили их.
Куда эффективнее ПТУРсы использовались операторами самоходных ПТРК, предназначенных для борьбы с танками, и тут действительно было бы весьма интересно изучить опыт некоторых фирм по созданию телескопических направляющих ПТРК, обеспечивавших тем скрытность, что немаловажно в особенности при организации засад в лесу и городе, да и при обороне из полевых укрытий. Достаточно тут интересен и опыт фирмы «Oerlikon Aerospace» по созданию комплекса «ADATS», могущего действовать не только по наземным целям, но и по воздушным. Что же касается ПТРК БМП, то тут следует применить легкие ПТРК, могущие сниматься с машин для переноски пехотой, а во многих случаях их следует заменять автоматическими гранатометами.
ЮНА, после опыта боевых действий в Хорватии, поторопилась с введением на вооружение автоматического гранатомета АБГ-30 калибра 30 мм (скорострельность 60—70 выстрелов/мин — минимальная и 350— 400 выстрелов/мин — максимальная) с дальностью действия 1700 м, общим весом с треногой — 45 кг. Также началось принятие на вооружение ПТРК «Бум- бар» калибра 136 мм, с минимальной дальностью 60 м, а максимальной 600 м, общим весом 16 кг, при боевом расчете в два человека. Ракета Бумбара имеет тандемную кумулятивную БГ пробивной силой 900 мм брони, а созданы и ракеты с осколочно-фугасной БГ, как раз на основе опыта, боевых действий, когда ПТРК употреблялись не столько для борьбы с бронетехникой неприятеля, сколько с его укреплениями. При этом ракета Бумбара имеет начальную скорость 20 м/с и
94
может выстреливаться из закрытого пространства, дабы затем ее скорость возросла до 250 м/с. Ракета наводится полуавтоматически с помощью ТВ камеры, а локатор защищен от помех. Сама же ракета может делать острые углы в полете до цели.
Таким образом, югославская армия располагала средствами, чтобы, сравнительно быстро создать парк хорошо защищенных БМП, используя танки Т-55, многие из которых позднее попали под сокращение. Однако никаких шагов к этому не принималось все по тем же причинам, по каким так неуспешно использовалась бронетехника в Хорватии 1991—1992 годах. Заключались они в догматизме и неспособности большей части высшего командного кадра, руководившего войсками с настолько поразительным примитивизмом, что будь на местах многих высших офицеров простые солдаты, хотя бы с несколькими месяцами боевого опыта, то войска использовались бы куда более рационально. Это, возможно, звучит довольно резко, но уже поразителен сам факт того, что при многократной превосходстве югославские войска получали частые приказы об остановке, неся большие потери, а танки, как и другие бронемашины, расстреливались как на полигоне противником. Бессмысленно ныне замалчивать о том, что уже сыграло свою роль. Весь этот бардак в войсках с факторами многочисленных предательств, дезертирств и просто трусости и глупости шел сверху по пословице «рыба тухнет с головы», и куда лучше было бы поменять голову, чем наращивать рост самой «рыбы».
Глава 6
Операция ЮНА по взятию Вуковара.
Проверка на деле принципов организации и командования. Городская тактика
Главное и вполне достаточное свидетельство низкого уровня руководства и командования ЮНА — операция по взятию Вуковара. Она хоть и на бумаге закончилась для ЮНА успешно, на деле для всей Югославии обернулась поражением. Вуковар, находясь на границе с Сербией, то есть совершенно не важный для судьбы Хорватии, оттянул на себя главные силы ЮНА на очень важных три месяца. В это время во всем мире началась пропагандистская компания против ЮНА, Югославии и всех сербов. Все это закончилось западным «миротворчеством», уходом ЮНА из Хорватии и последующим в 1995 году разгромом Республики Сербской Краины, созданными за четыре года вооруженными силами Хорватии, и на это хорватским вооруженным силам потребовалось всего несколько дней. Вряд ли бы потребовалось ЮНА намного больше времени в 1991 году, чтобы разгромить Хорватию, если бы первая вела маневренную современную войну. Эта война не является чем-то специфическим, а необходимым свойством всякой успешной армии с подготовленным и опытным командным кадром. Не важны здесь чьи-то чины, ордена и дипломы, важны результаты, и если верховное командование не может вести такую маневренную войну, значит, оно не способно командовать этой армией. Всякая война, в сущности, маневренна, если командование желает победы и умеет побеждать. Маневр, конечно, несет риск поражения лично командиру, но такой же риск несет и война позиционная, но уже всему государству. При этом позиционная война, как правило, сопряжена с куда большими жертвами для того государства, чья армия ведет такую войну при, куда меньших достижениях и, в сущности, такой характер войны — следствие личного неумения одних командиров и недоверия к умению других командиров. «Бюрократизация»
96
армии, ведущая к ограничению инициативы, нужной быть никогда не может, а именно, она ведет к «позиционной войне». Чем больше командных звеньев и чем больше их интересы смешиваются, тем меньше порядка в войсках, и любая талантливая инициатива сверху теряется из-за длинных путей в ее осуществлении.
Ни один великий полководец не загружал подчиненных ему командиров десятками различных циркуляров, приказов, таблиц и прочих бумажных обязательств, а именно этим и вынуждены были заниматься многие югославские офицеры, в особенности начальники служб, что приводило к дилетантскому использованию этих служб командирами, лишенными помощи. Всегда стоит делать различие между командными должностями, в особенности пехотных подразделений, и штабными должностями. Они требуют различных качеств и различных, нередко, людей, а штабисты, в том числе начальники служб, обязаны обладать полнотой технических знаний и быть своеобразными советниками, тогда как принятие и проведение решений зависит от командиров, предельно самостоятельных, но ограниченных, естественно. Уставом и вышестоящими командирами. Эти ограничения должны относиться, прежде всего, на количество собственных сил и средств, на содействие с соседями и на конечную цель. Как же до этой цели дойти — дело самих командиров, для которых как раз важны знания не тех или иных технических областей, а опыт командования в боевых условиях. Это, естественно, требует отбора командного кадра на несколько иных основах, чем это делается ныне, так как оказалось, что настоящий боевой опыт в пол года — год может быть равен пяти годам учения по военным школам. Ни в одной сфере деятельности теоретическая подготовка не может усваиваться без постоянной практики, однако военное дело стало тут исключением и молодой югославский подпоручик, только окончивший военную школу, сразу же ставился на командование взводом, хотя не имел ни опыта самостоятельного участия в боевых действиях. Но главный вопрос, конечно, не в подпоручиках. Это было бы вопросом решае¬
97
мым, хоть бы и ценой чьих-то жизней. Дело в генералитете, в своей общей массе не готового к новой войне и не имевшего в своем абсолютном большинстве боевого опыта, который приобретается только на войне и который никакая Академия не заменит. Но и это было бы тоже относительно, если бы во все поры ЮНА не проникла идеология старой социалистической Югославии, вред, который был уже хотя бы в том, что она «бюрократизацию» армии возводила в идеологическую догму и, тем самым, связывала любую инициативу. Не хотелось бы слишком вникать в идеологические вопросы, но такая идеология наносила прямой вред выполнению задач не только в Хорватии, но и во всех боевых действиях, которые велись на территории бывшей Югославии сербской стороной. Так, например, абсурдом было при массовом дезертирстве резервистов отказываться от помощи добровольцев или ставить перед ними разнообразные преграды только потому, что те, в своем большинстве, были в той или иной степени под влиянием сербского национализма. Не касаясь опять-таки идейной стороны, все же следует задаться вопросом, какое дело было командованию до личных принципов добровольцев, когда эти люди готовы были воевать, а уж обеспечение порядка на Фронте — обязанность любого командования в любой армии. Из десяти тысяч добровольцев прошедших фронт в Восточной Славонии, большая часть себя хорошо показала, понеся при этом пропорционально наибольшие потери из всех категорий военнослужащих. Неразумно было требовать от военнослужащих соблюдения тех идеологических догм, от которых само общество отказалось, но которые играли роль явно ущербную. Не случайно, что в операции по взятию Вуковара были часты конфликты между добровольцами и верховным командованием, да и разными регулярными Формированиями. Не отрицая многочисленных фактов недисциплинированности и неподготовленности добровольцев, все же следует учитывать то, что они и были тем материалом, с которым должны были работать генералы, но которые, в своем большинстве, решили вообще отказаться от него, пусть и
98
ценой больших жертв и меньших достижений. Не только добровольцы, но и резервисты, и срочнослужащие, и профессиональные военнослужащие не раз в ходе Вуковарской операции говорили о предательстве наверху, и, хотя нередко это служило оправданием для чьей-то пассивности, все же в большинстве случаев такие обвинения имели под собой серьезные основания. Приказы на остановку нередко приходили в разгар боя, что естественно вело к потерям и соответственно к росту недоверия к офицерам. В общем-то, было очевидно, что эта война была «режиссирована». Это была не просто позиционная война, но и в какой-то мере игра в позиционную войну, потому что, уже посмотрев на карту боевых действий, можно увидеть несоответствие темпов продвижения ЮНА реальной боевой обстановке, даже с учетом всех вышеупомянутых ошибок. В конце концов, после взятия Вуко- вара осенью 1991 г., силы 12-го корпуса ЮНА стали входить в Осиек, тогдашний центр хорватской обороны и Западной и Восточной Славонии, то командующий этим корпусом генерал Андрия Биочевич получил от осиечкого жупана (шефа новой хорватской власти в этой области) Бранимира Главаша и градоначальника Осиека Златко Крамарича предложение о сдачи Осиека с просьбой защитить его от действий югославских артиллерии и авиации. Однако лично Велько Кадиевич запретил взятие Осиека приказом командующему 1-й военной области (армии) генералу Животе Паничу, кстати, сербу, и при том вскоре заменившему генерала Кадиевича на посту командующего ЮНА. Генерал же Панич приказал арестовать командующего 12 корпусом Андрию Биочевича. Генерал Биочевич был заменен Младеном Братичем,так же поначалу беспрекословно исполнявшим приказы сверху, но когда и он стал прислушиваться к мнению штабов бригад, но вскоре погиб от разрыва минометной мины. Все это подтверждает, что предательство в ЮНА, открыто, помогало хорватской стороне. Целый штаб 12 корпуса открыто обвинил главнокомандующего Кадиевича в предательстве. И говорить об оперативном искусстве в этой войне нет смысла. Вуковар —
99
место главной операции ЮНА в кампании 1991 — 1992 годов с сотнями (официально только ЮНА потеряла здесь убитыми 1180 человек) потерянных человеческих жизней и сотнями уничтоженных единиц техники — ясное тому доказательство. Этот город с населением в 60 тысяч человек брался наиболее бессмысленным способом. Два с половиной месяца — по нему летели бомбы, ракеты, снаряды сил ЮНА, разрушая его и убивая не только хорватских бойцов, но и гражданское население, хорватов и сербов, тем более что сербы до войны в Вуковаре составляли 30—40% от общего населения и в своей немалой части не успели выйти из города.
План наступления на Вуковар, разработанный в Штабе Верховной команды ЮНА и проводимый под ее контролем был примитивен. Идея взятия города двумя оперативными группами «Север» и «Юг» с двух противоположных направлений ни чем не напоминало практику военного искусства. Это была обычная мясорубка, до которой мог додуматься человек без военных чинов. Этот план, предусматривающий лишь лобовые атаки, до конца боевых действий, так и не был изменен. Ход наступления часто останавливался приказами сверху из командования 1-й военной области (армии), непосредственно руководившей операцией, что вело к многочисленным потерям в рядах ЮНА. Благодаря этому бойцы хорватских сил, пользуясь ходами сообщений, в том числе подземной канализацией, уходили на новые рубежи обороны или еще крепче укреплялись на старых. Представители международных миротворческих миссий так же вносили свою лепту, предлагая подписание временных перемирий и открытие «гуманитарных» коридоров, что давало хорватским силам время и силы для укрепления обороны. Однако еще более абсурдны были действия ЮНА, оставившей пригородные селения Лужац, Богдановцы и Товарник в руках хорватских сил до октября, чем хорватской обороне Вуковара был обеспечен подход сил и средств и одновременно давало надежду на спасение. Между тем, те же Богдановцы, по сообщениям прессы, обороняло около 300 бойцов хорватской ЗНГ,
100
а Товарник — до 400. Конечно, под Вуковаром хорватские войска использовали большое число наемников. Потому цифры, указанные в телевизионном интервью бывшим командиром хорватской обороны Вуко- вара Миле Дедаковичем — «Ястребом», о числе обороняющихся (несколько тысяч) не совсем точны. Захваченный в плен албанец Акип Красничи рассказал, что он через посредников попал со своими 36 земляками в Загреб, где они прошли 15-ти дневное обучение у немецких инструкторов (в том числе учились резать людей), чтобы затем их отправили сначала в Сисак, затем в Винковцы, где им дали какие-то таблетки, после которых исчезал страх. Затем их отправили в пригород Вуковара — Товарник, где уже находилось около двух тысяч бойцов ЗНГ. В Товарнике, по словам Красничи, было много болгар, румын и албанцев. Обещанных денег не дали, зато угроз от хорватских «товарищей» было предостаточно. Вообще же в Хорватии в 1991 году были тысячи наемников (немцы, шотландцы, румыны, филиппинцы, негры, курды и пр.) Надо заметить, что они сыграли большую роль, сумев задержать ЮНА и обеспечив хорватской власти нужное время для мобилизации народа. Зарплата в несколько тысяч марок выплачивалась, хотя и не всем. Однако и будь цифра защитников Вуковара и втрое, и впятеро — вдесятеро больше за счет наемников и добровольцев, это не могло предотвратить их занятие ЮНА, и позднее с взятием Богдановцев пал и сам Вуковар. Вообще само командование операцией оставляет впечатление какой-то хаотичности. Сама операция началась с попыток «деблокирования» осажденных казарм ЮНА в Вуковаре, Осиеке, Нашицах и Винковцах с использованием одной механизированной бригады из Сремской Митровицы (Сербия). Постепенно, только под Вуковаром были собраны гвардейские — моторизованная бригада и 1-я механизированная дивизия, подразделения элитных «специальных» частей ЮНА — 63-й парашютной и 72-й разведывательно-диверсионной бригад, а гак же много других «специальных» отрядов сил ЮНА и МВД, 252-я и 211 танковые бригады; ряд других отдельных частей и
101
подразделении, как и десятки отрядов добровольцев, милиции и территориальных отрядов местных сербов, больше десятка механизированных и моторизованных легкопехотных бригад из Новосадского (механизированного) и Крагуевского корпусов и сил обороны Белграда. Так же были собраны бригады из других соединений ЮНА, даже из Тузланского корпуса, в чьей зоне ответственности — в Боснии и так было неспокойно, но чей батальон военной полиции тоже был послан под Вуковар вместе с рядом других подразделений и частей.
Тяжело оценивать общее число сил и средств ЮНА, хотя очевидно, они были очень велики. Тогда в 1991 году лучшая и большая часть ЮНА была введена на территорию Хорватии, а так же на ту территорию Боснии и Герцеговины, где велись боевые действия с хорватскими силами. Без всякого сомнения, главные силы были направлены на фронт в Западной и Восточной Славонии, Бараньи и Западном Среме. Общая численность находившихся в Хорватии войск ЮНА, достигала 112 тысяч, но из них лишь 26 тысяч активно участвовало в боевых действиях. Особого же смысла в большой загруженности этого фронта войсками не было, так как противник имел на всем фронте Восточной Славонии один свой 14 корпус (позднее преобразованный в Осиечкую оперативную зону) имевший восемь пехотных бригад. Командование ЮНА решив просто задавить противника массой, создала большую неразбериху с десятками различных штабов, не знавших, чьи приказы выполнять. Большая масса войск оказалась очень уязвимой. Войска же так вводить в бой было нельзя, ибо этот ввод должен быть и подготовленным и продуманным. Разведка должна была найти наилучшие направления наступления и направить туда ударные силы (десант, не важно воздушным или наземным путем), а за ними должны уже развиваться в боевые порядки остальные войска. На практике все шло без всякого плана руководства и при хаосе внизу, и нечему удивляться, когда целые бригады снимались с фронта и уходили самовольно домой (2-я механизированная бригада из Вальево) или вообще, не
102
желая перейти границу с Хорватией, возвращались домой (80-я моторизованная бригада). В особо плачевном состоянии находился Крагуевский, корпус, чьи части, едва собранные из резервистов (и отказчиков было предостаточно), часто распадались либо сразу по мобилизации, либо на границе с Хорватией. Впрочем, в таком состоянии находилось большинство резервных частей ЮНА, мобилизуемых уже в сентябре лишь на 50—60% из-за многочисленных случаев уклонений от военной службы. При мобилизации «партизанских» бригад из 20-й дивизии, дислоцированной в Боснии, были часты случаи активного неповиновения уже мобилизованных солдат, и то бывших часто сербами, не желавших идти на фронт, да и неясно, зачем они такие там были нужны в подобном состоянии. В войсках ширились случаи дезертирства и неповиновения командирам. Стали обычным явлением пьянство, грабежи и междоусобные стычки. Многие военнослужащие не проявляли никакого желания к ведению боевой подготовки, зато отличались постоянными жалобами. Командиры часто занимались отписками и не были заинтересованы в победе. Высшее командование занималось политиканством и не только не ценило, но и нередко намеренно устраняло отличившихся офицеров, видя в них лишь конкурентов. Такое положение дел, к сожалению, стало типичным для сербской стороны и поэтому не стоит удивляться ее поражению.
Вообще, использование частей было неравномерным по тяжести задач, смены войск производились без особого порядка, а бригады часто разбивались побатальонно, и, по существу, большинство сил ЮНА в этой операции лишь спорадически участвовало. Раздробление, и так уже во многом деморализованных частей, и сведение их в различные сводные формирования противоречило здравому смыслу, если конечно командование в действительности хотело победы. «Элитная» 1-я гвардейская, механизированная дивизия (командующий полковник Мыркшич) часто толком и не использовалась в боевых действиях, хотя со своим вооружением и кадром она одна вначале могла
103
взять Вуковар. Это лучшее соединение ЮНА использовалась мало и по частям, и многие подразделения и части дивизии находились вдали от Вуковара — в Шиде и Сремской Митровице и так и не двинулась, как планировалась на Винковцы. Сводить все это к предательству тоже нельзя, ибо большинство генералов ЮНА были все же сторонниками сохранения Югославии и до начала войны, а с началом боевых действий ЮНА приобретала все больше «сербский» характер. Генерал-полковник Андрия Решета тогда заявлял по поводу вывода ЮНА из Хорватии: «Думаю, что этого не будет. Мы покинули Словению, сейчас они требуют уйти из Хорватии, потом будут требовать выйти из Македонии, из Боснии и Герцеговины. Что они хотят? Чтобы мы ушли на Корфу (греческие острова, место сбора сербской армии после захвата Сербии и Черногории в I Мировой войне Австро-Венгрией, Германией и Болгарией)?» Однако все эти решительные слова остались без особых; подкреплений на деле, и через полгода после взятия Вуковара ЮНА, протоптавшаяся все это время на месте и даже не вышедшая на запланированный рубеж Джаково-Наши- цы, стала уходить в Сербию и Черногорию. То, что командование не хотело победы это можно доказать тем, что ее силы ушли в декабре 1991 года из области Псуня и Папука, верхней части сербской Западной Славонии, оставив силы территориальной обороны местных сербов, в составе которых были и сербские добровольцы, без всякой поддержки. Это привело к местной победе здесь хорватских сил и к переходу этой важной области в хорватские руки. При полном преимуществе в силах ЮНА, умудрилась потерять часть Западной Славонии, без нужды уйдя оттуда и вину за 27 сожженных сербских сел и десять тысяч беженцев, обвинив в последнем добровольцев.
Между тем, от рубежа Джаково-Нашицы до этой области было около полусотни километров, тогда как от Осиека, едва не взятого ЮНА, до Нашице было еще 50 километров, и то по хорошему автопути. ЮНА таким образом совершенно свободно могла за несколько дней выйти на Псунь и Папук, тем более что силы
104
местных сербов и ЮНА (ее 12-й корпус из Баня-Луки) продолжали держать городки Пакрац и Нова Градишка.
Само собой здесь напрашивалась мысль об ударе отсюда до венгерской границы с целью пересечения связи хорватских сил в Восточной Славонии с главной территорией Хорватии, и предотвращения подхода на вышеуказанный фронт и подкреплений с направлений Вировитицы, Беловара, Загреба, Сиска. Это было бы легко осуществить вследствие надежности переправы через мост на реке Сава, по которому беспрепятственно передвигались части ЮНА из Босанс- кой Краины, уже тогда находившиеся под властью местных сербов.
Эта элементарная операция успешно закончилась бы за несколько дней, максимум, недель и привела бы, к практической капитуляции хорватских вооруженных сил, бросивших на этот театр боевых действий лучшие свои силы, и так уже достаточно деморализованные с падением Вуковара в ноябре 1991 года. Однако все то, что было вполне решаемо в военном плане осталось неиспользованным командованием ЮНА, занимавшемся часто больше политикой, чем войной. Все то, что они говорили о «недопущении нападок на армию, «о вреде шовинизма, «о борьбе за многонациональную Югославию», что может и укрепляло позиции тех или иных политиков в Белграде, но пользы на фронте не приносило. ЮНА тогда имела вполне достаточно полномочий, дабы разгромить всю Хорватию, нападая с любого направления, а раз этого не произошло, то и нет смысла говорить о какой-то ценности оперативного командования войсками. Даже сама тактика взятия Вуковара была катастрофически плохой, ибо не использовалось уже то, что на окраине Вуковара — находилась казарма, оборонявшаяся силами ЮНА от нападений хорватских сил. Именно ее защитники (инженерный батальон и танковая рота), несшие немалые потери, могли послужить еще в августе 1991 года опорой для удара по городу. Помимо этого, Вуковар был отделен от Сербии широким и судоходным Дунаем, но и он не был использован для высадки речного десанта в центр Вуковара, а ведь огонь
105
с левого берега Дуная прямой наводкой наносил на практике немалый урон противнику при минимальных потерях ЮНА.
Конечно, ЮНА по довольно странной логике, ее довоенного командования, мало внимания уделяла своей Дунайской флотилии и та, имея на вооружении несколько современных тральщиков собственной постройки (тип Нештин), состояла в основном, из кораблей постройки 40—50 годов, и то лишь тральщиков, патрульных и танкодесантных катеров. Бронированный монитор и, катера огневой поддержки были выведены из ее состава еще в 60-х годах, а новых таких катеров не строилось. СССР и Румыния же имели на Дунае вполне современные боевые корабли, а их значение ощущалось по действиям французских, а позднее американо-южновьетнамских сил во время войн во Вьетнаме. Тем не менее, для речного десанта на Вуковар имелись танкодесантные катера РТК-401, водоизмещением 226 тонн и скоростью 17 км/ч немецкого производства 40-х годов, на которых были установлены одна четырехствольная и две одноствольные 20 мм автоматических установок. Позднее установки были дополнены после первых боевых применений тридцатидвухствольной 128 миллиметровой реактивной установки залпового огня, гранатометами и ЗРК. Подобных катеров вполне бы хватило для переброски хотя бы десятка бронемашин в первой волне десанта, вместе с двумя-тремя пехотными ротами, переброшенных на легких десантно-штурмовых катерах при поддержке пары сотен артиллерийских стволов с левого берега Дуная. После же второй-третьей волн десанта, с расширением плацдарма вполне, можно было установить надежную переправу и тем самым обеспечить прорыв сил в самый центр неприятельской обороны. В дальнейшем же силам десанта вполне можно было двигаться вдоль устья реки Вуки, впадавшей в Дунай. Подобный десант был бы вовсе не «оригинальностью», но необходимостью и одним из наиболее быстрых и сокрушительных ударов в самый центр неприятельской обороны.
106
Городская война не является чем-то однородным и зависит от характера застроек. Одно дело это старые кварталы с каменными зданиями и узкими улицами, как это было в центре Вуковара, другое дело — это районы новой застройки Вуковара с широкими улицами и большими скверами, третье — это районы частной застройки, расположенные по окраинам Вуковара, в которых лучшим укрытием были поля винограда и кукурузы, дававшее скрытность, но отнюдь не защиту, и, наконец, четвертое — пригородные районы, в которых села и поселки были отделены лесом или открытыми полями, через которые танки могли двигаться практически без пехотной поддержки. Самое сложное в вуковарской операции было заключительное взятие старого города, обороняемого к тому же лучшими хорватскими силами, тогда — как на окраинах сопротивление было слабее и если бы удар сразу был бы нанесен в центр Вуковара, то тот был бы взят за две недели, даже при существовавших темпах наступления. Это не пустое предположение, но основанное на реальном опыте и хотя бы на том основании, что действительный штурм Вуковара с ежедневными боями шел лишь, последний десяток дней с заключительным ударом, начавшимся 15 ноября рано утром, чтобы к середине 18 ноября оставшиеся хорватские бойцы (до полутора тысяч) вместе с приблизительно, таким же числом хорватского гражданского населения сдались силам ЮНА и позднее были переданы хорватской стороне. Если югославское командование хотело спасти гражданских лиц в Вукова- ре, в особенности сербов, то это надо было делать быстро, ибо в самом Вуковаре остался к 18 ноября десяток тысяч жителей, тогда как остальные либо ушли из города, либо погибли. Быстрый решительный удар в сердце врага требовал и сам характер любой гражданской войны, в которой из-за слабой организованности властей возрастает роль личностей и с уничтожением штабов неприятельские силы очень часто рассыпаются, в том числе, вследствие честолюбия отдельных командиров. Штаб же обороны Вуковара как раз и находился в центре города и в самом этом шта¬
107
бе, раздираемом противоречиями, командиры постоянно менялись. Сначала летом 1991 года таким командиром был Томислав Мерчеп, чья группа прославилась, как уже упоминалось, резней сербского населения по Хорватии (случаи Госпич и Пакрачка долины расследовались как хорватским правосудием, так и международным трибуналом из Гааги, хотя о куда большей резне сербского населения Вуковара до сих пор умалчивается). В сентябре Мерчеп был сменен новым командиром Марином Видичем, который по прибытию сразу же написал письмо Туджману о том, что в штабе полно людей с уголовными наклонностями, терроризирующих не только сербское, но и хорватское население. Не удивительно, что Видич вскоре был сменен следующим командиром Миле Дедако- вичем — «Ястребом», — бывшим подполковником ЮНА. Некоторые югославские командиры считали, что, и он в заключительном периоде боев за Вуковар был кем-то сменен. Так как сам «Ястреб» вскоре, после Вуковарской операции был отправлен своей же хорватской властью в тюрьму, видимо, далеко не все в хорватском командовании были охвачены порядком, природной хорватской склонностью, о которой столько говорила пропаганда Хорватии. Однако на деле силы ЮНА медленно сжимали кольцо вокруг Вуковара, причем кольцо, как уже упоминалось, довольно рваное, и практически весь октябрь шли боевые действия (хотя боевые действия в Вуковаре начались в конце августа). Официальной датой начала операции считается 30 сентября, время прибытия в Вуковар гвардейской моторизованной бригады. Она «заслужила» это право тем, что ее офицеры ворвались в кабинет к начальнику генштаба генералу Благое Аджичу, требуя борьбы с предательством в войсках. Аджич и послал их бороться в Вуковар, где был потрачен на взятие нескольких километров в глубину, главным образом, через более легкие для наступления окраины. Подобное медленное продвижение от первого штурма 2 октября, со сравнительно редкими активными действиями (очень часто это было два-три более-менее серьезных боя на подразделение в месяц) вело к болыло-
108
му проценту «случайных» потерь. Когда и резервисты, и срочнослужащие, и добровольцы, отправленные на фронт без подготовки и отбора, в совершенно ненужных шатаниях гибли от мин и снайперского огня, а то и от рук неприятельских диверсантов. Довольно часто саму пехоту было тяжело поднять в атаку, а случаи оставления пехотой танков не раз посылаемых в колоннах через узкие улицы служили причиной того, что Вуковар стали называть «кладбищем сербских танков». Страх пехоты от хождения в атаки подкреплялся случайными ее «накрытиями» собственной артиллерией. Это конечно не значит, что картина боевых действий со стороны ЮНА была полностью черна, и опыт, полученный в Вуковаре, послужил многим солдатам и офицерам, становившимися не редко командирами в Войске Республики Сербской, или Сербском Войске Краины, или же продолжившими свою службу в преобразованной ЮНА — Югославском войске. Однако этот опыт, подтвердивший ценность опыта Второй мировой войны, был получен лишь на низовом звене — бойцами или командирами взводов — роты, максимум батальона. Выше он послужить не мог, несмотря на то, что порою комбаты, а то и комбриги сами принимали участие в боевых действиях. Однако, даже участвуя в боевых действиях, они получали личный боевой опыт, что было, конечно, необходимо, но все же не могли его в большинстве случаев применить при командовании своими полнокровными подразделениями и частями. Отрицательно здесь отразилось и то, что вследствие большого превосходства ЮНА в силах не было большой нужды осуществлять маневр силами, что не развивало искусство командования войсками и общий уровень тут был низок. Так ночью, широкомасштабные — боевые действия ЮНА очень редко велись, что происходило не столько из-за отсутствия соответствующей подготовки у большинства солдат, что было конечно фактом, сколько из-за отсутствия опыта командования в ночных действиях. Такое командование требовало подробного планирования всех боевых действий, так что ударные группы могли действовать самостоятельно и при потере связи.
109
Главный удар тут должен был наноситься либо в тыл, либо по второму эшелону противника, либо по наиболее слабым участкам его обороны с использованием охватов и обходов, в том числе, что очень важно, с использованием подземных туннелей. Для таких действий нужны хорошо обученные, но главное, сплоченные боевые группы, составленные из опытных, морально стойких бойцов с хорошими психофизическими данными, Создание таких групп опять-таки обязанность командования, и коль оно их создать в должном числе не смогло, то и качество этого командования является явно неудовлетворительным. Ночные действия хоть и требуют немалого труда для подготовки, но и дают куда больший эффект, ибо обеспечивают захват определенных участков в обороне или в тылу неприятеля, чем тот лишается преимущества обороняющегося, и сам вынужден либо переходить в контратаку, либо оставлять позиции.
ЮНА же обладала большими, запасами осветительных снарядов и ракет, которых, правда, на фронте не хватало, но все равно было достаточно, чтобы после ночного захвата какого-нибудь объекта в глубине неприятельской обороны освещать оставшееся время подступы к нему и одновременно «заслеплять» неприятельские приборы ночного видения. Тогда то и могли действовать над городом югославские устаревшие дозвуковые легкие одномоторные штурмовики «Ястреб» и «Галеб», как и более современные штурмовики «Супер Галеб» и «Орао» совместно с вертолетами Ми-8 и «Газель». Ночью по вспышкам неприятельских огневых средств им было бы довольно легко вести огонь, тогда как сами они были бы лучше, чем днем защищены от его ПВО, от которой над Вуковаром было потеряно несколько самолетов и вертолетов ЮНА. Одновременно сама ударная группа могла бы по вспышкам наводить свою артиллерию, в первую очередь минометы, показавшие из-за высоких углов ведения огня свою незаменимость в городской войне. Снабжение подобной группы могло осуществляться при глубоком прорыве по воздуху, а при менее глубоком — наземным путем. Ничего сверхъестественного во всем
110
этом не было. Надо было просто лучше и больше использовать саперов для быстрого проделывания проходов сквозь здания или через подземные ходы, как и для оборудования позиций. Один такой глубокий прорыв мог решить исход всей операции.
Глава 7
Итоги и опыт операций, проведенных в Вуковаре и во всей области Восточной Славонии, Баранин и Западного Срема.
Упущенные возможности
Если говорить о боевом опыте ЮНА, то он важен, прежде всего, в рядовом и нижнем командном звеньях. Именно с этих позиций следует его оценивать. Использование бронетехники — самый характерный тому пример. Если бесполезную трату артиллерийских и ракетных боеприпасов можно отнести к объективным причинам, а, за смерть тысяч людей обвинить политиков, то десятки горящих бронемашин на улицах того же Вуковара — прямое свидетельство ошибок в военном деле ЮНА. Ведь по сути дела противник на главном театре боевых действий Восточная Славония, Западный Срем и Баранья не имел сплошной линии обороны, а вся его оборона покоилась на защите населенных пунктам, которые защищались силами МВД и ЗНГ Хорватии, посланными сюда, командованием, а также местными мобилизованными в ЗНГ и МВД хорватским жителями. Присылаемые подразделения МВД и ЗНГ часто менялись в обороне этих мест. Так, по 5—6 подразделений, меняясь, обороняли несколько селений. Это, естественно, не прибавляло им ни знаний, ни особого духа в бою, и хотя, без сомнения, силы ЮНА нередко встречали серьезное сопротивление, большая часть хорватских сил не имела ни достаточного опыта, ни боевой морали для того, чтобы выдержать в каком-либо из обороняемых селений длительную осаду. Вуковар здесь не в счет, и о нем пойдет речь ниже. Десятки подобных узлов обороны были по существу изолированы друг от друга, и ЮНА не было смысла задерживаться у каждого из них. Она имела достаточно сил, чтобы сломить за день сопротивление в любом из них, в крайнем случае, блокировать наиболее ударные узлы сопротивления и продолжить наступление. Без боеприпасов окруженные все равно нигде еще долго не провоевали, а хорваты не
112
имели ни больших складов боеприпасов в обороняемых селах, ни авиации, способной боеприпасы перебросить осажденным. Развернуть же партизанское действия в этой равнинной цивилизованной области они все равно не смогли. Конечно, к обороне большинство населенных пунктов было подготовлено, но в действительности оборонялись далеко не все, айв тех, что оборонялись, сопротивление сразу же слабело после прорыва югославских танков сквозь первую линию обороны, шедшую, как правило, по окраине. Разумеется, были линии обороны и вдоль главных улиц с укреплениями и баррикадами, но после прорыва югославских войск связь между осажденными терялась и в их рядах нередко начиналась паника. Кроме того, сами силы, используемые хорватскими войсками для обороны этих селений, не производили особого впечатления. Это, как правило, были силы равные приблизительно пехотной роте, и далеко не всегда усиливаемые 1—2-мя танкам, и 1—2-мя БТР или БМП из средств огневой поддержки. В лучшем случае число этих средств не превышало десятка по максимуму. Не могло особо изменить ситуацию и наличие 3—4 минометов калибра 82 и 120 миллиметров. Крупные поселки оборонялись не многим более крупными отрядами, равными где-то батальону. Достаточно посмотреть карту боевых действий, чтобы увидеть, что движение через эту область при существовавшей поддержки сербского населения не должно было для ЮНА занимать больше времени, чем это полагалось по ее правилам. Понятно, что война нигде легкой не бывает и штурмовать эти селения было бы нелегко, но вряд ли где- то нужно было сил больше одного усиленного батальона, максимум — двух, правда при приемлемом рядовом составе, но ведь в людях тогда ЮНА недостатка не испытывала. Ничего нового в тактике при взятии этих селений применять не надо было. Это уже хорошо оправданная во Второй мировой войне практика создания штурмовых отрядов из пехотной роты, усиленной танковым взводом, взводом артиллерии (огневой поддержки) и взводом саперов. Несколько танков и БМП в этих отводах шли бы за пехотой, а впе¬
113
реди шли бы разведчики, а при необходимости и саперы, тогда как сзади всех шла бы группа, частично уже взявшая укрепления и прочие сомнительные места. Еще в ходе боевых действий в военной прессе ЮНА было несколько дополнительных предложений по реорганизации бронетанковых подразделении и их тактики, высказанные офицерами среднего командного звена рота-батальон и принимавшими прямое участие в боевых действиях. Так, капитан 1 класса (звание в ЮНА между капитаном и майором) Драган Вуко- вич предлагал создать новую танковую роту, состоящую из двух танковых и двух механизированных и мотострелковых взводов, с отделениями 82 миллиметровых минометов, санитарного снабжения. Капитан Дарко Савич предложил создавать меньшие штурмовые группы из взвода, пехоты, отделения саперов и одного БМП или танка и БМП, давая этим группам по одному направлению (как правило, улица). Бронемашины шли бы за пехотой на расстоянии 200 метров, лишь по необходимости, выдвигаясь вперед при обязательной пехотной огневой поддержке. Наступление по Савичу должно идти равномерно, без спешки, приблизительно в одну линию, дабы избежать неприятельских засад и очищать методично здания, дом за домом. Карты должны находиться и у командира, пехотной группы, и у командира бронемашины. Эти карты, простые для понимания, должны включать все объекты на пути наступления и таблицы сигналов. Подполковник Милош Поштич предлагал, в общем-то, тоже с созданием двух-трех волн наступления с привлечением местных жителей. В общем, эти довольно толковые соображения у способных офицеров сами возникали в бою. Кроме того, в советской военной теории, которую в Югославии все же изучали, была уже к тому времени разработана методика совместных действий танков и БМП в парах. Ничего нового в этих предложениях не было, но на практике оказалось, что настолько элементарные вещи, ясные людям на фронте, оказались непонятными тем, кто определял общую тактику военных действий.
Глава 8
Опыт инженерного и тылового обеспечения боевых действий в Хорватии
Хорватское командование имело в своем распоряжении практически все лето 1991 года «любезно» и вполне сознательно предоставленное властями Белграда, чтобы спокойно подготовиться к обороне и надо заметить, что это время оно использовало с известным толком.
Все строительные организации стали работать на военные нужды, производя большое инженерных конструкций, сразу же развозимых по узловым оборонительным пунктам, которые хорватские силы готовили к круговой обороне и довольно грамотно.
Фортификационные сооружения усиливались минными полями, которые в первую очередь на главных направлениях прикрывались огнем. Расстояние здесь было различным: от сотен метров до расстояния прямого выстрела из пушки. Разумеется, это является оптимальным вариантом. Хотя нередко мины огнем не прикрывались, но это главным образом встречалось на второстепенных направлениях, либо во внутренней (второй) линии обороны.
Минные поля ставились как по схемам, так и без них — произвольно, причем нередко уже в ходе боевых действий. Мины ставились и на развалины зданий, что представляло очень большую проблему для разминирования из-за наличия металлического «фона» в развалинах. Нередко мины ставились у обочин дорог, что приводило после поражения головной машины огнем ПТ средств или подрыва ее на мине к еще большим потерям наступающих, пытающихся развернуться в боевой порядок.
Югославские силы успешно применяли танки Т-34 с навесным оборудованием (тралы ПТ-55 и КМТ-6), но те нередко попадали под огонь ПТ средств или подрывались на зарядах ВВ, соединенных детонирующим шнуром с минами, и которые оказывались под днищем танка в тот момент, когда трал наезжал на мину.
115
В этой войне большую роль с хорватской стороны играли самодельные мины, производимые либо отдельными умельцами, либо в кустарных условиях. Главным образом это были противопехотные мины — «растяжки», в том числе мины направленного действия, срабатывавшие как от натяжения, так и управляемые дистанционно.
Примеров таких мин много. Тут встречались мины по несколько десятков килограммов весом. Очень большое внимание уделялось минам-ловушкам, устанавливавшихся хорватскими силами массово, но часто бессистемно.
Большую роль играло создание единой обороны в несколько рубежей, шедших по окраинам и вдоль главных улиц населенных пунктов. Создавались и узлы обороны, организуемые в зданиях в несколько ярусов по этажам, что давало возможность организовать многослойный и перекрестный огонь.
Подвалы оборудовались под укрытия, так же, как огневые точки противотанковых средств. Чердаки, в особенности наиболее высоких зданий, как наблюдательные пункты, снайперские позиции и огневые позиции легких минометов иди средств ПВО. Внутри многоэтажных знаний также создавалась укрепления, в особенности в лестничных пролетах. Нередко использовались подземные коммуникации для связи между позициями. Разумеется, все это было не идеальным решением, но именно создание подобных узлов обороны емкостью на взвод — роту — батальон являлось залогом успешной обороны не только в городе, но и в горах, как при наличии единого плана инженерного обеспечения, так и при предельной импровизации.
Здесь в качестве баррикад использовались грузовые машины или вагоны, загруженные щебнем или песком, а то и горючими материалами, дающими при сгорании большое количество дыма. Они, как уже упоминалось, усиливались минно-взрывными устройствами, нередко устанавливаемыми под асфальт со стороны обочины и не раз служили для побуждения противника двигаться под огонь собственных противотанковых средств.
116
Большую роль имело и планомерные разрушения, которые задерживали продвижение сил ЮНА. Надо заметить, что и ЮНА, особенно в последнем периоде волны уделяло большое внимание инженерной подготовке, но уже сам характер задач, выполняемых ЮНА, предъявлял иные требования к ней.
Хорватские силы готовились к пассивной обороне и контрударов почти не предпринимали, тем более что в равнинной области Восточной Славонии, Западного Срема и Бараньи против хорошо оснащенных бронемашинами и артиллерией войск ЮНА было бы бессмысленно наносить такие удары. Таким образом, устраивая минные поля или проводя разрушения, хорватские войска нисколько не заботились о собственных наступлениях, поэтому часто мины ставились ими беспорядочно с очень высокой плотностью и порой на неизвлекаемость с использованием дополнительных взрывателей или мин-ловушек, что участилось с ростом опыта применения миновзрывных заграждений. Нередко встречались повторные установки мин в уже существующих минных полях совместно с ложными минными полями.
Разрушения производилось хорватскими силами, в основном, до полного уничтожения дорог, мостов и иных ключевых объектов.
ЮНА в начальном периоде войны инженерной подготовке уделяло мало внимания. Оно заключалась, главным образом в строительном укреплении и создании минных полей вокруг отдельных казарм или иных объектов, а иногда вокруг тех же сербских сел, которые войска ЮНА обороняли.
В отличие от хорватских сил в ЮНА инженерное обеспечение выполнялось в зависимости от нужд отдельных командиров звена рота-батальон. С переходом ЮНА в наступление большой нужды в заграждениях не было и главным образом отдельные инженерные группы занимались обеспечением позиций, прежде всего минированием, а также в меньшей мере разрушениями и строительством укреплений.
Это положение, однако, изменилось в последний (третий) период войны, когда уже ЮНА, в силу по¬
117
литических причин перешла к обороне и тогда внимание к инженерному оборудованию позиции несравненно возросло.
ЮНА, естественно, обладала большей теоретической базой и большим количеством специалистов, Но тут-то и выявились недостатки существовавшей системы комплектования ЮНА по всеобщей воинской повинности. Большинство резервистов, призванных ЮНА, очень часто вообще не имело опыта работы с минами, либо этот опыт был десяти — двадцатилетней давности. Известно же, сколь мал практический опыт работы с минно-взрывными устройствами у срочнослужащих, особенно при параноическом режиме секретности, когда не хватало даже для офицеров толковых справочников. Этот опыт не слишком-то увеличился и во время войны, когда многие «пионерские» (саперные) подразделения использовались не по прямому предназначению, а как строительные или пехотные подразделения, и в их составе лишь меньшинство работало с минами. Это относилось и к офицерам, и к рядовым, и поэтому страх перед минами в войсках был большой, да и были тому основания, ибо потери от мин часто достигали приблизительно четверти общего числа в общевойсковых подразделениях.
Многие офицеры, сами, не зная мин, не соглашались выделять своих людей в состав групп устройства заграждений, хотя те, по мнению многих офицеров инженерных войск ведя практически самостоятельно боевые действия, должны были состоять не только из саперов и строителей, но и из пехоты с ПТ средствами и иметь автомобили повышенной проходимости и бронетехнику, а по возможности и вертолеты. Обстановка требовала обучения людей в боевых условиях; это все же, было проведено быстрее, да и лучше, отличие от мирных условий.
Свою слабость ЮНА в этой войне показала уже хотя бы в ее недостаточном оснащении инженерной техникой. Те же мины ставились, в основном вручную, так как боевая обстановка часто менялась, почти вся инженерная техника не была бронирована. В
118
первое время, в основном, использовались мины натяжного действия т.к. для минирования той же площади мин нажимного действия требовалось гораздо больше, тем более что последние у военнослужащих вызывали страх и их устанавливали нередко без закапывания в грунт то и без установки взрывателей.
Противотанковых мин устанавливалось меньше, максимум одна на четыре противопехотных из-за отсутствия у противника достаточного количества бронетехники.
Плохо использовалась контрольно-защитная служба из-за нежелания командиров оставлять людей у минных полей, что приводило к повторным, разведкам полей или к потерям от своих же мин и безответственность в данном случае была велика.
Все же, устройство минных полей служило большим препятствием для хорватских сил и те, не желая вести разминирование, пытались двигаться через не минированные пространства и часто попадали под огонь прямой наводкой, а отходя назад, опять накрывались огнем, но уже минометным. Тем не менее, минирование производилось силами ЮНА явно не в полную силу, тем более что противник уступал в силах и уровне обучения ЮНА. Так, ЮНА практически не применяла средства дистанционного минирования, хотя таковые на ее вооружении имелись.
Это, прежде всего, двенадцати ствольная 262мм реактивная система залпового огня «Оркан» югославоиракской разработки, имеющая ракеты Р-262 содержащие как моноблочную боевую часть, так и кассетную содержащую либо 24 противотанковые мины КПОМ с магнитными взрывателями, либо 288 кумулятивных боевых элементов КБ 2 (копии американских М42/46), а также тридцатидвухствольная 128 мм РСЗО «Огань» М-77 также имеющая ракеты, содержащие как моноблочную боевую часть так и кассетную с 4 ПТ КПОМ минами или 48 кумулятивных боевых элементов КБ 2 в каждой ракете М-77.
Почти не применялось и дистанционное разминирование, хотя удлиненные заряды разминирования имелись, как, например, УЗ-ЗР с пороховыми ра¬
119
кетными двигателями, подающими заряд на 300 метров и могущие проделать проход в минном поле длиной 100 метров и шириной до 6 метров.
Что касается планомерных разрушений, то они либо совсем не применялись из-за «миротворческой» политики югославских верхов или местных сербских властей, либо же применялись, но в ограниченном объеме, так как согласно Уставу разрушение не должно быть уничтожением. Поэтому возникали большие проблемы при расчистке завалов и баррикад. Конечно, они успешно уничтожались огнем из танков, но это далеко не всегда было возможно, и тогда в дело пускались танки с бульдозерными отвалами, хотя, естественно, наличие инженерных танков и инженерных машин разграждения с обученными экипажами облегчило и убыстрило бы выполнение таких задач.
Мало внимания уделялось и строительству надежных укреплений, по крайней мере, в первое время, что приводило к значительным потерям. Впоследствии ситуация несколько улучшилась. Стали создаваться глубоко вкопанные блиндажи и дзоты с твердым покрытием и глубокими траншеями, но и здесь подводило отсутствие достаточного количества инженерной техники, в особенности бульдозеров и ровокопателей в первом эшелоне. Нередко позиции держались несколько дней, за которые невозможно было подтянуть технику из тыла, но именно в этот период войска несли наибольшие потери.
То же самое происходило и с преодолением природных и искусственных преград, так как танковых мостоукладчиков в первом эшелоне не хватало. Подобные недостатки не могут объясниться одним человеческим фактором, хотя очевидно, что Возможности техники не могли быть использованы до конца срочно служащими. В конце концов, пусть и ценой большой крови в ЮНА появилось достаточно хороших специалистов, прежде всего в низовых звеньях. Но возникает другой вопрос, почему эти люди после войны не были оставлены в армии путем повышения им денежного оклада и воинских званий?
120
Однако во время самих боевых действий это не играло столь большой роли, ибо тогда важнее был уровень боевого духа и куда меньше придавалось значения деньгам, должностям и чинам.
Одним из главных недостатков было то, что, что инженерные войска в ЮНА не признавались, как и в других армиях, боевым родом войск, а соответственно не могли проводить самостоятельные боевые действия. Между тем, без инженерных войск победа ЮНА была бы невозможна, в особенности в боях за Вуковар.
На вышеупомянутом театре боевых действий (Восточная Славония, Баранья, Западный Срем) численность инженерных войск достигала 20%, хотя в целом в ЮНА их численность не превышала 7%. Это не исключение, а правило в современных войнах, когда численный состав инженерных войск воюющих сторон, а особенно у победителей достигает одной трети общей численности войск.
Сами задачи, решаемые инженерными войсками часто находились на первом месте среди задач ЮНА, ибо своими действиями они делали возможным и оборону и нападение своих войск. По мнению многих югославских офицеров, главной задачей инженерных войск в обороне была не нанесение противнику урона, а задерживание и перенаправление его сил под огонь артиллерии и авиации. Это показывает необходимость совместного планирования боевых действий не только пехоты, бронетанковых войск и артиллерии, но и инженерных войск.
Сами же инженерные войска, по мнению многих как мировых, так и югославских специалистов должны иметь собственные боевые подразделения, а то и части, действующие в первом эшелоне и оснащенные бронированной техникой и, огневыми средствами.
Взрывчатые вещества, как показали бои за населенные пункты, могут быть и наступательным оружием. Так, например, наполненные взрывчаткой различные емкости вносились диверсантами обеих сторон на неприятельские позиции или отправлялись по рекам, имея штыревые взрыватели, против неприятельских объектов, прежде всего, мостов.
121
Необходимо также заметить, что войска защиты от ОМП должны находиться в составе инженерных войск, так как очевидно использование химического оружия вряд ли следует ожидать, и дабы хорошие специалисты могли использовать свои знания, следовало привлекать их как для использования различных зажигательных и дымовых средств, так и для борьбы с ними. Ныне трудно провести границу между оборонительным и наступательным оружием. И в армии, и в морской пехоте США системы дистанционного разминирования SLUFAE и CATFAE, использующие боеприпасы объемного взрыва могут ведь использоваться и для «чисток» неприятельских укреплений от его живой силы.
Поэтому необходимо возможно быстрее реорганизовать вооруженные силы в соответствии с опытом той же югославской войны, тем более что войны последнего времени показывают, что возникновение новых систем минирования с минами, не поддающимися иному разминированию кроме дистанционного, выводят инженерные войска на передний план. По большому счету и вся военная организация должна представлять собою единый, тесно связанны между собой механизм, устроенный в соответствии с фронтовыми нуждами, а не с удобствами управления в мирное время. При полном оснащении боевой техникой и снаряжением абсолютный приоритет должны получать как раз войска, действующие в первом эшелоне.
Само управление должно быть децентрализовано в пользу сводных тактических отрядов размером усиленная рота, усиленный батальон, состоящих не только из пехотных и бронетанковых, но и из артиллерийских и инженерных подразделений, а так же подразделений тылового обеспечения. Именно такие отряды во втором периоде войны 1991—1992 годов и решили исход боев за те или иные населенные пункты, в первую очередь за Вуковар. Немаловажное значение в действиях таких отрядов имела тыловая поддержка, которая часто оказывалась неэффективной из-за все той же бюрократии в командовании и неприспособленности к действиям в первом эшелоне. Это касается и
122
материально-технического снабжения войск, и ремонта техники, и медицинской помощи. Уже само развертывание тыловых рот в тыловые батальоны вызывало многочисленные проблемы. Мобилизованные резервисты очень часто не знали или забьши свои воинские специальности, тогда, более нужных специалистов из гражданской среды получить было тяжело.
Кадровые офицеры часто, как оказалось, не знали принципов работы создаваемых служб, тем более что в мирное время тыловые батальоны не создавались. В автопарке было много неподходящей техники низкой проходимости, а нередко и неисправной. И даже машины, после длительного хранения, снимаемые с консервации, не раз отказывали. Порою не хватало даже канистр и приходилось заправляться прямо из автоцистерн.
Одной из главных проблем было техобслуживание колонн на марше, растягивавшихся до сотни километров, и здесь из-за постоянных поломок приходилось создавать подвижные технической группы, устранявшие легкие поломки, и группу основного техобслуживания, шедшую в хвосте колонны. Обнаружилось то, что медицинская и интендантская служба в своих действиях часто игнорировали командира тылового батальона, так как куда в большей степени зависели от вышестоящих инстанций своей службы и даже от гражданских инстанций, чем от командования батальона.
Выяснилось, что связь тыловых служб с глубоким тылом очень важна, и мне думается, что скорее бы подходило бы посменное дежурство в первом эшелоне групп из тыловых баз этих служб для укрепления связи с тылом и улучшения качества тылового обеспечения.
В то же время единое командование тылом необходимо, но прежде всего в области планирования, связи, транспорта и разведки. Последняя упомянута мною не случайно. Тыловым службам иметь свои разведывательные подразделения необходимо, ибо без относительной связи с местными инфраструктурами тыловое обеспечение осуществляется с очень большими перебоями.
123
Это особенно актуально было для Югославии и потому, что на ее территории шла гражданская воина и возможности по снабжению ЮНА из Сербии и Черногории. Все это вызывало потребность в создании собственной гражданской администрации и, в конечном итоге, в сотрудничестве с органами и силами военной безопасности. Отсутствие единого управления тылом в ЮНА, возмещалось поддержкой сербского населения и местных сербских властей. Не случайно, то с удалением от сербских областей надежность тылового обеспечения значительно снижалась.
Следует считать необходимым присутствие передовых групп из различных тыловых служб в первом эшелоне, ибо большие недостатки выявились при эвакуации раненых, так как санитарные машины был легкой мишенью для противника, да и не всегда имелись в первом эшелоне. Столь же большие недостатки проявились в вопросе эвакуации подбитой и неисправной техники, которая хотя и получала, в основном, легкие повреждения, но даже не эвакуировалась из- под огня. Для ремонта таких легких повреждений не хватало специалистов на месте, хотя она часто могла возвращаться в строй.
Весьма сложной проблемой была доставка боеприпасов и для ее решения, часто использовали возвращавшуюся после ремонта из тыла бронетехнику, но это был временный выход.
В той войне это еще как-то могло удовлетворять потребности, но в войне с превосходящим противником чрезмерная опора на глубокий тыл вызывала бы перегруженность и уязвимость коммуникаций, и практическую блокаду фронта, главным образом первого эшелона. В такой войне все должно бы работать как часы, с предельной самостоятельностью частей на фронте.
Глава 9
Боевые действия вокруг Дубровника в Герцеговине.
«Национализация» войны и содействие с местными «союзны» силами. Военная полиция. Спецоперации
Вуковарская операция показала крайне низкий уровень оперативного командования в ЮНА, которая имела полное преимущество над противником. Маневр силами практически здесь не применялся. Было непонятно, для чего нужны бесчисленные командные звенья. Верховное командование ЮНА, командование 1-ой Военной областью, штабов корпусов и дивизий при десятках штабов бригадного звена. На практике же операцию могло вести одно командование, а не два, как это было («Север» и «Юг») и располагавшее бы десятком сводных частей, равных полнокровным бригадам, состоявших бы не только из сил ЮНА, но и из добровольцев, резервистов и милиции. Огромное количество различных командных звеньев лишь отягощало командование войсками, за что было заплачено жизнью людей.
Вуковарская операция была, без сомнения, самой крупной операцией ЮНА, но она охватывала максимум до сотни тысяч людей с несколькими сотнями бронемашин, несколькими тысячами орудий, ракетных установок и минометов при поддержке, может, сотни боевых самолетов и вертолетов. С учетом всего фронта в области Восточной Славонии, Бараньи и Западного Срема, тесно связанного с Вуковарской операцией, все это можно было охватить одним командованием. Такое же командование можно было развернуть и в Западной, Славонии, дав ему зону ответственности до Загреба и Вараждина включительно. Третью такую зону следовало бы развернуть с центром в Книнской Крайне на базе сил Книнского корпуса ЮНА и сил местных сербов, ведших бы действия с направлением на Задар. Еще одно командование ЮНА, следовало развернуть в операции по взятию Дубровника, которая велась на территории формально мир-
125
ной Боснии и Герцеговины, силами корпусов ЮНА со штабами Ужице и Подгорицы. Возможно, было тут выделить в отдельное оперативное командование войска, задействованные в боях вокруг Мостара, где генерал Перишич пытался организовать защиту военных объектов ЮНА от сил хорватов из Западной Герцеговины, дав ему в подчинение войска ЮНА во всей Восточной Боснии, и, прежде всего, в Сараево.
В Герцеговине боевые действия начались еще осенью 1991 года, когда в том же Сараево еще был мир, нарушаемый разве что демонстрациями различных партий и организаций. В Герцеговине же ЮНА вела войну против вооруженных сил Хорватии, оформленных в ЗНГ (преобразованных потом в ХВО) и в МВД, а также вооруженным и сил местных хорватов, также организованных и вооруженных образцу из Загреба. Хорватия имела ясные цели — перенести войну со своей территории в Боснию и Герцеговину, переложив значительную часть ее тяжести на мусульман, которых тогда хорваты «временно» сделали союзниками, и сам Туджман был готов воевать «до последнего мусульманина». Эпицентром боев здесь первоначально был Дубровник. Осенью 1991 года он стал целью боевых операций ЮНА. Дубровник и узкая прибрежная полоса еще в социалистической Югославии были отданы Хорватии, что почти полностью отрезало республику Боснию и Герцеговину от моря, за исключением узкого двадцатикилометрового выхода в Адриатику, практически, закрытого полуостровом. Пелешац и островами Корчула, Хвар, Млет, Ластово у городка Неум. Более того, территория Социалистической Республики Хорватии заходила и на полуостров Превла- ку, закрывавшем вход в залив Боку Которска, единственную хорошо защищенную военно-морскую базу, оставшуюся бы у ЮНА, после выхода из Югославии Хорватии. Правда, вопрос о границе на Превлаке не был решен ни при Тито, но хорватская власть, что тогда, что при Туджмане всегда Перевлаку считала своей и нередко свои претензии высказывала и на саму область вокруг Боке Которской. Между тем, сам Дубровник до социалистической власти, в Хорватию не
126
входил. Независимая Хорватия исчезла еще в XI веке, а в Дубровнике веками была собственная республика, жившая под покровительством Турецкой империи, служа той морскими воротами и платя ей большую дань, одновременно находясь под большим влиянием Венецианской республики, такой же, как и Дубровник торговой республики. В силу этого, местные жители испытали на себе итальянское влияние, а господствующее положение в Дубровнике занимала католическая церковь. Однако и Герцеговина, и половина Далмации была сербской и сербы, естественно, Дубровник рассматривали, как свой город. Помимо этого с переходом многих сербов сначала в «униан- ство», а затем в католичество, хорваты в Загорье (область под Загребом) их «хорватизировали» и надо сказать, что в Герцеговине эти новые хорваты стали себя считать «солью» хорватского народа. Наибольший хорватский национализм был именно здесь, и именно отсюда Туджман получал больше всего добровольцев в свои войска. Однако в Дубровнике общество было традиционно куда либеральнее, и многие местные хорваты сохранили еще многие сербские обычаи, да и в самом городе жило много сербов. В конце концов, геополитические интересы новой Югославии требовали взятия Дубровника и всей прибрежной полосы до Неума. Если США смогли найти свои геополитические интересы в Саудовской Аравии и в Казахстае- не, а Великобритания на Фолклендах и в Омане, то непонятно почему Югославия не имела право на такие же интересы на своей, коммунистической властью очерченной, границе. Однако любое право должно подкрепляться силою, а ее ЮНА, так и не проявила. Она, имея технику, не имела людей. Не от хорошей жизни командование осенью 1991 года объявило массовый прием добровольцев в ряды ЮНА, которые после краткого обучения посылались на все фронты войны с Хорватией, от Вуковара до Дубровника и многие из них потом получали предложения о переходе на службу в армию или милицию.
Главную роль в боевых действия под Дубровником сыграли военно-морские силы, а точнее их 9-я Воен-
127
но-морская область под командованием адмиралов Йокича и Зеца, а также Подгорический корпус 2-й армии под командованием генерала Павла Стругара.
Основную массу в этом, как и во всех других корпусах ЮНА, составляли резервисты, которыми пополнялись части с началом боевых действий и молодые солдаты срочной службы. Что касается последних, то они, призываемые на один год, подготовлены были недостаточно. Во всей мировой истории элиту воюющих войск составили люди куда старше восемнадцатилетних солдат. Неясно, на каких основаниях генералы ЮНА считали, что этим солдатам можно научиться обращаться с современной техникой, для чего в гражданской сфере требуются годы учебы. Но все это было бы преодолимо, если бы имелось достаточное количество профессиональных солдат, однако, последних в ЮНА было немного, и главный источник ее пополнения, были резервисты. Понятно, что в том беспорядке, которым сопровождалась эта война без объявления войны, большой процент «отказников» и «дезертиров» удивления не представляют. Надеяться на то, что резервисты полузабытыми и недостаточными знаниями, нередко десяти пятнадцатилетней давности, смогут быстро освоиться на фронте, нельзя. К тому же, многие из них никакого желания воевать не имели, а, следовательно, и военное дело усваивать не могли. Широко распространенная практика призыва на 45 дней не могла обеспечить создание духа «полкового товарищества». Не зря, что резервисты, в общей массе, уступали по качеству солдатам срочной службы. По иному обстояли дела с добровольцами, то есть в основном теми же резервистами, но теми, кто добровольно выразил желание принять участие в боевых действиях, ибо резервистами ведь пополнялись все части ЮНА, как боевые, так и тыловые, как на территории боевых действий, так и вне ее. Однако и добровольцы были не «цветочки», не раз отличаясь пьянками, грабежами и непослушанием. Усложняла отношения между офицерами ЮНА и добровольцами — политика. Добровольцы, в большей своей массе, были связанны с различными политическими движениями,
128
которые были настроены антикоммунистически и националистически. Истории конфликтов добровольцев с командованием по поводу замены сербских национальных знаков — двуглавых орлов, короны и крестов с четырьмя буквами «С» на пятиконечные звезды настолько многочисленны, что нет нужды о них писать. Конечно, мало кто из добровольцев был связан с какой-то отдельной идеологией, которых в тогдашней Югославии было найти много, да и они постоянно менялись, но в одном, почти все добровольцы, были согласны — воевали они за «серпство», то есть за сербские национальные интересы. Главным же врагом ЮНА был национализм, а тем самым и национализм сербский был под подозрением в силу «антифашистской» риторики ее идеологов. Другое дело, как за те, или иные цели бороться. И тут было полно примеров, когда национальные цели прикрывали грабежи и пьянство, неспособность и трусость, а коммунистические лозунги не мешали, многим офицерам исполнять свой долг, в том числе и перед народом. Несомненно, все же что вся коммунистическая идеология была вредна, для успешного ведения войны, ибо, будучи и так ошибочной, в 90-х годах в обществе она стала анахронизмом. В боевых же действиях все лишнее, как правило, мешает.
Но, несмотря на все недостатки, военная организация ЮНА, волна патриотизма и, разумеется, большое преимущество в вооружении обеспечили успешное продвижение югославских войск. Их продвижение было успешно, в особенности их правого фланга, ведшего действия по охвату Дубровника с северо-запада, отсекая его от Неума, через который шла хорватская помощь Дубровнику из Сплита. При сильной артиллерийской поддержке войска шли довольно успешно и хорваты, боясь окружения, отступали. Местные горы высотой до 1000 метров частью были лысые, частью, покрытые невысоким лесом, и так как глубоких ущелий здесь не было, то хорваты нигде не могли надолго зацепиться. Однако сопротивление хорватские войска оказывали довольно упорное и всего в той операции погибло несколько сот, до тысячи человек,
129
с тем, что данные занижались, особенно в отношении сербов из Герцеговины, тоже ведь находившихся в рядах ЮНА.
Со стороны Черногории части ЮНА после боев на полуострове Превлака и Конавле также вышли к Дубровнику, но тут было подписано перемирие и югославские войска через Метковичи, Стон и Слано, уже вышедшие к морю и отрезавшие Дубровник от остальной Далмации были остановлены, а от занятия нескольких островов в море, командование отказалось. В январе в войска прибыли хорватские офицеры договариваться об отводе войск и на этом осада Дубровника закончилась, хотя многие «усташи» в нем уже было, стали сбрасывать свою форму, переодеваясь в гражданскую одежду.
С ходом войны ЮНА внутренне весьма менялась, и это зависело не от политических движений в тылу, как это ныне пытаются представить, а от фронтовой обстановки. ЮНА просто не могла оставаться той же «интернационально-коммунистической армией», когда в ее рядах остались почти исключительно сербы, (черногорцы являются, все же, сербами), а ее противниками были достаточно, национально, а то и религиозно нетерпимые к сербам хорватские, а затем и мусульманские силы, да и словенские силы, особым интернационализмом не отличались. Что касается албанцев, то те на Косово и Метохии имели собственные государственные «нелегальные» структуры, не признавая за сербами прав на власть и жительство здесь, а их политические вожди организовали массовую отправку добровольцев на войну, разумеется, на хорватомусульманскую сторону. Такую же политику вели, в своем большом числе, вожди мусульман Санджака (область на юге Сербии и севере Черногории), а отчасти, и даже некоторые вожди венгерских сепаратистов и «черногорских» сепаратистов. Было очевидно даже самому твердолобому югославскому генералу, что единственной опорой ЮНА могут стать лишь сербы, и поэтому вне зависимости от чьих-то желаний ЮНА была вынуждена опереться на них, а тем самым в большей мере учитывать их интересы. Невозможно уже было
130
ЮНА, в которой процент сербов рос каждый месяц из-за бегства из нее солдат и офицеров других национальностей, продолжать вести прежнюю «миротворческую» политику, когда на ее казармы шли такие же нападения, как и на всех сербов. В силу этого, нередко происходило сближение офицеров ЮНА на фронте, особенно низовых звеньев, с местными сербскими властями. Впрочем, до принятия решения Белградом о начале войны в Боснии и Герцеговине, ЮНА здесь вела, в основном, оборону казарм. В основном, здесь воевали войска местных гарнизонов ЮНА, чья задача была сохранить военное имущество, и, надо заметить, сохранено оно было плохо. Тем не менее, различие с Хорватией было значительным, ибо ЮНА в Боснии и Герцеговине уже находилась в войне и тем самым местные сербы, в большей мере, могли рассчитывать на ее поддержку. Одновременно и сама ЮНА, тогда нуждалась в поддержке местных сербов, ибо она к активным действиям в условиях гражданской войны оказалась неподготовленной. В действиях западной части Боснии и Герцеговины, у ЮНА вообще не было большого выбора, так как здесь она и была в основном пополнена местными сербами. Уже тогда предлагалось создать сербскую Краинскую армию из Баня-Лучско- го и Бихачского корпусов ЮНА, сербских сил Книн- ской Краины и Западной Славонии, и Книнского корпуса ЮНА, а так же из отдельных частей Тузлан- ского корпуса ЮНА.
Краинской армий тогда не получилось, как и многократно объявляемых объединений PC и РСК, а к чему это привело — известно. Все же из частей Бихачского корпуса, в значительной мере «приватизированном» мусульманскими и хорватскими силами, а так же из других сил ЮНА, оказавшихся отрезанными в то время от Югославии, вскоре был создан и 2-й Кра- инский корпус. Баня-Лучский корпус был преобразован в 1-й Краинский корпус В PC (Войско Республики Сербской), ставший главной силою Республики Сербской, а Книнский корпус был преобразован в войска РСК.
131
По иному происходило дело на Востоке Боснии и Герцеговины. Здесь с 1991 года действовало два корпуса ЮНА — Ужичкий и Подгоричкий, введенные сюда из Сербии и Черногории соответственно для участия в операции по взятию Дубровника. Дубровник тогда взят не был, хотя его хорватские защитники начали бежать из него, а подписанное перемирие привело к полной остановке в январе 1992 года этой операции ЮНА и к отводу ее сил от Дубровника. Уже тогда Босния и Герцеговина стала театром боевых действий, потому что силы ЮНА не могли дойти до Дубровника по узкому, не более чем десятикилометровому побережью Конавле, бывшему частью довоенной Социалистической Союзной Республики Хорватия. Заняв эту приграничную Черногории область, ЮНА для наступления на Дубровник своей главной опорой сделала Восточную Герцеговину, традиционно бывшую преимущественно сербской. Мусульмане имели, здесь мало собственных компактных территорий, живя в изолированных селах или по городам в сербском окружении. С хорватами ситуация была иная. Они в Западной Герцеговине составляли абсолютное большинство, и эти их земли составляли одно целое с преимущественно хорватскими землями вокруг Дубровника, отделенными от остальной территории Хорватии морем, а также 7—8-километровым участком Адриатического побережья (город Неум), принадлежавшего в старой Югославии социалистической союзной республике Боснии и Герцеговине. Понятно, что узкую, до десятка километров, и вытянутую на сотню километров вдоль моря область вокруг Дубровника ЮНА не могла взять без опоры на территорию Боснии и Герцеговины, охватывая Дубровник с Запада (Слано, Метковичи, Неум). ВМС Югославии тогда были используемы плохо, несмотря на наличие у них морской пехоты и десантно-высадочных средств. Опора же на территорию Боснии и Герцеговины вызывала большие политические трения в этой республики, бывшей еще в составе Югославии. Хорватские политики в Боснии и Герцеговине выступили против ЮНА, что не было неожиданностью. Хорваты Герцеговины
132
выделялись националистическими настроениями и дали власти в Загребе не только большое количество добровольцев, но и ведущих политиков. Герцеговин- ские города Любушки, Широки Брег, Ливно, Мос- тар стали базами вооруженных сил Хорватии и до начала боевых действий под Дубровником, и, естественно, что с началом этой операции начались нападения на силы ЮНА по всей Западной Герцеговине. Тем самым одновременно с Дубровнической операцией ЮНА была вынуждена вести оборонительные действия и в самой Боснии и Герцеговине, причем ей надо было действовать в совершенно неясной политической обстановке, когда ведущие Официальные политики этой республики не могли прийти к какому-либо общему мнению по ключевым вопросам. Хорватские политики в своей массе выступали против Югославии, в чем их поддерживало большинство мусульманских политиков, а сербские политики, несмотря на нередкие исключения, все же выступали за Югославию.
Еще более сложно было действовать на местности, в довольно таки смешанной национальной среде, в которой ни по внешности, ни по языку невозможно было отличить сербов от хорватов или от мусульман, притом, что формально Босния и Герцеговина не была театром военных действий. Вряд ли в таких условиях силы ЮНА, введенные из Сербии и Черногории, постигли бы большой успех, не будь поддержки местных сербов, которых к тому же, по крайней мере, в Герцеговине в ЮНА призывали как резервистов, а они шли в нее добровольно. Без сомнения, опора на местных сербов была правильным поступком, ибо лишь глупец может отказываться от поддержки местного населения, лучше любой разведки знающего и местность и противника. В армии США не зря создали силы зеленых беретов, принимая в них много иностранцев и не как обычные разведывательно-диверсионные подразделения и части, а как силы, способные создать и, подготовить силы местных союзников США, а при необходимости и командовать ими как раз в войнах, подобной югославской. Так, например, рота зеленых беретов разворачивалась бы в группу «В», со¬
133
стоящую, в свою очередь из шести групп «А» по двенадцать человек и могла обучить часть в 3—4 тысячи местных «союзников», действуя в зоне ответственности армейского корпуса. Это, опять-таки, не ново, ибо традиционно армии в подобных войнах использовали местное население и методы «народной партизанской» войны. В Америке такие силы создали еще британцы, используя их против индейцев, а потом и против других неприятелей британской короны в соответствии с индейскими же методами и пополняя не только из среды колонистов, но и из самих индейцев. И что интересно — эти-то силы, в особенности индейцы, и сыграли большую роль в американской войне «за независимость» против британцев. Были они названы «Ranger» и ныне они существуют в армии США, правда, уже как классическая разведывательно-диверсионная часть — полк, но подчиненная непосредственно штабу сухопутных войск. Такие силы создавались всеми теми европейскими армиями, которые были вынуждены вести постоянную борьбу с нападениями варварских (в основном исламских азиатских и африканских) государств, племен и просто банд, не признававших ни европейских законов войн, ни подписываемых договоров о мире. Наиболее известными были казаки, бывшие сначала в Московской Руси и Речи Посполитой, а затем и в Российской Империи, прежде всего пограничными войсками, но вместе с тем разведывательно-диверсионными силами. Надо заметить, что и Австрия, находившаяся долгое время в постоянной войне с Турцией, создала такие силы на своей границе, разделив Граничные Кра- ины на генералаты и полки. Большинство в этих силах составляли как раз сербы, массово уходившие из-под власти турок на земли австрийского императора. А позднее эти же сербы, эмигрируя в Россию, составляли большой процент в возникавших гусарских частях. Следовательно, в Югославии традиция подобных сил была сильна, и, прежде всего у сербов. В королевстве Сербия подобные силы были оформлены в «чет- ническом» движении, действовавшем под командованием разведывательной службы сербской армии, и
134
шефа этой службы полковника Драгутина Димитрие- вича — «Аписа». Германия во Второй мировой войне такие силы создала в составе СС (прежде всего это были эйнзацкоманды и зондеркоманды входившие в состав эйнзацгруп). В их составе были как разведывательно-диверсионные подразделения и сотрудники германских спецслужб, в том числе большое количество немцев-фольксдойче, так и подразделения и части из иностранцев. Несмотря на общее германское поражение, бывшее следствием «абсурдной» гитлеровской политики, германские силы «специального назначения» достигли больших успехов в войне. Разумеется, и Британия, и СССР имели подобные силы - SOE (силы специального назначения) и схожие им силы в составе НКВД и Красной армии действовавшие, прежде всего в составе партизанских отрядов. Все же, в общем, немцы смогли в более полной мере использовать то, что традиционно было характерными особенностями армий Британской и Российской Империи. Последние же в ходе второй мировой войны лишь отчасти применили этот свой опыт, как правило, из-за идеологического догматизма. В полной мере это относилось и к Югославии. Югославские вооруженные силы до войны состояли из ЮНА и ТО (территориальной обороны). Последняя в соответствии с доктриной «общенародной борьбы» была подготавливаема к борьбе с «иностранными» захватчиками на захваченной ими территории, но в особенности в горах и городах, для чего она имела в своем составе и разведывательнодиверсионные подразделения. Не хотелось бы особо преувеличивать роль этой подготовки, так как в своей массе силы ТО подготовку проходили больше на бумаге, да и можно представить, как она шла на местном уровне, когда здесь ТО была разделена не только между общинами, но и между местными заедница- ми, на которые были поделены эти общины. ТО не зря не была нигде применена ни после ее, дележки и она везде, даже в Сербии перестала существовать, зато хорошо послужила словенской, хорватской и мусульманской властям в создании собственных вооруженных сил. Ту же судьбу ТО имела и на сербских терри¬
135
ториях Хорватии и Боснии и Герцеговины, ибо там ни о какой партизанской войне речь идти не могла, так как с захватом неприятельской территории подавлялся и всякий вооруженный отпор, да и вообще шло полное «чищение» местности от почти всего гражданского населения. В таких условиях, конечно, не «по- партизанишь». ЮНА главную помощь от местных сербов получала сотрудничеством с местными сербскими властями, уже имевшими свои вооруженные отряды. В то же время подобное сотрудничество хоть и давало хорошие результаты, видимо с «научной» точки зрения было неприемлемо, и поэтому в ЮНА так и не возникло сил, подобных королевским четникам. Само название «четник» в ЮНА было запрещено по уже упоминавшимся причинам, но можно было бы найти другое название, чтобы оставить суть. Основа для создания подобных сил ЮНА тогда была довольно серьезна. В первую очередь это были 63 парашютная бригада, дислоцированная в Нише (созданная в 1992 году), 72 разведывательно-диверсионная бригада, дислоцированная в Панчево. Главную же роль могли сыграть силы военной полиции, при которых и можно было создать хотя бы отдельные отряды не только из местных, но и из приезжих добровольцев. Тут можно бы, прибегнуть к использованию не только сербов, но и не сербов, в том числе тех мусульман и хорватов, что продолжали оставаться верными Югославии, а при необходимости и иностранных добровольцев. Все это было бы минимумом, обеспечившим бы хоть относительное исполнение даже тех ограниченных боевых задач, что ставились перед ЮНА и что одновременно создавало бы основу для возникновения действительно боеспособных сил местных сербов, способных не только обороняться, но и нападать. ЮНА обладала достаточно хорошей базой для быстрого и качественного создания подобных сил.
Так, 63 парашютная бригада, дислоцированная в Нише, могла обеспечить подготовку в боевых условиях, как минимум несколько таких отрядов, способных выполнять боевые задачи, как в глубине неприятельской обороны, так и в собственном тылу. Эта бри¬
136
гада в войне так и не использовалась в полном составе. Парашютные роты, пополняемые в основном срочнослужащими, выполняли пехотные и полицейские задачи, а практически единственный вертолетный десант был выполнен ею, правда, весьма успешно под герцеговинским городом Чаплина совместно с 97 авиационной бригадой с целью деблокирования там казармы ЮНА и эвакуации гарнизону. Применялись вертолеты ЮНА и в Шамце (Посавина) куда ими были переброшены силы «красных беретов» и добровольцев («Серые волки» и СДГ «Аркана») ради установления там сербской власти. Разумеется, 63 бригада использовалась для наиболее ответственных задач, но эти задачи были в большинстве своем обусловлены не «профилем» этой бригады, а нуждами командования, не имевшего достаточного количества подготовленных подразделений, способных выполнить ответственные задачи. Поэтому парашютисты здесь обороняли штабы, казармы, склады, аэродромы, сопровождали конвои, ходили в атаки боролись с диверсантами и это само по себе нормально, ибо как раз те, кто подготовлен к диверсионной войне, может лучше всего бороться с диверсиями, представлявшими главную опасность для ЮНА. В то же время все это привело к тому, что 63 бригада в полном составе не применялась и не использовалась для своих главных задач, то есть для десантных высадок, с целью захвата неприятельских штабов и объектов. Для этого же были все условия, ибо в воздухе полностью господствовали югославские ВВС, чей боевой радиус и боевые возможности в любой войне определяли глубину высадки воздушных десантов. Югославия имела на вооружении две эскадрильи военно-транспортных самолетов АН-26, а так же несколько эскадрилий вертолетов МИ-8, чего было достаточно, дабы выбросить десант из нескольких парашютных рот в один вылет. Таких же вылетов могло быть несколько, для чего могла быть привлечена и 72 разведывательно-диверсионная бригада. Эта бригада была создана в 1992 году в городе Панчево и состояла из антитеррористического и разведывательно-диверсионного батальонов укомплектованных про¬
137
фессиональными военнослужащими (позднее был создан еще один разведывательно-диверсионный батальон, укомплектованный срочнослужащими). Однако в 63 бригаде было и две-три группы, предназначенные для глубинной разведки, а так же для спасения пилотов, сбитых самолетов, и они были укомплектованы профессиональными военнослужащими. Эти роты совместно с такими же профессиональными подразделениями из 72 бригады и, при необходимости морских диверсантов 82го центра ВМС, могли провести непосредственную разведку места высадки десанта и обеспечить эту высадку. Одновременно, военные разведка» (ВОС) и контрразведка совместно с ДБ могли провести агентурную разведку, опираясь на развитую довоенную сеть агентов в самой Югославии, а тем самым, если обстановка требовала осуществить заблаговременную заброску в район предстоящей высадки. Для этого были силы специального назначения, вроде известной антитеррористической группы «Кобра», укомплектованной хорошо подготовленными офицерами и подофицерами. Такие группы могли бы осуществить детальный сбор информации и обеспечить уничтожение центров неприятельского сопротивления с помощью этих десантов, при необходимости проводя самостоятельные «акции».
Так что у ЮНА в 1991—1992 годах были все козыри, по крайней мере, в Боснии и Герцеговине, и измени она тактику и привлеки в состав своих частей отряды из местных и приезжих добровольцев, ее действия были бы победоносны, успешны, молниеносны. Что толку в бесконечных рассуждениях о политике, когда не используются и те возможности, что дает боевая обстановка. Пропагандистские рассуждения о «непобедимости партизан» — обычная глупость, ибо, во-первых, непобедимых армий нет, а вторых, подобную непобедимость обеспечивает не только предательство тех или иных политиков или военных, но и ограниченность людей, руководящих военными операциями. Часто упоминается Вьетнам или Афганистан, но забывается опыт британской армии в ходе войны в Малайе, подавившей движение коммунисти¬
138
ческих партизан, (преимущественно китайского происхождения) хорошо разработанной тактикой, а гак же привлечением в свои ряды большого количества местного населения, в первую очередь мусульман-ма- лайцев, испытывавших традиционную неприязнь к китайцам.
В Югославии ситуация была схожей. В той же Герцеговине ЮНА, например, не пришлось бы столько тратить время в боях около и внутри Мостара, если бы тамошние сербы, составлявшие 30% его населения, были этой ЮНА, организованны и использованы в соответствии с опытом, накопленном в первые месяцы югославской войны. ЮНА, в отличие от той же российской армии, столь же бестолково завязшей в войнах по всему бывшему СССР, все же имела развитую подготовленную организацию военной полиции, имевшей свои роты практически в каждой бригаде, а батальоны — в корпусах. Военная полиция в ЮНА рассматривалась как своеобразная элита и имела, по сравнению с пехотой, лучшее обеспечение и подготовку. Поэтому эта организация была задержана всеми противоборствующими сторонами. В войне военная полиция ЮНА в основном использовалась для борьбы с диверсантами (до 20% боевых задач), для розыска дезертиров, регулировки движения, борьбы с уголовными преступлениями, для поддержания дисциплины, как в войсках, так и на занятой территории и для охраны (до 40% боевых задач, из которых 49% относилось на объекты, районы, направления; 27%. — важные лица; 14% — пленных; 11% — склады и штабы). Военная полиция была подчинена управлению военной безопасности и действовала, прежде всего, по ее планам, хотя часто из-за неудовлетворительного сотрудничества с местными органами власти, в первую очередь с милицией, военная полиция делала немало ошибок на местности. Много ущерба приносила и непродуманная политика на верху, халатность и самонадеянность внизу. Так, например, на посту МВД Хорватии был взят в плен генерал ЮНА Аксентьевич со всей своей охраной и бронетранспортером.
139
Без сомнения, опыт показал, что главное преимущество в боевой обстановке военной полиции было в близости к военной безопасности, то есть к источникам разведывательных данных, и чем быстрее и правильнее они использовались, тем лучше были действия военной полиции. Ведь сам по себе десяток военных полицейских, даже наилучшим образом подготовленных, не мог бы обеспечить надежную защиту какому-нибудь комбригу, если предварительно не был проведен сбор данных о его будущем маршруте. Думается, что следовало бы в каждой роте военной полиции создать собственный разведотдел и больше внимание уделять интервентным взводам, игравшим в военной полиции главную роль, как в борьбе с неприятельскими разведывательно-диверсионными группами, так и самостоятельно ведя разведывательно-диверсионные действия. Следовало в центр организаций роты военной полиции поставить интервентный взвод, развернув его в отряд до полусотни человек, отбираемых из лучших военных полицейских, тогда как остальные взводы можно было расформировать, оставив лишь отделения, способных обеспечить посменную патрульно-постовую службу, а так же охрану объектов и лиц. Многочисленные задачи по внешней охране объектов следовало оставить резервным охранным подразделениям. Интервентным же отрядам надо было давать наиболее важные задачи по охране лиц и объектов, однако основную свою деятельность они должны были нести на фронте ведя штурмовые либо разведывательно-диверсионные действия, или борясь с таковыми. Для улучшения маневра силами в такой борьбе можно было бы объединить разведывательнодиверсионные подразделения бригад с военной полицией, создав отдельные батальоны, придавая им хотя бы, по три-четыре вертолета «Газель» и Ми-8, которые почти не использовались на практике для таких задач не только в неприятельском тылу, но и в своем собственном. Исключения были редки, пример: бой с неприятельскими диверсантами, пытавшимися взорвать дунайский мост 51-ой дивизии под Безданом
140
(Сербия), когда вертолеты использовались югославской стороной, но принадлежали они МВД.
Сама военная полиция часто чрезмерно привлекалась к охране в ущерб борьбе с диверсантами, и это вело к частым случаям успешных неприятельских диверсионных действий. Главная тяжесть борьбы с диверсантами лежала на командования бригад, и именно они и должны были иметь подобные отряды батальонного состава, способные бы выделять группы смешанного состава величиной до взвода с несколькими оперативными работниками безопасности. Одновременно несение патрульно-постовой службы, по моему мнению, на занятой территории должно, было лежать на военной полиции корпусов, но и в этом случае необходимо было иметь вышеупомянутые отряды, не только для борьбы с неприятельскими агентами и диверсантами в глубоком тылу, но и для разведывательно-диверсионных действий в глубоком неприятельском тылу. Одна из причин этого была бы в том, чтобы военная полиция не переполнялась, как это нередко бывало на практике, «тыловыми героями».
Военная полиция в югославской войне часто несла правоохранительную деятельность в населенных пунктах. Приблизительно требовалось взвода для населенного пункта до 5 тысяч человек и роты, а для города с 20—50 тысячами, что, конечно, подразумевало и наличие здесь местных органов МВД. Считаю, что на корпусной военной полиции должна была приходиться главная тяжесть регулировки транспортного движения, что отнимало 20—25% времени, притом что приходилось и сопровождать колонны на глубину десятков километров, то есть вне зон ответственности бригад, а бригадная военная полиция не могла контролировать довольно запутанные пути сообщения по всей фронтовое глубине. Оценив достаточно реальную картину, можно сделать вывод, что даже без учета предложенного, военная полиция сама по себе нуждалась в сотрудничестве с местными сербскими силами, и такие силы были из числа местных сербских добровольцев, «красные береты». ЮНА наделе недостаточно сотруд¬
141
ничала с ними и те подчинялись либо местным органам МВД, либо штабам местной ТО.
МВД Сербии в 1992 году значительно укрепилось, в особенности возросло число «красных беретов». Ан- титеррористические силы МВД Сербии были развернуты в три отряда ранга усиленной роты и дислоцированы в Белграде, Новом Саде и Приштине под общим командованием будущего министра МВД Сербии Радована Стоича — «Баджо» (убитого неизвестным в Белграде в 1998), который в ходе компании в Хорватии руководил действиями сербской ТО и соответственно имел достаточный опыт командования.
Глава 10
Перенесение войны в Боснию и Герцеговину.
Роль исламского фактора в ней
Перенесение войны в Боснию и Герцеговину, и выступление местных мусульман на сторону хорватов подняло югославскую войну на качественно новый «международный уровень». Тогда югославская война, став полем взаимных столкновений сербов с хорватами и мусульманами, так же позднее вступившими в междоусобную войну, стала войной народов. В ней все воюющие стороны руководились национальными интересами и другое дело, в каком виде эти идеи были поданы, и как осознаны, и кем, наконец, использованы. Тем не менее, одно было однозначно: здесь, в, казалось бы, однородной среде Боснии и Герцеговины, с весьма смешанным населением практически одних и тех же генотипов, языка и в какой-то мере психологии, началась война трех, по существу, культур и тем самым косвенным образом трех великих религий: православия, католичества и ислама, что, кстати, усилило определенным образом их неприязнь во всем мире. Опять таки не эти религии разожгли войну, и даже наиболее агрессивная из них — ислам, не имела бы ни сил, ни воли к войне, не будь на это воли Запада. Ныне можно писать что угодно, но все равно утверждения о ведущей роли национализма в разгроме Югославии и, естественно, Боснии и Герцеговины, не верны, ибо на самом деле национализм лишь использовался в чужих целях. Что же касается религии, то она действительно имела большой вес в общественной и личной психологии, но играла меньшую роль в ведении войны, практически режиссированной со стороны. Скорее всего, важно было не столько наличие, сколько отсутствие веры, в особенности православной, что и обеспечило легкость манипулирования народами. Помимо этого, православие, в меньшей степени, чем католичество и в еще меньшей степени, нежели ислам, могло стать политической идеологией. Главное же что корыстолюбие
143
власти, из-за огромных долгов Западу, сделало страну заложницей этих долгов, как и междоусобной борьбы интересов в аппарате этой же власти. Самостоятельность народов Югославии была продана тем самым еще в 80-х годах. Практически же это была «племенная» война, которой во многом искусственно придали геополитический характер, как и религиозные свойства, хотя эти свойства со, временем белее, чем реально стали влиять на фронтовую обстановку. Хотя в Боснии и Герцеговине в политической и военных областях сербы были поведены официальным Белградом в наступление, но главной нападавшей силой в духовном плане, был ислам. Тем самым сербские силы, опиравшиеся на помощь югославской власти и ЮНА, правда, в куда меньшей степени, чем в Хорватии. Здесь более последовательно и радикально выступала исламская идеология, тогда как у хорватов католичество играло меньшую роль, да и было подчинено политическим целям хорватской власти. О православии у сербов тут и говорить не приходится, ибо оно, на сербскую политику прямого влияния не оказывала, что не избавило ее от использования последней. Встречи сербских политиков с церковными иерархами носили больше церемониальный характер. Сербская политика в Боснии Герцеговине, имела оборонительный характер и либо стремилась задержать Боснию и Герцеговину в составе Югославии, либо, что и произошло на практике, свелась к строительству независимой Республики Сербской, способной потом присоединиться к Югославии. Без сомнения, и один и второй план был нереальными. В первом случае делу помешали бы хорваты, да и местные мусульмане тогда были уже достаточно «взвинчены» против сербов и Югославии, а во втором случае против выступил бы весь Запад, не желающий новых границ. Сербам надо было конечно сохранить Боснию и Герцеговину, но не переговорами, а военным путем, подавив всякое сопротивление в ней и установив подконтрольную себе власть в Сараево. Это было не ново, ибо так же королевская Сербия включила в свой состав Косово и Метохию, где большинство составляли албанцы, главным обра¬
144
зом мусульмане, и часть Санджака, где большинство составляли сербские мусульмане. В балканских войнах, да и в Первой Мировой войне сербские войска так же без особых напряжений включила в состав Югославии всю Боснию и Герцеговину.
Для достижения этих целей у сербов оружия было предостаточно, но использовать свое преимущество они не смогли, ибо четкой политической программы не имели. Местные хорваты в этом отношении в какой-то мере были похожи на сербов, так как, поддержав политику Хорватии по перенесению волны в Боснию и Герцеговину, сами не знали, что же делать дальше, ибо для создания собственного государства здесь они имели еще меньше шансов, чем сербы. Хорваты в этой войне до 1995 года больше потеряли территории, чем приобрели, при том, что не достигли ни политической самостоятельности, а о многочисленных их жертвах, в особенности в Посавине и Босанской Крайне от сербских, и в Средней и Центральной Босния от мусульманских сил, можно и не вспоминать.
Совершенно в ином положении были мусульмане. Они, конечно, были самой слабой стороной в войне, а их настоящие союзники находились далеко от них. Не случайно именно они дали абсолютное большинства жертв (до 160 тысяч) в Боснии и Герцеговине с 1992 по 1995 год, Это было ясно их вождям, и перед войной знавшим, что многонациональная Босния и Герцеговина может существовать лишь при иностранной военной оккупации. Тем не менее СДА выступила против Югославии (СДА странка демократской акции — партия демократического действия — бывшая, практически, мусульманской партией. Для того что бы,идея об исламском государстве была более прием- лимой в местном не слишком религиозном обществе,- СДА ввела термин «бошняк» для замены принятого при Тито термина «мусульман» как национальности. Согласно такой логике,принятой в середине войны и международным сообществом,как раз «бошняки» и являются коренными жителями Боснии и Герцеговины,те сербы(а и хорваты)что босанцами становится не хотели,оказывались бы в числе «предателей»,и со¬
145
ответственно получали соответствующее отношение. Таким образом, создание Исламской республики Босния и Герцеговина, которая граничила бы с не менее исламской «Великой Албанией», так же бы «природ- но» расширившейся по Южной Сербии, Западной Македонии и Северной Греции, чем было бы обеспечено создание хорошо известного «зеленого коридора» от Турции до Боснии,не было фантазией «сербских шовинистов»,хотя иные из последних своим дилетан- тсвом и дискредитировали серьезные исследования. Тому свидетельствовали как лозунги СДА (пример — «от Ирана до Адриатики будет исламская земля»), так и куда более серьезные планы различных исламских государств и движений. Что будет дальше — тоже не скрывалось. Так, муфтий Боснии и Герцеговины Эфен- дия Церич в журнале «Таквим» за 1992 год заявлял: «...Исламская религия — революционная религия, которая обязана расширяться». А в журнале «Исламская мысль» № 155 он писал: «Мы не признаем ни одну систему власти, которая не основана на исламе, а такие партии Испании, Сицилии, Балкан, Южной Италии были на землях исламских и должны в ислам возвратиться». В другом номере этого же журнала он заявляет: «...мусульмане имеют обязанность нападать на неверных даже, если те на них не нападают, а государь должен каждый год один или два раза посылать военный отряд на немусульманскую территорию».
Возможно, тогда в 1991—1992 годах многим это показалось фантазией, да и ныне вряд ли кто-нибудь в это верит в сербском обществе, только вот верил, кто или не верил, а ныне на югославской территории существуют два исламских государственных образования в Боснии и Герцеговине и на Косово, пусть и под оккупацией Запада, но там куда легче и свободнее жить моджахедам из Алжира и Египта, свободнее, порою, чем у себя дома, нежели сербам — гражданам бывшей Югославии, а от мусульманского Горажды в Боснии до Санджака два десятка километров, столько же, сколько от Санджака до чисто албанских территорий на Косово, а от соседних с такими территориями общин в составе Сербии, как Буяновац, Медвед-
146
жа и Прешево, заселенных главным образом албан- цами-мусульманами, благодаря известной их «демографической» политике, до болгарской границы меньше сотни километров, за которыми их ждут единоверцы «помадки» в Родопах.
Ныне уже и бошнякский национализм, разрабатываемый еще в семидесятых годах в Швейцарии в Бошнякском институте (Цюрих) при участии Адила Зульфикарпашича, стал не фантазией, а реальностью, как и Зульфикарпашич из диссидента перешел в разряд государственных деятелей Боснии и Герцеговины. Бошнякский национализм, как и албанский чем и специфичен, что носит исламский характер, а не ан- тиисламский, что случается во многих арабских государствах и поэтому служит в бывшей Югославии авангардом исламского фундаментализма. Не случайно в бошнякской нации заговорили и в Санджаке, чьи мусульманские вожди еще во время войны заявляли: «Сербия не имеет права вмешиваться в дела Рашки (так правильно называется область Санджака, хотя в самом городе Рашка мусульман нет), иначе земля будет гореть. Мы имеем мощных союзников в мире и большие силы, которые пока не будем открывать» (Ризах Груда, политик из Санджака «Дуга»). « Братом не может быть человек другой веры, ибо Коран говорит, что все мусульмане — братья, но не все люди братья (Имам Сабахудин из Нового Пазара—центр Санджака «Дуга») «Сербы всегда совершали геноцид на Балканах, куда забрели, как дикое племя» (Али Затрич, политик из Нового Пазара «Дуга»).
Все это не желали ни раньше, не желают, и сейчас признать «серьезные политики» Югославии. Из этого возникает вопрос: так ли уж бескорыстна их глупость, коль очевидный бред о «христославизме», загущенный с Запада каким-то Селшом, рассматривается ими же, как серьезная проблема?
Ислам куда более опасный противник для сербов, нежели ослабевший Ватикан, ибо это не просто религия, но еще и политическая идеология, устремленная на постижение мирового господства. С жертвами ислам не считается, ибо народ им держится в отста¬
147
лости и покорности, а религиозная война, как джихад, рождает в народе фанатизм и героев, подобных Тамерлану и Надиршаху. Сербов ныне очернили по всему миру из-за того, что в гражданской войне в Боснии и Герцеговине погибло 160 тысяч мусульман, хотя немалая часть их убита в мусульмано-хорватских или между мусульманских столкновениях. Нелогично погибших на фронте мусульманских бойцов заносить в разряд жертв. Однако даже с учетом всего этого сербов и близко нельзя сравнивать с турками. Турки всю свою историю занимаются геноцидом, в одном только в XX веке турецкая власть устроила три геноцида. В первом — армянском — было убито до двух миллионов армян в основном гражданских лиц. Во втором — греческом — не только были «очищены» сотни сел и городов в Турции, возникшей на чужой земле, но и через полсотни лет дело было дополнено агрессией на чужое государство Кипр. В третьем — курдском — турецкие вооруженные силы до сих пор уже десятки лет жгут села и без суда убивают пленных и гражданских не только в турецком Курдистане, но и в соседнем Ираке. Несмотря на все это, именно турецкие самолеты участвовали в бомбежках сербских земель как в 1995 году, так и в 1999 году. Сербы были втянуты югославским коммунистическим руководством в движение неприсоединения, чем полностью были отделены от исламского мира. По такому же сценарию шла Россия и Западная Европа, где мусульман уже не меньше чем в Иране. Так что исламские вожди знали, что делают и на что им рассчитывать в югославской войне и сознательно шли на большие жертвы. Тем самым исламские народы еще больше радикализовались и одновременно получили плацдарм на Балканах, а затем в Европе. Алия Изетбегович еще в своей довоенной «исламской декларации» (1970 г.) потребовал исламской государственности, что для Боснии и Герцеговины означало лишь войну. Его выступления заставили Международный исламский институт из Лондона назвать его исламским экстремистом, что и было истиной. Он со своими соратниками (наиболее известный Омер Бехмен) в социалистической Югославии
148
выступал с фундаменталистских позиций еще с конца 40-х годов (организация «Млади мусульмане», подавленная югославской властью тогда, но восстановленная «бошнякской» властью). Когда в Европе и разговора не могло быть об исламском государстве, при этом Изетбегович, отсидев 20 лет в общей сложности, по югославским тюрьмам, отказался даже принимать снижение одного собственного срока по амнистии и писал по этому поводу жалобы в югославские суды. Свои взгляды Изетбегович и его окружение не скрывали. Показательно, что еще в октябре 1991 года журнал «Нови воке» выпустил на обложке рисунок «ханжаровца» (13 дивизия войск СС Ханжар, была создана Гитлером по благословению палестинского муфтия Хаджи Алия Эль Хусейна для отправки на восточный фронт против русских, но главным образом действовала в самой Югославия), стоящего ногой на отрезанной голове «Радована Караджича». Последний здесь был важен, как тогдашний сербский политический вождь в Боснии и Герцеговине, тем более что в 1991 году в Боснии и Герцеговине было еще мирно и сербы здесь за оружие еще не взялись. Планы же СДА были довольно ясны — построить исламскую республику, а тем самым покорить местных сербов, коль большинство мусульман проголосовало за СДА на первых же многопартийных выборах Югославии, то они тем самым поддержали ее цели и согласились на ее руководящую роль. Вождь коммунистов — реформаторов в руководство Боснии и Герцеговины мусульманин Нияз Дуракович, поддержанный не только мусульманскими, но сербскими и хорватскими голосами, вступил в союз с СДА. Даже в 1994 году Се- над Хаджифейзович (известный телеведущий главного канала в мусульманском Сараево) на экране телевидения радовался, что Босния и Герцеговина, вопреки планам Белграда в 1992 году не стала третьей республикой в Югославии с президентом-мусульма- нином Фикретом Абдичем и председателем парламента сербом Момчило Краишником. А ведь было ясно, что раз в Санджаке мусульмане сохранили и деньги и власть, то тем более это было бы возможно в Боснии
149
и Герцеговине. Так что мусульманский народ, пусть и заведенный своей верхушкой, должен был знать, что идет в войну, хотя может и не думал, что война — вещь односторонне опасная, за которую надо дорого платить.
Однако мусульманский народ в этой войне имел ясные стратегические цели и методы их достижения, в отличие от сербов, рассчитывающих на ЮНА и Югославию. Мусульманская власть вела куда более последовательную и самостоятельную политику из окруженного Сараево, нежели сербское руководство из практически безопасной своей столицы Пале. Не случайно, что сербы не имели собственной единой военной структуры в Боснии и Герцеговине и опирались на множество разрозненных отрядов, не всегда связанных общим военным руководством. Характерно и то, что СДС (сербская демократическая партия) не имела своего военного крыла и вынуждена была прибегать к помощи тех структур ЮНА и МВД, что оказались в сербских руках, но они не создавались для Гражданской войны.
То же самое относилось и к другой сербской «воинствующей» партии СРС (сербская радикальная партия), имевшей по Боснии и Герцеговине лишь несколько десятков разрозненных групп по несколько десятков, в лучшем случае сотен, человек, соединенных между собой через политической руководство СРС в Белграде, и ее тамошний военный, штаб, не имевший, однако собственных органов управления.
Сербы до весны 1992 года во всей Боснии и Герцеговине не были полностью связаны с югославскими государственными структурами, и когда им начали раздавать оружие, либо прямо через эти структуры, либо косвенно через СДС, то лишь тогда возникали их отряды, подчинявшиеся «чрезвычайным» региональным штабам сербской власти, опять-таки СДСа. В общем, местные сербы благодаря поддержке ЮНА и ДБ Сербии, большому преимуществу в технике и государственной поддержке, получили больше успеха. Но сами по себе местные сербы к войне не были готовы, что говорят показательные случаи перепродажи полу¬
150
ценного ими оружия. Лишь то, что югославская власть была за них, спасло многие их земли, а многие сербские добровольцы свои победы достигали либо в рядах ЮНА, либо в структурах МВД, в первую очередь в «красных беретах» ДБ Сербии.
Совершенно по иному обстояло дело у мусульман СДА, с самого своего возникновения (26 мая 1990 года) создала собственное военное крыло, когда в Югославии все еще было мирно. Предупреждения от югославской власти: от органов безопасности ЮНА и МВД руководство СДА игнорировала. Так, к 1992 году она организовала стотысячные вооруженные силы в Боснии и Герцеговине, звавшиеся «Патриотска лига». Руководил ее деятельностью политический штаб, созданный при главном руководстве СДА Боснии и Герцеговины, а при нем находился главный военный штаб, непосредственно командовавший операциями. Политическим штабом руководил вышеупомянутый Омер Бехмен, а так же Еюп Ганич, директор военного института UNIS из Сараево и выходец из Санджака, а еще один «санджакли» Сефер Халилович руководил военным штабом. Этим штабам подчинялись региональные (девять) и общинские (103) штабы, а в составе ПЛ возникло несколько видов боевых отрядов «зеленых беретов» (командир Эмир Швракич), добровольческие отряды «мухаджиров», ряд специальных интендантских и медицинских подразделений, а так же силы специального назначения «Босна» (командир Керим Лунчаревич). В составе ПЛ были местные хорваты и даже сербы, но в малом количестве, так как ПЛ была мусульманской организацией, да и присягали «мусульманскому народу». Вооружалась ПЛ главным образом через Хорватию, пользуясь каналами СДА, и там проводилось обучение значительного количества бойцов ПЛ, как в составе хорватской полиции, так и в составе ЗНГ, то есть попросту обучение шло в ходе боевых действий с ЮНА и сербскими силами в Хорватии. Весь 1991 год шла организационная деятельность, а так же разведка сил будущих неприятелей — ЮНА и сербов.
151
Уже в начале 1992 года боевики ПЛ из села Доня Вуковия (община Калесия) напали на колонну ЮНА из шести грузовиков и захватили большое количество оружия и боеприпасов. Подобные нападения, как и нападения на сербов, стали обычной практикой еще до формального начала войны.
В югославской войне наиболее поразительной вещью была пассивная стратегия ЮНА в Боснии и Герцеговине, где она имела семь своих корпусов, четыре военных аэродрома (Бихач, Тузла, Мостар, Баня- Лука) и до 50% всего военного производства. В первую очередь это заслуга политического руководства Югославии и главного командования ЮНА, раздававшего громкие заявления об «исключительно политическом решении конфликта», «трезвом и ответственном поведении», «о деликатной роли ЮНА», «о вредности непродуманных поступков, несущих пагубные последствия». И пока с высоких постов лился весь этот бюрократический маразм, Босния и Герцеговина погружались в еще больший хаос, нежели Хорватия 1990— 1991 годов. Практически до мая 1992 года, то есть до начала вывода ЮНА из Боснии и Герцеговины, правительство Югославии запрещало армии активные боевые действия больших масштабов против ПЛ, хотя последняя прямо нападала на ее казармы. Впрочем, и командование тогда созданной в Боснии и Герцеговине и Хорватии Второй военной области, не особо настаивало на таких действиях. Ее командующий Ми- лутин Куканяц и ее начальник штаба Добрашин Праш- чевич, бывший уже на должности начальника штаба Пятой военной области в ходе боевых действий в Словении и Хорватии были склонны следованию столь пагубной политики. Следует заметить, что их поведение было типично в армиях подобного типа, когда главное — было обойти бюрократические «рифы», а глубинная суть, проводимой политики, не должна была интересовать «честных вояк». В то же время СДА было мало дело до этой чести, и поставленный лично Куканьцем на место портпарола Второй военной области полковник Вехбия Карич (мусульманин), действовал в интересах не своего командира, а вождей
152
СДА, за что готом и получил высокий чин и должности в мусульманской армии Боснии и Герцеговины. ЮНА тогда представляла собой гиганта с большими мышцами, но малыми мозгами, и руководство СДА, боясь прямого конфликта с ней, умело лавировала, подписывая множество договоров о мире, но при этом не только не соблюдала их, но и приказывала силам ПЛ прямо их нарушать. На политическом верху Югославии блокировались всякие попытки введения военного положения, в том числе голосом представителя Боснии и Герцеговины Богича Богичевича (серба по национальности). Руководство Сербии и Черногории не пыталось всерьез его вводить, оказалось легче вывести танки на улицы в Белграде в марте 1991 года (массовые антиправительственные демонстрации), чем в Сараево в марте 1992 года, когда с СДА можно было покончить за несколько дней с минимальными жертвами. Алия Изетбегович к тому времени перестал особо лавировать, заявив 26 января 1992 года:
«Жертвую мир ради суверенной Боснии и Герцеговины». Этот суверенитет для мусульман, был как символом сопротивления, так и настоящим центром их борьбы за «независимую» Боснию и Герцеговину. Мусульманский военно-политический верх совершенно правильно главное внимание уделил Сараево и в отличие от руководства Республики Сербской провозглашенной 7 апреля, Баня-Лука стала столицей всей Боснии и Герцеговины. Сербские же вожди переместили ее на два десятка километров дальше, перебравшись в небольшой поселок Пале, лишь формально входивший в Сараево. Силы ПЛ в Сараево достигали двухтрех десятков тысяч бойцов и уже тогда в их рядах встречались порою единоверцы из исламских стран — моджахеды — как специально прибывшие, так и перешедшие в этот разряд из числа студентов.
Провозглашение независимости подготавливалось СДА давно и уже то, что умеренный Фикрет Абдич был вынужден уступить руководство явному исламскому фундаменталисту Изетбеговичу должно было заставить армию принять меры защиты, тем более что и в СДС к власти пришел Караджич, столь же явно себя
153
называвшим сторонником силового решения «мусульманского» вопроса, не раз угрожавший силою не только Изетбеговичу, но и всем мусульманам. СРС, очевидно, по указанию из Белграда, свои голоса отдала СДСу. Изетбегович при принятии на Скупштине Боснии и Герцеговины меморандума о независимости заявил в ответ на уход сербских депутатов, что эта независимость достигается без согласия СДС. На организованном 29 Февраля 1992 года референдуме о независимости, который сербы бойкотировали, большинство голосов было подано за независимость. Международные переговоры в Лиссабоне 21 и 22 февраля 1992 года и 30 марта 1992 года в Брюсселе были обычной фикцией Европейского сообщества, готовившегося к одностороннему признанию Боснии и Герцеговины. Так же, как было очевидно то, что Изетбегович не желает мира, так еще более очевидно было это в отношении местных хорватов, чей вождь Матэ Бо- бан. Хотя он и ездил по всем общинам с переговорами, но в то же время прямо приказывал собственным вооруженным силам ХВО вести боевые действия против сербов и ЮНА совместно с хорватской армией и полицией. В начале 1992 года хорватские войска стали массово входить на территорию Боснии и Герцеговины с той территории Хорватии, где тогда размешались миротворческие войска ООН — UNPROFOR. Уже к концу апреля в Боснии и Герцеговине было не менее шести хорватских бригад, ведших совместно с силами ПЛ и местным ХВО и с ХОСом и если общее число местных сил ХВО и ХОС достигало 35 000, то число хорватских вооруженных сил достигало 15 000. С самого начало показалось что война в Боснии и Герцеговине будет более кровавой, нежели в Хорватии и число погибших уже в мае перевалило две тысячи человек.
При взятии 4 апреля Купреса силами ХВО и ХОС (а за несколько дней после этого было перебито свыше сотни сербов) сербской стороне пришлось привлекать не только местные силы, в том числе части Банялучского корпуса, но и войска Республики Сербской Краины. Запад, а с ним и все «международное
154
сообщество» на все это закрыло глаза, и более того 6 апреля Европейское сообщество, а 7 апреля — США, признали Боснию и Герцеговину, а тем самым разожгли пожар войны, и счет беженцев тогда перешел на тысячи.
Запад, а с ним и все «международное сообщество» на это закрыло глаза, но более того 6 апреля Европейское сообщество, а 7 апреля — США, признали Боснию и Герцеговину, а тем самым разожгли пожар войны, а счет беженцев тогда перешел на тысячи. Местным сербам деваться было уже некуда. Сначала 21 декабря 1991 года в Баня-Луке они провозгласили Сербскую Республику Боснии и Герцеговины, а затем был организован референдум, на котором сербы выступили за создание Югославии, но никто ни на Западе, ни в Белграде всерьез это не принял. Мне думается, что только что провозглашенной республике надо было тогда начать создание собственных вооруженных сил, ставших бы более весомым аргументом в отличие от бумажных деклараций ООН о праве народов на самоопределение. Опять-таки могут быть возражения, что все, якобы, было решено заранее, но такие решения возможны лишь, когда те, за счет которых доносятся эти решения, не выходят из созданного для них русла поведения, а создание собственных вооруженных сил Республики Сербской дало бы ей куда больше силы и независимости.
Глава 11
Начало боевых действий в Боснии и Герцеговине. Политическая линия мусульманского руководства.
Положение ЮНА и крах ее стратегии
В югославской войне поразительной вещью была оборонительная стратегия ЮНА в Боснии и Герцеговине, где она имела семь своих корпусов, четыре военных аэродрома (Бихач, Тузла, Мостар, Баня-Лука) и до 50% всего военного производства. Конечно, в первую очередь это заслуга политического руководства Югославии и главного командования ЮНА, раздувавшие громкие заявления о «исключительно политическом решении конфликта», «трезвой и ответственном поведении», «о деликатной роли ЮНА», «о вредности непродуманных поступков, несущих пагубные последствия». И пока с высоких постов лился весь этот бюрократический маразм, Босния и Герцеговина погружались в еще больший хаос, нежели Хорватия 1990— 1991 годов. Практически до мая 1992 года, то есть до начала вывода ЮНА из Боснии и Герцеговины, правительство Югославии запрещало армии активные боевые действия больших масштабов против ПЛ, хотя последняя прямо нападала на ее казармы. Впрочем, и командование созданной в 1991—1992 годах в Боснии и Герцеговине и Хорватии Второй военной области, не особо настаивало на таких действиях. Ее командующий Милутин Куканяц и его начальник штаба Доб- рашин Прашчевич, (бывший начальника штаба Пятой военной.области в ходе боевых действий в Словении и Хорватии) были склонны к следованию пагубной политике югославского верха. Следует заметить, что их поведение было типично в армиях подобного типа, когда главное — было обойти бюрократические преграды, а глубинная суть оставалась заброшенной. В то же время СДА было мало дело до этих преград и поставленный лично Куканьцем на место портпаро- ла. Второй военной области полковник Вехбия Карич (мусульманин), действовал в интересах не своего командира, а вождей СДА, за что потом и получил вы-
156
сокий чин и должность в мусульманской армии Боснии и Герцеговины. ЮНА тогда представляла собой гиганта с большими мышцами, но малыми мозгами. Руководство СДА, боясь прямого конфликта с ней, умело лавировала, подписывая множество договоров о мире, но при этом не только не соблюдала их, но и приказывала силам ПЛ прямо их нарушать. На политическом верху Югославии блокировались всякие попытки введения военного положения, в том числе голосом Боснии и Герцеговины Богича Богичевича (серба по национальности), а вместе с тем тогдашние руководства Сербии и Черногории и не пытались всерьез его вводить. Оказалось, что легче было танки вывести на улицы в Белграде в марте 1991 года (против массовых антиправительственных демонстраций), нежели в Сараево в марте 1992 года, когда с США можно было покончить за несколько дней с минимальными жертвами. Алия Изетбегович к тому времени перестал особо лавировать, заявив 26 января 1992 года: «Жертвую мир ради суверенной Боснии и Герцеговины». Этот суверенитет, подготавливая Сараево для мусульман, и как символ сопротивления, а и как настоящий центр их борьбы за «независимую» Боснию и Герцеговину. Мусульманский военно-политический верх совершенно правильно главное внимание уделил Сараево. Он, в отличие от руководства Республики Сербской, провозглашенной 7 апреля в Баня-Луке,свою столицу оставил в столице всей Боснии и Герцеговины, а не переместил ее на два десятка километров дальше, как это сделали сербские вожди, перебравшись в поселок Пале, лишь формально входивший в Сараево. Силы ПЛ в Сараево достигали двух-трех десятков тысяч бойцов. Но дело не в числе- ности,а в той решимости, которую неожиданно показали силы ПЛ и, тем самым, большинство мусульман в городе, недавно бывшем символом единства Югославии, в котором все национальные противоречия были, якобы, подавлены силой идеи единства югославского народа. На деле оказалось, что эта идея лишь отчасти, могла существовать в политике, и с распадом государства мусульмане выступили куда органи¬
157
зованнее, чем смогли, как-то восполнив слабость в вооружении.
Ведь в сущности Сараево не было особо сложным для штурма, ибо имело всего четырехсоттысячное население, где сербы составляли 38% от общего населения и были большинством в сараевских общинах Вогоща, Илияш, Илиджа, Пале, Ново-Сараево, в которых сербская власть была установлена практически сразу, за исключением некоторых улиц или поселков с населением преимущественно мусульманским (поселок Храсница в общине Илиджа) или смешанным, как, например, Гырбовица (городские кварталы Ново-Сараево).Исторически главным центром мусульман был центр Сараево Баш-Чаршия и кварталы, и поселки вокруг него. Однако с 60-ых годов началась массовая городская застройка сараевской котловины вдоль реки Миляцка от района Марьин Двор до подножья горного массива Игман. Вот здесь-то, на землях, откупленных государством у, преимущественно сербских крестьян, и начались строиться новые дома, как многоэтажные государственные, так и однодвухэтажные частной застройки. Большую роль в этом сыграло то, что тогдашняя местная социалистическая власть поощряла заселение сюда мусульман из остальной Боснии и Герцеговины, да и из всей Югославии. В особенности это касалось «санджакли», заполонивших селения Буча-поток, Буляков поток,Соколович- колония, Храсно-брдо.Характерно, что общее число «санджакли» в Боснии и Герцеговине (200—250 тысяч) могло сравниться с их числом в самом Санджаке. Старые «сарайлии» — мусульмане, сербы и хорваты с раздражением смотрели на агрессивных «санджакли», а последние, с началом вооруженных столкновений в Сараево буквально выскочили политически на поверхность, став главными защитниками Боснии и Герцеговины, в том числе и от местных сербских уроженцев. Ждать долго не пришлось, ибо на обеих сторонах уже имелись вооруженные отряды боевиков и нужен был лишь повод к началу войны. Не хотелось бы во всем оправдывать сербов, ибо дикостей было сделано много со всех сторон, но все же именно с
158
мусульманской стороны, произошла первая подобная провокация. Первого марта 1992 года трое мусульманских боевиков перед сербской православной соборной церковью на Башчаршии убили серба Николу Гардовича, а священника Раденко Маровича ранили, а сербское знамя, традиционное на сербских свадьбах, сожгли. Руководителем этой тройки был Рамиз Делалич, сараевский известный бандит, о котором открыто говорилось, как о человеке Здравко Мустача довоенного шефа союзной ДБ, отбывшего потом в Хорватию. Очевидно, что «кровавая свадьба» произошла не случайно и СДА явно ожидала шага сербских вождей по блокированию баррикадами въездов и выездов в Сараево, что и произошло на следующий день. Все это сопровождалось участившимися словесными, физическими и вооруженными столкновениями между людьми. Лишь слепец не мог заметить, что готовиться война. Следовательно, штаб Второй военной области надо срочно перемещать из старого города в преимущественно сербскую Луковицу в казарму «Слободан Принцип — «Селя», где находился штаб Сараевского корпуса, но об этом командование ЮНА словно и не задумывалось. Наконец, после естественного распада, а точнее раскола в нем, МВД силы ПЛ и верной Изетбеговичу милиции напали на СУП Ново- Сараево и убили милиционера Перу Петровича, серба по- национальности. Это положило начало боям за школу милиции в сараевском районе Враца, в которых сербы одержали верх, взяв при этом немало пленных. В Сараево сразу же начались бои между силами ПЛ и сербскими отрядами, а по всему городу шли аресты неблагонадежных. Был даже арестован первый председатель СДС Боснии и Герцеговины Владимир Сребров, но не мусульманами, а сербами из-за его перехода на сторону неприятеля (по Формулировке сербской власти), а на деле потому, что он выступил против войны, хотя при этом принял участие на митингах СДА.
Еще до объявления мобилизации мусульманские силы начали аресты членов СДС, а в начале апреля в отеле «Холидей — Инн « едва было взято в плен все
159
сербское руководство боевиками ПЛ под командованием известного довоенного сараевского мафиози (Сараево было одним из главных центров криминала в Югославии) «Юки» (Юсуфа Празины). До войны тот держал под контролем немалую часть сараевских таксистов и имел собственное детективное агентство, а одновременно и поддержку во власти, был весьма популярен в среде местной молодежи, главным образом мусульманской, хотя среди его сторонников было немало хорватов и сербов. «Юка» тогда проявил немалые способности. Его сипы насчитывали пару тысяч бойцов и сыграли важную, если не ключевую роль в боевых действиях с мусульманской стороны. Благодаря «Юке» были захвачены олимпийские микрорайоны «Добрыня-2»,«Добрыня-3»,«Добрыня-5» соседние сараевскому аэродрому. Хотя последний до лета 1992 держали сербы, согласие Милошевича и подвластного ему местного сербского руководства на передачу аэродрома «миротворческим» войскам дали возможность мусульманам выкопать два туннеля под ним. Тем самым мусульманское командование смогло перебрасывать войска с горного массива Игман и обратно, обеспечив снабжение Сараево оружием и боеприпасами. Заслуга «Юки» в этом беспорна,тем более что здесь его силами были захвачены немалые запасы оружия. Большую роль сыграл «Юка» и в боях за Игман довольно бездарно потерянного сербами гораздо слабейшему противнику. «Юка» даже решил самостоятельно «деблокировать Сараево, и подготовка этой операции была сорвана благодаря не сербскому, а мусульманскому командованию. Очень важную роль он сыграл окружении в отеле «Холидей-Инн» сербского руководства в апреле 1992 и возможно имей он больше и лучше обученное людей, да и пошире полномочия, то сербским руководителям, иные из которых уже в мыслях а и на словах приготовились к плену, пришлось бы поближе ознакомиться с тем, каково быть сербом в неприятельской среде. Последнее хорошо изведали на собственной коже те сербы, что политикой сверху были оставлены в этом Сараево.
160
Гражданская война, как, оказалось, имела совершенно иные требования к людям, и тут помогали не законченные университеты и партийные школы и даже не столько военные школы, сколько умение руководить людьми во время больших потрясений. «Юка» это смог, и стоит лишь поражаться ограниченности тех же генералов ЮНА, видевших не только в нем, но и в самом Изетбеговиче лишь уголовников и фанатиков, по их мнению, не могших ни противостоять армии, ни завоевать популярность в мусульманском народе. Вероятно тем, кто годами учился военному делу было неприятно признать, что «дилетанты» оказывалась нередко способнее их. Я думаю, что после всего опыта войн не только в Югославии, но и в бывшем СССР видится, что в военных школах очень многому учили не так, как надо, да и не тех, кого надо. Увиделось, что воинские традиции той же Черногории, где войско еще в XIX веке собиралось гонцом православного митрополита, выкрикивавшего по селам: «Кто витязь, кто черногорец, кто за честный крест», в войне, подобной югославской, в которой с развалом государственного аппарата исчезали многие меры принуждения, были куда лучше иных научных методов. Бессмысленное возражение здесь это то, что, якобы, военных такой войне не учили. Война — вещь дикая и кровавая. В ней правил нет. В той же военной науке, что учили в довоенной ЮНА было немало того, что было неверно в корне и козырять знанием неверных теорий — дело неразумное. Да и как всерьез можно ныне Герцеговине утверждать об объективных причинах поражения здесь местных сербов, когда они имели достаточно сил, средств и полномочий, а главное времени, чтобы самостоятельно разгромить противника.
Местные сербы также шли к войне и сначала 21 декабря 1991 года в Баня-Луке они провозгласили Сербскую Республику Боснии и Герцеговины, а затем был организован референдум, на котором сербы выступили за создание Югославии, хотя никто ни на Западе, ни в Белграде всерьез это не принял. Мне думается, что только что провозглашенной республике надо было тогда начать создание собственных воору¬
161
женных сил, ставших бы более весомым аргументом в отличие от бумажных деклараций ООН о праве народов на самоопределение. Опять-таки могут быть возражения, что все, якобы, было решено заранее, но такие решения возможны лишь тогда когда те, за счет которых доносятся эти решения, не выходят из созданного для них русла поведения, а создание собственных вооруженных сил Республики Сербской дало бы куда больше силы и независимости.
ЮНА в таком случае деваться было бы некуда, ибо она в Боснии и Герцеговине была на 90% пополнена сербами, из которых 80% составляли уроженцы Боснии и Герцеговины. Создание собственной военной организации хотя бы числом в несколько десятков тысяч добровольцев обеспечило бы местному сербскому руководству возможность самостоятельного маневра силами и тем самым Сараево бы было сербское. В том же хаосе различных отрядов и движений, в котором были вынуждены руководить «кризные» штабы СДС и командиры ЮНА и различные добровольческие милицейские командиры, тяжело было заставить кого-то уйти от своего села или квартала и, в конечном итоге, общины, и везде картина была одинакова. Пара отрядов из нескольких десятков или сотен местных добровольцев могла идти из боя в бой, а в это же время другие «боевики», тоже вроде бы воюющие, либо занимали позиции около складов магазинов, либо, в лучшем случае, охраняли уже занятые позиции, и то нередко в чисто сербских местах в пассивной обороне. Конечно, по большому счету у противника было не многим лучше, но только вот мусульманское руководство создало свою военную организации и ею понемногу обуздывало балканский анархизм, а сербское руководство словно радовалось подобной «свободе». Стоит задуматься, что было бы, создав сербское руководство такую же структуру, как и у противника. Ответ здесь ясен, потери были бы куда меньше, а побед было бы куда больше.
Возвращаясь в Сараево, стоит заметить что после, взятия сербскими силами зданий центра подготовки МВД в районе Враца, здесь собралась еще пара тысяч
162
сербских бойцов, главным образом, из МВД, многие, из которых хотели быть «специальцами». Однако для того, чтобы спуститься несколько сот метров вниз на Гырбовицу, где в городских кварталах нельзя было часто найти больше сотни сербских бойцов, желающих было куда меньше. Между тем, от Гырбовицы, точнее от ее границы по реке Миляцка до казармы ЮНА «Маршал Тито» была сотня-другая метров. За казармой же, где практически в окружении находилось несколько сот военнослужащих, главным образом из учебного центра сухопутных войск ЮНА, начиналось подножье горы Хум. За Хумом находился поселок Жуч, из-за которого велись бои между неприятелем и сербскими силами из сараевских пригородов Вогоща, Илияш,Илиджа и Райловац,причем в последнем находились казарма и полигон центра подготовки ВВС ЮНА. Эти пригороды охватывали само Сараево уже с противоположной стороны. Так что сербское руководство могло и без прямой помощи ЮНА отрезать противника в старой части Сараево от сараевских новых районов, и тем самым лишить руководство СДА поддержки оттуда агрессивных «санджак- ли», главным образом там и живших, и, в конце концов, заставив его капитулировать или хотя бы отказаться от войны. Что касается ЮНА, то она оказалась не способной разгромить противника, хотя иные низовые командиры требовали это и даже пытались двинуть войска для пересечения Сараево. При этом опять вместо дел генералы занимались ораторством и всерьез считали, что все Сараево можно «умиротворить», если боевые самолеты несколько раз над ним пробьют звуковой барьер и «гражданские «всех национальностей и политических убеждений в страхе побросают оружие. Ныне официальные писатели армии пишут о каких-то объективных причинах тогдашних неудач ЮНА, но все это выглядит очень неубедительно, хотя бы в силу полного военного разгрома этой ЮНА в Сараево и Тузле. Тут же дело касалось не чинов и должностей, а самих жизней ее полководцев, причем последние имели месяцы для подготовки к боям. Так, в начале апреля 1992 года уже сам генштаб
163
ЮНА дал приказ командиру Ужичского корпуса ЮНА генералу Ойданичу на выступление его войск с территории Сербии в Восточную Боснию с главным направление на Вишеград, а затем и на стоящее на полпути до Сараево и Горажде. Это, очевидно, означало войну, так как силы ПЛ тогда захватили Горажде и Вишеград, да и почти вся Восточная Босния была под их контролем. Восточная Босния, в особенности Под- ринье (область вокруг Дрины) традиционно рассматривалась мусульманами собственной вотчиной, и когда Ужичский корпус взял 15 апреля Вишеград при поддержке местных сербов, многие из которых ушли перед этим в села и леса, это, очевидно, означало войну и в Сараево. Логически было тогда для ЮНА взять Горажде, и таким образом соединиться с сербскими силами, в районе Пале. До самого Пале от Горажде было где-то 40—60 километров, но при этом до села Реновица, в которой находилась казарма ЮНА, было не больше двух десятков километров. Реновица была мусульманским селом, заселенным переселенцами из Санджака, Косово и Подринья, но в нескольких километрах от него в селе Прача находились сербские силы с центром в Пале. Таким образом, Ужичский корпус, преодолев неприятельское сопротивление под Вишеградом, должен был идти на Реновицу и его силам вполне можно было, блокировав Горажде, двинуться в обход вдоль Дрины прямой автодорогой от вишеградского села Усти-Прача на Реновицу и тем самым соединиться с сербскими силами всей CAO Романии (Пале, Соколац, Власеница). Мусульмане тогда были отнюдь не всесильны и испытывали большой страх, так что в Пале, где мусульман было 25%, последние сразу же сдали свое оружие, правда, бывшее, в основном, охотничьим и были вывезены в Сараево. Позднее, 22 мая местному сербскому отряду в 60 человек удалось за день взять Реновицу, потеряв лишь двоих убитыми. Сербские «Праги» подавили тогда сопротивление неприятеля, не слишком хорошо организованного, расстреливая все на своем пути. Так что, учитывая, что Ужичский корпус тогда практически вошел в Горажде, не было никаких препятствий
164
для его соединения с сербскими силами в Романии. После этого он мог из Пале нанести удар по старой части Сараево с горного хребта Требевича, нависавшего над городом, при одновременном пересечении Сараево на две части в районе казармы «Маршал Тито». Сербы тогда бы воевали достаточно приемлемо, ибо добровольцев было еще много и их отряды хоть и не любили службу на позициях, в атаку бы пошли, а для ЮНА, располагавшей полным техническим превосходством, большего и не надо было, тем более что смысла штурмовать сам город не было. Достаточно было выбить противника с его позиций на окраинах города и в нескольких местах вклиниться в его оборону, дабы он пошел на переговоры. Ведь тогда национальная, война еще по существу не началась, и многие люди практически до начала апреля спокойно шли на рабочие места. Сараево было тогда мирным городом, полным гражданского населения, а силы ПЛ не располагали даже ни достаточным количеством стрелкового оружия, ни боеприпасами к нему. После осады, через несколько дней или недель у них просто не осталось бы боеприпасов. Можно кому угодно и что угодно говорить о чьих-то «генетически» врожденных способностях к войне или о «непобедимости» «борцов за свободу», однако, если эти «бойцы» не будут иметь боеприпасов, то никакие генетические способности не защитят их от пуль.
В Сараево тогда производство боеприпасов еще не было организовано, а ближайшая фабрика по их производству находилась в Конице, то есть в полусотне километров от Сараево. Поэтому ЮНА могла нанести противнику решающее поражение, и раз командир Ужичского корпуса мог дать приказ войскам на взятие Вишеграда, то и командующий Второй военной областью генерал Куканяц мог дать приказ на взятие Сараево, пусть и ценой своей карьеры, и так, впрочем, после Сараево законченной. В конце концов, надо было рискнуть жизнью и генералам, раз бойцы на фронте постоянно ей рисковали.
Командование Второй военной области имело достаточно сил, но главное средств для разгрома против¬
165
ника, даже в тех казармах ЮНА, которые остались в сербских районах вокруг Сараево (Лукавица, Хан- Пиесак, Райловац). Другое дело, почему оно не пошло на объединение с местными сербскими добровольцами, хотя те в том же Райловаце сами защищали казарму ЮНА. То, что командование ЮНА не хотело провоцировать, якобы, «законную» власть Боснии и Герцеговины смешно звучит, ибо эта законная власть 4 апреля провозгласила общую мобилизацию ТО, милиции и гражданской обороны, что означало подчинение всех их сил и средств Патриоткой лиге. В марте 1992 года на Вратнике (район старого Сараево) в соответствии с приказом ее «кризного» штаба силы ПЛ захватили колонну грузовиков ЮНА с оружием, и все это происходило в двух-трех километрах от штаба Второй военной области.
К тому же, эту законную власть оставило абсолютное большинство сербских представителей, за исключением меньшинства «лояльных» сербов, вроде, уже упоминавшегося, Богича Богичевича, или члена правительства Боснии и Герцеговины Мирко Пеянови- ча, или старого «титового» партизана и председателя СУБНОРа Боснии и Герцеговины Белобырка и других подобных представителей, которых сами сербы называли «алиины сербы».
Конечно, в мусульманском Сараево осталось пара десятков тысяч сербов, но их положение было весьма проблематично, и если они не могли выбраться отсюда вовремя путем обмена за мусульман или за деньги, бежав на сербскую сторону подземными или наземными путями, наконец, выбравшись заграницу за большие деньги, то немало из них попало сразу же в тюрьмы или в «радни» взвода (рабочие команды) и было вынуждено копать траншеи на передовой. Немалое их число оказалось в мусульмано-хорватских рядах с оружием в руках.
Не было препятствием командованию Второй военной области ЮНА, начать решительное наступление на Сараево, ибо уже вовсю шли бои и в западной части Боснии и Герцеговины, где против объединенных хорватско-мусульманских сил, воевали части ЮНА
166
подчинявшиеся Второй военной области. Абсурдом было этому командованию «миротворничать» в Сараево с неприятелем, когда последний нападал на войска ЮНА под Босанским Бродом, Дервентой, Мод- ричей, Пырнявором. К тому же и сама власть, по крайней мере, в Сербии, решилась на войну. Лишь с ее одобрения и при ее прямой поддержке уже упоминавшиеся добровольческие отряды из Сербии-четники радикальной партии Шешеля, «Бели орлови» СНО Мирко Йовича, СДГ Желько Ражнатовича-«Аркана» вместе с отрядами «красных беретов» ДБ Сербии, устанавливали в начале апреля сербскую власть в Беля- не, Зворнике,Бырчко и Шамце еще до объявления суверенитета Боснии и Герцеговины. В Шамац эти отряды при этом были высажены вертолетами ЮНА уже в апреле, а в апреле же они при поддержке местных сил (ТО, милиции и отрядов местных добровольцев командиров«Пеши»(из Бырчко) и «Маузера» (из Бе- ляны) Майор Савич «Маузер» первоначально был заместителем командира отряда «Пантеры» Пантели- ча, и после смерти последнего сам стал командиром «Пантер».) частью перебили, а частью выгнали мусульман из Беляны и Бырчко, причем Беляна была занята без боя уже 1 апреля 1992 года. Правда стоит заметить низкий уровень организации и взаимодействия в сербских силах. Ключевые точки упускались вследствие пассивности командования. Сербы вели главным образом «зачистки» и так не способных к сопротивлению мест. Помимо Беляны,Бырчко,Вишегра- да,Фочи,Зворника в восточной части Боснии и Герцеговины, шли зачистки (чишченья) и в Босанской Крайне,в первую очередь в Предоре, Санском Мосте и Котор Вароше. Так в общине Предор от 50 тысяч мусульман к 1993 году осталось 6 тысяч. И хотя большинство оказалось в мусульманской части «Б» и «Г» или за границей, все же около тысячи пропали без вести (т.е. были убиты).При установлении сербской власти в Предоре, местные хорваты и мусульмане сопротивления почти не оказали. Подвели их собственные, в основном мусульманские, вожди, не желавшие, вопреки наличию запасов оружия, устраивать
167
войну с сербами. Этим вожди себя спасли. Но вот их обычные сонародники были сотнями отправлены в лагеря сербских войск — Тырнополье, Кератерн, Омар- ско, откуда — также сотнями, их отправляли под землю. Предорская община по размерам таких «отправок» занимала одно из первых мест во всей PC. И не удивительно, что международный трибунал в Гааге уделил «предорскому делу» большое внимание и именно отсюда начал «раскручивать» сербские верхи. Вейлу этого непонятно на что надеялись в своей миротворческой деятельности генералы ЮНА,служившие подобной политике Белграда.
Глава 12
Поражение ЮНА в Сараево.
Действия мусульманских боевых отрядов.
Уход ЮНА из Боснии и Герцеговины
Командование Второй военной области, имея зоной ответственности Хорватию и Боснии и Герцеговину, несмотря на все имевшиеся возможности в апреле 1992 года, осталось пассивным. Оно не было в состоянии побеспокоиться и о собственной безопасности. Бессмысленно было оправдывать майский разгром его штабной колонны в Сараево подлостью неприятеля и изменой в Белграде и в Пале. Само командование ЮНА не хотело сражаться в Сараево, а что касается неприятеля, то тяжело требовать от него соблюдения перемирия здесь, когда в это же время боевые действия шли по всей Боснии и Герцеговине.
Командование 2 ВО целый месяц провело в бездействии, не обеспечив безопасность ни собственного штаба, находившегося на площади «6 апреля», ни дома ЮНА, ни военной больницы, ни казармы «Маршал Тито», находившихся в Сараево. Вокруг последней было относительно немного высотных зданий, и то в самом узком месте неприятельской обороны, ибо через Миляцку от этого комплекса начиналась Гыр- бовица находившаяся вне контроля мусульманских сил. Над казармой на небольшом расстоянии, как я уже упоминал, находился сербский поселок Пофаличи, а дальше за высотами Хум и Жуч, и за поселками Ко- билья Глава и Жуч в 4—6 километрах лежала Вогоща, один из центров вооруженных сил сараевских сербов. Путь до Вогощи лежал не через городские кварталы, а по лесистым горам, совершенно не подготовленными противником к обороне, да почти им тогда и не контролируемым. Правда, силы Сараевского корпуса ЮНА, чье командование находилась в Луковице, где имелись две большие казармы «Гаврил Принцип-Се- льо» и «Славиша Вайнер-Чича», впоследствии обеспечили своими танками и артиллерией наступление местных сербских сил на Гырбовицу, где те заняли
169
позиции вдоль Миляцки. Несколько раз эти силы, состоящие из отрядов местных добровольцев и сербской милиции (под командованием Станишича и Ка- ришика) и местных «территориальцев», несколько раз пытались расширить свои позиции, переходя даже Миляцку, либо делая вылазки на соседние районы Храсно или Скендерию. Однако их успехи не могли быть закреплены из-за отсутствия единого командования, достаточного количества боевой техники и дисциплины в войсках. Их силы не могли получить и достаточно резервов, хотя, конечно, помощь из Пале и Соколаца весной все-таки подходила, в общем же, во всем этом бардаке явно не хватало военной организации, которой столь хвалились генералы в ЮНА. Было здесь, конечно, и предательство, ибо не логично то, что, выйдя на Миляцку во время взятия Гыр- бовицы, танково-механизированная группа (батальонного состава) ЮНА и местные добровольцы получили приказ остановиться в паре сотен метров от казармы «Маршал Тито». Но, впрочем, в этом было и много элементарной глупости и самонадеянности. Явное свидетельство всему этому события 2 и 3 мая в Сараево. Тогда силы ЮНА все-таки двинулись на неприятеля, но довольно странным методом в колоннах всего с двух-трех направлений и явно ограниченными силами — отрядами величиной в усиленные механизированные роты-батальоны. Одна колонна, шедшая со стороны селения Наджаричи, была сразу остановлена противником огнем тромблонов и гранатометов. Главный же удар был нанесен со стороны Вра- ца по нескольким направлениям, но нигде успеха не имел. Было здесь, конечно, и предательство, ибо не логично то, что, выйдя на Миляцку во время взятия Гырбовицы, танково-механизированная группа (батальонного состава) ЮНА и местные добровольцы получили приказ остановиться в паре сотен метров от казармы «Маршал Тито». Трудно сказать, какие воистину цели преследовало командование ЮНА, но очевидно, что общий штурм города оно не планировало, а, скорее всего, пыталось спасти свои подразделения,
170
что обороняли Дом ЮНА, штаб Второй военной области, военную больницу, находившиеся в наиболее тяжелом положении. За несколько недель до этого неприятельское нападение на штаб 2 ВО было успешно отбито и, видимо, командование поначалу посчитало, что и в этот раз все пройдет благополучно, но на этот раз противник смог сразу взять в плен десяток военнослужащих в Доме ЮНА, а «специальцы» (парашютисты) майора Марко Лабудовича, оборонявшие военную больницу и посланные из нее почти в самый центр Сараево, попали в засаду у кинотеатра «Партизан». Тут их погибло больше десятка вместе с майором Лабудовичем. Другая колонна в несколько танков и бронетранспортеров, с которыми шли и четыре грузовых «пинца» с пехотой, двинулись от Вра- ца через Гырбовицу и Скендерию к штабу 2 ВО на площади «6 апреля». Она была остановлена в районе Скендерии и моста Вырбани, потеряв поврежденными несколько машин, причем три БТР было полностью сожжено отрядом специальной милиции МВД Драгана Викича (где то половину этого регулярного подразделения МВД составляли сербы и хорваты) у Дома синдиката, том числе с помощью трамвайных линий электропередачи. Очевидно, что столь малые силы, при том не спешиваемые, шли наобум. Даже если их целью не было взятие городской скупштины, как заявлял потом один из неприятельских командиров полковник Йован Дивяк (серб по национальности, перешедший из ТО на сторону неприятеля, за что потом получил чин генерала армии Боснии и Герцеговины) все равно посылать их таким образом для генерала Милутина Куканьца и для командира Сараевского корпуса генерала Джурджевца, было явно неграмотно.
Скендерия, как и весь путь через центр города, находилась в руках неприятеля и местные сербы отсюда либо бежали, либо скрывались по своим квартирам в страхе, в отличие от своих куда более многочисленных соседей мусульман. Здесь давно уже хозяйничали местные мусульманские вожди боевиков —
171
Юсуф Празина-«Юка» и Мушан Топалович-«Цацо», чьи отряды многократно превосходили число столь малочисленных сил ЮНА, даже с учетом еще трех сотен солдат и офицеров в самом штабе. К тому же, взаимодействия с местными сербскими силами практически не было и вместо обещанных четырех-пяти сотен местных сербских бойцов, отряд ЮНА, получил практически нулевую поддержку. Это и неудивительно, ибо на самой первой линии обороны местных сербов было очень мало, и они толком не знали что происходит. Спасло штаб 2 ВО то, что в 18-00 2 мая на сараевский аэродром спустился самолет с делегацией СДА во главе с Алией Изетбеговичем, который утром этого же дня в Лиссабоне подписал план тройного деления Боснии и Герцеговины. Прямо на аэродроме всю делегацию арестовали парашютисты ЮНА и отвезли в штаб Сараевского корпуса. Это был шанс обезглавить противника и, разделив его, разгромить самых непримиримых, и тем самым добиться мира. Уже тогда многие в руководстве мусульман, в том числе тогдашний министр МВД Алия Делимустафич выступили против Изетбеговича. К тому времени было ясно, что игра в миротворцев для ЮНА в Сараево больше не имела смысла и надо было выбирать между победой и поражением. Милутин Куканяц сразу же потребовал прекращения нападений противника, что было тем через полчаса исполнено. Сразу же с согласия тогдашнего югославского министра обороны генерала Аджича тогдашний командующий ЮНА генерал Па- нич обратился за помощью к тогдашнему командующему миротворческими войсками ООН канадскому генералу Макензи. Мусульманская пропаганда упорно нападала на генерала Макензи, найдя даже его связи с сербской эмиграцией, но, тем не менее, этот генерал не был просербски настроенным, просто он не желал быть настроенным промуслимански. И типичный тому пример — его поведение в случае взрыва на улице Васе Мискина в Сараево, когда он прямо обвинил мусульманскую власть в организации этой провокации. Однако Панич требовал тогда от Макензи не
172
капитуляции противника, а спасения собственного штаба, хотя три сотни человек там вполне могли продержаться до подхода главных сил ЮНА и местных сербов, тем более. Сам штаб находился практически в подножии горного массива Требевич, на котором, на расстоянии, может, тысячи метров по воздушной линии, находились позиции сербских сил САИ Рома- нии и оттуда уже те же парашютисты ЮНА вполне могли пробиться до штаба 2 ВО. Был, конечно, тут риск, но ведь началась настоящая война, к которой и готовили генералов ЮНА, в том числе Куканьца, завершившего, по его же словам, все военные школы ЮНА. Известно из всей военной истории, что лучше сразу победить противника, пусть ценой чьих-то жизней, чем растягивать войну во времени и пространстве, увеличивая число жертв и возможность поражения. Дело здесь в самой системе ЮНА, обеспечившей в Сараево в мае 1992 года повторение опыта Вараж- дина сентября 1991 года, пусть не в числе захваченного вооружения, но в самом развитии событий, В Сараево же ситуация была лучше для ЮНА, чем в Ва- раждине. Здесь штаб и главные силы Сараевского корпуса ЮНА находились в сербской Луковице, а было здесь достаточное число местных сербских добровольцев. На деле все произошло по уже известному по Хорватии сценарию, и в 16-00 3 мая генерал Макензи после того, как ЮНА выпустила три десятка пленных «зеленых беретов», привел колонну машин к штабу 2 ВО, ибо часть штабных машин была уничтожена или повреждена в ходе неприятельских нападений. Сам генерал ЮНА, Милутин Куканяц, выехал из своего штаба в машине «голубых касок» вместе с уже находившимся там по договору с Макензи Алией Изетбе- говичем, его дочерью Сабиной и его же замом министра внутренних дел Юсуфом Пущиной, а так же с двумя наблюдателями — югославским журналистом Неделько Деретичем (из ТАНЮГ) и одним «миротворцем». При этом вся колонна ЮНА следовала уже за машиной с Куканьцем. Когда тот перешел в машину генерала Макензи, Изетбегович со своим окруже¬
173
нием отсоединялись от колонны и отправилась в здание председнишства Боснии и Герцеговины. Тогда то большая часть колонны попала на Скендерии (на улице Доброволячка) в засаду, хотя ее головные машины смогли благополучно дойти до Гырбовицы в районе моста Вырбаня. На улице Доброволячка колонну уже поджидали неприятельские силы Патриотской лиги под непосредственным командованием Йована Дивя- ка, Юки Празины, Эмина Хатабовича, Эмина Швра- кича при общем командовании Сефера Халиловича и Эюпа Ганича. Колонна, практически сразу же, была разгромлена, и после десятка мертвых и несколько большего числа раненых, еще две сотни человек сдалось в плен вместе со всем оружием и снаряжением. Генерал Куканяц плена, конечно, избежал, но возникает вопрос, почему Куканяц не потребовал, чтобы машина с ним и Изетбеговичем шла не первой, а последней, в хвосте колонны, раз уж Макензи, боясь нападения на Изетбеговича сербских бойцов с Гырбовицы, не соглашался везти туда последнего. Само освобождение пленных затянулось до 13 мая и для многих из них это обернулось избиениями и издевательствами в плену, да и политические переговоры ради их освобождения принесли интересам местных сербов немало ущерба. Это был отнюдь не единичный случай. Еще хуже пришлось военнослужащим ЮНА, многие из которых были 18—19 летние срочнослужащие, в Тузле. Там точно так же штаб Тузланского корпуса выходил колонной и 15 мая на улице Скоевская попал в засаду неприятельских сил, чье политическое руководство это ныне объясняет, якобы, зашитой от агрессии ЮНА на Тузлу. На Скоевской число погибших перевалило за сотню, если не две, а пленным пришлось куда дольше, чем в Сараево провести время в тюрьмах и лагерях. Вероятно, такая же судьба постигла бы и две с половиной сотни военнослужащих (учащихся и преподавателей, а так же остальных военнослужащих) учебного центра сухопутных сил ЮНА в казарме «Маршал Тито», не будь вблизи уже сербской Гырбовицы, через которую они только в июне
174
смогли выйти. Такие же нападения были совершены и на узел связи ЮНА на горном массиве Влашич и на фабрику взрывчатых веществ в Витезе (что, естественно, обеспечило противника большим количеством взрывчатых веществ, в том числе промышленного пластита «Витезит»). Миротворчество командования ЮНА было делом катастрофичным. Однако и югославский политический верх не меньше «возлюбил» миротворчество и, провозглашая 27 апреля 1992 года новую Югославию без всяких территориальных претензий к Боснии и Герцеговине и, конечно, к Хорватии, не обращал внимания на новые случаи нападение на ЮНА, как например под городом Яйце или под городом Ключ (Б и Г), где в колонне ЮНА, выводимой из Хорватия 27 мая, мусульманские боевики Эмира Авдича убили шестерых и ранили 26 военнослужащих ЮНА. Югославское председништво, решением от 4 мая «о выводе в течение 15 дней всех военнослужащих ЮНА с территории Боснии и Герцеговины», окончательно поставило точку на единстве и Югославии и сербского народа.
Решение югославского верха о создание «третьей» Югославии было в полной противоположности с его предыдущей политикой поддержки, пусть и относительной, местных сербов в Хорватии и в Боснии и Герцеговине. Тем самым многие усилия последних по созданию «Великой Сербии» теряли свой смысл, ибо свое благополучие и безопасность, они могли достичь с куда меньшими жертвами в рамках социалистических границ.
Но не только местные сербы оказались оставлены с созданием «третьей» Югославии, сама ЮНА в Хорватии и Боснии и Герцеговине оказалась преданной и возможно именно поэтому и надо было создавать в ходе войны Вторую ВО на территориях Хорватии и Боснии и Герцеговины, дабы легче ее было подставить под удар. Ведь в Боснии и Герцеговине председништво, из которого благодаря политике Белграда вышли сербские члены, формально законно провозглашала «присвоение» всех сил и средств ЮНА, при¬
175
том, что те, кто в ЮНА этого не желал, могли якобы организованно под присмотром МВД, конечно мусульмано-хорватского, и наблюдателей ЕС покинуть Боснию и Герцеговину. Тем самым, югославский верх дал основания для нападений на ЮНА. Неудивительно, что Еюп Ганич один из главных организаторов разгрома колонны ЮНА на улице Доброволячка, в 1996 году, сразу после войны, беспрепятственно посетил Белград, хотя в тамошнем военном суде против него было выдвинуто обвинение за «Доброволячку».
До сих пор не описана трезво и беспристрастно история боевых действий в Сараево весны 1992 года. Это, впрочем, и понятно, ибо пришлось бы тогда связать уход ЮНА из Сараево и последующее, через несколько дней, неприятельское нападение на сараевское селение Пофаличи, где большинство тогда составляли сербы. В этом селении либо сразу в нападении, либо в течение последующих нескольких недель погибло до несколько десятков сербов, в том числе гражданских лиц, а остальные сотнями бежали в сторону Вогощи, не имея существенной помощи ни ЮНА, ни местных сербских сил.
Дело здесь не в чьих-то личностях, что ныне постоянно пытается навязать народу, а в том, что здесь обанкротилась политическая модель государства, а тем самым и его военная сила. Абсурд считать, что с крахом идеологии государство остается неповрежденным и выискивать в государственной политике какие-то абстрактные политические категории. Ведь те лица, что находятся в аппарате государства в той или иной мере служат определенной идеологии, и если эта идеология обанкротилась, то нельзя, даже если очень хочется, носителям власти, без проблем сделать переход к другой идеологии с «высоко поднятой головой». Этот переход-вещь тяжелая, поэтому таким фарсом тогда, а тем более сейчас выглядят национальные программы и вожди, пытающие совместить две совершенно несовместимые вещи — коммунизм и национализм и коль это было абсурдом в теории, то тем более было абсурдом на практике.
176
ЮНА сама по себе была не плохой армией, но ее организация требовала силы воли и чувства долга в самом командовании, а это постигалось лишь на основе сильной и ясной идеи. Возможно, воскресни Тито, и он пусть ценой больших жертв попытался бы сломить неприятельское сопротивление, но Тито это мог делать лишь в интересах «Коминтерна и коммунистической идеологии», а они были уже мертвы. К тому же, в такой войне он должен был сокрушить всякий национальный отпор, что вообще делало войну бессмысленной, да и бойцов для его армии нельзя уже было бы найти.
Каждая война требует особой организации для каждого театра боевых действий. В особенности это касается войны гражданской, которая требует особых методов действий и форм организации для каждого периода войны, и это является следствием не только имеющихся возможностей, но и достигаемых целей. Проще говоря, война является одной из форм политики, подобно дипломатии, и соответственно так же ведома идеологией, как и вся политика, а тем самым вооруженные силы и становятся главными носителями идеологии, стремясь к ее абсолютному воплощению уже самой естественной целью полной победы в войне.
Нелогично генералам, которые как раз и являются очень часто лишь политиками, оправдывать свои неудачи объективными политическими причинами. Действовать надо в тех условиях, какие существуют, и, если к этому военные вожди не приспособлены, значит, они не могут быть такими вождями. Сербское же руководство сознательно шло в войну, и поэтому должно было дать все от себя зависящее, показав самоотверженность и волю при тщательном и ответственном планировании операции, отказываясь от всяких личных желаний и предубеждений ради общей победы. Примеров такой самоотверженности конечно можно было найти, даже среди тогдашних генералов ЮНА, но общая генеральная линия, задаваемая всей ЮНА, а в конечном итоге всему сербскому народу, была нацелена на «миротворчество», а тем самым на поражение.
Глава 13
Идеология и политика в вооруженных силах и во всем государственном аппарате сербской стороны.
Взаимоотношения армии и органов внутренних дел с добровольческим движением
Но главные проблемы в ЮНА лежали в духовной сфере, и отсюда проистекали все остальные недостатки как в командовании войсками, так и в их вооружении. Именно дух определял стиль мышления тех, кто руководил вооруженными силами. К сожалению, он не изменился коренным образом, ибо болезни, характерные для ЮНА, остались в той или иной мере характерными для преобразованной ЮНА в югославской войне, а так же для ВРС (Войско Республики Сербской) и для СВК (Сербское Войско Краины) возникших из ЮНА. Дело тут даже не столько в идеологии, хотя она без сомнения очень важна, но в том общем духовном климате, царившем в армии. Это касалось и личных качеств — морали, нравственности, ума военнослужащих, в первую очередь военачальников. Здесь было все взаимосвязано и военное искусство, и идеология, и политика, и морально-нравственные категории. В то же время тяжело оценить то, насколько все это соответствовало военным нуждам, ибо здесь нужны долгие теоретические доказательства при большой спорности практических примеров. Я не собираюсь здесь касаться философских проблем больше, чем этого требует оценка состояния военного дела. Но именно в такой ограниченности лежит большая конкретность доказуемых положений. Проще говоря, общее состояние духа в ЮНА, кстати, весьма характерное для армии, не только бывших социалистических держав, но и западных государств, можно оценить по тому, как в ней использовался человеческий кадр с началом войны, когда пошел приток лучшей части народа в военные ряды. Отсюда и можно вывести то, насколько соответствовала идеология, военным нуждам, не только в отношении личного состава, но и в отношении самих боевых действий. Заявления же
178
и лозунги здесь значат не много, ибо югославская война показала предостаточно примеров того, как «наиболее красочные» образы национальных вождей и военных героев скрывали за собой прямых предателей, беспринципных интриганов и обычных бездарностей, свои заслуги строивших на трудах и крови куда менее заметных, но куда более способных людей.
Общее состояние духа в войсках в значительной мере задавался государственной властью, и она несет главную ответственность за исход войны, что, конечно, не означает отсутствие такой ответственности у народа.
За все в жизни надо платить, и коль народ пошел на поводу у тех, кто довел его до поражения, это не случайно, ибо подобная «управляемость» обусловлена множеством факторов, тоже отнюдь не случайных.
В югославской войне были задействованы народы, показавшие то, к чему они и были способны в своем современном состояния. Характерным примером такого участия было движение добровольцев, возникшее вследствие потребности власти в людях для Фронта, но затем ставших прямо и непосредственно влиять на положение дел в самом государстве.
Насколько же это государство соответствовало нуждам народа, виделось в самом начале войны, когда между добровольцами с одной стороны и офицерским кадром с другой стороны возникло большое напряжение, хотя и в одном и в другом случаях речь шла в основном о сербах и о, казалось, соратниках по общему делу. Не стоит здесь какую-то сторону очернять или обелять. Дело здесь в стереотипах, а вот они-то в офицерском корпусе ЮНА были формируемы под прямым влиянием старой идеологической модели, и именно она, пусть и изменившаяся под объективными условиями, но закрепленная военной дисциплиной и отсутствием права на самостоятельное мышление, и привела к кризису во всех этих армиях. Но нигде этой борьбе не придавался настолько глубокий идейный характер, как это было на сербской стороне, и то, как в рядах югославской армии и милиции, так и в вооруженных силах новых сербских республик, воз¬
179
никших в 1992 году в Хорватии, и в Боснии и Герцеговине.
Власть обрушивалась на тех же добровольцев, действительно не раз тяжело нарушавших порядок и вязнущих, то в безделье, то в криминале, то в пьянстве. При этом она боролась не столько с подобными явлениями, сколько с самими добровольцами, сознательно акцентируя внимание на худших качествах, а вместе с тем стремясь придать этому идеологический характер, борясь с сербским национализмом. Получалось так, словно именно сербские националисты, а не юго-коммунистические вожди развалили государство и устроили в нем гражданскую войну. Боевая мощь югославских вооруженных сил планомерно и сознательно подрывалась столь бессмысленной борьбой.
Возможно, в дальнейшем все сладилось бы, не продолжи власть в Белграде прежнюю идеологическую политику, от которой она официально в лице СПС (социалистической партии Сербии) и ДПС (демократической партии социалистов Черногории) отказалась, но неофициально стала ее проводить через СК- ПЮ (союз коммунистов — движение за Югославию), позднее преобразованного в ЮЛ (югославская левая). При этом, если лидером СПС был Слободан Милошевич, а ДСП — Момир Булатович, то лидером ЮЛ была Мира Маркович, жена Слободана Милошевича. Ее партия действовала и в Сербии, и в Черногории, и в PC, и в РСК, но, как правило, через официальные государственные органы, пользуясь связями старого аппарата и, помимо подчинения себе частного и государственного капитала ЮЛ, главный сделала на армию и милицию, в особенности в ее верхних звеньях. Что давало партийное влияние в этих звеньях объяснять не надо, тем более что это касалось практически воющей страны, в которой почти вся власть была в руках этих звеньев. Так, Йовица Станишич, бывший шефом ДБ Сербии, всю войну был по существу, второй после Милошевича личностью в Югославии. Не была секретом связь с ним «капитана Драгана», «Аркана», генералов Душана Пекича, Божидара Стева- новича, Драголюба Ойданича, руководителей СДС в
180
РСК и в PC, наконец, министра МВД PC Мимо Ста- нишича. Известна была роль шефа ДБ в создании «красных беретов», его широкая осведомленность обо всем в стране, особенно в Белграде, переполненном милицией со всей бывшей Югославии, а и хорошие связи ДБ Сербии в тех же Словении, Хорватии и мусульманской Боснии и Герцеговине.
Под контролем ДБ, да и всего МВД, находилось большое количество частных и государственных фирм, служивших ей «черными фондами», и все это делало милицию едва ли не всемогущей. Единственной силой, могущей хоть как-то сравниться с милицией, была армия, в первую очередь ее военная безопасность, состоявшая из контрразведки — КОС и военной разведки - ВОС, но и тут до конца была не известна степень влияния ДБ в этих службах. Столь же огромная сила как милиция продолжала находиться под все еще партийным контролем, с тем, что идеологические догмы хоть не исчезли, но на второй план все- таки ушли перед прагматизмом экономики. Военная ситуация на фронте, даже на уровне рот, прямо зависела от всей этой политики, переполнявшей государственный аппарат, точнее, и не покидавшей его.
Абсурд же был в практической двухпартийной власти — СПС и ДПС с одной стороны и ЮЛ с другой, и это, в конце концов, породило серьезные проблемы в отношениях между ними, перераставшие горою в открытые столкновения. Примеров тут предостаточно: и вооруженный захват силами МВД Сербии здания союзного МВД, два бунта в рядах гвардии югославской армии, наконец, многочисленные, но не раскрытые убийства, как на экономических, так и на политических основаниях. Ясно, что стабильности в югославской власти не было, и ее огромные полномочия не обеспечили порядка в государственной политике. Вместе с тем власть не стала прагматической, не смотря на очевидный абсурд ситуации, когда владельцы миллионных счетов в иностранных банках призывали к возвращению коммунизма и всеобщего равенства. Опять властью стал создаваться образ врага» в своем же обществе в лице «сербского национализма»,
181
словно мало было врагов извне. Естественно, что в 1991—1992 годах во всей Югославия поднялась волна патриотизма, а так как военные неприятели сами обозначали своей целью сербов, то не стоит удивляться и росту сербского национализма. На волне этого национализма, но при весьма активной роли власти, возникло несколько организаций. Это, союз «Святой Сава», созданный в 1989 году переросший в СНО (сербское народное обновление) — движение национального толка, из которого вышли практически все ведущие деятели той оппозиции, что в начавшуюся в 1991 году войну вошли с национальных позиций. Это относилось, прежде всего, к СРС (сербская радикальная партия), СПО (сербское движение обновления) и к самой новой СНО, продолжившей свое существование как самостоятельная партия. Именно эти партии и их вожди, соответственно Воислав Шешель, Вук Драшкович и Мирко Йович и были главными политическими организаторами сербского добровольческого движения, через которое прошли тысячи людей. Разумеется, они не были единственными здесь. Добровольцев отправляли и некоторые другие, правда несравненно меньшие политические организации, как например МоПоС (монархистски покрет Србии — монархическое движение Сербии), но сама схема добровольческого движения не благоприятствовала таким малым организациям. Суть всего этого была довольно проста и очевидна. Хорошо известно, что такое «социалистическое государство» и любая политическая инициатива в ней находится под контролем государственного верха. Это тем более относится к добровольческому движению, дававшему оружие людям, испытывавшим в своей общей массе недоверие к социалистической идеологии. Естественно, что государство крепко держало под контролем расход оружия и военного снаряжения, а так же сам проезд в зоны боевых действий. Поэтому оно действовало через те политические организации, в которых не могло возникнуть реальных планов о свержении этой власти. Это, в общем-то, понятно, ибо ни одна власть не будет официально вооружать тех, кто готов пойти против нее. В
182
данном же случае, власть официально позвала добровольцев, и то в лице своей наиболее консервативной институции — ЮНА, чей генштаб в 1991 году призвал «всех патриотов» добровольно вступать в ряды ЮНА. Вскоре казармы ЮНА были заполнены тысячами добровольцев, а уже в Вуковарской операции на самых тяжелых направлениях действовали добровольцы совместно с гвардией ЮНА. Так, в Вуковаре действовал отряд в 500—600 добровольцев под командованием «воевод» из СРС (наиболее известные — Бранислав Вакич (из Ниша) и Милан Ланчужанин (из Вукова- ра)). Его бойцы хоть часто и не имели достаточной подготовки, и все же сумели поставить черное четни- ческое знамя над отелем «Дунав» в центре Вуковара, войдя туда 18 ноября в 18-00 одними из первых, а при этом потеря в несколько десятков своих погибшими и ранеными. В сентябре 1991 года группа добровольцев СРС действовала в Восточной Славонии, под командованием Зорана Дедеровича (погиб в 1992 году на Превлаке от рук двух офицеров военной полиции), в составе ЮНА. Такой же отряд добровольцев СРС Де- семира Стойковича (из Лесковца) был в Западной Славонии, и когда ЮНА отошла из района Псуня и Папука, видимо в соответствии с политическим договором, добровольцы пытались остаться, но общее наступление хорватских сил заставило их уйти, потеряв около полутора десятков человек погибшими и ранеными. Тогда же было сожжено несколько десятков сербских сел, из которых бежали тысячи сербских жителей. В Книнской Крайне, в составе ЮНА действовали и отряды добровольцев СПО под общим командованием Джорже Божовича — «Гишки», сыгравшие весьма большую роль в обороне здешних сербских городов и сел. Все это известные факты, которые говорят о том, что добровольцы были тогда ЮНА нужны и потому ею и использовались. Так, командование Книнского корпуса само вызвало через главное управление СРС добровольцев, чьи командиры Любо Иванович (позднее погиб в Герцеговине 18 июля 1993 г. под селом Борие) получил от начальника штаба Книнского корпуса полковника Саво Ковачевича благодар¬
183
ность. Все это было характерно для всей войны и поэтому говорить о «паравойных формациях», якобы никому не подчинявшихся, бессмысленно, хотя это и присутствовало в официальной пропаганде. Таких формирований нет ни в одной армии, ибо того, кто не подчиняется, того и не вооружают, а тем более не зовут в помощь. Доказательством «бандитизма» добровольцев были нередкие случаи уголовных преступлений, но это было характерно и для ТО, резервистов, профессиональных военнослужащих, срочнослужащих, и не ясно, где и когда многочисленные критики видели иной тип Гражданской войны. Впрочем, со стороны командования ЮНА особо и не скрывалось, что главное, что им мешало в добровольцах — это независимость в создании относительная сплоченность их самостоятельно организованных отрядов, национальная символика, сербский гимн «Боже правды», независимость, а то и анархичность, да и часто открытый бандитизм в поведении. В общем-то, подобные свойства в прошлой истории часто приветствовались полководцами, но ныне иные времена и иные нравы. В то же время подобная схема добровольческого движения была одобрена официальным Белградом, чья ДБ, естественно, имела связи с оппозицией всех направлений с самого ее возникновения, поэтому вышеупомянутые движения и имели разрешение на организацию добровольцев. Это не означает автоматически полной подконтрольности этих движений ДБ, но по крайней мере их действия должны были следовать определенным условиям, поставленным сверху. Так, Воислав Шешель, ставший в 1979 году самым молодым доктором правовых наук Сараевского университета и в 1984 году получивший восемь лет за политическую деятельность (уменьшенные позднее до 4 лет верховным судом Боснии и Герцеговины), а отсидевший год и десять месяцев, был, очевидно, достаточно известен ДБ по своим антикоммунистическим убеждениям. Так как власть в Белграде согласилась, дабы он стал одним из политических руководителей подобного добровольческого движения, то, видимо, это было сделано отнюдь не наобум. К началу войны в
184
1991 году Воислав Шешель имел лишь еще неоформленную до конца СРС, созданную 23 Февраля 1991 года из его СЧП (сербское четническое движение) и НРС (народная радикальная партия) Томислава Николича. Как относилась власть к самому имени «четник» уже упоминалось, а о Шешеле и говорить не приходится из-за его участия в антикоммунистических демонстрациях по Сербии, Боснии и Герцеговине. Македонии, поднятии им сербского вопроса в Румынии, наконец, о провозглашении его «четническим воеводой» 31 января 1990 года со стороны последнего «четни- ческого воеводы» из Второй мировой войны Момчило Джуича, жившего в Америке. Стоит напомнить, что в «Голом отоке», самом известном концлагере ДБ из 40—50-х годов, заключенные делились на три «банды», и первая — «солунцы» (ветераны прорыва Салоникского фронта в Первой мировой войне), «буржуи» и четники были в наихудшем положении. Показательно, что даже союз ветеранов войн 1912—1918 годов был властью тогда провозглашен «Фашистским». Известно и то, что на Западе после Второй Мировой войны было убито больше двух сотен членов четни- ческого движения, как правило, участников Второй мировой войны в Югославии, и хотя ни одно убийство не расследовало, ныне почти уже не скрывается руководящая роль ДБ в этом. Хотя содействие ей западных спецслужб скрывается до сих пор.
Не меньшую роль власть играла и в разрешении СПО собирать добровольцев, ибо вождь СПО Вук Драшкович не только в 1990 году, но и в 1991 году не скрывал свой антикоммунизм. Во время антиправительственных демонстраций десятков тысяч людей в Белграде, закончившихся столкновением с милицией и выведением армии на улицы 9 марта 1991 года, Вук же Драшкович был неофициальным вождем этих демонстраций.
Сам СПО в 1991 году так же, как и СРС, открыто требовало создания «Великой Сербии» и отвод ЮНА лишь с чисто хорватских территорий с тем, что СПО требовало границу Папук — Шибеник, а СРС — Кар- ловац-Карлобаг-Вировитица. В 1991 году после парада
185
ЗНГ в Загребе СПО предложил власти собрать вдвое больше сербских добровольцев и объявил о создании СГ (Сербской гвардии), которая должна выполнять, по словам Драшковича, все боевые задачи ЮНА. СГ действительно собрала пару десятков тысяч добровольцев под все те же национальные и, более того, четни- ческие лозунги, а вставшие в ее главу Джордже Божович — «Гишка» и Бронислав Матич — «Бели» (люди довольно известные местной милиции, с которой они сотрудничали в операциях ДБ за границей, что и сами не скрывали), смогли добиться вооружения — части СГ, оснастив ее во многом и на собственные деньги, после чего Гишка с отрядами СГ и, отправился на войну. В августе же 1991 года неизвестные убийцы убивают Матича, тогдашнего вождя весьма влиятельной мафиозной группировки из Вождовца (район Белграда), а 15 сентября 1991 года на Фронте год Госпичем гибнет и Гишка от неизвестного снайпера в весьма странной ситуации.
После смерти Гишки «Сербская гвардия» довольно быстро раскалывается, и лишь одна ее часть осталась под влиянием СПО и его вождя Вука Драшковича. Во главе этой СГ встал Звонко Осмайлич, оставшийся верным.
Буку до своей смерти, которая оборвалась на Ибр- ском автопути в 1999. году, в организованной ДБ автокатастрофе. Другая же часть ушла от СПО, и ее командиром стал Бранислав Лаинович — «Дуги», сподвижник Гишки и прочих сербских «жестоких момака» (проще говоря «братвы»). Еще по Европе и довоенной Югославии Лаиновича, так же убитого потом неизвестным убийцей в 1999 г., но уже в Новом Саде, Вук обвинял в переходе на сторону Милошевича, а тот его считал чересчур эгоистичным и непостоянным, но, как бы то ни было. СГ тогда распалась и после участия в боевых действиях 1991—1992 годов в Хорватии, а затем и в Боснии и Герцеговине (главные образом в Герцеговине) деятельность СГ фактически прекратилась. Впрочем, это было закономерно, ибо началась тяжелая позиционная война, в которой много времени терялось без особого толка, и все без исключе¬
186
ния добровольческие отряды к такой войне готовы не были. Это же усугублялось тем, что их вожди, в основном, были скорее политиками, чем воинами, и, в сущности, военным делом интересовались скорее любительски, чем профессионально, и в лучшем случае довольствовались услугами профессиональных военных советников, но сами профессионалами на поле военной деятельности становиться не собирались. Конечно, для этого они имели достаточно причин в нехватке времени и т.д., но для коммерческой деятельности, нередко уголовного типа, времени и интереса у них находилось предостаточно. Но, не смотря на большие заслуги этих отрядов в начале войны следует признать, что к современной войне они, как впрочем, и большинство сербских вооруженных сил, подготовлены не были, в лучшем случае могли бы провести против современной армии ограниченные партизанские операции, очевидно подавленные бы довольно быстро, без поддержки извне.
Вместе с тем, эти отряды имели наилучшие исходные позиции для создания настоящей гвардии сербских вооруженных сил, и то, что этого не произошло — вина государственной власти, так и не понявшей или не хотевшая понять, что как отдельную личность воина, так и все войско создается силой идеи, а уже на эту идею накладывается воинский профессионализм, а вовсе не наоборот.
Судьба СГ типична для всех добровольческих движений. Можно привести пример такого движения СНО, бывшего тогда наряду с СПО и СРС, одним из первых пионеров добровольчества в Хорватии, еще в составе ТО местных сербов.
Осенью 1991 года, к СНО присоединяется кинорежиссер Драгослав Бокан, он возглавляет молодежную организацию СНО «Бели Орлови» — «Белые Орлы», которая так же организовывает отряды добровольцев под этим же названием не только в рядах ЮНА, но и в рядах ВРС, участвуя в боях за Сараево. После того как Бокан отделился от Йовича из-за больших разногласий с ним по поводу сотрудничества с ДБ. Он увел
187
с собой «Белых Орлов», тот создал новых «Белых орлов» с майором Олячей во главе.
Добровольческое движение СНО продолжалось немногим дольше, чем СПО и тоже угасло, а своих «Белых Орлов» Бокан сам распустил, увидев, что дело зашла в тупик. Единственно, кто еще посылал добровольцев в ВРС и СВК, была СРС, если не считать СДГ Аркана, бывшей весьма специфической организацией.
В общем-то, СРС не меняла своей официальной антикоммунистическое программы до конца войны и Воислав Шешель и Томислав Николич, да и остальные руководящие работники СРС выступали против власти с обвинениями в предательстве Милошевича, по их словам сломавшегося в 1993 году, подписав мирный план Вэнса-Овеня. Наконец сам Воислав Шешель 17 мая 1993 года, в Соколаце (PC) провозгласил больше полутора десятков своих командиров — «четническими воеводами» в соответствии с полномочиями полученными от Момчило Джуича, четни- ческого воеводы из II мировой жившего в Америке. Впрочем, тот в 1998 году у Шешеля их отобрал вместе с чином воеводы после создания правящей коалиции СПС—ЮЛ—СРС, к которой присоединился вскоре СПО. Лидер Вук Драшкович с 1990 года то находился в союзе с Шешелем и был ему даже крестным кумом, то ругался с ним. Так что вся эта политика была вещью настолько запутанной, что в обществе, в конце концов, возобладало мнение о ней как о борьбе не программ, а личных интересов политиков. Да и сама власть, начав с программы «национального преображения» академиков Михайло Марковича и Добрицы Чосича, столько раз меняла программы вместе с их авторами, что со временем перестала вдаваться в объяснения причин частых смен, как личностей, так и программ.
И вот, вся эта политика буквально заполнила военную область так, что человек, желавший воевать, вдруг оказывался в каком-то водовороте политиков различных направлений, программ, ума и морали, разнообразных тайных агентов, мафиози, известных бизнесменов, многочисленных военных героев в офи-
188
церских мундирах и вольных «гайдуков» с явно уголовными наклонностями. Для обычного добровольца все начиналось с военного одсека (военкомата), куда он обращался, и где после долгой волокиты его отправляли в какую-нибудь казарму. В казарме до него мало кому было дело, и его без всякого учета его желаний и способностей посылали со столь же случайными людьми на фронт в подразделения, пополненные резервистами, где едва ли не большинство людей думали о том, как поскорее вернуться домой. Намучившись, определенное время в среде настолько пестрой, что и описать ее тяжело, особенно, если это касалось заключительного периода действий ЮНА при абсолютно неудовлетворительных организации и командовании, человек, действительно желавший воевать, должен был искать более-менее сплоченные группы из людей, хоть как-то близких ему по целям. Такими-то людьми и располагали вышеупомянутые политические партии, а так же полугосударственные движения. Последние же принимали добровольцев ограниченное количество и без особой охоты, ибо там требовалась полная дисциплинированность, даже в вопросах не связанных с боевыми действиями.
Сербы традиционно были связаны со своим окружением, а доброволец стремился к своим землякам, где нередкий «вождизм» командиров, был более приемлем из-за того, что они были «свои». Такие же отряды легче всего возникали в «оппозиционных» движениях, хотя и СДГ имела похожий характер.
Немаловажную роль в начале войны играли и политические программы, и чем радикальнее и национальные они были, тем выше была популярность этого движения. Это было понятно, ибо и власть ведь была радикальна, грозясь разгромить всех сербских неприятелей, идя против всего Запада. Но нельзя думать, что добровольческое движение было партийным. Партии играли здесь роль весьма ограниченную, подбирая несколько ведущих командиров, более-менее приверженных партии, а заодно и договаривались с государственными органами о вооружении добровольцев и отправке их на фронт. Какова партийная забота —
189
известно, и она длилась, как правило, столько, сколько это было выгодно руководству партии, либо в нечастых случаях, сколько могли это позволить отдельные его представители. Шла, конечно, и определенная, материальная поддержка, но скорее в «гуманитарном», чем в профессиональном масштабе. Да и сами партийные работники в отрядах имели небольшое влияние, и тут авторитет принадлежал боевым командирам. Последним этот авторитет достичь было куда тяжелее, чем офицерам в кадровой армии, и поэтому им требовалось куда больше храбрости и подготовки, что естественно вынуждало партийных лидеров смотреть на этих командиров довольно прагматически, ибо с их успехами рос и их престиж. Подавляющее большинство добровольцев до своей фронтовой карьеры к партийной деятельности либо имели слабое отношение, либо вообще его не имели. В дальнейшем нередки были случаи, когда одни командиры с группами своих бойцов переходили из одной партии в другую. Пример «Бырнэ» (Брне) Бранислав Гаврилович, командир группы сараевских сербских добровольцев с Илид- жы, бывший сначала в СНО, а затем перешедший в СРС и получивший от Шешеля сначала золотую кокарду, а затем 17 мая 1993 года — чин воеводы.
Все добровольческое движение было довольно анархичным, но вина за это лежит как раз на власти, так и не создавшей единой организации.
Поэтому в среде добровольцев были нередки самозванцы и обманщики, что вело к падению общего качества добровольцев, а тем самым и к нивелировке героев в нем.
Что касается идеологии, то это уже другой вопрос, ибо было очевидно, что добровольцы — движение идейное, но не партийное. Дело здесь не в том же СНО, которое, возникнув, по словам того же Бокана, разбило национальное движение, подчинив его «коммунистической» власти. Дело в том, что добровольцы воевали за общесербскую идею — «серпство», что совершенно понятно, ибо невозможно воевать за конкретных людей, в своем большинстве в первую очередь заботившихся о своих личных интересах. Трудно тре¬
190
бовать от людей воевать за абстрактный народ, когда от вида многих конкретных представителей этого народа у действительных участников боевых действий быстро вырабатывалась неприязнь. По большому счету, за народ никто и никогда не воевал, ибо народ — это собрание людей с противоположными, подчас, мировоззрениями, характерами, моралью и происхождением. Даже в XX веке красные армии разных народов воевали не за народ, а за коммунистическую идею, долженствующую осчастливить этот самый народ, а их противниками были, как правило, не малочисленные «буржуи», а обычные крестьяне и рабочие. В «югославской» войне «коммунистическая» идея в вооруженных силах всех сторон была уже мертва и лишь в СУБНОРе, организации ветеранов армии Тито еще как-то вспоминали о коммунистических идеях, да случалось порою, что какой-нибудь генерал ЮНА вспомнит прошлое. В остальном же в войсках всех сторон господствовали национальные идеи, в Югославии имевшие характер трех великих религий, ставших мировоззрениями. Такая идея была в сербских силах, и ее идеал был «Великая Сербия», а не новая Югославия. Это было очевидным фактом. Может и неприятным власти, но она была вынуждена с ним считаться и соответственно приспосабливаться к обстановке. В конце концов, в Хорватии хорватский национализм, несравненно более агрессивного и широкого плана, чем сербский, был развиваем властью, в своем большинстве состоящей из бывших работников госаппарата социалистической Югославии, а вождем этой хорватской власти был бывший партизанский офицер армии Тито и бывший, генерал милиции СФРЮ Франьо Туджман. Сам Туджман. как правило, поддерживал идеи своих старых неприятелей — хорватских усташей, хотя и непоследовательно, что вызывало государственные репрессии против куда более последовательных наследников усташей — партии ХСП (хорватская партия права) и ее военного крыла ХОС (хорватские оборонительные силы), закончившиеся роспуском ХОС и расколом ХСП, чей бывший лидер, Добросав Парага потом добровольно обвинил Тудж-
191
мана перед международным трибуналом в Гааге в военных преступлениях. Разумеется, в хорватском госаппарате были велики противоречия между старыми социалистическими кадрами и новыми, либо выдвинувшимися из народа во время войны, либо прибывшими из эмиграции, в основном усташской. Схожие проблемы были и в мусульманской власти Боснии и Герцеговины, и во власти новообразованной Словении, и в албанском сепаратистском движении.
Я не пытаюсь противопоставлять добровольцев ЮНА. Наоборот, ЮНА, стройся она в соответствии с фронтовыми нуждами, то добровольчество, как принцип, было бы ею поставлено в центр военной организации, которая в свою очередь сделала бы из добровольческой сферы высококачественное войско. Тут надо било лишь внимательно изучить и правильно оценить фронтовой опыт, не затуманивая сознание догмами и звуком фанфар.
Добровольческое движение имело очень много недостатков — дилетантство, политиканство, уголовщину, но в то же время она в себе имело, то здоровое начало, которое не имела ЮНА, то есть большой заряд боевого духа, природной сплоченности и убежденности — все это и надо было использовать. В конце концов, добровольческие отряды были недолговечны, а потом либо целиком, либо по частям, либо по одиночно они вливались в регулярные вооруженные силы. Для добровольцев это был естественный процесс, ибо воевать вне регулярной военной организации долгое время — невозможно, и плохо тут было то, что добровольцы командованием часто воспринимались исходя из уже описанных идеологических догм. Сама целостность, уже собранных групп, не поддерживалась умелым руководством кадрового и учебного процессов, а наоборот, они весьма часто разбивалась. Понятно, что в силу хаотичности добровольческого движения, его состав был весьма разношерстный, особенно в последний период войны, когда среди добровольцев можно было встретить на редкость отпетый сброд. Но в этом бессмысленно винить сам принцип доброволь¬
192
чества, ибо абсурд, сама власть довела до полного абсурда.
В конце концов, военная организация СС в гитлеровской Германии была создана из добровольцев, причем не только немецких, но и иностранных. Добровольческие части СС и части войск СС, вне зависимости от политико-идеологических оценок, были фактической гвардией германских вооруженных сил, что показала практика. Наконец, и сама ЮНА создавалась, в основном, тоже ведь из лиц, добровольно вступавших в ряды партизан Тито.
В югославской войне большую роль сыграл политический раскол в сербском обществе, большинство добровольцев с антипатией смотрело на генералов и офицеров ЮНА, что имело под собой большие основания. Тем не менее, это не помешало ЮНА принимать в свой состав тысячи добровольцев, призванных отдельным приказом генералштаба ЮНА в 1991 году. Участие добровольцев в войне своего пика достигло в 1992 году, когда по всей Республике Сербской, и особенно по Книнской части РСК, действовало десятки отрядов десятков организаций и партий.
Государственный аппарат, без сомнения, принимал участие в том или ином виде в создании и действиях всех этих отрядов, которые действовали часто пусть и самостоятельно, но оружие и боеприпасы получали с военных складов, да и воевали по все-таки единым планам единого командования. Интересный с военной точки зрения пример «Цырвени беретки» (красные береты) — это своеобразная добровольческая организация, но почти весь командный кадр, которой состоял на службе в ДБ (Госбезопасность) Сербии которой она и была создана. Официально югославской властью тогда существование «красных беретов» не признавалось, хотя о них на Фронтах знали хорошо. В основном это были резервные формирования, пополняемые, наиболее способными, по мнению командиров, бойцами. В тот резервный состав и входили много бойцов как обычной полиции (такая же и практика была и в специальной милиции), так и
193
различных добровольческих отрядов. Были, в то же время, и Формирования «красных беретов», комплектуемые уже на постоянной основе. И в конечном итоге при главном управлении ДБ был создан на их основе отряд (ранга усиленного батальона) постоянного состава под командованием сначала Фрэнки Си- матовича, а затем Милорада Улемека — «Легии» (Лу- ковича). В прочем, во время войны это большой роли не играло, ибо все «красные береты» одинаково действовали на Фронте, естественно, как силы специальной милиции либо Югославии, либо PC и РСК. Командование ими было под полным контролем ДБ Сербии и ее шефа Йовицы Станишича, сына черногорских беженцев с Косово и Метохии. Наивысшие офицеры «красных беретов» Фрэнки Симатович (выходец из Дубровника) и Радомир Божович (из Черногории), как впрочем, и большинство остальных офицеров этих сил, состояли на службе в этой ДБ и имели высокие чины. «Красные береты», действуя в Хорватии и Боснии и Герцеговине, пополнялись в своей значительной части тамошними сербами и поэтому их составной частью были учебные центры, главный из которых, был центр в Эрдуте (Книнская Кра- ина). Через их организацию привлекались достаточно подготовленные специалисты с опытом службы в югославской армии и милиции, а нередки были и люди с иностранным опытом, в том числе бывшие легионеры.
Одним из самых известных инструкторов был «капитан Драган» — Драган Васильевич, прибывший в Югославию перед войной на собственной яхте и сразу же вошедший в узкое военное политическое руководство югославской стороны, видимо не без оснований, учитывая его связи с ДБ. Капитан Драган, как указывалось в его биографии, имел опыт службы в вооруженных силах Австралии, Аргентины, Израиля и некоторых других стран. Прибыв в Хорватию, он сразу создал в середине 1991 года отряд в сотню сербских местных добровольцев, отобранных им в Книнской Крайне из тысячи кандидатов и поэтому названных «книнджами». Впрочем, этот отряд просуществовал недолго, расформированный из-за политических раз¬
194
ногласий. Однако капитан Драган продолжил свою деятельность и стал создателем учебных центров «Альфа» (до 15) в составе вооруженных сил РСК. Через них прошло больше десятка тысяч человек, и они стали основой для специальных сил, сыгравших в ней одну из важнейших ролей, ибо крупные войсковые операции в Хорватии до мая 1995 года уже не проводились, война шла глубоко позиционная, но при частых разведывательно-диверсионных операциях обеих сторон. Идея центров «Альфа» была неплоха, ибо через них во все вооруженные силы вносился боевой опыт и знания «специальных сил», в наиболее полной мере дающие умения действовать в боевой обстановке. В силу различных причин, обучение в центрах «Альфа» не было вполне достаточным по объему и времени. Те знания, что в них давались качественно поднимали уровень подготовки в войсках, хотя это должным образом не использовалось командованием СВК, а командование В PC вообще отказывалось, в силу опять-таки каких-то политических причин, от создания центров «Альфа».
Пример создания центров «Альфа», похожих с практикой американской армии. Ее лучший пехотный полк «Ranger «использовался поротно и побатальонно для разведывательно-диверсионных действий в тылу противника в интересах соединений армии США. Через полк «Ranger» американское командование стремилось пропустить больше военнослужащих. В первую очередь это были офицеры. Даже сокращенные программы обучения вносили большое количество боевых знаний в американскую армию, ибо полк «Ranger», один из наиболее употребляемых в боевых операциях, являлся частью американской армии.
Еще одной весьма оригинальной вещью в «красных беретах» было создание СДГ (сербской добровольческой гвардии), формально бывшей независимой от государственных органов, но в то же время, тесно связанной с красными беретами, и «Легия» был первое время боец СДГ. СДГ была создана на несколько иных принципах. Ее абсолютным хозяином и вождем был Желько Ражнатович — «Аркан», человек с до¬
195
вольно сложной биографией, в которой были очень часты весьма крупные столкновения с законом многих европейских стран. Аркан, пользуясь тем, что перед войной он был вождем объединенных групп болельщиков белградского Футбольного клуба «Цырве- на звезда», и имел большой авторитет в среде белградских «теневых» личностей, но при очень большой поддержке власти, в первую очередь ДБ и лично Йо- вицы Станишича и Слободана Милошевича, создал собственное добровольческое национальное движение. Оно отличалось от подобных движений оппозиции, отличалось большой приверженностью власти и лучшим снабжением и обучением. А заместителем Аркана стал Борислав Пелевич, тогдашний заместитель председателя югославской федерации кикбоксинга. Вообще Аркан отличался довольно независимым поведением, имея мощную поддержку во власти, но в то же время и часто поступал довольно профессионально, и в конце войны получил от власти PC чин генерала, при личном участии тогдашнего вице-президента PC Биляны Плавшич. Через его СДГ прошло больше десятка тысяч добровольцев или «тигров», кроме того, он создал и постоянное свое собственное профессиональное формирование «супертигрови» — «супертигры» в 100—200 человек, проходивших обучение на полигонах ЮНА и милиции.
Как правило, СДГ действовала одним отрядом в две-три сотни человек, имевших поддержку бронетехники, а так же собственные орудия и минометы. Первое боевое крещение СЛГ имела в Восточной Славонии, в первую очередь в Вуковарской операции (бои за Ново Тенье, Ласлово, Борово населье, Лужац, Богдановци, Тординци, Эрнестиново, Теньский Ан- туновац). Погибло больше десятка бойцов СДГ, причем двое попавших в плен, были замучены до смерти, а еще пара десятков было ранено, в том числе и сам Аркан. В боях СДГ использовалась для ответственных задач и при их выполнении наносила противнику значительные потери, беря пленных и захватывая его боевую технику, в том числе в боях с иностранными наемниками и добровольцами, хотя и захват «трофе¬
196
ев» был ею поставлен на весьма организованную основу. Следующей известной операцией СДГ были бои в Боснии, прежде всего в Зворнике, Бырчко и Беля- не, где СДГ играла одну из важнейших ролей в 1992 году. Участвовала СДГ и в боях начала 1993 года вокруг Бенкцовца (Книнская краина), в которых ее бойцы опять исполняли ответственные задачи по остановке хорватского наступления нередко самостоятельно, неся, естественно, потери (до десятка мертвых). Нет смысла перечислять операции СДГ, но важно, что она показала полную применимость принципа добровольчества для самых ответственных операций.
Разумеется, в действиях СДГ были и ошибки и недостатки, но они были характерны для всех сил в этой войне, а ведь СДГ, как бы то ни было, стояла все- таки вне государственной организации, хотя и действовала в ее интересах.
Главное замечание, часто направляемое против СДГ, было в том, что многие ее бойцы и командиры имели связь с уголовным миром, но ведь к самому военному делу это никакого отношения не имеет, как и сами цели, постигавшиеся Арканом в войне. Последний, при выполнении задач наоборот, ввел в своей СЛГ дисциплину, куда более жесткую, чем в регулярных формированиях армии и милиции, запретив не только драки, кражи, употребления алкоголя, но и традиционное фамильярничание с офицерами и даже были введены телесные наказания. По большому счету, последнее было перегибанием палки. Многие подобные отряды без таких мер добивались не худших, а нередко и лучших результатов, но СДГ, имела слишком большую утечку кадров, и многие способные, сербские добровольцы, несмотря на лучшие материальные условия в СДГ, из-за подобных мер не желали идти в нее. Впрочем, все это было делом добровольным, как и любое другое в этой войне. Аркан, как и капитан Драган, смогли сохранить свои структуры до конца войны и даже вошли в политику, первый — основав свою партию ССЕ (партия сербского единства), а второй — гуманитарный фонд «капитана Дра- гана». Однако военные идеи, успешно проверенные в
197
их структурах, так и остались не использованными на общегосударственном плане, хотя были достаточно перспективны.
Во всей деятельности «красных беретов» видится довольно оригинальный и дальновидный план, обеспечивавший сербские вооруженные силы хоть каким- то количеством подготовленных бойцов. Ведь ясно, что в такую организацию добровольно вступали люди, в своем большинстве, достаточно способные, нередко уже имевшие немалые знания и опыт. И здесь они, устанавливая междоусобные связи, набирались опыта, как в боях, таки в учебе, а потом отправлялись домой и уже там создавали собственные такие же ударные группы, организовывая их обучение.
Такие группы, как и сами «красные береты», в том числе СДГ и «книнджи», установили сербскую власть во многих городах и селах, как Хорватии, так и Боснии, и Герцеговины. Именно эти группы стали одним из главных противников вооруженной организации мусульманской власти «Патриотска лига» и хорватских ХВО и ХОС. В операции «Коридор-92» они, главным образом, до выступления 1-го краинского корпуса В PC, действовавшего совместно со спецмилицией РСК, участвовали в установлении сербской власти во столь важных центрах как Добой. Брчко. Беляна, которые, как легко видится, по карте, и были ключом к успеху «Коридора-92», и вели разведывательно-диверсионные действия.
После перехода к позиционной войне «красные береты» были либо выведены из PC, либо все их структуры там были расформированы, а их бойцы влились в армию и милицию, что было обусловлено общей политикой, в РСК же они остались и 107 учебный центр «Альфа» (размешенный в Эрдуте) в 1995 году вошел вместе со 2-й гвардейской моторизованной бригадой, а так же со 2-й танковой бригадой и бригадой специальной милиции МВД РСК в корпус «специальных единиц» (частей), созданный в Книнской Крайне после падения Западной Славонии.
«Красные береты» опять появились в 1995 году в PC, как силы ДБ Сербии, но уже с переходом хорва¬
198
то-мусульманских сил в общее наступление и коренным образом решить ситуацию не могли. Тогда опять началась запутанная политическая борьба в сербском руководстве, и та же СДГ из Босанской Краины военным командованием едва ли не выгонялась. Под Добоем «Красные береты» останавливали бегущих сербских бойцов, но, впрочем, лишь до определенной черты, определенной политикой. Все это было весьма политически запутано, тем более что командный центр продолжал оставаться в Белграде. К тому же программа подготовки «Красных беретов» не была постоянной, ибо они не действовали как единый организм, а были разбиваемы между многочисленными центрами сербской власти, и, в конце концов, так и не стали основной местной военной организацией, хотя имели все шансы для этого. «Красные береты» количественно не удовлетворяли потребности сербских сил, да и сама компания по их формированию не имела достаточно времени. К тому же, если в Хорватии они еще использовались более-менее централизованно через штаб.
ТО, которым руководил, Радован Стойчич — «Баджо» (будущий министр МВД Сербии, в 1998 году убитый неизвестным), то в PC их использование было ограничено, и там они летом 1992 года были расформированы под давлением военных и гражданских местных властей.
Я хотел бы быть правильно понятым и упомянутые мною «Красные береты» в том числе и Аркан и капитан Драган,’ для меня важны лишь как показательные примеры того, что можно было достичь при ограниченном принятии некоторых добровольческих принципов. Личности же здесь особой роли не играют, и используй такие принципы ЮНА, в ней появились бы десятки успешных командиров. Аркан и капитан Драган, очевидно, могли, в силу политической поддержки во власти, делать то, что другим было нельзя, и многие ветераны этой войны считают, что не будь, убит Гишка, то он создал бы куда большую и лучшую организации, чем они. Но все это уже предположения, а меня же, интересуют факты, и раз «Красные
199
береты» показали свою успешность, то ЮНА, не учтя их опыт, продемонстрировала свою неспособность к большой войне, а эту неспособность не заменят предположения того, что было бы, если бы ЮНА получила свободу в своих действиях. Ведь тогда стоит предположить, что было бы, воюй ЮНА не с хорватскими и мусульманскими силами, а, например, с силами НАТО в Европе, или же, допустим, с одной турецкой армией. Тогда бы пришлось действовать точно по иному.
Глава 14
Создание вооруженных сил Республики Сербской.
Сараево — ключ войны.Бои за Сараево.
Соотношение сил сторон
События в Сараево обусловили создание Республики Сербской, ибо именно Сараево и было центром, в котором решалась судьба Боснии и Герцеговины. Планы, предлагавшиеся еще основателем СДС Йованом Рашковичем о создании единой Краины из Книнской и Босанской Краин, были неосуществимы в тех условиях, хотя само объединение PC и РСК было более чем необходимо. Однако, провозгласив Сараево столицей PC, власть на деле от него отказалась и дело здесь не в самом переносе столицы в Пале (поселок в 20 километрах от Сараево). Это было лишь следствием. Причина лежала в полной подчиненности Белграду вследствие многих факторов, о которых можно писать целые книги, но как только от Сараево сербская власть отказалась, война для сербского народа стала бессмысленной, как и любая война, в которой нет стремления к победе над неприятелем. Это в полной мере проявило себя уже во второй половине 1992 года, в особенности в восточной части Республики Сербской, ибо в западной этот период все же ознаменован несколькими операциями корпусного масштаба: операция «Коридор-92» по соединению сербских сил в Босанской Крайне с сербскими силами занявшими Бырчко и Шамац, операция по взятию Босанского Брода в октябре 1992 года, операция по взятию Яйце в ноябре 1992 года. Созданные на основе частей ЮНА 1-й и 2-й краинские (краишки) корпуса ВРС, как и войска Республики Сербской Краины действовавшие совместно сними практически продолжали здесь свою «хорватскую» войну. Для них, как и для всех сербских вооруженных сил, в особенности из РСК, главным противником были как раз хорваты, которых они, очевидно, полностью поразить не могли. Конечно, в теории это было возможно, но естественно, на совершенно иных условиях ведения боевых действий, и
201
организации. К тому же они должны были добиться установления связи с восточной частью Республики Сербской, а тем самым с Сербией. И хотя все это было сделано со многими упоминавшимися недостатками, здесь еще как-то все было относительно понятно. Однако в восточной части Республики Сербской, и прежде всего вокруг Сараево, велись очень странные политические игры, стоившие жизни тысячам людей. Сам ход войны в Боснии и Герцеговине не многим переменился с уходом ЮНА из Боснии и Герцеговины, и с официальным переходом власти к местному сербскому руководству. На Скупштине Республики Сербской 12 мая Радован Караджич стал президентом независимой PC, и Биляна Плавшич — вице-президентом. Было тогда же принято решение о создании ВРС, что и произошло 19 мая 1992 года. В сущности, это значило лишь создание Главного штаба ВРС, дислоцированного в Хан-Пиеске на Романии, который объединил все сербские вооруженные силы, кроме милиции, используя все еще сохранившиеся структуры командования и обеспечения ЮНА. Он объединил в большей степени и регулярные соединения ЮНА — Баня-Лучкого, Билечского (Герцеговина), Сараевского и военно-воздушного корпусов ЮНА практически полностью, а также многие части и подразделения Тузланского, Бихачского и Книнского корпусов дислоцированные на территории Боснии и Герцеговины. Большую роль в создании ВРС сыграли «партизанские» части ЮНА (бригады и дивизии) которые, будучи резервными, становились базой создания сербских легких и пехотных бригад. Использовались, в этом структуры ТО, бывшие вместе с МВД основой в начале войны для создания местных сил самообороны, а так же добровольческие отряды, хотя это многие в сербском военно-политическом верху PC признавать потом не хотели. Во главе ВРС встал бывший зам командующего Книнским корпусом ЮНА генерал Рат- ко Младич, а начальником штаба был назначен генерал Манойло Милованович. Было так же создано министерство обороны во главе с генералом Суботичем, но оно в вопросах командования войсками никакого
202
практически влияния не имело из-за больших изначальных разногласии между военным и политическим руководствами PC. Гораздо большую роль в военных вопросах играло МВД, имевшее и собственную службу безопасности, всю ту же ДБ, и специальную милицию. Однако, сыграв большую роль в начале войны, милиция, точнее ее сербская часть, со становлением ВРС ушла на второй план, ибо не могла ни числом, ни техникой сравниться с ней. Ее большая боеспособная часть — специальная милиция обладала лишь десятью отрядами ранга усиленной роты-батальона, находящиеся в подчинение девяти ЦСБ (центар служба безбедности — региональное управление безопасности), а один находился в подчинении командования специальной милиции (бригады), а так же еще рядом меньших отрядов схожего типа подчиненных СУПам не могли особо переменить общее положение. Так что исход войны зависел именно от ВРС. Если учесть, что именно в Боснии и Герцеговине находилась главное поле приложения усилий «международного сообщества» в бывшей Югославии, то уже на основания этого можно понять что именно здесь и решался исход всей югославской войны. Это выводило ВРС, бывшую, главным образом, пехотной армией образца 50—60-х годов, на положение мировой силы, решавшей мировые задачи. Но тут следует сделать оговорку о том, что хотя ВРС и могла решить иные мировые задачи, она их решала далеко не на мировом уровне.
Без сомнения, одна из главных причин здесь — полностью ошибочная стратегия. Не надо было быть большим стратегом и тратить много времени на размышления, дабы определить ключ к сербской победе. Исходя из существовавших возможностей, с учетом всех уже упоминавшихся проблем можно было прийти лишь к одному выводу. В подобных Гражданских войнах ключ к победе всегда находился в политических центрах, дававших тем, кто ими владел столь недостающий в таких войнах, хотя бы, относительный государственный суверенитет. Для Республики Сербской и Республики Сербской Краины захватить такой центр в Хорватии было при существовавших условиях
203
тяжело, да и сама Хорватия была довольно децентрализована. Помимо ее военно-политических центров в Славонии, в Загребе и в Риеке, представлявших все же одно целое, существовала вторая часть Хорватии, в Далмации с центрами в Задаре, Дубровнике, а главное в Сплите. Совместно с довольно компактной главной хорватской территорией в Боснии и Герцеговине (Западная Герцеговина и Средняя Босния) давало достаточно глубокий и обширный простор для самостоятельных действий здесь хорватских вооруженных сил. В тоже время мусульманская власть находилась в совершенно ином положении, ибо держалась, главным образом, за счет Сараево, а без Сараево СДА и ее вождь Изетбегович не могли бы приобрести должного авторитета ни в Боснии и Герцеговине, ни во всем мире. В других областях под мусульманской властью, особенно в Тузле и в Западной Боснии, местные вожди не были особо воодушевлены авторитетом сараевской власти, в которой было полно сомнительных среднему югославскому гражданину тюремных диссидентов и мало любимых в Боснии «санжакли». Мусульманская власть в Сараево держалась в основном за счет «международного сообщества» и западной тайной дипломатии, способной добиться на сербской стороне больших успехов с малыми силами. Это-то и послужило главной причиной столь катастрофичной сербской стратегии, в которой Сараево было оставлено с начала и до конца войны мусульманам. При том, как уже упоминалось мною, для победы в Сараево не нужен был штурм всего города, а лишь его пересечение в самом его узком месте, то есть на направлении от сербской Гырбовицы до поселка Пофаличи и дальше через Жуч на сербскую Вогощу. Это требовало, максимум, четырех-пяти километрового марша через населенные в большей части сербами поселки, застроенные одно-двухэтажными зданиями и горно-лесную местность. Для этого требовалось максимум пара бригад, и можно было победить ценой малой крови не только сербской, но и мусульманской, ибо местность здесь была малозаселенной, как из-за гор и лесов, так и из-за довольно редкой застройки промыш¬
204
ленных и административных объектов. После этого можно было вести переговоры, и спасать сараевских сербов, не тратя столько времени и денег на описание их страданий, и обеспечить создание в мусульманской среде власти умеренных политиков, способных бы силами собственных органов внутренних дел, естественно довольно «почищенных», навести порядок в своем народе. Не нужны были бы здесь ни лагеря и артобстрелы, ни международные миротворцы. Хорватская власть, как в Хорватии, так и в Херцог- Босне пошла бы на «мировую» с местными сербами, осуществив уже существовавший план деления Боснии и Герцеговины между сербами и хорватами, а мусульмане так и остались бы меньшинством в этих государствах. Конечно, международное сообщество не позволило тогда бы прямого деления Боснии и Герцеговины между Сербией и Хорватией. Однако была уже провозглашена в мае 1992 года Республика Сербская, а в июле 1992 года Хорватская Республика Хер- цог-Босна. Вождь последней Мате Бобан испытывал, как и многие местные хорваты, антипатию к мусульманам, особенно к санджакским и подринским, а о моджахедах и говорить не приходится. Эти две республики могли, в крайнем случае, пойти на перемирие, дав мусульманам внутреннюю автономию, и на этом история с плацдармом моджахедов на Балканах была бы закончена. И это был более чем реальный план и для него В PC даже в своем начальном хаотичном состоянии не требовалось привлекать силы со стороны, а обойтись лишь созданным тогда Сараевско-Рома- нийским корпусом, получившим немало средств из частей и со складов ЮНА. В его составе в ходе войны возникли бригады различной силы: 1-я сараевская моторизованная (Гырбовица-Луковица), 2-я сараевская легкопехотная (Войковичи), 3-я сараевская (Во- гоща), Илиджанская (Илиджа), Илияшская (Илияш), 1-я Романийская (Пале), 2-я Романийская (Соколац), Кошевская (Вучья Лука) (позднее распущенная), Игманская (Хаджичи) пехотные бригады, и хотя название, подчинения и дислокация иных подразделений (рот и батальонов) менялась, но подобный со¬
205
став оставался неизменным до конца войны. Конечно, в СРК было меньше бронетанковой техники, чем в 1-м Краинском корпусе, да и была она куда менее современной. Танки, и то главным образом Т-55 в наибольшей мере присутствовали в 1-й Сараевской бригаде, в ее танковом и механизированном батальонах. В других бригадах боевой бронетехники было где- то по десятку танков, а то и меньше. Весь СРК, таким образом, был пехотным корпусом, а так как в пехотных батальонах БМП и БТР почти не имелось (один- два не в счет), а обычных грузовиков не хватало на одновременную переброску и одной роты, то его маневренность не особо превосходила маневренность таких же пехотных корпусов из Второй мировой войны.
Вместе с тем СРК и не была нужна в данном случае маневренность, ибо его главная цель — Сараево могла при любом плане браться пехотой. Количество защитников неприятельского Сараево всю войну вращалось вокруг цифры в три-четыре десятка тысяч человек, что превосходило числом сербские силы, занявшие тоже ведь оборону, защищая собственное сербское Сараево. По внешнему обручу Сараевского фронта подступы к Вогощи, Илияшу и Илиджи подвергались ударам неприятельских сил из направлений Олово, Високо и Брезы, где были позиции 2-го и 3-го армейских корпусов новой формированной армии Боснии и Герцеговины, и они, конечно, тоже на этот участок выделяли немало сил и средств. Помимо этого, достаточно сильная десятитысячная неприятельская группировка (8 оперативная группа или дивизия) была собрана и вокруг Горажде, хотя ее главные силы были сосредоточены на направлениях Вишеграда, Чайниче, Фочи и Рогатицы. Однако были они и на направлении Сербского Сараево (район фронта от реки Прача, вдоль горного хребта Яхорина до подступов к поселку Тырново), и ВРС должна была тут с самого начала держать силы равные двум-трем батальонам. Но нельзя все здесь сводить к числу людей в списке, тем более что для обеих сторон подобные списочные составы были не особо точны. Все это было весьма условно не только из-за хаоса, присутствовавшего у всех
206
сторон, но и из-за большого неравенства в вооружении. Так, в начале войны во многих мусульманских бригадах имелось не больше десятка ручных гранатометов и несколько 60-миллиметровых минометов, что было нормой для обычной пехотной роты отарой ЮНА, да и большей части пехотных рот ВРС, а о бронетехники можно и не вспоминать, касаясь большинства мусульманских бригад. В конце концов, можно привести данные Главного штаба ВРС о состоянии в 1994—1995 годах в 1-м армейском корпусе Армии Боснии и Герцеговины, оборонявшем Сараево. Я не случайно взял именно эти данные, ибо они, во-первых, наиболее достоверны в силу куда лучше организованного учета в мусульманской армии, без «помощи» источников из которого сербскому командованию невозможно было бы получить какие-либо данные от своей разведки; во-вторых, этот период относился на время перехода инициативы к противнику, и тогда тем более не в интересах сербского командования было занижать силу неприятеля, находившегося с начала 1994 года к тому же в зоне под официальной защитой ООН (и сербская пропаганда постоянно выступала с обвинениями против сил ООН); и, наконец, в-третьих, мусульманский военно-политический верх получил с августа 1992 года большое количество вооружения из-за границы, прежде всего из стран исламского мира и было развернуто производство вооружения на месте, в том числе в Сараево, значительно усилив вооружением этот корпус по сравнению с 1992 годом.
Тем не менее, цифры, приведенные тогда сербским командованием, не впечатляют. Так, Первый АК состоял из семи бригад (101, 102, 109, 111, 155, 115, 142) и пяти отдельных батальонов по одному источнику (данные из сообщения пресцентра Главного штаба из 1995 года) или девяти бригад моторизованных (1, 2, 102, 101, 5, 15 и 105) и горных (1-я и 2-я) согласно другому источнику (штабная карта Сараев- ско-Романийского корпуса ВРС июля 1994 года). Это возможно, одинаково верные данные, учитывая несколько проведенных реорганизаций мусульманской армии. Эти силы по первому источнику имели 25 ты¬
207
сяч человек и следующее количество вооружения: 108 станковых пулеметов калибра 12,7 и 14,5 миллиметров; зенитных автоматических пушек и ЗСУ калибра 20 миллиметров — 48 штук, калибра 30 миллиметров — 16 штук, калибра 37 миллиметров — 14 штук, калибра 40 миллиметров — 18 штук; минометов калибра 60 миллиметров — 80 штук, калибра 81/82 миллиметра — 51 штука, калибра 120 миллиметров — 38 штук; гаубиц калибра 122 миллиметра — 8 штук и калибра 105 миллиметров — 18 штук; противотанковых пушек калибра 76 миллиметров — 14 штук; горных пушек калибра 76 миллиметров —12 штук, а так же 3 танка и 11 бронетранспортеров, сотня легких переносных ЗРК (что весьма маловероятно), а так же несколько десятков ПТРК. Тем не менее, по моему мнению, даже эти не особо точные цифры и возможно даже завышенные являются достаточными, разве что для хорошей пехотной бригады и уж никак не могло быть достаточно для эффективной упорной обороны большого города. Так же, вокруг Сараево находилось 13 мусульманских и 3 хорватских бригады, по большому счету, единственным хорватским анклавом здесь был Киселяк соседний сербской Илидже. Из него в этот анклав до середины 1995 года шла регулярная автобусная линия, которой пользовались мелкие «бизнесмены» из Республики Сербской, тогда как крупные использовали грузовики. Но, допустим, что цифра в 35 тысяч человек по внешнему обручу, в принципе, вполне реальная для более чем двухсоттысячной армии Боснии и Герцеговины. Вооружена эта группировка была серьезнее: автоматических зенитных установок калибра 20 миллиметров -150 штук, калибра 30 миллиметров — 18 штук, калибра 37 миллиметров — 16 штук, калибра 40 миллиметров — 28 штук; минометов калибра 60 миллиметров — 140 штук, калибра 81/82 миллиметра — 120 штук, калибра 120 миллиметров —90 штук; гаубиц калибра 122 миллиметра — 28 штук и калибра 152 миллиметра — 14 штук, как и 12 РСЗО, двадцать бронетранспортеров и 30 танков. Однако и эти цифры соответствуют вооружению трем-четырем пехотным бригадам сербских вооруженных сил. Таким образом,
208
сербские силы только на Сараевском фронте имели преимущество в вооружении до конца войны, что можно было увеличить еще в два-три раза переброской сербских сил с других фронтов, тогда как противник в само Сараево большее количество сил перебросить не мог, да и не располагал ими.
Тяжело конечно реально оценить действительное соотношение сил сторон, однако очевидно, что летом 1992 года всякое сравнение было бессмысленно, ибо мусульманские вооруженные силы нельзя было назвать тогда армией. Это было типичным партизанским движением, в данном случае «Патриотской лиги» с десятками военных вождей и с десятками тысяч мало обученных и плохо вооруженных даже стрелковым оружием бойцов, многие из которых шли на позиции с карабинами или охотничьими ружьями, имея десяток-другой патронов, а нередко вообще не имея собственного оружия, меняя его посменно.
В PC же тогда получила полнокровную структуру ЮНА в Боснии и Герцеговине, и просто было удивительно, как вообще мусульманские вооруженные силы, особенно во столь изолированных анклавах, как Сараево, Горажде, Сребреница, Жепа, Западная Босния (Бихач, Цазин, Велика Кладуша, Бужим) смогли удержать собственные позиции в 1992 году. Ведь вокруг того же Сараево местное сербское руководство с полной поддержкой из Сербии, так же, как по всей большей части Боснии и Герцеговины готовилось к войне, и заблаговременно перебрасывала запасы оружия, и снаряжения своим сторонникам в надежные сербские села и пригороды. Совместно с командованием ЮНА сербское руководство в Сараевском регионе организовала целые колонны грузовиков, вывозящие большие запасы оружия, боеприпасов и снаряжения из оставляемых ЮНА казарм в Табеле, Мо- старе, Киселяке, Високо. В район Пале вышли артиллерийский полк из Киселяка и смешанный противотанковый полк из Високо, и они были размещены у сел Хреша, Мырковичи, Бория. Командовали обеими этими полками местные сербские уроженцы, подполковник Йован Бартула и подполковник Драгайло То-
209
шич. Они вместе со многими своими офицерами, просто поменяли кокарды, перейдя в ВРС, поэтому на недостаток обучения кадров жаловаться, не приходилось. К тому же в Пале еще до войны в составе ЮНА был создан инженерный полк, чьи средства были обильно увеличены после захвата сербскими силами казармы ЮНА в Реновице. В автоматическом оружии сербские силы вообще не испытывали нужды. Из одной только казармы ЮНА Фалетичи (район Кошево в Сараево) было вывезено около семи тысяч стволов стрелкового оружия. Впрочем, немало этих стволов, особенно пистолетов, было просто-напросто разграблено, у местных сербов оружия было более, чем достаточно, и еще больше оружия они взяли из казарм в Луковице и Райловце, откуда его им и не надо было вывозить, ибо оно осталось на сербской территории. Правда, бронетанковая техника была разбросана по пехотным частям и подразделениям, а в Сараевско- Романийском корпусе ее было не так уж много, да и в основном старых типов. Новые образцы были вывезены ЮНА в Югославию), хотя, опять-таки танки Т-55 и ЗСУ «Праги», составлявшие главную часть бронетехники, сербских сил здесь были еще достаточно современны для этой войны. Вполне было возможно перебросить более современную бронетанковую технику из Босанской Краины, откуда ЮНА, не смогла вывезти самое современное вооружение. Местность вокруг Сараево, да и в соседних областях Романии, Герцеговины, Загорья (Калиновик) и Подринья была горная, и танки здесь использовались скорее, как самоходные орудия, действуя из-за боевых порядков пехоты, как правило, по две-три машины при поддержке БМП и ЗСУ. Наконец, противник имел большой недостаток противотанковых средств и в начале войны полагался преимущественно на минновзрывные средства и на ручные гранатометы, что не могло сыграть большую роль в подобной горно-лесной местности, тем более при столь сильной огневой поддержке сербской артиллерии своих танков.
Однако вопрос бронетанковой техники был делом второстепенным, и в этой войне, о крайней мере в
210
Сараево, танки не многое решали. Это произошло не только из-за того, что боевые действия велись в горно-лесной и городской местностях, ибо, в конце концов, подобные условия требовали не отказа от использования танков, а приспособления их действий к данным условиям. Главной проблемой было то, что стратегически сербская оборона не вела наступательные действия, что привело к «странной войне» между столь различными по силе противниками. Все это дополнялось у всех сторон характерной «балканской» анархичностью, в таких условиях вырывавшейся наружу. Не стоит исследовать причины подобной анархичности у мусульман, чья армия далеко не блистала военным искусством, и чей командующий Сефер Халилович из-за больших потерь и плохой организации в 1993 году был сменен. Беря во внимание сербскую сторону, ясно можно увидеть, как с ходом этой «странной войны» падал ее боевой дух, бывший в начале довольно высоким в части народа, которая пошла добровольно на войну под национальными лозунгами. Сербы в начале войны имели очень большое преимущество в вооружении, в подготовленных специалистах и в самой организованности, полученных либо от ЮНА, либо через Сербии. Но эти преимущества над противником не были вообще использованы. Я здесь не касаюсь боевых действий против хорватской стороны, хотя и тут хватало «странностей», о которых речь пойдет ниже. Суть в какой-то всеобщей вялости и не заинтересованности в общем, деле, прерываемые лишь отдельными операциями (акциями), где часто бои достигали большого напряжения и, соответственно, проявлялись какие-то силы. Однако эти акции временно ограничивались, сводясь часто на операции взводных-ротных составов, пусть и проводимых штабами как операции бригад и корпусов, которые не могли соответственно самостоятельно достичь результатов, значительно бы повлиявших на ход войны. Тем самым, все сводилось на позиционную войну, а она в 1992 году, да и в 1993 году на некоторых участках сводилась к «обороне» из изолированных «бункеров» (блиндажей), расстояние между которыми достигало,
211
порою, тысячи метров. Тому примеров было предостаточно на всех фронтах ВРС, в том числе и на Сараевском. В РСК, где во многих частях оружие хранилось по складам под контролем миротворцев позиции были понятием весьма условном.
Нужно сказать, что большой разницы в бойцах не было, а если и было, я все равно не хотел бы влезать во всю эту бестолковую полемику о боевых качествах сербов из тех или иных мест, которая велась всю войну, и которая ведется ныне нередко людьми вообще не воевавшими. Дело даже не в способности командиров или в желаниях политиков, а в общем смысле той войны. Интересен тут пример Гырбовицы, вклиненной в самый центр всего неприятельского Сараево. Не надо рассуждать о тех или иных операциях, ибо Гыр- бовица была тем плацдармом, с которого сербские силы в течение всей войны могли нанести удар в голову неприятеля и тем самым разгромить его. Отношение к Гырбовице показывало общее отношение к войне. Для меня одинаково бессмысленны планы о «давлении» Сараево блокадой и обстрелами или об открытии какого-то коридора в сербских позициях между Високо и Олово для выхода мусульман из Сараево под давлением сербских войск. Бессмысленность плана «давления» очевидна, ибо сам политический верх Республики Сербской с одобрения из Белграда согласился на ввод в Сараево миротворческих сил ООН, и при этом летом 1992 года передал под их контроль сараевский аэродром, ранее бывший под сербским контролем. Тем самым, разорвав сербские позиции, сербский политический верх обеспечил мусульманским силам коридор сначала через аэродром, а затем и под ним, дав им возможность использовать созданные ими, в том числе с использованием сил заключенных сербов, подземные туннели. Эти туннели выходили у сараевского поселка Храсница, контролировавшегося мусульманскими силами, а затем путь шел через горный массив Игман на главную мусульманскую территорию. Тем самым был обеспечен подвоз оружия и боеприпасов в Сараево, а одновременно силы Первого армейского корпуса могли свободно
212
перебрасываться на внешний обруч Сараевского Фронта, возвращаясь назад на отдых. Это было особо характерно во время перемирия в зоне Сараево с февраля 1994 года по май 1995, подписанного под давлением ООН, но и угроз бомбежками авиации НАТО. О том, кого будут защищать миротворческие войска, было ясно еще по опыту Вуковара, но по большому счету, они не могли бы воспрепятствовать сербам, ни взять Храсницу, ни взять мусульманскую часть олимпийского микрорайона Добрыня — исходных станций этих туннелей. Рассчитывать же на то, что нечастые артиллерийские обстрелы, политические дискуссии и пропагандистские заявления перед телекамерами заставят мусульманское руководство сдаться, было абсурдом, ибо смерти своих граждан лишь облегчали тому власть над ними. А так как Сараево было полно журналистами — этих современных стервятников войны — то подобные обстрелы стали для тех «золотой жилой», а для западной политики — хорошим козырем в борьбе с сербами, точнее в «ломании» последних.
Но вызывает удивление и план открытия вышеупомянутого коридора, что означало сдачу Илияша и Вогощи, а тем самым бегство десятков тысяч сербов из своих домов, при чем многие из них оказались бы окруженными в районе Илиджи. Если же учесть, что в 1994 году темпы наступлений сербских сил стали мериться сотнями, а то и десятками метров в неделю, то нетрудно предположить, сколько времени и жертв было бы потрачено на закрытие этого коридора, если вообще это было бы возможно, так как именно здесь в июне 1995 года мусульманские силы пытались прорвать фронт окружения и дойти до Сараево.
К тому же было неясно, для чего военному командованию, постоянно твердившему о своей приверженности Югославии, надо было обеспечивать массовое бегство мусульман, тоже ведь югославов, из Сараево, что было бы катастрофой для, и без того очерненного Западом, сербского народа. В любой войне надо было придерживаться каких-то правил поведения, пусть и навязанных силой. Вышеописанные планы не то что
213
не придерживались этих правил, но вообще были неосуществимы на практике, и мне думается, что, вряд ли они рассматривались властью всерьез, хотя, возможно, я переоцениваю власть, в недрах которой потом возникало немало еще более «чудных» идей, на которых стоит останавливаться, разве что при писаниях фантастических романов.
Не знаю, какова причина подобной игры в солдатиков, но человеку, воевавшему в Сараево, не надо было большого ума и военного таланта, дабы составить план взятия Сараево. Достаточно было перейти с Гырбовицы Миляцку несколькими батальонами, а возможно и ротами, дабы дойти до Хума-горы с безлесным и практически пустым склоном, главенствующей над сараевской котловиной. Тем самым Сараево было бы перерезано, а наступавшие войска имели бы огневую поддержку прямой наводкой с района Враца, нависавшего над Гырбовицей, особенно с территории австрийского форта, ставшего югославским музеем революции, откуда все Сараево было видно как на ладони. Пара десятков танков и столько же ПТ средств остановила бы любую контратаку противника, а пройти «лысым» склоном Хума ему было бы нельзя ни днем, ни ночью. После этого сербское наступление могло продолжиться через Пофаличи. Этот район вряд ли противник мог упорно оборонять из-за открытости этого поселка с домами частной застройки огню прямой наводкой с Враца, а оттуда оставалось два-три километра, как я уже упоминал, лесистого пространства до селения Жуч. Жуч находился между сербскими Вогощей и Райловацем, и лишь в декабре 1992 г. был взят мусульманами.
Все это настолько элементарно, что не требует никаких доказательств. Правда могут быть высказаны возражения о том, что мол, политика этого не позволяла, но опять-таки, следует задаться вопросом — чья политика? Если цель всей этой войны была защита сербских интересов, то вряд ли такая пассивность служила защите десяткам тысячам погибших сербов, в Боснии и Герцеговине в 1992—1995 годах часть из которых была гражданскими лицами.
214
Такое наступление вряд ли бы вызвало иностранную агрессию, которая в 1992—1993 годах еще не имела основ в западной политике. Однако именно эти основы были ей даны в сербских артиллерийских ударах по Сараево, или же во взятии Сребреницы и Жепы в 1995 году. Разумеется, Запад, вряд ли оставил бы сербов в покое, но все же давление бы ослабло из-за возросшей силы сербов в случае более успешной войны. Что касается политического давления, то оно шло ведь на ведущих политиков и им следовало тоже бороться, при необходимости идя на личные жертвы, как и бойцам на фронте ради общей победы. Блокада не сломила бы сербов в Республике Сербской. Продуктов питания в ней производилось достаточно и в ходе войны, ибо советской коллективизации сербы не знали. Югославия все равно вынуждена была бы поддерживать Республику Сербскую, тем более что ей Запад санкций не снял и после конца войны, пока не установил свой полный контроль над ней. Впрочем, все это осталось в области планов, а на деле сербские верхи, что в PC и РСК, что в Югославии даже не определили цели войны, кроме как в выжидании неизвестно чего, пока Запад что-то поймет или чего-то испугается.
Стоит привести отрывок из интервью генерала Манойло Миловановича в газете «Независне Новине» (из Баня-Луки) от 27 мая 1997 года. Этот генерал, которого во время войны называли одним из способных сербских генералов, сказал тогда следующее»: Сербский воин такой же, как и другой воин в мире. Воину, чья армия побеждает, растет дух. Это в военной психологии называется дух победителя. Что бывает при поражении — известно. Я не хочу создавать мифы. Между тем, преимущество сербского воина над другими в том, что сербы всегда обороняются. Серб никогда не был захватчиком, такого примера нет в истории. Если сербская армия наступала, то в рамках обороны. Ответственно заявляю, как начальник бывшего (в войне) Главного штаба: никогда мы первые не нападали на мусульман. Я командовал всеми операциями, за исключением Герцеговины, но и там ге¬
215
нерал Грубач действовал по моим инструкциям. Все они, в главном, вели оборонительные операции, и мы их никогда не начинали первыми. Ни физически, ни стратегически, ни оперативно у нас не было в этом необходимости. Перед войной сербы имели 66% земли. В ходе войны, где-то в конце 1994 — начале 1995 года мы контролировали, исправляя линию Фронта, 72% территории и поэтому мы не имели нужды захватывать, как приписывают нам, наши неприятели и международное сообщество». Территория у нас была неблагоприятного геостратегического облика. Лишь Чили имело более неблагоприятный геостратегический облик в мире. Сейчас Республика Сербская превзошла Чили. Глубина Республики Сербской от Нового до Требиня около 760 километров, а ширина от 6 до 123 километров. Наибольшая граница для столь малого населения, как в Республике Сербской. Это нежизнеспособно. Я не хочу говорить о наших концепциях, о том, как мы собираемся это преодолеть. Между тем, те идеи, которые мы имеем, гарантируют оборону Республики Сербской».
Тут, как говориться, не убавить, не прибавить, ибо смешалось ненужность завоевания, и не жизнестойкость государства, и наличие неведомых и спасительных концепций, и, наконец, воистину странные заявления о том, что сербы не нападали первыми. Вступив в войну, армия должна обеспечить жизнестойкость государства. Тут не просто бессмысленно, но и опасно не нападать первыми. Дело ведь здесь не в одном Миловановиче, а в том, что его суждения типичны для сербского военного верха, кстати, рассуждавшего в общем реальнее, чем политики, тем более что именно последние давали приказы генералам если не из Пале, то из Белграда.
Все это, возможно, звучало вполне разумно для тех, кто, живя в безопасности вдали от фронта, а то и самой Республики Сербской, мог позволить себе самоуверенно утверждать о непобедимости сербского оружия. Даже многие из тех, кто был в рядах ВРС могли часто согласиться с теориями о непобедимости сербского воина на своей земле, ибо всю войну сер¬
216
бская сторона имела преимущество в вооружении. В 1992—1993 годах на несколько снарядов выпущенных малочисленной мусульманской артиллерии, в основном минометов в ответ посылались десятки, а то и сотни снарядов и мин сербской артиллерии. Даже в 1995 году мусульманская артиллерия значительно уступала сербской, да и хорватская существенно ее превзойти, по крайней мере, в числе стволов, еще не могла. Конечно, это не значит, что сербы не могли бы воевать без такого преимущества, и в конце концов, они, даже уступая противнику в силах, не раз громили его, однако тут уже цена победы была тяжелее и слов о непобедимости произносилось куда меньше.
Гырбовица — наиболее характерный пример того, как на деле оплачивалась стратегия «странной» югославской войны. Дело здесь не в том, сколько людей погибло в сербской части общины Ново Сараево, в которую и входила Гырбовица. Сколько бы людей не погибло и сколько бы инвалидов не осталось, война не обошла ни одного города, ни одного села Республики Сербской, и цена в 60—80 тысяч погибших, из которых где-то два десятка тысяч военнослужащих (в том числе из МВД) была оплачена всем народом Республики Сербской. В этих цифрах не учитываются потери, понесенные в Боснии и Герцеговине армией и милицией что Республики Сербской Краины, что Сербии, что Черногории. Так, допустим, территория сербской сараевской общины Илияш, чаще нежели территория общины Ново Сараево становилась местом неприятельских нападений, ибо по ней проходил внешний обруч сараевского фронта, на который миротворческая деятельность сил ООН распространялась в куда меньший мере, чем на само Сараево. Горный массив Чемерно, по которому проходила оборона этой общины и общины Вогоща в 1994—1995 годах, стал местом проведения постоянных операций противоборствующих сторон. Несмотря на то, что они имели тактический характер, они были самыми ожесточенными во всей Югославской войне, требовавшими посылки войск из всей В PC.
217
Естественно сербы Илияша, в несколько меньшей мере играли роль в боевых действиях, в которых участвовали десятки частей ВРС, но и этого было достаточно для этой двадцати пятитысячной общины, притом, что в число ее населения входили и многочисленные сербские беженцы, главным образом, из общины Високо, Вреза и Вареш. Девятьсот мертвых и три тысячи раненных — было весьма высокой ценой войны для Илияша. Что касается Гырбовицы, то из двух десятков тысяч населения общины Ново Сараево на Гырбовице жила может четверть, а в 1993 году здесь не было и пятой доли от всего населения, но именно здесь или же отсюда погибло если не большинство, то где-то половина от 450—500 погибших общины Ново Сараево.
Дело здесь не в заслугах сербов с Гырбовицы, ибо существовавшая анархия в Республике Сербской на Гырбовице нередко переходила в настоящий «Дикий Запад». Тут были обычны не только междоусобные перестрелки, но и периодические случаи открытого неповиновения власти со штурмами местного управления внутренних дел или выведением танков против власти. К тому же Гырбовица была городским районом с городской культурой, что вызывало немалое противостояние с сельским Пале, усугублявшееся делениями в политике, ибо Гырбовица была оплотом оппозиционной радикальной партии, а Пале — СДСа и всей власти Республики Сербской. Отношения между этими партиями на низовом уровне были куда хуже, чем на высшем. Но впрочем, еще хуже отношения были у местных сербских бойцов с собственным командованием, особенно корпусным и бригадным, видевшим в Гырбовице скорее источник лишних хлопот, чем плацдарм для наступления. Вот это-то все и показательно, ибо то, что Гырбовица стала для сербской власти отписанным местом, говорит о том, насколько она хотела взятия Сараево. Саму небольшую Гыр- бовицу, представлявшую вместе с районами частной застройки, Еврейского гробля и Враца где-то 1,5'1 километр обороняло два пехотных батальона 1-й Сараевской бригады численностью по 500—600 человек
218
списочного состава. Однако в наступательных действиях (акциях) бригады с Гырбовицы выделялось, как правило, несколько десятков человек, за исключением нескольких больших операций за всю войну, и то из состава, как правило, двух-трех сотен местных вояк. Командование здесь играло, куда меньшую роль, чем на других фронтах и сводилось очень часто к использованию достижений небольших (до десятка человек) групп, действовавших скорее самостоятельно, нежели планово. Конечно, оборона позиций велась более организованно, но и это было делом относительным, ибо была лишь одна линия обороны, да и та весьма рваная с промежутками, порою по сотни метров между «бункерами», устроенными в домах и зданиях. Однако противник не был настолько хорошо организован и силен, не имея ни построения по эшелонам, ни маневра силами, ни элементарной дисциплины. К тому же противник был плохо вооружен, и в начале войны были часты случаи, когда некоторые его бойцы шли в «акции» без автоматов, в надежде либо на трофейный автомат, либо на автомат или карабин какого-нибудь своего товарища, а естественно и в надежде на свитки, полученные от своих мулл. Впрочем, и сербам было нелегко, ибо городская местность уменьшает преимущество бронетанковой техники и артиллерии, а в людях сербы здесь значительно уступали противнику.
Сербские силы в Сараево вели тактические действия, не могшие решить вопрос взятия города, да и как было видно с ходом войны, определенные силы наверху власти этого и не хотели. Первоначальный успех сербских сил Илиджи взявших городские кварталы Неджаричи в июне 1992 не был развито. Сербские силы, в том числе отряды «красных беретов» ДБ Сербии показали склонность к пассивности а и к грабежам и так и не смогли взять всю Добрыню в ходе своего летнего наступления. Сербские успехи по взятию селений Ахатовичи и Доглоди в силу этого коренным образом обстановку на фронте не переменили.
В конце концов, уже то, что сами мусульманские силы, вопреки своей заведомой слабости, стали на¬
219
падать на сербские позиции, что, в общем-то, было абсурдом.
Первое большое нападение последовало в начале июня, когда неприятель перешел в наступление по всему внутреннему обручу сараевского фронта, нанеся главный удар через Требевич и Златиште, дабы, деблокировав Сараево. Установить связь со своими силами в Горажде и тем самым практически захватить сербские общины Пале и Ново Сараево, ибо первая была политическим центром Республики Сербской, а вторая — сербским клином в сердцевине мусульманского политического центра. Командование противника располагало лишь большим количеством плохо вооруженной пехоты, превосходя в этом сербов, но бронетанковой техники почти не имело, кроме нескольких танков и бронетранспортеров во всем Сараево, да и орудий и минометов оно имело незначительное количество, к которым к тому же, не хватало боеприпасов. В то же время, учитывая горный характер местности, покрытой довольно густыми лесами при отсутствии в то время не только сплошных, но и вообще любых линий фронта, шансы на победу у противника были неплохие. Он вполне мог незаметно не только подойти к плохо оборудованным и мало защищенным сербским постам, но и пройти между ними. Однако мусульманская тактика оказалась весьма низкого уровня, обремененная дилетантством, позерством и фанатизмом, что привело к большим потерям, но низким результатам. В общем-то, это характерная черта мусульманских армий в подобных войнах, особенно в их начальных этапах, и если их противник бывает опытен, он легко навязывает им свои условия боя на выгодных позициях, широко используя охваты и обходы, а так же артиллерийско-ракетный огонь по их скоплениям. Сербские силы хотя и были плохо организованы, имели все же то преимущество что действовать в соответствии с боевой обстановкой, а не «видениями» в далеких столичных штабах.
В том июньском нападении мусульманские силы потеряли сотни убитыми. Правда, в мусульманском командовании были толковые командиры, чему сви-
220
детельство их попытки на отдельных участках фронта сначала действовать разведывательно-диверсионными группами из более подготовленных бойцов, и лишь затем вводить в бой пехоту. Это принесло противнику начальные успехи, особенно на Требевиче, где они прорвали сербскую оборону, но сделали свою традиционную ошибку, задержавшись на захваченных позициях, не успевая ввести в бой мало дисциплинированную и плохо подготовленную основную пехотную массу. Все закончилось, как только сербы стабилизировали оборону, а сербская артиллерия накрыла нападающих. Правда, противнику удалось на том же Требевиче убить 12 сербских бойцов, в том числе двух командиров рот. Были сербские жертвы и на других участках фронта, но, в основном, в несколько человек, да и все это было скорее заслугой первых ударных отрядов противника, тогда как большая часть его сил к упорным боям оказалась неспособной.
Точно такой же сценарий повторился в октябре 1992 года под Прачей, где мусульманские силы, напав из направления Горажде, смогли захватить сербские позиции на Прешпице, убив 12 сербских бойцов (один пропал без вести), но затем под Мастиловой стеной они были разбиты, потеряв десятки убитых и раненых.
Столь же характерно было неприятельское наступление на Никольдан
19 декабря 1992 года. Тогда мусульманские войска, во многом благодаря заслуге своего покойного командира Сафета Зайко смогли достигнуть одного из своих наибольших успехов здесь — захватить поселок Жуч. Впрочем, стоит заметить, что в этом были заслуги и местной сербской власти, вытеснившей отсюда в октябре четнического воеводу из Сербии Йово Остоича с его людьми, а и местных сербов частично оставивших позиции ради совместных попоек и домашних дел, а частично бежавших с позиций с первыми выстрелами. Однако на другой стороне их постиг крах. Полковник Вехбия Карич (бывший портпарол 2-й Военной области ЮНА) послал с Игмана диверсионную группу в сотню человек в тыл сербских войск, чтобы охватить с тыла Луковицу и выйти на Требевич и обес-
221
пенить выдвижение еще полтысячи бойцов, собранных на Игмане, чем обеспечивался бы успех наступления из внутреннего обруча Сараево. Отряд диверсантов оказался не слишком подготовленным, ибо, успешно войдя в сербский тыл, его бойцы зачем-то напали на сербское село Касиндолска Река и дым от подожженных ими домов вызвал большие сербские силы, которые смогли разбить группу, оставившую несколько десятков трупов, хотя и сами сербы понесли потери около десятка мертвыми.
Все это было характерно для всего сараевского фронта и одно здесь было общее — сербы лишь оборонялись, не увеличивая свои успехи в обороне контрнаступлением, что вело к новым жертвам и проигрышам.
Большое сербское поражение произошло в августе 1992 года в поселке Тырново, который тогда так же, как и село Киево и перевал Рогой (дорога Луковица — Фоча) были захвачены мусульманскими силами, что привело к пересечению связи между Сараевско-Ро- манийским и Герцеговским корпусами. Последний тогда удерживал оборону вокруг Фочи и Калиновика, но эти города, вместе со всей Герцеговиной, оказались отрезанными от остальной части Республики Сербской мусульманским анклавом Горажде, получившего в Тырново хорошее связное звено с остальной мусульманской территорией. Из Горажде, через горный массив Яхорина (1910 м) на Тырново, мусульманской инженерной службой была проложена дорога, («Аллахов путь»), практически действовавшего и до взятия Тырново противником. Через Тырново, через горные массивы Трескавица (2086 м), Белаш- ница (2067 м), Игман (1504 м), большей частью контролируемых мусульманскими силами, можно было беспрепятственно добраться до мусульманских городов Тарчина, Ябланицы и Коницы, и до Сараево. Противнику надо было покончить лишь с сербским выступом между Сараево, Тырново и Горажде, который и удерживали сербские силы 1-й и 2-й Сараевских бригад. Потом, после нападения на эту сербскую область (Луковица, Добрыня, Касиндол, Войковичи, Миливичи, Тилава, Петровичи, Твырдимич), нахо-
222
лившуюся в своеобразной котловине, образуемой Игманом, Яхориной, Требевичем, а так же внешней стороной гор Моймило и Дебело Бырдо (600—700 м), образующих другой стороной Сараевскую котловину. Противник мог установить, как минимум, надежную линию фронта по Требевичу, труднодоступную для бронетехники. Тем самым под удар было бы уже поставлено Пале, а с ним и вся сербская область Рома- нии. Сербские войска вместе с гражданским населением стали бы бежать из вышеупомянутого сербского выступа. Дорога Луковица — Пале шла от района Зла- тиште (у Дебелого Бырдо), лишь летом взятого сербами, до подъема на Требевич два-три километра всего в пару сотнях, а то и пару десятков метров от мусульманских позиций и была бы сразу же непроходима из-за неприятельского огня. Грунтовая объездная дорога через сербское село Твырдимич, выходившая на горный курорт Яхорина, ставший одной из главных баз сербских сил, находилась в плохом состояния. В дождь и зимой дорога часто становилась непроходимой и пара диверсантских групп противника могли здесь поставить засады с использованием минновзрывных средств и надолго остановить подход сербских сил из Пале и Яхорины. С выходом же противника на Требевич в Пале, переполненном бы тогда беженцами, началась бы паника и была хорошая возможность того, что эта новая сербская столица попала бы в руки противника. Сербскому руководству пришлось бы бежать в горы Романии, но не ради «гайду- кованья» (партизанщины), как иные местные вожди грозились, целясь скорее в адрес Главного штаба В PC, чем в адрес противника, а ради того, чтобы из расположения Главного штаба в Хан-Пиеске, находившегося еще в трех десятках километров за Романией, попытаться восстановить распадавшийся фронт, подвергаемый в таком случае нападением не только со стороны Сараево и Горажде, но и из Високо, Клад- ня, Олово, Сребренницы, Жепы, и тем самым, под большим вопросом оказалась бы судьба не только Сарае веко-Романийской, но и Подринской областей, практически до Зворника.
223
Разительным примером является взятие сербской Илиджанской(из Илиджы) бригадой микрорайона Отес в начале декабря 1992 года. Командир этой бригады Зоран Боровина лично повел тогда войска на штурм, что было редкостью на той войне, а при этом он главную роль в операции отвел добровольческим отрядам, с которыми сербская военная безопасность упорно боролась, нередко упорнее, чем против мусульманских диверсантов. Созданный местными(из Илиджи) сербскими добровольцами отряд «Сербска гарда» величиной с роту под командованием Зорана Капетины был поставлен на острие удара. Помимо них важную роль сыграли отряд местных четников Бра- нислава Гавриловича-«Бырнета» и отряд добровольцев СНО Драгослава Бокана, а также отряд специальной милиции Илиджы. При поддержке артиллерии и бронетехники сербские силы начав наступление 1 декабря за два дня прорвали достаточно крепкую мусульманскую оборону, состоящую из нескольких линий траншей усиленных минными полями. Мусульманскими войсками были понесены потери в несколько сот убитых, пленных и раненых. Правда и сербы потеряли около двух десятков человек мертвыми, в том числе Зорана Боровину.
Глава 15
Боевые действия в Восточной Боснии (в Подринье) и в Герцеговине. Неожиданное наступление мусульманских войск
Уход из Подринья Ужичкого корпуса ЮНА привел к катастрофическим последствиям для местных сербов. Мусульманские силы, несмотря на худшую оснащенность, стали наступать практически во всей этой области. Сербы, оказавшись без поддержки ЮНА, показали, куда меньшую организованность и сплоченность, чем мусульмане. Их воинские операции здесь отличались не слишком высоким уровнем и, столкнувшись с серьезным сопротивлением, сербскому командованию срочно проходилось менять планы, очень часто просто вообще не считавшиеся с возможностью какого-либо неприятельского наступления и создаваемые под влиянием, скорее эмоций, чем здравого смысла. Случалась здесь и настоящие катастрофы, как, например, сербские летние разгромы под Жепой и Горажде. Так, под Жепой 4 июня был разгромлен сербский ударный отряд из Пале, созданный из местных добровольцев 19 мая 1992 года, и то под прямым присмотром военно-политического верха Республики Сербской. Этот пример, кстати, потому наиболее характерен, что отряд был создан в Пале, ставшей столицей Республики Сербской и переполненной людьми с верха политической власти, да и военная власть была недалеко, всего в полусотне километров от Пале, в городке Хан-Пиесак. Понятно, что в тогдашней национальной эйфории в этот хорошо оснащаемый отряд добровольно вступали едва ли не наилучшие бойцы, и немало из них были близки с тогдашними верхами PC, в которых были очень сильны «сараевские» сербы.
Хотя официальной задаче операции было доставление грузов в узел связи ЮНА на горе Зловырх в десяти километрах от Жепы, ясно, что послали наилучший для того времени отряд, хорошо вооруженный, оснащенный, и насчитывавший 291 бойца, ми-
225
нимум, как авангард в наступлении на Жепу. Жепа же была чисто мусульманским городком с весьма консервативно настроенным населением, традиционно недолюбливавшим сербов, изгнавших в XIX веке предков «жеплян» из Сербии. Между тем, отряд двинулся на Жепу, практически без серьезной разведки, не разворачиваясь в боевые порядки, руководствуясь указаниями из Главного штаба. Командир отряда был кадровым офицером ЮНА и не только лично вел отряд, но и взял с собою своего двоюродного брата, о предательстве тут речь идти не могла. На десятом километре дороги от Хан-Пиеска в этот же день 4 июля 1992 года моторизованная колонна отряда, имевшего в своем составе бронемашины (два танка и один БТР), пройдя две баррикады у мусульманских сел и преодолев Бырлошкий мост, попала в глубоком каньоне под селом Палеж в засаду. Противник взрывом завалил дорогу и начал расстреливать колонну автоматическим и охотничьим оружием, и сбрасывать на нее камни. Колонна три дня оставалась в каньоне, пока не пришло подкрепление. За это время отряд потерял 34 своих бойца погибшими, несколько десятков пропавшими без вести, и множества раненными (по официальным данным). Это произошло и во многом, потому что с началом нападения пропала связь, горючее начало гореть и в отряде началась паника. После этого в Пале прошли демонстрации родителей бойцов этого отряда, и, естественно, доверие к военному командованию, по крайней мере, Сараевско-Ромавий- ского корпуса, резко упало.
Не лучшим образом развивались события под Го- ражде. Здесь местные сербские силы, заменившие части Ужичкого корпуса ЮНА, до августа 1992 года без особых трудностей держали оборону в пригородных селениях Горажде. Неприятель тогда, главным образом, выжидал пока к нему «Аплаховым путем» поступит достаточное количество вооружения. В августе противник перешел в наступление, главный удар, нанеся из соседних Горажде сел, разбив сербские силы в сербском отступлении, начавшемся 28 августа, где погибло две с половиной сотни человек, как воен¬
226
ных, так и гражданских лиц. Многие местные сербы после этого, не задерживаясь, уходили в Сербию, считая главной причиной собственного поражения предательство как руководства всей Республики Сербской, так и собственного руководства общиной. Это, конечно, было не совсем точно, ибо тут была немалая доля вины и самих сербов из Горажде, да и сербов из соседних общин, не желавших идти на позиции под Горажде. Этот же анклав стал к августу 1992 года обладать большой, пусть и плохо вооруженной, группировкой в десяток тысяч человек. Большая их часть были беженцы из соседних общин Фоча, Вишеград, Рогатица, Чайничи, в которых весной была установлена сербская власть и эти бойцы, желая отомстить за свои спаленные и разрушенные дома, за сотни убитых единонародцев и собственные страдания, действительно могли добиться очень хороших успехов, хорошо зная свою местность.
Сербские силы здесь были тогда не особо многочисленны, в том числе из-за большого дезертирства, а мусульманам же бежать было некуда. Вишеград, например, осенью 1992 года обороняли две сербские бригады: Вишеградская, численностью не больше тысячи человек и Горажданская, численностью три- четыре сотни человек. Если учесть разросшиеся в них тылы, как и отсутствие должного количества «интер- вентных» (ударных) отрядов (в Вишеградской бригаде это был, фактически, усиленный взвод, хотя и звался ротой, а в Горажданской бригаде это был неполный взвод и на этом число «специальцев» заканчивалось). Неудивительно, что к ноябрю 1992 года мусульманские бойцы доходили до самих вершин гор над Вишеградом, откуда могли бросать камни на главную достопримечательность Вишеграда — мост через Дри- ну (построенный турецкой властью под управлением местного сербского уроженца Мехмед-паши Соколо- вича, серба, принявшего ислам и бывшего родным братом первого сербского православного патриарха в Печской патриархии). Вишеград так же, как и соседний городок Рудо находились тогда под угрозой падения, и лишь низкий уровень командования и подго¬
227
товки мусульманских сил, как и военная помощь из Сербии, не позволило тогда им развивать свой успех через, практически, открытый фронт и закреплять свои успехи. Большую вину в этом несло главное командование мусульманских сил, очевидно, плохо знакомое с военным искусством, хотя, вероятно, более способное в плане коммерческом. В ином случае боеприпасами своих бойцов оно обеспечить бы здесь смогло, а тем самым и несколько единиц бронетехники, оставшихся ей от ЮНА в начале войны, и не особо многочисленную артиллерию, опять таки пополненную, захваченной в декабре 1992 года сербской артиллерией из бригады Рудо. Разумеется, сербские силы приложили немало труда для защиты Вишеграда, но признавая заслуги определенного числа местных бойцов из тех, кто воевал на фронте, а не в тылу. Большую роль сыграли присланные со стороны силы, такие как специальная милиция Республики Сербской, чья власть не желала, чтобы мусульманские силы вышли на ее границу, так и добровольцы, как сербские (из Сербии и Черногории), так и русские (из бывшего СССР). Вишеград, пожалуй, держал если не первое, то одно из первых мест по роли добровольцев в сербских боевых действиях. Именно здесь были самые большие русские добровольческие отряды, во всей югославской войне сыгравшие с ноября 1992 года по май 1993 года очень большую, а возможно и ключевую роль в его обороне. Не случайно, что восемь русских гробов на церковном кладбище в Вишеграде (что, конечно, малая цифра во всей войне) дают второе по величине, русское кладбище после кладбища Дони Миливичи в Сербском Сараево, куда свезено до двух десятков погибших русских добровольцев из сербских подразделений общин Пале, Ново Сараево и Илиджи.
Не только судьба Вишеграда и Рудо была под большим вопросом в 1992 году и в первой половине 1993 года. Соседний городок Чайничи, обеспечивавший единственное территориальное соединение Герцеговины с Восточной Боснией узким перешейков в два десятка километров (между анклавом Горажде и черногорской границей) подвергался неприятельским
228
нападениям как из Горажде, так и из Югославии, точнее из Санджака. Через Санджак мусульманские боевики, как из Горажде (проходя до Санджака через сербские позиции) так и из самого Санджака, обходя посты МВД Сербии или Черногории, не раз пытались установить коридор с мусульманским Горажде, нападая на местных сербов. Последним пришлось даже устанавливать минные поля на югославской границе, а югославская армия на эту границу перебросила своих пограничников. На санджакском участке югославской границы два десятка боевых групп, шедших как из Санджака, так и из Горажде, по данным Генерал- штаба югославской армии, было или разбито или рассеянно. Под соседней Фочей сербские силы довольно стабильно держали позиции. Соседний, лежащий в подножии Трескавицы, Калиновик так же был надежно защищен, в том числе благодаря дислоцированной здесь Главным штабом ВРС 1-й моторизированной бригады Сербской Гвардии, состоявшей главным образом из призываемых на один год молодых солдат.
Общее состояние на фронте Герцеговинского (Хер- цоговского) корпуса ВРС было несравненно лучше, чем на позициях Дринского корпуса ВРС, однако и здесь неприятель предпринимал нападения. Самое крупное поражение Герцеговинского корпуса, было падение горного перевала Рогой и поселка Тырново. Впрочем, за падение Тырново, входившего в общину Илиджу, большую ответственность нес и Сараевско- Романийский корпус. Сербским поражением можно считать и захват противником большей части горного массива Трескавица, находившегося в зоне ответственности Герцеговинского корпуса (его бригады из Ка- линовика), и хотя здесь было несколько упорных боев, противник, одновременно с взятием Тырново, смог и здесь продвинуться вперед. Не думаю, что было разумно со стороны противника предпринимать столько нападений «по всему фронту. Это вело к разбрасыванию силами и средствами и так недостающими, куда лучше послуживших бы ему в Горажде и во всем Под- ринье, тогда как на Герцеговинском фронте даже полная победа не могла кардинально повлиять на ход вой¬
229
ны. Однако уже то, что противник перешел в 1992 году в наступление, говорит о пагубности сербской пассивности. Эта пассивность дорого стоила сербским силам, во время ухода из Герцеговины ЮНА. Тогда противник, главным образам хорватские силы, расширили свои территории вглубь до двух-трех десятков километров от Мостара и Дубровника, установив свою власть в Столце и захватив где-то половину житницы Восточной Герцеговины — долины Попово поле, не дойдя несколько километров до Требиня, главного сербского центра всей Восточной Герцеговины. Общее отступление местных сербов наводило на мысль о предательстве и неспособности верхов к командованию. В Поповом поле в руки противника попал монастырь Завалы, где нес службу один из известных сербских святителей Святой Василий Острожский. Достаточно было раз посмотреть на сербские позиции в паре километров от этого монастыря, дабы убедиться, что сербам было куда легче оборонять позиции перед этим монастырем, то есть на повороте Попова поля. К тому же позиции здесь оборонялись весьма относительно, главным образом, по вершинам местных гор, покрытых камнем и низкими, но очень густыми зарослями. Были нередки случаи, когда через эти линии проходили разведывательно-диверсионные группы обеих сторон. Так, под горным массивом Ве- лежем был уничтожен штаб местной бригады В PC полковника Томо Пушары, и понесены потери в полсотни человек, либо убитых, либо взятых в плен. С сербской стороны подобные «акции» применялись реже, тем более что особого смысла в них не было при отказе от наступательных действий, о чем свидетельствовала продажа в хорватский Дубровник электроэнергии сербских ГЭС по сохранившимся линиям электропередач. Здесь, можно привести случай с двумя русскими добровольцами, перешедшими линию фронта и на попутке съездившими в Дубровник попить пиво, а затем возвратившимися назад.
В Герцеговинском корпусе добровольцев было не особо много, да и были они, главным образом, в 1992 году. Тогда на этом фронте еще что-то решалось, а хорват¬
230
ские силы еще не заключили негласного перемирия с сербскими силами с начала 1993 по 1995 годы, ненадолго прерванного летом-осенью 1995 года. Тогда и произошла одна из редких наступательных «акций» сербских сил на «Иванов крест», для чего сюда были переброшены силы из СРК, в том числе его разведывательно-диверсионный отряд «Белые волки», но эта «акция» закончилась практически ничем и вряд ли преследовала серьезные цели. По большому счету, участок фронта от Дубровника до Мостара был стабильным, да и большее время войны мирным. Самые упорные и тяжелые бои в 1992 году сербские силы всей Герцеговины вели на направлениях Горажде и Тыр- ново, а так же на направлении Коница, на участке от Трескавицы до Мостара. Здесь, на горных массивах Височица (1967 м), Прен (2013 м), Вележ (1989 м) сербские силы были вынуждены обороняться от неприятельских, главным образом, мусульманских сил. Стремившихся овладеть поселком Борци и городком Невесенье, чем сербы бы вытеснялись за Невесеньс- кое поле (долина длинной в два-три десятка километров, а шириной до десятка километров). Не знаю, какие цели преследовались мусульманским командованием в наступлениях на герцеговинские «камни», так еще называлась земля Герцеговины, но в любом случае такая трата сил и средств была неразумна. Уже тогда Мостар понемногу делился «союзниками» на западную — хорватскую и восточную — мусульманскую часть, разделявшиеся рекой Неретвой, и сербские силы, хотя и находились на позициях на Вележе менее чем в десятке километров от Мостара, не показывали желания захватить этот город, или хотя бы его восточную мусульманскую часть, что хорватской власти, весьма бы подошло.
Сербские силы не имели возможностей для больших наступлений в Герцеговине, уже хотя бы из-за ограниченных мобилизационных возможностей здесь. Во всех сербских герцеговинских общинах Билеча, Требинье, Гацко, Невесенье, и в сербской части общин Коница и Мостар, а так же в сербских общинах
231
Чайниче, Фоча и Калиновик, вошедших в CAO Восточной Герцеговины с началом войны, оказалось лишь около сотни тысяч жителей. Даже с учетом сербских беженцев, бежавших в этот регион с территории, оказавшееся под властью противника, хотя многие из них отсюда следовали в соседнюю Черногорию или дальше в Сербию вместе с немалым, числом сербов даже из территорий, оставшихся сербскими.
Так, допустим, сербская бригада из Невесенья имела в своем составе не больше тысячи человек и, понятно, что она никак не могла на равных воевать с противником из-за недостатка людей на столь важном фронте. Сюда посылались подразделения из всех частей Герцеговинского корпуса, но в особенности пехотная бригада из Гацко, получившей в корпусе право не «держать» позиции, но при обязанности участвовать во всех его «акциях», подобно прочим ударным отрядам, корпуса, а так же специальным силам МВД. Очень большую роль на этом участке в 1992 году сыграли и добровольцы из различных политических движений Сербии и Черногории, а так же силы красных беретов.
Еще в самом начале боевых действий в мае 1992 года мусульманские силы сумели в своем наступлении захватить сербский район с центром в Брадине (община Коница) при поддержке хорватских сил. Тогда было сожжено полсотни сербских сел и хуторов и убито несколько сот сербов, в том числе гражданских, многие из которых умерли во время своего заключения в известных лагерях Челебичи и Тарчин (По этому делу в международном суде в Гааге осуждено трое тогдашних командиров мусульмано-хорватских сил и один рядовой боец). Мусульманское руководство после взятия Брадины 28 мая 1992 года обеспечило беспрепятственный провоз техники, снаряжения и боеприпасов из порта Плоче (в социалистической Югославии — Карделево) в Хорватии, магистральной автодорогой Плоче-Мостар—Ябланица—Коница либо на свою основную территорию, либо в анклавы Сараево и Го- ражде. Помимо взятия Брадины, находившейся в полутора десятках километров от сербских позиций (с юга
232
под Борцима, а с севера под Хаджичами) Сербское Сараево — район Илиджи, что воспрепятствовало возможному соединению сербских сил Герцеговины и Сараево. Такое соединение привело бы к полному переходу горных массивов Белашница, Трескавица, Игмана и Височица в сербские руки, практически без боя, и тем самым к полной изоляции Сараево и Го- ражде, оказавшихся бы тогда в глубоком сербском окружении, как минимум в два-три десятка километров. Возникни подобный сербский план, он вполне мог бы быть осуществлен довольно быстро. От сербских позиций под Борцами до сербских позиций под Хаджичами было всего три десятка километров по автодороге, и сербской бронетехники, собранной из Герцеговине ко го и Сараевско-Романийского корпусов, надо было бы всего два дня для такого марша при пехотной поддержке, как с дороги, так и с гор слева и справа от нее. Однако мусульманский верх более ясно понимал военную стратегию, чем сербский, и тем самым спас и Сараево и Горажде, взяв на время Брадину. Несмотря на это, мусульманское командование, очевидно, не знало достаточно правил оперативного искусства и не умело совершать маневр силами и развивать успех. По логике, ему, с падением сербского Тырново, необходима было главные силы не только своего 1-го (Сараевского), но и 4-го (Герцего- винского) корпусов устремить на Горажде, сформировав сводные группы из лучших сил этих корпусов, а также подразделений и частей центрального подчинения армии и полиции, бросив их на Вишеград, и на Рудо. Этим они могли бы обеспечить связь с Санджаком при полном закрытии границы с Югославией, шедшей по довольно высоким горам (1000—1500 метров), а одновременно установить связь со своим анклавом Жепа, до которого от самого Вишеград было два с половиной десятков километров, а затем и с другим анклавом Сребреницей, соседней Жепе. После этого здесь мусульманские силы выходили бы на границу с Сербией (по реке Дрина). А затем, усилившись, они смогли бы нанести удар по Рогатице через, потерянные ими летом 1992 года после сербского
233
наступления, горные массивы Деветак (1424 м) и Ивица (1497 м). В случае успеха они могли бы создать довольно глубокую оборону всего Подринья. Даже в случае неуспеха удара по Рогатице, само наступление на нее мусульманским силам могло обеспечить большую легкость в нанесении удара либо с Игмана и Яхорины по Луковице и Пале, либо с направления Олово и Кладня по Власенице и Соколацу. И в одном и во втором случае лучшие сербские силы отсюда были бы переброшены по направлению к Сребренице и Жепе и под Рогатицу, дабы сохранить проходным путь от Соколаца через Хан-Пиесак и Власеницу до Звор- ника. То, что все это мусульманским войскам оказалось неподвластным — следствие не недостатка тяжелого вооружения, ибо боевые действия велись бы, главным образом, в горах, а недостатка в командовании и, конечно, в организации, которая могла бы использовать уже накопленный опыт и обеспечить вооруженные силы хорошим командным кадром. Мусульманскому командованию для успеха подобной операции не надо было особо трудиться над планированием операции, а создать и сразу ввести в бой ударные отряды, хорошо оснащенные легким стрелковым и ракетно-минометным оружием, которое как раз начало поступать из-за границы через хорватские порты на Адриатике. Только в августе 1992 года в Кониц прибыло из этих портов (прежде всего из Риеки и Сплита) до 100 грузовиков с оружием и его надо было не распылять по всем фронтам, а использовать для одной большой победы, давшей бы мусульманским силам многократно большую военную помощь из исламского мира. В последнем возникла бы тогда большая заинтересованность в Боснии и Герцеговине, в которую начали наносить визиты (разумеется, к мусульманской стороне) многочисленные представители исламского мира (в том числе и генерал Джохар Дудаев). Одно из наиболее важных, если не самое важное посещение было сделано иранским аятоллой, ответственным за Европу и Северную Америку, Ахмедом Джанати, который по прибытию занимался не столько проповедями, сколько определениями потреб¬
234
ностей мусульманских вооруженных сил в оружии, снаряжении и добровольцах. По его же словам, мусульмане, создав в Боснии и Герцеговине армию и разумно использовав военную помощь, смогут выдержать в этой войне, и тем самым сделать ислам суверенным в самой Европе. Изетбегович тогда же заявил о том, что его власть в случае сражения готова создать партизанское движение, представлявшее бы опасность для всей Европы.
Впрочем, в том то и было преимущество Ахмеда Джанати, что он, как и подобные ему поборники «джихада», были людьми дела. Отсутствие же в достаточной мере такой деятельности в местном мусульманском военно-политическом верху и являлось причиной общего неуспеха мусульманских операций в Подринье. Все же в 1992 году они не только в Гораж- де, но и в Сребренице и Жепе, вопреки собственной отсеченности от главных сил и недостатка в вооружении и боеприпасах, смогли провести немало успешных наступательных операций тактического характера. Подринье было своеобразной мусульманской вотчиной, и здесь они имели много изначальных преимуществ над сербскими силами.
О сербском поражении под Же пой, я уже упоминал. Но большие потери понесли сербы под Сребре- ницей. Здесь, еще во время вывода ЮНА, когда местные сербы, милицейские и добровольческие отряды из Сербии при поддержке ЮНА, устанавливали свою власть в соседних Зворнике и Братунце, бывших на две третьи мусульманскими, когда вокруг Власеницы шли бои сербских сил, державших город, и мусульманских сил, поддерживаемых из своих сел из направления Кладня, тогда в Сребренице, в которой жило 73% мусульман, подобная попытка местных сербских сил потерпела полную неудачу. Сначала, правда, эти силы смогли установить свою власть, пусть и очень слабую. Многие мусульмане ушли в горы и оттуда начали свое нападение. Первое такое организованное нападение произошло на Джурджевдан (день святого Георгия) 6 мая 1992 года, когда мусульманские боевые отряды напали на села Гниона и Блечево и суме¬
235
ли их захватить, а через два дня после убийства в самой Сребренные сербского депутата в Скупштине Боснии и Герцеговине и вождя местного СДС Горана Зе- кича, они взяли весь город. В нем произошел, сербские погромы и почти все сербы были выгнаны или же убиты. В течение мая мусульманские боевики в нескольких засадах убили на дорогах несколько десятков сербов, в том числе и отца Паисия, прибывшего незадолго до этого со Святой Горы Афон. В это же время в нападениях на сербские села и хутора гибнет еще пара десятков сербов, что вызывает начало их бегства из общины Сребреница.
Летом нападения участились. Так, 21 июня в селе Ратковичи был убит 21 человек (тогда одна сербка Десанка Станоевич живой была сожжена в своем доме); на Видовдан (день Святого Вида, 28 июня) в селе Лознице было убито 8 человек (в том же селе 14 декабря погибло еще 14 человек). 30 июня сожжено сербское село Брежане: 12 сербов при этом было убито; 5 июля было сожжено еще одно сербское село Кыр- ничи, здесь было убито 16 сербов, в том числе и несколько детей и подростков, а один старик (Васо Порача) — зарезан. На Петровдан 12 июля мусульманские отряды захватили село Загони на дороге между Сребреницей и Братунцем и в ходе нападения убили 21 серба, как военного, так гражданского, а в этот же лень под селом Залазье сербы потеряли 39 человек, а в засаде в селе Биляча еще 13. В селе Магашичи 20 и 25 июля было убито девять местных сербов, столько же их погибло в селе Ежестице 8 августа.
Однако, пожалуй, самое большое нападение произошло на Божич (Рождество) 1993 года, на сербские позиции под селами Шилеговичи, Ежестица, Мари- чи и Кравица. Только под Кравицей было перебито 46 сербских бойцов, что было весьма большим поражением сербских войск, а также погибло большое количество гражданских лиц.
Ныне события вокруг Сребреницы тяжело трезво оценить, ибо обе стороны отрицают, что они убивали гражданских лиц, обвиняя в этом, друг друга, тогда как о самих боевых действиях пишется мало, точнее
236
ничего, сводясь, как и абсолютное число работ по прошлой войне, на пропагандистские клише. Между тем, очевидно, что в той гражданской войне, в которой буквально сверху насаждался этнический характер войны, другого и быть не могло. Сребреница в то время была полна мусульманских беженцев из окрестных общин, жаждавших мести за погромы над ними и организованных своими политическими и духовными вождями. Потеря мусульманскими силами треугольника между горами Романии, Девятака и Семена, означало и отступление большей их части в Сребреницу и Жепу, а вместе с ними туда пришло много гражданского населения. Если добавить к этому еще не забытые случаи массовых убийств сербов во Второй Мировой войне усташской властью, поддержанной здешними мусульманами, то нет ничего удивительного, что в той жестокой борьбе, проходившей вокруг Сребреницы и Жепы, обе стороны уничтожали всех подряд. Из тысячи с лишним погибших сербов около половины составляло гражданское население. Это не только данные сербской стороны, но и ООН, а о гражданских жертвах сербской стороны говорится и в документальном фильме британского режиссера «ВВС» Ника Фрейзера «Плач из гробницы», главная тема — исследование вины сербской стороны в массовых убийствах мусульманских пленных и гражданских лиц в июле 1995 года. Впрочем, еще больший процент гражданских лиц был среди погибших мусульманской стороны. Сейчас хотелось бы поставить вопрос о том, где же было все это время командование Дринского корпуса ВРС, когда мусульманские «партизанские» (по сути) отряды из окруженной Сребреницы и Жепы захватывали одно сербское село за другим. Разумеется, местные мусульманские силы получали немалое количество оружия и боеприпасов как по воздуху (военно-транспортными самолетами НАТО, и, скорее всего, американских сил специального назначения из баз в Германии вертолетами, а возможно и самолетами мусульманской стороны с основной мусульманской территории), так и по земле (главным образом
237
конвоями ООН). Однако конвои ООН зачастили в Сребреницу с приходом сюда канадских миротворцев в мае 1993 года. Невольно возникает вопрос, чем занималось ПВО ВРС, почему не был создан обруч вокруг Сребреницы, Жепы и Горажде, при имеющейся для этого техники, тем более мусульманские силы в таких условиях не могли получать основательного пополнения, кроме легкого оружия и ограниченного количества боеприпасов.
Мне до сих пор до конца неясно, откуда, в таком случае, мусульманским силам Сребреницы и Жепы поступало столько боеприпасов, с помощью которых можно самостоятельно вести целый год наступательные боевые действия и почему сербская оборона была столь неудовлетворительна здесь? Потерять пару десятков сел и еще больше хуторов и дать выход противнику на самую границу с Сербией (мост в районе села Скелани, на котором погибло немало сербов от неприятельского огня — тому подтверждение) не может быть свидетельством успешного действия в этой области. При этом мусульманские войска могли даже соединить анклавы Сребреницу и Жепу в один анклав осенью 1992 года. В январе 1993 года с этим анклавом был соединен и маленький изолированный анклав вокруг села Церска, вообще не ясно, как до этого существовавший. Это дало противнику территорию где- то в 900 квадратных километров, с населением более чем полсотни тысяч человек с десятитысячной войсковой группировкой. Если бы мусульманский верх был способнее в военном деле и в оценке ситуации, то его силы в Сребренице и Жепе соединились бы с их силами в Горажде. Преодолев оставшиеся полтора десятка километров мало заселенного пространства, покрытого годами лесами и практически не контролируемого сербскими силами, державшими оборону лишь сел и наиболее важных высот и дорожных пунктов. Большая часть сербских бойцов просто-напросто находилась в своих домах. Соединись все мусульманские силы Подринья, и под вопросом были бы не только Ви- шеград и Рогатина, но и Братунац и Власеница. Тогда, возможно, стороны могли бы поменяться ролями.
238
Правда, такие предположения были бы осуществимы лишь при более совершенной, чем тогда, организации мусульманских сил, хотя бы на их же уровне середины 1995 года, при такой же боеспособности. Однако, мусульманский верх к началу 1993 года имел достаточно времени и средств и для одного и для второго, пусть лишь на Подриньском и Сараевском фронтах, и поэтому сербскому верху, дабы не произошло худшее, надо было готовиться к любым возможным действиям противника. Причины неудач мусульманских сил были во многом. Самая основная это недисциплинированности и анархии. Об этом после войны говорил Ибро Мустафич (представитель мусульманской гражданской власти в Сребреницы), подчеркивая, что военными силами в Сребреницы правила мафия. Мусульманские силы верховным командованием были сведены в 28 дивизию (оперативную группу) армии Боснии и Герцеговины, но внутри ее не прекращались конфликты. Большую силу в армии имел Насер Орич, до войны служивший в специальной милиции союзного МВД Югославии, и по иным сведениям, сохранившим хорошие связи в югославской власти и во время войны, что ему весьма помогало при торговле с Сербией. Оказалось, что служба стражем закона не является никакой гарантией приверженности этому закону, и во время войны Насер Орич заявлял, что его бойцы пленных не берут согласно исламским законам что, в общем-то, было истиной.
Тем не менее, нужного уровня военного дела он поддерживать не мог в своем, довольно анархичном, войске, тем более, что нередко его бойцы шли в довольно-таки авантюристические походы. К тому же, нападения мусульман напоминали, скорее, осиные укусы, раздражавшие долгое время не только власть Республики Сербской, но и Сербии, хотя бы минометными обстрелами Байна-Башты, города в Сербии на противоположном берегу Дрины. Потеряв всякое терпение и надежду на вооруженные силы Республики Сербской, власть Сербии в начале января, после нападения сил 28-й дивизии на Скелани, село соседнее с границей Сербии, здесь погибло, и было ране¬
239
но несколько десятков людей, дало приказ на выступление сил армии и милиции в операцию по взятию Сребренины. Главная роль в этой операции была отведена специальной милиции Сербии, включавшей и силы «красных беретов». В их штабе в Байна-Баште находились и командующий специальной милиции МВД Обрад Стеванович и командиры «красных беретов» и заместители Стевановича — Френки Симато- вич и Радоица Божович, а посетил позиции здесь и сам министр МВД Зоран Соколович. Югославская армия послала под Сребреницу свою парашютную 63-ю бригаду, но та, потеряв около полтора десятка человек убитыми, была еще до конца операции возвращена в Ниш. Присутствовала здесь так же и 72-я разведывательно-диверсионная бригада, из чего понятно, что здесь были лучшие специальные силы Югославии. Из этого ясно, насколько серьезным противником была 28-я дивизия, и, следовательно, насколько велика роль идейной убежденности в войне, коль эта ополченческая (партизанская) дивизия смогла стать опасным противником для объединенных сил югославских армии и милиции, как Сербии, так и Республики Сербской. Но дела даже не в «специальных» силах, а в артиллерии и авиации югославской армии, действовавших в холе операции с территории Сербии. Неизвестно зачем, но югославское военное командование не обошлось без включения резервистов в операцию. Так, например, направило сюда двести резервистов из Белграда. Они вначале не знали, куда их везут, а когда это выяснилось, большая их часть дезертировала, уехав домой и оставив своего полковника Ступара почти без личного состава.
Куда больший эффект был достигнут с привлечением добровольцев. Так, по каналам СРС под Сребреницу было направлено более полутысячи добровольцев, главным образом, из Зренянина, Кнежевца, Гнилане, Ниша, Суботицы, свезенных в отряд «Стара Сербия» под общим командованием Бранислава Вакича, оснащенные и вооруженные Нишской военной областью (2-й армией) и МВД Сербии. Был тогда
240
под Сребренице и русский добровольческий отряд из Петербурга, чей командир, казачий атаман Александров был здесь ранен, а позднее в мае 1993 года, погиб под селом Хреш (Сербское Сараево), но этот отряд действовал в составе ВРС, которое так же выделило немалые силы для этой операции.
Общее командование операцией было поручено генералу югославской армии Миле Мыркшичу, бывшему командиру 1-й гвардейской дивизии ЮНА, чье имя первый раз прозвучало на всю Югославию во время Вуковарской операции как военного героя. Правда, созданный позднее Международный трибунал в Гааге, посчитал иначе и указал Мыркшича, вместе с двумя другими офицерами ЮНА тогдашними капитаном Мирославом Радичем и майором Веселином Шливанчанином, главными виновниками расстрела 260 хорватских пленных и раненых. Но за Сребреницу Мыркшич обвинен не был, ибо она так и не была взята в этой операции. Вначале, успев захватить Цер- ску и отделив Сребреницу от Жепы, сербские силы медленным темпом и боями смогли дойти до села Осмача, в десятке километров от Сребреницы. Затем, как всегда, сверху пришел приказ об остановке наступления и вскоре начались мирные переговоры, которые должны были решить то, что, якобы, военным путем это нельзя было решить. На фронте ситуация выглядела по-иному, нежели из государственных кресел. 11 марта Сребреницу посещает тогдашний командующий миротворческими силами ООН в Боснии и Герцеговине французский генерал Филипп Морион, и пробыв здесь два дня, он отбыл, пообещав помочь. Сразу же в Сребреницу пошли конвои ООН с гуманитарной помощью, и с первым конвоем в Тузлу возвратилось около шестисот мусульманских гражданских лиц. В следующем конвое Сребреницу покинуло еще полторы тысячи человек, и когда эта цифра от выбывших достигла девяти тысяч, мусульманская власть дала 2 апреля из Сараево в Сребреницу приказ запретить эвакуацию. Эта мера вызвала письма комиссара ООН по вопросам беженцев японки Садако Ога- ты генеральному секретарю ООН египтянину Бутросу
241
Гали с предложениями либо по увеличению военной и гуманитарной поддержки Сребреницы, либо об эвакуации ее населения. Так, как Запад не желал признавать «этнические чистки», а мусульманское руководство не хотело терять Сребреницу. 18 апреля генералы Ратко Младич и Сефер Халилович подписали соглашение о перемирии вокруг Сребреницы и о ее демилитаризации. Однако в соглашении не была подробно указана область демилитаризации, что облегчило командованию местных мусульманских войск задачу, и оно, приказав сдать триста единиц, главным образом, неисправного оружия, оружие больших калибров отправило за пределы города, который оно только и признавало зоной демилитаризации. Прибывшие канадские миротворцы, естественно, не могли прочесывать леса и обыскивать дома, ибо насчитывалось миротворцев около двух сотен.
В это же время, согласно резолюции Совета Безопасности ООН от 7 мая 1993 года, Сребреница, Жепа, а так же Бихач, Тузла и Сараево были провозглашены официально «зонами, под защитой ООН», что увенчало командную волокиту сербской стороны в югославской войне. Провозглашение этих зон было в полном противоречии с военной логикой, ибо в Жепе находился штаб бригады, а в Сребреницы, и Горажде — штабы оперативных групп, а в Тузле, Бихаче и Сараево — штабы корпусов, командовавшие находившимися, главным образом, здесь же (за исключением Тузлы и, отчасти, Бихача) войсками. Эти войска составляли, как минимум, половину мусульманских вооруженных сил. Получался какой-то «гуманитарный» абсурд. В том же Сараево один и тот же квартал был разделен линией фронта на две половины. Для одной стороны он был законной военной целью, а для другой — «мирный квартал», чей обстрел назывался западными политиками и журналистами «медленным геноцидом», и за что в международном трибунале в Гааге были возбуждены обвинения против ряда генералов ВРС.
Но не стоит одним пособничеством миротворцев оправдывать паралич на фронте. У сербской стороны
242
и тогда оставалось полное превосходство в вооружении над своими противниками в Боснии и Герцеговине, а миротворческие войска ООН не имели ни достаточно сил (в Боснии и Герцеговине их насчитывалось около 25 тысяч, а в Хорватии еще где-то 15 тысяч), ни прав вмешиваться в вооруженный конфликт. Авиация НАТО проводила тогда операцию по предотвращению боевых действий сторон с воздуха (что, естественно, было направлено против сербской стороны). Но и тут единственно эффективные действия авиации НАТО за всю войну заключались в том, что были сбиты четыре устаревших легких штурмовиков «Ястреб» В PC над Западной частью Республики Сербской двумя американскими F-16 и 28 февраля 1994 года, тогда как первые наземные удары по сербским войскам произошли лишь 10 и 11 апреля 1994 года под Горажде, и то в очень ограниченном масштабе.
Дело тут не чьей-то вине, а в том, что НАТО в 1993 году еще не был полностью готов к нанесению воздушных ударов по сербским селам, да и будь эти силы организованы и подготовлены должным образом, то авиация НАТО не могла бы спасти мусульманские силы от поражения. Все эти защищенные зоны, включая Тузлу, при полном и правильном использовании войск, хотя бы по уставам ЮНА, но, правда, при лучшей практике, в особенности подготовки и организации, сербами могли быть взяты за несколько дней. За это время международное сообщество вряд ли смогло бы о чем-либо договориться, а тем более перебросить две-три сотни боевых самолетов на итальянские и американские авиабазы, французские и британские авианосцы, находившиеся уже в Адриатике, чтобы усилить уже имевшиеся здесь (на авианосцах и авиабазах) где-то полторы сотни боевых самолетов. Очевидна недостаточность боевых ударов по сербским войскам. По Уставу любой современной армии дневной темп наступления, даже при подобном превосходстве сил в воздухе, не мог бы быть меньшим несколько километров в день, а как раз столько и надо было преодолеть, чтобы взять не толь¬
243
ко Сараево, но и Сребреницу, Жепу, Бихач и Гораж- де, или даже Тузлу. Ведь не только в Сараево, но и в Сребренице, Жепе и в Горажде центры были отделены от сербских позиций, максимум десятком с небольшим километров и всего одной линией траншей или же вообще линией отдельно стоящих «бункеров».
Глава 16
Война между хорватскими и мусульманскими войсками в Боснии и Герцеговине.
Уязвимость мусульманской стороны и бездействие стороны сербской
Сербская сторона долго имела в войне возможности, открытые ей Богом, для достижения быстрой победы ценой малой крови. Эти возможности не исчерпались в 1992 году, а сохранялись и весь 1993 год, ибо тогда слабейшая, но и самая опасная для всего сербского народа мусульманская сторона оказалась втянутой в войну с хорватами как с Херцог-Босной, так и с Хорватией. Тяжело сейчас оценить, кому принадлежала инициатива в начале войны, хотя все как-то указывает на Загреб. Это подтверждают и переговоры между Милошевичем и Туджманом во дворце Караджерд- жевичей в 1992 году, о которых упорно твердилось, пусть и неофициально, как об источнике планов раздела Боснии и Герцеговины между сербской и хорватской сторонами, что подтверждалось потом иностранными дипломатами, в том числе перед международным трибуналом в Гааге (призер, знаменитая салфетка из Лондона, на которой Туджман чертил планы такого раздела). Однако планы — одно, а реальность — другое, тем более в Боснии и Герцеговине, где Запад глубоко, но скрьгго установил свое влияние.
Интересно, кстати, что одну из наиболее активных ролей в борьбе с мусульманскими силами играли западные наемники, хотя это понятие весьма условное, так как мотивы у таких людей были различные: от денег и авантюризма до идейных причин и государственных приказов. Наиболее известная была бригада «краль Томислав», в которой было много таких наемников, она как раз и играла одну из важнейших ролей в хорватско-мусульманской войне. При этом в ней и в других частях ХВО из иностранцев весьма заметными были британцы, иные из которых больше походили на проводников государственной политики, чем на «вольных стрелков».
245
В хорвато-мусульманской войне, конечно, не было однородности и где-то все заканчивалось простым переподчинением, а затем расформированием сил ХВО. Где-то столкновения шли короткое время и относительно мягко, как, например столкновения 117-й бригады ЖВО с мусульманскими силами под Тузлой. Однако, главным образом, ожесточенность столкновений не уступала, а то и превосходила ожесточенность в конфликтах с сербской стороной. Так, в Средней Боснии десятки сел, что хорватских, что мусульманских, были сожжены, а многие их жители убиты. Пример мусульманского села Ахмичи, в котором силы ХВО 16 апреля 1994 года перебили больше сотни его жителей. Ожесточенные бои шли и за Нови Травник, взятый, в конце концов, мусульманами, а мусульманский анклав Горни Вакуф находился в хорватском окружении не в лучшем положении, нежели упоминавшиеся Сребренице или Горажде.
Мостар, разделенный на две части — хорватскую Западную и мусульманскую Восточную — пережил тогда ожесточенные городские бои, вполне сравнимые в вуковарскими, ибо для хорватов Мостар был столицей, а для мусульман — путем к морю, и никто здесь отступать не хотел.
Хорватские силы предпринимали немало наступательных операций. В ходе хорватско-мусульманской войны весьма упорные бои велись за Ройницу — небольшой городок в десяти километрах от Киселяка. Хорватским властям, с 1992 года державшим власть в Ройнице, она была необходима, так как через Ройницу обеспечивалась связь их анклава Киселяк с хорватскими силами в средней Боснии. Еще более необходима мусульманам была Ройница, так как вместе с хорватским Киселяком, она отрезала их силы в Герцеговине (Восточный Мостар, Кониц и Ябланицу), основывавшихся на базе 4-го корпуса армии Боснии и Герцеговины, от остальной территории, и одновременно выход на горные массивы Белашница, Треска- вице и Игман (через Кониц). Тем самым блокировала последний выход из Сараево. Этого мусульманская власть допустить не могла и во второй половине 1993 г.
246
Ройница была взята мусульманскими войсками. Хорватские войска из Киселяка пытались возвратить Ройницу в 1993—1994 годах, но безуспешно. Не помогло им ни привлечение к боевым действиям на своей стороне и сербских войск, главным образом, артиллерии и танков. Собранная для этих действий сербская пехота, составленная из ударных отрядов добровольцев, так и не пришла к ним на помощь. Хотя была договоренность о ее хорошей оплате. Возможно, это была сербская ошибка. Так как с падением Фойницы нападения мусульманских войск на сербские позиции на Игмане, Белашнице, Трескавице без сомнения сократились бы. Так как вследствие пересечения неприятельских коммуникаций открылась бы возможность к быстрому сербскому продвижению на Кониц. Ройница тогда обеспечивала бы фланговое прикрытие правого крыла наступавших (со стороны Хаджичи) сербских войск. Притом, что неприятель, оборонявшийся против этого крыла, не имел бы ни хороших путей сообщения, ни надежного тыла. За его спиной находились бы горные массивы Студеница (1937) и Висо- чица (1700 м), затруднявшие переброску резервов из Средней Боснии, где он и так вел тяжелые бои с хорватскими войсками. Так что, как бы велико ни было сербское недоверие хорватам, им нужно было помочь. Это ослабило бы главного неприятеля — мусульман, и защитило бы сербские интересы.
В силу большой разбросанности их анклавов, хорватские силы оказались в худшем положении, чем мусульманские, связавшие главную часть своей территории в одно целое. Возможно, все закончилось бы почти полным истреблением хорватов в их анклавах, если бы им на помощь не пришли сербы. Так, на сербскую территорию отступило, а то и бежало из хорватских анклавов из района Жепчи и Зеницы тысячи бойцов и 30 тысяч гражданских из района Бугойно — 600 бойцов и 6,5 тысяч гражданских, из района Варе- ша — 1 тысяча бойцов и 26 тысяч гражданских, из района Травника — 2 тысячи бойцов и 20 тысяч гражданских (данные ГШ ВРС).
247
Нельзя, быть, конечно, односторонним и полностью соглашаться с. демагогией иных сербских пропагандистов о наивности сербов. Принять тогда хорватов надо было, тем более что в 1992 году тысячи сербских беженцев из Витеза, Зеницы, Вареша, Киселяка и прочих мест Средней Боснии выходили на сербские территории, во многом благодаря помощи ХВО, в составе которого было одно время немало этих же сербов, и не так уж мало осталось их в ХВО до 1993—1994 годов.
Впрочем, иные из сербов остались вместе с немалым количеством хорватов в мусульманских вооруженных силах. Так, например, в специальной полиции мусульманского МВД первый мусульманин находился лишь где-то на пятом по рангу месте, а командовал ей полусерб-полухорват Драган Викич. В Сараево неизвестный серб в рядах мусульманских сил после генерала Йована Дивяка был Славиша Шучур, заслуживший на танке высшую мусульманскую награду за храбрость «Златни Лилян», а еще один сербский кавалер этой награды Фуртула был взят в плен в мае 1995 года в Сараево (Дебелое Брдо).
Так что, в этой войне все было далеко не однозначно и ошибка сербской стороны не в том, что она поддержала хорватов, а в том, что она не использовала их нужду в этой поддержке в своих государственных интересах на долгосрочной основе. Ведь хорватским силам пришлось тогда весьма тяжело, и они в Средней и Центральной Боснии, пережили настоящую катастрофу, неожиданную для них самих, которая вызвала наступление против власти Туджмана многих хорватских националистов, как например, Добросав Парага лидер ХОСа, и тогда выяснилось, что больше всего помочь хорватам в борьбе с мусульманскими силами, особенно с моджахедами, столь радушно пропускаемых в первом периоде войны хорватской властью, смогли как раз сербы. Тогда почти по всему фронту между сербами и хорватами в Боснии и Герцеговине поддерживалась неофициальное перемирие, которое тогда мало кто нарушал, ибо люди уже свыклись с тем положением вещей, что существовало около года.
248
Это относилось даже к хорватам в Посавине, в их анклаве Орашье, в котором до сих пор не забыли хорватского погрома от сербских сил под Дервентой, Модричей, Бродом и Плеханом. Однако и здесь хорватские силы были вынуждены ради интересов Хер- цог-Босны пойти на перемирие с сербами. Что касается хорватских сил в анклаве Жепча (по соседству с сербским Добоем, Озреном, Тесличем и мусульманским Тешнем, Завидовичами и Маглаем), то они вообще прибегли к помощи сербских сил, очевидно пришедших не задаром. Хотя судьба большей части потраченных денег остается тайной для народа. В этом анклаве вчерашние союзники по борьбе с сербами настолько ожесточенно воевали и резались, что для окруженного хорватского анклава, Республика Сербская значила больше в отличие и от Хорватии, и от Херцог-Босны. Сербской власти достаточно было просто пожелать, чтобы этот анклав вошел в Республику Сербскую как автономия, как сербские силы, находящиеся в этом анклаве, могли это осуществить. Для этого им достаточно было лишь несколько раз с танками и Прагами продемонстрировать свою мощь.
Однако интересно, что сама сербская власть не желала усиления собственного государства, и бескровного вклинивания в неприятельскую глубину. В вышеупомянутом случае оказывалась бы в полном окружении область вокруг мусульманских Тешня, Маглая и Завидовичей длинной в три десятка километров и шириной в десяток километров. И если сербскую власть не занимало усиление собственного государства, то уж, по крайней мере, с падением этой области прекратились бы нападения на сербские силы на Добое, Озрене и Тесличи, что было очень важно хотя бы для самих их жителей.
Все это выглядит еще более абсурдно при простом взгляде на карту тогдашних боевых действий. Район Озрена находился в критическом положении, окруженный со всех сторон, кроме узкого 7—8 километрового «горла» у Добоя. Этот район Озрена вместе с городами Теслич и Добой были, пожалуй, наиболее важными местами, обороняемыми 2-м Краинским кор¬
249
пусом, посылавшим сюда подразделения многих своих бригад на постоянной основе. Соединением же Оз- рена с Жепчем, даже без полного разгрома мусульманских войск в районе Маглая-Завидовичей—Теш- ня, лишенных бы таким образом, снабжения боеприпасами и горючим, сербские силы получали единый выровненной пятидесятикилометровый фронт от Оз- рена через Жепче до сербских позиций на горном массиве Влашич, что в несколько раз сокращало существовавшую здесь линию фронта, а тем самым и число войск, задействованных для ее обороны. Более того, подобное выравнивание фронта давало бы надежность сербским позициям в районе сербского поселка Возуча и горного массива Вележ (одноименного и горного массива в Герцеговине), находившихся на окончании анклава Озрена. Большая опасность для них исходила от мусульманского клина (селения Чи- новичи и Хайдеровичи) широтой от 3 до 10 километров и длиной до 15 километров, сходившего вблизи Завидовичей, но отделенного от этого города течением реки Босна. Этот клин автоматически бы оказался в сербских руках, а вместе с этим освобождалась бы дорога от Добоя (по правому берегу Босны) до Завидовичей. У соединения Босны с ее притоком Кривая шел автопуть на Олово, путь которой проходил рядом с Везучем до сербских позиций Сараевско-Романий- ского корпуса под Олово. До Олово от сербских позиций 1-го Краинского корпуса под Везучей было десятки километров, что вполне могли за несколько дней преодолеть 16-я моторизованная и 2-я танковая бригады корпуса, оборонявшего позиции под Добоем, Тесличем и Озреном. Вместе со сводными группами еще ряда бригад (например, Пырняворская из Пыр- нявора, Сырбачка из Сырбца, Вучьячка из Вучьяка), которые при подобном развитии событий освобождались бы, как и минимум одна из четырех Озренских бригад, от несения службы на позициях. При этом слева от сербских позиций под Олово находился еще один хорватский анклав Вареш, окруженный с остальных сторон мусульманскими силами. Хотя осенью 1993 года сербские войска, собранные со всего фронта, смогли
250
под Варешом расширить свой выступ (где-то 12'12 км), несколько потрепав мусульманское войско, но ни в мусульманской Олово, ни в хорватский Вареш они не вошли. Было непонятно, для чего было вообще начинать весь этот сыр-бор, стоивший тогда сербским силам, как минимум, полсотни мертвых, в том числе и десяток молодых срочнослужащих из Сербской Гвардии. Для чего вообще был нужен весь пропагандистский трезвон о победах сербского оружия, когда было отлично известно, что здесь до сентября 1993 года шла активная торговля между сербами, хорватами и мусульманами. Тогда, по свидетельству из книги Милована Милутиновича, тогдашнего начальника информационной службы ГШ ВРС, военной полицией не раз арестовывались грузовики, принадлежавшие Функционерам власти и СДС, а один из этих Функционеров, председатель сербской общины Олово, был даже арестован. Это можно было дополнить тем, что не вошло в книгу, как, например, бегство в Белград местного военного командира уже из ВРС, продавшего даже оружие и технику со своих позиций. Позиции здесь — понятие условное, так как и самому народу было тогда не до войны, а обычной картиной на «линии фронта», старательно вычеркиваемой на картах, были пасущиеся овцы и коровы, просматриваемые с обеих сторон полусонными дедушками с карабинами из землянок, отстоящих друг от друга на несколько сот метров. Чтобы прорвать такую линию Фронта ни артиллерии, ни танков не надо было. Это могли сделать даже силы специальной милиции Республики Сербской, посланные тогдашним министром внутренних дел Станишичем с целью прекращения вышеупомянутой торговли. Правда, больше им приходилось опасаться иных местных сербов, чем мусульман. Когда же наверху сербской власти кто-то раскачался, и под Олово начали неторопливо посылаться войска, и пока эти войска медленно шли на Олово от села к селу, преодолевая возраставшее сопротивление противника, а заодно беря в плен домашнюю живность и имущество последнего, озаряя ночи пожарами его сараев и домов, мусульманская власть, не желая лишних сюрп¬
251
ризов, послала на Вареш свои войска, в том числе и немалое количество приезжих моджахедов или присоединившимся к ним местных босанских фанатиков. В ноябре они быстро покончили с хорватским анклавом Вареш, а заодно и с любыми планами о соединении сербских сил через Вареш с Везучей, откуда было вдвое меньше расстояния, чем от сербских позиций под Олово.
Таким образом, была упущена возможность, разгромить противника и добиться сербской победы, хотя эта возможность была открыта почти полгода. Еще в июне 1993 года сербские войска были посланы на помощь силам ХВО Жепче, и Нового Шехера. До сих пор неизвестно чьим приказом они были заверены, что жертвы ими принесенные, это жертвы во имя сербских интересов. После взятия городка Жепче, захваченного до этого мусульманскими войсками и ХВО, они, должны были двинуться в дальнейшее наступление через Завидовичи к Олово с естественной целью отсечения территорий вокруг Тузы. Сербские войска, пришедшие на помощь местному ХВО и обладавшие достаточным количеством артиллерии и танков, смогли совместно со 111 бригадой ХВО взять Жепче на Видовдан (28 июня, церковный праздник Святого царя Лазаря и всех сербских воинов — участников Косовской битвы, ставший главным праздником ВРС). Затем наступление остановилось, хотя военных причин этому не было. Абсурд подобного союзничества проявил себя в 1994 году, когда главная часть сербских сил ушла из анклава Жепче. Остались десять сербских танков 3-й танковой бригады, окруженные хорватскими бойцами и лишь угроза сербского комбата Но- ваковича, высказанная хорватскому комбригу Лозан- чичу — «все сравнять с землей», даже ценой потери танков и людей, обеспечила выход этим танкам на сербскую территорию.
Почему сербские войска не провели столь простой операции по рассечению мусульманских территорий, вопрос не столько военный, сколько политический. По моему мнению, подобное рассечение вызвало бы свержение власти СДА сначала в Тузле, а затем и по
252
всей мусульманской Боснии и Герцеговине, в данном случае представлявшей бы собой несколько изолированных «островов» в сербско-хорватской Боснии и Герцеговине.
Глава 17
Гражданская война в мусульманском обществе
Боснии и Герцеговины. * Силы обороны Западной Боснии»Фикрета Абдича. Неотвратимость поражения мусульманской стороны и пассивность сербских верхов. Имитация боевых действий данными верхами
В 1993 году положение мусульманской Боснии и Герцеговины было настолько критическое, что, казалось, она уже обречена. Ей пришлось воевать не только с сербскими и хорватскими вооруженными силами, которые могли самостоятельно разгромить ее войска, но и в самой мусульманской среде вспыхнула настоящая гражданская война, доныне успешно замалчиваемая. В Тузле междоусобные противоречия в мусульманской среда несколько раз к тому времени выливались в вооруженные столкновения, местный социал-демократический вождь Селим Бешлагич постоянно подвергал сомнению авторитет СДА и ее вождя Алию Изетбеговича. Он вряд ли бы отказался от возможности самому стать президентом Боснии и Герцеговины, воспользовавшись тяжелым положением в Сараево. Большие противоречия были и в среде мусульман Средней Босны. Так, в Новом Травнике один из местных вождей Рамиз Хаджиякич вступил в прямой конфликт с центральной властью, что вылилось в вооруженные столкновения как раз в ходе хорватомусульманского конфликта.
Больших же размеров мусульманские междоусобные столкновения мусульман достигли в Западной Боснии, в наибольшем по площади мусульманском анклаве Боснии и Герцеговины, на ее самой западней оконечности, глубиной около 40—60 километров, а шириной от 50 до 20 километров. Эта область традиционно была преимущественно мусульманской, ибо сюда турецкая власть намерено селила мусульман, составлявших ее пограничное войско против Австрии и ее пограничников — краинских сербов. Хотя в годы Второй мировой войны здесь был один из оплотов
254
партизанских сил Тито с началом распада Югославии здесь победила СДА. Одним из лидеров СДА был местный уроженец Фикрет Абдич, которого, однако, тяжело, было назвать исламским фундаменталистом. До войны он три раза получал мандат на членство в ЦК СК (Союз коммунистов Боснии и Герцеговины), но, впрочем, тогда его идеология мало интересовала и главным его полем деятельности была коммерция. Фикрет Абдич еще в восьмидесятых годах стал миллионером по западным понятиям благодаря своему директорскому положению в сельскохозяйственном предприятии «Агрокоммерц», превращенным им через народное акционирование практически в свое собственное. Однако акционирование шло далеко не гладко, хотя деньги текли потоком, и в 1987 году начался громкий судебный процесс, после чего «Бабо», так местные мусульмане называют своих отцов, так звали Абдича мусульмане в Западной Боснии и в первую очередь в его вотчине — здешнем городке Велика Кла- душа, за его «отеческую» заботу о них, отправился в тюрьму. В тюрьме он был недолго и, выйдя из нее, занялся политикой, вступив в СДА, в которой одно время его популярность превосходила популярность Изетбеговича. На выборах Фикрет Абдич стал членом председништва Боснии и Герцеговины, но при этом он вместе с сербской Биляной Плавшич и хорватом Степаном Клюичем в председништве считался миротворцем, хотя и не особо удачно умиротворял Посави- ну и Центральную Босну.
С началом войны Абдич поддержал политику СДА, став своеобразным
наместником всей Западной Боснии, Так как, последняя с трех сторон была окружена территорией Хорватии, населенной сербами Книнской Краины, естественно сербской, мусульманские силы в Западной Боснии не предпринимали серьезных попыток к масштабным нападениям на Краину. Тогда в этой Книнской Крайне находился Книнский корпус ЮНА, сумевший самостоятельно подавить всю Западную Боснию, тем более что этот корпус имел опыт боев с хорватскими силами и его бойцы, в особенности доб¬
255
ровольцы, с энтузиазмом пошли бы на Кладушу и Бихач.
В общем-то, для подавления мусульманского сопротивления хватило
бы одного Бихачского корпуса ЮНА, чей штаб и многие части были дислоцированы в Западной Боснии и он мог получить большое сербское пополнение как из Книнской Красны РСК, так и из соседних общин Босанской Краины. Однако на деле сербам из Западной Боснии пришлось бежать вместе с ЮНА, оставлявшей большие запасы вооружения и инфраструктуры, в том числе и Плешевицу, один из крупнейших военных аэродромов ЮНА с подземными капонирами, который саперы ЮНА, впрочем, успели заминировать. Отступление из Западной Боснии ни для ЮНА, ни для сербских сил военною объяснения не имеет, но об этом я уже упоминал и не буду повторяться.
Понятно, что главной целью местных мусульманских сил, преобразованных 21 сентября 1992 года в 5-й корпус Армии Боснии и Герцеговины, было, в лучшем случае, защитить собственную территорию. Хорватия в 1992 году наоборот была заинтересована в как можно большем масштабе операций на «бихачском» Фронте, как назывался весь театр боевых действий в Западной Боснии, но повлиять на это она не могла. Хорватов здесь было мало, и они не смогли собрать силы ХВО величиной даже в бригаду, что с 5-м корпусом, имевшим несколько десятков тысяч человек личного состава, и около восьми бригад, сравниться не могла. Другое дело, что были попытки хорватского командования прервать сербский фронт в Книнской Крайне и дойти до Бихача силами, находившихся в хорватских рядах мусульман, но такие попытки часто оканчивались большими поражениями, как, например, случай: с мусульманским батальоном, посланным хорватским командованием на Велику Кладушу из Хорватии и потерявшим большинство своих бойцов либо убитыми, либо пленными.
В общем, почти двухсоткилометровый «бихачский» фронт долгое время находился в состоянии полувой- ны-полумира и здесь, особенно на границе с Серб¬
256
ской Крайней, процветала торговля. Понятно ведь, что этот анклав был слишком мал, дабы снабжаться лишь своими силами, особенно в военном плане, хотя и было организовано производство отдельных видов орудия и боеприпасов. Скважин «черного золота» — нефти здесь вообще не было, а горючее откуда-то получать надо было, ибо пешком весь этот анклав обойти было нельзя. «Бихачский» анклав был слишком велик, чтобы жить от помощи миротворцев. Не могли это сделать и слабые хорватские военно-воздушные силы, хотя рейсы ими делались как самолетные, так и вертолетные, либо собственными самолетами и вертолетами ВВС Хорватии, либо нанятыми внаем транспортными самолетами (например, украинскими, один из которых АН-26 1 августа 1994 года был сбит над Книнской Краиной ЗРК «Куб» из состава ПЮ СВК), либо военно-транспортными самолетами НАТО. Но даже всего этого было достаточно, ибо, по крайней мере, цистерны с горючим по воздуху сбросить было нельзя, а сама численность мусульманских сил в Западной Боснии требовала не производившихся одиночных авиарейсов, а постоянного «воздушного моста», который так до конца войны и не был организован. Так что вполне были основательные обвинения многих сербов в адрес властей, что Республика Сербская и Республика Сербская Краина торговали с 5-м корпусом, что теми не отрицалось. В особенности случаи с нефтью из Восточной Славонии, шедшей, по словам сербского председателя общины Мирковицы Эгича в Бихач. Полноценные деньги в бюджет РСК не поступали, а мусульманская сторона упоминала конкретные цифры (Амор Машевич, председатель комиссии по размене, упоминал 20 миллионов немецких марок в месяц) сербской торговли с Бихачем. В 21 корпусе СВК была даже создана отдельная рота из владельцев и водителей грузовиков при военной полиции для такой торговли.
Все это было бы еще терпимо, если бы сербская власть не забывала о военной победе, когда вследствие внутренних противоречив Фикрет Абдич порвал
257
с СДА и 27 сентября 1993 года объявил о создании «автономно покрайне Западна Босна» — автономного края Западная Босния, сразу бы его поддержали войска. Вместо этого сербская власть как политическая, так и военная продолжала «тянуть кота за хвост», и это позволило власти в Сараево с помощью миротворческих войск ООН обеспечить назначение нового командующего 5-м корпусом генерала Атифа Дудако- вича, прославившегося еще в РНА в боях под Задаром и Шибеником. Тот, опираясь на местных сторонников СДА, а также на «санджакли» и моджахедов, смог скрепить распадавшийся 5 корпус и двинуть его на плохо вооруженные и неподготовленные вооруженные силы Фикрета Абдича. За несколько месяцев 5-й корпус дошел до главного оплота Фикрета Абдича — Великой Кладуши. Тогда сербская сторона решилась на какие-то решительные меры, но при руководящей роли Белграда. Глава Сербии, да и всей Югославии Слободан Милошевич оказал более существенную поддержку Фикрету Абдичу, которому по его одобрению было послано не только орудие, но и люди, главным образом, из уже упоминавшихся неофициальных сил МВД «красных беретов». Они сыграли большую роль в остановке наступления 5-го корпуса и даже в контрнаступлении уже вооруженных сил Фикрета Абдича, дошедших до Цазина в центре Западной Боснии. Тогда, в составе вооруженных сил Абдича воевало немало сербских бойцов из РСК и PC, шедших воевать, естественно, за деньги и как правило, большими отрядами. Однако все это делалось на уже привычном «гайдуческом» уровне, и неудивительно, что десятитысячные войска Фикрета Абдича, даже усиленные сербскими войсками из Сербии. РСК и PC, оказались не в состоянии покончить с 5-м корпусом, хотя тот был окружен, как уже упоминалось, территориями Республики Сербской и Республики и Сербской Краины. Правда, даже до сих пор звучат замечания некоторых сербских политиков и теоретиков о том, что, якобы, Фикрет Абдич был не лучше Алии Игегбеговича и помогать, мол, сербской стороне ему не стоило, но это, по моему убеждению, дешевая де¬
258
магогия. Во-первых, Абдич был лучше Изетбеговича, хотя бы тем, что не был исламским экстремистом; во-вторых, установление его власти во всей Западной Боснии лишало бы немалой доли авторитета и леги- тимитета власть СДА в Сараево, и Запад оказался бы в тупике перед фактом наличия двух мусульманских властей; в-третьих, с установлением власти Абдича в Западной Боснии, сербская сторона могла демилитаризовать ее, оставив силам Абдича и стрелковое оружие, оформленного в виде милиции, чем снималась военная угроза в тылу Республики Сербской Краины при любом развитии событий; и, наконец, в-четвертых, сербским силам не надо было больше нести жертвы на бихачском фронте, да и у мусульман этих жертв было бы меньше. Весь мир мог бы тогда убедиться, что мусульманский народ в Боснии и Герцеговине жертва не столько сербских, сколько собственных политиков, что, кстати, и высказал последний ливийский вождь — полковник Муамер Каддафи, оказывавший, поэтому поддержку во время войны сербской стороне, и в том числе Фикрету Абдичу.
Помимо всего прочего самому Фикрету Абдичу, начав воину с единоверцами, отступать было некуда, как и многим его сторонникам, а в мусульманской среде подобные поступки оценивались куда тяжелее, чем в сербской. Уже после войны в Цазине сторонники СДА совершили физическое нападение на Хариса Силайджича, который вместе с почти всеми его прозападными сторонниками войну провел на стороне Изетбеговича (Силайджич был премьер-министром). Лишь после нее создал собственную партию Боснии и Герцеговины, опять-таки, в конечном итоге, вступившую в коалицию с СДА, несмотря на имевшиеся разногласия. Абдичу же после войны вообще нельзя было появляться даже в Западной Боснии, так как он супом в Сараево был обвинен в военных преступлениях (убийстве гражданских лиц, создании концлагерей, что было любимым методом в борьбе с противником) дел с СДА, не способной из-за «миротворческой» оккупации судить Абдича по законам шариата. Вследствие этого Абдич остался жить в Загребе,
259
пользуясь покровительством тогдашней хорватской власти Туджмана, и он вместе с большинством его сторонников, объявили себя хорватами мусульманского вероисповедания. Сторонники Абдича терпели постоянные преследования после войны от власти СДА, и даже в Западной Боснии его партия долгое время действовала полулегально лишь благодаря покровительству «международных властей» и (FOR), позднее (SFOR) тогда как в других регионах были известны случаи арестов ее членов. Даже в школах Западной Боснии учителя делили мусульманских детей на «бош- няков», бывших 1-м сортом для официальной власти, и «автономашей», бывших, соответственно, 2-м сортом. Не удивительно, что многие из «автономашей» эмигрировали в Америку и Канаду подальше от своих единоверцев.
Так что, из этого следует, что ожесточенность междоусобной мусульманской войны в Западной Боснии была весьма высока, и это было залогом надежности союза сил Абдича с сербскими силами. Если тогда силы Абдича не «могли сами покончить с 5-м корпусом, то на Бихач должно было быть организованно широкомасштабное наступление 2-го Краинс- кого корпуса, ограничивавшегося в то время выполнением тактических задач. Картины нескольких сот пленных мусульман, скандировавших под присмотром сербских бойцов «Москва — руска, Босна-сербска» (Москва-русская, Босния — сербская) показывавшиеся по телевидению, все же 5-й корпус не сломили. Он, даже с учетом международной военной и дипломатической поддержки и вялости сербских сил, особенно из РСК, все же довольно храбро сражался, и его недооценивать было нельзя. Если 2-й Краинский корпус сам взять Бихач не мог, а силы СВК из Книн- ской Краины этого сделать не могли из-за нежелания военно-политического верха в Книне, то для усиления мог послужить 1-й Краинский корпус. По большей части Краинский корпус не проводил больших операций до осени 1994 года и имел достаточное количество свободных сил и средств. Однако опять сербская сторона растратила время в вялых действиях, а
260
то и вообще в бездействии. Это привело к тому, что в августе 1994 года 5-й корпус смог установить полный контроль над всей территорией Западной Боснии, а около сорока тысяч верных сторонников Абдича и члены их семей бежали на сербские территории. Даже их, готовых бороться против сербского неприятеля, сербская власть не была в состоянии поддержать, при этом 5-й корпус перешел в наступление и у 2-го корпуса В PC захватил около 200 квадратных километров территории, нанеся ему тяжелые потери. Даже штабная машина генерала Младича, срочно прибывшего сюда, была захвачена бойцами 5-го корпуса. Все это было очевидным сербским поражением, следствием ошибочности, как в военном деле, так и в политике. Все эти Факты, конечно, скрывались сербским верхом и его СМИ, но на деле не только из 2-го, но и 1-го Краинских корпусов, а гак же из сил, непосредственно подчиненных Главному штабу, и из сил МВД, срочно на Бихачский фронт стали посылать подкрепления, что никак не свидетельствовало о незначительности нападения. Главным образом, все эти резервы были составлены сводными отрядами из основной массы местных, условно выражаясь, резервистов, а то и только мобилизованных лиц из числа тех, кто до этого от военной службы был освобожден. Так, тогда на Бихачский фронт были посланы студенты Баня- Лучского университета, сведенные в сводный отряд из состава одной, весьма условной, студенческой бригады, и одним из их командиров год Бихачем был будущий президент Республики Сербской Никола Поплашен. Создание студенческой бригады ни соответствовало, ни правилам ЮНА, ни требованиям военного искусства конца XX века, ни условиям югославской войны, ибо студенты не имели ни хорошей военной подготовки, ни должного военного опыта, а ведь наличие этого было обязательно для боев с уже достаточно опытным противником 5-го корпуса. Студенты, конечно, послужили тогда сербскому командованию, практически всю осень трудившемуся под Бихачем, перебрасывая туда все новые силы, но то, что военному командованию, отказавшемуся от
261
помощи отдельных добровольческих отрядов, пришлось использовать студентов, говорит не просто о недостатках, а о глубоком кризисе сербской военной силы. Студенты тогда заплатили жизнями многих своих бойцов за чьи-то «мифы о непобедимости», когда их бросили против одного из наилучших в 5-м корпусе разведывательно-диверсионного отряда «Хамзе». Оказалось, что одной национальной фразеологии не достаточно для победы, хотя, конечно, многие студенты трудились изо всех сил.
Все же, 16 ноября 1994 года сербские войска под командованием начальника Главного штаба ВРС, генерала Манойло Миловановича, практически вошли в Бихач, и им оставался где-то километр до центра этого маленького городка. Казалось, вот сейчас последует разгром 5-го корпуса и окажется правдой заголовок в сербской газете «Освобождение» под фотографией генерала Милованавича — «победитель на Бихаче», но неожиданно сверху пришел приказ на остановку всей операции. Этот приказ, конечно, можно отнести к сфере политики, ибо тогда раскручивался виток «переговоров о мире» и ожидался приезд американского представителя Джима Картер, действительно прибывшего в Пале в декабре 1994 года. Однако очередное перемирие сербам ничего полезного не дало, зато сербские войска в Бихаче сразу же потерпели уже военное поражение при неприятельском контрударе, в котором погибло только в самом Бихаче до полусотни человек за день. Мусульманские силы много территорий занять не смогли в первом контрударе. В начале 1995 года, до начала летне-осеннего наступления мусульмано-хорватских сил и до массовых авиаударов НАТО по сербским позициям, силы 5-го корпуса в своем наступлении под Бихачем заняли территории Ведро поле, Мали, Велики Скочай, Междуречье, Притока в районе поселка Грабеж и этим окончательно закрепили собственную власть под Бихачем.
Впоследствии 5-й корпус сыграл одну из ключевых ролей в сербском поражении в 1995 году, ибо сначала в ходе операций хорватских вооруженных сил
262
«Олуя» (4—8 августа) он уже своим одним существованием в тылу Книнской Краины внес панику в ряды ее бойцов. К тому же он предпринимал активные боевые действия, напав на Книнскую Краину на некоторых участках с тыла, сжег несколько краинских сербских сел. ВРС, даже если бы имела приказ, уже не смогла бы прийти на помощь СВК из-за все того же 5-го корпуса. Не смогла она помочь и силам Фикрета Абдича, опять было укрепившимся вокруг Великой Кладуши осенью 1994 года и вынужденных бежать, но уже под защиту хорватов. Последние приняли тогда, два с лишним десятка тысяч беженцев, предоставив бойцам Абдича право войти в ряды ХВО. Хотя силы Абдича участвовали в нападениях на ХВО в Западной Боснии, хорватская власть Туджмана не отвергла их, а оказала реальную помощь, готовясь к новому конфликту со своими союзниками силами Изетбеговича. В начале октября 1995 года 5-й корпус, не ценившийся в сербских средствах массовой информации, стоял в паре десятков километров от Баня- Луки, пройдя от Бихача больше сотни километров по сербской территории.
Не менее странно вела себя сербская власть год Сараево, которое с началом хорвато-мусульманских вооруженных столкновений стало еще более доступным для сербских сил, чем в 1992 году. В Сараево во время войны проживало три десятка тысяч хорватов, если не учитывать общину. Киселяк, формально входивший в область города Сараево, но с самого начала ставший отдельным анклавом ХВО. В самом же городе хорваты в начале войны разделились - одни составляли несколько большую часть, которая держалась чисто хорватской политики, а другие остались верными «бошнякской» власти, задержавшей в председништве «либерального» хорвата Степана Клюича. Сараевское ХВО хоть и поддержала политику СДА в начале войны, но опасалась своего мусульманского союзника. Так, начальник главного стажера (штаба) ХВО в Сараево Славко Зилич открыто предлагал. Оделить Сараево, получив через Сараевский микрорайон Ступ выход на сербскую Илиджу и на аэродром, чем обес¬
263
печивалась бы большая независимость от мусульманской власти и относительная связь и Киселяком. ХВО, в общем, поддерживало терпимые отношения с сербской стороной, заключив с ней негласный договор о перемирии, хотя, опять-таки, это не избавило ее от участия в операциях 2-го корпуса армии Боснии и Герцеговины по обороне Игмана и Белашницы летом 1993 года. В ХВО вошло немало тех сербов, что, оставшись в Сараево, не хотели воевать в рядах мусульманской армии, где им постоянно грозила смерть от боевых товарищей, а службой в ХВО они могли избежать повинности копать траншей. Естественно, что мусульманской власти все это было мало приемлемо и как только в Средней — Боснии и в Герцеговине начались боевые действия между хорватскими и мусульманскими силами, в начале августа настал черед и сараевского ХВО. Этот ХЗО состоял практически из одной бригады «Краль Твыртко», и она как раз держала большую часть линии фронта, обращенного в сторону сербской Гырбовицы с другого берега реки Миляцка.
Все тогда закончилось довольно быстро, и за несколько дней с ХВО было покончено, так как пришедшие, якобы, на усиление мусульманские бойцы просто затем арестовали своих боевых товарищей из ХВО. В то же время не все здесь было «трагикомично», как пыталась представить сербская пресса, и бои между ХВО с одной стороны и мусульманскими силами с другой стороны все же велись. Главную роль у последних играла специальная полиция МВД Боснии и Герцеговины, которой командовал Драган Викич, полу- серб-полухорват. В это время Миляцку переходили десятки бойцов ХВО на Гырбовицу, но в обратном направлении не пыталась пройти ни одна сербская рота, и никто из сербских командиров за это взять на себя ответственности не захотел. Достаточно было просто оказать помощь ХВО силами одной-двух усиленных рот, в крайнем случае, батальоном, дабы сербская линия обороны Гырбовицы обоими флангами пересекла Миляцку, и с минимальными жертвами перерезало бы Сараево в самом его центре. Помимо столкновений с ХВО в неприятельском Сараево происхо¬
264
дили и внутри мусульманские столкновения. С Западной Боснией тут сравнения тяжелы, по крайней мере, в отношении причин. В Сараево власть СДА, как бы то ни было парадоксально, но была вынуждена бороться с ею же порожденной стихией, став уже не «революционным», а «контрреволюционным» фактором.
Речь идет о стихии криминала, выпущенного на свободу властью СДА, против сербов. Еще в самом начале беспорядков в Сараево и во время первых баррикад в город было выпущено пара тысяч уголовников о «досрочному освобождению» из тюрьмы и они, естественно, должны были в своем абсолютном большинстве идти на «свою» сторону. Важное тут было не в том, что их вела жажда наживы, а в том, что терять им было практически нечего, но озлобленности хватало через край. В такой гражданской войне они показали большую выживаемость в отличие от «обычных» граждан и даже в отличие от представителей органов внутренних дел. Так что нелогичны были жалобы власти не только мусульманской, но и сербской, и хорватской на разгул бандитизма, когда в том государственном беззаконии и беспорядке лучше всего ориентировались те, кто в закон не верил и на него не надеялся. В конце концов, сами государственные органы, в том числе армия и милиция, «ставили» на бандитов, ибо законченные факультеты оказались не столь эффективными, как утверждалось. Шире и эффективнее всего использовала таких бандитов мусульманская власть СДА, это доказано ее практическими действиями. А главными героями «обороны» Сараево были действительно бандиты, ибо они приказов не ждали. При поддержке министра внутренних дел, Алии Де- лимустафича и его заместителя, Юсуфа Путины, студенческого (СДА) лидера «санджакли» Эюпа Ганича, реформированного коммуниста Нияза Дураковича и своих тюремных сотоварищей по борьбе за свободу ислама Едхема Бичакчича и Омера Бехмена, а так же прозападного демократа Хариса Силайджича, Алия Изетбегович смог установить прямой контроль над сараевскими бандитами, и тем самым смог завоевать очень важную в такой войне «улицу» и сделать боль¬
265
шую часть Сараево неприятельской территорией для ЮНА, а тем более для местных сербов. Алия Изетбе- гович либо сам, либо через своего сына Бакира, своего телохранителя Димче Имамовича (боксера клуба Железничар) и своего помощника Хариса Луковицы давал частые приказы самым известным еще да войны сараевским бандитам. Те, естественно, не были бескорыстными альтруистами и сразу же начали дележ города, пользуясь своим положением боевых командиров, что, в общем-то, они вполне заслужили такое звание. Так, например, Юка Празина получил большую часть общины Нови град и район Кошево, Рамиз Делалич («Чело») — центр, Исмет Байрамович («Чело») — мусульманскую часть общины Ново Сараево, а Мушан Топалович — («Цацо») — общину Ста- риград, и селение Бистрик в подножии Златиште и Требевича, ставшие линией фронта.
Как действовали они, и так понятно. В том же международном трибунале в Гааге расследуются истории с массовыми гробницами сербов в Сараево, а так же с пытками и издевательствами в 52-х штабах мусульманских вооруженных сил в Сараево (дело Самира Бейтича). Но в то же время, они действительно воевали в довольно тяжелых условиях, когда многие из мусульманских верхов скрывались по своим домам, и, естественно, что со временем такие командиры стали власти мешать, портя ее имидж в мире, а их боевые способности, которые отрицать никак нельзя, оказались не только не нужными в силу успеха «чистки» Сараево, но и стал мешать ново мусульманской государственной элите, в немалой доле состоявшей из номенклатуры старой югославской власти и «новоиспеченных» миллионеров, возжелавших воспользоваться своим положением и богатством в «правовом» государстве, ей же разрушенном в 1991 — 1992 годах. Одни из числа вышеупомянутой сараевской «мафии» это поняли и вовремя ушли со сцены, но другие продолжали «властвовать», что привело к многочисленным чисткам по Сараево в 1993—1994 годах. Многие из этих «мафиози» были арестованы, хотя в дальнейшем почти все они были выпушены полицией. Проис¬
266
ходили здесь и ликвидации. Одна из самых известных была убийством Юки Празины, который был найден мертвым с двумя пулями в голове в Бельгии на автодороге Лиеж-Екла-Шанель, недалеко от автостоянки. По описанию хорошо информированного хорватского правительственного журнала «Весник» убили Юку пять «специальцев» из мусульманской группы специального назначения под руководством Исмета Байра- мовича — «Чело», при общем руководстве Бакира Изетбеговича, сына Алии, и Хасана Ченгича, начальника разведки армии Боснии и Герцеговины, одного из наиболее влиятельных людей СДА. Юку тогда, якобы, заманили в ловушку люди из одной палестинской просирийской организации, представившись торговцами орудием. Тяжело, конечно, проверить достоверность этих сообщений, но, практически, несомненно, что главный интерес в убийстве ЮКИ, уже покинувшего Сараево, был у мусульманской власти, а не у сербской. Разговоры о мести за 1992 год не имеют особых оснований, ибо современная государственная сербская власть такими методами по отношению к врагам ни разу во время воины не пользовалась ради мщения за свой народ, и в крайнем случае защищала интересы какого-нибудь из своих высоких представителей, а те, насколько известно, от Юки не пострадали, а сыновья иных из них с Юкой были хорошо знакомы или поддерживали с ним дружеское отношение еще до воины. У Юки даже в начале воины были сербами и подчиненные и друзья, а возможно, и покровители, да, в конце концов, он не был особо идеен. В то же время для мусульманской власти Юка был весьма опасен, ибо имел авторитет и силу в сараевской среде большую даже в отличии от Изетбеговича, которые многие здесь считали даже предателем Боснии, к тому же Юка был «сарайлия», смотревший на скопившихся у власти «санджакли» и подринских мусульман, как на провинциальных дикарей. Власть же СДА, опиравшаяся как раз на этих дикарей, начала борьбу по укреплению своей власти с сараевскими кадрами, даже в мафиозной среде. Именно эти кадры и были главными героями мастной мусульманской интеллиген¬
267
ции (например, певица Ханка Палдум и кинорежиссер Абдулах Сидран) в своем большинстве, в отличие от большинства сербской интеллигенции, вставшей за свой народ прямо и непосредственно. По моему мнению, наличие подобного культа героев, пусть и мафиозного типа, немало послужило для сплочения далеко непрочного, в отличие от сербского единства, мусульманского народа в самой войне.
Это не значит, что все сараевские мусульмане из Санджака и Подринья во всем одерживали над теми верх. Конечно, «санджакли» и подринцы были весьма влиятельны и имели собственные мафиозные кланы довольно сильные и организованные. Санджакли в наибольшей степени поддержали СДА и Патриотская лига, в особенности в новой части Сараево имела непропорционально большое количество санджакли, ставших наиболее верными патриотами «суверенной» Боснии и Герцеговины. Однако санджакли были вовсе не так уж щедро вознаграждены властью, как кажется. Власть, по большому счету, о народе не особо- то заботилась, и того же Еюпа Ганича сами санджакли обвиняли в предательстве земляков. Опять-таки не стоит и это преувеличивать, ибо сами санджакли как раз и вызвали своими неумеренными аппетитами раздражение в сараевской среде. Однако санджакли оказались более послушными власти СДА, и когда один из вождей Сефер Халилович был сменен с поста командующего армией Боснии и Герцеговины, причем тогда же какой-то снаряд попал в его квартиру, убив и ранив несколько членов его семьи, то санджакли бунт не подняли, хотя обладали для этого большими силами. И вообще, замена Сефера Халиловича офицером ЮНА Расимом Деличем прошла весьма неприметно.
Местные же сараевские мафиозные вожди не были столь законопослушны, и не особо-то почитали «державный авторитет» тех, кто еще недавно во всем зависел от них. Одним из самых влиятельных, а скорее всего самым влиятельным из них был Мушан То- палович — Цацо, командовавший 10-й горной бригадой и державший во многом под своим контролем 9-ю горную бригаду, что давало ему большую власть во
268
всей старой части города, защищавшейся как раз 9-й и 10-й бригадами от Еврейского гробля до Требевича. Цацо сыграл большую роль в боевых действиях в начале войны, и был близок Алии Изетбеговичу, с которым он был на прямой телефонной связи. Алия Изет- бегович, впрочем, пытался это отрицать, ибо не желал нести ответственность за сербскую гробницу — Казани — куда люди Цацо бросали не только всех противников СДА, но и жертв собственных разбоев. Число трупов в Казани оценивается по данным мусульманских средств массовой информации в число до 500 человек, а что касается данных сербской стороны, то они малоизвестны, ибо там этому вопросу было уделено мало внимания. Но время Цацо с укреплением власти СДА прошло, и как только мусульманская власть покончила с ХВО Сараево, то сразу взялась за Цацо. Вероятно, операция полиции была достаточно подготовлена, тогда как 9-я и 10-я бригады оказались неготовыми к борьбе с таким противником, которому срочно нужна была победа. Все же Цацо имел достаточно преданных ему людей и силам, посланным против него, пришлось преодолевать довольно упорное сопротивление, длившееся в зонах ответственности этих бригад в точении двух-трех дней. В этих боях среди погибших оказался и сам Цацо, а после подавления последнего сопротивление сотни его сторонников были подвергнуты арестам и допросам, в том числе и один из близких друзей: Цацо, упоминавшимся, Рамиз Делалич (Чело). Позднее в нескольких судебных процессах пара десятков людей Цацо была осуждена, правда на весьма незначительные сроки, примеры: дело Рамиза Делалича, Эдо Эмеровича, Нихада Геко, Борислава Латича (Рики); дело Зийо Кубата, Эсада Туцаковича, Рефика Чолака, Мевлудина Селака, Сена- да Хасича; дело Алена Атича и ряд других судебных дел.
Конечно, никто из них не понес наказания за гробницу Казани, о которой и после войны СДА не давала никому говорить в мусульманской спела, а международное сообщество тщательно обходило тему Казани.
В общем-то, непонятной здесь была политика сербской власти, обходившей тему Казани общими фра¬
269
зами без каких-либо конкретных дел, даже на пропагандистском плане. Но пропаганда здесь никого спасти не могла, а вот сербское оружие смогло бы, покончить с противником вовремя. Если к концу 1993 года поздно было спасать сараевских сербов, то вполне можно было использовать конфликт в мусульманской среде и, разгромив противника в его столице, спасти десятки тысяч сербов, погибших в этой войне уже после этих событий, а вместе с этим были бы спасены многие сербские земли, потерянные с подписанием в 1995 году мира. Рассуждения о геополитических интересах здесь не имеют особой ценности. На войне, как, впрочем, и во всей жизни, должна постигаться победа над врагом и каждый ее участник в первую очередь должен добросовестно и самоотверженно выполнять свой долг, а не болтать языком. Но именно последнее и было характерно для этой войны, где едва ли не каждый второй знал тонкости мировой политики, точнее считал что знает. Зато найти знатоков для участия в акциях было несравненно труднее. Сараевские события сентября 1993 года хорошо об этом свидетельствуют, ибо, хотя на неприятельских позициях 9-й и 10-й бригад тогда почти не было людей, не одно сербское подразделение не попыталось занять их перед собой, хотя бы на небольшом участке. Между тем возможности для этого были даже на международном уровне, ибо в начале октября «международное сообщество» было куда больше, чем Сараево, озабоченно Москвой, точнее штурмом правительственными силами России здания Российского парламента, обороняемого далеко неплохо вооруженными сторонниками оппозиции. В данном случае симпатии Запада, и всего «международного сообщества» были на стороне нападавших, однако внимание Запада было отвлечено от сербов. Сербская же власть даже тогда, но смогла двинуть свои войска в наступление через, практически, пустую неприятельскую линию обороны 9-й и 10-й бригад.
Лишь после окончания московских событий, когда, видимо, западным информационным агентствам стало не хватать «горячих» событий, опять в середине
270
октября «ожила» осада Сараево, и Сараевско-Рома- нийский корпус (с командующим генералом Галичем) решил провести очередную операцию с тактической целью, но с оперативно — стратегическими результатами. Этой целью была высота Дебело бырдо (743 м), нависавшая над районом еврейского гробля и над всем центром Сараево, видимым отсюда, как на ладони. Само Дебело бырдо частично находилось в сербских руках, но его верх был у мусульманских сил, использовавших его для обстрелов сербских кварталов Гырбовицы и участка дороги Лукавица-Пале в районе парка Враца. Захват Дебелого бырдо не представлял особых проблем, так как оно имело относительно ровную безлесную вершину с десятком уже разрушенных домов, и тут хватило бы несколько танков и БМП, чтобы пехота смогла даже ночью занять неприятельские позиции до подхода подкреплений из тыла. Господствовавшая над этой горой высота Град (823 м) находилась, в основном, в сербских руках и те могли без всяких проблем добраться до исходных позиций автодорогой Луковица-Пале и даже разместить свои тылы и штабы в Куле — удобном железобетонном здании-тюрьме, естественно уже не существующей, но стоящей на самой вершине. Пехота, идя от высоты Град, могла пройти до неприятеля либо лесом по самой вершине, либо подземным тоннелем ЮНА, проходившем через обе горы в нескольких направлениях. Нет смысла подробно останавливаться на этой «акции», ибо здесь были все условия для сербской победы, кроме одного — желания побеждать.
Так, в первый день на исходных сербских позициях в районе Кулы собралось около сотни-другой человек из отрядов четнических «воевод» Василия Видовича из Илияша и Славко Алексича, бывших одновременно и подразделениями ВРС, здесь же были и другие подразделения 1-й Сараевской бригады, и в том числе несколько танков. Артиллерийская поддержка шла силами бригады и корпуса. Поэтому эту операцию никак не назовешь чьей-то не армейской инициативой, тем более что место операции было посещаемо офицерами из штабов бригады и корпуса. В первый
271
день все закончилось ничем, за исключением разве что более успешных действий нескольких средств непосредственной огневой поддержки установок НУР- Сов, минометов и 12,7 миллиметрового пулемета, да пары гранатометов из отряда Алексича, доставленных скорее личной инициативой нескольких бойцов. Второй день прошел похожим образом с тем, что число участников «акции» уменьшилось в два- три раза, а на третий день число участников достигло «большой» цифры в пару десятков человек, из которых лишь несколько русских добровольцев и один серб из отряда Алексича поползло к неприятельским траншеям. Хотя те были изрядно разрушены, особенно на безлесном участке Дебелого бырдо, приказа на наступление не поступило, зато по ним открыл огонь, мусульманский танк из города, и этим акция закончилась. Сербские силы тогда потеряли лишь пять-шесть человек ранеными, в том числе трое русских, а мусульманские силы десяток убитыми. Главный результат был в том, что сербская артиллерия тогда била по городу, и хотя мусульманские снаряды попадали на сербскую Гырбовицу, камеры западных телеоператоров снимали лишь разрывы в мусульманском Сараево. Это вместе со съемками раненых «гражданских» лиц, правда, носивших часто штаны и ботинки военной формы, видневшиеся из-под простыни, было главным итогом всей акции.
Эта, казалась, незначительная «акция» на самом деле весьма типична
для этой войны, и именно из таких акций и состояла, так называемая, сербская осада Сараево. Такие акции раз в несколько месяцев случались на фронте почти в каждой из бригад Сараевско-Романийского корпуса, державших внутренний Сараевский фронт, а в Дебелом бырдо было лишь одним из нескольких мест этих частых акций, как поселок Жуч, кварталы Неджаричи, Добрыня, районы Еврейского гробля, улица Мишки Йовановича, Београдской, Озренской, относившиеся во время войны к Гырбовицы; высота Чолина капа и т.д.
272
Как правило, все эти акции проводились силами различных ударных отрядов, общей численностью до усиленной роты с несколькими орудиями и минометами и парой-другой бронемашин. Одни из этих акций были удачные, другие неудачные, но во всех случаях их боевыми задачами были захваты отдельных зданий, или, в лучшем случае, кварталов, либо отдельных высот, и ни одна из них не имела оперативного значения для всего корпуса, а проще говоря, не преследовала цели прорыва всей неприятельской обороны Сараево.
Конечно, эти акции изрядно изматывали противника, держа его в постоянном страхе, значительно влиявшим на его действия, но и для сербских войск, прежде всего, для сербских ударных отрядов, они стоили недешево, и возникает вопрос, для чего штабы корпуса и бригад проводили эти акции? Ведь очевидно, что уже наличие в этих акциях артиллерийской поддержки корпусной и бригадной артиллерии, как и выделение сил нескольких подразделений часто из различных частей, требовали постоянного руководства штаба корпуса. Наиболее характерный пример — это акция в селении Езеро (Озеро) в конце 1993 года (район Кошево—Вучья Лука), для ее проведения было вызвано сводное подразделение (до 60—70 человек) из состава 72-й разведывательно-диверсионной бригады (из Панчево). Понятно, что эта элитная бригада Югославского войска могла быть использована лишь при прямом договоре между югославским Генералштабом и Главным штабом ВРС. Поэтому столь и показательна эта акция, ибо военные профессионалы из 72-й бригады, ее диверсионного «противотеррористиче- ского» батальонов больше всего ценились в югославской армии и вряд ли бы их генералы бросили бы их на «убой», как это действительно бывало. Не буду задерживаться на описании «акции» на Езеро, я ограничусь ее результатом. Передовой отряд «панчевцев» смог войти в одно, еще недостроенное железобетонное здание, но лишь на его первый этаж. На втором же этаже остались мусульманские бойцы, которые могли наблюдать за наступавшими через отверстия в
273
потолке, а одновременно кто-то из наступавших задел какие-то железные листы, чем обнаружил себя. Однако еще хуже было то, что местные сербские подразделения, которые должны были идти с левого и правого флангов, никакой, практически, поддержки, по словам «панчевцев», не оказали, как, впрочем, и артиллерия. Таким образом, «панчевцы» попали в засаду и едва смогли выбраться из нее, потеряв десяток мертвыми.
Все это было вполне типично для югославской войны. Почти все подобные акции проводились в один эшелон, а проще говоря, все выглядело так: небольшая группа бойцов, где-то в пару десятков человек, шла на штурм неприятельской обороны, и если у нее хватало сил ее прорвать, то в бои шло остальное войско, а если нет, то бойцам приходилось нелегко, тем более что потом многие «командующие» лишь картинно разводили руками. Маневра силами или введение в бой второго эшелона и резервов практически не было, и в лучшем случае подобный, штурм предпринимало несколько групп с разных направлений, без особо надежной связи и координации действий, что могли привести и к большой победе, и дать напрасную трату сил и средств. Одно командование в этом не обвинишь, ибо вряд ли кто-то, в уже упоминавшейся акции на Езеро, из числа генералов ВРС, тесно связанных с югославской армией, стал бы сознательно бросать на смерть «панчевцев», рискуя не только позором, но и прямой личной ответственностью.
Все это было следствием объективной общей слабости всех сербских
вооруженных сил, происшедшей вследствие большой пропасти между теорией, в том числе организационными и командными принципами и практикой самой войны.
Глава 18
Влияние политики на созданные ВРС и СВК.
Вынужденные изменения в тактике пехотных действий сербской стороны
Новосформированные ВРС и СВК не были качественно новыми армиями, а все той же ЮНА, но приспособленной к условиям гражданской войны, и поэтому они унаследовали практически все ее качества, пусть и в различной степени. Понятно, что общий уровень военного дела в них был ниже, чем в ЮНА, но в то же время их боевой опыт был, в силу большого напряжения сил при борьбе с более сильным противником, куда больше, чем в последней.
Как следствие, к концу 1992 года тактика пехотных действий на уровне взвод-роты, а порою батальона, была значительно улучшена. Надо заметить, что это улучшение коснулось, как правило, ударных отрядов, называемых здесь специальными, интервентными, ударными, создаваемые на постоянной основе преимущественно из местных или приезжих добровольцев или же из «профессиональных» военнослужащих. Между тем, остальная большая часть сербских войск болела теми же болезнями, что и основная масса ЮНА. Поведение многих добровольцев, в особенности приезжих, была идентична поведению добровольцев из 1991-1992 годов, и в этой войне очень часто подвиги одних из них заслонялась пьянством, грабежами, убийствами, глупостью, трусостью или просто демагогией других. Роль же срочнослужащих была в ВРС и СВК незначительна из-за всеобщей мобилизации, провозглашенной в PC и РСК. Основная же масса мобилизованных военнослужащих немногим отличалась от резервистов ЮНА и несла, главным образом, службу по обороне многосоткилометровых линий фронта, называемых «положаями» (позициями), или в своих общинах, либо на выделенных их частям участкам линии фронта. «Стража», которую несли по сменам, давала им чувство размеренной неторопливости, да и нередко бессмысленной службы. Сами действия на
275
фронте несли все свойства позиционной войны, правда куда менее напряженной, в отличие от таких же действий в Первой и Второй мировых войнах, однако именно на которые эта война и была похожа. ВРС и СВК были своеобразными народными армиями, носившими отчасти и «партизанский» характер. Это было их большой слабостью при проведении наступательных операций (часто называемых «акциями») даже на тактическом плане. Все это и вызывало потребность в создании вышеупомянутых интервентных формирований, что стало модой для каждой общины (административная единица во всей бывшей Югославии) и для каждой воинской части, а то и подразделения. Такая же, впрочем, ситуация была и в мусульманской армии Боснии и Герцеговины и в ХВО Херцог-Босны, правда со многими оговорками. У сербов эти интер- вентные формирования, проявляли в боях активность, по меньше ценились в тылу.
Это было не случайно, ибо опять, как и в ЮНА, сербские вооруженные силы стали местом борьбы политических программ и личных амбиций. Боевой подготовке уделялось в них очень малое внимание, и выручал лишь большой боевой опыт, как и естественное стремление к самообразованию отдельных бойцов и командиров. Как и в ЮНА, здесь был большой разрыв между теорией и практикой, а многие офицеры, особенно высших звеньев, занимались не подготовкой своих бойцов, а различными материально-хозяйственными вопросами, нередко далеко не военного значения, но в особенности политикой, что вообще стало болезнью не только для командного, но и для рядового состава. Ни в одной, ни в другой армии (ВРС и СВК) за почти четыре года войны, так и не появилось собственного Устава, обобщавшего солидный боевой опыт и объяснивший бы бойцам основные понятия ведения боевых действий. Да что говорить о новом Уставе, коль в войсках тяжело было найти какую-либо военную литературу, а тем более тех, кто ее бы читал, и нечего, поэтому удивляться элементарной неграмотности при выполнении боевых задач. Общая картина сербской военной организации
276
была очень хаотичной, в особенности в PC, где в начале войны практически не только в каждом городе, но и в каждом селе возникали группы добровольцев, а прибывали сюда такие же группы из Югославии. Само по себе это не было отрицательным, скорее положительным явлением, так как показывало народную волю к победе. Для сербского общества исторически, а тем более и психологически была свойственна подобная военная «вольница». Ее тип полно отражался в гайдуках, существовавших в прошлом, в основном, на тех сербских землях, что были захвачены турками. Гайдуки не были организованным движением, они составляли вольное братство, их можно сравнить с казаками Украины, имевших и служивый элемент в реестровых полках, и иррегулярный элемент в не реестровом казачестве, в первую очередь Запорожской Сечи, и, просто дикий элемент — отряды вольных казаков, которые часто грабили и своих и чужих. Это относится и к гайдукам, с одной стороны они составляли основу для австрийской Военной Границы, а с другой, устраивая лагеря в лесах и горах едва ли не на всех Балканах, нападали как на мусульман, так и на сотрудничавших с ними христиан с турками, естественно, что тут было и чистое разбойничество. Возникнув в конце XX века такое новое гайдучество, не могло, было быть избавлено от всех современных болезней общества. Так что подобные добровольческие отряды, создававшиеся и распадавшиеся в зависимости от обстановки, внесли много своеобразного, особенно в войну в Боснии и Герцеговине, где ЮНА была уже не единственным главным военным фактором. Во всем этом было очень много дикости, а то и чисто цирка и конечно корыстолюбия и себялюбия. Однако все это было характерно в еще большей мере для всего югославского общества, и само государство вносило куда больше хаоса в эту войну, чем все добровольцы вместе взятые. К тому же оружие поступало на фронт организованными государственными каналами (ЮНА, ДБ, милиция, ТО, а так же СДС и небольшая, но очень влиятельная коммунистическая организация Савез комуниста Покрет за Югославию — Совет коммунис¬
277
тов — движение за Югославию). Даже пресловутый вывоз трофеев, что часто использовалось для дискредитации всех, далеко не однородных добровольцев, был в полной зависимости от югославской милиции, контролировавшей все выезды из Боснии и Герцеговины, где эти трофеи в своем большинстве не задерживались. Да и чудновато звучат постоянные обвинения многих сербских государственных деятелей в адрес добровольцев, ибо именно первые и представляют реальную власть. Добровольцы, будучи, так или иначе, военнослужащими не только местных сербских, но нередко югославских вооруженных сил, получали от тех оружие и форму, и действуя в интересах одних и тех же политиков, которые, представляя государство и должны были их организовывать.
Государственная же власть не только Югославии, но и РСК и PC этого не хотела, хотя известный политик и командир подобной добровольческой организации «Белые Орлы» Драгослав Бокан вместе со своим товарищем Гораном Маричем предлагал правительству создать собственную национальную гвардию из добровольцев. Власть PC, как и РСК, выбрала тогда опору в старых структурах ЮНА и милиции, что, конечно, было вызвано причинами не только политическими, но и идеологическими, да и, в конце концов, именно ЮНА тогда оставила PC и РСК целые части и корпуса, служба госбезопасности из Югославии не только делила местным сербам оружие, но и нередко обучала и командовала ими. Профессиональным военнослужащим было, предоставлено право выбора уехать в Югославию или остаться в PC или РСК. Новосформированные 1-й Краинский и Герце- говинский корпус ВРС, как и силы РСК, как целые соединения имели к весне 1992 года боевой опыт, полученный в операциях ЮНА в Хорватии, да и в других корпусах ВРС был достаточный процент лиц с боевым опытом. В то же время не представляло особой проблемы включить в вышеупомянутые добровольческие отряды, при, разумеется, качественном отборе, в состав ВРС, имевшей куда большую самостоятельность в отличие от СВК Югославии.
278
В общем-то, это и произошло в особенности в Восточной Боснии, где сербской власти большого выбора не оставалось, но весь вышеупомянутый догматизм так и не дал превратиться ВРС, а тем более СВК в хорошо организованную и подготовленную силу, способную к любым маневренным операциям. В результате все сербские вооруженные силы были до конца войны поражены бюрократизмом, безынициативностью и догматизмом наверху и безграмотностью, анархичностью и безответственностью внизу. Это привело к большим жертвам при весьма ограниченных результатах, и чьи-то труды и жертвы кардинально этого не могли изменить. В этих вооруженных силах сама низовая практика мало учитывалась, а инициатива снизу нередко прямо подавлялась.
Слишком часто пытались в военной организации насильно вводить то, что было популярно наверху и что тяжелее всего меняется, ибо усвоение боевого опыта происходит снизу вверх, а вовсе не наоборот. Сербские же силы в своих нижних звеньях накопили, несмотря на все свои недостатки и ошибки, достаточно боевого опыта, по крайней мере, для собственной реорганизации. Постоянно осуждаемое «гайдуче- ство» во всех его проявлениях, даже в политически, нейтральных примерах, на самом деле было, по сути, нормальной фронтовой практикой всех воюющих армий, а было это естественно и для сербской психологии. Ломать же это было не только не нужно, но и вредно. Куда разумнее было умело оформить естественные фронтовые процессы их научной организацией. В конце концов, фронтовые командиры лучше знали, что требуется их бойцам, а вместе с тем, чем лучше были бойцы, тем выше были требования к командиру, и вряд ли бы они сознательно вел их в поражения или бы позорил перед их же соседями, друзьями и родными в тылу или в соседних подразделениях. Само предательство или беспринципность командира здесь не исключены, но они не исключены нигде. Мне не хотелось бы вычислять проценты этого в среде профессиональных офицеров и подобных гайдуков. Уже то, что всю войну те, кто хотел воевать, в основном
279
предпочитая идти к «гайдучьим» командирам, говорит само за себя. Конечно, тут играло роль и то, что любой человек охотнее идет в подчинение тому, кого лучше знает и в ту среду, где больше близких ему людей, но ведь пополнение по земляческому или родственному принципу столетиями господствовало в войсках всего мира. В югославской войне принципы подтвердились и более того, даже в отношении вооружения тех же ударных отрядов лучше себя показала самостоятельность командиров, изначально стремившихся иметь то, что подходило к их местным условиям, да и от помощи специалистов они, как правило, не отказывались. Здесь было всякое, даже не очень здоровое соперничество, но ведь тут и должна была сыграть свою роль военная организация с ее институтами, покрывающими все области военного дела, в том числе безопасность и подготовку. На практике же весь практический боевой опыт заменялся рецептами пятидесятилетней давности, уже показавший многие свои недостатки на примере ЮНА в Хорватии 1991—1992 годов, но, том не менее, упрямо задерживаемый «авторитетом» военной школы.
Между тем, никто из боевых практиков в здравом уме авторитета профессиональных офицеров не отвергал, но нельзя было не признать, что многие из этих офицеров, будучи даже хорошими специалистами, не всегда были вождями, а многие вообще не были ни тем, ни другим, и, естественно, тут требовалась осторожная и продуманная кадровая политика. Не было спорным использование офицеров ЮНА в ВРС и СВК, но ошибочно было не создавать нового командного кадра из уже проверенных лиц. Это, кстати, касалось и МВД. Учебное дело в сербских вооруженных силах находилось в катастрофическом состоянии, за редким исключением в звене взвод-рота, да и в звене батальона обучение практически не велось, а ведь именно здесь знания усваиваются и лучше и быстрее как из- за близости к боевой обстановке, так и из-за большой сплоченности, облегчавшей взаимное обучение. Да и что говорить об учебе, когда в штабах рот и батальонов невозможно было часто найти вообще какую-либо
280
военную литературу, кроме, разве что нескольких старых технических пособий. Были, конечно, энтузиасты, изучавшие все это и до войны, но их советов редко спрашивали, зато времени для разнообразных политических и общественных деятелей, в особенности журналистов, всегда находилось предостаточно. Разумеется, общественно-политическая образованность была нужна в войсках, хотя тяжело было достичь в том винегрете политических идей и программ, очень часто нацеленных на чью-то личную рекламу. Но почему информационная служба в сербских войсках не могла заняться и военным образованием не ограничиваться «победоносными одами», от которых конкретной помощи не было. Лучше уж было сухо описать проведенную операцию, чем злоупотреблять лозунгами и эпитетами. Ведь даже психологически имело больше значения просмотр тех телепередач, где телеоператоры сопровождались бойцами из боя.
Государственными же СМИ руководили люди гражданские, мало понимавшие фронтовые будни. Куда полезнее было иметь хотя бы в каждом корпусе свою газету с еженедельным приложением, распространявших бы как объективно-политические, так и военные знания, но с упором на изучение фронтового опыта, а это же должно было относиться и к телерадиовещанию, Было абсурдом то, что в воюющем государстве так и не появилось ни одного документального фильма о войне, то есть о самой фронтовой жизни. Поли- тически-философские темы обсуждались до бесконечности, часто сводясь к откровенно абсурдным шовинистическим заявлениям тех, кто вчера еще и слышать, не хотел о чем-то национальном. В войсках все эти дискуссии редко кто внимательно слушал, а тем самым терялся и их смысл, а подобные издания покрывались пылью в шкафах по соседству с далеко не пыльной бутылкой ракии (местной водки).
В Югославии военно-издательская деятельность, конечно, велась довольно активно, и в 1991 — 1992 годах появились хорошие издания своих и иностранных военных авторов, да и число качественных пособий было весьма разнообразно. Выпускалось несколько
281
военных журналов «Войни Гласник», с 1993 года «Нови Гласник»; «Войно дело»; «Войно-технички гласник» и еще ряд изданий. Всего этого было более чем достаточно, чтобы «завалить» войска военной литературой бесплатной или по цене себестоимости, что сразу бы при естественно, постоянном учебном процессе принесло бы не только улучшение военного дела, но и прямое сокращение материальных расходов. В действительности же большинство бойцов ничем, кроме автомата владеть не могли, да и владение последним было вещью относительной, ибо о роли прицельных поправок здесь в большинстве знали лишь по опыту, но и то не всех и не всегда, ибо правил стрельбы почти не встречалось. Еще хуже обстояло дело с другими видами вооружения, в особенности с минно-взрывными. Не случайно, что высок был процент погибших и раненых в несчастных случаях, и то не в боевой обстановке, что еще понятно, а во время затиший, а то и в глубоком тылу. Конечно, очень многие не хотели вообще чему-то учиться, считая, что главное это научиться нажимать спусковой курок, а прицеливание — дело десятое, способное производиться и по пьяному делу. Но ведь военная организация — не добровольное общество, и тот, кто не хочет учиться должен быть заставлен это делать. Это же особенно было актуально в среде основной массы мобилизованных, где военное дело рассматривалось чем-то второстепенным. Учиться люди не только не имели возможности, но и не хотели, потому что считали это неинтересным, либо потому что военные книги писали «коммунисты», либо потому что вообще ни для чего серьезного годны не были, либо, наконец, потому что считали себя «поевшими ум всего мира» и но желавшими чтобы их кто-то чему-то учил. В боевой обстановке, где было не до шуток подобные типы сразу начинали искать причины, чтобы поменьше рисковать и побыстрее отказаться от боевой задачи. Было вполне типичным, чтобы пара десятков «балбесов», развалившись поддеревом, варили кофе, о рытье траншей никто и не вспоминал, хотя противник был рядом. При этом часто те, кто действительно что-то знал,
282
ревниво берегли свои знания, опять-таки ради собственного престижа. Если обучение все же организовывалось, то оно часто было делом нормальным, и лишь индивидуальная подготовка, как самостоятельная, так и близкого товарища в очень многие случаях вытягивала общий уровень военных знаний на хоть какой-то маломальский приемлемый вровень. Особо здесь следует выделить ударные отряды, бывшие в определенном смысле настоящими школами, но в общем же сербские вооруженные силы слишком медленно совершенствовались качественно, и исход боев все чаще стал зависеть от немногочисленных ударных отрядов. Слишком много было в вооруженных силах, как и во всем обществе, себялюбия и корыстолюбия, которые мешали стать войскам единым спаянным кулаком, сокрушавшим бы противника. Слишком мало было в этом долга и слишком много безответственности. Неудивительна популярность схемы употребления войск, в первую очередь ударных отрядов, сначала бросавшихся в атаки без подготовки, разведки и серьезного многоходового планирования, а потом попавшим в тяжелую ситуацию, из которой приходилось самостоятельно искать выход.
Главная причина сербского поражения в 1995 году лежит опять-таки в политике, точнее в идеологии, чья суть может не являться целью этой работы, однако ее влияние на военное дело нельзя обойти. По большому счету, эта война велась не военными, а политиками, и то часто действующими в интересах далеко не тех, кого они, якобы, представляли. Конечно, военное дело неотделимо от политики, но ведь сама война вещь довольно-таки непредсказуемая и не только политика влияет на ход войны, но и сама война влияет на политику. Политика может быть ошибочной, может быть предательской, наконец, предательство может возникнуть и в самих военных рядах, но когда начинаются боевые действия, то в них, с ростом потерь растет и общая нетерпимость к врагу, и тем самым политика открыто не соответствующая военным целям, а это, прежде всего победа, вызывает сопротивление во всей армии. Так же как в PC и РСК воевал
283
весь народ нельзя объяснять любое поражение предательством каких-либо военных и политических лидеров. Если какая-то рота или какой-то батальон не могут при полном превосходстве сил взять штурмом гору, обороняемую неприятельским взводом, то предательство кого-то в верхах, но имеет большого значения. Тут есть, конечно, возражение в отрицательном отборе командного кадра, когда лучших устраняют, а худших продвигают, и это действительно немаловажно, однако ни одна спецслужба мира не могла поставить столько агентов в любую армию, дабы управлять всей ее кадровой политикой. Это было бы абсурдом, ибо тогда такая спецслужба должна была бы взять на финансирование всю такую армию. Да и тяжело подобный отрицательный отбор проводить в боевых условиях. Другое дело ошибочность тех или иных военных теорий, но это-то и есть тема данной работы, тем более что, по моему мнению, подобная ошибочность характерна для очень многих войн современности. Все это не значит, что сами сербские вооруженные силы виновны во всех своих бедах. Они, как и любые другие, лишь отражения состояния дел в государстве и во всем обществе. Ни один их генерал не мог изменить основы этой общегосударственной политики, заложенной, к тому же в головы всего офицерского корпуса, при том далеко не однородного. Сами личности тех или иных военных не особо важны. Они лишь выражали тот дух и то направление мышления, что господствовали во власти, которая была такой, какой ее и заслуживало общество. Коллективная же воля этого общества и была главной силой вооруженных сил, и пока сила духа в сербских армиях была еще сильна, они побеждали своих неприятелей. Победа здесь тоже понятие непростое. Понятие «международное сообщество» в Югославии стало военным понятием, которое тесно было связано с главным сербским противником на пути к победе. Далеко не все включалось в понятие «международное сообщество», а цель сербов заключалась в том, чтобы как-то обеспечить защиту собственного государства. Было очевидно, что интересы сербов, и прежде всего Республики Сербской,
284
требовали окончательной победы, и ВРС для этого имела достаточно средств. Именно от нее зависел весь исход войны в Югославии. Между тем была продолжена старая политика ЮНА, что неудивительно, ибо на стратегическом плане во многом продолжал командовать официальный Белград. Сложилась парадоксальная ситуация, в которой югославская власть, постоянно подчеркивающая свой интернационализм, определяла общий ход сугубо национальной войны, при этом, не неся никакой ответственности за результаты своего командование. Подобная безответственность, не могла не отразиться ни на характере действий ВРС, ни на ее организации, а в еще большей мере это относилось к СВК и прямо и косвенно через своих политиков подчиненных Белграду. Да и что представляли собою боевые действия как ВРС, так и СВК? Уже одно то, что Белград руководил не только стратегически, но и оперативно всеми вооруженными силами РСК, особенно в ее приграничной Сербии, части Восточной Славония, Бараньи и Западном Сре- ме, где подобное непосредственное влияние по большинству вопросов продолжалось до самого конца югославской войны, предопределило и большую внутреннюю раздробленность РСК. Естественно это отразилось и на ее военной организации.
Практически и PC и РСК представляли из себя федерации общин, которые в бывшей Югославии пользовались относительно широкими полномочиями и имели в подчинении не только СУП (отделение внутренних дел), но и территориальную оборону, обладавшую и оружием, и командным кадром. Помимо этого, во всей бывшей Югославии в обществе был силен «регионализм», что не могло не отразиться на политике этих общин. Так в той же PC общины Герцеговины тяготели к Черногории, а общины Семберии — к Сербии, тогда как общины в Босанской Крайне не раз вступали в политические конфликты с общинами Сербского Сараево. Еще более усугубляло эту раздробленность установление партийной власти СДС. СДС пользовалась большой поддержкой официального Белграда, потому что служила ему, и прежде всего его
285
ДБ, проводником его планов. В ее составе соседствовали бывшие диссиденты, вчерашние коммунистические функционеры, да и просто через чур «успешные» бизнесмены. СДС пришла к власти в большинстве тех общин Хорватии, а так же Боснии и Герцеговины, где сербы составляли большинство, хоть в иных таких общинах побеждали и другие партии, в особенности реформаторы-коммунисты, имевшие смешанный национальный состав и столь же смешанную программу. СДС была в начале войны немаловажным военным фактором, ибо именно через него шла большая часть вооружения только создаваемым вооруженным силам местных сербов, которое посылалось о сознания, а часто, и по указаниям югославской власти в Белграде. Если же учесть, что в Югославии сорок пять лет до этого власть была однопартийной (Союз коммунистов Югославии), то нет ничего удивительного в том, что в PC и РСК власть почти полностью перешла в руки СДС. Так же как в Сербии и Черногории она оказалась соответственно у СПС (социалистическая партия Сербии) и ДПС (демократическое движение социалистов). В этом не было ничего неожиданного, ибо именно СДС принадлежала главная роль в провозглашении сербских автономий. Такие автономия были необходимы в силу отсутствия сплошного единого сербского пространства, и благодаря им 19 декабря 1991 года была провозглашена Республика Сербская Краина, а 7 апреля 1992 года — Республика Сербская.
СДС, придя к власти, установила свою почти полную политическую власть, ограничиваемую, разве что армией и милицией также имевших свои собственные выходы на власть в Белграде. Подобное троевластие пагубным образом отражалось на ходе войны с сербской стороны, ибо и на PC и на РСК перебрасывалась вся политическая борьба, шедшая в Югославии, в которой произошло смещение политических лидеров и программ. Все это привело к политике, в которой фразами заменяли дело, а личными интересами — общественные. Такая политика дала свои результаты как наверху, так и внизу. Было, разумеется, немало уверений в том, что кому надо знать, тот все знает о
286
том, как вести войну, но со временем в этом многие стали сомневаться, а уже после воины стало очевидно, что на деле этого во власти никто толком не понимал. Это может быть, резко звучит, но иначе не объяснишь всю ту странную политику, что шла и в PC и в РСК. Парадоксально, но в этих двух республиках военного положения до лета 1996 года не существовало, и лишь 15 июня оно было введено в РСК, а 28 июля в PC, что дела решить уже не могло. Тем самым было нарушено единство командования и обеспечения и в ВРС и в СВК, ибо это были армии довольно- таки специфического народного типа. В силу вышеперечисленных причин гражданская власть имела большое влияние как на ВРС, созданное 12 мая 1992 года решением, Скупштины, так и на СВК, созданного решением Скупштины РСК 16 октября 1992 года. С самого начала эти армии возникли силами не столько центральных, сколько постных властей, то есть общин. Большую роль в этом играли частные спонсоры и СДС, подчинившая своему влиянию большое количество местных финансовых источников. Так же как каждая община на своей территории обеспечила создание своей воинской части, как правило, одной или нескольких бригад, а при этом местные органы власти влияли и на кадровую политику в них, то тем самым военные командиры часто больше руководствовались интересами своих общин, чем своего государства. Случались и парадоксальные ситуации, когда от каких-то общин оставалось под сербским контролем незначительный процент территорий, их бригады насчитывали пару сотен человек. Тяжело было определить, кто же действительно командует в прифронтовой полосе — центральная власть или местная власть, местная милиция или госбезопасность из Сербии, верховное командование или какие-нибудь местные военные вожди. Тем самым власть главного командования, ограниченная отсутствием военного положения, уже в военном штабе должна била бороться с интересами местных органов власти, а во взводах-ротах эта власть часто и не ощущалась. Обстановка сложилась явно нездоровая, пока кто-то шел в атаку, кто-то пил
287
пиво или кофе или отсыпался на соседних позициях, а в тылу кто-то ходил по ресторанам или делал деньги на всем, начиная от продажи гуманитарной помощи и заканчивая торговлей с неприятелем. Торговля с неприятелем была государственной политикой, и если за обычную кражу или драку человек мог попасть в тюрьму, то за такую торговлю наказаний, по существу не только не было но за нее еще и награждали.За бегство с боевых позиций давалось наказание 15 суток заключения, редко максимум до пары месяцев. Государственная политика поддерживала такое состояние дел в государстве, при котором безответственность ограничивалась лишь мощью людей, тогда как боевые заслуги не вознаграждались, и уже во время войны участие в боевых действиях становилось делом ущербным. Никакого серьезного противодействия подобной политики, но было. Не стоит затрагивать причины всего этого, но невероятные беспорядок и безответственность в этом не подлежат оправданию. Уже существование «кризных» (чрезвычайных) штабов гражданской власти, не подчинявшихся власти военной — нонсенс, ибо вело к тому, что какой-нибудь политик мог сам приказать эвакуацию населения из прифронтовой полосы, что автоматически вело к рассыпанию фронта, чьи солдаты начинали спасать свои семьи. Не лучшим было взаимодействие между частями на фронте. Пока одни части или подразделения сражались, другие самовально отступали, а то и бежали, открывая фланги и тылы своих соседей. Такие случаи были нередки и происходили, вполне сознательно, из-за чьей-то трусости, растерянности, неспособности, боязни за репутацию, безответственности и просто эгоизма. Не раз подобные вначале относительно организованные — отходы оборачивались паническим бегством. Содействия и связи между соседями часто не было, что приводило к попаданию бойцов под «свой огонь» или под «свою артиллерию». Еще одной большой проблемой было то, что войска, были связаны не только своими общинами, но селами и улицами. Из-за этого командование прибегало к довольно неудачной практике выносных «положаев». Для того что¬
288
бы укрепить оборону прифронтовых и часто малонаселенных сербских общин в помощь тамошним войскам выделялись сводные отряды из других бригад, либо, что, конечно, было более удачно, целые такие бригады, за которыми закреплялся определенный участок фронта на временной или постоянной основе. Само по себе это было бы еще терпимо, если бы в большинстве случаев эти сводные отряды не собиралась каждый раз из разных людей, как из состава батальона, так и рот, нередко разбрасываемых между несколькими театрами боевых действий. Сама посылка на «положай» для большинства людей была делом малоприятным. В незнакомой, постоянно менявшейся обстановке, как правило, на несколько болеетяжелом, чем дома, фронте без особого комфорта, люди проводили по 15—30 дней вместе с людьми часто узнанными лишь здесь и с такими же временными командирами далеко не всегда достойными своих должностей. При этом на конкретный «положай» они во многих случаях попадали первый и последний раз за всю войну, а так как в большинстве людей живой заинтересованности в — военном деле не было, то и не удивительно, что в двух десятках метров от «положая» начиналась «неведомая» территория. Так как такой «положай» отнимал у людей время, которое они могли провести дома с пользой для семейного бюджета, о котором государство не заботилось, то сама посылка на него сопровождалась многочисленными интригами. Одни отправлялись на него по несколько, порою по десяток раз в год, другие за всю войну побывали на нем всего пару дней, и то, как окружение командира. Позиционный характер войны, определенный сербским военно-политическим верхом по указке из Белграда при полном превосходстве над противником, привел к потере инициативы в войне и ко все большим потребностям в живой силе. Конечно, эта потребность могла быть уменьшена постоянным совершенством подготовки личного состава, как и улучшением тактики боевых действий, что логически вело к совершенствованию оперативного искусства, а тем самым и всей стратегии в войне. Длительная вой¬
289
на была опаснее всего как раз для сербов, ибо именно против них «международное сообщество» направило санкции. Единственная их опора — Югославия не только находилась под ударом таких же санкций, но и сама их ввела в отношении той же PC 4 августа 1994 года, да и то, что последняя получала от первой далеко не всегда было бесплатно. Финансовых вливаний со стороны почти не было, по крайней мере, для оборонной мощи сербских республик, которые, несмотря на несколько раз провозглашаемые объединения, остались глубоко разъединенными между собой, а не то, что с Югославией. Югославия тогда вообще всю тяжесть войны, перебросила отчасти на РСК, но главным образом на PC, подвергаемой нападениям мусульман и хорватов и давлению «международного сообщества», переросшего позднее в прямое военное нападение. А ведь речь шла о защите интересов всех сербов и именно против них в первую очередь была направлена югославская война и тяжесть этой войны была распределена более чем неравномерно. В Югославии была даже развернута официальная и неофициальная пропагандистская компания против сербских республик и всех местных сербов. Это было явным самоубийством, ибо Югославия позднее в 1999 году столкнулась с тем же, с чем столкнулись PC и РСК в 1992—1995 годах. Думается, распредели власть тогда всю тяжесть войны более равномерно, не только на PC и РСК, но и на где-то пятнадцатимиллионную Югославию, это дало бы победу с меньшими человеческими жертвами и материальными потерями. На деле же в Югославии нередко с высоких трибун шли обывательские обвинения о том, что, мол, нечего Югославии воевать за PC и РСК. Между тем после войны 1992 года туда не слишком часто в основном отправлялись «специальные» отряды по несколько десятков или сотен человек «специальных» сил армии и милиции на сроки в несколько недель, максимум несколько месяцев. В Сербии начали появляться плакаты, адресованные сербским беженцам из Хорватии и Боснии и Герцеговины от имени «удружения староседе- лаца Сербии» (Союза коренных жителей Сербии)
290
малозначительной организации,и не ясно было откуда оно черпало средства. На плакатах писалось: «Дезертиры на фронт! Наши дети не должны гибнуть за вас!». Вряд ли надо объяснять сколь выгодна оказалась вся эта демагогия для ведения общей войны, тем более что на деле дезертирство поощрялось самой властью, как правовым хаосом, так и личным примером многих функционеров и с ними связанных (родственными, денежными, политическими связями) лиц.
Что же касается проблемы дезертиров или лиц, не желавших участвовать в этой гражданской войне, которых в Югославии по данным военных командований СВК и ВРС было 30—40 и 70—80 тысяч человек соответственно, то они не были настолько большой проблемой, как это представлялось, для Югославии. Югославия, впустив их, способствовала том самым большим материально-финансовым вливаниям в свою экономику, ведь беженцы в 1991—1992 годах прибывали не с пустыми руками. Военные власти PC и РСК требовали, конечно, мобилизации этих беженцев, но, надо заметить, не особо настойчиво. Югославская власть до весны 1995 года никаких мер о мобилизации не предпринимала, тем более что на год поступало немалое количество «гуманитарной помощи» из-за рубежа. Однако летом 1995 года в Сербии (Черногория тут стала исключением) была развернута массовая насильственная мобилизация военноспособных беженцев, сопровождавшаяся противоречивой пропагандистской шумихой. С одной стороны официальная власть на всех условиях прямо и косвенно продолжала осуждать ястребов воины из РСК, но в особенности из PC, и, в конце концов, дело в этом доходило до шовинистских оскорблений. С другой стороны, югославская милиция при поддержке ряда «неофициальных» военизированных организаций организовали настоящую охоту за людьми, хватая их по квартирам, кафе, базарам. Известны были случаи, когда при попытках к бегству эти людей убивали на месте, а об избиениях и оскорблениях вообще можно не вспоминать. Все это велось настолько грубо и не продуманно, что достигало обратного эффекта. Неподготовленные ни в ка¬
291
ком отношении люди, посылались воевать как раз под командование «ястребов» — поджигателей войны, а заодно и военных преступников (по терминологии столь уважаемого тогда официальным Белградом Запада). Доходило и до того, что мобилизовались просто выходцы из Хорватии и Боснии и Герцеговины, жившие уже по десятку лет в Сербии естественно к PC и РСК законных обязательств, не имевшие, а то и вообще те, кто лишь служил до волны военную службу на таможнях территориях. Однако эта мобилизация не коснулась тех военнослужащих армии или органов внутренних дел, что уехали в Сербию в 1992, а то и в 1993—1994 годах и до этого жили как раз на территориях уже возникших РСК. Они-то, находившиеся в составе югославских армии и милиции, были куда нужнее в PC и РСК, чем два-три десятка тысяч мобилизованных, а практически арестованных неподготовленных беженцев, естественно, думавших о том, как бы поскорее сбежать с фронта домой. В конце концов, война была гражданской, и тут на разных сторонах оказывались вчерашние соседи, коллеги, друзья, а нередко, и родственники, и если учесть ту анархию, что царила здесь особенно в начальный период войны, то неудивительно нежелание многих людей воевать в новых армиях новых государств. К тому же, немалая часть тех, кто состоял «на бумаге» в ВРС и СВК фактически там были либо часть войны, нередко меньшую, либо присутствовали в войсках лишь на списке. Например, из состава одного Сараевско-Романий- ского корпуса до конца 1994 года самовольно отбыло 14 тысяч человек, а из всей ВРС — 75 тысяч человек, но известно, сколько тысяч военноспособных мужчин проводило время в тылу, в особенности в более- менее крупных населенных пунктах, под различными надуманными предлогами.
По большому счету, ВРС и СВК надо было не механическое наращивание численности, а рост числа обученных или, по крайней мере, способных к обучению бойцов. Для обучения же, как раз бы и послужили вышеупомянутые военные — специалисты, которые и должны были быть законом задержаны в ВРС и
292
СВК хотя бы на какое-то время. Что же касается основы для создания хороших кадров, то следовало искать в тех, кто добровольно выражал желание идти в достаточно опасные операции, и тут не так важно кто они были — местные или приезжие. По самым скромным подсчетам таких добровольцев на волне первоначального патриотизма можно было набрать десятки тысяч, и даже при жестком отборе можно было создать из них несколько десятков штурмовых батальонов и столько же разведывательно-диверсионных рот. Средства для этого могли быть найдены, но вот воли проявить к этому не сумели, и то опять-таки во многом по идейным соображениям. Так, местный генералитет во всех добровольческих отрядах начала войны видел «сербских четников» лишь потому, что они напоминали ему четников из времен Второй мировой войны, хотя те четники были лишь из одной стороны в гражданской войне, ведшейся в тогдашней Югославии, в особенности внутри сербского общества, и это уже было историей. В конце концов, какое было дело кому-то до чьих-то кокард, имей те даже чисто чет- нические символы — «череп и кости» на черном фоне, если те, кто их носил, воевал
Разговоры о том, что эти кокард вносили раскол в сербский народ, не совсем точны. Гражданские конфликты готовятся не из-за кокард, а из-за политики, и не в среде простого народа, а в верхах общества. Да и, наконец, сами офицеры, и генералы ЮНА не избегали носить красные звезды, тоже ведь бывшими идеологическими символами.
Является фактом то, что настаивание на идеологических догмах старой ЮНА прямо повлияло на снижение боеспособности войск по всем направлениям как в отношении доверия к командирам и на сам отбор последних, так и на принцип организации войск и ход ведения войны.
В конце концов, сами поступки говорили куда сильнее слов и программ. Если кто-то, нахлобучив старую четническую папаху, разъезжал по фронтам лишь ради саморекламы и личного обогащения, или же, представляясь «борцом за народные интересы», этот же
293
народ обманывал и обкрадывал, то мало толку было в политических лозунгах. Естественно везде были те, кто в действительности трудился на победу, а были и те, кто этот труд ставил на службу своим личным интересам. Все это было характерно для армии, где одни — командиры могли своих подчиненных бросать в бессмысленные операции и при этом умело избегать ответственности за жертвы и сражения, что является одной из худших сторон войны, тогда как другие сами могли идти в атаки со своими солдатами и добиваться успеха.
Система старой ЮНА, конечно, имела большие плюсы, как и любая организованная и более-менее устоявшаяся армия, но она имела и большие минусы в своей излишне — бюрократичности. Подобная армия, даже после отказа от старой идеологии, уже самими принципами веления кадровой политики становилась все менее маневренной и управляемой в ходе самих боевых действий. Оствалось все меньше тех, кто умел, хотел и имел право провести в жизнь замыслы военного командования. Сама организация войск составляет большую часть успеха полководца, ибо дает ему простор для смелых и своеобразных поступков. Ведь Александр Македонский в своих походах использовал совершенную для тех времен военную организацию, которую его отец Филип развил на основе и без того передовой греческой военной организации. То же самое относится и к Юлию Цезарю, командовавшего уже проверенной и успешной римской военной организацией. Эти два полководца благодаря организации своих войск смогли в ходе сражения выполнять новые маневры силами, и тем самым добиваться преимущества над своим противником. Таким образом, приходится опять возвращаться к уже упоминавшемуся вопросу командного звена, ибо именно здесь достигаются победы, тогда как выше на уровне полк-бригада, а тем более дивизия-корпус, командование обеспечивается разумным и своевременным управлением низовыми командными звеньями. Именно подготовка и подбор этого звена и должен бьш быть главной кадровой политикой в войсках. В этой же войне многое было
294
пущено на самотек. О рядовом составе заботиться было некому. Бессмысленно было хватать в Сербии беженцев, когда много из тех, кто был в армии по несколько лет ничем, кроме автомата не владели, да и из того толком стрелять так и не научились, расстреляв десятки тысяч патронов. Расширение возраста мобилизуемых да 60 лет, вызванное нехваткой людей с середины войны, так же сыграло отрицательную роль, ибо люди старших возрастов находились в одних рядах с людьми младших возрастов, что, естественно, вело к дальнейшему снижению уровня боеспособности, особенно при наступлении. В обороне правда подобная мера часто была весьма нужной из-за большой обязательности пожилых людей при несении положенной «стражи», то же самое относилось и к «радной обаве- зе» (рабочее обязательство), которое представляло собой мобилизуемых на несколько недель один раз в несколько месяцев работников различных предприятий и учреждений. Это выбивало последних из графика работ, а в то же время на фронте служило для механических затыканий дыр при, естественно, весьма низком качестве выполнения боевых задач.
Таким образом, затягивание позиционной войны строительством сотен километров траншей и с ростом неприятельских сил требовало все новых войск, и те создавалась без всякой изобретательности в надежде на «народные силы». Народность — вещь, конечно, хорошая, но надежда только на народ говорит о неспособности и халатности власти. К тому же, придавать понятию народа мистические свойства своеобразной палочки-выручалочки — значить отвергать необходимость постоянной работы по улучшению военно-политической мощи государственного аппарата.
В Югославии же, в силу известных исторически событий XX века, впрочем, происшедших катком по всем европейским народам, боевой дух в народе был изрядно подавлен. Сербский народ находился на особом положении у старой коммунистической власти, как «исторический угнетатель» народов в королевской Югославии. С началом Югославской воины сербы, конечно, были подняты на войну, но далеко не
295
все далеко не в полную силу. Тем не менее, и этот не столь большой боевой заряд стал растрачиваться в постоянных перемириях и остановках огня при совершенно неудовлетворительной организации и военной и гражданской жизни. Свою роль сыграла и сама человеческая природа, не дающая большинству людей понимания важности жертвы за общее дело. В общем, не было ничего удивительного в том, что для участия в наступательных действиях, пусть даже тактического характера с ходом войны и ростом ее тяжести способных людей найти было все тяжелее. Невозможно вести чисто оборонительную войну, хотя бы потому, что противник все же имеет свойство, нападать, а не только обороняться, пассивный отпор противнику ослабляет боевой дух в войсках, ибо тут воинскую природу не переменить, и без побед, хотя бы малых, боевой дух не удержать и опыта не приобрести. Войска же хорватов, но в особенности мусульман, как бы то ни было, своих нападений не прекращали. Естественно, что в войне с превосходящим по силе противником, они с течением времени набирались опыта и в наступлении и в обороне. Это не избавляло их от сражений, да и военное дело у них было поставлено отнюдь не на блестящем уровне. Однако и сербские силы пытались до конца войны им парировать на основе все тех же старых схем из ЮНА. Например, Главный штаб ВРС имел в прямом подчинении лишь бригаду, а, по сути, полк «Сырпске Гардэ» Сербской Гвардии (не путать название одноименных добровольческих формировании на примере СГ из Илиджи или СГ из Югославии), дислоцированную в Калиновике несколько южнее Сербского Сараево и «Заштитни пук» (защитный полк), дислоцированный в Хан-Пиеске несколько севернее Сербского Сараево, где так же находился и Главный штаб ВРС. Обе части пополнялись, в основном, «младым войском», то есть срочнослужащими и несколько подразделений военной полиции, диверсантов боевого и тылового обеспечения, в большей степени пополненные военнослужащими- контрактниками, коренным образом ситуацию изменить не могли. Возвращаться к оценке способностей
296
срочнослужащих не стоит, но ясно, что они, даже отдавая все от себя, не могли быть тем «кулаком», которым командование бы пробивало в нужном месте неприятельскую оборону. На деле их постоянно приходилось усиливать различными ударными (интервен- тными) отрядами в ходе проведения операций, что все равно не избавляло их от немалых потерь. Логично было, хотя бы создать несколько таких отрядов на постоянной основе в составе «Младо войско» (молодое войско), как часто называли эти части в местной среде, но этого не произошло, и опытными кадрами в них были лишь командиры взводов и рот.
Что же касается самих ударных отрядов, то они нередко посылались в бой командованием без планирования операции, а нередко и просто на «убой» с полным сознанием не только о возможных потерях, но и о явной ненужности таких операций. Возможно, кто-то этим хотел «щелкнуть» о носу «зарывавшихся» командиров таких отрядов, многие из которых были, может и смелыми бойцами, но бестолковыми командирами. Однако эти командиры находились на должностях в воинской организации, и было безрассудно выяснять отношения с ними на крови простых бойцов.
Безответственность наверху и дилетантство внизу привели в конечном итоге к тому, что желающих участвовать в акциях становилось все меньше. Посылка в акции сводных групп из состава обычных подразделении себя не оправдала, из-за низкой сплоченности и подготовки, а положенные по штату в частях разведывательно-диверсионные и военно-полицейские подразделения не обладали ни достаточным числом бойцов, ни боевой техникой, ни опытам штурмовых акции. К тому же и оснащены они были, как правило, легким вооружением, и далеко не всегда имели больше пары единиц легковой бронетехники, а нередко и вообще ее не имели. Разведывательно-диверсионные подразделения должны были, прежде всего, поставлять разведданные в штаб, но и эта разведка шла почти исключительно во фронтовой полосе без рейдов в тыл противника. Военная полиция использовалась, главным образом, для охраны объектов в тылу и пат-
297
рульно-постовой службе. Интервентные же взводы военной полиции могли решать лишь очень ограниченные по масштабу задачи из-за своей малой численности. Со временем, правда, число разведывательно-диверсионных и военно-полицейских подразделений увеличилось, и, они появлялись порою даже в иных батальонах, но продолжали оставаться по численности на уровне нескольких десятков бойцов из-за всего того же недостатка боевой техники и личного состава, наконец, из-за обычного дилетантства не были должным образом подготовлены для выполнения поставленных задач на фронте. Задачи же эти состояли в прорыве неприятельской обороны, в захвате определенных его объектов, либо, наоборот, в остановке неприятельских прорывов своей обороны. Все это вызывало появление большого количества различных формирований, которые, несмотря на названия разведывательно-диверсантских или «специальных» ин- тервентных, использовались как ударные отряды. Именно поэтому их можно было в общем назвать «ударными» ради простоты и истинности в их описании.
К их числу относились вышеупомянутые разведывательно-диверсионные и военно-полицейские (интервентные) отряды, и такие, не предусмотренные в ЮНА, что по численности, что по организации, отряды получали от командования ответственные задачи. Оснащены они были лучше остальных войск, но главным образом с помощью частных спонсоров. Со временем стало признаком хорошего тона местной власти что военной, что гражданской иметь при себе такой отряд. Именно в эти отряды и прообразовывались разнообразные группы местных и приезжих добровольцев из начального периода войны. Это не означало, что все добровольцы были включены в ударные отряды. В них вошла лишь лучшая часть добровольцев, и стоит заметить, что лишь русские добровольцы в своем большинстве включались в такие отряды с большой охотой, естественно, не из-за политических нужд.
Я лично, твердо убежден, что ударные отряды, несмотря на все свои недостатки, могли стать основой для новых вооруженных сил, которые должны были
298
бы появиться, коль действительно бы переменилась политика наверху, а, разумеется, и идеология. По моему мнению, все ведь было элементарно и требовало лишь узаконить создание нескольких отрядов под единым командованием. Так, например, каждой бригаде можно было создать, допустим, ударный отряд из отличившихся бойцов, выразившых добровольное желание служить в нем, дабы, что большое число игады получило хотя бы трехмесячный опыт службы в нем. Необходимо было иметь и резервистов-ударников в обычных подразделениях бригады привлекаемых по необходимости к операциям.Надо было бы включить в его состав лучшие силы и средства бригады, обеспечив этим ему большую маневренность. В этот отряд вполне можно было включить и разведслужбу бригады. Организовав боевые дежурства в боевых дозорах и на наблюдательных постах силами разведгрупп этого отряда, можно всегда быпо вызвать главные силы отряда, разделенные на несколько ударных труп и труп боевой и тыловой поддержки. Эти группы были бы готовы выступить, в случае внезапного нападения противника, на оборону, удерживаемую остальными подразделениями бригады. Эти же «остальные» подразделения должны были действовать в ходе операций вокруг одной ударной группы, выделявшейся бы из состава отряда, под командованием командира этой ударной группы. Это было бы необходимо и из-за недостатка в такой гражданской войне хороших командиров батальонного звена, тогда как для рот командиров можно было бы найти куда легче, и подготовка их шла бы куда быстрее. Одновременно в составе обычных подразделений бригады можно было бы создать свои ударные трупы из резервистов ударного отряда бригады. Лишь это давало бы маневренность войскам, ибо любая однородность, общее качество личного состава в бою, как правило, снижается до наихудших бойцов. Ударные отряды могли бы легко сниматься с позиций для участия в наступлениях на любом участке фронта, а при этом не наступала бы неразбериха на собственных позициях. Очевидно, что ударные отряды на фронте постигали бы лучшие результаты, в
299
отличие от сводных групп, и это, кстати, полностью бы соответствовало сербскому национальному характеру. Для того же, чтобы все это не превращалось в бандитизм или клоунаду, что на практике случалось часто, нужна была кадровая продуманная политика. Для этого был нужен постоянный учебный процесс и потому в вышеупомянутый ударный отряд следовало бы включить учебную трупу, в которой шло бы обучение не только рядового состава и со специалистов, но и младшего командного состава, что обуславливало бы получение любого другого звания. Командиры же среднего звена должны были бы подготавливаться по сокращенной программе в схожих учебных отрядах корпусов, с упором на изучение тактики и принципов управления и обучения людей. Дабы обеспечивать необходимый профессиональный уровень в отряде должна была быть создана группа советников из кадровых офицеров, даже пенсионного возраста. Таким образом, обеспечивался бы постоянный учебный процесс, тесно связанный с фронтовой практикой, а вместе с тем и потребности в снаряжения и вооружении в большей мере соответствовали бы реальным нуждам. При проведении наступательных операций ударные отряды находились бы во втором эшелоне, и с началом самого наступления вскрывали бы неприятельскую оборону одной частью, а второй частью развивали бы успех, действуя в два эшелона.
Все это очень важно, ибо в Югославской войне, особенно, в боевых действиях в Боснии и Герцеговине 1994—1995 годов, стали нормой, когда после успешных прорывов неприятельской обороны немногочисленными сербскими ударными отрядами, они часами, а то и днями не могли дождаться подхода основных сил, что не обеспечивало закрепления успеха. Нередки были вольные или невольные недоразумения моду командирами нескольких ударных отрядов, участвовавших в «акциях», которые препятствовали наступлению после удавшегося прорыва. Все это приводило к немалым потерям, а нередко и к оставлению взятых рубежей противника, которому даже не всегда надо было, и контратаковать в таких случаях.
300
Поэтому я считаю, что ударные отряды должны иметь в ход «акции» столько сил, сколько обеспечивало их командирам создание второго эшелона или резерва, и тут вероятно оптимальным числом было бы две-три сотни человек постоянного состава при трех-четырех десятков единиц бронетехники и нескольких десятков средств огневой поддержки. Ничего нового в создание таких отрядов нет и в российской армии такие отряды были созданы в ходе Первой мировой войны и такие же отряды были созданы в германской армии в ходе Второй мировой войны. Главное тут следить за нуждами фронта. Уже опыт арабо-израильских войн показал, что главным образом бронетехника используется в смешанных отрядах величиной с батальон (30—40 бронемашин). Нет смысла это число увеличивать, ибо сделает это из бронетехники удобную цель для авиации и артиллерии, время реакции которых ныне сократилось до нескольких минут.
При этом нельзя эти отряды делать замкнутыми организациями. С помощью сводных ударных групп в остальных подразделениях части обеспечивать пополнение кадров, проверенных на практике, из которых в последствии можно вырастить опытных специалистов и младших командиров.
Глава 19
Устройство и практика использования ударных отрядов, их тактика, вооружение и оснащение.
Миновзрывные средства. Военные теории Ричарда Симпкина и Мартина Ван Кревельда в применении к местным условиям
Деятельность ударных отрядов для меня является важным вопросом во всей югославской войне. Параллельно с этой темой необходимо коснуться методики пехотных атак, так как ради них и создавались ударные отряды. Более пристальное внимание будет уделено самой тактике, применяемой этими отрядами, личного вооружения и снаряжения бойцов. Действия этих отрядов были наиболее запоминающимися. Велись они в условиях гражданской войны при большом хаосе в государственной жизни, да и в самой армии, которая в это время проявляла довольно вялые действия как в стратегическом плане, так и в оперативном. Однако в техническом плане действия были очень активными. Именно здесь боевые действия обнаружили полное несоответствие между практикой и теорией. Соответственно теоретическим правилам ЮНА, предусматривалась атака по всей линии обороны пехотной цепью в полный рост, причем сквозь несколько линий обороны противника. Возможно, что сейчас на Западе считают, что пехотные атаки вообще не нужны и будут заменены ракетно-артиллерийскими и авиационными огневыми ударами, потому нет смысла совершенствовать теорию боевых действий. Конечно это подходит для Армии США, ведущей свои «миротворческие действия» при полном превосходстве в воздухе. В югославской войне это было неприемлемо. Неподходит это и для сербских вооруженных сил, поэтому необходимо разработать новые правила атак, которые заменили бы правила ЮНА. Эти правила полностью дискредитировали себя в «югославской войне, времена командиров с цепями и криками «ура!» ушло, и вызвало у бойцов не особо приветливые оскорбительные эпитетами. Ужесточение дисциплины здесь ничего бы не
302
решило при более-менее серьезном противнике все закончилось бы большим числом трупов. Уже во Вторую мировую войну, когда главным стрелковым оружием были карабин и станковый пулемет, подобная тактика изживала себя и германское командование, державшее, без сомнения, первенство в военной тактике, по крайней мере, до 1943 года, со временем отказывалось от таких атак, заменяя их прорывами пехоты на полугусеничных бронетранспортерах под прикрытием танков. Ныне же такая тактика вообще является абсурдом, даже в югославской войне, которая велась во многом на уровне шестидесятых-семидесятых годов. В ней такая атака захлебнулась бы несколькими очередями одной «Праги», и пехоту не спасли бы здесь ни танки, ни БМП, а дело закончили бы минометы РСЗО и артиллерия. Это, собственно говоря, .порою и происходило, особенно в мусульманских войсках, которые понесли огромные потери из-за неразумия многих своих командиров, в том числе офицеров ЮНА. Опасность от кассетных боеприпасов, в особенности управляемых здесь, не упоминается. В Югославской войне примеров срыва наступлений кассетными боеприпасами нет, можно привести опыт войны на Косово 1998—1999 годов во время авиаударов НАТО (март-июнь 1999 года) по югославским силам. Наиболее характерный пример — случай с пограничным караулом «Кошары» на албано-югославской границе в районе горного массива Паштрик. Этот караул югославской армии в самом начале бомбежек штурмом захватил силы УЧК (ОАК), напавшие из Албании, и при этом в них был большой процент наемников и моджахедов. Югославские войска, которые в этом районе (район Призрена) были многочисленны и хорошо вооружены. Они состояли из моторизованных и танковых бригад, подразделений боевого и тылового обеспечения, сил МВД (отряды особой полиции, преобразованные отряды специальной милиции), отрядов САЙ (специальные антитеррористи- ческие силы), сил специального назначения Сербии ДБ «красные береты», специальных сил югославской армии — 63-я парашютная бригада из Ниша и 72-я
303
разведывательно-диверсионная бригада из Панчево. Эти столь отборные войска несколько раз пытались возвратить Кошары, но безуспешно. Самую большую неудачу с самыми большими потерями они потерпели после неожиданного налета авиации НАТО, засыпавшие их кассетными боеприпасами перед самым началом операции. Надо напомнить, что Кошары находились среди высоких гор, покрытых лесом, и можно предположить, что на равнинной безлесной местности потери от кассетных боеприпасов были бы еще больше и поэтому практику пехотных атак линейного типа надо в корне пресечь. Это касается не только самих действий взводов и рот, но и батальонов, полков и бригад, ибо надо полностью перестроить тактику, исходя их тех принципов, что оказались хорошо проверенными в боевых действиях, ударных отрядов в звене взвод-рота. В последнем случае было нагляднее видно, то, что для бригад надо доказывать в теории. Картина тяжело нагруженных бойцов (тут четырьмя сложенными рожками не обойдешься), едва ли способных бежать несколько сот метров до неприятельских траншей со скоростью не более 5—6 метров в секунду, заканчивалась бы смертью и ранениями большинства из них при построении цепями еще до подхода к траншеям. Тут вряд ли помогло пяти-шести кратное превосходство в силах и огневое подавление противника на 50% при иных способах атак, более чем достаточные для прорыва узких участков неприятельского обороты. По опыту ударных отрядов видно, что нет нужды в широких нападениях на неприятельскую оборону, и противник после прорыва в двух-трех местах его обороны либо сразу отступал или бежал, либо ввязывался в тяжелые для него траншейные бои. Бессмысленность широких линейных атак обнаруживается даже из расчетов боевой скорострельности стрелкового оружия (сотня для автомата и две-три сотни снарядов в минуту для пулемета), что было достаточным для остановки в боевой обстановке взводом в два-три десятка стволов подразделения в две- три сотни человек, или же одним отделением в три- четыре ствола целого взвода. Это все было вполне ха¬
304
рактерно для той пехотной войны, что шла в Боснии и Герцеговине, и выход был из этого один — больше «шевелить мозгами» и следовать воинскому долгу, как командирам, так и рядовым бойцам. Рекомендации же из старых правил — следовать атакующей пехоте за танками и БМП по их колеям бойцу, знавшему, что такое прыгающие мины натяжного действия или минометные мины и «тромблоны», были бессмысленны. Тем более это касалось авиационных и артиллерийских кассетных боеприпасов с темпирными, лазерными, магнитными, тепловизионными, сейсмическими, акустическими и прочими видами дистанционных ГСН и взрывателей, либо поражающих цели непосредственно, либо служащих для разбрасывания большого количества суббоеприпасов мгновенного действия или мин, как с контактными, так и с дистанционными взрывателями.
Можно что угодно писать о «генетической» способности сербов к войне, хотя такие теории писались, в основном, теми, кто и в близи не познали ее, да и имевшими популярность у тех, которые подобные способности проявить на войне не спешили. Но допустим, что это все, даже в своем местном варианте, полная, правда. Хотелось бы тогда спросить тех политиков или генералов, что на основании подобных теорий готовятся к войне: к чему способны будут подобные генетически способные бойцы, если благодаря невниманию ко столь второстепенным факторам как тактика какой-нибудь командир развернет их в цепь и тут сверху на них неожиданно посыпятся суббоеприпасы, неважно, из мин, ракет или артснаря- дов, поражающих не только бронемашины, которые еще можно защитить, но и пехоту своими осколками? Подобные кассетные боеприпасы не фантастика, а оружие всех современных армий, и не только из блока НАТО или бывшего СССР, но и самой ЮНА. В своем вооружении ЮНА имела кассетные боеприпасы для РСЗО «Огань» М-77 (в касетной БГ ракеты М-77 могло находиться 48 кумулятивно-осколочных суббоеприпасов КБ-2 или 4 противотанковых противоднище- вых мин КПОМ с магнитным взрывателем) и «Ор-
305
кан» М-87 (в касетной БГ ракеты Р-262 могло находиться 288 кумулятивно-осколочных суббоеприпасов КБ-2 или 24 противотанковых противоднищевых мин КП ОМ с магнитным взрывателем), британские кассетные авиационные контейнеры BL-755 с 147 кумулятивно-осколочными суббоеприпасами Мк-1. Стоит задуматься, к чему будут способны бойцы в наступлении, если хотя бы два «террориста» приведут в действие радио пультом десяток скрытых ими в густой траве контейнеров похожих американской системе дистанционного минирования MOPMS (содержат 21 противотанковую противоднищевую мину М 76 с магнитным взрывателем и 4 М-77 противопехотных мин натяжного действия), описанных в американском уставе FM 20-32, способных накрыть по площади полукруг в форме эллипса 35'70 метров. Подобные контейнеры, поставленные в шахматном порядке, препятствие и для бронетанковой техники и для пехоты. Подобные кассетные боеприпасы существуют в американских вооруженных силах уже давно. Есть такие же кассетные боеприпасы на вооружении самолетов, орудий и минометов ракетных систем, в особенности MLRS М-270 (двенадцатиствольная РСЗО калибра 227 мм, способная в виду модульной конструкции, применять и управлять тактическими ракетами (ATACMS), также имеющие кассетные боеприпасы). Все это ныне стандартное оружие НАТО, и потому хотелось бы спросить вышеупомянутых теоретиков: генетики, что они могли бы посоветовать солдатам, корчившимся под градом осколков таких боеприпасов, с пробитыми частями тела, коль им просто не было бы на ком показывать свою храбрость? Не надо только уверять, что на все найдется ответ. Пока этот ответ найдется, на фронте будут тысячи трупов, сам он будет прорван, а организованное сопротивление в тылу подавлено. Мне что-то не вериться ныне в массовое партизанское движение в тылу врага, если и сотню лет назад это с трудом удавалось, а что ожидать от современных «цивилизованных» людей? Да и вряд ли современные политики его смогут организовать, коль не смогли воспользоваться техническим пре¬
306
имуществом в 1991—1995 годах. В «таинственные» сербские военные планы я тоже не верю, ибо существуй они, то сербские земли не терялись бы, а сербские войска не громились.
По моему мнению, ВРС, как и все сербские вооруженные силы, вела войну тактикой «прошлого», а не будущего, и утверждения о том, что в 1992— 1993 годах ВРС была самой сильной армией на Балканах и в Европе» (генерал Манойло Милованович «Не- зависне Новине», 21—27 мая 1997 года), для меня звучат не слишком убедительно.
ВРС была отсталой в военном отношении армией социалистического типа и хотела брать храбростью там, где не просто можно, а и нужно было брать умом, причем и храбрость тут было понятие относительное. Уже один элементарный пример того, что во всем ВРС было всего две танковых бригады (а по сути мотострелковых), и то лишь в составе 1-го Краинского корпуса подтверждает это, причем использовались эти бригады поротно и побатальонно в неполном составе для усиления, как правило, обороны этого корпуса. По моему мнению, было куда разумнее бронетехнику из них разделить между ударными отрядами всего ВРС, дав тем хорошую боевую технику, которой почти всегда не хватало, и тем самым, сделав их маневренными. Эта бронетехника, имея хорошую пехоту под броней, действовала бы не как одиночные подвижные огневые точки, а как боевой молот, пусть хотя бы батальонного состава. Это бы было использованием действительно ценного боевого опыта, который был растерян еще в ходе самой войны. Сотни разнообразных мыслителей, порою даже полусумасшедших, потрясали воздух словами, а между тем, на фронте гибли действительно способные, возможно и генетически, лишенные элементарных знаний военного дела. Но вот было ли бы это также забавно, если бы Яхорину накрыл ковер кассетных суббоеприпасов и мин, в далеко не «гуманитарном» количестве? Стоит напомнить, что в 1944—1945 годах «союзная» американская и британская авиация, борясь за мир и демократию, напалмом сжигала немецкие и японские города, в
307
которых пеклись уже не волы, а десятки тысяч людей. В первую очередь, гражданские лица, в том числе женщины и дети, и что-то от этого мир не перевернулся. Кстати, тогда же и сербские города бомбились этой же авиацией (Ниш, Подгорица, Никшич) на день рождения короля, то есть на государственный праздник. Белград бом бился несколько раз, причем особенно жесткие бомбежки были (16 апреля) на Пасху, когда погибло несколько тысяч сербов, а немецких солдат во всех бомбежках погибло несколько десятков. Парадоксально, что немецкая ПВО защищала сербские города, тогда как хорватские вообще не бомбились, а сербы по селам спасали «союзнических» пилотов, за что сами страдали десятками. Тогда волов сербы не пекли, а тысячами бежали из городов. В югославской войне волов пекли не из-за того, что не боялись бомб, иначе бы число бойцов ударных отрядов значительно бы увеличилось, а из-за того, что все это был большой политический спектакль, организованный сверху, и тут было не до войны.
Далеко не все здесь было циркачеством, но характер войны не давал людям понимания его настоящей ценности. Лучше всего эту цену знали те, кто воевал в ударных отрядах. Однако их не было слышно за хором различных «выдающихся» тыловиков, решивших что раз они сербы, то видимо, «генетически» связаны с теми успехами, что «кроваво» достигались на фронте. Везде были люди разные, и не в одних ударных отрядах были те, кто стремился к победе ушел воевать, тем более что и в самих ударных отрядах хватало антиобщественного элемента. Однако они, весьма наглядный пример этой войны, при этом что-то относительно новое и оригинальное в ней, и подходить к ним надо без традиционных стереотипов, без личностной оценки их бойцов и командиров.
Во всем нужно сравнение, а тем более в этом случае, во времени и пространстве. Надо изучать, как и почему в этом хаосе появлялись подобные отряды, изучать их действия и опыт, попытаться найти основания в военной науке, в том числе в исторической. Конечно, вся эта война была пехотной и большин¬
308
ство частей (бригад и отдельных батальонов) тоже были чисто пехотными, часто даже без пары десятков танков и бронетранспортеров.
Никаких самостоятельных танково-механизированных действий уровня батальон-бригада здесь не было по вышеописанным причинам. Но с другой стороны следует задаться вопросом: а будут ли в будущей войне такие действия, хотя бы из-за массы противотанковых средств над землей, на земле и под землей? Что произойдет, если будет использоваться электромагнитное оружие и электроника на боевой технике выедет из строя? Не окажутся ли тогда эти ударные отряды спасением на войне? Не окажется ли, что на войне без фронта и фланга, без закона и власти, для командования войсками нужны иные, в отличие от общепринятых, методы. Да и условия, возможно, будут менее благоприятны, чем в югославской войне.
Не надо, поэтому однозначно осуждать недостаточную дисциплинированность в сербских войсках, тем более что она была у всех сторон. Она и обеспечивала не раз более разумную тактику, проводившуюся в соответствии со здравым смыслом тех, кто шел в атаку, а не с догмами тех, кто эту волну наблюдал на расстоянии. Люди по природе склонны к догматизму, особенно если эти догмы им навязывались десятки лет. В югославской войне было заметно, как подобные люди, осуждавшие местную «партизанщину», сами ничего нового предложить не могли, да и роль пушечного мяса в предлагаемых ими «решениях» играть не спешили.
Не смотря на многочисленные недостатки ВРС, она в своих столкновениях не только с мусульманскими и хорватскими силами, подготавливаемых по методике НАТО, но и с моджахедами, которых в армии Боснии и Герцеговины было несколько тысяч, с западными наемниками и инструкторами, на тактическом плане, (на уровне подобных «партизанских» ударных подразделений) вполне достойно сражалась. Однако, непосредственные, хотя и редкие, наземные боевые столкновения с западными миротворцами никакого превосходства в тактике и подготовке последних не
309
показали. Другое дело, что сербские ударные отряды не смогли стать основой сербских сил, но это уже относится к сфере политики и идеологии. На практике эти отряды действовали отнюдь не дилетантски, и было совершенно правильно, что в лучших случаях подобные ударные отряды старались приблизиться как можно ближе к противнику без всякого шума, чтобы либо сделать бросок на его позиции, либо так же бесшумно войти на них в одном или нескольких узких участках. Потом же начиналась стрельба и беготня, и тут уже преимущество было у наступающих. С наступлением здесь никто, не торопился, и командиры искали несколько дней, а то и недель уязвимое место в неприятельской обороне. Но главная роль в этом принадлежала разведчикам тыла, которые лично находили удобные проходы. Это было не просто разумно, а действительно «научно». Следует вспомнить Тухачевского из- за его способности собрать и проанализировать опыт царской, российской, красной, западных армий. Тухачевский в журнале «Революция и война» от 1923 года №21 на примере Первой мировой войны показал ошибочность не только российского раннего развертывания пехоты в цепи, но и «французской» тактики с главенством средств огневой поддержки в бою, то есть подчинения первой линии и наступления последней. Данная статья переведена на сербско-хорватский язык в «Избранных трудах» М.Н. Тухачевского. Я не дословно привожу его слова, но смысл верен и не нов, та же фраза Суворова: «пуля — дура, штык — молодец» в образном, а не буквальном понимании, оказывается далеко не устаревшей, так как говорит все о том же принципе «победы».
Точно так же и опыт Югославской войны является современным, если глубже вникнуть в него. Война похожа на людей, они, а не техника, определяют ее исход, если не касаться «ядерной» войны, но это уже не военное искусство, так как эта война обеспечивает не победу, а самоуничтожение. Поэтому, весьма своевременным был опубликован в 1992 году в журнале «Войни Гласник» (Военный Вестник) перевод статьи советского майора В. Баранова «О способах атак». Ба¬
310
ранов справедливо указал устарелость атаки пехоты в цепях за танками, по его словам за одну-две минуты непосредственной атаки пехоты, она, не давала никакой серьезной поддержки танкам (2/3 от сотни ИГ средств мотострелкового батальона защищены броней). Танки будут задерживать их движение, подставляя пехоту под огонь ПТ средств противника. Баранов, используя опыт войны в Афганистане, предлагал бросок до неприятельских позиций проводить на БМП, идущих за танками, и после проделывания прохода первый эшелон вырывался бы на неприятельские позиции под огневым прикрытием второго эшелона. Затем пехота спешивалась бы и начинала «чистить» эти позиции, чтобы потом второй эшелон, вышел на достигнутый рубеж, меняясь ролями с первым эшелоном и под его прикрытием развивался бы успех и штурм производили бы подобным. Все это достаточно разумно и, вполне соответствует тем нуждам, которые возникли в югославской войне, но которые редко удовлетворялись.
Здесь следует лишь добавить положение необходимости руководящей роли разведки — боевых дозоров, которые должны не просто давать разведывательные данные, но и часто руководить действиями средств огневой поддержки и атакующих. Это правда, требует от командира или его заместителя идти в таком разведывательном дозоре, но это и давало успех многим командирам ударных отрядов, лично способных наблюдать за боевой обстановкой и быстро реагировать на ее изменения. Дело здесь заключалось не в одном поддержании авторитета, хотя и это было немаловажно, и не в «голом» героизме, хотя неясно, как без него можно становиться командиром, владеть обстановкой. К тому же, опыт Югославской войны, как и других войн, показывает, сколь была важна способность пехоты в ориентировании на незнакомой местности, а подобную способность имеют лишь одиночки и именно они могли обеспечить скрытный выход отрядов к ненужному исходному рубежу атаки. Много раз в этой войне пехота несла потери из-за раннего развертывания в боевые порядки и бойцы, нередко
311
теряя ориентир, либо сами попадали под неприятельский огонь, либо начинали междоусобную перестрелку. Следование же через неизвестную местность, в особенности горно-лесную, надо было бы проводить как раз скачками, занятием боевых дозоров, ключевых точек впереди в скрытом следовании и с последующим подтягиванием остальных сил. То, что между боевыми дозорами могут остаться силы противника, не столь важно, если, конечно, предусматривается опасность засады. Многочисленными они не будут, иначе боевые дозоры не пройдут, а если эти дозоры займут оборону на ключевых точках, то неприятель окажется в окружении и сразу же обнаружит себя. Лучший путь в боевой обстановке по одной карте не определить, ибо тут большую роль играет не только местность, но и действия огневых средств противника, в особенности его минных полей и артогня. Поэтому и необходимо большое внимание к подготовке и оснащению войск, но еще большее внимание к личностям тех, кто брал бы на себя роли разведчиков, и которых следовало бы иметь в каждой ударной трупе. Нельзя надеяться на одну силу «палки» и создать победоносную армию. Людям надо доверять, тем более что те, кто добровольно пойдет в бой, победы будет желать не меньше полководцев. В связи с этим следует больше уделять внимания оснащению ударных отрядов, так как они костяк армии и главная ее сила. Начинать надо не с простого обмундирования, которое многое определяет в бою. В ВРС и СВК со временем ударные отряды стали переходить на комбинезоны, которые, были более удобной формой. Не хватало таких же водоотталкивающих маскировочных халатов, которые могли бы послужить и в дождь и в снег, не теряя расцветки от грязи и воды. Совершенно необходимыми показали себя «разгрузочные жилеты» — «лифчики», тогда как подсумок был неудобной и непрактичной вещью. «Лифчики» в ударные отряды поступали в большом количестве, но от разных производителей и получался большой разнобой. К тому же производители не знали часто фронтовых нужд, и тот же двойной рожок на автомате вещь необходимая, на случай
312
внезапной ночной тревоги. Карманы для рожков не раз сами открывались при беге, а сами рожки в передвижении иногда стучали друг о друга. Думается, что необходимо силами каких-либо разработчиков с фронтовой практикой создать единый разгрузочный жилет. Который имел бы возможность нести два боекомплекта в патронах, десяток ручных гранат, ножа, приспособленного и для роли саперного щупа, короткого крюкообразного мачете, складывающейся саперной лопатки и остального снаряжения, точнее его минимума для одного боя. В то время как вещь-мешок, и привязанный к нему спальный мешок, можно было бы легко сбросить с плеч в случае крайней необходимости. Этот разгрузочный жилет должен иметь возможность подстраиваться для всех военных специальностей, ибо в бою будут теряться и люди и «жилеты». Что касается бронежилетов, то они должны состыковываться с разгрузочными жилетами, но следует их делать хотя бы удобными, особенно разведчиков, дабы те могли быть поворотливыми и бесшумными. Отдельный вопрос — ботинки, чье низкое качество часто вызывало нарекание бойцов, исключением из чего были ботинки словенской фирмы «Пла- ника», которые стремились приобрести все стороны, но в особености представители МВД. Большое внимание следовало бы уделить защите от нажимных мин. Однако нигде в мире эта проблема еще не решена. При имевшихся защитных ботинках передвижение было тяжелым, ухудшало положение и высота подошвы и тяжесть, да и нога в таких ботинках ломалась в бедре и колене весьма тяжелым образом.
Старые каски ЮНА мало кто носил, а новых почти не было. Не знаю, что думал конструктор старого шлема, но носить его в бою, особенно разведке, значит терять концентрацию под его тяжестью, что опаснее отсутствия шлемов. Головные уборы фуражки, пилотки, кепки, береты могут заменяться более практичным и нужным платком в двух экземплярах (один на шее).
Необходимо ввести в комплект формы перчатки, в том числе без пальцев. Обязательны и водонепроницаемые легкие спальные мешки, а так же легкие и
313
непромокаемые плащ-палатки, которые могут служить и для защиты от ОМП. В оружие главное — надежность, ничего нового в этом нет. В югославской войне есть одна относительная специфичность, хоть и характерная для сдобных войн, в использовании ПТ средств против укрытия противника. В любом ударном отряде были гранатометы, как правило, старый югославский М-57 — калибр ствола 44 мм, с надкалибер- ной гранатой калибра 90 мм, и более новый М-79 «Оса» — калибр гранаты и ствола 90 мм, а так же ПТРК «Малютка» или «Фагот». Их недостатком было отсутствие осколочно-фугасной БГ, да и тяжеловат был М-57 (12 килограмм), а М-79 — громоздок. Хорошо показал себя трофейный РПГ-7 китайского и сирийского производств, и производств иных стран, в особенности его граната с осколочно-фугасной частью.
Опыт югославской войны вызвал создание в Югославии ПТРК «Бумбар», который был бы куда лучше, в отличие от других ПТРК в «акциях» из-за его легкости и относительной компактности, при наличии двух типов тандемной БГ — кумулятивной и осколочно-фугасной и управляемой ГСН. Впрочем, в Югославии существовали новые ручные гранатометы: М-91 (ПОС-БД) калибра 120 мм, но они в той воине практически не применялись. Наиболее популярным орудием была «Золя» М-80 — 64 миллиметровый гранатомет (версия советской «Мухи»), хотя иногда он мог неожиданно раскрыться за спиной у бойца из-за слабости защелок. Применялись и 82-х миллиметровые безоткатные орудия, но куда более популярными орудиями в борьбе с укреплениями противника были ПТ пушки М-42 (ЗИС) и Т-12. Успешно применялись в бою и трофейные (от армии Боснии и Герцеговины) советские РПО «Шмель», которые, правда, более — менее крепкие стенки не пробивали, но попадали вовнутрь «бункера» (блиндажа) и буквально разрывали его.
Часто применялись и кумулятивные тромблоны (винтовочные гранаты), облепленные пластиком и выстреливаемые, как с колена, так и с плеча, лучшим образом с отдельных карабинов, чтобы не «разби¬
314
вать» механизмы автоматов. В городской войне применялась и взрывчатка, вносимая вручную или даже забрасываемая (иногда катапультами) на неприятельские позиции. Для прорыва неприятельской обороны также использовались авиабомбы весом по 100 и 250 килограммов. К ним приделывался ракетный мотор, и они с рельсовых направляющих запускались на несколько километров на неприятельские позиции. Иногда для таких целей использовались ракеты (ракета «Краина» на базе ЗУР «Двина» С-75 с боеголовкой от ПКРК RBS-15).
Что касается инженерного оборудования позиций, то оно у сербских сил, уступало их противникам, и это было заметно с первого взгляда по состоянию позиций сторон. Мне думается, что как раз инженерным делом и должны были бы заниматься войска, оставшиеся на «положае», а не проводить много времени за игрой в карты, питьем кофе и резкой домашней живности. В связи с этим стоит отметить состояние минновзрывного дела, на этой войне бывшего одним из наиболее важных в Югославии производство мин, как и вообще взрывчатых веществ и устройств, стояло на относительно высоком уровне. Здесь производились почти все основные виды военных и промышленных взрывчаток как бризантных, так инициирующих. Производились здесь огнепроводные и детонирующие шнуры нескольких видов изоляции, капсюли-воспламенители и капсюли-детонаторы как лучевые, так и электрические, а так же большое количество взрывателей для «специальных» действий. Прежде всего, это были: серии — первая: старого типа диверсантских взрывателей (УДУ-1 — нажим, натяжение и разгрузка, УДЗ-штыревой, УДОП-1 натяжение и разгрузка, УДОд-1 — на откручивание, УДП-1 — натяжной) и новая серия специальных механических взрывателей (УМП-1-натяжной, УМП-2 — натяжной, УМНП-1 — нажим и натяжение, УМОП-1 — разгрузка и натяжение, УМНОП-1 -ослабление нажима, нажим, натяжение). Существовали химические взрыватели: УСХП — натяжной, УСХОП-1 - ослабление нажима и натяжение, и УСХН-1 — нажимной, как и
315
химические взрыватели замедленного действия серии УДВК и УСТХ, часовые взрыватели СУ-24,СУ-10 и СУс-80, элоктровзрыватели ЕМУ-1 — нажим, ослабление, натяжение; и УДБ-1 -натяжение, изменение положения или силы инерции.
Наиболее современными же взрывателями были специальные электронные взрыватели серии УС (УСИ- Т — сила инерции 1—3 м/сек или нагиб до 30°С; УСС- Т на свет больший 7 люкс; УСТ-Т на тепло больше 70 град. С; УСТ на замедление от 5 до 9999 минут; УСВ-Т — на вибрацию; УЕПж — на натяжение; УСА-Т — акустический), а также радиовзрыватели и лазерные взрыватели. Разнообразием отличалось производство мин. Так, в Югославии производилась вначале советская противопехотная нажимная мина ПМД-6, с механическим взрывателем МУВ, в ЮНА названная ПМА-1 с взрывателем УМП-1 соответственно, но затем началось производство схожей мины ПМА-1 А, но с пластиковым корпусом и химическим взрывателе УПМАХ-1. Эта мина, однако, показала свою недолговечность в земле из-за открытости влаги и потому было начато производство противопехотных нажимных мин собственной разработки ПМА-2 с химическим нажимным взрывателем «звездочкой» наверху УПМАХ-2 и ПМА-3 — из двух пластиковых половинок обтянутых сверху черной резиной и химическим взрывателем УПМАХ-3,устанавливаемый через нижнее отверстие и срабатывающий при нагибе верхней половинки, сдавливающей воспламеняемую смесь капсуля-воспламенителя. В войне все эти три вида мин широко применялись и назывались соответственно: «сапуница» (мыльница), «паштета» (паштетная кон- серва) и «жаба» (из-за своей водоотпорности до 6 месяцев и возможности установления под водой). Так, хорваты в 1991—1992 годах ПМА-3 отправляли течением Дуная в Сербию. Эти мины, имея заряды В В соответственно 200 граммов прессованного тротила, 70 граммов прессованного тротила с дополнительным детонатором от 2 граммов тетрила, 35 граммов прессованного тротила были большой опасностью для пехоты, уже хотя бы в силу естественного страха людей,
316
больше страшившихся потерять ногу, нежели голову. Эти мины тяжело обнаруживались, в особенности ПМА-3, и тут могли применяться лишь современные западные миноискатели MD-8 и Ebinger, но и то с трудом, в силу большого количества металла в земле, нередко насыщенной рудами. ЮНА же на вооружении имела мало современных миноискателей и в войсках их не хватало, а старые модели особой пользы не оказывали. Еще одной большой опасностью для пехоты были натяжные осколочные мины ПМР-2 (по типу советской ПОМЗ, но с зарядом от 100 граммового прессованного тротила и механическим взрывателем УПМР-2) или с таким же взрывателем УПМР-2АС, имевшим и вторую ударную иглу, способную приводить в действие сигнальный патрон на верху, и ПМР- 3 уже югославской разработки с зарядом в 400 грам литого тротила и с дополнительным детонатором в 13 грамм тетрила оснащенная взрывателем натяжного и нажимного действия УПМР-3, позволявшем установку не одной, как на ПМР-2,а шести натяжных проволок каждая длиной 16 метров по окружности. Эти мины, однако, имели недостаток в том, что срабатывали от лесных и домашних животных, что, порой использовалось противником, а сама проволока со временем за пару лет покрывалась коррозией или ложилась на землю под тяжестью листвы и веток, падавших с деревьев, и саперам приходилось пперезатягивать ее. Рыболовная леска, заменявшая иногда эту проволоку со временем сама растягивалась, и поэтому иные саперы поднимали на высоту одного-полутора метров скрывая, как правило, их корпус за стволы деревьев. Это в особенности относилось на ПМР-3,имевшей цельный корпус с залитым в него тротилом. Все же эти мины могли преодолеваться и без средств разминирования, что и случалось на практике, в особенности на каменистых почвах или в городе, где можно было избегать опасных земляных поверхностей. Более опасной и, пожалуй, самой смертоносной из всех мин была выпрыгивающая осколочная мина ПРОМ-1. Она обладала зарядом либо литого тротила у старых типов, либо гексотола у новых, 425 грамм при трех до¬
317
полнительных детонаторах из тетрила. Мина имела взрыватель УПРОМ-1, похожей по действию и конструкции с УПМР-3 тем, что у ПМР-3 запал находился в теле мины, а у первой он был составной частью взрывателя. При натяжении проволоки или нажиме на «звездочку» после сгорания пиротехнического замедлителя (1,5 секунды) срабатывал вышибной заряд (3 грамма черного пороха) и мина. Капсюля — воспламенителя Е-67 обеспечивала носителю зону выпрыгивания на 70—80 (старый тип) или 20—30 (новый тип) сантиметров, связанного проволокой за дно стакана мины. Для того чтобы привести в действие заряд, необходимо налегать с растяжением проволоки на ударную иглу и через капсюль-детонатор приводить в действие, поражавший живую силу осколками на расстоянии 20—30 метров. Это была наиболее распространенная модель ПРОМа, хотя позднее возникли модели ПРОМ-КД с электровзрывателем и двухкилограммовая ПРОМ-3 с зарядом ВВ пластида с оболочкой, содержащей 2900 стальных валиков (0,35 г) и с двумя (верхним и нижним) детонаторами, срабатывающими одновременно дающими узкую взрывную волну с больше кинетической энергией осколков. Впрочем, две последние модели ПРОМа на войне практически не применялись. Были предположения, что известный взрыв в мусульманской Сараево «Маркалы-1» (в феврале 1994) был вызван по приказу сверху мусульманскими агентами либо миной ПРОМ-3, либо осколочной миной направленного действия МРУД (подобная советской МОН-50 и американской М-18 Claymore), имевшая 900 граммовый заряд пластида и 650 стальных шариков залитых в пластмассу. МРУД иногда устанавливался на растяжку но как правило, эта мина устанавливалась с электровзрывателем на ручное дистанционное управление, что обеспечивало большую надежность, эффективность, безопасность и экономичность.
Большую опасность для пехоты, но в особенности для машин, шедших узкими лесными дорогами, представляла собой одна из наиболее современных противотанковых мин ТМРП-6, бывшая не только
318
противодншцевой, но и противобортовой. Благодаря штырю на ее верху, эта мина имела еще одно отличие — вогнутый диск из высококачественной стали, установленный над зарядом от 5,2 килограммов литого тротила. Этот диск вследствие резкого изменения формы под действием взрывной силы получал скорость в 1500—2000м/сек и пробивал до 50 миллиметров вертикальной литой брони на расстоянии 10 метров, а с расстояния 30 метров — 30 миллиметров, а с расстояния 50 метров — 20 миллиметров (принцип — ударное ядро или Miznay-Shardin effect). Понятно, что это делало мину порою и противопехотной, в особенности при вертикальной установке на высоте одного — полутора метров, либо при натяжном действии (или через сам штырь или через проволоку, привязанную к его концу), либо управляемого действия по проводам дополнительного взрывателя в дне мины. Наконец, как противопехотные мины, применялись и обычные противотанковые мины: ТММ-1, ТМА-1, ТМА-2, ТМА-3, ТМА-4,ТМА-5,ТМА-5А, наверх мин устанавливалась противопехотная нажимная мина. Использовалось для борьбы с пехотой и большое количество импровизированных миновзрывных средств: бетонных мин-растяжек, каменных управляемых фугасов и самодельных осколочных мин, как направленного, так и ненаправленного действия. Что касается взрывных зарядов, то на практике использовались заряды рассованного тратила (в основном тротиловые шашки от 75 и 200 грамм) и защищенные пластикой тротиловые шашки по 100 и 500 грамм; фунтовые (453 грамма) заряды от тетритола (смесь тротила и тетрила), а встречались и подрывные заряды (1,2 килограммов тетритола, 1,1 килограммов гексотола, 25 килограммов тротила, а так же ряд зарядов иностранного и ручного изготовления). Наибольшую известность и популярность имели пластичные взрывчатки на основе гексогена (М5А1,П-20 и ПЕ-64,ПП-01 и пентрита НП-65), а так же промышленная пластичная взрывчатка вите- зит (20,25,30,35,40 и MVP-20). Они, в силу легкости употребления, плотному налеганию на поверхность,
319
водоупорность и пластичность чаще всего применялись в различных наступательных и диверсантских «акциях».
Что касается способов подрывов, то чаще всего использовался огневой способ с применением огнепроводного шнура, (спорогоречи штапин) и, как правило, азидного капсюля-детонатора № 8, крепившегося на конце шнура и соединявшегося либо с самим зарядом, либо, если зарядов было несколько, то с детонирующим шнуром, соединявшимся последовательно или параллельно с зарядами, либо через капсюль-детонатор № 8 (которого в войсках было достаточно, в том числе благодаря его упаковкам для ПМА- 1А), либо узлом этого шнура, устанавливаемого вовнутрь или вокруг снаряда, механический способ подрыва использовался, как правило, с помощью специальных взрывателей, как минно-взрывные ловушки, а электрический способ применялся в основном тогда, когда это позволяли время и обстановка.
Я все это перечислял, чтобы показать сложность и опасность саперного дела в этой войне, и необходимость саперов в ударных отрядах. Список этот еще не полон, ибо в Югославской войне применялось большое количества средств иностранного производства. Опасность от минно-взрывных средств была очень велика, давая очень высокий процент потерь в войсках. В сербских войсках в силу длительной практики работы с такими средствами и появилось со временем немало хороших специалистов, которые были способны снять несколько десятков, а то и сот мин за день, а бывало столько же за день и снимавших, правда, по схемам. Сербские взрывники, среди которых настоящих профессионалов, было не так уж и много, нередко в ходе «акций» решали исход боя, разрушая неприятельские укрепления, подходя вплотную к ним. Еще большее значение работа с минно-взрывными средствами имела в обороне, так как минно-взрывные устройства были часто главной преградой противнику, и тут бывало, устраивались минные ловушки из нескольких междоусобно связанных ПРОМов. Большую роль играло взрывное дело в устройстве линии обороны, особенно в городской войне, и думает¬
320
ся, очень перспективно развитие боевых систем с жидкостными В В, которые могли бы быстро закачиваться в нужном месте для устройства укрытия или разрушения объектов.
Что касается механических средств разминирования, то они в Югославской войне использовались недостаточно, особенно в ВРС и СВК. Велико было здесь незнание и власти стереотипов. Вопреки таким противоречивым стереотипам машины разграждения могли использоваться в горной местности, тем более что проход для наступления почти всегда мог быть выбран на проходящей для работы лужайке или поляне. Неплохо было бы создать легкую гусеничную бронемашину для разминирования минных полей или создать хотя бы тралы для подобных легких бронемашин повышенной проходимости, которые практически не использовались и удлиненные заряды УЗ-З для проделывания проходов, хотя эта система была на вооружении ЮНА.
По существу, главным методом разминирования был ручной, и тут использовались и легкие скручивающиеся щупы ЮНА и штык-ножи как от карабинов Маузер, так и от югославских «Калашниковых». Но главной проблемой в разминировании было не отсутствие средств, а отсутствие в этом порядка, мины ставились кем угодно и как угодно, нередко без соблюдения необходимых правил, хотя бы по созданию карты минных полей. Это вело к большим потерям в войсках от собственных мин. Конечно, главной причиной была недисциплинированность, но в то же время нельзя не учитывать то, что подразделения саперов, как правило, существовали на уровне бригады, а это естественно не соответствовало нуждам во взводном и ротном звеньях. Думаю что саперные подразделения, включавшие и взрывников и специалистов по боеприпасам, должны бы находиться во всех ударных отрядах. Что же касается обычных пехотных подразделений, то и они должны иметь в своем составе саперов, хотя бы несколько человек. Но все же главное внимание следует здесь уделять инженерно-строительному делу. При этом необходимо обучать всех бойцов
321
основам минно-взрывного дела, по крайней мере, в отношении установки и обезвреживании всех видов минно-взрывных средств, что не требует много времени. Еще одной областью, на которую при изучении опыта этой войны надо бы обратить внимание, были снайперские действия. Все войска, сражавшиеся в этой войне, были насыщены различными видами снайперских винтовок как югославского, так и иностранного производства, но в ударных отрядах снайперское дело было лучше поставлено. Чаще встречалась полуавтоматическая снайперская винтовка М-76, созданная в начале 70-х годов конструктором Божидаром Благо- евичем на основе автомата Калашникова под патрон 7,92'57 мм. На эту винтовку устанавливался четырехкратный оптический прицел с подсветкой. Существовала и экспортная модель М-77 под патрон 7,62'51 мм (НАТО). Сама по себе винтовка была неплохая, из нее можно было получить короткую очередь, поставив предохранитель на среднее сложение. В боевой обстановке, бойцы, которые шли в разведку, не могли положиться на ее десятипатронный магазин и несли ее за плечами, неся в руках автомат. Вероятно, практика вызвала создание фабрикой «Цервена Застава» полуавтоматической снайперской винтовки М 91 под калибр 7,62'54 еще имевшихся советских винтовок Мосина, использовавшихся в 40-60 годы ЮНА как основная снайперская винтовка. М 91 по своей конструкции была практической копией СВД. Единственно, что было плохо, это, имея вес 5 килограммов без магазина, она уступала в этом более легкой СВД (3,7 килограммов без магазина). Наряду с самозарядной М- 76 ЮНА имела на вооружении и снайперские винтовки классической конструкции «Маузер», обеспечивавших большую точность ведения огня. Вначале ЮНА в 50-х годах, имела снайперские варианты (с трехкратным оптическим прицелом винтовки М48/ М48А) копии немецкого Маузера (калибр 7,92'57), но затем была произведена снайперская винтовка М69, на основе уже усовершенствованного Маузера — М- 98. Все же для нужд войны в 1992 году была начата разработка новой снайперской винтовки классиче¬
322
ский конструкции М-93 под калибр 7,92'57 мм по заказу сил специального назначения. Эта винтовка, вследствие повышения требований по уменьшению силы отдачи, вибрации и нагрева, имела вес 6,5 килограммов со схемным восьмикратным оптическим прицелом. Модели иностранных снайперских винтовок перечислять нет смысла, можно заметить частоту появления у противника таких винтовок немецкого производства. Югославская война показала, что сами задачи снайпера часто различаются в зависимости от боевой обстановки. В разведывательно-диверсионных действиях, была нужна легкая компактная винтовка с глушителем, значительно снижающим звук, тогда как югославский глушитель М-91-2 лишь рассеивал звук и скрывал пламя. В подобных действиях вполне бы подходила винтовка с дальностью действия в 400— 500 метров, но с повышенной точностью, надежным глушителем, с оптическим и точным прицелом. Особо важна тут была бы ее надежность при любой погоде и при максимальном загрязнении. Большую эффективность показали винтовка калибров 12,7 миллиметров, и их необходимо было иметь хотя бы в каждой бригаде для плотного покрытия огнем расположения неприятеля, а так же для отдельных диверсий. В то же время в ротах следовало иметь более легкую снайперскую винтовку типа М-91. Стоило бы рассмотреть возможность усовершенствования ручных пулеметов М-71/ 72 (советский РПК), бывшие, порою, более популярными, в отличие от автоматов из-за лучшего качества, но в остальных отношениях М-71/72, ничем значительно автомат М-70 не превосходил, хотя бойцы охотно брали его версии со складывающимся прикладом. Думается, раз уж изобретено подобное оружие, стоит его приспособить к снайперскому огню установкой оптических прицелов и глушителей при удобном (влево или вправо) складывающемся прикладе. Если такое оружие давать хорошим стрелкам и поставить перед ними снайперскую задачу, то это будет более эффективно, в отличие от многочисленных в прошлой войне снайперов, немало из которых толком и не знало, как и куда вести огонь.
323
Вообще все стрелковое дело, по моему мнению, должно находиться под особым контролем командования и иметь свою службу на уровне бригады с обязательными проверками знаний военнослужащих, их обучением и техническим обслуживанием оружия. Снайперы должны получать отдельные задачи, действуя или с помощником, или по тройкам, состоящих либо из одних снайперов, либо из снайпера, пулеметчика и автоматчика, для участия в прорывах неприятельской обороны, что и было нередко практикой этой войны. Должен производиться отбор хороших снайперов, и они в своем большинстве должны состоять в ударных отрядах.
Я не случайно постоянно упоминаю об ударных отрядах, так как они в югославской войне, несмотря на свою малочисленность, решали исход операции бригад и корпусов. После этого задаешься вопросом, каковы бы были итоги сербских действий, если бы сербские войска, как здесь и предлагается, были бы созданы, на основе этих ударных отрядов? Я лично считаю, что тогда бы сербские войска сразу не могли получить хороший резерв командиров из таких отрядов. Для этого их следовало бы сделать школой, через которую обязан, был бы пройти любой кандидат в командиры звена от взвода и выше. И уже не тратились бы зря средства на обучение тех, кто в бою пугался, а после боя искал «объективные» оправдания. Чтобы командовать, надо научиться подчиняться, и это очевидная истина, но надо учесть, что это подчинение должно относиться на выполнение боевых задач. Может технические виды имеют особые требования к командиру, хотя умение командовать в боевой обстановке обязательно для командира любого рода войск, но и те, кто командует пехотными частями и подразделениями, должен иметь боевой опыт службы в ударном отряде.
Лучшей базой для школы командиров, не найти, так как здесь действует сама общая психология отряда, собранного из уже более-менее опытных бойцов. Само понятие такого отряда, как боевого братства, не ново и имеет тысячелетний опыт. То, что ныне от
324
такого опыта отказались, является не следствием «научного прогресса», а наоборот, идеологического догматизма, не терпевшего подобный рыцарский «дух» в «прогрессивных обществах». Результат очевиден — катастрофическое падение духа и морали в войсках, при ухудшающемся качестве командного кадра, в особенности в верхних эшелонах армии «наиболее прогрессивных» стран, а Югославия на пути такого прогресса выбилась далеко. США тоже шли по такому пути, но американская армия располагает несколько большими техническими и финансовыми возможностями, чем Югославия. Падение боевого духа в войсках ведет к падению уровня командования в боевых действиях, тем более что бюрократизация армии проводилась неуклонно, несмотря на отдельные паузы, вызванные самими войнами. Это очевидный факт и на Западе подмечен выдающимися западными военными теоретиками: Мартином Ван Кревельдом (Command in War, Harvard University Press 1985 перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Београд 1992 год); Ричардом Симпкиным (Race to the swift — ELS Consultant Linguists Ltd — перевод на сербскохорватский Войноиздавачки и новински центр Белград 1991.). В своих работах они связывали рост успешности в командовании с уменьшением передаточных звеньев в нем при увеличении инициативы низовых командиров. Книги этих теоретиков покрывались между тем пылью в книжных магазинов Югославии, а боевая практика ударных отрядов, во многом соответствующая идеям этих теоретиков, объявлялась либо партизанщиной, либо дилетантством. Правда, именно эти дилетанты (партизаны) и несли три года главную тяжесть любых наступательных, да и многие оборонительных операций сербских войск, это не значит, что остальные войска не воевали, но именно ударные отряды и давали сербским войскам хоть какую-то маневренность. То же, что в их действиях было действительно много дилетантства (партизанщины) — следствие их неопределенного положения и неудовлетворительных организации и отбора. По сути, теория не соответствовала практике, потому что она не
325
исходила из этой практики. Возвращаясь к теме того, как следовало бы использовать уже имевшуюся практику, следует привести положения военных теорий Симпкина. Симпкин, анализирую главным образом советскую и германскую военные теории, вывел несколько интересных положений различного характера. В данном случае следует коснуться, его заключений о методе «молота и наковальни», то есть о прорыве ударных отборных сил в неприятельскую оборону при опоре на остальные войска, которые связывали бы противника. По Симпкину очень важно правильное пропорциональное соотношение войск между группой «молота», прорывающего неприятельскую оборону, и группы «наковальни» его войска связывающей. Не раз на демонстрируемых им примерах случалось, что, либо молот получал слишком мало войск и тогда выдыхался сразу после прорыва, либо слаба «наковальня», а тогда «молот», оторвавшись от нее, лишался опоры. При этом большую роль играл темп наступления (для упоминавшихся Симпкиным примеров корпусного армейского уровня, это были дни), чтобы выйти на самую оптимальную глубину, нанести удар по наиболее важным целям неприятеля. В подобных прорывах Симпкин большую роль отводил как, оснащению легкобронированными машинами передовых отрядов, так и парашютным вертолетным десантам. Характерно, что в послевоенном СССР, по признанию Симпкина раньше начал развиваться метод операции «молот и наковальня» применен он был как раз западными армиями в операции 1991 года «Буря в пустыне» (Ирак). У Симпкина предусматривалось чтобы «молот» выйдя на достигнутый рубеж, становился новой «наковальней» для нового «молота». В этом можно увидеть определенное соответствие, теории двухволновой пехотной атаки. Не важно, что эта теория относилась к батальонному звену, а теория Симпкина — к корпусному. Война — есть одно целое, и действие корпусов лишь развивают действие батальонов. Основой для разработки тактики Пехотных действий должны послужить действия ударных отрядов по прорыву неприятельских позиций, в особенности в ходе вылазок, а так же разве¬
326
дывательно-диверсионные действия этих же отрядов. Римская армия выигрывала сражения выученными до автоматизма тактическими приемами и то на уровне манипуляции и когорт, так как легионы в полном составе редко употреблялись. Сейчас надо идти этим же путем, чтобы бойцы ударных отрядов по сигналам, как связи так и руками могли автоматически выстраивать боевые порядки как при нападение, так и при обороне, а в том числе, не забывая об обманных маневрах, увлекая противника в ловушку, а при необходимости и умело, скрываясь от превосходящих сил противника. В нынешнее время господства авиации и артиллерии отказ от отступления — самоубийство. По сути, основа пехотных действий это движение колонной ради достижения наибольшей скрытности, преодоления минных полей, движение цепью ради достижения предельной огневой мощи. Все остальные приемы должны представлять собою комбинацию данных движений, как, например взятие противника в клещи или при разворачивании боевых порядков в одну линию, прорыв в одном месте колонной бойцов следующих по одному или по два за движущиеся бронемашинами или ползущих по складкам местности.
Потому-то я и упомянул о соответствии практики Симпкина, ибо прорывы ударных отрядов соответствовали Симпкинову «молоту», только вот теоретической основы под собой они не имели и потому давали ограниченные результаты в своих действиях, как раз благодаря неполадкам в командовании. В связи с этим можно указать на еще одну особенность в этой войне (опять-таки, как правило, в ударных отрядах). Нахождения командира в первых рядах и теорией Мартина ван Кревельда, показавшего на опыте многих войн необходимость более короткой и простой связи командира с фронтом с наименьшим количеством передаточных звеньев и вышестоящих контролеров. Так что, военная теория необходима в военном деле, только надо знать, как и кому ее надо передавать. Я думаю, что командиры ударных отрядов поняли бы и Симпкина и Ван Кревельда, если бы мысли этих ав¬
327
торов были доведены до них в доступной и сжатой форме, возможно и под принуждением. При отсутствии же такого принуждения интересы спонсоров, партий или, наконец, своего узкого окружения вели к разложению отрядов. Тогда из этих отрядов хорошие бойцы уходили, зато в списке появлялись различные «нужные» люди с «нужными» связями. Такие лоботрясы в новой форме, с пистолетами за поясом и на «иномарках», занимали позиции по штабам и ресторанами тем самым дискредитировали ударные отряды, а вместе с ними боевые заслуги их бойцов. Все это вело к тому, что сами такие отряды пополнялись все чаще людьми без особо твердых принципов и способностей, а и просто всяким отпетим сбродом. Боевое товарищество тут подрывалось, а военное искусство заменялось пропагандистской и штабной шумихой. И тут я хотел бы напомнить о добровольности, она без сомнения хороша, но только в тех случаях, когда дело касается тех, кто уже сам хочет воевать, и потому ему слишком свободу ограничивать не нужно, но при этом, приказы выполнять он обязан и тут принуждение, естественно обязательно. Просто-напросто надо поощрять стремление к знаниям и мастерству и наказывать глупость и самонадеянность. Это достижимо и лучшим снабжением и большей заботой об отдельных бойцах и целых отрядах. Большое внимание следует уделять и личности командира. В этой войне многие сначала успешные командиры ударных отрядов начинали болеть «звездной» болезнью, что было характерно для местной среды, и в суете за деньгами и славой было уже не до войны. Воинская честь является, по моему убеждению, самым необходимым качеством воина и надо признать, что во всех сербских войсках это было одним из уязвимых мест. Почему это произошло — вопрос иной, но упоминая добровольность, надо заметить, что она без воинского кодекса чести невозможна. Такой кодекс должен существовать не на официальном уровне с четкими правами и обязанностями всех воинов, за его нарушение следует наказывать строже, чем за обычные дисциплинарные и уголовные нарушения. Это относится ко всем войскам. Именно
328
это возможно один из наиважнейших опытов югославской войны, показавшей, что чрезмерное попустительство рождает общую катастрофу, как государства, так и общества. Ведь что произошло в сербском обществе с началом войны. Сначала воевать пошли те, кто сам посчитал это своим долгом, затем пошли воевать те, которым об этом долге сообщили в государстве, затем те, кому некуда было деваться, и лишь потом государство стало хватать тех, кто старался избежать этого долга, но не облагал должными политическими или материальными возможностями. Таким образом, во время войны сербское общество теряло несоизмеримо больший процент лучшей части народа и в этой войне среди множества смертей гибли и правые и виноватые, и хорошие и плохие, но, не затрагивая сложные морально-нравственные нормы, следует указать, что подобный ход событий вел к неуклонному снижению боевой мощи войска, а тем самым и государства. Сербские победы в силу этого нередко оказывались «пирровыми», ибо оставалось не так уж много тех, кто ими мог воспользоваться, не столько даже из-за смертей и ранений, сколько из-за падения в людях боевого духа. Ударные отряды в таких условиях использовались как «расходный» материал, дабы как- то дотянуть войну до конца, и тут понятно, было не до военных теорий. Так что на одной добровольности войны, особенно широкомасштабной, не выиграть, ибо на одного добровольно идущего в бой может найтись нескольких добровольно убегающих из этого боя. Идея заградительных отрядов и штрафбатов — отнюдь не социалистическое изобретение, а неотъемлемая часть всей военной истории, эта идея не является чем- то совершенно необходимым, но тогда, когда под вопросом находится само существование государства и народа, но тут уже без таких мер не обойтись. Между тем, такая необходимость — следствие ошибок, а то и преступлений в верхах самой власти, и без перемен наверху никакое насилие внизу не спасет, да и никогда не спасало.
Чрезмерное насилие может уничтожить народную волю, без которой любое дело в государстве обречено
329
на полный провал. Главное в войне — воля к победе. Сербский народ в югославской войне имел огромное стремление к победе и выдержал давление многочисленных неприятелей. Даже развитое военное дело еще не является залогом победы, а невнимание к народу вообще, и личностям в отдельности влечет за собой больше беды для государства. Подобное отношение есть свидетельство примитивных умов и сердец, для которых общее благо — вещь абстрактная. Даже вера в Бога без дела мертва, а тем более любые политические программы без практических путей их воплощения. Война — это большой и тяжелый труд, неуважение к которому дорого обходится народу.
Глава 20
Боевые действия на Сараевском фронте. Сербская операция по взятию Тырново и Игмана. Ведение
позиционной войны. Роль миротворческих сил в войне. Падение Сребреницы
Изучая события на сараевском фронте, нельзя отделаться от ощущения, что сербская сторона старательно избегала победы. Я не хотел бы искать здесь конкретных виновников, ибо, просто-напросто, не располагаю всей полнотой информации, да и это не цель данной работы. В то же время можно определить общую закономерность сараевских событий, как и всей югославской войны, по моему мнению, достаточно типичной для нынешнего времени. Эту закономерность можно пояснить довольно просто, так как вся война основывается на простых и понятных вещах. В данном случае это то, что сербский народ, точнее та его часть, что прямо или косвенно защищала свое государство, в общем, показал большое понимание военного искусства, в отличие от его власти. Это звучит, казалось бы, парадоксально, но это при внимательном взгляде очевидно, так как касается не теории, в которой любая власть сильна, а практики. То есть, тут не важно, что, собственно, народ думал, тем более что подобное выражение я использую вынужденно, так как на деле «думы» народа — это множество разнообразных мнений, что порой общий знаменатель здесь вывести, практически, невозможно. Однако типичное можно определить из самого поведения народа в войне, и здесь все же можно найти хоть какую-то сердцевину, то есть последовательное поведение, логически развивающее то направление народной воли, что устремлено на достижение победы в войне, пусть и в лице немногих народных представителей. В сущности, это одна из основных идей моей работы, и, по моему мнению, одна из ее наиболее ценных вещей из опыта югославской войны. Сараевская тема как никакая другая доказывает эту мысль. Те сербы, которые остались жить в Сербском Сараево и сражались за него сумели
331
отстоять победу и не потерпели поражение. Важность Сараево местные сараевские сербы достаточно хорошо понимали, и председатель общины Илияш Ратко Аджич в последний период войны заявил: «Если сербы возьмут Сараево, то они будут иметь стабильную державу к западу от Дрины. Это переломная битва и поражение — катастрофа для мусульман». Конечно, не надо основываться на одних словах, так как в этой войне многое понималось и говорилось, но мало делалось. Но уже то, что сербы здесь, как и почти во всей Республики Сербской, остались жить, хотя бы ради своих домов, куда больше помогало всей сербской стороне, даже Белграду, чем планы самих сербских политиков. Это можно еще в большей степени продемонстрировать на примере Гырбовицы, где местные сербы, живя в городских зданиях, были в куда меньшей степени связаны со своими «имениями», которые большинство из них могли иметь либо в окрестностях Сараево, либо по всей Республики Сербской, хотя бы как собственность своих родителей или родственников. То, что на Гырбовице осталось несколько тысяч сербов в ее самые тяжелые годы 1992 и 1993, сыграло очень большую роль в обороне Сербского Сараево, и тем самым всей Республики Сербской. Два пехотных батальона и несколько небольших «интер- вентных» отрядов в несколько десятков человек, так же несколько (3—4) танков и «Праг» на Гырбовице сыграли роль едва ли не корпуса. То, что сербы держали плацдарм в самом сердце Сараево, висело дамокловым мечом над мусульманской властью всю войну. Одновременно, сербская власть словно «списала» Гырбовицу, рассматривая ее как место сбора всевозможных бандитов и четников, и прочих сомнительных городских и полугородских субъектов, не особо вписывавшихся в лубочную картину патриархальной сербской державы, подаваемую государственной пропагандой нередко теми людьми, что до войны о сербских национальных интересах и слышать, не хотели.
На Гырбовице, по логике бывшей центром Сербского Сараево, конституционной столицы Республики Сербской, из этой самой власти практически ред¬
332
ко кто появлялся, и эти визиты были краткосрочны, часто с коммерческим характером. Конечно, на Гыр- бовице было много беспорядка, но разве не государственная власть была главным блюстителем порядка в обществе? На Гырбовице же, представители этой власти, очень часто и главным образом в их высшем и среднем звеньях, проводили свое время в устройстве собственного материального благополучия, и это хорошо просматривалось в 1994 году после подписания в феврале одно-годового перемирия в зоне Сараево. Тогда число сербов Гырбовицы значительно увеличилось, хотя число бойцов несколько уменьшилось, и на ней закипела отдаленная торговля со всеми видами клиентов, в особенности с международными, а вместо нескольких довольно примитивных «забегаловок» появилось до полусотни кафе и ресторанов. Обо всем этом скучно писать, ибо такими картинами полны все войны, но в данном случае довольно интересно то, что власть словно потеряла рассудок, не смотря на отдельные исключения, деля шкуру неубитого медведя, в данном случае Сараево. Так, например, немалое количество квартир, в особенности благоустроенных, в престижных до войны домах, было очень быстро разделено между «державниками» и их приближенными, на Гырбовице появлявшимися наездами, и то довольно редкими. О том, чтобы сюда планомерно переселить несколько сот тех, кто мог и хотел бы воевать, никто не заикнулся, хотя людей на фронте с ходом всей этой «странной» войны стало не хватать. По официальным данным Главного штаба ВРС, только в зоне ответственности Сараевско-Романий- ского корпуса, к середине 1994 года числилось 14000 лиц. Лиц уклонившихся от военной службы, либо дезертировавших из ВРС, а во всей ВРС таких лиц насчитывалось 75000 человек (опять-таки данные Главного штаба ВРС). Какой смысл был тут обвинять политиков в саботаже ведения войны, когда эта война могла быть закончена простым ударом с Гырбовицы на Сараево, а если это власть не желала делать, то к чему вообще было продолжать войну?
333
Стоит привести пример с противотанковыми средствами, главным образом, артиллерией корпусного подчинения СРК. Ее два дивизиона были размещены в районе сел Хреша и Вучья Лука по направлению к Пале и Соколацу, там где, если бы даже какой-нибудь, внезапно сошедший с ума мусульманский офицер, повел три или четыре имевшихся в Сараево танка в атаку, то в силу трудной проходимости дорог на этом горно-лесном участке сараевского фронта (высота до 1300 метров) вряд ли бы они даже дошли до сербских позиций. К тому же прорыв на этом участке мусульманским силам ничего, кроме новых гор не давал, так как дальше шли горы сербской Романии. Не случайно, что этот участок был одним из самых спокойных на сараевском фронте, и оборона здесь была поручена всего одному пехотному батальону из состава 1-й Романийской бригады. Смысла бросать силы и средства на этот участок, мусульманское командование не видело, и его сила никаких масштабных наступлений в этом районе не предпринимали. Следовательно, неясна роль, находившихся там сербских противотанковых средств. Они куда лучше послужили бы 1-й Сараевской и Илиджанской бригадам в их боях на внутреннем фронте в городских кварталах Сараево, либо на внешнем обруче сараевского фронта, где сербские силы с направления Високо и Врезы подвергались частым нападениям противника. Командованию все равно бы пришлось постоянно посылать и на один и на другой фронт средства огневой поддержки, в том числе из противотанковых дивизионов. Тем не менее, то, что сами противотанковые дивизионы С большинством своих средств остались там, где были и использовались вместе с соседней ей группой корпусной артиллерии для обстрела Сараево, говорит само за себя. Ясно, что сербский военно-политический верх брать Сараево не желал, хотя причины были разные для различных групп в этом верхе. Даже наступательная операция «Лукавац-93», самая наиболее масштабная операция ВРС после «Коридора-92», не считая оборонительных действий в Босанской Крайне августа — сентября 1995 года, не является доказа¬
334
тельством обратного. В этой операции численность сербских войск достигла десятка тысяч человек, что было для местных условий довольно много. В сборе войск для этой операции опять применялась обычная тогда практика. Посылка в операцию сводных составов из Сараевско-Романийского корпуса, прежде всего силы
1- й Сараевской, 1-й Романийской, Илиджанской, Игманской бригад, а так же подразделения корпусного подчинения — разведка, военная полиция и силы
2- й Сараевской бригады, в чьей зоне ответственности и находились подступы к поселку Тырново — главной цели операции и Герцеговинского корпуса, Конич- кая, Невесеньская и Гачанская бригады. Были при- влеченны и силы корпусного подчинения и других бригад, в том числе из Калиновика и Фочи, державших фронт по направлению к Тырново с Герцеговин- ской стороны. Были сюда посланы силы, непосредственно подчиненные Главному штабу, а так же Дрин- скому и 1-му Краинскому корпусам, а так же силы МВД, в первую очередь специальная милиция — в общем-то, суматоха тогда была поднята приличная. Само Тырново пало довольно быстро, чуть больше, чем за неделю, да и противник сопротивлялся не особо упорно. Разбитый на перевале Рогой и на высоте Орловац противник после первых своих потерь от сербского огня, в первую очередь танков, в ближний бой вступать не хотел, а начинал отступать, точнее бежать, и пожелай сербское командование — мало кто из мусульман мог бы уйти из Тырново и соседнего села Киева по извилистым и трудно проходимым горным дорогам Игмана и Белашницы. За само Тырново никаких боев не было, и удивительно, в связи, с чем местный мусульманский офицер Адем Зулич вообще решил возвратиться в Тырново за какими-то документами, где сразу попал в плен, когда видел, как сербские бойцы с вершин гор над Тырново не торопясь, спускаются в поселок. Правда тогда возникло одно недоразумение, так как первыми в Тырново вошли бойцы с Гырбовицы из состава 1-й Сараевской бригады, в газетах было указано, что это сделала Сербская гвардия Главного штаба, но это не столь важ¬
335
но, ибо Тырново было не Вуковар и не Сараево. Все же падением Тырново был, достигнут определенный успех, так как, во-первых, для Республики Сербской открывался путь из Луковицы и, соответственно, из Пале в Герцеговину, и два корпуса Сараевско-Рома- нийский и Герцеговинский смогли «связать» свои линии обороны. Потери в сербских силах при самом взятии Тырново были малы, может несколько десятков убитых и раненых и то, что мусульманские силы так легко оставили в полном окружении свой анклав Горажде, говорит о большой их общей слабости, в том числе в области как командования, так и морали и дисциплины. После этого сербское войско не торопясь, двинулось на взятие горных массивов Треско- вица, Игман и Белашница, однако тут наткнулось на сопротивление противника, и сербские потери несколько возросли. Все же сербы дошли до отеля «Игман», под вершиной Белашницы, и в соседнем отелю мусульманском поселке Храсница началась паника, похожая на Тырновскую. Если бы сербские силы взяли его тогда, то этим они пересекли бы последний путь из Сараево (подземный тоннель под сараевским аэродромом), отрезая уже и сараевский аэродром, а 1-я и 2-я Сараевские бригады смыкались бы с Илид- жанской бригадой, шедшей с противоположной стороны на этот же Игман. Но даже это не было достигнуто, и войска были остановлены приказами сербских политиков с верха. Впоследствии фронт на горном массиве Игман требовал все новых и новых сил. Французские миротворцы вместо занятия позиций, своей базой сделали местный горный отель «Игман», отправив «коллеп> из Бангладеша на заснеженный верх Белашницы, а мусульманские войска с середины 1994 года начали в ходе небольших наступательных операций, наносить поражения сербским войскам. Фронт под Тырново требовал все новых и новых сербских сил. Но так как об их качестве заботились мало, то мусульманские войска, постоянно понукаемые сверху, в конце концов, вплотную приблизились к Тырново. Главной причиной их успеха были сами сербские войска, поражающе бездарно воевавшие. Так, захват де¬
336
сяти сербских танков и бронемашин на горной дороге над Тырново, произошел не в результате спланированной операции неприятеля, а из-за трусости сербских бойцов и командиров, оставивших свои позиции, едва мусульманская диверсионная группа подбила грузовик полиции. Сербы не только бежали, бросив бронемашины, но сожгли без всякой необходимости дорогостоящий центр связи. Мусульмане, вероятно, поразились, увидев пустые позиции, которые они заняли спустя два дня. Похожим образом развивались события и в июне 1995 года, когда мусульмане заняли само Тырново, перерезав дороги в районе лесопилки, моста (его охраняли всего четыре бойца из сербской «радной обавезе» — рабочей команды) и Киева. Однако в Тырново находилась довольно опытная группа сопротивления «Бели вукови» (Белые волки) — несколько десятков бойцов, половину которых составляли добровольцы из СССР, Югославии, Румынии, Болгарии, Канады, Франции. В то лето они сыграли роль главной силы обороны Тырново. Вокруг отряда «Бели вукови» собралось остальное войско. Всего десяток бойцов этого отряда, возглавляемого командиром Княжевичем, разгромили столь же небольшую мусульманскую ударную группу, прорвавшуюся в Тырново, но оставшуюся без поддержки своих войск, отбив еще и полтора десятка пленных сербов. Разумеется, одна эта группа Тырново защитить не могла, и сюда перебрасывали войска даже из Боснийской Кра- ины, оголяя тем тамошний фронт.
Точно такая же судьба ожидала операцию сербских сил по взятию Горажды, предпринятой сразу же после остановки операции «Лукавац-93». Под Горажде сербские силы в августе 1993 года смогли взять большую часть территории этого анклава. Наибольшие успехи были достигнуты со стороны Вишеграда, откуда сербские силы наступали вдоль автопути и реки Дри- на, и сумели занять села до Усти-Прачи включительно, то есть почти до окрестности Горажде. В тоннелях на автопути в сербские руки попало несколько неприятельских танков и других бронемашин. Было захвачено немало трофеев и пленных. В то же время, со
337
стороны Пале продвижения вперед почти не было. Это было следствием прошлого провала от 12 июня, когда сербские силы из состава специальной милиции и 1-й Романийской бригады, не смотря на довольно сильную поддержку танков и артиллерии, так и не смогли прорвать неприятельские линии обороны под Ораховцами и возвратились, не дойдя до траншей и потеряв до полутора десятка мертвыми и до полусотни ранеными.
Впрочем, операция под Горажде все равно не была доведена до конца, опять-таки по политическим причинам. Мусульманские войска в Горажде продолжали до конца войны отвлекать на себя значительные сербские силы из своего окружения. Что за этим следовало — известно по опыту любой войны. Мусульмане и хорваты в 1995 году смогли осуществить маневр силами, а сербы были скованы на своих позициях. При этом их войска пострадали от бегства из своих рядов, вследствии открытости границ с Сербией и Черногорией. Беглецам же из армии Боснии и Герцеговины надо было либо пробираться на хорватскую территорию по тайным каналам, что было довольно рискованно, либо искать, лазейку в воздушном транспорте «миротворцев», что было не менее сложно из-за собственной полиции и существовавшего военного положения. Так что несмотря на всю анархичность в сербском обществе, на всю коллекцию проходимцев и дураков, рядившихся в штабных, не просыхающих вояк, жуликоватых и лживых «кафанских» героев и мелкого уголовного элемента, и на далеко невысокое духовное состояние сербского народа, все же именно он защитил Республику Сербскую, а в особенности велика его роль была в защите Сербского Сараево, особо важного фронта во всей войне. Сербский верх не смог использовать даже то, что имел и нечего удивляться тому, что Запад своим планам Вэнса-Овена потребовал не только сведения территории Республики Сербской где-то на 70% от территории Боснии и Герцеговины, но и разделения сербских земель на изолированные мусульманскими или хорватскими землями области.
338
В январе 1993 года политические вожди трех сторон в Боснии и Герцеговине, едва ли не поселившиеся в Швейцарии, подписали в Женеве Устав (Конституцию) будущей Боснии и Герцеговины, а в мае Караджич подписал в Афинах сам план Вэнса-Овена. Все было логично, сербская сторона не хотела побеждать и должна была или подписать мир на условиях Запада или быть поражена. Караджич тут был реален, хотя очевидно, что в руководстве его же СДС было договорено о том, что на Скупштине, назначенной на 8 мая 1993 года в Яхорине (Пале), план будет отвергнут. Не помогло и присутствие президента Югославии Доб- рицы Чосича и президента Сербии Слободана Милошевича, и президента Греции Мицотакиса, хотя весь этот «славяно-православный» карнавал у вызывает подозрения в изначальной спланированости этого абсурдного шага, естественно, с учетом всей общей линии в политике. И до этого и после этого СДС, державший абсолютное большинство в Скупштине Республики Сербской, был под полным контролем Караджича и председателя Скупштины Момчило Краишника, а последний активно выступивший против подписания плана, был по многим свидетельствам влиятельнее Караджича и одновременно ближе, чем он официальному Белграду. Насколько известно, в Сербии он купил себе обширное имение. Возникает вопрос, так ли уж Белград тогда был заинтересован в подписании этого плана, если не использовал свое прямое, весьма сильное влияние на СДС, тем более что правовые отношения в Сербии скорее соответствовали тогдашней ситуации в России, чем в Швейцарии, а методы демократического управления в Российской Федерации известны всему миру.
Новый план Овен-Столтенберга от 21 декабря 1993 года о Боснии и Герцеговине, как о союзе трех государств и трех народов, с все тем же процентным отношением (52% — сербам, 31 — мусульманам и 17 — хорватам) толком в сербских верхах никем не рассматривался, сейчас понятно, что лучше Дейтонского договора из октября 1995 года. Отвергнут был и план Контактгруппы на Скупштине Республики Сербской
339
3 августа 1994 года, что послужило поводом президенту Сербии ввести 4 августа 1994 года санкции Республики Сербской, однако, коснулись они не тамошней власти, а всего сербского народа. Война становилась все бессмысленнее для сербов, тогда как хорваты и мусульмане были вынуждены примириться под давлением своих властей. Переговоры 9 и 10 января 1994 года Туджмана и Изетбеговича, увенчавшиеся довольно нереальным политическим планом мусульманохорватской федерации в Боснии и Герцеговине в Конфедерации с Хорватией от 18 марта 1994 года, куда реальнее послужили для хорвато-мусульманского военного союза, подписанного в Загребе 6 марта, который должен взять у сербов то, что хотел Запад. Запад, тем самым, все подготовил, и новая фаза войны ознаменовалась с приходом на должность Главы ООН японца Ясуши Акаши, а на должность Главы UNPROFOR британского генерала Майкла Роуза. На «саммите» НАТО от 10 и 11 января 1994 года было потребовано от сербов открыть аэродром Дубравы под Тузлой, а точнее, не вести по нему огонь. После известной, но очень странной истории с взрывом, в мусульманском Сараево 5 февраля 1994 года на базарчике Маркала, в котором так и не выяснено, даже на «официальном «уровне, откуда и чей одиночный взрыв прогремел, убив до восьми десятков человек, последовало новое требование Запада к сербской стороне об отводе тяжелого вооружения из двадцати километровой зоны вокруг Сараево, или к его складированию под контролем миротворческих войск ООН. Как только сербская сторона на это согласилась, 10 февраля под угрозами авиаударов НАТО сербам надо было распрощаться с мыслью о победе. То, что тогда под карнавальные песни и пляски в Сербское Сараево вошел сводный российский парашютно-десантный батальон из состава миротворческого контингента в Восточной Славонии, высадившийся, не на парашютах, а на автомобильном транспорте, дело не меняло. В конце концов, «Русбат-2» должен был лишь обеспечить равновесие сторон, и взять Сараево за сербов он, естественно, не мог в любом случае. По большому сче¬
340
ту, никто и не мешал сербским войскам взять Сараево даже тогда в решительном штурме, в соответствии с возможностями, так как Гырбовица как была сербской, так и осталась. Ничего бы авиация НАТО тут сделать не могла, как не сделала это ни под Горажде, ни под Бихачем, ни под Сребреницей. Угроза авиаударов просто оправдывала всю ту же «странную» политику сербского верха из 1992 и 1993 годов, когда никаких авиаударов вообще не было. Авиация НАТО действовала до конца августа 1995 года и даже психологически никакого влияния на события на фронте оказать не могла. Запрет полетов над Боснией и Герцеговиной был направлен, против сербов, но главным образом он мешал полетам санитарных самолетов в Белград, не всегда вовремя получавших разрешения от UNPROFOR. Боевые же вертолеты и самолеты ВРС действовали и при запрете, чему свидетельство полеты на «Газеле» генерала — Младича. Эта операция, в сербской прессе была охарактеризована, как блестящий пример военного искусства. Не хотелось бы тут вступать в полемику, тем более что детального анализа ни одной операции ВРС так и не было проведено до сих пор «научным методом». По моему мнению, эта операция была обречена на успех, так как мусульманские войска в анклаве Горажде были с июля 1993 года по апрель 1994 года (время начала операции) уже девять месяцев в полном окружении сербских сил. Конечно, туда шла переброска оружия по воздуху, и было несколько случаев прохода караванов с оружием по, вроде бы, перерезанному «Аллаховому пути». Впрочем, последнее было историей довольно темной. Конечно, мусульманам бежать было некуда, и сопротивляться они должны были лучше прежнего. Однако ВРС располагало достаточным количеством сил и средств, выделенных из Дринского, Сараевско-Ро- манийского и Герцеговинского корпусов, а так же сил Главного командования, чтобы разгромить противника. К тому же в Горажде вели со всех сторон хорошие автодороги из Вишеград, Чайниче, Фочи, Пале и Рогатицы, а сам город находился в долине Дрины между окрестных гор (до 1200 метров). Их взятие озна¬
341
чало капитуляцию Горажде. В этом случае было вполне возможно, чтобы мусульмане Горажде, предоставь им сербское командование такую возможность, полностью бы ушли, временно открытым «Аллаховым путем» на Игман и Белашницу, так что сербским силам не надо было не кормить, не грабить мусульман.
Авиаудары НАТО 10 и 11 апреля по сербским силам под Горажде носили ограниченный характер (участие до пары десятков самолетов в лучшем случае), а сербское ПВО успела даже сбить один истребитель- бомбардировщик вертикального взлета и посадки «Sea Harrier» британских ВМС. Эти авиаудары ничем не помешали сербским силам начать 20 апреля окончательное наступление на Горажде. К тому времени мусульманские силы были достаточно измотаны в боях с сербскими войсками, боевые действия велись едва ли не весь апрель. Неудивительно, что сербские силы за несколько дней вышли на правый берег Дрины, быстро заняв пригород Горажде — Копачи, потеряв здесь, максимум полтора десятка убитыми и ранеными, главным образом, из состава Илиджанской бригады и Сербской Гвардии. Одновременно были заняты господствующие над Горажде со стороны Рогатины высота Тровырх (1212 м) и перевал Ябучко село. Однако со стороны Пале силы 1-й Романийской и 1-й Сараевской бригад (до усиленного батальона) потерпели неуспех в основном в минных полях перед неприятельскими позициями. Послать пехоту через минное поле без серьезной саперной подготовки, все же было не особо талантливо для командования Сараев- ско-Романийского корпуса, и несколько десятков погибших и раненых (в том числе ставших полными инвалидами) было одной из причин смены командующего этим корпусом, генерала Станислава Галича, генералом Драгомиром Милошевичем, бывшим начальником штаба корпуса. Однако этот успех не мог отразиться на общем ходе операции, ибо взятием Копачи и Тровырха сербские силы, практически, подступили к самому Горажде, и достаточно было еще одного удара, чтобы войти в сам город, в котором уже началась паника. Сплошной обороны здесь мусуль¬
342
манские силы создать не смогли, и спасла их тогда лишь не оперативность и неорганизованность действий сербских сил.
Почему Горажде не было до сих пор взято, не сказано, хотя в июле-августе 1995 года сербские войска уже в третий раз пошли в наступление на Горажде, если не считать наступательной операции Ужичкого корпуса ЮНА, но и оно было остановлено тогда, когда местное мусульманское командование открыто просило выпуска своих войск и населения из Горажде. Если бы тогда этот город был взят, то сараевским сербам, массово выселявшимся после мирного договора в Дейтоне из Илиджи, Илияша, Вогощи и Гыр- бовицы весной 1996 года было, по крайней мере, где остановиться и сохранить хоть какой-то сербский оплот на пути по «зеленому» коридору. То, что Горажде взято не было, говорит об истинной ценности всего — от стратегии до патриотизма. Смысла даже надеяться на сохранение Республики Сербской после этого не было.
При этом для взятия Сребреницы и Жепы, находившихся в таком же положении, как и Горажде, и располагавшими приблизительно таким же количеством сил и средств, решительности у сербского верха хватило, хотя Горажде был куда важнее Сребреницы и Жепы. В случае подписания мира, Сребре- ница и Жепа, оставаясь в полной изоляции сербских территорий, были обречены на массовое выселение из них населения, да и экономическую зависимость от сербов преодолеть бы этим общинам не удалось. Никакой «зеленый» коридор через Сребреницу и Жепу был невозможен из-за близости Сербии, хотя эта близость, скорее всего, и предопределяла их захват сербскими силами. Сребреница и Жепа, возможно, стали жертвами по воле мусульманской власти в Сараево. Об этом свидетельствует и то, что командир 28-й дивизии армии Боснии и Герцеговины Насер Орич с группой своих приближенных еще в марте покинул Сребреницу по приказу сверху. В мае 1995 года его заместителю Рамизу Бечиревичу поступил приказ Ге- нералштаба армии Боснии и Герцеговины через штаб 2-го корпуса, чтобы силами 28-й дивизии были орга¬
343
низованы «диверсантские» акции с целью отвлечь сербские силы от сараевского фронта и обеспечить на нем успех наступлению мусульманских сил. Гражданская власть Сребреницы этому воспротивилась, так как оказалась оправданной тактика пассивной обороны против очень ограниченных сербских нападений, предпринимавшихся после мая 1993 года. Между тем, штаб 28-й дивизии решил выполнить, очевидно, бессмысленный приказ, хотя даже сербский Дринский корпус был в состояния самостоятельно бороться с такими действиями. Несколько подобных провокаций, больше похожих на налеты разбойников, (нападение на сербское село Вишница, в котором было убито несколько сербов и угнано несколько сот овец, а так же нападение на гражданский автобус, перевозивший, главным образом, сербских гражданских лиц), соотношение на Сараевском фронте, естественно, не изменили. Главный штаб ВРС сразу, после слома неприятельского наступления на сараевском фронте, стал перебрасывать войска под Сребреницу и Жепу.
Характерно, что во время операции ВРС по взятию Сребреницы и Жепы, силы мусульманской армии Боснии и Герцеговины из 1-го (Сараевского), 2-го (Тузланского) и 3-го (Зеничкого) корпусов армии Боснии и Герцеговины не были использованы для организации наступления на Власеницу и Хан-Пие- сак, через которые проходила дорога из Пале в Звор- ник и где находились Главный штаб ВРС. От мусульманских позиций под Кладнем до Власеницы было около десятка километров, а оттуда до Сребреницы и Жепы было еще три десятка километров. Из этого видно, что куда важнее было мусульманской стороне деблокировать Сребреницу и Жепу, хотя бы ради спасения местного населения, чем деблокировать Сараево. Которое как было ясно, и сербские силы в 1995 году взять не только не хотели, но и не могли, да и Запад им этого не позволил бы. Мусульманская власть жертвовала Сребреницу и Жепу сознательно со всем их полутора сот тысячным населением, чью эвакуацию она же сама строго запретила, чтобы легализовать этническое «чищение». Жертвовал Сребреницу и Запад.
344
По моему мнению, он здесь сыграл ключевую роль. Не случайно защита Сребреницы в конце ее осады была поручена голландскому батальону миротворцев, чье правительство позднее выразило «стыд» из-за полной пассивности своих миротворцев, которые были не только обычными наблюдателями, но и как выяснилось потом, передавили несколько мусульман пытавшихся остановить своими телами голландские бронетранспортеры. Даже оружие, которое было передано мусульманской стороной на хранение UNPROFOR, командование голландского батальона не дало мусульманскому командованию, хотя сербские силы уже начали 6 июля наступление на Сребреницу. Конечно, голландские миротворцы не могли защитить Сребреницу, даже если бы попытались, они не имели ни полномочий, ни сил, ни средств, чтобы противостоять сербской бронетехники и большому количеству сербских бойцов, охваченных тогда эйфорией непобедимости. К тому же, 30 голландских миротворцев было взято в заложники сербскими силами и сербское военное командование пригрозило их расстрелять, если продолжатся вооруженные нападения. Голландские миротворцы тут были бессильны, но характерно, что их послало государство, являющееся наряду с Британией самым верным союзником американской политики в блоке НАТО. К тому же, возникает вопрос, почему на эту опасную территорию был послан всего один батальон миротворцев а не, как минимум, два-три?
История с воздушными ударами довольно «темная» так как, хотя 10 июля французский генерал Жанвьер потребовал воздушную поддержку, в ней было поначалу отказано, из-за плохой видимости. Лишь в полдень 11 июля несколько самолетов нанесло удар по наземным целям, но успехом увенчались лишь действия двух голландских самолетов, тогда как американские в цели вообще не попали и вряд ли уничтожения двух танков можно назвать большой победой. Запад хорошо знал что будет, когда сербские силы возьмут Сребреницу, так как был уже трехлетний опыт войны, и В PC себя показало куда менее дисциплини¬
345
рованной и организованной силой, чем даже ЮНА. С сербской стороны история так же была темная, очевидно, что операцию готовил Главный штаб ВРС, практически самостоятельно без особой согласованности с политическим руководством Республики Сербской, но, скорее всего, в прямой связи с официальным Белградом. Как бы то ни было, Сребреница, а затем и Жепа попали в сербские руки быстро. Мусульманские силы, изолированные от процесса их реорганизации на основной территории и от поступления оружия и людей были быстро сломлены, и даже не имели обученных операторов, чтобы применять доставленные им китайские ПТРК «Красная стрела». Само по себе взятие Сребреницы и Жепы было, примером обычной военной операции, тем более, для подобных войн. Сербские бойцы, в своем большинстве, идя в наступление на эти анклавы, были к тому времени весьма озлоблены на мусульман и считали, что этой операцией начинается общий разгром противника. Понятно, что гражданское население в условиях той войны должно было быть после полной победы эвакуировано, хотя будь дисциплина более жесткая, жизнь в Сребренице и Жепе могла быть хорошо организована, и это только послужило бы на пользу сербской стороне. Очевидно так же, что пятнадцать тысяч мусульманских военно-способных мужчин, из которых, по свидетельству голландского полковника Караман- са, лишь около трети была вооружена, должны были попытаться самостоятельно прорваться на основную территорию, и тут сербские силы, «зачищая» местность, должны были вступать с ними в бои, в которых пленных старались не брать.
Все это еще понято и возможно большого шума не вызвало бы. Однако, ключевую роль сыграло то, что до семи тысяч только из Сребреницы мусульман, военно-способных мужчин были взяты в плен сербскими силами из лесов или из самой Сребреницы, или их выводили из очередей перед автобусами UNHCR на глазах миротворцев из числа лиц от 16 до 60 лет. Немало из них было гражданских лиц, но не это важно, так как до этого мусульманские силы, нападая
346
отсюда сербские леса, не делали различия между военными или гражданскими сербами, не исключая, нередко, женщин и детей. Очевидно и то, что, ведя боевые действия в конце IX века, сербское командование, взяв пленных, обязано было их сохранить живыми, не допуская издевательств над ними, и тех, кто был замешан в военных преступлениях, наказать по законам военного времени, тем более что времени было для этого достаточно. К тому же сербское военное командование постоянно себя представляло, как наследника ЮНА и тем самым военных профессионалов и защитников закона, обвиняя различные добровольческие отряды в бандитизме и шовинизме.
На встречах с миротворцами сербские генералы обещали соблюдение Женевских конвенций, а те даже в гражданской войне запрещают расстрелы без суда и следствия. Не обошлось тогда без телевизионных картин с сербскими солдатами, раздающим мусульманам хлеб и воду, а сербские генералы делили между мусульманскими детьми шоколадки, «отечески» напутствуя их. И после всего этого «интернационального» маскарада, через пару дней, пленных стали массово расстреливать в Сребренице (в селе Поточари через дорогу от базы голландских миротворцев), городской школе Братунца, объектах «Лазета» (Орахо- вац) и «Дам» (Петковичи), на ферме Браньево, культурном центре Пилицы, Козлуке, Церской и Зворни- ке (фабрика алюминия). Сколько точно убито пленных, неизвестно, найдены останки двух с лишним тысяч человек, а еще пять тысяч числятся пропавшими без вести. Пусть даже было убито лишь две тысячи пленных, но и этого достаточно, чтобы сербов западные средства массовой информации окончательно могли поставить в положение эсэсовцев Гитлера, и тем самым могли оправдать не только западную оккупацию, но и будущие авиаудары уже по Югославии. Было куда логичнее оставить пленных в живых, хотя бы ради размены на сербских пленных, которых в 1995 году было взято сотни, особенно в Босанской Крайне и на Озрене. Смысл тех убийств действительно трудно понять с позиции логики, и абсурдно зву¬
347
чат обвинения сербской пропаганды о том, что эти расстрелы, выдуманные мусульманской пропагандой, когда полно свидетельских фактов со всех сторон. Еще абсурднее звучали объяснения югославского министра информации Горана Матича, данные в связи с арестом в 1999 году так называемой группы «Паук» по обвинению в военных преступлениях на Косово и шпионажа в пользу Франции. Утверждения Матича о том, что одна лишь группа «Паук» (ее составляли, командир 10 диверсантского отряда, подчинявшийся во время войны непосредственно Главному штабу ВРС — Милорад Пелемиш, подофицер ЮНА, служивший под командованием Младича еще в Книнском корпусе, Бранко Влачо, Радэ Петрович и Слободан Орашанин, бывший французский легионер Югослав Петрушич) виновна в расстрелах пленных под Сребреницей звучат неправдоподобно. Тем более то, что в этом был замешан и генерал Филип Морион, на самом деле уже отбывший домой к моменту взятия Сребреницы.
Можно еще как-то понять югославские средства массовой информации, сделавшие на основании участия группы «Паук» в подборе и использовании сербских наемников в Заире(1996 год) и легионерского прошлого Югослава Петрушича (Юго Доминика) из этой группы организацию международных террористов. Но до ареста члены этой группы действовали в координации и в интересах спецслужб не только Республики Сербской, но и Сербии и Югославии, пользуясь их военно-политической поддержкой. Однако утверждения о Сребренице звучат просто смешно, тем более направленные в адрес «паравойной информации», а на самом деле части особого назначения, созданной и используемой с начала 1995 года под прямым контролем начальника военной безопасности полковника Любиши Беары и его помощника, начальника ВОС (военная разведка) полковника Петра Са- лапуры на основе юришного (ударного) отряда из Власеницы, чьим командиром был ранее Пелемиш. 10-й диверсантский отряд стал единственно профессиональным формированием в ВРС, в его состав люди зачислялись по рекомендации ВОС уже как профес-
348
сионалы. Тем самым 10-й диверсантский отряд был своеобразной гвардией Главного штаба. Десятым же он был потому, что в Югославской военной системе все «специальные» формирования носили двухцифровой номер, и, следовательно, десятый отряд был на самом деле первым и единственным таким отрядом. К тому же его численность, колебавшаяся от 100 до 300 человек, никак не обеспечивала то, что ему «вешала» официальная пропаганда — самостоятельной договоренности с Филипом Морионом о взятии Среб- реницы, тем более, что существуют телевизионные снимки генералов Младича, Кырстича и Живановича в Сребренице, как и снимки тысяч сербских бойцов и десятков бронемашин.
Помимо всего прочего, 10-й диверсантский отряд не обвинишь в «сербском национализме», который по заявлению многих югославских политиков был виновен в «очернении» сербского народа. Этот отряд был единственным относительно интернациональным отрядом, в его состав было включено немало тех хорватов и мусульман, что остались жить с сербами и, более того, вступили в ВРС. Возможно, это благоприятствовало выполнению некоторых боевых задач в разведывательно-диверсионной деятельности в глубине неприятельской территории, но никак не обеспечивало, вкупе с прямым контролем Главного штаба, роста «четнических» настроений в нем. Одну из ключевых ролей в операции играл и отряд «Вукови са Дрины» из Зворника под командованием Бранислава Йоловича «Легенды», этот отряд был известным формированием и с самого начала войны выполнял боевые задачи не только в интересах штаба Дринского корпуса, но и Сарае веко-Романийского, и самого Главного штаба. Так же как и 10-й диверсантский отряд он был одним из лучших формирований ВРС.
Эти же два отряда, с рядом более мелких подразделений, например, интервентный взвод Вишеградской бригады, упоминаются в прессе и судебных материалах из Гааги, как ответственные за расстрелы пленных. Дело против них стало раскручиваться сразу после войны с добровольной сдачей бойца 10-го дивер¬
349
сантского отряда Дражена Эрдемовича, хорвата по национальности, ставшего первым обвиняемым и осужденным (получил 5 лет), а заодно и свидетелем, в международном трибунале в Гааге.
Однако целью этой работы не является расследование событий под Сребреницей. Но в данном случае прослеживается явная преднамеренность. Ведь под Сребреницей не произошло ничего неожиданного. В подобной гражданской войне, после трех с лишним лет крови и страданий противник уничтожается полностью. Американская и южноамериканская армии полностью в свое время сжигали прокоммунистические деревни Вьетконга. Израильская армия не только уничтожала арабские деревни, но и убивала жаждой военнопленных (Арабо-Израильская война 1967 года и смерть тысяч египетских военнопленных в Синайской пустыне). Югославская война в подобных случаях ничем не отличалась.
Во время мусульмано-хорватских наступлений в 1995 году на Сербскую Краину, на Босанскую Краи- ну, на Озрен, на Западную Славонию, несколько тысяч захваченных в плен военных и гражданских лиц, были расстреляны. Сложно в такой войне провести границу между законными и незаконными убийствами. Ведь даже во время цивилизованной Первой Мировой войны были тысячи убитых военнопленных и гражданских лиц (больше всего в Европе это случалось на сербской земле, в отношении как раз сербов).
Но сербские силы не имели политической поддержки в мире, как американская и израильская армии или хотя бы хорватские и мусульманские вооруженные силы, так вот в этом-то случае им необходимо было избегать подобных действий, а тем более афишировать их публично.
Глава 21
Захваты сербами в заложники Авиационные и артиллерийские удары НАТО по сербским позициям. Сербская ПВО
Одной из крупнейших ошибок сербской власти в войне было взятие силами ВРС и МВД в заложники несколько сот военнослужащих миротворческих войск и военных наблюдателей ООН. Тут опять кто-то использовал одну характерную отрицательную склонность в местном обществе к национальным поступкам под действием эйфории. Глупости то, что заложники были взяты как щит против воздушных ударов по сербской артиллерий, якобы, отбивавшейся от нападения на сараевском фронте. Мусульманское наступление на сараевском фронте началось в середине июня, то есть после ударов авиации НАТО по району Пале — 25 и 26 мая 1995 года, оба раза носивших все тот же ограниченный характер действий десятка, максимум, самолетов. Такие же авиаудары 5 августа и 22 сентября 1994 года по району Сербского Сараево привели к потери, по одному каждый раз, сербскому танку и были следствием действий сербских бойцов, нападавших на миротворческие силы ООН. Однако в 1994 году взятия заложников не произошло и ни к чему было это делать в 1995 году, так как правовая база воздушной операции НАТО тогда еще не изменялась, а будущие двухнедельные авиаудары НАТО в августе-сентябре 1995 года были, как раз и подготовлены захватом заложников. Ничего героического в захвате заложников не было, так как UNPROFOR имел права вести боевые действия, и занимал в них нейтральную позицию, что не исключало того, что некоторые западные спецслужбы использовали миротворческую миссию в своих целях. Сами же солдаты и офицеры миротворцев прибыли в Югославию в соответствии с политикой и приказами собственных государственных верхов, пусть и не особо искренних в своей миротворческой деятельности, но называть этих солдат и офицеров преступниками и фашистами, как
351
это делали многие местные сербские пропагандисты, было весьма глупо и недостойно. Стоит признать, что поведение некоторых сербских бойцов, больше напоминало разбойников с большой дороги и настраивало миротворцев против всего сербского народа, и то, что сербский военно-политический верх не только не пытался тут исправить положение, но и сам давал пример подобного сумасшествия, дорого стоил всем сербам. Не было большой военной проблемой окружить и захватить изолированные пункты миротворцев на сербской территории, которые были поставлены довольно в непонятное для себя правовое положение и к войне были не готовы. ЮНА, кстати, в начале югославской войны была каким-то образом в похожем положении, и ее солдаты и офицеры так же захватывались, а нередко и бывали, убиты теми, кого она должна была умиротворять. Конечно, нельзя сравнивать ЮНА, воевавшую на своей земле и миротворцев ООН, мало заинтересованных в судьбе Югославии. К тому же миротворцев, сербские силы не убивали, если не считать событий на Гырбовице, где между десятком сербских бойцов, захвативших французский пост у моста Вырбаня и подоспевшими на выручку французскими легионерами, вспыхнул бой, в котором мертвых и раненых было по обе стороны. При этом пост французами был все-таки возвращен, а четверо сербов попали в плен. Но этот бой меньше всего повредил сербскому престижу, а возможно, наоборот несколько поднял его, так как десяток сербских бойцов, не только захватили вначале на посту десять легионеров и двух морских пехотинцев в плен без выстрелов, но и на равных вел бой с ротой легионеров, почти без поддержки собственных войск. Однако картины миротворцев, прикованных наручниками к мостам, которые тогда никто и не хотел бомбить, настроило многих людей в мире против сербов, так как заложники были военнослужащими армий различных государств и традиционно символом и достоинством своего государства. Парадоксально, что сербы здесь против себя еще сильнее настроили общественное мнение во Франции, традиционном сербском союз¬
352
нике в Западной Европе и в Канаде, где находилась одна из наиболее многочисленных сербских колоний, посылавшая в Республику Сербскую большое количество материальной помощи. Безусловно, западные средства массовой информации давно уже манипулируют «общественным мнением», подыгрывать им неразумно. Зная местную психологию в подобном пси- хопатском «скаканий у стомак» (прыгать в живот, или самому себе ставить подножку) ничего удивительного нет, но для ведения политики подобный абсурд был неприемлем. В крайнем случае, существует понятие и о воинской чести, по крайней мере, по отношению к тем, кто лишь выполняет приказы и не замешан в преступлениях. Позы героев и заявления здесь неуместны, так как многие из них геройствовали в тылу, было бы интересно понаблюдать за ними в бою с силами быстрого реагирования НАТО, которые начали перебрасывать в Боснию и Герцеговину как раз после захвата заложников, и уже во время авиаударов НАТО, начавшихся 30 августа. Захват заложников характерен для многих войн, однако одно дело, когда в этом есть жесткая необходимость, а другое — подобный лихорадочный шаг людей, потерявших всякую связь с политической реальностью.
На войне любая маленькая ошибка, даже простого солдата, может стоить многих жизней, а здесь дело касалось вождей народа. Нашлись бы люди, готовые воевать и с миротворцами, но только те, кто легко находит врагов очень часто уходит в сторону от серьезных сражений, так как цена «легких» шагов оказывается на деле очень тяжелой. Во время военных действий необходимо продумывать каждый свой шаг, тем более, если это касается командиров, которые обязаны нести ответственность за жизнь людей, которые идут в бой за общую победу. При неудачной идее захвата в качестве заложников миротворцев не было проявлено никакой ответственности за последствия. Действия проходили хаотично, спонтанно с благословений заезжих горе-ораторов из Сербии, направленных против миротворцев. Все-таки власть пошла на этот необдуманный поступок. Думаю, что сербская власть
353
поддержала эту идею потому, что не ожидала, что бомбы и ракеты начнут падать в районе ее столицы Пале. Официальный Белград тогда проявил куда больше здравого смысла. В Пале был направлен шеф ДБ Сербии Йовица Станишич, как глава посреднической делегации. Станишич прекрасно знал реальную зависимость вождей Республики Сербской от Сербии и быстро добился освобождения заложников, отправленных на автобусах в двух партиях (5 и 13 июня) в Сербию, а оттуда с Белградского аэродрома Сурчин в Хорватию на базу миротворцев. Захват заложников ничего положительного не дал Республике. Среди захваченных солдат и офицеров миротворцев не было тех, кто управлял мировой политикой, кто владел огромным капиталом. Видимо, национальная борьба сербской стороной понималась с коммунистических позиций. Тяжело бы им пришлось, если бы какой-нибудь местный самодур решил тогда пострелять по заложникам. Западные вожди сразу обрадовались бы легкой возможности организовать новую «Бурю в пустыне», которая была бы проведена легче и быстрее, чем в Ираке и Кувейте. «Если бы еще кто-то из Югославии, в чем я очень сомневаюсь, смог запустить по Италии несколько ракет или пустить туда свою единственную эскадрилью «Миг-29», то это еще больше облегчило бы Западу задачу, и Югославия пережила бы то, что произошло в 1999 году, но еще в худшей форме, а сербы в Республике Сербской, а заодно и в Республике Сербской Крайне пережили бы судьбу сербов Косово и Метохии. Тем сербским вождям, которым не давали спать лавры сомалийского генерала Айдида, следовало взвесить важность для Запада Сомали и Югославии, да и подумать о том, насколько тяжело играть в партизанскую войну в цвилизованном обществе».
Отказом выпустить заложников сербское руководство лишь приблизило бы катастрофу августа-сентября 1995 года с тем, что вместе с Босанской Краиной пало бы и Сербское Сараево, а Западу сюда не надо было посылать свои наземные силы, только лишь побольше самолетов. Безответственными и непродуманными провокациями миротворцев было не разгромить,
354
а подготовить почву для авиаударов, даже в тех странах, в которых о сербах и не слышали. Ведь как бы то ни было, но НАТО тогда не был еще полностью готов к началу открытой войны, и здесь, как и западные армии во всем мире, нуждался в определенных правовых, основах. Резолюция 781 Совета Безопасности ООН (запрет военных полетов над Боснией и Герцеговиной) от 9 октября 1992 года. Резолюция 786 (об основании наблюдательных миссий на аэродромах Боснии и Герцеговины, Сербии, Черногории и Хорватии) от 10 ноября 1992 года. Резолюция 816 (ужесточение режимов полетов) от 31 марта 1993 года. Они давали основания лишь для полетов истребителей НАТО в миссиях воздушного патрулирования и грозная цифра в 60 тысяч боевых вылетов в этой операции, на практике означала дневной вылет, как правило, одной-двух пар истребителей над Боснией и Герцеговиной и еще одной-двух пар над Адриатикой. Единственным же результатом этой операции, как упоминалось, было сбито четыре устаревших легких штурмовика «Ястреб» ВРС над западной частью Республики Сербской двумя американскими F-16 28 февраля 1994 года, Легкие штурмовики «Ястреб» были даже для своего времени (начало 60-х годов) весьма несовершенными машинами. Поэтому единственными странами, приобретавшими их, были Замбия, Бирма и Ливия (последняя взяла их как дешевое дополнение к партии учебно-боевых «Галебов» Г-2).
Сбит был и американский истребитель Ф-16 сербским самоходным ЗРК «КУБ» над Мырконич-градом 2 июня 1995 года. С другой стороны вероятно более необходимой задачей было ведение воздушной разведки. Резолюция 836 (об употреблении воздушных сил ООН (на деле НАТО)) от 3 июня 1993 года дала право авиации наносить удары по земле, но лишь при нападениях на силы UNPROFOR. Последние в свою очередь, поддержку с воздуха вызывали либо при прямых нападениях на них, либо при сербских нападениях на защищенные зоны (Бихач, Тузла, Сребреница, Жепа, Горажде, Сараево). Это было, может и несправедливо, но реальной угрозы не представляло для ВРС.
355
Ее оборону авиация НАТО, не нападала, а что касается авиаударов (10 и 11 апреля 1994 года в район Горажде, 5 августа и 22 сентября 1994 года в район Сербского Сараево, 25 и 26 мая 1995 года в район Пале и 11 июля в район Сребреницы), то они никакого ощутимого урона сербским силам не нанесли. Даже удары 21 сентября 1994 года по аэродрому Уд- бина в Республике Сербская Краина, совершенные в два налета несколькими десятками самолетов НАТО, употребившими до 200 тонн боеприпасов, лишь вывели из строя ВПП этого аэродрома и одну пусковую установку ЗРК «Куб-М», хотя было и трое погибших. Еще меньшие результаты были достигнуты авиацией НАТО в налете 23 ноября 1994 года на сербские позиции в районах Отока, Босанская Крупа и Двор-на- Уне. Никакого влияния на сербскую операцию по взятию Бихача все это не оказало. Во-первых, сербские силы не использовали даже свои танки и артиллерию (лишь три корпуса СВК в соседнем районе Книнской Краины имели около трех сотен танков и других бронемашин) и нужды в авиационной поддержке не было, а во-вторых, эта сербская операция продолжалась, практически, до ноября. Захват заложников означал лишь новую фазу войны, и то по формальной инициативе сербского руководства, открыто нанесшего удар авторитету ООН во всем мире. Это усугубило бессмысленную жестокость окончания операции по взятию Сребреницы и послужило тому, что новая провокация с очередным взрывом на сараевском базарчике Мар кала (28 августа 1995 года) с большей легкостью была использована НАТО для бомбежек сербов.
Бессмысленны возражения о том, что сербов все равно бы бомбили. Во-первых, этому доказательств никто не привел, а во-вторых, захват заложников, как любой подобный неразумно агрессивный поступок, ужесточил и ускорил нападения НАТО. Любая, власть обязана заботиться о своем народе и если была возможность у сербской власти уменьшать и без того большие страдания своего народа, то эту возможность надо было использовать. Даже если можно было лишь
356
оттянуть начало авиаударов, то и это было бы большим плюсом, так как наступавшая зима затруднила бы неприятельские операции, и возможно опять бы начались хорвато-мусульманские столкновения.
В конце концов, если власть была убеждена в неизбежности ударов, почему она не занялась усилением ПВО, хотя бы в отношении кадров? Кадры использовалась как обычная пехота, либо просиживали штаны на «боевых дежурствах» и лишь в лучшем случае, почти исключительно расчеты ЗСУ, использовались для огневой поддержки по наземным целям. Техника была здесь современная, в основном это были переносные ЗРК «Стрела-2» и «Игла», способные сдавать самолеты 60—70 годов, которых было немало в составе авиации НАТО, бомбившей сербов, например, Ф-4 и Ф-104 американского производства. «Ягуар» англофранцузского производства, и палубные истребители — бомбардировщики «Super Etandar» (французские) и Sea Harrier (британские), так же как итальянские штурмовики АМХ, имевшие либо околозвуковую, либо дозвуковую скорость, сопоставимую с ними уязвимость от наземной ПВО, в особенности от ЗРК. К современному бронированному американскому дозвуковому штурмовику А-10 Thunderbolt-И, чья броня выдерживала по данным фирмы-производителя попадание лишь 23-миллиметровых снарядов, и то на определенных дистанциях, а от взрывов полутора-двух килограммовых зарядов-боеголовок ракет ЗРК «Стрела-2» и «Игла» защищены не были. Кроме того горная местность делала уязвимыми и современные самолеты Ф-16, Ф/А-18, Ф-15, Mirage F-1 и Mirage-2000. Не случайно, что многие задачи пилоты НАТО не выполняли из-за быстроты появления целей в горах, что требовало уменьшения высоты полетов, но тем самым увеличивалась уязвимость самих самолетов. Помимо собственных средств (до 900 орудий ЗА, главным образом, ЗСУ и 300—400 ЗРК) ПВО ВРС было усилено парой сотен ЗУ и ЗРК из состава СВК при ее отступлении из Книнской Краины в начале августа 1995 года. Так же среди ЗРК было не так мало самоходных ЗРК «Стрела-10» и «Куб-М» с дальностью дей¬
357
ствия соответственно 5 и 25 кило метров, защищенных от помех системой наведения, способной более эффективно поражать современные самолеты и имевшие хорошую броневую защиту.
Не случайно по району Баня-Луки использовались крылатые ракеты (всего их было выпущено 13,и некоторые из них низколетящих дозвуковых целей были сбиты сербским ПВО), так как там, по данным командования НАТО, находились «Кубы». Ф-16 был сбит 2 июня, произошло это как раз потому, что командование НАТО не подумало о возможности перебазирования этих самоходных ЗРК в район Мырконич-града.
В общем, и командный и рядовой кадр ПВО показал себя не в полную силу. Не случайно, что в двухнедельных авиаударах сербское ПВО сбило лишь один Mirage-2000, и то заслугой какого-то одиночного оператора ЗРК «Игла» в районе Сараево, а не в ходе спланированной операции всех сил ПВО. О тех авиаударах речь пойдет дальше, но здесь хочу показать все несоответствие громких заявлений в политике и реальных шагов на войне. Деньги для ПВО найтись могли, хотя бы через графу экстренных бюджетных нужд, так как сам военный бюджет, по данным ГШ ВРС, составлял 10% от общего госбюджета. За полгода вполне было можно срочными сборами собрать сотню миллионов марок, в том числе от «черной» торговли с мусульманами. Такой суммы вполне бы хватило не только на лучшее обучение и снабжение сил ПВО, но и на приглашение специалистов из Югославии и заграницы, и для закупки нужных радаров из средств управления и связи. Можно было срочно организовать переобучение кадров для службы в ПВО. Однако все возможности в улучшении ПВО, способной даже отвратить неприятельские нападения своей эффективностью в нескольких показательных случаях, были упущены. На тысячу боевых вылетов в воздушной операции НАТО «Освободительная сила» или 3200 боевых вылетов (по данным ГШ ВРС) пришелся лишь один сбитый самолет, то есть или 0,1% или 0,03%, что в последней военной истории не может оцениваться приемлемым. Обычные цифры должны были быть хотя бы в 10—
358
20 раз больше. Количество самолетов, участвовавших в операции, а тем более состоящих на вооружении государств — членов НАТО, в данном случае не важно перед числом боевых вылетов и числом самих боевых самолетов в операции (около двух-трех сотен). По моему мнению, ВВС и ПВО PC даже со своими скромными силами вполне могли нанести противнику потери в несколько раз большие. В итоге известны случаи, когда сербским расчетам ЗРК или пилотам самолетов «Орлов» командиры сверху, вероятно по политическим причинам, запрещали открывать огонь по уже «захваченным» их радарами самолетам НАТО. Конечно, сербские ПВО и ВВС нередко боролись хорошо. Так, в ходе осеннего (сентября-ноября 1995 года) наступления хорвато-мусульманских войск, сопровождавшегося двухнедельными авиаударами НАТО, они оказали все же существенную поддержку наземным войскам, составлявшую уже в том, что авиации НАТО приходилось действовать с постоянной оглядкой на сербские ВВС и ПВО, что уменьшало эффективность ее действий.
Глава 22
Партизанская война сербской стороны в речах политиков и генералов и на практике
Относительно угроз сербской власти об организации партизанской войны, не стоит много говорить, так как это было чистым блефом в отношении НАТО и мусульмано-хорватских сил. Силы НАТО действовали с воздуха, или с мусульмано-хорватской территории, соответственно были труднодоступны для «партизан». Роли партизан должны были играть, по мнению местной власти, отряды, созданные на временной основе вследствие фронтовой необходимости, политической борьбы, или чьих-то коммерческих интересов. Соответственно они не имели ни общей организации, ни вождей, ни идейной основы. Правда, многие местные военные вожди (в том числе некоторые кадровые офицеры ВРС, в особенности МВД) любили выбивать деньги, как из бюджета и частных спонсоров, так и из «черных фондов» под проекты создания всевозможных специальных формирований, обязанных своими формами, пистолетами 43-99, джипами, пистолетами-пулеметами «Helder» и моторолами покончить с танками и вертолетами агрессоров из НАТО.
Не все, конечно, здесь было столь карикатурно и многие подобные отряды, хорошо оснащенные, действительно были главной силой сербских войск во многих акциях. Но в то же время, немалое количество этих отрядов, нередко в бою не отличавшихся, были частично, или полностью источником криминала в тылу. В данном случае, ни одно, ни другое значения не имеет, так как вопрос тут стоит о возможности ведения ими партизанской войны.
О силах НАТО я уже заметил, как о цели неудобной, и стоит задуматься, сколько сомалийцев погибло в миротворческой операции ООН в 1992 году, чтобы было убито пара десятков американцев и еще несколько десятков других миротворцев после подписанного в Дейтоне мира. После прихода в Сербскую
360
Республику НАТО, составлявших основу миротворческих сил (сначала IFOR, а потом SFOR), последним почти никто не пытался сопротивляться. Любые угрозы или провокации в их адрес ими пресекались очень быстро, в том числе разоружением и выселением из объектов и сербских, и хорватских, и мусульманских армий и полиций, с тем, правда, что в силу направления западной политики в бывшей Югославии мусульманская сторона пользовалась большими привилегиями. За пять лет своего мандата, американцы имели потери лишь в десятке-другом раненных военнослужащих, и то не в бою, а при различных массовых беспорядках, в основном, сербских (Бырч- ко и Беляна 1997 год; демонстрация поддержки Югославии в 1999 году), иногда и хорватских (Западный Мостар, 1999 год) инцидентах, или в индивидуальных, например, случай с ранением американского солдата лопатой сербским крестьянином. Примерно такое же положение было и на Косово и Метохии после прихода сил KFOR, в составе которого были столь нелюбимые сербами американцы, хотя здесь раненных американцев было больше, но здесь свою руку приложили и албанцы.
Думаю, что начни против НАТО сербские силы «партизанскую» войну в 1995 в случае, если они оккупировали бы Республику Сербскую, то широко масштабного партизанского движения здесь бы не случилось, и, скорее всего, начали бы между собой воевать как сербские «партизанские» отряды, так и поставленные Западом, власти. Может тут, и погибла бы пара сотен агрессоров, но это ничего бы в Западной политике не изменило, тем более что к 1995 году сербы весьма устали от войны. Не изменило бы особо ситуацию даже смерть пары тысяч агрессоров, но в такие цифры я не верю, так как для борьбы с партизанами НАТО имели бы войска своих мусульмано-хорватских союзников, а те никак партизан на свою территорию не допускали.
Элементарный пример — Книнская Краина. Изгнанные власти Республики Сербской Краины, в лице своего президента Милана Мартича, первое время
361
было, грозились освободить ее в партизанской войне, но во время операции августа 1995 года, вооруженных сил Хорватии «Олуя», не возникло ничего подобного. Действиям партизан Тито или четников Драже Михайловича (наиболее известная Динарская четничес- кая дивизия попа Момчило Джуича) во время Второй мировой войне действовавших в этой области, и часто успешно боровшиеся с «оккупантами» — главным образом как раз хорватскими усташами.
Я не хотел бы недооценивать сербов, так как их общественные болезни ныне относятся ко всем «цивилизованным» народам, но надо все-таки соблюдать чувство понимания, места, времени и возможности государственных и народных сил, а в 1995 году все тут было против такой сербской партизанской войны, о которой рассуждали кабинетные мыслители. Хотелось бы знать, согласились бы эти мыслители жить в области, где ведется партизанская война? И согласились бы они вообще ее вести, когда противник, в данном случае мусульмано-хорватский, просто выселил бы из нескольких деревень жителей, и отправил их во «временные» концлагеря, в которых многих из них перебили, а в их дома заселил бы своих хорватов и мусульман? В Босанской Крайне в лето-осень 1995 года как раз и произошла агрессия НАТО, и его наземными силами были мусульманская и хорватская армии, и тогда никакой сербской партизанской войны не возникло.
То же самое, только в иной форме, благодаря подписанному миру, произошло и на Косово после ухода отсюда югославской армии и полиции, а авангардом KFOR как раз и была албанская УЧК (ОАК). Что было бы в случае наземной операции НАТО на Косово, не подпиши Югославия мира? Это видно по судьбе сербов Косово и Метохии, загнанных в Гето-албанскими экстремистами, занимающимися, по терминологии KFOR, местью, а на деле продолжающих резню и погромы настоящих хозяев Косово, начатые этими мстителями еще с турецких времен и продолжавших их во времена коммунизма. Со столь опасным противником как НАТО воевать тяжело. Одно дело разбой¬
362
ничать на больших дорогах, отнимая у представителей международных организаций автомашины и деньги при поддержке своей власти, упражняться в высказывании оскорблений в адрес миротворцев. Другое дело неделями мерзнуть в лесах и горах, десятки раз меняя места лежанок и не имея ни дней отдыха, ни больниц, ни магазинов, ни ресторанов. Опять-таки нашлись бы конечно у сербов люди, способные «партизанить» или «гайдуковать», но нельзя успешно партизанить, не имея идейной основы и материальной базы, а в сербских войсках не было не только этого, но даже элементарные разведывательно-диверсионные действия велись плохо и не организованно.
Практически все эти «специальные» отряды использовались для пехотных атак, для боевого охранения и поисковых действий, как правило, в узкой полосе боевых действий. Глубинные рейды в неприятельский тыл почти не проводились, а если и проводились, то главным образом, в начале войны, когда линия фронта еще не стабилизировалась, да и сами вооруженные силы сторон находились в довольно хаотическом состоянии. Но и тогда все подобные действия, за небольшим исключением, проводились по собственной инициативе, или командирами звена рота-батальон или самими бойцами, и соответственно, не могли иметь глубину больше нескольких километров. Проще говоря, все выглядело так: несколько бойцов по договору с каким-то им близким командиром проходили через неприятельскую линию обороны, как правило, состоящую из отдельных изолированных «бункеров» и там совершали нападение на то, что подвернется под руку («язык» или неприятельский пост). После начиналось отступление на свои позиции, где, «языка» могли тут же и убить не в меру храбрые защитники этих позиции. Конечно, бывали и весьма удачные «акции», в особенности засады, в которых особая роль принадлежала саперам и снайперам, но были и большие неудачи.
Подобные «акции» случались, может несколько раз в год в зоне ответственности одного из семи корпусов ВРС. Но, естественно, в местном обществе подобные
363
истории обрастали легендами, а так как подробной документации не велось, то все это забылось, и даже бывшие сторожа складов, повара и снабженцы хвалятся десятком таких акции, в которых они, якобы, принимали участие.
Но дело здесь не в сторожах, а в генералах, так как почти все вышеупомянутые акции были делом удали снизу, а не организации сверху. Подобные, однодневные вылазки глубинными действиями назвать было нельзя. Разведывательно-диверсионные действия требуют хорошего продуманного командования и организации, которые связывали бы эти действия с действиями остальных войск. Во-первых, этим обеспечивалась бы качественная подготовка разведывательнодиверсионных отрядов, в том числа в изучении методов боевых действий. Во-вторых, устанавливалась бы хорошая связь этих отрядов с командованием, способных управлять действиями нескольких из них, прикрывавших бы друг друга и подготавливающих друг другу тайные базы снабжения, действуя при необходимости «по кругу». В-третьих, куда легче и лучше находился бы для этих действий транспорт, в первую очередь вертолеты, способные в Боснии и Герцеговине действовать очень эффективно из-за высоких гор, скрывавших их от авиации и одновременно не давая времени для действий слабой неприятельской, прежде всего мусульманской, войсковой ПВО. Наконец, в-четвертых, силы, которые бы вели такие действия, снабжались бы совершенно необходимыми разведывательными данными, главным условием их эффективности.
На разведке следует остановиться особо, так как лишь толковая разведка дает успех таким действиям, и без нее силы, ведущие их, напоминают скорее слепых котят, тыкающихся носами на удачу. Опять-таки, если на неприятельской территории находится определенное количество «союзного» населения, то можно определенное время обойтись без связи с базой, и без поддержки собственной разведывательной службы. Агентурная разведка в данном случае является необходимой частью партизанской войны, и здесь без
364
хоть какой-то идейной основы обойтись тяжело, так как агентов создавать трудно, а они, став профессионалами, далеко не всегда надежны. Все это требует наличия соответствующей службы безопасности в разведывательно-диверсионных силах, а сами они должны пополниться с учетом определенных идеологических требований. Как эта война показала, иногда куда больше пользы давали лица из местных уроженцев, знавших местность и обладавших хорошими боевыми способностями и ответственностью за свою землю в отличие от накачанных и тренированных профессионалов. В лучшем случае единая разведывательная служба, объединившая так же службу внутренней и внешней безопасности, была, по моему мнению, обязательна, и более того, именно она должна была быть ядром разведывательно-диверсионных сил, и именно ее руководители должны обладать правом общего командования этими силами. Самое же главное не стремиться к «громким» акциям, затрачивая большие силы и средства в нападениях на цели, способных уничтожаться артиллерией или авиацией, и не посылать отряды в тыл для «галочки» в штабной документации. Глубинные разведывательно-диверсионные действия, вследствие их большой рискованности (они относятся к тяжелой форме войны пехотным действием, но при том без связи с собственным тылом), должны предприниматься лишь при крайней необходимости. Например, когда этим обеспечивается оперативный успех наступающим войскам, либо наоборот, предотвращается подобный неприятельский успех, либо если сам желаемый результат разведывательно-диверсионных действий имеет оперативное значение, что относится, прежде всего, к ударам по командным и политическим центрам противника. Лишь тогда следует идти на риск столь отборными силами, и здесь требуются действия агентов в самой неприятельской среде, и сами разведывательно-диверсионные отряды должны быть «разношерстными». Они должны состоять не только из «боевиков», но и из специалистов-взрывников, связистов, операторов РЛС, переводчиков (при необходимости) и авиационных и артиллерийских кор¬
365
ректировщиков, а так же из местных уроженцев. При позиционных действиях в самой фронтовой полосе нужды в таких забросках, как правило, нет. Куда эффективнее действует артиллерия при уничтожении целей, а не различные РЛС и системы РТР при их разведке. Потому в данном случае таким отрядам лучше вести борьбу с похожими неприятельскими действиями, неся поисковую и патрульно-постовую службу, а так же занимаясь боевой охраной и, ведя разведывательно-диверсионные действия у собственных позиций, стараясь не заходить вглубь, и лишь, в крайнем случае, прибегая к диверсиям. В разведывательнодиверсионных действиях не должно быть гигантомании, они могут вестись и отделениями-взводами. Тогда как роты, а тем более батальоны в полном составе мало употребляемы, и поэтому вряд ли была нужна В PC, планировавшаяся к созданию, но так и не созданная парашютная бригада, не имевшая бы ни средств переброски, ни места применения. В то же время довольно разумной была мера ГШ ВРС по созданию в 1995 году 10-го диверсантского отряда (ранга рота-батальон), который, действительно делая вылазки в неприятельский тыл, с целью диверсий, несколько раз его бойцы делали диверсии в глубоком неприятельском тылу. Однако в общем, сербские силы разведывательно-диверсионные действия вели плохо, да и командиры высшего и среднего звена, не имея часто опыта даже обычной разведки, не понимали всей ответственности и тяжести разведывательно-диверсионных действий. Приборы ночного видения использовались редко, как правило, командирами, хотя нужны они были разведчикам, а хороших глушителей, рассеивающих звук (как глушитель югославского Калашникова М-70) практически не было. Насколько известно, не достаточно использовался хороший переносной радар (на Доплеровом эффекте) ИР-3 югославского производства, который мог обнаружить ползущего человека на 300 метров, а идущего на 1500 метров. Использование разведывательно-диверсионных отрядов для наведения артиллерии было редким, что вполне понятно, с учетом того дилетантства и само¬
366
надеянности, которая господствовала во всей войне. Не случайно, что командование даже не захотело принять уже разработанную местными сербскими инженерами автоматическую систему охраны, основанную на сейсмических сенсорах, чьи сигналы поступали бы на автоматический вычислительный центр, а тот управлял бы действиями пулеметов, расставленных вдоль охраняемой территории. Такая система, была тоже частью разведывательно-диверсионных специальных действий, точнее борьбы с ними, тем более что цена ее была относительно невысокой и вполне приемлемой для местных условий. В конце концов, специальные силы и ВРС, и в особенности МВД охраняли сербские военно-политические центры. В общем, это было разумно, хотя будь противник, более подготовленный и способный, то вследствие общего качественного уровня этой охраны уничтожение одного из таких центров, в особенности чисто гражданских, не было бы для него большой трудностью и главной задачей был бы благополучный уход разведывательно-диверсионного отряда после этого нападения, что было бы довольно тяжело из-за «общинного» характера этого небольшого государства, в котором незнакомая личность сразу вызывала сомнения. Но и противник, особенно мусульманская сторона, находился в гораздо худшем положении. В то же Сараево сербским диверсантам проникнуть было довольно легко, хотя бы через сеть подземных коммуникаций. Там они могли бы выждать определенное время в одном из сожженных зданий, особенно административных и промышленных, например, вдоль улицы Воеводы Путника, по которой обязаны, были проезжать делегации, в том числе правительственные, из центра Сараево на сараевский аэродром, и целями здесь могли быть практически все ведущие личности мусульманского военнополитического верха. Сами сербские разведчики, правда, одиночные, все же посещали мусульманское Сараево, но в данном случае всю информацию можно было получить из средств массовой информации, то есть во время очередной миротворческой конференции, на которую должна была отправиться мусуль-
367
майская делегация, а уйти потом можно было на Гыр- бовицу без особых проблем, до нее от улицы Воеводы Путника была пара сотня метров. Но, власть Республики Сербской боялась политической ответственности за такую операцию, и по-моему, эта власть избегала едва ли не любой политической ответственности, что не избавило ее от преследования Международного трибунала Гааги. Уже после войны, на одной из встреч высоких чинов МВД и израильских военных специалистов, один из этих высоких чинов в ответ на замечание израильского офицера об отсутствии у сербских сил опыта «командос-акции» заявил: что сербы в этой войне вели оборонительную войну и в таких «акциях» нужды не имели». Вот в этом-то, я думаю, одна из главных причин больших недостатков в сербских разведывательно-диверсионных действиях, и во всей войне. Подобные заявления были не случайны, они выражали ту психологию, что царила не только во власти, но и в народе, пусть и с небольшим исключением. Эта психология, выразилась в «позиционной» войне, бьша, возможно, одной из наиболее последовательных вещей в этой непоследовательной войне.
Разведывательно-диверсионные действия в большей мере являются выражением маневренной войны, и, следовательно, подобная психология в них отражалась тяжелее всего. Тяжелые требования война выдвигает как раз к разведчику, вынужденному передвигаться значительное время в составе небольшой группы, а то и в одиночку и в отрыве от собственных войск. При этом разведчика не часто защищает броня или траншея, и это вырабатывает у него качества в большей мере соответствующие маневренной войне, и по большому счету, именно из разведчиков должны комплектоваться командиры, по крайней мере, общевойсковых частей и подразделений. В силу постоянного психофизического напряжения самым сжатым выражением войны являются разведывательно-диверсионные действия, и отношение к ним командования говорит об общем отношении его к войне.
В югославской войне эти действия имели место, но ни одна сторона не вела их в полную силу, хотя бы по
368
правилам старой ЮНА. Опять-таки нельзя все списывать на местные условия, так как в современных войнах армии что западного, что бывшего восточного блока так и не смогли найти таким действиям нужное место, бросаясь из крайности в крайность от «громких» операций с огромными затратами сил и средств при относительно малых результатах, до «планового» использования этих действий, но без особой связи с боевыми действиями на фронте. По моему мнению, такие действия должны проводиться в рамках единого плана боевых действий, они должны готовить почву для танково-механизированных клиньев, либо для десантов, либо для артиллерийско-авиационных ударов, чем обеспечивалось бы разумное использование этих весьма рискованных действий. Разумеется, обязательна и обычная разведывательная деятельность, так как в югославской войне нередко случавшиеся разгромы войск в засадах происходили из-за отсутствия вообще каких-либо разведывательных дозоров, хотя бы впереди движущихся войск. Так, в районе Озрена было потеряно несколько вагонов сербского бронепоезда с большим количеством оружия, движущегося под мусульманский городок Градачац, практически без разведки и, в конечном итоге, провалившийся колесами на одном участке железной дороги, где из-под шпал противник выкопал щебень, сумев остаться незамеченным сербскими войсками.
Не менее тяжелым обстоятельством было отсутствие должной связи между разведывательно-диверсионными действиями и деятельностью спецслужб. Это можно объяснить и политическими причинами, так как сербские спецслужбы, главным образом, внутри сербского общества, обеспечивали удержание власти правящему верху, то же происходило и на другой стороне. Однако немаловажен был и организационный вопрос, так как в той же армейской организации ЮНА разведка и контрразведка (ВОС и КОС) были слишком сдвоены от разведывательно-диверсионных отрядов. Близость к разведывательной службе обеспечивала успех действиям этих отрядов, но в принципе, отделы разведывательной службы вообще надо было
369
включать в состав этих отрядов. Кроме того, в СВК, в особенности ВРС, очень отрицательно сказывался идейный раскол. Кадровые офицеры ВОС и КОС прошли школу ЮНА и в большинстве были весьма «упертыми» коммунистами, пусть частично и несколько национального толка, тогда как бойцы ударных отрядов, обязанных вести разведывательно-диверсионные действия, к коммунистической идеологии и ее носителям, относились с раздражением. Так же как в сербских войсках действовала главным образом КОС, а ВОС была в Подчинении высшего командования, тон во всей разведывательной работе задавала первая, которая была нацелена на борьбу с противниками власти, и то преимущественно белградской, не важно шла ли речь о югославской армии или о ВРС и СВК. Эта же власть своих противников продолжала искать там, где это делала власть коммунистической Югославии — в сербском национализме, а ударные отряды как раз под эту категорию «врагов народа» и попадали. Таким образом, военные спецслужбы и ударные отряды действовали скорее как два сторонних элемента, пусть часто объединявшие свои усилия, но нередко и противостоявшие друг другу. К тому же, ни подготовленным личным составом, ни снаряжением, ни, наконец, агентурной сетью достаточной для широкой «специальной» войны ни ВРС, ни СВК похвастаться не могли. Однако вложи власть в это средства к усилия, то в первой половине войны только методом «специальной войны» можно было добиться победы над противником. Впрочем, для создания крепких сил «операций специального назначения» можно было даже и не тратить много средств, а лишь объединить в данной области усилия двух ведомств военного и внутренних дел, одинаково болевших в данной области от похожих болезней.
В бывшей Югославии органы внутренних дел, включавшие в свой состав и ДБ (госбезопасность), действовавшую не только внутри страны, но и за границей, были более привилегированными, по сравнению с армией. Естественно, что армия должна была обеспечивать лучшую подготовку для ведения собственно
370
боевых действий на войне, и похожие силы МВД должны были бы быть в более тесном содействии с армейской организацией. Командный состав, не имел достаточного (в силу объективных причин) опыта командования з бою. Высшие милицейские начальники, в чьем подчинении находились подобные подразделения, вообще практически не занимались войсковым командованием, да и само обучение в высших школах МВД мало уделяло внимания изучению тактики, следуя в лучшем случае, как правило, армейским образцам.
Оперативное же искусство командования МВД не могло применяться в силу использования его сил, как правило, «повзводно—поротно». В Югославии, особенно в военное время, милиция росла и в живой силе и в технике, но это не уравнивало ее с армией, а тем более в оперативном плане. Даже сведенные в бригады отряды специальной милиции (позднее отдельная) посебна (полиция) использовались, как правило, «повзводно» или «поротно», тогда как в обычной милиции даже существование интервентного подразделения звена взвод-рота в полном составе редко использовались. Опыт боевых действий, прежде всего специального характера, в МВД был большой, но он должным образом не развивался и не использовался из-за ограниченных задач, поставляемых ему в боевых действиях. Специальная милиция имела, как минимум, два преимущества над армией — профессиональный личный состав и постоянную практику. Для меня, очевидно, что без боевой практики уровень подготовки падает в любых войсках как в отношении тактики и действий, так и в отношении психофизических качеств бойцов, лишаемых в таком случае «экзаменационного» барьера и «закаливания». ЮНА, как и большинство прочих современных армий, была во многом лишена подобной практики. Когда на Косово и Метохии начались массовые албанские беспорядки, направленные как против югославской власти, так и против местных сербов, ЮНА здесь в основном охраняла свои объекты и границу. Это без сомнения, было ошибкой, так как то, что происходило на Косо¬
371
во и Метохии с 1981 по 1990 годы, позднее стало происходить в Славонии, Хорватии, а затем в Боснии и Герцеговине. Впрочем, армия, комплектуемая в соответствии с законом всеобщей воинской повинности, и не могла здесь быть использована, а сам боевой опыт не мог бы сохраняться из-за недостатков подобного пополнения. Поэтому на Косово и Метохию тогда посылались силы специальной милиции из всех республик бывшей Югославии. В то же время МВД на Косово и Метохии применяло силу далеко не всегда, ограничиваемую югославской властью и коммунистическими принципами. МВД Сербии, тем не менее, ответственное за эту автономную область, получило большой опыт, что и обусловило, большую готовность милиции в военном плане к начавшейся югославской войне в отличие от ЮНА. Следует заметить о большом внимании МВД к подбору кадров, а также профессиональной подготовке. МВД всегда отличалось высоким профессионализмом и поэтому не заостряло свое внимание на партийных активистах. Высокий уровень боевых единоборств в Югославии (по числу членов федерации каратэ — 300 тысяч — Югославия тогда занимала третье место в мире после США /2 миллиона/ и Японии /1,2 миллиона/) также пополнял органы МВД подготовленными физически бойцами. Неудивительно, что в начале войны силы МВД, в первую очередь ДБ и специальная милиция, были основной силой противоборствующих сторон. Однако, в условиях «странной» войны в ряды МВД Югославии, Республики Сербской и Республики Сербской Краины все больше стремятся лица сомнительного качества, что вызывало не только раздражение общества, но и наносило большую уязвимость государственного аппарата перед неприятельскими спецслужбами, которые были не только хорватскими, но и мусульманскими. Конечно, получив официальный статус, вновь пришедшие бойцы быстро «освоили» свое положение, но вот бороться с неприятельскими спецслужбами и их разведывательно-диверсионными группами было сложнее. В довоенной Югославии было много достаточно хорошо подготовленных агентов спецслужб в
372
техническом плане, которым было по плечу решать сложные задачи. В югославской же войне этот уровень резко упал, конечно их выручала практическая мононациональность довольно маленьких патриархальных обществ, особенно в Республике Сербской и Республике Сербской Краины, из которых можно было легко черпать информацию о всякой подозрительной личности. Политика нацеливала спецслужбы на политические и экономические интересы внутри Республики Сербской (PC), республики Сербской Краины (РСК) и всей Югославии. Особое значение имело разжигаемое политическими верхами противостояние армии и МВД. В Республике Сербской между ДБ и КОС (контрразведка и армия), не раз вспыхивала ожесточенная борьба, такая же борьба шла внутри самих спецслужб. Один из примеров, неофициальная спецслужба «Тайфун», созданная по одобрению политической власти PC, и по ее же приказу в конце 1993 года распущенная, когда она стала знать слишком много, и это сопровождалось арестами ее сотрудников. Спецслужбы захлестнула клановая и политическая борьба, началась гонка за деньгами. Все это не могло не отразиться на главной боевой задаче спецслужб — обеспечение разведывательными данными действующих на фронте сил при одновременном ведении тайной войны в тылу врага и подавлении такой войны в собственном тылу. Войсковая разведка велась из рук вон, плохо, а часто вообще не велась. Наступавшие отряды в большинстве случаев не знали ни численности, ни вооружения противника, зато об их «акциях» не редко знали женщины и дети в их же селах и городах. Разумеется, такое было характерно и для противника. И сербские спецслужбы по своим довоенным каналам не раз получали информацию о деятельности противника. Однако на фронт эта информация поступала с большим опоздание, и часто «застревала» в высших командных звеньях, не доходя до командиров ударных отрядов, уходивших в планируемые акции. Разведывательные данные практически не усваивались и не поступали вовремя во всей своей полноте в штабы, что отражалось в планирование боевых операций. Ду¬
373
маю, что одна из причин этого была в большой отдаленности спецслужб от войск и в их ведомственной разобщенности. Наконец, и само МВД обладало значительными войсковыми силами, в том числе специальными, другое дело, что большинство их не получало должной роли в боевых действиях, хотя, при использовании их для прорывов неприятельской обороны, сказывался недостаток бронетехники и артиллерии. В МВД PC позднее возникли планы создания отдельного корпуса спецмилиции, но это во многом было вызвано политической борьбой, в которой, как ни парадоксально, как и МВД вместе с СДС, так и ВРС опирались на поддержку из Белграда. Думаю, все же, что было бы разумнее вообще объединить МВД и ВРС под одним командованием, и подобный корпус создать из всех ударных отрядов и объединенной спецслужбы, а так же из объединенной военной полиции и милиции. Может это и не типично для современного мира, но если следовать только типичным образцам, а не здравой логике, то тогда надо готовиться к постоянным поражениям или же к победам «большой кровью». Всегда ведь легче и быстрее усваивается то, что выработано на собственном опыте, пусть речь идет о ранее усвоенных со стороны образцах. Время и общий труд лучшим образом создают эффективные формы военной организации, тогда как слепое следование старым, пусть даже успешным формам без всякого изобретательства, ведет в тупик.
К сожалению, ныне предпочитают лишь слепо копировать образец НАТО, хотя тот постоянно усовершенствуется и приспосабливается к существующим условиям особенным для каждой армии, а при этом в НАТО изучался и иностранный боевой опыт, в особенности советский.
Сербская среда, естественно, тоже требовала особых методов в проводившейся гражданской войне, тем более что боевой спыт для реорганизации войск был накоплен солидный. На деле, внимания этому вопросу уделялось мало, и дело заменялось словами, как в случае с угрозами партизанской войны.
374
Вероятно сам военно-политический верх, отчасти верил в эти угрозы или пытался в этом уверить других, но оснований они под собой не имели, и когда в ходе осеннего 1995 года неприятельского наступления в Босанской Крайне, Радован Караджич лично обратился с таким предложением к отступавшей массе сербских бойцов, то это встретило почти единодушный отказ. Возможно, его предложение можно было воплотить в жизнь, имея в наличие несколько иное войско, но именно власть войска и создавала, и исходить надо было из существующего, а не из желаемого. К тому же все эти химерические идеи, вроде организации против НАТО, партизанской войны, пусть даже в верхах серьезно не рассматриваемые, все же отвлекли внимание от самой цели войны — победы, а ее ключ, как и всякой войны, был довольно прост — победа в неприятельском центре, то есть в Сараево. Даже летом 1995 года сербские силы были близки к победе в Сараево. Здесь, после конца перемирия с мая 1995 года начали разгораться бои и 15 июня мусульманское командование начало большую операцию по «деблокаде» Сараево. Главный улар наносился в район Илияша и в район Вогощи, чтобы здесь был прорван коридор на Сараево, а одновременно неприятельские удары были нанесены по районам Хаджичи, Илиджа и Тырново. Тридцатитысячные мусульманские силы, наносившие главный удар из Високо, Брезы, Тарчи- на и Олово, были поддержаны огнем хорватских сил из района Киселяка, хотя местное руководство противилось войне с сербами, навязываемой с хорватского военного-политического верха, за что со своего поста был снят местный командир ХВО Киселяка. Одновременно мусульманскими войсками было совершено нападение изнутри, из «защищенной ООН» зоны Сараево. В какой-то момент казалось, что неприятельское наступление будет успешным, так как была прорвана сербская оборона в районе важного села Средне, чем перерезался путь к сербским позициям под Олово, и тем самым весь этот сербский сараевский район (Илиджа, Хаджичи, Вогоща, Райловац, Или- яш) оказывались практически окруженными. Большого
375
успеха противник добился и на Трескавицы, где и началось бегство некоторых подразделений ВРС и МВД с позиций, а некоторые сербские подразделения вообще тогда отказывались идти на фронт под Тырно- во, и противник вплотную подошел к нему. Все сербское Сараево оказалось под неприятельским ракетноартиллерийским обстрелом (около десятка тысяч снарядов), а на одну Гырбовицу за несколько дней операции упало около двух тысяч снарядов и международное сообщество в этом случае не протестовало против обстрелов жилых кварталов, поселков и сел. Сербам бежать было некуда, они защищали свои дома. 15 июня в зоне ответственности Сараевско-Романий- ского корпуса было провозглашено военное положение. Главная масса мусульманских сил действовала шаблонно и не слишком упорно шла в бой по планам не очень продуманным, хоть и созданным при прямой помощи американских военных советников, в значительной части генералов. Еще в 1994 году мусульманские и хорватские силы обучались «стандартам демократии» при посредничестве MPRI (Military Professional Resources Incorporate — американской фирмы), а договор был составлен 15 ноября 1994 года, министром обороны Хорватии Гойко Шушком. Но ни помощь советников, ни разведывательные данные с американских спутников и самолетов НАТО, мусульманским силам не помогли. Они были остановлены под Тырново и под Хаджичами, а главное под Илия- шем и Вогощей, и под последней их передовой отряд был разгромлен уже в районе Семизовца, села на полдороги между Вогощей и Илияшем, находившимся в сербском тылу. Стоило это наступление мусульманским силам недешево в несколько сот погибших и еще большее количество раненых, а так же большого количества материальных средств, что изрядно отразилось на боеспособности их 1-го, 2-го и 3-го корпусов. Возможно поэтому в сентябрьской операции 1995 года 2-го и 3-го корпусов по взятию Озрена едва ли не главная роль принадлежала моджахедам, как местным, так и приезжих, так как в своих действиях Армия Боснии и Герцеговины обнаружила низкую боеспособность.
376
Вот в этот-то период сербским силам и надо было двинуться в последнее и решительное наступление, чтобы потом не пришлось иным сербам жалеть о бессмысленных жертвах, и тут уже о месте удара размышлять было нечего. Нигде практически, кроме внутреннего сараевского фронта сербским войскам нельзя было уже нанести противнику большого поражения. Хорватия и ее Херцог-Босна для местных сербских сил в их тогдашнем состоянии были уже не по зубам, и выбор главной цели для хорватов означал увязание в бесконечных и кровопролитных боях.
В отношении мусульманской Боснии и Герцеговины сербские войска так же не могли предпринять ничего значительного, ибо в 1995 году ее войска, усилившись и техникой, и подготовкой, и опытом, прочно перехватили инициативу в боевых действиях и достигли определенных успехов уже в своих наступлениях; и осенью 1994 года в районе Невесеньа (поселок Бела), и в районе Озрена (горы Вележа, одноименные горному массиву в Герцеговине), и весной 1995 года под Бихачем, и в районе Купреса, и на горном массиве Маевицы (район Углевика).
Однако мусульманская сторона имела свою «ахиллесову пяту» — это было Сараево, и оборона ее 1-го корпуса здесь так до конца войны и не смогла достигнуть нужной эффективности, достаточной для самостоятельной защиты от сербского наступления на этом внутреннем сараевском фронте. Поэтому не о чем было размышлять сербскому руководству, не важно гражданскому или военному. Ведь для сараевской операции было достаточно даже одних сил МВД PC и тех частей ВРС (например, сформированной летом 1995 года в Пале 4-й Сараевской бригады), что были подконтрольны практически лишь политическому руководству PC. Тот, кто захотел бы в сербских верхах двинуть войска на Сараево, сразу бы получил большой авторитет в народе и войсках, и к нему бы устремились тысячи добровольцев как местных, как и приезжих, которые могли быть для такой операции собранными, вопреки практически, любому противодействию. К тому времени Сараево стало известно всему миру, и на сер¬
377
бскую сторону в случае действительного желания сербского верха, пусть и ограниченного вербовочной компанией, могли прибыть тысячи добровольцев. Что же касается местной среды, вряд ли бы кто-то здесь смог воспрепятствовать кому-то из сербских бойцов добровольно отправиться под Сараево, будь открытый призыв политического руководства PC, кстати, СДГ Аркана под Тырново тогда все же появилась, где был ранен и сын Аркана — Михайло. Наступление мусульманских войск на Сараевском фронте, можно было использовать для подготовки сербского контрнаступления на Сараево, используя для этого те силы и средства ВРС, что на деле были использованы в неудачном наступлении на хорватский анклав Орашье (половина в апреле — мае 1995 года); или в июле-августе, используя усталость мусульманских сил после провала их июньского сараевского наступления, а так же те силы и средства ВРС, что на деле были использованы в июльских операциях ВРС против мусульманских анклавов Сребреница, Жепа и Горажде, которые со взятием Сараево или хотя бы с его пересечением сербскими войсками и последующей действительной демилитаризацией, последней готовы были бы на определенных условиях капитулировать. Но в 1995 году повторилась уже привычная история с остановкой успешных операций. Так, операция по взятию мусульманских позиций у «аэродромного населья» (поселка аэродрома) и соседнего поселка Храсницы, была остановлена еще до ее начала самим ГШ ВРС. Майская операция по взятию Дебелого бырдо, силами Сараев- ско-Романийского корпуса, с Гырбовицы и из Пале, при ведущей роли разведывательно-диверсионного отряда Бели Вукови, была прекращена из-за отсутствия поддержки и не использования первоначального успеха. Самая же успешная в то время операция сербских сил на сараевском фронте, предпринятая с Сербской Илиджы, точнее из ее городских кварталов Наджаричи на кварталы района Ступ, была так же остановлена, хотя сербские бойцы уже вошли в Ступ, дойдя до здешней магистральной развилки дорог, откуда виделся почти весь город. Впрочем, в последнем
378
случае было неясно, почему удар был нанесен в «хвост» мусульманского Сараево, а не в голову. Тем не менее, успех наступления на Ступе доказывает, что, и сами местные сербы своими силами могли самостоятельно добиться успеха, даже в Сараевских городских кварталах, и были готовы даже в 1995 году пойти на штурм Сараево. В данном случае сербский народ, со всеми своими недостатками, проявил в конечном итоге большое понимание военной стратегии. Если сараевские сербы в тогдашней политической и общественной обстановке сами Сараево взять не могли, то по крайней мере, именно им, а не власти PC, а тем более Югославии, принадлежит заслуга того, что в войне Сараево осталось сербским, а тем самым сохранилась Республика Сербская. Появись в их среде действительно самостоятельная сила, которая смогла бы значительно переменить не только политику, но и общественную психологию, то в Сараево противник был бы разгромлен, а сама война была бы быстро закончена. Сербский военно-политический верх в силу различных причин, занимаясь больше дипломатией и пропагандой, в вопросах военной стратегии продолжал оставаться под большим влиянием официального Белграда. Последний, успешно подбросив дров в огонь войны, при его прямом участии и начатой, постепенно перешел к популярной мировой игре в «миротворцев».
В его новой миротворческой политике вопрос взятия Сараево, то есть вопрос разгрома противника, и тем самым предотвращения новых сербских жертв, столь оплакиваемых подобными «миротворцами», оказался не просто забытым, но и глупым. Миротворческая политика, обещая обществу, нереальные цели при ложной оценке прошлых событий, была легка для понимания и не требовала умственных и душевных усилий. Поэтому со временем стало довольно популярно в обществе Югославии винить за санкции «бо- санцев» и «краишников», своих «братьев-сербов», а и те в свою очередь, платили той же монетой «сербиян- цам». Так что весь этот шовинистический психоз, спускаясь вниз до самых малых сел и поднимаясь на уро¬
379
вень международной политики, окончательно раздавил здравую политическую логику.
Нельзя во всем этом винить одни личности во власти, ибо та власть соответствовала во всех своих представителях народу ею управляемому, и почти все сербы толком и не понимали, чем они обладали, с кем и против кого боролись, а главное, за что? Одна из главных, по моему мнению, проблем была в том, что сознательная добровольная жертвенность, с отрицанием личного блага во имя общественного, становилась все менее популярной и просто глупой, так как тон в обществе и государстве часто стали задавать люди без принципов и чести. Такие люди не были опасностью для неприятеля, потому что с одной стороны озлобляли всех мусульман и хорватов против всех сербов, а с другой стороны разлагали и само сербское общество, в особенности своими варварскими выходками на войне. Так что, начавшееся в июне 1995 года общее неприятельское наступление, в августе приняло характер катастрофический для сербов как РСК, так и PC. Это усугубилось двухнедельными бомбежками авиации НАТО (30 августа-13 сентября 1995года), но не авиация и не сила неприятеля вызвали сербское поражение, а сами сербы, в особенности государственная сербская политика, давно себя изжившая и летом 1995 года уже бывшая совершенно неупотребляемой. Требования отвода тяжелого вооружения от Сараево были лишь формальной причиной бомбежек НАТО, которому хорошо послужил очередной «таинственный» взрыв в Сараево, практически на том же месте, что и в 1994 и 1992 годах, (взрыв Маркала II — 28 августа 1995 года). Раз сербские силы не использовали свое преимущество там, где противник был наиболее уязвимым, то он, точнее мусульманская сторона, потерпев поражение с «деблокадой» Сараево, нанес удар там, где уже сербы были наиболее уязвимы, то есть в Босанской Крайне, где были использованы соединенные хорватские и мусульманские силы при поддержке НАТО. Сербское командование, тогда не могло совершить необходимого маневра силами, тогда как объединенные неприятельские силы со второй поло-
380
вины 1994 года, постепенно взяли инициативу в свои руки и под их ударами стали отступать, а то и бежать, сербские войска.
Хорватские и мусульманские силы уже показали в 1995 году большую общую подготовленность к войне, нежели в 1992—1993 годах. Что бы это понять, не надо было заниматься научными исследованиями и собирать разведывательные данные. Достаточно было просто отправиться в одну из «акций» сербских сил, в которых успехом считалось взятие по глубине не десятков километров, а несколько сот или десятков метров, и постигался он далеко не всегда и далеко не с первого раза, нередко ценой десятков жизней. Вместо отдельных укрепленных точек на участках фронта на важных направлениях противник создал глубокие линии обороны с траншеями, блиндажами и минными полями. Что стоило их преодоление, показывает операция сербских сил на Нишичком плато под Илия- шем, в которой лучшие ударные силы не только из состава Сараевско-Роман ийского, но и других корпусов ВРС, а также из других частей и соединении ВРС, многократно штурмовали одну гору за другой, неся почти каждый раз потери десятками убитыми и ранеными. Эта операция тянулась с августа по ноябрь 1994 года, но закончилась взятием всего нескольких этих гор. Когда же, наконец, оборона противника была сломлена, пусть даже поэтапным движением вдоль ее линии, операция была неожиданно, баз всякого шума, остановлена и не только не была взята хотя бы соседняя Вреза, но и сербские силы на захваченных рубежах попали под контрудар и в некоторых местах отступили, неся большие потери.
Еще тяжелее дело обстояло на участке фронта Тыр- ново, которое мусульманское командование, очевидно, решило взять. Только с сентября по декабрь, в трех нападениях мусульманских сил, в каждом из которых главная роль принадлежала разведывательнодиверсионным подразделениям, каждый раз гибло и попадало в плен десятки человек. В одном из них в октябре противник захватил на одной горной дороге
381
под Белашницей до десятка различных сербских бронемашин, в том числе танков, и каждый раз здесь терялось около 20—30 квадратных километров в горах Трескавицы, Игмана и Белашницы. Уже одно это должно было внушить хотя бы элементарное уважение к противнику, тем более что «Смертовницы» (отпечатанные объявления о чьей-нибудь смерти) не переставали появляться на столбах и стенах зданий сербских сел и городов, в том числе столице PC — Пале, и абсолютному большинству народа все больше и больше надоедала бессмысленная война.
Глава 23
Поражение сербской стороны в Республике Сербской Крайне: политические и военные причины
В РСК, сербские вожди стали своего рода «князьями» «освобожденных» земель. Естественно, что те, кто возглавлял восстание, должны были и править народом. Даже в срежиссированной войне народу надо было сражаться. Однако и власть должна знать, куда и зачем она ведет народ. И, если подняла людей на войну, то и стремиться нужно к победе. Ради осуществления общей идеи.
Но власть РСК словно бы забыла и про идею, и про народ. В результате РСК превратилась в «сербский резерват», и десятки тысяч сербов стали уезжать из этой «освобожденной» РСК в коммунистическую Югославию и на «неприятельский» Запад.
Характерны признания тогдашнего председателя общины Обровац Сергея Веселиновича. Он поведал, что никто в правительстве РСК не отчитывался в том, как используется помощь из Сербии. Между тем, оседая в Книне, как экономическом центре, эта помощь подкармливала слой «патрициев», созданный из бывших люмпенов.
РСК так никогда и не стала единым государством. Три ее части — Книнская Краина, Западная Славония и Восточная Славония, так и остались автономными областями, которыми умело, манипулировал официальный Белград.
В большей зависимости находилась Восточноя Славония, остававшаяся всю войну под прямым контролем Белграда, в том числе и военным, так как Ново- садский корпус ЮНА, размещенный в соседней югославской Воеводине свой контроль распространял и на Восточную Славонию. Естественно, местное сербское руководство в Вуковаре не обращало большого внимания на Книн, и когда «падали» Западная Славония и Книнская Краина, на Восточно-Славонском, весьма условном фронте, было тихо — мирно.
Впрочем, после установления в начале 1992 года перемирия, не менее условен был фронт и на других
383
участках РСК. Это стало одной из причин серии сербских поражений. В сущности, в этом не было ничего удивительного, потому что военные вопросы власть не интересовали. Так, Милан Бабич, имевший опыт участия в Пленумах СКЮ (но не в боевых действиях), своим приятелем доктором-гинекологом, заменил известного «капитана Драгана», профессионального военного.
Сменой власти, в том числе общинской, и недовольством народа, решил воспользоваться главный конкурент Бабича — Милан Мартич, министр внутренних дел.
Бабич, несмотря на то, что перед войной был членом общинного комитета СКЮ Хорватии и делегатом от Книнской организации на последнем съезде СКЮ Хорватии, решил предстать перед народом в «четническом» и национальном свете и даже получил поддержку от четнической эмиграции в Америке (от воеводы Джуича). Все это сопровождалось громкими заявлениями: «Если Европа хочет войны — она ее получит!». Однако план Сайруса Венса о мире, Бабич подписал. Бабич также совершил ошибку, начав ссориться с Милошевичем. Хотя, в 1991 году Бабич CAO Краину односторонне присоединил к Сербии. Это действие и несколько последующих соединений с PC Крайне, ничего не дало, так, как сделано, было лишь «на бумаге». Но ссора с Милошевичем стоила Бабичу места во власти. Заменил Бабича Горан Хаджич, добившийся раскола СДС и основавший собственную партию Восточной Славонии. Благодаря доверию Милошевича, Хаджич стал президентом РСК. Военным советником Хаджича стал Аркан, что положения дел не улучшило и РСК гибла в коррупции и криминале. Мартич продолжал обвинять Хаджича, и публично возвратил ему свой чин генерала, полученный от правительства РСК, оставшись, однако министром внутренних дел.
Одновременно продолжался конфликт Мартича с Бабичем, оставшимся во главе другой партии, выделившейся из СДС — СДС Краины, и ставшим председателем общины Книн. Конфликт между Мартичем и
384
Бабичем порою выливался в физические столкновения их сторонников. Произошло даже физическое нападение сторонников Мартича на Бабича и близкого ему председателя скупштины РСК Райко Лежаича в доме последнего.
Милан Мартич, чтобы подчеркнуть свою «серьезность», подавал себя, как человека, тесно связанного с официальным Белградом, в особенности с Милошевичем.
Горан Хаджич в 1993 году решил возвратиться на более спокойное место — главы своей вотчины — Восточной Славонии. И в РСК произошли очередные выборы. Главная борьба началась между прочетничес- ким Бабичем и прокоммунистическим Мартичем. Так как народ официальному Белграду уже не верил, то Мартич, несмотря на прямую поддержку Белграда, в том числе телевизионную, проиграл Бабичу.
Но неожиданно были «найдены» некие «фальшивые» списки избирателей, проведены новые выборы, на которых победил Мартич. Бабичу пришлось довольствоваться местом министра иностранных дел, по сути ничего не решавшим, так как президент Мартич главные связи, как с Белградом, так и с Загребом держал в своих руках. План « Z-4», предложенный международными представителями он отверг, не представив его даже на рассмотрение Скупштины.
Разумеется, план « Z-4» не благоприятствовал сербам, но обеспечивал им не только культурную автономию, но и частичную финансовую, политическую и военную самостоятельность. Правда, главным образом для Книнской Краины. Все же этот план надо было рассмотреть внимательнее, так как уже с 9 марта 1994 года РСК находилась в перемирии с Хорватией. Если бы обнаружилось, что план не подходит для РСК (по мнению его руководства), то надо было готовиться к новой войне, и хотя бы осенью 1994 года совместно с PC разгромить мусульманский 5-й корпус в Западной Боснии. Но власть РСК военной стороной дела практически не интересовалась. И Милошевич был, в общем, прав, заявив 10 декабря 1992 года на со¬
385
вещании с вождями РСК следующее: «Не хотите воевать, не хотите переговариваться, чего вообще хотите?»
Но правота этих слов Милошевича не означала его общей правоты, так как ни его сторонник Мартич, ни его прямой ставленник на посту председателя правительства РСК Борислав Микелич (один из вождей довоенных коммунистов-реформаторов Хорватии, после войны отбывший в Белград под опеку Милошевича), ничего нового в политику РСК не внесли. Более того, с ноября 1994 по март 1995 года в казну РСК вообще перестали поступать сборы от налогов из нефтяного « и «лесного» секторов экономики. Доходы от продажи горючего, в том числе нефти, добываемой из скважин в РСК, как и от торговли с мусульманскими войсками Фикрета Абдича шли в Сербию и на Запад. Хотя в день в РСК добывалось 500 тонн нефти, ее цена достигала 10 немецких марок за литр. Колонны грузовиков с «гуманитарной» помощью приходили в РСК полупустыми, а то и вообще не приходили, тогда, как грузы продавались по Сербии, а то и по Хорватии.
Следует привести слова Йована Опачича, одного из основателей сербского культурно-просветительского общества «Зора» и пионеров сербского национального движения в Крайне: «Войны не должно было быть. Война шла не из-за Краины, а из-за того, что какие- то полуграмотные и не патриотичные люди стали «отцами нации — президентами и министрами».
Конечно это субъективное мнение, так как «отцы нации» мало, что решали в деле ведения войны, так как попросту не понимали ее причин и логики. Однако Опачич озвучил мнение большей части сербского общества и тех, кто боролся за «сербское освобождение». Не случайно РСК за три года лишилась от половины до трети населения, покинувшего территорию. Власть, однако, вместо срочных мер по спасению государства, ввязалась в склоки. К внутренним конфликтам добавились раздоры между Мартичем и Мике- личем. Мартич защищал национальные сербские интересы, а Микелич — «державные» интересы Белграда.
386
Около трехсот тысяч населения РСК «опекали» десять политических партий. Партийная борьба раздирала РСК. «Торжество» демократии позволяло официальному Белграду легко манипулировать РСК, используя не только расколовшуюся на три части СДС, РСК и социал-демократов РСК, но и непримиримых (к коммунизму) радикалов, также переживших раскол после того, как их вождь, Раде Лесковец, ушел из- под опеки Воислава Шешеля, создав собственную партию. В конечном итоге произошло деление общества между сторонниками Милана Бабича, считавшегося лидером националистической «прочетнической» линии и принимавший частые делегации четничес- кой эмиграции и национальной оппозиции из Сербии, Черногории и PC, и Миланом Мартичем, считавшимся лидером «державной» линии представлявшей интересы Сербии, в первую очередь Милошевича, близость с которым Мартич постоянно подчеркивал. Впрочем, как оказалось впоследствии Милошевич и одной, и второй линией весьма успешно манипулировал, что признали и Мартич, и Бабич впоследствии обвиняя Милошевича во всех своих бедах. Обвинять кого-либо стало любимым делом сербских политиков, и большей части местного общества. Разумеется, больше всего обвинялись хорваты, причем поголовно, хотя непонятно, на что кроме ненависти можно рассчитывать от своего врага. Однако война все же должна иметь, какие-то правила, хотя бы ради чувства собственного самосохранения. На примере судьбы РСК было видно, что те, кто словом и делом подстрекали к поголовному истреблению противника, как раз лучше всего ему и послужили, дав тому оправдание всеобщей этнической чистке сербов РСК. Слова должны подкрепляться делами, а безответственные демагоги всех сортов сделавших Книн туристическим местом, не спешили хоть что-то сделать, чтобы поправить катастрофическое положение дел в войсках и бывших главной гарантией безопасности РСК. Вместо этого были найдены другие объекты «критики». Главным виновником была провозглашена Сербия, а затем и Россия. Сербия, конечно, несла боль¬
387
шую долю вины, но это не могло оправдывать коррупцию и безынициативность власти РСК, способной подобным образом развалить и куда более крепкое государство. Но если Сербию можно было критиковать с оглядкой, то в отношении России смысла сдерживаться не было, тем более что обвинять Россию во всех своих бедах стало популярным занятием сербских политиков, и сербского общества. Удивительно, с каким апломбом заявлялось, что Россия предала сербов, когда последняя даже в своем хаотическом состоянии не давала и не могла дать какие-то обещания сербской стороне. Непонятно, ради чего Россия, терявшая миллионы квадратных километров, должна была вступаться за сербов начавших эту войну далеко не ради России. Сербская политика была эгоистична и на тех же «православных братьев» — болгар, планы строительства «Союза православных земель» с сербской точки зрения не распространялись. Впрочем, с подобными обвинениями в адрес России больше выступали общественные и политические деятели из Белграда и Пале, деятелям из Книна было тогда не до этого. Они в РСК были заняты главным образом борьбой за власть и деньги, втягивая в междоусобицы весь народ. Друг друга, обвиняя в коррупции, все они оказались так или иначе замешанными в хищениях и коррупции. С середины 1990 года Милан Бабич, Велибор Матишевич, Милан Паскаль, Милан Бабич, Горан Хаджи, Милан Марти, сменяя друг друга на месте президентов РСК, а Милан Бабич, Ристо Макович, Здравко Зэчевич, Джордже Бегович, Борислав Мике- лич, Милан Мартич во главе правительств РСК совершенно не заботились о состоянии военного дела. Созданная 16 октября 1992 года СВ К так и осталась плохо подготовленной армией без должного единства и даже не смогла обеспечить эвакуацию людей с оставленной ею территории.
Искренни ли «верхи», когда говорят, что гибель людей на оставленных сербскими войсками территориях, обусловлена внешними или внутриполитическими причинами (традиционная сербская болезнь — сла¬
388
бость сербской политики и успешность сербского оружия), интенсивно вбивая это в головы людей?
Сербское оружие, так же как и любое другое, знало поражение, нередко — сокрушительное. Игнорирование этого факта можно приписать массированной «промывке мозгов». Но я думаю, что непризнание своих ошибок — путь к новым поражениям. Стоит вспомнить историю с разгромом армии Королевской Югославии несколькими немецкими армиями при поддержке итальянских, венгерских и болгарских частей в 1941 году всего за семь дней. Югославия тогда обладала большими мобилизационными возможностями и немалыми запасами вооружений. Пронемецкая деятельность определенных кругов в среде хорватского, словенского, албанского и мусульманского народов (пользовавшихся весьма ограниченной поддержкой народа), не может быть оправданием для слома Королевской армии, сдавшей Белград без боя разведывательному патрулю немецкой дивизии СС. Королевской армией руководили сербские генералы и офицеры, большинство - бывшие участники Первой Мировой войны, в которой сербские войска хорошо себя проявили. Но именно это и привело к тому, что многие командиры среди сербских военных слишком вознеслись духом (в своем шовинистическом превосходстве). Сербские генералы посмеивались над всеми своими соседями и даже над прибывшими в Югославию русскими белоэмигрантами, весьма опытными в военном отношении людьми, что они и продемонстрировали в 20-е годы XX века, устроив в Албании государственный переворот, сбросив проитальянское правительство и возведя на престол тогдашнего югославского союзника — короля Зогу.
Поэтому июньский разгром Югославской армии 1941 года — весьма поучителен для сербов. Если бы сербская военная и историческая «науки» его признали, попытались найти истинные причины поражения, может быть, и не произошло бы столь катастрофического разгрома РСК. Но допустим, РСК с самого начала была обречена на разгром, и сербская власть ничего сделать не могла для предотвращения катаст¬
389
рофы. Но даже неотвратимость поражения не снимает с власти ответственности за судьбу народа. Власть, ее аппарат, в первую очередь — военный, продолжал использовать государственный бюджет и весьма широкие, предоставленные ему народом, права. И власть обязана была спасти свою землю, свой народ. К тому же было ясно, что Запад совершенно не желает в Европе конца XX века иметь новый хорватский «Ясено- вац» для новых десятков тысяч сербских жертв. Наконец, вне зависимости от политической ситуации, войска Республики Сербской Краины должны были защитить свою землю, они имели и современное вооружение, и поддержку народа, бежать которому было некуда.
В 1992 году ЮНА, а также силы МВД Сербии обеспечили войска РСК большим количеством современной техники и снаряжения. Из-за начавшихся весной 1992 года боевых действий в западной части Боснии (хорватское наступление), вывезти запасы ЮНА из Книнской Краины (Лика, Кордун, Баранья, Далмация) и Западной Славонии было невозможно (отсутствие прямого выхода к Сербии). Территориальная оборона РСК создавалась под прямым руководством белградских верхов, главным образом, специальными силами МВД Сербии. Ведущими людьми ТО РСК были люди из Сербии — будущий министр внутренних дел Сербии Радован Стойчич «Баджо», Желько Ражнатович « Аркан» и «капитан Драган» — Драган Василькович. Они всю югославскую войну играли в действиях сербской стороны очень важную роль.
После подписанного 23 ноября 1991 года в Женеве перемирия (Милошевич—Кадиевич—Туджман), вывода из Хорватии войск ЮНА и ввода туда миротворческих сил ООН — главная ответственность легла непосредственно на войска РСК. В первую очередь — на созданное 16 октября 1992 года Серпско Войско Крайне (Сербское Войско Краины — СВК). СВК включило в себя оставшиеся на сербских землях силы ЮНА, в том числе — их инфраструктуру, технику, вооружение, снаряжение, материально-технические средства, командные и технические кадры. Это были вполне боеспособные войска, получившие боевой опыт в боях
390
под Задаром. И в боях за г.Глину (область Бании) 26- 27 июня 1991 года, а также в операциях проводившихся на территории Боснии и Герцеговины совместно с войсками PC (операция по взятию Купреса (апрель-май 1992 года) операция «Коридор—92» (май- июль 1992 года) по соединению западной части PC с ее восточной частью, действия сводной группы войск РСК в районах Дервенты, Модричи, Босанского (Сербского) Брода и Добоя и операция (не слишком, правда, успешная) под Бихачем (август-сентябрь 1992года).
Правда согласно договору о перемирии армия РСК должна была быть заменена милицией, но фактически произошла лишь перемена знаков различия армейских на милицейские с тем, что-то большая часть мобилизованного состава была распущенна по домам. Впрочем, созданные отряды милиции оказались под большим влиянием политической власти, что не могло отрицательно сказаться на подборе командиров.
Первое масштабное поражение сербов произошло на Милевачком плато (район слияния рек Кырка и Чикола в районе г. Дырниша в направлении хорватского Шибеника). Вследствие неподготовленности войск, неожиданности нападения, преимущества противника в силе (две хорватские бригады), пассивностью миротворческих сил ООН, не защитивших, так называемую «розовую» зону, в соответствии с сараевским договором от 2 июня 1992 г года это поражение было полным.
В результате этого поражения, было сожжено несколько сербских сел и убито около сорока сербских бойцов (в т.ч. пленные).
Однако уже к концу 1992 года СВК имела достаточно времени, чтобы установить прочные линии обороны и подготовить кадры для борьбы с хорватскими войсками. То, что хорватов считалось больше, ничего не значило. Сербов в Хорватии перед войной насчитывалось около восьмисот тысяч (тех, кто изъяснялся, как серб). К тому же, многие из 1 200 000 граждан Хорватии, изъяснявшихся, как югославы, тоже были сербы. Естественно, после победы на выборах ХДЗ 6 мая 1990 года и принятия Хорватским Сабором (пар¬
391
ламентом) 22 декабря 1990 года нового Устава (Конституции), они стали ощущать себя неуютно. С началом войны, массовыми арестами и убийствами сербов в Хорватии это чувство усугубилось (до 150 арестованных, а затем и убитых сербов и сербок).
Все это способствовало тому, что многие сербы, особенно из первой категории, бежали из-под власти новой хорватской демократии, хотя немало сербов, особенно из второй категории, устроились под новой властью, иные даже в военных формированиях. Сербские беженцы могли бы обеспечить РСК стотысячную армию и дали еще столько же людей для различных резервных формирований. Фактически же в РСК оказалось населения в два-три раза меньше, так как республика приняла лишь немногим более ста тысяч беженцев в дополнение к двум с лишним сотням тысяч местных сербских уроженцев, хотя были все возможности устроить в несколько раз большее число беженцев. Нехватка материальных средств — оправдание неубедительное, ибо известно, каким образом и куда уходили средства — об этом я упоминал выше.
Все случившееся — закономерный результат. Действительной заботы об общесербских интересах при создании РСК проявлено было, мягко говоря, маловато. Даже меньше, чем при строительстве PC, так как тогда (в Хорватии) официальный Белград был полностью на сербской стороне, участвовал в защите интересов местных сербов. О судьбе сербов РСК не заботился никто. Характерный пример — сознательное упущение Задра, который всю войну от линии фронта отделяло 10 км. В этом городе, где проживает несколько сот тысяч человек, находились значительные производственные и военные ресурсы. Важно было и расположение Задра в глубине побережья, закрытого несколькими островами и полуостровами. С попаданием Задра в сербские руки надежное будущее РСК было бы обеспечено, это настоящий столичный город — не провинциальный центр Книн.
Хорватское положение с потерей Задра резко бы осложнилось из-за отсечения от Хорватии Далмации,
392
а тем самым Боснии и Герцеговины. И даже если бы война там все равно началась, сербские неприятели оказались бы в куда более тяжелом положении и долго не продержались.
В Задаре могли бы найти пристанище десятки тысяч сербских беженцев (для РСК), а были бы спасены от преследований и тысячи сербов, живших в городе и его окрестностях. Упущение Задра, как раз и вызвало эти преследования — половинчатость на войне вещь нетерпимая. Последнее относится и к Госпичу, находившемуся в 2-3 километрах от позиций ЮНА (Книн- ского корпуса). Там хорватские войска под руководством будущих генералов Тихомира Орешковича, Мирко Нор- ца и Агима Чеку в ночь с 16 на 17 октября 1991 года арестовали и перебили около 150 местных сербов.
То же самое происходило в Западной Славонии осенью 1991 года в районах гор Псуня и Папука, оставленных ЮНА и местными сербскими силами. Здесь с октября 1991 года по март 1992 года погибло или было изгнано до 2,5 тысячи местных сербов (по данным информационного центра бывшей РСК «Veritas»). Хотя до штаба Баня-Лучского корпуса ЮНА, размещенного в селении Окучаны (Западная Славония), от этих невысоких гор было, около десяти километров. Помимо ЮНА и сил МВД Сербии, здесь находилось еще 10 тысяч сербских вооруженных сил CAO Западной Славонии. Тем не менее, хорватские войска довольно быстро захватили районы Псуня и Папука. И тут все на предательство в руководстве ЮНА не спишешь. Как я думаю, немалую долю ответственности за смерть четырех тысяч сербских гражданских лиц, погибших в результате хорватских чисток на захваченных ими территориях РСК с 1991 по 1995 года (данные центра Veritas), и за уничтожение десяти тысяч сербских домов (по заявлению американского посла в Загребе — Питера Галбрайта) несут военно-политические верхи РСК. Их действия нельзя оправдать тем, что вот, мол, наивный сербский народ оказался разоруженным миротворческими войсками ООН.
После событий 1991—1992 годов миротворцы сербской стороной воспринимались, скорее, как неприя¬
393
тель. Что, кстати, пропагандировалось сербскими верхами. Сербы на защиту миротворцев всерьез и не надеялись. И на своих складах под наблюдением миротворцев держали лишь малую часть оружия, которое в случае нужды могли забрать. То, что на складах оружие ржавело, приходило в негодность — вина сербских командиров, не обеспечивающих его своевременный техосмотр.
Называть РСК армией безоружной - нелогично. Согласно западным, хорватским и сербским источникам, СВК обладала большим количеством вооружения и техники: 250 танков (главным образом Т-55 и М-84), десятки танковых мостоукладчиков, ремонтно-эвакуационные машины (на базе танка), 150 БТР и БМП (в том числе современная югославская БМП М-80), 600 орудий и минометов (в том числе современные гаубицы Д-30 (122 мм) и М-48 (130 мм)), 50 РСЗО (не только 128-миллиметровые Огонь М-77, Пламень — М63,но и 262 миллиметровые Орканы М- 87), три сотни противотанковых пушек ПТРК (в том числе современные пушки Т-12 (100 мм), ПТРК М- 83)), от пяти — до семисот зенитных артиллерийских и ракетных установок (прежде всего самоходных двуствольных (30 мм) ПРАГ М-53 и самоходных трехствольных (20 мм) БОВ-3, а также буксируемые 40 мм артиллерийские установки BOFORS, и, наконец, ЗРК — переносные (Стрела — 2 М и Игла) и самоходные — (Стрела ЮМ- малой дальности и Куб-М — средней дальности). Имелась также по паре десятков вертолетов и самолетов (современные противотанковые и разведывательные, типа Газель (французская лицензия) и реактивные штурмовики J-22 «Орао»). Располагала СВК и хорошей военно-воздушной базой Удбина.
Недостаток людей в СВК был весьма ощутим. В этом виновата была сама власть РСК, не привлекавшая на жительство беженцев из Хорватии, способствовавшая — проведением политики беззакония и мошенничества, бегству из РСК сербского населения. Так что в Югославии военно-способных «краишников», то есть уроженцев и жителей общин Хорватии, что вошли в со¬
394
став РСК, было едва ли не такое же количество, что и в вооруженных силах РСК. К тому же и использование людских ресурсов РСК было крайне неудовлетворительным. Впрочем, это вполне соответствовало военной политике, которую проводили власти сербской стороны, следуя примеру (1991 г) официального Белграда. Эта политика предусматривала борьбу с четни- ческой идеологией, с добровольческим движением, несмотря на то, что не все добровольцы были четниками. Что касается добровольцев из Сербии и Черногории то они, как и их роль в боевых действиях на фронтах оставалась без всякого внимания военного командования всех «сербских» армий. Это было весьма абсурдно, ибо лишало вооруженные силы хороших воинов, составлявших в них немалый процент. В таких условиях попытка создания четнического полка «Петар Мыркшич» предпринятая в ходе перемирия движением «Сербские четники» под руководством Радэ Чубрило было воспринято военной безопасностью как большая угроза от нового хорватского наступления. Так что у четников, бывших впрочем, не слишком дисциплинированными и проявляющими желание к обучению дело дальше парада человек не пошло. На парад собралось около 1000 человек, а Чубрило пришлось впоследствии определенное время провести в тюрьме.
В этой борьбе военная безопасность СВК, как впрочем, и ее коллеги из ВРС и Войска Югославии достигла определенных успехов. Ее офицеры, абсолютное большинство которых — ученики школы ЮНА, хорошо усвоили, чего государство дозволять «не может». Но о том, что сделать, чтобы вывести РСК из критического, а по сути — из катастрофического состояния, военной безопасности думать было, видимо, недосуг. Возможно, это и было причиной того, что книнские архивы, содержащие данные о сербских командирах и добровольцах, в особенности «прочет- нических», в августе 1995 года попали в хорватские руки вместе с остальными архивами Главного штаба СВК.
При столь упорной борьбе с «четничеством» организовывать прием и размещение добровольцев извне
395
было, видимо, «несвоевременно». Куда легче было ждать слома всей СВК, вовремя сняв с себя ответственность за это. Вероятно, по этой же причине военная безопасность вместе с «державной» безопасностью, «проворонила» подготовку двух неприятельских нападений в 1993 году, хотя их связи с соответствующими ведомствами в Югославии были довольно крепки, чем они не стеснялись хвалиться. Это был провал обеих ведомств. Но еще большим провалом это было для СВК, показавшей неспособность противостоять противнику в боях за Масленицу (22—24 января 1993 года), и боях за Медачки джеп (выступ) 9—17 сентября 1993, где хорватские войска разрезали сербскую оборону, как нож в масло. И о первом, и о втором хорватском наступлениях командование СВК должно было предполагать. Так, в первом случае, было известно, что хорватская власть намерена восстановить полный контроль над Адриатическим побережьем. Для этого необходимо «срезать» сербский выход к нему через небольшой, глубоко врезающийся в побережье залив Новиградско «море» (площадью примерно 10'10 км) и соединенный с ним меньший (в 5—6 раз) залив Каринско «море» в районе селений Масленица и Но- виград. Этот выход сам по себе роли не играл, так как до открытого моря отсюда было около 20 км хорватской территории, однако он представлял собой северную сторону сербского «выступа» к Задру размером где-то 20—30'20 км. А отсюда до Задра (от сербских позиций в направлении сербского городка Бенковац) оставалось немногим более 10 километров по равнинной местности. Если учесть, что до столицы РСК Кни- на от Бенковца было всего 50—60 км, которые можно было проделать не только по автомобильной, но и по железной дороге (Задар—Бенковац—Книн—Мартин Брод—Бихач—Крупа-на-Уне—Нови Град), то СВК всегда могла, в случае необходимости, нанести удар по Задару.
Конечно, в реальность последнего поверить было трудно, учитывая генеральную линию высшей сербской политики и весь ход предыдущих событий. Куда более реальным было желание хорватской власти открыть
396
автомагистраль — 23 км, из Задара через мост у Масленицы, вход в Новиградско море, и дальше — до Карлобага (еще 63 км). Оттуда магистраль шла на Риеку, Загреб, Госпич. Мост у Масленицы был важнейшим звеном, связывавшим Далмацию с главной территорией Хорватии. Единственный объезд существовал лишь по куда менее проходимой автодороге — через остров Паг, откуда шла паромная переправа на Карлобаг. Это никак не устраивало хорватов, в особенности с началом хорватско-мусульманской войны в Боснии и Герцеговине и необходимости постоянной переброски сил и средств на фронт из Хорватии.
Возможно, сдача Масленицы была спланирована в Белграде, чтобы облегчить положение Хорватии, но послужила она против сербов. СВК лишь на отдельных участках, силами местных уроженцев оказала сопротивление, в основном войска сербов неорганизованно отступали, а нередко и просто бежали. Так что хорватские войска, взяв Масленицу, а заодно и Но- виград, и Зеленик, еще несколько сел (Земуник, Ислам Гырчки, Кашич, Смилич, Перуджу, Куда Янко- вич Стояна), три из которых — Смилич, Кашич и Ислам Гырчки просто сожгли. Сломив последнее сопротивление, через два дня хорваты развернули наступление почти по всей прибрежной области Равни Котари, едва не взяв и Бенковац.
Две бригады СВК, державшие оборону на этом участке и не получившие помощи, были разгромлены. Бенковачкая бригада была разгромлена полностью, а потери сербов достигли несколько сот человек погибшими и пленными. Командование отличалось очень низком уровнем и скорее большим препятствием, тогда для хорватских сил была политика ООН и ее «миротворцы», которые конечно спасти сербское население захваченных районов не могли, как не могли остановить хорватские силы. В крайнем случае, само их наличие препятствовало более масштабным планам хорватского командования и стоит заметить, что канадские и французские миротворцы несколько раз вступали в бои с хорватами.
397
Хорватские войска добились на данном, довольно узком участке фронта, превосходства, стянув сюда шесть армейских бригад, поморский (морской) отряд, несколько отрядов полиции. Но и СВК имели четыре корпуса в Книнской Крайне, 39-й Банийский (область Бания), 21-й кордунашский (область Корду- на), 15-й Личский (обл. Лики), 7-й Далматинский (Книнскй). Они насчитывали до тридцати тысяч военнослужащих и располагали 10—15 тысячами резервистов. За два дня они могли собрать достаточно сил для остановки противника, не владеющего в этом районе должной сетью путей сообщения и не имеющего глубокого тыла. К тому же сербские войска занимали верха горного массива Велебит (1757 м), нависавшего над Масленицей и побережьем от Новиградского моря почти до Карлобага. С гор им было легко вести огонь по наземным хорватским путям сообщения и по автодороге на острове Паг.
Однако контрнаступления СВК не предприняла, и чтобы поражение не так сильно ударило по престижу власти РСК, тогда еще нужной официальному Белграду, последний послал в Бенковац отряд СДГ в 200— 300 человек, оснащенный несколькими единицами бронетехники, возглавляемый «самим Арканом», а также разведывательно-диверсионный отряд Вукови са Вучияка», 1 Краинского корпуса ВРС. Им пришлось силой возвращать на позиции несколько тысяч бегущих местных бойцов. Их силами, как и силами некоторых подразделений местных войск под Бенковацем — Обровцем была установлена новая линия сербской обороны, видимо принятая на верхах, продержавшаяся до августа 1995 года.
Другое хорватское наступление прошло похожим образом в соседней (в полусотне километров от Масленицы) горной области Лики (горы Велебит). Целью хорватского наступления был сербский выступ (глубиной до десяти и шириной до 5—6 километров) у городка Медак — Медачский джеп (выступ). От границ этого «джепа» было всего несколько километров до хорватского городка Госпич, от которого в сторо¬
398
ну Медака отходил почти такой же выступ с нижней границей по Меданскому джепу.
Нападающей стороной были хорваты, а главную роль в операции сыграла 9-я бригада «Вукови» из Гос- пича, командующий Мирко Норац, который в хорватской армии слыл способным офицером.
Норац подтвердил это мнение об операции. Силами отборных ударных подразделений своей бригады и специальной полиции, включавших и иностранных наемников (упоминались немцы и голландцы) за 2 дня Норац окружил Меданский джеп, быстро нанес поражение сербской Грачачской бригаде, разгромив ее батальон захватив у сербов около 30 орудий и минометов один танк и один БТР. Остальные сербские войска оказали очень слабое сопротивление и в соседнем Метке свыше тысячи сербских бойцов не сдвинулись с места.
В этой операции было убито около сотни военных и гражданских сербских лиц, два десятка сербских бойцов было взято в плен, сожжены сербские села Почитель, Читлук, Дивосело. Разделяя возмущение описавших эти события сербских авторов жестокостью хорватов, убивавших всех сербов, даже стариков, следует задать вопрос: где же была СВК, ее интервен- тные и специальные отряды? Ведь силы противника были невелики, один Личский корпус СВК мог бы в течение нескольких дней собрать интервентный отряд численностью в батальон, которого хватило бы для прорыва линии «специальных» отрядов хорватов, окружавших с крайнего левого фланга Медачков джеп и установивших линию внешнего обруча окружения на линии сел Почитель и Бобичи. Так как укрепиться на этой линии времени у последних не было, а сербских позиций здесь не существовало, то вряд ли эти, главным образом, пехотные группы, могли бы выдержать контрудар с направления Медака сербских войск, располагавших к тому же большим количеством бронетанковой и авиационной техники (до Книна было не более 100 км, а до военно-воздушной базы Удбина — двадцать).
399
Но все эти очевидные преимущества сербской стороной использованы не были и уязвимый левый фланг наступавших хорватских войск так, и остался не тронутым. Сербские войска бежали при весьма слабом сопротивлении, оставляя оружие и технику на позициях по свидетельству очевидцев (Свидетельство взятого в плен уже после этой операции в начале 1994 года голландского наемника Йоханна Тилдера, бывшего тогда командиром одного из «специальных» взводов 9-й бригады)
Парадоксально, но миротворческие войска (канадские, французские, голландские) куда больше причинили хлопот хорватам, вступая с ними в течение почти десяти дней в прямые перестрелки и обмен артогнем. За поражение в Медачком джепе власть СВК, при поддержке Белграда, также обвинили миротворцев.
Конечно, объективно миротворцы всю войну действовали в пользу хорватов, проводя «миротворческую» политику ООН. Но имей они даже прямой приказ с оружием защищать РСК, все равно сил бы для этого у них не хватило.
Сербские же войска для защиты своих земель сил имели предостаточно. В том, что на Медачкий джеп не были отправлены ни бронетанковые колонны, ни вертолетный десант вина не миротворцев, а властей РСК и командования СВК от главного штаба до нижестоящих штабов. От военной безопасности пользы также было немного: нападение хорватских войск было внезапным. В общем, и военные, и гражданские власти РСК показали свою неспособность самостоятельно защитить возглавляемое и охраняемое ими государство. Главным образом эти власти ретиво упражнялись в речах. Когда же дело касалось боевых действий, ретивость исчезала. Мне думается, их вполне устраивал ход «странной войны» на весьма условном фронте. Провозглашенное перемирие бездельем развращало войска, бойцы не видели смысла в несении тяжелых и скучных смен на позициях. Редкие диверсантские и штурмовые акции с обеих сторон, как правило, взводного, максимум — ротного звена были делом, в основном, отдельных интервентных подразделений и
400
никаких ощутимых результатов не приносили. Хорватские войска со второй половины 1994 предпринимали ряд операций ограниченного масштаба в районе горного массива Динара, медленно, но верно приближаясь к Книну. Сербские войска вместо удара по уязвимому Задару, где они могли использовать свои бронетехнику и артиллерию, посылали сводные пехотные подразделения на Динару. Сербская же боевая техника согласно договору о перемирии была выведена в составе сводных батальонов вне фронтовой зоны (где 5, где 10, а где и 25 километров). С началом боевых действий Западной Боснии между силами Народной обороны Фикрета Авдича и оставшихся верными Изетбеговичу частями 5 корпуса Армии Боснии и Герцеговины СВК и МВД Краины, очевидно по приказу из Белграда стали поддерживать Авдича. С середины 1994 года на помощь силам Авдича стали посылаться сводные отряды из состава СВК а также специальной милиции. Так как там же действовали отряды «красных беретов» ДБ Сербии и СДГ Аркана и общее руководство операции «Паук» принадлежало ДБ Сербии то «краишники» играли тут подчиненную роль. Люди неохотно отправлялись на этот фронт, не желая воевать за «турцев», и за как справедливо они полагали за деньги, получавшиеся верхами РСК и Сербии. Не случайно, что в Кордунашском корпусе была создана отдельная рота из владельцев грузовиков, обеспечивавшая торговлю, и то не только с силами Абдича, но и с 5-м корпусом. Доходило дело до того, что когда силы ВРС вели бои с 5 корпусом за Бихач, со стороны Лики в РСК с этим же 5 корпусом шла оживленная торговля. Впрочем, таких же случаев было предостаточно и в PC, и в конечном итоге все мусульманские войска снабжались оружием и боеприпасами только потому, что верхам Сербии и Хорватии были нужны деньги получавшиеся мусульманами во многом из арабских стран. Уже в ноябре 194 было видно, чем это грозит, когда силы 5 корпуса прорвались в районе Кулен- Вакуфа, нанеся сербским войскам большие потери.
Впрочем, до этого на фоне торговли военные действия казались совершенно ненужными. Мне думает¬
401
ся и власть РСК, и большинство народа устраивало такое положение, все были согласны еще на пару подобных поражений, уже описанных, чтобы не мытьем, так катаньем, с помощью «проклинаемого» мирового сообщества добиться признания РСК, как независимого государства. А о том, как и за счет чего, будет в дальнейшем оно существовать, голову мало кто ломал. Может подобная поверхностность и могла быть приемлемой сто лет назад, но в конце XX века, когда мир «что милом, а что силом» стягивается «новым мировым порядком», все происходящее выглядело большой глупостью.
Я не отрицаю права сербов на личную и общественную свободу, как и на право, жить в одной сербской державе. Но стоит напомнить, что в истории все народы, в том числе и сербы, знали периоды рабства и раздробленности государства, и преодолевалось это лишь тяжелым и упорным трудом. Сербы в 1991 году, казалось, взялись за это. Но быстро охладели, взявшись устраивать личное благосостояние. К тому же понятие свободы, волнующее умы людей многих народов, у каждого народа весьма различно. Сербы так и не смогли определить, какую же свободу они хотят иметь. Одно дело быть свободным от гнета, и совсем другое дело желать свободы от обязательств борьбы за свои традиции и идеи, что во многом равносильно самому отказу от них.
Настоящая свобода дается дорогой ценой, потому столь важно определить ее истинность. Борьба за нее делает человека и народ многократно сильнее и привлекает к этому многих людей на борьбу за такую свободу. И не только оружием, но всеми возможными средствами.
Конечно, примеры такой борьбы можно найти в Югославской войне, в том числе и в РСК. Но весьма часто такими примерами прикрывалась общая леность, мошенничество и предательство в борьбе за, казалось, общие цели. А главное — личная ответственность, самокритичность и послушание при этом встречалась редковато. Это привело к тому, что общество легко одурманивалось дешевой псевдонациональной дема¬
402
гогией, а истинная забота о деле отсутствовала. Общепринятым стало во всех поражениях винить кого-то постороннего, а за победы хвалить только себя. Власть в этом отношении была вполне достойна своего народа, что, впрочем, было типично для всей сербской стороны. Разница была в том, что РСК находилась в слишком опасном политическом положении и права на ошибку почти не имела.
Между тем, власть РСК, даже в сравнении с PC, сделала их гораздо больше, ради внутренних усобиц и личного обогащения. Помимо этого власть РСК крепко была привязана к официальному Белграду и сама сделала свое государство разменной монетой последнего в «торговле», как с Хорватией, так и с Западом. Впоследствии это не помешало Белграду обвинить за крах РСК прочетническую идеологию ее власти, хотя именно ее официальный Белград все время держал под своим контролем, как политическим, так и идеологическим. Важнейшие кадровые изменения были делом рук Белграда.
Связи власти РСК с четнической эмиграцией распространялись разве что на культурно-пропагандистскую область, да на получение от нее помощи различных видов. По сути, власть РСК оставалась все той же коммунистической властью. Принцип работы, ее кадровая политика строились по образцу десятилетней давности. Эти же принципы определяли и дух власти, выдвигая «наверх» людей-победителей «коридорных интриг», а не «боевых полей». Это и привело к исчезновению РСК.
Все это прикрывалось тирадами о профессионализме, как аксиома подавалось то, что если человек несколько лет провел в какой-то политической партии, чередуя посты профессора университета, секретаря общины, министра в правительстве, хотя и в противоположных сферах деятельности, то именно он может руководить государством.
В войсках было такое же положение, и в силу требований законченной военной школы ЮНА (военное образование СВК находилось в периоде становления)и ловкие интриганы получали преимущество перед теми,
403
кто добровольно шел воевать и авторитет завоевывал в боях. По моему мнению, если бы последние каким- то чудом, даже ценой государственного переворота, пришли бы к власти, хотя бы в Книне, хорватские войска вряд ли напали бы на РСК. А если бы и напали, то, вряд ли ее так легко разгромили.
Подобные люди имели бы преимущества: во-первых, они знали, что такое война и желали воевать; во-вторых, испортив отношения с официальным Белградом, они сами бы себе отрезали пути к бегству. Это, может быть, звучит наивно, но после сокрушительного краха РСК все разговоры о профессионализме ее властей и их покровителей, неубедительны. Растерять за 3—4 года весьма значительный морально-нравственный потенциал народа, не претворив его на поле боя в реальные победы тяжело даже дилетанту в военном деле.
Немалую роль в данной ситуации сыграло и предательство верхов, особенно Белграда. Но будь народ РСК подготовлен к войне, будь его войска крепки и боеспособны, предательство верхов не смогло бы нанести такой урон. Не стоит давать оценки состоянию сербского воинского духа, бывшего в 1991—1992 годах не столь уж и низким. Имей сербы крепкую государственную организацию, хорватские войска теряли бы в 1995 году в операциях «Блесак» («Вспышка», май — Западная Славония), и «Олуя» («Буря», август, Книнская Краина) не десятки, а сотни людей, и эти операции длились бы не по несколько дней, а по несколько недель, даже если бы побеждали хорваты. В особенности характерна операция « Блесак», в которой хорваты разгромили 18-й корпус СВК, тогда как в операции « Олуя» военный разгром был тесно связан с предательством верхов.
В Западной Славонии сербские войска, были разгромлены военным путем. Что это случится, понятно было еще в 1995 году. Хорватская власть сознательно выбрала первой своей жертвой именно Западную Славонию, с 1992 года жившую в условиях мира «странной войны». Книнская Краина находилась в гораздо большем напряжении из-за упоминавшихся хорвате-
404
ких операций и благодаря соседству с Западной Боснией, где СВК также нередко участвовала в боях. Область Восточной Славонии, Бараньи и Западного Сре- ма была крепко связана с соседней Югославией. Местный 11-й корпус СВК (двухбригадного состава) практически во всем зависел от Новосадского корпуса Югославского войска. Западная же Славония была практически отдельным анклавом, глубоко — на 40— 50 км вдававшимся в хорватскую территорию у хорватского города Дарувар. Этот анклав был почти втрое меньше, за исключением своего более широкого основания от селения Градишки до селения Ясеновца, вдоль берега реки Савы. Через мост на Саве (от Градишки в Западной Славонии до Босанской Градишки в PC). Главное сообщение анклава — с PC и с Сербией или же с Книнской Краиной. Местность здесь была частично равнинная, а частично горная. Но горы были невысоки (до 600-700 метров) и, учитывая наличие хороших дорог, она была достаточно хорошо проходима для хорватской техники.
Сербская боевая техника местных войск либо хранилась на складах миротворцев, либо на сербских складах. Да и вообще 18-й корпус существовал относительно. Две его пехотные бригады (98-я и 51-я), как и силы корпусного подчинения, в т.ч. «диверсантские» и «специальные», существовали весьма условно. Ибо за три года так и не смогли подготовить хорошей и многослойной линии обороны, а многие их бойцы и командиры глубоко завязли в расцветшей торговой деятельности с хорватской стороной.
Формально этот корпус с 10 тысячами человек, сотней орудий, шестьюдесятью танками и бронетранспортерами, казался достаточно серьезной боевой силой. Но это — блеф. Очень много бойцов числились лишь на бумаге, а боевая подготовка редко в каком подразделении проводилась.
Тактическая группа, оборонявшая Ясеновац, по бумагам равнялась батальону, а на самом деле была величиной с усиленный пехотный взвод. Можно себе представить, какое сопротивление она могла оказать противнику!
405
На миротворцев надежда была еще более слабая, чем в Книнской Крайне. Главная роль в защите Западной Славонии отводилась непальскому и иорданскому миротворческим батальонам, а с ними хорваты почти не считались. В ходе операции иорданцы потеряли несколько человек ранеными. Вместе с тем хорваты с иорданских позиций атаковали сербов и по некоторым свидетельствам — в иорданской форме. Характерный случай произошел незадолго до начала «Блеска» в Ясеновце, который посетили датские миротворцы, участвовавшие в «защите» Западной Славонии. Местные сербы узнали среди этих миротворцев нескольких местных хорватов.
Но по большому счету позиция миротворцев роли не играла. Ибо они не имели права вступать в боевые действия с одной из сторон, если на них не нападали. Командиры миротворцев были озабочены, прежде всего, сохранением своих солдат, что естественно для любой армии в подобном положении.
Да и что можно было требовать от тех же иорданцев, чье правительство не слишком желает защищать своих же сонародников в Палестине. Оно же послало своих военнослужащих в никогда ими невиданную Европу, якобы, защищать — в случае с Западной Славонией, сербов, которые, по сообщениям западной пропаганды, и иорданской прессы, убивали и грабили мусульман.
Иорданский батальон вообще оказался в роли хорватского заложника. Его штаб был размещен в хорватском селении Новска, а штаб непальского батальона, размещенный в сербской Новой Вароши, оказался под ударом хорватских войск, и непальскому генералу Маталану пришлось срочно выводить своих соотечественников из зоны боевых действий. Не думаю, что непальскому правительству понравилось, если бы этот генерал приказал своему батальону вступить в бой с хорватскими войсками, в отличие от непальцев, оснащенных танками, артиллерией и авиацией, Это ничего на фронте не изменило бы, кроме появления мертвых непальцев, на что Совет Безопасности все
406
равно закрыл бы глаза. А за спасенных сербов Запад еще бы и укорил Непал.
Несправедливыми представляются обвинения в адрес датских миротворцев. Простой сербский народ их материл по «майке фашистической», сербские власти и сербские интеллектуалы это делали (правда, не всегда) более культурно. Сербские генералы открыто надсмехались над Данией и ее армией, хотя в августе 1995 года, когда сербские войска бежали, один датчанин отказался это сделать, за что поплатился жизнью их командир.
Как можно после всего этого требовать помощи от этих «ущербных», якобы, духом и телом миротворцев? Помощи для столь, якобы, сверхспособного народа, для тех, кто приложил столько сил, чтобы завести этот народ на «тропу войны»? Но, как говорится, назвался груздем — полезай в кузов...
Между тем, власти РСК, игравшие одну из главных ролей в одурачивании народа относительно реальной политики, приложили весьма мало сил для его защиты. Более того, именно Милан Мартич и генерал Ракич подписали соглашение с Хорватией о сотрудничестве в отношении Западной Славонии и расширили права миротворцев по ее демилитаризации.
В конечном итоге — президент РСК — Милан Мартич, совместно со своим, казалось, непримиримым противником — премьер-министром, социалистом (а по сути — номенклатурным функционером Югославской власти) Бориславом Микеличем способствовал открытию 19 декабря 1994 года магистрального автопути (из Загреба в Славонский Брод) через Западную Славонию. Это облегчило сообщение с центральной частью Хорватии из хорватских областей в Славонию, и дало хорватской власти правовую зацепку для агрессии Западной Славонии.
Это нападение хорватская власть готовила давно, перебросив сюда силы шести гвардейских и четырех «домобранских» бригад, ряд отдельных подразделений тылового обеспечения, силы специального назначения. В том числе отряды МВД включавших иностранных наемников и советников (по некоторым сведени¬
407
ям — немецких). Общая численность хорватских войск, подготовленных для участия в операции «Блесак» достигала 20—25 тысяч человек. Имели они до двухсот артиллерийских орудий, свыше ста танков (Т-55, М-84, Т-72) и свыше ста бронетранспортеров и два десятка истребителей-бомбардировщиков МИГ-21 и десяток боевых вертолетов МИ-24,а также большое количество переносных, буксируемых и самоходных ЗРК и зенитных артиллерийских установок, впрочем, так и не понадобившихся вследствие бездействия авиации СВК и ВРС.
Столь крупные силы на относительно малое пространство (район городов Новска, Дарувар, Ново Гра- дишка), не могли быть (и не были) переброшены за несколько дней. Сербское командование имело достаточно времени, чтобы подготовиться к обороне Западной Славонии. Оно могпо мобилизовать на местах ипи перебросить из Книнской Краины и из Восточной Славонии хотя бы нескольких тысяч бойцов с техникой. Непонятна была и пассивная позиция Республики Сербской, хотя падение Западной Славонии отражалось и на ней. Но из PC ни до, ни во время хорватской агрессии войска не были переброшены, хотя могли быть посланы либо из состава Младиче- вой ВРС, либо из Караджичего МВД.
Наличие солидной группировки в Западной Славонии возможно заставило бы хорватское командование отказаться от наступательных планов, так как оно стремилось избежать затяжных военных действий.
То, что в это время в Боснии и Герцеговине произошла вспышка боевых действий, не сыграло большой роли (в сербской прессе подавалось как скоординированный неприятельский военный план).
Наступательные действия мусульманских войск в районе горных массивов Влашич (направление Куп- рес), Маевица (направление Углевик) и Озрен (направление Добой) велись с перерывами всю войну и возобновление их в апреле не очень повлияло на действия ВРС, которая и без того постоянно посылала туда подкрепления.
408
Что касается боевых действий в районе хорватского Орашье, то здесь наступала не хорватская (местное ХВО, а также армия и полиция Хорватии), а сербская сторона. Известна была практика этой войны по посылке сводных составов частей и подразделений в «акцию» или «на положай», при которой, как правило, большее число ее бойцов находилось в своих домах.
На основании этого можно заключить, что было достаточно легко за пару дней собрать в соседствующих (расстояние — от 20 до 100 км) Западной Славонии, общинах Козарской Дубице, Баня-Луке, Босан- ской Градишке, Сербском (Босанском)Броде, Пре- доре, Пырняворе, насчитывавших до 400—500 тысяч населения, пару тысяч бойцов, по сотне танков, бронетранспортеров и артиллерийских орудий и послать их в Западную Славонию. При необходимости можно было быстро навести мосты через Саву, под прикрытием авиации ВРС с аэродрома Маховляны.
Все это было возможно, но на практике ни одно воинское подразделение из PC так и не перешло Саву, и ни один самолет ВРС не отбомбился по хорватским войскам, практически открыто давивших колонны сербских беженцев и отступавших, а точнее — бежавших сербских войск.
Более того, даже разрекламированная отправка в Западную Славонию добровольцев из Сербии, собранных Арканом и радикалами Шешеля, закончилась где- то между Баня-Лукой и Босанской Градишкой. Добровольцы так и не перешли Саву, хотя ничто не мешало им сделать это, хотя бы на лодках, и до вечера 2 мая войти в еще сербскую Нову Градишку. За четыре года войны, казалось бы, должны были они научиться проявлять самостоятельность, поскольку эти движения постоянно «боролись за сербство». Конечно, появись неожиданно вождь с группой единомышленников, желающий и умеющий побеждать в столь тяжелых условиях, сотня-другая добровольцев из местных (PC) либо из приезжих (из Сербии)все же перешла бы Саву, но вся система власти сербской стороны, как раз такой неожиданности и не допускала. Инициатива здесь «разрешалась» разве что в случаях, подобных конф¬
409
ликту на бензозаправке на «открытой» автомагистрали, где после драки между сербами и хорватами сначала был убит один серб Тихомир Благоевич, затем была расстреляна одна хорватская автомашина, а в ней ранено три хорвата.
Местная сербская власть сразу же закрыла автомагистраль. Посредничество представителя ООН в бывшей Югославии японца Ясуши Акаши было отвергнуто хорватской стороной. Развязка наступила скоро. 1-го мая, в 5 ч. 30 мин. хорватская артиллерия и авиация начали наносить удары по сербским позициям и после часовой артподготовки хорватские войска перешли в наступление с трех основных направлений и одного вспомогательного. Главный удар ими наносился с направления Дарувара силами двух усиленных гвардейских бригад по району городка Пакрац вверх западнославонского клина. Усиленные гвардейские бригады наступали с правого и левого флангов с направлений, соответственно Новска и Нова Градиш- ка, удар — на селение Окучаны в центре Западной Славонии, но несколько ближе к основанию этого выступа.
На Окучаны должна была двинуться и группировка, наступавшая на Пакрац. Вспомогательный удар наносили силы МВД и армии по Ясеновцу и никаких трудностей не встречали. В 13-00 1-го маяЯсеновац пал.
Впрочем, отпора хорватские войска нигде не встречали. Позднее Янко Бабетко, главнокомандующий хорватской армией (находившийся во время «Блеска» в больнице), писал, что единственное относительное сопротивление оказали бойцы 51-й (Пакрачской) бригады, находящейся в тяжелейшем положении. Но их сопротивление быстро было сломлено хорватскими войсками. Еще быстрее покинули свои позиции бойцы 98-й бригады, командир которой подполковник Милан Бабич уже в 8 часов утра потребовал помощь от командования главного штаба СВК, командования ВРС и ее 1-го (Краинского) корпуса, а также от командования Югославского войска. А в 9 часов утра приказом Бабича был начат отвод сил 98-й бригады и эвакуация гражданского населения, чтобы «из¬
410
бежать пересечения неприятелем дороги Окучаны- Градишка».
Сербские танки с пехотой на них без боя ушли сначала к Новой Вороши, а затем — в 13-00, к Градишке. Смешавшись с колоннами беженцев, эти войска через мост на Саве ушли на территорию PC. С другой стороны моста, лишь к 16 часам подошло подкрепление из СВК (из 11-го Восточно-славонского корпуса). Но из этих двух сотен солдат (по заявлению их командира) только треть готова была идти в бой. Но боя не было: через полчаса дорогу из Окучан перерезал противник.
Сами Окучаны, практически, не защищались. Противник, легко проходя условные сербские позиции, имевшие по 2—3 «бункера» на несколько километров, стремился не столько уничтожить, сколько изгнать сербов из Западной Славонии и, вероятно, поэтому главный удар нанес по Окучанам, а не по Градишке.
Командующий 18-м корпусом полковник Лазо Бабич, как и весь его штаб, практически ничем не командовали, так как не смогли создать ни одной боевой группы из отступавших войск, хотя бы для того, чтобы «деблокировать» окруженных у Пакраца и в районе леса Прашник сербских военных и гражданских лиц. Лишь ночью штаб 18-го корпуса установил связь с главным штабом СВК и мог бы перебросить к Босанской Градишке десяток боевых вертолетов, а на аэродром Маховляны столько же боевых самолетов способных нанести удары по наступавшим хорватским войскам.
Но ничего предпринято не было, зато хорватская авиация беспрепятственно бомбила и обстреливала колонны беженцев и отступавшие сербские войска не только на левом (западнославонском) берегу, но и на правом. Утром 2-го мая хорватское наступление возобновилось, и сербское бегство не прекращалось ни днем, ни ночью. Гибли десятки и сотни мужчин, женщин, детей, расстреливаемых как с земли, так и с воздуха (районы леса Прашник и Белых Стен).
Хуже всех пришлось сербам в Пакраце, выбраться из которого было крайне тяжело. В конце концов, сер¬
411
бские войска (около тысячи человек) сдались в плен вместе с тысячами гражданских лиц, то есть — со своими семьями. Командир 51-й бригады, полковник Стево Харамбашич был арестован хорватами прямо на переговорах. Не все сдавались в плен. Некоторые пытались самостоятельно выбраться к Саве. Их хорваты вылавливали, используя современные приборы наблюдения и собак ищеек. Мост на Саве хорватская авиация разбомбила, потеряв от действия ПВО ВРС МИГ-21 (пилот Рудольф Перишин, первый летчик ЮНА, перешедший в 1991 году в хорватские войска). Поразительно низким было моральное состояние сербских войск. Зная, как много осталось сербов по лесам и селам Западной Славонии, они без боя оставили Градишку в 14 часов дня — за два часа до прихода хорватских войск.
Разрушенный мост не оправдывает бегство войск — испокон веков в войнах уничтожаются переправы, но войска это не останавливает. И если римские легионеры могли вплавь преодолевать реки, то могли это сделать и сербские бойцы.
Градишку сербы могли бы держать еще несколько дней, а потом, под прикрытием артиллерии и авиации ВРС и собственных огневых средств, перебраться ночью через Саву. Для спасения людей можно было рискнуть и танками, все равно захваченным противником. Если бы сербские войска сопротивлялись на всех фронтах, то операция « Блеск» длилась бы не два, а десять дней; подбитых хорватских танков было бы пара десятков, а не один; погибших с хорватской стороны было не 50 человек, а в несколько раз больше, что заставило бы хорватское командование задуматься о цене таких «блицкригов». Ведь для « Блеска» хорватское командование использовало свои лучшие силы и даже не рискнуло своих «домобранов» пускать в первый эшелон, поручив им лишь «чищение» уже пройденных гвардией территорий. Войска ВРС ничего не предпринимали для спасения своих сербских «братьев» и более того начали забирать у некоторых едва выбравшиеся подразделений 18 корпуса СВК их вооружение. Хорватское наступление мая 1995 года на
412
Западную Славонию показало всю абсурдность сербской политики РСК, разлагающей страну изнутри, и послужило толчком к ее окончательному развалу. Никто ответственности за тот разгром не понес и командующий СВК генерал Милэ Новакович отделался лишь снятием с должности.
В своей статье «Как защитить Краину» («Дуга», 1616) тогда уже бывший командующий ЮНА Велько Кади- евич после катастрофы в Западной Славонии сравнивал данные по вооружению армии Хорватии и РСК и вряд ли ему было в интересе занижать силу Хорватской армии. Согласно его данным против 1320 орудий и минометов Хорватской стороны РСК имела 560,против 300 хорватских танков она имела 240 танков, против 72 РСЗО она имела 28, против 160 БТР и БМП она имела 84, против 230 ПТ пушек она имела 195, против хорватских 72 ПТРК она имела 74, против 280 ЗРК—286, против 380 ЗСУ и ЗУ— 590, против 22 боевых самолетов она имела столько же — 22, а против 18 боевых вертолетов — 19. Все это никак не соответствует рисуемой ныне сербскими пропагандистами картине безоружного и беспомощного положения РСК. Так что оружия РСК имела достаточно. В 1995 году бойцы ВРС, забиравшие это оружие у войск РСК, удивлялись его современности, хотя вскоре оно им особо не помогло. Хорватские войска лишь к 1995 году добились превосходства в вооружении над СВК притом, что последнее после 1992 года свое вооружение практически не обновляло.
Таким образом, СВК обладало достаточным количеством вооружений, чтобы защитить РСК, по крайней мере, ее Книнскую Краину, да и цифра в 26 000 военнослужащих только СВК (без милиции и резер- вистов)в Книнской Крайне была довольно приличной. И хотя поведение официального Белграда было нередко предательским, оружия у СВК он отнять не мог. Единственной контролируемой Белградом была ракетная база на Петровой горе, где находились установки ОТР «Луна-М». «Специальны» ДБ Сербии, их охранявшие, должны были лишь не дать запустить эти ракеты по Загребу, но это все равно ничего не решало.
413
Командование в СВК продолжало оставаться на прежнем бюрократическом уровне. Вся СВК, имевшая до падения Западной Славонии 38 000 бойцов против 114 000 в Хорватской армии имела столько же корпусов (11 Восточнославонский, 18 Западнославонский, 21 Кордунашский, 39 Банийский, 15 Личский, 7 Далматинский (Книнский)) сколько и вся Хорватская армия и немногим меньше бригад 28 против 37. Новый командующий СВК генерал Милэ Мыркшич присланный из Сербии с ореолом военного героя Вуковара и Сребреницы на деле ничего не изменил, зато создал еще один корпус-Корпус специального назначения, включив в него специальную милицию, центр подготовки «Альфа», а также танковую и моторизованную бригады и ряд подразделении поддержки. Так как людей не хватало то в корпус брали, кою могли, выгребая со складов последние запасы снаряжения. «Видовданский» (на день святого Вида-день Косовской битвы (28 июня) парад этого корпуса в Слуне послужил лишь обману общества, ибо в строю корпуса оказалось полно дезертиров арестованных по Сербии и только и ждавших когда они смогут убежать. Многие хорваты хорошо знавшие, что творится в РСК благодаря оживленной торговле с иронией восприняли подобный спецназ, показанный на экранах телевидения. Пока сербы устраивали парады хорватские войска захватили господствующие вершины Динары и Книн оказался у них как на ладони. Одновременно сербские войска Республики Сербской в июле 95 оставляют Грахово и Гламоч не приложив должных усилий к их обороне, оставив практически Книнскую Краину в глубоком полуокружении. Падение Книнс- кой Краины многим стало ясным, в особенности иным функционерам госаппарата начавших находить неотложные дела в Сербии. Даже авиация была перебазирована с аэродрома Удбина под Баня-Луку на аэродром ВРС-Маховляны.В августе 1995 года — за два дня — хорватские войска в операции «Олуя» полностью сломили оборону Книнской Краины и организованное сопротивления сербских войск редко где наблюдалось. Хорватское нападение началось 2 августа в 5 часов утра, а
414
16 часов вечера был дан приказ на эвакуацию гражданского населения из общин Книн, Обровац и Бен- ковац, что означало начало всеобщего бегства. Разрекламированный Корпус специального назначения никакой роли в этом вообще не сыграл. Лишь благодаря 39 Баний-скому корпусу, прикрывшему городок Двор-на-Уне большая часть сербских войск и гражданского населения смогла выбраться на территорию Республики Сербской, а ведь никто не мог гарантировать, что он не уйдет первый со своих позиций, и тогда число пленных и погибших исчислялось десятками тысяч. Между тем значительная часть 21 Корду- нашского корпуса была все-таки окружена в районе Дырниша, Бенковца, Теслин-града и Кордуна. Союзники из мусульманских сил Обороны Западной Боснии, практически сразу перешли на сторону противника, увидев полную сербскую катастрофу, и их три бригады практически сразу распались. Пожалуй, ключевую роль в окружении сербских войск сыграл мусульманский 5 корпус, который сербские генералы грозились разгромить, да никак не разгромили и с которым сербские политики так усердно торговали. Его силы напали в спину сербских войск, в районе Жиро- вицы и Кореницы и если бы не было упорного сербского сопротивления под Жировитцей, еще 2000 сербских беженцы остались бы в окружении.
Случались тут и явные диверсионные и террористические акты от своих же сербов, направленные против сербских войск. Переход инициативы на фронте в руки хорвато-мусульманской коалиции в 1994—1995 годах вполне можно было предотвратить, даже вне зависимости от развития политической обстановки. Для понимания этого нужна была лишь трезвая оценка войны, в которой очевидна была первоначальная господствующая роль сербских сил, имевших прямую поддержку из Югославии. Югославия, естественно, обладала несравненно большими силами, нежели Хорватия, даже с учетом иностранной помощи последней. Югославская военная помощь PC и РСК все-таки превосходила военную помощь мусульманской Боснии и Герцеговины, хоть и поступавшую ей с Запада и все¬
415
го исламского мира, но которая в силу изолированности мусульманских территорий с трудом достигала до своего места назначения, да была не особо-то щедрой. Запад не планировал обязательного сохранения мусульманского государства в Боснии и Герцеговине, и, в крайнем случае, мог найти новый подобный материал в албанской среде. К тому же западные вожди были отнюдь не всемогущи и ограничены в своих возможностях человеческой природой. Следовательно, их желания и дела не могли носить абсолютный к исполнению характер. Я думаю, что абсолютность их действий намеренно навязывалась их же средствами массовой информации, и надо заметить, что даже в «атакуемой» ими сербской среде подобная абсолютность часто безоговорочно усваивалась, особенно во власти, ибо оправдывала, собственное малое усердие. Сербские власти и PC и РСК и Югославии слишком часто занималась историко-политическими выкладками, а попросту демагогией и, впадая в неестественную шовинистическую крайность, словно прошлая югокоммунистическая «интернациональная» власть была источником успеха многих ее представителей. В то же время трезвые оценки неприятеля отсутствовали и очевидный факт того, что его силы постепенно усиливаются во всех отношениях, не признавался сербской властью. Совершенно нелогично этой властью ожидалось, что слабеющие сербские силы будут в 1995 году так же громить противника, как и в 1992—1993 годах. Когда на деле произошло обратное, то вместо срочных мер по улучшению положения опять началась политическая демагогия с обвинениями в адрес внешних сил не только Запада, но и России и даже Югославии, хотя даже одна Республика Сербская имела тогда достаточно собственных сил для борьбы с противником и недостаток ощущался лишь в воле и умении. Хорватская, но в особенности мусульманская власти находилась в совершенно ином положении, ибо им-то как раз не просто можно, но и должно было сосредоточить максимальные усилия в военной области, дабы взять то, на что они получили разрешение или приказ Запада. Мусульманская власть в данном
416
случай находилась в сложном положении. От ее вооруженных сил действительно зависела судьба всего государства и без них никакая сторонняя помощь спасти последних не могла бы, так как не имела бы точку приложения сил. Войска же PC и РСК помимо определенных преимуществ имели много недостатков в собственном положении по сравнению с вооруженными силами хорватской и мусульманской сторон. Хорватское руководство к своим вооруженным силам относилось с большим вниманием, занявшись их преобразованием с учетом достижений современного военного искусства, а мусульманское руководство дало своим вооруженным силам куда больше прав и возможностей и куда больше заботилось о своих «элитных» формированиях вооруженных сил. Конечно, тут нельзя впадать в крайность и не видеть, что при строительстве и использовании хорватских и мусульманских вооруженных сил было проявлено много безответственности и дилетантства, да и отношение к ним властей было часто исключительно потребительское, но все же те преимущества, о которых я упоминал, весьма им помогли в войне. Вероятно, имей такие преимущества сербские вооруженные силы, в 1995 году могли бы стать мощной и опытной армией, которая даже при полном политическом представительстве наверху, просто не могли бы так бежать, как это произошло в 1995 году. Безынициативность и бюрократизм и политической и военной властей не дали этому осуществится, и винить сербам можно только их, а заодно и себя заслуживших такую власть.
Глава 24
Строительство хорватских вооруженных сил.
Иностранная военная помощь. Теории НАТО на практике Югославской войны.
Операции хорватских войск
Хорватские вооруженные силы, в своем развитии следовали модели НАТО, что, впрочем, и неудивительно, учитывая роль американской компании MPRI .использовавшей с 1994 года здесь несколько десятков высших американских офицеров. В их числе был бывший командующий 18-го (воздушно-десантного) корпуса США, главной наземной силы, наряду с морской пехотой и силами специального назначения почти во всех боевых операциях американских вооруженных сил после Второй мировой войны. Руководство сербской стороны отнеслось к факту присутствия MPRI в Хорватии без должного внимания, занявшись историко-политической демагогией всех толков, а, между тем, это было весьма неосторожно, ибо в Хорватии модель НАТО была, по существу, первый раз использована в «общенародной» или в «тотальной» войне. Разумеется, этого использования было недостаточно, вследствие слабости хорватских сил и их недостатков в средствах, да и догматизма многих хорватских высших офицеров тормозило дело. По сравнению с 1992 годом, хорватские вооруженные силы в 1995 году значительно улучшились в качестве во всех отношениях, а так же они изрядно пополнились боевой техникой, получая ее вопреки международному эмбарго в больших количествах. Главными экспортерами оружия в Хорватию были Германия, Австрия, Чехия и Аргентина, хотя поступало оружие и из других стран мира, например, из бывшего СССР. Таким образом, по данным югославского военного командования к 1995 году хорватские вооруженные силы получили большое количество, как снаряжения, так и оружия, стрелкового: автоматы Калашникова (прежде всего румынского и венгерского производств) и «Heckler»; гранатометы: советский РПГ-7, германский Armbrust, южноаф-
418
риканский автоматический (барабанного типа) BG-40 (40 мм); ПТРК «Red Arrow» (китайские), Milan (франко-американские); ПКРК RBS-15 (шведские, договор о закупке которых, да, скорее всего и сама закупка была договорена еще бывшей ЮНА для собственных ВМС) приспособленные для огня и по наземным целям, а также несколько тактических ракеты систем переносные ЗРК, танки Т-55 и Т-72 вертолеты Ми-24 и истребители-бомбардировщики МиГ-21. Так же в Хорватии было организовано собственное военное производство, оно обеспечило поступление в войска минометов калибра 60, 82 и 120 миллиметров, РПГ «Оса» М-79 (90 мм) безоткатного орудия (82 мм), бывших копией югославских образцов и боеприпасов к ним, а так же все тех же югославских минно-взрывных средств (мины МРУД, ПМА-3, ПМР-2, ТМРП- 6 и ручных гранат М-75). Началось производство и стрелкового оружия и хотя образцы из 1991 года автомат «Шокац» и пистолет «ГТХП» были очень низкого качества, позднее началось производство опробованных систем — автомата Калашникова с измененным прикладом и магазином (АПС-95), пистолета-пулемета EURO («УЗИ» (израильский/). Самым большим достижением хорватской военной промышленности были снайперские винтовки калибра 12,7мм (MACS — М2-А) и 20 мм (Rt-20) хотя последняя из-за большого угла траектории была не слишком точной. Производилась в Хорватии 122 миллиметровая гаубица D- 30 (хорватское обозначение (D-30 HR М94), производившаяся, впрочем, здесь еще во времена бывшей Югославии (по советской лицензии).
Оригинальным нововведением, было производство легких ракетных (НУРС) систем Chaplja (Чапля) калибра 70 мм 2—4 ствола (либо переносимый, либо устанавливаемый на бронемашине), Obad (Обад) калибра 60 мм — 24 ствола, монтируемый на 128 мм, РСЗО Rak-12 (М-92), так же производимого здесь в самоходном и буксируемом вариантах. Производился и его одноствольный диверсантский вариант — ракетные установки М-92 (переносной). Производились так же югославские РСЗО Tajfun (Огань М-77) и боепри¬
419
пасы к ним. Утверждалось хорватским руководством о начале производства югославского танка М-84, чьим финальным производителем до войны была фабрика «Джуро Салай» (Славонски Брод) при оснащении их германскими танковыми моторами, а также инженерной версии этого танка. После войны был даже показан прототип нового хорватского танка «Degman» на основе разработанного до войны в Югославии танка «Вихор», но, сколько было произведено М-84 определить трудно. Был так же произведен и легкий колесный бронетранспортер на основе грузовика Torpedo- 130 на одноименной фабрике в Риеке, и было произведено на его базе определенное количество самоходных ЗРК «Стрела-10» в несколько измененном варианте (Strela-10 CROA-1). ВМС получили ракетный корвет Cralj Petar Kreshemir, строительство которого началось еще в бывшей Югославии, а так же несколько сторожевых катеров и сверхмалой подлодки Velebit R-01, так же по югославскому проекту. Все это для небольшой европейской страны, чье население не достигало и пяти миллионов человек, очень большие цифры, как и вся сумма потраченная во время войны на закупку вооружения, (в том числе кредит) в несколько миллиардов долларов, говорит об очень большом внимании хорватской власти к своим вооруженным силам и, следовательно, надеяться на мирный договор с ней, особенно после подписанного ею мира с мусульманской стороной в начале 1994 года, не было никаких оснований. Никто в современном мире столь большие деньги зря тратить не будет, и не стал бы и Запад закрывать глаза на нарушение эмбарго о поставках оружия в бывшую Югославию, и более того давать средства для этого в кредит, если бы сам не желал военной победы над сербами. Утверждения многих сербских политиков о том, что поддержка Запада была куплена Хорватией, смешна и показывает ограниченность этих политиков, не понимавших или не хотевших понять, что Хорватия с самого начала была куплена Западом и находилась в полной зависимости от него, и пожелай он мира в Югославии, он был бы быстро достигнут. Запад, конечно, не хотел тут прямо
420
вмешиваться и потому даже предоставил возможность наживаться на оружие номенклатурной верхушки бывших соцстран, предпочитая не давать Хорватии много современного орудия западного производства. Запад сознательно поддержал приход ХДЗ к власти в Хорватии, хотя их «проусташские» а то и прямо прогитлеровские симпатии части его членов, особенно в Хер- цег-Босне, для него были неприемлемы. Необходима была хорошая дубинка для сербов. Когда эта дубинка сыграла свою роль, то после авиаударов НАТО (март- июль 1999 года) по самой Югославии и последующей оккупацией Косово и Метохии силами KFOR, с установлением новой власти в Белграде, власть ХДЗ потерпела сокрушительное поражение на выборах. Примеры других постсоциалистических государств, в особенности из бывшего СССР, показывают, что в других случаях Западу нисколько не мешают ни фальсификация выборов, ни их отмена, ни просто введение диктатуры. Особой привязанности к Хорватии западные вожди не испытывали, ибо католики-хорваты их интересовали меньше американских негров или французских арабов, и многие сербы не понимали, что ныне на Западе католичество мало популярно, а Ватикан для западных вождей лишь нужное зло. Никаких геополитических преимуществ Хорватия для Запада не имела, и помощь, подобную той, что слалась Египту и Турции, а тем более Израилю, посылать сюда он не собирался. Единственно, чем была ценна Хорватия Западу это из-за ее одержимого желания во всем бороться с сербами. Хорватия могла быть лишь дубинкой для сербов, а вовсе не пограничником Европы, как заявляли многие хорватские националисты, не видевшие, что Западу не нужна оборона Европы от сербов, а лишь собственное господство над сербами и всей бывшей Югославией, как и над всем бывшим восточным блоком. Сербы были тут важны своей излишней самостоятельностью на Балканах. Не нужен был хорватский пограничник Западу в борьбе с исламом, так как сам Запад открыл двери исламу на Балканы, да и в той же Франции мусульман было больше, чем на всех Балканах, и они тут были не менее
421
агрессивны, и неплохо организованы. Хорваты столетиями для Запада были лишь средством в достижении господства на Балканах. Западу не было дела до хорватского суверенитета, демократии и «тысячелетней» истории, хотя руководство Хорватии пыталось скопировать все западное, придавая ему какой-то оригинальный хорватский облик. Это относилось даже к хорватской военной доктрине, которую пытались создать, копируя правило службы (Устав) американской армии FM-100, несмотря на то, что ее последний вариант FM-100/5 с первенством информативной миротворческой «войны вообще не подходил ни для кого, кроме Америки. Впрочем, и теория «воздушно-наземной» битвы из устава FM-100/3 с главным ударом по резервам и второму эшелону противника звучали довольно неубедительно для хорватских вооруженных сил с их несколькими десятками боевых самолетов, большинство которых для такой битвы явно устарели (Га- леб G-2, Ястреб J-21, Супер-Галеб G-4, Opao /IAR-93 югославо-румынской разработки/ и МиГ-21), и вряд ли бы что-нибудь изменило несколько их тактических ракетных комплексов (устаревших) и пара сотен РСЗО. В полномасштабной войне с вооруженными силами PC и РСК хорватские вооруженные силы, без воздушной поддержки НАТО никакой воздушно-наземной битвы вести бы не смогли, в конце концов, им даже в 1995 году при союзе с мусульманскими войсками потребовались месяцы, а вовсе не дни, дабы захватить часть Босанской Краины PC у Войска Республики Сербской. Их военные победы в Книнской Крайне и в Западной Славонии скорее следствие катастроф сербской политики, нежели собственных военных заслуг. В войне с мусульманскими силами 1993—1994 годов больших побед хорватские войска, объединявшие как ХВО, так и невооруженные силы Хорватии, достичь не могли. Более того, сами несли поражения от этого слабейшего по численности и вооружению противника, занятого, к тому же, войной с сербскими войсками, и при этом отрезанного со всех сторон. Конечно, можно задаться вопросом: насколько руководство в Загребе желало победы над мусульманами? Возмож¬
422
но, главная его цель была в конечной этнической чистке хорватской республики Херцег-Босны, но тем не менее, остается фактом, что мусульманские вооруженные силы сражались более умело и самоотверженно, нежели хорватские. В этом виновна не только меньшая общая идейная убежденность хорватских бойцов в свои военные цели и более благоприятное политическое положение Хорватии, не требовавшее чрезмерно больших усилий на поле боя, но и большие ошибки хорватского руководства, проводившего генеральную линию на полное копирование Запада. В военном деле это обернулось копированием модели НАТО, тогда как в югославской войне боевой опыт требовал чего-то более оригинального. Хорватская версия модели НАТО не раз показывала недостатки не только в боевой морали, но и на тактическом и оперативном планах, да и в самой организации. Ведь в эту войну западные армии были вмешаны все-таки довольно глубоко, чтобы хоть приблизительно оценить их общую боеготовность. Я не хочу подогревать шовинистический психоз, но сама доктрина НАТО отнюдь не показала своего качественного превосходства. Это не значит, что хорватские вооруженные силы надо недооценивать, а тем более смеяться над ними. В 1995 году от их ударов сербам было не до смеха, здесь большую роль сыграли хорошая подготовка и оснащение, большой боевой опыт хорватских элитных подразделений и частей, который был сохранен в силу разумного принципа их как ядра вооруженных сил самой Хорватии, что в блоке НАТО в таком виде не встречается. Подобные силы, собранные, главным образом, в «гарде» (гвардии) хорватской армии, а так же в силах специального назначения находившихся в составе армии, МВД и президентского гвардейского збора (корпуса), выделенного в 1994 году как отдельное соединение, подчиненного исключительно Туджману, несут главную роль в хорватских военных успехах. С самого начала создание и гвардии и «специальных» сил шло с большими трудностями, и далеко не все они были укомплектованы по штату профессионалами. Но благодаря большому боевому опыту, такая организация
423
выводила хорватскую гвардию на первое место в организационном плане на Балканах и на одно из первых мест во всей Европе. Даже опытная и подготовленная британская армия последний раз в относительно большой войне участвовала на Фольклендах в 1982 году, но и там наземные действия велись британскими войсками численностью в 7—8 тысяч человек максимум, и то, собранных из нескольких элитных британских частей. Операция «Буря в пустыне» продолжалась всего несколько дней и большого боевого опыта наземных боев просто не могла дать ни одной стороне. Таким образом, Хорватия к 1995 году обладала, как это не странно для кого-то звучит, одними из опытных войск в Европе, пусть даже это относится к вышеупомянутым элитным частям, тогда как остальная масса войск, состоявшая из мобилизуемых «домобранов», в своем большинстве подготовлена была недостаточно. Однако личный состав гвардии обладал достаточным боевым духом при довольно сильной идеологии, что в сегодняшней Европе не столь частое явление. Гвардейские бригады были ударными силами во всех операциях хорватских вооруженных сил. Черные береты (гвардейцы) оправдали те средства, что вкладывались в гвардию как в отношении вооружения и оснащения, так и в отношении материального обеспечения. Очень большую роль в хорватских вооруженных силах сыграло приглашение иностранных инструкторов, советников и наемников, чье число исчислялось тысячами и денег тут, надо заметить, не жалели. Таким образом, в общем, плане хорватское руководство находилось на относительно верном пути, и если бы гвардии не было, то «усредненные» хорватские вооруженные силы никогда не смогли бы воплотить в жизнь свою тактику «механизированных клиньев», которые лишь и соответствовали возможностям Хорватии и при этом были опробованы более чем полувековой военной историей XX века. В хорватских боевых действиях не менее важна была роль специальных операций. К хорватским «специальным силам» относились и разведывательные роты гвардейских бригад, бывшие в хорватской армии действительно хорошо подготовлен¬
424
ными и обученными подразделениями, чьи бойцы отбирались из военнослужащих собственных бригад, добровольно выразивших желание служить в этих ротах (сатниях). Подобный принцип был рациональнее и лучше, нежели пополнение столь важных подразделений свежим пополнением. Никакие конкурсы не заменят практической фронтовой проверки, в которой и отличный стрелок, и хорошо подготовленный сапер, и мастер боевых единоборств могут показать свою полную неспособность к выполнению ответственных задач. Более того, подобный выбор из подразделений и бригад дает опытных и дорожащих своей честью бойцов. Это так же обеспечивало передачу боевого опыта во всей бригаде, в первую очередь в ее подофицерском (младшем командном) звене, что является идентичным американскому примеру в силах рейнджеров, чей полк является боевой школой для многих офицеров американской армии. По подобному принципу подбирались бойцы и в отделения, взводы и роты «антитеррористической» военной полиции ATVP (АТВП) (военно-полицейских сил по борьбе с терроризмом), входившие в состав батальонов и отдельных рот военной полиции, организованной в единую структуру с общим командованием и используемую как в интересах корпусов и бригад, так и главного командования (в первую очередь ее 66 батальон центрального подчинения Загреб). Силы АТВП в силу своего организационного единства были хорошо снабжаемы и обучаемы (по методике как старой ЮНА, так и иностранных сил специального назначения, в первую очередь германской GSG-9). Они служили как для борьбы с неприятельскими разведывательно-диверсионными группами в собственном тылу, так и для разведывательно-диверсионных действий в тылу противника. Подобная концепция военной полиции, для модели НАТО была довольно непривычна и скорее является развитием югославской военной практики, чем следствием советов американских генералов, в чьей армии венная полиция подобным образом не организовывалась и не использовалась, тогда, как с сербскими вооруженными силами сходство было большое. К
425
югославской особенности боевых действий можно отнести и организацию, и использование специальных сил МВД, включавших в себя элитный отдельный отряд по борьбе с терроризмом, и обладавших собственной бронетехникой и артиллерией (в основном РСЗО Rak-12; зенитные колесные самоходные 20 миллиметровые установки трехствольные БОВ-3 и минометы калибра 60, 82 и 120 мм), что, очевидно, так же никак не соответствовало западной модели гражданской полиции. Если добавить к вышеперечисленным силам разведывательно-диверсионные роты корпусов, а так же отдельный 350 диверсантский отряд разведслужбы Генштаба хорватской армии и отдельный батальон «психологической» войны, широко использовавшийся в операции «Олуя», то получится довольно большая масса специальных сил, что свидетельствует о большом внимании к «специальным» операциям хорватского командования. Оснащались специальные силы тоже достаточно хорошо, имея превосходство над остальными вооруженными силами во всем, как в зарплатах и правах, так и в вооружении и в оснащении. Недостатком специальных сил была их организационная разобщенность, а так же неплановое использование, в которых разведывательно-диверсионные группы часто забрасывались в тыл противника без подготовки в надежде на собственный успех без четкой координации действий с войсками на фронте. Тем не менее, в хорватских вооруженных силах была достигнута определенная организационная гармоничность, в которой благодаря фронтовым условиям и при желании командовании (главным образом отсутствовавшего) можно было обеспечить отбор бойцов из обычных частей в гарду из гарды в «специальные» силы, а из них лучшие бойцы могли попасть и в президентскую гвардию. Последнюю составляли, прежде всего, отдельный парашютный батальон (бойна), входивший в 1-й хорватский гвардейский здруг (бригада) — основу президентской гвардии (корпус), в которую кроме 1-й гвардейской бригады входило еще четыре батальона, (в том числе один — почетного караула) и смешанная авиаэскадрилья, включавшая не
426
только пассажирские самолеты для президента, но и вертолеты, легкие самолеты и моторные дельтапланы для переброски 3-го парашютного батальона. В состав же 1-й бригады входило еще несколько батальонов и дивизионов сухопутных войск, и все они подбирались не только в соответствии с высокими психофизическими, но и идеологическими требованиями. Подобная организация и подбор людей находились в полном противоречии с моделью НАТО, предусматривавшей гражданский надзор над армией, с запретом действия там политических партий, это и доказывает то, что модель НАТО в подобной гражданской войне была во многом неприемлема. Тем более непонятно, каким образом можно заставить людей воевать, отказавшись от идеологии, и как гражданское лицо может командовать ему совершенно незнакомой областью? Я не хочу доказывать военные способности хорватов, так как многие европейские народы могут отыскать в своей истории славные воинские традиции, и уж, по крайней мере, у немцев, британцев, испанцев, венгров, да и столь нелюбимых хорватами, сербов эти традиции были куда известней хорватских. К тому же югославская война с ее хаотической общественно- политической, да и морально-нравственной обстановкой отличалась довольно низким уровнем дисциплины и планирования боевых действий. Это и подтверждает справедливость моего утверждения о нежизнеспособности, навязываемой «космополитической» модели НАТО, прежде всего в идейной области, ибо лишь национально-религиозные мотивы оказались способными заставлять людей выполнять поставленные цели, даже если они были навязаны Западом. Но и такие хорватские вооруженные силы следовали больше опыту югославской войны, нежели западным теориям. Это относится, в первую очередь, к использованию их «специальных» сил для прорыва неприятельской обороны и развития успеха, либо наоборот, закрытия подобных прорывов в собственной обороне. Это требовало во многом иной роли «специальных» сил, в отличие от той, что им была уготовлена в модели (и теории и практики) НАТО. В силу характера югослав¬
427
ской войны «специальные» силы всех сторон, а не только хорватской, не могли использоваться в борьбе только с неприятельскими разведывательно-диверсионными группами, и иные их отряды использовались всеми сторонами в борьбе со всеми сторонниками неприятеля и в конечном итоге с его гражданским населением. Это порождало большие проблемы в самих этих силах а и приводило к участию некоторых специальных отрядов в весьма тяжелых военных преступлениях. В результате, при местном балканском, анархизме во многие «специальные» отряды попадал разнообразный сброд, а то и просто неподготовленные люди, но нередко обладавшие хорошими связями в верхах и, соответственно, пользовавшиеся незаслуженным влиянием при командовании. И неудивительно, что многие хорватские диверсионные группы сами себя обнаруживали своей иррациональной агрессивностью в неприятельском тылу, чем, в конечном итоге, сами срывали свои операции. Но в общем, Югославская война показала необходимость куда большей, чем принято в НАТО, роли специальных сил с большой сферой их полномочии. Требовалось также более внимательно подходить к личностям военнослужащих, в том числе «специальных» сил, прибегая к большей рациональности в подборе кадров при особых условиях отбора в каждое подразделение на основе фронтовых требований, определяемых теми, кто это конкретное подразделение непосредственно бы и использовал. По моему особому мнению, одно из главных условий сохранения вооруженных сил в гражданской войне является их идейность с построением от элитного ядра к внешним слоям, растущих в своем качестве с приближением к самому ядру, по принципу матрешки. Это обеспечивало бы действительно элитный состав, получаемый в ходе боевой проверки при выполнении боевых задач всех видов. В данном случае для меня важны не сами хорватские вооруженные силы, а условия югославской войны, в которой самой логикой боевых действий появлялось довольно здравых и жизнеспособных военных идей, пусть и нечасто применяемых на высшем уровне. И
428
коль эти идеи оказались нужными в местной, довольно анархичной обстановке, то тем более они были бы эффективны при лучшей организации и подготовке войск. Хорватская армия в данном случае лишь показательный пример становления новых вооруженных сил. Мне думается, что слепое копирование модели НАТО принесло хорватской армии немало вреда, ибо куда разумнее было бы развить то, что показало жизнеспособность в этой воине, не отвергая, но и не слепо копируя иностранные образцы, каждый из которых возникал в ходе достаточно трудоемкого приспособления теории к практике. В этом отношении ХВО Хер- цег-Босны находилось в более независимом положении, но общее развитие вооруженных сил определялось не отсюда, а из Загреба, где уже получили политическое одобрение Запада на захват сербских территорий, и где знали катастрофическое положение сербской стороны как внешнее, так и внутреннее. Конечно, хорватская армия оказалась в лучшем положении, нежели армия Югославии, зажатая более тесными идеологическими шорами, и пусть мне придется повториться, в последней было показано просто иррациональное упрямство высших чинов в сохранении старой модели ЮНА с все тем же порочным принципом пополнения войск, включая даже «специальные» силы, срочнослужащими при общей второстепенной роли этих сил. Хорватская армия в отличие от югославской к мирной жизни в 1992 году не перешла и после прихода миротворческих войск ООН в Хорватию, формально разделивших вооруженные силы Хорватии и РСК войска из Хорватии продолжили боевые действия в Боснии и Герцеговине в союзе с местными хорватскими и мусульманскими силами. Даже их поражение в 1992 году в западной части PC от сербских сил в какой-то мере хорватским вооруженным силам пошло на пользу, так как подтолкнуло их на реорганизацию. Новый всплеск боевых действий, но на этот раз против мусульманских сил, дал хорватской армии новый боевой опыт, тем более что фронт в Средней Боснии и в Западной Герцеговине в значительной мере держался частями, посланными из Хор¬
429
ватии. Нельзя, конечно, преувеличивать их роль и успехи. Но все же видно, что опыт тех боевых действий был в немалой степени учтен хорватским командованием, ибо как я уже упоминал, тогда и возникла хорватская гвардия, а хорватские «специальные» силы стали куда более организованными и подготовленными. В ХВО Херцег-Босны, так же как и в хорватской армии широко использовались не только иностранные инструкторы и наемники, но и добровольцы, то есть те, кто прибыл сюда по идеологическим мотивам, что относилось не только к усташским эмигрантам, но и к представителям некоторых праворадикальных (преимущественно нацистского толка) организаций, главным образом европейских. Если бы власть ХДЗ не распустила ХОС Добросава Параги, то эта организация вполне могла бы послужить костяком для ХВО, одновременно с ее «специальными» силами и ее военной полицией, что с учетом немалого числа иностранных и хорватских военных специалистов, было вполне возможно. ХВО конечно сохранил некоторые «усташские» отряды, а тут в особом положении находился Мостар, в котором хорваты куда больше ненавидели мусульман, чем сербов. Здесь с обеих сторон и хорватской и мусульманской было убито сотни людей что военных, что гражданских лиц, и этот относительно небольшой город бьш разрушен, пусть и меньше, но вполне сопоставимо в сравнении с Вуко- варом. В Мостаре действовали одни из самых известных хорватских усташским командиров: Винко Мартинович — «Штэлэ» и Младен Налетич — «Тута», под руководством которых проведены одни из самых больших этнических чисток мусульман во всей югославской войны и которые из-за этого оказались в списке обвиняемых Международного трибунала в Гааге. Нельзя, однако, считать, что бойцы Налетича и Мартиновича — занимались лишь этническими чистками и грабежами, как это навязывается западными СМИ. Эта война велась на уничтожение и все вооруженные силы — участники войны — в той или иной мере могут быть обвинены в этнических чистках. Международный трибунал в Гааге, осудив после войны бывшего ко¬
430
мандующего ХВО генерала Тихомира Блашковича за «геноцид» больше всего использовал случай убийств сотни мусульман (в основном гражданских лиц) в селе Ахмичи (Средняя Босния 16 апреля 1994 года), проведенной местным подразделением военной полиции ХВО и «специальным» отрядом «Джокеры». Однако и спустя пять лет после конца войны он не затронул аналогичные действия мусульманских сил (отряд Оси) в этом же районе и в это же время, как и действия местных и иностранных моджахедов и специальных отрядов Армии БиГ, по отношению, как к сербам, так и к тем же хорватам (как, например массовые убийства в Средней Боснии сотен хорватов). Весьма практичному Западу, равнодушному к чьим-либо жертвам, если только они не могут хорошо послужить пищей для его СМИ, как раз и потребовались мусульманские жертвы, дабы разгромить, по всем направлениям подобные «специальные» отряды (как, например, «казнена бойна» (отряд батальонного состава) Налетича), а тем самым и хорватский национализм, чьим главным носителем они и были во время войны. Подобный принцип применялся Западом ко всем сторонам в этой войне, так как они дальше всех выбились из «узаконенной» на Западе военной модели, в которой все национальные воинские традиции неуклонно давятся различными правовыми ограничениями. Однако, как и всякие ограничения, став законом, производят новые несправедливости, отсеивая не тех, кто плох, а тех, кто очевидно хорош для войны. Вышеупомянутые хорватские «усташские» отряды, даже разрозненные, все равно были неприемлемыми своей националистической идеологией и самостоятельностью, тем более что даже после войны их бойцы и командиры особо-то не скрывали свои взгляды. Так, упоминалось в прессе что в 1996 году в одной из телепередач хорватского телевидения Мостара командир одного хорватского батальона Младен Мисич появился в черной форме, похожей усташской из Второй мировой войны и, вытянув руку в фашистском приветствии, заявил потом, что «Мостар не Босния, а Хорватская держава». ХВО Херцег-Босны обладала, бла¬
431
годаря своему постоянному нахождению на «горячем» фронте при большой внутренней самостоятельности, хорошими возможностями для становления в сильное национальное войско. Естественно этого не произошло и его реорганизация под руководством нового командующего ХВО генерала Анте Россо, ветерана французского иностранного легиона, была проведена лишь настолько, насколько это могло быть необходимо для ограниченной победы над сербскими силами. Не доверяя ХВО, из-за его нетерпимости к мусульманам, главную роль в наступлении на Босанскую Краину 1995 года официальный Загреб поручил Армии Хорватии, способной без особых проблем взаимодействовать с мусульманскими 5-м и 7-м корпусами и с их отрядами моджахедов, освобождавшими Босанскую Краину от сербов и бывшей куда более послушной хорватскому руководству. ХВО в этом наступлении играл второстепенную роль, тогда как главная роль в нем принадлежала хорватской армии и его командованию. В Герцеговине же ХВО, как и вся хорватская армия, больших наступательных действий после 1992 года практически не вела против сербов, да и на остальных фронтах с сербскими силами со стороны ХВО поддерживалось относительное равновесие, за исключением Посавины, где в апреле-мае 1995 года в наступление, правда, малоудачное, пошли сербские силы. Велись против сербов хорватскими силами разведывательно-диверсантские действия, но они были редки, да и инициатива исходила, главным образом, от хорватского командования из Хорватии, особенно после 1992 года. Касалось это приграничных Хорватии областей, как, например, нападение хорватской диверсионной группы, численностью в несколько десятков бойцов, на село Дони Свиланец в Посавине, куда они перешли через Саву из Славонского Брода (Хорватия), или же пример того, как в западной части PC была уничтожена хорватская разведывательнодиверсионная группа «Мамбы» (до десятка человек). В общем, подобные случаи производили впечатление каких-то хаотических метаний и были, вероятно, следствием чьих-то интриг, либо борьбы самолюбий, ра¬
432
зумеется на командном верху, так как было бессмысленно посылать разведывательно-диверсионные группы против сербов в 1993—1994 годах, когда было ясно, что наступательных операций хорватские войска все равно не будут(по политическим причинам), а урон от таких действий сербами легко был бы возмещен. Хорватские же силы, не имея возможности развить успех, рисковали нужными и хорошо подготовленными кадрами. Возможно, причиной столь непоследовательных действий хорватского командования был опыт войны 1991—1992 годов против ЮНА, когда хорватским диверсантским группам нередко удавалось из засад и в налетах наносить немалые потери ЮНА (как, например, расстрел 17 военнослужащих ЮНА на мосту Коран). Однако хорватское командование здесь не хотело признать два очень важных обстоятельства: первое, то, что в 1992 году его разведывательно-диверсионные группы действовали на собственной территории и имели поддержку в местном населении, а второе, то, что неприятельская им ЮНА в своем большинстве состояла из срочнослужащих или резервистов без должных знаний, а тем более опыта. Самое же главное было то, что в хорватской среде вообще мало кто хотел признать, что югославская власть связывала руки своим военным. С принятием же войной национального характера хорватские вооруженные силы лишались подобных преимуществ, и в боях с вооруженными силами РСК и PC хорватская тактика 1991— 1992 годов оказалась не столь успешной. Но повторяюсь, даже со всеми своими недостатками хорватская армия на общем уровне стояла выше и югославской армии, и ВРС и СВК. Это относится не к довольно таки сложной оценке боеспособности и еще более спорной в местных условиях оценки качества личного состава, а к вполне реальной картине того пути, что прошли и сербские, и хорватские вооруженные силы с 1991 по 1995 год. Хорватские вооруженные силы, войдя в войну плохо организованными и нерегулярными формированиями, не просто оформились в современные вооруженные силы, но еще и прошли качественную реорганизацию, используя как собствен¬
433
ный боевой опыт, так и достижения западного военного искусства. В то же время надо учитывать обстановку, в которой действовали хорватские вооруженные силы. Они все же принадлежали относительно крепкому государству, а не столь рыхлым творениям, как PC, РСК и мусульманская Босния и Герцеговина. К тому же хорваты все-таки в этой войне тяжесть распределили более равномерно, нежели сербы, у которых главная тяжесть войны лежала на двух небольших и непрочных республиках (по сути, автономиях) Республике Сербской Краины, но в первую очередь на Республике Сербской. Так что, оценивая армию Хорватии, как относительно передовую армию в этой войне, все же следует не забывать, что в ней воевала, главным образом, гвардия, а обычные войска качеством не отличались. К тому же гвардия, разделенная по бригадам, никак не могла помочь в боевых действиях обычным частям (домобранским), которым хорошо бы помогла хотя бы одна гвардейская рота, временно бы включавшаяся в состав каждой домо- бранской части ранга: полк — бригада. Так же следует указать, что должного числа ударных отрядов хорватское командование создать не смогло, вероятно, из- за следования модели НАТО, в которой разведывательно-диверсионные подразделения были единственно положенными в частях «специальными» силами, но и они прорывом неприятельской обороны не занимались. Но, несмотря на все эти недостатки, именно хорватская армия оказалась опасным неприятелем сербских войск. Именно ей принадлежит главная заслуга в поражениях сербских войск в 1995 году, так как последние были к тому времени достаточно ослаблены и извне (санкциями, войной с мусульманами и авиаударами НАТО), но, главное, изнутри как в гражданской, так и в военной сфере. Война показала многочисленные недостатки в самой ЮНА. Это было вполне нормально для всякой армии, вошедшей в войну первый раз за пятьдесят лет. Поэтому закономерно было бы на основе полученного опыта, да и оценки неприятельского и иностранного опыта провести реорганизацию войск, так как статичность в данном слу¬
434
чае ущербна для любой армии. Это, естественно, произошло с сербскими силами и первые тревожные сигналы о кризисе в военном деле были даны еще в Книн- ской Крайне (РСК), где три раза хорватские войска в своих операциях (Милевачко плато — 21 июня 1992 года. Масленица — 22 января 1993 года, Медачки джеп — 7 сентября 1993 года, нападая на позиции СВК (Сербское Войско Крайни), за пару дней полностью побеждали свои цели, а сопротивление местных сербских сил было организованно крайне неудовлетворительно, и многие сербские подразделения просто бежали, оставляя без защиты собственное гражданское население. Нет необходимости доказывать качественное, превосходство хорватской стороны над сербской. Хорватские силы традиционно пользовались большой политической поддержкой, как на своей, так и на «нейтральной» международной, даже отчасти на неприятельской (сербской) стороне. Конечно, хорватские вооруженные силы имели немалое количество хорошо подготовленных специальных (ударных) отрядов, но в общем, даже после своей реорганизации они, столкнувшись с серьезным неприятельским сопротивлением часто больших успехов не достигали, даже при превосходстве в силах и средствах, и их профессиональные бригады не раз топтались на месте, а то и несли поражение, как от сербских, так и от мусульманских войск, хотя и хуже организованных. Доказательства очевидны и отсутствие значительных успехов и, более того, нередкие поражения в войне с мусульманами более слабыми и численно и технически, говорят сами за себя. Да и, наконец, в боях с сербскими войсками не было показано настолько много качественного преимущества, ибо тут операции «Блесак» и «Олуя» являются признаком катастрофы и сербского командования и сербской политики и, наконец, сербского народа. Однако доказательством качественного хорватского военного превосходства не может быть, так как не было серьезного сербского сопротивления в этих операциях, а здесь отсутствовало вообще какое-либо сербское сопротивление. Другое дело события в Босанской Крайне 1995 года, где первый
435
раз с сербскими силами столкнулась в бою новая хорватская армия, игравшая главную роль в разгроме сербских войск. Но тут-то, несмотря на превосходство в силе, пришлось месяцами бороться ради прорыва сербской обороны под Дырваром, под которым сербские войска, даже со всей анархией все же могли практически до сентября 1995 года, оказывать сопротивление, несмотря на общий переход хорватских и мусульманских войск в наступление по всему фронту. В конце концов, хорватские войска оказались не в состоянии использовать очевидные сербские поражения на оперативном уровне. Прорыв вглубь сербской территории максимум на сто километров за время от июля (падение Грахово и Гламоча) до октября (выход к поселку Бочац и на горный массив Маняча под Баня- Лукой) не может считаться примером высокого оперативного искусства. Нет смысла считать, что хорватские генералы, в своем большинстве бывшие офицерами ЮНА в прошлом, что относится и к главнокомандующему хорватской армией генералу Янко Ба- бетко, чем-то коренным отличались от тех же сербских генералов. Куда более важна здесь роль хорватской армии, хотя она оказалась впереди сербских войск, прежде всего благодаря своему профессиональному составу, она сама же нанесла ущерб полученному ей боевому опыту и идейному заряду. В этом плане, по моему мнению, перспективной базой были распущенные хорватской властью отряды ХОСа Херцег-Босны. Американская военная советническая помощь в сущности ухудшила хорватскую военную силу, так как американские генералы, приученные в своих колониальных войнах руководить послушными солдатами, не знающими в своем большинстве со времен Вьетнаме действительно тяжелых боев (за исключением спецназа) не понимали важности идейного фактора, почти во всем заменяя его фактором материальным. Между тем, столь важная даже доныне в военной теории Вторая мировая война показала преимущество идейного фактора, хотя бы на примере корпуса СС, созданного не на финансовом, а на идейном принципе. В тогдашней Югославии в еще более тяжелой, нежели
436
в 1991 — 1995 годах гражданской войне 1941—1945 годов, все воюющие стороны строились на идейном принципе, так же как и в Гражданской войне в России (1917—1920 годов). Нет никаких оснований полагать, что Гражданская война 1991—1995 годов в чем-то от них принципиально отличалась. Нельзя победить в большой и долгой войне без силы идеи, ибо война выражает не чьи-то экономические противоречия, как это ныне пытаются представить в современных общественно-политических науках, а борьбу идей, не способную ограничиться сферой «чистой» политики. Соответственно, следование идеи и должно быть главным в войне, разумеется в ее широком понимании, а не в узко партийных рамках, что как раз часто случалось во фронтовой практике югославской воины. Так что создание хорватских сил на основе модели НАТО хоть и было шагом вперёд, по сравнению со старой моделью ЮНА, все равно являлось уходом в сторону от требований войны и, по большому счету, было следствием стремления хорватского военно-политического верха поскорее и покрепче примкнуть к Западу, нежели следствием действительных фронтовых нужд. Тем не менее, следует опять-таки признать, что лучше подобный уход в сторону, нежели сербская остановка на месте, не давшая закрепить немалый боевой опыт изменениями в военной теории. Тем самым постоянно слабели сербские войска, оставленные без внимания политиками и ставшие мишенью для различных вредительских и саботажных действий в своей же сербской среде, нередко вполне сознательных людей.
У хорватов же вооруженные силы, сыграв большую роль в 1991—1992 годах, но опять-таки при содействии определенных сил на сербской стороне, ушли потом на второй план перед хорватской явной тайной дипломатией. Они по сути лишь заканчивали работу хорватских политиков, чертивших еще в 1992 году совместно с югославскими политиками новые границы делений сербских и хорватских интересов, хотя хорватские политики были куда более последовательны и энергичны в защите национальных интересов, неже¬
437
ли югославские — сербских. Хорватские политики к тому же, в отличие от югославских, куда больше внимания уделяли состоянию военного дела. Сравнивая общее состояние средней подготовленности хорватской и югославской армии на 1994—1995 годы, сравнение было в пользу первой, а преимущество последней в техники, как и в подготовке родов и видов технического характера, в первую очередь, авиации, ПВО, радиотехнических войск не могло возместить слабость югославской пехоты, в своей большой части пополняемой срочнослужащими, не способными в силу одного года военной службы сохранить фронтовой опыт из 1991 — 1992 годов. Хорватские войска до 1995 года постоянно участвовали в боевых действиях, как против сербов, так и против мусульман, и тот накал борьбы, что был получен в Боснии и Герцеговине хорошо им послужил в 1995 году. На сербской же стороне только вооруженные силы Республики Сербской имели с 1993 по 1995 годы постоянную боевую практику тогда как уже вооруженные силы РСК, о чем пойдет речь дальше, немалую часть-этого времени провели в «миротворческом» бездействии, а в еще большей мере это относилось и к вооруженным силам Югославии, в которых боевую практику весьма к тому же нечастую со второй половины 1992 года имели почти исключительно «специальные» силы армии и МВД, составлявшие, естественно, небольшой процент от общего количества личного состава вооруженных сил.
Глава 25
Мусульманские вооруженные силы.
Движение муджахедов: идеи и практика
Мусульманские вооруженные силы создавались в тяжелейшей политической обстановке для всего мусульманского народа и поэтому их военно-политический верх прилагал относительно большие усилия в военной области, пусть в целом недостаточные, а очень часто и просто ошибочные. Мусульманская сторона располагала непрочной основой для создания своих вооруженных сил и поэтому куда большее внимание, нежели другие стороны, уделяло своему личному составу в отношении обучения, идейно-политической обработки, дисциплины и организации, хотя, конечно, СДА правящая партия Алии Изетбеговича не являлась действительно фундаменталистским движением и нередко ограничивалась одной демагогией. Организация здесь упомянута не зря, так как именно она обеспечивает выдвижение командного состава и чем качественнее проводится выдвижение, тем лучше усваивается в войсках военное дело и соответственно совершенствуется тактика боевых действий, что, в свою очередь, открывает простор для все более успешного оперативного искусства. Конечно, мусульманские вооруженные силы с конца войны так и не избавились от всех характерных для югославской воины болезней, но все же стоит подробнее остановиться на том, как они создавались и действовали, ибо довольно интересно уже само их строительство. В начале мусульманские вооруженные силы действовали очень плохо. Созданная в начале войны «Патриотска лига» была по сути ополчением, и то не слишком хорошим, а упорное сопротивление оказывала, как правило, лишь в лице своих «специальных» (ударных) отрядов, да и то в основном, когда учащались появления медлительности, малодушия и глупости со стороны сербских сил. Большая часть мусульманских бойцов, имела полное превосходство в вооружении и сербскую сторону от поражения спасла скорее сербская поли-
439
тика, чем собственные военные заслуги. Даже в конце войны, когда сербские ударные отряды начинали воевать должным образом, то мусульманская пехота вела себя адекватно, как и в 1992 году.
Причиной успехов мусульманских вооруженных сил в начале войны были ошибки допущенные в сербском военном деле. Ведь мусульмане очень часто посылали плохо вооруженную армию, а порой и вообще без стрелкового оружия на сербские позиции. К тому же мусульманское руководство часто использовало иностранную помощь в целях личного обогащения, продавая порой оружие за пару тысяч немецких марок по стволу своим же людям. Мусульманское командование недостаток в оружии и боеприпасах пыталось возместить идейно-религиозной обработкой, использованием наркотиков, что часто лишь увеличивало потери. Местные мусульмане испытали на себе большое западное влияние, многие из которых побывали на Западе, поработали там и уже привыкали к западному стандарту благосостояния, многое они переняли и от югославской культуры. Конечно, с «пуштунами» из Афганистана их сравниваться не могли, и фанатизм на словах (крики «Аллах акбар!») в местных условиях отнюдь не часто сопровождался фанатизмом на деле, Одно дело фанатизм опытных и способных бойцов, и другое дело фанатизм необученных ополченцев, которых в исламском мире традиционно всю историю европейские армии громили с большим успехом, вопреки их большому численному превосходству. В местной среде ислам до войны не был особо силен. Попытки же возместить этот идеологический пробел искусственным босанским патриотизмом были неудачны. И неудивительно, что общее качество мусульманских вооруженных сил было вначале весьма низкое. Успехи в войне, конечно, у них были и я уже упоминал некоторые примеры, но главная заслуга принадлежала их ударным отрядам. Большой ошибкой мусульманского командования было то, что эти отряды им с самого начала не были поставлены в самый центр военной организации. Не обошли стороной мусульманские вооруженные силы и обычные в
440
этой войне столкновения старых офицерских кадров ЮНА с новыми военными вождями. Тут многое было непросто, так как офицерские кадры ЮНА, как например, генералы Расим Делич, Атиф Дудакович, Вахид Каравелич обладали достаточно высокой подготовкой, полученной в ЮНА, бывшей все-таки одной из развитых армий Восточной Европы. В специальных силах старой ЮНА было много мусульман, как офицеров, так и солдат, хотя надо заметить, что далеко не все они перешли на сторону Изетбеговича. В то же время характер войны требовал более самостоятельных и идейно убежденных кадров, вот тут-то появлялись новые военные вожди не только волей политиков наверху, но и из-за требований снизу.
Большой проблемой мусульманской стороны была непоследовательность их идеологии. С одной стороны ее пропагандой применялись термины антифашизма и демократии, а с другой стороны в обществе рос шовинистический психоз, и возрождались традиции исламского фундаментализма. Естественно, вышеупомянутый психоз, направленный властью СДА еще до начала войны против сербов — сторонников сербского националистического движения, оказался сильнее последнего. В самой войне под его влиянием менялось отношение ко всем сербам, так что даже «Алиин серб» генерал Йован Дивяк, лично командовавший нападениями «Патриотской лиги» на ЮНА и местных сербов, в конце концов был, отодвинут на вторые роли командованием. С началом же хорвато-мусульманской войны тяжело пришлось, особенно в армии, уже почти всем не мусульманам, и вскоре в армии на высших должностях остались практически одни мусульмане. В конечном итоге, религия оказалась сильнее политических идеологий, тем более что ислам имеет особенность «радикализироваться» в ходе войны, а в данном случае этот радикализм с самого начала войны был намеренно насаждаем в местном обществе экстремистским крылом в религиозно-политическом руководстве местных мусульман, прежде всего Алией Изетбеговичем, Хасаном Ченгичем, Омером Бехме- ном, пользовавшихся поддержкой определенных сил
441
в исламском мире, в том числе в религиозно-государственной верхушке Ирана. Нельзя с нынешним исламом уравнивать положение слабеющих христианских церквей, разделенных не только религиозными расколами, но и государственными интересами своих космополитических верхушек. Изначально ислам в большей мере пользуется военно-политическими средствами для достижения своих целей. В строительстве местных вооруженных мусульманских сил с самого начала большую роль играл исламский мир, в первую очередь Иран. Перед войной в 1991 году его посетил Алия Изетбегович, и откуда с самого начала войны была оказана большая военная помощь не только вооружением, снаряжением и боеприпасами, но и определенным количеством личного состава, главным образом из Корпуса Стражей исламской революции, бывшими не только советниками и инструкторами в некоторых частях, но и иногда принимавших прямое участие в боевых действиях. Нельзя чрезмерно преувеличивать иранское влияние, но остается фактом то, что и после войны в мусульманском военно-политическом верхе с американским влиянием могло сравниться только иранское. Здесь действовало государство, имеющее изначальное преимущество над любым общественно-политическим движением, и то, что небольшое число будущих бойцов мусульманских армий и полиции, прошло обучение в Иране и вызвало рост народных симпатий к последнему, к росту влияния идей, проводимых его государственной политикой, подкрепляемой финансово и дипломатически. В конечном итоге, помощь, как в вооружении, так и в подготовке мусульманских вооруженных сил других исламских государств, не могла не повлиять на их дух, сам факт того, что главная поддержка шла от исламских народов не могло не обеспечить рост силы ислама в войсках. Возможно это громко звучит, так как на деле армия Боснии и Герцеговины следовала скорее турецкой» модели, чем иранской, но уже то, что местные мусульмане еще недавно немногим отличавшиеся от сербов и хорватов, стали употреблять термины и ме¬
442
тоды «джихада», в сущности, огромный шаг к исламскому государству.
Стоит задуматься над самим фактом того, что в конце XX века в Европе звучат угрозы джихадом. Этой же Европе Сефер Халилович, тогдашний командующий армией Боснии и Герцеговины (и бывшый офицер ЮНА), в начале 1993 года открыто заявлял: «Если Европа не изменит отношения к нам, мы начнем организовывать террористические акции по всей территории и зажжется пламя войны во многих европейских городах». В середине этого же года Эюп Ганич, заместитель Изетбеговича, угрожал»: Если международное сообщество решило не интересоваться нашими проблемами, терроризм начнется во всей Европе». А в середине 1994 года Алия Изетбегович заявил: «Мусульманские государства и народы будут рассматривать неприятелем каждую страну на Западе, которая не станет справедливо относиться к боснийскому конфликту». Разумеется, все это были скорее демагогические угрозы, ибо Запад контролировал и само местное мусульманское государство, и любую помощь ему, либо через хорватскую сторону, либо авиацией НАТО, но подобные заявления говорят о внутреннем духовном состоянии мусульманского общества, прежде всего его вооруженных сил, как раз для которых и делались такие заявления. Понятно, что было тогда популярно в среде мусульманских бойцов, особенно ударных отрядов, которые пусть даже и немного знали об исламе.
По большому счету, вряд ли бедуины Мухаммеда были особо религиозно образованы, но они вполне удовлетворяли его требования о джихаде, тем более что для того нужно, прежде всего, военное, а не религиозное образование. Религиозный фактор в вооруженных силах мусульманской власти Боснии и Герцеговины играл все же большую роль и с этим никак не может сравниться роль такого же Фактора в хорватских и сербских войсках, следовавших в конечном итоге военным моделям атеистических государств.
Этот фактор является ключевым отличием действий мусульманской стороны и не учитывать его нельзя. Но
443
нельзя этот фактор и слишком преувеличивать, подобно иным сербским и югославским журналистам, обрисовывающих ситуацию таким образом, словно в мусульманских войсках составляют абсолютное большинство не вчерашние сербские соседи и коллеги, а то и родственники, и друзья, а почти одни моджахеды, прибывшие со всего исламского мира.
Процесс исламизации армии, в особенности полиции Боснии и Герцеговины, шел с большим трудом при значительном противодействии многих политиков, но в первую очередь армейских высоких чинов.
Исламизация шла, главным образом, пропагандистским путем и сторонники радикального фундаментализма главные успехи постигал советами и проповедями. Немаловажное значение здесь имели небольшие карманные книжки с «исламскими» советами. Так, например, стараниями Организации исламских ваку- фов помощи Боснии и Герцеговины, исламского рей- фа за Боснию и Герцеговину и исламского гуманитарного общества Мерхамет в войска поступали на работы сирийского алима Ахмета Изудина Эль Беяну- ния. В книжечке, составленной из его советов, писалось: «кто не пошлет воина в бой — Аллах его проклянет. Военному командованию дается право решать нужно ли ради общего интереса освободить, поменять или ликвидировать пленного». Однако тут же пишется «Не разрешается держать врага в плену, пока, не завоюет- ся победа на земле. Запрещено убивать женщин, детей и священников (но!), лишь тех из них, которые не участвуют в войне или же прямо или косвенно не помогают неприятелю». Констатируя факт, следует заметить, что этим бойцы мусульманских вооруженных сил освобождались от всяких моральных ограничений по отношению к противнику и к его гражданскому населению. Тем самым ожесточенность в войне разжигалась с большей силой, так как ясно, что Женевские конвенции в борьбе с таким противником могут устраивать лишь тыловых политиков и штабных офицеров, тогда как на фронтах этой гражданской войны такими конвенциями мало кто интересовался.
444
Подобная деятельность имела не маловажное значение, но она не могла достичь успеха без наличия в войсках тех, кто бы растолковывал и внушал эти советы бойцам на фронте, то есть без войсковых священников (в данном случае имамов). В армии Боснии и Герцеговины в данном отношении ситуация была лучше, чем в сербских вооруженных силах, где статус военного священника так и не был утвержден, да и самих священников редко можно было встретить на фронте, да и внимание они вызывали лишь у редких сербских бойцов. Ситуация в мусульманских вооруженных силах не намного отличалась от ситуации в сербских войсках и не особо многочисленные имамы особого влияния на дух бойцов не имели. Не случайно, многие моджахеды, прибывшие из-за границы в Боснию и Герцеговину, позднее в своих интервью с неудовольствием отзывались о местных мусульманах не только из-за незнания теми многих исламских законов, но и из-за отсутствия у них должного боевого духа. Разумеется, к таким заявления надо относиться с большой осторожностью, так как известная хвастливость многих таких воинов, которые, по словам иных «их в Афганистане перебили едва ли не больше русских «гяуров», нежели вообще их было в тогдашней советской, (а вовсе не русской) армии». В югославской войне моджахеды достигали ограниченных тактических успехов, а нередко несли немалые потери и поражения. Но, в общем, моджахеды здесь были правы, и качество тогдашней армии Боснии и Герцеговины было весьма низкое. Тем, но менее, в 1992—1993 годах мусульманские вооруженные силы находились в действительно тяжелом положении, и это вынудило в 1994 году мусульманскую власть СДА заменить Сефе- ра Халиловича,что, правда, сопровождалось и покушением на него, на югославского офицера Расима Делича, служившего в «специальных» силах ЮНА и вставшего наверх военного командования не одиночкой, а вождем собственных сторонников, главным образом из числа офицеров ЮНА.
С его приходом в армии Боснии и Герцеговины началась военная реформа, и войска уже официально
445
были поделены по-бригадно на ударные и обычные силы. Конечно, это деление было несколько условным в отношении бригад, хотя некоторые из них действительно были оснащены, подготовлены и использовались как местная гвардия. Однако оформление многих ударных отрядов и разведывательно-диверсионные батальоны корпусов (всего семь) и разведывательно-диверсионные роты бригад и оперативных групп сыграло весьма большую роль в успехах мусульманских вооруженных сил. Поэтому в 1995 году были усилены эти существующие роты и батальоны, а созданы разведывательно-диверсионные отделения — взвода в батальонах, тогда как на общеармейском уровне имелся так же разведывательно-диверсионный отряд ранга батальон-бригада «Черные лебеди» (Цырни лабудови). Все эти подразделения и части на практике выполняли самые важные задания, нежели отводилось разведывательно-диверсионным ротам бригад в старой ЮНА. Вели они не только разведывательнодиверсионные действия, но и играли главную роль в прорывах неприятельской обороны или в закрытие прорывов в собственной обороне. Не случайно во многих бригадах было по две-три разведывательно-диверсионные роты, а разведывательно-диверсионные батальоны корпусов достигали численностью до полусотни человек и имели на вооружении даже собственную артиллерию и бронетехнику.
В сущности, мусульманская сторона последовательно из всех сторон в войне использовала фронтовой опыт, а на тактическом уровне такие ударные отряды мусульманских вооруженных сил имели довольно неплохие результаты, достаточно усвоенные стараниями армейского верха. Так, в нападении, неважно батальона или корпуса, такие отряды шли вперед, прорывая в одном или нескольких местах неприятельскую оборону, а затем в прорыв входили остальные войска. В обороне же эти ударные отряды, как правило, находились в тылу и, в случае неприятельского нападения, или по вызову командования усиливали оборону.
446
Конечно, это в принципе, идеальная схема, а на практике мусульманские войска, в том числе ударные отряды, часто посылались «на убой» в наступлении или оставались без поддержки обороны, но в данном случае интересно то, что на армейском верху все же смогли относительно использовать фронтовой опыт.
Если учесть существование таких же «специальных» (ударных) отрядов в военной полиции и в МВД, то, в общем, успехи мусульманских вооруженных сил в 1994—1995 годах представляются вполне закономерными. Поразительно просто, как этот последовательный рост в качестве мало учитывался на сербской стороне, хотя касалось это хорошо знакомого народа, точнее все того же сербского народа, раньше или позже принявшего ислам. Вед'- с приходом турок в среднем веке многие сербы не только из числа еретиков-богу- милов, но и из православных и католиков переходили на их сторону, и в большой части приняв ислам, стали постоянно участвовать в турецких походах в Австрию, Венгрию, Хорватию, Польшу, Украину, да и по всей Азии и Африки. Само нахождение покоренных Портой сербских земель на тяжелой турецкой границе обеспечивало создание большой и сильной военной прослойки среди местных сербов, прежде всего мусульман, и говорить, поэтому о прирожденной трусости местных мусульман, как это было нередко принято в иных СМИ, да и политических кругах, было все же глупо. Конечно, далеко не все в их среде обладали воинским духом, но ведь нет на земле народа, в котором таким духом обладало хотя бы простое большинство. Даже без учета истории и психологии местных мусульман все равно ведь можно было предположить, что за два года боев с превосходящими силами противника их командование получило бы достаточное количество способных и опытных бойцов, и естественно, постаралось бы их использовать. Не зря в мусульманских войсках создавался культ «специальных» отрядов, ибо он обеспечивал общее поднятие боевого духа, и уж, по крайней мере, разительно обличаются действия армии Боснии и Герцеговины в 1993 году от ее действий в 1995 году. Является прави¬
447
лом на войне, то чем больше усредняется качество войска, тем ниже его общий уровень, так как любой боец, выполнявший ответственные боевые задания, знает, как один человек может послужить причиной поражения всей остальной группы, уже хотя бы внося в нее панику и суетливость.
В мусульманских вооруженных силах общее качество было весьма низко в начале войны, и ударные отряды оказались им очень необходимыми, ибо служили своеобразным паровозом, вытягивающим операции всего войска. Потому все эти отряды обеспечивались лучше остальных войск и постоянно выделялись командованием, в том числе официальным признанием принимаемых этими отрядами названий, например: «Акрепи», «Баста», «Джамимийски голу- бови» (117 бригада Луковац), «Тигричи», «Зелена стрела» (ПО бригада Бановичи), «Кыртице», «Витезови», «Тигрови» (203 бригада — Тешань), «Читлучки вуко- ви» (204 лака бригада), «Яничари» и «Табут», (Оперативная группа — Тузла), «Живинички осе» (оперативная группа 6 — Живиницы), «Тигрови» (501 бырдска бригада), «Чаруги» (503 бырдска бригада), «Тайфун», «Хамзе», «Газии» (505 бырдска бригада), «Фараоне» (511 бырдска бригада), «Апачи» (517 лака бригада), «Ночне птицэ» (1 босанская бригада), «Ластэ» (специальные силы МВД Боснии и Герцеговины), «Цыр- ни Лабудови (разведывательно-диверсионный отряд Генерал штаба).
Мусульманские вооруженные силы в силу недостатка тяжелого вооружения были вынуждены до конца войны полагаться на пехотные действия и их «специальные» силы играли главную роль в этих действий. Уже практически все операции мусульманских вооруженных сил в 1994—1995 годах начинались с прохода или прорыва их ударных отрядов неприятельской обороны, либо с целью захвата ключевых объектов в этой обороне, либо с целью нападения на нее с тыла или флангов. Это обеспечивало успехи, пусть и ограниченные, в нескольких операциях, с потерей сербскими войсками каждый раз десятков квадратных километров и десятков людей убитыми и пленными, на
448
горные массивы Трескавицу, Белашницу и Игман; на горный массив Маевицу; на Возучу и район Озрена; на Влашички плато; под Бихачем и Крупой-на-Уне, и, наконец, в широкомасштабной хорвато-мусульманской операции в Босанской Крайне во второй половине 1995 года мусульманские «специальные» силы использовали во многом эту же тактику. Одновременно с этим велись и классические разведывательнодиверсионные действия. В принципе, будь мусульманские «специальные» силы подготовлены и используй их получше, то в таких действиях могли достигаться большие успехи, переменившие во многое ход войны, чем оправдывался бы самый большой риск.
Я уже упоминал о разгроме разведывательно-диверсионной группы (до 100 человек), посланной из Сребреницы в район Хан-Пиеска с весьма смелой целью уничтожения Главного штаба ВРС (село Цырна река) и главная причина ее неуспеха заключалась в плохой разведке и отсутствие как агентурной сети на местах, так и снабжения. Общая подготовка мусульманских войск не благоприятствовала успеху столь смелых операций, но операции менее масштабные нередко удавались. Одно из известных факторов было уничтожение группы тыла Тырновского батальона 2-й Сараевской бригады в августе 1994 года, когда было убито два десятка сербских бойцов, включая двух медсестер. Правда, в данном случае немалую роль сыграла политика миротворческих сил, так как разведывательно-диверсионная группа 1-го корпуса армия Боснии и Герцеговины (Б и Г) не только прошла через, якобы, демилитаризованную Французскими миротворцами зону горного массива Игман. Французы и не могли предотвратить, это была предварительная разведка проведена мусульманскими разведчиками в составе делегации миротворческих сил, посетившей эти сербские позиции, и это, кстати, спасло тех сербов, что находились в третьем блиндаже, выкопанном ими уже после посещения миротворцев. Еще одной из известных операций данного плана было нападение мусульманской разведывательно-диверсионной группы 7-го корпуса на сербские позиции пол Галицей (Вла-
449
шичкое плато),когда погибло больше двух десятков сербских бойцов. А что касается нападений диверсантских групп из 8-й оперативной группы (дивизии); и из Сребреницы, то я об их большом числе и нередких успехах уже упоминал. Стоит лишь отметить, что из Сребреницы шло пропорционально наибольшее число таких групп от начала войны до ее падения, и вероятно, это было заслугой бывшего «специальца» союзного МВД Югославии Насера Орича. В этих диверсантских операциях страдали не только сербские бойцы, но и сербское гражданское население, что было следствием стратегии мусульманского руководства на создание атмосферы паники и страха во всем сербском народе. Таким образом, нападения на сербские села являются в данном случае естественной частью разведывательно-диверсионных действий. Известен случай с одним сербским селом под селением Шеко- вичи, где мусульманская диверсантская группа, обманом созвала сербских мужчин, в основном молодежь, якобы, на срочную мобилизацию, затем перебила несколько десятков. Однако подобные «глубокие» операции были довольно редки, максимум две-три из них проведены, например, в зоне ответственности одного из шести корпусов В PC в течение полугода, и они не могли коренным образом повлиять на действия сербских войск, да и нередко заканчивались чувствительными потерями, а то и разгромами этих разведывательно-диверсионных групп.
Куда больший эффект был получен в нападениях небольших разведывательно-диверсионных групп, разбиваемых по тройкам (например, пулеметчик, стрелок-автоматчик и снайпер) на неприятельские позиции с тыла одновременно с собственным наступлением с фронта. Такая тактика в более-менее значительном масштабе имела немалый успех, особенно при действии по уже отступающим неприятельским войскам. Еще одним эффективным видом действий мусульманских армейских разведывательно-диверсионных отрядов было их использование совместно с военной и гражданской полицией, (прежде всего с их «специальными» группами) по предотвращению бегства своих
450
войск с линий обороны и поддержания режима военного положения в тылу. Меры тут применялись самые жесткие, ибо в силу провозглашенного военного положения, дезертиры и паникеры расстреливались, хоть и редко это было. Подобная дисциплина, как и слабость в вооружении, во многом повлияла на то, что мусульманские войска куда лучше, в отличие от сербских, укрепляли свои позиции и могли за пару недель силами одной-двух рот построить в горах хорошую линию обороны с глубоко вкопанными блиндажами и траншеями, усиленными брустверами и стенками из бревен. В этом строительстве широко использовались военнопленные и заключенные гражданские лица из рядов «неприятельских» народов, но в данном случае мусульманские войска это делали куда более организованно и широко, нежели их противники. Главная заслуга в столь большом внимании к инженерному делу лежит на самом мусульманском военном командовании, создавшем большое количество инженерных подразделений и частей, вплоть до бригад, что позволило лучшим образом использовать для военной службы собственный человеческий материал. Большое внимание к человеческому фактору отличает мусульманскую сторону, как бы то ни было, но Запад держал ее, что называется в «черном теле», и даже военную помощь из исламского мира перебрасывал в недостаточном количестве. Хорватская сторона за провоз этой помощи брала, как правило, треть от общего количества, к тому же ограничивая ее, а в период хорватомусульманской войны 1993—1994 годов она ее вообще запретила. Помощь исламского мира в 1992 году, когда все хорватские пути были еще свободны, получалась в далеко неудовлетворительном количестве и общая цифра в несколько сот миллионов долларов, полученных в 1992—1993 годах, для войны такого размаха отнюдь не была значительной, тем более что немалая часть этой, как и всей остальной, помощи мусульманской властью разворовывалась.
Что касается собственного военного производства, то, несмотря на большие усилия мусульманской стороны, даже к концу войны оно могла удовлетворить
451
лишь потребности в стрелковых боеприпасах, а отчасти в артиллерийских боеприпасах и минно-взрывных средствах, причем большой проблемой был разнобой в калибрах артиллерийско-стрелкового вооружения мусульманских сил, получавших его из разных стран. Что касается производства самого вооружения, то производились, главным образом, минометы калибра 60, 82 и 120 миллиметров. В остальном мусульманское военное руководство оставалось на кустарном уровне, и ее главной задачей был ремонт уже имевшейся военной техники, как оставшейся от ЮНА, так и полученной в ходе войны. В этом, но было ничего удивительного, так как все военные фабрики, оставшиеся на мусульманской территории (Фабрика «Игман» — Кониц, фабрика «Победа» — Горажде, фабрика «Братство» — Травник, фабрика «Славко Родич» — Бугойно) оказались во фронтовой зоне либо сразу в 1992 году, либо уже в 1993—1994 годах, и естественно, не могли действовать на полную мощность.
Таким образом, к началу 1995 года мусульманские вооруженные силы (по данным Международного института стратегических исследований (Лондон), и сербской стороны, данные одного из известных теоретиков югославской армии полковника Милана Миял- ковского — издание югославской армии, журнал «Войско» от 13.10.1994 года) не смогли иметь больше десятка военно-транспортных вертолетов «МИ-8, двухтрех учебно-тренировочных самолетов УТВА -75, одной сотни танков и бронемашин, полутысячи артиллерийских орудий, 600-70П минометов калибра 82 и 120 мм, полутора сотен зенитных установок и полусотни ПЗРК. Столь малое количество вооружения достаточное, в лучшем случае, для корпуса бывшей ЮНА обеспечивало полное превосходство и сербских и хорватских вооруженных сил. Командование мусульманских вооруженных сил, проводя военную реформу в 1994-95 годах, было обязано исходить из имеющихся средств и возможностей. Дополнительные поставки оружия, полученные, главным образом, в 1995 году, благодаря вновь открытому «хорватскому» пути и более масштабному привлечению военно-транспортной
452
авиации НАТО (Авиационные силы специального назначения США — AFSOC и ВВС Турции тут играли главную роль) уже не могли повлиять на характер уже практически законченной к тому времени военной реформы. Поставки оружия с сербской стороны в нелегальной торговле, были ограниченными, армии Б и Г пехотного характера этих поставок изменить не могли. В этих условиях была важна роль «специальных» сил в мусульманских вооруженных силах, при большом значении идеологической обработки их бойцов.
В этой войне кадровая политика всех сторон была довольно одинаковой, так что на изучение биографий кандидатов в «специальные» силы много времени не уделяли. В войне это было неважно, так как здесь решалась судьба народов, а в ней оказывалось, что военные школы не служат гарантией боевых способностей, а чистые биографии залогом честности и храбрости. В МВД отчасти биографиям уделялось внимание, но куда меньше, чем это было в довоенной Югославии. Армейские специальные силы исходили из фронтовых нужд, чем ближе кандидат находился к военным организованным системам, тем качественнее был избран. Отсутствие гражданства являлось преимуществом кандидата, так как давало кандидату еще больше сил в его готовности воевать. Большую открытость проявляла армия Б и Г, так, в ее специальных силах было немалое количество «санджакли» (выходцев из Санджака, области на юге Сербии и севере Черногории) часто даже не имеющих прописки, приходили сюда и представители других исламских народов, хотя встречались (особенно в силах МВД) и местные хорваты и даже сербы. Немало в специальных мусульманских силах было и тех, кто вынужден был бежать из своих домов, оставшихся у «агрессоров» — усташей и четников, а смерть родных и близких была той силой, которая толкала их записаться в эти отряды. Все это давало мусульманскому командованию, достаточно хорошую основу для создания действительно новых вооруженных сил, основанных бы на «специальных» отрядах. А в такой горной стране, как Босния и Герцеговина такие вооруженные силы, даже
453
оставаясь «пехотными», в принципе могли выполнить свою задачу, постоянно повторяемую мусульманским политическим верхом об «освобождении всей территории Боснии и Герцеговины», а точнее, разгроме сербских и хорватских сил и захвате обороняемых ими территорий.
Однако это могло произойти, если бы был коренным образом изменен сам метод командования, а и вся военная организация, так как на практике специальные силы далеко выделялись из общей массы собственных войск, оставшихся в своей большой части даже до конца войны на довольно низком уровне. Командование и организация тесно взаимодействуют в войне, так как открывающиеся организацией возможности, должны использоваться умелым командованием. В мусульманских силах на практике командование часто оставалось на очень низком уровне и бойцы на фронте, не раз оставались без должной поддержки и вынуждены, не в пример сербским бойцам, экономить боеприпасы под страхом наказания, могли лишь глубже вжиматься в землю, стараясь часто при первой открывшейся возможности, быстрее отступить. Даже специальные силы несли большие потери из-за плохого командования и дисциплины. Очень часто совершались непродуманные вылазки в сербский тыл, в котором очень часто бойцы совершали спонтанные поступки: нападение на случайную легковую машину или поджог домов. В этих отрядах были большие потери, автоматически срок обучения в них сокращался. Тем не менее, значение специальных сил в мусульманских вооруженных силах было большим.
Без сомнения оригинальным и успешным шагом мусульманского военно-политического верха было создание сил моджахедов. Изучению этой темы уделено мало внимания. Причины подобного невнимания лежат опять-таки в догматизме в идеях и политике современного западного мира, частью которого, пусть и со многими оговорками, была как Югославия, так и Босния и Герцеговина. Отказавшись от христианских ценностей, политики этого мира, не могли признать, что далеко не весь мир пошел их путем, и для
454
исламского мира все «цивилизованные» нормы и законы остались не особо важной внешней шелухой, которую они вынуждены, были использовать. Положение усугублялось и тем, что исламский мир является объективно опасным неприятелем не только современного западного мира, но и всех народов, более-менее условно называемых христианскими. Не стоит тут повторять о важности идейного Фактора в войнах, являющихся частью мировой идейно- политической борьбы, но ясно, что исламский мир при существующем порядке вещей становиться все более сильным и, пользуясь многими преимуществами западной цивилизации, сам взаимностью Западу не отвечает. Пусть ныне кто-либо найдет следы участия каких-либо христианских крестоносцев в войнах не то что в XX века, но и в войнах XVIII—XIX веков. Это почти невозможно, ибо даже очевидно христианские восстания балканские народов, либо войны христианских монархов Европы против исламского мира несли в себе признаки довольно узких государственных и национальных интересов. А христианские народы уже в XX веке христианство из политики почти изгнали и даже настолько идеологические войны, что велись в XX веке в России, Испании, Югославии, Греции, Польше, Венгрии в куда большей мере велись под политическими, нежели религиозными лозунгами в противоположность таким гражданским войнам из XVII века. В исламском же мире конца XX века наблюдается вспышка религиозных войн и конфликтов как внутренних, так и внешних. Типичны примеры войн исламских партизан в Афганистане и Чечне, соответственно с советскими и российскими войсками, а и войн с собственными сонародниками, христианскими милициями и с израильской армией в Ливане и в Алжире — с правительственными силами и отрядами самообороны своих же «братьев-му- сульман». Это лишь известные случаи, являющиеся лишь характерными проявлениями джихада, как формы борьбы за исламский порядок и следы этого джихада легко можно обнаружить в почти любом современном вооруженном конфликте, в котором участву¬
455
ют мусульмане, как самостоятельная сила. В югославской войне джихад впервые после балканских войн (1912—1913 годов) опять появился в Европе, но в данном случае он вспыхнул с куда большей силой в постсоциалистической Боснии и Герцеговине конца XX века, нежели в полуфеодальной распадавшейся Турции начала XX века.
Само появление моджахедов в Европе должно было бы встревожить ее народы, если бы они действительно обладали самостоятельным и здравым мышлением, но общественной реакции не последовало. Уже позднее во время войны на Косово 1998—1999 годах моджахеды выступили сначала косвенными, а затем и прямыми союзниками НАТО благодаря участию в боевых действиях против югославских вооруженных сил на стороне албанской УЧК (по-албански — Ushtria Clirimtare е Kosoves, по-сербски ОВК — освободительное войско Косово, а по-русски ОАК — освободительная армия Косово). Но еще более поразительны насмешки и пренебрежение, которыми отвечало абсолютное большинство сербских и югославских политиков и журналистов не только из ряда прозападной оппозиции, но и из рядов тогдашней официальной власти на предупреждение отдельных сербских ученых, политиков и военных об исламской угрозе. Куда большее их внимание привлекли несколько избиений цыган местными «бритоголовыми», произошедшие в Белграде в 1998 году, нежели тысячи моджахедов, воевавших на территории бы шей Югославии с 1992 года, многие из которых даже остались на мусульманской территории Боснии и Герцеговины. Это относится к району Зеницы, Какня, Травника, но в первую очередь на бывшее сербское село на Озрене-Доня Бочина и несколько ему соседних сел, ставших их базами и одновременно местом жительства, до середины 2001 года. Организованное движение моджахедов (Организация исламской омладины) смогло, не только сохраниться после войны, но и организовать посылку новых добровольцев сначала в Албанию и на Косово (1998—1999 годы), а затем и в Чечню (1999—2002). Самое тревожное для сербской стороны должно было
456
быть то, что большинство моджахедов были местными мусульманами, еще недавно подверженными всем влияниям западной культуры. Точно такой же процесс начался позднее и в албанской среде. Все это говорит о том, что движение моджахедов смогло «осесть» в местной, далеко не религиозной среде, и, терпя поражение, оно смогло собрать силы для борьбы за власть в местном мусульманском обществе и так достаточно исламизированного в силу заданного шовинистического антисербского и антихорватского, а по большому счету, антихристианского движения местных мусульман. Конечно, многим сербским политикам нет дела до судеб христианства, но ведь приход к власти моджахедов автоматически означает войну даже в ущерб интересам местных мусульман, так как для ислама национальных интересов нет. Это хорошо проявилось в иррациональном провоцировании российской армии в Дагестане и 1999 году чеченскими исламистами.
Победа моджахедов далеко не неотвратима, и они вполне могут быть разгромлены так же, как это не раз было в истории, но с другой стороны, не стоит забывать той быстроты, с которой мусульманские войска в прошлом покоряли огромные пространства от Ирана и Индии, до Испании и Венгрии, да и ныне они, практически, уже наполовину завоевывают многие европейские города, как, например, Париж. Нельзя тут всех мусульман оценивать, подобно иным сербским политикам, как стадо бестолковых баранов, способных побеждать лишь массой. Исламский мир нередко давал способных и храбрых вождей, ведущих свои войска к победам. Ислам, помимо этого, обладает большой духовной силой и может побеждать и силой идеи. Не раз уже под его знаменами в бой шли его же вчерашние противники, в том числе из числа бывших христиан. Ныне такое же можно наблюдать во многих европейских высокоразвитых экономически странах, где, порою, этнические немцы, французы или англичане не только принимают ислам, но и добровольно становятся новыми «янычарами» исламских фундаменталистских движений. Это происходило и в
457
Боснии и Герцеговине, пусть и в несколько ином виде, хотя уже само вступление тех или иных хорватов, в особенности сербов, в ряды мусульманских вооруженных сил психологически отрывало их от собственных народов и всей их культуры, а тем самым и церкви, и делало восприимчивыми к исламскому влиянию. Само движение моджахедов не является изолированным явлением, а тесно связанно со всей исламской религией. В последней совершенно закономерно идет борьба различных направлений и не для всех в нем приемлемы моджахеды, однако, это характерно для всех общественно-политических движений, каким одновременно и является исламская религия. Известно, что и «красные кхмеры» в Камбодже далеко не всем в мировом коммунистическом движении нравились, особенно после того, как, покончив с собственными «буржуазными» эксплуататорами и их «наемниками» после отступления славных коммунистических противников американских оккупантов и их пособников, они принялись за собственных и «вьетнамских» товарищей. Однако недовольство «красными кхмерами» советской Москвы не многим облегчило участь сотен тысяч простых камбоджийских крестьян, убитых в пылу революционной борьбы поддержанной этой Москвой.
Моджахеды являются в сущности лишь военным крылом исламского фундаменталистского движения, управляемого уже вполне признанными исламскими религиозными авторитетами и тем самым они вполне «легитимны» для всего исламского мира. Глупо и недобросовестно называть их «обычными бандитами». То, что власти многих исламских стран ведут с ними ожесточенную борьбу, как, например, в Алжире, Египте и Ираке, вовсе не означает, что эти власти отрицают сами исламские принципы джихада, ибо сам по себе джихад для них приемлем, и его термины они используют в борьбе с внешними неприятелями. Даже прозападная Турция, запрещая исламский фундаментализм у себя, прямо или косвенно поддерживала его в других странах, в частности в Чечне и в Боснии и Герцеговине. Сама турецкая поддержка властей последних означала и поддержку находившихся там
458
моджахедов, хотя в Турции сторонники фундаменталистских исламских движений боролись против государственной власти, а в мусульманской Боснии и Герцеговине между моджахедами и турецкими миротворцами случались и прямые вооруженные столкновения. Однако во всей югославской политике и прессе движение моджахедов не оценено соответствующим образом, и если его примечали, то сводили к каким-то абстрактным понятиям «международного терроризма», «наемников» и даже, что вообще абсурд, «бандитов и авантюристов». Стоит тут задаться вопросом: что может толкать «бандитов и авантюристов» месяцами рисковать жизнью на войне? А что касается «террористов», то ведь террор-это средство, а какова же тогда цель?
Отдельно тут стоит вопрос с «наемничеством». Действительно, немало мусульман из других республик бывшей Югославии и из-за границы попало в ряды армии Б и Г в надежде на легкие деньги и добычу. Мусульманское командование их и им подобных особо то не жалело, да и с оплатой их услуг не спешило, что, в общем-то, справедливо, так как «услуги» их были весьма низкого уровня. Однако моджахед — это идейный боец, и хотя материальное вознаграждение он получает, но главные побудительные причины для него основываются на ценностях джихада. В Боснии и Герцеговине в 1992-95 годах в боевых действиях участвовали члены различных фундаменталистских движений из многих исламских стран, как, например, Алжир, Египет, Иордания, Сирия, Ливан, Пакистан, Турция, Иран. И просто было абсурдно побудительные мотивы всех этих движений сводить к деньгам, как, например в отношении организации «Исламское бюро» из весьма богатой Саудовской Аравии, чьи члены действовали как в Боснии и Герцеговине, так позднее и на Косово. Типичный пример отряд «Абу Бекир Сидик», действовавший в районе Дреницы в 1998 году под командованием Экрема Авдии, местного албанского моджахеда, бывшего бойца отряда «Эль- Моджахедин» из Тешня бывшего в составе армии Боснии и Герцеговины, одновременно с тем успевший закончить исламский университет в Медине — Сау¬
459
довская Аравия. Такие организации, как Исламское бюро (чей вождь Абдулах Духайман был одним из командиров отряда «Эль-Моджахедин» в войну), главным образом, вкладывают деньги и весьма внимательны в выборе людей. Наконец, алжирская GIA и палестинский HAMAS, чьи люди были в рядах армии Б и Г, ведут слишком серьезную борьбу в своих странах, чтобы относиться к их появлению в Югославии, как к малозначительной вещи, а к их деятельности, как к авантюризму или бандитизму. В еще большей степени это относится к иранским моджахедам, посылавшихся государственной организацией Ирана — Корпусом стражей исламской революции, прямо проводившим государственную политику Ирана по разжиганию в мире исламской революции, что не исключало противоречий шиитского Ирана с суннитской Саудовской Аравией, достигавших большого размаха в Боснии и Герцеговине. Проблема моджахедов весьма сложна и представляет собой лишь верх того исламского айсберга, о который может окончательно разбиться корабль Европы, между тем, детального исследования этого вопроса югославской войны не произошло, при чем как раз сербская сторона меньше всего интересовалась им.
Об опасности моджахедов говорили главным образом хорватские политики из Херцег-Босны, а после войны из формально единой Боснии и Герцеговины, где уже в мирное послевоенное время было убито и ранено больше сотни хорватов, как в открытых нападениях мусульман, так и в террористических актах последних. Не было большой тайной, что за многими этими террористическими актами в этой «тихой» хорвато-мусульманской войне стояло местное движение моджахедов, точнее в данном случае «мирных» исламских фундаменталистов, использовавших взаимную хорвато-мусульманскую нетерпимость для разжигания исламского Фанатизма в местной среде. Хорватская сторона тогда, как и во время войны, постоянно привлекало внимание «международного сообщества» к исламской угрозе и ею даже было выпущено несколько фильмов об этом с использованием видеоматериа¬
460
лов о моджахедах. Сербская же сторона ни во время воины, ни после нее серьезно к данному вопросу не отнеслась, за исключением разве что довольно известного югославского ученого-исследователя ислама Миролюба Ефтича, еще в 70—80-е годы предупреждавшего об исламской угрозе, но его толком не слушали ни тогда, ни во время войны, ни после нее.
Нельзя же считать серьезным отношением незначительное количество статей в прессе, в которых моджахеды, хоть и упоминались как явление в югославской войне, но их цели и причины их появления не изучались. Указывались, конечно, отдельные факты, чисто уголовных, действий моджахедов, как, например, захват в 1997 году в мусульманском селе Тетово (Зеница) египетскими моджахедами мусульманской 15-летней девушки Эдины Мешанович, или арест мусульманской полицией 9 марта 1997 года францу- за-моджахеда Лионеля Димона и убийство джибутийского моджахеда Зеферина Бинияма, произошедшее при этом аресте, вызванном их участием в грабеже 15 февраля 1997 года одной бензозаправке, когда, был убит один полицейский. Эти факты служили сербской власти для обрисовки еще более черными красками режима СДА, дабы всю мусульманскую Боснию и Герцеговину представить как европейскую версию Пакистана, что никакой реальной пользы сербской стороне не несло, зато отвлекало внимание от опасности моджахедов, да и всего фундаменталистского ислама. Известны фотографии саудовского моджахеда, вероятно из отряда «Эль моджахед» из Тешня, державшего отрезанную голову в руках, а ногой стоящего на отрезанных головах трех сербских военнопленных (Ненада Четковича, Благое Благоевича, Бранко Джурича), найденные у нескольких мертвых моджахедов под сербским Тесличем вместе с благословениями ислама из Мекки Гадафера-эль-Меккия, пославшего в отряд моджахедов своего муллу Абу-абд-Аллах эль Аудия. Имеется захваченная видеокассета, на которой моджахеды отрезают голову сербскому пленному, не послужили основания, уже хотя бы для создания какого-нибудь постоянного комитата по изуче¬
461
нию исламской угрозы или даже одной большой пресс- конференции для журналистов, а использовались лишь в довольно несвязной пропагандистской компании против всей, далеко неоднородной, мусульманской Боснии и Герцеговины и в ней мешалось все в одну кучу, чем серьезный вопрос профанировался и тем самым сам собой отпадал. При этом с завидным постоянством употреблялся термин «наемник», хотя даже по члену 47-го Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, принятому в 1977 году, наемник являлся лицом, не имеющим местного гражданства и принимающим материальное вознаграждение значительно большее, в отличие от того, что получают бойцы одного с ним ранга в местной армии, при этом не является постоянным военнослужащим воюющих армии, ни посланным собственным государством, прямо не участвующим в данной войне.
Между тем, определенная часть моджахедов во время войны была официально послана Ираном, а более значительная часть их была местными мусульманами, тогда как остальные не имели в армии Боснии и Герцеговины материального вознаграждения больше положенного их рангу, если вообще его получали. Естественно, их собственные организации, как иностранные, так и местные, не оставляли их в нищете, типичной в этой войне для многих из участников.
Впрочем, дело не в таких правовых тонкостях, которых мало кто придерживался, да и моджахеды на их защиту не рассчитывали, дело в принципе, они, попав в плен, как наемники, шпионы и обычные бандиты, должны были судиться по закону, пусть и суровому, что той же сербской стороне куда лучше послужило бы в пропагандистской компании, нежели смерть на месте. Дело в том, что сербская сторона имела перед собой достаточно убежденного, решительного и способного неприятеля, организованного в едином движении и имеющего серьезную и политическую и религиозную поддержку. Большее сходство здесь было с коммунистическим движением первой половины XX века с тем, это исламский фундаментализм был еще
462
опаснее наличием религиозно-мистических методов и целей. Ожидать, как предлагалось в сербской политике и прессе, пока Запад «осознает» свою ошибку в создании исламского государства в Европе было делом бессмысленным, ибо такая «ошибка» не могла длиться годами. Моджахеды ни во время войны, ни после нее, особо не скрывались от глаз ни миротворцев ООН, ни военнослужащих SFOR, действуя после войны активно, как раз в «американском секторе» Боснии и Герцеговины. Деятельность ЦРУ (CIA) и американской военной разведки (DIA) в отношении моджахедов была пассивного характера, хотя правительство США официально объявило исламский фундаментализм и терроризм одним из своих мировых противников. Войска IFOR (SFOR) правда, смогли закрыть в 1996 году 10 мая под Фойницей лагерь АИД- (тайной полиции Изетбеговича)Погорелица, арестовав несколько иранских инструкторов, a OHR (международное западное представительство фактически правительство в Боснии Герцеговине) часто оказывало давление на мусульманскую власть с целью ограничить деятельность моджахедов, но все это серьезной борьбы не напоминало и отдельные факты столкновений с моджахедами сил IFOR(SFOR) ничего в этом не меняли. За провал (или сдачу) лагеря Погоре- лица заплатил в 1996 году жизнью Неджад Углен, тогдашний шеф АИД (мусульманская спецслужба, позднее распущенная), а поверившие OHR социал-демократы были с помощью шефа OHR Пэди Ашдауна сброшенны с власти, а их человек руководитель ФОСС (новая спецслужба всей федерации) Мунир Алиба- бич был Ашдауном снят с должности. Американским военнослужащим в Боснии и Герцеговине давались листовки своим командованием с предупреждениями остерегаться американского моджахеда Исы Аблулаха Али (Кевина Болта), ветерана войны в Афганистане и Ливане, однако ни его, ни кого из других известных моджахедов арестовывать американцы не стали, хотя местные обвиняемые международным трибуналом в Гааге (почти одни сербы и хорваты) арестовывались (если не успевали, договорится с западными спец¬
463
службами) без особых проблем в организуемых «миротворцами» операциях, несмотря на то, что те имели право на аресты этих обвиняемых лишь в ходе «случайных» встреч. Не надо было особо разыскивать и многих бывших египетских моджахедов, что находились в списке разыскиваемых полицией террористов, посланных правительством Египта, так как многие из них были сотрудниками египетской медицинской «гуманитарной» организации «Международная гуманная помощь», действующей в Боснии и Герцеговине. Даже требования американского представителя к Изетбего- вичу выслать десять иранских агентов, лишь помогли тем раньше скрыться.
Довольно смешны открытия о том, что моджахеды получают местное гражданство, когда ни власть Изет- беговича, ни сами моджахеды этого не скрывали ни во время войны, ни после нее. Американский полковник Джон Браун, во главе разведывательной группы НАТО расследовавший, после войны, проблему моджахедов, прямо заявил, что они, по его мнению, представляют опасность не большую, чем другие подобные группы в Боснии и Герцеговине. В этом он был отчасти прав, ибо действительно моджахеды тогда не собирались нападать на американские войска. Их главная цель была усиление своего влияния в местной среде, что, конечно, угрожало интересам сербов и хорватов, а те, судя по всему, были определены Западом, как жертва Европы исламскому миру. Моджахеды не скрывали своих претензий на всю Боснию и Герцеговину. Так, один их местных лидеров алжирец Абу Салим дал в 1996 году интервью лондонскому журналу Europien, в котором утверждал, что мы «живем во времени, в котором победит ислам, и наше присутствие в Боснии должно это обеспечить». На американских солдат, по его словам, моджахеды нападать не собирались, если те не захотят «оккупировать» Боснию, а если правительство Боснии и Герцеговины потребует ухода моджахедов, то «защитит нас босанский народ, так как мы этот народ защитили от сербов. Босния-святая исламская земля и наша обязанность оборонять ее от оккупации».
464
Совершенно ясно, что Запад ни после 11 сентября 2001 года не собирался с моджахедами всерьез бороться в Боснии и Герцеговине, тем более что в самой Европе с исламским фундаментализмом борется он не слишком усердно, и в конце концов, мусульмане заселили эту Европу не случайно, а в соответствии с долгосрочной западной политикой. Не является случайностью то, что офицеры американских сил специального назначения в 1992—1993 годах на деньги мусульманских организаций из Америки обучали моджахедов в Боснии и Герцеговине, так же, как это они делали в Пакистане и Афганистане, а вероятно, и в Чечне, хотя многие их ученики после этих войн принимали участие в террористических актах против США, (например, дело «слепого шейха» из Нью-Йорка). Содействие моджахедов НАТО в Албании и на Косово 1998—1999 годах ни случайностью, ни сиюминутным Финансовыми и политическими и интересами кого-то на Западе объяснено быть не может и является проявлением «генеральной линией» всей западной политики, хотя абсолютное большинство военнослужащих НАТО этого, может, и не знают. В конце концов, само прибытие моджахедов в Боснию и Герцеговину проходило под полным контролем Запада. Первое время в 1991—1992 годах отдельные группы наемников и добровольцев из исламских народов шли через Болгарию, Македонию, Грецию, Албанию, Косово и дальше через Санджак или Хорватию, но этот путь был довольно опасен, и посылались по нему вероятно «дешевые» боевики, набранные на скорую руку. К тому же, далеко не все из них были моджахеды из фундаменталистских организаций, ибо было отмечено появление в рядах мусульманских сил членов националистических движений албанцев и «боснийс- ко-санджакской» эмиграции, турок из Турции, а так же подобных организаций бывшего СССР. Упоминались боевики из Азербайджана, Чечни, Татарии, а то и из самой Москвы, но чаще говорилось о туркменах. Правительство последних в конце 1991 года в начале 1992 года участвовало в оплате поставок оружия мусульманским силам «Патриотской лиги» (московское
465
представительство сараевской фирмы Унион-инвест, а возможно и московское представительство тоже сараевской фирмы «Враница»). Разумеется, почти все приезжавшие мусульманские боевики, употребляли в речи понятие «джихад», природное любому мусульманину, но к организованным фундаменталистским исламским движениям они не всегда принадлежали. Лишь с августа 1992 года в мусульманские вооруженные силы вместе с поставками оружия потоком пошли моджахеды уже известных фундаменталистских движений и иного пути, кроме как через Хорватию, они не имели. Что касается хорошо контролируемого авиацией НАТО воздушного пространства Боснии и Герцеговины, то даже если через него попытался бы пролететь нанятый моджахедами самолет, то ему опять- таки надо было пролетать над Хорватией, да и не было, откуда ему вылетать, кроме как из Италии, члена НАТО и Албании, в которой к тому времени НАТО и США создали собственные базы и агентурную сеть. Хорватия же с самого начала своей независимости попала под полный надзор западных спецслужб и ее правительство никогда бы не пошло на переговоры с Ираном, а тем более с кем-то из фундаменталистских исламских движений, не имея одобрения западного верха. Как раз, благодаря такому одобрению, к концу 1994 года в мусульманских вооруженных силах находилось до 3—4 тысяч (возможно и больше) моджахедов, собранных, главным образом, в несколько отрядов, дислоцированных, в основном, в районе Зеницы (7-я бригада или отряд «Эль джихад» и отряды (ротабатальон) «Зелена легия» и «Герила», Тешня (отряд (батальон) Эль-Моджахедин), Коницы (отряд (ротабатальон) «Мудериз») в составе 3 корпуса (командующий бригадный генерал Энвер Хаджиомерович). Однако существовали отряды моджахедов и на других фронтах, в том числе в «защищенных» ООН зонах Сараево и Бихача. В этих частях со временем все большее количество составляли местные мусульмане, проникавшиеся с ходом воины духом ислама и видевшие большую общую боеспособность, моджахедов и желавшие воевать подобные им. Таким образом, мусуль-
466
майское командование, возможно и вопреки своему желанию, оказалось первым и единственным в этой войне, объединив Фронтовой опыт специальных (ударных) отрядов и силу идеологии. Сделай оно из моджахедов ядро армии и слей с ними свои специальные силы, то однозначно, добилось бы куда больших успехов в войне. В любой войне сознательное соединение боевого опыта и крепкой идеологии дает отборные войска. Дело здесь не в самих личностях моджахедов, способных обладать различными психофизическими качествами, военными знаниями и боевыми способностями, а в том идейном влиянии, которое расширялось год от года. Любому бойцу идейный заряд дает сильное чувство долга и тем самым новые силы, а в конечном итоге и лучшие боевые качества, избавляя его от большой доли страха, лени и уныния. Такие бойцы представляют куда большую опасность, в отличие от профессионалов, не имеющих развитого чувства долга, побуждавшего бы их использовать свои знания. Современные армии строились по западным моделям (в том числе социалистические) и, будучи вытесненные на обочину и государства и общества, а ныне окончательно добиваемые «миротворчеством», они все в большей степени стали, пополнятся людьми низких умственных и морально-нравственных данных. Воинская служба все больше теряет свой высокий смысл во все больше бюрократизируемой военной организации. Воинская же служба — это служба долгу и определенной идее, и чем сильнее идея, тем сильнее долг перед ней. Современные армии, даже в своих способных частях, идеями бедны, а нередко бедны и элементарной нравственностью, а не то, что долгом перед государством, народом, а тем более религией. Разнообразные и нужные проверки и школы обеспечивают в данном случае лишь общее ухудшение боевых качеств военнослужащих, ибо часто отсеивают самых храбрых и способных, ради осторожных интриганов. Считать же, что одни занятие боевыми единоборствами, ведущиеся в армии, надо заметить не на особо высоком уровне, могут возместить отсутствие убеждений — глупость, как и всевозможные ог¬
467
раничения кандидатов в офицеры — от характеристик и наличие гражданства, до физических ограничений. При таких условиях многие великие полководцы прошлого вообще были бы либо не приняты на военную службу, либо были бы из нее отчислены в скором времени. Наполеон бы не прошел по росту, Суворов и Тамерлан из-за хромоты, Ян Жижка из-за слепоты, Александр Македонский и Юлий Цезарь из-за эпилепсии, Чингиз-хану помешало бы пребывание в рабстве, а адмирал Нельсон был бы отчислен по инвалидности. Воинская служба требует, прежде всего, умения и желания воевать, а так же верности воинскому долгу. Все остальное — приложиться. Если уж военные парады с хождением в ногу (что анахронизм) так уж кому-то в государственных верхах необходимы, то в таком случае лучше создать несколько парадных частей голливудского типа, а остальные войска оставить в покое от всей внешней мишуры.
Движение моджахедов возвращается к изначальным воинским принципам и тем самым получает изначальное преимущество над армиями западного типа. Это и есть главная причина успехов моджахедов против подобных армий, не важно, каких государств. Эти, пусть и относительные успехи, главным образом постигались в партизанской войне небольших отрядов моджахедов или же в «моджахедских» террористических актах. Что опять-таки один из видов боевых действий. В этих условиях наибольшую важность приобретал человеческий фактор, то есть общее качество личного состава, и тут идейность очень важна. Хорошо бороться в таких условиях с моджахедами может лишь идейная армия с идейными не только солдатами, но и генералами и даже политиками, и именно этой идеи не хватало сербской стороне. На том же Косово, а тем более в Чечне 1994—1996 годов, да и в 1999—2000 годах, где государственный верх полностью исключил всякую народную инициативу в войне, сумел нанести поражение тамошним партизанам, в общем, значительно уступавшим по качеству силам моджахедов. Но, сумев разгромить их крупные формирования, что, в общем, было закономерно, ни югославские, ни рос¬
468
сийские войска не смогли подавить сопротивление их небольших групп, а именно эти группы и смогли сохранить фундамент для будущего перехвата стратегической инициативы. Я не случайно объединил действия российских и югославских вооруженных сил. Действуя против похожих противников, используя похожие методы боевых действий, эти две армии, делали одни и те же ошибки. Заявления победах над «бандитами» не слишком впечатляют, ибо с бандитами должно бороться МВД. Если же против них надо привлекать армию, то это уже не бандиты, а партизаны, к тому, очевидно, достаточно, идейные. Впрочем, армии НАТО тут не лучше действовали, даже имея естественное преимущество в профессиональном составе хотя бы своих сил специального назначения, что и показал опыт Афганистана, в котором они были не в состоянии контролировать ни центр Кабула. Возможным выходом здесь были бы те выводы, к которым можно прийти, изучая югославскую войну в ее как положительном, так и отрицательном опыте, в особенности в лице ВРС, как бы парадоксально это не звучало, здесь велась война в большей мере из будущего, нежели из прошлого. Потому-то столь важно изучение боевого опыта, что дала югославская война, ибо даже отрицательный опыт ценен для тех, кто его изучает.
Глава 26
Война «низкой интенсивностиЗапада против сербской стороны. Деятельность западных спецслужб. Психологическая и политическая обработка
Описывая Югославскую войну, хочу напомнить, что главную роль в ней играл Запад, желавший что-то скрыть, что-то открыть в действиях противоборствующих сторон. Но помощь хорватам практически не скрывалась. Еще 4 апреля 1968 года тогдашний губернатор Калифорнии Рональд Рейган подписал Указ о провозглашении 10 апреля Днем Хорватской независимости. Югославия тогда находилась в дипломатических отношениях с США и получала от Америки военную и экономическую помощь, счет шел на сотни миллионов долларов). Коммунистическая власть Тито была скрытым союзником Запада — как в третьем мире, так и в «соцлагере». Если учесть, что Тито был хорватом (он так себя называл) и большинство его окружения составляли хорваты и словенцы, то скорее сербам надо было требовать независимости. Но в США действовало хорватское лобби, и провозглашена была Хорватская независимость. Запад признал этот односторонний акт, поддержал его, несмотря на то, что на хорватской территории действовала югославская власть, и находились войска ЮНА, проживали сотни тысяч сербов, были целые чисто сербские области.
Для развала Югославии Западу не требовалось межнациональное согласие. Уход сербских депутатов из хорватского парламента (25 июня 1991 года), вызванный отказом парламента признать конституционность сербов, как народа, на решение Запада не повлияло. А план «4+2» (конфедерация Сербии, Черногории, Македонии, Боснии и Герцеговины в политическом союзе с Хорватией и Словенией), им самим был отвергнут. Сербские напоминания об усташском геноциде времен второй мировой войны оказались затертыми в угол и, в конечном итоге, был принят абсурдный хорватский тезис, согласно которому, сербы
470
оказались сами виноваты в геноциде, «которого не было».
Хорваты получили огромную военную помощь Запада — сначала из Германии, затем из США. Трудно назвать «частной инициативой» действия американской кампании MPRI — Military Profesional Resoursis Inc в 1994—1995 гг. в Хорватии, Боснии и Герцеговине на хорватской и мусульманской сторонах, так как компанией MPRI задействованы были слишком крупные фигуры. Например, Карл Вуоно, бывший командующий 18-м воздушно-десантным корпусом армии США, Джеймс Миндс, бывший командующий армией США, Ричард Рифитис, бывший командующий войсками США в Европе, Эд Шойтс, бывший шеф военной разведки. «Мелочи», вроде Конституции Югославии, запрещавшей изменение границ и выход из состава Югославии одной из республик без согласия остальных. Запад с легкостью отбросил и заменил право народов на самоопределение и «правом борьбы за демократию», которые сам Запад отвергает, когда дело касается его интересов. Так вполне «законно» в Югославии было создано Хорватское национальное государство. Судья конституционного суда Владимир Шекс открыто говорил, что в Хорватии есть место лишь для одного народа из двух — сербов или хорватов.
Запад всегда был аллергичен ко всякому проявлению национализма, тем более, с какой целью разжигать хорватский национализм, который всегда отличался антисемитизмом и антимусульмантством.Это противоречит западной идее космополитического общества.
С другой стороны, хорватский национализм, несмотря на частые «антизападные» вспышки внизу, хорошо служил Западу, весь XX век и его грубый «ан- тисербский шовинизм» был для Запада особенно привлекателен. Что касается верхов, подвластных Западу, им можно было дать некоторую свободу действий, вплоть до открытого противостояния. Поскольку всегда найдется возможность «обуздать гневных вождей», как хорватских, так и сербских.
Поэтому Запад легко манипулировал югославской войной, «законно» устанавливая через нее свое гос¬
471
подство над миром. И как бы парадоксально это ни звучало, но многочисленные преступления, совершенные в этой войне, служили укреплению власти Запада. Характерный пример — «международный трибунал» в Гааге. Специальные операции НАТО в Боснии и Герцеговине велись в согласии с доктриной НАТО о «Low Intesity Conflict» (конфликтов низкой напряженности), предусматривающей всестороннюю помощь «союзным силам в их внутренней обороне». В этом не было ничего нового, так как такое уже испытывалось во Вьетнаме, и результаты были не плохие. Неудачи американской армии во многом — следствие внутренней американской политики, а также противостояния СССР — США в Юго-Восточной Азии. В Боснии и Герцеговине, местным сербам помогала лишь Югославия, обессиленная международными санкциями и собственной внутренней политикой. Как и Россия, также ослабленная развалом единого государства, непоследовательностью и откровенным предательством московских верхов в деле защиты как российских, так и сербских интересов.
Руки США были развязаны. Им не нужно было сюда посылать даже собственные войска, стоило лишь открыть дорогу другим силам. Сначала — силам Хорватии, имевшей большую поддержку со стороны Германии, затем — исламскому миру. Сами американцы участвовали лишь в обеспечении потока исламской «военной помощи» в Боснию и Герцеговину. Главным образом явно и тайно влияя на структуры ООН (прежде всего — на миротворческие войска), а также на хорватскую власть, обеспечивая беспрепятственное снабжение мусульманских сил оружием, боеприпасами, снаряжением и людьми.
Прямое американское вмешательство не требовалось, потому что воевали с сербскими войсками местные мусульмане и хорваты, особо важные задания поручались их «специальным» силам, а не силам стран НАТО. Все эти голливудские сказки о «командос-акциях» в Боснии и Герцеговине, в Югославии — просто бред. Запад не желал прямо ввязываться в эту войну. Всего несколько раз силы специального назначе¬
472
ния НАТО (легионеры французских и британских войск) содействовали переброске военной и экономической помощи. Велось это по обыденной схеме, через гуманитарные организации. Миротворческие войска организовывали конвои, сопровождая грузы с гуманитарной помощью. Другое дело — что везли на этих машинах? Это не проверялось никем. Конвой пропускали беспрепятственно. Так как определенную сумму денег, чаще всего от исламских стран, получали местные сербские или хорватские вожди.
Если конвой все же останавливали — ради него никто рисковать жизнью не собирался, ибо денег и у Запада, и у исламского мира хватает. Для сопровождения и приема конвоя посылали, конечно, представителей, но у них были удостоверения «гуманитариев», они находились под защитой «миротворцев».
Опасность грозила конвою лишь со стороны «разбойников больших дорог», но и с ними справлялась местная власть. Типична история, показанная по немецкому ТВ «Monitor» в сентябре 1996 и в конце февраля 1997 года о том, как германская спецслужба BND (служба внешней разведки) переправляла оружие мусульманам Боснии и Герцеговины. Агенты этой спецслужбы работали под прикрытием наблюдательных миссий Европейского сообщества. Руководителем агентурной сети был назван (в репортаже) Кристоф фон Бецолд, бывший одновременно руководителем германской делегации в данной миссии наблюдателей. Через эту миссию и перебрасывались оружие и боеприпасы, в частности, 5-му корпусу армии Боснии и Герцеговины (в Бихач) — в пакетах, как сухое молоко, детское питание. В Бихачской больнице уже после войны репортеры «Монитора» получили свидетельства того, что немецкие наблюдатели ЕС привозили в больницу в джипах боеприпасы. Так, 27 марта 1994 года «наблюдатель» привез 17 280 патронов различного калибра. Это подтверждает книга «О приеме товара». За подобные посылки агентам выплачивались гонорары (до 15 000 марок). Эти же агенты доставляли огромные суммы «Получателям» в Боснии и Герцеговине.
473
Центр BND и всей немецкой «тайной политики» находился в Загребе. Здесь, в обстановке комфортности и полной безопасности, организовывалась переброска оружия и денег, заключались договоренности о политической поддержке военных операций против сербов. Главными немецкими союзниками были хорваты, и именно хорватские спецслужбы и их «специальные» силы играли главную роль в германских тайных операциях. Хорватские войска без всяких препятствий получали военную помощь с Запада, в первую очередь из Германии, из запасов бывшей ГДР, а также со складов уходящих частей Советской армии по прямому распоряжению ее командующего генерала БУРЛАКОВА. По свидетельству французского журналиста Жерара де Бильера («Пари матч», от 19 июля 1999 г.) и по сообщению из Москвы, в ноябре 1994 года за нелегальную торговлю оружием, в том числе с хорватами и мусульманами (из Боснии и Герцеговины) генерал Селиверстов, заместитель командующего 16-й воздушной армии (из состава ГСВГ) получил срок.
Хорватия была отличной базой для ведения тайных операций в Боснии и Герцеговине, так как ее войска вели боевые действия на последней с начала 1992 года территории. Здесь же возникло государственное образование хорватов — Херцег-Босна, с собственными вооруженными силами. Поэтому для Запада не было никакой нужды ни в «Джеймс Бонде», ни в «Рэмбо».
Главное в тайных операциях было — знание местных условий, языка и обычаев. Понятно, что никто лучше местных жителей этим не владел. Среди участников тайных операций можно было встретить невзрачных личностей, не особо знающих, как бы совершенно посторонних. Но в этом-то и была их ценность!
С началом мусульманской войны в Боснии и Герцеговине, положение западных спецслужб осложнилось, так как их «плацдарм» — мусульмане, оказались отрезанными от остального мира. Вот когда понадобилась помощь «коммандос» для приема военно-экономической помощи, пересылавшейся по воздуху. Эти операции требовали специально обученных пилотов, совершенной техники. Ею располагали воздушные силы
474
специального назначения США. Это были самолеты МС-130Н Combat Talon II, созданные на основе военно-транспортного самолета ВВС США с-130 Hercules для выброски в тылу противника людей и грузов в любых метеоусловиях, днем и ночью, на низких высотах. В том числе и в горной местности. Этот самолет оснащен компьютером АР-100, объединяющим все электронные системы самолета в одно целое (приборы связи и навигации, разведки и радиоэлектронной борьбы, предупреждения о действиях неприятельской ПВО и пр.). Этот самолет без помощи с земли может с высокой точностью выбрасывать грузы на незнакомой местности.
Конечно, в воздушных операциях использовались и обычные военно-транспортные самолеты, как американские, так и других стран НАТО (например, Турции), нанятые самолеты гражданских авиакомпаний «третьих стран» (вроде Уганды и Украины).
Наконец, использовались и наземные каналы снабжения, прежде своего — миротворческие, действовавшие на всех линиях фронта. В операциях по переброске оружия, в местных тайных операциях западных спецслужб, при сборе разведывательных данных, в управлении политикой без стеснения использовались уговоры, угрозы, подкуп. Царила атмосфера беспринципности, продажности и безверия, созданная старой прокоммунистической властью, и это сделало возможным подобные действия агентов спецслужб. Последнее дало возможность Западу запугивать стороны, в первую очередь — сербскую, своим всезнанием и всемогуществом. Использовались не только деньги, но и особые методы убеждения и запугивания на личном и общественном уровнях, в том числе психологические, используя помощь как современных техсредствдак и сектантов. Так, над Боснией и Герцеговиной, согласно репортажу (3-й канал Лондонского ТВ сети ITN / от 16 ноября 1995 года/), Дермота Марнохана, побывавшего на хорватском острове Брач, американские спецслужбы использовали беспилотные летательные аппараты типа Predator и GNAT-715, обеспечивавшие прямую передачу видиоснимков, а также сним¬
475
ков радара и телевизионных приборов на пульт оператора и оттуда, через компьютерную сеть, на экран каждого пользователя их услуг. Естественно, их услугами воспользовались хорватские и мусульманские вооруженные силы в своих операциях против сербских войск, в особенности во время операций 1995 года. Между тем, Запад, прежде всего Америка, обладали и более сложными системами оружия типа самолетов Е-ЗА, AWACS, Е-2С, ЕС-130, EA-GB, TR- 1, QSTAR или же спутниковых систем наблюдения, разведки и навигации, а также наземными автоматическими сенсорами и наблюдательными приборами. В сочетании с «работой» «союзных» спецслужб на земле, это полностью удовлетворяло нужды Запада.
Наземные силы специального назначения лишь обеспечивали эту деятельность. И, думаю, встречавшиеся в хорватской и мусульманской армии западные наемники действовали самостоятельно, не всегда опираясь на поддержку своих государств. Какой смысл Америке посылать наемников, в Боснию и Герцеговину, если в хорватском Киселяке американская военная разведка DEA имеет с 1993 года свой центр? Через Киселяк шла активная междоусобная торговля «воюющих сторон», осуществлялось сотрудничество. Так как Киселяк граничит с сербской Сараевской общиной Илиджа, DEA легко было «собрать» через местных сербов нужную информацию. Тем более, сто столица PC — Пале, находилась в сербском Сараево. Еще проще было получить нужные сведения в мусульманском Сараево, кишевшем шпионами. В такой ситуации «борьба» с «военными преступлениями» Запада превратилась в метод шантажа и вербовки местных кадров, стремящихся избежать смерти и тюрьмы (даже в Гааге), сохранить богатство и власть. Это выявляет суть Западной военной политики: стараясь избежать прямого столкновения, Запад пытается «разложить» неприятельские войска изнутри, опорочить и лишить поддержки, влияния извне. В конечном итоге, управляя «врагом» с помощью местных агентов, в том числе из среды органов правопорядка и политических движений, загнал их в угол.
476
И хотя такие «бои» были обыденностью этой войны, знаменитые, хорошо подготовленные и оснащенные американские спецназовцы, в первую очередь — 1-й батальон (Бад-Тощ, Германия) 10-й группы специального назначения, и известной группы по борьбе с терроризмом «Delta», несмотря на то, что американские войска, как и весь SFOR, имели полную власть над Боснией и Герцеговиной, пять лет не могли арестовать того же Караджича, хотя о том, где тот живет, узнать было достаточно легко. Дело здесь не в неудачах: Западу не нужна была «коммандос» — акция и «мученический» ореол Караджича. Западу нужна была картина явного сербского покаяния, и тут личность Караджича, как и Младича, играли несравненно важную роль, нежели в действительности. Вытолкнутые наверх официальным Белградом, для Запада они стали своеобразными «жертвенными овнами» пропаганды. Их личные характеристики и заслуги роли не играли. Западная пропаганда из Младича и Караджича создала мифологические образы, что позволяло дискредитировать сербский национализм, независимо от того, хороши или плохи были эти сербские вожди в действительности. Официальный Белград, местная сербская (PC) пропагандировала сознательно, а иногда и бессознательно, подыгрывала Западу, совершенно не учитывая причин и характера этой войны. Младич и Караджич должны были символизировать «ястребов войны», олицетворять мрачные силы, втянувшие народы в войну. То, что эти народы исторически, как и все остальное человечество, сражались из побуждений религиозно-культурных, политических и экономических — оставалось за кадром. В XX веке Запад усиленно насаждал дегенеративный образ мыслей подвластным ему народам Югославии, якобы, защищая простой народ от его национальной верхушки, на самом деле загоняя в рабство — экономическое, политическое и духовное. После войны в Боснии и Герцеговине подобная политика начала проводиться Западом в лице ведомств — ОН К. Ее представляли канцелярии верховного представителя, полновластного наместника, назначаемого западным международным
477
сообществом. К ним относились и IFOR, позднее переименованный в SFOF (то есть, от «имплементационных» — приводящих в жизнь договор Дейтона) в стабилизационные (закрепляющие). По этому же договору войска нового типа, основанные на войсках и командовании НАТО при второстепенной роли воинских континентов стран, не состоящих в НАТО (в том числе и России, не получившей в Боснии и Герцеговине, как и в Косово и Метохии, своего «сектора»), OSCE (организация европейской безопасности), в обязанности которой входило следить за безопасностью, на деле дискредитировала ход политических выборов, ввела нормы иметь в партии определенный процент женщин и членов национальных меньшинств, а также сама себе продлевала мандат. IMC — комитет по вопросам СМИ, присвоил себе право не только выдавать местным властям разрешение на деятельность СМИ (мультинациональная цензура), но и взимать налог в собственную кассу. ICG — «международная признанная группа» создана официально на средства западных бизнесменов (в том числе Сороса), взяла на себя право (в лице Джеймса Лайона) давать оценки местным политикам и требовать от имени «международных властей» снятия с должностей тех или иных политиков, запрета изданий, упразднения организаций, изменения внутренней и внешней политики. Касалось это и международного ТВ — OBN, беспардонно и не особо качественно промывающего мозги населению и власти. А также ведомства правового надзора за местными позициями (политиками), пропагандируя мультинационализм, политической вербовки шпионов западными спецслужбами. Все эти организации полностью координировали свои действия с миссией ООН в Боснии и Герцеговине.
Ее шеф, американский генерал Жак Клайн, был «серым кардиналом» Боснии и Герцеговины и занимал пост заместителя шефа OHR. Жак Клайн задавал тон пропагандистской кампании и международной власти, ставшей в позицию защитника «народных интересов». Беспардонность Клайна и ему подобных, была возмутительна, его права — неограниченны.
478
Мерилом их был не Дейтонский договор, а реальная обстановка. «Международное сообщество» действовало по принципу: положи собаке в пасть палец — она всю руку откусит. Пустых угроз сообщество не боялось, а до серьезных, которые бы вызвали сопротивление местных «туземцев», дело не доводили. Старались действовать с верхов, сначала устраняя неугодных, затем ставили «своих» людей из местных на высокие должности в администрации.
Весьма эффективным орудием Запада стал Уставный (Конституционный) суд Боснии и Герцеговины, где несколько местных бюрократов при помощи международных «супервизоров» стали «кроить» устройство Боснии и Герцеговины вопреки Дейтонскому договору. Там, где этот суд был слабоват, в дело вступал «Дом за людска права» (Представительство за права человека) и правозащитники. Борьба за права человека в Боснии и Герцеговине приобрела абсурдный характер, вводилась диктатура дебилов.
Иначе говоря, по западным рецептам, успешно разлагающим Европу и Америку, любой идиот, лентяй и бездельник мог, обвинив кого-нибудь в фашизме и шовинизме, требовать то, что ему принадлежать не могло. Конечно, весь этот либерально-социалистический бред в местной среде не мог найти полного приложения, но и без последствий для населения пройти не мог. Менее уязвимой была «югокоммуни- зированная среда», что наложило свой отпечаток на народ, и без того отягощенный турецким прошлым.
Запад не был наивен. Его миссионеры умело вживляли новые идеи в головы людей, для которых престижной была идея «голой силы» и богатства. И Запад умело это использовал. В Боснии и Герцеговине Запад ввел свою «мультинациональную» и «демократическую» диктатуру. Ее мягкие формы объяснялись ее «экспериментальным» характером, что обеспечило большую накачку сюда денежных средств из всех подконтрольных Западу источников. Но мягкость в политике — дело обманчивое. Что касается денег, то вряд ли всерьез стоит предполагать, что американское правительство будет бесконечно выдавать зарплату учителям,
479
германское — финансировать восстановление жилья, норвежское — разминировать территорию. Запад лишь опробовал свою доктрину «Конфликта низкой напряженности». И все международные организации, развернувшие свою деятельность здесь, служили этой цели. Цель же «Доктрины» — внутреннее разложение всех «неприятельских» элементов, навязывание «мультинациональных» ценностей. Демократия уходила на второй план. «Мультинациональность» доводилась до абсурда. Международные власти стремились покончить со всеми национальными организациями, свести их под общую «крышу». На то, что нарушался Дейтонский договор, который гарантировал права «энтите- тов» (автономий) Республике Сербской и Мусульмано-Хорватской Федерации, власть не обращала внимания. Беспардонно создавалась единая армия, полиция, пограничная служба. Единая культура, спорт и пр. Из сербских образовательных программ требовали исключить сербских классиков, изучение сербских народных традиций, историю народа — свидетельства постоянной борьбы за свою самостоятельность и независимость. Больший ущерб наносился, конечно же, сербам. Как выяснилось, хотя по окончании войны и прошла эйфория, национальных организаций, за исключением церкви, сербы почти не имели. Церковь же переживает глубокий кризис, и защищать национальные ценности не в состоянии. «Национальные вожди» военных времен оказались бизнесменами и устремились на поиски прибылей. Никакого мирового «славяно-православного» политического интернационала, придуманного западной пропагандой, не существовало. Сербия управлялась властью коммунистической, которую с большой долей относительности можно было назвать национальной. И мягко, но твердо выводилась Западом на «мультинациональный» путь (недалекое военное прошлое содержит массу примеров низкого уровня моральной и материальной категории). Философия денежного интереса, которая практически победила, оказалась весьма удобной для западной пропаганды и, как ни парадоксально, именно на селе, особенно в денационализированных об¬
480
ластях эта философия была широко распространенной. В общем, Запад убедился, что понятие «простой народ» уже не то, что было раньше, ни в городе, ни на селе, и сотнями гибнуть за национально-религиозные цели он не будет. Массовые демонстрации и беспорядки Запад напугать не могли, ибо все оканчивалось нулевым результатом. И когда люди, подбадривавшие друг друга собственным множеством, видели, что оккупанты вовсе не собираются бежать перед небольшими группами «добровольно-принудительно» собранных «боевых» элементов, вооруженных, в лучшем случае, камнями, то и общее воодушевление быстро спадало. К тому же, вожди подобных демонстраций, в значительной части руководствовались не столько идейными, сколько экономическими мотивами.
Запад хорошо оценил общее состояние своих главных неприятелей — сербов, так как именно Запад, организовал и первую, и вторую, и третью Югославии (1918—1941; 1945—1992; 1992), он хорошо знал сербов, и его не могли испугать десяток-другой взрывов и стрельба. Их целью были объекты и машины международных властей. Они добились и не понесли при этом никаких жертв.
Подобный терроризм Западу не мешал, и лишь угроза массовых волнений, доведенных до крайности людей, заставляла приостанавливать насильственную «мультинационализацию». И чтобы не допустить волнений, Запад подпитывал Боснию и Герцеговину финансами, поощряя, правда, скорее коррупцию, чем производство. Верхи же продолжали разлагать народ враньем, предательством, беспринципностью, пьянством и наркоманией, проституцией (особенно импортной) и те, кто в местной среде это расширял, никак не мог стать препятствием для Запада. Если кто- то и захотел бы выступить против Запада с «национально-религиозных» позиций, так как других позиций не было, то оказывалось, что ему надо идти не только против Запада и своих традиционных внешних неприятелей — главным образом мусульман, но и против значительной части собственного народа. И при том это число постоянно росло. Это было совершенно
481
иное положение, чем во время войны, когда, выступая со своим народом, можно было защищать исторические сербские цели.
После войны процесс выхолащивания смысла народной борьбы настолько глубоко зашел, что многие люди отказывались от традиционных формальностей, принимая смешные и абсурдные тезисы западной пропаганды, не отличающейся идейностью, хотя и совершенной технически. Контингент стран НАТО, в первую очередь США, вопреки мандату IFOR — SFOR, вели активную пропагандистскую деятельность против «неприятелей Дейтонского договора», практически против попыток сопротивления западной насильственной «мультинационализации», которые исходили как раз от сербов, и лишь затем — от хорватов, тогда как мусульмане, со стороны международных властей встречали благожелательное отношение, хотя именно их сторона демонстрировала большую агрессивность не только к соседям, но и ко всей Европе.
Особенно активным было американское командование, использовавшее для контрпропаганды приемы психологической войны, в частности, из 4-й группы психологических операций специального назначения, а также 193-й эскадрильи специального назначения ВВС США. Из состава последней для поддержки операций американских войск в Боснии и Герцеговине после войны было выделено три самолета ЕС-130 F «Commant Solo». Эти самолеты, созданные на базе военно-транспортных самолетов С-130, опробовались американской армией в Панаме, Гаити, и в Персидском заливе и служили не только для «промывки мозгов» туземному населению, но и для «забивки» неприятельских телевизионных и радиостанций.
Но во время авиаударов НАТО по Югославии в марте-июне 1995 г. в Белграде, в большом европейском городе, отсутствие одобрения со стороны ООН ничего не значило, так как осуждено не было, а позднее даже получило сатисфакцию. Югославская область, Косово и Метохии, «завоеванные» НАТО такими «миротворческими» авиаударами, было передано непосредственно под управление миссии ООН. Так что в
482
Боснии и Герцеговине Запад зря времени не терял, и не зря шла туда международная помощь. Разнообразие организаций было подчинено четкому плану.
Десятки международных организаций, тянувшиеся за международной властью, проникали во все поры местного общества, делая его зависимым от Запада. Эти организации, базирующиеся на прочной евро- американской политико-экономической системе, обеспечивали здешним людям куда больший заработок, лучшее отношение, нежели местная власть, представители которой, беспринципно меняя свои взгляды и партии, стремились побольше нахапать у своих народов и у международных организаций. Шефы последних тоже обогащались, завышая стоимость услуг и товаров, предоставляемых по каналам международной помощи, используя взятки, превращая помощь Боснии и Герцеговине в личную прибыль. Таким образом, «гуманитарные» деньги возвращались в страну, откуда прибывали, а Босния и Герцеговина втягивалась в огромные долги, добавившиеся к долгам СФРЮ, часть которых досталась Боснии и Герцеговине от бывшей Югославии. Эти долги отражались на экономике всей Боснии и Герцеговины, в том числе и на Республике Сербской, вынужденной косвенно оплачивать последствия военных долгов мусульманской стороны. Так как выплата долгов должна была начаться в 2003 году, что подстегнуло инфляцию и вызвало всплеск внутренних конфликтов. К тому времени процесс «демилитаризации» и психологической «пацификации» достиг бы желаемого для Запада результата, и уязвимость Боснии и Герцеговины была бы максимальной. Сербская сторона испытывала бы наибольшее внешнее давление и разложение изнутри, ее последняя надежда — Сербия была бы разгромлена властью, не важно какой, и последовательным, в своем ханжестве Западом. К тому времени срок возможной войны сократится до недель или нескольких дней. И, если военная машина сербской стороны не будет изменена коренным образом, не станет не только Республики Сербской, но и сербской державности,а и самих сербов.
483
Еще в 2000 году было видно, что пока сокращенные до предела сербские войска держатся устаревших схем ЮНА, и пополняются призывниками с абсурдными сроками службы (6—9 месяцев), мусульманохорватская армия, в которой главную массу составляет мусульманский контингент, пополнялась по профессиональному принципу и оснащалась Западом. К тому же ВРС настолько плохо финансировалась, что не в состоянии была проводить полеты.
В западной военной помощи мусульмано-хорватским войскам главную роль играли американцы, действовавшие через частную корпорацию MPRI (Military Professional Resources, Inc.,). Эта компания была создана в 1987 году в США (город Александрия) с целью оказания военной помощи в интересах США и Запада частными силами. Для этого MPRI использовала услуги 200—300 постоянных, и в десятки раз больше — временно трудоустроенных военнослужащих (в запасе и в отставке) американских вооруженных сил, прежде всего — бывших офицеров. Стоимость услуг и влияние MPRI показывает подписанный 16 июля 1996 г. между представителем США на Балканах (по военным вопросам) Джеймса Пердью, Алией Изетбето- вичем и Крешемиром Зубаком, соответственно мусульманским и хорватским членами «председништва» (Президиума Боснии и Герцеговины) договор о военном сотрудничестве, стоимостью 400 млн долларов в первой фазе и 800 млн долларов во второй фазе. Со- ветнические услуги MPRI были оговорены отдельно в рамках этого же договора и были они оценены где-то в 90 млн долларов. Этот же договор значительно выделялся из всей программы «Оснасти и обучи», навязываемый всему миру американским правительством ради «пристегивания» к своему военно-промышленному пространству новых территорий.
Дело не в объеме поставок американского оружия, чем США, как официально было заявлено, якобы пытались уменьшить иранское влияние в мусульманской среде. О чем не говорилось — это усиление влияние Хорватии в местной хорватской среде.
484
Американцы заявляли, что они обновляют вооружение, но, оценивая поставляемые образцы (танки М-60 (45), БТР М-113 (80), вертолеты OH-1 (IS), автоматические винтовки М-16 и пулеметы М-60), можно прийти к выводу, что это, как все прочее поставляемое вооружение (за исключением легких переносных ПТРК АТ-4, производимых в США, по Шведской лицензии) использовалось еще во вьетнамской войне и ничем по качеству от используемого в местных войсках вооружения бывшей ЮНА, не отличалось.
Современные образцы бывшей ЮНА, вывезенные в Сербию, значительно превосходили его по качеству. Конечно, эти американские образцы были модернизированы в ходе их эксплуатации, как и оружие, поставленное из исламских стран: ОАЭ (танки АМХ-30, БТР «Panhard»), Египта (танки Т-55 и 130, миллиметровые гаубицы). Но превращения местных мусульманско-хорватских войск в качественно новую армию, не устраивало Запад. Запад не хотел давать местным войскам новую технику. Это доказывает и факт финансирования американским правительством закупки в Польше для армии мусульманско-хорватской федерации 40—50 танков Т-72, уступающим по боевым характеристикам американским танкам Abrams Ml, (все- таки разница в сроках принятия на вооружение 10 лет), но превосходившим по этим характеристикам М-60.
Запад рассматривал мусульманско-хорватскую армию, как дешевый материал и большого интереса к ее судьбе не испытывал. Не выделял Запад и Боснию с Герцеговиной из ряда своих новых «партнеров», вроде Польши, Румынии, Болгарии, Грузии, Украины, в которых он видел лишь плацдарм для своих новых военно-политических авантюр. Но Босния и Герцеговина тем и интересна, что показала, как Запад собирается «защищать» своих новых союзников. Столь желаемое для них членство в НАТО означало не столько поступление финансовых вливаний (на что они рассчитывали), сколько обязанность участия в западных авантюрах.
Запад в Югославской войне сполна использовал хорватские и мусульманские войска в собственных
485
целях, а в конце войны прямо взялся за вопросы военного командования. Достаточно напомнить, что в хорватской армии в 1994—1999 года официально действовали советники MPR1 (на основании договора, подписанного в 1991 году и обновленного министром обороны Хорватии Гойко Шушком 15 ноября 1994 года), MPR1 участвовала в обучении (в качестве советников) хорватских войск, в первую очередь, специальных сил и гвардии хорватской армии, что в условиях гражданской войны в Хорватии означало прямое американское участие в этой войне. Именно MPR1 создавала хорватскую гвардию, сыгравшую главную роль в разгроме сербских войск в Западной Славонии (12 мая 1999 года) и Книнской Краины (4—8 августа 1999 года) из РСК, а затем Босанской Краины (июль- октябрь 1999 года) из PC, когда были захвачены тысячи кв.км сербской территории и было убито несколько тысяч (до десятка) сербов, в том числе большое количество гражданских лиц.
Эд Сойстер, вице-президент MPR1 и бывший шеф DEA (американской военной разведки) заявил 11 мая 1995 г. в интервью британской газете «OBSERVER»: «(Мы. — Авт.) не можем им сказать, как стрелять, но можем им показать, как лучшим образом организовать своих людей, чтобы те стреляли». Так что в том, что хорватские войска перебили несколько тысяч гражданских лиц, немалая заслуга MPRI.
В конце концов, хорватские генералы, приказывавшие жечь сербские села и вести огонь по колоннам сербских беженцев, сами ведь ни в кого не стреляли. И не случайно MPRI свои группы на местности называла МТТ (Mobil Traning Team — мобильные группы (тимы) обучения), так как находиться и действовать они должны были в полевых условиях, в действующей армии. Многие сербы, оказавшиеся в окружении в 1995 г., говорили потом о наличии иностранцев в хорватской армии.
Нельзя остаться нейтральным в войне, тем более — гражданской, обучая вооруженные силы одной из сторон на фронте. И MPR1 не была обычной «наемной» компанией. Для работы в хорватской армии она при¬
486
влекла американских генералов (Джон Гэлвин, бывший командующий американскими войсками в Европе; Карл Вуоно, бывший начальник генерального штаба армии США во время ее операций в Панаме и в «Заливе»; Ричард Грифиг, бывший помощник командующего американскими войсками в Европе (ответственный за разведывательную деятельность; Джеймс Линдзи, бывший главнокомандующий силами специального назначения США; Эд Сойстер, бывший шеф DEA (американская военная разведка; Сент Крозби, бывший начальник военной академии в Форт Левенворту и др.), офицеров и сержантов.
Сотрудничество MPRI с США шло не только на политическом уровне (через генерала Джона Севала, военного советника госсекретаря США Борена Кристофера), но и на военном. Созданные в рамках Генерального штаба хорватской армии Центр командования, управления и координации действий хорватских войск и Центр обработки разведывательных данных о сербских войсках (прежде всего ВРС и СВК) получали нужные сведения напрямую от американских государственных служб, в том числе от американских военных и командования НАТО. Для разведки использовались как американские военные спутники, так и беспилотные летательные аппараты американской армии, поставленные на острове Врач, а также Центр американской разведки, размещенный на территории Хорватии. Поэтому нельзя считать США нейтральной стороной.
Западная стратегия ведения боевых действий «чужими руками» и «чужой кровью» требовала в югославской войне привлечения исламского фундаментализма для борьбы не только с сербами, но и с усилившимися хорватами, также весьма националистически настроенными. Местные мусульмане сами по себе были достаточно «европеизированы» и «югославизированы», чтобы стать опорой исламского фундаментализма. Чтобы разжечь фундаментализм нужны были моджахеды из движений Ближнего и Среднего Востока, за два десятилетия до этого практиковавшиеся в джихаде. Несколько тысяч моджахедов, находившихся в армии
487
Боснии и Герцеговины, подтверждают успешность исламского экспорта революции. В ударных отрядах этой армии, составлявших ее главную силу, моджахеды были весьма важной частью.
Немалая часть моджахедов была местными уроженцами, принявшими с началом войны фундаменталистский образ жизни, что в условиях войны не могло не привести их в джихад. Влияние приезжих моджахедов в сочетании с ростом исламского фанатизма доказывает успешность западной политики опоры на ислам. Правда сам Запад признать это не хочет. Но это дела не меняет.
Одно то, что моджахеды прибывали в мусульманскую Боснию и Герцеговину всю войну (как и оружие, и снаряжение исламских стран), живое тому свидетельство. Если исключить период начальной неразберихи, тяжело найти иной путь сюда, нежели через хорватское побережье. С сербской стороны путь был герметически закрыт не только Югославией, но и сербскими землями PC и РСК. Возможность прохода групп моджахедов там была практически равна нулю. Даже если бы кто-то из местных «шверцеров» (военных спекулянтов) за большие деньги и смог бы выбить где-то желаемую поддержку у местной власти — все равно кто-то бы проговорился, а это вызвало бы такой взрыв, что перебили бы и спекулянтов, и их «защитников» из властных структур. И это было бы довольно эффективно. Да и моджахедам не было никакого смысла рисковать, пробираясь сотни километров по незнакомой территории, заполненной вооруженными людьми, знающими все тайные пути и дорожки. Коль исходной точкой была бы Албания, находившаяся под контролем западных спецслужб, флота и авиации НАТО. К тому же и в Албанию моджахедам можно было попасть только морем, где господствовали военные силы НАТО и Евросоюза (что по сути одно и тоже), обязанные контролировать соблюдение международного эмбарго на поставки оружия в бывшую Югославию. Как они его соблюдали — известно, но вряд ли нарушения эмбарго Хорватией были бы неизвестны Западу, который одной рукой (ВВС и ВМФ)
488
поддерживал это эмбарго, а другой (его же спецслужбами, авиацией и флотом) нарушал.
Американские транспортные самолеты, как известно, с военно-воздушной базы Рамштайн во Франкфурте-на-Майне не скрываясь, в присутствии своих и иностранных журналистов, отправлялись в полеты над Боснией и Герцеговиной, якобы, в гуманитарные рейсы. Этой «гуманитарностью» американское правительство оправдывало свое прямое вмешательство в эту войну. Доставка чего угодно под видом гуманитарного груза, была «делом техники», так как содержимое контейнеров, отправленных в Боснию и Герцеговину, все равно в Рамштайне не проверялось.
Думаю, что американские самолеты использовались лишь в особо важных случаях, ради помощи мусульманам в последнем периоде войны. В начале же войны наибольшие переброски вел Иран. В статье из газеты Вашингтон Пост (от 13 мая 1996 года) Энтони Лейк, бывший советник по национальной безопасности американского Президента Клинтона, признал, что их правительство с самого начала войны в Боснии и Герцеговине знало об этом и через свои спецслужбы вело постоянное наблюдение за полетами иранских самолетов через Хорватию к мусульманам в Боснию и Герцеговину. В 1994 году американское правительство тайно одобрило «иранский» канал, руководствуясь, как заявил комиссии конгресса США Питер Тарноф, вице-секретарь Госдепартамента, «симпатиями к мусульманам».
Иранские самолеты использовали хорватские аэродромы (в особенности у Загреба и на острове КРК) открыто, и не видеть их американская авиация и авиация НАТО, не могли. В особенности самолеты ДРЛО — Е-ЗА и Е-2С. Несомненно, с иранским оружием прибывали иранские инструкторы и советники, главным образом, из состава корпуса «Стражей исламской революции», и довольно сложно определить, кем они были — инструкторами и советниками или моджахедами. Иран здесь вел свой джихад и все его военные, попадавшие в Боснию и Герцеговину, становились моджахедами.
489
Наряду с шиитским Ираном, помощь мусульманским войскам в Боснии и Герцеговине оказывали фундаменталистские суннитские организации из арабских стран (Египет, Палестина, Сирия, Иордания, Алжир), в которых они находятся на нелегальном положении, ведя с мусульманскими властями свой джихад. Для них Босния и Герцеговина была «святой землей». Их нельзя называть ни наемниками, ни агентами спецслужб, хотя и такие в их рядах встречались. Две их самые известные организации — египетские «Гама-эль- ислами» и «Джихад», а также алжирская «ГИА», были представлены в лице высшего круга своих руководителей — Абу Талат и Анвар Шабан (Гама-эль-ислами), Салиман Мехерзи (ГИА), Айман Завахри (Джихад). В Боснии и Герцеговине они нашли базы, оружие, опыт, знания и связи и этим показали, что являются реальной и весомой силой, способной напасть на любую страну.
Характерно, что большую активность в Боснии и Герцеговине проявляли моджахеды из Египта и Алжира, чьи сотни тысяч эмигрантов заполонили Европу, в особенности Францию и Италию. Это говорит о том, куда и откуда будет нанесен новый удар Джихада. В конфликтах же гражданского типа, исламский фундаментализм уже показал свою силу. С падением влияния государства растет значение народного самосознания и самоорганизации. За исламским фундаментализмом, его действиями стоят некоторые государства. Судан, например. Это бедная, забитая страна, чьи лидеры, вместе с остальными вождями третьего мира, клянчат помощь и освобождение своих государств от долгов, клянут колониальное прошлое. В то же время, Судан стал одним из спонсоров исламского правительства Боснии и Герцеговины. Суданская компания NWRA (помощь третьему миру) — один из главных снабженцев, доставляет туда все подряд, и в первую очередь — оружие.
Руководителем этой гуманитарной организации был Эль Фатих Хасанеи — суданский дипломат и один из высших руководителей правящей суданской партии «Исламский фронт». Хасанеи с Изетбеговичем (по показаниям последнего на судебном процессе 1983
490
года) был знаком еще с 70-х годов прошлого века. Знакомство началось в Югославии, коммунистическая власть которой поддерживала антиколониальную борьбу. Газета «Вашингтон Пост» (от 24 и 25 сентября 1996 года) писала, что TWRA, открыв свои представительства в Вене, Будапеште, Москве, Стамбуле собрала — только по официальным данным австрийской полиции, которая провела обыск в офисе TWRA в Вене, около трех с половиной сот миллионов долларов с 1992 по 1995 год и потратила их на закупку оружия. На гуманитарное прикрытие операций, вроде «информационного агентства» или фермы цыплят, ушли крохи. В документах, попавших в руки австрийской полиции упоминается имя саудовского фундаменталистского вождя Осамы Бин Ладена, жившего тогда в Судане. Австрийская полиция записала и телефонные разговоры Хасанеи со слепым шейхом Омаром Абдель Рахманом, осужденным в США на пожизненное заключение за организацию террористических актов.
В том числе — во Всемирном торговом центре в Нью- Йорке. В другом издании — французском журнале Пари- Матч от 19 июля 1995 года, Жерар де Бильер описывал типичный канал TWRA, существовавший в мае 1995 г. Главным авиаперевозчиком была компания FDC International, зарегистрированная в Либерии австрийцем Дитером Хофманом, которого звали «Белый волк», и который поставлял оружие в Хорватию в самом начале войны.
Этот австриец, благодаря связям в бывшем СССР и во всем бывшем соцблоке, мог без особых проблем арендовать российские, украинские, венгерские и прочие самолеты и вертолеты для своей авиакомпании «Летящие тигры», перебросил только за два военных года несколько сот тонн оружия и снаряжения в Хорватию, Боснию и Герцеговину. Главной перевалочной базой была Словения (Вашингтон Пост), что подтверждается серией политических скандалов в Словении. Главным обвиняемым был министр обороны Словении Янез Янша. Прямым доказательством его участия в торговле оружием были 10 000 автоматов Калашникова китайского производства, 32 миномета
491
и 19 гранатометов, а также большое количество боеприпасов и снаряжения, оставшихся на словенских складах со времен войны до 1997 года, а их принадлежность мусульманскому правительству Боснии и Герцеговины признало тогда и последнее правительство Словении.
Из Словении оружие и снаряжение транспортировалось по воздуху в хорватский город Сплит, а оттуда попадало в Боснию и Герцеговину. В Сплит, по свидетельству «Пари Матч», оружие попадало и морем. Указан случай прибытия в хорватский порт Плоча, соседствующий с боснийской границей, украинского торгового судна «Адмирал Севков» с грузом пшеницы и 12-ю танками Т-34/85 и 12-ю 130-тимиллимет- ровыми артиллерийскими орудиями и запасом боеприпасов к ним, закупленных TWRA.
В «Пари Матч» были указаны многочисленные случаи использования для снабжения оружием даже действительно гуманитарных агентств, как, например, случай с несколькими самолетами, посланными из Германии для эвакуации мусульманских детей, а заодно привозивших в Боснию и Герцеговину оружие.
Можно привести многочисленные свидетельства иных изданий, политических и военных, о вооружении мусульманских войск различными миротворческими контингентами (в особенности Турецким и Малайзийским) исламских стран, чьи правительства с самого начала стали в этой войне на мусульманскую сторону и без посредничества TWRA оказывали помощь своим единоверцам. Мусульман можно понять — они оказывали помощь «своим», тогда как западные правительства помогали тем, кто желал господства над всем миром с самого возникновения ислама.
Думаю, впрочем, что Запад знал, что делает, ибо его настоящие вожди никак не походят на наивных простаков и им известно, что такое исламский фундаментализм и чем грозит исламская революция миру. В конце — концов, если бы Запад не желал распространения исламского фундаментализма, он не допустил бы миллионы мусульман в Западную Европу после распада колониальных империй.
492
В югославской войне по этому же рецепту ломались сербы, а затем и хорваты. Рост фундаментализма и экстремизма в среде югославских мусульман дело отнюдь не безобидное. Сербская власть, а точнее ее главный центр, официальный Белград в Югославской войне скорее подыгрывал Западу, нежели ему противостоял, и Запад в данной «войне низкой напряженности» достиг победы. То, что Запад не страшился сопротивления югославской власти, показал и путч гвардейской бригады в Белграде. Путч, казалось, удался, и офицеры овладели ситуацией, но, когда они попросили генерала Велько Кадиевич возглавить восстание, и тот отказался, не понимая, что гибнет государство, а генерал Благое Аджич в ответ на предложение разорался на офицеров, назвав их авантюристами, путч захлебнулся. То, что за десятилетие государство разгромили и разграбили, было следствием неумелой политики, которая завела народ и государство в уготованную Западом трясину.
Следует отметить беспринципную позицию ряда московских, и киевских чиновников, согласившихся сыграть роль подручных в этой игре. Можно понять «прозападные элементы», но поражает позиция «державников», которые хорошо сознавали пагубность такой политики, но непомерный личный эгоизм заставил их забыть об элементарном здравомыслии. Сомнительно, чтобы Запад испытывал большую нужду в подобных «серьезных специалистах» — разве только для развязывания новых войн «низкой напряженности». Исламскому фактору в этом принадлежит главная роль, хотя он и не единственен. Уже то, что пламя «джихада» горит на Кавказе и в Средней Азии — весьма красноречивое предупреждение. Война в Крыму — вопрос времени, ибо большего идиотизма, чем возвращение туда крымских татар, поощрение роста в государстве исламской мафии, сокращение и уничтожение вооруженных сил, в особенности Черноморского флота, трудно придумать. Если все будет продолжаться в том же духе, то Запад, скорее всего, повторит здесь опробованный в Югославии сценарий. И дешевый блеф испугать его не может.
Глава 27
Национальная политика госаппарата Югославии.
Морально-нравственное состояние сербов.
Российско-сербские отношения
Размышляя о роли этого аппарата сербской стороны в войне, нельзя освободиться от чувства какой-то наигранности во всей его, так называемой, сербской политике. Стоит заметить, что этот аппарат, в лице своей главной институции — в официальном Белграде, никогда на отказывался от порочного «югослав- ства». И было это не мелочью, а знаком, показывающим ценность всех их «сербских» заявлений.
По существу, так называемая «сербская» политика была рождена (если отбросить тайные факторы) желанием самого аппарата задержать, спасти власть после приближавшегося краха коммунистической системы. Абсурд существования последней в Югославии, открытой западному миру, был очевиден. Чтобы обеспечить плавный переход к капитализму, власти были вынуждены опираться на общество, в котором были сильны национальные традиции и дух. Так и получилось, что власть в довольно «эгоистических» целях использовала народ, его высокие порывы — на ошибочные и преступные цели. Возникновение «сербской» политики на этом фоне можно определить относительно точно — с выходом в 1986 году «Меморандума» САНУ («Сырпска Академия Наука и Уместности» — «Сербская Академия Науки и Искусства»), в котором были впервые провозглашены «сербские» цели на официальном уровне. Этот меморандум сыграл важную роль, так как исходил из недр госаппарата, в котором САНУ играла очень важную роль.
Стоит напомнить, что сербские функционеры, особенно функционеры САНУ, люди в возрасте, прошли «решето» партийных чисток. Шедших с помощью послевоенных репрессий, военной и государственной безопасностей, милиции и партийных ячеек, пропагандистской борьбы против буржуев и «фашистов», репрессий во время «Информбюро» против «агентов
494
Москвы», наконец обычного партийного интриганства». Почти каждый раз главным «врагом» для сербских функционеров, а затем и их наследников, были сербы, преследуемые за действительные и мнимые действия. Так как согласно установленной практике, каждая республика должна была бороться с собственным «внутренним» неприятелем, и у партаппарата Сербии, главным врагом стал сербский национализм, одновременно бывший и главным врагом для Тито, хотя для государственных интересов Югославии куда опаснее был несравненно более мощный хорватский национализм. Любое сопротивление такой антисербс- кой кампании, как открытое, так и скрытое, и под конец вообще всякие попытки самостоятельного и независимого поведения рассматривались как «антигосударственное дело».
Конечно, подобная коммунистическая модель была действенна для всех народов, подвластных коммунистам. Но у сербов ее довели до абсурда, превосходящего порою то, что было у русских. Эти комплексы номенклатура привнесла даже в церковь, подчиненную, как полагается, коммунизму. И получался дикий абсурд, когда из церкви слышалось осуждение фашизма, который на деле (даже если под это понятие подводить любой сербский национализм) принес в десятки раз меньше жертв, чем коммунизм.
Слишком легко новая сербская политика перешагнула через десятки тысяч жертв, и слишком быстро вчерашние антифашисты стали вождями сербской национальной революции, привнеся в эту революцию свой багаж революционного «антифашизма» и интернациональной солидарности (часто с африканскими каннибалами и ближневосточными террористами)
Сербская политика, как всякая политическая интрига, оперировала общими понятиям народа и государства, оставляя за кадром личные поступки людей, впадая в лицемерие. С началом войны выяснилось, что под прикрытием «сербской борьбы» номенклатура и окружающие ее люди заняты умножением личного состояния. Раздробленная оппозиция не могла ничего противопоставить действиям власти, и вскоре эта ниша
495
была заполнена всевозможными агентами полиции и обычными интриганами.
Это соответствовало широко распространенному духу, главное правило которого — во всем искать личный денежный интерес. После войны суть «духа» совершенно оголилась, и даже людям с крепким национальным духом было невозможно этому противодействовать. Но дух эгоизма и наживы был чужд заповедям христианства и привел к тому, что сербы, хранители православия, часто, вместо того, чтобы прославлять — порочили его. И это распространялось не только на военные преступления, но и на привязку «православия» к выше упомянутому «духу».
По большому счету, лучше бы сербы совершили в десятки раз больше преступлений и погрязли в крови и грабежах, чем позволили, чтобы православие ассоциировалось с лицемерием, обманом и эгоизмом. Предательство хуже открытого разбоя, и лучше бы сербов повели безрассудные фанатики, нежели лукавые бюрократы. Ситуация, до которой довели сербов, могла быть предусмотрена академиками САНУ и поддержавшими их позднее церковными иерархами, тем более что Слободан Милошевич, автор сербской политики, был возведен во власть не только либералом Иваном Стамболичем, но и академиком Добрицей Чосичем, коммунистическим функционером, диссидентом времен Тито, бывшим в начале 90-х президентом Югославии и одновременно одним из главных авторов Меморандума САНУ (вместе с Милорадом Екмечи- чем и Любо Тадичем). И нельзя дело объяснить тем, что кто-то, что-то не понял или кто-то кого-то обманул. Не тот уровень, чтобы чье-то личное мнение многое решало!
Думается, что авторы и проводники сербской политики несут полную ответственность за то, что произошло с сербским народом. Те, кто сражался, после войны оказались на дне общества, ведя ежедневную борьбу за выживание. Такая тактика власти привела к тому, что деятельное ядро народа было раздавлено, в обществе господствовали «третьеразрядные» люди, не способные на практические дела, потерявшие инте-
496
pec к политической борьбе, послушные разнообразным лгунам, карьеристам и аферистам, рядившихся в тогу защитников народа. Общество было достойно такой власти. Оно постепенно теряло сочувствие к тем, кто на войне рисковал жизнью и здоровьем ради высших интересов страны. Все складывалось по правилу: «я его под пули не гнал, так почему же я должен за него переживать?». Подобная логика приводила к тому, что и те, кто первоначально отстаивал христианские идеи. Общество многое теряло, а основная масса людей требовала защиты государства. Такая логика поражала своей ограниченностью — мол, живи спокойно, старайся быть со всеми добр, в особенности с нужными людьми и тебе всегда будет хорошо. Подобная логика в любом обществе ущербна, а для сербов, вошедших в столкновение с исламом, она была абсурдна. Абсурд усугублялся равнодушием общества к военным вопросам. Сербы сторицей расплатились за хаос, который царил во время войны, и так обессилели, что и сами того не понимали согласно словам Евангелия «о последних днях», когда «умножится беззаконие и во многих иссякнет любовь».
Очень часто во главе сербов оказывались недостойные вожди. Потому что, уйдя от общественных дел, сербы обрекли себя на власть таких вождей. Рано или поздно должен был наступить болевой порог, за которым последовал полный разгром со стороны тех, кто отличался большей жертвенностью.
Еще более усугубляла ситуацию прозападная политика, навязанная и охотно принятая сербскими верхами, взамен за возможность быстро и безнаказанно обогащаться. Прозападная политика господствовала и во внешней, и во внутренней сфере, ибо выбора сербы не имели, они вынуждены были подчиниться Западу. Последствия были тяжелыми, так как западная идея навязывались стране с недавним коммунистическим строем, суть которого — всеобщий бюрократизм, умертвляющий всякую инициативу. Эта бюрократия сохранила лишь склонность к интригам, еще глубже затягивающих народ в болото безнравственности, политиканства, организованной преступности.
497
В таких условиях попытки самостоятельного выдвижения любых «национальных сил», были обречены на провал. Это касалось экономики и в еще большей степени — политики. Приведу пример с оружием, оставшимся у народа. В Югославии, каждый мог получить разрешение на ношение оружия без особых проблем. Это не погрузило страну в бандитизм. Так бывшая Югославия до войны была более мирной страной, чем СССР. Да и с началом войны число погибших от уголовных преступлений было гораздо меньше, чем в постсоветской России. Причина крылась не во владении оружием, а в морально-нравственном состоянии, как всего общества, так и власти. Сербам, пока они еще морально держались, ничуть не мешали автоматы и пистолеты в домах и на улицах. После войны началась кампания изъятия оружия, заказанная западными миротворцами с гуманной целью: сохранение детских жизней. Причина была надумана — не так уж часто от оружия кто-то страдал. Если бы еще соблюдался порядок получения и хранения оружия, то ни автоматы, ни пистолеты никому бы не принесли вреда. К тому же легальность облегчила бы контроль его использования. Ведь куда больше страдало людей, например, в ДТП (потому что были запущены дороги и выдавалось огромное количество фальшивых водительских прав). Оружие же служило в целях самообороны и это не давало бюрократам превратить людей в «винтики», в послушное, бессловесное стадо.
Конечно, толпа может выйти из-под контроля и начать все разрушить вокруг себя. Но происходит это опять таки при слабости морально-нравственных устоев. И лучше жестокими мерами обуздать эту толпу, чем все общество превратить в серую массу и тем самым обречь его на слом.
Бывшая Югославия показала, что бюрократия коммунистического типа — главный враг общества. Немногочисленные победы сербы одерживали не благодаря, а вопреки «генеральной линии» своей бюрократии (хотя в личностном плане, некоторые ее представители имели несомненные заслуги). Известно сколь сильно историческое противостояние между бюрок¬
498
ратической линией социалистического типа (которая присутствует в капиталистическом и феодальном обществе также) и идеей свободной личности. Даже распятие Христа, фарисеи совершили «законным» путем, «во имя общественного блага», о чем прямо заявил тогдашний первосвященник Каиафа (От Иоанна, гл. II /47—50/): «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот человек много чудес творит. Если оставим его так, то все уверуют в Него, — и придут римляне и овладеют и местом нашим, и народом». Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: «Вы ничего не знаете и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели, чтобы весь народ погиб».
Это противостояние длится всю человеческую историю, и не столь уж часто проявлялось понимание государством личностной свободы, и бюрократия не скатывалась бы в социализм, который предусматривает полное господство чиновников над обществом. Думается, это было известно академикам и другим деятелям науки и искусства, которые сотворили «сербскую политику, так как одна коммунистическая бюрократия на подобное творчество была неспособна.
Поэтому трудно оправдать разгром общества, к которому привела «сербская» политика, так как она была полна искусственных мифов об «идеальном» сербском народе, с идеальной историей и поэтому — с «идеальной политикой», потому что политики были «сербскими». Авторы такой политики сознательно отбросили наследие сотен веков, чуждых оккупации и собственных преступлений сербов, и вместо покаяния будили в народе чистый шовинизм. Лишь на первый взгляд шовинизм казался неопасным. В «сербской» политике православие (нередко заслугами своих иерархов) стало играть роль фольклорного обряда в рекламном национальном спектакле с актерами, показывающими людей, ищущих силу, деньги и власть любым путем, без оглядки на моральные нормы. Некогда христианские народы были повязаны изменой. Понятно, что «национальные революции» такого ха¬
499
рактера освобождения не давали. Это относилось и к православию, использование которого в подобных спектаклях заслуживало лишь осуждение.
Проще говоря, «сербство» было превращено из подспорья православию в его антитезу. Разнообразные номенклатурные и около номенклатурные «деятели» становились «великими сербами», имея деньги, власть и ни в чем, не каясь, ни от чего не отказываясь.
Трудно охарактеризовать сербов как народ, оставаясь объективным. Конечно, если свое знание о сербах основывать на нескольких поверхностных визитах, состоящих из совместных торжественных обедов и обычных попоек, то сербов можно представить в виде сказочно-чудесного народа, на который нежданно-негаданно навалились враги со всего мира, и невесть откуда взявшиеся мусульмане и хорваты. Можно впасть и в другую крайность. Ознакомившись с местными нравами, полными обмана и интриг, отмахнуться от сербов.
Дело не в том, что надо обязательно искать столь ныне любимую уравновешенность в оценках. Просто война, захватившая сербское общество, была столь специфической, положение вещей во всем нынешнем мире столь абсурдным, что к югославской войне нельзя подходить ни с мерками второй мировой войны, ни с мерками рыцарских походов средневековья.
Касаясь русско-сербских отношений, не стоит быть односторонним и во всем обвинять сербов. Признавая наличие многих отрицательных явлений и моментов в истории Сербии и в сербской психологии, нельзя не заметить, что и русские «не без греха». Иначе вряд ли в 1917 году их постигло бы столь сокрушительное поражение. О современном состоянии русского народа нет смысла и говорить. Если русские не выберутся из нынешней нравственной клоаки, то ни сербам, ни кому бы то не было еще, нет смысла искать какого бы то не было союза с ними.
Важно и то, что современная Российская Федерация не является прямой наследницей Российской империи, Московского царства, а тем более Киевской Руси и Византийской (Римской) империи. Рос¬
500
сийская Федерация есть производное советской системы и Октябрьской коммунистической революции. Это относится не только к политико-правовой области, но и к области общественной психологии, создаваемой этими актами в соответствии с требованиями идеологии.
Конечно, нельзя впадать в крайности и отрицать важнейший фактор — состояние народного духа. Но во-первых, генеральную линию в политике определяет не народ. Иначе бы не оказалось, что главная масса партийного аппарата прямо или косвенно пошла на разрушение государства (и коммунистическая оппозиция в ключевых моментах власти не только не противодействовала, но и помогала). Во-вторых, стоит добросовестнее изучить историю, чтобы увидеть, что этот дух в народе сохранился не благодаря, а вопреки идеям коммунистической революции. Советский Союз был плодом компромисса коммунистической идеологии с существующим порядком вещей и, прежде всего, с фактом жизнеспособности русского народа.
Однако ни для кого подобные компромиссы бесследно не проходят, и русские не были исключением. Это и привело к тому, что в России, в особенности в Москве, так широко распространился тип самонадеянного и эгоистичного дельца-политикана, цинично относящегося к историческим традициям и духовным принципам любого народа, но, прежде всего собственного, что вполне закономерно, учитывая вышеуказанную историческую преемственность.
Даже представители оппозиции психологически соответствовали порожденному коммунистической системой типу. В какой-то мере это относилось и ко всему народу России. В ином случае миротворческие войска в бывшей Югославии(да и не только в ней),завоевали бы куда больший авторитет самим фактом своего присутствия.
Глупо великие идеи православного строительства общества и государства заменять лозунгами типа «Да здравствует Россия!», словно от этих криков в России жизнь улучшится. После развала Советской Армии и ее вывода из республик бывшего СССР, в особеннос¬
501
ти закавказских и среднеазиатских, местное население было отдано во власть тех, с кем российская власть так принципиально стала бороться в Чечне. Вряд ли миллионам русских людей, оставшихся без опеки Москвы, от которых власти РФ прямо отказались, становилось легче от чьих-то громких фраз. Вот и сербам, все таки так легко от своих единородцев оказавшихся вне коммунистических границ не отказавшихся, не на что-то было надеяться от такой власти в Москве.
Куда большое значение для Москвы имела Украина, однако и она была Москвой забыта, хотя Украина, за исключением одержимых «самостийников»,стояла к бывшей Российской империи так же близко, как и Россия. Православие на Руси было принято в Киеве, и в Киевской Руси произошло становление русского народа. Малороссы были такой же частью русского народа, как баварцы (так же имевшие многие характеристики народности) были частью немецкого народа, как провансальцы — частью французского народа, а сицилийцы — итальянского. К тому же шотландцы и уэльсцы в Британии, каталонцы в Испании вообще были народами, отличными от англичан и испанцев, однако разделять на части Англию и Испанию здравомыслящие политики не желают. У московской власти не хватило ни мудрости, ни желания сохранить тысячелетнее единство России. Чего бы тогда ради ее представители пытались сохранить такое же единство сербской земли (так же разрушаемое со всех сторон)?
Вся эта бюрократическая система, ограниченная рамками номенклатуры, ставшей отдельным сословием, в Югославии оказалась бессильной, хотя возможностей и сил имела достаточно. «Русское» влияние в Югославии в какой-то мере поддерживалось не столько государством, сколько самим народом. Один из показательных примеров «дальновидности» российской дипломатии — выбор места дислокации российского посольства в Боснии и Герцеговине — в Сараево 2001 года. Конечно, к тому времени болезненные воспоминания о войне утихли, однако в сознании
502
мусульман Россия и русские прочно ассоциировались с сербами. И дело тут не только в официальной политике России, сколько в православии. Религии мусульмане Боснии и Герцеговины, в том числе их власть, придавали, куда большее значение, чем российская дипломатия. Последняя, пыталась проводить, беспристрастную линию, в отношении всех народов Боснии и Герцеговины. Мусульманская власть, даже ее либеральная часть, эту «беспристрастность» не оценила. Она смотрела на Россию, как на страну всеобщей коррупции, варварства, нищеты и криминала. Поддерживаемые властью круги исламских радикалов не только проводили антироссийские митинги по поводу военной кампании в Чечне, но посылали туда добровольцев.
За «профессионализмом» российской дипломатии скрывался очевидный эгоизм дипломатов, и все сводилось к торговле газом из Сибири, завоеванной, кстати, казаками Ермака, а вовсе не «высокообразованными» дипломатами.
Однако абсурдной вещью было переселение того же российского посольства в 2001 году из центра Сараево на его окраину, в исторически мусульманский район (или по местному «махала») — Мракуша, в частный дом, под транзитной автодорогой. Сам этот район, как и соседний Сокобунар, и до войны считался местом довольно экстремистско настроенным, а с войной здесь обосновался один из самых известных мусульманских вождей военно-уголовного толка «Цацо» Мушан Топалович, наполнивший гробницы в соседнем районе Казани десятками трупов гражданских и пленных сербов. В конце концов, вышедшего из-под контроля Топаловича убрала сама мусульманская военная полиция, в ходе шедших в октябре 1993 года трехдневных боях в мусульманской части города. Мракуша была одной из опор «Цацо». Если учесть, что от места, где было размещено посольство до бывшей линии фронта, шедшей по Еврейскому кладбищу, было всего несколько сот метров, выбор места посольства нельзя назвать удачным, если учесть и проживания в данном районе десятков семей местных и иностранных моджахедов, не ознакомленных с
503
теориями иных российских геополитиков о выгодности союза России с исламским миром. К тому же в 1993—1995 годах здесь действовал небольшой отряд русских добровольцев, терявший здесь своих бойцов и убивавший неприятельских. Поставившие здесь, на сербской линии фронта, пост в 1994 году русские миротворцы, симпатии у мусульман не вызывали, их периодически обстреливали, в 1995 году один из русских бойцов был тяжело ранен.
Нельзя считать, что та война, на которой погибли десятки тысяч людей, полностью забыта.Хотя Сараево был относительно безопасным городом, моджахеды и стоявшие за ними организации исламских фундаменталистов, в том числе Бен Ладен, здесь действовали вполне открыто. Так что, даже с точки зрения элементарной безопасности, такой выбор места для российского посольства был явной глупостью.
Впрочем, верх Югославии, лучшего союзника и не заслужил. Он годами не мог сделать того, что должен был сделать за несколько дней.
Ныне люди разучились слышать истину, которая проста и ясна, но требует дела. Нынешнее общество, построенное по западным рецептам, охвачено гонкой за материальным достатком. На этом пути, как известно, полного удовлетворения достичь нельзя, так как цель бессодержательна. Современный человек, погрязший в суете, разучился понимать высокие цели. Когда он временно насыщается достигнутым, суетливо ищет духовность, а находит абсурдные миражи, доводящие его порой до сумасшествия.
Отвергнув христианство, западная цивилизация погрузилась в туман суеверий от индуистских богов Кришны, Шивы, Вишну до инопланетян и астральных духов, и отучилась вникать в глубинный смысл слов и понятий. Дошло до открытого паясничания против Бога и против дьявола. Бесполезны стали проповеди, ввиду обесценивания слова...
Ныне главными героями общества стали артисты, деятельность которых на Московской Руси называлась бы скоморошеством и была наказуема. Может и не стоит осуждать этих «скоморохов», однако стоит за¬
504
думаться, что стало бы с Русью, если бы во время Куликовской битвы (русских тогда было около двух миллионов), Русь подобно современной РФ развлекалась бы скоморошьими забавами, «запивая» их алкоголем? Когда у страны не достаточно защитников, не то что Китай может дойти до Москвы, но и чеченские боевики. Любое общество держится жертвами и когда тех, кто готов на большие жертвы не станет, или останется слишком мало, общество уничтожают соседи. Между тем жертвенность или, проще говоря, героизм, общество в принципе отвергает. Ибо явный идиотизм восхвалять жертвенность народа во имя государства, которая, согласно самой же государственной политике, должно служить интересам народа. Так же, как по государству Бога нет, иначе бы его строили и ими управляли во имя Божьих заповедей, то каковы могут быть мотивы кому-то гибнуть во имя какого-то общественного устройства? С таким же успехом можно призывать к жертве во имя общества рыболовов и филателистов. То, что подобная жертвенность еще не исчезла в РФ, заслуга народного духа, рожденного религией.
В таких условиях поверхностная смена внешнеполитического курса на «национальный», ничего, в конечном итоге, не изменит, так как прикрывает старую суть. Война в бывшей Югославии это показала. Никакое упорство не поможет в политике, если суть не меняется. Ибо в этом случае эти цели будут служить тем, кто поднаторел в обмане. В сербском случае это и произошло. В определенной мере поражает своей точностью расчет стратегов югославской войны, поместивших ее эпицентр в Боснии, где народ (согласно свидетельству одного из ее известных уроженцев Иво Андрича), легко управлялся системой клановых отношений и одновременно духовной отсталостью.
Бывшая югославская власть лишенная ясной идеи и со временем ставшая руководить страной политикой клановых интересов, способствовало развалу силового аппарата, что в условиях противоестественных границ не могло, не закончится войной, что было усугублено бесконтрольным получением кредитов. В
505
таких условиях независимая политика была просто невозможна, и уже не в Югославии стали определять быть или не быть войне. России подобный опыт, как должен был бы быть изучен, хотя на практике этого не произошло.
Список используемой литературы
Книги:
Ван Кревель Мартин. Командование в войне. Белград: «Войноиздавачкий и новинский центар», 1992.
Вейл Лоренс Д.Гражданская оборона. Белград: «Войноиздавачкий и новинский центар».
Вооружение и снаряжение армии и полиции. Белград: «Полицыйска Академия», 1998.
Вырцель Марко. Война за Сербскую Краину 1991—1995. Белград: «Зора», 2002.
Ген.-мр. Секулич Милисав. Югославию никто не защитил, а Верховная команда предала. Белград: «Вести», 1997.
Джамич Драган. Босанский фронт мрака (Америка на Балканах). Белград: «Никола Пашич», 1998.
Ефтич Миролюб. Од исламской декларации до религиозной войны в БиГ. Пырнявор: «Графотомания», 1995.
Жертвы агрессии Хорватии на Республику Сербскую Краину. Кн.: «Милевачкое плато» и «Медачкий выступ». Центр бывшей Республики Сербской Крайни. «Веритас», директор Саво Штырбац.
Лазанский Мирослав. Утренний патруль. Белград: «Бе- оград-Комерц».
Лазович Момчило, Стоянович Властимир, Цырнкович Мичо. Военнополицейская тактика. Белград: «Полицыйска Академия», 1996.
Лопушина Марко. Убей ближнего своего (югославская тайна полиция 1945—1995). Белград.
Лыткин П.В. Справочник по вооруженным силам балканских государств. Москва: «Эребус», 2002.
П-к Йович Стоян. Силы специального назначения. Белград: «Монтенегро-Харвест», 1994.
П-к Милутинович Милован. Войско Республики Сербской между политикой и войной. «Сырпска вила», 1997.
Пыржуль Желько. Братья по улице. Панчево: «Знаменье», 1998.
Симпкин Ричард. Состязание в быстроте маневра. Белград: «Войноиздавачкий и новинский центар», 1991.
507
Стеванович Трайко, Петрович Светиашв. Минновзрывные средства и их употребление. Белград: «Завод за удж- бена и наставна средства», 1987.
Сырданович Слободан. Палэ-фронтовая хроника. Белград: «Свет книги», 1998.
Тухачевский М.Н. Избранное. Пер. Николы Драговича. Белград: «Войноиздавачкий завод», 1985.
Чубрило Радэ. Восход и закат Сербской Крайни. Белград: «Друштво Сырпска Краина», 2002.
Периодика Военные журналы:
Журнал (военное обозрение). Генералштаба ЮНА/ Югославской армии «Войни».
Журнал Войска Республики Сербской Крайни (военное обозрение). «Войско Республики Сербской Краины», Книн.
Журнал по вопросам стрелкового оружия «Калибар», Белград.
Журнал Генералштаба Югославской армии «Войска» (военный еженедельник), Белград.
Журнал Генералштаба Югославской армии (научноисторические исследования). Белград: «Войно дело».
Журнал Генералштаба Югославской армии (научно- технические разработки) «Военнотехнически гласник».
Журнал «Гласник» (до 1993 г.), с 1993 г. «Нови гласник», Белград.
Статьи:
Алиины илюзии. «Войска».
Богданович Бранко, Галович Милан. ЙСО. Специальное приложение № 2 к журналу «Калибар».
Богданович Бранко. Подводные лисицы. Специальное приложение № 1 к журналу «Калибар».
Богданович Бранко. Снайперские винтовки. «Нови гласник», 1994-5/6.
Бойович Исток. Войной закаленные фронтовики. Специальное приложение № 1 к журналу «Калибар».
508
Бойович Исток, Вукотич МБогданович Бранко, Джамич Драгам, Войводич Борис, Галович Милан, Субашич Дане. Юбилей САЙ. «Калибар», № 62-2001.
Видовнанский смотр Войска Республики Сербской Краины. «Войско Республики Сербской Краины», 11.1995.
Виченнтич Здравко. Опыт и практика. «Нови гласник»,
1993-3.
Вукшич Драгам, Д. Милан. Противоречия миротворческой операции ООН. «Войска», 7.01.1993.
Галович Милан. Невидимые и эффективные — проти- вотеррористический отряд «Кобры». Специальное приложение № 1 к журналу «Калибар».
Галович Милан, Субашич Дане. Молот против террористических групп «Калибар», № 48.
Галович Милан. Хранители юга Сербии. Специальное приложение № 2 к журналу «Калибар».
Ген.-мр. Аранжелович Драголюб.Специфика примене¬
ния танковых и механизированных частей в войне в Персидском заливе. «Войни Гласник».
Ген. -мр. Котуровац Душам. Основа огневой мощи сухопутных войск. «Войни Гласник».
Ген. -мр. Ончевски Ангел. Авиационная огневая подерж- ка войскам в горной местности. «Войно дело», 1995-2.
Ген.-мр. Ончевски Ангел. Вопросы базирования боевой авиации малых государств. «Войно дело», 1994-3/4.
Ген-пк. Джорджевич Милисав. Танк М-84 и в XXI веке. «Нови гласник», 1993-1.
Джамич Драган. Тяжелые испытания 63-й парашютной бригады. Специальное приложение № 1 к журналу «Калибар».
Джорджевич Джоро. Муджахеды на фронтах Боснии и Герцеговины. «Войска», 4.05.1995.
Динич Миодраг. Трамплин для «святых»воинов. «Войска», 15.02.1996.
Димич Предраг, Евтович Предраг, Кошутич Джордже. Бронированный самоходный минный заградитель. «Нови гласник», 1994-4/5.
Д-р Миялковский Тодор. Субверзионные боевые действия. «Войно дело», 1996-2.
Д-р Миялковский Тодор. Тотальные силы глобальной стратегии. «Нови гласник», 1994-3/4.
Йович-«Эти» Слободан. Тайное оружие спецназа (луки и арбалеты). «Нови гласник», 1995-6.
509
Кап. Андреин Марко. Тыловой батальон в боевых действиях. «Нови гласник», 1995-2.
Кап. Вуко Драган. За современную организацию механизированных частей. «Нови гласник», 1994-5/6 вич.
Кап. Савин Дарко. Применение танковомеханизированной части в населенном пункте. «Войни Гласник», 1992-1.
Кап. Тумара Ненад. Электромагнитные снаряды. «Нови гласник», 1997-3/4.
Лечение травмированных и раненных. «Нови гласник»,
1994-2.
Лияковин Александр. Глушители. «Войни Гласник», 1992-2.
Лиякович Александар. Применение FAE взрывчатых веществ в городских боях. «Войни Гласник».
Лияковин Александар. Средства для действий по укрепленным объектам. «Нови Гласник», 1997-5.
Маринковин Душам. Опасности на пути мира. «Войска», 18.01.1996.
Марьянович П. РСЗО иностранных государств. «Военнотехнически гласник».
М-р Бошковин Бранко. Опыт инженерного обеспечения боевых действий в локальных войнах. «Войно дело», 1994-3/4.
М-р Васковин Александр. Современные вооружения и укрепления. «Нови гласник», 1993-4/5.
М-р Джорджевин Бранислав. Организация и проведение обороны казармы Джуро Салай. «Нови гласник», 1993-4/5.
М-р Джорджевин Бранислав. Эффекты артилерийского огня. «Нови гласник», 1993-1.
М-р Илин Серболюб. Речные боевые корабли огневой поддержки. «Нови гласник», 1996-5.
М-р Китановин Водолюб. Способы заграждения в обороне. «Нови гласник», 1993-1.
М-р Николин Драган. Миномет — универсальное оружие пехоты. «Нови гласник», 1995-6.
Организация содействия в боевых действиях. «Войни Гласник».
Первая хорватская доктрина. «Нови гласник», 1995.
П-к Андреин Марко. Техническое снабжения бригады на марше. «Нови гласник».
П-к Арсин Станислав. Батальонные тактические группы Армии США. «Нови гласник», 1995-3/4.
П-к Анимовин Никола. Силы США и доктрина конфликта низкой напряженности. «Нови гласник», 1997-3/4.
510
П-к Бодражин Лазар. Силы современных воздушно-десантных операций. «Нови гласник».
П-к Йовановин Драгомир. Блокада ЮНА в Хорватии. «Войно дело».
П-к Йовановин Драгомир. Танковые и механизированные части в боях в населенных местах. «Войни Гласник», 1992-1.
П-к Миланкович Стоян. Инженерное обеспечение боевых действий. «Войни Гласник», 1992-2.
П-к Милетин Милан. Артиллерия в контрбатарейной борьбе. «Нови гласник», 1997-5.
П-к Милетин Милан. Артиллерия во фронтовых операциях 1991 года. «Нови гласник», 1996-6.
П-к Милетин Милан. Опыт применения артиллерии в войне 1991—1992 годов. «Войно дело», 1996-2.
П-к Милетин Милан. Применение артиллерии на фронте. «Нови гласник», 1993-4/5.
П-к Миляновин Слободан. Боеприпасы объемного взрыва. «Нови Гласник», 1994-1.
П-к Михайлович Сренко. Боевая машина пехоты М80А. «Нови гласник», 1999-1.
П-к Михайлович Младен, n-к Станижан Душан, Стано- евин Милосав. Инженерные войска в боевых действиях. «Нови гласник», 1996-5/6.
П-к Миялковский Мипан. Внезапность в субверзионной войне. «Войно дело», 1996-2.
П-к Миялковский Милан. Мираж мощи военной силы. «Войска», 1997.
П-к Миялковский Милан. Силы быстрого реагирования НАТО. «Нови гласник» 1996-2.
П-к Николин Драгомир. Действия бронемашин в паре. «Войни Гласник».
П-к Николин, Стоин Любомир, п-к Йовановин Драгомир. Современные средства ведения противотанковой борьбы. «Нови гласник», 1994-1.
П-к Петрович Маринко. Модели снайперских винтовок югославского производства. «Нови гласник», 1998-3/4.
П-к Радовин Петар. Направления разработок современных минометов. «Нови гласник», 1994-1.
П-к Сакан Момчило. Боевые действия вертолетных сил. «Нови гласник».
П-к Софранин Слобадан. Современная ПВО. «Нови гласник», 1994-3/4.
511
П-к Станижан Душан. Мины — оружие без прицела. «Нови Гласник», 1996-2.
П-к Станижан Душан. Инженерное обеспечение при освобождении населенного пункта. «Нови гласник», 1993-3.
П-к Станижан Душан, Станоевич Милосав, Бошко- вич Бранко. Опыт инженерного обеспечения боевых действий в гражданской войне в Хорватии. «Войно дело»,
1995-1.
П-к Стоянович Властимир. Налеты и засады. «Войни Гласник», 1992-3/4.
П-к Стоянович Властимир. Нападение на неприятельский оборонительный район. «Войни Гласник».
П-к Стоянович Властимир. Оборона городов. «Войно дело», 1997-4/5.
П-к Стоянович Властимир. Подвижная засада фактор внезапности. «Нови гласник», 1995-1.
П-к Шчепанович Гаврило. Санитарный батальон в боевых действиях. «Нови гласник».
Пор-к Алексии Маринко, Видоевич Райко. Самоходная ЗСУ ПРАГА 30/2 на фронте. «Нови гласник», 1997-5.
Пп-к Арсич Станислав. Ракетой против брони. «Нови гласник», 1995-5.
Пп-к Баевич Жарко. Дистанционное минирование. «Нови гласник», 1995-1.
Пп-к Вучкович Йовица. Вопросы теории и практики пехотной атаки. «Нови гласник», 1994-3/4.
Пп-к Вучкович Йовица. Оборона села. «Войни Гласник», 1992-3/4.
Пп-к Вучкович Йовица. Снайпера в боевых порядках. «Нови гласник».
Пп-к Динкич Обрад. Подготовка снайпера к бою. «Нови гласник», 1993-3.
Пп-к Евджевич Драголюб.Военно-полицейские задачи.
«Нови гласник», 1996-2.
Пп-к Евджевич Драголюб. Производство вооружения в Хорватии. «Нови гласник», 1997-3.
Пп-к Евджевич Драголюб. Силы специального назначения Хорватских вооруженных сил. «Нови гласник», 1997-5.
Пп-к Йованович Мирчета, Лиякович Александр. Крылатые ракеты. «Нови гласник», 1997-1.
Пп-к Поштич Милош. Боевые действия в Восточной Славонии. «Нови гласник», 1996-3/4.
512
Пп-к Поштич Милош. Специальные действия (действия сил специального назначения) в бывшей Югославии. «Нови гласник», 1998-5.
Пп-к Пустыня Саво. Защита от крылатых ракет. «Нови гласник», 1994-3/4.
Пп-к Радманович Милан. Заграждение в боевых действи¬
ях 1991—1992 года. «Войни Гласник», 1992-3/4.
Пп-к Ранжелович Здравко. Засады истребительной авиации. «Нови гласник», 1997-3/4.
Пп-к Тончич Славолюб. Нападение легкопехотного батальона на территории занятой неприятелем. «Нови гласник», 1996-2.
Специальные силы армии. Специальное приложение № 1 к журналу «Калибар».
Специальные силы полиции. Специальное приложение № 2 к журналу «Калибар».
Стаич Любомир,п-к Йованович Драгомир. Современные средства ведения противотанковой борьбы. «Нови гласник», 1994-1.
Субашич Данэ.Ответ на террор. Специальное приложение № 2 к журналу «Калибар».
Тыловое снабжение оперативной группы в войне 1991 — 1992 гг. «Нови гласник», 1993-1.
Общественно-политические журналы:
«Велика Сербия». Общественно-политический журнал — орган Сербской радикальной партии. Белград.
«Вечерни новости». Общественно-политическая газета. Белград.
«Вучияк». Журнал сербского землячества Вучияка. Добой. «Дуга». Общественно-политический журнал. Белград. «ДЭМ». Общественно-политический еженедельник. Белград.
«Комсомольская правда». Общественно-политическая газета. Москва.
«Книна». Общественно-политическая газета. Книн (Республика Сербская Краина). Белград.
«Наше наследже». Исторический альманах. Белград. «Недельний телеграф». Общественно-политический еженедельник. Белград.
«Независне новине». Общественно-политическая газета. Баня-Лука.
513
«Ослободженье». Общественно-политическая газета. Сербское Сараево.
«Погледи». Историческо-политический журнал. Белград.
«Политика». Общественно-политическая газета. Белград.
«Полицаяц». Журнал МВД Республики Сербской. Баня- Лука.
«Ревия 92». Общественно-политический еженедельник. Белград.
«Репортер». Общественно-политический журнал. Баня- Лука.
«Сараевски серпски новине». Общественно-политическая газета. Сербское Сараево.
«Сафф». Общественно-политический журнал Организации Исламской молодежи. Сараево (Федерация Босния и Герцеговины).
«Серпска народна обнова». Общественно-политическая газета — орган СНО. Бело Поле.
«Серпско ослободженье». Общественно-политическая газета. Сербское Сараево.
«Серпски борац». Журнал Ветеранской организации Республики Сербской. Баня-Лука.
«Слободна Босна». Общественно-политический журнал. Сараево (Федерация Босния и Герцеговины).
«Экстра-магазин». Общественно-политический еженедельник. Беляна.
«Явность». Общественно-политический еженедельник. Сербское Сараево.
Статьи:
Анджелич Сузанна, Ван дер Хайден Лидия. Досье Сребре- ница. «Независне новине», 24.11.1999.
Ахметашевич Ниджара. Свидетельства о массовых убийствах в Сребренице. «Слободна Босна», ноябрь/декабрь 2001.
Ахметашевич Ниджара. Подоплека войны в Крайне. «Слободна Босна», 10.04.2003.
Ахметашевич Ниджара, Фазлич Мирсад, Бутурович Аднан. Третье наступление Младомусульман. «Слободна Босна», 30.08.2002.
Боич Горан. Танкисты генерала Лисицы. «Серпски борац».
Бобич-Мойсилович Мирьяна, Жизнь на
определенный срок. «Дуга», 1605.
Булич Ваня. Мы стали сырьем индустрии смерти. «Дуга», 1615.
514
Булич Ваня. Туджаманов кошмар в Опере. «Дуга», 479.
Бутурович Аднан. Организация Исламской молодежи отвечает на обвинения. 30.08.2002.
Велебит Владимир. Балканы — ошибочное понимание. «Политика», июль 2002.
Военные преступления. «Полицаяц», январь 1995.
Все обороны Добоя. «Вучияк», № 2.
Вуясинович Дада.Во главе колонны. «Дуга», 476.
Вуясинович Дада. Вторая выстовка политических досье в Боснии. «Дуга», 511.
Дедич Мирха, Авдич Сенад. Случай Делимустафич (тайные документы Сербии). «Слободна Босна», февраль 2002.
Делалич Медина, Анджелин Сузанна. Алия Делимустафич от Олово до тюрьмы. «Слободна Босна», февраль 2002.
Делалич Медина. Тайная встреча Радована Караджича и Матэ Бобана. «Слободна Босна», 14.02.2002.
Дедич Мирха. Трагедия Сребреницы. «Слободна Босна», 10.04.2003).
Джуришыч Бранка. Насер Орич — хронология преступлений. «Недельний телеграф», май 2002.
Доклад международной прокуратуры в Гааге в Совет Безопасности ООН о массовых убийствах в Сребренице. «Слободна Босна», 14.11.2001.
Еврич Небойша. Бой подЖепой. «Дуга».
Еврич Небойша. О бойцах однократного использования. (Интервью Горана Гырковича). «Дуга», 530.
Записи допроса в Международном Трибунале в Гааге генерала Кырстича следователем Жан Ренэ Руэзом. «Недельний телеграф», май 2002.
Истина о Сребренице. «Серпски борац», декабрь 1999.
Йованович Гордана. Живут, пока их не обманут. (Случай-Маринко Магда). «Дуга», 1614.
Йованович Душка. Сербский король полночи. (Интервью с Браниславом Лаиновичем-«Дугим»), «Дуга».
Йович Радован. Брозовые офицеры — Алиины воины. «Серпски борац».
Йович Радован. Трибунал в Гааге вблизи. «Независне новине».
Йович Стоян. Пролустили возможность государственного переворота. «Ревия 92», 20.08.1999.
Кадиевич Велько, Джорджевич Бранислав. Как защитить Краину. «Дуга», 1616.
Калаич Драгош.Лисица львиного сердца. «Дуга», 872.
515
Калядина Елена. Боснийская исповесть полковника Де- муренко. «Комсомольская правда», 29.09.1996.
Кровавая симфония Туджмана и Бобетко. «Серпски борац».
Кровопролитье в Медачком выступе. Пер. из голландской газеты «Drents Groningse Dagbladen». «Книна», 24.02.1997.
Марин Душам. Дневник падения Краины. «Погледи». С. 186-187.
Марин Душам. Освобождение по познатому сценарию. «Ослободженье», 9.09.1998.
Марьянович Зоран. Водник (подофицер) из Мокроно- гог. «Ревия 92».
Машин Бронислав. Смерть их любит, генералы — нет. (Интервью с Велько Миланковичем). «Дуга», 24.10.1992.
Миятович Сузанна. Третий судебный процесс Доминику Илияшевичу. «Слободна Босна», 23.01.2003.
Николич Светлана. Воин-капитан Драган. «Экстра-магазин».
Ойкача на асфальте. «ДЭМ», 19.11.1995.
Операция «Коридор-92». «Вучияк», № 4.
Операция, которая соединила державу. «Ослободженье», 1.06.1998.
Освобождение Сербского Брода. «Вучияк», № 3.
Офф Кэрол. Лев, писица, орел. Пер. Эдины Бечирович. «Слободна Босна», апрель 2001.
Павлович Витомир. Водоносы и витязи. «Вечерни новости».
Падение Западной Славонии. «Недельний телеграф», 10.05.1995.
Пейджич Предраг. Полет кукушки над сербским гнездом (хронология ударов авиации НАТО по сербам). «Дуга».
Перишич Александра. Суд генералу Перишичу. «Слободна Босна», 2000.
Петрович-« Пирочанац» Зоран. Лекарства с порохом. «Дуга», 1615.
Петрович-«Пирочанац» Зоран. Юка защищает Сараево. «Дуга», 476.
Печанич Сенад. Досье Казани. «Независне новине», сентябрь 1999.
Попович Предраг. Человек ко всему привыкнет. «Дуга», 1622.
По правде — сила. «Ослободженье», 6.01.1997.
516
Пувачич Наджа. Джурджевданская колонна смерти. «Дуга», 1615.
Пувачич Наджа, Попович Предраг. Могу показатся перед своим народом. (Интервью с Миланом Мартичем). «Дуга», 1622.
Рогуля Татьяна. Сараево — место сербских страданий. «Независне новине», 24.11.1999.
Ражнатович Желько. Аркан. «Дуга», 516.
Саблин Славима. Эй Краина — кровавое платье (почему пала Краина). «Экстра-магазин».
Секулич Снежана. Четвертая годовщина выселения кра- инских Черноевичей. «Серпско ослободженье», 11.08.1999.
Селимбашич Вилдана. Досье Коричани. «Независне новине», 1.09.1999.
Слатина Сенад. Алжир и Афганистан в Сараево. «Свободна Босна», январь 2002.
Стефанович Милинко. Народный трибун в ненастье. «Дуга», 502.
Стефанович Ненад. Одна сербская революция. «Дуга», 516.
Стефанович Ненад. Славные в неподходящее время. «Дуга», 515.
Танаскович Дар ко. Сколько сербского в мусульманах. «Дуга», 476.
Тарлач Горан. Коридор в Гааг (Медачкий выступ-подпись для Гаага). «Репортер».
Тоич Обрад. Новая обложка кровавого Ханжара. «Ре- вия 92».
Томич Мирослав. Альо, Бабо, Слобо. «Дуга».
Три группы заговорщиков. «Вечерни новости», 27— 30.09.1999.
Хабьянович-Джурович Лиляна. Проиграли державу без проигранной битвы. «Дуга», 1623.
Хаджиомерович Бакир. Интервью с Абу Хамзой. «Сло- бодна Босна», 3.08.2002.
Ходжич Эмир. Документы ВРС о Сребренице. «Свободна Босна», май 2002.
Шарлье Тиери. Босанский блюз и американская севда- линка. (Донесение разведки, опубликованное в фрацузской печати об участии американцев в боснийской войне). «Дуга», 1615.
Штырба Желимир. Мучители сербов обвиняют Алию / Судебный процес «группы из Кониц» в Гааге. «Ревия 92».
517
Шчекич Ново. Западная Славония этнически чиста. «Дуга», 1615.
Фазлич Мирсад. СДА против ОХР. «Слободна Босна», 6.03.2002.
Фронтовой путь воеводы Бранислава Вакича. «Велика Сербия».
Военная полиция Югославии
Боснийский бункер
Югославский БТР М80
Зенитные ракеты С-125 производства СССР
Боснийский бронетранспортер
Вход в штаб отряда Алексина. Сараево
Командир разведотряда Сараевско-Романийского корпуса ВРС
Генерал Младич
Младич и Караджич
Автор с бойцами полиции отряда Чено. Район Златиште. Сараево
Отряд воеводы Славко Алексина
Русские добровольцы перед выходом на операцию на плато Нишичи
Сербские и русские добровольцы отряда Алексина. Босния
Сербский разведотряд Бели Вукови
Хорватские солдаты на позиции
Сербы - беженцы из РСК
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 3
Глава 1
Начало войны. Боевые действия
в Словении и паралич военной системы Югославии 8
Глава 2
Распад Югославии и гражданская война в Хорватии. Исторические предпосылки.
Идеология и политика. Шовинистический психоз и роль Запада. Военные преступления.
Первые межнациональные столкновения.
Организации местных сербов.
Деятельность спецслужб. Крах стратегии ЮНА 21
Глава 3
Недостатки в организации, планировании и ведении боевых действий со стороны ЮНА.
Опыт войны. Осада казарм ЮНА в Хорватии 48
Глава 4
Создание хорватских вооруженных сил.
Идеи, организация, тактика сил специального
назначения сторон. Городская война 65
Глава 5
Опыт использования артиллерии
и бронетанковой техники в боевых действиях,
ведшихся обеими сторонами в Хорватии 76
Глава 6
Операция ЮНА по взятию Вуковара.
Проверка на деле принципов организации и командования. Городская тактика 96
519
Глава 7
Итоги и опыт операций, проведенных в Вуковаре и во всей области Восточной Славонии, Бараний и Западного Срема.
Упущенные возможности 112
Глава 8
Опыт инженерного и тылового
обеспечения боевых действий в Хорватии 115
Глава 9
Боевые действия вокруг Дубровника в Герцеговине. «Национализация» войны и содействие ЮНА с местными «союзными» силами.
Военная полиция. Спецоперации 125
Глава 10
Перенесение войны в Боснию
и Герцеговину. Роль исламского фактора в ней 143
Глава 11
Начало боевых действий в Боснии и Герцеговине. Политическая линия мусульманского руководства. Положение ЮНА и крах ее стратегии 156
Глава 12
Поражение ЮНА в Сараево.
Действия мусульманских боевых отрядов.
Уход ЮНА из Боснии и Герцеговины 169
Глава 13
Идеология и политика в вооруженных
силах и во всем государственном аппарате
сербской стороны. Взаимоотношения армии
и органов внутренних дел с добровольческим
движением 178
Глава 14
Создание вооруженных сил Республики Сербской. Сараево — ключ войны. Бои за Сараево.
Соотношение сил сторон 201
520
Глава 15
Боевые действия в Восточной Боснии
(в Подринье) и в Герцеговине. Неожиданное
наступление мусульманских войск 225
Глава 16
Война между хорватскими
и мусульманскими войсками в Боснии
и Герцеговине. Уязвимость мусульманской
стороны и бездействие стороны сербской 245
Глава 17
Гражданская война в мусульманском обществе Боснии и Герцеговины. «Силы обороны Западной Боснии» Фикрета Абдича.
Неотвратимость поражения мусульманской стороны и пассивность сербских верхов.
Имитация боевых действий данными верхами 254
Глава 18
Влияние политики на созданные ВРС
и СВК. Вынужденные изменения в тактике
пехотных действий сербской стороны 275
Глава 19
Устройство и практика использования ударных отрядов, их тактика, вооружение и оснащение. Миновзрывные средства.
Военные теории Ричарда Симпкина и Мартина
Ван Кревельда в применении к местным условиям 302
Глава 20
Боевые действия на сараевском фронте.
Сербская операция по взятию Тырново и Игмана. Ведение позиционной войны.
Роль миротворческих сил в войне.
Падение Сребреницы 331
Глава 21
Захваты сербами заложниками
«миротворцев». Авиационные и артиллерийские
удары НАТО по сербским позициям. Сербская ПВО 351
521
Глава 22
Партизанская война сербской стороны
в речах политиков и генералов и на практике 360
Глава 23
Поражение сербской стороны
в Республике Сербской Краине: политические
и военные причины 383
Глава 24
Строительство хорватских вооруженных сил.
Иностранная военная помощь. Теории НАТО на практике Югославской войны.
Операции хорватских войск 418
Глава 25
Мусульманские вооруженные силы.
Движение муджахедов: идеи и практика 439
Глава 26
Война «низкой интенсивности» Запада
против сербской стороны. Деятельность западных
спецслужб. Психологическая
и политическая обработка 470
Глава 27
Национальная политика госаппарата Югославии. Морально-нравственное
состояние сербов. Российско-сербские отношения 494
Список используемой литературы 507
Олег Валецкий Югославская война
1991-1995 годы
Издание 2-е, дополненное
Ответственный за выпуск Румынский Л.Л. Верстка Румынская Ю.Б.
Сдано в набор 16.9.05. Подписано в печать 10.05.06. Формат 84x108/32. Бумага писчая. Печать офсетная. Объем 16,5 п.л. Тираж 1000. Заказ № 262
ООО Издательство «Крафт+»
129343, г. Москва, проезд Серебрякова, 14 Тел.: 186-93-78, 620-36-95, 620-36-94, 540-25-48
Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных диапозитивов в ОАО «Издательско- полиграфическое предприятие «Правда Севера».
163002, г. Архангельск, пр. Новгородский, 32.
Тел./факс (8182) 64-14-54, тел.: (8182) 65-37-65, 65-38-78, 29-20-81 www.ippps.ru, e-mail: zakaz@ippps.ru
Ü
nÏL
ПУШКИНИСТ
КЛУБ КНИЖНОЙ КУЛЬТУРЫ
КНИГИ
КАЛЕНДАРИ
КАНЦТОВАРЫ
ПОДАРОЧНАЯ УПАКОВКА ФОТОГАЛЕРЕЯ
каждому покупателю - подарок
8 209-2252 Страстной б-р, 4 подъезд 10, 2-й этаж pushkinist@perfect.ru
Издательство «Крафт+» предлагает Вашему вниманию книги:
Национальная религия японцев Синто
Несмотря" на «японский бум» последних лет, в России до сих пор мало знают о традиционной религии Японии - синто. А ведь без этого невозможно понять Страну восходящего солнца. В синто можно найти объяснение ее великого прошлого и увидеть залог успешного будущего. В предлагаемой читателю книге публикуются переводы двух работ признанных японских религиоведов, написанных ими по-английски, специально для иностранного читателя, и впоследствии многократно переиздававшихся. Это работы Оно Сокё «Синто. Путь богов» и Като Гэнти «Что такое синто?». Их дополняет популярный очерк профессора Э.В. Молодяковой о современном положении синто.
Ф.Г. Войтоловский Единство и разобщенность Запада
Идеологическое отражение в сознании элит США и Западной Европы трансформаций политического миропорядка: 1940-2000-е годы
В книге рассматривается эволюция идеологических процессов, развивавшихся в сознании элит стран Запада и, с одной стороны, отражавших глобальные структурные политические и экономические изменения второй половины XX - начала XXI в., а с другой - выступавших одним из их важных стимулов. На основе изучения широкого круга источников систематизированы и проанализированы основные идейно-политические течения, развивавшиеся в США и странах Западной Европы в связи с преобразованиями миропорядка, и сформировавшиеся под их влиянием политические позиции. Прослежено обратное влияние доминирующих западных идеологических систем на мировую политику и международные отношения.
Книга предназначена для исследователей-международ- ников - историков, политологов, а также представителей других обществоведческих специальностей, и широкого круга читателей, интересующихся глобальными политическими процессами.
Г.К. Гинс
Сибирь, союзники и Колчак
Поворотный момент русской истории. 1918-1920:
впечатления и мысли члена Омского Правительства
Каков был первоначальный характер переворота в Сибири? Почему Сибирское Правительство преобразовалось в Российское? Кто был главным виновником преобразования? Почему произошло свержение Директории? Роль чехов, союзников сибирской общественности; характеристика Омска, атаманщины, военных и гражданских властей; недостатки правительственного механизма и правительственной политики - все это должно быть описано с возможно большей подробностью и тщательностью, и только тогда выяснится, что сделали и что могли сделать адмирал Колчак и Российское Правительство. На эти вопросы и пытается ответить книга Г.К. Гинса - одного из членов «сибирского» правительства.
Н.В. Петровский
По следам утраченных шедевров
Так случилось, что при произнесении слова «реституция» мы смущенно розовеем и сразу же начинаем неловко оправдываться. Вопрос этот достаточно сложный, но занимать все время позу оправдывающейся стороны не слишком продуктивно, да и исторически вряд ли оправданно.
Документальные очерки книги посвящены утраченным в годы Второй мировой войны историко-культурным ценностям и проблеме их возвращения на родину. В своей научно-поисковой работе автор широко использует ранее неизвестные архивные материалы, в частности документы Оперативного штаба «Рейхсляйтер Розенберг».
A.B. Тепин
Слово о великом Неизвестном:
историческое исследование
Написанная в жанре аргументированной полемики книга не оставит равнодушными ни профессиональных историков, ни гораздо более широкую часть читательской аудитории.
Смелые, оригинальные авторские суждения в тесной связи с огромным количеством интересного и яркого историко-научного материала нацелены на раскрытие чрезвычайно актуальных в настоящее время тем. Это и проблемы взаимо-отношения Руси и Золотой Орды, и великой русской Смуты, и покорения Сибири Ермаком.
Костяк исследовательского сюжета - создание исторического портрета патриарха Гермогена, выдающегося религиозного и государственного деятеля Смутного времени - имеет определенные предпосылки стать настоящей сенсацией, ибо автор утверждает, что князь П.А. Горбатый- Шуйский, атаман Ермак Тимофеевич и патриарх Гермоген - одно лицо!
Чудеса и оракулы в эпоху древности и средневековья
Эта книга о необычных явлениях, которые в древнем Египте, Греции, Риме, Китае и средневековой Индии квалифицировались как «чудеса» и проявления божественной воли. Но для людей древности и средневековья они не являлись чем-то уникальным, случившимся лишь однажды за обозримый исторический период. Напротив, каждый человек за свою жизнь, по крайней мере однажды, сталкивался со сбывшимся пророчеством или редкой природной аномалией. Наиболее впечатляющие случаи получали широкую огласку, их описания вошли во многие религиозные и литературные памятники, на основе этих описаний сформировались особые жанры: онейрокритика, парадоксография, специальная литература о методах гадания и т.д. Все эти жанры были прочно связаны с традиционной народной мудростью, идущей из глубины веков.