Мишель Фуко в Долине Смерти - Уэйд С.

Автор: Уэйд С.

Теги: роман философия франции философия переводная литература французкая философия издательство риполклассик

ISBN: 978-5-386-13819-6

Год: 2021

Похожие

Странная наука экономика. Приглашение к разговору

Таймыр. Нью-Йорк. Африка... Рассказы о странах, людях и путешествиях

Американцы: Национальный опыт

Большая восьмерка. Результаты самого масштабного исследования успешных людей

Текст

2021

УДК 82-312 .6
ББК 87.3(4Фра)
У97
Издание второе, исправленное и дополненное
Перевод с английского И. Н . Петрова
Уэйд, Симеон
У97 Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий
французский философ триповал в Калифорнии /
С. Уэйд ; [пер. с англ. И. Н. Петрова]. — М. : РИПОЛ
классик, 2021. — 192 с.
ISBN 978-5-386-13819-6
Это произошло в 1975 году, когда Мишель Фуко про-
вел выходные в Южной Калифорнии по приглашению
Симеона Уэйда. Фуко, одна из ярчайших звезд филосо-
фии XX века, находящийся в зените своей славы, прочи-
тал лекцию аспирантам колледжа, после чего согласился
отправиться в одно из самых запоминающихся путеше-
ствий в своей жизни. Во главе с Уэйдом и его другом, Фу-
ко впервые экспериментировал с психотропными веще-
ствами; к утру он плакал и заявлял, что познал истину.
Фуко в Долине Смерти — это рассказ о тех длинных
выходных. Увлекательная и юмористическая проза с го-
ловой погружает читателя в подрывные круги интелли-
генции Клермонта: вечеринки в бунгало Уэйда, насы-
щенные диалоги между Фуко и его учениками в даосской
утопии в лесу Лос-Анджелеса; и, конечно же, легендар-
ный трип в Долине Смерти. Между поисками высшего
сознания и удовольствием от вакханалии, эта книга рас-
сказывает о расцветающей дружбе молодого человека
с одним из величайших мыслителей ХХ века.
УДК 82-312.6
ББК 87.3(4Фра)
ISBN 978-5 -386-13819-6
© Петров И.Н . , перевод
на русский язык, 2020
© Издание на русском языке,
оформление.
ООО Группа Компаний
«РИПОЛ классик», 2020

СОДЕРЖАНИЕ
ПредисловиеХезерДандэс .............
7
Введение ............................ 25
Формула............................. 30
Ирвайн .............................. 36
Прибытие ........................... 42
СФуко .............................. 47
ПутешествиевДолинуСмерти ........ 61
Артистс-Палетт ...................... 86
Забриски-Пойнт ...................... 93
Дантес-Вью ......................... 103
Вечеринка ........................... 108
Тропинки Медвежьего каньона . . . . . . . . 118
Накрыльце .......................... 127
Озеро ............................... 137
Комнатаучредителей ................. 148
Кафетерий ...........................176
Отъезд .............................. 182
Обавторе ............................ 191

7
ПРЕДИСЛОВИЕ
В своей книге «Жизнь Мишеля Фуко» Дэвид
Мэйси цитирует самого философа, как-то ска-
завшего: «Я с ностальгией вспоминаю незабы-
ваемый вечер с ЛСД в тщательно подобранных
дозах, ночь в пустыне с замечательной музы-
кой, прекрасными людьми и небольшим коли-
чеством шартреза». Это событие имело место
в 1975 году, когда Фуко, тогда приглашенного
профессора Калифорнийского университета
в Беркли, отвезли в Долину Смерти старший
преподаватель Высшей школы Клермонта
и его бойфренд, пианист. Когда они находи-
лись там, молодые мужчины уговорили Фуко
провести ночь под действием психоделиче-
ского наркотика. Это было его первое знаком-
ство с кислотой, и к утру он рыдал и заявлял,
что познал Истину.
Впервые я услышала эту историю в 2014 году,
когда училась в магистратуре университета Юж-
ной Каролины. И тогда мне показалось малове-
роятным, что философ уровня Фуко нашел бы
время на поездку куда-либо с двумя незнаком-
цами, не говоря уже о том, что он, в свои сорок

8
девять лет, согласился бы поэкспериментиро-
вать с психоделическим наркотиком вместе
с ними. Весь эпизод, на мой взгляд, выглядел аб-
сурдным и каким-то образом сильно задел меня
за живое. Я ненавидела «теорию». Я ненавидела
Фуко, казавшегося мне воплощением привиле-
гированности и высокомерия любого теорети-
ческого движения. Услышав, что у человека, ко-
торый отвез его в Долину Смерти, Симеона
Уэйда, имелась неопубликованная рукопись,
описывавшая этот опыт в пустыне, я решила
отыскать его. Я хотела заполучить творение
Уэйда и использовать для написания сатириче-
ского произведения об идиотской поездке уни-
верситетских преподавателей в пустыню.
Я нашла человека, который знал другого,
имевшего адрес Уэйда.
— Он отшельник, — сказал друг моего дру-
га. — Он не использует компьютер или телефон
и главным образом живет там, где нет сети.
Я написала Уэйду письмо, представилась
и попросила о встрече. В ответ он прислал мне
открытку с датой и адресом кофейни «Стар-
бакс», расположенной около его дома в Окс-
нарде, штат Калифорния, примерно в шести-
десяти пяти милях от Пасадены, где я живу.
—
Как я узнаю его? — спросила я моего зна-
комого.
— Узнаешь, — ответил он.
Так все и произошло. Через полчаса после
назначенного времени, когда я уже собиралась

9
уехать, небольшой грузовичок, чей возраст на-
верняка уже перевалил за четверть века, с шу-
мом заехал на парковку торгового центра. Во-
дитель какое-то мгновение сидел в кабине,
докуривая сигарету, прежде чем вылез наружу
с полудюжиной пластиковых пакетов для про-
дуктов и охапкой книг. Это был высокий
и крупный мужчина в застиранной футболке
цвета электрик, частично заправленной
в мешковатые джинсы. Войдя в кафетерий, он
направился прямо ко мне и кучей свалил все,
что принес, на столик, за которым я сидела,
а потом снял свою ярко-зеленую бейсболку,
обнажив лысую, покрытую старческими пиг-
ментными пятнами голову.
— Рад познакомиться, — сказал он. Акцент
выдавал в нем техасца, к тому же он шепеля-
вил, и я с удивлением поняла, что у него не
было зубов.
—
Я принес тебе кое-какие справочные ма-
териалы и ледяную кока-колу для поездки до-
мой, — добавил он, а потом сел и начал расска-
зывать то, во что мне верилось с трудом.
О, да, он действительно отвез Мишеля Фуко
в Долину Смерти. Если верить Уэйду, тому на-
столько понравилась та поездка, что он назы-
вал ее одним из самых главных событий своей
жизни. Но она стала только началом их друж-
бы. Фуко посещал его несколько раз. Уэйд брал
у него интервью на телевидении Высшей шко-
лы Клермонта. И философ сообщил ему в сво-

10
ем письме, что он сжег законченную рукопись
одного из томов своей «Истории сексуально-
сти» в результате опыта, полученного в пусты-
не. Фуко работал над рукописью о монстрах во
время одного из своих визитов, « поскольку он
всегда считал себя монстром» .
Уэйд заявил, что они оставались друзьями,
пока Фуко не умер, и якобы была даже фото-
графия в журнале «Тайм», доказывавшая это.
Кроме того, Фуко в одном из своих писем про-
сил дорогого друга Симеона привезти ему еще
ЛСД в Париж в 1984 году, когда он умирал.
—
Мишель хотел отправиться в путешествие
по примеру Олдоса Хаксли, — сказал Уэйд.
Когд а я с широко открытыми глазами спро-
сила, действительно ли он написал книгу об их
поездке, мой собеседник только кивнул в от-
вет, а потом добавил, что никто не захотел из-
дать ее.
—
Могу я увидеть рукопись?
Уэйд посмотрел подозрительно на меня.
По его словам, она валялась где -то в глубине
одного из его четырех складских помещений
вместе с фотографиями и письмами Фуко.
До них было трудно добраться. Он пообещал
когда-нибудь показать все мне. Если я вернусь.
Если он найдет их. Возможно.
То есть он не возражал встретиться со мной
снова?
Без проблем, мы назначили дату в следую-
щем месяце.

11
А до той поры я попробовала проверить мо-
его нового знакомого и его истории и выясни-
ла, что Уэйд родился в 1940 года в городе Эн-
терпрайз, штат Алабама. Он стал бакалавром
истории, закончив колледж Уильяма и Мари
в 1962 году, и учился в Гарвардском универси-
тете, получая стипендию Вудро Вильсона, по
окончании которого он 1968 году он стал док-
тором наук в области интеллектуальной исто-
рии Западной цивилизации. В 1972 году Уэйда
приняли на должность старшего преподавате-
ля Высшей школы Клермонта, где он разрабо-
тал программу аспирантуры по направлению
«Европейские исследования». На всех фотогра-
фиях из того периода его жизни Уэйд выглядел
просто сногсшибательно. Красивый, высокий,
атлетический сложенный, он на всех из них
был в костюме и галстуке.
Его программа просуществовала недолго,
и то же самое, вероятно, касалось карьеры Уэ й -
да в Клермонте. Относительно же его нынеш-
ней жизни, информации нашлось очень мало.
Я посетила его бывший университет в надежде
найти там запись телевизионной передачи,
о которой он рассказывал, или какое-то другое
свидетельство визита Фуко туда, но у них в ар-
хиве мне не удалось обнаружить ни слова об
этом, а упоминания о самом Уэйде я нашла
только в старых номерах студенческой газеты.
Я вернулась в Окснард в следующем месяце
и снова ждала его в кафетерии «Старбакс».

12
На этот раз Уэйд прибыл с пустыми руками,
но только с двадцатиминутным опозданием,
и жаждал разговаривать о меняющих созна-
ние ощущениях.
—
Все культуры своим происхождением
обязаны галлюциногенным грибам, — сказал
он. — Подумай об этом. Древние греки, ацтеки
и викинги — все они имели ритуалы, где осо-
бое значение уделялось изменению сознания
с их помощью. А что такое ритуалы, если не
форма религии? А что такое религия, если не
форма культуры?
«О, боже! — подумала я. — Сатира пишется
сама собой».
И потребовала новой встречи в следующем
месяце.
Уэйд мог говорить о Фуко бесконечно.
Он считал его «величайшим мыслителем на-
шего времени, возможно даже всех времен» ,
в его понятии «сравнивать Фуко с любым дру-
гим было примерно то же самое, как поставить
пламя свечи в один ряд с солнечным светом» .
Уэйд прекрасно знал все творчество Фуко и на-
зывал свою дружбу с философом второй вели-
чайшей удачей в своей жизни.
Первой же, по его словам, был третий участ-
ник поездки в Долину Смерти, пианист Майкл
Стоунмен. Уэйд познакомился с ним в 1974 го-
ду, и их отношения продолжались до смерти
музыканта. Их явное сожительство, естествен-
но, вызывало негодование в таком консерва-

13
тивном городе, каким Клермонт был в 70-е го-
ды прошлого столетия. Брат Симеона, Дэвид
Уэйд, с которым я познакомилась гораздо
позднее, вспоминал: «Симеон не только не
скрывал свою сексуальную ориентацию, он от-
кровенно демонстрировал ее!» Дэвид расска-
зал мне об общей любви к музыке Симеона
и Майкла, как они поставили два рояля напро-
тив друг друга в гостиной их дома, чтобы
играть дуэты Аренского.
Когда мы продолжили встречаться, я узнала
Уэйда глубже, а не только как друга Фуко.
Он рассказал мне, что знал Тимоти Лири в Гар-
варде и, по его словам, « он (Лири) был просто
сногсшибательным». И он поведал мне, с ка-
кими проблемами мог столкнуться диссидент
в университетской среде в 70-е: если верить
Уэйду, он не смог остаться в Высшей школе
Клермонта, поскольку «они сказали, что я нар-
кодилер, что мы устраивали оргии, они назва-
ли меня сумасшедшим». Он вкратце поведал,
сколько всего им с Майклом пришлось вытер-
петь после того, как он покинул Клермонт.
Вместе они владели художественной галереей
какое-то время, а потом Уэйд начал читать
лекции в учебных заведениях вокруг Лос-
Анджелеса. Хотя он нигде больше не работал
на постоянной основе. Он делал это в универ-
ситете штата Калифорния в Нортридже, в при-
готовительной средней школе Белмонта и кол-
ледже Белмонта, в университете восточной

14
медицины Самра, в центре целительских ис-
кусств Тао и в скандально известном Тихооке-
анском западном университете. Дольше всего
продолжалось его сотрудничество с художе-
ственным институтом Отиса школы дизайна
Парсонса, гд е он преподавал историю и исто-
рию искусства в течение шестнадцати лет.
Иногда он трудился санитаром в медицинском
центре университета Южной Калифорнии, по-
скольку «хотел работать с настоящими сумас-
шедшими» . Если верить Дэвиду Уэйду, Симеон
и Майкл испытывали очень большие финансо-
вые трудности в тот период. Возможно по этой
причине, или из-за нее тоже, в совокупности
с другими, у обоих тогда также сильно пошат-
нулось здоровье. В 1998 году Стоунмен умер от
алкоголизма в возрасте сорока семи лет.
Несмотря на всю специфичность историй
Уэйда, я смогла найти очень мало доказа-
тельств в их пользу. Нигде в серьезной литера-
туре не существовало никаких упоминаний
о его дружбе с Фуко, если не считать кое-каких
деталей в увидевшей свет в 1993 году книге
Джеймса Миллера «Страсть Мишеля Фуко» , не
имевшей особого успеха. Дэвид Мэйси выра-
зил общее недоверие относительно вызванно-
го действием наркотика озарения, якобы слу-
чившегося с Фуко, в своей книге «Жизнь
Мишеля Фуко» , опубликованной в том же году,
следующим образом: «К рассказам тех, кто ут-
верждает, что, по собственным словам Мише-

15
ля, это изменило его жизнь, пожалуй, стоит от-
носиться с долей скептицизма. Представления,
навеянные ЛСД, обычно достаточно скоротеч-
ны и скорее иллюзорны, чем реальны». В ре-
зультате дружба между Фуко и Уэйдом стала
казаться мне скорее порождением фантазии
последнего, чем фактом. Я подумала, что, воз-
можно, Уэйд просто одинокий старик, расска-
зывавший небылицы о своем знакомстве со
знаменитостью.
Однако постепенно начали появляться до-
казательства его слов. Я обнаружила, что дей-
ствительно существовала фотография в номе-
ре журнале «Тайм» за 16 ноября 1981 года, где
Уэйд и Стоунмен смеются с Фуко, перед каким-
то зданием. И это после того, как мы встреча-
лись уже примерно год. А в один прекрасный
день Уэйд появился со своей рукописью «Фуко
в Калифорнии» . Он оформил авторские права
на нее в 1990 году, и, если верить ему, Фуко про-
читал его творение и дал согласие на публика-
цию, однако ни одно издательство не взялось
за это, возможно, поскольку материал показал-
ся слишком скандальным или, пожалуй, репу-
тация автора сыграла свою негативную роль.
—
Это единственная копия, которая оста-
лась, — сказал Уэйд. — Можешь сделать с нее
еще одну для себя.
Потом мы поехали в магазин, где имелась
необходимая техника, и он наблюдал, как я ко-
пировала страницы одну за другой.

16
КАК Я И НАДЕЯЛАСЬ, рукопись Уэйда ока-
залась необычной. Книга «Мишель Фуко в До-
лине Смерти» написана в той же непринуж-
денной манере, которая была свойственна его
речи, когда он развлекал меня своими фантас-
тическими историями за кофе. В ней рассказа-
но, как исходная идея «эксперимента» с разу-
мом Фуко скоро трансформировалась в четко
спланированную вахканалию с Уэйдом и Стоу-
меном в центре действия. И все это в востор-
женном описании Уэйда, при чтении которого
невольно вспоминаются отдельные сцены из
фильма 1957 года «Три лица Евы» с Джоан Вуд-
ворд в главной роли, а в голове время от вре-
мени звучат отрывки «Шабаша ведьм» Мусорг-
ского в интерпретации Стоковского в том
виде, как это произведение звучало в исполне-
нии его оркестра в мультфильме «Фантазия» ,
снятом Диснеем в 1941 году. Эта смесь высоко-
го и низкого позволяет нам получить доста-
точно полное представление о бивалентном
мышлении Уэйда. Он явно привык сгущать
краски, его обожание Фуко бросается в глаза.
Однако, к тому времени как я закончила
чтение рукописи, от моей исходной идеи на-
писать обличительную статью о теоретиках не
осталось и следа. До меня дошло, что данная
территория давно освоена, сатирически или
как-то иначе, людьми более сведущими в та-
ких делах, чем я. Множество специалистов
продолжило разбирать по косточкам труды

17
Фуко после его смерти, с массой книг и статей,
дискуссий и вопросов, следовавших за каждым
новым переводом или публикацией какой-то
из работ его огромного творческого наследия.
Мои ощущения относительно Фуко не имели
никакого значения.
Вдобавок я начала воспринимать отдельные
моменты из рассказанного мне Уэйдом всерьез.
И пусть его рукопись местами вызывала улыб-
ку, и порой меня подмывало высмеять автора
из-за наркотиков, например, предложив ему
изменить ее название на «Фуко, глотающий
кислоту в пустыне», я в конечном итоге поняла,
что это преуменьшило бы смысл того, что, ко-
нечно же, Уэйд и, возможно, сам Фуко пытались
сделать тогда, а именно расширить сознание,
приобрести предельный опыт. До недавних пор
популярная в 70-е годы прошлого столетия
идея использовать «волшебный эликсир» для
расширения сознания (так она звучит в опреде-
лении Уэйда) , выглядела настолько устаревшей,
чуть ее чуть ли не относили к разряду бредовых.
Однако последние исследования показали, что
психоделическое состояние, пожалуй, напрасно
сбросили со счетов. Утверждение, что действие
ЛСД «скоротечно и иллюзорно» сейчас оспари-
вается, и снова проверяется возможность тера-
певтического использования этой в течение
долгого времени очерняемой субстанции. Кт о
знает, возможно, ее способность изменять со-
знание далеко не шутка.

18
В конечном итоге, к моему собственному
удивлению, у меня пропало желание выста-
вить Уэйда на посмешище. Взамен мы стали
друзьями и иногда праздновали дни рождения
и праздники вместе.
И все равно у меня еще оставались сомне-
ния, я не исключала, что его рукопись могла
оказаться продуктом крайне богатого вообра-
жения. Затем, в начале 2016 года, Уэйд («Симе-
он» для меня к тому времени) нашел подборку
слайдов, иллюстрировавших их поездку в Доли-
ну Смерти. На одном из них Фуко обнимал голо-
го по пояс Майкла Стоунмена, улыбающегося на
смотровой площадке Дантес-Вью. На другом
Фуко смотрел вдаль на дюны Забриски-Пойнт.
«Он под действием наркотика на них», — сказал
Симеон, но это нисколько не изменило мое от-
ношение к ним. Снимки были умопомрачитель-
ные, но в первую очередь они наконец доказали
мне, что поездка действительно имела место.
Вдобавок многочисленные фотографии Фуко,
сделанные в доме Симеона и Майкла в Клер-
монте, подтвердили утверждение Симеона, что
Фуко приезжал к ним снова, по меньшей мере
еще один раз. Они также служили прекрасной
иллюстрацией того, что Симеон и Фуко дей-
ствительно были друзьями.
С того момента я начала уговаривать Симе-
она позволить мне взять у него интервью, ко-
торое я собиралась опубликовать. Понадоби-
лось больше года, прежде чем он согласился.

19
Когда мою беседу с ним потом напечатали
в онлайн-журнале BOOM California в сентябре
2017 года, я сразу отправилась в Окснард по-
казать ее ему на моем ноутбуке, поскольку он
так и не обзавелся собственным компьютером.
Мы встретились в пятницу, как обычно.
И он опоздал, конечно.
А в следующий вторник 3 октября 2017 года
Симеон внезапно умер во сне. Ему было семь-
десят семь лет.
СОРТИРУЯ ВЕЩИ Симеона, Дэвид Уэйд
и его жена Нэнси Поубэнз обнаружили письма
Фуко, о которых Симеон много говорил, но так
и не смог найти. Из них выходило, что Фуко
действительно называл ночь, проведенную
в Долине Смерти «величайшим опытом, од-
ним из самых важных в моей жизни» (14 мая
1975 года) и что он прочитал творение Симео-
на и ответил позитивно, если коротко:
Comment aurait-il été possible de ne pas aimer
toi Simeon1
Путешествие в Долину Смерти
Epistème la gris
(16 сентября 1978 г.)
1 Приписка Фуко переводится: «Как можно не лю-
бить тебя, Симеон» . Что же касается фразы «Epistème la
gris», исследователям философа еще предстоит понять ее
значение. (Примечание Хезер Дандэс.)

20
Другие письма доказывают, что он подумы-
вал резко изменить свою жизнь («Я чувствую,
мне надо эмигрировать и стать калифорний-
цем», — пишет он 30 мая 1975 года) и что Си-
меон и Фуко находились в контакте до 1984 го-
да, то есть до смерти последнего. (К сожалению,
Дэвиду Уэйду и Нэнси не удалось найти руко-
пись Фуко о монстрах. Они также не нашли
письмо, где Фуко просит Симеона и Майкла
приехать в Париж и помочь ему умереть.)
Когда я пишу эти строки (в середине
2018 года) , бумаги Симеона лежат в моем доме
в ожидании, когда будут оформлены все доку-
менты для передачи их в «Архив геев и лесби-
янок» , хранящийся в университете Южной Ка-
лифорнии. А недавнее появление в продаже
посмертного издания четвертого и последнего
тома «Истории сексуальности» Фуко, «Призна-
ния плоти» (2018 г.) , написанного после его
встречи с Симеоном и, возможно, под влияни-
ем их дружбы, делает опубликование рукописи
Симеона «Фуко в Калифорнии» особенно сво-
евременным. Дэвид Уэйд и Нэнси Поубэнз
также нашли письмо, написанное через не-
сколько месяцев после поездки в Долину
Смерти (5 октября 1975 года), в котором Фуко
рассказывает, что ему необходимо «начать
снова» его «книгу о сексуальных репрессиях».
Хотя Симеон был уже довольно старым
к моменту нашего знакомства, а я всегда слиш-
ком тяжелой на подъем, он однажды устроил

21
свой «эксперимент» и для меня, посадив на
стул позади стены из книг в своей заваленной
всяким хламом, как у старьевщика, квартире
и вручив мне батончик молочного шоколада
Кэдбери. Это сначала вызвало у меня исклю-
чительно негативные эмоции, поскольку мне
не нравятся ни хаос, ни молочный шоколад,
и вдобавок было уже поздно, и меня беспоко-
ило, как я доеду домой в темноте. Но потом
Симеон исчез за стеной и начал играть этюд
Шопена, и в тусклом свете угасающего дня мой
мир уменьшился до вида находившихся в мо-
ем поле зрения книг и звуков музыки. Это...
не расслабляло, но, возможно, действовало
одурманивающе. И в самый приятный момент
Симеон сказал: «Съешь шоколад сейчас!»
То т опыт, конечно, был всего лишь бледной
тенью по сравнению с грандиозным событи-
ем, которое Уэйд сотворил для Мишеля Фуко
в Долине Смерти. Но сейчас для меня молоч-
ный шоколад всегда будет ассоциироваться
с Шопеном и воспоминанием о близком друге,
и как моя жизнь стала от этого богаче. Кроме
того, теперь я понимаю, как «вечер с ЛСД
в тщательно подобранных дозах и ночь в пу-
стыне с замечательной музыкой, прекрасны-
ми людьми и небольшим количеством шар-
треза» могли стать, пожалуй, одним из самых
важных опытов в чьей-то жизни.
Фуко явно получил незабываемые впечатле-
ния, поскольку Уэйд постарался сделать все для

максимального эффекта. В устроенном им
представлении незримо присутствовали стере-
отипы вестернов (шаманы, видения, мужская
дружба) в неком извращенном виде, но они яв-
но тоже сыграли свою роль. Вполне возможно,
абсурдная ночь, проведенная с приторговыва-
ющим ЛСД «психопатом» и его исполняющим
произведения Штокхаузена партнером стала
воплощением той концепции дружбы, которую
Фуко подробно описывал в ряде своих послед-
них интервью в качестве типа эстетики суще-
ствования, составляющего неотъемлемую часть
«искусство жизни» . Фуко намекал на это, когда
он писал Симеону 14 мая 1975 года, предлагая
приехать еще раз, но только если это будет
удобно: «Я думаю, такие встречи не имеют
смысла, если они не приносят подлинного
и обоюдного наслаждения всем их участникам
и одинакового душевного покоя. Нам надо най-
ти способ делать все в соответствии с „принци-
пом удовольствия“ и „принципом реальности“.
Это, по-моему, именно та этическая и полити-
ческая проблема, которая прежде всего требует
решения в наши дни».
Рукопись Уэйда позволит тебе на халяву
прокатиться в Долину Смерти. Возможно, твоя
жизнь в результате станет чуть богаче.
Хезер Дандэс
Пасадена, штат Калифорния

МИШЕЛЬ ФУКО
В ДОЛИНЕ
СМЕРТИ
Когда речь заходит о Платоне и Аристотеле,
большинству из нас воображение рисует уче-
ных мужей в профессорских мантиях. Но они
в первую очередь были обычными людьми, сме-
ялись вместе с друзьями, а когда писали свои
«Законы» и «Политику» , делали это как бы
в качестве развлечения. Та часть их жизни бы-
ла наименее философской и наименее серьез-
ной. С точки зрения философии прежде всего
требовалось жить просто и благопристойно.
Если они писали о политике, то таким обра-
зом словно составляли правила поведения для
сумасшедшего дома, и если зачастую стара-
лись делать вид, как будто говорят о серьезных
вещах, то исключительно поскольку знали, что
безумцы, с кем они разговаривали, считали се-
бя королями и императорами. Они пытались
понять принципы несчастных, чтобы их безу-
мие принесло другим как можно меньше вреда.
— Блез Паскаль, « Мысли»

25
ВВЕДЕНИЕ
Однажды весенним днем в середине семи-
десятых коллега рассказал мне по телефо-
ну, что невероятного Мишеля Фуко пригласи-
ли провести семинар в Калифорнийском
университете в Беркли. Я ликовал. Фуко был
моим героем, и у меня наконец появлялась
возможность встретиться с ним. Уж е тогда его
называли одним из самых выдающихся фран-
цузских интеллектуалов двадцатого столетия.
Для меня же Мишель Фуко являлся никак не
меньше, чем величайшим мыслителем нашего
времени, возможно даже всех времен. Сравни-
вать его с любым другим было примерно то же
самое, как поставить пламя свечи в один ряд
с солнечным светом.
Тогда прошло уже девять лет с тех пор, ког-
да я, изучая интеллектуальную историю в Гар-
варде, прочитал первую главную работу Ми-
шеля Фуко «Безумие и цивилизация» . Книга
произвела на меня огромное впечатление, но
я был еще недостаточно эрудирован тогда,
чтобы самостоятельно понять, насколько она
революционна по своему содержанию и зна-

26
чению, а наши профессора, естественно, осо-
бенно не помогли мне в этом, поскольку мно-
гие из них традиционно находились в плену
узкой специализации, примитивных мировоз-
рений и устаревших методологий.
Когд а началась моя преподавательская дея-
тельность в Гарвардском университете в конце
шестидесятых, я опирался на гегельянство
в своем подходе к истории и литературе. Затем
я прочитал «Порядок вещей» Фуко и отрекся
от него, а также объявил моим студентам, что
по своему значению для гуманитарных наук
концепция эпистемы Фуко столь же важна, как
для медицины — открытие структуры молеку-
лы ДНК Криком и Уотсоном.
Осилив «Надзирать и наказывать» в 1975 го-
ду, я оценил эту работу Мишеля Фуко как одну
из наиважнейших в современной интеллекту-
альной истории. А после знакомства с книгой
«Анти-Эдип», написанной его коллегами Жи-
лем Делёзом и Феликсом Гваттари, я почув-
ствовал, что вместе эта троица ответила на са-
мый мучительный вопрос нашего времени:
«Откуда берется фашизм и как мы можем про-
тивостоять ему?» На мой взгляд, Фуко и его
окружение открыли нам глаза на то, что мы
действительно должны знать о психическом
здоровье и обществе. Они набрасывали конту-
ры новой эпохи, ждущей нас впереди.
Творчество Фуко настолько изменило меня,
что я стал по крупицам собирать информацию

27
о его жизни. Изначально все, известное мне
о нем как о человеке, состояло из кратких дан-
ных о его преподавательской карьере, представ-
ленных на обложке книги «Порядок вещей».
В 1969 году, живя в Париже, я спросил о Фу-
ко мою подругу, профессора Сорбонны. И она
поведала, что он принадлежал к скандальной
известно компании гомосексуальных интел-
лектуалов Парижа. «Он один из них», — сказала
она с презрением, хотя явно с уважением от-
носилась к его творчеству. Когд а я поинтересо-
вался, согласна ли она с политическими взгля-
дами Фуко, она ответила, что ее благосклонное
отношение к левым касалось только образа
жизни, не более того.
Она также посоветовала мне не спешить
знакомиться с его «Археологией знания» ,
только недавно появившейся на прилавках
книжных магазинов Парижа, поскольку она
якобы была мне не по зубам. Однако новость
о том, что Фуко являлся открытым геем, заме-
чание, что его книги могли оказаться слишком
трудными для бедного американского студен-
та, и его репутация сторонника студенческих
волнений в Париже в мае 1968 года лишь под-
хлестнули мой интерес к нему.
В 1971 году Мишель Фуко получил одну из
самых престижных должностей в системе фран-
цузского высшего образования, он стал профес-
сором, заведующим кафедры истории систем
мысли в Коллеж де Франс. Это место было бук-

28
вально создано для него, если вспомнить, чем
он по сути главным образом занимался. Ведь
в каком-то смысле он первым из всех применил
системный анализ в области истории мысли.
Мы можем считать Фуко системным анали-
тиком и даже великим философом, историком,
социологом и психологом, но сам он называл се-
бя журналистом. Он изучал прошлое исключи-
тельно, чтобы лучше понять настоящее. И ана-
лизировал историю психиатрии с целью развить
идею силы дискурса. Его утверждение «Мы то,
что уже было сказано» прекрасно иллюстрирует
подход Фуко к истории и гуманитарным наукам.
Каждую среду в течение короткого времени
в Коллеж де Франс он читал лекцию, сидя пе-
ред абсолютно пустым и освещенным един-
ственной лампой столом. Зал был битком на-
бит слушавшими его с открытыми ртами
студентами и коллегами, многие из которых
записывали на магнитофон каждое выступле-
ние. В той же самой аудитории знаменитый
философ Анри Бергсон ораторствовал в эру
Пруста. Как и в случае с Бергсоном, людям
приходилось отстоять в очереди, чтобы по-
пасть туда, когда говорил Фуко. Каждое его вы-
ступление становилось настоящим событием.
В ТОМ ЖЕ году, когда Фуко получил свое
вожделенное место в Париже, я стал всего лишь
старшим преподавателем Высшей школы

Клермонта. Она располагалась в долине Сан-
Габриэль, самой восточной и консервативной
области округа Лос-Анджелес, и являлась ча-
стью объединения институтов, известного под
названием Колледжи Клермонта, чьи возмож-
ности были крайне ограничены, администра-
ция довольно реакционной, а студенты боль-
шей частью из богатых семей и карьеристы.
В то время я с удовольствием покинул опо-
стылевшие мне коридоры и аудитории Гарвар-
да ради солнечной Калифорнии и был готов
использовать образ жизни моего альтер эго
Жан-Жака Руссо. Я поселился вместе с другом
в уединенном домишке в Медвежьем каньоне
на четыре тысячи футов выше Клермонта в го-
рах Сан-Габриэль и в течение года создавал
программу аспирантуры по направлению «Ев-
ропейские исследования» , в конце концов по-
лучив приличный грант от Национального
фонда гуманитарных наук для ее финансиро-
вания. Она и считалась комплексной, однако
базировалась на работах Фуко и его окруже-
ния. Я пытался открыть дорогу в научные кру-
ги Америки методам и идеям парижских гла-
шатаев «Молекулярной революции», которую
в шестидесятые в США называли «Движени-
ем» . У меня создалось ощущение, что Фуко
и Делёз не только формировали наиболее пе-
редовое мировоззрение для «Молекулярной
революции», но одновременно меняли нашу
концепцию гуманитарных наук.

30
ФОРМУЛА
Узнав, что Фуко будет преподавать в Берк-
ли, я решил воспользоваться случаем и попы-
таться пригласить его в Клермонт.
«Прекрасная возможность, — подумал я. —
Я смогу встретиться с этим великим челове-
ком лично. Автор сам объяснит нам свои тру-
ды. Его визит привлечет внимание всего мира
к моей программе и таким образом поможет
усилить наш крошечный форпост новых идей
в одном из наиболее реакционных регионов
Калифорнии» .
В результате наиважнейшим вопросом для
меня стало, как заманить столь известную лич-
ность в заурядный студенческий город. Прежде
чем предлагать ему поехать к нам, я прикинул
наши плюсы, чем таким особенным мы отли-
чались от других, из-за чего он согласился бы
на это путешествие. Я мог бы рассказать ему
о своей программе в надежде, что ориентиро-
ванность на его творчество и наше участие
в «Движении» убедят его посетить нас. Я обес-
печил бы ему щедрый гонорар. Я мог пообе-
щать толпу молодых мужчин, которые будут

31
развлекать его, и предложить устроить экскур-
сию по живописным местам Калифорнии.
Потом у меня родился великолепный план.
Если мне удастся организовать визит Мишеля
Фуко, я мог бы устроить эксперимент. Я даже
придумал формулу, которая в моем понятии
смогла бы настолько увеличить потенциал его
и так незаурядного интеллекта, что это позво-
лило бы ему творить чудеса из тех, какие мож-
но увидеть только в научно-фантастических
фильмах, вещи уровня того, что доктор Мор-
биус делал в «Запретной планете» или Суще-
ство из галактики в первом эпизоде телесери-
ала «За гранью возможного».
Мне всего-то требовалось, во-первых, взять
один из величайших умов мира, человека, кото-
рый, выйдя за пределы постулата «знание — си-
ла» , понял, что «власть (сила) порождает знание»,
а во-вторых, снабдить его божественным элик-
сиром, некой легко усвояемой разновидностью
философского камня, способной астрономиче-
ски увеличивать мыслительные возможности.
Я стал бы алхимиком и задокументировал
весь эксперимент. А моя формула выглядела
так: Мишель Фуко + философский камень + До-
лина Смерти, Калифорния + Майкл Стоунмен.
МАЙКЛ СТОУНМЕН — мой спутник жизни,
и, по его собственным словам, он также «ком-
позитор, гей и заядлый курильщик». У него

32
масса интересов, включая любовь ко всему ки-
тайскому, особенно их языку, религиям и ма-
гическим растениям.
Вскоре после того как мы познакомились
в День благодарения в 1974 году, Майкл заявил,
что он хотел бы посвятить меня в тайну вещей
и отвез в Долину Смерти, изумительный уголок
нашей планеты с пустыней и горами, располо-
женный примерно в двухстах милях от Лос-
Анджелеса, почти на границе штата Невада.
Там я испытал такие восторг и вдохновение, ка-
кие ранее казались недостижимыми для меня.
Теперь у нас появлялась возможность пода-
рить те же ощущения Мишелю Фуко. Как два
лица Евы, мы могли предложить ему плод
с Древа познаний. У нас была бы своя «Ночь на
Лысой горе» .
В моем понятии в результате путешествия
в Долину Смерти Фуко мог испытать просвет-
ление, которое ассоциируется у нас с выдаю-
щимися учителями прошлого. Я знал, что мы
рисковали. Использование философского кам-
ня в столь очаровательном месте могло нега-
тивно сказаться на психике гениального мыс-
лителя нашей эпохи. Или не произвести
никакого эффекта вообще.
И все равно я надеялся, что результатом
этого события станет лавина идей такой силы,
что с их помощью он совершит подлинную ре-
волюцию в сознании людей. Разве Арто не соз-
дал концепцию «театра жестокости» после

33
своих экспериментов с пейотом, которые он
совершал вместе с индейцами племени тарау-
мара в Медном Каньоне в Мексике? Наверное,
ведь от Фуко мы могли ожидать большего, да-
же гораздо большего?
При мысли о том, чем все закончилось, мож-
но сказать, что я переоценил мою формулу.
Наше путешествие в Долину Смерти не пере-
вернуло мир с ног на голову, но оно изменило
Фуко, который называл его самым значимым
опытом своей жизни. Вернувшись в Париж, он
написал Майклу и мне, что как бы переродил-
ся, так повлияла на него наша поездка. Он ут-
верждал, что, оказавшись дома, предал огню
полностью законченный второй том «Истории
сексуальности» и уничтожил весь проспект
книг, которые намеревался опубликовать
в этой семитомной серии. Он планировал на-
чать все заново.
Результаты его новой жизни можно увидеть
в последних ее трех томах, написанных после
путешествия в Долину Смерти. Они являются
венцом его творчества, подобно тому как «Ни-
комахова этика» возглавляет список лучших
произведений Аристотеля. Последнее письмо
Фуко к нам явно показывает, что на тот мо-
мент он много размышлял об «эстетике суще-
ствования» . В нем он учил нас не уступать раз-
рушительному давлению дисциплинарного
общества и сделать из наших жизней произве-
дения искусства.

34
По моему мнению, путешествие в Долину
Смерти стало для Фуко инструментом, по-
зволившим ему создать его собственную
«Никомахову этику» , а также определить ее
главную суть.
В ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ, когда Филлис Джон-
сон, преподаватель французского языка кол-
леджа Помона, приверженец программы «Ев-
ропейские исследования» и мой большой друг,
рассказала мне о приезде Фуко в Калифорнию,
я позвонил в Беркли заведующему кафедры
французского языка. Он подтвердил мне, что
Фуко действительно принял приглашение по-
работать немного у них, но они пока не знали
дату его приезда, что он будет преподавать
и сможет ли прочитать публичные лекции
у них или где-то в других местах. Заведующий
предложил мне написать напрямую Фуко во
Францию. К моему удивлению, он дал мне его
домашний адрес, который я приколол над мо-
им письменный столом подобно тому, как
средневековый монах, возможно, высек бы
маршрут до Рима на стене своей кельи.
Я отправил письмо в Париж, гд е пригласил
Фуко в Клермонт. Он ответил коротко, что
очень хотел бы посетить нас, но, не зная своего
расписания и функциональных обязанностей
в Беркли, предпочитает подождать строить ка-
кие-либо планы до приезда в Калифорнию,

и попросил меня связаться с ним, когда он
прибудет в США.
Я написал ему снова и в своем письме пред-
ложил поездку в Долину Смерти, описывая ко-
торую, пообещал, что он будет чувствовать
себя там «парящим, словно в состоянии
невесомости, среди форм, зависящих исклю-
чительно от ветра», тем самым использовав
цитату из отчета Арто о том, как он экспери-
ментировал с пейотом вместе с индейцами
племени тараумара. Мое послание также со-
держало подробный список семинаров, лек-
ций и вечеринок, которые я намеревался орга-
низовать для него. Когда я сейчас вспоминаю
приведенную в нем программу, меня нисколь-
ко не удивляет, что Фуко не ответил мне.
Но тогда я впал в уныние.

36
ИРВАЙН
В начале мая Филлис Джонсон сообщила
мне, что Фуко должен читать лекцию в филиале
Калифорнийского университета в Ирвайне, все-
го в часе езды на машине от Клермонта. От этой
новости у меня сразу же подскочил пульс. Я мог
встретиться с ним лично. Я знал, насколько это
важно. Майкл и двое моих помощников-сту-
дентов, Брит и Патти, ждали меня около ауди-
тории в надежде хоть мельком увидеть Фуко,
когда он будет входить внутрь. Брит схватил ме-
ня за руку и пропыхтел: «Вот он!»
И тогда я тоже увидел его, решительно ша-
гавшего к входу в лекционный зал. Он оказал-
ся значительно меньше ростом и более коре-
настым, чем я представлял его по фотографии
с обложки книги «Порядок вещей» . У него бы-
ли широкие плечи и круглое лицо, явно франк-
ского типа, с гораздо более жизнерадостной
миной, чем на снимке.
Какое-то мгновение мне казалось, что мы
ошиблись, но потом я сделал несколько бы-
стрых шагов вперед и подпрыгнул, пытаясь
лучше рассмотреть его.

37
—
Да, это Фуко, — сказал я Патти, стоявшей
у меня за спиной. Его глаза излучали невероят-
ную энергию, что было заметно даже на фото-
графии, опять же он имел череп очень своеоб-
разной формы. С близкого расстояния на его
наголо побритой голове были хорошо заметны
несколько дополнительных выпуклостей
в районе затылка, по которым, даже не будучи
френологом, не составляло труда понять, что
внутри прятался супермозг, не вместившийся
в рамки обычной твердой оболочки.
Полосатый пиджак Фуко был расстегнут,
и на надетой под ним белой водолазке четко
выделялись мышцы его хорошо тренирован-
ного тела. Белые расклешенные брюки плотно
облегали бедра. Он выглядел скорее как атлет,
чем как ученый, и явно не проводил все свое
время, сидя за письменным столом.
Мы проследовали за ним в аудиторию и за-
няли места во втором ряду перед кафедрой.
Пока зал заполнялся, Фуко сидел в непринуж-
денной позе, просматривая свои записи и пе-
реговариваясь с руководителем семинара,
вместе с которым он смеялся время от време-
ни в качестве реакции на отдельные выска-
зывания, не слышные нам. Периодически он
окидывал взглядом тех, кто пришел послушать
его, и изучал их лица.
После короткого вступления, состоявшего из
слов «Мишель Фуко» , за которым последовал
шквал аплодисментов, знаменитый гость из

38
Парижа быстро подошел к кафедре. Я слышал,
что он категорично отказывается выступать на
английском, и поэтому не удивился, когда он
начал читать свои записи по-французски.
Его лекция об особенности дискурсов о че-
ловеческой сексуальности в XIX веке явно
являлась частью известного курса, предложен-
ного им в том году Коллеж де Франс. Он сфоку-
сировался на всеобщем и излишне резком
осуждении мастурбации в медицинской и ре-
лигиозной литературе, скорей всего, исполь-
зуя при этом материалы рукописи своего на
тот момент полностью законченного второго
тома «Истории сексуальности» , той самой, ко-
торую он уничтожил, вернувшись в Париж по-
сле нашего путешествия в Долину Смерти.
Руководитель семинара сообщил аудито-
рии, что Фуко имел в своем распоряжении не
слишком много времени, поскольку ему тре-
бовалось успеть на обратный самолет до Сан-
Франциско, и поэтому он хотел бы ограничить
дискуссионную часть общения несколькими
вопросами. Потом после короткого обмена
мнениями со слушателями Фуко быстро на-
правился к выходу.
Я не смог набраться смелости, чтобы про-
рваться сквозь толпу, сопровождавшую его, ког-
да он двигался к двери. Я чувствовал себя хуже
некуда, так как понимал, что это, возможно,
был мой последний шанс пригласить его совер-
шить путешествие с нами. Внезапно Майкл

39
с удивительной проворностью устремился
к Фуко, просочился сквозь окружавших его по-
клонников и пропыхтел на французском, что
я хотел бы поговорить с ним. Ошарашенный
беспардонной просьбой Майкла и явно пытав-
шийся вспомнить названное ему имя, Фуко сто-
ял еще достаточно далеко, чтобы я смог сам
вступить в разговор, и я начал двигаться к нему.
Я был настолько удивлен тем, с каким про-
ворством Майкл захватил его в плен, что един-
ственно смог промямлить, как меня зовут,
и еще слово «Клермонт», и повторил это три
раза. Фуко, однако, простил мне мою бестакт-
ность, вспомнил мое письмо и сразу извинил-
ся, что не ответил.
—
Боюсь, я слишком плохо воспитан, — ска-
зал он на чистом английском. — Но у меня сей-
час так много дел в Калифорнии, что вряд ли
найдется время посетить Клермонт во время
этой поездки.
Затем устроители его визита начали под-
талкивать Фуко к двери, но я удержался сбоку
от него и проделал с ним весь путь по лестни-
це, пытаясь убедить приехать к нам всего на
один день.
Ко гд а мы в конце концов полностью прео-
долели ее и вышли на открытый воздух, Фуко
внезапно остановился и, повернувшись ко
мне, спросил с улыбкой:
—
Но как я смогу увидеть Долину Смерти,
если проведу у вас только один день?

40
От его слов надежда вспыхнула у меня с но-
вой силой.
—
Тогда приезжайте на три или четыре
дня, — предложил я.
—
Мы сможем отправиться туда на машине,
проведем там ночь и следующее утро, а потом
приедем назад в полдень, и тогда у вас будет
время прочитать лекцию в Клермонте. Дорога
оттуда до Долины Смерти занимает немногим
более четырех часов, — добавил я с умоляю-
щей улыбкой.
—
Надо подумать, — сказал он. — Позвоните
в мой офис в Беркли завтра днем.
Потом он чуточку замешкался, прежде
чем продолжил путь, и Майкл успел снова на
какие-то мгновения завладеть его вниманием.
Он вырос рядом с ним как из-под земли и по-
интересовался, занимается ли Фуко хатха-
йогой. Опять сбитый с толку тот ответил сна-
чала: «Что?», а потом: «Нет» .
—
Я подумал, вы занимаетесь йогой, по-
скольку у вас такое прекрасное тело, — крик-
нул Майкл, когда устроители визита Фуко от-
делили своего подопечного от поклонников
и повели к машине. При этом у кого-то вполне
могло создаться впечатление, что некий поли-
тик покидал какое-то мероприятие под охра-
ной агентов секретной службы.
На следующей неделе я позвонил Фуко
в Беркли.

—
Я решил приехать к вам в Клермонт, —
сказал он решительно. — Надеюсь, у нас будет
время посетить Долину Смерти.
Дрожа от предвкушения, я уверил его, что
мы, несомненно, сможем совершить путеше-
ствие туда. Затем я вкратце изложил ему наши
планы.
—
Главное, чтобы мне не пришлось общать-
ся с большой группой людей, — сказал Фуко. —
Я уже сыт по горло подобным.
—
Надеюсь, этого не произойдет. Вы будете
выступать на английском?
—
Не хотелось бы. Мой английский слиш-
ком плох.
—
Вы можете приехать в пятницу? Тогда
мы, пожалуй, сумели бы посетить националь-
ный парк Джошуа-Три тоже.
— Ни в коем случае. Не раньше чем в субботу.
—
Тогда мы заберем вас из аэропорта.
Мы проведем День памяти в Долине Смерти.
Сообщите мне время вашего прибытия.
Вы уверены, что сможете узнать нас?
— Ну, в любом случае вы уж точно узнаете
меня, — сказал Фуко, вероятно, имея в виду
свою бритую голову, и рассмеялся.

42
ПРИБЫТИЕ
После всех проблем, возникших у нас на пу-
ти, день, о котором я долго мечтал, наконец
наступил. По дороге в аэропорт Майкл с благо-
желательной миной слушал мои разглаголь-
ствования о том, как здорово для нас запо-
лучить такого гостя и сколь неполноценным
я чувствовал себя по сравнению с ним. За все-
ми хлопотами, связанными со столь знамена-
тельным визитом, я умудрился забыть точное
время прибытия. К счастью, самолет опоздал,
и когда электрические двери открылись, мы
буквально столкнулись с Фуко, так спешившим
получить свой багаж, словно в аэропорту на-
чался пожар.
— Месье Фуко! — крикнул я. — Мы нашли вас!
—
Да, — ответил он и широко улыбнулся
в ответ, повернувшись с ловкостью акроба-
та, — и я очень рад видеть вас и Майкла.
За исключением номера «Лос-Анджелес
Таймс», зажатого в его руке, Фуко выглядел
точно, как в Ирвайне. Весь наряд остался преж-
ним: коричневый полосатый пиджак, белая во-
долазка, белые расклешенные брюки, коричне-

43
вые легкие кожаные туфли. После получения
небольшого саквояжа и папки с бумагами мы
погрузились в наш зеленый Вольво-седан и от-
правились в путь. Я спросил его, зачем он во-
зит все эти документы с собой, и Фуко ответил,
что они являются набросками книги о мон-
страх, которую он как раз пишет. Он также
проводил семинар по этой теме в Беркли.
Автострада, на которую мы выехали немно-
го спустя, утопала в тумане, спрятавшем от нас
все находившееся за ее пределами. Майкл по-
интересовался у Фуко, первая ли это его по-
ездка в Калифорнию. Я знал, что ему приходи-
лась жить и преподавать в самых разных
уголках мира: в Стокгольме, Стамбуле, Тунисе,
Бразилии, Лиссабоне, Ганновере, Клермон-
Ферране, Буффало. Поэтому меня удивило,
когда я услышал, что он никогда не был здесь
до этой поездки в Беркли.
—
Мне давно хотелось посетить Калифор-
нию, — сказал Фуко нам. —
Я предпочитаю
жаркий климат и провел много времени в Се-
верной Африке. И мне не нравится жить в Па-
риже. Там холодно и душно, а парижане до-
вольно скучные. А парни слишком тщеславны.
— Да, — согласился я, — стая павлинов. По-
чему вы остаетесь в нем?
—
Из-за любви и работы, — ответил он. —
Мой любовник живет там, а моя работа не
слишком обременительна. Я должен читать
лекции только раз в неделю в течение трех ме-

44
сяцев в году. Прямо сейчас было бы трудно
найти нечто похожее где-то еще.
Майкл спросил, понравился ли ему Сан-
Франциско. И Фуко ответил, что он получил
огромное наслаждение от этого города. По его
словам, сначала ему сдали в аренду комнату
какого-то студента в Беркли, однако, обнару-
жив, что жизнь студенческого городка замира-
ет в сумерки, он перебрался на другую сторону
бухты в пансионат, расположенный недалеко
от Фолсом-стрит, где в такое время кишело
много геев.
Я рассказал Фуко, что Майкл — лингвист
и уже в совершенстве овладел десятью языка-
ми и их наречиями. Они тогда начали разгова-
ривать по-французски. А поскольку я плохо
понимаю этот язык на слух, то добавил, что
Майкл также пианист и композитор.
Фуко наклонился вперед на заднем сиде-
нье, гд е он сам настоял сидеть, с горящими от
восторга глазами.
—
Здорово, — сказал он Майклу. — Я люблю
музыку и надеюсь услышать что-то из ваших
сочинений. Вы знакомы с творчеством Пьера
Булеза? Он мой очень близкий друг.
—
Ничего себе, — сказали мы в унисон.
Я рассказал о прекрасной статье о Булезе
в журнале «Нью-Йоркер» , написанной Пите-
ром Хейвортом, критиком «Лондон Обсервер» .
Фуко не читал ее. Я поведал ему, что Хейворт
назвал композиции Булеза величайшей рево-

45
люцией в музыке двадцатого столетия. Я так-
же добавил, что, по словам Штокхаузена, Булез
был единственным композитором, с кем он
мог разговаривать.
—
Я знаю Булеза уже тысячу лет, — сказал
Фуко, — и недавно договорился, что он будет
работать в Коллеж де Франс. Не в самом, прав-
да, а в новом Институте исследования совре-
менной музыки, который находится около Па-
рижа. Это получилось непросто, поскольку
впервые преподавателю Коллеж де Франс раз-
решили учить студентов вне его стен. Но наш
директор согласился с моей идеей, и Булез
очень хотел прекратить дирижерскую деятель-
ность, вернуться в Париже и преподавать. По-
моему, я сделал хорошее дело.
—
Вы много слушаете музыку, Мишель? —
спросил Майкл.
—
Я долго не слушал ничего, — посетовал
Фуко. — Но снова осознал важность музыки,
и способен слушать ее внимательно. Я не де-
лал почти ничего иного последние три года.
—
Какого рода музыку вы предпочитаете?
Классическую? Современную?
—
Да! — сказал он.
— Вы слушаете поп- и рок-музыку? — про-
должил Майкл.
—
Нет. Но я хотел бы сказать, что она оказы-
вает большое влияние на людей во всем мире,
особенно тексты, — заметил Фуко. Майкл же
заявил, что у него не хватает времени на всю

приличную классическую музыку, поэтому он
не может тратить ее на популярную. Я вкли-
нился в их разговор и сказал, что поп-музыка
хорошо подходит для танцев, но в остальном
слишком монотонная.
—
Однако она тоже имеет право на жизнь, —
заметил я в заключение.
По дороге мы набросали наши планы на сле-
дующие несколько дней. Фуко не принял толь-
ко предложение познакомиться с ночной жиз-
нью Западного Голливуда. По его словам, ему
этого с лихвой хватило в Сан-Франциско.
Мы свернули с автострады и через несколько
минут оказались у нашего бунгало, которое как
бы парило над шоссе 66 и при включенном на-
ружном освещении напоминало прогулочное
судно, плывущее по морю тумана. Справа от
нас скалистые горы Сан-Габриэль вздымались
к небесам, едва заметные в белой пелене, так-
же, словно одеялом, прикрывавшей заросли ча-
парреля, широкой полосой тянувшиеся от на-
шего дома к подножью горы Маунт Балди.

47
С ФУКО
—
О-ля-ля, — воскликнул Фуко, войдя в дом.
— Très beau, merveilleuse!2 — сказал он, оки-
нув взглядом рисунки Майкла и мои фотогра-
фии на стенах. Наша псина выскочила сзади из
кухни, чтобы поприветствовать его.
— Я люблю собак! — сказал он, дав мне по-
нять, что я не должен оттаскивать ее. Он по-
чесал ей живот, который она всегда демон-
стрировала своим поклонникам, продолжая
осматривать нашу большую гостиную.
—
Скади — норвежский элкхаунд, — объяс-
нил я. — У вас есть собака?
—
Нет, трудно держать собаку в Париже, но
моя мать живет в сельской местности, и у нее
есть одна. Я получаю удовольствие от общения
с ней.
—
Давайте я отнесу ваши вещи в комнату
с водяной кроватью? — предложил Майкл.
— Просто покажите, где бы вы хотели, что-
бы я положил их, — сказал Фуко. —
Я сам
справлюсь.
2 Очень красиво, замечательно! (франц.) (Здесь и да-
лее примечания переводчика.)

48
—
Вы когда-нибудь спали на водяной крова-
ти? — поинтересовался Майкл.
—
Никогда.
—
Тогда вам надо попробовать, пока вы
здесь, — предложил я. — У нее даже есть вибра-
тор под матрасом. В Южной Калифорнии мож-
но быстро стать сибаритом.
—
Но мы не только развлекаемся на водя-
ной кровати, — сказал Майкл. — Мы также за-
нимаемся на ней йогой.
Я напомнил Фуко, что мой друг спрашивал
его о йоге в Ирвайне.
— Ах, да. Так это был Майкл, действитель-
но? Я очень спешил. Все происходило как
в тумане.
—
Если вы не занимаетесь йогой, как вам
удается оставаться в столь хорошей форме? —
спросил Майкл.
—
Я делаю гимнастику, — ответил Фуко.
— Мы могли бы научить вас йоге, пока вы
здесь, — сказал я ему.
—
С удовольствием, — ответил он.
Я сделал подборку фотографий по хатха-йо-
ге. Фуко просмотрел их внимательно и, пока-
зывая на самую трудную позу, где надо стоять
на руках с ногами над головой, спросил с та-
кой широкой улыбкой, что обнажились его бе-
лые зубы:
—
Вы умеете делать ее?
—
Еще нет, — признался я. — Но я хочу нау-
читься.

49
— Я заметил книгу «Дао дэ цзин» на столе
в гостиной, — продолжил Фуко. — Вы интере-
суетесь даосизмом?
— Да, уже несколько лет, — ответил я. — Пы-
таюсь следовать этой философии жизни. Поми-
мо прочего, разве в основе «пути» Дао не лежит
та же самая энергия ци, которую Вильгельм
Райх называл «оргоном»? Вы изучали его тру-
ды, Мишель? Вы читали последние работы Рай-
ха, такие как «Биопатия рака»?
—
Я уделял ему не так много времени, — от-
ветил он. — По-моему, осилил только одну его
книгу.
— Надеюсь, вы обязательно прочтете «Все-
объемлющее совмещение», — сказал я и по-
чувствовал себя немного глупо, поскольку
указывал Фуко, что ему надо читать. — Экспе-
рименты Райха убедили меня. Я даже чув-
ствую поток оргона, когда занимаюсь йогой
или сексом. Во Франции занимаются йогой
и читают Лао-цзы?
—
Ни то, ни другое! Европа в этом плане от-
стает от Калифорнии. У меня такое впечатле-
ние, как будто ваш штат откололся от матери-
ка и дрейфует в направлении Азии. После
приезда сюда я начал понимать, почему живу-
щие здесь люди, находясь за границей, пред-
почитают говорить, что они из Калифорнии,
а не из Америки. Никто из жителей Пенсиль-
вании не скажет: «Я из Пенсильвании» . Кали-
форния и Америка не одно и то же.

50
—
Это правда, — согласился я. — До приезда
сюда я жил на юге и на востоке. Эти регионы
находятся в плену своего статуса и традиций.
Но здесь, в Южной Калифорнии, меня потряс-
ло, как люди, особенно молодежь вроде Майка
и его друзей, живут без прошлого, почти без
семьи, по крайней мере в традиционном
смысле, детерриторизированные в понима-
нии Делёза, но сохраняют глубокое уважение
к окружающим горам, океану и пустыне.
— Да, — сказал Фуко, улыбаясь. — Здорово,
не правда ли? По-вашему, вы смогли бы пере-
браться назад на восток?
—
Честно говоря, нет.
—
Другие говорили мне то же самое. Лео
Берcани, мой коллега из Беркли, сказал, что
он не смог бы на самом деле уехать из Кали-
форнии.
Когда мы отправились к хлопотавшему на
кухне Майклу, Фуко задержался в столовой,
чтобы посмотреть гербарий. И тогда он не
проявил ни малейшего интереса к книгам
и произведениям искусства, которые я специ-
ально оставил на виду с целью привлечь его
внимание.
ПОКА ФУКО сидел в гостиной, мы с Май-
клом накрывали на стол.
—
Вы пробовали «Текила санрайз»? — поин-
тересовался Майкл.

51
— Нет, но с удовольствием выпил бы один, —
ответил наш гость.
—
Он очень крепкий, — предупредил его
Майкл.
—
Я не против крепких напитков, — заявил
Фуко с заговорщицкой миной. — В Северной
Африке они очень крепкие, но, честно говоря,
я отдаю предпочтение «Кровавой Мэри» .
Вы покажете мне, как делать «Текила сан-
райз»?
Фуко спросил об этом, когда пришел на кух-
ню, и пока они с Майклом готовили коктейли,
я начал носить закуски в гостиную. И снова Фу-
ко, не желавший оставаться в роли стороннего
наблюдателя, предложил свою помощь.
—
«Текила санрайз» изумительный, слегка
экзотический, а лед с солью — прекрасная
идея, — сказал он, прежде чем второй раз при-
ложился к своему бокалу и опустошил его до
дна. Он взял несколько кусочков сыра «Бур-
сен» и несколько кружочков колбасы и истре-
бил их с наслаждением, но ничего более.
Он всегда мало ел.
—
Не хотите покурить марихуаны? Один из
студентов Симеона дал нам косяк, который мы
предлагаем вам разделить с нами, — сказал
Майкл.
—
Да, я охотно присоединюсь, — подтвер-
дил Фуко.
— Вам приходилось курить траву раньше? —
поинтересовался я.

52
—
Я уже не один год курю ее, и особенно
много делал это, когда находился в Северной
Африке, у них там прекрасный гашиш.
—
И вы курите траву в Париже? — спросил я.
—
Его там очень трудно купить, но я курю
гашиш, когда мне удается его достать. Хотя мы
прилично запаслись им недавно, спасибо Ноа-
му Хомскому.
—
И как это произошло? — спросил я.
—
Я появился с Хомским на телевидении
в Амстердаме, и после шоу спонсоры програм-
мы поинтересовались, какое вознаграждение
мне хотелось бы получить. Я сказал им, что
меня устроило бы немного гашиша, и они с ра-
достью выполнили мое желание и не поскупи-
лись при этом. Мои студенты и я называем его
гашишем Хомского, не потому что он имел
какое-то отношение к нему, а поскольку стал
причиной для его получения.
—
Какое впечатление произвел на вас Хом-
ский? — спросил я.
— Очень приятный человек. У нас было не
так много времени для разговоров. И модера-
тор сделал очень большую глупость. Он хотел
от нас что-то вроде дебатов. Поэтому описал
Хомского как американского либерала, даже
анархиста, а меня как марксиста. Полная чушь.
Я же не марксист, а такие ярлыки смехотвор-
ны, особенно применительно к Хомскому и ко
мне. В действительности же у нас получилась
приятная дискуссия.

53
—
Я однажды встречался с Хомским, — ска-
зал я, — когда он общался с небольшой груп-
пой из нас в общежитии Гарвардского уни-
верситета в разгар антивоенного движения
в шестидесятые. Он мне показался невероятно
честным, напористым и умным, когда говорил
о безумии разрушать страну под предлогом ее
спасения. Вам не кажется, что Хомский изме-
нил наше понимание языка действительно ре-
волюционным образом?
— Конечно. В реальности же он подарил нам
теорию коммуникации. В этом его достиже-
ние. Хомского прежде всего интересует ком-
муникация.
—А
у вас не возникло проблем, когда вы
везли его гашиш во Францию?
—
Нет.
—
И вы курите его с вашими студентами?
—
Да, часто после моей лекции мы идем
куда-нибудь, где делаем это и много сме-
емся.
—
Вы слышали что-нибудь из музыки Жана
Барраке? — спросил Фуко Майкла, резко поме-
няв тему разговора.
— Нет, но мне известно, что он известный
французский композитор, — ответил тот.
—
Я переработал несколько стихотворений
Ницше для него, и он использовал их для песен-
ного цикла, получившего название «Séquence»3
.
3 «Секвенция» (франц.)

54
По-моему, он датирован 1955 годом, но все на-
чалось в 1950 году.
—
Я могу проверить это, — предложил
Майкл.
Он вернулся с книгой Г. Х. Штукеншмидта
«Музыка двадцатого столетия».
—
Вы правы, «Séquence» датирован 1950 го-
дом, — констатировал он.
—
Мы с Барраке жили вместе в Париже
в течение трех лет, — сказал Фуко. — Это было
замечательное время, и расставание было
очень трудным для меня. Я бросил все и уехал
в Швецию.
—
Почему вы расстались? — спросил я.
— Алкоголизм, — ответил Фуко. — Он не мог
остановиться. Я полагаю, именно поэтому
творчество Малькольма Лаури так привлекает
меня. Он величайший из всех. Есть только
два пути: с Лаури в интоксикацию и второй.
Ни один из них не лучше другого.
— Когд а вы расстались? — поинтересовался я.
—
В 1956 году.
— То есть гд е-то через пару лет после публи-
кации вашей первой книги, перевода опуса
Людвига Бинсвангера «Сон и существование»
с вашим введением. Я просмотрел ее в Нацио-
нальной библиотеке Франции пару лет назад.
— У меня были мысли, что я видел вас рань-
ше! — воскликнул Фуко. — Это, скорей всего,
произошло там, когда вы читали ее, я уверен
в этом.

55
— Вполне возможно, хотя я не помню ничего
такого, поскольку был целиком занят чтением.
Ваших книг, вероятно, — сказал я, смеясь. — Как
странно думать, что я мог встретиться с вами
тогда. В любом случае на меня произвела огром-
ное впечатление идея о существовании взаи-
мосвязи между литературными жанрами и ана-
лизом снов, которую вы представили в вашей
статье о сновидениях. Меня удивило, что вы не
вернулись к ней в ваших следующих работах.
—
Я не знаю, почему не развил эту мысль, —
ответил Фуко. — И даже не помню ее.
— В ваших ранних трудах много провокаци-
онных идей, к которым вы больше не возвра-
щались. Например, увлекательный параграф
о безумии и коллективном подсознании в кни-
ге «История безумия в классическую эпоху» .
Вы говорите там, что мы можем разглядеть всю
историю безумия в телодвижениях лиц, поме-
щенных в психиатрические лечебницы. Этот
отрывок даже не попал в английское издание.
— Действительно? Похоже, вы знаете о мо-
ем творчестве больше, чем я сам, — заявил Фу-
ко с улыбкой.
— Мне понравилось, как справились со своей
работой английские переводчики ваших трудов,
особенно А. М. Шеридан-Смит. А что вы сами
думаете о переводах ваших работ? — спросил я.
Фуко смутился явно, а потом ответил:
— У меня нет никаких мыслей по этому по-
воду. Я никогда не читаю свои книги.

56
—
Когд а вы обычно пишете? — поинтересо-
вался Майкл.
—
По утрам, — ответил Фуко. — Я работаю
примерно пять часов в день, а остальное вре-
мя посвящаю другим вещам.
ЧУТЬ ПОЗЖЕ я предложил послушать, как
Майкл играет на пианино. Он с энтузиазмом
воспринял мою идею.
Майкл сел за инструмент и со всей страстью
исполнил нам «Десятую сонату» Скрябина. Как
только он закончил играть, Фуко, который слу-
шал очень внимательно, столь же страстно вы-
разил свой восторг.
—
Очень, очень красиво, — сказал он. — Мне
сразу вспомнилась та ночь, когда я познако-
мился с Булезом. Это произошло на концерте
произведений Скрябина в Париже. Мы оба бы-
ли студентами в то время. Я обратил на него
внимание, когда он сидел один в конце зала
и спросил моего товарища, знал ли он этого
приятного молодого человека, но тот ответил
отрицательно. Мы познакомились и с той по-
ры виделись друг с другом довольно часто.
В то время как Фуко и Майкл продолжили
разговор о Булезе и современной музыке,
я принес кофе и приготовил трубку для мари-
хуаны. Вручив ее Фуко, я спросил его, знает ли
он книги о доне Хуане Карлоса Кастанеды,

57
профессора антропологии Калифорнийского
университета Лос-Анджелеса, ошарашившего
университетскую среду историей о шамане,
который использовал марихуану и пейот
в своих поисках видений.
—
Я читал только первую из них, но, честно
говоря, не особо много помню о ней, — отве-
тил он.
—
Другая книга из Мексики, заинтересовав-
шая меня, это «Освобождение от школ» Ивана
Иллича. Вы знаете ее? — поинтересовался я.
—
Да, и я тоже очень высокого мнения о те-
зисах этой книги. Илличу не откажешь в уме.
Я вижу, у вас здесь есть Марсель Пруст и знаки
Делёза. Что вы думаете о ней?
—
По-моему, это лучшая книга о Прусте, ко-
торую я когда-либо читал.
—
Я полностью согласен с вами, она луч-
шая, — кивнул Фуко.
— Вы читали Пруста в последнее время? —
спросил я.
— Да, это получилось совершенно случай-
но, — ответил он. — В студенческой комнате,
где я остановился, когда только приехал в Берк-
ли, лежала его «Le Temps retrouvé»4
. Она попа-
лась мне на глаза, и я буквально проглотил ее.
—
Какие-то новые впечатления? — поинте-
ресовался я.
—
Это очень умная книга, — ответил Фуко.
4 «Обретенное время» (франц.)

58
После того как взгляд нашего гостя скольз-
нул по большому журнальному столику, зава-
ленному книгами, которые я специально вы-
ложил, чтобы привлечь его внимание, он
поднял «Узлы» Р. Д. Лэйнга.
—
Она мне очень нравится, — заявил он, как
будто зная, что я специально оставил ее в ка-
честве приманки с целью затеять разговор.
—
Это лучшее творение Лэйнга, его лучшая
«теоретическая» книга, — сказал Фуко, сделав
ударение на слове «теоретическая».
—
Вы продолжаете читать работы о безумии
и цивилизации, Ирвинга Гофмана, Кена Кизи,
ренегата Саса, например? — спросил я.
—
Я недавно прочитал очень интересную
книгу одного итальянца о сходстве между пси-
хушкой и политической властью, — ответил
он, и тогда я признался ему, что его «История
безумия в классическую эпоху» произвела
огромное впечатление на меня.
—
Она изменила мою жизнь, — констатиро-
валя. —
Но ушло слишком много времени,
чтобы на нее обратили должное внимание
в этой стране.
—
По правде говоря, — сказал Фуко, — я от-
правил рукопись этой книги в пять изда-
тельств Парижа, прежде чем нашел одно (Пи-
он), согласившееся опубликовать ее. И там
мне повезло только благодаря моему другу,
уговорившему редакционную коллегию,
и они напечатали ее, даже не удосужившись

59
прочитать. Все другие издатели назвали ее
книгой для душевнобольных, непонятной
и нудной, которую никто не купит. Я получил
только несколько тысяч долларов в качестве
авторского гонорара за нее. И контракт был
не совсем справедливый. Но это очень старая
книга.
Майкл явно скучал, слушая наш разговор.
Он перебрался ближе к кассетному магнито-
фону, и я вспомнил, что, пока мы ехали в ма-
шине, Фуко выразил желание познакомиться
с музыкой моего друга. С согласия нашего
гостя мы послушали «Посвящение Мидзогу-
ти» , фантазию из электронных звуков, шума
ветра и произносимых Майклом японских
слов, наложенных друг на друга и обработан-
ных соответствующим образом для получе-
ния эффекта эха. Она была навеяна фильмом
«Управляющий Сансе» и включала также го-
лоса из какой-то японской мыльной оперы,
а заканчивалась песней «You Are My Sun-
shine», исполняемой на английском какой-то
японской мужской группой, что вызвало
смех Фуко.
—
Это напоминает представление театра
«Но», — сказал он. — Ваше творение отражает
суть их пьес. Они мне очень нравятся. Вам
приходилось бывать в Японии, Майкл?
—
Нет, но я очень хотел бы съездить туда.
—
Странно чувствуется, когда находишься
в месте, где ты даже не можешь прочитать

уличные указатели. От всего такого голова
идет кругом. А как относительно Парижа?
Вы были там?
—
Нет, — ответил Майкл.
—
Хорошо, я мог бы договориться, чтобы вы
поучились у Булеза. Вам это интересно?
—
Конечно. Но мне надо посоветоваться
с Симеоном. Возможно, мы приедем в Париж
вместе.
—
Вы и Симеон сможете остановиться у ме-
ня в любое время.
Полученное приглашение настолько рас-
трогало меня, что я назвал себя одним из
адептов Фуко, хотя и догадывался, что ему мог
не понравиться данный термин. Я вырос среди
баптистов, и это порой сказывалось на моей
речи. Вместо ответа Фуко только пристально
посмотрел на меня.

61
ПУТЕШЕСТВИЕ В ДОЛИНУ СМЕРТИ
Мы позавтракали на рассвете, а затем тро-
нулись в путь и осторожно преодолели утопав-
шие в смоге улицы Клермонта. Я рассказал
между делом, что кое-кто из местных, защи-
щая собственные ценности, называет смог
«туманом», поскольку исконно обитавшие
здесь индейцы якобы называли этот регион
«Долиной Туманов». Я также добавил, что ле-
том смог бывает столь плотным в этой части
Южной Калифорнии, что мэр Риверсайда, со-
седнего городка, предложил построить огром-
ные вентиляторы и отгонять его назад в сто-
рону Лос-Анджелеса.
—
Мы пробуем спастись от смога, отправля-
ясь в горы или в пустыню, — сказал Майкл, —
подальше от людской суеты и конфликтов.
—
Мы приготовили нечто особенное для
вас, чем вы сможете воспользоваться в пусты-
не, — заметил я.
—
И что же это такое? — поинтересовался
Фуко, удивленно вытаращив на меня глаза.
— У нас с собой сильный эликсир, некое по-
добие философского камня, который Майкл

62
раздобыл по случаю. Мы подумали, вы сможе-
те насладиться поиском видений в Долине
Смерти. Там от одних только пейзажей голова
идет кругом. Это некая Шангри-Ла, защищен-
ная от СВЧ-излучения, радиации и прочих
вредных воздействий.
—
Мне это понравится, — констатировал
Фуко без толики колебаний. — Я с нетерпени-
ем жду, когда мы начнем.
Мы с Майклом озорно улыбнулись друг дру-
гу, когда я вдавил в пол педаль газа, как только
мы выехали на шоссе 10, которое должно было
привести нас в Сан-Бернадино, откуда по ско-
ростной автостраде мы могли добраться до
Долины Смерти.
—
Вы ходите в кино и театр? — спросил
я Фуко.
—
В театр никогда. Я полностью потерял ин-
терес к нему. Но я очень люблю кино. Фактиче-
ски я сейчас участвую в создании фильма, сни-
маемого по недавно опубликованной книге,
которую я сам редактировал. Она называется
«Я, Пьер Ривьер».
—
Я читал ее. Меня особенно впечатлила
«Автобиография» парня и ваше эссе о слухах.
Эссе же, написанные вашими студентами, ме-
ня не слишком заинтересовали.
—
Меня тоже.
—
И вы пишете сценарий?
— Да. Но недавно я вместе с режиссером за-
нимался поисками парня без актерского опы-

63
та, чтобы он сыграл главную роль, какого-ни-
будь дилетанта из деревни.
—
Как Луи Маль сделал для фильма «Люсьен
Лакомб»?
—
Да, точно. Мы нашли подходящую канди-
датуру, и мне очень понравился наш выбор.
Судя по всему, подготовка к съемкам займет
много времени, но я получаю огромное удо-
вольствие от этой работы.
— Помимо Антониони мой самый любимый
современный кинорежиссер, пожалуй, Жан-
Люк Годар. Вы случайно не знакомы с ним?
—
Знаком. Знаете, он очень сильно изме-
нился после того, как попал в аварию на мо-
тоцикле. Стал злым и трудным в общении.
Я случайно находился в моей машине прямо
позади Годара, когда все произошло. Его за-
жало между двумя автомобилями, и кожа ока-
залась целиком содранной с одной стороны
тела. По иронии судьбы это произошло после
фильма «Уи к-энд» , появление которого, на-
сколько я понимаю, отчасти было вызвано его
боязнью машин. Я читал в одной статье, что
мать и первая жена Годара погибли в автомо-
бильной аварии.
— Я не знал этого.
— Я однажды встретил Годара здесь в Клер-
монте, — продолжил я. — Я сказал ему, что
в восторге от его «Презрения» с Брижит Бардо
и Джеком Пэлансом. «Он мне нисколько не

64
нравится», — буркнул он мне прямо в лицо.
«Он недостаточно политический», — сказал он.
Годар сообщил мне, что не был марксистом,
когда делал этот фильм, но он по крайней мере
смог обнаружить, что марксизм близок ему,
пока снимал его.
—
Годар — политическая проститутка! —
заметил Фуко резко.
—
И хам, — добавил я. — Покидая обед, он
заявил хозяину: «Почему вы, американцы,
всегда пожимаете руки? Почему не попробо-
вать что-нибудь еще, например, взять меня за
ляжку или плюнуть?» Честно говоря, на мой
взгляд, задница Годара не настолько соблазни-
тельная, чтобы за нее хвататься.
Мы проезжали через городок Чино, и я рас-
сказал Фуко о тюрьме минимального уровня
безопасности, расположенной там, так назы-
ваемой образцовой тюрьме.
—
Я знаю, что вы уделяете большое внима-
ние работе тюрем в нашем обществе, — сказал
я ему. — Вам так и не удалось создать меха-
низм, посредством которого французские за-
ключенные могли бы переписываться между
собой и писать об их жизни и недовольствах?
Один из моих парижских друзей рассказал
мне несколько лет назад, что благодаря вашим
попыткам действовать в интересах француз-
ских заключенных вы стали знаменитостью
среди широких слоев населения и даже попали
в женские журналы.

65
—
Мне ничего неизвестно о них, — ответил
Фуко, — но порой я чувствую себя знаменито-
стью. В любом случае, одно время я принимал
активное участие в деятельности «Группы ин-
формации по тюрьмам», которая не являлась
реформистской в том смысле, что мы не ста-
вили целью сделать их идеальными, но мы хо-
тели облегчить возможность заключенным са-
мим говорить о том, что недопустимо в этой
системе. Мы создали информационный бюл-
летень прежде всего на базе их писем, но
у нас постоянно возникали большие проблемы
с публикацией, и он больше не существует.
—
Насколько я понимаю, вы писали что-то
о ваших впечатлениях относительно Аттики,
где побывали вскоре после бунта и кровавой
расправы над заключенными, произошед-
шей там, и в этой статье вы отметили, что
американская тюрьма отличается от фран-
цузской.
—
На самом деле, — сказал Фуко, — я никог-
да не был ни в одной французской тюрьме.
Власти никогда не позволили бы этого. Вы чи-
тали книгу «Соледадский брат», сборник тю-
ремных писем Джорджа Джексона? Они про-
извели очень сильное впечатление на меня.
Жене, Делёз и я недавно вместе поспособство-
вали их изданию на французском.
Я признался, что не читал эту книгу и ска-
зал, что недавно натолкнулся на «Первомай-

66
скую речь» Жене, заглянув в книжный магазин
в Сан-Франциско.
—
Он, конечно, сильно выступил в защиту
Черных Пантер, — заметил я.
—
Жене очень интересовался ими, — сказал
Фуко. — Странная вещь произошла вскоре по-
сле того, как мы опубликовали письма Джексо-
на. Жене узнал, что его убийцей был кто-то из
своих, что он стал жертвой вражды в собствен-
ной группе.
— Вы часто видитесь с Жене и Делёзом? —
спросил я.
—
Да. Мы с Жене очень близки. Вы знаете,
он крайне непоседлив. Гд е бы он ни жил,
всегда останавливается рядом с железнодо-
рожной станцией и практически не распако-
вывает вещи. Он называет это привычкой.
Ему необходимо чувствовать, что он сможет
быстро «отчалить». Однажды я прогуливался
около Пале-Рояля с Жене и Делёзом, и какая-
то женщина подошла и спросила, указав на
него: «Вы случайно не Жан Жене?» А он по-
вернулся к нам и сказал: «Почему они всегда
узнают меня?»
—
Вы не в курсе мнения Жене о его биогра-
фии, написанной Сартром? — спросил Майкл,
когда мы закончили смеяться над предыдущей
шуткой.
—
Жене сказал, что это великая книга, — от-
ветил Фуко и улыбнулся, обнажив свои белые
зубы, которые, похоже, все имели коронки, —

67
а то, что Сартр ничего не понял о нем, было не
главное.
Это наблюдения снова рассмешило нас.
—
Вы читали революционную книгу Делёза
и Гваттари о капитализме и шизофрении, —
поинтересовался я. — Неужели Делёз действи-
тельно вроде как не от мира сего?
—
На самом деле, вы не заметили бы в нем
ничего необычного, — ответил Фуко. — Он ка-
жется самым заурядным. Он женат, и у него
двое детей.
—
Как познакомились Делёз и Гваттари?
—
Изучая философию, Делёз заинтересо-
вался шизофренией. Он стал искать в Париже
кого-то, кто мог бы рассказать ему больше
о ней, и один из друзей посоветовал ему Гват-
тари, который в то время руководил психиа-
трической клиникой на юге Франции.
МИШЕЛЬ НАЛИЛ нам немного горячего
ирландского кофе из японского аэропорта.
— Я очень удивлен, что вы никогда не экспе-
риментировали с психоделиками, — сказал ему
Майкл. — Мне кажется, лучшее, что есть из них,
можно достать именно у вас, в Европе. Как-
никак Альберт Хофман открыл ЛСД в Швейца-
рии и всего через несколько недель после созда-
ния атомной бомбы. Интересное обстоятельство.
— У меня была возможность, но я так и не
воспользовался ею, — сообщил Фуко. — Мой

68
любовник отказался, а мне приходилось ми-
риться с его желаниями.
— А я полагал, — сказал я, вклинившись в их
разговор, — что Р. Д . Лэйнг мог подтолкнуть
вас к экспериментам с изменением состояния
сознания. Но для этого вам требовалось быть
друзьями. По крайней мере, я полагаю, вы зна-
ете друг друга, поскольку некоторые из ваших
книг издавали на английском в серии Лэйнга
«Мир человека».
—
Нет. Фактически я никогда не встречался
с ним. Это дело рук Дэвида Купера. Коллега
и друг Лэйнга, он договаривался об издании
моих работ на английском языке.
— А откуда Купер узнал о «Истории безумия
в классическую эпоху»?
—
И ему, и Лэйнгу очень нравилось творче-
ство Сартра. Купер продолжил интенсивно чи-
тать французские труды по философии и пси-
хологии. Он наткнулся на мою книгу в Париже
и в результате спросил меня, не возражаю ли я,
если он опубликует ее на английском. Я согла-
сился, и это положило начало нашей дружбе.
—
Вы по-прежнему видитесь с Купером?
—
Он живет в Париже сейчас и заходил ко
мне пообедать вскоре после приезда. На него
жалко было смотреть, таким несчастным он
выглядел. Он не работает больше с Лэйнгом,
прочитал лекцию в Париже не так давно и ду-
мал, что я не посетил ее. Насколько я понял из
его причитаний, Лэйнг вернулся к классиче-

69
ской теории психологии и забросил работу, ко-
торую они писали вместе.
—
Мне действительно понравилось назва-
ние английской версии вашей книги «Les mots
et les choses»5
. Но почему они изменили его?
—
Если верить им, на английском уже суще-
ствовало несколько известных трудов с назва-
нием «Слова и вещи» . Честно говоря, мне боль-
ше нравилось «Порядок вещей», как они
и назвали ее. И я даже хотел, чтобы она назы-
валась так на французском, но возникло мне-
ние, что тогда это звучало бы как название
книги по биологии о классификации видов.
Впереди показалась впечатляющая четырех-
уровневая дорожная развязка. Фуко проком-
ментировал состояние атмосферы, имея в виду
смог, сказав, что воздух в Париже был плохим,
но не шел ни в какое сравнение с нашим.
НЕМНОГО ПОМОЛЧАВ, я спросил Фуко,
какое впечатление оставил у него тот год, ког-
да он преподавал в университете Венсена, на-
сколько я знал, считавшегося самым левым
филиалом Парижского университета.
— Я ненавижу его, — сказал он. — Вся струк-
тура (что касается отбора студентов и так да-
лее) была сложной и непродуманной. Потом
там было много девиц. Меня тяготило чтение
5 «Слова и вещи» (франц.) .

70
крошечных рефератов, особый академиче-
ский ритуал, который для меня невыносим.
Я испытал огромное облегчение, убравшись
оттуда.
Я поделился моим собственным разочарова-
нием относительно традиционной системы об-
учения. Я рассказал Фуко, сколь неуютно себя
чувствую, работая в объединении колледжей,
где господствует менталитет в стиле Рональда
Рейгана и где меня тошнит от религиозности.
Я объяснил, что мне даже стыдно получать фе-
деральное финансирование своей программы
по направлению «Европейские исследования»
при нынешней администрации.
—
Я очень хорошо понимаю ваши эмо-
ции, — сказал он. — А также то, что при всем
недовольстве системой финансирования обра-
зования, существующей в нашем обществе, вы
не пытаетесь бороться с ней. Меня самого рез-
ко критиковали французские левые за то, что
я преподаю в финансируемом государством
Коллеж де Франс и стараюсь получать деньги
и работу для студентов. Но что еще я могу сде -
лать? Им тоже надо зарабатывать на хлеб.
—
Вы голосуете, Мишель?
— Да, и левые критиковали меня за это то-
же. Я голосовал за Миттерана, и некоторые из
них заявили, что я не должен тратить время на
электоральную политику, им нужна револю-
ция. Я спросил их тогда: «Вы действительно
хотите ее?»

71
—
Я понимаю, о чем вы говорите. Вас не
удивляет, сколь сильно главы государств и чи-
новники Западных стран похожи друг на дру-
га. Разве это не выглядит удручающе?
—
Да, я тоже заметил сходство.
— Я много рассказывал моему брату Дэви-
ду, он юрист, о ваших работах, и возлагаю
большие надежды на него и всех других сту-
дентов, знакомых с вашими идеями, касаю-
щимися реформирования наших институ-
тов, — сказал я.
—
Реформирования? — выпалил Фуко удив-
ленно. Он произнес это с таким презрением,
что мне стало не по себе. Позднее Фуко при-
слал мне свой авторский экземпляр «Надзи-
рать и наказывать», который я заключил
в рамку, символизировавшую маленькую
тюрьму, главным образом, чтобы позабавить
его. Только тогда я понял, как «дисциплинар-
ное общество» (так Фуко называл современ-
ную Западную цивилизацию) постоянно об-
новляется за счет «реформирования» . Оно
само родилось в конце восемнадцатого столе-
тия как раз в результате злонамеренных ре-
форм. И под видом модернизации пенитен-
циарной системы оно действительно создало
тюрьму нового типа, гораздо более ужасную
и контрпродуктивную, чем все существовав-
шее ранее.
Я болтал без умолку, но в конце концов ре-
шил дать передышку нашему гостю и прервал

72
допрос, сказав, что пришло время для «наказа-
ния помолчать», использовав фразу Хайдегге-
ра. Фуко сразу узнал ее и явно с облегчением
перевел дух, услышав ее от меня. Я же всем
своим видом и тоном постарался показать, что
для меня настоящая мука безмолвствовать
в его присутствии. Слишком уж многое мне
хотелось узнать от него и о нем.
МНЕ ПОНАДОБИЛОСЬ не так много време-
ни, чтобы разрушить наше взаимопонимание.
—
Вы помните ваши сны, Мишель? — спро-
сил я, надеясь перевести разговор на его книгу
об интерпретациях сновидений.
— Нет, это выше моих сил, — вздохнул он. —
Я пробую запомнить их, но, стоит мне про-
снуться, и через пять минут они улетучиваются
из моей памяти. А вы помните ваши, Симеон?
— О, да, пожалуй, даже слишком. В послед-
нее время мне снилось кожаное сообщество на
улицах Сан-Франциско.
—
Не сомневаюсь в этом, — сказал Фуко
странным тоном, как если бы общаться с ними
было для него лучше, чем видеть их во сне.
После того как мы где-то пятнадцать минут
ехали в тишине по лишенным растительности
горам, я взял на себя смелость прервать мол-
чание и выпалил:
— Мишель, вам много приходится иметь де-
ло с Леви-Строссом в Коллеж де Франс? Меня

73
возмутило, когда он отменил свой семинар
после того, как студенты выразили неодобре-
ние по поводу его присоединения к Француз-
ской академии. Когда я читал его помпезную
речь о необходимости традиционных институ-
тов, мое неприязненное отношение к нему
еще более усилилось.
— Леви-Стросс очень консервативный чело-
век, — заявил Фуко. — И порой он ведет себя
очень плохо. Он пишет слишком много книг,
из-за чего с головой погружен в свои исследо-
вания. В результате он чересчур оторван от
действительности. Ученые зачастую соверша-
ют огромную ошибку, пытаясь изложить на бу-
маге и опубликовать все свои мысли. Мы долж-
ны писать только хорошие книги, не гонясь за
количеством, и давать возможность нашим
студентам до конца разобраться с теми про-
блемами, которые мы обозначили. Иначе уче-
ные становятся слишком оторванными от ре-
альности и не знают окружающего мира.
—
Леви-Стросс читал ваши работы?
—
Да, я полагаю. Однажды он сказал мне,
что то, чем я занимаюсь, не для его ума.
Он заявил, что полностью шокирован моими
книгами.
—
Меня шокировала только одна из ваших
вещей. Это статья, которую вы написали для
журнала «Tel Quel» о Роб-Грийе и новом фран-
цузском романе. Она показалась мне слишком
поверхностной.

74
—
Честно говоря, я согласен с вами.
В каком-то смысле она получилась излишне
легковесной. Я написал ее в начале шестиде-
сятых, когда «Tel Quel» и экспериментально-
му роману требовалась поддержка. Я предло-
жил эту статью им из любезности в знак
солидарности с их усилиями создавать новые
стили и формы. Однако Филипп Соллерс и его
окружение думают, что они изменят мир с по-
мощью книг! — закончил он очень эмоцио-
нально.
—
Кт о из романистов произвел большое
впечатление на вас? — спросил я.
—
Малькольм Лаури, — ответил Фуко, не за-
думываясь. — « У подножия вулкана» . Фолкнер
тоже, и Томас Манн оказал большое влияние,
когда я был студентом в Париже. Но Фолкнер
в первую очередь. Несколько лет назад мы
с моим любовником совершили путешествие
по местам Фолкнера. Начали в Новом Орлеане
и проехали через Креольский штат, но добра-
лись только до Натчеза. Мы намеревались до-
ехать до Оксфорда, до дома Фолкнера, но это
оказалось слишком далеко, и у нас не хватило
времени.
—
Странно, вы никогда не упоминали их
в ваших работах.
—
Я никогда не упоминаю людей, произвед-
ших наибольшее впечатление на меня, — ска-
зал Фуко с ухмылкой. — Вы знаете роман Жа-
на-Антуана ...?

75
Я не помню полное имя писателя, которое
Фуко назвал мне, и всегда стыдился признать-
ся в этом, встречаясь с ним снова.
—
Нет.
— Это замечательное автобиографическое
произведение, написанное молодым челове-
ком где-то двадцати лет от роду. Он начал, ког-
да ему было шестнадцать, и старательно тру-
дился в течение пяти лет. Однажды в рождество
несколько лет назад мы с моим любовником
смотрели телевизор, когда зазвонил телефон,
и незнакомый голос спросил, не смог бы я про-
читать новый роман. Я пригласил автора к себе
после обеда, и мы стали друзьями. Я помог ему
с публикацией его творения.
НАШ РАЗГОВОР внезапно прервался, когда
впереди показались нагромождения огромных
камней, напоминавшие остатки айсбергов,
разбившихся о некий остров. Представший пе-
ред нами пейзаж напомнил мне картину Ка-
спара Давида Фридриха «Северный Ледовитый
океан». Фуко понравилось мое сравнение. Рас-
кинувшиеся с запада горы грели свои изранен-
ные трещинами склоны на утреннем солнце.
Майкл проснулся от короткого сна и пошел
по второму кругу с кофе и трубкой.
—
Вы посещали непристойные бары на
Фолсом-стрит, находясь в Сан-Франциско? —
спросил он Фуко.

76
—
Конечно, — ответил Мишель с ухмылкой.
— Даже «Бараки»? — поинтересовался Майкл.
— Да. Крутое местечко! Я никогда не видел
столь откровенную демонстрацию сексуально-
сти в общественном заведении.
— У вас есть необходимые кожаные атрибу-
ты: кепка, ремни и все такое? — не отставал от
нашего гостя Майкл.
—
Да, само собой, — ответил Фуко с заговор-
щицкой миной.
— А что относительно «Кабаре»? — встрял
в разговор я, имея в виду известный танце-
вальный гей-бар, расположенный в районе
Норт-Бич.
—
Я зашел туда на несколько часов как-то
ночью. Масса красивых молодых мужчин, ко-
торые чувствуют себя как дома. Во Франции
нет ничего подобного. Там даже нет мест, гд е
геи могут собраться и потанцевать на людях.
Во Франции ночная жизнь проходит тайком
и малоинтересно. Геи чувствуют себя отчасти
как в тюрьме. Все слишком напряжены, стара-
ются сохранять анонимность, ужасно стесня-
ются.
— А что относительно бань Сан-Франциско? —
продолжил Майкл.
— Да, я посещал их. Однажды ночью в од-
ной даже познакомился с приятным молодым
мужчиной, который рассказал мне, что он
и многие другие ходят в баню по несколько раз
в неделю, зачастую находясь под воздействи-

77
ем стимуляторов и попперсов. Такой образ
жизни экстраординарен для меня, на грани
фантастики. Эти парни живут ради случайного
секса и наркотиков. С ума сойти! Во Франции
нет таких мест.
— Симеон и я познакомились как раз в ба-
не, — сказал Майкл Фуко. Мы все посмеялись
по этому поводу.
—
В спортивном клубе на Третьей улице, —
добавил Майкл. — Мы болтали несколько часов
в одном из темных кабинетов и занимались
сексом, даже не видя друг друга. Мы нарушили
табу относительно разговоров. В довершение
всего, говорили о музыке. Шопене и Рахмани-
нове, Поллини и Микеланджели. Симеон тоже
пианист, вы же знаете, мы не могли ничего по-
делать с собой. В конце концов, все осталь-
ные повылезали из своих углов и ушли раздра-
женные.
—
Замечательно! — воскликнул Мишель
и рассмеялся от всего сердца. — И когда это
произошло?
—
За несколько дней до прошлого Дня бл а-
годарения, — сообщил ему Майкл и изобразил
крик индейки, в то время как мы рассмеялись
снова.
— У меня есть вопросы к вам с тех пор, как
я в Ирвайне прослушал вашу лекцию о ма-
струбации, — продолжил Майкл. — Вы мастур-
бируете?
—
Конечно, — ответил Фуко, не колеблясь.

78
—
Вероятно, не так много, как Симеон, —
добавил Майкл.
—
Кт о бы говорил, — буркнул я.
— По-вашему, мы не слишком злоупотреб-
ляем этим делом? — спросил Майкл жалобно.
— Это нормально, если у вас есть время, —
заявил Фуко сурово, а потом он рассмеялся,
как если бы мы были маленькими мальчика-
ми, игравшими в доктора на заднем сиденье
машины. Солнце светило все интенсивнее,
и я дал ему солнечные очки с широкой белой
оправой. Я сказал ему, что в них он выглядит
как дитя Коджака и Элтона Джона. Он пришел
в восторг.
Я спросил Мишеля, не состоял ли он в род-
стве с Фуко, которого Фрейд упомянул в спи-
ске ссылочной литературы к своей книге «Тол -
кование сновидений», или с тем Фуко, который
усовершенствовал маятник.
— Нет, — ответил он. — Я ненавидел моего
отца. Он был врачом, но не имел никакого от-
ношения к человеку, упомянутому Фрейдом.
Фуко обычная фамилия во Франции, такая как
Смит в Штатах.
— Каким вы были в детстве, Мишель? Раз-
витым не по годам, проводившим много вре-
мени за учебой, производившим впечатление
на учителей?
—
Вряд ли. Я проводил большую часть вре-
мени, если использовать одно из ваших аме-
риканских выражений, за сараем. Я был из

79
тех, кого называют малолетними преступни-
ками. Мой отец пытался призвать меня к по-
рядку и наказывал. Он забрал меня из обыч-
ной школы и поместил в католическую
с самыми строгими правилами, какую только
ему удалось найти. Мой отец был тираном, —
сказал Фуко.
—
А что относительно вашей матери? —
спросил Майкл.
—
Я проводил с ней три недели в году. И ни-
когда по ней не скучал, — ответил Мишель. —
Обычно летом.
— У вас есть братья и сестры? — продолжил я.
—
По одному каждого.
—
Вы проводите много времени с вашим
братом?
—
Нет, я общаюсь с ним, возможно, раз или
два в месяц.
МЫ ДОЕХАЛИ ДО Грин-Эйкр, маленького
городка, расположенного прямо у «Сумереч-
ной зоны». Майкл резко прервал наш разго-
вор, буркнув:
— S’il vous plaît, un moment, j’entends l’appel
de la Nature6.
Мишель рассмеялся громко, вероятно от об-
легчения, поскольку это избавило его от про-
должения тяжелого разговора.
6 Помолчите, пожалуйста, хоть мгновение, я внимаю
зову природы (франц.)

80
Мы вылезли из машины навстречу полу-
денному зною. Воздух пустыни был неподви-
жен и горяч, как пепел на дне трубки, которую
Майкл загасил предусмотрительно, перехва-
тив взгляд офицера полиции, флиртовавшего
с оператором станции техобслуживания.
Мы сполоснули лица холодной водой и выпи-
ли апельсинового сока, достав его из стоявшей
в багажнике сумки-холодильника.
Когд а мы собрались продолжить путь, Ми-
шель захотел поехать сзади, где в своих сол-
нечных очках он напоминал пришельца из
космоса. Он сидел молча, изучая пустынный
пейзаж, тогда как мы с Майклом оживленно
болтали о Карлхайнце Штокхаузене и его про-
изведении «Строй» .
Мы решили устроить пикник с видом на
Панаминт-Вэлли, долину, расположенную по
соседству с Долиной Смерти и всего в не-
скольких часах езды от нее. Около Оланча мы
повернули направо на шоссе 190 и пересекли
то, что когда-то было дном озера Оуэнса, а до-
стигнув хребта Панаминт, свернули на узкую
грязную дорогу, ведущую к обзорной площад-
ке Фаве-Кроули-Пойнт, откуда северная часть
долины Панаминт-Вэлли виднелась как на ла-
дони. Оттуда мы могли видеть место, гд е жила
«Семья» Мэнсона, и откуда они периодически
отправлялись воевать с землеройными маши-
нами, поскольку считали, что они разрушали
столь прекрасный пейзаж.

81
Мы разложили покрывало посередине не-
большого полукруглого утеса, нависавшего
над подножием горы на высоте пять тысяч фу-
тов, и, пожалуй, идеально подходившего для
орлиного гнезда. Фуко без толики страха сразу
поспешил к самому его краю, чтобы, подста-
вив лицо ветру, насладиться красотой, каза-
лось, раскинувшихся до самого горизонта гор-
ных просторов. Как раз под ним широкая
автострада, извиваясь змеей, спускалась
в просторную долину. Фуко стоял неподвижно,
с восхищением смотря на нагромождения ва-
лунов, заполонивших ее с северо-западной
стороны. Я дал ему несколько разноцветных
камешков в качестве сувениров из Панаминт-
Вэлли. Он положил их на приборную панель
машины и оставил там.
Спустя какое-то время мы все сидели, скре-
стив ноги, под летним солнцем. Майкл боялся,
что Мишель из-за своей бритой головы может
получить тепловой удар. Однако тот уверил
его, что с этим не будет проблем. Майкл по-
интересовался, почему он предпочитает хо-
дить лысым, и Мишель ответил, смеясь, что
со временем потерял слишком много волос
и в конце концов подумал: «Черт побери, по-
жалуй, стоит сбрить все!» Мы ели антипасто,
сердцевину пальмы и кислый хлеб. Судя по
мине Фуко, ему понравилось калифорнийское
вино, и во время всей трапезы его взгляд
блуждал по долине, как у индейского лазутчи-

82
ка, высматривавшего врагов. Как обычно, он
поел скромно.
Когда мы возвращались к машине, что сто-
ило труда из-за сложного рельефа местности,
Фуко спросил меня, знаком ли я с творчеством
Марка Тоби. Я ответил, что оно мне очень нра-
вилось.
— Я много лет мечтал иметь какую-нибудь
из его картин, — сказал Фуко. — И, в конечном
итоге, после получения гонорара за «Порядок
вещей» мне удалось купить одну. Абсолютно
белую. Сейчас она висит у меня в квартире
в Париже.
—
Вы получили много денег за ваши кни-
ги? — спросил я напрямую.
—
Нет. Я никогда не зарабатывал много
в моей жизни.
Переливавшаяся разными оттенками бело-
го цвета долина навеяла мне воспоминания
о начальных сценах фильма Антониони «Про-
фессия: репортер» . Фуко сказал, что он не ви-
дел его.
Я продолжил развивать ту же тему и при-
знался, что именно после фильма Антонио-
ни «Забриски-Пойнт», который я посмотрел
в Лондоне в 1970 году, мне впервые захотелось
посетить Калифорнию. До той поры, с точки
зрения моих перспектив в Гарварде, она каза-
лась угрозой цивилизации.
Фуко ответил, что он видел этот фильм, но
только по телевизору.

83
—
Маленький экран и слабый сигнал сов-
местными усилиями уменьшили впечатление
от него, — сказал он. — Я, честно говоря, забыл,
о чем он.
—
Сейчас вы увидите все в реальности
и в фантастических условиях. И, вероятно, за-
хотите пересмотреть его.
— У меня есть такое намерение.
Я сфотографировал солнце и напомнил Фу-
ко, что, если верить Пикассо, в детстве в Ката-
лонии он часто смотрел прямо на него. Во вся-
ком случае, так он заявил в одном из своих
интервью. Фуко не знал этого и поблагодарил
меня за столь занимательный факт. Он сказал,
что обожал, когда кто-то рассказывал неиз-
вестные ему вещи, которые интересовали его.
МЫ СНОВА ОТПРАВИЛИСЬ в дорогу,
чтобы преодолеть остаток пути до Долины
Смерти, где мы намеревались совершить наше
путешествие к центру Земли. Мы медленно
поднялись на вершину перевала Таун-Пасс,
расположенного на высоте пять тысяч футов
над уровнем моря и, остановившись на мгно-
вение, поглазели на параболическое простран-
ство, раскинувшееся перед нами. Слева от нас
гигантское образование из сланца и известня-
ка разделяло две огромные горные цепи
Грейпвайн и Коттонвуд, окаймленное с одной
стороны песчаными дюнами. Сама же долина

84
глубокой раной вытянулась по телу земли, да-
леко у горизонта ограниченная Черными гора-
ми, а справа от нас — хребтом Панаминт.
Когда мы спустились вниз по узкой асфаль-
тированной дороге, я сообщил Фуко, что это
была всего лишь моя третья поездка сюда,
и все равно я уже чувствовал, как будто мое
подсознание возвращалось в некое исходное
состояние.
— Это мистика какая-то, — сказал я, не найдя
других слов, чтобы охарактеризовать мой опыт
пребывания здесь. Майкл согласился со мной.
Спустившись в долину гд е-то в полдень, мы
проехали через поселок Стоувпайп-Уэллс и че-
рез полосу песчаных дюн, расположенных по
другую сторону от него и постоянно переме-
щавшихся по ее дну. Далее наш путь лежал че-
рез Девил-Корнфилд, плантацию плюхеи, ко-
торую местные индейцы курили в качестве
транквилизатора. Мы продолжали ехать по
шоссе 190, которое немного спустя резко по-
вернуло направо и далее пошло на юго-запад,
придерживая центра долины.
Через несколько миль мы увидели валуны,
выстроившиеся в форме колоннад вокруг ма-
ленького озера. В нем обитает древняя рыба
карпозубик, живая окаменелость, чья история
насчитывает миллионы лет. Считается, что
она и осталась здесь от огромного озера, поя-
вившегося между этими горами в конце по-
следнего ледникового периода.

Еще через несколько миль впереди показа-
лись пальмы, сначала воспринимавшиеся как
мираж. Они окружали расположенный в оази-
се пансионат. Было 115 градусов по Фаренгей-
ту, когда мы ехали среди цветущих кустов оле-
андра. Устроившись в нашей комнате, мы
решили часок отдохнуть в ней, благо кондици-
онер обеспечивал комфортные условия. Ми-
шель решил вздремнуть, тогда как мы с Май-
клом занялись изучением книги Домье
«Освобожденные женщины» , которую он при-
вез нам из Сан-Франциско.

86
АРТИСТС- ПАЛЕТТ
Отдохнув, мы решили прокатиться до
Артистс-Палетт, живописного места, находяще-
го на дне одного из каньонов примерно в пяти
милях в южном направлении от ранчо Фернес-
Крик. Повернув налево на дорогу с названием
Артистс-драйв, мы поехали по узкому коридо-
ру между огромных валунов, пока не оказа-
лись у обзорной площадки, откуда открывался
вид на разбросанные по краям каньона раз-
ноцветные холмы, получившие свою окраску
благодаря содержавшимся в их почвах и окис-
лившимся за тысячелетия рудам разных ме-
таллов. Среди них были очень маленькие, раз-
мером со стог сена, но также и очень большие,
скорее напоминавшие горы. И нигде не было
видно ни деревца, ни одной живой души.
Мы пошли по тропинке, по краям поросшей
лебедой, леопардовые ящерицы в панике раз-
бегались при нашем приближении. Майкл до-
стал магический эликсир, Фуко внимательно
наблюдал за ним. Внезапно у меня в голове за-
звучала «Ночь любви» из оперы «Тристан
и Изольда».

87
Фуко выглядел обеспокоенным и с угрю-
мым видом покинул нас. Мы с Майклом пони-
мали его душевное состояние. Оба знали, что
любая попытка заставить его принять зелье
могла вызвать прямо противоположный ре-
зультат. Мы не собирались никоим образом
давить на Мишеля. Он скоро вернулся и за-
явил, что хотел бы начать с половинной дозы,
поскольку это был его первый опыт со столь
сильной субстанцией.
Я взял Мишеля за руку, и мы прогулялись
немного. Я сказал ему, что понимаю его бес-
покойство, а также, что эффект от путешествия
получится не столь впечатляющим, если он
примет хоть на толику меньше нужного коли-
чества. Ему понадобилось время для обдумы-
вания моих слов, но потом он решительно вер-
нулся к Майклу и спросил, как правильно надо
обращаться со снадобьем.
Следуя его инструкциям, он смочил кон-
чик пальца, потом прижал субстанцию к ниж-
ним зубам и с шумом сделал глотательное
движение. Затем мы все втроем прогулялись
дальше по Артистс-Паллет, холмы которого
переливались разными цветами в лучах захо-
дящего солнца, создавая картинку, напоми-
навшую мозаику, видимую в трубе калейдо-
скопа.
Пока мы спускались по насыпи на дно ка-
ньона, Мишель молчал, словно погруженный
в свои мысли. Майкл нес свою маленькую

88
черную сумку, содержавшую все необходи-
мое, чтобы наше путешествие прошло без
проблем. Оказавшись внизу, мы пошли даль-
ше по узкой тропинке, лавировавшей между
огромными камнями, порой нависавшими
прямо над нами.
—
Сколько времени пройдет, прежде чем
снадобье начнет действовать? — поинтересо-
вался Мишель.
— От двадцати до тридцати минут, — отве-
тил Майкл. — Однако мы прибавим ему силы
с помощью травы и ликера.
Добравшись до трещины между оранжевым
и пурпурным холмами, мы расположились на
гравии. Майкл зажег трубку. Он уверил Фуко,
что несколько затяжек помогут ему достичь
более высокого состояния сознания.
Затем Майкл открыл свою сумку и выудил
из нее три пластиковых стаканчика и бутылку
ликера Гран-Маньер. Я тем временем достал
из пачки дорогую сигарету с золотым ободком
и разделил ее с Майклом, поскольку Фуко не
курил табак. Скоро мы оказались в окружении
приятнейших ароматов.
Мишель удобно устроился в расщелине
между двумя холмами голубовато-зеленого
цвета. В его глазах пряталась тревога, он мол-
чал и выглядел слегка растерянным. Мое бес-
покойство относительно его робости немного
уменьшилось, когда он рьяно потянулся за
трубкой, сделал долгую затяжку, а потом пе-

89
редал ее дальше с ухмылкой как у Чеширско-
го кота.
— Во Франции трудно достать чистые нар-
котики, — сказал он, медленно потягивая свой
ликер и очевидно имея в виду наш обладавший
соответствующими свойствами эликсир. — Да-
же приличное зелье, сделанное у нас, попадает
в Америку. Я не понимаю этого. Нельзя ска-
зать, что у меня не было возможности попро-
бовать всевозможные вещи во Франции. Мне
приходилось бывать на вечеринках, гд е даже
предлагали ЛСД, но, как я уже говорил, мой
любовник отказался за нас обоих. Возможно
он против галлюциногенов, поскольку у него
своеобразное отношение к своему телу. В сущ-
ности, мы ведь и есть наши тела!
Он помолчал какое-то мгновение, а потом
добавил:
—
Помимо прочего.
«Вот оно, — подумал я. — Сказанное сейчас
Фуко — подлинная революция сознания. Все
другие философы на Западе начинали и зака-
чивали разумом и идеями. Для него же главнее
всего тело и сила дискурса».
—
Я сейчас пишу книгу о теле, — признался
Фуко.
—
Мне не терпится прочитать ее, — ска-
зал я. — С таким определением человеческой
природы вы не оставили камня на камне от
всей западной философской традиции. Со вре-
мени моего первого путешествия в Долину

90
Смерти я не переставал спрашивать себя, поче-
му, начиная с Платона, философы и теологи по-
следовательно хулили тело и прославляли дух.
Фуко, судя по всему, согласился с моей
оценкой, но не стремился развивать эту тему
далее. Очевидно, он просто не хотел разгова-
ривать о философии. Мишель и Майкл разбре-
лись в разные стороны, изучая все вокруг, вре-
мя от времени они останавливались, чтобы
внимательно рассмотреть гальку, лежавшую
на земле, порой кто-то из них влезал на ка-
кую-нибудь миниатюрную горку, чтобы оки-
нуть взглядом ту или другую вершину, возвы-
шавшуюся вдалеке на фоне темно-синего
горизонта. Раскрашенные в яркие цвета слои
стенок каньона, они изгибались подобно вол-
нам и постоянно меняли свою толщину.
Я предложил Фуко вместе со мной поднять-
ся на выступ, расположенный в ста футах над
нижним уровнем пустыни, откуда на нее от-
крывался прекрасный вид. Он вскарабкался по
крутому склону с ловкостью акробата. На го-
ризонте прямо перед нами пик Телескоп бура-
вил своей вершиной небо, с которого солнце
заливало своим светом долину, раскинувшую-
ся на двенадцать тысяч футов ниже ее. Майкл
расположился на находившемся по соседству
холме и включил портативный магнитофон.
Пока мы смотрели на тени, вытянувшиеся че-
рез равнины, образовавшиеся на местах высох-
ших озер, звуки композиции Чарльза Айвза

91
«Три места в новой Англии» эхом гуляли меж-
ду стенами каньона. Я и Фуко начали громко
смеяться, когда они обрушились на нас, пока
мы глазели на солончаки, блестевшие как гла-
зурь на свадебном торте.
—
Знаете, — сказал Фуко. — Жене предпочи-
тает смех сексу.
Его признание выглядело так забавно, при
мысли о том, сколь важную роль сексуальная
тема играет в творчестве этого великого писа-
теля, что мы развеселились еще больше. Те м
временем расположенная перед нами гора
прямо у нас на глазах приняла очертания пи-
рамиды майя.
—
Как по-вашему, в какое-то другое время,
в какую-то иную эпоху люди воспринимали
землю так, как мы делаем сейчас? — спросил
я Фуко.
—
Нет, — ответил он уверенно. — Никогда
ранее в истории никто не видел ее в таком об-
личии, как она теперь предстала перед нами.
После того как мы еще немного побродили
по горам, Майкл дал знак, что пора возвра-
щаться.
—
Уезжать! — воскликнул Фуко удивлен-
но. — Как мы можем покинуть такую красоту?
Что мешает нам не остаться здесь? Я не могу
представить себе более прекрасного места.
В конце концов, Майкл уговорил его. Мы спу-
стились вниз по извивавшейся змеей тропинке,
окруженной величавыми валунами, напоми-

навшими скульптуры Генри Мура. Я обернулся
назад, чтобы посмотреть, как чувствовал себя
Мишель. Он медленно плелся, касаясь руками
шершавой поверхности камней. Я громко про-
цитировал слова Гераклита: «Куч е мусора, на-
удачу высыпанного, подобен самый прекрас-
ный космос!» Он улыбнулся. Добравшись до
парковочной площадки, мы все не удержались
и, обернувшись, долго смотрели назад на вос-
хитительный пейзаж, чьи краски уже начали
меркнуть под воздействием сумерек.

93
ЗАБРИСКИ- ПОЙНТ
Мы медленно ехали по Артистс-драйв,
и у меня создалось впечатление, словно я ока-
зался в гроте с картины Леонардо «Мадонна
в скалах». Все стало ясным и понятным. Мои
ощущения обострились неимоверно, разум
уподобился многофункциональному прибору.
Я мог говорить, думать, желать, слышать, ви-
деть, мечтать одновременно, мне открылись
самые потаенные уголки памяти, недоступные
обычно. Я чувствовал себя совершенством, не-
вообразимый восторг охватил меня.
Миновав пустынные горы целыми и невре-
димыми и добравшись до шоссе 178, мы с об-
легчением перевели дух и, остановившись на
какое-то мгновение, постарались насытить
легкие прохладным воздухом, дувшим со сто-
роны солончаков, а потом повернули направо
и поехали на север. Сидевший за рулем Майкл
особо не гнал, позволив нам насладиться ви-
дом горы Машрум.
Мы проехали Золотой каньон, стены кото-
рого местами блестели в лучах заходящего
солнца, а слева от нас осталось Девилс-Голф-

94
Корс, большое соляное месторождение, на
спутниковых снимках напоминающее покры-
тый льдом город. Наша дорога шла вдоль впа-
дины Бэдуотер, глубина которой в каком-то
месте достигает триста футов ниже уровня мо-
ря, что делает его самой низкой точкой Север-
ной Америки. Видневшиеся далеко впереди
разноцветные горы выглядели особенно эф-
фектно на фоне слегка светящих и бегущих по
небу облаков.
Наблюдая за их движением, я вспомнил
картины Гогена и сказал об этом, а потом до-
бавил:
—
Как Арто мог так презирать его и назы-
вать художником призраков, когда сравнивал
с Ван Гогом?
— Ах, Арто был ужасным снобом, — ответил
Фуко. — Ван Го г только входил в моду, когда он
написал эту статью, и Арто хотел опередить
всех других.
— Все либо модерн, либо декоративное ис-
кусство, — пробубнил Майкл философски.
— Ты имеешь в виду, с преобладанием либо
естественных, либо геометрических форм, —
прокомментировал я его слова. Потом мое вни-
мание привлекли фантастические лица, нари-
сованные тенями на «фасадах» гор. Я вспомнил
вступительную сцену фильма «Зардоз» с плава-
ющей в воздухе головой, стилизованной под
голову сфинкса и выполненной в манере Ма-
гритта.

95
Не смотревший его Фуко сказал:
—
Одна из моих самых любимых картин
этого художника «Замок в Пиренеях» . Я видел
ее оригинал в Нью-Йорке в апартаментах од-
ного адвоката. У него есть еще несколько ше-
девров Магритта. Было просто замечательно
увидеть все эти картины в одном месте.
—
Я только недавно прочитал вашу неболь-
шую книгу о нем, — сказал я. — Меня удивило,
что вы считаете Кандинского и Клее двумя
движущими силами современного искусства.
Для меня это скорее Пикассо и Дюшан. Но бла-
годаря вашей книге я увидел Магритта в но-
вом свете.
—
Он очень интересует меня. Я получил не-
сколько любопытных писем от него, — продол-
жил Фуко. —
Их содержание оказалось на-
столько невнятным и туманным, что я даже не
могу со всей уверенностью сказать, понял ли
их. Он там заявил, что художников можно раз-
делить на две группы: тех, которые достигают
«сходства», и тех, которые рисуют «нечто на-
поминающее» оригинал. По его мнению, За-
падное искусство нацелено на первое. Однако
Магритт относил себя ко второй группе, счи-
тая, что лучше рисовать впечатление, чем
внешний образ.
Мы достигли шоссе 190 и, повернув напра-
во, пронеслись мимо гостиницы Фернес-Крик,
а немного спустя достигли места, носящего
название Забриски-Пойнт. У меня сразу дрожь

96
пробежала по телу при мысли, что впереди
нас ждет крутой подъем, единственный путь
к маленькой круглой парковке, откуда распо-
ложенное ниже море песчаников представало
во всей красе. Мы медленно подъехали к са-
мому ограждению площадки, по форме напо-
минавшей летающую тарелку, и осторожно
вылезли из машины, как если бы в качестве
исследователей приземлились на неизведан-
ную планету.
МЫ БЫЛИ ОДНИ. Перед нами безжизнен-
ное пространство. Бело- голубое небо над
хребтом Панаминт медленно темнело, и толь-
ко высохшие соляные озера по-прежнему
блестели по ту сторону горы Мэнли-Бикон,
которая считается такой же визитной карточ-
кой Забриски-Пойнт, как Парфенон для Акро-
поля.
Мы все втроем встали перед низкой стеной,
отделявшей нас от бездны, дно которой по-
крывала паутина из связанных между собой
каньонов. Майкл прихватил с собой магнито-
фон и предложил нам выбрать между «Гим-
ном» Штокхаузена и «Четырьмя последними
песнями» Рихарда Штрауса. Фуко без колеба-
ний назвал второе.
Мишель и Майкл сели бок о бок на гранит-
ный парапет. Дюны, казалось, поднимались
и опускались в зависимости от того, брал ли

97
голос Элизабет Шварцкопф более высокие или
более низкие ноты. Венера появилась над пи-
ком Телескоп и в полумраке сверкала подобно
факелу. Скоро ее окружил хоровод из звезд.
К тому моменту, когда прозвучали заключи-
тельные слова последней песни «Все в мире
большом замолчало / В величье вечерней за-
ри / Возможно, странник усталый / Лик смерти
в том часе узрит?»7
, мы пребывали в состоя-
нии невероятной душевной гармонии, недо-
стижимом в нормальных условиях.
— Музыка — наша теология, — сказал Фуко
тихо.
—
Мишель, — спросил Майкл, — не хотите
холодного лимонада?
— Нет, — ответил Фуко решительно. — Я не
хочу, чтобы хоть что-то встало между мной
и зельем, и всем прочим. Ничто не должно по-
влиять на чистоту эксперимента.
Затем он повернулся ко мне и спросил шут-
ливым тоном:
— Симеон, зачем вы употребляете такую га-
дость?
— Но это химия совсем другого рода, — от-
ветил я. Мне показалось, что я сказал глупость,
и, как бы пытаясь получить утешение, я под-
винулся ближе к Майклу. Мишель, который
прилег на бок, опершись одним локтем на
7 Строчки песни Р. Штрауса «На закате» даны в пере-
воде А. Аниханова.

98
ограждение, напомнил мне «Спящую цыган-
ку» Руссо. Он как бы предлагал нам не обра-
щать на него внимания.
— Мишель, — спросил я, — в вашей жизни
было какое-то особое событие, типа того, что
произошло с Руссо на пути в Венсен, со святым
Павлом, когда он направлялся в Дамаск, или
даже с Буддой под деревом Бодхи, поспособ-
ствовавшее возникновению у вас революци-
онных взглядов, которые определяют направ-
ление вашего творчества?
—
Да! — ответил он. —
Когда я поступил
в Высшую нормальную школу, ее директору
захотелось узнать, есть ли во мне что-то нео-
бычное. Когда я проинформировал его о моей
гомосексуальности, он просто пришел в ужас
и сказал, что такое поведение ненормальное
и неприемлемое для репутации его учебного
заведения. А затем он изолировал меня от дру-
гих, якобы для моей собственной пользы,
и сказал, что меня надо исправить и что мной
должны заниматься все подряд: врачи, учите-
ля, психологи, психиатры и так далее. В тот
момент я мгновенно осознал, как работает си-
стема. Я понял главный принцип нашего об-
щества: все под одну гребенку.
—
Вы успели влюбиться в какого-нибудь
мужчину к тому времени?
—
Впервые это произошло со мной, когда
мне было шестнадцать лет. С тех пор я всегда
двигался от любви к знанию и к истине.

99
Когда Майкл вернулся к машине, чтобы при-
нести еще катушек с записями, Фуко заметил:
—
Он просто чудо. Настоящий волшебник.
У него все время находится, чем нас заворожить.
МЫ ЗАМОЛЧАЛИ, чтобы послушать «Пе-
ние отроков» Штокхаузена. Забриски-Пойнт
заполнили детские голоса, перемешанные со
звуками электронных инструментов. Далее
последовали «Контакты». Глиссандо взмывали
вверх и отражались от звезд, ослепительно си-
явших над нашими головами. Фуко повернул-
ся к Майклу и сказал, что сейчас он впервые
понял, каких высот достиг Штокхаузен.
Я лег на спину, смотрел вверх и почувство-
вал, как картинка начала расплываться у меня
перед глазами. Гул и жужжание заполнили мой
слух, все сверкало надо мной. Я подумал: «Уо р -
хол, Уорхол». Звезды приняли форму огром-
ных елочных украшений и, выстроившись
в ряд, начали медленно и грациозно двигаться
по безлунному небосводу. Невероятное спо-
койствие охватило меня. Я знал, что эликсир
позволит мне увидеть весь спектр каждой
звезды. Яркие разноцветные лучи расходились
в разные стороны от них и, смешиваясь между
собой, превращали пространство надо мной
в россыпь всевозможных красок.
Я повернулся к Мишелю и сказал дрожащим
голосом:

100
—
Вот она вселенная во всей красе, величе-
ственное шествие прекрасных безделушек,
вечное зрелище. При таком восприятии все
остальное кажется хорошей шуткой.
Фуко улыбнулся и посмотрел вверх.
—
Небо раскололось, словно стеклянный ку-
пол, — сказал он, — и звезды теперь дождем
падают на нас. Я знаю, что такого не может
быть, но это факт.
—
По-вашему, могло бы все человечество
принять такое же зелье и испытать пример-
но то же самое, что мы этой ночью? — спро-
сил я.
—
Хотелось бы верить, — ответил Фуко меч-
тательно.
—
Как вы думаете, никто в прошлом не про-
водил эксперименты подобные нашему сегод-
няшнему? В любом случае ведь Джон Аллегро
доказал, что начиная с шумеров и до наших
дней многие общества использовали красный
мухомор, который является одной из разно-
видностей эликсира.
Фуко снова уверил меня, что мы действуем
иначе и что никто ранее не устраивал ничего
такого.
—
Дюшан считал, — сказал я, — что после
сильных переживаний галюциногенные грибы
и растения подобного рода надо использовать
столь же осторожно, как ликеры.
—
До меня наконец дошел смысл книги Ла-
ури «У подножия вулкана», — заявил Фуко. —

101
Мескаль консула играл роль наркотика и изме-
нял его восприятие действительности подобно
галлюциногену. Единственное, с чем я могу
сравнить наш опыт, что касается ранее проис-
ходившего в моей жизни, так это с сексом с не-
знакомцем. Контакт с абсолютно чужим телом,
вызывает такой же эмоциональный подъем,
как я испытываю сейчас.
Он встал на ноги и отошел на несколько яр-
дов в сторону, чтобы лечь вдоль ограждения.
—
Майкл, — спросил он оттуда, — почему вы
не привезли ничего из вашей собственной му-
зыки, чтобы проиграть нам?
— У меня с собой есть одна короткая за-
пись, — ответил Майкл. Он сходил к машине
и вернулся со своей «Прелюдией на тему Ба-
ха» . Поднялся ветер, и автомобиль начал слег-
ка качаться.
—
Почему ты продолжаешь открывать две-
ри машины, Симеон? — спросил Майкл с моль-
бой в голосе. — Я закрываю их, а потом ты
идешь и открываешь снова. Ты же посадишь
аккумулятор.
—
Чтобы в ней горел свет, — сказал я. — Сей-
час ведь темно и сильный ветер.
—
Кстати, как вы думаете, у нас не будет не-
приятных последствий от того, что здесь на-
верху так дует? — добавил я, обращаясь к Фуко
и надеясь на поддержку с его стороны.
—
Не беспокойтесь, — ответил он. — Такой
ветер слабый и теплый для меня.

После довольно долгого молчания мы пере-
брались ближе к Мишелю.
—
Я очень счастлив, — сказал он нам с мо-
крыми от слез глазами. — Этой ночью я смог
посмотреть свежим взглядом на себя. И сейчас
я понимаю мою сексуальность. Все, похоже,
начинается с моей сестры. Нам снова нужно
вернуться домой.
Затем он повторил последнее утверждение.
—
Нам снова нужно вернуться домой.
— Я был неправ, — сказал я, — использовав
слово «мистика» для описания этого экспери-
мента.
Фуко согласился.
—
Вы думаете, это событие повлияет на ва-
ше творчество? — спросил я.
—
Определенно, — ответил он.
—
У вас возникли какие-то философские
идеи сейчас? — поинтересовался я.
—
Нет, честно говоря. Я не проводил по-
следние часы, размышляя над какими-то кон-
цепциями. Это был не философский экспери-
мент для меня, а нечто совсем иное.
Майкл предложил вернуться в отель и не-
много отдохнуть.
—
Как хотите, — сказал Мишель. — Я могу
провести остаток ночи здесь, но готов отпра-
виться в дорогу, когда вы с Симеоном только
пожелаете.

103
ДАНТЕС- ВЬЮ
Когда мы вернулись на ранчо Фернес-Крик,
Фуко принял душ и немного вздремнул в сво-
их светло-красных жокейских шортах. Я вы-
шел на улицу и, не придумав ничего умнее, за-
нялся подготовкой своей вступительной речи
к назначенной на вечер лекции Фуко в Клер-
монте. Майкл учил японский язык.
За завтраком несколько часов спустя я спро-
сил Фуко, как он мог бы объяснить появление
гениев в истории.
—
Паскаль, Гельдерлин, например, откуда
они берутся?
—
История не двигается таким образом, —
сказал Фуко и указательным пальцем нарисовал
в воздухе прямую линию. — Она двигается так.
Палец задергался беспорядочно. Наблюдая
за ним, мне чуть ли не поверилось, что отныне
закончилась некая историческая эпоха, по-
скольку у меня на глазах Мишель Фуко опро-
верг постулат Спенсера о неуклонном прогрес-
сивном развитии человечества.
Мы вернулись в Забриски-Пойнт, чтобы по-
смотреть там все при дневном свете, и еще на-

104
ходились под действием кислоты, но, конечно,
пиковый период уже прошел. Я фотографиро-
вал, а Фуко был очень общителен. Он много
улыбался. Затем мы снова отправились в до-
рогу и, воспользовавшись шоссе 190, минова-
ли Каньон двадцати мулов и добрались до по-
ворота на Дантес-Вью, откуда нам осталось
проехать примерно двадцать миль. И я поду-
мал, что этой смотровой площадке дали та-
кое название, поскольку вид, открывавшийся
с нее, напоминал пейзажи, изображенные на
иллюстрациях Гюстава Доре к книге Данте
«Божественная комедия».
Если не считать креозотовых кустов и ку-
стов эриогонума, кое-где видневшихся на
склонах, резко спускавшихся к солончакам,
расположенным на расстоянии пяти тысяч
футов под нами, нас окружало царство абсо-
лютно голых камней и пиков. На западе со
стороны Тихого океана виднелось семь или
даже более горных хребтов, включая Сьерра-
Неваду с ее остроконечными вершинами.
А если посмотреть на восток в направлении
Аризоны, взгляд сразу упирался в огромную
пустыню, кое-гд е утыканную холмами и по-
гасшими вулканами. Этот пейзаж сильно на-
поминал одну известную картину Альдорфе-
ра, если, конечно, убрать с нее все признаки
жизни.
Мишель и я направились по узкой тропинке
к небольшой площадке, расположенной на

105
краю утеса, нависавшего над долиной. Она то-
же вполне подошла бы для орлиного гнезда,
поскольку находилась в очень укромном
и труднодоступном месте. Фуко, казалось, не
знал страха, и настоял, чтобы мы подошли
к самому краю, гд е при любом неверном дви-
жении нам обоим ничего не стоило свалиться
прямо в пропасть.
Здесь наконец я смог попрактиковаться
в умении хранить молчание. Целый час мы
просидели бок о бок, слушая ветер, к которо-
му время от времени примешивались крики
птиц. Фуко всматривался в бездну, находив-
шуюся внизу. Потом его взгляд поднимался
к горам, которые, казалось, разговаривали
с ним. Какое-то время он фокусировался на
широкой полосе солончаков, блестевших
вдалеке подобно поверхности покрытого
льдом озера, но порой, казалось, смотрел
в никуда.
Его явно потрясло увиденное, хотя ему
каким-то чудом удавалось сохранять непрони-
цаемую мину. Когд а мы поднялись, собираясь
отправиться в обратный путь, я только и смог
промямлить, пытаясь выразить свои эмоции:
—
О, как хорош тот новый мир...8
Мишель посмотрел мне прямо в глаза
и, словно в трансе, побрел назад. А мне не оста-
8 Цитата из пьесы В. Шекспира «Буря» дана в пере-
воде М. Донского.

106
валось ничего иного, как закончить цитату из
«Бури» Шекспира»:
—
Где есть такие люди!9
Когда мы добрались до машины, Майкл не-
жился на солнце, читая «Четыре квартета»
Т. С. Элиота и слушая цикл из пяти пьес Пьера
Булеза «Складка за складкой». Смотря на его
обнаженное тело, я подумал, что он идеально
смотрелся бы на картине Макфилда Пэрриша
на фоне голубого неба.
—
Это моя любимая музыка, — сказал Ми-
шель Майклу, когда мы подошли к машине. —
Вам знаком «Молоток без мастера» Булеза?
—
Мне приходилось слышать его пару раз,
но я только начинаю по достоинству ценить
этого композитора, — ответил Майкл.
—
На самом деле мне бы очень хотелось,
чтобы вы учились у него в Париже, — сказал
Мишель.
— Я знаю, это совпадает с моим желанием, —
ответил Майкл. — Вы читали «Четыре квартета»?
—
Нет, — признался Мишель.
— Возможно, когда мы окажемся дома, у нас
найдется время послушать запись, где Элиот
сам читает свои поэмы. Я написал поэму о на-
шем последнем путешествии в Долину Смерти.
И после посещения Дантес-Вью вам, возможно,
понравится последняя строчка, — сказал он,
а потом процитировал, на мой взгляд, довольно
9 Цитата из пьесы В. Шекспира «Буря» дана в пере-
воде М. Донского.

вычурную фразу, из которой мне запомнилось
только, что там упоминалось высохшее озеро.
Мы перекусили быстро, разложив наши
съестные припасы на капоте машины, а потом
тронулись в сторону дома снова мимо Забриски-
Пойнт, ранчо Фернес-Крик и песчаных дюн, до-
говорившись далее возвращаться по другому
маршруту. А прежде чем сесть за руль, я прихва-
тил с собой несколько печенюшек.
—
Наш мальчик любит сладкое, — заметил
Фуко с улыбкой.
—
Насколько я могу судить, вы оба в востор-
ге друг от друга, — добавил он потом. — Где , вы
говорите, вы познакомились?
—
В клубе 4709, — ответил Майкл.
— Это место станет знаменитым, — пообе-
щал нам Фуко.
— Вы имеете в виду, скандально известным,
не так ли? — спросил я со смехом.
—
Нет, я имею в виду, просто знамени-
тым, — уточнил наш гость серьезным тоном.
«Если только благодаря нашему путеше-
ствию с Мишелем Фуко», — подумал я.
—
Мы дадим вам немного зелья с собой
в Париж, — сказал Майкл.
—
Спасибо. Мне этого очень хотелось бы.
По-вашему, я должен рассказать другим о на-
шем путешествии, когда мы вернемся домой,
о том, что оно имело несколько специфиче-
ский характер? — спросил Фуко задумчиво.
—
Я надеюсь на это, — ответил я.

108
ВЕЧЕРИНКА
Мы вернулись вовремя, Фуко смог, как бы-
ло объявлено заранее, выступить в аудито-
рии, где его ждали сотни сгоравших от нетер-
пения лиц. Он нервничал и настаивал, что
будет говорить по-французски. Майкл отка-
зался присутствовать, а я чувствовал себя не
лучшим образом, поскольку знал, что Фуко
ненавидел большие скопления народа, а тол-
па ненавидела меня, так как я и Мишель явно
задумали что-то недоброе. Фуко как мог ста-
рался исправить ситуацию и начал убеди-
тельно, пусть и слегка сбивчиво, говорить
о природе власти в современно обществе, тем
самым доставив массу хлопот переводчику.
Раздражение слушателей росло, и в конце
концов мне пришло объявить об окончании
мероприятия.
Когда мы покинули аудиторию, Фуко зая-
вил, что разочарован своим выступлением.
Он пожаловался, что ему постоянно хочется
спать и время от времени он чувствует, что не
в состоянии совладать с собой. Я объяснил ему,
что это последствия наркотика, но что энергия

109
вернется к нему, когда он снова окажется в
комфортной среде.
Мы пришли в дом, где подготовка к вече-
ринке в его честь шла полным ходом. Майкл
украшал потолки ветками эвкалипта. Я при-
гласил рок-группу из Голливуда для развлече-
ния гостей, которых была сотня или даже боль-
ше. Фуко легко смешался с толпой, он увидел
калифорнийскую молодежь во всей красе этой
ночью и сам не ударил в грязь лицом, отвечал
улыбками на улыбки и часто вступал в разго-
вор. Большинству гостей были интересны его
впечатления от Калифорнии.
— Я просто влюбился в нее, — повторил он
множество раз. — Вы живете в одном из луч-
ших мест на земле.
Он постоянно подчеркивал, сколь сильно
ему понравилось разнообразие стилей жизни
и желание людей экспериментировать с ними,
а также чудесный климат, позволяющий оста-
ваться в контакте с телом, в буквальном смыс-
ле видеть его.
— И у вас такая интеллектуальная свобода,
и жизнь здесь буквально бьет ключом, — ска-
зал он. — Идеологические догмы и ангажиро-
ванность по-прежнему процветают во Фран-
ции, и, по сравнению с Калифорнией, мы
живем там в атмосфере интеллектуального
террора.
— Во Франции бывают вечеринки, подобные
этой? — спросил Мишеля один из студентов.

110
—
Нет, Франция все еще слишком консерва-
тивна, — ответил он коротко с улыбкой.
Другой студент признался, что не читал ни
одной из его книг.
—
Но вам вовсе не обязательно делать это, —
успокоил его Мишель.
Молодая дама спросила его мнение относи-
тельно освобождения женщин.
—
Я скажу так, — ответил он. — Женщины не
должны игнорировать тот факт, что они всегда
обладали огромной властью в нашем обще-
стве. Они же растили детей.
—
В своем выступлении этим вечером вы
назвали Сартра «подлинным гением», — спро-
сил протиснувшийся к нему профессор. — Что
вы думаете о его работе «Критика диалектиче-
ского разума»?
—
Я несколько раз пробовал читать ее, но
так и не продвинулся далее первых пятидеся-
ти страниц. Сомневаюсь, сделаю ли я еще по-
пытку.
Другой напыщенный и, в отличие от меня,
имеющий постоянный контракт профессор,
раздуваясь от важности, пропыхтел:
—
Что вы думаете о Камю?
—
Было бы интересно посмотреть, как он
повел бы себя во время революции в Алжире.
Какое разочарование, что он получил Нобе-
левскую премию по литературе как француз,
когда она присуждалась ему одновременно

111
как французу и алжирцу. Это, пожалуй, указы-
вает, на чьей стороне он находился бы во вре-
мя гражданской войны.
Разговаривая с Бритом, студентом, первым
показавшим мне Фуко в Ирвайне, Мишель по-
интересовался, что именно он изучает. То т
рассказал ему, что проходит обучение в рам-
ках программы «Европейские исследования» .
Брит в свою очередь спросил его, насколько
важно для студента магистратуры концентри-
роваться на литературе.
—
Вы не должны тратить время на ее изуче-
ние в качестве отдельной дисциплины, — от-
ветил Фуко. — Изучайте, как работают меха-
низмы власти в нашем обществе.
—
Каково ваше впечатление от Стэнфор-
да? — спросила его Филлис Джонсон, чья под-
ружка собиралась преподавать там. Фуко в от-
вет сложил пальцы рук в виде рамки. Смех
окружающих заглушил музыку.
— На мой взгляд, он зауряден, как квадрат, —
сказал Фуко.
— Но меня очень заинтересовало происхо-
дящее в Беркли, — добавил он. — Это место, за
которым стоит понаблюдать, там есть свои
особенности. Ко гда я читал публичную лекцию
у них вскоре после приезда, мне показалось,
словно меня и аудиторию разделяла огромная
дистанция. Все мероприятие получилось
слишком чопорным и формальным. В Ирвай-

112
не такого, к счастью, не повторилось. Группа
реагировала более живо. Стэнфорд, напротив,
показался мне безнадежным.
—
Да, там все примерно как здесь, — вме-
шался я в разговор. — Как вам нравится рабо-
тать в Беркли?
—
Ну, их кафедра французского языка
пригласила меня преподавать литературу, но
это было абсолютно неправильно, так как
я не люблю этот предмет. Они немного недо-
вольны мной, поскольку большинство сту-
дентов на моем курсе с исторического фа-
культета.
—
Что происходило в университете Беркли,
когда Сайгон пал под натиском северо-вьет-
намских войск и американцы покинули Вьет-
нам? — спросил я.
—
Совсем ничего. Ни-че-го! — ответил Фуко,
стараясь продемонстрировать свое разочаро-
вание. — Европейцы явно правы, считая, что
в Беркли по-прежнему преобладают ради-
кальные взгляды, как это было в шестидеся-
тые годы.
Эл Франкен, комик, позднее блиставший
в телевизионном шоу «Субботним вечером
в прямом эфире» , а потом решивший стать се-
натором, спросил Мишеля, какая команда,
по его мнению, выиграет чемпионат США по
бейсболу. Мишель рассмеялся и в шутливой
манере отказался от роли пророка. Но он уве-
рил Эла, что интересуется спортом, поддержи-

113
вает форму, катаясь на велосипеде и делая
гимнастику.
Группа студентов сразу предложила ему на
следующий день совершить велопрогулку по
горной дороге до находящего по соседству го-
да Глендора. Мишель с энтузиазмом воспри-
нял эту идею, однако сомневался, найдется ли
у него время, поскольку на следующий день
после обеда ему требовалось вернуться в Сан-
Франциско.
В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ во время вечерин-
ки Фуко вышел на крыльцо, потянулся и уста-
вился на луну.
—
Я пытаюсь повторить то состояние, в ко-
тором мой разум находился в Долине Смер-
ти, — сказал он мне. — Но это очень трудно.
Похоже, ничего не получится без помощи гал-
люциногена.
Несколько раз он всем своим видом демон-
стрировал мне свою признательность, когда
я спасал его от лавины философских вопросов.
Однако ему удавалось постоянно сохранять
учтивость, даже когда его собеседники стано-
вились слишком навязчивыми. После того как
Мишель провел какое-то время в небольшой
разнополой компании, один из входивших
в нее мужчин наклонился и поцеловал его
в губы. Мишель вернул ему поцелуй по-
настоящему нежно. А затем все они окружили

114
Фуко, и он несколько раз обменялся с каждым
из них поцелуями и объятиями.
Какой-то молодой мужчина приблизился
к Фуко и признался ему, что он гомосексуа-
лист. Он поблагодарил Фуко за его работу, по-
скольку благодаря его деятельности «равно-
правие сексуальных меньшинств и тому
подобные вещи могли стать возможными».
В ответ Фуко сказал:
— Мне очень приятно слышать это, но на са-
мом деле моя работа не имеет никакого отно-
шения к равноправию сексуальных мень-
шинств. Я никогда ничего не писал на эту тему.
—
Как вам жилось, пока движение геев не
набрало силу? — спросил тот же студент потом.
—
Вы, возможно, не поверите в это, — отве-
тил Фуко, — но мне действительно нравилась
ситуация, когда все было скрыто завесой тай-
ны. Это напоминало подпольную деятель-
ность, возбуждающую и немного опасную.
Дружба многое значила, она требовала боль-
шого доверия, мы защищали друг друга, свя-
зывались между собой с помощью секретных
кодов.
— Что вы думаете о равноправии геев сейчас?
—
Во- первых, по-моему, термин « гей»
устарел, безусловно, все такие термины озна-
чают специфическую сексуальную ориента-
цию. Причина этого — трансформация наше-
го понимания сексуальности. Под каждым из
них ведь подразумевается некое простран-

115
ство поиска наслаждения, границы которого
навязаны нам нашим словарным запасом.
Люди ни то и ни другое, их нельзя просто раз-
делить на геев и натуралов. Существует бес-
конечное множество форм того, что мы назы-
ваем сексуальным поведением, и терминов,
препятствующих всем им вступить в игру, то
есть таких, которые стереотипируют поведе-
ние, неверных по своей сути и сбивающих
с толку.
—
Во-вторых, — продолжил Фуко, — если
говорить о Калифорнии, мне также нравится,
что слово «гомосексуалист» больше не значит
здесь ничего особенного. Порой кажется,
словно оно даже отсутствует в лексиконе
местных жителей. Обычно, когда люди ис-
пользуют его или слово «гей», у меня создает-
ся впечатление, что они говорят о прокажен-
ном. Это не касается Калифорнии. Здесь
можно спокойно рассуждать о гомосексуаль-
ности. Здесь это слово не имеет негативного
смысла. А связанное с ним поведение не ассо-
циируется с извращением.
— Вы все еще читаете литературу о равно-
правии геев, — не сдавался все тот же сту-
дент. — Журнал «Адвокат», например?
— Само собой, я подписан на него и читаю
очень внимательно, — ответил Фуко.
В час ночи я спросил Мишеля, не хочет ли
он вернуться в мотель и немного отдохнуть.
Он сказал, что ему будет приятно прогулять-

116
ся туда пешком, но, конечно, я настоял, что
отвезу его. Через несколько минут он был го-
тов отравиться в путь. В доме еще хватало го-
стей.
Я надеялся, что все тоже заспешат домой,
как только я громогласно объявлю, что Ми-
шель уезжает. Его явно застало врасплох
то, что я позволил себе привлечь всеобщее
внимание к нему, в результате я сам почув-
ствовал себя очень неловко. В тот момент
я понял, насколько Фуко ненавидел «стоять
в свете рампы». Понятно, его огорошила моя
выходка.
Однако она имела одно хорошее послед-
ствие. Как раз когда мы выходили наружу,
к Мишелю подошел мой друг Дэвид, настоя-
щий человек-гора. Он посетовал по поводу то-
го, что им не удалось поговорить этим вече-
ром, и поблагодарил Фуко за его книги.
Он сказал, что в восторге от них и что очень
рад его приезду в Клермонт. Мишель поблаго-
дарил его, а как только мы сели в машину,
спросил меня с энтузиазмом, какого я тогда
никак не ожидал от него, рассказать ему что-
нибудь о молодом мужчине, с которым он сей-
час разговаривал.
—
Он магистрант и проходит обучение
в рамках программы «Европейские исследова-
ния», — сказал я Фуко. — Тема его диссерта-
ции — сравнение ваших работ с работами
Р. Д. Лэйнга. Мы знакомы уже три года. Судьба

свела нас на востоке, и именно благодаря на-
шей дружбе я оказался в Калифорнии. Этим
летом он живет в лачуге в горах недалеко от-
сюда.
У Фуко загорелись глаза. Когд а я предложил
утром заехать к Дэвиду в Медвежий каньон, он
с радостью согласился.

118
ТРОПИНКИ МЕДВЕЖЬЕГО КАНЬОНА
На следующее утро Мишель сказал, что он
не смог заснуть. Почти сразу же после возвра-
щения в унылый мотель ему снова захотелось
на вечеринку. Он чуть не побежал назад, так
расстроился, что сам отказался от удоволь-
ствия, которое мог получать, находясь там.
И все равно, даже толком не отдохнувший, он
выглядел бодрым и спокойным.
Мы отправились в путь и пятнадцать минут
ехали по горам до Маунт-Болди по дороге, над
которой растущие по ее краям цветущие кусты
ракитника своими ветками образовали некое
подобие желтой крыши. Добравшись до поселка,
мы повернули налево в сторону пожарной стан-
ции на дорогу, ведущую к парковочной площад-
ке, находящейся у входа в Медвежий каньон.
Там мы присоединились к группе из шести мо-
лодых мужчин, четверо из которых жили в лачу-
гах в самом каньоне, образовав что-то вроде не-
большой даосской коммуны. Мы пошли на шум
водопада по тропинке, окаймленной большими
туями и соснами. Мускусный запах чапарреля
возбуждающе действовал на нас.

119
Мы не спеша шагали через лес, а когда
подъем стал достаточно крутым, начали дви-
гаться гуськом. С нашей тропинки был хорошо
виден искрящийся в лучах солнца ручей. Во-
круг цвели цветы, среди которых своей красо-
той выделялись огненно-красные кастиллеи
и бледно-желтые флоксы.
Фуко дружелюбно болтал с нашими спутни-
ками. Примерно через час мы достигли самой
верхней лачуги, удивив своим появлением ее
обитателей-даосов.
—
Дэвид, — позвал я, когда моя собака Ска-
ди побежала навстречу его собаке Крине. —
Я привел вам Мишеля.
И сейчас на поляне, где мы с Дэвидом часто
говорили о Фуко, с нами оказался он сам, что
напоминало волшебство: «слово обрело
плоть».
Дэвид, высокий, широкоплечий, поджарый,
голый по пояс и в коротко обрезанных джин-
сах, открыл дверь и вышел на крыльцо, нави-
савшее над руслом ручья.
—
Добро пожаловать! — сказал он возбуж-
денно. — Я приготовлю кофе.
Когда мы вошли внутрь, Дэвид убирал ков-
рик, который он использовал для утренних за-
нятий йогой. Он показал Мишелю кухню с пли-
той и холодильником. Потом они вместе
поднялись по лестнице на чердак и полюбова-
лись мансардными окнами на крыше, которые
Дэвид установил сам. Затем мы осмотрели пер-

120
вый этаж его бунгало, где находился душ с те-
плой водой, после чего расположились у камина
в гостиной и слушали стерео, сперва кантри-
музыку, потом Моцарта и Малера. В конечном
итоге Дэвид позвал нас на крыльцо, чтобы мы
посмотрели на водный поток, бурлящий под на-
ми. Оно фактически представляло собой шалаш,
нависавший над склоном среди вершин огром-
ных пиний и сосен. Чуть позже там все собра-
лись попить кофе и поговорить.
Кал, коренастый, хорошо сложенный муж-
чина гд е-то тридцати с небольшим лет, сел ря-
дом с Мишелем. У него были шикарные усы,
он изучал психологию и жил с группой друзей
в доме, окруженном апельсиновыми деревья-
ми. Недавно после приема ЛСД у Кала случи-
лась столь тревожное видение, что он решил
провести небольшое расследование. В резуль-
тате ему удалось выяснить, что отец, которого
он боготворил, на самом деле оказался дрян-
ным и меркантильным человеком, ненавиди-
мым собственными рабочими и презираемым
партнерами. Это открытие привело к разрыву
между ними. Намедни он пришел к нам домой
поздно ночью, сел на крыльце и горько рыдал
по поводу своего разочарования. Утешив Кала
с помощью рассуждений Лэйнга из «Политики
переживаний» , я отвел беднягу к его новой се-
мье в апельсиновую рощу.
Сидевший за Калом гораздо более молодой
мужчина по имени Крис курил сигарету и та-

121
ращился на воду. Он жил в лачуге, располо-
женной где -то в тридцати ярдах в стороне за
зарослями кустарников. Купив ее после окон-
чания гимназии, он в течение последних двух
лет трудился не покладая рук, стараясь сделать
свое жилище своеобразным и комфортабель-
ным. Блондин с сильным и жилистым телом,
он имел красивую анорексичную подругу, обо-
жавшую загорать голышом на камнях посере-
дине ручья перед их жилищем. Крис играл на
гитаре и читал взахлеб. В своем горном убе-
жище он изучал гуманитарные науки и часто
присоединялся ко мне и Дэвиду, когда мы дис-
кутировали о чем-то по ночам у костра.
Крис болтал со своим другом Джоном, оби-
тавшем в соседнем каньоне. Тот имел при-
вычку время от времени собирать друзей
и с их помощью поднимать свое пианино по
крутому склону на милю вверх к своей лачу-
ге. Порой поздно ночью ветер разносил по
окрестностям звуки джазовой музыки, чере-
довавшиеся с ноктюрнами Шопена. Джон
имел небольшой рост и обычно ходил в гряз-
ных штанах в обтяжку, выставляя напоказ
свой огромный фаллос. Он имел серьезные
музыкальные амбиции и любил слушать на-
ши споры о литературе и философии. По-
скольку он даже зимой в холод жил в горах,
у него в конечном итоге возникли проблемы
с пазухами, поэтому он тяжело дышал и фыр-
кал время от времени, но все это только как

122
бы придавало ему определенный шарм, кото-
рого иначе недоставало бы.
Джейк с его плутовской улыбкой и обнажен-
ной волосатой грудью прекрасно вписывался
в общую картинку. Он был байкером и нети-
пичным студентом Мужского колледжа Клер-
монта. Майкл и я учили его хатха-йоге, а он
нас — физике. Мы недавно показали ему позу
кошки, казалось, идеально подходившую для
него. Он был в восторге от идеи энтропии, но
так и не смог понять ее до конца. Недавно
Джей крепко обнял меня и со слезами на глазах
сделал то, что обычно делали только очень не-
многие студенты. Он поблагодарил меня пре-
жде всего за мои попытки преподавать, вкла-
дывая в это дело всю душу, в отличие от других
его учителей, которых он считал роботами, по-
током извергавшими пустые слова. В ответ
я спросил, можно ли мне прикоснуться к его
волосатой груди. Он разрешил сконфуженно.
Я подумал, что он может понравиться Фуко.
Ланс был ужасно привлекательным мужчи-
ной среднего роста, с округлой задницей, лыж-
ник и многоборец. Он учился в колледже По-
мона, а Майкл давал ему уроки музыки на
дому. Он казался некой аномалией, поскольку,
интересуясь разными интеллектуальными ве-
щами и музыкой, одновременно отличался из-
лишним щегольством, характерным для вы-
пускника элитной школы, и был слабо
эрудирован, хотя эти два недостатка, похоже,

123
считались нормой в его нынешнем учебном
заведении. Ланс только недавно признался
в своей гомосексуальности.
— В сущности, — сказал он мне, — я прово-
жу большую часть своего времени с мужчина-
ми. Почему я не должен заниматься любовью
с ними?
Голубоглазый, с пытливым взглядом поми-
мо его крайне приятной внешности Ланс впол-
не годился на роль члена свиты Фуко.
И, наконец, там был Джим, керамик и маги-
странт философского факультета. Плотник по
специальности, он обладал невероятным оба-
янием. После того, как он пришел на занятия
в джинсах с дырой между ног, я всегда старал-
ся читать лекцию с того места, откуда хорошо
просматривался его стул. Порой у меня созда-
валось ощущение, что я рассказываю о шизо-
анализе и политической анатомии ему одному.
В какие-то дни возможность увидеться с ним
становилась единственной причиной, по кото-
рой мне удавалось заставить себя пойти на за-
нятия. Он жил со своей подругой в деревянном
доме у входа каньон. Шарон была хиппи и по-
литической активисткой в шестидесятые, но
ЛСД и Джим превратили ее в затворницу.
ФУКО ПРЕКРАСНО ВПИСАЛСЯ в компа-
нию даосов с помощью его невероятной учти-
вости, хотя сам он, пожалуй, объяснил бы это

124
своей способностью воспринимать все новое,
тем, что он «disponible», так это называется
по-французски. Он выразил изумление по по-
воду существования столь комфортабельного
жилья среди диких гор.
—
Такое ощущение, словно я оказался на
страницах романа «Швейцарская семья Робин-
зон», — сказал Фуко.
—
Вам нравится эта история? — спросил
Дэвид.
—
Да, я обожал ее даже в детстве. Мне гово-
рили, что книга «Робинзон Крузо» лучше, но
я предпочитал «Швейцарскую семью Робин-
зон», и так продолжается до сих пор.
Я рассказал Мишелю, что в те годы, когда
я жил здесь вдвоем с Дэвидом, мы часто чув-
ствовали себя спасшимися после кораблекру-
шения. Мы проводили много времени, лаская
друг друга, и каждый вечер обсуждали, сидя
перед камином, книги и наш мир.
—
Всего несколько ночей назад, наблюдая
за языками пламени, мы говорили о «Психо-
анализе огня» Гастона Башляра, — сказал я Фу-
ко. — Вы случайно не знакомы с ним?
—
Да, — ответил он. — Башляр был моим
учителем и оказал огромное влияние на меня.
—
Я даже могу представить себе, как он
размышляет перед своим камином и у него
в голове рождается ошеломляющий тезис
о том, что человечество приручило огонь
с целью стимулировать собственную фанта-

125
зию, что человек по своей сути мечтающее
животное.
—
Да, нет, наверное, — буркнул Фуко.
—
Башляр, вероятно, никогда не смотрел на ка-
мин и не слушал, как вода струится вниз по
горному склону. Для него это все было мечтой.
Он жил очень аскетично в тесной двухкомнат-
ной квартире вместе со своей сестрой.
—
Я читал где-то, что он был гурманом
и якобы бродил каждый день по уличным рын-
кам в поисках свежайших продуктов для свое-
го обеда.
—
Ну, он, без сомнения, все покупал на рын-
ках, — ответил Фуко раздраженно, — однако
его меню напоминало его образ жизни. Он жил
очень просто и существовал в своих мечтах.
—
Вы покупаете себе продукты на уличных
рынках Парижа? — спросил его Джейк.
—
Нет, — рассмеялся Фуко. — Я хожу в су-
пермаркет, расположенный на одной улице
с моим домом.
Он заметил номер «Нэшнл джиогрэ́фик»
рядом и спросил:
—
Как, по-вашему, это хороший журнал?
Мы все подтвердили это. Потом ему на глаза
попалась газета с материалами о событиях в Ли-
ване и Израиле на первой полосе, и он сообщил,
что внимательно следит за происходящим там.
—
Я очень симпатизирую Израилю. Я видел,
сколь невероятно страдали евреи во время
Второй мировой войны. Они должны выжить.

—
Вы регулярно читаете газеты? — поинте-
ресовался Джейк.
—
Да, я читаю «Монд» каждый день, — от-
ветил Фуко.
Джейк рассказал ему, что, хотя он сам очень
внимательно следил за политическими собы-
тиями и когда-то принимал участие в движе-
нии против войны во Вьетнаме, сейчас в его
голове царил хаос.
— В молодости это в порядке вещей, — от-
ветил Фуко. —
Если вы не пытаетесь разо-
браться во всем как следует, такого не проис-
ходит. Это хороший знак. В молодости со мной
была та же история.
—
Стоит ли мне рисковать собственной
жизнью? — продолжил Джейк.
—
Само собой! Не бойтесь пойти на риск.
—
Но мне нужны решения.
—
Нет никаких готовых решений.
—
Тогда, по крайней мере, какие-то ответы.
—
Нет никаких готовых ответов!
После разговора с Джейком Фуко присоеди-
нился к Дэвиду, который сидел у камина в го-
стиной своей лачуги. Пока они знакомились
ближе, остальные разбрелись по окружающе-
му лесу в поисках грибов и хвороста.

127
НА КРЫЛЬЦЕ
Спустя какое-то время обитатели Медве-
жьего каньона снова собрались на крыльце по-
говорить с Фуко. Джим, философ-плотник,
принялся с энтузиазмом разглагольствовать
о французском мыслителе Мерло-Понти. Фуко
признался рьяно, что сей ученый муж принад-
лежал к его главным учителям.
—
Фактически, — продолжил он, — Мерло-
Понти оказал на мое поколение гораздо боль-
шее влияние, чем Сартр. Это был беспри-
страстный ученый, которым мы все могли
восхищаться. Он обладал огромной эрудицией
и совмещал научную и преподавательскую де-
ятельность с занятием реальной политикой.
Он разоблачал сталинизм и рекомендовал нам
искать новое понимание Маркса.
—
Вы согласны с его идеей «культурного
осадка»? — поинтересовался Джим.
—
Я бы сформулировал ее следующим обра-
зом, — сказал Фуко. — У нас нет личного дис-
курса, но мы рождаемся в дискурсе.
—
Следовательно, нам требуется слушать
других, чтобы понять себя, — сказал Джим.

128
—
Да, точно, — подтвердил Фуко.
—
Как вы сравнили бы его с Сартром? —
спросил Крис.
—
Ну, Сартр — последний из пророков и го-
раздо более труден для понимания, чем Мер-
ло-Понти.
—
Вы читали «Критику диалектического
разума» Сартра? — поинтересовался Крис.
—
Я рассказывал кому-то на вечеринке
Майкла и Симеона, что осилил как-то первую
главу дважды, но так и не смог продвинуться
дальше. Проблема с Сартром в том, что он
так никогда и не познакомился с новыми зна-
ниями, полученными историками двадцато-
го столетия. Он был убежденным марксистом
и так и застрял на этом. Как результат — до-
вольно плохо разбирался в истории. И его
исторический анализ не может нас ничему
научить.
—
Вы согласны, что Фернан Бродель — вели-
чайший историк двадцатого столетия? — спро-
сил Джим.
—
Да, я тоже так считаю, — ответил Фуко.
—
А вы не думаете, что экзистенциализм
выродился сегодня, превратившись в некое
подобие гедонизма, одержимость собствен-
ным жизненным опытом в ущерб работе
и учебе и собственным мнением? — поин-
тересовался наш волосатый байкер Джейк
громко.

129
—
Да, — согласился с ним Фуко. — Мы забы-
ли, что такое пахать не покладая рук, а с экзис-
тенциализмом необходимо бороться, исходя
из этого, помимо прочего.
— А что вы скажете о Грамши? — включился
в разговор Кал.
—
Он был гораздо более важен для меня
в мои молодые годы, когда я являлся членом
коммунистической партии, — ответил Фу-
ко. — Грамши узаконил инакомыслие в ком-
партии в те времена, когда каждого заставля-
ли обозначать занимаемую позицию. В любом
случае мы можем считать его диссидентом
в рамках марксистской парадигмы. И его
творческое наследие само по себе достаточ-
но важно, особенно в качестве прецедента.
В пятидесятые среди марксистов повсемест-
но развернулись горячие дебаты о Сталине.
Грамши помог нам разобраться с этой слож-
ной ситуацией. Он, скажем так, открыл дорогу
для инакомыслия.
Кал спросил Фуко, считает ли он, что Маркс
действительно отличал инфраструктуру от
надстройки.
Фуко ответил ему:
—
Создавая свои книги, Маркс меньше все-
го думал о них как о научных трудах, он хо-
тел, чтобы они стали руководством к дей-
ствию, помогли начать диалог с рабочими.
Поэтому мы не должны обращаться с ними

130
как с обычными текстами. Нужен ли нам на
самом деле популяризатор вроде Альтюссера,
чтобы рассказать, о чем в действительности
говорил Маркс? Альтюссер очень умный че-
ловек, но то, что он говорит о Марксе, это не
Маркс. Термины «сущность» и «диалектика»
гегелевские; инфраструктура и надстройка
разные.
—
Вы друзья с Альтюссером? — поинтересо-
вался Кал.
—
Он был моим учителем и советчиком,
но, по моему глубокому убеждению, Маркс
и в мыслях не держал, что его работы будут по
косточкам разбирать будущие поколения.
Он писал их в качестве ответа на существовав-
шие в его пору условия, и рассчитывал, что
они сразу найдут применение на практике.
—
Если сравнивать с Сартром и Альтюссе-
ром, какова, по-вашему, роль интеллектуала
в обществе? — спросил Джон.
— Я сейчас смотрю на него как на функцио-
нера в какой-то степени. Их сегодня существу-
ет множество разных видов. Некоторые уни-
верситетские интеллектуалы сотрудничают
с бизнес-интеллектуалами, представители дру-
гих типов сидят во всевозможных комитетах,
решая общественные проблемы. Интеллекту-
ал — это изготовитель инструментов, и он не
может диктовать или знать заранее, как его
творение используют люди. Даже в этой части
он не провидец.

131
—
То есть вы категорически не согласны
с точкой зрения ленинистов Лукача о неком
авангарде партийных интеллектуалов, знаю-
щих невидимую массам истину, — подыто-
жил Кал.
— Абсолютно.
Костер начал гаснуть, поэтому Фуко пред-
ложил, что он нарубит еще дров. Когда он по-
шел к складнице, мы могли наблюдать за ним
с крыльца. Дэвид предупредил его о больших
гремучих змеях, которых хватало в окрестно-
стях, однако тем самым он нисколько не напу-
гал нашего гостя. Выбрав несколько прилич-
ных поленьев, Фуко разрубил их на мелкие
части очень быстро. Все удивленно вытаращи-
ли глаза. Гд е известный парижский интеллек-
туал научился так ловко орудовать топором?
Никто и представить не мог, что Вольтер или
Сартр справились бы с такой задачей столь же
легко.
—
Но я же самый обычный человек, — услы-
шал я, как Мишель сказал Джону, который от-
правился ему на помощь. Как результат, оби-
татели Медвежьего каньон прозвали его
Кантри Джо Фуко, насколько я понимаю, за
простые манеры и таланты.
Ко гда я подошел к нему, он говорил с Джо-
ном о сексуальности.
— Jouissance10, — как раз произнес он нежно.
10 Наслаждение (франц.)

132
— Что вы сказали? — влез я в чужой разго-
вор нетактично, тем самым вдобавок показав,
что плохо понимаю французскую речь.
— Jouissance, — повторил Фуко громко, бу-
равя меня взглядом. Казалось, он спрашивал:
«Как можно не знать такое слово?» Помимо
него в моем присутствии он столь же эмоцио-
нально произносил только «amour», «savoir»,
«vérité»11
.
ЕЩЁ ЧЕРЕЗ ЧАС, проведенный в нашей ре-
зиденции и вокруг нее, Дэвид повел нас на
прогулку по горам выше его хижины. Мы фор-
сировали ручей и начали подниматься по кру-
той и узкой тропе, которая вела к залитой
солнцем и поросшей кактусами и шалфеем
вершине. Вдалеке виднелись заросли юкки.
— Эта юкка выглядит как букет из змей, —
сказал я.
—
По мне она больше напоминает спаржу, —
ответил Фуко, смеясь.
—
Ко гд а она цветет, у нее вырастает гигант-
ский фаллос, покрытый красивыми цвета-
ми, — объяснил я ему. — Лес из цветущих юкк
похож на дворец из пенисов из песчаника, од-
ну из достопримечательностей национально-
го парка Каньонлендс, находящегося в шта-
те Юта.
11 Любовь, знание, истина (франц.)

133
Фуко отреагировал на мои слова широкой
улыбкой.
У Дэвида возникло желание вскарабкаться
на большую сосну.
Фуко пришел в восторг, он несколько раз
обежал вокруг дерева и крикнул:
— О -ля-ля, о-ля-ля, Дэвид, вы очень смелый!
Когда Дэвид слез с последней ветки, Фуко
сказал ему:
—
Я влюбился в эти горы благодаря вам, вы
подарили мне их.
—
Даже прирожденному марксисту вроде
вас должны нравиться эти горы, — добавил он
потом, обращаясь к Калу.
Все засмеялись.
Кал отвел Фуко в сторону с целью погово-
рить с ним о психологии. Мы слышали, как
Фуко сказал, что наше подсознание форми-
ровалось под влиянием других и ради них.
И что для его понимания нам необходимо
слушать как наш собственный, так и чужие
дискурсы.
Немного постояв молча и поглазев на
огромный каньон Сан-Антонио, подобно ру-
кам вытянувший свои склоны в направле-
нии видневшегося на горизонте океана, мы
продолжили путь вверх по тропинке, кото-
рая теперь стала заметно шире. Джейк ска-
зал, что при виде огромных корней сосен,
сползающих вниз по склонам горы подобно
огромным червям, ему всегда вспоминались

134
«Тошнота» Сартра и «Болезнь к смерти» Кьер-
кегора.
Фуко спросил нас, почему американцы так
одержимы смертью.
—
Здесь так много книг о ней, — сказал
он. — В Америке бюро ритуальных услуг из-
далека бросаются в глаза, тогда как в Европе
гробовщики предпочитают не привлекать
внимания.
— Американцы слишком практичны. Их за-
ранее заставляют думать о потере их вещей, —
ответил Джим.
—
И эгоистичны, поэтому мысль, что им
придется потерять себя, заставляет их дрожать
от страха, — сказал Джейк.
— Люди помешаны на религии, все жаждут
лучшей жизни в потустороннем мире, — доба-
вил Джон.
—
Вы видели фильм «Незабвенная», снятый
по повести Ивлина Во о бесподобном лос-
анджелесском кладбище Форест-Лаун? — по-
интересовался Дэвид.
—
О, да, я видел его, — ответил Фуко.
—
Он понравился мне и многое рассказал
о том, как все происходит в Америке, когда де-
ло касается смерти. Возможно, нам удастся
проехать мимо кладбища, и я смогу увидеть
вас, стоящего там в голом виде, — добавил он
с ухмылкой, имея в виду копию скульптуры
Микеланджело, установленную у входа.

135
—
Вы по-прежнему придерживаетесь все
той же концепции «смерти человека» , его «ли-
цо изглаживается подобно рисунку, сделанно-
му на прибережном песке»? — спросил Джейк.
Он рассказал Мишелю, что целый год возил
его «Порядок вещей» в своей машине, читая
при любой возможности.
—
Сейчас я считаю, что эта книга заканчи-
вается слишком пессимистично, — ответил
Фуко. — С той поры моя точка зрения изме-
нилась, я более оптимистичен сейчас, осо-
бенно, когда смотрю на современную моло-
дежь. Даже во Франции между детьми и их
родителями устанавливаются отношения аб-
солютно нового типа. Я больше не считаю,
что человеческое лицо изглаживается. Все это
выглядело слишком апокалиптично в любом
случае.
Кал рассказал Мишелю, что по его ощуще-
ниям, ему требуется психотерапия. Он спро-
сил Мишеля, какую именно тот порекомендо-
вал бы.
—
Что вы скажете о фрейдистской? — спро-
сил он
—
Она прекрасно подойдет? — ответил
Фуко.
—
Надо признать, — сказал я, — что в эти
дни Кал, подобно многим из нас, колеблется
между революцией и клинической шизофре-
нией...

Фуко громко рассмеялся, не дав мне про-
должить, а у меня создалось впечатление, как
будто он не знал, что писал Делёз на сей счет.
— ... И на мой взгляд шизоанализ подошел
бы лучше, — закончил я фразу, когда он успо-
коился.
—
Не может быть общей теории психоана-
лиза, каждый должен сделать ее для себя, —
заметил Фуко.

137
ОЗЕРО
Мы достигли крошечного горного озера.
Тогда как несколько человек сняли свои ту-
ристские шорты и бросились в ледяную воду,
другая группа присоединилась к Фуко, рас-
положившемуся на утесе, нависавшем на во-
допадом. Он любовался стаей голубых соек,
которые, обнаружив нас, наблюдали за нами
с деревьев в надежде поживиться нашей
едой.
Дэвид предупредил Мишеля:
— Не смотрите на них с таким восхищени-
ем. Они научились подражать голосам других
птиц. С помощью своего оружия эти хищники
способны портить жизнь другим пернатым.
Они захватывают лес.
—
Да, эти сойки напоминают мне некото-
рые группы людей, — сказал Крис.
Фуко слушал внимательно и подвинулся
ближе к Дэвиду.
Спустя немного я снова затеял старый раз-
говор, явно к огорчению Фуко.
— Вы встречались с Клоссовски? Меня очень
заинтересовала его идея «креативного хаоса» .

138
Эту тему он использует в заключении своей
книги о Ницше.
— О, да. Я очень уважаю его. Какая замеча-
тельная семья: Рильке был его сводным бра-
том, и Бальтюс, художник...
Фуко внезапно замолчал. Последние слова
перед этим он произнес очень серьезным,
почти благоговейным тоном, показывавшим,
с каким почтением он относился к людям,
о которых говорил.
Потом они с Дэвидом болтали о всякой
ерунде еще пять минут, а затем Дэвид перевел
разговор на более интимные темы, что при его
обаянии не составило ему труда. Он посмотрел
на Фуко своими глубоко посаженными глаза-
ми и спросил:
—
Мишель, вы счастливы?
— Я доволен моей жизнью, но не слишком
самим собой, — ответил тот.
—
Другими словами, вы не испытываете
особой гордости за себя, но вас устраивает, как
протекает ваша жизнь и какие формы она при-
нимает.
— Да.
— Но это кажется мне немного нелогичным.
Если вам нравится, как вы живете, и вы чув-
ствуете некую ответственность за это, тогда,
по-моему, у вас не может быть претензий к са-
мому себе.
— Ну, я не чувствую ответственности за то,
что происходит со мной в моей жизни.

139
— А вам не кажется, что Ницше считал важ-
ным понять желание, спрятанное внутри
у каждого из нас?
—
Нет, я не думаю, что он говорил это. Ниц-
ше рассматривал силу личности как инстру-
мент борьбы с установившимися моральными
устоями, но его воззрения в любом случае не
имели ничего общего с индивидуализмом, для
которого личность наиболее важна в истори-
ческом контексте.
—
Фактически, — продолжил Фуко только
после мгновенной паузы, чтобы перевести ды-
хание, — Ницше говорил о том, что человек
очень мало ответственен за свою природу,
особенно с точки зрения того, что он считает
собственной моралью. Она определяется его
сущностью человека. А та не предопределена
заранее, человек формируется под весом мо-
ральных традиций, а не сам по себе.
—
Как, по вашему мнению, на Ницше по-
влияла его болезнь? Действительно ли он со-
шел с ума из-за своей интеллектуальной пози-
ции, того самого «креативного хаоса», недавно
упомянутого Симеоном?
—
Что касается здоровья Ницше, здесь есть
два аспекта. Во-первых, он был очень болен
и его тело разрушало его. Он был ужасно бо-
лен. Вы должны рассматривать его жизнь
с этой точки зрения. Конечно, безумие Ниц-
ше — факт. Но...

140
Фуко замолчал резко, не сумев совладать
с раздражением.
Я вмешался, спросив, когда работы Ницше,
французские переводы которых, насколько
я знал, он сам редактировал, произвели наи-
большее впечатление на него.
— Я читал несколько, еще будучи студентом
в Париже, но по-настоящему увлекся Ницше
после моего возвращения в Париж из Швеции
в 1959 году. С тех пор я не могу понять, почему
он не значил так много для меня, когда я изу-
чал философию в качестве студента.
— Мне кажется, Мишель, — вклинился в раз-
говор Дэвид, — что вы ницшеанец отчасти, по-
скольку следуете его девизу «Жить опасно».
Фуко рассмеялся и спросил:
—
Откуда такое мнение?
—
Ну, что вы скажете о путешествии в До-
лину Смерти? — поинтересовался Дэвид, на-
морщив лоб.
— Ах, там я ничем не рисковал. И Симеон
с Майклом были со мной, — ответил Фуко слег-
ка иронично, как если бы соглашаясь с утверж-
дением Дэвида, что он авантюрист по натуре.
— О чем вы думали во время вашего путе-
шествия?
—
В результате него я понял, почему мне
так нравится Малькольм Лаури. Я увидел, что
он добивался галлюциногенного эффекта с по-
мощью алкоголя. Он использовал его с целью
увидеть свет Истины.

141
—
Вам нравится кокаин? — спросил Джон,
прочищая пазухи.
—
Нет, на самом деле. По-моему, он являет-
ся анти-афродизиаком.
Ланс поинтересовался громко, нравятся ли
Фуко бразильские мужчины.
— Очень, — ответил он. — У меня есть лю-
бовник в Бразилии.
—
Как вы познакомились с ним?
—
Я прогуливался по пляжу, а он обогнал
меня. И улыбнулся мне. Большего не понадо-
билось. Чем мне особенно нравится Бразилия,
и Калифорния, если на то пошло, так это тем,
что у парней здесь нет ни капли высокомерия.
В отличие от Европы, они не ходят с важным
видом, не стесняются своих тел. Они доступ-
ны. Примерно как древние греки.
—
Почему, как вы думаете, парни в Брази-
лии так доступны? — продолжил Ланс.
—
Возможно, потому что многие из них
бедны, — ответил Фуко.
МЫ ПОКИНУЛИ ОЗЕРО и прошли еще не-
много дальше к Медвежьей равнине, зеленому
лугу, охватывающему сбоку поселок Маунт-
Болди. Я сделал несколько фотографий моей
Лейкой, пока Фуко прогуливался вместе с Лан-
сом среди зарослей толокнянки. Они обсужда-
ли молодых парней из Марокко. Когда они
вернулись, я сообщил им печальную новость,

142
что пришло время спускаться с гор и возвра-
щаться в утопавший в смоге Клермонт.
Порой Фуко шел по тропинке один, но чаще
с кем-то из молодых мужчин, а иногда и с не-
сколькими сразу. Им всем постоянно не хвата-
ло компании друг друга.
Когда мы достигли последнего крутого скло-
на, Ланс и я рассказали Фуко, как мы спускались
по опасной деревянной лестнице, похожей на
показанную в одном из фильмов о Тарзане.
—
Вам нравится ходить в кино? — спросил я.
—
Да, но я обычно пропускаю многие филь-
мы. Их показывают в Париже около месяца.
Мне приходится уезжать из города, а когда
я возвращаюсь, какой-то уже прошел.
—
Кт о ваши самые любимые режиссеры?
—
Феллини, Антониони, Полански. Мне
очень нравится «Китайский квартал».
— Американские режиссеры есть в вашем
списке?
—
Ну, я полагаю, было бы глупо с моей сто-
роны не упомянуть их среди моих фавори-
тов, — сказал Фуко. — Но мне трудно оцени-
вать американские фильмы, поскольку они
в значительно мере определяются большими
производственными возможностями Голливу-
да. Когд а я не понимаю всех нюансов работы
режиссера при таком техническом оснащении,
мне трудно определить, что точно он пробовал
сказать, особенно когда все делается с таким
размахом.

143
—
Никто из американских режиссеров не
приходит вам на память? — спросил Дэвид,
когда он присоединился к нам на последнем
отрезке тропинки.
—
Хичкок. Я посмотрел «Психо» недавно,
и он мне очень понравился. Это барокко.
Я посмотрел бы его снова. И «Головокруже-
ние» тоже.
Фуко повернулся к Дэвиду и спросил:
— Почему вы не рассказываете мне ничего
больше о себе?
—
На самом деле у меня нет желания делать
это, — ответил Дэвид, — вот и вся причина.
Я не ощущаю в этом необходимости. Вы, Ми-
шель, сама скромность, тогда как я, по-моему,
просто зациклен на том, чтобы все время как-
то проявлять себя. Я даже изучал феноменоло-
гию, пытая понять происходящее со мной.
— Но феноменология стала слишком стили-
зованной, — заявил Фуко. — В действительно-
сти она не докапывается до сути эмпириче-
ской ситуации человека. Феноменологи
мешают людям задавать реальные вопросы
относительно их существования. Те м не ме-
нее, по-моему, феномелогические вопросы
важны. Каждый должен пройти через них.
— А вам не кажется, что я слишком погло-
щен собой? — спросил Дэвид.
—
Эгоцентричность не повод для беспокой-
ства, она позволяет вам лучше познать себя, —
ответил Фуко. — Если речь идет о том, что ваш

144
разум делает в каком-то месте в какой-то мо-
мент времени, просто дайте ему волю. Этот не
тот случай, когда вам стоит что-то менять.
—
Порой я чувствую, что мне просто надо
забыть все касающееся вопросов о самом се-
бе, — продолжил Дэвид. — Это лишь напрасная
трата энергии и времени, самоубийственно
в каком-то смысле.
—
Совсем наоборот, вам необходимо разо-
браться со всеми такими субъективными во-
просами, особенно в молодости, — проком-
ментировал его слова Фуко.
—
Человек,
сделавший это, будет находиться в более хоро-
шей психологической форме, когда ему стук-
нет тридцать и далее. Если люди не проходят
через все эти психологические кризисы тогда,
их ждут проблемы во взрослом возрасте.
—
Меня восхищает ваша коммуникабель-
ность, Мишель, — сказал Ланс.
—
Нет, на самом не деле я вовсе не общи-
тельный, — признался Мишель. — Я стараюсь
не ходить на общественные мероприятия.
Но мне ужасно не по себе, когда я оскорбляю
чьи-то чувства. Недавно несколько студентов
привезли меня в Стэнфордский университет.
Я должен был прочитать лекцию там. Они со-
общили, что обед для меня запланирован
в факультетском клубе. Я сказал им, что нена-
вижу факультетские клубы и официальные
обеды с бюрократами. Студенты переговори-
ли с кем-то из своего руководства, и данное

145
мероприятие отменили. Я чувствовал себя
ужасно.
—
Вам понравился этот факультет Стэнфор-
да? — спросил Джон.
—
Нисколько. Они чрезвычайно скучны.
—
Когда вы читаете лекцию, вам, похоже,
это приносит большое удовольствие? — про-
должил Джон.
— Я хорошо читаю лекции, когда нормаль-
но себя чувствую, — признался Фуко. — Мне
очень нравится общение с людьми в опреде-
ленных ситуациях. Обычно, когда их не слиш-
ком много. Перед тем, как мне надо читать
лекцию, то есть работать, у меня обычно кусок
не лезет в рот.
—
Откуда такой страх перед большими
группами, которые приходят слушать вас? —
не отставал Джон.
—
На мой взгляд, они не могут быть серьез-
но настроены, — ответил Фуко, — слишком
большое скопление людей не располагает
к этому. Вам необходимо установить хороший
контакт с аудиторией, чтобы публика серьезно
относилась к происходящему, к тому, что гово-
рится.
— А как насчет больших сборищ студентов
в Париже в мае 1968 года? Разве они не были се-
рьезно настроены? — вклинился в разговор Кал.
—
Это совсем другое дело, — укорил его
Фуко. — Во Франции несколько театральнее
поведение демонстрантов, их бесчинства бы-

146
ли признаком решимости, серьезности,
агрессивного настроя против системы.
— События мая 1968 года сильно повлияли
на вас? — поинтересовался Джим.
—
Решительным образом! — ответил Фу-
ко. — Это сделало возможным мою работу. Ше-
стидесятые, как феномен, произвели огром-
ное впечатление на меня. Я думаю, революция,
начавшаяся тогда, все еще происходит, но в го-
раздо более спокойной форме.
— Я не могу понять популярность маоизма
у французских левых, — заметил Кал. — Китай-
ский путь неприменим на Западе.
Фуко согласился:
— Все правильно. Китайцы слишком упро-
щенно смотрят на вещи.
—
Я недавно читал, что Французская ком-
мунистическая партия продемонстрировала
свое негативное отношение к китайскому ре-
жиму, — продолжил Кал.
—
Я не удивлен, — заметил Фуко. — Они еще
находятся под сильным влиянием СССР.
Дэвид резко повернулся к Фуко и сказал:
—
Академическая психология и бихевио-
ризм вызывают у меня самое настоящее от-
вращение.
—
Это равносильно тому, чтобы провести
различие между клинической психологией
и психиатрией, — прокомментировал Фуко его
слова. — Психологией с ее упором на тестиро-
вание, психиатрией с ее...

Затем их диалог прервался, поскольку мы
достигли парковочной площадки, находящей-
ся у подножия каньона. Фуко дружелюбно по-
прощался с компанией молодых мужчин. Ко г-
да мы сели в машину, я не сдержался и сказал:
—
Мишель, здесь многие из нас просто влю-
блены в вас. Вы должны почувствовать, что мы
очень благодарны вам за вашу работу и те зна-
ния, которые вы подарили нам.
Его явно застали врасплох мои слова.
Он с недоверием посмотрел на меня, но все-
таки поблагодарил сдержанно.

148
КОМНАТА УЧРЕДИТЕЛЕЙ
Позднее во время обеда с несколькими пре-
подавателями Мужского колледжа Клермонта
Фуко, все еще находившийся под впечатлени-
ем от поездки в Медвежий каньон, был любе-
зен и общителен. Профессор истории попыта-
лась завести с ним разговор на тему своей
специализации, военной истории Америки
начала девятнадцатого века. В конце концов
она сдалась, неспособная обсуждать ничего
более, и поинтересовалась его впечатлениями
относительно путешествия в Долину Смерти.
Он ответил:
—
Это был величайший опыт в моей жизни.
После обеда я отвел Фуко в мой офис в Выс-
шей школе Клермонта. Я объяснил ему, что
в течение моих первых нескольких лет здесь,
когда становилось слишком холодно в горах,
мне и Дэвиду вместе с нашими собаками при-
ходилось спать в нем. Мы были слишком бед-
ны, чтобы позволить себе квартиру. Однажды
утром мы проспали, и секретарша обнаружила
нас голыми на полу. Фуко здорово рассмешила
моя история.

149
Я показал ему рукопись моей недавно за-
конченной книги «Излишества и ограничения
в эпоху Просвещения». Он выразил свое одо-
брение, но ничего более.
Я сделал копию статьи, которую только на-
писал, носившую название «Ранний Фуко» .
Он бросил взгляд на нее и улыбнулся, но не
прочитал даже первое предложение.
— Когда я говорю что-то, — сказал он с его
холодными глазами, направленными прямо
на меня, — это касается настоящего. Мои слова
не предназначены для будущего, по крайней
мере в том смысле, что их будет необходимо
принять за истину тогда, или что я могу знать,
как они будут использованы.
Последней официальной обязанностью
в его графике была дискуссия с моим клас-
сом, которая состояла в комнате учредителей.
Мишель широко улыбался, когда он вошел
в облицованный красивыми панелями зал.
Судя по нему, его очень устраивал количе-
ственный и качественный состав, а также ре-
акция собравшейся группы молодых мужчин
и женщин. По всей вероятности, это была
компания того рода, гд е он чувствовал себя
как дома.
Он сел, скрестив ноги, прямо на стол и на-
чал принимать вопросы, на которые отвечал
с изяществом Гилгуда. Путешествие в Долину
Смерти и прогулка по тропинкам Медвежьего
каньона, похоже, сделали его еще более ком-

150
муникабельным и благотворно сказались на
его способности выступать перед публикой.
Он даже говорил на английском, сохранив
при этом присущее ему обаяние и способ-
ность четко выражать свои мысли. У одного
из студентов случайно оказался магнитофон,
и он записал весь разговор, а Тони То ш , хоро-
шо знающая свое дело секретарша Клермон-
та, сделала его распечатку. Я слегка отредак-
тировал ее, чтобы она легче читалась на
английском.
de
Студент: Я хотел бы спросить вас относи-
тельно связи между дискурсом и властью. Ес-
ли он является центром некой независимой
власти, ее источником, если данный термин
уместен здесь, как нам найти этот источник?
В чем разница между тем, что вы делаете
в вашем анализе дискурса, и тем, на что на-
целен традиционный феноменологический
метод?
Фуко: Я не пытаюсь отыскать за дискурсом
нечто, возможно, являющееся властью, или то,
что могло бы служить его источником, как это
делается при феноменологическом описании
или любом методе интерпретации. Мы начи-
наем с дискурса как такового! При феномено-
логическом описании вы пытаетесь узнать из

151
дискурса что-то о говорящем объекте, понять
его намерения и мысли.
Анализ того типа, какой делаю я, не решает
проблему говорящего субъекта, а помогает по-
нять, какую роль дискурс играет внутри стра-
тегической системы, в которую вовлечена
власть и для которой она работает. В результа-
те власть не становится чем-то существующим
за рамками дискурса. Она не будет чем-то вро-
де его источника. Власть ставится тем, что ра-
ботает посредством дискурса, поскольку он
сам является частью стратегической системы
властных отношений. Это понятно?
de
Студент: Предположим, вы пишете о такой
системе дискурса. Создаваемый вами текст по-
лучает власть? Имитирует или повторяет ее?
Все дело в словах? Или, по-вашему, он изна-
чально подразумевает власть или соответству-
ющий смысл, или мы должны сказать, что
«власть и является его смыслом»?
Фуко: Нет, власть не является смыслом дис-
курса. Дискурс — это набор элементов, кото-
рые работают внутри ее общего механизма.
То есть вы должны воспринимать дискурс как
серию явлений, таких как политические собы-
тия, посредством которых передается или осу-
ществляется власть.

152
de
Студент: Меня интересует текст некоего
историка. Что фактически этот ученый гово-
рит о дискурсе прошлого? Какова связь между
властью и его текстом?
Фуко: Я не совсем понимаю, почему вы го-
ворите о дискурсе историков. Но я могу взять
другой пример, более близкий мне?
Проблема безумия, дискурса, касающегося
его, и что говорилось в разные периоды о безу-
мии. На мой взгляд, главное не в том, чтобы
выяснить, кто обратил внимание на этот дис-
курс, что люди думали о безумии и как они вос-
принимали его в разные периоды, гораздо важ-
нее проанализировать дискурс, касающийся
безумия, связанные с ним институты и способ,
каким людей гнобили, поскольку они не имели
работы, из-за их гомосексуальности и т.д.
Все эти элементы принадлежат к системе
власти, где дискурс является лишь одной из
составляющих наряду с другими. И они тесно
связаны. Цель ее анализа состоит в том, чтобы
описать взаимоотношения между данными
элементами. Так понятнее?
Студент: Спасибо.
de
Студент: Прошлой ночью вы упомянули,
что недавно закончили книгу о реформе пени-

153
тенциарной системы, о системе правосудия,
и о той форме изоляции, которая существова-
ла в ее структуре. Мне интересно знать, може-
те ли вы посмотреть на власть через призму
тюремной системы. Как по-вашему, что там
делается с заключенными? Это наказание или
реабилитация?
Фуко: Ну, мне кажется, я нашел подходя-
щую метафору для данного типа власти, для
этой ее системы. Я обнаружил, что она хорошо
описана в «Паноптиконе» Бентама. Мы мо-
жем описать очень схематично систему изо-
ляции безумия в семнадцатом и восемнадца-
том столетиях. В конце восемнадцатого
столетия общество породило режим власти,
который базировался не на изоляции, как мы
еще говорим, а на вовлечении в некую систе-
му, где каждому определялось точное место
и он находился под наблюдением днем и но-
чью, как бы имея возможность оставаться са-
мим собой.
Вы знаете, что Иеремия Бентам мечтал об
идеальной тюрьме, здании, которое могло слу-
жить или больницей, или тюрьмой, или сумас-
шедшим домом, или школой, или фабрикой
и где была бы центральная башня с окнами
повсюду. Затем пространство, гд е ничего нет
внутри, и здание с камерами везде по кругу
и с окнами здесь и здесь, и здесь (Фуко набро-
сал эскиз на классной доске, чтобы проиллю-
стрировать идею Бентама).

154
В каждой из камер должен был находиться
или рабочий, или сумасшедший, или школь-
ник, или заключенный. И вам требовался бы
только один человек здесь в центральной баш-
не, чтобы постоянно точно знать, чем все они
занимаются в своих тесных помещениях. Идея
Бентама — идеал для всех парней, сидящих во
властных институтах. Я считаю его Колумбом
политики. С моей точки зрения, каждый спо-
собен разглядеть в «Паноптиконе» некий про-
тотип новой разновидности системы власти,
которую наше общество использует сегодня.
de
Студент: Вы считаете себя философом или
историком?
Фуко: Ни тем, ни другим.
Студент: Но ведь история главная темати-
ка вашего творчества? Что служит для вас ос-
новой ее понимания?
Фуко: Моей задачей было анализировать
дискурс, но не исходя из такой «точки зрения».
При этом я не опирался на лингвистические ме-
тоды тоже. Понятие структуры не имеет смысла
для меня. В проблеме дискурса меня исключи-
тельно интересует тот факт, что кто-то говорил
что-то в какой-то момент времени. Я обращаю
внимание не на смысл, а на функцию того фак-
та, что некие вещи были произнесены кем-то
тогда-то. Именно это я называю «событием» .

155
Для меня главное — воспринимать дискурс как
серию событий и установить связи и описать
взаимодействие между этими событиями, кото-
рые мы можем назвать дискурсными, с други-
ми в экономической системе или в политиче-
ском поле, или во властных институтах и т. д .
Дискурс с такой точки зрения не более чем
событие, подобное всем другим, но, конечно,
дискурсные имеют специфические функции,
среди других событий. Важно также заметить,
что представляют собой специфические функ-
ции дискурса, и разглядеть дискурсы особого
типа среди других. Я также изучаю стратегиче-
ские функции дискурсных событий особого
типа в политической системе или системе вла-
сти. Этого достаточно?
de
Студент: Как вы описали бы ваше видение
истории? Как такое ее понимание влияет на
дискурс?
Фуко: Поскольку я рассматриваю дискурс
как серию событий, мы автоматически оказы-
ваемся в таком понимании истории. Проблема
в том, что уже в течение пятидесяти лет мно-
гие историки изучали и описывали не собы-
тия, а структуры. Сейчас происходит некий
возврат к ним на поле истории.
Под событиями я имею в виду то, что исто-
рики так называли в девятнадцатом веке,

156
а именно, битву, победу, смерть короля и все та-
кое. В противоположность истории этого типа
историки колоний и обществ, и так далее пока-
зывали, что в истории существовало множество
перманентных структур. Ее задачей считалось
сделать их понятными. Мы можем увидеть, как
этим занимались во Франции на примере работ
Люсьена Февра, Марка Блоха и тому подобных.
Сейчас историки возвращаются к событиям
и пытаются найти способ, чтобы мы могли го-
ворить об экономической эволюции и демогра-
фической эволюции, как о них.
В качестве примера я возьму момент, кото-
рый изучается уже в течение многих лет: все
связанное с операцией по контролю рождае-
мости в Западном обществе до сих пор покры-
то завесой тайны. Данный феномен является
очень важным событием, как с экономиче-
ской, так и с биологической точки зрения. Нам
известно, что в Англии и во Франции рождае-
мость пытались регулировать в течение мно-
гих столетий. И, конечно, главным образом
в немногочисленных аристократических кру-
гах, но также среди очень бедных людей.
Мы знаем, что в Южной Франции и сельской
местности этим занимались систематически,
начиная со второй половины восемнадцатого
столетия. Это событие.
Давайте возьмем другой пример. Начиная
с какого-то времени в девятнадцатом столе-
тии содержание протеина в еде начало расти,

157
а хрящевины — уменьшаться. Это считается
историческим, экономическим и биологиче-
ским событием. Историки сейчас вовлечены
в изучение таких процессов в качестве собы-
тий нового типа. По моему мнению, у людей
вроде меня есть что-то общее с ними. Строго
говоря, я не принадлежу к ним. Но нас объеди-
няет интерес к событию как таковому.
de
Студент: Какое место отводится в истори-
ческих изысканиях нового типа тому, что вы
называете «археологией знания»? Используя
данную фразу, вы как бы отсылаете нас к но-
вому типу методологии, или просто имеется
в виду сходство между техническими приема-
ми археологии и истории?
Фуко: Давайте я на минуту вернусь назад
и немного добавлю к тому, что я говорил о со-
бытии как о главном объекте исследования.
Ни разумность смысла, ни разумность струк-
туры не имеют никакого отношения к изыска-
ниям такого рода. Нам не нужны ни теория, ни
разумность смысла, нам не нужны разумность
или логичность структуры, нам необходимо
нечто еще.
Студент: Я понимаю. Сейчас вы не могли
бы прокомментировать, является ли археоло-
гия знания новым методом, или это просто
метафора?

158
Фуко: Хорошо.
Студент: Это очень важно для вашей кон-
цепции истории?
Фуко: Я использовал слово «археология» по
двум или трем основным причинам. Во-
первых, мы можем играть с ним. «Архе» по-
гречески означает «начало». Мы также исполь-
зуем слово “l’arche” во французском языке. Его
французская версия обозначает способ, каким
дискурсные события регистрировались и мо-
гут быть извлечены из архива. Поэтому «архе-
ология» обозначает путь исследования, при
котором делается попытка извлекать на по-
верхность дискурсные события, как если бы их
регистрировали способом arche.
Вторая причина, почему я использую этот
термин, связана с моей особой целью. Я хочу
реконструировать историческое поле целиком
и полностью, со всеми политическими, эконо-
мическими и сексуальными связями, и тому
подобным. Для меня главное выяснить, что
надо анализировать, что было самим фактом
дискурса. То есть, мое намерение в том, чтобы
не быть историком, а знать, почему и каким
образом возникают связи между дискурсными
событиями. И я делаю это, поскольку мне хо-
чется знать, что мы представляем собой ныне,
в наши дни. Я хочу сфокусироваться на проис-
ходящем с нами сегодня. В моем понятии на-
ше общество и то, что мы существуем, имеет
большую историческую протяженность,

159
и в этом историческом пространстве дискурс-
ные события, случившиеся столетия или годы
назад, крайне важны. Мы как бы вплетены
в них. Таким образом, мы просто то, что было
сказано века и месяцы, и недели назад.
de
Студент: На мой взгляд, любая теория вла-
сти независимо от того, базируется она на
структурах или функциях, всегда подразуме-
вает наличие некой характерной особенности.
Если вы собираетесь изучать какие-то имею-
щие отношение к власти события в специ-
фических обществах вроде Испании Франко
или Народной республики Мао, вам придется
иметь дело с качественно разными структура-
ми и разными способами использования вла-
сти. Поэтому, я думаю, любая теория власти
должна обращаться к ее идеологическим исто-
кам. В таких случаях очень трудно установить
тип событий и найти объяснения относитель-
но его структуры или функции отдельно от их
политических коннотаций. То есть здесь также
важна идеологическая составляющая.
Фуко: Я согласен с вами, больше мне тут не-
чего сказать.
Студент: Но если вы согласны, не кажется
ли вам, что это крайне затрудняет любую по-
пытку построить парадигму власти, базирую-
щейся на чьих-то политических воззрениях?

160
Фуко: Именно по этой причине я никогда не
пытался обрисовать, что власть представляет
собой. Моя цель — показать, как ее различные
механизмы работают в нашем обществе, среди
нас, внутри нас и снаружи нас. Мне хочется
знать, каким образом наши тела, наше повсед-
невное и сексуальное поведение, наши же-
лания и научные и теоретические дискурсы
связаны с различными системами власти, ко-
торые сами связаны между собой.
Студент: Чем ваша позиция отличается от
позиции сторонников материалистического
понимания истории?
Фуко: Я думаю, разница в том, что в истори-
ческом материализме вам необходимо помес-
тить в основании системы политические си-
лы, затем производственные отношения и так
далее, пока вы не обнаружите ее общую струк-
туру, юридическую и идеологическую супер-
структуру и, в конце концов, то, что расширит
наше собственное мировоззрение, а также са-
мосознание бедных людей.
На мой взгляд, властные отношения проще,
но одновременно сложнее. Проще в том смыс-
ле, что вам не требуется создавать пирамидаль-
ные конструкции, однако гораздо сложнее, по-
скольку у вас имеется множество двусторонних
связей между, например, технологией власти
и развитием производительных сил.
Вы не сможете понять развитие произво-
дительных сил, если не осознаете, что в про-

161
мышленности и обществе работают несколь-
ко типов власти особого рода, а именно,
внутри производительных сил. Человеческое
тело является одной из них, как вам известно,
но оно не существует буквально в таком виде,
как биологический объект, как некий матери-
ал. Человеческое тело — это нечто, существу-
ющее внутри и как бы посредством политиче-
ской системы. Политическая власть дает вам
некое помещение, чтобы вы вели себя опре-
деленным образом, имели отдельное место,
сидели нужным образом, работали весь день
и так далее.
Маркс думал и писал, что работа является
основой человеческого существования. По-
моему, это типично гегельянская идея. Работа
не является важной частью сущности челове-
ка. Если он работает, если его тело становится
производительной силой, то исключительно
по той причине, что ему приходится делать
это. Он обязан трудиться, так как над ним до-
влеют политические силы, ибо он включен во
властные механизмы и так далее.
Студент: Честно говоря, я не понимаю, как
эта позиция опровергает базовую идею марк-
сизма? Маркс думал, что если люди обязаны
работать, мы, следовательно, обязаны участво-
вать в социализации определенного рода для
осуществления процесса производства. В ре-
зультате возникает то, что называется струк-
турными связями.

162
Если появляется необходимость понять типы
социальных отношений, существующих в не-
ком отдельно взятом обществе, надо исследо-
вать типы властных структур, непосредственно
связанные с производственными процессами.
И я не думаю, что это детерминированная
связь. Я имею в виду, на мой взгляд, она скорее
двусторонняя, диалектическая.
Фуко: Я не принимаю слово «диалектиче-
ская» в данном контексте. Нет. Нет! Давайте
разберемся с этим раз и навсегда. Стоит вам
произнести «диалектическая», и вы начинаете
принимать, даже если не говорите этого, геге-
льянскую схему тезиса/антитезиса и ту логи-
ку, которую я считаю неподходящей для по-
настоящему четкого описания таких проблем.
Двусторонняя связь и диалектическая связь
далеко не одно и то же.
Студент: Но если описывать эти связи
только как «двусторонние», вы отбрасываете
любой вид противоречия. Вот почему, на мой
взгляд, важно использовать слово «диалекти-
ческая» .
Фуко: Ну, давайте рассмотрим слово «про-
тиворечие». Но сначала я должен признать,
что вы порадовали меня, задав этот вопрос.
Я считаю его крайне важным. Понимаете, сло-
во «противоречие» имеет особый смысл в поле
логики. В логике высказываний вы действи-
тельно знаете, что скрывается за ним. Но ког-
да вы обратите свой взор на окружающую нас

163
реальность и попытаетесь описать и проана-
лизировать множество процессов, то быстро
обнаружите, что ее зоны не содержат ни одно-
го противоречия.
Возьмем, например, биологию. Там вы
найдете массу антагонистических двусторон-
них процессов, но это вовсе не означает, что
вы обнаружили противоречия. Это вовсе не
означает, что одна сторона антагонистиче-
ского процесса позитивная, а другая негатив-
ная. Вообще антагонистические процессы
и тому подобное вовсе не означают противо-
речия в логическом смысле, как предполагает
диалектическая точка зрения, и , на мой
взгляд, это очень важно понять. Диалектике
нет места в природе. Пожалуйста, забудьте,
что на сей счет говорит Энгельс. В природе
множество антагонистических процессов,
и Дарвин это очень хорошо показал, но они не
диалектические. Я считаю, что подобные ге-
гельянские формулировки не выдерживают
никакой критики.
Если я постоянно настаиваю на существо-
вании таких процессов, как борьба, соперни-
чество, конкуренция и т.д . , то исключительно
по той причине, что обнаруживаю их в ре-
альности. И они не диалектические. Ницше
много говорил о таких процессах, и даже ча-
ще Гегеля. Но Ницше описывал эти антаго-
низмы без ссылки на диалектические отно-
шения.

164
Студент: Можем ли мы применить это
к какой-то конкретной специфической ситуа-
ции? Если рассматривать субъект работы в ин-
дустриальном обществе, скажем, в привязке
к некой характерной проблеме рабочего, это
двусторонняя или антагонистическая связь,
или что? Если я буду анализировать мои соб-
ственные проблемы в этом обществе, должен
ли я рассматривать их как двусторонние или
как антагонистические связи?
Фуко: Это ни то и ни другое. Сейчас вы за-
тронули проблему отчуждения. О нем можно
много чего сказать. Говоря «мои проблемы» ,
разве вы не вносите на рассмотрение главные
философские, основные теоретические вопро-
сы, например, что такое собственность, что та-
кое человек? Вы сказали: «Мои проблемы». Хо-
рошо, тогда это будет другая дискуссия.
Будем считать, что у вас есть работа и что
ее продукт, результат вашего труда, принадле-
жит кому-то еще. Это не противоречие и не
двусторонняя комбинация, это вопрос борьбы.
В любом случае тот факт, что ваше творение
принадлежит кому-то еще, не приобретает ди-
алектическую форму. Это не создает противо-
речия. Вы можете считать это неправильным,
невыносимым для вас, что вы должны бороть-
ся против данного факта. Но это не противо-
речие, не логическое противоречие. И я ду-
маю, что диалектическая логика на самом деле
очень бедна, ее крайне легко использовать, но

165
она действительно ужасно бедна, если вы хо-
тите очень точно сформулировать что-то, опи-
сать какие-то вещи, проанализировать про-
цессы власти.
de
Студент: Какие обязательные вопросы, ес-
ли такие имеются, лежат в основе ваших ис-
следований?
Фуко: Мы случайно не говорили об этом
вчера вечером, когда кто-то спросил меня, что
нам делать сейчас?
Студент: Нет. Например, ваш выбор субъ-
екта. На чем вы основываете его?
Фуко: Ну, это очень трудно сказать. Я мог бы
ответить, что касается лично меня, сделать это
с гипотетической точки зрения, или попробо-
вать подвести некую теоретическую базу. Я хо-
тел бы сконцентрироваться на втором вариан-
те, на теоретической точке зрения.
У меня состоялся разговор с кем-то вчера
вечером. Он сказал:
—
Вы занимаетесь такими вещами как безу-
мие, пенитенциарная система и т. д. , но они же
не имеют никакого отношения к политике.
Ну, я подумал, что он был прав с традици-
онной марксистской точки зрения. Просто
в шестидесятые годы проблемы типа психиа-
трии и сексуальности считались крайне не-
значительными, по сравнению с главными по-

166
литическими вопросами: эксплуатацией
рабочих, например.
В то время среди левых во Франции и Евро-
пе никто не обращал внимания на вещи вроде
психиатрии и сексуальности, поскольку они
казались мелкими и неважными. Однако на
мой взгляд после десталинизации, начиная
с шестидесятых, мы обнаружили, что множе-
ство тех из них, которые ранее считались вто-
ростепенными, на самом деле играют цен-
тральную роль в политическом поле, поскольку
политическая власть кроется не только в боль-
ших институциональных формах государства,
которые мы называем государственным аппа-
ратом.
Власть не работает сама по себе в какой-то
отдельно взятой сфере, она делает это во мно-
гих местах: в семье, в сексуальной жизни. То ,
как обращаются с безумцами, гомосексуали-
стами, как складываются отношения между
мужчинами и женщинами и еще многое дру-
гое, зависит от нее. Это все политические от-
ношения. Если вы хотите изменить общество,
вы не сможете сделать это, не изменив их всех.
Пример Советского Союза крайне показате-
лен. СССР — это страна, относительно которой
мы можем утверждать, что после революции
там изменились производственные отношения.
Правовая система изменилась. А также и поли-
тическая. После революции изменились власт-
ные институты. Но менее значимые властные

167
отношения в семье, что касается сексуальности,
на производстве, среди рабочих и так далее —
все они в Советском Союзе по-прежнему такие,
как в других Западных странах. То есть на самом
деле ничего не изменилось.
de
Студент: В вашей недавней книге об уго-
ловном кодексе и пенитенциарной системе вы
обращаете внимание на важность «Панопти-
кона» Бентама. В работе «Порядок дискурса»
вы указали, что собираетесь исследовать влия-
ние психиатрического дискурса на уголовный
кодекс. Сейчас меня интересует, считаете ли
вы эталонную тюрьму Бентама частью психиат-
рического дискурса, или, по вашему мнению,
она просто является свидетельством того, как
психиатрический дискурс повлиял на уголов-
ный кодекс?
Фуко: Я бы выбрал второе. То есть, я думаю,
Бентам придал этому вопросу не только фор-
му, но и содержание. Для него это была дей-
ствительно новая форма власти, которую мож-
но применять для душевнобольных, а также
в массе других случаев.
Студент: Как вы думаете, оказала ли дан-
ная работа Бентама влияние сама по себе, или
ее можно считать просто одним из примеров
того, как проявляется общее влияние научного
дискурса?

168
Фуко: Конечно, Бентам оказал огромное
влияние, и его эффект можно увидеть даже
«невооруженным взглядом». Ведь многие
тюрьмы в США и Европе строились и управля-
лись прямо в соответствии с идеями Бентама.
В начале двадцатого века в США, но я не
помню, где точно, некую тюрьму также посчи-
тали идеально подходящей, с крайне незначи-
тельными переделками, для психбольницы.
Хотя этому не стоит удивляться. Ведь, если
это и был тот случай, что мечта типа «Паноп-
тикона» Бентама и такой параноик оказал
огромное влияние, то исключительно по той
причине, что тогда новая технология власти
строилась во всем обществе. Например, новая
система контроля в армии и в школе, при ко-
торой дети каждый день находились под на-
блюдением учителей, и так далее, и тому по-
добное. Все это происходило в одно и то же
время, и весь этот процесс можно найти в па-
раноидальной мечте Бентама. Это паранои-
дальная мечта нашего общества, его паранои-
дальная реальность.
de
Студент: Возвращаясь назад к двусторон-
нему влиянию и при мысли о том, что центром
вашего внимания обычно не является говоря-
щий субъект, стоит ли так выделять Бентама?
Пожалуй, он ведь сам находился под влиянием

169
происходившего в школах и в армии в его вре-
мя? Наверное, все-таки мы не должны фокуси-
роваться непосредственно на нем, пожалуй,
важнее сосредоточиться на всех влияниях, ис-
ходящих от общества?
Фуко: Да.
de
Студент: Вы сказали, что мы обязаны рабо-
тать. Хотим ли мы делать это на самом деле?
Работа наш сознательный выбор?
Фуко: Да, у нас есть желание трудиться, мы
хотим и даже любим заниматься этим, но ра-
бота не является нашей сущностью. Пусть она
даже входит в круг наших желаний, это ничего
такого не значит. Маркс считал работу сущно-
стью человека. Это, на самом деле, гегельян-
ская концепция. Она очень плохо сочетается
с классовой борьбой в девятнадцатом веке.
Возможно вам известно, что Лафарг, зять
Маркса, написал маленькую книжицу, которую
предпочитают не вспоминать в марксистских
кругах. Такое отношение к ней удивляет меня.
Безразличие к ней выглядит забавно, даже бо-
лее того, наводит на определенные мысли.
В девятнадцатом столетии он написал книгу
о нашей любви к досугу. Для него невозможно
представить, что работа является сущностью
человека. Между человеком и работой нет осо-
бо прочной связи.

170
Студент: Но мы же этим занимаемся.
Фуко: Чем именно?
Студент: Работаем!
Фуко: Иногда.
de
Студент: Вы не могли бы объяснить связь
между безумием и художником? Пожалуй, на
примере Арто. Как мы можем связать безумца
Арто с Арто-художником? И вообще, возмож-
но и надо ли это делать?
Фуко: Честно говоря, я не могу ответить на
этот вопрос. По сути, в данной связи меня
единственно интересует, с чего вдруг, начиная
с конца девятнадцатого столетия и до наших
дней, безумие было и продолжает оставаться
для нас чем-то связанным с гениальностью,
красотой, искусством и так далее? Откуда
столь странная идея, что если кто-то великий
художник, значит он обязательно немного не
в себе?
Мы могли бы сказать то же самое о крими-
нале. Ко гда кто-то совершает нечто вроде
очень красивого преступления, люди ведь не
думают, что он, возможно, гений и как бы
безумие играет свою роль. Связь между сумас-
шествием и преступлением, и красотой, и ис-
кусством, и так далее крайне малопонятна.
Я думаю, мы должны попытаться понять, по-
чему она кажется нам очевидной. Но мне не

171
нравится напрямую заниматься вопросами
типа: безумцы ли художники и каким образом
художники и преступники безумны. Мнение,
что такие вещи взаимосвязаны, укоренилось
в нашем обществе. Мы считаем это очень ти-
пичным.
de
Студент: Прошлой ночью вы назвали Сартра
последним пророком. Вы высказали предполо-
жение вчера вечером, что задачей интеллектуа-
ла сейчас является развивать инструменты
и техники анализа, понимать способы, какими
власть проявляет себя. Но разве вы не пророк?
Разве вы не предвидите события и то, как ваши
идеи будут использоваться в будущем?
Фуко: Я журналист в какой-то мере. Меня
интересует настоящее. Я использую историю
для понимания происходящего с нами сейчас.
Студент: Потом, вы говорите, что дальней-
шее применение инструментов, создаваемых
интеллектуалами, и открытий, которые они
делают, не касается их. То есть, по вашему
мнению, что делать с результатом их труда —
это уже проблема рабочих, обычных людей?
Можете ли вы предвидеть то, как будут ис-
пользовать ваши инструменты и теоретиче-
ские исследования? Можете ли вы предуга-
дать, что некоторые способы их применения
вам не понравились бы?

172
Фуко: Нет, я не способен предвидеть. Един-
ственно мне хотелось бы сказать по этому по-
воду, что по-моему, нам не стоит особо рас-
считывать, что наши слова и деяния найдут
политическое применение. На мой взгляд, нет
такой вещи, как консервативная философия
или революционная философия. Революция —
это политический процесс, экономический
процесс, а не философская идеология. И это
важно. Именно поэтому некое подобие геге-
льянской философии стало революционной
идеологией, революционным методом и рево-
люционным инструментом, являясь также
консервативным по своей сути.
Посмотрите на Ницше. Он породил пре-
красные идеи, или инструменты, если кому-то
так угодно. Их взяли на вооружение нацисты.
Сейчас многие левые мыслители используют
их. Поэтому мы не можем знать заранее, что
из сказанного нами революционно, а что нет.
И именно это, на мой взгляд, мы прежде
всего должны признать. Подобное не означа-
ет, что мы должны просто создавать очень
красивые или полезные, или забавные инстру-
менты, а затем выбирать, какие выкинуть на
рынок в случае, если кто-то захочет купить
и использовать их.
Все это прекрасно, но этим все не ограничи-
вается. Если вы пытаетесь сделать что-то, на-
пример провести анализ или сформулировать
теорию, вам необходимо четко представлять,

173
как вы хотите, чтобы это использовалось, для
каких целей применяли инструмент, который
вы создаете, и как вы хотите, чтобы ваши тво-
рения взаимодействовали с другими, создава-
емыми именно сейчас. То есть, по-моему,
очень важно понимать, какое отношение то,
что вы делаете на теоретическом поприще,
имеет к окружающей вас реальности. Вы долж-
ны хорошо понимать это. Вы не можете созда-
вать инструменты для любой цели, вам надо
делать их для чего-то конкретного, но вы так-
же должны понимать, что их смогут использо-
вать и как-то иначе.
Идеальный вариант — это делать не ин-
струменты, а бомбы, поскольку, когда вы ис-
пользуете их, никто больше не сможет найти
им применение. И здесь я должен добавить,
что лично у меня никогда и мысли не возни-
кало создавать бомбы, так как мне не нравит-
ся убивать людей. Я бы хотел писать книги
взрывного свойства, то есть полезные только
в тот момент, когда они написаны или же
прочитаны людьми. Затем они исчезали бы.
Книги должны быть такими, чтобы они могли
исчезать сразу после их прочтения и исполь-
зования. Они должны напоминать бомбы, но
не более того. После взрыва людям могло бы
запомниться, что при нем получился очень
красивый фейерверк. Спустя годы истори-
ки и все другие могли бы рассказывать,
что такая-то и такая-то книга была полезной,

174
как бомба, и, исчезая, подарила красивое
зрелище.
Ну, я хотел бы сказать вам большое спасибо.
Я получил огромное удовольствие, слушая ва-
ши вопросы и отвечая на них. Мне очень по-
нравилось все, что вы говорили и что вам из-
вестно о моем скромном творчестве. По-моему,
мне удалось оправдать ваши ожидания, и я бла-
годарен вам за то, что вы так много знаете.
В любом случае я с удовольствием встретился
бы с вами снова.
СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ ДИСКУССИИ профессор
сравнительного литературоведения устремил-
ся к Фуко и попросил его все-таки дать свой
комментарий относительно Арто.
—
Я не могу, — ответил Фуко. — Вы же ви-
дите, меня действительно не интересует ли-
тература.
Те м временем профессор американского
государственного управления подошел сбоку
к нему и признался, что он с удовольствием
посещал бы его лекции и познакомился с но-
выми идеями относительно криминологии, но
ни о чем подобном не могло идти речи. Поми-
мо прочего, что подумали бы его коллеги, не
говоря уже об администрации. Он потерял бы
гранты и престиж.
Прежде, чем Фуко успел ответить на идио-
тизм, который тот нес, я обнаружил рядом

влиятельного придурка, профессора амери-
канской истории. Я любезно представил Фуко
ему, но Его Высочество, казалось, даже не ус-
лышал меня. Стоя перед почетным гостем из
Франции, он несколько мгновений тупо тара-
щился на него, а потом удалился. Меня удиви-
ла такая невоспитанность, я знал, что он был
одержим Америкой, и после своей единствен-
ной поездки за пределы страны, в Париж, гор-
до рассказывал, что сбежал назад в США уже
через два дня, поскольку ужасно скучал по ро-
дине. Я подозреваю, ксенофобия вкупе с гомо-
фобией стала причиной его столь нетактично-
го поведения по отношению к Мишелю Фуко.
Затем профессор английского языка, кото-
рый по своим манерам находился где-то посе-
редке между королем Георгом III и бароном де
Шарлю, прошествовал через газон и спросил
Фуко, что он думает о Вирджинии Вульф.
—
Никаких больше вопросов! — заявил наш
гость уже с нотками раздражения в голосе.

176
КАФЕТЕРИЙ
Мы испытали огромное облегчение, вы-
рвавшись из окружения профессоров. Майкл
и Дэвид ждали нас. У Фуко было всего не-
сколько часов до самолета. На пути в аэро-
порт Онтарио мы отвезли его в кафетерий,
расположенный на Футхилл у выезда на авто-
страду на Сан-Бернардино. Его стены укра-
шали картинки со сценами из популярной
истории о приключениях в джунглях группы
черных детей. От них немного отдавало ра-
сизмом.
—
Поскольку это самая неприметная ка-
фешка в городе, — объяснил я, — я обычно пря-
тался здесь, когда у нас с Дэвидом возникали
ссоры. Я пил кофе и читал Пруста.
—
Идеальное место для его чтения, — заме-
тил Фуко. — «Бальбек»!
От того, как он мгновенно провел аналогию
между этим дешевым заведением и вымыш-
ленным курортным городком, фигурирую-
щим в семитомном романе Пруста, у меня от
восторга кругом пошла голова. С помощью
столь простой аналогии Фуко открыл для ме-

177
ня абсолютно новый взгляд на природу бур-
жуазии.
Он заказал турецкий сэндвич и стакан хо-
лодного чая.
—
Что вы делали бы, если бы вас поймали
в аэропорту Парижа с марихуаной в багаже? —
спросил его Дэвид.
— Я утверждал бы, что людей из Франции,
заказывающих себе ее, гашиш или похожие
наркотики, надо освобождать от уголовного
наказания, — ответил Фуко. — Я бы указал на
абсурдность сажать в тюрьму мальчишек, пой-
манных с двумя граммами марихуаны, когда
кругом рекламируется алкоголь.
Фуко внезапно вытянул шею, пытаясь рас-
смотреть что- то происходившее у входа
в кафе.
—
Посмотрите на только подъехавший но-
вый Мерседес, — сказал он. — Такого не уви-
дишь в Европе. Ни один владелец подобного
автомобиля никогда не стал бы есть в месте
вроде этого.
— Дэвид, вы хотели бы иметь такую маши-
ну? — продолжил он.
—
Нет, я предпочел бы Порше. Кстати, он
был у меня, и я продал его, поскольку чувство-
вал себя не лучшим образом, разъезжая в столь
шикарном автомобиле.
—
О, вы приняли этическое решение тог-
да, — сказал Фуко рьяно.
—
Я думаю, это можно так назвать.

178
— А какая машина у вас, Мишель? — поин-
тересовался Майкл.
— У меня прилично подержанная Рено, —
ответил он смущенно.
МЫ МОЛЧАЛИ пока ели наши сэндвичи.
Вскоре с подачи Фуко разговор возобновился.
—
Посмотрите на посетителей, — сказал
он. — Они все похоже одеты, говорят о тех же
самых вещах в одной и той же манере, едят
примерно одно и то же. Откуда так много сход-
ства между людьми в Америке? Привычки по-
требления здесь очень ограничены, ужасно го-
могенны.
—
Та к, по-вашему, везде в Америке, или вы
видели места, где дело обстоит иначе? — спро-
сил Майкл.
—
Да, университеты. Если вам не приходит-
ся проводить какое-то время в них, может соз-
даться впечатление, что все у вас одинаковые.
По крайней мере, если бы какой-нибудь сту-
дент колледжа ел здесь сейчас, он выделялся
бы своей одеждой. Не затерялся бы среди
остальных.
— Университеты Калифорнии находятся
в постоянном напряжении, — сказал я, — не го-
воря уже о всех службах соцобеспечения, с тех
пор как Рональд Рейган стал губернатором
штата.

179
—
Да, я знаю о нем и политических измене-
ниях, которые он олицетворяет, — признался
Фуко. — П роисходящее сейчас в университетах
загадка для меня. О чем бы ни шла речь, та же
самая картина повторяется повсеместно. Хотя,
мне кажется, мое тесное сотрудничество
с Беркли позволит понять суть происходящего
в университетах по всему миру.
Кафе было расположено так, что из его окон
открывался вид на пожарную станцию, и, уви-
дев ее, Фуко сказал:
— Я заметил, что у вас очень много пожарных
станций. Главный миф в Америке — это огонь,
но в Калифорнии — землетрясение. Американ-
цы двумя руками цепляются за свои мифы.
—
В отношении землетрясения он настоль-
ко силен, что, по мнению некоторых, Кали-
форния когда-нибудь отколется и погрузится
в Тихий океан, — заметил Майкл.
—
Она не утонет, так что это не станет ката-
строфой, — продолжил разговор Фуко. — Одна-
ко Калифорния станет островом и начнет
дрейфовать в сторону Китая. Пройдут тысяче-
летия, прежде чем она достигнет его, но это
будет просто медленное перемещение, и люди
Калифорнии останутся на нем, занимаясь сво-
ими делами, отделенные от Соединенных
Штатов и Западного мира в физическом и гео-
графическом смысле.
—
Вам не кажется, что мост Золотые Ворота
смотрит на Восток таким же образом, как ста-

180
туя Свободы на Европу, на Старый Мир? — по-
интересовался Майкл. —
Что мост и статуя
смотрят в противоположных направлениях,
и он как бы является концом, тогда как она на-
чалом?
—
Мост Золотые Ворота надо понимать как
некий символ, — ответил Фуко, — не в том
смысле, что он идет из Америки назад в Аме-
рику, а в том, настолько широко можно рас-
крыться здесь.
—
Вы не думаете, что американцы слишком
открытые и общительные ради собственного
блага? Европейцы по-прежнему посмеивают-
ся над нами из-за этого? — спросил Дэвид.
—
Да, я слышал, как они шутят по поводу
американского дружелюбия, желания нра-
виться всем, но они заблуждаются. Мы много
общаемся с незнакомцами, так почему не по-
лучать удовольствие от этого? У нас уходит
по меньшей мере три четверти нашего вре-
мени на короткие встречи зачастую случай-
ного характера. Этот способ взаимодействия
с людьми крайне важен. Зачем вызывать
враждебность своим поведением? Будьте дру-
желюбны с любым клерком и самой мелкой
сошкой. Антагонистические отношения при-
водят лишь к напрасной трате энергии, кото-
рую можно было бы и следовало направить
против системы власти, угнетающей нас.
—
Норман Мейлер на днях выступал в Клер-
монте, — сказал Дэвид, — и Симеон обвинил

его в прославлении агрессии, особенно муж-
чины против женщины. Вы считаете ее при-
родным качеством?
— У меня нет желания бросать вызов ма-
териалистам по данному вопросу, — заявил
Фуко. — Но это вовсе не означает, что мы не
можем контролировать ее, направлять куда
надо, не друг на друга, а на систему, господ-
ствующую над нами. Нам стоит избавляться от
агрессии, когда она мешает тесному контакту,
который должен существовать между людьми.

182
ОТЪЕЗД
По дороге в аэропорт Фуко сказал:
—
Лос-Анджелес своим богатством поража-
ет воображение. Архитектура замечательная.
И он просто огромен. Париж гораздо меньше.
Его можно пешком пересечь за два часа. Здесь
есть некая колония художников, молодых,
я имею в виду?
— Да, в Венисе и Санта-Монике много мо-
лодых художников, — ответил Майкл.
—
Вам нравится готовить? — спросил Дэвид.
— Да. Почему бы вам не провести какое-то
время со мной в Париже? Я с удовольствием
готовил бы для вас, — сказал Фуко.
—
Возможно, — ответил Дэвид.
—
Мишель, — выпалил я, обращаясь к наше-
му гостю. — Мы с Майклом вместе полгода, но
меня по-прежнему что-то тревожит. Может,
ваш опыт поможет.
—
Что напрягает вас?
—
Ну, ничего особенного, но я чувствую се-
бя очень одиноким и брошенным, когда Майкл
уходит на свидание с кем-то другим. По-
моему, я ужасный собственник.

183
—
Тогда найдите кого-то еще для прогу-
лок, — ответил он.
—
Вы предлагаете что-то вроде открытого
контракта между нами?
—
Не контракт. Это понятие осталось от
Рима, — ответил Мишель. — Зачем имитиро-
вать брак?
—
Но я же не могу ожидать взаимности в та-
ких отношениях? — спросил я.
—
Нет, в смысле: «Вы даете мне это, и я даю
вам равное по значимости в ответ».
—
Тогда на какую взаимность я могу рас-
считывать?
— Ассиметричного типа. Не ждите получить
то, что вы даете.
— Порой традиционные отношения кажут-
ся предпочтительными с точки зрения удоб-
ства.
— Почему? У вас в руках ключ от счастья.
— То есть?
— Вы свободны. Вы можете быть открыты
для множества глубоких отношений, обогаща-
ющих друг друга.
—
Как это связано с обязательствами, кото-
рые существуют между нами?
—
Из некого центра обязательности отно-
шения должны развиваться во разных направ-
лениях.
—
Именно так вы и живете?
—
Я пытаюсь. Когда мы жили вместе, глав-
ной проблемой для меня и моего любовника

184
был телефон. В конце концов мы получили со-
седние квартиры, соединенные дверью. Те -
перь у нас есть собственные телефоны в наших
отдельных пространствах.
— Как вы думаете, история взаимоотноше-
ний типа господин/раб может как-то сказаться
на нас сегодня? — спросил я Фуко.
—
Конечно, еще как, — ответил он. — Вспом-
ните Мариво, что касается этого.
— Мариво? Мне не приходит на ум ничего,
связанного с ним на эту тему, — признался я.
—
«Остров рабов»! — рьяно вклинился в наш
разговор Майкл.
—
Да, вот именно! — сказал Фуко. — Мариво
показывает просто восхитительным образом,
какое удовольствие получает раб, когда у него
хороший господин. Господа хотят стать раба-
ми. Они пробуют делать это.
Когда Фуко собирал свои вещи, готовясь
к отъезду, я спросил его, что ему понравилось
больше всего после того, как мы вернулись из
нашего путешествия в Зазеркалье.
— Утро в горах, — ответил он. — Особенно
экскурсия с молодыми людьми из Медвежьего
каньона.
—
Мы пришлем вам чек на пятьсот долла-
ров за ваши выступления в Клермонте, — уве-
рил я Фуко.
—
Но вы и так дали мне очень многое, —
сказал он тихо.

185
—
Ваш гонорар уже вычли из средств, отпу-
щенных на программу «Европейские исследо-
вания», — сказал я.
— То есть, не возьми я их, это стало бы на-
прасной тратой денег, — заметил Фуко.
—
Точно.
—
Вы живете в раю.
—
При мысли о бездарном руководстве
в этом дрянном университете, он может стать
потерянным раем для нас, — ответил я. —
В любом случае, я собираюсь и далее подни-
мать вопрос о том, что роль преподавателя
должна измениться. В результате определен-
ных событий, благодаря вашим книгам и по-
скольку мне удалось подняться на новую сту-
пень в собственном развитии, мое общение
со студентами стало более тесным и в ряде
случаев приобрело даже близкий характер.
Я не прячу мою личную жизнь и убеждения
от них и стараюсь любыми способами связать
мою жизнь с моей преподавательской дея-
тельностью.
—
Да, — ответил Фуко, — это единствен-
ный путь.
—
Я бы назвал его греческим, — сказал я.
—
Да, — согласился Фуко, — он греческий.
—
Когда вы собираетесь назад в Париж? —
поинтересовался Дэвид.
—
Через несколько недель.
—
Напрямую?

186
—
Нет, я остановлюсь в Нью-Йорке на не-
сколько дней.
—
Вам очень нравится Нью-Йорк? — про-
должил Дэвид.
—
Да, это город из городов.
—
Что вам особенно нравится в нем?
—
В Нью-Йорке есть возможность стать без-
ликим, раствориться среди других. Вы може-
те получать еду из автоматов, просто класть
деньги и забирать ее, не контактируя ни с од-
ним человеком.
—
Вы останавливаетесь в отелях? — поинте-
ресовался Майкл.
—
Да, я стараюсь останавливаться в тех из
них, которые допускают максимально возмож-
ную анонимность. Мне нравятся отели, в кото-
рых создается ощущение, что вы могли бы на-
ходиться где угодно в мире.
—
Когда вы сможете вернуться и посетить
нас снова? — спросил Дэвид Фуко.
— Вместо того чтобы останавливаться в Нью-
Йорке на пути назад в Париж, я мог бы приехать
сюда на два дня. Я хотел бы провести какое-то
время с Дэвидом в горах.
—
Прекрасная идея, — воскликнул Дэвид.
Мы с Майклом поддержали его.
МЫ ПРОШЛИ В ЗАЛ ОЖИДАНИЯ и оста-
вались там, пока не объявили посадку на са-
молет.

187
—
Когда вы вернетесь, — сказал я Фуко, —
не могли бы вы появиться в телесериале, кото-
рый я делаю для местной станции Си-Би-Эс?
Он называется «Клермонтский коллоквиум» ,
и я хотел бы начать мой сегмент с интервью
с вами.
Он согласился, хотя и с неохотой.
—
Я готов оказать вам любую помощь, —
сказал он.
— Вы часто появляетесь на телевидении во
Франции? — поинтересовался Майкл.
—
Власти не позволят мне этого. Они могут
дать передачу, касающуюся какой-нибудь не-
винной темы, типа диалога о книге или по
эзотерической тематике, связанной со школь-
ной программой. Я уже занимался и тем,
и другим. Но говорить о тюрьмах или полити-
ке, или о чем-то похожем — ни единого шанса.
Французская система власти тщательно охра-
няет доступ к средствам массовой информа-
ции, — ответил Фуко.
—
Что вы думаете об американском телеви-
дении? — спросил его Майкл.
—
Моральная проповедь! На американском
телевидении особенно. Люди просто играют
роли, стараясь доставить удовольствие зрите-
лям. Но оно интересно с той точки зрения, что
позволяет вам понять их проблемы. Я видел
эпизод одной мыльной оперы, гд е некая леди
делает подтяжку лица, надеясь произвести
впечатление на мужа. Все ее друзья восхища-

188
ются, как она похорошела. Но муж не замеча-
ет никаких изменений, и она ужасно разоча-
рована.
—
Так не было во времена моего детства, —
сказал Майкл. — Я воспитан на сериалах «Наша
мисс Брукс», «За гранью возможного», «Зате-
рянные в космосе» , « Гамби» и многих других.
Не говоря уже о фильмах для полуночников.
—
У вас не создается ощущения, что вы
играете роль, когда вы находитесь на телеви-
дении? — поинтересовался Дэвид.
—
Да. Что меня принуждают делать это.
Я чувствовал себя подобным образом, когда
у меня брали интервью вместе с Ноамом Хом-
ским. Он очень доброжелательный человек, но
нас заставляли исполнять роли, в довершение
всему оказавшиеся абсолютно неверными.
—
То есть, по-вашему, власть средств массо-
вой информации достаточно велика? — спро-
сил Дэвид.
—
Совсем наоборот, — ответил Фуко.
—
Мы живем в двух мирах: внутреннем, личном,
складывающемся из нашего опыта, и внеш-
нем, с которым мы не можем общаться напря-
мую. Он делает это при помощи средств мас-
совой информации, газет, телевидения и тому
подобного. Но то, как это осуществляется с его
стороны, зачастую просто отвратительно.
—
Например, — продолжил Фуко, — не так
давно мне в руки попался номер журнала
«Тайм» за 1945 год. События, описанные в нем,

189
происходили у меня на глазах. Но их полно-
стью исказили издатели «Тайм». Всего-то надо
наблюдать что-то значимое, из чего может по-
лучиться занимательная история, затем про-
читать ее, и вы сразу поймете, что в ней не так.
Нам нужен способ передать нашу собственную
историю, записывать и распространять исто-
рии из нашего детства, нашей жизни. Так мы
сможем победить всю ту ложь, которую внеш-
ний мир навязывает нам через СМИ.
— Но, даже создавая собственные истории,
мы все равно будем сильно зависеть от теле-
видения. Как нам избежать этого? — спросил
Майкл.
—
Используйте новейшие технологии. С по-
мощью видеомагнитофона и видеокамеры вы
можете сделать собственное шоу, рассказывать
свои истории и меняться ими с вашими дру-
зьями.
Для самолета Фуко приготовил роман Золя.
Я дал ему «Армии ночи» Мейлера и короткий
рассказа Борхеса, который сам вырезал из
журнала «Нью-Йоркер». Он назывался «Уто -
пия уставшего человека» .
—
Мишель, — сказал я, — с нетерпением жду
нашего совместного телешоу.
—
Неужели, — буркнул он с нотками недове-
рия в голосе. — Почему?
— Я хочу, чтобы все увидели, какой вы как
личность.
—
Но я не личность, — ответил Фуко резко.

—
Хорошо, как человеческое существо.
—
Так еще хуже, — сказал Фуко со смехом.
Затем я видел собственными глазами, что
происходило с ним. Ко гда Фуко обнимался
с нами на прощание, он последовательно ме-
нялся, проходя разные стадии делезианских
превращений: ребенок, женщина, обезьяна,
леопард, кристалл, орхидея, водяная лилия, за-
ика, бродяга, незнакомец и, наконец, предел
его мечтаний, — невидимка.
—
Нам было просто здорово вместе, — ска-
зал Фуко, словно откуда-то издалека. Его глаза
блестели с яркостью Венеры, украшавшей
ночной небосвод над Забриски-Пойнт, а по-
том он ушел.

191
ОБ АВТОРЕ
Симеон Уэйд родился 22 июля 1940 года
в Алабаме. Защитив докторскую диссертацию
в Гарвардском университете в области интел-
лектуальной истории Западной цивилизации,
он в 1972 году переехал в Калифорнию и занял
должность старшего преподавателя Высшей
школы Клермонта. Затем он преподавал в не-
скольких университетских городах Южной Ка-
лифорнии и работал санитаром в психбольни-
це. Он умер в городе Окснард, штат Калифорния,
3 октября 2017 года.
Хезер Дандэс — кандидат наук в области ли-
тературы и литературного творчества универ-
ситета Южной Калифорнии.

Литературно-художественное издание
Уэйд Симеон
Мишель Фуко в Долине Смерти
Генеральный директор издательства С. М . Макаренков
Шеф-редактор Павел Костюк
Ведущий редактор Никита Алексеев
Верстальщик Антон Дятлов
Дизайнер обложки Наталья Антюфеева
Корректор Екатерина Ершова
18+
Знак информационной продукции согласно
Федеральному закону от 29.12 .2010 г. N 436-ФЗ
Подписано в печать 30.11 .2020 г.
Формат 84×108/32. Гарнитура «PT Serif».
Усл. п. л.10,08
Адрес электронной почты: info@ripol.ru
Сайт в Интернете: www.ripol.ru
ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик»
РФ, 109147, г. Москва, ул. Большая Андроньевская, д. 23
Отпечатано: Публичное акционерное общество
«Т8 Издательские Технологии»
109316, г. Москва, Волгоградский проспект, дом 42, корпус 5
www.t8group.ru; info@t8print.ru
тел.: 8 (499) 332-38-30