ИЗДАТЕЛЬСТВО «ФИЗКУЛЬТУРА И СПОРТ»
Москва 1 965

РЕДКОЛЛЕГИЯ
В. В. Архангельский (отв. редактор), #. Е. Киселев,
Л. Клыков, Н. И. Коваль, Б. С. Орешкин, Т. И. Попеско,
Д. Л. Самарин (зам. отв. редактора), Ю. Л. Смирнов

стихи,
РАССКАЗЫ,
ОЧЕРКИ.

Петр Усачев
СОЛОВЬИНЫЙ ОМУТ
Есть у Десны — красавицы-реки
Залив с названьем «Соловьиный омут»:
В нем илистые ямы глубоки,—
Простор сому — разбойнику речному.
— Теперь замри,— сказал мне рыболов,
А я давно уж смолк на полуслове:
В кустах звенели сотни соловьев,
И я, признаться, позабыл о клеве...
Лишь позже рыболова я спросил:
— А кем был назван омут соловьиным?..
— Да, говорят, Довженко здесь удил,
И будто так его благословил он...
И я подумал: надо тех сюда,
Кто к матери-природе равнодушен,
Чтоб песнею, что вечно молода,
Им соловьи перевернули души!

JS. Михалевич
РАССКАЗ У КОСТРА
Как-то, в начале августа, на водной станции неподалеку от
Новгородского Кремля я и мой приятель Сергей Антонович
готовили к рыбалке лодки; Сергей Антонович — челн с мотором,
я — легкую однопарную шлюпку.
Мы в последний раз проверяли свое немудреное рыбацкое
снаряжение, когда к нам подошел высокий, худощавый
человек лет шестидесяти. На нем была вылинявшая военная
гимнастерка, изношенные темно-синие брюки-галифе, высокие с
отворотами резиновые сапоги, в руках он держал брезентовый
плащ и удочки в чехле. Рыболов — каких увидишь немало на
наших водоемах. Но как-то сразу меня поразили его глаза. Во
взгляде их сочетались и глубокая печаль много выстрадавшего
человека, и уверенное спокойствие, и располагающая к себе
теплота. Подошедший приветливо поздоровался с нами и,
переводя взгляд то на Сергея Антоновича, то на меня, не спеша
проговорил:
— Не могли бы вы нам посоветовать, как получить здесь
лодку и куда отправиться на ловлю? Час назад мы приехали из
Ленинграда, а в какую сторону податься — не знаем. Нас двое.
Я вопросительно посмотрел на Сергея Антоновича и тот,
поняв меня, утвердительно кивнул головой.
— Что ж, поедемте с нами,— предложил я и добавил: —
Конечно, если вас устраивает наша компания.
— Что вы! Помилуйте! На такой вариант мы и не
рассчитывали. Ганя! — радостно крикнул наш новый знакомый.— Все
отлично! Иди сюда!
Ганя оказался молодым человеком лет двадцати девяти-
тридцати. Чуть пониже своего спутника, загорелый крепыш,
подвижной, с синими глазами на широком лице, расточал
вокруг себя восторженную жизнерадостность. Когда закончились
взаимные представления, он весело заговорил.
— Вот это да! Повезло нам, Никодим Петрович! Короткая
остановка — и мы плывем дальше. Вы в какой лодке поедете?
— Мне бы хотелось в шлюпке. Знаете...— Никодим
Петрович опасливо оглянулся на копавшегося у мотора Сергея
Антоновича.— Не нравятся мне моторки. Может быть, и удобно, а
только не по душе они мне. Я люблю в природе тишину. А тут...
— Так, так! Намотаем себе на ус,— насмешливо заметил
Ганя.— Бывший комиссар танкового соединения против
техники.
— Ладно уж! — добродушно отозвался Никодим
Петрович.— Пристраивайся лучше рядом.
5

Минут через десять Сергей Антонович взял нас на буксир,
и мы поплыли вверх по Волхову, быстро удаляясь от древних
стен Новгородского Кремля. Ганя вертелся в лодке и
оживленно комментировал:
— Едем, Никодим Петрович, по пути из «варяг в греки».
Великий Новгород! Эх, если бы раздвинуть тысячелетия.
Увидели бы мы тут украшенные головами драконов ладьи древних
викингов, узорчатые галеры греков, тяжелые корабли
ганзейских купцов. А вон, видите, развалины на холме. Это Рюриково
городище. По преданию, здесь была крепость легендарного
пришельца на землю славян.
— Для тебя, археолога, тут много интересного,— отозвался
Никодим Петрович.
Незаметно из широкого верховья Волхова мы вышли на
Ильмень. Озеро, чаще всего бурное, сейчас раскинулось перед
нами величественно-спокойное, приласканное холодными
лучами заходящего солнца. Никодим Петрович задумался, потом,
улыбнувшись, сказал:
— А вдруг, Ганя, выплывает нам навстречу из Ильменя
новгородский богатый гость Садко?
— Что вы!—серьезно возразил Ганя и кивнул на
видневшийся вдали берег.— Садко скорее всего вон там
пристраивается со своими гуслями. Будет завораживать морского царя и
царевну Волхову.
Я с интересом слушал полушутливый разговор наших
попутчиков. Седой, немного грустный, добродушно-спокойный
бывший комиссар и восторженный археолог, такие различные с
виду, были в чем-то очень похожи друг на друга:
— А я ведь вначале подумал, что вы — отец и сын.
— Что, чем-то схожи? — улыбнулся Никодим Петрович,
затем сразу переменил тон и сухо пояснил:
— Нет, Ганя, как видите, не мой сын. Сын мой тоже был
бы таким. Но его нет. Моя семья погибла в первый день войны
на границе.
Мне стало неловко. Ганя тоже смущенно притих. Наши
лодки, описав по озеру небольшую дугу, входили в устье Меты.
Сергей Антонович заглушил мотор, лодки остановились, и мы
начали совещаться, где будем приставать к берегу. Решили из-
за позднего времени остановиться поблизости на Мете, а если
ловля будет неудачной, проехать на речки Копку, Перерву,
Глинку.
— Водоемов у нас кругом Новгорода хоть отбавляй,—
похвастался Сергей Антонович.— Жаль только, запасы рыбы
уменьшились. В войну здесь были большие бои. Потом
браконьеры похозяйничали. Ну а восстановлением былого рыбного
богатства да охраной рыбы никто как следует не занимается,—
с горечью заметил мой приятель и запустил мотор.
6

Вскоре мы причалили к берегу, выбрали место для ночевки
и разбрелись кто куда. Никодим Петрович с Ганей
пристроились ловить удочками, мы с Сергеем Антоновичем пошли
пытать счастье спиннингами.
Как известно, время на рыбной ловле летит чуть ли не с
космической скоростью. Не успели и оглянуться, а уже совсем
стемнело. Когда мы с приятелем встретились, то отнюдь не
восторженно взглянули на добычу, я — на его
полукилограммового судачка, он — на моего чуть большего щуренка.
Подбадривая себя надеждами на утренний клев, мы принялись готовить
костер. Вскоре к нам пришел запыхавшийся Ганя и, к нашему
удивлению, принес десятка два полосатых горбачей.
— Вот и уха! — объявил Ганя, показывая окуней.— Сейчас
я им сделаю «харакири» и, пожалуйста, в котел.
Ганя спустился к реке и оттуда громко, почти крича,
рассказывал:
— Говорят, хищники не любят ерша, а я заметил, что, где
ерша много, к нему привыкают и любят им лакомиться и окунь,
и судак, и налим, и щука. Вот поди ты — колючий, скользкий,
а любят. Сели мы с Никодимом Петровичем у затопленного
куста. Справа от куста глубокая заводинка, слева — помельче и
струя. Забросил я сперва в заводинку, попался ершишка. На
что, думаю, ты сдался, сопливенький? Кинул его за куст на
струю и сразу — цоп! Окунь! Вот тут мы и стали таскать.
Справа из заводинки вытащим ерша, потом опустим его слева за
куст и выволакиваем горбатого. Будто полосатым лентяям не
хотелось проплыть метра два-три за куст и самим поймать
ершишку, ждали, пока мы им под нос поднесем. Потом, не знаю,
как случилось, но когда я тащил здоровенного горбача, леса
лопнула — и окунь шлепнулся в воду. После этого — ни
поклевки. Ну вот и готово!
Ганя сложил окуней у костра и пошел звать Никодима
Петровича. Мы с Сергеем Антоновичем начали варить уху. Ужин
уже был готов, а наши товарищи не появлялись.
— Сходил бы ты, позвал,— предложил Сергей Антонович.—
Нельзя же всю ночь ловить.
Никодим Петрович и Ганя рыбу не ловили. Они сидели на
берегу и молчали. Никодим Петрович по-мальчишески поджал
ноги и уперся подбородком в колени. Ганя ломал сухие ветки
и бросал их в воду, кажущуюся в темноте густой и черной. Мой
приход точно вспугнул их. Оба быстро поднялись с земли.
— Извините, замечтались! — оправдывался Никодим
Петрович после того, как я заявил, что ужин давно их ждет.— Уж очень
тут хорошо!
Рыбачья уха у костра, как и всегда, казалась необычайно
вкусной. После нее Сергей Антонович разрыл под костром золу
и бережно вынул из нее испеченного судака.
7

— Пробуйте, Никодим Петрович!
— Попробуем! — довольным тоном отозвался Никодим
Петрович.— А к нему приправа у нас есть.— Он порылся в рюкзаке,
вытащил большую бутылку шампанского и, заметив наше
недоумение, рассмеялся:
— Вы, конечно, ждали чего-нибудь покрепче. Знаю вас,
рысачков! Но уж не взыщите! Выпьем за Ганю. Его день рождения
сегодня — Ганя беспокойно- заерзал на месте.— Но, если
хотите,— поправился Никодим Петрович,— выпьем за всех нас, и за
реку, и за неб<£ в звездах, и за воздух, и за нашу рыбацкую
дружбу.
После шампанского был пахнувший дымом чай. Никодим
Петрович пожаловался на свое больное сердце, которое часто
его подводит, рассказал, как он рыбачил прошлым летом на
Вуоксе, восхищался тамошней природой.
— А впрочем,— заметил Никодим Петрович,— природа всюду
хороша, если ее любить по-настоящему. Она может сделать
злого добрым, слабого сильным, она может...
— Спасти человека! — вставил Ганя.
— Да, если хочешь, может спасти человека. Вот с одним
моим другом был такой случай...
— Я тоже знаю один случай,—поспешно перебил Ганя.—
Если позволите, я сперва расскажу.
— Ну что же! Если остальные согласны — рассказывай,—
немного подумав, ответил Никодим Петрович.
До рассвета было еще далеко, и мы с Сергеем Антоновичем
готовы были слушать обоих в любой очередности. Ганя
подбросил в костер дров, проводил взглядом взметнувшиеся в темноте
искры...
— Случилось это летом тысяча девятьсот сорок третьего
года,— начал он.— Было мне тогда лет двенадцать и жил я
в селе на берегу не очень широкой, но глубокой речки Беседь.
В селе хозяйничали немцы. Мою мать угнали в Германию, отец
погиб на фронте еще в начале войны. Мыкался я по чужим
людям. Товарищ у меня был — Семен, такой же, как и я, сирота.
Чтобы не быть обузой, зимой мы помогали женщинам, чем
могли, летом ловили рыбу. Ловить рыбу приходилось осторожно.
Немцы боялись партизан и на речку пускали порыбачить только
ребят, да и то не всегда. Мы с Семеном каждый день
пробирались к реке и рыбачили все дни до заморозков. Село наше стояло
на высоком, обрывистом берегу. Ниже села берег резко
снижался. Дальше шли болотистые луга, небольшие озера,
заросшие высоким камышом и густым лозняком. Некоторые озерца
соединялись друг с другом и с рекой узкими протоками. Так что,
зная эти места, можно было незаметно проехать из озерка
в реку, из реки в озерки. Если немцы отваживались появляться
на реке, то в озера и болота они носа не совали. Озера и болота,
8

хоть и далеко от села, но примыкали к густым лесам, а их немцы
боялись пуще всего. Словом, все эти обстоятельства были нам
с Семеном наруку. Мы, кроме немцев, никого не боялись и
чувствовали себя в озерах и болотах как дома. У нас в кустах был
запрятан старый, весь в заплатах челн. Еще была у нас
километрах в пяти от села землянка. Вырыли ее до войны школьники.
Наш директор школы Андрей Платонович был большой
любитель природы, берег всякую пичугу, всякую рыбешку и нас учил
этому. Мы с ним зимой ходили на озера, рубили во льду
отдушины для рыбы, регулярно два раза в неделю очищали их,
а если становилось холодно, обогревались в землянке. Там
всегда были топор, котелки, спички, дрова. Эту землянку мы с
Семеном и облюбовали, скрывались в ней от непогоды, вялили
рыбу, отдыхали.
И вот как-то раз, вернувшись с рыбалки, мы услышали, что
немцы привезли в село раненого пленного, выжгли у него на
груди пятиконечную звезду, привязали к дереву посреди деревни
и на дереве написали: «Партизан». А рядом на этом же дереве
повесили старика. Рассказывали, что к этому старику в
соседнюю деревню пришли разведчики, а немцы их окружили и
захватили. Мы с Семеном хотели пойти посмотреть партизана,
но бабка Анфиса, у которой мы жили, сердито накинулась
на нас:
— Чего не видали? Как людей мучают?
На другой день я поехал на рыбалку один. Семен накануне
повредил ногу, она у него распухла; мой друг сидел на лавке,
обхватив ногу руками, и мычал от боли. Ловля у меня в этот
день была неудачной. Да еще садок, в котором я держал рыбу,
от ветхости прорвался и весь мой небогатый улов ушел.
Недовольный и расстроенный, я пробирался вечером домой. Я хотел
незаметно подъехать к высокому обрыву на краю села, спрятать
у обрыва в кустах челн, сходить домой, чего-либо поесть и опять
ехать рыбачить.
Только я подобрался к обрыву, как увидел нескольких
немцев. Они подошли к краю обрыва и с опаской, осторожно
заглянули вниз. Берег у обрыва был очень высокий, метров десять,
а то и больше, отвесный, а под ним глубокий омут. Немцы
отошли, и я увидел на краю обрыва полуголого человека.
— Расстреливают!! — мелькнула у меня страшная догадка,
и вдруг я увидел, как человек метнулся вперед и полетел вниз
с обрыва, сопровождаемый треском автоматов. Я готов был
поспорить, что автоматы начали стрелять уже тогда, когда человек
падал с обрыва. Немцы наверху забегали, закричали. Стреляли,
но с обрыва невозможно было спуститься. Боясь попасть под
шальную пулю, я толкнул челн к обрыву и прижался к нему.
Но стрельба вскоре прекратилась.
9

— За лодками пошли,— подумал я.— Надо уходить! —
Оттолкнув челн от берега, я в полутьме, в нескольких шагах от
себя, увидел полуголого человека. Он уцепился за выпиравшие
из берега корни и не шевелился.
— Партизан! — подумал я, и у меня от волнения сильно
забилось сердце.
— Дяденька!—тихо позвал я.— Вы живы?
— Жив! — глухо отозвался тот.— Ты кто?
— Я Ганя. Я —рыболов!,
— Ганя, сынок, выручай!
Выручай! Одно слово придало мне необыкновенную смелость
и решимость. Быстро развернув челн, я подъехал к беглецу.
— Хватайтесь, дядя, за нос лодки, только за нос, а то челн
хлипкий. Вот так, так! — командовал я, глядя, как человек
ухватился за нос челна сперва одной рукой, затем другой. Я стал
осторожно, но изо всей силы грести, двигая челн задним ходом
по течению. Челн плыл очень медленно. Мне надо было проехать
метров сорок, там у кустов было мелко, можно было посадить
беглеца в челн, а потом проскользнуть в ближайшую протоку.
Я очень спешил, боялся, что появятся немцы в лодках. В
темноте нас никто не мог видеть, но надо было соблюдать тишину.
На отмелн человек грузно, с шумом ввалился в челн, видимо
обессилел. Не знаю, как нас не услышали. Нам очень везло.
Вскоре я юркнул в протоку, заросшую кустами, а оттуда в
озерцо, потом в другое. Пробираясь знакомыми мне путями, я
слышал на реке у села крики, выстрелы, лай собак. Я знал, что
здесь немецкие ищейки так же безопасны, как и их хозяева,
К рассвету мы добрались до землянки. Партизан, а что это был
он, я окончательно убедился, взглянув на его окровавленную
грудь, с трудом вылез из челна, и я буквально протащил его
до землянки, по мокрой от росы траве. Отдышавшись, я спросил*
— Дяденька, что вам надо? Теперь нас тут никто не найдет.
Партизан повернул ко мне окровавленное лицо.
— Зови меня — дядя Дима. Принеси воды!
Я сбегал за водой. Дядя Дима поднес котелок ко рту и,
проливая воду, долго, не отрываясь, пил ее.
— Вот теперь легче,— вздохнул он,— давай теперь поду*
маем, чем бы мне перевязать голову, грудь.
Но в землянке, кроме моей да Семеновой рваных телогреек,
ничего не было.
— Что же, придется обходиться без перевязки,— сказал дядя
Дима и накинул на себя обе телогрейки. Я только сейчас
заметил, что он дрожит от холода.
— Вот солнышко взойдет — отогреемся,— успокоил он не то
меня, не то себя.— У тебя, хозяин, и поесть, конечно, нечего?
Я развел руками, но тут вспомнил про удочку, оставленную
в челне.
10

— Сейчас, дядя Дима, я рыбы наловлю. Соль да лук у меня
есть. Я сбегал к челну, взял удочку, поймал на лозняке несколько
ночевавших здесь вискокрылок и подошел к протоке из озерца
в реку. Она была глубокая, с довольно быстрым течением.
Заглянув под свесившиеся над водою кусты, я увидел стаю
больших голавлей. Их турпаками у нас зовут. Они лениво шевелили
плавниками и не спеша шли вдоль берега. Два голавля рядом,
чуть позади еще два и один, самый крупный, замыкал шествие.
— Вот бы одного такого! — подумал я и с замирающим
сердцем осторожно из-за куста закинул удочку с вискокрылкой на
крючке. Упав в воду, бабочка быстро задвигала крылышками.
Голавли приближались. Медленно прошла под бабочкой первая
пара, за ней вторая. Они точно не замечали вискокрылки, а
замыкающий голавль как бы с презрением свернул от бабочки
в сторону.
— У... проклятые! — со злостью и огорчением выругался я, и
в тот же момент замыкающий голавль круто повернул назад
раздался всплеск, мое удилище изогнулось, и его вершинка ушла
в воду. Я захватил удилище обеими руками и, помня
наставления опытных рыболовов, стал осторожно, на кругах, вываживать
голавля. В это время я забыл все. Мысли, чувства, желания
сосредоточились на одном, победить эту большую, сильную
рыбу, вырывающую из рук удилище. Но вот голавль стал
сдаваться и покорно пошел к берегу. Когда я уже собирался
праздновать победу и решил, в каком месте лучше вытащить
добычу,— голавль внезапно взметнулся вверх, я увидел над водой
его большое серебристое тело, услышал тяжелый удар об воду
и... почувствовал неожиданную легкость в удилище.
Голавль ушел, оборвав мою ненадежную лесу, свитую из
ниток бабкой Анфисой. Ушла такая рыбина, какая ни разу и не
брала на мою удочку. Я сел и заплакал. Потом, даже не вытерев
слез, пошел в землянку.
Дядя Дима притулился у входа и, согреваемый солнышком,
спал. Но сон его был чуток. Услышав мои шаги, он вздрогнул,
дернулся всем телом.
— А!.. Это ты, рыбачок? Ну как, Ганя, дела?
Я поделился своим горем.
— Hjf не огорчайся,— успокоил меня дядя Дима.— Такое и
у меня бывало. Я ведь тоже рыболов. Так, говоришь, выпрыгнул
из воды? Эх, жаль, меня не было! Люблю помериться ловкостью
да хитростью с эдакими озорниками. Да ты чего надулся и слезы
на глазах?
— Чем я вас кормить буду,— вырвалось у меня.— Больше
ни одного крючка нет.
— Постой, постой, Ганя, кажется есть. Вот где-то в
телогрейке я на крючок накололся.
11

Мы осмотрели обе телогрейки и в Семеновой нашли крючок.
Я очень обрадовался находке, привязал крючок к лесе и пошел
к протоке, надеясь вновь увидеть голавлей. Они как будто ждали
моего появления и важно выплыли из-за кустов. Не знаю,
старые это были знакомые или другие голавли, но на этот раз они
показались мне еще крупнее. Я опять с замирающим сердцем,
незаметно подкинул им вискокрылку и сквозь листву
кустарника, в котором прятался, увидел, как голавли устремились
к бабочке.
И тут меня охватил страх. У меня мелькнула мысль, что один
из голавлей схватит насадку, а потом вздыбится, как
норовистый конь, оборвет последний крючок и оставит нас голодными.
Испугавшись этого, я ударил по воде удилищем и увидел, как
огромные важные рыбы разлетелись в стороны, точно стая
вспугнутых уклеек. После этого я пошел на озерцо, насобирал
шитиков, наловил на них плотвы и густеры и вернулся в землянку.
Дядя Дима опять спал.
Уху я варил с большими предосторожностями, на небольшом
костерке в углу землянки, подкладывая мелкий сушняк, чтобы
меньше было дыма. Вход в землянку я заложил ветвями. Дым
пробивался тонкими струйками в разных местах. На наше
счастье, неожиданно надвинулись тучи, прогремел гром, стал
накрапывать дождь и дым прибивало к земле. Все же
проснувшийся дядя Дима сказал, что если придется варить уху, то
лучше это делать ночью, когда дым не будет виден. Я с ним
согласился.
В первую же ночь, когда я варил уху в запас, дядя Дима
пожаловался, что у него очень разболелась голова. Он
рассказал мне, что когда его и разведчиков-партизан окружили ночью
в избе немцы и начался бой, что-то тяжелое ударило его в
голову, он потерял сознание и очнулся уже в немецкой
комендатуре.
Я принес свежей травы, воды, и мы начали прикладывать
к раненой голове холодные примочки. Это, кажется, немного
помогло. Дядя Дима повеселел, обнял меня, и мы некоторое
время сидели молча.
— Ганя, ты любишь природу? — вдруг спросил он.
Я не ожидал этого вопроса, да, по правде говоря, никогда
над ним и не задумывался. Поэтому я промычал что-то
невнятное.
— А я, Ганя, всегда любовался и вечерними закатами, и
утренними зорями, и изумрудными лугами, и тихими заводями
в белых кувшинках. Но то, Ганя, была не настоящая любовь.
Как сильно я люблю все, я понял только вчера, над обрывом,
когда привели меня на расстрел.— Дядя Дима долго молчал,
а потом продолжал: — Меня били несколько дней, выпытывали,
кто я, где партизаны. Когда было нестерпимо больно, я мычал,
12

сжимал до скрежета зубы. Немцев это бесило. Они на груди
у меня звезду выжгли. Я потерял сознание, а потом повели
меня на расстрел. Они даже не считали нужным вырыть могилу.
С обрыва в омут, и все кончено. Они были уверены, что
вымотали у меня все силы и поэтому не связали руки. Меня подвели
к обрыву, а сами пошли что-то осматривать.
Стою я и гляжу. Солнце уже давно село, и далеко, далеко за
лугами у самой земли розовела полоска заката. Под обрывом
извивалась река. Темно было уже, но мне казалось, что я все
вижу. Вон у излучины всплеснула рыба, по воде круги
расходятся, они колышут прибрежную траву и поплавки на воде.
Один поплавок медленно пошел в сторону и скрылся в воде.
Надо спешить, тащить! И вдруг понял я — грежу. Ничего этого
нет и больше никогда не будет. И такая, Ганя, меня охватила
тоска! Непреодолимая жажда жизни придала мне новые силы.
Я удачно нырнул в омут. Удачно вынырнул. Удача была и в том,
что я встретил тебя.
Дядя Дима прервал рассказ и тяжело вздохнул.
Я принес свежей воды и по тому, как часто дышал раненый,
понял, что ему становится все хуже. Вскоре он стал бредить,
метался на подстилке из травы. И так с ним было не один день.
Я слышал, что когда человек ослабнет, ему труднее бороться
с болезнью. Поэтому я стал часто кормить больного и почти
насильно вливал ему в рот густой навар ухи. Рыбу я ловил
урывками и варил ее ночью. На четвертый день дядя Дима
с трудом поднялся и, отдышавшись, сказал:
— Надо, Ганя, что-то делать.
Я ему ответил, что, пока он бредил и спал, я придумал, что
делать. План мой понравился. Вечером я пробрался в деревню
и нашел там деда Панкрата Сухожилина. Ходили слухи, что
дед связан с партизанами.
Я рассказал деду все. Дед задумался, долго гладил мою
голову, а потом заговорил, точно командовал:
— Будь, Ганька, наготове! С завтрашней ночи жди в
Черном озере. Услышишь три раза крик кряквы — подплывай.
Сообщив дяде Диме о разговоре с дедом Панкратом, я начал
по ночам дежурить в Черном озерке. Глухое, с темной,
затянутой ряской водой, оно затерялось в высокой осоке, и путь к нему
знали только немногие рыболовы да охотники. На третью ночь
после разговора с дедом с противоположного берега озера
осторожно закрякала утка. Я подъехал и увидел деда, а с ним еще
двух человек.
Когда я привел партизан в землянку, они бросились обнимать
дядю Диму и, к моему удивлению, почтительно называли—-
товарищ комиссар! Потом партизаны достали какие-то склянки,
вату, бинты, и дядя Дима превратился в большую марлевую
куклу.
13

На другую ночь дед явился к нам прямо в землянку.
Оказывается, о существовании землянки знали не только мы с Семе*
ном. Дед привел два хороших челна. В большой положили
комиссара, с ним сели партизаны. Дед попрощался с нами, ему
надо было до света вернуться в деревню.
Плутая в темноте по протокам из озера в озеро, мы
добрались до кочковатого болота, за которым был лес. Раненого
несли, он совсем ослаб. В лесу нас встретила группа партизан,
и к утру мы были у них в штабе. Там я узнал, что дядя Дима —
комиссар партизанской бригады. Он пошел для связи с
командованием соседнего партизанского отряда. В одной деревне их
должен был ждать проводник, но немцы заметили их, окружили.
Через два дня с Большой земли прилетел самолет и забрал
дядю Диму. Когда его поднесли к самолету, он подозвал меня
и сказал:
— Спасибо, Ганя! Придет время, кончится война, и мы
найдем друг друга. И прежде всего пойдем на рыбалку. Сядем
где-нибудь на бережку, оглянемся вокруг и скажем: как хорошо!
Ну что ж, Ганя, будет так?
Вместо ответа я заплакал. Плакал я при дяде Диме второй
раз. Первый — когда упустил голавля.
Ганя умолк и принялся ковырять палкой в костре.
— Ну, что же дальше? — не выдержал Сергей Антонович.—
Встретились вы?
— Я,— продолжал Ганя,— остался у партизан, ходил в
разведку, меня ранили, отправили в госпиталь. А потом детдом,
школа, институт. Когда я приехал в родное село, мне
рассказывали, что после войны был здесь какой-то полковник,
расспрашивал обо мне, узнавал фамилию. Но мою фамилию в военной
суматохе то ли в госпитале, то ли в детдоме исказили, и когда
я получил паспорт и спохватился, было поздно исправлять.
По измененной фамилии меня трудно было найти...
Ганя не кончил и с беспокойством посмотрел на Никодима
Петровича. Тому было плохо. Он прижал руку к сердцу и
медленно опустился на землю. Мы бросились к нему.
— Расстегните ворот! — посоветовал Сергей Антонович.
Ганя, видимо волнуясь, рванул ворот гимнастерки, широко
распахнул ее. Пламя костра осветило грудь Никодима
Петровича, и мы, взглянув на нее, перевели взгляд на Ганю. Поняв
наш немой вопрос, он кивнул.
Никодим Петрович проглотил таблетку нитроглицерина и
долго лежал, не шевелясь. Потом поднялся и смущенно
оглядел нас:
— Ну, теперь ничего! Отошло! Это у меня бывает. Что же
поделаешь, был конь, да изъездился.
Никодим Петрович глотнул холодный чай и3 отставив кружку
в сторону, сказал;
14

— Да, переврали его фамилию, трудно было найти. И все-
таки я его нашел. Пятнадцать лет искал и нашел у себя в
Ленинграде. Как искал, рассказывать долго. А встретились мы
всего несколько дней назад и, как когда-то договорились, сразу
отправились на рыбалку. И шампанское приготовили, чтобы
распить у костра за нашу встречу. Про день рождения, извините,
соврал, а может... может и не соврал. Ведь Ганя для меня
родился как...— Никодим Петрович запнулся — как второй сын.
Мы с Сергеем Антоновичем молчали, удивленные и
взволнованные. Нам казалось, что мы здесь лишние сейчас, когда
встретились два человека, которых накрепко связало и навеки
породнило испытание смертью.
Светало... Под берегом, в настороженной предутренней
тишине, тяжело всплеснула рыба. Никодим Петрович прислушался,
и его лицо осветилось счастливой улыбкой.
— Играет! — произнес он полушепотом.— Пошли на зорю,
друзья!
г. Новгород
II. Крылов
НАУЧНЫЙ МЕТОД
— Что такое, по-твоему, рыболов? Человек, окунающий
в воду крючки и лески с целью поймать рыбу?
Эти вопросы задал мне приятель, завзятый рыболов, к
которому я попал во время отпуска по приглашению и старой
дружбе. Утром мы собирались идти на рыбалку.
— Но, если есть цель, должен быть и метод. А всякий
метод должен вытекать из выводов, основанных на наблюдениях,
фактах и знаниях. Чем же после этого отличается наш рядовой
рыболов от деятеля науки или первооткрывателя? Мы,
рыболовы, напрягаем всю силу своего ума каждый раз для того,
чтобы поймать пару ершей. При этом мы обязаны применять
свои знания этого дела соответственно обстановке,
заключающей в себе задачу со многими неизвестными: характер водоема,
погода, направление ветра, затрата времени, качество
купленных лесок, даже характер участников рыбалки... Э, да что там
говорить! — Он досадливо обернулся:
— А муки! Вспомни, как смотрят на тебя жена и ребята,
когда ты пустой возвращаешься с рыбалки. Да если бы только
смотрели! А ведь Вера Ивановна, насколько я помню, любит
еще и высказывать свое мнение по поводу лысых бездельников,
только и мечтающих о том, как бы удрать из дома, вместо того
чтобы помочь жене или погулять с детьми.
А сколько раз перед рыбалкой ты подходишь ночью к
барометру? А наблюдение за липой, что стоит перед окном,—
15

качается она от ветра или нет? А розыск старых резиновых
сапог и заплатанных брюк, что каждый раз кем-то
выбрасываются в такие места, что сам черт не найдет? Но спросить
об этом и не мечтай!.. А расспросы приятелей, не занимающихся
рыбной ловлей, их двусмысленные улыбки и постукивание
пальцем по лбу, когда ты отвернешься... Да что я тебе все это
объясняю. Если бы тебе дома было лучше, чем в моей холостяцкой
квартире, разве ты приехал бы ко мне?
Сраженный логикой приятеля, я постарался перевести
разговор на другую тему. Было девять часов вечера, и я спросил
Николая Ивановича — не пора ли нам спать, поскольку завтра
на рыбалку вставать придется очень рано. В ответ на это он
снова с сожалением пожал плечами и предложил... идти в кино.
— На рыбалку мы с тобой поедем завтра с дачным поездом
в 8 часов 30 минут. Успеешь, выспишься!
— Позволь, что же это за рыбалка? — удивился я.— Ведь
самый клев на утренней зорьке?
Приятель с грустью посмотрел на меня:
— Кажется, все то, о чем я тебе сегодня толковал, тобою —
увы! — не усвоено. Пойми же, что рыбу надо ловить с
минимальной затратой времени, пользуясь научными методами, о
которых я тебе только что говорил!
Ничего не поняв, но затаив обиду, я про себя подумал:
«Ну, погоди же, ты, научный рыболов! Разыграю я тебя завтра,
как по нотам, со всеми твоими научными гипотезами и
выводами!»
К месту ловли мы прибыли в 9 часов 05 минут. На двоих
у нас были три коротких удилища с катушками. Николай
Иванович закинул удочки, насадив на крючки пшенную кашу и
зерна кукурузы.
— Поклевка будет между 9.30 и 10 часами,— предупредил
он меня.— К этому времени тебе необходимо быть около удочек.
Сказав это, он отошел и, развернув принесенную с собой
книгу, сел на стульчик-раскладушку и углубился в чтение.
Я оглядел место ловли. Это был лесной пруд площадью не
более девяти гектаров. Налево от нас виднелась плотина,
направо— ручей, из которого наполнялся пруд.
Я взглянул на часы. Было 9 часов 33 минуты. Подойдя
к удочкам, я спросил приятеля:
— Какого размера рыба будет сегодня, товарищ ученый маг?
— Немецкий карп от четырех до шести килограммов,— не
отрываясь от книги, ответил он. Я собирался задать следующий
вопрос — в жареном или консервированном виде будет наш улов,
но... в это время катушка крайнего удилища резко затрещала.
Подсекая, я услышал сзади спокойный голос Николая
Ивановича;
— Девять часов сорок одна минута. Не тяни и не дергай.
16

Води, сколько тебе вздумается. Но имей в виду, что больше
одной рыбы я тебе ловить не позволю, поскольку норма вы
лова — пять килограммов на рыболова в день.
Я не стану рассказывать, как мы вытащили карпа, который
потянул 4,8 килограмма. Николай Иванович, как будто бы
ничего и не случилось, спокойно разобрал удилища, связал их
и уложил в чехол. Предложил немного посидеть, а потом
искупаться. Видя мой изумленный взор, он улыбнулся:
— Что ты смотришь на меня, как на фокусника в цирке?
— Но, позволь, ведь это действительно какой-то фокус!
Объясни, в чем тут дело?
Он подошел ко мне, постучал согнутым пальцем по моему
лбу и начал свою лекцию, которую я постараюсь воспроизвести
дословно.
— Принято думать, что голова на плечах у мужчины твоего
возраста является мыслительным аппаратом, служащим
основным признаком различия между рыболовом и рыбой, которую
он ловит.
Пользуясь дедуктивным методом мышления, давай
рассмотрим данный случай в его причинной и логической
последовательности на основе тех фактических данных, которые я добыл,
вылавливая здесь почти ежедневно по одному карпу в день,
в определенное время, в течение вот уже трех недель.
Обрати внимание на то, что данный водоем имеет почти
овальную форму, а растительность (я говорю о подводной
растительности, являющейся местожительством бентоса, основного
корма для взрослых карпов) начинается по противоположному
берегу от ручья и до плотины. Затем она переходит на наш
берег и кончается вот здесь,— он показал на заливчик слева,
— Дальше растительности нет. Как ты лично проводишь
свой день? Ночью спишь в постели, а утром после умыванья и
гимнастики принимаешься за завтрак? То есть удовлетворяешь
физиологические потребности, свойственные живому организму.
Зададим себе вопрос: почему карп — а ведь он тоже живой
организм— в данном водоеме, при данном расположении кормовой
базы, должен иметь какие-то иные, чем у тебя, рыболова,
привычки? На этот вопрос можно смело ответить — иных привычек
у карпа быть не может.
Что же происходит с карпами? Самое глубокое место, с
большим количеством коряг в данном водоеме, несомненно, около
плотины. В этом легко убедиться, даже не промеряя глубину
с лодки, а проследив рельеф оврага, в котором расположен
пруд. Так вот, это и есть место ночевки карпов.
С рассветом карпы, проснувшись и поднявшись из ям,
отправляются завтракать. Куда? Они не рассуждают, как
рассуждал в свое время ты, будучи студентом: «Пойду куда-нибудь
позавтракаю». Карп педантичен. Он — немецкий карп! Поэтому он
17

направляется только туда, где имеется бентос, то есть к
ближайшей точке от места ночевки.
Поскольку сейчас август месяц, то, следовательно, проплыв
карпа за кормом относится к 4 часам утра. Обследуя
растительность и насыщаясь (а корма такому дяде нужно много), карп
доходит до конца растительности противоположного берега и
переходит к нашему. К 9 часам 30 минутам или не позднее
10 часов карпы обязательно достигают того места, где стоят
наши удочки. Почему это так? Да только потому, что, живя
в данном пруду около 15 лет, карпы каждый день совершают
один и тот же рейс, с одной и той же скоростью, ибо никакой
необходимости менять кормный путь или увеличивать скорость
проходки нет. Однако, отмечаю, что этот расчет верен только
в том случае, если карпам в этом деле никто не мешает.
Если же в то или иное утро в ранний час жена путевого
сторожа, домик которого виднеется среди деревьев
противоположного берега, придет на пруд полоскать белье (а проделывает
это она на середине расстояния между плотиной и истоком
пруда), или сам сторож, сев в лодку, воткнется в
противоположный берег в попытке наловить плотвы, так как карпов он ловить
не умеет, то время поклевки будет неопределенным.
Какими доказательствами я располагаю?
Когда ты вынимал карпа из воды, я обращал твое внимание
на то, что крючок у карпа находился с левой стороны рта.
Добавлю, что у всех пойманных мною карпов в период между
9 и 10 часами крючок был всегда в левой стороне рта. О чем
это говорит? Это говорит о том, что карп, беря нашу насадку,
двигался по направлению к нам справа налево, то есть от
истоков пруда к плотине.
У всех других карпов, пойманных, при наличии помех, в
другое время, крючки были либо с правой стороны рта, либо
спереди, в верхней или нижней челюсти.
За три недели я ходил одиннадцать раз и поймал
одиннадцать карпов. У семи из них крючки были с левой стороны, у
четырех по-разному — это были дни с помехами.
Вот что значит, голубчик ты мой, не оценить в свое время
практическую применимость тех знаний, что нам с тобой в
университете преподносили умные старички, над которыми ты тогда
очень любил подтрунивать в ущерб усвояемости. Поэтому тебе
происшедшее и кажется фокусом.
Что я могу к этому добавить? Я прожил у Николая
Ивановича восемь замечательных дней. Восемь дней я ходил на этот
пруд и поймал пять крупных карпов, причем, пользуясь методом
приятеля, я, как правило, предугадывал время поклевки. Три
дня были с дождями, и карп не брал.
А вы пользуетесь научным методом?
г. Тула

Леон Геллерт*
ВЕЛИКИЙ РЫБОЛОВ
Я настолько далек от рыболовного спорта, что когда в
понедельник утром слышу, как сосед спрашивает другого: «Ну, как
клевало вчера?», мне прежде всего приходит на** ум мысль о...
комарах. Это, однако, вовсе не значит, что я никогда не держал
в руках удочку. Время от времени некоторым заядлым
любителям, отчаянно нуждающимся хоть в каком-нибудь компаньоне,
удается вытаскивать меня в море, и я болтаюсь с ними в их
яликах, пока меня не доконает морская болезнь.
Должен сказать, что наша Баррэн-авеню просто кишит
заядлыми рыболовами. Знаменитые Бруксы, Битэмсы, Виккерстэ-
ты — это все мои соседи. И самым опытным из них, по
единодушному мнению всех наиболее авторитетных наблюдателей,
является мой друг Кирилл Максуп. Мне об этом, понятно,
судить трудно, но, поскольку сам Максуп очень часто утверждает
то же самое, по-видимому, это действительно так.
Говорят, что он знает о рыбах столько, что может читать
самые сокровенные их мысли. Многие ли рыболовы осмелятся
заявить, что они таскают хитрющих лещей с помощью одного
голого крючка, без всякой наживки? А Максуп делает это
запросто.
Неудивительно поэтому, что, наслышавшись рассказов о его
доблести и мастерстве, я не устоял и принял его предложение
порыбачить недельку в Старой бухте. Было это прошлым летом,
но я до сих пор помню все до мельчайших подробностей. И,
наверное, буду помнить всю жизнь...
— Однако, прежде чем мы отправимся,— предупредил меня
Максуп, когда я сказал свое «да»,— мне хочется, чтобы ты
твердо усвоил, что я везу тебя в такое место, о котором никто,
кроме меня, не знает. Ты должен поклясться, что никогда,
никому, ни при каких обстоятельствах не выдашь его координаты.
Это место — ты убедишься сам — так кишит рыбой, что ее можно
таскать из воды голыми руками.
Я поклялся. Так торжественно, как только мог,
— Все снаряжение и снасти у меня есть,— сказал он в
заключение.— Тебе придется взять только наживку, пол-ящика
или, лучше, ящик пива и рюкзак или сумку с подходящими
продуктами— на случай, если нам надоест питаться дарами моря.
* Леон Геллерт (род. в 1892 г.) — австралийский писатель и журналист.
Автор известной книги о первой мировой войне «Походный марш» (1917),
повестей, сборников юмористических рассказов, статей.
Рассказ, взятый из сборника «Сокровищница австралийского юмора»
(сост. Б. Уоннэн, Мельбурн, 1962),—первое произведение Геллерта,
переведенное на русский язык,
19

Поставим там на самом берегу палаточку и заживем себе, как
боги. Тишина, покой вокруг, никаких тебе знакомых и родных.
Здорово, а?
В путь мы тронулись в субботу. Чтобы закупить все
необходимое, мне пришлось полдня побегать по магазинам. Плавание
тоже окааалось не из легких: греб я один — Максуп сидел на
корме и приводил в порядок снасти, а море, даже мой друг
признал это, было довольно неспокойным. Поэтому, когда мы
добрались до места, у меня едва хватило сил вытащить ялик на
берег.
Справившись в конце концов с этим делом, я присел на
выступ возвышавшейся скалы и огляделся вокруг. Должен
признаться, что ничего примечательного в этом Таинственном
местечке Максупа (в силу данного обещания я могу именовать его
только так зашифрованно) я, как ни старался, не нашел. Берег
как берег, скала как скала. Правда, сзади, почти сразу же за
ней, начинается довольно уютный лесок, карабкающийся по
склону длинной и в общем-то живописной горы. Но что до него
нам, рыболовам? Мы ведь привязаны к воде...
Долго любоваться видами я не мог — надо было ставить
палатку. Провозился я с ней часа два, потому что опять все делал
один: Максуп сначала занимался метеонаблюдениями, а потом
обдумывал меню нашего ужина. Когда палатка была поставлена,
он объявил его:
— На первое будет, разумеется, уха. А на второе... На
второе я приготовлю такое, что тебе и во сне никогда не снилось.
Блюдо, которое он назвал, я действительно не пробовал ни
разу в жизни. Не отведал я его, увы, и в тот раз. Наверное,
поэтому я не запомнил его мудреное название. Помнится только,
что в его состав входят анчоусы, мелко нарезанный лавровый
лист, множество специй и еще что-то.
— Ну, а теперь,— сказал Максуп, нанизывая на крючок
креветку,— пока ты будешь собирать хворост для костра, я, с
твоего разрешения, вытащу парочку лещей. Какие тебе больше
нравятся — пожирнее или не очень? Пожирнее, конечно! Что же
это за уха из одних костей!
Хворост я собрал, костер разжег, воду вскипятил, а Максуп
все не возвращался. Тогда я тоже взялся за лещей.
Положение от этого, конечно, изменилось мало. Давно зашло
солнце, давно наступила ночь, а мы все сидели на выступе
скалы и, болтая ногами, мрачно держались за свои удочки.
Первым не выдержал Максуп.
— К черту,— сказал он, вытаскивая свою леску.— Давай-ка
отложим это дело на утро. Зря только теряем время. Сам Грэй
ничего бы не взял в такой прилив. Рыбы зверски привередливы
в этом отношении. Если прилив хоть чуточку не в их вкусе, они
тотчас же прячутся.
20

— Правильно,— обрадованно принялся и я сматывать свою
удочку. Правда, про себя я подумал, что там просто некому
прятаться. Но, чтобы не огорчать друга, вслух я этого не сказал.
Нам не оставалось ничего другого, как открыть банку
холодных мясных консервов и поужинать не ухой, а ими...
Рассвет застал нас уже восседающими на скале.
— Ну уж на завтрак рыбка у нас будет,— безапелляционно
заявил Максуп, закидывая удочку.
Его крючок ослепительно сверкнул в лучах восходящего
солнца и медленно погрузился в воду. Раз сто потом, не меньше,
вытягивал его мой друг на поверхность, чтобы проверить, не
зацепилось ли за него что-нибудь. И всякий раз на нем не было
ничего, похожего на рыбу.
Мой-еобственный крючок зацепился сразу же. Должно быть,
за какую-нибудь корягу или что-то в этом роде. Я понял это
довольно быстро и сразу же перестал тревожить его.
«Захочет,— думал я,— высвободится сам. Если же его ташить
насильно, дело может кончиться тем, что я порву чужую леску,
и все». Крючок не захотел. В извечной борьбе сил моря и суши
и в этот раз победили силы моря...
В полдень, когда я все-таки вытащил свою леску (конечно,
без крючка), Максуп посмотрел на меня и сказал:
— Не отчаивайся, уж после обеда мы обязательно
наверстаем свое. Попомни мои слова.
Завтрак наш (вернее, и завтрак и обед) состоял из
удивительно неаппетитного сочетания консервированной баранины и
сухих бисквитов.
Поздно вечером, когда мы, задыхаясь от одуряющего запаха
неиспользованной и разлагающейся наживки, запивали
противно теплым пивом консервированную свинину с бобами,
Максуп сказал, что, по его мнению, наши старания с самого начала
были обречены на неудачу из-за слишком сильного ветра.
,— Я уже говорил тебе, что за капризная это тварь — рыба.
Стоит только подняться ветру, да еще не оттуда; откуда надо,
как она сразу смывается в море, и тогда хоть лопни, но ты уже
ничего не вытянешь. Будем надеяться, что завтра погода улуч
шится.
Я не мог с ним согласиться. Ветер здесь совершенно ни при
чем, потому что, во-первых, он был очень слабый, а, во-вторых,
накануне, в безветренный вечер, мы тоже ничего не поймали.
— Если ты хочешь знать мое мнение,— сказал я,— то, по-
моему, нам не везет потому, что здесь просто нет рыбы. А,
может, никогда и не было.
— Можешь оставить свое мнение при себе,— огрызнулся
Максуп и, открыв новую бутылку пива, стал пить его прямо из
горлышка.
21

За ночь ветерок совершенно стих, но зато все небо покрыли
тяжелые свинцово-серые облака.
— Не нравится мне их вид,—-нахмурившись, проворчал
Максуп.— Но мы все-таки пойдем.
И мы пошли. И опять просидели на этой скале битых десять
часов. И снова весь день ели одни консервы и бисквиты, от
которых у меня, в конце концов, расстроилось пищеварение.
А рыба все не клевала! Наверное, с таким же успехом мы
могли бы просидеть день над какой-нибудь пустой лоханью.
— Рыбы — это самые ленивые твари на свете,— утешал меня
вечером Максуп, уписывая холодную говяжью тушенку.— Стоит
только какой-нибудь несчастной тучке на минуту закрыть
солнце, как они уже воображают, что это ночь, и тут же
отправляются на боковую. Ну и здоровы же дрыхнуть!.. Но ты не
отчаивайся— будет и на нашей улице праздник!
— А, по-моему,— начал было я,— здесь...
— Хочешь еще пива? — моментально прервал меня Максуп.
Его пророчество сбылось — и очень скоро. Можете вы
представить себе небо без единого облачка, солнце, ласково
пригревающее (а не палящее), зеркально-гладкую, чуть-чуть
подернутую рябью поверхность моря, мягкий, веющий прохладой
бриз (как сказал Максуп, именно тот, что надо)? Можете?
Очень хорошо. Именно такая погода и выдалась на другое утро.
— Денек — словно по заказу,— довольно пробасил Максуп,
выглянув из палатки.— Ну уж сегодня мы свое возьмем!
Да, денек этот действительно мог бы пройти чудесно, если
бы... Если бы не два — всего два — маленьких «но»:
во-первых, меня все время мучали страшнейшие рези в
животе;
во-вторых,— и это, пожалуй, главное,— несмотря ни на что,
клева все-таки не было.
Ровно в полдень, сказав себе: «Хватит!», я решительно
поднялся и...
И тут все началось.
Первым удивил меня Максуп. Вытащив свою удочку, он
обернулся ко мне и вдруг мрачно объявил:
— Как мне ни больно, дорогой Билл, но я должен сказать
тебе...
— Что? — приготовился я ко всему самому худшему.
— Что рыбы здесь нет. Больше того, готов биться об заклад,
что ее нет здесь в радиусе пяти миль.
— Почему?
— Акулы,— ответил Максуп единственным словом.
В тот же самый момент позади нас послышался шум, и из
леска на склоне горы высыпала целая ватага юнцов.
Парни — я насчитал их восемь — устремились прямо к на-
22

шей скале. Все они были увешаны снаряжением для подводной
охоты — ластами, масками, трубками, ружьями. Но вид их, тем
не менее, был совсем не воинственный, нет. Они не походили на
сынов Посейдона.
На берегу они начали натягивать на себя шерстяные свитеры
и прилаживать снаряжение. Наше бедное Таинственное
местечко сразу превратилось в суетящийся муравейник.
И что самое обидное — нас они совершенно не замечали.
Даже не спросили, как клюет или что-нибудь в этом духе.
Словно не видели, что мы с удочками и уже обжили это место,
как собственный дом.
Облаченные в свои доспехи, они стали похожи на
фантастических пришельцев с других планет. Охотиться собирались
семеро; восьмой — его называли Артур — оставался на берегу,
чтобы собрать хворост и разжечь костер.
Когда они в полной боевой готовности (один из них держал
большую проволочную корзину) сошли к воде, ближайший
к нам парень приподнял на лоб маску и крикнул Артуру:
— Через двадцать минут костер чтоб горел! Мы долго не
задержимся.
Затем все вместе они скользнули в воду.
— Нет, какое нахальство, а? — возмущенно воскликнул
Максуп.— Через двадцать минут они вернутся! Небось, думают, еще
и с рыбой! Как бы не так, держите карман шире.
Минут десять мы с Максупом молча сидели на скале,
внимательно наблюдая за рассыпавшимися по всей бухте пловцами.
Артур бродил поодаль, собирая валежник.
Вдруг, словно ужаленный, Максуп вскочил на ноги и что есть
мочи завопил:
— Эй, парень, сюда! Быстрее, быстрее!
Артур выпрямился, удивленно поглядел на Максупа, потом
нехотя направился к нам.
— Что случилось? — подойдя, спокойно спросил он.
— Смотри, смотри! — возбужденно размахивая руками,
сказал Максуп. Кого-то из ваших схватила акула!
— Где?
— Вон, видишь плавают кишки! Я так и знал, что этим все
кончится.
— Это Джордж,— все так же невозмутимо сказал парень.
— Что это значит — Джордж?!—даже подпрыгнул от
негодования Максуп.— Эти кишки, может быть, раньше и были
в Джордже, а сейчас вон они — видишь? Акула
выпотрошила его!
— Ах, вот в чем дело,— улыбнулся Артур.— Успокойтесь,
сэр, это рыбьи кишки. Чтобы сэкономить время и воду и чтобы
рыбка была свежей, мы потрошим ее прямо в море... Простите,
но мне нужно идти.
23

Отвесив моему другу нечто вроде церемонного поклона,
парень поднял охапку хвороста и заспешил к костру. Максуп
проводил его ошалелым взглядом, пожал плечами и снова
обернулся к морю.
В это время охотники один за другим стали выходить из воды.
Столько рыбы, сколько они вытащили с собой на берег, я до
сих пор видел только на рынке — и то лишь в субботу и
предпраздничные дни. Рыбой — отличной, крупной, причем уже
вычищенной и выпотрошенной — была доверху набита
проволочная корзина. Рыбу вываливали из сеток, снимали с куканов,
вытряхивали из-за пазух. Причем делалось все это так просто
и буднично, что было совершенно ясно: это для них самое
обычное явление.
Я посмотрел на Максупа и... похолодел. Если б в эту минуту
вы видели выражение его лица! Я никогда не думал, что
человеческая челюсть может отвисать так низко! «А что если она
так и не станет на место?!» — мелькнула у меня мысль.
— Вы не отобедали бы с нами? — послышался вдруг снизу
голос Артура.— Ничего особенного у нас нет, одна рыба, но
ее хватит на всех. Милости просим к нам в гости!
Мы не заставили его слишком долго упрашивать нас...
В тот же вечер мы сняли свой лагерь и отправились в
обратный путь, домой. Возвращение, особенно пеший переход от
причала до нашей Баррэн-авеню, оказалось еще труднее, чем
путь туда. Ребята отдали нам половину своей добычи, и мы шли
нагруженные, как вьючные животные. Но мы мужественно
вынесли все — в том числе восторженные поздравления знакомых
и незнакомых и предельно выразительные,
восхищенно-завистливые взгляды, которыми провожали нас все прохожие.
Знакомым мы даже отвечали. Разумеется, с присущими нам тактом
и скромностью.
Конечно, больше всего досталось Максупу — все знали, что
если б не он, я бы, как всегда, вернулся домой с пустыми
руками. Венцом его триумфа был момент, когда он принялся
одаривать каждого поздравляющего рыбой.
— Нет, что ни говорите,— получив свою рыбину, заявил
зеленщик,— такие рыболовы, как Максуп, рождаются раз в
десять лет!
— В десять? — заметил бакалейщик тоном взрослого,
говорящего с ребенком,— раз в сто лет!
— Если б в сто,— покачал головой мой сосед — чиновник из
муниципалитета.— Боюсь, что...
Конца этой волнующей встречи я не слышал, потому что жена
утащила меня в дом. Мою долю добычи Максуп под горячую
руку раздал тоже, но жена даже не заметила этого — ведь я еще
ни разу в жизни не возвращался с рыбной ловли с рыбой...

Виктор Куликов
У КОСТРА
Когда кончаются поклевки
С зарей вечерней до утра,
Мы любим дружные ночевки
Вокруг рыбачьего костра.
И коллективную ушицу
Готовя в общем котелке,
Стираем возраста границы —
Причем тут возраст — на реке?
Чины оставлены в конторе,
Ученых званий больше нет,
И над соседом в разговоре
Трунит с ухмылкою сосед.
Одними битые дождями,
Одним согретые костром,
По-братски делимся крючками
И дефицитным мотылем.
А утром снова торопливо
В уединение спешим
К своим излюбленным заливам,
К местам проверенным своим.
Сидим часами одиноко
В самозабвении немом
У заводинки синеокой
Над задремавшим поплавком.
г. Буй Костромской обл.
Дмитрий Матвеев
НЕЗАТУХАЮЩАЯ СТРАСТЬ
Оборудуя наблюдательный пункт на чердаке одного из
домов, командир роты лейтенант Куприянов наткнулся на удочку.
Удочка была бамбуковая, складная, с леской и крючком. Очень
изящная.
— Вот бы поудить... Озеро недалеко, впереди нашей линии...
Меньше километра... Да застыдят наши: нашел время для за-
25

бавы... Правда, сейчас затишье, фронт стабилизировался...
Командование отдало приказ вести обучение солдат, приводить
в порядок снаряжение... Но комполка... Педант, сухой, строгий,
не признающий ничего, кроме неукоснительного выполнения
приказов... А все-таки надо... часочек бы посидеть на зорьке...
Только не открыто, а под каким-нибудь предлогом,—
раздумывал лейтенант, ^любуясь удочкой.— Наверно, и рыба в озере
стоящая, раз такие удочки здесь водятся.
Дремавшая в сердце лейтенанта страсть разгорелась с такой
силой, что он уже не мог не думать о предлоге, под которым
можно было бы пойти на озеро. И, наконец, надумал:
обследовать озеро на предмет выставления и маскировки секрета.
Доложил об этом командиру полка., Тот согласился, но почему-то
улыбнулся и загадочно спросил:
— Может, оно пустое, озеро-то?
Лейтенанту почудилось, что комполка догадался об
истинной причине его намерения, он покраснел и решил разубедить
полковника:
— Не все ли равно? Мне же не рыбу ловить, а камыши
осмотреть...
Полковник уже серьезным тоном, без улыбки сказал:
— Вот, вот. Для этого и надо знать. Если оно рыбное — то
на нем не исключены рыболовы. Понимаете? Такие же, скажем,
как вы.
— Понимаю,— смутился лейтенант.
— Так вот, учтите это. Теперь идите.
Направляясь перед зарей к озеру, лейтенант инструктировал
сам себя: с выбором места не торопиться, внимательно
осмотреть озеро, затаиться в камышах и послушать шорохи...
Но как только увидал блеск воды в одной из камышовых
прогалин, лихорадочно размотал леску и тотчас же сделал
заброс. Настоящие рыболовы знают, как сладостно, с какой
надеждой бьется сердце в первые минуты после заброса, как
неотступно следят глаза за поплавком.
— Осмотрю озеро потом, когда посветлеет,— оправдывал
свое нетерпение Куприянов.
Вот он, наконец, желанный клев: поплавок сделал присядку,
потом еще одну, потом еще и совсем юркнул под воду... Взмах
удилищем, и рука лейтенанта упруго вибрирует под тяжестью
сопротивляющейся рыбы...
Улыбкой встретил Куприянов серебристого карася весом
в полкилограмма. Через несколько минут попался второй, за
вторым — третий. За короткое время (так, по крайней мере,
казалось лейтенанту) он поймал десятка два красавцев. С
большим трудом заставил он себя посмотреть на часы. Он просидел
на озере намного больше того времени, которое сам себе опре*
делил. Предварительно замаскировав в плащ и добычу, и удоч-
26

ку, он возвратился в полк и тайком передал рыбу штабному
повару.
Наслаждаясь столь редким в фронтовых условиях кушаньем,
как свежие жареные караси, офицеры всячески нахваливали
снабженцев, а командир полка, пряча усмешку, поддакивал:
— Да, молодцы! Полакомили.
Взбодренный первым успехом, лейтенант зачастил на озеро.
Но однажды... Впрочем, по порядку.
Однажды на рассвете, сидя на полюбившемся местечке,
Куприянов услышал шорохи в камышах неподалеку от себя.
«Фрицы?!»— обожгла его страшная мысль. Быстро сняв с плеча
автомат, который он брал неизменно с собой, лейтенант направил
дуло в ту сторону, откуда послышался шорох. Через мгновение
что-то заплескалось в воде совсем близко. Не раздумывая,
Куприянов коротко крикнул: «Хенде хох!» (руки вверх),
намереваясь немедленно прошить камыши очередью.
— Обождите, лейтенант,— услышал Куприянов в ответ
знакомый голос, от которого оторопел. Через мгновение поверх
камышей показалась гвардейская фуражка и спокойное,
улыбающееся лицо командира полка.
— Так вот вы где,— огляделся командир полка. Лейтенанту
показалось, что в голосе звучала ирония, не предвещавшая
ничего хорошего.— Ну, теперь всыпет по первое число... Выставит
на посмешище перед всем полком...—сокрушался лейтенант.
Еле овладев собой, он чуть слышно пролепетал:
— Еще бы секунда... и я бы прошил вас из автомата...
— Ну, как? — спросил, подходя, командир полка.— Клюет?
Лейтенант ответил совсем невпопад:
— Место для секрета не подходящее...
— Это мне уже докладывал ваш заместитель. Я
спрашиваю— как улов?
— Улов?!
Не дождавшись ответа, полкавник предложил:
— Идемте, посмотрим, какого я подцепил... От этого
Куприянов совсем обалдел.
Вытащив из воды плававшего на кукане серебристого карася
редкой величины, командир полка показал его лейтенанту с
детским восторгом.
— И знаете, на какую леску? — Вот...— полковник выдернул
из берега свою удочку.
Глядя на удочку, на карася, на полковника, командир роты
еле выговорил:
— Значит, и вы...
— Да, увлекаюсь, увлекаюсь... С таких вот лет,— полковник
показал половину своего роста.— Отец приохотил... Вот
пользуюсь каждой возможностью. На фронте, конечно, не до того...
А сегодня нашел часочек... Вы читали киргизский эпос «Манас
27

Великодушный»? Там мудро сказано: «Сердце военачальника
перед боем должно быть спокойным, как озерная гладь». По
всем признакам, фашисты задумали выступить. Вот я и пришел
успокоиться. Ведь еще писатель Аксаков говорил, что ничто так
не успокаивает, как ужение рыбы. Да я и сам, по своему опыту,
это знаю. Посидишь на речке с удочкой часок-другой —
глядишь, все твои докуки пропадают... На душе становится
спокойно.
— А я думал...— несмело вставил Куприянов,— что вы
высмеете... Осудите меня...
— И высмеял бы, даже наказал строго, если бы озеро
находилось где-то там, в тылу... И сам бы не пошел. Потому как
нельзя в такое время, когда каждый час чреват
неожиданностью, отрываться от части... А здесь мы ведь впереди своих
солдат и первыми увидим движение противника. Но и здесь
надо знать меру: долго не засиживаться, обязательно оставлять
за себя заместителя, устанавливать с ним сигнальную связь на
случай надобности.
— Я все это соблюдаю, товарищ полковник,— поторопился
заверить Куприянов.
— Знаю. Проверил. Потому и не бранюсь... Но хватит,
давайте собираться.
Идя в расположение полка, полковник не переставая
рассказывал лейтенанту всякие истории про рыбалку.
— Отправляясь на фронт, я захватил с собой коробочку
с лесками, поплавками и крючками. И вот вожу ее все время
с собой. Правда, до сих пор было не до рыбалки. Но иногда,
в свободную минутку, откроешь ее, полюбуешься и на душе
становится как-то легче, веселее. Словно посидел ты на родной
реке. Приходите сегодня после проверки подготовки роты ко мне
в землянку. Я вам покажу, что у меня есть...
Слушая полковника, лейтенант все больше убеждался, что
никакой он не педант, не сухарь, как о нем говорили, а самый
нормальный, даже очень симпатичный человек. С этого дня
лейтенант и полковник крепко подружились и поддерживали дружбу
до самого конца войны, пока не разъехались в разные стороны.
JB. Еорчагии
СИДОРЫЧ
Нас было четверо. Мы жили в одном доме. Каждый
субботний вечер после работы мы отправлялись на рыбную ловлю.
Пригородная электричка привозила нас на конечную станцию.
Потом мы ехали в тряском переполненном автобусе, в деревне
Колосово выходили. По натоптанной извилистой тропинке под-
23

нимались на косогор. У его подножия стелилась рябая гладь
реки. Мы спускались к воде и тут под песчаным обрывом, возле
большого плоского валуна, видели нашего старого знакомого,
товарища по рыбной ловле.
— Здравствуй, Сидорыч! — хором кричали мы. Он
оборачивался. Добрая улыбка приподнимала седоватые усы. Затем,
сняв с головы широкополую помятую шляпу, он приветственно
махал нам. Мы располагались по соседству. Вечером у костра
завязывался разговор.
На этот раз беседа зашла о браконьерах.
— А что, Сидорыч, не пошаливают здесь?
Старик вынул изо рта трубку и выпустил густой клуб
белесого дыма.
— Был тут случай,— начал он.— Пришел я на вечернюю
зорьку. Вижу вон за тем кустом ребята из Бекетовки бредень
налаживают. Подошел я к ним, а они будто не замечают.
— Разбойничать будете? — спрашиваю.
— Не твое дело,— отвечают.
— А вот и мое,— говорю.— Эту речку после войны, почитай,
весь округ выхаживал. Места на ней здорового не было. Кругом
коряги, что язвы. А теперь, когда подлечили мы ее, вы, стало
быть, попользоваться решили.
— Знаешь что, дедун,— сказал Юрка Соминский,— топай-ка
на печку.
Опалили меня эти слова. Взъерошился я.
— Ан нет,— кричу,— не на печь пойду, а в село. Всем людям
расскажу о вашем бесчестии.— Смутились ребята. А я еще
пуще: —Твой дед, Юрка, другом моим был. Он-то первый
приструнил охальников. Так-то ты дедову память оберегаешь.
— Да нам немного, на уху,— тянет Юрка.
— На уху и удочкой наловить можно. А сетью рыбу
встревожишь да и другим повадку дашь.
Почесали ребята затылки.
— Ладно,— говорят,— не будем.
Пошли. Я подождал немного и за ними. Вижу у оврага они
остановились, поспорили да и бросили свою разбойничью снасть
под кручу.
— Молодец, Сидорыч,— одобрительно говорим мы.
Он скромно молчит, помешивая в котелке душистое
варево ухи.
— Рыбка здесь держится,— вновь заговаривает он,— потому
что спокойно ей и вольготно. Опять же прикормку я
организовываю.
Он пробует уху.
— Готова.
Мы достаем цветисто расписанные деревянные ложки. Их
нам подарил Сидорыч. Уха очень вкусная.
29

Потом мы лежим у бледнеющего костра. Вновь слышится
неторопливый голос Сидорыча:
— И вот объявилась в том Синем море золотая рыбка.
Шустрая, красивая, одно загляденье. Полюбовался на нее сам
император и повелел не трогать чудо-рыбку. Чтоб жила она в
достатке и был от нее приплод. Но вдруг пропала рыбка.
Помчались гонцы ко всем берегам, спрашивают, не видал ли кто
золотую рыбку? И сказали им, что извела красавицу-рыбку щука-
злодейка. Послали за ней гонца-голавля. Приплыла зубастая
разбойница. Извилась своим бесстыжим телом и говорит, что,
мол, сводный брат ее судак погубил златорыбку. Ложь-то видно
в зубах не вязнет. Кликнули судака. Поклялся он в своей
невиновности. Хоть и поверили честному судачьему слову, да все ж
неловко было ему перед рыбачьим миром* С тех пор мстит он
щуке за клевету и гонит ее из тех мест, где сам обжился.
Сидорыч умолкает. Его по-детски наивная сказка вызывает
летучие грезы. В небе роятся хороводы звезд. С косогора
наползает вязкий запах цветов. На реке тихие волны нашептывают
колыбельную песню...
В следующую субботу мы, как всегда, поднялись на косогор.
По реке бежали торопливые волны. Мы взглянули под обрыв.
Там никого не было.
— А где же Сидорыч? —сказал Иван Григорьевич. Мы
недоуменно пожали плечами.
— Может, перебрался на другое место,— предположил
Семен Валентинович.—Давайте пройдемся по берегу*
Мы спустились вниз по течению и прошли до самого леса.
Дальше начинались глухие заболоченные места,, Вернулись
к обрыву.
— Странно, куда запропастился старик? — снимая с плеч
рюкзак, сказал Иван Григорьевич.
Рыбалка прошла вяло. Уху мы не варили.
На следующий день после завтрака Семен Валентинович
сказал решительно:
— Надо узнать, почему не был Сидорыч, За три года это
случилось впервые.
— А где он живет? — спросил я.
— Не знаю. Спросим у кого-нибудь.
Мы сложили снасти и направились в ближайшую деревню.
Там сказали, что Сидорыч живет за вырубкой, недалеко от
дорожного перекрестка, в старом рубленом доме, на
остроконечной верхушке которого стоит вырезанный из дереза петух.
Его-то мы заприметили с дороги. Задрав раскрытый клюв, он
словно пел свою немую бесконечную песню. Мы подошли к
забору, стукнули в калитку. В ответ рыкнула собака.
— Цыц, оглашенная,—прозвучал негромкий старческий го*
30

лос, и калитка распахнулась. Перед нами стояла маленькая
старушка в серой вязаной кофте.
— Ивана Сидорыча можно увидеть? — осведомился,
выступая вперед, Иван Григорьевич,—друзья мы его. Рыбу ловили
вместе.
— А, московские, стало быть,— всплеснув руками, восклик*
нула старушка.— Сидорыч-то про вас часто говорил. Проходите.
Мы сели в беседке, увитой крупнолистным плющом.
— Сидорыч-то мой,— старушка печально вздохнула,—
занедужил. Была у него в войну контузия. Долго она его мучила.
Потом полегчало. А вот намедни вновь объявилась. Хватила
ударом, да так, что чуть богу душу не отдал. Теперь лежит
старичок-то мой в больнице. Грустный, пониклый. Вчера были мы
у него с сыном. Я-то храбрюсь и говорю, что, мол, не давайся
болезни. А он шепчет: «Снасть-то мою ребятам отдай. Да скажи,
чтоб порядок на реке соблюдали. Сидорыч, мол, так наказывал».
Старушка приложила к глазам платок. Мы молчали.
— Как бы повидать его? — тихо спросил Георгий Борисович.
— В воскресенье с утра прием,— всхлипывая, сказала
старушка.
Бревенчатое здание больницы поблескивало широкими
окнами сквозь дремучую листву окружавших ее деревьев. У темно-
зеленых ворот мы остановились. Из калитки вышла молодая
девушка в белом халате.
— Ивана Сидорыча Бычакова можно увидеть? —
спросили мы.
— Обратитесь к дежурному врачу,— посоветовала она.
Высокая полная женщина, потряхивая белоснежным чепцом,
решительно произнесла.
— Не могу. Бычаков тяжелобольной. К нему допускаются
только родственники.
Мы подавленно молчали, но не уходили.
— У него,— продолжала говорить женщина в белом
халате,— резко повысилось давление. В работе сердца появились
перебои. Даже небольшое волнение может вызвать неприятные
осложнения.
— Да мы,^-начал Иван Григорьевич и запнулся смущенно.
— Что такое? — спросила врач.
— Мы успокоить его пришли. Мы рыбу вместе ловили.
Женщина добродушно усмехнулась, и чепец качнулся на ее
голове.
— Ох, что больные, что здоровые. Одна морока с вами.
Ладно, одного пропущу, только ненадолго.
— Двоих,—осмелев, попросили мы.
— Хорошо. Надевайте халаты.
Мы переглянулись. Иван Григорьевич выступил вперед.
— Нет, постой,—возразил Семен Валентинович,—я пойду.
31

— Перестаньте спорить,— обернувшись, сказала врач.
Иван Григорьевич шел за ней. Семен Валентинович, ускорив
шаги, догнал их. Мы с Георгием Борисовичем остались.
Поступок друзей возмутил нас Почему бы не нам, думали мы, пройти
к. Сидорычу. Но делать было нечего. Вздохнув, мы сели на
диван.
Я думал о Сидорыче. Познакомились мы случайно. Как-то
рыбачили на реке Сестре. Ловля была неудачной, хотя рыба
в реке водилась. Возбужденные сильными всплесками,
поминутно раздававшимися над поверхностью воды, мы без устали
облавливали самые заманчивые места, но поклевок не было.
— Зря маетесь,— сказал, подходя к нам, невысокий
кряжистый старик.— К дождю дело, потому так и плещется. А брать
не будет.
Мы посмотрели на светлое, безоблачное небо.
— Точно, быть дождю,— уверял нас пришелец, выколачивая
об ноготь потухшую трубку.— Да и кузнечик вон приутих.
Действительно, солнце вскоре начало заволакиваться
серой дымкой, свежий ветерок всколыхнул прибрежную траву, а
из-за горизонта поднялась необъятная громада темно-синих
туч. Через час хлынул ливень.
Ночевали мы в шалаше. С нами был и наш новый знакомый.
Назвался он Сидорычем.
— Так меня все кличут,— пояснил он.— Хотя зовусь-то я
Иваном.
Сидорыч оказался интересным и словоохотливым
собеседником. Он рассказал нам много увлекательного о повадках рыб,
показал хорошие места на реке. Последующие встречи еще
сильнее укрепили нашу дружбу. И каждый раз, когда мы
появлялись на реке, он подходил к нашему костру, говорил о своих
удачах, и морщины разбегались от улыбки по его загорелому
лицу. Во рту у Сидорыча была неизменная коричневая трубка,
и дым затуманивал веселые глаза. Таким я представил его.
— Нет,— говорил Иван Григорьевич, когда мы
возвращались домой,— не тот Сидорыч. Глаза усталые, далекие. Лицо
пожелтело, кожа на лице обвисла. Говорит тяжело.
В следующую субботу мы снова ловили рыбу. Но думали мы
о Сидорыче. Рыбалка опять не удалась. У Ивана Григорьевича
сошел крупный лещ, а он даже не огорчился. Я все время зевал
поклевки.
Когда солнце поднялось высоко, мы направились в больницу.
— А, рыболовы,— приветствовала нас врач.— Ну уж ладно,
заходите все.
В коридоре мы спросили:
— Как он, поправится?
— Вылечим,— ответила врач.— Но на рыбную ловлю,
видимо, ходить не сможет.
32

Сидорыч, увидев нас, слабо улыбнулся. Он сильно поседел.
Похудевшее лицо было бледно.
— Как дела? — слабым голосом спросил он. Мы молчали,
огорченные его болезненным видом.
Вдруг Семен Валентинович, распустив на лице бодрую
улыбку, заговорил восторженно:
— Хорошо, Сидорыч. От плотвы отбоя нет. Лещ идет
ровный, подбористый. У меня на зорьке такой засекся, аж удочка
зазвенела.
Мы с недоумением глядели на нашего друга. А он, разгоря-
чась, продолжал рассказывать о необыкновенно крупном леще,
которого якобы с величайшим трудом изловил сегодня.
Глаза у Сидорыча заблестели. Он сел в кровати.
— Так, значит, килограмма четыре потянет? —
переспрашивал он в третий раз Семена Валентиновича.— Красавец. Но я
покрупнее ловил. Перед весной в Бараньем омуте вот такие —
Сидорыч развел руки — артисты водились.
Сидорыч ожил. Морщины, перепутываясь, забегали по лицу.
Усы взъерошились.
— Подтащил я его,— возбужденно говорил он,— а он взвер*
нулся у берега, жахнул хвостищем и опять в глыбь. Нет, думаю,
брат, шалишь. Вытянул его-таки. На полпуда потянул.
Богатырь!
На лбу у Сидорыча выступил пот.
— Ты приляг, приляг,— говорили мы. Его азарт передался
нам. Мы переживали все перипетии борьбы со сказочным
лещом. И оттого, что на губах у Сидорыча трепетала живая
улыбка, на душе у нас стало легко и радостно.
— Что вы так расшумелись? — строго сказала врач, войдя
в палату, но, взглянув на посветлевшее лицо Сидорыча, сама
весело улыбнулась и, махнув рукой, вышла за дверь.
Домой мы возвращались счастливые.
Мы стали навещать Сидорыча каждое воскресенье. Здоровье
его заметно улучшалось. Он много и оживленно говорил,
смеялся заливисто, как в былые вечера у жаркого рыбацкого костра.
Как-то, подходя к больнице, мы увидели Сидорыча,
стоявшего у раскрытого окна. Он обрадовался, заметив нас, и рука
привычно потянулась к голове за несуществующей шляпой. Но,
вспомнив, он рассмеялся и помахал рукой.
— Вы для него лучшее лекарство,— сказала нам врач.
— Ну докладывайте,— шутливо произнес Сидорыч, когда мы
вошли в палату.
Больные говорили нам, что Сидорыч приобрел в больнице
большую популярность. Каждый вечер все собираются в
комнате для игр, чтобы послушать его необыкновенные рыболовные
истории.
2 Заказ № 2021
33

— Потешный дед,— покрутив головой, сказал черноволосый
мужчина с забинтованной рукой,— а мы думали помрет,
Паренек с перевязанной головой спросил:
— Заливает, небось, старик про пудовую щуку?
— И больше есть,— ответил я.
Сидорыч был теперь совсем молодцом. С лица не сходила
довольная улыбка.
— Вот трубочку врачи у меня забрали,— говорил он,
прощаясь, запретили курить. Ну да потеря невелика. А на рыбалку
пойдем, непременно пойдем. За рыбку, что приносили жене,
большое спасибо.
Случилось так, что в следующий предвыходной день я не
смог поехать на рыбную ловлю. У Ивана Григорьевича
заболела жена, а Георгий Борисович был приглашен на свадьбу.
Поэтому Сидорыча должен был навестить один Семен
Валентинович.
В воскресенье вечером мы забросали его вопросами о
здоровье Сидорыча.
— Чувствует себя хорошо,— отвечал Семен Валентинович.
Но нам казалось, что наш друг что-то от нас скрывает.
К приближающейся субботе мы готовились особенно бурно.
Мы соскучились по рыбной ловле и по Сидорычу.
Иван Григорьевич купил пять экземпляров сборника
«Рыболов-спортсмен». Один из них предназначался для Сидорыча.
Я купил два десятка превосходных крючков. Георгий
Борисович достал сто метров изумительной по своим качествам жил-
ковой лесы. Семен Валентинович без конца показывал банку
с каким-то удивительным лекарством, от которого, по его
словам, повышенное давление как рукой снимает. В довершение
наших радостей «прогноз» предсказывал хорошую погоду.
Он не ошибся. Когда мы поднялись на косогор, небо было
голубым и чистым. Лето было на исходе, но дни стояли теплые
и солнечные. Пахло сухой травой. Над кустами метался резвый
ветерок.
Мы начали спускаться к реке. И вдруг увидели под обрывом
знакомую золотисто-белую шляпу.
У меня зарябило в глазах. Мне показалось, что Иван
Григорьевич и Георгий Борисович что-то смахнули со щек. Семен
Валентинович победно улыбался.
Мы сошли пониже, а затем разом крикнули:
— Здравствуй, Сидорыч!
Он обернулся. Зашевелились раздвигаемые улыбкой усы.
Затем Сидорыч снял с головы шляпу и размашисто покрутил ею
над головой.
34

А. Чудипов
ПЕТЬКИН СЕКРЕТ
Это было в конце августа. Мы с Василием вышли не на
песчаную косу, что против хутора, а метров на сто ниже: шли лесом
и густым, почти непролазным ивняком, по бездорожью.
— Вот досада,— огорчался приятель,— обходить далеко
придется. По берегу не пройдешь — сплошной чернотал. Давай
передохнем немного.
Сбросили с себя рюкзаки — и в тень, под кусты. День был
жаркий. Пот так и струился с нас. Тихий Дон неторопливо,
спокойно катил свои воды в Цымлянское море. На берегу
показался проворный куличок, но, заметив нас, с писком вспорхнул
и скрылся. Вдруг послышался тоненький звон колокольчика.
— Совсем близко,— насторожился Василий.— Кто-то здесь
рыбалит...
Он поднялся и, разгребая руками молодой ивняк, точно
пловец воду, скрылся в нем.
Не прошло и пяти минут, кусты зашуршали, и я увидел
потное лицо Василия. Пригнувшись, он загадочно поманил меня„
— Пойди, посмотри,— зашептал он,— паренек закидными
каких сазанов выловил! И на моих глазах одного вытянул,
такого красавца, аж дух захватывает!
За небольшим мыском, поросшим также тальником, перед
нами открылся песчаный берег почти в форме полукруга. Ниже,
где кончалась береговая отмель, в реку упирался второй мысок.
Так что между обеими мысками образовался неширокий,, -но
длинный заливчик.
Рыжеволосый загорелый паренек в старенькой рубашке и
серых хлопчатобумажных штанах, засученных выше колена,
стоял над сторожком, согнувшись. Одной рукой он держал леску
закидной, а второй упирался в голое колено. Ему было не
больше пятнадцати лет.
Четыре сторожка, из которых только на двух были
маленькие колокольчики, приковывали все его внимание.
Рядом на берегу были жестяное ведерко с червями, старая,
сплющенная корзинка из чакана и грубый мешок.
Василий легонько толкнул меня в бок, указывая глазами на
берег мыска, где торчал толстый кол. Я увидел на кукане из
бельевой веревки золотистых, крупных сазанов.
Паренек оглянулся, заметил нас и в тот же миг начал быстро
перебирать руками, вынимая леску. Она натянулась и, разрезая
воду, уходила то в одну сторону, то в другую, Сомнений не
могло быть: на крючке был сазан.
Мы с Василием застыли на месте, ожидая самого
интересного: развязки поединка паренька с крупной и сильной рыбой.
2*
35

Юный рыболов не пользовался подсачком. И это еще более
усиливало наш интерес. Как же он будет вытаскивать сазана из
воды? Без подсачка — рискованно. Даже опытные рыболовы не
всегда выходят победителями в такой борьбе и часто
испытывают горечь поражения. Очень трудно удержать сазана в этот
момент, он буйствует и рвется с такой силой, что только
крепчайшие крючки и леска могут удержать его.
Рыболов не торопился. Он то отпускал леску, плавно
перебирая ее руками, то подтягивал к себе.
Сам он уже был в воде по колена и, казалось, в любую
секунду был готов к решительному рывку. Потом, не выпуская
леску, он опустил руки в воду, подтягивая трофей. А левой
ногой вдруг начал водить по дну, поднимая песок и тину. Вода
замутилась. И тут мы догадались о приеме паренька. Надо было
сделать так, чтобы сазан попал в мутную воду. Тогда, не
замечая человека, он ведет себя спокойнее. В это время можно его
подводить смелее и моментально хватать рукой. Расчет должен
быть безошибочным, иначе — уйдет.
По-видимому, паренек отлично владел этой сложной
операцией. Когда он выпрямился, в руках извивался лобастый
толстогубый сазан.
Мы подошли к рыболову, поздоровались. Он
отрекомендовался: «Петька Соломин, ученик седьмого класса». Все его
школьные товарищи ушли куда-то в поход, а он отказался:
больше всего любит рыбачить.
Только Петька успел посадить на кукан пойманного сазана,
как один из сторожков колыхнулся и плюхнулся в воду. Петька
моментально, в два прыжка очутился у закидной, схватил леску
и потянул. Через две минуты он вытащил еще одного сазана.
Признаюсь, мы с Василием сгорали от зависти. Тут же было
решено сделать закидные из лески спиннингов. Благо в наших
сумках были и крючки и обрывки жилки, чтобы использовать
их на поводки. Два грузила были у меня, а с Василием
поделился Петька. В его кошелке было немало запасных. Петька же
одолжил нам по пригоршне червей, которых мы поместили в
эмалированную кружку.
Сделали по две закидных. Расположились повыше юного
рыболова, насадили приманку на крючки и забросили,
предвкушая увлекательную борьбу.
Но прошло десять, двадцать минут, полчаса, а наши
сторожки не подавали признаков жизни. Петьку из-за густого
тальника нам не было видно, но мы слышали звон его
колокольчиков, топот босых ног по твердому, мокрому песку, всплески рыб.
Петька вылавливал сазанов.
Василий каждый раз нетерпеливо выбегал на мысок и,
возвратись, вздыхал:
— Черт знает что такое!.. Этот рыжий юнец словно колдун...
36

И закидные-то у него никудышные. А у нас ни одной поклевки!
В чем же дело? Мы освежали насадку, присматривались к своим
снастям (все ли так сделано, как подобает?) и закидывали
вновь. Но сторожки по-прежнему «не клевали».
— Ну как, поймали? — спросил нас Петька, когда мы
подошли к нему, чтобы хорошенько рассмотреть его закидные и
способ насадки.
— Ничего,— тоскливо ответили мы.
У Петьки, как нам показалось, губы скривились в усмешке,
а в глазах блеснули озорные искорки. Не глядя на нас, он
выпалил:
— У вас снасти не годятся, их рыба боится.
— Скажи — место не то, тогда прав будешь.
— Место здесь ни при чем,— доказывал Петька.— Жилку
вашу сазаны боятся.
Мы посмотрели на черно-серые лески Петьки. Размотанный
корд с автомобильной покрышки, на котором местами не
содрана резина, был кое-где связан крупными узлами. Снасти
примитивные. Они кажутся грубыми и непрочными. Неужели
в них причина?
— Может, секрет какой знаешь? — дипломатично начал
Василий.
— Нет, не знаю секретов,— важно сказал Петька.
Мы промаялись с закидными около трех часов, смотали их
и ушли.
И все-таки мы не могли побороть в себе соблазн отведать
жареной сазанинки. На другой день еще до рассвета мы были
на ногах. Червей припасли с вечера, набрали запасных грузил.
Тут и старые, заржавленные замки пошли в ход и гайки.
К восходу солнца были на берегу. Надеялись, что Петька
в этот день не придет рыбачить. А если и придет, то нас не
опередит. Каково же было наше разочарование, когда из-за
тальника показалась рыжая голова Петьки. Он уже
разматывал свои кордовые закидные, готовясь их забросить.
Делать было нечего: нам оставалось только закидывать свои
закидные на прежнем месте.
За весь день мы с Василием поймали двух сазанов,
килограмма по полтора. Это уже была победа. Однако мы ее
приняли без восторга: за то же время Петька закуканил втрое
больше.
— Что же это такое? — гадали мы.— Ведь и ловим-то рядом.
Неужто и в самом деле лески играют роль?
— Уверен,— горячился Василий,— что все зависит от места.
Так оно и было. К вечеру, когда все собрались уходить,
Петька, сматывая нехитрые снасти, ухмыльнулся:
— Я завтра не приду,— рыбальте на моем месте, больше
поймаете...
37

Василий не замедлил подчеркнуть свою проницательность:
— Ага, слышишь?! Что я говорил?..
Петька невозмутимо продолжал:
— Только без привады не приходите, клевать не будет, уйдет
в другие места.
У Василия глаза готовы были вылезти из орбит.
— Какой еще привады?
— Самой обыкновенной... Ну приманки, если по-другому
сказать. Наварите каши, упарьте ее хорошенько, а на зорьке завтра
разбросайте по воде, где тиховодье, метрах в десяти от берега.
Лучше кидать деревянным половником. А через полчасика
закидывайте.
— Вот так номер! — воскликнул Василий.— Я так и знал!
А потом протянул руку юному рыболову.
— Ну, спасибо, Петя... А кто ж тебя научил этому?
— Дедушка, Герасим Павлович. Он в станице живет. Вот
завтра к нему поеду...
На следующее утро мы пришли с кашей и на этот раз
возвратились на хутор рано вечером и с хорошим уловом,
г. Волгоград
Родион Селъванюк
НЕ СУЛИ ЖУРАВЛЯ В НЕБЕ
Стояли знойные июльские дни. Однажды в обеденный
перерыв ко мне подошел слесарь Костя Ползик, отчаянный
футболист, страстный рыболов.
— Знаешь,— сказал он, облокотившись на станок,— отпуск
подходит, не махнуть ли нам на рыбалку? Погода-то!
«Подбили» меня в прошлое воскресенье на стадионе, недели на две
я выбыл из игры. А рыбалка... Смотришь, и нога пройдет.
А ушица, каша с дымком, картошка печеная... Эх! Поедем, а?
И улыбка, словно половодье, разлилась по его веснушчатому
лицу,
— А ехать — подальше! Чтобы стеной лес стоял, заводи,
тишина...
— На Мокшу, Цну — приток Оки или Мету, Тверцу —
приток Волги,— размечтался и я.
— Не то, не то,— закрутил он головой.— Не махнуть ли нам
на Западную Двину, на ее приток Межу? Вот, брат, речка —
заповедный край. Туда по весне только сплавщики добираются.
Места, говорят... Загорим, покупаемся. Из Москвы махнем
в Смоленск, а там на попутной машине в Велиж,—а там и
Межа рядом.
38

Побывать в новом, неизведанном месте было, конечно, делом
заманчивым. И я согласился.
Но ехать вдвоем было трудновато, и мы решили пригласить
еще Бориса Моисеева — фрезеровщика, заядлого, как и мы,
рыболова.
В противоположность коренастому широкоплечему Косте
Борис был худощавым, стройным, с узкими плечами пареньком.
Наше предложение он принял с радостью.
А через несколько дней в вагоне скорого поезда, мчавшего
нас к Смоленску, мы обсуждали отдых, предстоящую рыбалку,
маршрут. Часов через шесть мы были в Смоленске, а еще через
два, попав на попутную машину,— в Велиже, родном Костином
городке, небольшом, уютном, раскинувшемся по обоим берегам
Западной Двины.
Все утро прошло у нас в сборах. Достали лодку, запаслись
провизией, а в полдень на веслах поплыли вверх по течению.
Часа через два были мы уже у Узвоза — паромной переправы,
от которой на десятки километров потянулся густой, таинственно
темный Семичовский бор. Лодку потащили бечевой. Хорошо
идет на бечеве лодка. Один тянет — двое в лодке. Через каждый
час смена. Первую остановку, через 20 километров, сделали
возле Селезней. На песчаном мысочке развели костер,
расположились на ночлег.
Первый же день нашей поездки не прошел гладко.
Выкупавшись и усевшись вокруг пенька, на котором, приятно попахивая,
стоял котелок с пшенной кашей, мы приступили было к еде, но
между Костей и Борисом внезапно возник горячий спор, чуть
не сорвавший начатую экспедицию.
Оба они заядлые рыболовы. Но у каждого есть свой взгляд,
своя точка зрения. Весь сыр-бор загорелся, казалось, из-за
мелочей.
Борис предлагал чаще останавливаться, ловить рыбу, варить
уху, побольше отдыхать и вообще ехать потихоньку, в свое
удовольствие. Он мог часами сидеть с удочкой где-нибудь возле
густого лозняка или под развесистой ивой, с увлечением
потаскивая окуньков, плотвичек, ершат. И когда эта мелочь хорошо
клевала, он радовался, как ребенок, весь захваченный ловлей,
И если в это время кто-нибудь мешал ему, он приходил в ярость.
Стоило большого труда унять, успокоить его.
У Кости же был другой характер. Его широкая натура
требовала размаха. Не мог он долго сидеть на одном месте,
поджидая клева, не мог мириться с уклейкой, ершом, пескарями.
Часто менял места, надеясь, что повезет. Ему нужна была
крупная рыба, как он говорил, весомая. Такая, чтобы у рыболова
дрожали руки, замирало сердце и в дугу сгибалось бамбуковое
удилище. Вот какую он признавал ловлю. И снасть у него была
соответствующая* Складные, толстые, метра по четыре длиной,
39

удилища. Леса с гарантией, жилка 0,8. Поплавки большущие,
самодельные. А о крючках и говорить нечего.
— Останавливаться, рыбу ловить,— дергая чуб, ворчал
Костя.— Где здесь ловить? Вот на Меже, другое дело! Говорят, один
ездил, щуку привез и угря — во!—Вот это рыба, это я понимаю
— Хорошо,— не сдавался Борис,— а ты такую рыбу ловил?
— Я-то, нет! А вот ловят, рассказывают!
— Рассказывают! Мало ли что рассказывают... Глупые
разговоры. Встретишь рыболова, спросишь: как дела, он вначале
скажет: «Ничего». Скажет и покажет. А потом и начнет врать,
вроде тебя!
— Меня?
— Тебя! Сегодня скажет одно, завтра — другое. И пойдет
сказка ходить от рыбака к рыбаку. А пока ходит, пойманный
лещишко до двух пудов вырастает. Борис засмеялся, и его брови
сбежались на переносице.
— Ну это ты хватил через край, крохобор несчастный.
Улыбка медленно сползла с лица Бориса, и ложка с кашей
застыла на полпути.
— Я —крохобор?
— Ты! Думаешь, я тебя не понимаю? Тебе все равно что,
лишь бы клевало. Хоть пескарь, хоть уклейка, всякая мелкая
дрянь.
— Ого-го! — бросил в котелок ложку Борис.— А почему это
пескарь, уклейка — дрянь? И ерш — дрянь? Из этой «дряни»
самая наиотменная уха. Пальчики оближешь! А тебе подавай
только рыбу — во! Сома — во, щуку — во. Может, тебе еще кита?
— Ты китом не тычь, а терять попусту время на всякую
мелюзгу нечего!
Спор зашел далеко, пора было вмешиваться.
— Хватит! — Подвел я итог.— До Межи уже не далеко.
Солнце заходит, дрова заготовлять надо на ночь, а вы
сцепились. Рыболовы!
Ложась на растянутую плащ-палатку, Борис все еще не мог
успокоиться.
— Посмотрю я, как ты пудовую рыбу выловишь!
— Тоже мне... ершатник,— накрываясь ватной курткой,
отпарировал Костя.
Поворчав, друзья заснули. Собрав валежник, я подсел
к костру.
Вокруг становилось все темней и темней. На воду падали от
костра желтоватые блики. Тихо, тепло и очень хорошо. От воды
потянуло влагой, а с берега — смолой, хвоей. За рекой
прокричала и умолкла сова. Раза два над костром шумно
промелькнула летучая мышь. Где-то вверху по течению плеснула рыба.
С поселка, от лесопилки, время от времени доносился еле
внятный, отдаленный шум. Это работала ночная смена.
40

В полночь выглянула луна, стал виден противоположный
берег. Прошло еще часа два, и на востоке постепенно начало
алеть. А когда первые лучи солнца скользнули по макушкам
деревьев и, позолотив листья, упали на воду, я разбудил друзей.
Выкупавшись и плотно позавтракав, мы отправились
дальше, а к полудню были у устья Межи.
В Западную Двину она впадает нешироким стремительным
потоком, бурлящим среди высоких лесистых берегов. Весной,
в половодье, здесь проплыть легко, а в июле уровень воды
низкий.
Завернув в Межу, мы медленно начали подвигаться вперед.
Течение быстрое, дно каменистое. Пришлось взяться за бечеву,
а когда стало мельче, потащили лодку волоком. Так взяли
первую и вторую гряды.
И вот перед нами раскинулась зеркальная, уходящая вдаль
поверхность продолговатого озерца, окаймленного мелким
кустарником, за которым стеной поднимался густой синий лес.
Но, увы, радость наша была преждевременной. Как же мы
были удивлены, когда, проехав метров двести, снова уперлись
в перекат, за которым опять тянулось длинное водное
пространство. Делать было нечего. Пришлось снова перетаскивать лодку<
Нас влекло все дальше и дальше, и до чего же заманчивые
места открывались перед нами! К вечеру добрались до большого
водоема — метров сто в ширину и триста в длину. Берега
крутые, поросшие высоким, густым кустарником. И лишь в одном
Месте берег был пологий, песчаный. А вокруг стеной стоял
густой, темный лес.
Здесь мы и решили остановиться, разбить лагерь.
Я рубил колья, строил шалаш, Костя разводил огонь, а
Борис, по нашему обоюдному уговору, должен был наловить рыбы
на первую уху. Первую уху!
Шалаш получился просторный. На ольховые ветки сверху мы
положили пахнущие хвоей еловые лапы, надежную защиту от
дождя. Возле шалаша укрепили высокий тонкий шест, на
котором весело развевался небольшой красный флажок. Прошел час,
другой. Мы уже заготовили валежник на ночь. Солнце
спустилось к лесу, от воды потянуло холодком. В подвешенной
алюминиевой кастрюльке вода трижды закипала, а Бориса все
не было.
— Не торопится,— успокаивал меня Костя,— таскает одну
за другой, ему лишь бы клевало.
Но прошел еще час. Теперь солнце спустилось за лес, и от
деревьев на воду легли длинные тени. Теперь заволновался и
Костя.
— Заморит он нас... Нет, чтобы принести рыбу, а потом
опять уйти. Нельзя было его одного отпускать.
41

Раздражение Кости достигло крайнего предела. Он заложил
в рот пальцы и громко свистнул. Свист понесся над водой и
отдался где-то по ту сторону озерка.
Стало темно. На небе показалась лукаво улыбающаяся
полная луна.
— Давай крикнем вместе! Бори-и-и-с! — понеслось над
водой. Но Борис молчал. И когда луна перешла с одного края
поляны на другой, к костру, наконец, подошел Борис. Вид у него
был сконфуженный. Бросив на траву удочки, он проворчал:
— Почти всех червей извел! Клюет... С крючками отрывает.
— Это тебе не мелкота!—торжествующе посмотрел на нас
Костя.
Ночью погода изменилась, ветер нагнал тучи, пошел дождь,
О ловле рыбы не могло быть и речи. Утром мы лежали в
шалаше и смотрели, как густо пузырится поверхность озера.
— Сегодня обязательно поймаем,— уже который раз громко
размышлял Костя.— Окуня килограмма на два или леща...
— Сазана,— пожевывая березовый прутик, подхватывал
Борис,— перо у него на хребте — пила. Повернется, чик и готово —
ушел. Под Волгоградом ловил...
— К полудню распогодится,— слышался вновь уверенный
голос Кости,— после дождика клевать будет непременно!
К полудню действительно распогодилось. Тучи постепенно
разошлись. В разводьях облаков блеснуло солнце, и его лучи
заискрились на мокрой траве, листьях. Над лесом в два ряда,
переливаясь всеми цветами, засияла радуга.
— Ну, ребята, к счастью,—вдохнул Костя полной грудью
чистый, пахнущий луговыми цветами воздух,— рыбы теперь
наловим!
Борис собрал удочки и банку с червями.
— Ты лови на удочки,— внезапно предложил Костя,— а мы
на дорожку блесну пустим. Озерцо приличное, хоть и трава«
Подцепим щуку или окуня.
— Ты что,— отговариваю я его,— оборвем лесу, блесны ли*
шимся!
— Да мы легонько, не спеша! Упрашивал он, и я сдался.
Борис ушел, а мы занялись подготовкой к ловле на блесну.
В пятом часу, когда спала жара, мы выехали на ловлю. Я на
веслах, Костя на корме. Уключины тихо поскрипывали, весла
приходилось вырывать из водорослей, медленно выгребая на
чистое место. Размахнувшись, Костя бросил большую желтую
блесну.
— Рано! В траву попадет, оборвем,— рассердился я.
Не успели мы отъехать и тридцати метров, как случилось то,
о чем я и предупреждал. Леска напряглась, произошел рывок,
Я затормозил веслами. Теперь надо подавать лодку кормой
вперед. Костя попробовал подбирать лесу. И вдруг произошло нечто
42

непостижимое. Леса молниеносно натянулась, удилище взлетело
вверх и, описав над Костиной головой полукруг, нырнуло в воду.
— Видал, видал! Сом! Я говорил! — Костя опешил.
На поверхности воды не видно было ни удилища, ни лесы.
Мы кружили вокруг места, куда нырнуло удилище. Прошло
десять минут.
— Вон оно! — крикнул Костя. Он вскочил и от нетерпения
готов был броситься вплавь. Действительно, метрах в сорока от
лодки показалось удилище. Я налег на весла, но не тут-то было.
Удилище нырнуло, и мы опять закружили по озерку. Так
прошло около часа.
— Эй! Вы что карусели устроили? — Борис вылез из-за
куста и недоуменно уставился на нас. Нам отвечать некогда.
Борис бросил удочки и побежал к нам.
Наконец удилище поймали. Костя прижал его коленом и,
схватив лесу, начал класть ее кольцами на дно лодки. Шла леса
легко — никаких признаков рыбы. Но когда вновь осталось
метров десять, снова последовал молниеносный рывок, и опять она
ушла под воду. Я бросился на помощь Косте и схватил
удилище. Какая-то страшная сила рвала его из рук. Лодка неслась
по воде. Минут через пять леска вновь ослабла. Я передал
удилище Косте, и он вновь начал вытягивать лесу. И снова рывок.
Так прошло много времени. Рыба явно устала. Рывки стали
реже и слабее. Солнце склонилось к горизонту. Скоро
неизвестное чудовище оказалось уже метрах в пяти от лодки. Стала
видна длинная темно-бурая спина, с торчащими колючими
плавниками. У нас не было ни багра, ни подсачка.
— Давай на песок,— прошипел я,— боком заезжай, лодкой
на песок и выпихнем.
Костя закивал. Мы подвели лодку к покатому, песчаному
берегу. Чудовище спокойно держалось у борта. Берег все ближе
и ближе. Мы вылезли в воду. Теперь все зависело от толчка, от
нашего совместного действия.
— Давай! Тс... разом!
Мы нажали на борт лодки и с силой придавили ее к берегу.
Раздался страшный удар. Что-то большое и длинное
взметнулось вверх и плюхнулось на песок.
Перед нами оказался редчайший экземпляр щуки, длиной не
менее полутора метров. Она вся была покрыта какими-то
серыми, огромными пятнами и напоминала собой паленую свинью.
Пасть ее была усажена острыми зубищами, глаза выпучены.
В животе у щуки мы не обнаружили ни одной рыбешки, только
траву. Вот почему Борис не смог ничего поймать: в водоеме
рыбы не было.
Костя отрезал от щуки несколько кусков на уху и,
торжественно., насвистывая бравурный марш, гордо понес их к шалашу.
Он никак не мог успокоиться и все говорил, говорил...
43

— Вот теперь-то мы, братцы, поедим!.. Покушаем щучки!;
На недельку хватит. Голову непременно в Москву повезем,
покажем... Глядите и разумейте, вот какое чудище мы поймали.
Лопнут с досады многие наши рыболовы-спортсмены!
Мы, конечно, были несказанно рады. Весело потрескивали
сосновые ветки и в подвешенной алюминиевой кастрюле
варилась уха.
Рассевшись вокруг костра, мы вдыхали запах лаврового
листа, перца. Пока кипело и булькало в кастрюле, мы единодушно
сошлись на том, что нашей щуке никак не меньше ста
двадцати лет.
Вооружившись деревянной ложкой, Костя неистово
орудовал у кастрюли, подсыпал соль и перец, снимал пену и время от
времени успокаивал нас, просил подождать, потерпеть.
Мы послушно сидели и ждали. Прошел еще час. Вокруг стало
темно. От ожидания и усталости начало клонить ко сну.
— Третий час варишь, поди все кости разварил, повар,— не
выдержал я.
— Кости-то да, а вот мясо твердовато,— смутился повар.
Пришлось еще ждать. Усталость брала свое, и я задремал.
Очнулся от шума. Слышался перепуганный и виноватый голос
Кости и угрожающий Бориса.
Я приподнял голову.
— Что вы раскричались?
— А ты поешь, узнаешь.
Костя уже подносил полную миску ухи, в которой я ясно
видел плавающие куски щуки. Уха была горячей и горьковатой,
отдавало болотом. В горле драл перец. Я подцепил ложкой
кусок рыбы и почувствовал на зубах совершенно безвкусное,
жесткое, как мочало, мясо. Мясо не жевалось, волокна тянулись как
резиновые.
— Вот тебе и уха,— злился Борис.
Что было делать? Мясо мы выбросили и поужинали жидкой
ушицей, заедая ее хлебом. Костя молчал и лишь искоса
посматривал на нас. Всем случившимся он был искренне расстроен.
А полезное мы дело сделали,— показал пальцем на щучью
голову Борис,— не побывали бы мы здесь, гуляла бы она еще
много лет. После дождей перебралась бы она в другой водоем,
погубила бы и там рыбу. Предлагаю передать эту хищную
голову правлению общества «Рыболов-спортсмен». Кто за? Кто
против? Мы проголосовали.
Утром меня разбудил Костя.
— Вставай, вставай, солнце видишь уже где, Борис пропал.
— Куда же он делся?
— Кто знает. И куртки моей нет, вещевой сумки, топора,
чайника и твоих резиновых сапог.
44

Действительно, Бориса не было. Мы осмотрели кусты,
обошли опушку леса, но его нигде не было видно.
— Давай чаю напьемся,— предложил я,— авось к тому
времени найдется. Возможно, ушел искать деревню, картошки
купить.
Часа через полтора, когда мы сидели у костра и с
наслаждением потягивали крепкой заварки чай, показался Борис. Шел
он медленно и широко улыбался. На кукане поблескивали
десятка четыре окуньков, плотичек, ершей и штук пять изрядных
подлещиков.
— Вот это да! — невольно вырвалось у Кости.
— Я не стал вас будить, решил пойти по озерцам, пока вы
спите. Мне вчера уха не понравилась,— Борис бережно положил
рыбу на траву, поставил чайник.
— А в чайнике что у тебя?
— Карасики! Вечерком щурят, окуньков наловим. Эх,
хорошие есть озерки! Хорошо клюет, только успевай подсекать.
Всякая рыбешка. Душу отвел! А ушицу сварим! Конечно, рыба не —
во! — смеясь, развел он руками.
Часа через два мы уже потягивали ложками душистую пре-
вкуснейшую уху. Сварил ее сам Борис Попахивала она и
перчиком и лавровым листом. Мясо было мягкое, нежное. Было и
второе: Борис угостил нас поджаренными окуньками. Рядком
лежали они на сковороде, румяные, хрустящие.
— Вкусно, ничего не скажешь,— облизывая пальцы,
признался я.
— Бери, бери, не стесняйся,— уговаривал Борис Костю.
Костя смущенно протянул руку и, ухватив за хвост окунька,
потащил его со сковороды. Мы с Борисом переглянулись. После
обеда мы отдохнули, а затем, собрав вещи и спустив красный
флажок нашего лагеря, отправились на лодке вниз, километра
на два, в водоем, где Борис наловил рыбы. Это тоже озерцо, но
объемом поменьше. Тоже вокруг лес, густая сочная трава. Мы
построили новый шалаш и славно провели целую неделю.
Клевали плотички, окуньки, ершата. Клевали хорошо, как
говорится, безотказно. Варили уху, жарили рыбу, ходили за
земляникой. Загорели, отдохнули чудесно.
И теперь, встречаясь, мы ведем разговор о том, как бы вновь
отправиться на рыбалку. А ведь июль не за горами.
— Едем, друзья! Ушица с дымком, картошка печеная...
Поедем, обязательно поедем!
45

Ш. Баранов
ПРЫЖОК
Пяток крупных хариусов меня вполне устраивал — больше
мне и не нужно. Смотав удочку, я присел на берегу под
черемуховый куст: понаблюдать.
Июнь — медовый месяц в сибирской природе. Благодатное
время. Сколько разных запахов! Цветет черемуха, яблоня,
смородина. А благоухание цветов! От терпких, мятных, пьянящих
запахов голове становится как-то очень легко.
Хорошо вокруг. День тихий. Передо мной обширный,
спокойный плес. Играют хариусы, живность разную ловят: комариков,
мотыльков и прочих представителей из мира насекомых. Вода
в реке светлая. Все видно. Выскочит из глубины хариус, хап
свою жертву — и ко дну.
Летит над водой мотылек — этакий красавчик: крылышки
голубенькие, ножки тоненькие. Летит сантиметрах в пятидесяти от
воды. Слежу за ним и думаю: «Спустится, прилипнет к воде —
и будет спета его песенка».
Кружится мотылек над водой, то чуть снижаясь, то
подымаясь плавно, так, вроде танцует. И все его движения уж очень
самонадеянные. И тут я увидел: по дну за ним четыре хариуса
передвигаются. Мне даже видно, как у них нетерпеливо
вздрагивают плавники.
Минут пять, пожалуй, прошло в такой игре. Я и глазом не
успел моргнуть. Видел только, как в воде что-то блеснуло и с
разгона по воздуху маленькой серебристой ракетой пролетело.,
Удивительно! Описывая дугу, хариус пролетел около трех
метров. Замечательный прыжок!
В эти минуты я, кажется, шептал что-то восторженное
хариусу. А мотыльку? Что ж, сам виноват: танцевать-то танцуй, да
знай где и как — низко не опускайся.
МЫШИ-РЫБОЛОВЫ
Опустились августовские сумерки. Тянет прохладой. На мо-
лочно-зеленоватой поверхности воды расходятся круги. «К
ненастью, должно быть, всплыла рыба,— думаю я,— душно ей»<
И говорю:
— Не будет она сегодня клевать. Прямо надо сказать.
Рыба вскидывается у самой лодки. Тут и крупная, и мелочь*
И до того же ее много, что кажется, будто вода кипит.
В такой сумятице я и не обратил внимания, что вдруг
появились летучие мыши, Сынишка показал мне на них. И появляется
46

их все больше и больше. На миг застыв в воздухе, они падают
к воде, что-то хватают.
— Наверное, каких-нибудь насекомых ловят,— говорю я
шепотом.
Круги на воде отходят от нас. И мыши уже не кружат над
нами.
Беру весло и бесшумно подгребаю туда, куда отошла рыба.
Вот и опять ушаны. Они так же что-то ловят. Неужели рыба
вместе с этими летунами преследует каких-то насекомых?
Наступившая темнота не дает этого рассмотреть.
Чтобы выяснить, за кем охотятся летучие мыши, решаюсь
одну подстрелить. (Иду на это ради любознательности.)
Заряжаю ружье самой мелкой дробью. Сынишка смотрит на меня:
он, конечно, понимает, что меня интересует.
— Как над водой будет,— советует он,— лучше видно.
Выбираю удобный момент. После выстрела на воде бьется,
шлепая перепончатыми крыльями, крупная мышь. Подбираем ее.
На берегу у огня производим вскрытие. Ну и дела! В желудке
у летучей мыши оказался рыбный фарш и мелкие косточки.
Никак не ожидал.
— Вот почему их столько и слетелось сюда,— говорит
сынишка.— В другие-то вечера не видно было. Почуяли перемену
погоды и что рыба кверху подымается.
— Да, рыболовы...— задумываюсь я.— Мне вот не все
понятно. Ведь они, как будто, и воды-то не касались. Как же это?
— А, наверное, в тот момент и сцапала, как рыбка
выпрыгнула. Некоторые гальянчики сантиметров на десять
подскакивают.
— Возможно,—соглашаюсь я,— от факта не уйдешь.
Е. Еарюков
В ОКЕАНЕ
Стемнело. Свет от костра освещал только лица сидевших
вокруг рыболовов. Наступила пора, когда после дня,
насыщенного множеством впечатлений, после приятной усталости и
сытной ухи хочется полежать на прохладной траве, послушать
какую-нибудь историю.
Точно угадав наше общее желание, Афанасий Степанович
сказал, обращаясь к пожилому человеку в кителе морского
покроя:
— Василий Иванович! Не забыли ли свою тетрадочку?
Обещали захватить, помните? — Мы все удивленно посмотрели на
него.. Василия Ивановича никто из нас не знал.
47

— Ведь это бывалый моряк. А нам хочется узнать, как в
морях и океанах ловят рыбу удочкой, и рыба какая, как здесь?
А у Василия Ивановича дневники есть интереснейшие.
Василий Иванович смущенно улыбнулся и вынул из своего
чемоданчика общую тетрадь в рыжем клеенчатом переплете.
— Рассказчик я неважный, позвольте уж прочту. Немного,
только что вас может заинтересовать.
«18 июля 1962 года еще утром мы оставили порт
Касабланка. Идем вдоль западных берегов Африки к берегам
Гвинеи. Порт назначения — столица Гвинеи Конакри.
21 июля утром в океане стали появляться большие кир-
пично-красные пятна. Наверное, это планктон, которым питается
рыба. Значит, рыба здесь должна быть. В подтверждение все
чаще стали попадаться рыболовецкие суда, причем парусные.
Молодцы! Берегов давно не видно, а они промышляют на
парусниках.
К концу дня появилось много летучих рыб. Каждую минуту
несколько штук поднимается из воды и, пролетев 30—50 метров
по воздуху, падает в воду. Есть рыбы большие, как крупная
кефаль, есть и поменьше. В бинокль мне удалось хорошо их
рассмотреть.
На лету плавники рыб дрожат. Иногда взлетает целая стая,
штук сто и более.
Одна крупная летучая рыба залетела к нам на палубу.
23 июля. «Только море да небо вокруг»! Погода резко
ухудшилась. В 7 часов утра еще темно. Все небо обложено
свинцовыми низкими тучами. Идет мелкий дождь. Вода кажется
черной, а водяные валы большими, чем на самом деле. Воздух
насыщен водяными парами, дышать тяжело. Впечатление такое,
что все время находишься в парном отделении бани. К счастью,
температура воздуха пока не поднимается выше 35 градусов.
Днем заметили у борта двух акул, которые быстро исчезли.
Видели фонтаны двух китов и большие стаи летучих рыб.
К вечеру небо очистилось. Однако ночь очень темная. Океан
и небо настолько черны, что линии горизонта не видно.
24 июля. В четыре часа утра услышали грохот якорной цепи.
Это Конакри, Гвинея. Все высыпали на палубу и... кошмар!
Хлещет тропический дождь, душно и только где-то вдали
мерцает огонек маяка.
Наши боцманы решили действовать по старой пословице:
«На восемь миль от берега дальше — на восемь лет от смерти
дальше» — и стали на якорь на далеком внешнем рейде.
Все столпились на крытой палубе. Дождь льет вовсю.
Погода портит радость прибытия. Июль в этих широтах — зимний
месяц, и температура редко поднимается выше 45 градусов, но
влажность воздуха очень высокая и доходит до 95 процентов.
Дожди идут в это время года ежедневно и почти круглосуточно.
48

Стоим и смотрим на черную поверхность океана. Но что это?
Вот один человек вышел на нижнюю открытую палубу, за ним
второй — с удилищем... Эге, да это наши рыболовы в темноте
пробуют ловить рыбу, опустив в воду герметически закрытую
электролампу.
Проходит полчаса, час, а поклевок нет. Уже пять часов утра,
солнце, должно быть, взошло, но рассвет очень слабый, тучи
плотные.
В семь часов утра рассвело. Помощник капитана Ефим
Фаддеевич — самый опытный рыболов — берет спиннинговую снасть,
цепляет к леске закидушку на три крючка и идет на камбуз.
У повара он выпрашивает кусочки сырого мяса, наживляет ими
примитивную донку и делает заброс в океан. И опять
поклевки нет.
Проходят еще десять, пятнадцать минут, и вдруг — рывок.
Сильная потяжка, борьба — и рыба на палубе. Общий восторг.
Все «неверующие» побежали за удочками.
Первая пойманная рыба оказалась килограмма на полтора.
По виду она похожа на сома. Голова и усы такие же, но
плавники и хвост, как у акулы.
Дальше клев пошел непрерывный и очень верный. Ни одной
из пойманных рыб никто из нас до сих пор не видел и названий
их не знал.
Каких только рыб по форме и расцветке мы не вытаскивали!
И похожих на карася, на окуня, чехонь, тарань, кефаль, щуку.
Рыбы были граммов по 400—500, были и по 3—4 килограмма.
Более крупных вытащить на палубу не удалось. Леска 0,8 не
выдерживала и рвалась, как нитка.
А расцветки рыб! Каких только сочетаний цветов мы не
видели. От черных до чистого серебра. Были рыбы лиловые,
голубые, зеленые, оранжевые, красные и золотые. Каких только
красок не пожалела природа!
Два часа пролетели, как одна минута, и чем больше
светлело, тем чаще брала рыба. Но всему бывает конец.
По приказу капитана подняли якорь и пошли на рейд к порту.
Жаль, мало насладились, но и за это короткое время рыбы
поймали столько, что хватило на весь экипаж на два дня.
Оформление судовой и грузовой документации заняло
несколько дней. И каждую свободную минуту наши рыболовы
использовали для ловли невиданных рыб.
Правда, у берега рыба брала значительно хуже, чем на
дальнем рейде в первый день. Изредка попадались крупные, до двух
с половиной килограммов рыбы, похожие на нашу кефаль.
Поймали одну, очень похожую на саблю: длиною до метра,
плоскую, узкую, блестящую, как серебро.
Попалась даже маленькая акула.
49

В бинокль мы рассмотрели, как ловят рыбу негры. Их лодки
были метрах в 200—300 от нашего судна. Позже мы узнали, что
снасти у них такие же, как и у нас, — донки. Леска миллимет-
ровая, выдерживающая на разрыв до 50 килограммов,
наживка — креветки.
Скоро и мы попробовали ловить на креветок и убедились,
что рыба клюет куда лучше, чем на все наживки, которые мы
до сих пор применяли (сырое мясо, хлеб, сыр).
С интересом наблюдали мы за неграми-рыболовами.
В узкой, как пирога, лодке сидят по два удильщика,
положив ноги на борта лодки. У каждого по три донки. Две из них
заброшены в океан и концы привязаны к большим пальцам ног,
одна — в левой руке. На какую из донок раньше клюнет, ту и
вытаскивают, не обращая внимания на другие. Работать
приходится очень быстро.
Досадной помехой рыболовам бывают регулярные приливы
и отливы, вызывающие сильное течение. Силу течения легко себе
представить: подъем и спад воды в океане достигает за шесть
часов четырех и более метров. При таком течении грузило весом
150 граммов не может опуститься на дно (20 метров). Более
тяжелые грузила не годны, потому что зарываются глубоко
в донный ил. Когда крупная рыба клюет, то не может вытащить
грузило из ила и обрывает поводок.
Василий Иванович неожиданно умолк и закрыл тетрадь.
— Продолжение в другой раз, а сейчас спать! — он
улыбнулся.—Завтра рано вставать...
10. Белов
МОЛЧУН И ЩУКА
Иван Митрофанович, мой сосед, человек совсем иного
склада, чем я, и рыбалкой не интересуется. Трудно даже сказать,
что его радует, а что огорчает. Держится он степенно,
профессия у него солидная — экономист, сослуживцы считают его
хорошим работником, но любовью у них он не пользуется.
Уходит он на работу не спеша, с озабоченным лицом,
возвращается домой точно, без пятнадцати шесть. И постоянно
курит сигареты «Ароматные», вставляя их половинками в
толстый черный мундштук.
Как-то в жаркую августовскую субботу, отправляясь на
рыбалку, увидел я Ивана Митрофановича на скамье у подъезда.
Взглянув на его лоснящийся лоб, сгорбленные плечи,
потухшие глаза, я взял да и сказал ему шутя:
— А что, Иван Митрофанович, поехали бы со мной? — и, не
дожидаясь ответа, двинулся дальше.
50

— Куда?
От неожиданности я остановился: сосед не имел привычки
вдаваться в расспросы.
— На рыбалку!
— Это вы... серьезно?
— Конечно!—я показал на снаряжение.
— А далек ли путь, если я рискну подышать воздухом?
— Час на поезде и там километра три...
Иван Митрофанович безучастно запыхтел мундштуком.
Я нерешительно топтался на месте, поправляя завязки на
удилищах.
— Плохой я вам буду спутник, но^все же проедусь — душно
в городе.
...Шли молча. Как ни пытался я расшевелить разговором
Ивана Митрофановича, ничего не получилось.
«Ну зачем этот нелюдим поплелся со мной? — думал я,
уже раскаиваясь, что пригласил его.— Какая ему да и мне от
этого радость?»
И спросил, когда мы уже протискивались в электричке:
— А вы не раскаиваетесь, что пошли? Ведь нам придется
заночевать в лесу!
— То есть, как — в лесу? — Иван Митрофанович остановился,
и лицо его застыло с полуоткрытым ртом и округлившимися
бесцветными глазами.
— Да вот так: построим шалашик на случай непогоды, а
коли выдастся ночка теплая, то и под луной хорошо.
Лицо моего спутника отразило ужас; уши у него
оттопырились, а глаза потемнели, и только под напором нетерпеливых
пассажиров он зашевелился.
Видно, он хотел повернуть обратно, но было поздно. Вокзал
исчез из виду, поезд набрал скорость, и Иван Митрофанович
почувствовал, что он начисто лишен самостоятельности.
Он покорно плелся за мной от полустанка до озера и
бормотал:
— Замерзнем, проголодаемся...
— Замерзнем — разведем костер,— невозмутимо отвечал я.—•
Захотим есть — ухи сварим!
— Какая там уха?! — ныл мой спутник.— Ни тарелки, ни
ложки.
Я молча вынул из-за голенища деревянную ложку и не очень
вежливо помахал у него под носом, после чего Иван
Митрофанович надолго умолк.
Вскоре подошли мы к тихой лесной заводи. Я определил
место ночлега, скинул рюкзак и, оставив спутника дышать
сосновым воздухом, спустился с удочками под берег.
Вечерняя заря была неудачной. Ни моя рыболовная
сноровка, ни отличная снасть, ни добрая наживка — ничто не по*
51

могло. Поплавки не двигались, и я забеспокоился: ведь обещал
угостить спутника ухой.
Нарядная зеленая стрекоза села на один из моих поплавков
и приспустила крылышки. Я только горестно вздохнул: не
собралась ли она тут переночевать!
Солнце опустилось за зубатую кромку леса, вода потемнела,
пришлось смириться с мыслью, что клева не будет.
За спиной затрещал кустарник — под берег, яростно
отмахиваясь от комаров, неуклюже спускался Иван Митрофанович.
Он буквально стонал.
— Бросайте свою проклятую рыбалку, давайте разведем
костер! Наловили на уху — и хватит!
— Какая там уха? — кивнул я на стрекозу, усевшуюся на
поплавок.
— Что? И ухи не будет?! — Иван Митрофанович жалобно
перекосил лицо.
— Стало быть так,— буркнул я, сматывая удочки.
Уже в густых сумерках мы построили шалашик. Погода
была чудесная, но Иван Митрофанович упрямо твердил, что
обязательно будет дождь, у него, де, ноют колени.
Человек, знакомый с природой по книжкам да по сводкам
погоды, он никак не мог согласиться с тем, что сон на воздухе
не неприятность, а удовольствие.
Ужин у костра был коротким. Мой спутник, молча
проглотив бутерброд с колбасой, отказался от прочей еды, но, когда
в котелке закипело, с жадностью выпил две кружки кипятка,
заваренного брусничником.
Ночь выдалась чудесная, замечательная, даже комары
куда-то исчезли. Захотелось поговорить о жизни, помечтать,
пофантазировать. Я попытался вызвать соседа на разговор, но
безуспешно. Скучно, очень скучно с таким человеком. Молча
он забрался в шалашик, завернулся в мой плащ, закутался
с головой и вскоре огласил лес размеренным, деловитым
храпом.
А мне долго еще не хотелось спать. Я готовил спиннинг на
утреннюю зорю и мысленно поругивал себя за то, что так
легкомысленно утащил за собой этого молчуна.
Все же и меня захватила дрема. С риском проспать зорю,
я прикорнул у костра. Но чуток сон рыболова, и еще затемно я
был на ногах. Костер погас, трава серебрилась от росы. В этот
тихий предрассветный час только из шалаша доносился тот же
медленный, но утративший былую силу храп.
«Пора»,— подумал я и, забрав снасти, спустился к берегу.
Было еще темно, когда я забросил удочки.
Вода в камышах вскипела. Чайка, за ней другая, третья
пронеслись вдоль камышей с громким криком.
52

Сердце екнуло. Началась жировка окуня. Я схватился за
спиннинг.
Первый бросок. Зеленый пучок травы повис на кончике
тройника. Снова бросок. С тихим всплеском блесна опустилась
у камышового островка, веером разлетелись в стороны
испуганные мальки. И — сразу рывок.
Волнуясь, я ощущаю каждое движение рыбы. Первый
красавец окунь есть! Снова бросок, и — окунь!
Отцепил я от занозистого тройника очередного полосатого
разбойника, насадил его на кукан и вижу: пробирается сквозь
кусты заспанный Иван Митрофанович.
Лицо опухшее, недовольное, ну просто неприятно смотреть
на него в это веселое, солнечное утро.
— Когда двинемся домой?
— А как же воздух? — спросил я невпопад, забрасывая
блесну.
— Хватит! Надышался!—взвизгнул он, поеживаясь, но
увидал моих окуней и стал их рассматривать. Наверное, до этого
он был уверен, что окуни бывают только жареными.
— Хе... хе... живые,— пробормотал он голосом; явно мне
незнакомым. И тут я заметил в глазах Ивана Митрофановича
какой-то подозрительный блеск. Он вытянул шею и уже
внимательно наблюдал за ловлей.
Очередной окунек сошел с блесны у самого берега, обдал
нас брызгами и ушел в зеленоватую глубину. Иван
Митрофанович даже крякнул.
— Счастливчик,— проговорил я, и снова пустил блесну.
На очередном забросе угрюмый молчун вдруг огорошил меня
просьбой:
— Михалыч, дай я разок вытяну! Только разок! Ты только
брось мне подальше. А?
Ого! Этот любитель официальности перешел даже на «ты».
Ради этого стоило уступить.
Сделав сильный размах и выпустив метров до пятидесяти
лесы, я передал удилище Ивану Митрофановичу, сделав кое-
какие наставления, и пошел сматывать удочки. Я довольно
долго провозился с попавшим на одну удочку окуньком и, когда
взглянул на своего компаньона, обмер.
Ивана Митрофановича мотало в разные стороны, катушка
вырывалась из его рук и больно била по пальцам, он
балансировал у самой воды и отчаянно боролся с какой-то крупной
рыбой. Я поспешил на помощь.
— Нет! — завопил Иван Митрофанович.— Я сам, не мешай!
Я сам!
На блесне сидела щука. За исход боя я не боялся: леска
была крепкая, и зацепилась щука, видимо, здорово. Но
рыболова надо было страховать. Я бегал вокруг него, подавал со-
53

веты, но куда там! Он то приседал, то поднимался, сделал
несколько танцевальных движений... и шагнул в воду.
Он вовсю орудовал в воде, забыл про катушку и тянул
рыбу прямо за леску. Щука не хотела сдаваться, но расстояние
между противниками постепенно сокращалось.
Наконец Ивану Митрофановичу удалось как-то схватить
щуку. Он встал во весь рост, высоко поднял рыбу над головой
и закричал:
— Вот онаГ А, а, попалась! Ого-го-го-о!
Это был истошный вопль дикаря — победителя целого
враждебного племени.
Но... щука дернула хвостом и выскользнула в воду.
— Упустил!!! — взвыл Иван Митрофанович.— Упустил,
старый болван!
Он тупо посмотрел, как уходила в глубину леска, сматывая
с катушки последние метры, и издав какой-то странный,
утробный звук, метнулся вниз.
Брызги обдали меня с ног до головы, на поверхности
показалась мокрая голова, вся в тине: Иван Митрофанович усердно
работал руками.
— Давай, давай! — подбадривал я.
— Врешь! Не уйдешь! — услышал я злорадный возглас.
Обессиленная щука сопротивлялась слабо, рыболов вытащил
ее на берег волоком.
■— Вот это щука! Вот это да! — восхищался он, взвешивая
ее на руке.— Это тебе не окунь, попробуй такую поймать! —
И не замечал, как с пальца, пораненного тройником, капала
кровь. На лице его было сплошное сияние.
— Тройником ладонь напорол,— сказал я,—завяжи хоть
носовым платком.
— А, чепуха,— отмахнулся Иван Митрофанович,— щука-то,
щука-то какая!..
Всю дорогу до станции Иван Митрофанович был
неузнаваем. Он заявил, что щуку надо доставить домой живой, он
посадит ее в ванну, покажет всем соседям и только после этого
разрешит зафаршировать ее. И очень огорчился, узнав, что
в наших условиях это сделать было невозможно. Щуку
уложили в рюкзак вместе с моими окунями.
Иван Митрофанович не хотел идти налегке, он тащил то
удилище, то мой рюкзак и говорил, говорил безумолку, будто
хотел выговориться за всю свою замкнутую, молчаливую жизнь.
Но о чем бы он ни заводил речь: о шалаше, о костре, об
озере— всякий раз мысль его возвращалась к щуке. Громким
хохотом встречал он мои замечания, как в электричке хотел было
дать задний ход. Он даже помолодел, изменились у него голос
и походка. И вдруг я услыхал, что он хочет купить спиннинг и
непременно отправиться в субботу на это озеро, с ночевкой.
54

У самого подъезда Иван Митрофанович снова меня
огорошил:
— Сергей Васильевич! — закричал он, увидев своего
сослуживца.— Голубчик, идите сюда, что я вам покажу!
Сергей Васильевич удивленно посмотрел на Ивана
Митрофановича и осторожно подошел к нему.
— Вы знаете, какую я сегодня щучину поймал, во какую! —
Он сделал размах во всю ширину рук. Тот посмотрел на него
сквозь очки и покачал головой.
— Правда, правда! — подтвердил я.— Щука действительно
большая!1..
Вот и все! Теперь, как только я дам знак, Иван
Митрофанович готов идти и ехать со мной хоть на край света.
Л. Пииаев
БАЛЕТ БЕРЕНДЕЯ
У меня появились соседи.
На кофейного цвета «Победе»
Прикатили под вечер они.
— Дичь здесь есть?
Я ответил:
— Медведи!
— Рыба есть?
— Пескаришки одни.
В общем, встретил я их без букета.
Повидал я таких на веку!
Нет заката у них, нет рассвета.
Но зато есть запас коньяку.
Привезут колбасу и консервы,
Сыр и прочую разную снедь;
Перепьются поспешно, во-первых,
Во-вторых, попытаются петь.
У кого-то возникнет «идея»
Искупаться в костюме в реке.
И в зеленом дому Берендея
Станет пакостно, как в кабаке.
Я ушел на другую протоку.
Звезд дождался, разжег свой костер.
Даже здесь (а ушел я далеко)
55

Слышен был нестерпимый их хор.
Горлопанили с пьяным надсадом.
Поздно ночью охрипли. Легли.
...А на зорьке устроились рядом
В ста шагах от меня журавли.
Длинноногие. Крыльями машут.
Вдруг прыжками по кругу пошли.
В первый раз я увидел, как пляшут
На зеленом лугу журавли.
Лихо пляшут! Собой не владея!
«Сербиянку»? «Гопак»? — не поймешь.
Журавлиный балет Берендея...
До чего он смешон и хорош!
Называется «Майская зорька».
Посвящается солнцу, весне...
Что-то вы, «покорители горькой»,
Увидали в то утро во сне?!
*
Чаёк, чаёк, ключом кипящий!
Сказать не вздумай невзначай,
Что дома пьешь ты настоящий,
Всех мер и всех достоинств чай.
Пусть убежден ты твердо в этом,
Но чай твой — пресная вода!
С дымком, смородиновым цветом,
Рыбацкий чай — вот это да!
И что за чудо, что за диво:
Здесь, у костра и у реки,
Все молчуны — красноречивы,
Все ворчуны — весельчаки.
Нет пересуд, речей нервозных
И с хитрецой «подходца» нет,
Не вспоминают, слишком поздно,
Обид давно прошедших лет.
С иного спесь и гонор смыло,
Всех простотой к себе привлек.
Теперь суди, какую силу
Таит рыбацкий наш чаёк!

Виктор Еирютпип
СОЛДАТСКАЯ УДОЧКА
Иван Алексеевич Демин, конструктор
сельскохозяйственных машин, любил отдохнуть где-нибудь на тихом озере или
маленькой речушке за рыбной ловлей. Сегодня он прошел
лишних пять километров в поисках такого чудесного местечка,
перед которым теперь стоял. Речка узкая — шапку перебросишь.
Берега высокие, лесистые, а густая поросль кустов подходит
к самой воде. В вершинах деревьев шумит ветер, но внизу тихо,
лишь, кружась, падают листья, легко ложатся на темную воду
и золотистыми блестками уплывают по течению. Листья
шуршат и под ногами, напоминая, что стоят последние дни бабьего
лета. Посредине речки — маленький остров, весь в
нагромождении белых камней, покрытых кое-где ярким мхом. Между
островком и берегом вода кипит, течение быстрое, над водой
торчат замшелые камни. Здесь, наверное, можно пройти, не
набрав воды в сапоги. Ниже островка течение крутит, образуя
суводь. Наверняка там яма, а в ямах всегда держится
крупная рыба.
Демин, действуя с обстоятельной медлительностью бывалого
доночника, расставил удочки, подвесил колокольчики, собрал
раскладной сачок и удобно расположился на трухлявой
валежине в ожидании первой поклевки.
Тишина, покой, солнышко пригревает. Хорошо в такой денек
в одиночестве сидеть у реки, бездумно наблюдая, как плывут
по небу причудливые облака да кружатся в прозрачном воздухе
сухие листья.
Шорох кустов за спиной заставил его оглянуться. Перед ним
стоял среднего роста парень в синем комбинезоне, кирзовых
сапогах и солдатской фуражке. Широкое курносое лицо сияло
радостью жизни, а из-под белесых бровей смотрели пытливо и
дружелюбно карие глаза. В одной руке парень держал
короткое свежесрезанное удилище, а в другой сумку-авоську. Парень
вежливо поздоровался и спросил:
— Берет?
— Рыбка плавает по дну,— усмехнулся Иван Алексеевич,—
вон там за перекатом мечется, а здесь мертвое место.
— Нет, здесь рыба должна быть. Можно на островке
расположиться?
— Пожалуйста,— буркнул Демин, видя, что его попытка
сплавить нежеланного соседа подальше потерпела крах,— места
хватит.
— Разрешите представиться: гвардии рядовой Яков Берез-
кин. Нахожусь в колхозе в порядке шефской помощи. Помо-
57

гаем убирать кукурузу. Вот угощайтесь,— Яков протянул
Демину крупный початок кукурузы.— Вкусная штука. Молочно-
восковой спелости.
— Благодарю,— ответил Иван Алексеевич,— а сам
подумал: «Вот навязался, прощай желанное одиночество».
Все же, чтобы не показаться невежливым, он нехотя
спросил:
— На тракторе работаете?
— Нет.
— На комбайне?
— Нет, на вилах. Сплошная механизация труда. Комбайн
подваливает в машину зеленую массу, а я ее разгребаю.
Работенка веселая, рубашка трещит. Комбайн встал, звездочка там
какая-то полетела. Думаю, до вечера простоим, пока запасную
деталь привезут, значит, можно порыбачить малость.
— Та-а-к,— хмуря брови, протянул Демин,— это, выходит, вы,
товарищ Березкин, все поле зеленой массой усыпали, да какой?
Настоящий концентрат. Утром я проходил по убранному
участку и подумал: «Палки на них нет! Вырастили урожай, а убрать
по-человечески не могут. Впрочем, вы кукурузы не выращивали,
вам лишь бы скорее отзвонить и с колокольни долой».
— Это вы напрасно так плохо о нас думаете,— с обидой
сказал Яков,— я сам хлебороб и другие ребята... грузчики тоже
стараются, а потерь все равно много. То водитель машину вперед
продернул, то не довел, то в сторону отклонился, а комбайн-
то работает, сыпет себе силос, да сыпет... на землю.
Заваливают машины с кабиной, что здесь вилами-то сделаешь? —
Яков махнул рукой.— Конструкторы виноваты, которые
силосоуборочный комбайн придумали.
— Что, конструкторы? — чуть не подскочил на своей
валежине Демин.
—• Конечно, конструкторы,— твердо отрезал Березкин и
занялся своей авоськой. Одним движением он вытряхнул ее
содержимое на шуршащий ковер сухих листьев. Здесь оказался
черный от машинного масла тракторный шарикоподшипник,
помятая жестяная воронка, моток крепкого шнура и краюха
черствого ржаного хлеба. Окинув критическим взглядом свое
имущество, Яков покачал головой.
— Вот пуговицы еще недостает. У вас лишней нет?
— Пуговицы?.. Разве от штанов отрезать?
— Зачем, можно от рубахи,— Яков расстегнул ворот
комбинезона и откусил от белой нижней рубахи маленькую
пуговицу.— Теперь в аккурат солдатская удочка получится. Ах да,
каменюку еще надо добрую. Вот та, пожалуй, подойдет.
Демин был заинтересован и слегка огорошен. От его
желания бездумно любоваться голубым небом и след простыл. Ему,
одному из создателей комбайна, заявили, что конструкторы
58

виноваты в больших потерях зеленой массы. Он никак не мог
сосредоточиться на рыбной ловле и смотрел на Березкина,
продолжая думать о его словах.
Между тем Березкин положил в авоську полупудовый
камень, разломал на куски хлеб и, затискав его туда же, завязал
верх сумки концом шнура. Получилась примитивная кормушка
для приманки рыбы. Тогда солдат размотал свой шнур до
конца и продел его сквозь воронку так, что она села на
кормушку, как шляпа на голову. Подбросив на ладони тяжелый
круглый подшипник, Яков и его надел на шнур. Подшипник,
тяжело стукнув, упал на воронку. Трубка воронки прошла сквозь
отверстие подшипника.
— Самоловная снасть солдата Яшки,— иронически заметил
Демин,— авоська, камень, подшипник, воронка и пуговица от
рубашки. Это вы сами изобрели?
— Ага... Как-то само собой придумалось,— ответил Яков,
игнорируя насмешку.
Березкин перебрался на островок, и Демин, движимый
любопытством, подошел ближе. Яков, раскачав тяжеленную
кормушку, забросил ее в глубокое место. Гулкий всплеск разнесся
вокруг, и мелкие волны докатились до Демина.
— А потише нельзя, гвардеец,— заметил Иван Алексеевич,—
всю рыбу распугал.
— Рыба соберется. Пойдет на прикорм, а мы ее поймаем.
У меня рука легкая. Вот сейчас продену леску сквозь
подшипник,— он показал подшипник, оставшийся у него в руке,— да
пущу по шнуру к самому дну,— Яков достал из кармана
дощечку с намотанной на ней леской.
— Ясно! — со смехом воскликнул Демин.— Подшипник —
увесистая железяка. Стукнет рыбу по голове, той сразу капут,
а крючки ее подцепят. Весьма остроумно!
Звон колокольчика заставил Демина бегом броситься к
своим донкам. Тревогу поднял ершишка, проглотивший червяка
вместе с крючком. Демин с трудом освободил рыбешку и
бросил ее в воду с пожеланием больше не попадаться.
За это время Березкин успел поставить свою снасть и теперь
сидел на камне с удилищем в руках в ожидании клева. Ждать
ему долго не пришлось. Даже издали Демин заметил, как
задергалось удилище от сильных рывков рыбы. Яков коротким
взмахом подсек добычу.
— Есть... взяла! — торжествующе воскликнул он и, бросив
удилище на камни, стал быстро перебирать леску. Сначала из
воды показался медленно ползущий по шнуру черный круг
подшипника, затем идущая от подшипника леска, а на ее конце
металась стремительная черно-серебристая рыба. Демин сразу
понял, что такую крупную добычу Березкину без сачка не
взять.
59

— Держи!—крикнул он, перебросил на островок сачок, а
затем, подтянув голенища сапог, перешел сам. С невольной
завистью он поглядел на сильную рыбу, делакЛцую тщетные
попытки вырваться из сачка, которым Яков подцепил ее.
— Хорош голавль. Килограмма на два будет,— заключил
он,— разреши поближе познакомиться с твоей удочкой. Так...
так... Авоська, камень, каравай, воронка, подшипник и закидушка
на три крючка. Леска продета сквозь одно из маленьких
отверстий подшипника между шариками. Получилось скользящее
грузило, подшипник опускается по шнуру до авоськи с
прикормом. Воронка вроде посадочной площадки для грузила, чтобы не
путался в сетке с прикормом, а рыба берет хорошо, потому что
леса с крючками все время держится в струе прикорма. Но где
же ты, парень, пуговицу приспособил?
— А вот она! — Березкин перевернул подшипник. Пуговица
оказалась привязанной к леске и не позволяла подшипнику
соскользнуть по ней до самых крючков. Подшипник как бы сидел
на пуговице. Вытаскивая леску, Березкин вытягивал и
подшипник. Когда Яков, сменив наживку, пустил подшипник по шнуру,
то он, уходя в воду, увлек за собой лесу.
— Действительно, самоловный агрегат,— улыбнулся
Демин,— изобретение, можно сказать, веселое.
— Солдатская удочка,— поправил Березкин.
— Пусть будет солдатская,— согласился Демин и, присев
на плоский камень, спросил:—Что же тебя, изобретатель, не
устраивает в силосном комбайне?
— Вилы,— отрезал Яков.
— При чем здесь вилы, ведь они — не деталь комбайна?
— Почти деталь. Без помощи вил комбайн-то работать не
может. Вот если бы он сам автоматически загружал машину
зеленой массой и разравнивал ее... Нагрузил норму — точка,
вези. Никаких грузчиков на машине не надо.
— Мысль не новая... Давно над этой проблемой кое-кто
ломает голову. Серьезная задача.
— А если сделать... если придумать подвесной
автопогрузчик? Ящик шириной в машину,— Яков развел руками,—
приспособить его к стреле комбайна, и пусть силос сначала в него
поступает, а потом уже равномерно разбрасывается по машине.
Березкин взмахнул удилищем, подсекая рыбу.
— Поймал, опять большая!
Снова из воды показался черный подшипник, а затем в двух
местах взбурлила вода. Демин, взяв сачок, подцепил им двух
подъязков.
— Превосходно действует солдатская удочка, а твой
самопогрузчик без человеческого управления не обойдется.
— Пожалуй,— разочарованно протянул Яков,— а надо бы
60

так сделать, чтобы он сам работал. Я для него уже и название
придумал — СВ.
— Что это значит?
— Смерть вилам! Ага, опять взяла!
На этот раз попался лещ. Посадив и его на кукан, Яков
снова пустил подшипник по шнуру к кормушке и обернулся
к Демину:
— Честное слово, если бы я был конструктором, то ночами
бы не спал, а изобрел бы автопогрузчик.
— У меня есть знакомый конструктор сельскохозяйственных
машин,—улыбнулся Демин.— Я передам ему творческий заказ
гвардии рядового Якова Березкина.
— Да разве только мой,— Яков привстал с камня.
С берега из-за леса донесся свист. Березкин прислушался.
Свист повторился. Тогда он, вложив пальцы в рот, ответил
таким же свистом и тотчас стал выбирать свою снасть.
— Меня зовут. Привезли, значит, звездочку. Опять
механизация с вилами. Так вы не забудьте поговорить с
конструктором-то, может, он придумает СВ.
— Вот тебе и солдатская удочка! — пробормотал Демин,
когда Березкин, попрощавшись, скрылся в кустах.— В самый
корень смотрит парень. Да... Частенько у нас самая передовая
техника не может обойтись без помощи простых вил или
лопаты. А если вместо автопогрузчика применить...
У темной воды позванивали колокольчики донок, но
пожилой с сильной проседью на висках рыболов ничего не слышал.
Забыв обо всем, он увлеченно чертил на шероховатом белом
камне угольком из старого кострища.
В тишине осеннего вечера рождались первые контуры
нового агрегата «Смерть вилам»,
г. Куйбышев
Нина Рыбина
КАК Я СТАЛА РЫБОЛОВОМ
Мой муж и сын увлекаются рыбной ловлей. Когда мы
купили машину, на рыбалку стали брать и меня. У них появилась
возможность обследовать дальние речки и озера, а у меня —
.полюбоваться чудесными укромными уголками природы. Были
мы на реках Вилии, Волме, Свислоче, ездили на озеро Селяву.
И всегда в этих поездках мне отводилась роль кулинара. В сво
бодное от костра время мне разрешалось наводить чистоту в
машине. И все-таки, даже орудуя ведрами, тряпками и щеткой,
я не могла не любоваться лесом. И весной, и летом, и осенью
61

он поражал меня. Ранней весной он шумит первой листвой и
расстилает под ногами разноцветный ковер из фиалок и
подснежников. Летом привлекает яркими ягодами,
поблескивающими в траве, зеленым шатром, под которым всегда уютно
укрыться от жары. Осенний лес гордо наряжается в
разноцветный убор, щедро предлагает в дар грибы, прикрыв их листьями.
Очень люблю я и реку — песчаные берега, крутые излучины,
тихие заводи, окаймленные кустами ракит, легкие утренние
туманы над широкими плесами*
Но прелести рыбной ловли всегда оставались для меня
непостижимыми. Постоянные разговоры наших мужчин о рыбалке
я пропускала мимо ушей.
Все изменилось с одной поездки. Прошлым летом мы решили
съездить к реке Двиносе, что протекает возле городка Плеще-
ницы. Там, как рассказывали, рыболова наверняка ожидает
удача. Захватив удочки, мы выехали на машине, как всегда,
втроем: муж, сын и я. Дорога от Минска до Плещениц очень
красивая: то вьется по возвышенности, то сбегает в низины, то
теряется в перелесках и лугах. За Логойском начинается сплош->
ной сосновый бор. За Плещеницами с дороги, что идет на Бе-
гомль, мы свернули на Долгиновский тракт и возле села Избище
повернули к реке. По пути догнали двух мальчиков с удочками,
На вопрос: «Далеко ли река?» — они очень неопределенно
махнули руками. А может нарочно? К обоюдному удовольствию,
решили, что будет лучше, если они покажут нам дорогу. Мо«
ментально мальчишки оказались в машине, и водитель
подчинился указаниям штурманов. Вскоре выбрались из леса. На
широком лугу река угадывалась по извилистой линии кустов и
зарослей ольхи. Довольные ребята наперебой расхваливали и
клев и рыбу. У сына загорелись глаза.
Только мы остановились, моих рыболовов как ветром сдуло.
Осмотрелась я, подивилась чистотой воздуха и яркостью травы
и занялась обычным своим делом. Привела в порядок
багажник, вытрясла чехлы с сидений, смыла пыль., Когда машина
заблестела, я стала придумывать, чем бы мне заняться еще.
Книги я не захватила, не спать же ложиться. И вдруг мне
попалась на глаза оснащенная удочка. Я и решила испытать
рыбацкое счастье. На берегу, под ольхой, выкопала червяка,
кое-как нацепила его на крючок и с горем пополам забросила
в реку. Недалеко ловили рыбу два мальчика, наши попутчики*
Один из них уверенно заявил:
— Тетя, вы ничего не поймаете,
— Почему же? — обиделась я.
— Надо сделать большую глубину*
Я вытащила снасть на берег и задумалась: где же тут
глубина? Перебрала леску и удилище в руках и ничего не поняла.
Мальчик подошел и поднял поплавок по лесе вверх,
62

Я поблагодарила, забросила удочку и стала внимательно
следить за поплавком. Через некоторое время поплавок
покачнулся. От него побежали мелкие круги. Потом он совсем
нырнул* Ребята наперебой закричали:
— Тетя, у вас клюет. Подсекайте!
Как подсекать, я не знала. Я просто подняла удочку вверх
и почувствовала, что кто-то сопротивляется на конце лески.
Руки у меня задрожали. Не помня себя от радости, я вытащила
на берег небольшого пескаря. Недолго думая, кинулась к
машине, принесла синюю кружку, зачерпнула воды и опустила в
нее свой улов. Не знаю, что произошло со мной, но с этой
минуты меня будто подменили. Я уверенно и даже важно ходила
по берегу, то и дело забрасывала крючок с приманкой и под
куст ракиты, и на песчаный перекат, где даже с берега было
видно, как снуют пескарики.
Когда подошли муж с сыном, вид у меня был, наверное,
очень ликующий. Муж так и ахнул:
— Неужели поймала?
В ответ я только показала рукой на кружку. Муж подошел
и расхохотался:
— Это и есть улов?
Я не обиделась. Единственная рыбка была для меня тогда
вершиной торжества.
В честь моей удачи прогремело троекратное «ура». А потом
пошло...
С тех пор в поездках на речку я уже не была
обслуживающим персоналом, меня приняли равноправным членом в
семейную «рыболовецкую артель». Пришлось засесть за книги.
Сначала постигала теорию, потом отважилась задават^ вопросы
мужу и сыну, а вскоре иной раз и им давала кое-какие советы.
Окуней мы ловили с лодки и с берега на малька и на
червей. Особенно добычливой оказалась ловля в проводку.
Закинешь удочку на быстрину и идешь себе следом за поплавком.
Так я поймала двух небольших щурят. Когда к ним сын
прибавил несколько своих окуней, вечером получилась прекрасная
уха.
Очень я полюбила рыбацкие зори. Выйдешь на берег — все
застлано туманом: не видно ни воды, ни берегов. Только слышно,
как где-то скрипят уключины. Находишь на песчаном мыске
свою лодку, грузишь рыбацкие доспехи и поскорее отчаливаешь
от берега. А вокруг туман... Плывешь тихо, без всплесков.
Совсем рядом кто-то разговаривает. Но туман, как стена,
отгораживает людей. И красиво и немного страшно...
Но вот чувствуешь дуновение ветра. Туман седыми клочьями
плывет над лодкой. Несколько минут — и он исчезает,
показываются небо, вода и дальние берега.
63

Не всегда рыбацкое счастье улыбалось мне., Но я
радовалась даже небольшому окуньку или двум ершам. В тайне я;
конечно, мечтала о более «солидных» трофеях, но долгое время
мечты оставались мечтами.
Однажды оказались мы у Плещенецкого озера. Муж
отправился на лодке, а мы с сыном взяли бидончик с мальками
и двинулись к плотине. Давно я заметила, что ниже ее часто
плескалась крупная рыба. Обычно возле плотины бывает
многолюдно. И в то утро хватало рыболовов. Заметив меня, многие
иронически заулыбались. Полный мужчина в потрепанной шляпе
насмешливо крикнул:
— Держитесь, товарищи! Смотрите, какой рыболов пришел!
Я пошла дальше, а сын остался возле плотины.
Шла я вдоль берега осторожно, стараясь не шуметь. Под
купой ракит, где начинались глубокие места, остановилась,
размотала удочку, нацепила на крючок карасика и сделала хоро«
ший заброс на середину широкого плеса. И, о чудеса! Резкий
толчок в руку — и поплавок нырнул в воду. Я сделала подсечку.
Не давая ослабнуть лесе, осторожно подвела рыбу к берегу,
В воде ясно было видно длинное туловище щуки. Она следовала
за леской довольно мирно, не проявляя беспокойства. Чтобы
было удобнее, я бросила удилище на берег и взяла лесу в руки.
Трепет охватил все тело. Неужели удача? Щука все ближе и
ближе подходила к берегу, и я вывела ее на мель.
Я никогда не видела акул, но пойманная щука мне
показалась именно акулой. С разинутой пастью она была настоящим
страшилищем. Одной рукой я держала лесу, а другой выбросила
щуку на берег.
— Удача! — ликовала я. Огляделась, вытерла с лица пот. Так
хотелось увидеть рядом людей, чтоб поделиться радостью, но..<
берег был пустынен.
А щука, почувствовав свою обреченность, прямо-таки
ошалела. Извивалась змеей, била хвостом о песок, желая
освободиться от крючка. Я не знала, как к ней подступиться.
Пришлось ударить ее палкой по голове. Теперь не трудно было
достать и крючок. На великое мое счастье, он очень удачно
подцепил хищницу: за край верхней губы. И только потому, что я
не ослабляла лески, щука благополучно подошла к берегу,
иначе бы она срезала мою леску, как бритвой.
Из ивового прута сделала я кукан и нацепила на него щуку.
Немного успокоившись, снова насадила на крючок малька и
забросила удочку на быстрину.
— Ну как, рыболов, что-нибудь клюет?
Я подняла глаза и увидела на высоком берегу толстяка в
помятой шляпе, который смеялся надо мною. У него было
столько удочек, что он ощетинился ими, как еж. В дополнение ко
всему из-под руки торчал спиннинг,
64

«Вот это вооружился,— подумала я,— не то, что я —
пришла на речку с единственной удочкой».
Не упуская из вида поплавка, я нагнулась и подняла кукан
с добычей. Рыболову из-за куста была видна только голова
щуки, остальное дорисовало его воображение.
Через несколько минут рядом с моим поплавком качалось
еще четыре. К тому же в спешном порядке готовился спиннинг.
Я хотя и неважный рыболов, но поняла, что при таком
интенсивном забросе крючков в одно место можно поймать лишь
селедку в бочке. Пожелав удачи насмешнику, я смотала удочку
и пошла к плотине посмотреть, как идут дела у сына. Увидев
на кукане мой трофей, рыболовы зашевелились. Один спустился
с плотины вниз и очень вежливо спросил:
— Как же вы ее поймали? Удочкой?
— Да, удочкой,— гордо ответила я. Насмешек больше не
было.
г. Минск
IO. Белов
ТРАВАКУЛЬСКИЕ ЛАБУЗЫ
Тянутся рыболовы к уральским озерам, берега которых на
десятки, сотни метров закрыты плавучей лабузой.
Лабуза. Красота ее неописуема; но сколько таит она в себе
коварства. Подходишь к берегу и не налюбуешься. Кажется,
ослепительно зеленые высокие травы вобрали в себя все солнце,
все цветение, запахи родного края. Огромные поляны густо
покрыты буйными травами, так и манят поваляться, побродить.
Но горе тому, кто забудет, что это не твердая лужайка, а
зыбкий травяной настил на воде. Он прогибается, пружинит под
ногами. По нему можно пройти с косой, осторожно прощупывая
ковер (лабузы уральских озер ежегодно выкашиваются, так как
обильные травы их служат отменным кормом для скота).
Не легка работа косаря: смотри под ноги, смотри за косой
да будь осторожен и готов к любым неожиданностям — лабуза
коварна.
Рыболовы пробираются по лабузе до чистой воды и с
успехом ловят удочкой или спиннингом с плота. Иные делают в
лабузе искусственные окошки, где всегда можно хорошо наловить
обитателей подводного мрака — жирных и колючих ершей.
Делая в лабузе окошки, многие рыболовы не задумываются над
тем, какую опасность готовят они для косарей и для своих же
коллег. Вот она, безобидная лужица, маленькое зеркальце с
отражением травы. Осторожно! Это колодец, прорубленный кем-
3 Заказ № 2021
65

то. Иногда колодцы бывают скрытые, их трудно заметить,
высокие травы переплетаются меж собой и закрывают чистую воду.
Оступишься в такой колодец и... хорошо, если поблизости
окажется человек, только моментальная помощь спасет от
неминуемой гибели. Поэтому рыболовы осторожны и, шагая по лабузе,
смотрят под ноги, а не «ловят ворон». Хоть и гнется и бугрится
под ногами травяной настил, ходить по нему можно, корни
переплетаются" густо, плотно, крепко — ногой не порвешь, только
смотри в оба.
Но не только окошками опасна лабуза. Лабуза — это
поверхностное зарастание озера. Чем старше лабуза, тем она
массивнее. Старая лабуза крепко срастается с озерным дном, в
результате водоем закрывается и превращается в болото. Однако
молодая лабуза, еще легко держащаяся на воде, при сильных
ветрах отрывается от берегов и целыми островами уносится в
открытое озеро, вовлекая в дрейф беспечных косарей и
зазевавшихся рыболовов. Оторванная от берегов лабуза, благодаря
частым переменам ветров (что на Южном Урале — явление
обычное), находится в постоянном движении и таит в себе много
неожиданностей и коварства.
Вот в такой-то лабузе и пришлось нам однажды вдоволь
насидеться. Случилось это в конце июля, в пору, когда на
уральских водоемах начинается энергичный клев окуня.
На рыбацкий стан, где стояли наши лодки, добрались мы
только к вечеру. Переночевали по-рыбацки, каждый под своей
лодкой, а утром, еще до проблесков зорьки, вышли в озеро.
Нас было трое: я, Александр Бородулин и Сергей Кулик —
все трое отъявленные рыболовы. Александр в рыбалке
одинаково признавал и ценность улова и мастерство удильщика,
способен был сидеть с удочкой под проливным дождем и в зимнюю
стужу. Для меня рыбалка — источник вдохновения, контакт с
природой, которую я так люблю; на рыбалке для меня дорого
и вываживание рыбы, и непринужденная беседа за ухой при
слабом мерцании костра, и рокот волн, и шелест камыша, и
пение ночных птиц. Ради всего этого сотня километров пути для
меня — не помеха.
Сергей Кулик принадлежал к какой-то особенной категории
рыболовов-неудачников. В рыбалке ему страшно не везло, хотя
увлечен он ею был неимоверно. Вместе с тем дождливая погода
и холод делали Сергея равнодушным к любимому занятию, хотя
с переменой погоды «рыбацкое» настроение возвращалось
быстро. Любил Сергей похвастать перед неискушенными
слушателями, как хорошо провести рыбацкую ночку при луне на берегу
озера за доброй чаркой вина.
Договоренность «не подогреваться» на рыбалке была у нас
законом. Но, видимо, ради своей мнимой романтики Сергей иной
раз прихватывал с собой бутылочку, да, если не выпадал слу-
66

чай присоединиться к какой-нибудь компании рыболовов,
разделяющих его взгляды, так и привозил вино домой вместе с
уловом. Вот и сейчас в его рюкзаке блеснуло горлышко
бутылки.
За завтраком Сергей решил прихвастнуть своим припасом,
однако, смутившись нашим молчанием, как-то неловко засунул
бутылку обратно в рюкзак. Выпивка перед выходом в озеро
ничего хорошего не предвещала, особенно для Сергея: веслом он
работал неплохо, но плавал, как топор. И кто бы мог знать, что
на этот раз винный запас пригодится нам?
Чудесное озеро Травакуль. И назвали его очень метко —
травяное озеро. Огромный открытый плес, по краям лабузы, а
между лабузами замысловатый лабиринт заводей с узкими
травяными прогалинами. Дно заросло горошником и кувшинкой, а
среди них, как окошки, чистые «лысые» места. Вот такие «лыс-
ки», как говорят рыболовы, мы и искали.
Сюда, на чистую воду, выходит окунь. С налету он хватает*
наживу и бесцеремонно тащит в заросли. Сумел осадить его
вовремя — твоя добыча, не успел — прощайся со снастью. Острые
стебли подводных растений режут леску как нож. В таких
случаях сразу же налаживай новую снасть, да поторапливайся —
клев окуня бурный, но не продолжительный.
Окунь, как и чебак,— рыба табунная; в середине лета ходит
небольшими стайками, а к осени собирается в крупные косяки.
Прыгает сердце рыболова, когда такой косячок стоит под его
лодкой. Но такие счастливые минуты выпадают редко.
С первыми лучами солнца клев окуня значительно ослабел.
Нужно было сниматься и искать другие места, более
добычливые.
В поисках стоянки окуня никто из нас не обратил внимания
на то, что поднявшийся еще с утра ветер все крепчал и крепчал.
Во внутренних плесах волна была уже ощутили, но не
представляла серьезной опасности. Однако нужно было
возвращаться на стан. Каждый понимал, что на центральном плесе уже
большая волна и перебираться через него на ветру — дело
серьезное.
Что за натура у рыболова? Уж коли решено, так сматывай
удочки — и в добрый путь, так нет же: еще минуточку, еще
одного! Вот эта минуточка, оказавшаяся далеко не последней,
и стала для нас роковой.
Едва мы вышли на чистую воду, как нас обдало резким
ветром, лодки заплясали на энергичной волне.
— Доберемся ли? — как бы подхватив мою мысль, прогодо*
рил Александр и протяжно свистнул.
Решение повернуть обратно и переждать в лабузах лихую
погоду было принято единогласно.
67

Помогая друг другу, мы укрылись на внутренних плесах.
Здесь было тихо, и только глухой шум камыша напоминал
о том, что на центральном плесе шторм.
От нечего делать снова взялись за удочки, но рыбалка на
ум не шла, настроение было подавленное.
Погода портилась. Кучковатые хмурые тучи выползали из-
за горизонта. Было ясно, что в лабузах придется заночевать.
Вытрясли из рюкзаков остатки провизии, разделили поровну, но
скудный ужин не состоялся, есть не хотелось. Нарезали в лодки
камыша, согнали лодки вплотную к лабузе, привязались к
камышу якорными веревками и, завернувшись в плащи, улеглись
на зеленые матрацы.
Ночью погода окончательно испортилась, небо заволокло
тучами, пошел мелкий, как бисер, дождь, колючий,
пронизывающий до костей. Лодки скрипели, терлись бортами.
Я долго не мог уснуть, чувствовал по вздохам, что и ребята
не спят, но, видимо, сдали чрезмерно напряженные нервы и,
наконец, все затихли.
Не помню, сколько мы спали, нас разбудил истошный крик
Сергея:
— Братцы, лабуза...
Мы повскакали в своих лодках и сразу поняли, в чем дело.
Бушевавший целую ночь ветер сдвинул лабузы. Мы оказались
в ловушке. Положение было не из блестящих. Кругом стеной
стоял камыш.
Полдня мы толкались носами лодок, как слепые щенки, то
в один, то в другой заливчики. Выхода не было, кольцо лабуз
все сжималось и сжималось. К концу дня пространство
настолько сократилось, что мы уже не рисковали разъезжаться по
узким рукавам, а предпочитали держаться вместе.
Снова наступила ночь — вторая ночевка в лабузах. И
физическое и моральное состояние нашей флотилии резко
ухудшилось. Сергей был явно простужен, его била мелкая дрожь.
Пришлось взяться за бутылку. Без настроения выпил Сергей
налитую порцию, однако, выпив, он согрелся и вскоре заснул.
Ночью под непрестанными порывами ветра сжатие лабуз
продолжалось. Зеленое кольцо, постепенно стягивающееся
вокруг нас, наконец, сомкнулось. Словно мыши, пойманные в
мышеловку, сидели мы в своих лодках. Нас почти выдавило на
траву, и казалось, что мы оказались среди огромного заливного
луга. Александр тыкал веслом в лабузу, намереваясь, видимо,
пройтись. Он действительно встал и осторожно шагнул из
лодки, но, когда я спросил его, куда он собрался, растерянно
развел руками и вернулся в лодку. В нашем положении ни
личная инициатива, ни случайная помощь извне не могли
ничего изменить. Сонный Сергей бредил, у него был сильный жар.
Все наше внимание было обращено на него. Провизия давно
68

кончилась, остался кусок хлеба Сергея, но мы не имели права
его трогать; это был хлеб больного товарища, сам же Сергей
к еде не прикасался, его мучила жажда.
В эту ночь мы не сомкнули глаз. Единственное наше
спасение — ветер, ветер не северный, который дует в прежнем
направлении, а другой, южный. Только с переменой ветра лабузы
рассредоточатся и дадут нам выход.
На рассвете ветер стих, сжатие лабуз прекратилось, но
новые испытания навалились на нашу голову. Едва мы оправились
от тревожно проведенной ночи, как обнаружили, что у Сергея
в лодке вода. Пришлось нарушить сон больного. Сергея
переправили в мою лодку.
Тишина и яркое солнце сулили жаркий день.
Нас охватило какое-то оцепенение — разговаривать не
хотелось. С прекращением ветра на нас обрушились целые полчища
комаров. Чтобы как-то отражать свирепое нашествие, устроили
дымокур. Смрадный дым от тлевших чернопалок вызывал
тошноту, но несколько защищал от комаров, кроме того тлеющая
чернопалка не гаснет. Спички у нас кончились, и чернопалка
нам сохраняла огонь. Кроме того, наш дымокур могли заметить
с берега.
С наступлением жары атаки комаров прекратились, но на
смену им явились более гнусные твари — оводы. В наших краях
их называют слепнями. Обычно оводы предпочитают скот, но
на сей раз и мы, были им по вкусу. Скверно нам пришлось. Если
после налета комаров тело неимоверно чесалось, то укус
слепня сопровождался резкой болью. Вот так, отмахиваясь,
голодные, измученные, мы провели еще день.
К вечеру жара спала, потянул ветерок. От жары Сергею
стало еще хуже, да и нам было не легче, от голода кружилась
голова.
Не помню, как случилось: то ли повлияла бессонная ночь,
то ли напряженный жаркий день, но в конце дня все мы глубоко
заснули. Проснулись от ощутимой качки.
Удивительно, что никто из нас не выразил восторга, увидев,
что лабузы расходятся и путь на стан открыт, только Сергей,
приподнявшись, слегка улыбнулся. Мешкать было нельзя, мы
взялись за весла. Какими же тяжелыми они нам показались.
Мы вышли в разрыв, но еще долго блуждали между островами,
И сочная красивая на исходе дня трава лабузы, насквозь про-
золоченная, уже не манила нас. Мы досыта хлебнули ее
коварства.
Багровое солнце пробило туман, курившийся за дальними
сопками. Все предвещало добрую вечернюю зорьку, но нам
было не до солнца и не до клева.
В густых сумерках мы добрались до стана и, окончательно
измученные, но счастливые, вышли на твердый берег.
69

Долго разминали мы затекшие суставы, ставили лодки,
укладывали имущество в рюкзаки. Предстоял последний этап — до
избушки лесника, где мы смогли бы подкрепиться и
окончательно прийти в себя.
Хозяин принял нас радушно, а когда узнал, что с нами
случилось, ни слова не говоря, засуетился, забегал, и через полчаса
мы сидели за столом.
— Приходилось, рыбачки, и мне однажды в лабузе
посидеть,— покачал головой лесник,— никто не знает, что у нее
на уме. Вот так же, как и вы, рыбачил, только у самой лабузы,
а чтобы не мотало меня, камыши под себя подвернул. Вот меня
вместе с лабузой и приперло. Ну дело известное: кричать,
свистеть — не поможет. Просидел я, значит, почти весь день, все
ждал, что разойдутся лабузы. Вижу, Дело одним днем не
обойдется, а домой дозарез нужно было, вот я и рискнул. Оставил
все свое имущество в лодке, даже пиджачок скинул, чтобы
не мешал. Весла в руки — и на лабузу. Трудновато пришлось.
Хорошо — недалеко берег. Метров сто по-пластунски, не
выпуская весел, полз. Изодрался в кровь, вымок до ниточки, но
дополз. А лодку только через неделю из лабузы выручил. Все в
ней осталось невредимо, только вот рыба, жаль, испортилась.
Хороший был улов.
К поезду мы шли бодро, будто ничего с нами и не
приключилось, и не было ни мокрой ночи, ни безнадежного плена среди
обманчивых лабуз. Совершили ли мы какую оплошность или
сделали что не так? Да нет, все было на cbqhx местах.
Послужило ли это нам уроком и отобьет ли впредь охоту заниматься
ловлей в лабузах? Не думаю. Просто новый памятный случай
заполнил странички неписаной рыбацкой летописи. Об этом не
раз каждый из нас расскажет друзьям у походного костра. Ведь
и это — частица той радости, которая доступна лишь
влюбленному в природу многотерпеливому рыболову.
г. Челябинск
Ж. Овчинников
ЗАГАДКА РЕЧНОГО ЛЕЩА
Дед Матвей заглянул в котелок, удивленно присвистнул и
положил ложку: ухи в котелке оставалось чуть на донышке.
— Вот это едочки — трое полведерка уплели! —
добродушно пошутил он и, пододвигая к нам остатки ухи, весело
скомандовал:— Ну, живо, добирайте все подчистую да и за семечки
принимайтесь!
— За какие-такие семечки? Уж не рыбешку ли нашу так
70

позорить изволишь? — подзуживая старика, отозвался Федор
Иванович.
— А как же ее не позорить-то? Разве же это рыба? — так и
вскинулся дед Матвей, презрительно мотнув бородой в сторону
нашего улова.
Действительно, на лопухах, заменивших нам и стол и
тарелки, горкой было навалено какое-то крошево, из которого кое-
где торчали то целенький окунек, то некоторое подобие песка-
рика, то ершишка с обломанными колючками. Единственный
лещик лежал отдельно и казался богатырем рядом с потерявшей
всякий вид рыбьей мелюзгой. Лещика по числу едоков разделили
на три части — пусть каждому вспомнится вкус настоящей
рыбы.
— Так-то вот, премногоуважаемый Федор Иванович,—
поостыв, заговорил дед Матвей.— Спокон веков Ямина наша на
всю округу славилась лещами, а теперь что? Корпишь над
поплавками неделю, а несчастного подлещика и поглядеть не
каждый раз удается... И никак не возьму в толк, в чем тут
главный секрет: то ли его в воде нету? То ли он, который и
есть, на наши удочки не идет?
— Тут ведь, как сказать, Матвей Егорыч,— басовито
забубнил Федор Иванович, неловко ухватив двумя пальцами
крохотного окунька.— Конечно, против старины рыбы у нас стало
несравнимо меньше. Вспомни-ка, когда немецкий штаб стоял
у вас в Ольшанке, сколько,они тогда ее поглушили и
гранатами, и взрывчаткой — числа нет... «Фиш гут, фиш гут»... Вам-то,
прохвосты, гут, да нам не очень. Лещей возьмут десяток, а
мальков погубят тыщи... И еще скажу, лещ — рыба пугливая, чуткая,
а покоя воде ни днем, ни ночью нету.
Федор Иванович замолчал. Мы все невольно прислушались.*»
Над Яминой стоял непрекращающийся ровный гул, сквозь
который пробивалось приглушенное, но мощное металлическре скре-
жетание. Это на противоположном берегу за лесистым холмом
работала буровая вышка. Время от времени механизм этой
вышки взвизгивал резким, пронзительным звуком. В конце плеса
в прибрежном лозняке «татакал» движок (на овощной
плантации уж третьи сутки шел полив). Неподалеку, на отводе,
шумно всхрапывал и фыркал мотор нефтеразведки. Мотор тянул
насосом воду из реки.
, — А как мы-то с отцом, бывало, удили! — раздумчиво снова
заговорил Федор Иванович.— Едешь на лодке — веслом не
плесни, о борт не стукни. Поставим лодку за сто саженей от того
места, где удим, берегом идем на цыпочках... Лески у отца
тоненькие, грузильца легонькие. Сидит-притаится у кустика —
плавно закинет, плавно вытащит, не слыхать и не видать, что
человек удит... Ну и уловы были. Бывало, и себе, и родне, и
соседям всем рыбы невпроед..% А сейчас посмотри: заводят утром
71

мотор... Как первый раз стукнет, так рыба вся дождем прочь
от берега. А дальше хоть стучи, хоть не стучи: лещ — он уж
весь в яме, в корягах, боится на мель выйти. Где же ты его
удочкой-то найдешь!..
Однако деда Матвея причитания приятеля, видимо, не
обескуражили. Старый лещатник все время искоса посматривал на
нас, прищурив глаза,— и вдруг сивый ус его дрогнул
шельмоватой усмешкой.
— У тебя все? Ну, а теперь послушай, какую я тебе притчу
расскажу. Только это не побасенка, не выдумка чья-нибудь, а
самая доподлинная быль... Годов-то тебе сколько? Шестьдесят?
Ты его, стало быть, не помнишь... И я-то еще несмысленышем
был... Так вот проживал в ту пору у нас в Ольшанке один
богатей, кулак Мишка Лузгин. Имел два ветряка — мукомольню и
крупорушку, значит у него и зерна, и пшена, и сметья всякого
вволю... Ну, и удочкой побаловаться любил. Вот по его приказу
работники и поставили ему вон там за мыском дощатые
подмости для уженья. Начал он рыбу на своем месте
прикармливать. Ей-ей, не вру, приваду возили мешками. Привезут — и с
подмостей в реку. Так, поверите ли, лещ, бывало, среди бела дня
стадами поверху ходит — жирный, черноспинный, гребешки
наружу...
И что этот самый Лузгин тут на Ямине вытворял! Сидит,
бывало, на подмостях, как в трактире. Тут у него старинный
граненый штоф с водкой, тут малосольный огурчик, лучок,
ветчинка, рыба жареная. Вытащит леща, выпьет, закусит, так
часов до девяти. В девять начнет припекать, так он, сукин сын,
удочки вынет и бултых прямо с подмостей в воду! Плавает, бьет
и руками и ногами, только брызги фонтаном летят. Накупается
и опять на подмости. Удочку закинет в то самое место, где
барахтался. Пройдет, может, какая минута — тащит леща.
Вынет его из сачка, подымет выше головы, чтоб нам видно было,
и опять гоготать. Комедию эту я сам сколько раз видал. И еще ..
Когда чугунку нашу провели, у железного моста весь сезон
клева не было. Мы уж и удить на том плесе перестали. А на
другой год дождь как-то и загони меня под этот самый мост.
Сижу на лодке между быков, а дождик все льет да льет. Чего,
думаю, зря время проводить, дай закину: не клюнет — не надо.
Размотал две удочки, подождал минут десять, гляжу — лещ,
потом другой... да третий... Над головой поезд по мосту громыхает,
спасу нет, а я под мостом леща вываживаю... Вот ты теперь,
Федор Иванович, и раскидывай мозгами, пугливая рыба лещ
или непугливая. Нету его — вот в чем наша главная беда.
Сохранять рыбу надо, разводить ее всеми хитришками-мудришка-
ми, как про то наука учит. А у нас об этом никто и головушки
не ломает... И какую еще не подлую ли моду взяли — свиней да
утей рыбешкой ублаготворять. Один бредешком малька цедит,
72

другой паучком черпает, а вон сторож из совхозного стада —«=
у того чуть не дюжина плетушек всяких днюет и ночует в речке.
Кто же ее, рыбы-то, нам напасется? Ведь по-дедовски живем:
бери из воды готовенькое, кому сколько влезет! Хвать, а оно уж
до ручки добрались, остатки вычерпываем... Так-то вот...
Дед Матвей круто оборвал речь и, сердито сопя, принялся
совать в суму свое немудрое походное добришко — кленовую
ложку, огромный складной нож, котелок, краюху хлеба.
— А я как был при своем, так на том и остался,— вдруг
упрямо загудел Федор Иванович.— Все равно шума и звуков
лещ боится.
Приятели спорили бы, вероятно, и еще, но мутно-малиновый
диск солнца спустился своим нижним краем за лес, а от
«семечек» на лопухах остались одни головки да хвостики,— делать у
костра больше было нечего.
Отпуск мой через три дня кончился, и я возвратился в город.
Встретиться с дедом Матвеем и Федором Ивановичем мне
больше не пришлось, и загадка поведения леща, на которую мы
случайно наткнулись в нашем разговоре у костра, так и осталась
для меня неразгаданной. Обратился я к доступной мне
литературе. Об осторожности леща говорится много, в разных
вариантах и очень определенно.
Но как согласовать с ними «притчи» деда Матвея и мои
собственные наблюдения и опыт?
Чаще всего мы ловим леща именно с лодки. Для этого в
нужном месте в дно реки вколачиваем два, три, а иногда и четыре
кола. К кольям привязываем лодку, на которой и располагаемся
с удочками. Сачком мы тоже пользовались и пользуемся без
особой опаски и никогда не замечаем, чтобы это отпугивало
леща.
Я все раздумывал о «лещовой загадке», когда пришло от
деда Матвея письмо. Просит как можно скорее выслать лесок
потоньше, мелких крючков. И тут же сообщает новости.
«Ездили, пишет, с Федором Ивановичем на пробу за Даниловскую
мельницу, видали моторку, а лещ брал. Я поймал семь, а Федор
Иванович пяток. А дальше получилось еще складней: лещ сам
к нам на двор прибился. Вверху где-то прошли сильные дожди,
и навалился такой большой паводок, что на Даниловской
мельнице плотину прорвало. Вода, значит, поперла к нам, а за водой
пришел и лещ на нашу Ямину. И теперь мы герои: на клев не
обижаемся. Буровая вышка себе визжит, моторы тарахтят, а
лещу и горя мало. Мой Федор Иванович теперь тоже по-другому
соображать стал. Давай, говорит, мелочь от хищников
защищать, своего леща разводить. Были мы с ним в районе на базаре.
Он меня чуть не силком в райсовет затащил. Пожаловались
председателю на наших вредителей, которые малька свиньям
губят, а он сейчас же при нас за телефон. Позвал к себе на-
73

чальника милиции и давай его резонить. Теперь наши свинари
бредешки и паучки насовсем попрятали, а плетушки у
совхозного сторожа милиционер все до единой отобрал. Злятся
свинари на нас, а нам наплевать. Они только для себя хлопочут,
а мы для всех — правильность в этом деле наша. На будущее
лето приедешь, даниловские лещи будут на Ямине во как
поклевывать! А там год, другой, и своих нарастет — не
переловишь».
И тут для меня стало ясно, что старые наблюдения
нуждаются в каких-то поправках на современность, на новые условия
многолюдья и шума. Ясно, что лещ к любому шуму привыкает,
А если он не идет на удочку, пусть рыболовы пеняют на себя,
на свою незадачливость.
Лески и крючки я деду Матвею выслал, а в письме
порадовался: надеюсь, мол, что теперь леща на три части резать не
придется, поймаем по целому на каждого,, а может, и по два.
Михаил Миллион
ПОРОГ
Лагерь разбили на высоком скалистом берегу над порогом;
нашлось небольшое, почти ровное место, как раз поставить
палатку. Рядом старая разлапая ель. К ее стволу натянули крышу.
Другие расчалки подвязали к камням.
Пока Катя раскладывала вещи, устраивала постель, Алеша
натаскал и нарубил сухих валежин, развел огонь, установил в
камнях рогульки для котелков.
— Сделать лапшу? Или утку поджарить? — громко, сквозь
шум порога, спросила Катя.
— Все равно, пожалуй, проще будет сделать лапшу. Ты как?
— Я — как ты! — она улыбнулась и захлопала руками по
бокам. Этот жест, озорной, радостный, делал ее похожей на
молодую птицу, пробующую свои крылья, и очень шел к ее
мальчишеской фигуре в брюках и ковбойке навыпуск.
— Смотри не упади! — крикнула она, заметив, что он
подошел к краю скалы.
Порог грохотал. Сейчас он казался проще, не таким
угрожающе-злобным, как два часа назад. Причалив перед тесниной,
Алеша, вымотанный после целого дня плавания по бурной Хам-
саре, добрел до этих скал и увидел, что творилось внизу. Но
порог надо проходить. На худой конец, придется потащить лодку
по скалам.
Смирившись перед тем, что остаток дня и ночь они проведут
над порогом,— что же делать, не все стоянки получаются
удобными,— Алеша смотрел вокруг.
74

Порог назывался Щеки. Красные, замшелые книзу скалы,
почти одинаковые, что здесь, что на той стороне, выпукло
нависали каменными щеками над водой. Валы вздымались,
рушились. Рев, грохот... А дальше река становилась очень синей, с
мелкими волнами-рябью.
Алеша вернулся к костру. Посмотрел, улыбаясь, как Катя
возится с котелками, помешивает что-то длинной деревянной
ложкой, сыплет соль... Выбрал сухую еловую палку и принялся
строгать. Это будет приманка для рыбы, как видел у рыбаков.
Прожег раскаленной проволокой отверстие. Сплел поводок из
медных жилок. Нацепил крупные тройные крючки, обшил
чурочку черным лоскутком от подкладки сапога. Сделал из
веревки хвост. Получилось что-то похожее на мышь.
Тем временем поспела лапша.
Столом служил широкий плоский камень, очищенный от мха.
Лапша вышла нежирная и густая, будто каша. Ели долго,
нехотя, утомились сильно за день. Пили чай. Крепкий, отдающий
дымком. Лежали, отдыхая, на сухом пружинящем мхе. И все
время гудел, громыхал невидимый отсюда порог.
Небо желтело все больше. Сиреневая гора, опоясанная внизу
туманом, казалось, плыла над лесом, легкая, прозрачная, лишь
очертаниями отличимая от облака.
Алеша поднялся, взял спиннинг.
— И я с тобой! — Катя вскочила.
— Останься, отдохни...— сказал он неуверенно.
— Я не буду мешать,— попросила она.
Нашли трещину в скале. Цепляясь за кустарник, спустились
в небольшую бухту.
Навалился саднящий уши грохот, в котором не различались
отдельные звуки. Трава, ветки кустарника были матовые от
капелек воды и колыхались на беспрестанном ветру. Волны лизали
берег, перекатывали гальку, бились о скалы. Дальше — буруны,
взметы брызг, гребни...
Алеша собрал спиннинг, нацепил свою «мышь».
— Боюсь, не задеть бы тебя! — крикнул он, примериваясь
для заброса.
Катя отошла. Взвизгнула катушка. Приманка полетела. Едва
коснулась воды — начал подматывать. Было видно, как
маленький черный предмет перескакивает с волны на волну. Отпустил
катушку. Поток подхватил «мышь», и катушка завертелась,
отдавая лесу. Остановил, опять стал подматывать. «Мышь»
показывалась на волне, срывалась с гребня, терялась между волн,
появлялась снова и плыла, совсем как настоящая, каким-то
образом очутившаяся в реке. Течением сносило ее к нижнему краю
бухты. Когда оказалась близко от берега, Алеша, продолжая
подматывать, поднял конец удилища и вырвал приманку из воды.
Осмотрел. Все цело. А ведь раза два становилось трудно тя-
75

нуть — «мышь» совсем пропадала из глаз, он начинал думать:
поклевка или зацеп.
Отвел за плечо удилище, с силой кинул приманку далеко на
рушащийся гребень большой стоячей волны.
Еще кинул туда же. Потом еще.
Сменил «мышь» на вращающуюся металлическую блесну.
— Неужели в пороге нет рыбы?
Перелез в соседнюю бухточку. Кидать оттуда было
труднее— тесно, не замахнешься как следует, зато блесна ложилась
в бочаг перед выступающим из воды большим камнем: в таких
местах любит охотиться крупная рыба.
Катя взобралась на скалу между бухтами, села там.
Алеша кидал в бочаг, под плещущие волны, и на самый
стрежень, где вода кипела в бешеном напоре вдоль берега.
Возбуждение спало. Алеша вернулся в первую бухту,
нацепил опять «мышь»...
Темнело. Скалы стали бурыми. «Мышь» улетала в темноту
и возвращалась опять. Не было ни тревоги, ни ожидания, Алеша
выполнял не трудное, но требующее терпения дело. «Мышь»
опять упала на воду. И вдруг там же взметнулось что-то
большое, неясное. Он не разглядел, не понял, только все внутри
напряглось. Дернул удилищем, подсекая, и закрутил катушку,
чувствуя живую тяжесть на лесе. Включил тормоз. Под треск
тормозной трещотки крутил, крутил катушку, руками, всем
телом ощущая, как тяжело идет, туго наматывается леса:
большое, сильное существо поддается, сопротивляясь в кипящем,
мчащемся потоке. По лесе скользили капли. «Только б не
лопнула! Только б не оборвалась!» — твердил про себя Алеша и
подматывал, подматывал.
Леса, наискось прорезая волны, пошла против течения,
Алеша остановил катушку и, осторожно поворачивая, стал
подтягивать рыбу к берегу. Виток за витком, с трудом одолевая
сопротивление рыбы.
— Катя! — сдавленно закричал он,— багорик! Скорее...
Катя торопливо осматривала берег, камни.
— Там, там ищи! — Алеша кивал головой в сторону кустов.
И в это мгновение — рывок! Алеша едва удержал спиннинг.
Среди волн у самого берега показался черный, в две ладони,
спинной плавник. Огромная рыба, сверкая белизной брюха,
вырвалась из воды и, обдав Алешу брызгами, вошла в воду. Леса
ослабла, ее понесло течением. Алеша все понял, но не верил, не
мог верить тому, что рыба ушла. Он подмотал лесу. На конце
болтался остаток поводка. Рыба унесла деревянную мышь с
крючками.
Алеша стоял и смотрел на несущуюся воду. На душе было
пусто. Машинально нацепил он самую большую блесну,
забросил. Еще, еще... Все впустую.
76

Они лежали в палатке. Время от времени стенки палатки
начинали колыхаться, марлю перед входом раздувало. Горячие
угли, оставшиеся после костра, чуть освещали ближние камни.
Угли разгорались, красные огневые отсветы скользили по
камням. Дальше непроницаемой стеной стояла темнота, и оттуда
шел тяжелый непрекращающийся гул.
Алеша не мог заставить себя не думать о рыбе. Чувство
досады не ослабевало. Ему хотелось поговорить об этом, встретить
сочувствие.
— Как я не сообразил снять с других блесен стальные
поводки! — пожаловался он вслух.
— Ничего, мой хороший, не горюй,— сонно пробормотала
Катя.— Все еще впереди.
— Что?! — загорячился он.— Ты думаешь, это так просто,
чтобы взяла по-настоящему крупная рыба?
— Ну и пусть он ушел! Ты его видел, еще немного и одолел
бы. Надо радоваться, что такие великаны встречаются.
— Как рванул! Меня самого чуть в воду не утащил.
— Не огорчайся. Поймаешь еще.— Помолчали.
— Не могу простить себе. Если бы дольше поводил, и рыба
сильнее утомилась... Все моя спешка!
Алеша опять вспомнил ощущение борьбы.
— Ведь к самому берегу подвел! Вот и мучается сейчас
рыба с деревяшкой и крючками в пасти...
Катя фыркнула.
— У нее в животе, наверное, специальное отделение есть для
рыбацких приманок. Что для такой рыбищи какая-то деревяшка!
— Нет, все-таки очень обидно.
Чуть забрезжил первый утренний свет, Алеша спустился к
порогу.
Низкий рокочущий гул. Клубы тумана. В их разрывах
неясно проступали скалы на той стороне. Чернели, вскипали и
гасли валы, особенно враждебные в предрассветный час.
Алеша взмахнул спиннингом, кинул блесну в плотный
холодный туман. Подмотал. Старался разглядеть, не выпрыгивает ли
рыба там, куда уходила сносимая потоком леса. Снова кинул.
Потом еще.
Перепробовал все блесны. Кидал со старых, вчерашних, мест.
С новых. Поклевок не было.
Присел на выступ скалы. Разочарованный неудачей, с еще
более острым чувством потери, чем вчера, вспомнил он
сорвавшегося тайменя.
«Может, где-нибудь дальше повезет? — успокаивал себя
он.— Встретятся же стремнины и пороги. Пожалуй, в нижних
порогах, где воды больше, течение стремительнее,— там самая
ловля».
77

Он даже улыбнулся, когда вообразил, как в Москве
субботним вечером поедет с товарищами на рыбалку, а на спиннинг
повесит кольца из позвонков тайменя. Здешние рыболовы делают
так. Он ничего не скажет, просто вынет свой спиннинг из чехла,
и товарищи увидят. И после, у костра, прихлебывая чай,
расскажет о настоящейфыбе.
Мысли перекинулись на порог.
Рыбаки проходят порог на лодках. Рассказывали, где надо
входить и как держать, хотя советовали перетаскивать лодку
верхом через скалы.
Тащить лодку по скалам... Вверх, вниз. И не меньше
полукилометра. Лодка тяжеленная. Катя, конечно, будет помогать
изо всех сил... А сколько у нее силенок? А может, ждать, когда
поплывут рыбаки, просить помощи?..
Туман разошелся. Отдельные клочья скользили по волнам.
На той стороне за выступом скалы хоронилось белое облачко.
Река мчалась в грохоте, крутя водовороты, выплескивая на
береговую гальку куски пены.
Бушующая, мчащаяся вода, взметы брызг бодрили, отдавали
что-то от своей мощи, своей значительности. Алеша вдруг решил
идти через порог. Он одолеет порог, одолеет невезение. Таймень
всего лишь таймень, дело не только в нем. Важнее уверенность
в себе, в своих силах. А как он держал себя вчера? Распустился,
раскис перед Катей. Фу! Тошно вспомнить.
Алеша влез на скалу, где разбит лагерь.
Как все изменилось, пока он был внизу! Гора на той
стороне теснины залита солнцем. Верхушки особенно мощных сосен
словно обрызганы золотом. В дымном от утренних испарений
воздухе дрожат горячие лучи. Чистое и светлое небо наполняло
верой во все хорошее, большое, сильное...
Алеша прошел по скалам в конец порога. Сыростью, холодом
несло из теснины. Черные, обросшие тиной и водорослями
камни, казалось, лезли вверх против течения. Вода вскипала перед
ними, дыбилась, уступая их напору. Алеша всматривался,
намечал путь. Впрочем, потом он знал, все будет выглядеть иначе.
Вернулся к палатке. Постоял, прислушиваясь. Катя спала.
Осторожно пошел прочь.
Лодка лежала на галечной отмели перед тесниной. Она была
мокрая от росы. Алеша взял тряпку, начал протирать, потом,
усмехнувшись, бросил. Вынул вторую пару весел, кое-какие
мелочи, оставшиеся после разгрузки. Чем ближе подступал тот
момент, когда надо будет плыть, тем собраннее, решительнее
становился он сам. «Надо бы прихватить надувной матрац,—
вспомнил он.— Все-таки, если что случится...» Но возвращаться
за ним и будить Катю не хотелось.
Стащил лодку в воду. Сел на корму, загреб, короткими
сильными ударами направляя лодку под углом против течения. Лод-
78

ка, почти не продвигаясь вперед, отходила от берега.
Подтабанил левым веслом, сильно гребя правым. Лодка стала
поворачиваться, течение с хищной радостью подхватило ее и понесло
к темноте теснины, к реву, к пляшущим гребням... Гладкая,
маслянистая от скорости струя всосала ее. Уши заложило, забило
грохотом. Лодка неслась под вздыбившийся, нависший над
головой, гребень. Алешу окатило водой. Не выпуская из рук весел,
он локтем обтер лицо, чтобы видеть. Вокруг были только валы,
со всех сторон — огромные валы и ямы, которые вдруг
оказывались рядом и также внезапно пропадали. Влажно-черная голова
камня в белом вороте расшибающихся волн выросла впереди.
Алеша сильно загреб левым веслом. Греб, видя, что лодку несет
в буруны на камень. Бил веслом что было сил по
ускользающей и бугром встающей воде; и в последний долгий миг,
оглушенный, ослепленный, различил в разъяренном смешении воды
и воздуха пронесшуюся мимо, сразу сникшую, черную спину
камня.
И вот лодка заскакала по острым коротким волнам, мимо
улыбающихся ему белозубых скал, в быстрой и уже не
грохочущей, но мерно и весело бегущей струе...
Он причалил за мысом, где река поворачивала и вода у
берега шла вспять в широком и покойном водовороте. Затащил
лодку на песчаный пляж. Накренил, выливая воду, и услышал
крик Кати.
Она спускалась по откосу. Рот, ставший большим и
некрасивым, дергался не то от сдерживаемых рыданий, не то потому,
что хотела сказать что-то и не могла.
— Катя! Что ты, маленькая? Что случилось? — весело ска*
зал Алеша, испытывая невольно чувство гордости при мысли,
что Катя, значит, видела, как он плыл, как одолевал порог, и
что ее волнение и сдерживаемые слезы — это все так и должно
быть, и очень хорошо.
— Лодка цела, видишь? И со мной все в порядке.
— Как ты не понимаешь? — всхлипывая, выговорила она,
наконец — Как ты не понимаешь?.. У тебя нет права так
поступать. Если тебе понадобилось проходить этот ужасный порог,
надо было вместе... Все вместе...
Алеша подхватил ее на руки, закружил.
— Ты бы еще вплавь попробовал. Или на бревне... А я как
дура стою... Не знаю — кричать... не кричать...
— Ну, ну-у! Перестань. Все хорошо! — он поставил ее на
землю.— Давай собираться, да поплывем, ладно? Хочется
сегодня побольше пройти. Смотри, какое утро! Какое небо! Красота
какая!
79

А. Волошин
ПЕРВЫЕ ЗОРИ
Догорала вечерняя заря. Медленно, тонкой струйкой
подымался дымок над полупотухшим костром. Нас было четверо. Мы
недавно отведали ароматной ухи и теперь, сидя у костра,
наслаждались тихим, теплым летним вечером.
— Эх! Ни в чем я не нахожу такого удовольствия, как в
рыбалке. Она мне милее всего на свете! — воскликнул Андрей
Калмыков.— А ведь я не так давно стал рыболовом. Хотите,
расскажу, как это случилось?..— Андрей улыбнулся, вспоминая.
— Получил я отпуск и решил поехать к бабушке в село Зы-
ковку. Там прошло мое детство. Село красивое. Вокруг леса,
конечно, уйма грибов. Возле села протекает небольшая
речушка. На обоих ее берегах — обвитые хмелем заросли плакучей
ивы и старой вербы. У каждого домика — сад. А колхозный сад
раскинулся на двухстах гектарах. Большая часть его уже
плодоносит. Бабушка писала, что весной закончили строить новый
клуб, хорошая библиотека, своя стационарная киноустановка,
из города часто приезжают артисты. Короче говоря, отдохнуть
можно хорошо. Да и бабушка, Ольга Ивановна, обижается в
письмах: единственный внук, а забыл, не был десять лет. Я
решил ехать в Зыковку.
Покупая подарки, я вспомнил и о бабушкином соседе — деде
Игнате,— он увлекался рыбной ловлей. Специально для него
купил крючки, блесны, поплавки и «Справочник рыболова». Сам
я в то время к ловле рыбы был равнодушен.
Потом я ехал в поезде. Пересел на попутный «газик» и
оказался перед калиткой знакомого с детства домика.
— Надумал, значит? — встретила меня бабушка.— Ну, вот
и хорошо, обрадовал старую. Хорошо отдохнешь, не пожалеешь.
Позавчера дочка Дарьи Карпуновой тоже приехала на
каникулы. Целые дни на речке пропадает. То рыбу ловит с дедом
Игнатом, то глубину меряет. Она, говорят, в институте по
речной да рыбной части пошла...
Вечером я пошел в клуб.
На освещенной разноцветными лампами танцплощадке
кружились парни и девушки. Некоторых трудно было узнать — так
изменились. Там же увидел я стройную девушку в белом платье.
— Валентина Карпунова,— объяснили мне товарищи.— Она
не здешняя. Родители ее только в прошлом году в наш колхоз
приехали. Чудачка какая-то, увлекается рыбной ловлей, промеры
какие-то на речке делает, На ребят и не глядит. Илья Феофаныч,
сторож, смеется над нами. Эх вы, говорит, кавалеры! Куда
только годны? Дед Игнат вас перещеголял: целый день с ней то по
80

бережку прогуливается, то с удочками сидит.
Утром, только еще заалела заря, я проснулся и направился
через огород к речке. Выйдя из-за вишняка, я увидел сидящую
на берегу девушку. Ее отражение, как в зеркале, застыло в
недвижной глади реки. Рядом еле заметно покачивались поплавки.
Подойдя ближе, я поздоровался.
— Ой! — от неожиданности вскрикнула Валя.— Вы так тихо
подошли...
И, увидев в руках у меня полотенце, наставительно сказала:
— Умываться уходите дальше, а то рыбу распугаете.
Ее резкость не понравилась мне. Пришлось уйти. Умываясь,
я изредка посматривал на нее.
Позавтракав, я отправился к деду Игнату. Понес ему
подарки и попросился на рыбалку.
— Удить хочешь? Эта хитрость невелика! — искренне
откликнулся старик.— Но требуется терпение и выдержка. Еще
навык нужен. Ну да это дело наживное. А пуще всего надо
любовь питать к ловле. Впрочем, пойдем хоть сейчас.
Дед увлекательно рассказал, какая рыба какую наживку
любит, в какое время лучше клюет, показал, как надо делать
насадку. Все это было для меня ново и поэтому интересно.
В то утро улов у нас был богатый. Возвращаясь домой, я
взял у деда «Справочник» и прочитал его от корки до корки.
На другой день утром я решил идти на то место, где удила
Валя. Девушки не было. Надеясь, что она еще придет, я
расставил удочки и стал ждать. Задумался и не заметил, что
поплавок уже несколько раз дернулся.
— Клюет! Клюет! — услышал я радостный, встревоженный
голос.— Да подсекайте же, а то уйдет!
Это была Валя. Но я растерялся... Она быстро взялась за
удилище и ловко вытащила окуня.
— Это первый? — спросила она, увидев, что в ведре пусто.
— Да. Не клюет что-то...
— Удивительно. Здесь всегда хорошо берет рыба. Ай-я-яй!
Да разве так насаживают червяка? Дайте-ка сюда. А эти две
удочки когда закинули?
Валя взяла снасть.
— Эх вы, рыболов! Червяка-то рыбы съели... Вот так
надевайте червяка,— начала показывать Валя.— А впрочем,
приходите сюда вечером, я все объясню,— опять решительно
закончила она и, не взглянув на меня, пошла по берегу.
Помню, с каким отчаянием и в то же время восхищением
смотрел я ей вслед...
А вечером я уже был на речке. Валя еще не пришла. Берега
потемнели и курились белесым туманом. Тянуло запахом
свежего сена. В воде отражались густые, старые ивы. Где-то
далеко попискивали кулики. То там, то здесь плескалась рыба.
81

— Заждались? Ну ничего, половить еще успеем,— услышал
я тихий голос Вали.
Потом она показывала мне снасти, способы ловли, а я
слушал, забыв обо всем на свете, и только смотрел на нее. Я
готов был ее слушать всю жизнь...
Клев в этот вечер был хороший, и мне повезло Перестав
ловить, еще долго сидели мы над сонной рекой. Валя
рассказывала о жизни рыб, о реках и озерах, на которых была,— она
успела уже много поездить. Говорила она увлекательно, интересно.
Я не на шутку увлекся рыбной ловлей. С Валей мы
никогда не скучали. Каждый из нас чувствовал, что не может
оставаться наедине. И хотя о любви не было сказано ни слова,
молчать об этом становилось все труднее...
Однажды Валя обмолвилась, что должна ненадолго уехать
в город. В тот вечер мы не пошли на рыбалку, а до самого утра
бродили по тихим улицам сонного села.
Каждый день разлуки казался для меня годом. С утра я
пропадал с удочками на реке, а вечером печатал фотографии,
которые хоть как-то напоминали о девушке.
Вернулась она на третий день, а вечером мы встретились
у реки. Брала ли рыба — не знаю, мы не замечали этого. Тихий
вечер, и звездная ночь, и утро с нежнорозовой зарей остались
в памяти моей на всю жизнь.
Но отпуск неумолимо близился к концу, через пять дней я
с болью в сердце покинул Зыковку. Писал и получал письма
почти каждый день. Каждую субботу я спешил с удочками на
вокзал, садился в поезд и уезжал в пригород, туда, где тихо
плескалась вода голубого озера, где широко раскинулись и сочно
зеленели луга, где так же, как и в Зыковке, пахло сеном,
слышались вечером крики филина, где все напоминало мне о Вале.
Прошел год. Осенью я взял отпуск. К этому времени Валя
уже окончила институт и получила направление в зыковский
колхоз. Стоит ли рассказывать о нашей встрече? Скажу только,
что вскоре мы поженились.
В районе Зыковки организовывалось рыбное хозяйство, и
Валя руководила работами. И в расчистке реки, и в
составлении договоров с рыболовецкими бригадами, и в подготовке к
выпуску мальков — во всем она принимала горячее участие.
А через некоторое время и я приехал в Зыковку навсегда: меня
назначили инженером укрупнившегося колхоза.
С тех пор прошло вот уже четыре года. Теперь рыбная ловля
стала для меня не просто увлечением, а жизненной
необходимостью, непременным условием отдыха.
Андрей помолчал немного и улыбнулся:
— Между прочим, бабушка тоже довольна — появился
правнук, хотя иногда она и огорчается, когда мы с Валей берем
Валерика на рыбалку.
Луганская обл.

Т. Новожилов
КОМАНДИРОВКА
Съемки документального фильма привели меня на Кубань,
в Ставропольский край. Бывать здесь мне никогда не
приходилось, поэтому командировка обещала быть интересной. В моем
багаже с киноаппаратурой всегда находится место и для чехла
с удочками.
Кинооператор хроники — постоянно в разъездах, и мне,
рыболову, удается половить рыбу в таких местах, куда не каждый
может попасть. В Каспийском море я ловил воблу и судаков,
в реке Урал — сельдь и сазанов, на целине — язей и плотву, в
пустыне Бет-Пак-дала, в реке Сары-су,— окуней и щук.
Ловить рыбу в незнакомом месте всегда интересно. Закинув
удочку, не знаешь, что попадется. В неведомом водоеме для
рыболова все — тайна.
...На высоком обрывистом правом берегу Кубани я оказался
ранним сентябрьским утром. Красота открывшегося пейзажа
поразила меня. Далеко внизу раскинулась пойма реки, сплошь
заросшая лесом. Легкий туман плавал над начавшими желтеть
купами деревьев. Сквозь прогалины зарослей светлыми
зеркалами блестела вода.
Попросив товарищей приехать за мной в час дня, я
спустился вниз в заросли. Ночью прошел дождь, и холодные капли
градом посыпались на меня. Заросли такие дикие, что, кажется,
будто ни один человек еще не проходил здесь. Наконец впереди
блеснула вода. Нет, это не Кубань. Спокойная, широкая протока
тянулась в обе стороны. На глади воды тут и там видны круги
рыбьих всплесков. Стоит ли идти дальше?
Делаю первый заброс. Поплавок ложится набок. Мелко.
Глубина меньше метра. Протока сразу теряет всю свою прелесть.
Крупной рыбы здесь не поймать. Перехожу на другое место, на
третье — глубина все та же. По вытоптанным местам, по
рогулькам, воткнутым в берег, видно, что рыбу здесь ловят. Это
обнадеживает. Но на что ловить? Кроме хлеба, у меня ничего
нет. Из всех насадок хлеб — самая ненадежная. В воде он
размокает, черствый он крут, свежий жидок. При ловле на хлеб
удилище нельзя положить, его нужно все время держать в
руках, иначе легко упустить момент подсечки. Это утомляет и не
позволяет ловить на несколько удочек. Да еще не каждая рыба
берет на хлеб. И все-таки ловля на хлеб по-своему интересна.
Я считаю ее одной из самых активных.
Раскатав хлебные шарики, я насаживаю их на крючки (у
меня на леске всегда два поводка с крючками — один выше,
другой ниже) и делаю заброс. Поплавок долго торчит неподвиж-
84

но, потом начинает чуть подрагивать и снова успокаивается.
Вынимаю лесу из воды — на крючках ничего нет Так
повторяется несколько раз. Я знаю — это сазанята. Только они умеют
так ловко сбивать насадку, почти не шевеля поплавок. Сазан
покрупнее непременно утопит поплавок и поведет в сторону,
в глубину, а мелочь обсасывает насадку.
Решаю идти дальше, ведь я еще не видел настоящей
Кубани. Иду краем протоки, посматривая на заманчивую гладь:
может, попадется более удобное местечко? Вот! Из жердей и
сучьев у берега сделан настил. Он метров на пять вдается в
протоку. Ловить с него удобно, но место занято. На конце
помоста сидит бородатый дед и сосредоточенно смотрит на
торчащие из воды поплавки. У него три длинных самодельных
удочки, но оснащены они тонкой жилковой леской и поплавки
перяные, самые чувствительные.
— Здравствуйте! Как рыбка?
— Здорово! — оглянувшись на меня, дед тут же
отворачивается и ловко подсекает небольшого сазанчика.
— На что ловите, на червя?
— На червя, на кубанского,— дед снимает с крючка сазана
и нанизывает его на кукан, где уже сидят три штуки таких же.
Я объясняю, что впервые на Кубани, и расспрашиваю, как
пройти к реке.
— На быструю Кубань-то? Вот так над протокой иди, а
потом вправо забирай. Тут недалеко.
Но я не спешу уйти. Даст или не даст мне дед червяков,
если я попрошу?
— А какая еще рыба тут водится? — не решаюсь я
высказать свою просьбу.
— Окунь еще есть. А сазаны во какие' — дед широко
разводит руки,— чистые поросята! Только не больно даются.
— Червей у вас, конечно, мало, но, может быть, вы дадите
мне хоть одного? — наконец выдыхаю я, ободренный
приветливыми ответами. Дед молча лезет корявыми пальцами в
консервную банку и, вынув огромного синеватого червя, протягивает
его мне.
— На, бери. Это настоящий, кубанский. На него только и
ловить!
Зажав в кулаке «кубанского» червяка и горячо поблагодарив
деда, я кидаюсь в заросли
Река появляется неожиданно, как только обрывается лес.
Признаться, я разочарован. Вместо ожидаемой спокойной,
широкой реки, несущей свои воды между живописными берегами
с зелеными лужайками и рощами, я вижу стремительный
мутноватый поток, разбитый отмелями, перекатами и каменистыми
островками. Тут и там торчат ветки и целые стволы затонувших
деревьев. Это верховье Кубани. Я двигаюсь вдоль берега, на-
85

деясь найти подходящее местечко. Деревья, упавшие в реку,
преграждают путь воде и за ними образуются тихие места с
обратным течением, водоворотами. Что еще надо поплавочнику?
Насадить на крючок своего единственного червя я не рискую,
ограничиваюсь катышком хлеба. Поплавок плывет по течению,
останавливается и идет обратно, медленно уходя под воду.
Зацеп. В конце концов леса вместе с крючком и поплавком
остается в воде. У меня есть запасные лески, но я не трачу
времени на оснащение удочки и берусь за второе удилище.
Повторяется та же история. Только на этот раз поплавок остается, а
обрываются оба поводка. Чертыхаясь, хватаю я свои удочки и
иду прочь от этого места.
На перекате, где я пробую закинуть свою третью удочку,
клюет только густера. После двух маленьких густерок
попадается пескарь. Нет, тут тоже не рыбалка Но подходящее
место все же находится. Небольшой мыс, вдаваясь в реку, отводит
течение от берега, а коряги, торчащие за мысом, рождают такую
сильную струю, что обратное течение тянется вдоль берега на
несколько метров. Песчаный обрыв берега чист, и можно
надеяться, что дно тоже чистое. Оснастив удочку новой леской, я
насаживаю на крючок кусочек червя и делаю заброс. На второй
крючок в целях экономии насаживаю хлеб. Едва поплавок
принимает вертикальное положение, как неведомая сила тянет его
поперек течения к струе, а затем в глубину. Это не пескарь!
Я не спешу с подсечкой. Даю рыбе заглотать насадку и жду
момента, когда леса, уходя в воду, готова натянуться. Только
тогда резко поднимаю удилище. Что-то тяжелое и сильное сидит
на крючке, упорно сопротивляясь и бросаясь из стороны в
сторону. Вцепившись обеими руками в удилище, я медленно тяну
его все ,выше и выше. Наконец большое, серебристое тело рыбы
выходит из воды. С трудом я вытянул ее на берег. Длинное, почти
круглое тело, серебристая, довольно крупная чешуя, вытянутая
голова, четыре усика, свешивающиеся от губ. Да это же усач!
Усач-мирон, обитатель южных рек. Наконец-то я вижу эту
красивую рыбу. Теперь будет что рассказать друзьям рыболовам!
На том же месте и тоже около струи я ловлю еще одного
усача — поменьше. А потом клев прекращается. Только теперь
я могу приготовить остальные две удочки. Насадив на крючки
остатки «кубанского» червяка, забрасываю их поближе к мысу,
туда, где течения совсем нет. На третью, легкую, удочку решаю
половить вполводы на хлеб густеру. Густера клюет хорошо, но,
часто посматривая на поплавки других удочек, я отвлекаюсь и
не успеваю подсекать. Приходится менять насадку. Уже около
двенадцати часов дня. Солнце давно высушило траву, и я
ложусь на берегу, поглядывая на неподвижно торчащие из воды
поплавки. Скоро за мной приедут друзья, найдут ли они меня?
Я прислушиваюсь. Все так же урчит перекатами Кубань, шеле-
86

стит листвой ветер, да изредка чирикает в кустах какая-то
птица... Один из поплавков вдруг мелко прыгает и, медленно
утопая, идет в сторону. Я хватаю удилище и, привстав, слежу
за уходящей лесой. Пора! Делаю резкую подсечку и чувствую
на крючке большую тяжесть. Готовлюсь к серьезной борьбе.
Но бороться приходится недолго. Довольно легко подвожу
добычу к берегу и выбрасываю на траву черную, большеголовую
и усатую рыбину. Сом! Не сом, конечно, соменок, но и это
неплохо.
Увлеченный борьбой, я не сразу обращаю внимание на
доносящиеся издалека крики. Кричу в ответ, но голоса понемногу
смолкают. Возвращаюсь к своим удочкам. Уходить не хочется,
пойманная рыба будит желание ловить еще и еще, а десять
километров до совхозной гостиницы можно пройти и пешком.
Я снова смотрю на поплавки. Но клева нет. Постепенно
пропадает и желание ловить. Я вдруг чувствую, что голоден. И
десять километров до гостиницы уже не пустяк! Пора уходить.
На условленном месте машины, конечно, нет. Обнаруживаю
лишь следы колес и корки съеденной дыни. Лучше бы мне найти
дыню! Но об этом мои друзья не подумали... Пристроив на
спине поудобнее мешок с рыбой, я шагаю напрямик, через
убранные поля.
г. Алма-Ата
В. Бочаров
ЧЕРНЫЙ ОМУТ
В оправе ярко-пестрых цветущих лугов, лентой вплетаясь в
смешанные леса и колхозные нивы, тихо несет свои ясные воды
красавица Выша. Эта река — наиболее крупный приток Цны.
Когда-то она была перекрыта во многих местах плотинами
водяных мельниц. Теперь о них напоминают лишь названия да
мельничные омуты — места, постоянно посещаемые рыболовами.
Крутые берега Выши покрыты зарослями ивы, лещины,
черемухи, ежевики. По обрывам, в травах и кустарнике, гнездится
много птиц. Здесь же и самые рыбные места: Коряжное, Бур-
лянка, Черный омут и другие.
В реке водятся сом, голавль, язь, щука, окунь, плотва,
красноперка, подуст. В заводях с глинистым дном, покрытых
белыми лилиями, встречаются лини. Много в Выше леща. Но этим
не ограничивается перечень рыб, населяющих реку. В этом я
убедился, проведя здесь с удочками несколько летних отпусков.
Особенно любил я ловить на Черном омуте. Вытянутой
чашей вклинивается он в совхозное поле. Тонкой змейкой
вливается в эту чашу река. Левый берег омута песчаный, заросший
87

кустарником, плавно переходит в отмель; правый — глинистый
высокий яр, круто спускающийся к воде. В омуте несколько за-
коряженных ям — место обитания крупных лещей.
Никто точно не помнит, откуда омут получил свое название.
Говорят, что оно перешло к нему от другого, некогда большого
и глубокого омута, расположенного неподалеку, в старице.
Глубина и тинистое дно делали в ненастье воду в нем зловеще
темной. О старом омуте лишь вспоминаешь, когда проходишь
мимо небольшого, зарастающего камышом и осокой озерца. Это
все, что от него осталось.
...В один из августовских вечеров, подходя к Черному омуту,
я обратил внимание на белые барашки, густо пестрившие его
поверхность. Дул ветер, но не очень сильный. А вода в омуте
будто кипела.
— Что это? — спросил я удивленно у старика, сидевшего
неподалеку с удочками.
— Белесь бьет,— спокойно ответил он.
Так произошла встреча с жерехом—жителем больших
водных пространств и быстрых струй. Было странно встретить его
в такой сравнительно небольшой, тиховодной реке, как Выша.
Жереха в реке развелось очень много, но ни до, ни после
описываемого случая мне не приходилось наблюдать такого
яростного его боя.
— Белесь на нашу снасть не идет,— продолжал старик,—
рыба очень осторожная.
Торопливо собрав спиннинг, делаю несколько забросов. Но
всякий раз блесна приходит пустой. Тем временем бой жереха
начал затихать, а вскоре и совсем прекратился.
...Прошло несколько лет. И вот я снова в знакомых местах.
Снова иду к Черному омуту знакомой дорогой. Бойко
протрещал где-то велосипедный моторчик, покричали петухи. И все
стихло. Четвертый час утра. Постепенно в тумане
вырисовываются очертания омута, вздыбленный противоположный берег.
У воды темнеет одинокая, согнувшаяся над удочками, фигура
рыболова. Приглядевшись, я узнаю своего спутника по прежним
рыбалкам Николая Ивановича.
Есть любители, которые предпочитают ловить только одну,
вполне определенную рыбу. К ним относится и Николай
Иванович. Он старый лещатник. С весны, сразу же после половодья,
ставит он у омута шалаш, оплетает прутьями ивняка
струящийся тут же родничок, чтоб его не заносило, для удобства
ловли делает из грунта что-то наподобие мостков.
Ловит он на омуте много лет подряд, сидит до самых
заморозков, почти никогда не меняя своего заветного места. И уловы
у него всегда самые большие.
— А, старому знакомому!..— отвечает на мое приветствие
Николай Иванович.
88

— Ну как, на что рыбка нынче идет? — справляюсь я у него.
— Да как сказать... Предпочитает червячка,— улыбается он
и потом добавляет: — Желательного, белого.
Я понял, что это очередная «прихоть» Николая Ивановича.
Захочет он, чтоб рыба шла, скажем, только на кашу,— истратит
на прикормку килограммы крупы, а своего добьется: клев
будет только на кашу...
Через несколько минут, насадив на крючок извивающегося
червя, закидываю удочку. Пока вожусь со второй, вижу, как
поплавок слегка потянуло в сторону. Мгновение — и небольшая
плотвичка уже бьется на прибрежнем песке. Вот и живец!
Срочно переоборудую спиннинг в донную удочку и, насадив
плотвичку, забрасываю в сторону, к кустам.
Быстро светает. Все реже всплески играющей рыбы. На хлеб
клюют подлещики весом граммов по триста. С восходом солнца
должен, по нашим предположениям, пойти и лещ. Короткий треск
поставленной на тормоз катушки. Кто-то есть! Подбежав к
спиннингу, засекаю... Очевидно, щука! Нет, не щука — судак! Откуда
он здесь? Ведь в этих местах судака не было. Позже от
старожилов узнал я, что лет тридцать назад в омуте водилось много
судака. Потом он исчез. И вот года два назад снова стал
попадаться.
Солнце уже высоко. Постепенно клев затихает. Николай
Иванович уходит переждать жару в шалаш. На его кукане
ходит, отливая бронзой, пара широких, крупных лещей.
Взимание оставшихся на реке рыболовов привлекает
необычное поведение воробьев: собравшись в стаи, они с криком
носятся над кромкой противоположного берега. Вот на мгновенье
показался и «объект» воробьиного беспокойства — молодой
хорек. Мы знали, что он живет здесь, на реке, у нависшего над
водой ивового куста. Зверек пытается взобраться по крутому
голому откосу наверх, к гнездам птиц. Но каждый раз под
натиском стаи вынужден «ретироваться» в заросли мать-мачехи.
Долог летний день, но все слабее лучи солнца, все длиннее
над омутом тени. Что-то принесет вечерняя заря?!
Замечено, что в ясную тихую погоду клев на Черном омуте
хуже, чем при ветре или в ненастье. Объясняется это,
по-видимому, тем, что в теплые солнечные дни рыба покидает омут и
уходит жировать на плесы. Омут же для нее является
убежищем, куда она собирается, чтобы переждать ночь или непогоду.
...Над Вышей нависают сумерки. На западе, за темной
чертой леса, трепещут багряные крылья заката.
Немного уставшие, но довольные возвращаемся домой.
Позади за косогором, подернутый белесой дымкой, тихо
дремлет омут. Все вокруг как будто притихло, уснуло. Но вот
далеко в болоте задергал коростель. Заглушая его унылую
89

песнь, совсем рядом, в овсах ударил перепел. Ему ответил
другой.
— Пить-полоть, пить-полоть! — звонко несется над лугом,
над притихшей в сумерках дорогой, над всем этим огромным
миром, заглушая другие ночные голоса.
П. Мицеловский
ПОД СОЛНЦЕМ КАЗАХСТАНА
Восточный Казахстан. На большей части его нагромождены
десятки горных хребтов. Лишь на юге образовалась огромная
провальная котловина, заполненная озером Зайсан, с широкой
каймой тростниковых зарослей, полосой степей и песков, да на
западе, у границы Целинного края, горы сглаживаются, а затем
и вовсе исчезают. Меж горных цепей лежат цветущие долины,
по дну которых в русло Иртыша, прорезающего горы с юго-
востока на северо-запад, сбегают бесчисленные ручьи, речки,
реки. В пойме Иртыша широко разлились воды двух морей —
водохранилищ гидростанций. Хороши эти края и в метельные
зимы, и в знойные летние дни, и весной, и осенью.
Зимой водохранилища скованы льдом метровой толщины,
склоны гор покрыты снегом, но по многочисленным ручьям
идет подо льдом вода. Здесь, в устьях речек, местные рыболовы
рубят лунки и поддерживают их всю зиму. В валенках и
полушубках сидят рыболовы, ловят не без успеха ершей-великанов,
весом до трехсот граммов. Иногда на мормышку или блесну
попадает щука, крупный окунь, на кусочек червя берет чебак.
Наступление весны в* Казахстане стремительно и
неудержимо. За несколько майских дней исчезает снег с южных гор,
раскисает лед. Ледоходов на водохранилищах не бывает, лед
просто чернеет и тает. С грохотом несутся переполненные водой
ручьи. Зацветает миндаль, черемуха, шиповник. Вокруг — море
цветов! Соловьи, иволги, какие-то красногрудые, зеленохво-
стые, серые большие и малые пернатые обитатели гор
распевают и свищут на все лады. В бурных ручьях близ Серебрянска,
в Пихтовке, Осиновке, Козловке начинается ловля хариуса.
В этих неглубоких речках он капризен и разборчив. Нужно
приложить немало труда, ловкости и уменья, чтобы поймать
осторожную рыбу.
В мае — июне в тихих и неглубоких ямках ловится
крошечная яркая рыбка гольян. Гольян — лучшая наживка для
тайменя и может служить образцом для искусственных приманок.
Здесь эту рыбку называют «авдошкой».
Узкая, как нож, серая бетонная плотина Бухтарминской
гидростанции рассекает русло Иртыша, Часть весенней воды,,
90

мутной и ледяной, сбрасывается через плотину. Это рыболовам
наруку: ниже плотины ловятся ерши, чебаки. Но холодная вода
задерживает нерест, и рыба не может расстаться с икрой.
Иногда из-за горных хребтов выползают мохнатые тучи,
проливают обильный кратковременный дождь. Проходит гроза, и
снова блещет южное солнце, сверкают омытые травы и цветы,
поют птицы, снуют колонки — забавные хвостатые зверьки,
обитающие в каменистых склонах.
Выше плотины, в новом море, вода затопила цветущие
травы и кустарники с разнообразным миром насекомых. Вкусных
мошек, муравьев, червей сколько угодно. К берегам идут
бесчисленные стаи плотвы, язей, окуней.
В выходные дни строители гидростанции на машинах и
катерах, на лодках, на плотах и просто пешком отправляются на
гостеприимные берега. Жаркое солнце сияет на синем небе.
Полуголые бледнокожие северяне покрываются за день-два
коричнево-красным загаром, а иной раз и пузырями ожогов.
Примитивные удочки с куском жилки и крючками любой
величины наживляются чем попало: червями, кузнечиками,
мухами, кусочками рыбы. Окуни жадно берут на любые приманки,
а полуголые счастливые рыболовы, подчас впервые взявшие в
руки нехитрую снасть, радуются, как дети. На многочисленных
кострах, в ведрах, котелках, кастрюлях и чайниках, варится уха
из свежей рыбы.
Ныряльщики с ластами и масками тоже уже появились на
водохранилище. Прибрежная полоса воды хорошо
просвечивается солнцем, и пловец в маске может, если ему угодно,
собирать спелую, только что затопленную, клубнику, находясь
в многочисленном обществе некрупной безбоязненной рыбешки.
В глубине темно. Солнечный свет не отражается от
затопленной растительности у дна, а рассеивается в ней, создавая
идеальные условия для засады крупных хищников. И хищники
не заставляют себя ждать. На блесны и на живцов отлично
берут крупные, до килограмма, окуни, пятнистые, всех
размеров, щуки.
После дождей приток Бухтармы — Тургусун — вздувается
мгновенно. Седые валы мечутся между клыкастых камней и
скал. Река грозно ревет, и все ущелье гудит низкими
торжественными органными басами. В погожие дни вода в реке
прозрачна, как стекло, и играет то изумрудно-зеленым, то
лазорево-синим цветом.
В Тургусуне и его притоках множество хариуса, но из-за
прозрачной воды ловля его трудна, а ходьба по каменистым
россыпям русла требует навыка и немалой тренировки. Ловля
идет на разноцветные крохотные искусственные мушки из
коровьей и телячьей шерсти и даже из собственных причесок
рыболовов.
91

Близится осень. Все шире и дальше разливаются воды
Бухтармы и Иртыша. Они в ближайшие пять лет заполнят долины,
разольются местами на тридцать километров вширь и почти
достигнут границ Китая. Глубина огромного пресноводного
проточного озера будет местами более 65 метров.
В Восточном Казахстане много хороших автомобильных
дорог, связывающих Устькаменогорск со всеми районными
центрами. Много дорог новых, только что проложенных к
лесоразработкам, к совхозам, к стройкам и рудникам. Но есть и немало
дорог, имеющих сумасшедшие уклоны, многочисленные броды,
труднопроходимые даже для вездехода ГАЗ-69 или других
машин с двумя ведущими мостами.
Верховья Бухтармы с впадающими в нее притоками Бе-
релью, Черновой, Язовой, Тихой редко посещаются рыболовами,
но именно сюда уходят стаи тайменей и хариусов из нижних
плесов, затопляемых Бухтарминским морем. Здесь можно
ожидать интересных уловов и незабываемых ощущений при ловле
двухкилограммовых хариусов и тайменей весом до двадцати
килограммов.
Сентябрьские экспедиции можно совершать на приток Малой
Ульбы, речку Мякотиху и ручей Медведку. Дорога проложена
недавно и ведет через высокий перевал, называемый
водителями «Седьмым небом». Мякотиха — неглубокая порожистая
речка с чуть мутноватой опаловой водой. Долина ее местами
в травянистых лугах, местами в веселых березовых лесах. Речка
шумлива, но звон ее струй ничуть не похож на грозный грохот
Тургусуна. Лишь в среднем течении, где река пересекает
горную складку, она течет в узком каменном ущелье, в щеках.
Здесь, у «зоны недоступности», особенно жадно и бесстрашно
берет хариус, а под водосливами, в мрачноватых плесах из-под
каменных глыб, на блесны бросаются таймени. Их атаки
стремительны, а сопротивление яростно.
Поздней осенью, когда таймени вместе с шугой скатываются
в низовья рек, удачлива рыбалка в устье Бухтармы. На
галечнике таймени в это время охотно идут на любые блесны.
Богато рыбой новое Бухтарминское море! Оно по своим
размерам не уступает Байкалу. Щука, окунь, лещ, золотой линь
уже обжились на новых местах и быстро растут — кормов
хватает всем. Восточный Казахстан обладает здоровым и приятным
климатом. Посмотрите на карту: пути сообщения здесь неплохи.
За час-другой на самолете можно попасть из Устькаменогорска
в самые отдаленные районы. В ближайшее время начнется
регулярное пассажирское движение по водохранилищу.
Побывайте в этих местах! Только будьте осторожны в
штормовую погоду да не ходите босиком — на берегах немало змей.
Впрочем, к ним быстро привыкаешь.
92

В. Пельмап
НА АХТУБЕ
Из всех рыб, населяющих бассейн реки Ахтубы, особую
прелесть для рыболова представляет сазан. Эта могучая рыба
по стремительности и силе сопротивления не идет ни в какое
сравнение с другими карповыми. Поэтому от
рыболова-удильщика требуется высокое мастерство владения снастью и выва-
живания рыбы. Ужение сазана можно считать высшим классом
рыболовного спорта. Поймать сазана мечтает каждый
любитель, однако эта рыба поддается далеко не всем. Но тот, кто
хоть раз «держал» сазана на удочке, на весь свой рыбацкий
век останется плененным красотой ужения его, окончательно и
бесповоротно становится «сазанятником». Не беда, что на
первых порах новичок терпит неудачи. Каждый очередной выезд
на рыбалку пополняет багаж знаний и навыков рыболова,
повышает мастерство.
Один из левых притоков Волги — Ахтуба — считается рекой,
богатой рыбой. Сазана здесь гораздо больше, чем леща, язя,
голавля. Но, несмотря на это, неопытный рыболов при всем
желании может и не поймать ни одного сазана.
Прежде всего надо уметь находить места стоянки или
жировки этой рыбы. Без знания таких мест сазана не поймаешь.
Многие считают, что сазан держится в глубоких, захламленных
корягами ямах. Верно, но не всегда. Кроме глубоких
захламленных ям, на Ахтубе есть места чистые, но заселены они
сазаном гуще. Это называемые по местному «обрубы» и «печины».
Представьте себе, что дно реки, пусть даже песчаное,
постепенно понижается и вдруг круто, иногда под прямым углом,
обрывается. Высота такого обрыва (обруба) бывает от одного
до десятка метров. Грунт обруба обычно состоит из темной,
почти черной, глины. Довольно сильным течением в отвесной
стене обруба вымываются различные углубления, гроты. Это и
есть печины. Там, где есть обруб и печины, на поверхности воды
тянется длинный шлейф с пеной и воронками. Здесь и следует
искать сазана.
Ловить надо, разумеется, на длинные донные удочки,
закидушки, так как, чтобы положить насадку точно под обруб, к
печинам, приходится забрасывать ее иногда на 50—80
метров от берега. В печинах груз, а следовательно, и крючки
с насадкой задерживаются, течением их дальше не сносит.
Здесь держится всегда крупная рыба: сазан, сом, лещ, язь.
Мелочь насадки объедает редко. Бывает, что обрубы и печины
находятся близко от высокого и обрывистого берега, даже под
берегом. Тогда нет необходимости в длинных закидушках и
удобнее ловить на поплавочные удочки с берега.
93

В любой реке со сколько-нибудь значительным течением
всегда можно найти подобные обрубы и печины, а в них и
сазана.
Отличными местами для ловли сазана являются «суводи»,
т. е. места с обратным течением и водоворотами. У высоких
обрывистых берегов суводи, как правило, всегда бывают
глубокие. В них, кроме сазана, держатся судак, сом, лещ, язь,
густера, сока, любач, чехонь. В суводях удобнее ловить
поплавочными удочками.
Летом, особенно в жаркую погоду, что бывает на Ахтубе в
июле — августе, на глубокой яме можно просидеть от зари до
зари и не дождаться ни одной поклевки сазана. Бывает, что
в жару сазан даже под обрубами и печинами берет только рано
утром, до восхода солнца. В такую пору сазан охотно держится
на мелких, до полутора метров глубиной, местах с песчано-или-
стым грунтом, но захламленных корягами и затопленных
кустарником. И такие места найдутся на любой реке, надо только
поискать, не полениться. Сазан сам почти всегда указывает на
свое присутствие характерным для него вскидом. Сазан с
разгона выпрыгивает из воды почти вертикально вверх, сверкая
золотом на солнце, издавая при этом своеобразный треск,
очевидно, хвостом. «Вот, мол-, я, ловите, если сумеете!»
И еще. На Ахтубе кое-где дно и берега, а чаще один берег,
завалены известковыми камнями, похожими по конфигурации
на спекшийся угольный шлак. Вот здесь, даже на небольшой
глубине, тоже держится сазан. Эти места по местному
называются «мормыли». Долго я не мог разгадать секреты мормы-
лей, пока не извлек со дна реки несколько камней. Все они
оказались плотно заселенными мормышом. Его-то и называют
мормылем. Все стало ясно. Здесь сазан редко возьмет на червя,
кашу или хлеб. Ему давай то, к чему он привык,— мормыша.
Необходимо указать и на такие места, мимо которых часто
проходят даже «матерые» сазанятники. Это перекаты. Мало кто
знает, что на мелком месте с довольно сильным течением могут
держаться сазаны. На Ахтубе есть так называемый брод.
Действительно это брод! Глубина от полуметра до полутора метров.
Правый берег высокий, заросший лесом, местами обрывистый.
Левый — пологий песчаный и совершенно открытый. По левому
берегу река образует множество небольших заливчиков. Дно с
левого берега песчаное, незначительно понижающееся, с
небольшими углублениями. В самой глубокой части оно становится
глинистым, неровным, с многочисленными уступами и
нагромождениями глиняных глыб. Дно у правого берега тоже местами
песчаное, местами глинистое, но понижается более круто и тоже
уступами, как в русле. Течение сильное. Вот здесь мы и ловим
сазана вот уже лет десять. Что привлекает его? Очевидно,
всегда чистая, свежая, а в жару прохладная вода, обилие корма
94

и полная безопасность. Сазан здесь отлично клюет не только
летом в жару, но даже и глубокой осенью, в октябре — ноябре.
Это обстоятельство может показаться на первый взгляд просто
невероятным.
Однако нельзя точно указать начинающему рыболову, когда
и где следует ловить сазана. Только опыт может безошибочно
подсказать рыболову, где в данное время и на какую насадку
надо ловить сазана. Придя на водоем, прежде чем устраиваться
на первом попавшемся месте, я советую внимательно осмотреть
реку. Лучше затратить на это лишних полчаса, чем бесплодно
сидеть несколько часов.
Теперь о снасти и насадках.
На Ахтубе применяются донные удочки с длинными, до ста
метров лесками — закидушки, и обычные глухие поплавочные
удочки. Описывать их устройство нет необходимости, оно
известно каждому рыболову. Поплавочными удочками ловят
преимущественно на глубоких местах под крутыми обрывами
(обрубами), в глубоких суводях, а также в более мелких, но зако-
ряженных местах. Закидушки применяются при ловле сазана на
отмелях, а также в местах, где обрубы и печины находятся
далеко от берега. При ловле сазана на отмелях, где течение
сильное, применяется более тяжелый, полукилограммовый
свинцовый груз, обеспечивающий большую дальность заброса и
устойчивость лески против течения. Чтобы крючок с насадкой
силой течения не поднимался со дна, я прицепляю на поводок
дополнительный груз из крупной дробины. Это повышает
эффективность снасти, так как сазан берет насадку только со
дна. Кроме того, уменьшая расход насадки, особенно червей,
на каждую закидушку я ставлю не больше одного поводка
с крючком. Снасть с большим числом крючков считаю не
спортивной, к тому же редко попадают сразу, скажем, два сазана
на оба крючка. Чаще всего сазан берет на нижний крючок, а
насадка с верхнего, как правило, начисто объедается мелочью.
Верхний крючок мешает при вываживании рыбы, попавшей на
нижний.
Катушечные снасти применяются у нас редко, не везде
можно пользоваться катушкой без риска. Особое предпочтение я
отдаю глухой поплавочной снасти. Только она способна
развивать у рыболова такие необходимые качества, как выдержка,
хладнокровие, ловкость, выносливость. Поплавочная удочка
помогает спортсмену испытать полное удовлетворение от рыбной
ловли. Лошш сазана да и другой рыбы на Ахтубе с лодок не
практикуется. С берега сазан берет несравненно лучше, чем с
лодки.
Основной насадкой служит красный земляной червь. Я
советую перед ловлей рыбы очищать червей, поместив их в
матерчатый мешочек с влажным песком. В сыром прохладном месте
95

черви могут сохраняться одну-две недели. Насаживать червей
при ловле сазана лучше пучком. Случается, что, заметив
снующую у крючка с насадкой мелочь, голодный сазан подходит,
разгоняет ее и берет общипанную насадку даже с оголенным
жалом крючка. Такие случаи в моей практике не единичны.
Я пробовал специально оставлять жало крючка голым и
пришел к выводу, что голодный сазан берет смело и такую насадку.
Отличными насадками является также рачье мясо (шейка),
мясо ракушки и мормыш. Для насадки мормыша требуются
небольшие тонкие, но очень прочные крючки (№ 8). Осенью сазан
берет иногда на малька и даже на лягушонка.
Растительные насадки на Ахтубе вообще малоэффективны,
кроме, может быть, подсолнечного жмыха. На хлеб, кашу, тесто
и прочие растительные насадки сазан берет неохотно и редко.
Рекомендую не увлекаться грубой и прочной оснасткой
удочек: на грубой снасти даже самую лакомую насадку сазан берет
очень осторожно и часто бросает ее. Лучшей леской для ловли
сазана на глухую поплавочную снасть надо считать жилковую
диаметром 0,5—0,7 мм и крючок № 10, 11 или 12. Удилище
должно обладать особой прочностью, но и не быть слишком
жестким. Лучше всего цельное бамбуковое длиной три с
половиной, четыре метра. На такую снасть, при надлежащем опыте,
можно без риска вытащить сазана весом до шести килограммов.
Более крупные экземпляры попадаются редко. Подсачек
обязателен.
Несколько слов о влиянии на клев сазана погоды и других
факторов.
Преобладающие ветры на Ахтубе — восточные и
юго-восточные. Рыба к ним привыкла, поэтому при этих ветрах насадку
берет хорошо. Благоприятны для клева сазана также теплый
южный и мягкий западный ветры (если только западный не
сулит обильных осадков и похолодания). При северном ветре
сазан не берет. Замечено также, что лучший клев сазана у нас
бывает во время новолуния и полнолуния. Когда луна на
ущербе, сазана лучше не ловить. Хорошо берет он также в грозу.
При малейшей, не заметной на глаз, прибыли воды сазан
выходит на отмели, и на глубоких местах ловить его не стоит.
Принято считать, что на зиму сазан залегает в глубокие ямы,
где стоит «этажами» без движения. Однако это верно только
для суровых зим с постоянным уровнем воды в реке. Если же
зимой вода интенсивно прибывает, то вся рыба, в том числе и
сазан, выходит из ям и разбредается по затопленным водой
ерикам и полоям.
Так что приглашаю вас к нам на рыбалку. Рыбы много
всякой. Приезжайте, научитесь ловить сазана и другую рыбу.
Приезжайте, жалеть не будете!
96

Н. Блинов
САШИНЫ ПРИМЕТЫ
Здесь нет лесов, лугов и тихих речек под плакучими ивами.
Только сопки. Они покрыты темными мхами, между ними
прячутся прозрачные глаза озер, серебряные зеркала, отражающие
небо. В низинах еще попадаются деревья: жидкий березовый
кустарник, иногда ели и сосны, а наверху, на сопках, голо.
Свистит ветер, гонит волны по озерной чаше из конца в конец.
Неподвижные валуны стоят на гребнях холмов, словно каменные
часовые. Да прозрачные ручьи журчат хрустальными струями
по серым камням.
Суровое, неприветливое безлюдье.
Но почему-то всякий раз, когда оглядываешь с холма
бесконечное однообразие сопок, уходящих в голубую холодную
дымку, и низкое небо над ними, что-то трогает сердце, что-то такое,
для чего трудно подыскать слова.
В холодных озерах и стремительных реках водится
удивительная рыба, красивая и сильная. Пятнистая кумжа с хищной
пастью и нежным розовым, словно мякоть персика, мясом.
Изящный голец, серебристый и стремительный. Красавица
палья. Когда выхватываешь ее из воды, кажется, будто из
глубины взлетает язык яркого пламени. У пальи черная спина,
алое брюшко и карминно-красные плавники, обведенные белым
кантом. Хариус — с разноцветными, пятнистыми плавниками.
Хариус, которого ловят из-подо льда, так близко от берега, что
можно смотреть в лунку и видеть в мерцании воды, как он
стремительно подлетает к блесне. И форель, осторожная,
веселая рыба, о которой когда-то написал песню Шуберт. И семга!
Семга по сравнению с другими — океанский лайнер среди
портовых катеров и шлюпок. Семгу ловить могут не все и не
всегда. Чтобы ловить ее, нужно иметь разрешение Рыбнадзора.
Разрешение и, конечно, спиннинг.
Спиннинг подарили мне однажды неопытные родственники,
а разрешение Рыбнадзора получили мы вместе с молодым
техником Сашей, энтузиастом и поэтом. Спиннинг с
никелированными трубками и колечками показался мне нарядной, но
бесполезной игрушкой, потому что я много лет ходил по озерам с
удочкой. Но Саша, узнав о подарке, с жаром принялся меня
убеждать!
— Что вы, Николай Николаевич! Это же самая лучшая вещь
на свете! Выучу в два счета. Через неделю как раз сезон на
семгу, беру вас с собой! — говорил он, страстно блестя глазами.
«Два счета» продолжались восемь дней. Саша
предусмотрительно снял крючки с блесны, и поэтому все обошлось благо-
4 Заказ № 2021
97

получно, если не считать нескольких попаданий в Сашину
голову. Саша стоял за моей спиной и даже нагибался при каждом
моем взмахе, и все-таки блесна попадала ему точно в голову.
Я до сих пор не знаю, как это получалось. Но Саша не унывал
и на второй день пришел на занятия в меховой шапке.
Неделю мы выслушивали улюлюканье мальчишек и
недовольную воркотню дворничихи, пока, наконец, Саша не заявил
мне бодро:
— Едем! Потренируетесь, так сказать, на натуре. И примета
есть: если всего неделю тренируешься и в первый раз — будет!
Твердо говорю: будет!
Мне не хотелось обижать милого Сашу, и я согласился, хотя
не очень-то верил, что сумею попасть блесной в воду. Столь же
малодушно я принял его приглашение поехать на мотоцикле.
Просто не хватило духу отказаться.
— Это моя первая поездка на мотоцикле,— осторожно
сказал я Саше,— и мне бы не хотелось, чтобы она была
последней. Вы, пожалуйста, поосторожней.
Саша ободряюще улыбнулся:
— Все^ будет в полном порядке! Я знаете, фаталист.
Говорят, бомбы никогда не падают в одно место два раза. Так и на
одном маршруте нельзя два раза перевернуться. А я как раз
две недели назад тут на одном повороте вылетел в кювет.
Нельзя сказать, чтобы это заявление меня сильно ободрило.
Меня вообще начинали беспокоить Сашины приметы.
От всей поездки помню только одуряющую тряску и ветер,
отрывающий голову от шеи. Несколько раз мне казалось, что
катастрофа неизбежна. Мы поднимались в воздух, земля была
где-то сбоку, я судорожно цеплялся за борта коляски и
зажмуривался. И все-таки мы доехали благополучно. Теперь я
поверил — не перевернись Саша в прошлый раз, мы наверняка
перевернулись бы в этот.
Километрах в двадцати от Мурманска, около станции Шон-
гуй, и находится тот участок реки Колы, на котором нам с
Сашей был разрешен «спортивный лов семги спиннингом».
Река пробивает между сопок свое каменистое ложе. Кое-где
поверхность ее гладкая, как стекло, кое-где — вся в неистово
клокочущих бурунах.
Низко висит серое небо, воздух полон влаги. Над головой
серым подвижным облачком мельтешат комары.
Спасаясь от их нападений, мы натираем руки, лицо и шею
кремом «Тайга».
Кругом ни души, ни звука, только шумит в камнях вода да
уныло гудят комары.
— Еще рано,— объясняет мне Саша,— сезон открывается в
шестнадцать ноль-ноль. Вот подождите, с электричкой понаедут.
Но мы местечко займем самое лучшее.
98

Мы занимаем это заветное «лучшее» место, подгоняем
мотоцикл и, расстелив между кочек брезент, ждем наступления
срока. Лежать на брезенте приятно. Большой валун заслоняет
от ветра, с влажной земли тянет прелью.
Когда стоишь на ногах, земля кажется невзрачной,
однообразной. Мох и мох. А когда лежишь, и некуда спешить, и
есть время взглянуть на землю поближе и повнимательнее,
можно увидеть множество диковинных вещей.
Один крутой бок у валуна серый — гранит с крапинками
слюды и шпата, другой густо зарос мхом и травой. На тонкой
длинной ножке колышется крохотный желтый колпачок. Если
его снять, под ним окажется изящная коробочка с крышкой.
Коробочка дрожит на тонкой ножке. Это мох — кукушкин лен.
А рядом белые кудри, словно стриженая овечья шерсть,—
ягель. Лаковые листочки и нежные белые бокальчики цветов
брусники, розовые маленькие чашечки черники. Морошка уже
отцвела, и среди ее шершавых резных листьев торчат на
длинных стеблях зеленые твердые ягоды. Прошлогодняя черная
ягода «вероника» на ползучих ветках, напоминающих
миниатюрные елочные лапы. Корявый вереск, карликовая, стелющаяся
по земле березка с листьями величиной с копейку. На
пригорке, в двух шагах от меня, стоит высокий иван-чай с
фиолетовыми цветами и красноватыми листьями. Несколько бледных
ромашек и прозрачный колокольчик, грустно подмигивающий
мне из травы одиноким голубым глазком.
Много красивого на земле, даже если она и зовется тундрой!,
Думать не хочется. Только лежать и смотреть. Трогать
пальцем колпачок кукушкина льна и наблюдать, как он
качается из стороны в сторону. Поднести ко рту крохотную
чашечку цветка черники и ощутить на языке нежную сладость ее
нектара.
Вдали звучит протяжная нота: ре-е-е.
— Электричка,— говорит Саша, приподнимаясь на локте,—
ну, теперь смотрите! Через пятнадцать минут набегут.
С нашего места хорошо видно шоссе. Ровно через
пятнадцать минут появляются рыболовы. Они идут беспорядочными
шеренгами по обеим сторонам дороги. Первые трое, далеко
обогнав остальных и все убыстряя шаги, движутся прямо к тому
самому месту, где сидим мы. Увидев наши фигуры и мотоцикл,
они горестно поникают и идут дальше. Саша подвигается
ближе ко мне и подмигивает:
— Видели? Это лучшее место. Они прошлым летом здесь на
этом самом плесе шесть штук выдернули. Теперь наша очередь!
Заметили, как они сразу скисли?
Спиннингисты идут мимо нас нескончаемой вереницей,
старые и молодые, в шляпах, кепках, капитанских фуражках, в
ватниках, куртках, альпиговках, плащах, и все с завистью погля-
4»
99

дывают на облюбованный нами плес. А Саша весь так и сияет
от гордости.
— Будьте уверены, уже две-то штуки возьмем непременно!
—■ А сколько вы всего поймали, Саша? — спрашиваю я. Саша
несколько смущен.
— Одну,— говорит он и поспешно добавляет: — И две
сорвались.
— Я смотрю на часы: до начала ловли остается тридцать
пять минут.
— Расскажите, Саша, как это было. Наверное, очень
интересно!
Я вижу, как Саша горько морщится и задумчиво крутит
травинку. И я догадываюсь, что история эта скорее печальна.
— Ну, слушайте. Это было в прошлом году. Чтобы все стало
ясно, так сказать, досконально, скажу, что я тогда был... ну,
холост и только познакомился с Лелей.
— Да? — удивляюсь я, лихорадочно пытаясь сообразить,
какое отношение это имеет к его единственной семге.
— ...И она, Леля, как и все, впрочем, женщины,— вы же
знаете.— терпеть не может мои рыбацкие истории. «Ты,—
говорит,— хоть раз покажи мне настоящую семгу, а то все басни
одни». Ну, а я что могу сделать, если она, как на зло, не
попадается, хоть плачь!
Лето все проходил, руки себе отмахал, и ни разу! Но вот
однажды поехали мы с Анатолием, дружком, может, знаете,
черный такой, мы с ним часто ездим... В субботу это было, и
народу много, как сейчас. Дело к осени, темнело рано. Вечером
слышу, друг мой за валуном возится. «Как?» — спрашиваю.
«Да все по-прежнему»,— отвечает.
Всю ночь промучился, глаз не сомкнул. Сидел, смотрел на
луну и мечтал о семге. А часа в четыре снова кидать. И вдруг,
представьте, взяла! Я даже закричал от восторга. Минут
пятнадцать с ней возился, все-таки вытащил. Оглядываюсь, а
вокруг меня человек сорок толпится. «Что, первая?» —
спрашивают. «Первая!» — кричу.
Тут вдруг все поднимают шум, хватают мою драгоценную
рыбину и уносят. Я в панике. А мне объясняют: «Священный
рыбацкий обычай — первую в общий котел!» Толька тоже
вертится рядом и поддакивает. «Священный,— говорит,— делать
нечего!» И махнул я рукой — черт с вами. Сварили, съели.
Пятнадцать килограммов! Оглянуться не успел. Будто и не
ловил.
Ну, едем обратно. Толька что-то усмехается и в свой рюкзак
лезет. Смотрю, а у него там семга. У меня даже дух захватило.
«Что же ты, подлец, мою первую ел, когда у тебя у самого
первая?» А он смеется: «Хоть это и священный рыбацкий
обычай, а ты, наверное, первый, кто его выполнил. Это так над
100

простофилями смеются!» Долго я потом с ним не разговаривал,
очень уж обидно было. И обиднее всего, что Леля до сих пор
семги не видела. И не верит, что я ее выловил.
Саша вздыхает.
Сейчас начнут.
Словно в ответ, слышится первый всплеск блесны, упавшей
где-то на середине реки.
Мы приступаем. Некоторое время вокруг раздается только
свист лесок, плеск и ожесточенное сопение. Через полтора часа
делаем первую остановку, чтобы передохнуть и подкрепиться.
Разжигаем костер. У нас есть термос, но с костром как-то
веселее.
Появляются Сашины знакомые. Высокий сморщенный
старик с бритым шишковатым черепом и мужчина средних лет
в кожаной куртке с рыжеватыми большими усами.
— Это наш ветеран Сергей Платонович,— заискивающе
поглядывая на старика, говорит Саша.
Старик, не отвечая и не улыбаясь, угрюмо сует мне жесткую
негнущуюся ладонь. Усатого я знаю. Он работает в
техническом отделе судоремонтного завода.
— И вы тоже! — говорит он мне, разводя руками.
— Да,— отвечаю смущенно,— решил попробовать один разок.
— М-да,— задумчиво кивает он.— И я, знаете, тоже любил
с удочкой. Но год назад вот также соблазнил меня приятель
попробовать. И, представьте, вытащил! Сто человек не
вытащили, а я вот вытащил. Ума не приложу, почему случаются
такие вещи! Но ведь, знаете, новичкам везет. А как
почувствовал на леске пудового зверя, все! Конченый человек! Каждую
субботу сюда. И представьте, с тех пор ни одной. Не дай вам
бог сегодня поймать что-нибудь! Ходите себе по озерам.
Раздолье, благодать...
Не торопясь, мы пьем кофе из пластмассовых стаканчиков,
удобно расположившись на влажном брезенте. Угрюмый старик
неожиданно становится разговорчивым.
— Теперь что-то не то,— начинает он,— не та рыба. Может
быть, и война, конечно, а то и просто глупость наша.
Браконьерствуют еще помаленьку. Сейчас, конечно, сильно поубавилось,
но вот лет пять назад повстречал я... Иду это вдоль берега,
вечереет. Вижу, на лодке трое сети выкидывают. «Нет,— думаю,—
я вас, сукиных детей, научу порядку! Вы у меня забудете, как
сети выглядят». Вышел на высокое место, чтобы им меня
видней было, вынул вставку от спиннинга, и получилось что-то
вроде автомата или винтовки, вечером легко ошибиться. Стал,
это, на видное место, кляцнул блесной о катушку и кричу:
«Ах вы... туда вас... Бросай! Чтоб сейчас прыгали в воду — и на
тот берег, а то стрелять буду! Жизни не пожалею, а застрелю
101

подлецов... так и так. Раз,— говорю,— два!» А сам блесной о
катушку бряк и к плечу
Только сказал «три», прыгнули в воду — и, как лягушки, на
тот берег...
Он замолкает и, равнодушно попыхивая папироской,
шевелит ветки в костре.
— Ну? — нетерпеливо восклицает Саша.
— Подогнал кое-как лодку, начал сеть выбирать, а тут как
раз и инспекция подоспела. Схватили меня. Говорят, за
нарушение конфискуем, дескать, судить будем. Я туда-сюда,
рассказываю им, а они посмеиваются: ай, ай, старый человек, а такие
небылицы плетешь...
Он снова замолкает.
— Ну и что? — вновь не выдерживает Саша.
— Встретил в Рыбнадзоре старого знакомого, рассказал ему.
Посмеялись, отпустили. И еще рыбину дали в награду... Я ее
соседке 01дал — неловленная.
Он проводит рукой по бугристой лысине, смотрит на небо.
— Да, завтра быть солнцу. Хороший день!
Низкие тучи разнесло ветром. У горизонта еще толпятся
плотные стаи, а небо уже просвечивает сквозь высокие
перистые облака пленительной голубизной. Солнце, укутанное серой
ватой облаков где-то у горизонта, подрумянило бока у перистых
дорожек, и в гладкой воде плеса отражается и дрожит розовая
небесная стезя.
Мы еще некоторое время молчим Жаль нарушать
очарование этих тихих неповторимых минут. Потом снова идем
«кидать». Медленно перепрыгиваем с камня на камень и ловчимся
забросить блесну в самые далекие места обширного плеса.
Не берет. Старик тоже без рыбы. Хотя где-то взяли, кто-то
кричал, и я вижу, как по тому берегу проносят огромную рыбину,
волоча хвост по земле.
— Нарочно несут,— ворчит Саша.— Могли бы просто в
рюкзак положить, а вот несут. Чтобы завидовали. Подумаешь,
невидаль.
Я уже немножко освоился и теперь часто бросаю довольно
удачно. Саша ободряюще улыбается мне, как добрый учитель
любимому ученику. Чувствуется усталость. Я смотрю на часы —
двадцать минут второго.
Облака исчезли совсем. Солнце висит за холмом, освещая
склоны сопок желтым, неправдоподобным светом. Гора, за
которой прячется солнце, кажется вырезанной из черной бумаги.
Ветер совсем стих. Наступил удивительный час летней северной
ночи, когда засыпает ветер, обнажается небо и в совершенном
безмолвии природы день рождает день. Над черным холмом
небо кажется зеленым, цвета неспелого яблока, а чем дальше
от солнца, тем делается синее, у самого горизонта становясь
102

почти ультрамариновым. Нет ни облачка, только над головой
неподвижно висит желтая узкая полоска, словно легкая
морщина задумчивости.
Все молчит, погруженное в мгновенное оцепенение
несуществующей ночи. Потом вдруг из-за холма появляется край солнца,
не яркого, добела раскаленного, как днем, и не пурпурного, как
на заре, а светло-оранжевого.
И сразу же пронесся легкий ветер, сморщил воду в реке и
качнул листочки маленьких уродливых берез. Свершилось!
Пришел новый день.
Я смотрю в глаза Саши, изумленные, широко открытые, и
читаю в них восторг.
Снова мы бросаем, заходя по колени в воду. Иногда видно,
как на быстрине выпрыгивает из воды серебристая рыбина и,
перегнувшись дугой, падает без шума и без брызг.
— Ведь есть же рыба, есть! Что же она не берет? —
сокрушается Саша.
Хочется спать. Солнце слепит глаза. Уже утро.
— Ну как, Саша, может быть, домой? — несмело
спрашиваю я.
— Еще десять забросов! Десять вы, десять я,— умоляюще
смотрит на меня Саша.
На седьмом забросе у меня берет. От неожиданности я
выпускаю катушку, и она оглушительно трещит на тормозе.
— Саша! — кричу я в растерянности, забыв все наставления
и правила.
А Саша уже стоит сзади и орет мне в ухо истошным
голосом:
— Спокойно! Главное спокойно! Не тяните сразу. Водите!
Не тяните так, черт побери! Что вы тянете?
От Сашиных криков действительно становится спокойнее,
хотя сердце все еще хочет выпрыгнуть. Рыбина тащит меня
в глубину. Мне нечего ей противопоставить, кроме гибкости
удилища. Приходится отпускать катушку. Делаю несколько
шагов вперед и чувствую, как левый сапог медленно наполняется
холодной водой. Но мне не до того. Я с ужасом думаю: «Вдруг
не хватит лески! Но рано или поздно должна же рыбина
выдохнуться?!»
Катушка трещит короткими пулеметными очередями. Быстро
перепрыгиваю с камня на камень, чувствуя, что мой новый
спиннинг согнулся до предела и вот-вот треснет. Мне кажется, я уже
бесконечно давно почувствовал первый рывок, а катушку по-
прежнему приходится отпускать.
Руки начинают неметь от напряжения, а я все двигаюсь
вдоль берега. Наконец сопротивление слабеет. Становлюсь
покрепче на ноги и начинаю осторожно подматывать.
106

— Не дергайте! Главное сейчас — не дергать! Не давайте ей
развернуться!—кричит мне Саша.
Трах! Катушка снова вырывается у меня из рук, дав
длинную очередь, и все начинается сначала. Я опять прыгаю вдоль
берега, со лба капает пот, заливает глаза, и я уже не могу
отчетливо видеть реку и противоположный берег. Снова
остановка. Теперь я методически подматываю леску и, несмотря на
все рывки, не трогаюсь с места.
Я уже вижу ее. Это что-то большое, серебристое. Саша
заходит в воду и приготавливает багорик.
— Ну, что я вам говорил? Новичкам всегда везет — верная
примета.
Рыба уже не пытается сопротивляться. Я тащу ее, и она
идет боком, беспомощная и смертельно уставшая. У нее
желтоватое брюхо и стальной бок с редкими маленькими крапинками.
Саша поднимает багорик.
— Стоп! Только не отпускайте! Не отпускайте!
Но, кажется, я ослабил леску, разглядывая мою добычу.
Я вижу, как она сильно бьет хвостом, а багорик, минуя рыбину,
со звоном падает в воду. Вначале я не могу понять, что
случилось. Мгновение семга неподвижно лежит на воде, показывая
сверкающее брюхо, но я не чувствую тяжести на леске. Потом
она шумно бьет хвостом, обдавая нас брызгами.
— Ушла! — в тоске кричит Саша.
Все кончено. Я оглядываюсь. Мы находимся в двадцати
метрах от нашей стоянки. А мне-то казалось, что я прошел
полкилометра. На берегу толпятся зрители. Я в изнеможении
опускаюсь на землю.
— Упустили! Упустили! — горестно стонет Саша.
Ко мне подходит усатый знакомый.
— Поздравляю! — говорит он.— Теперь вы навечно
причислены к благородному ордену спиннингистов.
Когда мы едем домой, Саша молчит. Он подавлен,
безнадежно подавлен нашей неудачей.
— Знаете, Саша,— говорю я,— надо будет, пожалуй, еще
разок сюда выбраться. Как вы?
Он оживляется. Слабая улыбка трогает его губы.
— В субботу. На этом же месте, только пораньше!
г. Мурманск
В. Марков
НА ВАЛДАЕ
Новгородская область богата озерами. Наиболее живописны
озера, расположенные в районе города Валдай. Самым
большим из группы является Валдайское озеро с чудесными пес-
104

чано-галечными берегами и несколькими островами. В этом
озере много щуки, налима, плотвы, леща, язя, но больше всего
окуня.
Крупных полукилограммовых окуней ловят на глубоких ямах
возле острова, где расположен полуразрушенный монастырь
святого Никона. Мелкий и средний~окунь берет по всему озеру
на любой глубине. Местные рыболовы ловят рыбу главным
образом на дождевых или навозных червей и летом и зимой.
Червей на зиму обычно запасают с осени и хранят их в больших
деревянных ящиках с землей и сухими листьями. В апреле
плотва и окунь мгновенно схватывают любую мормышку с
кусочком червя на крючке. Успешно я ловил и на мотыля,
привезенного из Москвы. Особенно хорошо шла на мотыля крупная
плотва в тростниках на большой отмели возле деревни Долгие
Бороды.
К северу от Валдая тянется своеобразное озеро Ужин,
образовавшееся в узкой и глубокой борозде, пропаханной древним
ледником. Озеро глубокое, местами 5—12 метров, а-кое-где до
20—30 метров. Ширина его колеблется от 200 до 1400 метров.
Зимой клев на Ужине слабый. Только на Каменистых
грядах у крутого берега возле деревни Нелюшка надежно берет
крупный окунь на блесны и на малька, насаженного на крючок
мормышки.
С первых чисел апреля заметно оживляется клев плотвы и
окуня в Любительской губе, названной так, видимо, из-за
рыболовов-любителей, группирующихся в этом месте. Любительская
губа — самая мелкая часть озера Ужин. Поэтому в апреле,
готовясь к нересту, туда и подходят косяки рыбы.
В это время рыба жадно клюет и на червя, и на мотыля,
и на блесны. Валдайские окуни предпочитают небольшие блесны
типа «гвоздик» и «ромбик» светло-желтого или бронзового
оттенка.
В последние годы местные рыболовы с успехом освоили
ловлю рыбы на пустую мормышку. Поклевки чаще, если едва
заметно пошевеливать мормышку, лежащую на дне, или в
момент отрыва ее от дна. В солнечную погоду поклевки чаще
всего бывают в полутора-двух метрах от льда.
При ловле на пустую мормышку применяется короткое
удилище длиной 250—300 миллиметров, тончайшая леса сечением
0,08—0,12 миллиметра и миниатюрная мормышка. Форма
мормышки особого значения не имеет: при хорошем клеве
одинаково успешно ловят и на «дробинку», и на «овсинку», и на
«клопика», и на «чечевицу».
Весьма любопытна ловля крупной плотвы без применения
насадки. На основание крючка мормышки наматывают черную
или темно-зеленую нитку узелком, величиной со спичечную
головку. Видимо, узелок в сочетании с блестящей мормышкой
105

похож на лакомую пищу, к которой привыкла рыба. Обнаружив
стоянку плотвы, искушенные рыболовы немедленно пробуют
половить на мормышку с нитяным узелком. Впрочем, прибегает
к такой левле и тогда, когда хотят избавиться от мелочи,
непрерывно сбивающей насадку.
С середины апреля в озере Белом, соединенном с Ужином
узкой протокой, начинает хорошо брать щука на жерлицы,
наживленные мелкой плотвичкой или окуньком, а также налим на
донку, поставленную на ночь. Любимое лакомство для
налима— ерш.
В живописнейшей Разбойничьей Луке, а также в большом
заливе Рогатка в последние дни ледостава хорошо берет на
мормышку с мотылем густера и подлещик, особенно на второй
крючок № 2,5 или № 3, привязываемый на 10—12 сантиметров
выше мормышки на коротком поводке или вовсе без поводка.
Любители ловли крупных хищников — щуки и судака — в
течение всей зимы ловят на живца в глубоком омуте возле
мельничной плотины, в устье реки Валдайки. Поимка
десятикилограммовой щуки в этом месте — обычное, заурядное явление.
После освобождения Валдайских озер ото льда клев рыбы
становится еще активнее (у самых берегов, в старой куге и
камышах).
Очень интересна в это время ловля плотвы и окуня на
мормышку с лодки или пароходной пристани. Вода необыкновенно
прозрачная, дно просматривается даже на пятиметровой
глубине, клев и подсечка происходят прямо на глазах у рыболова,
что делает ловлю еще увлекательней; наблюдая за поплавком
и за поведением рыбы, можно сделать много интересных и
полезных выводов.
Однажды, привязав лодку к сваям мостков у пионерского
лагеря, мы с товарищем увлеклись ловлей плотвы на
мормышку. Глубина водоема в этом месте не превышала двух
метров, и мы чувствовали себя, словно сидящими в центре
громадного аквариума. Любопытно было видеть, как жадно плотвички
набрасывались на мормышку с червем, как трепали его,
стараясь разорвать на части.
Внезапно все рыбки бросились врассыпную. И тогда,
внимательно приглядевшись, мы заметили несколько крупных окуней,
«стороживших» плотвичек около затопленных кустов. Окуни,
видимо, боялись близко подойти к лодке, но их головы были
повернуты в сторону плотвичек, вертевшихся под лодкой.
На следующий день мы решили «завоевать доверие»
осторожных окуней. В большую стеклянную банку поместили
десяток мелких плотвичек. Завязали горлышко банки марлей и
опустили ее на веревке на дно примерно посередине между лодкой
и кустами, где прятались окуни. Эксперимент удался: осмелев,
окуни стали подплывать к банке и атаковать находящихся там
107

плотвичек. Но, наткнувшись на стеклянную стенку, окуни
давали «задний ход». Вот тут-то мы и предложили им мальков
на крючке. Окуни жадно хватали их и попадали в садок.
В другой раз мы оказались очевидцами удивительного
явления. Теплым и тихим майским утром мы отлично удили окуней
с пароходной пристани. Поклевки следовали одна за другой.
Но постепенно клев ухудшился и к полудню прекратился
совершенно. Мы увидели, что окуни не ушли в другое место, а стоят
тут же, окружив мормышку плотным кольцом. Попытки
подвести мормышку с червем к самым губам окуня успехом не
увенчались. Не соблазняли их ни малек, ни кусочки свеженаре-
занной плотвы.
К концу дня подул холодный северный ветер, небо
затянулось сплошными черными тучами и разразилась страшная гроза.
Вот почему прекратился клев!
Эти наблюдения мы проверяли несколько раз и скоро могли
почти безошибочно предсказывать погоду на ближайшие бутки.
На ручье, соединяющем озеро Ужин с озером Белым, нам
посчастливилось наблюдать нерест язей.
В майский день солнце пекло невыносимо. За несколько сот
метров до ручья мы услышали звуки, напоминающие шлепки
доской по воде. Осторожно подобрались мы к ручью и замерли,
пораженные редкостной картиной: стаи черно-золотистых язей
с ярко-красными плавниками зашли из озера в ручей и подняли
там такую возню, что мы, разговаривая, не слышали своих
голосов. Нас язи не замечали. А каких они фокусов не вытворяли!
И сбивались в кучу возле затопленного коряжника, и
перепрыгивали через затопленные кусты, и ложились на бок, выплывая
на отмель.
Когда на следующее утро мы пришли вновь полюбоваться
играми язей, ни одной рыбы в ручье не было. Нерест кончился.
Осенью вода в Валдайских озерах становится особенно
прозрачной. Это предъявляет особые требования к методам
ловли. Хищные рыбы начинают хорошо ловиться на дорожку и
спиннинг. Но ловить другую крупную рыбу с берега или с лодки
без маскировки становится невозможным.
Как-то глубокой осенью долго и безуспешно бродил я с
удочкой по каменистым берегам озера Ужин, пока не подошел к
чудесному заливу — Разбойничьей Луке. Водная гладь залива
была сплошь покрыта желтыми, опавшими листьями.
В небольшое «окно» среди листьев я и забросил удочку.
Гусиный поплавок лег на воду и тут же метнулся в сторону, под
листья. Резкая подсечка — и отличный черно-золотистый язь
забился на леске. В тот день я принес домой трех язей, двух
подлещиков и несколько штук трехсотграммовых плотвиц. Язи
и подлещики взяли на крупных дождевых червей, а плотва —
на хлеб.
108

За насекомыми, упавшими вместе с листьями, пришла в
залив крупная рыба, а лиственное покрывало надежно скрыло от
нее меня и мою тень.
Необыкновенно прозрачная вода на Валдае и открытые
берега требуют максимально дальнего заброса насадки. Я
применял обыкновенную нахлыстовую удочку с катушкой на
шарикоподшипниках, забрасывал насадку на десять-пятнадцать метров
от берега и редко возвращался домой без рыбы.
Громадное удовольствие доставляет и осенняя ловля хищных
рыб на кружки в условиях Валдайских озер. Уже к середине
сентября температура воды снижается до 10—15° С.
Первые ночные заморозки покрывают серебристым инеем
пожелтевшую траву, заросли камышей. По утрам долго висят над
зеркальной гладью озера холодные клубы густого тумана.
Наступает лучшее время осеннего жора щуки, судака, окуня —
золотое время для рыболовов.
Особенно успешна ловля на кружки в Рогатке, узком и
глубоком заливе с изрезанными берегами, сплошь поросшими
зарослями тростника. Осенние ветры чаще всего дуют вдоль
залива. Поэтому рыболовы обычно расставляют кружки в устье
Рогатки, а затем сопровождают гонимые ветром снасти до конца
залива, едва-едва поспевая подсекать и вываживать рыбу.
Хороши для ловли на кружки также и обширные плесы
перед деревней Нелюшка, возле пионерского лагеря и в устье
реки Валдайки.
От Москвы доехать до Валдая можно без пересадки на
скором поезде Москва — Таллин или на автомашине по
Ленинградскому шоссе. Ежедневно в Ленинград, Псков и Новгород
отправляется в рейс больше десяти автобусов, любой из
которых доставит вас почти к самому берегу озера Валдай.
Остановиться удобнее всего в вытянувшихся вдоль берега
деревнях: Долгие Бороды, Борисове или Ново-Троице. В
каждом доме этих деревень есть лодка, которую можно взять
«напрокат».
Б. Михалевич
У ИЛЬМЕНЬ-ОЗЕРА
Недалеко от Новгорода, в шести километрах к югу от него,
раскинулось озеро Ильмень. Озеро издревле славилось
рыбными богатствами. Но эта слава уже потускнела, рыбы в озере
значительно поубавилось. Все же и сейчас Ильмень может
всполошить рыбацкое сердце своими золотистыми лещами,
отменными темнополосыми судаками, разбойничьими ватагами крас-
109

ноперых окуней. В озере обитает 17 видов рыб. Спортивный
интерес для рыболовов представляют щука, судак, жерех,
налим, окунь, лещ, язь, густера, синец, плотва.
Разделяя почти на две равные части Новгород, протекает
воспетый в древних былинах и песнях полноводный Волхов.
Взяв начало в Ильмени, он течет спокойно, не спеша. И только
далеко за Новгородом приободряется и, сдвинув турбины
первенца советской электрификации — Волховской ГЭС, несет
мутноватые воды дальше, в такую же, как и он, седую Ладогу.
В Великую Отечественную войну на разных участках
Волхова шли ожесточенные бои. Берега и дно рек корежили и
взрывали авиабомбы, снаряды, мины. Ими была уничтожена масса
рыбы. Но после войны рыбное население быстро увеличилось.
Этому способствовали хорошие нерестилища, богатые бентосом
и планктоном Ильмень и Волхов.
Новгородских и ленинградских рыболовов манит на Волхов
загадочная глубина сомовьих ям, шумный «бой» жерехов на
зорях, отчаянное кувыркание попавшихся на крючок язей.
Неподалеку от Новгорода находится исток большого рукава
Волхова, называемого Малым Волховцем. Километрах в шести
северо-восточней города он сливается с наиболее крупным
притоком Волхова — рекой Вишерой, а та, в свою очередь,
соединяется Вишерским каналом с рекой Метой.
Чуть дальше истока Малого Волховца, в двух километрах
южнее Новгорода, в Городище, где, по преданию, была крепость
легендарного Рюрика, Волхов соединяется с широким и
глубоким Сиверсовым каналом. Это второй канал, которым Волхов,
в районе Новгорода, связан с рекой Метой.
Мета, после Волхова, крупнейшая водная артерия Новгород-
чины. Через Волхов и Мету в древние времена шел великий
торговый путь с запада в восточные страны. Мета — довольно
большая река, берущая начало в озере Мстино Калининской
области, у города Вышний Волочок. Мета, быстрая и порожистая
река, со множеством перекатов и омутов в верховьях, внизу
выравнивает русло, замедляет течение и, круто извиваясь в
живописных берегах, спокойно вливается в Ильмень. Ее населяют
те же рыбы, которые обитают в Ильмене и Волхове. Мета
считается у рыболовов богатой рекой.
Имея «под боком» много различных водоемов, новгородские
рыболовы могут выбирать их по своему вкусу. Но большинство
рыболовов предпочитает междуречье, водными границами
которого можно считать: с северо-запада и запада — верховье
Волхова и озеро Ильмень; с северо-востока — Сиверсов канал с
частью Меты; с юга — Ильмень.
В междуречье находится много рек, речек, озер, озерков,
заливов. В половодье реки и озера этого участка затопляют
богатую растительностью пойму, и здесь образуются удобные нере*
ПО

стилища для ильменской, мстинской и волховской рыбы. После
нереста часть рыбы остается в речках и озерах междуречья и,
если нет большого спада воды, держится здесь все лето, а
некоторая и зимует.
Новгородские рыболовы, отправляясь на излюбленный
участок, едут двумя путями. Один путь, более короткий — по озеру
Ильмень, через реки Глинку, Мету, Перерву. Второй путь
длиннее— по Сиверсову каналу и реке Мете.
Не всегда можно воспользоваться первым путем. Озеро
Ильмень, ласковое и мирное в спокойную погоду, становится
коварным и злым, лишь только подует сильный ветер.
На Сиверсовом канале «оседает» не мало рыболовов.
Поднявшись немного вверх по каналу (течение в канале из Меты
в Волхов), они начинают ловлю в районе села Сковородка. Ло-
ш

ьят, как правило, донными удочками на ямах. На зорях и
ночью, когда уменьшается судоходство, берет лещ, язь, крупная
густера. Ловят их на выползков, червей, горох, тесто. Лещ здесь
в большинстве не местный, а из тех, которые «путешествуют»
из Меты в Волхов и обратно. Лучший клев его наблюдается
с конца июня до средины августа. Язь держится в канале
круглый год, берет на червя, кузнечика, поденку (по-местному пи-
каль), реже на горох.
Выше села Сковородка до самой Меты тянутся берега
канала, густо поросшие кустарником, над которым местами
возвышаются вековые ивы. Берега обрывистые, крутые, густо
переплетенные древесными корнями, которые уходят глубоко в воду.
Вдоль берегов ловят на дорожку и спиннинг щук. Многие
новгородские рыболовы очень любят отвесное блеснение,
предпочитая его другим способам ловли. Блеснят на небольшую
трехгранную блесенку, называемую здесь «облетешок». На канале
на нее ловят на вечерних и утренних зорях, а то и днем окуня,
судака, которые держатся в канале всегда. В канале много
густеры. Когда-то здесь было очень много жереха. Но с
появлением многочисленных моторных лодок и усилением судоходства
эта осторожная и чуткая рыба из канала ушла и появляется
здесь как редкий гость.
Проехав Сиверсов канал, рыболовы попадают в Мету и,
свернув вправо, на юг, спускаются вниз по реке в устьевое
пространство. Удобные места для рыбной ловли идут по всей Мете
до самого впадения ее в Ильмень. Так, например, можно удачно
половить в местах слияния Меты с рекой Копкой. Это как бы
рукав Меты и сливается с ней в двух местах: недалеко от Си-
версова канала и затем почти у впадения Меты в Ильмень.
В местах слияния этих рек можно взять на различную снасть
судака, крупную щуку, хорошего леща, на ямах попадаются
сомы. Жерех выходит здесь на поверхность, нередко «бьет» у
самых берегов, на отмелях, на средине реки, но очень пуглив,
осторожен и держится от лодок и рыболовов на значительном
расстоянии На Мете и Копке, как в канале и в Волхове,
жереху не дают спокойно охотиться шумливые моторки.
Река Копка (ширина 40—50 м) извилиста, живописна, со
спокойным течением. В ней много ям, глубина некоторых
достигает 6—7 метров. В этих ямах отстаивается крупная щука.
Ловят ее спиннингом, дорожкой и удочкой. Щучью удочку с
крупным поплавком и грузом наживляют плотвичкой, ельцом,
пескарем или другой рыбешкой. Поплавок закрепляют на лесе так,
чтобы живец ходил на полметра или метр выше дна. Сматывают
с катушки до 10 метров жилки, удилище закрепляют на корме
лодки и спокойно, стараясь не шуметь, ездят над ямой вдоль
и поперек долго и терпеливо, меняя живцов, поднимая их то
выше над дном, то опуская ниже, ускоряя и замедляя ход
112

лодки. Темпераментному рыболову такая ловля скоро покажется
безнадежной, скучной. Но выдержанный и настойчивый рабо-
лов обычно вываживает из ямы щуку, о которой можно
сказать, что она «в летах». И если вы скажете, что эта солидная
щука случайная, зашедшая в яму, рыболов снисходительно
улыбнется и убежденно заявит, что щука здешняя, крепко ле*
жала на дне, но он ее «раздразнил» и она «не выдержала».
В Копке держатся лещи, крупные окуни, хорошая плотва,
увесистая густера. Много окуня сосредоточивается в местах
выхода щурят и мальков других рыб из озерков в Копку. Часто
скопление окуня наблюдается в месте слияния с Копкой реки
Перервы. Это — небольшая река с крутыми берегами, глубокая.
В ней также много окуня, плотвы, язя, щуки. В ветреные и
штормовые дни в Перерву, как и в другие речки, заходит на
отстой разная ильменская рыба, и ловля ее в это время бывает
удачна.
Речки Глинка, Плотница, Лопань, Грибок и другие уступают
Мете, Копке, Перерве, но и в них в периоды посленерестового
жора и летом при нормальном уровне воды можно добычливо
ловить различных рыб.
Посещая Мету, Копку, Перерву и другие реки,
рыболовы часто заглядывают в небольшие, но многочисленные озера,
имеющие вход из этих рек. Например, озеро Печерское. Оно
небольшое (километр в длину и ширину), с обильной
растительностью. В Печерском озере много окуня, немало также щуки,
язя, плотвы. Пользуется у рыболовов успехом и Никольское
озеро. Хотя оно несколько меньше Печерского, но также богато
щукой, окунем, плотвой. Рыболовам можно попытать счастья
в Игуменском озере, Переклепе, Гнильном, Ревуне,
Воскресенском и других. В этих озерках в ветреные дни можно найти
затишные, удобные места.
К сожалению, рыболовецкие артели и промысловики наглухо
перегораживают выходы из озерков «Заколы», мешая
передвижению рыбы, влияют на ее клев. Кроме того, осенью рыба не
может пройти на зимние стоянки через «заколы» из обмелевших
за лето озерков, и та рыба, которая не попадает в мережи,
возвращается в озерки. В суровые зимы некоторые озерки
промерзают и рыба задыхается.
Хорошими местами ловли рыбы являются заливы Ильменя —
Малый Аркадский и Большой Аркадский. В Аркадские заливы
заходят все ильменские рыбы, особенно окунь. Большие стаи
окуней всегда держатся в так называемых «воротах» Малого
Аркадского залива. Здесь крупный и средний окунь берет на
блесну, малька и просто на червя
Аркадские заливы Ильменя являются лучшими местами для
зимней ловли. В предвыходные и выходные дни на
автомашинах, мотоциклах, лыжах, а то и просто пешком отправляются
113

на заливы сотни любителей подледной ловли рыбы. Не обращая
внимания на озлобленное посвистывание всегда разгуливающего
над Ильменем ветра, пренебрегая метелями и стужей, они
терпеливо «колдуют» над лунками, но зато, возвращаясь домой,
несут в окоченевших руках солидный груз милой сердцу добычи.
Новгородцы любят свои водоемы, как могут, охраняют их от
встречающихся еще браконьеров-хапуг, любителей легкой
наживы, от отравителей и засорителей рек. В последние годы были
запрещены неспортивные виды ловли, например подъемниками,
или по-местному «люльками» с лодок. Этот способ ловли
принимал под Новгородом массовый характер. Никто теперь
открыто не ловит рыбу сетками и бреднями. Усилена охрана рыбы
в период нереста. В последние годы весной, проводятся
месячники охраны нерестующей рыбы, в них принимает участие
общественность.
Все эти меры способствуют восстановлению и пополнению
рыбных богатств новгородских водоемов. Рыболовам-любителям
соседних областей и разных городов можно сказать:
— Добро пожаловать на рыбалку в Новгородчину. Будете
довольны!
г. Новгород
Л. Чижов
НА ЧЕРНОМ ЕРИКЕ
В станицу Черноерковскую, что в Краснодарском крае, я
ехал с лекцией по путевке общества по распространению
политических и научных знаний. Будучи страстным любителем
ужения рыбы, я не утерпел, чтобы не поинтересоваться, есть ли где
половить рыбу.
— Наш колхоз рыболовецкий,— ответил мне шофер.—
Ловим в лиманах Азовского моря. Но до них от станицы не менее
12 километров.
Конечно, я и не думал в командировке заниматься
рыбалкой, но рыболов есть рыболов. А шофер продолжал:
— Есть у нас небольшой ерик. Черным называется. Отсюда
и название нашей станицы — Черноерковская. Но в ерике
ловится только мелочь. Ребятишки иногда ловят на ерике, а
взрослые не занимаются.
В станицу мы приехали в полдень. До лекции оставалось не
менее пяти часов. Делать было нечего. Я сел на скамейку
у правления колхоза. Вскоре ко мне подсел старик — сторож,
познакомились.
Иван Васильевич, так звали его, был когда-то рыбаком.
114

— Все Азовское море,— говорил он,— исхожено мною вдоль
и поперек. Да, половил я рыбки на своем веку.
В голосе старика так заметно проступала нота сожаления
об утраченной молодости, что я не хотел тревожить его
вопросом, который занимал меня. Но Иван Васильевич, немного по-*
молчав, снова заговорил:
— А какие там осетры, какие судаки! Да и сазан крупный*
Воспользовавшись этими восклицаниями старика, я спросил:
— А в ерике? Неужели тут никакой рыбы нет?
— Есть рыба и в ерике, но разве ж это рыба! Одним
словом, мелочь.
Для меня стало ясно, что рыба в ерике есть, хотя рыбаки-
промысловики и не считают ее за рыбу. Но мне-то крупная и не
нужна. Мне главное — половить. И я попросил Ивана
Васильевича достать мне хоть какую-нибудь снасть.
— Это можно,— охотно согласился старик.— Что ж,
попробуйте. А удочку я сейчас принесу.
Ждать долго не пришлось. В одной руке он нес большое
цинковое ведро, в другой держал какую-то кривую палку, которая
при ближайшем рассмотрении оказалась удилищем. К палке
была привязана толстая суровая нитка, на конце которой был
большой крючок.
— Вот вам и снасти, ловите на здоровье,— отдавая мне
удочку и ведро, сказал старик.
Я сразу же почувствовал подвох. Кривая палка, суровая
нитка, большой крючок. А поплавок! Это был довольно крупный
кусок пенопласта, грубо оструганный и какой-то кривобокий*
И вдобавок огромное цинковое ведро, в котором копошилось
с десяток жирных навозных червей.
— У нас тут все детишки ловят на такую же снасть,— как
бы угадывая мои сомнения, сказал Иван Васильевич.
И мне ничего не оставалось делать, как только
поблагодарить его. Но должен признаться, в ту минуту мне скорее
хотелось сказать старику пару неприятных слов.
Я устроился на мостках, к которым причаливают лодки,
чтобы выгрузить богатый улов, добытый в лиманах Азовского
моря. Нельзя сказать, чтобы я особенно спешил размотать свою
убогую снасть. «Ну что на такую возьмешь, даже если здесь и
есть какая-нибудь рыба! А ведро! Видно, старик решил
посмеяться надо мною»,— думал я.
Насадив червя на крючок, я сделал первый заброс. Но что
это? Поплавок сразу же ушел под воду. Я дернул и вытащил
довольно крупную красноперку. Поправил червяка и снова
закинул. И опять поплавок сразу же ушел под воду. На этот раз
на крючке извивался, блестя на солнце, порядочный окунь.
Вскоре мое цинковое ведро было до краев заполнено
окунями, таранью, красноперками и подлещиками. А рыба все кле-
115

вала. Трудно поверить, но мой неуклюжий поплавок не
оставался на поверхности воды ни одной секунды, хотя, кроме
крючка с насаженным на него червяком, никакого грузила на
удочке не было. Это был какой-то неистовый клев, какого я не
наблюдал никогда прежде.
Рыба мне не была нужна. Мне предстояло побывать еще
в нескольких колхозах, а за это время рыба все равно
испортилась бы. Но азарт есть азарт — об этом знает каждый рыболов.
Это был неслыханный клев! Вернее, невиданный доселе
мною. Оказалось, что в Черном ерике — можно без
преувеличения сказать — водится тьма-тьмущая всякой рыбы. Объясняется
это близостью лиманов Азовского моря, из которых сюда, в
более теплую воду, заходит окунь, тарань, подлещик и особенно
красноперка.
И мне стало ясно, почему Иван Васильевич снабдил меня
таким огромным цинковым ведром и такой примитивной
снастью. А что было бы, если бы я захватил с собою мою
бамбуковую удочку, с тонкой жилкой и маленьким крючком! Хотя,
правду сказать, при таком клеве рыбу можно было ловить и на
менее изящную снасть, чем та, которой снабдил меня Иван
Васильевич.
Конечно, это была мелочь в сравнении с пудовыми осетрами
и полупудовыми судаками, которых вылавливают колхозники
Черноерковской станицы в лиманах Азовского моря. Но это был
такой удачливый день, какого до этого не было никогда.
Была уже пора сматывать удочку. Я отобрал десятка четыре
наиболее крупных окуней и таранки, а остальную рыбу
выпустил в ерик.
— Отвели душу? — заглядывая в ведро и улыбаясь, спросил
Иван Васильевич.
— И еще как! — согласился я.— Никогда раньше мне не
приходилось так удачно порыбачить.
И пока я читал лекцию, жена Ивана Васильевича нажарила
нам полный противень вкусной рыбы.
— Приезжайте к нам почаще,— говорил Иван Васильевич.—
Вы опять рыбы наловите, а мы послушаем лекцию о
международном положении. Как говорится, и приятно и полезно.
Мы распрощались. В станице Черноерковской мне больше не
пришлось побывать. Но до сих пор я помню ту рыбалку, и до
сих пор горячо желание еще раз половить рыбу на Черном
ерике. Такое не забывается.
г. Краснодар

К. Чумаков
У БЕРЕГОВ СЕВЕРНОЙ ЛАДОГИ
Сурова и живописна природа Южной Карелии.
Дорога, огибающая северо-западную часть Ладожского
озера, вьется среди холмов, бежит по берегам бесчисленных
заливов, пробирается сквозь густые хвойные и лиственные леса.
Из Ленинграда вокруг Ладожского озера можно проехать
по железной дороге или на автомашинах, автобусах по
шоссе.
Из города Сортавала местным автобусом или катером можно
уехать на рыбную ловлю в любом направлении. Поездка по
побережью Северной Ладоги доставляет большое удовольствие
и радует великолепными пейзажами северной природы.
Заливы Ладоги проглядывают между стволов вековых
хвойных деревьев. Ленточкой вьется шоссе, преодолевая высокие
перевалы.
А сколько тайн хранит в себе каждый залив Ладоги!
В какое же время года следует поехать на север Ладоги?
Скажем прямо, любое время года там по-своему интересно
для любителя природы и рыбной ловли.
Воды глубокой Ладоги создают у северного побережья
своеобразный и достаточно мягкий климат.
Весна здесь наступает в первой половине апреля, а льдины
плавают и в июне. Средняя годовая температура воздуха +3°.
Весеннее снеготаяние заканчивается к середине апреля.
Черемуха распускается в конце мая. С этим временем совпадает и
весенний жор щуки.
Лето на севере Ладоги сравнительно короткое и начинается
с первой половины июня. Бывают годы, когда в июле термометр
показывает 30° тепла. Летом, и даже в мае, очень много
комаров и мошки.
Осень наступает в первых числах сентября. Усиливаются
ветры, появляются низкие облака. К концу ноября замерзают
малые водоемы и устанавливается снежный покров. Зима в При-
ладожье мягкая, но прибрежная зона и шхеры Ладоги
замерзают основательно.
Время рыбной ловли в зимние дни на Ладоге крайне
ограничено. В январе, например, рыбу можно ловить лишь с 10 до
16 часов, потому что солнце, едва появившись, снова прячется
за горизонт.
Зато в июне и в июле светло даже ночью и ловить рыбу
можно круглые сутки.
На Ладоге около 500 островов. Большинство из них
расположено в северной части.
117

Для спортивной ловли рыбы наибольший интерес
представляет северо-западное побережье Ладоги — от Приозерска до
Сортавалы. Летом вода здесь прогревается до 17°. В Ладожском
озере насчитывается 53 вида рыб. Для спортивной ловли
наиболее доступны судак, щука, окунь, плотва, лещ, налим, язь.
Как же и чем ловят рыбу в Ладоге рыболовы?
Спортивная ловля практически возможна лишь в шхерах
Ладоги. Ловить рыбу летом в открытом озере спортивной
снастью трудно да и опасно, потому что Ладога — озеро
бурное. А зимой центральная часть озера вообще не замерзает и
только в очень сильные морозы покрывается тонким льдом.
Лучшие места для спортивной ловли — Ладожские шхеры
с их гранитными берегами и множеством островов. Длина шхер
при ширине 300—800 метров иногда достигает 6 и более
километров. Во многих заливах и заводях растут камыши и
водоросли, в которых держится рыба.
Ловить рыбу в Приладожье с берега можно лишь в
некоторых местах. Местные рыболовы, как правило, ловят с лодок.
На глубоких местах, особенно возле каменных луд, рыбу ловят
отвесным блеснением, применяя для этой цели обычные зимние
удочки и блесны.
Рыболовы, любящие путешествовать, захватив палатки,
высаживаются из лодок на один из островов и живут там по
нескольку дней. Жить на острове в палатке очень удобно. Дрова
под рукой и всегда можно найти тихую заводь для рыбалки
с подветренной стороны острова.
Летом, когда оденутся в пушистый наряд лиственные
деревья и зацветут разноцветным ковром поляны и луга, природа
в Карелии выглядит, как на Кавказе весной. В заводях, на
отмелях, начинается купальный сезон. Там и здесь можно
встретить спрятанную в зарослях камышей лодку с рыболовом.
В Карелии и женщины не отстают от мужчин и тоже с большим
увлечением занимаются рыболовным спортом, особенно зимой.
В Средней России оГычю принято считать, что июль и
январь— глухие месяцы для рыбной ловли. На Северной Ладоге
картина несколько иная. Белые ночи в июле и оттепели в январе
создают неплохие условия для ловли.
Когда замерзают заводи Ладоги и лесные озера, начинается
лучшая зимняя рыбалка — по первому льду. Просторы заводей
Ладоги покрываются льдом, а снега все нет и нет. Начинается
интенсивный лов рыбы со льда. В это время нужны финские
сани. На таких санях с острыми двухметровыми полозьями
можно развивать скорость до 15—20 километров в час, стоя
одной ногой на полозе и отталкиваясь другой.
Зимняя рыбная ловля на севере Ладоги доставляет большое
удовольствие.
118

Ловят здесь подлещиков и плотву на тесто. Рыболов
привязывает к леске три крючка на разной глубине и таскает себе
рыбку за рыбкой. Если рыба берет с полводы, она ловится на
верхние крючки, а если со дна, то на нижний.
В. Ерёмин
ПО ПИТУ
Кто из нас не мечтает провести отпуск на еще не
исследованной реке, где, по рассказам бывалых рыболовов, водятся
таймени в рост человека, а хариуса мельче килограммового и
нарочно не поймаешь.
И вот отпуск оформлен. Спиннинг и набор блесен готовы
задолго до этого торжественного дня. Уложен в лодку
нехитрый, но довольно разнообразный и весомый багаж рыболова и
охотника. Нас трое, и мы отправляемся дней на восемь-десять
на реку Пит.
Пит — правый приток Енисея, впадающий примерно
километров на 70 ниже Енисейска. Весной, в большую воду, по
Питу могут проходить небольшие суда, но с июня он резко
мелеет. Сильное течение, перекаты, пороги и шивера делают
путешествие по нему довольно опасным, но скалистые, заросшие,
необыкновенно красивые берега и обилие рыбы привлекают
неугомонных рыболовов. Водятся здесь хариус и ленок,
встречается сиг, в курьях и заливах обитает щука и окунь. Но самое
главное, что влечет сюда спиннингиста,— это таймень.
Кто хоть раз вступит в поединок с этой рыбой, тот надолго
запомнит место борьбы и при всяком удобном случае вновь
посетит его.
Итак, мы в пути. Мерно тарахтит мотор, плещется за
бортом енисейская волна. Несколько часов — и мы уже в устье
Пита. Впереди сюрпризы неспокойной реки, подводные валуны
или неожиданные мели. Перекладываем багаж с таким
расчетом, чтобы нос лодки был немного ниже кормы. Ход тише, но
зато застрахован винт при посадке на мель. Владимир
Ефимович (Ефимыч — на рыбалке) у нас за капитана. Он на Питу
второй раз. Правда, особо спорные вопросы решаем
большинством голосов, но капитан есть капитан, за ним последнее слово*
После прошедших за неделю дождей вода в реке поднялась,
и первые 10—15 километров идем без приключений. Впереди
Красный яр, а перед ним быстрый и мелкий перекат. Горячий
спор, каким берегом лучше идти, прерывает зловещий скрежет.
Мотор глохнет, лодку разворачивает поперек течения, и мы
без команды выскакиваем в воду.
— Тоже мне, капитан,— кричит Николай Леонтьевич,
добавляя еще что-то, но из-за шума воды не слышно. Ефимыч
119

молчит. Проводим немного лодку и благополучно выбираемся
на глубокое место. Еще несколько острых моментов обходятся
без купания.
И вот мы у цели — в устье речки Гремихи, правого притока
Пита. Речка вполне оправдывает свое название. Она буквально
гремит, стремительно неся холодные воды по каменистому ложу
среди скалистых берегов. В речке много хариуса и ленка. В
верховьях есть и таймень, но речка совершенно непроходима для
лодок, поэтому редко кто поднимается вверх дальше 6—10
километров.
Разбиваем палатку ниже устья Гремихи. Правый берег —
почти отвесные скалы, левый — отлогий, вдающийся мысом
у устья Гремихи. Немного ниже устья — перекат. Дно —
крупный плитняк. Вот здесь-то, под перекатом, на холодной струе,
прячась за валунами, и стоят обычно таймень и ленок,
поджидая свою добычу.
Скоро вечер, и мы спешим запастись топливом. Правда,
спать, наверное, не придется, но с костром веселее.
Основная наша снасть, на которую мы возлагаем все
надежды,— «мышка». Вероятно, многие спиннингисты Сибири и
Дальнего Востока знакомы с ней; ее конструкция описывалась
в одном из номеров альманаха «Рыболов-спортсмен»: отмечу
только небольшое изменение, которое мы внесли на основании
опыта. Вместо одного якорька на конце «мышки» мы ставим
дополнительно два боковых (в крайнем случае один),
расположенные таким образом, чтобы в любом положении они не
касались друг друга. Тройники нужно ставить особо прочные,
лучше самодельные, так как те, что обычно продают в
магазинах, таймень легко ломает. Дополнительные якорьки
желательны, потому что ленок обычно берет «мышь» сзади и
засекается на задний крючок, а таймень хватает сбоку, с разворота,
и, если не ставить боковых крючков, часто сходит.
Ловить начинаем около 10 часов, когда почти совсем
стемнело. Мы с Ефимычем хотя и молодые спиннингисты, но на
«?мышку» уже ловили, поэтому наперебой инструктируем
Николая, который вообще первый раз держит в руках спиннинг,
купленный накануне отъезда. Это равносильно объяснению
первокласснику основ высшей математики. Наконец техминимум
закончен, и мы, стараясь не шуметь, начинаем первый заход.
Заходим к самому устью Гремихи, постепенно спускаемся вниз
метров на 500—600 и повторяем все сначала. Это имеет смысл,
так как спугнутая и сорвавшаяся рыба уходит обычно вверх,
не распугивая стоящую ниже.
Бросок, мягкий всплеск «мышки» о воду, томительные
минуты ожидания...
Первые мои забросы результата не дают. Ефимыч тоже
молчит. Тишину ночи нарушает лишь монотонный шум реки да чер-
120

тыхание Николая, распутывающего очередную «бороду» и
шлющего проклятия в адрес изобретателя этой «дурацкой
штуки».
Делаю очередной заброс и... «борода», начинаю судорожно
сбрасывать взъерошенную леску с катушки и в этот момент
слышу всплеск и чувствую
сильный рывок. Делаю подсечку.
Есть! Но что делать? Ни травить
ни наматывать леску я не могу.
Выход один: бросаю спиннинг на
землю и тяну леску рукой,
надеясь на ее крепость и на
«совесть» рыбы. Леска у меня 0,9—
выдержит. И вот в руках ленок.
Он небольшой, килограмма на
два с половиной, но для почина
и это хорошо. Освобождаю его
от крючков, распутываю
«бороду», что в темноте оказывается
не так просто, и снова бросаю.
Но поклевок нет.
Техника ловли на «мышку»
на первый взгляд не сложна и
даже вроде легче, чем на блесну.
Заброс можно делать не
особенно далеко, метров на 25—30, но,
конечно, чем дальше, тем лучше.
Течение подхватывает «мышку»
и несет ее. Чуть придерживая
катушку, стравливают почти всю лесу и начинают медленную
подмотку таким образом, чтобы при движении «мышка»
оставляла на воде «усики» (расходящиеся небольшие волны).
Поклевка бывает и при проводке, чаще в самом начале подмотки,
реже где-то в середине, а иногда таймень и особенно ленок
берут буквально у ног. Все вроде просто...
Кидаю снова и снова ...и опять «борода». Не успел начать
разматывать ее,— поклевка. Все повторилось, как в первый раз.
Совпадение? Возможно. Но, может быть, некоторая
закономерность. Когда выброшенная на 35—40 метров «мышка» вдруг
резко тормозится (а это бывает при «бороде»), она начинает
идти к берегу поперек течения, чуть сплывая вниз. В этот
момент она особенно похожа на зверька, переплывающего реку
с одного берега на другой. В это время чаще всего и бывают
поклевки.
В эту ночь повезло только мне. Я поймал четырех ленков.
У Ефимыча было два схода. Николай всю ночь постигал
«высшую мудрость» — распутывание «бороды».
121

Днем после отдыха мы пробовали ловить на блесну, но
безрезультатно. Николай весь день тренирозался в забросах и
к вечеру имел уже неплохие результаты. Наступила вторая ночь.
Мы с Николаем решили переехать на противоположный берег,
а Ефимыч остался на старом месте.
Почти отвесные скалы, труднопроходимые и днем, ночью
кажутся особенно мрачными. Пробираюсь наощупь. Днем где-то
в этом месте виднелась удобная площадка. Вроде, здесь.
Занимаю устойчивое положение, делаю заброс. Пусто. Еще. Чуть
стравил и задерживаю катушку. Сейчас «мышка» идет поперек
течения. Слышу характерный всплеск. Таймень! Рывок, от
которого удилище едва не вылетает из рук и катушка закрутилась,
обжигая пальцы. Наконец силы уравновесились. Начинаю
подмотку. Рыба идет спокойно. Таймень уже где-то около скалы.
Но как его вытащить? Я ложусь на живот, но багорик не
достает до воды. Таймень снова начинает буйствовать, угрожая
сорваться. Остается один выход — выбросить его на скалу на
леске. Удилище у меня металлическое, крючки самодельные.
Была не была. С колена делаю рывок — и около меня шлепается
здоровенная рыбина. Хватаю ее руками, но таймень, сделав
сальто, обмотал леску вокруг моей руки. Чувствую острую боль.
Два якорька в пасти у тайменя, два крючка третьего — у меня
в руке. Пока мы возились, я сполз вниз и сейчас чувствую, что
ноги свисают над кручей. Держусь одной рукой за камень,
другой... другую руку таймень упорно тянет вниз, боль в руке
нестерпимая. Положение не из приятных и не известно, кто из
нас будет «смеяться последним»...
— Николай,— кричу во все горло,— на помощь.— Пока
Николай добежал до меня, я уже почти по пояс сполз с обрыва.
Наконец Николай около меня. Чиркнув спичкой и осветив
«поле битвы», он первым делом оттаскивает меня от обрыва.
Затем находит камень. Таймень оглушен, и я, сжав зубы,
освобождаю от крючков сначала свою руку, а потом тайменя. Руки
дрожат. Осматриваю свою добычу. Килограммов около восьми
будет. Интересно, сколько бы потянул я на весах у Нептуна?
Вдруг с другого берега послышался какой-то приглушенный
крик Ефимыча. Уж не медведь ли к нему пожаловал? Их здесь
немало.
Пока мы, преодолевая сильное течение, добрались до
берега, наша помощь уже не требовалась. Ефимыч стоял у костра
мокрый и с торжествующим видом держал обеими руками что-то
огромное, поблескивающее от пламени костра. Только когда
подошли ближе, мы увидели, что он держит огромного тайменя,
огромного, длиной чуть меньше полутора метров. Такого
тайменя я видел впервые. Наше молчание в течение, по крайней
мере, минуты было красноречивее всяких слов. Наконец дар
речи вернулся к нам, и после ахов и охов я поинтересовался,
122

как же на лесу 0,6 Ефимыч смог вытянуть такую рыбу. Ефимыч
вдруг помрачнел и, положив тайменя, поднял с земли спиннин-
говое удилище из клееного бамбука, которое стало наполовину
короче. Таймень дорого отдал свою жизнь. После хватки,
которая была сравнительно спокойной, таймень без особого
сопротивления подошел близко к берегу и здесь, на мели, дал бой,
показав, чего он стоит. От первого же рывка, которого никак
не ожидал Ефимыч, гарантийный срок службы спиннинга
закончился досрочно. Но это спасло от обрыва лесу и дало
возможность подтянуть тайменя еще на метр ближе к берегу.
Второй рывок показал, что леса 0,6 была для него впору лет пять
назад. И все-таки таймень был совсем на мели, и Ефимыч, не
задумываясь, бросился на свою добычу. Вероятно, в этот момент
мы и слышали его боевой клич, принятый нами за призыв
о помощи.
Через полчаса и спиннинг в боевой готовности. Мы
расходимся по берегу. Не проходит и 15 минут, как Николай
срывающимся голосом просит багорик. Я бросаю свой спиннинг и
спешу к нему на помощь. В слабом свете луны вижу
возбужденное лицо товарища и согнутое удилище. После довольно
продолжительной борьбы рыба подведена к берегу. Осторожно
захожу в воду и, ориентируясь по слабому блеску лесы, нахожу
в воде силуэт рыбы: удачно подбагрив, выкидываю ее на берег.
Это оказался ленок килограмма на три — первая добыча
Николая. Не успели мы пережить его удачу, как послышался голос
Ефимыча. Бегу к нему, не разбирая дороги. Здесь дело
серьезное.
— Не могу с места сдвинуть,— возбужденно шепчет он.
— Может зацеп?
— Да нет! Ага, пошел!
Леска идет вдоль берега, значит «он» на мели. Свечу
фонариком, но не могу ничего разобрать. Наконец поле зрения
расширяется, и я вижу лежащего за валуном поперек течения
огромного тайменя. Но как его взять? Тонкий багорик я(вно не
годится Подхожу ближе, таймень, не торопясь, уходит глубже.
Отчаянные усилия Ефимыча удержать его не дают результата.
Видимо, решив, что с нас достаточно и его вида, таймень вдруг
стремительно идет в глубину.
Треск тормоза переходит в свист, и через мгновение
хлесткий щелчок извещает, что все кончено. Ефимыч с каменным
спокойствием сматывает на катушку остаток лесы и идет
к костру.
Наутро мы начали потрошить рыбу. Желудок огромного
тайменя оказался совершенно пустым. В пасти тайменя,
который едва не стащил меня в воду, мы обнаружили... хвост от
птицы, по всей вероятности небольшой утки. Но самой утки
в желудке не оказалось — значит, успела удрать. У двух других
12J

тайменей в желудках была мелкая рыба и у одного из них —
мыщь. Но всего больше удивила нас жадность ленка, которого
поймал Николай. В нем было три мыши, которые сохранились
еще достаточно хорошо, и... бурундук. А ненасытный хищник
бросился еще за мышью!
Мы пробыли на Питу восемь дней, и каждый из них, а
больше ночи были полны незабываемых впечатлений. В конце
августа погода стояла прекрасная, и мы чувствовали себя, как на
курорте. Ночью рыбачили, днем ходили охотиться на рябчиков,
которых здесь великое множество.
Но отпуск кончался. Обратный путь по Питу был
значительно быстрее, хотя упавший уровень воды заставлял нас все
время быть начеку. Четыре часа по Питу, десять часов по
Енисею— и мы дома.
Хочу в виде заключения сделать несколько выводов,
основанных на личных наблюдениях, которые, возможно, пригодятся
рыболовам в их практике и, вероятно, будут ими дополнены.
Мы с одинаковым успехом ловили тайменя и ленка на
искусственную мышь на горных реках как летом (июль), так и осенью
(август, сентябрь). Наиболее жадно в это время таймень и
ленок берут в лунные туманные ночи. Хуже в ясную погоду при
полном ущербе луны. Но и в абсолютной темноте, как ни
странно, они довольно энергично хватают «мышь».
Однажды, уже перед концом рыбалки на Питу, я
попробовал ловить на «мышь» вечером, когда еще не зашло солнце, и,
к нашему всеобщему удивлению, я поймал хорошего тайменя.
До этого мы считали, что эта рыба берет на «мышь» только
ночью.
пос. Подтесово
А. Тралмак
ЗОЛОТОЧЕШУЙЧАТАЯ МЕЧТА
Остался позади подернутый прозрачной дымкой Таганрог,
автобус вырвался на широкий простор Приазовья. Под
высоким куполом бирюзового неба раскинулось бледно-желтое
приволье юга — бескрайняя приморская степь,— и только впереди
струилась аспидно-черная лента шоссе. Автобус слегка
раскачивался на поворотах, убаюкивая пассажиров. Один я не мог
сидеть спокойно, оборачивался, вытягивая шею, смотрел
вперед. Привычное беспокойство томило меня, предстоящая
рыбалка на Миусском лимане занимала воображение.
Между тем шоссе сбежало вниз по глубокой траншее и
оборвалось у пирса дощатым настилом. Я вышел из автобуса.
Слева на самом краю высокого берега прилепился, как ласточ-
124

кино гнездо, саманный домик с навесом — сторожка паромщика.
Поднявшись к ней, я снял тяжелый рюкзак, прислонил к стене
удочки и закурил, ожидая хозяина.
Золотой шар солнца неподвижно висел в оранжевом мареве
и нещадно палил, обжигая истомленные зноем поля. Вот
вернулся и паромщик. Опираясь на перила мостков, медленно
поднимался он в гору.
Я поздоровался.
— Добрый день,— ответил он, опускаясь на скамейку.— Из
дальних, если не секрет?
— Из Ленинграда.
Паромщик украдкой рассматривал меня из-под сросшихся,
кустистых бровей и, без труда угадав, какого я роду-племени и
зачем пожаловал, не без иронии заявил:
— Сейчас у нас межсезонье. Сидеть с удами пустая
забава!..
— А почему? — не удержался я, задетый его словами.
Старик потер лоб, как бы удивляясь моей
неосведомленности.
— Причин много... Но главная — ветер. Как подует
«верховой», так рыба и уходит из лимана. А когда тянет
«низовой» — возвращается.
— Но ведь в лимане не только проходная рыба.
— Есть, конечно, и местная: клюют помаленьку бычки да
чехонь. На зорьке, бывает, и шаран возьмет... Но мелкий. Из-за
мелюзги стоило ли забираться в такую даль?
Как раз в это время мимо сторожки проехала трехтонка.
Из ее кабины крикнули:
— Кузьма Егорович, переправляй!
После ухода Кузьмы Егоровича мне стало не по себе.
Должно быть, переправу часто навещали рыболовы и порядком
надоели перевозчику. Возможно, и лодку не даст. Придется
уходить несолоно хлебавши. А уходить не хотелось.
Я осмотрелся. К стене сторожки были прислонены длинное
весло-пропешка, аккуратно связанные снопики сухого камыша
и три удочки. На одной леса отсутствовала, а кончик удилища
был сломан...
Вернулся Кузьма Егорович.
— Ну, что надумали?
— Остаюсь.
— А на что ловить собираетесь^
Я недоуменно пожал плечами.
— Наш шаран на зеленого червя берет.
— В такую сушь и простого навозника не сыщешь. А вы
говорите, зеленый...
— Ну, батенька,— шутливо перебил он меня,— кадо
потрудиться! Зеленыши водятся вон там, в низинке, за бахчой.
125

Взяв лопату, я отправился за червями. Нелегко было
добывать их: два-три тяжелых глинистых пласта — один червь. Но
настроение у меня поднялось: лед в отношениях с перевозчиком
сломан.
Уже близился вечер, когда я, наконец, сидя в плоскодонке,
направился к месту ловли. Тихие воды лимана переливались
всеми оттенками зеленого цвета: от бледно-зеленого до ярко-
изумрудного.
Я поставил лодку в тупичок маленького залива. Впереди —
просторный прогал с прямой донной бороздой, справа и слева —
заросли камыша и рдеста. Одну удочку с растительной насадкой
я забросил к камышам, другую настроил для проводки с
дальним отпуском поплавка. Подхваченный тихим течением,
поплавок не спеша поплыл вдоль борозды. Удилище степенно кланя*
лось своему отражению в тусклом зеркале воды.
В камышах громко плеснула рыба. Я вздрогнул. Слева
в нескольких метрах от поплавка первой удочки качались
камышинки; широкие круги, бегущие от удара, приближались
к лодке.
— Ух, ты! — удивился я.— Ну-ка, вымахни еще раз.
И как в сказке, исполнилось мое желание. Прямо против
меня огромный сазан, точно подброшенный катапультой,
выскочил в воздух. Темно-золотистой торпедой оверкнул он над
водой и грузно шлепнулся обратно. И опять, уже дальше,
мелькнула крупночешуйчатая рыбина.
Сижу, осторожно косясь на зеленый барьер, боюсь
пошевелиться и любуюсь, любуюсь игрой могучих рыб, «Сазан перо
сушит» — метко сказано кем-то!
Я замечтался. И, наверно, прозевал бы поклевку. Но под
пальцем заскользила леса, прижатая к удилищу. Резкая
подсечка— и в руке затрепетала, раскрывая жаберные крышки,
тугая мясистая рыба.
Поправив на крючке червя, уже не обращая внимания на
возню в камышах, продолжаю ловлю в проводку. Снова
поклевка, и очередной сазанчик, вильнув хвостом, скрывается
в садке. Сильные, бойкие рыбки дружно хватают насадку,
радуя сердце рыболова. Но вскоре клев прекратился. Может
быть, сазанчики совершали вечернюю прогулку из одного
подводного сада в другой и теперь ушли?
Я сменил червя на катышек теста, сдобренного
растительным маслом, и забросил его в «окно» между камышами.
Терпеливо ждал, глядя во все глаза на поплавки, но напрасно...
Солнце медленно садилось за холмистой чертой дальнего
берега. Стояла такая тишина, что отчетливо были слышны
минорные переливы баяна в ближнем селе.
Когда я привязал челнок, солнце уже закатилось, степь и
лиман погрузились в густые, короткие южные сумерки.
126

Кузьма Егорович, присев на корточки, возился у таганка.
Не поднимая головы, он спросил:
— Может, чайку? Но, увидев сетку с рыбой, тут же
предложил:
— Или уху сварим? Небось, проголодались.
— Конечно, сварим уху из шаранов!
Рыбу чистили при свете фонаря. Кузьма Егорович, ловко
работая ножом, полюбопытствовал:
— Ну, как лиман?
— Великолепен!
Видимо, такой отзыв о лимане пришелся по душе старому
рыболову. Он разговорился. Как я узнал от него, в лиман
заходят рыбец, судак, сазан, лещ, тарань, кутум. Оседло живут
чехонь, бычок, сом, мелкая тарань, шаран. Вслед за рекой Миус
лиман вскрывается в конце марта или в начале апреля.
Азовская рыба устремляется в лиман как весной, так и осенью.
Первыми начинают и последними кончают брать рыбец и
крупная тарань. Несколько позже начинается жор леща и судака.
Но судак, отметав икру, быстро скатывается в море. В конце
апреля и в начале мая наступает наилучшая пора для ловли
сазана. Он хорошо клюет на зеленого червя, а с середины июня
предпочитает растительные насадки. Во второй половине мая
по ночам на отмели выходит сом; его ловят донками на раковую
шейку и ракушку-беззубку, а также жерлицами на зеленую
лягушку или крупную густеру.
— Приезжайте к нам в мае или в октябре. В лимане рыбы
будет полно.
— Да разве суть ловли в количестве рыбы? — спросил я и,
не получив ответа, добавил: — Между прочим, некоторые из
«солидных» рыб до сих пор на «даче», в камышах.
Кузьма Егорович покосился на меня, усмехнулся, но рта не
раскрыл. Было похоже, что в его пышных усах запутался
любопытный вопрос: «Неужели?»
— Там ворочался старый сазан. Должно быть, разминал
косточки перед ужином... Странно, почему он отказался от
такого лакомства, как макуха?
Кузьма Егорович молчал, что-то обдумывал, изредка под-
кладывая топливо под таганок. Камышинки набухали от жары,
изгибались и вспыхивали ярким пламенем. А маленький
чугунок пел песенку, распространяя вокруг ароматный запах
закипавшей ухи. Бросив в нее перец и лавровый лист, Кузьма
Егорович изрек:
— Сазан, батенька,— рыба умная. На чистине он ловиться
не будет, нет. Уж очень его там беспокоили браконьеры... А вот
в камышах сазану раздолье. Роется себе в корневищах: и сытно,
и безопасно. Стало быть, ловить его надо в чаще. И обязательно
с прикормкой..
127

Совет паромщика расстроил меня. Выкосить в зарослях
прогал, конечно, можно. Но на приваживание потребуется уйма
времени...
А Кузьма Егорович будто мои мысли читал, все улыбался.
— Есть у меня в камышах «загон», сижа. Завтра
подавайтесь туда и ловите себе на здоровье! Кстати, за одно отвезете
туда и кружок свежей макухи.
Я с благодарностью глянул на своего нового знакомого.
Вот оно, думаю, как дело поворачивается. Вначале ворчал, а
теперь прикормленное место уступает.
Кузьма Егорович окунул в варево поварешку, попробовал
— Готова уха-то. Будем ужинать!
Еще до рассвета в чаще камышей отыскал я прямоугольный
«загон» Кузьмы Егоровича. Не мешкая, обновил корм и закинул
удочки. Зачесались ладони. «Ах, сазан-пудовик, очнись
желанный, клюнь!»
Давно уж в камышах и дальше, над водой, и поблизости,
у самого носа, попискивали комарики, а мой желанный все не
брал. Светлая полоска зари разгоралась все больше, краски на
зеленой ограде и на воде беспрерывно менялись, и уже первый
ветерок пахнул горьким запахом степных трав. Я сидел тихо,
ждал поклевки и вспоминал, как не раз зимой снилась мне по
ночам натянутая леса, бешеные рывки рыбы...
Поклевка! Кто-то бешено потянул! А после подсечки такое
началось, что, казалось, не леса, а сердце вот-вот оборвется.
Но все обошлось. Надо признаться, что пойманный сазан не был
великаном. Весил он всего около четырех килограммов. Но
сопротивлялся упорно, долго и не на шутку вымотал меня.
Вытирая лоб рукавом, я уселся на прежнее место. Облегченно
вздохнул. Вдали над искрящимся бликами лиманом кружились
неугомонные чайки. То одна, то другая стрелой падала вниз,
окуная в воду белые крылья.
Отдохнув немного, хотел было сниматься с сижи, но
случайно заметил, как закачался одинокий тростник. Посмотрел
еще раз. Опять толстый стебель задрожал, словно его кто-то
тряс. «Что за чертовщина? Кругом тихо, а тростник
раскачивается...» Я потихоньку подплыл, подергал его. Стебель крепко
сидел в грунте. Пришлось срезать его охотничьим ножом,
привязанным к веслу-пропешке. Что такое? Глазам не верю: за
тростником тянулась толстая леса... Уж не жилка ли Кузьмы
Егоровича с его обломанной удочки? Так и есть — вот и кончик
удилища! Леска вокруг камыша замоталась. Мелькнула мысль:
«А может быть, на крючке до сих пор сидит сазан? Что же
делать? Как обмануть бродягу, ускользнувшего от старого
рыболова?» В одну минуту были соединены моя спиннинговая леса
и миллиметровая жилка паромщика. Я перешел на корму и
начал помаленьку подтягиваться к кромке камышей. Неожиданно
128

около них забурлила вода, вверх полетели брызги, заходили
ходуном камыши. На поверхность поднялся донный мусор, вода
замутилась. Мне казалось, что там, в глубине, вращаются
лопасти турбины. Вот это сила! Ведь долго на привязи, а какую
мощь сохранил!
Осторожно срезая камыши, я начал метр за метром
освобождать лесу. Вдруг рядом с кормой снова зашумела вода. И
только я успел поднять удилище, как лесу рвануло в сторону. Она
скользнула по пригнутым стеблям и устремилась к центру
«загона». Я отчаянно тормозил, обжигая пальцы ободком катушки.
Теперь держись, рыболов, гляди в оба!
А потом случилось то, чего я не ожидал. Сазан всплыл вверх
брюхом, не подавая признаков жизни. Я удивился: неужели
шок? Скорее его в лодку. С трудом перевалив рыбину через
борт лодки, я кое-как убрал срезанный камыш и помчался
к переправе. Кузьма Егорович стоял на мостках. Видимо,
поджидал меня. Не успел я ступить на берег, как он, перегнувшись
через перила, заговорщическим тоном спросил:
— Неужто взяли сазана?
— Поймал небольшого. А в придачу вытащил на аркане
вашего беглеца,— в тон ему зашептал я над самым ухом.
— Ну да? Не может быть!
Кузьма Егорович недоверчиво посмотрел на меня,
дрожащими пальцами взял крючок, потянул к себе лесу и долго
рассматривал ее.
— Вот чудеса... Крючок-то и леса в самом деле мои...
Вечером на память о рыбалке на Миусском лимане я
вложил между листочками записной книжки золотую чешуйку
величиной с трехкопеечную монету.
Незаметно пролетела неделя. Я был доволен каждым из ее
дней. На зорях ловил один, а две ночи подряд — вместе с
Кузьмой Егоровичем, тонким знатоком тайн лимана и рыбьих
повадок. Днем лазал в камышах, вытаскивая раков из глубоких нор,
плавал в теплой воде и, накупавшись, блаженствовал на
горячем песке, подставляя солнцу то спину, то бока.
Но всему приходит свой срок. Надо было собираться в
обратный путь. Я сердечно простился с гостеприимным хозяином
переправы и, загорелый, похудевший, бородатый, уселся в кузов
автомашины. Сквозь сердитое урчание мотора донесся до меня
голос паромщика:
— Счастливого пути! За вами должок: сазана-пудовика вы
так и не поймали. Приезжайте за ним в будущем го-ду!..
5 Заказ № 2021
129

Т. Соеповспий
В КУНОВАТСКОЙ ТАЙГЕ
В ста двадцати километрах от районного центра Мужи
Тюменской области в Обь впадает река Куноват, устье которой
образует обширное озеро. Местные жители — ханты — зовут
его Куноватский сор. В ста километрах от озера-устья в Куноват
впадает правый приток — река Логась. Берега обеих рек —
девственная тайга. Сосны, ели, кедры, лиственницы перемежаются
березами, осинами, черемухой, рябиной. Вдоль рек тянутся
заросли черной и красной смородины, малины. В половодье
с крутых обрывистых берегов падают подмытые деревья,
образуя большие завалы.
В тайге много обширных моховых болот, озер. Большинство
из них соединены между собою мелкими речками и ручьями.
Широкие в половодье, реки летом сильно мелеют, образуя
большие отмели и перекаты. По Куновату катера пройти не
могут и движение возможно только на плоскодонных моторных
лодках.
В Куновате и его притоках водится много рыбы, и не только
обычные окуни, язи, щуки, ерши, но и представители ценных
пород — муксун, нельма.
Богата Куноватская тайга и зверем и птицей. В густых
ельниках находят приют резвые белки, осторожные соболи. В
берегах быстрых речушек роют норы выдры. В мелколесье рыщут
лисицы и росомахи. Встреча лося — обычное явление, много
следов медведя.
На песчаные с галькой отмели в осенние утренние заморозки
слетаются стаи глухарей и копалух.
Ранней весной тишину тайги будят многоголосые переклички
разной пролетной и гнездящейся на здешних озерах
водоплавающей птицы.
...В тихий солнечный сентябрьский день я с утра бродил по
тайге с Пальмой — пушистой западносибирской лайкой.
Жаркий полдень и рюкзак, вместивший двух копалух и старого
матерого глухаря, вынудили меня пойти на отдых к устью реки
Логась. Берега ее покрыты высокими кустарниками тальника,
краснотала.
Нижний ярус правого берега образует длинную и широкую
песчаную отмель. Левый же берег, подмываемый весенними
половодьями, крутой и обрывистый, выдается в реку подковой,
образуя глубокий омут.
Полузаросшая тропинка вскоре вывела меня к песчаной
отмели, на которой я неожиданно увидел спиннингиста. Он был
так увлечен своим занятием, что не слыхал моих шагов и
вздрогнул, когда я поздоровался с ним.
130

— Фу, как вы меня напугали! Здравствуйте. Павел Власо-
вич Лимуткин — инженер лесовод, провожу свой отпуск в
гостях у зятя, ихтиолога Кушеватского рыбозавода. Любитель
рыбной ловли и охоты. С кем имею честь?
Я отрекомендовался. Павел Власович, подняв выше
голенища резиновых сапог, пошел к отмели и отвязал от березового
колышка кукан. На нем затрепетали четыре щуки и десяток
красноперых окуней. Мой новый знакомый, шутливо раскла-
нившись, пригласил меня в гости и направился к видневшейся
на берегу палатке. Против нее на якоре покачивалась
небольшая лодка с подвесным мотором.
— Давайте варить уху. Займитесь костром, а я начищу
рыбы,— сказал Павел Власович, направляясь к воде.
Я развел ргонь и, подвесив над ним медный чайник,
выпотрошил застреленных утром глухаря и копалух, одну из них
отложил на ужин, решив воспользоваться гостеприимством
Павла Власовича и остаться с ним. Он расположил меня к себе
своим радушием, простой общительностью. Было ему около
пятидесяти лет. Несмотря на полную и несколько грузную
фигуру, движения его поражали ловкостью, даже легкостью.
Крупное лицо почти не имело морщин; из-под длинных, седеющих
усов поблескивали белые зубы. Особенно привлекал его взгляд,
приветливый и несколько печальный.
— Ну, давайте чаевничать. А тем временем и ушица
поспеет,— Павел Власович снял чайник с огня и подвесил котелок
с окунями.
Павел Власович рассказал, что работает на Урале, живет
один, овдовев уже двенадцать лет назад. Единственная дочь
пять лет как замужем. Зять второй год работает на местном
рыбозаводе. Вот Павел Власович и решил провести здесь свой
отпуск.
— Хороши, богаты здесь рыбные угодья. Раздолье и для
рыболова и для охотника!
Вечернюю зарю мы решили посвятить ловле рыбы, а
утреннюю— охоте на глухарей. Кроме спиннинга, у моего нового
товарища оказались три бамбуковых складных удилища, которые
он и предоставил в мое распоряжение. В качестве насадки я
решил использовать внутренности выпотрошенных глухарей.
У Павла Власовича был достаточный запас дождевых червей,
а для ловли язей — пареный горох.
Я попросил Павла Власовича разрешения воспользоваться
мотолодкой. Пока я перебрался к другому берегу, пока опустил
якорь, приготовил удочки, день склонился к вечеру.
С обоих бортов лодки я подвесил наживленные чебаками
жерлицы За корму забросил одну удочку, наживив крючок
глухариными кишками. Стал было готовить и вторую, но поплавок
•первой внезапно скрылся в воде. Я схватил удилище и резко
5*
131

подсек, сразу почувствовав сильное сопротивление рыбы.
Несколько минут мне не удавалось с ней справиться, но все-таки
я оказался победителем полуторакилограммового окуня.
Снова нацепив на крючок внутренности глухаря, я хотел
было насадить на вторую удочку горошину, но не успел: первое
удилище с плеском сорвалось за борт. На этот раз борьба с
попавшейся рыбой продолжалась много дольше. Это оказалась
шести-семикилограммовая щука, которую я с трудом подвел
к лодке и едва вытащил из воды, схватив пальцами за широкие
глазные впадины.
Не успел я вновь взяться за удочку, как одну из жерлиц
рвануло в сторону. Шнур с нее стал быстро разматываться,
а когда он кончился, корма лодки начала ходить то вправо, то
влево, но через две минуты она остановилась, а за бортом повис
кусочек шнура.
У Павла Власовича дела шли менее успешно. Я пригласил
его в лодку, и мы стали ловить вдвоем. Не прошло и двух-трех
минут, как конец легкого спиннингового удилища резко
согнулся. Затрещала катушка, Павел Власович, с большим
трудом удерживая левой рукой спиннинг, правой пытался
затормозить катушку. Но где там! Вся леса с нее быстро сбежала, и
казалось, удилище вот-вот лопнет. Но прочная снасть
выдержала. Мало-помалу Павел Власович начал наматывать лесу на
катушку. Внезапно она опять тревожно затрещала. И снова
рыболов едва удержал в руках удилище. Борьба длилась долго.
Наконец мы вдвоем с помощью багорика втащили метровую
хищницу в лодку.
Павел Власович тяжело опустился на корму, с трудом
переводя дыхание. С его полного лица струился крупными
каплями пот, из-под шляпы свешивались мокрые волосы, руки
слегка дрожали.
— Да, нелегко далась вам победа,— посочувствовал я
компаньону.— Приходилось вам раньше подобные экземпляры
вытаскивать?
— Нет, таких не ловил. Эта наверняка пуд вытянет. Что ж,
на сегодня довольно! Пора ужин варить,— передохнув,
предложил Павел Власович.
Уже наступили сумерки. В реке трепетно переливались
светлые блики звездного неба. В темноте мы вернулись к палатке*
Казалось, тайга стала гуще, деревья сдвинулись плотнее. Скоро
затрещали сучья в костре, а там и в котле забулькала
глухариная похлебка. За сытным ужином последовал чай. Спать не
хотелось. Павел Власович восторженно рассказывал о красоте
Уральских лесов и рек. Он говорил так, как может говорить
только человек, глубоко и тонко чувствующий природу,
способный любоваться и плавающим в заводи желтым листом, и
лучом солнца, сверкающим в капле росы, и глухариным токова-
132

нием, и всплесками жирующей рыбы. Беседа затянулась далеко
за полночь.
Под утро Логась покрылась плотным осенним туманом. Пока
мы разжигали костер и грели чай, узкая алая полоска на востоке
расширялась и разгоралась все ярче. Было совсем светло, когда
мы двинулись в путь. Впереди нас ждал новый день, радостные
волнующие впечатления.
г. У ват, Тюменская обл.
Н. Вельский
ЗАБЫТЫЙ УГОЛОК
Об этом благодатном крае знают немногие ленинградцы.
В восьми километрах выше Свирьстроя, на правом берегу
реки Свирь, расположен населенный пункт с загадочным
названием — Нижняя Мандрога (Ленинградская область, Лодейно-
польский район). Что такое «Нижняя» — ясно: существует и
Верхняя. А вот что такое «Мандрога»? Этого выяснить мне не
удалось.
Пять-шесть лет назад в Нижней Мандроге был лесосплавный
пункт, и Мандрога представляла собой большой поселок с
населением в 600—800 человек, клубом, школой, пекарней,
магазином. Сейчас это забытое богом и людьми местечко, в котором
к началу 1964 года оставалось всего три семьи престарелых
пенсионеров, доживающих свой век в собственных обветшавших
домишках.
Итак, поселок забыт, заброшен. А зря. Здесь имеется 12
новых стандартных двуквартирных, как их здесь называют,
«казенных» домов с заколоченными окнами и дверями. В этих домах
без больших дополнительных затрат можно было бы
организовать рыболовно-охотничью базу или дом отдыха не только для
ленинградцев, но и для жителей других городов страны. Следует
отметить, что в Нижней Мандроге оборудована пристань, к
которой причаливает водный трамвай типа «Москвич»,
курсирующий от Вознесенья до Лодейного поля. Но суть дела не в
пустующих домах и не в пристани.
Нижняя Мандрога — очень красивый уголок земли
ленинградской. Богатая природа. Абсолютно свежий, чистый, без
пылинки, озонированный воздух. Кругом огромные массивы
девственного леса. Соловьи. Обилие грибов. А какие вкусные
сменяющие друг друга в течение лета ягоды: морошка, земляника,
черника, малина, черная смородина, брусника, клюква!
Раздолье для охотников — тетерев, глухарь, утки! Пока
собираешь грибы или ягоды — не один «косой» попадется под ноги.
Рыжие белки бесцеремонно подкрадываются к сидящему
человеку на расстояние 2—3 метров и, задрав хвост, таращат свои
глазенки.
5 ^акаэ № 2021*
133

Но особенно широки здесь просторы для рыболова! Не
удивительно, что в воскресные дни сюда на моторках съезжаются
рыболовы из Свирьстроя, Лодейного поля, Никольского,
Подпорожья, то есть за 40—50 километров, и, предовольно улыбаясь,
возвращаются с увесистыми трофеями.
Поселок Нижняя Мандрога находится у места слияния двух
речек — Сарки и Мандроги. Каждая из них тянется на десятки
километров, описывая на своем пути причудливые большие и
малые зигзаги. Дно каменистое. Ширина — небольшая. В
некоторых местах можно перепрыгнуть, правда с трудом. Там, где
речка широко разливается, ее можно перейти в сапогах с
длинными голенищами. Покрытые кустарником берега то крутые, то
низкие, иногда топкие, можно увязнуть по пояс.
Довольно часто на обеих речках встречаются ямы глубиной
от 2 до 6 и шириной от 2 до 15 метров. Эти ямы местные
жители называют «омутами», что не совсем правильно, так как
далеко не во всех ямах происходит водоворот.
В Мандроге, и особенно в Сарке, помимо крупного окуня,
водятся хариус, форель. Встречается и лосось.
Хариус и форель — рыбы хитроумные. В руки простачка они
не даются и попадаются только тому, кто сумеет их перехитрить.
А это не так уж сложно: короткое удилище — не более 1,5—
2 метров (длинное задевает за кусты); насадка — муха, жучок,
комар и прочая козявка. Рыболову следует замаскироваться в
кустарнике. При выполнении этих условий долго ждать не
приходится: удилище резко рванулось в руке, подсечка — и
натянутая увесистая жилка молниеносно запрыгала во все стороны.
Есть! Сумей взять.
Более богата форелью задрапированная кустарником
малозаметная безымянная речушка, скорее ручеек, впадающий в
Свирь в трех километрах выше поселка.
Сарка и Мандрога впадают в залив, образованный Свирью.
Его площадь как в длину, так и ширину 1,5—2 километра.
Глубина в центре до 10—12 метров. Залив дает много заводей,
бухточек, покрытых густым камышом. По берегам — кустарник,
переходящий в хвойный лес.
В этом водоеме водятся лещ, окунь, плотва, судак, щука, язь,
ну и, конечно, ерш.
Впервые и совершенно случайно я попал в Нижнюю Манд-
рогу в 1961 году, после чего каждый раз провожу там свой
отпуск. В этом забытом уголке Ленинградской области имеются
все условия для активного, интересного, продуктивного отдыха.
Отдыхать не каждый умеет, а здесь, в Нижней Мандроге, можно
научиться разумно и хорошо отдыхать. Вспомним слова Ильича:
«Хорошо работает тот, кто хорошо отдыхает»,
г. Ленинград

Здесь стоит побывать
ВИТИМ И ЕГО ПРИТОКИ. Если вы хотите почувствовать,
что такое ловля рыбы в глухом диком водоеме, постарайтесь
побывать на Витиме и его многочисленных притоках: Каренге,
Тундаке, Ольгонде. Холодные и стремительные, все они
поражают обилием рыбы. В каждом омуте, в каждом затишке за
камнями отстаиваются стаи ленков и тайменей. Рыбы очень
много. За каких-нибудь полчаса нахлыстом на овода я
налавливал несколько штук крупных хариусов и ленков.
Добраться до этих благодатных мест можно так: от Читы до
села Романовка (около 160 километров) на машине, а затем по
реке Витим вас в любое место охотно доставят на катерах или
буксирах местные, очень радушные речники.
В. Гвоздев
г. Чита
ВОЖА. Есть в Рязанской области речка с таким названием*
Летом в ней курице по колено, зато ранней весной — раздолье
для рыболова-спортсмена, особенно любителя донной ловли.
В Воже много налимов, и, пока вода не прогреется, берут они
хорошо. Лучшая насадка — выползки и лягушата. Попадаются
в Воже налимы, главным образом некрупные, 200—300
граммов, но не редкость и такие, что тянут 2—3 килограмма.
Места низкие, разливы обширные, поэтому идти лучше всего
вдоль берега, не пытаясь спрямить путь на поворотах реки: все
равно придется возвращаться.
ТИШЬ. Само название этого озера говорит
рыболову-спортсмену о многом. Озеро не только тихое, но и чистое. Вот почему
его так ценят рязанские рыболовы-спортсмены.
Водится в озере окунь, плотва, щука, лещ, налим. Лучше
всего ловить летом. При любой погоде здесь тихо, и поплавки
отлично видны на зеркальной глади воды..
БАБИНКА. Это озеро находится в 12 километрах от Рязани,
недалеко от села Поляны. Длина озера — 8 километров,
ширина — 100—150 метров. Глубина в некоторых местах доходит
до 20 метров.
Летом ловля на Бабинке хоть и добычлива, но удовольствия
доставляет мало: дня не бывает, чтобы не дули над этим
озером сильные ветры. Зато для зимней подледной ловли нет лучше
места! Особенно много здесь щуки. Наиболее активный клев
5*
135

начинается с 11 часов и продолжается до 15—16 часов. В начале
ледостава щука лучше берет у восточного конца озера, а в
конце зимы — у западного. Блесны следует употреблять светлые,
посеребренные или никелированные.
II. Богданович
ь. Рязань
УДОМЛЯ. В 6 километрах от станции Удомля Октябрьской
железной дороги расположено озеро того же названия. Оно
входит в группу озер северо-западной части Калининской области.
Самое крупное из них — Песьво — раскинулось среди холмов.
Второе по величине озеро — Удомля — расположено несколько
ниже его. Поэтому вода в соединяющей протоке движется
в сторону Удомли. Две речки — Овсянка и Балабиха — впадают
в озеро, речка Сьежа, приток Меты, вытекает из него.
Наибольшая глубина озера — 40 метров. В основном же глубина не
превышает 4—8 метров. Берега озера преимущественно низкие,
изрезанные. Много тростника, камыша и другой водной
растительности, поэтому ловить рыбу с берега почти негде.
На дне озера встречаются длинные калийные гряды,
называемые местными жителями «сухменями». Здесь лучшие для
ловли места. Знание рельефа дна — непременное условие
успешной ловли.
В озере обитают судак, щука, лещ, язь, окунь, плотва,
налим, густера, ерш, ряпушка и снеток.
В эту же группу озер входит озеро Наволок. С Удомлей оно
связано протокой длиной примерно 8 километров. Озеро это еще
недостаточно изучено рыболовами-спортсменами, большинство
приезжающих удовлетворяется интереснейшей ловлей на более
близком к железной дороге озере Удомля.
Л. Соболев
ЧУЛЬМАН. Это одна из красивейших рек Южной Якутии.
Впадает она в реку Тимптон, правый приток Алдана. Чульман
по-эвенкски значит «кварц». И, действительно, бурная река на
своем пути прорезает не мало кварцевых скал. Высокие,
причудливые по форме каменные громады отвесно обрываются,
уходя прямо в пенистую воду. Вокруг — глухая тайга.
Чульман, как и другие реки Южной Якутии, очень капризен:
весной он бушует от обилия снеговых и родниковых вод, в
жаркое лето мелеет, в дождливое — выходит из берегов.
Водятся в Чульмане таймень, ленок, хариус. Лучшее время
ловли — с июня по октябрь. Искать рыбу надо в ямах или на
136

глубоких, со спокойным течением участках реки, по-местному —
уловах. Любят таймени стоять и за крупными валунами, на
струе.
На Чульмане раздолье для спиннингистов. К сожалению, за
последние годы рыбные запасы в Чульмане заметно
поубавились, но все же рыболов-спортсмен, побывав здесь, получит не
мало удовольствия.
Н. Русаков
г. Мздок
КРАСНООСКОЛЬСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ. В 1957 году
в результате сооружения плотины на реке Оскол у села
Красный Оскол Изюмского района Харьковской области создано
водохранилище, получившее название Краснооскольского.
Наибольшая ширина его 1,5 километра, а общая длина — до 100
километров. Глубина у плотины — 20—22 метра.
За последнее время неоднократно проводилось зарыбление
водохранилища, поэтому сейчас оно по праву считается одним
из наиболее богатых рыбой водоемов Харьковщины. Обитают
здесь сом, щука, судак, жерех, голавль, окунь, налим, карп,
лещ, линь, язь, густера, плотва, красноперка, ерш, уклея.
Рыбу можно ловить круглый год, за исключением, конечно,
запретных периодов. Но лучшее время — конец июня, июль,
начало августа. Наиболее добычливые места у слияния старого
и нового русел реки Оскол. Здесь хорошо ловить и
поплавочной удочкой, и донкой, и спиннингом. Неплохая ловля у сел
Гороховатка и Комаровка.
Правый берег водохранилища — крутой, левый — более
пологий, на значительном протяжении покрытый сосновым лесом*
Здесь много заводей, заливов и небольших островков.
Водохранилище привлекает туристов и
рыболовов-спортсменов не только своей красотой, но и удобством средств
сообщения. Ехать лучше всего до города Изюм, а оттуда на рейсовых
автобусах или такси (а то и пешком) прямо до места ловли*
Расстояние от Изюма до Красного Оскола — 9 км.
До села Гороховатка, где особенно хороша ловля
спиннингом, ехать можно прямо автобусом.
Ф. Мовчаи
г. Москва
ТЕМНИК. Беря свое начало высоко в горах Хамар-Дабина,
этот приток красавицы Селенги вбирает в себя массу
прозрачных ключей и выбегает из гор уже довольно многоводным. Ле-
137

нок, таймень, хариус ловятся здесь и днем, и ночью. Особенно
хорошо берут таймени ночью на искусственную мышку.
Наиболее уловистые места — ямы глубиной 4—5 м.
Берега Темника густо заросли кустарником. Много здесь
облепихи.
Места здесь глухие, нехоженые, В лесных зарослях водятся
дикие козлы-гураны. Трудно сюда добраться, зато уловами на
этой таежной реке останется доволен даже самый
требовательный и взыскательный рыболов.
И. Сарычей
е. Улан-Удэ
ВЕРХОВЬЯ РЕКИ БЕЛОЙ. Очень советуем побывать в
изумительно красивых местах! От Оренбурга до деревни Юмагу-
зино ходит автобус. Далее на местной подводе вас довезут по
желанию до любого ручья или речушки, впадающей в Белую.
Здесь можно остановиться на несколько дней, ловить хариуса,
тайменей, нахлыстом и в проводку, а затем на лодке или плоту
спуститься вниз по течению вновь до Юмагузино.
По берегам реки красивейшие леса на крутых обрывах,
Много грибов и ягод. Если подняться еще выше в верховья,
можно увидеть места еще интереснее и глуше.
Рекомендуем захватить с собой надувную лодку или сделать
плот из автомобильных камер. Путешествие по верховьям реки
Белой доставит много удовольствия.
Н. Платонихип и 31. Гурилев
е. Оренбург

А. Чудотворцев
ДАРЫ МОРЯ
Май в Приморье — месяц солнца. Щедро поит оно жаркими
лучами землю, заставляя буйно подниматься травы,
распускаться деревья. Солнце настолько жаркое, что раскаленный
камень не возьмешь рукой. Но вода в море долго еще остается
холодной. Только к концу мая в мелких заливах и бухтах она
немного прогревается. В море же и в середине лета не всякий
решится искупаться. Но при достаточной тренировке вполне
можно выдержать холодную воду.
Как только начинает прогреваться вода, полчища крабов
устремляются на кормовые отмели из глубин океана. Охотники
на крабов выходят обычно на небольшой шлюпке. Вода в
Японском море прозрачная, а чтобы не мешала рябь, в воду смотрят
через ящик со стеклянным дном. Но не всегда можно выйти на
шлюпке, не всегда можно доставить ее к месту, где водятся
крабы. Раздолье в Приморье подводному охотнику, если,
конечно, не боится он холодной воды.
Еще только начался рассвет, а мы с товарищем уже сидим
на берегу небольшой бухты, зажатой почти отвесными скалами.
Охоту решили начать, как только солнце хорошо осветит воду.
Прибой гонит на берег небольшие волны. В бухточке они
далеко закатываются на песок, а у скал с уханьем разбиваются,
забрасывая пену на террасы. В некоторых местах отвалившиеся
от скал камни лежат далеко в воде. Около них, должно быть,
много ершей. Зеленые сопки уходят высоко к лазурному небу.
Местами скалы могучими кручами обрываются в море, а
местами отступают от берега, давая место зеленым долинам и
пляжам. Немало на земле красивых мест, но наше Приморье
наверняка одно из лучших. Не будь холодного течения,
Приморье превзошло бы и Черноморские побережья Крыма и
Кавказа. Во всяком случае, по красоте оно им и не уступает. А по
количеству и разнообразию морских обитателей никакого
сравнения и быть не может.
Чем выше поднимается солнце, тем больше овладевает нами
нетерпение. Но вот пламя костра становится почти невидимым.
Я надеваю снаряжение. Для безопасности мы решили плавать
140

по очереди. Один охотится, а второй наблюдает, чтобы в случае
чего прийти на помощь.
Прибой не очень сильный, и я без особого труда
преодолеваю его. Вода обжигает тело, но минут пятнадцать выдержать
можно. Как только маска опускается в воду, открывается
чудесный мир. Видимость метров десять-пятнадцать.
Колыхающиеся водоросли, нагромождения камней создают необычную
картину, которая поражает новичка и никогда не надоедает
бывалому ныряльщику.
Между водорослями и камнями снуют стайки корюшки,
мелькают прозрачные наважки, на водорослях, словно
кузнечики в траве, сидят чилимы — дальневосточные креветки. Я
продвигаюсь дальше на отмель, где должны «пастись» крабы.
Проплываю всю отмель, а крабов не видно. Поворачиваю назад,
осматривая дно. Много мелких крабиков, но это не находка.
Совсем неожиданно и близко в груде больших камней
обнаруживаю краба. Боком он семенит к водорослям. Солнечные блики
падают на дно, поэтому он то виден очень хорошо, то исчезает
из глаз. Ныряю, выставив вперед ружье и быстро работая
ластами. Нахожу беглеца, когда до дна остается не больше метра.
После выстрела чувствую на гарпуне увесистую добычу.
Судорожно шевеля всеми конечностями, краб пытается вырваться, но
я быстро плыву к берегу. Победоносно поднимаю краба над
головой. В воде он казался мне значительно больше. В воду идет
товарищ. Кричу ему последние советы, а сам начинаю готовить
воду. Крабов у нас варят в морской воде. Несмотря на жаркое
солнце и костер, долго не могу согреться. Возвращается
товарищ. Крабов он не нашел, но зато на кукане здоровенный окунь.
Я снова в воде. Внимательно обследую все дно, но тщетно.
Приближаюсь к нависшим над водой скалам. В мелких камнях
замечаю каких-то странных животных. Похожи на чилимов, но
во много раз больше. Да это же омары! Вот это находка. С
восторгом собираю их в сетку. Редкая добыча, жаль только, что
их немного.
Хорошенько согревшись и съев краба, снова устремляемся
на поиски. Но тщетно. Видно, эта отмель не богата крабами.
Начинаем охотиться на рыб. Вскоре наша добыча вполне нас
удовлетворяет, и мы прекращаем охоту.
Солнце щедро греет наши тела. Долго лежим, любуясь
морем.
Перед уходом товарищ еще раз плывет к скалам, несколько
раз ныряет и вдруг зовет меня. Видно, что-то интересное. Под
выступом скалы прячется небольшой осьминог. Решаем взять
его. Ныряем вместе. Я неудачно ткнул гарпуном, попав в
щупальце. Удар товарища точнее, и мы выволакиваем
извивающееся животное на берег. Меняются наши планы. Варить
осьминога нужно часов пять, шесть, и мы решаем остаться на берегу.
141

Поздно вечером, довольные, нагруженные «подарками моря»,
возвращаемся домой.
Поистине благодатный край Дальний Восток. Раздолье у
нас и охотнику и рыболову. Ну, а для подводного охотника
лучшего места не найти. Выезжая в выходной день с семьей «на
природу», мы почти не берем продуктов. Нужны только хлеб
и соль. Уха из окуней или налимов (морских, конечно),
жареная камбала или навага, салат из гребешков (содержимое
раковины, вкуснейшая вещь), вареные чилимы, скоблянка из
трепанга— все приготовляется здесь же, на берегу,
г. Владивосток
В. Быков
В ГЛУБИНАХ БОЛОТ
В лучах весеннего солнца просыпается природа, и земля
украшается радостными и свежими нарядами. Просторы рек и
озер, освободившихся ото льда, зовут к себе
подводника-натуралиста. Пока мы очень мало знаем о том, что же делается под
водой весной. Охота на рыб во время нереста недопустима, но
натуралист в маске с дыхательной трубкой или с аквалангом
за спиной, оставив гарпунное ружье, может увидеть много
интересного.
Подводное плавание весной имеет свои трудности. Во многих
водоемах вода мутная, видимость 1—2 метра. Для подводных
путешествий в весеннее время нужен водонепроницаемый
гидрокостюм. Под него надо надевать шерстяное белье. Если летом
для охотника или рыболова термос почти ненужная вещь, то
для-«подводника» весной — это предмет первой необходимости.
После плавания в ледяной весенней воде обязательно нужно
выпить горячего сладкого чаю или кофе. Употреблять спиртные
напитки ни в коем случае нельзя. Бодрость, теплота после
стаканчика спиртного обманчивы, а поплатиться за это
сомнительное удовольствие можно жизнью.
Много раз я путешествовал по Ладоге весной. Наблюдал и
фотографировал нерест щук, видел, как жадно поедают окуни
плотвичью икру, как сопровождают сиги стаи корюшки, тоже
рассчитывая поживиться икрой, видел весеннюю пляску язей и
очень редких даже весной и совсем исчезающих куда-то летом
миног. Однажды я повстречался с пугливой ладожской нерпой,
о хитрости которой рыбаки рассказывают много историй.
Задумал я решить и еще одну задачу: проникнуть в центр
болот одного из островов Ладоги.
Когда приходится встречать большое болото, испытываешь
чувство глухой тоски и непонятного страха.
142

Такое ощущение, вероятно, рождается при виде безжизненного
пространства. Однако пустынность болот обманчива. Там тоже
кипит жизнь.
Когда-то на месте болота острова Лункулунсари был
пролив. Постепенно он затянулся мхом, образовалась трясина.
Ступишь на нее — все качается, ткнешь палкой — бездонная
глубина. Из болота вытекает маленький, сдавленный мхами,
ручеек. Перед входом в Ладогу он расширяется в довольно
широкое устье.
Весеннее солнце пригревало воду и мох. Над ними вилась
легкая дымка испарений. В моем челноке, кроме весел и
подводного снаряжения, уложены длинный шест-пропашка, широкие
охотничьи лыжи, рюкзак.
На северной стороне заводины растет редкий тростник, на
южной он чередуется с полузатопленными и новыми кустами.
Ближе к берегам в устоявшейся воде видны стебли
многолетнего водного растения стрелолиста. После зимы растения только
набирали силу. К осени на побегах стрелолиста вырастают
клубни, иногда до 10—16 штук. Если сварить эти клубни или испечь
в золе, как картошку, получится вкусная и питательная еда.
Народная медицина приписывает клубням стрелолиста и
целебные свойства.
Я направил челнок в конец заводины, в которую впадал
болотный ручей. Местные рыболовы говорили, что в устье ручья
изредка попадаются гигантские караси.
— Если в устье ручья есть караси,— думал я,— значит, где-
то в болоте имеются открытые водяные плесы-озерца. Вывести
к этим плесам должен ручей.
Предположение подтверждалось еще и тем, что вечером через
устье ручья шли на снижение стаи кряквы, чирков, крас-
ноголовых нырков, чернети. И ныркам, и чернети нужна вода,
а раз так — значит, есть на болоте озера. Толкая челн шестом,
двинулся я вверх по ручью. Не легкое это было путешествие.
Расстояние в полкилометра я преодолевал более четырех часов.
Местами ручей был настолько мелким, что челн садился на ил.
К счастью, еще промерзшее дно выдерживало тяжесть человека.
Я вылезал из челна и тащил его волоком за веревку. Кое-где на
перекатах челн засасывало в грязь. Тянуть приходилось
рывками.
Ручей сужался, а русло его становилось все глубже. Надо
было толкать челн сзади, упираясь в него грудью. В высоких
резиновых сапогах давно хлюпала вода, гимнастерка промокла.
И все-таки я понял, что приближаюсь к тому, о чем мечтает
каждый натуралист — охотник и рыболов: попаду в
неизведанный, нетронутый кусочек природы.
Началось с рыбы. Перетаскивая челнок через перекат, я
заметил всплеск.
143

— Щуренок,— подумал я и сделал шаг, взметнув ил. Но тут
«щуренок» так болтанул хвостом и прошел, подняв волну, что
я рот раскрыл от удивления. Миг — и щука выскочила на мель,
выставив спину толщиной с руку...
Ручей кишел щуками. Его перекаты были порой в метр-пол-
тора шириной. За каждым перекатом следовал плес. На них
и скопилось на нерест множество щук.
Впереди все отчетливее выступали тростники. Полоска ручья
шла оттуда. Ручей перегородили плавающие растения. После
зимы они были темновато-бурые, их корни и стебли прочно
переплелись и образовали плавающую подушку — не разорвать ни
веслом, ни носом челнока. Пригодились лыжи. Я бросил их на
плавину болотника, встал на них и почти по пояс погрузился
в воду. В водяной канал, образовавшийся под моей тяжестью,
руками ввел челн, затем влез в него. Травянистый покров не
разорвался. Когда вместе с лыжами он всплыл, я перебросил
лыжи подальше, снова встал на них и опять протолкнул челн.
Усталый и мокрый, встал я на челне и... радость! За
пятиметровым тростником заблестела широкая полоса воды. Озеро!
«До вечерних сумерек надо замаскироваться»,— подумал я.
Но выйти на качающийся мох оказалось нелегко. Он тонул,
прорывался. Выбрав моховой мысик, густо поросший тростником,
я бросил на него лыжи, поперек положил шест. Осторожно вылез
и встал на лыжи. «Берег» закачался, лыжи глубоко утонули в
мох, колеи наполнились водой. За веревку я развернул челн,
подтянул его на мох и встал в него, затем вытащил лыжи и
перебросил их дальше. Лежалым старым тростником я прикрыл
челн, кое-где бросил сверху мох.
Озеро оказалось продолговатым, с небольшим изгибом. Его
ширина достигала метров семидесяти, длина около двухсот.
В разных местах покачивались сплавины, оторванные ветром
кочки мохового берега. Озеро окружали высокие заросли
тростника. После зимы тростник был светло-желтого цвета. На смену
этим отмершим стеблям должны были вырасти новые.
Приближался вечер, и солнце уже коснулось далекой
полоски леса. Я даже не успел разобрать, когда подлетели утки.
Раздался свист крыльев, и с протяжным всплеском на озерко
опустилась стая красноголовых нырков. Птицы спокойно плыли по
озерку, уверенные в безопасности.
Вдруг левее от мысика опустился диковинный широконосый
селезень.
За вечер прилетело еще несколько широконосок. Особенно
много садилось на озерко красноголовых нырков, шумных,
говорливых птиц со стремительным полетом. С вечерними
сумерками «повалил» чирок.
До рассвета я решил подремать прямо в челноке. Под куртку
надел свитер, завернулся в плащ-палатку, под голову положил
144

рюкзак. Заснул не сразу. Уж очень необычной была
обстановка — ночлег в челне на болоте, далеко от жилья.
С озерка поднимался туман. У мохового берега краснела
едва видимая полоска потухающего заката. На поверхности
воды таинственными пляшущими светлячками отражались
звезды. Темным кольцом окружал челнок тростник. При малейших
порывах ветра он как-то по-особенному, со звонкой ноткой,
шумел, тихо переговаривался. Первый весенний комарик тонко
пропищал над ухом.
Я задремал. Проснулся с каким-то тревожным чувством. Что-
ю большое двигалось по окраине болота, шумно дышало,
подминая тростник. Над лесом уже алела первая полосочка зари,
хотя темнота еще покрывала болото. Я привстал в лодке. Где-то
совсем рядом раздалось протяжное тетеревиное «чу-фы-ы-ы».
Опять зачавкал мох под тяжелыми ногами. Оглянувшись, я
увидел на окраине болота темные силуэты трех лосей.
Взмахивая большими крыльями, протяжно посвистывая,
прошла над озером стая кроншнепов. Почти рядом с челном упал
бекас и, заметив что-то подозрительное, прижался во мху,
поблескивая глазами-бусинками.
Утренний лет уток начался с восходом солнца и закончился
в десятом часу. Стайки и одиночные утки летели низко над
тростником. Их путь лежал через озерко.
Я вывел челн, решил заглянуть под воду.
Коричневато-болотная вода обожгла холодом руки и лицо,
Я сделал несколько глубоких вдохов и, неторопливо работая
ластами, поплыл вдоль моховой кромки. Прозрачность воды
невысока. Но дно на глубине трех-трех с половиной метров все же
видно, хотя и расплывчато. Рукой я потрогал грунт. Он был
какой-то киселеобразный, напоминающий черную мазь. Это
сапропель, ценный продукт подкормки сельскохозяйственных
животных.
Взмахнув ластами, я приблизился к краю озерка. Срез
мохового берега уходил в воду сантиметров на семьдесят.
Скрепленные илом виднелись желтоватые корешки растений. Стайка
мальков-карасиков задержалась у моховой кромки. Но вот в
гущу рыб ворвалось темное тельце — жук-плавунец. Поднялась
паника, малыши карасики бросились врассыпную. Плавунец
успел цепко схватить одну рыбку и, быстро взмахивая лапками,
потащил ее кверху.
— Так вот кто истребитель карасевой молоди,— подумал я.
О том, что жук-ллавунец — хищник, я знал. Он питается не
только водяными насекомыми, но поедает и рыбью икру.
Рядом с маской проплыла извивающаяся ленточка — пиявка.
Она задержалась на моховом срезе. Смотреть на нее было не
особенно приятно, но любопытство взяло верх. Я приблизил к
ней лицо почти вплотную. Пиявка быстро засасывала червяка.
145

Я набрал в легкие побольше воздуха и нырнул. Слева под
моховой подушкой была темнота. Насколько уходила туда озе-
рина — определить трудно. На открытом пространстве видимость
стала лучше. Отчетливо выступили буроватые водоросли и крас-
но-илистое дно. Там, где начинались границы моховой сплавины
и шла черная тень, обитало множество маленьких рачков-мор-
мышей, хорошей насадки для ловли рыб.
На поверхности состоялась неожиданная встреча. Из-за
длинной сплавины выплыл зверек, за ним тащился голый
массивный хвост. Я замер. В метре от моей головы зверек
остановился. Глазки смотрели в недоумении.
Я шлепнул ластом. Зверек живо нырнул. Это была ондатра.
По ручейку ондатры проникли в центр болота.
Первых карасей я увидел в узком конце озера в истоках
ручья. Рыбы были средней величины. Они плавали около дна,
неторопливо пошевеливая плавниками. Вдруг из-под сплавины
вышла четверка гигантов. Увеличенные под водой, они казались
мне шириною с тарелку. Таких я видел впервые.
Они плыли неторопливо, растянутым строем. Вот вся стайка
пошла ко дну. Передний карась завозился в илистом грунте.
Обычно рыбы, хватая приманку со дна, становятся под углом —
голова вниз, хвост выше. А карась вел себя не так. Он несколько
раз изогнул туловище и взметнул вверх облачко мути. Охотник
во мне взял верх над натуралистом. Прижимая к груди добычу,
я поднялся на поверхность. Весила рыбина граммов восемьсот.
Надев карася на кукан, я погнался разыскивать стайку. За исток
ручья нагнало ветром много островков-сплавин. Здесь оказалось
настоящее карасиное сборище. Чем привлекло сюда рыб, я как
следует не разобрал, но успел заметить на дне заросли
нитеобразных водорослей.
Мелкие карасики паслись вразнобой. Через стайки мелочи
проплывали средние карасики, а иногда с солидной
неторопливостью три-пять карасей-великанов. Мелкота расступалась, давая
им дорогу.
На берег к челноку я выбрался, подминая животом
колеблющийся мох. Хотелось поскорее сдернуть костюм и одеться в
теплое.
Я решил получше осмотреть болотное озерцо. В одном месте
лесистый мысок вклинился в болото и близко подошел к озерку.
В восточной части озера, миновав нагромождения сплавин, я
увидел почти пересохшее илистое русло нового ручья.
Метров через триста тяжелого пути по нему тростники
расступились, заблестела вода — второе озерко. В поперечнике оно
было не более шестидесяти метров. Глубина достигала двух
метров. Задерживаться на озерке я не стал, так как увидел
широкую полноводную протоку. Она уходила в густейшие заросли
тростника.
146

Подталкивая челн шестом, двигался я по протоке. Было
жутковато и все-таки интересно. Ведь я находился в уголке природы,
о котором даже никто из местных старожилов ничего не знал.
Да и бывал ли здесь вообще человек?
Уже на протоке я услышал многоголосый утиный говор.
Третье озеро оказалось густо окруженным прошлогодним
тростником.
Перед отъездом я снова облачился в гидрокостюм и
поплавал в третьем озерке. Вода здесь была несколько мутнее, но
карасей я видел много, правда, крупных не попадалось.
Осторожно плыл я по поверхности, стараясь рассматривать через
стекло маски дно. Лучи солнца, пробиваясь через толщу воды,
играли на дне красновато-прозрачными бликами. И вдруг из
протоки вышла огромная рыба. Я замер, удивленный ее
размерами и необычным видом. Первое, что поразило меня, это ее
окраска. Все караси, которых я встречал в озерках, были
золотистые. В лучах солнца их бока отливали бронзовой желтизной.
У этой рыбы окраска была серебристой, с легкой примесью
золотых оттенков, а тело более вытянутое, хотя массивное и
толстое. Пожалуй, это было что-то среднее между серебристым
карасем, карпом и лещом. Я спохватился, взмахнул ластами и
выстрелил по рыбе в угон с трех метров. Стрела уткнулась в ил —
промах!
Я подплыл к берегу, оставил гарпунное ружье и взял
фотобокс.
Долго плавал я в озерке, но мне все же повезло. У северного
берега, среди затонувших растений, я снова наткнулся на
странных для приладожского озерка рыб. Среди водорослей плавало
несколько примерно килограммовых рыб. Одни выделялись
шириной, темной спинкой и золотистым боком, другие были
длиннее, уже с серебристым оттенком.
Рыбы подпускали почти вплотную, и я успел сделать
несколько снимков.
От местных жителей я слышал, что на большом озере,
расположенном в островном лесу, однажды рыбаки поймали
необыкновенную рыбу — нечто среднее между карпом и карасем,
но серебристой расцветки. Впоследствии, разговаривая со
специалистами-ихтиологами, я узнал, что финны в некоторые озера
выпускали карпов. Оттуда эти рыбы могли перекочевать и в
другие водоемы. Так что вероятность встречи с карпом на
«диких» водоемах Ленинградской области и Карелии не исключена.
О возможности гибрида карпа с карасем я ничего
определенного не знал.
Путь к озеркам, короткая ночь в челне, плавание в тонком
гидрокостюме давали о себе знать, чувствовалась усталость.
Продолжать дальше плавание я не мог и повернул к кромке
озерка, где стоял мой челнок.
147

Через несколько дней, когда закончился нерест щуки, я
разыскал на восточном берегу Мантсинсари еще одну
самостоятельную озерину. Из Ладоги к ней подходил ручей-канавка.
Озерина оказалась небольшая, и я не рассчитывал увидеть там
что-либо особенное.
Прозрачные пузырьки воздуха взметнулись кверху, когда я
ступил на илистое дно. Холодная вода словно нехотя приняла
меня. Сначала перед стеклом маски была одна муть. Затем
серебряными бисеринками в лучах солнца засверкали стаи каких-
то мальков.
Я поплыл. Слева навис моховой берег. Как-то инстинктивно
я приподнял лицо и на полметра от поверхности в тени сплавины
увидел огромную щуку. В груди что-то екнуло. Как биллиард-
ный кий, навел я гарпунное ружье и нажал на спуск. Ожило
неподвижное «полено». Облачко мути заклубилось на дне. Я
нырнул, руки скользнули по рыбьему телу. В илистой мути, как в
дыму, нащупал гарпун и толчком вонзил его поглубже. Это
необходимо делать, когда рыба крупна. Иначе она может
сорваться с пикообразного наконечника.
На поверхности щука была надета на кукан. В озерке
оказалось очень много щук. Вероятно, рыба зашла сюда в весеннее
половодье. Затем вода спала, и выход по канавке-ручью стал
невозможен.
В зеленоватой воде около дна плыло несколько средних ка-
расиков. Сверху были видны их спинки. Не успел я разглядеть
получше карасей, как в центр стаи ворвалось длинное тело
другой хищницы. Схватив карася поперек, щука остановилась.
Нижняя челюсть у щуки зашевелилась короткими толчками.
Я увидел, как тельце карасика поворачивается у нее в пасти
хвостом вперед. Развернув карасика, щука стремительно пошла
в сторону.
На озерке я подстрелил еще две крупные щуки. Для
подводного охотника это была удача, так как на большом водоеме
очень редко можно за час посадить на кукан три крупные щуки.
С успехом охотиться в болотных озерках можно, имея о них
некоторое общее представление.
Зарастание водоемов, образование болот идет от берегов.
Иногда растения образуют как бы надвигающийся к центру
водоема плавающий ковер.
Есть и другой вид болот, зарождающихся в углублениях
суши в результате подъема грунтовых вод или заполнения
впадин атмосферными осадками. Наиболее интересны для
подводного охотника болота с озеринками, связанными ручьями с
большими водоемами.
К сожалению, зимой рыба сохраняется только в тех озерках,
где есть подводные ключи и большая глубина. В озерках* про-
148

мерзающих до дна и лишенных стоков, рыба гибнет от
недостатка кислорода.
Иногда после нереста в болотистых озерках скапливается
так много щуки, что достаточно коснуться воды кончиком
удилища или палки, и из водорослей, рассчитывая на поживу,
выскочит хищница.
Охотясь на болотных озерках, необходимо соблюдать меры
безопасности. Каждое движение, каждый шаг должны быть
обдуманы и неторопливы. Пробираясь к озерку по протоке или
ручью на челне, прощупывайте глубину ила шестом. Хорошо
иметь в челноке надутую автокамеру на случай, если челнок
перевернется. При пешем движении по моховому покрову его
следует периодически пробивать шестом и прощупывать,
глубоко ли твердый грунт. На ноги нужно надеть болотоступы. Их
можно заранее заготовить из бамбука или ивовых прутьев.
Бывает, что моховой покров едва держит. Идешь, а у самого «душа
в пятках». Проткнешь мох шестом, а там глубина с полметра и
дно твердое — провалишься не беда, лишь в сапоги черпанешь
холодной водицы. А другой раз ткнешь шестом — и уходит он
куда-то в бездонное пространство...
Многие считают идеальным способ передвижения шагом на
лыжах по болоту. Однако на лыжах не пройдешь по сырому мху
и пяти шагов. Лыжи прогибаются, их буквально приходится
вырывать. Широкие старые лыжи могут пригодиться в двух
случаях. Если моховой покров прорвется и нужно будет увеличить
площадь опоры, чтобы выбраться, и при оборудовании стоянки,
сухой площадки на берегу озерца, на которую вы можете
положить свой рюкзак, одежду и т. д.
На болота, особенно труднопроходимые, не рекомендуется
ходить одному. Один идет впереди, другой метров на десять
сзади. У каждого должно быть метров 15—20 легкого, но
прочного шнура. Можно иметь и крепкий пояс кольцом, тогда у
шнуров должны быть на концах карабины.
При пешем подходе к болотной озерине хорошо иметь
легкую надувную лодочку из ткани или резины, с
предохранительным чехлом из брезента для прочности. За неимением лодки
можно брать две автомобильные камеры. Привязанные к
плотику из жердей, они легко держат на воде человека. Во время
движения по глубокому болоту с тонким моховым покровом
рекомендуется резиновую лодку нести надутой.
Преодоление трудного маршрута по болоту имеет свою
спортивную прелесть, приносит удовлетворение и укрепляет веру в
свои силы.
Для рыболовов могу сказать еще, что в болотах Приладожья
обитает в основном золотистый карась, серебристый — большая
редкость. Лучшая насадка для карася —красный навозный
червяк, но берет он и на дождевого и на шарики хлеба. Возможно,
149

я не сумел приспособиться к привычкам карасей, но на удочку
рыбы более 200—300 граммов мне не попадались, хотя в
болотных озерах встречаются очень крупные экземпляры.
Наибольший карась, убитый из гарпунного ружья, весил 1 килограмм
300 граммов.
Ловля щук на болотных озерах возможна на блесны, кружки
и щучью удочку. Некоторую трудность могут доставить живцы.
Часто там, где много щуки, мало карася или вообще его нет.
На такие «щучьи озера» желательно взять с собой живцов с
другого водоема или использовать для насадки живых лягушек.
В болотных озерах щука охотно берет и на них.
Плавание у островов и в болоте Приладожья дало мне
много новых впечатлений и помогло проникнуть в заманчивый и
новый для каждого из нас весенний подводный мир.
Ю. Вьюгип
ХОРОШО ЛИ ЛЕТОМ В СРЕДНЕЙ ПОЛОСЕ?
Подходит отпуск, и я снова еду в Калининскую область на
речку Волчину.
— Так вы и впрямь решили не ехать на юг? — удивляются
знакомые.— Ну что хорошего в средней полосе? Холодно,
комары, фруктов нет...
Что можно ответить на это человеку, твердо убежденному в
том, что отдыхать можно только на юге? Посоветовать такому
скептику почитать рассказы и повести Константина
Паустовского, сила художественного таланта которого, может быть,
увлечет его и он захочет своими глазами увидеть радугу над озером,
услышать посвист утиных крыльев предрассветной порой,
полюбоваться восходом солнца...
Поездом Ленинград — Горький доезжаю до небольшой
станции Еремково. Отсюда прямой путь на Молдинское озеро. От
местечка Лугинино вниз по реке до впадения Волчины в Мологу
километров на тридцать много чудесных мест для рыбалки.
Самый взыскательный рыболов долго будет вспоминать чудесные
и уловистые места.
Я предпочитаю ловить рыбу на небольшой речке Волчине с ее
прозрачной водой, с чистыми пляжами из крупного песка.
Берега сухие, песчаные, подходы к воде удобные. Ловить с берега на
удочку можно почти везде. На реке сохранились мельничные
плотины с темными омутами и серебристыми перекатами. Выше
луговой поймы почти на всем протяжении реки по берегам
тянутся сосновые боры — прекрасные места для отдыха.
Но вот остались позади дорожные хлопоты, и я, наконец-то,
стою на берегу Волчины и рад, что снова в родных сердцу краях.
150

Волчина — небольшая, уютная речушка шириной метров
тридцать. Протекает она, петляя в лугах и перелесках, образуя
много стариц.
На реке нет ни пароходов, ни моторных лодок. Никто не
нарушает тишину и спокойствие водной глади. Разве что
одинокий рыболов в «душегубке» — долбленке проплывает по реке,
беззвучно подгребая одним веслом.
Солнечные лучи глубоко просвечивают прозрачные воды
речки.
Не могу не торопиться, сколько ни успокаиваю себя, все
равно волнуюсь, надевая маску с трубкой и ласты. Ружье для
охоты под водой лежит пока на берегу. Как-то неудобно появляться
сразу с оружием в чудесном подводном мире. Решаю сперва
поздороваться со знакомыми местами, посмотреть, где в этом
году отдыхают язи в полдневную пору, а может быть, встречу
и прошлогодних «приятелей».
Плыву, опустив голову в воду. Вот песчаный откос, идущий
от берега. Дальше уступ дна. Отвалившиеся от берега большие
дернины образуют красивую лестницу из крутых ступеней.
Промелькнула рыбка — видно испугалась моей тени. А вот здесь
должен быть расколотый дуб... Еще несколько метров — и его
темная масса выступает из берега. Вода, обтекая поверженного
много-много лет назад великана, промыла под ним большой
проход, выбелив откосы позади дуба песчаными залысинами.
Теперь несколько спокойных вдохов, и я без всплеска погру*
жаюсь почти до самого дна. Против течения плыву к дубу вдоль
стены водорослей. Нагибаю голову почти до дна... так и есть!
Медленно шевеля плавниками, выстроившись клином, стоят
язи. Да еще какие! Один, два, три... шесть!
Смотрю как завороженный до тех пор, пока в висках не
начинает стучать: пора всплывать. Спешу на берег. Теперь уже с
ружьем плыву обратно; не обессудьте, красавцы, а кто-нибудь
из вас попадет на сковородку! Из-за выступа дуба навожу
ружье на ближайшего язя, прикидывая, как бы лучше ему
попасть в переднюю половину. Замираю на секунду. Выстрел! Что
тут началось! На время все кругом замутилось от поднятого
песка. Резко взмахиваю ластами, ухватываю трепещущую рыбу
и плыву к берегу.
На берегу хорошо погреться на солнцепеке, растереться
полотенцем. Особенно тщательно нужно растирать спину возле
шеи, грудь, суставы. Да и успокоиться, унять дрожь от волнения
тоже надо.
Для подводных наблюдений хороши и старицы, где вода еще
чище, а водоросли создают незабываемые картины подводных
джунглей. Возникает такое чувство, будто плаваешь в большом
аквариуме.
151

Хорошо изучив подводное царство в этом районе, я уже
знаю, где закидывать удочку наверняка, а не по принципу: один
крючок на гектар воды. Очень удобно обследовать водоем, лежа
на надувном матраце и опустив лицо с маской в воду. Если вы
собираетесь более или менее часто посещать одни и те же места,
то хорошо составить схему водоема с указаниями особенностей
дна, силы течения, глубины — это пригодится и вам и вашим
товарищам.
Отдохнув и согревшись, намечаю новый маршрут. Как
правило, в этот день не посещаю во второй раз то место, где уже
взята рыба.
Плыву под водой, обходя участки, заросшие травой.
Пробираться через эти водяные заросли — бессмысленное дело. Если
увидишь рыбу, то уходящую, попасть в которую почти
невозможно.
Интересно плыть по грани водорослей, там, где резко
увеличивается глубина. Около растительных кулис я люблю
задержаться и понаблюдать. В водорослях снуют мелкие плотвички,
внизу прогуливаются полосатые «окушки». Очень часто, огибая
водоросли, стайкой проплывает, не спеша, крупная плотва. Уже
знаешь, куда завернет стая, и, спрятавшись в заросли, ждешь.
А вот уже и на уху и на сковороду хватит.
Рыба, переложенная крапивой, лежит в старенькой,
видавшей виды холщовой сумке, и только хвост язя — «первенца» —
упрямо не хочет убираться и выпирает из сумки.
Тихий ясный день, солнце льет свет и тепло с высокого
голубого неба. От аромата трав, чистого воздуха и тишины в первые
дни пьянеешь. Не устаешь любоваться все новыми и новыми
видами на речку, на лесистые берега и луга.
А вечером, лежа у костра, выпив горячего душистого чая и
засыпая, все еще видишь солнечные зайчики под водой,
уходящего язя...
Н. Еозлоз
ОСЕНЬЮ
Не поедешь! Хватит! Лета тебе было мало? — это первое,
что мне пришлось услышать от жены в ответ на сообщение о
возможной поездке с друзьями на подводную охоту в
предстоящий праздник 7 ноября.— Совсем ненормальный! Нырять в
ледяную воду? Тебе, слава богу, не двадцать лет?!
Прежде всего я позволил себе усомниться, стоит ли славить
господа бога за то, что мне уже не 20, а 37. Затем попытался
доказать, что свитер и шерстяное трико в сочетании с гидрокос-
152

тюмом — надёжная защита от холодной воды. Да и так ли уж
холодна вода, на улице-то ведь плюс 10!..
Ничего не помогало. Пришлось прибегнуть к крайним мерам.
Я сделал оскорбленный вид, замолчал, лег на диван и на все
попытки жены заговорить со мной отвечал односложным «да»
или «нет». Примерно через полчаса агрессивность жены
снизилась почти до нуля. Следует развить успех и закрепить его.
Через некоторое время жена зовет:
— Иди обедать!
— Не хочу,— уныло отвечаю я и замираю, прислушиваясь.
Услышав шаги, я моментально делаю «каменное» лицо и
продолжаю читать газету.
— Ну ладно, хватит дуться, иди обедать,
— Не буду, не хочется.
Начинаются уговоры:
— Обижайся сколько хочешь, но поесть ты должен...
И в конце концов следует желанное:
— Ну хорошо, поезжай на свою рыбалку! Только будь
осторожнее, не торчи долго в воде и не ныряй глубоко.
Торжественно обещаю выполнить все заповеди, обедаю и
начинаю готовиться к поездке.
Особо тщательно занимаюсь осмотром и проверкой
гидрокостюма. Это предмет моей законной гордости — гидрокостюм
сухого типа, собственноручно склеенный из тонкой белой
полумиллиметровой резины.
Свинцовый груз, без которого в гидрокостюме невозможно
нырять, я по некоторым соображениям держу не дома, а прячу
в багажнике машины. Однажды я имел неосторожность
показать его жене и объяснить назначение. Реакция последовала
немедленно:
— Если хочешь ездить на охоту, выбрось груз и чтобы я его
больше не видела! Утонуть хочешь?!
Закончив сборы, звоню друзьям Володе и Геннадию.
Уточняем место встречи и время выезда.
Рассвет 7 ноября застал нас на Ярославском шоссе. Курс на
Нерль. Мы бывали на этой реке летом и всегда возвращались с
хорошей добычей. Что-то ожидает нас сейчас? Говорят, что
зимовать рыба уходит в озера Сомино и Плещеево. Не зря ли мы
едем?
За обсуждением этих вопросов не заметили, как добрались
до Загорска. Через город едем медленно. Любуемся
монастырем, освещенным восходящим солнцем. Мчимся дальше. Вот и
Переславль. Поворот под горой, дорога идет вдоль берега
Плещеева озера.
Въезжаем в деревню Копнино. До реки километра два. Не
доезжая метров пятидесяти до моста, сворачиваем вправо и
выезжаем на самый берег, на свое излюбленное место.
153

Быстро выгружаемся. Геннадию плавать нельзя. У него
больна печень, и врачи временно запретили ему купаться. На него
возлагаем все хозяйственные заботы. Он должен приготовить
обед. И к нашему выходу из воды — горячий чай. Пока что,
увидев по берегам реки тонкий слой льда, измерили температуру
воды, которая оказалась всего на пять градусов выше нуля.
На берегу тоже холодно, лужи все замерзли, земля уже
твердая. Не только в воду идти, даже раздеваться не хочется. В
голову лезут мысли о том, как хорошо бы сейчас сидеть в тепле
у телевизора, смотреть парад, так нет же, понесло черт знает
куда! Начинаешь думать, что жена права, тридцать семь лет это
не двадцать...
Раздумья прерывает Геннадий:
— Ну, старики, нечего нежиться, за работу!
Со вздохом стягиваем с себя одежду. И вот, стоя босиком на
паралоновом коврике, быстро надеваем по две пары шерстяных
трико и свитеров, благо все предусмотрительно разложено
рядом в нужном порядке. На ноги — шерстяные носки домашней
вязки. На голову тонкие вязаные шапочки. Очередь за
гидрокостюмом. Наши гидрокостюмы состоят из длинных брюк,
доходящих до подмышек, и рубах, опускающихся почти до коленей.
Если брюки мы легко натягиваем без посторонней помощи,
то рубахи нам помогает надеть Геннадий. Для этого, надев
шлем, мы поднимаем руки над головой. Геннадий энергичными
движениями натягивает на нас рубахи, словно тесные перчатки
на пальцы. Низ у рубах намеренно сделан узким, чтобы создать
хорошую герметизацию при закатывании уплотнительного
валика, стыкующего рубаху с брюками. Малейшая морщина на
валике — путь для проникновения воды внутрь гидрокостюма.
Наконец мы готовы. В поясах — груз. В ластах шлепаем к
берегу. Поплотнее пристраиваем маски на лицо, на руки
надеваем обычные фланелевые перчатки и осторожно, чтобы не
порвать костюмов о сучки или острые камешки, спускаемся в воду
с крутой береговой кромки. Не успев коснуться ногами дна,
чувствую, словно две раскаленные иголки впились мне в тело.
Забыв о возможности разорвать костюм, пулей вылетаю на берег.
Оказывается, дома я не заметил двух крохотных отверстий в
костюме.
Геннадий срочно вырезает резиновые заплаты, а я насухо
вытираю тряпкой поврежденные места. Около пятнадцати
минут сижу на берегу и ожидаю конца ремонта. Володя уже уплыл
далеко, ведь дорога каждая минута — в ледяной воде долго не
проплаваешь. Он движется вверх по течению по правой стороне
реки, не заплывая на левую, которая досталась мне по жребию.
Наконец заплаты приклеены. Поправляю маску, вставляю в
рот трубку и ложусь на воду вниз лицом.
154

Первое впечатление, что кожу лица между маской и шлемом
чем-то обожгло. Это ощущение длится две-три секунды. Затем
становится легче. Плыву по поверхности, в глубину не иду.
Видимость отличная. Вода настолько чиста, что на глубине трех
метров отчетливо вижу каждый камешек. Плыву вдоль берега,
внимательно всматриваюсь в подмоины, обследую корневища
плавучих тростников.
Лицо, не защищенное маской, мерзнет все сильнее. Начинает
ныть лоб. Приподнимаю голову над водой. Еще хуже! Холодный
ветер усиливает мучения. Мне уже не до охоты. Хочется выйти
на берег и послать к чертям всю эту затею. Но впереди плывет
Володя и, по-видимому, чувствует себя неплохо. Снова опускаю
голову. И вскоре с удивлением убеждаюсь, что ощущение леде*
нящего холода пропадает.
Рыбы пока не видно. Глубина постепенно увеличивается, дно
просматривается с трудом. Прохожу над заманчивой ямой, на
дне которой смутно вырисовываются какие-то длинные
предметы. Подныриваю и ясно вижу хаотическое нагромождение
больших бревен. Откуда они здесь? Река ведь не сплавная. Может
быть, их унесло половодьем из какой нибудь деревушки?
Делаю глубокий вдох и быстро иду в глубину. Грунт
неровный, между бревнами и дном прекрасные укрытия для рыбы.,
В таких местах летом всегда стоят язи. Медленно проплываю
над самым дном, заглядываю в каждую щель, осматриваю
каждую выемку под бревнами. Пусто. Не хватает дыхания. Резко
взмываю вверх. Отдышавшись, снова ныряю ближе к краю ямы,
Перед глазами толстая жердь, повисшая над двумя выступами
дна. Плыву вдоль жерди на расстоянии метра. В том месте, где
течение промыло под жердью своеобразный туннель, вижу
любопытную картину.
С десяток плотвиц стоят под бревном, выстроившись в одну
шеренгу, как солдаты в строю. Головы рыб находятся под
бревном, а половина туловища и хвосты снаружи. Плотва мелкая,
стрелять не стоит. Пробую слегка отодвинуть жердь. Плотвицы,
будто иголки за магнитом, движутся против течения за жердью,
стараясь укрыть под ней головы. Сдвигаю жердь вниз по
течению. Плотвицы перестают шевелить плавниками, и течение
сносит их под бревно. Головы опять спрятаны. На меня рыбы не
обращают никакого внимания.
Кончается воздух, рвусь к поверхности и с наслаждением
дышу. Решаю еще раз осмотреть этот омут уже у самого края,
повыше, там, где отмель переходит в яму. Здесь глубина около
трех метров, подводные лопухи погуще, навалены какие-то
палки и сучья. Ныряю и подхожу к этому сооружению сбоку.
Внимательно вглядываюсь, ничего нет, и вдруг глаз уловил какое-то
легкое движение среди этой серо-пестрой массы. Волнуясь,
всматриваюсь и не вижу! И вдруг, как прозрение,—на расстоянии
155

метра передо мной черно-серая с грязными полосами спина
огромной рыбины. Головы и хвоста не видно. Поэтому в хаосе
палок и сучьев глаз не мог сразу выделить то, что искал. Чуть-чуть
всплываю и сверху вниз стреляю в эту темную спину. В
следующий момент, словно мощным вентилятором, выбрасываются
снизу потоки мути. По течению плывут ветки и палки,
выброшенные из кучи мусора ударами хвоста рыбы. Попал! Рука
быстро скользит по шнуру до гарпуна. Тяну гарпун на себя. Что
такое? Гарпун словно в тиски попал, никак не подтянешь к себе.
В глазах уже круги, дышать нечем. Бросаю ружье и пробкой
вылетаю на поверхность. В азарте хочется сразу же нырнуть
обратно! Ведь рыба может уйти. Но нельзя! Надо отдышаться
и действовать спокойно. Несколько глубоких вдохов, сердце
бьется ровнее, вот теперь можно. Быстро иду вниз. Вижу ружье.
Мути уже нет. Неужели рыба сорвалась? Нет, все в порядке.
Большая щука, сквозь спину пригвожденная гарпуном ко дну,
стоит чуть шевеля плавниками. Как же выдернуть гарпун,
застрявший своим однозубым наконечником в коряге, прочно
замурованной на дне?
Снова всплываю. Обдумываю создавшуюся ситуацию. Выход
один. Надо пожертвовать наконечником, оставив его в коряге и
вывинтив из него стержень гарпуна.
В сетку щука еле влезла. Взвешенная затем на берегу, она
потянула около четырех с половиной килограммов. Только
теперь, когда добыча в сетке, чувствую, насколько холодна вода.
Сильно замерзли руки. С трудом навинчиваю на гарпун
запасной наконечник. Приподняв голову над водой, вижу Володю.
Короткий разговор.
— Как дела?
— Смотри сам!
Сую трубку в рот, опускаю голову в воду и чуть не
захлебываюсь от удивления. У Володи на кукане семь великолепных
язей. Самый крупный, пожалуй, килограмма на два.
— Где взял?
— На отмели, глубина метр-полтора, стоят на дне среди
травы и лопухов. На ямах не ищи. Все! Больше не могу — руки уже
ничего не чувствуют,— и Володя, энергично загребая ластами,
быстро плывет от меня. Щуку мою он так и не посмотрел.
Немного обидно, но я его понимаю, ведь он на пятнадцать минут
дольше меня пробыл в ледяной воде.
Рукам все холоднее. Несколько секунд колебаний, повернуть
ли за Володей или плыть дальше! Уж очень хочется добыть язя!
Решаю проплыть до начала отмели и хоть немного пошарить в
траве.
Плыву быстро, стараясь разогреться.
Примерно через минуту дно круто поднимается вверх,
начинается отмель. Замедляю скорость и через 10—15 метров я уже
156

в самом начале отмели. Не знаю, сумею ли спустить курок, руки
окоченели. На поверхности растительности почти нет. На дне
еще много водорослей, они не такие густые, как летом. Но
сильно вытянуты течением. Ныряю против течения. Подныриваю,
левой рукой раздвигаю траву и впереди чуть слева вижу
серебристый бок рыбы. Выстрел, легкая муть и никакого движения!
Неужели промах? От одной этой мысли становится еще
холоднее. Всплываю, подтягиваю гарпун и глазам не верю: на
гарпуне неподвижно висит язь! Почему же он не бился? Сняв рыбу,
понимаю, в чем дело: гарпун прошил язя насквозь, переломив
позвоночник у головы.
Дважды ныряю в траву. Ничего нет.
Над самой водой навис одинокий куст. Водой подмыло
берег, и больше половины корней оказались в реке. На корнях
осели мелкие водоросли, ил и травинки, образовав
своеобразную мочалку. Глубина не более метра; чистое дно, покрытое
мелкой галькой. Такие места обычно любит пескарь — объект,
совершенно не интересный для охотника.
Не знаю, что заставило меня взяться за корни куста и слегка
приподнять его. Так или иначе, я приподнял куст и, лежа у дна,
заглянул под него. К тому, что я там увидел, я был совершенно
не подготовлен. Под бахромой из травы тесной кучкой стояли
язи. Едва успев заметить желтые глаза и серебристые бока рыб,
я осторожно опустил куст и дал течению отнести себя пониже.
Стрелять неудобно. Поднимать одной рукой куст и стрелять под
прямым углом вправо, когда сносит течением,— бесполезное
дело. Заплываю вверх, разворачиваюсь, и вот уже течение
тихонько несет меня на куст. Сгибаясь, берусь за корни, слегка
приподнимаю их, и, стоя почти на голове, стреляю в блестящий
бок язя. Выпускаю куст, и меня плавно относит от него. На
гарпуне, стараясь освободиться, извивается язь.
Охотничий азарт не остывает, и только этим можно
объяснить, что я снова плыву к кусту. Зачем я это делаю — и сам не
могу объяснить. Я уверен, что напуганных язей давно там не
осталось. Течение несет меня, куст все ближе. Повторяю
предыдущий маневр. Приподнимаю куст. Два крупных язя косят на
меня золотистыми глазами. Выстрел — и еще один красавец в
сетке.
И только тут я почувствовал, как закоченел. Ружье
выскальзывает из негнущихся пальцев, беру его подмышку и, бешено
работая ногами, устремляюсь вниз по течению. Свисающая вниз
сетка, полная рыбы, замедляет скорость. Ноги работают,
словно винт парохода. Скорей, скорей на берег к теплому костру!
Наконец встаю на дно, протягиваю руки, и друзья одним
рывком вытаскивают меня из воды.
— Ого, вот это щучка! — вырывается у Геннадия,
— Помогите раздеться. Хлопцы! — молю я.
157

Моментально две пары дружеских рук расстегивают ремни,
сдирают маску, ласты и стягивают с меня костюм, плотно
облепивший тело. Я подбегаю к костру.
Володя притащил теплую одежду. Геннадий протягивает
кружку чая. Пью, обжигаясь, и вдруг мне хочется кричать от
боли — замерзшие пальцы начинают отходить. Затем чувствую,
как руки наливаются теплом, и мне уже радостно, легко. Теперь
можно протянуть руки к костру и прогреть их как следует.
Результаты охоты отличные, летом о такой добыче и
мечтать не приходится. Укладываем вещи в машину. Геннадий
садится за руль, а мы с Володей располагаемся на заднем
сиденье. Мы еще полны впечатлений, и первые полчаса проходят в
оживленной беседе. Но постепенно фразы становятся короче,
паузы длиннее, и вскоре задние седоки спят сном праведников*
Равномерно гудит мотор, шуршат шины — мы едем домой.
Ю. Смирнов
ГДЕ ПОБЫВАТЬ ПОДВОДНОМУ ОХОТНИКУ
Возможности для подводной охоты в СССР очень широки.
Основная масса подводных охотников предпочитает, конечно,
Черное море. Теплая, «ласковая» вода, прекрасный отдых, все
блага цивилизации привлекают многих.
На Черном море неплохо, но с появлением множества
охотников крупная рыба стала значительно осторожней. Рыба весом
в два-три килограмма теперь добыча только опытных охотников.
Начинающие же довольствуются зеленушками, скорпенами,
мелкими морскими карасями и крабами.
Особенно успешной охота на Черном море бывает весной й
поздней осенью, когда косяки рыбы подходят к берегу. В это
время подводные охотники сравнительно легко могут
подстрелить и крупную кефаль и горбыля, но охотиться без гидроко*
стюма в это время невозможно — вода слишком холодна.
А вот в горных реках Кавказского побережья, несмотря на
холодную воду, летом местные спортсмены охотятся без
гидрокостюмов. Небольшие горные реки изобилуют перекатами и
омутами. Вода в них настолько прозрачна, что весь омуток
просматривается от берега до берега.
Проплавав в таком омутке десять-пятнадцать минут и
почувствовав холод, спортсмен выходит на берег и направляется
на поиски следующего подходящего места. Жаркое летнее
солнце быстро согревает, и, когда охотник находит место,
удобное для охоты, ему уже тепло и он с удовольствием снова идет
в воду.
158

Как правило, добыча охотника в горных реках не крупна.
Можно подстрелить усача, голавля, сазана, форель, судака,
сома, жереха.
Гораздо менее освоено спортсменами Каспийское море, хотя
там имеются богатейшие возможности для охоты. Местные
подводники охотятся в Каспийском море настолько успешно, что
их рассказам с трудом верят даже бывалые рыболовы. Однако
те, кто побывали на Каспии и поохотились там, долго
переживают и вспоминают эту охоту. Рыбы там лдействительно много.
На Каспии много интересных мест для'охотника, но вряд ли
найдется место более привлекательное, чем мелководная часть
моря при впадении в него Волги. В непосредственной близости
от впадения Волги охотиться невозможно, слишком мутную
воду несет в море река. Но чем дальше в море, тем чище
становится вода. На огромных подводных лугах, на глубине два-три,
редко четыре-пять метров, истинный рай и для рыбы и для
охотника. Невообразимые ковры подводной растительности, то
тут, то там движущиеся силуэты огромных рыб. Очень часто
большие рыбы, сунув голову в траву, стоят едва шевелясь, то ли
отдыхая, то ли роясь в поисках пищи. Иногда попадаются такие
экземпляры, что охотник не решается выстрелить, боясь не
справиться с добычей.
Особый интерес для подводного охотника представляет
Аральское море. Это очень теплый водоем. Изумительная
прозрачность Арала, достигающая местами 30 метров, привлекатель-»
на уже сама по себе. Что же касается обитателей этого моря,
то осман, маринка, гигантская форель и могучие сазаны и сомы
способны разбудить охотничью страсть у любого человека.
Не всем, конечно, удавалось добыть очень крупных
обитателей Аральского моря, но многим приходилось стрелять по
сазанам такой величины и с такой крепкой чешуей, что гарпун,
пущенный из ружья, отскакивал, как горох от стенки.
Стало пользоваться популярностью у подводных охотников и
Азовское море. Сравнительно мелководное, с большими
рыбными запасами, оно было бы раем для охотников, если бы не
мутная вода. Плохая видимость делает охоту невозможной во многих
местах. Там же, где прозрачность воды позволяет
охотиться, охота бывает очень успешной. Например, в южной и
частично юго-восточной части Азовского моря. Кормовая база для
рыбы здесь отличная, рыбы много. Причем обитают как типично
морские представители, вроде камбалы и кефали, так и
коренные жители пресных вод: щука, судак, жерех, сазан.
Излюбленным местом подводных охотников стал мыс Казан-
тип в южной части Азовского моря. Живописные скалистые
берега с крутыми обрывами, изрезанный бухтами берег,
изумительные песчаные пляжи — все это, да еще сравнительно
159

прозрачная вода, привлекло к себе много любителей подводной
охоты.
Богатейшие возможности для охоты есть на Японском
море.
Остальные моря нашей страны относятся к холодным
водоемам. Разве что в Балтийском море можно иногда летом
поохотиться без гидрокостюма. Белое и Баренцово моря очень
интересны для охоты, но гидрокостюм обязателен.
В последние годы все шире начала распространяться охота
на рыбу в реках и озерах нашей страны.
Литовские спортсмены, например, уже освоили для охоты
целую систему живописных озер, носящих название Голубые
озера. Летом охота там возможна без гидрокостюма, а в
наиболее холодных, как правило, достаточен гидрокостюм мокрого
типа.
Ленинградцы часто охотятся кое-где в Л а донском озере,
реке Свири и многих небольших окрестных реках, для поездки
на которые достаточно одного дня. Подводные охотники в
последнее время начали усиленно посещать реки и озера
Карельского перешейка. Многие из рек и озер имеют очень чистую и
прозрачную воду, правда не всегда достаточно теплую.
В Подмосковье не так уж много рек и озер с достаточно
прозрачной водой. Однако московские охотники неутомимо
ищут реки, речушки и озера, пригодные для охоты. Их поиски
принесли свои плоды. Было открыто и освоено много часто
безымянных речушек и притоков, небольших озерков, очень
интересных для охотника.
Не избалованные количеством и размерами рыбы,
обитающей в чистоводных речках Подмосковья, москвичи пришли к
выводу, что необходимо тщательно изучать повадки рыб, их образ
жизни, суточные и сезонные перемещения.
И тот, кто систематически накоплял и обобщал полученный
опыт и научился хорошо стрелять «навскидку», всегда имел
значительное преимущество.
Наиболее частой добычей московских спортсменов являются
плотва и язь. Реже попадаются голавль и щука.
Удачной бывает у москвичей весенняя и, особенно, осенняя
охота на язей. Весной после нерестового периода, во время
которого охота запрещена, язи еще некоторое время держатся
небольшими стайками, не расходясь далеко друг от друга. В это
время, как только просветлеет вода, подводная охота может
быть очень удачной. Этот благоприятный период длится 5—7 дней.
Осенью, когда температура воды падает примерно до восьми
градусов, язи постепенно начинают собираться в большие стаи.
Обычно это бывает в октябре. В продолжение двух и даже трех
недель на неглубоких местах, в зарослях травы, язя бывает
160

много, только успевай стрелять. Но помни закон: добыл пять
килограммов рыбы и выходи из воды, больше нельзя!
Кроме реки Нерль, московские подводные охотники
посещают Ламу, Протву, Угру, Медведицу.
Во многих районах страны, особенно на Алтае и в Сибири,
есть все возможности для подводной охоты.
Охота в бурных и порожистых реках сложна, а порой
и опасна, но, конечно, несмотря на холодную воду и сложные
условия, подводные охотники освоят и реки Алтая и реки
Сибири.
Ю. Смирнов
СОЮЗНИКИ
Мы проспали. До ночлега добрались заполночь и... проспали.
— Больно сладко спали, жаль было тревожить,— улыбаясь
говорила хозяйка, ставя на стол самовар.
Наскоро собравшись, мы пошли к реке. Куда ни глянь,— по
обоим берегам, густо, чуть не плечо к ллечу, стояли удильщики.
Пришлось отправляться на дальний омут. Рыболовы, мимо
которых мы проходили, удивленно глядели на нас. Кто-то громко
сказал:
—• Браконьеры — вишь, рюкзаки сетями набиты! — сплюнул
нам вслед.
Через топкую, пропитанную вешними водами низинку,
продираясь сквозь заросли, мы вышли на сухой бережок. На омуте
удили рыбу несколько человек. Они покосились на нас, даже не
ответив на приветствие. Мы не в первый раз иопытывали
неприязненное отношение рыболовов, но только посмеивались. Отойдя
в сторонку, чтобы не мешать рыболовам, мы извлекли из
рюкзаков ласты, маски, гидрокостюмы, подводные ружья.
Белобрысый парень, отложив удочку, любопытствуя, подошел к нам.
— Чего глядишь-то! — крикнул ему другой, разводивший
костер.— Дай им по шеям! Ишь, понаехали! Своих мест мало...
—• Чего это он? — спросил я.
— Да вы не обращайте внимания,— миролюбиво ответил
парень.— Известный спекулянт и рыбный губитель. Никак только
не поймаем его. Ловок больно.
— А что же он тут с удочкой?
— Балуется. Для отводу глаз. Сеть, видать, где-то у него за-
хована, вот и стережет, дьявол долгий!
«Дьявол долгий» поднялся от костра. Рост у него
действительно был завидный. Он издали продолжал осыпать нас бранью.
— Своих браконьеров хватает, а тут еще с ружьями
пожаловали! Запрещено острогами рыбу бить!.. Вот я в сельсовет
схожу!
— Сходи, сходи,— не вытерпел мой приятель и полез в воду.
Я последовал за ним. Мы спустились по течению. У выхода
161

из омута, в прошлогодней траве, мелькнула стайка язей. Мы
нырнули. Рыба медленно двинулась вдоль берега, не подпуская
на выстрел. Нас не огорчило это. Красота подводного царства
сторицей вознаградила нас.
Устав, мы выбрались на противоположный берег. Долговязый
не спускал с нас встревоженного взгляда. Согревшись и
отдохнув, мы вновь пошли в воду. Отплыли метров на сто и вдруг
увидели сеть, перегораживавшую русло. Она была поставлена
хитро — на излучине, болотистые берега которой, поросшие
ельником, были недоступны для рыболовов.
Вытащить сеть было делом нескольких минут. На другом
берегу бесновался «долговязый».
— Твоя сеть? — злорадно спросил у него белобрысый.
— Кабы моя, да я бы их...— и принялся ругаться тот, хотя и
не так ретиво, как прежде. Вид у него был кислый. А когда :мы
перебрались на свой берег, он заговорил и вовсе примирительно:
— Вы бы, того, ребята... Это инвалида одного сетьчонка,
единственная кормилица... Отдайте мне, я передам...
От его наглости не осталось и следа. Он был жалок.
— Пусть в сельсовет за ней явится,— оборвал его мой
приятель, выбирая из сети язей и плотвиц.
Весть о случившемся быстро распространилась по реке. Об*
ратно мы уже шли не врагами удильщиков, не «браконьерами».
— Молодцы, ребята! Удержу нет на хапуг проклятых!'
А ваша снасть будто для того и приспособлена, чтобы
браконьерские сети под водой отыскивать!

НАША
УХА
(сатира и, юмор)

JS. Гусев
КАК ЭТО НАЧИНАЕТСЯ
А начинается это с рассказов. Ваш приятель, не замеченный
в хлестаковщине, при встрече объявляет, что недавно ездил на
рыбалку и поймал ни много ни мало — семнадцать щук.
Показывает какие. Размеры вполне приемлемые: около метра.
Заметив в ваших глазах искру доверия, приятель скромно подливает
масла в огонь:
— Я — что? Я только в первый раз ездил. Да на веслах.
Вот ребята с комбината привезли рыбки! Места, видно, знают
и лодка моторная. Веришь — нет: штук сто... Щука, судак,
жерех...
Вам неловко сомневаться, ибо с какой же стати ваш
приятель станет расписывать чужие заслуги? Да, решаете вы,
видимо, спиннинг, действительно,— снасть!
С ближайшей получкой вы отправляетесь в магазин
спорттоваров. Симпатичная продавщица встречает вас так
приветливо, так мило расписывает достоинства снастей, что вы, желая
сделать ей приятное, покупаете самый дорогой спиннинг,
двенадцать блесен, рюкзак, фляжку, подсачек. Вы хотели бы забрать
еще кое-что, но чек, выписанный симпатичной продавщицей,
наводит на вас тоску: какова-то будет встреча с женой.
Но вы вытерпели и гнев супруги и насмешки сослуживцев.
Последние сначала говорили, что вы «рехнулись», потом с
удовольствием слушали ваши рассказы о повадках рыб, которые вы
сумели запомнить, прочитав Сабанеева, и, наконец, кое-кто
согласился зайти к вам домой посмотреть на ваше богатство.
Когда же к вам на службу зачастили почтенные пенсионеры
из четырех ближайших домов, вы стали весьма авторитетным
человеком в своем учреждении. Даже начальство размякло и
обещало дать вам отпуск в наиболее удобное время.
Перелистав десятка полтора справочников, начитавшись
дивных историй, снова проштудировав груд профессора
Сабанеева, переговорив со всеми знакомыми пенсионерами, вы
выбираете— июль... Нет —май... Нет—июнь... Ну, да —июнь! Уже
тепло — можно ночевать на земле. Щука еще берет. Голавль
только начинает брать! Сом тоже должен идти... Словом, июнь.
Не стоит, пожалуй, описывать, сколько бессонных йочей
164

провели вы, воображая... Только посвященный может понять
ваше нетерпение в последнюю неделю.
И вот — вы на месте, в деревне, что стоит на глухой речке,
где, по наведенным ранее справкам,—пропасть рыбы. Вам
и нужна пропасть, ибо близ города слишком много рыболовов,
которые вылавливают по семнадцать щук зараз.
Вы почти не спите в ночь перед первым выходом. Наконец
рассветает, и вы отправляетесь, нагруженные соответственным
припасом. Вокруг вас
ничто не интересует. Только
за околицей вы
замечаете темный след на росе,
а позже, когда из-под
берега речки вдруг
взмахивает удилище,— и
самого рыболова. Вы
преодолеваете некоторую
ревность (ибо он вышел
раньше вас) и подходите
к нему.
Сивоусый дядя в
высоком картузе спокойно
оглядывает вас,
равнодушно осведомляется, не
рыбачить ли вы пришли,
и объявляет, что рыбы
нынче ничего не осталось,
что прежде вот, и т. д.,
что говорят в таких
случаях подобные дяди.
Вы даете ему
папиросу, прикуриваете вместе с ним и удаляетесь, мимоходом
заглянув в его ржавый бидон: там белеет порядочная густерка и
бьют носами в стенки два непоседливых ерша.
Вы уходите от рыболова километра за два, оглядываетесь:
нет ли кого поблизости и... начинаете.
О! Этот первый заброс вы, конечно, запомнили навеки! Река,
дымящаяся туманом, и вот этот ольховый куст над самой
водой... Тут не может не быть щуки. Вы нацеливаетесь и несильно
швыряете блесну. Жжик! Она плавно опускается... прямо на
ветку ольхи. Брызги по воде и ваше тихое проклятие—одни
нарушают тишину великолепного утра. Вы крутите катушку, леса
натягивается, ветка ольхи пружинит, и блесна, зацепив по
листку на каждый крючок, срывается, как молния. Она врезается
у самых ваших ног в воду, а леска основательно путается. Вы
присаживаетесь распутывать ее. Комары этому очень рады.
И вы почти плачете, отбиваясь от них.
165

Наконец леска распутана. Вы уходите на луг, свободный от
кустов, и снова бросаете блесну. Она удачно сбивает с вас
фуражку и увлекает ее в воду. На катушке, естественно, снова
«борода».
Вы режете ножом еще приличную фуражку, освобождая
крючки, выжимаете ее, свернув жгутом, распутываете «бороду»
и продвигаетесь поближе к дому.
Третий заброс почти удачен, но слишком слаб. Четвертый
получается хуже: блесна шлепается в илистое подбережье на
той стороне узенькой речки. Она, видно, зацепилась за какой-то
корень, но вдруг отцепилась, и леска спружинила. Блесна
булькнула на средине реки. Вы рады блеснить и со средины. Но что
это? Леска взята на катушку и натягивается туже и туже.
Вы дергаете слегка, потом посильней, в одну сторону, в другую.
Натянув леску, вы стучите кулаком по удилищу... Напрасно.
Вы храбро тянете. Резкий хлопок — и метров пятнадцать
капроновой лески вместе с блесной остается в воде.
Вы расстроены. Вы привязываете ноцую блесну и
привыкаете к ней забросов в восемь. И вдруг — о чудо! — блесна
чмокает воду именно в том месте, куда вы метили. Катушка поет
в ваших руках, вы чувствуете тяжесть блесны, и вам, в конце
концов, безразлично, соблазнит ли она щуку. Главное — вы
забросили!
Вы наслаждаетесь своей меткостью. Вы оставляете еще две
блесны на корягах, разрезаете карман пиджака, ибо за него
уцепилась новая блесна, но вам все нипочем: теперь из пяти
забросов два выходят совсем удачными.
Часам к десяти утра вы порядком утомились, вам уже стало
жарко, и вы даже начинаете вспоминать о щуках. Их нет.
«Поздно» — решаете вы, ибо, согласно литературе, «щука
охотнее всего идет на блесну рано утром». Последний заброс на
том перекате — и домой! Блесна шлепнулась как раз у осочки,
и вы, не давая опуститься ей на дно, равномерно вращаете
катушку. Блесна мерцает, и вдруг — вы даже испугались! —
мелькает черная молния и что-то дергает вас со спиннингом.
Еще не сознавая всего ужаса происходящего, вы хватаетесь за
вырвавшуюся рукоятку и — только бы не сделать бороды! —
вертите катушку. А она тяжелая и подвигается упругими
толчками. Вдруг там, в воде, кольцом свивается что-то темновато-
серое, ивы, задрожав всем телом, подсекаете и, вращая катушку,
выволакиваете наверх это удивительное «что-то». Широкая
пасть и алые жабры, упругое кольцо и тяжелый плеск... Вы изо
всей силы бросаете через плечо—и щука, настоящая щука
отплясывает на траве свой последний танец!
О, радость! Вы растерялись, руки дрожат. Ничего, если
леска опять перепуталась, ничего, если малость побаливает
166

рука. Вы спокойно распутываете леску и не спеша шагаете
домой.
Вы заразились. Вы отправляетесь на реку вечером и утром,
теряете все новые и новые блесны, режете почти всю леску, вас
мучают комары — вам все нипочем. Каждая щука обходится вам
в три блесны и в пять-десять метров лески, но вас уже ничто не
остановит. Вы готовы разорить семью.
Отпуск кончился. Вы поймали за это время всего шесть щук
и при встрече с приятелем скромничаете:
— Нет, не очень богато. Зато отдохнул славно!
Вы хорошо выглядите, и приятель доволен: он совратил
в рыболовы еще одного.
Теперь совратителем, конечно, будете вы.
г. Кострома
Н. Галковский
ЗАГАДОЧНЫЙ СОМ
Ослепительное солнце заливало светом песчаный пляж и
сверкающую реку. Раскаленный полдень дыш*ал зноем.
Я лежал на горячем перке у воды. Рядом шумно купались
ребята, черные, как конголезцы. Недалеко загорали учителя
нашей школы — молодой светловолосый математик и пожилой,
в темных очках, полный географ.
Ребята, выкупавшись, легли кружком на берегу. Мне был
слышен их разговор.
— У нас на Перевозинке один мальчик ка-ак нырнет, так
целую минуту не показывается. Пал Палыч проверял, с
часами...
— Это что... У нас на хуторе один нырнул с моста неделю
назад, до сих пор его еще нет!..
— А у нас дедок один во-о какого сазана вытянул...
Мне лень было раскрыть глаза, и поэтому размеры дедова
сазана остались для меня неизвестными.
— Это что!.. У нас на хуторе дядя Володя сома выволок: от
затылка до основания хвоста сорок сантиметров, а от основания
хвоста до затылка — восемьдесят! Во!
— Ну это ты заливаешь...
— Провалиться мне на этом месте! Дядя Володя мерил...
Еле запихнул его в деревянную бадью.
— Да как же это? Не может быть! Туда — сорок, а оттуда
восемьдесят?
— А от воскресенья до среды сколько дней? Понедельник
и вторник — два! А от среды до воскресенья — три! Aral
Ребята шумно заспорили.
167

— Что за диспут? — спросил подошедший учитель
географии.
Узнав причину, он, зевнув, вынес безапелляционный приговор:
— Ерунда!
И вдруг раздался голос математика:
— Нет, это может быть. Паренек прав,— спокойно сказал он.
— И это говорите вы, преподаватель математики? — изумил*
ся географ.
— А вот, смотрите! — математик вскочил, взял прутик и
начал что-то чертить на песке. Ребята тесно сгрудились вокруг
учителя.
— Ведь верно!
— И как просто!..— послышались восклицания, и ребята
разом зашумели, засмеялись.
Мне не захотелось вставать, и поэтому я не увидел чертежа
на песке.
Быть может, читатели сами разрешат загадку про сома?

из
РЫБОЛОВНОЙ
ПРАКТИКИ

Я* Киселев
ДОБРЫЕ ДЕЛА ОДНОГО КОЛЛЕКТИВА
Кремлевские куранты извещают весь мир, что в Москве — полночь. Все
реже проходят трамваи, автобусы и такси. Подняв воротники и поглубже
засунув руки в карманы, спешат пешеходы: ветер бросает мелкий, сухой снег.
Сегодня — суббота, и девушка — дежурная на платформе метро — знает?
скоро начнут прибывать люди в полушубках, валенках с высокими галошами,
с ящиками, висящими через плечо.
Так и есть: уже приехали двое. Затем из поездов стали выходить попять,
а потом и по десять человек. С некоторыми девушка знакома и улыбается
им. Она хорошо знает: все эти люди с автозавода имени Лихачева, а спешат
они в свой клуб.
Здесь шумно. Невысокий коренастый человек склонился над списком и
отмечает приехавших. Это технолог Владимир Прокофьевич Егоров. Вот кто-
то подходит к нему и, показывая малюсенькую золотистую мормышку,
говорит:
Посмотри! Сам сделал. Сегодня пробовать буду.
Егоров вынимает из кармана коробку и достает узкую красномедную
блесну:
— Тоже сам сделал.
Вокруг идут оживленные споры. Наконец собрались все, и Егоров подает
команду:
— По машинам.
Через минуту автобусы отъехали. Споры еще продолжаются, но
постепенно на смену им приходят воспоминания о прошлых рыбалках. Время
летит незаметно, и вот Москва уже далеко позади. Шоссе пустынно, и водители
прибавляют скорость.
Сегодня в группе несколько новичков, и когда показываются первые дома
Переславля-Залесского, Егоров начинает беседу:
— Это — ровесник Москвы, он основан лишь немного позже, в 1152 году,
и тоже Юрием Долгоруким. Переелавль-Залесский раскинулся на берегу
Плещеева озера и был одним из самых укрепленных пунктов, прикрывавших
Ростовско-Суздальскую землю...
Автобусы проехали еще несколько километров и остановились среди
заснеженного сосняка. Темнота стала как бы прозрачнее. Потом глаза начали
различать кромку леса, берег. Все пошли на лед. Впереди чернели большие
точки— это те, кто приехал раньше автозаводцев.
Дружно, почти враз, заработали пешни и ледобуры. Переливаясь
гранями, полетели осколки льда, похожие на огромные бриллианты.
Не сразу найдешь рыбью тропу —иной раз приходится пробивать до
десяти лунок.
— Есть! — восклицает мастер Г. А. Крутиков, высоко подняв висящего
на мормышке окуня.
Кое-кто переходит поближе к удачнику, других он подзывает сам.
Однако правило не нарушается — все соблюдают дистанцию в пять метров.
— С уловом! — поздравляют друзья инженера С. П. Белова, вытянувшего
из лунки «порядочную» плотву.
170

Началось! Клюет у всех. Быстро-быстро работают руяи, вытягивая рыбу
с глубины. Теперь уже около каждой лунки запорошенные снегом окуни,
подлещики, плотва.
— А ведь хорошо, друзья! —на все озеро возбужденна кричи г Н. А. Пав-
лючков, токарь, ударник коммунистического труда. В ответ ему со всех
сторон слышится:
— Здорово!
За любимым занятием время идет незаметно: уже полдень. Начинается
северный ветер. Поклевки все реже и реже. Рыболовы пробивают все новые
и новые лунки —то ближе к берегу» то дальше, но ничего не помогает, и
Егоров командует:
— По машинам!
На обратном пути автобусы остановились в городе, новички
ознакомились с его достопримечательностями. Осмотрели древний памятник
архитектуры— Спасо-Преображенский собор, построенный еще в 1152 году, старые
ворота бывшего Горицкого монастыря — теперь краеведческого музея.
У автозаводцев уже давно существует хорошее правило: если выезжают
в новый район, то обязательно поручают одному из своих товарищей
провести о нем беседу. Рыболов собирает материалы о промышленности,
экономике, истории района. Например, когда автозаводцы впервые выезжали на
реку Тверцу, то маршрут построили так, что он пролег через город Калинин.
Рыболовы ознакомились тогда с его историческими памятниками.,
новостройками.
Зимний день короток — возвращались, когда стемнело. Егоров подсед к
новичкам и опять начал рассказывать:
— В Плещеево озеро, на котором мы сегодня ловили, впадает несколько
речек: Весковка, Большая и Малая Слуды, Кухмарь, Сиваных, Колыберка,
Сосенка, Куротня, Павловка, Еглевка и Трубеж—речка побольше,, а
вытекает только Вёкса. В это озеро впадает также много родников и ключей,
поэтому вода в нем очень прозрачная. Озеро имеет почти правильную
овальную форму, длина его около девяти с половиной километров, а наибольшая
ширина —шесть с половиной километров. Наибольшая глубина —до 25
метров.
— А какая рыба в нем водится? — спросил кто-то из новичков.
— Ученые насчитывают 16 видов,— ответил Егоров,.— но ловятся?
главным образом лещ, окунь, язь, густера, налим, щука, плотва. Есть также
ряпушка — переславская сельдь, но ни на какую насадку она не клюет, так как
питается планктоном, к тому же ловля ее запрещена...
Наконец Москва. Автобусы то и дело останавливаются: рыболовы
постепенно сходят...
Плещеево озеро — любимое у автозаводцев. Они приезжают сюда и
летом, нередко с семьями. Рыболовы берутся за удочки, любители грибов и
ягод отправляются в лес. Потом завтрак у костра, под открытым небом, игры
с мячом, купание. Есть у коллектива и небольшая пристань — около двух
десятков лодок. Обычно несколько семей проводят здесь свой отпуск.
Коллектив родился четверть века тому назад и насчитывает в своих
рядах больше четырехсот человек. Они собираются каждый четверг, чтобы
обменяться опытом спортивной ловли, прослушать беседы о новых снастях,
узнать о местах, богатых рыбой. На этих «четвергах» с короткими
сообщениями выступают представители групп в пять-десять человек, которые
субботними вечерами разъезжаются по всему Подмосковью. Порой они
становятся разведчиками: если ловля на новом месте оказалась удачной, в
следующее воскресенье сюда едут несколько автобусов. Заканчивается же
«четверг» разработкой маршрута очередной воскресной рыбалки. Это почти всегда
проходит в горячих спорах. Те, кто предложили новый район, защищают его
достоинства. Если же после обсуждения остается не один, а несколько
маршрутов, вопрос решается голосованием.
На «четверге» решаются дела и большей важности: куда поехать в
отпуск. Обычно подбираются группы в 5—10 человек. Тщательно, в течение не-
6*
171

скольких месяцев, собирается информация о реке или озере: какая рыба
водится, местные способы ловли и т. д. Приходит время, и группы,
напутствуемые друзьями, разъезжаются во все концы страны.
В последние годы многие автозаводцы проводят отпуск на Селигере.
Дорогу сюда проложил Егоров. Первой же поездкой он остался очень доволен,
рассказал о ней на «четверге» — и на Селигер началось паломничество.
Однажды на собрании зашел разговор о неудачной рыбалке. Выдвигали
много различных причин, крепко спорили и все же пришли к единодушному
мнению: теперь рыболову нельзя быть узким специалистом. И вот доночники
стали глубже знакомиться с искусством ловли спиннингом, а
мастера-спиннингисты попросили помощи у доночников. Блеснильщики пошли на выучку
к проводочникам, которые делились своими «секретами» в обмен на навыки
друзей. Плоды этой учебы оказались отличными: в какие бы условия ни
попадали автозаводские рыболовы, они почти всегда возвращались домой с
удачей. К тому же, овладев мастерством ловли несколькими снастями, они
сделали свой отдых еще более интересным.
Коллектив рыболовов — секция заводского спортивного клуба «Торпедо».
Возглавляет ее бюро, в которое входят девять лучших рыболовов. Три члена
бюро составляют хозяйственную комиссию, которая следит, например, за
состоянием лодок. Один из членов бюро отвечает за проведение соревнований
и один — за культурно-массовую работу. Она складывается из лекций, бесед,
киносеансов. Так, спортсмены слушали беседу о правилах рыбной ловли,
рассказ своего товарища, побывавшего в Афганистане, смотрели фильм «Тайны
мудрого рыболова». При бюро секции есть редколлегия, которая выпускает
стенную газету и фотоплакаты. В них рассказывается о наиболее интересных
рыбалках, критикуются недостатки в работе секции.
Вечером первой среды каждого месяца бюро собирается, чтобы подвести
итоги поездок, наметить план работы и маршруты на ближайшее время.
Проработав полгода, бюро отчитывается перед общим собранием секции, а
еще через полгода проводится отчетно-выборное собрание.
Есть дисциплинарная комиссия. Она состоит из семи человек и работает
под руководством заместителя начальника цеха А. И. Богачева. Эта
комиссия разбирает все случаи недостойного поведения рыболовов на водоеме и
в пути. О таких случаях ей докладывает ответственный за коллективный
выезд или главный судья соревнования. Одно время рыболовов справедливо
критиковали за плохое поведение. Дисциплинарная комиссия начала с того,
что объявила войну любителям выпить. На первый раз объявляли выговор,
а если это не действовало — исключали из коллектива. Затем выступили
против тех, кто любит забрасывать свои лески поближе к ныряющим
поплавкам соседа или в разговоре употребляет слова, которых не найдешь в
русской грамматике. И вот за последние годы работы у дисциплинарной
комиссии становится все меньше и меньше.
Большое дисциплинирующее воздействие оказала разработанная членами
бюро «Памятка рыболова-спортсмена». Она отпечатана типографским
способом и выдана каждому члену коллектива. В «Памятке» перечислены права
и обязанности члена секции, правила поведения на льду, в лодке, в
автобусе. Когда в секцию вступает новичок, ему вручают «Памятку». Она имеет
отрывной талон, на котором новичок расписывается в том, что знаком с
правами и обязанностями. Этот талон хранится вместе с другими
документами в бюро и является обязательством рыболова во всем придерживаться
моральных принципов нашего общества.
Ревизионная комиссия раз в квартал проверяет расходование денежных
средств. Из чего они складываются? Заводской комитет профсоюза выделяет
деньги на зарплату двум сторожам лодок. Кроме тех лодок, что на Плещее-
вом озере, у автозаводцев есть еще лодочная станция в одном из заливов
Московского моря. Кроме того, завком выделяет средства на оплату
автобусных поездок. Рыболовы оплачивают только труд шофера. За каждую
поездку, вне зависимости от расстояния, член коллектива платит 1 рубль. Но
плата шоферу зависит от расстояния. Деньги, оставшиеся от поездки на
172

ближний водоем, хранятся у кассира Если же коллектив едет далеко и
надо платить больше рубля, кассир доплачивает из оставшихся у него
средств.
С учетом особенностей сезона бюро составляет годовой график-заявку
на автобусы. Ведь на июнь-июль их требуется больше, чем, скажем, в
октябре. Этот график утверждает завком и передает его в транспортный
отдел. Иногда бывает, что желающих поехать набирается очень много и мест
в автобусах не хватает. В этом случае бюро поступает так: преимущество
предоставляется «кадровым» членам коллектива, активистам, а фамилии
новичков переносят в список участников следующей поездки, которая им уже
гарантируется.
Автозаводцы считают, что соревнования — верный путь повышения
спортивного мастерства. Каждый год соревнований бывает не менее пяти, обычно
два зимой и три летом. Цеховые команды соревнуются на личное и
командное первенство завода. Члены секции соревнуются и с рыболовами других
предприятий. Прошлой зимой члены секции участвовали в спартакиаде,
организованной правлением клуба «Торпедо». В зачет цеховым спортивным
командам шли очки, завоеванные рыболовами-призерами. Победителей
награждают почетными грамотами, кубками и памятными подарками.
Очень интересно бюро ведет учет итогов коллективных выездов и
соревнований. Для этого разработан специальный бланк. Он отпечатан в
заводской типографии. Записываются даты выездов, насадка, пойманная рыба,
результаты клева, погода. В других графах отмечаются расчеты с
шоферами, расход горючего, количество участников поездки и т. д. Такой бланк
заполняется ответственным за поездку. Бланки нумеруют и хранят несколько
лет. Для чего? По ним в любое время можно восстановить полную картину
жизни коллектива, они дают хорошие данные для характеристики водоемов,
для разработки новых маршрутов. Если эти бланки просмотреть, а потом
проложить маршруты на карте, можно увидеть, что автозаводцы уже давно
исхлестали лесками не только все реки, водохранилища и озера Московской
области, но и осваивают голубые просторы соседних областей —
Калининской, Ярославской, Смоленской и Калужской. Каких только названий не
встретишь в этих бланках — реки Волга, Ока, Медведица, Проня, Уча, Ряса,
Жиздра, озера Сенеж, Неро, Московское и Угличское моря и многие, многие
другие водоемы.
Интересной жизнью живут рыболовы автозавода имени И. А. Лихачева.
Они хорошо отдыхают, набираются здоровья и успешно совершенствуют свое
мастерство.
Г* Милютин
В ИЮЛЕ НА САКМАРЕ
Оренбургский июль — это нестерпимое сияние солнца, огнедышащий
полуденный ветер, очереди у автоматов с газированной водой, распростертые
тела купальщиков на пляжах, нефтяной запах размягченного асфальта с
четким оттиском автомобильных протекторов, редкие яростные грозы и
незабываемая прелесть тихих вечеров.
Для городского ры0олова июль — трудный месяц. Хорошими уловами
леща и сазана могут похвастаться лишь владельцы лодок на прикормленных
надежных местах в низовьях Урала, километрах в пятидесяти ниже
Оренбурга. Там живут целыми семьями. Солнце, лесной душистый воздух, волчий
аппетит, удачная рыбалка на вечерних и утренних зорях — что еще нужно
человеку во время отпуска?
173

А вот безлодочным и тем, кто но весенней памяти хочет половить рыбку
близ города, приходится туго.
— Нет теперь на Урале настоящей рыбы,— сетуют они.— Даже пескарь
пошел какой-то приморенный, червяка не в силах проглотить. А вот раньше,
на этом самом месте, лет эдак пятнадцать назад...
И обязательно в сотый раз вспоминают балладу о знаменитом сазаньем
нашествии, когда прямо с пешеходного моста босоногие пацаны росточком
чуть выше перил на грубейшую снасть «в-о-о-о-т таких» сазанов вытаскивали.
Что правда, то правда: уральский сазан стал под городом редок,
привередлив, осторожен. Но голавлей по-прежнему много.
Весь июль я успешно ловлю голавлей под Оренбургом на новом,
спрямленном русле или на Сакмаре, впадающей в Урал несколько ниже
Оренбурга.
Сакмара — горная река. Она очень напоминает верховья Урала своими
золотистыми отмелями, неумолчно звенящими перекатами, зеленой глубиной
омутов, но вода в ней чище и, на мой взгляд, гораздо холоднее, чем в
Урале.
В Сакмаре, кроме леща, сома, подуста, сазана, судака и жереха, в
изобилии водится голавль. Об одной особенно удачной охоте на голавля я и
хочу рассказать.
Выехал я из дома в девятом часу, приторочив к багажнику «Явы»
ивовую корзинку и зачехленный одноручный спиннинг. За городом навстречу
стремительно рванулась серая лента шоссе. Несколько километров по
шоссе, километра полтора по извилистому проселку среди скошенных лугов о
отдельными купами вязов и редкими зеркалами зарастающих осокой стариц.
И вот впереди — Сакмара. У одной из стариц, царства пауков-водомеров и
головастиков, я остановился половить кузнечиков. Минут через сорок три
спичечных коробка были наполнены бойкими насекомыми.
Проселок сузился до заросшей муравой тропинки. Слева надвинулась
лесная чащоба. Оставив мотоцикл под старым тополем в тени, сквозь часто-
лесье молодого осинника я вышел к реке.
Метрах в двадцати от берега из воды торчала уродливая коряга, ни
дать ни взять — голова бегемота. Несколько выше переката трепетали еще
живой листвой ветви трех вязов, рухнувших недавно с подмытого берега.
Голавлиное царство' Еще ни разу не уезжал я отсюда с пустыми руками.
Итак, за дело. Собран спиннинг, из корзины извлечен складной садок
и кошель с привадой: жмыхом, отрубями, пареной пшеницей и... сушеной
поценкой. Ее я заготовил еще с прошлого лета. К несказанному
удовольствию облепивших меня оводов, я разделся и пошел вверх по течению.
Грести пришлось одной рукой, другой я поднял туго набитый кошель с
прикормом. Вот и коряги. Крепко привязал кошель к подводному отростку
в полуметре от поверхности в расчете, что отросток предохранит приваду
от чрезмерно быстрого размыва. Ловить голавля под корягами можно и без
прикормки, но мой способ добычливее: обеспечен постоянный клев.
На берегу не хочется одеваться — такая ласковая теплота разлита в
воздухе, но оводы сразу же дали о себе знать.
Для облова удаленных от берега коряг, под которыми в летний день
так любят стоять голавли, я изготовил специальный утяжеленный поплавок
из пенопласта с вмонтированным в него свинцовым грузом. Это позволяет
делать забросы на тридцать-сорок метров. На длинное цевье крючка я
насадил сразу двух кузнечиков — желтого и изумрудно-зеленого. Заброс
сделал не резко, сбоку из-за кустов. Поплавок упал чуть выше коряги. Верхний
конец его едва забелел среди сплетающихся жгутом струй. Течение пронесло
поплавок мимо коряги. Очевидно, надо проводить ближе к ней, почти
вплотную. Новый заброс. И сейчас же поплавок исчез, исчез настолько быстро,
что я немного запоздал с подсечкой. Ощутил два коротких сильных толчка.
По опыту знаю, что голавлик «сел» небольшой. Вот он уже под берегом у
самой поверхности зигзагами (я хорошо видел сверху) следует за
поплавком. Заметив меня, рванулся в глубину, но поздно. Я подтянул его наверх
174

без всяких церемоний. Взял второй голавль, такой же, как й первый, только
побойчее. Сделал паузу. Насадил на крючок краснокрылого здоровенного
кузнечика так, чтобы крылья у него остались распущенными. Вновь
поплавок прочертил воздух.
Голавль взял у самого кошеля, взял с налету, резко. Поплавок исчез в
брызгах. Подсек я без промедления. Началась желанная рыбацкому сердцу
борьба. Голавль стремился уйти в глубину, потом вдруг бросился к берегу
так поспешно, что я еле-еле успел намотать леску.
И вдруг он вышел на поверхность — серебряный, сильный — словно
хотел показать: «вот каков я'» — и, вспенив воду, исчез. Я передвинулся
поближе к воде: такого бойца надо брать под берегом, осторожно. Спустился
вниз, не ослабляя лески. Рыба утомилась и послушно шла к берегу. Хорош,
красавец! Не меньше полутора килограммов. Пока голавль не пришел в себя,
я снял его с крючка, бросил в садок к первым двум. Под корягой-«бегемо-
том» попались еще два килограммовых голавля, прежде чем стайка
распуталась. Тогда я перешел к затонувшим вязам. Опасное для снасти место,
но исключительно заманчивое!
Наступил знойный день. Сделал заброс. Поплавок заплясал и окунулся
в водоворот— верный признак, что внизу коряга. Я подмотал леску. Насадка
всплыла. Видно, как ее затрепало течением из стороны в сторону. Поклевка!
На этот раз борьба закончилась не в мою пользу: рыба оборвала поводок,
но становая леска и поплавок остались целы. Через пять минут белый
поплавок вновь заскользил среди голавлиных всплесков — нешироких с пузырями
кругов. Рыба взяла на потяжке. Легко вытащил я пятисотграммового
голавля, за ним еще двух.
Пора и отдохнуть, тем более что с часу до трех голавль клюет лишь
изредка, дремлет, как говорят рыболовы.
В непуганых краях мне неоднократно удавалось наблюдать, как в нол-
день у самой поверхности чинно проплывают голавлиные стаи, впереди еа-
мые крупные рыбины, за ними поменьше. Подброшенную насадку не берут,
Я устроился под кленом в прохладе. Протяжно гудели пчелы над
ромашками, звенели, радуясь зною, кузнечики, немолчно плескалась Сакмара,
Спать не хотелось, но как-то дремотно, покойно...
Около трех часов со степи набежал ветерок, взрябил воду. Я нехотя
поднялся, насадил на крючок пару краснокрылых кузнечиков и забросил
насадку к раздвоенной ветке затонувшего вяза. Рыба взяла сразу же, слов-»
но ждала. Поединок утомил и меня, и голавля. Я не давал ему уйти в
подводные корчи, а он только туда и стремился. Наконец я сломил его
сопротивление.
Таких еще не доводилось мне здесь ловить. В голавле было не меньше
трех килограммов. Как он не порвал тонкий поводок, не знаю. Голавль лежал
на примятых ромашках, и в каждой его чашуйке горело маленькое солнце*
Обессиленный борьбой, он пришел в себя и заплескался только в садке.
г. Оренбург
Л* Тралман
ЗУБЫ ДРАКОНА
Свежий юго-западный ветер туго надувал косой парус. Лодка, чуть
накренившись на правый борт, с шумом рассекала волны и резво бежала вдоль
южного берега острова Валаам, поднявшегося серой громадой из черных
глубин Ладожского озера. Скалистый берег, окутанный синеватой дымкой,
вытягивался в тонкую колеблющуюся полоску и тонул на горизонте. Темные
воды озера как бы дышали: они то вспухали под напором ветра, медленно
175

подымаясь вверх, то вдавливались собственной тяжестью, медленно опуска,-
ясь вниз, и раскачивали нашу лодку, как на гигантских качелях.
На корме сидел Вовка — вихрастый мальчишка с русыми волосами,
выбивающимися из-под козырька форменной ученической фуражки. Правой
рукой он крепко сжимал рычаг руля, а левой натягивал бечеву,
привязанную к парусу. Юный кормчий, как бывалый моряк, уверенно управлял
шлюпкой, не давая ей рыскать из стороны в сторону. За рулем он чувствовал
себя мужчиной. Его остроскулое лицо светилось щедрой россыпью веснушек,
синие глаза под белесоватыми бровями проницательно смотрели вперед.
Дома, то есть на Валаамской гидрометеостанции, моего спутника в
шутку называли ихтиологом, потому что все свое свободное время он посвящал
рыбной ловле, исследованию содержимого рыбьих желудков и чтению книг
о пресноводных рыбах. Юный рыболов хорошо знал стоянки рыб в
прибрежной зоне озера. Сегодня он собирался порадовать меня уловистыми местами
в Восточной бухте, где водились хариусы.
Иногда мы обогнули небольшой островок, слеза показался черный
пролом ущелья. Над ним висела прозрачная кудель ночного тумана.
— Волна не так уж большая. Поплывем напрямик, через ворота
Черного дракона,— предложил Вовка и повернул лодку к ущелью.
— А дракон?
— Так он же каменный,— в ответ на мою шутку хмыкнул Вовка.—
Проскочим.
Чем ближе мы подплывали к узким воротам ущелья, тем отчетливее
обозначался черный оскал каменных зубов, прикрывающих вход в протоку.
Я с беспокойством поглядывал на клыкастый барьер. К нему катил девятый
вал. Удар — блестящий на солнце язык волны, взметнувшийся кверху,
столбы брызг, клочья пены — и гребень вала опрокинулся навзничь, хлынул
вспять. Его с шипеньем подмяла под себя очередная волна и неистово
бросилась вперед, нанося следующий удар...
— Володя, не пора ли мне браться за весла?
— Не беспокойтесь! В горловину протоки войдем на парусе.
Качка усилилась. Рядом с нами один за другим вырастали огромные
горбы бурлящей воды. Каждый раз, когда волна подхватывала шлюпку, мы
взлетали вверх, затем проваливались вниз так, что порой захватывало дух.
Верхом на громадной волне лодка пронеслась по зубастой пасти дракона и
вместе с ветром нырнула в мрачный каменный мешок. Вовка убрал парус,
я сел на весла, и мы поплыли по спокойной воде пролива. Сверху струился
мягкий свет и кое-где вспыхивал яркими звездочками слюдяных зеркалец,
вкрапленных в сизый налет гранитных кулис. Не отрывая глаз от
причудливых скал из серых, розовых и красных гранитов, я с интересом слушал
повествование Вовки о Восточной бухте.
— У северного берега глубина небольшая, три-четыре метра. Там ключи
подводные, холоднющие! Возле них хариусы и держатся. Я видел:
соберутся в кружок, головами внутрь, словно совещаются о чем-то. Потом вдруг
врассыпную. Интересно!
При каждом взмахе весел я, пряча улыбку, поглядывал на юного
романтика и радовался за него. Окружающий нас мир и все, что существует
в нем,— вот с чего каждый из нас начинал свое знакомство с природой.
Детские, а затем и юношеские впечатления от общения с природой, стремление
наблюдать за ней и проникать в ее тайны оставляют в нас неизгладимый
след. Кто не был равнодушен ко всему живому в природе с юных лет, кто
в детские годы бережно ухаживал за птенцом, выпавшим из гнезда, открыл
для себя мелодичный звон весенней капели или красоту молодого деревца,
к тому непременно приходит чувство прекрасного, чувство поэзии и,
конечно, простая человеческая скромность и доброта. Таким человеком, без
сомнения, вырастет мой четырнадцатилетний напарник — наблюдательный,
любознательный и начитанный мальчишка.
Между тем лодка миновала выход из пролива, за которым засверкало
широкое поле воды —это перед нами раскрыла свои объятья Восточная
176

бухта. Ее прибрежная полоса усыпана множеством гранитных валунов. Они,
как нерпы, высунули свои полированные черные головы из ребристой от
ветра воды.
— Табаньте весла! Прибыли,— мимоходом бросил Вовка и перешел на
нос лодки. Возле огромного валуна с лоснящимся затылком он осторожно
опустил якорь. Лодка тотчас же развернулась кормой к берегу, укрываясь
за каменным щитом с подветренной стороны.
Вовка быстро разулся, засучил брюки выше коленей и прыгнул на
обшарпанную волной глыбу. Подошвы его задубелых ног точно прилипли к
мокрому камню. Вытянув вперед пятиметровое удилище, Вовка искусно
забросил розового земляного червя за соседний валун. Поплавок бесшумно
улегся на воде и не спеша закачался. Руки рыболова, держащие тяжелое
удилище, казалось, вытянулись вперед до предела и настороженно дрожали
над таинственной глубью. Лесу сносило к камню. Вот руки качнулись:
Вовка, поворачивая удилище, тихонько вел поплавок против волны, как бы
играя насадкой. Приблизившись к кружевам пены, поплавок резко
приподнялся и торчком скрылся под водой. Подсечка. Среди клочьев пены на миг
показался высокий пестрый плавник и тут же исчез в пучине. Бойкая рыба
бросилась прочь от валуна. Вслед за ней и Вовка подался вперед. Чуть
было не сорвался в воду, но каким-то чудом удержался. Вопреки желанию
рыболова, его руки, удилище и леса вытягивались в одну прямую.
Думалось, не выдержит леса, лопнет. До чего же несовершенна глухая снасть!
Хотелось крикнуть: «Бросай удочку, потом догоним ее на лодке'»
Но, к счастью, все обошлось благополучно. В критический момент
неуловимым движением удилища Вовка мастерски остановил хариуса. Пятясь
к центру каменного стола, он медленно поворачивался лицом ко мне. Его
щеки пылали, как маков цвет. Тем временем конец удилища описывал
широкую дугу, вынуждая ослабевшую рыбу приближаться к лодке. Еще
усилие — и килограммовый хариус забился в сачке, сверкая серебряной чешуей-
Воодушевленный успехом, Вовка снова закинул удочку. Искупал
поплавок в одном клочке пены, затем окунул в другой; сменил червя,
перебрасывал его и вправо и влево — поклевок не было. Махнув рукой, он
перепрыгнул на следующий валун и продолжал уженье. Через несколько минут ему
удалось подвести к лодке второго красавца, чуть поменьше первого, а потом
и третьего...
Налюбовавшись вдоволь как на юного рыболова, так и на прекрасных
ладожских хариусов, я тоже не удержался. Должно быть, я не учел силу
бокового ветра — блесна упала левее, ударившись о кромку камня. Не
принесли успеха и следующие, более удачные забросы. Видимо, хариусы ушли,
напуганные возней при вываживании.
Мы немного продвинулись вглубь бухты. Вовка опустил якорь, уселся
на нос лодки и весело глянул на меня, как бы говоря: «Что же о спиннинге
забыли?».
Я бросил «трехгранку» сначала направо, в волну, набегавшую на валун,
затем налево, в пенистую воду с подветренной стороны. Кидал дальше,
ближе, водил блестящую приманку у дна и по поверхности — и все напрасно.
Так повторялось много раз-
Уже без надежды я послал блесну еще раз в сторону валуна. Едва
катушка сделала несколько оборотов, как леса резко вытянулась. Подсечка.
Сильный рывок. Рыба бросилась в сторону и нырнула на дно. Леса
разматывалась с поразительной быстротой. Я сильнее прижал палец к ободку
катушки. Удилище тотчас согнулось и сильная рыба круто взмыла вверх,
Я постарался ее повернуть. Как подброшенная, она взметнулась над водой.
Во избежание обрыва ослабил лесу, включил тормоз. Запела трещотка,
побежала в пучину леса. Мало осталось витков на катушке, а рыбина и не
устала...
За моей спиной послышался вздох. Я обернулся. Вовка, прикусив губу,
стоял рядом и напряженно следил за борьбой.
— Вова, неужели это форель?
177

«■— Нет! Это хариус. И большой. Он еще себя покажет!
Действительно, когда я попробовал повернуть барабан в обратную
сторону, рыбина уперлась. Я и так и этак — ни с места. И вдруг она
рванулась в сторону лодки, выбросилась высоко из воды. Леса ослабла и легла
на воду.
— Сорвалась?!
— Не знаю,— ответил я, подматывая свободно скользящую лесу.
— Осторожно...— выдохнул Вовка.— На крючке она! Смотрите, леска
уходит.
— Снимайся с якоря! — застонал я, отводя влево конец удилища и
выключая тормоз.
Сильными взмахами весел Вовка погнал вперед лодку, огибая валун.
Я присел на корточки, утопил верхнее колено удилища глубоко в воду и
протянул рукоятку как можно дальше от себя. Быть бы беде, да Вовка
выручил. Он развернул лодку, и упругая нить проскользнула под днищем.
Я снова начал подмотку. Казалось, конца не будет этому бешеному
натиску. Но уход под лодку был последним проявлением непокорности, теперь
рыба шла за лесой спокойно.
— Доходился! — радостно сказал Вовка, глядя, как по залитому водой
днишу звонко бьет хвостом сине-серебряная рыба.— Около двух
килограммов потянет.
— Володя, не пора ли нам закругляться?
— Ну что же, пошабашим,— весело согласился он.— Вы садитесь,
отдохните, а я займусь веслами.
Запела вода под носом лодки, оставляя за кормой расходящиеся
вихревые усы. Светилось лицо юного рыболова, довольного уловом и тем, что так
хорошо было нам на озере ранним летним утром.
г. Ленинград
£Г. Лось
ПОБЕГ
Я скромный удилыцик-поплавочник. Фантастика не мой жанр, и
поведаю я вам не сказку, а быль о рыбе красивой, сильной, смелой, дорогой
сердцу каждого рыболова-спортсмена — о сазане.
Повстречаться случилось нам прошлым летом в Ставропольском крае
на озере Сенгилеевском. На сорок два квадратных километра раскинулось
его зеркало. Вода — кристалл. Светлая, чистая, вкусная — кубанская. А
водятся в ней главным образом красавцы сазаны да знаменитые сенгилеевские
караси, равных которым нет в нашем крае. Есть рыбец, шемая, подуст,
попадаются голавли. Да жаль, все меньше и меньше становится этой рыбки.
Почему? Да потому, что умудрились люди пустить в озеро прожору-судака.
Разведем, мол, судачка, ловить будем, город кормить будет. А вышло не то.
Судачка развели, а взять не могут. За пять лет не поймали ни одного. Зато
за эти же пять лет судак сожрал миллиардное стадо уклеи, съел почти всю
молодь голавля, дожирает шемаю, рыбца, подуста. Чешут затылки ученые
дяди и тети из Ставропольского сельхозинститута и теоретики крайпищепро-
ма, а почему судак не ловится — понять не могут. Подбросили нынче в Сен-
1илей еще сто тысяч штук сеголетка рыбца — ешь, милый судачок, не жалко.
Ну судачок и ест, конечно, что же ему еще делать, не прыгать же самому
на прилавки магазинов.
Ой, да я ж не о том! Обещал про сазана, а повернул про судака.
Так вот, рыбачил я в заливе неподалеку от пионерского лагеря. Там
мы с дядей Ильей, что из газоразведки, балаган поставили. Он, сазан, в
178

этих местах и водится: спасает в водорослях потомство от живоглота-
судака.
Ну, отнерестился, значит, по весне, отыграл свадьбу и давай шастать по
зарослям Как шуганет на зорьке, аж брызги летят. Мы ему жмышку с
глинкой, пшенички пареной, ну, конечно, и крючочек с кашей или с червячком
подсовываем. А он не берет. Хитрый!
Погодка что надо. Ночью тихо, тепло, свежим сеном пахнет, от травки-
чобора дух захватывает, земляничка поспевает.
Лишь забрезжит на востоке — встанешь, умоешься росой, а тут и
жаворонки славят утро. До чего ж хорошо!
Как-то раз, часика в три, уселся я в плоскодонку, осмотрелся, выехал
на приваду, подбросил немного прикормки, закинул пару поплавочных в
отвес, закурил и стал ждать поклевки. А кругом тихо — камышинка не
шелохнется. Поплавки замерли. Но вот что-то шлепнулось раз, другой. Тишина
нарушилась. Гладкая, как зеркало, поверхность озера забурлила,
закипела. Впереди лодки то справа, то слева из воды стали выпрыгивать
красивые золотые рыбы. Взметнется вверх сазанчик килограмма так в три,
чавкнет, как лягушка, и бац обратно в воду. Ох, и красиво же они забавлялись!
Подпрыгнет на полметра, а затем падает, как придется,—на голову, плашмя,
боком, на хвост, на спину... Цирк!
Забыл я обо всем на свете и хватился лишь, когда одно из моих уци-
лищ стремительно полетело в воду, увлекаемое рыбой. Удилище-то я
схватил, а' поднять — дудки, не смог, прозевал. Кончик удилища утонул, снасгь
натянулась, поводок лопнул, удильщик-мечтатель плюхнулся в лодку, сазан-
похититель скрылся, и все было кончено. Ну и здоровенная же, видно, была
рыбка!
Пока я охал да ахал, сазаньи забавы кончились...
Так минуло три, а может быть, четыре зорьки. Погодка на славу, а
клевало так себе. Шли все больше наши знаменитые караси, попадались
мелкие рыбцы, усачики, шемайки и, конечно, ерши, злые, колючие.
И вот однажды как клюнет... Подсек. Удилище согнулось, а рыба ни
с места. Вот так штука! Дрожит удилище. Наконец пошло, поднялось. Что-
то тяжелое повисло на крючке, упорствуег, не пускает.
Сазан? Конечно, сазан! Ну что ж, поборемся, дружок.
И началось. Он хитрит, я тоже. Стараюсь не дать ему вытянуть на
прямую, увлекаю вправо, затем влево. Рывок! Нет, брат, шалишь, не уйдешь.
Круг, снова круг, новая попытка рвануть в кусты. А затем все ближе,
ближе к лодке и... рыбина в подсачке. Славный сазанчик — килограмма четыре,
не меньше. Ох и позавидует дядя Илья!
Радуюсь удаче. Снимаю сазана с крючка. А у него их в губах — три!
Один старый, голый, уже поржавевший пронизал правый угол нижней губы.
Второй новый, кованый, номер восемь с половиной, с обрывком поводка,
торчит в левом углу нижней губы. Третий, на который сазан только что сел,
глубоко вонзился в нёбо. Вот это да!
Но что это? Кованый, тот, что с обрывом лесы, тоже мой крючок,
потерянный в знаменитое утро сазаньего боя! Значит, ты, дружок, провел
кого-то раньше, затем меня и опять хотел безнаказанно посмеяться надо
мной? Нет, шалишь, теперь уж не уйдешь.
Осторожно освободив смельчака от крючков, я сунул его в просторный
капроновый садок и тихонько опустил за борт лодки. Притаившись в садке,
мой трофей как бы примирился с неизбежностью угодить на горячую
сковородку с маслом. Первые минуты он вел себя так спокойно, что стало даже
боязно^ не уснул бы разбойник быстро от перенесенных передряг. Как-никак,
а продолжительная борьба с рыболовом, операция по извлечению трех
крючков и довольно длительное пребывание на воздухе — немалое испытание.
Обеспокоенный смирным поведением пленника, я то и дело поглядывал за
борт лодки.
И вот я увидел незабываемую картину борьбы за жизнь и свободу.
Минут через семь, отдышавшись, сазан осторожно ткнулся рылом в одну,
179

другую, третью ячейку сетки, опустился носом на дно садка. Не найдя
выхода, он, набирая скорость, пошел по кругу влево, затем вправо.
Закружилась карусель. Тело сазана то изгибалось в дугу, то распрямлялось
стрелой. Иногда плавники рыбы вытягивались, как крылья самолета, и тогда
она, опираясь хвостом об воду, становилась на дыбы, поднимаясь к
горловине. Это было незабываемое зрелище.
Я притаился и не мешал акробатическим упражнениям пленника.
Хотелось знать, чем это кончится. А кончилось все в следующую же минуту.
Изловчившись, мой гордый красавец расправил плавники, метнулся вверх,
торчком, как снаряд, вылетел из приподнятой над водой горловины садка,
плюхнулся плашмя в воду, на какое-то мгновение замер, затем, как шальной,
нырнул под лодку и был таков.
Ну, вот и все.
Скажете жалко?
Ну, что вы, таких не жалко, таким жить да жить. Будь я рыболовом-
подводником, обязательно нырнул бы, собрал все сазанье царство и поведал
ему о смелости и отваге их собрата.
г, Ставрополь
Г. Туговип
БОРМАШОВАЯ ЛОВЛЯ НА БАЙКАЛЕ
В прибрежной полосе Байкала, в его заливах, сорах и на некоторых
забайкальских озерах (Гусиное, Котокель, Еравнинские и др.) издавна широко
распространена подледная ловля, или так называемое бормашение. Название
это происходит от слова бормаш, которым местное население именует гамма-
русов-бокоплавов (рис. 1). Бормаш используется преимущественно для
прикармливания рыбы, реже — в качестве насадки. Рыболовов, занимающихся
зимней ловлей, зовут бормашельщиками даже и тогда, когда ими
используются другие приманки (блесны, мормышки и пр.).
Распространена бормашовая ловля на глубинах от 1—2 до 12—14
метров. Начинается она вскоре после ледостава или образования на Байкале
заберегов (во второй половине декабря — начале января, на озерах много
раньше) и продолжается до вскрытия водоема. Ловятся главным образом
хариус (черный и белый), окунь (особенно в сорах и озерах), байкальский
сиг, сорога (сибирская плотва), язь, омуль (особенно в весенние месяцы).
Снаряжение бормашелыцика просто: остроотточенная пешня, сачок для
очистки лунок, бормашовая удочка, набор искусственных мушек под бор-
маша, лопаточка и живой или мороженый бормаш для прикормки.
Бормашовая удочка состоит из короткого (35—45 сантиметров)
удилища — так называемого мотылька,— лесы с грузилами и с привязанным на
поводке искусственным бормашом (рис. 2). Мотылек вырезается из березы,
черемухи, рябины и др. Примерно 20—25 сантиметров мотылька приходится
на удилище, из остальной части делается рукоятка для удобного держания
и наматывания лесы. Для последней цели на мотыльке оставляются
небольшие сучки. Рукоятка делается обычно из соломы, которую укладывают вдоль
мотылька и обвязывают шпагатом. У тонкого конца удилища имеется
разрез, служащий для пропуска лесы. Некоторые, преимущественно городские,
бормашельщики начали успешно применять бегучую снасть. Употребляются
главным образом кустарные спиннинговые катушки большого диаметра,
широко распространенные у ангарских рыболовов. Удилище длиной до 0,5
метра оснащается одним крупным пропускным съемным стальным или
фарфоровым кольцом. Такие кольца и катушки имеются в продаже в магазине
Общества охотников и рыболовов в Иркутске.
180

Леса жилковая толщиной от 0,3 до 0,6 миллиметра (обычно 0,45
миллиметра). Длина лесы зависит от глубины водоема. На конце лесы
привязывается поводок из лесы 0,15—0,3 миллиметра. Соединяется с лесой он при
помощи карабина или двух петелек, выше которых крепится 2—4
продолговатых свинцовых грузила общим весом 15—30 граммов. К поводку
привязывается искусственная мушка, выполненная под бормаша.
Изготовление искусственных бормашей — довольно сложная операция,
определяющая улов бормашелыцика.
Крючки для мушек изготовляются исключительно кустарным способом
из стальных тонких швейных иголок. Перед изготовлением крючков иголки
Рис. 1. Рис. 2
отжигают в пламени свечи или, лучше всего, над стеклом керосиновой
лампы. При отжиге наблюдают за цветом побежалости: отжиг прекращают
тогда, когда синяя полоска, появляющаяся при нагревании, приблизится к
кончику иглы. После подготовки иглы делается крючок (рис. 3). Он
выгибается с помощью маленьких щипчиков или специальным «гибком» (ушко
толстой иглы, вбитое в деревянную рукоятку). Крючки делаются размером
8—10 миллиметров для мелкой рыбы и 10—16 миллиметров для крупной.
Петельки крючка делаются в плоскости, перпендикулярной изгибу. Такие
крючки, хотя и не имеют бородки, могут выдержать, несмотря на свою
малую величину, крупную рыбу, не
разгибаются, не ломаются, малозаметны, очень остры, С_х* ^ZL^
позволяют легко снимать рыбу, что
немаловажно при морозе. 4^^> ^Sl ^ ^
Привязывается крючок или мушка обяза- шяш^ -^щ/^
тельно острием вверх, то есть так же, как и рис 3
мормышка. Наиболее простой способ — это
после пропуска через ушко, со стороны острия
поводка, сделать на нем двойной узелок и для надежности еще один.
Иногда дополнительно крючок подвязывается за цевье. Голые крючки
привязывают к поводку в том случае, если ловят с насадкой естественного бормаша,
что редко оправдывает себя. Если ловят на искусственные мушки, то
вначале их изготовляют, а затем уже привязывают.
Для изготовления мушек используется различный материал: шерсть
желто-зеленоватых оттенков, натуральная верблюжья шерсть, цветной гарус,
мягкая резина, замша, фетр, сукно и т. п Делают мушки следующим
образом: тонкой капроновой нитью (от капронового чулка) обвивается цевье
крючка, чтобы не скользила по нему следующая обмотка. Той же ниткой
привязываются шерстинки, маскирующие острие крючка и его петельку.
Вблизи острия той же ниткой прикрепляется гарусная прядь или узенькая
полоска резины, замши или другою материала, которыми обвивается
средняя часть цевья. Если середина мушки выполняется из гладкого
(неворсистого) материала, то здесь дополнительно привязывается несколько
шерстинок и мушка еще раз обвивается капроновой нитью, что создает почти
полное сходство с бормашом.
181

Для ловли сороги, язя и окуня многие рыболовы в последнее время
стали употреблять фабричные мормышки, у крючка которых спиливается
бородка, а сам крючок обвивается описанным выше способом.
Как правило, бормашелыцики имеют целый набор соединенных с
поводками различных искусственных мушек, которые меняются в зависимости от
вида рыбы, от погоды, цвета воды и прочих условий. Опытным путем
подбираются наиболее уловистые мушки, которые, однако, приходится менять
в течение дня. Чтобы не производить смену мушек на морозе, бормашель-
щик имеет по нескольку полностью оснащенных удочек (мотыльков),
хранящихся в плотном футляре.
Лопаточка (см. рис. 2) для очистки ото льда лунки, подъема лесы и
снятия рыбы с крючка выстругивается из любого дерева. Конец ее (лопасть)
обжигается, чтобы меньше намерзал лед. Вместо лопаточки некоторые
рыболовы делают маленькие сачки, кольцо которых изготавливают из толстого
железного прута, а сетку из мягкой тонкой проволоки. Необходимо, чтобы
деревянная рукоятка давала возможность сачку всплывать в воде, так как
утонувший сачок может испортить хорошо забормашенное место, а
выпустить его из рук в толстых рукавицах на морозе — дело не хитрое.
Бормаш (гаммарус-бокоплав) для ловли заготавливается заранее.
Водится он не во всех водоемах и нередко к месту ловли доставляется за
сотни километров. Добывается бормаш из-подо льда при помощи махнушек
или «корыта». Махнушки (ветошь, пучки травы, картофельная ботва и пр.)
привязываются к шестам или опускаются на шнуре с якорем на дно водоема.
Бормаш набивается в них, и его периодически вытряхивают. Более добычлив
лов бормаша «корытом» (рис. 4). Оно изготавливается в виде
продолговатого ящика длиной 1,0—1,5 метра, шириной 15—25 сантиметров и глубиной
6—12 сантиметров. В части его дна делается отверстие, к которому
крепится небольшой мешок из марли или, лучше, из вышивальной канвы. Одна из
верхних кромок ящика заканчивается щетками из конского волоса или
щетины, противоположная кромка делается пониже, К дну набиваются полоски
Рис. 4.
пробки или пенопласта для большей плавучести «корыта». К торцовой части
шарнирно крепится разборная рукоятка, состоящая из 4—5 отдельных колен
(звеньев). Бормаш скапливается у нижней кромки льда, и его можно
собрать «корытом». Делается прорубь, в которую и опускается «корыто» с
прикрепленным одним коленом рукоятки. Корыто должно прижаться к
нижней кромке льда щеткой, колено же устанавливается в лунке вертикально.
С помощью ручки (воротила), надеваемой на колено, «корыто» вращается
вокруг проруби. Бормаш щетками собирается в «корыто» и в мешочек. Затем
наращивается второе колено, а первое опускается под лед и ставится
горизонтально; это дает возможность собрать бормаша на большей площади.
После этого корыто вынимается и бормаш ссыпается в утепленные войлоком
ящики или просто в мешки. Хранить бормаша следует в холодном месте;
он долго остается живым. Даже в мешке, закопанном в снег, бормаш, при-
182

легающий к стенкам, замерзает, остальной сохраняется хорошо. Для рыбалки
же важно сохранить часть бормаша живым. При хранении бормаш
несколько изменяет свой цвет, что необходимо учитывать, подбирая мушки.
Техника ловли несколько различна на мелководье и на глубине.
На мелком месте прорубается несколько лунок, в которые насыпается
по одной-две горсти бормаша для приманки. После этого можно сразу
начинать ловлю.
На глубоком месте за 1—3 дня до ловли необходимо, высыпая по 2—3
килограмма бормаша утром и вечером, приваживать рыбу. Бормаш, особенно
при значительном течении, опускается в мешочке и у дна вытряхивается.
Мерзлый бормаш вначале оттаивают, так как в противном случае он
всплывает. Перед началом ловли также опускается живой бормаш в мешочке, и
в процессе ловли его понемногу подсыпают в лунку. Лунки долбят обычно
вблизи торосов, где больше пищи и меньше пугается рыба.
Если на мелководье, в прозрачной воде рыба хорошо видна, то на
глубине следует сделать пробный облов. Опытные бормашелыцики не начинают
ловли на глубине, пока не убедятся, что рыба приважена, и, как правило,
они всегда оказываются в выигрыше.
Над глубоким местом лунок делается немного —одна или две, так как
для прикормки требуется много бормаша. Более того, часто на одном
месте ловят два-три человека.
На мелководье клев начинается ранним утром и при систематическом
подбрасывании бормаша продолжается весь день, усиливаясь к вечеру.
Ловля сига может производиться и ночью.
Подъем лесы производится с одновременным наматыванием ее на
мотылек и лопаточку. Не рекомендуется при этом делать больших мотков, так
как при крупной рыбе последующие мотки неизбежно станут меньше, что
может привести к запутыванию лесы.
Рыболов все время потряхивает мотыльком, заставляя мушку то
дрожать, то плавно медленно подниматься. Поклевка ощущается рукой, либо
узнается по шевелению лесы в месте закрепления. Омуля же обычно
засекают, поднимая лесу, так как его поклевка почти мгновенна и уследить за
ней трудно. Мелкая рыба выбрасывается просто из лунки, для крупной же
у лунки делается пологий «вывод».
При перерывах в ловле леску с мушкой надо выбирать. При насадке же
натурального бормаша ее оставляют в лунке на сторожке, и бывает, что на
неподвижную удочку хорошо клюет крупный сиг.
Бормашат обычно в разных слоях воды, обычно же вблизи дна. Если
клев слабый, уменьшают глубину и ловят в средних слоях воды.
Подбрасывая понемногу бормаша и бормашевой крошки, удается «поднять» омуля
почти к самой кромке льда, что при хорошем клеве позволяет быстро
выбрасывать рыбу «через лопаточку». По окончании ловли в лунку обязательно
надо насыпать бормаша, чтобы привадить рыбу для следующей ловли.
Г, Солодков
НОЧНЫЕ ОГОНЬКИ
Вниз по течению от города Липецка около села Крутогорья река
Воронеж разливается широким и длинным плесом.
Плес этот, имеющий местное название Пушки, известен среди липецких
рыболовов как одно из самых рыбных мест на реке. Здесь зимой ловят на
блесны окуней и щук, летом на удочки — плотву. Но особенно любят этот
плес лещатники.
183

Как-то в середине августа с давним товарищем по рыбалке слесарем
Алексеем Иосифовичем Агафоновым мы решили побывать на плесе Пушки и
провести на нем вечернюю и утреннюю зорьки. Двадцать километров на
автобусе по шоссе Липецк — Воронеж, шесть километров пешком по проселку,
и мы на правом высоком обрывистом берегу. Пройдя в сторону села Круто-
горья вниз около километра, мы остановились у одной из прогалин между
травами и решили попытать здесь счастья.
С первых же забросов начались поклевки крупной плотвы. Изредка
попадались и увесистые подлещики.
— Хорошее место выбрали,— радовался Алексей.
По простоте душевной мы и не предполагали, что место оказалось
хорошим не случайно. Перед самыми сумерками к нам подъехал на лодке
человек и вежливо, но твердо, попросил нас переместиться подальше.
— Это еще почему? — возмутились мы, река не частная собственность, а
мы первыми встали здесь.
— Да, но вы же видите, что здесь оборудована сиделка, а перед ней
в траве сделана прогалина, значит кто-то здесь поработал, а этот кто-то —
я. Мне понятно, что вам не хочется уходить с этого места, я еще издали
заметил, как вы работали удилищами, но ведь и это не случайность: место
прикормлено. Как хотите, а с чужого коня среди грязи долой.
Против этих доводов возражать было трудно, и мы начали собирать
свои удилища, чтобы перенести их немного левее.
Сумерки тем временем сгущались, и мы заторопились заготовить сушняк
для костра, чтобы сварить уху. И опять услышали просьбу: не разводить
костра, а если уж без него нельзя обойтись, то не жечь его долго и погасить
сразу же, как минует надобность.
— Почему? — удивлялись мы все больше.— Разве вы будете ловить
ночью? Да и кого?
— А зачем же я приехал? Лещей ловить буду.
— А разве они здесь есть?
— Бывает, попадаются,— усмехнулся незнакомец. И столько в этой
усмешке было уверенности в успехе, что сомневаться не приходилось.
Почему-то сразу пропала радость, вызванная хорошим клевом плотвы.
На том же месте, где мы ловили мелочь, люди ловят редкую рыбу.
— Посмотрим? — предложил я Алексею.
— Только не шумите, ребята,— попросил лещатник, когда мы
устроились над его сиделкой на берегу.
Удивительно, как преобразилось место, на котором мы ловили плотву.
Небольшая, выступающая несколько за кромку берега, квадратная
площадка и земляная ступенька над ней превратились в умело оборудованное
рабочее место. На передний край площадки была положена гладкая доска
шириной сантиметров тридцать и длиной чуть побольше метра. Слева от
рыболова на краю доски стоял надежно прикрепленный самодельный фонарик,
бросавший неяркий свет на доску. Фонарик освещал пять круглых поплавков
из куги, лежавших на доске. Сзади доски были воткнуты короткие,
сантиметров по сорок, удилища из ореховых прутьев, изогнутые так, что их
вершинки находились как раз над поплавками. Справа от доски был воткнут
колышек с развилкой наверху для подсачка. По бокам и сзади рыболова
были вбиты четыре невысоких колышка, на которые можно набросить
брезент на случай дождя.
Все было готово. Ждать поклевки долго не пришлось. Один из
поплавков шевельнулся, легко соскользнул на воду, несколько секунд постоял и
быстро пошел вперед. Мы даже не заметили, в какой момент рыболов
выдернул удочку из грунта, но увидели, как, привстав, он быстро широким
взмахом сделал подсечку, а затем, положив удочку за доску, начал выводить
рыбу. Леса взбегала из воды ходко, и казалось, что на ней ничего нет, но
рыболов, даже не глядя в сторону, заученным движением взял подсачек
в руку, бесшумно опустил его в воду и через несколько мгновений снимал
первого леща, а затем, повернувшись, положил его где-то около себя.
184

Рядом слышались приглушенные звуки лещевых вскидок. Нам
захотелось посмотреть на красавца, и мы нащупали на терраске небольшую
квадратную ямку в полметра глубиной. Там и лежал пойманный лещ. Это тоже
было сделано умно. Посадка на кукан или в садок требует времени, кроме
того, будут отпугивающие рыбу всплески, а здесь, в ямке, бейся, сколько
хочешь, рыба не услышит, да и прохладно тут в земле—не испортится
рыба за ночь.
Подержали мы поочередно леща в руках, прикинули, сколько потянет,
переглянулись многозначительно и положили обратно в «кладовую». А под
нами тем временем шла работа. Снова без суеты и спешки рыболов
выводил второго леща. Опять так же ловко подсачил, и в земляном садке
теперь уже прыгали две рыбы.
Алексей скоро ушел спать, а я остался и просидел около рыболова всю
ночь.
Мы познакомились. Он назвался Павлом Егоровичем, сказал, что живет
в Крутогорье. В перерывах между поклевками рассказал, что ловит лещей
с детства, этой ловле его научил дед. Я попросил его показать оснастку
удочки и насадку.
— Ничего особенного. Леска толщиной 0,45 миллиметра с грузилом
плоским и продолговатым весом 30—40 граммов, поводок над ним с крючком
прямого загиба примерно № 8 или № 10. И все.
— А насадка!
— Крутая каша из перебитой ржи,— и он подал мне комок, от которого
отщипнул для насадки кусочек примерно с вишню,— и подкормка — пареная
рожь.
— Странно, что вы рассказываете все свои секреты.
— Ерунда. Нашим сельским рыболовам все эти секреты известны, а что
касается вас, городских жителей, так ими вы вряд ли воспользуетесь.
— Это почему же?
— А потому, что леща надо прикармливать не один день. Нужно
время, чтобы рыба, как говорят, пристоялась у вашего места, привыкла около
него каждую ночь корм находить, тогда и ловля будет. А вы приехали
вчера, а утром уедете. Да и оборудовать место для ловли надо. Я вот
здесь почти неделю работал. Траву выкашивал перед сиделкой, колья в дно
забивал, настил из досок сбил, дерн наносил, а вы разве сможете все это
сделать?
И закидывать вы не сумеете в темноте. Кажется и просто все, а
попробуйте... Или леска на леску ляжет, перепутаются, или на травы будете
закидывать.
Действительно, глядя на Павла Егоровича, думалось, что так все
просто. Но движения его отработаны годами, грузила летели точно, куда нужно,
лески стояли веером и не путались ни при забросах, ни при вываживании
рыбы. За всю ночь не было ни одного захлеста, ни одного задева, ни одного
недоброса.
К слову сказать, через некоторое время я попытался на одной свободной
сиже ловить лещей, но, как и предсказывал Павел Егорович, дотянуть до
рассвета не смог: насадка слетала, поклевок не было. Потерял несколько
крючков и запутал лески.
Заметно побледнело небо, на востоке начала заниматься заря. Павел
Егорович потушил фонарик. А как только над лесом появилось солнце, встал:
— Вот и все.
Алексей, давно уже ловивший плотву, подошел посмотреть итоги ночи
и, приподняв двух самых крупных лещей, протянул: «Хороши...»
Павел Егорович, махнув нам на прощанье, сел в лодку и оттолкнулся
от берега. Скоро он скрылся за береговым выступом.
Возвратясь домой, я внимательно прочел все, что нашлось о лещевой
ловле, но нигде не нашел ее описания в такой филигранной отточенности,
в какой наблюдали мы ее на берегу плеса у села Крутогорье.
185

Н. Миславский
ХАРАКТЕР ТАЙМЕНЯ
В сентябре бродил я со спиннингом по берегам Бухтармы, правого
притока Иртыша. По утрам уже подмораживало, убывающая в реке вода была
особенно чиста и прозрачна. После неудачной ловли я отдыхал в густых
зарослях ивы и смородины и любовался игрой струй и солнца в
стремительной реке.
Внезапно мне показалось, что на каменистом дне, немного ниже,
неподвижно стоит крупный таймень. Я пригляделся и отчетливо различил
движения плавников и хвоста. С тысячью предосторожностей я спустил блесну
вниз. Она прошла близко от тайменя, но он не обратил на нее никакого
внимания. Я повторил эту операцию несколько раз, проводя блесну и так и
эдак. Но все было напрасно. Таймень не брал блесну, но и не уходил с
места. Между тем лучи поднимающегося солнца переместились ближе к
середине реки, сгладив и ослабив тени в воде. Скоро я уже не смог отчетливо
различать рыбу. Уже не маскируясь, я в последний раз забросил блесну.
Так, на всякий случай... Вдруг из прибрежных, склонившихся над водой
кустов, к блесне бросилась небольшая узкая рыба, очевидно щука. Тотчас
запела катушка спиннинга. Взяв метров тридцать лесы, рыба остановилась.
Уверенный, что на якорьке сидит небольшая щука, я без стеснения начал
подмотку. И получил хороший урок: бешеный рывок вырвал удилище из
рук. Я успел схватить его уже в воде, выкупавшись по пояс. Моим
противником оказался таймень.
Около часа продолжалось это сражение. Наконец мне удалось завернуть
упрямца в попавшийся тихий заливчик и, поводив здесь немного, вытащить
на песок. Весил он почти десять килограммов.
Чем же примечателен этот случай? Почему таймень, так долго «не
замечавший» блесны, вдруг схватил ее? Многие алтайские рыболовы утверждают,
что таймень любит перехватывать добычу у соседа. Таймени всегда берут
лучше там, где их обитает несколько штук. Случай на реке Бухтарма,
видимо, подтверждает эти рассказы. Мой таймень взял блесну потому, что не
захотел уступить ее подоспевшей щуке.
Л. Клыков
РЫБЫ НЕ МОЛЧАТ
Долгое время считалось, что рыбы не издают никаких звуков. Однако
сейчас, во время быстрого развития наук, оказалось возможным услышать
звуки, издаваемые рыбами. Эти звуки-сигналы отлично улавливаются
опущенным в воду гидрофоном. В аппарате принятые звуки преобразуются в
электрический сигнал. Он передается в магнитофон для последующей записи.
В результате мы можем слышать усиленные звуки, издаваемые рыбами.
После того как стало возможным записывать и воспроизводить* эти
звуки, ученые-ихтиологи стали выяснять технику звучания и характер звуков.
Наблюдения показали, что звуковые колебания, издаваемые рыбами, связаны
с плавательным пузырем. Другим источником таких колебаний являются
вибрации мышц тела рыб.
Позднее было доказано, что рыбы слышат эти звуки. Удалось
выработать у рыб условнорефлекторные реакции на звуковые раздражения.
Выяснилось, что способность воспринимать звуки связана с наличием нижней
части лабиринта (части внутреннего уха рыбы). При этом было отмечено,
186

что рыбы, у которых есть веберов аппарат (система косточек, соединяющая
плавательный пузырь с внутренним ухом), слышат гораздо лучше тех, кото*
рые не имеют этого аппарата. Кроме того, было установлено, что рыбы,
благодаря кожному чувству, улавливают направление звуков, если они
проходят на близком расстоянии.
В результате многочисленных опытов выяснено, что эвуки, издаваемые
рыбами, далеко не одинаковы. Одни из них издаются рыбами при участии
специальных мышц, косточек или лучей плавников. Было замечено, что
ротовая полость и плавательный пузырь усиливают звуки.
Черные горбыли из семейства сциеновых издают звуки-стуки.
Оказалось, что горбыли подают сигналы-стуки только в том случае,
когда находятся в стае или в паре — две рыбы вместе. Стуки издаются
горбылем произвольно, причем обычно три звука следуют один за другим.
Замечено, что звучание усиливается во время нереста.
Рыбы губаны, обитающие в Черном море вблизи берегов бухт и лиманов,
очень громко «цокают».
Бычок издает звук-«удар» или несколько таких звуков, когда к нему
приближаются другие бычки или при ощущении боли.
Изучение звучания рыб и выяснение сущности этого явления помогут
узнать о рыбах много нового. Этим интересным и важным делом занимаются
десятки ученых-ихтиологов.
Тт Жолнероеич
ЕЩЕ О ЛОВЛЕ РЫБЫ «ВОДЯНЫМ ЗМЕЕМ»
Проводя свой очередной отпуск на реке Кан, в районе впадения в нее
Немтина, я впервые начал ловить рыбу «водяным змеем». Он был
изготовлен мною точно по описанию, приведенному в альманахе
«Рыболов-спортсмен» № 15 за 1961 год.
В качестве удилища я применил двуручный спиннинг с катушкой и жил-
ковой лесой 0,8 миллиметра. Для изготовления мушек использовал крючки
№ 7 и № 8 с коротким цевьем, петушиные перья черные, белые и
коричневые; нитки мулине черные, красные и белые, а для поводков — лесу 0,3
миллиметра.
Поводки с мушками разместил на основной лесе: первый на расстоянии
3 мегров от «змея» и остальные 9 через 1,5 метра друг от друга.
Длину поводков отрегулировал так, чтобы при проводке все 10 мушек
скользили по поверхности воды.
Поводки с мушками первоначально прикрепил к небольшим петлям,
завязанным на основной лесе.
Первая же проба была удачной, но выявился и ряд недостатков
изготовленной мною снасти.
Основная леса закручивалась, прикрепленные к петлям поводки с
мушками обвивались вокруг нее, половина мушек не участвовала в ловле, и
после каждой проводки их приходилось распутывать, что отнимало много
времени.
Скручивались и образовывали спирали поводки, в результате чего было
много сходов рыбы и пустых хваток.
Тормоз спиннинговой катушки оказался слишком слабым, лесу
приходилось закреплять на конце удилища.
Для того чтобы исключить закручивание поводков с мушками вокруг
основной лесы, я использую вертлюжки. Закрепляются вертлюжки на
основной лесе, в местах расположения поводков, двумя узлами на расстоянии 1—
1,5 сантиметра друг от друга. Вертлюжки надеваются на лесу, помещаются
187

Н,5ем
между каждой парой узлов (петли вертлюжков свободно проходят через
узлы лесы толщиной до 0,9 миллиметра), затем петли сжимаются
плоскогубцами так, что вертлюжки могут свободно перемещаться по лесе, но не
проходить через узлы.
Поводки с мушками подвешиваются за свободные петли вертлюжков
при помощи завязанных на них петель. Это исключает закручивание их
вокруг основной лесы и дает возможность
быстро заменять мушки (рис, 1).
товиля шл Как показал опыт, для изготовления
поводков следует применять лесу не
тоньше 0,4 миллиметра.
Удилище для «водяного змея» делаю
из ели. При ловле с берега длина
удилища должна быть 1,5—1,8 метра,
толщина в комле — 2,5—3 сантиметра и в
вершинке около 1,5 сантиметра.
Заготовка очищается от коры,
утолщений и сучков, высушивается, зачища-
рис | ется шкуркой. Для повышения прочности
и жесткости удилище оклеивается двумя
слоями марли на клее БФ-2 и
покрывается нитрокраской. На верхнем конце его прикрепляется пропускное
кольцо из проволоки 1,5—2 миллиметра или тюльпанчик от спиннинговых
удилищ. Ниже пропускного кольца к удилищу приматываются проволочные мо-
товильца для намотки лесы с поводками, на расстоянии 50—60 сантиметров
от комля наглухо прикрепляется небольшая спиннинговая катушка (рис. 2).
Сборка снасти производится в следующей последовательности.
20-30см
вертлюжок
поводок МУШКЬГ
КАТУШКА
MOTOBUAbUA
Рис. 2.
ПР0ПУСКН08
кольцо
Через проволочное кольцо пропускается свободный от поводков конец
лесы и закрепляется на катушке. Леса перематывается на катушку с таким
расчетом, чтобы первый от удилища поводок с мушкой не доходил до
кольца на 1—1,5 метра, и катушка ставится на тормоз. После этого леса с
мушками наматывается на мотовильца (рис. 3).
нижнее верхнее
Шившие мотввильцв
—— Основная лесл
Поводок с мушкой
Рис. 3.
Конец лесы отстегивается от «водяного змея» (для прикрепления лесы
следует использовать проволочные застежки или вертлюжки) и
закрепляется на удилище. «Водяной змей» переносится и хранится отдельно.
Для запуска «водяной змей» пристегивается к концу лесы за
проволочную петлю, соответствующую направлению течения воды, а с мотовильцев
188

разматывается свободный от поводков конец лесы. Если течение сильное, оно
сразу же начнет увлекать «водяного змея» от берега и натягивать лесу, при
этом с мотовильцев сматывается леска с мушками, которые сразу же
ложатся на воду. Если течение слабое, приходится медленно двигаться вверх
по течению и постепенно распускать лесу. После того, как вся леса спущена
с мотовильцев, при помощи катушки устанавливается нужная длина лесы, и
леса закрепляется на удилище двумя-тремя оборотами вокруг мотовильцев.
Сматывание снасти производится в обратной последовательности.
В Кане и его притоках — Кунгузке и Агуле — на «водяного змея»
хорошо ловятся ленок, хариус, плотва, елец и язь. Эти реки имеют быстрое
течение, многочисленные пороги, перекаты и быстрины, поэтому ловить можно
только с берега или взабродку.
При ловле ленка и хариуса на быстром течении следует очень медленно
передвигаться по берегу, плавными, но быстрыми движениями приподнимая
и опуская конец удилища на 20—25 сантиметров и заставляя мушки
прыгать по поверхности воды.
Хариус сразу обнаруживает свое присутствие — преследуя мушку, он
высоко выпрыгивает из воды, а часто и перепрыгивает через туго натянутую
лесу. Если он не взял мушку, следует остановиться и, стоя на месте или
медленно спускаясь вниз по течению на 10—15 метров, потряхивать
кончиком удилища, играть мушками, обычно при этом следует хватка и поимка
рыбы. Если же хватки не последовало, продолжить движение вверх по
течению или спуститься ниже.
Пройдя быстрину или перекат, не вынимая «водяного змея» из воды,
следует спуститься вниз по течению, играя «мушками» при натянутой лесе.
Обычно при такой «обратной» проводке хваток ленка и хариуса бывает
больше, чем при движении вверх по течению.
В конце сентября и начале октября крупный хариус отходит в
спокойные и сравнительно глубокие плесы, на быстринах и перекатах ловится в
основном мелкий хариус-белячок.
«Водяным змеем» ленок и хариус хорошо ловятся в течение всего дня,
но лучший клев все же в утренние и особенно вечерние часы.
Цвет мушек при ловле не имеет существенного значения. По-видимому,
это объясняется тем, что снасть все время находится в движении.
Ленка, хариуса, язя и ельца на быстром течении можно ловить и
стационарно установленным «водяным змеем». После запуска «водяной змей»
устанавливается и закрепляется на берегу в вертикальном или слегка
наклонном положении с таким расчетом, чтобы мушки, увлекаемые течением,
скользили по поверхности воды. Можно привязать конец лесы к веткам
кустарника на берегу реки.
Чтобы избежать сходов рыбы при ловле с берега, сразу же после
хватки, не ослабляя натяжения лесы, нужно освободить лесу, закрепленную на
мотовильцах удилища, и подмотать ее до первого карабина с мушкой.
Перехватить лесу руками, положив удилище на берег, выбрать и разложить лесу
по берегу.
Все это надо делать быстро, малейшее ослабление лесы в большинстве
случаев приводит к сходам рыбы,
Красноярский край
А, Челноков
СОЕДИНЕНИЕ МНОГОКОЛЕННЫХ УДИЛИЩ
Изготовляя многоколенные удилища, трудно бывает подобрать
соединительные трубки. Поэтому рыболовы часто соединяют смежные колена
удилищ одной трубкой, надевающейся намертво на нижнее колено, а верхнее
189

подгоняется так, чтобы конец входил в трубку достаточно плотно, но при
небольшом сравнительно усилии снимался.
Так как комель верхнего колена часто тоньше вершины нижнего колена
и внутреннего диаметра трубочки, то его приходится утолщать, обматывая
шелком или тесьмой, закрепленными клеем БФ-2.
Несмотря на все ухищрения рыболовов, соединение смежных колен одной
трубкой часто приводит к различным неприятностям: или верхнее колено в
момент заброса выскакивает или, намокнув, разбухает и его комель
заклинивается в соединительной трубке так, что разнять колена на месте рыбалки
невозможно.
Изготовляя разъемные удилища, я применил вместо вставной трубки
пластмассовый бандаж, наложенный на комель верхнего колена. Пластмассу
стиракрил можно получить из смеси порошка и жидкости, которые
продаются в магазинах медицинских и лабораторных приборов и в аптеках.
Стиракрил применяется при изготовлении зубных протезов, для отливки
радиолюбителями различных деталей из пластмассы и в других отраслях техники.
Порошок и жидкость смешиваются и образуют тесто, которое и наслаивается
на утолщаемую часть колена удилища (способ приготовления теста подробно
описан в прилагаемой к стиракрилу инструкции). Лучше, если тесто будет
не особенно густым, густое труднее наложить на бамбук равномерным по
всей окружности слоем.
Тесто стиракрила затвердевает при нормальной комнатной температуре.
Поверхностные слои затвердевают примерно через час, но полностью
затвердевание заканчивается через 18—20 часов. После чего можно приступить
к механической обработке — точной подгонке к внутреннему диаметру
надетой на вершину нижнего колена соединительной трубки. Затвердевший
стиракрил можно обрабатывать напильником, наждачной бумагой и т. д.
Стиракрил крепко «прилипает» к различным материалам (в том числе и
к металлам), очень прочно соединяется с бамбуком, прочен, легок (его
удельный вес 1,16—1,18) и влагонепроницаем. Стиракрил можно применять не
только при изготовлении новых, но и при ремонте старых многоколенных
удилищ.
Весной часто обнаруживается, что бамбук высох и плотно сидевшие на
удилище соединительные трубки свободно болтаются. Обычно для
устранения люфта между бамбуком и трубочкой загоняются какие-то клинышки или
бамбук утолщается с помощью ниток или тесьмы. При использовании
стиракрила люфт трубок на бамбуке устраняется очень легко: просто
наслаивается стиракрил. Стиракрил используется как клей. Поверхность бандажа и
внутренняя стенка трубочки смазываются жидким тестом, трубочка
надевается на бамбук, и после затвердевания стиракрила они оказываются
намертво соединенными.
Во всех случаях нанесения стиракрилового теста поверхности (как
металлическая, так и деревянная) должны быть тщательно очищены
наждачной бумагой и обезжирены бензином или ацетоном. А непосредственно перед
наложением стиракрилового теста поверхность надо смочить жидкостью, с
которой смешивается порошок.
П. Стефаров
НА БУСИНКУ
Едва над темнеющим бором за Припятью забрезжил рассвет, я,
раскинув веером удочки, сидел уже на берегу омута. По реке плыл туман. То там,
то здесь слышались рыбьи всплески.
Прошло с полчаса. Поплавки, словно впаянные в розовеющую гладь
воды, не шелохнулись. Клева не было. В чем же дело, неужели к непогоде?
190

Неожиданно из поредевшей завесы тумана неслышно выплыла похожая
на деревянное корыто лодка-долбленка. Неторопко помахивая веслом, в ней
сидел седобородый дедок, одетый в овчинную безрукавку. Заметив меня, он
дружелюбно приподнял заячий треух и тут же полюбопытствовал.
— Ну, как улов?
•— Пока что хвалиться нечем! — ответил я, взаимно поприветствовав
тоже, видать, заядлого рыболова.
— Гм-м! Значит, ни рыбы, ни чешуи? — как бы удивился дед.— А
знаешь что, мил человек? Сматывай-ка ты свою снасть да перебирайся ко мне
в лодку. Порыбачим вдвоем, а потом сам определишь, где интереса больше.
Предложение было неожиданным, но весьма заманчивым. И несколько
минут спустя я сидел уже в дедовой лодке. Мы обменялись крепким
рукопожатием. Старик радушно и шутливо отрекомендовался:
— До гроба рыболов, Аверкий Удалов!
Взмах веслом, и ровное течение понесло нас мимо прибрежных кустов
и отмелей.
Окинув глазом содержимое в долбленке, я несколько был удивлен
незамысловатостью рыбацкого снаряжения. Огромный, на обруче из-под бочки,
подсачек, два прочных березовых удилища, оснащенных зеленоватого цвета
жилковыми лесками. На концах лесок вместо крючков были прикреплены
карабинчики, немного выше — свинцовые грузила.
«Снасть-то, видать, для крупной рыбы приспособлена,— подумалось
мне.— Но на какую же приманку Аверкий ловить ее собирается?»
Проплыли с полкилометра. Отлогие берега сменились крутоярами. По
окрайкам встречались островки осок, заросли камыша, а на воде зеленеющим
бордюром расстилались сердцевидные листья лилий, кубышек и стрелолиста.
— Отсюда начнем! — сказал Аверкий и тут же спросил:—Ты лодкой
правишь?
— Приходилось.
— Тогда садись на весло, а я в нахлыст окушка с жерехом изловить
попробую.
Мы поменялись местами. Удалов взял в руки удочку, вытащил из
кармана банку из-под леденцов, открыл крышку. Что за чертовщина?
Вперемешку с крючками на поводках жестянка была наполнена крупными, как
ягода шиповника, разноцветными бусами из стекла, которые применяют
обычно для украшения новогодних елок.
— На стекляшки рыбу ловить?! — вытаращил я глаза в изумлении.—
Ничего не понимаю...
— Это насчет бусинок-то не понимаете? — вопросительно посмотрел на
меня дед.— Мил человек! — осветилось улыбкой его худощавое лицо.—
Запомни, что при ловле нахлыстом жереха с окунем либо щуки с голавлем
бусинка — первостатейная приманка. Не веришь? Сейчас испытаем.
Бережно взяв в костлявые пальцы сияющую зеркальным блеском
бусинку, Аверкий нанизал ее на поводок и опустил на цевье тройничка. В самом
деле, получилась оригинальная, напоминающая какого-то дивного,
излучающего свет жучка приманка. Подготовившись к забросу, старик сказал мне
в наставление:
— Лодку веди тихо-тихонечко метрах в двадцати от берега. А главное,
чтобы ни стука, ни всплеска. Понял?
Я осторожно взмахнул веслом. И почти тотчас послышался посвист уди*
лища. Приманка упала возле островка телореза под крутояром. Не опуская
Грузило до дна, Аверкий, часто-часто подергивая удочку, медленно потянул
бусинку на себя. Первый заброс оказался холостым, три последующих тоже.
Но вот снова взмах. Опять потяжка с потряхиванием. И вдруг кто-то резко
рванул леску в сторону. Кончик удилища хлестнул по воде.
— Жерех! — прошептал Аверкий.— Веди лодку на чистоводье.
В ту же минуту из глубины выбросилась серебристая, крупная широко-
перая рыбина. Началась острая, холодящая душу борьба. Старик
вываживал рыбу неторопливо, осмотрительно. Жерех метался и буйствовал, словно
191

взятая на аркан неукрощенная лошадь. Вот он, дробя водную гладь, с
быстро-юн скачущего по волнам глиссера промчался по самой поверхности, а
затем исчез в темнеющей глубине. Рывок, другой. И опять вспыхивает
радужный фонтан брызг. Леска натягивается до певучего звона.
Упорный поединок длился минут десять-пятнадцать. Наконец,
выбившись из сил, жерех ложится на бок, успокаивается. Аверкий берет комель
удочки под мышку, правой рукой тянется за подсачком. Я подаю лодку
чуть-чуть вперед. Удалов с предельным вниманием выводит рыбину из
глубины. Стремительный рывок в сторону. Но поздно. Минута — и, словно
вылитая из металла, увесистая рыба бойко подпрыгивает у наших ног.
— Хорош! — расплывается бородатое лицо старика в блаженной улыбке.
Он пытается вынуть из рыбьей глотки глубоко застрявший крючок.
Я вижу, как лихорадочно дрожат от пережитого волнения его узловатые, в
синих прожилках руки.
Любуясь трофеем, мы закурили. Затем опять у меня над головой
просвистело удилище. Старик владел снастью безупречно. Забросы у него
получались легкие, размашистые. Приманка-бусинка будто по прицелу ложилась
точно в намеченное место.
— Ну-ка подойди к тому кустику,— указал Аверкий на склонившуюся
к воде черемуху.
Лодка зашуршала днищем по листьям кувшинок, затем выскочила на
водоворот.
— Стой! — прошептал старик.— Тут вир. Яма. Окунь наверняка
держится.
Взмах удилищем, приманка булькнула у самой черемухи. Потяжка,
дробное потряхивание, внезапная поклевка, стремительный рывок в глубину
водоворота. А две-три минуты спустя по днищу лодки забарабанил хвостом
взъерошившийся, с прозеленью на полосатых боках, окунь. Еще заброс, опять
поклевка.
— На косячок напали! — хитро подмигивает мне Аверкий.
Четыре крупных, как на подбор, окуня. Вот тебе и стекляшка!
Переправляясь от берега к берегу, мы останавливались на быстрячках-
перекатах, возле кустов, на чистоводье среди водорослей. Поклевки
чередовались с небольшими перерывами. В одном месте соблазнилась бусинкой
порядочная щучка, а в другом польстился на нее тихоня-язь. И вот опять, как
всегда, неожиданный резкий толчок. Сильная потяжка в сторону, затем
отчаянный прыжок в воздух. На какое-то мгновение перед нами появляется
здоровущая щука. Она широко раскрывает зубастую пасть, и тотчас оттуда
вылетает пулей пустой тройничок. Изогнутое удилище со свистом
распрямляется, леса обвисает. Щука исчезает, словно призрачное видение.
— Ах, чтоб тебя! — бормочет опешивший дед.— Приманку, как орех,
раздавила, а тройник выплюнула.
Смешно и досадно. Аверкий сокрушается, вздыхает, ахает. Потом
тщательно перебирает содержимое в коробке, отыскивая там точно такую же
зеркального блеска «уловистую» бусинку.
Н. Галковский
НЕМНОГО МАТЕМАТИКИ
Жилковые лесы различаются по своему диаметру (поперечнику),
выраженному в миллиметрах. Чем толще леса, тем она прочнее. Прочность лесы
прямо пропорциональна квадрату ее диаметра. Например, леса 0,6 мм вдвое
толще лесы 0,3 мм, но прочность ее не в 2 раза, а в 4 (22) больше. Если
свить лесу 0,15 мм втрое, то получится витая леса толщиной 0,45 мм. Од-
192

нако прочность ее будет втрое меньше одинарной диаметром 0,45 мм. Это
показывают и расчеты и испытания на разрыв витых и одинарных жилковых
лес.
Витые лесы нельзя сравнивать по диаметру или площади поперечного
сечения с одинарными, так как витые лесы рыхлы, имеют большие
просветы вследствие того, что сплетаемые тонкие лесы соприкасаются только
частью своей поверхности.
Итак, прочность одинарных лес пропорциональна квадрату их диаметра.
Если мы примем прочность лесы диаметром 0,15 мм за единицу, то, разделив
квадрат диаметра любой лесы на квадрат диаметра лесы 0,15 мм (0,0225),
мы узнаем относительную прочность ее. Зависимость относительной
прочности лес от диаметра и площади их сечения представлена в таблице.
Диаметр лес указывается при продаже. Пользуясь приведенной
таблицей, можно правильно подобрать поводки к одинарным жилковым лесам и к
лесам, свитым из нескольких тонких лесок.
Диаметр
лесок, мм
Квадрат
диаметра
Площадь
поперечного
сечения, мма

Относительная
прочность
0,15
0,20
0,25
0,30
0,35
0,40
0,45
0,50
0,60
0,70
0,0225
0,0400
0,0625
0,0900
0,1225
0,1600
0,2025
0,2500
0,3600
0,4900
0,0176
0,0314
0,0490
0,0706
0,0961
0,1256
0,1589
0,1963
0,2826
0,3846
1,0
1,8
2,8
4,0
5,4
7,1
9,0
11,1
16,0
21,8
Пример. Рыболов свил для донки лесу из трех тонких лесок сечением
0,2 мм каждая. Получилась леса солидной толщины — 0,6 мм. На конце ее он
привязал, как положено, пульку, а выше — два поводка 0,4 мм. По таблице
видно, что прочность поводка равна 7,1, а прочность лесы всего 5,4! Поводок
прочнее лесы! Все же рыболов пытался ловить на эту снасть. Но на грубый
поводок рыба брала очень плохо. Зацепив за корягу, рыболов оставил на ней
оба поводка и большую часть лесы. Тогда он взял лесу 0,4 мм, а для
поводков— лесу 0,3 мм. На эту снасть было поймано много язей и голавлей, а
когда случалось зацепить за корягу, терялся только поводок, который легко
было заменить. Этот же поводок 0,3 мм рыболов с успехом применял и на
витой из трех жилок 0,2 мм лесе, прочность которой равнялась 5,4, а
прочность поводка—4,0. На обе описанные снасти рыба брала одинаково.
Что касается жесткости лесок, то она увеличивается при увеличении
диаметра, но зависит также и от материала. Грубость (жесткость) лесок резко
ухудшает клев при уженье рыбы, но меньше влияет на блеснение.
Положительным качеством витых лес следует считать их мягкость. Но
мягкость, по-видимому, может быть придана и одинарным жилковым лесам.
В продаже уже есть лесы, размягчающиеся в воде. К сожалению, некоторые
из них слабы.
Волгоградская оЬл%

А. Воскресенский
АЛЮМИНИЕВЫЕ БЛЕСНЫ ДЛЯ ОТВЕСНОГО БЛЕСНЕНИЯ
Известно, что зимой рекомендуется ловить рыбу на более легкие блесны,
чем в период открытой воды. Однако легкие пластинчатые блесны в какой-то
момент оказываются повернутыми к рыбе ребром и могут отпугнуть ее.
В конце марта — начале апреля (по последнему льду) я опробовал
блесны, сделанные из полированного дюраля. Результаты ловли в ясную
погоду в слегка замутившейся от таявшего снега воде оказались хорошими.
К крючкам я привязал красные шерстинки и насадил окуневый, судачий или
щучий глаз. Блесны опускал почти до дна. После выдержки 3—5 секунд
медленно и плавно поднимал их на 30—40 см, после чего делал несильный
рывок.
Поклевки происходили или во время выдержки или во время плавного
подъема. Редко рыба (в основном щука) хватала падающую блесну.
Ход блесен в воде после рывка зависит от положения крючка, величины
шерстинок и подсаженного глаза. Часто после рывка блесны опускались по
спирали, леса закручивалась. Поэтому пришлось оснастить блесны карабин-
чиками.
Три наиболее уловистые блесны (см. рис.) имеют в головной части
углубления, сделанные пятимиллиметровым сверлом и заполненные красной
краской (похоже на глаз). Крючки — тройные, подвешены на заводных
колечках.
На самую большую блесну ловилась только щука, на меньшие — мелкие
щука и судак, крупный окунь. На них же было поймано несколько жерехов
и даже один голавль.
Мнение многих рыболовов, считающих алюминий и его сплавы
непригодными из-за легкости для изготовления спиннинговых блесен, можно считать
ошибочным. Изготовить блесну из алюминиевого сплава значительно трудней,
чем обычную медную или латунную. Особенно трудна полировка, однако в
некоторых случаях, например при ловле в мутноватой воде, труд,
затраченный на изготовление таких блесен, может с успехом окупиться. Лески для
ловли на такие блесны должны быть не толще 0,3 мм.
Блесны я делал в следующем порядке. На листе металла нужной тол-
шины рисовал контур блесны и кернил места для будущих отверстий.
Затем заготовку выпиливал ножовкой, сверлил отверстия для заводных
колечек. Заготовку опиливал грубым напильником, придавая нужную форму.
Изгиб блесне придавался ударами молотка. В завершение поверхность блесны
194

я выравнивал шабером и доводил ее до зеркального блеска на
полировальном круге с применением пасты ГОИ. Полировка получалась очень
устойчивой. В воде блесны почти не тускнели. Хранить их нужно отдельно от
других блесен, завертывая каждую в мягкую тряпочку или бумагу,
г. Казань
Л. Цехмастренко
ЗИМНЯЯ ЛОВЛЯ ЩУК НА ЖИВЦА С ПОПЛАВКОМ
Я хочу поделиться с читателями альманаха опытом ловли щук зимой
способом, который мы успешно применяем несколько лет. Способ этот вполне
спортивен, дает рыболову много по-настоящему волнующих моментов
подсечки и вываживания крупной рыбы.
В районе станции Пчеловодная (между Ростовом-на-Дону и
Новочеркасском) от реки Аксай отходит затон, протянувшийся более километра.
Глубина его 1,5—2,5 м, ширина 150—200 м. Дно ровное, травянистое. В
сентябре— октябре это очень хорошие места для ловли окуней и щук на блесну
(спиннингом) с берега или с лодки. Мы практикуем также ловлю щук на
живца из-подо льда.
Для удочки берется леса (лучше жилковая) 0,35—0,4 мм, оснащенная
крючком № 8 или № 9 или тройником, спаянным из крючков № 6 или
№ 7. Металлического поводка никто из рыболовов не ставит. Небольшой
груз 2—3 г прикрепляется на расстоянии 25—30 см от крючка. Заметного
течения в затоне нет, и груз нужен для того, чтобы живец не всплывал ко
льду, а свободно плавал (играл) на заданной глубине. Лучшая глубина
расположения живца 30—40 см ото дна или 15—30 см над уровнем трав, если
лунка приходится на место, где трава растет «кустом».
Если лечь на лед, можно видеть и живца и траву или дно. Вода
спокойная и прозрачная.
Поплавок делается большой—16—20 см — из куги или чакана. Пять-
семь нетолстых, потемнее стеблей куги связываются вместе с лесой на обоих
концах поплавка, чтобы его можно было с небольшим усилием передвигать
по лесе. Можно поплавок перевязать еще и на середине. Леса таким
образом проходит" внутри всего поплавка, и при подсечке и вываживании рыбы
он не становится поперек лунки и не мешает вываживанию, несмотря на
свою величину. Если движение поплавка по лесе слишком легкое, его можно
фиксировать при постановке удочки, делая из лески петлю и накидывая ее
на поплавок. Другой конец лесы привязывается к середине рейки или палки
длиной 50—60 см, имеющей на концах вырезы для сматывания лесы. Если
есть запас намотанной лесы, то его обязательно нужно фиксировать на
середине рейки, хотя бы набрасыванием петли лесы, так как утягивание удочки
под лед — весьма частое явление. Каждый рыболов может делать удочку
на свой вкус, но описанная схема изготовления снасти, по-моему, самая
простая и целесообразная. Конечно, в местах с течением груз должен быть
больше, может быть увеличен и запас лесы. Лунка прорубается диаметром 20—
25 см, рейка кладется на край лунки, а поплавок — на рейку и лед так,
чтобы при малейшей лотяжке он перевалился в воду (лунку). Практически это
достигается очень легко. Величина поплавка ничуть не мешает клеву рыбы
весом от 200 г до 3—4 кг и позволяет наблюдать поклевку даже на
расстоянии 100 м и более. Запас лесы 1,5—2,0 м (от поплавка до рейки)
укладывается свободно у лунки. Лучше всего, на мой взгляд, располагать лунки для
нескольких удочек расходящимися линиями на расстоянии 5—8 м между
соседними лунками.
195

Живцов в затоне и в речке (за исключением устья, места впадения в
Дон — за 11 км) наловить не удается, поэтому приходится ловить пескарей
и плотвичек длиной 7—12 см в пруду за 7 км обыкновенной зимней удочкой.
За час сачком с кусочком жмыха — приманкой — или удочкой можно
наловить 2—3 десятка живцов. Обычно мы ловим 100—150 рыбок и держим
их в эмалированной посуде при температуре +5° +10°, изредка
подкармливая и через день-два меняя воду.
Надевать живца (пескаря) лучше под кожу за спину, так, чтобы жало
крючка немного выходило в 3—4 мм от головы.
Когда лед становится толще 20—25 см и покрывается снегом, то щуки,
особенно крупные, отдают заметное предпочтение плотве, быть может,
потому, что подо льдом становится темнее, а у плотвы тушка шире, чем у
пескаря, и чешуя светлее. При ловле на глубоких местах это особенно важно.
Лежащий (сухой) поплавок на рейке дает возможность отчетливо
видеть начало клева. Я подсекаю в момент, когда поплавок стоит вертикально,
прыгает и готов погрузиться или погружается целиком в воду. Если рыба
«свалила» поплавок и он неподвижен, следует 1—2 минуты подождать и,
если клева не последует, проверить насадку. Подсекать следует не особенно
резко и вываживать спокойно, стараясь не порезать лесу об лед.
Ростовская обл.
Ш. Белоусов
ЛОВЛЯ ХАРИУСОВ СПИННИНГОВЫМ УДИЛИЩЕМ НА «МУШКУ»
Ловля хариусов представляет большой спортивный интерес и увлекает
многих рыболовов Урала, Алтая, Восточной Сибири и Дальнего Востока.
Клев хариуса начинается после вскрытия рек, с момента спада весенней воды,
и продолжается до глубокой осени. Весной, когда в реках вода еще мутная,
хариус хорошо клюет на дождевого червя. С наступлением теплых летних
дней появляется масса различных насекомых — излюбленной пищи хариуса.
Вечером перед заходом солнца можно наблюдать многочисленные
всплески и даже выскакивающих из воды в погоне за насекомыми хариусов. На
этом основана ловля хариусов спиннинговым удилищем на искусственную
«мушку».
Оснащение снасти состоит из поплавка, поводка длиной 1,5 м и трех
искусственных «мушек». К поплавку прикрепляется поводок с «мушками».
Изготовить поплавок можно из склеенных пробок, сосновой коры или из
сухой древесины легких пород (пихта, осина). Сверху к поплавку
прикрепляется стальная проволока диаметром 2 мм, которая служит в качестве
пружины для подсечки рыбы в момент поклевки. Свободный конец пружины
заканчивается ушком, в которое пропускается и перевязывается узлом
конец поводка с «мушками». В нижней части к поплавку прикрепляется
кусочек свинца, такой, чтобы общий вес поплавка составлял 25—30 г.
К головке поплавка привязывается поводок, затем конец его пропускается
через ушко пружины (рис. 1). Поводок между головкой поплавка и ушком
пружины не должен быть натянутым, чтобы пружина могла свободно
оттягиваться при поклевке.
Изготовленная оснастка соединяется с лесой «петля в петлю» (как
показано на рисунке). Такое соединение позволяет быстро отделить оснастку и
нацепить блесну и грузило для ловли тайменя, ленка, щуки.
Изготовление «мушек» также не представляет особой трудности.
К крючкам № 5 или № 6 привязываются поводки из жилковой лесы длиной
10—15 см, толщиной 0,3 мм. На крючок плотно наматывается желтая нитка
от ушка до изгиба с жалом и обратно (получается два слоя). После этого
196

у изгиба (где закончился слой желтых ниток) привязывается черная нитка
и редкими витками через 2—3 мм наматывается в сторону ушка. Получается
вид брюшка осы. Небольшое (3—4 см) куриное перышко ощипывается от
пуха и волосков, пропускается толстым концом в ушко крючка,
наматывается на крючок в 3—4 слоя и перевязывается ниткой (рис. 2, 3).
Рис. 1.
Чтобы волоски перышка топорщились и не прилипали к крючку при
намокании, из черной нитки с внутренней стороны наматывается бугорок
(рис. 3). Хороши для изготовления «мушки» перья из шеи петуха: они
упруги и не намокают в воде.
Длинный поводок (1,5 м) должен быть толщиной 0,4—0,5 мм, короткие
(10—15 см) поводки для крючков толщиной 0,3 мм.
Для успешной ловли лучше всего привязывать три «мушки» с белым,
желтым и черным перьями. При таком сочетании в светлый солнечный день
Рис. 2. Рис. 3.
хариус хорошо клюет на желтую и черную «мушки», в пасмурный день и
после захода солнца — на белую «мушку». Ловить можно весь день с утра
до позднего вечера.
Приманка забрасывается поперек течения, после чего медленно
подтягивается вращением катушки. Поклевка на «мушку» сопровождается
всплеском, затем на удилище передается рывок, после чего рыбу нужно быстро
подводить к берегу.
Преимущество ловли хариусов спиннинговым удилищем состоит в том,
что им можно облавливать такие места, куда невозможно забросить
«мушку» простой удочкой. Часты случаи, когда за один заброс сразу попадает по
два хариуса.
г. Свердловск
Л. Левит
ЕЩЕ РАЗ О СУДАКАХ!
Однажды на Вуоксе я решил попробовать заняться отвесным блеснением
и испытать давно приготовленные блесны. Выбрав большую свинцовую
блесну, очень похожую на мормышку, я насадил плотвичку на крючок за обе
197

к—"25 >j« ■ 2$ —J
Рис. 1.
губы, отъехал от берега и стал разматывать с дощечки леску. Опустив блес*
ну до дна, я взял леску в руку и начал делать подсекающие движения. Через
несколько взмахов почувствовал рывок, подсек и, быстро выбирая леску,
вывел на поверхность судака. Насадил нового живца. Все повторилось. На
этот раз небольшая щука стала моей добычей.
Темнело, ловить живцов было некогда, и я попробовал ловить на
«голую» блесну. Не сразу, но последовала знакомая поклевка, и я вытащил
второго судака.
Утром приспособил к багорику проволочную петельку, через которую
пропустил леску,— теперь у меня появилось некоторое подобие удильника.
Из щуки я извлек «кишочку» (пищевод, считающийся одной из лучших
насадок), нанизал ее гармошкой на крючок,
оставив полтора-два сантиметра, свободно
свисающими с крючка.
Мои трофеи увеличились, хотя было много и
холостых поклевок.
Прошло пять лет. Я усовершенствовал
блесну, выработал методы ловли, изучил повадки
судака. Эта прекрасная рыба —частый гость в
моих уловах. О своем опыте я и хочу рассказать.
Блесна отливается из свинца в гипсовой или
деревянной формочке. Перед заливкой в
формочку вкладывается проволочная петелька и
латунная или медная пластинка (рис. 1). Для ловли
на «кишочку» впаивается крючок № 12 или № 14
(рис. 2). Крючок или пластинку предварительно
следует облудить. После отливки заготовка
опиливается напильником. При этом следует~добить-
ся того, чтобы подвешенная за петельку блесна
занимала горизонтальное положение. Желательно
иметь блесны двух-трех разных весов. Блесна
оснащается двойником, продеваемым в петельку, к
которой привязывается поводок из жилковой
лесы толщиной 0,6 мм, длиной около 20 см.
Поводок соединяется с леской карабином, предохраняющим леску от
закручивания. При описанном способе ловли вместе с судаком часто попадается щука,
и поводок не позволяет ей пересечь леску.
Удильник выполняется по типу применяемых для зимней ловли на
блесну, но должен быть значительно жестче. Длина удильника 40—50 см. Очень
удобна для регулирования длины лесы катушка, но можно применять мото-
вильца.
Наилучшей насадкой, как показал опыт, являются мелкие ерши и
окуньки. Для оснащения блесны у рыбки отрезается голова, вводится пластинка в
брюшную полость, и рыбка крепко обматывается ниткой. Ниткой также
крепится и двойник (рис. 3). На оснащенную таким образом блесну можно, не
меняя насадки, поймать несколько судаков. Плотва, красноперка и уклейка
менее пригодны: они легко сваливаются с крючка.
Можно ловить и на «кишочку», очень прочную насадку, хотя и не столь
заманчивую, как ерш. Ведь ерш — обычная пища судака. На «кишочку»
можно ловить, не меняя ее, целый день.
Многие считают, что ловля судака возможна только на зорях и ночью.
Не могу согласиться с таким мнением: все зависит от способа ловли.
Описываемым здесь приемом можно ловить в течение всего светлого времени
суток, когда судак прекращает активную охоту по водоему и скатывается в
его глубокие части.
Ловить нужно начиная примерно с четырехметровой глубины. На Вуок-
се судаки хорошо ловились с конца мая до октября. При этом на всех
найденных стоянках рыбы течение было очень слабое. Судак обычно держится
на одних и тех же местах, поэтому такое место — залог успеха.
Рис. 2.
198

Для ловли наиболее пригодна маленькая легкая лодка (челнок, обласок
и т. п.). управляемая кормовым веслом. Мне приходилось пользоваться
фофанами, иногда даже четырехвесельными.
Ловить одному с большой лодки, особенно в ветреную погоду, очень
трудно. Если рыболовов двое, не будет никаких затруднений. При очень
сильном ветре ловить может только
один, второй должен сидеть на веслах
и удерживать лодку носом к ветру.
Для ловли надо опустить блесну на
дно, а загем подбрасывать ее вверх
сильным движением, напоминающим ♦ ]
подсечку при ловле на зимнюю блесну. |
Блесна должна «стучать» по дну. Нель- g
зя допускать, чтобы она волочилась. Это
может, привести к зацепам. Совершенно
необходимо, чтобы леска располагалась
вертикально, тогда рыболову легче
«чувствовать» дно. Ловлю я на жилковые
лески от 0,3 до 0,45 мм толщиной и не
помню случаев обрыва, хотя мне прихо- рис 3
дилось вытаскивать судаков весом до
2 кг.
Пасть у судака твердая, а потому поклевка должна сопровождаться
сильной подсечкой. Большая глубина и упругость лески страхуют от обрыва.
Очень часто судак не засекается, а крепко держит блесну в зубах и
выпускает ее только, попав в подсачек. Поэтому леску надо выбирать
быстро, не давая рыбе опомниться.
Зываживание катушкой не дает нужной быстроты и непрерывности
движений, поэтому для вываживания я ею не пользуюсь.
Подсекать следует и в том случае, если вам кажется, что произошел
зацеп — именно такое впечатление создается при поклевке крупных судаков
и щук.
Судак — рыба стайная: поймав одного, можно надеяться, что рядом есть
и другие. Чтобы не терять место стоянки рыбы, я при поклевке
выбрасываю в воду буек — камеру футбольного мяча со свинцовым грузилом,
отлитым в виде буквы «Н», и запасом шнура на нем. Вытащив рыбу,
поднимаюсь выше буйка, опускаю блесну и, двигаясь вниз по течению, стараюсь
пройти как можно ближе к месту предыдущей поклевки.
Надо заметить, что поиски судака требуют от рыболова большой
выдержки и настойчивости. Часто приходилось безрезультатно блеснить много
часов подряд, прежде чем удавалось найти стоянку рыбы, но зато потом
начиналась ловля, награждавшая за все часы упорного труда.
При ловле необходимо иметь отцеп и зевник с вилочкой для извлечения
блесны из пасти судака или щуки.
Описанную блесну я не без успеха применял также при ловле на
дорожку и спиннинг.
г. Ленинград
В. Гребетшн
ИЗ ПРАКТИКИ РЫБНОЙ ЛОВЛИ НА ВУОКСЕ
Вот уже восьмой год я провожу свой летний отдых на реке Вуоксе в
районе города Каменногорска и могу уверенно сказать, что лучшее место
для рыболова найти трудно.
Но, к сожалению, должен начать свой очерк с единственного, но очень
крупного недостатка рыбалки. Участок реки от города Светогорска и ниже
199

по течению загрязняется отходами светогорского целлюлозно-бумажного ком*
бината. Это отравляет рыбу, выключая для рыболовства участок реки в
30—35 км.
Да что рыболовство — в Лесогорске жители избегают пить речную воду
из-за неприятного запаха и привкуса. Светогорские рыболовы по выходным
дням ездят на ловлю в Каменногорск за 30 км на автобусе, вместо того
чтобы ловить рыбу у себя дома в той же реке.
Комбинат тратит огромные суммы на штрафы, ежегодно обещает
построить очистительное сооружение, которое, кстати говоря, должно
окупиться, так как явится уловителем ценных промышленных продуктов.
Но обратимся к местам, не отравленным комбинатом.
Лучший участок Вуоксы для рыболовства — район совхоза «Триумф».
По воскресеньям сюда подходит множество лодок, простых и моторных.
Кажется, невозможно найти «тихий уголок», но ширь и простор плеса
принимают всю массу рыболовов, каждый может
себе найти местечко по вкусу.
Едем и мы на рыбалку к совхозу «Триумф».
Из Каменногорска выбираемся днем и идем
12 км на веслах с дорожкой.
В первые годы я обычно вел дорожку без
грузила и с блесной «с усиками» (рис. 1). Усики
из стальной проволоки (0,3—0,4 мм}
приклепывались в узкой части блесны в 1 см от конца.
Усики позволяли провести блесну у берега по
водорослям без единого задева. Улов щурят всякий
раз был хороший.
Но «веселая» ловля, в конце концов, надоела.
Захотелось поохотиться на ямных, крупных щук.
Для этого я применил не совсем обычный
способ ловли на дорожку. Выпуская лесу (0,8 мм) на 25—30 м со спиннинго-
вого удилища, я пользовался самодельной снасточкой с двумя тройниками.
Общая конструкция снасточки обычная, по образцу существующих в
практике снасточек с двумя тройниками, но с некоторыми особенностями. Во-
первых, размер снасточки был значительно крупнее обычных. Наживкой
служила крупная плотва (200—250 г). Во-вторых, к головной части снасточки я
прикрепил на коротком поводке свободно висящее сигарообразное грузило
весом примерно 60—70 г. Кроме того, обычное дорожечное грузило 30—40 г
я поместил в 2 см перед снасточкой. Тяжелое грузило вводилось внутрь
плотвы. Утяжелив крупную наживку, я начинал ловлю.
Там, где обычно у низкого берега встречались водоросли, я сматывал
дорожку или вел лодку по глубокой воде вдали от берега. В тех же местах,
где прибрежные скалы почти отвесно спускаются в воду или огромные
камни дают крутую осыпь в реку, я шел с дорожкой в 10—15 м от берега.
Этот способ принес мне успех. Не было частых поклевок мелкой щуки,
но зато почти не было случая, чтобы не попалась крупная щука.
Через два с половиной-три часа мы у цели. Здесь Вуокса меняет свое
русло, разбиваясь на несколько рукавов, омывающих шесть островов. На
них-то и зажигаются к ночи огоньки рыбацких костров. Но до ночи еще
целый вечер интересной ловли судака.
Я ставлю лодку к «заветной» 8—9-метровой яме. Два лодочных якоря
спущены на склон ямы (4—5 м) с расчетом, чтобы лодка встала поперек
течения. Забрасываю со спиннинговых удилищ три донки, насадка — рыбье
мясо. На всех донках — тройники средней величины и свинцовые грузила,
отлитые в чайной ложке. Грузила по своему весу вполне достаточны для
удобного заброса, да и течение в протоках небольшое.
Рыбье мясо для насадки я приготовляю так: двух небольших рыбок
(плотвичек или ельчиков) очищаю от чешуи, из спинок вырезаю четыре
полоски — филе, три насаживаю на донки, одну — в запас.
На тройник филе надо насадить кольцом (рис. 2),
200

Кольцо не дает возможности рыбе ухватить отделившийся конец филе,
что обычно делает осторожный судак. Хватая конец приманки передними
зубами, он тотчас бросает ее после подсечки. Иногда рекомендуют
выжидать с подсечкой, пока судак не заглотит всю насадку. Но хищник редко
заглатывает весь кусок, стремясь, как правило, сорвать мясо
с крючка.
Удочки я располагаю так, чтобы приманки находились на
различной глубине (рис. 3).
Обычно клев начинается на самом мелком месте, клюет
мелкий судачок. Позднее начинает брать перед лодкой, и,
наконец, катушка трещит на донке, заброшенной на самую
большую глубину. Готовь подсачек для крупного судака!
При плохом клеве можно для разнообразия попробовать рИс. 2.
отвесное блеснение небольшим удилищем с катушкой. Блесну
нужно применять потяжелее, чтобы ее не относило течением.
Изредка попадались судаки, довольно крупные щуки, но чаще брали окуни.
Вечерняя ловля интереснее утренней. Утром поймать судака в этих
местах удавалось редко. На рассвете меняю место, укрываясь от утреннего
ветерка за одним из островов. Ловлю на живца щуку. Наконец солнце
начинает изрядно припекать — пора к дому. Весла убраны, завожу мотор и
меньше чем через час — дома.
Мой рассказ был бы неполным, если бы я ничего не сообщил любителям
ловли раков.
Рис. 3
В 2—3 км от Вуоксы в черте Каменногорска есть довольно большое
озеро. Официально ему названия не дано, но местные жители называют его
Рачьим.
Со стороны Каменногорска к озеру подходит лиственный лес Корни
деревьев, оголенные прибоем,—настоящие лабиринты, «рачье царство».
Вдоль берега тянется полоса густых тростников, между ними и берегом —
полоса чистой воды; дно — песчаное, ровное. Поздно вечером раки выходят
из нор на кормежку в тростники.
Карманный электрический фонарик, небольшой мешок на лямке через
плечо да высокие резиновые сапоги — все снаряжение раколова,
Освещая фонариком дно песчаной отмели, по которому ползают раки,
можно наполнить ими мешок за сравнительно недолгое время.
г. Ленинград
1 Заказ Л* 2021

И*. Петру сявичу с
ПОПОЛНЕНИЕ КИСЛОРОДОМ ВОДЫ ЗАМЕРЗШИХ ВОДОЕМОВ
В конце зимы в некоторых водоемах (особенно в мелких или в
заросших погибшими водорослями озерах) запас растворенного в воде кислорода
иссякает. От недостатка кислорода погибает много рыбы.
До сих пор применялся только один способ обогащения воды
кислородом: во льду рубятся проруби, а, чтобы они дольше не замерзли, на них
накладывается солома или тростник. Эффективность этого способа
незначительна по двум причинам. Необходимо сделать столько прорубей, чтобы
отношение их площади к общей площади водоема выражалось в нескольких
процентах. Это очень трудно и далеко не всегда выполнимо. Даже очень
слабый мороз (2—3 градуса ниже нуля) в течение часа затягивает прорубь
тонким слоем льда. Слой льда в несколько миллиметров сводит на нет
результат большого труда.
Однако установлено, что при температурах, близких к нулю, вода
довольно интенсивно поглощает кислород при бурном перемешивании ее с
воздухом. Это возможно сделать, выкачивая воду на лед и давая ей стечь
тонким слоем в другую прорубь или закачивая воздух под лед. Первый
способ применять затруднительно, так как нужны довольно мощные водяные
насосы.
Зимой 1962/63 г. в озерах Капсукасского района Литовской ССР был
успешно испытан и применен второй способ обогащения воды кислородом.
Применялся очень простой агрегат подачи воздуха — воздухонагнета-
тельный узел небольшого компрессора типа 0-16А, выпускаемого
Вильнюсским заводом покрасочных аппаратов, и передвижной одноцилиндровый
двигатель внутреннего сгорания типа Л-3.
Сжатый воздух через гибкую резиновую муфту попадает в согнутую
под углом 120° однодюймовую трубу (см. рис.). Ббльшая часть трубы
погружена в воду. Прорубь можно сделать при помощи сверла для льда,
применяемого для подледной ловли.
о
о
о
о
pan j-*47
OHNL—Ь-су
Jl LL3>
**** >
"Ж
Ъ
Конец находящейся подо льдом трубы закрыт наглухо, воздух
выпускается через отверстия диаметром 1,5 мм (100—200 шт.) в стенках.
Значительная часть поступающего воздуха растворяется в воде,
поднимаясь вверх. Оставшийся нерастворенным воздух в виде пузырей остается
подо льдом и полностью растворяется позже.
Воздух подается сравнительно неглубоко, поэтому компрессор
значительного давления не развивает (около 0,5—0,8 атм.) и не требует большой мощ-
202

ности для привода. По этой же причине можно применять компрессоры,
снятые с употребления по прямому назначению.
Если есть поблизости от водоема электроэнергия (например, в рыбных
хозяйствах), приводом может служить электродвигатель. В таком случае
сама установка и ее эксплуатация значительно упрощаются.
Практически можно применять любой компрессор, который развивает
давление до 1 агм. Применяя компрессор большой производительности, надо
увеличить длину подводной части трубы и количество отверстий. Очень
эффективно применение нескольких труб, расположенных в десятках метров
одна от другой. Так как потребляемое давление, как правило, значительно
ниже того, на которое рассчитан компрессор, обороты любого применяемого
для этой цели компрессора можно увеличить на одну треть от < номинальных.
Таким образом значительно увеличивается производительность компрессора.
Даже при небольшой производительности (до 20 м3/час) применяемого нами
компрессора поглощение воздуха водой несравнимо с поглощением в
прорубях.
Засасываемый холодный воздух при сжатии несколько нагревается, и
возможность замерзания маленьких отверстий в подводной части трубы
исключается.
Установлено, что наиболее целесообразно подавать воздух в одном
месте не более часа.
Новый способ пополнения кислородом воды дал хорошие результаты, о
нем было сообщено в марте 1963 г. по Вильнюсскому радио и в № 12
литовского журнала «Наши леса».
Все вопросы, касающиеся описываемого способа, можно выяснить,
обращаясь по адресу: Литовская ССР, г, Капсукас, Инспекция Госкомитета по
охране природы.
г, Капсукав
В. Взносов
ХОРОШЕЕ ГРУЗИЛО
Все виды и формы грузил, предназначенных для оснастки спиннинга,
имеют общий недостаток: они крепятся к лесе или поводку заводным
кольцом. Заводное кольцо создает неудобства при сборке снасти и замене
блесны, и чем меньше диаметр кольца, тем эти неудобства больше.
Перепробовав на рыбалках несколько видов грузил, рекомендованных в
спортивно-рыболовной литературе, считаю одним из удачных вариантов
грузило Т. Е. Белякина, устройство которого изложено в
альманахе «Рыболов-спортсмен» № 15, но, к сожалению, и оно <Ямтя отреза
не избежало общего недостатка — заводного кольца.
Мне понравилось грузило в виде прямоугольного
треугольника, в одном углу которого сделано шарообразное
утолщение (рис. 1). Меня привлекла не только
оригинальность его формы, но и высокие уловы, полученные в
результате его применения. Причина этого, думаю,
объясняется тем, что при проводке вода рассекается шарообразным
утолщением, создается шум, который и привлекает хищника.
Положительным качеством является и то, что при движении в воде грузило не
вращается, предохраняя лесу от излишних перекручиваний.
При всех, казалось бы положительных, качествах это грузило нуждается
в заводных кольцах. Возник вариант его модернизации. Применив обрезок
круглой трубки диаметром 3,5—4 мм и длиной 25 мм, я отрезал верхнюю
часть грузила по кольца, круглым напильником пропилил желобок для
плотного прилегания трубки к грузилу и подобрал проволоку диаметром 1,5 мм,
7*
203

как стержень под отверстие, необходимое для замка, согнутого из проволоки
сечением 0,7—0,8 мм, желательно сталистой. Затем я заформовал будущее
грузило в гипсовую формочку. Как формуются и отливаются детали в гипсе,
описывать здесь нет необходимости.
Отлив грузило и зачистив его от заусениц, можно приступить к сборке.
Сначала выгибается ушко А (рис. 2 и 3), надевается грузило и отделывается
Рис. 2. Рис. 3.
ушко Б и замок 3. Между грузилом и замком должен быть зазор не более
1—2 мм (см. рис. 2). Это придает особую прочность. Такая конструкция
грузила позволяет совершенно не применять заводные кольца, быстро
производить сборку и переоснастку и с успехом применять его для оснастки
блесны непосредственно к грузилу, надевая ее на ушко А.
В дальнейшем, применяя это грузило с поводком, я отмечал случаи
хватки рыбы за груз. Тогда я в шарообразную часть при отливке заделал
петлю /7, вставленную в ушко тройника. Получилось грузило с тройником.
Тройник более № 7 ставить не следует.
После отливки грузило оставляйте блестящим, желательно покрыть его
лаком, чтобы оно не темнело. Такая оснастка позволяет одновременно
применить две блесны на одном поводке.
г. Балашиха
В. Куликов
ЗАТОЧКА СВЕРЛА ПО ЛЬДУ ТИПА СПЛ-2
Выпускаемые сверла по льду типа «ложка» получили широкое
распространение и по достоинству оценены большинством рыболовов. Сверлами этого
типа сверлить лунки быстрее и легче, чем другими. К сожалению, некоторые
покупатели бывают недовольны сверлами, поработав ими некоторое время.
Но, как правило, достаточно слегка подточить режущую поверхность
сверла, чтобы вернуть ему хорошие качества.
Конструкция сверла типа «ложка» предусматривает повышенные
требования к режущей части по сравнению с другими видами сверл.
Завод выпускает сверла заточенными, и поддерживать сверла острыми
в процессе эксплуатации — обязанность владельца.
Для заточки необходимы два абразивных бруска размером 110XWX
X 10 мм: тонкозернистый (желательно марки ЭБ 5 СМК) и из микропорошка
(желательно марки ЭБ М20 СТК).
Рекомендуется слегка закруглить грани абразивных брусков с одной
стороны для заточки сверла с внутренней стороны.
Для проверки заточки требуется деревянный брусок размером 150 X
X 15 X 15 мм, лучше березовый. Внутреннюю и наружную стороны сверла
затачивать рекомендуется без особого нажима тонкозернистым бруском,
смоченным в воде, а затем доводить бруском из микропорошка, слегка смазан-
204

ным чистым машинным маслом. Надо помнить, что сильный нажим на бру-»
сок не ускорит заточку, а может ухудшить ее качество.
Затачивать внутреннюю сторону сверла надо небольшими круговыми
движениями бруска, перемещая его вдоль фаски, а наружную сторону—»
поступательными движениями по плоскости кромки лезвия, не заваливая при
этом брусок в сторону жала (рис. 1).
При заточке не следует нарушать геометрическую форму сверла (схема
ее геометрического построения показана в инструкции).
Мало затупленное сверло можно подточить одним бруском из
микропорошка.
У сверла, эксплуатируемого долгое время и затачиваемого много раз,
может уменьшиться заточная фаска и увеличиться угол лезвия. В этих
случаях сверло следует заточить
предварительно на крупнозернистом абразивном
круге диаметром 75 мм (желательно
марки ЭБ 46 СМК), доведя фаску до
10 мм. Однако делать это надо
осторожно, не допуская отпуска лезвия. Отпуск
Лтия среза боковой
части
Правильно
Неправильно
Рис. 1.
Рис* 2.
определяется цветами побежалости на наружной кромке сверла. Чтобы
избежать отпуска, необходимо непрерывно перемещать затачиваемое сверло по
абразивному кругу вдоль фаски, слегка нажимая на него и охлаждая водой.
Затачивать на абразивном круге наружную поверхность лезвия недопустимо.
Окончательную заточку производить надо поочередно двумя брусками.
Сверла, режущая часть которых выкрошилась в одном или нескольких
местах вследствие неправильной эксплуатации, следует предварительно
выровнять на абразивном круге по всему контуру режущей кромки на глубину
повреждения, сохраняя первоначальную геометрическую форму.
Соответственно следует также срезать и боковую часть сверла (рис. 2).
При соблюдении всех указанных правил исправленное сверло будет
сверлить не хуже, чем до повреждения.
Окончив заточку, надо провести по лезвию деревянным бруском для
выявления заусеницы (рис. 3). Если она есть, то при этом загнется, а удалить
ее нужно легкими движениями бруска из микропорошка. Затем вторично
проводят деревянным бруском по лезвию и просматривают его, выявляя
плохо заточенные участки.
Если лезвие заточено хорошо, вершины не видно (в местах недостаточно
острых виден блеск на вершине). Можно также осторожно провести
смоченным в воде пальцем поперек лезвия в нескольких местах. На плохо
заточенных местах палец скользит легче, чем на острых. По окончании заточки
сверло следует протереть и слегка смазать бескислотной жировой смазкой.
В заключение хочется сообщить начинающим, рыболовам некоторые
сведения об эксплуатации сверла.
В конце сверления лунки иногда сверло клинит, потому что оно
проваливается в образовавшееся отверстие, еще недосверленное по всему
диаметру, и режущая часть сверла оказывается ниже оставшейся кромки льда.
Следует приподнять сверло и, подведя его к недосверленной части и держа
на весу, досверлить лунку (рис.4).
205

Рис. 3. Рис. 4.
Сверло по льду типа «ложка» не требует строгой центровки при
сверлении. Наоборот, легкие колебательные движения верхней части коловорота
способствуют скалыванию сердечника лунки.
Сухой лед сверлить легче, чем мокрый.
Семей Захаров
ЗА КАРАСЕМ
Отдыхая летом в селе Райгород Брацлавского района Винницкой
области, я познакомился с Андреем Прохоровичем, заядлым черноморским
рыболовом. Общая любовь к рыбалке сблизила нас, сдружила.
Почти месяц провели мы на Южном Буге, на левом берегу которого
расположен Райгород.
От местных рыболовов мы узнали, что в реке в последние годы
появилось очень много карасей. Откуда зашел карась в реку, неизвестно.
Карась — рыба дневная, клюет почти целый день. Можно делать сразу
два дела: ловить рыбу и загорать под южным солнцем, сочетать приятное
с полезным.
Облюбовав место по вкусу, мы соорудили сидки: я — около огромного
камня, лежащего наполовину в воде, Андрей Прохорович — метрах в
пятнадцати от меня.
В густом камыше на глубоком месте мы сделали «окна» примерно в
квадратный метр. С корнем выдрали камыш и кувшинку, разровняли дно
граблями.
Прохожие, переглядываясь между собой, смеялись над нашим занятием.
Наши дейсгвия удивили даже некоторых местных рыболовов. Но мы знали,
что трудимся не напрасно.
Расчистив «окна» в течение трех дней, утром и вечером мы
подкармливали рыбу, бросая в воду рубленых земляных червей, остатки пищи,
размоченные поджаристые сухари и немного свежего творогу — самого
любимого лакомства карася.
На второй день вечером, подбросив прикормку, мы вскоре по движению
камыша и появлению пузырьков на воде определили подход карася. На
третий день мы уже успешно ловили 150—200-граммовых серебристых карасей.
Насадкой служил преимущественно мелкий красный навозный червь,
выдержанный в течение ночи в растительном масле. На крючки № 3 и № 4
мы насаживали по три-пять червячков, прокалывая их крючком в двух-трех
местах. Первого червячка пропускали через крючок и выводили на леску, а
затем, опуская его, закрывали колечко или лопаточку крючка (см. рис).
Пахучая подвижная насадка была гораздо лучше, чем кусочки земляных
червей: к тому же она отлично маскировала крючок, а главное, не давала
возможности рыбе преждевременно наколоться на острие крючка. Мелочь
не могла справиться с таким «кусочком».
206

Позднее мы применяли такой вид насадки и при ловле другой рыбы и
очень успешно.
Самый лучший клев карася в июле — начале августа был с 7 до И часов
и затем с 16 до 19 часов. Каждый день мы возвращались домой довольные
хорошим уловом.
Правда, у Андрея Прохоровича рыба клевала хуже, караси были
помельче. Это мы объясняем тем, что, расчищая «окно», для удобства заброса
удочки он подрезал высокий камыш. Это,
безусловно, отпугивало крупную рыбу. Я же
сидел у огромного камня, с которым фигура моя
сливалась, а стоящий передо мной высокий
камыш укрывал, маскировал меня и удилища.
Что греха таить, острый крючок часто
цеплялся за камыш и кувшинки, иной раз
приходилось и оборвать его, зато клев был вернее,
рыба брала более крупная,
И вдруг дней через пять нас постигла
неудача. Карась перестал клевать. Что мы ни
делали, как ни ухищрялись, ничего не
помогало. Карась не хотел плавать в сметане на
сковородке.
Предположив, что браконьер сетями разогнал рыбу, мы бросили
насиженные места.
Кстати, о браконьерах. На Южном Буге, особенно в районах сел Печера
Шпиковского района и Райгорода Брацлавского района, они чувствуют себя
весьма привольно. Без стеснения, нахально расставляют сети, верши, пускают
в ход наметки и другие запрещенные орудия лова. Выловленную рыбу
продают на местных рынках. И никто им не препятствует.
Изрядно измотавшись в поисках счастья, мы уселись на большой
прибрежный камень и долго смотрели на широкую отмель, густо поросшую
камышом и кувшинкой. Вода заметно прибывала, стала подходить под камень,
на котором мы сидели.
— Что это? —вдруг прошептал Андрей Прохорович,—Смотрите, ведь
это карась ходит, да какой!
Не долго думая, он молниеносно забросил насадку метров на восемь от
берега, где глубина не превышала 40 см. Не успел легкий поплавок
успокоиться, как, вздрогнув, пошел в сторону, вниз. Подсечка — и карась в садке.
Я последовал примеру товарища, и дело у нас вновь пошло на лад.
Сразу повеселев, мы часа через два шагали с уловом домой и гадали о
причинах наших прошлых неудач.
В последующие дни мы убедились, что карась держится
преимущественно в травянистых зарослях, часто меняя места. То он стоит на глубоких
местах, то уходит на отмель, редко, но появляется и на открытых местах.
Перемещение рыбы мы объяснили изменением уровня воды в реке в
результате работы электростанции. Уровень воды колебался в пределах 25—
40 см.
С повышением воды ее температура заметно понижается, течение
становится бурным, вода мутной, в потоках несется вырванная с корнем трава,
а с ней и насекомые. Все это оседает в тихих, мелких травянистых заводях
и является хорошей пищей для карася. Вот почему, как только вода
прибывает, карась уходит на мелкие кормные и теплые места.
С понижением уровня воды карась переходит в более глубокие места.
Усвоив это, мы стали ловить карася то на глубоких местах, то на
мелких. Поддерживали по две оборудованные сидки. И всегда нам
сопутствовала удача.
Больше всего мы ловили на поплавочные удочки, со дна или с очень
легким поплавком, пуская насадку на 2—4 см от дна.
Для успешной ловли карася желательно иметь одно-два удилища
длиной около 4—5 м, лесу 0,2 с поводком 0,15 мм. Подкрашивать лесу нет необ-
207

ходимости, со временем она сама приобретает серый оттенок и становится
малозаметной.
Преимущество длинного удилища состоит в том, что можно на больших
отмелях без лодки забрасывать насадку на 8—10 м от берега.
Должны сказать, что в Южном Буге хорошо ловятся сом, голавль,
морена, язь, окунь, плотва, красноперка.
г. Бабушкин
Бондарев
ОСНОВА ДЛЯ ВЯЗАНИЯ СЕТОК ПО КРУГУ
Сетки для нужд рыболова и охотника (рыбный садок, подсачек, ягдташ)
удобно вязать по кругу. Однако не всякий вязальщик сеток может от
прямолинейного вязания перейти на круговое.
Для получения нормального выступа нижнего ряда при вязании по
кругу я применил лекало.
На миллиметровой бумаге вычерчивается четырехугольник АБВГ.
Нижняя грань АГ равна 12—14 см, промежуток аг равен 10 см, промежуток
верхней грани бе скошен. Величина аб должна равняться величине стороны ячеи
сетки, которую предполагается вязать по кругу. Величина вг вдвое больше аб.
От нулевой точки а вправо линейка размечена через каждые 5 мм
делениями от 0 до 20.
Бумага с чертежом наклеивается на полоску белой жести или тонкого
плотного картона и по периметру АБВГ ножницами вырезается лекало.
Из катушечных ниток № 10 вяжется прямолинейно основа. Начинается
вязание основы с 4—5 петель и прибавкой в каждом ряду число петель
доводится до необходимого. Для облегчения вязания с прибавочными петлями
мерка для основы берется для каждой ячеи 20X20 мм.
Для примера возьмем последний ряд основы в 20 ячей (по количеству
делений лекала).
По лекалу вяжется один ряд петель от начальной а по одной на каждом
делении до конечной б.
208

Если необходимо связать большее число петель по лекалу, то надо
связать в равном числе на каждом делении. Может быть и так, что на
некоторых делениях лекала будет связано большее число петель. Эта разница
влияния на вязание по кругу не окажет.
Для перехода вязаной основы по кругу берется мерка (шаблонка),
соответствующая начальной петле а, вставляется в петлю б и петлей г через
мерку края сетки соединяются. Дальше уже по кругу вяжутся 2—3 ряда
петель основы.
По окончании вязания сетка срезается по последнему ряду основы,
которая в дальнейшем может быть использована для вязания других сеток по
той же мерке.
На основе в случае надобности можно прибавлять или убавлять
количество петель.
П. Обрывков
ЧЕРПАК ДЛЯ ДОБЫВАНИЯ МОТЫЛЯ
Добыть мотыля черпаком довольно просто, и времени на это требуется
немного. Изготовить черпак можно самому. Для этого надо запасти 126 см
шестимиллиметровой стальной проволоки для обода, 364 см стальной
проволоки диаметром 4 мм для двух дуг, трубку диаметром 4 мм длиной 15 см
(можно использовать черенок от железной
лопаты), ручку деревянную, длина которой по Место овшивко
глубине водоема, болт или гвоздь. _ и оплики
Указанный материал для черпака
диаметром 50 см. Диаметр черпака можно увеличить.
Для изготовления обода черпака надо
молотком загнуть концы проволоки по 6 см,
зажав ее в тиски, для соединения и сварки с
черенком.
Затем следует приготовить к сварке две
нижние дуги. На каждую дугу требуется- по 182 см проволоки. На концах
дуг загибаются крючки на внешнюю сторону по диаметру проволоки,
которыми при монтаже подвешиваются дуги на обод под углом 90°.
Загнутые концы обода привариваются к трубке-черенку. Дуги навесить
на обод (крест-накрест) под углом 90° и приварить. Сварить дуги и в месте
перекрещивания их.
По каркасу следует сделать из плотной бумаги выкройку, а по ней
вырезать сетку. Заложить сетку внутрь каркаса, обвести ее вокруг обода, загнуть
концы примерно по 2 см, хорошо расправить, сшить вокруг обода мягкой
миллиметровой проволокой и затем проволоку опаять.
Скрепить черпак с ручкой лучше всего болтом.
Чтобы достать мотыль, надо пробить лунку несколько шире, чем обод
черпака. Опуская черпак в воду под небольшим углом, старайтесь как
можно больше зачерпнуть ила, но рассчитывайте свои силы.
Набрав ил, черпак в воде следует повернуть, чтобы ил не выливался.
Подняв черпак, не вынимайте его из лунки, возьмитесь руками ближе к
черпаку и, потряхивая его, промойте содержимое.
После промывки в черпаке останется мотыль, мелкий мусор, ракушки.
Крупный мусор надо выбросить. Водяных червей не выбрасывайте, на них
хорошо ловится густера.
Мотылем и мелким мусором наполните ведро. Старайтесь, чтобы в ведре
было как можно больше мотыля. Ведро закройте клеенкой, завяжите.
Черпак разберите, уложите в рюкзак. Для сборки и разборки черпака нужно
иметь только одни плоскогубцы,
г. Воронеж
209

Л* Журавлев
ЖЕЛТОГУЗКА
Однажды я заметил, как к вечеру в саду над деревьями появляется
множество белых крупных бабочек, издали похожих на пушистые хлопья
снега. Они кружатся, садятся на листву, взлетают, порой резко падают вниз
и затем медленно поднимаются снова. Иногда они перелетают на другие
деревья, и, глядя на них, думаешь, что летают они очень плохо, летать они
только учатся. Чем больше темнеет, тем больше их появляется.
Заинтересованный, я решил обязательно поймать одну из них. Вот
бабочка низко-низко пролетела близко от меня. Я снял соломенную шляпу,
замахнулся и ударил. Бабочка упала, но не полетела, как это делают
обычные дневные бабочки, а медленно поползла по тонкой травинке кверху. Тут
я ее и поймал. Это была большая белая моль. Толстое туловище, диаметром
в несколько миллиметров, белые крылья, расположенные параллельно
туловищу, обдавали пальцы белоснежной пыльцой, два черных пушистых усика
стояли подобно антеннам.
Как эти бабочки называются? — опросил я в деревне.
— Князьки,— ответили мне.
«А что если на них попробовать ловить рыбу»,— пришла мне в голову
мысль. Я представил себе, как хорошо будет замаскировать в этом туловище
крючок, как хорошо насадка будет видна рыбе, и решил обязательно
попробовать.
Со шляпой в руках принялся я бегать по саду и ловить «князьков» в
коробку.
Утром мне пришлось немного огорчиться. Почти все «князьки» в
коробке лежали сухие, с прозрачными поломанными крыльями; они потеряли всю
свою красоту и для ловли не годились. Несколько штук я все-таки отобрал*
С ними я и пошел к реке. Четверть часа ловли, и в моей корзинке шесть
небольших голавлей. Какая радость! Новая насадка найдена, и какая
насадка! Теперь быстрей бы вечер!
Вечером, собрав ватагу деревенских мальчишек, я бегаю в погоне за
«князьками».
После первого неудачного хранения в коробке я стал держать
«князьков» в избе, в окне, отделив его от помещения простыней. «Клетка»
оказалась хорошей. «Князьки» на окне сохранялись свежими и живыми. Когда на*
ступало утро, я снимал простыню, но «князьки» не разлетались, а мирно
спали, уцепившись ножками за подоконник.
Скоро я отказался и от старого метода ловли. Днем я подходил к
небольшому дереву и резко стучал толстой палкой по стволу. Дерево
вздрагивало, и «князьки», не успев раскрыть крылья, падали на траву, где я их
не спеша собирал.
Рыба на «князьков» клевала превосходно. Попадались, в основном,
голавли, шересперы, язи, изредка маленькие окуньки.
Уже в Москве я узнал, что эта бабочка называется желтогузка. Она
обитает в Европе, Южной Сибири, Восточной Азии и является вредителем
деревьев лиственных пород, таких, как тополь, липа, береза.
Московская обл.

ПО ПИСЬМАМ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ
(5см
Рис. 1.
В 21-й книге альманаха, в разделе «По письмам наших читателей», было
помещено сообщение тов. Макеева о применении им бабины для сбрасывания
лесы при ловле донными удочками. Более совершенное приспособление для
этой же цели предложил тов. Варгачев (г. Кировоград). Назвал он его
«ручной безынерционной катушкой». Конструкция его несложна. Катушка
вытачивается из куска доски
толщиной 40 мм. Диаметр передней
стенки 80 мм, задней — 90 мм. В
центре сверлится сквозное отверстие
диаметром 5—6 мм. Затем
вытачивается фигурная деревянная
рукоятка длиной 80—90 мм и
толщиной в широкой части 25 мм*
В ней по длине просверливается
сквозное отверстие в 5—6 мм.
Сквозь отверстия рукоятки и
катушки пропускается
металлический стержень соответствующего диаметра (5—6 мм) длиной 140—150 мм.
Конец стержня у основания ручки загибается в кольцо, а на конце,
выходящем из катушки, делается нарезка для гайки в 5 мм. В переднюю стенку
катушки вставляется маленькая ручка для вращения катушки, высотой
15 мм и диаметром 8 мм. В задней стенке катушки делается неглубокий
пропил для закрепления лесы в предохранение от самосбрасывания. Катушка
и рукоятка, надетые на стержень, закрепляются на нем гайкой с шайбой
(рис. 1).
На катушку наматывается леса; конец ее оснащается поводками с
крючками и грузилом. При забросе катушку держат передней стенкой строго по
направлению броска, прижимая большим пальцем руки, держащей рукоят^
находящуюся на катушке лесу во избежание самосбрасывания. В момент
броска нажим на лесу прекращают, и освобожденная леса свободно сходит
спиралью через переднюю стенку катушки, увлекаемая летящим грузилом.
После заброса на катушку наматывается возможный провис лесы, катушка
кладется на берег и закрепляется за ушко стержня. На лесу перед катушкой
ставится сторожок. При поклевке и потяжке рыбы запас лесы свободно
сходит с катушки.
При всем очевидном преимуществе так называемой «бегучей» снасти
перед «глухой» подавляющее большинство рыболовов отдает предпочтение
последней и отказывается от применения катушек при ловле поплавочными
и донными удочками. Одной из причин такого отказа, видимо, является не-
211

удобство в транспортировке удилищ с закрепленными на них катушками.
Московский рыболов тов. А. Бергстрем предлагает простую конструкцию
держателя для небольших проводочных катушек, продающихся повсеместно
в магазинах. Держатель
Г/5
12
/5
12
J+JL
6 В
30
Хеш
омуток
-Обмотка УЗйУШЩв Обмотка-
Шлотку покрыть шеи ВФ
Рис. 2.
пригоден для любого
удилища (рис. 2).
Из металлической
пластинки (дюралюминиевой,
латунной,
двухмиллиметровой или железной
миллиметровой) вырезается заготовка
(рис. а). По всей длине
пластинка слегка выгибается
так, чтобы ножка катушки
плотно прилегала к
выпуклому верху держателя.
Вырезается и выгибается
Отвод
Спираль
Рис. 3.
скользящий хомутик (рис б) и надевается на держатель. Концы держателя
перегибаются — образуются лапки, за которые обмотками держатель
крепится к комлевой части удилища (рис. в). В щечку вдвигается одна ножка
катушки, другая — зажимается скользящим хомутиком.
Тот" же автор предложил заменять пробку на натянутой между мото-
вильцами нитке, в которую при транспортировке вкалывается крючок,
небольшой пробкой, разрезанной вдоль (половинкой). На стороне среза
делается желобок для более плотного прилегания пробки к удилищу.
Подготовленная пробка приклеивается клеем БФ-2 к удилищу между мотовильцами и
после высыхания обрабатывается напильником до овальной формы.
Рыболовы из Омска тов. Тереня и тов. Кононов предлагают простой
способ изготовления пропускных вводных колец для оснащения легких удилищ.
Из сталистой проволоки 1—1,5 мм изготовляется небольшая спираль в 2—
3 витка с отводом с одной сторены. Отвод следует расплющить для лучшего
прилегания к удилищу. Этот отвод обмоткой крепится к удилищу. Леса по
виткам спирали легко заводится в середину колец (рис. 3).
Об интересной конструкции поплавка из коры осокоря или пенопласта
сообщает тов. Н. Коновалов (Кировская обл.), В старину поплавки из
осокоря были очень популярны у русских рыболовов. В наше время кору с
успехом заменил пенопласт, но в некоторых местностях сохранились любители
поплавков из осокоря. Поплавки делают удлиненной, веретенообразной
формы (рис. 4).
Размер поплавка зависит от назначения удочки. Для ловли в проводку
рыболовы Кировской области изготовляют поплавок длиной 8—10 см с
диаметром в наиболее утолщенной части 5—6 мм. Оригинален и прост способ
212

крепления поплавка на лесе. В нем на расстоянии Уз—lU его длины от
верхнего конца под углом прожигается или провертывается иглой сквозное
отверстие. На нижний конец надевается колечко из
птичьего пера длиной в 5—7 мм. Предварительно
перо размягчается в течение нескольких минут в
кипятке, после чего легко разрезается ножницами на
колечки нужного размера. Леса продевается в отвер- Omeepcmues
стие поплавка и закрепляется колечком на его ниж- в поплйвке
нем конце. Поплавок легко передвигается по лесе.
Колечко из пера можно заменить колечком,
отрезанным от резиновой трубки нужного размера.
Заслуживает внимания и второе предложение
автора о применении багорика с тройником.
Спаиваются цевья трех крупных одинарных крючков
длиной в 60—65 мм и шириной в поддеве — 25—27 мм.
При спайке крючков для удлинения цевья припаива- I (]ерянов
ется сталистая проволока длиной в 15—20 см. Тол- {колечко
щина проволоки 2,5—3 мм. Проволочный конец полу- Леса**
чившегося тройника прочно закрепляется в
деревянной рукоятке длиной 80 см. Конечно, для изготовле- Рис. 4
ния тройника можно применить и более крупные
крючки. Такой багорик с -тройником избавляет
рыболова от досадных промахов при подбагривании рыбы, так как при любом
поддеве один из трех крючков, а часто и два обязательно надежно зацепят
рыбу.
Тов. И. Шишкин (Чистополь) сообщает об удачном применении им
сдвоенных поводков, описанных тов. В. Богатовым в 13-й книге альманаха, с
некоторыми изменениями в подготовке снасти и
приеме ловли. Изменения заслуживают внимания.
Вместо цилиндрического грузила используется тонкая
свинцовая пластинка в форме равнобедренного
треугольника. Грузило подвешивается к основной лесе
за один из углов треугольника, а к двум другим
углам (в основании) крепятся два поводка длиной в
200 и 250 мм. Такое расположение поводков в
известной мере препятствует их скручиванию (рис. 5).
Ловят на такую снасть без поплавка, опуская
насадки ко дну и слегка покачивая удилищем, зимой
со льда, по открытой воде — с лодки или с берега
(длинным удилищем). Насадки, находящиеся в
движении, больше привлекают рыбу.
Для насадки при ловле зимой автор письма использовал червя и молоки
селедки. На червя успешно ловились ерши, на молоки — крупная густера.
В сообщении ничего не говорится о применении сторожка-сигнализатора
вместо поплавка. Представляется, что при рекомендуемом способе ловли
сторожок типа, применяемого при ловле на мормышку, будет очень полезен.
Рис. 5.
Полезен совет тов. П. Ярилова (Архангельск) по защите от комаров.
Он рекомендует не наносить на кожу современные отпугивающие комаров
средства — диметилфталат, репудин, крем «Тайга» и др.—часто
раздражающие кожу, а применить своеобразный накомарник. Для изготовления
накомарника пригоден кусок рыболовной дели такого размера, чтобы он свобод-
213

но перекрывал поля шляпы и свешивался
на плечи и грудь. Размер ячеи — 30—40 мм.
Края можно сшить, но лучше не сшивать,
чтобы можно было раздвинуть их и
открыть лицо. Нижний край рекомендуется
обшить тесьмой или надеть на шнур
(рис. 6).
Перед употреблением подготовленный
накомарник помещается в небольшую
банку с плотно закрывающейся крышкой,
В банку наливается немного диметилфтала-
та или репудина. Вполне пригодны
карманные плевательницы, продающиеся в любой
аптеке. Они имеют достаточно широкое
горлышко, плотно завинчивающуюся
крышку и по форме удобны для ношения в
кармане.
При длительном пребывании в лесу или на реке нужно иметь две сетки
и пользоваться ими поочередно — одна на шляпе, другая в банке*
*
Об оригинальном способе летней ловли на мормышку с берегов,
заросших густыми кустами, написал тов. В. Корунов (г. Ногинск). Удилище в 2,5—
3 м длиной оснащается легкой катушкой, пропускными кольцами или
«змейками», кивком-сторожком в вершинке, через который может легко скользить
леса в 0,2—0,3 мм, и достаточно тяжелой мормышкой, способной своей
тяжестью сматывать лесу с расторможенной катушки. На крючок мормышки
насаживается червяк, опарыш, ручейник или какая-либо другая летняя
насадка. Наживив мормышку, подматывают лесу до упора мормышки в кивок»
просовывают удилище между ветками куста к воде и оттормаживают
катушку. Мормышка своей тяжестью сматывает лесу и уходит в воду. Ей дают
опуститься до дна, ставят катушку на тормоз и колебаниями удилища
управляют движениями мормышки, следя за поведением кивка. Подсеченную рыбу,
подматывая лесу на катушку, подтягивают до кивка и аккуратно на
удилище вытягивают сквозь ветки куста. Этот оригинальный и интересный
способ ловли под кустами на мормышку с кивком очень спортивен и обычно
успешен, так как под кустами, в холодке, всегда стоят, гуляют и кормятся
плотва, подъязки, окуни, подлещики, голавли.
♦
Для некоторых рыболовов насадка мотыля на крючок при ловле со льда
бывает затруднительной. Они предпочитают заготовить дома накануне
рыбалки кучки из 3—4 личинок мотыля, перевязанных ниткой. На рыбалке
остается только продеть жало крючка под нитку — и насадка готова. Но это
довольно кропотливая работа, требующая большой аккуратности; при
сильной затяжке нитки личинки разрываются и их содержимое вытекает, при
слабой затяжке личинки вылезают из узелка. Тов. Кузьмин (г. Новокуйбы-
шевск) предложил удобный способ заготовки таких кучек мотыля с помощью
несложного приспособления в виде конусного наконечника и маленьких
колечек, нарезанных из ниппельной резины. Наконечник, в форме вытянутого
конуса, можно изготовить из кусочка жести от консервной банки. В месте
стыка наконечник пропаивается. Открытому, широкому концу придается вид
совочка (срезается ножницами). На совочек кладутся 3—4 личинки и
сжимаются колечком, растянутым на конусе и сдвинутым на совочек (рис. 7).
214

Рис. 7
Подготовленные кучки мотыля ссыпаются в отжатую холщовую тряпку
и хранятся на рыбалке в деревянной коробочке, в одном из внутренних
карманов одежды.
*
Оригинальный способ оснащения поплавочной удочки двумя крючками
с разными насадками рекомендует тов. Ащепков (г. Саранск). На
расстоянии 1—1,5 м от крючка, в зависимости от глубины, на конце удочки
крепится к лесе поводок (20—25 см) с крючком и поплавком.
Грузоподъемность поплавка должна быть достаточной для удержания на нужной
глубине нижнего крючка с насадкой и грузила. При такой оснастке один
крючок с насадкой будет находиться около дна, а второй — на поводке с
поплавком— на поверхности или около поверхности воды. Глубина погружения
нижнего крючка может регулироваться длиной нижнего поводка. Обычно
нижний крючок наживляется червем, опарышем, личинкой короеда или
одной из растительных насадок, а верхний — каким-либо насекомым или
искусственной мушкой при ловле на быстром течении с дальней проводкой.
* *
Интересную конструкцию незацепляющейся блесны для спиннинговой
ловли рекомендует тов. Рязанцев (Московская обл.). Изготовляется она из
отходов латуни, толщиной в 1 мм. Предварительно из бумаги вырезается
эталон, наклеивается на пластинку и обрезается ножницами по металлу.
Латшая заготовка
Рис. 8.
Вдоль заготовки, положенной на войлок, кладется круглый металлический
стержень диаметром 20 мм. Ударами молотка по стержню заготовке
придается правильная овальная форма. Далее заготовка загибается на ребре
плоского напильника, зажатого в тиски. Для вращения в воде концы блесны
слегка отгибаются. В центре сверлится отверстие для стержня. Блесну
следует отшлифовать или посеребрить. Вместо бусинки, необходимой для луч-
215

шего вращения блесны, можцо применить отрезок капиллярной трубочки с
внешним диаметром 2 мм. Проходя сквозь водоросли, эта блесна создает
с боков водные потоки, раздвигающие путь для тройника (рис. 8).
Тов. Пучков (Харьков) сообщил о своем способе оснастки вращающейся
блесны. Конец отрезка стальной проволоки диаметром 0,6 мм соединяется
с вертлюжком. На стержень надевается лепесток блесны, трубочка,
свернутая из жести или пластинки латуни, передний конец которой, заменяющий
бусинку, надо обработать напильником, придав ему сферичность. Далее на
Карабин Трубочка-бусинка
Трубочка^ зажим
Стерженек без блесны
Блеска в собранном виде
Рис. 9.
стержень надевается еще одна трубочка — зажим, а хвостовой конец
стержня выгибается в застежку. Часть стержня между трубочкой, заменяющей
бусинку, и трубочкой-зажимом обматывается полоской тонкого листового
свинца. Если цевье тройника длинновато, можно опустить лепесток блесны,
укоротив расстояние между трубочками. При такой оснастке блесны случаи
«захлестывания» почти исключаются (рис. 9).
Заслуживает внимания и рекомендация этого автора о применении в
качестве отцепа висячего замка с круглой дужкой. При пропуске лесы в дужку
замок отпирается. Если замок легок — его можно подгрузить. Опущенный К
месту зацепа на прочном шнуре замок дужкой ударяет по поддеву крючка
и освобождает его.
* *
*
О двух полезных для рыболова принадлежностях написал тов. Хатун-
цевский (Горьковская обл.).
1. Для защиты от дождя он рекомендует использовать прозрачную
полиэтиленовую пленку. 3—4 м этой пленки (в зависимости от роста рыболова)
сложить пополам и сшить с одной стороны по всей длине. Такой «плащ»
свободно убирается в карман, легок, дешев и при аккуратном с ним
обращении может служить не один сезон.
2. Рыболовам удильщикам в весеннее время, когда земля по берегам
водоема сырая и холодная, полезен портативный стул-скамеечка. Его легко
сделать из отрезка алюминиевой трубки диаметром в 35—40 мм и длиной
450—500 мм. В отверстие трубки вставляется деревянный штырь,
вдолбленный в дощечку-сидение, размером 300X150 мм. Трубка втыкается в грунт
берега, и рыболов получает возможность отдыхать без риска простудиться
на сырой земле.
* *
Любителям ловли донными удочками может быть полезен совет тов.
Русакова (Полтава) о применении вместо обычного донного удилища (1 м),
коротких (40—50 см), заостренных с одного конца тонких стержней с
укрепленными на них небольшими легкими катушками. Стержень втыкается в грунт
берега, и леса сбегает непосредственно с барабана. После заброса снасти
216

возможный провис лесы наматывается на барабан катушки, включается
тормоз, а на леску перед катушкой ставится сторожок (колокольчик, ролик,
комочек хлебного мякиша и т. п.). Удобство такой снасти в ее компактности
при транспортировке — несколько стержней свободно размещаются в кошел*
ке, рюкзаке или небольшой сумке.
4> 41
*
Об успешном применении такого же короткого
стержня с катушкой для донной ловли написал тов.
Солодовников (Конотоп). В его сообщении
представляет интерес конструкция сторожка на коротком
кронштейне, прикрепленном к стержню выше катушки. На
кронштейне подвешивается колокольчик, а на катушке
крепится тонкая палочка, которая при повороте
катушки ударяет по колокольчику и сигнализирует о
поклевке (рис. 10),
Рис. 10.
4> *
4>
Тов. Мерзликин (Ставрополь) сообщает об успешной ловле голавлей в
реках Башкирии на баранью печень. Печень режется на небольшие
продолговатые кусочки, которые насаживаются на крючок. Жало крючка тщательно
прячется в насадке. Печень должна быть свежей и хранится в холодном
месте в глиняной, эмалированной или стеклянной посуде. При длительном
хранении печень слегка присаливают, но свежую рыба берет охотнее. Ловят на
эту насадку поплавочными и донными удочками.
*
Новосибирские рыболовы применяют в качестве насадки свернувшуюся
скотскую кровь. Об этом сообщает тов. Власов (Новосибирск).
Приобретенную на мясокомбинате свернувшуюся кровь завертывают в плотную тряпку,
помещают в банку и прижимают грузом — камнем или кирпичом. Банку
зарывают в землю (на полметра). Через сутки банку откапывают. Кровь после
такой обработки представляет собой тугую массу, которую режут для
насадки на маленькие кусочки. На эту насадку очень хорошо ловится в ночные
часы донными удочками язь. Большую пользу приносит прикормка рыбы на
месте ловли мелкими кусочками той же крови.
* *
*
О двух оригинальных насадках, применяемых в водоемах Сумской
области, написал тов. Солодовников (Конотоп). Одну из них он именует «муравьи*
ное тесто». Готовится она так. В небольшой кастрюльке кипятят воду. В
кипяток засыпается кукурузная мука и размешивается ложкой. Мука
добавляется до тех пор, пока не образуется густая, вязкая масса. Кастрюльку с
разварившейся массой снимают с огня и завертывают в одеяло. Остывшую
кашу для большей вязкости уминают с мякишем белого хлеба. Затем одну
столовую ложку муравьиных яиц растирают в стакане. Получившуюся
беловатую массу с оболочками яиц смешивают с небольшим комочком (примерно
с куриное яйцо) остуженной кукурузной массы, умятой с мякишем хлеба.
В воде от такой насадки отделяются небольшие частицы, образующие муть,
217

привлекающую рыбу. Ловятся на нее сазан, лещ, плотва, карась, линь, язь,
густера, красноперка.
Вторая — «вишневая» насадка. Стакан вишен без косточек тщательно
растирается. Получившийся сок перемешивается с куском кукурузного теста.
На такую насадку ловят леща, язя, густеру, плотву, красноперку.
* *
*
Об удачном опыте замораживания на зиму опарышей и оживления их
весной сообщил тов. Никифоров (Киев). Перед наступлением морозов
опарыши помещаются в стеклянную банку и густо пересыпаются костяной
мукой. Сверху они засыпаются слоем сухого речного песка толщиной 30—
40 мм. Банка закрывается пластмассовой крышкой на резьбе. В крышке
просверливаются тончайшие отверстия для доступа воздуха. Банка с опарышами
находится до весны на открытом воздухе, под навесом. Весной опарышей
размораживают, они оживают, их перемешивают со свежей костяной мукой,
также засыпают песком и после вскрытия Днепра в течение месяца
пользуются этой привлекательной для рыбы насадкой,
В летних условиях сохранение пойманной рыбы приобретает для
рыболова первостепенное значение. Тов. Поляков (Гомельская обл.) рекомендует
вялить рыбу. Для вяления лучше использовать рыбу весом от 75 до 250 г.
Можно вялить различную рыбу, но лучшими вкусовыми качествами после
вяления обладают окунь, плотва, густера.
Пойманную рыбу перед посолкой надо промыть в холодной воде. По-
солку лучше делать в эмалированной кастрюле, миске или тазу. Промытую
рыбу нужно круто посолить (300—400 г соли на 1 кг рыбы) и плотно
уложить в посуду. Через 1,5—2 суток рыбу надо вынуть из образовавшегося
соляного раствора, обмыть в холодной воде, нанизать на нитку и вывесить на
воздух для подсушки на 8—12 часов, а затем для окончательной сушки —
на солнце (на 4—5 дней). Весь процесс приготовления занимает 7—8 дней,
зато вяленая рыба обладает хорошими вкусовыми качествами и может
храниться неограниченное время.
Опарыши — личинки мясной мухи, повсеместно успешно применяемая
насадка и в летних и в зимних условиях. Тов. Бородин (Днепропетровск)
рекомендует два способа заготовки этих личинок.
U Небольшое количество порезанной на кусочки мелкой рыбешки,
головки, жабры, внутренности — засаливается в консервной банке. На другой
день засоленные частички тщательно промываются водой, снова помещаются
в ту же банку, вверху кладется несколько кусочков порезанной рыбешки, но
не соленой. Банка выставляется в укрытое от солнца место, доступное
мухам. Мухи откладывают яички на несоленые кусочки рыбы. Образовавшиеся
личинки сначала питаются несолеными частицами, а через два-три дня
проникают ниже — в просоленные и промытые кусочки, не издающие
неприятного запаха.
Через четыре-пять дней, когда личинки подрастут, их надо палочкой или
пинцетом выбрать из банки, хорошо промыть водой и просушить на
впитывающей влагу бумаге. Подсушенные опарыши помещаются в сухую, плотно
закрывающуюся коробку и пересыпаются сухими отрубями или
размельченным жмыхом. Хранить их следует в холодном месте и оберегать от сырости.
При длительном хранении — в десять дней раз заменять отруби или жмых.
2. Порезанную кусками рыбу, печень животных или куски испорченного
218

мяса закапывают в землю и прикрывают рыхлым слоем "чернозема или навоза
толщиной в 3—4 см. Мухи, привлеченные запахом мяса, откладывают на
поверхности яички, и через четыре-пять дней в закопанных кусках появляются
опарыши. Землю, если она сухая, надо немного увлажнить, а место для
разведения выбирать в укрытии от солнца.
Опарышей, заготовленных на зиму, рекомендуется сохранять в отрубях,
в сухой коробке в холодном сухом месте, заменяя отруби (жмых) через каж-
дые 10 дней.
ж *
*
Тов. Волкорезов (Ростов-на-Дону)
предложил упрощенную, целесообразную замену
одной из деталей скользящего поплавка,
рекомендованного тов. К. Золиным (11-я книга
альманаха). Он считает наиболее простой в
изготовлении петлю из медной проволоки
диаметром 0,5 мм вместо петли с прорезью из
листовой латуни.
Из проволоки делается петля а (рис. 11)
с учетом толщины лески. Скрутив после петли
несколько раз концы проволоки в месте б, не-
скрученные концы надо прикрепить к
поплавку. Для этого в верхней части поплавка
ножом по окружности вырезается неглубокая
канавка г, в которую вкладываются концы
проволоки в, вдавливаются в поплавок и скру«
чиваются с противоположной стороны.
*
Простой и удобный способ хранения оснащенных тройниками блесен
рекомендует тов. Мартынов (Москва). Тройник блесны обертывается полоской,
вырезанной из использованного тюбика (крема, вазелина). Вырезанная
полоска размером 100X25 мм промывается горячей водой с мылом или с содой—<
с нее удаляется жир. Полоска просушивается, разглаживается, и ею
обертывается тройник блесны. Чехол на тройнике держится прочно, а при надоб-»
ности легко снимается.
В таком виде блесны можно класть куда угодно: в коробку, в мешочек
и просто в карман.
Тов. Кудрявцев (Москва), основываясь на своем опыте ловли рыбы на
Оке, рекомендует при подготовке теста для насадки добавлять в замес
немного соли и утверждает, что, применяя такое тесто, он добивался лучших
успехов по сравнению с товарищами, ловившими на пресное тесто.
Второй хорошей насадкой он считает мякиш опаленного (но не
обожженного) черного хлеба. Ловятся на эту насадку голавль, плотва, язь в
местах со слабым течением.
О двух летних насадках, применяемых криворожскими рыболовами при
ловле привередливых, откормившихся карпов в реке Саксагань, сообщает
тов. Ермолик (Красноярск).
Первая насадка приготовляется так: пять чайных ложек сахара
всыпается в четверть аакана воды. Содержимое кипятится до образования сиропа.
Потом две столовые ложки пшеничной муки перемешиваются с двумя-тремя
чайными ложками ванильного и обычного сахара. В эту смесь добавляют не-
219

много приготовленного сиропа и вымешивают тугое тесто в виде лепешек.
Лепешки варятся в оставшемся сиропе и после охлаждения помещаются в
стеклянную или эмалированную посуду. На крючок насаживается кусочек
лепешки в виде хорошо скатанного шарика.
Другая насадка делается иначе: измельченная макуха (жмых)
просеивается на мелком сите и смешивается с пшеничной мукой. Получившуюся
серую массу смачивают водой и месят до образования теста. Из теста
скатывают тугие шарики, помещают их в эмалированную кружку, заливают водой
и кипятят. Когда вода закипит, ее осторожно сливают, шарики промывают
холодной водой и смачивают подсолнечным маслом. На день ловли берут
30—40 шариков.

КРИТИКА
И
БИБЛИОГРАФИЯ

Ж Имбовиц
СЛОВО О ЛЮДЯХ, ОХРАНЯЮЩИХ ПРИРОДУ
Борьба с браконьерством и отравлением водоемов —- одна из важных
задач советских рыболовов. Печать активно участвует в этой борьбе. Газеты и
журналы публикуют очерки и рассказы, которые бичуют браконьеров, разоб*
лачают руководителей предприятий, отравляющих водоемы отходами
производства.
Издательство «Советская Россия» выпустило сборник «Белая лодка» *.
Включенные в него рассказы агитируют за активный отдых, воспитывают
любовь к родной природе и ответственность за рыбные богатства страны.
В рассказах и очерках Е. Терника «Золотой окунь», В. Староверова «За
Раплей в разливе» и М. Лихачева «Странный характер» читатель
встречается с замечательными людьми, влюбленными в родной край и в свое дело.
Герой Е. Терника — рыбак дед Федор, или, как его называют в бригаде,
«рыбий заступник», с горечью вспоминает о сыне Александре, который
«вышел в ученые», работал на рыбоводной станции и мечтал всю Ладогу
озолотить, да погиб на фронте. Но в уловах все же встречаются необыкновенные
окуни — с золотой чешуей, «как остывший осколок солнца», которых
разводил Александр. Найдя в корзине такого окуня, дед Федор непременно
выпускал его в реку. И думает он с заботой: «Пусть их разводятся! Беднеет
Ладога, след ей помощь оказывать. Всю молодь беспременно отпускать бы
надо... Судак ли, лещ, лосось — вся она рыба золотая, хоть и не тем цветом
вышла».
В очерке В. Староверова «За Раплей в разливе» перед читателем
предстают два разных человека: злостный браконьер Степан и старик рыбак,
отдающий весь досуг любимому делу. Автор, раскрывая преступления
браконьеров, называет их коротким, но выразительным словом «гнус». Вот
поистине мерзкая картина: браконьеры бьют острогой рыбу, идущую на нерест.
Каждый успевает за ночь уничтожить до двух десятков килограммов рыбы.
Это миллионы икринок, десятки тонн загубленной рыбы.
В компанию таких варваров, любителей легкой наживы, попал и герой
очерка Степан. После встречи со стариком Кучкиным, который «душу ему
перевернул», Степан стремится вырваться из этого страшного мира.
Рассказывая о старике, который не просто любит свой край, а все силы отдает ему,
автор как бы стыдит всех равнодушных, стремится пробудить у них любовь
к родной природе: «Старик проводил меня до тихоходки и, прощаясь,
приглашал заезжать вновь... Высокий, слегка сгорбившийся, он стоял одинокий
на берегу янтарного в свете заката озера. И величайшим укором
равнодушным людям показалась мне одинокая фигура этого старика, с его
причудливой вязью речи, эпически спокойным лицом и беспредельной любовью ко
всему живому».
«Странный характер» — так называется рассказ М. Лихачева. Его
герой— Ефим Кузьмич Логинов, бухгалтер-ревизор, переехавший в новый
район. Это неутомимый энтузиаст рыбоводства. Все свободное время отдает он
приведению в порядок водоемов. По его инициативе ведут расчистку рек и
озер, сооружают плотину. Неугомонный характер у этого человека. Он
поднял людей на строительство водоемов, добился порядка и... решил
перебраться в другой колхоз. И можно быть уверенным: там, где он появится, на
водоемах будет наведен порядок.
В рассказах Ю. Смирнова «Испорченный день» и П. Старцева «Мальки»
читатель встречается с другой категорией людей. Это не нарушители
законов, их нельзя привлечь к ответственности, и все-таки они вызывают у нас
неприязнь... Герой рассказа «Испорченный день» вызывает даже симпатию.
* «Белая лодка». Рассказы и очерки. «Советская Россия», 1963. Тираж
50 ООО. Цена 45 коп.
222

«Все было ладно на парне, все шло к его стройной фигуре — и высокие
сапоги, и защитного цвета комбинезон с огромным количеством карманов и
карманчиков, и мотыльница, удобно висящая у него на груди. И снасть у
него была отличная: видно, много вложил он любви, мастеря ее зимними
вечерами. Все движения этого рыболова расчетливы и точны. Но вскоре клев
прекратился. Следовало подождать, так как плотва отошла. Но парень не
бросил удочку, он продолжал ловить и тогда, когда на крючок стали
попадаться совсем малюсенькие плотвички. Таких «малышек» принято тут же
выпускать в реку. Но парень клал их в садок. Горько было смотреть на эту
картину. Это уже была не страсть к рыбной ловле, а стремление превратить
спорт в добычу».
Таким же алчным предстает и Игнат из рассказа «Мальки». Другой
герой этого рассказа, дед Иван, не может остаться равнодушным, видя
высохшую речушку. Он вылавливает из нее мальков ведром и выпускает их в реку.
«И к человеку и к мулю жалость иметь надо,— говорит дед Иван,— годика
через три, глядишь, и рыба из него вырастет». Но таким, как Игнат, не
понятно поведение деда Ивана. Страсть к наживе у них превыше всего. «Эх!—
восклицает Игнат.— Годика через три?! Да я б с этой ляги месяц поросят
кормил».
Рассказ Ф. Абрамова «Жила-была семужка...» написан от лица
маленькой погубленной впоследствии браконьерами рыбки-красавки. Вот как
описывается гибель семужки: «Удар был меток и беспощаден. Стальные зубья
остроги попали ей в затылок... Мертвая, изуродованная, с раздробленным
хребтом и распоротым брюхом, она лежит на дне лодки. Вокруг нее, в
крохотных оранжевых икринках, плавающих в красной луже, теплится еще
жизнь. А у костра, на берегу, сладко отдуваясь и сытно отрыгивая, лежат,
растянувшись, два человека — большой бородатый и молодой здоровый
парень». Автор беспощадно разит браконьеров, вызывая у читателей чувство
ненависти к ним.
«Комарики» — так шутливо назвал свой рассказ В. Грановский. Перед
читателем предстает юное поколение. Ребята задались целью не только
выловить браконьера, но и заставить его бросить позорное занятие. Изо дня
в день Юра и его друзья, как разведчики, наблюдали за браконьером Омы-
киным и сообщали о его делишках в листовках, которые вывешивали то на
двери дома самого Смыкина, то в правлении колхоза, а то и просто на
телеграфном столбе. Иногда они сообщали, сколько, когда и где браконьер
выбрал рыбы из снастей. Иногда в листках содержалась хлесткая шутка: «Ры<
ба, осторожней! В нашем селе живет браконьер Смыкин». И ребята добились
своего. Люди уже не смеялись, а суровели при встрече со Смыкиным и стали
поговаривать, что пора пресечь его «деятельность». Но Смыкин сам пришел
в правление и порубил топором свою снасть...
В рассказе А. Клещенко «Промашка Федора Логунова» браконьер
представлен уже более грозной силой. Это не просто заблудшая душа: Федор
Логунов — настоящий хищник, и оторвать такого от грязных дел оказалось
нелегко. Этим занялся новый инспектор рыбнадзора Алексей Солодов. Он
считал, что надо не только поймать браконьера. Важно воздействие на
колхозников, которые иногда добродушно говорили о его разбойничьей удали,
Такие люди, как Логунов, считают, что советские законы писаны не для них,
ведут себя нагло, хвастают безнаказанностью. И лишь едва не
поплатившись жизнью за совершенное преступление, Логунов начинает осознавать,
что «не на ту дорогу завернул. Только себе одному простора хотел...»
Пожалуй, наиболее сильно написан рассказ Г. Семенова «Белая лодка»*
Он начинается с описания трагичесокго случая: от руки браконьера-убийцы
погибает инспектор рыбнадзора. Но уже через несколько дней белая лодка
инспектора снова появляется на озере. Ею управляет молодая вдова
погибшего. Считая охрану рыбы своим долгом, она берется за это опасное дело и
выдерживает экзамен на мужество и верность с честью. Неожиданно
свалившееся на нее горе раскрыло глаза не только ей: все в районе поняли, что
браконьеры — злейшие враги, с которыми надо серьезно бороться,
223

К этому призывает и В. Песков. В очерке «Схватка» он рассказывает
о крупной шайке матерых браконьеров, не один раз выходивших на разбой.
Однажды грабители, застигнутые на месте преступления патрулем, пытаясь
уйти, пустили в ход оружие. «До каких пор мы будем только негодовать?»—
спрашивает автор очерка. И вот ответ министерства: «Выступления газет,
голос нашей общественности очень помогли юристам при составлении нового
кодекса наших законов. В старом своде законов наказание за браконьерство
было действительно очень мягким — незначительный штраф. Новый кодекс,
вступивший в силу с января 1961 года, не балует браконьера. Узнав сумму
штрафа, он подумает: стоит ли пускаться в разбойничий промысел?
Пойманный на реке вторично, браконьер рискует получить строгую меру
взыскания— четыре года тюрьмы и конфискация всего имущества... Нелегко будет
жить при новом законе и сухопутным «грабителям».
В. Бузсовец
ХОРОШАЯ КНИГА О МОРСКОЙ ЛОВЛЕ
«Современная наука установила, что подводный мир, еще недавно
считавшийся миром безмолвия, полон звуков и рыбы сами обладают
способностью издавать звуки и улавливать их, а звук в воде распространяется
примерно в пять раз быстрее, чем в воздухе. Способность рыб издавать звуки и
улавливать их отражения дает им возможность ощущать на расстоянии
пороги, водопады, разные плавающие предметы, живые организмы,
«чувствовать» дно и т. п.— совсем так же, как это делают современные приборы
гидролокации, прощупывающие звуковым лучом все, что находится вокруг них
под водой».
Эти строки взяты из книги Ю. А. Шеманского *. Автор — капитан
научно-исследовательского судна Академии Наук СССР — широко использует
достижения ихтиологии, чтобы объяснить явления, наблюдаемые
рыболовами, чтобы обосновать ту или иную рекомендацию новичкам.
Уже давно замечено, что некоторых рыб можно приманивать звуками.
На этом, например, основана ловля сома на квок. Ю. А. Шеманский пишет,
что звуки от ударов по жестянке привлекают налима. Видимо, сомы и
крупные щуки идут на звуки, издаваемые птицами, держащимися на
поверхности воды.
На советском тунцеловном судне «Нора» установлен дождевальный
прибор. Когда его включают, струи падают на воду вблизи борта и производят
звуки, похожие на те, которые характерны для стаи мелкой рыбы, например
сардины. Тунцов привлекает этот звук, они подходят к судну.
Блесны, конечно, тоже создают звуковые колебания, привлекающие
рыбу. «Практика показала,— пишет Ю. А. Шеманский,— что повышенные
акустические достоинства имеют некоторые тяжелые «ложки» и блесны с
увеличенным лобовым сопротивлением». Рассказывая об устройстве блесны с
повышенным звучанием, он поясняет, что она имеет герметически закрытую
полость, в которую кладут несколько мелких дробинок. При движении блесны
дробинки перекатываются и создают шум, который и привлекает рыбу.
Описывая устройство нескольких других звучащих блесен, автор предупреждает,
что чрезмерная шумливость блесен не привлекает, а, наоборот, отпугивает
рыбу. Вообще же рыболовам-натуралистам предстоит уточнить конструкции
звучащих блесен, отобрать наиболее уловистые для того или иного водоема,
для того или иного вида рыбы.
* Шеманский Ю. А. Спортивное рыболовство и подводная охота на
Черном море. Одесское книжное издательство, 1963. Тираж 20 000. Цена
15 коп.
224

Интересно автор рассказывает и об ароматических приманках. Он пишет,
что у большинства видов рыб сильно развито обоняние и потому приманки,
воздействующие на рыб запахом, бывают довольно эффективными.
Оказывается, в качестве ароматических приманок успешно действуют не только
растительные масла, но и жидкие животные жиры — тресковый, тюлений,
акулий, а также кровь животных, измельченное мясо мелких рыб и
моллюсков, чеснок, мед, кислое молоко.
О том, что рыбу привлекают запахи, было известно и раньше. Так, еще
Л. П. Сабанеев писал, что лещ совершает по реке большие путешествия за
баржами, перевозящими растительное масло. В литературе неоднократно
писалось, что акулы воспринимают даже очень незначительную примесь крови
в воде. Однако Ю. А. Шеманский рассказывает о совсем новых фактах того,
как рыба улавливает ароматические примеси, научно обосновывает их. Он,
например, сообщает о результатах исследований, которые установили, как
лососи находят свою «материнскую» реку, куда они возвращаются на нерест,
после продолжительной жизни в океане. Ученые определили, что у лососей
есть своеобразная химическая память, возникшая при жизни в реке.
Ю. А. Шеманский пишет, что многочисленные опытные ловли рыбы дали
ему возможность убедиться в большой действенности ароматических
приманок, особенно жидких жиров и растительных масел. Для выпуска в море
этих приманок применяют так называемые кормушки, например полый конус
из тонкого металла с открывающимся днищем и рядом мелких отверстий в
боковой части, через которые ароматические вещества просачиваются в воду.
На шнуре такая кормушка опускается на желаемую глубину. Жидкие
приманки заливают в парусиновый мешочек.
В книге также описывается яйцевидная кормушка из алюминия. При
ловле удочкой на течении ее применяют, прикрепив к леске, вблизи крючка.
Есть в книге описание блесны, которая при движении в воде оставляет за
собой дорожку из ароматического вещества.
Подводное свечение — одно из интереснейших явлений природы.
Способностью светиться обладают и некоторые виды рыб, притом не только
глубоководные, но и обитающие в верхних слоях моря. «При поисках пищи,—
пишет Ю. А. Шеманский,— значение для рыб имеет не только слух, обоняние,
но и зрение. И поэтому искусственные рыболовные приманки в светлое время
дня и при достаточно прозрачных водах должны привлекать рыб и своим
внешним видом; сходностью очертании с имитируемым организмом, цветом,
блеском, мельканием, похожим на мелькание чешуи, и т. п. А так как ловля
рыбы зачастую проводится в глубоких темных водах или ночью в полной
темноте, рыболовные приманки много выиграют, если они еще и светятся».
Какой же должна быть светящаяся приманка? В книге можно найти
подробный ответ на этот вопрос. Автор рассказывает, как устроены
светящиеся блесны, как и из чего их надо делать. Это хорошие, конкретные
советы, которые могут пригодиться спортсменам при ловле ставриды, камбалы,
бычка, акулы-каткрана и многих других рыб.
В других главах автор также подробно и обстоятельно описывает
берега, животный и растительный мир Черного моря, снасти и принадлежности
для рыбной ловли. Большая глава посвящена спортивным способам ловли
на море: поплавочным и донными удочкам, отвесному блеснению, дорожке,
самодуру, спиннингу, нахлысту.
Есть в книге Ю. А. Шеманского раздел о подводной охоте на море.
Большой интерес представляет глава о рыбах Черного моря. В конце
приведены советы о том, как предсказывать изменения погоды по местным
признакам.
Ю. А. Шеманский написал книгу, которая не только читается с большим
интересом, но и обогащает опытом спортивной ловли рыбы на море. Многие
страницы рассказывают о том, что в литературе еще не описано.
Однако в его книге есть и некоторые недостатки. Досадно, что они
появились не в результате незнания, а по небрежности. Так, на 3-й странице
автор пишет: «По берегам (Черного моря — В. Б.) тянутся широкие песча-
225

ные пляжи. Все это удобные места для купания, Ловли рыбы и подводной
охоты». Неужели ему не известно, что подводная охота на пляжах
запрещена? На 5-й странице сообщается, что самая низкая температура воды у
Одессы 1°. Между тем море около нашего города замерзает. На 17-й и 18-й
страницах подробно описана форма грузил, способы их привязки, а вот вес
не указан. Между тем это существенно, особенно при ловле на большой
глубине. Есть ошибки и в описании ловли самодуром. Так, автор пишет,
что крючки этой снасти наживляют живой или консервированной рыбкой,
креветкой, морским червем нереисом или другими натуральными
приманками. На основании чего это написано? Одесские спортсмены, например, при
ловле самодуром никаких насадок не применяют: крючки у нас обвязаны
перышками. Уж не спутал ли автор эту снасть с закидушкой?
Он также пишет, что самодур имеет 10—15 крючков. Между тем
правилами рыболовства предусмотрено, что можно применять только 10 крючков.
В заключение хочется сказать, что эти ошибки, хотя и вызывают
досаду, однако не отражаются на высоком спортивном и научном уровне книги,
г, Одесса
8. Ломапчеико
О СПОРТИВНОМ РЫБОЛОВСТВЕ НА БЕРЕГАХ БАЛТИКИ
Рыболовы получили хорошую книгу*, в которой дается много сведений
по спортивной ловле рыбы, строящихся на современном понимании природы
подводного мира.
За последние годы наука сделала ценные открытия в области биологии
подводных организмов и, в частности, рыб, что вносит изменения в
практику спортивного рыболовства. Автор описывает берега и рыб прибрежных
вод Балтики, Рижского и Финского заливов, рассказывает о еще мало
известных спортсменам особенностях ловли на море. Описано применение
спиннинга, нахлыста, дорожки и самодура. Дается также подробное описание
новых рыболовных приманок: акустических, ароматических и светящихся.
Советы автора интересны и полезны для ловли не только на море, но и
в пресных водах.
Выход в свет* книги, хотя и небольшой, но базирующейся на
современных представлениях о биологии рыб,— хороший подарок рыболовам.
А. Авилов
СОВЕТЫ АВТОРУ ХОРОШЕЙ КНИГИ*
В предисловии к этой книге**, вышедшей вторым изданием, автор
пишет, что «стремился только помочь рыболову понять поведение рыб и
освоить наиболее активные приемы летней охоты в пресноводных водоемах, при
этом не ставилась задача подробно описать возможно большее количество
видов рыб и все существующие способы их спортивной ловли». Конечно,
автор имеет право выбрать тот или иной круг вопросов, но должен помнить,
что данное им название обязывает к освещению всех основных видов
спортивной ловли. Поэтому следовало бы дополнить книгу описанием зимнего
ужения даже за счет сокращения некоторых разделов.
* Шеманский Ю. А, С удочкой и подводной маской по берегам
Балтики. Ленинград, 1964. Цена 19 коп.
** Сабу наев В. Б, Спортивная ловля рыбы. Лениздат, 2-е изд., 1963,
431 стр.
226

Книга охватывает большой круг вопросов, и начинающий, и опытный
рыболов найдут в ней много полезных советов. Книга написана в форме,
доступной для широкого круга читателей, снабжена большим количеством
хорошо выполненных иллюстраций.
Однако не все главы равноценны. Это и понятно: теперь рыболовный
спорт настолько усовершенствован, что одному автору очень трудно писать
одинаково хорошо обо всех способах ловли, тем более если, как говорится
В предисловии, «в основу книги положен главным образом личный опыт
автора и указания ленинградских рыболовов». Поэтому у В. Б. Сабунаева есть
спорные и даже неточные положения.
Так, отрицается влияние искусственного света на клев. Это сделано на
основании опытов, в которых «электролампу с рефлектором опускали в воду
в местах скопления окуня и плотвы», когда ловля на мормышку вблизи и
вдали от источника света дала одинаковые результаты. В данном случае
источник света мог даже отпугивать рыбу. Однако хорошо известно, что
ночная ловля плотвы, леща и язя зимой, если лунка освещается не сильным
источником света, дает хорошие результаты.
Нельзя согласиться с выводами автора, что «использование пахучих
веществ не показывает сколько-нибудь заметного улучшения клева». Кстати,
автор сам на следующей странице утверждает, что «естественный запах...
подсолнечного масла... без сомнения привлекает рыбу...» Дело в правильном
выборе пахучих веществ и их дозировке.
Далее автор пишет, что «грозовые явления, по-видимому, не оказывают
на рыб особого влияния». Однако практика показывает существенное
влияние грозы на поведение и клев, например, налима: летом, когда он вообще
не берет, после сильной грозы клев наблюдается.
Нельзя согласиться с автором, что большинство историй о щуках и язях,
открывающих крышки садков, сбивающих насадки и т. д.,— «охотничьи»
рассказы. Стоит посмотреть, например, как ловко шересперы перепрыгивают
через верхнюю тетиву невода, как язь выскальзывает из неплотно
прикрытого садка или как окуни ведут коллективную охоту за мальком. Конечно,
это проявление не ума рыб, а инстинкта и опыта, но такие факты бывают,
и с ними необходимо считаться.
Автор пишет, что момент подсечки при ловле донной удочкой
«определяется по положению конца удилища и по ощущению руки, держащей
удилище или лесу». Вместе с тем при ночной ловле конца удилища, даже если
он окрашен, часто не видно, а два или три удилища в руках не держат.
Обычно пользуются колокольчиками, на что в другом месте указывает и
сам автор.
Короеда и шитика можно насаживать не только так, как показано на
рис. 26 (фиг. б и в), но и так же, как опарыша. Целесообразно было бы
добавить, что мотыль хорошо (в течение нескольких недель) сохраняется в
стеклянной банке на холоде (при температуре 2—4° тепла), если воду
менять один-два раза в сутки.
В последнее время плотву ловят на муравья, об этом в разделе о
насадках ничего не сказано. Среди способов сохранения живцов не указано
продувание воды аквариумным распылителем с резиновой грушей.
В книге подробно рассказано о ловле в проводку, особенно с дальним
отпуском поплавка. Однако ничего не сказано о проводке «от кола».
Нельзя согласиться с автором, что при ловле кружками «дело вкуса»,
как поступать после подсечки: класть леску в лодку или бросать кружок в
воду, взяв леску в руки. При ловле крупной рыбы, безусловно, лучше второй
способ: многие кружочники знают, как при неожиданном рывке рыбы
зацепившаяся за что-нибудь лежащая в лодке леска рвется и добыча уходит*
В главе о спиннинге приведен рисунок шведской безынерционной
катушки, малоизвестной у нас, а описания ее не дано. Кроме изображения
катушек, изготовляемых в СССР, необходимо было дать оценку их качества.
Нельзя согласиться с автором, что «применение мертвой рыбки
рационально в тех случаях, когда... трудно добиться хорошей игры искусственной
227

рыбки». Ведь в некоторых водоемах применение мертвой рыбки дает лучшие
результаты, чем ловля на блесны. Спорно и утверждение автора, что
прицеплять к грузилу тройник не следует: иногда хватки наблюдаются именно
за грузило.
Описывая отвесное блеснение, автор утверждает, что «на голые блесны
судак почти не берет и только багрится на них». С этим согласиться нельзя:
на канале имени Москвы, например, судака ловят только на голую блесну.
Совершенно непонятно, чем руководствовался автор, рассказывая о
«ловле с двух спиннингов». Неужели ему неизвестно, что этот способ запрещен
как браконьерский? При описании ловли лосося следовало указать, что она
запрещена на большей части территории СССР и производится лишь в
специально отведенных местах или по специальному разрешению.
Среди весенних насадок не указаны мотыль — для ловли язя в
проводку— и выползок — для ловли донной удочкой. Ничего не сказано о такой
хорошей для язя насадке, как майский и июньский жуки. Для весенней
ловли голавля донной удочкой следовало бы указать такие насадки, как
выползок и живец, а для летней — ракушку и черный хлеб.
Сравнивая первое и второе издания, следует отметить, что автор
расширил большинство глав за счет, например, описания ловли таких
распространенных рыб, как карась, карп, красноперка, линь. Однако исключение
полезных разделов, например «Изготовление рыболовных принадлежностей
в домашних условиях» и «Перспективы увеличения рыбных запасов СССР
и их охрана», вряд ли можно считать оправданным.
В, Цесевич
ОПЫТ ДНЕПРОПЕТРОВСКИХ РЫБОЛОВОВ
Брошюра * заслуживает внимания как начинающих, так и опытных
рыболовов. В ней вкратце дается биология рыб и более подробно жизнь рыб
Днепра, его притоков, водохранилищ Днепропетровщины, рассказывается о
рыболовных снастях, преимущественно поплавочных и донных удочках, о
требованиях, предъявляемых к ним.
Особое место занимают практические советы: о выборе места ловли,
прикормке, насадках, об изготовлении самодельных снастей. На некоторых
из них следует остановиться.
Прежде всего о прикормочницах. Автор рекомендует делать их из сеток
с ячеей 5 мм. При ловле с лодки место, куда опущена сетка, видно по
идущему от нее шнуру, а при ловле с берега рекомендуется устройство,
изображенное на рис. 1.
В мешочек из сетки, кроме прикормки, закладывают груз. Горловину
сетки затягивают и к ней привязывают небольшое кольцо, через которое
пропускают шнур с большим поплавком на конце. Шнур должен легко
перемещаться в кольце. При забросе прикормочницы поплавок упирается в
кольцо, когда она ляжет на дно и шнур будет ослаблен, поплавок всплывет на
поверхность.
Для успешной ловли автор рекомендует делать забросы удочки как
можно ближе к прикормочнице. Чтобы леска не цеплялась за поплавок, его
следует держать под водой на такой глубине, чгобы он был виден.
А вот прикормочница другой конструкции: она тоже сделана из
небольшой мелкоячеистой сетки, затягиваемой скользящей петлей. В сетку
закладывают прикормку и кусок пенопласта или два мяча для игры в настольный
теннис: они удерживают сетку на поверхности воды. Эта прикормочница
предназначена для верховодных рыб.
•Чистяков И. А. Счастливого вам улова. Днепропетровск, 1963,
132 стр. Тираж 9000 (на украинском языке). Цена 30 коп.
228

Автор рекомендует удобный в походе якорь (рис. 2). К трехугольному
основанию из нержавеющей стали или алюминия приклепана горловина в
виде конуса, сшитая из плотной ткани. В горловине сделан разрез: к нему
пришивают застежку-молнию, а к вершине горловины — кольцо, к которому
Рис. 1 Рис. 2.
пристегивают карабином (или привязывают) шнур. В походе эта самоделка
используется как тара, на рыбалке, заполненная галькой или крупным
песком, она служит якорем.
В брошюре также описаны местные приметы изменения погоды и дан
краткий календарь рыболова-спортсмена.
Вызывает сожаление некоторое пристрастие автора к большим уловам.
Ведь для настоящего рыболова-спортсмена не так уж важно, сколько у него
в садке. Важно ощущение победы в борьбе с рыбой!
В описании лески допущены неточности. По действующим ныне
техническим условиям, коэффициент удлинения не 15—20, как пишет автор, а
35—45, а крепость лески диаметром от 0,4 до 1 мм значительно ниже. Так,
леска толщиной 0,7 мм выпускается крепостью 11,5 кг, а не 14—16 кг, как
утверждает автор.
Несмотря на отмеченные недостатки, брошюра И. Чистякова будет
полезным пособием не только для рыболовов Днепропетровщины, но и других
областей.
А* Лапутпн
ДОСАДНЫЕ НЕТОЧНОСТИ
Вышедшая в свет вторым изданием книга М. Н. Никольского* обобщает
многолетний опыт спортивной ловли рыбы отвесным блеснением во все
сезоны на реках, озерах и на море. В первых двух разделах рассказывается о
снастях и технике зимней ловли рыбы на блесну и мормышку, в третьем —
о спортивном рыболовстве на Черном море. Центральное место среди
снастей для морской ловли отводится самодуру. Даны сведения о рыбах
Черного моря. Приведено много рисунков блесен, мормышек и их описание.
Заканчивается книга кратким замечанием о лодке для морской ловли.
Автор сообщает полезные сведения, однако часто, заглядывая в
прошлое, забывает о новом. За последние годы в рыболовном спорте появилось
много усовершенствований, а о них в книге не сказано. Это относится,
например, к приспособлению для насадки мотыля, ловле на комбинированную
блесну с мушками.
* Никольской М. Н. С блесной на хищных рыб. 2-е изд. Воениздат,
1963, 128 стр. Цена 32 коп.
229

Современная мормышечная снасть так совершенна, изящна и
миниатюрна, что не имеет ничего общего с удильником для зимней ловли на блесну.
Однако автор пишет, что «при этих способах ловли применяются
одинаковые снасти».
Всем известно, что сторожок теперь является неотъемлемой частью мор-
мышечной снасти. Он не только улавливает еле заметные поклевки, но и
влияет на игру мормышки, что особенно важно при ловле рыбы на голую
мормышку — без мотыля. Успех часто зависит от правильного подбора и
регулировки сторожка. Но автор не указал ни на одном рисунке сторожок
удочки, и это не случайно. Вот каково его мнение о сторожке: «Практика
показывает, что подобного рода ухищрения не приносят опытному рыболову
ощутимой пользы». С таким мнением никак нельзя согласиться. Не
рассказал автор и о наклонной подвеске мормышек: на большинстве рисунков они
показаны в горизонтальном положении.
Приведенные в книге высказывания Л. П. Сабанеева о снастях
настолько устарели, что и сам автор вынужден признать, например, не пригодными
для современной ловли лески из конских волос. Рассуждения о таких
лесках, пряже, пропитке, эбоните засоряют книгу и вносят противоречия. Так,
автор в категорической форме пишет: «Лески из любой пряжи (шелковые,
льняные, фильдекосовые и пр.) для зимней ловли непригодны», а несколько
ниже говорит о пропитке пряжи. Далее он сообщает: «Леска не должна
иметь узлов», а через две страницы дает совет (имея в виду волосяную
леску): «Перед ловлей и после нее нужно тщательно осматривать все узлы».
Нередко утверждения автора вызывают недоумение. Например, он
заявляет, что «погоня за большой прочностью удильника почти всегда приводит
к ущербу в его гибкости или упругости». Как может прочность приводить
к ущербу упругости? В другом месте говорится, что бусинки на крючок
самодура насаживают «при помощи кончика поводка», а далее неожиданно:
«Осадив узел поводка до колечка лопаточки...» Какой узел? Какое колечко
лопаточки? Не ясно это и из рисунка, где бусинки указаны не на крючке, а
почему-то на поводке. Под рис. 36 дана подпись: «Три петли». Скорее это
тройная петля. Рис. 37 вообще непонятен.
К числу мелких замечаний следует также отнести то, что подписи под
рис. 4 и 5 не соответствуют изображению: никакого «изгиба» на них не
дано; на рис. 12 леска продета в колечко один раз, а в тексте сказано — два
раза. Дважды в тексте говорится о расчете ставки (стр. 82 и 83) и
дважды—о коррозии катушки (стр. 72 и 78).
Не все благополучно с терминологией: глухая снасть почему-то названа
«мертвой снастью», а ледобур — «коловоротом». Часто говорится о
«качестве лески», хотя речь идет о ее толщине. Вместо выражения «половить
спиннингом» дано неправильное: «половить на спиннинг». Это все равно, что
сказать: «забросить спиннинг».

Содержание
Стихи, рассказы, очерки
Петр Усачев. Соловьиный омут (стихи) ...,..«.«••* 4
Б. Михалевич. Рассказ у костра |
Я. Крылов. Научный метод . . • • • |~
Леон Геллерт. Великий рыболов (перевод с английского Ю. Шашлова) 19
В. Куликов. У костра (стихи) ...*«.*«•««•<•« 25
Дмитрий Матвеев. Незатухающая страсть ч
Б. Корчагин. Сидорыч ^8
А. Чудинов. Петькии секрет 35
Родион Сельванюк. Не сули журавля в небе 38
AL Баранов. Прыжок • 46
Мыши-рыболовы
Е. Карюков. В океане 47
Ю. Белов. Молчун и щука 50
A. Пинаев. Балет Берендея (стихи) 55
Чаёк, чаёк... (стихи) 56
Виктор Кирюшкин. Солдатская удочка 57
Нина Рыбина. Как я стала рыболовом 61
Ю. Белов. Травакульские лабузы • 65
И. Овчинников. Загадка речного леща 70
Михаил Миляков. Порог 74
B. Волошин. Первые зори 80
По водным просторам нашей Родины
Г. Новожилов. Командировка 84
В. Бочаров. Черный омут 87
Я- Мицеловский. Под солнцем Казахстана 90
В. Пельман. На Ахтубе 93
Я. Блинов. Сашины приметы . . . 97
В. Марков. На Валдае 104
Бщ Михалевич. У Ильмень-озера 109
Л„ Чижов. На Черном ерике 114
/С, Чумаков. У берегов Северной Ладоги 117
В. Ерёмин. По Питу 119
Ащ Тралмак. Золоточешуйчатая мечта • 124
А Сосновский. В Куноватской тайге . . . . 130
Я. Вельский. Забытый уголок 133
Здесь стоит побывать . . . 135
Подводная охота
А* Чудотворцев. Дары моря 140
В. Быков. В глубинах болот . , 142
Юш Вьюгин. Хорошо ли летом в средней полосе? , 150
Я. Козлов. Осенью 152
Ю* Смирнов. Где побывать подводному охотнику 158
Я). Смирнов. Союзники * 161
Наша уха (сатира и юмор)
Б. Гусев. Как это начинается ....... 164
Нч Галковский. Загадочный сом .««.... 167
Из рыболовной практики
Я. Киселев. Добрые дела одного коллектива .......... 170
Г. Милютин. В июле на Сакмаре , . „ 173
А. Тралмак% Зубы дракона •••• 175
231

И. Лось. Побег 178
Г. Туговик. Бормашовая ловля на Байкале 180
Г. Солодков. Ночные огоньки 183
Н. Миславский. Характер тайменя 186
А. Клыков. Рыбы не молчат —
Т. Жолнерович. Еще о ловле рыбы «водяным змеем» ....... 187
А. Челноков. Соединение многоколенных удилищ 189
П. Стефаров. На бусинку 190
Н. Галковский. Немного математики 192
A. Воскресенский. Алюминиевые блесны для отвесного блеснения . . 194
Л. Цехмастренко. Зимняя ловля щук на живца с поплавком .... 195
Е. Белоусов. Ловля хариусов спиннинговым удилищем на «мушку» . . 196
Л. Левит. Еще раз о судаках 197
B. Гребенкин. Из практики рыбной ловли на Вуоксе 199
И. Петрусявичус. Пополнение кислородом воды замерзших водоемов. 202
В. Износов. Хорошее грузило , 203
В. Куликов. Заточка сверла по льду типа СП Л-2 204
Семен Захаров. За карасем 206
Бондарев. Основа для вязания сеток по кругу 208
П. Обрывков. Черпак для добывания мотыля 209
А. Журавлев. Желтогузка . , 210
По письмам наших читателей 211
Критика и библиография
Е. Имбовиц. Слово о людях, охраняющих природу ....... 222
В. Буховец. Хорошая книга о морской ловле 224
3. Ломанченко. О спортивном рыболовстве на берегах Балтики . . . 226
A. Авилов. Советы автору хорошей книги .. —
B. Цесевич. Опыт днепропетровских рыболовов . . . , 228
А. Лапутин. Досадные неточности 229
РЫБОЛОВ СПОРТСМЕН, КН 22
Редактор Б. К. Петровская
Фотообложка М. Баташова и В. Гиппенрейтера
Художник Б. Я* Захаров
Художественный редактор Б. М. Галинский
Технический редактор М. П. Манина
Корректор А. Д. Полосова
Изд. № 2743. Сдано в набор 30/Х 1964 г. Подписано к печати 30/1 1965 г. А02523.
Формат 60Х901/7«. Объем 14,5 печ. л., 16,1 уч.-изд. л. Тираж 166 000 экз. Зак. № 2021.
Цена 79 коп.
Издательство «Физкультура и спорт» Государственного комитета Совета Министров
СССР по печати. Москва, ул. Карла Маркса, д. 20.
Первая Образцовая типография имени А. А. Жданова Главполиграфпрома
Государственного комитета Совета Министров СССР по печати
Москва, Ж-54, Валовая, 28