Текст
                    

25 коп. Тимер Юсупов родился в деревне Абсалямово Башкир- ской АССР в 1938 году. Он член Союза писателей СССГ, выпускник Высших литературных курсов при СП СССР, живет и работает в Уфе. Башкирскому читателю он известен как поэт ода- ренный, творчески и граждански активный, органичны! во многих жанрах и разнообразный по тематике произ - ведений. В этом сборнике представлены его стихи последних лет в переводах Марии Аввакумовой и Валерия Краско.
ВОВИНКИ'СОВРЕМЕННИКА* Тимер Юсупов Снежное поле Стихи Перевод с башкирского Марии Аввакумовой и Валерия Краско «Современник» Москва. 1983
С(Башк) Ю 91 Рецензент Э. Иванов ю 470211000-244 М106 (03)—83 ББК84Б&Ш С(Башк) © Издательство «Современник», 1983 г.
Камни горят Ворожа, все мальчишки окрест в речку плоские камни кидали: «Сколько раз он подпрыгнет, — гадали, — столько будет красавиц невест!» — Раз... Два... Три... — Эх, всего только три... — У меня целых пять — посмотри!.. Как я верил тогда в чудеса! Океанскими волны казались, наши камушки и голоса, словно вольные чайки, касались той глазастой веселой зари: — Раз... Два... Три... —- Нет, четыре, не ври!.. Улетели те камушки вдаль, облегчая напевом свободы те лихие военные годы — безотцовщину, голод, печаль. — Раз... Два... Три... Как далек этот май. Улетели года — посчитай... Эх, считай не считай — не измеришь реку жизни годами, 3
назад вешних вод не воротишь — на дне лишь наши камни, как звезды, горят... Рыжий конь со звездою во лбу Прядаешь, рыжий, ушами — боишься? Разве тебе я кажусь чужаком? Что же ты, рыжий, меня сторонишься, Словно со мною совсем незнаком? Не узнаешь меня? Да, не узнаешь: Я изменился, увы, не слегка... Помнишь, я пас жеребят? — Для тебя лишь Пел я воинственно «Жирен кашка»!1 (Ветру подобен, ты вдаль улетаешь, В юность другого несешь седока...) Помнишь, бродили с тобой по полям, Радость и горе деля пополам? Помнишь — к седлу приклонив, на лугу, Поцеловал я любимую, помнишь?.. (Светится та отгоревшая полночь Звездною меткой на огненном лбу...) 1 «Ж ирен кашка» — «Рыжий конь с белой звездой на лбу», народная песня. 4
Дай приласкаю тебя, расстреножу... Вспомни, дружок, тот далекий апрель — Вместе с тобой, тишину растревожив, Мы переправимся через Идель1. Минута молчания В День Победы, когда вспомнили погибших, зазвенели колокола. Я стою в тишине, тишине. Тишина опаляет меня Языками святого огня И сжигает в победном огне. Невесома, как сон, тишина. Обрывается, словно струна. Превращается в грозы-бои, Превращается в слезы мои. И взрывается в рокоте дня, Колокольным набатом звеня. Как мы ждали, как верили мы: Вы вернетесь, вернетесь из тьмы! Возврати наших братьев, война! Но в ответ — тишина, тишина. На висках моих — пепел-зола. И врываются колокола В опаленное сердце мое, 1 И д е л ь — здесь: большая река. (Прим, переводчика.) 5
В беспризорное детство мое, И звенят родниками степей, Как мониста дочурки моей. Пусть сиротская доля страшна, Я не сломлен тобой, тишина! Не молчи, моя боль, не молчи — Пусть услышат ее палачи И, захлестнуты горькой рекой, Пусть моей захлебнутся тоской!.. Тишина, тишина, тишина, Умещается в сердце страна. Колокольное эхо войны Оглашает леса тишины... Распрямитесь, не хмурьте бровей Улыбнитесь дочурке моей!
На отчей земле Ты мне непонятен пока еще, мир. И суть — за семью волоками: наверно, безоблачно слишком я жил и встречусь еще с облаками. И то, что иному яснее, чем день, мне тьмой предстает неприступной... Но вижу Земли пролетающей тень сверкавшем конского крупа... Но что-то заставит на отчей земле забыться, травы не колыша, и стать на колени на этой земле, и слушать, как предки в ней дышат. 7
* Сквозь размягченную дрему медовую музыкой слышится мне: — Не набродился ли? Не притомился ли там, на чужой стороне? Видно, соскучился — выбрался к матери... Солнце на небе уж, чай?! Кушать сготовлено. Банька натоплена. Дитятко милый, вставай! ...Сколько утеряно. Сколько угроблено... Где ты, утраченный рай: «Кушать сготовлено. Банька натоплена. Дитятко милый, вставай!» 8
Что за легкость! Не лечу чуть-чуть. Может, я вступил на Млечный Путь? Мне б звезду в попутчицы поярче. Мне б звезду, а не кого-нибудь. Я ресницы в космос обмакнул. Высветил глазами тьму миров. Я, как бог, что где-то прикорнул, на ладонь весь мир принять готов. Воспарил я в безымянной мгле. И совсем забыл я о Земле. А она, не помнящая зла, под рогожей звездной замерла в неусыпных думах обо мне. 9
Живое семя Земля мне вот что сказала сегодня: — Ты мое семя живое. — Земля, ты, конечно, права. Я всего лишь семя твое живое. Семя, которое душу имеет и прорасти мечтает. Морозы росток мой не обломили. И пламя меня пощадило. И ранние заморозки пережил я... И много чего на плечи успел я принять — твое малое семя. Страстно погожих дней ожидаю, светлых спокойных ночей ожидаю, ливней живительных ожидаю, теплых ветров на поля ожидаю... Ведь я — твое семя живое. Зернышко шара земного. 10
Хлебный дух Самовар колышет белой гривой, жарко дышит в красную ноздрю. Сласти отодвинув, молчаливо я на хлеб горячий посмотрю. День рабочий завершен как надо: напекла сестра моя хлебов. Было время — не забавы ради, колоскам осыпавшимся рады, собирали их до холодов. Хлебный дух пробрался в щели даже. Весел и увесист этот дух. Хлеб без меры — радость! Каждый скажет, Эта радость стоит прочих двух. Как непрочно все на этом свете. Лишь ломоть в руке твоей весом. ...Если счастлив я, зачем, ответь мне, сердце сжалось, словно снежный ком?! Сердце хочет, чтобы вечно длился этот вечер добрый над землей, чтобы из печурок вечно лился хлебный запах — нежный и жилой. 11
Деды Странный такой звук или клич в двери ворвался распахнутые... Слышу ли я тающий свист вдаль улетающих стрел? Слышу ли я, как от границ ворогов стаи шарахаются? Или Кахым1 — наш богатырь — песню в чужбине запел?.. Злятся ветра поздней порой, знобкой порою осеннею. Птицы под плетью ветров далеко, дальше и дальше летят — словно джигиты уходят в поход, птицам движенье — спасение. Хлопают дрылья, как белый зилян1 2— славный башкирский наряд. Уходят мужья. Уходят мужи... Падают звезды по следу их. Кахым не вернется — словно слеза, следом упала звезда. Бьются мужи... Травы уже в небо вонзились как следует, травы уже в гривы вплелись, в конские лезут глаза. 1 Кахым — легендарный башкирский полководец, герой 1812 года, погиб при возвращении на родину. 2 3 ил ян - верхняя одежда, напоминающая длиннопо- лый кафтан. 12
Яростно ржут — ждут стригунки, вовсе от рук отбиваются: ждут матерей с бранных полей, дико летая во мгле... Может, вошли деды в Париж, а там и домой собираются?.. Время домой, деды мои, — вы побелели в огне. ...Слышу ли я, как от границ ворогов стаи шарахаются? Или Кахым песню запел, голову мрачно склоня?.. Песни текут — блеск у ресниц, — волнами грусти накатываются. Други походные дедов моих — звезды глядят на меня. Жизнь Не соскучишься в жизни, ей-богу: то хлестнет, то ослабит вдруг вожжи. Если лед вложит в левую руку, то в другую угль жалящий вложит. Бесконечно могу удивляться слову «жизньэ. Вот бездонное слово: что ни скажешь о жизни — все правда. Что ни сделаешь — все ей не ново. 13
* Поплутал по земле я немало. Да и небо знавало меня* И чего мне, чего не хватало? По чему так изжаждался я? К роднику я с небес опустился как-то раз, да заслушался... и наконец-то впервые напился — утолил жажду песней земли. •к Есть и будет путь джигита чист и прям, все равно пойдет злословье по его пятам. Слов похвальных конь прискачет, да и тот суров: всякий миг с седла удачи сбросить вниз готов. Вечности венца достойно лишь добро, джигит, а не гадина злословья. Пусть ее шипит... 14
* Сам свою любовь к другому отпустил я. Кто бы знал, как жить бывает горько... Удержать любовь не смог я. Не осилил. О ничтожество! Ничтожество, и только. Так и надо! Так и надо дураку мне. Все отдать. Душа-то враз погасла. Вот теперь ласкай другую — камнем камень. О несчастный я, безумец разнесчастный. Серые камни Серые камни совсем уже рядом. Мне до аула немножко осталось. Серые камни... за серой оградой... Кого ты, ограда, теперь дожидалась? Ветер, как кочет, на камнях хлопочет, с кем-то меж них в догонялки играет. А за оградой — хэй-хэй! — чей-то хлопчик лощадь молоденькую погоняет. 15
* —- Орел, куда летишь? — Лечу к скале высокой. — Джигит, куда спешишь? — К подружке черноокой. — А ты, женге1, куда? — Туда, где с твоим братом гуляли мы когда-то. — Куда уходишь, мама? — К соседке, что, бывало, нам угольки давала. Устала, сын... устала... У могилы матери Пусть тебе будет родная земля Пухом... С землею сровнялась могила... Память, тоски моей не у толя, Памятником над тобою застыла. Где ж ты, звезда моя? — В чаще небес Ты, незабвенная, неуловима... Сердце болит — похоронена здесь, Вместе с тобою, его половина. 1 Женгё (или «жинги») — жена старшего брата. 16
Зимой Принесла сестренка черный стебель летошней душицы. Взял я в руки мертвый стебель — словно к смерти прикоснулся. — Жизни наши!.. — мне вздохнулось на останки пышной жизни. А сестренка, вырвав стебель, рассмеялась. Дети, дети!.. * Я на пик Юрматау1 взобрался впотьмах И рубаху свою сполоснул в облаках. Опустились на скалы созвездья весны, Зацепилась луна за верхушку сосны. Мне подумалось: «Как я велик и силен!» Но внезапно поплыл под подошвами склон, Покачнулись столетние сосны, Задрожали весенние звезды. 1 Юрматау — гора в Башкирии. 17
Гром обвала возник в неземной тишине — Может, то сам Бабсак1 приближался ко мне? И кричали мне звезды, срываясь с камней, Что прошел богатырь по гордыне моей... Цемент Медлит, медлит рассвет. Но уже горизонт — красный финиш — рванул нас вперед. Рот задраил цемент. Он дышать не дает. И опутал веревками пот. Зверь— цементная пыль придавила вагон; Чем в нее мы бы лучше в огонь. Эта пыль — не ковыль. Мы идем напролом. Дыбом пыль, как норовистый конь. Разъедает глаза. Но нельзя убежать. 1 Б а б с а к — великан, один из любимых героев башкирс- кого фольклора.
И товарищей бросить нельзя! Как смотреть им в глаза? И лопата опять заметалась туда и сюда. ...Вот работа была! И на вкус и на цвет. Лучше нет, говорят. Что там ад! Мы прошли на «ура» — одолели цемент. ...Я спокоен за этих ребят. При-ве-ет! — кричит мне паровоз, пронзая вечера. Я грузчиком когда-то был. А кажется — вчера. Проходит поезд далеко. А грохот — как весна — летит широко и легко. И прошлым грудь полна. Где нынче грузчики — друзья: Мустай, Карим, Остап?..
Товарищества времена промчались, как состав, прогрохотали, как состав по клавишам путей... — Грузи! — гудит мне паровоз. — Грузи, браток, потей! Немало в этой жизни бед на плечи мне легло. Но сердце грузчика во мне. И это помогло. Родительская береза Что-то стыдно мне сердечной хмурью нынче бередить тебя, Урал. Вон стоит одна на верхотуре старая береза среди скал... Листьями шуршит, как повествует прошлого безжалостную суть. Ветер с ней как вздумает лютует. Но не может светлую задуть. Мать с отцом тебя здесь посадили, ~ трепетной любви зеленый храм. Пусть живет березка» говорили, молодость напоминая нам. 20
...Выросла. Красу порастеряла. На коре усталости печать. Ах, как часто мать ходила к скалам, чтобы проблеск счастья вспоминать: как любили, как бывали скоры посмеяться на земных пирах... Все ушло. Остались только горы да вот это деревце в горах. Говори, береза-горемыка. Говори! Я все узнать хочу... Голову склоняю пред великой немотой ее. И сам молчу. На лугу Знакомый мальчик лошаденку путает, старается стреножить кое-как. Уздечка тонко-тоненько позвякивает. Прошедшие года звенят вот так. Еще одна уздечка заливается в другом конце, на пойменном лугу. — Хэй-хэй, пошла! — мальчишка управляется свободно с лошадью, как я уж не смогу. Летит себе куда-то, довольнешенек, улыбкой до ушей растянут рот. Не ведает счастливец ничегошеньки о том, куда дорога заведет. 21
Странник Гайса1 Частенько я порог чужого дома переступал, морозу напустив. За стол сажали всюду, пусть и скромный, дорогу, как умели, объяснив. Как часто в тех домах добросердешных я «Странника Гайсу» со всеми пел. И мне б рыдать под песню безутешно. Но я грустить в ту пору не умел. Теперь вот сам порог рублю широкий. Свой строю дом—всем странникам приют. Пусть в этом доме гости во все сроки о страннике Гайсе теперь поют. 1 «Странник Гайса» — одна из самых грустных башкирских народных песен. 22
Рогоз Памяти брата Исмагила В долине Зигана! темно от рогоза. Головки рогоза на угли похожи. Кто пеньем печальным навеял мне слезы? Любовь там твоя убивается, может? Стройнее свечи над течением плавным рогоз поднимается темноголовый. Ах, звездное время для помыслов славных! В груди у джигита кипение лавы. Красив ты, рогоз. И горда твоя поза. И строен, и крепок рогозник, и грозен. Твоя ли невеста все пела сквозь слезы в долине 3игана, где столько рогоза?.. I 3 иг а н - река в северо-восточной Башкирии. 23
Гусята Земля еще спокойна под покровом рассветной желтизны, и люди спят. А девочка-соседка уж готова пасти ватагу шуструю гусят. А выпас там, где гор седло сияет меж бурых отживающих вершин. Зачем так далеко?.. Подозреваю, что для того есть несколько причин. Гусята желтые, что солнышки, и ходят, как и положено, классическим гуськом... Ах, встал бы я в шеренгу ту и тоже за девочкой пошлепал босиком! ...Где дни чудес? Куда запропастились? Где конь игреневый, на ком уж не промчусь? В туманах ли глубоких заблудились гусята нежные проклюнувшихся чувств? Не говорите! — не хочу про возраст. Ведь время сердца медленней бежит... Туда, где гор седло расшили звезды, пошел искать коня один джигит. 24
* Как алел горизонт на заре, так и я розовел на заре. Да притух — обманул я людей заревою окраской своей. Остудило, но все ж повезло мне узнать серединную жизнь. Ноют раны, но ранам назло я приказывал жизни: прорвись! Если в сердце огонь угасал, я просил у людей огонька. Потому ли и крепок я стал, что дорога была нелегка?! 25
Первый раз я свалился с коня. Первый раз он ославил меня. Твердь земли с небесами смешалась. Тьма сковала глаза среди дня. Я за гриву схватиться хотел, да едва подхватил свой картуз: как чужой, дыбом встал, захрипел и умчался со ржаньем АкбузЬ Я лежу на земле. Вот так честь! Я такого позора не знал. Вот и случай обдумать как есть все, что в жизни своей наломал. Видно, это судьба. Сам себе яму рыл до холодных корней. Сам подыгрывал, братец, судьбе — выбирал самых буйных коней. Эх, смеются!., аж уши трещат. Смейтесь, смейтесь — покуда ваш час. Да, упал. И один виноват, что упал за непадавших вас. 1 А к б у з — боевой конь батыра. 26
В наших синих лесах В облака завернулся, как в серый мешок; гор синеющих плен я осилить не смог. Не сумел позабыть о горах, о тебе, потому и стою на медвежьей тропе. Спины гор еще больше сгорбатились... Вот те места, где одни мы бывали с тобой. Неужели, как всполох небес молодой, наши жизни уйдут по одной в небосвод и судьба никогда нас с тобой не сведет? Я вернулся сюда, чтоб вернуть, отыскать ту, что в юности в этих горах потерял. Я по имени звал. Звал опять и опять. Голос эха осенний мой зов повторял. У вершин узнавал что-нибудь про тебя. Отвечали вершины: вчера здесь была. У берез узнавал что-нибудь про тебя. 27
Отвечали березы: была здесь, ждала... Значит, ходим, мой свет, мы с тобою след в след. Туго косы твои заплелись на ветрах. Я все земли прошел — и нигде тебя нет. Знать, искать мне завещано в синих лесах. В наших синих лесах, на родимых горах. Конь на манеже Ликует многоликая толпа... Ни колоска от нивы не осталось. Споткнулся, выйдя на манеж, Тулпар...1 Ни волоска от гривы не осталось. Забыл мой конь сияние высот, язык звезды, гривастую подругу. В прожекторных лучах опять несет наездника по замкнутому кругу. Пурга снегами грудь не обожжет. И в гриве не заблещут звезды мая. 1 Тулпар — крылатый конь. 28
Но конь, роняя пену, громко ржет, прожекторы за звезды принимая. Овация, похожая на взрыв — награда за искусство иноходца. Всплеснув руками, дочь моя смеется, а мне заплакать хочется навзрыд.
ИЗ ЦИКЛА «ПЕСНИ, РОДИВШИЕСЯ НА МОЕМ ПОЛЕ...» * Накружился я... Пускай не скоро, да вернулся «а свои поля. Светлым духом хлебного простора напитай «меня, моя земля! Жизнь ты, жизнь... тебя прожить — искусство. До сих пор еще в твоем чаду. Помнишь, как мальчишеские чувства мыкались телятами на льду?! Нынче знаю: век не научиться притворяться напрочь городским. Черный я, как пригоршня землицы. Сын земли. Вот и останусь им. 30
* Земля моя! Нет, не хочу, как жвачку, слова любви священные мусолить. Но кто из нас порыву не поддался: кто не катался по земле от счастья, не целовал ее в уста сухие, стыдливо из скитаний возвращаясь. И в счастье, и в несчастье ты — отрада. ...Опять душа полна восторгом грустным. Признанья бормочу помимо воли, мне запретившей превращать их в жвачку. 31
* Сторона дуванскаяк Чащи да увалы. Норов твой опасен, если ты во гневе... Ты в простом убранстве. Ты блистаешь мало: мятлица да лютик, да полынь, да клевер- Бесконечно поле в простоте обманной. И готово сердце обмануться скоро, что земля Дувана, что поля Дувана — центр земного шара, всей земли опора. Встану среди поля — как придвинусь к свету. И светлее сам я, и вокруг светлее. Прыснет птица в небо звонкою кометой и скорей обратно: на земле — вернее. 1 Родной район поэта, в северной части Башкирии. 32
* Сны решительно пораскидавши, просыпается рано аул. Ребятишкам, глазенки открывшим, по горбушке вручает аул. В белый свет раскрываются окна. Смотрят люди на мир под ладонь. Чтобы хлеб в нашей жизни помог нам, мой аул разжигает огонь. И как будто не знал потрясений, и как будто их нет впереди, новый хлеб разрезает степенно мой аул на широкой груди. 33
Конь буланый Здравствуй, друг желанный, конь-огонь буланый! Отчего ты с болью этакой заржал? Или тем же самым ты смертельно ранен? Или тех же вихрей ты не избежал?.. Я пришел, как видишь, выдрался из пекла. Въелся в мозг и кожу ураганный жар. В полдень я вернулся собственного века. Вольно и невольно вырос, возмужал. ...Мне в ладонь уткнулась дорогая морда. Обожгла дыханьем... Что скажу в ответ? А когда глазами встретились негордо, обнял что есть силы друга нежных лет. Вот когда поверил, что узнал коняга! Вот когда к тебе я, милый друг, приник! На глазищах конских засверкала влага... К нам вернулась юность в этот самый миг. 34
Пора сенокоса Разморила пора сенокоса даже речку по имени Ай. Из чащобы густого покоса нет и звякнет коса невзначай. Там — жинги. На покосе с росою, и мужчинам ее не достать — что крылом, размахалась косою. И сама соколихе под стать. Косит женщина на косогоре и поет — не послышалось мне. Так за глотку берет она горе. Так проклятия пишет войне. Сколько лет она пашет, как трактор, разгоняя тоски воронье- Не ударь грубым словом! И так-то сердце на волоске у нее. Машет-машет коса на откосе, пишет-пишет земные слова, словно землю сказать ЕМУ просит, что любовь-то доселе жива... Дай мне косу, жинги. Ведь когда-то я косою владел хоть куда. Посмотри на меня — вспомни брата, вспомни радости вашей года. От плеча до плеча размахнусь я, все земле расскажу о тебе... Широко, с братской болью и грустью, о лихой расскажу я судьбе. 35
Детство Словно время половодья — детства краток срок. Все опущены поводья, сто у детства ног. Суматоха жизни дивной, где не устают. Жар горячечный и льдинный, той поры уют. Как весна в сплошных веснушках — пестрая пора. Жеребенка ржанье в уши: друг, вставать пора! На весь мир — сылтыр! — несется от ручья привет... Никогда-то не вернется это время, нет. Нынче воды не умеют так весной кипеть. Как бывало, не умеют, озоруя, петь, Чтоб вселенная звенела вся от песни той, Чтоб река смеялась, тело изогнув дугой, 36
Чтоб под ржанье жеребенка льды — сылтыр-сылтыр! — звали бы задорным звоном в ярко-пестрый мир. Детство-детство, ты далече, как ничейный плот. Сердце, слыша жизни вечер, жеребенком ржет. •л* Ждал весну я. Ждал я жадно. Жил я этим ожиданьем. Я надеялся отважно растопить снега дыханьем. Я хотел ускорить встречу молний шелковых с громами. Думал, сердцу будет легче разрыдаться над ручьями. Почему, когда их ждешь ты, вёсны, как улиты, медлят? Почему на лоне вешнем реки бесятся, как ведьмы? Я все сроки перепутал, жизнь решив начать сначала. А весна, забыв о долге, безнадежно опоздала. 37
Половодье Водами, как бегом иноходца, ветхие мосты смыты, сметены, словно вся вселенная несется в сторону весны, в сторону весны. Бесится .река, кипит, наружу рвется, поднимая волны на дыбы, и несет, дробя о камни, душу в сторону судьбы, в сторону судьбы... * Все прожито-пережито. Нету веры новым веснам. Скучно плавать на корыте. Грустно быть бескрылым взрослым. Наши прежние проделки не к лицу уже любые. Но душе не надоело быть как в юности любимой. 38
Но душа совсем не сыта черным хлебом мук любовных. Как страдали мы когда-то о подружках чернобровых!.. С неостывшими сердцами, их скрепя, живем как можем. Светлой памяти красавиц в разговорах не тревожим. В горле ком... Ан нет, смеемся, дабы скрыть, что прогораем. И из сил лоследних бьемся: помним, любим и страдаем. Вечерние игрища Когда мы были молодые, от наших плясок мир стонал. Мы оглушали наповал созвездий глыбы золотые. ...Все, что свалилось, претерпели. За все хватались с пылом лет. Лишь зубы молодо хрустели да песни всюду шли вослед. 39
«Ал Зейнаб, гуль Зейнаб, наше счастье впереди...»! Остепенилась наша младость, уже не пляшет до утра. В глазах повыгорела радость, и голос выкрали ветра. Теперь на игрищах вечерних иная молодость шумит. А наша растеряла перья, порастрясла бойцовский вид. Но не такой уж я остылый. И если песня — то держись! Я подтяну — про то, что было, и про оставшуюся жизнь. «Ал Зейнаб, гуль Зейнаб, наше счастье впереди...» Трясина Здесь давным-давно была трясина... Нет ни молочая здесь, ни змей, нет огней, которыми калина защищала души от теней. Как росинки, синие озера были здесь рассыпаны — тогда... I «Ал Зейнаб, гуль Зейнаб...» — букв.: «Аленькая Зейнаб, цветочек Зейнаб» — припев веселой молодежной песни. 40
Жаль, не радуют людского взора журавлей небесные стада. Где они теперь? В каких краях песни их гнездятся, рассыпаясь в синеве?.. Превозмогая страх, в полутьме о кочки спотыкаясь, шел сюда я в детстве по дрова, хлюпала трясина, и, едва погрузив на старенькие санки несколько вязанок, я домой торопился — падал, поднимался, плакал и смеялся — подо мной шар земной — от голода — качался... Нет ни облачка в небесной сини, а трясины и в помине нет... Или я тоскую о трясине тех голодных и холодных лет?
Поздняя любовь Как будто за сестренкой малолетнею, присматривал ревниво за тобой. Не ждал я чувства от тебя ответного, лишь пил глазами облик вешний твой. Огонь в груди сбивал ветрами свежими — о ночь весны, безжалостная ночь! — не смел просить твоей любви и нежности, но и надежд не мог я превозмочь... Тогда пошел и крикнул скалам дружеским, спасительный прося подать совет: — Я много старше... И зачем я нужен ей? Но без нее — бог видит! — жизни нет. И скалы отвечали, громыхаючи: — Зачем ты так, зачем горюешь так? Любовь твоя пришла. Иди — встречай ее. Бери ее — ив розах и в шипах. Я у реки искал успокоения: — Облегчи тяжесть участи моей, хоть выплакаться помоги, Узёнь моя, — нет сил во мне быть больше братом ей!.. И ролны протянули руки светлые: — Все претерпи. Жди часа своего. Ведь то любовь пришла! На что ты сетуешь? Не слушай никого, не слушай никого. — Я вас люблю! — я возопил созвездиям. — Я вас люблю! — неслось через реку... О, что же это: счастье иль возмездие — быть старшим братом чудному цветку? 42
Молния Набухло облако, всей тушею провисло. Как кошка, ощетинилось над бездной. Небес ворота распахнулись с треском. Окно вселенной яростно разверзлось. Загрохотало в мировом просторе. И эхом отдавались в человеке грома былых боев, огонь и горе, и звук подков, звенящих в прошлом веке. Полотнища полей взволнованные плещут в реке небесной, становясь все краше. И молнии вокруг с огнйвом рыщут, как будто ищут что-то в мраке нашем. Я встречь иду, лицо подставив туче. Пусть молнии залижут мои раны. Пусть молнии быть молнией научат — ведь наше время — время ураганов. Все ближе бури грозное бряцанье. Нет тишины отвергнутой в помине. Ждет нива ливня затаив дыханье. Где молния?.. Она во мне отныне. 43
Дождь Что-то шелково запело вдруг под каб-лу-ком. Уж не улицей иду я — белым облаком. Или это самоцветы рассыпаются? Иль вселенная по-детски умывается?.. Что ль, хрустальную посуду где-то рядом бьют? Нет, девчушки-хохотушки среди звезд бегут. Брату-пасечнику Посидеть бы нам с тобою, души вывернув друг другу. Нескончаемые речи до утра вести по кругу. Мурава-трава густая, стань пристанищем для братцев. 44
Набери из борти! меду, брат мой, будем угощаться. Как ты хватко, как ты мощно поднимаешься к вершине! Брат, тяни кирем1 2 не очень — так и сосну опрокинешь... Подарок Сквозь густую хвою елки луч луна продернуть хочет. Словно бы в ушко иголки нитку вдеть красотка хочет, чтоб лучистой этой литкой вышить нам цветы рассвета. ...Вот готов задел, наметка — вспыхнул край рассвета где-то. Ковш Медведицы превратность претерпел и превратился 1 Борть — деревянная колода-улей, укрепленная на вер- шине дерева, где живут лесные башкирские пчелы. 2 Кирем- плоский ремень для лазанья по деревьям без сучков. 45
в крик серебряный, который к горизонту опустился — натянул его тетйвой, запустил стрелу зарницы... Расцвела Луна на диво. Полудева. Полуптица. Запоздавшая весна Снова сыпал снег перед зарею. Шелуху блескучую сорил. А потом глумился над землею, рвал покров и черт-те что творил. Мерзнет поле под рубахой вспашки. Не на шутку вьюга разошлась. Запестрела пашня промокашкой. На снегу грозна земная грязь. Но я знаю, что оно воспрянет. Плечи развернет и снег стряхнет. И заздравно жаворонок грянет. Задымится поле... Оживет. ...И еще поплывут над полями облака с золотыми краями. 46
* Я солнца ждал. Я жаждал дня погожего. Но жизни дни в суровости прошли. Я рвался жить душой неосторожною. Но расходились с радостью пути. Проглянет солнце только на мгновение. Девчушка так за шторкой промелькнет. Когда ж земля горит от нетерпения — потоки зноя только небо шлет. Хоть нынче пусть придет весна добротная. Хоть нынче пусть дождь принесет оброк: прольет себя на пажити работные, где — слава богу! — озимь вышла в срок. Надежд зерно упрямо в землю падает... Как ярко солнце осветило весь! Вновь пеньем дружным жаворонки радуют и ратуют за то, что счастье есть. 47
* Вроде почтальон вернулся... (Это твой отец.) Заслышав звук копыт, вздрогнула ты — точно так от ветра, даже ветерка, камыш дрожит. (Мне давно уж не привозит писем почтальона быстроногий конь. Не привозит жарких и искристых, как разбушевавшийся огонь. Все дружки дорогу позабыли. Позабылся дрожкам дружный смех...) Ты метнулась на девйчьих крыльях из дому — на холод и на снег. Почтальон нахмурился, как кречет, что в гнездо добычи не принес. (Кто же писем получать не хочет в юности, когда так много грез?!) Ты как будто стала меньше ростом, замолчала надолго опять. Груз надежды донести непросто: не спеши, сестренка, так страдать... (Нет, не жду я ниоткуда писем: не вернуть былого, плачь — не плачь. Просто вышел остудить я мысли. Просто вышел я коней распрячь...) 48
Бабушка Сабира Если в детстве становилось очень горько от обид и от пощечин жизни, я не плакался судьбе — на минутку, как небесный зайчик, прибегал, полуголодный мальчик, в гости, Сабира-апа*, к тебе. Чтоб душа от горя не горела, ты мне говорила: «Эко дело! Мало ли на свете дураков! Все пройдет — не так уж ты несчастен, если ты среди людей... Сейчас мы в самовар насыплем угольков!» Все прошло. В пожаре полнолунья не сгорел, в реке не утонул я. По крутой извилистой тропе возвратился в свой родной аул я — в гости, Сабира-апа1, к тебе. — Голос твой как будто узнаю, но лица почти не различаю. 1 А п а — тетушка. 49
Заходи, мой мальчик, — чашкой мы обиду утолим твою... Что ж, останусь только для тебя мальчиком. Далекому кураю со слезами на глазах внимаю, о прошедшем детстве не скорбя. И перед тобою, Сабира, голову седую преклоняю, как перед вершиною Добра... чаю
ИЗ ЦИКЛА «МОЕЙ СТАРШЕЙ СЕСТРЕ» Оправдание Над головой моей Брезжит заря. Вечер, нахмурясь, Над нами витает,.. Я бы нагрянул — В конце января? Марта? Июня? Я прав, говоря; — Времени вечно, сестра, не хватает! Ах, оправдания, Как вы легки — Белая пена волны гомонящей: Ты — словно Сак у бурлящей реки, Я — словно Сук1, заблудившийся в чаще. День — вдохновению. Ночь — мятежу: Лишь подчинив параллели рассвету, Меридианы строкой разбужу! Так и мотаюсь по белому свету. А для тебя... Виновато твержу: — Я бы нагрянул, да времени нету... 1 Сак и Сук — герои башкирского фольклора, чьи име- на стали нарицательными при разговоре о родных, обречен- ных силою жизненных обстоятельств на разлуку. 51
Снегом, сестра, заметет суету. Скоро за горло отчаянье схватит. Если опять до тебя не дойду И отвести не сумею беду... То для раскаянья — времени хватит. Болезнь Боль, словно ведьма, подкралась впотьмах. Сладкие грезы мои отравила горечью мира. Храни вас аллах от протрезвляющей горечи мира! Жажду я песен теперь — не пою. Нежности жажду, любви без оглядки, вешнего солнца... Но сколько ни пью, та же горчащая жажда в осадке. Как я скакал по степи, горячась, — чем вдохновеннее, тем бесполезней. Я образумился только сейчас, только сейчас — в самом пекле болезни... Брежу тобою всю ночь до утра: — Слышишь, прости меня... Слышишь... Сестра... 52
Ай, Урал... Урал, вотчина моя, тебя лелеет мое сердце... Салават Юлаев И со дна морского все же я вернусь к тебе, Урал. На твоем суровом ложе поблаженствую, Урал. Ай, Урал ты мой, Урал. Тропкой тоньше волосинки жизни путь я начинал. Чтобы я не заблудился, мне вослед смотрел Урал. Ай, Урал ты мой, Урал. Я вернулся и граниты голубые целовал. Словно заново родился. Ты ль мне силы придавал, ай, Урал ты мой, Урал? Раньше горы были горем, что народ мой поднимал. А теперь другие горы — горы счастья он узнал. Ай, Урал ты мой, Урал. 53
Облачный зилян просторный бросил ты на плечи скал... Может, вечности опорой был и есть родной Урал? Ай, Урал ты мой, Урал. * ...Ноги мои притомились, устали. Много они поносили печали. Дай-ка присяду на камни утеса. Только от мыслей избавлюсь едва ли... Вечные эти вопросы, вопросы — всюду со мною: то дальше, то ближе. Вот я сижу на граните утеса, а пред собою все то же я вижу: прежняя жизнь трудового народа, та, что страшнее была год от года, та, что шипела, как сало в огне, та, что навек прикипела ко мне. Вижу, как Тёвкилев1 — придворный ворон села башкирские жжет без разбора. В скалах укрылся пока Салават, он еще молод, но сердцем крылат. Вот свою первую песнь запевает — храбрых и честных к себе созывает. 1 Тёвкилев прославился жестокостью во время подавления башкирских восстаний в 1734—1739 годах. 54
Что ж не торопимся, други, в подмогу? Я снаряжаю коня — ив дорогу: буду товарищем я Салавату, буду я верен ему до заката. Дивная гор колыбель, до свиданья!.. Страшного сна тяжелее — мечтанья. Я оглянулся — вокруг никого. Нет и любимца коня моего. И ничего, никого у меня... Только земля да людская родня. Да страсти истории в капиллярах. Да дерзкие скалы в горах этих старых... Горы, скажите: я — чей и зачем я? — Наш! Ты народа башкирского семя. К моим песням Вы зарождались, взрывая мне сердце. Что в вас от сердца — от родины вашей: может ли с вами хоть кто-то согреться? Жизни достойны ли вы настоящей? 55
Песни мои, обернитесь зарницей — рожь в моем поле уже поспевает. Голос, домчись до тревожной границы, нежностью горные швы заживляя. Вы — из родимой землицы, как я же: в землю корнями и на небо око. Сеял вас, песни надежды, отважно. Сеял глубоко — чтоб жили высоко. Песни — мое утешенье, мой подвиг. Петь бы мне вечно, всегда быть в зените. Грозы, гремите. Красавицы, пойте. Сабли, всегда в моих песнях звените. 56
Солнце Я на волюшке вольной рожден, под цветастым небес одеялом. Меж снопами валялся я днем, пока мама серпа не роняла. На глазах зарождался мой день, солнце храбро с тенями сражалось. Я вцеплялся в лучи, как в плетень, и, послушно мне, солнце снижалось. Я играл с этим клубом огня, медвежонок веселый и глупый, и к груди прижимал, и в меня солнце жизни входило все глубже. ...А потом сам пошел и пошел мерить версты по волюшке*воле. Широко на земле! Хорошо! И раздолье, раздолье, раздолье... Ваш я, люди мои, твой, Земля! Вот что понял, по воле кочуя. Я хранил в себе солнце не зря: вам вернуть все до капли хочу я. 57
Содержание Камни горят. Перевод В. Краско •..................3 Рыжий конь со звездою во лбу. Перевод В. Краско 4 Минута молчания. Перевод В. Краско . • . . 5 На отчей земле. Перевод М, Аввакумовой ... 7 «Сквозь размягченную дрему...» Перевод М. Авва- кумовой .....................................<. 8 «Что за легкость!..» Перевод М. Аввакумовой 9 Живое семя. Перевод М» Аввакумовой .... 10 Хлебный дух. Перевод М. Аввакумовой .... 11 Деды. Перевод М. Аввакумовой.....................12 Жизнь. Перевод М. Аввакумовой.................13 «Поплутал по земле я немало...» Перевод М. Ав- вакумовой .......................................14 «Есть и будет путь джигита...» Перевод М. Авва- кумовой .........................................14 «Сам свою любовь...» Перевод М. Аввакумовой, 15 Серые камни. Перевод М. Аввакумовой .... 15 «— Орел, куда летишь?..» Перевод М. Аввакумовой 16 У могилы матери. Перевод В. Краско...............16 Зимой- Перевод М- Аввакумовой....................17 «Я на пик Юрматау взобрался впотьмах...» Пере- вод В. Краско ...................................17 58
Цемент. Перевод М. Аввакумовой..................18 «При-ве-ет! — кричит мне паровоз...» Перевод М. Аввакумовой .................................19 Родительская береза. Перевод М. Аввакумовой 20 На лугу. Перевод М. Аввакумовой.................21 «Странник Гайса». Перевод М. Аввакумовой . . 22 Рогоз. Перевод М. Аввакумовой...................23 Гусята. Перевод М. Аввакумовой..................24 «Как алел горизонт на заре...» Перевод М. Ав- вакумовой ......................................25 «Первый раз я свалился с коня...» Перевод М. Ав- вакумовой ......................................26 В наших синих лесах Перевод М. Аввакумовой 27 Конь на манеже. Перевод В. Краско ..... 28 Из цикла «Песни, родившиеся на моем поле...» Перевод М. Аввакумовой «Накружился я... Пускай не скоро да вернулся...» ............................30 «Земля моя!..» 31 «Сторона дув а иска я...»...................32 «Сны решительно пораскидавши...» .... 33 Конь буланый. Перевод М. Аввакумовой ... 34 Пора сенокоса. Перевод М. Аввакумовой ... 35 Детство. Перевод М. Аввакумовой.................36 «Ждал весну я...» Перевод М. Аввакумовой . . 37 Половодье. Перевод В. Краско....................38 «Все прожито-пережито...» Перевод М. Авва- кумовой ................................. ..... 38 Вечерние игрища Перевод М. Аввакумовой . . 39 59
Трясина. Перевод В. Краско......................40 Поздняя любовь. Перевод М. Аввакумовой ... 42 Молния. Перевод М. Аввакумовой..................43 Дождь. Перевод М. Аввакумовой...................44 Брату-пасечнику. Перевод М. Аввакумовой ... 44 Подарок. Перевод М. Аввакумовой.................45 Запоздавшая весна. Перевод М. Аввакумовой 46 «Я солнца ждал...» Перевод М. Аввакумовой . . 47 «Вроде почтальон вернулся...» Перевод М. Аввакумовой .................................48 Бабушка Сабира. Перевод В. Краско...............49 Из цикла «Моей старшей сестре». Перевод В, Краско Оправдание..................................51 Болезнь ....................................52 «Ай, Урал...» Перевод М. Аввакумовой .... 53 «...Ноги мои притомились, устали...» Перевод М, Ав- вакумовой ................................, . 54 К моим песням. Перевод М. Аввакумовой ... 55 Солнце. Перевод М. Аввакумовой..................57
Тимер (Тимербай) Юсупович Юсупов СНЕЖНОЕ ПОЛЕ Стихи Редактор М. Акчурин Художник О. Монина Художественный редактор Е. Андреева Технический редактор В. Юрченко Корректоры В. Дробышева, Г. Черепенникова
ИБ № 2943. Сдано в набор 03.06.83. Подписано к печати 10.08.83, А06690. Формат 70 Х9®/з2* Гарни- тура литер. Печать высокая. Бумага тип. № 1. Усл. печ. л. 2,34. Усл. краск.-отт. 2,65. Уч.-изд. л. 1,97. Тираж 10 000 экз. Заказ 1411. Цена 25 коп. Издательство «Современник» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиг- рафии и книжной торговли и Союза писателей РСФСР 121351, Москва, Г-351, Ярцевская, 4 390012, Рязань, Новая, 69/12, Рязанская област- ная типография
Юсупов Тимер. Ю91 Снежное поле; Стихи/Пер. с башк. М. Аввакумовой и В. Краско. — М.: Современник, 1983. — 60 с.— (Новинки «Современника»). В пер. 25 коп. Тимер Юсупов известен в Башкирии как автор шес- ти книг стихов, лучшие из которых вошли в этот сборник — первую книгу поэта на русском языке. Сти- хи разнообразны по чувствам, мыслям, интонациям, но объединяет их любовь поэта к отечеству, родному краю, природе, а главное — к людям, живущим на этой земле. 470211000 — 244 Ю------------------- 256 _ 83 М 100 (03) - 83 ББК 84 Баш С (Башк)
ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ! Просим Вас отзывы о книге, ее содержании, художественном оформлении и полиграфи- ческом исполнении направлять по адресу: 121351, Москва, Г-351, Ярцевская, 4 Издательство «Современник»