Цена 1 руб.
СКЛАД ИЗДАНИЯ:
магазины и отделения Книгоцентра и Коопкниги.
Почтовые заказы направлять: Москва 64,
„Книга — почтой"
Книги высылаются только наложенным платежом
(без задатка)
Г, П. Адамян
КА УТСКИЙ
В БОРЬБЕ
С МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИМ
ПОНИМАНИЕМ ИСТОРИИ
1934
О ГИЗ • Соц&кгиз

Г. П. АДАМЯН
К КАУТСКИЙ
В БОРЬБЕ С МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИМ
ПОНИМАНИЕМ ИСТОРИИ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА 19 3 1 ЛЕНИНГРАД
Г. П. Адамян
Каутский в борьбе с материалистическим пониманием истории
Редактор Сливкер	Техред Демкина
Сдано в набор 1 XI—33 г. Подписано к печати 16/1—34 г. Формат 62x94/м
Бум. л. ЗЯ. 112 600 зн. в б>м. листе. Уполномоченный Главлита
Б-35080. Тираж 15000. Заказ 7374.
Набор произведтн и матрицирован в тиногр. „Красный Пролета ий“
Напечатано с матриц в типолитогр фин им. Воровского, ул. Дзержин-
ского, 18.
ВВЕДЕНИЕ
§ 1
Одной из величайших заслуг, т. СТАЛИНА в деле дальнейшего
развитая марксистско-ленинской теории является классическое опре-
деление им и четкая характеристика ленинского этапа в развитии
марксизма. Наряду с исчерпывающим выяснением всех основных
вопросов, связанных с ленинским этапом развития марксизма,
т. Сталиным было дано классическое разъяснение самой проблемы
развитая марксизма.
fe беседе с 1 американской рабочей делегацией, выясняя со-
отношение Маркса—Энгельса и Ленина, и исходя из того, что
ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарских
революций, т. Сталин в то же время подчеркивал, что «никаких»
новых принципов «Ленин не прибавлял к марксизму, так же как
Ленин не отменял ни одного из «старых» принципов марксизма»* 1.
Ленинская ступень в развитии марксизма, равно как и после-
дующая разработка ленинизма а. Сталиным основывается таким
образом не на отрицании или изменении каких-либо «устоев» мар-
ксистской теории, а на дальнейшем их развитии и конкретизации
соответственно новым условиям классовой борьбы пролетариата.
Еще в 1899 г. в статье, предназначенной для № 3 «Рабочей
газеты», Ленин писал: «Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса
как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены,
напротив, что она положила только краеугольные камни той
науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех на-
правлениях, если они не хотят отстать от жизни»2.
В эпоху выступления большевизма на историческую арену «жизнь»
развивалась чрезвычайно бурными темпами: Россия была бере-
ременна революцией; за русской революцией 1905 г. последовали
турецкая, персидская, китайская; открывалась полоса освободитель-
но-демократического движения в Азии, оказавшего «обратное дей-
1 Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 1932 г., стр. 263.
1 «Ленинск, сборн.» № 3, стр. 15.
1»
3
ст вне» на Европу; за Азией начинала шевелиться Европа; «мирный»
период развития капитализма отошел, «бесповоротно в вечность»1.
Ясно, что марксизм как живое руководство к действию «не-
мог не отразить на себе поразительно резкой смены условий!
общественной жизни»2, обусловленной вступлением капитализма в.
последний этап своего развития, в полосу империализма. Для
того, чтобы марксистская теория стала руководством к действию,
необходимо было теоретически осмыслить все эти новые условия
общественной жизни, обобщить весь опыт революционного дви
жения, подвести итог всем новейшим достижениям науки, в част-
ности естествознания, на основе «всесторонней критики антимате-
риалистических течений».
Но это дальнейшее обогащение и углубление марксизма в
новых условиях базировалось не на привнесении в него каких-
либо новых принципов, а на обогащении и развитии самих же
принципов марксизма, на беспощадной борьбе со всякими их
извращениями. Глубочайшей основой дальнейшего развития и кон-
кретизации марксистской теории в новых условиях была сама
революционная практика рабочего класса, систематическое руко-
водство большевизма революционной борьбой на основе теорети-
ческого осмысливания всего опыта революционного движения,
всех новых форм и методов борьбы.
А основным необходимым условием всего этого было создание
партии нового типа, резко порвавшей со всякими разновидно-
стями оппортунизма в России и ведущей линию на разрыв со
II интернационалом.
Вот почему развитие марксистско-ленинской теории сопрово-
ждалось и сопровождается не только борьбой против открытых
антимарксистских и антиленинских учений, но и особенно непри-
миримой и решительной внутренней борьбой против всяких
попыток извращения тех или иных принципов марксизма, по-
пыток обычно идущих под флагом «развития» марксизма-ленинизма.
Воинствующая партийность марксизма-ленинизма яв-
лялась "и является той существенной формой, в которой он
может развиваться и проявлять свой творческий характер.
* *
*
На принципиально иные исходные позиции стали в этом во-
просе признанные вожди II интернационала в котором руководя-
щую роль всегда играла германская социал-демократия. Разрыв
с марксизмом, подмена его ходячими буржуазными теориями со-
вершается в недрах 11 интернационала в„двух основных формах-
1 Ленив, Собр. соч., 3-е изд., т. XVI, стр. 333.
8 Ленин, Собр. соч., т. XV, стр. 74.
4
тв то время как ревизионисты выступали с )открытым забралом^
(‘отаазываясь^О! основных принципов теории и практики марксизма
центристские руководство И интернационала под словесным покро-
вом марксистской «ортодоксии», «догматического марксизма» (Ста-
л7ш),|сис тематически извращало основные принципы марксизма^ вы-
холащивало его революционное содержание, постепенно заполняло
марксизм оппортунистическим по существу содержанием. Крылатое
, выражение Ауэра: «это делают, но об этом не говорят» полностью
отражало практику германской социал-демократии Ч
Конечно нельзя представлять историю германской социал-демо-
кратии как эпоху сплошного опошления и извращения марксизма
на протяжении всей ее истории2. Этот насквозь метафизический
подход отвлекается от этапов развития германской социал-демо-
кратии, не видит тех качественных сдвигов, которые происходили
внутри германской социал-демократии в результате глубочайших
изменений в экономике и политике капитализма, перехода его в
империалистическую стадию развития.
В начальный период своего развития германская социал-демо-
кратия зародилась и окрепла под непосредственным руковод-
ством Маркса и Энгельса, начав с борьбы против оппортунизма
Чассаля и его сторонников.	,
Маркс и Энгельс систематически руководили теоретической и
практической деятельностью партии, исправляли ошибки ее вождей,
и в этот период германская социал-демократия была в основном
пролетарской и революционной партией, идущей под флагом на-
учного социализма, ведущей борьбу на два фронта—против пра-
вых оппортунистов типа Гехберга, Фольмара и других, с одной
•стороны, и против «левых» (Мост и др.)—с другой. Но это не
значит, что вожди тогдашней германской социал-демократии были
Последовательными марксистами: они и в этот период допускали
целый ряд теоретических и политических ошибок, идущих по
линии оппортунизма, ошибок, беспощадно критиковавшихся и ис-
правлявшихся Марксом и Энгельсом. В частности под влиянием
* Этот процесс внутреннего перерождения германской социал-демокра-
тии отрицается по существу теми, кто полагает, будто довоенный Каут-
ский стоял на позициях ортодоксального марксизма, например, Дебор и и
(«Философия и марк изм», 1926 г., стр. 79), Мес ин («Но ая гевизмя ма-
териалист ческого понимшия истории» Москва, 1929 г., стр. 3). Раз\-
м он ск ий (см. собственные его признания н ПЗМ '932 г., № 1 — 2,
стр. 106), Новиков (ПЗМ, 1930 г, № 5, ст •. 184 — 185).
2 На эту точку зрения становится Корш (Die Materialist! ,che geschichtsau'
fassung , Lpz. 1-29 г., стр. 5—7), который счи'ает, что довоенный Каут
ский был по существу ревиз очистом, прикрываясь лишь марксистской
«формой»), а также 31улрланд К. (Der dLlektische Materialismus, 193 j г
стр. 1 6, 50). Корни этого взгляда идут к «Терроризму и коммунизмт
Троцкого,
о
Энгельса Каутский старался иногда забывать «бездну всякой че-
1 пухи», которой он «обучался в университетах»1. Поэтому, эти
(ошибки не вырастали еще в центристскую систему, хотя и заклю-
чали уже в себе в зародыше такую возможность1 2.
I Эта возможность превращается в действительность со всту-
{плением капитализма в новую стадию своего развития. На рубеже
двух столетий происходит смена «мирной» эпохи развития ка-
питализма эрой империалистических потрясений и пролетарских
революций. Переход этот находит свое отражение в изменении
социального состава германской социал-демократии: возникает слой
рабочей аристократии, влияние которой в партии прогрессивно
возрастает. Мелкобуржуазные реформисты, которые в эпоху до-
монополистического капитализма могли еще опираться в основ-
ном на ремесленников, подмастерьев и не порвавших еще е ре-
месленной мелкобуржуазной идеологией пролетариев нашли на-
стоящую свою опору в рабочей аристократии. Эта последняя стала
основной опорой ревизионизма. «Социал-шовинисты,—писал Ле-
нин,—наши классовые противники, буржуа среди рабочего
движения. Они представляют слой, группы, прослойки рабочих,
объективно подкупленных буржуазией (лучшая плата, почетные
места и т. д...)3. Изменение социального состава партии в свою
очередь отражается на ее характере: германская социал-демокра-
тия превращается из пролетарской в основном партии—в партию
«блока пролетарских и мелкобуржуазных интересов в угоду
мелкобуржуазным, социал-пацифистским, социал-шовинистам»4. Ме-
няется тип самой партии: германская социал-демократия всту-
пает на путь постепенного перерождения и загнивания. Этот
процесс перерождения и установления фактического господства
оппортунизма во II интернационале ловко прикрывается словесной
«марксистской ортодоксией» сложившегося в новых условиях цен-
тристского руководства. Центризм представлял «известный вид
оппортунизма»5: идеология его сводилась к приспособлению, под-
чинению «пролетарских интересов, интересам мелкой буржуазии
в составе одной общей партии» 6. «Оппортунисты приспособлялись к
1 Энгельс, Письмо к Бебелю от 22 (24) июня 1885 г., «Архив Маркса
и Энгельса», т. I, VI, стр. Зи4.
2 Грубым «левацким» извращением истории германской социал-демокра-
тии является утверждение Альтера о том, что «политику I ебеля в эпоху
зало та против социалистов мы вправе условно назвать центристской» («Де-
мократ я против революции», стр. 9). Автор не замечает, что борьба Бе-
беля против «левых» и правых велась в этот период с позиций не цент-
ризма, а марксизма хотя и непоследовательного).
* Ленин, т. XX, стр. 126.
* Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 379.
5 Т а м ж е, стр. 604.
6 Т а м ж е, стр 379,
6
буржуазии в силу своей приспособленческой мелкобуржуазной при-
роды,—«ортодоксы» же в свою очередь приспособлялись к оппорту-
нистам в интересах «сохранения единства». ...А «в результате полу-
чалось господство оппортунизма, ибо цепь между политикой бур-
жуазии и политикой «ортодоксов» оказывалась замкнутой»1.
Суть центристской разновидности оппортунизма заключалась в
систематическом оппортунистическом опошл ении и из вращен ии
основных принципов марксизма, прогрессивно-возрастающем при-
способлении теории и тактики марксизма к открытому оппортунизму
при параллельном усилении борьбы против левого крыла II интер-
национала, причем весь этот процесс приспособления рабочего
движения к оппортунизму и опошления принципов' марксизма
прикрывался словесным признанием марксизма.
С момента зарождения центризма и до его полного крахр
Ленин вел непримирумую борьбу против него2. «Каутский, не-
смотря на свои громадные заслуги, писал Ленин, никогда не прш
надлежит к тем, кто во время больших кризисов сразу занимал
боевую марксистскую позицию»3. Перед своим выступлением про-
тив Мильерана и Жореса во Франции и Бернштейна в Германии,
«Каутский проявил очень большие колебания»; уже тогда мар-
ксистская «Заря» полемизировала с Каутским, называя его резо-
люцию на Парижском конгрессе «каучуковой» А
В процессе борьбы с меньшевиками Ленин подвергает кри-
тике все ошибки Каутского по русскому вопросу5.
Борьбу против Каутского Ленин выносит на международную
арену, организовывая силы левой во И интернационале (например
Штутгартский конгресс, заседание международного социалистиче-
ского бюро в 1908 г. и т. д.). Ленин отмечает, что систематический
отказ Каутского от марксизма ( при словесном его признании)
обнаруживается прежде всего в вопросе о революции и диктатуре
пролетариата, в этом главном вопросе марксизма. В «Анти-Берн-
штейне» Каутский смазывает этот вопрос, спасаясь под сень
«филистерской истины, что конкретных форм наперед знать мы
не .можем». В своей «Социальной революции» (1902 г.) он до-
пускает завоевание власти без разрушения государственной машины.
* Сталин, Вопрос л ленинизма.
2 Троцкистской клеветой является утверждение Альтера, Слуцкого, Ми-
ронова и др. о тол, будто Летин не критиковал довоенного Каутского
недооценивал зчячения той борьбы, которую вели левые против центра
и т, д. Эю прекрасно показал г. Сталин в своем письме в ред. журя.
«Пролет. Револ.».
8 Левин, т. XVIII, стр. 77.
* Л е и и н, т. XXI, стр, 443.
«Ленин, т. XIV, стр. 352, XV—87; XVII-111; VII—302, VIII—7;
XII—347 н т. д. 
7
В «Пути к власти» (1909 г.) и дискуссии с Паннекуком (1912 г.)
он обходит этот вопрос1.
Нельзя рассматривать ленинскую критику центризма, отвле-
каясь от эволюции последнего. Центризм не появился в готовой.
форме. Центризм зрел на протяжении всего довоенного периода
(начиная с конца XIX столетия); совершенно открыто и оформлено
выступил он на рубеже первого и второго десятилетий XX века.
Ленинская критика Каутского неотступно преследовала и разобла-
чала постепенную эволюцию центризма к открытому и зрелому
оппортунизму^ его постепенный отход от марксистских позиций.
Неправильно было бы игнорировать самый процесс развития
центризма. Неправильно было бы отождествлять полностью цент-
ризм с открытым ревизионизмом. В то время как ревизионизм
был открытым антимарксистским и антисоциалистическим течением,
центризм как течение, приспособляющее марксизм к реви-
зионизму, представлял (перефразируя слова т. Сталина) объек-
тивно-умеренное крыло оппортунизма. Разбирая ошибки довоен-
нрго Каутского, Ленин отмечает, что «из сумм этих обходов во-
просов, умЪлчаний, уклонений и получился неизбежно» полный
переход к оппортунизму
Поэтому-то центризм и не имел в рабочем классе своей особой
социальной базы. «Каутскианство, писал Ленин, не представляет
никакого самостоятельного течения, ие имея корней ни в массах,
ни в перешедшем к буржуазии привилегированном слое» (XIX, 312).
В другом месте Ленин писал: «Центр»—люди рутины, изъеден-
ные гнилой легальностью, испорченные обстановкой парламента-
ризма и пр., чиновники, привыкшие к теплым местечкам и к «спо-
койной» работе. Исторически и экономически говоря, они не 1 2
1 Ленин, т. XXI, стр. 443 — 447.
2 Ленин, т. XXI, стр. 447, см. 1акже стр. 422.
На «левацкую» точку зрения в сценке довоенн ого Каутского скатываются
те, которые полагают, что довоенный Каутскии приближался к марксизму;
вапример Фурщик («Больш-вик», 1930 г., № 6, стр. 4о) Вышинский (ВКА,
1931 г., № 5 - 6, стр. 94). Разумовский (ПЗМ, 1932 г., № I —2, стр. 109).
Критикуя свою прежнюю правую установку в оценке Каутского, Разумов-
ский становится на противоположную «левацкую» точ у зрения, считая,
что, в отдельные моменты Каутский приближался к марксистским позици-
ям, оставаясь «при об . ей основно) оппортунистической линии»; форму-
лировка: «приближался к марксизму», пущенная в обо ют впервые Фур-
щиком. по существу направлена против ленинского положения о ренегат-
стве Каутского, о том, что Каутский некогда стоял на позициях марксизма
(хотя и непоследовательного). Формулировка эта вредна и потому, что в
корне извращает процесс эволюции центризма, заключающийся в осте-
пенном отходе Каутского от тех непоследовательно-марксистски< пози-
ций, на которые он стал в 8э-х гг. с помощью Маркса и Энгельса. Эво-
люция каутскианства сводится не к «приближению» (от чего?!) к марксиз-
му, а к систематическому отходу от непоследовательномарксистских
позиций (причем процесс этого отхода совершался зигзагообразно).
представляют особого слоя, они представляют только переход от
изжитой полосы рабочего движения, от полосы 1871—1914 гг...
к полосе новой, к эре социалистической революции» (XX, 126).
Не имея особой базы в рабочем классе, довоенный центризм тем
не менее имел глубокие исторические корни: он возник и разви-
вался в ‘условиях бурного роста рабочей аристократии, быстрого
развития марксизма вширь, увлечения парламетаризмом и повсе-
дневной «реальной политикой». «Это был период сравнительно мир-
ного развития капитализма..., когда катастрофические противоречия
империализма не успели еще вскрыться с полной очевидностью,
когда экономические стачки рабочих и профсоюзы развивались
более или менее «нормально», когда избирательная борьба и пар-
ламентские фракции давали головокружительные успехи, когда ле-
гальные формы борьбы превозносились до небес и легальностью
думали «убить» капитализм,—словом, когда партии II Интернацио-
нала обрастали жиром и не хотелось думать серьезно о революции,
о диктатуре пролетариата, о революционном воспитании масс» (Ста-
лин). В этих условиях именно складывался и зрел центризм. Цен-
тризм представлял завуалированную агентуру ревизионизма в' ра-
бочем классе, все более и более "развивающуюся к полному н
открытому оппортунизму.
Нельзя понять этой эволюции центризма к полному оппорту-
низму, не вскрыв тех существенных изменений, которые совершались
в социально-экономической обстановке тогдашней Европы. «Надви-
галась полоса империалистических войн и революционных схваток
пролетариата»,—«старые методы борьбы, оказывались явно недо-
статочными»* 1. Новые условия требовали коренного изменения ста-
рых форм и методов работы, сыгравших известную положительную
роль в период развития марксизма «вширь». Еще в 1909 г. («Путь
к власти») Каутский «обрисовал основные черты наступающей»
эпохи; он отмечал, что миновала эпоха, «мирного» капитализма, что
наступает эра войн и революций2. В самой Германии на фоне
роста налогового обложения, дороговизны и ухудшения материаль-
ного положения рабочего класса наблюдается с 1910 г. рост актив-
ности и массового движения германского пролетариата.
Однако чем сильнее стучалась в дверь новая эпоха, чем больше )
накалялась насыщенная войнами и революциями атмосфера капита- |
диетической Европы, тем быстрее совершался процесс отхода центра I
от марксизма, тем все больше обнаруживалось внутреннее родство )
между центризмом и оппортунизмом. Постепенно стихает борьба {
центра с ревизионизмом.
Германские левые—и в этом их исторические заслуги—нащу-
пывали в связи с новой исторической обстановкой новые формы
1 Сталин, Вопросы ленинизма, стр. 12.
1 Ленин, т. XVIII, стр. 347.
9
5i методы борьбы, они в основном правильно подходили к разре-
шению ряда центральных проблем марксизма, опошленных и извра-
щенных официальным «марксизмом»; однако центристское наследие
еще тяготело над ними и не позволяло им становиться на после-
довательно-революционные большевистские позиции.
Катастрофическое перерождение германской социал-демократии,
превращение ее в «смердящий труп» совершается в 1914 г. Бла-
годаря центристскому руководству, перед лицом надвигающихся
событий германский рабочий класс оказался обезоруженным, ли-
шенным боеспособности, парализованным. Совершив свою истори-
ческую миссию—приспособление рабочего движения к оппорту-
низму,—центр, как таковой, мог уже уйти с исторической арены,
для того чтобы слиться с социал-шовинизмом С Германская социал-
демократия вступила в новый период своего развития.
§ 2
Мы отметили, что на фоне надвигающейся полосы империали-
стических войн и пролетарских революций выявляются две диа-
метрально противоположные постановки проблемы развития мар-
ксизма. В то время как вождь революционного творческого
марксизма, В. И. Лепин, на основе революционного воспитания
пролетариата и систематической .подготовки его к захвату власти,
обогащает, углубляет и развивает марксистскую теорию и практику,
исходя из ее же основных принципов,—официальный теоретический
вождь II Интернационала, Каутский, под флагом защиты «ортодо-
ксального» марксизма, превращает марксизм в мертвую «догму»,
систематически опошляет и извращает основные принципы мар-
ксизма, умерщвляет его «революционную живую душу» в угоду
ревизионистам, в угоду интересам буржуазии. Характерна с этой
точки зрения прежде всего оценка сущности ревизионизма и его
социальных основ со стороны довоенного Каутского.
Как известно, по мнению Э. Бернштейна—«дальнейшее разви-
тие и усовершенствование марксистского учения» должно было
«начаться с его критики»1 2. Эта «критика» марксизма сводилась
им к полному отречению от марксизма, к борьбе против него,
к замене его ходячими буржуазными и мелкобуржуазными тео-
риями 3. Ясно, что с точки зрения интересов революционной
1 Формальное слияние произошло в 1920 г. Центризм эпохи войны н
революции представлял умеренное крыло шейдемановцев: «разног 1асия
между ними и шейдеманами,— писал Ленин, — не принципиальные разно-
гласил» (XVIII, 214).
2 Бернштейн. Пробл. соц.», 1901 г., стр. 46.
* См. Ленинскую оценку Бернштейна в «Что делать», Собр. соя., т. IV,
стр. 367 и др.
10
социал-демократии нужно было изгнать Берштейна из партии,
«похоронить» его; с такой точкой зрения выступили в то время
Плеханов и Ленин 4.
Иначе подходит к этому вопросу Каутский.	д
Ревизионизм он считал течением, находящимся в пределах мар1 2
кснзма же и в той или иной форме, способствующим развитию
марксизма. «Статьи Бернштейна открывают обсуждение важнейших
и полезнейших для нашего духовного развития проблем. Бернштейн
заставил нас вновь подумать и мы должны его за это благода-
рить»,—заявил Каутский на Штутгардском партейтаге в 1898 г.!
Он не считал возможным называть Бернштейна оппортунистом./
В письме к Плеханову от 22 мая 1898 г. Каутский рекомендует'
последнему воздержаться от острой полемики с Бернштейном 3 * 5.
С точки зрения Каутского ревизионизм сможет даже «совершить
многое в научном отношении, если только он будет ясно сознавать
границы того, что в состоянии выполнить, и подобно историче-
ской школе сделает центром тяжести описание хода развития н
его результаты»3.
Ревизионизм, по Каутскому, не представляет собой «никакой но-
вой и цельной теории», а лишь отклонение от марксизма.
Но что особенно характерно для Каутского—это его утвержде-
ние, что ревизионизм «оставил незатронутым главное, а именно—
практический марксизм»4; спор с Бернштейном он считал лишь
теоретическим; Каутский не замечал, что область «практического
марксизма» давно уже захвачена оппортунистами, и прикрывал
фактическое преобладание во II Интернационале мелкобуржуазного
оппортунизма, на буржуазность коего давно указывалось рево-
люционными марксистами5.	I
[{аутский отрицал-буржуазный характер оппортунизма. Он не;!
замечал социально-экономических его корней. Возникновение реви--’;
зионизма он объяснял чисто психологически. «Многим молодым /
людям,—писал он в 1908 г.,—нравилось играть роль строгих мар- >
ксистов, пока они производили этим впечатление среди своих това-
рищей. Но когда этот марксизм потерял прелесть новизны, они
почувствовали, что он устарел, и в них проснулась потребность
пересмотра его»; ведь «сущность моды и состоит в постоянной
смене» ®.
1 'леханов «За что нам его благодарить?» Открытое письмо Каут-
скому. т. XI, стр. 27 и след.
2 «Г)ег Kampf», l1-?,» г., № 1 стр. 2.
Каутский, Три кризиса марксизма. См. «Истмат», сб. Семковского
Москва, 191 г., стр. 316.
* Там же, Москва; 191-' г., стр. 312.
5 Ленин, т. XVIII. стр. 44.
* Каутский, Три кризиса марксизма. Сборн. Очередные проблемы
международн. социализма, изд. 1918 г., стр. 12.
11
С самого начала дискуссии он начал скатываться на реви-
зионистские позиции, причем этот скат принял бурные формы
и темпы, особенно начиная с 1910 г.
Как известно, ревизионизм направил основной свой удар против-
главного в марксизме—учения о диктатуре пролетариата. Высту-
пив против «теории обнищания» и «теории катастроф» Маркса,
Бернштейн стал .. на позиишГ~~«реал1-.ной политики», на путь демо-
кратических реформ, «ликвидировав» тем самым теорию научного-
социализма,
В полемике с ним Каутский ловко обошел центральные проблемы
дискуссии, а по существу в этих вопросах встал на путь усту-
пок Бернштейну.
«Разрыв капиталистической оболочки, последний час капитали-
стической собственности, экспроприация экспроприаторов—все это
следует, по Каутскому, понимать как исторические процессы, на-
ступление которых неминуемо, но форму и степень близости которых
нельзя предвидеть»1; нельзя ничего сказать, каким путем будет
осуществлен социализм; поэтому «решение проблемы диктатуры
пролетариата» Каутский спокойно предоставляет будущему, не свя-
зывая себе рук тем или иным решением 1 * 3. «Не наше дело,—писал
- <ЛЦ<Каутский в 1902 г„—ломать себе голову над тем, какое блюдо
нужно готовить на кухне будущего»3; ведь с «марксистской» точки
^лР-’Зреция, аргументировал Каутский, можно «наперед определить до
ryi^^jji^e^THofl степени направление развития, но не его формы,
не его темпы»; тем не менее Каутский заявляет с «уверенностью»,
что грядущая революция «будет совсем непохожа на прежние рево-
люции», ибо впервые в истории в борьбе будут использованы д е-
мократические средства; поэтому нет оснований предполагать,
чтобы «вооруженные восстания, битвы на баррикадах и тому по-
добные военные эпизоды могли • еще и теперь играть решающую
роль» 4.
Под флагом «незнания» будущих форм революции Каутский вы-
ступает против вооруженных форм революции, против система-
тической подготовки пролетариата к насильственному захвату вла-
сти. Поэтому, отвечая на возражения польского социалиста;
М. Люсни, Каутский указывал, чпт центр тяжести работы соц.-
демократии следует перенести на пропаганду той мысли, что «мъ»
ничего не ждем от вооруженного восстания народа и ни в коем-
случае не допустим провоцировать нас на него»5.
1 Каутский, Анти-Бернштейн, Госиздат, 1922 г., стр. 55.
3 Т а м ж е, стр. 152, 16^.
3 Каутский, На другой день после социальной революции, Петро-
град, 1917 г.
* Каутский, Социальная революция, Москва, 1918 г., стр. 51—53.
8 Сб. «Очередные проблемы международн. социализма», 1918 г., стр. Юв.
12
И в своей наиболее нашумевшей брошюре «Путь к власти,
Каутский* ужом вьется, дабы доказать полную вероятность прева-
лирования в будущей революции «средств законодательного г
морального давления» над средствами ф.изическими 1.
Этот своеобразный агностицизм, отказ от возможности научного
предвидения будущих форм революции, прикрывал скат центра е
основных вопросах марксизма на позиции оппортунизма, теорети-
чески «обосновывал» «реальную» оппортунистическую политику гер-
манской социал-демократии.
В дискуссии с Бернштейном Каутский писал, что социальный
переворот надо понимать не «в полицейском смысле, не в смысле
вооруженного восстания»; «в этом смысле наша партия никогда
не была принципиально-революционной; ,она была таковой лишь
в том смысле, что сознавала, что достигнув политической власти,
она должна будет неизбежно воспользоваться ею, для устранения
ныне существующего способа производства». При этом Каутский
ссылается на... Лассаля, что чрезвычайно характерно с точки зрения
того ренессанса лассальянства, который начался внутри герман-
ской социал-демократии с конца прошлого столетия и вылился в
мощное движение в военные и послевоенные годы. Ведь начиная
с Лассаля, аргументировал Каутский, «наша партия стремится ясно
установить различие между революцией с помощью цепов и вил—
и социальной...»; поэтому и советует Каутский не употреблять слова
«революция» без настоятельной нужды; «не только социальную, но
и политическую революцию нельзя приравнивать к восстанию».
Так, в централШ1ьхх_дАпррсах марксизма—учения о классовой
борьбе, революции и диктатуре пролетариата—довоенный Каутский
систематически извращал и опошлял марксизм, скатываясь на по-
зиции критикуемого им же ревизионизма.	~
Составляя «умеренный и аккуратный устав развития революции»
без гражданской войны» 1 2, Каутский, проповедуя на словах необхо-
димость и значение организованности, сплоченности и единства'
революционной воли пролетариата, подвергал одновременно ревизии ।
учение Маркса о субъективных факторах революций, неизбежно j
становясь на точку зрения фатализма.	)
1 К а у г с к и й. Путь к власти, Москва. 1918 г., стр. 31 — 32 На позиции
«незнания» стоя1 и Бебель. «Никто не может заранее изобразить.— пи-
сал Бебель,—различные фазисы, которые пройдет'это развитие, потому
что никто не може! сказа<ь. что служится завтра, т м более, чт,. случит я
ч рез год или через несколько десятилетий» (Бебель, Академизм и со-
циализм, Москва, 1905 г., стр. 20).
2 Ленин, т. XV, стр. 487.
13
Характерны в этом отношении его взгляды на стачку. В 1904 г.
Каутский позволял пролетариату пользоваться стачкой в том
!случае, если его противники пожелают насильственно изменить-
конституцию; но задача стачки—не наступление, а дезорганизация
[правительства; посл&Ш&е «теряет всйкую почву под ногами, и го-
iсуЖф!ТОённая власть попадает в руки социал-демократически мысля-
щего пролетариата»1. На протяжении всей своей центристской
деятельности Каутский проповедывал пролетариату теорию воз-
держания от насильственного захвата власти и пассивного выжида-
ния того момента, пока она сама попадет (1!) в его руки в резуль-
тате испуга капиталистов перед стачкой или завоевания рабочим
классом абсолютного большинства в парламенте.
Для характеристики фатализма Каутского чрезвычайно инте-
ресна дискуссия между ним и Паннекуком. В серии статей в «Nene
Zeit» за 1911 г. Каутский приходит к выводу, что действия не-
организованных масс не поддаются исчислению и следовательно не
могут служить надежной основой для политических расчетов и
действий. Эта агностическая теория отрицания предвидения дей-
ствий неорганизованных масс по существу была направлена против
требования подготовки революции, организации сил пролетариата
в этом направлении. «Развитие идет своим железным ходом,—
' писал Каутский,—направление его неДавйсит от_наших желаний...
Мы не можем и не желаем ускорить революцию...»2.
Таким образом рабочему классу остается пассивно выжидать авто-
матического наступления революции.
В отоет на' возражения Панпекука, указавшего на немарксист-
ский характера метода Каутского, последний сослался на то место .
• Эрфуртской программы, где указывается, что «познание направления
общественного развития имеет свой предел», что общественное
'событие есть равнодействующее многих факторов, что исследователь
не может учесть действия всех их, поэтому он не в состоянии и
предвидеть, какие общественные формы получатся из совместного
и взаимного действия всех этих сил 3.
1 Каутский, «Очередные проблемы», стр. 125.
С этой фаталистической точкой зрения связано непонимание Каутским
роли и зычения партии как величайшего фактора для активного преобра-
зования старого общества, ее ведущей роли. По меткому замечтаю
т. Сталина, I! интернационал был партией блока пролетарских и мелко-
буржуаз !ых интересов в угоду последним. Как известно, партии II интер-
национала чрезвычайно pi душ ю относились к оппортунистам, при нед >бро-
желательчом (переходящем во враждебность) отношение ко всем левым
элементам. Следует отметить характерные для партий II интернационала
особенности — широкая свобода и автономия местных организаций и от-
дельных секций и отсу ствие партийной дисциплины.
a «Neue Zeit», XXVII, I, 258.
• «Neue Zeit», 1912 r., № 12, 437.
14
Так под сенью теории невозможности научного предвидения
конкретных форм событий и проповеди’фаталистического, пассив-
ного выжидания их наступления опошлялись центральные вопросы
марксизма—прикрывалась оппортунистическая политика «мелких дел».
§ з
Оппортунистическое извращение и опошление довоенным Каутч
ским центральных проблем марксизма—учения о классах, рево-1
люции, государстве, диктатуре пролетариата, пар4
тии—неизбежно связано с фальсификацией им марксова о б осн о* |
ваниянаучного социализм а.
Известно, что согласно теории научного социализма, гибель ка-
питализма и установление диктатуры пролетариата следует выводить
из законов и м м анентно го р а з в и т и я капиталистического хсг,
зяиства, из противоречий между производительными силами______р
производственными отаошениями. проявляющимися в антагонизме
между пролетариатом и буржуазией.
Применив эту марксову теорию к условиям высшей стадии капи-
.тализма, вскрыв особенности империализма и на этой основе подняв
марксизм на более высокую ступень, Ленин мог научно предви-
деть и обосновать вступление в новую эру—эру империалисти-
ческих войн и пролетарских революций.
Как же Каутский обосновывал неизбежность революции и социа-
лизма?
Еще в полемике с Бернштейном, утверждавшим, что наступление
социализма следует ждать не от какого-то единовременного краха
(под которым Бернштейн разумел марксову теорию революции),—
Каутский выставил положение, что Маркс и Энгельс никогда не1
проповедывали какой-то теории Zusammenbruch'a, что напрасно
Бернштейн борется против нее с основоположниками марксизма, так
как учение о революции и социализме нельзя связывать ни с
марксовой теорией кризисов1, ни с законом обнищания1 2.
В полемике, с. ТугангБарановским .д__13й3_х- Кауккий. считает;
теорию Zusammenbruch’a вздором и выводит гибель капитализма
ив растущей организованности и сознательности воли пролета-
риата^ «Нет ничего более сбивчивого,—пишет он,—как противо-
поставление «живой человеческой личности», «сознательной воли
человека»—«экономическому развитию», этой «стихийной стороне L
1 «Вопрос о кризисах можно спокойно выделить из исследуемых Берн-
штейном предпосылок социализма», писал Каутский.
2 Мчрксову теорию обнищания рабочего класса он подменяет теорией
отно игельного обнищания, проявляющегося как тенденция, что не оспари-
валось и самим Бернштейном.
15-
исторического процесса»1. Под флагом борьбы с таким противо-
поставлением Каутский втихомолку выбрасывал марксово учение
об экономических предпосылках революции. Этот отрыв теории про-
летарской революции от теории кризисов и обнищания, этот зама-
скированный отказ от марксова учения об экономических предпо-
сылках революции—не случаен в концепции Каутского, а вполне
согласуется с его теорией революции. Ведь последнюю он предста-
влял как процесс по существу мирного, парламентского захвата
власти пролетариатом, независимый от растущих экономических
противоречий капитализма. Каутскианская теория революций зижди-
лась таким образом на разрыве между политикой и экономикой,
игнорировании экономических предпосылок революции и выведении
захвата власти пролетариатом из его растущей политической со-
знательности и организованности, которые целиком сводились к
количеству полученных им избирательных голосов.
Вся центристская тактика основывалась именно на таком отвле-
чении от экономических предпосылок революции.
«Еще до войны 1914 г.,—писал Каутский,—мы придерживались
(вопреки и правым и левым) следующей тактики: постоянно отвле-
кая противника, утомляя его, и в то же время неуклонно усиливая
свои собственные позиции, мы все время уклонялись от навязы-
ваемых нам противником решительных схваток и ждали того мо-
мента, когда мы добьемся такого перевеса над ним, чтобы успешно
выиграть последнее сражение1 2. В основе этих рассуждений, дол-
женствующих обосновывать центристскую тактику на истощение
противника (вместо тактики наступления), лежит та мысль, будто
в условиях капитализма возможен количественный рост сил про-
летариата, сопровождаемый относительным ослаблением буржуазии,
уменьшением ее сил, пока в один прекрасный день чаша весов
не перетянет сторону пролетариата и власть не окажется в его
руках.
Каутский выводит захват власти пролетариатом не из имманент-
ных противоречий капитализма, не из своеобразия развития импе-
риализма, а из количественного роста сил пролетариата над бур-
в дискуссии с левыми он не связывал наступление
эры пролетарских революций с периодом империализма! Сводя
империализм к испорченному капитализму, определяя его как п о-
л и т и к у стран с высоко развитым капитализмом, стремящихся
присоединить к себе большие сельскохозяйственные области, Каут-
ский отвлекался от анализа резких перемен в экономике новейшего
жуазиеи.
Вот почему
1 Каутский, Обнищание и крушение. Новейшая фаза ревизионизма
СПБ, I9J8 г., стр. 54.
2 «Der Sozialist», 27 Mai, 1922 г., S. 301.
16
капитализма, не замечал Процесса его. загнивания, изображал импе-
риалистическую политику как ошибку истории, не мирящуюся с
капиталистической экономикой и неоправдываемую ею. С этой точки
зрения переход к социализму возможен был лишь при отказе
капиталистов (к собственной выгоде!) от империалистической поли-
тики и возврата к условиям «нормального» капитализма1.
5 Лишая таким образом научный социализм его коренного эконо-,
мического обоснования, отвлекаясь от его экономических предпо-
сылок, ожидая наступления его исключительно от упорном и дли-
тельной парламентской борьбы пролетариата за демократические'
порядки, Каутский неизбежно должен был притти к отрицанию
всяких экономических границ развития капитализма и искать
таковые исключительно в области политики, понимаемой им
в смысле парламентской борьбы за демократию. С этой точки зре-
ния капитализм мог неограниченно развивать свои производительные
силы, не встречая на своем пути никаких имманентных противоре-
чий. Даже более, наступление социализма возможно было при
условии бесперебойного развития капиталистических производитель--
ных сил.
Правда, в довоенные годы Каутский не деЛал всех этих выводов,
которые с железной необходимостью вытекают из положений, выста-
вленных им в полемике с Бернштейном. Наряду с утверждением,
что социализм Маркса ничего общего не имеет с теорией кризисов
и обнищания, наряду с игнорированием экономических предпосылок
социализма, и заувалированной проповедью парламентского пути
захвата власти, Каутский в то же время эклектически выставлял
и ряд марксистских положений: в противовес ревизионистам, он
не мог отрицать экономических противоречий капитализма. При
подходе к отдельным историческим событиям он умело иногда
пользовался анализом экономических противоречий, устанавливая
связь между ними и политической борьбой пролетариата. На этой
основе ои провел в частности безусловно успешную борьбу про-
тив ревизионистов по аграрному вопросу.
Но отмеченная нами тенденция отрыва политики от экономики,
игнорирования экономических предпосылок революции и перене-
сения их исключительно в область политики,—все более и более
углублялась и занимала доминирующее положение в его теории,
пока не привела его к полному отрыву политики от экономики
со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В результате этого послевоенный Каутский мог уже притти к
полному отказу от теории научного социализма. 1 2
1 Эти выводы в их зрелой и законченной форме были сделаны Каутс-
ким в период войны. В ранних же своих произведениях он умел связы-
вать в той или иной форме империализм с революцией. В «Пути к власти»
он считал политику империализма исходной точкой начала крушения.
2 Г. П. Адамян.
17
В своей «Пролетарской революции и ее программе» (1Й22 г.)
Каутский выводит социализм «не из борьбы против нищеты»х, lie
из противоречия между производительными силами и производствен-
ными отношениями, но «из борьбы за свободу и власть»; необходи-
мой предпосылкой.деволюции и социализма является, по егомнению,
демократия, мирное завоевание парламентского большинства, что
предполагает численное превосходство пролетариата по сравнению
со всеми прочими классами общества, вместе взятыми.
• Двухтомное «Материалистическое понимание истории», вышедшее
в 1927 г., прямо направлено против теории научного социализма.
Выступая против Маркса, Каутский указывает, что капитализм не
только не становится препятствием для дальнейшего развития про-
изводительных сил, а безгранично их развивает. Он не «готовит
себе конец самим ходом экономического развития»1 2. И поэтому
«не из конфликта между производительными силами и между капи-
талистической собственностью ждем конца капитализма»3. На-
оборот, «чем в большем развитии находится капиталистическое
производство, тем более благоприятны перспективы для социали-
стического производства, которое должно сменить капиталистиче-
ский режим»4. Следовательно путь к социализму лежит через укре-
пление капитализма!
Такова диалектика жизненного пути Каутского.
Начав с защиты теории научного социализма (хотя и с позиций
непоследовательного марксизма), Каутский совершил на рельсах
центризма—на основе систематического и прогрессивно возрастаю-
щего ската на позиции оппортунизма—поворот в 18Оо/о и оказался
полностью в объятьях Бернштейна!5.
Но марксизм представляет цельное и стройное мировоззрение.
Все составные части его тесно и неразрывно связаны друг с другом.
Вот почему оппортунистическое извращение и опошление Каут-
ским теории научного социализма в довоенный центристский период
не могло не сопровождаться также систематическим отхо-
дом Каутского от марксовой теории в целом, реви-
зией им (в той или иной форме) его коренных теоретических
оснований. Отказавшись же после 1914 г. полностью от теории
1 Даже наоборот. По его мнению, там, где пролетариату приходится
отдавать свои силы иа борьбу против нащеты, не созрели еще условия
для социализма.
2 Каутский, Материалистическое понимание истории, т. П, стр. 542.
8 Там же, стр. 624.
8 На этом положении зиждется социал-демократическое учение о бес-
перебойности капиталистического производства, долженствующее обосно-
вать мирное врастание капитализма в социализм.
5 В статье, посвященной 75-летик> Э. Бернштейна в 1925 г., Каутский
пишет, что он согласен без исключения со всем тем, что Бернштейн на-
писал в последнее десятилетие («Gesellschaft» № 1, 1925).
18
ййучйого социализма, очутившись в лагере злейших его противников,
Каутский вместе с тем порвал полностью и окончательно
с марксовой теорией, превратил ее «в самую отвратительную и
тупоумную контрреволюционную теорию, самую грязную попов-
щину» \ и под флагом «неизбежности и даже необходимости» «перио-
дической ревизии марксизма» 1 2 выступил против марксизма-ленинизма
с собственным пониманием истории3. Как мы, дальше увидим, это
каутскианское «собственное понимание истории», выставленное им
в 1927 г., явилось зрелым плодом всей его теоретической дея-
тельности, «квинтэссенцией» всей его жизни. Корни его уходят в
далекий довоенный период. Последующее изложение покажет, каковы
теоретические истоки каутскианского собственного по-
нимания» общественной закономерности, кйк оно постепенно вы-
зревало и развивалось в довоенный период, являясь теоретической
основой центристского опошления марксовой теории научного со-
циализма, как наконец оно, вытеснив последние остатки марксизма,
привело Каутского к полному и открытому идеалистическому пони-
манию общественной закономерности, долженствующему теорети-
чески обосновать его активную борьбу против рабочего класса и
социализма—за укрепление капитализма.
1 Ленин, т. XV1II, стр. 259.
2 Каутский. Материал, понимание нсТории, т. I!, стр. 629,
8 Т а м ж е, т. I, стр. 16.
2*
Глава первая
каутский и Диалектический материализм
§ 1
Каутский не был и не является ни цельным, ни ординальным
мыслителем. В марксистское движение он входит в начале 80-х годов
с тяжелым грузом распространенных в тот период буржуазных фило-
софских и социологических учений. В политике он был демократом
и лассальянцем и увлекался чешским национализмом. В теории он
следовал за.Дарвином и модными для того времени буржуазными
МЬ1Слителями^_Джон Стюрт Миллем, Мальтусом, Бюхнером,~Боклём
и др. Под непосредственным влиянием~Маркса и Энгельса он^СТЯТ
рается «забыть бездну всякой чепухи», которой обучался в универ-
ситетах; однако домарксистское наследие продолжало тяготеть над
ним, не давая ему возможности становиться на позиции последова-
тельного марксизма. Маркс и Энгельс вели чрезвычайно суровую
и решительную борьбу против попыток Каутского протащить в
марксизм ходячие буржуазные и мелкобуржуазные теории, в плену
которых находился Каутский.
К. Маркс со свойственной ему проницательностью раскусил после
первого же знакомства с Каутским его настоящую природу: «он—
' посредственность,—писал Маркс дочери Женни,—с узкими взгля-
у'п ! дами, сверхмудрец (26 лет от роду), всезнайка, в известной мере
vIp i прилежен, очень много занимается статистикой, но извлекает из нее
мало толку, принадлежит от природы к племени филистеров» К
Оценка Каутского Энгельсом не расходилась с марксовой, а до-
полняла и подтверждала ее. В письме к Бебелю (25/УШ 1881 г.)
Энгельс писал, что «Каутский прирожденный педант и схоласт, ко-
торый вместо того чтобы распутывать сложные вопросы, запуты-
вает простые». В письме к Бебелю от 24 июля 1885 г. Энгельс дает
убийственную характеристику теоретической деятельности Каут-
ского: «У Каутского—пишет он—ты правильно подметил его решаю-
1 «Правда» от 13 марта 1931 г.
20
щий недостаток. Его юношескую склонность к быстрым выводам!
еще более укрепил гнусный метод преподавания истории в универ-
ситетах, особенно в австрийских...» «Все это Каутский, разумеется,
проделывал с особым нахальством. А затем жизнь литератора—
писать ради гонорара и писать много. Таким образом у него не было
ни малейшего представления о том, что значит действительная науч-
ная работа» 1.
Приведенные выдержки достаточны для характеристики взглядов
Маркса и Энгельса на Каутского. Основоположники марксизма стара-
лись помочь Каутскому выбраться из той некритической атмосферы,
в которой прозябала вся изготовляемая в тогдашней Германии
«историческая и экономическая литература»1 2, однако семя, брошен-
ное ими, упало на неблагодарную почву,—принадлежа «от природы
к породе филистеров», Каутский снова начал скатываться в бур-
жуазное болото, пока не погряз в нем по уши безвозвратно.
Прежде чем приступить к разбору общесоциологических взгля-
дов Каутского, его понимания общественной закономерности, сле-
дует выяснить, как понималось им соотношение диалектического
и исторического материализма, причем его философских взглядов
мы будем касаться лишь постольку, поскольку это необходимо для
выяснения вопроса, на каком философском фундаменте зиждется
каутскианское «материалистическое» понимание истории.
К- $ э
Как известно, ревизионисты всех мастей направляли свой главный
удар в области философии против формулированного Энгельсом
основного вопроса в философии—вопроса об отношении мышления
к бытию Еще Бернштейн в 1899 г. писал, что «быть материалистом
в тесном смысле—значит доказывать необходимость всего проис-
ходящего» 3, Введение материализма в историческое толкование по-
этому означает признание необходимости всех исторических событий
и их развития»4. Его соратник Форлендер, приписывающий Марксу
и Энгельсу ту неокантианскую бессмыслицу, будто «все, даже так
называемые материальные предметы существуют в последнем счете
лишь в нашем сознании и при его посредстве»,—
также считает формулированный Энгельсом в «Людвиге Фейербахе»
основной вопрос философии результатом юношеского увлечения
Энгельса Гегелем 5.	'
1 «Архив М. и Э.», т. 1 (VI). стр. 306. См. также письмо Энгельса Берн-
штейну от 27,11 18 S3 г., стр. 220.
2 «Архив М. и Э.». т. Т а м же, стр. 177.
3 Бернштейн, Предпосылки социализма, пер. с нем., 1901 г., стр. 9.
* Там же, стр. 20.
ь1 Форлендер. Кант и Маркс, СПБ, 19 9, стр. 16—17.
21
. * Другой видный неокантианец—Макс Адлер' также утверждает,
что учение Маркса ничего общего не имеет с философским материа-
лизмом; «материальное» и «идеальное» по Марксу—рассуждает этот
утонченный фальсификатор марксизма—находятся «в одной и той
же сфере»—в сфере «психического»; следовательно—заключает Ад-
лер—проблема отношения мышления к бытию является лишь «мни-
мой проблемой» х. Термин «материалистический»—«разъясняет» Ад-
лер—означает v Маркса лишь оппозицию против спекулятивной
филЬсофип Гегеля1 2 3; «материализм» Маркса заключается лишь
в переходе «от спиритуалистических тонкостей к эмпирическим явле-
ниям социальной жизни»8; он покрывается, как и философия Фейер-
баха, «естественно-научным позитивистом» 4. В статье, направленной
против основных вопросов марксизма Плеханова, Адлер развивал
ту точку зрения,, что. материализм Маркса есть «род естественно-
научною позитивизма» 5 6
В вышедшем в 1930 г. учебнике, направленном против теории
исторического материализма, Адлер считает энгельсовское деление
философов на два лагеря великим заблуждением, основанном на
догматизме, и приравнивает материализм Маркса—Энгельса к «реа-
листическому позитивизму», т. е. к позитивизму, в одном пункте
еще связанном с метафизикой, именно в некритическом предполо-
ложении, что чувственным данным соответствует вне них нечто
реальное ®.
Положение Энгельса о главном вопросе в философии было встре-
чено в штыки не только кантианствующими, но и махиствующнми
«марксистами». Так например Фридрих Адлер считал «вопрос о том,
как «дерево в себе» через среду действует на наши органы чувств
«и вызывает психическое лишь «мнимой проблемой»7,—«устранив»
которую, можно подвести под марксизм махистское «естественно-
научное» (1) мировоззрение8. Немало трудился над опровержением
марксовой философии и Отто Бауэр; «Марксова социальная тео-
рия,—писал он,—сама по себе так же мало нуждается в поучении
со стороны философии, как например механика или астрономия»9.
В настоящее время социал-фашисты особенно усердствуют в
1 М. Адлер, Marxische Probleme, 1922 г., st.-Br’., S. 5, 17.
2 Т а м ж е, стр. 66.
3 М. Адлер, К. Маркс как мыслитель, «Книга» 1924 г., стр. 69.
4 М. Адлер, Энгельс, как мыслитель, «Книга» 1924 г,, стр. 71 — 90
и др-
3 «Der Kampf», ПГ, 1909— 1910, стр. 565.
6 Adler, Lehrbuch der Mater. Oeschichte, В. I, 1930 BrI., S. 100—116.
7 F r. Adler, Ernst Mach, Dberwindue des mech. Mat., «W. Z.», 3/XI
1916, d. 115.
g «Neue Zeit», 4/II 1910, S. 676.
9 О. Бауер, История Капитала. См. Основн. прсбл. пол. эк., Сб. ст.
стр. 42, Госиздат 1925 г„
22
борьбе против марксистско-ленинской философии, ведется чрезвы-
чайно усиленная кампания, дабы «доказать» еще раз, что Маркс
ничего общего не имел с материализмом, который даже непри-
мирим(?!) с марксовым учением, что его истинной философией
является позитивизм Ч В этом утверждении сходятся «философ-
ствующие» социал-фашисты всех мастей и оттенков. Официально
признанной-точкой зрения во II Интернационале, вокруг чего схо-
дятся все внутри него существующие идеалистические течения,
является утверждение будто материализм Маркса был лишь родом
позитивизма, и что выставленный основоположниками марксизма те-
зис о главном вопросе в философии является таким же случайно
«оброненным» словом (результат юношеских увлечений Гегелем!),
как. и терлшн-здктатаар.
Особенно большие «заслуги» имеет в этой утонченной борьбе про-
тив философских основ марксизма Макс Адлер, что было к 60-ле-
тию его рождения отмечено всей социал-фашистской печатью1 2.
• Как относился К. Каутский к этому ревизионистскому потоку
внутри II Интернационала, ведущему на протяжении нескольких
десятилетий в той или иной форме, с тех или иных позиций борьбу
против марксовой философии?
Как известно, еще в полемике с Бернштейном, отождествлявшим
материализм с детерминизмом, Каутский обошел основной вопрос
в философии—вопрос об отношении мышления к бытию. При этом
он неизбежно становился методологически на позиции Бернштейна.
Вместо того чтобы вскрыть неверность отождествления материа-
лизма с детерминизмом и направить спор по принципиальному пар-
тийному руслу а именно разграничить материализм и идеализм в
зависимости от того, как они разрешают главный вопрос в фило-
софии, Каутский сразу же уступает Бернштейну, ведя спор в пло-
скости выяснения и определения самого понятия «детерминизм».
Ошибку Бернштейна он видел лишь в отождествлении им «детер-
минизма с гипотезой, обусловливающей развитие общественных от-
ношений развитием производительных сил»3. Вот почему в своих
ответных статьях Бернштейн мог отметить, что весь спор сводится
лишь к интерпретации термина «детерминизм», и если каутскианское
понимание детерминизма исключает фатализм и предоставляет из-
вестную роль свободной личной деятельности, то тогда—заключал
с удовлетворением Бернштейн—отпадает и весь спор»4.
В письме к Плеханову от 22 мая 1898 г. Каутский мог «открыто
1 См. например «Der Katnpf» 1931 г., Н. 5, ст. Цильзеля; 1933 г.
Н. I, S. 8, ст. Б р а у н т а л я и т. д.
2 См., напр., ст. Браунталя в «Der Kampf» 1933 г., № 1.
3 Каутский, Анти-Бернштейн, стр. 15.
4 Bernstein, Die' Notwendigkeit in Natuf und Ceschichte, «fleue Zeit»,
1899, Xs 35, S. 266 — 267,	. ' -
признавать», что неокантианство его менее всего озабочивает, ибо
экономическое и историческое учение Маркса соединимо с неокан-
тианством, и если бы Бернштейн ограничился бы только этим, то
это ему не доставляло бы никаких хлопот»х.
Какое содержание вкладывал Каутский в понятие «материализм»
видно также из его «Этики». Здесь Каутский считает, что материа-
лизм—как показывает самый термин—означает философию борьбы,
поэтому и нужно придерживаться этого термина. Каутский таким
образом и здесь обходит основной вопрос в философии—вопрос
об отношении мышления к бытию.
На аналогичной же точке зрения стоял Каутский и в своем
ответе (в 1909 г.) на запрос русского рабочего в Цюрихе—Бен-
дйанйдзе—о спорах в России по поводу соединения Маха с Мар-
ксом. Марксизм—отвечал Каутский—не есть философия, а свое-
образное понимание общества: Маркс не имеет никакой философии,
он положил конец всякой философии. Марксизм как общественное
учение—продолжал Каутский—во всяком. случае не соединим с ка-
кой-либо идеалистической философией, но он~ соединим с махиз-
мом, й б 6 "поел е д ии и" ~н и ч его общего не имеет с идеализмом; вед ь
Мах^ «а рту мен i р овал»' Каутский—близко стоит к Дицгену а между
последины и Марксом~нет никакой существенной разницы 1 2.	'
Итак, и в «ортодоксальные» годы своей деятельности Каутский
выступал по существу в едином блоке с неокантианцами и махи-
стами. Марксизм не имеет своей философии—утверждал он в угоду
ревизионистам,—поэтому он соединим и с неокантианством, и с ма-
хизмом, и в этом нет ничего предосудительного и вредного!
Так замыкалась цепь оппортунизма и в области
философии! Марксизм сводился довоенным Каутским к учению
об общественных явлениях. Поэтому он мог быть соединим с тем
или иным философским течением. Каутский шел вместе со всем
ревизионистским потоком в деле отрыва диалектического материа-
лизма от теории исторического материализма. Оторванный же от
диалектического материализма исторический материализм сводился
Каутским лишь к методу исследования общественных явлений.
Уже в полемике с Бельфортом Баксом в 1896 г. Каутский утвер-
ждал, что исторический материализм является «только методом
исследования основных причин общественного развития»3. В «Анти-
Бернштейне» Каутский подчеркивал, что метод, а не результат,
есть решающее в марксистском социализме. В 1908 г. Каутский
утверждал, что марксизм в своей основе является наукой об об-
ществе, чем Маркс сделал ненужной всякую философию А В раз-
1 «Der Kampf» 1925 г., № 1, S. 2.
2 «Там же, 7/VII 1909 г., стр. 452
8 Сб. «Исторический материализм» Семковского, изд. V. стр. 13.
* Каутский, Карл Маркс и его историческое значение, стр. 12.
вернутой форме эту точку зрения он изложил в 1927 г. Материа-
лизм Маркса—пишет Каутский—заключается не в том, чтобы раз-
решить все мировые загадки, он сводится только к методу исследо-
вания исторических событий; «материализм» Маркса ничего общего
не имеет с метафизическим материализмом, переходящим границы
опыта и пытающимся из «механики так называемой материи» объ-
яснить явления мира и человеческой души. Поэтому он (т. е. мар-
ксизм, сведенный к материалистическому методу исследований об-
щественных явлений) соединим не только с философией Маха и Аве-
нариуса, но и с некоторыми другими философскими течениями;
в частности критицизм Канта—продолжает Каутский—мог бы стать
высшей формой материализма (а сам Кант его Коперником), если бы
Кант остался на точке зрения непознаваемости мира вещей в себе х.
Итак, на протяжении всей св о е й «ф и л о софской» деятельност и
Каутский систематически отрывал~~дй~а~лёктйческий материализм от
теории исторического материализма; отбрасывая философские
основы марксизма, он отождествлял его с теорией исторического
материализма, а последнюю сводил к материалистическому методу
в социологии. Это встречало чрезвычайно горячий и восторженный
прием со стороны ревизионистов и социал-фашистов всех сортов,
Еще в 1904 г. К. Форлендер с удовлетворением отмечал, что в
согласии с Марксом(!) и Каутский и Лабриола считают историче-
ский материализм только методом исследования1 2. Восхваляя за-
слуги Каутского в деле «развития» марксизма, социал-фашисты осо-
бенно подчеркивали это методологизированпе исторического мате-
риализма, Каутским3.
В действительности же исторический материализм, будучи рас-;
пространением диалектического материализма на область обществен-
ных отношений, представляет одновременно и научную тео-
рию общественного развития и учение о методе общественных!
явлений. Каутскианский же отрыв (общий всему II Интернационалу)
диалектического материализма от исторического идеалистически
уродует последний, взрывает его глубочайшие философские основы.
Но опошление и извращение исторического материализма этим
не ограничивается. Ведь исторический материализм именно по-
тому является методом общественных явлений, что он в то же
время является и научной теорией, т. е. учением о всеобщих
законах общественного развития. Каутскианское же сведение исто-
рического материализма лишь к голому методу неизбежно должно
в корне извратить самое марксистское учение о методе. Метод,
оторванный от материалистического мировоззрения не может ви-
1 Kautsky, Mat. Geschichtsauffassung, В. I, S. 1. 22, 28, 52, 54.
2 Форлендер, Качт и Маркс, СПБ, 1909 г., стр. Р.
3 «Gesellschaft», Sonderheft zu Kautsky’s 7p Geburtstag, ст, Адлера Фор-,
лендера и других,
25
сеть в воздухе, без философского обоснования. Как бы ни кичи-
лись всякого рода позитивисты (и в том числе и Каутский) незави-
симостью научного метода от философии, на самом деле они нахо-
дятся, как это еще показал Энгельс, в плену у той или иной мод-
ной философской школы.
Вот почему позитивистское утверждение довоенного Каутского
о том, что марксизм не имеет своей философии, что он сводится
к методу исторического материализма, означало борьбу в первую
очередь против марксовой философии. Показное равнодушие довоен-
ного Каутского к философии служило удобной ширмой, чтобы втихо-
молку выбросить из марксизма его философию и молчаливо под-
вести под марксизм иной философский фундамент.
Посмотрим, на каком философском фундаменте зиж-
дилось и зиждется каутскианское «материалисти-
ческое» понимание истории.
Выяснить этот вопрос можно при разборе взглядов Каутского
на теорию познания и учение о методе.
§ 2
Как известно, ревизия марксистской философии шла в основном
по линии подведения под марксизм (вернее, под то, что выдавалось
^а /марксизм) либо ншкантиашжой.. либо махистской теории
познания. В беспощадной и непримиримой борьбе против
всякого рода идеалистической теории познания, с одной стороны,
и вульгарно-материалистической—с другой. Маркс—Энгельс и Ле-
нин развили и выковали материалистическую диалектику как ло-
гику и теорию познания. Малейшее отступление от марксистской
теории познания классики марксизма-ленинизма встречали в штыки.
Общеизвестна сокрушительная ленинская критика плехановской
иероглифической ошибки.
Какую позицию, спрашивается, занял Каутский в теоретико-
познавательных вопросах?
Мы установили, что в угоду ревизионистам Каутский пропо-
ведывал теорию «нейтралитета» марксизма в области философии;
Отрывая исторический материализм от диалектического, лишая
тем самым марксизм его коренного теоретического обоснования,
сводя его лишь к материалистическому методу исследования обще-
ственных явлений, Каутский неизбежно должен был в общефило-
софских, теоретико-познавательных вопросах оказаться в плену,
ходячих буржуазных теорий.
И действительно теоретико-познавательные взгляды Каутского
сложились под сильнейшим влиянием Г. Спенсера. Подобно Канту
(в отличие от позитивистов! типа Маха и Авенариуса), Спенсер
также признает реальность «непознаваемого», т. е. допускает
существование мира вещей в себе: однако мир вещей в себе
26
непознаваем: «сила, проявляющаяся во вселенной, совершенно не-
постижима»1; не только «объективные факты»—к которым Спен-
сер относит материю, пространство,, время и т. д., но и «субъек-
тивные»—как то: продолжительность и сущность сознания, сущ-
ность личности и т. д., совершенно непостижимы ни по своей
сущности, ни по своему происхождению. Познание сводится лишь
к чувственному опыту. Для сохранения жизни—аргументирует
Спенсер—требуется лишь, чтобы «силы, действующие на нас, были
известны по своим сосуществованиям и преемством, а не того,
чтобы они были известны сами по себе»: сходства и различия
в сознании являются, по Спенсеру, проявлениями непознаваемого1 2.
В письме, адресованном в «North American Review» Спенсер указы-
вает, что понятия о материи и силе являются только символами не
познаваемой реальности, что эта реальность не может быть тем, чем
мы ее символически представляем, «что то самое, что, проявляясь
вне сознания, является в форме материи и движения, в сознании
проявляется в форме чувства и мысли»3. С точки зрения Спенсера,
наше мышление есть лишь установление отношений; никакая мысль не
может выразить ничего кроме отношений, следовательно всякое поз-
нание сводится к познанию отношений, вещи же в себе непознаваемы.
Таким образом Спенсер, подобно прочим позитивистам, делает
исходным пунктом познания позитивистски понимаемый чувственный
опыт, считая все наши знания относительными, отвергая кантовский
априоризм и трансцендентализм 4.
Как в вопросах теории познания, так и по целому ряду других
важнейших вопросов (как это будет показано в дальнейшем) Спен-
сер оказал непреодоленное в последующем влияние на раннего
Каутского.
Под непосредственным влиянием именно Спенсера Каутский писал
в «Этике», что «если мы не можем познать отдельную вещь в
себе..., но мы все же познаем действительные различия вещей»,
хотя «только в определенной форме»5.
' Обе эти мысли—а именно, что нам доступны не вещи в себе,
а их отношения и, что эти отношения воспринимаются нами лишь
«в определенной форме» (а не являются копиями и отображениями
действительных вещей и отношений),—обе эти мысли свидетель-
ствуют о чрезмерном влиянии Спенсера на автора «Этики». Однако
рёчь идет лишь о чрезмерном влиянии, но не о тождестве их
взглядов. Дело в том, что в годы, когда писалась «Этика», Каутский
еще находился под влиянием материализма (хотя и «естественно-
1 Г. Спенсер, Основные начала, СПБ, 1897, стр. 38.
2 Там же, стр. 72, 128— 129.
3 Г. Спенсер, Основания биологии, т. I, стр. 455._
* Основные начала, стр. 41.
5 К аутский, Этика. . , ., пер. Ратнера, 1909 г., стр. 24.'
37
научного» механического, как это будет показано дальше) и призна-
вал познаваемость «действительных различий вещей». Этот тезис
звучал материалистически и давал^аутдаэму~возможность критико-
вать Канта «слева». Теория познания* раннего Каутского не была
еще полностью испорчена позитивизмом Спенсера: она включала в
себя элементы как материализма, которые преобладали в этот пе-
риод, так и позитивизма. Вернее, она представляла позитивистски
перенаряженным стихийный материализм естествоиспытателей. Но
в дальнейшем своем развитии—в полемике с неокантианами и под
сильным влиянием Махе—теория познания Каутского претерпевает
существенные изменения: позитивистская струя выливается в мощ-
ный позитивистский поток и уносит с собой без остатка все эле-
менты материализма.
, Уже в 1908 г. Каутский считал, что «все наше познание от-
носительно, что оно прёдставляёт~отношение "человека, я> к осталь-
ному миру, что оно показывает только это отношение, iго не самый
мир»1. Здесь Каутский делает более решительный шаг в сторону
агностицизма: мир вещей в себе сам по себе непознаваем, мы по-
знаем лишь только о т н о ш е н и я между вещами в той «форме»,
в которой они" преломляются в 'субъекте. А в предисловии к книге
Будина (в 1909 г.) Каутский уже мог поставить Маркса на одну
доску с Кантом. «Как и Кант—писал Каутский—Маркс пришел к
убеждению, что мы вещей в себе познать не можец...» Г|риравнив
Маркса к Канту, Каутский дальше ужом вьется, дабы совместить
несовместимое; «примирить» тезис, о непознаваемости вещей в себе
с тезисом о познаваемости мира. Величайший мастер подмены
диалектики софистикой и эклектикой с изумительной виртуозностью
проделывает этот фокус^ Оказывается, что Маркс хотя в отличие от
Канта и стоит на точке зрения познаваемости мира вещей в себе,
однако «в действительности вовсе нет вещей в себе», ибо «чем ближе
мы присматриваемся к миру, тем больше он из комплекса строго
ограниченных и покоющихся вещей превращается в коплекс бес-
конечных движений, которые претерпевают непрерывные превраще-
ния» 2. Диалектика здесь превращается у Каутского в позити-
вистский релятивизм: мир «вещей в себе» непознаваем, остаются
только отношения и связи; познание имеет дело~только с ними.
I? двухтомнике (1927 г.) эта «каутскианская» теория познания по-
лучила свое логическое завершение. Если мы не в "состоянии познать
вещи,—рассуждает Каутский,—то зато познаем различия, отноше-
ния связи между ними; но конечно—продолжает Каутский—познава-
емые нами различия являются не различиями вещей в себе,
1 Каутский, Карл Маркс и его историческое значен1е, стр. 16.
Будин, Теоретич. система К. Маркса, русск. пер., Госиздат, 1920 г.
предисловие Каутского, стр. 16—18,
а различиями представлений, ибо и способ познаний
различий определен способностями познания
Итак, если в «Этике» Каутский в той или иной степени признавал
еще относительную познаваемость мира вещей в севе и это роднилв
его с материалистической теорией познания и давало ему ВОЗМОЖ-
НОСТЬ критиковать Канта «слева», то в дальнейшем своем развитии *он
приходит целиком и полностью к агностицизму: мир вещей в себе
непознаваем! Знание наше ограничивается лишь чувственным «опы-
том»! Поэтому Каутский и считает, что «критический материализм
прекрасно может примириться с кантовским различением между ве-
щами в себе и явлениями» 1 2.
Цо нельзя отсюда конечно делать вывода, что в теории _позца.-
ния Ка\ темя"! является неокантианцем. Наоборот^ Каутский высту-
пает с позиций «естественно-научного» позитивизма против кан-
товского априоризма и формализма. Исходным пунктом его теории
познания является позитивистски понимаемой чувственный опыт.
Он восхваляет кантовский агностицизм постольку, поскольку он при-
емлем и в рамках позитивизма, именно той разновидности его, кото-
рая связана с именем Г. Спенсера и других английских позитивистов.
Вот почему, выступая против Канта, отвергая спицифически-кан-
товское в теории познания—априоризм и транцендентализм—Каут-
ский мог вместе с тем оказаться на позициях его же агностицизма.
Прослеживая развитие теоретико-познавательных взглядов Каут-
ского мы установили, что они сложились под сильнейшим влиянием
английского позитивизма. На дальнейшее развитие «каутскианской»
теории познания существенное влияние оказала махистская разно-
видность позитивизма, теория познания которой принципиаль-
но родственна позитивизму Спенсера.
Под влиянием именно Маха теория познания Каутского очищается
от материалистических элементов, мир вещей’в себе улетучивается;
познание сводится целиком лишь к открытию связей и отношений^
представляющих не «действительные различия предметов» (как это
писал~Каутский еще в ‘1906 г.), а лишь различия представлений.
 Ведь Мах также считает, что «изолированная вещь, строго го-
воря, не существует»3, что «фразы: «нет вещества без силы, нет
силы без вещества» становятся лишними, раз признаются только
постоянства связи»4; познание у Маха также сводится к открытию
функциональных связей между элементами, причем, как и у Спен-
сера (а также у Каутского), всякое познание, по Маху, является пси-
1 Kautsky, Die mater. Geschichtsauffassung, В. I, S. 55.
2 Там же, В. I. S. 53.
3 Э. M а х, Познание и заблуждение, М. 1909, стр. 23.
* Э. Мах, Анализ ощущений, СПБ, 1904 г., стр. 134,
2?
Хйч&СкйМ Переживанием, нейосредстйеппо йЛй посредственно биоло-
гически для нас полезным К
Этот позитивистский характер «материализма» Каутского особенно
восторженно был отмечен социал-фашистской печатью. Так
Цолтан Ронаи в рецензии на «Материалистическое понима-
ние истории» Каутского отметил, что под Материализмом Каутский
понимает позитивистский метод, не выходящий за пределы чувствен-
ного опыта1 2. Браупталь также отмечает позитивистский характер
каутского «материализма»3.
С особеннным удовлетворением указывает Макс Адлер, что Каут-
ский ничего общего не имеет с философским материализмом, что
его «материалистический» метод тождественен с позитивизмом со-
временной (т. е. буржуазной) естественно-научной (!) мысли. Правда,
М. Адлер упрекает Каутского за допущение непознаваемой реаль-
ности, но в то же время отмечает, что эта «реалистическая ме-
тафизика» не играет никакой существенной роли в его методе, яв-
ляющемся позитивистским 4.
§ 3
, Восторженные похвалы со стороны социал-фашистов различных
оттенков по адресу Каутского—не случайны. Ведь Каутский имеет
чрезвычайно большие заслуги перед буржуазией в борьбе с марксиз-
мом. Хотя Каутский из «пиэтитета» к Марксу и Энгельсу (что в
переводе на обычный язык означает—из стремления и дальше оду
рачитъ и обуздать революционных рабочих, чтящих память К. Мар-
кса и Ф. Энгельса) сохраняет термин «диалектический материа-
лизм» 5 однако, как мы видели, для того чтобы прикрыть им
^своеобразный позитивизм. Каутскианское «материалистическое» по-
нимание истории зиждатся на позитивистском философском фунда-
менте. Вот как он обосновывает свой метод:
Современная наука—рассуждает Каутский, разумея под ней
идеалистическо-махистское естествознание—отказывается от всякого
объяснения явлений, она стремится лишь к возможно простому, точ-
ному их описанию; если под объяснением понимать «сведения явле-
ния к последним причинам, то это конечно неразрешимая задача»,
оно завело бы нас в метафизику (т. е. в материализм); поэтому—
заключает Каутский—исходный пункт всякого исследования—описа-
ние фактов. На этом однако исследование не останавливается, следует
каждый отдельный факт увязывать без противоречия с другимй
фактами; чем более это удается, тем лучше объясняется явление®.
1 Э. М а х, Познание и заблуждение, стр. 121.
2 «Der Kampf» 1928 г., № 6, 234.
8 «Gesellschaft», 1928 г., № 3, 198.
1 Adler, Lehrbuch, S. 111.
8 Kautsky, Mat. Geschichte, В. I, S. 29.
’Там ж e, В. I, S. 48.
3u
Йадача науки—по Каутскому—заключайся в описаний чуйЙ-йёй
кого опыта («фактического»), в приспособлении мыслей к «фактам:
и мыслей друг к другу1.
Марксистско-ленинский' метод объяснения явлений подменяется
вульгарно-позитивистским, махистским описательным методом. Мах
также видит суть «естественно-научного» метода в «изображении
фактов» действительности в наших мыслях или приспособле-
н и и наших мыслей к этим фактам... «и в дальнейшем непротиворе-
чивом приспособлении самих мыслей друг к другую. Вслед за
Махом, утверждавшим в полном согласии с своим описательным ме-
тодом, что «величайшие и важнейшие открытия делаются путем ана-
лиза» 1 2 3. Каутский также подчеркивает исключительное значение ана-
литического метода. Характерно в этом отношении его письмо, в
«научном» махистском стиле (в 1907 г. ) в редакцию журнала
«Der Kampf», «Создаваемые из различных комбинаций элементов
и с виду спутанные многообразия,—писал Каутский—станут rib-
нятным лишь тому, кому удастся воспроизвести эти элементы
в полнейшей чистоте и познать их4>х Махистский метод Каутского
за к л ю ч а ется таким" образом в механическом расчленении явления
на его составные элементы, изучении их в чистом виде и в даль-
нейшем механическом соединении в непротиворечивую систему.
В развернутом виде этот7 метод'преподиесен Каутским в двухтомнике.
В полном согласии с Махом Каутский требует разложения целого на
элементы и изображения связей между ними 5. Этот вульгарно-пози-
тивистский, основанный на механическом расчленении целого на не-
разложимые дальше (при данном состоянии науки) элементы и на
формально-логическом описании их внешних связей, является полной
противоположностью марксова метода, требующего проникновения
путем диалектического анализа сквозь внешнюю видимость явлений
в их внутреннюю сущность (это же метафизика! Вопят механисты
и Каутский) и воспроизводящего синтетически-усложняющим путем
конкретное многообразие во всем богатстве его определений, связей,
опосредствований.
В качестве образчика для иллюстрации метода Каутского при-
ведем его рассуждения о демократии. Посмотрим, как Каутский «тео-
ретически» обосновывает демократический путь «введения со-
циализма»: Каутский начинает с анализа понятия демократии;
отбрасывая все ее «несущественные» признаки, отвлекаясь от эконо-
мики, классов, партии и т. д., ученый схоласт составляет понятие
чистой демократии вообще, «незапятненного» ни классовой борьбой,
1 Каутский, Mat, Geschichte, В. I, S. 27, 86 н др.
2 Мах, Познание и заблуждение, М. 1909 г., стр. 11, 28 и др.
8 Та м же, стр. 275.
* «Der Kampf», № I, 9.
* «Mat. Geschichte», В. I, S. 25 — 26.
Ий экономическим содержанием. На махистском языке Каутского
это означает изучение элементов в чистом виде. Очищенное от
классов, экономики, партий понятие демократии оказывается внеклас-
совым; сама по себе демократия—объявляет Каутский—не является
ни буржуазной, ни пролетарской. Но мы знаем, что позитивистский
метод не останавливается на выделении «элементов»; дальнейшее «ис-
следование» заключается в установлении внешних связей между эле-
ментами. Сконструировав «чистую» демократию, Каутский затем
уже занимается «ученым исследованием» о том, какие изменения
претерпевает «чистая демократия» в своем практическом примене-
нии, в связи с тем, какой класс ее осуществляет х.
Стоит только слегка сопоставить эти лакейские рассуждения Каут-
ского с некоторыми лишь страничками из «Государства и Револю-
ции» Ленина, чтобы видеть, в какой степени проституиротал_Каут-
ский всякую теоритическую мысль в своем страстном рвении услу-
жить, угодить капиталистам. :	'
Метод Каутского, исключающий широкие теоретические обобще-
ния, уродующий своей махистской теорией приспособления живую,
развивающуюся действительность, растворяющий теорию развития
общества в «фактическом» материале1 2, невидящий величайшей ро-
ли теории в деле преобразования и изменения мира,—этот метод
служил теоретической основой «реальной политики» германской
социал-демократии, оправдывал приспособленческую, узко-деляче-
скую, исходящую из «фактов» сегодняшнего дня, тактику социал-
демократии.
Этот метод «теоретически» обосновывал агностическую теорию
невозможности предвидения будущих форм движения, которую
Каутский изо дня в день проповедывал германским рабочим и
которая,—как выше говорили—служила удобной ширмой для борь-
бы против марксовой теории революции.
Позитивист требует, чтобы теория следовала за «фактами», а .по-
скольку невозможно предвидеть все факты и учесть все «факторы»,
необходимые для наступления данного события, до тех пор следует
воздержаться от всяких предвидений. С этим тесно связано его фа-
талистическое представление о формах грядущих событий,
революции, о котором мы выше говорили. Поскольку мы не в со-
стоянии предвидеть те формы, в которых "будут протекать события,
постольку следует ждать стихийного,» непредвиденно-катастрофи-
ческого их наступления. Вот почему фаталистическая теория «не-
ожиданного» в истории, которую Каутский в развернутой форме
1 «Der Kampf», 1920 г., № 6, S. 210 — 213.
2 В полемике с Бернштейном Каутский подчеркивал, что исторический
материализм и с к л ю ч и те л ь н о проверяется на конкретных историчес-
ких исслешваниях: ’ему всегда была чужда диалектико-материалистичес-
кое обоснование исторического материализма.
32
выставил в 1927 г. и которая уже фигурировала в дискуссии с
Папнекуком в 1912 г.1, должна была, как это мы покажем дальше,
занять видное место в его системе. Эта теория целиком вытекает
из позитивистского метода Каутского, позволяющего делать теоре-
тические обобщения лишь тогда, когда даны все «факты» и «фак-
торы». Ползучий эмпирик не идет дальше и глубже фактов, наблю-
даемых на поверхности явлений; он не замечает, что тем самым
он уродует и извращает сами эти факты, ибо игнорирует их сущ е-
ственные связи и формы. Чрезвычайно наглядно и откровенно1
формулировал эту ползучую теорию К. Реннер. В статье «Является
ли марксизм идеологией или наукой»? Реннер сводит метод Маркса
к ползучему эмпиризму и требует возврата (?) «Назад к опыту!
Назад к экономике!.. Назад к особенному, а именно особенному в.
его фактичности, но не в его идеологической значимости»1 2.
«Мелкие» дела германской социал-демократии, повседневное ла-
кейское приспособление рабоче о движения к диктатуре буржуазии,
не могут быть совместимы с марксовым революционным методом.
«Мелким» делам должна соответствовать и «мелкая» ползучая
теория!.
§ 4
Превратив в угоду буржуазии ненавистный ей материализм Мар-
кса в разновидность позитивистского метода, Каутский должен был
проделать такую же операцию, и с материалистической диалекти-
кой. Следует прежде всего отметить, что Каутский никогда не по-
нимал сути марксовой диалектики. Еще в полемике с Бернштейном,
выступившим открыто против диалектики Маркса3, Каутский обна-
ружил полное непонимание «решающего в марксизме»—его рево-
люционной диалектики. Нападки Бернштейна на диалектику он «от-
вел» указанием на то, что в анализе Маркса он не находит «ни
малейшего следа диалектики».
Диалектику Каутский понимал механистически-дюрингиански, как
внешнее столкновение двух противоположных сил. В 1908 г. он оп-
ределял диалектику как борьбу противоположных сил, причем
одна из сторон терпит поражение вследствие «медленного», «совер-
шенно незаметного» «роста сил» другой стороны4. Под флагом диа-«
лектики довоенный Каутский протаскивает в марксизм широко!
распространенную и чрезвычайно популярную в позитивистских’
кругах механистическую теорию равновесия. Особенное развитие
получила эта теория в появившемся в 1910 г, «Размножении и раз-
1 «Neue Zeit», 1912 г., № 12, S. 437.
2 «Der Kampf», luni 1928, s. 256.
8 Бернштейн считал диалектику «предательницей в марксистской доктри-
не—западней, расставленной на пути всякого логического мышления».
4 Каутс кий, К. Маркс..., 1923 г., стр. 15.
3 Г. П. Адамян,
33
ёитии в Природе И обществе», где Каутский утверждает,_что об-
щим законом для„ всего.мира является р а в н о в е с и е между ор-
ганизмами и средой, приспособление их к среде,
определение форм каждого тела условиями его внешней среди1.
В наиболее развернутой форме эту теорию Каутский изложил в
«Материалистическом понимании истории». Диалектика здесь сво-
дится к антагонизму между средой и организмом; в качестве тезы
выступает «я», антитезы—среда, а синтез сводится к приспособле-
нию «я» к среде. «Противоречие между средой и «я»—пишет
Каутский—кончается синтезом, который по примеру Маха сле-
дует называть приспособлением»1 2. «Таким образом»—продолжает
Каутский—процесс возвращается к своему исходному пункту, инди-
виду, утверждающему себя. При этом может случиться, что орга-
низм изменится таким образом, что исходный пункт поднимается
на высшую ступень. В этом случае имеет место не круговращение,
а развитие»3.
Хотя Каутский считает свою «диалектику» универсальным законом,
господствующим и в неорганическом и в органическом и обще-
ственном явлениях, однако при ближайшем знакомстве с ней об-
наруживается вся фальшь такого утверждения. Ведь эта, преподноси-
мая под названием «диалектики» теория равновесия не показывает
имманентных законов развития ни самой природы, ни общества,
ни человеческого мышления. Согласно этой метафизической кон-
цепции и природа, и общество, и мышление остались бы раз на-
всегда данными, неизменными, если бы не борьба между «я» и
средой. «Диалектика» выступает лишь там, где имеется на одном
полюсе познающий и волящий субъект,—а на другом—среда. Там,
где возникает «борьба» между этими двумя противоположными си-
лами, там имеет место и движение. Вне этого взаимодействия нет
развития, нет движения. И «среда» и «субъект»—лишаются своих им-
манентных закономерностей. Они существовали бы метафизически—
застывшие, если бы не взаимодействие, не «борьба» между ними.
Что именно так и мыслит Каутский, видно из следующих его
рассуждений.
Прежде всего он ограничивает действие «диалектики» в неоргани-
ческом мире, где «результатом столкновений... не всегда является
синтез и уже во всяком случае не возвращение к исходному пунк-
ту»4. Здесь имеет место лишь простой «антагонизм сил». О борь-
бе же противоположностей «в собственном смысле слова»—продол-
жает Каутский—«можно говорить лишь там, где налицо со-
знание, которое познает свою противоположность и стремится эту
1 Каутский, Размножение и развитие..., Госиздат. 1923 г., стр. 44.
2 «Mat. Geschichtsauffassung», В. I, s. 148.
3 Там же, з. 130.
1 Там же, -В. 1, 5. 130.
34
противоположность преодолеть... Правда, в ином смысле, чем Ге-
гель, но мы тоже рассматриваем диалектический процесс преиму-
щественно как духовный процесс, как борьбу познающего и
сознательно воздействующего существа с окружающей средой»1.
Что касается некоторых реверансов в сторону Гегеля, то -они
представляют известную дань тем неогегельянским увлечениям и
настроениям, которые нашли за последнее время распространение
среди идеологов фашизирующейся буржуазии и проникли и в
ряды социал-фашистов, принадлежа по своей природе «к племени
филистеров», высоко чтя свое назначение быть ловким профессио-
налом-посредником в деле сколачивания единого фронта из социал-
фашистов различных оттенков против революционного пролетариа-
та,—великий мастер подмены диалектики эклектикой—К. Каут- ,
ский должен был в своем «ученом» труде в той или иной степени
отразить и эти неогегельянские увлечения. Поистине, «Madchen
fur allesl».	*
" Итак, «диалектика» Каутского при ее логическом развитии отри-
цает по существу имманентное развитие и в природе и в обществе;
последние являются застывшими силами до тех пор, пока не высту-
пает субъект «я», сознающий свою противоположность со средой,
вступающий в противоречие с ней и в результате этой борьбы
приспосабливающийся к ней. С точки зрения этой «диалектики»
нельзя говорить о всеобщих имманентных законах развития
самой природы, самого общества и мышления.
Налицо должно быть обязательно, с одной стороны, «я», и, с
другой стороны—«среда»,—тогда только возможно движение.
ГюэтомуиКаутский при объяснении развития органического мира,
вслед за Спенсером выдвинул своеобразную теорию катастроф.
При данных неизменяющихся условиях среды виды являются не-
изменными; внутри отдельных видов организмов и в отношениях
различных видов друг к другу создается определенное равнове-
сие между силами, созидающими особи и виды, и силами, раз-
рушающими их. Это застывшее равновесие в фауне и флоре суще-
ствовало бы вечно, если бы не внезапные катастрофы во внешних
условиях жизни (резкие климатические,’геологические ~й иные!
перевороты), благодаря которым создаются новые виды, новые!
условия их размножения 2.
«-^алектика» Каутского .таким образом механически переносит
побудительные силы развития во-вне. Она является таким образом
п-.ол.ной п р о т и в о п о л о ж н о с т ь ю материалистической диалек-
Ти?.?г ибо выступает как концепция, во-первых, метафизическая, от-
рицающая имманентные законы развития материи, во-вторых,~ме-
1 «Mat. Geschichtsaufassung», S. 141.
аутский, Размножение и развитие. . . , стр. 47.
”	Й
Канистическая, переносящая источник движения во-вне, в третьих,
идеалистическая,.связывающая всякое развитие„с. ПОЯВДением_£1Ь
знания. При разборе социологических воззрений Каутского мы
более подробно ознакомимся с ней.
Эта каутскианская теория равновесия заимствована из теоретиче-
ского арсенала позитивистов.
В этом отношении прежде всего следует указать на Г. Спенсера,
Последний полагал, что в основе не только физических и химиче-
ских, но1 и жизненных и даже психических явлений лежит универ-
сальный закон «преобразования и равновесия сил». Спенсер фор-
мулировал свой закон равновесия под сильным влиянием Ламарка,
который в'свбих исследованиях исходил из идеи о соотношсиии_ор-
ганизма со средой, причем установление равновесия между средой
и_ организмом объяснял как побудительными силами в самом орга-
низме. так и изменениями самой" среды.” '
f Идея о взаимодействии между организмом и средой перешла от
*' ’/Тамарка к Конту и Спенсеру. Под влиянием Ламарка Спенсер
толковал теорию естественного отбора Дарвина в ламарксистском
духе и в таком ламарксистско-спенсеровском издании—теория эта,
возведенная в универсальный закон равновесия, перешла и к Ка-
ут скому.
Здесь следует особенно подчеркнуть влияние Маха и Авенариуса.
Сам Каутский, как выше показано, сознательно кладет в основу
своих исследований «естественно-научный» (?!) метод Маха. Он
вполне соглашался с Адлером, подводящим под марксизм махист-
скую теорию приспособления мыслей к фактам и мыслей друг к
I другух. В целом ряде мест Каутский буквально повторяет Маха.
1И у Маха также изменение внешней среды нарушает равновесие
|между организмом и средой и требует установления нового равнове-
сия?.. «Только тогда,—пишет Мах,—когда простое раздражение
с усложнением условий жизни становится настолько многознач-
н ы м, что не может уже определять целесообразного процесса при-
способления, выступает в качестве самостоятельного элемента ощу-
щение...», вызывающее действие с сознательной целью 1 2. Как извест-
но, особенно подробно и обстоятельно разработал эту биологизиро-
ваннуго позитивистскую теорию равновесия Авенариус в своем
учении о жизненных рядах.
Глубочайший социальный смысл этой излюбленной позитивистами
всех оттенков теории приспособления заключается в том, что она
является идеологическим отражением практики буржуазии, пришед-
шей уже к власти. Установив свою власть, она выдвинула учение о
постепенном, медленном, незаметном развитии путем постоянных
1 «Матер, поним. истории», Т. II, стр. 866.
2 Мах, Познание и заблуждение, М., 1909, стр. 115.
36
приспособлений в конкуренциопной борьбе, путем постоянного вос-
становления нарушенных равновесий. Это учение вполне гармони-
ровало с явлениями, разыгрывающимися на поверхности капита-
листического общества, являясь их извращенным отражением, и,
с другой стороны, бросало покрывало на действительное движение
буржуазного общества. Вот почему эта теория имела столь широкое
распространение в буржуазных кругах.
Перенесенная в рабочий класс, эта вульгарно-эволюционная меха-
нистическая концепция развития, представляющая эволюционный
процесс как непрерывно повторяющуюся цепь приспособлений орга-
низма к среде в форме постоянного нарушения и восстановления
равновесия между организмами и средой, благодаря изменениям
последней,—вся эта теория призвана была оправдать повседневную
приспособленческую политику филистера, притуплять классовые
противоположности, «теоретически» обосновать мирное врастание
капитализма в социализм. При разборё”социологических взглядов
Каутского мы выясним глубочайший социальный смысл этой
вульгарно-эволюционной концепции общественного развития.
Глава вторая
КАУТСКИАНСКОЕ ТОЛКОВАНИЕ
ОСНОВНЫХ КАТЕГОРИЙ
МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ
§ 1
Мы установили, что позитивистское отрицание Каутским фило-
софских основ марксизма, одностороннее сведение его лишь к
методу исследования общественных явлений по существу означало
борьбу именно против диалектического материализма. Провозгла-
шение нейтралитета марксизма в области философии служило
лишь ширмой для подведения под марксизм иной философской
базы. Подведение под марксизм позитивистского философского фун-
дамента не могло не отразиться на самом понимании основных про-
блем марксизма. Посмотрим, как выглядит у Каутского позити-
вистски обоснованное материалистическое понимание истории.
Мы выяснили, что энгельсовская постановка об основном вопросе
в философии была для Каутского книгой за семью печатями. Но,
как известно, основной вопрос в философии находит в истори-
ческом материализме свое специфическое выражение. Естественно
ожидать, что Каутский должен был начать свое извращение исто-
рического материализма именно с главного его вопроса.
Как известно, в борьбе с богдаиовской разновидностью махизма
Ленин дал классическую формулировку основного вопроса теории
исторического материализма.
«Общественное бытие и общественное сознание,—возражал Ле-
нин Богданову,—не тождественны, совершенно точно так же, как
не тождественно бытие вообще и сознание вообще». «Общественное
сознание отражает общественное бытие—вот в чем состоит учение
Маркса»
Главное в теории исторического материализма—отношение обще-
ственного сознания к общественному бытию. Диалектическое
1 Ленин, т. XIII, стр. 264.
38
единство их находит свое конкретное выражение в учении об об-
щественно-экономической формации.
Посмотрим, как понимает Каутский этот центральный вопрос исто-
рического материализма; как мыслится им это отношение—во-
первых, и какую характеристику он дает общественному бытию,
во-вторых.
Еще в полемике с Бельфортом Баксом в 1896 г. Каутский из-
вращенно представлял проблему соотношения общественного бытия
и общественного сознания.
Каутский отвергает как абсурдную ту точку зрения, которая
утверждает, что каковы бы ни были художественные произведения
или философские системы, рассматриваемые сами по себе, они яв-
ляются в конечном счете продуктом экономических отношений. Как
известно, такова была именно точка зрения Маркса и Энгельса,
которые не раз утверждали, что формы сознания в конечном счете
определяются, порождаются данными экономическими отношениями.
Каутский же приписывает Марксу—Энгельсу свою собственную
точку зрения. Он считает, что «ни одна историческая теория ие
ставит своей задачей объяснить художественное или философское
творчество; она занимается лишь объяснением тех изменений, ко-
торые это творчество испытывает в различные периоды»1.
Итак,_ по мнению Каутского, исторический материализм не в со-_
стоянии объяснить форм сознания из экономических отношений;
он может только объяснить те изменения, которые претерпевают
формы сознания под влиянием экономических отношений. Но в
таком случае положение "АТаркса—Энгельса о том, что обществен-
ное бытие порождает общественное сознание подменяется другим
положением: общественное бытие_в_и_до_из меняет обществен-
ное сознание, влияет на него. Но если формы сознания" необъяснимы
из экономики, если только их изменения выводимы из экономики,
то мы скатываемся на почву той позитивистской теории факторов,
которая считает общественное событие результатом равнодейству-
ющей различных самостоятельных взаимодействующих сил. При
логическом развитии мыслей Каутского «дух» и «экономика» пре-
вращаются в два самостоятельных фактора и весь материализм
Каутского сводится лишь к объяснению изменений «духа» раз-
витием экономики. И действительно! Спустя 30 лет после дискуссии
с Баксом, Каутский пишет, что «каждое в отдельности взятое обще-
ственное бытие определяет особенности каждого в отдельности
взятого сознания» 1 2 (курсив мой.—Г. А.).
Из этого следует, что экономика в состоянии лишь объяснить
особенности данного сознания, сами же формы сознания в це-
1 «Исторический материализм», сборн. ст., изд. 5-е, стр. 13—14.
2 «Die Mater. Geschichtsauff. В. I, 21—22.
.лом невыводимы из экономики. Позитивистский метод в этом рас-
суждении Каутского весь как на ладони; сознание и экономика
превращены в самостоятельные «факторы», мёжду'йсоторыми кон-
статируется «функциональная зависимость»: изменения в эко-
н о м ике сон ров о ж даются изменени ями в особен но-
с т я хТознания,	”
’ Это позитивистское извращение основного вопроса теории исто-
рического материализма со стороны Каутского идет в униссон
с той яростной борьбой, которую вели и ведут против материали-
стического понимания истории неокантианцы и махисты из II Ин-
тернационала.
Так например в докладе, прочитанном, в Вене 8 апреля 1904 г.
К. Форлендер с величайшим удовлетворением констатировал, что,
по Каутскому, «исторический материализм отнюдь не утверждает
того, что все решительно—философия например во всем ее объеме,
может быть прямо или косвенно выведено из чисто хозяйственных
факторов; он утверждает только то, что дедуцирование из хозяй-
ственного фактора необходимо постольку, поскольку данный объект
изучения, в нашем примере практическая философия—находится
в связи с социально-хозяйственными условиями и общественным
развитием человечества»1. И Форлендер заключает, что при та-
ком понимании исторический материализм всецело согласуется с
кантовским идеализмом.
Другой неокантианец—М. Адлер—полагает, что причинная связь
между духовными и экономическими явлениями не означает еще,
что первые проистекают из последних1 2. Марксова формулировка
у Адлера поворачивается вверх ногами; оказывается, что «бытие»
порождается сознанием.
Приведем еще соображения Фр. Адлера на этот счет. В статье,
появившейся 4 февраля 1910 г., Адлер берет на себя задачу
подвести под исторический материализм махистский принцип при-
чинности. Выражение Маркса: «бытие определяет сознание»—рас-
суждает Адлер—дает повод ко многим недоразумениям, к «непонима-
нию» исторического материализма; поэтому следует исходить не
из «определенности», а из махистской теории приспособления мыслей
к фактам; при таком понимании окажется, что «экономические отно-
шения являются не единственным, но важнейшим объектом
; приспособления мыслей. Иными словами—мысли изменяются не
'только при каждом изменении объектов, т. е. в данном случае
I экономических отношений, но и при постоянстве последних 3.
1 Форлендер, Кант и Матке, СПБ., 1909 г., cip. 15.
2 М. Ад л ер, Маркс как мыслитель, 1924 г., стр. 109. Его же «Lehrbuch»,
стр. 78.
3 «Neue Zeit». 19i0, 679—6 80.
40
Это махистское понимание соотношения экономики и мыслей
по существу своему не отличается от приведенного выше рассу-
ждения Каутского по данному же вопросу. И у того и у другого
экономика и сознание превращаются по существу в самостоя-
тельные факторы; между ними устанавливается функциональ-
ная зависимость, заключающаяся в том, что всякое изменение
в экономике вызывает каждый раз новое приспособление мыслей
к ней. Таким образом основной вопрос в историческом
материализме подменяется позитивистской тео-
рией факторов.
Посмотрим, как Каутский конкретно разрешает этот вопрос.
Начнем с анализа его взглядов на общественное сознание.
* * *
Отказавшись выводить формы сознания из общественного бы-
тия, извратив в этом центральном вопросе учение Маркса—Эн-
гельса, Каутский должен был для объяснения происхождения форм
сознания обратиться к ходячим буржуазным теориям.
Мы помним, что он пришел; к социализму от Дарвина, Мальтуса,
Бокля и др., которые прочно засели в его голове. Естественно, что
отступая от марксизма, Каутский должен был у них же искать
ответа на поставленные вопросы.
Еще в __ своих «Общественных инстинктах__в мире животных»,
появившихся в 1883 г., Каутский считал, что теория развития
Дарвина призвана совершить переворот н е толь к о в есте-
ственныхнауках. «Действие се должно простираться на самые от-
даленные' рбласти_ знания, она проливает новый свет на духовную
жизнь человека, на политическую экономию, даже на явления и
законы нашей нравственной жизни»)-. И вслед за дарвинистами
Каутский считает, что биология должна пролить свет на духовную
деятельность человека. Особенно последовательно проводится эта
точка зрения в «Этике». Различные душевные способности и свой-
ства человека Каутский выводит не из экономических отношений
(последние, “п6~его мнению,'Ллбгут только видоизменять их),_а_йз
унаследованных от наших животных предков инстинктов. Класси-
фицируя эти инстинкты, Каутский устанавливает три1 главных их
рода: инстинкты самосохранения, размножения и социальные (са-
моотречение, храбрость, верность, дисциплина, правдивость). Все
эти инстинкты общи человеку и животным; в мире животных «не
имеется разве только любви к справедливости, т. е. стремления
к равенству»2. Возражая против кантовского категорического им-
1 «Очерки и этюды», СПБ 1895 г., стр. 23.
Каутский, Этика.., стр. 63.
41
ператива, Каутский приписывает нравственному закону животное
происхождение и в этом видит объяснение его таинственности,
силы и давления1.
Итак, в основе нравственности—полагает Каутский—лежат не-
изменные по своему существу социальные инстинкты, унаследо-
ванные из мира животных. Каково же в таком случае соотношение
между экономикой и биологизированными социальными инстинк-
тами? Верный своему позитивистскому пониманию отношения об-
щественного сознания к общественному бытию, Каутский считает,
что экономическое развитие может только видоизменять эти со-
циальные инстинкты. «Экономическое развитие,—пишет он—вносит
в моральные факторы, перешедшие из животного мира, момент
сильной изменчивости», различным образом формируя «силу со-
циальных инстинктов и добродетелей в различные времена и в
различных классах того же общества»1 2.
По мнению Каутского, экономическое развитие только фор-
мирует неизменное биологическое содержание—социальные ин-
стинкты. Это формирование заключается прежде всего в создании
моральных принципов или норм, чего нет еще в мире животных
последние не поднялись выше моральных ощущений. Человеческая
мораль таким образом состоит, по Каутскому, из двух элемен-
тов: а) социальных инстинктов, присущих в одинаковой степени
и животной и человеческой морали,—это биологическое априори,
лежащее в основе всякой нравственности и возникшее раньше
всех изменчивых общественных отношений и б) изменчивых нрав-
ственных норм, являющихся видоизменениями социальных инстин-
ктов под влиянием экономического развития,—это специфически-
человеческое, исгорически-изменчивое в морали3. Соответственно
такому делению Каутский и мог писать в «Этике», что объяснение
нравственных стремлений, долга и совести дано Дарвпным, а
нравственного идеала—Марксом.
Теоретической основой всех этих рассуждений Каутского об
этике является позитивистский разрыв между экономикой и со-
знанием, превращение их в самостоятельные «факторы». В самом
деле, если отказаться от единственно правильного пути—объясне-
ния общественного сознания из общественного же бытия—то в этом
случае открываются два пути, либо путь кантианской априоризацин
“ духа, в конечном счете, его обожествления, путь категорического
j императива,—либо путь позитивистской биологизации обществен-
jHoro сознания, растворение последнего в конечном счете в жи-
вотных инстинктах. Общеизвестно, что Мах щел именно по
1 Каутский, Этика..., стр. 64.
2 Там же, стр, 117.
8 Там же, стр. 130.
42
следнему пути; следуя теории Дарвина (!), он также понимал всю
психическую жизнь, не исключая и науки, как биологическое
явление, к которому следует применить представления о борьбе
за существование,. об эволюции, о подборе К Он также полагал,
что «организм приносит уже кое-что прирожденное, может быть,
даже гораздо больше, чем думал Кант», а именно рефлекторную
возбужденность, систему ощущений пространства и времени, спе-
цифические энергии всех наших органов чувств и т. д.2.
С другой стороны, сами дарвинисты переносили теорию развития
Дарвина на общественные отношения и психические явления, и
искали наиболее глубокие корни их в инстинктах животных3.
Каутский выступал против неокантианского понимания челове-
ческого духа, в частности кантовского категорического императива.
Но он боролся против него с неправильных позиций, с позиций
дарвинизма, «естествоиспытателей», а не с позиции материалисти-
ческого понимания истории. Поэтому он не смог теоретически опро-
вергнуть многочисленных разносчиков категорического императива
Канта. Даже более, он пришел с Другого конца к тому же кате-
горическому императиву, но уже биологизированному—к постоян-
ным нравственным ощущениям (социальным инстинктам), лежащим
в основе всех изменчивых нравственных норм. Каутский сам при-
знается в этом. В полемике с О. Бауэром по поводу «Этики» он
не находит принципиального отличия между кантовским катего-
рическйм ’ймперДтйвом и своим. Отличие между ними—указывает
Каутский,—за'клйочается' лишь в' методах ’исслёдовагпш; Кант “вы-
водит его априори, в то время как следует ’обоснован» его
опытным путем i.
Учение Каутского о нравственном законе, видящее источник
и суть последнего в прирожденных социальных инстинктах—
постоянных по содержанию и изменчивых по форме—есть наиз-
нанку тот же самый категорический императив Канта. Эта био-
логизация категорического императива проводилась Каутским
вполне сознательно. Еще в статье «Patriotismus, Krieg und Demo-,
kratie», появившейся до «Этики», Каутский писал, что катего-
рическим императивом новой социалистической этики яв-
ляется безграничная преданность личности всеобщему, причем
источником его является не кантовский мир вещей в себе, а ре-
альный мир вещей для нас5. Высший принцип социалистической
этики он видит в том, что при коллизиях между личными и об-
1	Мах, Анализ ощущений, стр. 26.
2	Та м же, стр. 285.
т е р л а н д, Происхождение и развитие нравственного инстинкта
* «Этика», стр. 129 (приложение).
5 «Neue Zeit» 1904 г., № 5, стр. 345.
щественными интересами последние всегда выше;, а первые должны
уступить им место1.
Глубочайший социальный смысл этой каутскианской
этики, объясняющей нравственность не из экономики, а в конечном
счете из унаследованных от наших животных предков социальных
инстинктов, заключается в выхолащивании из нее классового содер-
жания, в отрицании классового характера этики. Правда, в годы
борьбы с ревизионизмом Каутский признавал, что пролетарская мо-
раль отлична от буржуазной—и это выгодно отличало его от реви-
зионистов; но «классовость» этики понималась им своеобразно.
Как известно, согласно учению марксизма-ленинизма пролетариат
имеет свою мораль, отличную и по форме и по содержанию
от буржуазной. По Каутскому же угнетенные классы отлича-
ются в этическом отношении от господствующих тем, что у по-
следних в период их упадка социальные инстинкты "ослабевают.
а у угнетенных классов они чрезвычайно сильно развиваются
и на этой основе возникает у них нравственный идеал 1 2. Основным
водоразделом между буржуазной и пролетарской этикой является,
согласно Каутскому, степень интенсивности и силы со-
циальных инстинктов у тех или иных классов. При логическом
развитии этих мыслей следует тот неизбежный вывод, что в от-
личие от аморализующейся буржуазии, пролетариат все более
выступает в качестве носителя биологизированного категорического
императива, ибо в рабочем классе находит свое мощное проявление
сила и интенсивность унаследованных от животных предков со-
циальных инстинктов. Этот неизбежный логический вывод чрез-
вычайно сильно роднит Каутского с «этическим социализмом» нео-
кантианцев. В довоенные годы Каутский не делал всех следуе-
мых из его этического учения выводов. В послевоенные же годы
полностью отказавшись от марксизма, Каутский и в вопросе об
этике чрезвычайно близко подошел к «этическому» обоснованию
социализма. В статье «Коштunistus und Sozialdemokratie», по-
явившейся в 1932 г., Каутский считает, что социализм имеет
два „корня: этический и экономический. Первый берет свое происхо-
ждение от прирожденной природы человеку второй же вытекает
из услови^капйталистического общества; лозунги французской ре-
волюции—свобода, равенство-, братство^—старее писаной истории,
но не этическое возмущение, продолжает Каутский, а экономиче-
ский строй капитализма дает средства для осуществления этиче-
ского идеала3. С таким «обоснованием» социализма согласится.
1 «Этика», стр. 129.
8 «Там ж е», стр. 131.
3 «Gesellschaft», 132, № 3.
4l
с оговорками1 всякий неокантианец! Ведь Каутский также выво-
дит социализм из этической природы человека, которая оказа-
лась старее всякой писанной истории, экономика же играет у него
подсобную роль, она дает средства для осуществления этого
этического идеала. Так и в этом вопросе Каутский оказался в
объятиях своих бывших противников. Его этическое учение, пер-
воначально направленное против неокантианской этики, в своем
логическом и историческом развитии обнаружило родственную с
последней природу и обратилось своим острием против теории
научного социализма. Таков именно социальный смысл каутски-
анской этики.
Что же касается основного методологического ее порока, то
ои сводится к следующему.
Справедливо подчеркивая единство между обществом и орга-
ническим миром, выступая против неокантианского разрыва ду-
ховного и физического, Каутскому удалось в свое время (период
«Этики...») так или иначе сыграть известную положительную роль
в деле борьбы с неокантианским «этическим социализмом» и свя-
занной с Шим политической линией оппортунистов. Но борьба эта
велась, как мы выяснили, с философских позиций позитивистски
окрашенного «естественно-научного» материализма и поэтому за-
ведомо не могла быть успешной. Верно конечно утверждение, что
не только генезис общественного сознания, но и того, что каче-
ственно отличает человека от животного, т. е. труда в его специфи-
чески общественной форме, следует искать в органическом мире.
Ведь у животных уже мы встречаемся с «общественными инстинк-
тами» (Энгельс), с известной способностью к «сознательным, плано-
мерным действиям» (Энгельс), с инстинктивными формами трудовой
деятельности; но с переходом к человеческому обществу с его
специфической качественно отличной от мира животных формой
закономерности, с возникновением общественного труда,_ составляю-
щего материальную основу человеческого общества,— коренным об-
разом, п реобразоБывают с я социальные инстинкты животных,
выступая и по форме и по содержанию как общественное явление,
Ка?е££5?нно отличное от со Анальных инстинктов мира животных.
Нельзя поэтому говорить~о~ морали в мире животных. Формы обще-
ственного'сознания объяснимы лишь из форм общественноЕб ^е
бытия, хотя они и выросли на основе социальных и иных
инстииктор мипа .животных. Механистическое сведение обще-
ственного к психо-биологическому, установлений между ними
лишь_количествешюго отличия—не может служить научным объ-
яснением общественных явлений. Это относится не только к этике,
ис»,2.Г.0В0,1'<я неокантианца будет заключаться в отрицании животного про-
вождения нравственного закона.
45
iiO й ко всем формам общественного сознания вообще. Каутский
же наделяет животных всеми видами общественного сознания, хотя
бы в зародыше. Не только этическое чувство, но „и .эстетическое
чувство1,. .альтруизм2, способность мыслить понятиями 3 и т. д.
свойственны--по мнению Каутского—животному.'Возражая Максу
Адлеру, критикующему с позиций неокантианства утверждение Каут-
ского о количественном различии между разумом животных и чело-
века, Каутский ссылается на авторитет Маха, признающего эти
различия не качественными, а количественными4.
Согласно концепции Каутского, вся духовная жизнь человека
оказывается в конечном счете сводимой к «психике» животного;
тем самым стирается всякая качественная грань между общественным
сознанием и инстинктами животных; конкретные формы первого
представляются лишь исторически особенными и по форме измен-
чивыми модификациями последних. Вот почему Каутский усиленно
подчерквает, что при объяснении тех или иных общественных
явлений нельзя исходить только из самых общественных условий,
которые в состоянии лишь объяснить «особенное» и «изменчивое»
в истории, а следует спускаться до самых глубин человеческого
духа, до дремлющих в нем унаследованных от животных предков
различных инстинктов.
В этих последних Каутский находит конечное, исчерпывающее
объяснение истории. Вот почему при объяснении сложных об-
щественных явлений как deus ex machina вдруг появляется это
первоживотное и распутывает сложные узлы исторических событий.
С этим нехитрым, приспособленным к нуждам позитивистской со-
циологии животным Каутский свободно прогуливается по всей миро-
вой истории, прибегая во всех трудных случаях объяснения об-
щественных явлений к его чудодейственной помощи. Уши этого1!
животного особенно выпирают со страниц двухтомного «Материали-j
этического понимания истории». Не даром Каутский уделяет столь
большое внимание изучению, анализу «психики» животного. Здесь
для Каутского последняя инстанция исчерпывающего объяснения
общественных явлений!
Наиболее тщательный анализ «души» животного и человека дал
Каутский впервые в 1898 г. в предисловии к книге Атлантикуса.
Каутский писал тогда, что «голод и любовь—два главных Фактора,
постоянно поддерживающие в движении весь механизм природы,
а следовательно и человеческую натуру». Наряду же с чувствами
1 Каутский, Размножение и развитие . . . , сгр. 107.
* «Этика»..., стр. 47.
8 «Mat. Geschichtsauffassung», В. I, S. 47. Ср. Мах, Познание и ваблуж* *
деиие, стр. 35, 82, 133.
* «Mat. Geschicht sauffassung», В. I, S. 210—211.
46
голода и любви особенно сильными стремлениями человеческой при-
роды являются социальные инстинкты, вкоренившиеся так глубоко
в психику человека, что «даже века ожесточеннейшей борьбы за
существование не могли их в нем погасить»х.
Эта классификация душевных способностей животного и человека
легла и в основу «Этики». Здесь Каутский считал, что кроме
способности мышления и сознания, присущей и животному и че-
ловеку,—в основе всей душевной деятельности и животного и чело-
века лежат три основных вида инстинктов: самосохранения, размно-
жения и социальные. Из их взаимного столкновения и совместного
действия следует объяснить и поведение как человека, так и жи-
вотного 2.
В пышно расцветшей и ничем не прикрытой форме эта (пропове-
дуемая в 1898 и 1906 гг.) точка зрения Каутского выступает в
1927 г. Здесь Каутский «устанавливает», что в основе духовной
природы' человека лежат три основных вида инстинктов (самосо-
хранения, размножения и социальные), причем решающее значение
среди них принадлежит инстинкту самосохранения, особым видом
которого являются социальные инстинкты; но в свою очередь в
своем историческом развитии социальные инстинкты приобретают
независимо от инстинкта самосохранения существование, вступая ,
иногда в коллизию с ним3.
Это у наследованное от животных предков априор-
ное и определяет весь характер мировой истории4.
Корни этого взгляда идут, по собственному признанию Каут-
ского, к зиме 1874—1875 гг., когда он познакомился с «Происхо-
ждением человека» Дарвина и выработал впервые эту точку зрения,
легшую также и в основу «Этики» 5.
Таким образом глубочайшей основой всемирной истории, по
Каутскому, является унаследованный от животных предков априор-
ный дух; чтобы до конца объяснить историческое событие, следует
спуститься до глубочайших тайников этого духа; это априорное
и составляет <®сеобщечеловеческое» в истории, экономическое же не
является всеобщечеловеческим; оно принадлежит к исторически
особенному...» б. Этот вывод Каутского прямо направлен против
марксова положения о том, что глубочайшей основой всех обще-
ственных явлений, всего «человеческого», является экономическая.!
структура общества. Каутский же ищет такую основу в унаследован-
а л?автикУс- Государство будущего, СПБ, 1906, стр. 11—12.
« м Ка>~’ СТР- 68.	-
< T,at- Geschichtsauffassung», В. I, S. 307.
s ' и же, В. I, S. 214, 215, 392.
Л’м «е, S. 254.
а м ж е, S. 392.
47
ЙОМ от животных Предков априорном духе, сводя экономическое к
исторически-особенному и изменчивому.
Теперь нам станет понятным, почему Каутский на протяжении
всей своей деятельности упорно суживал предмет материалистиче-
ского понимания истории. Сводя «всеобщее» в истории к априор-
ному, унаследованному от животного мира, духу и видя специфиче-
ски-историческое в модификациях этого «всеобщего» под влиянием
естественной и искусственной среды, Каутский должен был ограни-
чить область материалистического понимания истории рамками
«исторически особенного» и изменчивого. В «Материалистическом
Понимании истории» он подчеркивает, что марксова историческая
теория имеет дело только с исторически-особенным'1. 'Ведь «всеоб-
щее» в истории—априорный дух—имеет биологическое происхожде-
ние и его сущность можно объяснить, только исходя из изучения жи-
вотного мира! Вот почему Каутский—как это дальше будет пока-
зано— основывал свою социальную и историческую теорию на
всеобщем биологическом законе развития. Высказывания позднего
Каутского проливают свет на целый ряд мест раннего Каутского:
теперь становится понятным смысл его определения объекта исто-
рического материализма в 1896 г. «Объектом материалистического
понимания истории—писал он—является не общечеловеческое, не
то общее, что присуще людям во все времена, а то исторически
отличительное, что разделяет людей различных эпох»1 2. Метафизи-
чески разрывая всеобщие законы от особенных/как это будет пока-
зано дальше) Каутский ограничивает, область материалистического
прциманпя истории последними, относя, первые к области психо-
биологического.
По мнению Каутского, когда Маркс и Энгельс искали основу
истории в экономике, то этим хотели лишь объяснять не «всеобще-
человеческое», а «исторически-особенное»; иными словами, они
искали не причину возникновения самих идей, идеалов и т. п., а
причину их изменения в историческом развитии3. Следовательно,—
продолжает Каутский,—на основании изучения только способа про-
изводства данного народа нельзя понять его поведения; следует
начать изучение с того априори, с которым каждый народ вступает
в историческое развитие, т. е. его духовной сущности, а затем
уже выяснить, какие изменения претерпевает это априорное под
влиянием различных способов производства4.
Итак неокантианцы могут торжествовать. Иными путями, чем
они, Каутский также пришел к априоризации «социального», к ут-
1 «Mat. Geschichtsauffassung», S. 392.
2 «Исторический материализм», Сб. ст., стр. 32.
8 «Mat. Geschichtsauffassung», В. I, S. 7.
‘ Там же, В. I, S. 798.
48
рерждению, что в основе всей истории человечества лежит априор-
ный, т. е. данный до всяких конкретных исторических форм, дух,
априорное общественное сознание, выступающее в
своем историческом развитии (под влиянием экономики) в изменчи-
во-особенных модификациях. В этом отношении Каутский недалеко
ушел от адлеровского критико-познавательного кантианского обосно-
вания понятия общества!1 Вот почему социал-фашист Браунталь
в своей рецензии на двухтомник Каутского мог с полным правом
утверждать, что своим биологическим априори Каутский восстана-
вливает честь М. Адлера, впервые заговорившего о трансценден-
тально-социальном 2.
Различие между ними заключается лишь в том, что вопреки Ка-
утскому Адлер основывает это априорное чисто кантиански-транс-
цендентально, высмеивая все теории, объясняющие возникновение
общества из животного мира3 и прибегающие с этой целью к кон-
кретно-историческому анализу. Впрочем еще в 1900 г. Л. Вольтман-
ном было отмечено отступление Каутского от материалистического
понимания истории по данному вопросу. Автор полностью согла-
шается с тем положением Каутского, что материалистическое пони-
мание истории не в состоянии объяснить человеческую природу и ее
первичные задатки, скорее—оно должно предполагать как чело-
веческую, так и' внешнюю природу в качестве заранее данных и
самостоятельных предпосылок истории и ограничиться изучением тех
изменений, которые претерпевают эти первичные задатки челове-
ческой природы в ходе истории. Это отступление от марксизма
автор квалифицирует как индивидуализм и идеализм. Развивая
основную мысль своей книги—о самостоятельности духовного фак-
тора в истории—и выступая против марксизма в этом вопросе,
Вольтманя ссылается на соответствующие высказывания Каутского4.
Теперь для нас станет ясным, почему при изучении различных
общественных явлений Каутский вытаскивает на первый план упомя-
нутое уже нами «перво-животное»,. объясняя общественное явление
В первую голову из его инстинктов. Так например забота о по-
томстве,—пишет Каутский,—сыграла «колоссальную роль в истории;
ведь не только наследственное, но и далеко направленные полити-
чёские—и социальные цели, «идеалы» у монархов и у различных
классов «являются по существу особьгми формами заботы о потом-
стве»'5. А половая"любовь? «Чём была бы история XVIII в. без
истории королевских любовниц?». Они зачастую побуждали госу-
1	М. Адлер, Lehrbuch, вып. I, стр. 229, 230, 250.
2	«Gesellschaft», 1928 г., № 3, стр. 201.
3	Adler, Lehrbuch, S. 229 и след.
5	L. W о 11 m a n n, Der historische Materiallsmus 1900, S. 356, 408, 409.
5 Kautsky, Mater. Geschichtsauff. стр. 393.
4 Г. П. Адамян.
49
ДарСтВа к войнам Ч Эстетическая же потребность создаёт искусства
и превращает золото и серебро (вследствие внешнего их привлека-
тельного блеска и т. д.) в деньги 1 2. Выше мы показали, что социа-
лизм также обосновывается Каутским на социальных инстинктах.
И сама собственность, оказывается, уходит своими глубокими кор-
нями в мир животных3 *. Корни империализма также следует искать
в духовной природе человека': в постоянной потребности и стремле-
нйи до'сих пор существующий государств и господствующих клас-
сов расширить свою территорию и увеличить свои доходы *. Таким
образом глубочайшей основой различных исторических явлений
оказывается духовная природа человека, уходящая своими глубо-
кими корнями в мир животных.
Таковы зрелые плоды той психо-биологизации общественных яв-
лений, которую мы проследили в довоенных произведениях Каут-
ского. Корни ее идут к домарксистскому периоду Каутского. Во-
шедши в марксистское движение в начале 80-х годов, он пытался
протащить в марксизм'этот идеалистический взгляд на историю,
объяснять общественные явления психологическими «факторами», но
встретил резкий отпор со стороны Ф. Энгельса. Критикуя его рабо-
ты «Происхождение брака, семьи...», появившейся в 1882 г., Эн-
гельс _д!ежду прочим в письме от 18 сентября 1883 г. указывает
ему: «Пока Вы не отбросите вовсе ревность в качесте обществен-
но-определяющего элемента (в первобытную эпоху), правйльнре из-
ложение процесса невозможно». Выступая против статьи Каутского
о первобытном «гетеризме», Энгельс указывает ему, что «Дарвин в
этой области так же мало авторитетен, как и в экономии» (письмо
от 10/11 1883 г.), что «психологический аргумент ревности», взя-
тый из теоретического арсенала дарвинистов, не выдерживает ров-
но никакой критики.
Впрочем и в позднейших своих довоенных произведениях Каут-
ский ^продолжал при объяснении отдельных исторических событий
прибегать к помощи «психологических» факторов.
Так например мировоззрение американского пролетариата, его дух
практицизма, он объяснял своеобразным англо-саксонским складом
ума, а возникновение социалистического движения в САСШ—немец-
кой эмиграцией5.
*
Какова же форма проявления этой духовной природы животного-
человека?
1 Materialistische. Geschlchtsauffassung.
2 Там ж е, 35.
•Там же, I, 742.
‘Там же, П, 141.
8 Каутский, Агитация среди крестьян в Америке. Киев, 1906 г.,
стр. 6—7.
50
Это априорное-духовное, определяющее характер всей мировой
истории, выступает у Каутского в форме воли. Уже в статье
«Артур Шопенгауэр», появившийся в 1888 г., обнаруживается в из-
вестной мере сходство взглядов Каутского с волюнтаризмом этого
реакционного философа-идеалиста. Неверно определив классовые
корпи философии Шопенгауэра, считая его представителем немец-
кого бюргерства (а не феодальной аристократии), Каутский в то
же время обнаруживает полнейшую неспособность направить удар
критики по центральным узловым пунктам шопенгауэровского уче-
ния. Его критика не выходит за пределы разбора второстепенных,
несущественных вопросов. И это не случайно. В вопросе о роли
и значении воли в истории Каутский сам приближается к Шо-
пенгауэру. хотя выражает это на языке биологии. Отвергая учение
Шопенгауэра о том, что познание, порожденное волей, на известной
стадии ее развития ярко освещает самую волю и обнаруживает, что
воля к жизни есть по существу многообразное страдание и сплош-
ное злополучие, выходом из которого является отказ от воли в
ее стремлении к жизни, а потому и отрицание мира, как его
«освобождение», Каутский пишет, что вся эта «освободительная
работа» пропадает даром, ибо воля «в своем слепом внутреннем
стремлении в состоянии снова зажечь «светильник», чтобы снова
«проделать историю сначала»1.
Волюнтаризм довоенного Каутского достигает своего кульминау
ционного пункта в «Пути к власти». «Движущей силой всякого
экономического прогресса—пишет Каутский—является человеческая
вол я», как «в конечном счете воля к жизни, лежащая в основе
всей экономики и вместе с самой жизнью появляющаяся даже у
организмов, одаренных способностью движения и познания. Всякое
проявление воли в конечном счете может быть сведено к воле
к жизни»2.
«Воля к жизни» лежит в основе развития всего органического
мира и человеческого общества; экономика лишь определяет ха-
рактер волевых устремлений, формы деятельности и ее успешность 8.
Иными словами, определяющая всю историю априорная воля к
жизни под влиянием экономического развития принимает различные
модификации. В полной противоположности с марксизмом, объ-
ясняющим и содержание воли и форму ее в конечном счете
из данных экономических отношений, Каутский превращает волю
в самостоятельный фактор, идущий своими корнями в животный
мир, лежащий даже в основе экономики. Разрыв с марксизмом выра-
жается здесь в том, что воля не выводится из экономики, не объ-
1 «Neue Zeit», 188, стр. 101.
Каутский, Путь к власти, М. 1918 г., стр. 21,
* ам же.
4*
51
ясняется ею; она возникает вместе с жизнью и вступает в историю
как самостоятельный фактор; исторические условия лишь видо-
изменяют эту априорную форму. Как известно, у Шопенгауэра
сама воля не определяется мотивами, а лежит вне области закона
мотивации; мотивы, условия «определяют только то, чего я хочу,
в это время, на этом месте, при этих обстоятельствах, а не
то, ч т о вообще я хочу, т. е. принцип моего хотения» к Каутский
так же подобно Шопенгауэру, сперва отрывает волю от историче-
ских условий, метафизически превращая ее в самостоятельную
жизненную силу, лежащую в основе истории, дабы затем объяснить
конкретные проявления воли влиянием различных мотивов и усло-
вий (экономика и т. д.). Отличие Каутского от Шопенгауэра в этом
вопросе заключается в том, что у последнего «воля в себе» является
«безосновной», у Каутского же ей приписывается животное происхо-
ждение. «Наша воля—пишет Каутский в 1927 г.—является продуктом
прирожденных нам влечений»1 2. Глубочайшая основа всякого дей-
ствия заключается, по Каутскому, прежде всего в первоначаль-
ном смутном волевом стремлении, «которое возникает из природных
склонностей и направление которого определяется окружающей
средой», но это «первоначальное смутное волевое стремление» в
результате познания окружающей среды превращается в «опре-
деленное волевое стремление к определенным действиям»,
в «сознательное приспособление первоначального волевого
стремления к определенным познанным условиям: и ситуациям»3.
Таким образом, по Каутскому, «в последнем счете наше воление
определяется не нашим познанием, а дано до всякого познания»4 *.
И в этом вопросе—в определении соотношения между волением и
познанием и в установлении примата за первым—Каутский повторяет
Шопенгауэра. У последнего так же воля вначале (в неорганическом
и растительном мире) проявляется как «слепое влечение, как темный
глухой порыв», или как «темная движущая сила»; в животном же
мире, когда становится необходимым движение по мотивам (поиски
пищи и т. д.), возникает познание: воля зажигает для себя светоч,
тем самым слепая деятельность воли сменяется сознательной де-
ятельностью, деятельностью, освещенной познанием б. Вслед за Шо-
пенгауэром, Каутский также утверждает, что познание находится
на службе у воли.
Однако было бы неправильно рассматривать отмеченное нами
известное сходство взглядов Каутского с волюнтаризмом Шо-
1 Шопенгауэр, Мир,как воля и представление, пер. Айхенвальда,
М., 1900 г., стр. 111.
2 Каутский, Материалистическое понимание истории, т. II, стр. 709.
’Там же, стр 725.
•Там же, стр. 714.
• Шопенгауэр, Мир'как воля..., стр. 155—158.
52
пенгауэра как результат исключительного и непосредственного влия-
ния Шопенгаруэра на Каутского. Как самая возможность, так и пре-
делы влияния Шопенгаруэра на Каутского или, вернее, известного
сходства их взглядов по вопросам воли объясняются тем обстоятель-
ством, что Каутский в вопросах о происхождении и значении воли
находился под сильным влиянием естествоиспытателей, ищущих объ-
яснения духовной природы человека в психобиологическом. Изве-
стно, что вслед за Спенсером, он толковал Дарвина в ламаркист-
ском духе. Истинные корни волюнтаризма Каутского следует искать
не~в "философии Шопенгауэра *, а в~ламаркистски перенаряженном
Дарвине. Положение Ламарка о том, что организмы обладают
способностью целесообразно реагировать на изменение окружаю-
щих условий, что движущей силой эволюции является наряду
с видоизменяющим воздействием внешних условий—принцип стре-
мления к совершенствованию, т. е. внутренние «усилия», «воля»
и т. д.,—этот идеалистический момент в учении Ламарка имеет
некоторое родство с волюнтаризмом Шопенгауэра, освобожденном
от метафизики и переведенном на язык биологии. Вот почему
сторонники психологической школы в социологии, отождествляю-
щие социальные «силы» с психическими и пытающиеся воздвиг-
нуть социологию на законах психологии, указывают между про-
чим на Ламарка и на Шопенгауэра как в известном смысле своих
далеких предшественников 1 2.
Таким образом, отказываясь выводить формы общественного
сознания из форм общественного же бытия, Каутский в борьбе с
с кантианским рационалистически-априористическим пониманием ду-
ховной природы человека неизбежно должен был скатиться на ту
идеалистическую, «естественно-научную» концепцию, которая стирала
1 Как это делает например Фурщик (см. его статью, «Большевик», № 6,
1930 г.).
2 Характерны в этом отношении взгляды основателя психологической
шко.1ы Лестера Уорда. Уорд считает, что «желание есть всепроникающий,
весь мир оживляющий принцип..., главная пружина всех наших поступков
и жизненная сила мира» Он так же (как и Каутский) классифицирует
желания по 3 основным видам: первое место занимают желания голода, жажды
и пр., затем—половое влечение и наконец социальные, эстетические, нрав-
ственные и т. д. влечения. Шопенгауэровская «воля»—указывает Уорд—
есть и желание в нашем понимании; и у Шопенгауэра также воля при-
водит мир з движение и составляет динамическую основу ума («Психич.
факторы цивилизации», Москва, 1897 г., стр. 65—66, 106). Уорд также в
полном согласии с Шопенгауэром (как н Каутский) считает, что «чувства,
образующие волю, соответствуют паровым машинам, а интеллект—рулю»
(«Очерки социологии», Москва, 1901 г., стр. 91, 137, 204). Вместе с тем
автор подчеркивает, что без ламаркистского принципа внутреннего реаги-
рования организма на внешние стимулы невозможна правильная идея эво-
люции (там же, ISO). Доказывая ту свою мысль, что человек получает от
примитивного стада не только свою физическую, но и инстинктивную при-
роду, Тумилович также ссылается на Шопенгауэра.
53
всякую качественную грань между человеком и животным и искала
ключ к объяснению общественного сознания в < психике» животного1.
И в этом отношении следует подчеркнуть чрезвычайное сходство
взглядовКаутского с довольно широко распространенной в буржуаз-
ной социологии психологической школой, которая в противовес
органической школе, считающей социальные силы жизненными,
рассматривает их как по существу психические силы, уходящие
своими глубокими корнями в инстинкты животных1 2.
§ 2
Мы начали разбор социологических взглядов Каутского с выяс-
нения его позиции в основном вопросе материалистического по-
нимания истории, в вопросе об отношении общественного созна-
ния к общественному бытию. Мы выяснили, что отказавшись от
объяснения общественного сознания из общественного бытия,
Каутский превратил первое в самостоятельный «фактор» и в поле-
мике с неокантианцами, под непосредственным влиянием своих
юношеских увлечений Дарвиным, свел корни духовной природы
человека к унаследованным от животных предков инстинктам.
Мы показали~'далее," что в своем конкретном проявлении этот
априорный дух, лежащий в основе всей истории, оказался волей,
выступившей таким образом в качестве глубочайшего основания
всей жизни, всего общества. Тем самым Каутский стал на позиции
идеализма, ибо волюнтаризм есть разновидность идеализма в исто-
рии. Этот переход на позиции идеализма логически был подготовлен
позитивистским разрешением основного вопроса исторического ма-
териализма, которое, как мы видели, красной нитью проходит по
довоенным произведениям Каутского. Отказ от объяснения об-
щественного сознания из общественного же бытия уже означал
скат на позиции идеализма, а при логическом углублении этого
ската получился и тот полнокровный идеализм, которым так бле-
1 Характерна в этом отношении общепринятая в буржуазной социо-
логии (если не считать де-Роберти и др.) система классификации наук,
помещающая психологию между биоло^ей и социологией. Тем самым со-
циологию основывают на психологии, а последнюю иа биологии.
2 Сторонники и органической шко'ы и психологической школы в социо-
логии исходили при объяснении общественных явлений из природы
индивидов, составляющих общественное целое. Но в то время как после-
доват и Спенсера исходили из «биологической» природы человека,
разсматривая социальные силы как преимущественно жизненные,
психологисты клали в основу социальных сил «психическую» природу
человека. Однако Спенсер и не отпицал значения психологии для социо-
логии. Благодаря этому чрезвычайно легко можно было перебросить мостик
от органической школы к психологической. И в этом отношении вполне
«закономерен» переход Каутского от Спенсера к психологистам (по ука-
занным нами вопросам).
54
щет послевоенный Каутский, в угоду всем противникам марксизма.
Перейдем теперь к разбору взглядов Каутского на общественное
бытие. Посмотрим, как он понимал и понимает важнейшие катего-
гории теории исторического материализма—производительные силы
и производственные отношения.
Мы выяснили, что1, стоя на позициях позитивистского метода,
Каутский никогда за все время своей деятельности не понимал диа-
лектического характера единства общественного сознания и об-
щественного бытия. То же самое следует сказать и об его по-
нимании производительных сил и производственных отношений.
Каутский никогда не понимал их диалектического единства. В
полном согласии с своим позитивистски-аналитическим методом,
он отрывал производительные силы от производственных отно-
шений, превращая их в самостоятельные факторы.
Так например в 1910 г. Каутский писал: «Отношение трудяще-
гося человека к предметам или техника... есть очевидно совершенно
иное, чем отношение людей друг к другу в процессе труда, т. е.
экономия. Только последнее есть общественное от-
ношение, первое же не может быть им; «но оба вида этих
отношений самым тесным образом связаны друг с другом»1 (кур-
сив мой.—Г. А.). Производительные силы понимаются Каутским
натуралистически, как нечто пограничное между обществом и
природой. Каутский отказывается признать их общественный ха-
рактер. Поэтому и в «Этике» Каутский рассматривал технику как
один из факторов, влияющих наряду с другими факторами на данную
экономику. На основе одной и той же крестьянской техники (плу-
га)—рассуждает Каутский—возникают весьма различные способы
производства и формы деления на классы» ибо различные об-
щественно-экономические формы определяются не телько техникой,
но и целым рядом других факторов (условия географической среды,
нравы соседних народов и государств и т. д.) 2. Позитивист Ка-
утский не понимает основного положения теории исторического
материализма, заключающегося в следующем: на протяжении из-
вестной общественно-экономической формации определенный пш
экономических отношений неизбежно связан и определяется соот-
ветствующим ему типом производительных сил. Перечисленные
Каутским «факторы» (условия среды, окружения и т. д.) придают
лишь тем или иным общественным формам соответствующую
индивидуальную физиономию. Согласно же Каутскому экономика
и соответствующие ей надстроечные .формы определяются раз-
л 11 'L?Ь1Ми факторами, среди которых техника занимает важное
1	Каутсхий, Разможение в природе и обществе, стр. 11.
3	Каууский, Этцка. стр. 111—113.
55
место. Эта мысль Каутского находит свое дальнейшее развитие и
завершение в «Материалистическом понимании истории». Здесь
Каутский утверждает, что одна и та же техника допускает раз-
личнейшие виды общественной работы сообща и работы друг для
друга; «какой вид общественного труда имеет место, это конечно
зависит от техники, но не только от нее одной»1; наряду с тех-
никой способ производства определяется географическими условиями
страны, влиянием строя собственности и т. д. 1 2. Поэтому и на основе
одной и той же техники возможны различные способы про-
изводства 3.
Эту склонность Каутского отрывать экономику от техники от-
мечал еще Энгельс, который 26 июня 1884 г. писал ему: «Ты не
должен так отрывать земледелие и технику от политической
экономии, как это получается у тебя... Плодосменное хозяйство,
искусственные удобрения, паровая машина, ткацкий станок—неот-
делимы от капиталистического производства, как неотделимы ору-
дия дикаря и варвара от е г о производства. Орудия дикаря обусло-
вливают его общество совершенно в той же мере, как новейшие
орудия— капиталистическое общество».
Позитивистское понимание соотношения между экономикой и
техникой Каутским должно было привести в свою очередь к даль-
нейшим роковым последствиям. В самом деле. Как известно, согласно
[марксизму, развитие производительных сил определяется их обще-
ственной формой, данными производственными отношениями; нельзя
(искать причину развития производительных сил вне их обществен-
'ной формы. Каутский же поступал как раз наоборот. Оторвав
технику от экономики, Каутский отлезал себе всякий путь к пра-
вильному пониманию объяснения причин технического прогресса.
Причину развития производительных сил он должен был искать не
в самом общественном бытии, а в человеческом духе. Вот почему
в «Этике» он писал, что «техника—это сознательное изобретение
и применение орудий мыслящим человеком» 4. А в дискуссии с Бель-
фортом Баксом Каутский включал «современные методы химического
исследования и современную математику», в «существующую сис-
тему техники»5. Развитие техники Каутский рассматривал в тесной
связи с развитием познавательных способностей организма; по
сравнению с другими организмами лишь у человека ум достигает
такой степени развития, что он создает себе искуственные органы,
чтобы лучше упрочиться при данных условиях жизни6. Поэтому,
1 Kautsky, Materialistische Geschichtsauffassung, В. I, стр. 725.
2 Там же, стр. 741.
8 Гам же, стр. 738 и след.
1 «Этика», стр. 125.
8 «Истмат», Сб. ст., стр. 38.
8 «Путь к власти», стр. 22.
5» •
и Каутский считает развитие техники «проявлением воли к жизни»,
причем «чем более развивается техника, тем более воля к жизни
становится волей к лучшей жизни» х.
Позитивистский отрыв техники от экономики в работах до-
военного Каутского, приведший его к поискам причин развития
техники в духовной природе человека (в познании природы), в
своем дальнейшем развитии в послевоенных трудах Каутского рас-
цвел в махровый идеализм.
В «Материалистическом понимании истории» Каутский уже ото-
ждествляет развитие производительных сил с духовным процессом.
«Развитие» материальных производительных сил»—пишет Ка-
утский—является в своей основе лишь другим названием развития
нашего знания природы»; следовательно глубочайшей основой «ре-
ального базиса»1 2 является духовный процесс—процесс познания
природы. Поэтому и ступени развития производительных сил
зависят от данного уровня познания природы и технического при-
менения этого познания3. И в этом вопросе Каутский оказался в
одном болоте с М. Адлером, который задолго еще до него писал о
духовном характере производительных сил.
Перейдем к выяснению взглядов Каутского на производствен-
ные отношения.
Мы выяснили, что уже в своих довоенных произведениях Ка-
утский отрывал производительные силы (сведенные им к технике)
о г производственных отношений и искал причину развития их в
прогрессивном росте познания природы. В послевоенных же про-
изведениях развитие техники уже прямо отождествлялось с ростом
естественных наук. Мы установили, что само познание природы
рассматривалось Каутским как проявление «воли к жизни»; послед-
няя именно зажигает «светоч разума», дабы на основе познания
окружающей среды преодолеть те препятствия, в которых оказы-
вается зачастую организм в борьбе за существование. Но воля к
жизни—это, лежащее в основе органического и общественного раз-
вития априори, не только проявляется в форме познания сил при-
роды (создания искусственных орудий, техники), она одновременно,
в связи с этим проявляется и как форма воли жить вместе с дру-
гими людьми4. В этой второй форме своего проявления"воля высту-
пает как источник производственных отношений. Каутский ищет
источник, последних не в данном состоянии производительных* сил,
а_в «последнем счете» в «естественных потребностях ~людей и веще-
ственных свойствах предметов, которые могут удовлетворить эти
1 «Путь к власти», стр. 22.
2 «Мат. понимание истории», т. I, стр. 864.
3 Т а м же, стр. 810.
4 «Путь к власти», стр. 22.
57
f естественные потребности»Одна и та же воля к жизни преобразо-
вывает отношение людей к природе (техники) и в зависимости
'от этого и отношения людей друг к другу (экономика). Воля
l'. выступает в качестве единой прародительницы и техники и эконо"
. микжТГроизводственные отношения по существу отождествляются~с
4	врлевыми отношениями. Форлендеры—Адлеры, всегда так упорнЪ
гй настойчиво подчеркивавшие духовность производственных отно-
шений, нашли в Каутском своего единомышленника1 2.
«Экономическая необходимость,—пишет Каутский,—представляет
' собой необходимость определенного волевого устремления» 3. Это во-
левое устремление заставляет капиталиста гнаться за увеличением
прибыли, оно же принуждает рабочего бороться за высокую зара-
ботную плату4 5. Вот почему еще до появления «Пути к власти»
!в полемике с Туган-Барановским Каутский писал, что «движущей
силой экономического процесса» является «сознательная воля чело-
века»—«желание жить», что экономика дело рук «живой челове-
ческой личности»6.
«Воля как движущая сила всего экономического процесса»,—писал
Каутский в 1909 г.,—«есть тот факт, из которого мы должны ис-
ходить, который мы должны предположить заранее данным. Формы,
которые она принимает и интенсивность ее проявления у отдель-
ных индивидов, классов, наций и т. д., зависят от познания ими дан-
ных жизненных условий»6.
Итак одна и та же воля к жизни является, с одной стороны,
глубочайшей основой нашего познания окружающей среды и в
этой своей основе она конкретизируется в технику, с другой сто-
роны, она проявляется как исторически-конкретная форма произ-
водственных отношений.
I Но в таком случае связь между экономикой и техникой предста-
I вляется Каутским в следующем виде: конкретные формы волевых
1 «Размножение и развитие», стр. 12.
2 См. например Макса Адлера: Маркс как мыслитель, 1924 г., стр. 75;
Marxistische Probleme, V Auflage, S. 16. Выступая против марксизма. Пауль
Барт также считал, что с точки зрения марксизма (?) «часто упоминаемое
«хозяйство» сводится к экономическим стремлениям и техническим про-
цессам, т. е. к воле и системе мыслей. Но мысли, орудия,—продол-
жает Барт,—как это признал еще Шопенгауэр, становятся господами воли,
а в будущем приобретают такую власть над ней, что вовсе ее уничтожат
(см. Барт, Философия истории как социология, СПБ, 1902 г., стр. 311).
В борьбе против марксизма все эти Баксы, Бернштейны, Барты н т. п.
чрезвычайно умело и лозко использовали все отмеченные нами отступ-
ления Каутского от марксизма, его извращения.
3 «Путь к власти», стр. 24.
* Там же, стр. 23.
5 «Обнищание и крушение. Новейшая фаза ревизионизма», СПБ, 1908 г.,
стр. 54.
’ «Путь к власти», стр. 25.
58
устремлений людей к совместной жизни (экономика) зависят от
конкретных ступеней познания природы (техника), ибо от степени
познания природы зависят в конце концов все конкретные про-
явления волевых устремлений, т. е. все экономические отношения.
Поэтому и Каутский считал, что экономические отношения «зависят
в конечном счете от меры господства человека над природой, от
его знакомства с законами природы»х. В такой идеалистически-из-
вращенной форме выступает у Каутского марксов тезис о том,
что техника определяет экономику. В переводе на язык Каутского
он означает, что конкретные формы волевых отношений зависят
от конкретных форм познания природы.
В основе всех приведенных нами рассуждений Каутского лежит
полное непонимание им исходных положений марксова учения о
производительных силах и производственных отношениях. Само
собой разумеется, что не существует независимо от деятельности
людей каких-то производительных сил или производственных отно-
шений «в себе». Но это не означает еще, что последние опреде-
ляются духовными способностями человека (познанием и волей)
или же сводятся к ним. Дело в том, что глубочайший смысл марк-
сова учения по этому вопросу заключается в том, что определяе-
мые производительными силами производственные отно-
шения представляютконкретные формыобществен-
но-производственной практики, составляющей основу
общественного развития, ее «реальный базис». Сознание и воля ко-
нечно сопровождают всю эту материальную, общественно-производ-
ственную практику, но какова бы ни была их роль в развитии этой
практики, последняя имеет независимую от сознания и воли людей,
имманентную логику развития. Логика эта вскрывается учением
Маркса о противоречивом развитии производительных сил и про-
изводственных отношений. Логика эта объективна «не в том смысле,
чтоб общество сознательно существующих людей могло существо-
вать и развиваться независимо от существования сознательных су-
ществ..., а в том смысле, что общественное бытие независимо от
общественного сознания людей»1 2.
Поэтому и при анализе производительных сил и производст-
венных отношений следует исходить не из форм общественного
сознания, а из имманентной логики производственно-обществен-
ной практики человека, моментом которой являются сами формы
общественного сознания.
Каутский же в великом споре между идеалистами и материа-
листами по вопросу об отношении общественного сознания к об-
щественному бытию становится на точку зрения первых, выводя
1 Каутский, Карл Маркс, стр. 12.
8 Ленин, т. XIII, стр. 266.
59
общественное бытие из общественного сознания, превращая об-
щественную производственную практику в духовную практику мы-
слящего и водящего человека.
В развернутой своей форме эта идеалистическая концепция вы-
ступает в 1927 г.
Каутский начинает здесь с Критики марксова положения о «неза-
висимости)' производственных отношений от воли людей. Мы уже
выяснили, что независимость экономики от воли понимается не в
том смысле, что существует вне людей некая экономика «в себе», а
в том, что независима от воли объективная логика ее развития.
У Каутского же все ставится на голову.
Производственные отношения суть отнош епи я—рассуждает
Каутский—поэтому они предполагают известное целесообразное
сотрудничество людей, что невозможно без известного волевого
устремления; следовательно они предписываются людям их соб-
ственной волей, которая является в конечном счете присущей вся-
кому организму прирожденной волей'к жизни, к самосохранению.
«Та же самая воля, которая творит технику, создает также и соот-
ветствующие ей производственные отношения»1. Марксов же те-
зис о независимости производственных отношений от воли—про-
должает Каутский—следует понимать таким образом: всякая кон-
кретная форма проявления воли независима от желания и прихоти
людей, ибо она определяется, с одной стороны, прирожденными
потребностями людей (,унаследов~анными о? животных предков ин-
стинктами или же приобретенными в процессе исторического раз-
вития свойствами), а, с другой стороны, условиями среды. Аргу-
ментация Каутского таким образом сводится к следующему: воля не
есть произвол, ибо она определяется прирожденными и приобре-
тенными способностями и ограничивается средой. Среда в данном
случае играет пассивно-ограничивающую роль, деятельность же
воли активна и следовательно определяется характером самой
воли, ее конкретным содержанием, т. е. ее прирожденными и при-
обретенными свойствами.
Но в таком случае эти рассуждения Каутского представляют
полнейшую бессмыслицу.
В самом Деле, согласно Каутскому воля не может принять при-
хотливо-фантастических форм, она детерминирована сама
собой, т. е. своими прирожденными и приобретенными свойствами,
она следовательно не может действовать свободно, т. е. по
своей прихоти, независимо от своих качеств. Она не может
действовать с абсолютной свободой. В этом смысле и Каутский счи-
тает производственные отношения независимыми от воли, т. е. от
прихоти, абсолютной свободы. Но, с другой стороны, сама воля.
1 Каутский, Mat. Gesch. I, стр. 810.
60
согласно Каутскому, детерминирована своими внутренними спо-
собностями и свойствами (прирожденными и приобретенными свой-
ствами), от которых зависят конкретные формы производственных
отношений, следовательно в последнем случае производственные,
отношения зависят от воли.
Итак, по Каутскому, производственные отношения создаются
волей и в то же время независимы от воли, если последнюю
понимать как некую лишенную всякой определенности мистическую
сущность, творящую по своей прихоти. В основе этих бессмыслен-
ных старческих рассуждений Каутского лежит попытка искать
определенность воли в ней самой, что представляет contradictio in
adjecto. В самом деле, воля, определяющая сама себя, является
источником своего детерминирования, следовательно
выступает в качестве свободной причины. Ее определения зави-
сят от нее самой, она ведь всегда выступает, согласно Каутскому,
как определенный род воли, т. е. с определенными' свойствами и
способностями. Следовательно вопиющим противоречием является
обратное утверждение Каутского, что субъективный фактор
(т. е. потребности и знания людей), составляющий основу произ-
водственных отношений, независим от воли людей К Иными словами,
воля независима от самой себя—вот перл старческой
«мудрости» Каутского. Каутский так запутался в противоречиях,
что детерминированность воли ищет в ней самой. Выход же из
этого противоречия лежит в том, чтобы определенность воли
искать в закономерностях общественного бытия. Каутский не в со-
стоянии даже близко подойти к постановке этой проблемы, ибо
такой переход на точку зрения независимой от сознания объектив-
ной логики развития общественного бытия был бы одновременно
взрывом всей его идеалистическо-волюнтаристской системы.
Эти насквозь внутренне противоречивые рассуждения Каутского
о свободе воли,—с одной стороны, его утверждение о том, будто
субъективный фактор, т. е. воля, составляет основу производствен-
ных отношений, а, с другой стороны, обратное утверждение, что
производственные отношения независимы от воли людей, ибо сама
воля ведь внутренне детерминирована и ограничена средой,—эти
насквозь противоречивые рассуждения Каутского являются пе-
реводом на теоретический язык противоречивости его полити-
ческих взглядов по этому вопросу. Как известно, довоенный Каут-
ский не раз подчеркивал роль и значение воли, активности и со-
знательности в классовой борьбе пролетариата (ср. особенно «Путь
к власти»), причем он волюнтаристски толковал положение Маркса
о том, что люди делают свою историю. Ню в то же время Каутский,
как это мы показали, проповедуя агностическо-фаталистическую тео-
1 Каутский, Mat. Gesch. I, стр. 808.
61
рию незнания будущих форм движения, указывая, что воля ие
может выскочить за пределы данных условий, что она ограничена
средой, приходил к полному фатализму-объективизму. И как бы
ни уверял нас Браунталь, что теоретикам II Интернационала удалось
избегнуть и волюнтаризма и фатализма, на самом же деле Сцпллэ
слепого волюнтаризма постоянно перебрасывала их к Харибде пара-
лизующего фатализма.
§ з
Мы выяснили, что в «ортодоксальный» период своей деятель-
ности Каутский поз'итивистски толковал основной вопрос историче-
ского материализма, вопрос об отношении общественного сознания
к общественному бытию. Мы установили, что, превратив обществен-
ное сознание в самостоятельный «фактор», уходящий своими кор-
нями в животный мир. Каутский при дальнейшем развитии своих
взглядов должен был в конечном счете в духе искать «общечелове-
ческое», «априорное» в истории, глубочайшую основу последией,
сводя «экономическое» к исторически-особепному. Свое полное логи-
ческое развитие и завершение эти взгляды Каутского получили в ето
послевоенный период, когда человеческий дух был провозглашен де-
миургом производительных сил и производственных отношений, ко-
гда общественное бытие в своей основе было объявлено духовным.
И в итоге положение Маркса о том, что «бытие определяет
[сознание» превратилось в руках непревзойденного виртуоза со-
фистики—Каутского—в свою полную противоположность: сознание
порождает бытие. Но в таком случае должно было отпасть также
и все учение Маркса о базисе и надстройке. И действительно Каут-
ский считает, что выражение Маркса о базисе и надстройке является
только образным выражением. Ведь—аргументирует он—в произво-
дительные силы включаются не только машины и орудия, но и ду-
ховная работа, являющаяся основной пружиной развития произво-
дительных сил; производственные же отношения устанавливаются
в зависимости от знания и роли людей, от их эгоистических, социаль-
ных, половых, эстетических и [др. интересов; они по своей природе
являются духовными отношениями; следовательно,—потешается над
Марксом Каутский,—«материальный» базис в сильной степени на-
сквозь проникнут духом1.
Итак общественное бытие оказалось растворенным в духовной
природе человека. Оба Адлера и в этом вопросе могут быть удо-
влетворены: они ведь давно уже твердят, что проблема об отношении
общественного сознания к общественному бытию является лишь
мнимой проблемой.
«Расправившись» с Марксом, Каутский преподносит свое «уче-
ние о базисе и надстройке», приведшее социал-фашистов в пеописуе-
1 Die Mat. Gesch. I, стр. 811—815.
62
мый восторг. Смысл его заключается в следующем: нельзя объяс-
нить—пишет Каутский—все духовное содержание какой-нибудь
эпохи из ее экономики; лишь те общественные отношения объяснимы
из данной экономики, которые новы в каком-нибудь одном пункте,
для объяснения всех же остальных общественных отношений следо-
вало бы спускаться последовательно к предшествующим эпохам,
вплоть до тайников души наших животных предков; с этой точки
зрения к надстроечным формам относится лишь новое в обще-
ственных отношениях; все же необходимые условия и предпосылки
для его возникновения составляет его базис; к последнему относятся
таким образом не только экономические условия, географическая
среда, но и унаследованные от прежних эпох (вплоть до живот-
ного мира) духовные формы1.
Итак, к надстроечным формам Каутский относит все то новое,!
которое возникает в результате взаимодействия различных «факто-
ров» (экономического, географического, духовного и т. п.), составля-1
ющих его «базис». Марксово учение о базисе и .надстройке (являю-
щееся конкретным выражением главного вопроса в историческом
материализме) Каутский подменил идеалистической теорией факто-
ров. Совокупность различных Факторов является-де базисом, а их
пявнолёЯствуюптяя^няйгтпоечная форма.
Поистине все утонченные фальсификаторы—враги марксизма ока-
зались «щенками» по сравнению с Каутским, побившим рекорд в
этом искусстве!
с »
‘ *
Позитивистски извратив основной вопрос исторического мате-
риализма и придя на этой основе к полному идеализму в социологии,
Каутский в самом определении общества, его качественной характе-
ристики, целиком должен был оказаться в плену у буржуазной
социологии.
В «Этике» Каутский пытается установить отличие обществен-
ного целого от составных его элементов—индивидов. Под сильным
влиянием Спенсера он указывает, что вследствие разделения тру-
да—«Союз индивидов превращается в тело с различными органа-
ми, приспособленными для целесообразного взаимодействия, а целью
его является сохранение общественного тела»1 2. Но в отличие от
животного и растительного организма—состоящих из клеток, ли-
шенных произвольного движения и самосознания,—общество со-
стоит из индивидов, способных двигаться и сознавать, хотя .и
само оно как целое не наделено движением и сознанием; с другой
стороны—связь индивидов здесь между собой более слаба, чем
связь клеток в индивидуальном организме.
1 1, стр. 831—832.
2 «Этика», стр. 61—62.
63
Итак, Каутский признает, что общественный «организм» отличается
от растительного и животного организма; разграничительную ли-
нию между ними он проводит по той же линии, что и Спенсер.
Верна конечно сама мысль о специфичности общественного целого,
о его качественном отличии от индивидуального организма, так как
общество не представляет собой механической суммы индивидов.
Но когда Каутский пытается в позитивной форме характеризовать
своеобразие общественного целого, то он (как Спенсер н
вся вообще буржуазная социология) сходит с этой единственно
правильной позиции—с позиции, ищущей своеобразие обществен-
ного целого в нем самом,—и делает исходным пунктом анализа
целого составляющие его части, т. е. индивиды. Для установле-
ния более прочной связи и гармонии частей—рассуждает Каутский—
общество не имеет ни крепкого скелета, ни кожи, ни сердца, ни
мозга; как единство и гармония, так и связь ,в обществе могут
проистечь только из поступков и воли его членов1. Итак, основой
единства и гармонии общественного целого является не обще-
ственное бытие, т. е. материальная общественно-производственная
деятельность людей, независимая от их сознания,—такой основой,
таким спаивающим цементом общественного целого являются ин-
дивиды, их воля. Само общество рассматривается как продукт
взаимодействия воль отдельных индивидов, как продукт челове-
ческого д\гха 1 2
Особенно ярко проведен этот механистнчески-атомистнческий
взгляд на общество в предисловии Каутского к книге Будина
(в 1909 г.). Каутский здесь прежде всего отвергает ту точку зрения,
которая представляет общество, как простое скоплений индивидов;
сторонники этой точки зрения пытаются объяснить общественные
явления «рассмотрением индивидов, образующего общества)3. Но с
первых десятилетий XIX в.—продолжает Каутский—факты все боль-
ше и больше показывают, что индивид находится в полной зависимо-
сти от общества. Но откуда в таком случае—спрашивает Каутский—
проистекает сама общественная закономерность? Если общество
не сводится к простому скоплению индивидов, если оно имеет свою
специфическую закономерность, то здравая логика требует, чтобы
последняя была найдена в самом общественном целом. Однако
напрасно читатель ожидал бы такого вывода у Каутского: для
его «понимания» общественных явлений индивид «является исходной
точкой» (стр. 12). «Исходной точкой всякого общественного явле-
ния—рассуждает Каутский—всегда является индивид, но не инди-
вид, взятый в отдельности..., а индивид в его связи с другими
1 «Этика», стр. 63.
2 Каутский, К. Маркс., стр. 12.
3 Будин, Теоретическая система К. Маркса, пер. с аяглийск., Госиздат,
1920 г., стр. 9.
64
индивйдамй, т. ё. масса индивидов, в которой особенности отдельных
экземпляров исчезают и в которой в отдельном индивиде разви-
вается иная духовная жизнь, чем в том случае, когда он изолиро-
ван» (стр. 13). Итак, согласно Каутскому, общественное явление-
результат взаимодействия индивидуальных воль; исходный же пункт
социологического анализа—не изолированный индивид, а масса,
т. е. взаимодействующие индивиды. Но этим объяснением проблема
соотношения общества и индивида еще не разрешается, а отодви-
гается дальше, ибо встает вопрос: что же лежит в основе самой
массы? И отвечая на этот вопрос, Каутский вынужден по сушестгаЛ
вернуться на ту же механистически-атомистическую точку зрения)
с критики которой он начал свой «анализ». «Конечно—признается
Каутскии—масёа может лишь развить зачатки, которые уже зало-
жены в отдельном индивиде, и в этом смысле -его духовная жизни
является исходной точкой духовной жизни общества, но имеш
но только ее исходной точкой, а не ее объяснением» (13).
Итак, Каутский признает, что общество не представляет арифмети-
ческой суммы индивидов, что оно имеет свою специфическую
закономерность, но когда он пытается выяснить ее природу, ее
своеобразие, вынужден снова вернуться к индивиду как к «исход-
ной точке» социологического анализа. В результате мы не в со-
стоянии выйти из порочного круга, ибо, с одной стороны, целое
объясняется непосредственно свойствами составных элементов,
с другой стороны, при объяснении последних исходят из целого.
В основе этой антиномии между обществом и индивидом лежит
та мысль, будто общественные отношения по своей природе явля-
ются духовными связями, основанными на сведенной в конечном
счете к инстинктам воле индивида. Наиболее откровенно и .развер-
нуто выставил Каутский эту свою точку зрения в 1927 г. Обществен-
цые_ртношения Каутский понимает ?7|ргв как, духовные свдзи мед<ду
мыслящими людьми1, созданными «под влиянием более или менее
сильно ощущаемой потребности всех тех, кто живет этим объедине-
нием и в его рамках»1 2; поэтому при объяснении общественного
сознания или воли ему приходится исходить от индивида'3, но_не
от экономической структуры общества. Избегнуть противоречия ме-
между обществом и индивидом, в котором так запутался Каутский,
можно только при том условии, когда мы исходным пунктом ана-
лиза делаем общественное бытие с его имманентными закономерно-
стями развития.
Правильно поставив и разрешив именно этот вопрос, основополож-
никам марксизма впервые удалось поставить социологию на дей-
1 Mat gesch. I, стр. 791.
2 I, стр. 711.
’ I, стр. 259-260.
Б Г. П. Адамян.
65
ствительную научную почву. В специфически исторических формах
общественно-производственной деятельности людей—в экономиче-
ской структуре общества, выступающей в диалектическом единстве
с возвышающейся над ней юридической и политической надстройкой
и соответствующими им формами общественного сознания,—была
найдена качественная характеристика и исходный пункт обществен-
ного целого.,
Такой подход позволил Марксу формулировать уже в 1847 г.
(«Наемный труд и капитал») свое классическое определение об-
щества: «производственные отношения в своей совокупности обра-
зуют то, что называют общественными отношениями, обществом,
и притом образуют общество, находящееся на определенной сту-
пени исторического развития, общество с своеобразным отличитель-
ным характером».
Гигантское значение переворота, совершенного Марксом в обще-
ственных науках, особенно показательно в свете того беспросвет-
ного жалкого состояния, в котором и по сей день прозябает бур-
жуазная (в том числе и социал-фашистская) социологическая мысль.
Буржуазному социологу органически чужда точка зрения, которая
позволила бы ему видеть в общей закономерности природы каче-
ственное своеобразие общественно-исторического развития и эко-
номическую структуру общества как исходный пункт социологи-
ческого анализа. Наоборот, настоятельная классовая потребность
«опровергнуть» марксизм отбрасывает его все дальше и дальше от
этой единственно научной точки зрения. Закономерность обществен-
ных явлений буржуазный социолог ищет именно вне общества"как
такового: лиоо в географической среде, лиоо в законах биологии
и психологии и т. д. В тех же случаях, когда ему удается подняться
до мысли о с в о е о б р а^з и и общественных явлений и о необходи-
мости открытия специфических общественных законов,—неумение
стать на точку зрения общественного бытия, независимого от обще-
ственного сознания, снова отбрасывает его назад либо к (Натурализ-
му-биологизму, либо к психологизму.
В то время как у одной части буржуазных социологов непосред-
ственно исходным пунктом социологического анализа является инди-
вид, другая часть (за ними плелся и плетется и Каутский) возражает
против такого растворения общественного целого в индивидуальном
и указывает, что целое отлично от компонентов, поэтому необходимо
вскрыть его специфику; но не умея находить ее в независимом от
сознания общественном бытии, эта часть социологов снова воз-
вращается к индивиду как к исходному в конечном счете пункту
социологического анализа.
Так например официальный основатель буржузной социологии
О. Конт утверждал, что общественное целое имеет свою специфи-
ческую закономерность, нобв то же время выводил ее «от основных
66
законов человеческой организации, одинаковых для всех». Источни-
ком закона трех стадий он считал природу человеческого разума Ч
Г. Спенсер так же считал, что социолог должен рассматривать обще-
ство как особое бытие, характеризующееся постоянством отно-
шений между частями. Но в то же время рн добавлял, что при
объяснении всех общественных явлений социология должна исходить
из «общественных единиц, поставленных в такие внешние условия,
обладающих такой физической, эмоциональной и умственной при-
родой и находящихся под властью таких рано приобретенных .идей
и соотносительных им чувств» 2.
Чрезвычайно характерны в этом отношении взгляды Гумпловича.
Последний выступает против индивидуалистической теории, пытаю-
щейся постичь природу социальных групп из природы индивидов.
Простейшими элементами общественных отношений он считает при-
митивные человеческие орды; из комбинации и взаимодействия этих
элементов (орд) возникают социальные явления; социальный про-
цесс наступает там, где приходят в столкновение друг с другом
две или несколько социальных групп. Но когда Гумплович пере-
ходит к анализу «простейших социальных элементов», т. е. орд,
то оказывается, что жизнь первобытной орды «определяется исклю-
чительно и только самыми простыми и естественными инстинктами",
врожденными человеку, а течение социального процесса обусло-1
вливаются как природными качествами естественнонаучной катего-
рии—«человека»,—так и стремлениями, свойственными всем челове-
ческим ордам и социальным общениям3.
Чрезвычайно близки к Гумпловичу взгляды Ф. Оппенгеймера,
который так же выступает против механистическо-автоматического
взгляда на общество и утверждает, что простейшим элементом .об-
щества является группа. Но и у него так же элементами группы
оказываются индивиды, свойства которых в последнем счете таким
образом оказываются исходным пунктом социологического анализа 4.
Явная несостоятельность индивидуалистическо-механистического
взгляда на общество заставляет подавляющее большинство сторон-
1	Огюст Конт, Система позитивной политики; см. «Родоначальники
позитивизма», выпуск II, стр. 115—116.
2	Г. С п е н с е р, Основания социологии, СПБ, 1898 г., стр. 273.
8	Гумплович, Основы социологии, СПБ, 1899 г., стр. 117 и 167.
* Fr. Oppenheimer, soziologlsche Lesestiicke, I, 1926, s. 205—208.
Автор, как н Каутский, считает, что глубочайшие корни форм обществен-
ного сознания идут в «психику» животного, которое таким образом’ока-
зывается исходным пунктом социологического анализа. По мнению автора,
инстинкты животного с самого начала двояки: «Я—интересы» и «Мы—
интересы». Они обнаруживаются как «я—воля» и «мы—воля» и порождают
из себя все многообразие общественных институтов (см. Oppenheimer,
Kieler VortrMge; Die psychologische Wurzel von Sittlichkeit und Recht, 1921,
5»
67

ников Психологической школы в социологии считать простейшим
социальным элементом не индивид, а группу (соответственно чему
социологию основывают на коллективной психологии). Но при бли-
жайшем анализе группы она также оказывается составленной из
индивидов. Вот почему один из крайних представителей психоло-
гизма в социологии—Г. Тард писал, что ему очень трудно понять,
«как может случиться», чтоб «отбросив индивидуумов», получали бы
в остатке общество»'1. Зиммель же признается; что принципиально
приходится допустить, что два человека, между которыми суще-
ствуют лишь эфемерные отношения, могут образовать социальное
тело1 2; ведь «вне всякого сомнения, все общественные процессы и
инстинкты имеют свое место в душах, что обобществление есть
психическое явление...» 3.
Таким образом точка зрения, считающая простейшим социальным
элементом группы, на самом деле представляет разновидность инди-
видуалистическо-психологического понимания общества, как бы ее
сторонники ни утверждали, что последнее ими преодолено и от-
брошено.
Мы вкратце затронули здесь этот вопрос, чтобы показать, что
в самом понимании общества Каутский не сумел преодолеть той
антиномии (общество—личность), которая изнутри раздирает всю
буржуазную социологию, что его взгляды в этом отношении прин-
ципиально и в основном недалеко ушли от психологической школы
в социологии и в частности примыкают к взглядам Гумпловича и
Оппенгеймера (ср. особенно предисловие Каутского к кн. Будина).
§ 4
Исходя из материалистического понимания истории, видящего каче-
ствённоё своеобразие общества в общей закономерности природы,
а "потому и исходный пункт анализа общественно-исторического
развития в экономической структуре общества, Энгельс сумел про-
вести разграничительную черту между животным стадом и челове-
чёбгб1КГ~б5ществом~~~й'^показать"генезис" последнего." "Если Дарвину
удалось установить животное происхождение человеческого рода,
то Энгельс показам самый процесс перехода примитивного живот-
ного стада в человеческое общество, диалектику превращения
нашего обезьяноподобного предка в человека. Задача эта с точки
зрения дарвинизма была неразрешима; последний мог установить
только животное происхождение человека; проблема же возникнове-
ния человеческого_общества,_а следовательно и человека, является
проблемой социологической.
1 Г. Тард, Социальная логика, СПБ, 1901 г., стр. 2.
2 Зиммель, Социальная диференциация, Киев, 1898, стр. 30.
8 Зиммель. Проблема социологии, (см. «Новые идеи в социологии»
сб. № I, стр. 136).
68
В «Диалектике природы» Энгельс устанавливает, что' «характерным
признаком человеческого общества, отличающим его от стада обезь-
ян», является труд. Человеческий труд качественно отличается от
животных форм «труда». В то время как первый носит обще-
ственный характер, основан на преднамеренном плакомер-
Я^м ооразе действий, на сознательном" активном преобра-
зовании внешней среды и немыслим без применения искус-
ственных орудий производства, «труд» животного носит ин-
л и в~и д V ал ь н о - ф и з и од о г и ч е ск и й характер (ведь стадо
животных представляет механическую сумму отдельных особ), осно-
ван на инстинк т и в н ы х биологических реакциях животного,
на хищническом польз о~в~а нТГйГ внешней "природы” [в Ти лу”лишь
факта своего присутствия), поэтому он и обходится б ез пр им е н е-
11 ня изготовленных средств производства.'
Вот почему в животном мире «труд в собственном .смысле слова
не играл никакой роли. Процесс труда начинается только при
изготовлении орудий» (Энгельс). Из сказанного следует, что пра-
вильное объяснение генезиса общества возможно только в том
случае, если сделать исходным пунктом исследования возникнове-
ние и развитие самого человеческого труда.
Посмотрим, каковы взгляды Каутского по этому вопросу.
В «Этике» Каутский указывает, что ни как мыслящее, ни как мо-
ральное существо человек не отличается от животного; производ-
ство также не составляет отличительного признака животных от
человека, ибо животные так же умеют производить (земляные по-
стройки, гнезда и т. д.); производство средств потребления л
применение орудий также не отличает человека от животного1. От-
личительным признаком человека является—согласно Каутскому—
производство средств производства. Верно конечно, что изготовле-
ние искусственных орудий является существенным признаком че-
ловеческого труда, но именно потому его следует рассматривать
в тесной связи с возникновением и развитием самого человеческого
труда, а не изолированно от последнего, как это делает Каутский.
Если бы Каутский рассматривал производство искусственных орудий
в тесной связи и диалектическом взаимодействии с становле-
нием человеческого труда, то он мог бы притти к последовательно-
материалистической точке зрения. Но Каутский пошел по другому
пути. Одним из основных пороков довоенного Каутского, как мы
уже видели, был позитивистский отрыв техники от экономики. Корен-
ную причину технического прогресса он видел в человеческом духе, в
его взаимодействии со средой, а не в данных производственных отно-
шениях как форме развития производительных сил. Этот методоло-
гический порок сказался и при разрешении данного вопроса,
1 «Этика», стр. 79- 80.
69
В самом деле. Согласно Каутскому, человек в отличие от живот-
ного есть существо, производящее средства производства. Но от-
куда появилась в нем эта способность? Если бы Каутский рассуждал
последовательно материалистически, то он должен был исходить из
диалектики становления человеческого труда. Но Каутский при
ответе на этот вопрос идет по линии идеализма. Уже в «Этике» он
указывает, что в отличие от животного человек способен изобре-
тать; по этой линии идет разграничительная черта между ними
(стр. 80). Но способность изобретать есть свойство человеческого
духа, и при логическом развитии этого положения мы пришли бы
к идеалистическому выводу о том, что отличительную черту чело-
века от животного следует искать в природе самого человеческого
духа, в его свойствах Е Таким ’Ьбразом“разграничёнйе’~чёловече-
ского общества и животного стада по линии узкого техни-
цизма не спасает еще от идеализма,, а, наоборот, при известных
условиях ведет к нему. Ведь изобретение и применение искусствен-
ных орудий составляет существенную принадлежность и решающий
признак человеческого труда, поэтому и его следует рассматривать
В тесной связи с становлением последнего. Каутский же
отрывает процесс труда от изобретения средств производства, он не
видит, что именно специфический характер человеческого
труда отличает человека от животного.
Ошибки довоенного Каутского по этому вопросу переросли в
двухтомнике в законченную идеалистически-механистическую кон-
цепцию. Полемизируя с Энгельсом, Каутский выставляет идеалисти-
ческое положение, что творческое мышление первобытного изобре-
тателя искусственных орудий впервые выводит животное стадо за
порог исторического развития. Но каким образом мозг обезьяно-
подобного человека на известной стадии развития оказывается спо-
собным к сознательному приспособлению к природе, т. е. к изобре-
тению искусственных орудий? Каутский отвечает на этот вопрос
следующим образом: в первобытные времена вследствие неизвестных
нам резких природных изменений ('перемена климата и т. д.) наши
животные-предки вынуждены были перекочевать из области с обиль-
ными лиственными лесами на низменные равнины, бедные. лесами,
и усвоить здесь прямую походку^. Попав в совершенно новые усло-
вия^ стадо обезьяноподобных людей должно было приспособиться
к новым условиям, ставящим перед ним новые, требующие неотлож-
ного разрешения задачи, в этих новых условиях мозг наших живот-
ных предков начинает усиленно работать и изобретать искусствен-
1 Бебель четко формулировал эту точку зрения. «Разница между чело-
веком и животным, — писал он, — состоит в том, что человек — мыслящее
животное, животное же — немысляший человек» (см. «Женщина и социа-
лизм», М., 1906 г., стр. 298).
2 1, стр. 203 и след.
70
ные орудия для активного и сознательного приспособления к среде.
С изобретением искусственных орудий животное стадо вступает в
историю своего человеческого существования.
Эта концепция Каутского является насквозь идеалистической.^
В качестве решающего фактора, преобразовывающего животное
стадо в человеческое общество, выступает у него развитие мозга,
т. е. умственной деятельности. Энгельс всегда боролся против этого
«идеалистического миросозерцания, которое в голове, в развитии и
деятельности мозга» видит «единственных двигателей быстро разви-
вающейся цивилизации» (Архив, т. II, стр. 99). Даже материалисти-
ческие последователи Дарвина, указывал Энгельс, «не могут себе
составить ясного представления о происхождении человека, так как
в силу влияния этого идеалистического миросозерцания они не
видят роли, которую играл при этом труд» (99).
У Каутского так же отрицается роль и значение труда в про-
цессе очеловечения обезьяны. Творческая деятельность духа—вот
истинный демиург человеческой истории. Правда, Каутский подчер-
кивает, что дух сам по себе не может изобретать, что лишь изме-
нившиеся условия новой географической среды ставят перед духом
новые задачи и тем самым возбуждают его к творческой деятель-
ности—и в этом видит Каутский свой «материализм»—однако это
ограничение роли умственного фактора не спасает его от идеализма,
ибо в качестве активного преобразователя животного стада в об-
щество выступает сама творческая деятельность разума, хотя и огра-
ниченная и обусловленная условиями внешней среды.
С другой стороны, подчеркивая, что дух остается неизменным до
тех пор, пока вцешняя среда остается той же, Каутский приходит
к новым неразрешимым внутренним противоречиям.
В самом деле. Концепция Каутского основывается на том метафи-
зическом положении, будто данная географическая среда со всеми
живущими в ней органическими видами—остается раз навсегда дан-
ной постоянной величиной, в которой установлено строгое, раз
навсегда данное, равновесие между всеми ее составными элементами,
не могущее быть нарушимым внутренними ее условиями. В этом
смысле природа у Каутского не знает развития. Она осталась бы
вечно той же самой, еслиб не какие-либо случайные ката-
строфы в природе, геологические, климатические и т. п. резкие изме-
нения, меняющие коренным образом условия внешней среды и
нарушающие тем самым исстари существующее равновесие в ней.
В один из таких катастрофических периодов в истории земли,
согласно Каутскому, и животное стадо, вынужденное перекочевать
в новую среду, должно было усиленно работать над изобретением
искусственных орудий, дабы приспособиться к новым условиям.
Основным пороком этой метафизической «теории катастроф» явля-
ется произвольное допущение, оудто данная среда лишена имманент- "
71
лого развития. В своей «роли труда в процессе очеловечения
обезьяны» Энгельс выставил как раз обратное положение. Исходя
из факта всеобщего взаимодействия в природе, подчеркивая, что
«в забвении факта этого всестороннего движения и взаимодействия
и кроется в большинстве случаев то, что мешает нашим есте-
ствоиспытателям видеть ясно самые простые вещи», Энгельс на
примере коз Греции и о. св. Елены показывает, что «животные
оказывают прочное влияние на окружающую среду», что в про-
цессе этого взаимодействия между элементами среды меняется сама
среда, виды и т. д.
Но если животное стадо в силу простого факта его присутствия
меняет в той или иной степени и форме условия внешней среды,
то здравая логика требует, чтобы при изучении генезиса обще-
ства мы исходили бы из этой деятельности животного, про-
следили бы внутреннюю логику ее развития, переход ее в челове-
ческую и трудовую деятельность.
Между первобытным животным стадом и человеческим обществом
лежал длинный переходный период—период трансформации инди-
видуально-инстинктивной деятельности животного в общест-
венно-сознательный труд человека, период, когда в процессе борьбы
за существование на основе прогрессивно-возрастающего вначале
случайного использования готовых даров природы происходил
процесс становления производительных сил и на этой основе и
определенной структуры трудовых производственных отношений.
Каутскианская же концепция возникновения человеческого обще-.
ства—как это ни парадоксально звучит—исключает всякое раз-
витие: только случайные катастрофы в природе переводят,
по Каутскому, первобытное животное стадо на рельсы человече-
ской истории.
Эта концепция является метафизической—поскольку она
исключает всякое внутреннее развитие, механистической—
поскольку она видит стимул к изменению в случайных, внешних
условиях среды, и идеалистической—признающей творческий
дух в качестве активного преобразователя животного стада в чело-
веческое общество.
§5
Сделав исходным пунктом социологического анализа экономиче-
скую структуру общества, Маркс и Энгельс сумели дать единствен-
но верную научную теорию классов и классовой борьбы. Буржуаз-
ная наука предпочла бы совсем не говорить о клягервпи7' Оорьбр/'’
в лучшем случае она ищет классообразующую основу вне обще-
ственно-производственных отношений людей (либо в борьбе рас,
либо в политическом насилии, либо в психологических факторах,
в борьбе за существование и т. д.). Для Маркса и Энгельса вся
предшествующая история (начиная" с момента разложения перво-
72
битного коммунизма) есть история борьбы классов. Маркс и Энгельс
указали классообразующую основу во внутреннем экономическом
развитии общества, в исторически определенной системе обществен-
ного производства. В письме к Вейдемейеру Маркс писал: «Что ка-
сается меня, то мне не принадлежит ни заслуга открытия классов
в современном обществе, ни заслуга открытия их борьбы между
собой... То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следую-
щего: 1) что существование классов связано лишь с определен-
ными историческими формами борьбы, свойственными развитию
производства; 2) что классовая борьба неизбежно ведет к дикта-
туре пролетариата; 3) что эта диктатура сама составляет лишь
переход к уничтожению всяких классов и к установлению обще-
ственного строя, в котором не будет места делению на классы».
Исходя из этих принципов Маркса и развивая дальше его учение,
Ленин дал исчерпывающее определение классов*: «Классами назы-
ваются большие группы людей, различающиеся по их месту в
исторически определенной системе общественного производства, по
их отношению (большею частью закрепленному и оформленному
в законах) к средствам производства, по их роли в общественной
организации труда, а следовательно, по способам получения и раз-
мерам той доли общественного богатства, которой они располагают.
Классы—это такие группы людей, из которых одна может присваи-
вать себе труд другой благодаря различию их места в опреде-
ленном укладе общественного хозяйства»1.
Для Каутского была совершенно чужда марксистско-ленинская •
концепция классов и классовой борьбы. Каутский никогда не по-
нимал приведенных в письме к Вейдемейеру трех характерных
признаков, отличающих марксову концепцию классовой борьбы от
буржуазной. Вся деятельность Каутского в этом отношении пред-
ставляет систематическую (в той или иной форме) борьбу против
этих основных положений.
Начнем с первого положения. Не умея, как мы установили,
исходить из общественно-производственной деятельности людей, из
экономической структуры общества, сводя «всеобщее» в истории
к априорной воле, а экономическое—к «исторически-особенному».
Каутскии должен был классообразующую основу общества видеть
Hej исторически переходящем «особенном», а в определенных моди-
фикациях априорной воли.
И действительно Каутский не умел связывать существование
классов с определенными историческими формами борьбы разви-
вающегося производства. Из его определения классов выпадала
экономическая структура общества. В «Пути к власти» он писал,
41 о «классовые противоречия представляют собой противоречия
1 Л е а и н, т. XVI, стр. 249,
73
волевых устремлений капиталистов и рабочих»; это волевое устре-
мление заставляет капиталиста гнаться за увеличением прибыли,
оно же принуждает рабочего бороться за высокую заработную
плату»1. Еще в 1883 г. классовую борьбу он выводил из борьбы
за существование1 2. Глубочайшей основой классов и классовой
борьбы является таким образом, по Каутскому, «воля к жизни».
Марксизм конечно не отрицает «волевых устремлений» различных
классов; но форму, содержание и степень интенсивности таковых
всецело объясняет в конечном счете данной экономической структу-
рой общества. Довоенный же Каутский, как мы видели, отказывался
выводить формы сознания из форм общественного бытия; последнее
могло только видоизменять формы априорного общественного со-
знания, глубочайшие корни которого идут в психику наших обезья-
ноподобных предков.
Отказавшись от существенного пункта марксова учения о клас-
сах, видящего классообразующую основу общества в его экономиче-
ской структуре, Каутский в своем анализе классов подчеркивает
в качестве исходного пункта психологическую подкладку
классов и классовой борьбы.
Соответственно такому психологическому подходу к клас-
сам и классовой борьбе он становится на позиции распределитель-
ной теории классов. Классообразующую основу он ищет в общ-
ности источников дохода и вытекающей отсюда общности интере-
сов членов одного и того же класса3 4. Видя основу классовой
борьбы в различии интересов, вызванном различием источников
дохода, Каутский должен был сузить само понятие «классовые
интересы». «Художественные, научные интересы, интересы полов и
т. д., пишет он, очень часто не являются классовыми интересами»;
«под общественными интересами разумеются еще и другие кроме
классовых»1. Каутский не замечает здесь, что в классовом обще-
стве всякий «интерес», в какой бы форме он ни выступал, имеет
классовое содержание. Правда, Каутский устанавливает тесную орга-
ническую связь между всеми этими видами интересов, он признает,
что классовые интересы в последнем счете являются решающими, но
связь эта понимается им внешне механически: различные виды обще-
ственных интересов являются у него не известной формой выражения
1 Каутский, Путь к власти, стр. 23—24.
2 «Neue Zeit», 1883 г., стр. 539.
3 Сб. «Очередные проблемы», стр. 24—25.
4 Каутский, там же, стр. 33. Поправка послевоенного Каутского к своей
тео ни классов в «Материалист, понимании истор.» (см. т. II, стр. 12), подчер-
кивание им в полемике с Бухариным значения распределения средств произ-
водства не вносит принципиальных изменений в каутскианскую распреде-
лительную теорию классов, ибо Каутский продолжает игнорировать мар-
ксово учение об исторически определенной системе производства как
классообразующей основе общества.
74
.классовых интересов, а существуют наряду с последними в по-
стоянном взаимодействии с ними. На языке Каутского это означает,
что каждый класс своеобразно «относится» к различным обще-
ственным интересам!. Но если различные виды «интересов» рас-
сматриваются не как формы выражения классовых интересов, а
только с точки зрения отношения, зависимости между ними,
то общественные интересы, взятые сами по себе, превра-
щаются в бесклассовые, хотя и испытывающие в той или иной
степени влияние классовых интересов. Практическое значение этого
отрыва классовых интересов от общественных станет ясным, если
мы напомним, что к «общественным» интересам, к которым про-
летариат должен был выявить свое отношение, Каутский относил
следующие: требование свободной науки, борьба за угнетенные
нации, борьба против колониальной завоевательной политики,
борьба за женское равноправие1 2.
При логическом развитии взглядов Каутского это обособление
общественных интересов от классовых превращало первые в само-
стоятельные факторы исторического развития, оторванные от клас-
сового содержания. Правда, в довоенные годы, выступая против
ревизионистского отрицания теории классовой борьбы и пропо-
веди общественной солидарности, Каутский более или менее воз-
держивался от этих неизбежных выводов 3 4, ибо постоянно подчерки-
вал тесную связь между классовыми и общественными интересами,
и это выгодно отличало его от ревизионистов.—но после пол-
ного отказа от марксизма. Каутский «разрешил» и это противоре-
чие. Всеобщие интересы превратились в самостоятельные факторы
общественного развития, независимые от классовой борьбы и даже
получили примат над последней^. Так, в годы империалистической
борьбы он рассматривал войну нё~ кйК бирвбу ' класббв,' а как
борьбу главным образом правительств, откуда следовало, что Ин-
тернационал не в состоянии помешать расколу социалистов на
разные национальные лагериа в 1927 г. Каутский уже писал,
что и капиталисты и рабочие обоюдно заинтересованы в беспере-
бойном производстве, а в особенности в хорошем состоянии пред-
приятия, в котором они заняты5.
Таким образом отрыв общественных интересов от классовых,
известное их противопоставление, в своем логическим" "й ИСТбри-
1 Каутский, там же, стр. 33.
2 Каутский, Очередные проблемы, стр. 36.
8 Надо сказать однако, что и тогда Каутский умудрявшийся эклектиче-
ски совмещать несовместимое, давал иногда установки вроде того, что
на ка и философия сами по себе беспартийны, отношение к ним—частное
Дело члена парши и т. д. («Der Kampf», 1909, 452); или, что естественные
науки стоят над классовой борьбой (Neue Zeit, 1903—1904 гг., № 4, стр. 100).
4 Каутский, Война и интернационализм. «Наша мысль», стр. 24, 41.
Е Мат. нон. инет., т. II, стр. 11.
75
ческом развитии привело послевоенного Каутского к полному от-
казу от марксовой теории классовой борьбы, к полному подчине-
нию классовых интересов пролетариата «общественным» (к е. бур-
жуазным) интересам, к неустанной проповеди классового мира
в промышленности, между трудом и капиталом как необходимого
услови.1 перехода к «социализму». Борьбу за «социализм» утончен-
ный виртуоз софистики Каутский мыслит вне классовой борьбы
за социализм! Ведь не даром он выводит социализм из социальной
этической «природы» человека! \
Итак, мы установили, что первый отличительный признак мар-
ксовой борьбы, подчеркнутый в письме Маркса к Вейдемейеру,
оставался для Каутского книгой за семью печатями. Каутский
отрывал классы и классовую борьбу от исторически определенной
системы производства, подводя под классы и их борьбу психо-
логический фундамент; соответственно своей распределительной
теории суживая классовую борьбу и классовые интересы и проти-
вопоставляя их интересам «общественным»—Каутский мог завер-
шить круг своего развития и оказаться в передовых шеренгах
противников марксистско-ленинской теории классовой борьбы. Осо-
бенно большие заслуги перед буржуазией имеет Каутский в борьбе
против подчеркнутого в письме к Вейдемейеру второй отличитель-
ной черты марксовой концепции классовой борьбы. Как известно,
в полном согласии с Марксом Ленин подчеркивал, что в отличие
от либерального понимания классовой борьбы марксизм «распро-
страняет признание борьбы классов до признания диктатуры про-
летариата». Каутский же еще в своих довоенных трудах в чрез-
вычайно завуалированной форме систематически извращал это
существенное в марксизме положение. Замену капитализма социа-
лизмом он мыслил как процесс мирного развития через «демокра-
тию» в результате завоевания большинства голосов в буржуазном
парламенте. Как известно, родоначальником этой идеи парламент-
ского пути захвата власти и введения социализма был Лассаль,
который считал всеобщее избирательное право единственным сред-
ством захвата власти и осуществления социализма. Эта лассаль-
янская идея, встреченная в штыки Марксом и Энгельсом, после
отмены закона против социалистов постепенно все глубже и глубже
проникает в ряды германской социал-демократии и становится зна-
менем политической тактики ревизионистов. В полемике против
ревизионистов Каутский, хотя на словах и критиковал идею посте-
пенной социализации промышленности или завоевания социал-де-
мократией «отдельных департаментов министерства» идею мирного
врастания капитализма в социализм,—но в то же время? отрицая
1 Каутский, Социальная революция, стр. 15.
76
отличительный признак социальной революций—насильственные дей-
ствия1, проповедуя по существу путь «мирного» демократического
«захвата» власти путем избирательных бюллетеней, Каутский не-
избежно скатывался на позиции отвергнутого им же оппортунизма.
Такое же внутреннее противоречие наблюдается и в его учении
о государстве (что неразрывно связано с его теорией революции).
С одной стороны, довоенный Каутский признает классовый харак-
тер всякого государства; но в таком случае более или менее
здравая логика требует слома восставшим классом старого госу-
дарственного аппарата и создания новых форм государства, но-
вого аппарата... Поэтому и существенным пунктом маркси-
стско-ленинского учения о государстве является требование слома
старого государства, ибо только этим можно практически
доказать его классовый характер. Каутский же не допускает этого:
пролетариат не разбивает старый государственный аппарат, а, усо-
вершенствуя его, ставит на службу своим целям. Но в таком случае
следует, что сам по себе госудаственный аппарат не являет-
ся классовым, он носит бесклассовый характер, он напол-
няется известным классовым содержанием в зависимости от того,
какой класс пустит его в ход.
Этот вывод стоит в вопиющем противоречии с исходным тези-
сом: о классовом характере всякого государства.
Из этого противоречия послевоенный Каутский вышел, став на
ту точку зрения, что демократия сама по себе не является ни
буржуазной, ни пролетарской1. Он мог уже открыто выступать
против марксистско-ленинской теории о классовой сущности всякого
государства и вполне солидаризоваться с теорией равновесия клас-
сов О. Бауэра, оправдывающей коалиционную политику социал-
демократии. В «Пролетарской революции» он мог уже проповеды-
вать ту точку зрения, что «никогда буржуазия одна не обладала
государственной властью», что она делила ее всегда с другими
классами (землевладельцами, крестьянами, мелкой буржуазией, бю-
рократией и даже пролетариатом), что если она и занимала господ-
ствующее положение в этой коалиции, то это—результат не формы
господства, а «экономического и интеллектуального превосходства
буржуазии».
В борьбе против марксистско-ленинской теории классовой борьбы
послевоенный Каутский мог уже в ничем не прикрытой и развер-
нутой форме выставить облюбованную противниками марксизма
теорию демократического развития общества. С этой демократи-
ческой концепцией всемирной истории и ее теоретическими основами
познакомимся мы в следующей главе.
1 Каутский,' Демократия и диктатура, Харьков, 1918 г., стр. 13.
77
Глава третья
КАУТСКИАНСКАЯ ТЕОРИЯ
ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ
§ 1
Мы проследили путь развития взглядов Каутского на основной
вопрос исторического материализма: об отношении общественного
сознания к общественному бытию. Мы выяснили, что позитивист-
ское толкование этого вопроса Каутским в его наиболее ранних,
еще «ортодоксальных» марксистских произведениях в своем даль-
нейшем логическом развитии и завершении привело к полному и
открытому идеализму в истории: общественное бытие в своей
основе оказалось духовным; воля была объявлена глубочайшей
основой общественных явлений: ее проявление в Форме познания
природы—источником техники, а конкретизация ее в форме воли
жить вместе с другими людьми—основанием производственных от-
ношений. Если до появления человека все известные нам случаи
прогрессивной эволюции природы объясняются бездушной, меха-
нической движущей силой «прогресирующего охлаждения и сжатия
нашей солнечной системы, в особенности нишей земли», то «с
появлением человека—пишет Каутский—выступает на сцену фак-
тор развития, который отнюдь не является бездушным и меха-
ническим, а именно творческий дух» к Дух выступает в качестве
подлинного двигателя истории.
Но как происходит развитие самого духа? Иными словами, ка-
кова закономерность общественного развития? Каутский отрицает
имманентное саморазвитие духа. Он полемизирует по этому поводу
с К. Шмидтом, Фр. Адлером и др. Конечную причину развития
человеческого духа, этого «творческого» начала истории, он ищет в
его взаимодействии со средой. Взаимодействие между
«я» и средой—вот источник всякого развития. Здесь на сцену вь?-~
1 «Материалистическое понимание истории», т. II, стр. 828.
78
ступает каутскианская «диалектика», с которой мы уже познако-
мились выше и суть которой, как видели, сводится к спенсеров-
ско-махистской теории равновесия между «я» и средой как универ-
сального закона «развития» всех явлений.
Четкую и развернутую формулировку этого «универсального»
закона—закона приспособления «я» к среде—Каутский дал еще
в 1910 г. И общественное развитие, и эволюция организмов—
писал Каутский—«в общем совершаются совершенно одинаковым
путем—путем приспособления к материальным, т. е. внешним усло-
виям жизни», что составляет «общий закон для всего мира, также
и для неорганического. Формы каждого тела определяются .усло-
виями его внешней среды» х.
Каутский возводит вслед за Спенсером основной закон биологии,
открытый Дарвиным, во всеобщий закон всей природы и истории.
При этом Дарвин «подправляется» Ламарком.
Еще в 1883 г. Каутский считал, что дарвиновский закон борьбы
за существование является движущей силой общественного разви-
тия, причем заслугу Маркса он видел в объяснении исторических
явлений этим законам еще до того, как Дарвин открыл его. Борьба
за существование выступает в форме классовой борьбы1 2.
Но дарвиновский закон борьбы за существование Каутский тол-
кует вслед за Спенсером в духе ламаркизма.
Учение о взаимодействии организма и среды, развиваемое Спен-
сером в «Основаниях биологии», уже излагалось Ламарком в его
«философии зоологии».
Ламарк считал, йто форма и даже организация животных ме-
няется под влиянием резко изменившихся внешних обстоятельств.
Большие перемены во внешних условиях приводят к крупным
изменениям в потр ебностях животных, а изменения в по-
требностях ведут в свою очередь к переменам в действиях жи-
вотных, приводящих в результате длительного упражнения того
или иного органа к изменению вида3. Таким образом развитие
организмов объяснялось Ламарком присущим им врожденным стре-
млением развиваться под влиянием внешней среды в более совер-
шенные формы. В своих додарвиновских произведениях («Соци-
альная статика», «Основания психологии») Г. Спенсер под силь-
нейшим влиянием Ламарка единственным фактором органической
эволюции считал передачу приобретенных признаков. «Происхожде-
1 «Размножение», стр. 44.
2 «Neue Zeit», 1883, s. 539. Эта склонность Каутского переносить закон
борьбы за существование на область общественных отношений отмечалась
в свое время в социал-демократической литературе (см. например ст.
Отто Бауэра в «Der Kampf» № 11, s. 175, и кн. Вольман, Der
historische Materiallsmus, 1900, s. 330.
8 Ламарк, Философия зоологии, Москва 1911 г., стр. 179—180.
79
нпё видов» доказало ему, по собственному его признанию, что
передача приобретенных признаков не может считаться единствен-
ным фактором в органической эволюции, но не поколебало его
веру в то, что она является важнейшим фактором ее. «Естественный
подбор или переживание наиболее приспособленных—писал Спен-
сер—действует почти единолично во всем растительном мире и
среди низших животных, характеризующихся относительной пас-
сивностью. Но, по мере поднятия к высшим типам животных,
его действие все больше и больше заменяется действием, обу-
словленным унаследованием приобретенных признаков, пока наконец
в животных сложного строения унаследование приобретенных при-
знаков делается важной, если не главной причиной эволюции»1.
Следует отметить, что Спенсер возражал против автогенетических
тенденций в учении Ламарка, который принимал «нужды и желания
за независимые причины эволюции»; перенос возбуждающей силы
извне во-внутрь, как это делает Ламарк, не отвечает на вопрос:
«Откуда же зарождаются эти желания?» 1 2 Поэтому и Спенсер сводил
эволюцию к постоянному равновесию между организмами и средой,
понимая это равновесие ламаркистски, считая основным фактором
эволюции прямое уравновешивание и отводя отбору второстепен-
ное место.
Каутский так же ставит сторонникам имманентного развития духа
в несколько видоизмененной форме по существу тот же самый во-
прос, который был поставлен Спенсером Ламарку: «откуда возни-
кает это движение духа? Откуда происходят изменения в наших
воззрениях на природу?» Ответ на этот вопрос он так же находит
в теории равновесия.
Вслед за Спенсером Каутский так же исходит из ламаркистского
понимания соотношения между организмом и средой, считая, как
уже мы видели, что индивид входит в историю, в процесс взаимо-
действия со средой, с приобретенной уже априорной природой, опре-
деляющий весь характер мировой истории. Общественное развитие
заключается в том, что постоянно меняющаяся искусственная среда
ставит перед индивидом все новые задачи, ставит его в новые
условия, заставляя его каждый раз снова приспосабливаться к
этим видоизменившимся условиям среды. При этом внутрен-
ним механизмом этого приспособления является
творческий дух—воля и познание. Среда играет только
роль пассивного толчка, побуждающего индивид (под влиянием
воли к жизни) к познанию изменившихся условий среды и к ее
активному преобразованию.
Свою заслугу между прочим Каутский видит в том, что он
1 Г. Спенсер, Основания биологии, т. I, стр. 387.
2 Г. Т а м ж е, стр. 292.
80
рассматривает историю человечества лишь как частный случай й
истории органической жизни. «Я думаю,—пишет он,—что общий
закон, которому подчинено как человеческое развитие, так и раз-
витие животного и растительного царства состоит в том, что всякое
изменение как общества, так и видов может быть сведено к
изменению в окружающей среде. Где эта среда остается неизмен-
ной, там остаются неизменными и населяющие ее организмы и
организации. Новые формы организмов и общественных органи-
заций появляются лишь в результате приспособления к изменяю-
щейся среде»1. Но в то же время, как растения приспосабливаю гея
пассивно, животное—активно, человек приспосабливается к среде
сознательно, путем изобретения искусственных органов1 2.
Мы не будем здесь разбирать взглядов Каутского на «развитие»
в органическом мире (растительном и животном). Нас интересует
другой вопрос: как понимается общественное развитие Каутским
с точки зрения формулированного им всеобщего закона приспособ-
ления? Что же касается его взглядов на этот всеобщий закон
в его применении к органическому миру, то достаточно здесь лишь
упомянуть, что и в этом вопросе он также целиком шел за Спен-
сером. Каутский становится на высказанную Спенсером еще в
1852 г. точку зрения, что как внутри отдельных видов организмов,
так и в отношениях различных видов друг к другу наблюдается
«тенденция к созданию и укреплению равновесия между силами,
созидающими особи и виды, и силами разрушающими»3 * * 6. С этой точки
зрения число отдельных индивидов каждого вида остается в среднем
неизменным в течение ряда лет, пока не изменяются общие отно-
шения, т. е. не меняется вся среда в целом. «Новые виды,—про-
1 «Материалистическое понимание истории», т. II, стр. 630.
2 Там же. Характерно, что основатель психологической школы социо-
логии—Лестер Уорл, который, как и Каутский, так же исходил из Ламарка
и более последовательно и прямолинейно, чем Каутский, св лил общест-
венные явления к психо-биологическим, так же понимал всякое развитие
как приспособление организма к среде. «Всякий прогресс,—писал он,—
есть результат установления соответствия между организмом и измененной
средой. Но приспособление бывает двоякое: пассивное, представляющее
естественный процесс, и активное, представляющее искусственный процесс»
(см. его «Динамическая социология», Москва, 1891 г., стр. 46—47). Л. Уорд,
как и Каутский, так же считал, что в то время, как окружающая среда
преобразует животное, человек сам преобразует окружающую среду. В этом
заключается различие приспособления в животном мире от приспособления
в обществе. «А это различие,—продолжает Л. Уорд,—есть результат того,
что животное употребляет «органические орудия», а человек благодаря
своему уму применяет искусственные механические орудия. Искусство-то
и отличает человека от остатьной природы» (его же «Психические фак-
торы цивилизации», стр. 299—302). Близость, почти тождественность взгля-
дов Каутского по це юму ряду основных вопросов с Л. Уордом объясняется
общностью их теоретических истоков.
8 См. «Размножение и развитие..., 1910 г.
6 Г. Н. Адамян.
81
должает Каутский,—создаются наступающими по времёйам пере-
воротами во внешних условиях жизни» (т. е. резкими геологическими
и климатическими переворотами, например: ледниковые периоды,
эпоха повышения и понижения материков и морского дна, изме-
нение направления морских течений, положения земной оси и т. д.).
> Не входя в детальный разбор этой спенсеровско-каутскианской
гипотезы эволюции органического мира, мы укажем лишь на основ-
ные ее методологические пороки. Гипотеза эта, долженствующая
объяснить эволюцию в органическом мире, по сути дела исключает
всякую эволюцию в нем. В самом деле, данная среда (со всей
фауной и флорой) объявляется неизменной, пика какие-либо слу-
чайные по отношению к ней резкие перевороты (наподобие
библейскому потопу) не изменят ее в целом. Гипотеза эта отвле-
кается от внутреннего развития самой среды, от факта постоянного
взаимодействия между составными ее частями, в отрицании чего
именно Энгельс упрекал естествоиспытателей. Каутский исходит
{ из постоянства среды, игнорируя факт взаимодействия в ней. Так
; например при установлении закона размножения в органическом
(мире Каутский исходит из положения, будто количество особей
данного вида в данной среде остается неизменной; весь годовой
прирост данного вида истребляется пожирающими его организмами.
Каутский здесь игнорирует основной факт, из которого следует
исходить при анализе размножения в органическом мире: неравно-
мерное размножение различных видов. Именно вследствие
неравномерного размножения различных видов среда постоянно
расширяет или суживает пределы, в которых данный вид может
размножиться. Из факта этого постоянного движения среды,
непрерывного взаимодействия ее составных элементов следует и
исходить, а не из тенденции среды к постоянству, к равновесию.
(Равновесие же следует рассматривать как момент в этом постоян-
ном самодвижении среды, причем оно будет устанавливаться каждый
раз на иной (а не на той же) основе \ Основные методологические
пороки рассматриваемой гипотезы сводятся к следующему: а) она
не замечает движения самой среды, отвлекается от законов ее
движения, от внутреннего механизма среды, переносит источник
движения на счет случайных по отношению к ней фактов; б) при-
способленность как момент движения среды односторонне возво-
дится во всеобщий закон; в) абстрактно схематически представляет
явления органической эволюции (истребление всего годового при-
роста, тенденция к равновесию и т. д.).
1 Например во второй половине XIX в. в Беловежской пуще были по-
селены олени, вследствие чего началась быстрая гибель зубров. Уничто-
жение оленями лиственного подрота и высыхание в результате этого
сырых, богатых ручейками мест привело к тому, что безвредный для зуб-
ров олень вытеснил их.
82
Каутский сам вынужден был признать, что это равновесие в
природе «на первый взгляд (I?) звучит мистически». Мы уже
указывали, что Каутский возводит учение о равновесии в универ-
сальный закон, господствующий не только в органическом и обще-
ственном, но и в неорганическом, мире. История человечества
рассматривается им как частный случай в псторшГ"брганйч'ёской 
жизни, а последняя в~свою очередь оказывается подчиненной об-
щему закону для всего мира, гласящему, что «формы каждого тела *
определяются условиями его внешней среды». Но этот всеобщий
закон не действует механически во всех явлениях природы: способы
приспособления—указывает Каутский—носят различный характер
у различных групп растений, животных и людей.
В отличие от растительного и животного миров приспособление
человека к среде, согласно Каутскому, происходит сознательно,
путем изобретения искусственных орудий, т. е. развития техники;
но техническое развитие в свою очередь создает
искусственную среду, которая в отличие от естествен-
ной, географической среды является весьма изменчивой; при этом
в основе развития искусственной среды лежит техническое разви-
тие, т. е. развитие познания природы, которое является переменной
величиной среди всех элементов искусственной среды и от развития1
которой зависит развитие всей искусственной среды.
Во взаимодействии между искусственной средой)
и творческим духом и следует в конечном счете/
искать, согласно Каутскому, причину общественного/
развития. В этой позитивистско-биологической теории равнове-1
сия уживаются рядом друг с другом (как и у Ламарка) два ’
близнеца: механицизм и психологизм—идеализм. При этом элементы
механицизма—утверждение, что побудителем развития является
внешняя среда—выступают на общем фоне психологизма-идеа-
лизма, выдвигающего на первый план творческий дух как
активный элемент в самом процессе приспособления и созидатель
новой среды. Посмотрим, как развивались взгляды Каутского по
этому вопросу.
Начнем с разбора одного из его ранних произведений, его дискус-
сии с Бельфортом Баксом.
Здесь Каутский устанавливает, что общественное развитие явля-
ется результатом взаимодействия различных факторов; одни из
них (географическая среда, человеческий организм, его способ-
ность к мышлению, к художественному творчеству и т. д.) сами
по себе не в состоянии развиваться, и сколько-нибудь заметно
не изменились на протяжении истории. Но наряду с ними выступают
экономические отношения, которые «среди факторов, влияющих на
человеческую жизнь..., составляют единственный переменный
элемент. Все остальные факторы постоянны и вовсе не меняются,
в»	83
а если и меняются, то Под влиянием этого переменного эле-
мента»
Основная мысль в этом рассуждении заключается в том, что
человеческий дух сам по себе не может изменяться и разви-
ваться, что психологический фактор не является главным двигате-
лем исторического развития, что при объяснении явлений духа
следует в конечном счете исходить из изменений среды, т. е.
экономических отношений.
Если отбросить целый ряд неудачных и неверных формулировок,
встречающихся у Каутского, то мысль эта в основном верна.
Но Каутскому в упор был поставлен вопрос: чем же опреде-
ляется само экономическое развитие? От чего зависят изменения
I самой искусственной среды?
i При ответе на этот вопрос ярко обнаружилась ахиллесова пята
1 Каутского, его неумение понимать внутреннюю ло-
| гику экономического развития. Поэтому и при объ-,
I яснении причин экономического развития он по существу стаио-
I вится на точку зрения своего противника, признав, что «экономи-
;ческие образования творят историю лишь в союзе с человеческим
|умом и волей» и что все развитие основывается на этом взаимо-
действии1 2. И дальше, через несколько строчек, неумолимая логика
превращает этот «союз» экономических образований и человече-
ского ума и воли в гегемонию творческого духа. Оказывается, что
экономическое развитие в конечном счете есть не что иное, как
развитие техники, а последнее сводится к процессу позна-
ния природы, т. е. к «последовательному ряду открытий и изобре-
тений» 3.
Тезису о том, что главным двигателем истории является эконо-
мическое развитие, т. е. развитие «среды», противопоставляется
антитезис, что «человеческий дух приводит в движение общество»,
правда, не как господин экономических условий, а как слуга»4.
Смысл же превращения духа в «слугу», т. е. его ограничения,
заключается лишь в том, что дух не может быть абсолютно сво-
бодным от условий среды и самостоятельным в своей деятельности;
он связан? с природой, поэтому и он разрешает лишь задачи,
которые он находит в среде, средствами, почерпну-
тыми из среды же5.
Иными словами, хотя дух и творит историю, но развитие духа
происходит не имманентно, а в строгом и постоянном взаимодей-
ствии со средой, являющейся продуктом самого духа.
1 Сб. «Истмат», стр. 14.
2 Сб. «И.тмат», стр. 34.
«Также, стр. 35.
1 Там жг, стр. 35.
5 Там же, стр. 35.
84
Теория .общественного, развития, ^выставленная Каутским в 1896 г.
является внутренне противоречивой и эклектичной. В основе ее
лежит то внутреннее противоречие, которое красной нитью прохо-
дит по всей буржуазной социологии и суть которого заключается
в .следующем. С одной стороны, признают, что логику обществен-
ного развития следует искать не в человеческом духе, не в индивиде,
а в своеобразном развитии общественного целого, в его имманент-
ной закономерности; но неумение стать (в силу ограниченного
буржуазного кругозора) на точку зрения общественного бытия и
исходить из внутренней логики экономического развития, отбра-
сывает их назад обратно к исходному пункту, к индивиду, к объ-
яснению^развития «среды» свойствами опять-таки_человеческого духа.
В дискуссии с Бельфортом Баксом Каутский также запутался
в сетях этой антиномии, раздирающей изнутри всю буржуазную со-
циологию х.
В более развернутой форме эта антиномия, лежащая в основе
каутскианской теории общественного развития, выступает в ст.
«Kriegsitten», появившейся в 1914 г. в «Neue Zeit».
Здесь Каутский прежде всего указывает, что поведение чело-
века определяется, с одной стороны, его прирожденными способ-
ностями, с другой стороны—окружающей средой, причем последняя
именно определяет, какие из многочисленных способностей человека
будут развиваться и в каких конкретных формах. Человеческий
дух (чувства, мысли, характер, рассудок) сам по себе не в состоя-
нии развиваться; он неизменен до тех пор, пока неизменна среда,
к коей он приспособлен. Под средой же Каутский понимает не
только географическую среду, но и совокупность всех тех условий
(организмы и люди, техника, отношение к другим людям), в ко-
торых находится индивид, причем вся развивающаяся искусствен-
ная среда образовывается техническим развитием. Дух оставался
бы неизменным, его многочисленные способности не развивались
бы, еслибы не изменения искусственной среды, вызываемые техни-
ческим развитием и требующим каждый раз нового приспособ-
ления духа к вновь возникшим условиям среды1 2.
Итак, среда определяет дух. От среды зависит, является ли
человек кровожадным или кротким существом3. Априорные за-
датки характера человека могут заглушаться или развиваться под
1 Тогда уже 11. Барт заметил по поводу фразы Каутского о том, что
«разум двигает обществом, но не как господин над экономическими отно-
шениями, а как их слуга», что она стоит на уровне газетного изречения,
«человек» есть продукт обстоятельств», которое так же справедливо, как
и обратное: «обстоятельства представляют собой продукт деятельности че-
ловека». П. Бар т, Философия истории, как социология, СПБ, 1902 г.,
СтР- 311, примечание).
2 Neue Ze:t 23/X 1914 г., s. 67.
’Там же, s. 70.
8р
влиянием условий окружающей среды. Эти рассуждения Каутского
всецело стоят на уровне мышления тупоумного филистера, счи-
тающего человека от природы полузверем-полуангелом, причем в
зависимости от обстоятельств в нем преобладают те или иные
побуждения х.
Но тезис о том, что дух определяется средой, оказывается опро
вергнутым, как только Каутский пытается объяснить причины воз-
никновения самой искусственной среды, ее развитие. Оказывается,
что сама искусственная среда является продуктом творческого духа;
различные способности последнего создают в тех или иных формах
искусственную среду2; само развитие техники сводится к познанию
природы. Именно в этом смысле Каутский еще в 1908 г. писал,
что «главным двигателем истории» является «в конечном счете борьба
с природой»3.
Основные моменты приведенной каутскианской теории обществей-
иого развития сводятся к следующему:
Среда и дух—два самостоятельных фактора. Общественное
развитие выступает как результат взаимодействия между духом и
средой. До тех пор, пока дух приспособлен к среде, он постоянен.
Но изменения искусственной среды вызывают изменения и в
духе, побуждают его к деятельности, т. е. к поискам новых
путей приспособления, к изменившимся условиям среды. В ре-
зультате своей творческой деятельности дух изменяет условия
среды, создает новую искусственную среду и приспособляется к
ней. Равновесие восстанавливается.
Таким образом среда определяет дух к деятельности, последний
же создает новую искусственную среду. Каутский пытается выйти
из антиномии между духом и средой, став на точку зрения вуль-
гарной метафизической теории факторов, причем ведущим началом
в этом взаимодействии выступает творческий дух.
Мы выяснили, что, согласно Каутскому, равновесие между сре-
дой и духом нарушается лишь вследствие изменений условий искус-
!ственной среды. Возникает вопрос: каким образом меняются
условия самой искусственной среды, нарушая тем самым устано-
вленное равновесие между средой и духом?
Здесь мы подходим к центральному, а вместе) с тем и наиболее
уязвимому пункту каутскианской теории общественного развития—
к его учению о «подлинно-новом» в истории. В развернутой форме
эту «теорию» он выставил в 1927 г., хотя корни ее уходят в
дискуссию с Бельфортом Баксом.
1 Ср. по этому поводу пошлые старческие рассуждения Каутского о том,
что человек от природы и добр и зол. «Mat. geschichtsauffussung» В. I, з. 396.
1 «Nene Zeit, 1914, 67.
» Каутский, К. Маркс., стр. 12.
86
Прежде чем перейти к разбору ее, остановимся на краткой
характеристике дальнейшего развития каутскианской теории обще-
ственного развития в «Материалистическом понимании истории».
Здесь теория общественного развития Каутского выступает в своем
законченном и завершенном идеалистическом виде. Взаимодействие
между средой и духом Каутский представляет следующим образом:
внешний мир действует на организм и пробуждает дремлющие в
нем силы; но характер и способ, которым организм реаги-
рует на «толчки» среды, "зависят от своеобразия самого организма1.
Это означает, что как само возникновение и развитие различных
способностей духа, так и его обратное действие на среду происхо-
дит по его имманентным законам. Иными словами, дух, приведенный
в движение средой, развивается по своей внутренней логике,___не
определяем65*'~закбн'бмёрностью внешней среды, и с этой _точки
зрения вполне~логачно"говорить об имманентной закономерности
духа. В самом деле. Если роль среды заключается лишь в том,
чтобы привести в движение те или иные способности духа, если
характер и способ обратного действия духа на среду опреде-
ляются своеобразием организма, т. е. в конечном счете его волей
и мышлением, то вполне логично говорить об имманентной законо-
мерности духа, о внутренней логике его творческой деятельности.
И сколько бы Каутский ни возражал против тех, которые го-
ворят о саморазвитии духа, тем не менее по существу он ста-
новится на их точку зрения, ибо закономерность творческой дея-
тельности духа он ищет в нем самом, а не выводит из внутренней
логики развития самой среды. Роль последней сводится лишь к тому,
чтобы дать толчок духу и обусловить его деятельность. Сама же
его деятельность подчинена собственным его законам, неза-
висимым от среды. Вот почему Браунталь имел полное право под-
черкнуть тождество своих взглядов с взглядами Каутского: он
так же считает, что идеи возникают в человеческом духе хотя и под
влиянием экономических условий, но по своим психологическим
законам и выступают в свою очередь в качестве составных эле-
ментов базиса по отношению к новым идеям 1 2.
Таким образом Каутский приходит к полному идеализму. Корни
этой идеалистической теории общественного развития, как мы уста-
новили, уходят в довоенный период деятельности Каутского.
Но в эти годы Каутский не делал всех тех идеалистических выводов,
которые с логической необходимостью напрашивались из его теории
общественного развития, в основе которой лежали два взаимоисклю-
чающих положения: среда определяет дух и дух определяет среду.
В довоенные годы, особенно в своих конкретных исторических про-
1 В. I, s. 169.
2 «Gesellschaft», 1928 Г. № з, 202.
87
изведениях, Каутский усиленно подчеркивал первую поло-
вину этой антиномии, развивал ту верную мысль, что об-
щественное развитие определяется в конечном счете экономическим
развитием. В полемике со своими противниками он чрезвычайно
неохотно втягивался в общетеоретические принципиальные споры,
предпочитая оставаться на поверхности фактического материала
и эмпирических обобщений из него. В тех же случаях, когда он
пытался разрешать общие теоретические вопросы, имеющие жизнен-
ное значение для марксизма, тотчас же обнаруживалась вся эклек-
тичность и фальшь каутскианской теории.
Поскольку же Каутский подчеркивал определяющую роль и зна-
чение среды, т. е. экономического развития, и с этой точки зрения
изучал отдельные конкретные события, богатый эмпирический ма-
териал (который при добросовестном изучении сам стихийно на-
талкивает исследователя на марксистские выводы),—Каутский мог
ху® отдельных своих исследованиях и исторических работах стихийно
(w*‘^выступать в качестве в основном марксистского исследователя. Но
было в далекие довоенные годы. Послевоенный же Каутский
7 л^^как во всех остальных вопросах, так и в этом, завершил полностью
и КРУГ-
УаЧ» В качестве истинного двигателя истории выступает творческий
*** **/J$'yx, развивающийся (как бы это ни отрицал Каутский) по своей
взнутренней логике и создающий свою противоположность—среду.
Последняя лишь побуждает и обусловливает деятельность духа.
Вот почему, сравнивая свою «диалектику» с гегелевской,' Каутский
мот писать, что у него, как и у Гегеля, побудителем общественного
развития является дух, который сам создает свою собственную анти-
тезу (среда) и затем ищет синтеза в ней1. Но в отличие от Гегеля,
у которого дух не нуждается во внешнем побудителе, Каутский
считает, что развитие духа может происходить лишь во взаимо-
действии со средой, постоянном приспособлении к ней, причем
«диалектическое» движение духа начинается лишь тогда, когда из-
меняется внешняя среда. На этом основании он считает свою «диа-
лектику материалистической» (хотя и в некоторых пунктах более
сходной с гегелевской, чем с энгельсовской3), ибо движение по-
рождается здесь не самим духом, а изменившимися условиями
i среды.
(Однако при ближайшем рассмотрении этот механистический мо-
мент в его идеалистической теории общественного развития ока-
и <.. :зывается в эклектичёски-незаконном сочетании с идеалистическим
VV-‘ утверждением о том, что творческий дух является истинным дви-
гателем истории. В самом деле. Каким образом возникают 1 2
1 «Mat. gesrhichtsauffussiing», т. I, стр. 789.
2 В. I, s. 791.
«8
изменения в окружающей среде, вызывающие в свою очередь
деятельность духа?
Этот вопрос, являющийся центральным в каутскианской теории
общественного развития, особенно наглядно разоблачает всю ее
несостоятельность.
Вопрос этот встал перед Каутским еще в 1896 г. В дискуссии
с Баксом Каутский указал, что «разрешение каждой задачи не-
минуемо порождает следствия», которые не были предвидены и
которые нередко противоречат первоначальным намерениям \ Иными
словами, искусственная среда, порожденная духом,, в своем даль-
нейшем развитии приводит к непредвиденным но-
вым последствиям, побуждающим дух к новой творческой дея-
тельности.
Из этого центрального положения каутскианской теории обще-
ственного развития теоретически вытекала та агностическая тактика
«незнания» будущих форм движения и фаталистического их выжи-
дания, которая, как мы выше установили, ловко прикрывала оп-
портунизм внутри германской социал-демократии.
Эта теория «неожиданного», «нового» в истории нашла свое полное
завершение в «Материалистическом понимании истории».
Каутский здесь начинает с определения понятия «нового». Ока-
зывается, что изобретение (не только орудий и приборов, но и
методов, форм и т. д. общественной организации) не является «по-
длинно-новым» в истории, ибо в этом случае мы имеем уже вполне
ясные представления о необходимых для изобретения материалах
и силах, находящихся в нашем распоряжении, о требованиях, кото-
рым должно удовлетворить изобретение, об условиях его и т. д.
«Совершенно новым, никогда не бывшим до сих пор известным...
будет то, что новый орган несет с собой, поскольку он становится
частью нашей окружающей среды. Это новое есть новое
в истории». Оно—продукт человеческой головы, но не такой,
который был в голове раньше, чем в действительности1 2. Таким
образом «по отношению к своим изобретениям человек оказывается
в известном смысле в положении ученика волшебника, не сумевшего
заклясть вызванных им духов»3.
Мы видели, что каутскианская теория общественного развития
основывается на двух противоречащих, взаимоисключающих поло-
жениях: среда определяет дух и дух определяет среду. Своим уче-
нием о «новом» Каутский пытается эклектически склеить, объединить
эти два взаимоисключающих тезиса, показать, как происходит каж-
дый раз взаимодействие между средой и духом. Однако это учение
1 «Истмат», сб. статей, стр. 35.
2 В. I, s. 786.
’ В. I, s. 78Q.
89
о «новом», призванное вывести Каутского из той антиномии, в ко-
торой он запутался, еще более обостряет и углубляет внутренние
противоречия его теории общественного развития и рельефно об-
наруживает идеалистический характер последней.
В самом деле. Возникает вопрос: почему продукт человеческого
духа—среда—приводит в своем дальнейшем развитии к непредви-
денным и неожиданным результатам? Почему среда становится
иной? Где искать внутренний механизм возникновения нового?
От ответа на этот вопрос никак нельзя увильнуть ссылкой на
эмпирические факты, как это делает Каутский. Если дух остается
неизменным, а его продукт—среда—неожиданно обнаруживает спо-
собность к изменению, то очевидно логично говорить об имманент-
ной логике развития самой среды, о ее внутреннем саморазвитии,
о законах развития самой среды. Но искать закономерность
развития среды в ней самой—значит оказаться в противоречии с
исходным тезисом о том, что творческий дух является истинным
двигателем истории. Каутский не идет по этой линии, по линии
открытия внутренних закономерностей среды, он ищет закономер-
ность общественного развития в духе, порождающего по своим
имманентным законам свою собственную «антитезу» среду и ищу-
щую затем «синтеза» с Ией. Поэтому и учение о «новом» вскрывает
всю несостоятельность и фальшь, всю искусственность и противо-
речивость каутскианской теории общественного развития. И в пер-
вую голову сам Каутский стал жертвой «подлинно-нового». Он не
ожидал, что его рассуждения о «новом» приведут к действительно
«неожиданно-новому» в его учении—к неизбежности признания им-
манентной закономерности среды,—оказавшемуся в непримиримом
противоречии с исходным идеалистическим пунктом. Учение о «но-
вом» правдоподобно таким образом лишь в одном отношении: оно
обнаруживает логическую импотентность самого его автора и сви-
детельствует о том, насколько ему чужда «действительная научная
работа» (Энгельс).
Таким образом учение Каутского о «новом» находится в непри-
миримом противоречии с его общей идеалистической установкой,
ибо оно приводит к имманентной закономерности среды, что для
Каутского является книгой за семью печатями. Каутский таким обра-
зом не смог в своей теории общественного развития свести концы
с концами: вместе с его учением о «новом» терпит крах вся его
искусственно построенная, вся покрытая заплатами идеалистическая
теория общественного развития.
§ 2
Мы выяснили всю теоретическую несостоятельность и внутрен-
нюю противоречивость каутскианской теории общественного раз-
вития. Но ее искусственность и внутренняя фальшь еще более об-
наруживается при попытке объяснить ею конкретные исторические
90
события. Каутскианский «закон» общественного развития, гласящий,
что истинным двигателем истории является творческий дух, разви-
вающийся в неразрывном взаимодействии со средой—вследствие
своей всеобщности, бессодержательности, абстрактности и формаль-
ности не мог служить основанием для объяснения конкретного мно-
гообразия общественных явлений. Универсальный закон Каутского,
лишенный специфического общественно-исторического содержания,
представляющий из себя тощую схоластическую формулу, должен
был каждый раз при соприкосновении с конкретным историческим
материалом обнаруживать всю свою фальшь и несостоятельность.
Поэтому Каутскому приходилось наряду с всеобщими законами кон-
струировать особенные законы общественного развития
для отдельных исторических эпох. Этот отрыв всеобщего закона от
специфически-исторических законов отдельных эпох имел, как дальше
увидим, еще более роковые последствия для всей каутскианской'
теории общественного развития, чем его учение о «новом». Остановим-
ся предварительно на разборе его «особенно исторических» законов.
Комментируя знаменитое предисловие «К критике политической
экономии», Каутский прежде всего указывает, что марксов закон
социальной революции не имеет всеобщего применения: до возник-)
новения промышленного капитализма история шла не по марксову
предисловию, а по законам, установленным Гумпловичем и Оппенгей-'>
мерой. Вслед за ним и Каутский считает, что классы и государство
возникли не «из фактов, действующих внутри первобытной общины»,
а путем завоеванияодного племени другим. Энгельс, как известно,
доказал, что государство возникает в результате образования клас-
сов, т. е. внутреннего экономического развития общества, возникнове-
ния частной собственности и сопровождающего ее имущественного
неравенства. Каутский же считает, что первобытная демократия
представляла «ту непреодолимую плотину, которая задерживала
всякое общественное развитие в направлении образования эксплоа-
тирующих и эксплоатируемых классов, а также создания государ-
ственной власти»... Поэтому и причину возникновения и классов
и государства следует искать вне общины: кочующие пастухи, «со-
блазняемые богатством оседлых землевладельцев, завоевывают их,
в результате чего одновременно появляются и классы (завое-
ватели—номады и порабощенные—земледельцы) и государствох.
Возникшее таким путем государство после известного периода рас-
цвета и развития цивилизации приходит к упадку, пока появившиеся
вновь номады не завоевывают его и не начинают новый цикл разви-
тия. Так происходило развитие на Востоке и в античном мире,
где цивилизация заходила в тупик и погибала вместе с гибелью
государства, «не находя выхода на путях социальной революции».
1 Каутский, Материалистическое понимание истории, ч. П, стр. 76—78.
91
История была таким образом движением по замкнутому кругу,
которое каждый раз получало свой толчок извне, а не изнутри1.
Но—добавляет Каутский—новое государство начинало обыкновенно
свой цикл с более высокой ступени, чем его предшественники, благо-
даря чему все развитие получало характер спирали. Собственно го-
воря,—усердствует в своей борьбе против Маркса Каутский,—до
промышленного капитализма и не было классовой борьбы; о ней
можно говорить лишь в капиталистическом обществе; до него вы-
ступала наружу не классовая, а этическая борьба против дурных
свойств тех или иных лиц, как например борьба крестьян против
жестокости их землевладельцев и ростовщиков, или последних про-
тив лени и злобы своих работников и должников; следует отли-
чить,—мудрствует Каутский,—это этическое понимание от классовых
противоречий.
Таков механизм общественного развития, по Каутскому, с момента
разложения «первобытной демократии» до промышленного капита-
лизма. Этот отрезок всемирной истории имеет свою особенную
закономерность, формулируемую учением о круговороте.
. «Теория круговоротов» не нова. До двухтомного «Материалисти-
Хческого понимания истории» Каутского она разрабатывалась Гум-
| пловичем и Оппенгеймером, корни же ее идут к Вико, Маккиавели,
I в античном мире—к Полибию.
«Теория» эта является лишь эмпирическим обобщение1м ряда исто-
рических фактов и событий, наблюдаемых на поверхности
истории, и попыткой возведения их в универсальную схему. Опа
отвлекается от объяснения причин имманентного развития общества,
не формулирует внутренней закономерности общественного развития
внутри данного «цикла».
В самом деле, допустим, что развитие совершается по кругам. Но
ведь это еще не объяснит, нам, почему и как оно совершается.
Вот почему при соприкосновении с эмпирическим материалом, сто-
ронники этой теории вынуждены искать внутренние причины рас-
цвета и затем упадка и гибели данного государства.
। Так например причину круговорота жизни государств Гумплович
I видит в психическом факторе, именно в потребностях и стремлениях
/ людей, которые приводят к тому, что «они группами и общениями
| возвышаются от примитивного состояния к состоянию культуры и
। цивилизации и затем, достигнув его, склоняются к упадку и гибнут
| под ударами других групп и общений, находящихся в периоде
j роста» 1 2.
Каутский по существу и в этом вопросе ничем не отличается от
Гумпловича. Правда, он указывает, что в основе всех докапитали-
1 Каутский, Материалистическое понимание истории, ч. П, стр. 76—78
2 Гумплович, Основы социологии, СПБ, 1899 г., стр. 346.
92
стических форм хозяйства лежала усиленная эксплоатацпя, расточе-
ние сил трудящихся, что приводило после некоторого «сказочного
подъема промышленности, искусства и науки, т. е. производительных
сил» к банкротству—упадку, но в качестве внутреннего механизма
развития и у Каутского также выступают потребности и стремле-
ния людей.
Так например упадок государств Востока Каутский объясняет
губительным действием вина и женщин на господствующие клащя,1.
Берлинскую поговорку ограниченного филистера о том, что «любовь
и пьянство изводят человека», «ученый схоласт» возводит на ступень
«научной» истины1 2. Аналогичное же объяснение дает Каутский раз-
витию и упадку античного мира: «господствующее население преда-
лось жизненным наслаждениям и потеряло всякую способность и вся-
кий интерес к управлению государством»3, что привело его к
падению. Алчная погоня за богатствами, жажда грабежа и наживы,
наконец вино и женщины—вот, согласно Каутскому, истинные пру-
жины общественного развития, приводящие на базе докапиталистиче-
ческих форм эксплоатации к круговому движению обществ. В основе
своей это учение является таким_ образом идеалистическим, ибо
объявляет потребности и стремления_ людей главными пружинами
общественного развития, и механистическим, ибо переносит источник
кругового движепия^вовне (завоевание). В научном же отношении
оно не представляет никакой ценности4, ибо не дает формули-
ровки внутренних законов общественного развития и является
произвольным эмпирическим обобщением, или односторонне-извра-
щенным описанием внешнего хода движения ряда госу-
дарств и стран. Теория эта забывает, что самый акт насилия или
завоевания в процессе образования классов и государств должен
быть еще объяснен, что он может лишь ускорить или замедлить
процесс их образования, что как самый факт завоевания, так и
его конкретные формы и его влияние на дальнейшие судьбы завое-
вателей и завоеванных объясняется степенью экономического их раз-
вития, что следовательно насилие занимает по отношению! к экономи-
ческому развитию подчиненное место и всецело может быть объяс-
нено из него.
Таков «особенно-исторический» закон общественного развития
с момента насильственного внешнего разложения первобытной «де-
мократии» до возникновения промышленного капитализма. Вместе
1 Каутский, Материалистическое понимание истории, стр. 312.
2 Там же, стр. '16.
8 Каутский, Материалистическое понимание истории, т. II, стр. 360.
4 Разумеется, для основоположников его (Полибий,Вико и др.) это уче-
ние имело в научном отношении прогрессивное значение, ибо рассматри-
вало историю под углом зрения известной закономерности, а ие с точки
зрения провиденциализма или как результат деяний монархов и т. д.
93
С развитием последнего общество выходит Из «Заколдованного
круга». Роковой круг разбивается буржуазной революцией, наступает
эра промышленного капитализма, эра «непрерывного прогресса
в определенном направлении», а не развития кругами1.
Марксов закон социальной революции—пишет Каутский—имеет
значение лишь для этого периода буржуазных революций. Он
является «особенно-историческим» законом, выводящим историю из
«заколдованного круга» на рельсы непрерывного прямолинейного
развития промышленного капитализма 1 2.
Но как происходит дальнейшее развитие общества?
Если до возникновения промышленного капитализма общество
развивалось по замкнутому кругу, если переход к «новой эре»
совершается по закону социальной революции, то для дальнейшего
развития общества Каутский конструирует новый «особенно-исто-
рический» закон. Теперь уже «единственным методом дальнейшего
развития» является не завоевание варварами и не социальная
революция, а «омолаживание общества изнутри»3.
Как должно произойти омоложение изнутри? Дело в том,—
/рассуждает Каутский,—что при капитализме система эксплоатации
I основывается не на истощении производительных сил, а на их
непрерывном развитии; иными словами, наряду с методом абсолют-
ной прибавочной стоимости капитализм знает и метод относитель-
ный; поэтому—заключает Каутский—рост эксплоатации при капи-
тализме не означает ухудшения положения трудящихся; он связан
с непрерывным экономическим прогрессом. Неверно,—полемизирует
Каутский с Марксом,—что капиталистические отношения подобно
феодальным становятся оковами, для дальнейшего экономического
развития; нельзя теперь утверждать, что капитализм губит’'землю
и^работника и «благодаря этому готовит себе конец самим ходом
экономического развития»4. Капитализм безгранично развивает про-
изводительные силы, поэтому—заканчивает Каутский—не из противо-
речия между производительными силами и производственными от-
ношениями следует выводить переход к социализму. Возможность
I победы социализма связана не с крахом капитализма; «нет основания
ожидать экономического отмирания и распада капитализма, ожидать
того, что он столкнется с экономическими препятствиями, которые
|’ои не сумеет преодолеть».
Социальный смысл каутскианского лакейского восхваления капи-
тализма заключается в усыплении революционности и сознатель-
ности пролетариата, в идеализации капиталистической эксплоатации,
1 Каутский, Материалистическое понимание истории, т. II. стр. 385.
2 Гще в своей «Социальной революции» (1902 г.) Каутский указывал,
что античный мир не анал социальной революции.
3 I а м ж е, стр. 416.
* Ка у тс к и й, «Материалистическое понимание истории», т. II. стр. 577.
94
в борьбе против марксиймЭ-ленИнизма, утверждающего, Что капи-
тализм ныне означает деградацию общества. Отныне все капитали-
стические Панглоссы посрамлены «ученым» сторожевым псом бур-
жуазии!
Борьба Каутского против центрального положения марксистско-
ленинской теории общественного развития,—против учения об им-
манентном противоречивом развитии производительных сил и произ-
водственных отношений—логически вытекает из каутскианского
позитивистского разрыва производительных сил и производственных
отношений, разрыва, который, как мы выше показали, красной
нитью проходил по довоенным произведениям Каутского. Еще в
дискуссии с Бельфортом Баксом Каутский считал, что каждый
раз технический прогресс ставит новые задачи перед организаторами
и руководителями общества, разрешение коих постоянно тормозится
силой традиций, часто также недостатком знаний и понимания,
а в обществах, основанных на классовых противоречиях, еще
интересами классов, извлекающих пользу из старого порядка.
Таким образом еще в 1896 г. Каутский подменял противоречие
между производительными силами и производственными отноше-
ниями противоречием между техникой и силой традиции, невежества,
интересов классов, т. е. по существу духовных «факторов».
Извратив это центральное положение марксистско-ленинской тео-
рии общественного развития, Каутский должен был выбросить из
анализа экономические предпосылки революции, закрыв таким обра-
зом себе путь к научному обоснованию социализма. Вот почему
по довоенным его произведениям красной нитью проходила тенден-
ция (как это мы видели во введении) не связывать судьбы проле-
тарской революции с экономическими противоречиями капитализма,
игнорировать экономические предпосылки ее, выводить крах капита-
лизма из политического фактора—мирного парламентского захвата
власти. Эта тенденция перенесения предпосылок революции. из
области,.„экономики исключительно в область политики служила
теоретической основой всей центристской тактики. Защищая тезис
о том/ что йсходным пунктом для осуществления социализма служит
захват власти пролетариатом, Каутский направлял свои стрелы про-
тив ревизионистского положения о мирном постепенном осуществле-
нии социализма в условиях капитализма, о постепенном враста-
нии капитализма в социализм. Однако отказываясь в то же время
связывать захват власти с растущими экономическими противоре-
чиями капитализма, понимая завоевание власти пролетариатом как
процесс мирной парламентской борьбы (со всеми вытекающими
отсюда тактическими последствиями),—Каутский порывал с мар-
ксизмом и выступал против левого крыла II Интернационала.
Впрочем в ранних своих произведениях он в той или иной форме
еще связывал политическую борьбу пролетариата с растущими
95
Экономическими йротиворечйям'и, боролся протйй ревпзйоннстскобб
отрицания или игнорирования последних, по чем более надвигалась
эра войн и революций, чем более обострялась борьба с левыми,
тенденция Каутского игнорировать экономические предпосылки рево-
люции и искать таковые только в области политики—эта тенденция
все больше и больше углублялась, пока не привела его после
1914 г. к полному отказу от марксовой теории научного социализма,
к вполне созревшей и законченной системе мыслей. В «Материали-
|стицеском понимании истории» он уже мог открыто выступить
против марксова экономического обоснования социализма, против
коренного его теоретического обоснования—учения о противоречи-
вом развитии производительных сил и производственных отношений.
( Но если нельзя ожидать гибели капитализма в результате кон-
I фликта между производительными силами и производственными
> отношениями, откуда же возьмутся силы у пролетариата для
i свержения капитализма? Здесь на сцену выступает волшебница—
( демократия.
Оказывается, что еще в эпоху буржуазных революций на почве
| общенародной борьбы против феодально-клерикальной королевской
I власти появляется новая форма демократии, которая хотя и «не
побеждает нигде полностью», но «в общем и целом победоносно
продвигается вперед, неуклонно расширяя свою силу и влияние» х.
По своей природе демократия является внеклассовой и если поль-
зуется буржуазией в своих целях, то это объясняется несознатель-
I ностью рабочих1 2. Насилие чуждо демократии; промышленный капи-
тализм по своей природе демократичен, для сохранения капитали-
стических порядков, эксплоатации, он не нуждается в насилии.
Если же современные капиталистические страны непрерывно воору-
жаются, то причину этого следует искать во внешнем враждебном
окружении и, в первую очередь,—злобно шипит апостол интервен-
ции Каутский,—в наличии вооруженной Страны советов 3.
Методологической основой рассуждений Каутского о демократии
является позитивистский отрыв политики от экономики, превращение
их в самостоятельные «факторы» общественного развития. Госу-
дарственные формы отрываются от экономических отношений; поли-
тика превращается в независимую и самостоятельную область, даже
более—в ней непосредственно нужно искать причину общественного
развития. Развитие экономики само по себе не заключает в себе
никаких противоречий и не требует установления социалистических
порядков; в известном смысле экономика равнодушна к социализму,
ведь она безгранично и бесперебойно может развиваться и при
1 Материалистическое понимание истории т. II, стр. 423.
2 Там же, стр. 598.
8 Там же, стр. 416.
96
капитализме, непрерывно улучшая положение трудящихся. .Развитие
экономики таким образом не требует установления социализма. В ка-
честве такого фактора выступает демократия, обладающая чудо-
действенной способностью мирного и плавного перевода капитали-
стического способа производства на рельсы социалистического.
Каутскому чуждо марксово понимание взаимоотношения политики
и экономики. Политика конечно обладает известной самостоятельно-
стью (степень которой определяется все же экономикой), она
конечно является решающим фактором для самого экономического
развития, но ее закономерность всецело определяется закономерно-
стью экономического развития; она не имеет в этом смысле своей
самостоятельной истории. Каутский же поступает как раз наоборот.
Он отвлекается от экономической закономерности, переносит движу-
щую силу общественного развития,,в.область политических отноше-
ний и само экономическое развитие подчиняет закономерностям
политического фактора, определяемого в свою очередь пот р е б-
ностями и стремлениями людей^Вот почему Каутский»
«устанавливает», что сила капиталистов непрерывно растет в области!
экономики, сила же пролетариата в области политики;!
постепенно политический фактор получает перевес над экономиче-1
ским; посредством пропаганды и подачи голосов пролетариат
приобретает политическую власть1, которая, все более и более
вмешиваясь в хозяйственную жизнь страны и беря на себя хозяй-'
ственные функции, постепенно вводит социализм, обеспечивая в TOj
же время капиталистам своей благоразумной политикой нормальные;
условия работы.
Оторвав политику от экономики, превратив ее в самостоятельный
фактор, Каутский должен был ее происхождение и основу искать
в психо-биологическом, т. е. в унаследованных от животного мира
инстинктах. Оказывается, что «человек по своей природе не только
социальное, но и демократическое существо. Вернее, стремление
к демократической деятельности является одной из сторон его
социальной природы, унаследованной от своих животных предков» * 2.
Выше мы указывали, что социализм юн также обосновывал психо-
биологически: стремление к свободе, равенству и братству он
выводил из прирожденной природы человека. Объявляя глубочайшей
основой "и исходным пунктом всей истории человечества принци-
пиально неизменяемую природу человека, в частности его демо-
кратическую природу, Каутский ярко обнаруживает идеалистический
и метафизический характер всей своей концепции общественного раз-
вития. Потребность свободы и равенства, по Каутскому, является
’ В. I, II, 578.
2 Каутский, Освобождение национальностей, русск. пер., Харьков,
1919, стр. 16.
7 Г. П. Адамян	97
естественным свойством и стремлением человека; экономические
факторы дают лишь исторически-изменчивые средства для достиже-
ния этой цели. Согласно этой концепции, экономическое развитие
капитализма, основанное не на насилии (как это было в эпоху
рабства и феодализма), а на росте относительной прибавочной
стоимости, т. е. на безграничном развитии производительных сил,—
впервые создает возможность реализации на практике этого при-
рожденного демократического стремления человека, придавленного
всей мрачной докапиталистической эпохой, начиная с момента
разложения «первобытной демократии». Это унаследованное от жи-
вотных предков стремление к демократии, загнанное в течение
тысячелетий (благодаря рабству и феодализму) в тайники души
человека, неожиданно вспыхивает в условиях капитализма ярким
пламенем, дабы осветить весь путь, пройденный человечеством от
первобытной демократии к современной, и открыть новую страницу
действительной человеческой истории. Каутскианская «демокра-
 тическая» концепция всемирной истории, рассматривающая всю
•• историю человечества под углом зрения «демократической природы»
' человека, независимой от изменчивых социально-экономических
условий (ведь, согласно Каутскому, исторически-изменчивые условия
различным образом формируют и видоизменяют силу и интенсив-
ность социальных инстинктов),—заострена против марксовой теории,
рассматривающей историю (с момента разложения первобытного ком-
мунизма) как историю борьбы классов» Недаром Каутский считает,
что классовая борьба—в собственном смысле слова—появляется
лишь в капиталистическом обществе, где под влиянием демократии
она превращается из дикой «кулачной» в борьбу мыслей, где может
победить только тот класс, который интеллектуально и морально
, перерос своего «противника» («Терроризм и коммунизм»). Выступая
против теории классовой борьбы Маркса, Каутский конструирует
всю историю под углом зрения борьбы за демократию!
Глубочайший социальный смысл этой концепции заключается в
том, что она своим острием направлена против марксовой тео-
рий научного социализма, против теории революции и диктатуры
пролетариата. Эта реакционная антимарксистская концепция яв-
ляется методологической основой «теории мирного врастания»'ка-
питализма в социализм и всей контрреволюционной тактики
социал-фашизма. Поэтому и социал-фашисты всех сортов так
восторженно и радушно встретили «Материалистическое понимание
истории» Каутского. Ведь оно было специально заострено против
марксистско-ленинского материалистического понимания истории,
против теории научного социализма, против той страны, где эта
теория находит свое успешное практическое осуществление.
- Согласно учению Каутского и действительную историю челове-
!"> чесйа .	ладшализма. Все докапи-
98
«диетические формации (начиная с разложения «первобытной
демократии») были основаны на грубом насилии и произволе, со- ?
вдавались мечом и от меча погибали. Производительные силы’;
росли здесь за счет абсолютного прибавочного продукта, а по- *
тому исключали всякое прогрессивное развитие. Лишь капитализм,
впервые в истории человечества ведет к безграничному эконо-
мическому и техническому развитию, исключая по своей природе '
всякое насилие и утверждая свое господство демократическим?
путем, благодаря своему богатству и экономическому значению
И в этом вопросе Маркс и Энгельс оказались «посрамленными»
Каутским: капитализм не относится к предистории человечества, а
открывает страницу его действительной истории!
Вся концепция общественного развития Каутского представляет
таким образом ничем не прикрытую апологию капиталистических
порядков. Хотя и Каутский для отвода глаз начинает свой двух-?
томник с утверждения, что исторический материализм, как и всякая ?
наука, «сам по себе является непартийным и неклассовым», что- „
признание его «не должно быть предварительным условием при-s-
иадлежности к социал-демократической партии»1 2 * *, однако его «Ма-'
териалистическое понимание истории» является наилучшим опро-'
вержением этого положения и лишний раз наглядно подтверждает
ленинский тезис о партийности всякой теории. В борьбе против
марксизма-ленинизма Каутский оказался в передовых рядах фа-|
шизирующейся буржуазии. Поистине Берштейн оказался щенкомjit/u
по сравнению с Каутским.	s
§ з
Мы выяснили, что наряду с всеобщими историческими законами
(являющимися некоторой модификацией универсального закона при-
способления, господствующего в природе и истории), Каутский
1 Империалистическая политика согласно Каутскому не имеет ничего
общего с «нормальной» природой капитализма; будучи пережитком дока-
питалистических порядков, она вполне устранима при благоразумной по-
литике капиталистов.
2 Под буржуазной наукой Каугский подразумевал «определенный сорт
профе сэров» ибо наука сама по себе беспартийна» (П. 426). Нельзя тре-
бовать от членов партии непременной принадлежности их к марксистской
теории: «можно,—аргументирует Каутский,—быть практическим маркси-
стом, нов то же время отвергать марксизм в теории» (например Макдональд,
Жорес); следует различать марксизм как «метод исследования» от марксизма
как «метода борьбы» («Der Kampf», Н. 3—4, 1933, S. 145), Макс Адлер также
считает, что тог, кто хочет понять марксизм прежде всего должен отка-
заться от связывания марксизма с политической борьбой н партийными
страстями («Lehrbuh», S. 17). Впрочем еще в 1910 г. Фр. Адлер упрекал
Русских в том, что они вопрос о мировоззрении считают партийным воп-
росом («Neue Zeit», 1910, S. 676). Партию и теорию социал-фашисты счи-
тают двумя различными вещами («Der Kampf», 1931 г., Ns 3, 214, ст. Эд,
Цильзеля).
?.	99
конструирует для отдельный исторических эпох особенно-истори-
’ ческие законы. 'Наряду «с всеобщими законами»—рассуждает Каут-
ский—«существуют также и такие общественные законы, которые
свойственны лишь отдельным общественным формациям»1. Таким
образом Каутский позитивистски отрывает всеобщие законы от
особенно исторических.. Оба они существуют бок-о-бок. Марксизм
конечно не отрицает всеобщих законов истории, но он не отрывает
метафизически всеобщие законы от особенных; особенно—истори-
ческие законы различных 'общественнр7экономических формаций
являются именно особенными формам^лроявлени^всеобщегр закона,
который не имеет независимого от них значения и который можно
вполне понять лишь в его особенности. Позитивистское же
допущение наряду с всеобщими законами особенных законов
приводит к целому ряду внутренних противоречий.
Прежде всего особенные законы, освобожденные от своей все-
общей формы, а следовательно глубокой методологической основы,
превращаются в разрозненные эмпирические обобщения, по-
‘коящиеся на внешней и произвольной характеристике фактиче-
’ ского материала и не схватывающие его существенной формы.
Мы это показали при анализе особенно-исторических законов
Каутского. Всеобщие же законы, лишенные всего богатства эм-
пирического материала, превращаются в бессодержательные, бес-
' предметные, формальные схемы, не могущие быть приложен-
ными ни к одной общественной формации. И сколько бы Каут-
ский ни говорил о всеобщих законах истории, и а""де"л е у "нёго
при "конкретном анализе исторических событий закономерность
общественного развития лишается своего всеобщего характера и
оказывается подчиненной разрозненным друг от друга, особенно
эмпирическим закона.^ Разумеется, эти особенные специфические
(законы носят такой же идеалистический, механистический характер,
как и всеобщий закон. При соприкосновении с фактическим ма-
териалом последний немедленно же очищает место для специфиче-
ских законов, на которых Каутский делает особенное ударение.
Каутский считает, что всеобщие законы природы и общёства «не
. в состояшнГббъя'с'йпть определенные фазы в жизни общества... если
наряду с этими законами мы не привлекаем к рассмотрению и спе-
цифические законы, которые действуют лишь в пределах отдель-'
I- гщх периодов»1 2. Поэтому и «отличительную особенность материа-
листического понимания истории» Каутский видит в исследовании
этих специфических закономерностей, имеющих более важное зна-
чение, чем общие законы 3.
1 Каутски й„ т. II, стр. 671.
2 Та м же. стр. 675.
’Там же, стр. 681.
100
Но тут-то и обнаруживается вся внутренняя противоречивость
каутскианского понимания соотношения всеобщих и особенных
законов. Перенося центр тяжести «материалистического понимания
истории-, на изучение специфических законов, оторванных от общих,’
Каутский фактически лишает историю всеобщих законов, ока-
зывающихся лишь придатками к особенным законам. Ведь общие
законы, согласно Каутскому, не в состоянии объяснить ту или иную
эпоху; достоинство «исторического материализма», по его мнению,
как раз заключается в том, что он исследует исторически-изменчи-
вое, специфическое. Историческое развитие, таким образом ли-
шенное своей всеобщей закономерности, оказывается подчиненным
различным исторически-изменчивым специфическим законам, обо-
собленным друг от друга. Превратив всеобщие законы в безжизнен-
ны^ универсальные"схемы, Каутский' п о'су щ е ст в у исключает
истории всеобщую закономерность и тем самым лишает особенно-
исторические законы их внутренней связи. Лишенные своей все-
общей формы, эти последние превращаются в поверхностные эмпи-
рические обобщения, не выясняющие существенных форм и связей
единичного, а потому уродующие последнее. И как бы ни_ кичился
позитивист тем, что он не сходйт с почвы фактического материала,
по существу он искажает и уродует эти факты, ибо отнимает у них
их всеобщую существенную форму, схватывая лишь то, что ра-
зыгрывается на поверхности явлений.
Таким образом «теория» общественной закономерности Каутского
по существу ликвидирует всякую теорию общественного развития,
ибо в конечном счете позитивистски растворяет и топит ее
в фактическом материале. Каутскианская «теория» общественного
развития терпит крах и в этом вопросе. Выходом из этого ту-
пика является марксистско-ленинское разрешение соотношения все-
общего и особенного, т. е. признание того, что всеобщие законы
существуют не вне и рядом с осрбенно-псторнческими, а в.
единстве с ними; последние суть о с о бен н ые формы , проявде-
ния всеобщего закона.
* *
*
Мы выяснили всю фальшь и несостоятельность каутскианского
тезиса о том, что всеобщие законы истории действуют наряду с
особенными законами отдельных исторических эпох. Но, с точки
зрения Каутского, для полного объяснения какого-либо обществен-
ного события нельзя ограничиться изучением только особенных и
общих законов истории, ибо «все законы механики, химии, био”
логии и индивидуальной психологии действительны и для'челове-
ческого общества» (II, 675). Таким образом общественное развитие,
оказывается объяснимым из троякого рода по существу различных
101.
Законов: законов природы, общих законов истории и особенных
законов отдельных исторических .эпох. Впрочем Каутский, верный
механистическому способу мышления всех позитивистов, не прочь
отказаться от поисков специфических законов общественных явле-
ний (общих и особенных) и свести таковые к законам природы, но,
указывает он, современное состояние науки не позволяет еще
делать этого шага. В будущем может бв!ть и удастся—рассуждает
Каутский—свести все качественные различия к количественным,
тогда можно было бы целиком перенести законы природы на об-
щественные явления; но поскольку наука еще не сделала этого шага,
поскольку мы говорим о своеобразии законов общества,—следует
вскрывать эту специфичность общественной закономерности1; при-
чем наряду с специфическими общественными законами в обществе
действуют и законы других областей.
Эта теория, согласно которой законы низших областей знания
действуют также и в высших областях наряду с специфическими
законами последних, ничего общего не имеет с учением Маркса и
Энгельса. Энгельс, как известно, придерживался принципиально
другой точки зрения. Он считал, что.законы низших форм движения
проявляются в высших формах не непосредственно, а как превзой-
деннные «побочные» формы, т. е. в снятом виде, При изучении
например общественного развития марксизм-ленинизм исходит нз
имманентного закона развития общества, действие же законов более
низших форм движения на общественное целое преломляется сквозь
призму общественной же закономерности и делается понятным
только из нее. Общеизвестно например, что с точки. зрения мар-
Щ!зма влияние географической .среды на общество происходит не
^^непосредственно, как это трактует географическая школа в социо-
логии (в том числе и современные, геополитики), а в косвенной
форме, т. е. самый факт его влияния, его степень, его форма и
характер объяснимы исклющ^
ского развития общества. Теория же параллельного существования
и действия законов различных областей знания в более высшей
области (наряду с ее собственными законами)—явно позитивист-
ского происхождения. Она была высказана еще Контом, составляя
органическую часть его системы классификации наук, и получила
право гражданства во всей буржуазной социологии. Методологиче-
ской ее основой является механистическо-позитивистское мировоз-
зрение, видящее высшую задачу науки в сведении всех сложных
форм к простым и в ожидании осуществления этого идеала вы-
нужденное считаться с фактически данной специфичностью раз-
личных форм явлений.
Каутский также допускает, что, поскольку законы общества нельзя
1 В. I, 198.
102
сводить при современном состоянии науки к законам природы, сле-
дует исходить из факта специфичности общественных законов.
При этом он ссылается на Маркса и Энгельса и делает вид, что
защищает марксизм от его противников. На самом же деле каут-
скианское понимание специфичности общественных законов имеет
не марксистский, а позитивистский корень. В отличие от марксист-
ской точки зрения, считающей, что общественную закономерность
можно понять из нее же самой, что она не сводима к естественным
законам, и что действие последних в общественных явлениях пре-
вращается в «побочную» форму основной закономерности,—Каут-
ский, с одной стороны, ограничивает значение и роль общественных
законов, считая, что в обществе действуют и законы природы, а,
с другой стороны, он утверждает, что и сами специфические обще-
ственные законы делаются понятными только в том случае, если
исходить из законов естествознания. Мы уже говорили, что его
общий закон общественного развития представляет по существу
некоторую модификацию общебиологического закона приспособле-
ния. Еще в 1910 г. Каутский считал, что развитие производительных
сил человечества и общественных отношений «остается зависимым
от законов природы и может быть понято только из них, так как
они составляют его предпосылку»1.
Этот скат Каутского в вопросе о соотношении законов природы
и общества на позиции механицизма-позитивизма связан с ис-
ходными положениями его «материалистического» понимания исто-
рии. Не умея и не желая стать на позиции общественного бытия,
независимого от общественного сознания как исходного пункта
социологического анализа, свода, jb „борьбе против неокантианства
общественное, «всеобщее» в истории к психо-биологиче-
скому—Каутский не мог понять и действительной специфичности
общественной закономерности.
Проблему соотношения законов природы и общества правильно
можно разрешить лишь в том случае, если исходить из внутренней
логики развития общественного бытия. Правильно поставив и раз-
решив именно этот вопрос, Маркс и Энгельс впервые создали дей-
ствительно научную социологию. Каутский же в этом основном
вопросе социологии был с самого начала испорчен буржуазной
позитивистской социологией,—поэтому он и не мог правильно раз-
решить вопроса о соотношении законов природы и общества, воп-
роса об общественной закономерности вообще. При логическом л
развитии взглядов Каутского оказывается, что общественное собы- §
тие объяснимо из совместного действия законов природы, общих
законов истории и особенных исторических законов., Подобно тому, '
как всякое общественное событие позитивист рассматривает как
1 «Размножение и развитие», стр. 240.
103
результат взаимодействия различных «факторов», не видя внут-
ренней связи между этими «факторами», их органической це-
лостности, их внутренней основы, так и общественную закономер-
ность он рассматривает. как процесс совместного действия по су-
ществу различных групп законов, непосредственно действующих ря-
дОхМ друг с другом. Он не замечает внутренней связи этих законов,
их единства, их общей основы, он не видит, что законы отдельных
исторических эпох суть особенные формы проявления всеобщего
закона истории, а законы природы представляют «побочную» форму
его. Поэтому и действительная общественная закономерность в це-
лом остается вне поля зрения позитивиста и в конечном счете он
вынужден свести ее к поверхностным эмпирическим обобщениям,
растворить ее в груде оставшихся необъясненными «фактов», ибо
всеобщие законы вследствие своей абстрактности и бессодержатель-
ности оказываются непригодными для объяснений конкретных об-
щественных явлений.
Отрицая имманентную логику развития общественного бытия,
рассматривая общественное развитие как арену действия разно-
образных и различных по существу законов, делая при этом осо-
бенное ударение на специфических «законах» отдельных историче-
ских эпох как наиболее важных с точки зрения анализа,—каут-
скианская теория общественного развития в корне уродует и
извращает действительное общественное развитие, бросает
покрывало на него, лишает историю ее внутреннего ритма и смысла.
Тем самым весь ход исторического развития, начиная с первобыт-
ных времен, до сегодняшних дней, изображается в корне извра-
щенно и подгоняется под заимствованные у буржуазных социологов
и экономистов схемы развития, долженствующие, с одной стороны,
показать незыблемость капитализма, подтвержденную якобы
всем ходом развития человеческого общества, а с другой стороны,
дискредитировать марксистско-ленинскую теорию общественного
развития.
В этой именно борьбе против единственно научного марксистско-
ленинского материалистического понимания истории и в • открытой
и ничем не стесненной апологии капиталистических порядков и
заключается весь смысл каутскианской теории общественного
развития.
104
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы проследили путь политической и в тесной связи с ней фило-
софской и социологической эволюции Каутского. Мы установили,
что глубочайшей основой каутскианства как политического течения
б{яла замена марксистской теории классовой борьбы идеей дяцр-
кцатического развития общества. Мы видели, что корни этой де-
мократической концепции общественного развития уходят в далекий
домарксистский период развития Каутского, когда он был привер-
женцем Лассаля, с его преклонением перед государством, с его куль-
том всеобщего и прямого избирательного права как единственного
пути установления демократии и социализма. Правда, эта лассальян-
ская идея с 80-х годов под сильнейшим влиянием Маркс3 и Энгельса
была оттеснена на задний план, но не надолго. С конца XIX и
нач. XX в. она все больше и больше превращается в определяю-
щий фактор политической тактики Каутского, выступая однако
в тесном переплетении с кусочками марксизма, с одной стороны,
и в тщательно прикрытой марксистской фразеологией форме—с
другой.
Война 1914—1918 гг. ускорила и завершила процесс перерож-
дения Каутского. «Демократическая» концепция общественного раз-
вития выступает в совершенно открытой, развернутощ ос-
вобожденной от всех элементов марксизма, форме
как теоретическое оружие II Интернационала в борьбе против «мар-
ксизма эпохи империализма и пролетарской революции»—против
ленинизма. Под углом зрения этой демократической концепции
Каутский рассматривает «всемирную историю», весь пройденный
исторический путь человечества, его настоящее и будущее. Идея
демократии является центральной идеей теории и тактики социал-
фашизма. Она прикрывает в той или иной степени и форме дик-
татуру буржуазии и даже всю капиталистическую систему (по-
скольку демократию просто отождествляют с социализмом). В ней
ищет спасения тонущий в буре пролетарских революций капита-
листический корабль.
Своим острием буржуазная демократия направлена против рабо-
105

чего класса, отравляя этим ядом его революционную волю и беспо-
щадно разрушая и преследуя его революционные организации. Она
освящает всякое колониальное рабство, жестоко подавляет всякое
революционное национально-освободительное движение. Демокра-
тия—-это путь к фашизму, к ничем не прикрытой диктатуре 'бур-
жуазии, и в этом смысле демократия и фашизм не «антиподы», как
это хотят на словах представить социал-фашисты, а «близнецы»:
(при известных условиях демократия переходит в фашизм, подгото-
вив в своих недрах все условия для него. Наконец под флагом
. борьбы за демократию, под флагом «демократизации» Советского
* союза социал-фашизм развивает бешеную антисоветскую пропаганду,
;подготовляя тем самым интервенцию против социалистического оте-
чества трудящихся всех стран.
Особенно большие заслуги перед буржуазией имеет в этом от-
ношении К. Каутский. Среди социал-фашистов он является наиболее
последовательным твердолобым проповедником демократии, настоя-
щим ее апостолом. Чем больше обостряется классовая борьба в
капиталистических странах, чем больше расшатывается сгнившая
капиталистическая система, чем больше стучится в дверь новая
империалистическая война и в первую очередь война против СССР,
тем лихорадочнее и судорожнее все тщетные потуги Каутского
еще более упрочить демократическую плотину против волн проле-
тарской революции. Все послевоенные выступления.- Каутского—
особенно за последние годы—неуклонно преследуют одну основную
цель: они заострены против теории и тактики диктатуры пролета-
риата. Каутский считает буржуазную демократию не только един-
ственным путем к социалистической цели, но и частью, куском этой
цели; демократия уже социализм!
Он полемизирует против тех, которые считают, что истинная
демократия будет только при социализме, т. е. что она должна быть
«социалистической» демократией (так рассуждают некоторые «левые»
социал-фашисты). Каутский же полагает, что без предварительной
демократии невозможен самый социализмх. Демократическая же
«революция» в понимании Каутского конечно не имеет ничего об-
щего ни с гражданской войной, ни с насильственными методами
действий: неверно будто пролетариат побеждает в революции, при-
меняя кровавые методы; наоборот, эти методы свойственны лишь
реакционерам; пролетариат борется за демократию демократическим
же оружием, т. е. гуманностью и мирным завоеванием большинства
населения на свою сторону, что дает ему возможность столь же
мирно стать у власти1 2. «Гуманность» и христианская покорность
перед разнузданными фашистскими палачами—вот что советует
1 «Der Kampf» 1933 г., № 2, стр. 45.
2 Там же, № 8—9, стр. 348—351.
106
германским рабочим бывший марксист Каутский! Поистине велики
заслуги Каутского перед буржуазией! До прихода фашистов к вла-
сти германская социал-демократия, активно впрягшись в колесницу!
фашизирующейся буржуазии, сделала все от нее зависящее, чтобы
к приходу Гитлера к власти парализовать революционную волю
германского пролетариата, поставить его на колени перед рассви-
рипевшими фашистскими бандами; она «связала инициативу рабо-
чих масс, подорвала их боеспособность в борьбе против капитала
и фашизма и помешала дать решительный отпор фашистской
диктатуре и террористическим фашистским бандам» (из резол,
презид. ИККИ). После же прихода к власти фашистов все усилия
германской социал-демократии направлены на борьбу с растущими
революционными настроениями германских рабочих, по существу
на укрепление фашистской Германии. И впереди всех социал-фа-
шистов в этом отношении идет Каутский.
В одной из своих последних статей, он «научно» обосновывает
фаталистическую неизбежность диктатуры фашизма в Германии;
фашизм в Германии—порождение послевоенного состояния Герма-
нии: мирового экономического кризиса, с одной стороны, и со-
зданной Версальским договором политической обстановки в Европе-^
с Другой. Поэтому необоспованы все нападки на социал-демократию,
на ошибочность ее тактики: социал-демократия ничем не могла
помешать приходу к власти Гитлера, ибо она не обладала еще абсо-
лютным большинством голосов в парламенте!х. Но Пилат Каутский
во главе всех социал-предателей не просто умывает руки от совер-
шенного ими же преступления. Он возглавляет их бешеную атаку
на международный большевизм, объявляя его виновником «разгрома»
германского пролетариата. Единым фронтом, хотя и различными
методами, выступают фашисты и социал-фашисты против между-
народного революционного пролетариата.
С другой стороны, социал-фашисты проповедуют германским ра-
бочим тактику несопротивления фашизму. Каутский «теоретически»
обосновывает тактику отступления и пассивного выжидания, тактику
на «истощение» сил противника. Нельзя предвидеть сейчас,—рас-
суждает Каутский,—какие методы и формы борьбы применяют
приверженцы демократии при грядущем кризисе фашистской дик-
татуры, который наступит стихийно; политическая тактика социал-
демократии будет зависеть от соответствующих политических и со-
циальных условий, и прежде всего от методов и форм борьбы
противника. Таким образом под флагом «незнания» будущих форм
событий и тактики пассивного их выжидания Каутский оправды-
1 «Der Kampf», Н. 6, 1933 г„ ст. Каутского. По существу аналогичные
же взгляды развивает и «левый» Отто Бауэр («Der Kampf», № 8—9,
1933 г.).
107
вает полнейшую капитуляцию германской социал-демократии перед
фашизмом, с одной стороны, и предостерегает пролетариат против
насильственной борьбы с фашизмом—с другой. Каутский описывает
ужасы фашистской диктатуры лишь для того, чтобы социал-демо-
кратия не подражала им и не усвоила бы методов насилия. Мы
не должны—заключает Каутский—изменять наших методов борьбы:
мы противники всякого насилия и всякой диктатуры и сторонники
«мирного» демократического пути захвата и удержания власти1.
Таким образом политическая тактика Каутского по отношению
к буржуазии и фашизму имеет один основной смысл и бьет по-
стоянно в одну и ту же точку: сделать все возможное, дабы удер-
жать пролетариат от революционной борьбы с буржуазией, от на-
сильственного свержения фашизма, дабы еще более укрепить гос-
подство буржуазии над пролетариатом.
Гуманность, человеколюбие, кротость—таковы должны быть ме-
тоды борьбы пролетариата с буржуазией, такова должна быть так-
тика социал-демократии по отношению к фашизму.
I Но проповедуемые Каутским «этические» и «человеколюбивые»
'формы «борьбы» относятся только к «борьбе» германского проле-
тариата против своей же отечественной буржуазии. Как толю речь
заходит о Советском союзе, «полуангел» Каутский1 2 преобразовы-
вается в рассвирепевшего, хотя и беззубого зверя. Каутский жаждет
> поражения СССР; поражение СССР,—пишет он,—благо для проле-
тариата Европы; с падением СССР начнется эпоха быстрого раз-
1 вития «пролетарской демократии», «в Москве сидит враг»3, «мешаю-
। щий» сплочению сил пролетариата и усиливающий позиции бур-
| жуазии 4 *.
Таким образом, проповедуя тактику несопротивления фашистам,
Каутский в то же время сосредоточивает огонь своей критики про-
тив Советского союза и Коминтерна. Он страстно жаждет краха
социалистического строительства в СССР; даже его друзья Фрид-
рих Адлер и др. вынуждены были на словах признать «недопусти-
мой» его точку зрения «насчет неизбежного краха» СССР и «абсо-
лютной необходимости возврата к частному капитализму» 5. Не
будучи в состоянии отрицать успехов индустриализации СССР, вы-
полнения пятилетки и т. д., Каутский тщетно пытается доказать,
что пятилетка—путь, не ведущий к социализму, а больше отдаляю-
щий от него6. Это и понятно в устах Каутского, для которого
1 «Der Кагор!» 1933 г. № 8—9.
2 В одной из своих работ Каутский пишет, что человек есть «подуанел»-
«пол/зверь».	“
3 «Der Кагор!» 1933 г. № 2, стр. 57—58.
4 «Gesellschaft» 19 !2 г. № 3, стр. 277.
8 «Der Кагор!» 1933 г, № 2, стр. 61,
6 Та м же, стр. 53.
108
путь к социализму (как это мы показали во введении) лежит через
укрепление капитализма!
Откровенные призывы Каутского к борьбе против Советского
союза встревожили его «левых» друзей. Как известно, Фридрих
Адлер вынужден был официально отмежеваться от «отбытых зая-
влений» Каутского о том, что «спонтанейное восстание народных
масс в Советском союзе должно встретить «полнейшую симпатию»
социалистов всех стран»1.
Однако сами «левые» в этом отношении не далеко ушли от от-
крытого апостола интервенции—Каутского. «Левые» также ведут
развернутую агитацию «против большевистских методов», против
диктатуры пролетариата, и по существу требуют капитуляции
Советского союза перед буржуазией1 2. Растущие революционные
настроения в условиях все углубляющегося и расширяющегося
кризиса капитализма вынуждает всех этих Адлеров, Бауэров и К°
прикрыть свое антисоветское существо «левой» фразой, выступить
в роли «сторонников» «социалистического эксперимента» в' Совет-
ском союзе. Само собой разумеется, что вся эта «левая» болтовня
в поддержке «хилого ребенка», родившегося в СССР, и т. д. остается
вынужденной фразой, которая никого не обманет, поскольку основ-
ной политической линией всего II Интернационала остается требова-
ние «демократизации» Советского союза, т. е. отказа от диктатуры
пролетариата и возврата к капиталистическим социально-полити-
ческим порядкам.
Политическая тактика сегодняшнего Каутского, его открытая
и изо дня в день усиливающаяся антисоветская кампания, его
угодничество и низкопоклонство перед фашистской буржуазией—не
случайность, а естественный вывод из той демократической кон-
цепции общественного развития, которая лежала и лежит в основе
всей каутскианской теории и тактики.
Мы выяснили глубочайшие истоки этой концепции, ее теорети-
ческую основу, мы показали, как она, постепенно зрея и развиваясь,
поставила сегодняшнего Каутского в передовые ряды злостных
противников пролетариата и Советского союза. Воинствующий анти-
социализм сегодняшнего Каутского есть выступающий в своей обна-
женной «прелести» зрелый плод его демократической концепции все-
мирной истории. На рельсах этой концепции некогда марксист
Каутский, совершив полный круг своего развития, превратился в
страстного защитника современного капитализма и преданного Цер-
бера фашистской Германии.
1 «Der КагпрГ» 1933 г. № 2, стр. 63
2 Т а м же, № 8—9, стр. 318.
содержание
Стр.
Введение............................................ 3
Глава первая. Каутский и диалектический материализм. 20
Глава вторая. Каутскианское толкование основных категорий мате-
риалистического понимания истории.................. 38
Глава третья. Каутскианская теория общественного развития . . 78
Заключение...................  .....................105
ЗАМЕЧЕННЫЕ ОПЕЧАТКИ
Стр.	Строка		Написано	Должно быть
22	12	сверху	.естественно-научным позитивистом"	„естественно-научным позитивизмом"
22	13	я	Основных вопросов мар- ксизма	„Основных вопросов марксизма*
30	6		Материализмом	материализмом
31	16	снизу	тивистский,	тивистский метод,
31	11	м	вопят механисты	вопят махисты
35	9 сверху		социал-фашистов,	социал-фашистов;
86	18	я	ламарксистском	ламаркистском
39	11	снизу	результатом	результатом,
97	21	сверху	независимо	независимое
67	7	снизу	автоматического	атомистического
76	11	сверху	марксовой борьбы	марксовой теории пла-
новой борьбы
Адамян. Каутский в борьбе за материал понимание истории