под редакцией
Ю. Б. Гиппенрейтер, В. Я. Романова
ПСИХОЛОГИЯ индивидуальных различий
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова Факультет психологии
под редакцией
Ю. Б. Гиппенрейтер,
В. Я. Романова
ПСИХОЛОГИЯ индивидуальных различий
^хрестоматия
Издание третье, переработанное и дополненное
Астрель
Москва
ББК 159.9(075.8)
УДК 88.3я73, П86
Психология индивидуальных различий / под ред. Ю.Б. П86 Гиппенрейтер, В.Я. Романова. — 3-е изд., перераб. и доп.— М.:
ACT: Астрель, 2008. - 720 с. — (Хрестоматия по психологии).
ISBN 978-5-17-048614-4 (ООО «Издательство ACT»)
ISBN 978-5-271-19922-6 (ООО «Издательство Астрель»)
Пособие продолжает серию переизданий хрестоматии по общей психологии. В книге даются основные понятия, раскрываются задачи, проблемы и методы психологии индивидуальных различий, основные закономерности и факты. По сравнению со вторым изданием шире представлены современные исследования по дифференциальной психологии.
Издание предназначено для студентов, аспирантов и научных работников психологических факультетов университетов и вузов, а также для всех читателей, интересующихся вопросами психологии индивидуальных различий.
ББК 159.9(075.8)
УДК 88.3я73
Общероссийский классификатор продукции
ОК-005-93, том 2; 953000 - книги, брошюры
Санитарно-эпидемиологическое заключение № 77.99.60.953.Д.007027.06.07 от 20.06.2007 г
Подписано в печать 20.02.2008 г. Формат 70x100/ 16
Усл. печ.л.58,05. Тйраж 7000 экз. Заказ № 1111.
ISBN 978-5-17-048614-4 (ООО «Издательство ACT»)
ISBN 978-5-271-19922-6 (ООО «Издательство Астрель»)
© Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романов 1996
© ООО «Издательство Астрель», 2008
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие .................;.......................6
Часть первая
ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ, ЗАДАЧИ И МЕТОДЫ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ. ТЕОРИИ И МЕХАНИЗМЫ
В. Дилыпей ИЗУЧЕНИЕ РАЗЛИЧИЙ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ. ИНДИВИД ...........9
В. Штерн
ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ЕЕ МЕТОДИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ...........................18
А. Анастази ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ ........................25
С.Л. Рубинштейн СПОСОБНОСТИ ........................................31
С.Л. Рубинштейн
ПРОБЛЕМА СПОСОБНОСТЕЙ И ВОПРОСЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ..................47
Б.М. Теплое СПОСОБНОСТИ И ОДАРЕННОСТЬ ......................... 55
В.Д. Шадриков ПСИХОЛОГИЯ СПОСОБНОСТЕЙ ............................64
Р. Левонтин УМСТВЕННЫЕ СПОСОБНОСТИ .............................80
К.Г. Юнг ФЕНОМЕН ОДАРЕННОСТИ ................................97
Н.С. Лейтес ОДАРЕННЫЕ ДЕТИ ....................................105
М.К. Акимова ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ТЕСТЫ ............................112
И.В. Равич-Щербо
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИРОДЫ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ МЕТОДОМ БЛИЗНЕЦОВ.................................118
А.Н. Леонтьев
БИОЛОГИЧЕСКОЕ И СОЦИАЛЬНОЕ В ПСИХИКЕ ЧЕЛОВЕКА..................................135
К.М. Гуревич ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО И БИОЛОГИЧЕСКОГО
В ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ ..............151
3
А.Н. Леонтьев ИНДИВИД И ЛИЧНОСТЬ ................................156
Т. Шибутани РАЗВИТИЕ ЛИЧНОЙ НЕПОВТОРИМОСТИ ....................161
Л.С. Выготский К ВОПРОСУ О ДИНАМИКЕ ДЕТСКОГО ХАРАКТЕРА............179
А. Адлер СТИЛЬ ЖИЗНИ .......................................189
А.	Адлер ОШИБОЧНЫЙ СТИЛЬ ЖИЗНИ: ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ ...............196
М. Мид ЧАМБУЛИ: ПОЛ И ТЕМПЕРАМЕНТ ........................202
И. С. Кон ПСИХОЛОГИЯ ПОЛОВЫХ РАЗЛИЧИЙ........................210
И. П. Павлов
ОБЩИЕ ТИПЫ ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖИВОТНЫХ И ЧЕЛОВЕКА................................215
Б.М. Теплое СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ВОПРОСА О ТИПАХ ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА И МЕТОДИКА ИХ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ...........................218
Б. М. Теплое
ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ ......................225
В.Д. Небылицын
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ ..................231
В.Д. Небылицын ТЕМПЕРАМЕНТ .......................................243
В.	С. Мерлин ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ТЕМПЕРАМЕНТА...................249
В.С. Мерлин
ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ЕГО СИСТЕМООБРАЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ....................255
Е.А. Климов ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ .................265
А.Ф. Лазурский ОЧЕРК НАУКИ О ХАРАКТЕРАХ ..........................268
Э. Кречмер ТЕОРИЯ ТЕМПЕРАМЕНТОВ ..............................268
Б. Г. Ананьев СТРОЕНИЕ ХАРАКТЕРА.................................294
С.Л. Рубинштейн ТЕМПЕРАМЕНТ И ХАРАКТЕР ............................300
А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев ТЕМПЕРАМЕНТ И ХАРАКТЕР ............................323
Н.Д. Левитов ПРОБЛЕМА ХАРАКТЕРА В СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ...........................327
4
Ю.Б. Гиппенрейтер
ТЕМПЕРАМЕНТ, ХАРАКТЕР, ЛИЧНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ...................................331
Часть вторая
ТИПОЛОГИИ ХАРАКТЕРА, АКЦЕНТУАЦИИ, ПСИХОПАТИИ
Феофраст ХАРАКТЕРЫ...................;........................355
И. Кант О ТЕМПЕРАМЕНТЕ ......................................371
Стендаль КЛАССИФИКАЦИЯ ЧЕЛОВЕКА ..............................375
В. Вундт ТЕМПЕРАМЕНТЫ ........................................394
Э. Кречмер СТРОЕНИЕ ТЕЛА И ХАРАКТЕР ............................396
Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романов
ПСИХОЛОГИЯ КОНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ У У. ШЕЛДОНА ........................................421
У. Шелдон
АНАЛИЗ КОНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ ПО БИОГРАФИЧЕСКИМ ДАННЫМ.............................426
3. Фрейд ПСИХОАНАЛИЗ И УЧЕНИЕ О ХАРАКТЕРАХ ...................435
П.Б. Ганнушкин
КЛИНИКА ПСИХОПАТИЙ: ИХ СТАТИКА, ДИНАМИКА, СИСТЕМАТИКА.
НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ СООБРАЖЕНИЯ И ДАННЫЕ .................455
К. Леонгард АКЦЕНТУИРОВАННЫЕ ЛИЧНОСТИ ...........................494
А.Е. Личко
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЙ «ПСИХОПАТИИ» И «АКЦЕНТУАЦИИ ХАРАКТЕРА» ...........................556
А.Е. Личко
ТИПЫ КОНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ПСИХОПАТИЙ И АКЦЕНТУАЦИИ ХАРАКТЕРА В ПОДРОСТКОВОМ ВОЗРАСТЕ......559
А.Ф. Лазурский КЛАССИФИКАЦИЯ ЛИЧНОСТЕЙ..............................629
Э. Фромм ХАРАКТЕР ............................................645
К. Г. Юнг ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ ................................680
И. Бриггс-Майерс, М.Х. Мак-Колли, А.Л. Хэммер ТИПОЛОГИЯ МАЙЕРС-БРИГГС..............................697
ПРЕДИСЛОВИЕ
Настоящий выпуск продолжает серию хрестоматий по общей психологии. Он посвящен психологии индивидуальных различий. Психология индивидуальных различий, или дифференциальная психология, — раздел психологической науки, изучающий особенности отдельных индивидов или групп людей, объединяемых каким-нибудь общим признаком (возраст, пол и т. п.). Диапазон исследуемых особенностей при этом очень широк, а их набор — чрезвычайно разнообразен: от свойств нервной системы как физиологической основы индивидуальности до профессиональных интересов и социальных установок.
Дифференциальная психология начала оформляться в самостоятельную науку в конце XIX — начале XX в., хотя некоторые влившиеся в нее отрасли научного знания, такие как учение о темпераментах, характерология, этология и др., зародились еще в античный период и развивались на протяжении многих веков.
Важнейшими стимулами к развитию психологии индивидуальных различий явились запросы практики. Практические приложения психологии в сферах воспитания и обучения, производства, организации и регуляции человеческих взаимоотношений невозможны без тщательного изучения и учета индивидуальных психологических особенностей отдельных людей.
В настоящее время дифференциальная психология представляет собой отрасль психологии с нечеткими границами, непосредственно соприкасающуюся с психофизиологией, общей и социальной психологией, так называемой малой психиатрией, и состоящую из своего рода «эпицентров» — исследований, объединенных применением того или иного метода, исследуемой проблемой, научной традицией и т. п. Таковы исследования конституциональных и физиологических основ индивидуальных различий, психологическое тестирование, исследование черт личности, описания различных типов характера, акцентуаций, психопатий и др.
Эти далеко не всегда связанные между собой разделы дифференциальной психологии мы попытались отразить в данной хрестоматии. Конечно, было трудно, а может быть, даже невозможно представить их с одинаковой степенью подробности. Например, ознакомление с методологией и техникой тестирования требует специальных пособий и руководств.
Данный выпуск состоит из двух разделов. Первый раздел посвящен методологическим и дискуссионным вопросам психологии индивидуальных различий, различным подходам и теориям. В них обсуждаются основные понятия, проблемы, методы и задачи дифференциальной психологии; рассматриваются вопросы структуры и механизмов темперамента, характера, личности.
Во втором разделе акцент сделан на более конкретных описаниях индивидуальных характеристик эмоциональных реакций и способов поведения, как правило, обобщаемых терминами темперамент и характер. Здесь широко представлены известные типологии характера, его акцентуации и виды психопатий.
6
Первый раздел открывается работами Дильтея и В. Штерна, которых по праву можно назвать основателями дифференциальной психологии. Статья А. Анастази, написанная для «Психологической энциклопедии», выполняет роль своего рода введения, задающего план-карту дифференциальной психологии как специальной дисциплины.
Традиционной для дифференциальной психологии всегда была проблема способностей: их измерения, природы, структуры и развития. Им посвящена серия статей С.Л. Рубинштейна, Б.М. Теплова, Н.С. Лейтеса, В.Д. Шадрикова и др.
Практически во всех работах по дифференциальной психологии затрагивается в той или иной мере одна из центральных проблем — соотношение наследственных и средовых факторов или биологических и социальных детерминант человеческой индивидуальности. Эта проблема рассматривается и при анализе отдельных человеческих способностей, и при обращении к таким целостным характеристикам индивида, как его темперамент, характер и личность.
Знакомство с понятиями «темперамент», «характер» и «личность» сразу обнаруживает значительную трудность для читателя. Однозначная трактовка этих понятий, а также их соотношений в настоящее время в психологической литературе отсутствует, и это нашло отражение в текстах хрестоматии. У одних авторов описание психологических аспектов темперамента мало чем отличается от описаний характера у других авторов; точно так же во многих работах фактически отождествляются черты характера и личности. Более того, в некоторых случаях бывает трудно различить содержание всех трех терминов.
Для прояснения этого вопроса оказалось полезным обратиться к некоторым важным методологическим разработкам, содержащимся в текстах хрестоматии. Одна из них состоит в предложенном А.Н. Леонтьевым различении понятий «индивид» и «личность» и в раскрытии содержания понятия «личность» в специальном, или узком, значении слова. Согласно этой трактовке темперамент и характер, равно как и различные физические свойства индивида, а также его способности, знания и т. п., не входят в состав личности в качестве ее подструктур; они лишь условия формирования этого образования, социального по своей сущности. Поэтому, например, ставить вопрос о биологических детерминантах личности неправомерно. В то же время он имеет полный смысл в отношении темперамента и характера.
Научный статус понятия темперамент в значительной степени прояснился благодаря дальнейшему развитию представлений И.П. Павлова о свойствах нервной системы как физиологической основы темперамента, хотя в работах этого направления также можно найти спектр различающихся точек зрения.
Наиболее серьезная попытка проанализировать значение для психологии индивидуальных различий наследия И.П. Павлова была сделана Б.М. Тепловым, продолжена В.Д. Небылицыным и др. Опираясь на результаты многочисленных экспериментальных исследований возглавлявшихся ими коллективов, эти авторы пришли к ряду важных выводов, существенно трансформирующих теорию физиологических основ индивидуальности. В частности, оказалась полностью отмененной «стройная» картина соответствия четырех типов высшей нервной деятельности, по Павлову, четырем видам темперамента, известным с античных времен. Другим итогом явились: временный отказ от обсуждения типов высшей нервной системы, вплоть до более полного изучения ее основных свойств и их взаимоотношений; показ парциальное™ (а не общности) этих свойств; обращение в поисках общих свойств регуляторным структурам мозга и т. п. Особенно
7
важны для психологии выводы Б.М. Теплова об отсутствии простого параллелизма между основными свойствами нервной системы и особенностями поведения; предупреждение о неправомерности суждения о физиологических свойствах нервной системы по психологическим характеристикам поведения.
Что же касается психологических аспектов темперамента, то их описание всегда чрезвычайно тесно переплеталось с описаниями характеров (см., например, И. Кант). Поэтому не будет большой ошибкой сказать, что «учение о темпераментах» в его содержательной психологической части давно ассимилировано характерологией.
Научное изучение характера шло преимущественно по «синтетическому» пути — выделения и описания типов психологических обликов людей. Типологии характера составили содержание второго раздела. Многие работы этого направления принадлежат талантливым клиницистам, накопившим огромный опыт наблюдения за людьми, анализа их поведения, их судеб, а также попыток помощи им. Хотя типологии К. Юнга и Э. Кречмера имеют теперь лишь исторический интерес, знакомство с ними представляется важным ввиду того, что они были глубоко ассимилированы как малой психиатрией, так и психологией. Знакомство с теорией и классификациями психопатий и акцентуаций характера (П.Б. Ганнушкин, К. Леонгард, А.Е. Личко) приводит к убеждению, что психология характера должна включать анализ различных форм и степеней отклонений от так называемой нормы в качестве необходимой и важнейшей своей части. Авторам приводимых классификаций удалось на основе опыта и наблюдений выделить закономерные сочетания (комплексы) психологических свойств и жизненных проявлений, т. е. гораздо более осмысленно решить ту задачу, которую ставят перед собой многие исследователи «черт личности», прибегающие к помощи коэффициентов корреляции.
Представляют также большой интерес попытки выделить гипотетические базовые измерения, или основы, того или иного типа характера. Решая эту задачу, авторы типологий как бы с другой стороны подходят к обсуждению проблемы физиологических основ индивидуальности. Наконец, следует особо отметить, что во всех типологиях описания отдельных характеров органически включают и описания свойств личности. Тот факт, что свойства личности теснейшим и неразрывным образом переплетаются с динамическими аспектами поведения, лишний раз свидетельствует о статусе способов поведения как условий, облегчающих или затрудняющих формирование определенных свойств личности.
Обсуждение объема основных понятий, описывающих человеческую индивидуальность, методологических трудностей, теоретических и дискуссионных проблем, а также попыток их решений многими поколениями выдающихся психологов, физиологов и клиницистов, подытоживается в статье Ю.Б. Гиппенрейтер. Эта статья, написанная специально для данной хрестоматии, служит своего рода «мостом», соединяющим теоретические разработки первого раздела хрестоматии и богатый эмпирический материал второго раздела.
Завершает хрестоматию текст, относящийся к типологии Майерс-Бриггс (MBTI), которая основана на идеях К. Юнга, и в настоящее время получила широкое распространение, так как доказала свою эффективность в вопросах отбора и расстановки кадров, организации индивидуального подхода в воспитании и образовании, адаптации людей к специальным условиям работы.
Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романов
8
Часть первая
ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ, ЗАДАЧИ И МЕТОДЫ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ. ТЕОРИИ И МЕХАНИЗМЫ
В. Дйльтей
ИЗУЧЕНИЕ РАЗЛИЧИЙ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ. ИНДИВИД1
Познание природы и ценности индивидуальности медленно развивалось в европейском человечестве. Сократ первый возвышается до осознания внутреннего нравственного процесса, без которого невозможно образование законченной личности. Его «познай самого себя» было прежде всего направлено на единообразие в человеческой природе, но из этого общезначимого в нем, которое он выносил на свет знания, должно было выделиться то могучее, недоступное исследованию, что он назвал «даймонион» и что, несомненно, относится к сокровенной глуби субъективности. Отсюда Сократ для своих последователей, для Стой, для Монтеня и прочих стал типом обращения мышления к глубинам личности. Следующий крупный шаг вперед был сделан стоиками в идеале мудреца. В этом идеале автономная и замкнутая в себе личность возвышалась над горизонтом философского сознания. Подчеркивание воли в мышлении, ориентация на выработку убеждения, способного придать действиям единство и сознание цели, ограниченность личности вовне путем превозможения силы внешних болей и наслаждений, возникающий таким образом идеал мудреца, обретающего центр тяжести внутри самого себя именно вследствие сознательной силы замкнутой в себе личности, вырабатывающейся под влиянием мысли, и более значительной, нежели цари и герои, культ дружбы, в которой связь образуется благодаря сродству индивидуальностей, — все это черты стоической жизни и стоического мышления, безмерно поднявшие ценность законченной гармонической личности и разъяснившие понятие о ней. Когда выдающиеся римские личности прониклись этим образом мыслей, возникло то чудесное соединение римской воли и энергии с вытекающей из философии сознательной выработкой личности, овеянной радостным сиянием общественной грации греков, которое мы встречаем в век Сципионов; создалась направленная к выработке личности безмерно действенная римская стоическая литература; вместе с тем развилась поразительная способность к постижению индивидуальностей, выказываемая историком Тацитом. В этой исторической области возникло самоосознание христианства. Средневековая литература созерцаний и размышлений продолжила это направление. То, что принято называть открытием индивидуальности в эпоху Возрождения, было обмирщением этого религиозного достояния.
Переход от постижения понятия замкнутой в себе гармонической личности, понятия, нашедшего в конце концов свое завершение в трансцендентальной философии, до понятия об индивидуальности, существующего в настоящее время,
1 В. Дальтей. Описательная психология. СПб. «Алетея». 1996
9
этот переход совершился прежде всего в сфере немецкой трансцендентальной философии. Мориц, Шиллер, Гете подготовили пути, а в заключение Гумбольдт и Шлейермахер сформулировали учение об индивидуальности. «В индивидуальности, — говорит Гумбольдт, — кроется тайна всякого существования» (WW. 1, 20). «Всякая человеческая индивидуальность есть коренящаяся в явлении идея, в некоторых случаях это до того ярко бросается в глаза, точно идея лишь затем приняла форму индивида, чтобы в ней совершить свое откровение. Если развить человеческую деятельность, то за вычетом всех определяющих ее причин остается нечто изначальное, не только не заглушаемое этими влияниями, но даже претворяющее их, и в том же элементе заключается неустанно действующее стремление создать внешнее существование для его внутренней природы» (WW. 1, 22). Шлейермахер также усматривает в индивидуальности нравственную ценность, заложенную в мироздании; она исходит, как идейное целое, из божественного разума — откровение божества. «Так как все нравственное должно быть установлено в отношении самого себя как единичное и вместе с тем оно должно быть отлично от всего прочего по понятию, то и отдельные люди изначально должны, по понятию, мыслиться отличными друг от друга, т. е. каждый должен быть своеобразным». «Понятие о каждом человеке, поскольку такое понятие о единичном выполнимо, есть новое понятие» («Этика», § 131). «Большинство индивидов не было бы нравственными, если бы бытие разума в каждом из них не было иным, нежели в остальных». «То, что составляет разум, как душу отдельного человека, должно также носить характер своеобразия и быть для него законченным».
Мы делаем различия. Учение о ценности индивидуальности является выражением немецкой культуры того времени и, в определенных границах, остается социальной и этической истиной, которая не может более быть утраченной. Утверждение же, будто эта ценность индивидуальности указует на ее отношение к божеству, что, поэтому, она должна быть мыслима как нечто изначальное, еди-ноположное, вытекающее из божественного миропорядка, — на это утверждение нельзя смотреть иначе, как на недоказуемое метафизическое толкование фактов этики. Оно относится к метафизическим концепциям, выходящим из границ того, что подлежит опытному познанию. Оно символически истолковывает внутренний опыт и прикрепляет его к субстанциальной подпочве.
В противоположность этому задача описательной психологии состоит в том, чтобы собрать наш опыт относительно индивидуальности, создать терминологию для описания ее и произвести анализ. Если метафизическая теория сопоставляла рядом общее и индивидуальное вне всякого отношения друг к другу, или в одной только эстетической связи, то именно раскрытие отношений, в которых особое находится к общему, является единственным средством дать выражение индивидуальности, как в изображении историка или поэта, так и в размышлениях житейского опыта. Вспомогательные средства для изображения этого особого описания; находят только в общих понятиях, выражающих согласно своей природе единообразие в особом. Чтобы постигнуть в мышлении и изобразить отношения, имеющие место в особом, анализ может положить в основу лишь соотношения единообразного. Чтобы приблизиться к особому, он должен стремиться схватить именно те отношения, в которых оно находится к общему. Я хочу описать дюреровских Евангелистов; для этого я должен пользоваться общими понятиями, предоставляемыми учением об изобразительном искусстве; я дол
10
жен также говорить о темпераментах, о понимании их в эпоху Дюрера. Если же я хочу анализировать это произведение искусства, то я должен вызвать в моем сознании вспомогательные средства, которыми живопись пользуется для изображения великих характеров всемирной истории, Иоанна или Петра; я должен представить природу идеальных групп, изображающих нескольких всемирно исторических лиц в состоянии совершенного покоя, связанных между собою не историческим действием, а лишь идеальными отношениями; затем в заключенные во всем этом общие соотношения абстрактных фактов, принадлежащие к области учения о живописи, я должен вчленить конкретные особенности отношения Возрождения к подобным предметам; Леонардо, Микеланджело, Рафаэль, Дюрер и др., в качестве представителей особых типов изображения и живописной обработки идеальных групп исторически значительных персонажей, должны быть подведены под характер Возрождения, и в заключение произведению Дюрера должно быть указано соответствующее его индивидуальности место. Таким образом, везде отношения общих фактов к индивидуальному есть то, что делает возможным анализ последнего.
Главное положение, выражающее это отношение, может быть аналитически установлено каждым на развитой индивидуальности. Индивидуальности отличаются друг от друга не наличием в одной из них качественных определений или способов соединения, которые отсутствовали бы в другой. Ни в одной индивидуальности нет класса ощущений или аффектов, или структурной связи, которых не было бы в другой. Нет лиц, — за исключением случаев, явно отступающие от нормы, — которые видели бы только какой-нибудь определенный подбор цветов, или видели бы их больше, нежели другие, или не связывали бы чувства удовольствия с ощущениями цвета и со звуковыми сочетаниями, или были бы неспособны чувствовать гнев или сострадание, или были бы не в состоянии отражать нападение. Единообразие человеческой природы выражается в том, что у всех людей (если дело только не в аномалиях и дефектах) встречаются одни и те же качественные определения и формы соединений. Зато количественные соотношения, в которых они встречаются, чрезвычайно различны между собою; различия эти постоянно связываются в новые сочетания, и на этом-то и основываются различия индивидуальностей.
Из этих количественных различий и соотношений возникают и такие, которые выступают как черты качественные. На одной школьной скамье сидят рядом мечтатель, повеса, сума переметная, тяжеловоз, упрямец. То, что мы обозначаем этими выражениями, есть господствующие качественные черты или типические сочетания их. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это — черты, которые встречаются у каждого, но, напр., у упрямца или мечтателя они достигают особой силы; или же, что — это количественные определения быстроты, последовательности, смены и т. д., как у сумы переметной, или сочетания количественных определений, как у повесы, - словом, здесь количественные определения везде приобретают в глазах и на языке наблюдателя характер качественный, не претерпевая при этом никакого изменения в своей истинной природе. За одним игорным столом сидят корыстолюбец, загадочная натура, развратник, хлыщ. В обозначениях «корыстолюбец» или «развратник» прежде всего подчеркивается степень могущества одного из душевных импульсов и власти его над остальными. Под загадочной же натурой мы разумеем, пытаясь раз
11
вить далее гетевскую мысль, такую натуру, которая не может быть ясно понята потому, что несоответствие между ее стремлениями и ее действительными достижениями, между требованиями, предъявляемыми ею к жизни и ее способностью действенно влиять на жизнь, - что это несоответствие заставляет ее переливаться столькими красками, что наблюдатель теряется. Это и есть одна из форм известного злополучного несоответствия между силой благородных чувств и бессилием реакции на действия, откуда затем вытекают несоразмерные требования, основанные на высоких чувствах и неспособность приносить пользу другим людям и давать им счастье. Таким образом, и тут мы имеем дело с соотношением количественных определений.
По второму основному положению, эти сочетания подлежат определенным правилам, ограничивающим возможности одновременного выступления количественных различий в отношениях. Из положения трех терминов, из распределения качественных и количественных различий суждения в большой и малой посылке можно отвлеченно вывести таблицу всех возможных сочетаний больших и малых посылок в заключения, но отсюда отнюдь не следует, что все эти сочетания возможны: вопрос решается логическими условиями, лежащими значительно глубже. Подобно этому из сочетаний количественных различий в соотношениях, отвлеченно возможных в душевной связи, в какой-либо отдельной индивидуальности возможны не все. Количество возможных сочетаний значительно больше, нежели принято думать. Полагают обычно, что с высокой степенью благочестия окажется связанной и столь же высокая степень положительности и верности. Однако это необязательно. Соня-лежебока на школьной скамье оказывается в игре предводителем самой отчаянной компании. Не напрасно убеждают учителей наблюдать своих учеников также и во время игр, чтобы дополнить наблюдения, сделанные в классе. Различные степени энергии, проявляемые в ответ на возбуждения со стороны игр, — в одном случае много ниже, а в другом много выше среднего уровня, — отлично уживаются в одной душевной связи. То, каким образом душевные особенности предполагают или исключают друг друга, заложено столь глубоко, что это недоступно взору обычного наблюдателя. Знание об этом дало возможность создать науку, заключающую в себе твердые правила для наблюдения людей и для эстетического и исторического изображения их. Знания людей в их глубочайшей сущности основываются на правильном суждении о том, какие свойства могут и должны быть связаны между собой и какие взаимно друг друга исключают.
Здесь возникает одна из любопытнейших проблем в наблюдении человека. Чем ограниченнее кто-либо, тем охотнее он говорит о противоречиях в характере. Однако в определенном смысле это понятие применяется и весьма сведущим наблюдателем над людьми. Что же обозначает это выражение? Я готов сказать, что понятие о противоречиях в какой-либо индивидуальности всегда возникает из сравнения эмпирически данного с представлением о логически упорядоченной и целесообразно действующей душевной связи. Вот врач, имеющий представление о том, что полезно для здоровья, но постоянно действующий вопреки этим правилам; мы рассматриваем это как противоречие, потому что это не соответствует нашему идеалу логической и целесообразной связи. Если мы зададим себе вопрос о том, почему мы в индивиде предполагаем целесообразную
12
связь и в отсутствии ее усматриваем противоречие, и откуда происходит это противоречие: мы усвоим себе двусторонность понятия индивида; этим мы приближаемся к заключительному взгляду на природу индивидуальности.
Индивидуальное предрасположение заключается прежде всего в количественных мерах и соотношениях мер, отличающих одного индивида от другого. Но в структуре действует целесообразность, части этой структуры приходят в движение под влиянием импульсов, импульсы же в целом направлены к тому, чтобы при данных условиях способствовать жизни. Таким образом они постепенно приспособляются к этой цели. Упражнением вырабатываются как бы пути для ведущей к удовлетворению связи. Господствующее в личности политического деятеля честолюбие преодолевает застенчивость его повадки, которую при иных обстоятельствах трудно было бы победить. Если при наличии сильного интереса к истории память развита слабо, то пробел этот до известной степени заполняется благодаря указанному интересу. Таким образом, в индивидуальности действует принцип единства, подчиняющего силы целевой связи. Гумбольдт и Шлейермахер с полным основанием пытались это выявить в своих метафизических формулах, как ни несовершенен был способ их выражения. Здесь выясняется право на эти формулы. Но оба они не видят, что подпочва, на которой действует этот принцип, состоит в неучитываемых, отдельных, частных количественных определениях. Последние составляют как бы первовещество, претворяемое гармонически формирующим принципом, как своего рода эйдосом, в целостную индивидуальность. В таком сочетании фактических, никакой логикой не определяемых основ с целесообразно формирующей структурой, в которой они связаны, индивидуальность является образом самого мира. Здесь понятие развития приобретает новую черту; частные и случайные особенности индивидуального склада развертываются в этом развитии в единую и при данных условиях целесообразную связь.
Отсюда следует прежде всего, что во многих случаях противоречия в индивидуальности — лишь кажущиеся. Они кажутся такими, когда за контрастирующими свойствами кроется целесообразная связь, ускользающая лишь от поверхностного взгляда. Так, например, долготерпение, проявляемое какой-либо личностью, отнюдь не исключает с ее стороны взрыва бурного гнева по какому-либо поводу. Живой интерес к игре у мальчика не исключает безучастности к учению. Подлинно противоречащими друг другу являются, напротив, такие соотношения свойств, которые уничтожают логическую связь или целесообразность. Так, например, у некоторых поэтов разнузданное воображение и идеальное стремление находятся друг с другом в противоречии. Реформатор воспитания Руссо своих собственных детей отдавал в приют. Густав Адольф был героем протестантизма и вместе с тем упорно преследовал интересы своего шведского государства. Напрасно было бы пытаться устранить подобного рода противоречия у великих людей, как если бы они были людьми обыкновенными; суждение, выводимое на основании наблюдения над последовательными средними людьми, неприменимо по отношению к таким широким натурам.
Если мы теперь пожелаем ближе определить приобретенный нами взгляд на природу индивидуальности и ближе заглянуть в различные формы ее, то надо попытаться очертить круг количественных различий. В общем индивиды разнятся уже по степени своей духовности; степени духовной жизненности про
13
стираются от натур духовно прозябающих до духовно творческих. В различных степенях интенсивности внутренних состояний дан уже первый круг более определенных различий. Есть люди, страдающие от силы своего собственного сострадания; в противоположность этому слишком хорошо известно, как слабо бывает сочувствие у многих людей, как у многих к впечатлению от чужого горя примешивается решительное чувство удовольствия. Дальнейшее различие заключается в продолжительности состояний. У одного лица они проявляются толчками, у других они держатся долго и обычно с умеренной силой. Так, например, у одних, при жизненных неудачах, страдание и ненависть проявляются столь бурно, что, кажется, они на себя руки наложат; на другой день все изменилось, они даже расположены развлекаться. У других вызванная жизненной неудачей депрессия протекает спокойно, но она точно сверлит и не прекращается, внезапно всплывая вновь, несмотря на новые впечатления. Далее, существуют большие различия также в быстроте восприятия впечатлений. Кроме того, возбуждения разнятся также и по глубине, на которой они зарываются, с тем, чтобы оттуда длительно влиять на все происходящее в душе. Этому соответствует распространение их по всей области душевной жизни благодаря частому возврату и вступлению во все новые соединения. Плоские натуры отдаются впечатлениям, позволяя одному вытеснять другое, тогда как в натурах глубоких впечатления утверждаются с большей силой. Плоские натуры — поверхностны, глубокие — постоянны. Однако эти и иные различия в степени, длительности, повторяемости внутренних процессов, разделяющие индивидов друг от друга, составляют лишь первое основание индивидуальности. Они находят свое выражение также в различии темпераментов. Важно прежде всего то, какие соотношения мер существуют в структуре душевной жизни между отдельными составными частями ее. Так как ядро структуры заключается в реакции на впечатление, то наиболее глубоко идущее различие должно быть между теми, у кого преобладает восприимчивость впечатлений, и теми, у кого самодеятельно реагирует воля. Натуры, подверженные впечатлениям или разряжающие впечатление в слова и жесты, совершенно отличаются от тех, которые отвечают на впечатления с самодеятельной силой и прямым волевым действием. Восприятие чувственных впечатлений также весьма различно, смотря по характеру отдельных областей внешних чувств. Здесь надо прежде всего различать прирожденные способности. Затем существуют различия в процессах воспроизведения и дальнейших интеллектуальных процессах. В области чувств выступает фундаментальное различие между дисколосом и эйколосом; в первом из них впечатления вызывают по преимуществу болезненные, а во втором — радостные душевные состояния. Из отношений импульсов и стремлений друг к другу, смотря по силе их, вытекают дальнейшие глубокие различия между индивидуальностями; так как здесь заключается средоточие душевной структуры, то большинство бросающихся в глаза различий тут и выступает наружу. И нигде незаметно с такой ясностью, как количественные различия становятся основанием для различения индивидуальностей, различения, которому мы в нашем понимании придаем характер качественный. Типы честолюбца, тщеславного, сладострастника, насильника, труса — все они лишь выражают количественные соотношения, ибо система импульсов у них у всех одна, и характерные типы происходят только от соотношений меры. Соотношение ме
14
ры, в которой способность восприятия находится в душе к реакции путем волевых действий, является также основанием для дальнейших важных различений. При этом безразлично, нормируют и направляют эти волевые действия мышление или они господствуют над чувствами, или только во внешних движениях управляют внешним миром. Один раз человек во власти впечатлений; разносторонняя восприимчивость не дает возникнуть в нем прочным образованиям; вызванная впечатлениями игра чувств выражается в жестах, в смехе и плаче, в изменении душевного уклада; другой раз в противоположность анархии впечатлений - монархическое руководство жизнью, силой воли; сентиментальные натуры от этого отталкиваются, как от резкости, прямолинейности или трезвости, — в действительности же мужественное по преимуществу жизненное настроение является настроением человека творящего и формирующего, в противоположность всесторонне воспринимающему, наслаждающемуся, подвижному, охотно тешащему себя мыслью, что он глубже чувствует потому, что предоставляет своему чувству свободу. Со старанием избегнуть напряжения воли часто связывается леность, неспособность к объективной нравственной оценке себя и других вследствие преобладания резких чувств по отношению ко всякому, кто требует действия и напряжения вместо чувства; в итоге - тайное, обманчивое, скрытое стремление к выполнению побуждений чувственной жизни. Новые еще различия выступают в зависимости оттого, что у одних отдельные действия в течение ряда годов или даже целого периода жизни управляются из приобретенной связи в прочных отношениях цели и средств, тогда как другие беспокойно ищут все новых решений и заново налаживают отношения новых целей к средствам. Одни действуют по плану, -мирские люди! — другие на основании правил, — нравственные, серьезные натуры! — третьи поступают демонически. Если обозреть совокупность этих последних основ, обусловливающих различия в индивидуальности, то, как мне кажется, в вышеизложенном дано доказательство общеобъемлющего положения, что упомянутые основания всюду могут быть найдены в количественных различиях и что таким образом в этих основаниях заложено бесконечное богатство различий.
К сказанному надо добавить, что в таких естественных условиях нашего развития заключаются малоценные составные части нашего образа поведения. Возрастающая самостоятельность духовности, предпочтение длительных чувств радости, получаемой от последовательности, удовлетворения, получаемого от работы, самопожертвования, — все это лишь постепенно разрывает железные цепи, которые накладываются на нашу душевную жизнь естественными предупреждениями, первыми количественными соотношениями в системе наших импульсов. Но никогда они не разрываются до конца. Поэтому смешение таланта, естественного склада, характера заложено самой природой, и никакое развитие до гармоничной свободной целесообразности жизни не в состоянии совершенно уничтожить эти коренные составные части нашего душевного существования. Вместе с тем здесь, рядом с возможностью развития до человеческой нормы, дана возможность извращения.
Классы возникающих таким путем различий образуются прежде всего теми сферами, где в единообразии человеческой природы отграничиваются друг от друга обособления. Возрастные различия здесь в соображение принимать нельзя, так
15
как они в отдельном индивиде составляют развитие его. Наиболее общим из всех различий является различие пола. Это — предмет, спорам о котором, надо полагать, конца никогда не будет, объект поэзии, тесно связанный со всей литературой, оказывающий ныне огромнейшее практическое влияние на все важные жизненные вопросы. При настоящем состоянии нашей культуры наиболее основное различие состоит, очевидно, в том, что у женщины жизнь чувства и мысли складывается на основании близко переживаемых отношений к семье, мужу, детям, тогда как мужчина под влиянием профессионального воспитания строит жизнь на более широких и объективных условиях, но зато менее непосредственно и интимно. Но вопрос о том, насколько подобные различия представляют собой последствия воспитания и насколько они являются непреодолимо данными предрасположениями, может быть постепенно разрешен только путем воспитательного эксперимента, и всякий, кто занимается человеческой природой, должен требовать возможности для разносторонних опытов. Человеческие расы, нации, общественные классы, профессиональные формы, исторические ступени и индивидуальности, - все они являются дальнейшими разграничениями индивидуальных различий в рамках единообразной человеческой природы. Лишь когда описательная психология исследует эти формы особенностей человеческой природы, будет найдено соединительное звено между нею и науками о духе. В науках о природе единообразное является господствующей целью познания; в пределах мира исторического вопрос идет об обособлении вплоть до индивида. По шкале этих обособлений мы не опускаемся, а поднимаемся. Жизнь истории заключается в возрастающем углублении своеобразного. В ней заключается живое отношение между царствами единообразного и индивидуального. Не единичное само по себе, а именно это отношение управляет в ней. Выражением такого положения вещей является то, что умственное и духовное состояние целой эпохи может быть представлено в одном индивиде. Существуют репрезентативные личности. Задача педагогики, согласно которой воспитатель в хорошо поставленной школе должен подготовить правильно понятую им индивидуальность ученика к подходящей для него профессии, также проливает свет на это отношение между расчленениями общего к индивидуальному; эта важнейшая задача разрешима только в том случае, если существует соотношение между индивидуальными задатками и крупными единообразными системами общественной и профессиональной жизни.
Здесь выясняется также значение, какое описательная психология индивидуальности имеет для исторического изучения развития индивидуальности. Развитие это должно быть обусловлено двумя моментами. Оно зависит от возрастания количественных различий в задатках. Но, как мы видели, индивидуальность не содержится уже в различиях, а лишь возникает из них путем сплетения их в единое подчиненное целесообразности целое. Она не прирождена, как полагали Шлейермахер и Гумбольдт, а складывается лишь в процессе развития. Поэтому второе условие повышения индивидуальности в обществе заключается во всем, что способно облегчить это сплетение в единое подчиненное целесообразности целое. Возрастание количественных различий обусловливается в первую очередь разделением труда и социально-политической дифференциацией. Повышение культуры действует в том же направлении; оно создает более возбудимые и духовно более сосредоточенные существования, в которых количественные
16
различия увеличиваются с каждым поколением. На сочетание данных количественных мер в целесообразное целое действует все, что способствует свободе и внутренней силе образований. Ослабление социально-политических скреп в прежнем обществе, рассеяние дедовской религиозной веры, свободное образование собственной атмосферы жизнепонимания и мировоззрения вокруг отдельного лица, чему способствует своего рода метафизическая сила рефлексий и художественная деятельность фантазий, - эти и подобные им силы оказывали свое действие, когда в эпоху софистов в Греции, затем во времена первых римских императоров, наконец, в период итальянского Возрождения индивидуальность развертывалась.
Великая задача - перекинуть мост от прежней психологии к воззрению исторического мира! К этой цели возможно будет постепенно приблизиться лишь в том случае, если к прежним вспомогательным средствам прибавится изучение общественных продуктов и направленный на исследование психических различий между индивидами эксперимент.
1894 г.
В. Штерн
ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ЕЕ МЕТОДИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ1
Дифференциальная психология как теоретическая наука
До недавнего времени научная психология ориентировалась только на разработку проблем с общих позиций. В исследованиях обращались к основополагающим элементам, из которых строится вся психическая жизнь, и к общим законам, которым подчиняются все психические процессы; в поисках общего и совпадающего не учитывалось всё то бесконечное многообразие, в котором проявляется сущность психического у разных личностей, народов, сословий, полов, типов и т. д.
Подобное абстрагирование оправдано, поскольку оно проистекает из понимания ограниченности наших возможностей; однако забывая, что имеем дело именно с уровнем абстракций, мы могли бы действительно утвердиться в мысли, что все проблемы, составляющие душу науки, возможно решить с позиций общего подхода. Эту опасность, длительное время грозившую психологии, сегодня можно считать преодоленной. Даже против своей воли при обращении к любой теме исследователь сталкивался с индивидуальными вариациями психического; и если она сначала оценивалась как источник ошибок для обобщенного рассмотрения, то в конечном счете (как это уже было в истории науки) из самого источника ошибок возникла проблема. Было признано, что дифференциация психического имеет такое же право на психологическое изучение, как и общепсихологические закономерности и факты. Таким образом, само изучение психики привело к выделению дифференциальнопсихологического аспекта. В большинстве случаев, правда, речь шла только о побочных продуктах собственно общепсихологического анализа; исследований, исходно нацеленных на проблемы дифференцирования, все еще недостаточно, и процесс сознательного отграничения дифференциальной психологии от общей начинается лишь в наши дни. Данная книга служит преимущественно решению этой задачи.
О терминологии. Существуют различные названия формирующейся области исследования: «Характерология» (Базен, Люка), «Этология» (Милль), «Индивидуальная психология» (Бине, Анри, Крепелин и др.), «Специальная психология» (Хеймане).
Два первых названия, безусловно, слишком узки. Определение «характер» охватывает не все своеобразие душевной жизни, а в основном сферу ее нрава и воли. Даже для обыденного мышления вполне очевидно различие между характером и интеллектом; и нет никакой причины это различие игнорировать. Пытаясь свести все психическое своеобразие в области функционирования памяти, восприимчивости к эмоциональным и эстетическим впечатлениям, в интеллектуальной сфере и т. д. -только к «характерологическим признакам», мы понимаем, что этого явно недостаточно. К тому же характерология обычно исходит из определенных философских теорий о сущности человека; мы же обсуждаем пути создания эмпирической науки.
Название «Индивидуальная психология» могло бы подойти; однако оно уже ис
1 Штерн В. Дифференциальная психология и ее методические основы. М., «Наука». 1998
18
пользуется для определенной части исследований и имеет укоренившийся смысл как противоположность «социальной психологии» и «психологии народов»; следовательно, она охватывает лишь то, что относится к духовной жизни индивида, включая и общепсихологические характеристики отдельного человека. Область науки, которой мы пытаемся дать определение, должна иметь своим предметом не только межиндивидуальные различия, но и различия между народами, сословиями, полами, возрастами и т. д., короче, весь круг проблем дифференциации.
Дифференциальная психология, подобно общей, - наука, выходящая на всеобщие значимости, однако это значимости совсем иного рода. Она должна прежде всего исследовать те формальные закономерности, которые определяют реальность психического варьирования. Категория психической вариабельности (изменчивости) требует точного определения: предстоит наполнить содержанием понятия вариации, индекса вариабельности, ковариации; рассмотреть виды вариаций, типы и ступени; точно определить суть нормального, супер- и субнормального. Подобного же поиска общих ориентиров требует понятие корреляции, означающее связь нескольких вариативных рядов и подводящее к определению самой структуры индивидуальности. Особый ракурс приобретает и вопрос о причинности: следует спросить, какова роль в возникновении психических различий, с одной стороны, внутренних (наследственности, предрасположений), с другой стороны, внешних (влияния окружающего мира, воспитания, эталонов и норм и т. п.) причин. Наконец, изучение того, насколько внешне воспринимаемые психические проявления можно считать характерными признаками имманентных психических особенностей, ведет к обоснованию дифференциальной симптоматологии.
По чисто научному и философскому содержанию значимость всех вышепредставленных проблем совершенно равноценна общепсихологическим. Однако дифференциальная психология должна исследовать закономерности содержаний более узкого объема — существенное качество и функции определенных индивидуальных вариантов. В этом смысле она становится действительно «специальной» психологией темпераментов, характеров, способностей или даже отдельного темперамента, отдельной способности; она исследует весь спектр разделений одной функции на типы и ступени, устанавливает особые связи между вариациями нескольких функций; она изучает психическую дифференцированность внутри разных сословий, наций, полов или дает обобщенное психологическое описание определенного сословия или народа, или пола. Пока еще исследования носят номо-тетический характер, но они уже исчерпывают себя в этих узких границах и тем глубже, чем более дифференцирована группа, подлежащая изучению, от ее окружения, чем специфичнее вид типа, суть которого должна быть определена. Значимость «особенного» в «общем» становится все большей, и цель достигается только тогда, когда научной проблемой становится сама отдельная индивидуальность.
Индивидуальность всегда означает единичность. Каждый индивид - это картина, нигде и никогда больше не существующая в идентичной форме. Конечно, на него воздействуют определенные закономерности, в нем воплощаются определенные типы, его можно во многих отношениях сопоставить с другими индивидами, но он не целиком растворяется в этих обобщающих закономерностях, типах и уравнениях, всегда остается тот «плюс», то содержание, которым он отличается от других индивидов, подчиняющихся тем же законам и относящихся к тем же типам. Таким образом, индивидуальность — это асимптома науки, ищущей законы.
19
Каким должно быть отношение дифференциальной психологии к подобному положению дел?
Если действительно, как это хотелось бы представить некоторым теоретикам, единственная задача науки — поиск общезначимого, тогда не может существовать никакой психологии единичной индивидуальности. Но мы, однако, знаем (благодаря работам Виндельбанда и Риккерта), что эта попытка связать, как смирительной рубашкой, всю науку вообще четко заданными и перенесенными из естествознания методам исследования, должна быть отвергнута. Идиографи-ческий подход, который занимается не общим, а особенным, историческим, равноправно противостоит номотетическому. Выбор того или другого метода не связан с разделением наук на естественные и гуманитарные; скорее в каждой науке есть области, исследования которых требуют постановки вопросов как но-мотетического, так и идиографического характера.
В науке о психическом, которая до сих пор была слишком односторонне номоте-тична, идиографическое направление надо сначала развить; в одном ряду с собственно психологией должна находиться психография, представляющая отдельные индивидуальности со стороны своеобразия их психики. Одновременно при помощи этого самого крайнего ответвления дифференциального изучения психики устанавливается связь с историческими дисциплинами. Хотя требование, что гуманитарные науки (на что указывает уже их наименование) должны использовать психологию в качестве вспомогательной дисциплины, звучало часто, осуществить его было невозможно, ведь современная психология тяготела исключительно к естественным наукам (и по формам рассмотрения и по постановке проблем). Историк хочет понять не общие законы психической жизни, а индивидуальные виды поведения, характеры, личностное своеобразие, сам процесс их развития; он стремится узнать, как из сочетания творческой одаренности с определенным видом психической работы, пониманием жизни и темпераментом могла возникнуть зрелая художественная индивидуальность; он исследует соотношение внутренних склонностей и воздействия окружающих условий, которое в итоге приводит к появлению яркого политического или религиозного деятеля. Общая психология могла предложить так мало полезного для разрешения интересующих его проблем, что историк в большинстве случаев просто отказывался от ее помощи.
Но создавая систему и методику психографии, научная психология становится его действительным помощником. Система психографии, должна максимально полно отразить все точки зрения, касающиеся описания психической индивидуальности; методика же должна обеспечить связь собственно метода исторически-биографического изучения видов поведения с методами дифференциально-психологического исследования.
При этом условии психография будет оказывать воздействие и на развитие других областей самой дифференциальной психологии, поскольку сравнение большого числа точно психографически описанных индивидов дает самый лучший материал для исследований вариаций, корреляций, типов и др.
Дифференциальная психология как прикладная наука
С начала нового времени формы практической жизни сознательно основывали на научном исследовании сопутствующих человеку обстоятельств. «Через зна
20
ние — к умению» — таков был девиз этой эпохи. Но в течение столетий это касалось лишь внешней стороны (экономической, технической, промышленной, культурной жизни), которую преобразовывали при содействии наук; и соответственно именно естественные науки в качестве прикладных дисциплин оказывали наиболее сильное воздействие. Напротив, та внутренняя сторона культуры, которая имеет дело с человеком (а есть ли там виды жизненной деятельности, сколь бы «внешними» они ни были, где не участвовало бы психическое?), оставалась вне сферы научного исследования. Там, где являлось необходимым понять и оценить психическое поведение человека в практической жизни, руководить им и влиять на него, там довольствовались наивной популярной психологией или дилетантскими системами, лишенными всех преимуществ, являющихся следствием влияния научного познания. От этого и по сей день страдает воспитание и преподавание, выбор профессии и общение, судопроизводство и система социального наказания, гигиена и психотерапия и ряд других областей практики.
Часто жаловались, что нельзя было навести никаких мостов между популярнопсихологическими целями и потребностями с одной стороны, и научными, с другой; казалось даже, что научная психология как бы изолирована на острове и осуждена на бесплодие в отношении задач культуры. Конечно, разделяющая их пропасть отчасти обусловлена методом познания действительности: наука должна идти вперед, руководствуясь строго критическим осмыслением, систематическим опытом, логической проработкой проблем; психология здравого человеческого смысла использует некритическое истолкование, случайные опыт, интуицию. С другой стороны, противоположность обоих направлений коренится в объекте: интерес научного работника был обобщающим, а того, кто не имеет отношения к науке - преимущественно индивидуализирующим и дифференцирующим; поэтому в первом случае он был направлен на анализ и механистическое конструирование психического, а во втором — на сложные виды психической работоспособности и телеологические связи. Таким образом, до сих пор они говорили на двух различных языках: если, с одной стороны, речь шла об общих законах образования представлений, о побуждающем действии эмоций, то с другой - о своеобразии интеллекта и одаренности, темперамента и характера; если, с одной стороны, память обсуждали как общую функцию воспроизведения, то с другой - как свойство, приобретающее специальные характеристики в зависимости от области приложения и т. д.
Развиваясь, научная психология, конечно же, имела полное право отбросить грубый метод популярной психологии и начать разрабатывать область с самого основания, создавая даже новую терминологию. Но она совершила роковую ошибку, проигнорировав многие важные вопросы, поставленные популярной психологией, и без возражения оставив все прикладные проблемы некритическому методу. Возможно, ее сдерживал ложный страх, а вероятно также, и ложная гордость. Но как мало была унижена физика тем, что из ее недр в практику вошли микроскоп, телефон, рентгенотерапия, так и психология не утеряет характера истинной научности, если примет участие в решении практических задач культуры и будет своими методическими средствами способствовать их разработке.
Психология, впрочем, уже тем побуждается к отказу от этой сдержанности, что все развитие нашей современной культуры осуществляется в направлении освоения психологического и уже «психологизируются» такие области, которые раньше рассматривались с совсем иных точек зрения.
21
Поясним это на трех примерах.
В то время как проблемы дифференциации в нашем школьном деле раньше были обусловлены только социальными воззрениями сословия и объективными целями будущей профессии, сейчас в качестве нового принципа пробивает себе путь дифференцирование по степени и виду одаренности (классы для слабо-, умеренно-, нормально- и чрезвычайно одаренных, более свободный выбор предметов изучения в соответствии с направленностью интересов и т.п.).
Если раньше уголовное право рассматривало объективную сущность преступления в качестве единственного критерия его оценки, то теперь психическое состояние преступника все больше становится фактором, оказывающим влияние на вынесение вердикта.
Что касается женского вопроса, то чем больше он превращается из абстрактной идеологической доктрины в практическую проблему культуры, тем более попадает в сферу интересов психологии. Как только речь заходит о том, подходят ли определенные профессии для женщины, каких достижений можно от нее ожидать и какого качества должна быть ее профессиональная подготовка, старая догма о полном равенстве сущности обоих полов вынуждена уступать место утверждениям о наличии половых психических различий. Поэтому назрела необходимость в более точном исследовании вида, степени и границ этого различия, так же как и в изучении того, насколько это различие обусловлено, с одной стороны, существующими условиями окружающей среды, а с другой - внутренними (врожденными) свойствами пола. Все это - вопросы дифференциальной психологии.
Иногда высказывается опасение, что это начинающееся проникновение психологии в культуру может в итоге привести к полной психологизации последней. Действительно, на данном этапе, пока дилетантская психология, беззаботно переходя границы человеческого благоразумия, слепо следует в русле новой тенденции (подобные проявления наблюдаются в современной криминальной психологии и экспериментальной педагогике), опасность этого весьма велика. Однако такое положение дел не может быть поводом для того, чтобы отказаться от серьезной работы (как вред, наносимый непрофессиональным лечением, не приводит к умалению значения научной медицины). Мы придерживаемся мнения, что нет более надежного средства искоренения ошибок чрезмерного психологизма в делах культуры, чем те, которые дает научная психология, последовательно развивающая основы метода критического осмысления действительности.
Дифференциальная психология как прикладная наука должна перед собой поставить две цели: познание человека (психогностика) и обращение с человеком (психотехника).
Психогностика. Если мы практически взаимодействуем с людьми, то прежде всего должны знать их, чтобы верно судить о них (подвергать оценке, классифицировать) и правильно использовать их усилия. В рамках определенных задач культуры, например для профессионального отбора, целая система испытаний направлена на то, чтобы познать хотя бы одну сторону проявлений человеческой индивидуальности, например работоспособность претендента.
Существует два условия получения знания о человеке: во-первых, наличие широкого круга знаний, касающихся исследуемой области психики, как предпосылки выявления спектра возможностей для классификации каждого отдельного случая, во-вторых, существование надежных средств обследования
22
для установления принадлежности каждого конкретного случая к определенному типу или степени развития качества. Страшно видеть, с какими скудными средствами сегодня обычно приступают к решению этих двух задач.
Что касается первого условия, то упрощенно-примитивные представления о различиях, имеющихся между нормой и аномалией в проявлении психических свойств, тысячи раз приводили учителей, судей и других практиков к ошибочным выводам. И если в вопросе, касающемся аномальных форм поведения, благодаря растущему участию врача в школьном деле и в судопроизводстве самое худшее, видимо, преодолено, то когда речь идет о явлениях, находящихся в пределах нормы, практик, выносящий суждения об индивидах (т. е. стоящий перед необходимостью отнести их к известным ему типам одаренности, памяти, характера), совершенно предоставлен самому себе. Не зная о всей многосторонности имеющихся представлений, он или склоняется к тому, чтобы рассматривать свое Я как масштаб, по которому измеряется все остальное, или вынужден полагаться на любой принцип классификации, основанный либо на случайном опыте, либо на чьем-то авторитете, либо на априорной конструкции.
Не лучше обстоит дело и в отношении средств обследования. Педагог использует для своих испытаний достижения школьника, но не определив для себя, какова степень участия в них усвоенного знания, общего интеллекта, особой одаренности, домашних упражнений, он на самом деле не доходит до выявления истинных свойств психики. Психиатр, десятилетиями работающий над методами изучения интеллекта, при этом почему-то остановился на стадии испытания низших и элементарных функций, находящихся лишь в очень неопределенной связи с собственно интеллектом. Графолог защищает ту удивляющую нас идею, что из всех бесчисленных видов исследования личности человека единственный, которому может быть присвоено звание универсального средства истолкования характера ит. д., - это только почерк.
Не требует дальнейшего обоснования принадлежность названных выше задач психогностики к области дифференциальной психологии.
Психотехника имеет своим предметом практическое влияние человека на человека. Она нуждается в дифференциальной науке о психике по двум причинам.
Сначала ей надо вообще определить возможность и примерные границы влияния. Лишь имея возможность заглянуть в причинность определенного психического свойства мы можем измерить резонанс приходящих извне влияний воспитания, наказания, социального просвещения и т. п. Так например, кримина-листская психотехника зависит от того, воспринимают ли преступность как врожденное предрасположение (диспозиция) или как результат воздействия окружающего. Исследование одаренности покажет, какие диспозиции (например, к музыке, математике, рисованию) должно учитывать преподавание, чтобы вообще быть успешным и т. д.
Тогда, однако, вид воздействия должен быть ориентирован на психическую дифференциацию. «Преподавание должно индивидуализировать!» — это требование хоть и старо, однако все еще не выполняется, особенно в условиях воздействия на коллектив. Лишь сейчас мы начинаем понимать те психологические точки зрения, которыми при этом следует руководствоваться.
Например, при массовом преподавании дифференцирующую психотехнику можно выполнять тремя способами: а) когда при изучении отдельного школьни
23
ка учитывается тип его обучения, записей, интереса и т. д., что принимается во внимание при оценке успеваемости; б) когда при коллективных формах преподавания отказываются от применения односторонних методов (например, изложения учебного материала только на слух), которые очень подходят для одной группы учащихся, но являются неестественными для других; в) когда грубейшие несоответствия в уровне и качественных характеристиках способностей школьников одного класса устраняются путем разделения учащихся на группы по степени и видам одаренности.
Но все эти меры немыслимы без предварительного или хотя бы протекающего одновременно с ними научного исследования психического дифференцирования.
Естественно, что необходимо дифференцировать воспитание, ведь робкие и отважные, небрежные и педантичные, сангвиники и флегматики требуют к себе различного подхода. Одновременно, так же как и при преподавании, здесь всегда надо ставить вопрос: не следует ли для формирования гармоничной личности дополнить односторонность врожденных склонностей заботой о развитии менее выраженных свойств и в какой мере возможно упражнение подобных психических образований.
При вынесении судебного решения теперь начинают иначе, чем раньше, рассматривать своеобразие человека; определяя меру и вид наказания, учитывать тип его внутренней мотивации, способности к перевоспитанию. К тому же с юными следует обходиться иначе, чем со взрослыми людьми, и поэтому трудно понять, почему в схеме уголовного права и уголовного судопроизводства почти полностью игнорировалось это важнейшее различие в душевной жизни человека. Все более усиливающаяся ориентация на учет своеобразия человека, его способности к воспоминаниям, суггестивности и т. д. при допросе свидетелей также объясняется в основном сотрудничеством с научной психологией.
Дифференциальную психотехнику в ряде случаев целесообразно проводить психиатрам. Ведь даже при лечении чисто соматических заболеваний каждый врач должен быть в большей или меньшей степени психиатром. Надо лечить не болезни, а больных людей. Если раньше при господстве, к сожалению, вымирающей сегодня системы домашних врачей близкое знакомство врача с личностью пациента и ее особенностями делало точные психологические обследования излишними, то нынешняя и особенно возможная в будущем ситуация предъявляют совершенно иные требования; следует учитывать, что психологическая оценка самого пациента и способов общения с ним с недавнего времени начала формироваться при использовании научных, отчасти экспериментальных, вспомогательных средств. При этом можно надеяться, что современные, и отчасти не вызывающие сомнения, психологические подходы (например, психоаналитический метод Фрейда) со временем могут быть заменены безупречными дифференциально-психологическими методами воздействия.
А. Анастази
ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ1
Дифференциальная психология изучает природу и источники индивидуальных различий. Такие различия присущи не только человеку, но и всему животному миру. Исследования поведения животных, начиная от одноклеточных и кончая человекоподобными обезьянами, показали существование индивидуальных различий в характере научения, эмоциональных реакциях, мотивации и других аспектах поведения. Эти внутривидовые различия настолько велики, что иногда превосходят межвидовые различия. Например, в одной и той же ситуации научения самая умная крыса может действовать эффективнее, чем глупая обезьяна.
Хотя в обыденной речи людей часто характеризуют, например, как глупых или умных, возбудимых или спокойных, измерение любой психологической черты показывает, что степень ее выраженности у разных индивидов представляет собой непрерывную шкалу. В большинстве случаев она может быть описана с помощью кривой нормального распределения, имеющей максимум в центре и постепенно снижающейся к краям.
Впервые выведенная математиками при исследовании вероятности кривая нормального распределения получается всякий раз, когда измеряемая переменная представляет собой результат действия очень большого числа независимых факторов с одинаковыми весами. Поскольку развитию большинства психологических черт способствует исключительно большое количество наследственных и внешних факторов, постольку будет разумно ожидать, что эти черты должны распределяться по нормальной кривой.
1.	Наследственность и среда
Понятия
Индивидуальные различия порождаются многочисленными и сложными взаимодействиями между наследственностью индивида и его средой. Наследственность содержится в генах, передаваемых родителями при оплодотворении. Если имеется химическая разбалансировка или неполнота генов, развивающийся организм может иметь как физические аномалии, так и серьезную умственную отсталость. Однако если исключить такие патологические крайности, то наследственность допускает очень широкие границы развития поведения. Внутри же этих границ результат процесса развития зависит от его внешней среды. Среда включает в себя сумму всех стимулов, на которые реагирует индивид с момента оплодотворения до смерти. Она включает в себя огромное разнообразие переменных, начиная от воздуха и пищи и кончая благоприятными условиями образования и отношениями товарищей.
Влияния среды начинают действовать еще до рождения. Недостаток питания, ядовитые вещества и другие физические и химические условия пренатальной среды могут иметь глубокие и необратимые последствия как для физического,
1 Differential Psychology by A. Anastasi from «Encyclopedia of psychology», vol. 1, Ed. H. J. Eysench and others, London, 1972.
25
так и для умственного развития. Поэтому особенности, имеющиеся при рождении, часто неправильно называемые врожденными, совсем необязательно должны быть наследственными. Подобным же образом и органические особенности необязательно должны быть наследственными. Например, умственная отсталость, возникшая в результате повреждения мозга в раннем детстве, имеет органическую, а не наследственную природу.
Связь между наследственностью и средой лучше всего может быть описана как взаимодействие. Это означает, что тот или иной фактор среды будет по-разному проявляться в зависимости от специфики наследственного материала, на который он действует. Например, количество и качество симфонических грампластинок, имеющихся в доме, будет оказывать сильное влияние на развитие музыкального слуха ребенка, но не окажет никакого влияния на глухого ребенка. И наоборот, тот или иной наследственный фактор будет по-разному проявляться в различных условиях внешней среды. Два близнеца одного пола будут заметно отличаться друг от друга в весе, если одного из них систематически в течение шести месяцев перекармливать, а другого содержать на полуголодной диете.
Методы
Можно выделить три основных метода исследования действия факторов наследственности и среды на развитие поведения: искусственная селекция по поведенческим признакам, варьирование условий воспитания и статистическое исследование сходств и различий психологических черт в семье.
Искусственная селекция поведенческих признаков была успешно осуществлена на нескольких видах животных. Например, из одной группы крыс, обучавшихся прохождению по лабиринту, оказалось возможным вырастить в течение многих поколений две разные породы: «умных» и «глупых» крыс.
Другое исследование с применением искусственной селекции служит хорошим примером взаимодействия наследственности и среды. Если обе породы крыс выращивались в условиях ограниченной среды, то они «решали» задачу почти так же плохо, как это делали генетически «глупые» крысы, выращенные в естественных условиях. С другой стороны, в среде, обогащенной разнообразной стимуляцией и дающей широкие возможности для моторной активности, происходило повышение обучаемости «глупой» породы; обе группы достигли приблизительного уровня «умных» крыс, выращенных в естественных условиях.
Второй тип исследований влияния факторов наследственности и среды состоит в анализе различных изменений поведения при систематической вариации жизненного опыта. Методика таких экспериментальных исследований предполагает либо организацию специальной тренировки, либо предотвращение естественного упражнения специфической функции. Так, эксперименты показали, что многие виды активности животных, считавшиеся ранее полностью инстинктивными, т. е. не зависящими от обучения (например, строительство гнезда и забота о потомстве), зависят на самом деле от предшествующего опыта. Целый ряд опытов на обезьянах продемонстрировал влияние тренировки на способность к научению. Улучшение этой способности выразилось в том, что благодаря сложившемуся опыту решения более простых задач одного типа животные смогли решать сложные задачи совсем другого типа. В некоторых исследованиях на детях младшего возраста использовался метод контрольного близ
26
неца, состоявший в том, что одному из близнецов организуют интенсивную тренировку (например, учат вскарабкиваться на стул), а другому (контрольному) предоставляется свободное развитие. В других исследованиях сравнивалось развитие детей, выращенных в культурно ограниченной среде, например в приюте для сирот, с детьми, воспитанными в нормальных условиях. У детей, воспитывавшихся в ограниченной среде, была обнаружена сильная умственная отсталость, причем более сильная у старших детей.
Третий метод исследования действия факторов наследственности и среды на развитие поведения использует статистический анализ различия и сходства определенных черт в семье. В целом оказалось, что чем теснее наследственная связь, тем более схожи тестовые показатели. Например, по результатам большинства интеллектуальных тестов близнецы одного пола дали корреляцию, близкую к 0,90, близнецы разного пола - приблизительно 0,70, просто братья и сестры - дети одних родителей — приблизительно 0,50; такой же показатель обычно бывает у детей и их родителей. Однако следует заметить, что семья представляет собой одновременно и культурную, и биологическую единицу. Чем ближе два человека одной семьи наследственно, тем больше должны быть сходство внешних условий их жизни и степень влияния друг на друга. Исследования приемышей-близнецов одного пола, воспитанных врозь, дают определенную возможность для разграничения факторов наследственности и среды, однако некоторые неконтролируемые условия в этих исследованиях мешают сделать строгие выводы.
2.	Природа интеллекта
Структура
Интеллект может быть идентифицирован с коэффициентом интеллекта (IQ), получаемым с помощью интеллектуальных тестов. Такие тесты, по меньшей мере частично, отражают понятие интеллекта, преобладающее в той культуре, в которой они разрабатывались. Большинство современных интеллектуальных тестов измеряют главным Образом формальные способности или такие комбинации способностей, которые требуются для успешного получения знаний. Современное тестирование интеллекта началось с создания Альфредом Бине теста для определения интеллектуальной отсталости школьников. Интеллектуальным тестам часто придавали законодательную силу наряду с такими академическими критериями, как школьные отметки, оценка интеллекта учителем, решение о переводе ученика в следующий класс, получение необходимых баллов для завершения образования. Большинство интеллектуальных тестов преимущественно вербальны, с некоторым включением определенных арифметических операций, памяти, с умением рассуждать.
С приходом психологов в практику, с расширением их участия в решении профессиональных проблем и отборе кадров стала повсеместно осознаваться необходимость создания дополнительных тестов для измерения профессиональных способностей.
В результате были созданы специальные тесты для проверки развития технических, административных и других способностей. В то же время основной метод исследования природы интеллекта был сведен к технике факторного анализа. Суть этой техники состоит в статистическом анализе взаимных корреляций
27
оценок по отдельным тестам с целью обнаружения минимального числа независимых факторов.
Примерами таких факторов, или способностей, могут служить: понимание и беглость речи, схватывание количественных отношений и арифметические навыки, скорость восприятия, пространственные представления и понимание механических отношений. Эти выявленные с привлечением факторного анализа функции были определены как относительно независимые вербальные и математические способности. Последние в комбинации с некоторыми специальными способностями, обнаруживаемыми с помощью особых тестов, в настоящее время образуют более расчлененную картину человеческих способностей.
Отклонения от среднего
Нижний и верхний крайние диапазоны распределения IQ составляют умственно отсталые и талантливые индивиды. Поскольку это распределение непрерывно, постольку нет резкой границы между данными группами и нормальными индивидами. Результаты тестирования интеллекта показывают, что умственная отсталость обычно сопровождается IQ ниже 70, что составляет от 2 до 3% всего населения.
Определение нормы и умственной отсталости, а также анализ индивидуальных случаев должны основываться не только на измерении IQ, но и на обстоятельном исследовании интеллектуального развития индивида, его образования, социальной компетенции, физических условий и семейной ситуации. Хотя некоторые, довольно редкие формы умственной отсталости и являются следствием дефективной генетической основы, можно отметить существование многочисленных внешних пре- и постнатальных факторов физической и психологической природы.
Группу интеллектуально одаренных составляют дети, у которых IQ выше 140 (1% всего населения). Было показано, что такие дети здоровы, имеют хороший эмоциональный тонус, успевают в школе, имеют широкий круг интересов. По достижении зрелости эти дети часто обнаруживают превосходство также и в специальных видах деятельности.
Другой способ исследования интеллектуально талантливых индивидов состоит в прослеживании жизни и анализе достижений ученых и знаменитых людей прошлого.
Начиная с 1950 г. резко увеличилось число исследований природы и источников креативности. Таким образом, понятие интеллекта расширилось и стало включать в себя целый ряд творческих способностей, которые также пытаются выявлять с помощью факторного анализа.
Рост и снижение
Лонгитюдные исследования возрастных изменений интеллекта, проведенные с использованием традиционных тестов, показали, что в детстве наблюдается медленный рост его показателей, а при достижении взрослого состояния наступает его некоторое снижение. Однако следует заметить, что интеллектуальные тесты измеряют комбинацию определенных черт и что природа этих черт с возрастом меняется. Так, IQ младенца представляет преимущественно сенсомоторное развитие, в то время как в более позднем возрасте он начинает зависеть от вербальных и других абстрактных функций.
28
Выполнение интеллектуальных тестов продолжает улучшаться по меньшей мере до 20-летнего возраста. У высокоинтеллектуальных людей, в особенности имеющих университетское образование, а также у тех, кто занят умственным трудом, такие улучшения могут продолжаться в течение всей жизни. В более простых случаях тестируемые способности имеют тенденцию снижаться после 30 лет; в наибольшей степени ухудшается решение задач на скорость реакции, зрительное восприятие, на выявление абстрактных пространственных отношений. Пожилые люди тоже могут обучаться, однако с большим трудом, в особенности когда задача конфликтует с устоявшимися навыками.
Исследования с помощью метода поперечных срезов, использующие разных представителей разного возраста, могут дать обманчивые результаты ввиду невозможности сравнения групп по уровню образования, культуры и другим условиям.
3.	Групповые различия
Половые различия
Данные показывают, что мужчины превосходят женщин по скорости и координации движений, ориентации в пространстве, пониманию механических отношений, математическим рассуждениям, а женщины превосходят мужчин по ловкости рук, скорости восприятия, счету, памяти, беглости речи и другим задачам, включающим речевые навыки. Среди основных личностных черт у мужчин в большей степени выражены агрессивность, мотив достижения, эмоциональная стабильность, а у женщин — социальная ориентация. Половые различия способностей и черт личности зависят как от биологических, так и от культурных факторов. Влияние биологических условий может быть совсем прямым, например роль мужских половых гормонов в агрессивном поведении, или косвенным, например влияние социальных условий и образования на более быстрое развитие девочек по сравнению с мальчиками. Вклад культуры иллюстрируется широким различием половых ролей в современной культуре и в разные исторические периоды.
Расовые и культурные различия
Если классифицировать индивидов по социальной принадлежности, профессиональному уровню, местожительству (сельскому или городскому), национальности, то часто обнаруживаются значимые групповые различия как в способах воспитания детей, сексуальном поведении, эмоциональных реакциях, интересах, отношениях, так и в выполнении множества тестов на оценку способностей. При всех таких сравнениях характер и степень различия групп зависят от исследуемой черты. Так как каждая культура или субкультура создает условия для развития специфической для нее совокупности способностей и личностных черт, сравнение индивидов по такому глобальному показателю, как 1Q, или общий эмоциональный настрой, может не иметь большого смысла.
Расы представляют собой популяции, которые отличаются по относительной частоте определенных генов. Они формируются всякий раз, когда группа по географическим или социальным причинам становится относительно изолированной, вследствие чего оказываются частыми браки между членами данной группы. Поскольку изоляция является основной причиной как культурных, так
29
и расовых различий, вклады биологических и культурных факторов в происхождение последних трудно отделить. Хотя имеющиеся в наличии данные неполны, исследования с использованием специальных экспериментальных ситуаций позволяют считать более сильными культурные, а не биологические причины расовых психологических различий. При сравнениях рас, как и во всех групповых сравнениях, средние различия между группами намного меньше диапазона индивидуальных различий внутри каждой группы. Следовательно, распределения групп значительно перекрываются. Даже когда средние величины двух групп сильно различаются, в группе с низким средним найдутся индивиды, показатели которых будут выше показателей индивидов с более высоким средним. Следовательно, принадлежность индивида к какой-либо группе служит плохим основанием для ожидания у него сильного развития какой-либо психологической черты.
С.Л. Рубинштейн
СПОСОБНОСТИ1
Встречаясь в жизни с различными людьми, наблюдая за ними в работе, сопоставляя их достижения, сравнивая темпы их духовного роста, мы постоянно убеждаемся в том, что люди более или менее значительно отличаются друг от друга по своим способностям.
Термин «способность» употребляют в житейском обиходе очень широко; в психологической литературе им немало злоупотребляли. Так называемая «психология способностей» сильно дискредитировала это понятие. Наподобие мольеровского ученого врача, который «объяснял» усыпляющее действие опиума тем, что опиум имеет «способность» усыплять, эта психология объясняла любое психическое явление тем, что приписывала человеку соответствующую «способность». Способности, таким образом, в ученом арсенале этой психологии служили нередко для того, чтобы избавиться от необходимости вскрыть закономерности протекания психических процессов. Поэтому современная научная психология выросла в значительной мере в борьбе против психологии способностей. «Функции» тоже нередко трактовались как такие способности; это в свою очередь означало, что способности трактовались как органические функции и в связи с этим рассматривались как некие первичные, природные, преимущественно врожденные особенности. Ввиду этого, прежде чем вводить понятие «способности» в систему психологической науки, необходимо точнее очертить его истинное содержание.
Всякая способность является способностью к чему-нибудь, к какой-то деятельности. Наличие у человека определенной способности означает пригодность его к определенной деятельности. Всякая более или менее специфическая деятельность требует от личности более или менее специфических данных. Мы говорим об этих данных как о способности человека. Способность должна включать в себя различные психические свойства и данные, необходимые в силу характера этой деятельности и требований, которые от нее исходят.
Способности имеют органические, наследственно закрепленные предпосылки для их развития в виде задатков. Люди от рождения бывают наделены различными задатками, хотя различия эти не так велики, как это утверждают те, которые различия в способностях ошибочно целиком сводят к различию врожденных задатков. Различия между людьми в задатках заключаются прежде всего в прирожденных особенностях их нервно-мозгового аппарата — в анатомо-физиологических, функциональных его особенностях. Исходные природные различия между людьми являются различиями не в готовых способностях, а именно в задатках. Между задатками и способностями еще очень большая дистанция; между одними и другими — весь путь развития личности. Задатки очень многозначны; они могут развиваться в различных направлениях. Задатки - лишь предпосылки развития способностей. Развиваясь на, основе задатков, способности являются все же функцией не задатков самих по себе, а развития, в которое задатки входят как исходный момент, как предпосылка. Включаясь в развитие индивида, они сами развиваются, т. е. преобразуются и изменяются.
1 Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., 1946, с. 640—654.
31
Для доказательства наследования способностей обычно указывают на существование семейств, в которых несколько поколений проявляли однородную по своей направленности одаренность. Так, в семье Иоганна Себастьяна Баха в пяти поколениях его предков, братьев и потомков насчитывается не менее 18 значительных музыкальных дарований, из них 11 приходится на его родственников по нисходящей линии, причем в семье было всего 10 мужчин, не обнаруживших музыкальных дарований. Можно также указать на семью Дарвина, исключительно богатую целым рядом даровитых людей, на Миллей и др. Однако когда из подобных данных непосредственно заключают о наследственности способностей, относя их исключительно за счет наследственных особенностей организма, то допускают явную ошибку, не учитывая одного обстоятельства: в семье с большим количеством музыкальных дарований музыкальный отец не только передает своим детям определенные гены, но и оказывает влияние на развитие детей.
Наследственность включается, конечно, в качестве одного из условий в развитие человека, но его способности являются не прямой, непосредственной функцией его наследственности. Во-первых, наследственное и приобретенное в конкретных особенностях личности образуют неразложимое единство; уже в силу этого нельзя относить какие-либо конкретные психические свойства личности за счет одной лишь наследственности, взятой самой по себе. Во-вторых, наследственны могут быть не сами психические способности в их конкретном психологическом содержании, а лишь органические предпосылки их развития. Органические предпосылки развития способностей человека обусловливают, но не предопределяют одаренности человека и возможностей его развития.
Мы говорим о врожденности задатков, наряду с этим говорят о наследственности способностей. Необходимо уточнить и разграничить эти понятия. Под врожденным естественно понимать то, что уже имеется к моменту рождения; под наследственным то, что посредством определенных органических механизмов передается индивиду от его предков. Эти понятия не тождественные ни по форме, ни по существу. Первое понятие описательное: оно констатирует факт; второе — объяснительное: оно вскрывает его источник. Они не совпадают и по содержанию: то, что оказывается врожденным, т. е. наличным к моменту рождения, вовсе не должно быть продуктом одной лишь изолированно взятой наследственности; оно обусловлено и предшествующим ходом эмбрионального развития. С другой стороны, наследственно обусловленное вовсе не должно выступать уже оформившимся к моменту рождения; так, например, несомненно наследственно обусловленные изменения, связанные с половым созреванием, выступают, однако, лишь в более или менее отдаленный от рождения период.
Таким образом, врожденное не сводится к наследственному и наследственное не сводится к врожденному.
Значение врожденных задатков для разных способностей различно. Значение их относительно рельефно выступает в таких способностях, как, например, музыкальные, существенной предпосылкой которых является достаточно тонкий слух, т. е. качество, зависящее от свойств периферического (слухового) и центрального нервного аппарата. Особенности строения нервно-мозгового аппарата — это прирожденные задатки. Но это именно задатки для развития музыкальных способностей, предпосылки их развития, а не сами эти музыкальные способности. Музы-
32
кальные способности в подлинном смысле слова — это свойства и данные, необходимые для занятия музыкальной деятельностью, т. е. исполнения музыки, сочинения музыки (композиции) или полноценного художественного восприятия ее. Музыкальные способности в этом единственно правомерном смысле слова являются не врожденными свойствами организма, а лишь результатом развития личности; врожденные задатки и являются лишь необходимыми предпосылками; они зависят от всего пути развития личности. Конкретно (если продолжать развитие мысли на примере музыкальных способностей) развитие музыкальных способностей композитора может зависеть от того, найдет ли он творческие замыслы, сюжеты, адекватные его техническим средствам, и технические средства, адекватные его замыслам, и т. п.
Не подлежит сомнению, что люди очень значительно разнятся не только по своим врожденным задаткам, но и по своим способностям — как по их степени, так и по их характеру. Эти различия в способностях — продукт не врожденных задатков самих по себе, а всего хода развития личности, в который врожденные задатки включаются как исходная предпосылка.
Способность развивается на основе различных психофизических функций и психических процессов. Она - сложное синтетическое образование, которое включает в себя целый ряд данных, без которых человек не был бы способен к какой-либо конкретной деятельности, и свойств, которые лишь в процессе определенным образом организованной деятельности вырабатываются.
При развитии способностей в процессе деятельности существенную роль играет своеобразная диалектика между способностями и умениями. Способности и умения, совершенно очевидно, не тождественны, но они все же теснейшим образом друг с другом связаны; притом связь эта взаимная. С одной стороны, освоение умений, знаний и т. д. предполагает наличие известных способностей,.а с другой — само формирование способности к определенной деятельности предполагает освоение связанных с ней умений, знаний и т. д. Эти умения, знания и т. д. остаются чем-то совершенно внешним для способностей человека, лишь пока они не освоены. По мере того как они осваиваются, т. е. превращаются в личное достояние, они перестают быть только знаниями, умениями, полученными извне, а способствуют развитию способностей. Так, по мере того как человек на материале определенной системы знания по-настоящему осваивает приемы обобщения, умозаключения и т. д., у него не только накопляются определенные умения, но и формируются определенные способности. Обучение, как подлинно образовательный процесс, тем именно и отличается от простой тренировки, что в нем через умения и знания формируются способности.
Способность закрепляется в личности как более или менее прочное ее достояние, но она исходит из требований деятельности, и, будучи способностью к деятельности, она в деятельности и формируется. Когда мы изучали, например, воображение, то вскрыли, как направленность личности, сознание которой отображает действительность, порождает характерную для воображения тенденцию к преобразованию отображаемого. Это была не органическая функция, как, например, чувствительность, и не способность, а определенная закономерность протекания психических процессов. Но в условиях определенной творческой деятельности — писателя, художника, музыканта — осуществление этих процессов
Психология индивидуальных различий
33
преобразования включает целый ряд дополнительных предпосылок и данных; вбирая их в себя, человек в процессе деятельности формирует в себе специфические способности.
Если речь идет, например, о музыкальном творчестве, то деятельность воображения предполагает, с одной стороны, наличие достаточно ярких, богатых, тонко нюансированных ощущений и представлений; с другой — эта деятельность требует для своего осуществления специальной техники, которая формируется и развивается на основе исторического развития музыки. Развитие творческого воображения музыканта как конкретной способности может (как мы видели на примере Римского-Корсакова) оказаться скованным недостаточной или неадекватной ему техникой, и лишь овладение художником новыми техническими средствами создает возможность дальнейшего развития творческих музыкальных способностей. Таким образом, никак не совпадая, конечно, со способностями, умения, техника данной деятельности, навыки, знания, с ней связанные, являются, однако, существенным условием развития соответствующих способностей — так же как наличие соответствующих способностей является условием для овладения этими умениями и пр. Способности формируются по мере того, как человек, осваивая их, овладевает необходимыми для деятельности умениями.
Конкретная музыкальная способность к композиции — это целый комплекс различных данных, которые в самом процессе деятельности, взаимодействуя друг с другом, образуют единое специфическое целое. Так же по существу обстоит дело с каждой способностью.
Способности квалифицируют личность как субъекта деятельности: будучи принадлежностью личности, способность, конечно, сохраняется за личностью как потенция и в тот момент, когда она не действует. В итоге способность — это сложная синтетическая особенность личности, которая определяет ее пригодность к деятельности. Будучи пригодной для деятельности, способность в деятельности и формируется. Более или менее специфические данные, которые требуются для определенной деятельности, лишь в деятельности и через посредство ее могут сформироваться на базе тех или иных задатков.
Деятельность человека — это, говоря конкретно, трудовая деятельность, посредством которой человек в процессе исторического развития, изменяя природу, создает материальную и духовную культуру. Все специальные способности человека — это, в конце концов, различные проявления, стороны общей его способности к освоению достижений человеческой культуры и ее дальнейшему продвижению. Способности человека — это проявления, стороны его способности к обучению и к труду.
Означая способность к труду и обучению, способности человека в обучении и труде формируются. Совершенно ошибочной является та общераспространенная точка зрения, будто способности человека, как нечто готовое и законченное до своего выявления, в деятельности человека и ее продуктах лишь выявляются вовне, оставаясь и после своего выявления и независимо от него тем же, чем они были до того. В действительности между способностями человека и продуктами его деятельности, его труда, этими материализованными сгустками человеческих способностей, существуют глубочайшая взаимосвязь и теснейшее взаимодействие. Реализуясь в тех или иных достижениях, способности человека не только проявляются, но и формируются и развиваются. Способности человека
34
развиваются и отрабатываются на том, что он делает. То, что человек сделал, не является только проявлением его будто бы заранее фиксированных способностей, а их реализацией и развитием.
Человеческие способности, характеризующие человека в отличие от всех других живых существ, составляют природу человека, но самая природа человека — продукт истории. Природа человека формируется и изменяется в процессе исторического развития в результате трудовой деятельности человека. Способности человека — продукт истории; они формировались в процессе исторического развития: интеллектуальные способности человека формировались по мере того, как, изменяя природу, человек познавал ее; художественные — изобразительные, музыкальные и т. п. — способности к искусству формировались и развивались у человека, по мере того как в ходе исторического развития создавались и развивались различные виды искусства.
На различных этапах исторического развития способности приобретают конкретно иное содержание. По мере того как человечество создавало новые области и достижения культуры, материализованные в продуктах общественной практики, порождались или развивались новые способности и прежние способности получали новое конкретное содержание. Развитие музыки, возникновение нового музыкального строя или перспективного изображения были развитием нового художественного восприятия, новых — музыкальных или изобразительных — способностей.
С расширением человеческой трудовой деятельности и появлением все новых видов ее у человека формировались и новые способности. Человеческие способности и их структура зависят от исторически развивающихся форм разделения труда. Возрастающие разделение и специализация труда привели к специализации человеческих способностей.
Общая одаренность и специальные способности
В ходе исторического развития у человечества вырабатываются различные специализированные способности. Все они являются разнообразными проявлениями способности человека к самостоятельной трудовой деятельности и к освоению в процессе обучения того, что было создано человечеством в его историческом развитии. В результате дифференцируются специальные способности к различным видам деятельности и общая способность, которая по существу является вообще способностью к обучению и труду.
Общую способность часто обозначают термином «одаренность». Под одаренностью в таком случае, в отличие от специальных способностей или дарований, разумеют общую даровитость; в зарубежной литературе ее обычно отождествляют с интеллектом.
Нужно, однако, сказать, что если под общей одаренностью разуметь взятую в ее единстве совокупность всех данных человека, от которых зависит продуктивность его деятельности, то в нее включается не только его интеллект, но в единстве и взаимопроникновении с интеллектом и все другие свойства и особенности личности, в частности эмоциональной сферы, темперамента — эмоциональная впечатлительность, тонус, темпы деятельности и т. д.
Вопрос об общей и специальной одаренности оказался очень дискуссионным. Одни, как Трондайк, склонны свести одаренность к сумме специальных
35
способностей, вовсе отрицая общую одаренность, другие, как Спирмен, Штерн и Пьерон, признают общую одаренность, но сплошь и рядом противопоставляют ее специальным способностям. Некоторые из числа этих последних, как Спирмен (Spearman), трактуют ее как специальную функцию центральной нервной системы, превращая таким образом одаренность в биологически закрепленное константное свойство.
Дифференциация и специализация способностей в действительности зашла так далеко, что для ряда ученых утраченными оказались их общая основа и внутреннее единство. При этом в процессе этой всеобщей специализации способности к различным специальным видам деятельности - технической, изобразительной, музыкальной и т. д. — стали представляться совершенно не связанными друг с другом. Далее, господство аналитических функциональных тенденций привело к тому, что ряд ученых пришел к отрицанию единства познавательных способностей и стал сводить интеллект к совокупности отдельных механизмов и функций. Понятия такого порядка, как интеллект, раскрываются лишь в плане конкретных действенных взаимоотношений индивида с окружающей действительностью. Психология, которая знает только точку зрения механизмов и органических функций, неизбежно должна прийти к расщеплению таких понятий и в них выражающейся более конкретной и синтетической психологической характеристики личности. Эти «аналитические» теории одаренности в силу свойственных им механистических тенденций грешат тем, что для них при решении вопроса об одаренности утрачивается реальное единство человеческой личности, в частности ее интеллектуального облика.
С другой стороны, в тех теориях общей одаренности, в которых последняя берется вне отношения к конкретным видам деятельности и конкретным способностям, утрачиваются конкретные черты интеллектуального облика реального живого человека. Каждый человек, о котором вообще можно с полным правом сказать, что он умен, умен по-своему; ум его по-разному проявляется в различных сферах деятельности или областях применения. Специальные способности определяются в отношении к отдельным специальным областям деятельности. Внутри тех или иных специальных способностей проявляется общая одаренность индивида, соотнесенная с более общими условиями ведущих форм человеческой деятельности.
В конечном счете равно несостоятельны как попытка свести одаренность к простой механической сумме специальных способностей, так и попытка свести общую одаренность к внешнему противопоставлению специальным способностям.
Лишь единство общих и специальных свойств, взятых в их взаимопроникновении, очерчивает истинный облик одаренности человека. Несмотря на многообразие своих проявлений, она сохраняет внутреннее единство. Доказательством этому служат многочисленные случаи, которыми особенно богата наша действительность, когда человек, выявивший себя в одной области, при переходе на другую работу и на ней проявляет не меньшие способности. При этом общая одаренность является не только предпосылкой, но и результатом всестороннего развития личности. Так же как образование специальных способностей является не только предпосылкой, но и следствием разделения труда в историческом плане и специализированного образования в плане индивидуального развития, так и развитие общей одаренности существенно определяется всесторонним в
36
подлинном смысле слова политехническим обучением и всесторонним развитием личности.
Способности человека реально даны всегда в некотором единстве общих и специальных (особенных и единичных) свойств. Нельзя внешне противопоставлять их друг другу. Между ними имеется и различие, и единство. Это положение относится как к взаимоотношению общих и специальных умственных способностей, так и к взаимоотношению общей одаренности и специальных способностей. Наличие определенной специальной способности, особого, достаточно ярко выявившегося таланта накладывает определенный отпечаток на общую одаренность человека, а наличие общей одаренности в еще большей мере сказывается на характере каждой специальной способности. Общая одаренность и специальные способности в этом смысле как бы взаимопроникают друг в друга; они два компонента единого целого. Но общая одаренность и специальные способности, т. е. общие и специальные компоненты одаренности, однако, далеко не всегда совпадают. Факты свидетельствуют о том, что бывает общая одаренность без ярко выраженных, оформившихся специальных способностей и бывают также специальные способности, которым не отвечает соответственная общая одаренность.
Взаимоотношение общей одаренности и специальных способностей для разных способностей различно. Чем большую роль в той или иной специальной способности играют специальные задатки (например, связанные с врожденными свойствами соответствующего нервного аппарата) и специальная техника, тем меньшим может оказаться соответствие или даже тем больше диспропорция между специальными способностями и общей одаренностью. Чем менее специфически «технический» характер носит та или иная специальная способность, тем больше ее соответствие, связь и взаимопроникновение с общей одаренностью. Нередко приходится встречать музыкантов со значительными способностями виртуозов-исполнителей и очень невысоким умственным уровнем. Но нельзя быть большим музыкантом, художником, не обладая общей даровитостью. Чем более высокого порядка та или иная специальная способность, тем теснее ее взаимосвязь с общей одаренностью.
Развитие реальной конкретной личности совершается в конкретных условиях; в соответствии с конкретным ходом развития личности совершенно специфично и индивидуализированно, в каждом конкретном случае по-иному, развивается и ее одаренность. Одаренность одного человека так же отлична от одаренности другого, как различна и их жизнь. Способности складываются в процессе развития; в процессе развития происходит специализация одаренности, в одном случае меньшая, в другом большая; у одних - более, у других — менее равномерная в зависимости от хода развития личности, в частности от направления и характера обучения — более односторонне специализированного или более всестороннего, политехнического, более или менее совершенного. В результате у одного человека можно констатировать общую даровитость, которая проявляется по разным направлениям, при отсутствии специализированного в одном направлении таланта; у другого развитие благодаря условиям, в которых оно происходило, направлению и характеру обучения и т. д. пошло по определенному, специализированному руслу и привело к тому, что его способности в одном каком-нибудь направлении оформились как уже определившийся специальный талант. Более
37
раннее и успешное развитие одной способности, опередившее развитие остальных, создает все новые дополнительные предпосылки — путем привлечения интереса к данной области, особенно успешного продвижения и т. п. — для дальнейшего развития данной способности, которая более или менее значительно и ярко выступает у данного человека. У третьего наряду с одним особенно ярко выявившимся и уже оформившимся талантом отчетливо наметился второй; развитие идет преимущественно по двум основным руслам.
Отношение между общей одаренностью и специальными способностями не является, таким образом, каким-то статическим отношением двух внешних сущностей, а изменяющимся результатом развития. В процессе развития возникает не только тот или и иной уровень, но и та или иная — более или менее значительная, более или менее равномерная — дифференциация или специализация способностей. Конкретное отношение между общей и специальной одаренностью или общими и специальными компонентами одаренности человека, их различие и единство складываются в процессе развития и в процессе развития изменяются. Развитие специальных способностей, специфический профиль одаренности каждого человека является не чем иным, как выражением индивидуального пути его развития.
Само развитие специальных способностей является сложным процессом. Каждая специальная способность имеет свой специфический путь развития, в ходе которого она дифференцируется, формируется и отрабатывается. Для каждой из них конкретно, по-иному, специфично ставится вопрос о роли природных предпосылок; для музыкального дарования, например, в котором существенную роль играют качества слуха, природные предпосылки имеют иное значение, чем для теоретических способностей в области науки.
Специфичность пути развития специальных способностей сказывается и на времени их выявления. Можно эмпирически установить определенную хронологическую последовательность выявления творческих способностей. Рано проявляются дарования в искусстве, прежде всего в музыке. Поэтому очень существенное значение имеет та большая забота, которая у нас сейчас уделяется выявлению и развитию юных художественных дарований, в частности дарований музыкальных. Примерами очень раннего выявления музыкального творчества могут служить трехлетний Моцарт, четырехлетний Гайдн, пятилетний Мендельсон, Прокофьев, выступивший композитором в 8 лет, Шуберт - в 11 лет, Вебер -в 12, Керубини - в 13 лет. Но, за совсем редкими исключениями, самостоятельное творчество, имеющее объективное значение, проявляется лишь к 12 —13 годам. В пластических искусствах призвание и способность к творчеству проявляются несколько позже - в среднем около 14 лет. У Рафаэля и Грёза они проявились в 8 лет, у Ван Дейка и Джотто - в 10 лет, у Микеланджело - в 13 лет, у Дюрера - в 15 лет. В области поэзии склонность к стихосложению проявляется очень рано, но поэтическое творчество, имеющее художественную ценность, обнаруживается несколько позже.
Вне области искусства, где личное творчество выступает раньше, чем в науке, наиболее ранним является техническое изобретательство. Поэтому вполне обоснованным и очень важным является то внимание, которое у нас уделяется юным изобретателям. Понселе, будучи 9 лет, разобрал часы, которые он купил, чтобы изучить их устройство, и потом собрал их как следует. Френель в том же возрас
38
те посредством настоящих опытов нашел, при какой длине и каком калибре снаряд из игрушечных пушек летит всегда дальше. В научной области творчество вообще проявляется значительно позже, обычно лишь после 20 лет. Раньше всех других дарований выявляются математические. Почти все ученые, проявившие себя до 20 лет, были математиками. Примерами раннего проявления математических дарований могут служить Паскаль, Лейбниц, Ньютон, Лагранж, Гаусс, Галуа и др.
Одаренность и уровень способностей
Проблема одаренности — это прежде всего качественная проблема. Первый, основной вопрос - это вопрос о том, каковы способности человека, к чему у него способности и в чем их качественное своеобразие. Но эта качественная проблема имеет и свой количественный аспект.
Исследования различных видов специальной одаренности проводились по большей части в связи с практикой профессиональной ориентации и профессиональной одаренности. Таковы, например, работы по одаренности технической (Кокса и др.), художественной, изобразительной (Эйлера), музыкальной (Ревеша, Си-шора). В советской психологии вопросу о музыкальных способностях посвящено большое исследование Б.М. Теплова2.
Способности могут различаться не только по своему качеству или направленности, но и по своему уровню или масштабу. У одного и того же человека могут быть разные способности, но одна из них может быть более значительной, чем другие. С другой стороны, у различных людей наблюдаются одни и те же способности, т. е. способности к одной и той же деятельности, но способности этих людей могут быть различны — у одних больше, у других меньше.
В житейском обиходе, когда говорят, например, об одаренных детях, под одаренностью и дарованием разумеют по большей части высокий уровень способностей; в психологической литературе одаренность обозначает вообще любой уровень способностей. Под обшей одаренностью при этом разумеют уровень общих способностей, проявляющихся как способность к общему (общеобразовательному) обучению, а под специальной одаренностью или дарованием — уровень специальных способностей: технических, музыкальных и т. п.
Особенно высокий уровень одаренности обозначают понятиями талант и гений.
Талант и гений различаются прежде всего по объективной значимости и вместе с тем оригинальности того, что они способны произвести. Талант характеризуется способностью к достижениям высокого порядка, но остающимся в принципе в рамках того, что уже было достигнуто; гениальность предполагает способность создавать что-то принципиально новое, прокладывать действительно новые пути, а не только достигать высоких точек на уже проторенных дорогах. Для талантливости человека показательным может быть и то, как он осваивает
2Теплов Б.М. Способности и одаренность. — «Ученые записки Государственного научно-исслед. института психологии», т. II. М., 1941, с. 3—56.
39
созданное человечеством; гениальность предполагает способность к подлинному творчеству. Такой высокий уровень одаренности, который характеризует гения, неизбежно связан с незаурядностью в разных или даже во всех областях. Для характеристики универсализма, часто свойственного гениям, достаточно назвать Аристотеля, Леонардо да Винчи, Декарта, Лейбница, Ломоносова, Маркса и др. И одаренность гения всегда имеет, однако, определенный профиль, и в нем какая-то сторона доминирует, какие-то способности особенно выявлены и оформлены в основном направлении его творчества.
Означая уровень способностей личности к обучению и производительному труду, которые формируются в ходе обучения и трудовой деятельности, одаренность лишь по ходу учебной и трудовой деятельности и может быть определена. Всякие попытки ее определения вне этой деятельности, в отрыве от обучения и развития (например, посредством тестов), заранее обречены на неудачу.
Наиболее убедительным доказательством значительности способностей человека является значительность его достижений в смысле их уровня и качества. Но этот показатель при всей его очевидности не дает возможности распознать и должным образом оценить способности человека в процессе их становления.
Существенным показателем значительности способностей в процессе их развития могут служить темпы, легкость усвоения и быстрота продвижения. Еще более непосредственным выражением и доказательством способностей, чем быстрота и успешность овладения знаниями, мы бы считали то, какой сдвиг в умении мыслить и т. п. дает овладение определенным кругом знаний. У разных детей и разных людей освоение одного и того же круга знаний дает различное продвижение в мышлении, в умственном развитии. Говоря языком американской педагогической психологии, можно сказать, что показателем одаренности может служить широта переноса, которая достигается различными индивидами в процессе обучения.
Показателями одаренности могут служить и время проявления способностей: раннее их проявление — при прочих равных условиях — служит одним из симптомов значительности дарований. Однако обратное заключение не обосновано: из того, что в раннем возрасте способности не выявились сколько-нибудь ярко, никак нельзя делать отрицательного вывода относительно перспектив дальнейшего их развития. История науки и искусства знает немало случаев, когда люди, ставшие в будущем крупнейшими учеными, писателями, художниками, в раннем возрасте особенно не проявляли исключительных способностей. Бывает также, что, рано проявившись, дарование затем не развивается так, как этого можно было бы ожидать: есть люди, которые обещают в молодости больше, чем они дают в зрелости. Это нередко случается с вундеркиндами. Таким образом, раннее проявление способностей не является универсальным критерием одаренности. Оно может быть учтено лишь как один более или менее существенный момент в общей совокупности конкретных условий развития человека. Вообще, когда пользуются любым из вышеперечисленных показателей для суждения об одаренности, будь то значительность достижений или темпы продвижения, необходимо брать не голый результат развития сам по себе; для того чтобы судить об одаренности, необходимо оценивать результаты или быстроту развития в соотношении с его условиями, потому что одинаковые достижения в учении или работе при различных условиях могут свидетельствовать о неодинаковых способностях и разные дости
40
жения при разных условиях могут свидетельствовать об одинаковых способностях. Умение добиться больших достижений при внешне трудных условиях свидетельствует об особенно больших способностях. Так, нужно, конечно, иметь совершенно исключительное дарование, чтобы, начав жить в тех условиях, в каких ее начинали, например, Ломоносов или Горький, дойти, как они, до вершин культуры и творчества. Нужно, однако, учесть, что сила сопротивляемости неблагоприятным условиям и способность пробиться сквозь них зависят от очень многих данных, не только непосредственно от способностей, но и от волевых качеств личности. Не подлежит сомнению, что некоторые люди, которые при благоприятных условиях могли бы широко развернуть свои способности и очень многое создать, оказываются не в силах преодолеть те внешние препятствия, которые создают неблагоприятные условия для их развития. Поэтому развитие способностей очень существенно зависит от общественных условий.
Теории одаренности
Изучению одаренности посвящено очень много работ. Однако полученные результаты никак не адекватны количеству затраченного на эти работы труда. Это объясняется ошибочностью исходных установок очень многих из этих исследований и неудовлетворительностью тех методик, которыми они по большей части пользовались. Ненадежность и неоднозначность результатов этих исследований очень наглядно выступают в исследованиях влияния наследственности и среды, проведенных по согласованной программе целым рядом психологов Стэнфордского и Чикагского университетов во главе с Терменом и Фрименом. Предметом изучения было влияние на одаренность целого ряда факторов, к которым в первую очередь относятся: роль наследственности (сравнение братьев и сестер, близнецов), расовые особенности, влияние социальной среды (влияние воспитания в домах для приемышей, школьное обучение, специальная тренировка). Материал был собран большой, но результаты оказались противоречивыми. Они не смягчили дискуссию между стэнфордцами, защитниками наследственности, и чикагскими психологами, главную роль в генезисе одаренности отводившими среде. Собственно не только «чикагское» исследование Фримена, но и «стэнфордская» работа Брукса обнаружили изменчивость коэффициента одаренности: эта изменчивость оказалась лишь меньшей в первом и большей во втором исследовании. Интерпретируя результаты работы, Термен и Уиппл признали их подтверждающими гипотезу об основном значении для развития одаренности наследственности и об устойчивости показателей одаренности. Наоборот, Фримен пришел к утверждению, что исследование доказало преобладающее значение условий — воспитания в семье и школе. К этому выводу в значительной мере присоединился Джедд. Геетс и Болдуин, не отрицая ценности работы, критиковали ее методику. Еще следует доказать, насколько в этих испытаниях действительно устанавливаются различия в одаренности.
Ненадежность выводов по изучению одаренности в большой мере объясняется узостью и механистичностью применяемых методов. Чаще всего употребляются тесты с количественными, а не качественными показателями. Совершенно недостаточно использованы методы биографический, анализа продуктов деятельности, школьных наблюдений и естественного эксперимента.
41
В пересмотре нуждается и господствующая устремленность большинства исследований. В большинстве этих работ умственные способности понимаются как чисто природные наследственные свойства: способности по существу отождествляются с врожденными задатками. Неадекватность количества работ по проблеме одаренности их результативности свидетельствует о том, что как установки этих работ, так и их методика требуют пересмотра.
Наряду с авторами, которые подчеркивают роль наследственности в одаренности и специальных способностях, имеются другие, которые отмечают влияние социальной среды. И именно эти теории, выдвигающие значение социальной среды для одаренности, носят часто особенно реакционный характер.
Признание роли средового фактора находит себе выражение в утверждениях о зависимости одаренности детей от их принадлежности к той или иной классовой среде, причем некоторые авторы (особенно неприкрыто Термен, но также Бине и др.) стремятся псевдонаучными аргументами «показать», что одаренность детей рабочего класса ниже одаренности детей господствующих классов. Так, еще Бине утверждал, что нормальные взрослые рабочие по своему умственному развитию не превышают уровня умственного развития двенадцатилетних детей господствующих классов. Термен утверждает, будто дети рабочего класса отстают по своему умственному развитию от детей господствующих классов, и, считая, что уровень умственного развития относится в большей мере за счет наследственности, чем за счет развития, заключает, что дети богатых классов превосходят детей из бедных классов по своим наследственным данным. Это последнее утверждение, особенно порочное, является вместе с тем и особенно характерным для сторонников социально-средовой («социогенетической») обусловленности одаренности.
Социальная среда совершенно ошибочно представляется чем-то неизменным, раз навсегда данным фактором, который фатально предопределяет весь путь развития, всю судьбу человека и будто бы вовсе не зависит от его сознательного воздействия. Таким образом, утверждения о биологической и о социальной обусловленности сходятся в одном пункте — в признании одаренности, способностей человека чем-то неизменным, фатально предопределенным. Поэтому одаренность, уровень способностей представляются как некая постоянная величина.
Одаренность сплошь и рядом рассматривается как неизменная предпосылка, а не как изменяющийся результат развития. В тестовой диагностике одаренности при оценке результатов обследования их часто рассматривают независимо от условий развития. Посредством этого совершенно ошибочного, антинаучного приема тестологи «обосновывали» свое реакционное утверждение о низшей одаренности эксплуатируемых классов и порабощенных наций. Из того, что представители этих наций и классов, лишенные того образования, которое в капиталистических странах предоставляется детям господствующих классов и наций, фактически не справлялись с некоторыми задачами (которые притом вообще не всегда были симптоматичными для диагностики умственного развития), делался порочный вывод, что они по своим природным данным и не Могут с ними справиться. Временный факт, обусловленный предшествующими условиями развития и обучения, вырывается из своей конкретной обусловленности и превращается в природную, неотъемлемую и неизменную характеристику испытуемого
42
ребенка. Получается явно порочный круг: ограничением образовательных возможностей эксплуатируемых классов и порабощенных наций снижали уровень их достижений, а затем на основании этого снижения заключали о более низких природных возможностях их представителей. Результат ограничения образовательных возможностей эксплуатируемых классов и порабощенных наций выдавался, таким образом, за основание для дальнейшего снижения для них образовательных возможностей. Таким образом, диагностика одаренности приходила и к политически реакционным, и к фактически неправильным выводам.
Учение об одаренности, о дарованиях,, о способностях человека, т. е. об его все расширяющихся возможностях, превращается в учение о границах, пределах, «потолках» развития. Понятие одаренности становится основным средоточием теорий о фаталистической предопределенности судьбы детей, о фатальной обреченности детей эксплуатируемых классов и порабощенных наций.
Огромное число крупных ученых, художников, изобретателей вышло не из среды господствующих классов. Гениальный русский ученый Ломоносов был сыном крестьянина-рыбака, Фарадей, один из создателей современного учения об электричестве, был сыном кузнеца, Стефенсон, изобретатель паровоза, был сыном горнорабочего и сам рабочий в молодости, величайший математик прошлого столетия Гаусс был сыном ремесленника, Кант — сыном шорника, Фихте — сыном ткача, Рембрандт — сыном мельника, Шопен — бухгалтера, Шуберт — учителя, Гайдн — брадобрея, Гутенберг, изобретатель книгопечатания, как и Спиноза, был шлифовальщиком стекол.
Понимание природы одаренности с полной очевидностью обнаруживает, что ее развитие является большой социально-политической проблемой. Возможность проявления дарований совершенно очевидно зависит от общественных условий. Но поскольку, реализуясь в соответствующей деятельности, дарования, способности не только выявляются, но и формируются, от общественных условий зависит и развитие самой одаренности.
Развитие способностей у детей
Развитие способностей у детей совершается в процессе воспитания и обучения. Способности ребенка формируются посредством овладения тем содержанием материальной и духовной культуры, техники, науки, искусства, которые осваивает подрастающий человек в процессе обучения. Исходной предпосылкой для этого развития способностей служат те врожденные задатки, с которыми ребенок появляется на свет. В действенном контакте ребенка с окружающим его миром, в процессе постепенного освоения достижений предшествующего исторического развития человечества, совершающегося в ходе обучения, задатки - и общие у всех людей, и вместе с тем у каждого человека различные - превращаются в многообразные и все более совершенные способности.
Уже самые первые проявления задатков превращают их в элементарные, начинающие складываться способности. Вместе с тем каждая начинающая складываться способность является как бы задатком для дальнейшего развития способностей. Каждая способность, проявляясь, вместе с тем развивается, переходит на высшую ступень, а переход ее на высшую ступень открывает возможности для новых, более высоких ее проявлений. Роль задатков в развитии различных
43
способностей различна. Она более значительна и специфична, например, в развитии музыканта, в даровании которого существенную роль играют специфические врожденные свойства слухового аппарата, чем в развитии способностей ученого — литературоведа, историка или экономиста.
В развитии способностей у ребенка существенным этапом является развитие у него так называемой готовности к обучению, С точки зрения господствующей зарубежной психологии и педагогики готовность к обучению выступает как проявляющаяся в различных симптомах зрелость ребенка, как независимый от обучения результат его созревания, над которым надстраивается обучение. В действительности же способность или готовность для школьного обучения в обучении и формируется, - конечно, на основе той подготовки, которую дает дошкольное воспитание. Эта способность к обучению не исчерпывается в школьном возрасте, как склонны были утверждать те, которые связывали ее с определенным периодом возрастного созревания. Но, конечно, юные годы все же исключительно благоприятная пора для учения; в процессе этого учения совершается формирование способностей, которые открывают более широкие возможности для успешного дальнейшего учения и совершенствования в зрелые годы.
В способностях детей - как общих, так и специальных - обнаруживаются многообразные индивидуальные различия. Они проявляются в успешности учебной работы, в том, что различные ученики с различной степенью совершенства справляются с учебными заданиями, с разной глубиной осваивают ту систему знаний, которой они обучаются. Однако успешность саму по себе никак нельзя непосредственно превращать в критерий одаренности. Различная успеваемость разных учеников может быть обусловлена многообразными причинами - интересом к учебе, который сумел вызвать педагог, предшествующей учебной подготовкой и т. п., а вовсе не только их способностями. Поэтому одни и те же успехи разных учеников могут быть показателями различных способностей, и при одних и тех же или равных способностях их успехи могут быть различны. Для того чтобы сколько-нибудь обоснованно заключать об одаренности детей по успешности их работы, темпам их продвижения и т. п., необходимо учесть условия их развития, а не только его результаты. Лишь соотнеся эти результаты с условиями, при которых они достигнуты, можно, исходя из успешности учебной работы детей, опосредованно составить себе суждение об их одаренности.
С особенной осторожностью нужно относиться к прогнозам. Одаренность, т. е. уровень общих способностей ребенка, не предопределена раз и навсегда их органическими задатками. Этот уровень обусловлен всем процессом развития личности; на различных этапах его он может изменяться; возможны временные задержки, притом не только в успешности, но и в развитии способностей; возможны также и периоды неожиданно быстрого их расцвета. Менее всего допустимо по низкой успеваемости сразу заключать о сниженной одаренности, относя ее за счет органической недостаточности или дефективности. Слабая успеваемость может быть обусловлена множеством причин, не имеющих ничего общего с врожденной органической недостаточностью или дефективностью. Так, случайно, вследствие тех или иных привходящих обстоятельств, у ребенка может образоваться пробел в знаниях; этот пробел мешает ему следить за последующим; утеряв нить, ребенок теряет и интерес к учебе или к данному предмету; утеряв интерес, он перестает работать и, таким образом, все больше выпадает из нор
44
мальной колеи. Образуется заколдованный круг. В результате, при недостаточно ответственном отношении педагога, положение может все ухудшаться и создаться видимость безнадежности, обусловленной стойкими, будто бы стихийными причинами. А между тем круг этот легко разомкнуть, и будто бы «стихийное» бедствие является в действительности результатом человеческой нерадивости, отдающей во власть «стихии» то, что может и должно быть подчинено сознательному воздействию человека.
Иногда встречаются и случаи патологического снижения общих способностей, обусловленные органическими причинами, связанные с ненормальными условиями беременности или же с поражением нервной системы в результате заболеваний ребенка. Но такие случаи относительно очень редки.
Для обозначения патологии, умственного недоразвития в психопатологии говорят об олигофрении и различают три ее ступени: дебильность, имбецильность и идиотизм. Наиболее тяжелой формой олигофрении является идиотизм — такой низкий уровень умственного развития, при котором индивид без опеки со стороны других людей вовсе не способен ориентироваться в окружающем. Такая тяжелая форма олигофрении встречается очень редко. Имбецильность — следующая, средняя форма олигофрении; она означает такое значительное снижение умственных способностей, при котором к совершенно самостоятельной трудовой деятельности индивид мало способен. Дебильность — самая легкая форма олигофрении; она выражается в некотором снижении способностей, которое не исключает возможности учиться, хотя и по сокращенной программе и замедленными темпами. Для дебильных, умственно отсталых детей создаются особые вспомогательные школы. Выделять в такие школы правомерно лишь детей с действительно патологическим снижением умственных способностей.
От хода развития, совершающегося в процессе обучения и затем в собственном производительном труде, зависит не только уровень развития способностей, но и их структура — более или менее равномерное развитие различных способностей или преобладание одной-двух специальных способностей на фоне более или менее ярко выраженной общей одаренности. В результате индивидуального жизненного пути, который проходит каждый человек, у него формируется — на основе его задатков — его индивидуально своеобразный склад способностей.
Наличие более или менее значительных индивидуальных различий в способностях требует и индивидуализированного подхода к учащимся.
Вместе с тем, поскольку успешность учебной работы учащихся зависит в известной мере от их способностей, а развитие, формирование их способностей, в свою очередь, зависит от того, как ребенок осваивает передаваемые ему в ходе обучения знания, перед педагогом встает задача: учитывая способности во всем их многообразии и индивидуальных особенностях, вместе с тем и формировать их в надлежащем направлении. Раз способности ребенка не предопределены его врожденными задатками, а являются не только предпосылкой, но и результатом его развития, то само развитие способностей ребенка не должно и не может совершаться стихийно, самотеком. Оно должно направляться сознательным воздействием человека.
Направление, которое получает развитие способностей подрастающего поколения, существенно зависит от тех требований, которые предъявляет к человеку
45
общественная организация труда, от тех общественных идеалов, в которых эти требования отражаются, и тех форм, которые соответственно принимает организация обучения подрастающего поколения. Разделение труда — разрыв умственного и физического труда — и крайняя его специализация в условиях капиталистического общества привели к тому, что подавляющее большинство людей были лишены возможности всестороннего развития; человек стал приспосабливаться исключительно к выполнению одной частной функции и превращаться в орган или орудие этой частной функции или узкоспециализированной работы. В настоящее время перед нами встает задача преодоления разрыва между физическим и умственным трудом и такого поднятия культурного уровня масс, при котором было бы достигнуто уравнение людей физического и умственного труда. Тем самым перед нами встает как реальная задача формирование всесторонне, гармонически развитой личности. Всестороннее развитие личности предполагает не только всестороннее развитие интересов, но и всестороннее развитие способностей.
Между всесторонним развитием способностей и интересов существует при этом теснейшая взаимосвязь: с одной стороны, развитие способностей совершается в деятельности, которая стимулируется интересами, с другой — интерес к той или иной деятельности поддерживается ее успешностью, которая, в свою очередь, обусловлена соответствующими способностями. Эта взаимосвязь не исключает, конечно, и возможности противоречий между интересами к тому или иному предмету, склонностями к той или иной деятельности и способностями. Бывает, как известно, и так, что у подростка складываются интересы, не отвечающие его способностям. Но это случается по преимуществу при не очень выраженных способностях. Очень значительные способности, подлинный талант, обычно определяют призвание человека, которое, переживаясь как таковое, определяет и направленность интересов.
Всестороннее развитие интересов, означая развитие такой человеческой личности, которой ничто человеческое не чуждо, не исключает этим особой собранности и сосредоточенности интересов по каким-то основным главным руслам. Точно так же всестороннее гармоническое развитие способностей, означая развитие такой человеческой личности, которая не была бы раз и навсегда пригнана к одной узкоспециализированной деятельности и как бы сведена к одной функции, личности, которой доступны были бы разные сферы человеческой деятельности, не исключает, конечно, особого развития каких-либо специальных способностей (технических, изобразительных, музыкальных) — на фоне достаточно высокого общего развития.
С.Л. Рубинштейн
ПРОБЛЕМА СПОСОБНОСТЕЙ И ВОПРОСЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ1
Среди актуальных проблем психологии наряду с вопросом о потребностях видное место занимает и вопрос о способностях, об их развитии.
Первое общее положение, которое я хотел бы сформулировать, - вопрос о способностях должен быть слит с вопросом о развитии, вопрос об умственных способностях — с вопросом об умственном развитии.
Развитие человека, в отличие от накопления «опыта», овладения знаниями, умениями, навыками,— это и есть развитие его способностей, а развитие способностей человека — это и есть то, что представляет собой развитие как таковое, в отличие от накопления знаний и умений. (Я не касаюсь здесь других не менее важных сторон развития личности.)
Решающим для учения о способностях является вопрос о детерминации их развития - основной вопрос теории любых явлений. Связать проблему способностей с вопросом о развитии — значит, по существу, определить свой подход к центральному вопросу о детерминации способностей.
Связать, как мы это сделали, проблему способностей с вопросом о развитии — значит признать, с одной стороны, что способности не могут быть просто насаждены извне, что в индивиде должны существовать предпосылки, внутренние условия для их органического роста и, с другой стороны, что они не предопределены, не даны в готовом виде до и вне всякого развития.
Взаимосвязь внешних и внутренних условий развития способностей — отправной пункт и теоретическая основа для решения коренных дискуссионных вопросов теории способностей. Не случайно с этим вопросом о детерминации связана вся дискуссия по вопросу о способностях. Теория врожденности способностей переносит их детерминацию целиком вовнутрь индивида и выносит ее вовне его развития. Этой теории противостоят, как известно, теории, которые выносят детерминацию развития целиком вовне индивида.
Таковы различные варианты теорий, относящих детерминацию способностей и их развития целиком за счет внешних условий — внешней среды и внешних воздействий. Теории второго типа получили значительное распространение и у нас. Это понятно: они, очевидно, носят материалистический характер и имеют прогрессивный смысл, поскольку открывают принципиальную возможность изменением внешних условий развивать способности. Однако механистический характер этих концепций, разрывающих взаимосвязь и взаимообусловленность внешних и внутренних условий, делает их и теоретически и практически несостоятельными и подрывает значение вышеуказанных их преимуществ.
К числу теорий, односторонне и потому неверно подчеркивающих роль внешних факторов, должна быть, по-моему, отнесена и получившая у нас в последнее время известное распространение теория, которая объявляет «интерио-ризацию» внешних действий основным «механизмом» умственного развития. Конкретным и «содержательным» выражением этой теории является утвержде
1 Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.
47
ние или предположение, что материальное действие определяет состав умствен- / ного действия (П.Я. Гальперин), что умственное действие воспроизводит, как-то / их видоизменяя, состав тех материальных действий, из-за которых оно происходит. В этом положении, которое придает определенность теории интериориза-ции, вместе с тем обнаруживается ее самая слабая сторона. Неверно думать как то, что всякое умственное «действие» имеет свой прототип в материальном действии, так и то, что обязательным условием возникновения умственного действия является обращение к «соответствующему» материальному действию, которое оно в умственном плане «воспроизводит» или из которого оно исходит.
Теория интериоризации несомненно является наиболее утонченным вариантом теорий, утверждающих внешнюю детерминацию развития человека. Мы поэтому на ней и сосредоточим нашу критику. Эта теория односторонне подчеркивает детерминацию внутреннего внешним, не выявляя внутренней обусловленности этой внешней детерминации. Не случайно умственная деятельность сводится сторонниками этой точки зрения в конечном счете к функционированию операций, включаемых по заранее заданным признакам. Не случайно, далее, познание сводится при этом к ориентировочной деятельности: для осуществления так понимаемой умственной деятельности нет нужды в сколько-нибудь всестороннем анализе и познании действительности; достаточно «сориентироваться» по данному, сигнальному, что ли, признаку. При такой односторонней детерминации извне умственная деятельность неизбежно лишается своего внутреннего мыслительного содержания.
Согласно этой концепции, «формирование в онтогенезе... интеллектуальных способностей — математических, логических и других» — сводится к «усвоению исторически выработанных операций»; в способности проецируются процессы, строящиеся «извне»2. Значит, способности к математике, языкам и т. д. возникают только в результате усвоения операций, в результате обучения; в самих индивидах нет якобы ничего, в силу чего само обучение у одних идет легче, успешнее, чем у других; игнорируется исходная общая зависимость обучения от обучаемости, от предпосылок, лежащих в субъекте обучения; похвальное стремление не упустить обратные связи - безусловно, действительно существующие и важные - заслоняет у сторонников этой теории способность видеть прямые, исходные зависимости. Все как будто идет только от объекта, извне, и лишь интериоризация внешнего заполняет внутреннюю пустоту. В результате обучения, поскольку оно дает и «формальный» эффект (это признается), возникают внутренние предпосылки для дальнейшего обучения, но первоначально - по логике этой концепции — обучение не имеет никаких исходных внутренних предпосылок в индивиде; обучение — только условие образования способностей; само оно никак ими не обусловлено; способности - только продукт обучения; они не фигурируют вовсе в числе его исходных предпосылок. На самом деле в процессе обучения и усвоения способности развиваются и специфицируются, но в неразвитой и общей форме они образуют и исходные предпосылки обучения и усвоения. На самом деле надо говорить не только о способностях как продуктах освоения предметов деятельности, но и о самих этих предметах как продуктах исторического развития способностей, т. е., отказавшись от утверждения об односторонней зависимости развития людей и их
2 Леонтьев А.Н. О формировании способностей.— В кн.: Тезисы докладов на I съезде Общества психологов. Вып. 3. М., 1959, с. 144.
48
способностей от внешних продуктов их деятельности, исходить из взаимосвязи и взаимозависимости внутреннего развития самих людей, их собственной природы, их способностей и внешних объективированных продуктов их деятельности. Создание этих последних имеет как своим следствием, так и своим условием изменение природы людей, их способностей. Человек и предметный мир должны быть рассмотрены в их взаимодействии, и рассмотрение их взаимодействия не может быть ограничено только сферой усвоения, вовсе вне сферы производства.
Способности людей формируются не только в процессе усвоения продуктов, созданных человеком в процессе исторического развития, но также и в процессе их создания; процесс же создания человеком предметного мира — это и есть вместе с тем развитие им своей собственной природы.
Иногда утверждают, что с началом исторического развития роль естественного, природного развития прекращается. Но это последнее положение может означать только то, что в ходе исторического развития органические, природные, в частности физиологические, условия играют неизменяющуюся, т. е. постоянную, роль, а никак не то, что они не играют никакой роли. Или иначе: это значит, что ими самими по себе нельзя объяснить изменения в умственной деятельности человека, но это никак не означает, что они выпадают как условие из объяснения самой этой деятельности. К тому же истинность положения, согласно которому с началом человеческой истории природное развитие человека прекращается, ограничена; историческое развитие человечества никак не снимает природного, органического развития каждого человека в процессе его индивидуального развития. Не нужно только, говоря о внутренних предпосылках и природных основах способностей, создавать ложную альтернативу объектов вовне и морфологии внутри в качестве «депонентов» способностей; внутри существует и деятельность по отношению к внешним объектам. Развитие человека и его способностей, бесспорно, принципиально отличается от развития животных; это принципиальное различие связано именно с тем, что результаты человеческой деятельности откладываются в виде объективированных продуктов, цементирующих преемственность исторического развития человечества и опосредствующих индивидуальное развитие детей.
Развитие способностей людей совершается в процессе создания и освоения ими продуктов исторического развития человеческой деятельности, но развитие способностей не есть их усвоение, усвоение готовых продуктов; способности не проецируются в человеке из вещей, а развиваются в нем в процессе его взаимодействия с вещами и предметами, продуктами исторического развития.
Процесс развития способностей человека есть процесс развития человека, а не вещей, которые он порождает. Неверно всякое рассуждение, которое не выходит за пределы альтернативы: либо все изнутри, либо все извне, — всякое рассуждение, которое не соотносит определенным образом внешнее и внутреннее. Ничто не развивается чисто имманентно только изнутри, безотносительно к чему-либо внешнему, но ничто не входит в процесс развития извне, без всяких внутренних к тому условий.
Освоение человеком определенных знаний и способов действия имеет своей предпосылкой, своим внутренним условием известный уровень умственного развития, развития умственных способностей; в свою очередь, оно ведет к созданию внутренних условий для усвоения знаний и способов действия более высо
49
кого порядка. Развитие способности совершается по спирали: реализация воз- t можности, которая представляет способность одного уровня, открывает новые / возможности для дальнейшего развития, для развития способностей более высо- 1 кого уровня. Одаренность человека определяется диапазоном возможностей, которые открывает реализация наличных возможностей. Способности человека -внутренние условия его развития, которые, как и прочие внутренние условия, формируются под воздействием внешних — в процессе взаимодействия человека с внешним миром.
Прежде чем идти дальше, надо еще уточнить само понятие «способности». Под способностями обычно понимают свойства или качества, делающие человека пригодным к успешному выполнению какого-либо из видов общественно полезной деятельности, сложившегося в ходе общественно-исторического развития. Эти сложные, комплексные свойства по большей части рассматриваются вне связи с теми общими всем людям свойствами, которые, пользуясь термином Маркса, можно назвать «родовыми» свойствами человека - такими, как, например, чувствительность, скажем слуховая: музыкальная (звуковысотная) или речевая (по преимуществу тембровая). Отрыв способностей от этих исходных человеческих свойств и законов их формирования сразу же исключает возможность объяснения развития способностей и ведет к мистифицированным представлениям о них. (Никак не объяснить и не понять, скажем, развития способностей большого музыканта, не отправляясь от закономерностей слухового восприятия.)
Природа способностей и этих «родовых» свойств общая. Рефлекторная концепция распространяется как на одни, так и на другие. Их общей нейрологической основой является, говоря словами А.А. Ухтомского, функциональный орган — система рефлекторно функционирующих связей. В этом объединении способностей в обычном их понимании с «родовыми» свойствами человека я солидарен с А.Н. Леонтьевым и считаю очень важным проводимое им экспериментальное изучение формирования этих функциональных систем. Я должен, однако, сказать: нельзя, имея дело с системой условных связей, игнорировать вовсе их безусловнорефлекторную основу как внутреннее условие, опосредствующее специфичность эффекта воздействия объекта на эту систему. (Это, по существу, все тот же вопрос: одностороннее подчеркивание внешней детерминации без соотнесения ее с внутренней.)
Но перед нами как основной стоит вопрос о способностях в обычном, собственном смысле.
Сам термин «способности» характеризует то, что он имеет в виду, только с точки зрения того, что это нечто дает человеку, но непосредственно еще никак не определяет, не вскрывает, что само это нечто есть. Необходимо как-то определить состав, структуру способностей.
В состав каждой способности, делающей человека пригодным к выполнению определенной деятельности, всегда входят некоторые операции или способы действия, посредством которых эта деятельность осуществляется. Ни одна способность не является актуальной, реальной способностью, пока она органически не вобрала в себя систему соответствующих общественно выработанных операций; но ядро способности - это не усвоенная, не автоматизированная операция, а те психические процессы, посредством которых эти операции, их функционирование, регулируются, качество этих процессов.
50
Всякая операция (логическая, счетная, грамматическая — словообразования и словоизменения) всегда основывается на определенных отношениях, которые она реализует. Поэтому обобщение этих отношений, а значит, и вычленение этих отношений и их анализ — необходимое условие успешного функционирования операций, на них основывающихся. Таков вывод, к которому приводит уже теоретический анализ. Анализ эмпирических данных недавно опубликованного исследования В.А. Крутецкого3 подтверждает этот вывод. Исследуя школьников, проявлявших способности в математике, В.А. Крутецкий столкнулся прежде всего с наличием у них большой и легкой обобщаемости математического материала. В качестве второго показателя одаренности Крутецкий приводит свернутость рас-суждений. Но наши исследования показали, что мера свернутости мыслительных процессов является производным выражением соотношения обобщения и анализа: мыслительный процесс тем более «свернут», чем в большей мере он оперирует уже сложившимися или быстро складывающимися обобщениями, снимающими необходимость анализа в некоторых звеньях; он тем более развернут, чем длительнее человек посредством анализа идет к новым для него обобщениям. Таким образом, по данным наших исследований, второй показатель не выходит за пределы первого. Легко было бы показать, что и третий показатель, фигурирующий у Крутецкого — легкая обратимость отношений, — может быть также сведен к первому, если только, говоря об обобщении, подчеркнуть обобщение отношений.
Итак, есть некоторые основания — теоретические и эмпирические — принять в качестве предварительной гипотезы для дальнейших исследований, что ядром или общим компонентом различных умственных способностей, каждая из которых имеет и свои специальные особенности, является свойственное данному человеку качество процессов анализа (а значит, и синтеза) и генерализации, особенно генерализации отношений. Генерализация отношений предметного содержания выступает затем и осознается как генерализация операций, производимых над обобщенным предметным содержанием; генерализация и закрепление в индивиде этих генерализованных операций ведут к формированию у индивида соответствующих способностей.
В связи с тем что степень дифференцированности, да и дифференцируемость, у одного и того же человека в отношении разных областей может быть и обычно фактически бывает различной, различной у одних и тех же людей оказывается и доступная им генерализуемость отношений в разных областях. Хотя, скажем, и для языковых, и для математических способностей существенна генерализация соответствующего материала, но в одних случаях речь идет о генерализации фонетических и грамматических отношений (определяющих правила, по которым совершается словообразование и словоизменение), в других — количественных или порядковых отношений. Поэтому, несмотря на то что качество генерализации является общим компонентом всех умственных способностей, один и тот же человек может обладать разными способностями к разным областям.
Если наша гипотеза о роли качества процессов анализа и генерализации верна, то ясно, что исследование динамики этих процессов и законов их взаимосвязи, на которых главным образом сосредоточивается наше исследование мышле
3 См.: Крутецкий В.А. Опыт анализа способностей к усвоению математики у школьников. — Вопр. психологии, 1959, № 1.
51
ния, является вместе с тем и преддверием пути, который мы исподволь прокладываем себе к изучению умственных способностей людей и, значит, в будущем — к их формированию.
Итак, анализ состава (и структуры) способностей привел нас к выделению в актуальной способности двух компонентов: более или менее слаженной и отработанной совокупности операций — способов, которыми осуществляется соответствующая деятельность, и качества процессов, которыми регулируется функционирование этих операций.
Это строение способностей объясняет трудности, с которыми обычно и в жизни, и в исследованиях сталкиваются суждения о способностях людей. О способностях человека судят по его продуктивности. Эта же последняя непосредственно зависит от наличия у человека хорошо слаженной и исправно, гладко функционирующей системы соответствующих операций или умений, способов действий в данной области. Но, наблюдая людей в жизни, нельзя отделаться от впечатления, что люди, по-видимому, вообще даровитые, иногда оказываются не очень продуктивными, дают не столько, сколько обещали, и, наоборот, люди, как будто менее даровитые, оказываются более продуктивными, чем можно было предполагать. Эти несоответствия объясняются разными соотношениями между совершенством, с которым осуществляются у человека процессы анализа и генерализации, и отработанностью, слаженностью надстраивающихся на этой основе операций, освоенных индивидом. В некоторых случаях бывает, что на базе генерализационных процессов, открывающих большие возможности, надстраивается слабо отработанная и неслаженная система операций из-за несовершенства этого компонента способностей, а также условий характерологического и эмоционально-волевого левого порядка оказывается относительно незначительной; в других же случаях, наоборот, на базе генерализационных, аналитико-синтетических процессов менее высокого уровня достигается большая продуктивность благодаря большой отработанности опирающихся на эту базу знаний. Продуктивность, эффективность деятельности, конечно, сама по себе важна, но она не непосредственно, не однозначно определяет внутренние возможности человека, его способности.
С этим расхождением или не непосредственным, неоднозначным соответствием, совпадением связано то, что нельзя определять умственные способности, интеллект человека по одному лишь результату его деятельности, не вскрывая процесса мышления, который к нему приводит. В попытке так подойти к определению интеллекта, т. е. умственных способностей людей, и заключается коренной дефект обычных тестовых определений интеллекта.
Сейчас противостоят друг другу два подхода к проблеме мышления, две концепции мышления, коренным образом различающиеся одна от другой как раз в пункте, наиболее непосредственно связанном с вопросом о способностях в их развитии. При этом хочу пояснить: говоря здесь о той или иной «концепции» мышления или подхода к нему, я отправляюсь от реально представленных у нас в психологии концепций и работ, но имею в виду не того или иного конкретного психолога, а некоторую общую тенденцию, которая, пожалуй, ни у одного психолога не выступает в чистом виде, но в более или менее значительной степени сказывается у очень многих, скажу даже - почти всех пишущих у нас в последнее время о мышлении.
52
Согласно одной из этих концепций, выступающих в разных вариантах, смягченном и заостренном, мышление — это по преимуществу оперирование в готовом виде полученными обобщениями; умственная деятельность - это функционирование операций, автоматически включаемых по заранее заданным признакам. Проблема мышления сводится к проблеме научения, прочного усвоения знаний, преподносимых учащимся в готовом виде в результате обработки учебного материала, произведенной учителем; мышление, таким образом, — дело только учителя, не ученика!
Подчиняя всю проблему мышления задаче усвоения знаний, эта концепция неизбежно сосредоточивает психологическое исследование по преимуществу на результатах умственной деятельности; исследование самого процесса мышления отступает на задний план; к тому же основная установка на усвоение знаний искусственно подчеркивает рецептивный аспект мышления — способность усваивать данное — и маскирует его активный, творческий аспект — способность открывать новое.
Эта концепция мышления, очевидно, означает применительно к вопросу об умственных способностях сведение способностей к совокупности операций и выключение того, что составляет собственно способность. Эта концепция знает только мышление-навык, но не мышление-способность.
Во второй концепции упор делается на исследование процесса мышления, и исследуется оно не только там и тогда, когда оно оперирует уже готовыми обобщениями, а также — и даже особенно — когда оно анализом предметных отношений и новым синтезом элементов, выделенных анализом, идет к новым обобщениям.
Этим вторым путем идут исследования, которые в течение нескольких последних лет проводятся мной и коллективом моих сотрудников. Общие установки и некоторые результаты этих исследований уже освещены мной в печати, и поэтому нет нужды их здесь излагать. Я выделю совсем кратко лишь одно положение. Основной, по-моему, факт, установленный в наших исследованиях, таков: возможность освоения и использования человеком предъявляемых ему извне знаний - понятийных обобщений и способов действия или операций — зависит от того, насколько в процессе собственного его мышления созданы внутренние условия для их освоения и использования. Это эмпирическое положение, обобщенно выражая конкретные факты исследования, является вместе с тем и частным, конкретным выражением очень общего теоретического положения, согласно которому эффект внешних воздействий зависит и от внутренних условий. Знания и способы действия, которые не могут быть использованы на ранних стадиях анализа задачи, на дальнейших стадиях включаются в мыслительный процесс и превращаются в средства его дальнейшего движения. Для эффективного использования знаний и готовых способов решения задачи (операций), для такого их освоения и использования, при котором они могли бы стать средствами (методами) дальнейшего движения мыслей, необходимым условием является некоторая собственная предварительная работа мысли. Значит, недостаточно снабжать учащихся готовыми схемами действия (хотя без этого и нельзя обойтись). Надо еще подумать о создании внутренних условий для их продуктивного использования (не говоря уже о возможности самим находить новые обобщения, новые приемы, новые способы действия — операции). Для того чтобы ус
53
пешно формировать мышление, надо учесть эту взаимосвязь внешних и внутренних условий в детерминации мышления.
Результаты наших исследований в плане воспитательном, педагогическом говорят о том, что неверно думать, будто помощь учителя ученику может заключаться только в сообщении ему готовых ответов или решений, что всякая педагогическая работа должна сводиться к прямому научению и тренировке, к обучению в узком смысле слова.
Существует и другой, конечно, более трудный, но и более плодотворный путь — путь руководства самостоятельной мыслительной работой учащихся. В отличие от прямого научения, это путь воспитания, путь собственно развития самостоятельного мышления. Это и путь формирования умственных способностей учащихся.
Мы исходили в нашей трактовке мышления как из методологической ее основы, из диалектико-материалистического понимания его детерминации, согласно которому все внешние условия, данные, воздействия на мышление определяют результаты мыслительного процесса, лишь преломляясь через внутренние его условия.
Б.М. Теплое
СПОСОБНОСТИ И ОДАРЕННОСТЬ1
1. Основные понятия
Я не предполагаю дать на последующих страницах общую теорию одаренности, не предполагаю даже развивать какой-либо гипотезы о том, какова должна быть эта теория. В настоящее время это еще неисполнимо. Мало того, всякие попытки сочинять теории или гипотезы о природе одаренности при том запасе положительных знаний, которыми мы сейчас обладаем, вредны. Общая теория должна создаваться в результате большой работы по изучению конкретных фактов и частных закономерностей. В исследовании одаренности советская психология только еще приступает к этой работе, и научно обработанный материал, которым мы располагаем, еще очень невелик.
Одной из первоочередных задач советской психологии является в настоящее время серьезное фактическое изучение отдельных видов одаренности. Однако в интересах такого исследования необходимо прежде всего разобрать некоторые теоретические вопросы, не претендуя при этом на создание теории, а ставя лишь следующие цели: 1) выяснить хотя бы в самой приблизительной форме содержание тех основных понятий, которыми должно оперировать учение об одаренности, и 2) отстранить некоторые ошибочные точки зрения, касающиеся этих понятий, точки зрения, которые вследствие их распространенности и привычности могли бы повлиять на ход исследования.
При установлении основных понятий учения об одаренности наиболее удобно исходить из понятия «способность».
1^)и признака, как мне кажется, всегда заключаются в понятии «способность» при употреблении его в практически разумном контексте.
Во-первых, под способностями разумеются индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от другого; никто не станет говорить о способностях там, где дело идет о свойствах, в отношении которых все люди равны.
Во-вторых, способностями называют не всякие вообще индивидуальные особенности, а лишь такие, которые имеют отношение к успешности выполнения какой-либо деятельности или многих деятельностей. Такие свойства, как, например, вспыльчивость, вялость, медлительность, которые, несомненно, являются индивидуальными особенностями некоторых людей, обычно не называются способностями, потому что не рассматриваются как условия успешности выполнения каких-либо деятельностей.
В-третьих, понятие «способность» не сводится к тем знаниям, навыкам и умениям, которые уже выработаны у данного человека. Нередко бывает, что педагог неудовлетворен работой ученика, хотя последний обнаруживает знания не меньшие, чем некоторые из его товарищей, успехи которых радуют самого педагога. Свое недовольство педагог мотивирует тем, что этот ученик работает недостаточно; при хорошей работе ученик, «принимая во внимание его способнос
1 Сокращенный текст статьи, впервые опубликованной в 1941 г. в «Ученых записках Государственного научно-исследовательского института психологии», т. II.
55
ти», мог бы иметь гораздо больше знаний. Одинаковые знания и умения в области, например, математики для опытного учителя могут у разных учеников обозначать совершенно различное: у одного при блестящих способностях к математике они указывают на совершенно недостаточную работу, у другого они свидетельствуют о больших достижениях.
Когда выдвигают молодого работника на какую-либо организационную работу и мотивируют это выдвижение «хорошими организационными способностями», то, конечно, не думают при этом, что обладать «организационными способностями» — значит обладать «организационными навыками и умениями». Дело обстоит как раз наоборот: мотивируя выдвижение молодого и пока еще неопытного работника его «организационными способностями», предполагают, что, хотя он, может быть, и не имеет еще необходимых навыков и умений, но благодаря своим способностям сможет быстро и успешно приобрести эти умения и навыки.
Эти примеры показывают, что в жизни под способностями обычно имеют в виду такие индивидуальные особенности, которые не сводятся к наличным навыкам, умениям или знаниям, но которые могут объяснить легкость и быстроту приобретения этих знаний и навыков.
Исходя из сказанного, мы не можем принять то значение слова «способность», которое американскими и английскими психологами вкладывается в термин «ability». Надо заметить, что в американской и английской психологической литературе наиболее распространены два термина, обычно переводимые на русский язык словом «способность»; каждый из этих терминов имеет свое значение. Термины эти — «ability» и «capacity». Вот как определяется значение их в одном из американских психологических словарей: «’’ability” — умение Выполнять действия, включающие в себя сложные координированные движения и разрешение умственных задач», или «то, что может быть сделано человеком на данном уровне обученности и развития»; «’’capacity” — максимальные возможности индивидуума в отношении какой-либо функции, ограниченные его врожденной конституцией и измеряемые теоретически тем пределом, до которого может быть развита эта функция при оптимальных условиях», или «возможности организма, определяемые и ограничиваемые его врожденной конституцией».
Взаимоотношение между этими двумя понятиями очень четко сформулировано Сишором: «Термин “capacity” обозначает врожденные возможности; термин “ability” употребляется для обозначения приобретенного умения использовать соответствующую “capacity”».
То, что обозначается словом «ability», можно коротко обозначить как совокупность навыков и умений; из этого явствует, что «ability» — это не «способность».
Как отнестись к значению термина «capacity»? Мы не можем понимать способности в смысле capacities, т. е. как врожденные возможности индивидуума, потому что способности мы определили как «индивидуально-психологические особенности человека», а эти последние по самому существу дела не могут быть врожденными. Врожденными могут быть лишь анатомо-физиологические особенности, т. е. задатки, которые лежат в основе развития способностей, сами же способности всегда являются результатом развития.
Таким образом, отвергнув понимание способностей как врожденных особенностей человека, мы, однако, нисколько не отвергаем тем самым того факта, что
56
в основе развития способностей в большинстве случаев лежат некоторые врожденные особенности, задатки.
Понятие «врожденный», выражаемое иногда и другими словами — «прирожденный», «природный», «данный от природы» и т. п., очень часто в практическом анализе связывается со способностями. Приведу для примера ряд совершенно случайно взятых цитат. Вот записанные Эккерманом слова Гете: «Подлинный талант обладает врожденным пониманием форм, пропорций и красок, так что при некотором руководстве начинает быстро и правильно изображать все это» [8, с. 463]. (В этом и следующем абзацах курсив мой.— Б, Т.) Вот характеристика, данная Римским-Корсаковым молодому Балакиреву: «Отличный пианист, превосходный чтец нот, прекрасный импровизатор, от природы одаренный чувством правильной гармонии и голосоведения, он обладал частью самородной, частью приобретенной путем практики на собственных попытках сочинительской техникой» [6, с. 47].
Вот несколько цитат, взятых из номера «Известий» от 28 сентября 1938 г., из статей, посвященных характеристикам лауреатов Первого всесоюзного конкурса дирижеров. Александр Гаук так пишет о Мелик-Пашаеве: «Обладая прекрасными природными дирижерскими данными, отличным слухом, памятью, врожденным вкусом, музыкальностью, темпераментом, умением углубленно и усидчиво работать, отлично владея роялем», Мелик-Пашаев в течение двух лет сдает на «отлично» все зачеты в объеме пятилетнего курса консерватории. Немного ниже в той же статье Гаука находим такие строки о Мравинском: «Мравинский за последние четыре года сделал крупные успехи и развил свои природные дирижерские данные». В соседней статье Лео Гинзбург так пишет о Константине Иванове: «Он схватывал на лету. С первых же шагов обнаружилось необычайное природное чутье к музыкальной форме, понимание приемов и методов музыкального воздействия на слушателей. Все это, наряду с большим вкусом и прирожденной музыкальной восприимчивостью, было неожиданно, если учесть его общий культурный уровень в те годы». Подобного рода цитаты можно было бы приводить в неограниченном количестве.
С точки зрения научной точности терминологии всем высказываниям такого рода можно предъявить один упрек: следует говорить о врожденности не самих способностей («понимание форм, пропорций и красок», «чувство поразительной гармонии» и т. п.), а лежащих в основе этих способностей задатков. Так именно, думается мне, психолог и должен понимать всякого рода утверждения о врожденности каких-либо способностей. Но было бы смешным педантизмом требовать, чтобы в живой речи говорили не о «врожденном чувстве гармонии», а о «врожденных задатках к чувству гармонии». Чтобы быть последовательным, надо было бы тогда воздерживаться и от выражения «взошло солнце», заменяя его каким-нибудь более точным вроде: «Земля настолько повернулась вокруг своей оси, что с данной точки земной поверхности стало видно солнце». Важно лишь твердо установить, что во всех случаях мы разумеем врожденность не самих способностей, а лежащих в основе их развития задатков. Да едва ли кто-нибудь и в практическом словоупотреблении разумеет что-нибудь иное, говоря о врожденности той или другой способности. Едва ли кому-нибудь приходит в голову думать о «гармоническом чувстве» или «чутье к музыкальной форме», существующих уже в момент рождения. Вероятно, всякий разумный человек представляет себе дело
57
так, что с момента рождения существуют только задатки, предрасположения или еще что-нибудь в этом роде, на основе которых развивается чувство гармонии или чутье музыкальной формы.
Очень важно также отметить, что, говоря о врожденных задатках, мы тем самым не говорим еще о наследственных задатках. Чрезвычайно распространена ошибка, заключающаяся в отождествлении этих двух понятий. Предполагается, что сказать слово «врожденный» все равно что сказать «наследственный». Это, конечно, неправильно. Ведь рождению предшествует период утробного развития. Если даже доказано, что какой-нибудь задаток существует действительно «с первого дня жизни», то ведь из этого следует только то, что он или наследственный, или возникший в течение утробного периода жизни. Конечно, это положение известно всякому, но почему-то принято молчаливо подразумевать, что вторая из этих возможностей — возникновение в течение утробного периода — представляет собой несущественную мелочь, почти бесконечно малую величину, которой вполне можно пренебречь. Слова «наследственность» и «наследственный» в психологической литературе нередко применяются не только в тех случаях, когда имеются действительные основания предполагать, что данный признак получен наследственным путем от предков, но и тогда, когда хотят показать, что этот признак не есть прямой результат воспитания или обучения, или когда предполагают, что этот признак сводится к некоторым биологическим или физиологическим особенностям организма. Слово «наследственный» становится, таким образом, синонимом не только слову «врожденный», но и таким словам, как «биологический», «физиологический» и т. д. Такого рода нечеткость или невыдержанность терминологии имеет принципиальное значение. В термине «наследственный» содержится определенное объяснение факта, и поэтому-то употреблять этот термин следует с очень большой осторожностью, только там, где имеются серьезные основания выдвигать именно такое объяснение. Итак, понятие «врожденные задатки» ни в коем случае не тождественно понятию «наследственные задатки». Этим я вовсе не отрицаю законность последнего понятия. Я отрицаю лишь законность употребления его в тех случаях, где нет веских доказательств того, что данные задатки должны быть объяснены именно наследственностью.
Далее, необходимо подчеркнуть, что способность по самому своему существу есть понятие динамическое. Способность существует только в движении, только в развитии. В психологическом плане нельзя говорить о способности, как она существует до начала своего развития, так же как нельзя говорить о способности, достигшей своего полного развития, закончившей свое развитие. Поэтому надо отказаться от имевшего у нас одно время широкое распространение штернов-ского разделения «предрасположений» (по его терминологии) на «свойства» и «задатки». «Свойство», по определению Штерна, «есть такое предрасположение, которое стремится неизменным образом реализовывать и далее некоторое наличное, относящееся к сущности лица целеполагание». Неважно, с какого момента предрасположение действует неизменно; как только возникла регулярность функционирования, ее причина есть «свойство». Примеры свойств: способность дышать, способность мыслить, виртуозность, но также и строение тела, цвет волос и т. д. (Любопытно было бы, кстати, узнать, какое «относящееся к сущности лица целеполагание» реализует цвет волос!) В данном контексте нас
58
интересует не телеологическая фразеология Штерна, а то, что «неизменно» действующее предрасположение ничего общего с реально существующими человеческими способностями не имеет.
Столь же негодно и штерновское понятие задатка, который он определяет как «такое предрасположение, которое направлено на будущее раскрытие еще не действительного целеполагания. Задаток в научном значении этого понятия есть анатомо-физиологическая особенность человека, ни на что решительно не «направленная», а способность как психологическая категория не существует вовсе до начала «действительного целеполагания».
Приняв, что способность существует только в развитии, мы не должны упускать из виду, что развитие это осуществляется не иначе как в процессе той или иной практической или теоретической деятельности. А отсюда следует, что способность не может возникнуть вне соответствующей конкретной деятельности. Только в ходе психологического анализа мы различаем их друг от друга. Нельзя понимать дело так, что способность существует до того, как началась соответствующая деятельность, и только используется в этой последней. Абсолютный слух как способность не существует у ребенка до того, как он впервые стал перед задачей узнавать высоту звука. До этого существовал только задаток как анатомо-физиологический факт.
Недоучет этих соображений привел, например, Лазурского к ошибочному разделению «всех психических проявлений человеческой личности» на «две большие группы», названные им эндопсихикой и экзопсихикой. Под первой он разумел проявления, «свидетельствующие о большем или меньшем развитии тех или иных психологических (resp. психофизиологических) элементов личности, а также о способах взаимного соединения этих элементов», проявления, выражающие «внутреннюю взаимосвязь психических элементов и функций, как бы внутренний механизм человеческой личности». К экзопсихике же он относил те проявления, содержание которых «определяется отношением личности к внешним событиям, к среде», «тем, как каждый человек реагирует на те или иные объекты, что он любит и ненавидит, чем интересуется и к чему равнодушен» [3, с. 9—10].
На самом деле никаких эндопсихических, т. е. чисто внутренних проявлений личности, содержание которых не определялось бы отношением человека к тем или иным объектам действительности, не существует. Если придерживаться терминологии Лазурского, то надо сказать, что решительно все психические проявления относятся к экзопсихике. Не в том дело, что «эндопсихика, — как писал Лазурский, — отражается в значительной степени также и на экзопсихи-ческих проявлениях» [там же, с. 10], а в том, что эндопсихика существует только в экзопсихических проявлениях, в них только и возникает. Не в том дело, что способности проявляются в деятельности, а в том, что они создаются в этой деятельности.
Исходя из этого должен решаться и вопрос о взаимоотношении между способностями и склонностями. Несомненной заслугой Лазурского является то, что он сделал одним из центральных понятий своей психологии понятие отношения человека к тем или другим объектам действительности, понятие не только более широкое, но и более содержательное, чем понятие склонности. Большой интерес представляет его попытка положить это понятие в основу психологического исследования личности [см. 3 и в особенности 4]. Но принципиальная его ошиб
59
ка и здесь заключается в стремлении рассматривать «отношения» и «наклонности» (последнее понятие у Лазурского приблизительно соответствует обычному понятию способности) независимо друг от друга. «Наклонность» — понятие центральное для эндопсихики, «отношение» — для экзопсихики. Разрабатываются две независимые друг от друга программы исследования личности: для наклонностей [2] и для отношений [4]. На самом деле способности (наклонности, по Лазурскому) не существуют вне определенных отношений человека к действительности, так же как и отношения реализуются не иначе как через определенные способности.
Развитие способностей, как и вообще всякое развитие, не протекает прямолинейно: его движущейся силой является борьба противоречий, поэтому на отдельных этапах развития вполне возможны противоречия между способностями и склонностями. Но из признания возможности таких противоречий вовсе не вытекает признание того, что склонности могут возникать и развиваться независимо от способностей или, наоборот, способности — независимо от склонностей.
Выше я уже указывал, что способностями можно называть лишь такие индивидуально-психологические особенности, которые имеют отношение к успешности выполнения той или другой деятельности. Однако не отдельные способности как таковые непосредственно определяют возможность успешного выполнения какой-нибудь деятельности, а лишь то своеобразное сочетание этих способностей, которое характеризует данную личность.
Одной из важнейших особенностей психики человека является возможность чрезвычайно широкой компенсации одних свойств другими, вследствие чего относительная слабость какой-нибудь одной способности вовсе не исключает возможности успешного выполнения даже такой деятельности, которая наиболее тесно связана с этой способностью. Недостающая способность может быть в очень широких пределах компенсирована другими, высокоразвитыми у данного человека. Надо признать заслугой ряда зарубежных психологов, и в первую очередь Штерна в его «Дифференциальной психологии», выдвижение и разработку понятия компенсации способностей и свойств.
Именно вследствие широкой возможности компенсации обречены на неудачу всякие попытки свести, например, музыкальный талант, музыкальное дарование, музыкальность и тому подобное к какой-либо одной способности.
Для иллюстрации этой мысли приведу один очень элементарный пример. Своеобразной музыкальной способностью является так называемый абсолютный слух, выражающийся в том, что лицо, обладающее этой способностью, может узнавать высоту отдельных звуков, не прибегая к сравнению их с другими звуками, высота которых известна. Имеются веские основания к тому, чтобы видеть в абсолютном слухе типичный пример «врожденной способности», т. е. способности, в основе которой лежат врожденные задатки. Однако можно и у лиц, не обладающих абсолютным слухом, выработать умение узнавать высоту отдельных звуков. Это не значит, что у этих лиц будет создан абсолютный слух, но это значит, что при отсутствии абсолютного слуха можно, опираясь на другие способности — относительный слух, тембровый слух и т. д., — выработать такое умение, которое в других случаях осуществляется на основе абсолютного слуха. Психические механизмы узнавания высоты звуков при настоящем абсолютном
60
слухе и при специально выработанном, так называемом «псевдоабсолютном» слухе будут совершенно различными, но практические результаты могут в некоторых случаях быть совершенно одинаковыми.
Далее, надо помнить, что отдельные способности не просто сосуществуют рядом друг с другом и независимо друг от друга. Каждая способность изменяется, приобретает качественно иной характер в зависимости от наличия и степени развития других способностей.
Исходя из этих соображений, мы не можем непосредственно переходить от отдельных способностей к вопросу о возможности успешного выполнения данным человеком той или другой деятельности. Этот переход может быть осуществлен только через другое, более синтетическое понятие. Таким понятием и является «одаренность», понимаемая как то качественно-своеобразное сочетание способностей, от которого зависит возможность достижения большего или меньшего успеха в выполнении той или другой деятельности.
Своеобразие понятий «одаренность» и «способности» заключается в том, что свойства человека рассматриваются в них с точки зрения тех требований, которые ему предъявляет та или другая практическая деятельность2. Поэтому нельзя говорить об одаренности вообще. Можно говорить только об одаренности к чему-нибудь, к какой-нибудь деятельности. Это обстоятельство имеет особенно важное значение при рассмотрении вопроса о так называемой «общей одаренности», которого мы коснемся несколько позже.
То соотнесение с конкретной практической деятельностью, которое с необходимостью содержится в самом понятии «одаренность», обусловливает исторический характер этого понятия. Понятие «одаренность» лишается смысла, если его рассматривать как биологическую категорию. Понимание одаренности существенно зависит от того, какая ценность придается тем или другим видам деятельности и что разумеется под «успешным» выполнением каждой конкретной деятельности. Приведем некоторые примеры.
Известно, что, по мнению Канта, гений, т. е. высшая ступень одаренности, возможен лишь в искусстве, но не в науке и тем более не в практической деятельности [1, § 46, 47, 49].
Иное, хотя и столь же ограниченное, понимание гениальности, т. е. высшей ступени одаренности, мы находим у большинства психологов (в особенности немецких) начала XX в. То место, которое у Канта занимало искусство, заняла теперь наука, и высшую одаренность стали видеть только в научном мышлении. «Решающее для гения, - пишет Фребес, - разум; ни самая энергичная воля, ни величайшая утонченность чувств не образуют гениальности». Аналогичное у Меймана: «Для нас теперь не подлежит никакому сомнению, что интеллигентность заключается только в способности мышления и суждения», и к этому прибавляется: «Под интеллигентностью мы понимаем самую высшую форму духовной работоспособности человека и наиболее ценную сторону интеллектуальной одаренности человека» [5, с. 175]. Такая эволюция взглядов от Канта до психологов начала XX в. отражает огромный расцвет науки, имевший место в течение XIX в., и относительный упадок искусства, ко
2 Эта сторона понятия «одаренность» весьма выпукла и совершенно правильно подчеркнута С.Л. Рубинштейном [7].
61
торый с несомненностью можно констатировать, сравнивая буржуазное искусство конца XVIII — начала XX в.
С другой стороны, и точка зрения Канта, и точка зрения буржуазных психологов начала XX в. в одинаковой степени несут печать капиталистического разделения труда, в первую очередь разрыва между умственным и физическим трудом. Высшие формы одаренности почитается возможным искать только в сфере «чисто умственных» видов труда. Другие виды деятельности рассматриваются как заведомо более «низкие».
Существенное изменение претерпевает и содержание понятия того или другого специального вида одаренности в зависимости от того, каков в данную эпоху и в данной общественной формации критерий «успешного» выполнения соответствующей деятельности. Понятие «музыкальная одаренность» имеет, конечно, для нас существенно иное содержание, чем то, которое оно могло иметь у народов, не знавших иной музыки, кроме одноголосой. Историческое развитие музыки влечет за собой и изменение музыкальной одаренности.
Итак, понятие «одаренность» не имеет смысла без соотнесения его с конкретными, исторически развивающимися формами общественно-трудовой практики.
Отметим еще одно очень существенное обстоятельство. От одаренности зависит не успех в выполнении деятельности, а только возможность достижения этого успеха. Даже ограничиваясь психологической стороной вопроса, мы должны сказать, что для успешного выполнения деятельности требуется не только одаренность, т. е. наличие соответствующего сочетания способностей, но и обладание необходимыми навыками и умениями. Какую бы феноменальную музыкальную одаренность ни имел человек, но, если он не учился музыке и систематически не занимался музыкальной деятельностью, он не сможет выполнять функции оперного дирижера или эстрадного пианиста.
В связи с этим надо решительно протестовать против отождествления одаренности с «высотой психического развития», отождествления, широко распространенного в буржуазной психологии.
С другой стороны, исходя из нашего понимания одаренности, я считаю необходимым отказаться от употребления терминов «предрасположение» и «диспозиция», которыми нередко обозначаются способности и задатки. Эти термины, являясь основными в системе Штерна, получили очень широкое распространение в психологической литературе.
У Штерна понятие «предрасположение» (Disposition) прямо вытекает из основных принципов его учения. «Предрасположениями» он называет частные проявления энтелехии личности, т. е. ее «тенденции к способности реализовать самое себя или систему собственных целей». Понятие «предрасположение» является, следовательно, для Штерна насквозь телеологическим. Ярко идеалистический характер его становится особенно очевидным, если принять во внимание, что и врожденные задатки — и эти последние даже в особенности — для Штерна являются только проявлениями «тенденции личности реализовать систему собственных целей». Иначе говоря, будущая личность человека, еще не родившегося, уже «реализует систему собственных целей».
Такой смысл имеет понятие «предрасположение» в первоисточнике. Конечно, многие авторы, употреблявшие это понятие, были очень далеки от подобной
62
мистики. Но и у них с этим словом связывался смысловой оттенок, который нельзя не признать нежелательным, толкающим на неверный путь все учение об одаренности. Даже в советской литературе иногда говорилось об одаренности как о «предрасположении к определенным видам деятельности».
Подобного рода формулировки нежелательны потому, что они, как мне кажется, придают понятиям «одаренность», «задатки», «способности» оттенок чего-то фаталистически предопределяющего будущую деятельность человека.
Имеется большое различие между следующими двумя положениями: «данный человек по своей одаренности имеет возможность весьма успешно выполнять такие-то виды деятельности» и «данный человек своей одаренностью предрасположен к таким-то видам деятельности». Одаренность не является единственным фактором, определяющим выбор деятельности (а в классовом обществе она у огромного большинства и вовсе не влияет на этот выбор), как не является она и единственным фактором, определяющим успешность выполнения деятельности.
ЛИТЕРАТУРА
1.	Кант Э. Критика способности суждения. СПб., 1898.
2.	Лазурский А.Ф. Очерк науки о характерах. Изд. 3-е. Пг., 1917.
3.	Лазурский А.Ф. Классификация личностей. Пг., 1921.
4.	Лазурский А.Ф., Франк С. Л, Программа исследования личности в ее отношении к среде. — Русская школа, 1912, № 1,2.
5.	Мейман Э. Интеллигентность и воля, 1917.
6.	Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. Изд. 3-е. М., 1926.
7.	Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., 1935.
8.	Эккерман И.П. Разговоры с Гёте. М.; Л., 1934.
В.Д. Шадриков ПСИХОЛОГИЯ СПОСОБНОСТЕЙ1
Способности человека
Общеизвестным и общепризнанным можно считать факт, что основная трудность в исследовании способностей связана с определением того, что есть способности. На донаучном, интуитивном уровне понимание последних не представляет принципиальных трудностей. Однако над научной разработкой проблемы способностей в какой-то мере еще довлеют мнения, сложившиеся в предшествующий период. Еще со времен Аристотеля и средневековой схоластики способности рассматривались как некоторые скрытые «качества», «силы», «сущности» и т. п. Конечно, современная психология в понимании этих «сущностей» продвинулась вперед, но тем не менее какой-то элемент таинственности все же присутствует в изучении способностей.
Указывая на недостаточную определенность понятия «способность», исследователи активно занимались изучением строения специальных способностей: музыкальных, педагогических, технических, математических и т. д. В результате психология способностей обогатилась большим количеством содержательных исследований, не раскрывающих, однако, самого понятия «способности». Следует отметить, что и в других науках очень многие понятия оставались длительный период без дефиниций или определялись неправильно.
1.1. Содержание понятия «способности»
Категория «способности» относится к основным категориям психологии. Аристотель выделял 10 основных категорий, под которые подпадало все, что подлежит осмыслению: субстанция, количество, качество, отношение, место, время, положение, обладание, действие, страдание. В качестве наиболее общих часто выделяют три категории: вещь, свойство (или качество) вещи, отношение одной вещи к другой. Следовательно, способность может рассматриваться или как вещь, или как свойство вещи, или как отношение одной вещи к другой.
Мы нередко сталкиваемся с выражениями типа: алмаз способен резать стекло; атом способен делиться; зеленый лист способен усваивать солнечную энергию; клетка способна переходить из состояния покоя в состояние активности; мозг способен отражать объективно существующий мир и т. д.
Из приведенного явствует, что понятие «способности» относят не только к человеку, но и к любой вещи неорганического и органического мира, естественно или искусственно созданной, находящейся на разных ступенях эволюционного развития.
Анализ использования понятия «способности» показывает, что оно применяется как категория свойства (качества) вещи.
Действительно, приведенные выражения можно перефразировать и сказать: клетка обладает свойством переходить из состояния покоя в состояние активности; мозг обладает свойством отражать объективно существующий мир; алмаз обладает свойством резать стекло и т. д.
1 В.Д. Шадриков «Способности и интеллект человека» М., 2004 г.
64
Таким образом, понятие «способность» и понятие «свойство» (качество) в данном случае выступают как тождественные. Но всегда ли они тождественны? Очевидно, нет. Способности тождественны не любому свойству вещи, а такому, которое дает ее функциональную характеристику. Способности можно определить как свойство или совокупность свойств (качеств) вещи, системы, проявляющихся в процессе функционирования.
Допустимо сказать, что это функциональные свойства вещи, обусловливающие эффективность реализации вещью некоторой функции. Способности (свойства вещи) проявляются во взаимодействии вещей, функционировании систем.
Способности как свойства объектов определяются структурой объектов и свойствами элементов этой структуры. По отношению к последним свойства объекта выступают как качества. Любое свойство проявляется в единстве качества и количества, имеет меру выраженности. Следовательно, способности также должны иметь меру выраженности.
И здесь, естественно, встает вопрос: а чем же обусловлена эта конкретная способность и чем обусловлены индивидуальные различия в способностях.
Ретроспективный взгляд на проблему способностей
Все многообразие определений способностей, представленных в литературе, можно объединить в три группы.
Одни определяют способности как индивидуально-психологические особенности личности, являющиеся условием успешного выполнения той или иной продуктивной деятельности или ее освоения, не сводимые к знаниям, умениям или навыкам (Теплов Б.М.2, Петровский А.В.3, Психологический словарь4, Климов Е.А.5).
Другие определяют способности как психические свойства личности, которые являются условием успешного выполнения определенных видов деятельности или их освоения (Лейтес Н.С.6, Рудик П.А.7).
Третьи определяют способности как синтез свойств человеческой личности, отвечающие требованиям деятельности и обеспечивающие успешность ее выполнения (Ковалев А.Г.8).
Первая группа определений, как мы видим, не дает понятия, что есть способности, т. к. чтобы различаться, надо вначале быть. Таким образом, не определяя сущности способностей, авторы данного подхода сразу переходят к индивидуальным различиям. Более того, Б.М. Теплов, абсолютизируя признаки индивидуально-психо-логических особенностей, утверждает, что «никто не станет говорить о способностях там, где дело идет о свойствах, в отношении которых все люди равны»9.
Встав на эту точку зрения, мы можем утверждать, что каждый из нас, если его не сравнивать с другими, способностями не обладает.
2 Теплов Б.М. Способности и одаренность (1941).
3 Петровский A.B. Введение в психологию (1996).
4 Психологический словарь. М., 1996.
5 Климов Е.А. Психология. М., 1997.
6 Психология. Под ред. А.А. Смирнова, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, Б.М. Теплова. М., 1956.
7 Рудик П.А. Психология. М., 1958.
8 Обшая психология. Под ред. В.В. Богословского, А.Г. Ковалева, А.А. Степанова, С.Н. Шабалина. М., 1973.
9 Феноменология (гр., буквально — учение о феноменах) — часть психологии, описывающая психические феномены (Ф. Брентано, А. Мейнонг и др.).
3-Психология индивидуальных различий
65
Столь же дискуссионен и второй подход, так как условием успешного освоения и выполнения деятельности являются и мотивация, и характер, и темперамент.
Практически все свойства личности в той или иной мере влияют на успешность деятельности. В этом случае способности растворяются среди других психических свойств личности.
Определение способностей как синтез свойств личности мало что добавляет ко второму подходу. Остается не ясным, какие свойства личности синтезируются и почему не может рассматриваться в качестве способности одно конкретное свойство.
Таким образом, мы видим, что все приведенные определения не дают ответа на вопрос: что есть способности. В основном мы имеем дело с феноменологией конкретных проявлений способностей в деятельности.
В качестве основных понятий в теории способностей выступают задатки, способности и одаренность (общая и специальная). Наиболее распространенная точка зрения их описания представлена в следующих определениях:
-	задатки - анатомо-физиологические особенности человека, которые лежат в основе развития способностей;
—	способности - формирующиеся в деятельности на основе задатков индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от другого, от которых зависит возможность успеха в деятельности;
-	специальная одаренность — качественно своеобразное сочетание способностей, от которого зависит возможность успеха в деятельности;
-	общая одаренность — одаренность к широкому кругу деятельностей или качественно своеобразное сочетание способностей, от которого зависит возможность успеха в широком круге деятельностей.
Приведенная система понятий дает общую феноменологическую картину проблемы способностей, она позволяет объяснить отдельные проблемы, связанные с эффективностью деятельности. Однако в рассмотренной картине почти не представлен онтологический аспект проблемы способностей, психологические механизмы способностей и одаренности. В настоящее время именно онтологический аспект изучения способностей начинает играть главную роль. Такова логика развития любой науки, и психология здесь не составляет исключения.
Какие же проблемы встают при онтологическом подходе к проблеме способностей и одаренности? Отметим лишь некоторые, наиболее значительные, на наш взгляд.
Во-первых, остается нерешенным вопрос о задатках. Что же это за анатомофизиологические особенности? В чем их сущность? В психологической литературе считается хрестоматийным утверждение, что задатки лежат в основе способностей, однако сколько-либо полного анализа взаимоотношений и взаимосвязи задатков и способностей не проведено.
Тесно связана с вышеназванной вторая проблема: как формируются и развиваются способности в деятельности на основе задатков. С одной стороны, мы постоянно отмечаем, что задатки лежат в основе развития способностей, с другой — указываем, «нельзя говорить о способности, как она существует до начала своего развития». Таким образом, между задатками и способностями лежит пропасть, которую часто стараются не замечать.
66
Третьей проблемой является определение психофизиологической сущности способностей. Иными словами, можно поставить вопрос: как решается психофизиологическая проблема на уровне способностей?
В силу неразработанности онтологии способностей остаются открытыми вопросы взаимосвязи способностей и знаний, умений, навыков. Несмотря на успехи генетики остается проблемой, что же наследуется и что развивается в способностях, какова связь способностей и психических функций.
Подводя краткий итог сказанному, хотелось бы привести слова Б.М. Теплова который, анализируя проблему способностей и одаренности, писал: «Я не предполагаю дать общую теорию одаренности, не предполагаю даже развить какую-либо гипотезу о том, какова должна быть такая теория. В настоящее время это еще неисполнимо. Мало того, всякие попытки сочинить теории или гипотезы о природе одаренности при том запасе положительных знаний, которыми мы обладаем, вредны. Общая теория должна создаваться в результате большой работы по изучению конкретных фактов и частных закономерностей. В исследовании одаренности советская психология только еще приступает к этому, и научно обработанный материал, которым мы располагаем, пока очень невелик». Эти слова написаны более 50 лет назад. За прошедший период проведена огромная работа по изучению конкретных фактов как в психологии, так и в смежных дисциплинах (физиологии, генетике). Эти научные данные позволяют высказать гипотезу о том, что есть способности, какова их сущность.
Взгляд на способности с позиций современной науки
Важнейшим вопросом здесь является установление взаимосвязи и отношений психологической функции, одаренности и способности; способностей и родовых форм деятельности; психических функций и функциональных систем, реализующих эти функции.
В рассматриваемом плане интересной представляется мысль Рубинштейна о соотношении одаренности и психологической функции. «Одаренность, - писал он, - неотождествляема с качеством одной функции — хотя бы даже и мышлением... Функции являются продуктом далеко идущего анализа, выделяющего отдельные психологические процессы, соотнесенные с предметами, их свойствами, отношениями, качествами, с их сущностью — вообще с миром, определенном в общих категориях диалектической логики. Одаренность, так же как и характер, определяет более синтетические, комплексные свойства личности. Она характеризует личность в соотношении с более конкретными условиями деятельности человека, которые сложились в результате исторического процесса, создавшего определенные формы разделения труда». Из приведенной цитаты можно сделать вывод о том, что психологическая функция характеризуется аналитичностью и абстрактностью, отнесенностью к миру, определяемому в категориях диалектической логики; одаренность же в противоположность психологической функции, характеризуется синтетичностью и конкретностью, соотнесенностью с конкретными условиями деятельности.
Данная точка зрения представляется нам перспективной, но в ней недостает одного звена — способностей. И это не случайно. Рубинштейн, анализируя данное понятие, выделяет общую и специальную одаренность и специальные способности. «Для одаренности, - писал он, — существенное значение имеет соот
67
ношение с исторически сложившимися областями человеческой практики, человеческой культуры. В конечном счете специальная одаренность включает в себя соотношение внутренних психических условий с требованиями специальных видов деятельности. Это соотношение одаренности с конкретной деятельностью является не только абстрактным соотношением, а реальной связью, обусловливающей самое формирование одаренности. Специальные способности определяются в отношении к отдельным специальным областям деятельности. Внутри тех или иных специальных способностей проявляется общая одаренность индивидуума, соотнесенная с более общими условиями ведущих форм человеческой деятельности».
Как видно из приведенной цитаты, Рубинштейн фактически отождествляет специальные способности и специальную одаренность. Специальная же одаренность часто понимается им как одаренность (без дополнения «специальная»). Одаренность же всегда выступала как синтетическое понятие, совокупность внутренних данных или возможностей человека. Способности в их аналитической форме как отдельные качества при таком подходе из рассмотрения выпадают. Однако вернемся еще раз к приведенной выше цитате. Рубинштейн отмечал, что «внутри тех или иных специальных способностей проявляется общая одаренность индивидуума». И это несомненно правильно, если рассматривать соотношение способностей и одаренности. Но в стороне осталось соотношение способности и психологической функции. Отмечается только, что одаренность не-отождествима с качеством одной функции. Одаренность характеризуется синтетичностью, способность же характеризуется аналитичностью. Именно в конкретной деятельности способности реализуются отдельными психическими процессами, соотнесенными с конкретными предметами, их свойствами, отношениями, с их сущностью. Иными словами, способности являются конкретным проявлением психических функций.
И если мы видим, что у Рубинштейна психологическая функция характеризуется аналитичностью и абстрактностью (отнесенностью с миром), то способность будет характеризоваться аналитичностью и конкретностью (отнесенностью к условиям конкретной деятельности).
Таким образом, психологическая функция характеризуется аналитичностью и абстрактностью, одаренность — синтетичностью и конкретностью, способность — аналитичностью и конкретностью, которые выступают конкретным проявлением психологической функции.
Рассмотрим теперь проблему взаимосвязи способностей и психических функций через родовые формы деятельности.
В своем основном теоретическом исследовании «История развития высших психических функций» Лев Семенович Выготский сформулировал положения о том, что развитие высших психических функций идет через овладение субъектом собственными процессами поведения». И в этом плане, отмечал Выготский, история развития психических функций еще не написана. «Невыясненность генезиса высших психических функций с неизбежностью приводит к метафизической по существу концепции: высшие и низшие формы памяти, внимания, мышления существуют рядом друг с другом, независимо одна от другой, они не связаны генетически, функционально или структурно, точно изначально сотворены в двойном виде». Наряду с механической памятью, как высшая ее форма
68
различается логическая память, над непроизвольным вниманием надстраивается произвольное, над воспроизводящим воображением возвышается творческое, над образным мышлением, возносится, как второй этап, мышление в понятиях и т. д.». К сожалению, подобная картина сохраняется во многом и сегодня.
И здесь мы вправе поставить вопрос, что же означает «овладеть психическими функциями»? Именно недостаточная теоретическая разработка данного вопроса приводит к задержкам и в практических работах. Но какое значение это имеет для проблемы способностей человека?
Дело в том, что понятия «способности» и «психические функции» исследовались и исследуются раздельно, как две совершенно независимые линии. На самом же деле это два тесно связанных аспекта развития способностей. Развитие способностей идет на базе функциональных систем, реализующих отдельные психические функции и одновременно как процесс развития культурно-обусловленных операционных механизмов, овладевая которыми человек и овладевает своими способностями. В этом случае развитие способностей выступает как процесс биологического и культурного развития в их единстве.
Анализ работ по психологии способностей показывает наличие отрыва способностей от психических функций и перенос центра тяжести на их детерминацию со стороны деятельности. Стремление раскрыть культурную детерминацию способностей в противоположность их понимания как внутренних скрытых свойств, качеств, сущностей приводит к разрыву природной и культурной составляющих способностей.
Психологический анализ показывает, что любую деятельность, осуществляемую в практической или идеальной форме, можно разложить на отдельные психические функции. В любой деятельности необходимо что-то воспринять, запомнить, представить, осмыслить, принять решение и т. д. Психические функции представляют собой наиболее общие родовые формы деятельности. Психофизиологические исследования убедительно показали, что отдельные психические функции реализуются сложными, нейрофизиологическими функциональными системами. Эти функциональные системы в структуре целостного мозга формировались для реализации определенных психических функций. Можно сказать, что функциональные системы обладают свойством, благодаря которому возможно осуществлять определенную психическую функцию. Это свойство функциональных систем и является общей природной способностью, отнесенной к конкретной психической функции.
1.2.	Способности как индивидуально-психологические особенности, отличающие одного индивида от другого
Определив способности с позиции общего, мы можем рассмотреть их с позиции единичного и особенного. С позиции единичного, отдельного, индивидуального способности будут определяться тем, как общее свойство (конкретная способность воспринимать, запоминать и т. д.) выражено у конкретного индивида. Единичное будет представлено мерой выраженности свойства у конкретного индивида. Вполне естественно, что мера выраженности этого общего свойства у отдельных индивидов может быть различной. На этом этапе появляется проблема индивидуальных различий в способностях, как различной меры выраженности общей способности.
69
И тогда мы можем дополнить данное выше определение и сказать, что способности — есть свойства функциональных систем, реализующих отдельные психические функции, имеющие индивидуальную меру выраженности и проявляющиеся в успешности и качественном своеобразии освоения и реализации деятельности.
Изложенный выше подход раскрывает природу способностей, позволяет дать определение способностей индивида. Эти способности обеспечивали выживание индивида в природных условиях.
Задатки и способности
Приведенное выше понимание способностей позволяет наметить пути решения проблемы соотношения задатков и способностей. Если функциональные системы, свойствами которых являются способности, представляют собой подсистемы единого целого — мозга, то в качестве элементов функциональных систем выступают отдельные нейроны и нейронные цепи (нейронные модули), которые в значительной мере специализированы в соответствии с назначением конкретной функциональной системы. Именно свойства нейронов и нейронных модулей целесообразно определить как специальные задатки. Вместе с тем, как показали исследования, активность, работоспособность, непроизвольная и произвольная регуляция, мнемические способности и т. д. зависят от свойств нервной системы, а вербальные и невербальные способности во многом определяются взаимодействием и специализацией полушарий головного мозга. Общие свойства нервной системы, специфику организации головного мозга, проявляющиеся в продуктивности психической деятельности, целесообразно отнести к общим задаткам.
При рассмотренном понимании способностей и задатков становится более ясным соотношение между ними. Способности не формируются из задатков. Способности и задатки являются свойствами: первые — свойствами функциональных систем, вторые - свойствами компонентов этих систем. Поэтому можно говорить только о развитии вещей, которым присущи данные свойства. С развитием системы изменяются и ее свойства, определяющиеся как элементами системы, так и их связями. Свойства функциональных систем (способности) — системные качества. При этом в свойствах системы могут проявляться и проявляются свойства элет ментов, ее составляющих (специальные задатки). Помимо этого, на продуктивность психической деятельности влияют свойства суб- и суперсистем, которые мы обозначили как общие задатки. Общие и специальные задатки в свою очередь также могут интерпретироваться как системные качества, если мы будем изучать элементы системы, свойствами которых они являются.
Существует и другое понимание задатков: их можно рассматривать в качестве генетических программ, определяющих развитие функциональных систем в структуре мозга и человека в целом как индивида. Рассматривая проблемы развития способностей, и в этом случае мы также не можем сказать, что способности формируются на основе задатков, ибо развиваться будут функциональные системы, а задатки вместе со средой будут управлять этим процессом. Способности будут выступать как свойства функциональных систем.
Место способностей в структуре психики
Понимание способностей как свойств функциональных систем, реализующих отдельные психические функции, позволяет указать место способностей в
70
структуре психики. Как правило, при определении психики рассматриваются три ее аспекта: свойства высокоорганизованной материи мозга отражать объективный мир, субъективный образ объективного мира и переживания. Сравнивая определения психики и способностей, мы видим, что именно способности реализуют функцию отражения и преобразования действительности в практической и идеальной формах. Способности - одно из базовых качеств психики наряду с содержательной стороной, включающей знания об объективном мире и переживания. Способности конкретизируют общее свойство мозга отражать объективный мир, относя к отдельным психическим функциям. Одновременно способности характеризуют индивидуальную меру выраженности этого свойства, отнесенного к конкретной психической функции. Таким образом, способности находят свое место в структуре психики, конкретизируя общее понятие психики как свойства мозга отражать объективный мир, дифференцируя это свойство на конкретные психические функции, внося в него меру индивидуальной выраженности, придавая ему деятельностный характер, ибо мера индивидуальной выраженности способности проявляется в успешности и качественном своеобразии освоения и реализации отдельных психических функций. Способности имеют сложную структуру, отражающую системную организацию мозга, межфункциональные связи и деятельностный характер психических функций.
1.3.	Структура способностей
В обычной жизни способности выступают для нас прежде всего как характеристики конкретного человека. Обращаясь к конкретной личности, особенно в образовательном процессе, мы видим, что способности развиваются, имеют индивидуально своеобразное выражение. Стремление грамотно раскрыть способности личности, определить пути их развития приводит к необходимости рассмотрения структуры способностей.
Приняв за единицу анализа способностей психическую функцию, мы можем высказать определенные положения по структуре познавательных способностей.
В теоретическом и практическом планах уже в конце 20-х годов Л.С. Выготский выделил органические (биологические) и культурные процессы развития высших психических функций, показал их тесную взаимосвязь и слитность в процессе онтогенетического развития. Он подчеркнул, что «развитие высших форм поведения требует известной степени биологической зрелости, известной структуры в качестве предпосылки». Следует особо подчеркнуть сформулированное Л.С. Выготским положение о том, что при исследовании высших психических функций необходимо изучать, как ребенок владеет той или иной функцией.
Для раскрытия структуры способностей большой интерес представляют идеи Б. Г. Ананьева о комплексном изучении механизма психических функций. Согласно его схеме, развитие психических свойств проявляется как развитие функциональных, операционных, мотивационных механизмов. Функциональные механизмы на раннем этапе возникновения реализуют филогенетическую программу и складываются задолго до возникновения операционных механизмов. Между функциональными и операционными механизмами существуют сложные взаимодействия. Для развития операционных механизмов требуется определенный уровень функционального развития. В свою очередь развитие операционных меха
71
низмов переводит в новую фазу развития и функциональные механизмы, их возможности прогрессивно возрастают, повышается уровень системности. В некоторые периоды индивидуального развития, к которым, как можно полагать, относятся школьный возраст, юность и зрелость человека, между операционными и функциональными механизмами устанавливаются соразмерность, относительное взаимодействие.
В концепции механизма психических функций, разработанной Б.Г. Ананьевым, сделана попытка решить проблему соотнесения биологических и социальных основ психической деятельности. Функциональные механизмы «детерминированы онтогенетической эволюцией и природной организацией человеческого индивида... Операционные механизмы не содержатся в самом мозге -субстрате сознания, они усваиваются индивидом в процессе воспитания, образования, в общей его социализации и носят конкретно-исторический характер». Функциональные механизмы относятся к характеристикам Человека как индивида, операционные - к характеристикам человека как субъекта деятельности, мотивационные — к характеристикам человека как индивида и личности.
Работы Л.С. Выготского и Б.Г. Ананьева позволяют выделить в структуре способностей прежде всего функциональный и операционный компоненты. Грамотную диагностику способностей возможно осуществить только с опорой на эту структуру. Следует учитывать, что в процессе деятельности происходит тонкое приспособление операционных механизмов к требованиям деятельности, они приобретают черты оперативности (Д.А. Ошанин).
Обращение к операционным механизмам позволяет рассматривать способности как психические функции и психические процессы одновременно, и развитие способностей представляется через развитие психических функций .и процессов. Каждая из отмеченных сторон способностей описывается разными характеристиками и механизмами. «В описании процессов, - отмечал Б.Ф. Ломов, - нас прежде всего интересует их динамика, в описании функций — их предельные значения, оптимальные условия и эффективность их проявления».
Анализ способностей восприятия, мнемических способностей, проведенный в наших работах, показывает, что в качестве операционных приемов выступают общие мыслительные операции анализа, синтеза, обобщения, сравнения, абстракции. Мышление включено в процесс реализации психических функций, восприятия, памяти и др.
В свою очередь эти другие психические функции выступают в роли операционных механизмов мышления, при этом в мышлении отдельные познавательные способности интегрируются, проявляются системно в режиме взаимодействия. Таким образом, формирование и развитие психических функций одновременно выступают как процесс интеграции интеллекта.
Структура любой познавательной способности включает в себя кроме собственных операционных и функциональных механизмов и другие психические функции, которые выступают в роли операционных механизмов. Данное представление о структуре познавательных способностей отражено на рис. 1.
В каждом конкретном случае общие мыслительные операции (анализ, синтез, обобщение и др.) преобразуются в конкретные операционные механизмы.
На примере изучения мнемических способностей можно выделить следующие способы обработки информации.
72
Рис. 1. Структура познавательных способностей (на примере восприятия, памяти и мышления).
Группировка — разбиение материала на группы по каким-либо основаниям . (смыслу, ассоциациям, законам гештальта и т. д.).
Опорные пункты — выделение какого-либо краткого пункта, служащего опорой более широкого содержания (тезисы, заголовки, вопросы, образы излагаемого в тексте, примеры, цифровые данные, сравнения, имена, эпитеты, незнакомые или малознакомые слова, чем-либо выделяющиеся выражения, эмоциональная реакция субъекта и т. д.).
Мнемический план — совокупность опорных пунктов. Классификация — распределение каких-либо предметов, явлений, понятий по классам, группам, разрядам на основе определенных общих признаков.
Структурирование — установление взаимного расположения частей, составляющих целое, внутреннего строения запоминаемого.
Систематизация — установление определенного порядка в расположении частей целого и связей между ними.
Схематизация — изображение или описание чего-либо в основных чертах или упрощенное представление запоминаемой информации.
Аналогии — установление сходства, подобия в определенных отношениях предметов, явлений, понятий, в целом различных.
Мнемотехнические приемы - совокупность готовых, известных способов запоминания.
Перекодирование — вербализация или проговаривание, называние, представление информации в образной форме, преобразование информации на основе семантических, фонематических признаков и т. д.
Достраивание запоминаемого материала — привнесение в запоминаемое субъектом: использование вербальных посредников; объединение и привнесение чего-либо по ситуативным признакам; распределение по местам (метод локальной привязки, или метод мест).
73
Сериационная организация материала — установление или построение различных последовательностей: распределение по объему, распределение по времени, упорядочение в пространстве и т. д.
Ассоциация — установление связей по сходству, смежности или противоположности и т. д.
Повторение как сознательно контролируемые или неконтролируемые процессы циркуляции информации целесообразно выделить в качестве отдельного способа запоминания, учитывая его универсальность и фундаментальность.
Преодоление разрыва между психической функцией и деятельностью, рассмотрение способностей как родовых форм деятельности позволяет подойти к анализу структуры способностей с позиций структуры деятельности.
Адекватно описать структуру психических функций можно как психологическую структуру деятельности, а развитие способности - как развитие системы, реализующей эти функции, как процесс системогенеза. Архитектоника этой системы в основных компонентах должна совпадать с архитектоникой функциональной системы трудовой деятельности, однако содержание каждого компонента будет специфичным для каждой способности так же, как и для каждой предметной деятельности.
Специфическая особенность рассматриваемой системы состоит в том, что она обладает природным свойством, направленным на реализацию определенной психической функции и проявляющимся через функциональные механизмы. Это свойство выступает в роли первичного средства, внутреннего условия, позволяющего достигнуть цель. В профессиональной деятельности в качестве таких средств, как известно, служат знания, умения и способности субъекта к деятельности.
Структура способностей в виде формальной схемы, отражающей представленные выше положения, дана на рис. 2. Эта схема, показывающая лишь принципиальные моменты архитектоники способностей, позволяет приблизиться к пониманию механизма опосредования внешних воздействий через внутренние условия, важнейшие из которых способности. Беря свое начало в функциональной системе трудовой деятельности, структура способностей в свою очередь помогает понять, как функционирует сама система деятельности.
Предложенное понимание структуры отдельных способностей позволяет выдвинуть гипотезу, основанную на том принципе, что эта структура едина для всех способностей и аналогична структуре деятельности. Фактически при множестве способностей реально существует единая структура деятельности, которая мультиплицируется в структуре отдельных способностей. Онтологически эта единая структура реализуется целостностью мозга как органа психики, функционально определяется целью деятельности и ее мотивацией.
Сказанное обосновывает необходимость еще раз рассмотреть способности, но уже с позиции категории общего и единичного. Ранее мы определили, что общим для каждой способности является свойство, реализуемое конкретной психической функцией и отличающее одну психическую функцию от другой. Это свойство - ради которого конкретная функциональная система формировалась в процессе эволюционного развития человека. Единичное мы определили как меру выраженности свойства: мера отражает диалектическое единство качественного и количественного проявления свойства. Хотелось бы обратить внимание именно на качественный аспект способности (отметим, что его постоянно
74
Рис. 2. Функциональная система способностей.
подчеркивал Б.М. Теплов); качественная специфика может быть объяснена не столько общим свойством способности, сколько ее обусловленностью другими способностями.
Итак, способность, понимаемая с позиций системного подхода как свойство функциональной системы, есть одна из «клеточек», та единица диагностического анализа, на основе которой можно построить всю систему познавательных способностей как систему свойств функциональных систем мозга, реализующих отражательную функцию. Такое понимание способностей позволяет сделать значительный шаг в направлении целостности анализа психики при любых акцентах и любом уровне ее рассмотрения. Чтобы объяснить результаты при разной успешности выполнения той или иной деятельности личностью, необходимо провести анализ ее способностей. Это возможно на основе предлагаемой концепции, в которой способности и деятельность не противопоставляются, а рассматриваются в диалектическом единстве их формирования и развития.
Кроме решения вопроса о структуре способностей, появляется также возможность приблизиться к пониманию развития способностей как основной проблемы психодиагностики.
В психологии наиболее распространена точка зрения, согласно которой способности понимаются как продукт прижизненного формирования. Определяющая роль в этом процессе принадлежит обучению, которое ведет за собой развитие. Диалектико-материалистическую основу решения вопроса о детерминации развития психики последовательно отстаивал С.Л. Рубинштейн, который утверждал, что все внешние воздействия на человека проявляются, лишь преломляясь через его внутренние условия. Можно сказать, что генезис способностей —
75
это комплекс вопросов о соотношении биологического и социального в способностях, о задатках и способностях, о движущих силах развития способностей. Этот сложный вопрос решался и решается по-разному. Например, зарубежные психологи, как отмечали Б.М. Теплов, К.М. Гуревич, А. Анастази, либо сближают понятие способностей с уровнем наличных достижений субъекта, либо сводят его к врожденным потенциям индивида, определяющим возможности его развития в дальнейшем. Но независимо от понимания способностей проблема развития «решается» одинаково: «тесты способностей диагностируют уровень развития, достигнутый субъектом в одном или нескольких видах способностей».
Развитие способности — это развитие системы, реализующей ту или иную функцию; это процесс системогенеза. Понимание развития способностей как си-стемогенеза функциональной системы позволяет проанализировать изменения способностей с точки зрения выделенных выше признаков развития.
Благодаря этому возникает возможность охарактеризовать появление новообразований функциональной системы способностей (операционных механизмов, регулирующих механизмов), их безотносительность к любому заранее установленному эталону, их обусловленность определенной зрелостью функциональных систем. Кроме того, через понимание системных механизмов можно понять и объяснить, насколько то или иное изменение способностей меняет их строение и, как следствие, участвует в повышении эффективности реализации различных психических функций. Представление о структуре способностей как о функциональной системе позволяет рассматривать новообразования этой системы как качественно специфической уровень развития психики, «снимающий» характеристики нижележащих уровней. Таким образом, понимание способностей как свойств функциональных систем дает основания для выделения способностей в качестве одной из единиц диагностического анализа, имеющей монистическую, деятельностную природу, содержание которой характеризуется единством абстрактного и конкретного, а развитие позволяет выделить качественные модификации на различных уровнях детерминации поведения. Таким образом, в данном случае мы имеем дело со свойством, которое обнаруживается в процессе реализации функций и проявляется, оформляется в каких-либо состояниях, итогах или результатах.
Обращение к способностям, как к родовым формам деятельности, выделение в структуре способностей функциональных и операционных механизмов требует рассмотрения процессов целеполагания, программирования и принятия решения как компонентов функциональной системы способностей. К сожалению, эти вопросы в научной литературе в отмеченном аспекте практически не рассмотрены. В определенной мере здесь можно использовать результаты научных исследований выполненных в рамках концепции системогенеза деятельности и работы общего характера, посвященные проблемам планов и структур поведения10.
10 Шадриков В.Д. Проблемы системогенеза профессиональной деятельности. М., Наука, 1982.
Шадриков В.Д. Психология деятельности и способности человека. М., Логос, 1996.
Карпов A.B. Психология принятия решения в профессиональной деятельности. М., 1991.
Черемошкина Л.В. Психология мнемических способностей. Автореф. докт. дисс. М., 2000.
Миллер Д., Галантер Ю., Прибрам К. Планы и структуры поведения. М., Прогресс, 1965.
Линдсей П., НорманД. Переработка информации у человека. М., Мир, 1974.
Прибрам К. Языки мозга. М., Прогресс, 1975.
Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М., Медицина, 1975.
76
Следует отметить, что с позиций системного рассмотрения способностей становится очевидной ограниченность существующих методов диагностики способностей и открывается перспектива подлинно научного разрешения этой проблемы.
1.4.	Содержание понятия «способности» (продолжение)
В предыдущих разделах мы показали, что понять сущность способностей, ответить на вопрос, что есть способности, невозможно без преодоления отрыва способностей от психических функций, психических функций от психических процессов, психических функций родовых форм деятельности.
Стремление раскрыть деятельностную детерминацию формирования развития способностей в противоположность их понимания как свойств, сущностных качеств функциональных систем, реализующих отдельные познавательные и психомоторные психические функции приводило к разрыву природной и культурной составляющих способностей, не позволяло раскрыть биологические механизмы способностей.
Теоретический анализ проблемы сущности способностей позволил:
- вскрыть природную (биологическую) сущность способностей и определить их как свойства функциональных систем, реализующих отдельные познавательные и психомоторные функции. В данном определении способности выступают как общие сущностные качества психических функций. Это общее свойство (способность воспринимать, запоминать, мыслить) имеет конкретное (единичное) проявление у конкретного индивида, имеет индивидуальную меру выраженности и в конкретной деятельности проявляется особым образом (как особенное), приобретая черты оперативности. Таким образом, мы получаем ответ на вопрос, что есть способности в своей биологической обусловленности, что есть способности индивида.
Обращение к изучению способностей как родовых форм деятельности позволяет преодолеть разрыв между психическими функциями и деятельностью, раскрыть структуру способностей с позиций структуры деятельности.
Способности в этом случае начинают выступать как качества субъекта деятельности, развивающиеся и формирующиеся на основе свойств функциональных систем, реализующих отдельные познавательные и психомоторные функции. Природной основой способностей, как качеств субъекта деятельности, выступают природные качества индивида, а более конкретно свойства функциональных систем, реализующие отдельные психические функции.
Проявление способностей, как природных качеств индивида, опосредуется ценностными ориентациями субъекта деятельности, процессами и механизмами планирования, программирования, принятия решений и регулирования деятельности.
Способности в этом случае выступают в единстве природной и культурной составляющих. Способности выступают как качества субъекта деятельности, имеющие природную основу, в качестве которой выступают свойства его функциональных систем, реализующие познавательные и психомоторные функции. В результате становится понятным, что лежит в природной основе способностей и как они развиваются, приобретая индивидуальное лицо за счет мотивации индивида, и овладения индивидом своими способностями за счет овладения операци
77
онными механизмами, формирования программ и решающих правил использования операционных механизмов. Способности начинают выступать как системные новообразования субъекта деятельности. Выступая как качества субъекта деятельности, способности, развиваясь, одновременно выступают и как качества личности, определяющие эффективность, успешность поведения личности.
1.5.	Развитие способностей
Развитие способностей осуществляется в процессе жизнедеятельности и деятельности (учебной, трудовой, игровой). Источником развития способности выступает противоречие между наличным уровнем развития способностей и требованиями деятельности. Как же идет развитие способностей с учетом функциональных и операционных механизмов? Рассмотрим этот процесс на примере развития мнемических способностей.
Используя методику развертывания мнемической деятельности, мы провели исследование представленности операционных механизмов у детей разного возраста. Результаты этих опытов отражены в таблице 1.
Таблица 1
Распределение испытуемых в зависимости от сформированности операционных механизмов мнемических способностей (в %) (данные Стюхиной Г.А.)
Виды операц. механизмов	Количество испытуемых (в %), применяющих метод			
	6—7 лет	8—9 лет	10—12 лет	13-14 лет
Группировка	23	32	38	85
Опорный пункт	23	32	38	85
Перекодирование	—	10	38	35
Ассоциация	57	54	50	—
Схематизация	—	—	—	70
Структурирование	—	—	6	60
Аналогия	—	—	—	35
Достраивание материала	—	2	6	25
Повторение	100	100	100	100
Как видно из приведенных данных, развитие мнемических способностей идет за счет овладения операционными механизмами. С возрастом растет число используемых мнемических операций и возрастает частота их применения. Важнейшим моментом развития способностей является тонкое приспособление операционных механизмов к условиям деятельности. В этом процессе проявляется конкретность психической функции. В результате этого приспособления к условиям деятельности операционные механизмы приобретают черты оперативности. В плане психического отражения эту проблему с наибольшей полнотой разработал Л.А. Ошанин. Формирование оперативности операционных механизмов способностей представляет собой наиболее тонкий процесс их развития.
78
Эксперименты, проведенные в нашей лаборатории Князевым М.М., убедительно показали, что наиболее эффективный способ развития профессионально важных качеств (чувства времени) заключается в специальных упражнениях до начала деятельности, на отдельных действиях предстоящей деятельности. Но именно в этом случае и создаются наиболее благоприятные условия для формирования черт оперативности у профессионально важных качеств.
Ссылаясь на исследования А.Н. Леонтьева по формированию звуковысотного слуха, мы можем утверждать, что этот же процесс формирования оперативности функциональных механизмов заключается в тонком приспособлении органов чувств к особенностям воспринимаемых объектов. При формировании звуковысотного слуха в качестве такового выступает компарирующий анализ, заключающийся в подстройке движения голосового аппарата к воздействующему звуковому раздражителю.
Выделение операционных механизмов в способностях позволяет ответить на вопрос, как человек может овладеть своими способностями: через овладение операционными механизмами восприятия, запоминания, воображения и т. д. Таким образом, развитие способностей представляет собой процесс:
—	развития функциональной системы, реализующей конкретную психическую функцию, в совокупности ее компонентов й связей;
-	развития операционных механизмов;
-	развития оперативности в системе функциональных и операционных механизмов;
-	овладения субъектом своими познавательными способностями через рефлексию и овладение операционными механизмами в плане конкретных психических функций.
Рассматривая развитие способностей, мы можем выделить три фактора культурной детерминации.
Во-первых, необходимо подчеркнуть тот факт, что ребенок, в отличие от животного, рождается с незавершенным формированием функциональных систем психической деятельности. Функциональные системы, реализующие психические функции, вызревают в течение длительного постнатального периода. Этот процесс вызревания детерминируется средой жизнедеятельности. Функциональные системы изначально формируются как окультуренные «второй природой», созданной человеком.
Во-вторых, развитие способностей детерминируется социальными формами деятельности.
В-третьих, развитие способностей детерминируется индивидуальными ценностями. Именно эти индивидуальные ценности и смыслы будут определять качественную специфику способностей, от них будет зависеть, что увидит и запомнит человек.
Р. Левонтин
УМСТВЕННЫЕ СПОСОБНОСТИ1
Один из наиболее очевидных фактов нашего общественного бытия - существование огромных различий между людьми и группами людей в их социальном положении, богатстве и власти. У одних много денег, у других мало; одни могут влиять на условия своей жизни и жизни других, у большинства же такой возможности нет. В развитых странах капиталистического мира 20% беднейших семей владеют примерно пятью процентами национального дохода, а доход 5% наиболее состоятельных семей достигает 25%. И эти соотношения не менялись сколько-нибудь существенно в последние 50 лет. Если же говорить о распределении собственности, а не дохода, то оно окажется еще более асимметричным. Около 2% населения Соединенных Штатов владеет 25% собственности. Если же мы исключим из рассмотрения наиболее распространенные ее виды, такие как дома и машины, то эти 2% окажутся владельцами гораздо большей доли материальных ценностей (например, у них сосредоточено 75% акций предприятий). Помимо различий в благосостоянии и власти есть отчетливые расовые различия. Средний доход черных семей в Соединенных Штатах составляет лишь 60% дохода белых, детская смертность у них в 1,8 раза выше, а продолжительность жизни на 10% меньше. Так было и 50 лет назад.
Наиболее примечательная черта социального статуса, богатства и власти заключается в том, что они переходят от родителей к детям. Дети нефтяных магнатов становятся владельцами банков, а дети рабочих-нефтяников оказываются в долгу у этих банков. Вероятность того, что Нельсон Рокфеллер провел бы свою жизнь, качая бензин на станции, принадлежащей «Стандард ойл корпорейшн», чрезвычайно мала. Конечно, в нашем обществе есть социальная мобильность, но она больше прославляется в песнях и рассказах, нежели существует реально. Наиболее известное исследование социальной мобильности в Соединенных Штатах показало, что у конторских служащих («белых воротничков») 71% сыновей сами стали «белыми воротничками», а 62% сыновей рабочих («синих воротничков») остались в этой же категории работников. Более того, эти цифры значительно преувеличивают величину возможного изменения социального положения, богатства и власти, потому что по доходу, статусу, контролю за условиями работы и социальному обеспечению переход от работы «синих воротничков» к работе «белых воротничков» является в большинстве случаев примером лишь горизонтальной мобильности. Служащие не перестают быть рабочими, оттого что они сидят за столами, а не стоят за станками: те из них, кто работает в сфере обслуживания и составляет одну из наиболее многочисленных профессиональных групп «белых воротничков», имеют наименьшую оплату и наименьшие социальные гарантии среди работников этого статуса. В 1952 г. 83% американских деловых руководителей были сыновьями бизнесменов или высококвалифицированных работников. Это на 10% больше, чем в первой четверти века, когда высокой социальной мобильностью обладали выходцы из семей фермеров.
Тот факт, что в нашем обществе существуют семейные различия в социальном статусе, благосостоянии и власти, беспокоит многих - может быть, болыпин-
1 Левонтин Р. Человеческая индивидуальность: наследственность и среда. М., 1993, с. 112—128.
80
Рис. I. Оливер Твист и Ловкий Плут
ство американцев. Мы — наследники социальных революций XVII и XVIII вв., тех революций, которые призваны были уничтожить передачу по наследству богатства и власти. Отцы-основатели призывали к «свободе, равенству и братству» и утверждали, что «все люди рождены равными». Конечно, они подразумевали только мужчин (женщины не имели избирательного права до XX в.), но и то не всех. В Соединенных Штатах (а также в британских и французских доминионах) до середины XIX в. сохранялось рабство. Однако не бывает революций под лозунгом «свобода и равенство для некоторых». Поэтому представление о том, что мы все рождены свободными и равными, стало краеугольным камнем нашей национальной идеологии.
Как же примирить явное противоречие между идеологией равенства и фактом неравенства? С одной стороны, можно утверждать, что то неравенство, которое характеризует наше общество начиная с XVIII в., представляет собой структурное свойство самих социальных отношений, что наше общество не обеспечивает всех его членов равными духовными и материальными благами, что, напротив, наша социальная система построена на неравенстве. Иначе говоря, мы можем заявить, что Декларация прав человека и Декларация независимости были пропагандистскими актами, призванными узаконить восхождение к власти новой аристократии — аристократии денег. Нет необходимости говорить, что эта точка зрения не пользовалась особой популярностью.
Согласно другому объяснению, наиболее распространенному в последние два столетия, наше общество является обществом равных людей настолько, насколько оно вообще может быть таковым, учитывая природное неравенство людей. Политические и социальные революции XVIII и XIX вв. разрушили искусственные иерархии и позволили проявиться естественным различиям в способностях. Мы представляем собой общество равных возможностей, в котором каждый выходит на стартовые позиции своей жизненной дистанции, имея такие же социальные
81
Мартин Калликак
Он флиртовал со слабоумной девицей из таверны
Она произвела на свет сына, известного под прозвищем "Ужасный старик", который имел десять детей
Он женился на достойной квакерше
От этих семи достойных детей появились на свет сотни других, принадлежащих к самым высоким человеческим типам
родила семь честных и достойных детей
Рис. 2. Предполагаемая история семьи Калликак, часто упоминаемой в учебниках по психологии как пример критической роли наследственности в детерминации умственных способностей и нравственных качеств.
От десяти детей Ужасного старика появились сотни людей, представляющих собой самые низкие образцы человеческой породы
возможности, как и остальные, но некоторые просто оказываются более быстрыми бегунами. Однако недостаточно только признать.существование природных различий в способностях, так как это не может объяснить передачу социальной власти от родителей к детям. Следует признать также, что эти различия биологически наследуются, что, например, Рокфеллеры сегодняшнего поколения богаты не потому, что они получили в наследство деньги и власть, как аристократы времен Людовика XVI, а потому, что они унаследовали способность приобретать деньги и власть.
Идея, согласно которой различия в интеллекте, нравственности, сообразительности и манерах поведения наследуются, была важной темой в литературе XIX в. В английской литературе ее величайшими выразителями были Диккенс и Элиот. Напомним, что Оливер Твист с самого рождения воспитывался в работном доме, самом ужасном и жалком социальном институте XIX в., где он «вместе с двадцатью или тридцатью другими юными нарушителями закона о бедных по целым дням копошился на полу, не страдая от избытка пищи или одежды».
82
Тем не менее с ранних лет он был олицетворением доброты, честности и нравственности, не говоря уже о его грамотной речи и превосходном произношении. Всем этим он резко отличался от юного Джека Даукинса по прозвищу Ловкий Плут, получившего то же воспитание, но являющего собой столь низкий и омерзительный экземпляр английского оборванца, какой только можно себе представить. Причина этих различий — что и является основной тайной романа — в благородном происхождении Оливера, а вся история его жизни — прекрасное исследование усыновленного ребенка, демонстрирующее, что кровь рано или поздно дает о себе знать.
Еще более ярким примером является герой Джорджа Элиота Даниэль Дерон-да. Будучи приемным сыном английского баронета, он проводит свое время в играх и других праздных, но благородных забавах, свойственных молодым людям его класса. Но в 21 год он по непонятным причинам увлекается древнееврейской философией и влюбляется в еврейскую девушку. Читатель не особенно удивляется, узнав в конце книги, что Даниэль на самом деле сын известной еврейской актрисы. Такие взгляды были распространены не только в Англии. Наиболее популярные французские писатели XIX в., Эжен Сю и Эмиль Золя, использовали те же темы. Весь цикл романов Золя о Ругон-Маккарах был посвящен тому, чтобы показать решающее влияние наследственности на социальные различия.
В XX в. представления о решающем влиянии наследственности на дела человеческие получили меньшее распространение в литературе и большее в науке. В 1905 г. в научной статье о близнецах выдающийся американский психолог Э.Л. Торндайк заявил, что «в реальном жизненном состязании, смысл которого не в том, чтобы достичь цели, а в том, чтобы обойти других, главным и решающим фактором является наследственность». О степени научной обоснованности этого положения говорит то, что оно было написано лишь через пять лет после вторичного открытия законов Менделя, за пять лет до возникновения хромосомной теории наследственности, за 10 лет до статистической теории корреляций и за 13 лет до обоснования теории наследственности количественных признаков. В прошедшие с тех пор три четверти века основные усилия психогенетиков были направлены на подведение надежного фундамента под это утверждение Торндайка.
Тестирование интеллекта
Хотя исследовались многие характеристики — темперамент, алкоголизм, психические заболевания, пространственное восприятие и др., — ядром психологической генетики стала проблема «умственных способностей». Концентрация усилий именно на этой проблеме явилась следствием широко распространенного убеждения, что успешность продвижения в современном индустриальном обществе зависит в значительной степени от способности к абстрактному мышлению. Согласно этому взгляду, конечный результат того «жизненного состязания», о котором писал Торндайк, определяют когнитивные2 способности человека и эти способности должны быть наследуемыми. Технически исследование интеллекта стало возможным благодаря созданию инструмента для измерения различий в когнитивных способностях — так называемых тестов интеллекта, или тестов IQ.
2 Широкий класс способностей, куда входят интеллект, память, внймание, воображение и познавательные процессы. — Прим. ред.
83
Рис. 3. Последовательно усложняющиеся прогрессивные матрицы — обычная форма невербального теста IQ. Нужно вставить недостающую фигуру, соответствующую логике задачи.
Тест IQ был впервые разработан во Франции в 1903 г. Альфредом Бине. Он использовался для отбора детей, которые в обычных условиях не справлялись со школьной программой, но могли догнать сверстников с помощью дополнительных коррекционных занятий. В тесте оценивались память, словарный запас и способность замечать различия в похожих предметах. Позднее этот тест был модифицирован в Соединенных Штатах Л.Н. Терменом и получил название теста IQ Стэнфорд — Бине. Этот тест был (и до сих пор остается) стандартом, по которому проверялась валидность всех последующих тестов интеллекта. Адаптируя тест Бине, Термен (и другие сторонники тестирования умственных способностей) незаметно, но кардинально изменил его назначение. Из теста для отбора детей, нуждающихся в коррекционных занятиях, тест IQ превратился в метод оценки у всех детей врожденных умственных способностей, которые, как предполагалось, независимы от обучения и прошлого опыта. Представление о том, что тесты 1Q измеряют нечто, внутренне присущее индивиду и независимое от влияния внешних условий, не является побочным свойством измерений IQ; скорее оно лежит в основе интеллектуального тестирования. Само название IQ (коэффициент интеллекта) предполагает операцию деления полученных при выполнении теста баллов на -возрастную поправку. Это значит, что тест имеет разные стандарты для каждой возрастной группы и нейтрализует основные возрастные изменения индивидуальной деятельности. Создатели тестов постарались также исключить и влияние половых различий, убрав те вопросы, на которые мальчики и девочки отвечают в среднем по-разному. Утверждается также, что тесты не связаны с культурными влияниями, а в некоторых ранних тестах —
84
что нет и влияния языковых различий. Поскольку это явно не соответствует истине при тестировании вербального интеллекта, были затрачены огромные усилия на создание невербальных тестов, которые, как предполагается, и разрешают проблему влияния культуры. Однако рестандартизация тестов не коснулась расовых или классовых различий, поскольку именно они и были теми самыми различиями, которые должны были выявлять тесты. Дело в том, что если различия в интеллекте являются причиной различий в социальной успешности, то тогда тесты, предположительно измеряющие интеллект, должны надежно отделять тех индивидов, которые с высокой вероятностью достигнут успеха в обществе, от тех, у которых шансов на успех мало.
Большое внимание уделялось предполагаемой неизменяемости IQ, которая противопоставлялась развитию способностей, происходящему в процессе жизни человека. Баллы по тестам IQ, полученные у одного и того же человека дважды за небольшой отрезок времени, высоко коррелируют друг с другом (г = +0,95). На этом основании тест считается надежным. Результаты тестирований, разделенных годами, коррелируют друг с другом слабее, особенно если второе тестирование проводится во взрослом возрасте. Однако корреляция между результатами при проведении повторного тестирования через 10 лет остается надежно высокой (г = +0,80). Различные компоненты тестов IQ такие как словарный запас, аналогии, распознавание образов и другие вербальные и невербальные субтесты, также надежно коррелируют друг с другом. Корреляция между тестами и их частями рассматривается как доказательство того, что все они измеряют лежащий в их основе общий интеллект, так называемый «фактор go». Общий интеллект отражается в разных субтестах по-разному, но сам он является устойчивой чертой организма, которая не развивается с возрастом и не подвержена влияниям окружающей среды. Таким образом, теоретическая суперструктура интеллектуального тестирования оказалась жестко соотнесенной с биологическим объяснением вариативности поведения. Этим было положено начало доказательствам наследуемости интеллекта.
Что измеряют тесты интеллекта
Откуда мы знаем, что тест, названный тестом интеллекта, действительно измеряет интеллект? Когда создавался первый тест IQ, он разрабатывался таким образом, чтобы с ним хорошо справлялись дети, квалифицированные по другим основаниям как умные. Если тест давал высокие оценки таким детям, про которых все «знали», что они глупые, он отбрасывался. Тесты IQ отбирались и разрабатывались таким образом, чтобы их баллы соответствовали априорным суждениям учителей и психологов об интеллекте детей: кто умный, а кто - нет. Тесты должны были наилучшим образом предсказывать школьную успеваемость.
Тесты IQ бесконечно различаются по форме и, как кажется на первый взгляд, по содержанию. Но во многих из них значительная часть тестового материала совершенно очевидно зависит от того социального класса, к которому принадлежат их дети, от их домашнего окружения и от качества обучения. Детей спрашивают о персонажах и авторах литературных произведений; их просят высказать суждение о приемлемых и принятых в обществе формах поведения, узнают, насколько их взгляды соответствуют социальным стереотипам, и т. д. «Правильные» ответы на вопросы действительно высоко коррелируют со школьной успеваемос
85
тью. С другой стороны, невербальные тесты коррелируют со школьной успеваемостью в меньшей степени, и это неудивительно: сама по себе способность долго сидеть и сосредоточенно отвечать на серии кажущихся бессмысленными вопросов - не лишенный основания показатель будущей школьной успеваемости.
Не следует думать, что тесты IQ разрабатывались независимо от какой-либо общей теории интеллекта, а затем оказалось, что они предсказывают школьные и социальные успехи. Напротив, они тщательно конструировались так, чтобы предсказывать успешность обучения, а представление о том, что они измеряют какую-то внутренне присущую человеку характеристику — интеллект, — было включено в концепцию тестирования без достаточных обоснований. В самом деле, не существует общепринятого мнения насчет того, что такое интеллект. Один педагогический психолог даже определил интеллект как то, что измеряют тесты IQ. Мы фактически не знаем, существует ли нормальное распределение врожденного «интеллекта», потому что неизвестно, как это таинственное качество можно определить. Ясно, однако, что в реальной учебной деятельности существуют значительные индивидуальные различия и что есть короткие тесты, коррелирующие с успешностью этой деятельности. То, что эти тесты называются тестами «интеллекта», а не «средством прогноза школьной успеваемости», не должно вводить в заблуждение относительно их имплицитных претензий.
IQ и успешность
Важные социальные претензии умственного тестирования заключаются не просто в том, что тесты IQ измеряют интеллект, но и в том, что они объясняют различия в социальном успехе. Логика рассуждений очень проста: различия в статусе, благосостоянии и власти являются результатом различий в интеллекте; тесты IQ измеряют интеллект, следовательно, тесты IQ предсказывают распределение в популяции статуса, благосостояния и власти. Но предсказывают ли?
Стандартный показатель социальной успешности, используемый американскими социологами, — не принадлежность к определенному классу (класс — европейское понятие, валидность которого отвергается большинством англоязычных социологов), а социоэкономический статус (сокращенно СЭС). Этот показатель представляет собой количественную меру, включающую доход, профессию и образование (продолжительность обучения главы семьи). Полученные корреляции между IQ в детстве и успешностью во взрослом возрасте, определяемой по СЭС или только по доходу, во многих исследованиях достигают надежно высокой величины (около 0,85). На этом основании IQ рассматривается как хороший прогрессивный показатель социальной успешности. Возникает, однако, следующая проблема: экономический и социальный успех может быть результатом многих факторов, включая интеллект, и сами эти факторы могут быть причинно связаны друг с другом. Обнаруживаемая корреляция между доходом и IQ может быть просто косвенным результатом влияния других факторов. Например, предположим, что непосредственной причиной и хорошего выполнения тестов IQ, и успехов в последующей жизни были условия семейного воспитания. Тогда IQ будет иметь высокие корреляции с успешностью, но не потому, что высокой успешности способствовал интеллект, а потому, что и баллы по тестам интеллекта, и будущая социальная успешность являются следствием одной и той же лежащей в их основе причины — условий семейного воспитания.
86
Рис. 4. Простая схема возможных путей, связывающих характеристики семьи, IQ и достигнутый социальный уровень.
Пример с IQ и успешностью — это лишь частный случай общей проблемы, возникающей при анализе причин изменчивости. Всякий раз, когда существуют множественные и сложные пути причинных влияний, факт корреляции двух переменных не может помочь определению причин и следствий. На рис. 4 показан очень упрощенный набор возможных путей, обусловливающих связи между такими характеристиками, как домашняя среда, обучение, IQ, гены и социоэконо-мический статус во взрослом возрасте. Получаемая корреляция между двумя переменными, представленными на рисунке, свидетельствует лишь о том, что переменные соединены одним или несколькими путями. Но она не дает никаких оснований говорить ни о направленности причинной связи, ни о том, из скольких отрезков состоит путь от одной переменной до другой. Так, IQ, определенный в детском возрасте, может коррелировать с доходом во взрослом возрасте: (1) потому, что IQ является причиной школьных успехов, которые, в свою очередь, приводят к высокому доходу (путь/— с), или (2) потому, что детский интеллект с высокой вероятностью предсказывает интеллект во взрослом возрасте, который и является причиной высокого дохода (путь g - d), или (3) потому, что IQ определяет школьные достижения, которые с высокой вероятностью предсказывают будущий интеллект (во взрослом возрасте), являющийся, в свою очередь, причиной высокого дохода (путь / — е —d). Любой из этих вариантов предполагает, что интеллект в той или иной степени является причиной успешности, достигаемой во взрослом возрасте. Но предположим, что нет никаких путей, кроме а и /. Детский интеллект будет по-прежнему коррелировать с успешностью, но уже не будучи ее причиной. Напротив, IQ будет скорее не причиной, а следствием социоэкономического статуса.
Мы, конечно, не можем ограничиться простыми корреляциями, если хотим понять источники социальной успешности. Мы должны рассмотреть отдельные связи на схеме причинности. Это можно сделать, если исследовать каждую переменную при постоянном значении всех других. Так, мы можем спросить: «В какой степени различия в доходе могут быть предсказаны с помощью IQ в детском возрасте, если мы возьмем людей с одинаковыми школьными достижениями и одинаковыми условиями домашнего воспитания?» Мы можем, наоборот, урав
87
нять значения IQ и посмотреть, в какой степени различия в социальной успешности объясняются различиями в успехах родителей. Когда такая процедура была проделана экономистами Сэмом Баулсом и Валери Нельсон, результаты оказались поразительными. Первая диаграмма на рис. 5 показывает; какова вероятность попасть в ту х/5 часть населения, которая получает наибольший доход, у людей, имеющих различную продолжительность обучения. Она измерена здесь не в абсолютном количестве лет, а в единицах, говорящих о том, какая часть популяции училась столько же или меньшее количество лет. Так, для человека, относящегося к тем 10% населения, которые имели наименьшую продолжительность обучения, вероятность попасть в группу с наибольшим доходом составляет всего 3,5%; если же он относится к 10% с наибольшей продолжительностью обучения в школе, вероятность попасть в эту группу вырастает до 45,9%. Возможно, это происходит потому, что IQ является причиной одновременно и школьных достижений, и экономического успеха? Нет. Темные столбцы на графике показывают соотношение между доходом и обучением у тех людей, интеллект которых приближается к среднему популяционному значению, то есть близок к 100 баллам. Отличий от первого сопоставления фактически нет. Даже человек с IQ, равным 100 баллам, но с наибольшей продолжительностью обучения, имеет в 10 раз больше шансов получить высокий доход по сравнению с тем, кто имеет тот же интеллект и наименьшую продолжительность школьного обучения. При уравненном IQ взаимосвязь между продолжительностью обучения и успешностью не меняется.
На второй диаграмме представлено аналогичное сравнение, но вместо школьного обучения рассматривается влияние социоэкономического статуса родительской семьи. Те, чьи отцы находились в верхних 10% социальной иерархии, имеют в 10 раз больше шансов получить высокий доход, чем выходцы из беднейших слоев населения (вероятности равны соответственно 43,9 и 4,2%). Картина мало изменится, если мы включим в такое сравнение только людей со средним интеллектом. Как показывают темные столбцы, люди со средним IQ из наиболее состоятельных семей имеют в 7,5 раза больше возможностей, чем люди с таким же интеллектом из беднейших семей. Если и существует какое-то внутреннее врожденное качество, которое приводит к успешности или неуспешности, оно явно не улавливается с помощью JQ-тестов. Если же эти тесты действительно измеряют, как это утверждается, врожденный интеллект, единственный вывод, который можно сделать, состоит в том, что лучше родиться богатым, чем умным.
IQ и гены
Говорить о врожденности и неизменности интеллекта не значит постулировать существование генов интеллекта. Взаимосвязь между такими качествами, как врожденность, неизменность и генетическая обусловленность, более сложная, чем кажется на первый взгляд. Во-первых, врожденное не означает генетическое. Из имеющихся с момента рождения физических и физиологических различий между людьми многие вызваны не генетическими различиями, а особенностями развития. Небольшие случайные отклонения в особенностях развития нервных связей в мозге зародыша могут привести к существенным различиям в умственной деятельности. Во-вторых, генетическое не означает неизменное, что постоянно подчеркивается в этой книге.
88
Низкая	t v Высокая
Социальное положение семьи (децили)
Рис. 5. Связь между вероятностью высокого дохода у всей популяции в целом (светлые столбики) и только у тех людей, которые имеют средние показатели IQ (темные столбики), с продолжительностью обучения (верхняя диаграмма) и с социальными условиями (нижняя диаграмма).
Действие генов является прямым ответом на средовые сигналы, а комплексное развитие и метаболизм целостного организма поддерживают его в постоянном взаимодействии с внешним миром. В-третьих, врожденное не означает неизменное. «Синие младенцы», рожденные с анатомическими дефектами кровообращения, могут стать после хирургического вмешательства совершенно здоровыми. Наконец, различия между людьми могут быть неизменными, не будучи ни врожденными, ни генетическими, свидетельством чему являются люди, лишившиеся конечностей, зрения или слуха в результате несчастного случая.
Эти факты не понимались психологами, которые обычно полагали, что если интеллект действительно врожден, то он должен быть и генетически задан, а если так,
89
то он должен быть и неизменен. Примером этого недоразумения является известная статья Артура Дженсена. Автор вынес в заголовок вопрос: «Можем ли мы повысить IQ и школьную успеваемость?» — и ответил: «Немного», — поскольку IQ в значительной степени наследуется. Для усугубления путаницы часть доказательств, предложенных Дженсеном для подтверждения наследуемости IQ, была связана с предполагаемой устойчивостью интеллекта на протяжении жизни человека.
Оценка наследуемости IQ
Баллы IQ распределяются в каждой популяции, для которой был создан тест, так, как показано на рис. 6. Средний балл равен 100, а стандартное отклонение - 15. Распределение симметрично по отношению к среднему и имеет форму колокола, которая называется нормальным распределением. Эти характеристики распределения IQ ничего особенного не открывают, потому что тесты именно так и задумывались и система подсчета специально отрабатывалась таким образом, чтобы получалось нормальное распределение баллов со средним значением 100 и со стандартным отклонением 15. Когда, например, создавался японский вариант шкалы Векслера для детей, он тщательно разрабатывался именно таким образом, чтобы подобное распределение получилось и у японских школьников. Полагая, что важные вопросы социальной практики могут быть определены, если мы будем знать наследуемость IQ, психогенетики приложили огромные усилия для разделения дисперсии IQ на генетические и средовые составляющие и установления коэффициента наследуемости. Даже если не касаться вопроса о том, какой смысл имеет такая информация для социальной политики, проблемы, связанные с получением самой по себе оценки наследуемости, огромны.
Вопрос, как всегда, в том, чтобы разделить генетическое и средовое сходство в семьях. На рис. 7 даны корреляции баллов IQ между людьми, состоящими в различной степени родства, и между неродственниками. Указаны также медианы и величины разброса, полученные в различных исследованиях, вместе с корреляцией, ожидаемой в том случае, если бы наследуемость была 100%, а влияние генов — аддитивным. Чем теснее родственные связи у людей, тем выше корреля-
Рис, 6. Распределение показателей IQ в популяции, для которой был стандартизирован тест. Процент популяции, попадающий в каждый класс показателей, указан над горизонтальной осью; так, у 17% людей IQ находится в пределах 80—90 баллов.
90
Категория
Количество исследований
______________________0, 00 0,10 0,20 0,30 0,40 0,50 0,60 0,70 0,80 0,90
2^'^''''''' ' ''	' Л /
Неродст- —Выросшие врозь ..............- -.«..ш	'
венники
_ Выросшие вместе \\ \
Приемный родитель -	' ' ''	< * . ' ' Л, , _ , '	; ,
приемный ребенок	/	'
----------------------------.•н.ч-дн	.ИИ....... ,.. ...< .....     ».у
Родитель - ребенок	v < 'о.... ../г».
Сибсы
~ Выросшие врозь
__Выросшие вместе
двуяйцевые
Близнецы Разного пола
— Одного пола

Близнецы однояйцевые
Выросшие врозь
— Выросшие вместе
4
5
3
1,3 2~
35
9
10
3
13
Рис. 7. Корреляции по баллам IQ между людьми, имеющими разную степень родства.
Каждая точка представляет отдельное исследование, а каждая вертикальная линия показывает значение медианы для каждой категории испытуемых.
ции их IQ. Средние корреляции между родителем и ребенком, между сибсами и между дизиготными близнецами близки к простому генетическому ожиданию, равному 0,503. Неродственники имеют значительно более низкую корреляцию, а идентичные близнецы — значительно более высокую. Повышение корреляции с увеличением родства предсказывается, однако, любой теорией, касающейся детерминантов IQ, поэтому само по себе это повышение не является высокоинформативным.
Смущает очень широкий разброс корреляции для каждого класса родственников. Трудно полностью доверять исследованиям сходства родителей и детей, когда результаты равномерно располагаются в пределах от г = 0,20 до г = 0,80, или исследованиями сибсов, в которых корреляции опять удивительно равномерно распределены в диапазоне от г = 0,30 до г = 0,80. Поэтому тот факт, что значения их медиан оказываются близкими к 0,50, производит впечатление скорее математического артефакта, чем обнаруженной биологической реальности. Этому разбросу в корреляциях соответствует разброс показателей наследуемости от Я2 = 40% до Н2 = 160% — не очень убедительный результат.
Для оценки наследуемости IQ чаще всего использовалось сравнение людей, имеющих общие гены, но различные средовые условия, и людей с различным набором генов, но с одинаковыми средовыми условиями. Баллы IQ неродствен-ников не коррелируют, если они росли врозь, как и должно быть по любой теории причинных связей, но, если они воспитываются вместе, их IQ имеет среднюю корреляцию, равную примерно 0,25. В одном исследовании для IQ вырос -
3 Исходя из того, что в перечисленных парах родственников имеют в среднем 50% общих генов. — Прим. ред.
91
ших врозь неродственников была получена корреляция 0,30, что должно предостерегать нас от некритического принятия научных результатов.
Случайная выборка неродственников не может коррелировать по баллам /Q4: либо исследование было плохо организовано, либо результат является статистической случайностью. В любом случае он приводит в замешательство. Сравнение корреляций между баллами IQ приемных родителей и их приемных детей с корреляциями IQ биологических родителей и их детей снова демонстрирует влияние общей среды. На другом конце шкалы - корреляции по баллам IQ идентичных близнецов; если они выросли вместе, средняя корреляция равна 0,87, если врозь — ее величина составляет 0,75. Опять обнаруживается влияние среды, общей для членов семьи.
Если мы рассмотрим результаты, представленные на этой схеме, в их прямом значении, то можем увидеть, что существует множество способов оценки наследуемости IQ и все они совпадают по своим результатам, давая довольно высокие значения. Корреляция в 0,25 между выросшими вместе неродственниками может рассматриваться как прямая оценка влияния общей среды. Монозиготные близнецы, выросшие вместе, имеют и общие гены, и общую среду, и их средняя корреляция равна 0,87. Поэтому, делая поправку на общую среду, мы можем определить коэффициент наследуемости: 0,87 - 0,25 = 0,62. Кроме того, мы можем использовать стандартное сравнение между дизиготными и монозиготными близнецами. Средняя корреляция монозиготных близнецов равна 0,87, а дизи-готных 0,53. Поэтому
Н2 = (ГМ - Т>)/(1 - Т) = (0,87 - 0,53)/( 1 - 0,53) = 0,72.
Однако беда в том, что мы не можем принять любое из этих исследований или теорий в их прямом значении. Мы уже говорили о сомнительности допущений, согласно которым к идентичным и дизиготным близнецам относятся действительно одинаково. Следовательно, оценка 0,72 завышена на величину, которую трудно определить. Эта проблема вносит искажения и в первую оценку. Можем ли мы в действительности допустить, что корреляция в 0,25 между баллами IQ неродственников, выросших вместе, является адекватной оценкой влияния общей среды и на идентичных близнецов? Если нет, то тогда мы внесли недостаточную поправку также и в первый коэффициент наследуемости. Мы должны остерегаться слишком широких обобщений в исследованиях, которые касаются необычных отношений между людьми.
Близнецы, выросшие врозь
Разлученные с самого рождения близнецы вызывают у генетиков, занимающихся человеком, такую же роковую страсть, как и у авторов романтических сочинений. «Братья-корсиканцы» Александра Дюма, отделенные друг от друга при рождении ножом, но переживающие одновременно и боль, и удовольствие, находясь на расстоянии многих миль друг от друга, — литературный двойник тоже выдуманных идентичных близнецов сэра Сирила Берта, которые имели якобы одинаковые IQ, хотя никогда не видели друг друга. Сама эта схема кажется иде
4 Корреляция IQ, усредненная по 15 тыс. «случайных» пар (незнакомых между собой людей), равна 0,01. Р1опипД., De Fries F. 1980; см. также: Роль среды и наследственности в формировании индивидуальности человека. М., 1988.— Прим. ред.
92
альной для проверки генетических влияний в популяционной изменчивости человека. У идентичных близнецов идентичные гены. Если, получив воспитание в разных условиях, они тем не менее демонстрируют сходство по тестам, это сходство должно быть генетическим. Корреляция между баллами IQ идентичных близнецов, выросших врозь, является фактически прямой оценкой наследуемости IQ, Как показывает схема на с. 91, такая оценка равна 0,75.
Однако даже небольшое размышление над тем, кто такие близнецы, выросшие врозь, начинает вызывать вопросы. Оставляя в покое романы XIX в., надо спросить, какие обстоятельства привели к разлучению в младенчестве идентичных близнецов. Действительно ли они растут в совершенно различных условиях? В литературе, посвященной этой теме, описано только четыре исследования разлученных близнецов, и все они стали предметом детального анализа и критики со стороны психолога Лео Кэмина5. Результаты этого анализа настораживают. Как и можно было ожидать, ни одно из этих исследований не содержит много близнецовых пар: 12 пар у Жуэл-Нилсена, 19 пар у Ньюмена с коллегами, 44 пары у Шилдса и 53 пары у Берта. Ньюмен и Шилдс нашли свои пары, дав объявления в газетах и по телевидению и затем отобрав пришедшие по почте ответы. Поэтому создается впечатление, что со стороны респондентов произошел самоотбор — откликнулись те, кто был достаточно похож на другого близнеца, чтобы пара рассматривалась как идентичная, причем в этих парах между «разлученными» близнецами сохранялся контакт. Только Шилдс дает подробную историю жизни своих близнецов, и оказывается, что они фактически не были полностью разделены. В жизни близнецы разлучаются при рождении или из-за смерти матери, или потому, что родители не имели возможности содержать их обоих, или потому, что они были слишком болезненными, чтобы можно было справиться с двумя. Детей обычно отдают теткам, сестрам или лучшим друзьям, и они растут в соседних домах в одном и том же городе. В исследовании Шилдса все близнецовые пары, кроме четырех, росли у близких родственников, близких друзей или соседей. Близнецовые пары, разделенные при рождении и выросшие в совершенно разных условиях, встречаются скорее в романах, чем в реальной жизни.
Самое большое и наиболее широко используемое исследование разлученных близнецов представляет собой серию исследований, проводившихся, как считалось, сэром Сирилом Бертом и его сотрудниками на протяжении 20 лет. Авторы утверждали, что значимых корреляций между экономическйми статусами семей, воспитавших разлученных близнецов, не было. Детали не сообщались. Когда Кэмин тщательно проверил эти исследования, обнаружились любопытные подробности. Размеры выборок указывались в различных сообщениях по-разному, а иногда не указывались вообще. Не сообщались подробности о тестах IQ. Тестовые баллы использовались для того, чтобы ответить на вопрос, действительно ли интервьюеры адекватно воспринимают сходство близнецов. Коэффициенты корреляции, подсчитанные для различных групп близнецов, тем не менее снова и снова совпадали вплоть до третьего знака. При этом первичные данные предположительно были утеряны во время пожара в лаборатории.
5 Подробнее об этом см.: Лолер Дж. Коэффициент интеллекта, наследственность и расизм. М., «Прогресс», 1982. — Прим. ред.
93
Многолетнее изучение этого вопроса Кэмином и позднее Оливером Гиллисом в конце концов показало, что близнецовые исследования Берта были полностью сфабрикованы. Названные Бертом сотрудники не обнаружены, баллы по тестам не существовали, и, кажется, близнецы тоже не существовали. По этой причине все исследования Берта и его «сотрудников» были исключены из схемы на с. 91. Берт, несомненно, долго занимался фальсификацией, создавая еще и хвалебные обзоры своих собственных работ, публиковавшиеся под вымышленными именами в журнале, редактором которого он был.
Реакции психологов и психогенетиков на серию разоблачений работ Берта сами по себе весьма показательны. Некоторые говорили, что Берт просто «небрежно публиковал» свои работы. Но можно ли считать, что дело в небрежности, если коэффициенты корреляции совпадают до третьего знака? Другие объясняли все это преклонным возрастом Берта, следствием старости, однако обнаружилось, что подделки встречаются и в его ранних работах. Больше всего беспокоит то, что некоторые из его старших коллег говорят, будто статьи Берта всегда вызывали у них сомнения, но они не высказывали их, потому что полагались на его авторитет.
Фальсификации в работах Берта и реакции на эти работы его коллег - это лишь крайнее выражение общего феномена исследований вариативности интеллекта и темперамента. Большинство исследований наследуемости интеллектуальных характеристик отмечено одним или несколькими серьезными методическими недостатками, которые включают: (1) очень небольшой размер выборок, (2) смешение корреляции между родственниками с генетической корреляцией, (3) неслучайный подбор семей, усыновляющих ребенка, в исследованиях приемных детей, (4) субъективную оценку сходства, (5) последующую статистическую обработку данных, приводящую результаты в большее соответствие с генетическими ожиданиями. Любого из этих недостатков было бы достаточно, чтобы признать негодной к публикации в научном журнале любую статью, если бы предметом исследований в ней был надой молока. Однако психологические журналы по генетике поведения регулярно публикуют такие исследования, и никакого прогресса в этом отношении не заметно. В 1979 г. основной журнал по генетике поведения опубликовал оценку наследуемости IQ человека, основанную полностью на корреляциях, полученных между родителями и детьми в обычных семьях, хотя редактор знал и в другом месте утверждал, что в таких случаях нельзя определить, какая часть корреляции является следствием среды, общей для членов семьи. Невозможно не сделать вывод, что существует глубоко укоренившийся предрассудок в пользу генетического объяснения изменчивости поведения человека.
Исследования приемных детей
В принципе можно было бы оценить генетические влияния, оказываемые на изменчивость IQ, с помощью исследования приемных детей. Схема на с. 91 включает данные таких исследований, в которых сопоставляются либо IQ родителей и усыновленных ими детей, либо IQ выросших врозь сибсов. Как видно, две группы исследований дают очень похожие результаты, хотя ожидаемая генетическая корреляция между интеллектами сибсов, выросших врозь, должна быть равна 0,5, а между IQ родителей и усыновленных ими детей — 0,0. Поэтому здесь не слишком много доказательств наследуемости.
94
В идеальном исследовании приемных детей должен сравниваться IQ приемных детей с IQ родителей-усыновителей и с IQ их биологических родителей. Этот идеал труднодостижим, потому что обычно нелегко получить данные о биологических родителях. Для их замены можно использовать другие группы детей и их биологических родителей, стараясь при этом уравнять как можно больше характеристик биологических и приемных семей. В любом случае необходимо, чтобы распределение приемных детей по семьям-усыновителям было случайным, то есть чтобы дети от родителей с высоким IQ не усыновлялись только семьями с IQ тоже выше среднего. Иначе могут появиться корреляции между IQ приемных детей и их биологических родителей, которые будут следствием не биологических связей, а средовых особенностей, в которых растут дети.
Имеется три больших исследования приемных детей, которые использовали такую схему сравнения6. В двух работах Беркс и Лихи приемные семьи сравнивались с другими, по возможности уравненными с ними биологическими семьями. В третьем - в исследовании Скодак и Скилза - оценивался уровень образования приемных матерей, IQ детей и IQ их биологических матерей. К сожалению, тесты IQ не давались приемным матерям. Результаты, показанные в таблице, кажутся очень серьезным подтверждением генетических влияний, поскольку корреляции детей с их приемными родителями намного меньше, чем с биологическими. Тщательная проверка этих исследований Камином, однако, поднимает несколько серьезных вопросов о схеме их организации. Исследование Беркс включало много детей с серьезными задержками развития, что, конечно, сильно снизило корреляции IQ с приемными родителями, которые в целом принадлежали к высшим социоэкономическим группам и имели более высокие баллы IQ, чем в среднем в популяции. В обоих исследованиях - и Беркс и Лихи — уравнивание биологических и приемных семей было слабым. Приемные родители были старше, а их доход на 50% больше, и они имели, как и можно было ожидать, меньше детей. У них в целом была меньшая вариабельность, чем у биологических семей, почти во всех отношениях. В исследовании Скодак и Скилза распределение детей по семьям не было случайным - дети более образованных матерей попадали в дома с более высоким статусом. Так что по этим исследованиям мы, строго говоря, не можем судить о величине наследуемости IQ.
Наиболее поразительная и постоянная черта исследований приемных детей, как правило, не комментируется теми, кто заинтересован в демонстрации генетических влияний: она состоит в том, что, какова бы ни была корреляция между интеллектом детей и их биологических родителей, усыновление значительно повышает IQ детей. В исследовании Скодак и Скилза средний IQ биологических матерей был только 86, на одно стандартное отклонение ниже среднего в популяции. Напротив, средний IQ их детей, воспитанных в приемных семьях, был равен 117, на одно стандартное отклонение выше среднего в популяции. При обследовании детей-сирот в Великобритании наблюдалось то же явление. Средний
6 В настоящее время реализуется хорошо спланированный Колорадский проект исследования приемных детей, включающий 250 семей с усыновленными детьми, биологических родителей этих детей и 250 контрольных семей. Схема исследования включает случайный подбор семей-усыновителей, детальную оценку семейной среды и т. д. (см.: Р1оттД., De Fries F. Origins of individual differences in infancy: The Colorado Adoption Project. N. Y., Acad. Press, 1985; Plomin R., De Fries F., Fulker D. Nature and Nuture during Infansy and Early Childhood. Cambridge University Press, 1988).
95
1Q детей, попавших в приют в младенчестве, был 105, если они оставались в нем до 5 лет, 100, если они возвращались к своим биологическим матерям, и 115, если они были усыновлены. Именно этого и можно было бы ожидать, зная социальные характеристики родителей-усыновителей: в большинстве своем это супруги, принадлежащие к среднему классу, в том числе к его более высокому слою, с небольшим количеством своих детей или бездетные, имеющие финансовые возможности, мотивацию и свойственные своей среде условия, для того чтобы воспитывать «интеллектуальных» детей. Конечно, нет противоречия между этим влиянием усыновления и вероятностью того, что баллы IQ окажутся высо-конаследуемыми. «Генетическое» не означает «неизменное». Независимо от того, насколько высоконаследуемым может оказаться IQ, семьи из более высоких слоев общества будут воспитывать детей именно в соответствии с представлениями этих слоев.
Таблица 1
Корреляция по IQ или уровню образования между родителями и детьми в трех исследованиях приемных детей
Исследования	Корреляция		
	приемный ребенок с приемной матерью	биологический ребенок с приемной матерью	приемный ребенок с биологической матерью
Беркс	0,19	0,46	—
Лихи	0,20	0,51	—
Скодак и Скилз	0,02	—	0,32
Источник: Cavalli-Sflrza L.L., Bodmer W. The Genetics of Human Population. W. H. Freeman and Company, 1971.
К.Г. Юнг
ФЕНОМЕН ОДАРЕННОСТИ1
Когда я впервые приехал в Северную Америку, то, к своему удивлению, заметил, что на улицах, пересекавших линии подземки, не было заграждений, а на перегонах не было живой изгороди. В отдаленных окрестностях колея использовалась даже как пешеходная дорожка. Когда я выразил удивление, то получил ответ: «Только идиот не знает, что по рельсам поезда движутся со скоростью от сорока до ста миль в час». В дальнейшем мне бросилось в глаза, что вам ничего не «запрещали», а только что-то «not allowed», не разрешали, или даже учтиво просили: «Please, don’t»1 2.
Эти и многие другие параллельные впечатления сгустились во мне до понимания того, что в Америке общественная жизнь апеллирует к интеллекту и ожидает его, в то время как в Европе, напротив, приспособлена к глупости. Америка требует интеллекта и способствует ему, Европа озирается назад: успевают ли глупцы. Хуже того: европейский континент предполагает злонамеренность и потому кричит всем повелительное и назойливое «запрещено», в то время как Америка обращается к доброй воле.
Так или иначе, забрел я в своих мыслях в мои школьные годы, когда знавал некоего учителя, воплощавшего своей персоной европейскую предубежденность. Двенадцатилетним школьником я отнюдь не чувствовал себя заспанным и глупым, но часто ужасно скучал, пока учитель бился с теми из учеников, которые плохо поспевали. Мне по крайней мере выпало счастье иметь гениального учителя латыни, который однажды, во время проверки домашних упражнений, послал меня в университетскую библиотеку за книгами, которые я с восторгом обнюхал со всех сторон на обратном пути, растянутом мною максимально. Но скука была далеко не самым скверным. Однажды среди тем для сочинения, совсем не стимулирующих, все же попалась одна интересная. Я всерьез принялся за нее и отшлифовал мои предложения с величайшим старанием. В радостном ожидании того, что я написал лучшее или по крайней мере одно из лучших сочинений, я сдал его учителю. При возвращении сочинений он имел обыкновение сначала обсуждать соответственно лучшее, а затем другие - в убывающем порядке. Мое не было ни первым, а также ни вторым и ни третьим. Все прочие сочинения прошли последовательно передо мной, и, когда последний, наихудший, продукт в конце концов был обсужден, учитель надулся, предвещая беду, и изрек следующие слова: «Сочинение Юнга - самое что ни на есть лучшее, но для него это была пара пустяков, и он сделал это играючи, легкомысленно и беспечно. Поэтому он вообще не заслуживает никакой оценки». - «Это неправда, я никогда не трудился над сочинением так много, как над этим», — перебил я учителя. «Это ложь! — закричал он. — Посмотри на X(на того, кто выдал наихудшее сочинение). X приложил много усердия. Он добьется от жизни своего, а у тебя это не выйдет, потому
1 Доклад, прочитанный на съезде работников средней школы в Базеле 4 декабря 1942 г. Напечатан в Schweizer Erziehungs-Rundschau XVI/1 (Zurich, April 1943, p. 3—8). Позже в Psychologic und Erziehung вместе с разделами I и IV этого тома, Rascher, 1946. Новое издание (в обложке), 1970.
2 Пожалуйста, не... (англ.).
4- Психология индивидуальных различий
97
что ловкостью и шарлатанством не отделаться». Я замолчал и отныне вовсе не работал на уроках немецкого языка.
Этот опыт остался, конечно, далеко позади - более полувека прошло с той поры, и я не сомневаюсь, что с того времени многое в школе изменилось к лучшему. Однако тогда этот случай побудил меня к долгим размышлениям и оставил после себя горькое чувство, которое, конечно, по мере увеличения жизненного опыта уступило место большей прозорливости. Я понял, что установка моего учителя, конечно же, покоилась на благородном принципе: помогать слабым и искоренять зло. К сожалению, однако, с такими правилами часто случается, что они возводятся в степень бездушных принципов, которые уже не стоят никакого дальнейшего раздумья. Отсюда возникает прискорбная карикатура добра: хотя помогают слабым и борются со злом, но одновременно возникает опасность того, что талант останется без внимания, как будто сам по себе из-ряда-вон-выхождение уже что-то будто сомнительное и непристойное. Посредственность недоверчива и предпочитает с подозрением относиться к тому, чего не может ухватить своим интеллектом. «II est trop intelligent»3 - основание, достаточное для самого страшного подозрения! Бурже в одном из своих романов описывает восхитительную сцену в приемной министра; эта сцена прямо-таки парадигматична: томящаяся в ожидании супружеская пара - petits bourgeois4 — критикует одного неизвестного ей, но очень знаменитого ученого следующим образом: «It doit etre de la police secrete, il a 1 ’air si mechant»5.
Я прошу у вас прощения, если непристойно долго задержался на биографических деталях. Ведь эта правда без поэзии касается в конечном счете не единичного случая — она часто сбывается. Одаренный ребенок на самом деле задает школе трудную задачу, которую нельзя оставить без внимания, несмотря на благой принцип — помогать слабоодаренным. В такой маленькой стране, как Швейцария, нельзя, чтобы из-за одного лишь желания быть милосердными мы проглядели одаренных детей, столь нам необходимых. Но, кажется, еще и сегодня в этом отношении порою проявляется какая-то беспечность. На днях я узнал о следующем случае: одна интеллектуальная девочка из первых классов начальной школы вдруг, к удивлению родителей, стала плохо учиться. Вещи, которые ребенок рассказывал о школе, звучали так комично, что у родителей создалось впечатление, будто с детьми поступают как с идиотами и таким образом искусственно их оболванивают. Мать осведомилась у директора школы, что же там происходит, и узнала, что учительница получила образование для работы со слабоумными и прежде занималась с такими отсталыми детьми. Очевидно, она вообще не знала, что делать с нормальными детьми. К счастью, ребенок со временем смог перейти к нормальной учительнице, где он тут же вновь расцвел.
Проблема одаренного ребенка отнюдь не проста, потому что мало распознать в нем хорошего ученика. В известных случаях мы имеем как раз обратное. Он может иметь даже неблагоприятные характеристики: разбросанность, голова полна шалостей; он — нерадивый, халатный, невнимательный, озорной, своенравный; он может даже производить впечатление заспанного. Путем одного
3 Он чересчур умен (фр.).
4 Обыватели (фр.).
5 Он, должно быть, из секретной полиции. У него такой злобный вид (фр.).
98
лишь внешнего наблюдения бывает очень трудно отличить одаренного ребенка от умственно отсталого.
Кроме того, нельзя упускать из виду тот факт, что одаренные дети далеко не всегда рано созревают, но, напротив, имеют замедленный ход развития, так что одаренность в течение долгого времени остается латентной. При таких обстоятельствах трудно распознать даровитость. Чрезмерное благодушие и оптимизм воспитателя могут ощутить признаки даровитости в тех детях, которые потом оказываются никчемными людьми; примерно в этом духе в одной биографии говорится: «До четырнадцатилетнего возраста в нем не было заметно никаких признаков гениальности; после этого - тоже».
Зафиксировать даровитость помогает только точное исследование и наблюдение над детской индивидуальностью — как в школе, так и дома. Уже это позволяет установить, что является первичной наклонностью, а что - вторичной реакцией. У одаренных детей невнимательность, разбросанность и заспанность вызревают как дополнительная оборона против внешних влияний, цель которой - спокойно и без помех предаваться внутренним процессам фантазии. Одна лишь констатация того, что наличествуют живые фантазии или своеобразные интересы, конечно, еще совсем не доказывает особого дарования, потому что точно такое же преобладание фантастики и аномальных интересов свойственно ранним стадиям неврозов и психозов. Однако по качеству фантазий одаренность распознать можно. Для этого, конечно же, нужно уметь отличать умную фантазию от глупой. Направляющим моментом при таком разбирательстве являются оригинальность, последовательность, интенсивность и утонченность фантазии, а также заложенная в ней возможность последующего претворения в жизнь. Важным является и вопрос о том, насколько фантазии вторгаются во внешний слой жизни, к примеру, в форме систематического пристрастия или иных интересов. Другой важный indicium6 — это степень и качество интереса в целом. Часто в отношении проблематичных детей происходят поразительные открытия: например, они дюжинами и, кажется, без разбору проглатывают книги - и делают это большей частью в запрещенное ночное время — или выказывают практические навыки, достойные удивления. Все эти знаки может понять только тот, кто взял на себя труд спрашивать детей каким образом и почему, тот, кто не довольствуется лишь тем, что констатирует плохую успеваемость. Поэтому точное знание психологии, т. е. знание человека, и жизненный опыт - желанный реквизит воспитателя.
У одаренного его душевная наклонность вращается в широком диапазоне противоположностей. Ведь дарование чрезвычайно редко характеризует все душевные области более или менее равномерно. Как правило, на долю той или иной области достается так мало внимания, что можно даже говорить, так сказать, о ее выпадении. Прежде всего есть громадные различия в степени зрелости. В сфере одаренности при одних обстоятельствах господствует аномальная скороспелость, в то время как при других духовные функции лежат ниже нормального порога того же возраста. Из-за этого порою складывается такой внешний образ, который вводит в заблуждение: перед нами вроде бы недоразвитый и духовно отсталый ребенок, и мы никак не ожидаем от него сверхобычных способностей. Од
6 Показатель (лат.).
99
нако может случиться и такое, что скороспелый интеллект ребенка не сопровождается соответствующим развитием языковых возможностей выражения, поэтому он вынужден сообщать о себе сбивчиво и вообще невразумительно. В этом случае от ошибочного суждения учителя оберегают только тщательные расспросы (каким образом и почему?) и добросовестная оценка ответов ученика. Может случиться и так, что одаренность касается области, которая не затронута школой. Таковы, например, некоторые практические способности. Я сам припоминаю мальчиков, которые отличались в школе чудовищной глупостью, в крестьянском же промысле родителей они были образцово дельными и ловкими.
Пользуясь возможностью, я бы хотел отметить следующее: in puncto математических способностей, по крайней мере прежде, господствовали очень неверные представления. Полагали, например, что способность к логическому и абстрактному мышлению воплощена, так сказать, в математике, а потому последняя является лучшей школой логического мышления. Однако математические способности, как и биологически ей родственные музыкальные, — это способности, не тождественные ни логике, ни интеллекту, но пользующиеся их услугами точно так же, как философия и наука вообще. Как можно быть музыкальным, не имея и следов интеллекта? С другой стороны, поразительные счетные способности могут встречаться даже у имбецилов. Невозможно вдолбить внутреннее понимание музыки - то же самое касается и понимания математики, потому что это - специфическая способность.
Трудности у одаренного ребенка существуют не только в интеллектуальной области, но также и в моральной, т. е. в области чувств. Частое передергивание, вранье и прочая моральная расхлябанность у взрослых могут стать для морально одаренного ребенка затруднительной проблемой. Как упускается из виду или недооценивается интеллектуальная чувствительность и скороспелость, так же происходит и с моральной и эмоциональной критической способностью у одаренного ребенка. Дары сердца зачастую не столь явны и навязчивы, как интеллектуальные и технические способности, и как последние претендуют на особое внимание воспитателя, так, первые часто предъявляют воспитателю более серьезные требования: он сам должен быть воспитан. Если это не так, то неизбежно придет день, когда ученик повторит не то, чему воспитатель его учил, но то, чем последний является. Каждый воспитатель (в самом широком смысле этого понятия) постоянно должен ставить себе вопрос: реализует ли он сам в собственной жизни - по чести и по совести - то, чему учит? В психотерапии мы поняли, что исцеляюще действует в конечном счете не знание и техника, но личность; это верно и в отношении воспитания: оно предполагает самовоспитание.
Я отнюдь не претендую на роль судьи над педагогами, а ставлю себя в один ряд с ними (со всей моей долголетней преподавательской и воспитательной деятельностью) и готов к осуждению и порицанию. Только на основании моего опыта в лечении людей я отваживаюсь обратить ваше внимание на высокую практическую значимость этих базовых воспитательных истин.
Наряду с даровитостью ума существует даровитость сердца, которая не менее важна, однако ее легко упустить из виду, потому что в таких случаях ум часто слабее, чем сердце. И все же такие люди часто бывают полезнее и ценнее для благополучия общества в целом, чем прочие дарования. Но, так же как все дары, талантливое сердце имеет две стороны. Глубина чувства, часто достойная удивле
100
ния, особенно у женщин, может так ловко приноровиться к учителю, что возникает впечатление особой даровитости на почве значительных успехов. Однако, как только прекращается воздействие личности, одаренность также исчезает. Это, оказывается, было не более чем порывом энтузиазма, вызванным к жизни зачарованностью чувством, порывом, угасшим, как мимолетная вспышка, и оставившим после себя пепел разочарования.
Воспитание одаренных детей выдвигает значительные требования к психологической,, интеллектуальной, моральной и артистической восприимчивости у воспитателя, вероятно, даже такие, что ожидать от учителя их выполнения было бы совершенно неразумным. Ведь в таком случае он тоже должен быть гением, чтобы правильно выявить среди учеников одно гениальное дарование.
К счастью, однако, многие дарования имеют отличительное свойство: они в значительной мере сами умеют о себе позаботиться; и чем более гениален одаренный ребенок, тем более его творческая способность — как о том и говорит выражение «гений» — ведет себя как личность, далеко превосходящая (в данных обстоятельствах) возраст ребенка, можно даже сказать, как божественный демон, в котором не только нечего воспитывать, но от которого, напротив, ребенка надо защищать. Большие дарования — это самые прекрасные и часто опасные плоды на древе человечества. Они висят на тончайших ветвях, которые легко обламываются. Большей частью, как уже упомянуто, развитие одаренности оказывается несоразмерным степени зрелости личности в целом, и зачастую складывается впечатление, будто творческая личность выросла за счет гуманной. Иногда даже существует несоответствие между гением и его человечностью, так что можно задаться вопросом: не будет ли лучше, если даровитость окажется не столь великой? Что такое в конечном счете великий ум при моральной неполноценности? Существует немало одаренных людей, польза от которых сведена на нет или даже обращена в свою противоположность их человеческими недостатками. Одаренность вовсе не безусловная ценность, но она ею становится лишь в том случае, если остальная личность идет с ней в ногу настолько, что талант может быть применен с пользой. Творческий потенциал, к сожалению, может с таким же успехом действовать и деструктивно. Обратится он добром или злом - это решает только моральная личность. И если ее нет, то никакой воспитатель не может ни способствовать ей, ни заменять ее собой.
Тесное родство даровитости с патологическим вырождением усложняет проблему воспитания таких детей. Одаренность не только (и это чуть ли не правило) компенсируется некоторой неполноценностью в другой области, но порою идет рука об руку даже с патологическим дефектом, В таких случаях часто почти невозможно решить, что преобладает: даровитость или психопатическая конституция.
На основании всех этих причин я считаю, что трудно ответить на вопрос, действительно ли воспитание особо одаренных детей в отдельных классах, что уже предлагалось, несет с собой какие-то преимущества. По крайней мере я не хотел бы быть экспертом, которому вменяется в обязанность отбирать пригодных для этого детей. Если, с одной стороны, это сильно способствовало бы одаренным детям, то, с другой стороны, этому противостоит тот факт, что тот же самый ученик (в иных духовных и человеческих отношениях) отнюдь не всегда стоит на высоте своего дарования. Поэтому в особых классах для одаренных возникла бы
101
опасность того, что из него разовьется односторонний продукт. В нормальных же классах он будет, напротив, изнывать от скуки именно на том предмете, где у него есть превосходство, а на других ему будут напоминать о его отставании, что может производить полезный и морально необходимый эффект. Ведь как раз у дарования есть тот моральный недостаток, что оно вызывает у своего обладателя чувство превосходства и вместе с ним определенную инфляцию, которую следовало бы компенсировать путем соответствующего смирения. Однако одаренные дети очень часто избалованны и ожидают поэтому исключительного отношения к себе. Это-то и заметил мой тогдашний учитель, совершая свой моральный knock-out7 8, из которого я тогда, конечно же, не сделал желаемых выводов. С тех пор я понял, что мой учитель был инструментом судьбы. Он был первым, кто дал мне почувствовать, что дары богов имеют две стороны - светлую и темную. Потому что опережение всегда ведет к побоям, и если их получают не от учителя, то потом - от судьбы, однако в большинстве случаев - от обоих. Таланту лучше заблаговременно приучить себя к тому, что великие способности ведут к исключительности со всеми ее опасностями, в частности к повышенному самосознанию. От этого могут уберечь лишь смирение и послушание, да и то не всегда.
Поэтому мне кажется, что для воспитания одаренного ребенка лучше обучать его в нормальном классе с другими детьми, а не подчеркивать его исключительность путем перевода в особый класс. В конечном счете ведь школа - это часть большого мира и как в зародыше содержит в себе все те факторы, с которыми ребенок столкнется в последующей жизни и с воздействием которых он должен будет справиться. По крайней мере хотя бы отчасти этому приспособлению можно и нужно учить уже в школе. Возможные недоразумения еще не означают катастрофы. Фатально действует только хроническое недоразумение или случай, когда чувствительность ребенка необычайно сильна, а поменять, если надо, учителя нет никакой возможности. Смена учителя часто дает благие результаты — но лишь тогда, когда причиной расстройства действительно является учитель. Однако это далеко не всегда так, потому что учителю приходится нередко безвинно разбирать завалы домашнего воспитания. Слишком часто родители воплощают те амбиции, которые они сами реализовать не смогли, в своего одаренного ребенка, которого они либо изнеживают, либо поощряют в нем виртуоза — иногда с ущербом для последующего развития, как это можно видеть на примерах некоторых вундеркиндов.
Большой талант или даже данайский дар гения - это фактор, который определяет судьбу и возвещает о себе очень рано. Гениальность настоит на своем вопреки всему, потому что в ее натуре есть нечто безусловное, неподвластное узам. Так называемая непризнанная гениальность — сомнительное явление. Большей частью под этой маской выступает никчемность, которая страждет какого-то утешительного самообъяснения. Однажды мне пришлось одному такому «гению» задать на приеме вопрос: «Вы, вероятно, просто лежебока?» Через некоторое время мы сошлись в этом суждении. Таланту же, напротив, можно препятствовать, его можно калечить и извращать - или же ему можно способствовать, развивать его и усиливать. Гений — это rarissima avis8, как феникс, с появлением которого нельзя не считаться. Он возникает сразу и по Божьей милости во всей своей силе, со
7 Нокаут (англ.).
8 Уникальное явление (лат.).
102
знательно или бессознательно. Талант же — статистическая закономерность и вовсе не всегда обладает соответствующей динамикой. Как и гению, ему свойственны повышенное разнообразие и индивидуальные отличия, которые воспитатель должен иметь в виду, ибо своеобразная или способная на своеобразие личность имеет величайшее значение для общего блага народа. Поголовное усреднение народа как целого путем подавления естественной аристократической или иерархической структуры неизбежно - рано или поздно - приводит к катастрофе. Ведь если нечто выдающееся снивелировано, то утрачиваются ориентиры и страстное желание быть ведомым становится непреодолимым. Человеческое руководство ущербно, потому-то над правителями стояли и стоят до сих пор символические принципы, — так и отдельный человек не реализует во всем объеме смысл своей жизни, если не поставит свое Я на службу духовному и сверхчеловеческому порядку. Этот императив соответствует тому факту, что Я никогда не исчерпывает целостности человека, а всегда представляет только его сознательную часть. Беспредельная бессознательная часть лишь дополняет его до совершенства, до действительной тотальности.
Одаренный человек — это с биологической точки зрения отклонение от усредненной меры; и поскольку изречение Лао-цзы «Высокое стоит на глубоком» является вечной истиной, то это отклонение направлено в одном индивиде одновременно и вверх и вниз. Отсюда возникает определенное напряжение противоположностей, которое в свою очередь вновь наделяет личность темпераментом и интенсивностью. Даже если одаренный человек относится к тихим водам, то он вместе с ними достигает большей глубины9. Не только отклонение от нормы, сколь благоприятным оно ни было бы, но и противоречивость, предрасполагающая к внутренней конфликтности, означает для одаренного риск. Более полезными, нежели перевод в специальные классы для одаренных, окажутся проявления личного участия и внимательности воспитателя. Хотя учреждение должности психологически образованного школьного психиатра безусловно необходимо и при этом вовсе не требуется идти на уступку столь сильно преувеличенному значению технической грамотности, то мне в свете моего опыта кажется, что, напротив, сердцу воспитателя подобает роль, которую вряд ли можно переоценить. Правда, о прекрасных учителях вспоминают с признательностью, но с благодарностью — лишь о тех, которые обращались к человеку. Учебный материал - это необходимый минерал, однако теплота - это жизненная стихия тянущегося вверх растения, так же как и детской души.
Поскольку среди учащихся встречаются одаренные и подающие большие надежды натуры, которых нельзя ограничивать и подавлять, то и школьный учебный материал не должен уходить в сторону от всеобщего и универсального в чрезмерно специальное. Напротив, подрастающему поколению следует по крайней мере указать на те двери, которые ведут к самым разным областям жизни и духа. И прежде всего мне представляется важным — в смысле общей культуры — уважение к истории в самом широком объеме этого понятия. Насколько, с одной стороны, важно внимание к практическому, полезному и грядущему, настолько же важен взгляд назад, на прошедшее. Культура - это континуальность, а не прогресс, оторванный от корней. Именно для одаренных сбалансированное
9 Обыгрывается немецкая пословица «Stille Wasser sind tief» («Тихие воды глубоки»).
103
образование имеет величайшее значение в качестве, так сказать, психогигиенического мероприятия. Односторонность одаренности, как уже сказано, почти всегда находится в противоречии с определенной детской незрелостью прочих областей души. Однако детскость — это состояние прошлого. Как тело эмбриона в своем развитии отчетливо воспроизводит филогенез, так и «уроки истории» заполняют детскую душу. Ребенок живет в дорациональном, и прежде всего в донаучном, мире, в мире той человечности, которая была до нас. В том мире — наши корни, и из этих корней растет каждый ребенок. Зрелость отдаляет его от этих корней, а незрелость прикрепляет его к ним. Знание о первоначалах в самом общем смысле наводит мосты между оставленным и потерянным миром праотцев и грядущим, пока непостижимым миром потомков. Какими средствами нам постичь будущее, когда мы в него войдем, если мы не обладаем тем опытом человеческого рода, который нам оставили после себя наши праотцы? Без этого обладания мы останемся без корней, без перспективы и станем легкой добычей будущего и нового. Чисто техническое и целесообразное образование не может быть заслоном перед безумием и противопоставить ослеплению хоть что-нибудь. Ему недостает культуры, внутренний закон которой - непрерывность истории, т. е. континуальность сверхиндивидуального человеческого сознания. Эта континуальность, которая связывает между собой противоположности, имеет целительное значение для внутренней конфликтности, грозящей одаренным.
Новое всегда сомнительно и означает нечто, что следует испытать. Ведь оно может с таким же успехом быть болезнью. Поэтому истинный прогресс возможен только при зрелости суждения. Но хорошо взвешенное суждение требует прочной точки зрения, которая может покоиться только на основательном знании чего-то уже ставшего. Тот, кто, не осознавая исторической связи, порывает отношения с прошлым, подвергается опасности пасть жертвой суггестии и ослепления, исходящих из всех новшеств. Трагизм всех нововведений заключается в том, что вместе с водой всегда выплескивают и ребенка. Правда, страсть к нововведениям, слава богу, par excellence10 не швейцарский национальный порок, но мы живем и в более широком мире, который сотрясается от еще незнакомых нам форм лихорадки обновления. Чтобы противостоять этому ужасающе грандиозному спектаклю, от нашей молодежи как никогда раньше требуется устойчивость — во-первых, ради незыблемости нашей отчизны, а во-вторых, ради европейской культуры, которая ничего не добьется, если достижения христианского прошлого сменяются своей противоположностью.
Одаренный же - тот, кто несет светоч, и он избран к столь высокому служению самой природой.
10 По преимуществу (фр.).
Н.С- Лейтес
ОДАРЕННЫЕ ДЕТИ1
Для автора настоящей статьи приобщение к психологии началось с выполнения поручения Бориса Михайловича Теплова - дать описание одаренного ребенка (мальчика, который семи лет был принят сразу в IV класс школы). В дальнейшем, опираясь на идеи и труды своего учителя, автор неоднократно обращался к изучению детей с яркими проявлениями умственных способностей.
Выдающиеся в умственном отношении дети иногда бывают настолько удивительными, их способности указывают на такие огромные возможности детства, что и достовернейшие сведения о них могут казаться невероятными. Но они есть, эти «чудо-дети» с необыкновенными умственными достоинствами, далеко опережающие своих ровесников.
Издавна наряду с восхищением и любованием такими детьми сложилось, а затем стало преобладать весьма критическое, недоверчивое к ним отношение. Получили распространение взгляды, согласно которым очень раннее умственное развитие — это болезненное явление или результат «натаскивания»; считалось будто бы установленным, что интеллектуальные вундеркинды не сохраняют в дальнейшем своих дарований. Это скептическое и настороженное отношение к детям с ускоренным развитием умственных способностей было своего рода реакцией на неумеренные восторги по поводу достижений этих детей и имело реальные основания: разочаровывающие спады, наблюдаемые в ходе развития таких детей, очень заметные случаи несоответствия между «заявленным» в детстве и достигаемым в годы зрелости.
Однако наряду с фактами, обнаруживающими у детей с очень быстрым умственным ростом последующее замедление темпа и выравнивание способностей, известно и другое: немало выдающихся людей в самых разных областях деятельности были в детстве рано созревшими.
В последние десятилетия наметился переход к более обоснованному и одновременно более оптимистическому отношению к детям с ранним расцветом умственных сил. Имеющиеся в психологии данные свидетельствуют, что такие дети в большинстве своем, вопреки распространенному представлению, не отличаются болезненностью или склонностью к нервным срывам (и не отстают в физическом развитии). Их ранние успехи в занятиях и объем деятельности, как правило, не могут быть объяснены каким-нибудь особым нажимом со стороны воспитателей: необычный подъем умственных сил нередко происходит даже в неблагоприятных условиях и вопреки желанию старших. Судя по всему, опережение сверстников в умственном отношении, при прочих равных условиях, может указывать на полноценный и перспективный ход развития ребенка.
Дети с необычно ранними умственными достижениями встречаются в каждом поколении и представляют большой научный интерес. Сама жизнь в этих случаях привлекает внимание к психологическому феномену, который в яркой и острой форме демонстрирует процесс становления способностей. Проявления детей с ранним подъемом умственных сил как бы обнажают ряд существенных
1 Психология и психофизиология индивидуальных различий. М., 1977.
105
психологических проблем: связь детской одаренности и возрастных особенностей; значение склонностей для развития способностей; своеобразие интеллекта. Имеющиеся сейчас сведения о таких детях позволяют подойти к рассмотрению каждой из этих проблем.
1
Признаком одаренности ребенка чаще всего служит несоответствие развития его ума обычному уровню умственного развития детей его возраста, т. е. опережение возраста. Тем самым признается внутренняя близость, взаимосвязанность возрастных изменений и проявлений способностей.
Подходя к проблеме «детские способности и возраст», важно иметь в виду накапливающиеся в психологии данные о возрастной чувствительности, т. е. о той особой отзывчивости на окружающее, которая по-своему характеризует каждый детский возраст. Неодинаковость возрастной чувствительности, изменение ее уровня и направленности означают, что каждый период детства имеет свои специфические неповторимые внутренние условия развития и что с возрастом происходит не только увеличение умственных сил, но и их ограничение, а то и утрата некоторых ценных особенностей пройденных возрастных периодов.
Известно, например, что в определенные годы детства наблюдается повышенная восприимчивость к усвоению языка, на котором происходит общение ребенка с окружающими; в дошкольные и ранние школьные годы обнаруживаются особая яркость, острота образных впечатлений, богатство воображения, проявляющиеся, в частности, в творческих играх; в годы наступления ранней юности - подъем нравственной чувствительности и активности обобщающего, теоретического мышления и т. п. Тем самым переход от возраста к возрасту означает не просто рост, обогащение психических свойств, но и их подлинное преобразование - затухание, прекращение действия одних способностей и возникновение новых. Другими словами, по мере продвижения ребенка по «возрастной лестнице» происходит качественно новое и в некоторых отношениях одностороннее усиление возможностей развития, которое вместе с тем ведет к общему подъему сил.
Таким образом, возрастные особенности как бы подготавливают и временно сохраняют благоприятные условия для становления тех или иных сторон умственных способностей, и даже можно сказать, что возрастные особенности выступают как составная часть, или компоненты, самих детских особенностей. Не только возрастающий с годами уровень умственного развития, но и сами внутренние условия этого развития имеют отношение к формированию и росту спот собностей. Правомерно говорить о возрастных предпосылках способностей, или возрастных факторах одаренности, имея в виду обусловленные возрастом повышенные возможности развития психики в тех или иных направлениях.
Стремительный подъем способностей у ребенка, приближение его умственных показателей к показателям, свойственным более старшим возрастам, равно как и снижение, большее или меньшее, темпа умственного развития в последующие годы можно рассматривать как подтверждение того, что проявление детской одаренности существенно обусловлено именно возрастными, т. е. в определенную пору жизни возникающими и в какой-то мере преходящими особенностями.
106
Именно в годы детства (в отличие от зрелости) внутренние условия формирования возрастного развития являются одновременно и факторами формирования способностей. Как это ни парадоксально звучит, дети как бы одареннее взрослых.
Предпосылки особенностей, специфичные для отдельных детских возрастов, эти своеобразные «временные состояния», выражающие ту или иную сторону возможностей возрастного развития, - психологическая реальность, позволяющая многое понять и в индивидуальных различиях между детьми по способностям. Индивидуальный уровень и индивидуальное своеобразие способностей растущего человека не являются чем-то внешним по отношению к его возрастным особенностям: многое зависит от степени выраженности у ребенка тех или иных возрастных свойств, от различий в темпе и ритме приближения к зрелости. Возрастные особенности не проходят бесследно: они не только вытесняют друг друга, но и закрепляются в личности, у одного ребенка в большей мере, у другого — в меньшей. Неодинаковость, неравномерность возрастного развития — существеннейшие условия становления индивидуальных различий по способностям.
Взаимопроникновение, единство возрастного и индивидуального с наибольшей выразительностью и остротой выступают у одаренных детей. У таких детей с особенной силой проявляются достоинства их возраста (компоненты способностей данного возрастного периода). Однако даже самое полное развитие достоинств только своего возраста не может объяснить того удивительного богатства возможностей, которым блещет одаренный ребенок. Материалы специальных наблюдений показывают, что чрезвычайные умственные достижения обнаруживают те дети, у которых одновременно выступают достоинства и последующего возраста.
Наблюдавшиеся нами случаи показывают, например, что такая возрастная черта подростков, как деятельная энергия, настойчивость, обретает особую силу, если становится присущей детям наиболее младшего возраста с их повышенной, восприимчивостью и наивной серьезностью. В младшем школьном и дошкольном возрасте, когда еще не вступили в свои права новые интересы, связанные с половым созреванием, когда умственная впечатлительность, готовность усваивать, подражание старшим составляют саму жизнь, — в такие годы быстрый подъем энергии и самостоятельности может до крайности напрячь и сосредоточить усилия развивающегося ума, выступить как необычайная склонность к умственной работе.
Судя по имеющимся данным, у рано развившихся детей сближение, а затем и совмещение по времени особенностей настоящего и последующего возрастных периодов, сочетание возрастных факторов, идущих от разных периодов детства, обусловливают как бы удвоение, а может быть, и многократное усиление предпосылок умственного развития.
2
Сведения о детях с ранним расцветом способностей дают очень значимый материал к проблеме «склонности и способности». Склонность - это расположенность к деятельности, стремление заниматься ею. Степень выраженности потребности в деятельности характеризует динамическую сторону склонностей. Неоднократно подтвержденные наблюдения показывают, что самой общей, ко
107
ренной психологической особенностью выдающихся детей — при всем своеобразии ума и характера такого ребенка — является высокая активность ума, расположенность к умственным усилиям, т. е. повышенная склонность к умственной деятельности.
Поглощенность таких детей всевозможными умственными упражнениями особенно обращает на себя внймание в период наиболее быстрого умственного развития, подъема способностей. Равным образом и ослабление увлеченности умственными занятиями по мере относительного снижения, «выравнивания» способностей также может давать представление о теснейшей взаимосвязи склонностей и способностей.
Как известно, потребность в деятельности — весьма заметная особенность любого ребенка. Однако индивидуальные различия в склонности к умственному напряжению очень велики. Имеющиеся материалы убеждают в том, что рано поднимаются над общим уровнем именно те дети, которым присуща чрезвычайная по своей силе и постоянству тяга к умственным занятиям. И это понятно: чтобы на несколько лет опередить сверстников в общем развитии, нужно проделать огромную умственную работу.
Можно задаться вопросом, ускоренный ли темп развития вызывает непрестанную умственную активность, или же сама общая склонность к деятельности усиливает умственные возможности и убыстряет развитие? Вероятно, здесь не следует противопоставлять причину и следствие: они могут меняться местами и выступать совместно. Во всяком случае, не может вызывать сомнений связь тяги к умственным занятиям с темпом умственного развития.
Выдающиеся дети тянутся к умственным усилиям, по-видимому, потому, что в этом органически нуждается их развивающийся мозг. Постоянная готовность к сосредоточению внимания и эмоциональная захваченность процессами познания создают подлинную нужду в умственной нагрузке.
Видимо, при повышенной восприимчивости и стихийном характере приобретаемых знаний, а это свойственно детям с ранним расцветом способностей (мы судим главным образом по материалам о детях младшего школьного возраста), умственные занятия становятся для ребенка и своего рода игрой, где можно проявлять неограниченную инициативу, опираться на воображение, наслаждаться пробой своих сил. Для таких детей умственная работа - это прежде всего увлекательнейшее упражнение.
У детей с выдающимися способностями исключительно демонстративно обнаруживается, что склонность к деятельности обусловливает не только время, уделяемое работе, но и сам уровень достижений. В активности таких детей заметно выступает потребность как в постоянном возобновлении, так и в усложнении умственной нагрузки. Здесь склонность идет как бы впереди способности и является одним из важных факторов развития - придает положительную эмоциональную окраску умственным занятиям, повышает работоспособность, пробуждает дремлющие силы.
Тяга к умственным упражнениям захватывает всю личность ребенка, и такую повышенную нужду в умственной нагрузке можно рассматривать как фактор самой одаренности. Неустанное стремление, пристрастие к умственным занятиям не являются чем-то внешним по отношению к потенциям растущего человека — от склонности к умственным усилиям во многом зависят возможность осуществ
108
ления и степень успешности самых разных видов деятельности. У детей с очень ранними достижениями значение этого внутреннего условия формирования способностей обнаруживается с особенной выразительностью.
Однако крайне затруднительно судить о том, насколько временной или постоянной окажется у ребенка потребность в деятельности. Очень многое может перемениться в этой особенности, когда темп возрастного развития замедлится и приблизится зрелость. Не здесь ли одна из причин того, что далеко не у всех детей с ранними признаками одаренности сохранятся и разовьются большие способности?
Существенный интерес представляют данные, показывающие, что склонность к «деятельности вообще», т. е. динамическая сторона умственной активности, как бы предваряет увлечение какими-нибудь определенными видами деятельности, их содержанием. Значение содержательной стороны тех или иных занятий для развития склонности к деятельности, очевидно, возрастает с годами. Вместе с тем несомненно, что и в дальнейшем в становлении специализированных склонностей очень велика роль общей умственной активности, общего уровня потребности в деятельности.
Детская склонность к деятельности уже на ранних ступенях развития может быть не только широкой, но и более узкой (тяготение к определенному виду деятельности). Среди выдающихся детей, даже в дошкольные годы, уже можно встретить выраженных «математиков», «биологов», «лингвистов», и у некоторых из них такая избирательная увлеченность окажется устойчивой индивидуальной особенностью. Но чаще в детские годы обнаруживаются особая широта и переменчивость увлечений, готовность приобщаться ко все новым видам занятий.
Возрастающая определенность склонностей обычно содействует и специализации способностей, а, в свою очередь, формирующиеся способности могут направлять и ограничивать склонности.
На одаренных детях видно, что склонности и способности как бы поддерживают и усиливают друг друга. Склонности - это стремления к деятельности, способности - это возможности ее выполнения, но они имеют общие корни и между ними существует подлинная взаимозависимость. И те и другие (каждые по-своему) характеризуют интеллект ребенка.
3
К собственно умственным особенностям одаренных детей могут быть отнесены их способность к сосредоточению внимания, быстрота мыслительных процессов, повышенные возможности анализа и обобщения, высокая продуктивность умственной деятельности. Замечательные свойства их интеллекта особенно поражают и иногда кажутся чуть ли не чем-то сверхъестественным, поскольку обнаруживаются они в необычно раннем возрасте. Вместе с тем именно на одаренных детях бывает очень заметна некоторая относительность достоинств детского интеллекта.
Среди умственных качеств, которыми блещут такие дети, не следует упускать из виду чрезвычайную способность к умственному подражанию: дети с выдающимися способностями схватывают, впитывают, делают своими знания и формы рассуждений окружающих взрослых. Это ярко обнаруживается в своеобразном формализме их умственной деятельности, и на этом следует остановиться.
109
Как известно, каждому ребенку приходится начинать с усвоения именно формы того, что ему еще не может быть доступно по существу: дети включаются в общую жизнь, опираясь на копирование внешней стороны наблюдаемых действий и поведения окружающих. Употребление слов, речевых оборотов, всевозможных понятий и суждений, естественно, предшествует у ребенка уяснению полноты их значения. Так же обстоит дело и со множеством школьных знаний. Вообще в годы возрастного развития происходит прежде всего уподобление умственных проявлений растущего человека существующим образцам, уподобление, которое не следует, однако, принимать за подлинную психологическую зрелость. Если внешнее копирование с неизбежностью опережает овладение содержанием у всех детей, то в случаях быстрого темпа развития это наблюдается в большей степени. Соответственно и связанный с этим формализм мышления особенно выражен у детей именно с повышенными способностями.
Таких детей обычно отличает расположенность к четким оценкам, к классификации, построению различных схем и таблиц. Мы знали, например, юных биологов, обладавших огромными фактическими данными по систематике насекомых, птиц,— знаниями, которые не находили у них применения. Но овладение некоторым «научным аппаратом» классификации полностью их удовлетворяло. Дети с ранним расцветом способностей иногда еще в младшем школьном возрасте оказываются заядлыми читателями энциклопедии. При этом они могут особенно тянуться к статьям, казалось бы, непосильным для них, но которые ими, однако, по-своему осваиваются. Например, мы были знакомы с третьеклассником, который стал ориентироваться во многих специальных вопросах физики исключительно благодаря запоминанию и сопоставлению энциклопедических статей, раскрывающих физические термины (занятие, доставлявшее ему наслаждение). Другой известный нам третьеклассник вычитывал из энциклопедии столько исторической информации (не только о конкретных событиях, но и относительно социологических их оценок), что эти познания его по меньшей мере были сопоставимы с познаниями старшеклассников. Для таких чудо-детей, выполняющих играючи огромную работу, характерна наивнейшая вера в самодостаточность такого рода умственного труда; они, как правило, не чувствуют условности относительно своей эрудиции, для них рассуждения, понятийный образ - это лишь манипулирование кем-то данными определениями.
Признаки формализма мышления рано созревших детей иногда резко обнаруживаются и в особенностях нравственного сознания. Среди младших подростков, опережающих сверстников в умственном отношении, встречаются и такие, от которых можно услышать, например, обоснование того, что родителям никто ничем не обязан; что скромность нужна тем, кто ничего не умеет; что те, кто мало смеется, — плохие люди. Суждения их «теоретически» аргументируются или опираются на высказывания каких-нибудь авторитетов, т. е. подкрепляются логически верными ссылками. Такого рода морализирование, тяга к этическим обобщениям могут обнаруживать высокое общее развитие и формальную силу интеллекта, но одновременно указывают на односторонность, ограниченность развития сознания, что обусловлено, возможно, именно быстрым умственным ростом.
Указанные особенности не дают, однако, оснований недооценивать таких детей.
ПО
Как уже отмечалось, детей, выделяющихся легкостью усвоения и быстрым темпом развития — именно с таких проявлений начинается ранний подъем интеллекта, — отличает энергичная любознательность, особая настроенность на познавание, на умственную работу. У них часто обнаруживаются и такие, как бы противостоящие подражательности и формализму умственные особенности, как готовность к неожиданным ассоциациям, продуцирование новых ходов мысли.
У многих детей с выдающимися умственными особенностями заметна «творческая жилка». Некоторые из них уже рано начинают сочинять «научные труды», пишут «учебники», планируют небывалые путешествия. Повышенная восприимчивость и быстрота усвоения побуждают их к поискам нового. Им бывают свойственны непрестанные творческие попытки. И не следует забывать, что необычные умственные возможности, проявляемые этими детьми, могут оказаться предпосылкой развития высоких, социально значимых способностей, началом становления таланта.
Признаки развития больших умственных способностей еще не проявляются у детей и подростков в достижениях, имеющих значение для общества: они могут обнаруживаться именно как потребность в развитии, настоятельная и вместе с тем недостаточно определенная. Общая направленность личности, познавательная склонность, одухотворяющая таких детей, — важный залог реализации умственных данных.
Психологию ребенка с многообещающим стартом отличают, разумеется, не только те или другие рассматривавшиеся нами типичные для таких детей особенности, но и индивидуальное своеобразие этих особенностей. В каждом случае очень велика роль именно индивидуально-личного своеобразия, того «чуть-чуть» — в способностях или характере, - которое может существеннейшим образом влиять на последующее развитие. При изучении одаренных детей важно не упускать из виду это неразрывное единство «общего», «особенного» и «единичного».
Вопросы раннего проявления одаренности весьма актуальны. Потребуется накопление еще многих материалов, чтобы полнее и глубже проникнуть в те очень значимые психологические проблемы, которые стоят за словами «одаренные дети».
М.К. Акимова
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ТЕСТЫ
К истории вопроса. Тесты, традиционно называемые «тестами интеллекта», берут свое начало от ранних шкал Бинэ — Симона. Эти шкалы (1905, 1908 и 1911) были созданы французскими учеными Бинэ и Симоном для отбора умственно отсталых детей. Первая шкала (1905) состояла из 30 тестов, расположенных в порядке восходящей трудности и охватывающих широкий диапазон функций. Особо выделялись суждения, понимание и рассуждение, которые Бинэ рассматривал как основные компоненты интеллекта. Во второй шкале (1908) количество тестов было увеличено и все они были сгруппированы по возрастным уровням на основе их выполнения примерно 300 нормальными детьми в возрасте между 3 и 13 годами. В качестве показателя использовался умственный возраст, или умственный уровень, соответствующий возрасту нормальных детей, чьим показателям он равнялся.
Среди многих переводов и адаптации шкал Бинэ - Симона наиболее жизнеспособным оказался один из американских вариантов — Стэнфордская редакция.
Тесты Стэнфорд — Бинэ. Первый вариант редакции, подготовленный Терме-ном и его коллегами по Стэнфордскому университету в 1916 г., внес так много изменений и добавлений в первоисточник, что в сущности представлял собой новую шкалу. Именно в этом варианте был впервые использован коэффициент интеллектуальности (IQ), или отношение между умственным и хронологическим возрастом. Третья редакция Стэнфордской шкалы (1960) применяется и в настоящее время. Рассмотрим основные ее черты.
Тесты в ней сгруппированы по возрастным уровням: начиная с 2 лет до 5 они расположены с полугодовыми интервалами; для возрастов от 5 до 14 лет - годовые интервалы; оставшиеся уровни обозначены как средний взрослый и высший взрослый уровни (1,2, 3). Интервалы между ними больше, чем один год.
Каждому испытуемому предъявляются только те задания, которые адресованы к его собственному возрастному уровню. Обычно процедура тестирования начинается с заданий, относящихся к более низкому уровню, чем ожидаемый умственный возраст испытуемого. Для испытуемого определяют тот уровень, на котором он справляется со всеми заданиями. Этот уровень называется «основным возрастом». Затем тестирование продолжается до тех пор, пока не находят уровень, на котором во всех тестах испытуемый терпит неудачу. Этот уровень называется «предельным возрастом». По достижении этого уровня тестирование заканчивается.
Обработка отдельных тестов шкалы Стэнфорд - Бинэ происходит по принципу «всё или ничего». В руководстве для каждого теста устанавливается тот минимальный уровень исполнения, с которого тест считается выполненным. Умственный возраст субъекта в шкалах Стэнфорд - Бинэ находится путем приписывания ему его «основного возраста» и добавления к этому возрасту нескольких месяцев за каждый правильно решенный тест, находящийся выше базального уровня. Большинство тестов Стэнфорд - Бинэ непригодны для взрослых, так как характер заданий не позволяет достичь потолка возрастного уровня.
112
Диагностическое значение любого психологического теста зависит от того, насколько он удовлетворяет некоторым общим требованиям. Первое из них — стандартизация.
Стандартизация. В первоначальном определении психологический тест был назван стандартизированным измерением. Стандартизация означает единообразие процедуры проведения и оценки результатов теста. Стандартизация включает разработку точных инструкций относительно используемых материалов, ограничения времени, формулирования устных инструкций испытуемому, указания, касающиеся предварительных предъявлений теста, способов трактовки вопросов со стороны испытуемого и другие детали проведения теста. Другим важным этапом в стандартизации теста является установление «нормы».
Норма - это нормальное, или среднее, выполнение. В процессе стандартизации тест проводится на большой репрезентативной выборке испытуемых того типа, для которого он предназначен. Эта группа называется «стандартизированной выборкой» и служит для установления норм.
Другое требование к тесту — надежность.
Надежность. Надежность теста есть постоянство оценок, полученных одним и тем же индивидом при повторном тестировании тем же самым тестом или эквивалентной его формой. Существуют разные типы надежности. Надежность может быть проверена в отношении колебаний во времени, какой-либо специфической выборки заданий или моделей поведения, составляющих тест, роли разных экспериментаторов и других аспектов тестовой ситуации.
Валидность. Самый главный вопрос, задаваемый в отношении психологического теста, касается его валидности, т. е. степени, в которой тест действительно измеряет то, для чего он предназначен. Для определения валидности обычно требуется независимый внешний критерий всего того, что тест должен измерять.
Проблема валидности тестов Стэнфорд — Бинэ решается с разных сторон. Изучение заданий, предлагаемых в тестах, дает некоторую информацию в отношении их валидности. Содержание этих заданий расположено в диапазоне от простого манипулирования до абстрактного рассуждения. По мнению А. Анас-тази (1972), можно утверждать, что Стэнфордская шкала валидна по содержанию, поскольку все изучаемые в ней функции «релевантны тому, что обычно рассматривается как “ум”».
Валидность, обозначаемая как «релевантность внешнему критерию», определяется главным образом путем корреляций умственного уровня, полученного по шкале, с разнообразными показателями школьных достижений. Большинство этих корреляций, согласно литературным данным, расположены в диапазоне от 0,40 до 0,75.
Оценки по Стэнфордской шкале довольно высоко коррелируют также с обучаемостью в высших учебных заведениях (0,40—0,70).
Шкала Стэнфорд — Бинэ в течение многих лет служила единственным инструментом для измерения интеллектуальных способностей, а также использовалась в качестве критерия валидности новых интеллектуальных тестов. Этим в значительной степени объясняется тот факт, что IQ стал представляться символом интеллекта, а не показателем по определенному тесту.
К вопросу о стабильности IQ. Причиной такого ошибочного понимания IQ была и относительная стабильность его при повторных испытаниях одних и тех
113
же групп индивидов через некоторый промежуток времени. Можно назвать по крайней мере две основные причины такой относительной стабильности. /
Во-первых, это относительная стабильность окружающей среды, в которой живут испытуемые. Во-вторых, умения и навыки, полученные на ранних стадиях развития, не только сохраняются, но и служат предпосылками для последующего обучения. Следовательно, дети с более высоким IQ в дальнейшем будут иметь преимущество перед детьми с низким IQ, так как они больше знают и умеют, а потому в состоянии быстрее и лучше обучаться в будущем.
Однако относительная стабильность IQ носит лишь статистический характер. Иначе говоря, лишь в групповых исследованиях могут быть получены достаточно широкие корреляции между повторными испытаниями по шкале Стэнфорд -Бинэ. Изучение же отдельных индивидов обнаруживает большие сдвиги показателей IQ, полученных через временные интервалы. О причинах и характере этих колебаний будет сказано позднее.
Тесты Векслера. Еще один тип индивидуальных интеллектуальных тестов представлен шкалами интеллекта Векслера. Эти шкалы отличаются от тестов Стэнфорд - Бинэ некоторыми важными чертами, делающими их похожими по форме на групповые тесты. Другая характерная особенность шкал Векслера состоит во введении двух видов методик — вербальных тестов и тестов на «исполнение» (так называют задания невербального, действенного характера, например сложить фигуру из частей и т. д.).
Опубликованная в 1955 г. шкала Векслера для взрослых содержит 11 тестов. Шесть из них сгруппированы в вербальную шкалу и пять — в шкалу исполнения. В вербальную шкалу входят задания, требующие осведомленности в некоторых областях знания, задания на понимание (смысла пословиц, поведения в некоторых обстоятельствах и т. д.), арифметические задачи (в пределах начальной школы), нахождение сходства, определение словарного запаса, запоминание цифр. Шкала исполнения включает задания на завершение картинок, конструирование блоков (из кубиков), расположение картинок по порядку и некоторые другие.
Примеры, заданий
1.	Общая осведомленность.
1)	Откуда привозят кофе?
2)	Кто написал «Макбет» ?
3)	Что такое антропология?
4)	Насколько Нью-Йорк удален от Сан-Франциско?
5)	Кто изобрел паровую машину?
2.	Общее понимание.
1)	Что бы вы сделали, если бы вы находились в лодке, а кто-то упал за борт?
2)	Почему государство требует от водителей автомобилей, чтобы они имели водительские права?
3)	Почему у нас градуированный подоходный налог, так что богатые платят больше, чем бедные?
3.	Арифметическое рассуждение.
1)	Сколько яблок можно купить на 81 цент, если каждое яблоко стоит 9 центов? 2) Три человека могут закончить работу за 9 дней. Сколько человек закончат работу за 3 дня ?
114
3)	Автомобиль проезжает 20миль за 30минут. Сколько миль он проедет за 3 минуты?
4.	Цифры вперед и назад.
1)	(Субъект повторяет следующие числа в том порядке, в котором они ему зачитывались) 3,8,4,6,2,9,1.
2)	(Субъект повторяет следующие числа в порядке, обратном тому, в котором они ему зачитывались) 6,4,1,8,2,5,7.
5.	Сходство.
(Испытуемого просят рассказать о том, чем похожи следующие пары)
1)	Яблоко и персик.
2)	Новелла и картина.
3)	Аэроплан и поезд.
4)	Закон и приказ.
5)	Кит и дельфин.
При выполнении тестов принимается в расчет как скорость, так и точность.
Стандартизация, валидность и надежность тестов Векслера. Тесты Векслера нормировались на выборке в 1700 человек (возраст от 16 до 64 лет). Средний IQ по выборе равен 100 при IQ = 15. Надежность тестов высока: для полной шкалы она составляет 0,97, для вербальных тестов - 0,96, для тестов исполнения — 0,94.
Данные о валидности шкалы Векслера получены отдельно для вербальных тестов и тестов исполнения. Корреляция оценок по тестам исполнения с успешностью деятельности канцелярских служащих равна 0,30, а корреляции показателей вербальных тестов с учебой в колледже не превышают 0,50. Помимо этого проверка по валидности осуществлялась путем корреляции шкал Векслера со шкалами Стэнфорд — Бинэ. Получены коэффициенты порядка 0,80 и ниже.
Групповые тесты интеллекта. Помимо индивидуальных шкал разработаны групповые тесты интеллекта. Они используются преимущественно при массовых обследованиях в системе высшего и среднего образования, в промышленности, армии и при отборе на государственную службу.
Рассмотрим некоторые принципиальные различия между групповыми и индивидуальными тестами интеллекта. Групповые тесты одновременно могут быть применены на большой выборке испытуемых. Благодаря использованию специальных тестовых брошюр и листов для ответов при групповом тестировании ликвидирована необходимость во взаимодействии между испытуемым и экспериментатором. Роль экспериментатора чрезвычайно упрощена. Это позволяет обеспечить более стандартные условия при тестировании. Регистрация выполнения и обработка данных при групповом тестировании легче и может быть выполнена машинами. Групповые тесты обычно лучше нормированы (на больших выборках порядка 100 000-500 000 человек).
Групповые тесты отличаются от индивидуальных и по форме. Обычно в групповых тестах испытуемый должен выбрать правильный ответ из предлагаемых ему четырех или пяти, задания предъявляют в порядке возрастания трудности.
Наряду с некоторыми положительными чертами групповые тесты обладают серьезными недостатками, ограничивающими их применение. К недостаткам относятся: уменьшение роли психолога-экспериментатора, отсутствие индивидуального подхода к испытуемым, недостаток дополнительной информации об испытуемых, процессе их работы и пр.
115
Групповые тесты чаще всего представляют собой многоуровневые батареи. Иначе говоря, они сгруппированы между собой по рангам трудности для испытуемых разных возрастов, классов, уровней развития и т. д. Большинство батарей применимы к возрастным группам, начиная с 5—6 лет и кончая взрослыми разных возрастов. Подробное описание, а также сведения о валидности, надежности групповых тестов можно найти в книге Э. Анастази «Психологическое тестирование».
Теоретические вопросы тестирования интеллекта. Остановимся кратко на анализе теоретических основ тестирования интеллекта и связанном с ним вопросе о целях применения интеллектуальных тестов в зарубежной психологии.
На протяжении более чем полувека одной из основных задач психологической диагностики интеллекта признавалось измерение количественных различий интеллектуального уровня индивидов. Сведение интеллектуальных различий к коэффициенту умственного уровня вытекало из представлений об интеллектах как общей врожденной способности, лежащей в основе всех достижений человека и измеряемой с помощью тестов.
В настоящее время эта точка зрения подвергается пересмотру со стороны многих западных психологов. Накопленные тестологией факты неопровержимо свидетельствуют об изменчивости того, что измеряется коэффициентом IQ. Все большее признание получает представление о том, что с помощью интеллектуальных тестов определяются не природные различия между людьми, а наличный уровень знаний и умений, сложившихся к моменту испытания. Не вызывает сомнения, что уровень овладения ими зависит как от степени обученности индивидов, так и от их природных возможностей. Отделить влияние одного от другого в тестовых результатах представляется невозможным.
Зависимость тестовых оценок от влияний окружающей среды приводит к их непостоянству, изменчивости. Понимание этого привело к изменению основной цели тестологии. Если раньше результаты измерения по интеллектуальным тестам чаще всего использовались для распределения испытуемых по категориям и для долговременных прогнозов, то сейчас среди западных психологов наблюдается отказ от тенденции «наклеивать ярлыки». Жесткая, неизменная классификация индивидов по результатам интеллектуальных тестов имела тяжелые отрицательные последствия, так как низкий IQ оставлял на ребенке печать неполноценности, менял отношение к нему окружающих и тем самым способствовал сохранению и даже усилению неблагополучных условий развития. В настоящее время пользу тестов прогрессивные тестологи видят в возможности изменения достигнутого уровня некоторых интеллектуальных навыков и умений. Что касается прогнозов по результатам тестирования, то сейчас наибольшее применение интеллектуальные тесты находят для предсказания школьных достижений.
Следует отметить, что для правильных оценок и прогнозов школьных достижений результаты тестирования должны быть дополнены сведениями из других источников - наблюдениями за поведением, данными биографического характера, анализом методов обучения и т. д. Кроме того, для правильной интерпретации результатов тестирования следует знать о степени тренированности испытуемых в выполнении тестов, нужно учитывать мотивацию и эмоциональное состояние во время тестирования, влияние на тестовые оценки личности экспериментатора, ситуации эксперимента, предшествующей тестированию деятельности испытуемого, и многое другое.
116
Влияние окружающей среды на результаты интеллектуальных тестов столь велико, что для более или менее успешного прогноза с их помощью выполнения какой-либо деятельности психологии пытаются вводить специальные индексы окружающей среды.
Принимая во внимание сведения из дополнительных источников и учитывая многочисленные средовые влияния на тестовые результаты, можно с успехом использовать интеллектуальные тесты для характеристики реального состояния уровня развития некоторых навыков. Тестирование может быть также полезным методом для изучения изменчивости поведения, развития навыков, что, в свою очередь, является предпосылкой для планомерного формирования их в нужном направлении.
Кроме того, предполагается, что тестовые оценки могут дать количественный показатель степени неблагополучного для психического развития социоэконо-мического статуса, а это может послужить толчком для исправления программ и методов обучения с целью улучшения школьной успеваемости у детей из неблагополучной среды.
И.В. Равич-Щербо
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИРОДЫ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ МЕТОДОМ БЛИЗНЕЦОВ1
Вслед за признанием психологической уникальности каждого человека с неизбежностью возникает вопрос о ее природе, о факторах, формирующих эту уникальность, т. е. об этиологии индивидуальных различий. Этот вопрос практически постоянно присутствует в дифференциальной психологии и психодиагностике, какой бы точки зрения на само понятие индивидуальности исследователи ни придерживались. Подходы к его решению — и теоретические, и экспериментальные — весьма различны; мы остановимся на том, который касается природных предпосылок индивидуальности.
Для экспериментального исследования этого вопроса необходимо предварительно решить, действие каких факторов и в каких поведенческих параметрах можно искать. Относящаяся к данной области обширная литература наглядно демонстрирует три основные постановки вопроса. Это — поиски детерминант: биологических и социальных, врожденных и приобретенных, генотипических и средовых. Каждый из подходов имеет определенную специфику, однако наиболее целесообразной для экспериментального исследования представляется последняя формула, так как она содержит две независимые переменные, в то время как и «врожденное» и тем более «биологическое» в широком смысле слова уже сами по себе являются продуктом взаимодействия генотипа и среды. Кроме того, в первой паре понятий оказывается неправомерно суженной — до только социальных влияний — «небиологическая» часть.
Для решения вопроса о том, в каких параметрах человеческой психики научно допустимо искать влияние генотипических факторов, представляется продуктивным принятое в отечественной психологии выделение содержательной и динамической сторон психики человека. Если первое - мировоззрение, нравственные и этические ценности, сумма знаний и т. п. — зависит от социальных воздействий и не кодируется прямо в геноме, то вторая, определяемая, при прочих равных условиях, физиологическими особенностями организма, может контролироваться факторами генотипа.
Такой подход соответствует одному из основных положений современной психогенетики, согласно которому генотип может влиять на поведение только через морфофизиологический уровень.
Понятно, что экспериментально исследовать этот вопрос значительно легче на животных, где возможны направленная селекция, любые внешние воздействия, строгий контроль за средовыми условиями и т. д. Действительно, генетика поведения со своими специфическими методами дает обширный материал относительно наследования пищевого и полового поведения, агрессивности, эмоциональности, некоторых особенностей высшей нервной деятельности, поведения в ситуации открытого поля и в лабиринте и т. д.
1 Отрывки из работ: Метод близнецов в психологии и психофизиологии.- В кн.: Проблемы генетической психофизиологии человека. М., 1978; О природных предпосылках индивидуальности. — В кн.: Психодиагностика и школа. Таллин, 1980; Генетические аспекты психодиагностики. - В кн.: Психологическая диагностика. М., 1981.
118
Накопленный в генетике поведения животных материал создает убедительную эволюционную основу для постановки вопроса о роли генотипа и среды в фенотипической изменчивости различных признаков у человека. Однако здесь существуют весьма серьезные трудности как методологического, так и методического порядка, приводящие иногда даже к утверждению о том, что человек вообще не может быть объектом подобного исследования (Холл, 1960).
Прежде всего ясно, что простой перенос на человеческую популяцию результатов, полученных на животных, невозможен. И дело здесь не просто в том, что, изучая животных, генетик поведения отбирает самые удобные для эксперимента признаки, хотя они могут не иметь практического смысла, а в исследовании генетической обусловленности психических функций у человека речь может идти о жизненно значимых переменных (Fuller & Thompson, 1960). Различия, по-видимому, значительно более глубоки.
Во-первых, социальная природа высших психических функций человека принципиально меняет само содержание многих признаков, несмотря на употребление в ряде случаев для их обозначения тех же терминов, что и применительно к животным. Например, «эмоциональность», исследуемая в специфических экспериментальных условиях у животного, совсем не эквивалент эмоционального статуса человека; результативное поведение человека в стрессовых ситуациях детерминируется прежде всего мотивами социального, а не биологического, как у животных, порядка; поскольку приобретение новых знаний не эквивалентно образованию простых условно-рефлекторных связей, ясно, что возможность выведения «чистых линий» лабораторных животных по обучаемости сама по себе не означает генетической обусловленности обучения у человека и т. д.
Во-вторых, наличие социальной преемственности (Давиденков, 1947)2 меняет и способы передачи некоторых психологических признаков от поколения к поколению. Даже сторонники генетической обусловленности, например интеллектуальных потенций человека, вынуждены признавать, что кроме «хороших генов» одаренные люди получают и «хорошее воспитание», что и делает практически невозможным разведение этих факторов в исследованиях (Anastasy, 1958).
Наконец, в-третьих, для диагностики и измерения ряда признаков у человека используются совсем иные, чем у животных, экспериментальные процедуры и показатели, адресованные к иным — иногда вообще отсутствующим у животных — системам, уровням интеграции и т. д. Ясно, например, что произвольная, т. е. в конечном счете речевая, регуляция любого действия вносит в процесс принципиально новый момент, изменяющий — сравнительно с животными — весь способ достижения цели, успешного решения задачи. А это означает, в свою очередь, что даже если удастся показать, например, генетическую обусловленность моторного научения у человека, она может относиться к иной, по существу, функции — сравнительно с двигательным поведением животных.
Все сказанное приводит к выводу о том, что роль генотипа и среды в формировании индивидуальной вариабельности психологических и психофизиологических функций у человека должна быть специальным предметом исследования.
2 Для обозначения факта передачи опыта, знаний и т. д. от поколения ^поколению используются и другие термины: «сигнальная наследственность» (Лобашев, 1963), «социальное наследование» (Дубинин, 1977).
119
Метод близнецов
Какими же методами может решаться эта задача? По вполне понятным причинам отпадает подавляющее большинство методов, используемых в работе с животными. Из-за наличия социальной преемственности и качественной возрастной специфики многих психических функций малопригодным оказывается и генеалогический метод, по крайней мере в тех случаях, когда речь идет о количественных признаках, имеющих континуальный характер3.
Среди возможных методов к идеальному эксперименту, т. е. к возможности варьировать одну переменную при постоянстве другой, приближается лишь один - метод близнецов, который и стал благодаря этому основным методом психогенетики. Как писал 40 лет назад С.Г. Левит, «проблема соотносительной роли наследственности и среды является той самой, которая создала близнецовый метод» (Левит, 1934, с. 6).
* * *
Начало близнецовому методу положила статья Ф. Гальтона «История близнецов как критерий относительной силы природы и воспитания», опубликованная в 1876 г. Теперь эта работа имеет скорее исторический интерес, однако тогда она вызвала к жизни большое количество подобных исследований. Многие известные психологи начала нашего века отдали дань этому увлечению. Однако в подлинно научный метод изучение близнецов превратилось в 20-х годах нашего столетия, когда появились обоснованное представление о двух типах близнецов и надежные способы диагностики зиготности. В настоящее время логические основания метода выглядят следующим образом.
Надежно показано, что существуют два типа близнецов — моно- и дизиготные (М3, ДЗ). Первые - М3 - развиваются из одной яйцеклетки, оплодотворенной одним спермием, т. е. из одной зиготы, которая в первых фазах деления образует вместо одной две эмбриональные структуры, дающие начало двум генетически идентичным организмам. Вторые — ДЗ — с точки зрения генетической — обычные сибсы4, поскольку они развиваются из двух яйцеклеток, оплодотворенных двумя спермиями, и, следовательно, имеют в среднем лишь половину общих генов.
Если далее допустить примерное равенство постнатальных средовых влияний для членов как М3, так и ДЗ близнецовой пары, то можно считать, что сопоставление внутрипарного сходства у М3 и ДЗ покажет относительную роль генотипа и среды в возникновении межиндивидуальных вариаций измеряемого признака. В случае если данный признак формируется под влиянием главным образом внешних воздействий, внутрипарно одинаковых у близнецов обоих типов, то внутрипарное сходство М3 и ДЗ должно быть примерно одинаковым. Если же признак контролируется генотипическими факторами, то сходство М3 — генетически идентичных индивидуумов — должно быть значительно выше, чем у генетически неидентичных ДЗ. Таким образом, основным приемом, позволяющим оценить относительную роль генотипа и среды, оказывается сопоставление внутрипарного сходства в группах мо
3 В генетике принято выделять признаки качественные и количественные. Первые имеют альтернативное распределение (у данного организма признак либо есть, либо нет); вторые характеризуются непрерывным распределением (признак есть у любого организма, но выраженность его у разных индивидов различна). Понятно, что психологические признаки относятся ко второй категории.
4 От английского sibs (или siblings) — братья и сестры, дети одних родителей.
120
но- и дизиготных близнецов. Это и есть основной вариант близнецового метода, идущий от Ф. Гальтона и наиболее широко употребляемый и сейчас.
Пользуясь классификацией, предложенной Р. Заззо, этот вариант может быть обозначен как метод контрольных групп (Тутунджян, 1970). Помимо него в области психологии и психофизиологии используются и другие: метод разлученных близнецов, метод близнецовой пары, метод контрольного близнеца.
Коротко остановимся на них.
Метод разлученных монозиготных близнецов является своеобразным критическим экспериментом для проблемы «генотип — среда». Смысл его заключается в том, что исследуются члены М3 пар, по каким-либо причинам разлученные в раннем детстве и, следовательно, выросшие в разных условиях. Это создает близкие к идеальным условия эксперимента, поскольку два человека с идентичными генотипами воспитываются в разной среде. Естественно, что поиски таких М3 - достаточно сложная задача, всего в литературе описано около 130 подобных пар. Самые большие группы собраны X. Ньюменом, Ф. Фрименом, К. Хол-зингером (Hewmann е. а., 1937), Д. Шилдсом (Shields, 1962), Н. Жуел-Нильсоном (Juel-Nielsen, 1965). Они дополняются сопоставлением с внутрипарным сходством совместно выросших М3, а также ДЗ, сибсов и т. д. В этой группе работ показано, что разлученные М3 по ряду признаков - в том числе и психологических — обнаруживают внутрипарное сходство, хотя и несколько меньшее, чем выросшие вместе М3, но большее, чем ДЗ (тоже выросшие вместе). Понятно, что в этом случае важна объективная оценка реального различия средовых условий, в которых воспитывались близнецы одной пары.
Для психологов специальный интерес представляет исследование 12 пар разлученных М3 датского психогенетика Н. Жуел-Нильсона, отличающееся от других более детальным психологическим анализом и представляющее поэтому «золотые рудники для гипотез» (Lindzey, 1971). Эта работа демонстрирует все степени внутрипарного сходства — от высокого в экспрессивных чертах (мимике, голосе, походке и т. п.) до очень малого в высокоспециализированных (стиле межличностного взаимодействия, интересах и т. п.).
Некоторым приближением к этому методу может, очевидно, служить изучение взрослых близнецов, длительное время живущих врозь, имеющих разные профессии, разный жизненный опыт и т. д.
С известными допущениями можно ожидать, что накопление разных средовых воздействий должно привести к уменьшению внутрипарного сходства в тех признаках, которые более податливы влияниям внешней среды.
Автором метода близнецовой пары является французский психолог Р. Заззо (Zazzo, 1960). Это — путь углубленного изучения психологической специфики во взаимоотношениях близнецов-партнеров. Р. Заззо показал, что близнецовая пара часто образует свой микромир («микрокосм»), характеризующийся рядом особенностей как внутри себя, так и во взаимоотношениях с внешним миром, причем эти особенности накладывают несомненный отпечаток на психологическую индивидуальность каждого члена пары.
Отставание близнецов в речевом развитии, вызываемое «замкнутостью друг на друга» близнецов одной пары, отмечается и другими исследователями. Некоторые из этих работ суммированы в книге А. Анастази (Anastasy, 1958).
121
Как мы увидим далее, исследования такого рода в высшей степени ценны для апробации основного постулата близнецового метода - о равенстве внешних влияний для М3 и ДЗ пар и для каждого близнеца одной пары. В этом смысле они как бы «обслуживают» сам близнецовый метод, уточняют его возможности. Они показывают, в частности, что большее сходство М3 близнецов по сравнению с ДЗ в некоторых случаях может объясняться не их генетической идентичностью, а особыми средовыми условиями, складывающимися внутри пары. Следовательно, в этих случаях делать вывод о наследственной обусловленности признака нельзя.
Метод контрольного близнеца (именуется также «методом близнеца-свидетеля», «взаимоконтроля близнецов», «контроля по партнеру») был предложен А. Гезеллом (Gesell & Thompson, 1929).
В этом случае для экспериментов специально подбираются особо похожие М3 пары, а затем в каждой паре одного близнеца подвергают каким-либо внешним воздействиям (например, тренируют определенную функцию), а второго -нет. Поскольку исследование ведется с изогенными индивидуумами и, следовательно, один член пары служит почти идеальным контролем к другому, то возникает возможность экономичным способом решать такие проблемы, которые иначе потребовали бы - для получения статистически надежных результатов — несравненно больших контингентов испытуемых.
Этим способом можно выяснить, например, дает ли дополнительный тренаж какие-либо устойчивые преимущества по сравнению с обычными условиями созревания и развития, как сделано в исходной работе А. Гезелла. Можно, обучая членов пары одному и тому же, но разными способами, получить материал для оптимизации обучения. Так был поставлен вопрос в очень интересном цикле исследований, проведенных в 30-х годах в Медико-биологическом институте им. Горького. Исследовалась, например, эффективность различных методов развития комбинаторных функций: простого копирования и специальной стимуляции творческой активности «методом моделей». Оказалось, что комбинаторные функции легко поддаются внешним влияниям, но эффект обучения зависит от метода: «метод моделей» дал лучшие, более устойчивые результаты и оказал более широкое влияние на общее психическое развитие ребенка (Миронова, Кол-бановский, 1934). Аналогичный материал получен и для развития речи. Шведский исследователь Незлунд тем же способом оценил два разных способа обучения чтению (цит. по: Vandenberg, 1962). В работе В. Меллер с соавторами показано - правда, на одной паре М3, — что тренировка двигательных функций оказывается более эффективной, если даются упражнения с большей интенсивностью, но меньшей длительностью (Meller & Mellerowicz, 1970). Таким путем можно получить надежные сведения и о продолжительности действия полученного эффекта.
Согласно современной генетике наследуется не конкретное значение признака, а некоторая способность иметь данный признак, и уже на основе этой наследственно обусловленной нормы реакции, во взаимодействии генотипа и среды, формируется определенное фенотипическое выражение признака. Легко понять, что метод контрольного близнеца, ставя одинаковые генотипы в разные средовые условия, позволяет в принципе подойти к исследованию именно взаимодействия генотипа и среды в пределах нормы реакции.
122
Высокая информативность метода контрольного близнеца при относительно небольшой трудоемкости позволяет некоторым опытным психогенетикам считать его весьма перспективным и рекомендовать для более широкого использования.
Таковы основные варианты близнецового метода, существующие в современной психогенетике. Они могут быть дополнены сопоставлением с людьми других степеней родства и не родственниками, а также другими генетическими методами, прежде всего генеалогическими. Однако в исследованиях нормальных психических функций сочетание разных методов пока используется редко, и потому мы рассмотрим лишь близнецовый метод, точнее, те его стороны, которые существенны для использования в психологии и психофизиологии.
* * *
Естественно, близнецовый метод, как и всякий другой, имеет свои ограничения. Они касаются главным образом некоторых особенностей пре- и постнатальной среды близнецов, могущих стать источниками известной некорректности при использовании этого метода.
Факторы пренатальной среды близнецов и их влияние на последующее соматическое и психическое развитие подверглись анализу в очень многих работах. Основный смысл их сводится к следующему. Одновременное внутриутробное развитие на первый взгляд приводит к большему физиологическому сходству, поскольку на обоих плодах должны одинаково сказаться все состояния материнского организма. Однако в действительности в случае М3 пренатальные влияния могут продуцировать и существенные различия между ними, что в дальнейшем может привести к неоправданному занижению оценки наследственности. Наличие или отсутствие таких влияний зависит, в частности, от времени разделения оплодотворенной яйцеклетки на две эмбриональные структуры и соответственно от наличия общих или разных для каждого плода оболочек: амниона, хориона и плаценты. Большинство ДЗ развиваются, имея все три оболочки раздельными. М3 могут иметь «комплект» всех трех оболочек. Все это сказывается на особенностях кровоснабжения каждого из развивающихся организмов, создавая известную конкуренцию между ними, и, следовательно, может привести к пренатально обусловленным, но не генетическим различиям между близнецами-монозиготами. Экспериментальные проверки этого положения, опирающиеся на вес при рождении как показатель физиологического комфорта в эмбриональном периоде, дали противоречивые результаты. Согласно одним исследованиям, более тяжелый в паре близнец затем действительно лучше развивался и соматически, и психологически; согласно другим, эта закономерность обнаруживается только при большей разнице в весе — порядка 2—3 кг, в некоторых исследованиях никакой зависимости между весом и последующим развитием не обнаружено. Поэтому была сделана попытка иным способом оценить время разделения зиготы - по зеркальности близнецов (Breland, 1974). При этом предполагалось, что если деление произошло поздно, после установления латеральной доминантности, то близнецы будут зеркальными по ряду маркеров: завиткам волос, доминирующей руке и т. д. Упомянутое исследование, проведенное на 482 парах близнецов школьного возраста, показало, что существенных различий по внутрипарно-му сходству между зеркальными и незеркальными близнецами нет.
123
По-видимому, возможность пренатальных влияний, уменьшающих сходство М3, надо иметь в виду, но имеющийся экспериментальный материал свидетельствует скорее о том, что в норме на оценку наследуемости по ряду психологических измерений пренатальная среда заметного искажающего влияния не оказывает.
Для исследований в области психологии значительно серьезнее, на наш взгляд, второй источник возможных ошибок при использовании близнецового метода — недостаточная корректность допущения о равенстве средовых (постнатальных) влияний для членов М3 и ДЗ пар. Теперь уже существует достаточно большое количество работ, в которых обсуждается эта сторона дела, а также предпринимаются попытки экспериментально проанализировать соответствующие средовые переменные (Anastasy, 1958; Штерн, 1965; Scarr, 1969; Plomin е. а., 1976; Семенов, 1980; и др.).
Дело в том, что уже из факта более высокого соматического сходства М3 по сравнению с ДЗ следует возможность возникновения у М3 в раннем онтогенезе более сходного типа двигательной активности, а в дальнейшем и предпочтения однотипных игр, т. е. одного круга общения и т. д. Поскольку же игра является ведущей деятельностью дошкольного возраста, в которой формируется психика ребенка, это может привести к формированию сходных психических особенностей близнецов данной пары. И наоборот, в среднем менее сходные соматические ДЗ близнецы будут чаще, чем М3, выбирать различные игры, а тем самым будет создаваться основа для несходного развития.
Психологические исследования близнецов более старшего возраста также показали большее сходство среды у членов М3 пар по сравнению с ДЗ; М3 в среднем реже разлучаются, больше времени проводят вместе, чаще имеют общих друзей, сходные увлечения и т. д. (Anastasy, 1958; von Bracken, 1969; и др.).
Таким образом, для утверждения о том, что средовые влияния для М3 и ДЗ не равны, есть достаточно серьезные основания.
Значимость этого ограничения близнецового метода возрастает по мере перехода от исследования, например, антропометрических признаков к физиологическим и далее к психологическим. Больше всего оснований сомневаться в предположении о равенстве среды у моно- и дизигот в тех случаях, когда исследуются черты личности, поскольку интерперсональное взаимодействие является одним из факторов формирования последних, а в этом смысле «каждый близнец есть часть среды другого» (Zazzo, 1960, с. 187). Очевидно, при изучении высших психических функций и личностных черт необходим специальный анализ близнецовой среды с точки зрения тех ее переменных, которые могут быть актуальными для формирования исследуемого признака и внутрипарного сходства по нему.
Однако существуют и весомые аргументы в пользу того, что все указанные выше обстоятельства не могут быть принципиальной помехой в близнецовом исследовании. По мнению К. Штерна (1965) и других исследователей, тот факт, что каждый из близнецов М3 пары в силу своего генетического сходства с партнером, но независимо от него выбирает сходные с ним внешние условия, есть как раз выражение идентичности их генотипов и служит лишь подтверждением правильности допущения о равенстве сред. Исследование семей, в которых родители имели ошибочное представление о типе своих детей-близнецов, показало также, что их поведение по отношению к детям в большинстве случаев соответствует истинной 124
зиготности последних, а не предположениям родителей, т. е. тоже оказывается, очевидно, функцией идентичности генотипов (Scarr, 1969). X. фон Браккен отмечает также феномен «разделения ролей» в паре, существующий и у М3, и у ДЗ, но чаще встречающийся у первых и, следовательно, действующий в направлении, обратном обычно предполагаемому: ясно, что разделение ролей должно снижать психологическое сходство М3. Обнаруженное некоторыми исследователями большее сходство разлученных М3 по сравнению с воспитанными вместе по некоторым личностным чертам объясняется, по-видимому, именно отсутствием этого разделения ролей (Shields, 1962; von Bracken, 1960). Есть сообщения и о том, что ролевые функции могут с возрастом меняться: например, в детстве и юности доминирует не один и тот же член пары.
Таким образом, в пре- и постнатальных средовых условиях развития близнецов выделяются такие факторы, которые делают среду М3 внутрипарно более сходной, чем у ДЗ, повышают тем самым сходство первых за счет негенетических влияний и, следовательно, приводят к ошибочному завышению оценок наследуемости. Однако выделяется и другая группа факторов, действующих в противоположном направлении, приводящая тем самым к столь же ошибочному занижению этих оценок.
Все сказанное выше не делает невозможным использование метода близнецов для выяснения роли генотипических и средовых факторов в формировании фенотипического полиморфизма5 нормальных психологических и психофизиологических признаков. Оно «лишь показывает, что — как это часто бывает - проблема, которая вначале казалась простой, оказывается на самом деле значительно более сложной...» (Штерн, 1965, с. 527). Однако перечисленные ограничения близнецового метода необходимо иметь в виду, когда речь идет об интерпретации получаемого с его помощью фактического материала.
КРАТКИЙ ОБЗОР РЕЗУЛЬТАТОВ ПСИХОДИАГНОСТИЧЕСКИХ
БЛИЗНЕЦОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
Общее количество работ, относящихся к области психогенетики, весьма велико. Обзор двенадцатилетней давности X. фон Браккена (1969) охватывает более 1200 исследований, проведенных главным образом близнецовым методом и отобранных автором, по его словам, по принципу надежности использованных в них методик. За истекшие 10 лет количество работ значительно увеличилось, но общая картина осталась, в общем, той же. Подавляющее большинство их посвящено генетическим основам индивидуальных различий в области высших психических функций, прежде всего интеллекта, диагностируемого разнообразными «тестами интеллекта», а также познавательных способностей, памяти, перцептивных процессов, пространственных представлений, моторики и т. п. Правда, последние изучены несравненно менее систематично, чем интеллект по тестам: они, как правило, не образуют специального предмета исследования, а используются постольку, поскольку входят в программы диагностики «общего психического развития». Довольно большое количество исследований посвящено генотипическим влияниям на формирование «черт личности», для описания которых чаще всего употребляются схемы Айзенка, Кэттела, батарея тестов MMPI, некоторые вопросники.
5 Межиндивидуальная вариативность, диапазон индивидуальных различий.
125
Типичный результат, получаемый у близнецов по тестам интеллекта, заключается в том, что М3 оказываются внутрипарно более схожими, чем ДЗ. Абсолютные значения коэффициентов от исследования к исследованию колеблются, что легко объясняется разной надежностью использованных тестов, разной величиной и возрастом близнецов и т. п., но большее сходство М3 отмечается практически всегда.
Л. Эрленмайер-Кимлинг и Л. Ярвик (1963) суммировали результаты 52 проведенных независимо друг от друга исследований генетической обусловленности интеллекта. В целом это 99 выборок, состоящих из 30 000 пар, объединяющих людей разной степени родства и средовой общности. Представленная ими сводная таблица корреляций наглядно демонстрирует повышение в среднем внутри-парного сходства с повышением степени родства, т. е. количества общих генов. Эта работа, несмотря на свою давность, и теперь является своеобразным итогом исследований в этой области и одновременно одним из главных аргументов в пользу наследуемости интеллекта6.
Признание последнего положения имеет далеко идущие последствия для теории индивидуальных различий и практики психологической диагностики. Ведь большинство психологических тестов претендует на измерение чего-то фундаментального, глубоко укоренившегося в природе индивида. «Фундаментальность» может быть понята, очевидно, двояким способом: как стабильность признака в онтогенезе или как его наследственная (генотипическая) обусловленность. Соответственно одному или другому пониманию должны быть использованы и методы исследования «фундаментальности»: лонгитюдный - в первом случае и генетические (в частности, близнецовый) - во втором.
Однако всегда ли констатируется достаточно определенная зависимость межиндивидуальной изменчивости психических функций от фактора генотипа? Анализ многих работ показывает, что общая картина оказывается значительно более сложной и что достаточно часто тесты интеллекта, различные «тесты достижений», познавательных способностей, черты личности и т. п. не обнаруживают генотипической обусловленности — во всяком случае, по всей шкале их проявлений.
Так, Тэрстон с соавт. еще в 1953 г. (цит. по: Анастази, 1958) исследовали близнецов со средним возрастом около 14 лет (48 пар М3 и 55 пар однополых ДЗ) при помощи широкой батареи равновариативных тестов и получили весьма любопытную картину: по каждому из 53 измерений и у М3, и у ДЗ преобладают малые внутрипарные различия; наиболее часто встречающиеся (т. е. их мода) в большинстве случаев в обеих группах также имеют примерно одинаковую величину. Существенная разница между ними обнаружилась только в зоне особо больших внутрипарных различий, занимавших верхние 20% общего распределения; достоверное преобладание последних у ДЗ констатировалось в 28 из 53 измерений. Иначе говоря, различия между М3 и ДЗ определяются главным образом наиболее резко «разведенными», крайними, парами ДЗ. Отмечая этот факт, А. Анаста-
6 Сводная таблица опубликована в статье И.В. Равич-Щербо (Вопр. психологии, 1972, № 2). Необходимо отметить, что появившиеся в последние годы оценки наследственности интеллекта по широкой совокупности накопившихся в литературе материалов обычно значительно ниже прежних. Например, Пломин и Де фриз, ведущие исследователи в области психогенетики, проанализировав очень большой массив прежних данных, полученных тремя методами — близнецов, сиблингов, генеалогическим, — приходят к выводу, что наследственность ближе к 0,5, чем к 0,7 (Plomin е. а., 1980).
126
зи полагает, что эти пары должны быть особо изучены для выявления причин, приводящих к большим, сравнительно со средними, внутрипарным различиям.
В Мичиганском междисциплинарном исследовании близнецов (Vandenberg, 1962) - одной из наиболее обширных программ по генетике психических функций, охватившей первичные интеллектуальные способности, моторные, сенсорные и перцептивные функции, тесты достижений и личностные переменные (в целом 117 показателей, полученных у 45 пар М3 и 37 пар ДЗ со средним возрастом 16 лет), не обнаружили зависимости от генотипа 54,7% показателей. При этом в разных группах процент признаков, не имевших существенной разницы между М3 и ДЗ по дисперсии внутрипарных разностей - значит, и генетической обусловленности, - сильно колебался; максимальным (67,9%) он оказался среди черт личности. Обсуждая эти результаты, автор приходит к выводу о том, что некоторые, даже «прогностичные» психологические тесты неперспективны для изучения генотипических факторов.
В Луивилльской программе было предпринято лонгитюдное исследование умственного и двигательного развития близнецов (42 пары М3 и 49 пар ДЗ) первых двух лет жизни (Vandenberg, 1968). В течение 24 мес. дети подвергались шестикратному обследованию. Результаты, судя по приводимым таблицам, не позволяют прийти к определенным выводам: в ряду последовательных измерений большее сходство М3 сравнительно с ДЗ по умственному развитию обнаружено один раз у девочек в возрасте 12 мес. И дважды у мальчиков в 3 мес. и 24 мес.; усредненный индекс умственного развития не показал генетической обусловленности ни у одних, ни у других. Близкие результаты получены и по местам моторного развития: хотя в большинстве случаев дисперсия внутрипарных разностей у ДЗ оказывается несколько большей, чем у М3, статистически надежного уровня F -отношение7 достигает только в двух обследованиях (9 и 12 мес.) у девочек и в трех (3, 9 и 12 мес.) у мальчиков. В рамках этой же программы у трехлетних детей при помощи 17 подтестов диагностировались 6 «способностей», включая моторные, перцепцию, память и др.; зависимыми от генотипа оказались только две.
Эти примеры взяты нами из двух наиболее обширных и хорошо организованных междисциплинарных исследований. Их можно продолжить, так как практически почти любая работа, выполненная методом близнецов и исследующая высшие психические функции несколькими методиками, содержит подобные данные. При их интерпретации возникают трудности двоякого рода. Одни связаны с обсуждавшимися выше ограничениями близнецового метода, наложенными особой психологической ситуацией внутри М3 и ДЗ пар и их положением во внешнем мире. Казалось бы, они должны исчезнуть при использовании метода разлученных М3, но тщательное изучение семей-усыновителей показало, что в подавляющем большинстве случаев существенной разницы в условиях воспитания не было. Так, А. Анастази (1958) и К. Штерн (1965) проанализировали материал по 19 парам разлученных М3, представленный X. Ньюменом, Ф. Фрименом и К. Холзингером (1937), и нашли следующее. Различия в условиях воспитания (школьных, социальных и физических) и общественном положении семей-усыновителей, оцененные пятью экспертами, у 15 пар оказались несущественными, а в тех парах, где они были достаточно серьезными, обнаруживались
7 Отношение дисперсии внутрипарных разностей ДЗ к М3.
127
и большие различия в личностных чертах. Корреляция между внутрипарными разницами в образовании и в IQ оказалась равной 0,79 (р<0,01); между различиями и в социальном окружении она равна 0,51 (р<0,05).
Большое впечатление производит появившийся недавно разбор другого исследования разлученных М3, принадлежащего Д. Шилдсу (Shields, 1962). Автор его — американский исследователь Л. Кэмин в книге с симптоматичным названием «Наука и политика 1Q», полемизируя с А. Дженсоном, точку зрения которого о генетической обусловленности расовых и классовых различий в интеллекте он считает «фундаментально некорректной» (Karnin, 1974, с. 3), детально анализирует основные работы, используемые обычно для обоснования подобных утверждений. В числе этих работ и исследования разлученных М3. Мы не можем сейчас остановиться на книге Л. Кэмина в целом, хотя она, как и последующая дискуссия на ту же тему, заслуживает специального внимания и анализа. Остановимся лишь на его разборе исследования Д. Шилдса, ярко демонстрирующем роль разнообразных средовых переменных в фактах, допускающих на первый взгляд лишь одно объяснение — с позиций наследственной обусловленности интеллекта. (Напомним, что, по Д. Шилдсу, внутрипарные корреляции разлученных М3, воспитанных вместе М3 и ДЗ соответственно равны 0,77; 0,76 и 0,50.)
Детальное описание условий жизни каждого члена разлученной пары и процедуры обследования, содержащееся в книге Д. Шилдса, позволило Л. Кэмину провести собственный анализ первичных данных, и вот что он получил. Из 40 пар 27 воспитывались родственниками родителей, причем наиболее часто встречается случай, когда один близнец рос у матери, а второй - у бабушки по матери или у тетки. У не родственников воспитывались 13 пар. Внутрипарная корреляция во втором случае значительно ниже (0,83 и 0,51 соответственно); причем различия между коэффициентами статистически надежны. Если учесть, что усыновители -не родственники — в большинстве случаев были все же друзьями матерей (что обеспечивает, вероятно, сходный статус семей), а некоторые близнецы воспитывались в разных отделениях одного и того же приюта для сирот, то можно предположить, что, если бы М3 воспитывались в действительно разных условиях, корреляции между ними приближались к нулю. 10 пар из воспитывавшихся в неродственных семьях никогда не посещали одну школу, для них е = 0,46; и наоборот, в 7 случаях отмечается поразительное сходство средовых условий, что приводит к «неправдоподобному» коэффициенту в 0,99, превышающему надежность теста! Сопоставление этих двух коэффициентов «весьма затрудняет генетическую интерпретацию». Все это позволяет детально понять, что реально означает «раз-лученность», и демонстрирует, по справедливому мнению Л. Кэмина, большую роль среды в формировании различий между генетически индентичными индивидуумами. Анализируя это и другие исследования разлученных М3, он отмечает и дополнительные источники искажений: использование не адаптированных к данной популяции и нестандартизированных тестов, сопоставление групп близнецов разного возраста и т. п. вплоть до фактора экспериментатора.
Не отрицая важности подобных исследований, Л. Кэмин полагает, что в настоящее время нет достаточных оснований утверждать какую-либо степень наследуемости IQ. Нельзя не признать, что многое в его критических замечаниях абсолютно справедливо и исследования разлученных М3 пока допускают не только генетическую, но и средовую интерпретацию.
128
Помимо этой критики, касающейся главным образом недостаточно корректного использования близнецового метода, содержательная интерпретация совокупности близнецовых данных сильно затрудняется неразработанностью психологического содержания понятия «интеллект»; несмотря на обилие дефиниций, практически все исследователи генетики поведения пользуются его операциональным определением как «того, что измеряют тесты IQ». Для психолого-генетических исследований весьма существенно, что эти тесты дают лишь конечный результат, не описывая процессуальную сторону дела, хотя она может быть различной у разных людей, несмотря на одинаковую успешность решения тестовых задач. Вероятно, чем сложнее по своей психологической структуре исследуемый признак, тем актуальнее это обстоятельство - ведь фактически оно означает, что диагностические приемы, предположительно направленные на одну и ту же функцию, могут реально относиться к различным и, наоборот, один и тот же прием у разных людей может фактически вскрывать разные психологические функциональные структуры.
Отсутствие процессуальных характеристик и неразложимость интеллекта на более «простые» составляющие как отрицательные - для генетического исследования — особенности тестов IQ отмечают и многие другие исследователи.
В этом отношении прогресс исследований полностью зависит от успехов общей психологии, и приходится лишь удивляться тому, что при обилии работ по генетике интеллекта почти отсутствуют такие, которые были бы выдержаны в русле определенной общепсихологической теории высших психических функций. Хотя желательность такого подхода отмечалась разными авторами, лишь недавно появились первые - пока предварительные — публикации такого рода. В рамках уже упоминавшейся Луивилльской программы проведено исследование по шкалам типа Пиаже 126 пар однополых близнецов первого года жизни (82 М3, 44 ДЗ) и 154 пар (91 М3, 63 ДЗ), тоже однополых, второго года. Внутри-парное сходство на втором году жизни в целом оказалось значительно ниже, чем в течение первого, но М3 в обоих случаях имели более высокие корреляции, чем ДЗ. Авторы делают вывод о том, что поведение ребенка, описываемое по Пиаже, испытывает влияния со стороны генотипа так же, как и диагностируемое обычными тестами детского умственного развития. К сожалению, более развернутого анализа авторы не дают (Motheny е. а., 1974).
Однако А. Гарфинкл и С. Ванденберг получили противоположные результаты (Garfinkle & Vandenberg, 1978). Они исследовали генетические и средовые влияния на развитие логико-математических понятий Пиаже при помощи разработанных им 15 специальных заданий у близнецов четырех возрастных групп: 4, 5, 6 и 7 лет. После элиминации возраста коэффициенты корреляции были: 0,62 у М3 (п = 51) и 0,65 у ДЗ (га = 49). Иначе говоря, никакой генотипической обусловленности авторами не обнаружено, но отчетливо проявились средовые семейные влияния.
Высокая комплексность интеллекта как поведенческого признака и его явная социальная сущность делают его, с точки зрения многих исследователей, вообще малопригодным объектом для генетического изучения8. Так, комментируя
8 Тесты интеллекта все меньше применяются и для исследования обусловленных культурой различий в познавательных процессах (Коул и Скрибнер, 1977).
5- Психология индивидуальных различий
129
упоминавшийся выше обзор Л. Эрленмайер-Кимплинг и Л. Ярвик, известный американский генетик Д. Хирш (Hirsch, 1969) пишет, что, несмотря на значимость этой работы, едва ли можно узнать о первичных влияниях на поведение при помощи общих (omnibus) тестов интеллекта или личности. «Их недостаток в том, что они измеряют слишком многое» (также с. 52). Он отмечает, что, поскольку существует неограниченное число путей для получения любой величины IQ — от идиота до гениев, — в одной группе по выполнению тестов окажутся люди с разными биологическими различиями, и подчеркивает необходимость «радикально иного» подхода к исследованию поведения.
Близкую точку зрения высказывает X. фон Браккен, отмечая, что «...если проблематично само суждение о качестве интеллектуального багажа человека на основании тестов, то не сомнительны ли тем более выводы о генетическом наследовании?» (von Bracken, 1969, с. 452).
Вообще, по-видимому, назрела насущная потребность в анализе реальной деятельности, осуществляемой человеком при выполнении различных тестовых проб, а также реальных дифференцирующих признаков в них. Без такого анализа содержательная интерпретация того, к какой составляющей и сложной функции относится констатируемая «наследственность», теперь уже просто невозможна. Примером могут служить темповые характеристики в деятельности человека, которые, судя по многим работам, имеют явную генетическую обусловленность (Frischeisen-Kohler, 1933; Newmann е. а., 1937; Kallman, 1959; Василец, 1978; Пантелеева и Шляхта, 1978; von Bracken, 1969; Козлова, 1978; и др.). Этот факт значим не только для анализа темпа самого по себе, но и для реинтерпретации некоторых результатов, полученных в психогенетике при помощи тестов интеллекта. Если учесть, что согласно принципу построения «свободных от культуры» тестов содержание их должно быть максимально простым, а успешность решения во многих тестах определяется тем, успел ли тестируемый выполнить задание в отведенное время, т. е. реальным дифференцирующим признаком в этих случаях является скорость их выполнения, то вполне можно предположить, что обнаруживаемое в этих тестах большее сходство М3 по сравнению с ДЗ и прочими родственниками относится именно к темповым характеристикам. Тогда для интерпретации этих результатов как относящихся к собственно интеллектуальным функциям надо признать, что скорость решения и является референтным признаком интеллекта. Такая точка зрения действительно существует, но едва ли может считаться правильной.
Недаром такие видные исследователи в области психогенетики, как X. фон Браккен (von Bracken, 1969), выделяют временной фактор как существенную помеху в тестировании интеллекта.
В итоге можно, очевидно, сказать следующее. В близнецовых исследованиях интеллекта, как правило, обнаруживают большее внутрипарное сходство М3 по сравнению с ДЗ. Однако ряд ограничений, связанных прежде всего с особенностями среды М3 и ДЗ пар (проявившихся и в исследованиях разлученных М3), значительно снижает надежность этих результатов, а недостаточная общепсихологическая разработанность понятия «интеллект» и соответственно способов его диагностики не позволяет произвести психологически содержательный анализ данных, которые к тому же подчас достаточно противоречивы.
130
КРАТКИЙ ОБЗОР РЕЗУЛЬТАТОВ БЛИЗНЕЦОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ
Несмотря на самоочевидность положения о том, что влияние генотипа на поведенческие параметры может осуществляться только через морфофизиологический уровень, до последних лет соответствующих ему исследовательских программ не было; изучению подвергались по преимуществу высшие психические функции, черты личности и т. п. Генетические влияния в полиморфизме психофизиологических признаков человека систематически почти не изучались. Существуют лишь отдельные работы, в которых методом близнецов исследовались особенности КГР, сердцебиения, дыхания и т. д. Для психофизиологии специальный интерес представляют исследования электроэнцефалограмм (ЭЭГ) и вызванных потенциалов (ВП) разных модальностей, поскольку эти методы все шире используются для решения широкого круга задач, в том числе и дифференциально-психофизиологических.
Сопоставление внутрипарного сходства М3 и ДЗ по особенностям ЭЭГ (Lennox е. а., 1945; Vogel, 1970; Мешкова, 1978; и др.) показало почти полную идентичность общего типа ЭЭГ у первых и значительно меньшее сходство у вторых. Некоторые авторы отмечают, что записи ЭЭГ у членов одной М3 пары отличаются не более чем два участка записи одного и того же человека.
В этой области, как и при исследовании психических функций, особую ценность представляет изучение воспитывавшихся врозь МЗ-близнецов. Насколько нам известно, существует лишь одна работа (Juel-Nielsen & Harvald, 1958), в которой ЭЭГ регистрировалась у 8 пар разлученных в детстве М3. К моменту исследования им было от 22 до 72 лет. В целом авторы констатировали чрезвычайное вну-трипарное сходство ЭЭГ; по их свидетельству, им не удалось найти ни одного расхождения в рисунке ЭЭГ, которое совпадало бы с различиями во внешней среде близнецов. Все это позволило авторам считать, что ими получено «окончательное доказательство» наследственной обусловленности ЭЭГ человека.
Существенно, что высокое сходство М3 отмечено и в младенческом возрасте (Loomis е. а., 1938), и в преклонном (Heuscherst, 1965). Это может говорить о генетических влияниях на тип и темп развития. Ф. Фогель (Vogel, 1970), исследовавший ЭЭГ у близнецов 6—80 лет, отмечая значительную межиндивидуальную вариативность темпа изменений ЭЭГ, связанных с ее созреванием, считает, что этот темп обусловлен генетически.
Большинство работ по ЭЭГ близнецов выполнено без применения современных методов статистической оценки ее параметров. Это несколько обедняет и полученные в них результаты. Т.А. Мешкова (Мешкова и Равич-Щербо, 1978), регистрировавшая ЭЭГ у М3 и ДЗ в десяти отведениях с обоих полушарий и использовавшая для описания ее индивидуальных особенностей ряд более современных методов, получила следующее. Сделанный ранее вывод о генетической обусловленности общего рисунка ЭЭГ покоя вполне справедлив, но имеет ряд ограничений, налагаемых областью регистрации ЭЭГ, исследуемым параметром и, очевидно, частотным диапазоном ЭЭГ. Внутрипарное сходство М3 всегда ниже в височных отведениях, чем во всех остальных, причем по некоторым параметрам в левом виске — речевой зоне — оно почти такое же, как у ДЗ, и даже приближается к нулю. Иначе говоря, генетическая обусловленность этих параметров в данном отведении выражена меньше или отсутствует совсем. Кроме того,
131
она, как правило, несколько ниже в левом полушарии, чем в правом, и в бета-ритмике, связываемой с активной деятельностью, по сравнению с альфа-ритмом, отражающим, очевидно, некоторые мозговые гомеостатические процессы, создающие «рабочий фон» для активной деятельности.
Аналогично этому было показано наличие генетических влияний в волновой форме, латентных периодах и амплитудах ВП разных модальностей (Lewis, Dustman & Beck, 1972), в их динамике при изменении интенсивности стимула (Buchbaum, 1974). Т.М. Марютина (1978) показала, что и динамика зрительных ВП, вызываемая другой функциональной нагрузкой — привлечением и отвлечением внимания, — тоже находится под контролем генотипа. Он более выражен во фронтальной зоне (по сравнению с проекционной - затылочной) и в ситуациях, предполагающих повышение уровня неспецифической подкорковой активации.
В некоторых исследованиях показана генетическая детерминированность и других реактивных изменений ЭЭГ: длительностей ориентировочной и условно-рефлекторной депрессии альфа-ритма, энергетических параметров реакции перестройки корковой ритмики при ритмической световой стимуляции и т. д. (Шибаровская, 1978; Шляхта, 1978).
Анализ данных, полученных электроэнцефалографическими методиками, позволяет предполагать, что относительно более жесткому контролю со стороны генотипа подвержены функции эволюционно более древних, подкорковых структур, ответственных за «энергетическую составляющую» мозговой активности. В то же время системная деятельность мозга, проявляющаяся в скорости формирования условных ЭЭГ-реакций и в паттернах пространственной синхронизации биоэлектрической активности при решении различных задач, зависимости от генотипа, очевидно, не обнаруживает (Шляхта, 1978; Беляева, 1980). Хотя эти данные надо рассматривать как предварительные, они позволяют предположить, что влияние контролируемых генотипом нейрофизиологических особенностей целесообразно ожидать прежде всего в тех поведенческих признаках, в которых наиболее явно отражается индивидуальный уровень неспецифической активации. По-видимому, это и будут динамические параметры психических процессов и явлений.
Изложенные работы, как и другие, не вошедшие в этот очень краткий перечень, касаются нейрофизиологических функций самих по себе. Лишь недавно появились публикации о двух больших исследованиях, направленных на изучение генотипической детерминации психического через физиологическое, в частности через генетически детерминированные особенности ЭЭГ (Claridge е. а., 1973; Vogel е. а., 1979). Полученные в них результаты весьма неоднозначны, и одна из возможных причин этого заключается, на наш взгляд, в отсутствии представления о том, какие параметры одного и другого уровней и каким образом могут быть связаны друг с другом.
Определенного ответа на этот сложный вопрос современная психофизиология не имеет, но одним из перспективных путей его изучения является концепция свойств нервной системы (СНС) как детерминант формально-динамических характеристик психических процессов (Теплов, 1956—1964; Небылицын, 1966).
В рамках этой концепции предпринято исследование методом близнецов генетической обусловленности межиндивидуальной вариативности индикаторов СНС: электроэнцефалографических, двигательных и сенсорных. Результаты показали следующее. Синдромы всех исследованных СНС включают в себя и обус
132
ловленные генотипом, и не зависящие от него индикаторы; не обнаружилось ни одного СНС, показатели которого (и пределах использованных методик, конечно) принадлежали бы к какой-либо одной из этих групп (сб. «Проблемы генетической психофизиологии человека», 1978).
Среди показателей, не обнаруживших зависимостей от факторов генотипа, оказались и референтные, т. е. основные, соответствующие определению данного СНС: переделка двигательных реакций (показатель подвижности и «угашение. с подкреплением», индикатор силы).
Дальнейший экспериментальный анализ показал, что в первом случае причиной необнаружения генетических влияний были определенные особенности методики. Реально она представляла собой реакцию выбора из трех альтернатив, производившуюся по речевой инструкции. Успешность такой деятельности обеспечивается произвольной речевой специфически человеческой саморегуляцией, генез которой безусловно социален. Можно было ожидать, что снижение удельного веса произвольности позволит им все-таки обнаружить генетический контроль. Это предположение было подтверждено в исследовании Т.А. Пантелеевой (1977). Оказалось, что при выработке и автоматизации двигательной реакции выбора генетический контроль в некоторых ее параметрах отсутствует на первых этапах - в периоде врабатывания — и четко обнаруживается на этапе автоматизации навыка. Эти два этапа различаются именно уровнем произвольной саморегуляции — высоким в периоде врабатывания и сниженным после автоматизации. Генетически обусловленной оказалась и динамика переделки такого -автоматизированного - навыка. Таким образом, чем выше в деятельности роль специфически человеческой, речевой произвольной саморегуляции, тем меньшую роль играют факторы генотипа, и, наоборот, чем она ниже, тем отчетливее индивидуальные особенности этой деятельности определяются наследственностью. Иначе говоря, при изменении механизмов реализации фенотипически одного и того же признака может изменяться его отношение к генотипу.
Из этой работы следуют два основных вывода. Один значим для дифференциальной психофизиологии: генетически обусловленное свойство подвижности в двигательных реакциях может быть обнаружено только на уровне автоматизированного навыка. Второй имеет более широкое значение; изменение механизмов реализации психических функций происходит не только в лабораторных условиях, но и в их реальном онтогенезе, и, значит, в процессе индивидуального развития тоже может происходить подобное изменение природы фенотипического полиморфизма психических функций, явлений и процессов. И действительно, в некоторых работах показано, как при овладении социально обусловленными приемами осуществления той или иной деятельности (в ходе, например, школьного обучения) снижается роль генотипа в индивидуальной специфике ее реализации (Лурия, 1952; Мозговой, 1978; и др.).
Вернемся к СНС. Попытки аналогичным образом проанализировать другие референтные показатели СНС, не обнаружившие зависимости от генотипа, пока успеха не имели. Значит, среди показателей, реально использующихся для диагностики СНС, одни адресуются к генетически обусловленному признаку, другие — к паратипическому, т. е. зависящему от средовых факторов. Однако известно, что СНС - устойчивые характеристики индивида и, следовательно, могут диагностироваться только устойчивыми же индикаторами. Генотипическая
133
обусловленность является, конечно, доказательством определенным образом понимаемой устойчивости признака (но не конкретного значения его); эксперименты Г.А. Шибаровской (1981) и Н.Ф. Шляхта (1981) показали, что онтогенетически устойчивым может быть и не зависящий от генотипа индикатор СНС.
В этих работах изучалась онтогенетическая стабильность показателей динамичности и силы нервной системы. Первая диагностировалась у одной и той же группы испытуемых с интервалом в восемь лет (в возрасте 8 и 16 лет), вторая — с интервалом пять лёт (в.возрасте 15 и 20 лет). Стабильность оценивалась коэффициентом ранговой корреляции между результатами повторных измерений. В некоторых случаях он оказался весьма высоким, порядка 0,700- 0,800; стабильной оказалась и скорость угашения с подкреплением референтного индикатора силы, генетической детерминированности не обнаружившего.
Все это ставит перед дифференциальными психофизиологами вопрос о том, что же считать свойствами нервной системы: только наследственно обусловленные особенности ее функционирования или любые устойчивые, независимо от их генеза? Он требует, естественно, специального анализа — и теоретического, и экспериментального.
Заключение
В заключение надо сказать, что теоретическая мысль исследователей, работающих в области психогенетики, направлена главным образом к поискам качественных признаков, детерминируемых немногими генами или по крайней мере имеющих выраженную бимодальность распределения; к проблеме наследуемости мультифакторных признаков, в том числе к математическим способам ее анализа; к обсуждению, по возможности, гипотез о типе наследования и т. п. С разработкой этого круга проблем некоторые авторы прямо связывают возможность дальнейшего прогресса психогенетики (Vandenberg, 1972).
Однако для психологии не меньший, а может быть и больший, интерес представляет другое направление теоретического и экспериментального анализа — взаимодействие генотипа и среды в реальном процессе формирования психологических признаков, в типе и темпе их развития. Любая характеристика, даже если допустить, что она наследственна, не закодирована в генетической программе в ее данном конкретном выражении. Последнее всегда есть результат некоторой траектории развития, подчиняющейся и закономерностям геносредового взаимодействия, и собственно психологическим закономерностям. «...Исследования в генетике поведения не должны быть изолированы от исследований в развитии поведения - от области, традиционно известной как генетическая психология» (Filler & Thompson, 1960, с. 8).
Так, поставленная проблема требует, очевидно, специальных теоретических и методических подходов. Анализ их не входит в задачи данной статьи, хотя некоторые пути были выше намечены. Хотелось бы лишь отметить, что одним из наиболее перспективных путей является создание «онтогенетической генетики» (Бочков, 1972) как сочетания собственно генетических (например, близнецового) и онтогенетических методов исследования. Можно ожидать, что именно такой подход позволит вскрыть закономерности, определяющие формирование полиморфизма психологических и психофизиологических функций в индивидуальном развитии.
134
А.Н. Леонтьев
БИОЛОГИЧЕСКОЕ И СОЦИАЛЬНОЕ В ПСИХИКЕ ЧЕЛОВЕКА1
1
Проблема биологического и социального имеет для научной психологии решающее значение.
Я, разумеется, не имею в виду представить здесь обзор работ, которые велись в Советском Союзе в рамках этой проблемы на протяжении многих лет. Я ограничусь изложением только некоторых итогов последних исследований, которые были выполнены мной вместе с моими сотрудниками Ю.Б. Гиппенрейтер, О.В. Овчинниковой и другими в московском университете.
Исследования эти были посвящены изучению особенностей человеческого слуха.
Почему же в ходе разработки проблемы биологического и социального мы пришли к исследованию такой специальной области, как область слуховых ощущений? В чем состоял замысел наших исследований?
Чтобы ответить на эти вопросы, я должен буду остановиться на тех идеях и гипотезах, которые были для нас ведущими.
Это прежде всего идея о том, что развитие психических функций и способностей, специфических для человека, представляет собой совершенно особый процесс.
Процесс этот принципиально отличается не только от процесса развертывания биологически унаследованного поведения. Он отличается также и от процесса приобретения индивидуального опыта.
Развитие, формирование психических функций и способностей, свойственных человеку как общественному существу, происходит в совершенно специфической форме - в форме процесса усвоения, овладения.
Постараюсь объяснить, что я под этим разумею.
На протяжении истории человеческого общества люди прошли огромный путь в развитии своих психических способностей, тысячелетия общественной истории дали в этом отношении гораздо больше, чем сотни миллионов лет биологической эволюции животных.
Конечно, достижения в развитии психических функций и способностей накапливались постепенно, передаваясь от поколения к поколению, значит, достижения эти так или иначе закреплялись, в противном случае их прогрессивное и к тому же все ускоряющееся развитие было бы невозможно.
Но как именно эти достижения могли закрепляться и передаваться следующим поколениям? Могли ли они закрепляться в форме морфологических, биологически наследуемых изменений?
. Нет, хотя биологическая наследственность, конечно, существует и на уровне человека, однако ее действие прямо не распространяется на те приобретения в сфере психического развития, которые человечество сделало на протяжении последних 40 или 50 тысячелетий, т. е. после того, как современный тип людей би
1 А. Леонтьев Биологическое и социальное в психике человека / Проблемы развития психики. 4-е издание. М.» 1981, с. 193—218.
135
ологически окончательно сложился и человеческое общество перешло от предыстории к историческому развитию — процессу, полностью, управляемому действием объективных общественных законов.
Начиная с этого момента достижения в развитии психических способностей людей закреплялись и передавались от поколения к поколению в особой форме, а именно в форме внешнепредметной, экзотерической.
Эта новая форма накопления и передачи филогенетического (точнее, исторического) опыта возникла потому, что характерная для людей деятельность есть деятельность продуктивная, созидательная, такова прежде всего основная человеческая деятельность ~ труд.
Фундаментальное, поистине решающее значение этого факта было открыто более 100 лет тому назад. Открытие это принадлежит основоположнику научного социализма Марксу.
Труд, осуществляя процесс производства (в обеих его формах - материальной и духовной), кристаллизуется в своем продукте, То, что со стороны субъекта проявляется в форме деятельности (UNRUHE), то в продукте выступает в форме покоящегося свойства (ruhende igenschaft), в форме бытия или предметности (Маркс).
Процесс этого превращения можно рассматривать с разных сторон и в разных отношениях, можно рассматривать его со стороны количества затрачиваемой рабочей силы в отношении к количеству произведенного продукта, как это делает политическая экономия. Но можно рассматривать его и со стороны содержания самой деятельности субъекта, абстрагируясь от других его сторон и отношений, тогда указанное превращение человеческой деятельности в ее продукт выступит перед нами как процесс воплощения в продуктах деятельности людей их психических особенностей, а история материальной и духовной культуры — как процесс, который во внешней, предметной форме выражает достижения способностей человеческого рода (Menschengattung).
Таким образом, процесс исторического развития, например ручных орудий и инструментов, с этой стороны можно рассматривать как выражающий и закрепляющий достижения в развитии двигательных функций руки, усложнение фонетики языков — как выражение усовершенствования артикуляции и речевого слуха, а прогресс в произведениях искусств - как выражение развития эстетических способностей.
Даже в обыкновенной материальной промышленности под видом внешних вещей мы имеем перед собой «опредмеченные» человеческие способности — wesen Krafte des Menschen (Маркс).
Мысль эта имеет для научной психологии совершенно генеральное значение, однако в полной мере значение это выступает при анализе другой стороны процесса: при рассмотрении его не со стороны опредмечивания (Vergegenstandigung) человеческих способностей, а со стороны их усвоения,, присвоения (Aneignung) индивидами.
Перед вступающим в жизнь индивидом не «ничто» Хейдеггера, но объективный мир, преобразованный деятельностью поколений.
Однако этот мир предметов, воплощающих человеческие способности, сложившиеся в процессе развития общественно-исторической практики, в этом своем качестве не дан индивиду изначально, чтобы это качество, эта человеческая сторона окружающих объектов открылась индивиду, он должен осуществить
136
активную деятельность по отношению к ним, деятельность, адекватную (хотя, конечно, и не тождественную) той, которую они в себе кристаллизовали.
Это, разумеется, относится и к объективным идеальным явлениям, созданным человечеством, - к языку, понятиям и идеям, творениям музыки и пластических искусств.
Итак, индивид, ребенок не просто «стоит» перед миром человеческих объектов. Чтобы жить, он должен активно и адекватно действовать в этом мире.
Но это только одно условие того специфического процесса, который мы называем процессом усвоения, присвоения или овладения.
Другое условие состоит в том, чтобы отношения индивида к миру человеческих объектов были опосредствованы его отношениями к людям, чтобы они были включены в процесс общения, это условие всегда налицо, ведь представление об индивиде, о ребенке, находящемся один на один с предметным миром, — это совершенно искусственная абстракция.
Индивид, ребенок не просто брошен в человеческий мир, а вводится в этот мир окружающими людьми, и они руководят им в этом мире.
Объективная необходимость и роль общения в развитии человека достаточно хорошо изучены в психологии, и об этом нет надобности говорить.
Итак, общение в своей первичной форме, в форме совместной деятельности, или в форме общения речевого составляет второе обязательное условие процесса усвоения индивидами достижений общественно-исторического развития человечества.
Чтобы более полно выяснить смысл этого процесса, мне остается сказать, что он представляет собой процесс воспроизведения индивидом способностей, приобретенных видом Homo sapiens в период его общественно-исторического развития, таким образом, то, что на уровне животных достигается действием биологической наследственности, то у человека достигается посредством усвоения — процесса, который представляет собой процесс очеловечивания психики ребенка. И я могу лишь согласиться с мыслью профессора Пьерона, который в лекции об очеловечивании говорил: «Ребенок в момент рождения лишь кандидат в человека, но он не может им стать в изоляции: ему нужно научиться быть человеком в общении с людьми»1.
Действительно, все специфически человеческое в психике формируется у ребенка прижизненно.
Даже в сфере его сенсорных функций (казалось бы, столь элементарных!) происходит настоящая перестройка, в результате которой возникают как бы совершенно новые сенсорные способности, свойственные исключительно человеку.
Формирование новых специфически человеческих способностей в области слухового восприятия мы и сделали предметом подробного экспериментального изучения.
2
У животных не существует членораздельной звуковой речи, у них не существует и музыки. Мир звуков речи, как и мир музыки, — это творение человечества.
1 Pieron Н. Ou’est-ce que L’hominisation? — «Le courrier rationaliste».
137
В отличие от природных звуков речевые и музыкальные звуки образуют определенные системы с присущими только им особыми образующими и константами. Эти образующие, эти константы и должны выделяться слухом человека.
Для речевых звуков (я имею в виду не тональные языки) главными образующими и константами являются, как известно, специфические тембры, иначе говоря, характеристики их спектра, напротив, их основная частота не несет смыслоразличительной функции, и в восприятии речи мы от нее обычно отвлекаемся.
Иначе обстоит дело с музыкальными звуками. Их главная образующая есть высота, а их константы лежат в сфере звуковысотных отношений.
Соответственно речевой слух — это слух в основе своей тембровый; музыкальный же слух есть слух тональный, основанный на способности выделения из звукового комплекса высоты и высотных отношений.
Исследованием именно этой способности слуха мы и занялись в нашей лаборатории.
Мы начали с очень простой задачи: мы хотели измерить у наших испытуемых пороги различения высоты двух последовательно предъявляемых звуков, но здесь мы натолкнулись на существенное затруднение. Это затруднение состоит в том, что для успеха измерений такого рода необходимо, чтобы звуки сравнивались только по искомому параметру, т. е. в нашем случае по основной частоте. Однако, как это было неоднократно показано, в силу определенных физико-физиологических причин любой звук, даже синусоидальный, получаемый посредством электрического генератора, воспринимается как обладающий тембровой окраской, которая меняется — при изменении высоты, так, например, высокие звуки воспринимаются в качестве более «светлых», а более низкие - в качестве более «темных» или более «тяжелых»2, поэтому для нашей цели мы не могли ограничиться применением классического метода измерения порогов тонального слуха. Мы должны были найти новый метод, который бы полностью исключал возможное влияние на оценку сравниваемых по основной частоте звуков неизбежно изменяющихся микротембральных их компонентов.
Такой метод нам удалось создать3. Он состоял в том, что мы давали для сравнения по высоте два последовательных звука разного спектрального состава. Один из них (постоянный) приближался по своему спектру к русской гласной .у, другой (варьирующий) - к резкому и.
Длительность звуков была 1 с, интервал, между сравниваемыми звуками — 0,5 с. Уровень интенсивности был 60 дБ. Опыты проводились по схеме «метода постоянных раздражителей» в зонах частот от 200 до 400 Гц.
Описанный метод (я буду называть его «сопоставительным») ставит испытуемого перед очень своеобразной задачей: он должен сравнивать звуки типа .у и типа и только по их основной чистоте, отвлекаясь от их спектрального состава.
Задача эта, характерная для музыкального слуха, является в известном смысле противоположной той, которая специфична для слуха речевого, тембрового.
2 Stumpf С. Tonpsychologie. Bd 1, 1883; Bd 2, 1890; Kohler W. Akustische Untersuchungen. — «Zeitsch, fur Psychol.», 1915, Bd 72.
3 См.: Гиппенрейтер Ю.Б. к методике измерения звуковысотной различительной чувствительности. - «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1957, № 4.
138
Мы применяли этот метод вслед за измерением порогов по классическому методу, т. е. с помощью сравнения высоты монотембральных звуков. Таким образом, мы получали для каждого испытуемого два порога: один по обычному методу, другой по предложенному нами.
Первый я буду, как обычно, называть дифференциальным порогом, второй -«порогом выделения».
Мы начали с того, что измерили оба эти порога у 93 взрослых испытуемых в возрасте от 20 до 35 лет.
Вот некоторые результаты, которые мы получили в этой первой серии опытов.
Все наши испытуемые разделились на три следующие группы.
У первой группы (13%) переход к опытам со звуками разного тембра не вызывал изменения порогов.
У второй, самой многочисленной группы (57%) пороги выделения по сравнению с дифференциальными порогами возрастали.
Наконец, испытуемые третьей группы (30%) оказались вовсе не способными решить задачу на сравнение звуков у и по основной частоте: звук и всегда воспринимался ими как более высокий даже в том случае, если объективно он был ниже звука у более чем на октаву, и это после тщательных разъяснений задачи и многих демонстраций!
Испытуемые этой группы обнаружили таким образом своеобразную тональную глухоту — явление, которое при применении классического метода измерения порогов полностью маскируется, о чем ясно говорит факт отсутствия корреляции между величинами порогов, измеренными обоими методами.
Очевидно, в опытах по классическому методу испытуемые, принадлежащие к этой группе, сравнивают звуки не по их основной частоте (т. е. по их музыкальной высоте), а по их суммарной характеристике, включавшей микротембраль-ные компоненты, которые, по-видимому, являются для них доминирующими.
Обратимся теперь к испытуемым первой группы, у которых никакого повышения порогов при переходе к оценке высоты звуков у и не происходит. Это испытуемые с хорошим тональным слухом, действительно, когда мы собрали дополнительные сведения о наших испытуемых, то оказалось, что испытуемые, принадлежащие к этой группе, проявляют известную музыкальность.
Промежуточное место между первой и третьей группами занимает вторая группа. У части испытуемых этой группы пороги выделения превышали пороги различения менее чем в два раза, что говорит об удовлетворительном развитии у них тонального слуха; наоборот, у некоторых испытуемых пороги выделения были выше порогов различения во много раз, т. е. они приближались к группе то-нально глухих.
Таковы были результаты наших первых опытов4.
Они поставили ряд вопросов, которым мы и посвятили свои дальнейшие исследования.
3
Прежде всего это был вопрос о том, по какой причине у значительной части наших испытуемых тональный слух не сформировался.
4 См. сноску № 3.
139
Исходя из той идеи, что тембральный слух формируется в процессе овладения языком, а слух тональный — в процессе овладения музыкой, мы выдвинули следующее предположение: по-видимому, если ребенок очень рано овладевает тембровым по своей основе языком, что необходимо приводит к быстрому развитию вербального тембрового слуха, то формирование собственно тонального слуха может у него затормозиться, последнее тем более вероятно, что высокоразвитый вербальный слух способен в некотором смысле компенсировать недостаточное развитие слуха тонального, поэтому если жизнь данного индивида складывается так, что задачи, требующие выделения в звуковых комплексах основной частоты, и в дальнейшем не становятся для него актуальными, то тональный слух у него не формируется, и он остается тонально глухим. .
Можно ли проверить, хотя бы косвенно, это предположение?
Мы попытались это сделать. Мы рассуждали так: если наше предположение правильно, то тогда среди испытуемых, родной язык которых принадлежит к тональным языкам (т. е. таким, в которых смыслоразличительную функцию имеют и чисто тональные элементы), не может быть тонально глухих, ведь овладение родным языком должно одновременно формировать у них также и тональный слух.
Действительно, опыты, проведенные с 20 вьетнамцами (вьетнамский язык тональный), дали такие результаты: у 15 испытуемых из 20 переход к сравнению разнотембровых звуков или вовсе не вызвал повышения порога, или вызвал незначительное их повышение; только у пяти испытуемых пороги повысились более значительно, но при этом четверо из них оказались из средних районов Вьетнама, где население говорит на языке с менее выраженной ролью тональных элементов. Ни одного случая тональной глухоты или очень резкого повышения порогов выделения в этой группе испытуемых мы не нашлиэ.
Эти результаты, кстати сказать, полностью согласуются с фактом, отмеченным проф. Тейлором (Кейптаун). По словам этого автора, «тональная глухота» (tone deafness) при отсутствии физиологических дефектов, составляя обычное явление в Англии или Америке, практически не известна среди африканских племен, чей язык использует интонирование гласных»5 6.
Конечно, результаты опытов с вьетнамцами не дают еще прямого доказательства нашей гипотезы. Но как можно прямо доказать, что сенсорные способности, которые отвечают миру явлений, созданных обществом, являются у человека не врожденными, а формируются прижизненно в результате овладения этими явлениями? Очевидно, это можно сделать только одним путем — попытаться сформировать такую способность в лабораторных условиях.
По этому пути мы и пошли.
4
Чтобы формировать процесс, нужно предварительно представить себе структуру данного процесса, его физиологический механизм.
В настоящее время существуют, как известно, две точки зрения на общий механизм сенсорных процессов. Одна из них, более старая, состоит в том, что ощу-
5 См.: Леонтьев А.Н. и Гиппенрейтер Ю.Б. Влияние родного языка на формирование слуха. — «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1959, № 2.
6 Taylor. Towards a science of Mind. — «Mind», v. LXVI, 1957, № 264.
140
шение есть результат передачи в сенсорные зоны возбуждения, возникшего в органе-рецепторе. С другой, противоположной точки зрения, обоснованной в XIX в. выдающимся русским физиологом Сеченовым, сенсорные процессы необходимо включают в свою структуру также моторные акты с их проприоцептивной сигнализацией. Мы исходили из этой точки зрения, вот почему наше внимание привлекла к себе мысль В. Келера, высказанная им в 1915 г., о том, что существует интимная связь между возбуждением слухового нерва и иннервацией органов вокализации7.
Опираясь на эту мысль, на данные ряда современных исследований, а также на некоторые собственные наблюдения, мы предприняли исследование роли вокальной моторики в различении основной частоты звуков.
Мы продолжили опыты с нашими испытуемыми, измерив у них пороги «точности вокализации» (интонирования) заданной высоты в подходящем для каждого диапазоне. (Я не буду останавливаться на технике, примененной в этих опытах, замечу лишь, что измерения контролировались осциллографически).
В результате этих измерений оказалось, что между величиной порогов выделения основной частоты и средней ошибкой ее вокализации существует очень высокая корреляция: 0,83 при т == 0,03.
Что же выражает эта связь? зависит ли степень точности интонирования от точности выделения основной частоты, или, наоборот, точность выделения зависит от точности интонирования?
Ответ на этот вопрос нам дали опыты, которые состояли в следующем. С испытуемыми, обладающими неразвитым тональным слухом, мы повторили опыты по сопоставительной методике, но с одним дополнением. От них требовалось, чтобы они громко интонировали (пропевали вслух) высоту предъявляемых им звуков.
В результате оказалось, что у всех испытуемых включение вокализации каждый раз понижало пороги выделения.
Приведу два наиболее выразительных примера.
Вот результаты, полученные у испытуемого 59, принадлежащего ко второй, промежуточной группе. (Я буду указывать величины порогов в центах, т. е. в единицах музыкально логарифмической шкалы, равных 1/200 тона.)
Первый опыт (без пропевания) — порог выделения равен 385 центам.
Во втором опыте вводится пропевание и порог падает более чем в 4 раза — до 90 центов.
Третий опыт (без пропевания) — порог 385.
Четвертый опыт (с пропеванием) — порог снова 90.
Наконец, пятый опыт (без пропевания) — порог опыта повышается до 335 центов.
Перехожу ко второму примеру.
Испытуемый 82. Он относится к группе тонально глухих.
В первом, третьем и пятом опытах, которые шли без пропевания, этот испытуемый не мог дать правильного суждения об относительной высоте разнотембровых звуков даже при различии их на 1200 центов.
7 Kohler w. Akustische untersuchungen. — «zeitsch. Fur Psychol.», Bd 72, 1915.
141
В опытах же с пропеванием, т. е. во втором и четвертом, он смог произвести сравнение звуков по основной частоте и его пороги оказались равны 135 центам (что в зоне 300 Гц составляет около 22 Гц).
Итак, включение в процесс восприятия основной частоты звуков вокальной деятельности (пропевания) дает отчетливое уменьшение порогов выделения8.
Для проверки этого положения мы провели некоторые контрольные и дополнительные эксперименты. Они полностью подтвердили наш вывод о решающей роли в выделении основной частоты активности вокального аппарата9. Исходя из этого, мы перешли к экспериментам по активному формированию собственно тонального слуха у тех испытуемых, у которых эта способность оказалась не-сформ ировавше йся.
Конечно, испытуемые, с которыми мы вели опыты, обладали разными особенностями и, главное, имели неодинаковый начальный уровень, прежде всего среди наших испытуемых оказались такие, которые не могли достаточно правильно «подстраивать» свой голос к звуку — эталону, подаваемому электрогенератором. Мы начали с того, что попытались «наладить» у них этот процесс. Экспериментатор, указывая испытуемому на неточное интонирование, поощрял его попытки изменить высоту звука в правильном направлении и, конечно, отмечал момент совпадения высоты вокализирующего звука с высотой звучащего эталона. Обычно такая «наладка» занимала от 2 до 6 сеансов, всего через такие «тренировочные» опыты было проведено 11 испытуемых.
Общий результат этих опытов состоял в том, что после них пороги выделения сильно снижались, особенно в тех случаях, когда испытуемые научались подстраивать свой голос безошибочно10.
Вот несколько примеров.
Испытуемый 2: до опытов порог выделения — 690 центов, после опытов — 60.
Испытуемый 7: до опытов — 1105 центов, после опытов - 172.
Интересен случай с испытуемым 9. Исходный порог был у него тоже очень велик — 1188 центов, хотя наладить пропевание у него удалось, однако оказалось, что после опытов величина порога осталась почти на том же уровне - свыше 1000 центов, когда же экспериментатор предложил этому испытуемому воспользоваться при сравнении звуков умением громко пропевать их высоту, то порог выделения сразу уменьшился у него в 5,5 раза.
Подобные случаи интересны в том отношении, что они позволяют выделить еще один момент в формировании тонального слуха, как мы видим, недостаточно, чтобы испытуемый мог подстраивать свой голос к воспринимаемому звуку; необходимо еще, чтобы этот процесс был включен у него в акт восприятия высоты звука. При прямом требовании пропевать вслух воспринимаемые звуки, даваемые в доступном для испытуемого певческом диапазоне, это всегда возможно.
8 См.: Гиппенрейтер Ю.Б. Экспериментальный анализ моторной основы процесса восприятия высоты звука. - «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1958, № I.
9 См.: Овчинникова О.В. О влиянии загрузки голосовых связок на оценку высоты при звукоразличении. — «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1958, № 1.
10 См.: Овчинникова О.В. Тренировка слуха по «моторной» методике. - «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1958, № 2.
142
Дальнейший этап в формировании тонального слуха состоит в том, что происходит переход к выделению высоты без громкого пропевания, молча, и когда воспринимаются звуки, лежащие вне певческого диапазона испытуемого.
В качестве примера я сошлюсь на уже упомянутого испытуемого 9, у которого порог выделения падал только при условии громкого пропевания. В дальнейшем мы получили у этого испытуемого, у которого исходный порог был более 1000 центов, его резкое уменьшение и при условии запрещения громкого пропевания.
Основной прием, которым мы пользовались, чтобы перевести испытуемых на этот дальнейший этап, состоял в следующем.
После того как «подстраивание» голоса к высоте эталона полностью налаживалось и испытуемый включал в процесс сравнения звуков по высоте, громкое пропевание, мы предлагали ему начинать вокализовать высоту лишь после того, как подача звука-эталона прекращалась. Как показал анализ, этим мы не просто вовсе исключали вокальное действие в момент восприятия звука, а лишь затормаживали его, превращая его в акт предварительной беззвучной настройки голосового аппарата на высоту эталона.
Таким образом, из процесса, имекйцего характер исполнительного акта («петь данную высоту»), выделялась его ориентировочная функция («какая высота?»).
Процесс такого изменения функции вокальной моторики собственно и составляет главный момент в формировании тонального слуха. Это вместе с тем есть акт рождения способности активного представления высоты, которое, как указывал в своем выдающемся исследовании музыкальных способностей Б.М. Теплов, всегда связано с внутренней вокальной моторикой11
Итак, мы можем сказать, что задуманная нами попытка удалась: у испытуемых, которые были не способны выделять собственно музыкальную высоту, нам удалось эту способность сформировать.
Правы ли мы, однако, когда безоговорочно относим полученный эффект за счет включения в восприятие звуков вокального действия? Ведь известно, что пороги различения высоты сильно улучшаются также и при простой тренировке на однотембровых звуках.
Учитывая этот факт, мы предприняли еще одну серию опытов.
Мы стали настойчиво тренировать группу испытуемых в различении высоты простых звуков. Как и другие авторы, мы получили в результате резкое понижение порогов на тех же звуках. Что же касается порогов выделения, измеренных до и после такой чисто «сенсорной» тренировки, то оказалось, что в семи случаях из девяти они вовсе не изменились, а в двух случаях хотя и понизились, но не-12 значительно .
Вывод из этого факта очевиден: без отработки и включения в рецепирующую систему вокального действия собственно тональный слух не формируется11 12 13.
11 См.: Теплов Б.М. Психология музыкальных способностей, М.-Л., 1947.
12 См.: Овчинникова О.В. О «сенсорной» тренировке звуковысотного слуха. — «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1959, № 1.
13 Леонтьев О.М. Про будову слухово! функцп людини. — Пауков! записки науково-дослщного шститута психологи, Мппстерство Освгги УРСР, 1959, т. XI.
143
5
В ходе описанных исследований мы получили возможность более детально представить себе и самый механизм тонального слуха.
Для того чтобы произошло выделение высоты, воздействие звукового комплекса на орган слуха должны вызывать не только безусловно рефлекторные ориентировочные и адаптационные реакции, но обязательна также и деятельность вокального аппарата.
Может ли, однако, эта деятельность возникать по механизму простого сенсомоторного акта?
Этого нельзя допустить, потому что до включения внешнего или внутреннего интонирования основная частота в воздействующем звуковом комплексе, как мы видели, не выделяется.
Иными словами, интонирование не просто воспроизводит воспринятое, а входит во внутренний, интимный механизм самого процесса восприятия. Оно выполняет по отношению к музыкальной высоте функцию активной ориентировки, выделения и относительной ее оценки.
Мы попытались проследить динамику этого процесса, для этого во время измерения порогов выделения мы записывали по одному каналу осциллографа частоту звука-эталона, а по другому каналу - частоту, интонируемую испытуемым.
Большая скорость движения кинопленки, на которой велась запись, позволила измерять интонируемую частоту на очень коротких последовательных отрезках времени - по 10 мс каждый.
В результате обработки данных, полученных в опытах с 40 испытуемыми, оказалось, что частота интонирования лишь постепенно приближается к частоте воздействующего звука. В некоторых случаях при этом наблюдался значительный интервал - 100 Гц и больше; в других случаях этот интервал был гораздо меньше, например 40 или даже только 10 Гц. Различным оказалось и время, затрачиваемое на «подстройку» к частоте воздействующего звука: от одной до 0,1 с.
Главное же явление, которое имело место в этих опытах, состоит в том, что, как только интонируемая частота сближается с частотой воздействующего звука, она сразу же стабилизируется14.
Для того чтобы выявить ход этого процесса, мы предлагали испытуемым, у которых звуковысотный слух уже достаточно сложился, интонировать оцениваемые по высоте звуки, задаваемые электрогенератором. При этом мы записывали по одному каналу шлейфного осциллографа частоту генерируемого звука, а по другому каналу - частоту интонируемого звука; световой отметчик отмечал на той же пленке время. Опыты были проведены с 40 испытуемыми.
Благодаря тому что быстрое движение фотопленки позволяло учитывать изменение на отрезках длительностью 0,01 с, мы смогли проследить исследуемый процесс как бы микроскопически.
Полученные в этих опытах результаты говорят о том, что у испытуемых даже с соотносительно хорошим звуковысотным слухом интонируемый звук никогда не устанавливается сразу на заданной высоте, а подходит к ней постепенно.
14 Леонтьев А.Н., Овчинникова О.В. О механизме зву ко высотного слуха. — «Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1958, № 3.
144
У испытуемых, стоящих на более низком уровне развития, интонирование, процесс подстройки голоса, занимает довольно длительное время (порядка 1-2 с). При этом он имеет как бы «пробующий» характер, т. е. интонируемая высота изменяется то в сторону повышения, то в сторону занижения — до момента совпадения с заданной высотой, на которой он и стабилизируется. У испытуемых, стоящих на более высоком уровне, этот процесс имеет характер короткой «атаки», т. е. идет в одном направлении в пределах интервала 10-40 Гц и занимает всего лишь несколько сотых секунды.
Нужно, наконец, отметить также еще одно обстоятельство, а именно, что общее направление поиска не всегда, а лишь чаще всего идет от более низких частот к более высоким. При условии, если заданный звук лежал в зоне ниже зоны «удобного» для пропевания диапазона, мы наблюдали также случаи движения и в противоположном направлении.
Учитывая эти, а также некоторые другие данные, мы можем представить себе механизм тонального слуха как механизм, работающий не по схеме «фильтрующего» анализа, а по схеме «компарации», описанной МакКеем15 16.
Эта схема предусматривает, что оценка входного сигнала является результатом встречного «подражательного» процесса, который осуществляет как бы его «опробование».
Согласно этой схеме механизм сравнения двух звуков по высоте может быть описан следующим образом: после того как процесс интонирования подстроился к частоте первого из сопоставляемых звуковых раздражителей и стабилизировался, воздействие второго раздражителя снова вызывает его изменение — теперь до совпадения с частотой второго раздражителя, при изменении его в сторону увеличения частоты второй раздражитель воспринимается как более высокий, при изменении в противоположную сторону - как более низкий. Степень же его изменения, вероятно, лежит в основе оценки величины интервала.
6
Мне осталось изложить наши последние опыты.
Их замысел состоял в том, чтобы создать в лаборатории такие воспринимающие функциональные системы, которые в обычных условиях не формируются.
Мы считали, что только на этом пути наши гипотезы смогут получить решающее экспериментальное доказательство.
Мы поставили перед собой две задачи.
Одна из них заключалась в том, чтобы в механизме тонального слуха заменить слуховой орган другим органом-рецептором, при этом эффекторный аппарат, производящий выделение частоты (т. е. аппарат интонирования), должен был сохранить свою функцию.
Какой же рецептор мог заменить собой орган слуха? Очевидно, только такой, который отвечает на раздражители, обладающие параметром частоты.
Таким рецептором являются органы вибрационных ощущений.
Восприятие механических вибраций имеет очень важную для нас особенность: на восприятие частоты вибрации влияет изменение другого ее параметра -
15 Shannon, McCathy J. Automata Studies. Princeton university Press, 1956.
16 Bekesy G. Similarities between Hearing and Skin Sensations. «Psychol. Rev.», 1959, v. 66, № 1.
145
интенсивности (амплитуды), чем больше амплитуда, тем меньше кажется частота, и наоборот16. Поэтому при сравнении вибрационных раздражителей по частоте испытуемые обычно ориентируются собственно не на их частоту, а на различия в их интегральном, «общем» качестве, таким образом, мы могли применить и для измерения порогов вибрационной чувствительности наш «сопоставительный» метод. Условия опытов были следующие: колебания стержня бесшумного вибратора подавались на кончик указательного пальца; площадь контакта имела диаметр около 1,5 мм. Измерения велись в зоне частот 100-160 Гц; соотношение амплитуд при измерении порогов выделения было 1:2. Частота и амплитуда раздражителей контролировались аппаратурой непрерывно.
Сначала мы измеряли дифференциальные пороги на раздражителях с одинаковой амплитудой. Затем с помощью сопоставления частоты раздражителей, имеющих разную амплитуду, измеряли пороги выделения, как и следовало ожидать, последние всегда были в 2-4 раза больше дифференциальных порогов.
Задача последующих опытов состояла в том, чтобы включить у испытуемых в процессе восприятия частоты механической вибрации деятельность их вокального аппарата по уже описанной схеме «компарирования».
Все испытуемые, участвовавшие в этих опытах, обладали достаточно хорошим тональным слухом.
Опыты проходили в той же последовательности, как и опыты со слухом, вместе с тем процесс формирования этой новой воспринимающей функциональной системы отличался рядом особенностей, главная из них заключалась в том, что наиболее трудным этапом был этап «налаживания» вокализации (пропевания) частоты воздействующей вибрации. Задача эта вначале казалась испытуемым неожиданной, «противоестественной», а некоторым — даже невозможной. Более трудным, требующим значительного числа опытов, был и процесс включения вокализации в задачу сравнения вибрационных раздражителей.
Применяя некоторые дополнительные приемы, эти трудности удалось преодолеть. В результате пороги выделения частоты механических колебаний резко упали17.
Вот цифры.
У испытуемых 1 и 2: исходный порог выделения (в центах - 700), после опытов — 246, т. е. почти в 3 раза меньше.
У испытуемого 3: исходный порог — 992, после опытов — 240, т. е. в 4 раза меньше.
У испытуемого 4: исходный порог — 1180, после опытов - 246, т. е. почти в 5 раз меньше.
Итак, новая функциональная система сложилась и стала «работать»!
Параллельно с описанными опытами, которые были проведены в нашей лаборатории А.Я. Чумак, проходила еще одна серия опытов, их задача состояла, наоборот, в том, чтобы, не меняя рецептора, ввести в воспринимающую функциональную систему другой «компаратор», т. е. другой эффекторный аппарат, а именно тоническое усилие мышц руки.
Эта задача оказалась более сложной.
17 См.: Чумак А.Я. Опыт формирования различительной вибрационной чувствительности. -«Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1962, № 3.
146
Она потребовала специальной аппаратуры и, главное, очень длительной работы с каждым испытуемым.
Опыты велись с лицами, обладающими ясно выраженной тональной глухотой.
В установку был введен прибор оригинальной конструкции, нажимание на пластинку этого прибора, которая оставалась практически неподвижной, вызывало плавное изменение генерируемой частоты, передающейся на измеритель частоты, осциллограф и телефоны (см. рисунок).
Сила давления на пластину и генерируемая прибором частота были связаны между собой (в заданных пределах) прямой линейной зависимостью; это позволяло условно выражать силу давления (нажимания) на пластину числом генерируемых колебаний в секундах, т. е. в герцах.
Задача на первом этапе работы состояла в том, чтобы образовать у испытуемых условную связь между частотой воздействующего звука и степенью статического усилия мышц руки, в опытах участвовали три испытуемых.
Испытуемому давался чистый тон (100—500 Гц), на который он должен был реагировать нажиманием руки.
Экспериментатор давал оценку каждой ответной реакции, подкрепляя случаи, когда сила нажима совпадала с условно связанной с ней частотой звука. Сам испытуемый звука, генерируемого прибором, не слышал.
В результате этих опытов, продолжавшихся 25—33 сеанса по 40 мин, условная связь «высота звука - степень мышечного усилия» образовалась у всех испытуемых.
Сравнение средней ошибки мышечной реакции после первого сеанса и в конце опытов дает следующие цифры (в условных единицах): у испытуемого К. — 65 и 1, у испытуемого Б. - 65 и 5, у испытуемого Л. — 25 и 10.
Мы установили далее, что при переходе к звукам других тембров (у, и, а) выработанная слухопроприоцептивная связь полностью сохраняется.
Это важное явление свидетельствовало о том, что мышечная реакция с ее проприоцептивной сигнализацией связывалась именно с основной частотой звука. Но приобрели ли у наших испытуемых мышечные напряжения функцию выделения высоты?
Чтобы ответить на этот вопрос, мы провели измерения порога выделения. В результате мы получили следующие цифры.
Испытуемый К.: порог выделения до опытов 1994 цента, после опытов — 700.
Испытуемый Б.: до опытов - 1615 центов, после опытов - 248.
Испытуемый Л.: до опытов - 828 центов, после опытов - 422.
Итак, после опытов порог выделения уменьшился, хотя в ходе этих опытов испытуемые в различении высоты не упражнялись, поэтому мы были склонны объяснять полученное понижение порогов тем, что в механизм восприятия испытуемых включилась связь между высотой звука и степенью мышечного усилия.
Вместе с тем мы обратили внимание на то, что при высокой точности условных мышечных реакций, достигнутой испытуемыми, понижение порогов выделения у двух из них (К. и Л.) оказалось недостаточно большим — всего в два раза.
Чем можно было объяснить это явление?
У нас сложилось впечатление, что у этих двух испытуемых при переходе к более сложной задаче сравнения разнотембровых звуков функционирование
147
сформировавшейся связи разлаживалось. Поэтому мы продолжили с ними опыты. В результате оказалось, что, хотя точность мышечного усилия у них существенно не изменилась, пороги различения тем не менее сильно упали.
Так, у испытуемого К. порог выделения уменьшился в 6 раз, а у испытуемого Л. — почти в 9 раз.
Я придаю этому факту большое значение.
Его анализ показывает, что, после того как «каркас» данной функциональной системы построен, должно произойти еще одно преобразование, в результате этого скрытого внутреннего преобразования прежде «исполнительная» ее функция полностью сменяется функцией ориентировочной, отражательной и вся система интериоризуется.
Мне осталось коснуться последнего вопроса: можем ли мы настаивать на том, что у наших испытуемых действительно сформировался такой искусственный механизм тонального слуха, в котором роль вокального аппарата выполняют мышцы руки?
Я отвечу на этот вопрос данными контрольного эксперимента.
Во время измерения у наших последних испытуемых порогов выделения мы загружали в одном случае мышечный аппаратруки, а в другом случае — вокальный аппарат, оказалось, что первое бесспорно расстраивало у них выделение высоты, в то время как второе никаких заметных изменений в процессе не вызывало.
Таким образом, можно считать, что и эту вторую функциональную рецепиру-ющую систему нам удалось сформировать18.
Конечно, эта функциональная система, так же как и описанная выше, является только лабораторным продуктом, по-видимому, она способна функционировать лишь в условиях относительно простых задач. Эта ограниченность искусственных систем объясняется тем, что они сформированы на основе неадекватных морфологических элементов, но наши опыты и не преследовали задачи показать возможность создания способностей, обычно не свойственных человеку, их целью было лишь экспериментально проверить механизм формирования воспринимающих функциональных систем.
7
Я не буду резюмировать результатов изложенного исследования и перехожу прямо к выводам.
Старые научные взгляды неизменно связывали те или иные психические способности и функции с существованием соответствующих специализированных, биологически наследуемых мозговых структур, это положение распространялось также и на такие способности, которые возникли в процессе общественно-исторического развития человека.
Конечно, научная точка зрения необходимо требует признать, что всякая психическая функция есть результат работы определенного органа или органов.
С другой стороны, как я уже говорил ранее, способности и функции, отвечающие специфически человеческим приобретениям, не могут закрепляться морфологически.
18 См.: Овчинникова О.В. Опыт замещения моторного звена в системе звуковысотного слуха. -«Докл. Акад. пед. наук РСФСР», 1960, № 3.
148
Эта контраверза заставила нас выдвинуть мысль, что специфически человеческие способности и функции складываются в процессе овладения индивидом миром человеческих предметов и явлений и что их материальный субстрат составляют прижизненно формирующиеся устойчивые системы рефлексов.
Хотя формирование сложных функциональных рефлекторных систем мы находим и у животных, но только у человека они становятся настоящими функциональными органами мозга, складывающимися онтогенетически. Это факт величайшего значения.
Изложенное здесь исследование касается формирования функциональных органов только одного, относительно элементарного типа. Конечно, процесс формирования таких мозговых систем, которые реализуют, например, акты «усмотрения» (insicht) логических или математических отношений, протекает иначе. Все же, как это показывают материалы всей совокупности исследований, которыми мы располагаем, можно выделить некоторые особенности, общие для всех онтогенетически складывающихся функциональных органов.
Их первая особенность состоит в том, что сформировавшись, они далее функционируют как единый орган, поэтому процессы, которые они реализуют, с субъективно-феноменологической точки зрения кажутся проявлением элементарных врожденных способностей. Таковы, например, процессы непосредственного схватывания пространственных, количественных или логических структур («гештальтов»).
Вторая их особенность - это их устойчивость, хотя они формируются в результате замыкания мозговых связей, однако эти связи не угасают, как обычные условные рефлексы, достаточно сказать, что, например, способность визуализации осязательно воспринимаемых форм, которая формируется, как известно, онтогенетически, не угасает после потери зрения десятки лет, хотя никакое подкрепление соответствующих связей в условиях слепоты, разумеется, невозможно. Этот факт был недавно показан как клинически, так и посредством электрофизиологического метода М.И. Земцовой и Л.А. Новиковой19.
Третья особенность функциональных органов, о которых идет речь, состоит в том, что они формируются иначе, чем простые цепи рефлексов или так называемые динамические стереотипы, конституирующие их связи не просто калькируют порядок внешних раздражителей, но объединяют самостоятельные рефлекторные процессы с их двигательными эффектами в единый сложнорефлекторный акт. Такие «составные» акты вначале всегда имеют развернутые внешнедвигательные компоненты, которые затем затормаживаются, а акт в целом, меняя свою первоначальную структуру, все более сокращается и автоматизируется. В результате этих последовательных трансформаций и возникает та устойчивая констелляция, которая функционирует как целостный орган, как якобы врожденная способность.
Наконец, четвертая их особенность заключается в том, что, как это особенно подчеркивают последние серии наших опытов, отвечая одной и той же задаче, они могут иметь разное строение. Этим и объясняется почти безграничная возможность компенсаций, которая наблюдается в сфере развития специфически человеческих функций.
19 См.: Земцова М.И. Пути компенсации слепоты в процессе познавательной и трудовой деятель-ности. М., 1956.
149
Я думаю, что введение понятия функциональных органов в вышеуказанном смысле позволяет перенести проблему биологического и социального в психических процессах человека на почву точных лабораторных фактов. Я думаю, далее, что начавшееся систематическое исследование формирования этих органов и соответствующих им способностей уже сейчас позволяет сделать некоторые важные общие выводы.
Главный из них состоит в том, что у человека биологически унаследованные свойства не определяют его психических способностей. Способности человека не содержатся виртуально в его мозгу. Виртуально мозг заключает в себе не те или иные специфически человеческие способности, а лишь способность к формированию этих способностей.
Иначе говоря, биологически унаследованные свойства составляют у человека лишь одно из условий формирования его психических функций и способностей, условие, которое, конечно, играет важную роль. Таким образом, хотя эти системы и не определяются биологическими свойствами, они все же зависят от последних.
Другое условие - это окружающий человека мир предметов и явлений, созданный бесчисленными поколениями людей в их труде и борьбе. Этот мир и несет человеку истинно человеческое. Итак, если в высших психических процессах человека различать, с одной стороны, их форму, т. е. зависящие от их морфологической «фактуры» чисто динамические особенности, а с другой стороны, их содержание, т. е. осуществляемую ими функцию и их структуру, то можно сказать, что первое определяется биологически, второе — социально. Нет надобности при этом подчеркивать, что решающим является содержание.
Процесс овладения миром предметов и явлений, созданных людьми в процессе исторического развития общества, и есть тот процесс, в котором происходит формирование у индивида специфически человеческих способностей и функций. Было бы, однако, громадной ошибкой представлять себе этот процесс как результат активности сознания или действия «интенциональности» в смысле Гуссерля и других.
Процесс овладения осуществляется в ходе развития реальных отношений субъекта к миру. Отношения же эти зависят не от субъекта, не от его сознания, а определяются конкретно-историческими, социальными условиями, в которых он живет, и тем, как складывается в этих условиях его жизнь.
Вот почему проблема перспектив психического развития человека и человечества есть прежде всего проблема справедливого и разумного устроения жизни человеческого общества — проблема такого ее устроения, которое дает каждому человеку практическую возможность овладевать достижениями исторического прогресса и творчески участвовать в умножении этих достижений.
Я избрал проблему биологического и социального потому, что и до сих пор еще существуют взгляды, которые утверждают фаталистическую обусловленность психики людей биологической наследственностью. Взгляды эти насаждают в психологии идеи расовой и национальной дискриминации, право на геноцид и истребительные войны. Они угрожают миру и безопасности человечества. Эти взгляды находятся в вопиющем противоречии с объективными данными научных психологических исследований.
К.М. Гуревич
ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО И БИОЛОГИЧЕСКОГО В ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ1
Дифференциальная психофизиология, точнее, тот ее раздел, в котором изучаются индивидуально-психологические различия, зависящие от основных свойств нервной системы, обладает некоторыми специальными преимуществами по сравнению с другими областями психологии для разработки в конкретнонаучном плане проблемы социального и биологического. Так, многие авторы (В.С. Мерлин, Е.А. Климов, М.Р. Щукин, М.Г. Суханкулов и др.), изучая индивидуальные особенности трудовой деятельности людей в разных профессиях, сумели показать, что ряд этих особенностей зависит от определенных сочетаний свойств нервной системы. Констатируя четко проявляющиеся зависимости, авторы вместе с тем никак не считают, будто от этих сочетаний зависят содержание деятельности, мотивы, квалификация. Речь идет только о некоторых, сравнительно легко выделяемых, индивидуальных особенностях деятельности; по данным лабораторного изучения индивидуальных сочетаний свойств нервной системы можно с определенной вероятностью предвидеть, что может вызвать затруднения у работника, как будет проходить у него приобретение знаний, навыков, умений. Образование нейрофизиологических функциональных систем, по-видимому, индивидуализируется в связи с сочетаниями свойств нервной системы. В некоторых же профессиях свойства нервной системы сказываются и на конечном результате или успехе деятельности. Наиболее резко и отчетливо свойства нервной системы обнаруживаются в производственных ситуациях, требующих напряженной и длительной работы (Л.А. Копытова, М.К. Акимова, О.А. Сиротин и др.).
Упомянутое выше преимущество учения об индивидуально-психологических различиях состоит в том, что в исследованиях основных свойств нервной системы сложилась экспериментатика, позволяющая выразить в сравнимых единицах, т. е. измерить представленность этих свойств у различных людей. Работами Б.М. Теплова, В.Д. Небылицына й их учеников создан и продолжает обогащаться арсенал методик, удовлетворяющих самым строгим критериям. Поскольку показано значение психологических проявлений этих свойств, то нельзя не признать, что в области индивидуальных различий психологи едва ли не впервые за всю историю своей науки получили возможность измерить биологический компонент психического.
Главным методическим инструментом старой дифференциальной психологии были тесты: здесь мы имеем в виду тесты интеллекта, специальных способностей и т. п. В тех результатах, которые получались после тестирования, выделение природного, или биологического, компонента считалось принципиально недостижимым. Это соответствует действительному положению дел. В наши дни все настойчивее утверждается (см., например, последние работы Л. Кронбаха (1972) и др.), что тесты выявляют такие особенности испытуемых, которые связаны с их обще
1 Соотношение биологического и социального в человеке. Материалы к симпозиуму в г. Москве -сентябрь 1975 г. М., 1975. Под. ред. В.М. Банщикова и Б.Ф. Ломова.
151
человеческими, а не дифференциальными природными данными. У нас есть некоторые основания полагать, что дифференциальные природные данные (например, лабильность, динамичность нервных процессов) также проявляются, правда, в замаскированном виде в результатах тестирования. Однако доминирующая роль в успехах испытуемых должна быть отведена знаниям и опыту испытуемых, что не отрицается современными тестологами, стоящими на почве научной психологии (Анастази, 1969; Торндайк, 1969; и др.). Только психологи, принадлежащие к наиболее реакционному лагерю (А. Йенсен, Г. Айзенк), продолжают настаивать на том, что тесты выявляют какую-то природную одаренность.
В свете сказанного также ясно, что попытки по результатам тестирования создать дифференциально-психологическую типологию заранее обречены на неудачу, какие бы статистические методы при этом ни применялись. Доминирующее значение всегда будет иметь опыт испытуемых. Полученные типовые группировки отразят типичные для данного общества комплексы накопления опыта.
При этом непосредственной причиной высокой корреляции являются именно благоприятные для развития условия. С этой точки зрения интересный материал приводит О. Клинеберг: дети американских индейцев, проживающие со своими родителями в резервациях, имеют по тестам показатель, равный 81, а их сверстники, представители той же этнической группы, воспитывающиеся в семьях белых фермеров, - показатель 102. Разница в 21 пункт в тестах весьма существенна!
Из сказанного следует, что результаты по тестам в основном зависят от того, насколько благоприятны условия развития ребенка. Различный уровень различных показателей, из которого пытаются сконструировать те или другие типологические комбинации, в первую очередь отражает не природные особенности людей, а специфику тех социальных условий, в которых формировался данный субъект. Дифференциальная психология в таком понимании есть сколок социальной психологии.
Материалы массовых тестовых испытаний свидетельствуют об однозначной и положительной, весьма тесной, связи между успешностью по тестам, с одной стороны, и образованием, жизненным опытом субъекта — с другой. Поэтому нет серьезных причин для того, чтобы придавать какое-то значение физиологическому корреляту той психической деятельности, которую активизирует работа над тестами. Можно полагать, что выполнение тестов зависит не от индивидуальных, а от общечеловеческих природных данных. Нейрофизиологические процессы, которые являются материальным субстратом различных форм психической активности, требующихся при выполнении тестов, — это процессы, характерные для вида, а не для индивида. Логические операции со словами-понятиями, символами, рисунками в принципе доступны любому нормальному человеку. То обстоятельство, что не все в одинаковой мере владеют ими, объясняется отнюдь не природной одаренностью одних и отсутствием ее у других, а только тем, что люди развиваются в условиях, неодинаково благоприятных для овладения умственными операциями, обеспечивающими успех в тестах.
Тесты — это нельзя отрицать — фиксируют стихийно сложившиеся умения и навыки умственной деятельности, они позволяют с известной долей точности отразить достигнутый испытуемым уровень. Можно, однако, поставить их на службу организованным, управляемым процессам развития. Тогда они найдут
152
себе применение и в педагогической психологии, и в психологии труда, и в дифференциальной психофизиологии, и в других областях науки.
Исследователь с помощью тестов может установить темп и индивидуальные особенности процесса развития интересующих его функций или качеств.
В нашей лаборатории имеется опыт изучения развития профессионально важных функций в связи с овладением мастерством. В качестве примера рассмотрим становление психофизиологических функций ткачих-ковровщиц. Согласно выдвинутой гипотезе эти функции развиваются в трудовой деятельности, что и составляет базу овладения мастерством.
Чтобы выявить процесс развития, работницы были поделены на так называемые стажные группы. В каждую из них были включены ткачихи в рамках определенного трудового стажа. В данном случае были взяты следующие стажные группы: I - от 0 до 5 лет, II - от 6 до 10 лет, III — от 11 до 15 лет, IV - от 16 до 20 лет, V - от 21 до 25 лет. Были подобраны работницы, положительно относящиеся к своему труду, не имеющие особых отличий по образованию и по другим показателям. Эти работницы были подвергнуты испытанию с помощью двух специально подобранных тестов, отражающих профессиональную специфику трудовой 2 деятельности ткачих .
Результаты по этим сенсомоторным тестам приведены в таблице. Оба теста, если не обращать внимания на малосущественные колебания, показывают постепенное улучшение профессионально важных сенсомоторных функций до III группы, после чего функции остаются на том же уровне.
Такое применение тестов поставило перед исследователями много важных вопросов, прежде всего вопрос о возможном ускорении профессионального психофизиологического становления. Но это выходит за рамки настоящей работы. Для нас же существенно то обстоятельство, что тесты должны найти в психологии адекватное применение. Тесты отражают достигнутый испытуемым уровень развития. Понятно, что при задержках или полном отсутствии развития (чего исключить нельзя) уровень остается неизменным, что отразится в тестах, однако этот частный случай нельзя считать правилом.
Таблица № 1
Результаты выполнения тестов ткачихами разных стажных групп
Стажная группа	Время выполнения первого теста	Время выполнения второго теста
I	66	17
II	61	15
III	55	14
IV	55	14,6
V	56	14
Напротив, при изучении такого природного компонента, каким являются основные свойства нервной системы, можно рассчитывать на его если не абсолют-
2 См.: Борисова Е.М. Соотношение психофизиологических компонентов пригодности и эффективности труда ткачих. - Вопр. психологии, 1973, № 3.
153
ную, то относительную стабильность. Исследователь должен считаться с тем, что эти природные свойства, по выражению Б.М. Теплова, «всегда закрыты», «замаскированы» грандиозной системой условных связей, выработанных в течение жизни человека. Поэтому методики, исследующие свойства нервной системы, следует строить так, чтобы они были в минимальной степени чувствительны к этой грандиозной и далеко не стабильной системе связей и максимально отражали само свойство. Поэтому нельзя при исследовании этих свойств полагаться на собственные высказывания субъекта о себе или даже на прямые наблюдения его поведения в привычных для него ситуациях.
Прежде всего нужно заметить, что ориентировка на жизненные проявления, и только на них, для изучения самих свойств не дает полноценного научного материала. «Жизненные показатели», как отметил В.Д. Небылицын, «не могут дать точного знания природы основных свойств нервной системы, их истинно нейрофизиологического содержания»3.
Это предопределило путь изучения свойств нервной системы посредством так называемых «непроизвольных» методик или же таких методик, в которых показатель, отражающий определенное свойство, является — при специальных условиях опыта — «непроизвольным», т. е. не зависит от прошлого опыта и не опирается на его сознательное использование в эксперименте.
Что же касается сопоставления результатов по методике с «жизненными проявлениями», то эта процедура по необходимости в большинстве случаев не может носить формально-статистического характера и требует исследовательского подхода.
Тепловская школа исходит из того, что у основных свойств нервной системы как биологического компонента психического нет и не может быть однозначных жизненных проявлений. У различных людей проявление свойства всегда носит отчетливую печать социального. Поэтому Б.М. Теплов утверждал, что «возникает специальная научная проблема - изучение психических проявлений свойств нервной системы и типа нервной системы как характерной комбинации этих свойств4.
По нашим нынешним представлениям, каждое свойство по своей природе имеет не одно-единственное, а целый «спектр» возможных жизненных проявлений. Социальное бытие ограничивает этот «спектр», иногда оставляет одно-два проявления* а прочие прочно тормозит. Свойство нервной системы оказывается представленным только этими одними-двумя проявлениями. Так, подвижность, по определению, есть свойство, обнаруживающее себя в быстроте, легкости, с которыми при'определенных жизненных условиях происходит смена знаков раздражителей* «переделка» - по лабораторной терминологии павловской школы. Но как именно откроется в жизни подвижность, даже если она представлена у данного субъекта в высокой степени, этого заранее сказать нельзя. В зависимости от той общественной среды, в которой формировалась личность интересующего нас человека, подвижность может обнаружиться в смене объектов общения, в смене занятий, в легком переходе от одного образа жизни к другому, в переходе от одного варианта развития мысли к другому или в чем-либо еще.
3 Небылицын В.Д. Основные свойства нервной системы человека. М., 1966, с. 11.
4 Теплов Б.М. Новые данные по изучению свойств нервной системы человека. - В кн.: Типологические особенности высшей нервной деятельности человека. М., 1963, т. III, с. 5.
154
Нам пришлось встретиться и с «квазисвойствами» (В.Т. Козлова)5. Исследовалась лабильность нервных процессов. Некоторые испытуемые «демонстрировали» в поведении проявления лабильности, хотя им, по лабораторным данным, было присуще скорее противоположное свойство — инертность. Субъективно же они оценивали себя как лабильных. Наблюдения, которыми располагает наша лаборатория, свидетельствуют о том, что «квазисвойства» не так уж легко распознать без специального лабораторного эксперимента.
Когда Б.М. Теплов с группой сотрудников приступил к изучению основных свойств нервной системы и их проявлений, он сформулировал тезис большого принципиального значения о несовпадении двух понятий: тип как характерный «образец», «картина» поведения животного или человека и тип как «комплекс основных свойств нервных процессов». Для дифференциальной психофизиологии важность этого тезиса трудно переоценить. Изучая человеческую личность, нельзя игнорировать ее индивидуальные природные особенности. Но вместе с тем понятно, что не только этими особенностями характеризуется личность. Перед дифференциальной психофизиологией стоит задача — найти оптимальные условия формирования личности, найти условия максимального проявления всех ее возможностей, исходя из ее природных данных.
5 См.: Козлова В.Г. Диагностика лабильности в мыслительно-речевой деятельности по тестам и самооценка. - Вопр. психологии, 1973, № 4.
А.Н. Леонтьев
ИНДИВИД И ЛИЧНОСТЬ1
Изучая особый класс жизненных процессов, научная психология необходимо рассматривает их как проявления жизни материального субъекта, В тех случаях, когда имеется в виду отдельный субъект (а не вид, не сообщество, не общество), мы говорим особь, или, если мы хотим подчеркнуть также и его отличия от других представителей среды, индивид.
Понятие «индивид» выражает неделимость, целостность и особенности конкретного субъекта, возникающие уже на ранних ступенях развития жизни. Индивид как целостность - это продукт биологической эволюции, в ходе которой происходит не только процесс дифференциации органов и функций, но также и их интеграции, их взаимного «слаживания». Процесс такого внутреннего слаживания хорошо известен, он отмечался Дарвином, описывался в терминах коррелятивного приспособления Кювье, Плате, Осборном и др. Функцию вторичных коррелятивных изменений организмов, создающих целостность их организации, особенно подчеркнул в своей «гипотезе корреляции» А.Н. Северцов.
Индивид - это прежде всего генотипическое образование. Но индивид является не только образованием генотипическим, его формирование продолжается, как известно, и в онтогенезе, прижизненно. Поэтому в характеристику индивида входят также свойства и их интеграции, складывающиеся онтогенетически. Речь идет о возникающих «сплавах» врожденных и приобретенных реакций, об изменении предметного содержания потребностей, о формирующихся доминантах поведения. Наиболее общее правило состоит здесь в том, что чем выше мы поднимаемся по лестнице биологической эволюции, чем сложнее становятся жизненные проявления индивидов и их организации, тем более выраженными становятся различия в их прирожденных и прижизненно приобретаемых особенностях, тем более что, если можно так выразиться, индивиды индивидуализируются.
Итак, в основе понятия индивида лежит факт неделимости, целостности субъекта и наличия свойственных ему особенностей. Представляя собой продукт филогенетического и онтогенетического развития в определенных внешних условиях, индивиды, однако, отнюдь не являются простой «калькой» этих условий, это именно продукт развития жизни, взаимодействия со средой, а не среды, взятой самой по себе.
Все это достаточно известно, и если я все же начал с понятия индивида, то лишь потому, что в психологии оно употребляется в чрезмерно широком значении, приводящем к неразличению особенностей человека как индивида и его особенностей как личности. Но как раз их четкое различение, а соответственно и лежащее в его основе различение понятий «индивид» и «личность» составляет необходимую предпосылку психологического анализа личности.
Наш язык хорошо отражает несовпадение этих понятий: слово «личность» употребляется нами только по отношению к человеку, и притом начиная лишь с некоторого этапа его развития. Мы не говорим «личность животного» или «лич
1 Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1977.
156
ность новорожденного». Никто, однако, не затрудняется говорить о животном и о новорожденном как об индивидах, об их индивидуальных особенностях (возбудимое, спокойное, агрессивное животное и т. д.; то же, конечно, и о новорожденном). Мы всерьез не говорим о личности даже и двухлетнего ребенка, хотя он проявляет не только свои генотипические особенности, но и великое множество особенностей, приобретенных под воздействием социального окружения; кстати сказать, это обстоятельство лишний раз свидетельствует против понимания личности как продукта перекрещивания биологического и социального факторов. Любопытно, наконец, что в психопатологии описываются случаи раздвоения личности, и это отнюдь не фигуральное только выражение; но никакой патологический процесс не может привести к раздвоению индивида: раздвоенный, «разделенный» индивид есть бессмыслица, противоречие в терминах.
Понятие личности, так же как и понятие индивида, выражает целостность субъекта жизни; личность не состоит из кусочков, это не «полипняк». Но личность представляет собой целостное образование особого рода. Личность не есть целостность, обусловленная генотипически: личностью не родятся, личностью становятся. Поэтому-то мы и не говорим о личности новорожденного или о личности младенца, хотя черты индивидуальности проявляются на ранних ступенях онтогенеза не менее ярко, чем на более поздних возрастных этапах. Личность есть относительно поздний продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека. Об этом писал, в частности, и С.Л. Рубинштейн2.
Это положение может быть, однако, интерпретировано по-разному. Одна из возможных его интерпретаций состоит в следующем: врожденный, если можно так выразиться, индивид не есть еще индивид вполне «готовый», и вначале многие черты его даны лишь виртуально, как возможность; процесс его формирования продолжается в ходе онтогенетического развития, пока у него не развернутся все его особенности, образующие относительно устойчивую структуру; личность якобы и является результатом процесса вызревания генотипических черт под влиянием воздействий социальной среды. Именно эта интерпретация свойственна в той или иной форме большинству современных концепций.
Другое понимание состоит в том, что формирование личности есть процесс, прямо не совпадающий с процессом прижизненного изменения природных свойств индивида в ходе его приспособления к внешней среде. Человек как природное существо есть индивид, обладающий той или иной физической конституцией, типом нервной системы, темпераментом, динамическими силами биологических потребностей, аффективности и многими другими чертами, которые в ходе онтогенетического развития частью развертываются, а частью подавляются - словом, многообразно изменяются. Однако не изменения этих врожденных свойств человека порождают его личность.
Личность есть специальное человеческое образование, которое так же не может быть выведено из его приспособительной деятельности, как не могут быть выведены из нее его сознание или его человеческие потребности. Как и сознание человека, как и его потребности (Маркс говорит: производство сознания, производство потребностей), личность человека тоже «производится» — создает
2 Рубинштейн СЛ. Основы общей психологии. М., 1940.
157
ся общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей деятельности. То обстоятельство, что при этом трансформируются, меняются и некоторые его особенности как индивида, составляет не причину, а следствие формирования его личности.
Выразим это иначе: особенности, характеризующие одно единство (индивида), не просто переходят в особенности другого единства, другого образования (личности), так что первые уничтожаются; они сохраняются, но именно как особенности индивида. Так, особенности высшей нервной деятельности индивида не становятся особенностями его личности и не определяют ее. Хотя функционирование нервной системы составляет, конечно, необходимую предпосылку развития личности, но ее тип вовсе не является тем «скелетом», на котором она «надстраивается». Сила или слабость нервных процессов, уравновешенность их и т. д. проявляют себя лишь на уровне механизмов, посредством которых реализуется система отношений индивида с миром. Это и определяет неоднозначность их роли в формировании личности.
Чтобы подчеркнуть сказанное, я позволю себе некоторое отступление. Когда речь заходит о личности, мы привычно ассоциируем ее психологическую характеристику с ближайшим, так сказать, субстрактом психики — центральными нервными процессами. Представим себе, однако, следующий случай: у ребенка врожденный вывих тазобедренного сустава, обрекающий его на хромоту. Подобная грубо анатомическая исключительность очень далека от того класса особенностей, которые входят в перечни особенностей личности (в так называемую их «структуру»); тем не менее ее значение для формирования личности несопоставимо больше, чем, скажем, слабый тип нервной системы. Подумать только, сверстники гоняют во дворе мяч, а хромающий мальчик — в стороне; потом, когда он становится старше и приходит время танцев, ему не остается ничего другого, как «подпирать стенку». Как сложится в этих условиях его личность? Этого невозможно предсказать, невозможно именно потому, что даже столь грубая исключительность индивида однозначно не определяет формирования его как личности. Сама по себе она не способна породить, скажем, комплекса неполноценности, замкнутости или, напротив, доброжелательной внимательности к людям и вообще никаких собственно психологических особенностей человека как личности. Парадокс в том, что предпосылки развития личности по самому существу своему безличны.
Личность, как и индивид, есть продукт интеграции процессов, осуществляющих жизненные отношения субъекта. Существует, однако, фундаментальное отличие того особого образования, которое мы называем личностью. Оно определяется природой самих порождающих его отношений: это специфические для человека общественные отношения, в которые он вступает в своей предметной деятельности. Как мы уже видели, при всем многообразии ее видов и форм все они характеризуются общностью своего внутреннего строения и предполагают сознательное их регулирование, т. е. наличие сознания, а на известных этапах развития также и самосознания субъекта.
Так же как и сами эти деятельности, процесс их объединения — возникновения, развития и распада связей между ними — есть процесс особого рода, подчиненный особым закономерностям.
Изучение процесса объединения, связывания деятельностей субъекта, в результате которого формируется его личность, представляет собой капитальную
158
задачу психологического исследования. Ее решение, однако, невозможно ни в рамках субъективно-эмпирической психологии, ни в рамках поведенческих или «глубинных» психологических направлений, в том числе и их новейших вариантов. Задача эта требует анализа предметной деятельности субъекта, всегда, конечно, опосредованной процессами сознания, которые и «сшивают» отдельные деятельности между собой. Поэтому демистификация представлений о личности возможна лишь в психологии, в основе которой лежит учение о деятельности, ее строении, ее развитии и ее преобразованиях, о различных ее видах и формах. Только при этом условии полностью уничтожается упомянутое выше противопоставление «личностной психологии» и «психологии функций», так как невозможно противопоставлять личность порождающей ее деятельности. Полностью уничтожается и господствующий в психологии фетишизм -приписывание свойства «быть личностью» самой натуре индивида, так что под давлением внешней среды меняются лишь проявления этого мистического свойства.
Фетишизм, о котором пойдет речь, является результатом игнорирования того важнейшего положения, что субъект, вступая в обществе в новую систему отношений, обретает также новые — системные - качества, которые только и образуют действительную характеристику личности: психологическую, когда субъект рассматривается в системе деятельностей, осуществляющих его жизнь в обществе, социальную, когда мы рассматриваем его в системе объективных отношений общества как их «персонификацию».
Здесь мы подходим к главной методологической проблеме, которая кроется за различением понятий «индивид» и «личность». Речь идет о проблеме двойственности качеств социальных объектов, порождаемых двойственностью объективных отношений, в которых они существуют.
Для научной психологии личности это фундаментальное методологическое открытие имеет решающее значение. Оно радикально меняет понимание ее предмета и разрушает укоренившиеся в ней схемы, в которые включаются такие разнородные черты или «подструктуры», как, например, моральные качества, знания, навыки и привычки, формы психического отражения и темперамент. Источником подобных «схем личности» является представление о развитии личности как о результате наслаивания прижизненных приобретений на некий предсуществующий метапсихологический базис. Но как раз с этой точки зрения личность как специфически человеческое образование вообще не может быть понята.
Действительный путь исследования личности заключается в изучении тех трансформаций субъекта (или, говоря языком Л. Сэва, «фундаментальных переворачиваний»), которые создаются самодвижением его деятельности в системе общественных отношений. На этом пути мы, однако, с самого начала сталкиваемся с необходимостью переосмыслить некоторые общие теоретические положения.
Одно из них, от которого зависит исходная постановка проблемы личности, возвращает нас к уже упомянутому положению о том, что внешние условия действуют через внутренние. «Положение, согласно которому внешние воздействия связаны со своим психическим эффектом опосредствованно, через личность, является тем центром, исходя из которого определяется теоретический подход
159
ко всем проблемам психологии личности...»3 То, что внешнее действует через внутреннее, верно, и к тому же безоговорочно верно, для случаев, когда мы рассматриваем эффект того или иного воздействия. Другое дело, если видеть в этом положении ключ к пониманию внутреннего как личности. Автор поясняет, что это внутреннее само зависит от предшествующих внешних воздействий. Но этим возникновение личности как особой целостности, прямо не совпадающей с целостностью индивида, еще не раскрывается, и поэтому по-прежнему остается возможность понимания личности лишь как обогащенного предшествующим опытом индивида.
Мне представляется, что, для того чтобы найти подход к проблеме, следует с самого начала обернуть исходный тезис: внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет. Положение это имеет совершенно реальный смысл. Ведь первоначально субъект жизни вообще выступает лишь как обладающий, если воспользоваться выражением Энгельса, «самостоятельной силой реакции», но эта сила может действовать только через внешнее, в этом внешнем и происходит ее переход из возможности в действительность: ее конкретизация, ее развитие и обогащение — словом, ее преобразования, которые суть преобразования и самого субъекта, ее носителя. Теперь, т. е. в качестве преобразованного субъекта, он и выступает как преломляющий в своих текущих состояниях внешние воздействия.
Конечно, сказанное представляет собой лишь теоретическую абстракцию. Но описываемое ею общее движение сохраняется на всех уровнях развития субъекта. Повторю еще раз: ведь какой бы морфофизиологической организацией, какими бы потребностями и инстинктами ни обладал индивид от рождения, они выступают лишь как предпосылки его развития, которые тотчас перестают быть тем, чем они были виртуально, «в себе», как только индивид начинает действовать. Понимание этой метаморфозы особенно важно, когда мы переходим к человеку, к проблеме его личности.
3 Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959, с. 118.
Т. Шибутани
РАЗВИТИЕ ЛИЧНОЙ НЕПОВТОРИМОСТИ1
Каждый творческий художник имеет определенный стиль, и по стилю нетрудно узнать музыку Шопена, картину Ван Гога, скульптуру Родена или сочинения Шекспира. Те же самые отличительные черты обнаруживаются в работе актеров, спортсменов, поваров и зубных врачей. Иногда стоматолога вызывают в полицию, чтобы опознать труп по зубному протезу. Видимо, каждый человек выполняет свою работу каким-то особым способом. Стиль часто рассматривается как личная неповторимость поведения; французская пословица гласит: «Стиль — это сам человек».
В некоторых отношениях люди всего мира одинаковы; в других отношениях более или менее одинаковы те, кто принадлежит к одной и той же культуре; и наконец, в каких-то отношениях каждое человеческое существо не похоже на остальных. Все люди влюбляются, но жесты, символизирующие любовь в одном обществе, могут расцениваться как оскорбительные в другом; к тому же каждый обладает различными предпочтениями и обнаруживает их по-своему. Каждый индивид, по-видимому, соответствует для одних конвенциальных ролей и безнадежно непригоден для других. Люди всего мира обладают общечеловеческой природой, но внутри каждой культуры она проявляется несколько иначе, и каждый человек неповторимо своеобразен. Развитие личности, следовательно, не может быть объяснено исключительно с точки зрения усвоения культуры.
Культура и развитие личности
В значительной степени как реакция против биологических объяснений, долгое время господствовавших среди психологов и психиатров, антропологи подчеркивали значение культурной матрицы, в которой протекает развитие личности. Они утверждали, что многие из обобщений, сформулированных психологами, применимы только к западной культуре, и требовали от теории социализации, чтобы она принимала в расчет многообразие культур всего мира. Одни защищали изучение культурных «детерминант» личности, другие писали о культурной «обусловленности», третьи зашли так далеко, что утверждали, будто личность является лишь индивидуальной копией культуры. Хотя такие требования вносили многие необходимые поправки к слепому биологическому детерминизму, они вместе с тем вводили в заблуждение.
Если личность является продуктом культуры, распределение личностных типов должно быть неодинаково. В каждой культуре одни шаблоны поведения получают одобрения, а другие осуждаются. Если личность — это продукт детских переживаний, должны быть соответствующие различия в личностях людей в различных обществах, ибо каждое из них характеризуется особым способом ухода за детьми. Наиболее известной в этом типе подхода является попытка нарисовать «модальную структуру личности» для каждой культуры. О людях одного общест-
1 Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969, с. 439—466.
6- Психология индивидуальныхразличий
161
ва говорят, что им свойственны дружелюбие и терпимость, в то время как у лю-дей другого общества преобладают подозрительность и враждебность или же трудолюбие и практичность. Подобные попытки были сделаны, чтобы выделить типичных представителей определенных классов и этнических групп. Не всегда ясно, однако, является ли модальная личность типом, который чаще всего встречается в определенном обществе, типом, который существен для сохранения данной культуры, или же типом, который наиболее соответствует преобладающим институтам и нравам2 3.
На основе нескольких исследований «национального характера» были сделаны попытки объяснить появление отдельных политических институтов у американцев, англичан, немцев, японцев и русских в связи с наклонностями, вытекающими из типичных для этих народов детских переживаний. Подъем антисемитизма, нацизма и другие социальные движения объяснялись с точки зрения типичных шаблонов мотивации, которые, по-видимому, характерны для значительной части определенных популяций3. Этот тип исследования вызвал многочисленные возражения, и яростная полемика все еще продолжается.
Поскольку синдромы психических заболеваний, видимо, легче определить, чем другие личностные типы, были сделаны попытки проследить классовые и культурные различия при душевных заболеваниях. В одних обществах благодаря нестрогому воспитанию детей личностные расстройства, возможно, менее вероятны; в других вследствие сурового обращения, которому подвергаются дети, более вероятно, что возникнут такие расстройства. Такие утверждения трудно проверить, поскольку наблюдения не всегда велись опытными психиатрами и факты, следовательно, несравнимы4.
Поскольку у людей с разным культурным происхождением различны представления о месте человека во Вселенной и о самих себе, бредовые идеи неодинаковы, но никем не доказано, что какой-либо клинический синдром обнаруживается в разных обществах в различных пропорциях. Заболев паранойей, индейцы менимони боятся колдунов или змей, тогда как параноики нашего общества боятся радиостанций или же агентов ФБР. Но приписывание недоброжелательных мотивов воображаемым персонификациям и принятие против них защитных мер являются общим шаблоном. Об этом же говорит сравнительное исследование параноидальных психозов, проведенное Ламбо5. Лин исследовал 3 китайские общины на Формозе — сельский район, небольшой город и квартал большого города - и изучил 19 931 человека. Он обнаружил 214 случаев отклонений от нормы. Существенных различий в степени распространения различных синдромов в этих трех областях не было. Факты не подтвердили мнение знаменитого антрополога, будто среди китайцев маниакально-де
2 См.: Abgam Kardiner. The Individual and His Society, New York, 1939, pp. 237- 238; Ralph Linton. The Cultural Background of Personality, New York, 1945; 5.5. Sargent and M.W. Smith, eds., Culture and Personality, New York, 1949.
3 Cm.: Erich Eromm. Escape from Freedom, New York, 1941, Alex Inkeles and Daniel J. Levinson. National Character, in Lindzey, op. cit., Vol. II, pp. 977-1020.
4 Paul E. Benedict and Irving Jacks. Mental Illness in Primitive Societies, Psychiatry, XVII (1954), pp. 377-389.
5 T. Adeoye Lambo. The Role of Cultural Factors in Paranoid Psychosis among the Yoruba Tribe, «Journal of Mental Science», XVII (1955), pp. 239—266.
162
прессивные психозы преобладают над шизофренией. Фактическая степень распространения различных расстройств существенно не отличается от того, что известно о положении в других районах земного шара6. Симптомы отличаются от культуры к культуре, но структура этих психозов и, вероятно, их этиология одни и те же. Если бы это было не так, распознавать их было бы невозможно7.
Некоторые критики современных индустриальных обществ указывают на их сложность и внутреннюю противоречивость как на источник напряженности. Они утверждают, что шизофрения в массовых обществах распространена больше, чем в более простых и стабильных примитивных обществах, где ясно определен социальный статус каждого индивида. Однако изучение нескольких общин хаттеритов - религиозной секты, населяющей сельские районы Дакоты, Монтаны и прилегающих канадских провинций, - как будто опровергает это мнение. Эта тесная, почти автономная группа сохраняла свою изоляцию более 100 лет и обладала хорошо упорядоченным образом жизни, резко отличающимся от американского. Хотя здесь существовала большая сплоченность и согласованность, были ясно определены экспектации и линии карьеры, что якобы является идеалом с точки зрения психиатров, - распространение душевных расстройств существенно не отличалось от соответствующих показателей в других частях страны8. Видимо, простой и несложный образ жизни необязательно создает иммунитет против психических заболеваний.
На взаимоотношения между классовым положением и душевными заболеваниями проливает свет исследование, проведенное в Нью-Хейвене, в ходе которого было изучено около 98% тех, кто проходил в то время лечение. Учитывая род занятий, образование и район проживания, исследователи определяли индекс классового положения каждого и обнаружили значительные различия в пропорции больных по группам. Наиболее привилегированные классы, доля которых в населении превышала 11,4%, давали только 8% пациентов; низшие классы, составлявшие 18,4% населения, представляли 38,2% пациентов. Обнаружилось, что различные типы заболеваний распространены неодинаково. В высших классах большинство пациентов классифицировались как невротики; в низших же классах 91,6% диагностировались как психотики. При этом следует учитывать, конечно, что многие из бедняков, которых беспокоили невротические симптомы, не могли позволить себе обратиться за медицинской помощью9. Тщательное изучение пятидесяти пациентов в той же самой выборке показало, что в низшем классе жертвы шизофрении происходят из семей, характеризующихся дезорганизацией, пренебрежительным отношением родителей и отсутствием руководства; пациенты же из семей среднего класса больше страдают от внутреннего
6 Tsung-yi bin. A Study of the Incidence of Mental Disorder in Chinese and Other Cultures, «Psychiatry», XVI (1953), pp. 313-336.
7 Cm.: A. Irving Hallowell. Psychic Stresses and Cultural Patterns, «American Journal of Psychiatry», XCII (1936), 1291 — 1310; James S. Slotkin. Culture and Psychopathology, «Journal of Abnormal and Social Psychology», LI (1955), pp. 269-275.
* Joseph W. Eaton and Robert J. Well. Culture and Mental Disorders, Glencoe, 1955.
9 August B. Hollingshead and Frederick C. Redlich, Social Class and Mental Illness, New York, 1958, pp. 194-250.
163
ва говорят, что им свойственны дружелюбие и терпимость, в то время как у людей другого общества преобладают подозрительность и враждебность или же трудолюбие и практичность. Подобные попытки были сделаны, чтобы выделить типичных представителей определенных классов и этнических групп. Не всегда ясно, однако, является ли модальная личность типом, который чаще всего встречается в определенном обществе, типом, который существен для сохранения данной культуры, или же типом, который наиболее соответствует преобладающим институтам и нравам2 3.
На основе нескольких исследований «национального характера» были сделаны попытки объяснить появление отдельных политических институтов у американцев, англичан, немцев, японцев и русских в связи с наклонностями, вытекающими из типичных для этих народов детских переживаний. Подъем антисемитизма, нацизма и другие социальные движения объяснялись с точки зрения типичных шаблонов мотивации, которые, по-видимому, характерны для значительной части определенных популяций3. Этот тип исследования вызвал многочисленные возражения, и яростная полемика все еще продолжается.
Поскольку синдромы психических заболеваний, видимо, легче определить, чем другие личностные типы, были сделаны попытки проследить классовые и культурные различия при душевных заболеваниях. В одних обществах благодаря нестрогому воспитанию детей личностные расстройства, возможно, менее вероятны; в других вследствие сурового обращения, которому подвергаются дети, более вероятно, что возникнут такие расстройства. Такие утверждения трудно проверить, поскольку наблюдения не всегда велись опытными психиатрами и факты, следовательно, несравнимы4.
Поскольку у людей с разным культурным происхождением различны представления о месте человека во Вселенной и о самих себе, бредовые идеи неодинаковы, но никем не доказано, что какой-либо клинический синдром обнаруживается в разных обществах в различных пропорциях. Заболев паранойей, индейцы менимони боятся колдунов или змей, тогда как параноики нашего общества боятся радиостанций или же агентов ФБР. Но приписывание недоброжелательных мотивов воображаемым персонификациям и принятие против них защитных мер являются общим шаблоном. Об этом же говорит сравнительное исследование параноидальных психозов, проведенное Ламбо5. Лин исследовал 3 китайские общины на Формозе - сельский район, небольшой город и квартал большого города - и изучил 19 931 человека. Он обнаружил 214 случаев отклонений от нормы. Существенных различий в степени распространения различных синдромов в этих трех областях не было. Факты не подтвердили мнение знаменитого антрополога, будто среди китайцев маниакально-де
2 См.: Abgam Kardiner. The Individual and His Society, New York, 1939, pp. 237— 238; Ralph Linton. The Cultural Background of Personality, New York, 1945; S.S. Sargent and M.W. Smith, eds., Culture and Personality, New York, 1949.
3 Cm.: Erich Eromm. Escape from Freedom, New York, 1941, Alex Inkeles and Daniel J. Levinson. National Character, in Lindzey, op. cit., Vol. II, pp. 977-1020.
4 Paul E. Benedict and Irving Jacks. Mental Illness in Primitive Societies, Psychiatry, XVII (1954), pp. 377-389.
5 T. Adeoye Lambo. The Role of Cultural Factors in Paranoid Psychosis among the Yoruba Tribe, «Journal of Mental Science», XVII (1955), pp. 239-266.
162
прессивные психозы преобладают над шизофренией. Фактическая степень распространения различных расстройств существенно не отличается от того, что известно о положении в других районах земного шара6. Симптомы отличаются от культуры к культуре, но структура этих психозов и, вероятно, их этиология одни и те же. Если бы это было не так, распознавать их было бы невозможно7.
Некоторые критики современных индустриальных обществ указывают на их сложность и внутреннюю противоречивость как на источник напряженности. Они утверждают, что шизофрения в. массовых обществах распространена больше, чем в более простых и стабильных примитивных обществах, где ясно определен социальный статус каждого индивида. Однако изучение нескольких общин хаттеритов — религиозной секты, населяющей сельские районы Дакоты, Монтаны и прилегающих канадских провинций, — как будто опровергает это мнение. Эта тесная, почти автономная группа сохраняла свою изоляцию более 100 лет и обладала хорошо упорядоченным образом жизни, резко отличающимся от американского. Хотя здесь существовала большая сплоченность и согласованность, были ясно определены экспектации и линии карьеры, что якобы является идеалом с точки зрения психиатров, — распространение душевных расстройств существенно не отличалось от соответствующих показателей в других частях страны8. Видимо, простой и несложный образ жизни необязательно создает иммунитет против психических заболеваний.
На взаимоотношения между классовым положением и душевными заболеваниями проливает свет исследование, проведенное в Нью-Хейвене, в ходе которого было изучено около 98% тех, кто проходил в то время лечение. Учитывая род занятий, образование и район проживания, исследователи определяли индекс классового положения каждого и обнаружили значительные различия в пропорции больных по группам. Наиболее привилегированные классы, доля которых в населении превышала 11,4%, давали только 8% пациентов; низшие классы, составлявшие 18,4% населения, представляли 38,2% пациентов. Обнаружилось, что различные типы заболеваний распространены неодинаково. В высших классах большинство пациентов классифицировались как невротики; в низших же классах 91,6% диагностировались как психотики. При этом следует учитывать, конечно, что многие из бедняков, которых беспокоили невротические симптомы, не могли позволить себе обратиться за медицинской помощью9. Тщательное изучение пятидесяти пациентов в той же самой выборке показало, что в низшем классе жертвы шизофрении происходят из семей, характеризующихся дезорганизацией, пренебрежительным отношением родителей и отсутствием руководства; пациенты же из семей среднего класса больше страдают от внутреннего
6 Tsung-yi bin. A Study of the Incidence of Mental Disorder in Chinese and Other Cultures, «Psychiatry», XVI (1953), pp. 313—336.
7 Cm.: A. Irving Hallowell. Psychic Stresses and Cultural Patterns, «American Journal of Psychiatry», XCII (1936), 1291 — 1310; James S. Slotkin. Culture and Psychopathology, «Journal of Abnormal and Social Psychology», LI (1955), pp. 269-275.
* Joseph Ж Eaton and Robert J. Well. Culture and Mental Disorders, Glencoe, 1955.
9 August B. Hollingshead and Frederick C. Redlich, Social Class and Mental Illness, New York, 1958, pp. 194—250.
163
беспокойства по поводу своей неспособности осуществить высокие цели, сформировавшиеся под влиянием матерей и недостаточного уважения к их отцам10 11. Эти факты указывают на значение классовых различий в развитии личности, но такому выводу противоречат результаты других исследований. При изучении 1462 сельских детей в Висконсине, например, значительной взаимосвязи между социальным статусом и личностью не обнаружилось11.
В связи с попытками объяснить предполагаемые различия в распределении типов личности возрастает интерес к сравнительному изучению практики детского воспитания. Антропологи ныне проводят более детальные исследования воспитания маленьких детей, чем они это делали в прошлом12. Был проведен также ряд исследований классовых различий в воспитании детей. Опрос 200 матерей из низшего и среднего классов Чикаго о кормлении грудью, кормлении из рожка и обучении туалету показал, что родители из среднего класса более строги в приучении своих отпрысков к чистоте и регулярности питания и добиваются, чтобы дети усвоили уже в раннем возрасте различные обязанности. В целом негры менее требовательны, но и среди негров обнаружились те же самые различия13. Исследование 379 матерей, проведенное в пригородах Бостона в 1952 г., обнаружило, что в среде рабочего класса матери были более строги, в качестве побуждения они стремились дать ощутимую награду, а в качестве наказания — наказание физическое, а не моральное14. Поскольку оба исследования в общем дали сходные результаты, возникла мысль, что кажущиеся противоречивыми частности могут быть обусловлены происшедшими за десять лет изменениями во взглядах на детское воспитание15. Учитывая изменения в американской экономической системе с прошлого века, Миллер и Свенсон предложили различать два типа семей — «антрепренерский», состоящий из людей, которые работают на небольших предприятиях с относительно простым разделением труда, и «бюрократический», представленный людьми, занятыми в крупных корпорациях. Они обнаружили, что в семьях первого типа матери из среднего класса настаивали на активном, действенном подходе к жизни, воспитывая у детей уверенность в собственных силах, тогда как матери из низшего класса были менее требовательны; в «бюрократических» семьях, однако, оказалось невозможным обнаружить значительные классовые различия16. Опрос нескольких сот матерей другими исследователями показал, что родители из среды рабочего класса ориентировались на качества, которые обеспечивали респектабельность, в то время как родители из среднего класса основное внимание уделяли интериори-
10 Jerome К. Myers and Bertram Н. Roberts. Family and Class Dynamics in Mental Illness, New York, 1959, pp. 57-126.
11 William H. Sewell and Archie O. Haller. Social Status and the Personality Adjustment of the Child, «Sociametry», XIX (1956), pp. 114-125; Factors in the Relationship between Social Status and the Personality Adjustment of the Child, «American Sociological Review», XXIV (1959), pp. 511—520.
12 Cm.: Abgam Kardiner, et. al., The Psychological Frontiers of Society, New York, 1945; Dorothea Leighton and Clyde Kluckhohn, Children of the People, Cambridge, 1948.
13 Allison Davis and Robert J. Havighurst, Social Class and Color Differences in Child-Rearing, «American Socialogical Review», XI (1946), pp. 698-710.
14 Sears, et. al., op. cit., pp. 427—433; cp. Martha S. White, Social Class, Child Rearing Practices, and Child Behavior, «American Sociological Review, XXII (1957), pp. 704—712.
15 Richard A. Littman, et. al., Social Class Differences in Child Rearing, ibid., XXII (1957), pp. 694-704.
16 Daniel R. Miller and Guy E. Swanson. The Changing American Parent, New York, 1958.
164
зации стандартов поведения17. Большинство исследователей согласны с тем, что в практике детского воспитания существуют классовые различия, но они придерживаются разных взглядов на природу этих различий.
Что практика детского воспитания обусловливает развитие личности, все еще нельзя считать окончательно доказанным. Исследование 162 детей из сельских общин Висконсина при помощи изящной системы тестов и шкал сопровождалось опросом родителей о том, как этих детей воспитывали.
Сравнив баллы приспособленности и особенности личностей детей, испытавших на себе различные воспитательные приемы, исследователи не обнаружили существенных различий. Затем такие признаки, как продолжительность кормления грудью, возраст приучения к туалету и т. д., были сгруппированы в две группы - одобряемые в психоанализе и не одобряемые. Впечатляющей корреляции между нестрогим воспитанием и благоприятным развитием личности не обнаружилось; фактически некоторые коэффициенты были даже отрицательными18. Это наводит на мысль, что приемы воспитания как таковые, может быть, не столь важны, как чувства, направленные на ребенка. В сущности, все эти исследования сосредоточивались больше на том, что делают родители, чем на том, как они это делают. Стиль родительского поведения по отношению к ребенку часто упоминался, но он не был предметом эффективного изучения.
Хотя вопрос о различном распределении типов личности еще не решен, вероятно, все типы личностей могут быть обнаружены во всех обществах. Если бы это было не так, рассказы, переведенные с одного языка на другой, были бы непонятны. Конечно, те, кто разделяет общую культуру, характеризуются сходными шаблонами поведения, но следует делать различие между фасадом конвенциального поведения и тем, что индивид расположен делать в действительности. Личность следует определять в терминах ее потенциальных действий, а не явного поведения. Она проявляется в спонтанных склонностях к действию, которые часто сдерживаются.
Существует много концепций личности, но большинство психиатров и психологов используют этот термин для обозначения особого, характеризующего данного индивида стиля поведения, который наилучшим образом иллюстрируется характерными для него способами обращения с людьми. Это понятие относится к чему-то уникальному. Хотя большинству значений научаются посредством участия в организованных группах, у каждого индивида они появляются в особой комбинации. Трудно представить себе, как можно было бы объяснить формирование чего-то индивидуального с точки зрения культуры — конвенциальных шаблонов, по-видимому, в группе придерживается каждый. Если личность - это продукт культуры, каждый разделяющий общее культурное наследие должен быть похож на остальных. Однако в объяснении нуждается как раз тот факт, что каждый человек не похож на других.
Широкое распространение исследований в плане «культура и личность» весьма удивительно ввиду сомнительных доказательств, на которых такие работы основаны. Во многих исследованиях практики детского воспитания коэффициен
17 Melvin L. Kohn. Social Class and Parental Values, «American Journal of Sociology», LXIV (1959), pp. 337-351.
18 William H. Sewell. Infant Training and the Personality of the Child, ibid, LVIII (1952), pp. 150-159; Sewell, Paul Mussen, and Chester W. Harris, Relationships among Child Training Practices, «American Sociological Review», XX (1955), pp. 137-148.
165
ты корреляции очень низки, и факты, представленные в различных работах, противоречивы. Многие заявления, которые делаются относительно различных групп, кажутся правдоподобными только тогда, когда люди рассматриваются с очень большой дистанции. Грамотные члены изученных примитивных племен были поражены тем, что о них говорилось; многие американцы были удивлены публикацией Горера об их национальном характере, точно так же как на японских ученых не произвели впечатления исследования Рут Бенедикт и Горера19. Поскольку концепции «модальной личности» и «национального характера» очень натянуты, обобщения, основанные на них, опасны. Политический теоретик, который утверждает, что люди в какой-то стране более восприимчивы к коммунизму, поскольку они приучаются к туалету особым образом, ступает по очень тонкому льду, если под ним вообще есть какой-либо лед. Национальный характер, несмотря на наукообразные формы его изучения, во многом подобен респектабельному этническому стереотипу, приемлемому прежде всего для тех, кто недостаточно близко знаком с народом, о котором идет речь.
Индивидуальные различия в темпераменте
Любая мать, которая имеет более одного ребенка, хорошо знает, что нет двух детей совершенно одинаковых. С момента их рождения обнаруживаются значительные различия в шаблонах чувствительности и реакций. Даже идентичным однояйцевым близнецам свойственны различия в темпераменте20. Существование врожденных склонностей очевидно, и это нельзя игнорировать. Термин «темперамент» будет использоваться для обозначения этих, по-видимому, врожденных тенденций поведения, хотя еще продолжается спор о том, какие шаблоны наследуются и каким человек научается.
Отвращение многих социальных ученых к этой дискуссии о темпераменте часто является реакцией против крайностей биологического детерминизма. В обыденной жизни различные преступления или черты личности иногда объясняются наследственностью. Дело приобретает особо серьезный оборот, когда политические партии или колонизаторы оправдывают свою тиранию с точки зрения расового превосходства. Социальные ученые оспаривают именно тот взгляд, будто судьба человека предопределена его генами.
Признание конституциональных различий не требует отрицания гипотезы о том, что человеческий ребенок пластичен и что большинству шаблонов поведения научаются в ассоциации с другими людьми. Оно просто предполагает понимание того, что приспособление может быть избирательным. Каждое человеческое существо рождается с некоторыми уже организованными шаблонами чувствительности. Например, существуют значительные различия между людьми в том, до какой степени они способны переносить фрустрации, по легкости, с которой они раздражаются, и по силе их агрессивности, если фрустрации продолжаются. Физиологи утверждают, что, когда мы эмоционально возбуждены, уро
19 Alfred R Lindesmith and Anselm Strauss. A Critique of Culture-Personality Writings, ibid., XV (1950), pp. 587—600; cp. Reinhard Bendix, Compliant Behavior and Individual Personality, «American Journal of Sociology», LVII1 (1952), pp. 292-303.
20 CM.'.William E. Blatz. The Five Sisters, New York, 1938.
166
вень адреналина в крови повышается. Искусственное введение этого гормона может вызывать образы и шаблоны поведения, явно напоминающие определенные психозы. Поскольку каждый человек рождается с особым эндокринным балансом, было бы странно, если бы не оказалось различий в легкости, с которой происходят такие химические изменения. Начинает ли человек бунтовать или остается покорным, может зависеть от его фрустрационного порога.
Некоторые шаблоны поведения, играющие важную роль в повседневной жизни, по-видимому, являются инстинктивными. Каждого, кто наблюдал, как похоже поведение трусливой собаки и малодушного человека, не может не поразить органическое родство этих шаблонов поведения. Трусливая собака угрожающе лает, когда чувствует себя в безопасности за забором, но убегает в панике, как только возникает возможность возмездия. Наиболее примитивные шаблоны поведения сходны у человеческих существ всего мира. Все человеческое поведение, безусловно, нельзя объяснить инстинктами, ибо такие реакции обычно сдерживаются и перенаправляются по другим конвенциальным каналам. Но отрицать существование врожденных склонностей было бы серьезной ошибкой.
Биологическое наследственное снаряжение не определяет, что человек будет делать, но оно накладывает известные ограничения на то, что он может делать. Некоторые дети слабы и лишены мускульной координации. Неспособность эффективно участвовать в групповых играх может привести к формированию у них компенсаторных интересов. Многие навыки могут быть воспитаны путем тренировки, но даже наиболее искусно составленная программа не может сделать балерину из женщины, не обладающей необходимым телосложением и способностями. Еще более важны, конечно, конвенциальные определения врожденных характеристик, например цвета кожи, которые в каждом обществе предписывают линии карьеры^ открытые для данного индивида.
Шелдон провел широкое исследование темперамента, изучая 200 человек в течение пяти лет. С помощью факторного анализа он разработал три шкалы для измерения спонтанных склонностей и изобрел схему, посредством которой любое человеческое существо можно легко описать математическими символами.
Поскольку крайние случаи более заметны, Шелдон уделял особое внимание типам людей, которые получили наивысший балл на каждой из шкал. Тип индивидов, для которого характерна общая расслабленность, любовь к комфорту и обжорство, он обозначил как «висцеротоник»*. Эти люди отмечены также теплотой, добродушием, некоторой замедленностью в реакциях и практичностью во взглядах; они наслаждаются близостью других людей и становятся беспокойными, оказавшись в изоляции. Тип людей с преобладанием мускульной деятельности он обозначил как «соматотоник»**. Они обладают физической силой и выносливостью и не нуждаются в том, чтобы много спать или есть. Но им необходимы упражнения, и они предпочитают деятельную, энергичную жизнь. Третий тип он назвал «церебротоник»***. Эти индивиды характеризуются сдержанностью, напряженностью и склонностью к скрытности. Они избегают веселого общения, подавляют свои соматические и висцеральные экспрессии, часто стра
* От viscera (лат.) — внутренности; по-русски этот тип иногда называют желудочным типом. — Прим, перев.
** От soma (лат.) — тело. По-русски соответствующее название — мускульный тип. — Прим, перев.
*** От cerebrum (лат.) — головной мозг; по-русски иногда говорят: мозговой тип. — Прим, перев.
167
дают расстройством пищеварения и в критических ситуациях плохо контролируют свой голос. Во многих отношениях третий тип имеет сходство с тем, который Юнг называл «интравертированным».
Следует подчеркнуть, что перечислены полярные типы и что Шелдон не утверждал, будто каждый человек попадает в одну из этих категорий.
Он не утверждал также, будто все им изученные тенденции поведения являются врожденными; он был весьма осторожен в выводах. Но коэффициент корреляции между темпераментом, определенным с помощью его шкал, и типами тела - которые, несомненно, являются прирожденными - приблизительно равен 0,8! Это показывает, что многие из упомянутых черт весьма тесно связаны с физической конституцией человека21. Впрочем, это предполагалось и интуитивно. Создавая портреты различных персонификаций, писатели и художники редко наделяют темпераментом Фальстафа худое и жилистое тело.
Исследование Кальмана о степени распространения шизофрении среди лиц, генетически связанных друг с другом, также указало на роль темперамента в развитии личности. Чем более родственники отдалены генетически, тем ниже степень распространения шизофрении. Конечно, многие из этих случаев можно объяснить с точки зрения беспорядочной атмосферы в семье, но некоторые из родственников, которые оказались больными, росли отдельно в домах воспитания22. Наследственная предрасположенность к шизофрении никогда не была доказана, но возможно, что некоторые наследственные свойства делают человека более склонным отвечать на напряжения таким образом, что отрывают его от других людей. Хотя изучение различий в человеческой конституции лежит за пределами социальной психологии, социальные психологи не могут позволить себе оставаться безразличными к открытиям в данной области.
Развитие чувств
Личная определенность проявляется в устойчивой ориентации человека на определенную систему ценностей, а его чувства представляют собой то, как он оценивает человеческие существа. Чувства - это системы поведения, которые формируются по мере того, как человек научается взаимодействовать со значимыми другими.
Каждый индивид научается играть межличностные роли путем подражания или реагируя на модели. Он может учиться путем прямого участия во взаимодействии или путем замещающего участия, наблюдая взаимоотношения между другими людьми. Как данный индивид будет вести себя в определенных ситуациях, зависит от требований, которые предъявляют ему люди, с которыми он тут встречается. Каждый значимый другой обладает особой личностью, и существуют определенные способы обращения с ним, которые более целесообразны, чем другие.
Нельзя смешивать межличностные роли с конвенциальными ролями, как это сделал Фрейд в своей безупречной в других отношениях работе о формировании чувств. Излагая теорию эдипова комплекса, например, он пишет о влечении
21 William Н. Sheldon. The Varieties of Temperament, New York, 1942.
22 Franz J- Kallmann. The Genetic Theory of Schizophrenia, «American Journal of Psychiatry», CIII (1946), pp. 309-322.
168
мальчика к своей матери и его неспособности успешно конкурировать с могущественным отцом. Но сети межличностных отношений сплетаются из реакций уникальных индивидов друг на друга: в одной семье доминирует отец, а в другой -мать, старший брат или гувернантка. Кроме того, в некоторых случаях эротические влечения могут быть гомосексуальными. Конечно, психоаналитики говорят о «фигурах отца» и «заместителях матери», но многие из их изысканий все-таки основываются на этноцентрических предпосылках. Малиновский давно указал, что принципы Фрейда могли бы получить большее применение, если бы они учитывали разнообразие систем родства23. Было бы желательно даже пойти дальше и принять в расчет разные типы межличностных отношений внутри семьи.
Поскольку все дети зависимы от других, какого-то рода сотрудничество неизбежно. В кооперативных взаимодействиях индивид научается оценивать своих партнеров как желаемые объекты, как источник удовлетворения. Типичные переживания в таких ситуациях включают негодование против тех, кто не внес свою долю, озабоченность по поводу тех, кто поглощен мыслями лишь о своих личных целях, и благодарность по отношению к тем, кто вносит вклад, превышающий его конвенциальньные обязанности. Фрейд считал, что все дети сначала эгоцентричны и научаются любить других людей лишь постольку, поскольку те полезны как средство, приносящее им удовольствие. Впрочем, ребенок научается любить других людей в зависимости от его индивидуального опыта сотрудничества. Тот, например, кто сталкивается с эгоистическими требованиями источника удовлетворения, может выработать условную и защитную ориентацию по отношению ко всем объектам любви.
Поскольку среди тех, кто состоит в устойчивой ассоциации, обязательно возникают конфликтующие интересы, враждебность также неизбежна. Именно в состязаниях всякого рода дети научаются оценивать других людей как фрустри-рующие или даже опасные объекты и вырабатывают способы обращения с соперниками и врагами. Типичные переживания включают разочарование при поражении, радость при победе, уважение к способностям сильного противника, понимание важности честной игры. Формирование дизъюнктивных чувств зависит от того, как складывается судьба человека в ситуациях конкуренции, - от частоты успехов или интенсивности лишений. В родственном соперничестве значительно труднее состязаться с привлекательной сестрой, которая может получить все, что только захочет, чем иметь дело с упрямым братом, которого всегда считают виноватым. Агрессивность основывается на контрастных понятиях, и индивиды различаются по способности* приписывать другим людям подлые мотивы. Способность к сильной ненависти развивается, вероятно, еще в раннем детстве. Некоторые из детей, которым дали кукол, представляющих различных членов их семей, разбивали их на мелкие куски24.
Поскольку эгоцентрические импульсы детей должны быть обузданы, оказывается необходимым какого-то рода внешний контроль. В каждой группе кто-нибудь принимает на себя ответственность за координирование действий. Большинство родителей относятся к своим отпрыскам снисходительно, рассматривая их как милых, но неразумных, и стараются принимать за них важные
23 Bronislaw Malinowski. Sex and Repression in Savage Society, London, 1927.
24 David M. Levy. Studies in Sibling Rivalry, New York, 1937.
169
решения. В то же время дети сами вступают в контакт с персонификациями, над которыми они могут господствовать; более слабые и младшие дети, домашние животные, куклы и другие игрушки. Очень рано каждый ребенок вырабатывает способы подхода как к сильнейшим, так и к зависимым фигурам, и именно в таких ситуациях он научается оценивать людей как выше- и нижестоящие объекты. Чувства формируются в зависимости от личности отца, старшей сестры, лидера шайки, инструктора бойскаутов, учителя или кого-нибудь другого, кто обеспечивает руководство.
Хотя только что описанные взаимодействия неминуемы, частота, с которой разные люди вынуждены принимать те или иные межличностные роли, различна. Отчасти этим и объясняется неповторимость чувств различных индивидов. Существуют различия в чувствительности, в типах персонификаций, которые обычно конструируются, и в способности эффективно играть межличностные роли. Когда ребенок очень избалован, он остается эгоцентричным; он считает само собой разумеющимся, что все на свете существует только ради него одного. Пользуясь психоаналитической терминологией, можно сказать, что при отсутствии адекватной авторитетной фигуры «сверх-Я» не развивается. Такие индивиды испытывают трудности в кооперировании с другими на равной основе и имеют тенденцию избегать такого рода контактов, где они могли бы научиться ценить альтруистические ориентации.
Важная черта ориентации каждого индивида по отношению к другим людям -социальная дистанция, на которой он обычно от них держится. Одни люди весьма непосредственны, другие, хотя они учтивы и деликатны, всегда сохраняют достаточную дистанцию. Может быть предложена гипотеза, что характерная для данного человека социальная дистанция устанавливается в результате приспособления к требованиям людей, с которыми он имел дело в своих первичных группах. Травмирующие переживания, следующие за искренним проявлением внутренних чувств, могут привести к величайшей осторожности в отношениях с другими людьми. Способность устанавливать близкие отношения с людьми, по-видимому, связана с определенным представлением о человеческой природе, с тем, рассматриваются ли человеческие существа как опасные или как источники удовольствия.
Чувства, которые сформировались в раннем детстве, впоследствии переносятся на другие объекты, придавая каждому человеку особый стиль подхода к людям вообще. Чтобы проверить гипотезу, будто людей привлекают персонификации, сходные с теми, которые обеспечивали удовлетворение в прошлом, было изучено 373 помолвленных или недавно сочетавшихся браком субъекта. Между супругом и родителем противоположного пола большого сходства не обнаружилось ни в физическом типе, ни в политических взглядах, но выявилась значительная взаимосвязь в складе личности: те, кто любил своих родителей, стремились подобрать для брака человека точно такого же типа, а те, кто не любил, обнаруживали тенденцию избирать противоположный тип25. Некоторые психиатры утверждают, что ряд людей, в которых влюбляется человек, суть только многие трансформации единственного объекта любви, сформированного в первые годы жизни. Некоторые реа
25 Anselm Strauss. The Influence of Parent-Images upon Marital Choice, «American Sociological Review», XI (1946), pp. 554-559.
170
гируют на все авторитетные фигуры - учителей, полицейских, мастеров, сержантов - во многом так же, как некогда они реагировали на своих родителей. Кое-кто, по-видимому, в течение всей своей жизни переносит на других людей ненависть к своим родителям26. Не случайно Бёрджес и Коттрелл обнаружили, что счастливые браки наиболее часты у детей счастливых супружеских пар. Шаблоны чувств, установившиеся в детстве, имеют тенденцию быть пронесенными через всю взрослую жизнь27.
Важнее всего, что чувства переносятся на самого себя. Я — концепцию человек создает внутри социальной матрицы, и то, как он оценивает самого себя, зависит от того, как с ним обращались значимые другие.
Среди психиатров возрастает согласие в том, что развитие адекватного уровня собственного достоинства зависит от того, является ли человек объектом бескорыстной любви. Уважение к себе не основывается на успехе, и гордость не является автоматическим следствием способностей или красоты. Ощущение собственной ценности, по-видимому, зависит от спонтанной любви и уважения тех, с кем человек себя идентифицирует. Если его слова не подвергаются сомнению, его способности не умаляются и его суждения, может быть и незрелые, принимаются всерьез и поправляются без того, чтобы его унизить, человек в состоянии почувствовать, что он заслуживает уважения и доверия. Любовь должна быть безусловной. Тогда ребенок может ощущать себя как объект, ценный сам по себе, а не потому, что ему случилось на какое-то время быть послушным. И напротив, у человека вырабатывается низкий уровень собственного достоинства, если в детстве он являлся объектом дизъюнктивных чувств или собственнической любви. Родители, которые не уверены в себе, часто утверждают себя за счет принижения окружающих. Отец смеется над стремлениями ребенка, злорадствует при его неудачах и смотрит сквозь пальцы на успехи как на что-то незначительное. Другие родители снова и снова говорят ребенку, что он «плохой». Низкий уровень собственного достоинства может возникнуть также, если к ребенку подходят как к утилитарному объекту. Некоторые родители любят своего ребенка только тогда, когда он «хороший», когда он отвечает их требованиям. Некоторые видят в своих детях возможность осуществления собственных несбывшихся стремлений и с раннего возраста начинают готовить юнца для карьеры, к которой он не испытывает никакого интереса. Такие дети получают много преимуществ, но, стоит им потерпеть неудачу, они начинают мучиться угрызениями совести и убеждаются, что они никчемны.
Иногда родители душевнобольных оскорбляются, когда им говорят, что они недостаточно любят своих детей; они начинают указывать на материальные блага, которыми они их обеспечивали, и приводить примеры постоянного проявления своей любви. Но многие чувства бессознательны, и, если некоторые склонности остаются вне контроля, с ребенком последовательно обращаются как с источником лишений. Видимо, решающее значение имеют предпосылки,
26 См.: Leroy S. Bunven and Donald T. Campbell. The Generality ot Attitudes towards Authority and Nonauthority Figures, «Journal of Abnormal and Social Psychology», LIV (1957), pp. 24-31.
27 Ernest Ж Burgess and Leonards. Cottrell. Predicting Success and Failure in Marriage, New York, 1939, pp. 90—113; cp. Donald L. Burnham. Misperception of Other Persons in Schizophrenia, «Psychiatry», XIX (1956), pp. 283-303; Nelson N. Foote and L. S. Cottrell, Identity and Interpersonal Competence, Chicago, 1955.
171
на которых основывается продолжительный ряд явных действий. Если разнообразные действия, направленные на ребенка, включая наказание, основываются на заботе о его благополучии, он, вероятно, будет в состоянии рассматривать себя как ценный объект.
Однажды сформировавшись, чувства приобретают свойство самоподкрепления. Всякий раз, как человек усваивает новую конвенциальную роль, шаблоны поведения несколько изменяются, но его характерные способы подхода к людям обычно остаются весьма стабильными. Каждый склонен строить персонификации, исходя из тех мотивов, которые кажутся ему правдоподобными, и он воспринимает в других людях то, что уже приготовился видеть. Чувство собственного достоинства формируется, когда человек еще очень молод, и не очень вероятно, что оно изменится последующими переживаниями успехов или неудач. Ощущение собственной неполноценности обычно ухудшает его способность к изменениям: тот, кто уверен, что он не достоин любви, столь одержим беспокойством, что окружает себя защитной оболочкой и не может стать достаточно близким для других людей, чтобы узнать их действительные чувства. Тому, кто ощущает себя нелюбимым, трудно также любить других. Человек с низким уровнем собственного достоинства нуждается в уважении и любви, но он настолько поглощен тем, чтобы защитить самого себя, что не способен любить кого-нибудь, за исключением объекта, приносящего пользу28. Это говорит о том, что трудности могут продолжаться в нескольких поколениях, поскольку эгоцентрические родители не способны на безусловные чувства.
Хотя характерные способы подхода к людям кристаллизуются в ранние годы, они не обязательно фиксируются на всю жизнь. Поскольку чувства формируются в первичных группах, любое резкое изменение в сети межличностных отношений, в которую вовлечен человек, может привести к каким-то изменениям. Каждый раз, когда новые люди вступают в его жизнь, или когда посторонний становится близким другом, или друг не оправдывает ожиданий, субъект узнает что-то новое о человеческой природе. Устойчивое взаимодействие с человеком, весьма отличающимся от тех, с кем прежде приходилось встречаться, может привести к новому взгляду на жизнь. Те, кто прежде был не способен к бескорыстной любви, могут быть побуждены к ней совершенно беспомощным и зависимым ребенком, с которым они себя тесно идентифицируют29.
Ориентация каждого человека на его человеческое окружение формируется и поддерживается в социальном взаимодействии. Его чувства по отношению к самому себе и к другим людям организуются в то время, как он научается иметь дело с определенными людьми. С установлением новых межличностных отношений, особенно с появлением в критические моменты новых значимых других, человек может изменить свою картину мира и воспринять самого себя и своих товарищей в новом свете. Психоаналитикам уж никак не следовало бы утверждать, будто чувства не изменяются. Если бы это было так, для психотерапии оставалось бы мало возможностей. Однако, как указывал Фрейд, трансформация может иметь место только после того, как установится «перенесение» — специфичный контакт между пациентом и терапевтом.
28 См.: Andgus Angyal. A Theoretical Model for Personality Studies, «Journal of Personality», XX (1951), pp. 131-142.
29 Cm.: French, op. cit., pp. 276-277.
172
Значимые другие и личность
Значения формируются в социальной матрице. Человек приобретает ориентацию на различные объекты, реагируя на экспектации других людей, каждый из которых обладает особой личностью. Значения, образующиеся в детстве, несут в себе стремления, противоречия и амбивалентность своего источника; в них заключены реакции на оказание помощи со стороны значимых других или на вызванные ими фрустрации. Каждый человек вырабатывает особый способ подхода к миру, и этот стиль связан с личностью его близких.
В своем исследовании Броди сконцентрировала внимание на процедурах кормления - центральных во взаимоотношениях матери и ребенка. Собрав факты посредством развернутых интервью, кинематографа и различных анкет, она обнаружила, что существуют различные типы обращения с детьми. Однако стиль материнской заботы оказался более важным, чем частные технические приемы кормления или режим30. Изучение матерей плохо приспособленных детей с помощью интервью, прожективных тестов, сеансов групповой терапии и домашних визитов показало широкий диапазон вариаций детского воспитания. Существовала, однако, высокая корреляция между общей ориентацией матери по отношению к отпрыску и баллом его личного приспособления31. Интерес к методике детского воспитания, хотя и полезный для других целей, дает, по-видимому, мало данных для понимания развития личности.
К ранним попыткам установить значение межличностных отношений для формирования личности относятся исследования порядка рождения в семье. Некоторые психиатры, в частности Адлер, предполагали, что с первым ребенком обращаются иначе, чем с последующими, и поэтому более вероятно развитие первенцев по определенным линиям. Однако исследование нескольких сот больных шизофренией заставило сделать вывод, что порядок рождения не связан с душевными заболеваниями32. С другой стороны, исследование семей питомцев Гарвардского университета показало, что старший ребенок в семье имеет тенденцию к взрослой ориентации — серьезен, легко обижается, послушен, любит компанию взрослых и уверен в себе. Второй ребенок обычно более спокойный, дружественный и бодрый, упорный и непослушный, за ним легче присматривать, хотя он и не делает специальных усилий, чтобы быть приятным. Родители более снисходительно относятся ко второму ребенку. 65% из числа опрошенных в этом исследовании родителей согласились, что они стали менее строгими при появлении второго ребенка33. Будучи старшим или младшим, ребенок получал определенные типичные привилегии или обязанности. Однако нельзя забывать, что кроме родителей
30 Sylvia Brody. Patterns of Mothering, New York, 1956, pp. 319-321.
31 Marjorie C. Behrens. Child Rearing and the Character Structure of the Mother, «Child Development», XXV (1954), pp. 225-238; cp. Sewell, Mussen, and Harris, op. cit.
32 C. Wahl. Some Antecedent Factors in the Family Histories of 392 Schizophrenics, «American Journal of Psychiaty», CX (1954), pp. 668-676.
33 Charles McArthur. Personalities of First and Second Children, «Psychiatry», XIX (1956), pp. 47-54; cp. Robert R. Sears. Ordinal Position in the Family as a Psychological Variable, «American Sociological Review», XV (1950), pp. 397— 401, Sears, Maccoby, and Levin, op. cit., pp. 394—419.
173
существует еще много значимых других — родственники, друзья, учителя, а также воображаемые персонификации.
Поскольку в поведении психотиков многие склонности проявляются в преувеличенных формах, особое внимание было направлено на изучение прошлых межличностных отношений тех, кто страдал душевными заболеваниями.
Исследуя случаи чрезмерной опеки, Леви обратил внимание на взаимосвязь между компульсивным поведением матерей и развитием расстройств у йх детей. Он определил «перезащищенность» (overprotection) через такие признаки, как чрезмерные физические контакты, обращение с подрастающим ребенком как с беззащитным младенцем и всепоглощающая забота о том, чтобы уберечь его от всякого риска. Некоторые чрезмерно опекающие ребенка матери господствуют над ним, их кредо звучит так: «Это мой ребенок, и он должен делать так, как я хочу». Другие матери балуют детей; их кредо, по-видимому, такое: «Я его мать, и я буду делать все, что он пожелает». Но второй тип женщин стремится господствовать над другими людьми, например над мужем. Для таких родителей ребенок является их собственностью, а не другим человеческим существом со своими собственными правами. Еще одна характерная черта таких матерей заключается в том, что они постоянно напоминают детям об огромных жертвах, которые вынуждены приносить нежные родители. Хотя исследование Леви основано на ограниченном числе случаев, оно указывает на значительное сходство в межличностных отношениях у тех, кто оказывается перед сходными проблемами34.
Были также исследованы взаимоотношения между пациентками и их матерями. Особенно показателен отчет о сеансах групповой терапии, проведенных с семью парами страдающих шизофренией женщин и их матерей. Сеансы показали крайне снисходительное, уничтожительное главенство матерей и холодное неприятие их дочерьми. Матери проявляли бессовестное обольщение, мстительный деспотизм, холодное и обиженное невмешательство. У дочерей обычно были бессмысленные лица, искривляемые порой пародией на улыбку или смех. Эти две группы вряд ли были в хороших отношениях. Пациентки не слишком много разговаривали, но они вставляли удивительно уместные замечания — в основном саркастического характера. После сорока сеансов некоторые из матерей осознали, что между ними и дочерьми существовала пожизненная вражда. После более чем восьмидесяти сеансов некоторые из них признались в их обиде на дочерей, но другие продолжали отрицать какие-либо дизъюнктивные чувства. Хотя ярко выраженных излечений не было, взаимоотношения между каждой матерью и ее ребенком несколько улучшились. Представленные факты необычны в том отношении, что терапевтические сеансы создавали обстановку, в которой каждая родительница и ее ребенок могли на глазах психиатра вступать во взаимоотношения, которые обычно ретроспективно излагались с защитных позиций35.
Личности матерей, дети которых страдали шизофренией, были подвергнуты специальным исследованиям. Из 25 изученных Титце матерей 13 признали, что их брак был «несчастным», а 9 заявили, что он был «совершенным», даже несмотря на алкоголизм, самоубийство и другие противоречащие факты. В каждой семье мать игра
34 David М. Levy. Maternal Overprotection, New York, 1943; ср. Jacob Kasanin et. al., The Parent-Child Relationship in Schizophrenia, «Journal of Nervous and Mental Disease», LXXIX (1934), pp. 249—263.
35 Joseph Abrahams and Edith Vagon. Maternal Dependency and Schizophrenia New York, 1953.
174
ла господствующую роль, даже если семью содержал отец. Обнаружилось, что матери были сексуально невосприимчивы, и они строго наказывали своих детей за проявление любого сексуального интереса. Некоторые из пациентов заявляли, что они якобы «чувствовали» враждебность матерей, даже когда те с ними хорошо обращались36. Марк опросил 100 матерей душевнобольных мужчин и 100 матерей контрольной группы, предлагая им на выбор 139 суждений о том, как следует воспитывать детей. Ответы, данные матерями душевнобольных, были весьма сходны между собой, хотя значительно отличались от позиции других матерей. Они обнаружили единодушие по следующим пунктам: детей до восьми лет следует сопровождать в школу и обратно; мать должна знать все, о чем думает ее ребенок; если ребенок ведет себя тихо, мать должна пойти посмотреть, что он делает; ребенок не должен раздражать родителей несущественными вопросами; преданная мать не имеет времени для участия в общественной жизни; бдительная мать может уберечь своего ребенка от несчастных случаев; если слишком много играть с ребенком, это «портит» его; ребенок никогда не должен видеть ошибок своих родителей; родители обязаны жертвовать всем ради ребенка; когда отец наказывает ребенка без достаточных оснований, мать должна встать на сторону ребенка; мать должна много терпеть и мало говорить; большинство детей поддаются приучению к туалету с пятнадцатимесячного возраста; дети, которые принимают участие в сексуальных играх, становятся сексуальными преступниками; ребенку не следует заниматься тем, чего не одобряют родители; слишком много любви может превратить ребенка в неженку. Эти матери, по-видимому, склонны к сдерживающим и принудительным мерам37. Кох и Клаузен провели опрос 45 пациентов и сравнили их ответы с ответами людей, одинаковых с ними во всех других отношениях, но психически здоровых. Выяснилось, что большинство страдающих шизофренией воспринимали своих матерей как играющих главную роль в принятии семейных решений, как строгих, уверенных в себе и властных и смотрели на своих отцов как на имеющих сравнительно небольшую власть в семье. Однако пациенты-мужчины говорили, что они предпочитают матерей, а женщины сказали, что предпочитают отцов38. Итак, исследование за исследованием показывало, что у родителей душевнобольных понимание чувств ребенка заметно слабее; данные указывали на господствующее положение женщин и на тот факт, что этих родителей пугают сексуальные проблемы.
Хотя результаты не вполне совпадают, они, видимо, подтверждают гипотезу о взаимосвязи между компульсивными тенденциями родителей и личностным расстройством ребенка. Исследователи обращали больше внимания на матерей, но те же самые шаблоны деспотизма могут быть присущи каждому, кто отвечает за заботу о ребенке, — старшей сестре, двоюродному брату, гувернантке, бабушке или отцу39. Каждый ребенок оказывается преданным тому, от кого зависит, он идентифицирует себя с этим человеком и использует его как модель в игрании ролей. По
36 Trude Tietze. A Study of Mothers of Schizophrenic Patients, «Psyhiatry», ХП (1949), pp. 55—65.
37 Joseph C. Mark. The Attitudes of the Mothers of Male Schizophrenics toward Child Behavior, «Journal of Abnormal and Social Psychology», XLVIII (1953), pp. 185-189.
38 Melvin L. Kohn and John A. Clausen. Parental Authority Behavior and Schizophrenia, «American Journal of Orthopsychiatry», XXVI (1956), pp. 297—313.
39 Cm.: Theodore Lidz, et. al. The Intrafamilial Environment of the Schizophrenic Patient: The Father, «Psychiatry», XX (1957), pp. 329—342; Suzanne Reichard and Carl Tillman. Patterns of Parent-Child Relationships in Schizophrenia, ibid., XIII (1950), pp. 247-257.
175
этому более экономно формулировать обобщения в терминах межличностных ролей. Тогда личность ребенка можно рассматривать в связи с тем, как играется такая роль, независимо от конвенциального обозначения лица, которое ее играет.
Бейтсон и его коллеги утверждают, что шизофрения — это форма адаптации, способ поведения в «двойственной» ситуации. Индивид испытывает трудности, когда вступает в тесные взаимоотношения с человеком, от которого получает одновременно два противоречащих друг другу сообщения. Например, экспрессивные движения матери могут решительно противоречить тому, что она передает конвенциальными символами. Она может говорить о своей любви к ребенку, но сделаться суровой, когда он потянется, чтобы ее поцеловать. Постоянное восприятие таких противоречивых сообщений приводит к тому, что пациент не может воспринимать мир с какой-то определенной точки зрения. Он во многом уподобляется некой саморегулирующейся системе, которая лишилась своего регулятора40.
Трудно делать обобщения относительно шизофрении, поскольку термин этот относится к неоднородной категории. Точнее, установлены синдромы параноидальных расстройств. Человек, страдающий паранойей, характеризуется безграничной амбицией и добивается целей, которые часто превышают его возможности. Он считает, что с ним плохо обращаются; если он терпит неудачу, он не отступает, а нападает. Ему присущи упорно сохраняющиеся, систематизированные бредовые идеи, сравнительно редко галлюцинации, а также сильная ненависть и подозрительность. При поверхностном наблюдении он не кажется больным и социально приемлем, но внутренне он человек негибкий и не способен формировать разумные суждения в областях, на которые распространяется его мания. Исследование 250 пациентов, классифицируемых как параноики, обнаружило, что очень немногие принадлежали к счастливым семьям. Параноик, по-видимому, ненавидит своих родителей, поскольку они ненавидят его, и эти чувства становятся его обычным отношением к людям41.
Согласно Хорни, невротические симптомы развиваются, когда ребенок воспринимает свое окружение как ненадежное, непонятное, несправедливое или беспощадное. Если поведение родителей непоследовательно, ребенок чувствует себя неспокойно и вынужден вырабатывать защитную стратегию, которая позволит ему справиться с этим миром42. Компульсивные требования родителей вызывают психические отклонения у детей и, таким образом, передаются из поколения в поколение. Исследование шести семей в трех поколениях с помощью прожективных тестов и интервью показало, что в каждой семье существует стойкая озабоченность определенными проблемами - такими, как смерть, эксгибиционизм или страх перед потерей самоконтроля. Существовало сходство между дедами и внуками, хотя они имели лишь весьма ограниченный контакт друг с другом43. Фрейд утверждал,
40 Gregory Bateson, D.D. Jackson, Jay Haley, and John Weakland. Toward a Theory of Schizophrenia, «Behavior Science», I (1956), pp. 251—264; Jay Haley. An Interactional Description of Schizophrenia, «Psychiatry», XXII (1959), pp. 321-332.
41 Hubert Banner. Sociological Aspects of Paranoia, «American Journal of Sociology», LVI (1950), pp. 255—262; The Problem of Diagnosis in Paranoic Disorder, «American Journal of Psychiatry», CVII (1951), pp. 677-683.
42 Karen Homey. Our Inner Conflicts, New York, 1945.
43 Seymour Fisher and David Mendell. The Communication of Neurotic Patterns over Two and Three Generations, «Psychiatry», XIX (1956), pp. 41—46; cp. Levy, Maternal Overprotection, op. cit., pp. 148—149; Winch, op. cit.
176
что ни одно поколение не может скрыть наиболее важные психические процессы от следующих, и факты из различных источников подтверждают это убеждение.
Если личность формируется и поддерживается в межличностной матрице, любое изменение в шаблонах поведения одного из участников будет иметь результатом нарушение этой сети, и исследование семейных связей людей, обратившихся к психиатру, показывает, что часто дело именно в этом. Выздоровление душевнобольных - прекращение их неподобающих поступков — нарушает установившееся равновесие и порождает новые проблемы. При изучении мужей тех женщин, которые подвергались интенсивной психотерапии, Моран обнаружила, что сначала муж чувствовал себя союзником терапевта. Однако по мере продолжения психотерапии у него возникали мрачные предчувствия. Когда устанавливалось «перенесение», он становился — в зависимости от чувств по отношению к доктору — завистливым или ревнивым. В одном случае женщина во время половых сношений назвала своего мужа именем терапевта, и он был настолько огорчен, что стал добиваться стерилизации. Чем больше улучшается состояние больной, тем более озабоченным становится муж. Некоторые даже обвиняли психиатра в «разрушении семьи». Конечно, чаще всего успешная психо-44 терапия приносит желаемые изменения в жизни тех, кто связан с пациентом .
Поскольку большинство упомянутых исследований было проведено лицами, интересующимися этиологией психических расстройств, в них прослеживалось возникновение черт, рассматривавшихся как нежелательные. Это иногда приводило к ошибочным заключениям, будто у детей, с которыми обращаются противоположным образом, будут развиваться желаемые свойства. Заблуждение возникло из-за тенденции разделять людей на «нормальных» и «ненормальных», как если бы эти две категории были диаметрально противоположны. Нет единства мнений по вопросу о том, что значит «нормальный» человек; достоверно лишь то, что он не может быть индивидом без недостатков, ибо каждый обладает некоторой компульсивностью, которая может быть определена как невротическая. Замечено, что те, у кого было счастливое детство, оказывались не способны добиться большого успеха в тех областях, где высоко развита конкуренция, ибо не могли заставить себя напрячь усилия. Человек, который не имеет опыта борьбы, может оказаться не в состоянии действовать с необходимой настойчивостью. Он скорее молча согласится с практикой, которую не одобряет, чем будет настаивать на улучшениях. Устранение ситуаций, в которых развиваются серьезные заболевания, не ведет к созданию совершенного человека - оно приводит к развитию других недостатков.
Итоги и выводы
Социальные психологи обычно представляют себе социализацию как научение — усвоение конвенциальных значений, которые составляют культуру группы. Но это не объясняет индивидуальных различий. Вариации, обнаруживающиеся среди тех, кто разделяет общее культурное наследие, часто относятся за
44 Marion L. Moran. Some Emotional Responses of Patients’ Husbands to the Psychotherapeutic Course, «American Journal of Orthopsychiatry», XXIV (1954), pp. 317—325; cp. Erica Chance. Families in Treatment, New York, 1959.
177
счет врожденных различий в темпераменте. Но это не объясняет значительного сходства, находимого в типах личностей тех, кто вряд ли имеет общих предков. Соображения подобного рода все чаще обращают внимание психиатров на гипотезы о том, что человеческая личность формируется в процессе приспособления к требованиям значимых других в повторяющихся сетях межличностных отношений. Межличностные отношения изменяются независимо от культуры, и сходные чувства обнаруживаются повсюду. Поскольку каждый значимый другой есть особая личность, каждый индивид становится человеком своим собственным, своеобразным путем.
Неповторимость личности обусловлена отчасти особенностями конституции, ибо никто не рождается точно таким же, как кто-нибудь еще. Эти различия в дальнейшем усиливаются тем фактом, что каждый человек обладает уникальным прошлым опытом; даже идентичные однояйцевые близнецы не имеют возможности подходить к миру с одной и той же точки зрения. Различия еще более усиливаются необходимостью приходить к соглашению с неповторимой комбинацией значимых других. Каждая личность начинает формироваться с ранних лет и наиболее подвержена влиянию чувств, с которыми подходят к ребенку. Поскольку устанавливается определенный стиль жизни, он становится основой для отбора в дальнейшем развитии. Средства, которые были целесообразны в отношениях с людьми, окружавшими личность в годы формирования, помогают в дальнейшей жизни или оказываются помехой. Каждая функциональная единица порождена необходимостью, особенности каждого человека могут рассматриваться как адаптация к существующим условиям жизни.
ЛИТЕРАТУРА
Eaton Joseph IV. and Robert J. Well. Culture and Mental Disorders, Glencoe, 1955. Erikson, Erik H. Childhood and Society, New York, W. W. Norton & Co., 1950. Homey, Karen. Our Inner Conflicts, New York, 1945.
Levy, David M. Maternal Overprotection, New York, 1943.
Parsons, Talcott and Robert F. Bales. Family, Socialization and Interaction Process, Glencoe, 1955.
Sheldon, William H. Varieties of Human Temperament, New York, 1942.
Л.С. Выготский
К ВОПРОСУ О ДИНАМИКЕ ДЕТСКОГО ХАРАКТЕРА1
1
В психологической теории и в педагогической практике сама постановка вопроса не оставляла места для учения о детском характере, о развитии и процессе его становления. К этому вопросу подходили статически и рассматривали характер как устойчивую и постоянную величину, всегда равную самой себе, наличную и данную. Характер понимали как статус, а не как процесс, как состояние, а не как становление. Классическую формулу этого традиционного воззрения дал Т Рибо, выдвинувший два условия, необходимых и достаточных для того, чтобы установить понятие характера: единство и стабильность, под которыми он подразумевал единство во времени. Истинный признак характера, по Рибо, то, что он появляется в раннем детстве и остается постоянным в течение жизни; настоящий характер врожден.
В последнее время статический взгляд на характер нашел законченное и полное выражение в теории Э. Кречмера, который рассматривает характер в связи со строением тела, как психическую конструкцию наряду с соматической. И та и другая, т. е. строение тела и характер, определяются, по его мнению, в конечном счете врожденной эндокринной системой. Кречмер различает два больших сложных биотипа, из которых (в самых различных степенях смешения) образуется великое множество нормальных оттенков темперамента (1930) — шизоти-мический и циклотимический типы характера, стоящие в связи с двумя основными типами душевных болезней: шизофренией и маниакально-депрессивным психозом (циркулярным). Это учение, как справедливо указывает А.Б. Залкинд, оказывает сильное давление на детскую психологию (1926).
Продолжение и развитие, или, вернее, перенесение точки зрения Кречмера в науку о ребенке, находим у П.П. Блонского. «Одной из заслуг Кречмера является, — говорит он, — установление связи между строением тела и характером... Я иду дальше и утверждаю, что темпераменты — отличия не только индивидов, но и возрастов. В частности, молочно-зубному детству присущ циклотимический темперамент» (1925, с. 182); Подросток сменяет циклотимический темперамент на шизоидный (там же, с. 227). Изменение, которое претерпевает статическая концепция характера при перенесении ее на ребенка, сказывается только в том, что на место единого, фатально обусловленного эндокринной системой типа характера ставится последовательная смена одного типа другим. Сам принцип стабильности, провозглашенный Рибо, остается при этом неприкосновенным. Тип характера оказывается только закрепленным за известной возрастной ступенью, а не за установившейся конституцией. Ряд стабильных типов, которые последовательно проходит ребенок, есть все же статический, а не динамический ряд. И это — основная черта того или другого учения, как, впрочем, и большинства характерологических учений. Эту черту, как мы указывали, А.Б. Залкинд справедливо называет биологическим статизмом в подходе к характеру (1926). «...Развитие человеческого характера, — оценивает он эту
1 Выготский Л.С. Педология и воспитание. М., 1928.
179
I
черту, — есть лишь пассивное развертывание того основного биологического типа, который врожденно присущ человеку» (там же, с. 174).
Кречмеровская схема не годится для возрастного деления характерологических черт. Однако это все же не мешает пытаться выявить для каждого этапа развития свое преобладающее, специфическое содержание. Это специфическое содержание не вкладывается сейчас ни в одну из существующих характерологических систем, оно чрезвычайно изменяется под влиянием среды, вот почему опасно приклеивать к системам при данном состоянии науки жесткие «паспорта». Несовершенство этой точки зрения, как и всякой статической, а не динамической, в том, что она бессильна разрешить вопросы происхождения, развития, течения и вынуждена ограничиться констатированием, собиранием, обобщением и классификацией эмпирических данных, не зная истинной природы изучаемых явлений. Точка зрения, довольствующаяся формой «проявления вещей», т. е. одними эмпирическими данными без анализа их «сущности», есть ненаучная точка зрения. Такая теория всегда роковым образом начинает с конца. Напрасно поэтому характерология от Гиппократа и до Кречмера бьется над классификацией как над основной проблемой характера. Классификация только тогда может быть научно состоятельной и плодотворной, когда она основана на существенном признаке разносимых по отдельным классам явлений, т. е. когда она заранее предполагает знание сущности явлений. Иначе классификация по необходимости будет схоластическим распределением эмпирических данных. И таковы именно почти все классификации характеров. Но «сущность вещей» есть диалектика вещей, и она раскрывается в динамике, в процессе движения, изменения, становления и уничтожения, в изучении генеза и развития.
Характерология — историческая и современная — напоминает состояние биологических наук до Ч. Дарвина. Научная мысль пыталась учесть и упорядочить, внести систему и смысл в огромное многообразие растительных и животных форм, но она не владела ключом к постижению этого многообразия; она принимала его как факт, как данное, как непреложное свидетельство сотворения всего сущего. Ключ к биологии оказался в эволюции, в идее естественного происхождения живых форм. Так же как биология началась с происхождения видов, психология должна начинаться с происхождения индивидов. Ключ к происхождению индивидов - условный рефлекс. Если Дарвин дал биологию видов, то И.П. Павлов дает биологию индивидов, биологию личности. Механизм условного рефлекса раскрывает динамику личности, показывает, что личность возникает на основе организма как сложная надстройка, создаваемая внешними условиями индивидуальной жизни. Именно это учение окончательно разрешает давнишний спор между нативизмом и эмпиризмом. Оно показывает, что все в личности построено на родовой, врожденной основе и вместе с тем все в ней надорганично, условно, т. е. социально.
Учение об условных рефлексах не просто воздает Богу богово и кесарю кесарево. Оно показывает, что движущийся, динамический, толкающий развитие, вызывающий изменения момент заложен именно в условиях, перестраивающих наследственный опыт. Врожденная реакция - только материал, судьба которого зависит от формирующих условий, в которых ему суждено проявиться. На врожденной основе может быть создано бесконечно многое и разное. Едва ли можно найти лучшую иллюстрацию для доказательства почти абсолютной перевоспиту-
480
емости человеческой природы, чем условный слюнный рефлекс на разрушительное, болевое раздражение сильным электрическим током. Поставленная в соответствующие условия, т. е. подкармливаемая во время болевого раздражения, собака начинает отвечать на наносимые ей ожоги и раны положительной реакцией, которая на языке субъективной психологии называется радостным ожиданием, а на языке объективной психологии — пищевым рефлексом. Собака не только не обороняется от боли, но тянется к ней. Присутствовавший на этих опытах Ч. Шеррингтон, как сообщает Ж. Бон, воскликнул: «Теперь я понимаю радость мучеников, с которою они всходили на костер» (цит. по кн.: Ю.П. Фролов, 1925, с. 155). Так биологическое через социальные факторы переплавляется в социальное; биологическое, органическое — в личное; «естественное», «абсолютное», безусловное — в условное. Это и есть собственный материал психологии.
Ч. Шеррингтон увидел в опыте с собакой огромную психологическую перспективу — ключ к разгадке происхождения высших форм человеческой психики. Он сказал в сущности то, что для нашей темы может быть переведено и истолковано следующим образом: чтобы понять характер мученика, с радостью всходящего на костер, надо спросить, из каких условий с необходимостью возник этот характер, что заставляет мученика радоваться, какова история, т. е. динамика, условность (или обусловленность), этой радости. Характер условен (или обусловлен); такова его динамическая формула. Статически характер равен сумме известных основных признаков личности и поведения; он есть поперечный разрез личности, ее неизменный статус, ее наличное состояние. Понять характер динамически — значит перевести его на язык основных целевых установок в социальной сфере, понять его в борьбе за преодоление препятствий, в необходимости его возникновения и развертывания, во внутренней логике его развития.
2
Логика развития характера та же, что и логика всякого развития. Все, что развивается, развивается по необходимости. Ничто не совершенствуется и не идет вперед из внутреннего «витального порыва», о котором говорит философия А. Бергсона. Было бы чудом, если бы характер развивался не под давлением необходимости, которая вынуждает и толкает его к развитию. В какой же необходимости заложены движущие силы развития характера? На этот вопрос существует только один ответ: в той, которая является основной и определяющей необходимостью всей человеческой жизни, — в необходимости жить в исторической социальной среде и перестраивать все органические функции в согласии с требованиями, предъявляемыми этой средой. Только в качестве определенной социальной единицы может существовать и функционировать человеческий организм.
Это положение взято за исходную точку в системе индивидуальной психологии (социальной психологии личности) А. Ампера. Мы оставим здесь в стороне вопрос об отношении этого учения к марксистской философии как вопрос сложный, спорный и, главное, требующий особого и специального исследования. Основные философские позиции Адлера искажены метафизическими элементами. Характерологический интерес представляет лишь практика Адлера. С полным основанием Адлер называет это учение позиционной психологией в глубочай
181
шем смысле слова, в отличие от диспозиционной: первая исходит в психологическом развитии из социальной позиции личности, вторая - из органической диспозиции, т. е. предрасположения. Здесь понятию характера возвращается его первоначальный смысл. «Характер» значит по-гречески «чекан».
Характер и есть социальный чекан личности. Он есть отвердевшее, откристаллизовавшееся типическое поведение личности в борьбе за социальную позицию. Он есть отложение основной линии, лейтлинии жизни, бессознательного жизненного плана, единого жизненного направления всех психологических актов и функций. В связи с этим для психолога становится обязательным понимание как каждого психологического акта, так и характера человека в целом не только в связи с прошлым личности, но и с ее будущим. Это можно назвать финальной направленностью нашего поведения. Как кадр в фильме, изображающий один момент движения, непонятен без следующих моментов, вне движения в целом, как траектория пули определена конечной точкой или прицелом, так точно всякий поступок и всякая черта характера вызывают вопросы: на что они направлены? Куда целят? Во что превратятся? К чему тяготеют? В сущности это понимание психологических явлений не только из прошлого, но и из будущего не означает ничего другого, кроме диалектического требования - принимать явления в вечном движении, вскрывать в явлениях их тенденцию, их будущее, детерминированное их настоящим. Как в сфере истории мы никогда не поймем до конца сущности капиталистического строя, если возьмем его статически, вне тенденции его развития, вне его необходимой связи с будущим строем, зреющим в его недрах, так и в сфере понимания психологии мы никогда не поймем до конца человеческой личности, если будем рассматривать ее статически, как сумму проявлений, поступков и т. п., без единого жизненного плана этой личности, ее лейтлинии, превращающей историю жизни человека из ряда бессвязных и разрозненных эпизодов в связный единый биографический процесс.
3
Ни одно инстинктивное действие животного не может быть понято и истолковано нами, если мы не знаем его финала, его «цели», точки, на которую оно направлено. Представьте себе поведение животного перед половым соединением. Оно может быть понято только взятое в целом, только исходя из заключительного акта, последнего звена, на которое направлены все предшествующие звенья этой цепи. Движения тигра, подстерегающего добычу, будут совершенно бессмысленны, если мы не будем иметь в виду последнего акта этой драмы, когда тигр пожирает добычу. Мы могли бы опуститься по эволюционной лестнице к самым низшим органическим функциям и везде нашли бы эту же особенность: финальный характер, конечную направленность биологической реакции. Если зубы животного разжевывают и перемалывают пищу, это может быть понято только в связи с тем, что пища будет переварена и усвоена организмом, т. е. в связи со всем процессом пищеварения и питания. То, что обычно условно называется имманентной телеологией организма, т. е. тот методологический принцип, согласно которому мы рассматриваем части живого тела как органы, а деятельность их как органические функции, получающие свое значение и смысл только в отношении к организму в целом, есть в сущности общебиологическая формулировка той же идеи.
182
Таким образом, финальный характер психологических актов, их направленность на будущее выступают уже в самых элементарных формах поведения. Как мы видели, ни одно инстинктивное действие не может быть понято до конца без рассмотрения в перспективе будущего. Этот фундаментальный факт И.П. Павлов закрепил в гениальном термине — «рефлекс цели». Изучая самые простые и основные виды деятельности нервной системы, с которыми животное родится, Павлов пришел к заключению, что должен быть установлен особый безусловный рефлекс — рефлекс цели. Этим с первого взгляда парадоксальным термином Павлов подчеркивает особенность этого рефлекса: он направлен на достижение «цели», т. е. может быть понят только из будущего, и вместе с тем этот вид деятельности не есть какое-либо исключение, а самый обычный рефлекс. Именно поэтому Павлов заменяет в этом случае термин «инстинкт» и предпочитает «рефлекс»; «...в нем отчетливее идея детерминизма, бесспорнее связь раздражителя с аффектом, причины со следствием» (1951, с. 306).
Любопытно, что Адлер, поясняя идею о направленности поведения на будущее, ссылается на опыты Павлова с воспитанием условного сигнального рефлекса (A. Adler, 1927). И столь же любопытно, что Павлов указывает на сходный с учением о компенсации механизм рефлекса цели. В этом рефлексе он видит «важнейший фактор жизни», особенно необходимый в капитальнейшей области — в воспитании. Механизм образования рефлекса цели из наличия препятствий был установлен в психологии Павлова и Адлера. Т. Липпе назвал его законом запруды и видел в нем общий закон психической деятельности, заключающийся в том, что энергия концентрируется в данном пункте, повышается и может преодолеть задержку, а может пойти и окольным путем. Здесь уже содержится идея компенсации. Всякое стремление вообще Липпе объяснял действием этого закона, он считал, что любая целесообразная деятельность совершается по путям предшествующего бесцельного или автоматического события тогда, когда возникает препятствие. Только благодаря запруде, задержке, препятствию и становится возможной «цель» для других психических процессов. Точка перерыва, нарушения одной какой-нибудь автоматически действующей функции и становится «целью» для других функций, направленных к этой точке и потому имеющих вид целесообразной деятельности. Таким образом, «цель» дана заранее и в сущности является только по видимости целью, на деле же - первопричиной всякого развития.
Динамическая теория не может ограничиться констатированием факта существования рефлекса цели, факта фатальной направленности психики. Она хочет знать, как возникает целевой рефлекс, какова причинная обусловленность и детерминированность тех форм поведения, которые направлены на будущее. Ответ на этот вопрос заключается в формуле Павлова о существовании препятствий. Существование препятствий (как показала психология еще до Павлова) есть не только главное условие достижения цели, но и непременное условие самого возникновения и существования цели.
Два основных психологических положения, на которые опирается динамическая теория характера, — объяснение психической установки из будущего и принцип компенсации в развитии психики — оказываются, таким образом, внутренне связанными; одно в сущности является динамическим продолжением другого. Существование препятствий создает «цель» для психических актов, т. е.
183
вводит в развитие психики перспективу будущего, а наличие этой «цели» создает стимул для стремлений к компенсации. Это два момента одного и того же психодинамического процесса. Заметим, кстати, для полного понимания внутренней логики развиваемых здесь взглядов, что третье основное положение, на которое мы опираемся - принцип социальной обусловленности процессов развития, — также внутренне связано с двумя остальными и составляет в причинном ряду первый, все определяющий, а в обращенно-причинном или целевом — конечный, или финальный, момент все того же единого процесса — развития из необходимости.
Социальные условия, в которые должен врастать ребенок, и составляют, с одной стороны, всю ту область неприспособленности ребенка, из которой исходят творческие силы его развития; существование препятствий, толкающих ребенка к развитию, коренится в условиях социальной среды, в которую должен войти ребенок; с другой стороны, на достижение необходимого социального уровня направлено все развитие ребенка. Здесь начало и конец, альфа и омега. Хронологически все три момента этого процесса можно изобразить так: 1) неприспособленность ребенка к социально-культурной среде создает мощные препятствия на пути роста его психики (принцип социальной обусловленности развития); 2) эти препятствия служат стимулом для компенсаторного развития; становятся его целевой точкой и направляют весь процесс (принцип перспективы будущего); 3) наличие препятствий повышает и заставляет совершенствоваться функции и приводит к преодолению этих препятствий, а значит, к приспособленности (принцип компенсации). То, что отношения личности к среде стоят в начале (1) и в конце (3) процесса, придает ему замкнутую, круговую форму и позволяет рассматривать его в прямом (причинном) и обращенном (целевом) аспекте.
4
Но если мы знаем, как из слабости возникает сила, из недостатков — способности, то мы держим в своих руках ключ к проблеме детской одаренности. Динамическая теория одаренности есть, конечно, дело будущего; до сих пор, да и сейчас еще, проблема эта разрешается чисто статически. Исследователь подходит к детской одаренности как к факту, к данности и задается только одним вопросом: «Сколько баллов?» Его интересует только балл, но не стихия одаренности. В динамической теории детского характера даны предпосылки для создания нового, диалектического учения о плюс- и минус-одаренности, т. е. о детской талантливости и дефективности. Прежняя атомистическая и количественная точка зрения сразу же обнаруживает полную теоретическую несостоятельность. Представим себе человека с плохой памятью. Предположим, что он знает об этом и исследование показало плохое запоминание бессмысленных слогов. По установившемуся в психологии usus’y, который теперь следовало бы назвать abusus’oM, мы должны были бы сделать вывод, что человек этот страдает недостатком способности к запоминанию из-за наследственности или болезни. Строго говоря, обычно при таком способе исследования в выводе содержится то, что другими словами было выражено уже в посылке, например в данном случае: если у кого-либо плохая память или кто-либо запоминает мало слов, то он обладает малой способностью запоминания... Вопрос должен быть задан иначе: «На что
184
нацелена слабость памяти? Для чего это нужно?» Эту цель мы можем установить только из интимного знания всего индивида, так что понимание этой части возникает у нас из понимания целого.
Динамическая точка зрения позволяет рассматривать одаренность и дефективность как два различных исхода одного и того же процесса компенсации. Было бы, конечно, научно неоправданным оптимизмом предполагать, будто одного наличия дефекта или недостаточности довольно для компенсации, для превращения дефекта в талант. Сверхкомпенсация была бы волшебным, а не биологическим процессом, если бы она всякий недостаток обращала в достоинство, независимо от внутриорганических и внешних условий, в которых протекает этот процесс. Нельзя представить эту идею в более карикатурном и неверном свете, чем довести ее до абсурда и сказать, что всякий дефект обеспечивает высокое развитие. Было бы очень легко жить, если бы это было так. Но на деле компенсация есть борьба, и, как всякая борьба, она может иметь два полярных исхода — победу и поражение. Как всякая борьба, она ставит исход в зависимость от размеров дефекта и от богатства компенсаторного фонда, т. е. резервных сил организма. Если компенсация удалась — перед нами картина детского полноценного или даже сверхценного развития одаренности, талантливости. Если компенсация не удалась — перед нами пониженное, неполноценное, задержанное, искривленное развитие. Один полюс этого процесса упирается в гениальность, другой — в невроз.
Невроз, бегство в болезнь, полная асоциальность психологической позиции свидетельствуют о фиктивной цели, направляющей весь жизненный план по ложному пути и искривляющий лейтлинию жизни и характер ребенка. Неудавшаяся компенсация превращается в защитную борьбу при помощи болезни; побежденный защищается своей слабостью. Между этими двумя полюсами, крайними случаями располагаются все степени компенсации — от минимальной до максимальной. Это и есть та наиболее часто констатируемая нами и встречающая в практике детская одаренность, к которой мы так привыкли. Новизна динамического подхода сказывается не в изменении количественной оценки одаренности и ее специальных видов, а в отказе приписывать этой оценке самодовлеющее значение. Сам по себе дефект еще ничего не говорит о развитии в целом. Ребенок с тем или иным дефектом еще не есть дефективный ребенок. Вместе с дефектом даны стимулы для его преодоления. Развитие одаренности, как и развитие характера, идет диалектически и движется противоречием.
5
Внутреннее противоречие направляет развитие характера по линии «психофизического контраста», как условно обозначает Адлер противоположность органической недостаточности и психической компенсации.
3. Фрейд выдвинул известный тезис о характерологической триаде (аккуратность, скупость, упрямство) и о связи ее с анальной эротикой. Или другой тезис: «Субъекты, страдавшие недержанием мочи, отличаются непомерным пламенным честолюбием» (3. Фрейд, 1923, с. 23). «...Внутренняя необходимость подобной связи явлений...» (там же, с. 20) далеко не до конца ясна и понятна и самому автору этой теории. Мы вправе спросить: какое значение для будущей жизни могут иметь эти черты характера? Какая связь между триадой и анальной эротикой? Почему на всю жизнь поведение определяется этой чертой, что помогает ей не атро
185
фироваться, что питает ее? Для чего она нужна в системе психологических функций личности? Напротив, если нам показывают, как из детской неполноценности слуховой функции (пониженный слух) развиваются путем реактивных образований и компенсаций повышенная чуткость, подозрительность, тревожность, любопытство и т. п. функции, стремящиеся компенсировать дефект, создать над ним психологическую защитную надстройку, для нас становится осмысленной и понятной логика характера, его социально-психологическая закономерность.
Для Фрейда в особенностях характера раскрываются «неизменно продолжающие свое существование первичные влечения», характер коренится в отдаленном прошлом. Для Адлера характер — обращенная к будущему сторона личности. Как в толковании сновидений Фрейд исходит из остатков вчерашнего дня и отдаленных детских переживаний, а Адлер из того, что сновидение есть военная разведка, прощупывание будущего, подготовка к будущим действиям, так точно в учении о структуре личности, о характере новое учение вводит глубочайше ценную для психолога перспективу будущего. Оно освобождает нас от власти консервативных, обращенных назад теорий. В самом деле, для Фрейда человек, как каторжник к тачке, прикован к своему прошлому. Вся жизнь определяется в раннем детстве из элементарных комбинаций и вся без остатка сводится к изживанию детских конфликтов. Остается непонятным, почему все последующие конфликты, травмы, переживания только наслаиваются на инфантильные, составляющие ствол и стержень всей жизни. В новом учении революционная перспектива будущего позволяет понять развитие и жизнь личности как единый процесс, стремящийся вперед и с объективной необходимостью направленный к конечной точке, к финалу, намеченному требованиями социального бытия.
Психологическая перспектива будущего и есть теоретическая возможность воспитания. Ребенок по своей природе всегда оказывается неполноценным в обществе взрослых; его позиция с самого начала дает повод для развития у него чувств слабости, неуверенности или затрудненности. Ребенок долгие годы остается неприспособленным к самостоятельному существованию, и в этой неприспособленности, неудобстве детства лежит корень его развития. Детство и есть пора неполноценности и компенсации по преимуществу, т. е. завоевания позиции по отношению к социальному целому. В процессе этого завоевания человек как определенный биотип превращается в человека как социотип, животный организм становится человеческой личностью. Общественное овладение этим естественным процессом и называется воспитанием. Оно было бы невозможно, если бы в самом естественном процессе развития и формирования ребенка не была заложена перспектива его будущего, определенная требованиями общественного бытия. Сама возможность единого плана в воспитании, перспектива будущего, установка его на будущее свидетельствуют о наличии такого плана в процессе развития, которым стремится овладеть воспитание. В сущности это означает только одно: развитие и формирование ребенка есть социально направленный процесс. О. Рюле говорит про эту жизненную линию: «Это — его (ребенка. — Л.В.) нить Ариадны, ведущая его к цели. Поскольку с течением времени все душевные функции протекают в избранном направлении, все душевные процессы получают свое типичное выражение — постольку образуется сумма тактических приемов, устремлений и способностей, которые покрывают собой и очерчивают определившийся жизненный план. Вот это мы и называем характером» (1926, с. 12).
186
На этом пути были сделаны многие важные открытия науки о ребенке. Так, К. Гроос, вопреки С. Холлу и биогенетической теории, в своих замечательных, ставших классическими исследованиях показал, что игра как основная форма естественного воспитания животного и человеческого ребенка может быть постигнута и объяснена не из ее связи с прошлым, а из ее направленности на будущее. Игра для него возникает из недостаточности прирожденных реакций для выполнения сложных жизненных задач, т. е. из неприспособленности; детство есть биологическая пора «приобретения приспособлений, необходимых для жизни, но не развивающихся непосредственно из прирожденных реакций» (1916, с. 71), т. е. пора компенсации недостаточности; игра и есть естественное самовоспитание ребенка, упражнение для будущего. В последнее время выдвигается и все более укрепляется новая точка зрения на психологическую природу упражнения, которая в сущности развивает дальше идею Грооса. Согласно этому взгляду, упражнение вообще, важнейшая в процессе развития и воспитания, в процессе выработки личности функция, есть процесс компенсации.
Только в свете теории игры Грооса и новой теории упражнения может быть по-настоящему понято и оценено значение детского движения и его воспитательный смысл. Детское движение (в некоторых компонентах) должно рассматриваться как опыт рационализации и организации массовой детской игры в интернациональном масштабе, игры революционной эпохи, которая, как всякая игра, готовит ребенка к будущему, закладывает основные линии его будущего поведения. Сама идея и практика такой игры были бы невозможны, если бы развитие личности было пассивным развертыванием врожденных первичных влечений. Идея сознательно вытянуть всю человеческую жизнь с самого детства в одну сплошную нить и направить ее по единой прямой линии, вычерченной историей, может быть состоятельна только при том условии, что характеры не рождаются, а создаются. Не развертывание, а выработка — правильное название процесса возникновения характера. Именно эта точка зрения дает ключ к пониманию личности в социальном аспекте, ключ к пониманию классового характера - не в условно-метафорическом смысле, а в реально-конкретном смысле классового отпечатка на биологической структуре личности. Как на основной недостаток статических теорий характера А.Б. Залкинд указывает на противоречие, в которое эти теории вступают с тем фундаментальным фактом, что каждый человек есть не только биологическая, но и историческая единица и несет в своем характере исторические черты.
«Может ли классовое положение (позиция эксплуататорства или эксплуатируемое™), историческая эпоха (революция, реакция) толкать к тому или иному типу... характера?» (Залкинд А.Б., 1926, с. 178). В этом вопросе резко намечена та черта, которая разделяет два разных способа постигать характер. Один способ -видеть в характере биологический фатум, другой — видеть в характере историческую форму личности. Первый взгляд сказался в известном тезисе Г. Компейрэ, рассматривавшего характер как готовую и сложившуюся к моменту рождения совокупность признаков: «Не впадая в парадокс, — говорит он, — можно сказать, что ребенок, который впоследствии будет прилежным, проявляет эту наклонность в той манере, с которой он схватывает и держит рожок» (по кн.: Душевная жизнь ребенка, 1916, с. 261). Иначе говоря, характер рождается вместе с человеком и дан уже в манере новорожденного схватывать и держать рожок. В противоположность этому Гроос видит огромное биологическое значение игры как есте
187
ственного воспитания в ее способности вести нас от унаследованной природы к новой, «приобретаемой» природе человека, или, «применяя здесь в известном смысле старое выражение, — от старого Адама вести человека к новому Адаму...» (Гроос К., 1916, с. 72). Но характер и есть новый Адам, новая вторая природа человека.
***
В последние годы учение Адлера, особенно в его прикладной и практически педагогической части, оказывает большое влияние на теорию и практику социального воспитания в Германии и Австрии. Педагогика является важнейшей областью этого психологического учения. По словам О.Ф. Канитца, учение это уже потому имеет большое значение для социалистического рабочего движения, что выдвигает на первый план значение среды и воспитания. «Оно дает психологическое обоснование словам Маркса: наше общественное бытие определяет наше сознание» (Kanitz О.Е, 1926, с. 165). Канитц особенно настаивает на том, что практические выводы из учения Адлера, приложение этой теории к воспитанию вступают в противоречие с капиталистическим строем и его культурной средой. «Одним словом, индивидуальная психология, превращенная в практику, расшатывает рамки капиталистического общественного порядка, И таким образом буржуазный психолог этого направления переживет когда-нибудь и где-нибудь свой Дамаск» (там же, с. 164). В 1925 г. на конгрессе по индивидуальной психологии в Берлине Канитц выставил тезис: «Индивидуальная психология только тогда будет в состоянии проникнуть в массы, когда она будет опираться на мировоззрение масс» (там же).
Как уже сказано, мы оставляем в стороне сложный вопрос о взаимоотношении индивидуальной психологии и марксизма. Однако мы считаем нужным указать на наличие двух полярных тенденций внутри этого учения, для того чтобы осветить фактическое состояние вопроса.
Учение А. Адлера опирается на смешанный и сложный философский фундамент. С одной стороны, он утверждает, что идеи К. Маркса больше, чем чьи-либо другие, могут иметь значение для индивидуальной психологии. С другой — он жадно впитывает идеи А. Бергсона, В. Штерна и других идеалистов и отмечает совпадение многих своих идей с основными пунктами их философии. Со всей справедливостью Адлер говорит, что ни в его намерения, ни в его задачи не входило установление отношения индивидуальной психологии к философии. Прав Адлер, пытающийся дать гносеологическое обоснование этой теории, когда говорит, что отдельные элементы этого учения находятся в связи, найденной чисто эмпирическим путем, т. е. что у этой теории нет еще своей философско-последовательной методологии.
Именно поэтому она вбирает в себя философские элементы самого непримиримого характера. Вся современная психология переживает кризис, смысл которого заключается в том, что существует не одна, но две психологии. Они до сих пор еще разрабатываются вместе: психология естественнонаучная, материалистическая и психология идеалистическая, телеологическая. Эта идея осознана современной психологией в трудах Ф. Брентано, Г. Мюнстерберга, В. Дильтея, Э. Гуссерля, П. Наторпа и многих других. Психология Адлера, как и все в современной психологии, содержит в себе в нерасчлененном виде начатки и принципы этих двух совершенно непримиримых и полярных научных систем. Отсюда - методологическая борьба внутри этого направления и попытки оформить его методологически при помощи одной или другой системы. <...>
188
Альфред Адлер
СТИЛЬ ЖИЗНИ1
Если мы сравним сосну, растущую в долине, с сосной, которая укрепилась на вершине горы, мы увидим, что они растут по-разному. Это деревья одного и того же вида, но их жизненные стили различны. Стиль жизни дерева - это его индивидуальность, которая выражается и формируется в определенном окружении. Распознается же стиль тогда, когда мы видим, что вследствие окружения он не совпадает с нашими ожиданиями, и понимаем при этом, что у каждого дерева есть своя модель жизненного поведения, а не просто одни механические реакции на окружение.
В основном это справедливо и для человека. Перед нами жизненный стиль в определенных условиях, окружающих его, и нашей задачей является тщательно проанализировать его связь с обстоятельствами, ведь с изменениями в окружении меняется и сознание. Пока человек находится в благоприятной ситуации, мы не можем заключить о его стиле жизни со всей определенностью. Однако в новых ситуациях, когда человек сталкивается с трудностями, стиль жизни вырисовывается ясно и отчетливо. Только опытный психолог может с большой долей вероятности определить стиль жизни человека, если тот пребывает в благоприятных условиях, когда же субъект попадает в неблагоприятное и даже тяжелое положение, его жизненный стиль становится очевиден каждому.
Жизнь редко похожа на игру, и чего-чего, а трудностей в ней хватает. Человек то и дело оказывается перед препятствием, и именно в таких ситуациях мы и должны изучать его, отмечать его разнообразные движения и определять его отличительные качества. Как мы уже говорили раньше, жизненный стиль — это единство, он сформировался в процессе преодоления трудностей, пережитых в детстве, и основывается на стремлении к цели.
Но наши интересы касаются не столько прошлого, сколько будущего людей, понимать которое можно, только понимая их стиль жизни. Даже если мы понимаем их инстинкты, стимулы, влечения и т. д., мы не в силах предсказать, что должно произойти. Некоторые психологи пытаются делать выводы, исследуя инстинкты, влечения или травмы, но при ближайшем рассмотрении можно обнаружить, что все эти элементы предполагают определенный стиль жизни. И поэтому, что бы ни служило стимулом поведения человека, оно является стимулом только к сохранению и фиксации стиля жизни.
Каким же образом понятие стиля жизни связано с тем, что мы рассмотрели в предыдущих главах? Мы видели, как у людей с ослабленными органами или физическими недугами при столкновении с трудностями жизни из внутренней неуверенности развивается чувство или комплекс неполноценности. Но поскольку это чувство вскоре становится невыносимым, оно побуждает к каким-либо действиям. В результате у человека появляется цель. В индивидуальной психологии такое упорное движение к цели давно уже обозначено понятием «жизненный план». Но так как это название часто приводило к ошибочному пониманию, сейчас оно называется «жизненным стилем». *
' Адлер А. Наука жить. Киев, 1997, с. 71-83.
189
То, что человеку свойственно иметь стиль жизни, дает возможность предсказывать его будущее, при этом мы основываемся на беседах с ним и его ответах на вопросы. Это похоже на просмотр пятого акта пьесы, в котором раскрываются все тайны. То, что мы знаем фазы, трудности и вопросы жизни, дает нам возможность делать такого рода предсказания. Таким образом, из опыта и знания нескольких фактов мы можем сказать, как в дальнейшем сложится жизнь детей, которые постоянно ищут уединения, всегда нуждаются в поддержке, детей избалованных, которых в любой ситуации преследует чувство неуверенности. Что происходит с человеком, чья цель заключается в том, чтобы находить поддержку у других? Не в силах преодолеть колебаний он останавливается на полпути или избегает решения жизненных проблем. Все эти колебания, остановки и увертки нам хорошо известны, так как нам приходилось наблюдать все эти вещи тысячу раз. Мы знаем, что он не хочет действовать самостоятельно и ждет, чтобы о нем заботились. Он хочет остаться в стороне от серьезных жизненных проблем и занимает себя бесполезными вещами, вместо того чтобы перейти к делу. Его чувство общности неразвито, в результате чего мы можем получить проблемного ребенка, невротика, преступника или самоубийцу. Понимание всех этих вещей теперь стало гораздо более глубоким, чем раньше.
Так, мы понимаем, что при исследовании жизненного стиля человека возможно использовать нормальный жизненный стиль в качестве основы, меры. Пример хорошо социально адаптированного человека служит нам в качестве своего рода стандарта, нормы и меры для индивидуальных вариаций этой нормы.
Понимание стиля жизни
Возможно, в этой связи было бы полезно продемонстрировать то, как мы определяем нормальный стиль жизни и что это дает нам для понимания ошибок и некоторых особенностей. Но прежде стоит упомянуть, что в подобного рода исследованиях мы не принимаем в расчет типы. Наш подход отличается, так как у каждого человека свой индивидуальный стиль жизни. Так же как невозможно найти на дереве два абсолютно одинаковых листа, невозможно отыскать двух одинаковых людей. Природа столь богата, а возможности разнообразия стимулов, инстинктов и ошибок столь велики, что совершенно невозможно, чтобы два человека были в точности идентичны. Следовательно, когда мы говорим о типах, это всего лишь интеллектуальный прием, чтобы сделать более понятными некоторые сходства в людях. Когда мы постулируем интеллектуальную классификацию, такую, как типы, и изучаем характерные черты, их составляющие, наши рассуждения становятся яснее. Однако этим мы еще не принимаем на себя обязательства использовать одну и ту же классификацию все время, а только прибегаем к наиболее подходящей для каждого конкретного случая. Люди, которые серьезно относятся к различного рода типам и классификациям, однажды наклеив на человека ярлык, уже не могут представить, что этот человек может быть отнесен к какому-то тийу другой классификации.
Чтобы пролить свет на эту проблему, приведем пример. Скажем, если мы говорим о типе человека, который не адаптирован социально, мы имеем в виду того, кто ведет бессодержательную жизнь и не вовлечен в социальные проблемы. Это один из способов классифицировать индивидов, возможно, по наиболее
190
важному признаку. Но возьмем, к примеру, индивида, чей интерес, каким бы ограниченным мы его ни считали, заключается прежде всего в том, чтобы видеть. Такой человек сильно отличается от другого, которого влечет другой интерес — слышать. Тем не менее оба они могут быть социально не адаптированы и испытывать трудности в установлении контакта с окружающими. В таком случае, если мы не понимаем, что типы - это всего лишь удобные абстракции, классификация по типам может стать источником путаницы.
А сейчас давайте возвратимся к нормальному человеку, которого мы избрали в качестве стандарта для исследования отклонений. Нормальный человек — это человек, который живет в обществе и в своем образе жизни столь хорошо адаптирован, что, хочет он того или нет, общество извлекает определенную выгоду из его деятельности. Кроме того, с точки зрения психологической у него достаточно энергии и смелости, чтобы открыто встречать проблемы и трудности, с которыми он сталкивается в своей жизни. У людей же с психопатологическими отклонениями отсутствуют оба эти качества: и социальная адаптация, и способность справляться с повседневными трудностями жизни.
В качестве иллюстрации я могу привести пример одного тридцатилетнего мужчины, который всякий раз, пытаясь решать свои проблемы, в самый последний момент отступал. В дружбе он был чрезвычайно подозрителен, в результате чего его дружеские отношения никогда не были глубокими. Невозможно, чтобы дружба крепла в условиях подозрительности, так как партнер неизбежно почувствует напряженность. Без труда можно было понять, что в действительности у этого человека не было настоящих друзей, несмотря на то что он общался с большим числом людей. Иметь друзей ему мешали недостаток заинтересованности и отсутствие социальной адаптации. Он сторонился общества и в компаниях хранил молчание, объясняя это тем, что там у него не возникало никаких мыслей и, следовательно, ему нечего было сказать.
Более того, человек, о котором мы говорим, был застенчив. Во время разговора его лицо то и дело заливала краска. Когда же ему удавалось преодолеть свою застенчивость, он говорил достаточно хорошо. В чем он действительно нуждался, так это в такого рода помощи, не обремененной критикой. Разумеется, когда он был в обычном состоянии, общаться с ним было не слишком приятно, и у окружающих он не вызывал симпатии. Он это чувствовал, что лишь усугубляло его нелюбовь к беседам. Стиль его жизни можно описать так, что он обращал на себя внимание при попытке войти в какую-то компанию.
Следующим после жизни в обществе и искусства ладить с людьми является вопрос деятельности. Наш пациент постоянно пребывал в страхе, что в своей деятельности он потерпит поражение, провалится, и поэтому занимался ею денно и нощно. Он перерабатывал и перенапрягался, из-за чего практически самоустранился от решения реальных проблем, возникающих в его деятельности.
Если мы сравним то, каким образом наш пациент действовал в двух важнейших сферах своей жизни, то увидим, что его поведение всегда было слишком напряженным. Это признак сильного чувства неполноценности. Он недооценивал себя и видел в других людях и новых жизненных ситуациях опасность для себя. Он жил и действовал так, как будто находился среди врагов.
Теперь у нас достаточно данных, чтобы описать стиль жизни этого человека. Мы видим, что он желает действовать, но страх поражения парализует его. Он
191
словно бы стоит перед пропастью, разрываемый желанием и невозможностью сдвинуться с места. Его преуспевание относительно, и он предпочитает оста-ваться в одиночестве и не вступать во взаимодействия с другими людьми.
Третья проблема, ставшая на пути этого человека — проблема, к решению которой не готово большинство людей, - это проблема любви. Он не смел приблизиться к противоположному полу. Он желал любить и жениться, но сильное чувство неполноценности сковывало его действия. Он не смог осуществить желаемое; все его поведение и жизненные установки укладываются в слова:
«Да... но!» Он был влюблен в одну девушку, затем - в другую, что довольно часто случается у невротических личностей, так как, в сущности, две девушки -это лучше, чем одна. Подчас эта истина объясняет склонность к полигамии.
Теперь давайте рассмотрим причины, обусловившие такой стиль жизни у этого человека. Во время его формирования, т е. в первые четыре-пять лет жизни, случилась трагедия, имевшая значительные последствия и которую поэтому необходимо рассмотреть подробно. Как мы понимаем, нечто убило в этом человеке нормальный интерес к другим и дало повод решить, что жизнь — это сплошные трудности и что лучше не двигаться вперед вообще, чем все время противостоять ее тяготам. Таким образом, он стал осторожным, нерешительным, склонным к всегдашнему отступлению.
Нужно также упомянуть тот факт, что он был первым ребенком. Мы уже говорили о большом значении и влиянии на личность последовательности появления детей в семье, указав, что основные проблемы первенца возникают потому, что годами он является центром внимания, чтобы в конце концов быть свергнутым, когда его место займет другой любимец. В большинстве случаев причину застенчивости и робости человека можно найти в том, что ему предпочитают кого-то другого. Так что в данном случае исток проблемы было отыскать несложно.
Во многих случаях стоит просто задать пациенту вопрос: «Вы первый, второй или третий ребенок в семье?» - и у нас появляется все необходимое для исследования. Однако можно использовать и другой метод: спросить о ранних воспоминаниях. Его мы будем довольно подробно рассматривать в следующей главе, но уже сейчас можно отметить, что этот метод стоит внимания психологов, так как первые воспоминания или первые рисунки позволят восстановить ранний стиль жизни, который мы называем прототипом. Ранние воспоминания клиента позволяют увидеть ту часть прототипа, которая действует в сегодняшней его жизни. Как правило, всем запоминается что-то очень важное, даже если это просто осталось в памяти и ему не придают особого значения.
Существуют школы психологии, которые исходят из противоположного предположения. Они считают, что самые важные моменты прошлого человек забывает; в действительности же большой разницы между этими двумя концепциями нет. Бывает, что человек может рассказать нам оставшиеся в его памяти воспоминания, не понимая, однако, что они значат. Он не видит связи между ними и его нынешними действиями. Результат, таким образом, тот же, подчеркиваем ли мы скрытое или забытое значение того, что помним, или важность того, что забыли.
Небольшие рассказы о ранних воспоминаниях могут быть чрезвычайно показательными. Так, человек может вспомнить, что, когда он был маленький, мать взяла его и младшего брата на базар. Этого достаточно для того, чтобы раскрыть
192
его стиль жизни. Он рассказывает о себе и младшем брате, значит, для него было важно иметь младшего брата. Попросите его продолжать, и он припомнит, что в тот день начался дождь. Мать взяла его на руки, но, увидев младшего брата, поставила обратно на землю, чтобы нести малыша. Таким образом, о его стиле жизни можно сказать следующее: в этом человеке постоянно жило ожидание, что ему предпочтут другого. Зная это, можно понять, что ему мешает свободно общаться: он все время настороже - кого ему предпочтут. То же самое и с дружбой. В результате у него никогда не было настоящего друга, ибо в своей подозрительности он без устали выискивал мелочи, разрушающие дружбу.
Мы также можем проследить, как трагедия, которую он пережил, стала препятствовать развитию его чувства общности. Он вспомнил, как мать взяла на руки его младшего брата, и мы видим, что он чувствует, что этому младенцу мать уделяет больше внимания, чем ему. Он чувствует, что младшего брата любят больше, и постоянно ищет подтверждения этой мысли. Здесь он всецело убежден в своей правоте, и отсюда — его постоянное напряжение, ибо он постоянно пытается совершить нечто, видя, что ему предпочитают кого-то другого.
Таким образом, единственным выходом для этой подозрительной личности является полная изоляция, ситуация, в которой он абсолютно ни с кем не должен вступать ни в какие соревнования, оставаясь, так сказать, единственным на всей земле. Й действительно, иногда в своих фантазиях ребенок такого типа переживает крушение всего мира, после чего он остается единственным человеком на земле, и, следовательно, никому более не может быть отдано предпочтение перед ним. Мы видим, как он использует все возможности, чтобы спастись, но только не следует логике здравого смысла или реальности, а является пленником своих подозрений. Он живет в ограниченном мире, и у него свое особое представление о бегстве. Связей с другими и интереса к ним он полностью лишен. Но мы не должны обвинять его в этом, так как знаем, что не можем отнести его к числу нормальных людей.
Коррекция стиля жизни
В данном случае нашей задачей является пробудить в человеке его чувство общности, приблизив его таким образом к требованиям жизни в обществе. Как это должно быть сделано? Большая трудность в работе с людьми, привыкшими к подобному образу жизни, заключается в том, что они постоянно находятся в напряжении и ищут подтверждения своим навязчивым идеям. Следовательно, изменить эти их идеи невозможно, пока мы каким-то способом не проникнем в их внутренний мир, с тем чтобы рассеять их предубеждения. Чтобы сделать это, необходимы определенное искусство и такт. Лучше, если консультант не связан близко с пациентом или заинтересован в нем лично, так как в противном случае окажется, что он действует в собственных интересах, а не в интересах пациента. Последний обязательно заметит это и станет подозрительным.
Еще один важный момент — уменьшить чувство неполноценности клиента. Оно не может исчезнуть сракзу, и, кроме того, мы не хотим искоренять его, потому что чувство неполноценности может служить хорошим фундаментом конструктивной работы. Что действительно необходимо сделать — это изменить цель. Мы видим, что целью нашего клиента было бегство, поскольку кому-то другому
7-Психология индивидуальных различий
193
отдавали перед ним предпочтение. Именно с этим комплексом идей необходимо работать. Мы можем уменьшить его чувство неполноценности, показав, что в действительности он сам недооценивает себя. Мы можем также показать ему непоследовательность его действий и объяснить ему источник его постоянного напряжения, его ощущения, как будто он постоянно находится на краю пропасти или живет среди врагов. Мы можем показать ему, как страх того, что предпочтение будет отдано другому, стоит на пути реализации его лучших начинаний и не позволяет ему вести себя естественно, что произвело бы хорошее впечатление на окружающих.
Если бы такой человек мог действовать подобно хорошему хозяину вечеринки — следя за тем, чтобы друзья весело проводили время, заботливо с ними общаясь и думая об их интересах, - такая установка могла бы очень помочь продвинуться в нашей работе. Но мы видим, что в реальной ситуации он не может развлекаться самостоятельно, теряется, не в состоянии ничего выдумать и в конце концов говорит: «Глупцы! В них нет ничего интересного!»
Вся беда в том, что он совершенно не в состоянии адекватно понять ситуацию из-за своей частной логики, частного понимания и отсутствия здравого смысла. Как мы уже говорили, это можно сравнить с жизнью в вечной осаде, с образом жизни одинокого волка. Но для человека это - трагическая аномалия.
Теперь мы рассмотрим случай депрессии, которая, являясь довольно распространенным расстройством, может тем не менее быть излечена. Люди с депрессивными симптомами могут быть выявлены в очень раннем возрасте. В самом деле, можно обратить внимание, как много детей проявляют определенные признаки депрессии в своем подходе к новой ситуации. У человека, случай которого мы рассматриваем, было около десяти приступов депрессии. Это случалось всякий раз, когда он занимал очередной новый пост. Пока он находился на своем старом посту, его недуг никак не проявлялся. Он неохотно бывал в обществе и любил управлять другими. В результате у него не было друзей и в свои пятьдесят он оставался холостяком.
Чтобы понять его стиль жизни, обратимся к его детству. Он был чрезвычайно раздражительным и неуживчивым ребенком и с помощью своих слабостей и обид управлял своими старшими братьями и сестрами. Однажды, когда они играли на кушетке, он столкнул их всех вниз и в ответ на упреки своей тетушки обиженно сказал: «Ну вот, теперь вся моя жизнь разрушена из-за того, что ты меня поругала!» Ему тогда было около четырех или пяти лет.
Таков был стиль его жизни: постоянное желание управлять другими, постоянные жалобы на свои слабости и страдания. В дальнейшей жизни все это привело его к депрессивности, которая сама по себе является не чем иным, как воплощением его слабости. Все пациенты, страдающие депрессией, употребляют практически одни и те же слова: «Вся моя жизнь разрушена. Я все потерял». Обычно это человек, которого сильно баловали, но затем перестали, и это повлияло на его стиль жизни.
Реакции людей нередко очень похожи на различные виды животных. На одну и ту же ситуацию заяц реагирует не так, как волк или тигр, и то же самое с людьми. Однажды проводился следующий эксперимент: мальчиков трех разных типов привели к клетке со львом, чтобы наблюдать за их поведением при виде этого страшного зверя. Первый мальчик повернулся и сказал: «Пошли домой».
194
ртОрой дрожащим от страха голосом произнес: «Вот это да!» Ему хотелось казаться храбрым, но голос выдавал его трусость. Третий мальчик спросил: «Мож-я на него плюну?» Таким образом, мы видим три различные реакции, три от-дячаюшихся друг от друга переживания одной и той же ситуации. Мы видим таКже, что в большинстве своем люди имеют склонность испытывать страх.
Этот страх, проявляющийся в социальных ситуациях, является одной из наиболее частых причин плохой адаптации. У нас был пациент, человек из знатной семьи, который не хотел затрачивать ни малейшего усилия на что бы то ни было и постоянно ждал помощи извне. Он выглядел очень болезненным и, как следствие, не мог найти себе подходящего места работы. Когда ситуация в семье изменилась к худшему, его братья надоедали ему, повторяя: «Ты настолько глуп, что не в состоянии найти себе место. Ты ни на что не годен». В конце концов этот человек начал пить. Несколько месяцев спустя он был уже закоренелым алкоголиком, и его поместили на излечение на два года. Польза от этого имела временный характер, так как, когда он опять вернулся в общество, он снова оказался не подготовленным к жизни в нем. Кроме работы лаборанта, он не смог найти себе никакой другой, хотя и был потомком знаменитого рода. Вскоре у него начались галлюцинации. Ему являлся человек, который дразнил его и мешал работать. Как видим, сначала ему мешал работать алкоголизм, затем — галлюцинации. Вполне очевидно, что сделать из алкоголика трезвенника - не совсем верное лечение алкоголизма: нам необходимо понять и исправить стиль жизни.
В нашем исследовании мы выяснили, что этот человек был избалованным ребенком, постоянно надеющимся на помощь. Он не был готов работать самостоятельно, результаты же его деятельности нам известны. Следовательно, у всех детей необходимо воспитывать независимость, а это возможно только при понимании ими ошибок их стиля жизни. Человек, о котором мы говорим, должен был быть обучен в детстве какой-то деятельности, и тогда ему не пришлось бы стыдиться своих братьев и сестер.
Альфред Адлер
ОШИБОЧНЫЙ СТИЛЬ ЖИЗНИ: ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ1
Может показаться парадоксальным, что цель индивидуальной психологии -социальная адаптация. Однако парадокс здесь присутствует только в сочетании слов. Становясь все более внимательными к психологической жизни конкретно-го индивида, мы пришли к пониманию того, насколько важен в ней социальный элемент. Индивидуальное становится индивидуальным только в социальном контексте. В отличие от других школ психологии, мы не делаем различия между так называемой «индивидуальной» и «социальной» психологией. На предыдущих страницах мы пытались анализировать индивидуальный стиль жизни, но анализ был всегда с социальной точки зрения и его конечная цель также была социальна.
Сейчас мы продолжим наш анализ, еще больше сместив акцент на проблему социальной адаптации. Мы будем обсуждать те же факты, что и в предыдущих главах, но вместо детального исследования диагностики стиля жизни мы рассмотрим стиль жизни в действии, а также методы, способные влиять на проявления стиля жизни.
Анализ социальных проблем вытекает из анализа проблем воспитания, которые были темой предшествующей главы. Школа и детский сад - миниатюрные социальные организации, на примере которых в упрощенной форме возможно изучать проблемы плохой социальной приспособленности.
Раннее детство
В качестве иллюстрации нашей проблемы рассмотрим поведение одного пятилетнего мальчика. Его мать пришла к терапевту с жалобой на то, что сын беспокоен, гиперактивен и приносит столько хлопот, что весь ее день был занят только им, а под вечер у нее наступало настоящее истощение. Она сказала также, что не в силах более этого выносить, и, если это будет целесообразно, хотела бы отправить его из дому.
Зная все эти детали поведения мальчика, можно без труда «идентифицироваться» с ним и поставить себя на его место. Что делает любой гиперактивный ребенок пятилетнего возраста? Он залезает на стол в уличной обуви, любит разгуливать грязным; если его мать захочет почитать, он начнет баловаться со светом. А когда родители захотят поиграть на фортепиано или спеть дуэтом — что сделает такой мальчик? Он будет вопить или же заткнет уши, настаивая на том, что ему не нравится весь этот шум!
Каждый раз, не добиваясь того, что хочет, он будет приходить в ярость - но он всегда будет чего-то хотеть!
Если мы наблюдаем подобное поведение в детском саду, можно с уверенностью сказать, что ребенок стремится затеять драку и все его действия направлены на это. И днем и ночью он неугомонен, в то время как его родители пребывают в состоянии хронической усталости. Сам же он не устает никогда, потому что в *
' Адлер А. Наука жить. Киев, 1977, с. 141-151.
196
отличие от своих родителей не должен делать того, чего не хочет. Он просто хочет быть активным, а еще он хочет, чтобы другие им занимались.,
Конкретный случай может хорошо проиллюстрировать, как этот мальчик борется за то, чтобы быть в центре внимания. Однажды родители взяли его на концерт, в котором они принимали участие. В момент их выступления мальчик громко сказал: «Привет, папа!» — и побежал по проходу. Такое поведение вполне можно было бы предугадать, однако мать и отец не понимали его причины. Они считали своего сына нормальным ребенком, несмотря на то что вел он себя явно ненормально.
Однако в некотором смысле он все-таки был нормален: у него был разумный план жизни. В этом отношении его поступки были абсолютно верными и полностью согласовывались с его планом. Видя план, можно догадаться о поступках, которые из него вытекают. Можно также сделать вывод, что мальчик, о котором мы говорим, не является умственно отсталым, так как умственно отсталым людям не по силам разумный жизненный план.
Когда у его матери были гости и она хотела насладиться вечеринкой, мальчик сталкивал гостей со стульев, всегда требуя именно тот стул, на который кто-то намеревался сесть. Совершенно очевидно, что это поведение также проистекает из его прототипа и соответствует цели его жизни. А она заключается в том, чтобы высказывать свое превосходство, управлять другими и безраздельно владеть вниманием своих отца и матери.
Можно заключить, что этот пятилетний мальчик привык к баловству и что если бы ему продолжали потакать, поведение его не было бы столь воинственным. Другими словами, похоже, что этот ребенок утратил положение, бывшее ранее для него более благоприятным.
Как это могло произойти? Возможно, у него появился младший брат или сестра. И тогда в свои пять лет он оказался в новой ситуации, чувствуя себя свергнутым и желая защитить свое положение любимца семьи, которое, как он думал, он потерял. По этой причине он боролся за внимание родителей, заставляя их постоянно собой заниматься. Есть еще одна причина его поведения. Нетрудно заметить, что первые годы жизни не подготовили этого ребенка к новым жизненным ситуациям, а безотказность родителей никак не способствовала развитию его чувства общности. Поэтому он был совершенно не адаптирован социально, интересовался только собой и собственным благополучием.
Когда мать спросили, как мальчик относится к младшему брату, она настойчиво утверждала, что тот ему нравится. Их отношения омрачало единственное недоразумение, заключающееся в том, что, играя с малышом, он постоянно его ронял. С позволения читателей, осмелимся допустить, что подобные действия не свидетельствуют о ярко выраженной привязанности.
Чтобы окончательно понять значение поведения этого мальчика, стоит сравнить его с довольно распространенным поведением воинственных детей, которые не часто вступают в драки. Дети слишком умны, чтобы драться постоянно, так как знают, что кто-то из родителей положит-таки конец их битвам. Время от времени они прекращают свои сражения и ведут себя хорошо. Но старые механизмы проявляются вновь и вновь, как это происходило у мальчика в играх с его братом, когда он постоянно ронял его. Фактически в данном случае целью его игр было уронить брата.
197
Обратимся к поведению мальчика в отношениях с его матерью. Когда она пыталась отшлепать его, он либо смеялся и старался увернуться от шлепков, либо, когда ему доставалось сильнее, на время стихал, но только лишь для того, чтобы переждать бурю и вновь начать свое сражение. Все поведение мальчика настолько ясно обусловлено его целью, что без труда можно предсказать его дальнейшие действия. Это не было бы возможным, если бы прототип не представлял из себя некоего единства, а также если бы мы не знали цели, которую преследуют все стремления и поступки данного человека.
Проблемы в школе
Представьте себе, как этот мальчик входит в жизнь. Если он пойдет в детский сад, нетрудно предсказать, каким там будет его поведение, так же как и в случае с концертом. Он управляет окружающими, которые слабее его, а в более сложных ситуациях сражается за исполнение всех своих прихотей. Поэтому, если воспитатель будет строг с ним, скорее всего его пребывание в детском саду будет недолгим. Он должен будет прибегать к постоянным уловкам и жить в напряжении, что приведет к головным болям и тому подобным беспокойствам. Появление этих симптомов можно расценивать как первые проявления невроза.
С другой стороны, если окружение будет мягким и благожелательным, мальчик может чувствовать себя центром внимания и даже стать лидером своей группы.
Так как детский сад — это социальное учреждение, и, следовательно, здесь появляются первые социальные проблемы, ребенок должен быть подготовлен к встрече с ними и к соблюдению законов жизни сообщества. Он должен быть способен сделать себя полезным этому маленькому сообществу, а это возможно только в том случае, когда интересы других станут важнее для него собственных.
В школе ситуация повторяется, и нам опять нетрудно представить, что случится с мальчиком такого типа. В частной школе, где небольшому количеству учеников уделяется больше внимания, он будет чувствовать себя лучше. Возможно, в такой ситуации никто не заметит его проблем. Напротив, возможно даже, учителя будут говорить: «Это самый лучший наш ученик!» Возможно также, что, став лидером класса, он удовлетворится своим превосходством в одной сфере и его поведение дома изменится.
Если поведение ребенка улучшается после того, как он начинает ходить в школу, можно быть уверенным, что обстановка в классе благоприятна для него и в ней он чувствует свое превосходство. Однако, как правило, происходит обратное. Дети, которые были очень любимы и послушны дома, часто становятся худшими учениками в школе.
В предыдущей главе мы говорили о школе как об организации, стоящей между домом и обществом. И если в школе мальчик, о котором мы говорим, может иногда находить благоприятные для себя ситуации, то в дальнейшей жизни после школы они ему встречаться не будут. Многие удивляются: почему дети, которые прекрасно вели себя дома и в школе, могут настолько изменяться к худшему в дальнейшей жизни? Почему они превращаются во взрослых со множеством психологических проблем, неврозом, который в дальнейшем может перерасти в болезнь? Подобные ситуации сложно понять, так как прототип
198
был не проявлен в благоприятной среде, в которой ребенок находился до окончания школы.
Поэтому необходимо научиться различать ошибки прототипа в ситуации, благоприятной для ребенка, или хотя бы допускать то, что они могут присутствовать, признавая трудности их распознавания в подобных обстоятельствах. Существует несколько признаков, помогающих определить ошибки прототипа. Часто ребенок, желающий привлечь внимание и недостаточно адаптированный социально довольно неаккуратен, так как своей неаккуратностью он заставляет других заниматься собой, уделять время и внимание. По вечерам его можно с трудом уложить спать, а по ночам он часто плачет и мочится в постель.
Он также может притворяться тревожным, заметив, что тревожность — подходящее оружие, чтобы заставить других быть послушными. Все эти признаки проявляются в благоприятной ситуации, и, обнаружив их, легко прийти к верному заключению в отношении данного ребенка.
Три жизненно важные проблемы
Давайте посмотрим, что случится с этим мальчиком, у которого есть ошибки в прототипе, тогда, когда он приближается к своей зрелости, скажем, лет в семнадцать-восемнадцать. Перед ним - вся жизнь, в которой не так просто сориентироваться, ибо он о ней ничего не знает. Но, вступая в жизнь, он неизбежно столкнется с тем, что мы называем «три главных вопроса»: вопрос жизни вюбще-стве, вопрос деятельности и вопрос любви и брака. Они возникают как вопросы наших взаимоотношений с другими, но неразрывно связанные с самим нашим существованием. Вопрос жизни в обществе включает в себя наше поведение по отношению к другим людям, наше отношение к человечеству и его будущему. От ответа на него зависит сохранение и спасение человека, ибо человеческая жизнь столь ограничена, что мы можем идти по ней, только держась вместе.
Что касается вида деятельности, то размышлять об этом вопросе мы можем, воспользовавшись примером, который только что рассмотрели. Можно с уверенностью сказать, что, руководствуясь в выборе рода занятий одной только целью — добиться превосходства над другими, — этот юноша натолкнется на большие трудности. Трудно найти такое место работы, где не нужно было бы подчиняться или сотрудничать. А так как этот мальчик беспокоится только о своем благе, он никогда не будет хорошо себя чувствовать в подчиненном положении. Более того, такой человек может оказаться не очень надежным партнером в бизнесе, так как ему будет нелегко подчинить личный интерес интересам фирмы.
В общем, можно сказать, что успех в деятельности полностью зависит от социальной адаптации. Способность понимать потребности партнеров и нужды потребителей, видеть их глазами, слышать их ушами и чувствовать то, что чувствуют они, является огромным преимуществом в бизнесе. Люди, обладающие подобной способностью, быстро идут в гору, но наш мальчик, как мы обнаружили, ею не обладает: он всегда озабочен только собственными интересами и способен преуспевать только в том, что связано с ними. Так что в своей деятельности он будет часто терпеть поражения.
Кроме того, можно обнаружить, что в большинстве случаев такие люди никогда не завершают своих начинаний или же запаздывают в выборе занятий. Бы
)
199
вает, что в тридцатилетием возрасте они еще не знают, что намереваются делать в жизни. Они часто меняют профиль обучения и мёсто работы, что является при-знаком неумения приспособиться.
Иногда можно встретить юношу семнадцати-восемнадцати лет, полного сил и стремлений, но не знающего, что ему делать. Очень важно постараться понять такого человека и дать ему совет в отношении его будущего занятия. Его вполне еще можно чем-либо заинтересовать и соответственно обучить.
С другой стороны, тот факт, что в этом возрасте юноша еще не знает, что он хочет делать в дальнейшей жизни, должен внушать беспокойство. Довольно часто он является лишь подтверждением того, что молодой человек не очень рвется вообще чем-либо заниматься. И необходимо предпринимать усилия как дома, так и в школе, чтобы заинтересовать будущей профессией мальчика такого типа до достижения им юношеского возраста. В школе это можно сделать, предложив сочинение на тему «Кем я хочу быть в дальнейшей жизни». Размышляя над темой сочинения, дети обязательно столкнутся с проблемами, над которыми самое время начинать задумываться в юном возрасте, не дожидаясь момента, когда они со всей серьезностью будут поставлены жизнью.
Последний вопрос, который обязательно встанет перед нашим молодым человеком, - вопрос любви и брака. Поскольку люди разделены на два пола, этот вопрос имеет важное значение. Половые различия заставляют нас учиться вести себя по отношению к противоположному полу. Мы обсудим проблему любви и брака в следующей главе: сейчас же необходимо подчеркнуть ее связь с проблемой социальной адаптации. Все тот же недостаток социального интереса, ответственный за социальную и деловую неприспособленность, влияет также на способность взаимодействовать с противоположным полом. Ясно, что у эгоцентричного, занятого исключительно собой человека отсутствует подготовка, необходимая для «menage а deux»2. И вполне возможно, что одной из основных целей сексуального инстинкта является выманить человека из его замкнутой скорлупы и подготовить к жизни в обществе. Однако выполнять эту функцию соответственно он может в человеке, который способен забыть собственное «я» и стать частью чего-то большего — что необходимо воспитывать с помощью психологии.
Итак, по поводу мальчика, случай которого мы изучали, можно прийти к следующим выводам. Мы наблюдали, что встреча с тремя жизненно важными проблемами вызвала в нем растерянность и страх неудачи. Мы видели также, что, стремясь к цели превосходства, он старался как можно дольше избегать сложностей реальной жизни. Что же он будет делать? Он не впишется в общественную жизнь, так как антагонистичен другим, подозрителен и замкнут. Так как он не заботится о мнениях других о том, как он выглядит в их глазах, он не будет обращать внимания и на свой внешний вид и часто будет ходить грязным и неряшливым — проявления, свойственные нездоровому человеку. У него будет вызывать неприятие язык, который для нас является социальной необходимостью. Возможно, он вообще не будет говорить: черта, часто наблюдающаяся при шизофрении.
Отгородив себя стеной от всех вопросов жизни, этот человек движется по пути, ведущему прямо в больницу для душевнобольных. Его цель превосходства
2 Здесь: семьи (фр.).
200
способствовала герметической изоляции от других, и это трансформировало его сексуальные влечения, так что в этом смысле он также не является более нормальным человеком. Мы можем обнаружить у него веру в то, что он китайский император или Иисус Христос, что представляет собой способ реализации цели превосходства.
Предотвращение и исправление ошибок
Как мы уже неоднократно повторяли, в основе всех жизненных проблем лежат проблемы социальные. Мы видели, что они проявляются в детском саду, в школе, в дружбе, в политике, в экономической жизни и т. д. Совершенно очевидно также, что все наши способности социально обусловлены и предназначены для использования в общественной жизни.
Мы знаем, что отсутствие социальной адаптации проявляется уже в прототипе. И наша задача заключается в том, как исправить этот недостаток, пока это еще не слишком поздно. Если бы родители были обучены не только тому, как не допускать серьезных ошибок в воспитании, но и тому, как диагностировать проявления небольших ошибок в прототипе и исправлять их, это бы очень повлияло на улучшение положения дел в данном вопросе. Но реальность такова, что многого в этом добиться невозможно. Довольно редко родители склонны учиться и признавать ошибки. В основном вопросы психологии и воспитания не представляют для них интереса. Они предпочитают баловать детей и в тех, кто не считает их крошек совершенными сокровищами, видят личных врагов. Некоторых же родителей дети вовсе не интересуют. Так что с их помощью может быть исправлено немногое. Кроме того, невозможно дать им глубокое понимание проблем в короткий срок. Таким образом, гораздо более эффективным представляется обратиться к врачу или психологу.
Кроме индивидуальной работы врача или психолога, которая дает наилучшие результаты, кое-что в этом вопросе может быть достигнуто благодаря школе и образованию. Ошибки в прототипе зачастую не проявляются до тех пор, пока ребенок не пойдет в школу. Учитель, знакомый с методами индивидуальной психологии, может довольно быстро заметить эти упущения: ему нетрудно определить, имеется ли у ребенка склонность к сотрудничеству или же он стремится любой ценой стать центром внимания, кому из детей недостает смелости, а у кого ее с избытком. Опытный учитель способен понять ошибки прототипа уже в первую неделю пребывания ребенка в школе.
Учитель по самой природе своей социальной функции гораздо более продуктивен в исправлении ошибок детей. Человечество стало организовывать школы именно потому, что семья была не способна воспитывать детей соответственно социальным запросам жизни. В каком-то смысле школа - это продолжение семьи, и именно там в большой степени формируется характер ребенка и он учится иметь дело с проблемами жизни.
Все это говорит о необходимости оснащения учителей новейшими достижениями психологии, что могло бы способствовать большей продуктивности их труда. В будущем школы наверняка возьмут на вооружение методы индивидуальной психологии, так как истинная их цель — формирование характера.
201
М. Мид
ЧАМБУЛИ: ПОЛ И ТЕМПЕРАМЕНТ1
...Рано утром мы снова отправились в путь в большом, глубоко сидящем каноэ, пробираясь по извилинам узких искусственных каналов, прорытых в высокой траве, покрывавшей пространство между главным руслом реки и озером Чамбри. Было очень жарко и тихо. Черная вода каналов, черная от отложений гниющей растительной массы, обладала острым запахом, причудливо смешивавшимся с запахом нашего завтрака - консервированных анчоусов. Озеро, гладкое как зеркало, было прекрасно. Оно было точно таким, каким его описывали. Деревни чамбули выглядели процветающими и казались перспективными с точки зрения той работы, которую мы были намерены предпринять. Грегори, конечно, мог говорить с этим народом, так как они пользовались языком ятмулов в своей торговле с соседями. Их собственный язык был так труден, что окружающие племена отказывались его изучать. Рассказывали даже, что молодые люди чамбули, проведя несколько лет на заработках, утверждали, что забыли свой язык, и говорили на языке ятмул с родителями.
В это время произошел сложный переворот в наших отношениях. Часто Рео и я чувствовали себя намного старше Грегори. На самом же деле между Рео и Грегори был только год разницы в возрасте, а полевую работу они начали в одно и то же время. Он был худой, по-юношески стройный и выглядел очень молодо, и в антропологии мы многому могли его научить. Иногда, однако, Грегори казался старше нас. За ним стояла уверенность англичанина и интеллектуальная основательность кембриджского естественно-научного образования. К тому же культура чамбули представлялась небольшой, своеобразной разновидностью культуры ятмулов в среднем течении Сепика. Зная ятмулов, Грегори тем самым уже многое знал о характере этой культуры, в то время как нам только предстояло ее узнать, начиная с языка, очень трудного, имеющего много грамматических родов, в котором только начинает складываться двухродовая система обозначения одушевленных и неодушевленных предметов.
Чамбули делились на три группы, различавшиеся по обрядам и по организации общественной жизни. В прошлом они обменивались преступниками и правонарушителями, которых в качестве своей первой человеческой жертвы казнили мальчики из других групп. Около двадцати лет тому назад ятмулы изгнали чамбули и овладели их землями. Каждая из групп бежала в разные места к своим торговым партнерам. Под защитой правительства несколько лет тому назад они смогли вернуться на свои земли и восстановить свои деревни. Вернувшись, они принесли с собой множество стальных инструментов и, вдохновленные своим успехом, построили цепочку прекрасных мужских домов вдоль всего берега озера.
Даже теперь эти три группы очень сильно соперничали между собой. Мы выбрали место для нашего будущего жилища рядом с домом для гостей. Это было самое удобное для нас место. Фактически же нам пришлось строить два дома и пообещать жить в том, который будет лучше. Пока строились эти дома, строители все время подсылали шпионов друг к другу, чтобы выведать, как идут дела у других. Естественно, что для жилья мы выбрали тот дом, который был располо
1 Мид М. Культура и мир детства. М., 1988, с. 59—71.
202
жен ближе к центру событий и где легче было наблюдать за жизнью деревни. Второй дом служил дня нас базой в дальнем конце деревни. Это было удобно, так как, хотя жилые постройки были расположены близко друг к другу по крутому склону холма, а дома мужчин — далеко внизу у самого берега озера, расстояния, которые надо было преодолевать, пытаясь охватить два или три события, происходящие одновременно, были громадны. А у чамбули ключом била кипучая деятельность.
Наконец-то исполнилось наше желание. Мы были там, где что-то происходило. Но у меня стали проявляться признаки усталости: трудно было изучить три новых языка за такое короткое время. Мне снилось, что я стою у дома и вежливо прошу разрешения войти, но никто не отвечает мне. Затем я просыпалась и вспоминала, что говорила во сне на языке, где только существительные и глаголы были из языка чамбули. В свою речь я вставляла самоанские слова.
Некоторое время спустя Грегори решил поработать в Айбоме, деревне другой этнической группы, известной своими керамическими изделиями и находящейся также на берегах озера Чамбри. Он поставил там дом для себя и довольно часто приходил к нам. Мы завели целую службу обмена посланиями между двумя лагерями. С их помощью мы иногда даже вели долгие теоретические споры. Под влиянием этих посланий и наших дискуссий, когда мы собирались вместе, мысли Грегори о культуре ятмулов стали приобретать определенную форму; у него начала складываться структурная модель этого общества, во многих отношениях дополняющая ту, которую мы обнаружили у чамбули.
Лишь теперь, после того как мы поработали с двумя культурами, в которых, как я полагала, мне не удалось найти ничего действительно интересного для решения той проблемы, с которой я прибыла в поле, чамбули дали мне некоторую модель. Точнее, они дали мне недостающее звено, идею, сделавшую возможным новое истолкование всего того, что мы уже узнали. Очень часто именно такого рода сравнения различных культур открывают нам действительные параметры поставленной проблемы, позволяют сформулировать ее с новой точки зрения. Контрасты, вызываемые к жизни сравнением, необходимы, чтобы пополнить картину.
У чамбули нормативные отношения между мужчинами и женщинами обратны тем, какие характерны для нашей собственной культуры. У чамбули деятельны и энергичны женщины. Они руководят деловой стороной жизни и очень легко кооперируются при выполнении каких-нибудь работ в большие группы. У каждой женщины свой глиняный очаг, имеющий форму большого горшка с многоярусным орнаментом на нем. Этот «горшок» вставляется в кольцо, сплетенное из ротанга. Женщины носят с собой свои очаги и ставят их в больших домах, предназначенных для расселения нескольких семей, всякий раз, когда предстоит какая-нибудь совместная работа.
Маленькие девочки столь же сообразительны и ловки, как и их матери. Чамбули оказались единственной культурой из тех, с которыми я работала, где мальчики не были самыми перспективными членами общины, наиболее любознательными, наиболее свободными в своих интеллектуальных проявлениях. У чамбули именно девочки были сообразительны и свободны, а маленькие мальчики уже захвачены сопернической, озлобленной, построенной на личностной конкуренции жизнью взрослых мужчин.
Война давно уже перестала интересовать мужчин чамбули, и еще до того времени, как охота за головами была запрещена постановлением администрации,
203
честь, связанная с добычей этого страшного трофея, честь, необходимая для того, чтобы приобрести звание мужчины, скорее покупалась, чем завоевывалась. Дядя держал беспомощного, схваченного им пленника, а племянник убивал, пронзая его копьем. Это было последней стадией охоты за головами, стадией, на которой приобретение всякой головы, даже головы старухи или ребенка, было более значимым, чем проявление настоящей мужской храбрости. В этом отношении этнические группы бассейна Сепика предельно отличались от американских индейцев прерий. У последних большую честь приобретал воин, укравший лошадь или прикоснувшийся к действительному живому врагу, чем воин, добывший скальп. Чамбули же вообще перестали воевать и охотиться за головами врагов, воинские союзы развалились.
Формально мужчины возглавляли семьи, но фактически всем существенным управляли женщины, они одевали мужчин и детей и шли по своим делам, шли будничные, деловые и умелые. А в это время в церемониальных домах на берегу озера мужчины вырезали из дерева, писали красками, сплетничали, впадали в истерику, соперничали.
У чамбули Рео, работая над системой родства, пережил одну из тех вспышек методологического озарения, которые только и придают ценность любой научной работе: он понял, что два типа систем родства, до сих пор описываемые как принципиально отличные, фактически являются зеркальным отражением друг друга. Грегори прибыл к нам как раз тогда, когда Рео разработал эту идею, и удивился нашему ликованию. Рео опубликовал это открытие в «Океании», в статье, скромно названной «Заметки о кросскузенных браках». На его идеи тогда обратили мало внимания, хотя двадцать лет спустя именно на постановке проблем такого рода создавались научные карьеры. Но в тот вечер мы считали это открытие триумфом.
В разговорах с Грегори о чамбули стала просматриваться и главная идея культуры ятмулов. Грегори интересовался тем, что впоследствии он назвал этосом -эмоциональной тональностью общества. Впервые он почувствовал, что такое этос, читая «Пустынную Аравию» Даути. Сейчас же он считал, что схватил смысл этоса культуры ятмулов. В Канканамуне и Палинбаи, в деревнях, где он работал, женщины были скромны, просто одеты и непритязательны, а мужчины — напыщенны, их поведение отличалось резкостью и чисто мужской бравадой.
Впрочем, у ятмулов была одна церемония, в которой мужчины и женщины менялись привычными ролями. Эта церемония - навен - среди всего остального отмечала первое деяние ребенка: первое животное или птицу, убитую им, первую удачную игру на барабане или на флейте, первый поход в другую деревню и возвращение из нее или (для девочек) первую пойманную рыбу или приготовление сагового пирога. В таких случаях братья матери, одетые в старые, грязные травяные юбочки, гротескно изображали женщин, а сестры отца, одетые в мужские украшения, гордо шествовали по деревне и, скребя зазубренными липовыми тростями по внутренним частям деревянных бутылок, производили звук, символизировавший мужскую гордость и самоутверждение. Эти церемониальные трансформации, разыгрываемые с большой увлеченностью, подчеркивали подлинный контраст между полами, тот тип маскулинно-феминного контраста, который так хорошо знаком евро-американскому миру.
В наших тянувшихся неделю за неделей беседах о материале, собранном Грегори и нами, постепенно начала вырисовываться новая формула отношения
204
между полом и темпераментом. Мы спрашивали себя: а что, если существуют другие виды врожденных различий, столь же важных, как половые, но пересекающих границы половой дифференциации? Что, если люди, будучи от рождения разными, могут подгоняться под систематически заданные типы темперамента, и что, если существуют мужская и женская разновидности таких типов? И что, если общество — путем воспитания детей, поощрения и наказания определенных видов поведения, своими традиционными описаниями героев, героинь, а также злодеев, ведьм, колдунов, сверхъестественных сил - может сделать упор на одном только типе темперамента, как у арапешей и мундугуморов, или, напротив, может выдвинуть на первый план особую взаимодополняемость между полами, как у ятмулов и чамбули? И что, если характерные для евро-американских культур нормально ожидаемые различия между полами могут быть перевернуты, как это, по-видимому, произошло у чамбули, где женщины были энергичны, умели действовать сообща, тогда как мужчины были пассивны, являлись объектом выбора для женщин и в своем характере обнаруживали те черты мелочной злобности, ревности и подверженности настроению, которые феминистки оправдывали подчиненной и зависимой ролью женщин?
Когда мы обнаружили эту проблему, забившись в крохотную, восемь на восемь футов, комнатку, защищенную от москитов, то наша мысль постоянно металась между анализом самих себя и друг друга как индивидуумов и анализом культур, изучаемых нами в качестве антропологов. Исходя из гипотезы о наличии различных комплексов врожденных черт, каждый из которых характерен для определенного типа темперамента, нам стало ясно, что мы с Грегори близки друг другу по темпераменту: фактически мы представляли мужскую и женскую разновидности темперамента того типа, который находился в резком контрасте с типом темперамента, представленным Рео. В равной степени стало ясно, что было бы бессмысленно определять личностные черты, объединявшие нас с Грегори, как «женские». Точно так же было бы бессмысленно определять поведение арапешей-мужчин как «материнское», когда мы имеем дело с культурой, в которой главное дело мужчин и женщин - кормить и выращивать детей. Точно так же мужчины и женщины мундугуморы, сексуально сильные, гордые индивидуалисты, могут быть отнесены к единому, хотя и совершенно иному типу темперамента. Думая о различных обществах, мы стремились представить в виде системы типы темпераментов, стандартизируемые организацией различных культур.
Накал наших споров только усиливался треугольником, сложившимся у нас. Грегори и я полюбили друг друга, хотя мы и строго контролировали себя. Каждый из нас пытался перевести силу наших чувств в более совершенную и вдумчивую полевую работу. Говоря о различии культур арапешей, мундугуморов, чамбули и ятмулов, мы говорили также о различии личностных акцентов, делаемых тремя англоязычными культурами - американской, новозеландской и английской, которые были представлены нами, и об академическом этосе, объединявшем нас с Грегори. Все это имело прямое отношение к нашим попыткам найти новую форму отношений между полом, темпераментом и типом поведения, требуемым культурой.
В наших размышлениях мы многим были обязаны учению Рут Бенедикт о широком диапазоне личностных возможностей, из которого каждая культура отбирает в качестве нормативных лишь некоторые человеческие качества. Когда мы бы
205
ли на Сепике, мы прочли рукопись ее «Моделей культуры», копию которой она прислала нам. Но Рут Бенедикт использовала выражение «диапазон» лишь фигурально и не видела системы во взаимоотношениях различных, культурно обусловленных типов личности. Я же в своих раздумьях опиралась на работы Юнга, в особенности на его четырехчленную схему классификации личностей по психологическим типам. У Юнга каждый тип соотносился с другими дополняющим образом. Грегори с его склонностью пользоваться биологическими аналогиями обращался к формальным структурам мёнделевской теории наследственности.
По мере того как мы шли вперед, мы попытались построить нашу типологию личностей в виде четырехчленной схемы и найти в ней место наиболее известным нам культурам с точки зрения того, какой тип темперамента более всего поощряется культурой в целом. При этом мы пришли к выводу, что, по-видимому, должна быть и еще одна культура, конкретным примером которой мы не располагали. Я предположила, что культура Бали, возможно, заполнит эту лакуну в нашей схеме. Когда наконец мы попали на Бали, оказалось, что моя догадка была точной.
Пользуясь разработанной нами четырехчленной схемой, мы разместили культуры, явившиеся основой нашей теории, так, как показано на следующей ниже схеме. Место каждой из них на этой схеме определено ее требованиями- к темпераменту мужчин и женщин. Культуры, расположенные на противоположных полюсах, фактически дополнительны по отношению друг к другу.
Ятмулы, мужчины , [Лакуна: нет культуры, которая подходила бы к этой позиции в схеме] Чамбули, мужчины
Мундугуморы, мужчины и женщины
С
3	В
Чамбули, женщины Манус, мужчины и женщины Ятмулы, женщины
Ю
Арапеши, мужчины и женщины
Мы продумали также все, что мы знали о полинезийских обществах, говоривших, в сущности, на общем языке и происходивших от общего корня. Здесь мы подчеркивали не половые контрасты, а сходство темпераментов у обоих полов, требуемое культурой.
Таитяне, мужчины и женщины
Маори, мужчины и женщины
С
з	в
Гавайцы, мужчины и женщины
Ю
Самоанцы, мужчины и женщины
206
Основываясь на разработанной нами теории, мы стали извлекать из нее очевидные следствия. Теория состояла в том, что существует ограниченный набор типов темперамента, каждый из которых характеризуется определенным сочетанием врожденных личностных черт. Связь между всеми этими типами образует определяющую систему. Если дело обстоит именно так, то казалось очевидным, что индивидуум, чей темперамент несовместим с типом (или типами), требуемым культурой, в которой он был рожден и воспитан, окажется в невыгодном положении и уязвимость его позиции будет вполне закономерной и прогнозируемой.
Далее, нам представлялось, что можно делать достаточно точные прогнозы и об обществе, в котором поведение двух полов — или же, к примеру, разных возрастных, статусных или этнических групп - стилизуется культурой в соответствии с контрастирующими моделями темперамента. В обществе, где от мальчиков ждут уверенности, смелости, инициативности, а от девочек - скромности, чуткости и пассивности, некоторые мужчины и женщины будут не на уровне этих ожиданий. И это произойдет не потому, что мужчины, не укладывающиеся в ожидаемые нормы поведения, будут менее маскулинными, а женщины - менее феминными, но потому, что врожденный темперамент индивидуума расходится со стандартами, принятыми для его или ее пола в этом обществе.
Мы размышляли также о следствиях этой теории для личностных отношений. Например, к чему приведет брак, в котором у партнеров одинаковые темпераменты? Или же брак, где сходятся люди с резко противоположными темпераментами? Или, наконец, брак, в котором у партнеров отличные, хотя и менее контрастные, темпераменты? В то время нам казалось, что браку между двумя лицами сходного темперамента, как отношениям между братом н сестрой, будет не хватать силы и контрастности.
Сорок лет спустя мне представляется, что сходство темпераментов будет более всех цениться лицами одного и того же пола, воспитанными в той же самой культуре. А контраст между маскулинностью и феминностью будет наиболее высоко цениться в отношениях между мужчиной и женщиной того же самого темперамента, воспитанными в одной и той же культуре.
Наши непрерывные дискуссии, конечно, проливали свет и на нас самих, на наши личности. Как Грегори, так и я ощущали, что мы до некоторой степени девианты в наших собственных культурах. Многие формы агрессивного мужского поведения, принятые в качестве стандартов в английской культуре, отталкивали его. Мой собственный интерес к детям не укладывался в стереотип американской женщины, делающей карьеру, или же в стереотип властной, эгоистичной американской жены и матери. Мне доставляло наслаждение срывать с себя покровы предписанного культурой поведения и чувствовать, что наконец-то осознаешь себя тем, кто ты есть на самом деле. Рео же не переживал столь острого чувства открытия самого себя. По своему темпераменту он подходил к нормативам своей культуры, хотя даже в Новой Зеландии от мужчин ожидалось более мягкое и более пасторальное поведение, а его самого в большей мере, чем надо, тревожили неконтролируемые импульсы чувства.
Тогда мы считали, что сделали потрясающее открытие. Рео и я телеграфировали Боасу, что мы вернемся домой с исключительно важной новой теорией. Но мы сознавали и опасности, заложенные в ней, ибо знали о существовании весь
207
ма естественной и очень свойственной человеку тенденции связывать личностные черты с полом, расой, телосложением, цветом кожи или же с принадлежностью к тому или иному обществу, а затем делать возмутительные сравнения, основанные на таких произвольных ассоциациях. Мы знали, насколько политически острой может стать проблема врожденных различий. Мы знали также, что русские отказались от своего эксперимента по воспитанию однояйцевых близнецов, когда стало ясно, что, даже воспитанные в различных условиях, они обнаруживают удивительное сходство. В то время мы еще не осознавали всего ужаса нацизма с его обращением к «крови» и «расе». Доходившие до нас ограниченные сведения не давали нам возможности в полной мера осознать политический потенциал Гитлера.
В то время мы еще очень мало знали и о проделанных попытках связать темперамент с типом телесной организации человека. Хотя за ними и стояли какие-то смутные идеи, связывающие телесную организацию человека с его психическим складом, мы в очень малой мере могли что-нибудь заимствовать от них. Попав снова в библиотеки, мы обратились в первую очередь к работе Кречмера, связывавшего типы психических расстройств с конституциональными типами человека. Но эта область исследований оказалась весьма запутанной. Теории такой связи были разработаны по данным, полученным при анализе устойчивых популяций Европы, и при проверке на чрезвычайно разнообразной популяции США обнаружили все свои дефекты. Наша же теория уже и тогда была более утонченной. Мы признавали, что люди одного и того же темперамента в различных обществах могут обладать одним и тем же конституциональным типом, более того, типичная телесная поза формируется культурой, в какой человек был воспитан.
Когда мы прибыли домой после работы в поле, мы все еще смотрели на мир широко открытиями глазами - глазами, внимательными к каждому жесту и каждому поступку. Казалось, что все наши друзья стали понятнее для нас. Но мы также ясно сознавали и возможные опасности, связанные с теоретизированием о любых врожденных различиях между людьми. Вот почему мы воздерживались от публикации наших гипотез в то время.
После нашего возвращения в Австралию с Сепика весной 1933 года наши пути разошлись. Я вернулась в Америку, чтобы возобновить работу в музее и вновь поселиться в квартире, занимаемой когда-то мной с Рео. Рео поехал в Англию через Новую Зеландию, где он снова встретил Айлин, девушку, которую он раньше любил. Грегори поплыл в Кембридж на грузовом судне, и прошли месяцы, прежде чем я снова что-то услышала о нем.
Наши первые теоретические формулировки относительно темперамента развивались разными путями. Исходя из контраста между ожидаемым мужским и женским поведением и способа институционализации и театрализации этого контраста у ятмулов, Грегори написал первый доклад об этосе их церемонии навей для международного конгресса в Лондоне.
Я провела летние месяцы на междисциплинарном семинаре, организованном Лоуренсом К. Фрэнком в Дартмуте, в ходе которого я усвоила от Джона Долларда более точные правила описания характера культур. Затем я принялась за книгу «Пол и темперамент», в которой описывала те способы, которыми стилизуют поведение мужчин и женщин культуры арапешей, мундугуморов и чам-
208
були. Хотя вся теория темперамента как социального типа дифференциации у меня уже сложилась, я не рассматривала ее в этой книге. Весной 1934 года Грегори, Г. Уоддингтон, Джастин Бланко-Уайт и я встретились в Ирландии. Здесь рлы снова обсуждали проблему типа темперамента и попытались в еще большей мере уточнить первоначальную ее формулировку. Тем летом я кончила «Пол и темперамент». Книга была опубликована весной 1935 года.
О том, сколь трудным оказалось для американцев отделить идею внутренней предрасположенности от приобретенного под воздействием культуры поведения, можно было судить по противоречивым реакциям на книгу. Феминистки приветствовали ее как доказательство того, что женщина отнюдь не «по природе» любит детей, и требовали, чтобы у маленьких девочек отняли кукол. Рецензенты обвиняли меня в отрицании любых половых различий. Четырнадцать лет спустя, когда я написала «Мужчину и женщину», книгу, где весьма тщательно рассматриваются вопрос о различиях культур и темпераменты, а затем и личностные характеристики, по-видимому непосредственно связанные с половыми различиями между мужчинами и женщинами, женщины обвинили меня в антифеминизме, а мужчины - в воинствующем феминизме, представители же обоих полов — в отрицании полноценности и красоты женского бытия как такового.
В следующую зиму, 1934/35 года, я занялась проблемой сотрудничества и конкуренции среди примитивных народов. Это была новаторская работа, объединявшая специалистов разного профиля — выражение «междисциплинарные исследования» еще не было изобретено. В ней участвовали аспиранты, молодые полевые исследователи, работавшие со мной. Мы исследовали тринадцать примитивных культур, чтобы получить какие-то новые подходы к проблемам нашей собственной культуры.
Центральной проблемой была проблема взаимодействия между формами социальной организации и типами структур личности. В этом исследовании мы смогли выявить взаимодействие между специфическими стилями жизни и некоторыми коллективистскими чертами характера.
И.С. Кон
ПСИХОЛОГИЯ ПОЛОВЫХ РАЗЛИЧИЙ1
Анализ процесса половой дифференциации вплотную подводит нас к проблеме психологических различий между полами. Здесь возникает сразу три круга вопросов: I. Какие психологические различия между полами установлены строго научно, в отличие от ходячих мнений и стереотипов массового сознания? 2. Какова степень этих различий, насколько жестко разграничиваются мужские и женские качества? 3. Какова природа этих различий, являются ли они универсально-биологическими или отражают исторически преходящие формы полового разделения труда?
Наличие существенных психологических различий между мужчинами и женщинами само по себе ни у кого не вызывает сомнений. Однако эмпирические данные на этот счет, несмотря на огромное число исследований, недостаточны и часто противоречивы.
Э. Маккоби и К. Джеклин критически проанализировали и обобщили большинство американских и западноевропейских исследований о половых особенностях восприятия, обучаемости, памяти, интеллекта, когнитивного стиля, мотивации, самосознания, темперамента, уровня активности и эмоциональности, общительности, доминантности и т. д., опубликованных до 1973 г. Достоверно установленных фактов даже меньше, чем принято было думать. По мнению Маккоби и Джеклин, твердо установлено, что девочки превосходят мальчиков в вербальных способностях; мальчики сильнее девочек в визуально-пространственных способностях; у мальчиков выше математические способности; мужчины более агрессивны.
Напротив, мнения: что девочки «социальнее» и более внушаемы, чем мальчики; у девочек ниже уровень самоуважения; девочки лучше справляются с простыми, рутинными задачами, тогда как мальчики — с более сложными познавательными процессами, овладение которыми предполагает преодоление ранее установленных реакций, мужской когнитивный стиль более «аналитичен», чем женский; на девочек больше влияет наследственность, а на мальчиков — среда; у девочек слабо развита потребность в движении; у девочек больше развито слуховое, а у мальчиков — зрительное восприятие, - кажутся необоснованными...
Исследователь психологии половых различий часто испытывает соблазн дедуцировать эмпирически наблюдаемые факты (или то, что мы принимаем за таковые) из общих принципов биологического полового диморфизма. Но половой диморфизм неодинаково проявляется у разных видов, причем варьирует не только степень различий между самцами и самками, но и сам характер таких различий. Кроме того, при изучении половой дифференциации у человека нельзя не учитывать социально-исторических факторов, таких как половое разделение труда, которое далеко не одинаково в разных обществах, а от этого непосредственно зависят и полоролевые предписания, и стиль жизни, и психологические особенности мужчин и женщин. Сведение всех этих условий к биологии было бы недопустимым упрощенчеством...
1 Вопросы психологии, 1981, № 2.
210
На нормативном уровне издавна шел спор, считать ли более желательной поляризацию мужского и женского начала, при максимальном совпадении индивидуальных качеств с соответствующим культурным стереотипом (сильный, грубый, энергичный мужчина и слабая, нежная, пассивная женщина), или, напротив, их преодоление и сочетание в одном лице (сильный, но одновременно мягкий мужчина и нежная, но вместе с тем самостоятельная женщина). Причем на более высоких уровнях развития культуры и философской рефлексии предпочтение обычно отдается второй модели, сулящей большую степень взаимопонимания полов, тогда как в первом случае их отношения мыслятся как иерархические, основанные на господстве и подчиненйи.
Если рассматривать этот вопрос исторически, нельзя не заметить, что традиционная система дифференциации половых ролей и связанных с ними стереотипов маскулинности - феминности отличалась следующими характерными чертами: 1) мужские и женские виды деятельности и личные качества различались очень резко и казались полярными; 2) эти различия освящались религией или ссылками на природу и представлялись ненарушимыми; 3) мужские и женские функции были не просто взаимодополняющими, но и иерархическими - женщине отводилась зависимая, подчиненная роль, так что даже идеальный образ женщины конструировался с точки зрения мужских интересов.
Сегодня положение радикально изменилось. Половое разделение труда потеряло былую жесткость, количество исключительно мужских и исключительно женских занятий резко уменьшилось, а взаимоотношения мужчин и женщин в семье и на производстве стали в принципе равноправными. Очень многие социальные роли и занятия вообще не разделяются на «мужские» и «женские». Совместное обучение и общая трудовая деятельность мужчин и женщин в известной мере нивелируют также традиционные различия в их нормах поведения и психологии. Психологические исследования показывают, в частности, что женщины, занятые преимущественно «мужскими» профессиями, обнаруживают и более маскулинный тип - стиль мышления и черты характера (хотя остается открытым вопрос, выбирается ли род занятий в соответствии с индивидуальными свойствами, или же последние формируются под влиянием деятельности. Происходит, конечно, и то и другое, но в каком соотношении?).
Эти необратимые и в целом прогрессивные социальные сдвиги вызывают перемены и в культурных стереотипах маскулинности — феминности, которые стали сегодня менее отчетливыми и полярными. Некоторая неопределенность ролевых ожиданий (женщина ждет от мужчины рыцарского отношения в быту и в то же время не без успеха соперничает с ним на работе) вызывает у многих людей психологический дискомфорт и тревогу. Одни говорят об опасности феминизации мужчин, другие — об угрозе маскулинизации женщин. Фактически же происходит лишь ломка традиционной системы половых ролей и соответствующих ей культурных стереотипов.
Идеалы маскулинности и феминности сегодня, как никогда, противоречивы. Во-первых, традиционные черты в них переплетаются с современными. Во-вторых, они значительно полнее, чем раньше, учитывают многообразие индивидуальных вариаций. В-третьих, и это особенно важно, они отражают не только мужскую, но и женскую точку зрения. Согласно идеалу «вечной женственности», буржуазной морали XIX в., женщина должна быть нежной, красивой, мяг
211
кой, ласковой, но в то же время пассивной и зависимой, позволяя мужчине чувствовать себя по отношению к ней сильным и энергичным. Эти качества и сегодня высоко ценятся, составляя ядро мужского понимания женственности. Но в женском самосознании появились также новые черты: чтобы быть с мужчиной на равных, женщина должна быть умной, энергичной, предприимчивой, т. е. обладать некоторыми свойствами, которые раньше составляли монополию мужчин (только в принципе).
Неоднозначен и образ мужчины. Раньше ему предписывалось быть сильным, смелым, агрессивным, выносливым, энергичным, но не особенно чувствительным (другое дело — проявление «сильных» чувств вроде гнева). Эти качества и сегодня очень важны. Для мальчика-подростка важнейшие показатели маскулинности: высокий рост и физическая сила; позже на первый план выступают сила воли, а затем интеллект, обеспечивающий успех в жизни. В подростковом и юношеском возрасте соответствующие нормативные представления особенно жестки и стереотипны; желая утвердиться в своей мужской роли, мальчик всячески подчеркивает свое отличие от женщин, стараясь преодолеть все, что может быть воспринято как проявление женственности. У взрослых эта поляризация ослабевает. Мужчина начинает ценить в себе и других такие тонкие качества, как терпимость, способность понять другого, эмоциональная отзывчивость, которые раньше казались ему признаками слабости. Но эти качества весьма трудно совместить с несдержанностью и грубостью. Иначе говоря, нормативные наборы социально-положительных черт мужчины и женщины перестают казаться полярными, взаимоисключающими, и открывается возможность самых разнообразных индивидуальных их сочетаний. Человек, привыкший ориентироваться на однозначную, жесткую норму, в этих условиях чувствует себя неуютно.
Отсюда - переориентация теоретической психологии. Первоначально понятия маскулинности и феминности конструировались строго дихотомически, альтернативно, а всякое отступление от норматива воспринималось как патология или шаг в направлении к ней (ученая женщина — «синий чулок» и т. п.). Затем жесткий нормативизм уступил место идее континуума маскулинно-феминных свойств. На основе этой идеи западные психологии в 1930-1970 гг. сконструировали несколько специальных шкал для измерения маскулинности -феминности умственных способностей, эмоций, интересов и т. д. (тест Термана -Майлз, шкала М - Ф MMPI, шкала маскулинности Гилфорда и др.). Эти шкалы предполагают, что индивиды могут в пределах какой-то нормы различаться по степени М и Ф. Однако свойства М - Ф представлялись при этом альтернативными, взаимоисключающими: высокая М должна коррелировать с низкой Ф, и обратно, причем для мужчины нормативна, желательна высокая М, а для женщины — Ф. Вскоре, однако, выяснилось, что далеко не все психические качества поляризуются на «мужские» и «женские». Кроме того, разные шкалы (интеллекта, эмоций, интересов и т. д.) в принципе не совпадают друг с другом - индивид, имеющий высокую М по одним показателям, может быть весьма феминным в других отношениях. Например, соревновательные виды спорта издавна считались мужскими. Женщины-спортсменки обычно обнаруживали низкие показатели по традиционным измерениям феминности, и ученые были склонны считать их характер скорее маскулинным. В ряде случаев это подкреплялось эндокринологически. Однако недавнее исследование группы канадских
212
теннисисток и гандболисток и сравнение их со спортсменами-мужчинами выявили ложность этого представления. Оказалось, что эти девушки прекрасно сочетают целый ряд маскулинных качеств (соревновательность, упорство, бескомпромиссность и т. п.) с высоким уровнем феминности.
Новые, более совершенные тесты рассматривают М и Ф уже не как альтернативы, а как независимые автономные измерения. Сравнение показателей одного и того же индивида по шкалам М и Ф позволяет вычислить степень его психологической андрогинии; андрогинными считаются индивиды, обладающие одновременно феминными и маскулинными чертами, что позволяет им менее жестко придерживаться полоролевых норм, свободнее переходить от традиционно женских занятий к мужским и т. д. При этом выяснилось, что максимальное соответствие установок и реакций полоролевому стереотипу, т. е. высокая М у мужчин и высокая Ф у женщин, отнюдь не является гарантией психического благополучия. Высокая Ф у женщин часто коррелирует с повышенной тревожностью и пониженным самоуважением; эти черты тоже входят в набор феминности. Высокомаскулинные мальчики-подростки чувствовали большую уверенность в себе и удовлетворенность своим положением среди сверстников, но после 30 лет эти мужчины оказались более тревожными, менее уверенными в себе и менее способными к лидерству. Высокофеминные женщины и высокомаскулинные мужчины хуже справляются с деятельностью, не совпадающей с традиционными нормами полоролевой дифференциации. Дети, поведение которых строже всего соответствует требованиям их половой роли, часто отличаются более низким интеллектом и меньшими творческими способностями. Напротив, индивиды, относительно свободные от жесткой половой типизации, обладают более богатым поведенческим репертуаром и психологически более благополучны.
Эти данные, конечно, не следует абсолютизировать. Не говоря уже о неудач-ности понятия андрогинии, невольно ассоциирующегося с сексопатологией или отсутствием всякой половой дифференциации, сами шкалы М/Ф неоднозначны. Одни исследователи измеряют интересы, другие — эмоциональные реакции, третьи — отношение к тем или иным аспектам мужских или женских социальных ролей. Проблематичны и их критерии...
Серьезные споры возникают и при интерпретации данных. Ригидность полоролевых установок и поведения может быть как индивидуально типологическим свойством (в этом случае она будет коррелировать с общей ригидностью установок и поведения), так и функцией системы полоролевых предписаний, жесткость которых варьирует в зависимости от ситуации и вида деятельности. Как считают Спенс и Хельмрайх, поиск глобальных измерений маскулинности и феминности или полоролевой идентичности - задача явно иллюзорная. «Классы психологических свойств и поведенческих структур, различающих мужчин и женщин в данное время и в данной культуре, не только множественны, но и могут иметь разные корни и относительно независимо варьировать у разных индивидов».
Методологические трудности не уменьшают актуальности изучения психологии половых различий, но они подчеркивают, что такое изучение обязательно должно быть междисциплинарным, учитывая и динамику социальных половых ролей, и этнокультурные особенности испытуемых. Даже женские эмоциональные переживания, связанные с предменструальным напряжением,
213
кренящимся в физиологии менструального цикла, при ближайшем рассмотрев нии варьируют в зависимости от того, приходится ли этот момент на рабочий или выходной дни.
Происходящая в нашем обществе ломка традиционной системы половых ролей и стереотипов серьезно влияет на психику и поведение мужчин и женщин. Жесткая нормативность и поляризация деятельности установок постепенно уступают место принципу индивидуальной вариабельности, которая зависит от половой принадлежности индивида, но отнюдь не сводится к ней. В условиях, когда мужчины и женщины взаимодействуют друг с другом в небывало широком спектре социальных ролей, которые не организованы иерархически и принципиально сменяемы, такая психологическая гибкость, безусловно, является более адаптивной, нежели жесткая приверженность традиционным поло-деморфическим стандартам. Однако здесь очень много спорного, проблематичного, неясного.
И.П. Павлов
ОБЩИЕ ТИПЫ ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖИВОТНЫХ И ЧЕЛОВЕКА1
Образы, картины поведения как нас самих, так и близких к нам высших животных, с которыми мы находимся в постоянных жизненных отношениях (как, например, собак), представляют огромное разнообразие, прямо необозримое, если брать поведение в его целом, во всех его мельчайших подробностях, как оно обнаруживается специально у человека. Но так как наше и высших животных поведение определяется, управляется нервной системой, т. е. вероятность свести указанное разнообразие на более или менее ограниченное число основных свойств этой системы с их комбинациями и градациями. Таким образом, получится возможность различать типы нервной деятельности, т. е. те или другие комплексы основных свойств нервной системы.
Многолетнее лабораторное наблюдение и изучение огромного количества собак по методу условных рефлексов постепенно открывали нам эти свойства в их жизненных проявлениях и комбинациях. Эти свойства суть: во-первых, сила основных нервных процессов - раздражительного и тормозного, — постоянно составляющих целостную нервную деятельность; во-вторых, равновесие этих процессов и, наконец, в-третьих, подвижность их. Очевидно, что все они, наличествуя одновременно, и обусловливают высшее приспособление животного организма к окружающим условиям, или, иначе говоря, совершенное уравновешение как системы с внешней средой, т. е. обеспечивают существование организма. Значение силы нервных процессов ясно из того, что в окружающей среде оказываются (более или менее часто) необычные, чрезвычайные события, раздражения большой силы, причем, естественно, нередко возникает надобность подавлять, задерживать эффекты этих раздражений по требованию других, так же или еще более могучих, внешних условий. И нервные клетки должны выносить эти чрезвычайные напряжения свой деятельности. Отсюда же вытекает и важность равновесия, равенства силы обоих нервных процессов. А так как окружающая организм среда постоянно, а часто сильно и неожиданно колеблется, то оба процесса должны, так сказать, поспевать за этими колебаниями, т. е. должны обладать высокой подвижностью, способностью быстро, по требованию внешних условий, уступать место, давать преимущество одному раздражению перед другим, раздражению перед торможением и обратно.
Не считаясь с градациями и беря только крайние случаи, пределы колебания: силу и слабость, равенство и неравенство, лабильность и инертность обоих процессов, мы уже имеем восемь сочетаний, восемь возможных комплексов основных свойств нервной системы, восемь ее типов. Если прибавить, что преобладание при неуравновешенности может принадлежать, вообще говоря, то раздражительному процессу, то тормозному, и в случае подвижности также инертность или лабильность может быть свойством то того, то другого процесса, то количество возможных сочетаний простирается уже до двадцати четырех. И беря, нако
1 Сообщения по физиологии и патологии высшей нервной деятельности. Сообщение III. М., Л., 1935; Павлов И.П. Условный рефлекс. — Там же.
215
нец, только грубые градации всех трех основных свойств, мы уже тем чрезвычайно увеличиваем число возможных сочетаний. Однако только тщательное и возможно широкое наблюдение должно установить наличность, частоту и резкость тех или других действительных комплексов основных свойств, действительных типов нервной деятельности.
Так как общее поведение наше и высших животных в норме (имеются в виду здоровые организмы) управляется высшим отделом центральной нервной системы — большими полушариями вместе с ближайшей подкоркой, то изучение этой высшей нервной деятельности в нормальных условиях методом условных рефлексов и должно привести к познанию истинных типов нервной деятельности основных образцов поведения человека и высших животных.
Мне кажется, что решение этой задачи, конечно только в общих чертах, достигнуто уже греческим гением в его системе так называемых темпераментов, в которой правильно подчеркнуты, выдвинуты основные компоненты поведения человека и высших животных, как это будет видно в нашем дальнейшем изложении.
Прежде чем переходить к нашему фактическому материалу, надо остановиться на одной очень существенной и пока почти неодолимой трудности при определении типа нервной деятельности. Образ поведения человека и животного обусловлен не только прирожденными свойствами нервной системы, но и теми влияниями, которые падали и постоянно падают на организм во время его индивидуального существования, т. е. зависит от постоянного воспитания или обучения в самом широком смысле этих слов. И это потому, что рядом с указанными выше свойствами нервной системы непрерывно выступает и важнейшее ее свойство — высочайшая пластичность. Следовательно, если дело идет о природном типе нервной системы, то необходимо учитывать все те влияния, под которыми был со дня рождения и теперь находится данный организм. В отношении нашего экспериментального материала (собак) пока в подавляющем большинстве случаев это требование остается лишь горячим пожеланием. Мы выполним его только тогда, когда все наши собаки будут рождаться и вырастать на наших глазах под нашим неослабным наблюдением. Резкое подтверждение важности этого требования мы скоро будем иметь. Для одоления указанной трудности пока единственное средство - это сколь возможно умножать и разнообразить формы наших диагностических испытаний с расчетом, что при этом в том иди другом случае обнаружатся те специальные изменения в природном типе нервной системы, которые были обусловлены определенными влияниями индивидуального существования, т. е. из сопоставления со всеми остальными чертами типа откроются как более или менее замаскированные природные черты, так и выступят вновь привитые, приобретенные.
...Изучение условных рефлексов у массы собак постепенно выдвинуло вопрос о разных нервных системах отдельных животных, и, наконец, получились основания систематизировать нервные системы по некоторым их основным чертам. Таких черт оказалось три: сила основных нервных процессов, уравновешенность их между собой и подвижность этих процессов. Действительные комбинации этих трех черт представились в виде четырех более или менее резко выраженных типов нервной системы. По силе животные разделились на сильных и слабых; сильные по уравновешенности процессов — на уравновешенных и неуравнове-
216
ценных и уравновешенные сильные - на подвижных и инертных. И это приблизительно совпадает с классической систематизацией темпераментов. Таким образом, оказываются сильные, но неуравновешенные животные с обоими сильными процессами, но с преобладанием раздражительного процесса над тормозным - возбудимый, безудержный тип, холерики, по Гиппократу. Далее сильные вполне уравновешенные, притом инертные животные — спокойный медлительный тип, по Гиппократу, флегматики. Потом сильные вполне уравновешенные, притом лабильные — очень живой, подвижный тип, по Гиппократу, сангвиники. И наконец, слабый тип животных, всего более подходящих к гиппократовским меланхоликам; преобладающая и общая черта их — легкая тормозимость как в силу внутреннего торможения, постоянно слабого и легко иррадиирующего, так в особенности и внешнего под влиянием всяческих, даже незначительных, посторонних внешних раздражителей.
Б.М. Теплов
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ВОПРОСА О ТИПАХ ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА И МЕТОДИКА ИХ ОПРЕДЕЛЕНИЯ1
Понятие о типах высшей нервной деятельности (или, что то же самое, типах нервной системы) введено в науку И.П. Павловым. Оно употреблялось И.П. Павловым в двух разных смыслах. С одной стороны, под типом высшей нервной деятельности разумелось определенное сочетание основных свойств процессов возбуждения и торможения, с другой — тип высшей нервной деятельности понимался как характерная «картина», «образец» поведения животного или человека.
Сначала предполагалось, что эти два значения понятия «тип нервной системы» совпадают: определенным свойствам нервной системы соответствуют определенные формы поведения. Предполагалось, что собаки (в лаборатории Павлова работа велась всегда на собаках) со слабыми нервными процессами всегда трусливы, собаки с преобладанием возбуждения над торможением - агрессивны, собаки с большой подвижностью нервных процессов — общительны и «подвижны» в своем поведении. Однако еще при жизни Павлова накапливались факты, говорившие против такого предположения. Четкого разделения двух значений термина «тип высшей нервной деятельности» у Павлова не было, хотя в основных работах последнего периода жизни он обычно определял типы нервной деятельности как определенные «комплексы основных свойств нервной системы». За 15-20 лет после смерти Павлова смешение двух значений термина «тип высшей нервной деятельности» вносило большую путаницу в разработку этого вопроса, в особенности в применении к человеку.
В последние годы в ряде работ, проведенных на животных, получены достаточно строгие и убедительные доказательства того, что формы поведения зависят в сильной степени от условий жизни и воспитания животного, тогда как свойства нервной системы очень мало поддаются изменению, за исключением периода раннего онтогенеза (В.К. Красуский, 1959, I960; В.А. Трошихин, 1959; Д.А. Чебыкин, 1961; Л.В. Крушинский, I960; и др.).
Из этого ясно, что не может быть простой однозначной зависимости между типом как сочетанием свойств нервной системы и типом как характерной «картиной» поведения, т. е. темпераментом. Но это не значит, конечно, что между ними нет никакой зависимости. Свойства нервной системы не предопределяют никаких определенных форм поведения, но образуют почву, на которой легче формируются одни формы поведения, труднее — другие.
В физиологии высшей нервной деятельности строго научное значение имеет в настоящее время только понятие типа как сочетания свойств нервной системы. Понятие типа как характерной формы поведения является, как мне кажется, понятием психологическим, и принципы классификации этих последних типов должны быть разработаны психологией. Пока еще эта последняя задача не получила общепризнанного решения. В тексте настоящего доклада речь будет идти только о типах как комплексах свойств нервной системы.
’ VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. М., 1964.
218
Под свойствами нервной системы мы понимаем ее природные, врожденные особенности. В этом мы следуем за Павловым. Мы не можем считать пока доказанным, что совокупность основных свойств нервной системы следует считать «генотипом», как это делал Павлов. Термины «врожденный» и «наследственный» не синонимы. Врожденными свойствами мы называем свойства не только наследственно обусловленные, но и сформировавшиеся в период внутриутробного развития и даже в период раннего онтогенеза (ведь формирование нервной системы ребенка продолжается ряд лет после его рождения). Что касается животных, то за последнее время представлены важные факты, говорящие о наследовании отдельных свойств нервной системы (В.К. Красуский, 1953; В.К. Федоров, 1953, 1959; И.И. Исаева и В.К. Красуский, 1961; В.Н. Бурдина и Е.Ф. Мелихова, 1962; и др. ). По-видимому, основные свойства нервной системы в ряде случаев могут быть обусловлены генетически и у человека. Отсюда, однако, еще не следует, что свойства нервной системы человека всегда имеют генетическую основу.
От Павлова ведут свое начало две мысли, получившие очень широкую известность: положение о трех основных свойствах нервной системы (сила нервной системы, уравновешенность процессов возбуждения и торможения, подвижность нервных процессов) и положение о четырех основных типах нервной системы.
Учение о четырех типах ни в коей мере не вытекает из павловского положения о трех основных свойствах нервной системы. Сначала Павлов строил классификацию типов на принципе уравновешенности процессов возбуждения и торможения, затем он положил в основу классификации принцип силы нервной системы, отодвинув принцип уравновешенности на второе место, в последнем варианте классификации он сознательно использовал последнее из намеченных им свойств нервной системы — подвижность нервных процессов. Но как бы ни менялся принцип классификации (т. е. понимание основных свойств нервной системы), неизменным осталось число «четыре» в перечне основных типов (по-видимому, известную роль играло здесь идущее от античных времен учение о четырех темпераментах). Важно подчеркнуть, что оно не вытекало из учения об основных свойствах нервной системы. В последней и самой подробной статье Павлова, посвященной этой проблеме, он сам указывал, что возможных комбинаций основных свойств нервной системы может быть по крайней мере 24, но не отказался все же от идеи «четырех типов».
После смерти Павлова учение о четырех типах стало рассматриваться многими физиологами и психологами как сущность павловской теории типов и заслонило собой подлинно великое павловское открытие - открытие основных свойств нервной системы. Это сильно задержало разработку этого раздела физиологии высшей нервной деятельности.
Нет никаких ни теоретических, ни экспериментальных оснований считать, что число основных типов нервной системы равно четырем. В последнее время авторы, свободные от гнета предрассудка о четырех типах, но стремившиеся построить классификацию типов, получали совсем другое число типов. Так, В.К. Красуский (1963), обработав накопившийся в Колтушах материал о типологических особенностях 116 собак, нашел 48 разновидностей типов нервной системы, среди которых едва ли возможно выделить в качестве основных традиционные четыре
219
типа. В отношении человека можно указать на монографию З.И. Бирюковой (1961), изучавшей типологические особенности нервной системы спортсменов; З.И. Бирюкова нашла восемь основных типов.
Мне кажется, что в настоящее время еще невозможно дать стройную классификацию типов нервной системы и тем более научно обоснованно определить число основных. Чтобы разрешить эти задачи, надо предварительно иметь ответы на вопросы: какие свойства нервной системы надо принимать за основные? Каковы взаимоотношения мевду этими свойствами? Какие сочетания свойств нервной системы возможны и какие из них наиболее естественны, наиболее типичны? Эти вопросы сейчас наиболее важны для разработки вопросов о типах высшей нервной деятельности. Пока еще нет данных (по крайней мере в отношении человека) в пользу того, что какие-то определенные сочетания свойств являются типичными или хотя бы преобладающими.
И.П. Павлов не только ввел в науку понятие об основных свойствах нервной системы, но и выдвинул много глубоких и очень верных идей о природе этих свойств. Но со времени смерти Павлова открылись многие новые методы экспериментального исследования, установлен ряд неизвестных в то время закономерностей. Кроме того, не следует забывать, что Павлов вел экспериментальную работу только на собаках, а высказывания его, относящиеся к человеку, делались чаще всего по аналогии. Поэтому задача ученых, изучающих свойства нервной системы человека, — продолжать творческую работу, начатую Павловым, а не повторять в качестве непреложных истин все сформулированные некогда Павловым положения.
Основной метод изучения свойств нервной системы человека — экспериментальный лабораторный метод, так как только этим методом можно вычленить проявления врожденных свойств нервной системы от форм поведения, сформировавшихся в течение жизни. Методики, основанные на наблюдении и интерпретации «жизненных показателей», имеют большое практическое значение, но лишь при том условии, что предварительно путем лабораторного эксперимента выяснено физиологическое содержание каждого из основных свойств и изучены его внешние проявления.
Экспериментальные методики, используемые для изучения свойств нервной системы, очень разнообразны. Следующий перечень, не претендующий быть исчерпывающим, может дать представление о многообразии этих методик.
1. Методика условно-рефлекторного изменения зрительной чувствительности. Явление это было открыто в 1936 г. А.О. Долиным в лаборатории И.П. Павлова и названо «фотохимическим условным рефлексом». В нашей лаборатории оно было широко использовано для изучения свойств нервной системы. С помощью этой методики нам удалось установить много существенных фактов и закономерностей. Основной недостаток ее — чрезвычайная трудоемкость и длительность работы с каждым испытуемым. 2. Методика кожно-гальванических реакций (КГР). В последнее время она в сопоставлении с другими методиками нередко используется в нашей лаборатории. 3. Измерение абсолютных порогов зрения и слуха в обычных и в особых условиях. Под «особыми» условиями имеются в виду следующие: а) измерение абсолютных порогов зрения при действии слуховых раздражителей и абсолютных порогов слуха при действии зрительных раздражителей; б) измерение зрительного порога в присутствии другого зритель-
220
ного раздражителя («индукционная методика»); в) измерение зрительных и слуховых порогов после приема кофеина. 4. Измерение других сенсорных функций: адекватной оптической хронаксии (АОХ), критической частоты слития мельканий (КЧМ), критической частоты мелькающего фосфена при разной интенсивности электрического тока (КЧФ) и др. 5. Электроэнцефалографическая методика, приобретающая в последнее время в нашей лаборатории все большее и большее значение. Она дает ряд важных показателей основных свойств нервной системы: некоторые показатели «фоновой» электроэнцефалограммы (ЭЭГ) (альфа-индекс, частота и амплитуда альфа-ритма), показатели динамики ориентировочной и условно-ориентировочной блокады альфа-ритма при действии звуковых и световых раздражителей, особенности реакции усвоения ритма биотоками мозга в условиях ритмической световой стимуляции. 6. Методика двигательных реакций.
Последние методики являются единственными в работах многих исследований. Они занимают важное, хотя и далеко не первое место в нашей лаборатории. Главнейший недостаток их — произвольный характер изучаемых реакций, что вносит чрезвычайное усложнение при изучении природы устойчивых физиологических свойств нервной системы, препятствуя получению достаточно однозначных и надежных результатов. Мы стремимся брать в двигательных методиках показатели, возможно меньше зависящие от воли испытуемых, главным образом латентный период реакции и его изменения в определенных условиях. Большую ценность имеет регистрация электрической активности мышц в опытах с двигательными реакциями: человек может произвольно воздержаться от совершения движения, но он не может произвольно прекратить электрическую активность мышц при наличии даже самой слабой тенденции к совершению движения.
Каждая из перечисленных методик может давать большее или меньшее число показателей отдельных свойств нервной системы. Мы стремимся к тому, чтобы эти показатели были выражены в возможно более строгой количественной форме. Как показывает опыт нашей работы последних лет, это вполне выполнимо в большинстве методик.
Основной методический путь, позволяющий доказать, что какой-нибудь показатель характеризует то, а не другое свойство нервной системы, есть сопоставление между собой разных экспериментальных показателей. Если мы имеем два или несколько показателей, которые по теоретическим предположениям могут выявлять одно и то же свойство нервной системы, и сопоставление их на известном числе испытуемых дает значимую корреляцию, тогда мы получаем доказательство правильности наших предположений. Анализ физиологического смысла этих показателей в их совокупности может ответить на вопрос о природе данного свойства. При обработке результатов сопоставлений мы пользуемся методами корреляционного и факториального анализа.
Результаты наших работ показывают, что проявления каждого из основных свойств нервной системы образуют некоторый «синдром», т. е. комплекс связанных друг с другом, коррелирующих друг с другом показателей. При этом один из показателей является основным, или референтным: он наиболее непосредственно характеризует данное свойство, выявляет признак, определяющий его.
Трудность работы по нахождению показателей основных свойств нервной системы увеличивается тем, что один и тот же показатель может зависеть не от
221
одного, а от двух и больше свойств нервной системы, иначе говоря, может входить в два и больше разных синдрома. Это обстоятельство делает особенно полезным применение при математической обработке результатов факториального анализа.
Что же следует принимать за основные свойства нервной системы? Ответ на этот важнейший вопрос может быть дан в коротком докладе лишь в схематической и несколько догматической форме. Некоторь/е из положений, образующих этот ответ, можно считать твердо доказанными, другие имеют еще гипотетический характер.
Первое и наиболее подробно изученное свойство — сила нервной системы по отношению к возбуждению. Основной, определяющий признак этого свойства -способность нервной системы выдерживать, не обнаруживая запредельного торможения, длительное или часто повторяемое возбуждение. Главный экспериментальный прием — многократное повторение через короткие интервалы условного рефлекса с подкреплением. Следовательно, это свойство можно определить как выносливость нервной системы к длительному (или часто повторяющемуся) действию возбуждения.
Наши работы показали, что с этим основным показателем силы нервной системы по отношению к возбуждению коррелирует следующая группа показателей:
1.	Сопротивляемость к тормозящему действию посторонних раздражителей.
2.	Некоторые особенности концентрации (или, наоборот, иррадиации) процесса возбуждения.
3.	Характер проявления закона силы.
4.	Величина абсолютных порогов зрения и слуха: чем больше сила нервной системы, тем больше пороги, или, иначе говоря, тем меньше чувствительность нервной системы. Слабая нервная система - это нервная система высокой чувствительности.
Последний пункт заслуживает особенного внимания. Доказательству его в нашей лаборатории было посвящено много усилий. В настоящее время можно считать его доказанным на достаточно большом количестве испытуемых. Подтверждение его можно найти и в ряде фактов, полученных в экспериментах с животными.
Это положение, противоречащее ранее распространенному мнению, опровергает, как нам кажется, мысль о том, что некоторые типы нервной системы следует расценивать как «хорошие», другие — как «плохие». Слабую нервную систему, т. е. нервную систему маловыносливую, но высокочувствительную, нельзя считать во всех случаях «худшей», чем сильную нервную систему — выносливую, но малочувствительную. Для одних видов деятельности предпочтительнее одна из них, для других - другая. Следует вообще отказаться от оценочного подхода к таким свойствам, как сила или слабость, подвижность или инертность, возбудимость или тормозимость нервной системы.
Вторым свойством нервной системы следует, по-видимому, считать силу ее по отношению к торможению. Основной признак этого свойства — способность нервной системы выдерживать длительное или часто повторяемое действие тормозного раздражителя. Имеющийся в нашем распоряжении, пока еще небольшой, экспериментальный материал говорит о том, что экспериментальным ис
222
пытанием этого свойства может быть удлинение или многократное повторение через короткие интервалы дифференцировочного раздражителя. Мы еще недостаточно знаем другие проявления этого свойства и поэтому не можем сколько-нибудь полно описать соответствующий синдром признаков. Если сила нервной системы по отношению к возбуждению изучена подробно, то изучение силы нервной системы по отношению к торможению только начинается.
Последнее обстоятельство является причиной того, что пока мы не имеем никаких данных по вопросу об уравновешенности, или балансе, нервных процессов по силе. Лишь в последнее время в нашей лаборатории предпринято сопоставление двух основных для этой цели испытаний: многократного повторения через короткие интервалы условных раздражителей с подкреплением и многократного повторения дифференцировочных раздражителей. Когда эта достаточно длительная работа будет закончена, мы сможем получить первые данные о третьем свойстве нервной системы — балансе нервных процессов по их силе.
Однако это не значит, что мы ничего не знаем об уравновешенности, или балансе, нервных процессов. На основании ряда экспериментальных работ мы можем описать синдром экспериментальных показателей, который несомненно характеризует баланс нервных процессов. В этот синдром входят следующие показатели: 1) скорость выработки условных рефлексов; 2) скорость выработки дифференцировок; 3) сравнительное количество «положительных» и «тормозных» ошибок (т. е. случаев положительных реакций на тормозные раздражители и отсутствия реакции на положительные раздражители); 4) скорость угашения без подкрепления условного рефлекса; 5) скорость угашения ориентировочного рефлекса; 6) величина ориентировочного рефлекса; 7) особенности выработки условного тормоза; 8) некоторые особенности альфа-ритма в электроэнцефалографической кривой при отсутствии раздражителей (главным образом альфа-индекс, т. е. процент времени, занятого альфа-ритмом).
Несомненно, что перечисленные показатели характеризуют уравновешенность нервной системы, но уравновешенность не по силе (выносливости) нервных процессов. Сотрудник нашей лаборатории В.Д. Небылицын выдвинул гипотезу, что перечисленные показатели относятся к некоторому независимому от силы свойству нервной системы. Его можно назвать «динамичностью» нервных процессов. Оно прежде всего характеризуется легкостью и быстротой, с которой нервная система генерирует процесс возбуждения или торможения. Основными признаками этого свойства являются быстрота выработки условных рефлексов и дифференцировок. «Динамичная» по отношению к возбуждению нервная система быстро образует положительные условные связи, «динамичная» по отношению к торможению быстро образует тормозные связи. Сравнительная легкость образования тех и других связей характеризует баланс, или уравновешенность, по динамичности. Имеются основания думать, что то, что обычно называют уравновешенностью нервной системы, относится скорее к уравновешенности по динамичности, чем к уравновешенности по силе.
Наименее ясным остается третье павловское свойство — подвижность нервных процессов. Экспериментальные факты решительно говорят против признания подвижности единым свойством нервной системы, включающим такие различные проявления, как скорость переделки знаков раздражителей и скорость возникновения и прекращения нервных процессов. Показатели этих проявле
223
ний не коррелируют друг с другом. По-видимому, целесообразно сохранить тер. мин «подвижность» за свойством, характеризующимся скоростью переделки знаков раздражителей (как это делают физиологи, работающие с животными). Факты, полученные на животных, говорят о том, что подвижность возбуждения и торможения может быть различной. С другой стороны, показатели скорости возникновения и прекращения процесса возбуждения не коррелируют со скоростью переделки, но хорошо коррелируют друг с другом. Свойство нервной системы, которое они характеризуют, мы предполагаем назвать «лабильностью». Пока еще не изучались показатели скорости возникновения и прекращения процесса торможения. Не изучалась, следовательно, и уравновешенность нервных процессов по лабильности их.
Итак, в настоящее время можно наметить следующую структуру свойств нервной системы: 1) сила (выносливость); 2) динамичность (легкость генерации нервного процесса); 3) подвижность (скорость переделки знаков раздражителей); 4) лабильность (скорость возникновения и прекращения нервного процесса). Каждое из этих свойств может быть различным по отношению к процессу возбуждения и к процессу торможения. Следовательно, нужно говорить об уравновешенности нервных процессов по каждому из этих свойств.
Как ясно из сказанного выше, многое в этой схеме имеет еще совершенно гипотетический характер. Но, во всяком случае, она может служить программой дальнейших исследований.
Б.М. Теплов
ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ1
Изучение типологических свойств нервной системы входит в психологию в контексте большой проблемы физиологических основ индивидуальных различий между людьми.
Вопрос об индивидуальных различиях всегда интересовал психологов. Но, как показывает история психологии, интерес к этому вопросу резко возрос с тех пор, как психология начала ставить перед собой практические задачи, с тех пор, как стали возникать Прикладные отрасли психологии (психология труда, педагогическая психология, медицинская психология и т. д.). Если общая психология еще могла обходиться без систематического изучения индивидуальных различий, то для прикладной психологии это было просто невозможно. В прикладных отраслях психологии проблема индивидуальных различий давно уже стала одной из важнейших; этого требовали запросы практики.
Одно время сложилось даже такое положение: в то время как общая психология почти совсем отвлеклась от индивидуальных различий, прикладная психология грозила превратиться просто в психологию индивидуальных различий, в дифференциальную психологию. Отсюда - глубокий разрыв между общей и прикладной психологией, очень вредный как для одной, так и для другой.
Такое положение никак нельзя было считать нормальным: общая психология не может вычеркнуть из своего содержания проблему личности, а следовательно, и вопросы индивидуальных различий, а прикладная психология не может ограничиться изучением этих различий, да и в изучении индивидуальных различий она должна опираться на общие законы, устанавливаемые наукой.
Строго говоря, ни в одном разделе психологии нельзя принципиально отвлекаться от вопроса об индивидуальных различиях; такое отвлечение возможно лишь как временное самоограничение, естественное во всяком научном исследовании.
В индивидуальности человека прежде всего бросаются в глаза как наиболее важные те черты, которые прямо определяют его поступки, его поведение; это — особенности его убеждений, его интересов, его знаний, умений и привычек, особенности, относящиеся к содержанию его психической жизни. Эти особенности складываются в ходе жизни человека, под влиянием внешних воздействий, в результате воспитания в самом широком смысле этого слова. Физиологическую основу этих особенностей составляют очень сложные и более или менее устойчивые системы условных связей. Изучение того, как складываются убеждения и взгляды человека, как усваиваются им знания, как формируются у него умения и привычки, составляет важнейшую и самую очевидную задачу психологии.
Но при сколько-нибудь глубоком исследовании этих вопросов мы неизбежно замечаем, что образование тех систем связей, о которых я только что упомянул, происходит у разных людей различно, что люди отличаются друг от друга тем, как формируются у них умения и привычки, как усваивают они знания, хотя
’ Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии. М., 1963.
8- Психология индивидуальных различий
225
формирование и усвоение их всегда подчиняется некоторым общим законам. Мы замечаем также, что кроме упомянутых различий, относящихся к содержательной стороне психической жизни, люди различаются по некоторым скорее «формальным» особенностям своего психического склада и поведения. Эти последние особенности нередко называют «динамическими особенностями».
Дальше я буду иметь в виду только физиологические основы такого рода индивидуальных различий, касающихся динамической, формальной стороны поведения и влияющих на динамику усвоения знаний и формирования навыков. При такой постановке вопроса в центре внимания должны оказаться те физиологические особенности, которые Павлов назвал свойствами нервной системы, или свойствами высшей нервной деятельности.
Следуя за Павловым, я буду называть свойствами нервной системы ее природные, врожденные особенности, влияющие на индивидуальные различия в формировании способностей и характера. Поскольку свойства нервной системы мы понимаем как врожденные свойства, мы не можем считать их психическими свойствами, так как никакое психическое свойство не может быть врожденным. Это — физиологические свойства.
Научное исследование индивидуального основывается на том, что во всяком индивидуальном есть и нечто общее. Это выделение общего в индивидуальном может идти различными путями. Среди них особенно характерны и важны два пути:
а)	можно выделять некоторые свойства, общие всем людям, но количественно различные у разных людей (рост, вес, зрительная или слуховая чувствительность, быстрота и прочность запоминания и т. д.);
б)	можно идти от группировки людей по типам, дающим качественную характеристику, общую для всех членов данной группы (атлетический, астенический и пикнический типы телосложения, зрительный, слуховой, двигательный типы памяти и т. д.).
Первый путь по преимуществу аналитический, второй — по преимуществу синтетический. Первый путь предполагает обязательно количественный подход (измерение), второй может обходиться без него.
Многие психологи думают, что при изучении индивидуальных различий (в отличие от изучения общих закономерностей) на первый план должна выступать синтетическая точка зрения. Я не считаю это правильным. Синтетические картины, характеризующие «тип личности», дающие общий очерк сложнейших особенностей психического склада, как бы талантливо они ни были сделаны, в научном исследовании интересны главным образом как исходный материал. Выделение и систематическое изучение отдельных свойств, которые должны быть положены в основу классификации типов, являются необходимым условием для научного понимания типов.
Концепция Павлова о типах высшей нервной деятельности, или типах нервной системы, сочетает в себе оба указанных подхода. В трудах Павлова можно отметить ясно выраженную тенденцию к постепенному переходу от синтетического понимания типа как характерной картины поведения животного к аналитико-синтетическому пониманию его как комплекса определенных, измеряемых в строгом эксперименте свойств нервной системы.
Вся работа нашего коллектива посвящена изучению отдельных свойств нервной системы и взаимоотношению между ними. Пока еще мы считаем прежде
226
временным ставить вопрос о типах как характерных и наиболее часто встречающихся комплексах этих свойств, так как научно обоснованное решение его целиком зависит от знания отдельных свойств и взаимоотношений между ними.
Я перейду теперь к имеющему принципиальное значение вопросу о взаимоотношении между свойствами нервной системы, с одной стороны, и характерными формами поведения или психическими свойствами личности — с другой. Я уже подчеркивал, что свойства нервной системы — это физиологические свойства и поэтому их никак нельзя отождествлять с психическими свойствами личности. Теперь я остановлюсь несколько подробнее на этом вопросе.
Начну с взаимоотношения между свойствами нервной системы и формами поведения у животных. В лабораториях Павлова сначала предполагали, что тип нервной системы прежде всего характеризуется определенными формами поведения: собаки слабого типа — трусливы, собаки возбудимого типа - агрессивны, собаки подвижного типа — общительны и «подвижны» в своем поведении. Постепенно, однако, накопилось много фактов, говорящих о том, что нет такого простого соответствия между типом нервной системы и характером поведения: были описаны очень трусливые собаки сильного типа нервной системы, спокойные собаки возбудимого типа, малоподвижные в своем поведении собаки, имеющие, однако, подвижные нервные процессы (Теплов, 1956). На этом основании Павлов в конце своей жизни подчеркивал, что диагноз типа нервной системы надо ставить на основании экспериментальных испытаний, а не на основе характеристики внешнего поведения собаки.
Можно выдвинуть следующее общее положение: свойства нервной системы не предопределяют никаких форм поведения, но образуют почву, на которой легче формируются одни формы поведения, труднее — другие. Я остановился на данных, касающихся животных, во-первых, потому, что формы поведения у животных несравненно проще, чем у человека, и, во-вторых, потому, что вопрос о свойствах нервной системы изучен гораздо лучше на животных. Вернемся снова к человеку.
Бесспорно, что влияние воспитания и вообще условий жизни на формирование психического склада и зависящих от него форм поведения у человека неизмеримо больше, чем у животных. Поэтому у человека влияние врожденных свойств нервной системы выделить еще труднее, чем у животных. Определение свойств нервной системы или тем более их сложного комплекса, называемого типом нервной системы, только на основе наблюдения за поведением представляет собой задачу чрезвычайной трудности, для решения ее нужно длительное и глубокое изучение данного человека и большое мастерство исследователя. В особенности трудна эта задача по отношению к взрослым людям.
Взаимоотношение между свойствами нервной системы и особенностями поведения человека очень сложно. Приведу некоторые примеры. Изданной выше характеристики силы нервной системы в отношении возбуждения следует, что она должна сказываться в работоспособности человека. Однако было бы ошибочно предполагать, что о силе нервной системы можно судить по продуктивности работы. Продуктивность деятельности человека зависит прежде всего от таких факторов, как его отношение к труду, его интересы, его знания и навыки, в частности его умение организовать свою работу. Все эти факторы не зависят от силы нервной системы. Поэтому человек со слабой нервной системой может да
227
вать высокую продуктивность работы. О силе или слабости нервной системы говорит не продуктивность деятельности, а то, как протекает эта деятельность, сколь быстро и в чем проявляется утомление, какие способы помогают человеку бороться с утомлением, какой режим работы для него наиболее благоприятен. Короче говоря, сила нервной системы проявляется не в том, какова продуктивность деятельности данного человека, а в том, какими способами и при каких условиях он достигает наибольшей продуктивности.
Л.Б. Ермолаева-Томина провела с 22 испытуемыми эксперимент, заключающийся в трудном счете в уме, продолжавшемся непрерывно 40 мин Все испытуемые прошли через испытание силы нервной системы несколькими методиками. Оказалось, что у испытуемых слабого типа наблюдалось к 35-й мин понижение продуктивности работы, чего не было у испытуемых сильного типа. Испытуемые слабого типа, следовательно, скорее утомлялись. Однако общая продуктивность работы за все 40 мин оказалась у испытуемых со слабой нервной системой не меньшей, чем у испытуемых с сильной нервной системой (в среднем даже немного большей). И объясняется это тем, что испытуемые слабого типа в среднем давали в начале работы более высокую продуктивность, чем испытуемые сильного типа.
Е.А. Климов изучал особенности производственной работы ткачих-многостаночниц, экспериментально определив у них подвижность нервных процессов. (В свете сказанного выше, может быть, точнее говорить не о подвижности, а о некотором более узком понятии.) Работа на нескольких станках требует, казалось бы, большей подвижности, и согласно обычному представлению ткачихи с подвижной нервной системой должны были бы давать более высокую производительность. Это предположение, однако, не оправдалось: оказалось, что продуктивность работы ткачих-многостаночниц не зависит от подвижности нервных процессов. Но это не значит, что характер, «стиль» работы ткачих с подвижными и инертными нервными процессами одинаковы. Е.А. Климов описал много существенных признаков, характеризующих различие между работой этих двух групп ткачих. Например, ткачихи с малоподвижными нервными процессами много времени уделяют действиям, предупреждающим остановку станка, и тем самым освобождают себя от требующих большой скорости действий по обслуживанию остановившегося станка. Таких различий указано у Е.А. Климова довольно много. Отсюда следует, что при малой подвижности нервных процессов можно достичь столь же быстрой и продуктивной работы, как и при большой подвижности нервных процессов, но достигается это в двух случаях разными способами. Поэтому характер, «стиль» работы должны быть различными у лиц с разными свойствами нервной системы.
Тип высшей нервной деятельности, пишет В.С. Мерлин, «не определяет отношения личности к действительности с содержательной стороны, но он оказывает значительное влияние на некоторые формы этого отношения». Эту мысль автор иллюстрирует на примере отношения к отметкам двух исследованных им школьников. Экспериментальное исследование показало, что у первого нервные процессы слабые и инертные, у второго - сильные и подвижные с преобладанием возбуждения. Оба хорошо относились к учению и были заинтересованы в получении хороших отметок, но реакции их на отметки были разные: у первого — длительные (вследствие инертности нервных процессов), у второго — крат
228
ковременные (вследствие их подвижности); у первого отрицательная отметка вызывала заторможенное состояние, у второго - повышенное возбуждение. Эти примеры показывают отсутствие простого параллелизма между свойствами нервной системы и характером поведения. Но они говорят также о необходимости учитывать свойства нервной системы для возможно лучшей организации работы.
Свойства нервной системы накладывают глубокий отпечаток на все поведение человека. Но в чем именно выражается этот отпечаток - этого нельзя вывести из простого переноса слов «сила»-«слабость», «возбудимость»-«тормоз-ность», «подвижность» — «инертность» с характеристики физиологических процессов на характеристику поведения. Это надо изучать. Отсюда возникает специальная научная проблема - изучение психологических проявлений основных свойств нервной системы.
Разработка этой проблемы только начинается. И это вполне понятно. Раньше чем приступать к ней, нужно было разработать методики точного определения свойств нервной системы. Но, как видно из сказанного выше, и эта задача решена к настоящему времени лишь частично. Принципиальной ошибкой, лишающей смысла всю работу, было бы подменять определение физиологических свойств нервной системы психологической характеристикой поведения и затем пытаться решить проблему взаимоотношения свойств нервной системы и психических свойств личности.
Наша работа по своей цели и задачам - психологическая, так как мы стремимся найти физиологические основы психологических различий между людьми. Но по своим методам в исходной своей части и по используемым нами понятиям это работа физиологическая. Проблема, которой мы занимаемся, относится к той области знания, которую можно назвать психофизиологией и которая является пограничной между физиологией и психологией в том же смысле, в каком биохимия есть наука пограничная между химией и биологией.
Последний вопрос, имеющий существенное практическое значение.
Иногда полагают, что надо отыскивать пути изменения свойств нервной системы в желательную сторону. Такую точку зрения нельзя считать правильной. Во-первых, мы еще ничего не знаем о путях и способах изменения свойств нервной системы, но твердо знаем, что это изменение может совершаться лишь очень медленно и в результате изменения каких-то биологически существенных условий жизни. Во-вторых, неизвестно, что следует считать «желательными свойствами нервной системы». Слабая нервная система — это нервная система малой работоспособности (в физиологическом смысле!), но высокой чувствительности. Кто возьмется решить в общей форме вопрос, какая нервная система лучше: более чувствительная, но менее работоспособная или менее чувствительная, но более работоспособная?
Существуют некоторые виды деятельности, в которых выносливость нервной системы к «сверхсильным» нагрузкам имеет решающее значение. Для таких видов деятельности необходимы лица с сильной нервной системой. Но существуют и такие виды деятельности, где более важное значение имеет высокая чувствительность, реактивность.
Изменение свойств нервной системы должно вести в конце концов к нивелированию индивидуальности, к стремлению сделать всех людей одинаковыми.
229
Каждый человек должен быть принципиальным, честным: творчески относиться к труду, руководствоваться в своем поведении сознанием общественного долга, знать основы наук и т. д. Все эти качества могут быть развиты при любых особенностях нервной системы. Но у каждого человека формы проявления одних и тех же социально необходимых качеств различны.
Общество заинтересовано в богатстве и разнообразии индивидуальностей у социально ценных личностей, в расцвете индивидуальностей, а не нивелировании их.
Практическая задача, к которой направлена наша работа, состоит не в нахождении способов изменения свойств нервной системы, а в нахождении наилучших для каждого типа нервной системы путей и методов воспитания и обучения детей, организации труда и жизни взрослых.
В.Д. Небылицын
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОФИЗИОЛОГИИ1
Научный интерес к биологическим механизмам человеческой психологической индивидуальности имеет историю, сравнимую по своей длительности с историей многих, наиболее древних научных направлений. Уже более двух с половиной тысяч лет назад медиками античности были сформулированы гипотезы, призванные объяснить индивидуальные особенности темперамента соотношением основных жидких сред человеческого организма. С тех пор, особенно на протяжении последних ста лет, было выдвинуто немало разнообразных, резко различных по научному уровню концепций, направленных на выявление тех глубоких природных первопричин, которые, сложным образом взаимодействуя с влияниями окружающего мира, создают в конечном счете неповторимый психологический облик человеческой индивидуальности.
Во всех этих концепциях речь идет фактически об одном и том же: выборе некоторой системы биологических понятий, которые бы в своей совокупности могли быть использованы для объяснения индивидуальных особенностей функционирования всех сколько-нибудь важных сфер человеческой психики.
В советской психофизиологии в качестве такой системы понятий используются представления, выработанные первоначально в павловской школе и развитые потом применительно к человеку лабораториями Б.М. Теплова, В.С. Мерлина, Б.Г. Ананьева и др. Имеется в виду концепция основных свойств нервной системы (СНС), которая принимает в качестве ведущей посылки положение о существовании у высокоорганизованной нервной системы ряда свойств (параметров, черт, «измерений»), характеризующих динамику протекания в ней нервных процессов возбуждения и торможения и составляющих в своих комбинациях нейрофизиологическую основу разнообразных психологических проявлений с их индивидуальными вариациями.
В настоящее время есть все основания полагать, что эта концепция является наиболее продуктивной из всех предложенных до сих пор биологических теорий психологической индивидуальности. Ее очевидные преимущества вытекают из того факта, что она берет в качестве отправного момента не побочные или вторичные признаки биологической организации, каким являются, например, морфологические показатели - признаки телесной конституции в теориях Э. Креч-мера или С. Шелдона, а признаки определяющей, ведущей системы человеческого организма - центральной нервной системы. Признавая за морфологическими особенностями определенное психобиологическое значение, нужно признать тем не менее, что их роль как факторов психологической индивидуальности не может идти ни в какое сравнение с той ролью, которую играет центральная нервная система. Достоинства нейрофизиологической концепции факторов индивидуально-психологических различий подтверждены всем ходом творческого развития исходных павловских идей исследователями, работающими в области изучения основных свойств нервной системы, как в сфере чисто физиологического
1 Вопросы психологии, 1971, № 6.
231
их изучения, так и в сфере исследования их психологических проявлений и коррелятов.
Следует полностью отдать должное научной мудрости И.П. Павлова, сумевшего уловить в хаосе индивидуальных вариаций поведения и рефлекторного реагирования животных влияние немногих определяющих факторов, а затем и выделить эти факторы как основные детерминанты поведенческой индивидуальности и как объекты экспериментального изучения. Вместе с тем необходимо все же сказать, что многие решения, найденные в павловской школе для проблем, возникавших в ходе изучения нервной системы, кажутся сейчас неадекватными, не полностью обоснованными либо просто преждевременными. Так, явно неподготовленным был переход от изучения свойств нервной системы как параметров нейрофизиологической организации к изучению «типов высшей нервной деятельности», число которых к тому же оказалось ограниченным четырьмя.
Некоторые авторы и сейчас, вслед за И.П. Павловым, усматривают нечто весьма знаменательное в том факте, что павловская типологическая классификация «совпала» с античной классификацией четырех темпераментов, поддержанной авторитетом Иммануила Канта, и, таким образом, явилась будто бы современным нейрофизиологическим обоснованием этой древней классификации. Однако есть больше оснований думать, что это «совпадение» носило достаточно искусственный характер. Об этом неоднократно писал в своих работах Б.М. Теплов, много раз указывавший на то, что ценность идеи типа нервной системы заключается отнюдь не в открываемых при этом (и соблазнивших многих авторов) возможностях типологического классификационного подхода, а в понимании типов как комплексов и своеобразных сочетаний основных свойств нервной системы.
Стремление классифицировать индивидов по типам как сочетаниям свойств нервной системы одновременно или даже до того как будут разработаны и изучены критерии классификации, т. е. сами основные свойства нервной системы, привело к тому, что конструкции типов оказались искусственными, а рамки их -слишком узкими для того, чтобы вместить все многообразие наблюдаемых вариаций условно-рефлекторного (не говоря уже о поведенческом) реагирования. Это должны были признать и те авторы, которые непосредственно продолжали типологическую исследовательскую линию, начатую И.П. Павловым (например, В.К. Красуский). Сейчас авторы ставят акцент на изучение отдельных свойств нервной системы как континуальных характеристик мозговой деятельности, оставляя на будущее задачу изучения типов нервной системы как возможных комбинаций ее свойств.
Однако гораздо более серьезное значение имели некоторые просчеты или, точнее, недоработки в методической области. Как известно, в павловских лабораториях был разработан ряд экспериментальных приемов определения СНС: для каждого свойства - свои приемы, свои испытания, свои тесты. Но, как показывает ретроспективный и теперь уже несколько запоздавший анализ с применением математических методов, эти приемы далеко не всегда отвечали критериям валидности и монометричности, т. е. не всегда измеряли то свойство, для определения которого они были предназначены, и не всегда имели проекцию только на одно свойство нервной системы.
232
Понадобилась огромная работа, направленная на преодоление существовавших трудностей как методического, так и содержательного характера, которая и была проведена (а точнее сказать, и до сих пор ведется) упомянутыми научными коллективами, прежде всего тепловским. В результате были получены неизвестные ранее научно важные факты, пересмотрена интерпретация многих прежде сделанных наблюдений. И хотя идея свойств нервной системы в ее общем виде осталась неизменной, существенно изменились и принципы подхода к ее реализации, и методический арсенал. Это понятно: прошедшие годы были ознаменованы крупными достижениями во многих,важных областях психологических и особенно физиологических наук, и это не могло не оказать своего влияния на проблематику СНС. От успешного использования этих достижений при решении конкретных задач дифференциальной психофизиологии зависят научная эффективность данного направления, его практический «выход» и вся дальнейшая перспектива его развития.
Известно, что И.П. Павлов к концу своей жизни пришел к мысли о существовании трех основных свойств нервной системы: силы, баланса (уравновешенности) и подвижности нервных процессов. Это заключение было им сделано на основании условно-рефлекторных экспериментов и результатов наблюдений за поведением собак. Содержанием параметра силы нервной системы является способность нервных клеток выдерживать длительное концентрированное возбуждение без перехода в состояние запредельного торможения. Содержанием параметра баланса является соотношение процессов возбуждения и торможения в центральной нервной системе, которое, по Павлову, может выступить либо в виде равновесия этих процессов, либо в виде преобладания возбудительного процесса. Наконец, основным содержанием свойства подвижности служит быстрота смены возбуждения торможением, и наоборот.
Выделение упомянутых трех свойств хорошо обосновано и теоретически оправдано, так как их совокупным влиянием перекрывается значительный диапазон индивидуальных характеристик функционирования нервной системы. Однако постепенно мы пришли к выводу, что этих трех свойств все же недостаточно, для того чтобы полно описать индивидуальную вариативность мозговых функций и определяемых ими характеристик поведения.
Критический анализ результатов, получаемых при использовании различных методов определения свойств нервной системы, позволил Б.М. Теплову и его сотрудникам прийти к выводу о существовании наряду с традиционно выделенными еще нескольких свойств нервной системы, # частности таких, как динамичность и лабильность. Первое из них отвечает за легкость генерации нервной системой процессов возбуждения и торможения, в частности при формировании временных связей. Второе - лабильность — есть скоростная характеристика деятельности нервной системы, определяющая в основном быстроту затухания последействия от импульса возбуждения и, следовательно, быстроту смены одного цикла возбуждения другим при серийной подаче стимулов.
Таким образом, мы изучаем сейчас группу основных свойств нервной системы, существование большинства из которых установлено с достаточной твердостью, в том числе с применением факторного анализа. Все эти свойства характеризуют, каждое со своей определенной точки зрения, динамику каждого из двух основных нервных процессов — возбуждения и торможения. Говоря о динамич
233
ности нервной системы, мы имеем в виду в сущности два свойства — динамичность возбуждения и торможения, так же как, говоря о силе нервной системы, мы подразумеваем фактически два свойства - силу нервной системы по отношению к возбуждению и по отношению к торможению. Поскольку эти свойства представляют собой элементарные измерения двух фундаментальных нервных процессов, мы называем их первичными.
Ко вторичным же свойствам мы относим ряд дополнительных характеристик нервной системы, получаемых посредством измерения и сопоставления одноименных первичных свойств, характеризующих два противоположных нервных процесса - возбуждение и торможение. Это, таким образом, характеристика баланса, или уравновешенности, нервных процессов по первичным свойствам -по динамичности, или силе, или подвижности, или лабильности. Павловское свойство уравновешенности нервных процессов мы рассматриваем сейчас именно как вторичное: с нашей точки зрения, обоснованной анализом применяемых для определения уравновешенности проб, это свойство представляет собой уравновешенность нервной системы по динамичности, т. е. по относительной легкости генерации нервной системой возбудительного или тормозного процесса, хотя сам Павлов рассматривал уравновешенность как соотношение двух силовых характеристик нервной системы (силы по отношению к возбуждению и силы по отношению к торможению). Уравновешенность по динамичности изучена гораздо детальнее, чем другие виды баланса, определение которых наталкивается на значительные трудности, связанные в ряде случаев с отсутствием методик для адекватной оценки некоторых из первичных СНС, характеризующих процесс торможения.
Итак, намечается некоторая достаточно простая (всего двухступенчатая) иерархия основных свойств нервной системы, включающая набор первичных и определяемых на их основе вторичных свойств. Можно говорить, следовательно, о существовании многомерной структуры СНС, изученной явно недостаточно, но относительно большинства компонентов которой (т. е. относительно отдельных свойств) накоплено немало весьма ценных данных, касающихся их природы, способов их определения и их психологических проявлений. Остановимся на вопросе о психологических коррелятах СНС.
В научной литературе иногда встречается мнение, что между СНС и психологическими проявлениями якобы не удается найти никаких связей. Это абсолютно не соответствует действительности. Многочисленные исследования, проведенные лабораториями Б.А. Ананьева, В.С. Мерлина, Е.А. Климова и нашей лабораторией, показывают, что СНС играет подчас весьма существенную роль в целом ряде важных психологических характеристик, в частности относящихся к психическим состояниям, к психическим процессам и к психологическим качествам индивида.
Если говорить о роли СНС в психических состояниях, то уместно привести результаты, полученные при изучении силы нервной системы как фактора поведения людей в ситуациях, имитирующих условия деятельности оператора автоматизированной системы. Так, эксперименты, проведенные под руководством В.И. Рождественской, позволяют раскрыть важную роль нервной системы в генерации психических состояний, прямо влияющих на работоспособность человека и конечную продуктивность его деятельности. Оказывается, эта роль от
234
нюдь не является однозначной. Она изменяется в зависимости от изменения характера деятельности. Для разных видов деятельности то один, то другой из противоположных полюсов параметра силы может играть положительную роль. В условиях монотонной работы лучшую эффективность (меньшее количество ошибок) демонстрируют (в среднем) индивиды со слабой нервной системой.
Нейрофизиологическое объяснение этого факта заключается в том, что высокая чувствительность слабой нервной системы, по-видимому, в большей степени препятствует развитию в ней своеобразных тормозных состояний, являющихся спутником монотонной работы, чем высокая работоспособность, но более низкая чувствительность сильной нервной системы. Слабая нервная система получает большие дозы сенсорного притока, следовательно, более интенсивную с физиологической точки зрения стимуляцию, и это обстоятельство предотвращает развитие в слабых нервных клетках тормозного состояния, родственного, по-видимому, угасательному торможению и ответственного за появление ошибочных реакций.
Однако фактор слабости — высокой чувствительности — играет положительную роль лишь в условиях монотонности. При переходе от монотонной, однообразной деятельности к деятельности с элементами «драматизма», т. е. с нерегулярным возникновением раздражителей, неравномерным распределением сенсорной нагрузки, наличием неожиданных стимулов, стрессовых ситуаций и т. д., преимущества получают лица с сильной нервной системой, очевидно потому, что для такого рода условий деятельности пониженная чувствительность и повышенная работоспособность (признаки сильного полюса параметра силы) являются более благоприятными моментами. Об этом свидетельствуют опыты В. И. Рождественской с соавторами, К.М. Гуревича, В.Н. Пушкина й О.А. Конопкина, показавших в разных сериях экспериментов и наблюдений, что сила нервной системы как таковая есть благоприятствующий фактор при резких эмоциональных перегрузках, при поддержании уровня бдительности в задаче реагировать на нерегулярно появляющиеся стимулы и при действии отвлекающих сенсорных раздражителей. В целом можно, видимо, принять, что высокий уровень силы нервной системы есть фактор, препятствующий развитию стрессовых и стрессоподобных состояний.
Так или иначе, независимо от конкретного направления и характера проявлений связи между силой нервной системы и показателями деятельности, само наличие этой связи представляется сейчас несомненным. Сила нервной системы, влияя на динамику психических состояний индивида, способна оказывать существенное положительное или, напротив, ограничивающее влияние на динамические показатели деятельности и на ее конечную результативность и поэтому может и должна рассматриваться как важный фактор индивидуальной психофизиологической организации.
Что касается значения СНС как факторов психических процессов, то здесь не будем на них останавливаться. Однако необходимо отметить, что целый ряд результатов, полученных не только в нашей лаборатории, но и в работе других коллективов, свидетельствует о существовании связи между СНС - особенно силой и лабильностью — и эффективностью различных мнемических процессов. В частности, экспериментально подтверждена гипотеза А.А. Смирнова о том, что «сильные» индивиды будут превосходить «слабых» в продуктивности запоминания при затрудненных условиях протекания этого процесса.
235
Наконец, цикл исследований, недавно предпринятых К.М. Гуревичем, уже приносит результаты, указывающие на важную роль СНС в некоторых личностных качествах, имеющих прямое отношение к профессиональной пригодности, к овладению мастерством в тех или иных профессиях. При этом начинает постепенно выявляться интересное обстоятельство. Долгое время считалось, что СНС есть важный фактор пригодности к тем профессиям, которым свойственно возникновение «экстремальных ситуаций», а во всех остальных профессиях СНС влияют лишь на стиль овладения профессиональными навыками и последующую деятельность в рамках данной профессии. В настоящее время получены пока еще, разумеется, предварительные данные, свидетельствующие о том, что СНС могут оказывать существенное влияние на уровень достижений в профессиях и инфраэкстремального характера, в частности там, где предъявляются высокие требования к точностным и скоростным характеристикам реагирования.
Итак, можно констатировать, что в ходе многолетней и все расширяющейся работы по изучению СНС человека получены важные результаты чисто нейрофизиологического и психофизиологического характера. Многие из них хорошо укладываются в рамки выработанных теоретических представлений. Однако некоторые результаты таковы, что приходится существенно пересматривать и модифицировать кое-какие важные элементы концепции свойств нервной системы. Именно такого рода данные получены в результате наблюдений межанализаторных различий по свойствам нервной системы.
Мы неоднократно замечали, что при сопоставлении сенсорных условно-рефлекторных и других показателей достаточно высокие степени связи (коэффициенты корреляции) обнаруживаются, как правило, лишь в тех случаях, когда упомянутые показатели относятся, насколько можно судить, к одному и тому же корковому анализатору. Если же эти показатели адресуются к разным анализаторам, коэффициенты корреляции между ними редко превышают величину 0,30 и часто бывают близки к нулю. То же самое наблюдается и в тех случаях, когда модально окрашенные физиологические индикаторы сопоставляются с такими характеристиками поведения, которые трудно «привязать» к какому-либо анализатору и которые носят общеличностный характер (эмоциональность, тревога, активность и т. д.). Причиной отсутствия корреляции или низких ее величин во всех этих случаях являются хорошо установленные в нашей лаборатории факты, говорящие о возможности интрацеребральных различий по уровню одного и того же свойства у одного и того же субъекта, и в частности межанализаторных различий. Испытуемых, обладающих достаточно резко выраженными межанализаторными различиями, в каждой представленной выборке бывает около 20—25%, и именно их наличие приводит к низким значениям статистических связей при сопоставлении характеристик, относящихся к разным анализаторам, как, видимо, и вообще к разным церебральным структурам.
Отсюда следует, что использование методик, обладающих модальной специфичностью, для оценки свойств нервной системы не является вполне адекватным. Эти методы, по нашим современным представлениям, измеряют то, что мы обозначаем сейчас как частные свойства нервной системы, т. е, свойства рецепторной системы головного мозга с ее подсистемами в виде отдельных анализаторов. Но, измеряя частные свойства, мы можем получить не более чем частную информацию о роли нейрофизиологических параметров в динамике психичес
236
ких функций. Таким образом, представления о нейрофизиологических основах индивидуальных различий, опирающиеся на представления о частных свойствах нервной системы, оказываются недостаточными. Они должны быть заменены представлениями, имеющими более общее значение и пригодными для нейрофизиологического объяснения индивидуальных различий не только в тех областях психики, которые непосредственно связаны с функцией органов чувств, но и в тех ее областях, которые имеют общеличностный характер. Речь идет, следовательно, о разработке теории и методов изучения не частных, а общих свойств нервной системы, являющихся детерминантами индивидуальных особенностей поведения в наиболее общих его проявлениях и чертах.
Был предложен следующий подход к решению этой задачи. Если свойства отдельных анализаторов представляют собой частные свойства нервной системы, то в качестве ее свойств следует рассматривать физиологические измерения комплексов тех мозговых структур, которые не связаны прямо с переработкой сенсорных воздействий и имеют более общее значение для нервно-психической деятельности организма. Каковы эти структуры? К их числу могут быть отнесены передние отделы новой коры и взаимодействующие с ними образования старой и древней коры, а также подкорки, в частности ствола. Относительно структур, составляющих этот комплекс, известно, что они выполняют функции регуляции и управления всеми процессами, протекающими в живом организме, - от низших биологических до самых высоких психических. Эти структуры составляют субстрат глобальных общефизиологических и общеличностных функций, как мотивация, потребности и эмоции, направленное внимание, программирование действий и движений, интеллектуальное планирование и оценка результатов и т. д. Вполне естественно предположить, что свойства именно этих мозговых структур являются истинными детерминантами индивидуальных личностных особенностей в только что указанных и во многих других важнейших проявлениях психики и поэтому с полным правом могут рассматриваться как общие свойства нервной системы.
Но прежде чем начать систематический поиск в этих структурах общих СНС как параметров нервной организации мозговых регуляторных образований, необходимо убедиться, что для этого есть физиологические основания в виде интраиндивидуал ьных различий между передними и задними отделами мозга по каким-то важным характеристикам мозговой ткани. Ведь если таких различий нет, то тогда не будет смысла говорить о выделении общих СНС как каких-то специальных параметров деятельности передних отделов мозга. Для получения исходных данных по этому вопросу мы прибегли к электроэнцефалографическому (ЭЭГ) методу, исследовав внутрииндивидуальные сходства и различия по многим ЭЭГ-характеристикам. Приведем в качестве примера некоторые данные, полученные в работе Н.И. Александровой относительно интрацеребральных различий по ряду показателей «фона» ЭЭГ. Так, из затылочной и лобной ЭЭГ нескольких десятков испытуемых были получены амплитудные и частотные показатели биотоков мозга вместе с характеристиками стационарности и периодичности ЭЭГ, т. е. устойчивости, регулярности биэлектрического процесса. При факторном анализе матрицы интеркорреляций между всеми этими показателями были установлены четыре фактора. Два из них оказались общими для обоих отведений. В один (фактор Б) вошли амплитудные показатели лобной
237
и затылочной ЭЭГ, в другой (фактор В) - частотные показатели обоих этих отведений. Таким образом, имеются основания полагать, что амплитудные и частотные показатели ЭЭГ являются общими для всей коры больших полушарий (хотя в некоторых случаях интрацеребральные различия все же выражены довольно отчетливо). В отличие от этого показатели стационарности и периодичности ЭЭГ разбиты на два фактора в соответствии с принадлежностью к каждому из отведений. Это говорит о том, что за характеристиками стационарности ЭЭГ лобной и затылочной коры стоит, по-видимому, действие взаимно независимых физиологических факторов, обладающих каждый своей собственной «сферой влияния».
С помощью подобного рода исследований мы стремимся не просто установить факт существования различий между зонами мозга по каким-то мозговым характеристикам, но одновременно решить важные методические задачи, связанные с разработкой способов и приемов оценки общих СНС. Анализ физиологического значения показателей стационарности в их соотношениях между собой и с другими ЭЭГ переменными открывает, как мы полагаем, возможность трактовки этих показателей в терминах одного из ведущих параметров нервной организации — свойства силы нервной системы.
Действительно, в характеристиках стационарности и периодичности ЭЭГ, по-видимому, достаточно прямо отражаются те свойства мозгового субстрата, которые определяют устойчивость и регулярность протекающих в нем процессов, в данном случае биоэлектрических. Такой подход к интерпретации этих характеристик сближает их сущность с содержанием двух наиболее важных компонентов синдрома силы, двух видов функциональной устойчивости нервной системы — к действию истощающих и к действию побочных, отвлекающих раздражителей. Отсюда и появляется возможность предположить, что показатели стационарности и периодичности ЭЭГ являются показателями силы нервной системы или, точнее, силы (работоспособности) тех нейронных популяций, которыми генерируется данный биоэлектрический процесс...
Следует, однако, уже сейчас при разработке методов определения общих СНС предусматривать одно важное обстоятельство, связанное с функциональной неоднородностью комплекса структур, входящих в регуляторную мозговую систему. Анализ функций этих структур позволяет выделить среди них по крайней мере две исключительно важные группы мозговых образований, деятельность которых имеет, по-видимому, ведущее значение для детерминации индивидуально-психологических различий в области такой личностной категории, как темперамент. Темперамент есть важный домен личностной организации, характеризующий индивидуальное поведение с его динамической стороны. В самом первом приближении мы выделяем в структуре темперамента два главнейших и, по нашим представлениям, ортогональных параметра: общую активность и эмоциональность.
Понятием общей активности объединяется группа личностных качеств, обусловливающих внутреннюю потребность, тенденцию индивида к эффективному освоению внешней действительности, к самовыражению относительно внешнего мира. Такая потребность может реализоваться либо в умственном, либо в двигательном (в том числе речедвигательном), либо в социальном (общение) плане, и в соответствии с этим может быть выделено несколько видов общей активно
238
сти. Что касается эмоциональности, то это фактически целый конгломерат качеств, описывающих динамику возникновения, протекания и прекращения различных эмоциональных состояний. О некоторых внутренних подразделениях этой комплексной характеристики будет сказано несколько позже.
Вероятно, не будет ошибкой сказать, что динамические особенности поведения индивида могут быть почти во всех случаях описаны достаточно полно ссылками на место, занимаемое субъектом в континуумах упомянутых двух измерений темперамента. Можно думать, что первое из этих измерений, а именно общая активность, имеет в качестве мозгового субстрата группу корковых и подкорковых образований, составляющих в совокупности комплекс, который можно было бы обозначить как «лобно-ретикулярный». В этот комплекс входят, следовательно, структуры фронтальной коры вместе с ретикулярной формацией среднего мозга и, возможно, некоторыми иными подкорковыми образованиями. Мы полагаем, что от некоторого среднего уровня возбуждения, циркулирующего во внутренних кольцеобразных коммуникациях этого лобно-ретикулярного комплекса, зависит уровень психической активности индивида, определяющей энергию, темп, объем и разнообразие его поступков и действий. В рамках указанного взаимодействия ретикулярная формация является, по-видимому, генератором, первоначальным продуцентом возбуждения, а лобная кора — модулятором, способным с помощью системы обратных связей как умерять, так и стимулировать исходную активность ретикулярных структур. Что касается второго измерения темперамента — эмоциональности, то этому измерению, по-видимому, физиологически релевантна мозговая система, включающая структуры лимбического мозга как первичного генератора эмоциональных переживаний и (снова) лобной коры как их модулятора. Существует немало данных, указывающих на то, что структуры лимбического мозга образуют тесное единство с образованиями лобной коры, в частности медиобазальных и орбитальных ее отделов. Уровень возбуждения, формирующегося в результате взаимодействия структур этого «лобно-лимбического» комплекса и циркулирующего, как и в первом случае, в системах замкнутых кольцевых внутренних связей, определяет уровень эмоциональности индивида как способности к эмоциональному переживанию (конечно, с учетом модальности этого переживания).
Таким образом, можно говорить о существовании в переднем мозге двух (несомненно, взаимодействующих) церебральных систем, представляющих собой нейрофизиологическую базу двух ведущих, основных измерений темперамента.
Мы еще не располагаем достаточными данными в подтверждение предположений, касающихся нейрофизиологических основ индивидуальных различий по эмоциональности. Однако, что касается гипотез относительно роли лобно-ретикулярного комплекса в определении характеристик психической активности, то имеются некоторые данные. Они были получены в нашей лаборатории А.И. Крупновым при сопоставлении ряда биоэлектрических показателей передней и задней коры с некоторыми признаками моторной, двигательной активности, рассматриваемой в качестве одного из «подизмерений» общей психической активности. Оказалось, что показатели суммарной энергии ритмов затылочной ЭЭГ не дают значимых корреляций с показателями моторной активности. В то же время выявились статистически значимые корреляции между моторной активностью и энергетическими показателями высокочастотных ритмов фронтальной ЭЭГ.
239
При этом значения коэффициентов корреляции выше для частотного диапазона бета 2 (21—30 кол/с), чем для диапазона бета 1 (14- 20 кол/с). Направление этих зависимостей означает, что высокоактивные в двигательной сфере индивиды имеют явную тенденцию к лучшей выраженности высокочастотных составляющих ЭЭГ лобного отведения.
Если справедливо мнение (например, А.И. Ройтбака) о том, что высокочастотные колебания ЭЭГ представляют собой функцию восходящих активирующих влияний на кору со стороны ретикулярных структур, то следует признать особое значение лобно-ретикулярного взаимодействия как фактора индивидуальных различий по уровню двигательной активности, представляющей собой важный признак темперамента.
Таким образом, уже при настоящем уровне наших знаний об организации мозговой деятельности следует, видимо, согласиться с тем, что отдельные комплексы мозговых структур (морфофункциональные мозговые системы), как правило, организованные по вертикальному принципу (Б.Г. Ананьев), играют каждый свою особую роль в определении различных характеристик психики и поведения и что именно свойствами (и комбинациями свойств) морфофункциональных мозговых систем определяются индивидуальные особенности этих характеристик. В качестве таких систем пока мы выделяем, как это было видно из предыдущего изложения, мозговые анализаторы, а кроме анализаторов - две мозговые системы, ростральные отделы которых локализуются в антицентраль-ной, по Г.И. Полякову, или лобной, коре: лобно-ретикулярная и лобно-лимбическая. Внутренняя динамика нервных процессов в каждой из этих морфофункциональных мозговых систем определяется, видимо, одним и тем же набором свойств (возможно, например, силой, динамичностью, лабильностью и т. д.), но количественные значения одного и того же свойства в разных системах, по-видимому, могут быть различными, что и создает проблему разделений оценки нейродинамических параметров в различных отделах мозга.
Разумеется, подымая вопрос о дифференцированном подходе к измерению свойств различных мозговых систем, следует помнить, что ни одна из этих систем не существует и не может существовать и функционировать в анатомической и функциональной изоляции от других мозговых систем или отдельных входящих в их состав структур. Тесное взаимодействие мозговых образований обеспечивает целостность работы мозга и саму возможность его деятельности в качестве регулятора целенаправленного поведения (П.К. Анохин). Однако функциональная специфичность внутримозговых систем представляется ныне достаточно очевидным фактом, и с ним нельзя не считаться, предпринимая попытки изучения биологических основ индивидуально-психологических различий. Вот почему мы ставим сейчас вопрос о структурно-системном подходе к анализу нейрофизиологических факторов человеческого поведения. Хотя, разумеется, предпочли бы, чтобы трудностей, связанных с вариативностью одних и тех же свойств всего мозга, не существовало и чтобы результаты измерения свойств какого-либо мозгового отдела можно было бы безоговорочно использовать для оценки свойств мозга в целом.
Есть, однако, и еще один аспект изучения нейрофизиологических факторов индивидуальности, который еще больше усложняет существующую картину. Он практически еще не исследован. При его рассмотрении могут быть высказаны
240
лишь самые общие соображения. Речь идет о проблеме уровней в организации деятельности нервной системы — проблеме, которая в последнее время оживленно дискутируется в научной литературе, посвященной вопросам деятельности мозга и психики. Пока что, по-видимому, эта проблема имеет довольно абстрактное и в основном теоретическое значение, однако многие идеи, высказанные в связи с ее разработкой, реализуются уже и сейчас в конкретных исследованиях. Есть немало оснований думать, что каждая из упомянутых выше, а также неупомянутых, но, надо думать, существующих морфофункциональных мозговых систем имеет многослойное, многоуровневое строение. Можно предположить, что отличительной чертой низших уровней организации системы является автоматический, по-видимому, обусловленный генетически характер тех процессов саморегуляции, которые обеспечивают надлежащую эффективность функционирования системы на данном уровне. Особенностью же высших уровней организации системы, в отличие от низших, является сознательный, произвольный характер процессов саморегуляции, реализуемых с помощью речи и речевого мышления и обусловленных прежде всего воспитательно-средовыми влияниями. Указанное различие можно проследить на самых разнообразных функциях нервной системы.
Так, в области памяти низшие уровни будут представлены процессами элементарного запечатления и синтеза информации, протекающими часто без какого бы то ни было участия сознания и продуцирующими «на выходе» такие феномены, как привыкание в нейрофизиологическом смысле этого термина) или, возможно, реминисценция. Высшие же уровни будут характеризоваться процессами высокопроизвольного, целенаправленного, селективного запоминания, управляемого посредством словесных регуляций. Аналогичные соотношения низших и высших уровней будут характерны и для таких психологических категорий, как восприятие и внимание, эмоции и моторика и т. д.
Естественно будет предположить, что на этих столь разных уровнях реализации любой данной функции роль и конкретные проявления одного и того же свойства нервной системы будут различны. Такое, например, нейрофизиологическое свойство, как динамичность, будет иметь на низшем уровне, скажем на уровне отдельного нейрона, далеко не то же самое содержание, что и на высшем, неизбежно возникающем при объединении нейронов в ансамбли и целые мозговые структуры. Это же относится, очевидно, и к любому другому СНС. Каждое из них может иметь различные количественные значения на разных уровнях организации нервной системы, и будут ли эти значения коррелировать, сказать сейчас очень трудно. Скорее всего корреляции будут весьма умеренными. Слишком очевидны различия в структуре и организации нейрофизиологических функций на низших (элементарно-нейронных) и высших (комплексно-системных) уровнях деятельности мозговых систем. В настоящее время эти предположения носят чисто гипотетический характер, и нет никаких фактов, которые могли бы их подтвердить или опровергнуть. Возможность уровневого аспекта в изучении свойств нервной системы следует учитывать и принимать во внимание при перспективном планировании работ в этой области.
Итак, мы попытались выделить три проблемы дифференциальной психофизиологии, от разрешения которых во многом зависит успех проникновения в механизмы индивидуального поведения. Эти три проблемы связаны: 1) с иденти
241
фикацией и описанием самих параметров деятельности мозга — свойств нервной системы, с определением их физиологического содержания и характера взаимодействия; 2) с территориальной, структурно-системной организацией свойств нервной системы; 3) с организацией и соотношением свойств нервной системы на разных уровнях ее деятельности. Уже простой перечень и весьма схематическое изложение существа этих проблем с достаточной полнотой показывают сложность и «многомерность» самой проблематики основных свойств нервной системы как нейрофизиологических факторов индивидуально-психологических различий. Взаимодействуя с многообразными влияниями окружающей среды, эти природные свойства создают в конечном счете то, что не перестает нас озадачивать и поражать,- человеческую индивидуальность. Признание данного положения ставит перед нами задачу все более и более углубленного изучения свойств нервной системы во всей сложности их структуры, во всем разнообразии их содержания, функций и проявлений. Решение этой задачи существенно поможет понять те причины, по которым каждый из нас отличается от других.
В.Д. Небылицын
ТЕМПЕРАМЕНТ1
Темперамент (лат. temperamentum - надлежащее соотношение черт от tempera - смешиваю в надлежащем соотношении) — характеристика индивида со стороны динамических особенностей его психической деятельности, т. е. темпа, быстроты, ритма, интенсивности, составляющих эту деятельность психических процессов и состояний.
Анализ внутренней структуры темперамента представляет значительные трудности, обусловленные отсутствием у темперамента (в его обычных психологических характеристиках) единого содержания и единой системы внешних проявлений. Попытки такого анализа приводят к выделению трех главных, ведущих, компонентов темперамента, относящихся к сферам общей активности индивида, его моторики и эмоциональности. Каждый из этих компонентов, в свою очередь, обладает весьма сложным многомерным строением и разными формами психологических проявлений.
Наиболее широкое значение в структуре темперамента имеет тот его компонент, который обозначается как общая психическая активность индивида. Сущность этого компонента заключается главным образом в тенденции личности к самовыражению, эффективному освоению и преобразованию внешней действительности; разумеется, при этом направление, качество и уровень реализации этих тенденций определяются другими («содержательными») особенностями личности: ее интеллектуальными и характерологическими особенностями, комплексом ее отношений и мотивов. Степени активности распределяются от вялости, инертности и пассивного созерцательства на одном полюсе до высших степеней энергии, мощной стремительности действий и постоянного подъема -на другом.
К группе качеств, составляющих первый компонент темперамента, вплотную примыкает (или даже, возможно, входит в нее как составная часть) группа качеств, составляющих второй - двигательный, или моторный, — его компонент, ведущую роль в котором играют качества, связанные с функцией двигательного (и специально — речедвигательного) аппарата. Необходимость специального выделения в структуре темперамента этого компонента вызывается особым значением моторики как средства, с помощью которого актуализируется внутренняя динамика психических состояний со всеми ее индивидуальными градациями. Среди динамических качеств двигательного компонента следует выделить такие, как быстрота, сила, резкость, ритм, амплитуда и ряд других признаков мышечного движения (часть из них характеризует и речевую моторику). Совокупность особенностей мышечной и речевой моторики составляет ту грань темперамента, которая легче других поддается наблюдению и оценке и поэтому часто служит основой для суждения о темпераменте их носителя.
Третьим основным компонентом темперамента является «эмоциональность», представляющая собой обширный комплекс свойств и качеств, характеризующих особенности возникновения, протекания и прекращения своеобразных
’ Педагогическая энциклопедия, т. 4. М., 1962.
243
чувств, аффектов и настроений. По сравнению с другими составными частями темперамента этот компонент наиболее сложен и обладает разветвленной собственной структурой. В качестве основных характеристик «эмоциональности» выделяют впечатлительность, импульсивность и эмоциональную лабильность. Впечатлительность выражает аффективную восприимчивость субъекта, чуткость его к эмоциогенным воздействиям, способность его найти почву для эмоциональной реакции там, где для других такой почвы не существует. Термином «импульсивность» обозначается быстрота, с которой эмоция становится побудительной силой поступков и действий без их предварительного обдумывания и сознательного решения выполнить их. Под эмоциональной лабильностью обычно понимается скорость, с которой прекращается данное эмоциональное состояние или происходит смена одного переживания другим.
Основные компоненты темперамента образуют в актах человеческого поведения то своеобразное единство побуждения, действия и переживания, которое позволяет говорить о целостности проявлений темперамента и дает возможность относительно четко отграничить темперамент от других психических образований личности ее направленности, характера, способностей и др.
Вопрос о проявлениях темперамента в поведении неразрывно связан с вопросом о факторах, эти проявления обусловливающих. В истории учения о личности можно выделить три основные системы взглядов на этот вопрос. Древнейшими из них являются гуморальные теории, связывающие темперамент со свойствами тех или иных жидких сред организма. Наиболее ярко эту группу теорий темперамента представляла классификация темперамента, основанная на учении Гиппократа. Он считал, что уровень жизнедеятельности организма определяется соотношением между четырьмя жидкостями, циркулирующими в человеческом организме, — кровью, желчью, черной желчью и слизью (лимфой, флегмой). Соотношение этих жидкостей, индивидуально-своеобразное у каждого организма, обозначалось по-гречески термином «красис» (смесь, сочетание), который в переводе на латинский язык звучит как «temperamentum». На основе теории Гиппократа постепенно сформировывалось учение о четырех типах темперамента по количеству главных жидкостей, гипотетическое преобладание которых в организме и дало название основным типам темперамента: сангвиническому (от латинского sanguis — кровь), холерическому (от греческого chole -желчь), меланхолическому (от греческого melaina — черная желчь) и флегматическому (от греческого phlegma — слизь).
В новое время психологическая характеристика этих типов темперамента была обобщена и систематизирована впервые немецким философом И. Кантом («Антропология», 1789), допустившим, однако, в своих толкованиях смешение черт темперамента и характера. Органической основой темперамента Кант считал качественные особенности крови, т. е. разделял позицию сторонников гуморальных теорий.
Близко к гуморальным теориям темперамента стоит сформулированная 77. Ф. Лесгафтом идея о том, что в основе проявлений темперамента в конечном счете лежат свойства системы кровообращения, в частности толщина и упругость стенок кровеносных сосудов, диаметр их просвета, строение и форма сердца и т. д. При этом малому просвету и толстым стенкам сосудов соответствует холерический темперамент, малому просвету и тонким стенкам — сангвинический, 244
большому просвету и толстым стенкам - меланхолический и, наконец, большому просвету и тонким стенкам - флегматический. Калибром сосудов и толщиной их стенок определяются, согласно теории Лесгафта, быстрота и сила кровотока, затем (как производное) скорость обмена веществ при питании и, наконец, сама индивидуальная характеристика темперамента как меры возбудимости организма и продолжительности его реакций при действии внешних и внутренних стимулов.
Большое влияние на формирование современных буржуазных теорий личности и ее индивидуальных особенностей оказала теория темперамента, выдвинутая Э. Кречмером.
Анализируя совокупности морфологических признаков, Кречмер выделяет на основе разработанных им критериев основные конституционные типы телосложения и делает попытку определить темперамент именно через эти типы морфологических конституций.
Например, астеническому типу конституции, характеризующемуся длинной и узкой грудной клеткой, длинными конечностями, удлиненным лицом, слабой мускулатурой, соответствует, по Кречмеру, шизоидный (шизотемический) темперамент, которому свойственны индивидуальные особенности, располагающиеся в основном вдоль «психэстетической» шкалы, — от чрезвычайной ранимости, аффективное™ и раздражительности до бесчувственной холодности и тупого, «деревянного» равнодушия. Для шизоидов характерны также замкнутость, уход во внутренний мир, несоответствие реакций внешним стимулам, контрасты между судорожной порывистостью и скованностью действий.
Другому основному конституциональному типу — пикническому, характеризующемуся широкой грудью, коренастой, широкой фигурой, круглой головой, выступающим животом, отвечает, по Кречмеру, циклоидный (циклотимический) темперамент, которому свойственны прежде всего индивидуальные особенности, идущие вдоль «диатетической» шкалы, т. е. от постоянно повышенного, веселого настроения у маниакальных субъектов до постоянно сниженного, печального и мрачного состояния духа у депрессивных индивидов. Для циклои-дов характерны также соответствие реакций стимулам, открытость, умение слиться с окружающей средой, естественность, мягкость и плавность движений. Э. Кречмер ошибочно определил роль конституциональных особенностей как факторов психического развития личности. Его теория неизбежно приводит к порочной идее фатального предрасположения индивида к тому психологическому складу, который уготован ему наследственно заданным телесным обликом, и носит по существу реакционный характер.
К морфологическим теориям темперамента относится и концепция американского психолога У. Шелдона, который выделяет три основных типа соматической конституции («соматотипа»): эндоморфный, мезоморфный и эктоморфный. Для эндоморфного типа, по его мнению, характерны мягкость и округлость внешнего облика, слабое развитие костной и мускульной систем; ему соответствует висцеротонический темперамент с любовью к комфорту, с чувственными устремлениями, расслабленностью и медленными реакциями. Мезоморфный тип характеризуется жестокостью и резкостью поведения, преобладанием костно-мускульной системы, атлетичностью и силой; с ним связан соматотоничес-кий темперамент с любовью к приключениям, склонностью к риску, жаждой му
245
скульных действий, активностью, смелостью, агрессивностью. Эктоморфному типу конституции свойственны изящество и хрупкость телесного облика, отсутствие выраженной мускулатуры; этому соматотипу соответствует церебротони-ческий темперамент, характеризующийся малой общительностью, склонностью к обособлению и одиночеству, повышенной реактивностью; Шелдон, так же как и Кречмер, проводит мысль о фатальной соматической обусловленности самых разнообразных психических черт личности, в том числе таких, которые целиком определяются условиями воспитания и социальной средой.
Основным недостатком гуморальных и морфологических теорий является то, что они принимают в качестве первопричины поведенческих проявлений темперамента такие системы организма, которые не обладают и не могут обладать необходимыми для этого свойствами.
Основу для разработки действительно научной теории темперамента создало учение И.П. Павлова о типологических свойствах нервной системы животных и человека. Крупнейшей заслугой Павлова явилось детальное теоретическое и экспериментальное обоснование положения о ведущей роли и динамических особенностях поведения центральной нервной системы — единственной из всех систем организма, обладающей способностью к универсальным регулирующим и контролирующим влияниям. Павлов выделил три основных свойства нервной системы: силу, уравновешенность и подвижность возбудительного и тормозного процессов. Из ряда возможных сочетаний этих свойств Павлов выделил четыре, по его данным, основные, типичные комбинации в виде четырех типов высшей нервной деятельности. Их проявления в поведении Павлов поставил в прямую связь с античной классификацией темперамента. Сильный, уравновешенный, подвижный тип нервной системы рассматривался им как соответствующий темперамент сангвиника; сильный, уравновешенный, инертный — темперамент флегматика; сильный, неуравновешенный — темперамент холерика; слабый -темперамент меланхолика.
.Советские психологи (Б.М. Теплов и др.) отмечают, что первостепенное научное значение работ И.П. Павлова заключается в выяснении основной роли свойств нервной системы как первичных и самых глубоких параметров психофизиологической организации индивидуума. На современном этапе развития науки сделать окончательные научные выводы относительно числа основных типов нервной системы, равно как и числа типичных темпераментов, еще не представляется возможным. Исследования советских ученых показывают, что сама структура свойств нервной системы как нейрофизиологических измерений темперамента много сложнее, чем это представлялось ранее, а число основных комбинаций этих свойств гораздо больше, чем это предполагалось И.П. Павловым.
Однако для практического (в том числе психолого-педагогического) изучения личности деление на четыре основных типа темперамента и их психологическая характеристика могут служить достаточно хорошей основой. В соответствии с этим следует отметить, что для сангвинического темперамента характерны довольно высокая нервно-психическая активность, разнообразие и богатство мимики и движений, эмоциональность, впечатлительность и лабильность. Вместе с тем эмоциональные переживания сангвиника, как правило, неглубоки, а его подвижность при отрицательных воспитательных влияниях приводит к отсутствию должной сосредоточенности, к поспешности, а иногда и поверхностности.
246
Для холерического темперамента характерны высокий уровень нервно-психической активности и энергии действий, резкость и стремительность движений, а также сила, импульсивность и яркая выраженность эмоциональных переживаний.
Недостаточная эмоциональная и двигательная уравновешенность холерика может выливаться при отсутствии надлежащего воспитания в несдержанность, вспыльчивость, неспособность к самоконтролю при эмоциогенных обстоятельствах.
Темперамент флегматика характеризуется обычно сравнительно низким уровнем активности поведения и трудностью переключения, медлительностью и спокойствием действий, мимики и речи, ровностью, постоянством и глубиной чувств и настроений. В случае неудачных воспитательных влияний у флегматика могут развиться такие отрицательные черты, как вялость, бедность и слабость эмоций, склонность к выполнению одних лишь привычных действий.
Меланхолический темперамент связывается обычно с такими характеристиками поведения, как малый уровень нервно-психической активности, сдержанность и приглушенность моторики и речи, значительная эмоциональная реактивность, глубина и устойчивость чувств при слабом внешнем их выражении. На почве этих особенностей при недостатке соответствующих воспитательных воздействий у меланхолика могут развиться повышенная до болезненности эмоциональная ранимость, замкнутость и отчужденность, склонность к тяжелым внутренним переживаниям таких жизненных обстоятельств, которые вовсе этого не заслуживают.
Приведенные данные показывают, что в зависимости от условий формирования личности каждый тип темперамента может характеризоваться комплексом как положительных, так и отрицательных психологических черт: «лучших» или «худших». Только, положительных или только отрицательных темпераментов не существует. Задача воспитателя заключается, следовательно, не в том, чтобы в процессе индивидуальной работы с ребенком переделывать один тип темперамента на другой, а в том, чтобы планомерной и систематической работой добиваться, с одной стороны, развития свойственных каждому темпераменту положительных качеств, а с другой стороны, ликвидации или ослабления тех недостатков, которые уже начали проявляться в поведении ребенка.
Поскольку формирование особенностей темперамента есть процесс, в огромной степени зависящий от развития волевых черт личности, первостепенное значение для воспитания темперамента имеет формирование морально-волевых сторон характера. Овладение своим поведением и будет означать формирование положительных качеств темперамента.
Вместе с тем воспитателю следует иметь в виду, что темперамент надо строго отличать от характера. Темперамент ни в коей мере не характеризует содержательную сторону личности (мировоззрение, взгляды, убеждения, интересы и т. п.), не определяет ценность личности или предел возможных для данного человека достижений. Он имеет отношение лишь к динамической стороне деятельности. Характер же неразрывно связан с содержательной стороной личности.
Включаясь в развитие характера, свойства темперамента претерпевают изменения, в силу чего одни и те же исходные свойства могут привести к различным свойствам характера в зависимости от условий жизни и деятельности. Так, при
247
соответствующем воспитании и условиях жизни у человека с нервной системой слабого типа может образоваться сильный характер и, наоборот, черты слабохарактерности могут развиться при «тепличном», изнеживающем воспитании у человека с сильной нервной системой. Во всех своих проявлениях темперамент опосредствован и обусловлен всеми реальными условиями и конкретным содержанием жизни человека. Например, отсутствие выдержки и самообладания в поведении человека не обязательно говорит о холерическом темпераменте. Оно может быть следствием недостатков воспитания. Непосредственно темперамент проявляется в том, что у одного человека легче, у другого труднее вырабатываются необходимые реакции поведения, что для одного человека нужны одни приемы выработки тех или иных психологических качеств, для другого — другие.
Бесспорно, что при любом темпераменте можно развить все общественно ценные свойства личности. Однако конкретные приемы развития этих свойств существенно зависят от темперамента. Поэтому темперамент — важное условие, с которым надо считаться при индивидуальном подходе к воспитанию и обучению, к формированию характера, к всестороннему развитию умственных и физических способностей.
ЛИТЕРАТУРА
Ананьев Б.Г. Проблемы формирования характера. Л., 1949.
Ермолаева-Томина Л.Б. Демаскировка темперамента и ее педагогическое значение.— Советская педагогика, 1953, № 11.
Ильина А. И. Общительность и темперамент у школьников. Пермь, 1961.
Ковалев А.Г., Мясищев В.Н. Психологические особенности человека, т. 1. Л., 1957.
Кречмер Э. Строение тела и характер. М.; Л., 1930.
Левитов Н.Д. Вопросы психологии характера. Изд. 2-е. М., 1956.
Лейтес Н.С. Опыт психологической характеристики темпераментов. — Типологические особенности высшей нервной деятельности человека, т. 1. Под ред. Б. М. Теплова. М., 1956.
Мерлин В.С. Очерк теории темперамента. М., 1964.
Мясищев В.Н. Личность и неврозы. Л., 1960.
Небылицын В. Д. Основные свойства нервной системы человека. М., 1966.
Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Изд. 2-е. Т. 3- 4. М.; Л., 1951.
Рубинштейн С.Л. Темперамент и характер. — В кн.: Основы общей психологии. М., 1946.
Теплов Б.М. Проблемы индивидуальных различий. М., 1961.
В.С. Мерлин
ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ТЕМПЕРАМЕНТА1
Несмотря на то что темперамент — один из наиболее древних терминов, введенный около двух с половиной веков тому назад Гиппократом, в психологии до сих пор нет строго определенного понятия «темперамент». В зависимости от общих концепций психики и личности разные психологи нового и новейшего времени относили к темпераменту весьма различные особенности.
Противоречивость признаков темперамента у различных авторов столь велика, что еще Бэн (1866) считал темпераменты «ненужной традицией старой и нелепой выдумки». А.Ф. Лазурский (1917), соглашаясь с Бэном, утверждал, что «учение о темпераментах в настоящее время действительно уже отжило свой век».
Итак, при разработке теории темперамента мы не можем исходить из какого-либо определенного понятия, обоснованного всеми предшествующими исследователями. Понятие темперамента должно быть не исходной предпосылкой, а конечным результатом разработки теории темперамента. Исходной же предпосылкой этой теории должно быть описание признаков, по которым можно было бы отличить темперамент от других индивидуальных психических особенностей.
Наша исходная точка зрения заключается в следующем. Так как психика — свойство нервной системы, то и индивидуальные свойства психики, в том числе и свойства темперамента, обусловлены индивидуальными особенностями нервной системы.
Поэтому первый основной признак свойств темперамента — это их обусловленность свойствами нервной системы.
Об индивидуальных свойствах нервной системы мы можем судить только по индивидуальным особенностям нервной деятельности. В настоящее время в физиологии наиболее глубоко разработанной теорией нервной деятельности является теория условных рефлексов. В ней показателями свойств нервной системы служат индивидуальные особенности различных физических условных рефлексов, т. е. сравнительно кратковременных реакций в ответ на раздражитель. Определенные комбинации этих свойств у И.П. Павлова характеризуют общий тип нервной системы. Естественно поэтому, что, при настоящем уровне наших знаний, если какие-либо индивидуальные психические свойства коррелируют с индивидуальными особенностями физических условных рефлексов, то это один из надежных отличительных признаков свойств темперамента.
Это, однако, не значит, что психические свойства, коррелирующие с какими-либо другими индивидуальными особенностями нервной деятельности, не относятся к свойствам темперамента. Уже в работах нашей лаборатории было обнаружено, что некоторые индивидуальные психические свойства коррелируют не только с индивидуальными особенностями физических условных рефлексов, но и с индивидуальными особенностями условных функциональных состояний, или, иначе, условных тонических рефлексов. В такого рода особенностях тоже проявляются индивидуальные свойства нервной системы, и потому коррелирующие с ними психические свойства тоже являются свойствами темперамента.
1 Мерлин В.С. Очерк теории темперамента. М., 1964.
249
Если бы и в будущем обнаружилось, что помимо условных рефлексов имеются и другие индивидуальные особенности нервной деятельности, в которых проявляются свойства нервной системы, допустим особенности биоэлектрической деятельности, то мы вправе были бы отнести к свойствам темперамента те психические свойства, которые с ними коррелируют.
Точно так же в результате физиологических исследований может значительно измениться первоначальное павловское представление как об основных свойствах нервной системы, так и о комбинации этих свойств, характеризующих общий тип нервной системы. Факты, установленные в лабораториях П.С. Купалова и Б.М. Теплова, уже сейчас требуют таких изменений. Однако принципиальное значение указанного отличительного признака темперамента при этом нисколько не изменяется. Другими словами, конкретное содержание этого признака целиком определяется уровнем наших знаний о физиологии нервной деятельности.
Логично предположить, что свойства нервной системы, как и свойства любой другой физиологической системы, зависят от свойств организма в целом. Поэтому и свойства темперамента в конечном счете зависят от свойств организма в целом. Но эта зависимость имеет более косвенный и опосредствованный характер, тогда как зависимость темперамента от свойств нервной системы — прямая и непосредственная.
Однако обусловленность общим типом нервной системы, сама по себе взятая, не может быть отличительным признаком темперамента. С материалистической точки зрения не существует вообще таких психических явлений, состояний и деятельностей, которые не зависели бы от работы коры больших полушарий, а следовательно, не существует таких психических свойств, которые не зависели бы от физиологических свойств коры больших полушарий, т. е. от общего типа нервной системы.
Специфическое отличие свойств темперамента можно видеть лишь в характере этой нервно-физиологической обусловленности. Свойства темперамента, по-видимому, более непосредственно и более однозначно зависят от общего типа нервной системы, чем какие-либо другие индивидуальные психические особенности. Выражается это в том, что темперамент зависит только от общего типа нервной системы. При этом от определенного общего типа нервной системы зависит определенный и только один тип темперамента.
Между тем динамические черты интересов, черты характера и другие свойства личности зависят не только от типа нервной системы, но и от других физиологических условий, например функционального состояния нервной системы, системы условно-рефлекторных связей различных физиологических механизмов и т. п.
Таким образом, однозначная зависимость темперамента от типа нервной системы имеет очень важное эвристическое значение в психологическом исследовании.
Общий тип нервной системы, по Павлову, — это конституциональный тип. Хотя свойства общего типа и изменяются прижизненно, но (как обусловленные конституционально) изменяются очень медленно и лишь в ограниченных пределах. Поэтому к свойствам темперамента мы вправе отнести такие психические свойства, которые сохраняются на протяжении длительного отрезка времени и изменяются лишь медленно и постепенно.
250
Хотя конституциональная обусловленность общего типа нервной системы является основной существенной причиной устойчивости и постоянства темперамента, она не может служить отличительным признаком темперамента.
Общим типом нервной системы обусловлен не только темперамент, но и пороги ощущений (Небылицын, 1959), формальные особенности мотивации, черты характера. Разница между свойствами темперамента и другими индивидуальными психическими особенностями может заключаться только в том, как на основе таких взаимосвязей антенатальных условий и условий жизни и деятельности складывается та или иная группа индивидуальных психических особенностей. Но этот вопрос может быть разрешен только в результате конкретного исследования.
В новейшее время делались неоднократные попытки относить индивидуальную особенность к свойствам темперамента на основе корреляции с конституциональным типом строения тела.
Даже если бы и удалось показать, что некоторые из этих свойств коррелируют с какими-то конституциональными признаками организма, это вовсе не обозначало бы, что эти свойства обусловлены только конституционально. Антенатальные условия могут в той или иной степени влиять также и на те психические свойства, которые возникают лишь при наличии определенных условий развития и воспитания, придавая этим свойствам специфическое, индивидуальное своеобразие.
Таким образом, конституциональная обусловленность общим типом нервной системы не может служить отличительным признаком свойств темперамента.
Так как общим типом нервной системы обусловлены не только свойства темперамента, но и другие индивидуальные психические особенности, отличительные признаки темперамента должны быть не только нервно-физиологическими, но и психологическими. Эти признаки должны быть функциональными. Нужно, чтобы свойства темперамента выполняли такую же функцию и психической деятельности, какую выполняют свойства общего типа нервной системы в физиологической деятельности мозга.
Общий тип нервной системы играет регулирующую роль в высшей нервной деятельности. От свойств общего типа зависит динамика всех условно-рефлекторных процессов. Поэтому и свойства темперамента, поскольку они обусловлены общим типом нервной системы, должны играть такую же регулирующую роль в психической деятельности. От них должна зависеть динамика всех психических процессов. Какие индивидуальные и психические свойства выполняют такую функцию? Прежде всего это индивидуальные особенности эмоций и воли.
Одни и те же динамические особенности психической деятельности зависят и от эмоций, и от воли. Поэтому в конечном счете они определяются соотношением эмоциональных и волевых особенностей. Это соотношение (красис) и есть тот характерный признак, который со времени Гиппократа лежит в основе понятия темперамента. Следовательно, есть объективные основания полагать, что индивидуальные особенности эмоционально-волевой сферы являются свойствами темперамента. Это, однако, не значит, что с темпераментом связаны все индивидуальные особенности эмоционально-волевой сферы, и только они.
Так как темперамент обусловлен общим типом нервной системы, то психологическими признаками темперамента могут быть лишь достаточно устойчивые и
251
постоянные индивидуальные особенности эмоционально-волевой сферы, сохраняющиеся на протяжении длительного отрезка жизни. Что касается индивидуальных особенностей в динамике протекания эмоционально-волевых процессов, т. е. некоторые данные, показывающие, что они впервые проявляются в раннем детстве и сохраняются на протяжении длительного периода жизни. Следовательно, их мы вправе отнести к свойствам темперамента. Точно так же и некоторые эмоциональные состояния типа настроения и аффективного тона, как, например, бодрое или тревожное настроение (anxiety) у американских авторов, впервые наблюдаются в раннем детстве и сохраняются на протяжении длительного периода жизни.
Однако определенное содержание чувств, как, допустим, надежда, или оптимистическое или пессимистическое настроение, или доброта и злобность и т. п., очень гибко изменяется в процессе воспитания от мотивов деятельности. Точно так же индивидуальные особенности в направлении волевой деятельности, в содержании целей и мотивов сравнительно быстро и гибко изменяются в зависимости от объективной ситуации и объективных условий жизни и деятельности. Поэтому мы не вправе отнести их к особенностям темперамента.
Индивидуальные особенности эмоционально-волевых процессов, характеризующие темперамент, вопреки традиции, идущей от Канта, нельзя сводить только к скорости и силе эмоционально-волевых процессов. Круг этих особенностей должен быть значительно расширен в соответствии с основными свойствами общего типа высшей нервной деятельности.
В соответствии со свойством возбудимости нервной системы мы должны различать не только эмоциональную возбудимость, но и возбудимость усилия воли. Она определяется степенью значимости и длительностью тех раздражителей, которые необходимы для возникновения волевого усилия. При этом в соответствии с основными направлениями волевой деятельности мы можем различать возбудимость воли, направленной на вызов действия, и возбудимость воли, направленной на торможение действия.
В соответствии с силой нервных процессов мы должны различать не только силу эмоций и чувств, но и интенсивность волевого усилия. Она определяется интенсивностью действия, регулируемого усилием воли. И здесь мы также можем различать интенсивность усилия воли, направленного на вызов и на задержку действия.
Кроме того, к числу особенностей динамики эмоциональных и волевых процессов мы можем отнести устойчивость эмоций или волевого усилия или их изменчивость и неустойчивость, плавность или резкость их изменения.
Но динамика психической деятельности определяется не только индивидуальными особенностями эмоционально-волевой сферы. Некоторые интеллектуальные особенности тоже играют существенную роль в такой регуляции. Таковы, например, возбудимость и сила ощущений, сосредоточенность, устойчивость, от-влекаемость и переключение внимания, скорость запечатления и легкость мобилизации образов памяти (скорость воспроизведения), быстрота и гибкость ассоциативных процессов. Все эти особенности интеллектуальной сферы не только характеризуют течение собственно интеллектуальных процессов, но и в большой степени влияют на всю динамику психической деятельности. Поэтому на тех же основаниях мы вправе отнести их к свойствам темперамента.
252
Одна и та же особенность в общей динамике психической деятельности может быть присуща людям совершенно различного темперамента, но при этом она приобретает совершенно различную психологическую характеристику, так как зависит от различного соотношения свойств темперамента. Так, например, порывистость свойственна людям различного темперамента, но у одних она связана с относительно малой по сравнению с эмоциональной возбудимостью — возбудимостью усилия воли, направленного на торможение, а у других она связана с относительно большей силой эмоций (страстностью) по сравнению с силой воли, направленной на торможение. ,
Таким образом, отличительным признаком свойств темперамента является то, что они образуют специфическое соотношение (красис), характеризующее тип темперамента в целом. В зависимости от этого соотношения и каждое отдельное свойство темперамента приобретает специфическую характеристику.
Итак, мы имеем необходимые основания для того, чтобы отнести к свойствам темперамента индивидуальные особенности, которые: 1) регулируют динамику психической деятельности в целом; 2) характеризуют особенности динамики отдельных психических процессов; 3) имеют устойчивый и постоянный характер и сохраняются в развитии на протяжении длительного отрезка времени; 4) находятся в строго закономерном соотношении, характеризующем тип темперамента; 5) однозначно обусловлены общим типом нервной системы.
Пользуясь перечисленными признаками, мы можем с достаточной определенностью отличить свойства темперамента от всех других психических свойств личности.
Что отличает свойства темперамента от мотивов и отношений личности и черт характера?
Динамика психической деятельности зависит не только от темперамента, но и от мотивов, отношений личности и черт характера. Так, например, сдержанность человека может объясняться мотивом долга, отношением человека к труду, дисциплинированностью. Однако, в отличие от темперамента, мотивы, отношения и черты характера обусловливают определенные особенности динамики лишь в определенных типических обстоятельствах. Сдержанность, обусловленная перечисленными выше свойствами личности, проявляется лишь в ситуации трудовой деятельности по выполнению задания, имеющего общественное значение. Между тем свойства темперамента обусловливают определенные особенности динамики в различных ситуациях, не имеющих какого-либо типического сходства по содержанию. Сдержанность как свойство темперамента может проявиться и в трудовой, и в игровой ситуации, и при наличии, и при отсутствии каких-либо нравственно-правовых норм, требующих сдержанности.
Типическое объективное содержание ситуаций, в которых протекает деятельность человека, полностью определяется объективными условиями и изменяется в зависимости от них. Поэтому, в отличие от свойств темперамента, мотивы отношения личности и черты характера могут и не сохраниться на протяжении длительного отрезка жизни.
Свойства темперамента не только определяют динамику психической деятельности в целом, но и характеризуют динамику какого-либо одного или нескольких психических процессов в отдельности. Например, эмоциональная возбудимость, сила и устойчивость эмоций характеризуют динамику эмоциональ
253
ных процессов. Интроверсия и экстраверсия характеризуют динамику не только эмоциональных, но и интеллектуальных процессов. А мотивы, отношения и черты характера, хотя и точно так же обусловливают динамику психической де~ ятельности в целом, характеризуют не динамические свойства отдельных психических процессов, но поведение человека в целом в определенной ситуации. Тем самым они характеризуют отношение к определенной типичной ситуации.
Чем отличается темперамент от способностей? Способности, так же как и темперамент, характеризуются целостным единством взаимообусловленных качественных особенностей отдельных психических процессов: восприятия, памяти, мышления. Среди этих особенностей существенное значение имеют и особенности, характеризующие динамику психической деятельности. Но при характеристике способностей эти особенности всегда рассматриваются лишь в отношении продуктивности, успешности деятельности. Оценка продуктивности, успешности деятельности - необходимый, основной момент при выделении любой индивидуальной особенности как элемента способностей. Между тем при характеристике темперамента индивидуальные психические особенности рассматриваются вне всякой связи с продуктивностью деятельности. Оценка значения какой-либо особенности для успешности деятельности совершенно несущественна для выделения ее в качестве свойства темперамента. Из сказанного вместе с тем вытекает, что некоторые особенности в динамике психических процессов могут рассматриваться в двояком аспекте: и как свойства темперамента, и как способности.
По сравнению с отношениями личности, чертами характера и способностями особенности динамики психической деятельности представляются как формальные потому, что при одних и тех же динамических качествах, например эмоциональной возбудимости или устойчивости эмоций, возможны очень различная направленность личности, различные черты характера, различные специальные и общие способности.
ЛИТЕРАТУРА
В.С. Мерлин - к 75-летию. - Вопр. психологии, 1973, № 2.
В.С. Мерлин
ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И ЕГО СИСТЕМООБРАЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ1
Благодаря основной тенденции нашей сегодняшней науки к целостному изучению явлений понятие стиля как целостной психологической характеристики очень широко применяется в современных исследованиях. Но именно из-за этого оно приобрело расплывчатый смысл. Наша задача заключается в том, чтобы отдифференцировать понятие индивидуального стиля деятельности от других психологических концепций стиля.
Впервые понятие стиль было использовано А. Адлером (A. Adler, 1927) для объяснения индивидуального своеобразия жизненного пути личности. Индивидуальные дефекты в организме и психике, а также дефекты социальных взаимоотношений ребенка в семье и вне ее создают почву для постоянного возникновения угрозы пониженной или отрицательной социальной оценки. Поэтому с раннего детства вырабатывается особая индивидуальная стратегия и тактика поведения, при помощи которой человек защищается от сознания своей неполноценности и стремится достичь доминирования. Эта общая стратегия и характеризует индивидуальный стиль жизни. Таким образом, для объяснения жизненного пути личности А. Адлер прибегает к понятию стиля как характеристики системы целей, которые ставит перед собой человек, защищая свою социальную полноценность. При этом стиль жизни человек не создает, но стиль складывается, вынуждается свойствами организма и социальными условиями.
В современной психологии, начиная с Г. Олпорта (G. Allport, 1937), понятие стиля применяется для решения совершенно другой проблемы, для объяснения единого личностного источника многообразных функциональных психических проявлений. Г. Олпорт под стилем понимает черты личности «инструментального порядка» и отождествляет их с «диспозициями вооруженности» В. Штерна (W. Stern, 1921). Вместе с тем к стилевым чертам Г. Олпорт относит те способы и средства, при помощи которых личность осуществляет свои цели и мотивы, т. е. определенные операции. Так, в числе стилевых свойств автор называет вежливость и разговорчивость, постоянство и решительность. Таким образом, Г. Олпорт не различает индивидуальные операции, при помощи которых удовлетворяются мотивы, и те функционально-динамические особенности, которыми обусловлены эти операции. И те и другие он характеризует как «диспозиции вооруженности».
Взгляды Г. Олпорта оказали влияние на дальнейшее развитие понятия стиля в американской психологии. Р. Стагнер (R. Stagner, 1962) под стилем понимает личностно обусловленные обобщающие схемы перцептивных актов и форм реагирования. Перцептивные стили, в отличие от функциональных качественных особенностей восприятия (острота, точность, объем), представляют собой обобщенные схемы соотнесения образов. Поэтому их следует рассматривать как перцептивные операции. К реактивным стилям Р. Стагнер относит разные типы эмоционального разряда, например: двигательный (человек сжимает кулаки),
1 Мерлин В.С. Психология индивидуальности. Москва—Воронеж, 1996, с. 144—170.
255
соматический (бледнеет, краснеет), миокинетическую динамику при фрустрации, выявленную в опытах по методике Мира — Лопеца, и т. д. Реактивные стили не связаны с конкретным содержанием переживаемого и осознаваемого. Следовательно, это формальные динамические характеристики, определяющие обобщенные типы выразительных реакций. Как и у Г. Олпорта, индивидуальные перцептивные стили Р. Стагнера — это инструментальные индивидуальные свойства, характеризующие операции, которые использует личность для удовлетворения мотивов.
У X. Виткина (Н. Witkin et al., 1974) понятие когнитивного стиля применяется для разрешения одновременно двух проблем - проблемы развития личности и проблемы личностно обусловленных индивидуальных различий в познавательной деятельности. В преобладании определенного когнитивного стиля сказывается общая закономерность онтогенетического развития - все большая дифференциация психики. Вместе с тем на одной и той же ступени возрастного развития дети отличаются по когнитивному стилю в зависимости от индивидуальных свойств личности. Когнитивный стиль у X. Виткина — это не перечень отдельных стилевых черт, а определение целостного симптомокомплекса взаимно связанных свойств. Например, субъект, зависимый от поля восприятия, - это вместе с тем синтетический, пространственно зрительно ориентирующийся и быстро опознающий; независимый от поля — это аналитический, вербализирующий, ориентирующийся на временные отношения последовательного ряда элементов восприятия, медленно опознающий. За исключением последнего элемента в симптомокомплексе («быстро» или «медленно»), остальные его элементы представляют индивидуальную систему перцептивных операций. Что касается симптома «быстро» или «медленно», то он является простым следствием первых четырех. Таким образом, когнитивный стиль у X. Виткина, так же как у Г. Олпорта и Р. Стагнера, - это операциональная характеристика. Хотя основные признаки когнитивного стиля определяются опознанием предмета, однако он характеризует не только восприятие, но и познавательную деятельность вообще и всю личность в целом. Когнитивный стиль связан с индивидуальными различиями в запоминании, образовании понятий, межличностными отношениями, экстраверсией - интроверсией, пластичностью - ригидностью и т. д.
Таким образом, в западной психологии существует по крайней мере два различных понимания стиля: стиль как характеристика индивидуальной стратегии системы промежуточных целей (А. Адлер) и стиль как характеристика системы операций, к которой личность предрасположена в силу своих индивидуальных свойств (Г. Олпорт, Р. Стагнер, X. Виткин и др.). Наряду с указанным различием есть нечто общее в изложенных концепциях. Под стилем в них всегда понимается характеристика личности. Стилевые свойства — это особый класс свойств личности, отличный от другого класса ~ нестилевых свойств (например, у Г. Олпорта).
В наших исследованиях, исходя из общей в отечественной психологии концепции деятельности (С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев), мы применили термин стиль для понимания взаимоотношения объективных требований деятельности и свойств личности. В зависимости от различных объективных требований деятельности одни и те же свойства личности выражаются в разных стилях. Поэтому мы используем понятие не стиля личности, а индивидуального стиля деятельности. На основе той же концепции формирования личности в деятельности бы
256
ла поставлена проблема не только зависимости индивидуального стиля деятельности от свойств личности и организма, но и обратной зависимости - взаимной связи индивидуальных свойств и усвоенного человеком индивидуального стиля деятельности.
Индивидуальный стиль деятельности определяется своеобразием действий, применяемых для осуществления цели. Функциональные особенности и формально-динамические свойства играют существенную роль в индивидуальном своеобразии действия, но они не соотносятся с определенной целью деятельности и потому недостаточны для диагноза индивидуального стиля деятельности. Например, когнитивный стиль существен для характеристики гностических или ориентировочных действий, но индивидуальный стиль деятельности обусловлен не когнитивным стилем, а ролью когнитивных действий в осуществлении цели, их соотношением с контрольными и исполнительными действиями.
Различение индивидуального стиля деятельности и индивидуального стиля личности отнюдь не общепринято в отечественной психологии. У некоторых авторов (Н.С. Лейтес, 1971) индивидуальный стиль деятельности характеризуется такими признаками, как разбросанность, непоследовательность, несосредото-ченность внимания, скорость движений, то есть функционально-психологическими, формально-динамическими свойствами. Такие признаки точнее было бы назвать стилевыми свойствами индивидуальности.
Индивидуальный стиль деятельности следует понимать не как набор отдельных свойств, а как целесообразную систему взаимосвязанных действий, при помощи которой достигается определенный результат. Отдельные действия образуют целостную систему именно благодаря целесообразному характеру их связи. Поэтому стиль деятельности не может быть ошибочным. Ошибочным может быть лишь конкретное действие. Между тем при оценке отдельных формально-динамических свойств индивидуальности нетрудно увидеть, что некоторые из них в определенной ситуации играют отрицательную, а другие — положительную роль.
Основная проблема изучения индивидуального стиля деятельности — его изменения у разных людей в зависимости от специфических объективных требований различных видов деятельности.
Индивидуальные стили, обеспечиваемые свойствами нервной системы, относятся к разным иерархическим уровням. Иерархический уровень определяется тем, какие именно компоненты деятельности характеризуются стилем. С этой точки зрения можно различать индивидуальный стиль реакций и движений, индивидуальную систему операций и индивидуальную стратегию промежуточных целей для осуществления общего направления деятельности. В то же время иерархический уровень индивидуального стиля определяется тем, какие иерархические уровни индивидуальности по преимуществу его детерминируют — биохимические свойства, свойства нервной системы, темперамента и т. д. В настоящее время в отечественных исследованиях индивидуального стиля деятельности различные его иерархические уровни, отличающиеся и по элементам, и по характеру детерминации, обычно не учитываются. В характеристиках стиля вперемежку даны движения, операции, а иногда и цели деятельности, и все они становятся в зависимость от одних и тех же условий — свойств общего типа нервной системы.
Более низкий уровень можно обозначить как индивидуальный стиль жизнедеятельности. Сюда относится стиль алиментарной активности (режим пита-
9-Психология индивидуальных различий
257
ния) и моторной активности. Что касается первого, то на сегодняшний день нет достаточных данных ни для его качественной характеристики, ни для анализа детерминирующих его объективных условий и свойств организма. Поэтому остановимся только на индивидуальном стиле моторной активности.
В одних и тех же объективных условиях одно и то же действие может быть выполнено при помощи различных движений. Разнообразие возможных движений для достижения одной и той же цели действия характеризует зону неопределенности моторной активности. При определенных индивидуальных свойствах скелетно-мышечной и нервной системы существует специфический оптимальный состав движений, необходимых для достижения данной цели действия. Он и является одной из характеристик индивидуального стиля моторной активности. У одного и того же человека индивидуальный состав движений различен в зависимости от выполняемых действий и деятельности. В наибольшей степени он изучен в зависимости от свойств нервной системы. Данные, сюда относящиеся, впервые и наиболее систематически проанализированы в известной монографии Е.А. Климова (1969). Приведем некоторые из них.
При подведении резца к обрабатываемой детали для токарей с диагнозом подвижности нервных процессов характерен ряд толчкообразных движений. Для токарей с диагнозом инертности нервных процессов характерно одно плавное, постепенно замедляющееся движение (М.Р. Щукин, 1963). Для спортсменов-гимнастов с подвижностью нервных процессов при подготовительной команде к шагу вперед характерно отклонение туловища назад. Предположительно оно служит средством предотвращения фальстарта (преждевременного старта). У гимнастов с инертными нервными процессами это движение не наблюдалось (Б.И. Якубчик, 1964). Аналогичные факты получены в экспериментальных условиях. Торможение запретного разгибательного движения пальцев у не уравновешенных по силе испытуемых достигается посредством противоположного движения сгибателей. У уравновешенных сокращение сгибателей не участвует в торможении разгибателей (И.М. Палей, 1968). В гимнастике толчок у инертных наиболее успешен при большей длине разбега, у подвижных — при меньшей (В.П. Мерлинкин, 1967). В гребле на байдарках достижение равновесия у подвижных гребцов достигается за счет высокой частоты корригирующих балансирующих микродвижений, у инертных эта частота значимо меньше (В.М. Шадрин, 1967). У подвижных лыжников длина и время пассивного хода больше, чем активного хода; у инертных эти два движения уравновешены во времени и длине (В.П. Мерлинкин, М.Е. Бубнов, 1974).
Для истолкования описанных различий в структуре трудовых и спортивных движений существенно, что в процессе научения и тренировки эти различия не сглаживаются, а обостряются. Следовательно, они зависят не от научения, а от типологических свойств. Далее, важно, что усвоение этих типологически обусловленных структур движений сопровождается сглаживанием типологических различий в продуктивности трудовых и спортивных действий. Следовательно, эти структуры выполняют компенсирующую функцию, что и является основным признаком индивидуального стиля.
Другой аспект индивидуального стиля движения — функциональные качественные особенности. Одна и та же средняя скорость исполнительного движения 258
при определенной его длине у подвижных испытуемых достигается благодаря высокой начальной величине ускорения (экстренность ускорения) и дальнейшего уменьшения этой величины. У инертных та же средняя скорость достигается благодаря равномерному и длительному нарастанию ускорения (Е.А. Климов, 1969, с. 124). При выполнении затяжного сальто боком инертные акробаты распределяют усилия и движения так, чтобы по возможности избежать экстренных смен состояний. Спортсмены заблаговременно входят в группировку (сжимаются на лету в «комок»), чтобы обеспечить своевременный выход из нее и приземление. Подвижные могут позволить себе более продолжительную фазу полета и меньше времени оставить на группировку и приземление. Таким образом, у инертных замедление движений компенсирует трудность перехода от предшествующей серии движений к последующей (там же, с. 125).
В результате можно полагать, что существуют связанные с разными свойствами темперамента симптомокомплексы качественных особенностей движений. У спортсменов в различных видах спорта одни и те же свойства типа нервной системы и темперамента связаны с различными симптомокомплексами качественных особенностей моторики. Например, у лыжников инертность нервных процессов связана с соотношением длины активного и пассивного шага, у гребцов на байдарке — с частотой балансирующих движений, у бегунов — с равномерностью ускорения движений.
Таким образом, индивидуальный стиль моторики определяется не только индивидуальными свойствами субъекта, но и объективными требованиями действия, поэтому он и формируется в деятельности. Данные, приведенные в упомянутой монографии Е.А. Климова, показывают, что в процессе трудового и спортивного обучения совершенствование деятельности сопровождается не сглаживанием, а, наоборот, возрастающей дифференциацией индивидуального стиля моторики; так, чем совершеннее мастерство спортсмена, тем ярче и отчетливее проявляется его индивидуальный почерк.
По сравнению с усвоением индивидуальных стилей более высокого уровня усвоение индивидуального стиля моторики имеет специфический характер. Некоторые его компоненты, например латентное время двигательной реакции, динамика ускорения, частота балансирующих движений у гребцов, неподотчетны и протекают в микроинтервалах времени. Поэтому регулировать произвольно их нельзя. Можно предполагать, что их усвоение происходит на основе бессознательных механизмов вероятностного научения (W. Estes, 1954). Быстрее и легче усваиваются двигательные компоненты и качественные особенности движений, которые чаще сочетаются с успешным результатом.
Каково отношение индивидуального стиля моторики к индивидуальным реактивным стилям личности, по Р. Стагнеру (R. Stagner, 1962)? Под реактивными стилями он понимает такие индивидуальные особенности двигательных реакций, которые характеризуют формально-динамические свойства личности. Например, это могут быть импульсивный и рефлексивный типы реакций, которые субъект проявляет в любой деятельности. Поэтому тип реакций и служит одним из основных показателей формально-динамических свойств личности. Между тем индивидуальный стиль моторики у одного и того же субъекта различен в зависимости от требований действия. Понятие индивидуального стиля моторики вытекает из деятельностного подхода как объяснительного принципа советской
259
психологии. Понятие стилевых свойств личности (G.W. Allport, 1937), когнитивного стиля (П.А. Witkin et al., 1974) или реактивного стиля (R. Stanetr, 1962) в зарубежной психологии вытекает из противопоставления формально-динамических свойств содержательным.
Реактивный стиль (например, импульсивность или рефлексивность) - одно из существенных проявлений темперамента. Индивидуальный стиль моторики одновременно зависит от определенных свойств нервной системы и темперамента и вместе с тем служит средством торможения их проявлений. Те проявления темперамента, которые не соответствуют объективным требованиям действия, тормозятся благодаря усвоению индивидуального стиля. Проявления тех свойств, которые не противоречат или соответствуют требованиям деятельности, наоборот, наиболее полно и отчетливо выражаются в индивидуальном стиле. Поэтому проявления темперамента, зависящие от одних свойств нервной системы, тормозятся, а проявления того же свойства темперамента, зависящие от другого свойства нервной системы, закрепляются в индивидуальном стиле моторики. Например, импульсивность как свойство темперамента зависит и от неуравновешенности нервной системы по силе, и от силы возбуждения.
Бегун, отклоняя тело назад при старте, чтобы предупредить фальстарт, сдерживает проявления импульсивности, зависящие от неуравновешенности нервных процессов. Вместе с тем, максимально ускоряя бег с самого начала, он усиливает те проявления импульсивности, которые связаны с подвижностью нервных процессов. В результате усвоения индивидуального стиля моторики связь какого-либо свойства темперамента с одними свойствами нервной системы разрушается, а с другими — сохраняется. В этом и заключается системообразующая функция индивидуального стиля моторики и образования связей между двумя иерархическими уровнями индивидуальности, свойствами нервной системы и темперамента.
Более высокий иерархический уровень индивидуального стиля характеризуется индивидуальной системой операций. В настоящее время он исследован в основных видах предметной деятельности: игре, труде, спорте и учебной деятельности. Наиболее общий и основной его признак — соотношение ориентировочных, исполнительных и контрольных операций. В исследованиях научных коллективов, руководимых нами и Е.А. Климовым, установлены два основных типа такого соотношения. Первый тип сводится к тому, что ориентировочные операции в основном предшествуют исполнительным и очень детализированы. В результате возникает подробный мысленный план действия. При осуществлении он лишь незначительно видоизменяется благодаря дополнительной ориентации. При выполнении часто применяются контрольные операции. При втором типе предварительная ориентировка кратковременна и мысленный план имеет целостный и схематический характер. В процессе выполнения он значительно детализируется и видоизменяется благодаря частым ориентировочным операциям. Контрольные операции в процессе выполнения применяются редко.
В труде наладчиков-автоматчиков первый тип индивидуального стиля обнаруживается в том, что в спокойной ситуации они предусматривают все возможные причины аварий и заранее проводят необходимые предупредительные и профилактические действия для устранения этих причин. Второй тип индивидуального стиля в этом виде труда проявляется в том, что токарь-наладчик устанав
260
ливает причину неполадки преимущественно в процессе самой работы и тут же ее устраняет (Л.А. Копытова, 1964).
В учебной работе при выполнении сочинений по литературе у старшеклассников первый тип индивидуального стиля проявляется в том, что ученик составляет очень подробный черновик, многократно его исправляет в целом и в деталях. Чистовая работа заключается лишь в переписывании. Второй тип индивидуального стиля в подобного рода работах обнаруживается в том, что черновик имеет весьма общий и схематический характер. Ученик затрачивает на его составление очень немного времени. Большая часть сочинения и вся детализация его плана осуществляются во время выполнения чистовой работы (А.К. Байметов, 1967). Те же два основных соотношения ориентировочных и исполнительных операций наблюдались в производственном обучении учащихся ПТУ (М.Р. Щукин, 1963; М.Г. Суб-ханкулов, 1964) и при решении практических задач детьми старшего дошкольного возраста (Э.И. Маствилискер, 1967; Л.А. Вяткина, 1970).
В зависимости от основного признака индивидуального стиля — соотношения ориентировочных и исполнительных операций - находится различное соотношение контрольных и собственно рабочих операций. Если познавательные, ориентировочные операции в большей степени осуществляются до выполнения, то контролирующие операции занимают большее место в процессе выполнения. В противоположном случае их удельный вес меньше. Различия по удельному весу контрольных операций также наблюдаются в разнотипных видах деятельности: учебной (А.К. Байметов, 1867), трудовой — у учащихся-токарей по металлу (М.Г. Субханкулов, 1964). В ряде исследований установлена зависимость индивидуального стиля операций от свойств общего типа нервной системы: у ткачих-многостаночниц — от подвижности нервных процессов (Е.А. Климов, 1958), в труде наладчиков-автоматчиков - от силы возбудительного процесса (Л.А. Копытова, 1964), в работе учащихся токарей — от уравновешенности по силе, лабильности (А.И. Сухарева, 1967), подвижности нервных процессов (М. Р. Щукин, 1963; С.И. Асфандиарова, М.Г. Субханкулов, М.Р. Щукин, 1964), у акробатов — от силы и подвижности нервных процессов (Б.И. Якубчик, 1964).
Типологически обусловленный индивидуальный стиль операций наиболее отчетливо наблюдается у субъектов с активной мотивацией и положительной направленностью в деятельности. Следовательно, в отличие от индивидуального стиля моторики, он обусловлен не только свойствами общего типа нервной системы, но и более высоким иерархическим уровнем индивидуальности.
Существенный признак индивидуального стиля заключается в том, что различные ориентировочные, исполнительные и контрольные операции в нем не рядоположены, а взаимно связаны и взаимно обусловлены, что выражается в интеркорреляциях между ними. Например, в труде слесарей-наладчиков положительно на высоком уровне значимости коррелируют число переключений внимания на различные станки и их части (ориентировочные операции), число контрольных действий, число профилактических действий и показатели силы процесса возбуждения (Л.А. Копытова, 1964, с. 38). У ткачих-многостаночниц взаимно коррелируют показатели подвижности нервных процессов, частота ориентировочных реакций, количество срочных исполнительных действий, количество предупредительных действий и соотношение между последними двумя показателями (Е.Л. Климов, 1969, с. 207).
261
Индивидуальный стиль представляет собой целостный симптомокомплекс операций, связанный с определенным свойством нервной системы. Отдельные операции, входящие в этот симптомокомплекс, выполняют компенсирующую функцию. У ткачих-многостаночниц с инертностью нервных процессов и у наладчиков со слабостью возбуждения предварительные и частые ориентировочные операции, а также частые профилактические операции компенсируют недостаточную скорость исполнительных действий при остановке станка и в аварийных ситуациях. Компенсаторная функция системы операций является признаком их отношения к индивидуальному стилю. Хотя индивидуальный стиль операций обусловлен свойствами общего типа нервной системы, он присущ не всем субъектам, обладающим данными свойствами. Этот факт уже сам по себе заставляет предполагать, что индивидуальность усваивается путем научения.
Наше предположение подтверждается экспериментальным научением, где обнаруживается, что одной и той же системе операции можно научить людей с различными свойствами нервной системы. В исследованиях Л.А. Вяткиной (1970), Э.И. Маствилискер и Г.Б. Дикопольской (1976) дошкольников с сильным и слабым возбудительными процессами обучали одному и тому же стилю при решении инструментальных задач, или стилю, характерному для сильных, или — характерному для слабых. Все дети обнаружили индивидуальный стиль, которому их научили. М.Б. Прусакова (1974) обучала учеников V класса двум различным индивидуальным методам решения арифметических задач. При этом детей учили такому методу, который соответствует чужому стилю, т. е. наиболее целесообразному при противоположном полюсе возбудительного процесса. В результате ученики успешно усвоили и безошибочно применяли чужой стиль.
Другое условие усвоения индивидуального стиля проявляется в том случае, когда дети должны самостоятельно выбрать различные системы приемов, соответствующие сильному или слабому типу нервной системы (по возбуждению). Обучение продолжалось до безошибочного усвоения. Затем предлагали новые задачи (на конструирование) того же типа, и дети должны были выбрать для решения какую-нибудь одну из усвоенных ими систем. В результате обнаружилась высокозначимая статистическая связь по критерию Х2 выбранной системы приемов с соответствующими свойствами нервной системы (Э.И. Маствилискер, Г.Б. Дикопольская, 1976) (табл. 1).
Таблица 1 Связь выбранных способов действия со свойствами нервной системы
при решении конструктивных задач старшими дошкольниками
Диагноз по силе возбудительного процесса	Количество случаев, когда был выбран способ действия, типичный для стиля	
	сильных	слабых
Сильные	59	5
Слабые	5	28
262
Если ребенок овладел двумя различными системами операций одинаково успешно, то он выбирает ту из них, которая наиболее соответствует его типологическим свойствам. Следовательно, он выбирает ее не только потому, что она целесообразнее, эффективнее, но и потому, что она приносит большее эмоциональное удовлетворение, снимает излишнюю психическую напряженность.
В исследовании М.Б. Прусаковой (1974) школьников, обнаруживших типологически свойственный им индивидуальный стиль, обучали чужому стилю. Сильных обучали стилю слабых, и наоборот. Научение продолжалось до полного безошибочного овладения. Затем при решении новой серии арифметических задач им предлагали выбрать по своему желанию систему операций. В результате обнаружилась высокая статистическая связь между выбранной системой операций и типологическими свойствами (табл. 2).
Наконец, последний существенный признак индивидуального стиля операций - его обобщенный характер. Один и тот же индивидуальный стиль, характеризуемый определенной системой операций и обусловленный определенными свойствами общего типа нервной системы, применяется не в какой-либо специальной ситуации и в каком-либо одном виде деятельности, а в самых различных ситуациях и видах деятельности. Так, одни и те же индивидуальные системы операций применяются учениками старших классов при выполнении различных учебных заданий по одному и тому же и по разным учебным предметам (А.К. Байметов, 1967). Одни и те же характерные способы применяются акробатами при выполнении различных упражнений (Б.И. Якубчик, 1964). Один и тот же индивидуальный стиль характерен для субъектов со слабым возбуждением и с инертными нервными процессами и в трудовой, и в учебной, и в спортивной деятельности (см. выше).
Таблица 2
Перенос своего типологически обусловленного индивидуального стиля решения арифметических задач после обучения чужому стилю (количество случаев)
Диагноз по силе возбудительного процесса	Перенос	
	есть	нет
Сильные	46	5
Слабые	24	0
Следовательно, индивидуальный стиль операций характеризует не специальные, а общие способности.
Компенсирующая функция индивидуального стиля операций определяет его системообразующую функцию в образовании связей между разноуровневыми свойствами индивидуальности. До усвоения индивидуального стиля операций мотивы и направленность личности, с одной стороны, и некоторые свойства нервной системы, с другой, могут быть рассогласованы. Например, слабость и инертность нервных процессов, отрицательно влияя на некоторые операции,
263
понижают продуктивность деятельности и потому противодействуют положительным активным мотивам и направленности личности. Такая рассогласованность проявляется в неудовлетворенности своей работой, в стремлении ее избежать. По данным Е.А. Климова (1958), среди ткачих-многостаночниц преобладают работницы с подвижными нервными процессами, так как инертные, це справившись с работой, уходят. Благодаря усвоению индивидуального стиля операций рассогласованность свойств нервной системы и активной положительной мотивации преодолевается, и между ними возникает иная гармоническая связь.
Таким образом, благодаря усвоению индивидуального стиля операций изменяется характер связи между свойствами нервной системы и мотивами, направленностью личности в данной деятельности. В этом и заключается системообразующая функция индивидуального стиля операций в образовании связей между разноуровневыми свойствами индивидуальности.
Е.А. Климов
ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ СТИЛЬ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ1
Наиболее общепризнанными формальными признаками индивидуального стиля можно считать следующие:
а)	устойчивая система приемов и способов деятельности;
б)	эта система обусловлена определенными личными качествами;
в)	эта система является средством эффективного приспособления к объективным требованиям.
Вообще говоря, под индивидуальным стилем следовало бы понимать всю систему отличительных признаков деятельности данного человека, обусловленных особенностями его личности. Но мы сознательно ограничиваем свою задачу и в дальнейшем, без специальных оговорок, будем рассматривать лишь те особенности стиля деятельности, которые обусловлены какими-либо типологическими свойствами нервной системы.
Итак, в узком смысле слова индивидуальный стиль деятельности есть обусловленная типологическими особенностями устойчивая система способов, которая складывается у человека, стремящегося к наилучшему осуществлению данной деятельности. При этом, говоря о способах, не обязательно иметь в виду только исполнительные и тем более двигательные акты — это и гностические, ориентировочные действия, и смена функциональных состояний, если они выступают как средство достижения цели (например, «самовозбуждение» у некоторых ораторов, актеров). Иначе говоря, индивидуальный стиль есть индивидуально-своеобразная система психологических средств, к которым сознательно или стихийно прибегает человек в целях наилучшего уравновешивания своей (типологически обусловленной) индивидуальности с предметными, внешними условиями деятельности.
Наиболее общая структура индивидуального стиля сводится к следующему. Прежде всего существуют такие особенности, способы деятельности, которые непроизвольно или без заметных субъективных усилий (как бы стихийно) провоцируются в данной объективной обстановке на основе имеющегося у человека комплекса типологических свойств нервной системы. Эти особенности можно обозначить как ядро индивидуального стиля, они-то и обусловливают первый приспособительный эффект и, таким образом, существенно определяют направление дальнейшего уравновешивания со средой. Но они не обеспечивают всего необходимого приспособительного эффекта, и в меру необходимости возникает другая группа особенностей деятельности, которые вырабатываются в течение некоторых более или менее продолжительных поисков (сознательных или стихийных). Эта группа составляет своеобразную пристройку к ядру индивидуального стиля. Например, на основе инертности сама собой возникает склонность не отрываться от начатой работы, а значит, и такая особенность деятельности, которая может быть осмыслена как своеобразный способ эффективного уравновешивания со средой как доведение действий до конца. На основе инертности
1 Климов Е.А. Индивидуальный стиль деятельности в зависимости от типологических свойств нервной системы. Изд-во Казанского ун-та, 1969.
265
легко осуществляются медленные и плавные движения, возникает предпочтение стереотипных способов действия, пунктуальное соблюдение однажды принятого порядка. Аналогичным способом и на основе подвижности стихийно складываются противоположные черты деятельности.
Среди особенностей такого рода, составляющих ядро индивидуального стиля, всегда оказываются две их категории: особенности, благоприятствующие успеху в данной обстановке (обозначим их литерой «А»), и особенности, противодействующие успеху («Б»). При этом следует подчеркнуть чисто функциональный характер этого деления, т. е. одна и та же особенность деятельности может оказаться в одном случае в категории «А», в другом,— в категории «Б» в зависимости от характера объективных требований. Предпочтение однообразных неторопливых движений у инертных окажется в категории «А», например при ручной полировке изделия, и в категории «Б», если стоит задача срочно и часто менять характер движений, например при удержании равновесия на неустойчивой опоре.
Если мы имеем дело с особенностью, противодействующей успешному осуществлению деятельности, то рано или поздно, стихийно или сознательно она «обрастает» компенсаторными механизмами. Так, обусловленная инертностью недостаточная расторопность возмещается предусмотрительностью, более высоким уровнем ориентировочной деятельности. Обусловленная подвижностью снижения сопротивляемость действию монотонной ситуации компенсируется тем, что человек искусственно разнообразит свою деятельность и т. д.
Однако в меру наличия у человека типологически обусловленных особенностей деятельности, благоприятствующих успешному ее выполнению, возникают и другие элементы пристройки к ядру стиля, а именно поиски и максимальное использование всех возможностей, которые открываются в связи с этой категорией особенностей деятельности. Так, например, инертные спортсмены-акробаты предпочитают упражнения, включающие статические позы, медленные и плавные движения, и добиваются здесь наибольшего эффекта. Рабочие-станочники инертного типа доводят до совершенства стереотипную упорядоченность рабочего места и систематичность в работе. Подвижные максимально используют свои скоростные ресурсы и способность часто переключаться с одной ситуации на другую и именно на этом пути «находят себя». Таким образом, среди особенностей, составляющих пристройку к ядру индивидуального стиля, также можно выделить две их категории: особенности, имеющие компенсаторное значение («В»), и особенности, связанные с максимальным использованием положительных приспособительных возможностей («Г»).
Таким образом, индивидуальный стиль тем в большей степени сформирован и выражен, чем больше наблюдается особенностей, относящихся к категориям «А», «В», «Г», и чем меньше остается нескомпенсированных особенностей категории «Б».
Если бы индивидуальный стиль деятельности в труде, учении, спорте однозначно определялся комплексом природных особенностей человека, то задача описания его детальной структуры, классификации и даже предсказания его особенностей была бы и относительно простой, и актуальной. Однако думается, что такого индивидуального стиля просто не существует. Если же под индивидуальным стилем понимать интегральный эффект взаимодействия человека с предметной и социальной средой, то более насущной представляется несколько
266
иная задача, а именно мы должны в каждом конкретном случае уметь быстро распознать, где есть или где должен быть сформирован индивидуальный стиль, под которым понимается некоторая (не обязательно всеобъемлющая) система индивидуально-своеобразных приемов и способов решения задачи (будет ли задача двигательной или гностической, будет ли она предполагать взаимодействие с вещами или людьми, будет ли связана с однократными или повторяющимися разнообразными или монотонными действиями, потребует ли отдельных реакций или сложного иерархического плана поведения — все это зависит от стечения обстоятельств). Наиболее общий путь, ведущий нас к ситуациям, где есть или возможен индивидуальный стиль, состоит в следующем.
Необходимо выделить, определить конкретную систему «субъект — объект» и определить то желательное состояние, к которому она должна прийти (иначе говоря, указать цель управления).
Выделить как можно больше существенных условий, от которых зависит достижение желаемого результата (т. е. указать определенную группу входных воздействий, как управляющих, так и возмущающих).
Выделить такие (из упомянутых в предыдущем пункте) управляющие воздействия, в отношении которых какое-либо типологическое свойство или сочетание свойств является по своему биологическому смыслу противодействующим фактором (например, частому переключению внимания противодействует инертность, быстроте реагирования, длительному поддержанию внимания в монотонной обстановке - подвижность и т. п.). Кроме того, выделить и такие особенности деятельности, в отношении которых определенные типологические особенности являются благоприятным или хотя бы нейтральным (явно не противодействующим) фактором.
После того как все это проделано, остается искать пути управления формированием индивидуального стиля за счет конструирования необходимых элементов пристройки к его ядру (см. общую схему основных этапов научно-практической работы по организации индивидуального подхода). Формирование индивидуального стиля продвигает личность на все более высокие уровни осуществления деятельности, а значит, и способствует обоснованной реализации принципа «от каждого по способностям»...
Могут сказать, что мы рекомендуем слишком хлопотный способ (разбираться в каждом, буквально отдельном, единичном случае индивидуального стиля), и спросить: где же представление о детальной типовой структуре индивидуального стиля? Спросим и мы: а почему она должна быть, если стиль действительно индивидуальный?
Если астроном изучает Солнце, то вполне допустимо, что его может занимать вопрос, как познать именно это конкретное светило и предсказать его поведение. Думается, что факт неповторимости каждой личности дает аналогичное право и психологу. В идеале мы должны уметь быстро, оперативно конструировать программу воспитательных, формирующих воздействий, адресуемых не просто к представителю типа, группы, а именно к конкретному человеку. В этом, вероятно, и состоит одна из специфических черт психологии: началом и концом проблемы для нее может быть познание данного человека.
А.Ф. Лазурский
ОЧЕРК НАУКИ О ХАРАКТЕРАХ1
ГЛАВА 4
ПОНЯТИЕ НАКЛОННОСТИ ИЛИ ДУШЕВНОГО КАЧЕСТВА
Приступая к изложению собственных взглядов на характер и его изучение, мы начнем с точного определения науки о характерах, как она нам представляется. Подробному же обоснованию и развитию отдельных частей этого определения будет посвящена вся первая часть нашей книги.
Индивидуальная психология, или характерология, есть наука, изучающая душевные особенности (наклонности), которыми отличаются люди друг от друга, а также взаимные отношения между этими наклонностями; конечною ее целью является составление возможно более полной естественной классификации характеров.
До самого последнего времени характерологи придерживались обратного порядка, начиная с древних и кончая многими современными авторами; они создавали прежде всего классификации темпераментов или характеров, азатем уже рассматривали особенности каждой группы. Возникающее в наши дни противоположное направление начинает с изучения отдельных единиц, человеческих личностей, с тем чтобы затем уже соединить их в группы. Но опыт показывает, что необходимо повести расчленение еше дальше и заняться анализом и рассмотрением элементов, составляющих каждую отдельную единицу, «характерологических элементов», по выражению одного из исследователей (К.П. Занцевич). Такими элементами являются так называемые качества или душевные особенности, которыми отличаются друг от друга различные люди. Некоторые авторы, например В. Штерн, заходят так далеко, что в изучении этих «личных особенностей» видят единственную возможную и плодотворную задачу для современной индивидуальной психологии. Так как, по нашему мнению, изучение и группировка этих «характерологических элементов» или, как мы их будем называть в дальнейшем изложении, основных наклонностей, является одним из самых важных вопросов для индивидуальной психологии, то мы и займемся ими прежде всего остального. Считаем необходимым тут же оговориться, что наши мнения по данному вопросу далеко не во всех чертах совпадают со взглядами других авторов, тоже, впрочем, весьма разноречивыми; в некоторых пунктах, как это видно будет из дальнейшего изложения, разногласие это доходит до полной противоположности во взглядах. Иначе и не может быть, так как вопрос о «характерологических элементах» тесно связан с вопросом о значении и задачах всей индивидуальной психологии, а между тем и здесь мнения разных авторов расходятся иногда самым решительным образом.
Положим, что, занимаясь психометрическими исследованиями, мы установили различную скорость восприятия для разных лиц: мы говорим, что одни исследуемые обнаруживают наклонность быстрее воспринимать, чем другие, или, иначе говоря, наклонность к быстроте восприятия у одних лиц развита сильнее, чем у других. Исследуя память разных людей, мы убеждаемся, что одни из них в
’ Лазурский А.Н. Очерк науки о характерах. М., 1995.
268
течение долгого времени удерживают все то, что было ими однажды усвоено, тогда как у других всякие знания чрезвычайно быстро улетучиваются из головы: способность удерживания в памяти развита у первых значительно сильнее, чем у вторых. Одни люди обнаруживают сильно развитую наклонность к гневу, приходя в неистовство по самому ничтожному поводу, у других эта наклонность почти отсутствует.
Уже из этих примеров можно видеть, что содержание наклонностей, или душевных качеств (в дальнейшем изложении мы будем употреблять термины «наклонность», «способность» и «качество» в совершенно одинаковом смысле), может быть самым разнообразным: быстрота того или иного умственного процесса, различные особенности памяти, восприятия, мышления и воображения, преобладание известных аффектов, большая или меньшая сила чувствований, более или менее интенсивное волевое усилие — все это можно рассматривать как проявления отдельных наклонностей. Для этого нужно только, чтобы та или иная особенность была замечена нами у данного лица не один только раз, а повторялась бы у него неоднократно. Наделяя человека той или иной наклонностью, мы, в сущности, только высказываем предположение, что всякий раз, как только обстоятельства будут благоприятствовать возникновению того душевного процесса, о котором идет речь, мы с большой вероятностью можем ожидать, что данный процесс возникнет; лица, отличавшиеся быстротой восприятия или прочностью памяти в прежних опытах, по всей вероятности, обнаружат ту же способность и в опытах последующих; видя, как раздражают наклонного к гневу человека, мы почти наверное ожидаем, что он рассердится и т. д.
Кроме того, приведенные выше примеры позволяют нам выяснить понятие наклонности еще и с другой, не менее важной стороны: под этим именем следует понимать не весь душевный процесс в его целом, а лишь ту ил и иную его сторону. Говоря о том, что у известного лица повторно наблюдались или быстрота восприятия, или прочное сохранение в памяти, или сильное чувство гнева, мы всякий раз имеем в виду только известную, определенную сторону сложного душевного процесса или состояния. Как содержание восприятия, так и сопровождавшие его чувства и действия всякий раз могли изменяться, оставалась неизменной лишь значительная быстрота в течение восприятия. Материал, взятый для запоминания, цель и условия заучивания, приемы его и проч, бесконечно изменялись в каждом отдельном случае, так что весь процесс памяти, взятый в целом, бывал иной раз необычайно сложен и разнообразен. Но из всего этого сложного процесса нас в данном случае интересовала только одна сторона, неизменно повторявшаяся у данного лица, а именно - продолжительное сохранение усвоенного материала в памяти. То же самое можно сказать и относительно гнева: чувство гнева повторялось всякий раз, несмотря на то, что менялся объект гнева, менялось течение и напряженность самого аффекта. Таким образом, говоря о той или иной наклонности, мы имеем в виду не весь душевный процесс в целом, а лишь отдельную, определенную сторону его. Наклонность, или качество, не наблюдается нами как обособленное явление душевной жизни, а является лишь продуктом нашего отвлечения.
Когда начинаешь говорить о душевных качествах или наклонностях, то часто приходится слышать упрек в том, будто все эти рассуждения являются возвратом к прежнему учению о способностях, уже давно отвергнутому научной психологией. Учение это, господствовавшее в психологии XVIII столетия и носившее чи
269
сто метафизический характер, предполагало, как известно, что душа человеческая, будучи сама единой неделимой сущностью, в то же время обладает известным, ограниченным числом способностей, которые и лежат в основе всех наших душевных процессов. Отличительными признаками этих способностей признавались их простота, неизменность и независимость друг от друга. Они могли действовать вместе или порознь, но не могли воздействовать друг на друга. Каждая из них представлялась самостоятельным, неизменным качеством души, производившим из себя самого все те проявления, которые ему приписывались.
Очевидно, современная психология, усвоившая себе методы естествознания и испытавшая на себе влияние эволюционной теории, не может снова становиться на подобную точку зрения. Неизменность душевных способностей, их абсолютная простота и независимость, их принадлежность одной неделимой субстанции ~ все это такие понятия, которые совершенно не согласуются со всем направлением современной научной психологии. И если учению о психических способностях суждено будет когда-нибудь снова возродиться, то, конечно, в совершенно ином виде, чем это было у Христиана Вольфа и его последователей.
Под наклонностью (resp. способностью, душевным качеством) мы будем понимать возможность неоднократного повторения у наблюдаемого лица известной стороны того или иного душевного процесса. В более же узком смысле, термин этот может означать те не известные нам и не доступные современному анализу субъективные причины и условия, которые своим продолжительным и непрерывным действием обусловливают подобную возможность.
Наблюдая различных людей, мы замечаем, что одни из них обладают, например, чрезвычайно развитой способностью к энергическому волевому усилию, другие — хорошей способностью запоминания, третьи — продолжительностью чувствований и т. д. Много раз приходилось нам встречаться с этими людьми, и всякий раз, если только обстоятельства хоть сколько-нибудь благоприятствовали этому, каждый из них проявлял свои отличительные особенности. Чем объяснить подобную стойкость, подобное постоянство проявлений? В ответ на это психологи предлагают целый ряд различных теорий в зависимости от того, о каком роде психических процессов идет речь в данном случае. Иногда объяснение заключается в том, что один род психических процессов всецело сводится к другому, например, альтруистические чувства сводятся к эгоистическим, волевое внимание сводится к задержке движений и т. д. Но если мы будем постоянно объяснять одни способности другими, эти, в свою очередь, еще другими и т. д., то у нас в конце концов получится круг, т. е. отсутствие всякого объяснения. Поэтому обычно сводят все разнообразие душевных проявлений к немногим основным элементам, например, ощущениям и простейшим чувствованиям, активности нашего сознания и т. д. В этом сведении всей нашей сложной и разнообразной душевной жизни к одному или нескольким элементарным принципам справедливо видят конечную задачу общей, объяснительной психологии. И как ни мало сделано до сих пор в этом направлении, но общая психология все же никогда не покинет и не может покинуть этой дороги.
Другое дело - психология индивидуальная. Основываясь на общей психологии, она пользуется всеми теми фактическими данными, которые доставляет ей эта последняя. Точный и детальный психологический анализ при изуче
270
нии характеров так же обязателен, как и при всяких других общепсихологических исследованиях. Однако, анализируя какое бы то ни было душевное явление, мы доходим в конце концов до такого момента, когда современные средства психологического анализа оказываются недостаточными, когда вместо точно обоснованного объяснения, нам предлагается целый ряд противоречивых гипотез. Почему продолжительность и возбудимость чувств в одних случаях бывает больше, чем в других? В чем заключается истинная природа волевого усилия? Что лежит в основе процесса памяти, процесса суждения и т. д.? На все эти и другие, подобные им вопросы современная психология не может дать вполне определенного, достаточно обоснованного и общепризнанного ответа. Тем не менее многократные наблюдения убеждают нас в том, что при наличии известных условий та или иная сторона характера данного лица всегда проявг ляется приблизительно в одном и том же виде. Вот эти-то неизвестные нам и недоступные современному психологическому анализу субъективные факторы, благодаря которым у наблюдаемого лица наблюдается предрасположение к тем или иным психическим проявлениям, мы и будем называть наклонностями и душевными качествами.
Те основные наклонности, которые возможно установить в настоящее время, конечно, не представляют из себя чего-то окончательного и абсолютного неизменного. Со временем, по мере дальнейшего усовершенствования средств и приемов психологического анализа, многие из тех условных единиц, которые мы в настоящее время считаем неразложимыми и называем простейшими, основные душевные качества, будут, несомненно, разложены и распадутся на несколько других, еще более других наклонностей. Но даже и в то воображаемое, во всяком случае чрезвычайно отдаленное время, когда будет анализировано все, что теперь считается в психологии неразложимым, когда все бесконечно разнообразные проявления душевной жйзни будут сведены к действию немногих производящих причин, даже и в это отдаленное время полного торжества объяснительной психологии не потеряет, как нам кажется, своего значения понятие наклонности, или душевного качества. Ведь сведение всего разнообразия жизненных явлений к немногим основным принципам составляет уже задачу философии, которая должна объединить законы и гипотезы, доставляемые ей отдельными науками. Рядом же с философией существуют и всегда будут существовать отдельные научные дисциплины, и каждая из них для разработки входящих в ее область сравнительно сложных фактов нуждается в некоторых понятиях, более или менее условных, но без которых она шагу не может двинуться вперед. Такими понятиями для химии являются атомы и их свойства, для физиологии — живая клетка с происходящими в ней процессами, для психологии — ощущение и простейшее чувство. Подобную же вспомогательную роль должны играть понятия простейшей наклонности и различных степеней ее развития для науки, занимающейся изучением и классификацией человеческих характеров. (Очень много интересных соображений, и поныне не утративших своего значения, высказывает по этому поводу Бе-неке в своих «Psychologische Skizzen» .
Наклонности бывают простые и сложные. Когда мы говорим, например, о том, что разные лица обладают различной быстротой восприятия, то имеем в виду одну, сравнительно очень несложную сторону данного душевного процесса (быстрое течение во времени) и совершенно отвлекаемся от всех остальных сто
271
рон того сложного душевного процесса, который мы называем чувством или эмоцией. Совершенно иное впечатление получается, когда мы говорим о таких' качествах, как, положим, лицемерие или страсть к театру. Анализируя лицемер рие, мы можем, правда, игнорировать некоторые стороны этого сложного проявления как менее существенные. Тем не менее, в конце концов, останутся все же несколько таких элементов, которые, будучи отличны друг от друга, в то же время неизбежно входят в состав того сложного комплекса, который мы называем лицемерием: наличие в сознании некоторых предосудительных мыслей и желаний, которые надо скрыть, побуждения, заставляющие скрывать их, различные приемы и уловки, употребляемые для того, чтобы замаскировать тайные мысли, - все это такие составные части, из которых ни одной нельзя выбросить или изменить, без того чтобы не распалось все сложное целое. Еще большее количество элементов входит в состав такой сложной наклонности, как, например, любовь к театру, в подробный анализ которой мы здесь, однако, не будем вдаваться.
Надо сказать, впрочем, что невозможно провести резкую границу между простыми и сложными наклонностями. С одной стороны, существует целый ряд переходных ступеней, так, что невозможно сказать, где кончается простота и где начинается сложность. С другой стороны, общая психология подвигается все дальше и дальше в анализе душевной жизни, причем расчленению подвергаются и такие душевные переживания, которые прежде считались простейшими, неразложимыми. Атак как характерология, как мы увидим ниже при установлении простейших наклонностей, пользуется широко материалом, доставляемым общей психологией, то вполне естественно ожидать, что многие наклонности, которые мы считаем простейшими, элементарными, подвергнутся разложению в будущем.
Говоря о простых (или элементарных) и сложных наклонностях, следует помнить, однако, что термины «простой» и «элементарный» употребляются здесь в несколько ином смысле, чем это делается обычно в общей психологии. Словам этим обыкновенно придают двоякое значение. Во-первых, когда сравнивают два душевных процесса, однородных по содержанию, но резко различающихся по своей сложности, т. е. по обилию и разнообразию входящих в состав их психических образований. Так, например, рассматривая процесс восприятия или религиозное чувство у дикарей и детей и сравнивая их с аналогичными переживаниями у взрослых, высоко развитых людей, говорят, что в первом случае душевные процессы несравненно проще, элементарнее, чем во втором. Если мы хотим изучать такого рода простейшие процессы, то неминуемо должны отказаться от наблюдений над взрослыми, образованными людьми и обратиться исключительно к изучению психологии дикарей, детей и близко стоящих к человеку животных. Именно благодаря этого рода наблюдениям и возникли столь широко разросшиеся за последнее время психология детского возраста, психология низших рас и сравнительная психология.
Совсем иное дело простейшая наклонность, как мы ее понимаем. Всякий, даже самый несложный психический процесс у дикаря, у ребенка, у амебы (если только есть они у амебы) имеет уже несколько сторон: быстроту, интенсивность, более или менее легкую возбудимость, то или иное содержание. А так как, согласно нашему словоупотреблению, простейшая наклонность есть возможность
272
возникновения какой-нибудь одной, неразложимой далее стороны душевного процесса, то, следовательно, даже такой, казалось бы, простейший душевный процесс должен быть сведен к одновременному действию нескольких наклонностей. С другой стороны, душевные переживания взрослого человека иногда, с точки зрения общепсихологического анализа, чрезвычайно сложные могут тем не менее представлять собою проявления каких-либо сравнительно простых наклонностей. Особенно следует сказать это относительно так называемых «высших» душевных качеств. Напряжение волевого усилия, чувство сострадания, процесс суждения — все эти процессы представляются нам обыкновенно в виде весьма сложных психических образований, разнообразных и изменчивых по своему составу. Тем не менее в основе каждого из этих сложных процессов лежит какое-нибудь одно, сравнительно простое переживание (чувство усилия, чувство симпатии, акт сравнения), дальнейший анализ которого оказывается не по силам современной психологии и относительно происхождения которого можно в настоящее время только строить более или менее противоречивые гипотезы. Более подробный разбор вопроса о «высших» наклонностях будет произведен нами далее (см. с. 275).
Другое значение придается словам «простейший», «элементарный» теми авторами, которые стремятся разложить всю душевную жизнь на однородные, неразложимые далее элементы, из которых можно было бы затем снова строить сложные душевные явления, подобно тому, как химик разлагает сложные тела на атомы и затем снова восстанавливает их из этих атомов. Такими «психическими атомами» одни авторы считают ощущения, тогда как другие различают два рода психических элементов: ощущения и простейшие чувствования или, как часто выражаются, «чувственный тон, сопровождающий ощущения». И те и другие считают анализ какого бы то ни было сложного душевного переживания только тогда доведенным до конца, когда удается сполна разложить это переживание на ощущения, сопровождаемые чувственным тоном, смотря по воззрению автора. Как ощущения, так и элементарные чувства никогда не встречаются в действительности в изолированном виде, а представляют собой лишь результат анализа, отвлечения; в этом отношении они аналогичны нашим простейшим наклонностям, которые также, как мы видели, являются продуктом абстракции. Но только этим одним и ограничивается сходство между «психологическими атомами» и «характерологическими элементами», так как по своему содержанию и объему понятия эти значительно отличаются друг от друга. Стараясь разложить какой-нибудь сложный процесс на ощущения и элементарные чувства, мы все время имеем в виду только подробнее анализировать, что именно переживает субъект в данный момент, а не то, почему он переживает это. Нас интересует только содержание сознания в тесном смысле этого слова, между тем как вопрос о том, каким образом и почему возникло это содержание именно в данный момент и именно у данного лица, - этот вопрос уже отходит на второй план. Психический процесс дан и мы его анализируем. Между тем индивидуальная психология изучает возможность появления той или иной стороны данного душевного процесса. Поэтому ее изучению подлежат не самые ощущения и чувства как таковые, а те условия, внешние и внутренние, то взаимодействие постоянных задатков, предрасположений данного человека и внешних обстоятельств-возбудителей, благодаря которому у этого лица появляются в известный момент данные ощу-
273
щения, чувства и их комбинации. Все те разнообразные психические процессы, анализ которых составляет главную задачу общей психологии, интересую/' ха-рактерологию лишь постольку, поскольку они могут служить проявлениям^ раз-, личных «характерологических элементов» или основных наклонностей. /	*
Другое различие между понятиями «психического атома» и простейшей на/ клонности состоит в том, что последнее понятие шире по своему объему. СуА ществуют наклонности не только к появлению тех или иных ощущений или элементарных чувствований, но также к большей или меньшей интенсивности их, к более или менее быстрому течению, к таким, а не иным комбинациям их и проч. Другими словами, наклонности относятся не только к содержанию психических процессов, но обнимают также и формальные стороны их, как то: интенсивность, течение, способы сочетания и т. п. Все учения о темпераментах представляют собою не что иное, как попытку выделить наклонности, относящиеся к формальным сторонам душевных процессов (быстрота и медленность, сила и слабость) и установить известные соотношения между этими наклонностями, в результате чего является классификация темпераментов. Однако, как показали многочисленные классификации темпераментов и некоторые примыкающие к ним классификации характеров, невозможно отделить формальную сторону душевных процессов от их содержания. Известные особенности в течение душевных процессов тесно связаны с тем, а не иным содержанием. Кроме того, существуют некоторые качества, относительно которых невозможно решить с уверенностью, идет ли здесь речь о содержании или о форме душевных процессов, и которые, таким образом, являются переходною ступенью между наклонностями, относящимися к содержанию, и наклонностями, относящимися к форме; таковы, например, способность психической и психомоторной задержки (с сопровождающим ее чувством усилия), способность узнавания (чувство зна-комости), внушаемость и пр. Ввиду всего этого нам кажется невозможным противополагать друг другу эти два рода наклонностей, рассматривая их совершенно отдельно. Вместе с этим, разумеется, значительно расширяется и объем понятия «наклонность», обозначая возможность появления решительно всякой стороны какого бы то ни было душевного процесса независимо от того, идет ли речь о содержании или о течении (форме) этого процесса.
ГЛАВА?
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ХАРАКТЕРА
Под характером мы будем подразумевать совокупность свойственных данному лицу наклонностей, преимущественно основных; каждую из этих наклонностей следует брать в наибольшей интенсивности, какая только возможна для данного человека.
Характер есть совокупность наклонностей. А мы видели, что наклонность не есть какой-нибудь конкретный душевный процесс: это лишь возможность проявления той или иной стороны душевного процесса, т. е. результат отвлечения, вспомогательное понятие, которым индивидуальная психология, подобно многим другим наукам, пользуется для более удобной группировки изучаемого материала. В действительности мы наблюдаем лишь разнообразные проявления на
274
клонностей, т. е. различные душевные процессы и их внешние физиологические выражения. Совершенно то же мы должны сказать и о характере, который представляет из себя лишь совокупность наклонностей. Это — схема, указывающая нам на то, что при известных условиях мы можем ожидать у данного лица возникновение тех или иных душевных процессов. Когда, например, подробно описывают, каково было поведение наблюдаемого лица во время известного события или какие душевные процессы происходили в это время в его сознании, то это описание еще не представляет из себя характеристик: это только ряд более или менее сложных проявлений, материал, из которого только путем дальнейшей обработки можно вывести заключение о существовании у наблюдаемого человека некоторых наклонностей. При обработке же часто оказывается, как мы увидим ниже, что одна и та же наклонность может проявляться чрезвычайно различно, и все огромное разнообразие обнаруженных человеком проявлений можно свести иной раз к сравнительно небольшому числу имеющихся у него основных наклонностей.
Согласно довольно распространенному мнению, в жизни людей бывают такие моменты, когда благодаря чрезвычайному стечению обстоятельств весь характер человека обнаруживается с полной ясностью и в полном своем объеме; все те черты, которые раньше почему-либо ускользали от нашего наблюдения, проявляются в этот момент с необычайной силой. В подобных случаях мы можем, значит, наблюдать, как вследствие чрезвычайно благоприятного действия внутренних и внешних возбудителей все наклонности, составляющие характер человека, проявляются одновременно и притом с наибольшей интенсивностью, какая только им свойственна. Но такие моменты в жизни человеческой чрезвычайно редки. Чаще всего при изучении характера какого-нибудь человека нам приходится наблюдать его в течение более или менее продолжительного времени при самых разнообразных обстоятельствах, отмечая проявления то одних, то других сторон его душевной личности. Из этого разнообразного, пестрого, изменчивого и колеблющегося материала мы уже затем, путем обработки и отвлечения вырабатываем ту схему наклонностей, которую и называем характером этого человека.
Итак, следует строго отличать отдельные проявления характера, постоянно меняющиеся вместе с переменой окружающих условий, от той схемы характера данного человека, которая является результатом более или менее продолжительного наблюдения и переработки собранного материала. Проявления бесконечно разнообразны и лишь редко повторяются совершенно в том же виде, как и раньше; схема же характера, если только она составлена правильно, должна оставаться неизменной, в течение сравнительно очень долгого времени, пока наконец в характере не произойдут какие-нибудь действительные, а не кажущиеся изменения; между тем такие действительные изменения характера у взрослых людей происходят, как мы уже видели, далеко не часто.
Вопрос о том, что такое основные наклонности и как можно отличить их от наклонностей второстепенных, будет подробно обсуждаться нами ниже. Что же касается того, что при составлении схемы характера нужно всегда отмечать наивысшую интенсивность, с какой может проявиться та или иная наклонность у данного лица, то здесь могут сделать нам следующее возражение. Сами мы сейчас только говорили, что такие моменты, когда все наклонности человеческого
275
характера проявляются в полной своей силе, бывают чрезвычайно редко. К этому надо прибавить, что и отдельные наклонности далеко не часто проявляются с/ той наибольшей интенсивностью, какой они могут достигнуть у данного человека. Обыкновенно всякий человек живет и действует, так сказать, вполовину, далеко не давая того, что он может дать в случае крайности. Недаром распространено вполне справедливое, на наш взгляд, мнение, что многие люди в критический момент совершают такие чудеса, к которым ни окружающие, ни они сами не считали себя способными. Но такие критические моменты в жизни человека бывают лишь чрезвычайно редко и рассчитывать на них, изучая характер человека в целях научной классификации, совершенно не представляется возможным; как же тогда определить наивысшую интенсивность, которой может достигнуть та или иная наклонность у наблюдаемого лица? Ответ заключается в следующем. Правда, при обычных, повседневных обстоятельствах мы не можем наблюдать наивысших проявлений очень многих наклонностей (хотя, например, при изучении умственной сферы нам удается иной раз путем эксперимента вызвать такое крайнее напряжение известной наклонности, к какому только способен исследуемый). Но зато мы можем с очень большой вероятностью заключать о том, какой силы может достигнуть действие той или иной наклонности у наблюдаемого лица под влиянием необычайно сильных возбудителей. Если, например, самый ничтожный повод уже способен вызвать у человека неудовольствие, то мы заключаем, что под влиянием очень сильных раздражителей такой человек способен испытывать приступы сильнейшей ярости; если малейшее чувство уже проявляется у наблюдаемого лица какими-либо внешними признаками — мимикой, жестами и т. д., - то под влиянием очень сильных чувствований эти проявления, наверное, достигнут необычайного обилия и интенсивности. Одним словом, мы имеем возможность, не наблюдав непосредственно наивысшего действия той или иной наклонности, с большой вероятностью заключить о том, каких пределов она может достигнуть.
Нельзя, впрочем, утаить, что в иных, правда довольно редких случаях тут может представиться известное затруднение. Выше мы указывали, что бывают случаи, когда усиление возбудителя наклонности и усиление ее проявлений не идут параллельно: проявления почти отсутствуют, пока возбудитель не достигнет известной, очень значительной интенсивности, после чего наклонность вдруг проявляется с необыкновенной силой. Относительно таких наклонностей наши заключения должны производиться лишь с большой осторожностью; если и здесь на основании наблюдений, произведенных в обыденной обстановке, мы будем судить о том, какой интенсивности может достигнуть действие наклонности при исключительных, чрезвычайных обстоятельствах, то рискуем впасть в ошибку.
ГЛАВА 16
ОБЩЕЕ НАПРАВЛЕНИЕ НАУКИ О ХАРАКТЕРАХ
Теперь, когда мы подвергли подробному рассмотрению различные частные вопросы, так или иначе относящиеся к учению о характерах, можно перейти к более общему и в то же время самому основному вопросу: каково должно быть общее направление и конечная цель индивидуальной психологии. В самом нача
276
ле первой главы мы привели пока еще без всяких пояснений и доказательств тот ответ, который нам представляется наиболее правильным: индивидуальная психология, или характерология, есть наука, изучающая душевные особенности (наклонности), которыми отличаются люди друг от друга, а также взаимные отношения между этими наклонностями; конечной ее целью является составление возможно полной естественной классификации характеров. Теперь нам предстоит подробно разобрать эту формулу и привести как те соображения, на которых она основывается, так и те следствия, которые из нее вытекают. При этом неизбежно придется также затронуть и большинство частных вопросов, рассмотренных уже нами выше: о простых и сложных наклонностях, о взаимной их связи, о проявлениях наклонностей и их анализе, о различных степенях развития каждой отдельной наклонности и т. д. Только теперь все эти вопросы будут интересовать нас с несколько иной стороны, чем раньше: до сих пор мы рассматривали каждый из них в отдельности, почти совершенно игнорируя их отношение друг к другу и к общим задачам индивидуальной психологии. В этой же главе на первый план будут выдвинуты именно эти общие задачи науки о характерах; поэтому и каждый частный вопрос будет рассматриваться и оцениваться так или иначе в зависимости от того отношения, в каком он находится к отдельным пунктам приведенной нами только что основной формулы.
Следует ли считать индивидуальную психологию (характерологию) наукой или искусством? Должна ли она преследовать чисто теоретические или какие-либо практические цели? Вопросы эти хотя и не вполне тождественны, но все же настолько тесно связаны друг с другом, что мы будем рассматривать их вместе. Очень многие из авторов, писавших по этому поводу, а также и из людей, просто интересующихся данным предметом, держатся того мнения, что характерология должна преследовать по преимуществу практические задачи. Главные усилия ее должны быть направлены на то, чтобы достигнуть возможности в любой момент угадать психические процессы, протекающие в сознании того или иного человека. Согласно такому взгляду, центральную часть характерологии составляет «psy-chognosis», т. е. определение тех душевных качеств наблюдаемого лица, которые почему-либо интересуют нас в данную минуту. Внимание исследователя, посвятившего себя изучению людских характеров, должно быть сосредоточено преимущественно на тех внешних проявлениях, которые раскрывают перед ним душевный мир другого человека; главной задачей его должно явиться отыскивание и усвоение различных приемов, позволяющих быстро и точно ознакомиться с теми душевными переживаниями наблюдаемого лица, которые в данный момент являются для наблюдателя особенно интересными. При этом цель наблюдения состоит вовсе не в том, чтобы возможно полнее ознакомиться с личностью наблюдаемого человека, составить детальную и обстоятельную его характеристику; если такого рода полное ознакомление в некоторых случаях и достигается, то лишь побочно, мимоходом, благодаря каким-нибудь особенно благоприятным условиям. Главной же целью psychognosis’a всегда является какая-нибудь побочная задача, выходящая из рамок собственно характерологического наблюдения и классифицирования. Таких побочных задач можно себе представить бесчисленное множество. Окружающая жизнь на каждом шагу доказывает нам, как полезно бывает ознакомиться с важнейшими чертами характера того человека, с которым нам приходится иметь дело. Педагог, юрист, прак
277
тический делец, администратор, врач, писатель, художественный критик — все они в известные минуты своей деятельности поневоле бывают вынуждены де-, латься сердцеведами, как бы мало они ни были к этому склонны и как бы ни была недостаточна их подготовка.
В общем все эти бесконечно разнообразные цели, для достижения которых требуется создание практической, прикладной характерологии, можно разделить на три группы. К первой относятся те случаи, когда знакомство с душевным складом наблюдаемого человека помогает нам предсказать его поведение и образ действий в будущем. Администратор, выбирающий себе умелых и энергичных помощников, какое-нибудь крупное предприятие, ведущееся небольшим кружком лиц и основанное исключительно на взаимном доверии их по отношению друг к другу - примеры эти достаточно доказывают всю практическую важность такого рода предсказаний.
Еще большую важность представляет вторая область приложения psychogno-sis’a, а именно те случаи, когда знание душевной жизни наблюдаемого человека помогает нам оказывать на него то или иное воздействие. Мы имеем в виду здесь прежде всего, конечно, педагогику. Необходимо узнать ребенка, прежде чем начать обучать, а тем более воспитывать его; и чем короче будет это ознакомление, чем яснее обрисуется перед нами душевный склад данного ребенка, тем большего успеха мы можем достигнуть в деле его воспитания. И здесь, следовательно, составление более или менее подробной характеристики ребенка является только средством, а никак не целью. Конечно, если воспитатель привязан к своему воспитаннику, то характер этого последнего может заинтересовать его также и сам по себе независимо от каких бы то ни было педагогических задач и соображений; такой педагог внимательно и с любовью следит за всеми проявлениями душевного склада ребенка, обсуждает и оценивает его поступки, с интересом отмечает каждую новую черточку в его характере. Но и в этих случаях все-таки главное внимание сосредоточено на тех сторонах душевной деятельности, которые играют наибольшую роль в деле воспитания. И здесь главный вопрос заключается не в том, каков данный ребенок, а в том, как нужно на него воздействовать, и здесь, следовательно, характерология играет лишь подчиненную, а не главную роль, являясь только средством, а отнюдь не целью. Это положение относится и к третьей группе эстетиков и художественных критиков. На первый взгляд, правда, здесь дело обстоит несколько иначе. Тут не приходится, исходя из тех или иных сведений о характере наблюдаемого лица, предсказывать дальнейшее его поведение; нет надобности также заботиться о педагогических приемах воздействия по той простой причине, что перед нами имеется не живой человек, а литературный тип, художественный вымысел. Разбирая психологию того или иного из лиц, выведенных автором, художественный критик преследует, по-видимому, чисто теоретические задачи: подробно выяснить душевный склад героя и выделить те качества, которые являются для него наиболее характерными; проверить, насколько поступки героя согласуются с его характером и с условиями действия, насколько вообще жизненным и естественным можно признать тип, нарисованный автором; установить связи между отдельными чертами данного лица и посмотреть, не представляет ли душевный склад его каких-нибудь внутренних противоречий, каких-нибудь неестественных и невозможных сочетаний и т. д. Однако, если вглядеться пристальнее, нетрудно убедиться, что и
278
здесь характерология, т. е. описание и классифицирование отдельных характеров стоит на втором плане, являясь лишь одним из средств, а вовсе не конечной целью. Задача эстетика и художественного критика должна состоять прежде всего в том, чтобы оценить данное литературное произведение, определить степень его художественного достоинства. Только благодаря тому, что правдивость изображенных типов составляет одно из самых важных художественных требований, критик является также по необходимости психологом и характерологом. Главная же его задача состоит не в том, чтобы точно и подробно анализировать характеры, а в том, чтобы оценить, насколько сильно впечатление, получающееся от данного произведения. Дальнейшие цели заключаются в установлении большей или меньшей новизны, оригинальности типов, выведенных автором, их значения для литературы вообще и для данного произведения, в частности, и т. д. Все это - вопросы, выходящие уже из области научной характерологии, которая таким образом и здесь играет лишь прикладную, подчиненную роль, является средством, а не целью.
Все подобные взгляды, ставящие изучение характеров в зависимость от каких бы то ни было прикладных целей, являются в сущности прямым отрицанием характерологии. Для того чтобы возможна была какая-нибудь отдельная, самостоятельная научная дисциплина, необходимо прежде всего точно определить ее задачи и методы. Между тем в приведенных выше примерах задачи характеролога отнюдь не остаются постоянными, а меняются в каждом отдельном случае. Знания, необходимые для того, чтобы успешно предсказывать поступки наблюдаемого человека, не всегда будут тождественны тем знаниям, которые помогают успешно воздействовать на поведение этого человека; для того же чтобы оценить правдивость выведенного в романе литературного типа, сведения должны быть опять иными, чем в первых двух случаях. Те факты и наблюдения, которые относятся собственно к характеристике данного лица, так тесно переплетаются с конечными, не относящимися к характерологии задачами и вопросами (административными, педагогическими, художественными), что отделить их друг от друга нет никакой возможности. Поэтому в исследование всегда привносится масса материала, совершенно ненужного с точки зрения характерологии и только затемняющего результаты исследования.
Кроме того - и это самое важное — все такого рода исследования неизбежно страдают чрезвычайной односторонностью. Каждого наблюдателя интересуют в характере исследуемого лица только те черты, которые прямо относятся к преследуемым им целям и задачам. Для педагога важнее всего определить в воспи-. таннике степень послушания, внимания, памяти, настойчивости — вообще всех тех качеств, которые особенно требуются в деле воспитания; перечень этих качеств также не остается постоянным, а беспрестанно меняется в зависимости от личности самого воспитателя, от его взглядов и направления, которое он хочет сообщить способностям и характеру своего ученика. Администратор, выбирая себе помощников, прежде всего обращает внимание на их честность и энергию (или только на энергию и способности - опять-таки в зависимости от его личных взглядов) и с этой именно точки зрения классифицирует всех наблюдаемых им лиц. Художественный критик отмечает у каждого действующего лица главным образом те черты, которые особенно важны в общем ходе действия, хотя бы для данного лица они и не были особенно характерны; в худшем же случае он
279
классифицирует действующих лиц со своей собственной, более или менее внешней точки зрения (например, в так называемой публицистической критике). Во всех этих случаях получаются, таким образом, чрезвычайно односторонние описания и классификации, так что обыкновенно бывает совершенно невозможно даже сравнивать их друг с другом, а тем более делать из них какие-нибудь общие заключения и выводы.
Нет ничего удивительного, что сторонники прикладной характерологии приходят в конце концов к полному отрицанию возможности составить сколько-нибудь детальную классификацию характеров. Всякого рода подразделения в этой области будут, по их мнению, всегда отличаться известной неопределенностью, расплывчатостью, отсутствием резких границ между отдельными группами. Относительно установления отдельных групп также никогда нельзя будет достигнуть сколько-нибудь полного соглашения, потому что каждый исследователь (как мы это уже видели выше) руководствуется при наблюдении своими собственными точками зрения и кладет в основу классификации те душевные качества, которые в силу каких-либо побочных соображений представляются для него наиболее важными. Все такие частные классификации благодаря именно их односторонности могут быть очень полезны для тех или иных практических целей, но научного значения они никогда не будут иметь. Стоя на подобной точке зрения, придется неизбежно прийти к выводу, будто научная характерология никогда не пойдет дальше самых общих, примитивных подразделений, составленных большей частью путем дедукции и совершенно неспособных охватить действительность во всей ее полноте и разнообразии. Придется признать невозможным составление когда бы то ни было общепринятой, детально разработанной классификации характеров; а благодаря этому утрачивается та единственная цель, которая дает нам право выделять характерологию в качестве самостоятельной научной дисциплины.
Отрицая таким образом существование особых, самостоятельных задач для индивидуальной психологии, сторонники рассматриваемого нами воззрения неизбежно должны прийти также и к отрицанию каких бы то ни было методов, свойственных преимущественно этой науке, составляющих ее неотъемлемую принадлежность и отличающих ее от других, связанных с ней научных дисциплин. В самом деле, если каждый отдельный исследователь во время производства наблюдений исходит из своих собственных точек зрения, более или менее отличающихся отточек зрения других наблюдателей, если конечные цели, руководящие каждым отдельным наблюдением, не лежат в самом исследовании, а определяются различными побочными соображениями чисто практического характера, то здесь, очевидно, не может быть и речи о каком бы то ни было единстве метода. Всякий будет употреблять те приемы, которые для него лично наиболее удобны, которые больше всего приспособлены к практической задаче, составляющей конечную цель его наблюдений, и которые, следовательно, скорее всего приведут его к этой цели. Другими словами, практический житейский опыт каждого, его сведения, почерпнутые из повседневного жизненного обихода, окажутся не только наиболее пригодным, но даже и единственно возможным руководителем в деле наблюдения и изучения людских характеров. И мы видим, что таково в действительности мнение многих защитников практической характерологии (напр. М. Дессуара и др.). По их мнению, никакая систематическая наука не в состоянии дать нам таких точных и полных сведений о чужой душевной жизни и
280
чужом душевном складе, как обыденный повседневный опыт, соединенный с тонкой наблюдательностью и живым интересом к людским радостям и людским страданиям. В подтверждение этого мнения приводятся обыкновенно различные литературные произведения, авторы которых, несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было научных приемов, сумели дать такие тонкие и обстоятельные характеристики, которые не по плечу не только современной, но, по всей вероятности, и будущей характерологии.
Такая оценка роли, которую играет и должен играть повседневный опыт в деле изучения людских характеров, страдает, несомненно, сильным преувеличением. Ниже, когда речь будет идти специально о методах индивидуальной психологии, мы еще раз займемся этим вопросом и увидим, в чем состоит ошибка тех лиц, которые переоценивают значение повседневного опыта и считают его единственным доступным для характерологии методом. Теперь же ограничимся заключением, прямо вытекающим из всего вышесказанного: взгляд на характерологию как на чисто прикладную, практическую научную дисциплину сводится в конце концов к полному отрицанию возможности планомерного и систематического изучения людских характеров; при этих условиях существование характерологии как самостоятельной науки, имеющей свои определенные задачи и свои определенные методы, представляется совершенно немыслимым. Итак, дальнейший прогресс на этом пути оказывается невозможным. Остается другой путь - путь теоретической науки, свободной от всяких прикладных целей и соображений. На этот путь уже начинает вступать индивидуальная психология в лице некоторых из своих представителей (В. Штерн, Малапер и др.). Недалекое будущее должно показать нам, насколько этот путь окажется плодотворным.
ГЛАВА 17
ПРЕДМЕТ И ГРАНИЦЫ НАУЧНОЙ ХАРАКТЕРОЛОГИИ
Согласно нашему первоначальному определению, предметом индивидуальной психологии является изучение тех душевных особенностей (наклонностей), которыми отличаются люди друг от друга, а также взаимного отношения между этими наклонностями. Это значит, что индивидуальная психология отличается от общей не только своими конечными задачами, но также и самим предметом своего изучения. На первый взгляд може^ показаться, что обе науки занимаются исследованием одного и того же объекта, душевного мира отдельной человеческой личности. На это как будто бы указывает даже сам термин «индивидуальная психология», первоначально употреблявшийся, да и теперь еще иногда употребляющийся в совершенно ином значении, чем то, которое придали ему Крепелин [30] и Бинэ-Анри и которого мы придерживались в нашем изложении. Известно, что, например, Вундт понимает под индивидуальной психологией как раз то самое, что мы называем общей психологией, т. е. учение о душевных процессах в их наиболее всеобщей, типической форме, противополагая науку эту, с одной стороны, практической характерологии, а с другой — психологии народов (Volkerpsychologie). Такая терминология, конечно, вполне оправдывается с точки зрения Вундта, который признает за характерологией преимущественно практические задачи и, следовательно, должен неизбежно прийти, как это мы уже ви
281
дели выше, к полному отрицанию ее самостоятельности. Для тех же, кто видит в характерологии (resp. индивидуальной психологии) самостоятельную теоретическую науку, отличающуюся от общей психологии по своим задачам и методам, необходимо иметь в виду, что и объект исследования у них также различен. Общая психология изучает душевные процессы в их наиболее всеобщей форме, обращая при этом внимание преимущественно на те их стороны, которые всегда и у всех людей остаются неизменными, и игнорируя личные особенности, придающие своеобразный отпечаток душевному складу и психическим процессам каждого отдельного человека. Между тем именно эти личные особенности или наклонности составляют главный предмет изучения индивидуальной психологии, которая пользуется этим материалом для достижения своей главной цели -подробного описания и классификации людских характеров. Мы едва ли ошибемся, если скажем, что такого взгляда придерживаются все авторы, считающие возможным создание самостоятельной науки о характерах.
Итак, индивидуальная и общая психология различаются не только по своим целям, но также и по объекту исследования. Если мы согласимся с этим, то нам трудно будет ответить на одно возражение, нередко приводимое против создания научной характерологии. Каким образом возможно изучение индивидуальных особенностей, личностных отклонений психической жизни, когда даже самые типичные, всеобщие, наиболее простые душевные процессы далеко еще нельзя считать вполне изученными и выясненными? Ведь прежде чем изучать вариации, разновидности какого-нибудь явления, нужно ознакомиться сколько-нибудь основательно с главными, типичными и неизменными чертами этого явления. Между тем современное состояние общей психологии чрезвычайно несовершенно. Не говоря уже о психологии объяснительной, сама возможность существования которой многими оспаривается, даже и при описании почти всех важнейших психических процессов можно встретить целый ряд самых непримиримых разногласий и противоречий. Достаточно напомнить вопросы о феноменологии воли, внимания, чувствования, суждения и т. д. Каким же образом можно установить сколько-нибудь однообразные и однородные наклонности среди этого хаоса противоречивых мнений и несогласимых друг с другом описаний?
В ответ на это возражение мы можем сказать следующее. Общая психология по самому существу своему должна стремиться все глубже и глубже анализировать душевные процессы. Современные нам психологические описания и теории по своей точности, обстоятельности и глубине анализа, без всякого сомнения, значительно превосходят те, которые были даны старинными авторами; тем не менее смело можно сказать, что число вопросов, подлежащих решению, не только не уменьшилось, а скорее даже значительно увеличилось, да и сами вопросы выросли вширь и вглубь. Таков прогресс всякой науки, сколько-нибудь соприкасающейся с теми основными вопросами жизни и бытия, которые всегда будут привлекать к себе человеческий ум и попытки решения которых объединяются под общим именем философии. А общая психология (в особенности ее объяснительная часть) стоит, несомненно, в теснейшей связи с этими вопросами. Поэтому, если бы для создания научной характерологии необходимо было предварительное решение основных общепсихологических вопросов, то нам действительно пришлось бы отложить разработку этой науки на бесконечно дол
282
гое время или, вернее, совсем поставить над нею крест. Но дело в том, что подобное окончательное решение всех основных вопросов общей психологии вовсе не является необходимостью для психологии индивидуальной. Для этой последней вполне достаточно, если будет установлен ряд более или менее постоянных наклонностей, ряд неизменно повторяющихся в одном и том же виде сторон душевной деятельности, а также более или менее постоянные соотношения между этими сторонами. Дальнейшие же гипотезы относительно конечных причин, обусловливающих как возникновение отдельных наклонностей, так и их сочетания, выходят уже за рамки индивидуальной психологии.
Из этого, впрочем, вовсе не следует, будто индивидуальная психология в противоположность общей является чисто описательной наукой. Напротив, она не только описывает, но и объясняет; только объяснения ее направлены в другую сторону, чем у общей психологии. Предметом объяснений здесь является не сущность каждой отдельной наклонности, а те бесконечно разнообразные сочетания этих наклонностей, которые мы называем отдельными человеческими личностями. Мы должны, исходя из общепризнанных в настоящее время психологических фактов, объяснить в каждом отдельном случае, почему, напр., одно соединение душевных качеств встречается чаще, нежели другое, почему из двух известных нам проявлений наличие одного исключает возможность возникновения другого, какими внутренними и внешними причинами обусловливается богатство или бедность, развитие или упадок характеров, принадлежащих к известной группе и т. д. Все эти и подобные вопросы представляют обширное поле для построения и проверки различных гипотез и теории, так что говорить о том, будто индивидуальная психология может быть только описательной, а отнюдь не объяснительной наукой, по нашему мнению, решительно не приходится.
Конечной целью научной характерологии является, согласно нашему определению, составление возможно более полной естественной классификации характеров. Цель эта издавна привлекает к себе внимание исследователей; достаточно вспомнить учение о темпераментах, возникшее еще в седой древности и сразу же отлившееся в форму классификации темпераментов. Такая же склонность классифицировать замечается и у новейших характерологов. И если многочисленные попытки, предпринятые в этом направлении, нельзя признать вполне удавшимися, если мы до сих пор еще не имеем такой классификации характеров, которая могла бы считаться общепринятой и вместе с тем служила бы основой для дальнейшей, более детальной разработки предмета, то причина этого лежит, как нам кажется, не в самой цели, а в тех средствах, которыми пользовались для ее достижения. Большинство цитированных нами классификаций представляют собой более или менее искусственные дедукции из современных психологических теорий (напр., из традиционного деления явлений душевной жизни на ум, чувство и волю). Они хотят дать нам с самого начала то, что должно явиться конечным выводом, отдаленной целью; между тем для достижения этой цели необходима упорная продолжительная работа, необходимо создание целой обширной науки со своими собственными методами, которые едва только начинают намечаться, с новыми, своеобразными приемами исследования, которые в большинстве случаев еще предстоит разработать. И нам кажется несомненным, что такая наука должна образоваться и что она представляет собой
283
единственный путь для достижения полной и естественной классификации характеров.
Как широк должен быть круг явлений, подлежащих ведению индивидуальной психологии? Другими словами, кого именно должен изучать и над кем должен производить свои наблюдения характеролог? Очень часто высказывается мнение, будто в круг задач индивидуальной психологии должны входить не только изучение характеров отдельных людей, но также сравнительная психология полов, рас, возрастов и исследование душевной жизни высших животных; некоторые склонны включать сюда даже и такие подотделы, как, напр., психология слепых и глухонемых. Подобный взгляд кажется нам не совсем правильным. Прежде всего, он чрезмерно расширяет область индивидуальной психологии, до того, что эта наука начинает терять в конце концов всякие ясные границы. Единство цели и метода утрачивается, и планомерная систематическая обработка полученного материала становится невозможной. Немалое значение имеют при этом также и различные затруднения чисто технического характера. Так изучение психологии животных требует обширных сведений по зоологии и сравнительной анатомии, изучение душевного мира слепых и глухонемых предполагает основательную подготовку в области психофизиологии органов чувств, для занятия психологией рас требуются большие познания по этнографии, антропологии, физической географии, политической экономии и т. д. Таким образом, человек, посвятивший себя изучению характерологии как самостоятельной науки, взятой во всем ее целом, должен был бы явиться в буквальном смысле слова энциклопедистом, что, конечно, в огромном большинстве случаев совершенно невозможно.
Другое возражение против такого непомерного расширения границ индивидуальной психологии заключается, по нашему мнению, в следующем. При составлении классификации основами деления должны служить, как мы увидим ниже, преимущественно такие наклонности, которые связаны более или менее тесно со значительным количеством других душевных качеств. Констатирование одной или нескольких таких наклонностей у наблюдаемого лица сразу определяет все остальные черты его характера, так или иначе связанные с первыми. При этом связи, о которых идет речь, не должны являться чем-то внешним, посторонним, а должны необходимо вытекать из основных свойств характера данного человека. Таким образом, основы классификации должны лежать не вне людей, а внутри их. Между тем во многих из перечисленных выше случаев (напр., в психологии слепых и глухонемых, в психологии рас и национальностей) мы имеем дело с известного рода внешними, посторонними воздействиями, которые только благодаря своему постоянству наложили известный отпечаток на данного человека или на данную группу людей. Этот отпечаток отличается, правда, нередко большой отчетливостью и постоянством, но все же он выражается только в определенной, более или менее ограниченной сфере, не распространяясь на все основные наклонности данного лица. Поэтому в каждом человеке наряду со специальными его привычками и особенностями, как матери, негра, глухонемого и т. д., мы обыкновенно находим также ту или иную психологическую разновидность, тот или иной характер. И сплошь и рядом бывают случаи, когда, группируя людей по их характерам, мы вынуждены бываем в одну и ту же группу включить индивидуумов, принадлежащих к различным 284
полам, возрастам и национальностям. С другой стороны, между взрослыми мужчинами (resp. женщинами), принадлежащими к одной и той же национальности, мы можем найти почти все разнообразие человеческих характеров.
Мы назвали внешними, случайными все те условия и воздействия, благодаря которым возникают болезненные расовые и половые особенности в складе характера. На первый взгляд может показаться странным, что в число этих внешних воздействий включена нами принадлежность данного лица к тому или иному полу, а также слепота и глухонемота. А между тем это вполне естественно. То или иное устройство половых органов представляет собою внешний фактор по отношению к центральной нервной системе, которая служит главным коррелятом психических наклонностей и их проявлений; таким же внешним фактором является разрушение проводящих сред глаза и уха, вызывающее слепоту и глухоту. Воздействие этих факторов на мозг, а следовательно, и на психический склад человека возможно или прямым путем, при помощи физиологических связей организма, или, что гораздо важнее, непрямым путем, благодаря тем условиям жизни и деятельности, в которые неизбежно ставит человека слепота, глухота или принадлежность к определенному полу. Подобно всем внешним обстоятельствам-возбудителям, подобно воспитанию, национальности, условиям профессиональной деятельности, влияние болезни или пола отражается также не на одной какой-нибудь наклонности, а обыкновенно на целом ряде душевных качеств. При этом сплошь и рядом затрагиваются не только близкие друг к другу качества, но также и такие, которые не имеют друг с другом ничего общего и даже взаимно противоположны. Условия жизни и деятельности солдата, матери, глухонемого в современном нам обществе требуют от них известной совокупности душевных качеств, и вот путем более или менее искусственного навыка создаются у целого ряда лиц известные сложные привычки, «случайные сочетания», дающие им возможность удовлетворять этим требованиям. Главные же отличительные черты характера этих лиц остаются в огромном большинстве случаев совершенно незатронутыми или же только слегка измененными в своих проявлениях. А между тем именно этими основными общечеловеческими чертами характера, а также их сочетаниями и взаимоотношениями и должна, по нашему мнению, заниматься научная характерология.
Э. Кречмер
ТЕОРИЯ ТЕМПЕРАМЕНТОВ1
Три понятия — конституция, характер и темперамент — получили в течение нашего исследования следующий смысл. Под конституцией1 2 3мы понимаем сумму всех индивидуальных свойств, которые покоятся на наследственности, т. е. заложены генотипически. Только часть конституциональных факторов мы положили в основу наших исследований: взаимоотношение между строением .тела, предрасположением личности, а также психической и соматической заболеваемостью. Понятие о конституции является психофизическим, общебиологическим и относится как к телесному, так и к психическому. Понятие «характер», напротив, — чисто психологическое.
Под характером мы понимаем сумму всех возможных реакций человека в смысле проявления воли и аффекта, которые образовались в течение его жизни из наследственного предрасположения и всех экзогенных факторов: соматических влия-W	м3
нии, психического воспитания, среды и переживании .
Понятие «характер» выделяет из аффективной сферы целостную психическую личность, включая, разумеется, интеллект. Он имеет много общего с понятием «конституция»: унаследованную часть психических качеств оно абстрагирует от телесных коррелятов, которые заключаются в понятии конституции, но одновременно в него как составная часть входят экзогенные факторы, особенно результаты воспитания и среды, чуждые понятию конституции. Тяжелые болезненные душевные состояния не относятся к характеру.
Кроме этого точно отграниченного значения можно пользоваться выражением «характер» для построения личности, не придавая существенного значения различию между конституциональными и экзогенно развивающимися факторами.
Понятие «темперамент» является для нас не строго установленным, а лишь эвристическим термином, который должен стать отправным пунктом для главной дифференцировки биологической психологии.
Мы представляем себе пока два основных, переплетающихся между собой круга действий4.
I. Психические аппараты, которые называют также психической рефлекторной дугой, следовательно, факторы, которые, вероятно по филогенетически наслоенному пути, способствуют переработке в смысле образов и представлений психических раздражений от чувственного раздражения до моторного импульса. Их телесный коррелят — мозговые центры и пути — находится в неразрывной связи с органами чувств и двигательными инстанциями, — словом, аппарат чувств, мозга и движений.
2. Темпераменты. Они, как мы это твердо эмпирически знаем, обусловлены гуморально химизмом крови. Их телесный представитель — аппарат мозга и желез. Темпераменты составляют ту часть психического, которая, вероятно по гу
1 Кречмер Э. Строение тела и характер. М., 1995, с. 556-565.
2 Здесь мы присоединяемся к взглядам Кана, изложенным в работе: Konstitution, Erbbiologie und Psychiatric// Ztschr. f. Ges. Neurologic u. Psychiatrie. p. 45, 1920.
3 Подробнее об этом см. в моей книге: Uber den sensitiven Beziehungswahn. Berlin, Julius Springer, 1918.
4 Подробнее об этом см. в моей книге: MedizinischePsychologie. Leipzig. Thieme, 1922.
286
моральному пути, стоит в корреляции со строением тела. Темпераменты, давая чувственные тона, задерживая и стимулируя, проникают в механизм «психических аппаратов». Темпераменты, насколько возможно эмпирически установить, очевидно, имеют влияние на следующие психические качества: 1) психэстезию — чрезмерную чувствительность или нечувствительность к психическим раздражениям; 2) окраску настроения — оттенок удовольствия и неудовольствия в психических содержаниях, прежде всего на шкалу веселого и печального; 3) психический темп - ускорение или задержка психических процессов вообще и их специального ритма (цепко держащийся, неожиданно соскакивающий, задержка, образование комплексов); 4) психомоторную сферу — общий двигательный темп (подвижный или флегматичный), а также на специальный характер движений (параличный, быстрый, стройный, мягкий, закругленный).
Следует эмпирически установить, что силы, которые влияют на все эти факторы, очевидно, имеют значение для образования типов представления, для того, что мы называем интеллектом и психическим предрасположением. Мы уже обращали внимание на это в отдельных главах, особенно по поводу ученых и художников. Мы еще не в состоянии установить, в какой степени действуют при абстрактном и наглядном мышлении, оптических и акустических представлениях влияние темперамента и структурные особенности специальных мозговых аппаратов. Тем более при наличии возможности, что гуморальные действия гормонов оказывают влияние на анатомическое строение мозга и на строение тела вообще, вследствие чего весь вопрос приобретает необычайную сложность. Поэтому будет правильно группировать понятие темперамента вокруг психических инстанций, которые легко реагируют на острые химические действия как экзогенного (алкоголь и морфий), так и эндогенного характера, следовательно, вокруг аффективности и общего психического темпа.
В частности, по поводу биологической основы наших представлений о темпераментах надо сказать следующее: мозг остается заключительным органом для всех действий, относящихся к темпераменту, даже тех, которые исходят от химизма крови. Экспериментальные наблюдения над травмами мозга показывают, что непосредственные воздействия на мозг могут вызвать резкие изменения темперамента. Этот очевидный факт следует особенно подчеркнуть, чтобы не впасть вновь из анатомической односторонности в гуморальную, тем более что при современных течениях таковая опасность существует. В настоящее время мы не можем решить вопрос, насколько мозг наряду со свойствами заключительного органа обладает еще первичными, активными функциями при возникновении таких психических качеств, как окраска настроения и общий психический темп. В отношении различных сенсорных и психомоторных типов функций, типов образования представлений и воззрений мы пока не сможем дать ответа на вопрос: что из этих различных психических функций репрезентируется в отдельных анатомических мозговых аппаратах, а что обусловливается лишь переключениями того же аппарата вследствие различных химически-гуморальных влияний? Но мы будем считать достижением, если эти вопросы будут поставлены и сформулированы. Этим существенно модифицируется одностороннее направление мышления, которое имеет тенденцию локализовать все психическое в мозговых центрах. Во всяком случае эта постановка вопроса не выдумана нами, а навязывается ходом наших эмпирических исследований во всей этой книге.
287
Коснемся теперь желез внутренней секреции. Что эндокринная система имеет существенное влияние на психику, особенно на качество темперамента, является эмпирическим фактом, установленным в отношении щитовидной железы врачебными наблюдениями при кретинизме, микседеме, cachexia strumipriva и базедовой болезни, а в отношении половой железы - экспериментами с кастрацией.
Мы вновь видим у больших шизотимических и циклотимических групп корреляцию между строением тела и темпераментом, т. е. биологическое взаимоотношение, которое бросается в глаза, если рассматривать параллелизм между психическим уродством и гипопластическим строением тела у кретинов или между ростом в длину костей конечностей и сдвигом в темпераменте у молодых кастратов и евнухоидов, то есть вещи, которые можно закономерно биологически проследить вплоть до высших животных. Что касается гипофиза, то влияние его на рост тела особенно ясно выступает в заболевании акромегалией; параллельное влияние на темпераменты можно установить при некоторых акромегалиях, но вопрос этот клинически еще недостаточно разработан. Уже совсем ясно можно видеть при полигландулярных симптомах, как грубые нарушения функций желез действуют на строение тела, на трофику тканей, на психические функции.
Напрашивается мысль, что нормальные типы темпераментов циклотимиков и шизотимиков в эмпирической корреляции со строением тела могут возникать аналогичным, параллельным гуморальным действием; при этом мы должны не односторонне думать о кровяных железах в узком смысле, а обо всем химизме крови, который вообще обусловливается большими внутренними железами и в конце концов каждой тканью тела. Мы вместо одностороннего параллелизма -мозг и душа - выставим сознательно и уже окончательно другой - тело и душа, метод мышления, который все больше и больше укореняется в клинике.
Для подкрепления гуморального способа рассмотрения темпераментов служит, следующий эмпирический материал со стороны эндогенных психозов как крайних заострений нормальных темпераментов. Во-первых, тот факт, что как при маниакально-депрессивном психозе, так и при шизофрении анатомические находки, несмотря на тщательные исследования, не дали значительных результатов, а у циркулярных они даже оказались отрицательными; если и существуют иногда изменения в мозге, то они могут быть обусловлены вторично гуморальным действием ядов. Поэтому и клиническое понимание этих психозов все больше и больше склоняется к гуморальному.
Затем при шизофрении мы установили ряд специальных факторов в строении тела, сексуальном инстинкте и клиническом течении, которые, взятые вместе, действуют весьма отягощающим образом на половую железу. Нам здесь приходится не думать о грубых моносимптоматических расстройствах половой железы, которые, как известно, не вызывают шизофрении, а в корреляции со всем эндокринным аппаратом и мозгом о сложных дисфункциях половой железы. Пока необходимо соблюдать крайнюю осторожность, так как вообще невозможно делать определенные заключения на основании эмпирического материала, в особенности в том направлении, что половая железа должна принимать участие во всех случаях; ведь вполне возможно, что различные эндокринно-химические комбинации могут оказывать те же психотические действия. Кроме этих частых
288
фактов, подозрительных в смысле зародышевой железы, нам в отдельных случаях попадались соматические находки, которые указывают на грубые полиглан-дулярные расстройства. Эти грубые находки составляют лишь незначительную часть и, помимо того, в психиатрическом отношении стоят на границе, где более тонкая шизофреническая симптоматология переходит в доступные дисгланду-лярные формы слабоумия и состояние грубого отупения. Напротив, нам до сих пор не удалось у циркулярных установить такие соматические факты, которые можно поставить в аналогию с действиями кровяных желез. Мы могли лишь констатировать ясные взаимоотношения с общей экономией организма, прежде всего с весом тела и жировым обменом веществ. Здесь, следовательно, предпосылая гуморальную этиологию вообще, придется думать скорее о других факторах химизма крови, как, например, о больших железах внутренностей, а не о собственно кровяных железах.
В этом отношении любопытно также, что известные до сих пор психические влияния отдельных кровяных желез вращаются преимущественно в психэстетичес-кой шкале, между тем в диатетическом отношении они менее очевидны. Кастрация, например, уже при массовом эксперименте над домашними животными не столько влияет на эйфорию, сколько на психэстетическое состояние, в смысле известного флегматического притупления темперамента. Душевная жизнь евнухоидов находится в тесной аналогии с известными шизоидными группами. В равной степени грубые выпадения функции щитовидной железы у человека при кретинизме и микседеме влекут за собой психэстетические притупления. Напротив, чрезмерная продукция щитовидной железы при базедовой болезни создает эксквизитно-гиперэстетическую нервозность; и настроения при половом созревании, которые сопровождаются усиленным функционированием половой железы, выражаются в типичных аффектах: пафос, сентиментальность с их альтернативным и эксцентрическим характером качественно соответствуют известным пропорциям шизотимиков.
Хотя и существуют взаимоотношения между более узкой эндокринной системой и диатетическими аффектами (инволюционная меланхолия, психозы при базедовой болезни), но они менее обычны, и установить эту непосредственную связь труднее, потому что более острые психэстетические перемещения вторично сопровождаются интенсивными ощущениями удовольствия и неудовольствия.
Во всяком случае мы легко можем себе представить, что темперамент человека, безотносительно к состоянию его мозга, зависит от двух химических гормонных групп, из которых одна связана с диатетической, другая - с психэстетической шкалой аффектов, или, лучше сказать, одна сочетается с циклотимическим типом, другая — с шизотимическим. У среднего человека, можно полагать, обе гормонные группы смешаны и соотношения между ними изменчивы, в то время как типичные циклотимики и шизотимики с односторонним усилением одной гормонной группы могут возникать благодаря или отдельным наследственным вариантам, или последовательному культивированию их среди определенных семей.
Не следует при современном положении наших знаний придавать большое значение всем этим теоретическим соображениям. Необходимо и полезно только точно продумать все сложные точки зрения и возникающие при этом мысли применить предварительно на практике, считаясь с возможностью отказаться от них в каждый данный момент. Ведь у любого исследователя созда-
10- Психология индивидуальных различий
289
ется в конце концов какое-нибудь смелое представление о связи вещей, и тот, кто как чистый эмпирик хочет избежать глубоких размышлений, впадает в самую мрачную мифологию мозга, что, к сожалению, случалось в прошлые десятилетия. Поэтому мы должны тщательно себя предохранять от всяких односторонности и догматов, и в нашем мышлении мы оставим место для церебральных каузальных моментов в отношении темпераментов и строения тела, хотя гуморальная точка зрения при современном состоянии знаний больше всего приемлема.
Большее значение, чем теория, имеет установление непосредственных эмпирических результатов наших исследований, из которых наиболее важные мы еще раз объединим в следующей таблице:
Таблица 1
Темпераменты
	Циклотомики	Шизотимики
Психэстезия и настроение	Диатетическая пропорция: между повышенным (весел) и депрессивным (печален)	Психэстетическая пропорция: между гиперэстетическим (раздражителен) и анэстетическим (холоден)
Психический темп	Колеблющаяся кривая темперамента: между подвижным и флегматичным	Прыгающая кривая темперамента: между порывистостью и тягучестью, альтернативное мышление и чувства
Психомоторная сфера	Адекватна раздражению, закругленна, естественна, мягка	Часто неадекватна раздражению, задержка, параличность, деревянность
Родственный тип строения тела	Пикнический	Астенический, атлетический, ди-пластический и их комбинации
Темпераменты, таким образом, разделяются на две большие конституциональные группы — шизотимиков и циклотимиков. Внутри обеих главных групп происходит дальнейшее разделение в зависимости от того, направлен ли циклотимический темперамент больше к полюсу веселого или печального, а шизоти-мический — к полюсу раздражительного или холодного. Множество индивидуальных оттенков темперамента объясняется уже диатетической и психэстетичес-кой пропорцией, т. е. тем отношением, при котором, в пределах того же типа темперамента, полярные противоположности перемещаются, наслаиваются друг на друга и сменяют друг друга. Кроме пропорций индивидуального темперамента нас интересуют его конституциональные сочетания, т. е. те оттенки, которые приобретает господствующий тип темперамента в ходе наследственности благодаря элементам другого рода.
290
Это богатство оттенков еще увеличивается различиями психического темпа. Здесь перед нами эмпирический факт: веселые циклотимики в то же время и подвижны, а представителей темперамента с депрессивной окраской отличает спокойная медлительность. Нам уже давно из клинического опыта известна тесная зависимость между веселым возбуждением, вихрем идей и психомоторной легкостью в маниакальной картине и депрессией, задержкой мышления и воли в меланхолическом симптомокомплексе. У здоровых циклотимических темпераментов известное настроение связано с определенным психическим темпом, причем веселость и подвижность сочетаются с гипоман'иакальным типом темперамента, тенденция к депрессиям и медлительность — с мрачным типом темперамента.
Напротив, у шизотимиков нельзя установить такие же стойкие взаимоотношения между психэстезией и специальным психическим ритмом: у нежных гиперэстетиков мы находим удивительную тягучесть в чувствах и желаниях и порывистость у совершенно равнодушных. Следовательно, нам приходится встречать все 4 комбинации: как чувствительную, так и холодную тягучесть, порывистую сентиментальность и капризное равнодушие.
Мы уже подробно говорили об отдельных дифференцировках шизотимических темпераментов. Гиперэстетические качества обнаруживаются главным образом как нежная сентиментальность, как тонкое чувство в отношении к природе и искусству, как такт и вкус в личном стиле, как мечтательная нежность по отношению к определенным лицам, как чрезмерная чувствительность и уязвимость повседневными трениями жизни, наконец, у более грубых типов, особенно у постпсихотиков и их эквивалентов, как комплексная гневливость. Анестетические качества шизотимиков проявляются как резкая, активная холодность или пассивная тупость, как сужение интересов ограниченными аутистическими зонами или как непоколебимое равнодушие. Их порывистость сказывается то в невоздержанности, то в капризах; их настойчивость характерологически выражается в различных вариантах: стальной энергии, своенравии, педантизме, фанатизме, систематической последовательности в мышлении и поступках.
Вариации диатетических темпераментов гораздо меньше, если оставить в стороне более сильные конституциональные сочетания (кверулянтов, спорщиков, боязливых и сухих ипохондриков). Гипоманиакальный тип наряду с веселым обнаруживает и гневливое настроение. Он варьирует между быстро воспламеняющимся, горячим темпераментом, живой практичностью, суетливостью и солнечной веселостью.
Психомоторная сфера циклотимиков характеризуется то быстротой, то медлительностью, но (не касаясь тяжелых, болезненных задержек) всегда закругленностью, естественностью и адекватной импульсу формой мимики и телесных движений. Между тем у шизотимиков мы часто встречаем психомоторные особенности, прежде всего в смысле отсутствующей адекватной непосредственности между психическим раздражение^м и моторной реакцией, в форме аристократической сдержанности, парализованного аффекта или, наконец, временной задержки — деревянности или робости.
В комплексной установке жизни и в реакции на среду циклотимики дают главным образом людей с тенденцией раствориться в окружающей их действительности, людей открытых, общительных, добросердечных и непосредственных, независимо от того, предприимчивы они или содержательны, спокойны или
291
полнокровны. Отсюда возникают повседневные типы энергичных практиков веселых прожигателей жизни. Среди высокоодаренных в отношении художест. венного стиля мы встречаем типы спокойно описывающих реалистов и душевно сердечных юмористов; в отношении научного способа мышления — типы на. глядно описывающих и ощупывающих эмпириков, а также умелых популяриза. торов; в практической жизни — типы доброжелательного опытного посредник^ живого организатора крупного масштаба и смелого борца.
Установка жизни шизотимических темпераментов, напротив, склонна к ау. тизму, замкнутости, созданию ограниченной индивидуальной зоны, внутреннего, чуждого действительности мира принципов и грез «я» в противоположность внешнему миру, к равнодушному или сентиментальному уединению от людей или холодному пребыванию среди них без всякого контакта с ними. Среди таких людей мы находим множество дефективных типов: угрюмых чудаков, эгоистов, бездельников и преступников.
Среди социально полноценных типов мы находим тонко чувствующих мечтателей, далеких от мира идеалистов, нежных и холодных в одно и то же время, аристократов формы. В искусстве и поэзии мы воспринимаем их как художников формы и чистого стиля, как уходящих от мира романтиков и сентиментальных идеалистов, как трагических патетиков вплоть до яркого экспрессионизма и тенденциозного натурализма, наконец, как людей остроумных, ироничных и саркастических. В их научном способе мышления мы обнаруживаем склонность к схоластическому формализму и философской рефлексии, мисти-чески-метафизическому и точной системе. Наконец, из типов, которые проникают в практическую жизнь, шизотимики дают энергичных, непреклонных, принципиальных и последовательных, властных натур, моралистов, чистых идеалистов, фанатиков, деспотов и дипломатически гибких людей холодного расчета.
Таблица 2
Специальные дарования
	Циклотимики	Шизотимики
Поэты	Реалисты, юмористы	Патетики, романтики, художники формы
Исследователи	Наглядно описывающие эмпирики	Люди точной логики, системы, метафизики
Вожди	Смелые борцы, ловкие организаторы, умелые посредники	Чистые идеалисты, деспоты и фанатики, люди холодного расчета
Мы объединяем эти, подробно описанные в главе 13 специальные дарования в одной таблице (см. выше) так, как они, по нашему мнению, биологически связаны между собой; подчеркиваем, однако, что таблица объединяет лишь полно
292
ценные социальные варианты и из них лишь самые важные, следовательно, таблица охватывает, в общем, только часть всех темпераментов.
Мы завершили. Если мы иногда выставляли лишь предположения и не могли дать готового разрешения вопроса, то это объясняется обширностью проблемы, которая, не кончаясь, ведет в далекие глубины биологии и психологии. Наряду с прочными результатами нам иногда приходилось высказывать лишь предположения там, где материал оказывался недостаточным для окончательных выводов. Мы не имели намерения делать преждевременные заключения, но желали бы приобрести соратников и дать стимулы для новых направлений в мышлении и исследовании в отдельных, затронутых нами науках. Благодаря такому коррегированию и работе призванных для этой цели исследователей могут быть достигнуты новые результаты не только в медицине и антропологии, но прежде всего в общей психологии и в известных эстетических, литературных и исторических вопросах. Если бы удалось таким путем естественнонаучное, биологическое мышление ввести в те области психической жизни, которые до сих пор были чужды ему, и параллельно расширить кругозор биологов в той сфере душевной жизни, которая до сих пор должна была им казаться слишком субъективной, колеблющейся и туманной, то этим можно было бы несколько спаять в одно целое наше современное мышление.
Б.Г. Ананьев
СТРОЕНИЕ ХАРАКТЕРА1
Центральной проблемой для советской психологии характера является не индивидуально-своеобразная форма его проявлений сама по себе, а единство этой формы с ее жизненным, исторически классовым содержанием. Поэтому в научном познании свойств характера решающим моментом является исследование жизненного содержания, а не только формы их проявлений, оторванных от этого содержания.
Со стороны своего жизненного содержания каждая черта характера представляет собой определенное отношение личности к окружающей действительности, к жизненным условиям ее развития. Но далеко не всякое отношение является или становится чертой характера. Чертой характера является или становится лишь существенное отношение к обстоятельствам жизни и к собственным действиям. Принципиальность, жизнерадостность, честность, требовательность, строгость, чуткость, решительность, общительность, сдержанность, настойчивость и многие другие черты характера представляют собой определенные укоренившиеся в личности отношения к окружающей действительности, обществу, труду, к другим людям и к самому себе. Но для понимания этих отношений личности нужно знание самой действительности, общества и жизненного положения в ней личности.
Отнесенность черт характера к их жизненному содержанию, т. е. к действительной жизни человека, целям и задачам его деятельности, — таково первое условие научного изучения характера. При внешнем совпадении формы индивидуальных проявлений, например настойчивости или требовательности, они могут быть существенно отличными по своему содержанию. Длительное усилие и доведение до конца какого-либо действия, формально характеризующие настойчивость, могут относиться в одном случае к делу всей жизни, т. е. это будет борьба за великую цель, а в другом случае — к крохоборничеству в мелочах или тупому упрямству... Жизненная отнесенность каждого свойства характера есть вместе с тем моральное качество того или иного отношения человека к действительности. В процессе развития личности реальные отношения человека к действительности всегда взаимосвязаны и взаимообусловлены. Эта взаимосвязь действительных, практических отношений человека к обществу, труду, другим людям, самому себе находит свое отражение в соотнесенности черт характера друг к другу...
...Основываясь на историко-материалистическом понимании личности, советская психология разрабатывает проблему характера с точки зрения конкретного исторически классового анализа тех отношений, которые становятся чертами характера личности. Именно в этом направлении ведутся исследования проблемы характера в советской психологии (особенно в исследованиях В.Н. Мясищева, I960). Всякая черта характера есть определенное отношение личности к действительности, но это не значит, что всякое отношение тем самым есть свойство характера. Лишь некоторые определенные отношения при определенных услови
1 Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды, т. II. М., 1980.
294
ях становятся свойствами личности, причем переход отношений в черты характера и составляет начальный момент образования любой стороны человеческого характера. Поэтому особенно важно выделить из всей совокупности отношений личности к окружающему те формы отношений, которые являются характерообразующими, с которыми непосредственно связано само формирование характера. Общий признак таких отношений, образующих характер, заключен в решающем, первостепенном и общем жизненном значении тех объектов, к которым относится человек. В числе их: 1) природа, общество и общественные идеи (идеология), 2) труд как способ существования человека, 3) другие люди, общественная связь с которыми характерна для данного индивида, и 4) собственная деятельность и личность человека. Отсюда главнейшими характерообразующими отношениями являются отношения к обществу и идеологии, труду, другим людям и самому себе. Именно эти отношения являются основными, выделяющимися из общей совокупности многообразных и изменяющихся отношений личности ко всему окружающему и к самому себе.
Однако и эти отношения не одновременно и не сразу становятся чертами характера, т. е. внутренними свойствами личности, которые отражают основную направленность и проявляются в своеобразном для данной личности образе действий.
Существует известная последовательность в переходе этих отношений в свойства характера, и в этом смысле нельзя поставить в один ряд отношения к природе, отношения к обществу, отношения к вещам, отношения к людям, отношения к самому себе. Эти отношения не могут быть поставлены в один ряд потому, что само содержание их выполняет различную роль в реальном бытии человека.
Определяющую роль в нравственном формировании человека играет отношение человека к обществу, к людям...
...На основании советских научных исследований можно утверждать, что существует определенная последовательность в развитии свойств характера (которую нельзя, однако, путать с «постепенностью», ибо, как мы увидим ниже, стадии формирования характера связаны именно с «перерывами постепенности», со «взрывами», по выражению А.С. Макаренко). Эта последовательность развертывания свойств характера определяется прежде всего развитием педагогических требований, выражающих отношение общества к личности.
Простое рядоположение отношений к другим людям, к себе, к деятельности игнорирует действительное стадиальное развитие отношений и возникающих из них свойств характера. При таком расположении воспитателю остается неизвестным, что является ведущим звеном в развитии характера. В формировании черт характера... ведущую роль играют те отношения, которые формируются непосредственно в системе общения и общественных отношений, в труде и которые, в свою очередь, обусловливают отношения человека к собственной личности, к самому себе.
Характерные для личности привязанности в форме товарищества, дружбы, любви, вкуса человека и т. д. - все это в действительности носит классовый характер и определяется общественными отношениями в конкретной исторической эпохе. Именно общественные отношения в целом — производственные отношения и те политические, правовые, идеологические отношения, которые на
295
их основе возникают, — именно эти общественные отношения и создают тип личных отношений общения (привязанности, вкусы и т. п.). На основе этих ин-дивидуальных отношений общения и формируются так называемые коммуника-тивные черты характера. Иногда эти отношения общения и формирующиеся из них коммуникативные черты характера пытаются свести только к объему общи* тельности. В самом деле, при наблюдении за общением и общительностью отмечается различный подъем общительности — от замкнутости до чрезмерной, неразборчивой общительности. Однако более глубокое наблюдение позволяет обратить внимание на самое важное, т. е. критерии избирательности в общении, мотивы, по которым осуществляется общение и которыми определяется объем общительности. Мы можем видеть, что в одной ситуации человек оказывается общительным, а в другой — замкнутым. Это целиком определяется мотивами его деятельности.
Уже тот факт, что наиболее существенные формы общительности носят всегда избирательный характер, заставляет считать, что простого количественного определения объема отношений совершенно недостаточно. Дело заключается не в самом объеме, а в мотивах и способе общения. Идейная общность, общность жизненного положения и деятельности расширяют объем общительности.
Но в процессе общения, в совместном развитии людей, неизбежно не только внешнее отношение, воздействие через речь или через поступок, но и познание людьми друг друга, раскрытие внутренней картины характера других людей, особо проявляющейся в оценке человека человеком. Эта внутренняя сторона общения — практическое знание человека человеком («практическая психология») -имеет очень важное значение в формировании характера человека. Представление человека о человеке, включающее и оценку человека человеком, всегда носит этический и эстетический характер и зависит от идейной общности или противоположности людей. Эта сторона общения также связана с особенностями коллектива, со стилем его работы...
Взаимопонимание, формирующееся на основе накопления жизненного опыта общения, важно не только для развития мотивов и способов общения, но и для того, чтобы познавать самого себя. Правильное оценочное отношение к другому человеку является основным условием правильной самооценки. Таким образом, постоянное развитие практического знания человека человеком является важнейшим источником для развития других черт характера, в том числе и отношения к самому себе. А отсюда следует, что коммуникативные свойства не только образуют очень важную часть характера, но и составляют основу формирования самосознания (рефлексия), определяют отношение к себе личности.
Ясно, что осознание бытия других людей, а в связи с этим сознание своего собственного положения в жизни является источником самосознания. «Я» есть целая система сознательных отношений к самому себе. Мы можем здесь выделить прежде всего отношение к себе как к психофизическому существу, само по себе множественное, так как это — отношение и к своей наружности, и к своему телу, и к своему поведению, и, наконец, к своим внутренним психическим состояниям. Даже то, что кажется самым непосредственным, — отношение к своей наружности — складывается постепенно, проходит длительный своеобразный цикл развития и оказывается весьма и весьма относительным знанием о себе
296
(например, знание собственного голоса сравнительно с распознаванием чужого голоса, восприятие изображения своей наружности, особенно отдельных черт наружности, и т. д.).
В оценке собственной наружности всегда играет определенную роль не только эстетическое отношение, но и притязания человека, на которые так или иначе влияет и характер этой оценки. Кроме того, есть множество психофизических свойств, которые осознаются только в специальных условиях упражнения при специальных жизненных задачах. Скажем, многие взрослые, без специальной необходимости в этом, не осознают, какой глаз у них ведущий в пространственном различении, или не воспринимают вес своего тела до тех пор, пока не принуждены с ним считаться (например, в спортивной тренировке). В процессе самой деятельности в зависимости от того, что именно требуется от тела задачами деятельности, какие элементарные психофизические качества требуются деятельностью, постепенно заново формируются или раскрываются те или иные свойства, которые в ходе развития деятельности и осознаются самим человеком. Таким образом, даже осознание собственного тела или элементарных психофизических функций требует известного развития, известной работы над собственным телом, овладения собственным телом, использования тела в определенных, специальных условиях, которые раскрыли бы те или иные качества тела.
Еще в большей степени это относится к осознанию человеком своих внутренних, психофизических особенностей. Исследования показывают, что ребенок лучше указывает на черты характера других людей, нежели на собственные, причем часто указания на собственные черты характера представляют собой отражение оценки взрослых или оценки товарищей. Разобраться во внутреннем строе своего характера возможно только через известное осознание собственных поступков, через оценку их другими людьми. Следовательно, отношение к себе как психофизическому существу очень многообразно. И это отношение не только не исчерпывает самосознания, но и не занимает в нем главного, ведущего места. Ибо в самосознании, в сложной системе отношений к себе взрослого человека (и уже на более поздних стадиях детского возраста) на первый план выступает и решающее значение приобретает отношение к себе как к личности, т. е. общественному существу, деятелю. Это отношение к себе как к деятелю зависит прежде всего от самой формы деятельности. Если деятельность становится иной, новой, то изменяются не только предмет, методы, операция этой деятельности, изменяется вместе с тем отношение к себе как к деятелю.
Таким образом, в процессе трудовой деятельности формируется не только сознательное отношение трудящегося к труду, но и его самосознание, в специфической форме осознание себя как деятеля, как субъекта труда.
За этим постоянно изменяющимся отношением к себе как к субъекту деятельности скрывается все более общее отношение к себе как к гражданину.
Повторяясь в различных жизненных ситуациях, закрепляясь в образе жизни, эти отношения превращаются в так называемые «рефлексивные» черты характера. Эти черты характера проявляются прежде всего в форме самооценки, в различных суждениях о своих действиях, намерениях, поступках, возможностях, о своих талантах, о своих способностях, о своем характере и т. д.
297
В образовании единства характера исключительную роль играет воля.
Волевые процессы становятся в общем ходе развития и воспитания личности волевыми свойствами характера. Твердость или силу характер приобретает в жизненном развитии человека, в процессе его деятельности, особенно самосто-ятельной трудовой деятельности. Цели и задачи деятельности обусловливают психофизическое напряжение, волевое усилие, преодоление препятствий и за. труднений, овладение собственным поведением. Нравственная основа воли определяет степень силы и устойчивость волевых процессов...
Однако далеко не всякая деятельность производит черты активного характера. Лишь такая деятельность, которая производит действительные материальные или духовные ценности, которая создает новые обстоятельства жизни человека и тем самым открывает перспективы дальнейшего развития, производит и активные черты характера, связанные с волей. В самой сущности труда как сознательной деятельности сказывается целенаправленность и волевая регуляция действий. Как сознательная цель, направляющая действие, так и воля, его регулирующая, составляют внутренние компоненты процесса труда. Следовательно, сам процесс труда развивает волю как способность преодолевать препятствия и затруднения и на этой основе овладевать своим поведением.
Как показывают исследования, между отдельными психическими функциями и чертами характера вырабатывается определенная связь, выражающая психические особенности личности. Эта связь прежде всего заключается в формировании индивидуальных особенностей психических функций.
Особенно большое значение для характерологических проявлений функций имеет взаимоотношение интеллектуальных черт личности. Глубина и острота мысли, необычность постановки вопроса и его решения, интеллектуальный почин (инициатива), уверенность в ходе мыслительных процессов — все это составляет оригинальность ума как одну из сторон характера.
В формировании характера определенную роль играют и особенности чувств человека. Уровень развития и характер нравственных, эстетических и интеллектуальных чувств, с одной стороны, зависят от характера деятельности и общения человека и от формирования на этой основе свойств характера, и прежде всего коммуникативных свойств. С другой стороны, сами эти чувства становятся характерными, устойчивыми особенностями личности, включаясь, таким образом, в характер человека. Уровень развития чувства долга, чести, совести и т. д. характеризует личность человека не в меньшей мере, чем склад его ума. То же самое относится и к таким сложным комплексным чувствам, как чувство юмора, иронии и т. п.
Но в реальном соотношении различных свойств характера интеллектуальные и эмоциональные его черты занимают все же подчиненное место по отношению к основным его свойствам, непосредственно отражающим общественные связи и отношения личности. Соотношение различных свойств характера выражается в его силе и полноте, в основе которого лежит мировоззрение человека.
Сила характера — это то, что иначе называют твердостью характера, его волевой структурой, полнота характера представляет собой многообразие жизненных отношений личности, многообразие ее интересов и идеалов, потребностей и способностей, богатство знаний и практических действий, определяемых большой жизненной целью, т. е. идейной направленностью. Следовательно, ми
298
ровоззрение не только является мировоззрением в собственном смысле этого сдова, т. е. идеологией класса определенной эпохи, но оно становится и внутренним основанием полноты и силы характера конкретного человека.
...Обладание целями жизни есть главное условие для образования цельности личности. Напротив, для раздвоенной, раздробленной личности характерно отсутствие или же раздробленность цели, отсутствие идейного смысла жизни. Понимание внутренней зависимости цельности индивида от обладания единой целью совершенно необходимо для создания идейной основы индивидуального характера. Но не менее важно и соответствие действий человека поставленным целям и задачам. Действительно, для анализа характера человека важно не только содержание идей, содержание целей; для реального развития не менее важен и способ деятельности. Характер возможно понять лишь как определенное единство направленности и образа действия.
...Характер представляет собой не только единство многообразия личности, но вместе с тем и определенную самобытность личности, ее оригинальность. Яркий, сильный характер — это и есть, собственно говоря, самобытность человека, его внутренняя самостоятельность, основанная прежде всего на глубинном овладении передовым мировоззрением. Обладание целями, убеждениями, идеями, жизненной направленностью делает человека стойким, постоянным в своей деятельности, сравнительно не зависящим от текущего и случайного хода изменений жизни. Деятельность человека, обладающего таким характером, вследствие этой жизненной направленности становится нацеленной на изменение, преобразование жизни.
С.Л. Рубинштейн
ТЕМПЕРАМЕНТ И ХАРАКТЕР1
Потребности, интересы и идеалы, вообще установки и тенденции личности определяют, что хочет человек, его способности - что он может. Но остается еще вопрос о том, что же он есть - каковы основные, стержневые, наиболее существенные свойства человека, которые определяют его общий облик и его поведение. Это вопрос о характере. Тесно связанный с направленностью личности, характер человека вместе с тем имеет своей предпосылкой его темперамент. Темперамент и характер отличны и вместе с тем тесно связаны друг с другом. Их научное изучение шло не совпадающими, но неоднократно скрещивающимися путями.
Учение о темпераменте
Говоря о темпераменте, обычно имеют в виду в первую очередь динамическую сторону личности, выражающуюся в импульсивности и темпах психической деятельности. Именно в этом смысле мы обычно говорим, что у такого-то человека большой или небольшой темперамент, учитывая его импульсивность, стремительность, с которой проявляются у него влечения, и т. д. Темперамент - это динамическая характеристика психической деятельности индивида.
Для темперамента показательна сила психических процессов. При этом существенна не только абсолютная сила их в тот или иной момент, но и то, насколько она остается постоянной, т. е. степень динамической устойчивости. При значительной устойчивости сила реакций в каждом отдельном случае зависит от изменяющихся условий, в которых оказывается человек, и адекватна им: более сильное внешнее раздражение вызывает более сильную реакцию, более слабое раздражение - более слабую реакцию. У индивидов с большей неустойчивостью, наоборот, сильное раздражение может - в зависимости от очень изменчивого состояния личности - вызвать то очень сильную, то очень слабую реакцию; точно так же и самое слабое раздражение может иногда вызвать и очень сильную реакцию; весьма значительное событие, чреватое самыми серьезными последствиями, может оставить человека безразличным, а в другом случае ничтожный повод даст бурную вспышку: реакция в этом смысле совсем неадекватна «раздражителю».
Психическая деятельность одной и той же силы может отличаться различной степенью напряженности в зависимости от соотношения между силой данного процесса и динамическими возможностями данной личности. Психические процессы определенной интенсивности могут совершаться легко, без всякого напряжения у одного человека в один момент и с большим напряжением у другого человека или у того же человека в другой момент. Эти различия в напряжении скажутся в характере то ровного и плавного, то толчкообразного протекания деятельности.
Существенным выражением темперамента является, далее, скорость протекания психических процессов. От скорости или быстроты протекания психиче
1 Рубинштейн С.Л. Основы обшей психологии. М., 1946, с. 640—654.
300
ских процессов нужно еще отличать их темп (количество актов за определенный промежуток времени, зависящее не только от скорости протекания каждого акта, но и от величины интервалов между ними) и ритм (который может быть не только временным, но и силовым). Характеризуя темперамент, надо опять-таки иметь в виду не только среднюю скорость протекания психических процессов. Для темперамента показательна и свойственная данной личности амплитуда колебаний от наиболее замедленных к наиболее ускоренным темпам. Наряду с этим существенное значение имеет и то, как совершается переход от более медленных к более быстрым темпам, или наоборот — от более быстрых к более медленным: у одних он совершается, более или менее ровно и плавно нарастая или спадая, у других — как бы рывками, неравномерно и толчкообразно. Эти различия могут перекрещиваться: значительные переходы в скорости могут совершаться путем плавного и равномерного нарастания, а с другой стороны, относительно менее значительные изменения в абсолютной скорости могут совершаться порывистыми толчками. Эти особенности темперамента сказываются во всей деятельности личности, в протекании всех психических процессов.
Основное проявление темперамента очень часто ищут в динамических особенностях «реакций» человека — в том, с какой силой и быстротой он действенно реагирует на раздражения. Действительно, центральными звеньями в многообразных проявлениях темперамента являются те, которые выражают динамические особенности не отдельно взятых психических процессов, а конкретной деятельности в многообразных взаимосвязях различных сторон ее психического содержания. Однако сенсомоторная реакция никак не может служить ни исчерпывающим, ни адекватным выражением темперамента человека. Для темперамента особенно существенны впечатлительность человека и его импульсивность.
Темперамент человека проявляется прежде всего в его впечатлительности, характеризующейся силой и устойчивостью того воздействия, которое впечатление оказывает на человека. В зависимости от особенностей темперамента впечатлительность у одних людей бывает более, у других менее значительной, у одних как будто кто-то, по словам Горького, «всю кожу с сердца содрал», до того они чувствительны к каждому впечатлению; другие — «бесчувственные», «толстокожие» — очень слабо реагируют на окружающее. У одних воздействие — сильное или слабое, — которое оказывает на них впечатление, распространяется с большой, у других с очень малой скоростью в более глубокие слои психики. Наконец, у различных людей в зависимости от особенностей их темперамента бывает различна и устойчивость впечатления: у одних впечатление - даже сильное - оказывается очень нестойким, другие длительно не могут от него освободиться. Впечатлительность — это всегда индивидуально различная у людей разного темперамента аффективная чувствительность. Она существенно связана с эмоциональной сферой и выражается в силе, быстроте и устойчивости эмоциональной реакции на впечатления.
Темперамент сказывается в эмоциональной возбудимости - в силе эмоционального возбуждения, быстроте, с которой оно охватывает личность, — и устойчивости, с которой оно сохраняется. От темперамента человека зависит, как быстро и сильно он загорается и с какой быстротой затем угасает. Эмоциональная возбудимость проявляется, в частности, в настроении, повышенном вплоть до
301
экзальтации или пониженном вплоть до депрессии, и особенно в более или менее быстрой смене настроений, непосредственно связанной с впечатлительностью.
Другим центральным выражением темперамента является импульсивности которая характеризуется силой побуждений, скоростью, с которой они овладевав ют моторной сферой и переходят в действие, устойчивостью, с которой они со. храняют свою действенную силу. Импульсивность включает обусловливающую ее впечатлительность и эмоциональную возбудимость в соотношении с динамц-ческой характеристикой тех интеллектуальных процессов, которые их опосреду. ют и контролируют. Импульсивность — та сторона темперамента, которой он связан со стремлением, с истоками воли, с динамической силой потребностей как побуждений к деятельности, с быстротой перехода побуждений в действие.
Темперамент находит себе особенно наглядное выражение в силе, а также скорости, ритме и темпе всех психомоторных проявлений человека - его практических действий, речи, выразительных движений. Походка человека, его мимика и пантомимика, его движения, быстрые или медленные, плавные или порывистые, иногда неожиданный поворот или движение головы, манера вскинуть взгляд или потупить взор, тягучая вялость или медлительная плавность, нервная торопливость или мощная стремительность речи открывают нам какой-то аспект личности, тот динамический ее аспект, который составляет ее темперамент. При первой же встрече, при кратковременном, иногда даже только мимолетном соприкосновении с человеком мы часто сразу по этим внешним проявлениям получаем более или менее яркое впечатление о его темпераменте.
С древности принято различать четыре основных типа темпераментов: холерический, сангвинический, меланхолический и флегматический. Каждый из этих четырех темпераментов может быть определен соотношением впечатлительности и импульсивности как основных психологических свойств темперамента. Холерический темперамент характеризуется сильной впечатлительностью и большой импульсивностью; сангвинический - слабой впечатлительностью и большой импульсивностью; меланхолический - сильной впечатлительностью и малой импульсивностью; флегматический - слабой впечатлительностью и малой импульсивностью. Таким образом, эта «классическая» традиционная схема темпераментов естественно вытекает из соотношения основных признаков, которыми мы определяем темперамент, приобретая при этом соответствующее психологическое содержание. Дифференциация как впечатлительности, так и импульсивности по силе, скорости и устойчивости, выше нами намеченная, открывает возможности для дальнейшей дифференциации темпераментов.
Физиологическую основу темперамента составляет нейродинамика мозга, т. е. нейродинамическое соотношение коры и подкорки. Нейродинамика мозга находится во внутреннем взаимодействии с системой гуморальных, эндокринных факторов. Ряд исследователей (Пенде, Белов, отчасти Кречмер и др.) склонны были поставить и темперамент, и даже характер в зависимость прежде всего от этих последних. Не подлежит сомнению, что система желез внутренней секреции включается в число условий, влияющих на темперамент. Так, врожденное отсутствие щитовидной железы или болезненное понижение ее деятельности (гипофункция ее при микседеме) приводит к задержке психических функций, к вялым, монотонным движениям. Заметно сказывается на динамике психических проявлений и усиление инкреции щитовидной железы. Далее, чрезмерная рабо
302
та мозгового придатка влечет за собой часто замедление реакций и снижение импульсивности; интенсивная деятельность поджелудочной железы вызывает физическую слабость и обусловливает, таким образом, известную вялость.
Было бы неправильно, однако, изолировать эндокринную систему от нервной и превращать ее в самостоятельную основу темперамента, поскольку сама гуморальная деятельность желез внутренней секреции подчиняется центральной иннервации. Между эндокринной системой и нервной существует внутреннее взаимодействие, в котором ведущая роль принадлежит все же нервной системе.
Для темперамента существенное значение при этом несомненно имеет возбудимость подкорковых центров, с которыми связаны особенности моторики, статики и вегетатики. Тонус подкорковых центров, их динамика оказывают влияние и на тонус коры и ее готовность к действию. В силу той роли, которую они играют в нейродинамике мозга, подкорковые центры несомненно влияют на темперамент. Но опять-таки совершенно неправильно было бы, эмансипируя подкорку от коры, превратить первую в самодовлеющий фактор, в решающую основу темперамента, как это стремятся сделать модные в современной зарубежной неврологии течения, которые признают решающее значение для темперамента серого вещества желудочка и локализируют «ядро» личности в подкорке, в стволовом аппарате, в субкортикальных ганглиях. Подкорка и кора неразрывно связаны друг с другом. Нельзя поэтому отрывать первую от второй. Решающее значение имеет в конечном счете не динамика подкорки сама по себе, а динамическое соотношение подкорки и коры, как это подчеркивает И.П. Павлов в своем учении о типах нервной системы.
В основу своей классификации типов нервной системы И.П. Павлов положил три основных критерия, а именно: силу, уравновешенность и лабильность коры.
«Значение силы нервных процессов, — писал Павлов, — ясно из того, что в окружающей среде оказываются (более или менее часто) необычайные, чрезвычайные события, раздражения большой силы, причем, естественно, нередко возникает надобность подавлять, задерживать эффекты этих раздражений по требованию других, так же или еще более могучих внешних условий. И нервные клетки должны выносить эти чрезвычайные напряжения своей деятельности. Отсюда же вытекает и важность равновесия, равенства силы обоих нервных процессов. А так как окружающая организм среда постоянно, а часто - сильно и неожиданно колеблется, то оба процесса должны, так сказать, поспевать за этими колебаниями, т. е. должны обладать высокой подвижностью, способностью быстро, по требованию внешних условий, уступать место, давать преимущество одному раздражению перед другим, раздражению перед торможением и обратно».
Исходя из этих основных признаков, Павлов в результате своих исследований над животными методом условных рефлексов пришел к выделению четырех основных типов нервной системы, а именно:
1)	сильный, уравновешенный и подвижный - живой тип;
2)	сильный, уравновешенный и инертный - спокойный, медлительный тип;
3)	сильный, неуравновешенный с преобладанием возбуждения над торможением - возбудимый, безудержный тип;
4)	слабый тип.
Деление типов нервной системы на сильный и слабый не ведет к дальнейшему симметрическому подразделению слабого типа, так же как и сильного, по ос
ЗОЗ
тальным двум признакам уравновешенности и подвижности (лабильности), потому что эти различия, дающие очень существенную дальнейшую дифференциацию на сильном типе, на слабом оказываются практически несущественными и не дают реально значимой дифференциации.
Намеченные им типы нервных систем И.П. Павлов связывает с темпераментами.
Павлов сопоставляет четыре группы нервных систем и соответствующие им типы темпераментов, к которым он пришел лабораторным путем, с древней, от Гиппократа идущей классификацией темпераментов. Он склонен отождествить свой возбудимый тип с холерическим, меланхолический с тормозным, две формы центрального типа - спокойную и оживленную - с флегматическим и сангвиническим.
Основным доказательством в пользу той дифференциации типов нервной системы, которые он устанавливает, Павлов считает различные реакции при очень трудных встречах раздражительного и тормозного процессов.
В одном из своих последних исследований И.П. Павлов пишет: «Не считаясь с градациями и беря только крайние случаи - пределы колебания: силу и слабость, равенство и неравенство, лабильность и инертность обоих процессов, мы уже имеем восемь сочетаний, восемь возможных комплексов основных свойств нервной системы, восемь ее типов. Если же прибавить, что преобладание при неуравновешенности может принадлежать, вообще говоря, то раздражительному, то тормозному процессу, а в случае подвижности также инертность или лабильность может быть свойством то того, то другого процесса, - количество возможных сочетаний простирается уже до 24». (Последние сообщения по высшей нервной деятельности, вып. III, с. 7, 1935.) Давая эту классификационную схему, полученную из всех возможных сочетаний основных признаков, Павлов тут же правильно добавляет: «Однако только тщательное и возможно широкое наблюдение должно установить наличность, частоту и резкость тех или других действительных комплексов основных свойств, действительных типов нервной деятельности».
Учение Павлова о типах нервной деятельности имеет существенное значение для понимания физиологической основы темперамента. Правильное его использование предполагает учет того, что тип нервной системы является строго физиологическим понятием, а темперамент — это понятие психофизиологическое, и выражается он не только в моторике, в характере реакций, их силе, скорости и т. д., но также и во впечатлительности, в эмоциональной возбудимости и т. п.
Психические свойства темперамента, несомненно, теснейшим образом связаны с телесными свойствами организма - как врожденными особенностями строения нервной системы (нейроконституции), так и функциональными особенностями (мышечного, сосудистого) тонуса органической жизнедеятельности. Однако динамические свойства деятельности человека несводимы к динамическим особенностям органической жизнедеятельности; при всем значении врожденных особенностей организма, в частности его нервной системы, для темперамента, они все же лишь исходный момент его развития, неотрывного от развития личности в целом.
Правильно отмечал И.П. Павлов, вообще придававший, по-видимому, слишком большое значение типу нервной системы и ее прирожденным свойствам в
304
поведении, что «образ поведения человека и животного обусловлен не только прирожденными свойствами нервной системы, но и теми влияниями, которые падали и постоянно падают на организм во время его индивидуального существования, т. е. зависит от постоянного воспитания или обучения в самом широком смысле этих слов». Темперамент - не свойство нервной системы или нейроконституции как таковой; он динамический аспект личности, характеризующий динамику ее психической деятельности. Эта динамическая сторона, составляющая темперамент, взаимосвязана со всеми остальными сторонами жизни личности и опосредована всем конкретным содержанием ее жизни и деятельности; поэтому динамика деятельности человека и несводима к динамическим особенностям его жизнедеятельности, которая сама обусловлена взаимоотношениями личности с окружающими. Это с очевидностью обнаруживается при анализе любой стороны, любого проявления темперамента.
Так, сколь значительную роль ни играют во впечатлительности человека органические основы чувствительности, свойства периферического рецепторного и центрального аппарата, все же впечатлительность человека к ним несводима. Впечатления, которые воспринимаются человеком, вызываются обычно не изолированно действующими чувственными «раздражителями», а явлениями, предметами, лицами, которые имеют определенное объективное значение и вызывают со стороны человека то или иное к себе отношение, обусловленное его вкусами, привязанностями, убеждениями, характером, мировоззрением. В силу этого самая чувствительность или впечатлительность и оказывается опосредованной и избирательной. Человек не равно впечатлителен по отношению к каждому впечатлению. Очень впечатлительный по отношению к одному, он может оказаться вовсе не впечатлительным к другому; в жизни постоянно приходится наблюдать, как заостренная впечатлительность или чувствительность сменяется у человека тупой бесчувственностью или даже совмещается с ней. Притом легкость, с которой впечатление откладывается, и устойчивость, с которой оно сохраняется, определяются, конечно, не одними сенсорными его качествами самими по себе и особенностями рецепторного аппарата, его воспринимающего, а всём тем, что определяет значимость впечатления для личности. Поэтому впечатлительность опосредуется и преобразуется потребностями, интересами, вкусами, склонностями и т. д. - всем отношением человека к окружающему и зависит от всего жизненного пути личности.
Точно так же смена эмоций и настроений, состояний эмоционального подъема или упадка у человека зависит не только от тонуса жизнедеятельности организма. Изменения в тонусе несомненно тоже влияют на эмоциональное состояние, но тонус жизнедеятельности опосредован и обусловлен взаимоотношениями личности с окружающим и, значит, всем содержанием ее сознательной жизни. Все сказанное об опосредованности впечатлительности и эмоциональности всей сознательной жизнью личности относится еще в большей мере к импульсивности, поскольку импульсивность включает и впечатлительность, и эмоциональную возбудимость и определяется их соотношением с мощью и сложностью интеллектуальных процессов, их опосредующих и контролирующих.
Несводимы к органической жизнедеятельности и действия человека, поскольку они представляют собой не просто моторные реакции организма, а акты, которые направлены на определенные предметы и преследуют те или иные
305
цели. Они поэтому опосредованы и обусловлены во всех своих психических свойствах, в том числе и динамических, характеризующих темперамент, отношением человека к окружающему, целями, которые он себе ставит, потребностями, вкусами, склонностями, убеждениями, которые обусловливают эти цели. Поэтому никак нельзя свести динамические особенности действий человека к динамическим особенностям органической его жизнедеятельности, взятой в себе самой; сам тонус его органической жизнедеятельности может быть обусловлен ходом его деятельности и оборотом, который она для него получает. Динамические особенности деятельности неизбежно зависят от конкретных взаимоотношений индивида с его окружением; они будут одними в адекватных для него условиях и другими в неадекватных. Поэтому принципиально неправомерны попытки дать учение о темпераментах, исходя лишь из физиологического анализа нервных механизмов вне соотношения у животных с биологическими условиями их существования, у человека — с исторически развивающимися условиями его общественного бытия и практической деятельности. Поэтому принципиально неправомерны также попытки определять темперамент динамическими свойствами «натуральной» реакции, изучая «природный» способ реагирования людей на внешние раздражители посредством хроноскопического измерения скорости и динамоскопического измерения интенсивности реакций вне всякого учета отношения человека к тому, что он делает. Этот способ изучения темперамента принадлежит в лучшем случае к той же ступени развития психологической науки, что и изучение памяти на материале бессвязных слогов. В истории науки это уже пройденный этап. Путь современной науки и ее будущего развития идет в другом направлении.
Динамическая характеристика психической деятельности не имеет самодовлеющего, формального характера; она зависит от содержания и конкретных условий деятельности, от отношения индивида к тому, что он делает, и к тем условиям, в которых он находится. Темпы моей деятельности будут, очевидно, различными в том случае, когда направление ее вынужденно идет вразрез с моими склонностями, интересами, умениями и способностями, с особенностями моего характера, когда я чувствую себя в чуждом мне окружении и в том случае, когда я захвачен и увлечен содержанием моей работы и чувствую, что нахожусь в созвучной мне среде.
Даже динамика выразительных движений человека не обусловлена только врожденными органическими особенностями темперамента, тонусом органической жизнедеятельности. Она обусловлена всем образом жизни человека, в которую тонус органической жизнедеятельности включается как зависимый момент.
Живость, переходящая в игривую резвость или развязность, и размеренность, даже медлительность движений, принимающая характер степенности или величавости в мимике, в пантомимике, в осанке, походке, повадке человека, обусловлены многообразнейшими условиями вплоть до нравов той общественной среды, в которой живет человек, и общественного положения, которое он занимает. Стиль эйохи, образ жизни определенных общественных слоев обусловливают в известной мере и темпы, вообще динамические особенности поведения представителей этой эпохи и соответствующих общественных слоев.
Идущие от эпохи, от общественных условий динамические особенности поведения не снимают, конечно, индивидуальных различий в темпераменте раз
306
личных людей и не упраздняют значения их органических особенностей. Но, отражаясь в психике, в сознании людей, общественные моменты сами включаются во внутренние индивидуальные их особенности и вступают во внутреннюю взаимосвязь со всеми прочими их индивидуальными особенностями, в том числе органическими и функциональными. В реальном образе жизни конкретного человека, в динамических особенностях его индивидуального поведения тонус его жизнедеятельности и регуляция динамических особенностей его поведения, которая исходит из общественных условий (темпов общественно-производственной жизни, нравов, быта, приличий и т. п.), образуют неразложимое единство иногда противоположных, но всегда взаимосвязанных моментов. Регуляция динамики поведения, исходящая из общественных условий жизни и деятельности человека, может, конечно, иногда затронуть лишь внешнее поведение, не затрагивая еще саму личность, ее темперамент; при этом внутренние особенности темперамента человека могут находиться и в противоречии с динамическими особенностями поведения, которого он внешне придерживается. Но в конечном счете особенности поведения, которого длительно придерживается человек, не могут не наложить раньше или позже своего отпечатка — хотя и не механического, не зеркального, а иногда даже компенсаторно-антагонистического — на внутренний строй личности, на ее темперамент.
Таким образом, во всех своих проявлениях темперамент опосредован и обусловлен всеми реальными условиями и конкретным содержанием жизни человека. Говоря о том, при каких условиях темперамент в игре актера может быть убедительным, Вахтангов писал: «Для этого актеру на репетициях нужно главным образом работать над тем, чтобы все, что его окружает в пьесе, стало его атмосферой, чтобы задачи роли стали его задачами - тогда темперамент заговорит от «сущности». Этот темперамент от сущности - самый ценный, потому что он единственно убедительный и безобманный»2. Темперамент «от сущности» единственно убедителен на сцене потому, что таков темперамент в действительности: динамика психических процессов не является чем-то самодовлеющим; она зависит от конкретного содержания личности, от задач, которые человек себе ставит, и его потребностей, интересов, склонностей, характера, от его «сущности», которая раскрывается в многообразии наиболее существенных для него взаимоотношений с окружающим. Темперамент — пустая абстракция вне личности, которая формируется, совершая свой жизненный путь.
Будучи динамической характеристикой всех проявлений личности, темперамент в своих качественных свойствах впечатлительности, эмоциональной возбудимости и импульсивности является вместе с тем чувственной основой характера.
Образуя основу свойств характера, свойства темперамента, однако, не предопределяют их. Включаясь в развитие характера, свойства темперамента претерпевают изменения, в силу которых одни и те же исходные свойства могут привести к различным свойствам характера в зависимости от того, чему они субординируются, - от поведения, убеждений, волевых и интеллектуальных качеств человека. Так на основе импульсивности как свойства темперамента, в зависимости от условий воспитания и всего жизненного пути, могут выработаться различные волевые ка
2 Из «Неопубликованных высказываний Вахтангова о театре». — Советское искусство, № 25 (371) от 29 мая 1937 г.
307
чества характера: в одном случае на основе большой импульсивности у человека, который не приучился контролировать свои поступки размышлением над их последствиями, могут легко развиться необдуманность, безудержность, привычка/ рубить с плеча, действовать под влиянием аффекта; в других случаях на основе той/ же импульсивности разовьются решительность, способность без лишних промедлений и колебаний идти к поставленной цели. В зависимости от жизненного пути человека, от всего хода его общественно-морального, интеллектуального и эстетического развития впечатлительность как свойство темперамента может в одном случае привести к значительной уязвимости, болезненной ранимости, отсюда к робости и застенчивости; в другом - на основе той же впечатлительности могут развиться большая душевная чуткость, отзывчивость и эстетическая восприимчивость; в третьем - чувствительность в смысле сентиментальности. Формирование характера на базе свойств темперамента существенно связано с направленностью личности.
В (неопубликованных) наблюдениях Ананьева за жизненным путем, нескольких подростков, проведенных на протяжении ряда лет, имеются чрезвычайно поучительные случаи Преобразования свойств темперамента и образования на их основе различных свойств характера.
Заимствуем из материалов Ананьева один пример.
«В 1936г. окончила на “отлично” пединститут студентка М., бывшая очень большой общественницей и влиятельным товарищем в студенческой среде. Волевой образ М. всегда свидетельствовал о значительной твердости ее убеждений и побуждений, о цельности ее жизненной линии. В прошлом М. была очень робкой, застенчивой, молчаливой мечтательницей, терявшейся при любом обращении со стороны учителей и товарищей. Родители особенно баловали и жалели девочку, полагая, что ей суждена тяжелая жизнь вследствие этой слабости ее характера.
Первоначально в школе ее не замечали, а дома компенсировали ее кажущуюся недостаточность ласками и потворством, потому что она была хрупкая и слабенькая и родители считали, что нужно сделать все для того, чтобы она не чувствовала суровости жизни и собственных неудач, так как больших надежд на ее будущее не возлагали. В свое время девочка вступает в пионерский отряд и первоначально ведет себя так же, как и в школе вообще. В пионерском отряде за ряд лет девочка прошла большую школу общественного воспитания, и в ней возникают качества, обладание которыми было для нее ранее невозможно. М. становится деятельной, инициативной, живой, любознательной, настойчивой и решительной, разговорчивой. Она начинает выступать в школьной жизни твердо, уверенно, убежденно, завоевывает авторитет в среде товарищей. В комсомоле М. закаливают основательно, и перед ней раскрываются живые творческие перспективы, которые она расценивает как волевой человек, умеющий завершать свои действия и достигать цели.
В результате воспитания и самовоспитания М. становится, по ее словам, совершенно другим человеком. Это не значит, однако, что у нее ничего не осталось от ее первоначального темперамента, от ее обостренной чувствительности, доходившей ранее до большой уязвимости и ранимости. Она была вначале чрезвычайно уязвимым, ранимым типом, мимозоподобным существом, но эта обостренная чувствительность под преобразующим влиянием воли приводит к образованию новых качеств. Впечатлительность не уничтожается, но высту
308
пает в качественно иной форме. Эта девушка пользовалась большой популярностью среди товарищей, в частности, потому, что она была чрезвычайно чуткой, отзывчивой в отношениях с друзьями. Но эта впечатлительность, как видим, выступает уже не в форме робости и застенчивости, как раньше, а в форме чрезвычайно тонкого, искусного понимания нужд товарищей, высокого развития симпатических переживаний и нравственных чувствований вообще; преобразование чувствительности также выражается в превращениях былой уязвимости в высокое развитие эстетических чувств, вкусов и привязанностей»3.
Приведем еще один пример (из тех же материалов), свидетельствующий о том, что «обостренная чувствительность может быть выработана неправильным воспитанием при первоначальном отсутствии таких природных задатков. Мальчик 12лет Г. — типичный здоровый и живой сангвиник, воспитывался в семье, продолжавшей поклоняться многим фетишам буржуазного семейного воспитания. На протяжении многих лет мать Г. своей “заботой” и неправильно понятой любовью отучила Г. от самостоятельности, активности и решительности. Вплоть до мелочей все делалось в семье за Г., и он жил на всем готовом во всех отношениях. Все уроки готовились его родными, и ему оставалось лишь воспользоваться готовыми плодами. Мать привозила и отвозила Г. из школы, одевала его и наставляла при товарищах, вызывая насмешки в отношении своего сына. Следствием такого любвеобильного, но порочного воспитания было то, что сангвиник Г. стал основательно трусливым, нерешительным, не уверенным в себе, обидчивым до крайности и ранимым до чрезвычайной степени».
В итоге: темперамент — динамическая характеристика личности во всех ее действенных проявлениях и чувственная основа характера. Преобразуясь в процессе формирования характера, свойства темперамента переходят в черты характера, содержание которого неразрывно связано с направленностью личности.
УЧЕНИЕ О ХАРАКТЕРЕ
Говоря о характере (что в переводе с греческого означает «чеканка», «печать»), обычно разумеют те свойства личности, которые накладывают определенный отпечаток на все ее проявления и выражают специфическое для нее отношение к миру и прежде всего к другим людям. Именно в этом смысле мы обычно говорим, что у человека плохой характер или хороший, благородный и т. п. Мы говорим иногда в том же смысле, что такой-то человек бесхарактерный, желая этим сказать, что у него нет такого внутреннего стержня, который определял бы его поведение; его деяния не носят на себе печати их творца. Другими словами, бесхарактерный человек — это человек, лишенный внутренней определенности; каждый поступок, им совершаемый, зависит больше от внешних обстоятельств, чем от него самого. Человек с характером, напротив, выделяется прежде всего определенностью своего отношения к окружающему, выражающейся в определенности его действий и поступков: о человеке с характером мы знаем, что в таких-то обстоятельствах Он так-то поступит. «Этот человек, — говорят часто, — должен был
3 Из неопубликованной рукописи Б.Г. Ананьева «Учение о личности в психологии».
309
поступить именно так, он не мог поступить иначе — такой уж у него характер^. Читая в художественном произведении о поведении действующего лица, характер которого уже выявился в предшествующем изложении, мы часто не соглашаемся с автором, казалось бы вольным поступить с действующими лицами своего произведения, плодом собственной его фантазии, как ему вздумается. Мы считаем образ действий, приписываемый ему автором, неправдоподобным, потому что он не вяжется с его уже выявившимся характером; такой человек, т. е. человек с таким характером, не мог так поступить. Характер обусловливает определенность человека как субъекта деятельности, который, выделяясь из окружающего, определенным образом относится к нему. Знать характер человека - это знать те существенные для него черты, из которых вытекает, которыми определяется весь образ его действий. Черты характера - это те существенные свойства человека, из которых с определенной логикой и внутренней последовательностью вытекает одна линия поведения, одни поступки и которыми исключаются как несовместимые с ними, им противоречащие, другие.
Но всякая определенность - это всегда и неизбежно определенность по отношению к чему-то. Не существует абсолютной определенности в себе безотносительно к чему бы то ни было. И определенность характера — это тоже не определенность вообще, а определенность по отношению к чему-то, к определенной сфере значимых для человека жизненных отношений. Определенность, составляющая сущность характера, может образоваться у человека по отношению к тому и в отношении того, что ему не безразлично. Наличие у человека характера предполагает наличие чего-то значимого для него в мире, в жизни, определяющего мотивы его поступков, цели его действий, задачи, которые он себе ставит или на себя принимает. Характер представляет собой внутренние свойства личности, но это не значит, что они в своем генезисе и существе определяются изнутри, системой внутренних органических или внутриличностных отношений. Напротив, эти внутренние свойства личности, составляющие ее характер, выражаясь в отношении к тому, что значимо для человека в мире, через отношение к миру и определяются.
Поэтому первый и решающий вопрос для определения характера каждого человека — это вопрос о том, по отношению к чему, к какой сфере задач, целей и т. д. делает человека определенным его характер. Иной человек представляется в обыденных житейских ситуациях как сильный характер; он проявляет большую определенность, твердость и настойчивость во всем, что касается бытовых дел и вопросов, но тот же человек обнаруживает сразу же полную неопределенность, бесхребетность, когда дело коснется вопросов иного - принципиального плана. Другой, кажущийся сначала лишенным характера в силу своей податливости в мелочных вопросах обыденной жизни, для него не значимых, пока они не затрагивают существенных для него сфер жизненных задач, вдруг раскрывается как большой характер - определенный, твердый, непреклонный, как только перед ним встают существенные, значимые для него вопросы, задачи, цели. И один и другой из этих людей обладают формально как будто равно сильным или определенным характером - в смысле определенности, твердости, непреклонности, каждый — в существенной для него сфере жизненных отношений, но у одного из них при этом все же ничтожный, мелкий по существу характер, а у другого — более или менее значительный. Весь вопрос в том, в какой мере то, что существен
310
но для данного человека, является также и объективно существенным, в какой мере значимым для индивида является общественно значимое. Этим определяется значительность характера.
Для характера, как и для воли, взятых не формально лишь, а по существу, решающим является взаимоотношение между общественно - и личностно значимым для человека.
Каждая историческая эпоха ставит перед человеком определенные задачи и в силу объективной логики вещей требует от него как самого существенного определенности в отношении именно этих задач. На них формируется и на них же испытывается и проверяется характер людей. Большой, значительный характер — это характер, который заключает в себе определенность человека по отношению к этим объективно существенным задачам. Большой характер поэтому не просто формальная твердость и упорство (такое формальное упорство, безотносительно к содержанию, может быть и большим упрямством, а не большим характером); большой характер — это большая определенность в больших делах. Там, где есть эта определенность в существенном, большом, принципиальном, она неизбежно скажется и в малом, выступая иногда в нем с особой симптоматической показательностью. Заключаясь в определенности отношения человека к значимым для него целям, характер человека проявляется в его поведении, в его делах и поступках. Проявляясь в них, он в них же и формируется. Он зарождается, закладывается в мотивах его поведения в лабильной, от случая к случаю изменчивой форме, определяемой конкретной ситуацией. Выражающееся в мотивах отношение человека к окружающему, проявляясь в действии, в его делах и поступках, через них закрепляется и, становясь привычным, переходит в относительно устойчивые черты или свойства характера.
Характер человека — и предпосылка и результат его реального поведения в конкретных жизненных ситуациях; обусловливая его поведение, он в поведении же и формируется. Смелый человек поступает смело, и благородный человек ведет себя благородно. Объективно благородные или смелые дела могут первично совершаться, вовсе не требуя особой субъективной смелости или благородства: смелость дел или благородство поступков переходит в смелость или благородство человека, закрепляясь в его характере; в свою очередь смелость или благородство характера, закрепившись в нем, обусловливает смелость или благородство поведения.
Эта взаимосвязь характера и поступка опосредована взаимозависимостью свойств характера и мотивов поведения: черты характера не только обусловливают мотивы поведения человека, но и сами обусловлены ими. Мотивы поведения, переходя в действие и закрепляясь в нем, фиксируются в характере. Каждый действенный мотив поведения, который приобретает устойчивость, — это в потенции будущая черта характера в ее генезисе. В мотивах черты характера выступают впервые еще в виде тенденций; действие переводит их затем в устойчивые свойства. Путь к формированию характера лежит поэтому через формирование надлежащих мотивов поведения и организацию направленных на их закрепление поступков.
Как общее правило, характер определяется не каждым единичным более или менее случайным поступком, а всем образом жизни человека. Лишь исключительные по своему значению отдельные поступки человека — те, которые опре
311
деляют узловые моменты в его биографии, поворотные этапы в его жизненном пути, накладывают определенный отпечаток и на его характер; вообще же в характере человека отображается его образ жизни в целом; отражая образ жизни человека, характер, в свою очередь, отражается в нем. Образ жизни включает определенный образ действий в единстве и взаимопроникновении с объективными условиями, в которых он осуществляется. Образ же действий человека, которые всегда исходят из тех или иных побуждений, включает определенный образ мыслей, чувств, побуждений действующего субъекта в единстве и взаимопроникновении с объективным течением и результатами его действий. Поэтому, по мере того как формируется определенный образ жизни человека, формируется и сам человек; по мере того как в ходе действий человека выделяется и закрепляется определенный, характерный для него, более или менее устойчивый образ действий, в нем самом выделяется и закрепляется определенный, более или менее устойчивый строй характеризующих его свойств. Он формируется в зависимости от объективных общественных условий и конкретных жизненных обстоятельств, в которых проходит жизненный путь человека, на основе его природных свойств — прежде всего темперамента — в результате его деяний и поступков,
К характеру в собственном смысле слова относятся, однако, не все относительно устойчивые свойства личности, которые выделяются и закрепляются в человеке, по мере того как складывается его образ жизни, а только те, которые обусловливают, какие побуждения по преимуществу определяют его действия. К характеру непосредственно не относятся, например, техническая ловкость, вообще свойства, обусловливающие умения человека; в характер включаются только те свойства, которые выражают его направленность,
С другой стороны, не всякое проявление направленности личности, не всякая установка и не всякое побуждение относятся к характеру. Бывают у каждого человека случайные побуждения и случайные действия, вовсе не характерные для него; из того, как он поступил в данных специальных условиях, не вытекает, каково будет его поведение в других условиях, между тем характерный поступок - это как раз такой поступок, из которого вытекает, как человек поступит в других ситуациях. В характере заключены внутренняя логика, взаимосвязь определяющих его свойств и установок, известная необходимость и последовательность. К характеру относятся лишь те проявления направленности, которые выражают устойчивые свойства личности и вытекающие из них устойчивые личностные, а не только случайные ситуационные установки. Относительно устойчивые свойства личности, которые определяют ее качественное своеобразие и выражают ее направленность, составляют ее характер. Характер выражается в направленности личности, в тех основных действенных ее установках и тенденциях, которые контролируют и регулируют все проявления человека, через которые преломляется и фильтруется то, что он делает. Характерологические свойства личности обусловливают ее направленность, накладывают определенный отпечаток на ее поведение и проявляются в отношении человека к другим людям, к миру и к самому себе.
Поскольку в характере сосредоточены стержневые особенности личности, все индивидуальные отличия в характере приобретают особенную значимость и выраженность. Поэтому вопрос о характере нередко ошибочно даже целиком сводился к одному лишь вопросу о межиндивидуальных различиях или индиви
312
дуальных особенностях личности. Между тем вопрос о характере - это прежде всего вопрос об общем строении личности. У каждого человека свой характер и свой темперамент, но тот или иной характер и тот или иной темперамент есть у каждого человека. Характер — это единство личности, опосредующее все ее поведение.
Определяя господствующие, характерные для человека побуждения, характер может выразиться как в целях, которые человек себе ставит, так и в средствах или способах, которыми он их осуществляет, как в том, что он делает, так и в том, как он это делает, т. е. характер может выразиться как в содержании, так и в форме поведения. Последняя представляется часто особенно существенной для характера; это отчасти так и есть, поскольку форма является обобщенным выражением содержания. При этом так же как не все свойства человека относятся к его характеру, а только те, которые выражаются в его направленности, так и не все способы поведения показательны для характера. К нему не имеют прямого отношения технические способы — приемы, посредством которых человек осуществляет специальные технические цели, так же как и эти последние. Для него показательны только те способы поведения, которые обнаруживают избирательную направленность личности, с чем человек считается, как он что расценивает, чем он готов поступиться для достижения данной цели и из-за чего готов скорее отказаться, чем идти к ее достижению неприемлемым способом. Другими словами: в способе поведения, в котором проявляется характер, выражается иерархия между различными возможными целями, которая устанавливается для данного человека в силу его характера; он — обобщенное выражение избирательной направленности личности. «Форма», или способ поведения, так понимаемая, действительно является наиболее существенным или показательным выражением характера. В этом смысле можно сказать, что характер определяет способ поведения; но менее всего возможно отсюда заключить, что к характеру относится только форма поведения, а не его содержание.
Господствующая направленность человека, в которой проявляется его характер, означает активное избирательное отношение человека к окружающему. В идеологическом плане она выражается в мировоззрении, в психологическом -в потребностях, интересах, склонностях, вкусах, т. е. избирательном отношении к вещам, в привязанностях, т. е. избирательном отношении к людям. Поскольку они служат побуждениями к действиям и поступкам человека, а в этих последних характер не только проявляется, но и формируется, они участвуют в образовании характера. Вместе с тем характер, по мере того как он складывается, обусловливает, какие из всех возможных побуждений определяют поведение данного человека.
Характер теснейшим образом связан и с мировоззрением. Характерное для человека поведение, в котором характер и формируется, и проявляется, будучи его практическим отношением к другим людям, неизбежно заключает в себе идеологическое содержание, хотя и не всегда адекватно осознанное и не обязательно теоретически оформленное. Своим поведением, каждым своим поступком человек неизбежно — хочет он того или нет и независимо от того, осознает ли он это, — практически решает мировоззренческие проблемы. Поэтому действенные установки человека, обусловленные свойствами его характера, а следовательно, и эти последние не могут не быть связаны с его мировоззрением. По
313
скольку то или иное мировоззрение, переходя в убеждения человека, в его моральные представления и идеалы, регулируют его поведение, оно, отражаясь в его сознании и реализуясь в его поведении, существенно участвует в формировании его характера. Единство тех целей, которые оно перед человеком ставит, существенно обусловливает цельность характера. Систематически побуждая человека поступать определенным образом, мировоззрение, мораль как бы оседают и закрепляются в его характере в виде привычек - привычных способов нравственного поведения. Превращаясь в привычки, они становятся «второй натурой» человека. Можно в этом смысле сказать, что характер человека — это в известной мере его не всегда осознанное и теоретически оформленное мировоззрение, ставшее натурой человека.
Этим устанавливается связь, но, конечно, не отождествление мировоззрения и характера: мировоззрение — идеологическое образование, характер — психологическое; они, конечно, не покрывают друг друга. Требования, исходящие от принятого им мировоззрения, сплошь и рядом побуждают человека поступать вопреки склонности своего характера. Сознательно подчиняясь требованиям, исходящим, от мировоззрения, человек часто вносит коррективы в свое поведение и в конце концов переделывает и свой характер. Вместе с тем характер первично не проистекает из теоретически оформленного мировоззрения, а формируется в практической деятельности человека, в делах и поступках, которые он совершает. Он проистекает первично из образа жизни человека, и уже лишь вторично на нем отражается его образ мыслей. Так что как ни важна связь характера с мировоззрением, она носит вторичный, производный характер; нельзя в основном и целом выводить характер из мировоззрения, и тем более нельзя выводить мировоззрение людей из их индивидуального характера.
Соотношение между идейными, мировоззренческими установками и действенными установками человека в конкретных жизненных ситуациях существенно определяет общий облик человека, его характер. Люди в этом отношении существенно различаются по степени цельности, последовательности, стойкости. На одном полюсе люди, у которых «слово» не расходится с «делом» и сознание является почти зеркальным отражением практики, а практика — верным и последовательным отражением их мировоззренческих установок; на другом - люди, у которых поведение скорей маскировка, чем отражение их подлинных внутренних установок.
Потребности, интересы, склонности, вкусы, всевозможные тенденции и установки, а также личные взгляды и убеждения человека — это психологические формы выражения направленности, в которой проявляется характер; содержанием же ее является практическое отношение человека к другим людям и через них к самому себе, к своему труду и к вещам предметного мира. Ведущим и определяющим моментом в формировании характера являются взаимоотношения человека с другими людьми.
Поскольку характер выражается прежде всего в отношении к другим людям, в общественном по существу отношении к миру, он проявляется и формируется преимущественно в поступках, т. е. в тех действиях, в которых ведущим и определяющим является практическое отношение действующего лица как субъекта к
314
другим людям. Смотря по тому, формируется ли характер в замкнутой скорлупе личного благополучия или, напротив, в общем коллективном труде и борьбе, — основные свойства человеческого характера развиваются совершенно по-разному.
Взаимоотношения человека с другими людьми определяют и его отношение к своей деятельности — способность к подвигу, к напряженному героическому труди творческое беспокойство или, напротив, успокоенность - и его отношение к самому себе: уверенность в своих силах, скромность или преувеличенное самомнение, самолюбие, неуверенность в своих силах и т. д. Ведущая и определяющая роль взаимоотношений с другими людьми в образовании характера подтверждается на каждом шагу жизни; она отражается также в типах и характерах, созданных большими художниками.
В многообразных, тонких, богатых всевозможными оттенками людских отношениях, составляющих основную ткань человеческой жизни, складывается и проявляется величайшее многообразие самых основных для облика личности характерологических черт. Таковы заботливость о человеке, чуткость, справедливость, благородство, доброта, мягкость, нежность, доверчивость и множество других аналогичных и им противоположных свойств. При этом единство характера не исключает того, что в различных ситуациях у одного и того же человека проявляются различные и даже противоположные черты. Человек может быть одновременно очень нежным и очень требовательным, мягким вплоть до нежности и одновременно твердым до непреклонности. И единство его характера может не только сохраняться, несмотря на это, но именно в этом и проявляться.
Эти различия, противоположности и даже противоречия необходимо вытекают из сознательного характера отношения к другим людям, требующего дифференциации отношения в зависимости от изменяющихся конкретных условий. Человек мягкий при всех условиях и ни в чем не способный к твердости — это уже не мягкий, а бесхарактерный человек. А человек доверчивый, который не только не страдает подозрительностью, но ни при каких условиях не способен к бдительности, - это уже не доверчивый, а наивный или глупый человек.
По отношению человека к другим людям различают характеры замкнутые и общительные. Но эта первая дифференциация, основывающаяся на количественном признаке объема общения, носит внешний характер. За ней может скрываться самое различное содержание. Замкнутость в себе, ограниченность контакта с другими людьми может основываться в одном случае на безразличии к людям, на равнодушии холодной и опустошенной натуры, которой другие люди не нужны, потому что ей нечего им дать (герои Байрона), а в другом - на большой и сосредоточенной внутренней жизни, которая в иных условиях не находит себе путей для приобщения к ней других людей и для своего приобщения к ним (биография Спинозы и др. может служить тому наглядной иллюстрацией). Точно так же и общительность может иметь различный характер: у одних — широкая и поверхностная, с легко завязывающимися и неглубокими связями, у других -более узкая и более глубокая, сугубо избирательная. Общительность людей, которые в равной мере являются приятелями каждого встречного без всякого различия, свидетельствует иногда лишь о большой легкости и подвижности и о таком же по существу безразличии к людям, как и необщительность других людей. Решающее значение имеет в конце концов внутреннее отношение человека к человеку по существу.
315
Всякое действительно не безразличное отношение к другим людям имеет избирательный характер. Существенно, на чем основывается эта избирательность -на личных ли пристрастиях только или на объективных основаниях общего дела, общей идеологии. Наличие общего дела, общих интересов, общей идеологии создает базу для общительности, одновременно и очень широкой, и сугубо избирательной. Такой тип общительности, имеющий широкую общественную основу, мы и называем товарищеским. Способность к подлинно товарищескому отношению к людям — существенная характерологическая черта, которая вырабатывается лишь в определенных общественных условиях. Это товарищеское отношение к другим людям не исключает других, более узкоизбирательных, более тесно личностных и вместе с тем идейных отношений к более тесному кругу лиц или отдельному человеку.
В характерологическом отношении существенен, таким образом, не столько количественный признак широты общения, сколько качественные моменты: на какой основе и как устанавливает человек контакт с другими людьми, как относится он к людям различного общественного положения - к высшим и низшим, к старшим и младшим, к лицам другого пола и т. п.
Само общение с другими людьми существенно участвует в формировании характера. Лишь в процессе общения и воздействия на других людей формируется воздейственная сила характера, столь существенная в общественной жизни способность организовывать людей на совместную работу и борьбу; лишь в процессе общения, подвергаясь воздействиям со стороны других людей, формируется в человеке твердость характера, необходимая, чтобы противостоять внушениям, не поддаваться шатаниям и неуклонно идти к поставленной цели. «В тиши зреет интеллект, в бурях жизни формируется характер», — говорил Гете.
При длительном общении взаимное воздействие людей друг на друга накладывает часто значительный отпечаток на их характер, причем в одних случаях происходит как бы обмен характерологическими свойствами и взаимное уподобление: в результате длительной совместной жизни люди иногда приобретают общие черты, становясь в некоторых отношениях похожими друг на друга. В других случаях эта взаимообусловленность характеров выражается в выработке или усилении у людей, живущих в длительном повседневном общении, характерологических черт, которые соответствуют друг другу в силу своей противоположности: так отец-деспот с очень властным и нетерпимым характером, подавляя волю своих близких, порождает дряблость, податливость, иногда прибитость и обезличенность у членов своей семьи, живущих в особенно тесном повседневном контакте с ним.
Очень существенной для формирования характера формой общения является воспитание. В своей сознательной организованности и целеустремленности воспитание — общение воспитателя с воспитываемым — располагает целым рядом важнейших средств воздействия: соответствующей организацией поведения, сообщением знаний, формирующих мировоззрение, личным примером, показом исторических деятелей, которые могут служить образцами, примерами, достойными подражания. Если у взрослого общественная практика и мировоззрение играют ведущую роль в формировании характера, то у ребенка в формировании его характера эта ведущая роль принадлежит бесспорно воспитанию.
Общение с другими людьми создает предпосылки и для самостоятельной работы человека над своим характером. В процессе общения, воздействуя на лю-
316
дей и подвергаясь воздействию с их стороны, человек познает других людей и испытывает на практике значение различных характерологических черт. Это познание других людей приводит к самопознанию, практическая оценка характерологических свойств других людей, регулируемая моральными представлениями, - к самооценке и самокритике. А самопознание, сравнительная самооценка и самокритика служат предпосылкой и стимулом для сознательной работы человека над своим характером.
С отношением человека к человеку неразрывно связано то же по существу своему общественное отношение к вещам, продуктам общественной практики и собственному делу. В отношении к ним складывается и проявляется вторая существенная группа характерологических черт. Таковы, например, щедрость или скупость, добросовестность, инициативность, мужество в отстаивании своего дела, смелость, храбрость, настойчивость и т. д.
Характер каждого человека включает черты, определяющие как его отношение к другим людям, так и его отношение к вещам — продуктам общественного труда - и к делу, которое он сам выполняет. Они взаимосвязаны и взаимопроникают друг в друга. Характерологически очень существенным является и то, какой из этих планов доминирует. Доминирование одного из этих друг друга опосредующих отношений выражает существенную черту характера и накладывает глубокий отпечаток на облик человека. Люди существенно отличаются друг от друга в зависимости от того, преобладает ли для них значение личностного контакта с людьми или объективного контакта с предметным миром.
Образцом субъективно-личностного типа может служить, например, ряд женских образов Л. Толстого — Кити, Анна Каренина и прежде всего Наташа Ростова, женщина, для которой все в жизни преломляется и оценивается через отношения к любимому человеку, все определяется этим отношением, а не отвлеченными объективными соображениями определенного дела.
Опосредованно через отношения к другим людям устанавливается у человека и отношение его к самому себе. С отношением к самому себе связана третья группа характерологических свойств личности. Таковы самообладание, чувство собственного достоинства, скромность, правильная или неправильная — преувеличенная или преуменьшенная — самооценки, уверенность в себе или мнительность, самолюбие, самомнение, гордость, обидчивость, тщеславие и т. д. Неправильно было бы, как это подсказывает лицемерная мораль, отразившаяся на специфически отрицательном оттенке большинства слов, выражающих отношение к самому себе, — «самоуверенность», «самолюбие», «самомнение» и т. д., считать всякое положительное отношение к самому себе отрицательной характерологической чертой. Достойное и уважительное отношение к самому себе является не отрицательной, а положительной чертой - в меру того, как сам человек является представителем достойного дела, носителем ценных идей.
Каждая характерологическая черта в какой-то мере и каким-то образом выражает специфическое соотношение между отношением человека к окружающему миру и к самому себе. Это можно сказать и о таких, например, свойствах, как смелость, храбрость, мужество.
317
Существенное значение с этой точки зрения приобретает различие характеров узких, устойчивость которых зиждется на самоограничении, на сужении сферы своих интересов, притязаний, деятельности, и широких натур, которым «ничто человеческое не чуждо», экспансивных людей, умеющих всегда с какой-то большой душевной щедростью отдавать себя так, что при этом они испытывают не убыль, а обогащение, приобщаясь ко все новому духовному содержанию.
Не следует, однако, внешне противопоставлять друг другу два формальных принципа — самоограничение узких натур и экспансивность натур широких. В каждом конкретном живом человеке во внутренне противоречивом единстве живут и действуют обе эти тенденции. Не существует такого узкого человека, который в какой-то мере не жил бы и не обогащался бы от своей собственной щедрости, который не приобретал бы, отдавая, который не находил бы себя через другого. И нет такой широкой натуры, такого щедрого человека, который не испытывал бы необходимости в самоограничении: если бы он все отдавал всем, он бы никому ничего не дал. Очень существенно, в какой мере благородство щедрости и мудрость самоограничения сочетаются в человеке. Избирательность, в которой они сочетаются, определяет лицо личности. Для того чтобы быть характером, нужно уметь не только принимать, но и отвергать.
Все стороны характера в их единстве и взаимопроникновении как в фокусе проявляются в отношении человека к труду.
В отношении к труду заключено в неразрывном единстве отношение к продуктам этого труда, к другим людям, с которыми человек связан через труд; в отношении к труду заключено и отношение к самому себе - особенно у нас, где оценка человека и его самооценка основываются прежде всего на его труде, на его отношении к труду4. В труде же реально устанавливается отношение между характером человека и его одаренностью, между его склонностями и способностями.
То, как человек умеет использовать, реализовать свои способности, существенно зависит от его характера. Нередки, как известно, случаи, когда люди, казалось бы, со значительными способностями ничего не достигают, ничего ценного не дают именно в силу своих характерологических особенностей. (Рудин, Бельтов и другие образы лишних людей могут служить тому литературной иллюстрацией. «Гениальность в нем, пожалуй, и есть, но натуры никакой», — говорит о Рудине Тургенев устами одного из действующих лиц романа.) Реальные достижения человека зависят не от одних лишь абстрактно, самих по себе взятых его способностей, а от специфического сочетания его способностей и характерологических свойств.
Характер связан со всеми сторонами психики; особенно тесна связь его с волей, являющейся как бы «хребтом» характера. Особенности волевой сферы, переходя в
4 В советской психологической литературе роль отношений к различным сторонам действительности в учении о характере особенно подчеркнул и в различных планах (как нормальной, так и патологической психологии) развил В.Н. Мясищев.
Мясищев определяет характер как индивидуально-своеобразный способ отношений. Выдвигая понятия характера и личности в центр всей системы психологии, Мясищев и его сотрудники в ряде работ стремятся показать, что в основе функциональных проявлений личности - памяти, внимания и т. д. - лежат различия в направленности (прежде всего объективной или субъективной) и различия видов отношений, под которыми он разумеет оценки, интересы, потребности и т. д.
318
свойства личности, образуют существеннейшие черты характера. Выражения «человек с сильной волей» и «человек с характером» звучат обычно как синонимы.
Однако как ни тесна связь воли и характера, они все же не тождественны. Воля непосредственно связана по преимуществу с силой характера, его твердостью, решительностью, настойчивостью. Но характер не исчерпывается своей силой; он имеет содержание, которое направляет эту силу. Характер включает те свойства и действенные установки личности, которые определяют, как в различных условиях будет функционировать воля.
В волевых поступках характер, с одной стороны, складывается и, с другой, проявляется. Идейное содержание и направленность волевых поступков, особенно в очень значимых для личности ситуациях, переходят в характер человека, в его действенные установки, закрепляясь в нем в качестве относительно устойчивых его свойств; эти свойства, в свою очередь, обусловливают поведение человека, его волевые поступки; решительные, смелые и т. п. действия и поступки человека обусловлены волевыми качествами личности, ее характера (ее уверенностью в себе, самообладанием, решительностью, настойчивостью и т. п.).
В характер, вопреки очень распространенному мнению, могут включаться не только волевые и эмоциональные, но и интеллектуальные особенности, поскольку они становятся свойствами личности, выражающимися в качественном своеобразии ее отношения к окружающему. Так, легкомыслие, благоразумие, рассудительность, будучи интеллектуальными качествами, являются или могут быть характерологическими чертами. При этом, превращаясь в свойства характера, интеллектуальные качества начинают характеризовать не один лишь интеллект как таковой, а личность в целом.
Поскольку характер включает свойства, выражающиеся в качественно своеобразном отношении человека к другим людям и опосредованном через него отношении к предметному миру и к самому себе, он, очевидно, выражает общественную сущность человека. Характер человека поэтому исторически обусловлен. Каждая историческая эпоха создает свои характеры — типичные характеры эпохи, обусловленные ее общественным строем.
Характер старого строя, основанного на конкуренции и частной собственности, не мог не запечатлеться в типических чертах характера людей, которые он порождал. Положение «мне дела нет до другого» выражало основную черту, определявшую весь психологический облик мелких буржуа, заботящихся только о себе и мало интересующихся другими людьми. Отсюда с железной необходимостью вытекали ограниченность, косность, безразличие к своему труду, его общественной значимости, пользе и т. д. В рассказах Чехова запечатлена целая галерея таких мелких тусклых людей, каждый из которых копошится на своем участке. В творчестве Достоевского психология личности, отъединенной от общества, замкнутой в своей скорлупе, раскрыта в заостренно трагическом плане. Исходный ее девиз «мне дела нет до другого» раскрывается здесь в обнаженности и заостренности, доходящей одновременно до карикатурного и трагического: «Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтобы мне чай пить»5. И из этой исходной позиции по отношению к другим людям с внутренней логикой вытекает ряд производных характерологических черт:
5 Достоевский. Записки из подполья. Соч., т. Ill, ч. II, 1894, с. 171.
319
объективно не оправданное, преувеличенно высокое мнение о себе; внутренняя опустошенность и болезненные поиски смысла жизни, утрата опорных точек вовне из-за разрыва действенных внутренних связей с другими людьми и бесконечные сомнения, шатания и терзания; отсутствие обязательств, в силу чего как будто все позволено, и вместе с тем отсутствие каких бы то ни было больших притягательных целей, подлинных внутренних стимулов и здоровой решимости.
Совсем иные черты характера становятся типичными для людей, которые воспитываются на коллективном труде и общей борьбе в условиях социалистического общества, поскольку здесь создаются все реальные предпосылки для действительного преодоления противоположности общественно и личностно значимого. Из сознания того, что все достижения каждого отдельного человека в действительности являются коллективными достижениями, проистекают также скромность и спокойная уверенность, основанная на сознании того, что за каждым человеком, делающим порученное ему дело, стоит огромная сила, которая его поддерживает. «В царстве вечного безмолвия, среди вечных льдов мы будем работать спокойно, зная, что о нас думает и заботится вся великая страна»,-писал с дрейфующей льдины на Северном полюсе Иван Паланин. «Мне нравятся, - пишет Валентина Захарович, техник, 24 лет, — партийные люди с сильным характером, даже суровые, которые стесняются своих храбрых поступков, как Молоков, который всегда говорит: “Все очень просто, нет ничего необыкновенного”»6.
В характере каждого человека есть черты и черточки, которые в своем индивидуальном своеобразии отражают своеобразие его индивидуального жизненного пути, его личного образа жизни. Но в нем же в той или иной мере по большей части представлены — в своеобразном индивидуальном преломлении - и черты, отражающие общие для людей данной эпохи особенности этой эпохи, ее строя, уклада, стиля. В типичных характерах эпохи получают свое типизированное идеальное выражение те общие многим людям данной эпохи, хотя и по-разному у них представленные, черты, которые связаны с характером эпохи. Подлинное понимание типического в различных характерах как реально общего, общего в единичном, типичного в индивидуальном возможно только на этой основе. Эти типичные характеры эпохи, будучи выражением тех черт, которые в характере отдельных людей отражают эпоху, выступают вместе с тем для людей этой эпохи в качестве ее идеалов. Типичный для людей определенной исторической эпохи образ жизни общества накладывает свой отпечаток на их характер, определяя типичные для людей данной эпохи черты характера. Однако в своей конкретной реальности характер человека обусловлен не только типичными чертами образа жизни людей данной эпохи, но и конкретными, жизненными обстоятельствами, в которых совершается его жизненный путь, и его собственной деятельностью, изменяющей эти обстоятельства. Общие, типические и индивидуальные черты в характере человека всегда представлены в единстве и взаимопроникновении, так что общее, типическое выступает в индивидуально-своеобразном преломлении; поэтому существенное свое выражение характер человека часто получает как раз в характерном для него индивидуально-своеобразном его поведении, в типических и потому особенно показательных ситуациях.
6 Анкета «Идеалы». — «Комсомольская правда», № 257 за 1937 г.
320
При этом все же не во всякой ситуации равно полно и адекватно выявляется каждый характер. Поведение человека в некоторых ситуациях бывает для него не характерным, случайным, выявляя лишь внешние для него, не показательные «ситуационные» установки, а не те более глубокие личностные установки, которые вытекают из свойств его характера. Поэтому не всякая ситуация дает ключ к пониманию характера. Для того чтобы выявить подлинный характер человека, важно найти те специфические ситуации, в которых наиболее полно и адекватно выявляется данный характер. Искусство композиции у художника при выявлении характера в том и заключается, чтобы найти такие исходные ситуации, которые выявили бы стержневые, определяющие свойства личности. Действующее лицо в художественном произведении представляется реальным, живым, когда, познакомившись с ним в таких исходных ситуациях, мы можем предсказать, как он поступит или как он должен поступить в дальнейшем ходе действия. Это возможно в силу внутренней необходимости и последовательности, своего рода внутренней логики, которая раскрывается в характере, если найти стержневые, определяющие его черты.
Развитие характера у детей свидетельствует прежде всего о несостоятельности той точки зрения, которая считает характер врожденным и неизменным. Нельзя отрицать значение природных особенностей организма в процессе развития характера, но характер человека не является однозначной функцией организма, его конституции, так чтобы можно было сводить характерологические свойства человека к конституциональным биологическим особенностям его организма и выводить первые из вторых. Характер формируется в процессе развития личности как субъекта, активно включающегося в многообразную совокупность общественных отношений. Проявляясь в поведении, в поступках человека, характер в них же и формируется.
Не подлежит сомнению, что можно уже очень рано констатировать у детей более или менее ярко выраженные индивидуальные особенности поведения. Но, во-первых, эти индивидуальные особенности касаются сначала по преимуществу элементарных динамических особенностей, относящихся скорей к темпераменту, Чем собственно к характеру, и, во-вторых, проявление этих индивидуальных особенностей в относительно очень раннем возрасте не исключает того, что они являются не просто врожденными задатками, а и результатом — пусть кратковременного — развития. Поэтому в ходе дальнейшего развития они неоднократно изменяются. Они представляют собой не законченные, фиксированные образования, а еще более или менее лабильные схемы характерных для данного индивида форм поведения, которые в своей неопределенности таят еще различные возможности. Наблюдения, которые имеются у каждого человека над людьми, находящимися длительное время в поле его зрения, могут на каждом шагу обнаружить случаи очень серьезной, иногда коренной перестройки как будто уже наметившегося характера. Характер формируется в жизни, и в течение жизни он изменяется; на последующих этапах характер человека становится другим, чем он был на предыдущих. Но то, каким он становится с течением времени, обусловлено, конечно, и тем, каким он был раньше. При всех преобразованиях и изменениях, которые претерпевает характер в ходе развития, обычно все же сохраняется известное единство в основных, наиболее общих его чертах, за исключением случаев, когда особые жизненные обстоятельства вызывают резкую лом
11-Психология индивидуальных различий
321
ку характера. Наряду с этими бывают случаи удивительного единства характерологического облика человека на протяжении всей его жизни, в ходе которой происходит главным образом как бы разработка того общего абриса и «замысла», который наметился в очень ранние годы.
В процессе развития характера годы раннего детства играют существенную роль. Именно в эти годы закладываются первые основы характера, и потому необходимо уделять влиянию, которое воспитание в эти ранние годы оказывает на формирование характера ребенка, большее внимание, чем это обычно делается. Однако в корне все же ошибочна точка зрения тех психологов, которые (как Фрейд и Адлер) считают, что в раннем детстве характер человека будто бы окончательно фиксируется. Это ошибочная точка зрения на развитие характера, которая, не утверждая его врожденности, практически приходит к такому же почти ограничению возможностей воспитательного воздействия на формирование характера, как и теория врожденности характера. Она связана с неправильным в корне пониманием роли сознания в формировании характера. Признание роли сознания, моментов идейного порядка и роли мировоззрения или идеологии в формировании характера с необходимостью приводит в генетическом плане к признанию роли не только младших, но и старших возрастов как периода сознательной, организованной работы над характером.
Вся собственно воспитательная работа должна быть в конце концов направлена главным образом на эту задачу воспитания характера. Поскольку сознательная деятельность и мировоззрение играют существенную роль в формировании характера, воспитательная работа, направленная на его развитие, должна быть неотрывна от работы образовательной, от всего процесса воспитания всесторонне развитой личности.
Вместе с тем очевидно, что человек сам участвует в выработке своего характера, поскольку характер складывается в зависимости от мировоззрения, от убеждений и привычек нравственного поведения, которые он у себя вырабатывает, от дел и поступков, которые он совершает, - в зависимости от всей его сознательной деятельности, в которой характер, как сказано, не только проявляется, но и формируется. Характер человека, конечно, обусловлен объективными обстоятельствами его жизненного пути, но сами эти обстоятельства создаются и изменяются в результате его поступков, так что поступки человека и жизненные обстоятельства, их обусловливающие, постоянно переходят друг в друга. Поэтому нет ничего нелепее и фальшивее, как ссылка в оправдание дурных поступков человека на то, что таков уж у него характер, как если бы характер был чем-то изначально данным и фатально предопределенным. Человек сам участвует в выработке своего характера и сам несет за него ответственность.
А.Г. Ковалев, В.Н. Мясищев
ТЕМПЕРАМЕНТ И ХАРАКТЕР1
Вопрос о взаимоотношениях темперамента и характера ставился многими психологами.
Все имеющиеся высказывания по проблеме взаимоотношений темперамента и характера крайне разнообразны, но при тщательном анализе их можно объединить в четыре следующие основные группы: I) отождествление темперамента и характера, 2) противопоставление темперамента характеру, установление антагонистических отношений между ними, 3) признание темперамента элементом характера, 4) признание темперамента основной природой характера.
Выразителями первого рода мнений можно назвать Ружицкого и Кречмера.
Кречмер, выводя темперамент из особенностей телесной конституции, по существу отождествлял его с характером личности. Высокие социальные качества он отбрасывает совсем и характер, личность сводит к элементарным конституциональным биологическим особенностям. Конечно, в психологической литературе показаны биологические ошибки Кречмера и его несостоятельность.
Точка зрения второго рода выражена психологами Викторовым и Вирениусом...
П. Викторов пишет, что темперамент представляет собой врожденную первичную реакцию личности, в то время как характер есть проявление вторичной, приобретенной в опыте реакции.
Между первичной реакцией, образующей «первичную индивидуальность», и вторичной реакцией, или «вторичной индивидуальностью», возникает антагонизм. Образующаяся в опыте жизни вторая реакция тормозит проявление врожденной реакции. Отсюда Викторов делает вывод, что «характер и темперамент являются как бы антагонистами друг другу» [ I, с. II].
Из советских психологов отчасти приближается к этой позиции Н.Д. Левитов, который считает, что темперамент не входит в характер и что этот последний находится в антагонистических отношениях с темпераментом и что развитие личности совершается по пути «преодоления темперамента характером, преобразования темперамента под влиянием характера» и т. п. Личность как бы раздваивается, и отдельные ее свойства как бы противопоставляются. При этом характер «может входить в конфликт с темпераментом» [3].
Ошибка сторонников этой теории состоит в том, что, намечая две ступени развития личности или две основы личности, они только противопоставляют их, упуская из виду их единство.
Выразители третьего рода теорий (Кейра, Гундобин, Городецкий, Гобчан-ский, М. Рубинштейн и др.) рассматривают темперамент как необходимый элемент, как ядро характера, как его неизменную часть, в отличие самого характера как изменяющейся категории.
Наконец, сторонники четвертого взгляда по взаимоотношениям темперамента и характера (Румянцев, Л.С. Выготский, Е.П. Ересь, С.Л. Рубинштейн, Б.Г. Ананьев, К.Н. Корнилов и др.) рассматривают темперамент как врожденную основу характера, как динамическую сторону характера и личности.
1 Психические особенности человека, т. 1. Л., 1957.
323
Так, Л.С. Выготский считал, что «темперамент есть наличная предпосылка и характер — конечный результат воспитательного процесса» [2].
С.Л. Рубинштейн указывает, что темперамент образует «основу свойств характера» [7].
Однако ни представления о темпераменте, ни его генетическая связь с характером не были ясны до создания И.П. Павловым учения о высшей нервной деятельности.
Как видно из приведенных ссылок, темперамент сводится упомянутыми психологами к сфере чувств, и главным образом к двум их качествам - силе и быстроте. Такое понимание темперамента не вполне совпадает с павловским учением о типах нервной деятельности и темпераментах.
Многие советские психологи [6, с. 428] связывают темперамент «прежде всего с эмоциональной возбудимостью, т. е. быстротой возникновения чувств, с одной стороны, и силой их — с другой». Аналогичное понимание мы находим в «Психологии» Б.М. Теплова [8, с. 39]. По его мнению, тип, темперамент проявляются: 1) в эмоциональной возбудимости; 2) в сильном выражении чувствования; 3) в быстроте движений.
В действительности же основной тип нервной деятельности, темперамент сказываются на динамике протекания не только эмоциональных, но и мыслительных, волевых и прочих процессов.
Темперамент, в павловском понимании, есть не что иное, как наиболее общая характеристика высшей нервной деятельности, выражающая основные природные свойства нервной деятельности.
Холерический темперамент представляет собой сильный неуравновешенный и явно боевой тип, легко и скоро раздражающийся. У холериков можно также отметить цикличность в деятельности и переживаниях. Такая цикличность есть одно из следствий неуравновешенности их нервной деятельности. И.П. Павлов так объясняет это: «Когда у сильного человека нет такого равновесия, то он, увлекшись каким-нибудь делом, чрезмерно налегает на свои средства и силы и в конце концов рвется, истощается больше, чем следует, он дорабатывается до того, что ему все невмоготу» [5, т. II].
Сангвинический темперамент характеризует сильный, уравновешенный, подвижный тип. «Сангвиник, - по характеристике И.П. Павлова, - горячий, очень продуктивный деятель, но лишь тогда, когда у него много интересного дела, т. е. постоянное возбуждение, когда же такого дела нет, он становится скучным, вялым» [4, с. 300]. Для сангвиника характерны подвижность, легкая приспособляемость к изменяющимся условиям жизни, он быстро находит контакт с окружающими, а потому общителен, не чувствует скованности при встрече с новыми для него людьми, несколько непоседлив, нуждается в новых впечатлениях, недостаточно регулирует свои импульсы, не умеет строго придерживаться выработанного распорядка жизни, системы в работе, не отвлекаться по мелочным поводам; из-за этого он не может успешно выполнять дело, требующее равной затраты сил, длительного и методического напряжения (усидчивости, устойчивого внимания и терпения). В коллективе сангвиник весел, жизнерадостен, с охотой берется за живое дело, способен к увлечению. Однако, развивая кипучую деятельность, он может так же быстро остыть, как быстро увлечься чем-нибудь, если дело перестает его интересовать, если оно требует кропотливости, если оно имеет будничный характер.
324
У сангвиника чувства легко возникают, легко и сменяются. Легкость, с какой у сангвиника образуются и переделываются новые временные связи, большая подвижность стереотипа отражаются также в умственной подвижности сангвиников, обнаруживают некоторую склонность к неустойчивости.
Учитывая наличие у сангвиника наилучших показателей по всем трем основным свойствам нервных процессов — силе, уравновешенности и подвижности, И.П. Павлов этот тип нервной деятельности считает наиболее совершенным.
Флегматичный темперамент относится к сильному уравновешенному инертному типу. «Флегматик - спокойный, всегда ровный, настойчивый и упорный труженик жизни» [4, с. 299]. Благодаря уравновешенности нервных процессов и некоторой инертности их флегматику легко оставаться спокойным даже при трудных обстоятельствах жизни. При наличии сильного торможения, уравновешивающего процесс возбуждения, ему нетрудно сдержаться. Жизненные впечатления, обучение и воспитание оказывают свое влияние на темперамент, изменяют его. Организуя определенным образом жизнь личности, можно качественным образом изменить тонус, динамику и уравновешенность поведения.
Флегматик, рассчитав свои силы, доводит дело до конца. Он ровен в отношениях, в меру общителен, не любит попусту болтать. Флегматику, как говорит И.П. Павлов, «свойствен в известной мере аутизм, но это не аутизм меланхолика. Аутизм здесь — желание экономить силы, попусту не растрачивать силы».
Недостатком флегматика является его инертность, малоподвижность. Инертность сказывается и на косности его стереотипов, трудности его перестройки. Однако это качество, инертность, имеет в то же время и положительное значение, содействует основательности и постоянству личности.
«Меланхолический темперамент, — как пишет И.П. Павлов, — характеризуется слабостью, это явно тормозной тип нервной системы. Для меланхолика, очевидно, каждое явление жизни становится тормозящим его агентом, раз он ни во что не верит, ни на что не надеется, во всем видит и ожидает только плохое, опасное» [5, т. I, с. 191]. И.П. Павлов называет меланхолика аутичным типом и объясняет его аутизм тем, что у него возникает страх перед новой обстановкой, она его тормозит [5, т. 1, с. 191].
Меланхолик застенчив, нерешителен, робок. Однако в спокойной, привычной обстановке меланхолик может быть хорошим тружеником, успешно справляться с жизненными задачами.
Хотя темперамент, конечно, не может определять отношений личности, ее стремлений и интересов, ее идеалов, т. е. всего богатства содержания внутренней жизни человека, однако характеристика динамической стороны имеет существенное значение для понимания сложного образа поведения, характера человека. То, насколько человек проявляет энергию и неутомимость, способность страстно увлекаться, насколько он проявляет уравновешенность в поведении, гибкость, динамичность и экспансивность в реакциях, говорит о качественных особенностях личности и ее возможностях, определенным образом сказывающихся на трудовой и общественной деятельности индивида. Таким образом, темперамент не является чем-то внешним в характере человека, а органически входит в его структуру. Жизненные впечатления, воспитание и обучение на естественной основной ткани темперамента — типе высшей нервной деятельности — постепенно ткут узоры. Канва и узор в конечном итоге представляют собой
325
единство — характер, о котором И.П. Павлов говорит как о сплаве типа нервной системы и жизненных влияний, обучения и воспитания, закрепившихся в виде тех или иных способов реагирования.
Отношения личности, ее убеждения, стремления, сознание необходимости и долга позволяют преодолевать одни импульсы, тренировать другие для того, чтобы организовать свое поведение в соответствии с общественными и государственными требованиями.
Таким образом, изолированно рассматривать темперамент и тем более возводить его в какую-то неизменную форму характера было бы огромной ошибкой.
Темперамент не односторонне и тем более не фатально определяет путь развития специфических особенностей характера, темперамент сам преобразуется под влиянием качеств характера. Развитие характера и темперамента в этом смысле является взаимообусловленным процессом.
ЛИТЕРАТУРА
Викторов П. Учение о личности как нервно-психическом организме. Вып. 1. М., 1887.
Выготский Л.С. Педагогическая психология. Изд. 2-е. М.
Левитов Н.Д. Вопросы психологии характера. М., 1952.
Павлов И.П. Двадцатилетний опыт. М., 1951.
Павловские среды, т. I, II. М.; Л., 1949.
Психология. Подред. К.Н. Корнилова, А.А. Смирнова, Б.М.Теплова. М., 1948.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. Изд. 2-е. М.,1946.
Теплов Б.М. Психология. Учебник для средней школы. М.; Л., 1951.
Н.Д. Левитов
ПРОБЛЕМА ХАРАКТЕРА В СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ1
1
Проблема характера занимает видное место в психологии начиная с древности, когда Теофраст, которого с полным основанием можно считать пионером в постановке данной проблемы, написал свою знаменитую по резонансу в науке книгу «Характеры». В XVIII в. развернулась интенсивная полемика о происхождении характера между К. Гельвецием и Д. Дидро. Особое внимание психологии характера уделялось в XIX в. Достаточно указать на работы английских ученых Дж. Ст. Милля, Гадьтона, Бэна, французских исследователей Пере, Фулье, Рибо, Полана, Малапера, занимавшихся по преимуществу типологией характера, монографии немецких ученых Штерна, Кречмера, Гофмана, Эвальда, Клягеса. В свое время Дж. Ст. Милль предложил выделить как особую науку этологию, подразумевая под ней характерологию, поскольку до Теофраста для обознания тех свойств или черт характера, которые впоследствии получили название «характер», употреблялся термин «этос».
Популярности изучения характера способствовало большое значение этой проблемы в жизни. Поэтому она издавна привлекала внимание не только психологов, но и моралистов (Монтень, Лярошфуко, Лябрюйер, Вовенарг). Характер -одно из стержневых понятий и в литературоведении.
Большое место проблема характера занимала и в нашей отечественной психологии, в работах Лесгафта, Ушинского, Каптерева и особенно Лазурского, предложившего выделить особую науку о характере, или характерологию. Можно сказать, что в нашей психологии создалась своего рода традиция рассмотрения психических особенностей человека в характерологическом аспекте, причем в противоположность французским психологам-функционалистам наши психологи, не ограничиваясь аналитическим рассмотрением характера, делали акцент на его целостности и индивидуальном своеобразии. Предложенные Лесгафтом и Лазурским типологии характеров не маскировали, а скорее обнажали многообразие индивидуальных характеров в пределах одного и того же типа.
С 40-50-х годов в советской психологии наблюдается резкий подъем интереса к проблеме характера. Свидетельством этому служат четыре докторские диссертации, трактующие тему о характере с разных сторон, но во всех случаях достаточно широко: И.В. Страхова «Эмоциональные компоненты характера школьника в связи с общей характерологией» (1940), Н.Д. Левитова «Проблема характера в психологии» (1942), В.С. Филатова «Учение о характере и его формировании в условиях социалистического общества» (1952), А.Г. Ковалева «Типические особенности характера старшего школьника» (1953).
Большая обзорная статья В.А. Крутецкого «Проблема характера в советской психологии» (1960) содержит в себе тщательно проанализированный итог всего сделанного советскими психологами по проблеме характера. Этот анализ завершается указаниями на перспективы дальнейших исследований, которые должны быть направлены на многие, еще не получившие решения вопросы.
1 Вопросы психологии. 1970, № 5.
327
Однако после отмеченного периода повышенного интереса к характерологии в советской науке произошло достаточно резко выраженное падение интереса, хотя глава «Характер» продолжает занимать свое место в учебниках и учебных пособиях по психологии.
Возникает вопрос: как обстоит дело с характерологией в зарубежной науке?
В 1957 г. вышла книга «Перспективы теории личности», содержащая материалы симпозиума, в котором приняли участие психологи США, Англии, Франции, ФРГ, Италии, Швейцарии и Голландии. Этот симпозиум дает достаточный материал для суждения о состоянии проблемы характера за рубежом.
Общее впечатление от симпозиума таково, что в США интерес к проблеме характера значительно ниже, чем в Западной Европе - во всяком случае термин «характер» у психологов США менее употребителен.
Если посмотреть вышедшие за последнее время в США монографии по психологии личности, например Кэттела, Мэрфи, Мюррей, Дреджера, Лазаруса, то ни в одной из них не только нет главы, посвященной характеру, но проблема характера серьезно даже не обсуждается. Мэрфи недвусмысленно высказался зато, чтобы термин «характер», как и термин «темперамент», изъять из употребления в науке.
В периодической американской психологической литературе за последние годы не помещались статьи по исследованию характера, и знаменательно, что слово «характер» снято из заголовка журнала «Характер и личность» (оставлено лишь наименование «личность»).
2
Следует выяснить причины, побудившие ряд ученых изъять из актуальной проблематики психологии проблему характера: то ли психологам не с чем выступать по этой проблеме, то ли они придают ей второстепенное значение, считая нецелесообразным выделять характер в структуре и динамике личности. Основных причин такого положения можно выделить три:
а) тенденция отождествлять характер с личностью, которая будто бы является более изученной, чем характер; б) отнесение характера к этике и тем самым признание незакономерности его включения в систему психологии; в) сомнение в возможности изучения характера как уникального явления.
Нередко психологи склонны считать личность и характер синонимическими понятиями и поэтому не находят нужным выделять характер. Так, Дреджер пишет, что нельзя отчетливо дифференцировать «характер» и «личность». Немецкий термин означает приблизительно то же самое, что «личность» для многих английских и американских авторитетов. Согласно Кендлеру, личность — «организация конфигураций поведения, которая характеризует личность как индивидуума в различных ситуациях». Данное определение с полным основанием может быть отнесено к характеру. Такое же значение имеет и определение, сделанное Байроном. «Сфера личности» определяется как та отрасль психологии, которая имеет дело с измерениями индивидуальных различий. Эти измерения понимаются как варианты личности.
Не отождествляя характер в широком и скорее формальном смысле с личностью, можно считать его особым аспектом личности. Согласно нашему определению, характер представляет собой «индивидуальные ярко выраженные и каче
328
ственно своеобразные психологические черты человека, влияющие на его поведение и поступки». Подобным же образом понимает характер и К.К. Платонов: «Совокупность наиболее ярко выраженных и относительно устойчивых ее (личности.— Н.Л.) черт, типичных для данного человека и систематически проявляющихся в его действиях и поступках». Не считая правомерным интерпретировать характер как компонент личности, К.К. Платонов дает такое конденсированное определение: «Характер — это личность в своеобразии ее деятельности».
Мы предпочитаем в определении характера говорить об индивидуально своеобразных и ярко выраженных психических чертах не личности, а человека, потому что, хотя область личности в настоящее время является одной их самых популярных, если не самой популярной в психологии, все же остается еще много нерешенных и запутанных вопросов в самом понимании того, что такое личность и какова ее психологическая структура.
Как правильно говорит К.К. Платонов, «единого общепризнанного понимания личности еще нет». Олпорт еще в 1937 г. нашел свыше 50 разных определений личности.
Следует отметить, что в понимании характера у советских психологов наблюдаются значительно большее единство и определенность, хотя и в этой области немало нерешенных вопросов. Во всех учебниках и учебных пособиях и монографиях характер определяется примерно так, как у К. К. Платонова и в нашей книге. Вся разница заключается в том, что в одних случаях говорится о характере в широком смысле слова, в других — в более строгом.
В зарубежной психологии нередко характер определяется как личность в ее этическом аспекте и на этом основании делается неправильный вывод, что характер - предмет изучения не психологии, а этики.
Эта точка зрения прежде всего принадлежит Г. Олпорту. Он пишет: «Мы предпочитаем определять характер как личность оцениваемую, а личность, если хотите, как характер неоцениваемый». И продолжает: «Этическая теория — важная отрасль философии, но ее не следует смешивать с психологией личности». Таким образом, Олпорт относит изучение характера к компетенции этики.
Нельзя свести характер только к моральным чертам, и это признают даже те психологи, которые считают характерологию моральной концепцией. Олпорт, чувствуя неправомерность сведения характера к одним этическим чертам, предложил называть ярко выраженные черты личности ее конфигурацией, а индивидуальный стиль жизни - характеристикой.
Характер не только аспект, но и компонент личности. К сожалению, нет общепринятого понимания структуры личности. К.К. Платонов сделал попытку детально разработать структуру личности, представив ее как объединение нескольких субструктур, но эта попытка вызывает большие сомнения.
Следует признать, что до настоящего времени сохраняет свою убедительность та структура личности, которую предложил С.Л. Рубинштейн в пятой части своей книги «Основы общей психологии». Он различал в личности направленность, способности, темперамент, характер и самосознание. Несколько искусственно к этим действительно важнейшим компонентам личности присоединен ее жизненный путь, который имеет большое значение для понимания генезиса личности, но не идет в один ряд с направленностью, способностями, темпераментом, характером и самосознанием. Фактически понимание компонентов личности,
329
выдвинутое С.Л. Рубинштейном, разделяется А.Е Ковалевым, когда он говорит о сложных структурах, противопоставляя эти структуры простым и в этом отношении сближаясь с Айзенком, предложившим иерархическую структуру личности, начинающуюся с простых реакций и кончающуюся сложными чертами и типами.
Понимание характера не только как аспекта, но и как компонента личности вполне оправдано. Как компонент личности характер в работах всех советских психологов трактуется как выражение черт направленности или системы отношений и волевых черт. В нашей монографии характер в строгом смысле слова определяется как «психологический склад личности, выраженный в ее направленности и воле». В других определениях характера, например В.А. Крутецкого в учебнике психологии под ред. А.А. Смирнова или в учебном пособии под род. А. Г. Ковалева, указывается лишь направленность или система отношений, но при раскрытии структуры характера самое существенное значение придается воле. По существу, В.А. Крутецкий столько же внимания уделяет чертам характера, выражающим направленность человека (отношение к обществу, коллективу, другим людям), сколько и волевым чертам (целеустремленность, настойчивость, выдержка, дисциплинированность, мужество и смелость). Всеми советскими психологами воля признается «хребтом характера». Английский психолог Вебб еще в 1915 г. отметил волевой характер, а в 1939 г. Берт при изучении детей выделил фактор, названный им «общая эмоциональность», под которой понимал, с одной стороны, невротическую неустойчивость, а с другой - настойчивость.
Психологи США обычно не выделяют характер в качестве компонента личности, хотя есть и исключения. Так, Р. Гилфорд к характерологическим факторам личности отнес факторы потребности в самоопределении, в свободе и самостоятельности, сознательность, дисциплинированность и честность. Эти факторы принадлежат скорее моральной сфере, но имеют не только этическое, но и волевое содержание.
Кэттел среди основных факторов («первичных черт») личности указывает силу и слабость «сверх-я», что, по его заявлению, «соответствует общепринятому значению характера». Сила «сверх-я» в данном случае означает силу воли человека, действующего твердо и принципиально, а слабость «сверх-я» - слабость воли человека, неустойчивого в своих действиях, непринципиального.
Несомненно, волевые черты наиболее проявляются в характере как компоненте личности, где они варьируют в зависимости от черт направленности и потому должны изучаться в целостном характере.
Следует восстановить в правах психологию характера как предмет человековедения, что, несомненно, должно помочь глубже понять личность во всем многообразии ее индивидуальных и типических вариантов.
Ю.Б. Гиппенрейтер
ТЕМПЕРАМЕНТ, ХАРАКТЕР, ЛИЧНОСТЬ: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ1
Цель настоящей статьи - обсудить соотношение главных понятий, характеризующих человеческую индивидуальность: «темперамент», «характер», «личность», и с выбранных методологических позиций рассмотреть основные достижения, а также дискуссионные проблемы в этой области дифференциальной психологии.
Темперамент
Учение о темпераменте имеет давнюю и сложную историю. На протяжении этой истории темперамент всегда связывался с органическими основами, или физиологическими особенностями, организма.
Корнями физиологическая ветвь учения о темпераменте уходит в античный период. Гиппократ (V в. до н. э.) описал четыре типа темперамента, исходя из физиологических представлений того времени. Считалось, что в организме человека имеется четыре основных жидкости, или «сока»: кровь, слизь, желтая желчь и черная желчь. Смешиваясь в каждом человеке в определенных пропорциях, они и составляют его темперамент (лат. temperamentum — смесь, соотношение). Конкретное наименование каждый темперамент получил по названию той жидкости, которая якобы преобладает в организме. Соответственно были выделены типы темперамента: сангвинический (от лат. sanguis - кровь), холерический (от греч. chole - желчь), флегматический (от греч. phlegma — слизь) и меланхолический (от греч. melaina chole — черная желчь).
У Гиппократа был чисто физиологический подход к темпераменту. Он не связывал его с психической жизнью человека и говорил даже о темпераменте отдельных органов, например сердца или печени. Но со временем появились умозаключения о том, какие психические свойства должны быть у человека, в организме которого преобладает кровь, желтая желчь и т. д. Отсюда и появились психологические «портреты» различных темпераментов. Первая такая попытка принадлежит тоже античному врачу Галену (II в. н. э.). Много позднее, в конце XVIII в., психологические портреты четырех темпераментов дал И. Кант, который писал, что они составлены «по аналогии игры чувств и желания с телесными движущими причинами» [40, с. 148].
Кантовские описания темпераментов были повторены потом во многих и многих источниках. Более того, предоставляя с самого начала полунаучные-по-лухудожественные образы, они довольно быстро перешли в общую культуру. В качестве примера можно привести описания темпераментов Стендалем. В них содержатся все признаки общежитейского представления о темпераментах, которое мало изменилось и по настоящий день. Признаки эти следующие: во-пер
1 Текст написан на основе статьи автора «Понятие личности в трудах А.Н. Леонтьева и проблема исследования характера», М, Вестник МГУ, серия 14. «Психология», 1883, № 4, и кн. «Введения в общую психологию», М., 1996, Лекция 14.
331
вых, сохраняются четыре гиппократовских типа; во-вторых, обязательно предполагаются биологические основы обсуждаемых психических свойств (порой эти «основы» выглядят достаточно фантастично); в-третьих, что особенно следует подчеркнуть, в темперамент включается очень широкий список поведенческих проявлений: от быстроты и резкости движений до способов объяснения в любви и манеры ведения войны.
Собственно научное развитие «учения о темпераментах» шло по двум основным линиям: физиологической и психологической.
Развитие физиологической линии состояло в последовательной смене представлений об органических основах темпераментов. Перечислим несколько основных гипотез этого рода: химический состав крови (кровь — главная жидкость в организме); ширина и толщина кровеносных сосудов; особенности обмена веществ; деятельность желез внутренней секреции; тонус нервных и мышечных тканей, и наконец (последняя гипотеза), свойства нервной системы. Наиболее серьезная попытка подвести физиологическую базу под темперамент связана с именем И.П. Павлова, а также с именами отечественных психологов Б.М. Теп-лова и В.Д. Небылицына. Первоначально в школе Павлова эта физиологическая концепция получила название «учения о типах нервной системы», а позже она трансформировалась в «учение о свойствах нервной системы». Многочисленные факты заставили И.П. Павлова отказаться от рассмотрения типа НС в качестве физиологической базы темперамента, понимаемого как «картина поведения»; Он ввел понятия «генотип» и «фенотип». Генотип Павлов определил как прирожденный тип нервной системы, фенотип - как склад высшей нервной деятельности, который образуется в результате комбинации врожденных особенностей и условий воспитания. Генотип Павлов связал с понятием «темперамент», а фенотип - с понятием «характер». Это очень важный момент, поскольку тем самым Павлов, по сути, дал чисто физиологическую интерпретацию темперамента, отрешившись от его психологических аспектов.
Поиск физиологических, или, при другом понимании, врожденных, основ индивидуальных различий продолжается и по сей день. Спектр поисков снова вышел за пределы центральной нервной системы. Ведь ЦНС не существует отдельно от организма. Ее особенности - частное проявление своеобразия организма человека вообще; оно обнаруживается также и в особенностях его морфологии, и в деятельности его эндокринных систем, и в общем гуморальном фоне и во многом другом.
Подводя итог развитию «учения о темпераментах», можно сказать, что представление о четырех типах темперамента стало достоянием истории. Эти четыре типа уже нигде не фигурируют в научной литературе — ни в плане психологическом, ни в плане физиологическом.
В настоящее время под темпераментом понимаются динамические аспекты поведения, или, при другой формулировке, динамические характеристики психической деятельности. Выделяют три сферы проявления темперамента: общую активность, особенности моторной сферы и свойства эмоциональности.
Общая активность определяется интенсивностью и объемом взаимодействия человека с окружающей средой — физической и социальной. По этому параметру человек может быть инертным, пассивным, спокойным, инициативным, активным, стремительным.
332
В моторной сфере темперамент проявляется в свойствах движений: их темпе, быстроте, ритме и общем количестве.
Когда говорят об эмоциональности как проявлении темперамента, то имеют в виду впечатлительность, чувствительность, импульсивность и т. п.
Однако в среде психологов нет единодушного мнения относительно того, какие именно аспекты поведения могут быть названы «формально-динамическими». В качестве таковых перечисляются и «предельно формальные» особенности поведения, такие как теми, ритм, впечатлительность, импульсивность, и более «содержательные» свойства, которые чаще относят к характеру, например инициативность, стойкость, ответственность, терпимость, кооперативность, и даже такие личностно-мотивационные особенности, как любовь к комфорту, стремление к господству и т. п. Тенденция неправомерно расширять круг свойств темперамента особенно характерна для авторов так называемых факторных исследований личности (Р. Мейли).
В качестве самого общего итога приходится констатировать, что, хотя понятия темперамент и характер в психологии различаются, четкой границы между ними не проводится. Темперамент продолжает пониматься в самом общем и приблизительном смысле либо как «природная основа», либо как «динамическая основа» характера. Многое же из того, что составляло ранее психологическую часть представлений о темпераменте, ассимилировано характерологией.
Характер и личность
Понятие «характер» также трактуется в психологии далеко не однозначно. Выше уже обсуждались трудности различения характера и темперамента. Еще больше спорных вопросов возникает при попытке развести понятия «характер» и «личность». Причина в том, что в психологической литературе продолжает широко использоваться более традиционная, расширенная, трактовка понятия «личность». Согласно этой трактовке, в структуру личности входят все психологические характеристики человека, а также морфофизиологические особенности его организма (см., например, Ананьев, 1977; С.Л. Рубинштейн, 1976). Популярность и стойкость такого расширенного понимания личности определяется тем, что оно совпадает с общежитейским значением этого слова: для обыденного сознания личность - это конкретный человек со всеми его индивидуальными особенностями.
Понятие личности в узком смысле
Опора на общежитейский опыт и интуицию - необходимый момент научного знания. Но это не значит, что научные понятия должны совпадать с житейскими по своему содержанию, объему и границам. Иногда они входят в противоречие с так называемым здравым смыслом и тем не менее, а может быть и благодаря этому, становятся мощными орудиями познания действительности.
Так обстоит дело и с понятием личности в узком смысле. Оно противостоит житейской тенденции обозначать этим термином «эмпирическую тотальность» или все то, что, по меткому выражению А.Н. Леонтьева, находится под кожей человека . Представление о личности в узком смысле подробно развито в одной из последних работ А.Н. Леонтьева (Леонтьев, 1977), где через призму этого поня
333
тия решаются такие фундаментальные проблемы, как формирование и основы типологии личности, образующие личности и др. Однако потенциальные возможности такого понимания личности значительно превосходят те реализации, которые успел осуществить сам автор. Ниже мы рассмотрим в свете представлений о личности в узком смысле проблему характера. В разработке А.Н. Леонтьевым проблемы «индивид и личность» содержатся, на наш взгляд, все предпосылки для ответа на вопросы о том, что такое характер и как соотносятся характер и личность.
Остановимся сначала на леонтьевском понимании личности, особенно выделив те его аспекты, которые важны для обозначенной темы.
1.	Полезно сразу указать на то, что к личности не относится. Это прежде всего генотипически обусловленные особенности человека: «физическая конституция, тип нервной системы, темперамент, динамические силы биологических потребностей, аффективность», природные задатки, а также прижизненно приобретенные навыки, знания и умения, в том числе профессиональные (там же, с. 176).
Перечисленное составляет индивидные свойства человека. Понятие индивид, по А.Н. Леонтьеву, отражает, во-первых, целостность и неделимость отдельной особи данного биологического вида, во-вторых, особенности конкретного представителя вида, отличающие его от других представителей того же вида.
2.	Личность — это образование особого типа. Это психологическое новообразование, порождаемое жизнью человека в обществе. Образующими личность и одновременно формами ее реального бытия являются общественные отношения, в которые субъект вступает в процессе деятельности.
Соподчинение различных деятельностей создает основание личности. Психологически иерархия деятельностей выражается в иерархии мотивов. Развитие, трансформации, смещения мотивов образуют «жизнь человека как личности» (там же, с. 189).
3.	Формирование личности происходит в онтогенезе. Ни животное, ни новорожденный ребенок не могут быть личностью. Первые «узлы» личности завязываются тогда, когда непосредственные побуждения ребенка начинают подчиняться социально заданным мотивам (там же, с. 188, 208). Второе рождение личности происходит, когда процесс соподчинения мотивов из стихийного превращается в сознательный, когда в сознании субъекта начинают активно соотноситься различные мотивы, осуществляться их подчинение и переподчинение. Это событие знаменует «подлинное рождение личности», которое меняет «ход всего последующего психического развития» (там же, с. 212-213).
Как происходит взаимодействие индивидных и личностных свойств в процессе онтогенеза? Индивидные свойства, в том числе генотипически обусловленные, могут многообразно меняться в ходе жизни человека, однако от этого личностными они не становятся (там же, с. 176-177). Личность не есть обогащенный предшествующим опытом индивид. Свойства индивида не переходят в свойства личности. Хотя и трансформированные, они так и остаются индивидными свойствами. Они не определяют складывающейся личности, а составляют предпосылки и условия формирования последней. Позже они могут выступить как предмет действий или отношений субъекта к его собственным природньм или приобретенным неличностным особенностям.
334
Характер. Множественность значений
Разобранное представление о личности позволяет дать более точный ответ на вопрос, что такое характер. Однако это сделать непросто. Дело в том, что в литературе встречаются все возможные варианты решения вопроса о соотношении характера и личности. Эти понятия практически отождествляются и соответствующие термины употребляются как синонимы; характер включается в личность и рассматривается как ее подструктура; наоборот, личность входит в характер как его специфическая часть; личность и характер «пересекаются»: круги черт характера и личности образуют некую общую область.
Если обратиться к одному из самых ранних описаний «характеров», принадлежащему Феофрасту (1974), то нетрудно увидеть, что в действительности речь в них идет об отрицательных личностных чертах. Под заголовками «Лесть», «Крохоборство», «Подлокорыстие» и т. п. Феофраст рисует гротескные портреты людей - носителей какого-нибудь одного порока, по существу — стойкого ведущего мотива: угодничества, мелкого стяжательства, постыдной корысти и проч.
И. Кант (1966) применяет понятие «характер» к тем людям, которые руководствуются в своем поведении твердыми принципами «максимами». Но установление принципов и следование им является функцией, высшей инстанции личности — ее самосознания, так что и кантовский характер, по существу, есть проявление личности в узком смысле.
«Личностная», если можно так выразиться, интерпретация характера типична и для многих современных авторов, как зарубежных, так и отечественных. Так, Э. Фромм (1982), раскрывая понятие «социальный характер», включает в структуру индивидуального характера такие черты, как милитаристские устремления нацистов или страсть к бережливости у мелкого лавочника.
Б.Г. Ананьев считает обязательным подходить к чертам характера со стороны их «жизненного содержания» (Ананьев, 1980). Черты характера, по его мнению, образуются из отношений, но не любых, а тех, которые, во-первых, «существенны», во-вторых, «укоренились в личности». Существенными и потому главными характерообразующими отношениями, по мысли Б.Г. Ананьева, являются «отношения к обществу и идеологии, труду, другим людям и самому себе» (там же, с. 63).
С.Л. Рубинштейн также подчеркивает момент устойчивости, или закрепленности, как признак черт характера. Однако источник характера он видит не в отношениях, а в мотивах и побуждениях. Последние возникают сначала как ситуационно обусловленные, вызванные стечением внешних обстоятельств; со временем они «генерализуются» и закрепляются в виде свойств характера. «Побуждение, мотив, — резюмирует С.Л. Рубинштейн, — это свойство характера в его генезе», а воспитание характера — «это отбор и «прививка» надлежащих мотивов путем их генерализации и стереотипизации» (Рубинштейн, 1976, с. 248).
Нет необходимости приводить сходные точки зрения на характер других авторов. Они рассмотрены в обзорной статье Н.Д. Левитова и резюмированы в следующем его выводе: «Как компонент личности характер в работах всех советских психологов трактуется как выражение направленности или системы отношений и волевых черт» (Левитов, 1970, с. 17). Итак, если взять за основу «диаду», обозначенную в приведенном выводе (направленность/или отношения/и воля), то можно сказать определенно, что так понимаемый характер практически совпадает с личностью в узком смысле, ибо и направленность (мотивы и вытекающие
335
из них отношения), и воля есть основные образующие и основные проявления личности.
Из всего сказанного становится ясно, что призыв «восстановить в правах психологию характера» (Левитов, 1970, с. 21) можно реализовать только в том случае, если «характер» и «личность» перестанут употребляться как синонимы, т. е. если понятие «характер» будет адресоваться к иной действительности, чем понятие «личность». Такая специальная, или узкая, трактовка характера в литературе тоже существует.
Понятие характера в узком смысле
Характер в узком смысле слова определяется как совокупность устойчивых свойств индивида, в которых выражаются способы его поведения и способы эмоционального реагирования.
При таком определении характера его свойства, так же как и свойства темперамента, могут быть отнесены к формально-динамическим особенностям поведения. Однако в первом случае эти свойства, если можно так выразиться, предельно формальны, во втором же они несут признаки несколько большей содержательности, оформленности. Так, для двигательной сферы прилагательными, описывающими темперамент, будут «быстрый», «подвижный», «резкий», «вялый», а качествами характера «собранный», «организованный», «аккуратный», «расхлябанный». Для характеристики эмоциональной сферы в случае темперамента применяют такие слова, как, «живой», «импульсивный», «вспыльчивый», «чувствительный», а в случае характера «добродушный», «замкнутый», «недоверчивый». Впрочем, как уже говорилось, граница, разделяющая темперамент и характер, достаточно условна. Гораздо важнее глубже понять различие между характером и личностью (в узком смысле). Скажем об этом несколько дополнительных слов.
Посмотрим, как употребляются эти понятия в обыденной речи. Прежде всего, обратим внимание на то, как сильно различаются наборы прилагательных, которые применяются для описания личности и характера. Говорят о личности «высокой», «выдающейся», «творческой», «серой», «преступной» и т. п. В отношении характера используются такие прилагательные, как «тяжелый», «жестокий», «железный», «мягкий», «золотой». Ведь мы не говорим «высокий характер» или «мягкая личность».
Таким образом, анализ житейской терминологии показывает, что налицо разные образования. Но еще более убеждает в этом следующее соображение: когда даются оценки характера и личности одного и того же человека, то эти оценки могут не только не совпадать, но и быть противоположными по знаку.
Вспомним для примера личности выдающихся людей. Возникает вопрос: известны ли истории великих людей с плохим характером? Да сколько угодно. Существует мнение, что тяжелым характером отличался Ф.М. Достоевский, очень «крутой» характер был у И.П. Павлова. Однако это не помешало обоим стать выдающимися личностями. Значит, характер и личность далеко не одно и то же.
Интересно в связи с этим одно высказывание П.Б. Ганнушкина. Констатируя тот факт, что высокая одаренность часто сочетается с психопатией, он пишет, что для оценки творческих личностей недостатки их характера не имеют значения. «Историю, — пишет он, — интересует только творение и главным образом те
336
его элементы, которые имеют не личный, индивидуальный, а общий, непреходящий характер» [Ганнушкин 1964, с. 267].
Итак, «творение» человека есть по преимуществу выражение его личности. Потомки используют результаты деятельности личности, а не характера. А вот с характером человека сталкиваются не потомки, а непосредственно окружающие его люди: родные и близкие, друзья, коллеги. Они несут на себе бремя его характера. Для них, в отличие от потомков, характер человека может стать, и часто становится, более значимым, чем его личность.
Если попытаться совсем кратко выразить суть различий между характером и личностью, то можно сказать, что черты характера отражают то, как действует человек, а черты личности - то, ради чего он действует. При этом очевидно, что способы поведения и направленность личности относительно независимы: применяя одни и те же способы, можно добиваться разных целей и, наоборот, устремляться к одной и той же цели разными способами.
Типологии характера: описания и проблемы
Теперь обратимся к описаниям характера и к обсуждению основных проблем, которые поднимались в связи с ними. Наиболее интересные и жизненно правдивые описания характера (известные как «типологии характера») возникли в пограничной области, на стыке двух дисциплин: психологии и психиатрии. Они принадлежат талантливым клиницистам, которые в своих типологиях обобщили многолетний опыт работы с людьми - опыт наблюдения за их поведением, изучения их судеб, помощи им в жизненных трудностях. Здесь встречаются такие имена, как К. Юнг, Э. Кречмер, П.Б. Ганнушкин, К. Леонгард, А.Е. Личко и др.
Первые работы этого направления содержали небольшое число типов. Так, Юнг выделил два основных типа характера: экстравертированный и интроверти-рованный; Кречмер также описал всего два типа: циклоидный и шизоидный. Со временем же число типов увеличилось. У Ганнушкина мы находим уже порядка семи типов (или «групп») характеров; у Леонгарда и Личко - десять-одиннадцать.
Степени выраженности характера. Психопатии
Практически все авторы типологий подчеркивали, что характер может быть более и менее выражен. Представьте себе ось, на которой изображена интенсивность проявлений, характеров. Тогда на ней обозначатся следующие три зоны (рис. 1); зона абсолютно «нормальных» характеров, зона выраженных характеров (они получили название акцентуаций) и зона сильных отклонений характера, или психопатии. Первая и вторая зоны относятся к норме (в широком смысле), третья к патологии характера. Соответственно, акцентуации характера рассматриваются как крайние варианты нормы. Они, в свою очередь, подразделяются на явные и скрытые акцентуации.
Различение между патологическими и нормальными характерами, включающими акцентуации, очень важно. По одну сторону черты, разделяющей вторую и третью зоны, оказываются индивиды, подлежащие ведению психологии, по другую малой психиатрии. Конечно, «черта» эта размыта. Тем не менее существуют критерии, которые позволяют ее приблизительно локализовать на оси «интенсивности» характеров.
337
Рис. 1. Ось степени выраженности характера: I - «средние» характеры;
II — акцентуированные характеры: а — скрытые акцентуации; б — явные акцентуации;
III - психопатии. Обозначения: Н - норма, П - патология.
Таких критериев три, и они известны как критерии психопатий Ганнушкина -Кербикова.
Характер можно считать патологическим, т. е. расценивать как психопатию, если он относительно стабилен во времени, т. е. мало меняется в течение жизни. «Этот первый признак, по мнению А.Е. Личко, хорошо иллюстрируется поговоркой: «Каков в колыбельке, таков и в могилку».
Второй признак — тотальность проявлений характера: при психопатиях одни и те же черты характера обнаруживаются всюду: и дома, и на работе, и на отдыхе, и среди знакомых, и среди чужих, короче говоря, в любых обстоятельствах. Если же человек, предположим, дома один, а «на людях» — другой, то он не психопат.
Наконец, третий и, пожалуй, самый важный признак психопатий — это со-циальная дезадаптация. Последняя заключается в том, что у человека постоянно возникают жизненные трудности, причем эти трудности испытывает либо он сам, либо окружающие его люди, либо и тот и другие вместе. Вот такой простой житейский и в то же время вполне научный критерий.
Остановимся для примера на двух типах психопатий, описанных Ганнушкиным2.
Первый выбранный тип принадлежит к астенической группе. Эта группа включает (как разновидности): неврастеников и психастеников. Их общие свойства — повышенная чувствительность и быстрая истощаемостъ. Они возбудимы и истощаемы в нервно-психическом смысле.
В случае неврастении сюда добавляются еще некоторые соматические расстройства: человек жалуется на периодически возникающие неприятные ощущения, боли, покалывания, плохую работу кишечника, плохой сон, усиленное сердцебиение и т. п. Все эти неполадки в работе организма имеют психогенную природу, заметная органическая основа их, как правило, отсутствует. Они возникают по причине слишком повышенного внимания неврастеника к отправлениям своего организма. Тревожно вникая в них, он еще более их расстраивает.
2 П.Б. Ганнушкин «Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика» (1933).
338
Теперь о трудностях в социальной жизни. Слабость и истощаемость астеников приводит к тому, что их деятельность, как правило, оказывается малоэффективной. Они плохо преуспевают в деле, не занимают высоких постов. Из-за частых неудач у них развивается низкая самооценка и болезненное самолюбие. Их притязания обычно выше, чем их возможности. Они тщеславны, самолюбивы и в то же время не могут достичь всего того, к чему стремятся. В результате у них образуются и усиливаются такие черты характера, как робость, неуверенность, мнительность.
У психастеников нет соматических расстройств, зато добавляются другие качества — боязливость, нерешительность, сомнения во всем. Они сомневаются относительно настоящего, будущего и прошлого. Часто их одолевают ложные опасения за свою жизнь и за жизнь близких. Им очень трудно начать какое-то дело: они принимают решение, потом отступают, снова собираются с силами и т. д. Им трудно принимать решения потому, что они сомневаются в успехе любого задуманного дела.
С другой стороны, если уж психастеник что-то решил, то должен осуществить это сразу; иными словами, он проявляет крайнюю нетерпеливость. Постоянные сомнения, нерешительность и нетерпеливость - вот такое парадоксальное сочетание свойств. Однако оно имеет свою «логику»: психастеник торопит события потому, что опасается, как бы что-нибудь не помешало совершить задуманное; иными словами, нетерпеливость происходит из той же неуверенности.
Таким образом, астеники в основном сами страдают от своего характера. Но у них есть некоторые особенности, которые заставляют страдать окружающих близких. Дело в том, что мелкие обиды, унижения и уколы самолюбия, которых много в жизни астеника, накапливаются и требуют выхода. И тогда они прорываются в виде гневных вспышек, приступов раздражения. Но это случается, как правило, не среди чужих людей - там астеник предпочитает сдерживаться, - а дома, в кругу близких. В результате робкий астеник может стать настоящим тираном семьи. Впрочем, эмоциональные взрывы быстро сходят на нет и кончаются слезами и раскаянием.
П.Б. Ганнушкин не приводит примеров конкретных людей носителей патологических характеров. Однако приобретать опыт в распознавании резко выраженных черт и типов характеров в их жизненных проявлениях очень важно. Поэтому в порядке упражнения разберем один образ из художественной литературы.
В романе Ф.М. Достоевского «Идиот» есть персонаж, который, как мне кажется, обнаруживает многие черты психастеника. Это Гавриил Ардалионович Иволгин, или просто Ганя, как его называют в романе.
Ганя — мелкий чиновник, он служит секретарем у генерала Епанчина. Уже с самого начала Достоевский дает нам почувствовать какое-то внутреннее напряжение, присущее этому герою. Так, при первом знакомстве с ним князю Мышкину показалось, что улыбка Гани слишком тонка, а взгляд — неестественен. «Он, должно быть, когда один, совсем не так смотрит и, может быть, никогда не смеется», — подумал князь [8, т. 8. с. 21].
И действительно, внутренний мир Гани — клубок мелких страстей, противоречий, неудовлетворенных желаний. Он очень тщеславен, считает, что заслуживает положения гораздо более высокого, чем то, которое занимает. Ради этого он как будто соглашается жениться на Настасье Филипповне за крупную сумму де
339
нег, которую предлагает ему генерал. Однако решение это далеко не окончательное. Он весь в сомнениях. В мучительных колебаниях он проводит два месяца и в последний день, когда должен дать окончательный ответ, говорит генералу, что да, он согласен, генеральше - что нет, никогда этого не сделает, а Аглае пишет, что по первому ее слову он порвет этот договор окончательно.
Одновременно Ганя подозревает, что Настасье Филипповне известны его истинные мотивы, что она смеется над ним, презирает его и, более того, будто бы что-то против него замышляет.
В эти же два месяца ему рисуются и снятся мучительные сцены встречи Настасьи Филипповны с его матерью и сестрой. Заметим, что это сны по поводу предстоящего будущего. «Может быть, - замечает Достоевский, - он безмерно преувеличивал беду; но с тщеславными людьми всегда так бывает» [35, т. 8, с. 90].
В обществе генерала, членов его семьи, других лиц из высшего света Ганя сдержан, приличен, вежлив. Однако маска светских манер слетает с него, когда он остается один или в обществе князя, которого он ни во что не ставит. Так, получив презрительный ответ от Аглаи, он устраивает в присутствии князя гневную сцену: «А! так вот как! — скрежетал он <...> — А! Она в торги не вступает! — так я вступлю! И увидим! <...> В бараний рог сверну! <...>
Он кривился, бледнел, пенился; грозил кулаком» [там же, с. 74].
В доме он деспот, не желающий считаться с чувствами, интересами и даже мольбами матери и сестры.
Однако острые сцены не для него. Дав князю пощечину, он тут же сникает, теряется, просит прощения. При словах князя о Рогожине, что такой, пожалуй, женится, а потом через неделю зарежет, он так вздрагивает, что князь отшатывается от него. Наконец, в одной из кульминационных сцен романа, когда Настасья Филипповна бросает в огонь принесенные ей Рогожиным 100 тысяч, Ганя падает в обморок.
Итак, в образе Гани можно видеть многие черты, характерные для лиц астенического типа: болезненное самолюбие, тщеславие, сомнения, нерешительность, гневные вспышки в кругу близких и робость на людях, мнительность, тревога и мрачное фантазирование по поводу будущих событий, нервная слабость и истощаемость.
Для сравнения рассмотрим еще один тип психопатий — эпилептоидный.
Характерные признаки лиц этого типа, по Ганнушкину, крайняя раздражительность, доходящая до приступов ярости и гнева; периодические расстройства настроения с примесью тоски, страха, гнева и, наконец, определенные моральные дефекты.
Эта формула раскрывается П.Б. Ганнушкиным в следующих содержательных характеристиках. Эпилептоиды - люди, которые крайне эгоистичны, напряженно деятельны, настойчивы и очень аффективны. Это страстные любители острых ощущений. Они склонны к образованию сверхценных идей. Одновременно у них может наблюдаться скрупулезная мелочность, педантизм, скопидомство. Им свойственны также лицемерие и ханжество.
Во всех проявлениях эпилептоидов содержатся элементы раздражительности, озлобленности, гнева. Этот постоянный аккомпанемент их жизни делает их чрезвычайно тяжелыми для окружающих и близких. Они агрессивны, мелкообидчивы, придирчивы, готовы все критиковать и исправлять, крайне злопамят
340
ны и мстительны. Они также склонны к насильственным действиям, в результате чего оказываются иногда на скамье подсудимых.
Физиологическую основу эпилептоидного характера, по предположению Ганнушкина, составляют сила примитивных влечений, с одной стороны, и вязкость нервных процессов, с другой.
Разберем пример эпилептоидного характера из того же романа Ф.М. Достоевского. Им может служить образ Парфена Рогожина.
Рогожин в каком-то смысле антипод Гане. Это человек без колебаний и сомнений, без размышлений, человек одной страсти. Его страсть к Настасье Филипповне зарождается с первого взгляда. «Я тогда... через Невский перебегал, — рассказывает он князю, — а она из магазина выходит, в карету садится. Так меня тут и прожгло» [там же, с. 11]. И дальше, на протяжении всего романа он добивается Настасьи Филипповны, сметая все на своем пути.
Что он делает на следующий день? Тратит 10 тысяч отцовских денег, чтобы купить ей серьги. Причем отец-скопидом держал своих детей «в смазанных сапогах да на постных щах» и не только за 10 тысяч, а и за 10 целковых мог сжить со свету.
В острых ситуациях Рогожин как рыба в воде. Возьмем ту же сцену с горящими тысячами. Достоевский использует ее (и это его любимый прием) для прояснения характеров сразу многих персонажей.
Посмотрите, кто как ведет себя: астеник Ганя падает в обморок; Настасья Филипповна стоит с «раздувающимися ноздрями и мечет огненные взгляды»; Лебедев ползает на коленях, умоляя разрешить ему самому залезть в камин и положить седую голову на пачку денег; Птицын — бледный, дрожит, не в силах отвести взгляда от денег; князь наблюдает все в грустной задумчивости. Рогожин же обратился в один неподвижный взгляд, прикованный к Настасье Филипповне. Он упивался и был на седьмом небе: «Вот это так королева! — повторял он поминутно <...> — Вот это так по-нашему! <...> Ну кто из вас, мазурики, такую штуку сделает, а?» [там же, с. 146].
Рогожин крайне эгоистичен. Добиваясь Настасьи Филипповны, он не считается с ее чувствами, с ее растерзанным внутренним миром, с ее отчаянием. «Ты вот жалостью, говоришь, ее любишь, — замечает он князю. — Никакой такой во мне нет к ней жалости» [35, т. 8, с. 174]. Он знает, что выйти за него Настасье Филипповне все равно что в воду и даже хуже. И тем не менее упорно преследует ее.
Его страсть постоянно окрашивается злобой и гневом. Он сжимает кулаки на всех возможных или воображаемых соперников. Выслеживает князя — тот постоянно ловит его тяжелый, горячечный взгляд в толпе на вокзале, на улице, в парке.
«Я, - признается князю Рогожин, — как тебя нет перед мною, то тотчас же к тебе злобу и чувствую... Так бы тебя взял и отравил чем-нибудь!» [там же, с. 174].
Кончается тем, что Рогожин выходит на князя с ножом и только чудом тот остается жив. Эти насильственные действия распространяются и на Настасью Филипповну. Психологического насилия, о котором только что говорилось, ему недостаточно; в один прекрасный день он избивает ее, а в конце концов убивает.
Итак, в характере Рогожина выступают следующие «хрестоматийные» черты эпилептоида: склонность к образованию сверхценных идей; сила примитивных влечений; «воля, питаемая неистощимым аффектом»; крайний эгоизм; прене
341
брежение к чувствам и интересам окружающих; гневливость, злобность, мстительность, склонность к насильственным действиям, вплоть до «скамьи подсудимых».
Акцентуации характера
Перейдем к акцентуациям характера. Уже говорилось, что акцентуации — это крайние варианты нормальных характеров. В то же время отклонения акцентуаций от средней нормы также порождают для их носителей (хотя и не в столь сильной степени, как при психопатиях) некоторые проблемы и трудности. Вот почему как сам термин, так и первые исследования акцентуированных характеров появились в работах психиатров. Однако не в меньшей, а может быть в большей, мере проблема акцентуированных характеров относится к общей психологии. Достаточно сказать, что больше половины подростков, обучающихся в обычных средних школах, имеют акцентуированные характеры.
В чем же отличие акцентуаций характера от психопатий? Это важный вопрос, в котором следует разобраться, так как он связан с различием патологии и нормы.
В случае акцентуаций характера может не быть ни одного из перечисленных выше признаков психопатий, по крайней мере, никогда не присутствуют все три признака сразу. Отсутствие первого признака выражается в том, что акцентуированный характер не проходит «красной нитью» через всю жизнь. Обычно он обостряется в подростковом возрасте, а с повзрослением сглаживается. Второй признак - тотальность - также не обязателен: черты акцентуированных характеров проявляются не в любой обстановке, а только в особых условиях. Наконец, социальная дезадаптация при акцентуациях либо не наступает вовсе, либо бывает непродолжительной. При этом поводом для временных разладов с собой и с окружением являются не любые трудные условия (как при психопатиях), а условия, создающие нагрузку на место наименьшего сопротивления характера.
Введение понятия «места наименьшего сопротивления» (или «слабого звена») характера, а также описание этих мест применительно к каждому типу — важный вклад в психологическую теорию характера. Он имеет также неоценимое практическое значение. Слабые места каждого характера надо знать, чтобы избегать неправильных шагов, излишних нагрузок и осложнений в семье, на работе, при воспитании детей, организации собственной жизни и т. п.
Немного мы рассмотрим примеры «слабых мест» отдельных характеров. Но сначала перечислим типы акцентуаций. Они в основном совпадают с типами психопатий, хотя их список шире.
А.Е. Личко выделяет следующие типы акцентуаций: гипертимный, циклоидный, лабильный, астено-невротический, сензитивный, психастенический, шизоидный, эпилептоидный, истероидный, неустойчивый и конформный. Как и в случае психопатий, различные типы могут сочетаться, или смешиваться, в одном человеке, хотя сочетания эти не любые.
Рассмотрим краткие описания двух типов акцентуаций, заимствуя их из работы А.Е. Личко (2).
«Гипертимный тип. Отличается почти всегда хорошим, даже слегка приподнятым настроением, высоким жизненным тонусом, брызжущей энергией, неудержимой активностью. Постоянно стремление к лидерству, притом нефор
342
мальному. Хорошее чувство нового сочетается с неустойчивостью интересов, а большая общительность — с неразборчивостью в выборе знакомств. Легко осваиваются в незнакомой обстановке <...> Присущи переоценка своих возможностей и чрезмерно оптимистические планы на будущее. Короткие вспышки раздражения бывают вызваны стремлением окружающих подавить их активность и лидерские тенденции» [там же, с. 86].
«Шизоидный тип. Главными чертами являются замкнутость и недостаток интуиции в процессе общения. Трудно устанавливают неформальные эмоциональные контакты, эта неспособность нередко тяжело переживается. Быстрая исто-щаемость в контакте побуждает к еще большему уходу в себя. Недостаток интуиции проявляется неумением понять чужие переживания, угадать желания других, догадаться о невысказанном вслух. К этому примыкает недостаток сопереживания. Внутренний мир почти всегда закрыт для других и заполнен увлечениями и фантазиями, которые предназначены только для самих себя и служат утешению честолюбия или носят эротический характер. Увлечения отличаются силой, постоянством и нередко необычностью, изысканностью. Богатые эротические фантазии сочетаются с внешней асексуальностью. Алкоголизация и делинквентное поведение встречаются довольно редко» [там же, с. 87-88].
Для подробного знакомства с каждым типом отсылаю вас к монографии А.Е. Личко [19], а теперь о «слабых местах» характеров, также на примерах.
Какие ситуации тяжелы для гипертимов? Те, где строго регламентируется их поведение, где нет свободы для проявления инициативы, где есть монотонный труд или вынужденное бездействие. Во всех этих ситуациях гипертимы дают взрывы или срывы. Например, если у подростка такого типа слишком опекающие родители, которые контролируют каждый его шаг, то очень рано он начинает протестовать, давать острые негативные реакции вплоть до побегов из дома.
Для лиц с шизоидной акцентуацией труднее всего вступать в эмоциональные контакты с людьми. Поэтому они дезадаптируются там, где нужно неформально общаться (что как раз очень подходит гипертиму). Поэтому им не следует поручать, например, роль организатора нового дела: ведь это потребует от него установления многих связей с людьми, учета их настроений и отношений, тонкой ориентировки в социальной обстановке, гибкости поведения и т. п. Еще представители этого типа не переносят, когда им «лезут в душу», они особенно нуждаются в бережном отношении к их внутреннему миру.
Для истероидного акцентуанта труднее всего переносить невнимание к его особе. Он стремится к похвалам, славе, лидерству, но скоро теряет в результате деловой незрелости позиции и тогда очень страдает Оставить в покое шизоида или психастеника можно, а иногда даже и нужно; сделать то же с истероидом значит создать ситуацию психологического дискомфорта и даже стресса.
Из приведенных примеров видно, насколько различны и иногда даже качественно противоположны «слабые звенья» разных типов характера, как, впрочем, и их сильные стороны. Знание этих слабых и сильных сторон совершенно необходимо для осуществления индивидуального подхода к человеку.
Перейдем к обсуждению некоторых теоретических проблем психологии характера. При этом сведения, заключенные в типологиях характера, послужат нам важной эмпирической основой.
343
Проблема биологических основ характера
В психологии давно стоит проблема биологических основ характера. Она обсуждается, условно говоря, в более слабой и в более сильной формах. В «слабом» варианте речь идет именно о биологических, или физиологических, основах характера; в более «сильном» варианте предполагаются генетические основы характера. Ведь, как уже говорилось, все генотипическое есть одновременно и биологическое, но не все биологическое имеет генотипическую природу.
Рассмотрим эту проблему сразу в более сильной формулировке: существуют ли генетические основы характера?
Понимая характер в узком смысле, можно ответить: да, существуют. В качестве доказательства этого вывода в научной литературе приводятся следующие факты: сходство характеров, прослеженное в родословных линиях многими авторами; связь характера, особенно в его патологических формах, с телесной конституцией (Кречмер, Шелдон и др.); раннее появление и стабильность свойств аномальных характеров в течение жизни; наконец, результаты исследований нормальных характеров с применением близнецового метода.
В одном из таких исследований сопоставлялись некоторые черты характера однояйцевых близнецов, разлученных в раннем детстве и воспитанных врозь, и сиблингов, воспитывавшихся вместе. Результаты оказались следующими (см. табл. 3, цит. по [27]).
Таблица 3
Коэффициенты корреляции свойств характера внутри пар близнецов и сиблингов
Свойства характера		
Степень родства и условия воспитания	Эмоциональная устойчивость (неустойчивость)	Экстраверсия (интроверсия)
Однояйцевые близнецы, воспитывались врозь	0,53	0,61
Сиблинги, воспитывались вместе	0,11	0,17
Как видно, сиблинги показали удивительно низкую корреляцию, однояйцевые близнецы — достаточно высокую. Эту сильную разницу в результатах можно объяснить общей генетической основой характера у однояйцевых близнецов.
Констатация генетических и даже просто биологических основ характера часто вызывает некорректную критику. Упреки обычно сводятся к двум пунктам: происходит якобы биологизация личности и якобы утверждается генетическая предопределенность свойств личности и ее судьбы. Рассмотрим оба эти пункта критики, чтобы правильно сориентироваться во всей проблеме в целом.
Относительно первого пункта, В действительности когда речь идет о биологических или генетических основах индивидуальности, то эти «основы» обсужда
344
ются в отношении характера, а не личности, а если говорить более точно, то в отношении темперамента. Сошлемся на самого «ярого конституционалиста» Э. Кречмера, который пишет, что именно темпераменты составляют ту часть психического, которая «...стоит в корреляции со строением тела» [14, с. 246]. В характер же, по его словам, входят также «...экзогенные факторы, особенно результаты воспитания и среды, чуждые понятию конституции» [там же, с. 245]. Из приведенных слов видно, что точка зрения Э. Кречмера практически ничем не отличается от понимания темперамента как генотипа и характера как фенотипа, предложенного И.П. Павловым.
Если признать, что биологические и даже генотипические свойства организма определяют темперамент, а последний составляет «основу» характера, то естественно рассматривать определенные свойства организма как органическую базу характера. При этом, имея в виду опосредствование условиями жизни, правильнее было бы говорить о них как о биологических или генотипических предпосылках характера.
Нужно заметить, что авторы типологий обращают большое внимание на выделение базовых «измерений» характера, или свойств темперамента, отличающих каждый тип. (Примерами могут служить эмоциональная теплота циклоидов и холодность шизоидов, повышенная чувствительность и истощаемость астеников, сила влечений и вязкость аффектов эпилептоидов и др.) Проводя такую работу, психологи оказывают неоценимую услугу физиологам, подсказывая, в каких структурах и функциях следует искать биологические корреляты основ характера.
Что касается второго пункта критики, то нужно со всей определенностью сказать, что признание генетических предпосылок характера ни в коем случае не означает утверждение его генетической предопределенности. Согласно положениям современной генетики наследуется лишь «норма реакции», т. е. набор различных способов реагирования на средовые влияния. То, как оформятся генетические предпосылки в реальные психологические признаки или свойства, зависит от взаимодействий этих предпосылок и условии среды. Поэтому при обсуждении проблемы формирования характера нельзя сбрасывать со счетов ни генетический, ни средовой факторы.
И действительно, изучение крайних аномалий характера заставляет предположить, что в ряде случаев относительно больший вклад в оформление аномалий вносит генотипический фактор, в других случаях — средовой фактор.
Так, в психиатрической литературе описаны «истинные», или «ядерные», психопатии, в происхождении которых решающая роль отводится неблагоприятной наследственности. В этих случаях удается установить наличие того же типа характера у родителей, сибсов и у родственников по боковым линиям. Отмечается также раннее проявление аномалий характера и их относительная неизменность в течение жизни. Наконец, установлено, и это важно подчеркнуть, что психопатии могут возникать даже при самых благоприятных условиях воспитания.
Вместе с тем известны случаи прямо противоположного смысла: к формированию психопатий могут привести исключительно тяжелые социальные условия при совершенно нормальном исходном фоне. Ту же роль могут сыграть биологически вредные средовые воздействия (мозговые травмы, инфекции), особенно пришедшиеся на пренатальный, катальный и ранний постнатальный периоды.
345
Наконец, среднее положение занимают случаи (их большинство), при которых, по словам А.Е. Личко, «семена дурных средовых воздействий упали на подходящую для них эндогенно подготовленную почву» [19, с. 19], т. е. при генетической предрасположенности ребенок оказывается в условиях неблагоприятного воспитания, что и приводит к заострению определенных черт характера.
Итак, анализ проблемы «биологических основ характера» приводит нас к следующим выводам. Во-первых, детерминанты свойств характера следует искать как в особенностях генотипического фона, так и в особенностях средовых воздействий. Во-вторых, степень относительного участия генотипических и средовых факторов в формировании характера может быть очень различной. В-третьих, генотипические и средовые влияния на характер могут, так сказать, алгебраически суммироваться: при неблагоприятном сочетании обоих факторов развитие характера может дать сильные степени отклонения вплоть до патологических форм; при благоприятном сочетании даже сильная генотипическая предрасположенность к аномалии может не реализоваться или, по крайней мере, не привести к патологическим отклонениям характера.
Все эти выводы очень важны для психологии. В частности, они заставляют выдвинуть как очень актуальную задачу ранней диагностики отклонений характера у детей и изучения специальных условий воспитания, учитывающих и, возможно, корригирующих эти отклонения.
Формирование характера
Каждый тип характера - это не случайный конгломерат свойств, в их сочетаниях проступает определенная закономерность, или «логика». Прослеживание этой логики - важная задача психологических исследований, решение которой продвинуто, к сожалению, далеко не достаточно.
Заметим, что одним из неожиданных препятствий здесь стало распространение модного типа исследований так называемых корреляционных, или факторных, исследований «черт личности» [74]. Суть их состоит в том, что с помощью специальной математической процедуры (факторного анализа) на большом числе испытуемых устанавливается, какие черты личности в среднем сильно коррелируют между собой (положительно или отрицательно), а какие — слабо. В переводе на эмпирический язык положительно коррелирующие черты — это те, которые чаще сочетаются в одном человеке. Например, в исследовании В. Шелдона было установлено, что если человек обнаруживает любовь к комфорту, то он с большой вероятностью будет отличаться хорошим аппетитом, приветливостью, контактностью, жаждой похвалы и одобрения. А вот тревожности, как правило, у него не будет: любовь к комфорту и тревожность дают высокую отрицательную корреляцию.
Таким образом, процедура факторного анализа позволяет выделять «гроздья» черт, чаще всего сочетающихся друг с другом. Однако она, по существу, снимает вопрос о том, почему такие-то черты сочетаются между собой часто, а другие -редко или вовсе не встречаются в одном индивиде. Психолог получает лишь готовый количественный ответ: вероятность сочетаний определенных свойств, и все. Для выявления же причин такого результата нужны совсем другие методы, а именно качественный анализ жизненных ситуаций и механизмов поведения.
По этому поводу существует меткое высказывание американского психолога Г. Олпорта. «Современный психолог, — пишет он, — обычно находит безопасное
346
убежище в чащобах статистической корреляции... Будучи запуганы инструментами естественных наук, многие психологи отвергают более тонкий регистрирующий инструмент, специально предназначенный для сопоставления и правильной группировки фактов, свой собственный разум» [Олпорт, с. 212—213].
Можно с уверенностью сказать, что именно этот «инструмент» не отвергали авторы клинических исследований характера, и в их работах можно найти интересные идеи относительно путей и способов образования свойств характера на базе его первичных «измерений».
Один из этих примеров мы фактически уже разобрали, обсуждая свойства характеров астенической группы. Исходная чувствительность и истощаемость астеника, как это показал П.Б. Ганнушкин, постепенно приводят к наслоению целого комплекса дополнительных свойств.
Из-за быстрой истощаемое™ и утомляемости астеник действует малоэффективно. Малая успешность его деятельности на фоне повышенной чувствительности тяжело им переживается. Это приводит к формированию чувства неполноценности, робости, застенчивости, депрессивности и в то же время обостряет самолюбие. В результате процесс развивается дальше. Сочетание низкой оценки себя и болезненного самолюбия порождают напряженность и подозрительность: человеку начинает казаться, что окружающие следят за ним, смеются над ним. Иногда в порядке компенсации он начинает вести себя развязно и заносчиво.
Другой пример, также из Ганнушкина, касается аутизма шизоида. Аутизм не является в полной мере исходным свойством шизоида; он формируется и усиливается в процессе жизни. На самом деле шизоид, как и любой другой человек, время от времени пытается войти в эмоциональные контакты с окружающими, поделиться своими переживаниями. Однако ввиду парадоксальности его эмоциональной сферы (одновременно раздражительности и холодности) он не находит понимания. В результате он замыкается и уходит в себя. Отмечаемые «аристократическая сдержанность», «холодность», «чопорность» и «сухость» шизоида являются скорее вторичными свойствами, которые он «наработал», чтобы отдалиться от окружающих и тем самым защитить себя от эмоциональных травм.
Можно напомнить еще один пример из работы К. Юнга [41]. На этот раз пример своеобразного «заколдованного круга», в который попадает экстраверт. Ему свойственна повышенная экспрессия в выражении эмоций. Однако она обычно дает обратный эффект: вызывает недоверие окружающих по отношению к передаваемым эмоциям и ослабление эмоциональных контактов. Экстраверт реагирует на такое ослабление еще большей экзальтацией поведения.
Приведенными примерами дело, конечно, не ограничивается. В описаниях характеров вы сможете найти ответы на многие другие вопросы: почему тревожность сочетается с нетерпеливостью, склонность к образованию, сверхценных идей — с гневливостью и мстительностью и т. п. Конечно, здесь широкое поле деятельности и для открытий новых связей и механизмов.
Влияние характера на формирование личности
Более точные представления о характере и личности, а также описания и анализ типов характера, позволяют не только разделить эти «функциональные образования» в человеке, но и поставить очень важный вопрос об их соотношении.
347
Этот вопрос можно рассматривать, двигаясь как бы в двух противоположных направлениях. С одной стороны, можно обсуждать участие характера в формировании личности, с другой стороны, можно говорить об обратном влиянии личности на характер.
Ответ на первый вопрос — о влиянии характера на формирование личности - в общем виде содержится в формуле о том, что индивидные свойства есть условия, или предпосылки, формирования личности. Материал типологий характера позволяет содержательно рассмотреть этот тезис.
Однако предварительно сделаем одно замечание. Практически, во всех описаниях типов характера можно найти сочетания очень разнородных или, лучше сказать, очень разнопорядковых свойств. Попросту говоря, в них содержатся в нерас-члененном виде и свойства характера, и свойства личности. Приведем примеры.
При характеристике шизоидов Э. Кречмер перечисляет такие формальные, т. е. не зависящие от направленности поведения, свойства (свойства характера), как необщительность, сдержанность, серьезность, боязливость, сентиментальность, и, с другой стороны, гораздо более содержательные, мотивационно-личностные черты: «стремление осчастливить людей», «стремление к доктринерским принципам», «непоколебимая стойкость убеждений», «чистота воззрений», «настойчивость в борьбе за свои идеалы» и т. п. [14, 235].
В описании паранойяльного типа П.Б. Ганнушкина также можно найти весь диапазон психологических характеристик от чисто динамических до мировоззренческих: напряженная аффективность, настойчивость, упрямство, агрессивность, злопамятство, самодовольство, эгоизм, убежденность в особом значении собственной личности.
Примеры эти можно умножить. «Разнопорядковость» черт, входящих в описания типов характера, вообще говоря, вполне естественна. Более того, они свидетельствуют о полноте и непредвзятости восприятия их авторами психологических обликов людей. Однако эти целостные картины нуждаются в расчленяющем анализе. Такой анализ авторами описаний характера, как правило, до конца не доводится: ими не фиксируется переход в описаниях от собственно характерологических структур к личностным. В результате создается почва для критики, о которой уже говорилось выше — упреков авторов типологий в биологизации личности. Если же в характерологических комплексах произвести умственное разделение черт характера и черт личности, то многое встанет на свои места.
Прежде всего станет понятным, что фактически в «типах характеров» показана типичность и, следовательно, закономерность сочетаний определенных черт характера с определенными чертами личности. Между прочим, последние выделяются иногда в особые рубрики, где под названиями «социальная установка», «социальное значение» (14) прослеживаются особенности социальных позиций и отношений, т. е. личностные черты, типичные для представителей каждого характера.
И здесь возникает очень важная задача: проследить, почему и как определенные свойства характера способствуют формированию определенных свойств личности.
В психологической литературе содержатся отдельные попытки ответить на эти вопросы, т. е. проследить механизмы возникновения личностных качеств в связи с наличием некоторых ярко выраженных черт характера.
348
Так, С.Я. Рубинштейн приводит следующее объяснение угодливости и ханжества эпилептиков и эпилептоидных психопатов. Как уже говорилось, характер этих лиц отличается повышенной гневливостью и злобностью. Получая в ответ на частые аффективные вспышки законные «возмездия» от сверстников и взрослых, ребенок с таким характером ищет способы самозащиты. Он находит их на пути маскировки своей злобности и вспыльчивости угодливым поведением [29 с. 52].
Другой пример, взятый из монографии Личко [19], касается влияния акцентуаций характера на формирование личности в подростковом возрасте. Известно, насколько решающее значение для развития личности подростка имеет его отношение к социальным нормам и ценностям. Однако из-за особенностей своего характера подросток может обнаружить разное отношение к ним. Так, у ги-пертима обычно очень выражена «реакция эмансипации», т. е. отделение от взрослых, что, конечно, осложняет процесс усвоения социальных норм. Напротив, сензитивный подросток, как правило, сохраняет детскую привязанность к взрослым, охотно подчиняется их требованиям. В результате у него рано формируются чувство долга, чувство ответственности, повышенные и даже завышенные моральные требования к себе и к другим.
Вряд ли нужно особенно подчеркивать, что проблема влияния характера на формирование личности важна не только в теоретическом плане. Она имеет исключительно важные выходы в практику воспитания и самовоспитания, так как прямо подводит к вопросам о методах воспитания детей, с учетом их индивидуальных характеров, о способах профилактики и разрешения, напряжений, создаваемых различными характерами в межличностных отношениях, о природе и путях разрешения некоторых внутренних проблем личности и т. д.
Итак, можно сказать следующее. Активность общества, направленная на формирование личности, равно как и весь процесс формирования личности в целом, «встречает» в индивидуальных характерах разную почву. И вот в результате таких встреч возникают типичные сочетания характерологических и личностных свойств. Они и отражены в «типах характера», хотя точнее следовало бы говорить о «личностно-характерологических типах». Еще раз подчеркнем, что типичность обсуждаемых сочетаний означает не предопределенность личности характером, а лишь закономерное проявление роли определенных черт характера в процессе формирования личности.
Влияние личности на характер
Теперь об обратном отношении, т. е. о влиянии личности на судьбу характера. Проявления характера гораздо более непосредственны, чем проявления личности. Когда человек «отправляет» свой характер, то он скорее побуждается тем, что ему «естественно», что «хочется» или «не хочется». Когда же он начинает действовать как личность, то руководствуется скорее тем, что «должно», что «следует», «как полагается». Иными словами, с развитием личности человек начинает жить более нормативно не только в смысле обшей направленности, но и в смысле способов поведения. Это может быть выражено общей формулой, согласно которой личность в своем развитии «снимает» характер.
349
Чтобы пояснить это, я воспользуюсь вновь литературным примером из романа «Идиот». Зададим себе вопрос: каким характером обладает герой романа князь Мышкин?
Прослеживая его поведение, особенно в разнообразных и довольно острых ситуациях, можно обнаружить, что трудно определенно ответить на этот вопрос. Князь, конечно, не «бесхарактерный», но в то же время его нельзя оценить как человека упрямого или уступчивого, вспыльчивого или спокойного, решительного или боязливо-тревожного. С точки зрения этих характеристик его поведение противоречиво. Однако это противоречие разрешается, если увидеть за поступками князя не черты характера, а его «идеологию». Глубокая идейность составляет суть этого образа. Иными словами, князь Мышкин у Достоевского -это образ личности «per se»! Вот почему трудно определить его характер: он полностью превзойден и «отменен» личностью.
В психологической литературе есть очень интересный и, как мне кажется, не до конца оцененный опыт разработки того же общего положения о «снятии» характера личностью. Его мы находим в работе А.Ф. Лазурского, написанной более 70 лет назад [15]. А.Ф. Лазурский вводит понятия эндопсихики и экзопсихики. Под эндопсихикой он понимает совокупность внутренних психических (и психофизиологических) функций, относя к ним темперамент, характер, умственную одаренность и т. п. Экзопсихикой он предлагает называть совокупность отношений личности отношений к природе, обществу, духовным ценностям, к собственной душевной жизни.
Кроме того, рассматривая различные степени зрелости (взрослой) личности, Лазурский выделяет три уровня: низший, средний и высший. Так вот, при характеристике личностей каждого уровня он пользуется различными понятийными средствами. Суть этих различий состоит в том, что, переходя от низшего уровня к высшему, автор постепенно перемещает акцент своих описаний с эндопсихики на экзопсихику.
Так, представителей низшего уровня Лазурский разбивает на следующие типы: «рассудочные» (преобладает ум), «аффективные» (преобладает чувство), «активные» (преобладает воля). Очевидно, что классификация здесь производится по признаку того, как живут и действуют данные лица. Обращаясь же к высшему уровню (я пропускаю средний), автор предлагает делить их представителей по видам ведущей деятельности, т. е. по тому, ради чего эти люди живут. Рубриками классификации здесь оказываются различные сферы социальной и культурной жизни, в которых личности высшего уровня находят свое настоящее призвание, а именно: «знание», «красота», «альтруизм», «общество и государство» и др.
Итак, можно сказать, что переходя от низшего уровня к высшему, А.Ф. Лазурский исключает из описания человеческой индивидуальности черты характера, заменяя их свойствами личности.
Нельзя, однако, думать, что «снятие» свойств характера личностью происходит всегда. Сказанное выражает лишь самую общую тенденцию. Часто эта тенденция реализуется не до конца, а иногда встречает серьезные препятствия в виде резко выраженных черт характера, которые еще более усугубляются внешними условиями. В таком случае личность оказывается не в состоянии преодолеть или «переработать» свой характер. Тогда последний оказывается существенной
350
детерминантой поведения, а иногда и тормозом к развитию личности (что и наблюдается при психопатиях).
«Нормальный» характер: есть ли он?
В заключение рассмотрим проблему «нормального» характера. Существует ли нормальный характер, и если да, то как он проявляется?
Формальный ответ на этот вопрос как будто очевиден; нормальный характер, конечно, существует: это характер без отклонений. Человек обладает нормальным характером, если он не излишне живой — и не излишне заторможенный, не излишне замкнутый и не излишне открытый, не излишне тревожный — и не излишне беззаботный... - и здесь, продолжая, пришлось бы перечислять все основные черты, отличающие, например, известные типы акцентуаций друг от друга. Иными словами, нормальный характер — это «золотая середина» целого ряда качеств.
Попробуем сначала отдать себе отчет, насколько типичен, т. е. широко распространен, такой гипотетический характер. Пусть «нормальными» будут считаться такие степени отклонения какого-нибудь свойства от математического среднего, которыми обладает половина популяции; тогда по 1 /4 популяции разместится на обоих полюсах «оси» этого свойства в зонах «отклонения от нормы». Если теперь взять не одно, а два независимых свойства, то при тех же условиях в «нормальной» зоне окажется уже 1 /4 часть популяции, а остальные 3/4 попадут в зоны «отклонений», при пяти независимых свойствах «нормальным» окажется один человек из 32, а при девяти - один из 1024! Так что иметь «нормальный» характер очень трудно, и такое явление довольно редко.
Я позволила себе эти расчеты, чтобы опровергнуть то распространенное мнение, что отклонения характера встречаются значительно реже, чем «норма». Однако это только количественная сторона'дела.
Обратимся к более принципиальным соображениям, которые заставляют подвергнуть сомнению само понятие «нормальный характер». Одно из них было высказано П.Б. Ганнушкиным, а еще раньше - цитируемым им Т. Рибо. Эти авторы обращают внимание на внутреннюю противоречивость словосочетания «нормальный характер». По существу, оно означает «неотличающуюся индивидуальность» или «нехарактерную характерность». Ведь характер — это уже само по себе отличие, особенность, индивидуальность.
В связи с этим вспоминается случайно услышанный рассказ одного московского журналиста.
«Проводил я, — рассказывал он, - однажды лето в глухой деревне Калужской области. Сижу как-то в доме и слышу: идут огородами бабы и разговаривают, и вдруг понимаю, что речь идет обо мне: «А он, — говорит одна женщина, — мужик ничего, бессловесный, бесхарактерный!» Я так и сел: «Ничего себе, - думаю, — какое впечатление я произвожу».
А надо сказать, что мужчина он живой, энергичный, вполне соответствует своей бойкой профессии.
«На следующий день, — продолжает он, — разговариваю с соседкой и как бы между прочим спрашиваю: «Тетя Настя, а какой это такой человек - бессловесный?» — «А это, — говорит, - который бранными словами не ругается». — «А бесхарактерный?» — «А это, — говорит, - который своего характера не кажет, не куражится!»
351
Эти ответы как будто вполне относятся к человеку с нормальным характером: ровно ведет себя, правильно общается, не создает проблем. И вот такую «нормальность» народное сознание определяет как «бесхарактерность», смыкаясь тем самым с точкой зрения Ганнушкина и Рибо! По-видимому, и для народного сознания характер — это, если можно так выразиться, «острые углы», которые проступают в поведении человека. Если таких углов нет, то нет и характера — человек «бесхарактерный» (и заслуживает всяческих похвал). Иными словами, «нормального» характера не бывает.
Но если принять такую точку зрения, то можно встать перед вопросом: «Что же, выходит, что человек, который не психопат и не акцентуант, серый и безликий и о нем ничего особенного сказать нельзя?» Нет, совсем не так. В случае гармоничного (с точки зрения характера) человека для описания особой индивидуальности необходимо перейти с языка свойств характера на язык свойств личности. И тогда обнаружится масса уникальных его особенностей, среди которых и свойства его мотивационной сферы, и его нравственность, и мировоззрение, и его внутренние проблемы, и достигнутый уровень развития личности, и потенциал ее дальнейшего роста, и многое другое. Однако все эти аспекты индивидуальности выйдут за пределы понятия характера и будут относиться к более высоким уровням человеческого существования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1.	Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. М.: Наука, 1977, с. 379.
2.	Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды, т. 2. М.: Педагогика, 1980, с. 287.
3.	АнастазиА. Дифференциальная психология. — В кн.: Психология индивидуальных различий / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер и В.Я. Романова. Изд-во Моск, ун-та, 1982, с. 8-14.
3.	Божович Л.М. Личность и ее формирование в детском возрасте. М.: Просвещение, 1968, с. 464
4.	Ганнушкин П.Б. Психиатрия, ее задачи, объем, преподавание. Избр. тр. М.: Медицина, 1964, с. 27—56.
5.	Ганнушкин П.Б. Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика. Избр. тр. М.: Медицина, 1964, с. 116-252.
6.	Голубева Э. А. Индивидуальные особенности памяти человека. М.: Педагогика, 1980, с. 151.
7.	Гуревич К.М. Профессиональная пригодность и основные свойства нервной системы. М.: Наука, 1970, с. 271.
8.	Достоевский Ф.М. Поли, собрн. соч. в 30 т. М., 1972—1987.
9.	Зейгарник Б.В. О патологическом развитии личности. - В кн.: Психология личности // Под. ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, А.А. Пузырея. Изд-во Моск, ун-та, 1982, с. 187-196.
10.	Кант И. Собр. соч., т. 6. М., 1966, с. 473.
И. Кербиков О.В. Клиническая динамика психопатий и неврозов. Избр. тр. М.: Медицина, 1971, с. 188—206.
12.	Ковалев А.Г., Мясищев В. Н. Психические особенности человека, т. 1. Л., 1957, с. 262.
352
13.	Ковалев В.В. О психогенных патологических формированиях (развитиях) личности у детей и подростков. — Журн. невропатол., психиатр., 1969, вып. 10, с. 1543-1549.
14.	Кречмер Э. Строение тела и характер. М. — Пг., 1924, с. 283.
15.	Лазурский А.Ф. Классификация личностей. М. - Пг., 1923, с. 368.
16.	Левитов Н.Д. Проблема характера в современной психологии. — Вопросы психологии, 1970, № 5, с. 11-22.
17.	Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев: Вища школа, 1981, с. 392.
18.	Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1977, с. 303.
19.	Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л.: Медицина, 1977, с. 208.
20.	Личко А.Е. Подростковая психиатрия. Л.: Медицина, 1979, с. 335.
21.	Личко А.Е. Патохарактерологический диагностический опросник (ПДЛ) для подростков И под ред. М,М, Кабанова, А.Е. Личко, В.М. Смирнова. Методы психологической диагностики в клинике. Л., 1983.
22.	Маккъюсик В. Генетика человека. М.: Мир, 1967, с. 22.
23.	Небылицын В.Д. Темпераменты. - Педагогическая энциклопедия, т. 4. М.: Советская энциклопедия, 1968, с. 238-243.
24.	Небылицын В.Д. Психофизиологические исследования индивидуальных различий. М.: Наука, 1976, с. 336.
25.	Олпорт Г. Личность: проблема науки или искусства? // Психология личности. Ре кеты. М., 1982.
26.	Певзнер М.С. Клиника психопатий в детском возрасте. М.: Учпедгиз, 1941, с. 120.
27.	Равин-Щербо И.В. Исследование природы индивидуальных различий методом близнецов. -. В кн.: Психология индивидуальных различий/Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романова. Изд-во Моск, ун-та, 1982, с. 101-121.
28.	Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1976, с. 416.
29.	Рубинштейн С.Я. Понятие «характера» в психологии и психиатрии. — Вести. Моск. унта. Сер. 14. Психология, 1979, № 2, с. 48—55.
30.	Русалов В.М. Биологические основы индивидуально-психологических различий. М.: Наука, 1979, с. 350.
31.	Павлов И.П. Полное собрание сочинений. М.: Изд-во АН СССР, с. 439.
32.	Стреляу Я. Роль темперамента в психическом развитии. М.: Прогресс, 1982, с. 231.
33.	Сухарева Г.Е. Клинические лекции по психиатрии детского возраста, т. 1,2. М.: Медицина, 1959.
34.	Теплов Б.М. Некоторые вопросы изучения общих типов высшей нервной деятельности человека и животных. — В кн.: Проблемы индивидуальных различий. М.: АПН РСФСР, 1961, с. 347-509.
35.	Теплов Б.М. Типологические свойства нервной системы и их значение для психологии. — Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности и психологии. М.: Изд-во АН СССР, 1963, с. 40.
36.	Теплов Б.М. Современное состояние вопроса о типах высшей нервной деятельности человека и методика их определения. VII Международн. конгр. ант-ропол. и этнограф, наук. М.: Наука, 1964, с. Ю.
12- Псижлогия индивидуальныхразличий
353
37.	Ушаков К.Г. Пограничные нервно-психические расстройства. М.: Мели» цина, 1978, с. 400.
38.	Феофраст. Характеры. Л.: Наука, 1974, с. 123.
39.	Фромм Э. Характер и социальный прогресс. — В кн.: Психология личности / Под ред. Ю.Б.- Гиппенрейтер, А.А. Пузырея. М.: Изд-во Моск, ун-та, 1982 с. 123.
40.	Шелдон У. Психология конституциональных различий. (Резюме). — В кн.: Психология индивидуальных различий /Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романова. М.: Изд-во Моск, ун-та, 1982, с. 252—261.
41.	Юнг К.Г. Психологические типы. М., 1924, с. 96.
42.	Cattell R.B. Personality motivation structure and measurment. N. Y.: World Book Company, 1957, p. 948.
43.	Guilford J.P., Zimmerman W.S. Forteen dimensions of temperament. Psychol. Monogr., 1956, 70, № 10, p. 1—26.
44.	Sheldon W.H. With collaboration of S.S. Stewens. The varieties of temperament. A psychology of constitutional differenses. N. Y.: Harper, 1942, p. 163.
Часть вторая
ТИПОЛОГИИ ХАРАКТЕРА;
АКЦЕНТУАЦИИ; ПСИХОПАТИИ
Феофраст
ХАРАКТЕРЫ1
I.	Ирония
(1)	Ирония в широком смысле - это притворство, связанное с самоумалением в действиях и речах, а ироник — вот какой человек. (2) Придя к своим недругам, он готов болтать с ними, показывая вид, будто вовсе не питает к ним неприязни. В глаза он расхваливает тех, на кого исподтишка нападает, и изъявляет соболезнование, если те проиграли тяжбу. Он даже оправдывает тех, кто дурно отзывается о нем и обвиняет его. (3) С людьми обиженными и раздраженными разговаривает спокойно, а если кто настойчиво добивается встречи с ним, велит прийти позднее. (4) О своих делах ничего не рассказывает: говорит, что только обдумывает и ничего еще не решил, делает вид, будто только что пришел, что уже поздно, что ему нездоровится. (5) Если кто просит у него денег в долг или собирает складчину [...] и если он несет что-нибудь на рынок, то говорит, что не продает, а если не продает, то, наоборот, объявляет, что продает; что бы ни услышал, притворяется, что ничего не слышал, увидел - говорит, что ничего не видал; договорившись о чем-нибудь, заявляет, что не помнит; то говорит, что еще поразмыслит, то — что еще не знает; то — что удивлен услышанным, то - что и сам уже так рассудил. (6) Обычно он выражается в таком роде: «Не могу поверить», «Этого я не постигаю», «Я поражен». Или же: «Ты говоришь словно о другом человеке: мне он рассказывал совсем не то», «Это мне странно», «Рассказывай кому-нибудь другому», «Теряюсь: тебе ли не верить или его обвинять?», «Подумай все же: не слишком ли ты легковерен?».
II.	Льстивость
(1)	Лесть можно определить как недостойное обхождение, выгодное льстецу. А льстец вот какой человек. (2) Идя с кем-либо, он говорит спутнику: «Обрати внимание, как все глядят на тебя и дивятся, ни на кого ведь в нашем городе не смотрят так, как на тебя! вчера тебя расхваливали под портиком. А там ведь сидело больше тридцати человек, и когда речь зашла о том, кто самый благородный, то все (и я прежде всего) сошлись на твоем имени». (3) Продолжая в таком духе, льстец снимает пушинки с его плаща и если тому в бороду от ветра попала соломинка, то вытаскивает ее и со смешком говорит: «Смотри-ка! Два дня мы с
’Воспроизведено по изданию: Феофраст. Характеры / Перев., статья и примем. Стратановского Г.А. — Л.: Наука, 1974.
Оригинал здесь — http://miriobiblion.narod.ru/
355
тобой не видались, а уже в бороде у тебя полно седых волос, хотя для твоих лет у тебя волос черен, как ни у кого другого». (4) Стоит только спутнику открыть рот, как льстец велит всем остальным замолчать, и если тот поет, то расхваливает, а по окрнчании песни кричит: «Браво!». А если спутник отпустит плоскую шутку, льстец смеется, затыкая рот плащом, как будто и в самом деле не может удержаться от смеха. (5) Встречным он велит остановиться и ждать, пока «сам» не пройдет. (6) Накупив яблок и груш, он угощает детей на глазах отца и целует их со словами: «Славного отца птенцы». (7) Покупая вместе с ним сапоги, льстец замечает: «Твоя нога гораздо изящнее этой обуви». (8) Когда тот отправляется навестить кого-нибудь из друзей, он забегает вперед со словами: «К тебе идут!», а затем, возвратившись, объявляет: «Я уже известил о твоем приходе». (9) Мало того, он способен даже, не переводя духа, таскать покупки с женского рынка. (10) Первым из гостей он расхваливает хозяйское вино и приговаривает: «Да и в еде ты знаешь толк!». Затем, попробовав что-нибудь со стола, повторяет: «Что за славный кусочек!», пристает к хозяину с вопросами: не холодно ли ему, не накинуть ли на него что-нибудь и - не дожидаясь ответа - закутывает его. С хозяином льстец шепчется, а во время разговора с другими оглядывается на него. (11) В театре льстец сам подкладывает ему подушку, отняв ее у раба. (12) И дом-то его, по словам льстеца, прекрасно построен, и земельный участок отлично обработан, и портрет похож.
III.	Пустословие
(1)	Пустословие — это пристрастие к докучливо длинным и необдуманным речам, вот какой человек пустослов. (2) Усаживаясь рядом с незнакомцем, он принимается расхваливать собственную жену, потом рассказывает, какой сон приснился ему прошлой ночью, затем подробно перечисляет блюда, которые ел за обедом. (3) Дальше - больше. Он заводит речь о том, что люди ныне пошли гораздо хуже прежних, а пшеница на рынке дешева, и как много понаехало иностранцев, и море уже с Дионисий снова судоходно; а если Зевс пошлет побольше дождя, то и хлеба поправятся и через год он возделает поле; и как жизнь-то стала тяжела, и что Дамипп поставил самый большой факел на мистериях, и сколько колонн в Одеоне, и что «вчера меня стошнило», и «какой сегодня день», и что в боэдромионе бывают мистерии, в пианепсионе - Апатурии, а в посидео-не - Сельские Дионисии. (4) И если терпеть его пустословие, то он так и не оставит в покое.
IV.	Неотесанность
(1) Деревенскую неотесанность можно, пожалуй, определить как невоспитанность, связанную с непристойностью. А неотесанный вот какой человек. (2) Напившись кикеона, он отправляется в народное собрание и (3) заявляет, что мирра издает запах не лучше дикой мяты. (4) Сапоги носит непомерно большие (5) и говорит зычным голосом; (6) Друзьям и родственникам не доверяет, с рабами же, напротив, советуется по самым важным делам; поденщикам, работающим на его поле, пересказывает все, что происходило в народном собрании. (7) Садится он, задрав плащ выше колен, так что видна его нагота. (8) На улицах города ничто его не удивляет и не поражает, и только когда увидит быка, осла или козла, то останавливается и внимательно разглядывает. (9) Доставая что-нибудь
356
из кладовой, он тут же наестся и хлебнет неразбавленного вина. (10) Пекарку он сначала украдкой притиснет, а затем намелет с ней муку для всех домашних и для себя. (11) Завтракает на ходу, задавая корм скотине. (12) На стук сам отворяет входную дверь, а затем, подозвав собаку, треплет ее по морде приговаривая: «Вот кто охраняет мою усадьбу и дом!». (13) Получая от кого-нибудь монету, говорит, что она слишком истерта, требует взамен другую. (14) Если ему пришлось одолжить кому-нибудь плуг, корзину, серп или мешок, то он встает ночью и требует вещи назад, так как воспоминание о них не дает ему заснуть. (15) Когда же спускается в город, то спрашивает первого встречного, почем овчины и соленая рыба [5]. Празднует новолуние и объявляет затем, что в городе хочет постричься и мимоходом забрать от Архия соленую рыбу. (16) В бане он поет (17) и сапоги подбивает гвоздями.
V. Угодливость
(1) Угодливость, если определить ее точнее, - это неуклюжее стремление во что бы то ни стало вызвать чувство удовольствия. А угодливый вот какой человек. (2) Он уже издали приветствует встречного, величает его «почтеннейшим» и рассыпается в любезностях; схватив крепко, держит обеими руками и не отпускает, потом, немного проводив, спрашивает, когда снова его увидит, и, наконец, удаляется с новыми излияниями чувств. (3) Приглашенный в третейские судьи, он старается угодить обеим сторонам, чтобы казаться беспристрастным. (4) И иностранцам он твердит, что они-де судят справедливее его сограждан. (5) Придя в гости на обед, он просит пригласить к столу также и хозяйских детей и при их появлении заявляет, что они, как две фиги, похожи на отца. Затем привлекает детей к себе, целует и усаживает рядом, с одними он сам начинает играть, приговаривая: «мешок, топор», другим позволяет валяться у себя на брюхе, как бы они при этом ни давили на него. (6) Волосы свои то и дело подстригает, зубы у него всегда белые, еще непоношенную, верхнюю одежду меняет, натирается благовониями. (7) На рынке он зачастую подходит к столам менял, из гимнасиев бывает только в тех, где упражняются эфебы. В театре во время представления сидит рядом со стратегами. (8) На рынке для себя ничего не покупает, но отправляет посылки своим гостеприимцам в Византии, лаконских псов — в Кизик и мед с гиметта - на Родос; и об этом он трубит по всему городу. (9) Щеголяет он и тем, что держит дома обезьяну, купит титира, сицилийских голубей,газельи бабки, пузатые фурийские лекифы, гнутые лаконские посохи, полог с вытканными на нем фигурами персов. Есть у него также маленький усыпанный песком дворик для гимнастических упражнений и площадка для игры в мяч. (10) И он обходит город, предлагая свою площадку для выступлений софистам, мастерам фехтования и музыкантам. Сам же приходит последним, чтобы кто-нибудь из собравшихся сказал: «Вот хозяин палестры».
VI. Отчаянность
(1) Отчаянность — это приверженность к постыдным деяниям и речам, отчаянный же вот какой человек: (2) он легко приносит клятву, безразличен к дурной славе, за бранью не постоит, по своей натуре он, можно сказать, рыночный завсегдатай, распоясавшийся, на все способный. (3) Он готов даже в трезвом виде
357
отплясывать кордак и без маски выступать в комосе. (4) На представлениях фокусников он собирает за вход медяки, переходя от одного зрителя к другому, и бранится с тем, кто предъявляет использованные билеты, желая смотреть представление даром. (5) Он не прочь сделаться кабатчиком, сводником или сборщиком пошлин и не гнушается никаким позорным ремеслом, может стать даже глашатаем, поваром или игроком в кости. (6) Родную мать не кормит; его хватают и сажают в тюрьму за воровство, и в тюрьме он проводит больше времени, чем у себя дома. (7) Он из тех людей, которые собирают вокруг себя толпу: охрипшим голосом и надрываясь от крика обращается он к встречным с руганью и разглагольствованиями, одни подходят, другие уходят, не дослушав его; одним он успевает рассказать только начало, другим конец, третьим какую-то часть истории. Лучшей обстановкой для того, чтобы выказать свою отчаянность, он считает всенародное празднество. (8) Этот человек способен также вести по нескольку тяжеб, то как ответчик, то как истец; то он под клятвой уклонится от явки, то явится с «ежом» за пазухой и со связкой документов в руках. (9) Не прочь он также верховодить толпой рыночных бродяг-перекупщиков, ссужать им деньги под проценты (причем требует за драхму полтора обола в день), да к тому же еще обходить харчевни, лавки со свежей и соленой рыбой и собирать за щеку проценты со своих делишек.
VII. Болтливость
(1) Болтливость — если угодно дать ей определение — это, скажем, невоздержность в речи, а болтун вот какой человек. (2) Первому встречному в ответ на каждое слово он твердит, что все это глупости, а он, мол, сам все лучше знает, и кто его выслушает — убедится в этом, и пока собеседник отвечает, болтун перебивает его такими словами: «Не забудь здесь еще об этом сказать», «Хорошо, что ты мне напомнил», и «Вот как полезно бывает поболтать», и «Это у меня ускользнуло из памяти», и «Быстро же ты сообразил, в чем дело!», и «Я давно уже ждал: придешь ли ты к тому же выводу, что и я». Он придумывает затем и другие выражения в таком же роде, так что встречный не успевает и передохнуть. (3) И потом, истощив терпенье всех прохожих поодиночке, он способен взяться также и за людей, занятых разговором о делах, и обратить их в бегство. (4) Он заходит в школы и палестры, мешает детям учиться, занимая долгой болтовней преподавателей гимнастики и учителей. (5) И если собеседник скажет, что торопится домой, то болтун готов даже идти за ним следом и проводить до дому. (6) И на вопрос, что нового в народном собрании, он расскажет еще и о знаменитом состязании ораторов при архонте Аристофонте [...] о битве лакедемонян во главе с Лисандром [...], и о том, какие речи сам он с большим успехом держал в народном собрании; вместе с тем в свой рассказ он вставляет обвинения против толпы, так что слушатели или забывают, о чем речь, или впадают в дремоту, или даже в середине речи уходят. (7) Участвуя в суде, болтун мешает другим судьям выносить решения, в театре — соседям смотреть пьесу, за столом не дает сотрапезникам есть. Он признается, что молчать болтуну - мученье и что язык у него без костей: он не перестанет трещать, даже если окажется болтливее ласточки. (8) Даже собственные дети смеются над ним: когда захотят спать, то просят его: «Папа, поболтай о чем-нибудь, чтобы мы поскорее уснули».
358
VIII.	Вестовщичество
(1)	Вестовщичество — это измышление ложных историй и известий, которым вестовщик хочет придать веру, а вестовщик вот какой человек. (2) Встретив приятеля, он тотчас же с многозначительной улыбкой спрашивает: «Откуда идешь?», «Что нового?», «Как обстоит это дело?», «Не расскажешь ли чего-нибудь?». И если тот озадачен, то вестовщик пристает дальше: «Не слыхать ли чего нового? ведь в общем слухи недурны». (3) И затем, не дав ничего ответить, продолжает: «Да ты что, так-таки ничего и не слышал? вот уж, надеюсь, я угощу тебя новостями!». (4) У него всегда в запасе или какой-нибудь солдат [...], или раб Астия флейтиста, или Ликон подрядчик, который непременно сам прибыл с поля битвы, от этого-то человека он, мол, и слышал новости. Правда, источники, на которые он ссылается, передавая свои истории, таковы, что их, пожалуй, не сыщешь. (5) А он, якобы с их слов, рассказывает, что Полиперхон и царь одержали победу в сражении и Кассандр в плену. (6) И если кто-нибудь возразит: «А ты этому веришь?», он ответит, что дело это верное: ведь об этом уже трубят по всему городу, и слух этот все больше и больше распространяется, и все в один голос повторяют рассказ о том, что произошла страшная бойня. (7) Веским доказательством для него служат также выражения лиц наших правителей: «Посмотреть только, как вытянулись у всех физиономии». Затем, по его словам, удалось узнать, будто у них в доме скрывается вот уже пять дней некто прибывший из Македонии: он-то и знает все это. (8) Передавая далее все подробности, вестовщик совершенно натурально вздыхает, восклицая при этом: «Несчастный Кассандр! Бедняга! Подумать только: какие превратности судьбы! Напрасно, значит, ты достиг такого могущества». [...] (9) И, наконец, говорит приятелю: «Об этом только ты один должен знать». А сам уже обегал весь город и рассказал об этих новостях.
IX.	Бессовестность
(1)	Бессовестность, если ее определить, — это пренебрежение доброй славой ради постыдной корысти. А бессовестный вот какой человек. (2) Сперва он идет к тому, кого он успел уже раз обобрать, и занимает у него деньги, потом [...] (3) после жертвоприношения богам он обедает у другого, а жертвенное мясо солит впрок, позвав сопровождающего его слугу, он берет со стола куски мяса и хлеба и дает ему, говоря во всеуслышание: «Угощайся, тибий». (4) Когда идет покупать съестное, то напоминает мяснику, что когда-то сделал ему одолжение, и, стоя у весов, обычно подбрасывает туда кусок мяса или хоть кость для похлебки. Если проделка сойдет, то он доволен, если же нет, то, стащив с прилавка бычьи потроха, со смехом убегает. (5) Купив своим гостям места в театре за их счет и не заплатив за себя, смотрит сам, а на следующий день приводит и своих сыновей, да еще с их дядькой. (6) И если кто-нибудь сделал выгодную покупку на рынке, он требует часть уступить ему. (7) К соседу в чужой дом приходит занять ячменя, а иногда и соломы, да еще заставляет заимодавца все это приносить к себе. (8) В бане он может подойти к медному котлу с горячей водой, зачерпнуть воды и, несмотря на окрики банщика, окатить себя с ног до головы со словами: «Готово!». А при выходе — сказать банщику: «Ничего ты с меня не получишь!»
359
X.	Крохоборство
(Ь) Крохоборство — это мелочное корыстолюбие, а крохобор вот какой человек. (2) Еще до истечения месячного срока он требует уплаты пол-обола процентов, являясь надом к должнику (3) За обедом в складчину он считает, сколько кто выпил кубков, и реже всех сотрапезников совершает возлияния Артемиде. (4) Он отказывается рассчитываться за покупки, сделанные для него кем-нибудь из приятелей по дешевке, говоря, что это ему лишнее. (5) Если слуга разобьет горшок или миску, то крохобор взыскивает с него стоимость, вычитая из харчей. (6) Оброни только его жена медяк, он готов отодвинуть всю утварь, кровати и сундуки в доме и обшарить весь дощатый пол. (7) Когда он что-нибудь продает, то заламывает такую цену, что покупателю нет смысла купить у него. (8) Никому он не позволит ни съесть фиги из его сада, ни пройти через его поле, ни поднять опадышей маслины или финика. (9) Пограничные межевые камни он ежедневно осматривает: стоят ли они на своих местах. (10) Он готов также взыскивать с должника просроченные проценты, наложив арест на его имущество, и требовать даже проценты с процентов. (11) Когда приходится угощать своих земляков, он подает им мелко накрошенные куски мяса. (12) А если пойдет на рынок за покупками, то возвращается домой, ничего не купив. (13) Жене своей не позволяет никому ссужать ни соли, ни фитиля для светильника, ни тмину, ни душицы или жертвенного ячменя, ни венков, ни муки для жертвенных лепешек, но говорит, что по мелочам за год много потеряешь. (14) И вообще, у таких крохоборов, как известно, и денежные сундуки заплесневели, и ключи к ним ржавеют, а сами они носят плащи, не покрывающие бедер. Они умащаются маслом из маленьких лекифов, стригутся наголо и лишь в полдень надевают сандалии, а сукновалам велят не жалеть глины для плащей, чтобы плащ скоро не загрязнился.
XI.	Бесстыдство
(1)	Бесстыдство нетрудно определить: это явное и непристойное озорство, а бесстыдный вот какой человек. (2) Повстречавшись со свободными женщинами, он задирает плащ и показывает свой пол. (3) В театре он продолжает хлопать в ладоши, когда все остальные уже перестали, или же освистывает тех актеров, которых прочие зрители благосклонно принимают. И в то время, когда весь театр замолкает, он, запрокинув голову, начинает рыгать, чтобы заставить сидящих обернуться. (4) На рынке в часы самой оживленной торговли он подходит к рядам, где торгуют орехами и миртовыми ягодами, останавливается и начинает лакомиться ими, отвлекая продавца болтовней. Едва знакомого человека он окликает по имени. (5) Видя, что люди куда-то спешат по делам, он останавливает их и просит подождать. (6) Когда кто-нибудь возвращается из суда, проиграв большую тяжбу, бесстыдный подходит и поздравляет неудачника. (7) Он сам покупает на рынке для себя съестное и нанимает флейтисток, затем показывает покупки (8) встречным и в шутку приглашает их на угощение. Остановившись около цирюльни или парфюмерной лавки, он объявляет, что у него сегодня выпивка.
XII.	Бестактность
(1)	Бестактность — это неумение выбрать подходящий момент, причиняющее неприятность людям, с которыми общаешься, а бестактный вот какой человек. (2) К занятому человеку он приходит за советом (3) и врывается с толпой 360
бражников в дом своей возлюбленной, когда та лежит в лихорадке. (4) К уже пострадавшему при поручительстве он обращается с просьбой быть его поручителем. (5) Когда предстоит выступать свидетелем, он является в суд уже по окончании дела. (6) На свадьбе начинает поносить женский пол. (7) Человека, который только что пришел домой усталый, он приглашает на прогулку. (8) Он способен к продавшему что-нибудь привести покупателя, который предлагает более высокую цену. (9) В собрании, когда все уже знают и поняли сущность дела, он встает и начинает рассказывать все сначала. (10) Он усердно предлагает свою помощь в деле, которое начавший его хотел бы прекратить. (11) За причитающимися ему процентами он является как раз после того, как его должник потратился на жертвоприношение.(12) Когда раба наказывают ударами бича, он стоит тут же и рассказывает кстати, как у него как-то один раб повесился после бичевания. (13) В третейском суде он старается поссорить стороны, желающие примириться. Пускаясь в пляс, тащит за собой соседа, который еще не пьян.
XIII.	Суетливость
(1)	Суетливость мы определим, пожалуй, как излишнее усердие в речах и действиях из добрых побуждений, а суетливый вот какой человек. (2) Он дает обещания, которые потом не может выполнить. (3) Если дело единодушно признано справедливым, он один выступает с возражениями, несостоятельность которых очевидна. (4) Слугу-виночерпия он заставляет смешивать вина больше, чем могут выпить гости. (5) Спорщиков, даже вовсе ему незнакомых, старается помирить. (6) Он обязательно поведет окольной тропинкой, сворачивая с дороги, а потом сам же не может разобрать, куда дальше идти. (7) В походе, подойдя к военачальнику, он осведомится, когда будет битва и какие приказания тот отдаст послезавтра. (8) К отцу он приходит предупредить, что мать уже спит в опочивальне. (9) Если врач запрещает давать больному вино, он все-таки дает, говоря, что хочет испытать, сильно напоив больного, не поправится ли тот. (10) На могильном памятнике женщины он напишет имена ее мужа, отца и матери и ее самой, и откуда эта женщина родом, да еще добавит, что все это были люди добрые. (11) Собираясь принести клятву, он объявляет присутствующим: «Не впервой мне: ведь уже и раньше много раз я клялся».
XIV.	Тупоумие
(1)	Тупоумие - это душевная вялость, проявляющаяся в речах и поступках, а тупоумный вот какой человек. (2) Сосчитав счетными камешками и подведя итог, он задает сидящему рядом вопрос: «Сколько же это получается?».(3) Вызванный в суд по иску, он в назначенный для разбирательства день по забывчивости отправляется в деревню. (4) На представлении в театре он засыпает и под конец остается один. (5) Объевшись за ужином, он встает ночью с постели, чтобы выйти надвор [...] и возвращается искусанный соседской собакой. (6) Запрячет какую-нибудь вещь, потом ищет и не может найти. (7) При вести о кончине какого-нибудь приятеля и получив приглашение на похороны, он с печальным лицом и слезами восклицает: «В добрый час!». (8) Получая долги, он приводит с собой свидетелей. (9) Зимой он бранится со своим рабом, зачем тот не купил на рынке огурцов. (10) Детей своих заставляет до изнеможения состязаться в борь
361
бе и беге. (11) На полевых работах он самолично варит себе чечевицу, причем дважды кладет в горшок соли, так что кушанье становится несъедобным. (12) В дождь говорит: «Как ясно сияют звезды». [...] (13) На вопрос: «Сколько покойников, по-твоему, вынесено за Могильные Ворота?» он отвечает: «Нам бы с тобой столько покойников».
XV.	Грубость
(1)	Грубость - это резкость при обхождении, проявляющаяся в речах. Вот какой человек грубиян. (2) На вопрос: «Где такой-то» он заявляет: «Оставь меня в покое». (3) На приветствие он не отвечает. (4) А случись ему что-нибудь продавать, то не объявит, почем отдает, но спрашивает покупателей, что те дадут. (5) Людям, из уважения посылающим ему подарки к праздникам, он говорит, что вовсе, мол, не нуждается ни в каких подарках. (6) Он не принимает извинений, если прохожий нечаянно толкнет, заденет или наступит ему на ногу. (7) Предложи ему приятель складчину, он сначала скажет, что не даст денег, а потом принесет, приговаривая: «Плакали и эти мои денежки». (8) Споткнувшись на улице о камень, он готов и этот камень осыпать проклятиями. (9) Долго ожидать кого-нибудь он терпеть не может, (10) и никогда не захочет ни спеть, ни продекламировать, ни сплясать. (11) Он способен пренебречь даже и молитвой богам.
XVI.	Суеверие
(1)	Суеверие — это, конечно, страх перед божественной силой, а суеверный вот какой человек. (2) В день праздника Кувшинов, омыв руки и окропив себя священной водой, выходит из храма с лавровой веткой во рту и так прогуливается целый день. (3) И если ласка перебежит дорогу, то подождет, пока кто-либо другой не перейдет или пока сам не перекинет три камня через дорогу. (4) Увидев у себя дома змею, он призывает Сабазия, если эта змея — парей, а если священная змея, то тотчас же сооружает часовню герою. (5) Проходя мимо камней, помазанных елеем, что стоят на перекрестках, он умащает их маслом из лекифа и, опустившись на колени, падает ниц и только затем уходит. (6) Если мышь прогрызет мучной мех, он идет к толкователю знамений и снов за советом, как поступить. И если тот велит отдать мех в починку кожевнику, то не слушает и по возвращении совершает очистительный обряд. (7) То и дело он совершает очищения своего дома, потому, мол, что Геката навела на него чары. (8) Если по дороге услышит крик совы, то не идет дальше, не воскликнув: «Со мной Афина владычица!». (9) Могил он сторонится и не пойдет к покойнику или к роженице, но скажет, что остерегается осквернения. (10) Каждый четвертый и двадцать четвертый день месяца он поручает своим домочадцам подогреть вино, а сам уходит из дому купить миртовых ветвей, ладана, жертвенных лепешек и затем, возвратившись домой, целый день украшает венками своих гермафродитов. (11) И всякий раз, как увидит сон, отправляется к снотолкователям, прорицателям и птицегадателям вопросить, какому богу или богине ему молиться. (12) Собираясь принять посвящение в таинства, он каждый месяц ходит к орфео-телестам вместе с женой (а если той недосуг, то с кормилицей) и детьми. (13) Если заметит человека из тех, что стоят на перекрестке, увенчанного венком из чеснока, то возвращается домой и, омывшись с ног до головы, велит затем позвать
362
жриц, чтобы получить очищение морским луком или щенком. (14) Завидев помешанного или припадочного, он в ужасе плюет себе за пазуху.
XVII.	Ворчливость
(1)	Ворчливость — это недовольство некстати всем, что тебе предлагают, а ворчун вот какой человек. (2) Если приятель пошлет ему угощение с жертвенного стола, то он скажет посланному: «Пожалел он мне своей похлебки и винишка, потому и не позвал на обед!». (3) А когда гетера целует его, он говорит: «Интересно, действительно ли ты меня сердечно любишь?». (4) И Зевсом он недоволен — не потому, что тот послал дождь, а потому, что послал позднее чем следовало. (5) Случись ему найти на дороге кошелек, он говорит: «А вот клада-то я никогда еще не находил!». (6) Купив после долгого торга с продавцом по сходной цене раба, он говорит: «Странно будет, если я за эту цену купил что-то стоящее». (7) А тому, кто приносит радостную весть: «Сын у тебя родился», отвечает: «Прибавь еще, что половина добра у меня пропала, и ты скажешь правду!». (8) Если случится выиграть тяжбу и получить все голоса судей, он еще упрекает составителя речи за то, что тот пропустил много важных доводов. (9) Если приятели предоставят ему в складчину дружеский заем и кто-нибудь из них скажет: «На радость тебе», он ответит: «Чего это ради? Ведь мне придется каждому отдавать деньги, да, кроме того, еще и благодарить, словно мне оказали благодеяние».
XVIII.	Недоверчивость
(1)	Недоверчивость — это какая-то склонность подозревать всех в нечестности. А недоверчивый вот какой человек. (2) Отправив на рынок раба за съестным, он посылает за ним вслед другого, разузнать, почем тот покупал. (3) В дороге даже сам несет свои деньги и через каждый стадий присаживается и пересчитывает их. (4) Лежа в постели, спрашивает жену, заперла ли она денежный сундук и запечатала ли шкаф с серебряной посудой, заложила ли на большой засов дверь во двор; и даже если жена подтвердит все это, он вскакивает нагишом с постели, зажигает светильник и босой обегает вокруг, чтобы все проверить, и только после этого едва-едва засыпает. (5) У должников он требует проценты при свидетелях, чтобы они не могли отпереться. (6) Свой плащ он скорее отдаст в чистку не тому сукновалу, кто лучше всего выполнит работу, но тому, кто выставит верного поручителя. (7) Приди кто-нибудь просить у него взаймы серебряных кубков, он обычно отказывает; если же проситель какой-нибудь родственник или близкий человек, то отдает кубки, но чуть ли не подвергнув их пробе на огне и взвесив, и даже, пожалуй, потребует поручителя. (8) Провожающему его рабу он велит идти не сзади, а впереди, чтобы наблюдать, как бы тот не удрал по дороге. (9) Если какой-нибудь покупатель скажет ему: «Запиши за мной, сейчас мне некогда с тобой рассчитаться», он отвечает: «Не беспокойся! Я буду ходить за тобой следом, пока ты не освободишься».
XIX.	Нечистоплотность
(1)	Нечистоплотность - это нерадение о своем теле, неприятное другим, а нечистоплотный вот какой человек. (2) Он расхаживает, страдая проказой и лишаями, с черными ногтями, и объявляет еще, что у них в семье это, мол, прирож-
363
денный недуг: ведь до него этим недугом страдали его отец и дед, и поэтому не так-то легко кому-нибудь со стороны втереться в их семью. (3) Язвы на голенях и ушибы на пальцах ног он, конечно, не лечит, но так запускает, что они становятся злокачественными, из подмышек и далеко по бокам у него растет густая шерсть, как у дикого зверя, и зубы у него черные и изъеденные, так что с ним противно общаться. (4) Другие качества его вот какие. За едой он сморкается в руку; принося жертву, пачкается кровью; разговаривая с кем-нибудь, брызжет изо рта; во время питья отрыгивает. (5) Спит в грязной постели со своей женой. (6) В бане он натирается прогорклым маслом и [...]. (7) В толстой рубахе и очень тонком плаще (который весь в пятнах) идет на рынок. (8) Когда его родная мать выходит из дому, направляясь к птицегадателю, он произносит слова, предвещающие беду. (9) А когда люди молятся или приносят жертвы, он роняет кубок и смеется, как будто выкинул какую-то остроумную шутку. (10) Слушая игру на флейте, он один аплодирует и подпевает и затем грубо кричит на флейтистку, зачем так скоро перестала играть. (11) Если ему нужно сплюнуть за столом, он плюет на виночерпия.
XX.	Назойливость
(1)	Назойливость, если точнее определить ее, — это поведение неприятное, хотя и безвредное для других, а назойливый вот какой человек. (2) Только кто-нибудь заснет, как он приходит и будит ради того лишь, чтобы поболтать, (3) и мешает людям, собравшимся в отъезд. (4) И если кто-нибудь пришел к нему, просит подождать, пока прогуляется. (5) Отняв ребенка у няньки, разжевывает ему пищу и сам кормит и, сюсюкая и причмокивая при этом, называет папенькиным любимчиком. (6) За столом рассказывает, что прочистил себе желудок и вверх и на низ, выпив чемерицы, и что желчь в его испражнениях при этом была чернее похлебки, что стоит на столе. (7) При домочадцах он способен спросить: «Скажи-ка, мамаша, какой это был для тебя денек, когда ты меня в муках рожала?», и затем сам отвечает за мать, что все же это было отрадно [...] (8) Потом заявляет, что едва ли есть хоть один человек на свете, кто бы не испытывал одновременно и того и другого - удовольствия и страдания. (9) В гостях за обедом он рассказывает, что дома у него в цистерне есть холодная вода, в огороде полно свежих овощей, а повар готовит отличный обед. И дом его что постоялый двор — всегда так и кишит гостями; друзья же у него — что бездонная бочка: сколько ни старайся, все равно не наполнить. (10) Гостям он показывает таланты своего прихлебателя. Угощая гостей вином, приговаривает, что забава для них уже приготовлена и стоит только попросить, как раб приведет флейтистку из публичного дома, «чтобы она всем нам сыграла и доставила удовольствие».
XXI.	Тщеславие
(1)	Тщеславие мы определим как низменное стремление к почету, а тщеславный вот какой человек. (2) В гостях за обедом он старается занять место за столом рядом с самим хозяином. (3) Сына своего отправляет остричь волосы в Дельфы, (4) причем обязательно позаботится, чтобы сопровождающий его слуга был эфиоп. (5) Возвращая взятую в долг мину серебра, он старается отдать целиком новой монетой. (6) Для галки, которую держит в доме, он обязательно купит лесенку и сделает маленький медный щит, чтобы она прыгала с ним по этой ле-364
сенке. (7) Когда приносит в жертву быка, то уж непременно приколотит у себя перед входной дверью бычий лоб с рогами, обвитый огромным венком, чтобы входящие видели, что он принес в жертву быка. (8) После торжественного шествия со всадниками он велит рабу отнести домой все вещи и снаряжение, а сам, накинув гражданский плащ, но в шпорах, красуется, прогуливаясь по рынку. (9) Если у него околеет мелитская собачонка, он велит поставить надгробный памятник и сделать столбик с надписью: «Чистый отпрыск мелитской породы». (10) Посвятив в храм Асклепия медный палец, он принимается начищать его, украшает венками и ежедневно умащает благовониями. (11) Когда ему случится исполнять должность притана, он обязательно потребует от коллегии прита-нов, чтобы ему дали объявить народу исход жертвоприношения, и тогда, облачившись в пышное одеяние, с венком на голове, выступает с такими словами: «О мужи афиняне! Мы, пританы, принесли жертвы матери богов и справили га-лаксии. Жертвы благоприятны, и вы принимайте ее дары!». После этого он возвращается домой и рассказывает жене о своем удивительном успехе.
XXII.	Скаредность
(1)	Скаредность — это низменная боязнь расходов, а скаред вот какой человек. (2) Одержав победу с трагическим хором, он посвящает Дионису деревянную диадему и пишет на ней свое имя. (3) Как только зайдет речь в народном собрании о добровольных взносах, он встает и втихомолку уходит. (4) Отдавая замуж дочь, продает жертвенное мясо, кроме частей, назначенных жрецам, а прислуживать на свадебной пирушке нанимает слуг на своих харчах. (5) Во время триерархии он велит стлать себе постель кормчего на корабельной палубе, а свою бережет. (6) Он также не пускает сыновей в школу в праздник муз под предлогом нездоровья, чтобы не вносить за них доли в складчину (7) Накупив съестного, он сам несет с рынка мясо и овощи за пазухой. (8) Когда приходится отдавать в стирку плащ, он не выходит из дому. (9) Завидев приближающегося приятеля, который собирает складчину, скряга, хотя уже договорился с ним о взносе, все-таки сворачивает с дороги и кружным путем возвращается домой. (10) Жене своей, которая принесла ему большое приданое, не покупает рабыни-служанки, а нанимает провожать ее с женского рынка девочку. (11) Обувь носит с много раз наставленными подметками и утверждает, что они не уступают в прочности рогу. (12) Встав утром, он сам подметает пол в доме и уничтожает клопов в постели. (13) Когда садится, то отворачивает свой плащ, который постоянно носит.
XXIII.	Бахвальство
(1)	Бахвальство — это не что иное, как притязание на достоинства, которых нет в действительности, а бахвал вот какой человек. (2) Стоя на молу, он разглагольствует перед иностранцами, как много денег он вложил в морскую торговлю, и подробно расписывает свои морские ссудные операции, как велики они и сколько он успел уже на них заработать и потерять. Плетя такие небылицы, он в то же время посылает парнишку в меняльную лавку, где у него нет даже драхмы на счету. (3) Дорожному спутнику он готов заморочить голову рассказами, как он воевал с Александром, какие милости тот ему оказывал и сколько он привез с собой кубков, украшенных драгоценными каменьями, и об азиатских мастерах он
365
готов спорить, утверждать, что они лучше европейских, и все это, не выехав ни разу в жизни из своего города. (4) У него есть уже, по его словам, целых три письма от Антипатра с приглашением приехать в Македонию, и несмотря на разрешение беспошлинно вывозить оттуда лес, он все-таки, мол, отказался ехать, чтобы никто не донес о его слишком больших симпатиях к македонянам. (5) В голодную годину он будто бы потратил больше пяти талантов на помощь нуждающимся гражданам, так как не мог им отказать. (6) Сидя рядом с людьми незнакомыми, он велит одному из них класть счетные камешки и, подсчитывая итоги по 600 драхм и по мине и для правдоподобия называя при этом имена людей, кому он ссудил деньги, получает общий итог в 24 таланта. Эти-то деньги, по его словам, и есть его добровольные пожертвования, что до постройки кораблей, то это, а также и другие общественные повинности, которые ему пришлось нести, в счет не идет. (7) Подойдя к рядам продавцов породистых коней, он делает вид, будто собирается купить коня. (8) У прилавка продавцов материй и одежды набирает себе одежды почти на 2 таланта, а затем принимается бранить раба за то, что тот пошел с ним на рынок, не взяв с собой золотой монеты. (9) Живя в наемном доме, бахвал уверяет людей, что дом достался ему от отца по наследству, но он желает его продать, потому-де, что дом ему слишком мал для приема иностранных гостей.
XXIV.	Высокомерие
(1)	Высокомерие — это какое-то презрение ко всем остальным людям, кроме себя, а высокомерный вот какой человек. (2) Посетителю, который спешит, он говорит, что тот может с ним встретиться после обеда за прогулкой. (3) Оказав людям услугу, он велит хорошо запомнить это. (4) Приговор сторонам, которые выбрали его посредником, он выносит, прогуливаясь по улице. (5) Избранный на государственную должность, отказывается, клятвенно заверяя, что ему недосуг. (6) Первым посетить он никого не желает. (7) Своим поставщикам или нанятым на работу он велит приходить на рассвете. (8) Со встречными на улицах не разговаривает, но идет, глядя себе под ноги или, наоборот, высоко подняв голову. (9) Принимая дома приятелей, сам не обедает с ними вместе, но оставляет их на попечение одного из своих людей. (10) Отправляясь куда-нибудь, заранее посылает человека сообщить о своем прибытии. (11) Когда натирается маслом в бане, и даже за едой, не допускает к себе посетителей. (12) При расчетах с кем-нибудь поручает рабу подсчитать на камешках и, подведя итог, записать в счет. (13) В письмах не пишет: «Ты сделаешь мне одолжение», но «Мне желательно», «Я послал человека, чтобы получить от тебя» и «Чтобы так оно и было», «Без промедления!».
XXV.	Трусость
(1)	Трусость — это некая душевная слабость, выражающаяся в неспособности противостоять страху, а трус вот какой человек. (2) В море он принимает утесы за пиратские корабли. А едва начинают подыматься волны, спрашивает, нет ли среди плывущих непосвященного в мистерии. И подымая затем голову к кормчему, выспрашивает у того, держит ли он правильный курс в открытом море и что думает о погоде; а своему соседу говорит, что видел зловещий сон. Затем снимает свой хитон, отдает рабу и умоляет высадить его на берег. (3) А на войне, когда от
366
ряд, в котором он находится, вступает в бой, он призывает земляков остановиться рядом с ним и прежде всего оглядеться; трудно, говорит он, распознать и отличить своих от врагов. (4) Слыша боевые крики и видя, как падают люди, он говорит стоящим возле воинам, что в спешке забыл захватить свой меч, и бежит к палатке; затем посылает раба с приказанием разузнать, где неприятель, в палатке он прячет меч под подушку и потом долго мешкает, как бы разыскивая его. (5) Если увидит, что несут раненым одного из друзей, то, подбежав, ободряет, подхватывает и помогает нести. Затем начинает ухаживать за раненым: обмывает рану губкой и, сидя у изголовья, отгоняет мух от раны, словом, делает все, лишь бы не сражаться с врагами. А когда трубач затрубит сигнал к бою, то, сидя в палатке, бормочет: «Чтоб тебя черти побрали! Не даешь человеку заснуть, только и знаешь трубить». (6) И весь в крови от чужой раны, он выбегает навстречу воинам, возвращающимся с поля боя, распространяется о том, что он с опасностью для жизни спас одного из друзей, потом приводит земляков и граждан своей филы поглядеть на раненого и при этом каждому рассказывает, что сам своими руками принес его в палатку.
XXVI.	Приверженность к олигархии
(1)	Приверженность к олигархии — это, думается, стремление к господству, тесно связанное с корыстью. А приверженец олигархии вот какой человек. (2) Когда народ решает, кого взять в помощь архонту распорядителями праздничной процессии, он берет слово и предлагает облечь выборных неограниченной властью. И даже если другие выставляют десять кандидатов, говорит: «Хватит и одного, но пусть это будет настоящий муж». Из всего Гомера он запомнил только один-единственный стих:
Нет в многовластии блага, да будет единый властитель
и больше ни одного не знает. (3) Вот какие нравоучительные изречения он постоянно твердит: «Нужно нам собраться и между собой обсудить, как избавиться от черни и от рынка; ] надо отказываться от государственных должностей и не допускать для себя ни брани, ни почестей от этих людей». Затем: «Или этим людям или нам жить в этом городе». (4) Около полудня он выходит из дому, одетый в гиматий, умеренно подстриженный, с тщательно подрезанными ногтями, и провозглашает с трагическим пафосом: (5) «Житья нет в нашем городе от сикофантов», «В судах нам беда от подлых, которые нас судят», «Дивлюсь я тем, кто еще занимается общественными делами! Чего им только надо? Ведь чернь неблагодарна и всегда благоволит лишь тому, кто устраивает раздачи и казенные подарки». Говорит о том, как он стыдится, когда рядом с ним в народном собрании усаживается какой-то жалкий и грязный нищий. (6) И твердит: «Когда же наконец нас перестанут донимать общественными повинностями и снаряжением кораблей? И как же ненавистна нам эта порода народных вожаков!» Виновник всех этих бед, по его словам, прежде всего Фесей: «Это он собрал народ из двенадцати городов в один город и уничтожил царскую власть, и по заслугам сам и получил: эти люди его первого и погубили». И многое другое в таком же роде говорит он, обращаясь к иностранцам и согражданам одинакового с ним настроения и взглядов.
367
XXVII.	Опсиматия
(1)	Опсиматию уместно определить как усердие не по возрасту, а опсимат это вот какой человек. (2) Шестидесяти лет от роду он может заучивать наизусть стихотворные отрывки да к тому же еще, принимаясь декламировать их за вином, забывает. (3) Собственный сын учит его военному строю: «Направо! Налево! Кругом!». (4) На празднества в честь героев он вносит долю складчины, чтобы вместе с юношами участвовать в беге с факелами. (5) Если его позовут для жертвоприношения в храм Геракла, то он, скинув плащ, поднимает голову быка, чтобы подставить горло жертвы под нож. (6) Он упражняется также в борьбе, появляясь в палестрах. (7) На площадных балаганах он просиживает по три, по четыре представления, заучивая куплеты песенок. (8) При посвящении в мистерии Сабазия старается превзойти всех других посвящаемых, красуясь перед жрецом. (9) Влюбленный в гетеру, выламывает двери дома прелестницы и затем, избитый счастливым соперником, подает в суд на обидчика. (10) Отправляясь в поле верхом на чужом коне, начинает наезднические упражнения, падает и разбивает себе голову. (11) В кружке декадистов устраивает угощение тем, кто вместе с ним участвует в деятельности этого кружка. (12) С сопровождающим его рабом он играет в «большую статую» (13) и с дядькой собственных детей состязается в метании дротика и стрельбе из лука, да еще и учит его, как будто тот сам ничего не умеет. (14) В бане он выступает борцом и при этом поминутно виляет задом, желая этим показать, что он опытный борец. (15) И когда пляшут хоры женщин, то и старик пускается в пляс, сам себе подпевая.
XXVIII.	Злоязычие
(1)	Злоязычие - это недоброжелательное расположение, проявляющееся в речах, а злоязычный вот какой человек. (2) Если его спросят: «Что за человек такой-то?», он ответит так, как будто ему заказано составление родословной: «Сперва я начну с его происхождения, что до его отца, то сначала его звали Со-сием, в солдатах он стал Сосистратом, а после зачисления в списки демотов -Сосидемом. А вот мать его — благородная фракиянка. Зовут эту милашку Кринокоракой. Такие дамы, как говорят, у себя на родине считаются благородными. А сынок таких родителей — негодяй и висельник. (3) Он способен сказать кому-нибудь [...]: «Уж я-то, конечно, знаю все о тех», и затем добавляет к этому: «Эти женщины прямо на улице хватают прохожих и уводят к себе, да и дом-то у них сам, пожалуй, готов задрать ноги. Нет, это не шуточное дело: они как собаки совокупляются прямо на улицах. Одним словом, эти бабы прямо насилуют мужчин. Они сами выбегают открывать на стук дверь во дворе». (4) Конечно, когда другие начинают злословить на чей-нибудь счет, он тут как тут и непременно вмешивается: «Я-то, говорит, этого человека терпеть не могу больше всех, ведь и с лица-то он какой-то мерзкий, а подлость его неслыханна, вот пример. Жене своей (которая принесла ему таланты в приданое) после рождения ребенка он выдает ежедневно три медяка на харчи, да еще заставляет на Посейдонов день мыться холодной водой». (5) В компании он способен злословить о только что вышедшем человеке, а лишь только начнет, то уж никак не может удержаться, чтобы не обругать еще и его родных.(б) И не счесть гадостей, которые он распространяет о приятелях и
368
домашних, не щадя даже покойников! Злословие - это для него и свобода слова, и демократия, и независимость; и нет на свете ему большего удовольствия, чем это.
XXIX.	Подлолюбие
(1)	Подлолюбие - это пристрастие к пороку, а подлолюбец вот какой человек. (2) Он ищет общения с проигравшими гражданский процесс и ограниченными в гражданских правах по суду, думая при этом, что если он будет с ними якшаться, то приобретет больше опыта и внушит к себе больше страха. (3) А говоря о честных людях, скажет, что нет честных людей по природе, но все одинаковы; (4) да еще и в упрек поставит человеку то, что он считается честным, негодяя же он зовет человеком свободным от предрассудков. Если кому-нибудь бросают обвинение в подлости, он согласен, что многое из того, что люди говорят о нем, сущая правда, но кое-что и отвергает, так, он утверждает, что это человек даровитый, добрый товарищ и смышленый. Он заступается за него, уверяя при этом, будто вообще не встречал человека более дельного, когда тот выступает с речью в народном собрании или держит ответ перед судом, он также всегда на его стороне, и судьям он твердит, что надо судить не данного человека, а само дело! Человек же этот — пес народа: ведь он охраняет народ от его врагов, в заключение он добавляет: «Не останется у нас уже больше людей, способных терпеть невзгоды ради блага государства, если мы пожертвуем такими людьми, как этот». (5) Он умеет также покровительствовать негодяям, оказывать им поддержку в судах по всяким темным делам и в суде всегда готов речи сторон перетолковывать в неблагоприятном для них смысле.
XXX.	Подлокорыстие
(1) Подлокорыстие - это стремление к постыдной корысти, а поддокорыст-ный вот какой человек. (2) Принимая гостей, он не подаст на стол достаточно хлеба. (3) У иноземца, который остановился у него в доме, он занимает деньги. (4) При раздаче порций жертвенного мяса заявляет, что раздатчику полагается двойная порция, и тотчас же забирает ее себе. (5) Если продает вино, то даже приятелю старается всучить разбавленное водой. (6) На театральное представление он ходит вместе с сыновьями уже в тот час, когда съемщики пускают на свободные места даром. (7) Будучи послом за границей, он оставляет дома полученные от казны деньги на дорогу, а сам занимает на харчи у товарищей-послов. На плечи сопровождающего раба он наваливает ношу тяжелее, чем тот может снести, а харчей отпускает ему меньше всех других хозяев. Свою долю подарков, полагающихся послам, он требует, чтобы тут же продать ее. (8) Натираясь маслом в бане, он говорит рабу: «Масло-то ты, паренек, купил прогорклое», и затем берет и умащается чужим. (9) Он способен даже требовать себе часть медяков, найденных рабами на улицах, приговаривая: «Гермесовы дары - для всех».(10) Когда приходится отдавать свой плащ в стирку, то занимает плащ у знакомого, а затем оттягивает возвращение на много дней, пока наконец его не потребуют назад. (11) А бывает еще и такое. Он сам отмеривает своим домочадцам порции муки на харчи «Филоновой меркой» с вдавленным внутрь дном, тщательно выравнивая поверхность. (12) Узнав, что его приятель намерен по случаю купить какую-нибудь вещь, он спешит купить ее сам, чтобы перепродать ему. (13) Возвращая взя
369
тые в долг тридцать мин, он недодает четыре драхмы. (14) Если сыновья его по болезни пропустили учебные занятия, он делает соответствующий вычет из платы за обучение. А в месяц анфестерион вовсе не посылает детей в школу, чтобы не вносить платы учителю, так как в этом месяце много театральных представлений и праздников. (15) Когда раб приносит ему свои медяки оброка, он требует еще лаж по счету на серебро. (16) Так же он поступает, получая расчет от своего управляющего, при угощении земляков требует еще для своих рабов харчей из общего кошта. А оставшиеся от угощения половинки редьки он записывает, чтобы их не забрали рабы, прислуживающие за столом. (17) Случись ему путешествовать со знакомыми, он пользуется услугами их рабов, своего же раба отдает внаем на сторону и наемную плату не вносит в общую казну. (18) Конечно, когда у него устраивается обед в складчину, он ставит в счет израсходованные им дрова, чечевицу, уксус, соль и масло для светильников. (19) Если кто-нибудь из приятелей женится или выдает замуж дочь, он умышленно перед этим уедет на некоторое время из города, чтоб не подносить свадебного подарка. (20) И у знакомых он занимает такие вещи, которых не потребуют назад и даже откажутся принять, если их и предложить вернуть.
И. Кант
О ТЕМПЕРАМЕНТЕ1
С физиологической точки зрения, когда речь идет о темпераменте, имеют в виду физическую конституцию (слабое или сильное телосложение) и комплекцию (жидкое, с помощью жизненной силы закономерно подвижное в теле, к чему относят также тепло или холод при обработке этих соков).
Но с точки зрения психологической, т. е. как темперамент душй (способности чувства и желания), эти выражения, касающиеся свойств крови, определены только по аналогии игры чувств и желания с телесными движущими причинами (из которых кровь самая главная).
Тогда оказывается, что темпераменты, которые мы приписываем только душе, все же могут скрыто иметь в качестве содействующей причины и телесное в человеке; далее, что так как, во-первых, они допускают главное деление их на темпераменты чувства и темпераменты деятельности и, во-вторых, каждый из них может быть связан с возбуждением жизненной силы (intensio) или ее ослаблением (remissio), то можно установить только четыре простых темперамента (как четыре силлогистические фигуры через medius terminus): сангвинический, меланхолический, холерический и флегматический. Тогда могут быть сохранены древние формы [деления] и может возникнуть более удобное толкование, соответствующее духу этого учения о темпераментах.
Выражение «свойство крови» уже не служит здесь для того, чтобы указать причину явлений человека, на которого оказываются чувственные воздействия, все равно - будет ли это по патологии жидкостей или по патологии нервов; оно служит только для того, чтобы классифицировать их в соответствии с наблюдаемыми воздействиями [на человека], ибо здесь не требуется знать заранее, какое химическое смешение крови оправдывает название того или иного свойства темперамента, а [имеется в виду только то], какие чувства и склонности сопоставляются при изучении человека, чтобы указать для него надлежащую рубрику особого класса.
Главное деление учения о темпераментах может быть, следовательно, таким: на темпераменты чувства и темпераменты деятельности; они, в свою очередь, делятся на два вида, что в совокупности дают четыре темперамента. К темпераментам чувства я причисляю: А) сангвинический и В) его противоположность — меланхолический. Первый имеет ту особенность, что на ощущение оказывается быстрое и сильное воздействие, но ощущение протекает не глубоко (не бывает продолжительным); во втором же темпераменте ощущение бывает менее ярким, зато пускает глубокие корни. В этом следует усматривать различие темпераментов чувства, а не в расположении к веселью или грусти. В самом деле, легкомыслие сангвиника располагает к веселости, а глубокомыслие, задумывающееся над ощущением, отнимает от веселого нрава его быструю изменчивость, хотя это еще не ведет к грусти. Но так как всякая перемена, которая находится в нашей власти, вообще оживляет и укрепляет душу, то те, кто всё, что с ними случается, принимает легко, если не умнее, то несомненно счастливее тех, кто придает большое значение ощущениям, которые тормозят его жизненную силу.
1 Кант И. Собр. соч., т. 6. М., 1966.
371
I. Темпераменты чувства
А.	Сангвинический темперамент человека веселого нрава
(des Leichtblutigen)
Способ чувствования сангвиника можно узнать по следующим проявлениям. Это человек беззаботный, полный надежд; каждой вещи он на мгновение придает большое значение, а через минуту уже перестает о ней думать. Он честно обещает, но не держит своего слова, так как он до этого недостаточно глубоко обдумал, в состоянии ли он сдержать его. Он достаточно добродушен, чтобы оказать помощь другому, но он плохой должник и всегда требует отсрочки. Он хороший собеседник, шутит, весел, готов ничему в мире не придавать большого значения (vive la bogatelle!), и все люди ему друзья. Обычно он не злой человек, но грешник, нелегко поддающийся исправлению. Правда, он сильно раскаивается, но скоро забывает свое раскаяние (которое никогда не превращается у него в скорбь). Работа его скоро утомляет, но он без устали занимается тем, что в сущности есть только игра, ибо игра всегда связана с переменами, а выдержка не по его части.
В.	Меланхолический темперамент человека мрачного нрава
(des Schwerblutigen)
Человек, расположенный к меланхолии (не меланхолик, ибо это означает уже состояние, а не просто расположение к состоянию), придает всему, что его касается, большое значение, везде находит поводы для опасений и обращает внимание прежде всего на трудности, тогда как сангвиник, наоборот, начинает с надежды на успех; поэтому первый думает настолько же глубоко, насколько второй поверхностно. Он с трудом дает обещание, ибо не может его не исполнить, но сомневается, в состоянии ли он его исполнить. И все это у него объясняется не моральными причинами (ибо здесь речь идет о чувственных мотивах), а тем, что противоположное доставляет ему неприятность, и именно поэтому он становится озабоченным, недоверчивым и полным сомнений, а из-за этого и маловосприимчивым к веселью. Впрочем, когда это расположение духа становится привычным, оно противопоставляется расположению духа человеколюбца, которое свойственно больше сангвинику, по крайней мере по побуждению, ибо тот, кто сам должен обходиться без радости, вряд ли пожелает ее другому.
II. Темпераменты деятельности
С.	Холерический темперамент человека вспыльчивого
(des Warmblutigen)
О нем говорят, что он горяч, вспыхивает быстро, как солома, но при уступчивости других скоро остывает. В его гневе нет ненависти, и он любит другого тем сильнее, чем скорее тот ему уступает. Его деятельность быстра, но непродолжительна. Он деятелен, но неохотно берет на себя дела именно потому, что у него нет выдержки; вот почему он охотно делается начальником, который руководит делами, но сам вести их не хочет. Поэтому его господствующая страсть — честолюбие; он охотно берется за общественные дела и желает, чтобы его громогласно хвалили. Он любит блеск и помпезность церемоний, охотно берет под свою защиту других и с виду великодушен, не из любви, однако, а из гордости, ибо себя самого он любит больше. Он следит за порядком и кажется поэтому умнее, чем
372
он есть. Он любит располагать средствами, чтобы не быть скаредным, натянут и напыщен в обхождении и охотно имеет при себе какого-нибудь льстеца, который служит мишенью для его остроумия, и больше переживает, когда его гордые притязания встречают отпор, чем скупец, когда противодействуют его корыстным притязаниям; дело в том, что достаточно немного едкого остроумия, чтобы мигом исчез ореол важности, тогда как скупца его прибыли вознаграждают за это. Одним словом, холерический темперамент - самый несчастный из всех темпераментов, ибо больше других вызывает противление себе.
D.	Флегматический темперамент хладнокровного
(des Kaltbliitigen)
Флегма означает отсутствие аффекта, а не инертность (безжизненность), и поэтому человека, у которого много флегмы, нельзя называть флегматиком и под этой кличкой зачислять в разряд лентяев.
Флегма как слабость — это склонность к бездеятельности, нежелание браться за дело, даже если побуждения к этому очень сильны. Нечувствительность к побуждениям представляет собой добровольную бесполезность, и его склонности направлены только на насыщение и сон.
Флегма как сила - это способность приходить в движение хотя и не легко и не быстро, но зато надолго. Тот, у кого в крови добрая доза флегмы, нагревается медленно, но долго хранит тепло. Он не легко приходит в гнев, а сначала колеблется, следует ли ему сердиться; холерик же пришел бы в бешенство, что не может твердого человека вывести из равновесия.
Хладнокровному нечего жалеть о том, что у него совершенно обычная доля разума, но в то же время он от природы одарен этой флегмой; хотя он и лишен блеска, но зато исходит из принципов, а не из инстинктов. Его удачный темперамент заменяет ему мудрость, и даже в обыденной жизни его часто называют философом. Своим темпераментом он превосходит других, не задевая их тщеславия. Его часто называют также пронырой, ибо все направленные на него снаряды, выпущенные из баллист и катапульт, отскакивают от него, как от мешка с ватой. Это уживчивый муж, который умеет забирать власть над женой и родственниками, хотя с виду он покорен воле всех, так как, обладая непреклонной, но благоразумной волей, он умеет приспособить их волю к своей, подобно тому как тела с небольшой массой и большой скоростью движения, нанося удар, пробивают встречающиеся им препятствия насквозь, а при меньшей скорости, но при большем объеме увлекают за собой это препятствие, не разрушая его.
Если один темперамент, как обычно думают, соединяется с другим, как, например,
А В
Сангвинический	Меланхолический
С D
Холерический	Флегматический
373
то они или противодействуют друг другу, или нейтрализуются. Первое бывает, когда полагают, будто в одном и том же субъекте соединены сангвинический темперамент с меланхолическим или холерический с флегматическим, ибо они (А и В, равно как С и D) противоречат друг другу. Второе, а именно нейтрализация, происходит будто бы при [словно химическом] смешении сангвинического темперамента с холерическим и меланхолического с флегматическим (А и С, равно как В и D). Нельзя мыслить слитым в одном и том же акте добродушное веселье с грозным гневом или муки самоистязания с довольным спокойствием невзыскательной души. Но если одно из этих двух состояний в одном и том же субъекте должно смешаться с другим, то получаются только причуды и капризы, а не определенный темперамент.
Следовательно, сложных темпераментов нет, например нет сангвинически-холерического (каким хотели бы обладать все вертопрахи, полагая, будто в таком случае они были бы милостивыми, но и строгими господами); их всегда и во всем только четыре, и каждый из них однороден; и неизвестно, что вышло бы из человека, если бы он имел смешанный темперамент.
Веселость и легкомыслие, глубокомыслие и меланхолия, благородство и упрямство, наконец, хладнокровие и тупоумие отличаются друг от друга только как «	2
действия темперамента по отношению к их причине .
2 Какое влияние оказывает различие темперамента на общественные дела или наоборот (какое действие оказывают навыки в этих делах на темперамент) — ответ на этот вопрос будто бы найден отчасти с помощью опыта, отчасти при содействии предполагаемых случайных причин. Так, например, говорят, что
в религии холерик - ортодокс,
сангвиник — свободомыслящий,
меланхолик — фанатик,
флегматик - индифферентист.
Но это беспочвенные суждения, которые имеют лишь столько значения для характеристики, сколько им придает шутовское остроумие (valent guantum possut).
Стендаль
КЛАССИФИКАЦИЯ ЧЕЛОВЕКА1
Классификация человека
Сочетания темпераментов бесконечны; но художник, чтобы не запутаться, должен иметь в виду шесть наиболее резко отличающихся друг от друга темпераментов, к которым можно свести все остальные1 2: сангвинический, холерический, флегматический, мел анхол ический, нервный, атлетический3.
Это раскрывает свойства не столько отдельных лиц, сколько наций.
О сангвиническом темпераменте
Этот темперамент, без сомнения, самый распространенный во Франции. Мне это пришло в голову на берегу Немана 6 июня 1812 года, при виде переправы через реку бесчисленной армии, которая состояла из стольких наций и которой предстояло испытать поражение, самое достопамятное в истории. Меня обуревали сомнения, ибо я предчувствовал, что при склонности нашего полководца к риску в глубине бесконечных равнин России нас должно ожидать мрач
1 Из «Истории живописи в Италии». Стендаль. Собр. соч. в 12 тт. Т. 8. М., 1978, с. 209-237.
2 Для тех, кто не путешествовал и сомневается в существовании темпераментов, см. «Путешествие в Египет» Вольнея.
3 Мне бы следовало поместить тут копию карикатуры четырех темпераментов (Лафатер, 1, 263) или воспроизвести рисунки, которые я сделал во время своих путешествий с тех лиц, которые, на мой взгляд, обладали резко выраженными темпераментами в несмешанном виде. Но терпение не мой талант. Нельзя сказать, чтобы даже от лучших граверов можно было получить эстампы, похожие на те рисунки, которые им дают: прежде граверы не умели рисовать, в наши дни они храбро исправляют самых больших мастеров. Это то же самое, как если бы честный иностранец, переводя Мольера, сказал себе: «Характеру Органа в “Тартюфе” присвоены чувства, которые мне кажутся почти бесчеловечными. Человечность — хорошая вещь; смягчу-ка я немного те места, где Орган погрешает против этой прекраснейшей добродетели».
Если бы мне удалось найти хорошего немецкого гравера, очень прилежного и добросовестного, я поместил бы тут эстампы, чтобы показать манеру каждого великого живописца.
Скажу, что, на мой взгляд, нет ничего нелепее гравюр Вольпато с картин в станцах Ватикана. Чтобы познакомиться в Париже со стилем ватиканских фресок, надо пойти к одному живущему около Сорбонны рисовальщику, имя которого я позабыл; он привез из Рима три или четыре головы, достойные оригиналов. Люди, которые почувствуют их ангельскую чистоту, поймут мою мысль; у гравера есть незыблемое правило: либо он воображает себя гениальней Лодовико Карраччи, либо считает нужным копировать все, даже слегка удлиненные пальцы его Мадонныа.
«Тайная вечеря» Моргена, портрет Форнарины, «Madonna del sacco», верхняя часть «Преображения» дают зрителю ослабленное впечатление оригиналов, тогда как нет ничего менее похожего на Рафаэля, чем «Сила» и «Умеренность», которые сделаны Моргеном под пару к «Madonna del sacco».
Что касается Корреджс, художника почти непередаваемого, то существует одна «Мадонна» Бо-нато, которая мне представляется чудом; прикройте ставни, чтобы она видна была в полумраке, — и вам покажется, что перед глазами у вас особенное сияние картин Корреджо.
а Бывший Музей Наполеона, № 876.
375
ное будущее. Устав от тщетных предположений, я обратился к положительным знаниям, надежной опоре во всех случаях жизни. У меня сохранился еще один том Кабаниса, и, угадывая за его фразами его мысли, я подыскивал примеры, вглядываясь в лица солдат, проходивших мимо меня с пением и иногда останавливавшихся ненадолго, когда мост был загроможден.
Именно с крестьян следует начинать трудное изучение темпераментов; человек богатый слишком легко ускользает из-под влияния климатических условий; это усложняет проблему.
Физические свойства сангвинического темперамента
Вот человек с ослепительным цветом лица, довольно полный, веселый с виду, с заключающей в себе вместительные легкие широкой грудью, которая свидетельствует о более деятельном сердце и, следовательно, о более высокой температуре и более быстром и сильном кровообращении; отсюда обычное выражение, когда речь идет о героях: большое сердце.
Заложенные в клеточной ткани, часто разветвленные нервные окончания, покрывая собой умеренно напряженные чувствительные пластины, должны получать ощущения живые, быстрые, легко возникающие. Гибкие мускулы, нежные волокна, насыщенные большой жизненной силой — силой не убывающей и равномерно распределенной, — должны производить, в свою очередь, движения легкие и быстрые, без какой-либо задержки.
Таким образом, сангвинический темперамент характеризуется быстротой и легкостью действий4.
Душевные свойства
Приподнятое состояние духа, приятные и блестящие мысли, благожелательные и нежные чувства; но привычки отличаются непостоянством; есть что-то легковесное и изменчивое в душевных движениях, уму недостает глубины и силы5.
4 Кабанис. 1442. Crichton, «Mental derangement»; Гиппократ «Трактат о воде, воздухе и пространстве»; Гален «Классификация темпераментов»; Дарвин, Галлер, Келлен, Пинель Галле, Циммерман и т. д. В политике, как и в искусстве, нельзя достигнуть высокого, не изучив человека, и необходимо мужественно начать с самых основ, с физиологии.
Жизнь человека слагается из двух жизней: жизни органической и жизни соотносительной. Большой симпатический нерв — источник жизни органовдыхания, кровообращения, пищеварения и т. д. и т. д. Мозг - источник жизни соотносительной, называемой так потому, что она ставит нас в отношения с остальным миром. Растения наделены, по-видимому, только органической жизнью. Они живут, они не распадаются на составные части, но у них нет ни движения, ни воспроизведения, ни речи.
Движения, вызываемые большим симпатическим нервом, непроизвольны, воля есть во всем, что исходит от мозга; так как многие органы получают нервы одновременно из этих обоих центров, некоторые движения бывает то произвольными, то непроизвольными. Отсюда этот знаменитый стих, история нашей жизни:
Video meliora, proboque; deteriora sequor*.
Большой симпатический нерв — в этом смысле названный весьма неудачно — может считаться источником заботы о личной выгоде, а мозг — причиной потребности в симпатии; вот два высших начала Востока - Ормузд и Ариман, оспаривающие нашу жизнь другу друга (см. превосходный труд господина де Траси «О воле»).*
Вижу, в чем заключается добродетель, и люблю ее, но поступаю дурно (лат.).
5 Во время моего пребывания в Риме я отметил, что в числе моих знакомых был только один сангвиник, милейший маркиз Ор...
376
Я всего только утверждаю, что указанные физические признаки часто совмещаются с указанными душевными наклонностями. Врач, обнаружив физические признаки, ожидает встретить соответствующие душевные проявления. Философ, обнаружив душевные признаки, найдет подтверждение своим наблюдениям в строении тела. Сколько бы сангвиник ни уверял в своей неутомимой энергии, не ему при прочих равных условиях поручит Фридрих II защиту важной крепости; зато он его пригласит в том случае, если пожелает иметь у себя любезного царедворца.
Известно, что общие положения приобретают более достоверный характер по мере того, как их распространяют на большее количество индивидуумов6. Так, во время московского отступления французская армия могла бы быть спасена каким-нибудь талантливым немцем, каким-нибудь маршалом Доуном или Вашингтоном. Я охотно назвал бы менее громкие имена. Вовсе не требовался гений, нужен был только известный порядок, столь обычный в австрийских армиях, но которого нельзя и ожидать от народа с сангвиническим темпераментом. Чтобы все до конца стало ясно, достаточно сказать следующее: предвидеть опасность считалось смешным.
Художник, который возьмется за изображение Брута, посылающего сыновей на смерть, не станет придавать отцу идеальную красоту сангвиника, тогда как этот самый темперамент послужит извинением для юношей. Если художник решит, что состояние погоды в Риме в день убийства Цезаря — вещь безразличная, это будет значить, что он отстал от века. В Лондоне бывают дни, когда люди вешаются7.
О холерическом темпераменте
Aggredior opus difficile*. Прошу прощения за тридцать страниц сухой математики. Чтобы сказать то же самое так обстоятельно, как это требуется, понадобилось бы не тридцать, а сто страниц, но, чтобы понять Микеланджело, надо преодолеть это.
Желчь — один из самых своеобразных элементов в человеческом механизме8; образуясь из крови, освободившейся при своей циркуляции от лимфатических составных частей, она перегружена маслянистыми веществами. В этой крови отлагаются многообразные жизненные восприятия каждого из органов, через которые она прошла. В химическом отношении желчь - вещество горючее, белковое, пенящееся. С точки зрения физиолога, это очень подвижная жидкость, сильно возбуждающая, действующая, подобно дрожжам, на питательные соки и на другие жидкости в теле, придающая твердым элементам живость и силу движений; она непосредственно повышает присущий им тонус; она также прямо воздействует на нервную систему, а через нее на непосредственные причины ощущений. Почти всегда стимулирующие действия желчи совпадают с такими же действиями семенной жидкости, и эти два вещества, столь могущественно влияющие на счастье и чувствительность человека, вызывают равную степень возбуждения.
6 Лаплас. Вероятности; Траси «О воле».
7 Ветер и туманы в октябре месяце.
* «Приступаю к трудному делу» (лат.).
8 Св. Доминик, Юлий II, Марий, Карл V, Кромвель; это темперамент великих деятелей.
377
Вообразим человека, у которого их активность была бы предельной; вообразим, что у этого человека наблюдается известное состояние твердости и напряженности во всей системе, будь то в точках, где разветвляются нервные окончания, будь то в мускульных тканях. Придадим еще этому человеку хорошо развитую грудь, легкие и сердце большого объема; это и будет чистейший представитель холерического темперамента.
Его отпечаток — сильнейший из всех, наблюдаемых в живой природе. Все крепко связано в организованном таким образом механизме. Активность органов воспроизведения усиливает активность печени; активность желчи усиливает активность всех движений, и в частности кровообращения. Две управляющие индивидуумом жидкости усиливают чувствительность окончаний нервов. Все движения наталкиваются на препятствие в твердости отдельных частей; но все эти препятствия энергично преодолеваются. Чтобы закончить картину, обратите внимание на резко повышенную благодаря желчи температуру в руках; обратите внимание на расширенные артерии и вены и на количество крови, большее даже, чем у сангвиника.
Душевные свойства
Повышенная впечатлительность, движения резкие и порывистые, впечатления столь же быстрые и столь же изменчивые, как у сангвиников; но, поскольку каждое впечатление отличается большей силой, оно приобретает теперь еще более властный характер. Пламя, пожирающее человека желчного темперамента, порождает мысли и влечения более самодовлеющие, более исключительные, более непостоянные.
Оно придает ему почти постоянное чувство тревоги. Без труда дающееся сангвинику чувство душевного благополучия ему совершенно незнакомо; он обретает покой только в самой напряженной деятельности. Лишь при великих движениях, когда опасность или трудность требуют от него всех его сил, когда он в каждый миг вполне и целиком сознает эту опасность и трудность, может подобный человек наслаждаться существованием. Человек холерического темперамента предназначен к великим делам своей телесной организацией.
Кардинал Ришелье прекрасно руководил переговорами, но он был бы, вероятно, очень плохим посланником. Тут нужен сангвиник, человек любезный, непрестанно прикрашивающий деталями непривлекательную суть дела, вроде лорда Честерфильда или герцога Ниверне.
Джулио Романо и Микеланджело изображали только людей холерического темперамента. Гвидо, напротив, достиг божественной красоты, изображая почти исключительно тела сангвиников. Оттого его красота лишена строгости. Это удивительно для Италии, где художники жили среди народа холерического темперамента.
Три суждения
Меня могут обвинить в том, что я все отношу за счет темпераментов.
Согласен, в действительной жизни у нас есть признаки гораздо более достоверные, гораздо более бросающиеся в глаза, но во всех этих признаках есть движение. Очень важные в музыке и актерской игре, они не играют никакой роли в живописи, немой и почти неподвижной.
378
Как только человек с острым умом видит какую-нибудь знаменитую личность, например короля, он мгновенно проверяет составленное им раньше о нем представление. Первое суждение9 почти всегда бывает основано на знании таким человеком темпераментов.
Через несколько секунд физиогномическое суждение10 11 изменяет создавшееся впечатление.
Через несколько минут его снова перестраивает множество суждений, вытекающих из наблюдения движений.
Рафаэль беспрестанно был занят оттенками, влияющими на два первых рода суждения.
Третий был для него менее важен, как два первые были менее важны для Сервантеса11.
Искусный часовщик угадывает, который час, следя за колесиками стенных часов. Художник должен внешностью своего персонажа показать тот характер, который предписывают ему иметь органы его тела.
Я прекрасно также знаю, что, обладая всеми признаками одного темперамента, можно принадлежать к прямо противоположному; но эта истина, весьма важная для врача или философа, для живописца не имеет никакого значения.
Она за пределами его возможностей. Нельзя Филопемена заставить пилить дрова.
О флегматическом темпераменте
Если читателю случалось путешествовать, я попрошу его вспомнить приезд в Неаполь или в Роттердам.
Если он никогда не выезжал из Парижа, то какой бы проницательностью он ни был наделен, он подвергается большой опасности пойти по стопам Гельвеция, который способен лишь срисовывать с натуры пути, избираемые французами в погоне за счастьем. Можно заглянуть в описание путешествий12; но показаний, состоящих из кучи мелких подробностей, всегда недостаточно для того, кто не видел собственными глазами, как говаривал один великий человек.
Некий весьма хладнокровный англичанин так описывает свой въезд в Роттердам:
«Множество мелких суденышек (schuyts), снующих по улицам, и их опрятность все же менее удивительны, чем спокойствие и тишина, с которыми они движутся по городу. Правда, это спокойствие и тишину можно рассматривать как отличительный признак всех условий голландской промышленности; шум и суетня, обычные во всех других странах, когда несколько человек совместно за
9 Отчасти инстинктивное, скажут, может быть, в 1916 году.
10 См.: «Трактат о физиогномике» в «Венецианской школе», в IV томе данного труда.
11 Но иногда можно найти во втором суждении то, чего не может дать третье. Чрезвычайно развитая культура запрещает выказывать перед незнакомым человеком что-либо, обнаруживающее или слишком много ума, или слишком много чувства; это обстоятельство и возвело у нас физиогномику в ранг самых интересных наук.
12 Для Италии — де Брос, Мисон, Дюкло. Для Голландии — «Путешествие... совершенное в 1794 г.» (перевод Кантвела, изд. Бюисона, год V, т. I, с. 22).
379
няты какой-нибудь тяжелой работой, совершенно отсутствуют в Голландии... Эти матросы, эти крючники... нагружая и разгружая корабли, прибывающие из Индии, не промолвят ни одного слова настолько громко, чтобы его можно было расслышать за тридцать шагов. Наконец, чтобы довершить картину этого народа, скажу, что отличительным признаком его военных является величайшая скромность»13.
Физические свойства
Навстречу вам идет толстый рослый блондин с необыкновенно широкой грудью. Согласно всему до сих пор изложенному, можно ожидать, что он полон огня; оказывается, наоборот. Дело в том, что эти объемистые легкие, сдавленные лишним жиром, получают, а главное, перерабатывают лишь очень небольшое количество воздуха. Малодеятельные органы воспроизведения и печень, недостаточно активная нервная система, замедленное кровообращение и низкая температура тела, вялые от природы ткани, кровообразование, затрудненное обилием слизистых соков, — таковы первые признаки флегматического темперамента14.
Слизистые соки быстро притупляют чувствительность нервных окончаний. Они усыпляют даже мозговую систему15. Мясистые ткани, наводняемые этими слизистыми веществами и испытывающие только очень слабые раздражения, теряют мало-помалу природный свой тонус. И в результате маленький подвижный гасконец побивает огромного гренадера-голландца.
Нет у флегматика и сильного аппетита, свойственного холерику; все у флегматика слабее; даже половая зрелость, это чудо органической жизни, вызывает менее крупные изменения в лице и голосе. Мускулы у этих людей часто бывают очень развитыми; зато растительность у них слабее, а цвет волос не такой темный. Движения вялы и медлительны. Наблюдается склонность к покою. Этот темперамент, господствующий в Германии, достигает крайних своих пределов в Голландии. Конституция англичан может служить объяснением их энергии; но как можно объяснить живость русских кучеров (moujiks), которых мы захватили в Москве?
13 См. превосходные «Воспоминания» Дальримпля о революции 1688 года. Голландец чужд как будто всяких желаний; его взгляд и движения ничего не выражают, и случается, что за несколько часов беседы он ни разу не выскажет вам ни о чем своего мнения. Имущество и покой -вот его кумиры.
14 «Высокий лоб, полузакрытые глаза, мясистый нос, дряблые щеки, раскрытый рот, плоские губы и широкий подбородок — такова физиономия голландца» (Darmstadt, кн. IV. 102).
15 «Величайшее, самое непостижимое из деяний природы — это способность придать массе грубой материи такую форму, чтобы в ней возникли жизнь, мысль, чувство, нравственное начало» (Зульцер).
«Можно ли осязать рукой эту сущность, заключенную в голове, под черепом человека? Может ли орган из плоти и крови достигнуть этой бездны способности и внутренних сил, которые бродят или пребывают в покое? Само божество старалось прикрыть эту священную вершину, вместилище и лабораторию самых тайных процессов. Само божество, говорю я, покрыло ее лесом, эмблемой священных рощ, где некогда совершались мистерии. Религиозный трепет охватывает меня при мысли об этой тенистой горе, таящей в себе молнии, каждая из которых, вынырнув из хаоса, в состоянии осветить, украсить или же опустошить и уничтожить весь мир» (Гердер).
Зульцер и Гердер — философы, пользующиеся в Германии большой известностью, и, однако же, приведенные отрывки, взятые наудачу из их сочинений, отличаются вздорностью, во Франции совершенно непозволительной (см. особенно «Жизнь Гёте, описанную им самим». Тюбинген, 1816 год).
380
Будучи лишен общества вследствие героического безлюдия этого большого города, пресытившись компанией товарищей, я любил разъезжать по Немецкой слободе и обширным кварталам, опустошенным пожаром. Я знал всего лишь пять слов по-русски; но я разговаривал при помощи знаков с Артемизовым, самым проворным из моих кучеров, который всегда мчал меня на дрожках в галоп.
Исход жителей из Смоленска, Гжатска и Москвы, которую в течение двух суток покинуло все население, представляет собою самое удивительное моральное явление в нашем столетии; я лично испытывал одно лишь чувство уважения, осматривая дачу графа Растопчина16, его разбросанные книги и рукописи его дочерей. Я видел деяние, достойное Брута и римлян, достойное своим величием гения того человека, против которого оно было направлено. Есть ли что-нибудь общее между графом Растопчиным и бургомистрами Вены, явившимися в Шен-брун приветствовать императора, к тому же еще почтительно?17
Исчезновение жителей Москвы до такой степени не соответствует флегматическому темпераменту, что подобное событие мне кажется невозможным даже во Франции18.
Душевные свойства
Так как благодаря гибкости и податливости отдельных частей жизненные отправления не испытывают большого сопротивления, флегматику совершенно чужда эта тревога, из которой возникают великие дела, манящие холерика. Его обычное состояние — спокойное и тихое благополучие; жизнь заурядна и ограниченна. Так как в столь большом теле органы испытывают лишь слабое возбуждение и так как ощущения, получаемые нервными окончаниями, распространяются медленно, люди эти не отличаются ни живостью, ни веселым остроумием, ни переменчивостью, свойственными сангвинику: их темперамент отличается постоянством. Отсюда и свойственные им мягкость, медлительность, лень и тусклость их существования. Посредственность, избавленная от печалей,— вот их обычный удел19.
16 В полумиле от Москвы. Я позволил себе поднять с полу небольшой рукописный трактат о Бытии Божием.
17 См. прекрасную картину г. Жироде. Что прежде всего поражает в русских, так это удивительная их сила. О ней свидетельствует и широкая грудь, и поистине колоссальная шея, сразу же напоминающая Геркулеса Фарнезского.
18 Надо заметить, что русский деспотизм, принимаемый крестьянами почти добровольно, совсем не принизил народ духовно. Душевная жизнь почти достойна страны с конституционным режимом.
В чем, собственно, состоит разница между живостью русского и живостью провансальца? Ни один старик, ни один безногий, ни один калека, ни одна роженица не остались в Москве. Первой моей заботой было проскакать галопом по главным улицам.
19 Этим темпераментом обладает наиболее уважаемая часть общества. Так как большинство людей, прославившихся своими писаниями, обладают меланхолическим темпераментом, человек благоразумный, приятель гения, считает, что имеет все основания постоянно насмехаться над ним. При таких отношениях в подчиненном положении оказывается гений: Тассо, Руссо, Моцарт, Перголезе, Вольтер без ста тысяч ливров годового дохода.
«Аббат Алари, — говорит Гримм (1771 год), — умер восьмидесяти одного года. Он давно уже покинул двор и мирно жил в Париже, пользуясь репутацией человека благоразумного, что часто означает полнейшее ничтожество; ибо достаточно ничем не увлекаться, с полнейшим безразличием относиться к общественным и частным удачам или невзгодам, охотно хвалить все, что совершается, и никогда ничего не бранить, соблюдать свои интересы, но незаметно, — и ты не замедлишь приобрести репутацию благоразумного человека»3.
а Это исчезнет под влиянием двухпалатной системы.
381
В драмах знаменитого актера Ифланда выведено много таких персонажей. Сравните его «Игрока» с «Игроком» Реньяра. Немецкий игрок пять или шесть раз молится Богу и раза два падает в обморок; люди этого темперамента понимают остроты только через четверть часа: вот почему так забавны критические отзывы немцев о Мольере и Реньяре20.
Вспомните Ривароля в Гамбурге21. Национальный темперамент проник даже в пьесы Шиллера, этого умного ученика великого Шекспира. Если сравнить его Филиппа И с Филиппом И у Альфьери, обе нации сразу выступят в ярком свете. Итальянец в силу какой-то странной причуды избегает всяких событий; но сколько желчи и яда в этих стихах, направленных против тирании:
Filippo
Udisti?
Gomez
Udii.
Filippo
20 Это то же, что житель страны лилипутов, осуждающий рост Гулливера. Г-н Шлегель, человек умный, стремится доказать нам, что комедии Мольера - всего лишь унылые сатиры.
Правда, г-ну Шлегелю больше подошла бы роль проповедника, чем литературного судьи. Он начинает с заявления, что презирает разум: это, разумеется, уже немалый шаг вперед; затем, чтобы продолжать со спокойной совестью, он прибавляет, что Данте, Шекспир и Кальдерой — апостолы, посланные Господом Богом с особой миссией, что нельзя поэтому, не совершая святотатства, выбросить или осудить хотя бы один слог в их произведениях. Эта превосходная теория обосновывается как нельзя лучше внутренним чувством. Тот, кто, на свою беду, не наделен этим внутренним чувством, не в состоянии почувствовать поэтов, явившихся на землю с миссией. Угодно вам знать, есть ли у вас внутреннее чувство? Г-н Шлегель вам это скажет; он сам наделен им в таком количестве, что ему достаточно пятиминутного разговора, чтобы быть в состоянии определить, принадлежите ли вы к числу блаженных.
Самое трудное во всем этом то, что нельзя смеяться; вот почему, без сомнения, добрые немцы не любят Мольера. Впрочем, большей учености нельзя себе и представить; к тому же эрудиты с внутренним чувством вовсе не осуждают подобно другим проявлений энергии.
Я думаю, что потомство так рассудит спор романтиков с педантами: романтики были почти столь же смешны, как и Лагарпы; единственным их преимуществом было то, что они были гонимы. А в сущности, они и на литературу смотрели как на религии, из которых хороша только одна. Йз тщеславия они стремились низвергнуть Расина; они достаточно хорошо знали греческий язык, чтобы видеть, что манера Шиллера так же хороша в Веймаре, как манера Расина при дворе Людовика XIV3.
Расин восхищал французов подробностями, которые иностранцу совершенно недоступны6.
а Писатель, прославленный у народа, для которого он трудился, всюду в других местах считается не более чем просто хорошим писателем.
6 Ритмичность роли Монимы. Иностранцы слишком разумны, чтобы быть в состоянии похвалиться чем-либо подобным.
21 Один англичанин, Берингтон, называет Монтескье утомительным писателем. Лучшее, что было сказано против него, - это то, что сфера влияния поэта расширяется вместе с его умом, который отвлекает его от мелочей ради показа человеческого сердца в его основных чертах; в этом разница между Ван-дер-Верфом и Пуссеном.
Романтики, слепцы в познании человека, не понимали, что цивилизация их феодальных народов возникла позже, чем цивилизация прекрасной Франции.
Эти люди, которые с таким высокомерием преследовали рассудочность ради того, чтобы ограничиться здравым смыслом, и не подозревали, что их немецкая литература еще не ушла дальше своих Ронсаров и что, если они желают иметь изящную литературу, надо сперва приобрести изящные нравы.
382
Vedesti?
Gomez
Io vidi.
Filippo Oh rabbia!
Dunque il sospetto?..
Gomez ...Eomai certezza...
Filippo E inulto
Filippo encor?
Gomez Pensa...
Filippo
Pensai. — Mi segui*.
Действие II, явление V.
У них было только одно имя, и они им злоупотребляли; но при оценке разных цивилизаций им не хватало широты взгляда, чтобы почувствовать, что Шекспир - лишь загадочный алмаз среди песчаной пустыни.
Писателя даже с половиной дарования Шекспира у англичан нет; его современник Бен Джонсон был педантом, так же как Поп, Джонсон, Мильтон и т. д.
Кроме этого великого имени, с которым не сравнялся еще никто, у них был только Шиллер, подражатель Шекспира. Оссиана считать нельзя; это попросту Макферсон, опирающийся на Берка. Они не знали, что противопоставить Мольеру; поэтому они вовсе не смеялись, оттого ли, что находили более удобным презирать то, чего у них не было, оттого ли, что их душа, холодная и вечно на ходулях, в самом деле была нечувствительна к прелестям Талииа. Будучи не в силах оценить ее создания, они не представляли себе даже технических ее средств; они не понимали, что комедия может возникнуть лишь при достаточно развитой цивилизации, когда человек, забывая о низших потребностях, полагает свое счастье в удовлетворении тщеславия.
Комическое нравится нам потому, что позволяет нам пожинать радости тщеславия перед лицом человеческой глупости, которую искусство поэта внезапно выставляет напоказ. Если бы существовал народ, у которого первой страстью было бы тщеславие, а второй - желание казаться веселым, разве такой народ не был бы словно предназначен от рождения для комедии?6
Если бы существовала нация мечтательная, нежная, медленно мыслящая, не отличающаяся силой характера, всецело преданная домашним радостям, — разве такая нация не оказалась бы в смешном положении, вздумай она журить комических поэтов, которых она не в состоянии понять? Смех с негодованием несовместим. Человек негодующий видит:
1) безопасность или большие выгоды,
2) посягательство на все это.
И естественно, что человеку, думающему о собственной безопасности, не до смеха®. Разве человек, склонный к размышлениям, тешаший свое воображение увлекательными подробностями какого-нибудь романа, героем которого, как ему кажется, мог бы быть он сам, если бы на земле существовала справедливость,— разве такой человек покинет эту бездну благополучия для того, чтобы наслаждаться своим превосходством над каким-нибудь Жеронтом, говорящим про своего сына: «За каким чертом понесло его на эту галеру?» Что ему за дело до вздорного ответа ворчуну Менехму. «А нос пономаря куда бы вы девали?»
* - Ты слышал? - Слышал. - Видел? - Видел. - О бешенство. Так, значит, подозрение... - Стало теперь уверенностью. - И до сих пор Филипп не отомщен? - Обдумай. - Я обдумал. - Следуй за мной.
383
О меланхолическом темпераменте
Угрюмая молчаливость, сухая и отталкивающая важность, резкая нервность раздражительного характера, стремление к одиночеству, косой взгляд, застенчивая неловкость неискренней души - все это уже с юношеских лет выдает предрасположение к меланхолии в Людовике XI. Тиберий и Людовик XI блистают на поле битвы лишь в годы кипучей молодости. Остальную часть своей жизни оба проводят в грандиозных военных приготовлениях, ни к чему не приводящих, в переговорах, полных лукавства и предательства.
Оба, прежде чем начать царствовать, добровольно покидают двор и проводят несколько лет в забвении и тоскливом одиночестве частной жизни: один - на острове Родос, другой — в уголке Бельгии.
Их жизненный полдень обременен делами, сквозь которые всегда, однако, просвечивает мрачная грусть.
К концу жизни, решившись снова быть самими собой, под гнетом мрачных подозрений, самых зловещих предчувствий, беспрерывных приступов страха они прячут от людей ужасный лик наказанного самим собою деспотизма: король -в замке Плесси-Ле-Тур, император — на острове Капри. Но, что бы там ни говорили, развлечения Тиберия более естественны, по крайней мере они напоминают нам об очаровательных spintries.
Физические свойства
Если в резко выраженном холерическом темпераменте вы замените широкую грудь узкой и впалой, а печень представите себе с малой вместимостью, тотчас же сопротивляемость превысит средства к ее преодолению. Одна только семенная жидкость останется деятельным началом.
Природная косность твердых элементов, которая вообще очень велика, еще больше возрастет вследствие вялого кровообращения. С подобными людьми можно иметь дело только после обеда. Нервные окончания наделены большой
Ясно, что Альфьери или Жан-Жаку комическое всегда оставалось недоступным.
Жан-Жак мог бы почувствовать комическое у Шекспира, который, подобно музыке, всегда немного обманывает, приписывая нежное и благородное сердце всем персонажам. Вот что такое романтический комизм г-на Шлегеляг.
Есть, наконец, люди холодные, лишенные воображения, бессилие которых прикрывается ложным именем благоразумия. Они столь несчастны, что не испытывают ни страсти, ни интереса к чему бы то ни было исключительно в силу их угрюмой природы, и реакция на комическое происходит у них с величайшим трудом; и поистине смешно, что они еще гордятся своим убожеством. Таков был Джонсон. Как мог он оценить очаровательную веселость «Критики «Наследника»?
Однако дело романтиков было настолько верным, что они его выиграли. Они были слепым орудием великого переворота. Истинное познание человека привело литературу от жеманных миниатюр, изображающих одну какую-либо страсть, к широкому изображению всех страстей; они были саблей Скандербега; но никогда у них не было глаз на то, чтобы увидеть, куда направлены их удары и что нужно взамен.
а См. все немецкие эстетики и особенно «Мемуары маркграфини Байрейтской», гораздо более убедительные: они показывают, что представляли собой дворы в 1740 году в этой стране и может ли она претендовать на тонкость ума и чувства; т. II, с. 10, 12.
6 В 1770 г.
в Двухпалатная система исключает комическое.
г Противоположный комизму Жиль Блаза.
384
чувствительностью, мускулы очень сильные, жизненные отправления отличаются неизменной силой, но только они всегда затруднены и как бы нерешительны. Движениям недостает легкости, и их сопровождает чувство неловкости и недомогания. Не хватает деятельного, глубокого жара; мозгу недостает движения и сознания своей силы, моральное влияние которого так необходимо для преодоления стольких препятствий. Сил много, но человек о них не подозревает. Семенная жидкость тиранизирует меланхолика. Это она придает новый оттенок впечатлениям, проявлениям воли, движениям; это она создает в недрах мозга изумительные силы, расходуемые на погоню за призраками или на возведение в систему самых странных явлений. Вы видите перед собой пустынников Фиваи-ды, мучеников, разных прославившихся безумцев; вы видите, что известную долю биографии великих людей должны написать их врачи.
Нравственные свойства
Порывистость влечений, переход прямо к делу сразу же выдают представителя желчного темперамента. Стесненность в движениях, колебания и осторожность в решениях обличают меланхолика. Чувства его лишены непосредственности, его желания словно стремятся к цели лишь обходным путем. Когда он входит в гостиную, он пробирается вдоль стены22. Самую простую вещь эти люди умудряются высказать с затаенной и мрачной страстностью. Нам смешно, когда кто-нибудь с тоскливой страстностью предлагает нам отправиться па прогулку вместо Венсенна в Булонский лес.
Часто истинная цель как будто совсем забывается. Влечение вызвал один предмет, а меланхолик устремляется к другому; это потому, что он считает себя слабым. В этом странном существе особенно забавно наблюдать проявления любви. Любовь для него всегда серьезное дело.
В конце 1810 года в Бордо много говорили об одном очень выдающемся молодом человеке, который из-за любви пустил себе пулю в лоб, и вовсе не потому, чтобы у него был хоть малейший повод к ревности. Он ежедневно виделся с девушкой, которую любил, но упорно не признавался ей в своем чувстве. Все это явствует из письма, которое он оставил у себя на письменном столе. Смерть показалась ему менее тягостной, чем объяснение в любви.
Событие, столь мало располагающее к веселью, вызвало смех потому, что, когда содержание письма стало известно и девушке о нем сообщили, она простодушно воскликнула: «Боже мой! Чего же он молчал? Я никогда бы не догадалась о его любви; напротив, если бы между нами произошло что-нибудь недозволительное, вина была бы скорей моя, чем его».
Философия, которая учит выходить из затруднений посредством самоубийства, уничтожает силу сопротивляемости. Мысль о самоубийстве, такая простая, возникает у человека, овладевает его сознанием благодаря кажущемуся ее величию, лишает его всякой сообразительности, парализует его энергию и внушает меньше страха, чем неуверенность в том, как сложатся обстоятельства, от которых может зависеть смерть. Недаром по ту сторону Рейна влюбленные юноши то
22 Вспомните походку президента де Арле у Сен-Симона. Страстная застенчивость — один из самых верных признаков таланта в великих художниках. Существо тщеславное, подвижное, часто испытывающее уколы зависти, как, например, француз, — прямая этому противоположность.
13- Психология индивидуальных различий
385
и дело стреляются23. Для этого требуется меньше энергии, чем для того, чтобы похитить возлюбленную, увезти ее за границу и содержать на свой заработок. Если вам известна какая-нибудь точная копия с ватиканского «Парнаса» Рафаэля, найдите там лицо Овидия. За неимением лучшего можно взять коллекцию головных изображений на гравюрах Гиджи по рисункам Агриколы. Эти головы, выгравированные на белом фоне, очень выразительны.
Вы ясно увидите в прекрасных глазах Овидия, что красота несовместима с горестным выражением. Впрочем, эта голова довольно хорошо передает характер меланхолика; тут есть два главных его признака: выдающаяся нижняя челюсть и очень тонкая верхняя губа - признак застенчивости.
Философ распознает нежную страсть в крайностях суровой морали, в религиозных экстазах, в необычайных болезнях, которые некогда превращали отдельных лиц в пророков и пифий. Он распознает ее и в мании решительно судить обо всем и в отвращении к сомнению, столь понятном в молодых людях; но меланхолик, несмотря на мрачный его характер, его необщительность, экстазы и фантазии, должен тем не менее привлекать к себе человека уже пожившего. Ему приятно обменяться рукопожатием с родственником большинства великих людей.
Темпераменты атлетический и нервный
Рассмотрим наконец тот случай, когда чувствительная сторона нервной системы преобладает над двигательной или двигательная над чувствительной. У Вольтера в маленьком, тщедушном теле жил тот блестящий ум, который является образцом XVIII века. Он может служить нам также образцом нервного темперамента.
Невозможно найти столь же прославленный пример для темперамента атлетического, которому свойственно, с тех пор как не стало Олимпийских игр, препятствовать всякой славе.
Нервный темперамент
Что бы ни говорил доктор Галль, далеко не показано, чтобы сила ума всегда была соразмерна величине мозга24.
Тут надо различать два случая: либо мозг деспотически действует на слабые мускулы, либо он проявляет свою власть над мускулами, сильными от природы.
Ум и слабость, или женщина
Это сочетание влечет за собой множество импульсов, непрерывно сменяющих и попеременно уничтожающих друг друга.
Малейший ветер, что случайно
Рябит поверхность ясных вод...
Лафонтен
23 См. немецкие газеты. Этих несчастных юношей удержит, может быть, следующее рассуждение: в искусстве, равно как и в жизни, нет ничего менее трогательного, чем самоубийство. Чему тут симпатизировать? Напротив, если под влиянием несчастья написаны великие вещи, симпатия обеспечена.
24 Часто самые прекрасные очертания головы совмещаются с самым ограниченным умом или даже с полнейшей глупостью. К несчастью для живописи, с другой стороны, встречаются головы, до
386
Вот эмблема того непостоянства, которое делает столь соблазнительными истерических женщин; им недостает лишь несчастий, чтобы перестать быть несчастными. Мы это видели в эмиграции.
Было бы нескромным называть по именам наших прекрасных скиталиц. Поговорим лучше о подвижницах.
Святая Екатерина Генуэзская, как говорят, была охвачена столь пылкой любовью к Богу, что была не в состоянии работать, ходить, а иногда даже и говорить; она прерывала свое выразительное молчание только для того, чтобы воскликнуть со вздохом, что все люди охотно бросились бы в море, если б море было любовью к Иисусу. Увлеченная этим сладостным заблуждением, она часто отправлялась в монастырский сад и рассказывала там о своем счастье цветам и деревьям. Иногда она падала на землю под сводами монастыря, восклицая: «Любовь, любовь, нет больше, сил!»
Это страстное исступление заставляло ее совершенно забывать о пище. Постепенно она дошла до того, что была не в состоянии проглотить даже каплю воды; жар, который нельзя было ничем угасить, лишал ее сна, и без поэтического преувеличения можно было сказать, что ее снедало пламя любви. Она лишилась способности речи, немного позже - зрения и, наконец, угасла в величайшем блаженстве. Вот любовь, освобожденная от отравляющих ее противоречий и от убивающего ее пресыщения.
Анна де Гарсиас, основательница многих монастырей во Франции, и святая Тереза — ордена иезуитов, тоже испанка, умерли той же прекрасной смертью.
Француженка Армель в ранней молодости отличалась весьма чувствительным характером и была даже немного больше, чем следует, склонна к заблуждениям земной любви. Ее хозяйка - ибо она была простой служанкой — посоветовала ей заняться какой-нибудь тяжелой работой; но работа эта, в глазах черни не более как утомительная, ужасна для людей с нежной душой, ибо она лишает их сладких мечтаний. Автор жизнеописания Армели входил тут в большие подробности. Он рассказывает, что, прежде чем в ее сердце вспыхнула любовь к Богу, его сжигало адское пламя; что душа ее была полна непристойных и грубых по-
смешного непохожие на прекрасные очертания Аполлона и порождающие вместе с тем мысли, в которых невозможно не признать талант и даже генийа. У врачей-идеологов, т. е. у подлинных почитателей Гиппократа и его старого метода, предписывающего научные разыскания сводить к изучению фактов, надо искать защиты против смешных суждений, из которых в Париже каждые двадцать лет строится какая-нибудь новая наука. Facta, facta, nihil praeter facta* — вот что станет эпиграфом ко всему, что будут писать о человеке6. Но Бюффон сумел бы ответить, что в стиле сказывается весь человек и что факты трудней подчинить красноречию, нежели расплывчатую теорию, в которой можно изменять детали сообразно требованиям фразы: а что за важность, если одной деталью будет больше или меньше, как прекрасно говорит м-ль Марс в «Ложных признаниях».
Вот одно из досадных ограничений, сужающих сферу живописи. Возможность разрыва между благом и красотой, невозможность di voltar il foglia**, как говорит Альфьери, отсутствие движения ставит живопись, на взгляд чувствительных людей, на второе место. Поэзия - любовница, живопись -только друг; но счастлив тот, у кого есть и любовница и друг.
а Pinel, «Manie», 144; Crichton. Г-н Галль — человек тончайшего ума, но превращающий историю в роман.
6 Все эти поэмы на алгебраическом языке, которые сентиментальный педантизм в Германии украшает названием философских систем, найдут себе оценку в двух словах: все сходится только в одном - в глубокой ненависти к эмпиризму. А ведь эмпиризм - не что иное, как опыт.
*	Факты, факты — ничего, кроме фактов (лат.).
*	* Перевернуть страницу (итал.).
387
мыслов; что бесы поминутно рисовали ее воображению сладострастные образы. И, прибавляет он со вздохом, бесы одерживали самую полную победу, о которой только могли мечтать.
Она обратилась к религии. Изменилось только имя предмета любви; она восклицала в таком же исступлении, что не может жить ни минуты без объятий своего божественного супруга. «Я не могу больше говорить* - заявляла она, - любовь всю меня поработила».
Однажды ей показалось, будто она, чтобы доказать возлюбленному свою любовь, бросилась в раскаленную печь, по сравнению с которой всякий земной огонь — только лед. Такие видения погружали ее в глубокий обморок. «Я хорошо вижу, что любовь разрушает мою жизнь», - часто говорила она с глубокой и нежной радостью.
Порабощенная сладостной силой этой любви, опьяненная и как бы погруженная в бездонную пропасть, она целые ночи проводила без сна, в ожидании нежных поцелуев, которые небесный ее возлюбленный запечатлевал в сокровенной глубине ее сердца. Наконец ей представилось, что она совершенно растворилась в объятиях возлюбленного и составила с ним одно целое. Это призрачное блаженство сменилось действительным, ибо немного спустя она покинула юдоль страданий, чтобы вознестись к своему творцу.
Один раз в жизни святая Екатерина Сьенская испытала, что значит умереть. Дух ее вознесся на небо и обрел в объятиях небесного супруга самые упоительные наслаждения. После такого четырехчасового предвкушения небесного блаженства душа ее возвратилась на землю. Говорят, что подобные обмороки случаются и сейчас, но в наш жалкий век пребывание на небе длится одно лишь мгновение.
Я нахожу, что на севере святые подвижницы сохраняли достаточно хладнокровия, чтобы проявлять рассудительность. Святая Гертруда Саксонская, происходившая из знатного рода графов Гакеборнов, восклицала во время холодных своих экстазов:
«О господин превыше всех господ! В этой аптеке божественных ароматов я хочу насытиться, я хочу так упиться в этой славной харчевне божественной любви, чтобы не быть в состоянии пошевельнуть ногой».
Возвращаясь на юг, мы находим там Марию Воплощения, выражающуюся более изящно:
«Мой возлюбленный подобен целительной мази. Переполненная небесной его усладой, я хочу раствориться в чистых его объятиях. Моя душа непрестанно ощущает его чудное понуждение, которое всю ее воспламеняет огнем чистейшей любви, сжигает ее и вместе с тем заставляет петь вечное брачное песнопение».
Она прибавляет: «Разум мой прервал эти радости души. Наслаждения эти хотели разлиться и проникнуть и в низшую область; но разум обратил их вспять и заставил радости ограничиться высшей областью».
Такова власть мозга при мускулатуре.
Вторая разновидность нервного темперамента
У таких людей, как Вольтер, Фридрих II, кардинал де Бриенн и т. д., мускульная деятельность слабее и отправления, требующие множества движений, отличаются вялостью. А вместе с тем впечатления множатся, внимание становится
388
сильнее, все процессы, непосредственно зависящие от мозга или предполагающие живую симпатию между мозгом и каким-нибудь другим органом, приобретают большую энергию.
Но как бы ни были отрадны такие достижения ума, жизнь уже не распределяется равномерно по разным частям того хрупкого механизма, посредством которого мы чувствуем.
Она сосредоточивается в нескольких наиболее чувствительных точках. Тогда появляются болезни, которые не только довершают разрушение ослабленных органов, но и искажают саму чувствительность.
Вспомните умирающего Моцарта.
Нервный темперамент внезапно развивается иногда у старичков-французов, худых, живых, подвижных, которые смело берутся за разрешение самых трудных задач и у которых
На все готов ответ, без всяких колебаний.
Вольтер
До революции мне часто приходилось наблюдать примеры этого рода безумия, весьма вредного в делах, вообще же довольно забавного. Такие люди умеют угостить хорошим обедом, и я очень любил бывать у них накануне какого-нибудь грозного события25.
Вот что рассказывает Гримм про аббата Вуазенона (1763 г., с. 300): «Случилось так, что, находясь при смерти, он был покинут своими слугами, которые отправились за причастием для него в церковь. Тем временем умирающий почувствовал себя лучше, поднимается, надевает редингот, берет ружье и выходит в парк. По пути он встречает процессию со священником, несущим ему причастие; он, как и другие прохожие, становится на колени, а затем продолжает путь. Святые Дары, вместе с духовенством и слугами, у него уже в доме. Всюду ищут умирающего и наконец видят, что на соседнем пригорке он стреляет по куропаткам».
Атлетический темперамент
Я прошу припомнить внешность людей самых сильных, каких только приходилось вам видеть. Не сопровождалась ли эта сила ужасающей вялостью умственных впечатлений? От этих ли великанов можно было ждать великих деяний?26
25 Невзирая на бремя лет, их активность носит вполне телесный характер. В Дублине рассказывают об одном человеке, до того подвижном, что он чувствовал себя вынужденным повторять все движения, все позы, свидетелем которых случайно оказывался; если ему не позволяли удовлетворять эту потребность, держа его за руки, он испытывал невыразимую тоску.
Это порок обезьян, который мог бы, пожалуй, быть излечен строгим режимом. Человек, действуя наугад, создал из одного и того же животного огромную дворнягу и маленького мопса. Нужен государь, который отличался бы такой же страстью к естествознанию, как Генрих Португальский к мореплаванию и открытию новых стран; возможно, что успехи в этого рода разысканиях будут достигнуты лишь тогда, когда, подобно разысканиям историческим, их поручат монашеским орденам.
26 Итальянские художники, например Гверчино, не учитывая этого обстоятельства, придавали своим святым прежде всего силу, превращая их по большей части в жалких грузчиков. См. великолепного «Святого Петра» Гверчиноа. Скульптура в поисках выражения силы постоянно рискует впасть в эту ошибку. По характеру никто так не близок к Клавдию, как Тит.
а Бывший Музей Наполеона, № 974.
389
Даже у древних, вполне основательно ценивших силу столь высоко. Геркулес, прототип всех атлетов, более славился храбростью, чем умом. Комические по-эты, никогда не отличавшиеся почтительностью, осмелились даже приписать этому богу то, что попросту называется глупостью. Нет, должно быть, ничего на свете глупее и ничтожнее больного атлета.
Темпераменты атлетический и нервный (продолжение)
Эти два последние темперамента в жизни являются одним из главных источников контрастов и комизма.
Нет ничего смешнее в глазах капитана гренадерского полка старой гвардии, чем глубоко задумавшийся писатель, с зеленой своей нашивкой, возвращающийся из Института. Капитан немало удивлен, видя у подобного человека орденский крест.
В глазах мыслящего человека, слыхавшего в молодости, как свистят пули, нет ничего пошлее, чем жизнь кофеен и то непрестанное и грубое хвастовство, которое известно в среде наших вояк под именем фанфаронства. Разве такое уж баснословное дело, говорит он себе, ходить в атаку восемь или десять раз в год? Должно быть, это очень тягостно, раз возникает потребность, чтобы вознаградить себя, постоянно проявлять наглость!
Отвращение военных ко всему, что мыслит или представляется мыслящим, так велико, что у себя в армии они распространили его даже на лиц, доставлявших им средства к существованию. На параде в Кремле я видел сам, как Наполеон выругал одного беднягу интенданта, который просил у него отряд, чтобы заставить смолоть на мельницах, в нескольких верстах от Москвы, пшеницу его гвардии. Совершенно так же этот генерал по возвращении в Париж публично объявил идеологов27 виновными в несчастном исходе своего похода.
Первая из всех нравственных истин — та, что человек не в состоянии выносить людей, заслуги которых не имеют ничего общего с его собственными и относятся к такой области, полезность которой он не может оспаривать.
Мое личное мнение таково, что французский офицер 1811 года стоял на такой высоте, которой никогда никто не достигал в новое время. Эти храбрецы, тридцатишестилетние батальонные командиры, с грубыми чертами лица, со своей неправильной речью и двадцатью проделанными походами, разбили бы в мгновение ока армию саксонского маршала или Фридриха Великого28. Они умели действовать, а не говорить, что не помешало Кабанису заранее набросать их портрет:
«С силой физической дело обстоит так же, как и с духовной; чем меньше каждая из них испытывает сопротивления со стороны внешних предметов, тем меньше мы сознаем их в себе. Человек почти всегда заблуждается относительно тех, над кем его власть неоспорима. Отсюда — глубокое, почти невероятное неведение человеческого сердца, в котором уличаются короли, даже те из них, которые не лишены ума; отсюда же - необходимость для государей старой Европы,
27 Ответ Сенату, Moniteur... декабря 1812 года.
28 Борьба зарождающейся добродетели против чести. Если могли явиться Моро и Пишегрю без дворянства, почему должен я страдать, если на моей карете нет герба? Ср. войну при старом режиме у Безанваля, «Сражение при Филлингаузене», том I, с. 100.
390
если они хотят предохранить свое потомство от полнейшего идиотизма, жениться на своих подданных.
Привычка брать все с бою, грубая потребность ежедневно упражнять свои механические способности29 делает нас более пригодными к нападению, чем к наблюдению, к грубому опрокидыванию препятствий вместо постепенного овладения. Мыслить — это пытка. Привыкший к постоянным насильственным действиям, которые почти всегда предшествуют размышлению и делают его невозможным, человек подчиняется порывам, которые, кажется, лишены бывают иногда даже мудрого руководства инстинкта. Это преизбыточное движение, которое только и может дать атлету ощущение жизни, становится все более и более необходимым ему, как злоупотребление крепкими напитками человеку из простонародья»30.
Человеку необходимо чувствовать, чтобы жить. Моцарт чувствует только за фортепьяно, атлет — только верхом на лошади. Вне этого жизнь для него скучна, бесцветна, томительна. В Англии люди этого сорта имеют особое наименование и носят особый костюм; их узнают по цветному галстуку.
Влияние климата
Климат в конце концов порождает темперамент. Матрос-голландец, поселившийся в Неаполе, может приобрести холерический темперамент. Но у его сына или внука темперамент этот будет уже врожденным.
Мягкий воздух, ласковая вода, ровная температура и ясное небо наполняют страну сангвиниками. Легко понять, насколько смешны разговоры о французской веселости среди туманов Пикардии или унылых меловых равнин Шампани.
Резкие перемены в атмосфере, зной, большое разнообразие в свойствах окружающих предметов создают холерический темперамент.
Меланхолический же темперамент свойствен, по-видимому, жарким странам, но притом таким, где часто наблюдаются резкие колебания температуры, где воздух насыщен испарениями, а вода жесткая и неприятная на вкус31.
Мягкая температура со всеми другими благоприятными обстоятельствами, но подверженная частым переменам, способствует распространению в стране темперамента смешанного типа, который можно назвать холерико-сангвиническим. Это темперамент, господствующий во Франции, и не из французского тщеславия, думается мне, считаю я его наиболее удачным. Зависть представляется мне главной помехой для счастья французов32, но если у них хватит твердости, чтобы отстоять конституцию 1814 года, эта жалкая страсть не возродится уже в наших детях.
29 Времяпрепровождение после завтрака у крепостных комендантов — главная причина ненависти к французам в Германии; крайняя грубость этих должностных лиц дала много приверженцев Ту-гендбунду (заметка сэра В. И.).
30 Воры в Ботани-Бей. Даже верная смерть не может победить привычку. В Пьемонте французский уголовный кодекс напрасно лишил жизни не одну сотню убийц; они плясали на эшафоте. В Иврее, когда хотят узнать, весело ли было на деревенском празднике, спрашивают: «Была ли поножовщина?» (coltellate)? (Примечание сэра В. И.)
31 Насыщенная плохо растворимыми солями или другими примесями.
32 Я остерегусь прибавить к этому лицемерие. Посмотрите на кротость защитников религии, приглашаемых на обсуждение политических вопросов, и на лояльность французских рыцарей.
391
Холерико-меланхолический темперамент — разновидность, столь часто встречающаяся в Испании, Португалии и Японии, — кажется мне, напротив, располагает ко всякого рода несчастьям.
Влияние образа жизни
В тех случаях, когда законодательство не соответствует как будто бы климату, надо сперва посмотреть, не влечет ли это законодательство за собой какого-нибудь изменения в образе жизни.
Употребление вина объясняет огромную разницу между неповоротливым турком и подвижным греком, между почтительным немцем и смелым англичанином. Портер — совсем другой напиток, чем немецкое пиво, а употребление портвейна, содержащего в себе много алкоголя, столь же распространено среди рабочих Бирмингема, как употребление легкого водянистого пива у бедных немцев из Регенсбурга33.
Одно употребление опиума кладет грань между Востоком и Европой.
Постоянное употребление вина в соединении с легкой и питательной пищей способствует в конце концов выработке сангвинического темперамента. А пища грубая, хоть и питательная, ведет к преобладанию мускульной силы.
Известно, что Вольтер выпивал в день по двенадцати или пятнадцати чашек кофе. Употребление такого рода возбудительных напитков в сочетании с ароматическими веществами, столь излюбленными Фридрихом II34, ведет к преобладанию нервной энергии.
Злоупотребление спиртными напитками и пряностями предрасполагает к холерическому темпераменту.
Появлению меланхолического темперамента в сильной степени способствуют ежедневное употребление трудно перевариваемой пищи и возбуждающие чувственность скверные привычки.
Главное отличие француза от англичанина в том, что один питается хлебом, а другой его не ест. Тяжелый труд приближает к атлетическому темпераменту, тогда как занятия, связанные с сидячим образом жизни, облагораживают ум. Дровосеки, грузчики, портовые рабочие менее впечатлительны и более сильны; портные, золотошвеи, городские рабочие слабее и восприимчивее к нравственным впечатлениям35.
Военные, равно как и страстные охотники, отличаются свойствами холерического темперамента. Поступок у них следует сразу же за словами, и они любят действовать. Художники, писатели, ученые откладывают без конца малейший поступок, почти всегда чем-нибудь расстроены и наделены внешними признаками меланхолика36. Сильные морозы — причина того, что в Петербурге и едят и бегают больше, чем в Неаполе. Сам русский государь в своем дворце над Невой, будучи непрестанно занят передвижением или телесными потребностями, лишь
33 Наблюдал 13 октября 1795 г. у Кугенрейтера, знаменитого оружейного мастера.
34 Тьебо. Он выгонял всех из дому.
35 Жорж Леруа замечает, что хотя собака от природы и не наделена способностью делать стойку, тем не менее хорошие охотничьи суки приносят щенков, которые сплошь и рядом без предварительного обучения делают стойку с первого же раза, как только повстречают дичь.
Для тех, у кого есть глаза, вся естественная история содержится в историй различных пород собак.
36 Меланхолик кажется холериком в своих сочинениях, где непрерывная активность обнаружена быть не может.
392
немногие минуты может уделять мысли. Южанину, чтобы прожить, немного надо, да к тому же и страна его отличается изобилием; житель севера ест много, живя в бесплодной стране; один ищет покоя, как другой — движения. Южанин при его физическом бездействии все время предается размышлениям. Укол булавки для него мучительнее, чем сабельный удар для северянина37. Экспрессия в искусстве должна была поэтому родиться на юге.
Отвращение силы к уму послужит мне поводом для критического замечания о Рафаэле. «Святого Иоанна» Леонардо я решительно предпочитаю рафаэлевским. Рафаэль несравненен в изображении голов апостолов; таково впечатление самых строгих ценителей, я это знаю; но, на мой взгляд, они обнаруживают чересчур много силы, для того чтобы отличаться большим умом. Взора, который бы напоминал Фридриха Великого, я у них не встретил.
Апостолы у Гвидо38, всегда сангвинические и изящные, не обладают ни глубиной, ни силой мысли, которые тут требуются сюжетом.
У величайших художников такие ошибки встречаются в изобилии; только Сервантес и Шекспир из великих художников XVI столетия задумывались, как мне кажется, над вопросом о темпераментах39. Что касается нас, то благородство александрийского стиха ставит наших поэтов выше подобных тонкостей: сердце человеческое они изучают по Цицерону и Вергилию. Поля битв и госпитали кажутся им непоэтичными. Зато в их произведениях
Есть рифмы хоть куда.
Пирон «Метромания».
31 Отсюда повышенная религиозность и любовь. Природа северу дала силу, югу - ум; и тем не менее благодаря Екатерине и Александру
Вот, с севера теперь идет к нам просвещенье. Вольтер
38 Бывший Музей Наполеона, № 993.
39 Известно, что правильные круги встречаются редко, однако свойства круга изучают. Что касается темпераментов, примеры им можно найти в истории; но в истории всегда отсутствуют подробности, которых во времена историка в природе не замечали. Весьма, например, вероятно, что Цезарь не был флегматиком, что Фридрих II не был меланхоликом, что Франциск I был сангвиник и что один великий полководец, который мог бы сделать много добра, а вместо этого сделал так много зла Франции, был холерик.
Может быть, через несколько столетий гигиена будет рассматривать человеческий род как одного человека, физическое воспитание которого поручено ейа. Может быть, после стольких усилий в области коневодства и разведения хороших охотничьих собак мы когда-нибудь зададимся целью создать также здоровых и счастливых французов; это отрицают газеты, и для нас это весьма безразлично. Важно лишь, пока мы тут, избегать глупцов и поддерживать в себе веселое настроение духа.
а Иеремия Бентам и Дюмон. «Паноптика»; Дарвин, Одье.
В. Вундт
Темпераменты1
Изображение отдельных аффектов и стремлений выходит из пределов этой книги1 2; в заключение мы скажем лишь об индивидуальных предрасположениях к душевным движениям или о темпераментах. Темперамент по отношению к стремлению и аффекту есть то же самое, что возбудимость по отношению к чувственному ощущению. Мы говорим о возбудимости как о постоянном свойстве и в то же время отличаем колебания возбудимости; точно так же и темперамент частью есть постоянное свойство, частью особенность, изменяющаяся от внешних и внутренних причин. Старое учение о четырех темпераментах, заимствованное психологией из медицинских теорий Галена, возникло из внимательного наблюдения индивидуальных особенностей людей3. Это различение и теперь еще не потеряло своего значения, хотя понятия, из которых явились термины «темпераменты сангвинический, меланхолический, холерический и флегматический», давно уже оставлены. Выражения, употребляемые Кантом4, тоже напоминают старые Галеновские взгляды: легкокровный и тяжелокровный, горячекровный и хладнокровный. Различение темпераментов оправдывается тем, что аффекты и стремления в индивидуальном отношении представляют две противоположности: одна обусловливается силою душевных движений, другая -быстротою их смены. Холерик и меланхолик более склонны к сильным аффектам, сангвиник и флегматик — к более слабым. Быстрая смена душевных движений характеризует сангвиника и холерика, медленная — меланхолика и флегматика5. Сущность темперамента, по моему мнению, скорее состоит в указанных мною моментах, чем в выставляемом Кантом отношении к чувству или к действиям. Другие индивидуальные особенности легко могут быть приведены в связи с рассмотренными выше двумя противоположностями. Темпераменты, характеризующиеся сильными душевными движениями, обусловливают наклонность к тяжелым настроениям, тогда как темпераменты со слабыми душевными движениями суть счастливый дар природы, при котором жизнь дается легче. Это подтверждается известным результатом опыта, результатом, имеющим большой вес в глазах пессимистов, - что сумма маленьких неприятностей, встречающихся в жизни на каждом шагу, на человека, приходящего от слабых впечатлений в сильный аффект, оказывает большее действие, чем светлые стороны жизни. Пессимизм, вообще истекающий из индивидуальной особенности
1 Вундт В. Основания физиологической психологии. М., 1880, с. 893-895.
2 Желающим подробно ознакомиться с основами анализа и синтеза чувствований мы можем указать на специальный труд Н. Грота «Психология чувствования». СПб., 1879-1880, особенно на историческую часть этого труда {прим, перев.).
3 Историю учения о темпераментах, по отношению этого учения к медицине, см. у Генле. Anthrop. \brtrnge. I Hft. Braunschweig. 1876, p. 118.
4 Kant’s Anthropologie, Werke, Bd. VII, 2, p. 216.
5 Если мы будем различать темпераменты по силе и слабости, а также по быстроте и медленности смены душевных движений, то мы можем изобразить разделение темпераментов в следующей табличке: сила	слабость
быстрота	холеричность	сангвиничность
медленность	меланхоличность	флегматичность
394
темперамента, производит этическую оценку жизни по своей мерке, т. е. по характеристичному для него аффекту. Оба живых темперамента, сангвинический л холерический, располагают по преимуществу к впечатлениям настоящего; подвижность характера сангвиника и холерика заставляет их определяться всяким новым представлением. Люди же с меланхолическим или флегматическим темпераментом более живут будущим. Не отвлекаясь всяким случайным впечатлением, они имеют время предаваться своим мыслям. Меланхолик погружен в свои чувства и занят будущим, представляющимся ему нерадостным; флегматик с упорною неподвижностью держится раз принятого решения. В эти рамки легко укладывается и кантовское деление темпераментов. Живой темперамент требует силы, противоположный темперамент — медленности в смене душевных движений; иначе человек становится игрою вечно сменяющихся впечатлений. Поэтому темпераменты холерический и флегматический суть темпераменты деятельности, тогда как темпераменты сангвинический и меланхолический суть темпераменты чувства.
Справедливо считается, что индивидуальными особенностями темперамента могут характеризоваться большие группы однородных существ. Так, мы видим, что отдельные человеческие расы, отдельные народы или жители известной области отличаются определенными характеристическими для них особенностями темперамента. Подобного рода отличия встречаются и у животных, более высоко развитых в умственном отношении. В некоторых порядках, семействах и родах животного царства индивидуальные особенности выражены несравненно резче, чем у человека6. Так как каждый темперамент имеет свои выгодные и невыгодные стороны, то истинное искусство жизни человека состоит в том, чтобы путем регулирования аффектов и стремлений соединить в себе все темпераменты. В обыкновенных будничных радостях и горестях жизни нужно быть сангвиником, в важных событиях жизни — меланхоликом, относительно впечатлений, глубоко задевающих ваши интересы, — холериком и, наконец, флегматиком в исполнении раз принятых решений.
6 L. George. Lehrb. dbr Psychol, p. 136.
Э. Кречмер
СТРОЕНИЕ ТЕЛА И ХАРАКТЕР 1
Несколько слов относительно критических возражений по поводу этой книги.
Некоторые критики полагают невероятным, что существуют лишь два главных типа человеческого характера. Но мы этого никогда и не утверждали. Эта книга является только началом; при терпеливой совместной работе всех, вероятно, удастся разложить предлагаемые типы на подгруппы и найти новые.
Далее наличность многих смешанных форм, комбинаций, перекрещиваний, атипических картин приводится как доказательство против такой группировки типов. В процессе человеческой наследственности, где переплетаются всевозможные предрасположения, мы можем это заранее ожидать. Если в ботанических опытах с изучением наследственности появляется розовых цветов гороха вдвое больше, нежели чисто красных или чисто белых, то никто не станет считать наличие розовых цветов доказательством против существования белых и красных. Вопрос заключается только в том, существуют ли статистические соотношения в смысле совпадения между определенными формами строения тела и определенными психическими предрасположениями. Здесь в статистическом соотношении совпадения кроются прочные доказательные факты, но их нельзя искать в отдельном случае, который может быть типичным или атипичным.
Строение тела
Цезарь	Окружите меня людьми полными,
С головы блестящими и хорошим сном. Взгляд Кассия чересчур глубок.
Он мыслит слишком много, такие люди ведь опасны.
Антоний	Его не бойтесь вы, он не опасен,
Он благороден и очень одарен.
Цезарь	Если бы жиру больше было в нем.
Шекспир. Юлий Цезарь
Черт простого народа большей частью худой с тонкой козлиной бородкой на узком подбородке, между тем как толстый дьявол имеет налет добродушной глупости. Интриган - с горбом и покашливает. Старая ведьма — с высохшим птичьим лицом. Когда веселятся и говорят сальности, появляется толстый рыцарь Фальстаф с красным носом и лоснящейся лысиной. Женщина из народа со здравым рассудком низкоросла, кругла, как шар, и упирается руками в бедра.
1 Кречмер Э. Строение тела и характер. М.; Л., 1924.
396
Словом, у добродетели и у черта острый нос, а при юморе толстый. Что мы можем по этому поводу сказать? В начале только следующее. Возможно, что эти образы, которые выкристаллизовались в народной фантазии благодаря многовековой традиции, являются объективными документами психологии народов, осадками массовых наблюдений, которым, может быть, и ученый должен уделить некоторое внимание.
Но это лишь между прочим. Наши исследования исходили не из таких соображений, а из специально-психиатрической постановки вопроса и лишь впоследствии с известной внутренней необходимостью, расширяясь и захватив область психиатрических пограничных состояний, закончились общепсихологическими и биологическими соображениями.
Типы строения тела
Мы стоим, следовательно, на такой точке зрения: лишь тогда можно считать установленными конституциональные типы, охватывающие всего человека по его телу и соответствующие действительным биологическим связям, если вскрыты закономерные взаимоотношения между чисто эмпирически установленными сложными типами телосложения и эндогенными типами (как, например, циркулярный и шизофренический психозы).
Нижеописанные типы не являются «типами от идеи», т. е. такими, которые возникли согласно определенной руководящей идее. Они получены эмпирически следующим образом: где можно установить достаточное количество морфологических сходств у достаточного количества лиц, там мы приступаем к определению цифровых данных.
Мы действуем, как бы копируя портреты 100 лиц одного типа на одной и той же бумаге, при этом совпадающие черты интенсивно усиливаются, не соответствующие друг другу стушевываются. Лишь в средней величине усиливающиеся черты мы описываем как «типичные».
Следуя описанному методу, мы установили три постоянно повторяющихся главных типа строения тела, которые мы называем астеническим, атлетическим и пикническим.
И в здоровой жизни мы встречаем всюду эти три типа; сами по себе они не содержат ничего болезненного, но свидетельствуют об определенных нормальнобиологических предрасположениях, из которых лишь незначительная часть достигла патологического завершения как в психиатрической области, так и в определенных внутренних заболеваниях.
а.	Астенический тип
Выражаясь кратко, habitus мужского астеника по общему впечатлению заключается главным образом в слабом росте в толщину при среднем неуменьшен-ном росте в длину...
Мы, следовательно, в тяжелых случаях имеем следующую общую картину (рис. 1, 2): худого, тонкого человека, кажущегося выше, чем он на самом деле, с бедной соками и кровью кожей, с узкими плечами, с сухими тонкомышечными руками, с тонкокостными кистями, с длинной узкой, плоской грудной клеткой, на которой можно пересчитать ребра, с острым реберным углом, с тонким, лишенным жира животом, с такими же руками и ногами...
397
Рис. 1. Астенический тип. Фронтальный снимок (шизоидный психопат)
Рис. 2. Астенический тип. Профиль (шизофрения)
Уже в детском возрасте эти люди бывают слабыми и нежными; в периоде созревания они быстро растут и вытягиваются, в периоде зрелости и старости они не обнаруживают ни малейшей склонности к правильному накоплению жира и развитию мышц...
У части астеников бросается в глаза как важный биологический признак их преждевременное постарение...
Астенические женщины, поскольку здесь ясно выступает тип, напоминают по своему habitus’y астенических мужчин, за исключением одного пункта: они не только худощавы, но и малорослы.
б.	Атлетический тип
Мужской атлетический тип (рис. 3, 4) характеризуется сильным развитием скелета, мускулатуры, затем кожи.
Общий облик самых красивых экземпляров этого рода следующий.
Среднего или высокого роста мужчина с особенно широкими и выступающими плечами, статной грудной клеткой, упругим животом, с формой туловища, уменьшающегося книзу, так что таз и все еще статные ноги по сравнению с верхними частями тела и особенно гипертрофированным плечевым поясом кажутся иногда тонкими. Плотная высокая голова прямо держится на свободной шее, причем линейные контуры, видимые спереди, придают шейной части плеча его особый отпечаток. Рост тела в общем выше среднего...
Атлетический тип у женщин соответствует таковому у мужчин, но с известными характерными отклонениями. Прежде всего развитие жира у атлетических
398
Рис. 3. Атлетический тип. Фронтальный снимок (шизофрения)
Рис. 4. Атлетический тип. Профиль (акромегалия)
Рис. 5. Пикнический тип. Фронтальный снимок (циркулярный)
женщин не задержано, а обильно, конечно, оно гармонирует с остальными тканями, прежде всего с костями и мышцами, и по крайней мере в случаях нашего материала не элективно усиленно, как у пикников...
в.	Пикнический тип
Пикнический тип в среднем возрасте характеризуется сильным развитием внутренних полостей тела (головы, груди, живота) и склонностью торса к ожирению при нежной структуре двигательного аппарата (плечевого пояса и конечностей).
Общее впечатление при выраженных случаях довольно характерно: среднего роста, плотная фигура, с мягким широким лицом на короткой массивной шее, сидящей между плечами, основательный жирный живот выступает из расширяющейся книзу глубокой сводчатой грудной клетки (рис. 5).
Если атлетическое туловище кажется прежде всего широким, то пикническое кажется прежде всего глубоким: если там трофический акцент лежит на плечевом поясе и концах конечностей, то здесь он лежит в центре туловища, на бочкообразной, расширяющейся книзу грудной клетке и на обильном жирном животе. Конечности в среднем скорее коротки, чем длинны.
Пикники обнаруживают определенную тенденцию к ожирению. Склонность к ожирению пикников держится в умеренных границах и в
399
первую очередь проявляется в склонности к ожирению торса - жир преимущественно отлагается в компактном жирном животе.	/
Кожа не дрябла, как у астеников, не упруга, как у атлетиков, но мягка и хорошо облегает тело...
Распределение типов строения тела по группам:	/
циркулярной и шизофренической	/
...Само собой разумеется, не существует резкой границы между отдельными типами, что, следовательно, отнесение пограничных случаев к той или иной группе не может быть точным. У циркулярных - случаи с несомненным преобладанием пикнических структурных элементов мы выделили в отдельную рубрику (см. табл.). Остальные 14 - это смешанные случаи, которые обнаруживают явные пикнические симптомы строения тела, но вместе с тем сильные гетерогенные налеты, например пикнически-атлетические (5 случаев) и пикнически-астенические смешанные картины. И у шизофреников астенически-атлетичес-кие смешанные формы мы рассматриваем особо.
Таблица 1
Строение тела и психическое предрасположение
	Циркулярные	Шизофренические
Астенические	4	81
Атлетическое	3	31
Атлетически-астенически	2	11
смешанное Пикническое	58	2
Пикнические смешанные	14	3
Диспластическое	—	34
Расплывчатые картины и невнесенные рубрики	4	13
Всего:	85	175
Картина, которую дает таблица, является поразительной и имеет большое биологическое значение. Разумеется, нельзя полагаться на абсолютные цифровые данные. Надо считаться с пограничными случаями и с возможными источниками ошибок из экзогенных факторов...
При всех оговорках мы можем установить для нашего швабского материала следующее.
Мы находим у циркулярных больных среди большого числа смешанных и неясных картин сильное выступление пикнических типов строения тела, с одной стороны, при слабом участии классически выраженных астенических, атлетических и диспластических форм тела — с другой.
Напротив, у шизофреников мы находим среди известного числа гетерогенно смешанных и неясных картин резкое выступление астенических, атлетических и диспластических типов (или комбинации их), с одной стороны, при слабо выраженном участии классических цикнических форм — с другой.
400
Следовательно, мы можем наш результат формулировать так:
vl. Между психическим предрасположением к маниакально-депрессивным заболеваниям и пикническим типом строения тела существует ясное биологическое родство.
2. Между психическим предрасположением к шизофрении и строением тела астеников, атлетиков и некоторых диспластиков существует ясное биологическое родство.
3. Напротив, существует незначительное родство между шизофренией и пикничейким типом строения тела, с одной стороны, и между циркулярным психозом ц астенически-атлетически-диспластическим типом строения тела -с другой...
Строение лица и черепа
а)	Типы лица астенических шизофреников: угловой профиль, профиль с длинным носом, с укороченной формой яйца...
В оптическом впечатлении астеническое лицо кажется длинным и узким, бледным и худым, но резко очерченным. Вследствие его узкости оно кажется длиннее, чем есть на самом деле...
Особенно резко выступает несоответствие между длинным носом и небольшой нижней челюстью в профиле. Возникает форма профиля, которую можно назвать угловым профилем (рис. 6).
Если мы рассмотрим такое астеническое лицо с фронтальной стороны (рис. 7), то обнаруживается в резко выраженных случаях укороченная форма яйца, причем контуры нижней челюсти книзу от ушей неожиданно быстро сливаются с кончиком подбородка.
б)	Типы лица шизофренических атлетиков: вытянутая форма яйца, плотная высокая голова.
Объем черепа средний, форма черепа в общем высока, узка и средней длины. Форма затылка изменчива, то с выступом, то с крутизной. Тенденция к черепу с формой башни наблюдается в отдельных случаях...
Фронтальное очертание лица определяется описанными размерами. При большом диаметре в высоту возникает вытянутая форма яйца, при этом подбородок сдвинут книзу и контуры челюсти круто поднимаются к уху. Этот характер яйцевидной формы имеет совершенно иную анатомическую основу, чем укороченный астенический овал, поскольку эта форма обусловливается не гипоплазией нижней челюсти, а, напротив, гипоплазией в длину средней части лица и подбородка.
В общем получается впечатление плотной, высокой головы. Эта картина как раз противоположна форме пикнической головы, которая со своим плоским контуром темени, закругленным затылком и несколько выдающейся нижней челюстью кажется длинной и низкой...
У атлетических женщин лица с формой вытянутого яйца также нередки.
с) Типы лица циркулярных пикников: плоский пятиугольный тип.
Выраженное пикническое лицо — верное отражение пикнического строения тела. Оно имеет тенденцию к ширине, мягкости и закругленности. Над ним большой, круглый, широкий и глубокий, но не очень высокий череп. Жировой слой обилен.
401
Рис. 6. Угловой профиль.	Рис. 7. Лицо с формой
Небольшая астеническая форма черепа.	укороченного яйца
Преждевременная старческая инволюция	(шизофрения),
(шизофреник, слабоумный от рождения, 39 лет)
Среди пожилых циркулярных встречаются нередко очень красивые энергичные и выразительные лица (рис. 8, 9).
Молодые пикнические лица кажутся полными, крупными, мягкими и, если окрашены, цветущими, и эта мягкость при известных формах циклотимических темпераментов сочетается с психическими проявлениями добросердечия (рис. 10).
Об эстетическом общем впечатлении мы можем (не касаясь диспластиков) сказать: шизофренические лица интереснее, циркулярные — правильнее.
Фронтальные очертания пикнических лиц в резко выраженных случаях варьируют вокруг основной формы плоского пятиугольника (см. рис. 10). Л-ица средней высоты широки. Это впечатление еще усиливается отложением жира на боковых поверхностях челюсти, благодаря чему только и получается пятиугольная форма, если сама челюсть не очень пикнически выражена. Пятиугольная форма поэтому у старых лиц отчетливее, чем у молодых...
Темпераменты
Характерологическое исследование семьи
Перейдем теперь к описанию типов личности, которые соответствуют циркулярным и шизофреническим группам.
Не следует ограничиваться одной препсихотической личностью больного. При характерологии то же самое имеет место, что при строении тела: классические черты конституционального типа иногда ярче обозначены у ближайших родственников, чем у самого пациента.
Циклоидные темпераменты
Шизоидом и циклоидом мы называем колеблющиеся между здоровьем и болезнью патологические личности, которые отражают в легкой степени основные симптомы шизофренического и циркулярного психоза.
402
Рис. 8. Широкая щитовидная форма лица (циркулярный, 65 лет).
Рис. 9. Пикническая форма профиля черепа (тот же, что и на рис. 8).
Диатетическая пропорция
Для маниакально-депрессивных пациентов обнаружились следующие при
знаки темпераментов как самые частые и постоянно возвращающиеся:
1)	общителен, добросердечен, ласков, душевен;
2)	весел, юмористичен, живой, горячий;
3)	тихий, спокойный, впечатлительный, мягкий.
Наглядности ради мы тут же разделили все свойства на три группы. Первая объединяет до некоторой степени основные черты циклоидного темперамента, свой
ства, которые постоянно возвращаются как в маниакальном, так и в депрессивном состоянии и которые придают веселости и мрачности оттенок, являющийся именно характерным для циклоидного человека.
Многие гипоманиакальные таят в себе небольшой депрессивный компонент, и у большинства циклоидных меланхоликов есть налет юмора. Гипоманиакаль-ная и меланхолическая половина циклоидного темперамента сменяют друг друга, переплетаются между собой в отдельном случае в различнейших комбинациях. Это отношение, при котором в циклоидной личности сочетаются гипоманиакальные и мрачные черты темперамента, мы называем диатетической пропорцией, или пропорцией настроения.
Большинство циклоидов отличаются отзывчивой эмоциональной сферой, которая содержит в себе все оттенки и переходы сангвинического, живого темперамента, гипоманиакальным и глубокого теплого чувства более мрачных натур. Темперамент циклоидов колеб-
Рис. 10. Плоская пятиугольная форма лица. Пикнический habitus молодого человека (эндогенная депрессия)
403
лется в глубоких, мягких, закругленных волнах настроения между веселостью и грустью, у одних — быстрее и мимолетнее, у других — сильнее и полнее. Только центр этих колебаний у одних направлен к гипоманиакальному, у других — к депрессивному полюсу.	/
Циклоидные люди отличаются душевностью. Слово «душевность» выражает собой то, что является общим для большинства всех этих натур при Bceiy различии их настроений: мягкий, теплый, добросердечный, естественно откликающийся на радости и горе темперамент. Слово «юмор» родственно этому. Мы встречаем юмор при среднем типе циклоидных темпераментов, когда способность к смеху с гипоманиакальной стороны сочетается с душевной глубиной с депрессивной стороны.
Социальная установка
Характер темперамента циклоидов определяет также характер их социальной установки, на что было уже выше указано. Они имеют потребность высказаться, высмеяться и выплакаться. Они стремятся ближайшим естественным путем к тому, что приводит их душу в адекватное движение, радует и облегчает ее, именно к общению с людьми. Они могут в настроении момента слиться со средой, тотчас же принять участие и свыкнуться со всем. Каждая мелочь, каждый предмет окрашивается их теплым чувственным тоном. «С благодарностью и любовью» относятся они к жизни. Конечно, только вне депрессивных настроений. Поэтому средний циклоид в своем обычном состоянии общителен, человеколюбив, реалистичен и легко приспособляется к окружающему. Так как темперамент сливается со средой, то у него нет никакого резкого противоречия между Я и внешним миром, нет принципиального отрицания его, нет желания коррегировать его по твердо установленным положениям, нет трагически заостренного конфликта, но есть жизнь в вещах, слияние с вещами — спайка с жизнью, сочувствие и сострадание.
То, что называют у маниакального эгоизмом, имеет в себе нечто детски наивное, которое находит свой настоящий прототип в чрезмерной радости награждать других подарками и доставлять им удовольствие. Это гипоманиакальное чувство собственного достоинства не заключает в себе резкого противоположения между собственной личностью и враждебным или безразличным внешним миром, но требует жизни для себя и дает жить другим; здесь полная удовлетворенность самим собой и миром, почти странная убежденность в ценности и правах своей собственной индивидуальности.
Эта способность растворяться в реальной среде и сопереживать ее теснейшим образом связана с другой типичной чертой характера. Циклоиды не являются людьми строгой последовательности, продуманной системы и схемы. Это практики, которые раньше знакомятся с человеком и реальными возможностями, а затем уже считаются с принципом.
Мы встречаем у циклоидов много радости в работе, текучей практической энергии, но у них нет твердой, непреклонной, решительной энергии известных шизоидных темпераментов. Лишь в редких случаях мы встречаем у циклоидов сильное честолюбие. Также гипоманиакальные обнаруживают влечение к труду и самомнение в большей степени, чем сильное стремление к высоким идеалам. Вообще качества, основанные на интрапсихических напряжениях, все эксцентричное, фанатичное чуждо чистым циклоидам. Это в одно и то же время их сила и слабость.
404
В связи с описанной структурой характера стоит несомненно тот факт, что среди препсихотических типов личности циркулярного круга асоциальные качества довольно редки. Названия: деятельный, экономный, солидный и прежде всего прилежный — относятся к самым частым характеристикам нашего материала. Часто даже восхваляют громадную работоспособность натур с гипоманиакальной окраской. Выражения: «суетлив, деятелен, предприимчив»—характеризуют такую работу; тем не менее следует подчеркнуть, что бестактность и беспощадность, смелые, необдуманные предприятия хотя и встречаются у гипоманиакального, но поступки уголовного характера и тяжелые антисоциальные действия мы находим и среди нашего материала довольно редко, в особенности когда психические свойства не достигли степени душевного расстройства.
Отдельные типы
Живой гипоманиакальный тип2
40-летний фабрикант Квик — сын тяжело циркулярной матери и отца такого же темперамента, как и он сам. Этот ловкий, смелый, предприимчивый делец в 1911 г. вместе с другим основал небольшую фабрику с первоначальным капиталом в несколько тысяч марок, которая теперь превратилась в крупное производство с семью отделениями. Его компаньон — сухой, вдумчивый, солидный человек; их качества прекрасно дополняют друг друга.
При Квике не скажешь ни слова. Обязательный, всегда чистенький, любезный и с великолепным настроением, он говорит непрерывно сам, очень быстро и много, уклоняется в сторону, возвращаясь опять к своему предмету. Когда он уходит за дверь, он еще вспоминает, что он должен еще что-то сказать. Он ни о чем не забывает, кроме того, о чем он хочет забыть. Одним взглядом он улавливает обстановку комнаты до мельчайших подробностей и по-купечески оценивает ее. Его понимание конъюнктуры удивительно. Когда у него нет лишних денег, он фабрикует на бумаге карбидные лампы, что приводит в отчаяние соучастника предприятия. Последнюю зиму, когда прекратилось газовое освещение, он быстро его исправляет и зарабатывает большие деньги. Он настойчив в том, чего домогается, и не терпит никаких советов. Его служащие улыбаются, когда о нем говорят: они его любят и стоят за него горой, но считают его сумасбродом.
Квик — маленький, кругленький человек, стройный, уверенный, довольный. Он элегантно одет, надушен, его галстук и носовой платок изящны, красивого цвета. Он сам их утюжит по утрам своим карманным утюгом, самое необходимое у него с собой, и только лучшего качества. Его реклама в стихах и рисунках является кричащей. Он охотно подчеркивает, что не только очень много пьет, но к тому же и очень хорошо ест: для хорошего завтрака ему нужен фунт зернистой икры. Когда он выпивает много вина, он становится неосмысленным, грубым «швабом».
Недавно он праздновал день рождения своей тещи в своем доме следующим образом: в 2 часа утра, только что возвратившись на автомобиле, он появляется с поздравлением перед ее кроватью, держа в одной руке два мешочка лучшей муки, а в другой — портрет масляной краской. В 6 часов утра появляется в его квартире духовой оркестр из 10 человек, заказанный им в честь тещи. Они играют не
2 Другие примеры циклоидного темперамента, подробно описываемые Кречмером, - «Тихий самодовольный тип» и «Меланхолический тип». — Прим. ред.
405
прерывно от 6 до 10 часов утра: «Этот день господина», «Не забывай меня», «Бла/ годарите все Бога», «Смешанное попурри» - и заканчивают «более серьезны!^». После обеда, так как идет дождь и они ничего не могут заработать, им разрешается еще раз прийти. Они играют, Квик их щедро награждает. Он в великолепном настроении. Народ собирается внизу на площади и аплодирует. Квик появляется на балконе и обращается к народу с речью. Только он один еще на своем посту: его дамы лежат на постели с расстроенными нервами.
Вследствие этого празднества, далеко не подобающего для фирмы, он попадает под наше наблюдение. Жена и его компаньон огорчены и озабочены таким его поведением. Здесь у нас он мил, обходителен, вежлив, быстро со всеми знакомится и находит себе дело. Его комната быстро украшается маленькими диванными подушками, драпировками и безделушками. На его столе находятся: небольшая коллекция его фабрикатов, электрический аппарат, который то неожиданно освещает, то затемняет их, затем большой белый слон, внутри воспламеняющийся, поглощающий дым и взамен этого выделяющий приятные духи, наконец, платяная щетка, которая начинает издавать музыкальные звуки, как только чистят платье, и на стене клозетная бумага, снабженная внутри музыкальным аппаратом - при отрывании каждого листка раздается песнь: «Радуйтесь жизни, так как еще горит лампочка».
Квик говорит о себе так: «Я весьма ценный человек, человек души. Моя жена совсем не знает, что я для нее значу!»
Шизоидные темпераменты
Общая часть
Циклоидные люди - прямые несложные натуры, чувства которых в естественной и непритворной форме всплывают на поверхность и в общем каждому вполне понятны. Шизоидные люди имеют поверхность и глубину. Язвительногрубая, или ворчливо-тупая, или желчно-ироническая, или моллюскоподобноробкая, бесшумно скрывающаяся - такова эта поверхность. Или поверхности нет, мы видим человека, который стоит на пути как вопросительный знак, мы ощущаем нечто шаблонное, скучное и неопределенно проблематичное. Какова глубина за этой маской? Она может быть ничем, пустотой мрака — аффективной тупостью. За безмолвным фасадом, который слабо отражает угасающее настроение, - ничего, кроме обломков, зияющей душевной пустоты или мертвящего дыхания холодной бездушности. Мы не можем по фасаду судить, что скрывается за ним. Многие шизоидные люди подобны римским домам и виллам с их простыми и гладкими фасадами, с окнами, закрытыми от яркого солнца ставнями, но где в полусумраке внутренних помещений идут празднества.
Цветы шизофренической внутренней жизни нельзя изучать на крестьянах, здесь нужны короли и поэты. Бывают шизоидные люди, относительно которых после десятилетий совместной жизни нельзя сказать, что мы их знаем. Робкая, кроткая, как ягненок, девушка служит в течение нескольких месяцев в городе, она послушна, нежна со всеми. Однажды утром находят троих детей убитыми в доме. Дом в пламени, она не расстроена психически, она знает все. Улыбается без причины, когда признается в преступлении. Молодой человек бесцельно проводит свои молодые годы. Он так вял и неуклюж, что хочется растолкать его. Он падает, когда садится на лошадь. Он смущенно, несколько иронически улы
406
бается. Ничего не говорит. В один прекрасный день появляется томик его стихотворений, с нежнейшим настроением; каждый толчок, полученный от проходящего неуклюжего мальчишки, перерабатывается во внутреннюю трагедию; ритм строго выдержан и отличается стильностью.
Таковы шизоидные люди. Аутизмом называет это Блейер, жизнью в самом себе. Нельзя знать, что они чувствуют; иногда они сами этого не знают... Но все, что они чувствуют, банальность ли это, прихоть, низость или сказочные фантазии, — все только для них одних, ни для кого другого...
Психоэстетическая пропорция
Из шизоидных качеств характера, наблюдаемых на поверхности, выделены из нашего материала следующие:
1)	необщителен, тих, сдержан, серьезен (лишенный юмора), чудак;
2)	застенчивый, боязливый, тонкочувствующий, сентиментальный, нервен, возбужден, друг книги и природы;
3)	послушен, добродушен, честен, равнодушен, туп, глуп...
Черты первой группы — наиболее частые, так как они красной нитью проходят через всю шизоидную характерологию, а также через вторую и третью группы. Они объединяют кроме лишенной юмора серьезности главным образом то, что Блейер называет аутизмом. Вторая и третья группы стоят в известном противоположении друг к другу; они образуют такую же контрастную пару, как у циклоидов качества веселых, живых гипоманиаков и тяжеловесных, мрачных меланхоликов. Вторая группа рисует всевозможные оттенки психической чрезмерной чувствительности, от мимозоподобной тонкости чувств до гневной возбужденности. Третья группа обнаруживает, наоборот, признаки известной психической нечувствительности, тупости, понижения способности к самопроизвольным актам. Она приближается к тому полюсу, который Крэпелин при очень тяжелых психотических случаях называет аффективным отупением.
Если мы хотим кратко охарактеризовать шизоидные темпераменты, то мы должны сказать: шизоидные темпераменты находятся между полюсами раздражительности и тупости, так же как циклоидные темпераменты находятся между полюсами веселости и печали...
Только тот владеет ключом к пониманию шизоидных темпераментов, кто знает, что большинство шизоидов отличаются не одной только чрезмерной чувствительностью или холодностью, но обладают тем и другим одновременно, и при этом в совершенно различных комбинациях. Мы можем из нашего шизоидного материала образовать непрерывный ряд, который начинается тем, что я обычно называю «типом Гельдерлина», — теми крайне сентиментальными, чрезмерно нежными, постоянно обидчивыми мимозоподобными натурами, «состоящими только из нервов», - и который прекращается на тех холодных, застывших, почти безжизненных типах тяжелой dementia ргаесох, прозябающих, как «животное», в углах больницы. И мы тем не менее у нежнейших представителей этой мимозоподобной группы ощущаем еще легкий, незаметный налет аристократической холодности и неприступности, аутическое сужение сферы чувствований ограниченным кругом избранных людей и вещей, и мы слышим иногда резкое замечание о людях, находящихся вне этого круга, по отношению к которым аффективная откликаемость совершенно умолкает: «Между мной и людьми завеса
407
из стекла», — сказал мне недавно такой шизоид с неподражаемой четкостью. Эту тонкую, холодную, остро колющую стеклянную завесу мы чувствуем у сделавшегося кататоником Гельдерлина, представителя мимозоподобной группы, и еще яснее у шизофреника Стриндберга, который о себе говорит: «Я тверд, как железо, и все-таки полон чувств до сентиментальности»...
От этого мимозоподобного полюса шизоидные темпераменты во всевозможных оттенках идут к холодному и тупому полюсу.
Но и среди половины нашего материала с бедностью аффекта мы находим довольно часто в глубине души нежное ядро личности с крайне уязвимой нервозной сентиментальностью. «Вы не знаете, как мне все это больно»,-сказал недавно своим родителям юный гебефреник, который по внешним проявлениям отличался равнодушием, вялостью и полным отсутствием темперамента.
Комбинацию соотношений, при которой у отдельного шизоида гиперэстетические элементы переплетаются с анэстетическими элементами шизоидной шкалы темпераментов, мы называем психоэстетической пропорцией.
Пропорция настроения циклоидов колеблется волнами. Психоэстетическая пропорция шизоидов перемещается. Это значит, что отношение между гиперэстетическими и анэстетическими частями темперамента меняется в течение всей жизни у многих шизоидов толчкообразно, но больше не возвращается к исходному пункту.
Социальная установка
Аутизм, рассматриваемый как шизоидный симптом темперамента, имеет оттенки в зависимости от психоэстетической шкалы отдельного шизоида. Бывают случаи, когда аутизм является преимущественно симптомом повышенной чувствительности. Такими крайне раздражительными шизоидами сильные краски и тона реальной жизни воспринимаются как резкие, некрасивые, грубые, неприятные и даже с душевной болью, между тем как для циклоида и для нормального человека они желанны и составляют необходимый возбуждающий жизненный элемент. Их аутизм проявляется в том, что они уходят в самих себя, они стремятся избегнуть всяких внешних раздражений, заглушить их, они закрывают окна своего дома, чтобы в нежном, тихом полумраке своего внутреннего ввести фантастическую, «бездеятельную, но полную мыслей» жизнь в грезах (Гельдерлин). Они ищут, как красиво о себе сказал Стриндберг, одиночества, чтобы закутаться в шелк своей собственной души...
Аутизм большинства шизоидов и шизофреников представляет комбинацию обоих элементов темперамента: это — равнодушие с налетом боязливости и враждебности; это — холод и в одно и то же время страстное желание быть оставленным в покое. Судорога и паралич в одной картине.
Шизоидные люди или абсолютно необщительны, или общительны избирательно, в узком замкнутом кругу, или поверхностно-общительны без более глубокого внутреннего контакта с окружающим миром. Необщительность шизоидов имеет различнейшие оттенки. Эта антипатия к общению с людьми варьирует от нежной тревоги, робости и застенчивости через иронический холод и угрюмую причудливую тупость до резкого, грубого, активного человеконенавистничества. И самое любопытное — это то, что эмоциональная ус
408
тановка отдельного шизоида в отношении ближнего переливается замечательными цветами радуги между застенчивостью, иронией, угрюмостью и жестокостью. Красивым характерологическим примером такого рода служит Робеспьер.
По отношению к чужим, вновь появляющимся людям пробуется весь регистр психоэстетической шкалы с нервозностью и неуверенностью.
Циклоидное добродушие - это добросердечие, готовность разделить горе и радость, активная доброжелательность или дружелюбное отношение к ближнему. Добродушие шизоидного ребенка слагается из двух компонентов: боязливости и утраты аффекта. Это есть уступка желаниям окружающих, вследствие равнодушия, смешанного с робкой боязливостью оказать им сопротивление. Циклоидное добродушие - это дружеское участие, шизоидное - боязливая отчужденность. В соответствующих конституциональных соединениях и это боязливое шизоидное добродушие может получить черты истинной доброты, приятной нежности, мягкости, внутренней привязанности, но всегда с элегической чертой болезненной отчужденности и уязвимости.
Мы встречаем среди необщительных шизоидов характерную фигуру угрюмого чудака, который, замкнувшись от внешнего мира в своей келье, всецело поглощен своими собственными мыслями, все равно будь то ипохондрические телесные упражнения, технические открытия или же метафизические системы. Эти оригиналы и чудаки внезапно покидают свой угол как «озаренные» и «обращенные в новую веру», отпускают себе длинные волосы, образуют секты и проповедуют, в пользу человеческих идеалов, сырой пищи, гимнастики и религии будущего, или все это вместе.
Наряду с простой необщительностью характерной чертой некоторых высокоодаренных шизоидов является избирательная общительность в замкнутом кругу. Многие чувствительные аутисты отдают предпочтение определенной социальной среде, определенным сторонам своей психической атмосферы, которые они считают своим жизненным элементом. Это прежде всего изящные светские формы жизни, аристократический этикет.
В строго выдержанном, выхолощенном формализме его нежная душа находит все, что ей нужно: красивую линию жизни, которая нигде и ничем не нарушается, и заглушение всех аффективных акцентов при общении с людьми. Затем этот безличный культ формы прикрывает то, что так часто отсутствует у шизоида, - он прикрывает за этой холодной элегантностью недостаток сердечности и непосредственной душевной свежести, что вскрывает также и в этих тонко чувствующих натурах начинающееся охлаждение эмоции. Аристократическое некоторых шизоидных натур выявляется и у простых людей в потребности к высокомерию, в желании быть лучшими и иными, чем другие.
Существенное в этой характерологической тенденции - это стремление к замкнутому кругу. Дружба таких шизоидов - это избирательная дружба к одному. Неразделимый союз двух мечтающих чудаков или союз юношей, эфирный, торжественный, удаленный от народа; внутри его - экстатический культ личности, вне его — все резко отвергается и презирается. История юности Гельдерлина является наглядным примером в этом направлении.
Так же обстоит дело и с эротикой. Не горячее естественное влечение, но экстаз и резкая холодность.
409
Ищут не красивую девушку, но женщину вообще, «абсолютное»: женщину, религию, искусство — в одном лице. Или святая, или мегера — середины нет. Стриндберг является красивым примером такого типа.
Третья социальная установка шизоидов - поверхностная общительность без более глубокого психического раппорта. Такие люди могут быть очень ловкими, расчетливыми дельцами, суровыми властелинами, или холодными фанатиками, или же равнодушными, вялыми, ироническими натурами, которые вращаются среди людей всякого круга, но при этом ничего не ощущают.
Словом, шизоид не растворяется в среде. Всегда здесь — стеклянная завеса. При гиперэстетических типах развивается иногда резкая антитеза: Я и «внешний мир». Постоянный самоанализ и сравнение: как действую я? Кто поступает со мной несправедливо? Кому я сделал уступку? Как теперь я пробьюсь?
Это - люди постоянного душевного конфликта, жизнь которых представляет собой цепь трагедий и протекает по одному только тернистому пути. Они, если можно так выразиться, обладают талантом к трагическому. Циклотимик вовсе не в состоянии обострить ситуацию, если она трагична; он уже давно приспособился, и окружающий мир к нему приспособился, так как он его понимает и в контакте с ним.
Резкий, холодный эгоизм, фарисейское самодовольство и чрезмерное самомнение во всех вариациях мы находим в шизофренических семьях.
Но они не являются единственной формой аутизма. Другой формой его служит стремление осчастливить людей, стремление к доктринерским принципам, к улучшению мира, к образцовому воспитанию своих собственных детей при полном игнорировании своих собственных потребностей. Альтруистическое самопожертвование высокого стиля, особенно в пользу общих идеалов (социализм, воздержание от алкоголя), является специфическим качеством некоторых шизоидов. В одаренных шизофренических семьях мы иногда встречаем прекрасных людей, которые по своей искренности и объективности, непоколебимой стойкости убеждений, чистоте воззрений и по твердой настойчивости в борьбе за свои идеалы превосходят самих полноценных циклотимиков; между тем они уступают им в естественной, теплой сердечности в отношении к отдельному человеку и в терпеливом понимании его свойств.
Тип холодного деспота
(нравственное помешательство)3
Эрнест Кат, 23-летний студент, преследует своих родителей с фанатической ненавистью и жесточайшей бранью, называет своего отца бродягой, свою мать -проституткой, угрожает избить их кнутом, крадет и выжимает деньги у них, насколько он может. Их существование — это сплошное мучение. Они ни на один момент не уверены в своей жизни. На столе перед матерью лежит бумажник. Эрнест Кат с папироской в руках небрежно берет бумажник, вынимает оттуда все деньги, кладет их спокойно в карман и возвращает ей обратно бумажник. Отец не желает платить его долгов. Он берет несколько серебряных ложек, тщательно
3 Другие примеры шизоидного темперамента, подробно описываемые Кречмером,— «Сентиментальный, лишенный аффекта тип», «Тонкочувствующий холодный тип аристократа», «Патетический тип идеалиста», «Гневно-тупой тип», «Тип никчемного бездельника».
410
рассматривает их и прячет их у себя. Он конфискует ценные вещи в доме до тех пор, пока не удовлетворят его требований. Если ему угрожают полицией, он пожимает плечами: он знает, что отец не желает скандала. Он насилует кельнерш и образованных молодых девушек, которых он ночью приводит в дом своего отца, в свою комнату. Когда возмущаются его поведением, он только холодно улыбается. Если напоминают ему о работе, он приходит в бешенство. После таких выступлений он покидает комнату, весь покрытый потом.
Его университетские занятия без всякой цели и плана, он поступал на все факультеты, изучал философию, психологию, эстетику, но кутил и ничего не достигал. Наконец, он пришел к заключению: «Я исключительный человек, обычная профессия не для меня, я хочу сделаться артистом».
Вне дома он совершенно иной, весьма любезен, считается молодым человеком с изящными манерами, умеющим себя держать в обществе. Он любим в кругу своих товарищей и играет в хорошем обществе известную роль maitre de plaisir. По отношению к молодым женщинам в нем есть нечто подкупающее, со многими он состоит в нежной переписке. Он постоянно носит монокль, у него удивительная слабость к дворянскому обществу, в его собственной личности проглядывают черты дворянского происхождения. «Я не могу вращаться в кругах, где живут мои родители». Его политические убеждения крайне консервативны. Тем не менее его охватило внезапное настроение играть роль пролетария, который имеет желание расстрелять всю буржуазию.
Однажды Эрнест Кат пришел к нам сам. Худая жилистая фигура. Лицо очень длинное, бледное, холодное, спокойное, каменное. Почти отсутствует мимика. Поза небрежная, аристократическая, речь сдержанная, усталая, лишенная акцента. Иногда нечто деревянное, напыщенное. Некоторые выражения странные, приводящие в тупик. Когда он говорит дольше, ход его мышления становится расплывчатым. Когда он составляет предложение, чувствуется, что его мысль соскальзывает, его нельзя фиксировать на конкретном вопросе, он постоянно впадает в общее, абстрактное: идеалистические обороты о личности, мировоззрении, психологии, искусстве почти хаотически переплетаются между собой, нанизываются среди отрывистых предложений: «Я установлен к конфликтам»; «Я стою на психической почве, я психически совершенно сознателен».
Его внешность обнаруживает эмоциональную холодность и бесчувственность, в нем проглядывает душевная пустота и разорванность с чертами отчаяния и трагического чувства. «Внутренняя безнадежность и расщепленность», как он говорит. Он стремится «к спорту, к сцене и к психологии». Только никакого занятия для заработка, ничего такого, что «может делать и другой». Родители всюду мешают развернуться его личности. Они должны давать ему средства, которые ему нужны, чтобы он мог жить в «своей сфере», т. е. в такой среде, которая удовлетворяла бы его художественные наклонности. Он ничего не может достигнуть. Его «влечет к красоте к общению с людьми». Он пишет много писем. Но всякое чувство в нем умерло. Это «чисто искусственная жизнь», которую он ведет, «чтобы насильственно приспособиться к социальной среде, самому пережить». Он судорожно рыдает: «У меня отсутствует человеческое и социальное».
У него никогда не было юмора, это он сам чувствует. Всегда он был занят только своей собственной личностью. «Мир — это для меня театр, в котором только я сам играю». Друзей у него никогда не было, юношеское не находит в
411
нем отзвука. Он никогда не был серьезно влюблен в женщин. У него было много половых сношений, но внутренне при этом он оставался холодным: «Для меня невозможно уйти от себя». Все другое в жизни - «техника», «обман». Крайне холодные театральные манеры. Сильная наклонность к эстетическому доставляет ему удовольствие.
Он разыгрывает из себя интересного, избалованного человека, стоящего над жизнью. Иногда он внезапно говорит: «Я - Иванушка-дурачок».
Раньше Эрнест Кат был другим: слабым, тихим, нежным ребенком. Его отец рассказал нам о нем следующее: он принадлежал к лучшим ученикам. В его характере наряду с крайней добросовестностью отмечались несвойственная его возрасту серьезность, чрезмерная основательность и работоспособность. Его молчаливость, грусть и странность уже тогда вызывали опасения.
В общем он был добросердечным, послушным, любвеобильным мальчиком, особенно нежным к матери. Наступление периода созревания несколько запоздало, и он долго не обнаруживал ни малейшего чувства к девушкам. В последних классах гимназии началось резкое изменение его характера: он сделался угрюмым, нервозным и ипохондричным. Терпение и умственная продуктивность заметно ослабели. Место усиленных занятий заняло легкомысленное чтение, безграничное философствование и неудачные попытки писать стихи. Он перестал заботиться о чистоте тела - нужно было его принуждать умываться и причесываться. Часами он бесцельно проводил время в мечтах. Плохо сданный им выпускной экзамен рассеял все возлагавшиеся на него надежды.
Одновременно с этим изменился также и его характер. Раньше добродушный, тихий мальчик сделался недовольным, сумрачным, упрямым. Он ненавидел своего отца. Еще долгое время он был сильно и нежно привязан к матери, а также и к своей сестре, пока та не вышла замуж и не умерла от туберкулеза. Под влиянием бредовых идей ревности к зятю он вбил себе в голову, что родители виноваты в ее смерти, и начал теперь преследовать с фанатической ненавистью и мать.
Каким образом могло произойти, что холодный тиран Эрнест Кат в детстве был кротким, нежным ребенком?
Это та своеобразная связь в наследственности и построении личности, которую мы встречаем постоянно у шизофреников. Мы должны признать эту связь именно потому, что она не столь неожиданна, потому что она установлена благодаря опыту, так как мы не могли бы к этому прийти путем спекулятивных психологических дедукций.
Состояние нашего пациента до периода полового созревания соответствует во всех существенных чертах шизоидному препсихотическому главному типу сентиментального примерного ребенка, лишенного аффекта. То, что с ним произошло в периоде полового созревания, не было тяжелым шизофреническим психозом, но это следует рассматривать, особенно в связи с наследственностью, как биологический эквивалент шизофренического процесса. Личность, которая возникла после, с точки зрения строгой теории надо считать постпсихотической.
Личности до и после периода полового созревания как будто отделены пропастью. И все-таки эта перемена в периоде зрелости не обозначает никакого разрыва с прежней личностью, но представляет лишь сдвиг в ней. Это типичный пример того, что мы назвали сдвигом психоэстетической пропорции.
412
Шизоиды, как Эрнест Кат, напоминают нероновские фигуры с их смесью порывистого произвола и содрогающейся ярости, напыщенного комедианства и холодной, расчетливой жестокости...
Циклотимические и шизотимические средние люди
Проблема конституции развернется перед нами во всей широте лишь тогда, когда мы приобретенные результаты перенесем в нормальную психологию. Переходом в нормальную психологию мы не делаем никакого скачка. Перенося связующие нити между строением тела и психическим предрасположением на все варианты психопатической личности и отодвигая благодаря этому на задний план грубые душевные расстройства как исходный пункт нашего исследования, мы неожиданно оказываемся среди здоровых людей, среди знакомых нам лиц. Здесь у нормальных четко выступают перед нами те черты, которые мы видели там в искаженной форме. Мы находим те же самые типы строения тела, те же самые стигматы телесной конституции, и мы находим, что за той же внешней архитектурой живет та же психическая стимулирующая сила. Те же самые задатки, которые здесь являются разумными регуляторами здоровой психической установки, там, нарушая равновесие, гибнут, подвергаясь расстройству...
Этим путем мы лучше всего освобождаемся от узости психиатрического кругозора: мы уже не смотрим на мир через больничные очки, пытаясь всюду у здоровых выискивать ненормальные черты, но мы можем свободно стать в большой круг и в нем правильно расчленить и судить о здоровом или, лучше сказать, об общебиологическом и, исходя из этого большого круга, правильно понять небольшой круг болезненного. Мы уже больше не станем рассматривать психопатические личности как психопатические абортивные формы определенных психозов, напротив, мы будем считать определенные психозы карикатурой определенных нормальных типов личностей.
Мы будем считать определенные психозы карикатурой определенных нормальных типов личностей. При таких условиях психозы представляют собой лишь редкие заострения широко распространенных больших конституциональных групп здоровых.
В этом смысле и следует избрать термины. Мы называем людей, принадлежащих к тому большому конституциональному кругу, из которого рекрутируются шизофреники, шизотимическими людьми, а тех, которые принадлежат к одной группе с циркулярными, — циклотимическими. Переходные формы между здоровьем и болезнью, или болезненные абортивные формы, целесообразнее всего называть циклоидными или шизоидными, как мы это уже сделали. Нужно, следовательно, с самого начала ясно помнить, что названия шизотимический и циклотимический ничего общего не имеют с вопросом: здоровый или больной, но они представляют собой термины для больших общих биотипов, которые заключают в себе огромную массу здоровых индивидуумов и лишь небольшую группу разрозненных, относящихся сюда психозов.
Мы только воспользовались существующими названиями для болезненного, применив их, целесообразности ради, и по отношению к здоровым.
Методический прием при этом был следующий: из нескольких сот физически и психически здоровых людей, мне хорошо известных, я выбрал приблизительно 150, которые в строении своего тела носят яркие и несомненные призна
413
ки астенического, атлетического или пикнического типа. Кроме того, я имею в своем распоряжении фотографии большинства из них. Это были, следователь-но, соответственно шизофреническому кругу люди с длинными носами и угловым профилем, с чрезмерно высокой средней частью лица, с овальными яйцевидными очертаниями его, при этом с худощавой, стройной фигурой, с грубо выделяющимся мышечно-костным рельефом и, с другой стороны, напротив, хорошо известные из циркулярного круга пикнические фигуры с полными, мягкими лицами, с широкими очертаниями в форме щита или пятиугольника и с гармоничным построением профиля, с короткой шеей, округленными формами тела и склонностью к пикническому отложению жира.
При этом вскоре обнаружились две большие группы темпераментов, из которых одна совпадает с пикническими, другая - с соответствующими шизофреническому кругу формами строения тела; разумеется, и здесь нам приходилось встречать небольшое количество частичных или полных перекрещиваний...
Преимущественно у пикников наблюдающиеся темпераменты можно разделить на следующие подгруппы, которые связаны между собой широкими переходами и часто одновременно наблюдаются у одного и того же лица:
1.	Болтливо-веселые.
2.	Спокойные юмористы.
3.	Тихие, душевные люди.
4.	Беспечные любители жизни.
5.	Энергичные практики4.
Мы можем теперь же дать характеристики людей повседневной жизни, которые по строению своего тела сходны главным образом с шизофрениками.
1.	Тонкочувствующие аристократы.
2.	Чуждые миру идеалисты.
3.	Холодные властные натуры и эгоисты.
4.	Сухие и параличные.
Мы видим, что типы, которые получаются на основании изучения строения тела здоровых средних людей, не обнаруживают у своих типичных представителей никаких принципиальных отличий по сравнению с характеристиками, данными в последних главах при помощи материала душевнобольных. Строение тела и эндогенные психозы ведут нас при исследовании общей человеческой характерологии приблизительно к тем же целям. Они коррегируют и дополняют Друг друга. При комбинации обоих методов возможно, вероятно, общее психологическое учение о темпераментах поставить на прочный фундамент...
Гениальные
Высокоодаренные вследствие своей малочисленности малопригодны для статистических исследований, но зато богаче резко выраженными типичными личностями. В этой главе дело идет не о том, чтобы доказать принципиально новое, а о том, чтобы проверить выводы, полученные на большом материале, на немногих великих людях и установить у них более тонкие черты.
4 На каждый из этих типов Кречмер дает краткую характеристику, которую мы вынуждены опустить. — Прим. ред.
414
Вожди и герои
На основании нескольких исторических примеров можно выделить среди циклотимиков следующие типы вождей:
1.	Храбрые борцы, народные герои.
2.	Живые организаторы крупного масштаба.
3.	Примиряющие политики.
Последние ближе примыкают к средним состояниям, между тем как первые две группы обязаны своей силой гипоманиакальным компонентам.
Блестящим примером гениального вождя, который сочетает в себе эти обе стороны циклотимического характера, является Мирабо, разумный руководитель первого периода Французской революции. В соматическом отношении — это фигура с округленными формами и короткими членами, полная темперамента и мягкости — словом, типичный пикник (рис. 11).
Он обладал тенденциями храброго борца и осторожностью, способностями примиряющего политика: пламенный дух, полный ораторского таланта и пылающей чувственности, полный остроумия и сознания собственного достоинства, но при этом всегда справедлив и примирителен, весельчак, кутила, игрок, постоянный должник, но добродушный, как дитя, человек, который любил пожить и давал другим жить, друг человека, совавший каждому нищему деньги в руки, беспечный, доступный, всюду пользовавшийся популярностью и кичившийся ею; мастер популярно выражаться, умевший руководить при самых горячих прениях, пропитанный тонким юмором и умевший в самый сухой официальный документ вставить умное замечание и прекрасный оборот. Лишенный скрупулезности и не
отличавшийся очень высокой моралью, но великодушный, со здравым смыслом и свободный от фанатизма и доктрины...
Совершенно иного склада герои ши-зотимических темпераментов. Их успехи главным образом обусловлены следующими чертами шизотимической характерологии: настойчивостью и систематической последовательностью, их непритязательностью, спартанской строгостью, стоической выносливостью, холодностью в отношении к судьбам отдельных личностей, с одной стороны, и утонченным этическим чувством и неподкупной справедливостью — с другой, а в особенности своим тонким чутьем к стонам слабых и раненых, гиперэстетическим состраданием, отвращением и пафосом по отношению к народным страданиям, по отношению к дурному обращению с угнетенными классами и склонностью к идеализму вообще. Обратной стороной этих преимуществ является известная склонность к доктринерству, односто

Рис. 11. Мирабо.
415
ронне узкому и фанатичному, недостаток доброжелательности, приятного, естественного человеколюбия, понимания конкретной ситуации и особенностей отдельных личностей.
Их можно подразделить на следующие группы:
1.	Чистые идеалисты и моралисты.
2.	Деспоты и фанатики.
3.	Люди холодного расчета...
Прежде всего несколько слов о последней группе как менее важной. Такие черты можно видеть в дипломатических способностях князя Меттерниха, человека с резко выраженными шизотимическими формами лица. В шиллеровском описании полководца Валленштейна ясно выступает эта осторожность, скрупулезная холодность, расчетливость в умении властвовать над людьми и ситуациями, в парадоксальном,* но биологически-естественном сочетании с мистически-метафизическими наклонностями шизотимика.
Этому холодному, гибкому и отчасти аморальному типу противостоят патетическая страстность и строгая последовательность чистых моралистов и идеалистов. Именами Канта, Шиллера и Руссо можно характеризовать эту группу.
Особенность этих натур заключается в том, что они, не принимая участия в практической жизни, за исключением Шиллера, и неспособные к этому, все-таки благодаря простому высказыванию своих мыслей творили великие дела, которые по своей силе и длительности значительно превосходят исторические деяния упомянутых практических людей расчета. Непостоянный, робкий гиперэстетик Руссо, нелюдимый отшельник с сенситивным бредом преследования в своем внутреннем Я, из своего убежища взволновал душу французского народа и дал непосредственные стимулы для Великой революции: «Природа», «Право человека», «Государственный договор». Он создал такие девизы, исполнения которых только и ждала жаждущая деятельности современность.
Железный, «категорический императив» Канта и идеализм Канта и Шиллера вообще стоят в близкой, хотя и не прямой связи с великими освободительными войнами и налагают даже отпечаток на известный период истории Пруссии.
Действие этих и многих других незначительных шизотимиков на современников обусловливается резкой альтернативностью их чувствований и логических формулировок. Это не люди, которые всюду видят большую или меньшую степень хорошего или плохого, которые всюду находят реальные возможности и выходы. Они не видят возможности, но только грубую невозможность. Они не видят путей, а знают только один путь. Либо одно, либо другое. Здесь - в рай, там - в ад. Горячая ненависть смешивается с трогательной благожелательностью. Яркие карикатуры шиллеровских юношеских драм, утопический идеализм Руссо, категорический императив: «Ты можешь, так как ты должен» - так вырисовывается у них одна линия, которая кажется прямой и простой, так отчеканивают они горячие и холодные крылатые слова, сильные лозунги, которые до мозга костей пронизывают полусгнившую, трусливую современность. Они - герои великих переворотов, которым не нужно реалистов, когда невозможное становится единственной возможностью.
Аутистическое мышление не становится здесь реальностью, так как это невозможно, но делается сильно действующим ферментом при превращении од-
416
ной исторической реальности в другую. При известных исторически-заострен-ных ситуациях эти ферментные действия аутистических лозунгов, даже у фанатиков и утопистов среднего типа, влияют сильнее, чем реально-политические эксперименты и соображения. Это ферментное действие аутистической мысли, односторонней, резко заостренной антитетической идеи мы наблюдаем даже в этическом учении великого мыслителя Канта, которое возникло в тиши кабинета без всякого пафоса, без всякого желания действовать на массы. Уже часто такой невинный девиз из тихого кабинета ученого встречал звучный резонанс в пафосе повседневных боев и даже воспламенял насыщенную атмосферу той или иной эпохи, что приводило в ужас самого виновника.
Все элементы высоконапряженного нравственного идеализма мы находим в фигурах группы фанатиков и деспотов: Савонаролы, Кальвина, Робеспьера5, т. е. резко альтернативную этическую установку, аутистическую одержимость идеями современников, беспощадную ненависть к реальному миру, к прекрасному, к удовольствиям, ко всему тому, что улыбается, цветет и бьет ключом. Ничего не остается, кроме чистой, голой этической религиозной схемы. Человечество, сделавшееся добродетельным благодаря страху, окруженное кругом решеткой и колючей проволокой. Если показывается кто-нибудь, который нарушает категорический императив, касается его или игнорирует, — тот лишается головы. И над всем этим Робеспьер. Кровопийца? Нет - ученик Руссо и сын нежной матери, робкий, нежный мечтатель, бледная добродетельная фигура, выдающийся учитель жизни, не понимающий ужасов. Он углублен в чтение Contrat sociale, своей любимой книги, идеи которой он претворяет в действительность с педантичной тщательностью. Он не чувствует, что он творит, и продолжает посылать на гильотину с неподкупной справедливостью. Он ничего не чувствует, кроме добродетели и идеала. Он не чувствует, что это причиняет страдание. При этом он пишет стихи, как Гельдерлин, и проливает слезы умиления, когда говорит. Простой, приличный, скромный, мягкий, нежный семьянин, который больше всего боится оваций и дам.
В истории имеется мало личностей, которые представляют собой такую классическую чистую культуру шизотимических качеств в их странных контрастах, как это мы видим у Робеспьера: резкая эмоциональная холодность наряду с эксцентричностью, героическим пафосом, фанатической настойчивостью и внезапным отказом от решений, скрытая замкнутость при верности своим принципам. Что-то угрюмое, недоверчивое, напыщенное, педантичное, робкое. Добродетельный убийца, варвар из гуманности, «фанатик холодной, но безумной рефлексии».
Странный идеалист Мирабо, его циклотимический антипод, говорит о нем, покачивая головой: «Этот человек верит во все, что он говорит».
Эту шизотимическую триаду: идеализм, фанатизм, деспотизм - мы находим у более крупной и глубокой личности - Кальвина. Робеспьер действует как его карикатурный двойник в другом столетии. Идеалистически-теократи-ческое революционное владычество Савонаролы во Флоренции, Кальвина в Женеве и Робеспьера в Париже имеет много любопытных исторических аналогий.
5 Красивой параллельной фигурой из истории германской революции является Карл Фоллен.
14- Психология индивидуальных различий
417
Из-под рясы Савонаролы выглядывает угрожающий угловой профиль6. Ши-зотимическое творчество незначительных людей быстро преходяще, между тем религиозное учение Кальвина, как каменный монумент великого шизотемичес-кого ума, лишь постепенно проникло в умы людей и держалось столетия: со строгой организацией в построении, холодное, систематическое, полное нравоучений и фанатической силы убеждения, нетерпимое - чистая мысль и чистое слово - без образа, без смеха, без души, без юмора, без примирения. Заклятый враг всех диатетических аффектов.
Менее известно то, что Кальвин из теологических мотивов в течение четырех лет казнил 50 человек и еще более сослал.
«Неукротимый характер», «гранит», - говорит Каролина о Шеллинге.
Благородство, широкий размах мысли, стойкость при неприятных ситуациях, твердость, чистота и цельность личности, героизм - вот жизненная форма великих шизотимиков. Таковым был Шиллер. Все половинчатое и надломленное он отбрасывает от себя беспощадно. Пусть гибнут граждане, пусть гибнет Шлегель, пусть гибнет все, что не живет и не может умереть. Остается только: идеал и воля. «Как скала, — говорит несколько охлажденный его посещением Жан Поль,-тверд, как скала, полон драгоценных камней, полон сил — но без любви». Гете7 даже в старости, когда думает о своем друге, говорит с торжественным подчеркиванием: «Он был как Христос, и таким нужно быть».
Теория темпераментов
Три понятия: конституция, характер и темперамент — получили для нас в течение нашего исследования следующий смысл.
Под конституцией мы понимаем сумму всех индивидуальных свойств, которые покоятся на наследственности, т. е: заложены генотипически.
Только часть конституциональных факторов мы прложили в основу наших исследований, а именно взаимоотношение между строением тела, предрасположением личности и психической и соматической заболеваемостью. Понятие о конституции является психофизическим, общебиологическим и относится как к телесному, так и к психическому. Понятие «характер», напротив, чисто психологическое.
Под характером мы понимаем сумму всех возможных реакций человека в смысле проявления воли и аффекта, которые образовались в течение всей его жизни. Следовательно, из наследственного предрасположения и всех экзогенных факторов: соматических влияний, психического воспитания, среды и переживаний.
Выражение «характер» выделяет из аффективной сферы целостно психическую личность, при этом, разумеется, интеллект остается неотделимым. Понятие
6 В биологическом отношении следует отметить: лицо Кальвина (рис. 12) обнаруживает крайние шизотимические формы, какие только можно встретить на исторических портретах (худое, очень вытянутое лицо с чрезмерной высокой средней частью его, длинный резкий нос, на некоторых портретах гипопластическая челюсть). Робеспьер был сыном туберкулезной матери и душевнобольного отца. Он сам был стройный, бледнолицый, худой, болезненного вида, с низким лбом и загнутым носом; во время возбуждения у него бывали тикообразные подергивания лопатки, его смех производил впечатление гримасничанья, его телесные движения были деревянны и машинообразны.
7 Цит. по различным изречениям старого Гёте.
418
«характер» имеет много общего с понятием «конституция», а именно унаследованную часть психических качеств оно абстрагирует от телесных коррелятов, которые заключаются в понятии конституции, но, с другой стороны, в него входят как составная часть экзогенные факторы, особенно результаты воспитания и среды, чуждые понятию конституции. Помимо этого, тяжелые болезненные душевные состояния не относятся к характеру.
Кроме этого, точно отграниченного значения, можно пользоваться выражением «характер» для построения личности, не придавая существенного значения различию между конституциональными и экзогенно развивающимися факторами.
Выражение «темперамент» не является для нас строго установленным понятием, а лишь эвристическим термином, который должен стать отправным пунктом для главной дифференцировки биологической психологии.
Мы представляем себе пока два главных, переплетающихся между собой круга действий.
1. Психические аппараты, которые называют также психической рефлекторной дугой, следовательно, факторы, которые, вероятно, по филогенетически наслоенному пути способствуют переработке в смысле образов и представлений психических раздражений от чувственного раздражения до моторного импульса. Мозговые центры и пути — их телесный коррелят — находятся в неразрывной
связи с органами чувств и двигательными инстанциями, словом, аппарат чувств, мозга и движений.
2. Темпераменты. Они, как мы это твердо эмпирически знаем, обусловлены гуморально химизмом крови. Их телесным представителем является аппарат мозга и желез. Темпераменты составляют ту часть психического, которая, вероятно по гуморальному пути, стоит в корреляции со строением тела. Темпераменты, давая
чувственные тона, задерживая и стимулируя, проникают в механизм «психических аппаратов». Темпераменты, поскольку возможно эмпирически установить, имеют, очевидно, влияние на следующие психические качества: 1) на психэстезию — чрез
мерную чувствительность или нечувствительность по отношению к психическим раздражениям; 2) на окраску настроения - оттенок удовольствия и неудовольст-
вия в психических содержаниях, прежде всего на шкалу веселого или печального; 3) на психический темп - ускорение или задержка психических процессов вообще и их специального ритма (цепко держащийся, неожиданно соскакивающий, задержка, образование комплексов); 4) на психомоторную сферу, а именно на общий двигательный темп (подвижный или флегматичный), а также на специальный характер движений (параличный, быстрый, стройный, мягкий, закругленный).
При этом следует эмпирически установить, что силы, которые влияют на все эти факторы, очевидно, имеют значение для образования типов представления, для того, что мы называем интеллектом и психическим предрасположением...
Будет правильно группировать понятие темперамента вокруг психических инстанций, которые
Рис. 12. Кальвин.
419
легко реагируют на острые химические действия как экзогенного (алкоголь и морфий), так и эндокринного характера, следовательно вокруг аффективности и общего психического темпа.
В частности, по поводу биологической основы наших представлений о темпераментах надо сказать следующее: мозг остается заключительным органом для всех действий, относящихся к темпераменту, даже и таких, которые исходят от химизма крови. Экспериментальные наблюдения над травмами мозга показывают что непосредственные воздействия на мозг могут вызвать резкие изменения темперамента...
В настоящее время мы не можем решить вопрос, насколько мозг наряду со свойствами заключительного органа обладает еще первичными, активными функциями при возникновении таких психических качеств, как окраска настроения и общий психический темп. В отношении различных сенсорных и психомоторных типов функций, типов образования представлений и воззрений мы пока не сможем дать ответа на вопрос: что из этих различных психических функций репрезентируется в отдельных анатомических мозговых аппаратах и что обусловливается лишь переключением того же аппарата вследствие различных химически-гуморальных влияний. Но мы будем уже считать достижением, если эти вопросы будут поставлены и сформулированы...
Коснемся теперь желез с внутренней секрецией. Что эндокринная система имеет существенное влияние на психику, особенно на качество темперамента, является эмпирическим фактом, установленным в отношении щитовидной железы врачебными наблюдениями при кретинизме, миксидеме, cachexia strumi priva и базедовой болезни, а в отношении половой железы — благодаря экспериментам с кастрацией.
Мы вновь видим у больших шизотимических и циклотимических групп корреляцию между строением тела и темпераментом, т. е. биологическое взаимоотношение, которое нам бросается в глаза, если мы рассматриваем параллелизм между психическим уродством и гипопластическим строением тела у кретинов или параллелизм между ростом в длину костей конечностей и сдвигом в темпераменте у молодых кастратов и евнухоидов, т. е. вещи, которые можно закономерно-биологически проследить вплоть до высших животных.
Напрашивается мысль, что нормальные типы темпераментов циклотимико-ви шизотимиков в своей эмпирической корреляции со строением тела могут возникать аналогичным, параллельным гуморальным действием, при этом мы не должны думать односторонне о кровяных железах в узком смысле, но о всем химизме крови, который вообще обусловливается большими внутренними железами и, в конце концов, каждой тканью тела. Мы вместо одностороннего параллелизма — мозг и душа — выставим сознательно и уже окончательно другой -тело и душа, метод мышления, который все больше и больше укореняется в клинике.
Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романов
ПСИХОЛОГИЯ КОНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ У У. ШЕЛДОНА
Основные работы американского психолога У.Е Шелдона относятся к началу 40-х годов. Они продолжают исследования связи между строением тела и характером, начатые Э.К. Кречмером, и вносят дополнения и изменения в его систему.
Исходным для Шелдона является понятие не типа (как совокупности физических и психологических черт), а компонента. Для того чтобы выбрать компоненты телосложения, Шелдон применил так называемый антропоскопический метод: он визуально обследовал фотографии 4000 обнаженных студентов колледжа, снятых Спереди, сбоку и сзади. В результате очень кропотливого анализа фотографий Шелдону удалось выбрать самые крайние варианты телосложения, максимально не похожие друг на друга. Таких вариантов оказалось всего три.
Первый характеризовался общей сферической формой, мягкостью, наличием очень большого живота, большого количества жира на плечах и бедрах, круглой головой, крупными внутренними органами, вялыми руками и ногами, неразвитыми костями и мышцами.
Для второго были характерны широкие плечи и грудная клетка, мускулистые руки и ноги, минимальное количество подкожного жира, массивная голова.
Третий тип олицетворял худой человек, с вытянутым лицом, высоким лбом, тонкими длинными руками и ногами, узкой грудной клеткой и животом, неразвитой мускулатурой, отсутствием подкожного жирового слоя, с хорошо развитой нервной системой.
На основании этих типов Шелдон выделил три первичных компонента телосложения, которые получили обозначения соответственно: эндоморфный, мезоморфный, эктоморфный. Эти термины произошли от названий зародышевых листков. Согласно имеющейся в то время в биоло1ии точке зрения, из андодермы (внутреннего зародышевого листка) развиваются внутренние органы, из эндодермы (среднего зародышевого листка) развиваются кости, мышцы, сердце, кровеносные сосуды, из эктодермы (внешний зародышевый листок) — волосы, ногти, рецепторный аппарат, нервная система и мозг.
Вторым нововведением Шелдона была идея количественной оценки каждого компонента в каждом конкретном индивиде. Для этой оценки он использовал процедуру субъективного шкалирования — оценки по семибалльной шкале (с предполагаемыми равными интервалами между цифрами), так что 1 представляла абсолютный минимум выраженности данного компонента, а 7 — абсолютный максимум. Таким образом, телосложение каждого конкретного индивида оказалось представленным оценкой, состоящей из трех цифр. Такая система оценки телосложения получила название соматотипирования, а набор из трех цифр, характеризующих степень выраженности компонентов телосложения данного человека, — соматотипа человека.
Например, индивид, у которого соматотип 4—6—1, имеет приблизительно среднюю степень эндоморфии, высокую выраженность мезоморфии и полное
421
отсутствие эктоморфии. Соответственно крайний эндоморф описывается формулой 7—1—1, крайний мезоморф - 1-7-1 и крайний эктоморф — 1-1-7.
После того как Шелдон получил и описал три основных соматотипа, он предпринял детальное исследование характера (или, в его терминологии, темперамента). Здесь он также использовал понятие компонента.
Чтобы получить компоненты темперамента, Шелдон проштудировал литературу по психологии личности и выписал из нее 650 названий черт, характеризующих личность или характер. Затем он дополнительно проанализировал этот список черт, комбинируя пересекающиеся свойства в одно, отбрасывая незначительные признаки и т. д., оставив в окончательном списке 50 черт.
Имея в виду данный список черт, Шелдон в течение целого года обследовал 33 человека, применяя различные методики, беседы, анкеты, опросники, анализ профессиональной деятельности и наблюдение за поведением, взаимоотношениями с окружающими. Проранжировав каждую из 50 черт по семибалльной шкале, он оценил в каждом из обследованных испытуемых степень ее выраженности.
Таблица 1
Три первоначальные группы черт
I группа	II группа	III группа
Расслабленность	Уверенность поз	Скованность поз
Любовь к комфорту	Энергичность	Повышенная скорость реакций
Удовлетворение от пищеварения	Потребность в движениях	Социофобия
Жажда похвалы и одобрения	Решительные манеры	Затруднения в установлении социальных контактов
Глубокий сон	Громкий голос	Трудность приобретения новых привычек
Потребность в людях в тяжелую минуту	Тяга к действиям в тяжелую минуту	Тихий голос Недостаточный сон; хроническая усталость; юношеская живость манер и внешнего облика; тяга к одиночеству в тяжелую минуту
422
Затем Шелдон скоррелировал между собой оценки всех черт характера по всем испытуемым и в результате анализа полученных коэффициентов выделил три группы черт. Черты внутри каждой группы имели положительный коэффициент корреляции от 0,6 и выше, а черты, относящиеся к разным группам, — отрицательную корреляцию с коэффициентом более 0,30 (по абсолютной величине).
Хотя Шелдон, по его мнению, пытался найти четвертую такую группу, это ему не удалось. Общее число черт в выделенных группах оказалось 22 (табл. 1).
Шелдон предположил, что обнаруженные группы черт соответствуют «первичным компонентам темперамента», которым он позднее дал наименование: висцеротония, соматотония, церебротония2.
Далее Шелдоном была проделана большая работа по расширению списка черт каждой группы. Для этого он в течение четырех лет искал и проверял на корреляционные свойства (т. е. высокую положительную корреляцию с чертами данной группы и значительную отрицательную корреляцию с чертами других групп) новые черты, которые он получил главным образом из анализа и описания индивидов с сильно выраженными чертами какой-либо из групп первоначального списка.
В результате список черт каждой группы был доведен до 20 (табл. 2).
Таким образом, каждый компонент темперамента определился уже по 20 чертам. Для этого каждая черта оценивалась по семибалльной системе и среднее арифметическое оценок всех 20 черт представляло степень выраженности данного компонента.
Оцененный таким образом по всем компонентам (т. е. по 60 чертам) индивид получал свой индекс темперамента.
Так, индекс крайнего висцеротоника был 7—1—1, индекс крайнего соматото-ника — 1—7—1 и крайнего церебротоника — 1—1—7.
Наконец, Шелдон предпринял исследование связи между соматотипом и темпераментом. Для этой цели он в течение пяти лет исследовал 200 взрослых мужчин, определяя для каждого индивида соматотип и индекс темперамента. Прокоррелировав эти данные между собой, он обнаружил высокие коэффициенты корреляции (в среднем равные +0,8) между висцеротонией и эндоморфи-ей, соматотонией и мезоморфией, церебротонией и эктоморфией (табл. 3).
Шкала темперамента, по Шелдону
Таблица 2
I. Висцеротония	II. Соматотония	III. Церебротония
1. Расслабленность в осанке и движениях	1. Уверенность в осанке и движениях	1. Сдержанность манер и движений, скованность в осанке
2. Любовь к комфорту	2. Любовь к физическим нагрузкам и приключениям	2. Чрезмерная физиологическая реактивность
2 По Шелдону: висцеротония — функциональное преобладание органов пищеварения; соматотония — функциональное и анатомическое преобладание двигательного аппарата; церебротония — преобладание деятельности высших нервных центров.
423
I. Висцеротония	II. Соматотония	III. Церебротония
3. Замедленные реакции	3. Энергичность	3. Повышенная склонность реакций
4. Любовь к пище	4. Потребность в движениях и удовольствии от них	4. Склонность к интимности
5. Социализация пищевой потребности	5. Стремление к господству, жажда власти	5. Чрезмерное умственное напряжение, повышенный уровень внимания, тревожность
6. Удовлетворение от пищеварения	6. Склонность к риску	6. Скрытность чувств, эмоциональная сдержанность
7. Любовь к вежливому обхождению	7. Решительные манеры	7. Беспокойные движения глаз и лица
8. Социофилия	8. Храбрость в бою	8. Социофобия
9. Приветливость со всеми	9. Агрессивность в соревновании	9. Затруднения в установлении социальных контактов
10. Жажда похвалы и одобрения	10. Психологическая нечувствительность, эмоциональная черствость	10. Трудность приобретения новых привычек, слабый автоматизм
11. Ориентация на других людей	11. Клаустрофобия	11. Агорафобия
12. Стабильность эмоциональных проявлений	12. Отсутствие жалости и такта	12. Неумение предвидеть отношение к себе других людей
13. Терпимость	13. Громкий голос	13. Тихий голос, боязнь вызвать шум
14. Безмятежная удовлетворенность	14. Спартанское безразличие к боли	14. Чрезмерная чувствительность к боли
15. Глубокий сон	15. Общая шумливость	15. Недостаточный сон, хроническая усталость
424
I. Висцеротония	II. Соматотония	III. Церебротония
16. Бесхарактерность	16. Внешний вид соответствует более пожилому возрасту	16. Юношеская живость манер и внешнего облика
17. Легкость в общении и выражении чувств; висцеротоническая экстраверсия	17. Экстраверсия в поступках, но скрытность в чувствах и эмоциях, соматотони-ческая экстраверсия	17. Церебротоническая интроверсия
18. Общительность и мягкость в состоянии опьянения	18. Агрессивность и настойчивость в состоянии опьянения	18. Устойчивость к действию алкоголя и других депрессантов
19. Потребность в людях в тяжелую минуту	19. Тяга к действию в тяжелую минуту	19. Тяга к одиночеству в тяжелую минуту
20. Ориентация к детству и семейным взаимоотношениям	20. Ориентация на юношеские цели и занятия	20. Ориентация к поздним периодам жизни
Таблица 3
Корреляции между телосложением и темпераментом
Тип телосложения	Тип темперамента		
	Висцеротония	*4 Соматотония	Церебротония
Эндоморфный	+0,79	-0,29	-0,32
Мезоморфный	-0,23	+0,82	-0,58
Эктоморфный	-0,40	-0,53	+0,83
Чтобы проиллюстрировать использование Шелдоном шкалы темперамента (см. табл. 2) для получения психологических портретов, приводим его подробное описание крайнего висцеротоника и описания крайних соматотоника и це-ребротоника (с сокращениями).
У. Шелдон
АНАЛИЗ КОНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ ПО БИОГРАФИЧЕСКИМ ДАННЫМ1
Обри. Крайняя висцеротония
Обри — 22-летний круглолицый, полный, породистый мужчина, среднего роста. Хотя его семья принадлежала к кругу богатых промышленников, Обри на них совсем не походил. Он всегда был ленивым, инертным и безответственным, но при этом необычайно располагал к себе. У него не было сложностей с людьми, он легок на подъем, очень миролюбив, человек, который не может не нравиться и которому все сходило с рук. Его никогда ни в чем серьезном не обвиняли. IQ, измерявшийся у него в школе трижды, всегда не превышал 100-115. Он отличался завидным здоровьем. Раннее детство его в целом было нормальным, хотя за ним не замечали особенных успехов в учебе. Как правило, отметки его были средними, но он никогда не был последним учеником в классе. Два года тому назад он поступил в университет, но и здесь успехи в учебе у него были средними. После двух лет ему пришлось оставить университет и пойти работать в скобяную лавку отца, но отец понял, что неряшливость и бессмысленное «транжирство» сына принесут ему больше долгов, чем выгоды.
Обри был исключительно щедрым, раздавая не только свое личное имущество, но и имущество отца. Он не чувствовал никакой ответственности, много спал и ел и, казалось, совсем не думал о своем будущем. Отца его больше всего раздражала привычка сына собирать вокруг себя бездельников, которые постоянно его окружали. Когда он находился в лавке, ленивейший и бесполезнейший сброд городка собирался здесь, как мухи вокруг куска сахара.
Теперь рассмотрим каждую из 60 окончательных оценок, полученных по шкале темперамента. При практическом использовании данного метода в течение периода наблюдения и анализа оценки выделяемых параметров даются много раз, но в данном примере мы рассмотрим окончательные оценки. Кроме того, будут даны дополнительные пояснения в отношении каждой оценки.
Общее описание
Компоненты темперамента
Висцеротония
1.	Расслабленность (7)1 2. Уже одно созерцание Обри действует расслабляюще. Тело вялое, с хорошо заметным животом. Дыхание поверхностное, грудная клетка практически неподвижна, и поэтому живот кажется еще более выпуклым. Мимические мышцы лица почти полностью расслаблены. Руки обычно висят, как тюленьи ласты, а ноги всегда расставлены. Когда он сидит, то явно этим наслаждается, напоминая большой мешок с бобами, лежащий на стуле.
1 Sheldon W.H. With the collaboration of S.S. Sevens. The Varieties of Temperament. A psichology of constitutional differences, N. Y, 1942.
2 Здесь и далее цифра в скобках означает среднюю оценку данной черты по отдельным оценкам (в количестве не менее двадцати), полученным в результате многочисленных бесед и наблюдений.
426
2.	Любовь к физическому комфорту (7).
Он изобретателен только в одном — он гений по части собственного комфорта. Любит сидеть на солнышке, любит низкую мягкую мебель.
3.	Замедленные реакции (6).
Реакции почти всегда одинаково замедленны и неторопливы. Никогда нет резких движений. Лицо кроткое и никогда не меняет своего выражения. Сексуальное вожделение Замедленное и слабое. Он обнаруживает некоторый намек на оживленность только при поиске удобного положения в своей любимой мебели.
4.	Любовь к пище (7).
Пища для него — основная цель в жизни, ее главное удовольствие. Основные разговоры сосредоточены на ней, а наибольший энтузиазм связан с пищей. Сам по себе процесс еды — самое приятное событие. Он не набрасывается на пищу как собака, а относится к ней благоговейно, как верный любовник к своей возлюбленной.
5.	Социализация пищевой потребности (7).
Еда для него является самым главным событием дня. Он редко опаздывает к обеду и ужину, но может легко проспать завтрак. Он любит застольную компанию и может заговорить мать и гостей, если его вовремя не остановить. Основой дружбы для Обри служат взаимные приглашения к обеду. Гостеприимство для него — святыня.
6.	Удовольствие от пищеварения (7).
Его пищеварительная система работает, как доменная печь, он может поглощать пищу непрерывно. Нет ничего такого, что он не мог бы переварить. Наибольшим счастьем является покой и отдых после хорошей еды в ожидании нового приема очередной порции. Удаление ее из организма - одно из самых приятных занятий.
7.	Любовь к вежливому обращению (7).
Для него большое значение имеют проявления любезности. Основным предметом его раздумий является то, как его оценивают и как к нему относятся.
8.	Социофилия (7).
Эта черта выражена в крайней степени. Он не может переносить одиночества. Ему постоянно надо быть среди людей. Поскольку Обри не надо заботиться о пропитании, все его сознательные усилия направлены на поиск людей и удержанию их вокруг себя. Он в высшей степени общителен. Общение составляет основу его Я, но контакт с людьми у него поверхностный.
9.	Приветливость со всеми (6).
Он проявляет товарищеские чувства ко все без разбору. Это единственное его дело, в котором он преуспел. Хорошее отношение к пестрому кругу своих знакомых постоянное и ровное. Его искренность никогда не ставилась под сомнение.
10.	Жажда похвалы и одобрения (7).
Его зависимость от одобрения унизительная и вызывает жалость. Ему невыносимы даже малейшие проявления недоброжелательства со стороны своих приятелей. Он постоянно раздает товары из отцовской лавки, лишь бы не огорчать друзей. Его основное занятие — быть «хорошим малым».
11.	Ориентация на других людей (6).
Он прекрасно ориентирован к определенной группе людей. Люди являются его основной заботой. Он неутомимый болтун. Это живой барометр колебаний социального состояния и престижа в пределах своего узкого круга.
427
12.	Стабильность эмоциональных проявлений (6). За ним не наблюдается резких смен мнений или явных перемен в чувствах. Он всегда такой, какой он есть. Социофилия является его устоявшимся свойством. Его вкусы не претерпевают никаких изменений.
13.	Терпимость (6).
У него нет социальных предубеждений, определенных политических мнений, он ровен в отношениях с людьми всех классов. Он олицетворяет абсолютное удовлетворение и принятие жизни такой, какой она есть. Он может быть резким только на словах.
14.	Безмятежная удовлетворенность (7).
Эта черта предельно выражена в нем и больше всего раздражает его родителей. Он безмятежен, как полная луна, доволен и собой и семейными обстоятельствами. Для него нет ничего неотложного, и его честолюбивые планы не простираются дальше текущего дня.
15.	Глубокий сон (7).
Сон в высшей степени глубок. Он засыпает через несколько минут после того, как прикасается к подушке, максимально расслабляется и спит как дитя. Его можно перенести (что однажды и проделано в присутствии автора) с кресла на кровать, не нарушив его сна. Храп раздается тут же, как только он заснет. Храп его громок, ни на минуту не прерывается.
16.	Бесхарактерность (7).
В нем нет страсти и душевной силы. Он производит впечатление абсолютного отсутствия душевной и эмоциональной работы. Кажется, что все его цели не идут дальше простого существования и комфорта. Обри легко подчиняется волевым людям. При рукопожатии его рука холодна и вяла, как кусок жирной свинины.
17.	Легкость в общении и выражении чувств: висцеротоническая экстраверсия (7).
В проявлении своих чувств он легок и естествен, и никогда у него нельзя заподозрить задней мысли. Он никого не шокирует, и никто не может понять его неправильно. Он является экстравертом в аффективном (а не волевом) смысле.
18.	Общительность и мягкость в состоянии опьянения (7).
Алкоголь только подчеркивает преобладание в нем висперотонии. При опьянении он еще больше расслабляется и стремится к общению, не кричит и не проявляет агрессии, не обнаруживает никаких проявлений соматотонии. Он любит выпить, но очень умеренно.
19.	Потребность в людях в тяжелую минуту (7).
В беде он стремится к людям. Не переносит конфликтов, а если они случаются — сразу же ищет кого-нибудь, чтобы излить свою душу, и делает это не колеблясь. В отличие от соматотоника, он никогда не стремится действовать в таких ситуациях.
20.	Ориентация к детству и семейным отношениям (7).
Ему присущи тесная эмоциональная связь с семьей и большая привязанность к матери. Лучше всего ему удаются отношения с маленькими детьми. Дети любят его и не бывают с ним скованными. Он уверен, что раннее детство — самое лучшее время жизни.
428
Соматотония
1.	Уверенность в осанке и движениях (1).
Он выглядит тяжело и неуклюже, первым делом он напоминает студень. Это справедливо как в отношении тела, так и в отношении лица. В его облике и в движениях нет никакой агрессии.
2.	Любовь к физическим нагрузкам и приключениям (1).
Полностью отсутствует. Он не любит даже водить автомобиль. Он никогда не проявил ни малейшего интереса к спорту. Хотя и держится на воде так же хорошо, как поплавок, и любит купаться, как ребенок, редко занимается плаванием.
3.	Энергичность (1).
Он необычайно ленив. Взрывы энергии ему абсолютно несвойственны. Если его насильно не разбудить утром, то никогда не встанет. Пульс слабый и медленный. Кровяное давление низкое - 100/70.
4.	Потребность в движениях (1).
Никогда не испытывает никакой потребности в движениях. По словам его отца, она появляется только тогда, когда ему хочется есть.
5.	Стремление к власти (1).
Ему не нужно командовать никем, даже кошкой, Обри не жаждет власти. Он стремится быть таким, как все, и не вызывать неодобрения.
6.	Любовь к риску (1).
Он и гроша не поставит на кон. Не ввязывается в драки. Не любит ездить на автомобиле на большой скорости и часто отказывается летать на самолете.
7.	Решительные манеры (1).
«Храбрый заяц». Он слаб и беззащитен перед лицом любой опасности. Он никогда прямо не идет к своей цели, а все время рассчитывает на чью-то помощь.
8.	Храбрость в бою (1).
Трус от рождения. За всю свою жизнь у него не было никаких стычек, за исключением одной или двух потасовок с девочками или маленькими мальчишками.
9.	Агрессивность в соревновании (1).
В этой личности нет и намека на агрессивность. В нем не видно никаких признаков негодования. Он послушен, безмятежен, безвреден. И никогда не делает зла людям.
10.	Психологическая нечувствительность, эмоциональная черствость (1).
Его зависимость от людей вызывает жалость, он почтителен и в высшей степени безобиден.
11.	Клаустрофобия (2).
Каких-либо признаков страха у Обри не наблюдается. У него есть едва заметное предпочтение просторной комнаты, но больше всего ему нравятся угловые и небольшие комнаты.
12.	Отсутствие жалости и такта (2).
Он щепетилен в отношении всех связей с людьми. Он никогда никому не наступает на ногу и не рискнет затеять вражду с кем-либо. Но он абсолютно нечувствителен к животным и растениям. Без всякого сострадания наступает на насекомых.
13.	Громкий голос (2).
Обычно в его слабом и высоком голосе никогда не присутствуют признаки агрессии. Только очень редко в голосе у него появляются повышенные нотки.
14.	Спартанское безразличие к боли (1).
429
Эта черта характера у него полностью отсутствует. А если и есть что-нибудь, так это сверхчувствительность к боли. В детстве всегда был плакса.
15.	Общая шумливость (2).
Обычно очень спокоен. Смех у него — просто хихиканье. Но если его кто-то одобряет, а в особенности если слегка выпьет, то будет так же шуметь и проявлять свои чувства, как и вся группа собеседников.
16.	Внешний вид соответствует более пожилому возрасту (1).
У него нет ни намека на эту соматотоническую характеристику. На его лице нет никаких признаков зрелости. Мягкое, расслабленное, детское лицо, в котором полностью отсутствуют всякие живые черты, и юношеская любознательность церебротоника.
17.	Соматотоническая экстраверсия. Экстраверсия в поступках, но скрытность в чувствах и эмоциях (1).
В истории его нет никаких намеков эстраверсии действия и никаких следов этой тенденции в текущем поведении. Обри не способен к волевым действиям, никоим образом это не динамическая личность. В детстве у него никогда не было никаких вспышек раздражимости. Здесь нет и малейшего признака на какое-либо раздвоение между его внешними и скрытыми отношениями. Везде и всегда он одинаков. Никакая сногсшибательная новость не изменит его обычного спокойного поведения.
18.	Агрессивность и настойчивость в состоянии опьянения (1).
Влияние алкоголя сказывается только в слабой акцентуации висцеротониче-ских черт.
19.	Тяга к действию в тяжелую минуту (1).
Когда Обри сталкивается с затруднениями или с ним случается беда, единственной потребностью для него является призыв о помощи.
20.	Ориентация на юношеские цели и занятия (1). У него нет особой любви к периоду юношества и никакого интереса к основным стремлениям юности. Какой-либо вид соревнования его совсем не интересует, даже если кто-то что-то сделает за него, у него отсутствует всякое желание быть сильным. Раннее детство - самый лучший период жизни, а старость - самый худший. Юность для него просто неопределенный период.
Церебротония
1.	Сдержанность манер и движений. Скованность в осанке (1).
Нет и следа натянутости или чопорности. Он расхлябан во всех отношениях. Походка как у слона.
2.	Чрезмерная физиологическая активность (1).
Полное отсутствие этих симптомов. Ни при каких обстоятельствах нет нарушений работы пищеварительного тракта. Нарушения работы сфинктра неизвестны ему, так же как и запоры. Ничто не нарушает его регулярного дыхания. Простуды переносит очень легко. Нет никаких реакций на укусы комаров. Считает, что эти насекомые вовсе не жалят его. Никогда не вздрагивает и не раздражается.
3.	Повышенная скорость реакций (1).
Все реакции замедленны. Его никогда ничем не смутить или взволновать. Речь, сокращения зрачка, все рефлексы замедленны. Движения глаз также за
430
метным образом замедленны. Он не бледнеет, не краснеет. Сексуальные реакции замедленны и очень слабы.
4.	Склонность к интимности (1).
Обри редко, а может быть, вообще никогда не переживал потребности в интимности. Для него одиночество — пытка. Больше всего на свете он боится одиночества.
5.	Чрезмерное умственное напряжение, повышенный уровень внимания, тревожность (1).
Реакция внимания у него замедленная и тяжеловесная и резко отличается от сверхбыстрого внимания церебротоника. Он настолько медленно переключает внимание с одного фокуса на другой, что со стороны это легко заметить. Это напоминает переключение скоростей у допотопного автомобиля. Толпа, ничуть не смущая и не подавляя его, стимулирует и привлекает его.
6.	Скрытность чувств. Эмоциональная сдержанность (1).
Никакого намека на какую-либо скрытность или подавление выражения своего чувства. Как будто нет никакого промежуточного клапана, а есть только открытый канал коммуникации между чувствами Обри и внешним выражением.
7.	Беспокойные движения глаз и лица (1).
Лицо в высшей степени расслаблено. Оно напоминает круглую луну, а мышцы если и реагируют, то в очень слабой степени.
8.	Социофобия (1).
Данная черта отсутствует полностью. Ему уютно только в обществе людей. Не держит никаких секретов, у него нет ни тени недоверия к людям. Он в высшей степени прилипчив к людям.
9.	Затруднения в установлении социальных контактов (1).
Он невозмутим и лишен застенчийости.
10.	Трудность приобретения новых привычек. Слабый автоматизм (2).
Нет особых трудностей в приобретении новых привычек. Чтобы сломать навык, не делает никаких сознательных усилий. У него вообще очень мало навыков: инициативы начать выработку нового навыка кончаются неудачей. Отсюда мало шаблонов в жизни, хотя все, что способствует хорошему настроению, доводится до конца.
11.	Агорафобия (1).
Нет никаких признаков какого-либо вида фобии. Ему безразлично, обращают ли на него внимание, или он сам себя выставляет напоказ.
12.	Неумение предвидеть отношение к себе других людей (1).
Нет никаких видимых изменений отношения к людям. Направленность чувства, по-видимому, никогда не меняется. Его желания непосредственны и био-логичны, они не меняются. Легко предсказать поведение Обри.
13.	Тихий голос, боязнь вызвать шум (1).
Голос не выражает никакой агрессии и отсюда очень редко бывает громким, но в нем нет и следа активной скованности церебротонии. Обри не прилагает никакого усилия, чтобы контролировать или следить за своим голосом. Смеху его не хватает энергичного взрыва соматотоника, это просто несдержанное хихиканье. Он громко не говорит, так как инертен, но специально и не сдерживает свой голос.
14.	Чрезмерная чувствительность к боли (2).
431
Он часто жалуется на небольшой дискомфорт, но редко вздрагивает или морщится. Жалобы у него только на словах. Нет никаких настоящих физиологичес- I ких признаков чрезмерной чувствительности к боли — ни побледнения, ни на- / пряжения, ни обморока. Никаких особенных реакций на слабые ожоги и укусы насекомых. Когда его проверяли в лабораторных условиях, в ответ на электриче-/ скую стимуляцию, вызывающую умеренную боль, пульс и дыхание почти не изменились (хотя протесты его были очень громкими).
15.	Недостаточный сон. Хроническая усталость (1).
Все наоборот. Он непревзойденный соня. Если ему разрешить, он проспит половину своей жизни.
16.	Юношеская живость манер и внешнего облика (1).
Перед нами висцеротоническое «лицо сосунка», прямая противоположность полного решимости лица церебротоника. У него лицо ребенка, без всякого выражения решительности.
17.	Церебротоническая интроверсия (1).
В истории Обри не было никаких шизоидных эпизодов, их нет и в настоящий момент. Нет никаких признаков решимости, а есть скорее противоположные качества. Обри не испытывает никаких иллюзий, никакого отмежевания от реальности, никакого намека на возможность жизни в другом мире. Он обеими ногами твердо стоит на земле.
18.	Устойчивость к действию алкоголя и других депрессантов (1).
Никакой устойчивости. Он любит выпить, ему приятен как сам процесс выпивки, так и последующее опьянение. Нет никаких фактов сильной напряженности или мрачности в ответ на принятие депрессантов, а также никаких последствий увеличения усталости.
19.	Потребность в уединении в тяжелуй минуту (1).
Все наоборот. Он нуждается в людях, а одиночество для него как раз то, чего он очень не хочет. Если его заключить в одиночку - это будет самым жестоким наказанием для Обри.
20.	Ориентация к поздним периодам жизни (1).
У него ориентация очень ясно выражена назад к младенчеству и детству, к семейной и социальной зависимости.
Итог: Висцеротония 135.
Соматотония 24.
Церебротония 22.
Индекс темперамента 7-1-1.
Соматотип 6-2-2.
Борис: крайняя соматотония
Борис — высокий, стройный юноша, 21 год. На вид тонкий, но в действительности широкоплечий, мускулистый и сильный. Выглядит на несколько лет старше своего возраста. Смеется легко и энергично.
Борис очень агрессивен, драчлив, часто вспыхивает и заводится. Дважды был в драке серьезно ранен. IQ в период обучения равен 105. Вообще успеваемость была низкой. Из-за низкой успеваемости дважды бросал колледж.
Но он замечательный футболист. Очень любит спорт. Среди товарищей пользуется популярностью, считается красивым.
432
Собирается стать киноактером, или профессиональным тренером, или тем и другим одновременно. Сильно переживает, что стареет, жизнь быстро проносится.
У него всегда уверенные позы и движения. Очень энергичная походка с чеканным шагом, строгое выражение лица.
Презирает физический комфорт. Одевается легко и свободно. Еде отдает должное, но проглатывает ее как волк, быстро без церемоний. Никогда не засиживается за столом. Не зависит от других людей, не привык к вежливому обращению, бесцеремонен и резок. Презирает приличия и правила хорошего тона. Никогда не откликается на просьбы других людей.
У него очень страстный, вспыльчивый характер. Нетерпелив. Он — холерик, возбудим и всегда критически настроен.
Обычно встает в 5.30 утра, принимает очень холодный душ и долго занимается зарядкой. Физическими упражнениями занимается регулярно - физкультура для него вместо религии.
Бесстрашен, как бульдог. Нечувствителен и заносчив, ни следа щепетильности. Любит простор и свободу. Хочет прожить жизнь по большому счету.
По внешнему виду никогда не скажешь, что ему всего 21 год. Наоборот, все считают, что ему 25—30 лет. Лицо с упругой и эластичной кожей.
В трудную минуту не бежит ни к кому за помощью и никогда не впадает в тоску. Борьба — вот что главное, когда он попадает в беду.
Ценит силу, деньги, секс и престиж.
Индекс темперамента 1—7—1.
Соматотип 1—6—2.
Кристофор: крайняя церебротония
Кристофор — худой, очень болезненный юноша, среднего роста. Хотя ему уже 24 года, на вид ему дашь не больше 18 лет. С людьми всегда нерешителен, колеблющийся и извиняющийся, а голос настолько подавлен, что едва слышен. Черты лица утонченные и деликатные. Темные глаза яркие и очень живые. Зубы белые и сильные.
Он всегда был исключительно застенчив. У него было одинокое детство и юность, никогда не принимал участия в шумных детских играх, не было друзей, его часто дразнили «слабенькой сестричкой». Однако IQ был высок — 135. Начальную школу закончил в 13, среднюю — в 17, а колледж — в 21 год.
Когда смотришь на Кристофора, почти всегда видишь одно и то же — во всем облике сильное напряжение: руки сжаты, пальцы впились в ладони, голова резко наклонена вперед, еле дышит.
Физические и умственные реакции очень быстрые. Глаза так и сверкают все время. Ест быстро. Никогда о еде не думает. Она вроде досадной необходимости, которой следует уделять как можно меньше внимания, предпочитает есть один.
Очень застенчив. Внешне - очень слабая зависимость от социального одобрения.
Одиночество — обычная картина его'жизни. У него очень ограничен круг знакомых. Очень плохо знает людей. Настроение, как правило, подавленное. Все реакции носят острый, оборонительный характер.
433
Сон очень плохой. Засыпает с трудом, очень долго и, как правило, крепко засыпает только к утру, приблизительно к тому моменту, когда надо уже вставать. Почти постоянно страдает от хронической усталости.	/
Нет каких-либо особых желаний.
Ненормальное отсутствие агрессивности. Все поведение Кристофора отмечено болезненной пугливостью. Никогда не дрался. Труслив. Крайне щепетилен. Сильная агорафобия. Хочет укрыться в уголок от посторонних взглядов. Очень жалостлив. Никогда не наступит на муравья и не убьет мухи, не переносит вида крови. Очень сомнителен. Из-за какой-нибудь чепухи может не спать всю ночь.
Температуру теплой воды может переносить, если только она равна температуре тела, а холодная вода причиняет болезненные ощущения и даже может остановить дыхание.
Выглядит моложе своих лет.
В случае затруднений или неудач уходит в себя. Закрывается как устрица в раковину.
Производит впечатление напряженного, натянутого, преследуемого существа.
Эмоциональные ситуации приводят к расстройству кишечника.
Повышенный уровень внимания ко всему, что бы ни случилось.
Глубокое чувство страха перед будущим.
Очень скрытен. Сам ненавидит тех, кто не умеет скрывать своих чувств. Очень напоминает шизоидный темперамент Кречмера, о котором последний пишет, «что за закрытыми шторами окнами в полусумраке внутренних помещений идут празднества».
Испытывает внутреннее напряжение и скованность от встреч с людьми. Лучше перейдет на другую сторону улицы, лишь бы не попасться на глаза знакомому. Однако испытывает тоску по настоящей дружбе, и если она возникает и становится крепкой, он ревностно оберегает ее.
Ищет одиночества, чтобы в одиночку, как он выражается, нести свое бремя.
Индекс темперамента 1—1—7.
Соматотип 1—1—6.
3. Фрейд
ПСИХОАНАЛИЗ И УЧЕНИЕ О ХАРАКТЕРАХ1
Характер и анальная эротика
Среди лиц, с которыми приходится иметь дело врачу-психоаналитику, довольно часто встречается особый тип людей, у которых, с одной стороны, может быть подмечена комбинация некоторых определенных черт характера, с другой же — обращает на себя внимание ряд особенностей, проявлявшихся у них в детском возрасте: особенностей, связанных с отправлениями одной физиологической функции и со средой заведующих этой функцией органов. У меня постепенно сложилось впечатление, что подобного рода характер органически связан с особенностями в функции этих органов; сейчас я не сумею сказать, в связи с какого рода отдельными поводами у меня возникало это впечатление, могу, однако, заверить, что в его развитии не играли никакой роли предвзятые ожидания, исходящие из теоретических соображений.
Теперь опыт мой стал богаче, и уверенность в существовании подобной связи окрепла настолько, что я решаюсь сделать сообщение по поводу этих наблюдений.
Люди, которых я хотел бы описать, выделяются тем, что в их характере обнаруживается, как правило, присутствие следующих трех черт: они очень аккуратны, бережливы и упрямы. Каждое из этих выражений, в сущности говоря, уже само по себе относится к целому ряду или небольшой группе черточек характера, стоящих в тесном отношении друг к другу. Аккуратность обозначает здесь не только физическую чистоплотность, но также и добросовестность в исполнении иного рода мелких обязательств: на людей «аккуратных» в этом смысле можно положиться; противоположные в этом отношении черты: беспорядочность, небрежность. Бережливость может доходить до размеров скупости; упрямство иногда переходит в упорство, к которому легко присоединяется наклонность к гневу и мстительности. Последние два свойства — бережливость и упрямство — связаны друг с другом теснее, чем с первым, с аккуратностью, да и во всем комплексе они представляют более постоянную составную часть; но тем не менее мне кажется несомненным, что все эти три свойства связаны между собой, что они каким-то образом составляют одно целое.
Обычно можно без труда установить, что инфантильная задержка кала в младенческие годы существовала у них сравнительно гораздо дольше, чем это бывает обыкновенно, и что неприятности в области этой функции случались с ними иногда и в более поздние годы детства. По-видимому, они принадлежали к той категории грудных младенцев, которые имеют обыкновение не опорожнять кишечник, если их сажать на горшок, так как акт дефекации доставляет им удовольствие, и они извлекают из него как бы некоторую побочную выгоду. Дело в том, что из их рассказов выясняется, что им доставляло удовольствие задерживать стул даже в возмужалом возрасте, а кроме того, и в их воспоминаниях попадаются указания на всякого рода неподобающую возню с только что выделен
1 Фрейд 3. Психоанализ и учение о характерах. М.; Пг.: Госиздат, 1923.
435
ным калом; такие вещи, правда, чаще фигурируют в воспоминаниях о братьях и сестрах, чем о самом себе. На основании этих указаний мы заключаем, что к числу особенностей врожденной сексуальной конституции этих лиц относится более резко выраженная, гиперакцентуированная эрогенность заднепроходной зоны. Но так как все это бывает только в детстве и в дальнейшем ничего от этих слабостей и особенностей не остается, то мы должны допустить, что эрогенное значение анальной зоны утрачивается, теряется в процессе развития. И вот мы делаем предположение, что указанная нами выше триада свойств и ее постоянство в характере данных субъектов могут быть поставлены в связь с этим поглощением и исчезновением анальной эротики.
Я знаю, что обычно до тех пор не решаются допускать существования связи между явлениями, пока связь эта кажется непонятной, пока у нас нет никаких отправных точек для ее удовлетворительного объяснения. Существуют, однако, некоторые предположения, с помощью которых нам удается схватить по крайней мере самый основной и общий смысл изучаемого нами комплекса явлений: предположения эти изложены в трех моих статьях о теории сексуальности (1905 г.). В них я старался показать, что сексуальный инстинкт наш в высокой степени сложен, что в его развитии принимает участие многочисленный ряд отдельных элементов и парциальных влечений. В образовании «полового возбуждения» важную роль играют некоторые привходящие элементы: это периферические раздражения некоторых определенных частей или участков тела (гениталии, полость рта, заднепроходное отверстие, выводной проток мочевого пузыря). К этим участкам тела весьма подходит название «эрогенных зон». Судьба возникающих на этих участках раздражений является, однако, весьма различной, значение их варьирует также и в зависимости от возраста. Говоря вообще, только часть их утилизируется в сексуальной жизни, остальная часть подвергается отклонению от половых целей и направляется в сторону задач другого рода: сублимирование — вот подходящее название для этого процесса. В том периоде нашей жизни, который можно назвать периодом латентной сексуальности, начиная с пятилетнего возраста вплоть до первых проявлений пубертата (на одиннадцатом году), за счет раздражений, исходящих от эрогенных зон, в нашей душевной жизни создаются даже особые реактивные образования, особые контрастные силы: это стыд, отвращение и мораль - подобно своего рода плотинам, они тормозят вступающую в дальнейшем в свои права активность полового инстинкта. И ход эволюции и наше связанное со всей культурой современное воспитание ведут к тому, что анальная эротика оказывается в числе тех компонентов полового инстинкта, которые становятся неприемлемыми для половых целей в тесном смысле, поэтому представляется вероятным, что свойства характера: аккуратность, бережливость и упрямство, столь часто наблюдающиеся улиц с анальной эротикой. В детстве представляют собой непосредственные и самые постоянные продукты сублимирования анальной эротики.
Само собой разумеется, что и мне лично далеко не до конца ясна и понятна внутренняя необходимость подобной связи явлений, однако я могу привести некоторые данные, могущие послужить вспомогательным материалом при уяснении себе этой связи. Получается впечатление, что свойства: чистоплотность, любовь к порядку и добросовестность — суть образования реактивные, это реакция на склонность к нечистому, постороннему, мешающему, не принадлежащему к собст
436
венному телу. Поставить упрямство в связь с интересом к дефекации — задача, по-видимому, не из легких, однако следует припомнить, что уже грудные младенцы в состоянии проявлять своеволие в связи с процессом испражнения (см. выше) и что общепринятая воспитательная мера, пускающая в ход болевые раздражения кожи ягодиц, связанной с эрогенной зоной заднего прохода, имеет в виду как раз упрямство ребенка, задается целью сломить упрямство и добиться послушания. Упрямое, идущее наперекор поведение, особенно же в сочетании с издевательством, отмечено употребительным как в наше, так и в прошлое время классическим выражением: поговорка эта состоит в предложении поцеловать область заднего прохода — очевидно, это подвергающаяся вытеснению форма нежности.
То же относится к обнажению или показыванию ягодиц, только в форме жеста; поговорку эту и жест мы находим в «Герц фон Берлихинген» Гёте, который очень удачно пользуется и тем, и другим как раз для выражения подобного упрямства.
Что общего, казалось бы, между комплексом дефекации и денежным комплексом? А между тем оказывается, что между ними очень много точек соприкосновения. Каждый врач, применяющий психоанализ, хорошо знает, что с помощью этого метода можно избавить нервных субъектов от самых упорных, застарелых, так называемых привычных запоров.
Это обстоятельство перестанет особенно удивлять нас, если мы вспомним, что внушение тоже способно хорошо влиять на эту функцию. С помощью психоанализа указанное действие достигается, однако, только в том случае, если мы коснемся денежного комплекса нашего пациента и побудим его отдать себе полный отчет в этом комплексе во всех его отношениях. Людей, слишком боязливо расходующих свои деньги, в просторечии называют «грязными», или «валяными» (schmutzig — грязный, filzig — валяный, английское слово filthy тоже значит грязный). Может показаться, что в данном случае психоанализ просто подхватывает намек обыденной речи. Однако подобный взгляд был бы слишком поверхностен.
Архаический способ мышления во всех своих проявлениях постоянно приводит в самую тесную связь деньги и нечистоты: так обстоит дело в древних культурах, в мифах и сказках, в суеверных обычаях, в бессознательном мышлении, в сновидениях и при психоневрозах. Дьявол дарит своим любовницам золото, а после его ухода оно превращается в куски кала: образ дьявола, конечно, не что иное, как олицетворение бессознательной душевной жизни с ее подвергнувшимися вытеснению инстинктивными влечениями. Существует суеверие, приводящее в связь процессы дефекации с находками кладов, а фигура «Dukatenscheissers» (непереводимое выражение, обозначающее человека, испражнения коего состоят из дукатов) известна всем и каждому. Уже по древневавилонскому вероучению «золото только адские извержения — Mammon-ilu man-man». В тех случаях, когда психоневротическое заболевание подражает разговорному языку, оно всегда берет слова в их смысле, там же, где получается впечатление, будто заболевание как бы наглядно изображает перед нами какое-либо слово или выражение, оно в действительности обычно только восстанавливает первичное значение этого слова.
Это условное отождествление золота и кала, может быть, находится в связи с переживанием резкого контраста между самым ценным, что известно человеку, и вовсе лишенным ценности, рассматриваемым как «отбросы».
437
В психоневротическом мышлении это приравнивание облегчается еще за счет следующего обстоятельства: примитивный эротический интерес к дефекации обречен, как мы уже знаем, на исчезновение в более зрелом возрасте, а в этом возрасте складывается интерес к деньгам, в детстве еще не существовавший; примитивному влечению, утрачивающему свой объект, таким образом, облегчается нахождение себе новой цели, именно в этом вновь возникающем интересе к деньгам.
Если характер связи между анальной эротикой и названной триадой свойств действительно таков, как мы утверждаем, то едва ли следует ожидать, что подобный анальный характер можно отметить у тех лиц, у которых анальная зона сохранила свое эрогенное значение и в зрелом возрасте, как, например, у некоторых гомосексуальных субъектов. Если я не слишком заблуждаюсь, это наше заключение вполне подтверждается эмпирически.
Следовало бы вообще обратить внимание и на другие виды характеров и выяснить, нет ли и в иных случаях связи с определенными эрогенными зонами. Мне лично до сих пор бросилось в глаза только то, что субъекты, страдавшие недержанием мочи, отличаются непомерным, пламенным честолюбием. Дефинитивный характер и способ его развития из первичных влечений - тема эта может быть охвачена следующей формулой: дефинитивные особенности характера или представляют собой неизменно продолжающие свое существование первичные влечения, продукты их сублимирования, или же являются новообразованными, имеющими значение реакции на эти влечения.
Некоторые типы характеров из психоаналитической практики
...Когда врач лечит нервнобольного психоанализом, то интерес его в первую голову направлен совсем не на характер пациента. Врачу скорее хотелось бы узнать, какое значение имеют симптомы пациента, что за влечения прячутся за ними и находят в них себе удовлетворение, каковы, наконец, были этапы таинственного пути от инстинктивных желаний и влечений к симптомам. Но техника, которой врачу приходится держаться, вскоре вынуждает его обратить свою пытливость на другие объекты. Тут он подмечает, что его исследованию начинают угрожать сопротивления, противопоставляемые ему больным, и он вправе приписать эти сопротивления характеру больного. Таким образом, характер приобретает особые права на интерес со стороны врача.
То, что оказывает противодействие стараниям врача, не всегда представляет собой черты характера, признаваемые у себя самого больным или приписываемые ему его близкими. Часто бывает и так, что особенность характера, свойственная больному, как казалось, лишь в умеренной степени, наделе развита до почти немыслимой интенсивности; или же у больного обнаруживаются такие установки, которые совершенно не проявлялись у него в других жизненных условиях и отношениях. Предстоящие строки будут посвящены описанию и объяснению некоторых неожиданных черт характера; конечно, только некоторых, а не всех.
I
Исключения
Во время психоаналитической работы врачу постоянно приходится видеть, что он поставлен перед задачей побудить больного отказаться от какого-нибудь
438
непосредственного удовольствия в ближайшее время. Не вообще от удовольствия должен он отказаться; вероятно, нет ни одного человека, способного выполнить подобное требование, и даже самой религии, требующей отказа от земной радости, приходится обосновывать это требование обещанием несравненно больших и более ценных радостей в некоем потустороннем мире. Нет, больной должен отказаться только от тех наслаждений, которые неизбежно приносят вред; он должен терпеть недостаток только временно, должен научиться только тому, чтобы уметь заменять непосредственно предстоящее удовольствие другим, более верным, хотя и несколько отложенным. Или, другими словами, он должен совершить под руководством врача тот переход от принципа наслаждения к принципу реальности, который отличает зрелого человека от ребенка. При этом воспитательном задании едва ли играет решительную роль то обстоятельство, что врач является более сведущим, чем сам больной; обыкновенно врач не в состоянии сказать больному больше того, что ему мог бы подсказать и его собственный рассудок. Но это совсем не то же самое, знать что-нибудь о себе самом про себя и услышать то же самое от другого лица: врач принимает на себя роль этого другого лица, роль активную; он пользуется при этом тем влиянием, которое один, человек способен оказывать на другого. Или вспомним о том, что в психоанализе принято заменять производное и смягченное первоначальным и коренным, и скажем, что врач в своей воспитывающей работе пользуется некоей компонентой любви. Совершая задание такого довоспитания, он, вероятно, только повторяет тот процесс, который вообще сделал возможным и первое воспитание. Наряду с житейской необходимостью любовь - великая воспитательница; любовь близких побуждает несложившегося человека обращать внимание на законы необходимости, с тем чтобы избежать наказаний, связанных с нарушением этих законов. Но, требуя от больных предварительного отказа от того или иного удовлетворения, требуя от них жертвы, готовности на время взять на себя страдания в видах лучшего будущего или просто решимости подчиниться общей для всех житейской необходимости, приходится иногда встречать людей, сопротивляющихся подобным требованиям и приводящих весьма своеобразную мотивировку. Они говорят, что довольно им страдать и терпеть лишения, у них есть право избавиться от дальнейших требований, они не желают больше подчиняться неприятной им необходимости, так как они представляют собой исключения и желают и впредь оставаться таковыми. У одного из этих больных эта претензия достигла размеров убеждения, что о нем печется особое провидение, которое и избавит его от подобных мучительных жертв. Против внутренней уверенности, проявляющейся с подобной силой, аргументы врача ничего не в силах поделать, да и влияние врача вначале пасует, и ему остается одно: обратиться на розыски источников, питающих этот вредный предрассудок.
Но вот что несомненно: ведь каждому человеку хотелось бы выдавать себя за исключение и быть вправе требовать преимуществ перед остальными людьми. Именно потому-то и требуется совершенно особая мотивировка, не всякий раз удающаяся, если уже в самом деле заявлять о себе как об исключении и вести себя соответствующим образом. Сколько бы ни существовало таких мотивировок, в исследованных мною случаях удалось доказать существование некоторой общей особенности в прошлой жизненной судьбе больных: невроз их начался по поводу какого-нибудь переживания или присоединился к болезни, в которой
439
они считали себя невиноватыми и каковую они могли расценить как несправедливое нанесение ущерба их личности. Они стали думать, что эта несправедливость дает им права на особые привилегии, у них выработалось желание ничему не подчиняться - все это в порядочной степени способствовало заострению тех конфликтов, которые в дальнейшем привели их к вспышке невроза. У одной пациентки описанная установка к жизни возникла, когда она узнала, что мучительное органическое заболевание, препятствовавшее ей в достижении ее жизненных целей, было врожденного происхождения. Она терпеливо выносила свою болезнь, пока считала ее случайной и благоприобретенной; узнав же, что болезнь наследственная, она подняла бунт. Молодой человек, проявлявший веру в то, что его охраняет особое провидение, был случайно заражен своей кормилицей и всю свою жизнь жил за счет претензий на вознаграждение, точно за счет ренты после несчастного случая, даже и не подозревая, на чем он основывал свои претензии. В его случае анализ, сконструировавший этот результат по смутным остаткам воспоминаний и с помощью интерпретации симптомов, получил и объективное подтверждение при расспросе членов его семьи.
По вполне понятным причинам я не могу более подробно рассказать об этих и некоторых других историях болезни. Не буду также вдаваться в обсуждение близкого сходства между аномалиями характера, развившимися после многолетней болезненности в детском возрасте, и поведением целых народов, обремененных тяжким страдальческим прошлым. Но я не откажу себе в том, чтобы не указать на художественный образ, созданный величайшим писателем, в характере которого мотив претензий на исключительность тесно связан с моментом врожденного ущерба и даже обусловлен этим последним моментом. Во вступительном монологе к «Ричарду III» Шекспира Глостер, будущий король, говорит следующее:
Один я — не для нежных создан шуток! Не мне с любовью в зеркало глядеться: Я видом груб, - в величии любви Не мне порхать пред нимфою беспутной; И ростом я, и стройностью обижен, Обезображен лживою природой;
Не кончен, искривлен и раньше срока Я выброшен в волнующийся мир -Наполовину недоделок я.
И вышел я таким хромым и гадким, Что, взвидевши меня, собаки лают!
Вот почему, надежды не имея В любовниках дни эти коротать, Я проклял наши праздные забавы И бросился в злодейские дела...
(Изд. 1862 г.)
По первому впечатлению в этой программной речи, может быть, и нет никакого отношения к нашей теме. Ричард, по-видимому, говорит не больше чем следующее: мне скучно в это бездельное время, и я хочу развлекаться. Атак как наслаждения любви вследствие моего уродства мне заказаны, то я буду разыг
440
рывать злодея, буду интриговать, не отступлю перед убийствами, буду делать все, что вздумается! Но столь фривольная мотивировка должна была бы задушить все следы сочувствия в зрителях, если бы за ней не скрывалось ничего более серьезного. Вся пьеса в этом случае была бы психологически невозможна, так как поэт должен уметь создать в нас особый сокровенный фон симпатии по отношению к герою, чтобы мы могли без внутренних возражений удивляться смелости и ловкости его искусства; но такая симпатия возможна только на основе ощущения возможной внутренней общности у зрителей с героем, понимания его ими.
Поэтому я думаю, что в монологе Ричарда не все высказано; в нем только намеки, а дополнить недосказанное предоставлено нам самим. Но если мы сделаем это дополнение, то вся тень фривольности пропадет и вступит в свои права вся та горечь и обстоятельность, с которыми Ричард описывает перед нами свое безобразие, и выясняется то общее, что заставляет нас симпатизировать даже этому злодею. Тогда получается следующее: природа совершила тяжкую несправедливость по отношению ко мне, она отказала мне в благообразии, которое завоевывает людскую любовь. За это жизнь должна вознаградить меня, и эту награду я возьму себе сам. Я предъявляю претензию на то, что я — исключение: я имею право не считаться с теми сомнениями и опасениями, которые останавливают остальных людей. Я имею право поступать несправедливо, так как я жертва несправедливости, — и вот мы чувствуем, что мы и сами могли бы стать таким же, как Ричард, что в малом масштабе мы даже похожи на него. Ричард -гигантское преувеличение этой одной черты, которую мы находим и в нас самих. Мы все в глубине души считаем, что у нас есть основания быть в обиде на судьбу и природу за ущерб — и врожденный, и нанесенный нам в детстве; все мы требуем компенсаций за оскорбления, нанесенные в наши юные годы нашему нарциссизму, нашей любви к себе. Почему природа не подарила нам золотых кудрей Бальдера или силы Зигфрида, высокого чела гения или благородного профиля аристократа? Почему нам пришлось родиться в мещанской обстановке, а не в королевском дворце? Мы превосходно сумели бы быть прекрасными и знатными, как и те, которым нам приходится теперь завидовать.
Но в том-то и состоит тонкое, экономизирующее искусство поэта, что он не дает своему герою громко и безостаточно высказывать все тайны своей мотивировки. Этим он вынуждает нас дополнять недостающее, дает пищу нашей умственной деятельности, отвлекает наш ум от критической мысли и удерживает нас в ощущении нашей отождествленное™ с героем. Зато иначе поступил бы дилетант: все. что ему важно было бы сообщить нам, он вложил бы в определенные формы, выразил бы всё — и в результате имел бы перед собой холодок нашей свободной и несвязанной мысли, исключающей возможность иллюзии какого-нибудь углубления.
Кончим с исключениями, но вспомним в заключение, что на том же основании покоятся и женские притязания на привилегии й на освобождение от стольких жизненных тягот. Работая как психоаналитики, мы узнаем, что женщины смотрят на себя как на обделенных, безвинно урезанных и приниженных; и у очень многих дочерей ожесточение против матери имеет своим последним корнем упрек матери в том, что она родила ее на свет не мальчиком, а девочкой.
441
II
«Крушение в момент успеха»
Психоаналитическая работа подарила нам следующий тезис: люди становятся нервнобольными вследствие отказа в удовлетворении. Под этим разумеется отказ в удовлетворении их либидинозных желаний. Но чтобы понять смысл этого положения, надо пройти длинный окольный путь. Ибо для возникновения невроза необходим конфликт между либидинозными желаниями человека и той частью его существа, которую мы называем его Я, которая является выражением его инстинктов самосохранения и заключает в себе его идеалы о своей собственной сущности. Подобный патогенный конфликт возникает только в том случае, если либидо хочет устремиться на такие пути и цели, которые Я давно уже преодолело и осудило, которые, следовательно, Я считает навсегда запрещенными; поступает же либидо таким образом лишь в том случае, если у него отнята возможность такого удовлетворения, которое находится в соответствии с Я тле его идеалами. Таким образом, недостаток и отказ в реальном удовлетворении становится первым условием для возникновения невроза, хотя далеко еще и не единственным условием.
Тем более должно поражать и даже приводить в смущение, когда в качестве врача делаешь наблюдение, что люди заболевают иногда как раз в тот момент, когда в их жизни исполняется какое-нибудь давнее и глубоко обоснованное желание. Получается такое впечатление, как будто они были бы не в силах вынести свое счастье, так как не приходится сомневаться в причинной связи между успехом и заболеванием. Я имел возможность познакомиться с судьбой одной женщины и опишу этот случай, как типичный случай подобных трагических перемен.
Хорошего происхождения и хорошо воспитанная, она, будучи еще совсем юной девушкой, не сумела обуздать своей страсти к жизни, ушла из родительского дома, предалась разным приключениям и болталась по всему миру до тех пор, пока не познакомилась с одним художником, сумевшим оценить ее прелесть как женщины и почувствовать также и более тонкую организацию и в ее приниженном состоянии. Он взял ее к себе в дом и нашел в ней верную спутницу жизни, которой не хватало, казалось, лишь светской реабилитации для того, чтобы быть вполне счастливой.
После долголетней совместной жизни он добился, что его семья вступила с ней в дружеские отношения, и был уже готов сделать ее своей женой и перед законом. В этот момент она начала сдавать. Она стала запускать дом, в котором ей предстояло стать законной хозяйкой: считала, что родственники преследуют ее, в то время как они собирались принять ее в свор семью; бессмысленно ревновала мужа, лишила его всякого контакта с людьми, мешала ему в его художественной работе и впала вскоре в неизлечимое душевное заболевание.
В другой раз мне пришлось наблюдать одного весьма почтенного человека, университетского преподавателя, долгие годы питавшего вполне понятное желание стать преемником своего учителя, который сам ввел его в науку. Когда после выхода старого ученого в отставку коллеги сообщили ему, что в преемники будет избран не кто иной, как он сам, он начал приходить в робость, стал умалять свои заслуги, объявил себя недостаточным, неспособным выполнить доверяемое ему дело и впал в меланхолию, исключившую для него на ближайшие годы всякую работу.
442
Как ни различны оба эти случая, они совпадают все же в том, что заболевание возникает в момент исполнения желания и уничтожает возможность насладиться этим исполнением.
Противоречие между этими наблюдениями и тезисом, что человек заболевает вследствие отказа в удовлетворении, не неразрешимо. Оно устраняется, если сделать различение между внешней и внутренней неудовлетворенностью. Если отпал реальный объект, могущий дать удовлетворение либидо, то это внешнее лишение, внешняя неудовлетворенность.
Сама по себе она лишена действия и не патогенна до тех пор, пока к ней не присоединится внутренняя неудовлетворенность. Эта последняя должна исходить от Я и должна оспаривать у либидо другие объекты, которыми оно хочет овладеть. Только в этом случае возникает конфликт и создается возможность невротического заболевания, т. е. замещающего удовлетворения на окольном пути через вытесненное бессознательное. Внутренняя неудовлетворенность, следовательно, имеет значение во всех случаях, но действовать она начинает только тогда, когда внешний реальный отказ в удовлетворении подготовил для нее почву. В тех же исключительных случаях, когда люди заболевают при успехе, действовала одна внутренняя неудовлетворенность, да и проявилась она вовне лишь после того, как внешняя неудовлетворенность уступила место исполнению желания. На первый взгляд это кажется каким-то странным, но, вдумываясь больше, мы отдаем себе отчет, что в этом нет ничего совсем уже необычного: пока какое-нибудь желание совершенно безобидно, пока оно существует лишь в виде фантазии и кажется далеким от исполнения, Я терпит его, но то же Я тотчас же вооружается против этого желания, как только оно начинает приближаться к исполнению и грозит стать действительностью. Разница по сравнению с хорошо знакомыми нам ситуациями, при которых образуется невроз, только в том, что здесь такая фантазия, казавшаяся до сих пор незначащей и вполне терпимой, теперь благодаря повышенной насыщенности либидо, до сих пор на нее не устремленного, оказывается превращенной в страшного врага, между тем как в наших случаях сигнал к началу конфликта исходит от реальной внешней перемены в событиях.
При аналитической работе нетрудно вскрыть, что дело здесь идет о силах совести: совесть запрещает человеку извлечь, наконец, долго ожидавшуюся выгоду из счастливо переменившихся внешних условий. Но выяснение сущности и происхождения этих осуждающих и наказывающих тенденций представляет собой трудную задачу; эти тенденции мы нередко, к нашему изумлению, находим даже там, где мы их вовсе и не предполагали. О том, что нам по этому поводу может быть известно или предположено, я по известным уже причинам буду говорить, опираясь не на историю болезни, а на художественные образы, созданные великими писателями-сердцеведами.
Личность, испытывающая крушение после достигнутого ею успеха, за который она боролась с неуклонной энергией, — это леди Макбет Шекспира. Раньше в ней не было никаких колебаний и никаких признаков внутренней борьбы, не было иного стремления, кроме желания победить сомнения мужа, честолюбивого, но мягкосердечного. Преступному замыслу она готова пожертвовать даже своей женственностью, совершенно не учитывая того, какая решающая роль выпадет на долю этой женственности, когда дело пойдет о том, чтобы утвердить за собой достигнутую с помощью преступления мечту ее честолюбия.
443
Акт I, сцена 5:
Сюда, сюда, о демоны убийства, И в женский дух мой влейте лютость зверя. Сгустите кровь мою и преградите Путь сожалению к моей груди.
Сюда
Убийства ангелы...................
К грудям моим и желчью замените Их молоко!....................
Акт I, сцена 7:
Кормила я и знаю,
Как дорого для матери дитя;
Но я без жалости отторгла б грудь
От нежных, улыбающихся губок И череп бы малютки раздробила, Когда б клялась, как клялся ты».
(Перевод Кронеберга)
Перед самым преступлением ее охватывает на миг слабое ощущение сопротивления:
Акт II, сцена 2:
Не будь он
Во сне так на отца похож, Я поразила бы его сама.
Теперь же, став королевой с помощью убийства Дункана, она начинает по временам испытывать нечто вроде разочарования и скуки. Мы не знаем, почему.
Акт III, сцена 2:
Что пользы нам желать и все желать?
Где ж тот покой, венец желаний жарких? Не лучше ли в могиле тихо спать, Чем жить среди души волнений жалких?
И все-таки она держится. За этими словами следует сцена банкета. Тут она одна сохраняет присутствие духа, прикрывает замешательство своего мужа, находит повод, чтобы отпустить гостей. Дальше она исчезает от наших взоров. Мы видим ее снова (в первой сцене пятого акта) уже как сомнамбулу, фиксированную на впечатлениях преступной ночи. Как и тогда, она снова внушает своему мужу быть мужественным: «Стыдись: солдат — и боится? Какое дело — знают, нет ли: кто позовет нас к ответу?»
444
Она слышит стук в дверь, которого так испугался ее муж после убийства. Но наряду с этим она пытается сделать несовершившимся то дело, которое уже невозможно больше сделать несовершившимся. Она моет руки, запятнанные кровью и пахнущие кровью, и сознает, что эти усилия напрасны. По-видимому, ее осилило раскаяние — ее, казавшуюся столь чуждой раскаянию. И когда она умирает, то Макбет, ставший тем временем таким же неумолимым, какой она казалась вначале, находит для нее только следующую короткую эпитафию:
Акт V, сцена 5:
Она могла бы умереть и позже:
Всегда б прийти поспела эта весть.
И вот мы спрашиваем себя самих: что сломило этот характер, казавшийся выкованным из крепчайшего металла? Что это такое? Одно лишь разочарование, другой лик преступления, когда оно совершено; надо ли нам сделать вывод, что и у леди Макбет психика прежде была мягкая и женственно-кроткая и что поэтому той концентрации и огромному напряжению, к которым она себя взвинтила, не суждено было долго продолжаться? Или же мы вправе искать признаки такой более глубокой мотивировки этого надлома, которая сделала бы его нам более близким и понятным?
Я не думаю, чтобы нам здесь возможно было бы окончательно решить этот вопрос. Шекспировский «Макбет» — пьеса, написанная по случайному поводу: к вступлению на престол Джемса, царствовавшего до сих пор в Шотландии. Сюжет был дан в готовом виде, одновременно разрабатывался и другими авторами, работой которых Шекспир, как и обычно, вероятно, воспользовался и на этот раз. Он дал любопытные намеки на современное положение. Девственная Елизавета, о которой ходила молва, что она бесплодна, сама себя назвавшая «бесплодным деревом» (услышав о рождении Джемса), была принуждена сделать своим преемником шотландского короля именно вследствие своего бесплодия. Но он был сыном Марии, той самой Марии, которую она, хоть и с отвращением, заставила казнить и которая, несмотря на все омрачавшие отношения политические соображения, все-таки могла назваться ее родственницей по крови и ее гостьей.
Вступление на престол Иакова I было как бы демонстрацией проклятий неплодия и благословений продолжающегося рода. На этом же противоречии основана эволюция и в «Макбете» и Шекспира. Парки предсказали Макбету, что он будет королем, а Банко, что корона перейдет к его детям. Макбет возмущен этим решением судьбы, он не довольствуется удовлетворением собственного честолюбия, он хочет быть основателем династии, не хочет, чтобы совершенное им убийство служило выгоде других людей. На этот пункт обычно не обращают внимания, когда во всей пьесе Шекспира хотят видеть только трагедию честолюбия. Очевидно, что у Макбета, так как он не вечен, есть только один путь, чтобы лишить силы ту часть пророчества, которая ему противна, — иметь самому детей, которые могли бы ему наследовать. По-видимому, он и ждет детей от своей крепкой и сильной жены:
445
Акт I, сцена 7:
Рождай мне мальчиков одних!
Огонь, пылающий в твоей крови, Одних мужей производить способен.
И также очевидно, что когда он обманывается в этих ожиданиях, то ему приходится или подчиниться судьбе, или же его деятельность теряет смысл и цель и превращается в слепое бешенство приговоренного к гибели человека, который уничтожает даже то, что достижимо ему. Мы видим, что Макбет действительно проделывает эту эволюцию, а на высоте трагедии мы слышим восклицание Мак-дуфа, которое часто признается весьма двусмысленным и которое, может быть, содержит ключ для понимания происшедшей с Макбетом перемены:
Акт IV, сцена 3:
Макбет бездетен!
Смысл этих слов, конечно, следующий: он сам бездетный и только потому он мог убить моих детей, но они могут заключать в себе и гораздо больший смысл. И прежде всего этими словами Макдуф мог бы вскрыть нам глубочайший мотив, действующий и в Макбете, и в его жене: мотив этот заставляет Макбета перейти за пределы его природы, характер же его твердой жены он ранит в его единственное чувствительное место. Но если обозреть всю пьесу с вершины, обозначаемой этими словами, то вся она окажется пронизанной указаниями на связь с комплексом детско-родительских отношений. Убийство доброго Дункана мало отличается от отцеубийства; убивая Нанко, Макбет убивает отца, между тем как сын от него ускользает; детей же Макдуфа он убивает потому, что бежал отец. В сцене заклинания парки внушают ему видение венчанной, окровавленной главы. Глава в боевом уборе, которую он видит перед этим, вероятно, его собственная голова. На заднем же плане поднимается мрачная фигура мстителя Макдуфа, который и сам исключение из законов рождения, ибо он не рожден своей матерью, а вырезан из ее утробы.
Представим себе, что бездетность Макбета и бесплодие его леди явились бы карой за их преступления против святыни родственной связи, что Макбет не мог бы стать отцом в наказание за то, что отнял у детей отца и у отца детей, что бесплодие леди было бы исполнением над нею того святотатства, к которому она призывала ангелов убийства. Все это было бы вполне в духе поэтической справедливости. Я думаю, что тогда заболевание леди было бы сразу понятно, было бы понятно, что превращение святотатственной гордыни в раскаяние — это реакция на бездетность, которая убедила ее в ее бессилии перед законами природы и в то же время напомнила ей, что ее вина отняла у нее то, что должно было явиться высшим плодом ее преступления.
В хронике Голиншеда (1577), из которой Шекспир почерпнул сюжет «Макбета», есть одно-единственное упоминание о леди Макбет как о честолюбице, подстрекающей своего мужа на убийство с целью сделаться потом королевой. О ее дальнейшей судьбе и эволюции ее характера не сказано ни слова.
Напротив, получается такое впечатление, что изменение в характере Макбета, его превращение в кровавого изверга должны мотивироваться очень сходно с тем,
446
как это попытались сделать и мы. Дело в том, что, по Голиншеду, проходит 10 лет между убийством Дункана, ведущим Макбета на трон, и его дальнейшими злодействами; в течение этих десяти лет Макбет был строгим, но справедливым государем. И лишь по истечении этого срока с ним происходит перемена, и наступает она вследствие мучительного опасения, что так же, как исполнилось пророчество о его судьбе, совершится и предсказание, относящееся к Банко. Только после этого он велит убить Банко и переходит затем от злодейства к злодейству, как и у Шекспира. И у Голиншеда тоже определенно не сказано, что на этот путь его толкнула бездетность, но по крайней мере даны и время, и место для подобной естественной мотивировки. У Шекспира иначе. В трагедии события летят перед нами с головокружительной быстротой, так что, если судить по замечаниям действующих лиц, можно предположить, что все действие совершается в течение приблизительно одной недели. Это ускорение отнимает почву у всех наших конструкций о мотивировке переворота в характерах Макбета и его супруги. Нет достаточного промежутка времени, в течение которого хроническое разочарование в надежде иметь детей могло бы размягчить жену, а мужа довести до упрямого бешенства. И остается противоречие: целый ряд тонких совпадений в пределах самой пьесы и между пьесой и поводом ее возникновения как будто бы имеет в виду свести все к мотиву бездетности, а экономия времени в трагедии такова, что мысль о всех иных мотивах, кроме психологических, определенно должна быть отвергнута.
Но, по моему мнению, невозможно угадать, что это за мотивы, в силу которых робкий честолюбец превращается в безудержного тирана, а твердая как сталь подстрекательница становится раздавленной раскаянием, больной. Я думаю, что следовало бы отказаться от попытки приподнять тройную завесу, состоящую из плохой сохранности текста, из незнания замысла автора и сокровенного смысла легенды. Я не согласен и с тем возражением, что подобные исследования представляют дело праздное в сравнении с тем огромным впечатлением, которое трагедия производит на зрителей. Поэт, правда, в силах овладеть нами своим искусством во время представления и парализовать тем самым нашу мысль, но он не в состоянии помешать нам пытаться в дальнейшем понять эти впечатления и из его психологического механизма. Неуместным я счел бы и то замечание, что автор вправе как угодно сокращать естественную последовательность событий, им изображенных, если он может, жертвуя пошлой правдоподобностью, рассчитывать на достижение более сильного драматического эффекта.
Подобная жертва оправдывается только в том случае, если приносят в жертву действительно одну только правдоподобность, а не разрушаются причинные связи, и драматический эффект, право, едва ли пострадал бы, если бы время действия было бы оставлено неопределенным, если бы оно не было сужено определенными указаниями в тексте до срока немногих дней.
Так трудно расстаться с такой проблемой, как макбетовская, с мыслью об ее неразрешимости, что я рискну сделать еще одно замечание, указывающее, может быть, на возможность найти новый выход. В одном из своих шекспировских этюдов Ludvig Fekels высказал мысль, что ему удалось разгадать кое-что в поэтической технике Шекспира, причем его догадки, может быть, можно приложить и к «Макбету».
Он думает, что у Шекспира часто один характер оказывается.распределенным на два действующих лица, так что каждое из них в отдельности представляется не
447
совсем понятным, но это только до тех пор, пока они не рассматриваются как некое единство. Так дело могло бы обстоять и с Макбетом, и с его леди, и тогда, конечно, ни к чему не может повести, если рассматривать ее как самостоятельную личность, не принимая во внимание дополняющего ее Макбета. Не буду углубляться в эту мысль, но все-таки укажу на нечто, весьма выразительно поддерживающее эту точку зрения: на то, что зачатки страха, пробивающиеся у Макбета в ночь убийства, развиваются в дальнейшем не у него, а у леди. Это у него появляется галлюцинация кинжала до преступления, но в душевное расстройство впадает позже не он, а его жена, после убийства он слышал, как в доме кричали: «Не спите, Макбет убивает сон», так что не спать полагалось бы именно Макбету, но мы не видим, чтобы король Макбет стал плохо спать, в то время как королева просыпается, впадает в сомнамбулическое состояние и выдает свою вину; он стоял беспомощный с окровавленными руками и вопил, что вся пучина морского бога не отмоет его рук; тогда она утешала его: немножко воды — и преступление будет смыто, а потом она четверть часа моет руки и не в силах устранить мнимые пятна крови. «Все ароматы Аравии не омоют этой маленькой руки» (акт V, сцена I). Так то, чего Макбет опасался, испытывая страхи совести, исполняется на его жене. После преступления у нее появляется раскаяние, а у него — упорство, оба вместе они исчерпывают возможные реакции на преступление, подобно двум находящимся в разладе между собой частям одной-единственной психической индивидуальности; может быть, они — две копии с одного оригинала.
По поводу образа леди Макбет мы не смогли ответить на вопрос, почему она заболевает и терпит крушение после успеха; но, может быть, у нас будет больше шансов на успешное решение вопроса, если мы обратимся к творению другого великого драматурга, который с неумолимой строгостью проводит задание психологической отчетливости.
Ребекка Гамвик, дочь повивальной бабки, стала приемной дочерью доктора Веста; он дал ей воспитание в духе свободомыслия и презрения к тем путам, которые накладывает на наши желания основанная на религиозной вере мораль. После смерти доктора она добивается того, что ее принимают на службу в Росмерсголь-ме, родовом имении, принадлежащем старому роду, отпрыски которого не знают смеха и жертвуют радостью твердому исполнению долга. В Росмерсгольме живут пастор Иоганнес Росмер и его болезненная и бездетная жена Беата. Ребекку охватывает «дикая непреодолимая жажда» любви этого благородного человека: она решает убрать жену, стоящую ей поперек дороги, и опирается при этом на свою «мужественную, рожденную свободной» и не стесненную никакими задержками волю. Она подкидывает Беате медицинскую книжку, в которой проводится мысль о том, что цель брака — рождение детей; бедная женщина начинает сомневаться в оправданности своего брака, она заставляет ее догадаться, что Росмер, в чтении и размышлениях которого она принимает участие, близок к тому, чтобы разделаться с прежними верованиями и стать на сторону современного просвещения, доверие Беаты в нравственную положительность ее супруга оказывается, таким образом, поколебленным, тогда Ребекка дает ей наконец понять, что ей, Ребекке, вскоре придется покинуть дом, чтобы скрыть последствия недозволенной близости с Росмером. Преступный план удается. Бедная женщина, слывшая меланхоличной и невменяемой, бросается с мельничной плотины, так как ее мучит чувство собственного ничтожества и она не хочет мешать счастью любимого мужа.
448
С тех пор Ребекка и Росмер живут вдвоем в Росмерсгольме, их связывает близость, на которую Росмер хотел смотреть как на чисто духовную и идеальную дружбу. Но вот на эти отношения начинают падать первые тени разных толков, одновременно у Росмера появляются мучительные сомнения по поводу мотивов, по которым пошла на смерть его жена; тогда он просит Ребекку быть его второй женой, печальному прошлому он хочет противопоставить новую живую действительность (акт II). При этом предложении она на миг испытывает торжество, но уже в следующее мгновение она объявляет, что это невозможно и что она «пойдет путем Беаты», если он будет настаивать на этом. Росмер выслушивает этот отказ, ничего не понимая; но он еще более непонятен для нас, ибо нам лучше известны намерения и поступки Ребекки. Мы только не должны сомневаться в том, что ее отказ действительно вполне серьезен.
Как же могло случиться, что авантюристка, обладающая мужественной, искони свободной волей, безжалостно проложившая себе дорогу к осуществлению своих желаний, теперь, когда ей возможно пожать плоды успеха, опускает руки? ВIV акте она сама дает нам разъяснение: «То-то и ужасно, что теперь, когда судьба щедрой рукой предлагает мне все счастье, какое только может быть в жизни, - теперь я сделалась такой, что мое собственное прошлое закрывает мне двери к нему». Она, значит, стала другой с течением времени, ее совесть проснулась, у нее появилось сознание вины, которое кладет свое вето на возможность наслаждения.
Что же пробудило в ней совесть? Послушаем ее самое и подумаем потом, можем ли мы ей вполне поверить. «Росмеровское миросозерцание — или, во всяком случае, твое миросозерцание — заразило мою волю... и сделало ее больною. Поработило ее законом, не имевшим прежде для меня значения. Ты, совместная жизнь с тобою облагородили мою душу». Это влияние, надо думать, сказалось лишь после того, как началась ее жизнь вдвоем с Росмером: «В тишине, в уединении, — когда ты стал высказывать мне без утайки все свои мысли, передавать мне всякое твое настроение, так же мягко и тонко, как ты его чувствовал, — тогда-то и совершился во мне великий переворот».
Только что перед этим она высказывала сожаление о другой стороне этой перемены: «Потому что Росмерсгольм отнял у меня силу. Он подрезал крылья у моей смелой воли. Изувечил ее. Миновало для меня то время, когда я дерзнула бы отважиться на все на свете. Я утратила способность действовать, Росмер».
Объяснения эти Ребекка дает после того, как добровольным признанием она разоблачила себя как преступницу перед Росмером и ректором Кролл ем, братом устраненной ею Беаты. С помощью мелких черточек Ибсен мастерски тонко подчеркнул, что эта Ребекка никогда не лжет, но и никогда не бывает вполне откровенной: несмотря на всю свободу от предрассудков, она убавила свои лета на один год. Так и признание ее Росмеру и Кроллю неполно, и Кролль заставляет ее сделать добавления по некоторым важным пунктам. И мы вправе допустить, что разъяснение причин отказа выдает только кое-что, с тем чтобы скрыть нечто другое.
Конечно, у нас нет оснований не доверять ее словам о том, что атмосфера Росмерсгольма, общение с аристократическим Росмером подействовали на нее облагораживающе и — парализующе. Этими словами она высказывает то, что она знает и что она почувствовала. Но это, конечно, не все, что в ней произошло; также не обязательно, чтобы она могла во всем дать себе отчет. Влияние Рос-
15-	Психология индивидуальных различий
449
мера могло быть просто ширмой, за которой скрывается другое действие, и есть одна примечательная черта, ведущая нас в эту сторону.
Уже после ее признания в последнем разговоре, которым заканчивается драма, Росмер еще раз просит ее стать его женой. Он прощает ей преступление, совершенное благодаря любви к нему. И вот она отвечает не то, что должна бы ответить, не то, что никакое прощение не в силах освободить ее от чувства вины, возникшего в ней после коварного обмана несчастной Беаты; нет, она бросает себе другое обвинение, которое кажется нам странным в устах свободомыслящей и во всяком случае не заслуживающим того места, которое ему отводит Ребекка: «О дорогой мой, никогда больше не возвращайся к этому! Это невозможная вещь! Да! Потому что ты должен узнать это, Росмер: за мной есть прошлое». Она, конечно, делает намек на сексуальные отношения с другим мужчиной, которые у нее были, и нам следует обратить внимание, что эти отношения, существовавшие в то время, когда она была свободна и ни перед кем не ответственна, кажутся ей большим препятствием для соединения с Росмером, чем ее действительно преступное поведение по отношению к его жене.
Росмер не желает и слушать об этом прошлом. Но мы можем разгадать, в чем дело, несмотря на то, что все, указывающее на эти отношения, остается в драме, так сказать, под спудом и должно быть отгадано по намекам. Правда, по намекам, вставленным с таким искусством, что невозможны никакие недоразумения.
Между первым отказом Ребекки и ее признанием случается одно событие, которое имеет решающее значение для ее дальнейшей судьбы. Ректор Кролль приходит к ней с тем, чтобы унизить ее сообщением, что она, как ему стало известно, незаконнорожденная дочь того самого доктора Веста, который сделал ее своей приемной дочерью, когда умерла ее мать. Ненависть обострила в нем инстинкты ищейки, но он не думал, что он скажет ей новость. «Я, право же, думал, что вы и так знаете все. Иначе было бы ведь странно, что вы согласились сделаться приемной дочерью доктора Веста... А потом он берет вас к себе — тотчас же после смерти вашей матери. Обращается с вами жестоко. И вы все-таки остаетесь у него. Вы знаете, что он не оставит вам в наследство ни гроша. Ведь вы получили только ящик с книгами. И тем не менее вы выдерживаете эту жизнь у него. Терпеливо выносите его капризы. Ухаживаете за ним до самой последней минуты... То, что вы делали для него, я приписываю непроизвольному дочернему инстинкту. Да, впрочем, и во всем вашем образе действий я вижу результат вашего происхождения».
Но Кролль заблуждался. Ребекка не знала о том, что она была дочерью доктора Веста. Когда Кролль стал делать темные намеки на ее прошлое, она должна была предположить, что он имеет в виду нечто другое. Когда она поняла, на что он намекает, она еще в состоянии некоторое время владеть собой, так как она вправе думать, что ее враг принял за основу своих вычислений ту цифру ее лет, которую она неправильно назвала во время одного ее визита к нему. Но Кролль победоносно отражает его возражение: «Пусть будет по-вашему. Но это не мешает правильности моего вычисления. Потому что доктор Вест приезжал на короткое время в вашу сторону за год до того, как получил там место». После этого сообщения она теряет все точки опоры. «Это неправда! — она ходит по комнате и ломает руки,-это невозможно. Вы просто хотите вбить мне это в голову. Ни за что на свете я этому не поверю. Не может этого быть! Не поверю я ни за что на свете!»
450
Ее волнение столь сильно, что Кролль не может отнести его за счет своего сообщения.
Кролль: «Но, голубушка, скажите, ради самого Господа, почему вы так горячитесь? Вы меня совсем напугали! Что мне думать? Что предполагать?»
Ребекка: «Ничего ровно. Вам нечего ни думать, ни предполагать».
Кролль: «Так объясните же мне, пожалуйста, как можете вы принимать так близко к сердцу это обстоятельство, эту возможность?»
Ребекка (овладевая собой): «Ведь это же совершенно просто, ректор Кролль. Мне вовсе не хочется, чтобы меня считали незаконнорожденной».
Загадочность поведения Ребекки допускает только одно решение. Известие, что доктор Вест мог быть ее отцом, — самый тяжкий удар, который мог ей достаться, так как она была не только приемной дочерью, но и любовницей этого человека. Когда Кролль завел свой разговор, она подумала, что он хочет намекнуть на эти отношения, которые она, по всей вероятности, и признала бы, сославшись на свою свободу. Но этого ректор и не думал делать: он ничего не знал о ее любовной связи с доктором Вестом, она же ничего не знала о том, что Вест ее отец. И вот когда во время последнего отказа Росмеру она отговаривается тем, что у нее есть прошлое, делающее ее недостойной стать его женою, то, конечно, она не может иметь ничего иного в виду, как именно эти любовные отношения. И есди бы Росмер захотел узнать ее тайну, она, вероятно, сообщила бы ему тоже только часть тайны, скрыв самое тяжелое.
Теперь мы, разумеется, понимаем, что это прошлое кажется ей более тяжелой помехой к заключению брака, более тяжелым преступлением. Теперь, когда она узнала, что она была возлюбленной своего собственного отца, чувство вины пробивается в ней со страшной силой и подчиняет ее окончательно. Она делает Росмеру и Кроллю признание, клеймит себя, как преступницу, окончательно отказывается от счастья, путь к которому она очистила себе своим преступлением, и снаряжается к отъезду. Но настоящий мотив ее чувства вины, заставляющий ее потерпеть крушение в момент успеха, остается скрытым. Мы видели, есть еще нечто совсем другое, чем атмосфера Росмерсгольма и нравственное влияние Росмера.
Тот, кто следил за нами до сих пор, не преминет сделать теперь одно возражение, которое может оправдать не одно сомнение. Первый отказ Ребекки Росмеру происходит ведь до второго визита Кролля, значит, до его открытия ее незаконного происхождения и в такое время, когда она еще ничего не знает о своем инцесте, если мы верно поняли автора. И все-таки отказ ее и энергичен, и серьезен. Сознание вины, побуждающее ее отказаться от плодов ее деяния, значит, действовало в ней и до того, как ей пришлось узнать о ее капитальном преступлении; если же мы согласимся с этим, то надо, может быть, вообще отбросить инцест как источник этого сознания вины.
До сих пор мы трактовали Ребекку Вест, как если бы она была живым лицом, а не созданием фантазии писателя Ибсена, руководимой одним из самых критических умов. Мы можем попытаться остаться на той же позиции, ликвидируя это возражение. Возражение правильно, кусочек совести проснулся в Ребекке и до получения сведений об инцесте. Ничто не препятствует свести эту перемену на то влияние, которое признает сама Ребекка и о котором она сожалеет. Но этим мы вовсе не освобождаемся от признания второго мотива. Поведение Ребекки во время сообщения ректора, ее признание, являющееся непосредственной реак
451
цией на это сообщение, не оставляют сомнений, что только теперь начинает действовать более сильный и решающий мотив ее отказа. Дело именно в том, что это случай со сложной мотивацией, где за более поверхностным мотивом выступает на свет более глубокий. Требования поэтической экономии побудили к такому изображению случая, так как этот более глубокий мотив не должен был обсуждаться вслух: он должен был остаться прикрытым, ускользающим от слишком легкого восприятия театральным зрителем или читателем, иначе в зрительном зале или при чтении могло бы возникнуть сильное сопротивление, так как могли быть задетыми мучительнейшие чувства - и воздействие спектакля могло бы стать весьма сомнительным.
Но мы вправе требовать, чтобы мотив, выдвинутый вперед, не был лишен внутренней связи с прикрываемым им более важным мотивом, но чтобы он являлся его дериватом, его смягченной формой. И если мы доверяем писателю, что его сознательная поэтическая комбинация последовательно выросла из бессознательных предпосылок, то мы можем сделать попытку показать, что это требование он выполнил. Чувство вины у Ребекки имеет своим источником обвинение в инцесте и до того, как ректор с аналитической остротой довел это обвинение до ее сознания. Если, сделав нужные дополнения и внеся подробности, мы реконструируем ее прошлое по намекам автора, то мы должны будем сказать, что у нее не могло не быть подозрений, что связь ее матери и доктора Веста носила интимный характер. Когда она стала преемницей матери у этого человека, это должно было произвести на нее большое впечатление, и она находилась под властью Эдипова комплекса, хоть и не знала, что эта общая всем людям фантазия в ее жизни превратилась в действительность. Когда она попала в Росмерсгольм, то внутренняя власть ее первого переживания увлекла ее на то, чтобы деятельно и активно подготовить ту же самую ситуацию, которая в первый раз осуществилась без каких-либо шагов с ее стороны: она должна была устранить жену и мать и занять ее место при муже и отце. Она с редкой убедительностью описывает, как против ее воли что-то понуждало ее делать шаг за шагом к тому, чтобы убрать Беату.
«Но неужели же вы оба думаете, я действовала тогда с холодным и спокойным рассудком! Не такая была я тогда, как теперь, когда стою перед вами и рассказываю вам это. И притом в человеке, как мне представляется, живут две разные воли. Я хотела устранить Беату. Тем или иным способом. Но никогда я не думала, что это все-таки случится. При каждом шаге вперед, который я пыталась и решалась сделать, внутри меня точно что-то кричало: остановись теперь. Ни шагу дальше!
А между тем я не могла перестать. Я должна была попробовать пройти еще чуточку дальше. Одну только чуточку. И потом еще одну - и еще, и еще. А потом это и случилось. Вот как происходят подобные вещи».
Это не приукрашено, это правдивый отчет. Все, что произошло с ней в Рос-мерсгольме, влюбленность в Росмера и вражда к его жене, все это было результатом Эдипова комплекса, вынужденным повторением ее отношений к ее матери и к доктору Весту.
Вот почему чувство вины, заставляющее ее в первый раз отказать Росмеру, в сущности не отличается от того более сильного чувства, которое вынуждает ее после беседы с Кроллем на признание. И как под влиянием доктора Веста она стала свободомыслящей и ненавистницей религиозной морали, так новая любовь к Росмеру превратила ее в человека совести, в человека аристократическо
452
го. Это все, что было понято ею самой в ее внутренних изменениях; поэтому она с полным правом могла указать на влияние Росмера как на мотив перемены с нею, ибо мотив она осознала.
Врачам-психоаналитикам прекрасно известно, как часто грезят наяву на эту тему, заимствованную из Эдипова комплекса, молодые девушки, попадающие в какой-нибудь дом в качестве служанок, компаньонок или гувернанток; им то и дело, сознательно или бессознательно, представляется, что хозяйка дома окажется как-то отстраненной, а хозяин на них женится. «Росмерсгольм» — величайшее из всех произведений искусства, трактующих об этой повседневной девической фантазии. Но у героини «Росмерсгольма» этому сну наяву в прошлом предшествовала совершенно адекватная реальность; этот добавок превращает все произведение в трагическую поэму.
После долгого общения с поэзией вернемся снова к врачебным наблюдениям. Но только для того, чтобы в нескольких словах заявить о полном совпадении выводов. Психоаналитическая работа выясняет, что силы совести, заставляющие человека впадать в болезнь не от неудовлетворенности, как обычно, а в момент успеха, интимно связаны с Эдиповым комплексом, с отношением к отцу и матери, как, может быть, и вообще все наше чувство!
Ill
Рассказывая о своей юности, особенно же о годах, предшествовавших периоду полового созревания, люди, часто даже весьма порядочные, сообщали мне о разных непозволительных поступках, в которых им случалось провиниться в эту пору жизни, о кражах, подлогах и даже поджогах. От таких сообщений я обыкновенно отделывался ссылкой на то, что моральные задержки в этом возрасте, как известно, слабо развиты, и не пытался установить связь этих явлений с чем-либо более значительным. Но, наконец, ряд ярких и более удобных для изучения случаев этого рода заставил меня заняться ими более основательно: проступки в этих случаях были совершены больными как раз тогда, когда они у меня лечились, и все эти больные были люди, уже перешедшие за пределы того периода юности, о котором шла речь. Была предпринята аналитическая работа, и результат ее оказался совершенно изумителен; выяснилось, что проступки эти были совершены прежде всего потому, что это были недозволенные поступки, и потому, что выполнение их давало их виновнику известное душевное облегчение. Какое-то чувство вины давило его, происхождение этого чувства было неизвестно, это причиняло страдания; после того как он совершил какой-нибудь проступок, давление оказывалось смягченным. Теперь чувство вины по крайней мере было как-то пристроено. Я должен утверждать, как бы парадоксально это ни звучало, что чувство вины существовало до проступка, что оно возникло не из него, а, наоборот, проступок обусловливался этим чувством. Людей этих с полным правом можно было бы назвать преступниками вследствие сознания вины. Предсуществование этого чувства вины, конечно, могло быть доказано целым рядом других проявлений и последствий.
Однако установка курьезного факта еще не указывает ни на какую цель научному исследованию. И возникают два вопроса: каково же происхождение этого темного сознания вины, существующего до проступка, и представляется ли вероятным, что причинность подобного рода играет более или менее значитель
453
ную роль в совершаемых человечеством преступлениях?
Расследование первого вопроса обещало подвести нас к выяснению источника чувства вины вообще. Аналитическая работа дала везде один и тот же вывод, что это темное ощущение вины имело своим источником комплекс Эдипа, было реакцией на оба великих преступных замысла: убить отца и иметь половые сношения с матерью. В сравнении с ними преступления, совершенные для фиксации чувства вины, были во всяком случае облегчением для измучившихся людей. Здесь мы должны вспомнить, что отцеубийство и кровосмешение с матерью суть два великих человеческих преступления, единственные подвергающиеся преследованию и осуждению и в примитивных общественных союзах. Вспомним и о том, как близко мы в других исследованиях подошли к предположению, что совесть, теперь являющаяся наследственной душевной силой, приобретена человечеством в связи с комплексом Эдипа.
Задача ответа на второй из вопросов выходит за пределы психоаналитической работы. Что касается детей, то можно часто наблюдать, что они начинают «дурно» вести себя, чтобы провоцировать наказание, а после кары становятся спокойны и довольны. Если предпринять в таких случаях аналитическое исследование, то часто нападаешь на следы чувства вины, заставлявшего их искать наказания. Из взрослых преступников надо отбросить всех тех, что совершают свои дела, не испытывая при этом чувства вины, или потому, что у них не выработалось никаких моральных задержек, или потому, что, борясь с обществом, они считают себя вправе совершать такие поступки. Но для большинства остальных преступников, для тех, для которых собственно и создано уложение о наказаниях, возможность подобной мотивировки преступления должна была бы очень и очень приниматься во внимание; это могло бы осветить многие темные пункты в психологии преступника и дать новое психологическое обоснование и наказаниям.
Один из моих друзей обратил мое внимание на то, что и Ницше был знаком «преступник благодаря чувству вины». Предсуществование чувства вины и пользование преступлением для рационализации этого чувства просвечивает для нас и в темных речах Заратустры «о бледном преступнике». Предоставим же исследованиям будущего времени решить, сколь многие из числа преступников принадлежат к этим «бледным».
П.Б. Ганнушкин
КЛИНИКА ПСИХОПАТИЙ: ИХ СТАТИКА, ДИНАМИКА, СИСТЕМАТИКА. НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ СООБРАЖЕНИЯ И ДАННЫЕ1
Психопатическими называются личности, с юности, с момента сформирования представляющие ряд особенностей, которые отличают их от так называемых нормальных людей и мешают им безболезненно для себя и для других приспособляться к окружающей среде. Присущие им патологические свойства представляют собой постоянные, врожденные качества личности, которые хотя и могут в течение жизни усиливаться или развиваться в определенном направлении, однако обычно не подвергаются сколько-нибудь резким изменениям. Надо добавить при этом, что речь идет о таких чертах и особенностях, которые более или менее определяют весь психический облик индивидуума, накладывая на весь его душевный уклад свой властный отпечаток, ибо существование в психике того или иного субъекта вообще каких-либо отдельных элементарных неправильностей и уклонений еще не дает оснований причислять его к психопатам. Таким образом, психопатии — это формы, которые не имеют ни начала, ни конца; некоторые психиатры определяют психопатические личности этих, по выражению Билля, постоянных обитателей области, пограничной между душевным здоровьем и душевными болезнями, как неудачные биологические вариации, как чрезмерно далеко зашедшие отклонения в сторону от определенного среднего уровня или нормального типа.
При определении психопатий можно также исходить из практического признака, выдвигаемого Шнейдером, по словам которого психопатические личности — это такие ненормальные личности, от ненормальности которых страдают или они сами, или общество. Надо добавить, что это индивидуумы, которые, находясь в обычной жизни, резко отличаются от обыкновенных, нормальных людей, они, между прочим, легко вступают в конфликт с правилами общежития, с законом, но, оказавшись, добровольно или по приговору суда, в стенах специального заведения для душевнобольных, не менее резко отличаются и от обычного населения этих учреждений...
Вопрос об этиологии психопатий очень сложен. Громадную роль в их происхождении издавна приписывали тому до сих пор недостаточно выясненному биологическому процессу, который называется вырождением. К сожалению, понятие это до сих пор остается чрезвычайно неопределенным. Во всяком случае, применение его в интересующей нас области определенно подчеркивает факт врожденности психопатий.
О случаях простой передачи в неизмененном виде одних и тех же психопатических свойств от одного поколения другому много говорить не приходится, ибо они несомненны, но, по-видимому, нередки и такие случаи, когда психопатическая личность представляет неудачную комбинацию наследственных задатков, самих по себе ничего патологического не представляющих.
1 Ганнушкин П.Б. Клиника психопатий: их статика, динамика, систематика (Избранные труды. М., 1964).
455
Ни анатомии, ни химии, ни эндокринных механизмов, обусловливающих различные формы конституциональных психопатий, мы еще не знаем, так как в деле изучения этих факторов сделаны лишь первые шаги.
Изучение морфологических функциональных различий, например, в строении тела разных людей, в особенности их моторики, в деятельности у них желез внутренней секреции, в реакциях межуточной ткани и вегетативной нервной системы, в морфологии и химии крови, в строении и кровоснабжении (цито- и ангиоархитектоника) головного мозга, наконец, в особенностях течения у них различных заболеваний, — это изучение, ведущееся многочисленными исследователями в самых различных областях медицины, дает наиболее показательные результаты именно в случаях патологических или вообще значительно уклоняющихся от среднего уровня. Для нас важнее всего то, что подобное изучение позволяет с несомненностью установить многочисленные соотношения (корреляции), существующие как между различными рядами перечисленных индивидуальных отличий, так и между ними и психическими особенностями. Из таких соотношений в настоящее время больше всего привлекает к себе внимание зависимость между эндокринным аппаратом, обменом веществ в организме, законами роста последнего, строением тела и рядом функций нервной системы, особенно психической деятельностью, моторной и вегетативной нервной деятельностью. Широкую известность приобрела попытка Кречмера установить связь между строением тела и характером, попытка хотя и не приведшая пока к бесспорным результатам, однако представляющая для интересующей нас области принципиальный интерес и значение ввиду того, что автор в своей работе исходил из наблюдения как над душевнобольными в собственном смысле этого слова, так и над конституциональными психопатами.
Приведенные соображения, может быть, сделаются более понятными в связи с той отличительной особенностью учения о психопатиях, которая выражается положением, что изучаемые формы не имеют определенных границ; будучи часто трудноотличимыми от нерезко выраженных психозов, они, с другой стороны, уже совершенно незаметным образом сливаются с так называемой нормой, ибо между психопатическими особенностями и соответствующими им «простыми человеческими недостатками» разница большей частью только количественная, а не качественная, так называемые «нормальные» характеры (если только таковые существуют) без всяких границ переходят в патологические; благодаря этому обстоятельству мы имеем здесь дело то со случаями, далеко заходящими в патологию, то с лицами, никем не считаемыми за больных. Необходимо добавить, что границы между отдельными психопатиями столь же расплывчаты и неопределенны, как и общие рамки всей этой, подлежащей изучению, области. Выделяемые нами отдельные формы большей частью представляют искусственный продукт схематической обработки того, что наблюдается в действительности: на самом деле чистые формы психопатий в том виде, как их принято описывать, встречаются редко: в жизни преобладают формы смешанные — отсюда и необыкновенное многообразие, и большая неустойчивость отдельных симптомов.
Затруднения, связанные с проведением определенных разграничительных линий по отношению к этому клиническому материалу, по-видимому, и заставляют многих современных исследователей или отказаться вовсе от подразделения психопатий, или распределять их лишь по немногим крупным и лишь в об-
456
ших чертах намеченным группам. Особенно популярны не только в области учения о психопатиях, но и в характерологии вообще благодаря своей простоте и логической стройности двучленные деления, производимые на основании констатирования наличия или отсутствия какого-либо признака. Таково деление на личности: стенические и астенические, экстравертированные и интровертиро-ванные, таково также и много раз уже упоминавшееся выше деление Кречмера на шизоидов и циклоидов. Конечно, оно имеет много преимуществ, его простота и стройность крайне соблазнительны, но стоит всмотреться в факты действительности, чтобы увидеть, что последняя многостороннее, чем это кажется Кречмеру. В одном нельзя согласиться со сторонниками упрощения классификации: если пересмотреть одну за другой отдельные формы психопатий, то окажется, что, не уничтожая их отдельного существования, их все-таки можно объединить по степени близости друг к другу в несколько небольших групп, или, как иногда выражаются, «кругов», большей частью состоящих в известном родстве с большими эндогенными психозами. Таковы: круг циклоидный, круг шизоидный, круг эпилептоидный и т. д.
Не надо забывать, что кроме биологической основы для деления психопатий иногда пользуются и основой социологической — соответственно социальной установке отдельных групп психопатов. Отчасти мы уже касались этого вопроса; здесь упомянем только, что, между прочим, естественно напрашивается распределение психопатов, согласно формуле Шнейдера, на таких, которые преимущественно сами страдают от своей ненормальности, и таких, которые заставляют страдать от нее общество. Практически важное значение имеет то обстоятельство, что, в то время как первая группа состоит из людей, которые сами идут к врачам и ищут их помощи и совета, вторая, наоборот, попадает под врачебное наблюдение чаще всего по желанию окружающих властей, судебных органов и т. д. Эту вторую группу больше всего объединяет то, что ее представители в большей или меньшей степени всегда обнаруживают те или другие моральные дефекты.
Как мы говорили, психопаты обычно отличаются недостаточной способностью приспосабливаться к окружающей их среде и легко вступают в конфликты с обществом. Содержание этих конфликтов бывает очень разнообразно, и представителей подлежащей нашему описанию группы мы видим в самых разнообразных общественных положениях — в общем, диапазон их социальной деятельности очень широкий: от благодеяний до преступления; по отношению к некоторым из них иногда невольно напрашивается старый французский термин «delir des actes» — бред поступков: психопаты этого типа рассуждают очень хорошо, правильно, логично, а поступают, действуют очень «плохо», вплоть до совершения уголовно наказуемых поступков. Поэтому учение о психопатиях имеет не только узкомедицинское, но и социальное значение, в частности проблема преступности вряд ли может быть правильно решена, если игнорировать среди преступников наличность значительного процента психопатов. В связи с этим именно по делам о психопатах психиатрам особенно часто приходится выступать экспертами в судах, давая заключение об их преступлениях, заключения, от которых нередко зависят и судьба обвиняемого, и безопасность общества...
Клиническое выявление конституциональной психопатии в значительной мере зависит от суммы внешних влияний, которым в своей жизни подвергается
457
психопат. Этим самым мы вплотную подходим к понятию о латентных или о компенсированных психопатах. В вопросе о конституциональных психопатах латентные или компенсированные формы имеют громадное практическое, в ряде случаев решающее значение. Ведь в таком, с одной стороны, хрупком и тонком, а с другой — в таком сложном аппарате, каким является человеческая психика, можно у каждого найти те или другие, подчас довольно диффузные, конституционально-психопатические черты, но не в этом, однако, существо практической стороны дела; дело — в выявлении вовне этих психопатических черт, дело - в поведении этого конституционального психопата, а поведение психопатов, принадлежащих к одному и тому же кругу, может быть совершенно различным. Один эпилептоид может прекрасно вести большое дело, другой -тоже эпилептоид — совершит преступление; один параноик окажется всеми признанным ученым и исследователем, другой — душевнобольным, находящимся в психиатрической больнице; один шизоид - всеми любимым поэтом, музыкантом, художником, другой — никому не нужным, невыносимым, бездельником и паразитом. Все дело — в клиническом, жизненном выявлении психопатии, которое и является, повторяем, определяющим практическую, главную сторону дела. Нужно, впрочем, отметить, что вопрос о степени заболевания имеет значение во всей психиатрической клинике, не только в главе о психопатиях. Дебютирующий параноик тоже при случае может с успехом продолжить исполнять свои обязанности; мягкие шизофреники и эпилептики тоже сплошь и рядом оказываются на высоте предъявляемых им жизнью требований — но во всех этих случаях процесс жизненной компенсации обусловливается степенью (мягкой формой) самого заболевания. При конституциональных психопатиях, напротив, сама степень их выявления в значительной мере зависит от внешних воздействий, от их суммы, от их содержания. Конечно, степень, сила психопатии сама по себе, без действия внешних реактивов, может быть настолько велика и значительна, что тот или другой психопат оказывается вне жизни, в сфере действия психиатрической больницы, но это сравнительно не частый случай, гораздо чаще конституциональная психопатия приобретает свою жизненную силу, достигает степени уже клинического факта только при наличности достаточно сильных внешних воздействий. Роль внешнего фактора в клинике психопатий имеет особенно большое значение в качестве проявителя того, что при других условиях осталось бы скрытым.
Что касается вопроса о лечении психопатий, то здесь собственно терапевтические мероприятия почти без осадка растворяются в профилактических. Говорить о медикаментозной терапии в этой области, конечно, бессмысленно. Психотерапия во всех ее видах уместна, но она направляется главным образом против возникающих на почве той или иной психопатии ненормальных реакций на условия жизни и переживания. Пределы ее применения очень различны. Самое существенное — это, конечно, правильное воспитание, но и оно далеко не всегда достигает цели, так как очень часто оказывается совершенно беспомощным перед полным отсутствием волевых задержек у одних и могучим напором разрушающих личность влечений — у других. В более позднем возрасте большое значение имеют условия жизни, среда, общие социальные установки, правильно организованный труд. В общем, считается, что до 25—30 лет еще возможны очень значительные изменения в сторону большей психической устойчивости; нерез
458
ко выраженные психические натуры при благоприятных условиях иногда значительно выравниваются и ведут до глубокой старости нормальную трудовую жизнь, принимаясь окружающими за вполне здоровых людей.
СТАТИКА ПСИХОПАТИЙ
Группа циклоидов
Конституционально-депрессивные. В чистом виде эта группа немногочисленна. Дело идет о лицах с постоянно пониженным настроением. Картина мира как будто покрыта для них траурным флёром, жизнь кажется бессмысленной, во всем они отыскивают только мрачные стороны. Это — прирожденные пессимисты. Всякое радостное событие сейчас же отравляется для них мыслью о непрочности радости, от будущего они не ждут ничего, кроме несчастья и трудностей, прошлое же доставляет только угрызения совести по поводу действительных или мнимых ошибок, сделанных ими. Они чрезвычайно чувствительны ко всяким неприятностям, иной раз очень остро реагируют на них, а кроме того, какое-то неопределенное чувство тяжести на сердце, сопровождаемое тревожным ожиданием несчастья, преследует постоянно многих из них. Другие никак не могут отделаться от уверенности в своей собственной виновности, окрашивающей для них чрезвычайно тяжелым чувством воспоминания о самых обычных поступках юности. Соответственно этому им часто кажется, что окружающие относятся к ним с презрением, смотрят на них свысока. Это заставляет их сторониться других людей, замыкаться в себе. Иной раз они настолько погружаются в свои самобичевания, что совсем перестают интересоваться окружающей действительностью, делаются к ней равнодушными и безразличными. Вечно угрюмые, мрачные, недовольные и малоразговорчивые, они невольно отталкивают от себя даже сочувствующих им лиц. Однако за этой угрюмой оболочкой обычно теплится большая доброта, отзывчивость и способность понимать душевные движения других людей; в тесном кругу близких, окруженные атмосферой сочувствия и любви, они проясняются: делаются веселыми, приветливыми, разговорчивыми, даже шутниками и юмористами, для того, однако, чтобы, едва проводив своих гостей или оставив веселое общество, снова приняться за мучительное копание в своих душевных ранах. Во внешних их проявлениях, в движениях, в мимике большей частью видны следы какого-то заторможения: опущенные черты лица, бессильно повисшие руки, медленная походка, скупые, вялые жесты - от всего этого так и веет безнадежным унынием. Какая бы то ни была работа, деятельность по большей части им неприятна, и они скоро от нее утомляются. Кроме того, в сделанном они замечают преимущественно ошибки, а в том, что предстоит - столько трудностей, что в предвидении их невольно опускаются руки. К тому же большинство из них обычно не способно к продолжительному волевому напряжению и легко впадает в отчаяние. Все это делает их крайне нерешительными и неспособными ни к какой действенной инициативе. Интеллектуально такого рода люди часто стоят очень высоко, хотя большей частью умственная работа окрашена для них неприятно, сопровождаясь чувством большого напряжения, — здесь больше всего сказывается внутреннее торможение, проявляющееся в чрезвычайной медленности интеллектуальных процессов: среди них преобладают «тугодумы».
459
Физическое их самочувствие обыкновенно находится в полном согласии с настроением: их преследует чувство постоянной усталости и разбитости, особенно по утрам, голова кажется несвежей, мучает чувство давления в ней, некоторые жалуются на тяжелые мигрени. Кишечник работает плохо, и постоянные запоры еще больше ухудшают настроение. Иной раз и желудок оказывается не в порядке, делаясь жертвой всевозможных нервных диспепсий. Большинство жалуется на недостаточный и неосвежающий сон, который к тому же часто прерывается кошмаром, сменяясь днем трудно преодолеваемой сонливостью.
У некоторых из описываемых нами людей внутренняя угнетенность и затор-можение до некоторой степени компенсируются вовне волевым напряжением, чрезвычайно трудно, однако, им дающимся: нередко можно видеть, как в минуты усталости или ослабления воли у них спадает надетая на их действительное «я» маска, обнажая подлинное их лицо, — и место веселого балагура занимает полный безнадежного внутреннего отчаяния вялый меланхолик.
Часто такого рода лица уже в детстве обращают на себя внимание своей задумчивостью, боязливостью, плаксивостью и капризностью. Чаще, однако, периодом, когда выявляются особенно ярко черты конституциональной депрессии, бывает возраст полового созревания, когда у казавшихся раньше совершенно нормальными подростков начинается сдвиг в настроении: до того веселые, общительные, живые, они начинают ощущать тяжелый внутренний разлад, появляются мысли о бесцельности существования, тоскливое настроение и все другие перечисленные выше особенности, чтобы с тех пор, то усиливаясь, то ослабевая, сопровождать больного уже до старости, когда они или постепенно смягчаются, или же, наоборот, усиливаются до того, что принимают явно психотические формы. Нередко жизненный путь этих психопатов преждевременно обрывается самоубийством, к которому они словно готовы в любую минуту жизни. Наконец, в ряде случаев на описанном основном фоне от времени до времени развиваются психотические вспышки: или маниакальные, или депрессивные.
Как уже было сказано, чистые формы конституциональной депрессии встречаются сравнительно редко. Чаще приходится видеть случаи, переходные к смежным группам: конституциональной нервности, в частности к психастении, иногда даже к конституциональному возбуждению. Мы имеем тогда перед собой то чрезмерно чувствительных, мимозоподобных личностей, болезненно реагирующих на всякую неприятность, то людей, у которых на первый план выступают неуверенность в себе, нерешительность, тревожность, то, наконец, случаи, где вместо угнетения наше внимание прежде всего останавливается на раздражительности и склонности к гневным вспышкам.
Конституционально-возбужденные. Эта группа психопатов представляет полярную противоположность только что описанной. Одной из самых интересных ее особенностей является то обстоятельство, что представители ее в нерезко выраженных случаях практически считаются вполне здоровыми и, действительно, вряд ли могут быть причислены к людям, доставляющим страдания себе или обществу. Крепелин описывает их как блестящих, но большей частью неравномерно одаренных субъектов, которые изумляют окружающих гибкость^ и многосторонностью своей психики, богатством мыслей, часто художественной одаренностью, душевной добротой и отзывчивостью, а главное, всегда веселым настроением. Это люди, быстро откликающиеся на все новое, энергичные и
460
предприимчивые. Однако при более близком знакомстве с ними наряду с перечисленными положительными чертами в их духовном облике обращают на себя внимание и особенности другого порядка: внешний блеск иной раз соединяется с большой поверхностностью и неустойчивостью интересов, которые не позволяют вниманию надолго задерживаться на одном и том же предмете, общительность переходит в чрезмерную болтливость и постоянную потребность в увеселениях, в работе не хватает выдержки, а предприимчивость ведет к построению воздушных замков и грандиозных планов, кладущих начало широковещательным, но редко доводимым до конца начинаниям. С такими людьми очень приятно встречаться в обществе, где они очаровывают своим остроумием, приветливостью и открытым характером, но не всегда легко поддерживают деловые отношения: помимо того, что их обещаниям нельзя верить, многие из них чрезвычайно высокого мнения о себе и поэтому с большим неудовольствием выслушивают возражения против высказываемых ими мыслей или критические замечания по поводу развиваемых ими проектов, позволяя между тем себе насмешки и остроты, иногда чрезвычайно меткие, но очень больно задевающие собеседника. В более резко выраженных случаях мы встречаемся уже с несомненными психопатическими особенностями, кладущими определенный отпечаток на весь жизненный путь таких людей. Уже в школе они обращают на себя внимание тем, что, обладая в общем хорошими способностями, учатся обыкновенно плохо: чрезвычайно неустойчивое внимание не позволяет им надолго сосредоточиваться на одном предмете, поэтому они легко отвлекаются, не способны к усидчивой работе и решительно не в состоянии заставить себя заниматься систематически. Малоаккуратные, они часто пропускают занятия, заполняя свое время любой деятельностью, только не школьной работой. В результате они усваивают большей частью только поверхностно связанные между собой обрывки знаний, часто претерпевая неудачи и даже катастрофы при различного рода проверках знаний. Кроме того, они легко распускаются и выходят из повиновения, делаясь вожаками товарищей во всех коллективных шалостях. Их дурно направленная энергия и способность увлекать за собой других иной раз причиняют настолько большие неприятности школьному начальству, что, несмотря на многие привлекательные особенности этих милых шалунов, оно начинает стараться от них отделаться; с большим трудом переносят они при своих наклонностях и военную службу, часто нарушая дисциплину и подвергаясь всевозможным взысканиям. Рано пробуждающееся интенсивное половое влечение ведет за собой многочисленные эротические эксцессы, которые нередко непоправимо калечат их физическое здоровье. Часто подобного рода пациенты оказываются, кроме того, малоустойчивыми по отношению к употреблению алкоголя и легко спиваются: веселые и легкомысленные, они не только беззаботно прокучивают все, что у них есть, но и влезают в неоплатные долги. При всем том они вовсе не часто опускаются на дно: предприимчивые и находчивые, такие субъекты обыкновенно выпутываются из самых затруднительных положений, проявляя при этом поистине изумительную ловкость и изворотливость. И в зрелые годы их жизненный путь не идет прямой линией, а все время совершает большие зигзаги от крутых подъемов до молниеносных падений. Многие из них знают чрезвычайно большие достижения и удачи: остроумные изобретатели, удачливые политики, ловкие аферисты, они иногда шутя взбираются на самую вершину общественной лестницы, но редко долго
461
на ней удерживаются — для этого у них не хватает серьезности и постоянства. Нельзя не отметить, что в своей практической деятельности они далеко не всегда , отличаются моральной щепетильностью: по свойственному им легкомыслию они у просто проглядывают границу между дозволенным и запретным, а, самое глав- / ное, их бурный темперамент просто не позволяет им все время удерживаться в уз-/ ких рамках законности и морали. Мы иногда видим представителей этого типа запутавшимися в крупных мошенничествах, в которые их увлекает не находящая в обычных условиях достаточного применения кипучая энергия, развивающая у них неутомимую жажду приключений и страсть к рискованным предприятия^. Чаще, однако, мы встречаемся с более невинной склонностью ко лжи и хвастовству, связывающейся обыкновенно с чрезмерно развитым воображением и проявляющейся в фантастических измышлениях о своем высоком положении и о никогда в действительности не совершавшихся подвигах, а иной раз — просто в рассчитанных на создание сенсации выдумках о каких-нибудь небывало грандиозных событиях (близость к патологическим лгунам).
Группа сравнительно невинных болтунов при наличности более резко выраженного самомнения и некоторой раздражительности образует естественный переход к другой, значительно более неприятной разновидности описываемого типа — к так называемым «несносным спорщикам». Это люди, которые все знают лучше других, чрезвычайно не любят слушать и особенно не терпят возражений, вызывающих у некоторых из них неудержимые гневные вспышки. Переоценивая свое значение, они склонны предъявлять совершенно неосуществимые притязания, а встречая непризнание и противодействие, легко вступают на путь упорной борьбы за свои мнимые права. В этой борьбе они обыкновенно не останавливаются ни перед чем. Выведенные из себя, они совершенно не считаются с правилами общежития, дисциплиной и требованиями закона, ведут себя вызывающе грубо с окружающими, осыпают своих противников всевозможными оскорблениями и бранными словами, искренне не замечая всей непозволительности своего поведения. Часто они начинают совершенно неосновательные судебные процессы, которые иной раз чрезвычайно упорно проводят до самых последних инстанций, постоянно подстегиваемые испытываемым ими противодействием. От настоящих паранойяльных сутяг такие «псевдокверулянты» отличаются все-таки меньшим постоянством, большей мягкостью характера и способностью под влиянием изменившегося настроения от времени до времени приходить к пониманию нелепости своих выходок, а иногда и склонностью к примирению.
Что касается телосложения и физических особенностей описываемых психопатов, то, по-видимому, больше всего среди них «пикников» Кречмера: людей, склонных к полноте, с мягкими чертами лица, здоровым, часто чрезмерным аппетитом и хорошим пищеварением, в пожилые годы легко заболевающих подагрой. Это — субъекты с оживленной, естественной и выразительной мимикой, чаще всего быстрые и подвижные, иногда, однако, несколько склонные к лени и сибаритству, прихотливо переплетающимися у них с большой энергией и активностью.
Циклотимики. Гораздо чаще, чем конституционально-депрессивные и конституционально-возбужденные психопаты, встречаются личности с многократной волнообразной сменой состоянии возбуждения и депрессии. Эти колебания
462
обыкновенно берут начало в возрасте полового созревания, который и в нормальных условиях часто вызывает более или менее значительное нарушение душевного равновесия. Как уже выше было отмечено, часто именно в этом возрасте веселые, живые и жизнерадостные подростки превращаются в меланхоличных, угнетенных и пессимистически настроенных юношей и девушек. Бывает и наоборот: половое созревание вызывает неожиданный расцвет личности, и до того вялый, нелюдимый, неуклюжий и застенчивый ребенок вдруг развертывается в блестящего, энергичного, остроумного и находчивого юношу, обнаруживающего массу ранее скрытых талантов, кружащего головы женщинам и полного самых розовых надежд и широких планов. Далее начинается периодическая смена одних состояний другими, иногда связанная как будто с определенными временами года, чаще всего с весной или осенью. При этом состоянии возбуждения обыкновенно субъективно воспринимаются как периоды полного здоровья и расцвета сил, тогда как приступы депрессии, даже если они слабо выражены, переживаются тяжело и болезненно: сопровождающие их соматические расстройства, а также понижение работоспособности, чувство связанности и безотчетно тоскливое настроение нередко заставляют искать облегчения у врачей. В конце концов, однако, и состояния подъема иной раз теряют свою безоблачно радостную окраску: частые нарушения душевного равновесия утомляют, вызывая чувство внутреннего напряжения и постоянного ожидания новой противоположной фазы; веселое, приподнятое настроение в более позднем возрасте сменяется раздражительно-гневливым, предприимчивость приобретает оттенок агрессивности и т. д. Связанные с чрезмерно богатой эмоциональной жизнью колебания сосудистого равновесия нередко вызывают у психопатов этого рода раннее наступление артериосклероза, развитие которого обыкновенно ведет к углублению патологических особенностей, делает больных менее яркими и придает их психике более ясно выраженный характер ограниченности, а иногда и дементности.
Наличность группы циклотимиков является одним из наиболее важных фактических оснований для произведенного Кречмером выделения циклоидного круга личностей, обнимающего как циркулярных душевнобольных, так и соответствующих психопатов (конституционально-депрессивных, конституционально-возбужденных, циклотимиков и эмотивно-лабильных), равно как и «нормальных» людей родственного склада. В частности, именно у циклотимиков нередко удается наблюдать одновременное сосуществование элементов противоположных настроений, так, например, во время состояния возбуждения в настроении больного можно открыть несомненную примесь грусти, и, наоборот, у депрессивных субъектов — налет юмора, - обстоятельство, побудившее Кречмера выставить положение о так называемой «диатетической» пропорции настроения, заключающейся в том, что в каждом отдельном случае гипоманиакаль-ная и меланхолическая половины циклоидного темперамента смешаны между собой только в различных пропорциях. Мысль о наличии подобного сосуществования в одной личности полярных противоположностей того или иного рода высказывается как Кречмером, так и другими исследователями и по отношению к другим группам психопатов, именно к шизоидам и эпилептоидам.
Эмотивно-лабильные (реактивно-лабильные) психопаты. У некоторых циклотимиков колебания их состояния совершаются чрезвычайно часто, иногда
463
прямо по дням. Такие субъекты больше всего поражают капризной изменчивостью их настроения, как бы безо всякой причины переходящего из одной крайности в другую. Близкое к ним положение занимает группа психопатов, у которых эмоциональная неустойчивость как таковая имеет более самостоятельное значение и занимает более выдающееся место. Эта неустойчивость часто придает их характеру отпечаток чего-то нежного, хрупкого, отчасти детского и] наивного, чему способствует также и их большая внушаемость. По существу/ это большей частью люди веселые, открытые и даже простодушные, однако н£ окружающих часто производящие впечатление капризных недотрог; малейшая неприятность омрачает их душевное расположение и приводит их в глубокие уныние, хотя обыкновенно ненадолго; стоит такому субъекту сообщить какую-нибудь интересную новость или немного польстить его самолюбию, как он ве расцветает, делается снова жизнерадостным, бодрым, энергичным. Почти никогда их настроение не меняется беспричинно, однако поводы для его изменений обыкновенно настолько незначительны, что со стороны эти изменения кажутся совершенно беспричинными: на эмотивно-лабильных могут действовать и дурная погода, и резко сказанное слово, и воспоминание о каком-нибудь печальном событии, и мысль о предстоящем неприятном свидании, и, словом, такая масса совершенно неучитываемых мелочей, что иной раз даже сам больной не в состоянии понять, почему ему стало тоскливо и какая неприятность заставила его удалиться из веселого общества, в котором он только что беззаботно смеялся. Надо добавить, что большей частью у них есть все-таки свои хорошие и дурные дни, причем в хорошие они иной раз очень спокойно переносят даже крупные огорчения и неприятности, тогда как в плохие - почти не выходят из тоскливого угнетения или гневной раздражительности; в некоторых случаях эта раздражительность является даже основной чертой характера такого рода психопатов. Несмотря на известный оттенок легкомыслия и поверхностности, это — люди, способные к глубоким чувствам и привязанностям: они чрезвычайно тяжело — иногда и на долгий срок - переживают всякие сильные душевные потрясения, особенно утрату близких лиц; но и по отношению к другим психическим травмам (катастрофам, переживаниям войны, тюремному заключению) порог их выносливости очень невысок - именно они чаще всего дают так называемые патологические реакции и реактивные психозы. Срок, на который меняется настроение у этой группы личностей, может быть очень различен: наряду со случаями, где настроение меняется несколько раз в течение дня от беззаботного веселья до приступов полного отчаяния, у них же наблюдается и длительное состояние и радости, и тоски, развивающееся всегда, конечно, по тому или другому поводу, при этом длительность эффекта до известной степени оказывается адекватной тому фактору, который вызвал и родил изменение настроения. Надо добавить, что кроме описанных есть эмо-тивно-лабильные личности и несколько иного склада. Мы имеем в виду людей, при обычных условиях ровных и спокойных, может быть, только несколько чересчур мягких, боязливых и тревожных. Они обыкновенно прекрасно уживаются в размеренных рамках хорошо налаженной жизни, но зато чрезвычайно быстро теряются в условиях, требующих находчивости и решительности, очень легко давая патологические реакции на неприятные переживания, хоть сколько-нибудь выводящие их из душевного равновесия.
464
Группа астеников
Понятие нервно-психической «астении» в широком смысле этого слова охватывает целый ряд состояний как врожденных, так и приобретенных. Выделяя «конституциональную астению»2 как одну из форм психопатий, мы, естественно, имеем в виду только те случаи, где явления так называемой раздражительной слабости нервной системы и психики (раздражительность + истощаемость), выдвигаясь на первый план, представляют свойства не нажитые, а врожденные и постоянные. Симптоматология этой формы чрезвычайно изменчива и многообразна. Для удобства рассмотрения мы выделим несколько отдельных групп астеников, однако это выделение надо рассматривать как имеющее лишь условное значение, ибо часто у одного и того же лица можно встретить симптомы, характерные для разных групп.
В наиболее чистом и простом виде симптоматология конституциональной астении представлена у так называемых неврастеников, субъектов, наиболее отличительными чертами которых именно и являются чрезмерная нервно-психическая возбудимость, раздражительность, с одной стороны, и истощаемость, утомляемость - с другой. Помимо того, в симптоматологии этих случаев большую роль играют явления как бы соматического порядка: ощущения в различных частях тела, функциональные нарушения деятельности сердца, желудочно-кишечного аппарата и др.; больные жалуются на головные боли, сердцебиение, бессонницу ночью и сонливость днем, плохой аппетит, поносы, сменяющиеся запорами, половую слабость. Некоторые из них отличаются, кроме того, общей вялостью, отсутствием инициативы, нерешительностью, мнительностью или апатичным или, чаще, равномерно угнетенным настроением. Подобного рода субъекты не способны к длительному усилию и усидчивой работе: последняя быстро начинает им надоедать, появляется чувство усталости, слабости, даже сонливости. Часто страх перед чрезмерностью требующегося от них трудового напряжения уже заранее парализует их волю и делает их неспособными даже приняться за дело. При попытке преодолеть неохоту и отвращение развиваются всякие неприятные ощущения: чувство тяжести в голове, тянущие боли в спине, частые позывы на мочеиспускание и др., а иногда и какое-то особое состояние возбуждения, не позволяющее субъекту долго сидеть на одном месте. Длительное сосредоточение внимания на предмете работы, кроме того, затрудняется тем, что мысли при первой возможности соскальзывают на привычную для такого рода лиц колею - к заботе о своем теле, которое для них сплошь и рядом представляет предмет особого внимания и несовершенство функций которого они чрезвычайно охотно преувеличивают. Опасаясь всевозможных болезней, подобные «ипохондрики» тщательно ищут в своих отправлениях какие-нибудь признаки отклонения от нормы; направляя свое внимание на мельчайшие ощущения своего тела, они против воли расстраивают и без того неправильно действующие у них вегетативные функции, а если к этому присоединяются какие-нибудь добавочные неблагоприятные моменты (тяжелые условия жизни, инфекции, психические травмы), у них легко развиваются и настоящие «неврозы» органов: нервные диспепсии и энтероколиты, сердечные
2 Объем понятия о конституциональной нервности (die konstitutionelle Nervositat), даваемый Шульцем в руководстве Бумке, настолько расплывчат и всеобъемлющ, что едва ли такое толкование может иметь хотя бы какое-либо практическое значение.
465
неврозы и др. В таких случаях мысль о болезни полностью овладевает ипохондриком и гонит его от одного врача к другому, причем каждому он выкладывает массу жалоб на неприятные и болезненные ощущения самого различного рода и в самых различных частях тела.
От описанного типа вялого неврастеника-ипохондрика несколько отличаются субъекты, у которых наряду с той же, а может быть, и еще большей истощае-мостью резко выявляется склонность к увлечению той или иной работой, теми, или другими интересами; это свойство проистекает из второй основной, харак] теризующей их организацию, черты - возбудимости, раздражимости. Эти люди легко усваивают все новое, но, как и только что описанные, совершенно не выдерживают длительного напряжения. В их работе нередко поражает бросающееся в глаза противоречие между удачным началом и очень незначительным объемом общего эффекта — результат наступающего уже через очень короткое вр^мя быстрого падения продуктивности. Вследствие этого им приходится постоянно прерывать работу большими или меньшими периодами отдыха. Как только остывает первое увлечение работой, так тотчас является чувство скуки и потребность к смене впечатлений. Благодаря этому внимание их очень неустойчиво и легко отвлекается, но не потому, что его привлекают к себе все новые и новые впечатления, а потому, что оно устает от сколько-нибудь длительного фиксирования одних и тех же объектов и невольно ищет перемены. Такого рода субъекты чрезвычайно чувствительны ко всяким помехам в работе и часто с большим трудом привыкают к измененным условиям последней. До полной неработоспособности дело, впрочем, почти никогда не доходит: больные работают неправильно, нерегулярно, скачками и вспышками, однако все-таки сохраняют способность давать достаточно полноценные результаты и оставаться полезными членами общества. Такого рода людей часто обвиняют в «лени», называют «лентяями», но это слишком простое и ничего не говорящее объяснение.
Более сложную группу психопатов астенического склада образуют лица, главными чертами которых являются чрезмерная впечатлительность, с одной стороны, и резко выраженное чувство собственной недостаточности - с другой, в большей или меньшей степени присущее, впрочем, всем вообще астеникам. Их нервная слабость проявляется в крайней ранимости к переживаниям, хотя сколько-нибудь выходящим из ряда обычных житейских происшествий. Они падают в обморок при виде крови, не в состоянии присутствовать при самой ничтожной операции, не выносят сколько-нибудь горячих споров и до крайности травматизируются видом необычайных уличных происшествий: несчастных случаев, драк, скандалов и др. Робкие, малодушные, застенчивые, это обыкновенно нежные, тонко чувствующие натуры, страдающие от всякого грубого прикосновения. Многие из них вздрагивают при малейшем шорохе и всякой неожиданности, страдают паническим страхом перед темнотой, боятся некоторых животных, насекомых, не могут выносить резких звуков, не могут видеть без отвращения ряда вещей, не выносят совершенно прикосновения к себе и т. д. Толпа и вообще людское общество их часто утомляет и заставляет искать одиночества. Их мимозоподобность, однако, не является результатом аутистического ухода от жизни, а лишь проявлением чрезмерной чувствительности. Благодаря постоянному травматизированию жизненными впечатлениями преобладающий оттенок настроения у них большей частью пониженный. Так как это обыкновенно люди очень самолюбивые, то осо
466
бенно их угнетает прежде всего сознание, что они не как все, а затем в вытекающая отсюда крайняя неуверенность в себе. Это создает в них чувство внутренней напряженности и тревоги. Если у больных к тому же есть какие-нибудь телесные дефекты, неуклюжая моторика, недостаточно красивое лицо и др. или если они неожиданно попадают в среду, социально выше их стоящую, то их застенчивость легко переходит всякие границы, и у одних развиваются крайняя робость и подозрительность (кажется, что окружающие следят за ним, говорят о нем, критикуют его и смеются над ним), усиливается неловкость, появляется заикание, при ничтожнейшем поводе выступает краска смущения на лице и т. д., другие же, стремясь преодолеть крайне мучительное для них чувство своей слабости и недостаточности, надевают на себя не всегда удающуюся им личину внешней развязности и даже заносчивости, под которой, однако, нетрудно разглядеть того же самого внутренне смущенного и робкого неврастеника. Бичом для подобного рода субъектов являются всякие ответственные выступления перед другими людьми: смущение и страх на экзамене даже хорошо подготовленного юношу иногда приводят в такое замешательство, что развивается полная неспособность вспомнить и связно рассказать то, что требуется (экзаменационный ступор); у ораторов, преподавателей, артистов такого типа каждое выступление на кафедре, трибуне или сцене вызывает тяжелое нервное потрясение, от которого иной раз приходится оправляться в течение нескольких дней. Очень болезненно действуют на таких людей служебные неудачи, как раз именно у них нередкие: при их болезненном самолюбии такие неудачи ведут к резким и несоразмерным вспышкам угнетения и отчаяния. Чрезмерная нервная возбудимость расстраивает обыкновенно у представителей описываемой группы и соматические функции: сон у них чаще всего тревожный, полный кошмарных сновидений, прерываемый острыми приступами страха; нередки кратковременные функциональные расстройства различных органов под влиянием аффективных переживаний (чаще всего страха или замешательства), непорядки в мочеиспускании, нервные рвоты и поносы, резкая потливость и т. д. На почве несоответствия между теми требованиями, которые эти люди предъявляют к себе и к жизни, и тем положением в последней, которое им на самом деле достается, у них иной раз развиваются длительные депрессивные состояния, дающие иногда повод к смешению с циклотимическими депрессиями. Отличием является исключительная зависимость депрессий у конституционально-нервных от внешних влияний, с изменением которых меняется и настроение. Последнее обстоятельство и вообще их эмоциональная неустойчивость, склонность к эмоциональным реакциям сближают этих психопатов также и с эмотивно-лабильными психопатами, от которых их действительно далеко не всегда легко и можно на первый взгляд отграничить. Однако в своей основе это совсем разные люди. В то время как эмотивно-лабильные отличаются чрезвычайным богатством эмоциональных оттенков, причем подвижность их чувств - основное свойство их натуры, эмоции астеников, концентрируясь почти всегда вокруг их личных неудач, их ущемленного самолюбия и их чувства недостаточности, гораздо беднее; их эмоциональная неустойчивость есть лишь частичное проявление их нервной слабости.
Общим свойством всех астеников является раздражительность. Редко кто из них, к какой бы группе он ни относился, не жалуется на приступы гневных вспышек, особенно частых при утомлении, вспышек, иногда ведущих к довольно
467
бурным взрывам, хотя обыкновенно и быстро истощающихся. В некоторых случаях эта особенность настолько выдвигается на первый план, что оказывается самой яркой, характерной и в то же время тяжелой чертой в картине психопатических проявлений астеников. Примером могут служить люди, с одной стороны, самолюбивые, с другой — не обладающие силой воли, выдержкой и работоспособностью, чтобы добиться более или менее видного положения и завоевать себе право на уважение окружающих. Благодаря этому им приходится обыкновенно оказываться в подчиненном положении, терпеть невнимание, обиды, даже унижения от лиц, выше их стоящих, в результате чего у них образуется громадный запас неизжитых мелких психических травм, создающий общий напряженный и окрашенный недовольством тон настроения. Сохраняя внешнюю сдержанность там, где вспышка раздражения могла бы повредить ему самому, такой субъект тем охотнее разряжает накопившееся у него внутреннее недовольство на лицах, от него зависящих, например на своих домашних: робкий и малозаметный в обществе, он иной раз дома оказывается настоящим тираном, хотя и неспособным к проявлению действительной силы даже в гневе и переходящим от приступов неудержимой ярости к плачу и самообвинениям. Наличность раздражительности, как постоянной черты у астеников, заставляет думать, что в некоторых случаях здесь дело может идти уже не о «раздражительной слабости» как таковой, а о наличии в общей сумме нервно-психической астении и «стеничес-кого» (действенного) компонента, иными словами, дело идет уже не о чистом астеническом типе, а о смешанном, сложном.
Последнюю и наиболее сложную группу описываемой психопатии образуют так называемые психастеники. Основными их чертами являются крайняя нерешительность, боязливость и постоянная наклонность к сомнениям. Они чрезвычайно впечатлительны, притом не только к тому, что кругом них в данную минуту происходит, но и еще более к тому, что, по их мнению, может случиться, ко всем тем неприятностям, которые, как они полагают, ожидают их в ближайшем будущем. Таким образом, эмоциональная окраска у психастеников сопровождает мир представлений о будущем еще в большей степени, чем мир непосредственных переживаний и воспоминаний. Только еще возможная опасность или неприятность не менее, а, может быть, и более страшна психастенику, чем непосредственно существующая. Всякая мелочь, всякий пустяк, который психастеник замечает в окружающей жизни, заставляют его думать; целый ряд обыкновенно неприятных ассоциаций возникает в его уме по таким ничтожным поводам, на которые другой человек не обратит никакого внимания. Психастеник очень боязлив и робок, он боится всего, он отступает не только перед действительной опасностью, но и существующей только в его воображении; он боится не только того, чего следует опасаться, нет, он боится даже и того, чего он просто не знает; всякое новое, незнакомое дело, всякая инициатива являются для него источниками мучений; если нет крайности или давления извне, психастеник никогда не решится начать что-нибудь такое, чего он боится или просто не знает. Вообще, принять то или другое решение психастенику крайне трудно, даже в том случае, когда дело касается самого ничтожного обстоятельства. Даже решившись на что-нибудь, начавши уже действовать, психастеник все время сомневается, так ли он поступает, то ли он сделал, что хотел, и эти вечные сомнения, этот всегдашний контроль самого себя делают эту работу и медленной, и мучительной. Сомнения в правильности сде-
468
данного им заставляют психастеника вновь переделывать то, что он только что сделал; недоверие к самому себе, к своим силам заставляет его обращаться к другим или за помощью, или хотя бы за тем, чтобы его успокоили, чтобы ему сказали, что беспокоиться, волноваться нет решительно никаких оснований. Эта склонность искать поддержки у других, это неумение обходиться без посторонней помощи являются также одной из отличительных черт психастенического характера. Прежде всего, конечно, психастеник боится за себя самого, за то будущее, которое его ожидает и которое он рисует себе мрачными красками, боится за свое физическое и психическое здоровье. Не менее сильно боится он за участь своих близких и родных; постоянные тревоги, опасения, беспокойство - вот что наполняет его жизнь; ждать чего-нибудь - а это что-нибудь рисуется ему обыкновенно в черном свете - он положительно не может; всякое ожидание становится ему невыносимо мучительно: вот почему, несмотря на всю свою обычную нерешительность, психастеник оказывается иногда настойчивым и даже нетерпеливым. Он долго не решается, но если уже на что-нибудь решился, то больше не может быть спокоен до тех пор, пока это не будет сделано; беспокоясь сам, он не дает покоя и тем из окружающих, от кого зависит приведение в исполнение задуманного им решения. Психастеник ни на минуту не забывает, что на пути к выполнению его цели может встретиться какая-нибудь помеха; он с трудом переносит назначение срока — в таких случаях он начинает бояться, что не поспеет к назначенному времени; он не будет, например, спокойно спать, если знает, что наутро должен рано встать, хотя, если бы такой необходимости не было, он, вероятно, встал бы так же рано, а спал бы спокойно и крепко. Будучи вообще человеком очень деликатным и чутким, психастеник тем не менее может причинить много неприятностей окружающим; он обыкновенно большой педант, формалист и требует от других того же самого; всякий пустяк, всякое отступление от формы, от раз навсегда принятого порядка тревожит его, и он не только беспокоится, но и сердится, особенно если дело идет о подчиненных ему лицах, а в домашней обстановке самое мелочное нарушение его привычек выводит его из равновесия и раздражает. Как и все психопаты астенического склада, психастеники обыкновенно люди конфузливые и застенчивые, сознание, что они являются предметом внимания, для них чрезвычайно мучительно. Благодаря своей стеснительности психастеник часто боится сделать то, что считает необходимым: ему сделали что-нибудь хорошее — он не решается поблагодарить; ему делают неподходящее предложение - он не решается его отклонить; ему должны заплатить деньги — он боится их потребовать. «Я часто лгу из боязливости, — говорил один больной Гартенберга (Hartenberg), — потому, что не смею сказать то, что я думаю». Психастеник всегда не энергичен, не активен, бездеятелен, это — не человек дела, а мечтатель и фантазер. Большей частью он не любит физического труда, очень неловок и с большим трудом привыкает к ручной работе. Вообще, психастеник является человеком, не приспособленным к жизни, непригодным для борьбы за существование, ему нужна упрощенная жизнь, тепличная обстановка. Одной из чрезвычайно характерных черт психастеника является склонность его к самоанализу: собственная психика является для него как бы театром, где разыгрывается сцена какой-то идеологической комедии, на представлении которой он сам присутствует в качестве далеко не безучастного зрителя. Непосредственное чувство малодоступно психастенику, и беззаботное веселье редко является его уделом. Он часто предается всевозможным размышлениям чисто от
469
влеченного характера, часто ставит себе те или иные вопросы общего свойства, не имеющие к нему прямого отношения, и непременно старается найти на них ответы. Мысленно в своих мечтах психастеник способен пережить многое, но от участия в реальной действительности он всячески старается уклониться. «Любить, мечтать, чувствовать, учиться и понимать - я могу все, лишь бы меня только освободили от необходимости действовать», — говорит психастеник Амиэлъ (Amiel), оставивший после себя чрезвычайно ценный документ в виде громадного дневника всей своей жизни. Своеобразной особенностью психастеников является, по-видимому, представляющая результат их неуверенности в себе потребность все снова и снова вызывать в сознании отдельные более всего тревожащие их мысли и образы с целью проверки, не сделано ли каких-нибудь упущений и не грозит ли какая-нибудь беда и неприятность. В дальнейшем это часто ведет к застреванию таких представлений в сознании уже против воли психастеника и к образованию так называемых навязчивых представлений и страхов.
Заканчивая описание различных типов конституциональной астении, мы должны еще раз подчеркнуть, что это - не отдельные психопатические формы, а лишь разновидности, вырастающие из одной и той же конституциональной основы и в действительности большей частью переплетающиеся друг с другом в своей симптоматологии. Этому соответствует также то обстоятельство, что соматически у большинства астенических личностей мы встречаемся с рядом общих особенностей. По телосложению их чаще всего приходится причислять к так называемому астеническому или лептозомному типу Кречмера, а со стороны нервной соматики у них почти во всех случаях обнаруживаются признаки недостаточности — в смысле ли прямой слабости или чрезмерной возбудимости — тех отделов нервной системы, которые регулируют рефлекторную деятельность вообще и функции так называемой вегетативной нервной системы в частности.
Высказывались предположения, что одни группы «нервных» личностей надо относить к ваготоникам, другие к симпатикотоникам; в действительности симптомы ваго- и симпатикотонии у одних и тех же лиц обыкновенно переплетаются в такие неразделимые и запутанные сочетания, что говорить о преобладании той или другой у астеников разных групп вряд ли целесообразно. У всех описанных нами видов этой психопатии мы обыкновенно встречаемся с повышением сухожильных рефлексов, с повышенной возбудимостью вазомоторов, с легко возникающим при малейшем волнении тремором, с уже отмеченной выше склонностью к возникновению функциональных расстройств таких органов, как сердце (так называемые неврозы сердца), пищеварительный аппарат, мочеполовая система и др. Нередки у них и такие «судорожные» расстройства, как тики и заикания. Наконец, астеники часто дают комбинации с так называемыми аллергическими реакциями.
Чрезвычайно было бы интересно и важно установить причинное взаимоотношение между соматикой и психическими переживаниями «конституционального неврастеника»: зависит ли одно явление от другого, причем в одном случае все дело в соматике, а в другом — в психике; являются ли оба явления общим одновременным следствием расстройства деятельности какого-то участка центральной нервной системы; устанавливается ли между обоими рядами взаимно усиливающая патологические явления зависимость, так называемый circulus oiciosus —
470
вот те постоянные вопросы, которые в таких случаях ставятся, но на которые, к сожалению, нет пока ответа.
Группа шизоидов
Термин «шизоид» введен в психиатрию Кречмером и употребляется последним для обозначения психопатических личностей, по своим конституциональным особенностям и чертам характера близким к шизофреникам.
Чрезмерно широкая схема шизоидной психопатии, построенная Кречмером, позволяет, однако, ему и его последователям включать в ее рамки не одну, а целый ряд более или менее отличных друг от друга групп психопатов. Мы предпочитаем оставить это название только за той частью шизоидов Кречмера, в психике которых есть сходство с тем, что мы — при других условиях развития — привыкли наблюдать при шизофрении как в форме прогредиентной; здесь — в психопатии — эти черты характера оказываются не нажитыми, как в процессе, а врожденными, постоянными.
Больше всего шизоидов характеризуют следующие особенности: аутистическая оторванность от внешнего, реального мира, отсутствие внутреннего единства и последовательности во всей сумме психики и причудливая парадоксальность эмоциональной жизни и поведения. Они обыкновенно импонируют как люди странные и непонятные, от которых не знаешь, чего ждать. Уже сама манера держать себя, движения, жесты шизоидов нередко производят впечатление большого своеобразия. Общей чертой моторики шизоидов надо считать отсутствие естественности, гармоничности и эластичности. Обыкновенно они обращают на себя внимание тугоподвижностью и угловатостью движений, отсутствием плавных и постепенных переходов между ними, причем у одних, кроме того, бросается в глаза манерность и вычурность, у других - стремление к стилизации и, наконец, у третьих — просто крайнее однообразие и скудность движений. Есть шизоиды, никогда не бывшие на военной службе, но поражающие своей почти военной выправкой; эта выправка у них доходит до того, что они кажутся деревянными, вроде кукол, двигающихся на шарнирах. У многих можно отметить привычные гримасы, судорожно стереотипные движения, иногда принимающие форму настоящих тиков. Особенно много своеобразия в их походке: одни ходят, не сгибая колен, другие - как бы подпрыгивая, третьи - волочат ноги при ходьбе и т. д. Большой и интересный материал для изучения шизоидной моторики доставляет почерк - то с особым наклоном букв, то со своеобразным их начертанием, со склонностью ко всевозможным завиткам, с неравномерностью отдельных букв и т. д. Обращает на себя внимание и речь больных, начиная с таких внешних ее моментов, как интонация, ударения и пр., и кончая ее грамматическим и логическим построением. У такого рода субъектов иной раз бросается в глаза несоответствие между содержанием речи, интонацией и сопровождающими ее мимикой и жестами. В построении речи у одних преобладают изысканность, напыщенность, витиеватость и патетичность, у других, наоборот, монотонность, невыразительность, стереотипность, отсутствие модуляций. О содержании шизоидной психики говорить вообще очень трудно, во всяком случае поведение шизоидов не дает о нем никакого представления. Вспомним слова
471
Кречмера, что «многие шизоидные люди подобны лишенным украшений римским домам, виллам, ставни которых закрыты от яркого солнца; однако в сумерках их внутренних покоев справляются пиры». Очень важно помнить, что большинство шизоидов — люди, очень своеобразно, не по-обычному приспособляющиеся к действительности. О том, что происходит кругом них, о ситуации, в которой они находятся, шизоиды обыкновенно имеют чрезвычайно субъективное и неточное представление. Окружающий мир как будто отражается для них в кривом зеркале: все отдельные его части шизоид видит отчетливо, но отношения и пропорции между этими частями в его представлении почти всегда искажены. Особенно трудно шизоиду проникнуть в душевный мир других людей, гораздо труднее, чем, наоборот, быть понятым ими: это зависит, между прочим, от отсутствия у большинства шизоидов того, что Кречмер называет «аффективным резонансом» к чужим переживаниям. У них часто можно обнаружить тонкое эстетическое чувство, большой пафос и способность к самопожертвованию в вопросах принципиальных и общечеловеческих, они, наконец, могут проявлять много чувствительности и по отношению к людям, ими воображаемым, но понять горе и радость людей реальных, их окружающих, им труднее всего. Их эмоциональная жизнь вообще имеет очень сложное строение; аффективные разряды протекают у них не по наиболее обычным и естественным путям, а должны преодолевать целый ряд внутренних противодействий, причем самые простые душевные движения, вступая в чрезвычайно запутанные и причудливые ассоциативные сочетания со следами прежних переживаний, могут подвергнуться совершенно непонятным на первый взгляд извращениям. Благодаря этому шизоид, будучи отчужден от действительности, в то же время находится в постоянном и непримиримом внутреннем конфликте с самим собой. Может быть, это и служит причиной того, что непрерывно накапливающееся, но большей частью сдерживаемое шизоидом внутреннее напряжение от времени до времени находит себе исход в совершенно неожиданных аффективных разрядах. Таким образом, раздражительность некоторых шизоидов оказывается в противоречии к их эмоциональной жизни, противоречии, всегда держащем их в состоянии неприятного напряжения. Принято говорить о душевной холодности шизоидов. Как видно из изложенного, это положение нельзя принимать без оговорок. Кречмер считает,‘что у большинства шизоидов, только в разных сочетаниях, имеются, несмотря на взаимную полярную противоположность, и гиперэстетические и анестетические элементы; отношение, в котором эти последние смешаны у того или другого лица. Кречмер называет по аналогии с диатетической пропорцией настроений у циклоидов психэстетической пропорцией. Таким образом, по Кре-чмеру, у мимозоподобных гиперэстетиков чувствительность соединяется с известной отчужденностью от людей, в эмоциональной тупости холодных анестетиков почти всегда заметен какой-то налет раздражительности и ранимости.
Эмоциональной дисгармонии шизоидов нередко соответствует и чрезвычайно неправильное течение у них интеллектуальных процессов. И здесь их больше всего характеризует отрешенность от действительности и власть, приобретаемая над их психикой словами и формулами. Отсюда - склонность к нежизненным, формальным построениям, исходящим не из фактов, а из схем, основанных на игре слов и произвольных сочетаниях понятий. Отсюда же у многих из них склонность к символике. Сквозь очки своих схем шизоид обыкновенно и смот
472
рит на действительность. Последняя скорее доставляет ему иллюстрации для уже готовых выводов, чем материал для их построения. То, что не соответствует его представлениям о ней, он вообще обыкновенно игнорирует. Несогласие с очевидностью редко смущает шизоида, и он без всякого смущения называет черное белым, если только этого будут требовать его схемы. Для него типична фраза Гегеля, сказанная последним в ответ на указание несоответствия некоторых его теорий с действительностью: «тем хуже для действительности». Особенно надо подчеркнуть любовь шизоидов к странным, по существу часто несовместимым логическим комбинациям, к сближению понятий, в действительности ничего общего между собой не имеющих. Благодаря этому отпечаток вычурности и парадоксальности, присущих всей личности шизоида, отчетливо сказывается и на его мышлении. Многие шизоиды, кроме того, люди «кривой логики», резонеры в худшем смысле этого слова, не замечающие благодаря отсутствию у них логического чутья самых вопиющих противоречий и самых элементарных логических ошибок в своих рассуждениях.
Внимание шизоидов большей частью резко избирательно и ограничивается иногда лишь узким кругом специально их интересующих проблем, за пределами которого они могут обнаруживать крайнюю «рассеянность». Большинство из них соответственно этому мало отвлекаемы, однако некоторые способны и к очень широкому распределению внимания, если, например, это необходимо для производимой ими работы. Хотя, вообще говоря, шизоиды не внушаемы, даже более - упрямы и негативистичны, однако в отдельных случаях они, подобно шизофреникам, обнаруживают поразительно легкую подчиняемость и легковерие; непонятное соединение упрямства и податливости иногда характеризует их поведение. Воля их большею частью развита и направлена крайне неравномерно и односторонне. Шизоид может целые годы проводить в безразличной пассивной бездеятельности, оставляя в пренебрежении насущнейшие задачи, а с другой стороны, ничтожнейшие цели, как, например, собирание негодных к употреблению почтовых марок, могут поглощать всю его энергию, не оставляя у него времени ни на что другое. В поведении шизоидов вообще обращает на себя внимание непоследовательность и недостаточность связи между отдельными импульсами. Значительную их группу характеризует склонность к чудачествам, неожиданным поступкам и эксцентричным, иной раз кажущимся совершенно нелепыми выходкам. Редко, однако, шизоид чудачит, чтобы обратить на себя внимание, гораздо чаще его странное поведение диктуется ему непосредственными импульсами его не похожей на других природы. Так как у шизоидов обыкновенно отсутствует непосредственное чутье действительности, то и в поступках их нередко можно обнаружить недостаток такта и полное неумение считаться с чужими интересами. В работе они редко следуют чужим указаниям, упрямо делая все так, как им нравится, руководствуясь иной раз чрезвычайно темными и малопонятными соображениями. Некоторые из них вообще оказываются неспособными к регулярной профессиональной деятельности, особенно к службе под чужим началом. Они часто по ничтожным поводам внезапно отказываются от работы, переходят от одной профессии к другой и т. д. Все это чрезвычайно мешает их жизненному успеху и, озлобляя их, еще более усиливает обычно свойственные им замкнутость и подозрительность. Надо добавить, однако, что при наличии интеллектуальной или художественной одаренности и достаточной воз
473
можности проявить свою инициативу и самодеятельность шизоиды способны и к чрезвычайно большим достижениям, особенно ценным именно благодаря их независимости и оригинальности.
Несколько слов об аутизме шизоидов. Он вытекает не только из отсутствия у них «аффективного резонанса» к чужим переживаниям, но и из их внутренней противоречивости и парадоксальности, особенностей, которые делают их совершенно неспособными передать другим то, что они сами чувствуют. От времени до времени и у них, конечно, возникает потребность облегчить себя признанием, поделиться с близким человеком радостью или горем, однако испытываемая ими при этом неспособность высказаться до конца и встречаемое непонимание обыкновенно вызывают еще большую потребность уйти в себя, мимозоподобная замкнутость не от чрезмерной ранимости, а от неспособности найти адекватный способ общения. «Аристократическая» сдержанность, а то и просто чопорность и сухость некоторых шизоидов не всегда является их исконным свойством, в некоторых случаях это — выработанное опытом жизни средство держать других людей на расстоянии во избежание разочарований, которые неизбежны при близком соприкосновении с ними. Отличаясь вообще недоверчивостью и подозрительностью, шизоиды далеко не ко всем людям относятся одинаково: будучи вообще людьми крайностей, не знающими середины, склонными к преувеличениям, они и в своих симпатиях и антипатиях большей частью проявляют капризную избирательность и чрезмерную пристрастность. По-настоящему шизоиды любят все-таки только себя: будучи эгоистами par excellence, они почти всегда держатся чрезвычайно высокого мнения о себе, о своих способностях и редко умеют ценить по-настоящему других людей, даже тех, к кому относятся хорошо.
Социальное значение отдельных групп шизоидов чрезвычайно разнообразно. Так называемые чудаки и оригиналы - люди большей частью безобидные, хотя и малополезные. Таковы некоторые ученые, выбравшие себе какую-нибудь узкую, никому не нужную специальность и ничего не хотящие знать кроме нее, таково большинство коллекционеров, таковы также и субъекты, обращающие на себя внимание странной одеждой, изобретающие особые, часто чрезвычайно своеобразные, диеты, ходящие босиком и пр. Некоторых представителей этой последней группы, может быть, правильнее относить к параноическим личностям. К шизоидам принадлежат и те бродяги, которые выбрали этот образ жизни из неумения и нежелания втиснуть свою оригинальную и с трудом выдерживающую подчинение личность в узкие рамки упорядоченной культурной жизни. Но среди шизоидов можно найти и людей, занимающих позиции на тех вершинах царства идей, в разреженном воздухе которых трудно дышать обыкновенному человеку: сюда относятся утонченные эстеты-художники, творчество которых большей частью формальное, понятное лишь немногим, глубокомысленные метафизики, наконец, талантливые ученые - схематики и гениальные революционеры в науке, благодаря сво-^ ей способности к неожиданным сопоставлениям с бестрепетной отвагой преображающие, иногда до неузнаваемости, лицо той дисциплины, в которой они работают.
Отрицательную социальную роль играют эмоционально-тупые шизоиды. Выше уже было отмечено, что большая или меньшая эмоциональная холодность —
474
общее свойство всех шизоидов; однако можно выделить одну их группу, у которой это свойство выступает на первый план и затемняет все остальные их особенности. Чаще всего это ленивые, вялые, безразличные люди с отсутствием всякого интереса к человеческому обществу, которое вызывает у них скуку или отвращение. Но есть среди них и люди, отличающиеся большой активностью. Эти холодные энергичные натуры иной раз способны к чрезвычайной жестокости не из стремления к причинению мучений, а из безразличия к чужому страданию. Но здесь мы стоим уже на границе, отделяющей шизоидов, с одной стороны, от антисоциальных психопатов, а с другой — от фанатиков.
Нужно отметить еще один факт наличности «противоречий» у шизоидов. Некоторые из них, как бы ни казались оторванными от жизни, ориентируются в элементарных ее соотношениях, например в материальном ее устройстве, лучше, чем кто бы то ни был; в психике этих шизоидов словно две плоскости: одна -низшая, примитивная (наружная), в полной гармонии с реальными соотношениями, другая - высшая (внутренняя), с окружающей действительностью дисгармонирующая и ею не интересующаяся.
Относительно биологической основы шизоидной психопатии можно только строить догадки. По-видимому, несомненно ее генетическое родство с шизофренией, на что указывает и факт частого обнаружения большого количества шизоидных психопатов в семьях несомненных шизофреников. Некоторые немецкие психиатры-генетики, устанавливая наследственную обусловленность шизофрении, предполагают, что шизоидная психопатия представляет собой резко выраженную индивидуальную биологическую вариацию (по Кречмеру, усиление нормальных шизотимических особенностей), в основе которой лежит ген «ши-зоидности»; шизофренией, по их мнению, заболевают только шизоиды, у которых к гену «шизоидности» присоединяется ген «процесса». При всем интересе, возбуждаемом этой красивой схемой, ее, ввиду отсутствия каких бы то ни было опытных подтверждений, нельзя принять пока даже за гипотетическую основу биологического понимания отношений между шизоидной и шизофренией; таким образом, пока приходится ограничиваться одним лишь подтверждением наличности связи между этими двумя группами.
Так как шизофрения часто развивается именно у шизоидов, то естественны довольно значительные трудности дифференцирования шизоидной психопатии от шизофрении. Установление точного момента, когда у шизоида начинается шизофренический процесс, - вещь часто совершенно невозможная, так как явления, характеризующие начало шизофрении, а также и вообще все течение так называемого вялого шизофренического процесса иногда почти неотличимо от особенностей поведения шизоидной личности. Единственным прочным критерием во всех таких случаях надо считать наличие признаков эндогенно обусловленной деградации личности, как бы эти признаки ни были иногда незначительны.
Заканчивая описание шизоидных психопатов, мы считаем необходимым отметить, что многие из них представляют кроме специфических для них особенностей еще и разнообразные астенические черты (Кречмер считает «нервность» одной из характерных черт шизоидов). Особенно много родственного можно при внимательном анализе обнаружить между погруженными в свой внутренний мир тонко чувствующими шизоидами и некоторыми психастениками.
475
Мечтатели, Это — обыкновенно тонко чувствующие, легкоранимые субъекты, со слабой волей, в силу нежности своей психической организации плохо переносящие грубое прикосновение действительной жизни; столкновения с последней заставляют их съеживаться и уходить в себя, они погружаются в свои мечты и в этих мечтах словно компенсируют себя за испытываемые ими неприятности в реальной жизни. Хрупкость нервной организации роднит мечтателей с астениками, а отрешенность от действительности и аутистическое погружение в мечты не дают возможности провести сколько-нибудь резкую границу между ними и шизоидами. Сплошь и рядом это — люди с повышенной самооценкой, недовольные тем положением, которое они заняли в жизни, но неспособные бороться за лучшее. Вялые, «ленивые», бездеятельные — они как бы свысока смотрят на окружающую их действительность и с отвращением выполняют обязанности, возлагаемые на них необходимостью заботиться о материальном существовании. Свободное время заполняют они фантазированием. Главное содержание фантазии — это исполнение их желаний. Люди бедные, малозаметные, они мечтают о богатстве, почестях, высоком звании; робкие и трусливые — о героизмах и подвигах; бесталанные — о замечательных художественных произведениях, ими созданных, открытиях и изобретениях, ими сделанных; некрасивые и отвергаемые - о благах любовных наслаждений. Большинство проявляет при этом мало оригинальности, заимствуя фабулу своих мечтаний из прочитанных книг, из виденных театральных постановок, из запомнившихся обрывков детских сказок и т. д. Есть среди них, однако, и люди, действительно одаренные богатым и оригинальным творческим воображением, — потенциальные поэты и художники, в своих мечтах преображающие убогую действительность в волшебную сказку и обыкновенно упорно скрывающие от окружающих свои грезы. Представители этой последней группы отличаются или хорошей способностью пластического воспроизведения зрительных образов, или богатой выдумкой, а чаще — и тем и другим вместе. У них помимо стремления добиться хотя бы фиктивного удовлетворения своих желаний большую роль играет и непосредственная потребность в фантазировании само по себе, подобно тому, как это имеет место у детей, использующих свое живое и яркое воображение и свою способность перевоплощаться в любую ситуацию исключительно для игры. Мечтатели обыкновенно не делают даже слабых попыток к осуществлению своих мечтаний уже в силу того, что последние находятся в резком несоответствии с условиями действительности. В тех редких случаях, где подобные попытки предпринимаются, им уже в самом начале кладется предел, с одной стороны, слабостью инициатора, а с другой — суровой правдой жизни. Иногда, однако, мечтатели настолько вживаются в свои грезы, что почти начинают верить в их действительность, в результате чего, особенно при наличности соответствующих внешних условий, дело может дойти и до настоящих кратковременных бредовых вспышек или даже развития стойкого бреда. Надо добавить, что фантазеры, использующие свою способность к выдумке для мистифицирования окружающих или даже просто для того, чтобы обратить на себя внимание, относятся не к описываемой группе, а к психопатам типа истериков или псевдологов.
Группа параноиков
Описываемый ниже тип психопатов обозначается как параноический в силу целого ряда, ежели можно так выразиться, историко-клинических соображений. Он
476
действительно очень часто оказывается той психопатической почвой, на которой развивается паранойя как определенно выраженное заболевание далеко от границ нормальной жизни. Однако мы не хотим этим термином связывать себя настолько, чтобы считать совершенно установленным, что паранойя развивается только на этой почве; вполне вероятно и возможно, что и другие родственные психопатии могут быть той основой, на которой при соответствующих условиях вырастает паранойя.
Самым характерным свойством параноиков является их склонность к образованию так называемых сверхценных идей, во власти которых они потом и оказываются; эти идеи заполняют психику параноика и оказывают доминирующее влияние на все его поведение. Самой важной такой сверхценной идеей параноика обычно является мысль об особом значении его собственной личности. Соответственно этому основными чертами психики людей с параноическим характером являются очень большой эгоизм, постоянное самодовольство и чрезмерное самомнение. Это - люди крайне узкие и односторонние: вся окружающая действительность имеет для них значение и интерес лишь постольку, поскольку она касается их личности; все, что не имеет близкого, интимного отношения к его «я», кажется параноику малозаслуживающим внимания, малоинтересным. Всех людей, с которыми ему приходится входить в соприкосновение, он оценивает исключительно по тому отношению, которое они обнаруживают к его деятельности, к его словам; он не прощает ни равнодушия, ни несогласия. Кто не согласен с параноиком, кто думает не так, как он, тот в лучшем случае - просто глупый человек, а в худшем - его личный враг. Параноика не занимают ни наука, ни искусство, ни политика, если он сам не принимает ближайшего участия в разработке соответствующих вопросов, если он сам не является деятелем в этих областях; и наоборот, как бы ни был узок и малозначащ сам по себе тот или иной вопрос, раз им занят параноик, этого уже должно быть достаточно, чтобы этот вопрос получил важность и общее значение. Параноики крайне упорно отстаивают свои мысли, они часто оказываются борцами за ту или иную идею, но тем не менее это все-таки менее всего идейные борцы: им важно, их занимает, что это - их идея, их мысль, дальнейшее их мало интересует. Параноики страдают недостатком критической способности, но это.т недостаток очень неравномерно распространяется на различные их суждения. «Обо всем, что не относится до его личности, - говорит В.Ф. Чиж,- параноик может судить правильно, но не может иметь правильных суждений о собственной личности в ее отношении к другим людям; все то, что не имеет непосредственного отношения к его личности, им усваивается и обсуждается правильно; все, что затрагивает его отношение к людям, все, что затрагивает непосредственно его личность, понимается не только ложно, но всегда в определенном смысле». В общем надо сказать, что мышление параноиков — незрелое, неглубокое, по целому ряду особенностей прямо приближающееся к детскому: это мышление не только субъективно, но и резко аффективно окрашенное: правильно только то, что хочется и нравится параноику. У некоторых параноиков мышление, хотя и в меньшей степени, чем у мечтателей, находится в большой зависимости от непомерно развитой и не сдерживаемой критическим отношением и логикой фантазии, но чаще оно в гораздо большей степени определяется их чрезмерной склонностью к резонерству, т. е. к своеобразным построениям, берущим за основание какую-нибудь одностороннюю мысль и приводящим ее до крайних пределов, невзирая на явные несооб
477
разности. В основе резонерских суждений всегда лежит та или иная ошибка суждения самим больным, однако не сознаваемая как в силу его ослепленности аффектом, так и в силу слабости его критики.
Надо добавить, что некоторые параноики любят — свойство, роднящее их с шизоидами, — необычные ассоциативные сочетания, предпочитая либо формально-спекулятивные, либо парадоксальные построения простым и естественным. Это свойство до некоторой степени объясняется стремлением к открытию нового, другим неизвестного, желанием противопоставить себя обычным людям. Будучи, как уже выше отмечено, людьми очень узкими, параноики не отличаются богатством идей: обыкновенно они, ухватившись за несколько понравившихся им мыслей, не могут уже от них освободиться и только пережевывают их дальше на все лады. Что касается эмоциональной жизни параноиков, то уже из всего предыдущего изложения со всей ясностью вытекает, что это — люди односторонних, но сильных аффектов, не только мышление, но все их поступки, вся их деятельность определяются каким-то огромным аффективным напряжением, всегда существующим вокруг переживаний параноика, вокруг его «комплексов», его «сверхценных идей»; излишне добавлять, что в центре всех этих переживаний всегда находится собственная личность параноика. Односторонность параноиков делает их малопонятными и ставит их по отношению к окружающей среде первоначально в состояние отчуждения, а затем и враждебности. Крайний эгоизм и самомнение не оставляют места в их личности для чувств симпатии, для хорошего отношения к людям, активность побуждает их к бесцеремонному отношению к окружающим людям, которыми они пользуются как средством для достижения своих целей; сопротивление, несогласие, борьба, на которые они иногда наталкиваются, вызывают у них и без того присущее им по самой их натуре чувство недоверия, обидчивости, подозрительности. Они неуживчивы и агрессивны: обороняясь, они всегда переходят в нападение и, отражая воображаемые ими обиды, сами, в свою очередь, наносят окружающим гораздо более крупные; таким образом, параноики всегда выходят обидчиками, сами выдавая себя за обиженных. Всякий, кто входит с параноиком в столкновение, кто позволит себе поступать не так, как он хочет этого и требует, становится его врагом; другой причиной враждебных отношений является факт непризнаний со стороны окружающих дарований и превосходства параноика. В каждой мелочи, в каждом поступке они видят оскорбление их личности, нарушение их прав. Таким образом, очень скоро у них оказывается большое количество «врагов», иногда действительных, а большей частью только воображаемых. Все это делает параноика по существу несчастным человеком, не имеющим интимно близких людей, терпящим в жизни одни разочарования. Видя причину своих несчастий в тех или других определенных личностях, параноик считает необходимым долгом своей совести — мстить; он злопамятен, не прощает, не забывает ни одной мелочи. Нельзя позавидовать человеку, которого обстоятельства вовлекают в борьбу с параноиком, этого рода психопаты отличаются способностью к чрезвычайному и длительному волевому напряжению, они упрямы, настойчивы и сосредоточены в своей деятельности; если параноик приходит к какому-нибудь решению, то он ни перед чем не останавливается для того, чтобы привести его в исполнение; жестокость подчас принятого решения не смуща
478
ет его, на него не действуют ни просьба его ближних, ни даже угрозы власть имеющих, да к тому же, будучи убежден в своей правоте, параноик никогда и не спрашивает советов, н? поддается убеждению и не слушает возражений. В борьбе за свои воображаемые права параноик часто проявляет большую находчивость: очень умело отыскивает он себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, бескорыстности, справедливости и иной раз, даже вопреки здравому смыслу, выходит победителем из явно безнадежного столкновения именно благодаря своему упорству и мелочности. Но и потерпев поражение, он не отчаивается, не унывает, не сознает, что он не прав, наоборот» из неудач он черпает силы для дальнейшей борьбы. Надо добавить, что, пока параноик не пришел в стадию открытой вражды с окружающими, он может быть очень полезным работником; на избранном им узком поприще деятельности он будет работать со свойственным ему упорством, систематичностью, аккуратностью и педантизмом, не отвлекаясь никакими посторонними соображениями и интересами. Из родственных групп психопатов значительная часть параноиков имеет много общего с шизоидами, с другой стороны, чрезмерно развитая деятельность незрелой фантазии роднит некоторых параноиков и с мечтателями, от которых они, однако, всегда отличаются своей действенностью, активностью и определенностью.
Фанатики. Этим термином, согласно обычной речи, обозначаются люди, с исключительной страстностью посвящающие всю свою жизнь служению одному делу, одной идее, служению, совершенно не оставляющему в их личности места ни для каких других интересов. Таким образом, фанатики, как и параноики, - люди «сверхценных идей», как и те, крайне односторонние и субъективные. Отличает их от параноиков то, что они обыкновенно не выдвигают так, как последние, на передний план свою личность, а более или менее бескорыстно подчиняют свою деятельность тем или другим идеям общего характера. Центр тяжести их интересов лежит не в самих идеях, а в претворении их в жизнь — результат того, что деятельность интеллекта чаще всего отступает у них на второй план по сравнению с движимой глубоким, неистощимым аффектом волей. Правда, среди фанатиков встречаются и высокоодаренные субъекты, но большинство их все-таки люди неумные, ограниченные. Их мировоззрение не отличается сложностью: оно состоит из небольшого количества идей, чаще всего заимствованных, но благодаря своей сильной аффективной окраске глубоко сросшихся со всей их личностью и, раз они усвоены, не подвергающихся изменению до самой смерти их носителей. Будучи страстно к ним привязаны или по привычке, или в результате каких-нибудь случайных, но оставивших более или менее глубокий след в их личности аффективных переживаний, фанатики совершенно не испытывают потребности в логическом обосновании этих идей, заменяя последнее отвергающей всякие доказательства верой в то, что им хочется (quod volumus, credimus).
Аффекты фанатиков, так же как и их идеи, не отличаются богатством. Это — люди не только одной идеи, но и одной страсти. Будучи большей частью лишенными грубой корысти и такого неприкрытого и всепоглощающего эгоизма, как это мы видели у параноиков, фанатики, однако, редко оказываются способными проявлять душевную теплоту по отношению к отдельным людям. Последние обыкновенно являются для них лишь орудием, при помощи которого они стремятся достиг
479
нуть поставленных ими себе целей. Поэтому в личных отношениях они чаще всего или безразлично холодны, или требовательно-строги. Человеческое горе их не трогает, и бездушная жестокость составляет нередко их свойство. Fiat justitia, pereat mundus — вот основной принцип их жизненной установки. Главная сила фанатиков заключается в их несокрушимой воле, которая помогает им без колебания проводить то, что они считают нужным. К голосу убеждения они глухи, вся их страстная, но несложная аффективность находится целиком на службе их веры, а сопротивление и преследования только закаливают их. Железная воля и делает фанатиков опасными для общества. Психиатрам приходится встречаться с ними главным образом как с вождями религиозных течений и сект. Нередко под их руководством совершались изуверские дела и чудовищные преступления: самоистязание, пытки, мучительства, убийства. Русская действительность знала людские жертвоприношения, коллективное самосожжение и самопогребение и другие не менее страшные дела. Жизненный путь фанатика определяется его внутренним существом: это человек борьбы, редко обходящийся без столкновений с действительностью. Отсутствие у него гибкости и приспособляемости легко приводит его к конфликту с законом и общественным порядком, поэтому одним из этапов его карьеры часто оказывается пребывание в тюрьме или в психиатрической больнице.
Необходимо прибавить, что чистые представители описанного выше типа встречаются нечасто. Действительная жизнь в гораздо большей степени дает смешанные формы, сближающие фанатиков, с одной стороны, с параноиками, а с другой — с эпилептоидами. Не всегда легко провести отграничение групп фанатиков и от шизоидов и мечтателей. Переходные формы в эту сторону изобилуют таким богатством оттенков, что в ряде случаев, как это ни кажется парадоксальным, приходится говорить о «мягких», «вялых» фанатиках. Таковы, например, люди, делающие из какой-нибудь узкой мысли или даже гигиенического правила (например, из принципа вегетарианства) вопрос миросозерцания. В подобных случаях мы иногда встречаемся с таким положением, что фанатически преданный своей идее психопат не находит, однако, в себе достаточно силы для борьбы за присоединение к ней других людей, а довольствуется осуществлением ее исключительно в собственной жизни.
Здесь же, быть может, следует упомянуть и о довольно многочисленной группе, если только можно так выразиться, фанатиков чувства. К ним чаще всего относятся восторженные приверженцы религиозных сект, служащие фанатикам-вождям слепым орудием для осуществления их задач. Тщательное изучение таких легко внушаемых и быстро попадающих в беспрекословное подчинение людям с сильной волей лиц Шоказывает, что они часто почти не имеют представления о том, за что борются и к чему стремятся. Сверхценная идея превращается у них целиком в экстатическое переживание преданности вождю и самопожертвования во имя часто им совершенно непонятного дела. Подобная замена (отодвигание на задний план) сверхценной идеи соответствующим ей аффектом наблюдается не только в области фанатизма и религиозного изуверства, но является также характерной особенностью, например, некоторых ревнивцев, ревнующих не благодаря наличию мысли о возможности измены, а исключительно вследствие наличности неотступно владеющего ими беспредметного чувства ревности. Подобное же положение мы имеем у некоторых конституционально-нервных и пси-
480
хастеников, для которых таким «сверхценным аффектом» без определенной проекции является присоединяющееся решительно ко всему происходящему кругом чувство страха. Этих находящихся в исключительной власти одного аффекта людей, по аналогии с терминологией Циена (Ziehen), можно называть экноиками.
Группа эпилептоидов
Уже в самом названии «эпилептоидная психопатия» заложена мысль о том, что этим термином должны обозначаться те непрогредиентные конституциональные формы, которые находятся в таком же отношении к эпилепсии, как шизоидная психопатия к шизофрении. Самыми характерными свойствами этого типа психопатов мы считаем: во-первых, крайнюю раздражительность, доходящую до приступов неудержимой ярости, во-вторых, приступы расстройства настроения (с характером тоски, страха, гнева) и, в-третьих, определенно выраженные, так называемые моральные дефекты (антисоциальные установки). Обычно это люди очень активные, односторонние, напряженно-деятельные, страстные любители сильных ощущений, очень настойчивые и даже упрямые. Та или другая мысль надолго застревает в их сознании; можно определенно говорить о склонности эпилептоидов к сверхценным идеям. Их аффективная установка почти всегда имеет несколько неприятный, окрашенный плохо скрываемой злобностью оттенок, на общем фоне которого от времени до времени иной раз по ничтожному поводу развиваются бурные вспышки неудержимого гнева, ведущие к опасным насильственным действиям. Обыкновенно подобного рода психопаты очень нетерпеливы, крайне нетерпимы к мнению окружающих и совершенно не выносят противоречий. Если к этому прибавить большое себялюбие и эгоизм, чрезвычайную требовательность и нежелание считаться с чьими бы то ни было интересами, кроме своих собственных, то станет понятно, что поводов для столкновений с окружающими у эпилептоидов всегда много. Даже тогда, когда их нет вовсе, эпилептоиду ничего не стоит их выдумать, только для того, чтобы разрядить неудержимо накипающее у него временами чувство беспредметного раздражения. Он подозрителен, обидчив, мелочно придирчив. Все он готов критиковать, всюду видит непорядки, исправления которых ему обязательно надо добиться. В семейной жизни эпилептоиды обыкновенно несносные тираны, устраивающие скандалы из-за опоздавшего на несколько минут обеда, подгоревшего кушанья, плохой отметки у сына или дочери, позднего их возвращения домой, сделанной женой без их спроса покупки и т. п. Постоянно делают они домашним всевозможные замечания, мельчайшую провинность возводят в крупную вину и ни одного проступка не оставляют без наказания. Они всегда требуют покорности и подчинения себе и, наоборот, сами совершенно не выносят повелительного тона у других, пренебрежительного к себе отношения, замечаний и выговора. С детства непослушные, они часто всю жизнь проводят в борьбе с кажущимся им ограничением их самостоятельности, борьбе, которая им кажется борьбой за справедливость. Неуживчивость эпилептоидов доходит до того, что многие из них принуждены всю жизнь проводить в скитаниях, с одной стороны, благодаря их страсти во все вмешиваться, а с другой, и больше всего, из-за абсолютной неспособности сколько-нибудь продолжительное время сохранять мирные отношения с сослуживцами, с начальством, с соседями.
16-	Психология индивидуальных различий
481
Очень важно подчеркнуть чрезвычайно характерную для эпилептоидов склонность к эпизодически развивающимся расстройствам настроения, расстройствам, могущим возникать как спонтанно, как бы без всякой видимой причины, так и реактивно — под влиянием тех или других неприятных переживаний. То, что отличает подобные расстройства от депрессивных состояний всякого другого рода, - это почти постоянная наличность в них трех основных компонентов: злобности, тоски и страха. Подобные расстройства настроения могут продолжаться недолго, но могут и затягиваться на день или даже на несколько дней, и именно на эти-то дни и падают наиболее бурные и безрассудные вспышки эпилептоидов.
Несмотря на свою необузданность, эпилептоиды всегда остаются людьми очень узкими, односторонними и не способными хотя бы на мгновение отрешиться от своих эгоистических интересов, полностью определяющих их в общем всегда очень напряженную деятельность. Их аффективность лишена богатства оттенков и определяется преимущественно постоянно имеющейся у них в наличии агрессивностью по отношению к окружающим людям. Чувство симпатии и сострадания, способность вчувствоваться в чужие переживания им недоступны. Отсутствие этих чувств в соединении с крайним эгоизмом и злобностью делает их морально неполноценными и способными на действия, далеко выходящие не только за рамки приемлемого в нормальных условиях общежития, но и за границы, определяемые уголовным законом. Особенно часто они сталкиваются с последним из-за склонности их к насильственным актам, попадая под суд по обвинению в убийстве или нанесении тяжелых ран. Более невинное значение имеет их склонность к скандалам, особенно часто проявляемая ими под влиянием алкоголя, который, как правило, они обыкновенно плохо переносят, давая довольно часто вспышки так называемого патологического опьянения.
Эпилептоиды, как достаточно ясно из предыдущего, — люди инстинктов и примитивных влечений. Страстные и неудержимые, они ни в чем не знают меры: ни в безумной храбрости, ни в актах жестокости, ни в проявлениях любовной страсти. В их рядах мы часто встречаем азартных игроков, пьяниц-дипсоманов и лиц, страдающих периодическими приступами неудержимого стремления к бродяжничеству. Иногда, однако, подобные так называемые импульсивные проявления встречаются и у людей, у которых другие особенности эпилептоид-ной психопатии (злобность, агрессивность) несколько отступают на задний план. Трудно сказать, что является главным дефектом этих импульсивных психопатов, людей инстинктов по преимуществу: чрезмерная ли сила влечений или недостаточная способность к их подавлению. Эта разновидность эпилептоидов дает не меньшее, чем основная группа, число правонарушителей, она поставляет преступников против половой нравственности, мошенников, воров, растратчиков и т. д. Среди них и много так называемых половых психопатов, т. е. лиц, страдающих сексуальной извращенностью. Однако склонность к половым аномалиям того или другого рода есть черта, свойственная многим психопатам, а не одной какой-либо определенной их группы.
Вопрос о эпилептоидной психопатии за последнее время привлекает внимание психиатров на Западе и у нас. Особенно оживленно дебатируется вопрос о существовании и в этой психопатии полярности, подобной той, которую Кречмер описал для шизоидов и циклоидов (психэстетическая и диатетическая пропорции).
482
В то время как часть авторов считают характерными для эпилептоидной психопатии лишь описанные выше симптомы, относя часто встречающиеся у эпилептиков черты психической вялости, педантизма, мелочности, лицемерия не к чертам конституциональной психопатии, а к проявлениям эпилепсии как болезненного процесса (следовательно, к явлениям, сопутствующим уже нажитому слабоумию), другие говорят либо о двух различных группах эпилептоидных психопатов — кроме описанной (антисоциальной) еще о другой, для которой Мауц (Mauz) предложил название «гиперсоциальной» (обстоятельные, аккуратные, исполнительные педанты, скопидомы, ханжи и лицемеры),— либо о наличности у эпилептоидов такой же полярности, как у шизоидов и циклоидов. Дельбрюк (Deldruk), например, утверждает, что черты возбудимости, с одной стороны, и психической вялости — с другой, в большей или меньшей степени присущи всякому эпилептоидному психопату. Только будущие исследования укажут реальные соотношения вещей.
С соматической стороны можно отметить, что значительная часть эпилептоидов отличается своеобразным атлетически-диспластическим телосложением и чрезмерной возбудимостью вазомоторов. В связи с последним обстоятельством у них часто наблюдаются во время вспышек гнева приливы крови к голове. Некоторые психиатры считают определенно возможным говорить, что эпилептоиды оказываются соматически атлетиками, подобно тому как циклоиды - пикниками, а шизоиды -астениками. Мы думаем, что установление и этих положений - дело будущего.
Группа истерических характеров
Благодаря неопределенности самого понятия «истерия» в психиатрической литературе нет полного единодушия в применении термина «истерический» по отношению к психопатическим личностям. Ряд авторов считает даже желательным устранение этого термина из учения о психопатии. Едва ли это целесообразно; выражение «дегенеративная истерия» прочно завоевало себе право гражданства не только в психиатрической, но и в общемедицинской литературе; мы определенно считаем необходимым выделение такой группы.
Главными особенностями психики истеричных являются:
1)	стремление во что бы то ни стало обратить на себя внимание окружающих и 2) отсутствие объективной правды как по отношению к другим, так и к самому себе (искажение реальных соотношений).
Ясперс (Jaspers), объединяя оба эти признака, дает очень короткое и меткое определение той основы, из которой вырастает поведение и характер истеричных,— «стремление казаться больше, чем это на самом деле есть». Исходя из этого определения, Шнейдер предложил заменить название «истеричные» термином «Geltungsbeduftige» — «требующие признания».
Во внешнем облике большинства представителей группы, объединяемой этими свойствами, особенно обращают на себя внимание ходульность, театральность и лживость. Им необходимо, чтобы о них говорили, и для достижения этого они не брезгуют никакими средствами. В благоприятной обстановке, если ему представится соответствующая роль, истерик может и на самом деле «отличиться»: он
483
может произносить блестящие, зажигающие речи, совершать красивые и не требующие длительного напряжения подвиги, часто увлекая за собой толпу; он способен и к актам подлинного самопожертвования, если только убежден, что им любуются и восторгаются. Горе истерической личности в том, что у нее обыкновенно не хватает глубины и содержания для того, чтобы на более или менее продолжительное время привлечь к себе достаточное число поклонников. Их эмоциональная жизнь капризно-неустойчива, чувства поверхностны, привязанности непрочны и интересы неглубоки; воля их не способна к длительному напряжению во имя целей, не обещающих им немедленных лавров и восхищения со стороны окружающих. Часто это - субъекты, не достигшие еще, несмотря иной раз на пожилой возраст, действительно духовной зрелости: их суждения поражают своей противоречивостью, а место логического сопоставления фактов и трезвой оценки действительности занимают беспочвенные выдумки - продукты их детски богатой и необузданной фантазии. Они легко внушаемы, хотя внушаемость эта обыкновенно избирательная и односторонняя — только по отношению к тому, что соответствует их потребности обращать на себя внимание; наоборот, попыткам внушающей терапии они нередко оказывают чрезвычайно упорное сопротивление. При первом знакомстве многие истерики кажутся обворожительными: они могут быть мягки и вкрадчивы, капризная изменчивость их образа мыслей и настроения производит впечатление подкупающей детской простодушной непосредственности, а отсутствие у них прочных убеждений обусловливает легкую их уступчивость в вопросах принципиальных. Обыкновенно только постепенно вскрываются их отрицательные черты, и прежде всего неестественность и фальшивость. Каждый поступок, каждый жест, каждое движение рассчитаны на зрителя, на эффект: дома в своей семье они держат себя иначе, чем при посторонних; всякий раз как меняется окружающая обстановка, меняется их нравственный и умственный облик. Они непременно хотят быть оригинальными, и так как это редко удается им в области положительной, творческой деятельности, то они хватаются за любое средство, подвертывающееся под руку, будь то даже возможность привлечь к себе внимание необычными явлениями какой-нибудь болезни. Отсюда - сцены припадков и обмороков, загадочные колебания температуры, продолжительные отказы от пищи с тайной едой по ночам, причинение себе всевозможных повреждений, которые затем выдаются за сами собой появившиеся, и т. д. Часто разыгрывают они из себя обиженных и несчастных: им ничего не стоит безо всякого основания обвинить, например, лечившего их врача, с которым приходилось оставаться наедине, в покушении на изнасилование и даже в самом изнасиловании. В таких случаях охотно изображаются сцены крайнего отчаяния и делаются театральные попытки на самоубийство, так рассчитанные, чтобы последнее заведомо не могло удаться. Чтобы произвести впечатление, они готовы противоречить общепринятым воззрениям, хвалить или любить то, что никому не нравится, что даже всем противно, с крайним упорством защищая при этом свои необыкновенные взгляды, мысли и вкусы. Боясь быть опереженными кем-нибудь в задуманном ими эффекте, истеричные обычно завистливы и ревнивы. Если в какой-нибудь области истерику приходится столкнуться с соперником, то он не пропустит самого ничтожного повода, чтобы унизить последнего и показать ему свое превосходство. Своих ошибок истерики не сознают никогда; если что и происходит не так, как бы нужно было, то всегда не по их вине. Чего они не выносят, это равнодушия или пренебреже
484
ния, им они всегда предпочтут неприязнь и даже ненависть. По отношению к тем, кто возбудил их неудовольствие, они злопамятны и мстительны. Будучи неистощимы и неразборчивы в средствах, они лучше всего чувствуют себя в атмосфере скандалов, сплетен и дрязг. В общем они ищут легкой привольной жизни и если иногда проявляют упорство, то только для того, чтобы обратить на себя внимание.
Духовная незрелость истерической личности, не давая ей возможности добиться осуществления своих притязаний путем воспитания и развертывания действительно имеющихся у нее способностей, толкает ее на путь неразборчивого использования всех средств воздействия на окружающих людей, лишь бы какой угодно ценой добиться привилегированного положения. Некоторые авторы особенно подчеркивают инфантильное строение эмоциональной жизни истериков, считая его причиной не только крайней поверхностности их эмоций, но и часто недостаточной их выносливости по отношению к травматизирующим переживаниям. Надо только отметить, что и в области реакции на психические травмы нарочитое и выдуманное часто заслоняет у истериков непосредственные следствия душевного потрясения,
В балансе психической жизни людей с истерическим характером внешние впечатления — разумея это слово в самом широком смысле — играют очень большую, быть может, первенствующую роль: человек с истерическим складом психики не углублен в свои внутренние переживания (как это делает хотя бы психастеник), он ни на одну минуту не забывает происходящего кругом, но его реакция на окружающее является крайне своеобразной и прежде всего избирательной. В то время как одни вещи воспринимаются чрезвычайно отчетливо, чрезвычайно тонко и остро, кроме того, фиксируются даже надолго в сознании в виде очень ярких образов и представлений, другие совершенно игнорируются, не оставляют решительно никакого следа в психике и позднее совершенно не вспоминаются. Внешний, реальный мир для человека с истерической психикой приобретает своеобразные, причудливые очертания; объективный критерий для него утрачен, и это часто дает повод окружающим обвинить истеричного в лучшем случае во лжи и притворстве. Границы, которые устанавливаются для человека с нормальной психикой пространством, с одной стороны, и временем — с другой, не существуют для истеричного; он не связан ими. То, что было вчера или нынче, может казаться ему бывшим десять лет назад, и наоборот. И не только относительно внешнего мира неправильно осведомлен истеричный; точно так же осведомлен он относительно всех тех процессов, которые происходят в его собственном организме, в его собственной психике. В то время как одни из его переживаний совершенно ускользают от него самого, другие, напротив, оцениваются чрезвычайно тонко. Благодаря яркости одних образов и представлений и бледности других человек с истерическим складом психики сплошь и рядом не делает разницы или, вернее говоря, не в состоянии сделать таковой между фантазией и действительностью, между виденным и только что пришедшим ему в голову, между имевшим место наяву и виденным во сне; некоторые мысленные образы настолько ярки, что превращаются в ощущения, другие же, напротив, только с большим трудом возникают в сознании. Лица с истерическим характером, так сказать, эмансипируются от фактов. Крайне тонко и остро воспринимая одно, истерик оказывается совершенно нечувствительным к другому; добрый, мягкий, даже любящий в одном слу
485
чае, он обнаруживает полнейшее равнодушие, крайний эгоизм, а иногда и жестокость — в другом; гордый и высокомерный, он подчас готов на всевозможные унижения; неуступчивый, упрямый, вплоть до негативизма, он становится в иных случаях согласным на все, послушным, готовым подчиниться чему угодно; бессильный и слабый проявляет энергию, настойчивость, выносливость в том случае, когда этого потребуют от него законы, господствующие в его психике. Эти законы все же существуют, хотя бы мы их и не знали, хотя бы проявления психики истеричных были бы так разнообразны и калейдоскопичны, что было бы правильнее думать не о закономерности явлений, а о полной анархии.
Патологические лгуны. Если потребность привлекать к себе внимание и ослеплять других людей блеском своей личности соединяется, с одной стороны, с чрезмерно возбудимой, богатой и незрелой фантазией, а с другой - с более резко, чем у истериков, выраженными моральными дефектами, то возникает картина той психопатии, которую Дельбрюк (Delbriick) называл pseudologia phantastica, Дюпре (Dupre) — мифоманией и представителей которой Крепелин грубее и правильнее обозначает как «лгунов и плутов». Чаще всего это люди, которым нельзя отказать в способностях. Они сообразительны, находчивы, быстро усваивают все новое, владеют даром речи и умеют использовать для своих целей всякое знание и всякую способность, какими только обладают. Они могут казаться широкообразованными, даже учеными, обладая только поверхностным запасом сведений, нахватанных из энциклопедических словарей и популярных брошюр. Некоторые из них обладают кое-какими художественными и поэтическими наклонностями, пишут стихи, рисуют, занимаются музыкой, питают страсть к театру. Быстро завязывая знакомства, они хорошо приспособляются к людям и легко приобретают их доверие. Они умеют держаться с достоинством, ловки, часто изящны, очень заботятся о своей внешности и о впечатлении, ими производимом на окружающих: нередко щегольской костюм представляет единственную собственность подобного психопата.
Важно то, что, обладая недурными способностями, эти люди редко обнаруживают подлинный интерес к чему-нибудь, кроме своей личности, и страдают полным отсутствием прилежания и выдержки. Они поверхностны, не могут принудить себя к длительному напряжению, легко отвлекаются, разбрасываются. Их духовные интересы мелки, а работа, которая требует упорства, аккуратности и тщательности, тем самым производит на них отталкивающее действие.
«Их мышлению, — говорит Крепелин, — не хватает планомерности, порядка и связности, суждениям — зрелости и обстоятельности, а всему их восприятию жизни — глубины и серьезности». Конечно, нельзя ожидать от них и моральной устойчивости: будучи людьми легкомысленными, они не способны к глубоким переживаниям, капризны в своих привязанностях и обыкновенно не завязывают прочных отношений с людьми. Им чуждо чувство долга, и любят они только самих себя.
Самой роковой их особенностью является неспособность держать в узде свое воображение. При их страсти к рисовке, к пусканию пыли в глаза они совершенно не в состоянии бороться с искушением использовать для этой цели легко у них возникающие богатые деталями и пышно разукрашенные образы фантазии. Отсюда их непреодолимая и часто приносящая им колоссальный вред страсть ко лжи. Лгут
486
они художественно, мастерски, сами увлекаясь своей ложью и почти забывая, что это ложь. Часто они лгут совершенно бессмысленно, без всякого повода, только бы чем-нибудь блеснуть, чем-нибудь поразить воображение собеседника. Чаще всего, конечно, их выдумки касаются их собственной личности: они охотно рассказывают о своем высоком происхождении, своих связях в «сферах», о значительных должностях, которые они занимали и занимают, о своем колоссальном богатстве. При их богатом воображении им ничего не стоит с мельчайшими деталями расписать обстановку несуществующей виллы, им будто бы принадлежащей, даже больше — поехать с сомневающимися и показать им в доказательство истины своих слов под видом своей чью-нибудь чужую виллу и т. д. Но они не всегда ограничиваются только ложью: лишь часть их лгут наивно и невинно, как дети, подстегиваемые желанием порисоваться все новыми и новыми возникающими в воображении образами. Большинство извлекает из своей лжи и осязательную пользу.
Таковы многочисленные аферисты, выдающие себя за путешествующих инкогнито значительных людей, таковы шарлатаны, присваивающие себе звание врачей, инженеров и др. и часто успевающие на некоторое время держать окружающих под гипнозом своего обмана, таковы шулеры и подделыватели документов, таковы, наконец, даже многие мелкие уличные жулики, выманивающие у доверчивых людей деньги рассказами о случившемся с ними несчастье, обещаниями при помощи знакомств оказать какую-нибудь важную услугу и др. Их самообладание при этом бывает часто поразительным: они лгут так самоуверенно, не смущаясь ничем, так легко вывертываются, даже когда их припирают к стенке, что невольно вызывают восхищение. Многие не унывают и будучи пойманы. Крепелин рассказывает об одном таком мошеннике, который лежал в клинике на испытании и, возвращаясь по окончании срока последнего в тюрьму, так импонировал своим гордым барс ким видом присланному за ним для сопровождения полицейскому, что заставил последнего услужливо нести свои вещи. Однако в конце концов они отличаются все-таки пониженной устойчивостью по отношению к действию «ударов судьбы»: будучи уличены и не видя уже никакого выхода, они легко приходят в полное отчаяние и тогда совершенно теряют свое достоинство.
Ряд черт роднит психопатов описанного типа с предыдущей группой истериков. Главное отличие в том. что лживость у них заслоняет собой все остальные черты личности. Кроме того, истерики в своих выходках редко переходят границы, определяемые уголовным законом, тогда как с псевдологами часто приходится встречаться и судебным, и тюремным психиатрам.
Гораздо более резкая разница отделяет псевдологов от мечтателей, с которыми они имеют лишь одну общую черту - чрезмерную возбудимость воображения: по очень остроумному определению Кронфельда (Kronfeld), в то время как мечтатель обманывает себя относительно внешнего мира, псевдолог обманывает окружающих относительно себя. То, что последний иногда начинает и сам поддаваться своему обману, представляет только побочный эффект, не лежащий в существе основной тенденции его поведения.
Группа неустойчивых психопатов
Этот термин недостаточно точен и разными психиатрами употребляется не в
487
одинаковом объеме. Мы предпочитаем не расширять чрезмерно его значения и границ и обозначить им только тех душевно неглубоких, слабохарактерных людей, которые легко подпадают под влияние среды, особенно дурной, и, увлекаемые примерами товарищей или нравами, господствующими в их профессиональном окружении (военная среда прежнего времени, литературная богема и др.), спиваются, делаются картежниками, растратчиками, а то и мелкими мошенниками, для того чтобы в конце концов очутиться «на дне». Большей частью это — люди «не холодные» и «не горячие», без больших интересов, без глубоких привязанностей, недурные товарищи, часто очень милые собеседники, люди компанейские, скучающие в одиночестве и обыкновенно берущие пример со своих более ярких приятелей (Milieumenschen). В среде, где не в обычае употребление спиртных напитков, а систематический труд является общей привычкой, они идут в ногу с другими и в общем оказываются нисколько не хуже средних людей, ни в какую сторону не выделяясь из них ни своим умственным уровнем, ни своими интересами и нравственными качествами. Может быть, от времени до времени они вызывают неудовольствие окружающих своей беспорядочностью, неаккуратностью, а особенно ленью. Над ними, как говорится, надо вечно стоять с палкой, их надо понукать, бранить или ободрять, смотря по обстоятельствам. Легко вдохновляющиеся, они легко и остывают, далеко не всегда оканчивая начатое ими дело, особенно если их предоставили себе. Их несчастье — наркотические средства, особенно вино, под влиянием которого они часто делаются неузнаваемыми, как будто кто-то подменил того милого человека, с которым так приятно было иметь дело, когда он был трезв: из доброго, услужливого и уступчивого он делается грубым, дерзким, эгоистичным, даже больше — бессердечным, способным в один день пропить все свое жалованье, на которое семья должна была бы существовать целый месяц, унести из дома и продать последнюю одежду жены и детей и т. д. Протрезвившись, он будет горько раскаиваться в своих поступках, перейдет всякую границу в самообвинениях, но не преминет пожаловаться на случайно сложившиеся обстоятельства, на то, что его, человека с запросами и способностями, «заела среда». Такие люди невольно вызывают сочувствие и желание им помочь, но оказываемое им содействие редко идет впрок: стоит на короткое время предоставить такого человека самому себе, как он уже, оказывается, все спустил, все пропил, проиграл в карты, попал к тому же в какой-нибудь крупный скандал, заразился венерической болезнью и т. д. Только в условиях постоянной опеки, в условиях организованной среды, находясь под давлением сурового жизненного уклада или в руках человека с сильной волей, не выпускающего его из-под наблюдения, может подобного рода психопат существовать благополучно и быть полезным членом общества.
Группа антисоциальных психопатов
В 1835 г. английский психиатр Причард (Prichard) описал как отдельную клиническую форму особую болезнь, которой он дал название moral insanity — «нравственное помешательство», разумея под этими словами клиническую картину, характеризующуюся более или менее изолированным поражением эмоциональной сферы, в противоположность случаям, где на первый план выступает поражение интеллекта — «intellectuale insanity». Последователи Причарда стали, однако, понимать под этим термином не что иное, а именно отсутствие нравственных
488
чувств при более или менее сохраненном интеллекте. Учение о нравственном помешательстве в этом последнем понимании одно время пользовалось общим при знанием и большой популярностью, однако в настоящее время оно определенно принадлежит уже истории. Современная психиатрия не знает такой болезни, как вообще не знает однопредметного помешательства, мономаний.
Однако, несомненно, существуют психопаты, главной, бросающейся в глаза особенностью которых являются резко выраженные моральные дефекты3. Это люди, страдающие частичной эмоциональной тупостью, именно отсутствием социальных эмоций - чувство симпатии к окружающим и сознание долга по отношению к обществу у них обыкновенно полностью отсутствует: у них нет ни чести, ни стыда, они равнодушны к похвале и порицанию, они не могут приспособиться к правилам общежития. Почти всегда это субъекты, во-первых, лживые - не из потребности порисоваться и пофантазировать, а исключительно для маскировки инстинктов и намерений, а во-вторых, ленивые и не способные ни к какому регулярному труду. Искать у них сколько-нибудь выраженных духовных интересов не приходится, зато они отличаются большой любовью к чувственным наслаждениям: почти всегда это лакомки, сластолюбцы, развратники. Чаще всего они не просто «холодны», но и жестоки. Грубые и злые, они очень рано, с детства, обнаруживают себя - сначала своей склонностью к мучительству животных и поразительным отсутствием привязанности к самым близким людям (даже к матери), а затем своим как бы умышленно бесцеремонным нежеланием считаться с самыми минимальными удобствами окружающих. Они способны из-за пустяка плюнуть матери в лицо, начать за столом громко браниться площадной бранью, бить окна, посуду, мебель при самой незначительной ссоре, и все это - не столько вследствие чрезмерного гневного возбуждения, сколько из желания досадить окружающим. Иногда они питают тяжелую злобную ненависть и жажду мести по отношению к тем из близких (чаще всего к отцу), которые стремятся держать их в определенных рамках и проявляют по отношению к ним строгость; в таких случаях дело может дойти и до убийства. Стеснение своей свободы они вообще переносят плохо и поэтому, как правило, рано оставляют дом и семью; при отсутствии привязанности жизнь в домашней обстановке означает для них только ряд несносных ограничений и невозможность развернуть в полной мере свои своеобразные наклонности.
Именно эту группу психопатов имел в виду Ломброзо, когда говорил о прирожденном преступнике4. Преступление — это как раз тот вид деятельности, который больше всего соответствует их наклонности; для преступников этого рода чрезвычайно характерна полная их неисправимость и, как следствие этого, склонность к
3 По отношению к группе антисоциальных психопатов больше, чем по отношению к какой-либо другой из числа выделяемых нами групп, нужно сказать, что, быть может, здесь дело идет не об отдельной, сколько-нибудь самостоятельной группе явлений, а лишь о факте «развития» (см. ниже) одной из более основных конституциональных форм. Крайне заманчиво было бы сократить число этих основных групп, а остальные считать производными; однако, как на это мы уже указывали, пока ни клинические факты, ни их биологическое обоснование этого сделать не позволяют.
4 Выделение этого типа конституциональных психопатов, конечно, не дает никакого права считать всех преступников психопатами: в этом-то и заключалась крупнейшая ошибка — ошибка и клиническая, и просто логическая, сделанная Ломброзо.
489
рецидивам. Часто из них вырабатываются настоящие, убежденные «враги общества», мстящие последнему за те ограничения, которые оно ставит их деятельности; ими постепенно овладевает настоящая страсть к борьбе с законом, опасность которой только разжигает их; преступление начинает привлекать их как любимое дело, развиваются специальные навыки и как последствие чувства обладания своеобразным талантом, известная профессиональная гордость. Однако некоторые из антисоциальных психопатов удерживаются и в рамках общежития — это преимущественно лица из хорошо обеспеченных классов общества, не нуждающиеся в преступлении для того, чтобы удовлетворить свою жажду наслаждений; таковы многие высокостоящие политиканы, не брезгующие для своих узкоэгоистических целей никакими средствами; таковы бездушные матери, не питающие никаких привязанностей к своим детям, преследующие их строгостью и жестокостью и без сожаления бросающие их на попечение нянек. Вообще надо сказать, что описываемая психопатия обнимает очень широкую группу лиц во многом различного склада. Кроме основного типа, отличающегося чертами, близкими к эпилептоидам (люди грубые, жестокие и злобные), среди них встречаются и «холодные», бездушные резонеры, родственные шизоидам субъекты, у которых хорошо действующий рассудок всегда наготове для того, чтобы оправдывать, объяснять их «журные» поступки. Именно в применении к случаям подобного рода старые французские психиатры говорили о folie morale, folie raisonnante, Jolie lucide (delire des actes).
Что касается дифференциального диагноза, то кроме невозможности резкого отграничения этой формы от шизоидов и эпилептоидов, с одной стороны, лгунов и неустойчивых психопатов — с другой, надо упомянуть, что часто чрезвычайно затруднительно бывает решить, имеем ли мы дело с антисоциальным психопатом или с эмоционально-тупым шизофреником (мягкотекущий процесс) без резко выраженных бредовых явлений и спутанности.
Группа конституционально-глупых
Последним заключительным аккордом учения о конституциональных психопатиях является группа людей «конституционально-глупых». Эта группа также находится на границе между психическим здоровьем и психической болезнью; это - люди врожденно ограниченные, от рождения неумные, безо всякой границы, сливающиеся с группой врожденной отсталости (идиотией, олигофренией). Мы не можем здесь заниматься рассмотрением вопроса о причинах, вызывающих к жизни интеллектуальную дефектность этого рода людей. Нашей задачей является только подчеркнуть, что среди конституциональных психопатий (в том смысле и объеме этого термина, какой ему придается в этой работе) надо отвести место и тем лицам, отличительным свойством которых является врожденная умственная недостаточность. Это именно те случаи, оценивая которые как случаи глупости и ограниченности, мы обыкновенно не в состоянии сказать, что здесь нормально и что уже не нормально.
Подобного рода люди иногда хорошо учатся (у них сплошь и рядом хорошая память) не только в средней, но даже и в высшей школе; когда же они вступают в жизнь, когда им приходится применять их знания к действительности, проявлять известную инициативу, они оказываются совершенно бесплодными. Они умеют себя «держать в обществе», говорить о погоде, говорить шаблон
490
ные, банальные вещи, но не проявляют никакой оригинальности (отсюда выражение «Salonblodsinn» — салонное слабоумие)5. Они хорошо справляются с жизнью лишь в определенных, узких, давно установленных рамках домашнего обихода и материального благополучия. С другой стороны, сюда относятся и элементарно-простые, примитивные люди, лишенные духовных запросов, но хорошо справляющиеся с несложными требованиями какого-нибудь ремесла, иногда без больших недоразумений работающие в торговле, даже в администрации.
Одной из отличительных черт конституционально-ограниченных является их большая внушаемость, их постоянная готовность подчиняться голосу большинства, «общественному мнению» («что станет говорить княгиня Марья Алексевно!»); это —люди шаблона, банальности, моды; это тоже люди среды (Milieumenschen), но не совсем в том смысле, как неустойчивые психопаты: там люди идут за ярким примером этой среды, за «пороком», а здесь, напротив, за благонравием. Конституционально-ограниченные психопаты — всегда консерваторы; из естественного чувства самозащиты они держатся за старое, к которому привыкли и к которому приспособились, и боятся всего нового. Это — те «нормальные» люди, о которых Кюльер (Cullere) говорил, что в тот самый день, когда больше не будет полунормальных людей (demifous), цивилизованный мир погибнет, погибнет не от избытка мудрости, а от избытка посредственности. Это те «нормальные» люди, которых Ферри (Fem) сравнивает с готовым платьем из больших магазинов; здесь действует только закон подражания. Как людям с резко выраженной внушаемостью, им близко, им свойственно все «человеческое», все «людские слабости», и прежде всего страх и отчаяние. Они очень легко дают реактивные состояния вслед за соответствующими травмами: острый параноид — после ареста и пребывания в тюрьме, острую депрессию — после потери имущества, острую ипохондрию — после страшного диагноза и т. д.
К конституционально-глупым надо отнести также и тех своеобразных субъектов, которые отличаются большим самомнением и которые с высокопарным торжественным видом изрекают общие места или не имёющие никакого смысла витиеватые фразы, представляющие набор пышных слов без содержания (хороший образец — правда, в шаржированном, карикатурном виде - изречения Козьмы Пруткова). Может быть, здесь же надо упомянуть и о некоторых резонерах, стремление которых иметь о всем свое суждение ведет к грубейшим ошибкам, к высказыванию в качестве истин нелепых сентенций, имеющих в основе игнорирование элементарных логических требований. Нелишне подчеркнуть, что по отношению ко многим видам конституциональной глупости подтверждается изречение знаменитого немецкого психиатра, что они могут, умеют больше, чем знают (mehr konnen, als wissen), в результате чего в грубо элементарной жизни они часто оказываются даже более приспособленными, чем так называемые умные люди 6.
5 Для обозначения того же самого типа Блейлер (Bleuler) пользуется термином «die Unklaren», подчеркивая этим, что этот тип характеризуется не столько бедностью ассоциаций, сколько неясностью понятий. Блейлер считает, что здесь дело идет об отсутствии прочности ассоциативных комплексов, благодаря чему одна и та же идея в разные отрезки времени оказывается в разном ассоциативном окружении без того, однако, чтобы это последнее обстоятельство было уловлено самим пациентом.
6 Блейлер, выделивший эту болезненную форму одним из первых, высказывает утверждение, что этого типа больные — в противоположность обычным олигофренам — именно больше знают, чем умеют. Мы позволяем себе считать это утверждение не соответствующим действительности и оправдывающимся лишь в небольшом ряде случаев.
491
Наконец, нельзя не упомянуть здесь также и об отношении, существующем между психопатией и гениальностью (или высокой одаренностью). Здесь надо исходить из того факта, что в нерезко выраженной форме те или другие психопатические особенности присущи почти всем и «нормальным» людям. Как правило, чем резче выражена индивидуальность, тем ярче становятся и свойственные ей психопатические черты. Немудрено, что среди людей высокоодаренных, с богато развитой эмоциональной жизнью и легко возбудимой фантазией количество несомненных психопатов оказывается довольно значительным. Чтобы правильно оценить это обстоятельство, надо еще помнить, что в создании гениального произведения принимают участие два фактора: среда (эпоха) и творческая личность. Что многие психопаты именно благодаря своим психопатическим особенностям должны быть гораздо более чуткими к запросам эпохи, чем так называемые нормальные люди, после сказанного понятно само собой. Историю интересует только творение, и главным образом те его элементы, которые имеют не личный, индивидуальный, а общий, непреходящий характер. Творческая личность, отступая перед историей на задний план, по своей биологической ценности вовсе не должна обязательно иметь то же положительное значение, какое объективно принадлежит в соответствующей области ее творению. Спор о том, представляет ли гениальная личность явление дегенерации или прогенерации, по существу бесплоден и является в значительной мере результатом незакономерного смещения биологической и социологической точек зрения.
О ТАК НАЗЫВАЕМОМ НОРМАЛЬНОМ ХАРАКТЕРЕ7
Никто... не будет отрицать, что в обычной жизни, в сношениях людей друг с другом громадное значение имеет знание их психологии, знание их индивидуальных особенностей. Это знание имеет и чисто теоретическое, научное значение, и утилитарно-практическое (так называемая психотехника). Мы входим, таким образом, в задачи индивидуальной или дифференциальной психологии. Главным предметом этой психологии является изучение личных особенностей индивидуума, другими словами, изучение тех его свойств и качеств, которым он отличается от других индивидуумов. Наличность этих качеств и свойств накладывает специфический отпечаток на его психику; этими качествами и свойствами он отличается от окружающей среды, от так называемой нормы, от золотой середины. Здесь мы попадаем не только в сферу психологии, но определенно и в сферу патопсихологии. На этом я остановлюсь более подробно и более отчетливо. Когда говорят о «нормальной личности», то сплошь и рядом забывают, что соединение двух таких терминов, как «личность» или «индивидуальность», с одной стороны, и «норма» или «средняя величина» — с другой, такого рода соединение грешит внутренним противоречием; это есть соединение двух по существу совершенно не согласных друг с другом терминов. Слово «личность» именно подчеркивает индивидуальное в противоположность схеме, норме, середине. Решительно то же самое относится и к выражению «нормальный характер». Когда говорят о наличности у кого-либо того или другого определенного характера, то
7 Ганнушкин П.Б. Психиатрия, ее задачи, объем и преподавание (Избранные труды. М., 1964).
492 -
го или другого темперамента, то ведь тем самым, конечно, указывают на известную однобокость его психической организации, тем самым дают понять о наличности в сфере его психики известной дисгармонии, об отсутствии равновесия во взаимоотношении отдельных сторон его душевной деятельности. Ведь если бы мы имели под наблюдением человека с идеально-нормальной психикой, ежели бы, конечно, таковой нашелся, то едва ли бы можно было говорить о наличии у него того или другого «характера». Такого рода человек был бы, конечно, «бесхарактерным» в том смысле, что он всегда действовал бы без предвзятости и внутренние импульсы его деятельности постоянно регулировались бы внешними агентами...
Рибо (Ribot), известный французский психолог, так много посвятивший труда изучению характеров, задается вопросом, следует ли признавать существование характера «умеренного» temperamentum temperatum (термин старых физиологов). «Не является ли такой характер, - говорит Рибо, - лишь идеалом? А если даже и допустить, что действительно встречаются люди, у которых чувства, мысли и действия находятся в полном равновесии, то не есть ли это уничтожение всякого характера, всякого индивидуального оттенка?», другими словами, уничтожение всякой индивидуальности. Такого рода идеальный характер есть, конечно, утопия, фикция, реальные же, действительные характеры именно свидетельствуют об особенностях характера, о своеобразии их носителей. Ясно, что изучение характеров может быть плодотворным только в том случае, если оно выйдет из узких рамок нормальной психологии и будет руководствоваться данными, кроме того, патопсихологии. Все это совершенно ясно уже a priori, но то же самое становится совершенно определенным и незыблемым из данных опыта. Если взять любое описание характеров или темпераментов, хотя бы то, которое сделано знаменитым Кантом, если вдуматься и вчитаться в это описание, если сопоставить его с нашим клиническим опытом, то нужно будет прийти к совершенно определенному выводу, что это описание так называемых нормальных темпераментов до мелочей совпадает с описанием психопатических личностей, взятым из клинической психиатрии; можно сказать даже больше, что правильное понимание этих типов, этих темпераментов сделалось возможным только с тех пор, когда в основу этого понимания была положена психиатрическая точка зрения. Можно, думаю, с достаточной определенностью считать, что изучение характеров, темпераментов — нормальных или патологических, это все равно, здесь сколько-нибудь принципиальной разницы нет - должно вестись при совместной работе психологов и психиатров; эта точка зрения несомненно вытекает из сущности дела; нужно признать, что учение о характерах должно быть предметом дисциплины, находящейся на рубеже между психологией и психиатрией.
К. Леонгард
АКЦЕНТУИРОВАННЫЕ ЛИЧНОСТИ1
Человеческая индивидуальность и акцентуированные личности
...Существуют варианты в характере человеческих реакций на окружающее: существуют люди с более или менее выраженным эгоизмом или альтруизмом, более или менее честолюбивые, более или менее способные к состраданию, более или менее исполненные чувства долга и т. д. Это значит, что в сфере стремлений и склонностей на основании таких вариаций возникают человеческие индивидуальности, которые отличаются друг от друга, но они еще не являются акцентуированными личностями...
Акцентуированные черты характера далеко не так многочисленны, как черты вариантные. Это те же самые черты, но они имеют наклонность перейти в патологию. На тех ступенях, которые еще остаются в пределах нормы, они составляют особенности человека лишь в той степени, в какой они накладывают индивидуальный отпечаток на его личность. Тем не менее у них есть существенная особенность — возможность их превращения в чрезмерные. Можно предполагать, что они существуют и у среднего человека; у каждого человека есть ананкастиче-ская, истерическая или параноидальная черта* 2, однако при незначительной степени эти черты остаются незаметными для окружающих. Если они достигают определенной силы, они накладывают свой отпечаток на личность; при еще большей выраженности они отражаются как помеха на всем складе личности.
Люди, которые могут быть акцентуированными в вышеуказанном смысле слова, еще не являются ненормальными. Думая так, мы должны были бы считать нормой только обычную посредственность и рассматривать любое отклонение от нее как патологию. В результате этого всех людей, не выделенных индивидуальными особенностями, которые явственно отличают их от среднего и общепринятого, пришлось бы исключить из числа нормальных людей. Но они-то как раз и являются теми людьми, которых можно назвать личностями в собственном смысле этого слова, личностями, которые носят на себе отпечаток своеобразия. Тот человек, который не обладает никакими из тех качеств, которые при усилении становятся параноидальными, ананкастическими, истерическими, гипома-ниакальными или субдепрессивными и т. д., без всяких сомнений может считать себя, человека дюжинного, особенно нормальным, но он не является личностью, наделенной индивидуальностью. Оценивая его характер, мы можем признать, что он не склонен развиваться в неблагоприятную сторону. Но столь же мало вероятно, что он как-нибудь отличается в положительную сторону. Акцентуированным же личностям присуща готовность к особенному, т. е. как к социально-положительному, так и к социально-отрицательному развитию. Если некоторые из них предстают перед нами в негативном свете, то это происходит потому, что внешние обстоятельства были неблагоприятными для их характера, хотя в других обстоятельствах они могли бы развиваться в людей, способных на недюжинные поступки.
7 Leonhard К. Akzentuierte Personlichkeiten. Berlin, 1968.
2 Содержательное раскрытие черт см. ниже. - Прим. ред.
494
Ненормальными личностями следовало бы называть только тех людей, которые до такой степени отклоняются от средней нормы, что даже при отсутствии внешне неблагоприятных условий испытывают трудности в приспособлении к жизни. Но переходы очень текучи. Точно так же нет отчетливой границы между средними и акцентуированными личностями. И в этом случае мы тоже не хотели бы формулировать понятия слишком узко. Не при всякой незначительной особенности человека следует говорить о его отклонении от средней нормы. Но даже если мы достаточно широко очертим то, что называется средним или не бросающимся в глаза, останется большое число людей, которых следует называть акцентуированными личностями.
Согласно обследованию, которое было проведено в нашей клинике Зитте (Sitte) по отношению к взрослым, а Гутьяр (Gutjahr) по отношению к детям, можно считать, что наше население примерно наполовину состоит из людей, не бросающихся в глаза, и наполовину из акцентуированных личностей. Это, однако, относится только к нашим условиям. В других странах отношение может выглядеть совсем по-другому...
Методика диагностики личности
Твердых правил, на основании которых можно было бы диагностировать акцентуированные черты личности, к сожалению, не существует. Это связано с тем, что при вопросах, задаваемых испытуемому, приходится каждый раз устанавливать в индивидуальном порядке, как испытуемый понимает вопрос, так как без этого нельзя правильно истолковать его ответ. Схематичная игра в вопросы и ответы по этой причине бессмысленна, а обследование на основе тестов неприменимо. Тот, кто не склонен отказываться от такой методики, может применять ее после действительного обследования и лишь для того, чтобы подтвердить то или иное наблюдение. Однако доказать что-либо посредством тестов невозможно. При вопросах, направленных на выяснение характера, существует слишком много возможностей разного их понимания, более того, на один и тот же вопрос один и тот же испытуемый может ответить прямо противоположным образом в зависимости от того, как он понял вопрос. Далее я многократно это продемонстрирую. Можно представить себе, что, нагромождая один вопрос на другой и переходя от одного метода тестов к другому, можно постепенно исключить ошибки, но скорее всего это не удастся, потому что при такой методике никогда не учитывается мимика, а она способна придать одному и тому же ответу совершенно разные значения...
Важными средствами оценки личности является наблюдение и исследование. Имея возможность непосредственно наблюдать за человеком, как он ведет себя на работе и в свободное время, в семье, среди друзей и знакомых, в узком кругу и в более многочисленном обществе, можно высказать суждение о его личности. И все-таки многое, что никак не проявляется им внешне, останется и тогда нераспознанным и может быть установлено лишь в том случае, если удастся вступить с ним в долгое и тесное общение. Как правило, такие наблюдения невозможны даже по отношению к пациентам, которые находятся в клинике. В этом случае люди находятся вне той сферы, в которой проявляется их личность. Человек оторван от своей работы и от семьи. Разумеется, вокруг него постепенно образуется круг знакомых и друзей из числа пациентов, но врач живет вне этого
495
/ круга. Кроме того, пациент в клинике, как правило, ведет себя не так, как ему хотелось бы, а так, как этого требует распорядок, установленный в клинике.
Иначе обстоит дело с детьми, которые по состоянию здоровья могут свободно двигаться. Едва они привыкнут к больничному отделению, как начнут раскрываться гораздо больше, чем взрослые... Поведение на работе, которое так важно для взрослых, у детей соответствует их поведению в школе. И в школе, и на работе решающим обстоятельством является именно то, как человек справляется с возникающими перед ним задачами, как он понимает свои обязанности, как стремится достичь успеха путем соревнования.
Следует учесть, поскольку по отношению к детям можно так много выяснить путем наблюдений над ними в школе и дома, второй метод, т. е. исследование, который гораздо более эффективен по отношению к взрослым, здесь не дает большого успеха, если речь идет о вопросах, задаваемых самому ребенку, а не родителям и воспитателям. Способность к внутренней самооценке у детей еще не развита настолько, чтобы они могли бы сами описывать свое состояние.
Однако плодотворен как по отношению к взрослым, так и по отношению к детям такой метод наблюдений, как наблюдения над мимикой, жестикуляцией и интонациями. Именно такое наблюдение дает нам главный ключ к правильному пониманию обследуемого. Если, например, нужно установить, действительно ли испытуемый ощущает горе, радость, воодушевление, надежду, опасение, разочарование и т. д., о которых он говорит, то по одним только его словам это нельзя выяснить с точностью, так как он может употреблять все эти слова как ему вздумается. Но по его мимике непосредственно видно, действительно ли происходит в нем то, о чем он говорит. Если это не так, значит, перед нами мимический безучастный человек, т. е. в данный момент равнодушный к тому, что он говорит, хотя он и уверяет, что печален или исполнен надежд и т. п. Таким образом, невольно происходит проверка слов на их истинность. Если же в их правдивости не приходится сомневаться, то по мимике можно узнать, насколько глубоко то чувство, которое выражается в словах. Ну, например, так ли глубоко потрясен сейчас (или был потрясен в прошлом) человек смертью одного из родных, как он об этом говорит.
Интонация также позволяет иногда услышать нечто другое и более близкое к истине, чем сами слова. Здесь большое значение имеют эмоционально окрашенные звуки, которые придают высказыванию определенную интонацию. Иногда эмоционально окрашенный звук, например вздох, сам по себе выдает нам то, что хочет скрыть от нас слово. Вес, который мысленно придается тому или иному утверждению, можно определить по мимике и интонациям. В рассказах обследуемого может быть очень мало сказано о тех состояниях, которые проявляются в его мимике. Иногда то, что он говорит, - это всего лишь констатация, например, всего лишь утверждение и отрицание. И в этом случае мимическая игра усиливает или ослабляет то, что сказано. Выражение лица и интонация позволяют судить о том, говорит ли обследуемый то, в чем он внутренне уверен, или в его высказывании присутствует известное сомнение. «Да» или «нет» или какое-либо утверждение, если понимать его буквально, могут быть вполне однозначными, и все-таки интонация и выражение лица свидетельствуют, что никакой однозначности нет. Расслышав в словах некоторое промедление, некоторую растянутость интонации, мы понимаем, что словам сопутствует некоторое внутреннее сомне
496
ние. Неуверенность можно увидеть в мимике, ну, например, по появлению вопросительного или искательного взгляда или даже выражения рта, которые обозначают сомнение, показывая, что внутри вопрос еще далеко не исчерпан. Специального распознавания мимики не требуется, она воспринимается и включается в наше суждение непосредственно.
Таким образом, наблюдения над мимикой, жестикуляцией и интонацией дают очень много для диагностики личности. Многим может показаться, что здесь речь идет об очень неточном методе. Я же хочу, напротив, подчеркнуть, что это, пожалуй, самый точный метод из всех, которыми мы располагаем для оценки другого человека, потому что его душевное содержание находит самое непосредственное внешнее выражение и так же непосредственно понимается другим человеком. Если человек испытывает в данной ситуации чувство страха, то это ни в чем другом не выражается так отчетливо, как в его мимике. Он может попытаться скрыть выражение страха, но в мимике это удастся ему лишь наполовину, во всяком случае в гораздо меньшей степени, чем он способен скрывать свой страх в словах или даже поступках. Если внешний повод для испуга незначителен, можно сделать заключение, что его характеру присуща боязливость.
Так как оценка мимики происходит непосредственно, да притом еще зачастую очень быстро, то вполне возможно, что спустя две минуты общения вы узнаете о человеке больше, чем при прочих исследованиях на основе тестов и анкет...
И все-таки мимика является лишь вспомогательным средством при более точном исследовании черт личности. Выражение лица дает надежную основу для конкретных умозаключений, но, чтобы подойти к ним, необходимо изучить типы реакций испытуемого и затем сделать выводы (может быть, экстраполировать) о характерных для него чертах. Приведу примеры.
Прежде всего можно попросить испытуемого, чтобы он дал самооценку. Для этого нужно в самых общих словах попросить его описать собственный характер и поведение, остановившись на том, как он воспринимает жизнь и как он справляется с ее требованиями. В ответах содержатся важные указания, ну, например, на то, что обстоятельства кажутся ему довольно тяжелыми, что в отношении к жизни проявляется его чувствительность (ранимость) и склонность к волнению или, напротив, что он ощущает себя хозяином жизни (вариант: хорошо справляется с жизненными задачами) и, может быть, проявляет общительность и веселость. Если это говорится с некоторой неуверенностью, о чем можно судить по мимике и модуляции голоса, можно тем не менее, зацепившись за его слова, установить, как следует понимать сказанное. Если покажется, что здесь раскрывается определенная черта характера, можно проследить за ней, чтобы она выступила более отчетливо. Если это в конце концов удается, нужно добиться конкретных подтверждений, добиться не общих рассуждений, тем более не простых подтверждений, а непосредственной оценки его действительного поведения в жизни. Человек может охотно давать утвердительные ответы на вопросы, которые ему задают, но ответ может не подтвердиться объективно, т. е. может оказаться, что у него нет в запасе фактов, которые бы проиллюстрировали названные им особенности...
Таким образом, теоретические утверждения испытуемого могут служить лишь для общей ориентировки, доказательством свойств характера должны быть конкретные описания таких ситуаций, в которых проявляются особенности по
497
ведения. Я хотел бы подчеркнуть, что это почти решающий пункт в методике анализа личности.
Покажу на примерах, каким образом в беседе с испытуемым акцентуированная черта характера выявляется настолько четко, что о ее существовании можно говорить с уверенностью.
Если есть основания предполагать, что перед вами личность с чрезмерной застойностью аффектов, тогда надо задать вопрос об обидчивости. Иногда исследуемые понимают этот термин неадекватно и думают, что речь идет об эмоциональной чувствительности. В таком случае им нужно разъяснить, что речь идет об обидчивости, вызываемой ущемлением личности. Надо спросить у испытуемого, как он ведет себя, если с ним поступили несправедливо, может ли он отнестись к этому спокойно. Ведь каждому человеку случается испытывать ту или иную несправедливость. Так вот, вопрос состоит в том, может ли он пренебречь обидой. Многие не хотят признаваться в обидчивости такого рода, боясь навлечь на себя упрек в неуживчивости, быть может, потому, что им уже не раз приходилось его слышать.
Если вы это заметили по мимике обследуемого, тогда нужно объяснить ему, что речь идет не о грубой агрессивности, а главным образом о том, как он внутренне справляется с обидами. Если таким образом будет снят оттенок дурной черты в его поведении, тогда человек с чрезмерной застойностью признается, что он легко обижается или чувствует себя задетым. Но черту мстительности, которая присуща этим испытуемым, многие из них продолжают отрицать. При этом они имеют в виду, что в их внешнем поведении не проявляется враждебность, что они больше не переживают случившееся. Они пытаются отрицать свою склонность постоянно возвращаться к тому, что случилось однажды, но не могут скрыть той злопамятности, которая живет внутри них. Некоторые выражают это прямо в словах, говоря, что, хотя они могут простить обиду, они не могут ее забыть. Если перенесенная однажды обида постоянно сохраняется в памяти, то это в достаточной степени говорит о существовании акцентуированной черты характера. Что же касается агрессивности, направленной вовне, то ее могут сдержать тормоза, основывающиеся на других чертах личности.
Если обидчивость достигает высокой степени, ей обычно сопутствуют внешние реакции. Чтобы установить это, надо спросить у обследуемого, насколько часто он попадал в конфликты из-за своей обидчивости, из-за того, что он не может мириться с несправедливостью. Не случалось ли ему уходить с работы из-за того, что он не был согласен с порядками, которые там существовали, или не увольняли ли его из-за того, что при всяком расхождении во мнениях он упорно стоял на своем?
Если вопрос задан не об обидчивости, а о склонности бороться за справедливость, люди, которым присуще гипертрофированное упорство, как правило, сразу же отвечают утвердительно. Они считают вышеназванное качество положительной чертой характера и не видят причины отрицать его. При этом необходимо выяснить, что речь идет главным образом о справедливости по отношению к самому себе, а не по отношению к окружающим.
Если испытуемого не окружают исключительно неблагоприятные обстоятельства, а конфликтов становится все больше и больше, если выявляется неуживчивость, направленная на всех окружающих, тогда приходится делать вы
498
вод, что в данном случае имеется не акцентуированная черта характера, а параноидальная психопатия.
Застойность проявляется не только в виде обидчивости. Люди такого склада, как правило, одновременно и честолюбивы. Взаимосвязанность этих сторон характера можно установить, заметив, что обидчивость обостряется в тех ситуациях, когда им кажется, что нанесен ущерб их репутации. Если человек страдает от несправедливости лишь из-за того, что по отношению к нему произошла ошибка, и сознает, что никто не стремился его специально унизить, он не страдает от этой обиды. Но желание возвыситься проявляется и вне зависимости от обидчивости.
Служебная карьера застойных личностей обычно подтверждает это. Им удается добиться повышения и занять посты более высокие по сравнению с тем, что можно было бы ожидать от уровня их образования.
Если эта черта характера сильно акцентуирована, их карьера часто прерывается.
Когда речь идет об определении демонстративной личности, нужно быть особенно осмотрительным, чтобы не дать ввести себя в заблуждение. Ответы, получаемые в этом случае, чаше всего ненадежны, так как люди, о которых идет речь, часто говорят не о том, какими они являются на самом деле, а о том, какими они очень хотели бы выглядеть. В ответ на вопрос о добросовестности можно получить ответ, что они не только юбросовестны, но даже исключительно добросовестны, хотя объективно они совершенно ненадежны. Заданный вопрос представляется им поводом, чтобы приписать себе ту или иную хорошую особенность характера, и они охотно эту возможность используют. В этом случае особенно важно добиться того, чтобы каждый ответ был подтвержден конкретным примером.
Вполне возможно, что демонстративная личность по собственной инициативе, не дожидаясь специального вопроса на эту тему, начнет приписывать себе те или иные положительные качества. Но и данном случае мы не будем введены в заблуждение, если снова и снова потребуем конкретных доказательств.
Чрезвычайное преимущество при диагностике представляет то обстоятельство, что мы не привязаны к их собственным ответам, потому что в ходе простого разговора можно заметить многие типичные черты их поведения. Как правило, все их поведение показывает, что они пребывают в истеричной готовности к ведению разговора; можно заметить преувеличенность аффектированных проявлений в их мимике, интонации, жестах. Но за всем этим ощущается отсутствие настоящей основы. Именно в данном случае для обследователя особенно важно умение непосредственно разбираться в мимике и жестах, чтобы обнаруживать, что за внешними проявлениями нет глубокой основы чувств. Нам кажется, что в этом направлении нужно выработать в себе особенную наблюдательность, потому что демонстративным личностям сплошь и рядом удается ввести в заблуждение сравнительно молодых врачей. Они принимают ответы испытуемых за чистую монету, хотя по всем манерам можно сразу определить, что испытуемые наигрывают.
Вполне может случиться, что демонстративная личность, которая, судя по объективным свидетельствам, очень навязчиво стремится и на работе, и дома вылезти на авансцену, во время врачебного исследования демонстрирует такую
499
сдержанность и скромность, что поначалу можно подумать, что имеешь дело с человеком, который дает правдивые ответы. Таким образом они демонстрируют свою приспособляемость; для них вовсе не характерно просто представать перед нами в том обличье, которое им присуще, напротив, они хотят произвести впечатление, которое является в данной ситуации наиболее выгодным. Некоторые «патологические лгуны и обманщики» могут не производить впечатления демонстративных личностей, потому что им известно: спокойное поведение может произвести на собеседника гораздо более приятное впечатление.
Как правило, демонстративные личности, если только вопрос задан достаточно осторожно, не отрицают своих актерских способностей. Они уверены, что если они подтвердят, что внешне всегда производили выгодное впечатление, охотно и выразительно декламировали стихи, что начиная с детского возраста, а может быть, и впоследствии охотно принимали участие в любительских спектаклях, то это произведет положительное впечатление.
Когда речь идет о демонстративных личностях, особенно необходимо в большей степени, чем по отношению к другим обследуемым, предложить рассказать обо всем жизненном пути. Так как при таком характере существует склонность избегать трудностей, в биографии часто отмечается перемена профессии и почти всегда склонность менять место работы. Чем больше акцентуированный характер приближается к истерической психопатии, тем чаще эти частые перемены работы связаны с тем, что испытуемый не справлялся со своей работой или бросал ее под предлогом, что она слишком тяжела для него. Иногда даже с бегством в болезнь. «Нервные потрясения», «нервные срывы», которые на самом деле являются лишь демонстрацией, или «переутомление на работе», о котором, как правило, не может идти речи, играют при этом большую роль. Многие люди, которых при поверхностном анализе называют «слабовольными», на самом деле являются истеричными.
Рассказывая о своем жизненном пути, истеричные психопаты обычно приукрашивают его самовосхвалениями и оплакиванием самого себя. Если их эксцентричность достигает высокой степени, они прекрасно умеют лгать и фантазировать и сами не замечают этого.
Акцентуированные черты характера
В дальнейшем будут подробно рассмотрены те черты характера, которые накладывают такой отпечаток на человека, что он, как личность, явственно выделяется из окружения.
Демонстративный характер
Сущность демонстративного характера, который при более высоких степенях переходит в истерию, определяется патологической способностью к вытеснению. Этот термин употреблялся уже до Фрейда, но права гражданства в психиатрической литературе получил только благодаря ему. Одновременно он приобрел такое значение, которое не заложено в самой сути явлений. Процесс, происходящий при этом, можно правильно описать, употребив изречение Ницше («По ту сторону добра и зла»): «Я совершил это, — говорит моя память. — Я не мог совершить этого, — говорит моя гордость и продолжает повторять это непреклонно. В конце концов память уступает». Фрейд связывает с этим термином свою те-500
орию, согласно которой из-за вытеснения и замещения в раннем детстве возникает «мир подсознательного», который оказывает самостоятельное действие и приводит к неврозам. Я далек от подобных умозрительных рассуждений, я исхожу только из того факта, что какое-либо представление, существующее в сознании человека в данный момент, в течение более длительного времени может быть вытеснено из сознания. Каждый человек в той или иной степени обладает способностью поступать таким образом с фактами, которые неприятны ему. Вытесненное представление остается обыкновенно на границе подсознательного таким образом, что от него нельзя полностью отвлечься. У истериков эта способность заходит более глубоко, они действительно могут полностью забыть то, о чем не желают знать. Это дает им возможность лгать, не сознавая того, что лгут. Человек, который сам не обладает демонстративной способностью ко лжи, может не разобраться в этом различии и, так как ложь истерика выглядит как обыкновенное вранье, принять истерическое притворство за обычную симуляцию. Бесспорно, что между тем и другим существует множество переходов и что истерики обычно тоже не лгут совершенно бессознательно. И все-таки различие может быть установлено очень четко, если иметь в виду те крайние формы реагирования, к которым прибегает истерик. Ему удается иногда пересилить физическую боль. Истерик может, например, воткнуть себе иголку в тело, не ощущая при этом ничего неприятного. Это значит, что его способность к вытеснению распространяется на физические проявления. Когда видишь подобные примеры, тогда понимаешь, что между неправдивостью истерика и обычной ложью есть существенная разница.
Подтверждение тому можно получить, обратив внимание на то, как лгут истерики и как врут обыкновенные люди. Сознательная ложь вызывает угрызения совести и тревогу перед возможным разоблачением, ложь делает человека неуверенным, заставляет его испытывать смущение, иногда даже краснеть. Напротив, истерики лгут с самой невинной миной, какую только можно себе представить. Они обращаются к вам с радостным и приветливым выражением лица, какое бывает у человека, говорящего правду. То, что они говорят, в данный момент для них является правдой, именно поэтому они так свободно себя ведут...
Когда речь дойдет до «аферистов», мы увидим^ что их успех обеспечивается уверенным, внешне абсолютно искренним поведением, которое возможно лишь потому, что внутренне они не осознают свою ложь.
С другой стороны, именно на примере «аферистов» видно, насколько нестойко это состояние незнания. Они действуют под вымышленными именами и званиями, но лишь до тех пор, пока им это нужно. Истерический обманщик не сохраняет по ошибке свое мнимое звание в той обстановке, где это могло бы только повредить ему; он не станет представляться человеку, который хорошо его знает, к удивлению последнего, своим вымышленным званием. Все то, что демонстративная личность в данный момент не осознает, она может мгновенно вызывать в своем сознании, если только это ей необходимо. Таким образом, вытесненное остается в пределах доступного сознанию...
То обстоятельство, что истерик до известной степени действует сознательно, учитывается в судебной психиатрии: истерический аферист подвергается такому же наказанию, как аферист здоровый. Так нельзя было бы поступить, если бы мы считали, что замысел и намерение могут зарождаться вполне подсознательно.
501
Истерик стремится добиться своими реакциями того же, к чему вообще стремится человек. Он хочет, например, выйти из тяжелого положения, в которое попал, или из конфликта, который его угнетает, хочет избежать усилий, например работы, требующей выдержки, хочет иметь средства, чтобы удовлетворить свои потребности и, более того, чтобы наслаждаться радостями жизни, хочет, чтобы его уважали окружающие. Стремление к самоутверждению, т. е. одна из многих возможных истерических реакций, часто переоценивается. Многие авторы полагают, например, что именно в этом стремлении и заключается само существо истерического характера. Я решительно не могу понять, как могло утвердиться это мнение, которое, между прочим, разделяет и К. Шнайдер, хотя каждому врачу хорошо известен тип истерика-пенсионера, который чаще всего ни в малейшей степени не озабочен своим самоутверждением, а лишь удовлетворением своих нужд. Истерические аферисты тоже часто преследуют лишь материальные выгоды. Даже если некоторые из истериков настойчиво добиваются самоутверждения, это не значит, что эту черту можно перенести на всех истериков. Можно предположить, что роль тут играют различные психические склонности, которые лежат совершенно за пределами истерии. Стремление людей к уважению со стороны окружающих носит сугубо индивидуальный характер. В соответствии с этим оно может весьма сильно различаться и у разных демонстративных личностей. Никак нельзя утверждать с уверенностью, что тщеславные истерики по самой своей природе стремятся производить впечатление на окружающих в большей степени, чем обычные люди. Вполне возможно, что дело заключается не в самом этом желании, которое выделяет их среди окружающих, а в той навязчивости, с которой они добиваются осуществления этого желания. Они и здесь вытесняют, отбрасывают в сторону те сдерживающие начала, которые вообще присущи человеку, который впадает в искушение выдвинуться, почувствовать себя на первом плане. Как правило, человек не станет сам себя расхваливать, даже если ему этого очень хочется, ему помешает страх перед осуждением окружающих, которые привыкли считать, что вопрос о том, заслуживает ли человек похвалы, должен решать не он сам. Демонстративная личность способна вытеснять из сознания подобные преграды и свободно наслаждаться теми похвалами, которые она сама себе создает, или той гордой позицией, которую она занимает.
Рядом со словами самовосхваления обычно возникают и поступки, вызванные тщеславием, т. е. стремлением вызвать у окружающих внимание, проникнутое уважением. Эти черты можно увидеть уже в детстве, наблюдая детей, которые любят читать вслух или декламировать стихи, соблюдая при этом точную интонацию, подсказанную истерической способностью вживаться в чужой образ. Примерно то же самое видно в детских спектаклях. Обычно человек стыдится заметно выделяться среди окружающих и превращаться в центр всеобщего внимания; даже если это происходит в результате его заслуг, он все же стыдится этого. Демонстративная личность вытесняет из своего сознания подобные сдерживающие соображения и обладает способностью безо всяких сомнений выдвигаться на первый план и наслаждаться своим положением. Даже если это внимание не носит целиком положительного характера, а окрашено отчасти пренебрежением, истерик может игнорировать это с такой легкостью, как никто другой. Понятие тщеславия, которое мы вводим для обозначения этой наклонности, вы
502
зывает у нас особенно сильные представления о желании быть в центре всеобщего внимания. Необходимо, разумеется, подтвердить, что это очень характерно для истериков...
То же самое можно сказать о самооплакивании демонстративных личностей...
Врачам хорошо знакомо типичное поведение пациентов, оплакивающих самих себя; им каждый день приходится наблюдать его у пациентов, которые постоянно говорят, что они испытывают непереносимые боли, что находились или находятся в данный момент в состоянии полной прострации, хотя при этом пациент может в полном здравии сидеть против врача, являя все признаки хорошего самочувствия. Тяжесть страдания подчеркивается не только словами, но также жестами и мимикой. Обычно самооплакивание сочетается с самовосхвалением. Пациент утверждает, что, хотя изо всех сил напрягая свою волю, пытался выстоять, ему все же пришлось сломиться под тяжестью своего мнимого заболевания...
Истерики, пытающиеся таким способом произвести хорошее впечатление, не сознают, что такая попытка является близорукой, так как врач, как правило, может проверить объективность их утверждений. Скоропалительность поступков вообще характерна для демонстративных личностей. Желание, овладевшее ими, требует своего немедленного осуществления, и они хватаются за первое попавшееся средство; отрицательные последствия, которые могут наступить в будущем, т. е. являются пока предположительными, они вытесняют из своего сознания. Поэтому демонстративные личности живут сегодняшним днем и данным моментом и обычно пожинают от такого поведения больше зла, чем блага...
Многое из того, о чем шла речь выше, обнаруживается преимущественно при беседе в кабинете врача. Но не следует понимать демонстративный склад характера слишком односторонне. В практической жизни истерическая черта характера может проявиться совсем иным образом. Так, например, большая приспособляемость к окружающим принадлежит к важным чертам демонстративных личностей. В профессиях, которые требуют способности вжиться в психику другого человека, люди с истерической чертой характера могут работать особенно успешно. Работая, например, продавщицами в магазине, они, как правило, прекрасно умеют по-разному подходить к покупателю, учитывая характер последних. Эта способность, вероятно, основывается на том, что они очень хорошо умеют отрекаться от самих себя и от своего собственного характера, что они могут полностью отвлечься от того, приятен им тот человек, с которым они имеют дело, или неприятен, присущи ли ему взгляды, сходные с их собственными, стоит ли на такой же жизненной позиции, как они, или представляет собой личность совсем иного склада. Обычно человек реагирует на окружающее в духе своего собственного характера, который далеко не всегда хорошо согласуется с характерами других людей. Демонстративные личности, напротив, могут полностью отречься от самих себя, могут легко войти в положение другого человека, проявляя по отношению к нему готовность сделать все, что только может быть ему приятно.
Этим объясняется способность демонстративных личностей завоевывать расположение окружающих. Дети, в характере которых присутствует истерическая черта, очень часто становятся «паиньками», которым прощают их редкие проступки. На самом деле эти проступки не так уж редки, просто они совершаются там и тогда, где и когда воспитатель не может их заметить. По отношению к не
503
му такой ребенок проявляет лишь приветливость и послушание. По отношению же к своим сверстникам и другим взрослым «паинька» очень часто оказывается маленьким эгоистом. Истерические дети враждуют со своими соперниками в школе, причем особенно часто нечестными способами... Воспитатель, со стороны которого такой ребенок пользуется любовью, а потому и доверием, охотно выслушивает его жалобы, если он сообщает что-нибудь плохое об остальных детях. Тайные фискалы среди детей, как правило, люди демонстративного характера. Такое поведение продолжается и во взрослом состоянии. Хорошая приспособляемость к окружающим помогает им быстро обзаводиться друзьями, по отношению к которым они проявляют свое дружелюбие, скрывая другие черты своего характера...
Но любезность и обаяние проявляются лишь там и тогда, где и когда это выгодно. По отношению к другим людям, иногда по отношению к тем товарищам по работе, от которых ничего не зависит, они вполне могут проявить свои эгоистические устремления. Если же возникает вражда, то борьба с противником ведется за его спиной, обычно при помощи интриг. Нередко при этом друг на друга натравливаются два человека; одному, с которым истерик общается в данный момент, он льстит, о другом отзывается плохо; встретив второго, он произносит те же самые речи, только с обратным знаком.
Способность к приспособляемости может, таким образом, привести к отрицательным проявлениям, если же она выражена в умеренной степени, ее можно оценивать как положительное качество. В трудных ситуациях и при столкновении с трудными людьми эта способность часто помогает сглаживанию конфликта. Так, например, брак может сложиться благоприятно именно потому, что одному из партнеров свойственна демонстративная способность к приспособлению. Особенно следует подчеркнуть то обстоятельство, что истерический характер оказывает благотворное влияние на способности в сфере искусства...
...Я имею в виду прежде всего профессию актера. Патологические лжецы и аферисты являются прирожденными актерами, только играют они свои роли не для того, чтобы доставить людям радость, а для того, чтобы их обмануть. Понятно, что человек, который так хорошо играет свою роль, что ему удается ввести окружающих в заблуждение, мог бы играть на сцене. Правда, у истерических актеров, несмотря на их способности, часты случаи ухода со сцены, связанные с тем, что актер, если он хочет иметь успех, должен много трудиться...
Менее понятно, почему истерическая черта характера идет на пользу не только актерам, но и людям других областей искусства. Но, с одной стороны, для всех художников, к которым я в широком смысле этого слова отношу и писателей, чрезвычайно полезна способность вжиться в то, что они изображают, если, например, поэт живет в том же образе, который он создает. С другой стороны, демонстративный характер идет на пользу фантазии, которая возникает из свободного образа мыслей...
Педантические личности
Сверхпунктуальный характер, который в сильно выраженной форме ведет к ананкастической психопатии, прямо противоположен демонстративному характеру и отличается недостаточной способностью к вытеснению. Если истерики действуют скоропалительно в тех случаях, в которых им еще следовало бы пораз
504
мыслить, ананкасты не в состоянии принять решения даже тогда, когда для этого существуют все предпосылки. Они стремятся, прежде чем начать действовать, взвесить все до последней мелочи, они не могут исключить из своего сознания ни одну мельчайшую возможность, которая могла бы привести к более удачным решениям, иначе говоря, они не способны к вытеснению и поэтому испытывают затруднения перед попытками. Таким образом, истерической мгновенной решительности противостоит ананкастическая нерешительность. Вопросы, которые человек со сверхпунктуальным характером задает себе, не доходя до конечного результата, в какой-то степени важны, вытеснение дается ему трудно лишь тогда, когда он видит опасность навлечь на себя неверными поступками нечто неприятное или, напротив, помешать чему-либо приятному.
Если из этого развивается невроз, колебания по-прежнему остаются связанными с важными решениями, но та опасность, которая заставляет отодвигать решение, постепенно становится все менее и менее серьезной. Женщина ананкастического склада, которая удаляет из помещения, где находится грудной ребенок, все острые и колющие предметы, действует еще с известным основанием, стараясь предупредить возможные опасности для ребенка. Но если она вообще не может заниматься ребенком из опасения причинить ему вред, хотя оснований для беспокойства объективно почти не существует, то она страдает неврозом навязчивых состояний.
Столь частое при навязчивостях насильственное стремление к мытью занимает особое положение благодаря тому, что мельчайшие остатки грязи, например бациллы, действительно могут оставаться на коже. Если же небольшие и даже ничтожно малые возможности вызывают сильные эффекты, это означает, что завершилось определенное психологическое развитие.
При отсутствии невроза сверхпунктуальность становится недостатком, если она достигает уровня психопатии.
Способность принимать решения в этом случае терпит такой ущерб, что человек не в состоянии успешно работать. Его постоянно одолевают сомнения, он вынужден постоянно перепроверять то, что он сделал, чтобы решить, что это сделано действительно хорошо. В результате этого ананкаст постоянно отстает с выполнением своих обязанностей, и его большая, чем у других людей, добросовестность лишь отчасти компенсирует это отставание. Правда, он часто наверстывает свое отставание, добровольно оставаясь на сверхурочные часы. Сверхпунктуальность ананкаста может принести сильный ущерб его личной жизни. Когда часы работы заканчиваются, ему бывает нелегко окончательно уйти со своего рабочего места, иногда он возвращается, чтобы проверить, все ли двери заперты и все ли он вообще оставил в предписанном порядке. Если он не уступает этому желанию, то на всем пути к дому он продолжает пребывать в тревожных мыслях о разных делах, которые он должен был сделать в рабочие часы. Особенно часто это возникает в тех случаях, когда ему приходится выполнять ответственные задания. Дома он тоже не может освободиться от беспокойства; часто те часы перед сном, которые другим людям приносят полный покой, становятся для него часами, когда возможно снова погрузиться в мысли об уже сделанной работе или, напротив, в обдумывание того, что предстоит сделать на другой день, и того, каким образом это можно будет лучше всего выполнить.
Обязанности по дому тоже не выполняются им с легкостью. Подобная опасность угрожает женщинам в большей степени, чем мужчинам, потому что они
505
сильнее связаны со всем тем, что приходится делать по дому. Женщины-ананкасты не просто убирают комнату, как это полагается, уборка проводится со сверхмерной тщательностью и чаще, чем нужно. Само собой понятно, что особенная чистота должна господствовать у них на кухне. Приготовление пищи у ананкастов занимает очень много времени, так как посуда моется, кастрюли чистятся, крупы перебираются с самой педантичной тщательностью. Посуда моется дважды и трижды подряд, а вода для мытья посуды все время сменяется. Если предстоит появление гостей, уборка проводится с еще большей интенсивностью. Много сил тратится на чрезмерное стремление избежать несчастного случая. Женщина, которая ни разу в жизни не забыла перекрыть газ, вынуждена постоянно проверять, что она не упустила этого. Иногда она просыпается среди ночи и встает с постели, чтобы еще раз убедиться, что кран закрыт. Точно так же вечером она многократно проверяет, заперты ли двери. Днем, когда ананкаст покинул дом, всплывает вновь подобная неуверенность. Ананкаст часто возвращается с полпути, чтобы еще раз, подергав дверь, убедиться, что она действительно заперта. И он делает это, хотя не было еще ни одного случая, чтобы он забыл запереть двери. Выключен ли утюг, не остался ли гореть свет в квартире или погребе - эти и подобные вопросы всплывают в сознании, требуя проверки. Если ананкастизм приобретает тяжелые формы, человек в значительной степени лишается радости жизни как на работе, так и дома.
Если сверхпунктуальность остается в пределах акцентуированной черты характера, эти отрицательные последствия не наступают. Все, о чем говорилось выше, может иметь место и в случае акцентуированного характера, но лишь в тех пределах, пока подобные проявления еще не принимают масштаба неразумного. Пока это так, положительные черты такого характера, основой которого является стремление к положительности и основательности, сказываются сильнее, чем отрицательные. На службе сверхпунктуальный человек никогда не сдает работу, если она не выполнена им самым добросовестным образом. На работе знают эти правила, знают, что на него можно целиком и полностью положиться; ему поручают именно такие задания, в выполнении которых решающую роль играет точность. Часто это ответственная работа, которая для ананкаста была бы тяжким бременем, потому что ему приходилось бы опасаться слишком многого, но за которую сверхпунктуальный человек принимается без особых сомнений и выполняет ее так, что начальство остается вполне довольным. Вспомнив, что сверхпунктуальность подразумевает сверхдобросовестность, мы поймем, как много однозначно-положительного заключено в такой черте характера. Сверхпунктуальный человек проявляет свои положительные качества и в том, что чувствует себя обязанным работать на своем рабочем месте, не меняя его без самых настоятельных причин. В некоторых случаях он работает на одном и том же месте многие годы подряд, а иногда и всю жизнь. Это не имеет ничего общего с педантизмом, простая любовь к порядку тоже не является еще признаком ананкастического склада, о чем мы будем говорить далее. По отношению к обязанностям по дому сверхпунктуальный человек также добросовестен, хотя часто передоверяет ответственность за дом жене.
Надо заметить, что сверхпунктуальность проявляется не только в альтруизме, она иногда порождает чрезмерную озабоченность о собственном благе. В слабо выраженных формах этого стремления она может быть положительной чертой человеческого характера. Сверхпунктуальный человек избегает ненужных опасностей, которым он мог бы подвергнуться, старается избежать эксцессов, не
506
пьет слишком много, умеренно курит. При неблагоприятных внешних условиях эта позиция может принять ипохондрическое развитие.
Сверхпунктуальный характер появляется уже в детстве, хотя его грубые проявления еще отсутствуют, так как их прикрывает детская порывистость, при которой реакции на окружающее скоротечны. При сравнении с другими детьми сверхпунктуальные выделяются своей добросовестностью и солидностью.
Аффективно-застойный характер
Основой аффективно-застойного, или параноидного, характера является патологическая задержка аффектов. Чувства, которые имеют наклонность развиваться в реактивную сторону, затихают тогда, когда прекращается вызвавшая их реакция: у яростного, после того как он сможет наказать того, кто вызвал его раздражение, затихает ярость; боязливый освобождается от болезни после того, как ему удается бежать. Если адекватная реакция невозможна, то аффект затухает значительно медленнее, однако по прошествии некоторого времени в нормальных обстоятельствах он все-таки исчезнет, если человек мысленно обращается к другим темам.
У застойных людей это затухание аффекта проходит медленно. Мысли о происшедшем постоянно вызывают снова этот аффект, он находится как бы наготове.
Случается, что этот аффект не вполне затухает даже спустя недели и месяцы, хотя никакие новые переживания не подкрепляют его. Как говорилось выше, не могут быть адекватно отреагированы эгоистические аффекты, потому что они наталкиваются на сопротивление окружающих. По этой причине параноидные люди сверхпамятливы в своей враждебности, они злопамятны, как отзываются о них окружающие.
Альтруистическим попыткам, как правило, ничто не препятствует, вот почему в этом направлении аффекты не задерживаются. Особенность характера, называемая аффективной застойностью, проявляется во всех тех случаях, где затронуты личные интересы. Сходные явления лежат в основе честолюбия. Аффективная застойность в этой области диагностируется легче всего, так как подверженный ей человек чрезвычайно озабочен своим личным престижем.
Патологическая задержка впечатлений при этом характере имеет место также в отношении радостно окрашенных чувств, поэтому аффективно-застойный человек переживает свои успехи сильнее, чем кто-либо другой. Таким образом, возникает чувство повышенного самосознания, иначе говоря, повышенного себялюбия. Честолюбие в этом случае представляет собой своеобразную смесь себялюбия и чувствительности. Дело в том, что оно отражает не только гордость по поводу того, что уже достигнуто, но одновременно с этим недовольство, связанное с тем, что то признание, которое человек такого типа ожидал, еще не произошло.
Патологическая задержка неотреагированных аффектов сказывается не только в одиночных реакциях, она одновременно вызывает накопление аффектов. Какое-либо вторичное ущемление воспринимается более сильно в том случае, когда первое ущемление еще не исчезло из сознания. Так появляется намек на параноидное развитие.
За пределами того, чем занимается психиатрия, параноидное развитие почти что безумного характера связано прежде всего с ревностью.
Ревность может овладеть не только мужчиной, но и женщиной в тех случаях, когда мужчина двойственно ведет себя; однако у женщин ревность редко стано
507
вится столь опасной, как ревность мужчины, который чувствует себя не только обманутым в эротическом смысле слова, но в большей степени, чем женщина, оскорбленным в своем чувстве чести.
Если те идеи, на которых задерживается человек, идущий по пути параноидного развития, не носят характера безумия, они, во всяком случае, часто являются «сверхценными», как называют их со времен Вернике.
Мысль об ущербе, который пришлось понести, например, на почве ревности, идея успеха, которого надо добиваться, может до такой степени завладеть человеком, что он в значительной степени утратит все другие интересы, забудет о всех других целях. В этом случае перед нами одержимость паранойяльных личностей.
Параноидный человек имеет обыкновение слепо настаивать на том, что он считает своим правом; это придает ему характерную черту уверенности в собственной правоте - свойство, которое может проявиться в повседневной жизни.
Аффективно-застойный характер может проявиться как положительно, так и отрицательно. Человек может завоевать авторитет среди окружающих тем, что он совершает нечто такое, что отличает его от других людей. Поэтому честолюбие побуждает человека к свершениям. У истериков дело обстоит иначе: они могут быть самодовольными без всяких оснований, путем замещения они могут субъективно создать себе положение уважаемых людей, которого они объективно не занимают. Паранойяльные личности не обладают такой способностью к самовнушению, им, для того чтобы гордиться собой, нужно действительное признание со стороны людей. Таким образом, честолюбие аффективно-застойных людей может стать могучим стимулом для позитивных свершений. Оно может привести также и к негативным последствиям, которые будут вызваны тем, что стремящийся к цели будет добиваться ее не только своим трудом, но и тем, что он будет принижать и устранять окружающих, в которых видит конкурентов себе самому. При таком поведении честолюбец обычно наталкивается на сопротивление общества; при этом мйжет случиться так, что он одумается и станет снова больше стремиться к достижению цели своим трудом. Однако возможно и то, что на первый план выступит и другая черта его характера - обидчивость, он будет считать, что ему наносят ущерб, и реагировать на происходящее враждебно. В этом случае явный перевес приобретает негативная сторона аффективно-застойного характера: со всем, что не способствует удовлетворению собственных вожделений, начинается борьба на уничтожение.
Возбудимые личности
Весьма существенны черты характера, вырабатывающиеся в связи с недостаточностью управляемости. Они выражаются в том, что решающими для образа жизни и поведения человека часто являются не благоразумие, не логическое взвешивание своих поступков, а влечения, инстинкты, неконтролируемые побуждения. То, что подсказывается разумом, не принимается во внимание.
Само понятие влечения можно трактовать обобщенно, усматривая в нем главным образом стремление к разрядке в большей мере физического, чем морального (духовного) свойства. Вот почему в таких случаях можно говорить о патологической власти влечений. При повышенной степени реакций этого типа мы сталкиваемся с эпилептоидной психопатией, хотя прямая связь с эпилепсией отнюдь не обязательна...
508
Реакции возбудимых личностей импульсивны. Если что-либо им не нравится, они не ищут возможности примириться, им чужда терпимость. Напротив, и в мимике, и в словах они дают волю раздраженности, открыто заявляют о своих требованиях или же со злостью удаляются. В результате такие личности по самому пустячному поводу вступают в ссору с начальством и с сотрудниками, грубят, агрессивно швыряют прочь работу, не отдавая себе отчета в возможных последствиях...
По мере возрастания гнева личности с повышенной возбудимостью от слов обычно переходят к «делам», т. е. к рукоприкладству. Бывает, что рукоприкладство у возбудимых личностей опережает слова, так как такие люди вообще не очень склонны обмениваться мнениями... И все же не скажешь, что поступки и действия этих импульсивных людей опрометчивы, скорее наоборот, их досада подспудно растет, постепенно усиливается и ищет выхода, разрядки. Уже одна их неповоротливость, тяжеловесность... несовместима с быстротой реакций. Наблюдается скорее непомерное наращивание аффекта, чем его вспышка... Раздражительность, которая свойственна также и холерическим натурам, у последних не отличается подобными массированными реакциями, она более быстротечна. Когда сердится холерик, у него сразу же проявляется возмущение, протест; возбудимая личность в подобном случае бывает не столько возбуждена, сколько сосредоточена на аффекте, и то, что этот человек расстроен, часто можно определить по одной лишь мимике. На приеме у врача — а обстановка приема возбудимым личностям обычно неприятна — они чрезвычайно скупы на слова, сидят, угрюмо глядя перед собой, на вопросы почти не отвечают.
Импульсивность патологического характера относится также и к влечениям в узком смысле слова... Многие из них становятся хроническими алкоголиками. Импульсивны их проявления и в сексуальной сфере...
Вообще, моральные устои в жизни возбудимых личностей не играют сколько-нибудь заметной роли. При «благоприятных» обстоятельствах они нередко совершают нечестные поступки... Уголовные преступления эпилептоидных психо-патов-мужчин чаще всего связаны с грубыми актами насилия. У подростков наблюдаются случаи изнасилования девушек.
Сходство проявлений эпилептоидной психопатии с изменениями характера эпилептического порядка проявляется еще и в тяжеловесности мышления. У возбудимых личностей констатируется замедленность психических процессов. Затруднено даже восприятие чужих мыслей, так что часто приходится прибегать к долгим и детальным объяснениям, для того чтобы быть правильно понятым ими. Особенно бросается в глаза замедленность мышления тогда, когда обследуемому нужно хотя бы немного задуматься над ответом. Задавая простейшие вопросы, приходится подолгу ждать ответа. Если же предоставить такому человеку возможность говорить, не перебивая его, то замедленность проявляется в чрезмерной обстоятельности...
Тяжеловесность мышления, затрудняющая и внутреннее переключение психики, может проявиться и в педантизме...
Более или менее четко проявляющиеся признаки возбудимой личности могут несколько сглаживаться наличием природного ума, однако не настолько, чтобы снять движущую силу инстинкта... Особенно заметно это у возбудимых детей... Ни в одном из случаев акцентуации другого рода воспитательное воздействие не
509
является столь труднодостижимым... Впрочем, по мере созревания личности наблюдается некоторое улучшение. При различных побуждениях и «соблазнах» повседневной жизни у этих людей оказывается достаточно самоконтроля, чтобы удержаться от безрассудства. И лишь при необычных, острых аффективных напряжениях самоконтроль исчезает.
Сочетание акцентуированных черт характера
Если в структуре человеческой личности различать свойства характера и темперамента, то в вышерассмотренных типах акцентуации личности преобладают свойства характера. Свойствами характера определяются направленность интересов человека и форма его реакций, в то время как от темперамента зависят темп и глубина эмоциональных реакций. Четкой границы между темпераментом и характером, однако, не существует. Кречмер и Эвальд также по-разному подходили к их разграничению.
Например, у возбудимой личности, у которой доминируют патологические импульсивные и аффективные реакции, можно усматривать в какой-то мере преобладание черт темперамента. С другой стороны, глубина эмоциональных восприятий у эмотивных личностей (см. ниже) сильнее отражается на альтруистических чувствах, чем на эгоистических, обусловливая и некоторые черты их характера. В силу этого я не считаю, что предлагаемое мной деление личностей по характеру — на демонстративных, педантических, застревающих и возбудимых -является чем-то абсолютным, точно так же как и черты, анализируемые в ряде последующих глав, определяют отнюдь не один лишь темперамент человека.
Зная отдельные черты, несложно проследить и их сочетаемость. Однако именно в области характера сочетания некоторых черт отличаются столь явственными особенностями, что их необходимо обсудить подробнее.
Усиление, ослабление или варьирование одной черты можно проследить. Предсказать же характер преломления, например возбудимости у застревающей, импульсивной (возбудимой) или педантичной личности, невозможно. Правильно судить об этом можно только на основании практических наблюдений и опыта. Вот почему я считаю целесообразным начать с конкретных наблюдений над некоторыми сочетаниями описанных черт характера.
Сочетание демонстративных и педантических черт у акцентуированных личностей не встречается, поскольку демонстративные и педантические личности противопоставлены друг другу в одной и той же сфере реакций. Для демонстративной личности в состоянии аффекта показательны внезапные действия по типу короткого замыкания, в то время как педантические личности исключительно медлительны, объективного наблюдателя их нерешительность повергает в полное недоумение. Способность вытеснять из сознания эмоциональные вопросы, не сразу поддающиеся психологическому решению, у демонстративных личностей повышена, у педантических — резко понижена. Если бы в психике человека имелись черты и те и другие, то неизменно возникало бы нечто нормальное, среднее. Наши наблюдения, проведенные на весьма большом количестве пациентов, подтвердили, что людей, обладающих одновременно обеими упомянутыми чертами характера, не существует.
Особый интерес вызывает сочетание черт характера демонстративной и застревающей личности. Результат при этом бывает различный. Слабость истерика
510
может в известной степени компенсироваться стойкостью и упорством реакций паранойяльной личности, но иногда возможны и деформации психики. Причина заключается, видимо, в социальной двойственности паранойяльной акцентуации, при которой возможны как высокие трудовые и творческие показатели, так и бесплодная трата времени на бессмысленную борьбу. При таком сочетании последняя тенденция нередко особенно ярко проявляется у упорных рентных невротиков, которые не только симулируют симптомы заболевания по типу истерического вытеснения, но еще и борются с чисто паранойяльным упорством за признание этих симптомов истинными болезненными явлениями.
Привожу историю болезни, которую Бергман описал в нашем коллективном труде.
Фрида В., 55лет, по профессии была сначала модисткой, а затем подборщицей мехов. В 26лет вышла замуж за подборщика мехов. Работает то в мастерской мужа, то на стороне с аккордной оплатой. Трудиться, по свидетельству дочери, никогда особенно не любила. Правда, начинала любую работу с большим рвением и удовольствием, но вскоре заявляла,'что работа оказалась трудной или что ее безбожно эксплуатируют. После замужества большую часть времени не работала, а занималась домашним хозяйством, но и здесь сама не справлялась. Муж страдал от ее сварливости и вечного нытья. После очередного скандала она ложилась в постель и разыгрывала больную. Муж часто покидал дом, в конце концов у него появилась связь на стороне. В 50лет В. подала заявление о разводе. Уже после развода судилась с мужем из-за шубы, которую тот якобы отказывался ей отдать. Постоянные волнения и переутомление вызывали у В. головокружение. Она почувствовала себя нетрудоспособной, начала хлопотать о пенсии, но в пенсии ей отказали. В. обжаловала отказ, ей снова отказали. Однако В. не возвратилась на работу, она живет на алименты, получаемые от мужа. Однажды В. ехала в поезде. Поезд резко затормозил, и она ударилась головой. Об этом «несчастном случае» и его последствиях имеется много противоречивых показаний самой В. Объективным можно считать лишь свидетельство медицинской сестры, которая видела В. в медпункте на главном вокзале: сестра сообщила, что у больной на голове было несколько шишек. Когда больная показалась врачу (через 2 дня после происшествия), он никаких наружных травм не обнаружил, но высказал предположение, что головная боль В. связана с пережитой «встряской». «Ослабление зрения», на которое жаловалась В., при офтальмологическом осмотре не подтвердилось. В. считала, однако, что она пережила тяжелейшую травму, и подала в суд заявление о денежном возмещении за нанесенные увечья.
За это время «история травмы» успела обрасти новыми подробностями: во время резкого торможения тяжелый чемодан угодил В. в голову, мощным толчком ее отшвырнуло к стене, она ощутила тошноту, изо рта и из носа хлынула кровь, но полностью она сознания не потеряла; сестра из медпункта вокзала провожала В., у которой все тело болело и ныло, до трамвая.
Во время врачебного осмотра у нас В. утверждала, что пережитая травма сделала ее калекой. Все жалобы ее были расплывчаты, неконкретны. Единственным объективным болезненным явлением можно было считать воспаление кожи около левого глаза. Больная все время держалась напряженно и очень враждебно; показывала папку с документами, где были поощрения по работе, различные
511
справки о состоянии здоровья. Она предъявляла претензии не только к железной дороге, но и к бывшему мужу, который «всех настраивает против нее». Историю «несчастного случая» В. освещала столь же подробно, как и противоречиво. Несколько раз ей указывали на то, что последующая фраза ее рассказа никак не согласуется с предыдущей, на что она вообще не обращала внимания.
Стоило заговорить с В. о районных врачах, о железной дороге, о муже, как она впадала в состояние сильнейшего аффекта, обвиняла всех в непризнании ее прав, грозила подать жалобу в более высокие инстанции с требованием возмещения за потерю работоспособности. Иногда В. всячески старалась произвести на врача выгодное впечатление, заявляя, что все врачи, проводившие обследование до него, ничего не понимали и наконец-то ей посчастливилось говорить с квалифицированным специалистом.
На протяжении всей жизни В. мы констатируем у нее истерические черты характера, сопровождающиеся склонностью уйти от жизненных трудностей, особенно от трудовой деятельности. Сначала ее недовольство обрушилось на мужа, затем, когда муж ушел, она искала поддержки у государства. Вечные ссоры в семье, жалобы в суд на мужа после развода — эти и другие факты биографии свидетельствуют о наличии у В. паранойяльных черт характера. При хлопотах о пенсии объединились черты обоих типов. В. усиленно демонстрировала симптомы заболевания и с упорством добивалась их признания. Вначале речь шла о пенсии по инвалидности. Затем на помощь пришел довольно безобидный случай на железной дороге, став поводом для требования пенсии по увечью. Положительных проявлений застревания у данной больной мы совсем не наблюдаем: возможно, свойственная истерикам слабость с самого начала препятствовала трудовым достижениям. Можно предположить также, что В. не представилась конкретная возможность удовлетворения своего честолюбия в трудовой деятельности. Возможно, в молодые годы, когда пациентка с энтузиазмом бралась за ту или иную работу, хорошие трудовые показатели являлись результатом честолюбивого порыва.
Благоприятное развитие личности при определенном сочетании черт характера наблюдается в основном тогда, когда стремление к самоутверждению, которое свойственно застревающим личностям, осуществляется по демонстративному типу.
Если эти лица добиваются признания, если им удается найти такую работу, которая не только им нравится, но и обеспечивает возможность находиться в центре внимания, то демонстративно-застреваюшие личности могут быть на высоте в течение длительного времени.
Следующая пациентка также была описана Бергманом, который в нашем коллективном труде дал описание ряда комбинированно-акцентуированных личностей.
Лизбет X., 56 лет, еще в детстве отличалась недоверчивостью и злопамятностью. Она не могла наладить контакт с соучениками, постоянно чувствовала себя обойденной. С возрастом у нее все больше развивалось честолюбие. Став продавцом, она пользовалась уважением, продвигалась по службе. Директор магазина поручал ей ответственные участки работы, но с коллегами дело обстояло хуже, многие недолюбливали ее из-за сварливого, своенравного и злопамятного характера.
512
В возрасте 24лет у X, наблюдались типичные истерические реакции по поводу разочарования в любви: она разыгрывала тяжелобольную, позволяла матери баловать, жалеть себя. Но вскоре она снова приступила к работе и в последующие годы (они проходили без конфликтов) достигла весьма высоких профессиональных показателей. Связей с мужчинами у нее все эти годы не было. Лишь в возрасте 50 лет она еще раз полюбила, но снова все кончилось глубоким разочарованием. Два года спустя умерла ее мать.
В климактерическом периоде у X. часто отмечалось недомогание. Она не могла уже выполнять свою работу так безукоризненно, как прежде. Несмотря на это, X. не в силах была отказаться от авторитетной должности закупщика оптовых товаров, чтобы заняться более легкой работой. Когда новый директор назначил в помощницы X. молодую женщину, она восприняла эту помощь как знак недооценки ее многолетней работы в торговом предприятии. X. прореагировала на назначение помощницы грубо-демонстративно — упала с громким криком. После этого у нее появилось нарушение координации движений при ходьбе. Домой с работы она уехала на такси, а позже постоянно и с большим удовольствием демонстрировала симптомы своего заболевания.
При поступлении в нашу клинику X. предъявила перечень своих болезней на восьми страницах. При ходьбе она пользовалась в качестве опоры то палкой, то зонтом, то детской колясочкой. В психотерапевтическом отделении выяснилось, что X. очень хочет получить пенсию. Постепенно нам удалось снять симптомы истерии, но преодолеть до конца ее внутреннее сопротивление мы не смогли. В конце концов X. почувствовала себя намного лучше и даже снова заговорила о работе. К сожалению, мы не смогли обеспечить ей место работы, на котором обследуемой удалось бы выдвинуться, как раньше.
У X. в течение многих лет паранойяльные черты преобладали над истерическими. Уже ребенком она чувствовала себя обойденной, а став взрослой, отличалась несговорчивостью и злопамятностью. Честолюбивые устремления обеспечили ей продвижение по службе и хорошую должность. В 24 года X. проявила типичные истерические реакции при разочаровании в любви. В пятидесятилетием возрасте все явственнее наблюдается «бегство в болезнь».
Сочетание у акцентуированной личности застревающих и демонстративных черт часто ведет к честолюбивым устремлениям, особенно в расцвете лет. При таком типе акцентуации реакции несостоятельности, «осечки» не имеют места. Благодаря хорошим трудовым показателям такие люди завоевывают авторитет на работе, что, в свою очередь, является стимулом на пути к дальнейшим достижениям. С возрастом, когда работать становится труднее и авторитет работника падает, у застревающих личностей наблюдается крутой поворот к сверхчувствительности. Они сваливают вину за отсутствие прежних трудовых успехов то на коллег, то на болезнь. Тем самым эта черта личности перекликается теперь с истерической тенденцией к игнорированию неприятного. Таким образом можно объяснить эту позднюю несостоятельность демонстративно-застревающих личностей. Мы показали это на примере честолюбивой женщины, которая преуспевала в работе и у которой в пожилом возрасте развилась картина рентного невроза. Разумеется, не во всех случаях наблюдается поздняя несостоятельность. Некоторые истерически-паранойяльные личности к началу преклонного возраста
17-	Психология индивидуальных различий
513
обеспечивают себе столь прочное служебное положение, что удерживают его, несмотря на слабеющие физические силы. В таких случаях психическое равновесие обеспечивается удовлетворенным честолюбием.
При наблюдении над демонстративными чертами характера чаще всего отмечается склонность истериков к «бегству в болезнь». И действительно, такая форма истерической реакции очень типична для всех истериков. Всякое затруднение, всякий конфликт, даже простое желание немного облегчить себе жизнь наводят их на мысль о том, что выходом из создавшегося положения является болезнь. Больного нельзя ни к чему обязать, его все жалеют, о нем заботятся, более того, при длительном заболевании можно рассчитывать и на социальное обеспечение, на получение пенсии. Если бы этих форм государственного обеспечения не существовало, таких истериков стало бы гораздо меньше, однако все равно многие из них спасались бы «бегством в болезнь», рассчитывая на жалость и заботливость добрых людей. В большинстве же случаев основные истерические реакции приняли бы в таком случае иные формы.
Другой формой истерического реагирования является непорядочность по отношению к окружающим людям; истерические реакции идут окружающим во вред, а истерику - на пользу.
Анита Б,, 1907г, рожд., уже в школе была весьма честолюбива. Избрав специальность делопроизводителя-секретаря, она быстро и уверенно поднималась по служебной лестнице. Начальник учреждения был высокого мнения о Б. и давал ей ответственные поручения. Выражением особого доверия было и то, что Б. была избрана профсоюзным казначеем. В то же время коллеги недолюбливали Б.: она вечно кичилась своими организационными способностями, подчеркивала, что начальство ценит ее как никого другого. Но так как в общем это соответствовало действительности, против такой позиции Б. и возражатъ-то было нечего.
В быту она была человеком с большими претензиями, старалась, чтобы в доме у нее все было добротнее, комфортабельнее и красивее, чему других. Это требовало больших расходов. В 1962 г. произошла техническая реорганизация процедуры сдачи профсоюзных взносов и временно не было ясности в том, куда именно сдавать деньги. Б. нашла выход сама — она вообще перестала их сдавать. Деньги держала в своей рабочей комнате и использовала для личных расходов. Систематическое присвоение Б. профсоюзных денег было раскрыто лишь через 4 года. Во время обследования Б. держалась напряженно, недоверчиво. При упоминании о ее уголовно-правовых нарушениях отвечала злобно, заявляя, что все это не более чем недоразумение. Затем Б. начинала разыгрывать оскорбленную невинность, спорила и отрицала все, что значилось в судебных актах. Врачи предложили подвергнуть проверке ее интеллектуальные данные, ссылаясь на то, что у обследуемой возможны психические нарушения. Б. живо ухватилась за это предложение. Хотя предыдущие обследования свидетельствовали о вполне нормальном интеллекте, теперь она стала демонстрировать картину типа псевдодеменции. При простейших вопросах Б. долго раздумывала над ответом, с большим трудом отвечала, сколько будет «33» и «55». Часто Б. говорила: «На этот вопрос ответить не могу», хотя до этого на аналогичный вопрос давала верный ответ.
Характерно, что во время проверки интеллектуальных возможностей полностью исчезли ее раздражительность, враждебность. Теперь Б. старалась вы
514
звать жалость отчаянием по поводу своей умственной неполноценности, часто начинала рыдать. Но вся попытка напомнить Б. о ее вине вновь вызвала отрицание вины, сильное раздражение и злость.
Перед нами женщина, достигшая высокого служебного положения. Будучи отличным работником, она с готовностью брала на себя дополнительные нагрузки. К этому ее, несомненно, толкало честолюбие, что подтверждается и ее заносчивостью по отношению к сослуживцам. В истории болезни также бросаются в глаза демонстративные черты личности. Все поведение Б. говорит о желании выделиться, быть заметной. Именно в связи со второй чертой данной акцентуированной личности стали возможны и уголовные нарушения. Ведь авантюристка не могла не знать, что рано или поздно присвоение ею государственных денег будет обнаружено. Естественно предположить, что страх не давал ей ни минуты покоя. Но, обладая свойством вытеснять все неприятное, она оставалась в превосходном настроении и продолжала свои уголовно наказуемые действия.
При обследовании черты и того и другого порядка проявились чрезвычайно ярко: черты застревания — во враждебном отрицании вины, демонстративные черты — в картине псевдодеменции. В зависимости оттого, с какой стороны подходить к обследуемой, ее можно расценивать то как паранойяльную, то как демонстративную личность.
Сочетание застревающих и демонстративных черт распознается уже в детстве и может развиваться в нескольких различных направлениях. Дети такого склада в школе часто бывают весьма честолюбивы и старательно учатся, хотя у них, видимо, вполне возможны были бы истерические реакции игнорирования неприятного. Признание со стороны учителей и воспитателей оберегает этих детей от срывов. Иногда можно наблюдать, как честолюбие у ребенка с истерическими чертами перерождается в пустое тщеславие, для удовлетворения которого он прибегает к нечестным средствам.
Ниже в качестве примера приводится описание ребенка, у которого развитие такой сложной акцентуации проходило именно во втором направлении. Целлер уже описывал этот случай в нашем совместном труде.
Рольф Г. в 9 лет поступил в наше детское отделение. Родители разведены, мать — натура явно тщеславная, отец отличается своенравием, большой спорщик. Рольф уже в детском саду стремился быть в центре всеобщего внимания, рассказывал ребятам разные небылицы.
Дома его держали в большой строгости, которой он подчинялся весьма неохотно. В школе учился на «хорошо» и «отлично», но дисциплина была неудовлетворительной. Получая выговор от учителей, нередко цедил сквозь зубы: «Скотина ты...» Часто Рольф своими проделками смешил детей, некоторые дети возмущались, что он своими клоунскими выходками мешает заниматься. В спорах Рольф нередко доходил до бешенства и бросался беспощадно избивать товарищей. Во время уроков постоянно бегал по классу.
Рольф очень хитер, любит дразнить и злить товарищей. Так как своим наглым поведением он «прославился» на всю школу, ему стали приписывать вину за все скандальные выходки в школе, в которых он и участия не принимал. В конце концов все ученики стали враждебно к нему относиться. Особенную антипатию Рольф ис
515
пытывал к девочкам, так как 12 девочек, объединившись, всякий раз, когда Рольф нарушал спокойствие в классе, били его. Они называли его «Рольф-дурак». Он дружил только с такими же отъявленными нарушителями дисциплины, как сам.
В нашем отделении Рольф пытался занять среди детей «первое место» и играть роль вожака. С этой целью он отчаянно лгал. Однажды, после выходных дней, Рольф заявил, что побывал в эти дни в СССР, и в доказательство продемонстрировал набор советских цветных карандашей, делился впечатлениями о своей «поездке». Как позже выяснилось, нигде Рольф не был, а карандаши привез с собой его отчим, ездивший в СССР. Рольфу указали, что нельзя быть таким вралем, но он оставил эти слова без внимания. Перед взрослыми Рольф в клинике рисовался, стараясь произвести хорошее впечатление, с детьми же постоянно ссорился, бранился и лез в драку.
Перед Нами весьма честолюбивый девятилетний мальчик. Честолюбие стимулировало его успехи в школе. Кроме того, он стремился всегда быть в центре внимания, быть вожаком. Его недисциплинированное поведение, разные шалости, вплоть до хамских выходок, —это не что иное, как попытки выделиться. В этом угадываются истерические черты. Они подтверждаются также хитростью и безудержной лживостью. Однако если у Рольфа намерение «утвердить» себя срывалось, появлялись параноические реакции: он начинал драться. Любопытно, что такое поведение было свойственно Рольфу еще в детском саду. Уже тогда он старался быть в центре внимания, часто обманывал. Возможно, были допущены какие-то ошибки в воспитательном процессе. Возможно, однако, и другое: мальчик мог унаследовать черты застревающей личности от отца, а черты демонстративности — от легкомысленно-тщеславной матери.
Весьма опасно сочетание черт застревающей и возбудимой личности. Ведь уже. каждая из этих черт в отдельности ведет к сильным вспышкам аффекта.
Ниже приведем пример, описанный Бергманом в его монографии. Этого обследуемого наблюдал и я.
Вилли В. поступил в клинику в январе 1957 г. как социально опасный. Отец отличался сильной вспыльчивостью. По малейшему поводу он избивал своих троих детей кнутом, в припадках ярости ломал мебель. Ни в чем не терпел возражений. Однажды, когда один из сыновей улыбнулся в ответ на его замечание, он запустил ему в голову тарелкой. Братья В. также очень раздражительны.
В. с юности легковозбудим, подозрителен и с момента вступления в брак очень ревнив. После шести лет супружеской жизни возникла сложная ситуация. В. посещал вечернюю школу, готовясь к сдаче экзаменов на аттестат зрелости. Жена к концу занятий часто подходила к зданию школы, чтобы встретить мужа и вместе идти домой, но В. при этом пользовался другим выходом из школы. Жена, воспылав ревностью, подала в 1955 г. заявление о разводе. Накануне бракоразводного процесса супруги помирились, суд был отложен на 5 месяцев. Вскоре после этого жена уехала к родным. Когда она вернулась, разразился скандал, жена сыпнула В. в глаза целый пакет перца, В. нанес ей сильный удар в переносицу. После этого 9 мая 1955 г. последовал развод. 10 мая В. разгромил спальню жены, после чего явился с повинной в полицию и был арестован. Суд приговорил его к тюремному заключению. За образцовый труд по месту заключения его освобо
516
дили досрочно (19 декабря 1955 г.). В. предполагал вернуться к бывшей жене, однако она выехала в ФРГ. В. отправился к ней, состоялось примирение, оба вернулись в ГДР. В ноябре 1956 г. В. вступил в связь с другой женщиной, но через три недели порвал с ней. Немедленно после этого он отправился к бывшей жене и умолял ее вернуться к нему. Жена наотрез отказалась. Он стал ежедневно подстерегать ее у детского сада, в котором она работала. В канун Рождества он с улицы разбил стекла в окне ее спальни. На следующий день снова тщетно валялся у нее в ногах, заклиная вернуться. 4 января 1957 г. опять разбил окна на кухне. 5 января 1957 г. В. тайком пробрался в подвал дома жены и, когда она возвращалась с работы, жестоко избил ее. Наконец, 7января жена В., заметив, что он снова поджидает ее возле детсада, обратилась в полицию, и В. был задержан.
По словам жены, В. абсолютно нетерпим к самому пустячному возражению. Сексуально он легковозбудим и очень груб. Уже через 3 недели по возвращении из ФРГ начались отчаянные скандалы, хотя бывшие супруги жили еще порознь. Она постоянно наблюдала, как В. с 8ч утра и до окончания рабочего дня околачивался у детского сада. Иногда ей удавалось, улизнув от него, вскочить в трамвай, тогда В. некоторое время бежал рядом с трамваем, угрожая ей и выкрикивая похабные ругательства.
В клинике В. заявил, что жену свою он обожает, безумно ревнует и что он, как и все родственники по отцовской линии, страшно раздражителен, вспыльчив и обидчив. Он не хотел жить на свободе без жены, уж лучше сидеть в тюрьме, все равно любимая женщина от него отвернулась. Мимолетную связь с другой женщиной он считает неизгладимой своей виной перед женой, ведь теперь она навеки отвернется от него. Но в то же время это бесит его до такой степени, что он готов убить жену: «Когда я дохожу до бешенства, мне все безразлично».
В. можно расценить как застревающую личность. Этот тип акцентуации всегда склонен к подозрительности и ревности. Описанная ситуация послужила для В. толчком к параноическому развитию, которое в силу неровного поведения жены породило «полную любви ненависть», столь характерную для подобных случаев. Частично так и следует объяснить его акты насилия. Преднамеренные насильственные действия перемежались у него с совершенно бесконтрольными взрывами аффекта.
Здесь, очевидно, паранойяльные черты личности послужили толчком к насилию, а эпилептоидный характер породил ход действий, т. е. поступки. Свою зависимость от влечений В. проявил и в том, что, несмотря на сильную привязанность к жене, вступил во временную связь со случайной женщиной. Его разумная манера поведения во время бесед в клинике очень ясно показывает, до какой степени аффекты человека, особенно при сочетании паранойяльной и эпилептоцоной акцентуации, властны вести его совсем не по тому пути, по которому он сам намерен идти. Очевидно, приступы безудержного возбуждения В. унаследовал от своего отца.
Неблагоприятные состояния напряжения при аффектах, возникающие при сочетании застревающих и возбудимых черт характера, проявляются уже в детстве. Очень явственно это следует из примера, который приводим ниже. Речь идет о мальчике, описанном Бергманом в нашем коллективном труде.
Вольфганга Д., 8 лет, родители привели в нашу поликлинику по поводу бешеных вспышек ярости, наступающих, когда ему в чем-либо перечат.
517
Школьные учителя жалуются на упрямство, агрессивные поступки. Все плохие оценки он считает несправедливыми; получая их, швыряет книги и тетради на пол, топчет их ногами, потрясая при этом кулаками. Он уже не раз срывал ярость на соучениках, а однажды пригрозил учительнице: «Если я получу плохую оценку, то Виктору В. несдобровать». Учительница не в силах справиться с этим ребенком. Он сопротивляется требованиям других учителей, бросается на пол, царапается, кусается, воет.
В октябре 1962 г. в связи с состоянием возбуждения, длящимся несколько дней, и невозможностью содержания Вольфганга в домашних условиях мальчик был госпитализирован в нашу клинику. Во время стационарного лечения были собраны дополнительные сведения: в школе мальчик в самом начале прохождения темы понятлив и способен успешно работать, но вскоре появляются припадки ярости, подрывающие дисциплину всего класса. Вольфганг «подкалывает» соучеников перьями, карандашами, а если отнять у него эти предметы — попросту бьет их по голове башмаком.
Мать и отец реагировали на выходки мальчика бурно, нередко били его. Защищаясь, Вольфганг всегда настаивал на своем. Однажды он схватил отца за горло и стал душить его. В клинике мальчик держался вначале напряженно, был враждебно настроен. Постоянно жаловался на свою школу, особенно на одну учительницу. Детей младше себя старался подчинить своему влиянию. С другой стороны, он радовался всякому поощрению.
По возвращении в школу Вольфганг некоторое время вел себя нормально и неплохо учился. Но такие периоды всегда были недолгими. Вскоре он вновь терял самообладание, начинал кричать, избивать товарищей. После лечения в клинике возбудимость обычно снижалась, но достигнуть постоянной уравновешенности нам так и не удалось.
Поскольку родители Вольфганга — натуры бурные, воспитание его, несомненно, проводилось без особой последовательности. Но все же тяжелые взрывы аффекта у ребенка не могут быть отнесены лишь за счет воспитания. Наивысшей ступени они достигали в школе и давали себя почувствовать даже в нашем детском отделении.
Самый пустяковый повод приводил мальчика в ярость, внезапность и безрассудство которой указывают на черты эпилептоидного характера. Но аффект его был не только импульсивным, но и очень длительным, в чем сказывается паранойяльная стойкость. Эта черта проявлялась во враждебности к учителям, отрицательное отношение которых мальчик считал несправедливым. Во время лечения нам удалось активизировать позитивный компонент его паранойяльного характера, мы постарались стимулировать его честолюбие, но все же вспышки возникали снова, полностью подавить их так и не удалось. На паранойяльное начало в личности этого ребенка было легче воздействовать, чем на эпилептоидное. Честолюбивые моменты на общем фоне застревания были заметны еще в школе, где мальчик, несмотря на отвратительное поведение, все же неплохо учился, в отличие от возбудимых детей, которые, как правило, не только недисциплинированны в школе, но и запускают учебу.
Эпилептоидная взрывчатость может оказаться особенно опасной в тех случаях, когда она сочетается с истерической склонностью к реакциям типа короткого
518
замыкания. Аффективные проявления в этих случаях непосредственно переходят в действия.
Среди личностей с таким сочетанием черт характера мне пришлось наблюдать несколько случаев насилия. Один такой мужчина стал убийцей своего новорожденного ребенка.
Эрнст Ш., 1937г. рожд., вместе с женой ожидал рождения второго ребенка, который был для него нежелательным. Он считал это несвоевременным: вначале надо купить домик и построить гараж. Сначала он пытался уговорить жену сделать аборт, но она не пошла на это. После появления новорожденного на свет Ш. завернул его в купальный халат и отнес на чердак. Младенец задохнулся, Ш. завернул его в оберточную бумагу, вынес на улицу и положил в сугроб.
Ш. считается хорошим работником, все время работает на одном месте (он специалист по изготовлению автомобильных кузовов). До совершения преступления у него не было судимостей. По свидетельству родных, Ш. обладает весьма бурным темпераментом. Впадая в гнев, может поднять руку на обидчика. Пишу, которая ему не нравится, может швырнуть о стену. На работе его невыдержанность была известна, но агрессивность он здесь никогда не проявлял. Как умелый мастер Ш. зарабатывал больше товарищей. Возможно, данное место работы привлекало его именно хорошим заработком. Деньги на автомобиль он заработал собственным трудом. По словам сотрудников, Ш. охотно разыгрывал из себя клоуна, любил «ломаться».
При обследовании интеллектуальное развитие Ш. оказалось в норме, но он был чрезвычайным тугодумом: говорил медленно, с частыми паузами, переспрашивал. В движениях также тяжеловесен, малоподвижен. При исследовании интеллектуального уровня в пробе на продуктивность он назвал всего 38 слов. При обсуждении его уголовного преступления бросилась в глаза не столько описанная тяжеловесность (она не препятствовала взаимопониманию), сколько тенденция проходить мимо ряда вопросов. Кроме того, он вновь и вновь старался так или иначе смягчить перед нами свою вину, но тут же добавлял, что вины как таковой это с него не снимает. На конкретно поставленные вопросы Ш. отвечал заведомой ложью.
Из его рассказа явствовало, что он до самого рождения ребенка надеялся, что жена сделает аборт. Когда начались роды, позвать акушерку он якобы не успел. По другой версии, Ш. подумал, что у жены выкидыш. Его тетка, к которой он в 4 ч ночи привел трехлетнюю дочку, не имела ни о чем понятия. Любопытно, что при подобных описаниях он, несмотря на свою тяжеловесность, становился весьма словоохотливым и как бы «вживался» в эти полупридуманные истории. Когда мы обращали внимание Ш. на грубое искажение фактов в его рассказе, на ряд несовпадений с действительным положением вещей, он смущался лишь на несколько мгновений, а затем опять продолжал свое. При этом он в патетической форме высказывал искреннее удивление по поводу того, что ему не верят.
Поведение Ш. стало совсем иным, когда я спросил о его увлечениях. Да, он держал и почтовых голубей, и кроликов. Большую роль в его жизни играл автомобиль. Он почти нигде не бывал, так как в семье чувствовал себя лучше всего. К жене он искренне привязан, когда же мы заговорили о трехлетней дочурке, на глазах у него появились слезы.
519
Тяжеловесность и медлительность в сочетании с раздражительностью указывают на возбудимость личности. Этому акцентуированному характеру обследуемого соответствовало плотное коренастое телосложение и грубоватое лицо. Упорная ложь, попытки смягчить свою вину объяснялись, очевидно, не только весьма понятным человеческим желанием как-то оправдать себя, хотя он и не отрицал совершенного им преступления. Однако естественность, с которой он лгал, самоуверенность, которой никакие опровержения не могли поколебать, неспособность признать себя убийцей — все это свидетельствует о том, что Ш. не осознавал до конца своей лжи, что он сам в какой-то мере верил в свою невиновность. В этом мы усматриваем черты демонстративного характера, что подтверждается и патетичностью, и клоунскими выходками его на работе.
Оба эти типа акцентуации соединились, когда он совершил свое страшное преступление. Ш. не хотел ребенка. Гнев по поводу того, что жена не избавилась от беременности, подспудно возрастал. Но все же, несмотря на эпилептоидные черты характера Ш., дело, вероятно, не дошло бы до умерщвления ребенка, если бы истерическая вспышка не отбросила в сторону голос совести и благоразумия.
При сочетании застревающих и педантических черт в социальном плане возможны весьма положительные результаты. Иногда у таких личностей наблюдаются высокие достижения. Эгоистическая тенденция застревания смягчается альтруистическими качествами педантичной личности. Тщеславию хотелось бы убрать с дороги тех, кто мешает, сверхчувствительность заставляет сваливать все на окружающих, однако совестливость вынуждает своевременно подумать о возможности собственной вины. В результате бесцеремонный, ни с чем не считающийся карьеризм подавляется разумной целенаправленностью поступков.
В свою очередь, отрицательные черты педантичности также смягчаются, когда к ним присоединяется другой компонент. Непродуктивные колебания перед принятием каждого решения становятся минимальными в тех случаях, когда честолюбие решительно требует новых достижений. Многие превосходные специалисты в своей области, обладающие одновременно отличной социальной приспособляемостью к окружению, являются акцентуированными личностями, у которых сочетаются черты застревания и педантичности. Продвигаясь по намеченному пути, они стараются не ущемлять интересов других. Работа должна быть на высоте — вот их принцип. Этого требует и целеустремленность застревающей личности, но еще больше - солидность и добросовестность педантичной. Параноическое развитие застревающей личности, вызывающее враждебное отношение к окружающим, также тормозится сдерживающими ананкастическими чертами характера.
Но существует и такое развитие, при котором сочетание обеих черт приобретает отрицательное значение, - это невротическое состояние, в основе которого лежит страх. Как известно, и ананкасты, и в меньшей степени паранойяльные личности склонны к ипохондрическому развитию. Именно поэтому многие ипохондрики обладают одновременно чертами застревания и педантичности. При сочетании этих черт характера возможен отрицательный результат, однако не в плане асоциального поведения. При этом наблюдаются лишь постоянные недомогания и понижение трудоспособности акцентуированной личности. При невротическом развитии такой личности объединяются тенденция ананкастов к «раскачиванию» аффекта и паранойяльная тенденция к его кумуляции.
520
Привожу историю болезни обследуемого, который был весьма добросовестным и преуспевающим специалистом, но отличался невротическим складом психики. Он был уже описан в нашем коллективном труде Бергманом.
Альбин Д., 1918 г. рожд., уже в школе отличался самолюбием и старательностью. По окончании школы сначала работал помощником продавца, постепенно поднялся до должности заместителя директора крупного торгового предприятия. Затем заочно закончил педагогический институт, стал работать учителем. Вскоре стал директором большой школы (1900 детей) и, наконец, начальником областного отдела народного образования. Кроме того, Д. имел много общественных нагрузок, сильно переутомился. Самого себя Д. характеризует как человека чувствительного и легковозбудимого, не выносящего ни малейшей несправедливости. Всюду с жаром он отстаивает свои принципы, но еще чаще защищает интересы окружающих, зачастую наживая себе врагов. Д. — исключительно добросовестный и исполнительный человек, обладает высоким сознанием долга. При выполнении любой работы он не отступает от намеченной системы и работу непременно доводит до конца. Д. склонен к самоконтролю. Неоднократно проверяет свои записи к докладам, с которыми выступает, «для гарантии» готов проверить лишний раз, выключены ли свет, газ и т. д.
Когда Д. было 10 лет, он испытал тяжелый стресс: его товарищ, разгоряченный игрой в футбол, с жадностью выпил кружку холодной воды и тут же упал мертвым. С той поры Д. не пьет холодной воды, не пил ее даже в армии, когда на больших маршах сильно страдал от жажды. После этого случая Д. никогда не присутствует на похоронах, не бывает на кладбищах. При разговорах о смерти его охватывает страх. Когда он работал санитаром, просил товарищей избавить его от переноски трупов, не решался входить в инфекционное отделение больницы. Впрочем, на собственные болезни он раньше никогда не жаловался. С 1960 г. Д. страдает тромбозом вен обеих ног. Последнее резкое ухудшение наступило в 1962 г. Теперь его часто стал «прошибать пот», отмечались ознобы, сердечные приступы. Хотя тяжелые явления закупорки вен были устранены, Д. не решался выходить на улицу, считая, что у него тяжкий сердечный недуг. В результате - потеря работоспособности. С диагнозом «тяжелый ипохондрический невроз» поступил в нашу клинику. К нашим методам лечения пациент вначале относился скептически. Позже нам удалось найти правильный подход. При выписке у Д. не было никаких жалоб. В хорошем состоянии он снова приступил к своей ответственной работе.
Д. достиг в жизни многого. Его честолюбие, сопровождающееся сильной впечатлительностью, позволяет сделать заключение о том, что перед нами застревающая акцентуированная личность. Однако движущей силой его поступков было не только честолюбие: педантичность «заботилась» о том, чтобы Д. не стал дерзко-самонадеянным, умел всегда сохранять деловые и добрые отношения как с подчиненными, так и со всеми окружающими. В развитии невротического состояния, выбившего его из колеи, участвовали оба компонента его личности. Толчком к развитию послужил страх, внушенный заболеванием.
Особый интерес представляет сочетание черт возбудимой (эпилептоидной) и педантичной личности, ибо эти черты в какой-то мере противоречат друг другу.
521
Можно было бы предположить, что здесь должно быть выравнивание, подобное тому, которое наблюдается при совмещении педантических и демонстративных черт характера. Следует, однако, подчеркнуть, что в последнем случае речь шла о противопоставлении в одной и той же психической сфере. Что же касается черт характера возбудимых и педантичных личностей, то их следует, напротив, отнести к различным функциональным сферам. Решение вопроса о том, способен ли человек на быстрые или лишь на медленные психические реакции, относится к гораздо более высокой психической сфере, чем вопрос, поддается ли данное лицо своим влечениям или нет. Однако известная осторожность акцентуированной личности в принятии решения может сказаться и в торможении тех действий, на которые толкает влечение; человек с таким сочетанием акцентуаций отличается большим самообладанием, самоконтролем. Наблюдения, сделанные в нашем психотерапевтическом отделении, подтверждают такое предположение.
В других случаях черты того и другого характера сосуществуют, не взаимодействуя. В результате в некоторых случаях черты одного характера активизируются, а другого — вообще ничем себя не проявляют. Особенно часто этот разобщенный тип реакции встречается у подростков, т. е. тогда, когда ананкастичес-кая скрупулезность не успела еще распространить свое действие на сферу инстинктов.
Фолькмар Э., 1945 г. рожд., по профессии механик. По словам родных, он не унаследовал добросовестности своего отца. Отец был человеком сверхаккуратным, «не успокоится, пока не наладит все как по струнке». Э. в школе выделялся ленью, уроков почти совсем не готовил. Часто не ночевал дома, иногда его разыскивали. Наказания не помогали. Э. был неаккуратен и с личными вещами. В других отношениях проскальзывала, однако, педантичность: Э. следил за тщательной уборкой своей комнаты, перепроверял, хорошо ли запер, уходя, дверь квартиры. «Не могу иначе — меня совесть замучит!» — так он объяснял эту привычку. Со сверстниками Э. постоянно задирался, при этом часто приходил в ярость, дрожал всем телом, наносил удары противнику. В таких случаях Э. мог, потеряв самообладание, поступить совершенно безрассудно: он нападал, например, на ребят старше и сильнее себя, в драке с которыми его поражение было неизбежно. Поэтому его самого нередко избивали.
Когда Э. исполнилось 13 лет, у него появились навязчивые идеи. Так, например, если приближался трамвай или поезд, Э. ставил перед собой задание - успеть перебежать через рельсы, или же ему казалось, что «спастись» от какой-то якобы грозящей ему опасности он может, только прочитав какое-нибудь объявление, висящее поблизости. Стоя на башне, на большой высоте, Э. представлял себе, как, спрыгнув, собьет кого-то внизу. Иногда он вдруг ощущал неодолимое желание дать пощечину постороннему человеку. А то Э. так и подмывало вскочить на радиатор мчащейся навстречу машины, или ему казалось, что он должен «добежать до фонаря, прежде чем машина со мной поравняется, лишь тогда все будет хорошо» и т.д.
С 15лет Э. начал красть. В школе он нередко присваивал всевозможные мелочи, которые могли пригодиться «в работе» (он любил мастерить). Однажды вломился с товарищем в квартиру знакомых, унес радиоприемник. В последующие годы количество краж все возрастало, но в 18лет он вдруг прекратил воров
522
ство. В 20лет Э. стал социально уравновешенным человеком. Работал на производстве механиком, вполне добросовестно, хотя по-прежнему отличался возбудимостью. При обследовании Э. подтвердил, что он и сейчас с трудом сдерживается, если что-нибудь выведет его из себя. Но все же эксцессов больше не было. Не замечал уже и навязчивых идей. Вместо этого у него развились черты педантической личности: постоянно — и дома, и на производстве — он теперь проверяет, хорошо ли выполнил то или иное дело.
Будучи подростком, Э., отнесенный нами к ананкастам, начал красть. В этом заключается необычность данного случая, поскольку известно, что непорядочные поступки несовместимы с добросовестностью педантичной личности. Однако импульсивные реакции Э., возникающие на почве внешних соблазнов и раздражителей, соответствуют поведению эпилептоидной личности. Эти реакции могут быть отнесены ко второму «набору» черт характера Э. как возбудимой личности. Итак, обе тенденции «уживаются» в личности юноши независимо друг от друга: если Э. сталкивается с чем-то, что его влечет, он — как личность возбудимая, не способная владеть собой, — безудержно поддается соблазну, если же в аффективном плане он находится в состоянии покоя, им завладевают черты навязчивости, свойственные ананкастам. И лишь по мере созревания личности у таких людей наступает сбалансированность психики.
Правда, с возрастом Э., все еще легковозбудимый, научился вполне владеть собой. С другой стороны, его педантичность уже не ведет к навязчивым представлениям, ее проявления ограничиваются многократным самоконтролем на работе и в быту. В конечном счете Э. стал весьма похожим на своего сверхаккуратного отца, что вначале казалось маловероятным. Проявление ананкастичес-ких черт личности Э. в годы отрочества в виде типичных навязчивых представлений можно объяснить тем, что в этом периоде происходит перестройка личности, переход от экстравертированности к интровертированности. Навязчивые представления в период отрочества, как известно, не столь уж редки.
Иногда и у взрослых черты, свойственные возбудимому и педантичному характеру, существуют параллельно, абсолютно не взаимодействуя.
Франц Ф., 1942 г. рожд., по профессии рабочий химической промышленности. Его отец — человек весьма педантичный, но в молодости много пил. Отец в свое время нещадно бил детей и сейчас способен на весьма импульсивные реакции, в припадке ярости орет.
Ф. в школе учился хорошо, но учеба ему давалась нелегко. Окончил 8 классов.
В возрасте 10 лет в порыве гнева как-то бежал из дому, но вскоре вернулся. Когда Ф. учился на мастера, он нередко убегал с работы, причем по пустяковым поводам. Однако типичные припадки ярости наблюдались редко: в состоянии раздражения им не только овладевал гнев, но он чувствовал и сильную угнетенность. В это время он предпочитал бегство от людей. В двадцатилетием возрасте Ф. сохранил привычку попросту уходить или уезжать, если что-либо его «доводило». Однажды он отсутствовал дома несколько дней, его родители, вместе с которыми он жил, очень беспокоились. Оказалось, что он ночевал в каком-то кемпинге.
Когда Ф. не находится в состоянии возбуждения, его считают хорошим работником. На производстве он бывает даже чересчур добросовестен. Отцу по
523
рой приходится даже убеждать его, что и в старании не нужно «перегибать палку». Излюбленное занятие Ф. — контролировать, всели в доме в порядке, хорошо ли заперта дверь, выключен ли газ. В обществе он часто бывает заторможен, всегда боится, что скажет что-нибудь невпопад. В 18лет Ф. начал пить, а в 25лет поступил к нам в клинику для прохождения курса противоалкогольного лечения (у него это был уже третий курс). Каждый раз он приступал к лечению с самыми благими намерениями. Ф. отлично отдавал себе отчет в том, как ему вреден алкоголь, но после краткого периода воздержания снова начинал пить, мотивируя это тем, что часто впадает в пессимистическое настроение, радости никакой ни в чем не видит и тянется к водке, не думая о последствиях.
После последнего курса лечения Ф. долго оставался под амбулаторным наблюдением. Согласно имеющимся у нас сведениям, рецидив у него не наступил.
Среди алкоголиков ананкасты вообще не встречаются. Ананкасты настолько серьезно относятся к себе и своим обязанностям, что расценивают алкоголь как непосредственную угрозу делу и личному благополучию. Поэтому они отвергают спиртное даже в умеренных количествах, не говоря уже об излишествах.
Если Ф., несмотря на черты педантичности в характере, все же стал хроническим алкоголиком, то это, несомненно, связано со вторым компонентом его личности. С малых лет Ф. был склонен к импульсивным поступкам (побеги из дому), кроме того, был всегда чрезвычайно раздражителен. Как личность возбудимая, Ф., конечно, легко мог стать хроническим алкоголиком, но ананкастиче-ские черты характера должны были защитить его от данной опасности, потому что такие понятия, как ананкаст и алкоголик, несовместимы, даже в тех случаях, когда ананкастические черты комбинируются с другими чертами характера. Возможно, именно поэтому Ф. не выработал в себе нужной самодисциплины (или лишь с годами обрел ее) и наряду с раздражительностью был склонен к депрессивным состояниям. Подавленность еще в большей степени, чем раздражение, требует «поддержки» алкоголем, ведь раздражение может найти разрядку и в другом. Депрессивные черты примешивались к дурному настроению Ф. уже в детстве: вместо того чтобы «перебеситься», он уходит из дому, ищет возможности скрыться. С этой чертой мы нередко встречались у больных эпилептоидной психопатией, у которых реакции на неприятные события могут вылиться как в пароксизмы ярости, так и в глубокую депрессию. Пожалуй, в этом и следует искать объяснение того, почему у данного больного (даже тогда, когда отрочество давно миновало) обе черты характера не вступили во взаимодействие - Ф. всегда реагировал то как чисто возбудимая, то как чисто педантическая личность.
Гипертимические личности
Гипертимический темперамент, резкая степень проявления которого носит название гипоманиакалъного состояния, хорошо известен в психиатрии. Как и при маниях, правда, в несколько смягченной форме, приподнятое настроение сочетается при этом с жаждой деятельности, повышенной словоохотливостью и с тенденцией постоянно отклоняться от темы разговора, что иногда приводит к скачке мыслей. Гипертимическая акцентуация личности не всегда чревата отрицательными последствиями, она может благотворно влиять на весь уклад жизни человека.
524
Гипертимические натуры всегда смотрят на жизнь оптимистически, без особого труда преодолевают грусть, вообще им нетрудно живется на свете. Благодаря усиленной жажде деятельности они достигают производственных и творческих успехов. Жажда деятельности стимулирует у них инициативу, постоянно толкает их на поиск нового. Отклонение от главной мысли порождает множество неожиданных ассоциаций, идей, что также благоприятствует активному творческому мышлению. В обществе гипертимические личности являются блестящими собеседниками, постоянно находятся в центре внимания, всех развлекают.
Они способны говорить и рассказывать без конца, только бы их слушали. Такие люди не могут наскучить, с ними интересно, они пересыпают свою речь прибаутками, остротами и никогда долго не задерживаются на одной теме.
Однако если данный темперамент выражен слишком ярко, положительный прогноз снимается. Безоблачная веселость, чрезмерная живость таят в себе опасность, ибо такие люди шутя проходят мимо событий, к которым следовало бы отнестись серьезно. У них постоянно наблюдаются нарушения этических норм, поскольку они в определенные моменты как бы утрачивают и чувство долга, и способность к раскаянию. Ярко выраженный гипоманиак легкомысленно ставит на карту свой авторитет, нередко рискует потерять имущество, пускаясь в сомнительные предприятия. Чрезмерная жажда деятельности превращается в бесплодное разбрасывание, человек за многое берется и ничего не доводит до конца. Богатство идей в подобных случаях превращается в пустое прожектерство.
Чрезмерная веселость может переходить в раздражительность. Если такие переходы резко выражены и наблюдаются часто, это наводит на мысль о паранойяльном компоненте, о чем речь будет ниже.
Доля психической вовлеченности гипертимического темперамента в область мыслей, чувств и волевых проявлений не всегда одинакова. Иногда в человеке прежде всего бросается в глаза беспечная веселость, иногда она отступает перед безудержной разговорчивостью, в некоторых случаях мышление, ни на чем не задерживаясь, перескакивает с одной идеи на другую. Однако всегда в большей или меньшей степени наблюдаются все три признака одновременно, представляя единство, подобно тому как это бывает при мании. Иногда удается прямо доказать, что гипертимический темперамент представляет собой не что иное, как некое «разбавление» мании. Иногда выраженная мания может обнаружиться либо у самого обследуемого, либо у одного из его родственников.
В целом гипертимический темперамент отнюдь не обязательно связан с манией. При сравнительно легких проявлениях он представляет собой нормальный вариант акцентуации человеческой личности.
Приведу описание двух обследуемых, сделанное Унгер в нашем коллективном труде. У первой обследуемой повышенная активность, обусловленная гипертимическим темпераментом, сказалась на течении ее жизни положительно.
Элизабет Н., 1911 г. рожд. Отец весьма контактен, популярен в обществе. Он занимал высокий служебный пост, обладал прекрасным голосом, часто пел. Не терпел несправедливого отношения к людям.
Мать из семьи сектантов, очень религиозна. После смерти мужа отказалась от брака с любимым человеком, так как он был другого вероисповедания. Отличалась, как и муж, юмором, любила петь. Сестра Н. также исключительно жи-
525
вая и энергичная девушка. По словам Н., сестру все «безумно» любят и жаждут попасть к ней на вечеринки, где бывает на редкость весело.	<
О себе Н. говорит, что ее воспитание противоречило ее природному складу. Она была бойкой, жизнерадостной девочкой, но, обучаясь в монастырской школе, стала религиозной фанатичкой; впрочем, еще будучи подростком, Н. интересовалась философией религии. Все годы проучилась добросовестно, окончила школу с отличием, получила дипломучительницы начальной школы. Вскоре поступила на философско-теологический факультет, здесь также была хорошей студенткой. Одновременно успешно работала учительницей, любила детей. Последнее обстоятельство отразилось и на выборе мужа: она вышла замуж за вдовца, жена которого умерла во время родов. Н. твердо решила заменить младенцу мать. Придя к заключению, что муж ее, музыковед, — выдающийся талант, она взялась пропагандировать его музыкальные теории, налаживая повсеместно необходимые контакты. В трех университетах добилась курса лекций для мужа, типичного ученого, не умеющего постоять за себя. Н. совершала бесконечные поездки, во время которых знакомилась с различными музыковедами, объясняя им теории мужа. После войны она вела переговоры с английскими оккупационными войсками, добилась выделения суммы в 4000марок на расходы по исследовательской работе в области теории музыки. Н. наладила связи с известными музыкальными критиками, организовывая их отзывы на работы мужа, публикации в прессе. Н. добилась даже того, что известный физик Гейзенберг подтвердил правильность математических формул в теоретических работах ее мужа. Сам супруг очень верно охарактеризовал свою жену: «Не могу представить себе ни одного человека, ни одного учреждения, которые не капитулировали бы перед тобой».
Налаживая обширные контакты в области музыки, Н. познакомилась со множеством интересных людей, с некоторыми из них дружба продолжается и по сей день. Дружеские отношения наладились у Н. с одним писателем, для которого беседы с нею были важным стимулом в его творческой работе. Он даже говорил ей: «Мои произведения — твои произведения, ведь импульсы к ним исходят от тебя». Н. говорила нам, что дружба у нее завязывается преимущественно с людьми, которых надо «активизировать», за которых нужно принимать решения; этих людей она заражает оптимизмом и поддерживает в них мужество. Мы познакомились с Н. через ее пасынка, поступившего к нам в стационар по поводу шизофрении. В вопросах лечения сына Н. проявляла такую же напористость, как и при пропаганде искусствоведческих теорий мужа. Она изучила большое количество специальных работ по психиатрии, собрала обширную информацию обо всех когда-либо существовавших способах лечения шизофрении и предлагала их лечащим врачам сына. Н. исходила из того, что еще не все возможности терапии исчерпаны. Скептическое отношение врачей ее не смущало. Всякий новый метод, заявляла она, сначала принимают в штыки, но в конечном итоге кто-то все же дерзает и вводит его. Н. добралась до известного профессора в Будапеште и добилась из первых рук сведений о новейших данных по лечению шизофрении.
Во время наших многочисленных бесед Н. была слишком многословна, охотно переходила на личные темы, не связанные с сыном, говорила обо всем остроумно, с массой иронических замечаний. Если же мы просили ее сосредоточиться на какой-либо одной теме, она говорила кратко и конкретно. Настроение у Н. всегда было приподнятое, она охотно переводила разговор на веселые темы, сама при
526
этом от души хохотала и просила приглашать ее почаще, чтобы выговориться и посмеяться. Рассказы Н. всегда сопровождала оживленной мимикой и жестикуляцией. Свою жизнь Н. стремилась строить по принципу: «Пережить как можно больше — в этом богатство жизни».
Спустя некоторое время сын Н. умер (острый инфаркт миокарда). Смерть сына была для нее большим горем. Несмотря на свой гипертимический темперамент, Н. была глубоко потрясена. Она все допытывалась у нас, не было ли в чем упущения, страдал ли он перед кончиной.
Перед нами женщина, которая уже в детстве проявляла исключительную активность, сделала много добра мужу и друзьям. Благодаря своей неутомимой энергии она умела стать твердой опорой в жизни слабых людей. Она горячо заботилась и о сыне, до самой его смерти не теряла надежды на излечение его тяжелого недуга. Живость, словоохотливость, жизнерадостный нрав (лишь смерть сына погрузила Н. в состояние глубокого угнетения) также свидетельствуют о том, что личность Элизабет Н. — типично гипертимическая.
Дистимические личности
Дистимический темперамент (при более резком проявлении субдепрессивный) представляет собой противоположность гипертимическому. Личности этого типа по натуре серьезны и обычно сосредоточены на мрачных, печальных сторонах жизни в гораздо большей степени, чем на радостных. События, потрясшие их глубоко, могут довести эту серьезную пессимистическую настроенность до состояния реактивной депрессии, особенно в тех случаях, когда налицо резко выраженные субдепрессивные черты. Стимулирование жизнедеятельности при дистимическом темпераменте ослаблено, мысль работает замедленно. В обществе дистимические люди почти не участвуют в беседе, лишь изредка вставляют замечания после длительных пауз.
Серьезная настроенность выдвигает на передний план тонкие, возвышенные чувства, несовместимые с человеческим эгоизмом. Серьезная настроенность ведет к формированию серьезной этической позиции. Показательно уже то, что в обоих случаях мы пользуемся определением «серьезный». Это указывает на внутреннюю близость между данными проявлениями. Именно в них мы и усматриваем положительную сторону дистимического темперамента. Пассивность в действиях и замедленное мышление в тех случаях, когда они выходят за пределы нормы, относятся к отрицательным свойствам этого темперамента.
Субдепрессивный темперамент легко поставить в связь с депрессивным психическим заболеванием, но, как и при гипертимии, эта связь отнюдь не обязательна. Этот темперамент очень часто соответствует психической норме.
Привожу одно из описаний из нашего коллективного труда (врач Унгер).
Хорст X., 1931 г. рожд. Отец — человек спокойный, замкнутый. Мать более живая по натуре, но постоянно болеет. УХ. два брата, оба — натуры более раскованные, чем X. Уже ребенком X. был весьма замкнут. Учение давалось нелегко, но помогала добросовестность, второгодником X. не был. Близкого товарища у него в школе не было, как, впрочем, и в последующие годы. Соучеников X. считал хулиганами и возмущался, когда они несерьезно относились к требованиям учителей. До
527
ма любил мастерить, мечтал стать столяром-краснодеревщиком, но по окончании школы получил место ученика токаря. Через год оставил эту работу, после че-1 го до 1949г. работал разнорабочим. В 1949г. начал работать в горной промышлеш ности, стал бригадиром. В выходные дни развлечениям, которым предавались его товарищи по работе, предпочитал одинокие длительные прогулки, зимой ходил один на лыжах. Через полтора года его хотели перевести на другую шахту, но юн отказался, поскольку за этой шахтой установилась плохая репутация, и пошел работать подсобным рабочим. Двое товарищей уговорили его подать документы в школу полицейского управления. X. окончил школу офицеров полиции (правда, на тройки) и стал начальником звена. Работа его ни в коей мере не удовлетворяла, он не любил командовать, не любил преодолевать чье-то сопротивление. «От работы никакой не было радости, - рассказывал он, — дай сама жизнь казалась бессмысленной». По просьбе X. его перевели в звено, где было меньше людей. Впрочем, мнение на работе о нем создалось хорошее. Самым большим желанием X. было перейти на другую работу, но этого не допускала полицейская дисциплина.
Первые интимные отношения с девушкой продолжались 2 года. Оставил он ее по той причине, что она имела обыкновение рассказывать ему о приглашениях других мужчин. «Особенно меня задевало, что ей это так льстит, что она так этим гордится», — говорил X.
В 1962г. женился на ровеснице, но они с женой «не сошлись характерами». Жена вечно тянула его на танцы, на коллективные загородные прогулки, он же предпочитал оставаться дома с детьми. Если жена приглашала гостей, он весь вечер молчал. Любому приему он предпочитал одиночество и книгу. «Но я ее не осуждаю, у нее натура другая». В 1965 г. «по обоюдному согласию» они подали на развод. Жена предложила ему и после развода жить в одной квартире («вместе легче за детьми присматривать»), X. согласился. Он объяснил это так: «Надежды все равно не сбылись, уйду я или останусь — это уже, по существу, не меняет дела». Он решил, что съедет с этой квартиры, если жена найдет нового друга жизни.
Рассказ о себе X. пересыпал такими замечаниями: «Я всегда вижу во всем плохое», «По-настоящему хорошо мне никогда не жилось», «Я ни с кем не могу контактировать, я какой-то неполноценный». Сначала он вообще отказывался о себе рассказывать: «К чему это?»
У этого человека, несомненно, имеются положительные черты. К обязанностям он относится серьезно, где бы ни работал - им всегда были довольны. Он тактичен, справедлив. Но недостаточная активность помешала ему организовать свою жизнь так, чтобы чувствовать удовлетворение. Постоянная пессимистическая установка усугубляет положение, обследуемый пытается «начать что-то другое», включиться в новую профессию, но радости или даже равновесия не находит.
Особенности темперамента удается, как правило, установить уже в детстве. Гипертимический темперамент у детей определить легко, пожалуй, легче, чем у взрослых, так как к естественной детской живости присоединяется живость темперамента.
Карл С., 12 лет. Поступил к нам для прохождения курса стационарного лечения. Мать — женщина неуравновешенная, «то плачет, то смеется», иногда бывает строга и выдержанна. Отец — пекарь, по натуре человек живой, работник
528
добросовестный. Мать постоянно помогает в пекарне, отец очень рано ложится спать (в связи с условиями труда), поэтому дети фактически предоставлены самим себе.
Из шести детей Карл самый тихий и медлительный, хотя его вряд ли можно назвать боязливым. Мальчик всегда очень серьезен, никогда не смеется от души. С незнакомыми Карл робок, застенчив, начинает заикаться. Боится ходить за покупками: «там приходится разговаривать с продавцами». Аккуратен в одежде. Со старшим братом, которого родители любят больше, чем его, часто ссорится, тогда брат с товарищами избивают его. В школе Карлу приходилось трудно, он даже один раз остался на второй год. Учился он добросовестно, но времени на подготовку уроков уходило вдвое больше, чем у других детей. В классе все над ним подтрунивали, никто никогда не защищал его. Он дружил с учениками младших классов: «они не такие нахальные и не дерутся».
В отделении Карл был робок, заторможен, постоянно подавлен, часто на глаза у него наворачивались слезы. Детской смешливости, жизнерадостности не было и в помине, говорил очень тихо. Он часто обижался на детей, но легко шел на примирение. За всякое проявление внимания был искренне благодарен. Расспросы о старшем брате приводили его в сильное возбуждение. Наш детский коллектив его «не принял». Карл был счастлив, когда нашелся мальчик, который с ним сдружился. Этому мальчику он покорялся во всем, ради него шел даже на проступки, которые сам же осуждал (пропуски уроков в школе при клинике). Возрастные показатели интеллекта, определяемые специальными тестами, в норме.
У Карла проявляется весь комплекс субдепрессивного темперамента. У него нет детской беспечности, веселости, он производит скорее впечатление подавленного ребенка. К этому присоединяются медлительность, неповоротливость. Вероятно, и мышление у него замедленное, о чем свидетельствует неуспеваемость в школе. Несмотря на нормальный интеллект, депрессивность и медлительность реакций были причиной его отставания от сверстников. Поэтому сверстники над Карлом подсмеивались, он же злился и обижался на них.
Аффективно-лабильный темперамент
Аффективно-лабильные, или (при ярко выраженных проявлениях) циклотимические, личности - это люди, для которых характерна смена гипертимических и дистимических состояний. На передний план выступает то один, то другой из этих двух полюсов, иногда без всяких видимых внешних мотивов, а иногда в связи с теми или иными конкретными событиями. Любопытно, что радостные события не только вызывают у таких людей радостные эмоции, но и сопровождаются общей картиной гипертимии: жаждой деятельности, повышенной говорливостью, скачкой идей. Печальные события вызывают подавленность, а также замедленность реакции и мышления.
Причиной смены полюсов не.всегда являются внешние раздражители, иногда достаточно бывает неуловимого поворота в общем настроении. Если собирается веселое общество, то аффективно-лабильные личности могут оказаться в центре внимания, быть «заводилами», увеселять всех собравшихся. В серьезном, строгом окружении они могут оказаться самыми замкнутыми и молчаливыми. Этот темперамент также имеет параллель среди психических заболеваний — ма-
529
ниакально-депрессивный психоз, который также проходит как бы между двумя по/ люсами. Однако этиологическая связь в этом случае не обязательна.	/
Можно было бы предположить, что лабильность внутреннего состояния связана с наследственным совмещением гипертимического и дистимического темперамента, т. е. одна черта унаследована от отца, другая — от матери. Однако мои наблюдения (1963 г.) показали, что такое совмещение не вызывает аффективной лабильности. Напротив, в подобных случаях возникает взаимокомпенсация, обусловливающая появление синтонного темперамента, для которого характерно постоянно ровное, нейтральное настроение. При этом наблюдается картина, подобная той, которая встречается при сочетании истерических и ананкастических черт характера. Весьма показательно, что сочетание акцентуированных или психопатических личностных черт в том или ином человеке не усиливает акцентуацию или психопатию, напротив, оно ведет к выравниванию характера, т. е. к норме. Это наблюдение представляет интерес в первую очередь для тех, кто склонен усматривать в психопатиях нечто принципиально отрицательное. Между тем две психопатии, сложенные вместе, могут дать в результате норму. Привожу пример аффективно-лабильной личности (ранее эта личность была описана Унгер).
Христина Ш., 1925 г. рожд. Отец, погибший во время войны, был живым, энергичным человеком, страстным филателистом, любителем футбола и душой общества. Мать и сейчас еще трудится на кондитерской фабрике, она человек деятельный, ударница труда, хотя склонна иногда впадать в «черную меланхолию», очень религиозна. У Ш. три сестры, все три — живые, культурные, предприимчивые особы.
Ш. была очень живым ребенком, в школе возглавляла «разудалую компанию»; школу посещала охотно, училась хорошо, но с 5-го класса стала «сдавать». Родители хотели, *1тобы Ш. стала учительницей, она же мечтала стать пианисткой (на рояле играет с семилетнего возраста). Когда Ш. было 12лет, она вместе с сестрой предприняла попытку побега, но их вскоре вернули домой. В назревавшем конфликте с будущей профессией помогла, как это ни странно, война. В военные годы, чтобы обеспечить себе пропитание, сестрам пришлось работать домработницами. III. попала в семью музыкального руководителя театра. «Мне очень повезло», — говорит она. Директор устроил Ш. на работу в театр концертмейстером. Правда, эта деятельность из-за постоянных интриг в театре мало удовлетворяла Ш., но сама по себе работа с музыкой была для нее радостью. По ночам девушка часто не спала: «вгрызалась» мыслями в тяжелую, «душную» атмосферу интриг в театре.
С 1952 г. Ш. работает пианисткой в оркестре танцевального ансамбля, с 1954г. — пианисткой в оркестре, затем концертмейстером хора. В этот же период оканчивает школу по работе с кадрами. На протяжении всех этих лет Ш. бодра, оптимистична, предприимчива. Изредка бывали моменты разочарования, тоски, но они быстро проходили.
С 1955 г. Ш. начала работать в активе народных заседателей. Постоянный активный контакт с людьми ее сначала радовал, но затем Ш. стали обуревать мысли об «океане горя», которым представлялся ей мир, и эта работа показалась Ш. невыносимой. С 1956 г., закончив краткосрочные курсы, работает на производстве статистиком. В период обучения на курсах она выделялась на семинарах способностями и четкими ответами. В 1959 г. перешла на новую рабо
530
ту — плановиком в системе народного питания. Но эта работа у нее не спорилась, она допускала много ошибок. После рабочего дня Ш. часто охватывало отчаяние. Она снова меняет место работы, занимает должность калькулятора, но на работу ходит с отвращением. Вечером начинаются раздумья, самобичевание и страх перед наступающим днем.
Так продолжалось до 1962 г. Ш. все время была склонна к пессимистическому самоанализу, лишь изредка появлялись просветы. Почувствовав полную неспособность работать, Ш. обратилась к нам. В нашем стационаре она сначала была подавлена, всю вину за многочисленные свои срывы брала на себя. Но постепенно к ней стали возвращаться жизнерадостность, бодрость. «У меня бывают гнусные черные полосы», — говорила она и добавляла, что монотонная работа губит ее. «Но теперь все прошло», — радовалась Ш. Она собиралась, выписавшись, организовать вокальный ансамбль.
В интимной жизни у Ш., по ее словам, твердые принципы. В 22 года она познакомилась со своим будущим мужем и по сей день является женой этого «замечательного, глубоко порядочного человека». Но счастливый брак омрачает сознание, что муж из-за нее развелся со своей первой женой. Иногда она думает, что все ее неудачи не что иное, как наказание, ниспосланное ей за то, что она разбила семью.
Ребенком Ш., несомненно, обладала гипертимическим темпераментом. Во время войны были периоды угнетенности, когда она сторонилась своих сотрудников. После войны начинается ряд беспечных, безоблачных лет. С гипертимической легкостью она преодолевает сложные препятствия и добивается значительных профессиональных успехов. Жизнь в этом периоде лишь изредка омрачается кратковременными периодами угнетенности. В 1955 г. наступает длительный период подавленности с депрессивными мыслями. В 1956—1958 гг. появляется просвет, а с 1959 по 1962 г. Ш. вновь погружается в глубокую депрессию. Работать в это время не может совсем.
В клинике мы довольно детально ознакомились с обеими сторонами ее темперамента: и с дистимической, и с гипертимической. В разговоре на серьезные, тяжелые темы Ш. склонна была подходить к своей жизни критически и винить за все провалы и срывы только себя. На темы радостные она реагировала с живостью, становилась разговорчивой и веселой. Вероятно, ее поведение и в прежние годы колебалось от одного полюса к другому гораздо чаше, чем об этом можно судить по ее рассказам. Такое предположение подтверждается наблюдениями в клинике: здесь мы за сравнительно короткое время оказались свидетелями весьма частой смены ее «циклов».
Аффективно-экзальтированный темперамент
Аффективно-экзальтированный темперамент, когда он по степени выраженности приближается к психопатии, можно было бы назвать темпераментом тревоги и счастья. Это название подчеркивает его близкую связь с психозом тревоги и счастья, который сопровождается резкими колебаниями настроения. Описываемый темперамент может действительно оказаться ослабленной формой этого заболевания, но такая взаимосвязь не обязательна. В случаях, когда наблюдается чистая аффективная экзальтация, тем более не может быть и речи о патологии.
531
Аффективно-экзальтированные люди реагируют на жизнь более бурно, чем остальные. Темп нарастания реакций, их внешние проявления отличаются большой интенсивностью. Аффективно-экзальтированные личности одинаково легко приходят в восторг от радостных событий и в отчаяние от печальных. От «страстного ликования до смертельной тоски», говоря словами поэта, у них один шаг. Экзальтация в незначительной мере связана с грубыми, эгоистическими стимулами, гораздо чаще она мотивируется тонкими, альтруистическими побуждениями. Привязанность к близким, друзьям, радость за них, за их удачи могут быть чрезвычайно сильными. Наблюдаются восторженные порывы, не связанные с сугубо личными отношениями. Любовь к музыке, искусству, природе, увлечение спортом, переживания религиозного порядка, поиски мировоззрения — все это способно захватить экзальтированного человека до глубины души.
Другой полюс его реакций — крайняя впечатлительность по поводу печальных фактов. Жалость, сострадание к несчастным людям, к больным животным способна довести такого человека до отчаяния. По поводу легко поправимой неудачи, легкого разочарования, которое другим назавтра уже было бы забыто, экзальтированный человек может испытывать искреннее и глубокое горе. Какую-нибудь рядовую неприятность друга он ощущает болезненнее, чем сам пострадавший.. Страх у людей с таким темпераментом обладает, по-видимому, свойством резкого нарастания, поскольку уже при незначительном страхе, охватывающем экзальтированную натуру, заметны физиологические проявления (дрожь, холодный пот), а отсюда и усиление психических реакций.
Тот факт, что экзальтированность связана с тонкими и очень человечными эмоциями, объясняет, почему этим темпераментом особенно часто обладают артистические натуры ~ художники, поэты. Артистическая одаренность представляет собой нечто в корне иное, чем научные способности в определенной области, например в математике. В чем заключается причина данного явления?
Во-первых, я полагаю, что сама по себе одаренность еще не обеспечивает возможности создания произведения искусства. Такое произведение рождается лишь тогда, когда творец способен к высокому накалу эмоциональных переживаний. Если человек обладает глубоким умом и практическим здравым смыслом, то ничто не помешает ему развивать свои математические, технические или организационные способности. Но при подобной разумной практической установке данное лицо не пишет стихов и не. сочиняет музыку, хотя его природных данных хватило бы на это.
Во-вторых, эмоции сами по себе позволяют создавать верное суждение о возникающем произведении, давать ему верную оценку. Уровень науки измеряется ее прикладным значением, ценность же художественного произведения познается лишь по эмоциональному воздействию. Из этого следует, что неотъемлемым свойством поэта или художника прежде всего должна быть эмоциональная возбудимость. Вторым стимулирующим моментом для артистической натуры может быть наличие демонстративных черт характера. Наконец, с третьим моментом мы столкнемся, рассматривая интровертированность.
Конфликты артистических натур с жизнью часто происходят из-за слишком большой чувствительности, «проза» жизни, ее подчас грубые требования им не по плечу.
532
Например, избыток чувств у Гельдерлина стимулировал его поэтическое творчество, но одновременно не давал приспособиться к повседневным жизненным требованиям. Возможно, его постоянная эмотивная возбудимость носила болезненный характер, так как во второй половине жизни у него развилось тяжелое психическое заболевание (моя работа на данную тему издана в 1964 г.).
Гельдерлин всю жизнь больше страдал, чем испытывал порывы восторженной радости, но это было связано с большими жизненными трудностями, которые ему пришлось испытать из-за чрезмерной чувствительности. К началу душевного заболевания эта исключительная эмотивная возбудимость еще более возросла. В письме к В. Ланге он пишет: «Поверь мне, дорогой! Я боролся до смертельного изнеможения, чтобы сохранить высшую жизнь, в вере и в созерцании, о да! Я боролся, страдая невыразимо, и полагаю, что мучения мои превышают все, когда-либо испытанное человеком». В подобных жизненных гиперболах мы не только узнаем Гельдерлина, но одновременно получаем представление о силе импульсов, которыми возбудимость питала его поэтическое вдохновение.
Выдающийся немецкий лирик приведен мною как пример. Подобным же образом, хотя, возможно, и не в такой степени, эмотивная возбудимость является базой создания художественных произведений у многих артистических натур. Добавим к этому закономерное стремление художника отразить в своем творчестве то, что его так сильно и глубоко захватывает.
Негативный «полюс» аффективно-экзальтированного темперамента можно наблюдать на следующем примере.
Клаус Э., 1928г. рожд. Мать — экзальтированная женщина, для которой характерно, с одной стороны, чувство восторженности, с другой — подверженность печальным переживаниям. В детстве Клаус боялся темноты. В темноте ему постоянно казалось, что кто-то стоит за спиной, —он оглядывался и быстро убегал, сердце его бешено колотилось. Это был молчаливый, замкнутый человек, не любивший выступать публично: при этом он терял голос и сильно потел. Клаус Э. не выносил, когда при нем били животных, испытывал при этом «щемящую тоску», но, так как его «душило волнение», не мог произнести ни звука в защиту бедного четвероногого. Его захватывают различные торжественные мероприятия: «Когда исполняются торжественные гимны, я прямо боюсь заплакать, все от растроганности...» Нечто подобное Клаус испытывает и во время посещений театра. Однако сам играть он не может и никогда не мог, у него начинается «сценическая лихорадка» и точно «ком в горле стоит». Он очень любит музыку, нежную, лирическую, подобную «Грезам» Шумана, но и хор из «Летучего голландца» ему нравится. В 25 лет он поступил в вуз, с увлечением занимался 2 года, после чего наступил срыв. Клаус Э. заболел. Мать послала ему значительную сумму на покупку продуктов, но он, поддавшись на уговоры товарищей, растратил все эти деньги на спиртное и устроил пирушку. «Бог мой, да я ведь из самых дружеских чувств, надо же помогать друг другу?» Этот случай послужил началом. Теперь после всяких мелких неудач, часто вызывающих у Клауса сильное угнетение, он все чаще выпивает. По этому поводу к нам и обратилась его мать.
Можно сказать, что в характере данного обследуемого преобладает «готовность к отчаянию». Уже ребенком он часто находился во власти грустных и тре
533
вожных переживаний. Позже он все чаще стал приходить в отчаяние, когда не мог чего-нибудь добиться, часто им овладевал страх. То, что эти колебания были связаны с типичным темпераментом тревоги и счастья, подтверждается умилением Клауса при всяких торжественных мероприятиях: в данном случае это состояние символизирует чувство счастья, а слезы его в этот момент — это слезы счастья.
Поэты и художники часто отличаются экзальтированным темпераментом, о чем свидетельствуют приводимые ниже примеры.
Мартин Р., 1901 г. рожд., поэт-лирик. В 62-летнем возрасте, когда он явился на прием ко мне, он больше занимался переводами стихов с иностранных языков. Р. отличался музыкальными способностями, и стихи свои он скорее воспринимал «как песни». Некоторое время он занимался рекламными плакатами. На всей его жизни лежит отпечаток бурных эмоциональных переживаний и волнений. Р. с детства был увлекающейся натурой, в школе он принимал активное участие в общественной работе. Однажды дело чуть не дошло до школьной забастовки, организованной Р. как протест против одного тщеславного и нетерпимого учителя. Позже увлечения в основном касались музыки, поэзии и красивых женщин. Свою нынешнюю жену Р. патетически обрисовал как «чудо-женщину». Для Р. характерны постоянные колебания между воодушевлением и крайним пессимизмом при пустяковых неудачах. В последнем случае у него появлялись и суицидальные мысли. На встречу с нами Р. пришел угнетенный: почечная колика навела его на мысль о том, что у него рак.
Р. — типичный лирик. В данном случае интересно то, что порывы отчаяния связаны с мыслями о самоубийстве.
Тревожные (боязливые) личности
В детском возрасте чувство страха нередко достигает крайней степени. Дети такого склада, обладающие тревожно-боязливым темпераментом, боятся, например, засыпать в темноте или когда в помещении никого нет, заходить в неосвещенные комнаты и коридоры. Боятся собак. Трепещут перед грозой. Наконец, боятся других детей, поэтому те их часто преследуют и. дразнят. Они не решаются защищаться от нападений, что как бы провоцирует других, более сильных и смелых, детей поиздеваться над своим боязливым товарищем, ударить его. Это «козлы отпущения», как их обычно называют, или «мишени», как предложил бы их назвать я, ибо они постоянно «вызывают огонь на себя». Любопытно, что сверстники сразу распознают их слабое место. Если, например, ре-бенок-«мишень» поступает в детское психиатрическое отделение, то и здесь, стоит лишь воспитательнице отвернуться, его сразу же начинают «преследовать». Такие дети испытывают сильный страх перед учителями, которые этого, к сожалению, часто не замечают, усугубляя страх ребенка своей строгостью. Иногда дети при очередной шалости сваливают вину на боязливого ребенка, который действительно становится «козлом отпущения».
У взрослых картина несколько иная, страх не столь полно поглощает взросло- . го, как ребенка. Окружающие люди не представляются им угрожающими, как в детстве, а поэтому их тревожность не так бросается в глаза. Впрочем, неспособ
534
ность отстоять свою позицию в споре остается. Достаточно противнику выступить поэнергичнее, как люди с тревожно-боязливым темпераментом стушевываются. Поэтому такие люди отличаются робостью, в которой чувствуется элемент покорности, униженности. Наряду с этим различают еще ананкастическую робость, спецификой которой является внутренняя неуверенность в себе. В первом случае человек постоянно настороже перед внешними раздражителями, во втором — источником робости служит собственное поведение человека, именно оно все время находится в центре его внимания. Эти два типа робости можно дифференцировать при простом наблюдении. В обоих случаях возможна сверхкомпенсация в виде самоуверенного или даже дерзкого поведения, однако неестественность его сразу бросается в глаза. Боязливая робость может иногда перейти в доверчивость, в которой сквозит просьба: «Будьте со мной дружелюбны».
Временами к робости присоединяется пугливость, которая может иметь чисто рефлекторный характер, но может быть и проявлением внезапного страха. Чем ярче выражена пугливость, тем более вероятна сопровождающая ее повышенная возбудимость автономной нервной системы, усиливающая соматическую реакцию страха, которая через систему иннервации сердца может сделать страх еще более интенсивным.
Привожу описание ребенка, упоминавшегося ранее Целлером.
Эккехард Р., 1951 г. рожд., поступил в наше детское отделение в 1960г. И у матери, и у отца брак, от которого родился Эккехард, уже третий, поэтому у мальчика 7сводных братьев и сестер. Его родной сестре 4года. Кроме того, с ними живут двое сводных детей. Уотца часто бывает дурное расположение духа. Родители постоянно ругают детей, часто бьют их. Особенно попадало Эккехарду за плохие отметки в школе. Его избивали и сводные братья и сестры, причем очень жестоко. Эккехард боялся их, он с ужасом вспоминает о телесных наказаниях, которым его подвергала мать. Одному из сводных братьев он всегда уступал, так как тот был единственным товарищем его детских игр. Дети со всей округи преследовали Эккехарда, крича ему вслед: «Битый!» Он избегал сверстников, играл больше со своей собачкой. Боязливостью Эккехард отличался еще в дошкольном возрасте, засыпал только при свете, очень боялся грозы, по ночам часто мочился в постель.
В школе мальчик сразу стал «козлом отпущения». Товарищей в классе у него не было, на переменах он старался уйти подальше от детей. Почти каждый день дети над ним издевались, избивали его, а он даже не защищался. Его называли «клякса-плакса». Поношенная одежда Эккехарда также вызывала насмешки.
Иногда он жаловался на мальчишек учительнице, но только с глазу на глаз. Постепенно Эккехард начал кривляться и гримасничать на уроках, очевидно; с целью привлечь к себе внимание. В нашем детском отделении страх сопровождал его постоянно, он боялся и обследований, и шприца. Однако во время бесед был понятливым, не по годам сообразительным. По малейшему поводу он рыдал, приходил в отчаяние и сразу прятался в каком-нибудь углу. Даже во сне он видел, как его дразнят и избивают. В детском коллективе Эккехард не проявлял адаптационной способности, иногда выкидывал клоунские выходки, казался не совсем нормальным. Дети не хотели его «принять». При исследовании интеллекта Эккехард, несмотря на нормальные умственные способности, проявил исключитель
535
ное неверие в свои силы. При решении задач очень старался, но все валилось у него из рук. Как только встречалась пустяковая трудность, он, рыдая, отказывался продолжать свои усилия.
Несомненно, жестокое обращение и взрослых, и детей запугало Этого ребенка. Но дело не дошло бы до столь серьезного состояния, если бы мальчик обладал хотя бы минимальной способностью бороться и сопротивляться. В случаях, подобных описанному, беспомощность, являющаяся прямым следствием страха, провоцирует детей на агрессивные выходки, порождающие еще большую запуганность боязливого ребенка. К сожалению, и взрослые часто склоняются к тому, чтобы особенно сурово обращаться с детьми, не способными к протесту. В случае с Эккехардом родители в пылу своих споров часто нападали на сына, который был при этом совершенно безропотен.
Следует отметить, что тревожность, сопровождающая акцентуацию педантического типа, у взрослых делается еще более отчетливой, истинная же тревожность по мере повзросления человека уменьшается. Тревожные личности нуждаются в психотерапии, о чем не следует забывать.
Ниже приводится описание женщйны, ставшей ипохондричной на почве боязливости, тревожности.
Инга Э., 1932 г. рожд., работает в торговом предприятии. С детства чрезвычайно боязлива. Боится темноты., в сумерки предпочитает сидеть дома.
Когда однажды вечером Э. возвращалась домой, у нее появилась навязчивая мысль, что за ней медленно следует какая-то легковая машина. Она представила себе, как из машины выскочит человек и нападет на нее, поэтому не вошла в подъезд, а осталась на улице («поближе к пешеходам»). Звонком вызвала своего мужа, который спустился в вестибюль и привел ее домой. Э. безумно боится грозы. «Все во мне сжимается», — говорит она.
Избегает собак. Когда Э. услышала, что в ближнем лесу водятся змеи, она перестала туда ходить. Если же ей все-таки приходилось там бывать, то она непрерывно останавливалась, судорожно сдвинув ноги и глядя перед собой, чтобы узнать, нет ли поблизости гадюк. Иногда Э. просыпается ночью, обливаясь холодным потом от страха, будит своего мужа, ожидая успокаивающих слов. Она испытывает большую робость с незнакомыми людьми и старается заводить поменьше знакомств. В своем муже она видит защитника.
В 1953 г. в доме, в котором проживала Э., по неосторожности одного из соседей произошло массовое отравление жильцов газом. С тех пор ее тревожность возросла. В 1961 г. она однажды по дороге домой почувствовала себя плохо, вся покрылась испариной, началось сильное сердцебиение. Как раз в этот период на работе у Э. двое сотрудников умерли от инфаркта миокарда. После этого у больной начался ипохондрический невроз. Э. боялась тяжело заболеть и умереть. Смерти она страшилась всегда, теперь этот страх дошел до того, что она вообще боялась выйти на улицу: «Может начаться сердечный приступ, я упаду и уже не встану». В клинике Э. боялась всех врачебных мероприятий, дрожала, например, когда у нее брали кровь на исследование, однако, привыкнув, обнаружила хорошую приспособляемость. Нам удалось избавить ее от фобических проявлений страха, однако тревожность у Э. осталась.
536
Описанная обследуемая с детства страдает явлениями тяжелого страха. Даже ничтожная предполагаемая опасность вызывала у нее потрясение. На почве тревожности развился ипохондрический невроз. Причины его появления — смерть от инфаркта миокарда двух сотрудников Э. и приступ сильного сердцебиения, сопровождающегося испариной. С помощью психотерапии нам удалось оказать воздействие на патологическое развитие, фобии прекратились, однако тревожность осталась.
Эмотивные личности
Эмотивностъ характеризуется чувствительностью и глубокими реакциями в области тонких эмоций. Не грубые чувства волнуют этих людей, а те, что мы связываем с душой, с гуманностью и отзывчивостью. С подобными реакциями мы уже встречались, описывая аффективно-экзальтированный темперамент, явно родственный эмотивному. Но эмотивные личности не впадают в такие крайности в области эмоций, как аффективно-экзальтированные, эмоции их развиваются с меньшей быстротой. Аффективно-экзальтированных личностей можно охарактеризовать словами «бурный, порывистый, возбужденный», эмотивных — «чувствительный, впечатлительный». Обычно людей этого темперамента называют мягкосердечными. Они более жалостливы, чем другие, больше поддаются растроганности, испытывают особую радость от общения с природой, с произведениями искусства. Иногда их характеризуют как людей задушевных.
Мягкосердечие, задушевность людей этого типа связаны с усиленным внешним проявлением их реакций. В беседе с эмотивными личностями сразу видно, как глубоко их захватывают чувства, о которых они говорят, поскольку все это отчетливо отражает мимика. Особенно характерна для них слезливость: они плачут, рассказывая о кинофильме с печальным концом, о грустной повести. Так же легко у них появляются слезы радости, растроганности. Эмотивным детям нередко нельзя читать сказки, так как при печальных поворотах сюжета они.сразу же начинают плакать. Даже мужчины часто не могут удержаться от слез, в чем признаются с немалым смущением.
Особая чувствительность натуры ведет к тому, что душевные потрясения оказывают на таких людей болезненно глубокое воздействие и вызывают реактивную депрессию. Иногда, когда душевный разлад достигает патологической степени, возможны попытки самоубийства. Однако при этом патология развивается несколько иным путем, чем при реактивных депрессиях у дистимических или циклотимических личностей, у которых то или иное переживание как бы «развертывает» заложенную в человеке от природы готовность к депрессии. Это может произойти и без особо тяжелых ударов судьбы; нередко такое состояние вызывается лишь случайным поводом, приводящим в действие некий механизм. У эмотивных же личностей тяжесть депрессии всегда соответствует тяжести события, переживания. У них отсутствует предрасположение к депрессивным реакциям. Они легко поддаются и радости, причем радость также захватывает их глубже, чем других людей.
Здесь мы сталкиваемся с важным различием между эмотивным и циклотимическим реагированием. В обоих случаях наблюдается лабильность эмоционального уровня: нейтральное состояние с одинаковой легкостью может перейти и в радость, и в печаль. Однако в случае циклотимии реакция по характеру и по глуби
537
не непрочно связана с переживанием. Незначительный успех может привести такого человека в бурный восторг, а пустячная неудача — в глубокое депрессивное состояние. Как мы видели, пребывание в весело настроенном обществе может нередко вызвать первое, а пребывание с опечаленными, скучными людьми — второе состояние. На эмотивную личность воздействие оказывает только само переживание, вызывая абсолютно адекватную эмоциональную реакцию без преходящих настроений. Поэтому человек эмотивного склада не может «заразиться» весельем в веселом обществе, не может беспричинно сделаться ни смешливым, ни счастливым.
Ниже описывается женщина, впавшая в реактивную депрессию после потери мужа.
Гертруда Ю., 1916 г. рожд., уборщица. Уже в детстве была впечатлительной, часто плакала, никогда не могла отказать в просьбе другим детям. Как-то она подарила сверстнице любимую игрушку, в другой раз отдала нищему мальчику единственную конфетку. Сильно привязана к сестрам и братьям, безутешно рыдала, когда одна из младших сестричек умерла. Крепкая привязанность к семье сохранилась навсегда. Поступив работать домработницей, она с трудом переносила разлуку с близкими. Возвращаясь домой, всякий раз испытывала чувство глубокой радости. Видя плачущего ребенка, не может удержаться от слез. Частенько плачет и в кино. Когда по телевизору показывают сцены человеческих страданий, уходит из комнаты.
Вышла замуж в 22 года, была исключительно привязана к мужу. Мучительно перенесла годы разлуки с мужем во время войны. Горячо любит своих двух детей, страстно привязана к внуку. В 1966г. муж в возрасте 60 лет без всякой видимой причины покончил жизнь самоубийством. Незадолго до этого несколько раз говорил, что он «уже не работоспособен». Ю. была глубоко потрясена смертью мужа. Она не могла ни есть, ни спать, думала и сама о самоубийстве, но мысль о детях ее остановила. Постоянно мучила себя упреками: видно, она недостаточно заботилась о муже, вот он и ушел от нее. Объективно Ю., напротив, была женой чрезвычайно заботливой. Незадолго до кончины муж как-то сказал, что другого такого честного и хорошего человека, как Ю., на свете нет.
Когда Ю. поступила в клинику, со времени смерти мужа прошел почти год. Из-за бессонницы, и отсутствия аппетита у нее развилась резкая астения, она похудела на 20 фунтов. Стоило ей напомнить о покойном муже, как она тотчас начинала плакать. Слезы лились и тогда, когда с ней говорили о других печальных событиях ее жизни. В клинике неврастеническое состояние больной удалось преодолеть, вместе с ним прошла и депрессия. Но острую боль потери Ю. все еще ощущала.
Перед нами типичная эмотивная личность, которая любое жизненное событие воспринимает серьезнее, чем другие люди. Особенно легко она поддается чувству жалости, сострадания. Но и радостные чувства она переживает глубоко, особенно радости, связанные с детьми, их воспитанием, успехами. Исключительно предана семье — сначала семье родителей, затем своей семье. Смерть мужа стала для Ю. крахом всей жизни. Потерю усугубляло терзающее чувство вины: как же это она упустила, не заметила, ведь он страдал, а она так и не пришла
538
на помощь. У нее появлялись даже мысли о самоубийстве. На этой почве началась острейшая неврастения. Именно поэтому так долго продолжалась у Ю. реактивная депрессия, которая обычно, даже у эмотивных личностей, проходит быстрее.
К реактивной депрессии близки случаи, когда мягкосердечные личности под влиянием событий испытывают столь острую угнетенность, что теряют силу сопротивляться. Протест против нападок других людей или какие-либо действия наперекор судьбе для них невозможны из-за наличия депрессивного состояния.
Привожу описание человека, который стал «мишенью» своих учеников.
Хельмут К., 1911 г. рожд., уже ребенком был боязлив, поэтому дети часто его дразнили, но не били, так как он заранее избегал этого. Он искал дружбы, с детьми спокойными, любил одиночество, природу. В грубых шалостях других детей участия не принимал. Неприятностями делился с матерью. Уже будучи подростком, он нашел сверстников, которые, подобно ему, не хотели принимать участия в грубых выходках, любили совершать прогулки, беседовали о музыке, поэзии. Стал проявлять большой интерес к живописи.
С увлечением занимался вопросами, связанными с искусством. В школе у них был строгий учитель, который бил детей, но его эти строгости миновали, особого страха он не испытывал. Однако он часто «плакал за компанию», когда били других детей, что вызывало гнев учителя.
В дальнейшей своей жизни К. оставался таким же мягкосердечным. Часто грустные фильмы, повести вызывали у него слезы. Много лет К. работал картографом, считался хорошим работником. В 1948 г. сдал соответствующие экзамены и стал учителем по картографии в профшколе. В 1963 г. эта школа была ликвидирована, и он начал работать учителем в общеобразовательной школе. Вскоре выяснилось, что он не умеет наладить дисциплину в классе. Он не требовал, а больше просил у учеников послушания, умолял их вести себя подобающим образом, а класс отвечал на это еще большей распущенностью. Например, географическую карту ученики вывешивали вверх ногами, поворачивались к нему спиной; когда он начинал объяснять урок, многие ученики принимались читать вслух. Иногда К. терял терпение и, схватив ученика за шиворот, тряс его. Один мальчик при этом нарочно растянулся на полу и в дальнейшем постоянно это повторял под хохот всего класса. К. часто приходил в отчаяние, плакал перед учениками. Директор школы, обвинил его в недисциплинированности класса (К. был классным руководителем). Некоторые родители хотели подать жалобу на К. в суд за то, что он «трясет» детей. «А-а-а, вы уже снова на свободе!» — сказал ему однажды маленький мальчик, которому старший брат рассказывал, будто К. отбывает наказание в тюрьме за то, что повалил своего ученика на пол. Только сердобольные девочки иногда защищали учителя, спорили с классом, а учителю говорили, что он «не должен этого терпеть». Наконец, К. был направлен к врачу для выяснения, может ли он продолжать заниматься преподавательской деятельностью. Так К. попал к нам в клинику. Он рассказал, что совершенно растерян, не знает, что делать. Его требования к детям почему-то носят характер просьб, а на просьбы дети отвечают издевательством и грубостями. Дело дошло до того, что он плакал перед классом. Надо сказать, что его мягкая и чуть растерянная манера поведения бросилась нам в глаза и при обследовании. Он чуть не
539
плакал, рассказывая нам о своих злоключениях. С другой стороны, К. с глубоким удовлетворением говорил о своей специальности чертежника. С глубоким чувством он рассказал нам и о некоторых других событиях и связанных с ними переживаниях. Мы подвергли его психотерапевтическому лечению и порекомендовали заниматься со взрослыми: учитель он, видимо, хороший, а во взрослой аудитории трудностей с дисциплиной не будет.
Обследуемый К. еще в детстве отличался большой душевной мягкостью. Он всегда держался вдали от шаловливых и шумливых детей, любил природу, искусство; печальные события очень удручали его. Уже будучи взрослым, тоже нередко плакал. Чувствительность К. была результатом мягкосердечия. В школе он нередко проливал слезы, когда били его соучеников, но сам наказаний не боялся. Сначала его эмотивность не вела к каким-либо жизненным осложнениям, он охотно и успешно работал чертежником. Но когда он начал преподавать и стал не только обучать подрастающее поколение профессиональным навыкам, но и воспитывать ребят, все изменилось. Ученики скоро поняли, в чем слабость их учителя, и со свойственным детям бездушием стали издеваться над ним. Лишь сердобольные девочки пытались его защищать. Его беспомощность в школе была обусловлена тем, что возмутительное поведение детей подавляло его и он не мог занять энергичную позицию протеста. Бороться с гнусными выходками детей он был не в состоянии, лишь просил пощады, на что дерзкие мальчишки отвечали новой наглостью.
Эмотивность у детей сопровождается боязливостью. При тщательном обследовании обнаруживается, что эта боязливость связана с общей повышенной чувствительностью ребенка. В этом плане ее и следует здесь рассматривать.
Привожу пример эмотивного ребенка, описанного Линднер.
Ханс-Иоахим Р. поступил к нам в клинику в 9лет. Через длительное время после того, как Ханс начал аккуратно ходить на горшок, он вдруг вновь стал пачкать штаны. Случилось это как раз к тому времени, когда его младший брат научился проситься на горшок.
У Ханса прекрасные домашние условия. Он старший из четырех детей. Мать не работает, так как полностью посвятила себя детям и хозяйству. Отец серьезный и выдержанный человек, служит главным бухгалтером, много времени и внимания уделяет семье. Все дети развивались нормально. В общем семья вполне благополучная.
Ханс родился на три недели раньше срока, аккуратность в отправлениях пришла с некоторым опозданием — в 4 года. Мальчик мечтателен, чувствителен к наказаниям, после них долгое время бывает подавленным, угнетенным. Трудно привыкает к новой обстановке, поэтому неохотно ходит с матерью в гости. Вообще незнакомых сторонится, контакты с ним устанавливаются туго. Разлука с членами семьи (например, отец уезжает с другими детьми в отпуск, мать уходит в родильный дом) проходит болезненно. Мать, например, уходя в роддом, хотела попрощаться с детьми, но Ханса нигде не было: он оказался у себя в постели и горько рыдал, хотя притворялся спящим. Для Ханса характерна скрытность в чувствах: так, перед отъездом отца он сидел за столом, якобы с интересом углубившись в «Жизнь животных» Брема; он не хотел не только проститься с отъ-
540
езжающими, но даже посмотреть им вслед из окна, т. е. пытался игнорировать ситуацию, которая слишком глубоко его трогала. Во время пребывания Ханса в клинике мы узнали его как тихого, приветливого, очень послушного мальчика. Он охотно и старательно выполнял все поручения и предписания, но на самую незначительную критику реагировал крайне впечатлительно, нередко со слезами. Несмотря на застенчивость Ханса, у него установился хороший контакт с другими детьми. Ему было назначено специальное лечение по поводу энкопреза, и он охотно выполнял все предписания. При выписке из клиники все симптомы заболевания исчезли бесследно.
В том, что ребенок испражнялся в штаны (в дневное время), мы усматриваем желание ребенка вернуть себе заботливость матери. Такой прием явился результатом скрытого «хода» Ханса: младший брат к этому времени как раз научился аккуратно испражняться, у матери «развязались руки», следовательно, она могла «проявить заботу» и о нем, Хансе.
Боязливости у Ханса мы не наблюдали, однако по натуре он был крайне чувствителен, мягок. Подавленность после наказаний, тяжесть разлуки с близкими, стремление избегать людей малознакомых, слезливость - все это типичные реакции эмотивной личности. Стараясь подавить эти реакции, Ханс избегал ситуаций, которые могли бы их спровоцировать. Так как все грубое ему было противно, он рос славным, чутким и правдивым ребенком.
У взрослых эмотивный темперамент, как мы видели, нередко является причиной болезненных депрессивных реакций на сильные переживания. У ребенка, чувства которого более преходящи, мы реже сталкиваемся с такими проявлениями: он может быть глубоко потрясен в данный момент каким-то событием, но оно быстро улетучивается из его памяти. Поэтому самоубийства в детском возрасте наблюдаются редко. Возможно, это связано и с предварительным продумыванием, которого требует самоубийство и для которого интеллект ребенка еще не созрел. Случаи самоубийства или попытки к самоубийству в детском возрасте происходят в виде импульсивных действий. Какое-либо тяжелое переживание вызывает глубокую депрессию, возможно, в связи с эмотивным темпераментом и ведет к непродуманной и неподготовленной попытке самоубийства, к счастью, в большинстве случаев неудачной. Попытки самоубийства в детском возрасте встречаются чаще всего в связи с острым и тяжелым страхом перед наказанием.
Экстравертированная акцентуация личности и ее комбинации
Я уже отмечал, в чем усматриваю своеобразие экстравертированной личности. Экстравертированный человек больше обращен в сторону восприятий, чем представлений. Такой человек легко поддается влиянию окружения, стимулам извне, постоянно ищет новых переживаний, любит ходить в кино, смотреть телевизионные передачи. Он отлично чувствует себя в оживленном обществе, где получает сразу множество впечатлений и богатую информацию, и с удовольствием проводит время с приятелем, болтая о том о сем. Среди любимых занятий таких людей следует отметить спорт, в котором они либо активно участвуют сами, либо с увлечением отдаются спортивному зрелищу. Попадаются и экстравертирован-ные коллекционеры, однако в собирании ими тех или иных предметов не чувст
541
вуется внутренней заинтересованности. Коллекционирование не служит для них определенным интеллектуальным толчком. Во время путешествий экстраверти-рованная личность нацелена прежде всего на занимательные переживания, а вовсе не на то, чтобы обогатить свои знания и свой внутренний мир впечатлениями нового.
При некоторой поверхностности мышления все, поступающее извне, не подвергается особому анализу. Это обусловливает подверженность чужому влиянию и легковерие. Любое сообщение, последовавшее в категорическом тоне, для экс-травертированного лица - бесспорный факт, даже в том случае, когда достаточно хотя бы немного задуматься и сопоставить факты, чтобы возникли сомнения в достоверности информации. Поэтому часто описываемый тип людей становится просто рупором своего окружения. Все, что они слышат от других, читают, слышат по радио (а для женщин — очень часто высказывания мужа), является неопровержимой истиной. Однако их мнения не отличаются стойкостью, поскольку внутренне не перерабатываются. Поэтому новое сообщение, заключающее иное освещение фактов, легко может все опрокинуть в их сознании.
Явной обращенностью к тому, что приходит извне, обусловлена непосредственность реакций на внешние раздражители. События, привлекающие внимание в данный момент, легко становятся для таких людей господствующими и приводят к поступкам, подсказываемым сугубо внешней ситуацией. Мысли, которые могли бы притормозить подобную необдуманность реакций, отсутствуют. Вот почему экстравертированная акцентуация влечет за собой импульсивность поступков.
Приведу пример одной экстравертированной обследуемой с законченным высшим образованием, что свидетельствует о том, что экстравертированность отнюдь не связана с недостаточностью интеллекта.
Раугильда М., 1913 г. рожд., домохозяйка. В школе училась хорошо, в 19лет получила среднее образование, после чего начала изучать английский язык и историю. Занятия в вузе были прерваны, когда М. в 22 года вышла замуж. Муж погиб на войне. После войны М. решила возобновить прерванные в свое время занятия в вузе, который благополучно закончила, получив диплом учительницы. Некоторое время преподавала в школе. В 33 года М. вторично вышла замуж и окончательно оставила профессиональную деятельность. Она просто не чувствовала педагогического призвания. Гораздо охотнее она занималась домашним хозяйством и детьми (их у нее двое: один от первого, другой от второго брака). Хотя оба ее мужа и по профессии, и, судя по ее рассказам, интеллектуально находились на более низком уровне развитая, чем сама М., однако они решали в семье все, кроме вопросов приготовления пищи и уборки. Социально-политические взгляды ее мужей становились ее собственными взглядами. Как же ей удалось получить высшее образование? Училась она легко, очень быстро все воспринимала. Собственных мыслей, как и собственных проблем, у М. никогда не было. С обязанностями учительницы, с дисциплиной в классе она отлично справлялась. Она в основном придерживалась материала программы и учебников, не внося ничего своего, оригинального. Свободное время в одиночестве М. проводила неохотно, но общество всегда находилось: у нее было несколько близких подруг. Ей всегда было нетрудно завязывать близкие отношения с людьми, в частности с мужчинами.
542
Больше всего на свете М. любила развлекаться. Она занималась и спортом — легкой атлетикой, плаванием, обожала смотреть спортивные состязания: с большим волнением следила за тем, кто победит, но никогда не делала прогнозов. М. любила и путешествия, туристические походы, но относилась к ним несколько беспорядочно, просто радовалась, что увидит что-то новое...
Во время бесед с нами М. вела себя доброжелательно и приветливо, у нее был прямой и открытый нрав. Когда мы объяснили ей отличие экстравертированнос-ти от интровертированности и спросили, к какой бы категории она себя отнесла, она, не задумываясь, ответила: «Конечно, я экстравертированный человек».
Этот случай подтверждает, что экстравертированность или интровертирован-ность человека отнюдь не зависит от его интеллектуального уровня. У описанной обследуемой интеллекта вполне хватило на окончание и средней школы, и вуза (правда, в два приема). Однако она никогда не отличалась умением самостоятельно мыслить. Она полагалась во всем на суждения своих мужей. О профессиональном совершенствовании думала мало. Хотя М. и умела в общем передать своим ученикам знания, но ничего своего она не добавляла. Вообще жизнь эта обследуемая принимала легко, занималась спортом, развлекалась, путешествовала, но не задумываясь глубоко над жизненными проблемами.
Следует отметить, что М. постоянно испытывала большую радость от общения с людьми. Благодаря своему открытому нраву, отсутствию торможений она легко находила друзей обоего пола. Однако экстравертированность не всегда сопровождается усиленными поисками контактов с людьми.
Ниже приводим случай заметной экстравертированности обследуемого, у которого общение налаживалось с трудом.
Вольфганг Г., 1945 г. рожд., каменщик по профессии. В детстве был живым, разговорчивым ребенком, но с детьми не дружил. Учился хорошо, на работе он на хорошем счету. В свободное время постоянно ищет развлечений. Любит спорт, занимается футболом, плаванием, катается на велосипеде. Выезжая на велосипеде за город, всегда берет с собой транзистор, слушает музыку. Дома постоянно слушает пластинки, имеет приличную фонотеку. По телевидению особенно любит смотреть остросюжетные фильмы или оперетты. Г. читает, хотя и не много. Излюбленные жанры — приключенческие романы, спортивные рассказы. Книгам он предпочитает иллюстрированные журналы, потому что в них не только прочтешь, «но и увидишь что-нибудь новенькое». У него есть коллекция открыток с видами различных городов и стран. Но особенно радует его возможность куда-нибудь поехать, чтобы увидеть «все это» собственными глазами. Кроме открыток коллекционирует почтовые марки. Живет без проблем: о религии, политике не задумывается.
В целом он хорошо проводит время, но — один: не дружит ни с юношами, ни с девушками. Связей с женщинами Г. не имеет. Нет у него и потребности в дружеском участии, переживаниями он делится обычно с родными. У знакомых всегда чувствует себя немного стесненно, не находит темы для беседы. Не участвует, как правило, ни в совместных играх, ни в танцах. Вообще любит быть один, со своим транзистором, с пластинками и не испытывает потребности в обществе приятелей.
543
Во время наших бесед Г. всегда был вежлив, охотно отвечал на вопросы. Однако говорил он монотонно и не сопровождал свои слова ни оживленной мимикой, ни жестами. Уже по одной слабой эмоциональной окрашенности речи можно было прийти к выводу, что ему нелегко вступать в контакт с людьми.
Итак, перед нами типичный случай экстравертированной структуры. Об этом говорят направленность интересов Г. в целом и частные склонности и увлечения: спорт, экскурсии на велосипеде с транзистором, чтение приключенческих романов и т. п. Но при этом контакты с другими людьми сведены к минимуму. «Развлекательные мероприятия» Г. предпочитает проводить в одиночку.
Любопытно, что даже его манера включаться в беседу с нами подтверждает и даже иллюстрирует его своеобразный индивидуализм: присущая ему слабая способность контактирования подтверждается скудностью выразительной моторики.
В общем же характер акцентуации личности Г. свидетельствует о типичной экстравертированности, но ввиду наличия торможений при установлении контактов с людьми эта особенность психики проецируется не на людей, а на вещи и на разнообразные внешние впечатления.
Направленность человека на людей и внешние события наблюдается также и при гипоманиакалъном темпераменте. Человек с таким темпераментом захвачен происходящим вокруг, он постоянно отвлекается. Гипоманиакалъный темперамент нетрудно спутать с эстравертированностью личности. Дальше мы покажем, что их разграничение, безусловно, возможно, ибо существуют гипоманиа-кальные личности с типичными интровертированными чертами. Так, тихого серьезного человека, который мало «проявляет» себя, мы чаще всего относим к несомненно интровертированным личностям. Однако нередки случаи, когда субдепрессивный темперамент сочетается с явно выраженной эстравертированностью поведения. Ниже приводится такой случай.
Хелена В., 1934 г. рожд., работница. В школе эта тихая, привязчивая девочка училась хорошо, была одной из лучших учениц класса. Дети ее любили, у нее всегда было много подруг, с некоторыми она поддерживает отношения по сей день. Печальные события всегда заметно угнетают В., она дольше других помнит о них. Вообще она выделяется своим пессимизмом, склонна видеть все в мрачных тонах, хотя сплошь и рядом зловещие предчувствия не оправдываются. С незнакомыми В. несколько робка, неуверена в себе, но с близкими общается легко и охотно. Не любит быть одна, сильно привязана к семье. Своими невзгодами чаще всего делится с родными. Любит проводить время с матерью, с сестрой или подругой, хождению в гости предпочитает продолжительные прогулки. Иногда читает что-нибудь занимательное, но редко: предпочитает болтать с близкими. Других проблем, кроме бытовых, В. не знает. Никогда не задумывается над вопросами религии, политики, технического прогресса, попросту принимает к сведению то, что передают по радио, или присоединяется к мнению родных, подруг. С мужчинами вообще не контактирует, хотя ей уже за тридцать.
Во время наших бесед В. была тиха, серьезна, почти не смеялась, но все же ощущалась в ней какая-то душевность, что весьма облегчало общение. Если мы касались тем, выходящих за пределы узкобытовых интересов, она высказывала мнения близких, которые легко принимала.
544
Это описание создает впечатление, что перед нами несколько недоразвитое, отсталое существо. Не надо, однако, забывать, что в школе В. хорошо успевала. Интеллект позволял ей и мнение составить, и иметь широкий кругозор. Последнего следовало бы ожидать в особенности потому, что В. обладает несколько депрессивным темпераментом, следовательно, она должна быть склонной к раздумьям, самоанализу. Но для В. это не характерно, экстравертированность у нее проявлялась не в поисках новых знакомых, общества, не в стремлении увидеть побольше новых отдаленных объектов, а в том, что ее внимание целиком поглощено было родными и близкими подругами. Что касается более далеких знакомых, то контакты с ними тормозились ее субдепрессивными чертами.
Интровертированная акцентуация личности и ее комбинации
Интровертированная личность живет не столько своими восприятиями и ощущениями, сколько своими представлениями. Поэтому внешние события как таковые влияют на жизнь такого человека относительно мало, гораздо важнее то, что он о них думает. В большинстве случаев интровертированный человек приходит к объективно правильным умозаключениям: он не связан впечатлениями момента, он учитывает то, что ему подсказывают его прежние представления, его жизненный опыт. Известная степень интровертированности вырабатывает способность к правильным суждениям. Но если данная акцентуация сильно выражена, то личность все более отдаляется от действительности и в конечном итоге настолько погружается в мир своих представлений, что объективно принимает в расчет воспринимаемое все меньше. В силу этого идеи не подвергаются достаточной коррекции, в результате они могут формироваться, расширяться и приобретать субъективную значимость, у которой отсутствует всякая объективная подоплека. Таким образом, в то время как разумная степень интровертированности способствует выработке самостоятельного суждения, сильно интровертированная личность живет большей частью в мире нереальных идей.
Куда именно заводят подобные идеи интровертированного человека, в какой степени идеи теряют связь с действительностью - зависит от интеллекта. Однако преобладание «внутренней жизни» распознается во всех случаях. Профессиональная деятельность интровертированного работника, например, постоянно сопровождается размышлениями, он вводит всякие усовершенствования, которые представляются ему целесообразными, хотя на самом деле это может быть и не так. В свободное время он ищет для себя занятий, которые будят мысль. Содержание книг он воспринимает не пассивно, а создает о них собственное мнение. Он подбирает для себя такую литературу, которая дает ему возможность углубиться в ту или иную область. Если интровертированные люди имеют любимое занятие, увлечение, то оно поддерживается постоянным внутренним интересом, это не может быть, например, механическое накопление экспонатов для коллекции. Если они занимаются спортом, то также постоянно исходят из каких-то расчетов, взвешиваний, которые практически, возможно, значения и не имеют. Однако ощущение удовольствия, которое доставляет чисто физическая деятельность, лежит за пределами как экстравертированности, так и интровертированности личности.
Интровертированные личности нередко предпочитают другим играм шахматы, которые ставят перед партнерами большое количество умственных задач.
18-	Психология индивидуальных различий
545
Ручная работа (у тех, кто любит ею заниматься) связана у таких людей с оригинальными замыслами, изобретениями. Немало интровертированных людей являются настоящими изобретателями, у других же дело не идет дальше пустых выдумок. Нередко эти личности носятся с идеями «исправления жизни на Земле». Особенно их волнуют всякие загадки окружающего мира и трудноразрешимые вопросы. Излюбленная пища для мышления — проблемы религии, политики, философии. По многим из этих проблем они способны выработать вполне обоснованное собственное суждение, в других случаях их позиция весьма далека от жизни, ибо мало учитываются реальные факты.
Действия, поступки следуют за идеями отнюдь не обязательно или, во всяком случае, не сразу. С одной стороны, попытки действовать у интровертированных личностей неоднократно приводят к столкновению с действительностью, которая не принималась во внимание при созревании идеи, с другой стороны, сильная сосредоточенность на идеях не располагает к конкретной деятельности и даже чужда ей. Действия людей в норме всегда направлены на объект. Если этот объект все время находится в центре внимания, как это бывает у экстравертиро-ванных личностей, то он становится стимулом к началу действий, если же внимание больше направлено на внутренние процессы, то начало действий затягивается. В последнем случае то побуждение, которое исходит от объекта, слабеет, теряет эффективность. Таким путем возникает связь между подчеркнутой склонностью к раздумьям и слабой готовностью к поступкам. Интровертированные люди, как правило, медлительны и нерешительны в поступках. Само собой разумеется, что такую медлительность могут обусловливать и другие факторы, например определенные черты темперамента, которые подталкивают или сдерживают включение в активные действия.
Ярко выраженная интровертированность ведет к изоляции личности от других людей, которые не в состоянии понять ее подчас чудаковатых идей. С другой стороны, связи с людьми могут быть слабыми также из-за первичной слабости контактов. Дифференцировать первый и второй случаи не так уж сложно, нужно только внимательнее понаблюдать за этими «одиночками». В первом случае мы обнаруживаем наличие у обследуемого странных, необычных идей, во втором общение затруднено даже тогда, когда оно касается обыденных бытовых тем. Во втором случае особенно бросаются в глаза бедность мимики, застывшее выражение лица и отсутствие модуляции голоса. Если человек, несмотря на явную интровертированность личности, обладает хорошей способностью контактирования, он сам будет искать общения, но ему постоянно будет трудно найти отклик на свои идеи, понимание их. Однако стоит интровертированному человеку установить контакт, как он будет искренне рад общению с понимающим его партнером, между ними установятся теплые отношения.
Некоторые из наблюдаемых нами интровертированных людей в прошлом перенесли невроз или психоз. Оценка их состояния складывалась из собственных рассказов обследуемых и описаний их родных.
Мне представляется, что мы, безусловно, имеем право привлекать для характеристики интровертированных личностей обследуемых, перенесших психоз, из следующих соображений: 1) не всегда эти лица болели шизофренией, иногда это был фазовый психоз; 2) мы имеем в виду исключительно поведение данных лиц уже после перенесенного психоза. Известно, что шизофреники нередко с юнос
546
ти, за много лет до начала заболевания, являются интровертированными личностями. Наиболее яркие случаи интровертированности я наблюдал в поведении шизофреников до заболевания и, насколько это было возможно, уже во время ее течения. Каково конкретное соотношение между данной особенностью личности и шизофренией — пока неизвестно. Я склонен думать, что, по сути, здесь нет ничего общего. Просто интровертированные люди более восприимчивы к этому заболеванию, чем другие, поэтому у них процесс носит более ярко выраженный характер, так же как, например, некоторые особенности конституции человека явно способствуют заболеванию туберкулезом. Замечу, что особого различия между интровертированными здоровыми людьми и интровертированными людьми, перенесшими психоз, я не замечал. Возможно и такое положение, когда «готовности» к шизофрении способствует не столько интровертированность, сколько затруднение в контактах с людьми, а также оба фактора, вместе взятые. Этим вопросом детально занималась Торсторф.
Ниже приводится описание интровертированного человека, для которого характерна способность легко контактировать с окружающими.
Мартин Ш., 1925г. рожд., управдом. Ребенком был скромен, робок с малознакомыми лицами, однако с друзьями, которых было у него немало, жаждал «задавать тон». Подростком в школе любил ставить в тупик учителей вопросами, что приводило в восторг его соучеников. В 12 лет Ш. был направлен на несколько месяцев в санаторий. Здесь приходилось постоянно находиться среди многих мальчиков, что раздражало Ш.: он хотел контактировать лишь с небольшим количеством избранных им товарищей. Кроме того, он стеснялся вместе с другими принимать душ. К счастью, один из воспитателей его хорошо понимал и взял под свое покровительство. Во время войны Ш. постоянно искал пути, как бы не попасть на передовую. Затем — пребывание в плену. Его очень отталкивали разговоры пленных на сексуальные темы. Много играл в шахматы. Образование Ш. закончил лишь после войны.
В области эротики у Ш. были особые взгляды. В 17-летнем возрасте он выбрал себе девушку, соответствовавшую его тогдашним представлениям об идеальной жене. Он посещал ее родителей, но физического сближения с девушкой не искал. После освобождения из плена Ш. отыскал эту девушку, однако она почувствовала, что у него к ней какое-то рационалистическое отношение, что он вернулся к ней «из принципа», и отказала ему. Вскоре после этого Ш. женился на другой, но развелся с ней: она ему изменила. По его словам, у них не было общих интересов, а главное — жена не понимала его идей.
Своеобразной чертой Ш. было то, что, избегая общества, он в то же время не хотел быть один, страдал от того, что не с кем поделиться, что его считают «одиночкой». Это объяснялось тем, что почти никто не понимал его личных взглядов и идей. Еще в школьные годы он глубоко задумывался над философскими вопросами, которыми и ставил в тупик учителей. Он очень любил анализировать поступки людей, чтобы понять их характер, делал попытки разобраться даже в психологии и характере животных. Ш. интересовали также вопросы, жизни и смерти. В 17лет он прочитал много книг по биологии, чтобы приблизиться к загадке жизни, подолгу размышлял по поводу прочитанного. В плане социальном он создал свое собственное «учение», установив, что и как следует изменить в суще
547
ствующем общественном порядке. Прежде всего он предлагал компромисс между капитализмом и коммунизмом, затем — отмену всех государств, переход всех народов на один общий язык. Позднее он серьезно изучал буддизм, в котором видел наиболее совершенную религию. Христианство он считал своего рода бизнесом, так как оно обещает награду «за хорошее поведение», буддизм же основан на чистом стремлении к совершенству, без всяких наград. Он не соглашался ни с одним политическим направлением, противопоставляя им собственные теории. Ш. дружил с людьми, отстаивавшими политические взгляды, в корне несходные с его собственными, спорил с ними, но дело никогда не доходило до возмущения, ссоры.
Во время наших бесед Ш. был приветлив, охотно отвечал на вопросы, излагал свои взгляды всегда вдумчиво, тщательно подбирая выражения. В общем, был вполне контактен.
Не подлежит сомнению, что Ш. - личность интровертированная. Он с детства склонен к созданию различных теорий и идей, довольно далеких от действительности. В то же время он постоянно ищет интеллектуального общения с людьми. В любой среде он находит одного-двух друзей, с которыми делится своими мыслями. Его считают «одиночкой», индивидуалистом не потому, что он с трудом вступает в контакт с окружающими, а потому, что людям трудно проникнуть в суть его идей, его внутренний мир для окружающих был обычно непонятен, чужд. О конфликте между идеями и действительностью свидетельствует его фиаско с избранным им «женским идеалом». Ориентированный отвлеченно на данный «идеал», он забыл о горячем, искреннем чувстве. Пытаясь со временем «из принципа» приблизиться к избранной им девушке, он натолкнулся на ее естественный протест против такого схематического решения личных вопросов. Все «принципы» Ш. смела новая страстная любовь, но финал «любви» оказался плачевным. Итак, перед нами личность, склонная к интровертированности, идущая по индивидуалистическому пути, хотя стремление к человеческим контактам здесь налицо.
Явная интровертированность бросается в глаза и в тех случаях, когда жажда общения особенно подчеркнута благодаря гипоманиакалъному темпераменту.
Эвальд К., 1908г. рожд; парикмахер. В школе учился хорошо. Всегда чувствовал желание обучаться музыке, но финансовое положение семьи не позволило этого. Как парикмахера его ценили, но ему самому эта работа через несколько лет наскучила. Он хотел испытать «что-нибудь новенькое», сменил несколько профессий, затем стал работать на почтовой автомашине. По этой специальности был мобилизован и работал всю войну. После войны снова стал парикмахером. Женился. Поздняя женитьба объясняется постоянными колебаниями в выборе будущей жены. К. был человеком веселым, живым, в обществе всегда играл роль «верховода». Часто развлекал собравшихся имитированием популярных эстрадных артистов. Разговорчивость была очень кстати в его профессии, с каждым клиентом он сразу нащупывал тему для общения. К. охотно музицировал и когда бывал один, и в обществе. Он играл на цитре — вальсы, народные песни. Во время бесед с нами К. был всегда в хорошем настроении, разговорчив, часто отклонялся от темы.
Однако К. любил побыть и один. В такие часы он много размышлял, много читал, преимущественно книги по технике и по физике, где больше всего интересо
548
вался различными физическими закономерностями. Часто читал и фантастические романы. Увлекался астрономией, жизнью звезд. Думал о том, что на них происходит, населены ли они разумными существами, попадут ли на них когда-нибудь земляне. Пытался определить место человеческого индивидуума по отношению ко вселенной: человек живет до 90лет, а ведь Земле уже миллионы лет! Он прослушал множество докладов по астрономии, записался в астрономический кружок. С астрономией связывались и его мысли о религии. Ручных работ К. не любил, но он выращивал цветы, пользуясь справочной литературой. Охотно решал кроссворды.
Перед нами достаточно выраженный гипоманиакалъный тип - общительный, жизнерадостный человек, умеющий организовать людей в обществе, на вечеринке. И все же его мысли обращены в основном не на внешнюю сторону жизни, его занимают различные проблемы. Часто он уносится в неведомые дали, отходя от насущных жизненных задач. Таким образом, гипоманиакальность, которая, как кажется на первый взгляд, порождает экстравертированность, отнюдь не препятствует интровертированному образу мыслей. Однако следует четко отличать случаи, когда человек обращен к внешним впечатлениям благодаря своему темпераменту, от тех случаев, когда это происходит в связи с экстравертирован-ной акцентуацией, т. е. когда он живет только миром восприятий. Обе эти черты личности уживаются в одном человеке параллельно. То, что К. имел склонность с увлечением менять профессии, можно отнести на счет гипертимического темперамента, а его «переборчивость» в выборе невесты из-за неуверенности в правильности сделанного выбора была результатом интровертированной акцентуации.
Если интровертированность менее заметна при наличии хороших контактов с людьми или при гипертимическом темпераменте, то там, где контакты с окружающими слабые, она очень бросается в глаза.
Герхард Д., 1935 г. рожд., чертежник. С детства был тихим, замкнутым ребенком. В школе всегда проявлял себя старательным учеником, получал хорошие оценки. Без особого труда прошел курс в профессионально-техническом училище. Работал добросовестно. Свободное время у Д. было всегда поглощено его собственным внутренним миром. Он издавна много читал, мог ночами просиживать над книгами. Особенно интересовали его Ницше, Шопенгауэр и Гёте. «Фауста» (I часть) он знал наизусть. Увлекался астрономией, психологией. Обе эти науки занимаются «вечными вопросами» — о сущности вселенной и о смысле человеческой жизни. Некоторое время Д. пробовал свои силы в поэзии, но результатов так и не достиг. В соответствии с профессиональной направленностью Д. очень любит рисовать, старается постоянно совершенствоваться в черчении, рисовании. Всем играм он предпочитает шахматы: постоянно покупает литературу о партиях чемпионов мира, штудирует ее, анализирует, пытаясь установить, что именно привело противника чемпиона к поражению. Иногда Д. играет со своим братом, но чаще сам с собою. Своими удачами и невзгодам:1 он делится в семье и больше фактически ни с кем не контактирует. Уже ребенком он сидел дома и читал, когда другие дети играли. В школе, правда, был какой-то мальчик, с которым Д. готовил уроки, но позже у него никогда не было друзей. В кино, в театр Д. всегда ходит один. Впечатлениями, порою критическими, он делится
549
дома со своими родными, С девушками он никогда не контактировал: торможения Д. в основном и относились к женскому полу.
При обследовании перед нами предстал человек с весьма скупой мимикой, отвечавший на все вопросы, с запинкой. По свидетельству родных, Д, всегда был крайне замкнут, трудно было понять, что у него происходит внутри. Сестра его выразилась о Д. так: «С ним не расчувствуешься».
В этом случае одновременно с интровертированностью наблюдается и крайняя скупость в контактах, Д. жил только в мире своих идей. В результате он все больше отдалялся от окружающих, у него не было ни эмоциональных проявлений, ни эмоциональных потребностей, ни друзей. Дома хотя он и делился с родными, между ними всегда словно стоял невидимый барьер.
Весьма характерная картина наблюдается при сочетании интровертированности с ананкастическими чертами характера. Множество мыслей, возникающих при интровертированной акцентуации, рождают проблемы, которые требуют ответа, решения. Если найти решение не удается, интровертированный человек смиряется с этим, нерешенные вопросы не становятся для него причиной постоянных терзаний. Иначе бывает в тех случаях, когда речь идет о личности педантической, о натуре, которая не может не довести дело до конца. Ананкаст не может отодвинуть от себя ни проблему, ни тягостную думу, он должен «до конца все взвесить», еще и еще раз пытаясь все понять. Освободиться от вопросов, на которых сконцентрировано его внимание, он не способен. Он пробует отыскать ответ даже на те философские вопросы, которые пока еще не решены мировой наукой. В этих случаях мы сталкиваемся с картиной навязчивого мудрствования. Ниже мы приводим случай, где сочетаются одновременно черты интровертированности и педантичности.
Манфред С., 1937г. рожд., слесарь. В детстве был всегда спокойным, уроки готовил на совесть, с тетрадями, учебниками обращался аккуратно, сразу же по окончании занятий садился готовиться «на завтра». Никогда не пропускал школьных занятий. Так же пунктуален до педантичности он был позднее и в работе. Навязчивыми мыслями страдал, еще будучи ребенком: то ему хотелось уколоть иглой незнакомого человека, то он еле сдерживался, чтобы не побить школьного врача, когда тот обследовал школьников. В дальнейшем он страдал агорафобией, боялся иногда пересекать площади, даже улицы.
С. всегда был «одиночкой». Хотя и было у него 2—3 товарища, но особенно он любил проводить время за разными ручными работами: смастерил возок для братика, вечно чинил свой велосипед, занимался старой радиоаппаратурой, хотел усовершенствовать радиоприемник. Однажды еще ребенком он попробовал устроить в комнате красивый фонтан, используя для этого таз, и, конечно, все залил водой. Он вообще постоянно тянулся изобретать что-нибудь. Дома у себя он был «первым специалистом» по технике, исправлял электропроводку, пылесосы, миксеры. Всегда много читал (в основном техническую литературу), иногда до глубокой ночи. Он постоянно сомневался в правильности написанного, думал: «А не могу ли я внести в эту теорию что-нибудь новое?» Он мечтал о больших собственных изобретениях. Иногда появлялись и навязчивые мысли. Например, он долго раздумывал над вопросом о правильности гороскопа, хотя и знал, что верить ему бессмысленно. При чтении книг он
550
часто задумывался над тем, прав ли автор в том или в другом, и вообще, «что он за человек, этот автор». Иногда им овладевало желание научно определить тип, структуру личности какого-либо человека, но иногда его занимали и бессмысленные вопросы, к примеру: куда идет сейчас этот прохожий?о чем он думает?
С. мало общался с людьми, но не страдал от этого: слишком он был занят своими мыслями. В 20лет он начал ухаживать за девушкой, но почти никуда не ходил с ней, за что она на него обижалась. Перед каждым поцелуем он усиленно размышлял. Полового сближения у них не произошло, так как С. проявил себя импотентом. Второй попытки 'он не стал и делать, а вместо этого изводил себя мыслями о причинах такой тягостной сексуальной аномалии. Девушка вскоре с ним рассталась.
Во время бесед с нами С. был словоохотлив, вежлив, охотно делился своими идеями. У нас установился хороший, непосредственный контакт с ним. Он прислушивался к нашим советам о том, как преодолеть трудности налаживания контактов с людьми, как бороться с тенденцией подпадать под власть навязчивых идей.
Перед нами человек ананкастического склада, с раннего возраста страдавший навязчивыми идеями и влечениями. Интровертированностью он, видимо, также отличался с раннего детства, ведь он издавна любил размышлять, его занимали мысли о прочитанном, возня с «техникой», а не игры с товарищами. Интерес к технике сохранился и позже, появилась масса книг по технике, много мыслей по этому поводу, надежда сделать свои изобретения, быть может, даже открытия. Даже в его ручных работах чувствовалась большая самостоятельность и стремление к оригинальности. Свою работу в училище на звание мастера он выполнил с отклонениями от тех стандартов, которым его обучали, внеся в нее свои собственные усовершенствования. Размышления часто переходили в навязчивые мысли. Он ставил перед собой вопросы заведомо неразрешимые, может быть, сам где-то сознавая, что ими заниматься бессмысленно.
Навязчивые идеи обусловлены, несомненно, обоими компонентами его личности. Благодаря интровертированности С. отличался изобилием мыслей и нескончаемыми вопросами. В силу же характерных черт ананкаста возникали навязчивые идеи. Избавиться от них обследуемый не мог, хотя разум и подсказывал ему, что эти мучительные вопросы неразрешимы.
Трудности общения с женщинами также связаны были с обоими компонентами структуры его личности: из-за интровертированности он вообще мало контактировал с людьми, характер ананкаста вызывал торможения, особенно в эротической области, т. е. там, где и у обычных натур бывает достаточно колебаний и нервозности.
Особенно любопытную картину дает сочетание интровертированности и застревающих черт характера. Можно было бы предположить, что у человека в таких случаях появляются предпосылки для развития «сверхценных идей»; при этом «сверхценность» коренится в паранойяльных чертах, «идеи» же исходят от интровертированности. Однако наш опыт, основывающийся на фактах, показывает, что такие проявления при данном сочетании не обязательны.
Вольф К., 1939г. рожд., радиомеханик. В школе не отставал от сверстников.
Участвовал во всех их проделках, а порой даже верховодил, почему и вступал в
551
конфликты с учителями. Со времени наступления половой зрелости контактирует с соучениками гораздо меньше. На вечеринки не ходит, алкоголя не признает принципиально. Теперь он после занятий чаще всего остается дома, читает книги и предается философским раздумьям. Контакт с родителями тоже стал гораздо слабее, чем раньше, о волновавших его вопросах К. говорит редко и с немногими. Конфликты с учителями бывают и теперь, но уже по другому поводу: он упорно отстаивает свое мнение. Он часто не соглашается с господствующей точкой зрения, особенно по политическим вопросам. Несмотря на это, его постоянно повышали по службе, так как К. обладает незаурядными способностями. Ивее же во время выпускных экзаменов он сорвался. Он не желал писать сочинение по немецкой литературе в духе общепринятой трактовки: «Если бы я стал излагать такие мысли, то они шли бы вразрез с моими убеждениями». Поэтому К. вообще не написал выпускного сочинения. С ним говорили, его убеждали, предлагали перенести срок написания экзаменационной работы — ничто не помогло. К., самый способный ученик в классе, в результате не получил аттестата зрелости. Он выучился на радиомеханика, стал работать. Впрочем, и на работе он нередко спорил с начальством. Однажды дело чуть не дошло до рукопашной. Родителям часто приходилось вмешиваться и «мирить» его.
Призыв в армию К. воспринял более спокойно, чем ожидали родные. К. добросовестно выполнял служебные обязанности, но от товарищей по части держался в стороне и по поводу своих личных взглядов не высказывался. С женщинами в интимных отношениях не состоял. Одно время он был влюблен в девушку (на своем предприятии), однако так и не заметил, что она дружит с другим, пока не было объявлено о ее помолвке.
После работы он занимался собственными делами и никогда не скучал. Читал научные, технические книги, два научных журнала по своему профилю, которые систематически выписывал. С увлечением занимался различными ручными работами — строил усовершенствованные громкоговорители по своим схемам и т. д. К. охотно совершал длинные прогулки, учась при этом различать голоса птиц. Часто он делал магнитофонные записи птичьих голосов, а затем проигрывал их, находясь поблизости от птиц, чтобы приманить их и записать другие, новые голоса. Он постоянно читал книги по орнитологии. По-прежнему К. интересовался вопросами политики, но с малознакомыми вообще никогда не говорил на эти темы, а с близкими — лишь намеками. Его мнения отличались своеобразием.
В начале наших бесед К. всегда был сдержан, но постепенно становился все приветливее, а под конец был даже рад возможности «выговориться» с людьми, которые его понимали. Несмотря на готовность включиться в разговор, он всегда немного колебался, прежде чем дать ответ: К. было неприятно «выпаливать» ответы, не продумав. Мимика его также была сдержанной, но при общем стиле поведения воспринималась как нечто естественное. В общем с К. нам всегда удавалось наладить «эмоциональный» контакт.
Паранойяльные склонности у К. вырисовывались уже в детстве, когда он бывал зачинщиком школьных шалостей. Позднее они ярко проявляются в его непримиримости, в упорстве. Наиболее выразительно эти качества проявились во время экзамена на аттестат зрелости, когда он оказался готовым пожертвовать будущим, лишь бы не писать сочинения, противоречившего его
552
убеждениям. Интровертированности до полового созревания еще не удается констатировать — ведь К. тогда среди других в этом плане ничем не выделялся. Следует подчеркнуть, что, в то время как все черты темперамента или характера личности проявляются уже в детстве, с интровертированностью это далеко не всегда так. Как уже говорилось выше, в период полового созревания у человека происходит переход от экстравертированности к интровертированности. Вероятно, во многих случаях речь идет о склонности, которая имелась и раньше, однако полностью проявилась лишь теперь. Но не исключено и другое положение: интровертированность возникает там, где в детстве не было и намека на нее. Мы полагаем, что у К. мы столкнулись именно с таким случаем. До периода полового созревания он был личностью экстравертиро-ванной, контактной, но после полового созревания стал интровертированным человеком. Он отдалился от людей, жил только своими интересами, обо всем имел свое индивидуальное, нестереотипное мнение, вследствие чего и превращался в одиночку.
Предположение, что сочетание застревающей и интровертированной сторон личности особенно благоприятствует паранойяльному развитию, у данного обследуемого не подтвердилось. Мы не наблюдали у него постоянного углубления аффекта с идеями нанесения ущерба в какой-то определенной области. Хотя идеи интровертированного человека и могут дать пищу для усиленных проявлений застревания, но это еще не значит, что эти идеи стимулируют развитие застревания. Опыт психиатров показывает, что паранойяльное развитие чаще всего встречается у гипертимических личностей, темпераментом значительно больше напоминающих экстравертированных людей.
Рассмотрим в качестве примера кверуляторный бред, который представляет собой наиболее частую форму паранойяльного развития. Несомненно, дело здесь связано с той самой активностью, которой не хватает интровертированной личности. Следовало бы провести специальное исследование, чтобы выяснить, как часто среди кверулянтов встречаются люди, у которых гипертимия сочетается с экстравертированностью.
Не исключено, что наличие интровертированности может «прикрываться» определенным темпераментом. Но активность при всех условиях остается решающим фактором; без активности не могут поддерживаться те постоянные колебания чувств, которые лежат в основе развития. Нам, например, не раз приходилось констатировать, что кверулянты «неисчерпаемы» именно благодаря своей гипертимической деловитости, создающей все новые конфликты. Описанного же обследуемого К. никак нельзя назвать «активным» человеком. Если при сдаче выпускных экзаменов он еще предстает перед нами борцом за свои убеждения, то позднее он уже совсем не пытался защищать идеи, хотя всегда был принципиальным и оставался при своем мнении.
Мы полагаем, что если разделить всех параноиков на скрытых и явных, то скрытые параноики, которые противостоят окружающей действительности, но не делают из этого прямых выводов и не проявляют своей позиции в поступках, обладают изобретательской одаренностью, но довольствуется тем, что изобретают «для себя». Они могут сочетать в себе паранойяльностъ и интровертированность. У явных, открытых параноиков такое сочетание невозможно.
553
Важную роль играет сочетание интровертированной и демонстративной акцентуации, так как оно стимулирует поэтическое дарование.
Маргит В., 1944 г. рожд., почтовый работник. В школе училась неровно; ее всегда очень стимулировали хорошие оценки, получив плохую, она сразу опускала руки. Иногда В. без причины пропускала школьные занятия. Соученики не любили ее, так как она постоянно и во всем стремилась играть первую роль. В 15 лет В. начала учиться в интернате. Обстановка в нем настолько ей не понравилась, что она через 4 недели убежала оттуда. Впрочем, в дальнейшем она чувствовала себя, как писала в дневнике, «и дома, как в тюрьме». В. начала вести дневник с 16 лет. У этого дневника был исключительно неаккуратный вид, масса зачеркнутых мест, записи разным почерком, с разным наклоном букв, с разным нажимом. В дневнике кроме описания событий дня имеются довольно высокомерные замечания о родителях, есть картинки настроений, несколько, правда, патетические, но впечатляющие.
Примерно в этот период В. начала писать стихи. Она очень любила музыку и хорошо играла на аккордеоне. Рисовала В. также неплохо. Подругу нее почти не было, большую часть времени она проводила «с самой собой». В. долго не могла выбрать себе профессию. Вначале она работала помощником стоматолога, затем устроилась на почту. Она много раз меняла и место работы: успела поработать уже в нескольких поликлиниках и в нескольких почтовых отделениях. В. меняла место работы, аргументируя это тем, что «здесь тяжело работать». В 22 года вышла замуж.
Контакт с мужчинами В. устанавливала без всякого труда. Могла бы выйти замуж и раньше, если бы замужество представляло для нее интерес. Она хорошо, с пользой для себя и с полным удовлетворением умела проводить время одна: интересовалась педагогикой и психологией, читала книги по этим вопросам и серьезно задумывалась над их содержанием. Еще до этого увлекалась химией, говоря, что «в химических процессах чувствуется жизнь». Физика ей не импонировала, она считала ее «мертвой» наукой.
В. воспринимала все повышенно эмоционально. Некоторые фильмы ее очень волновали. По телевидению она предпочитала смотреть пьесы и телефильмы проблемные, ставящие перед зрителем всевозможные вопросы. По этим вопросам она любила дискутировать с матерью, с мужем, нередко отстаивала свое, оригинальное мнение. Ее политические взгляды весьма резко отличались от взглядов ее среды, родителей. Ее коньком была тематика религиозного и философского порядка. Читая книги, она задавалась «проклятыми» вопросами — как образовался наш мир, наша планета, есть ли Бог — и способна была часами обсуждать их с близкими.
В. нравились и фильмы «о заморских странах». Ее живое воображение дорисовывало детали увиденного, она испытывала большое удовольствие. В. признавалась нам: «Уменя фантазия на редкость богатая, фильмы словно внутри меня самой демонстрируются». Не только фильмы, а вообще разные жизненные события она часто переживала вторично — в своем воображении. С детства В. склонна была к снам наяву, к мечтаниям. Она представляла себе, что станет великим исследователем вечно актуальных вопросов жизни, что сделает важные открытия. Очень сожалела о том, что из ее исследовательской карьеры так ничего и не получилось. Впрочем, на неприятных и печальных мыслях В. задержи-
554
ватъся не любила, она умела «сбросить их с себя, как змеиную кожу», В. никогда не испытывала скованности и при публичных выступлениях. Выступая с докладом или с небольшой речью, была спокойна, уверена в себе. Для нее не существовало «предстартовой лихорадки», при сдаче экзаменов она совсем не волновалась.
Контакт с В. во время бесед у нас наладился превосходный. Она нисколько не была скованной, говорила свободно, охотно давала ответы на вопросы. Мимика, жесты ее были оживленными, но иногда явно утрированными.
У этой обследуемой явственно распознаются черты демонстративной акцентуации. С детства она стремилась быть в центре внимания, стараясь в то же время избегать неприятных переживаний, связанных со школой. Она сама говорит о способности «сбрасывать с себя» докучливые, тягостные мысли. В. обладает даром вытеснять из сознания вещи, которые заставляют ее нервничать, расстраиваться.
С такой же четкостью проявляется у В. интровертированность. В. не относится к жизни нейтрально-спокойно, все переживания ее глубоко затрагивают, она активно думает об увиденном и прочитанном, вступает в спор с собеседником. Хотя по образованию В. не имеет отношения ни к педагогике, ни к психологии, однако она проявляет интерес именно к этим областям, так как здесь много близких ей нерешенных проблем. Из тех же соображений она обращается к философии и религии.
Сочетание демонстративной акцентуации с интровертированностью лежит в основе склонности В. к снам наяву. Истерики вообще склонны к раскованному, образному мышлению. Если к этой склонности присоединяется интровертированность, то роль воображения, фантазии в жизневосприятии человека подчеркивается еще в большей мере. Все вместе взятое может оказаться почвой для развития поэтического дарования. Оно проявилось и у нашей обследуемой.
Я уже выделил в данной книге два типа акцентуации, которые способствуют развитию артистических данных у человека: это возбудимость эмоций у застревающих личностей и «демонстративная готовность» у демонстративных личностей. Теперь к этим двум типам акцентуации я могу добавить в качестве фактора, стимулирующего творческую направленность личности, еще и третий тип: интровертированность. Выдвигаемый тезис не ограничивается одним лишь поэтическим даром, а в равной мере относится к изобразительным искусствам и созданию музыкальных произведений: для всех этих видов творчества фантазия и образное мышление являются насущной необходимостью.
А.Е. Личко
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЙ «ПСИХОПАТИИ» И «АКЦЕНТУАЦИИ ХАРАКТЕРА»1
Психопатии — это такие аномалии характера, которые, по словам П.Б. Ганнушкина (1933), «определяют весь психический облик индивидуума, накладывая на весь его душевный склад свой властный отпечаток», «в течение жизни... не подвергаются сколько-нибудь резким изменениям» и «мешают... приспособляться к окружающей среде»1 2. Эти три критерия были обозначены О. В. Керби-ковым (1962) как тотальность и относительная стабильность патологических черт характера и их выраженность до степени, нарушающей социальную адаптацию.
Указанные критерии служат также основными ориентирами в диагностике психопатий у подростков. Тотальность патологических черт характера выступает в этом возрасте особенно ярко. Подросток, наделенный психопатией, обнаруживает свой тип характера в семье и в школе, со сверстниками и со старшими, в учебе и на отдыхе, в труде и в развлечениях, в условиях обыденных и привычных и в чрезвычайных ситуациях. Всюду и всегда гипертимный подросток кипит энергией, шизоидный отгораживается от окружения незримой завесой, а истероидный жаждет привлечь к себе внимание. Тиран дома и примерный ученик в школе, тихоня под суровой властью и разнузданный хулиган в обстановке попустительства, беглец из дома, где царит гнетущая атмосфера или семью раздирают противоречия, отлично уживающийся в хорошем интернате — все они не должны причисляться к психопатам, даже если весь подростковый период происходит у них под знаком нарушенной адаптации.
Относительная стабильность черт характера является менее доступным для оценки в этом возрасте ориентиром. Слишком короток бывает еще жизненный путь. Под сколько-нибудь резкими изменениями в подростковом возрасте следует понимать неожиданные трансформации характера, внезапные и коренные смены типа. Если очень веселый, общительный, шумливый, неугомонный ребенок превращается вдруг в угрюмого, замкнутого, ото всех отгороженного подростка или нежный, ласковый, очень чувствительный и эмоциональный в детстве становится изощренно-жестоким, холодно-расчетливым, бездушным к близким юношей, то все это скорее всего не соответствует критерию относительной стабильности, и, как бы ни были выражены психопатические черты, случаи эти нередко оказываются за рамками психопатии...
Нарушения адаптации, или, точнее, социальная дезадаптация, в случаях психопатий обычно проходит через весь подростковый период...
Таковы три критерия — тотальность, относительная стабильность характера и социальная дезадаптация, — позволяющие отличать психопатии...
Типы акцентуаций характера весьма сходны и частично совпадают с типами психопатий.
Еще на заре учения о психопатиях возникла проблема отграничения их от
1 Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., 1977.
2 Ганнушкин П.Б. Избранные труды. М., 1964.
556
крайних вариантов нормы. В.М. Бехтерев (1886) упоминал о «переходных состояниях между психопатией и нормальным состоянием»...
П.Б. Ганнушкин (1933) подобные случаи обозначал как «латентную психопатию», М. Framer (1949) и О.В. Кербиков (1961) — как «предпсихопатию», Г.К. Ушаков (1973) - как «крайние варианты нормального характера».
Наибольшую известность получил термин К. Leonhard (1968) — «акцентуированная личность». Однако правильнее говорить об «акцентуациях характера» (Личко, 1977). Личность — понятие гораздо более сложное, чем характер. Она включает интеллект, способности, наклонности, мировоззрение и т. д. В описаниях К. Leonhard речь идет именно о типах характера...
Отличия между акцентуациями характера и психопатиями основываются на диагностических критериях П.Б. Ганнушкина (1933) — О.В. Кербикова (1962). При акцентуациях характера может не быть ни одного из этих признаков: ни относительной стабильности характера на протяжении жизни, ни тотальности его проявлений во всех ситуациях, ни социальной дезадаптации как следствия тяжести аномалии характера. Во всяком случае, никогда не бывает соответствия всем этим трем признакам психопатии сразу.
Обычно акцентуации развиваются в период становления характера и сглаживаются с повзрослением. Особенности характера при акцентуациях могут проявляться не постоянно, а лишь в некоторых ситуациях, в определенной обстановке и почти не обнаруживаться в обычных условиях. Социальная дезадаптация при акцентуациях либо вовсе отсутствует, либо бывает непродолжительной.
В добавление к критериям П.Б. Ганнушкина, О.В. Кербикова можно отметить еще один важный признак, отличающий акцентуации и психопатии (Личко, 1977). При психопатиях декомпенсации, острые аффективные и психопатические реакции, социальная дезадаптация возникают от любых психических травм, в самых разнообразных трудных ситуациях, от всевозможных поводов и даже без видимой причины. При акцентуациях нарушения возникают только при определенного рода психических травмах, в некоторых трудных ситуациях, а именно лишь тогда, когда они адресуются к «месту наименьшего сопротивления», к «слабому звену» данного типа характера. Иные трудности и потрясения, не задевающие этой ахиллесовой пяты, не приводят к нарушениям и переносятся стойко. При каждом типе акцентуации имеются свойственные ему, отличные от других типов, «слабые места».
На основании сказанного можно дать следующее определение акцентуации характера.
Акцентуации характера — это крайние варианты нормы, при которых отдельные черты характера чрезмерно усилены, вследствие чего обнаруживается избирательная уязвимость в отношении определенного рода психогенных воздействий при хорошей и даже повышенной устойчивости к другим..,
В зависимости от степени выраженности нами было выделено две степени акцентуации характера: явная и скрытая (Личко, Александров, 1973).
Явная акцентуация. Эта степень акцентуации относится к крайним вариантам нормы. Она отличается наличием довольно постоянных черт определенного типа характера...
557
В подростковом возрасте особенности характера часто заостряются, а при действии психогенных факторов, адресующихся к «месту наименьшего сопротивления», могут наступать временные нарушения адаптации, отклонения в поведении. При повзрослении особенности характера остаются достаточно выраженными, но компенсируются и обычно не мешают адаптации.
Скрытая акцентуация. Эта степень, видимо, должна быть отнесена не к крайним, а к обычным вариантам нормы. В обыденных, привычных условиях черты определенного типа характера выражены слабо или не проявляются совсем. Даже при продолжительном наблюдении, разносторонних контактах и детальном знакомстве с биографией трудно бывает составить четкое представление об определенном типе характера. Однако черты этого типа могут ярко, порой неожиданно выявиться под влиянием тех ситуаций и психических травм, которые предъявляют повышенные требования к «месту наименьшего сопротивления». Психогенные факторы иного рода, даже тяжелые, не только не вызывают психических расстройств, но могут даже не выявить типа характера. Если же такие черты и выявляются, это, как правило, не приводит к заметной социальной дезадаптации...
А.Е. Личко
ТИПЫ КОНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ПСИХОПАТИЙ И АКЦЕНТУАЦИИ ХАРАКТЕРА В ПОДРОСТКОВОМ ВОЗРАСТЕ1
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О КЛАССИФИКАЦИИ ТИПОВ ПСИХОПАТИЙ
И АКЦЕНТУАЦИИ ХАРАКТЕРА
Первую из классификаций психопатий, получившую широкую известность, дал Е. Kraepelin (1915). Ее недостаток состоял в том, что она не охватывала все наблюдаемые типы и изобиловала бытовыми названиями (чудаки, спорщики и т. п.). Однако именно эта классификация послужила отправной точкой для создания более полных и совершенных.
Все довольно многочисленные попытки в области группировок типов психопатии можно разделить на два направления.
Первое из них основывалось на клинико-индуктивном методе и отражало стремление как-то систематизировать то многообразие клинических проявлений, с которыми приходится сталкиваться. Большинство авторов, следовавших в этом направлении, выделяло около десятка типов психопатий. Наиболее известными классификациями этого направления были систематики К. Schneider (1923) и П.Б. Ганнушкина (1933).
Другое направление более базировалось на теоретико-дедуктивном подходе. Определенные концепции, изначальные установки служили отправной точкой для построения классификаций. Все богатство клинических проявлений оценивалось с точки зрения определенного постулата. Обычно систематики этого направления отличались подкупающей на первый взгляд простотой — два—четыре типа, но на практике они всегда оказывались недостаточными. Так, например, Е. Kretschmer (1921) пытался разделить всех психопатов на шизоидов и циклоидов соответственно двум типам биологической конституции — астеникам и пикникам. О. В. Кербиков (1961, 1962) и его последователи использовали для классификации психопатий учение И.П. Павлова о типах нервной системы (темпераментах). В зависимости от преобладания процессов возбуждения или торможения психопатии были разделены на две группы — возбудимые и тормозимые. Однако все разновидности психопатий уложить в такую схему оказалось невозможным. Тогда был добавлен паранойяльный тип как проявление патологической инертности и тип «неустойчивых» как проявление патологической лабильности нервных процессов. В дальнейшем от возбудимых и тормозимых были еще отделены шизоидный, психастенический и истерический типы [Гурьева В.А., Гиндикин В.Я., 1980]. Но по-прежнему оставшиеся от первоначальной идеи О.В. Кербикова возбудимый и тормозимый типы представляют собой сборную группу. Сохранение этих типов, видимо, оправдано в судебно-экспертных целях у взрослых, но для задач реабилитации и психотерапии требуется их большая дифференциация, особенно в подростковом возрасте, когда для каждого из вариантов возбудимых и тормозимых требуются особые дифференцированные реабилитационно-психотерапевтические программы.
Среди классификаций типов психопатий (нарушений характера) в детском и подростковом возрасте наиболее известные принадлежат Е Homburger
1 Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., 1977.
559
(1926), M. Tramer (1949), L. Michaux (1953), Г.Е. Сухаревой (1959), H. Stutte (1960). Почти все они выделяют около десятка типов и весьма похожи одна на другую. Классификация Г.Е. Сухаревой (1959) развивает в отношении детского возраста систематику П.Б. Ганнушкина. Детально описаны те типы, которые могут формироваться еще в детстве (аутисты, т. е. шизоиды, истероиды) или в младшем школьном возрасте (неустойчивые, психастеники, реже ги-пертимы). Об эпилептоидном и паранойяльном упоминается как о редких типах.
Систематика, которой мы придерживаемся при дальнейшем изложении, в основном исходит из классификаций типов психопатий по П.Б. Ганнушкину (1933) и Г.Е. Сухаревой (1959) и типов акцентуированных личностей у взрослых по К. Leonhard (1968). Однако наша систематика отличается от предыдущих двумя особенностями. Во-первых, она предназначена специально для подросткового возраста; все типы описываются такими, какими они в этом возрасте предстают. Поэтому в систематику включены такие типы, которые в детстве еще не видны: циклоидный, лабильный, астеноневротический, сенситивный, конформный. Во-вторых, данная систематика охватывает как психопатии, т. е. патологические аномалии характера, так и акцентуации, т. е. варианты нормы.
В отношении акцентуаций существуют две классификации типов. Первая предложена К. Leonhard в 1968 г., вторая разработана нами в 1977 г. (опубликована в первом издании данной книги). В.В. Юстицкий (1977) сопоставил классификацию К. Leonhard и нашу. Однако во втором издании книги К. Leonhard (1976) его классификация была несколько видоизменена. Сопоставление с нею, сделанное нами, приводится ниже:
Тип акцентуированной личности по К. Leonhard (1976)
Демонстративный Педантичный Застревающий Возбудимый Гипертимический Дистимический Аффективно-лабильный Аффективно-экзальтированный Эмотивный
Тревожный (боязливый) Экстравертированный Интровертированный Тоже
Тип акцентуации характера по нашей классификации
Истероидный
Психастенический
Эпилептоидный
Гипертимный
Циклоидный
Лабильный
Лабильный
Сенситивный
Гипертимо-конформный Шизоидный
Сенситивный Неустойчивый Конформный Астено-невротический
560
В классификации К. Leonhard отсутствуют довольно распространенные в подростковом возрасте неустойчивый и конформный типы, а также астено-невротический тип. Дистимический тип в его классификации соответствует конституционально-депрессивному типу по П.Б. Ганнушкину (1933), а застревающий тип — паранойяльному — оба они в подростковом возрасте практически не встречаются.
Далее будут описаны следующие типы психопатии и акцентуаций характера в подростковом возрасте: 1) гипертимный, 2) циклоидный, 3) лабильный, 4) асте-но-невротический, 5) сенситивный, 6) психастенический, 7) шизоидный, 8) эпи-лептоидный, 9) истероидный, 10) неустойчивый, 11) конформный. Циклоидный и конформный типы встречаются только в виде акцентуаций. Паранойяльный тип в подростковом возрасте проявляется чрезвычайно редко, он раскрывается в 30-40 лет в период полной социальной зрелости [Печерникова Т.П., 1979].
Астено-невротический и психастенический типы будут представлены относительно кратко, как типы акцентуаций, на основе которых преимущественно могут возникать соответствующие неврозы.
КЛИНИЧЕСКАЯ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА
ТИПОВ ПСИХОПАТИИ И АКЦЕНТУАЦИЙ ХАРАКТЕРА
Клинический метод является наиболее распространенным и пока наиболее точным для определения типов психопатии и акцентуаций характера. Этот метод слагается из опроса подростка, опроса родителей и сведений от других лиц, осмотра подростка и наблюдения за его поведением.
Опрос подростка. Первой задачей является установление контакта. Обычно бывает достаточно спокойного, доброжелательного тона и начала с чисто врачебного расспроса о соматических жалобах. При затруднительном контакте можно использовать особый прием [Личко А.Е., Богдановская Л.Б., Эйдемиллер Э.Г., 1973]: врач сам сообщает подростку сведения, которыми он располагает и которые получены от родителей, из школы, из диспансера, из милиции и т. п., и предлагает исправить неточности, объяснить противоречия, дополнить, прокомментировать. Здесь сразу же обнаруживаются темы, о которых подросток говорит легко и свободно, и темы, которые он старается обойти, а также становится видно, на что он особенно эмоционально реагирует.
Опрос о психотравмирующей ситуации, послужившей причиной обращения к психиатру, нередко приходится проводить в два приема. С этого начинают беседу и на этом этапе иногда лучше удовлетвориться порою скудными или весьма сомнительными сведениями, которые сообщает подросток. Даже если удается получить толковые и обстоятельные ответы, лучше ограничиться пока тем, что подросток сообщает охотно. Далее следует перейти к собиранию сведений о жизни вообще. Здесь необходимо коснуться следующих тем:
1.	Учеба — любимые и нелюбимые предметы, причины неуспеха, отношения с учителями, участие в общественной работе, имевшиеся нарушения дисциплины.
2.	Планы на будущее в отношении продолжения учебы, выбора профессии, способность учитывать предстоящие трудности и трезво оценивать свои возможности.
3.	Отношения со сверстниками — предпочтение одного близкого друга или компании приятелей, положение среди товарищей (душа компании, преследуе
561
мый изгой, независимый одиночка и т. п.), причины выбора приятелей — по определенным личным качествам, по общности увлечений, для увеселений и т. п.
4.	Увлечения в настоящем и прошлом, под чьим влиянием был сделан выбор, каковы были достигнутые результаты, почему заброшены и т. д.
5.	Отношения с родителями и внутрисемейные отношения — состав семьи (кто назван первым, о ком забыл упомянуть), кто занимался его воспитанием, наиболее близкий член семьи, с кем в семье конфликтные отношения и причина их, конфликты между другими членами семьи и отношение к ним подростка. В случае распавшейся семьи необходимо выяснить, в каком возрасте был подросток, когда это случилось, его отношение к разводу родителей, поддерживается ли им контакт с тем из них, кто ушел из семьи.
Полезно также бывает услышать от подростка его впечатления об основных чертах характера родителей (это представление нередко оказывается весьма точным и обстоятельным).
6.	Нарушения поведения в прошлом — прогулы занятий и работы, мелкое хулиганство, курение, выпивки, знакомство с различными дурманящими средствами, побеги из дому; был ли задержан или взят на учет милицией — когда и за что был взят.
7.	Наиболее тяжелые события в прошлой жизни и реакция на них. Наличие когда-либо в прошлом суицидных мыслей.
8.	Перенесенные соматические заболевания — как они сказались на учебе и на положении среди сверстников. Наличие в настоящем или в прошлом нарушений сна, аппетита, самочувствия и настроения.
9.	Сексуальные проблемы. Прежде чем затронуть эту тему, подростку надо объяснить, что врача эти вопросы интересуют не сами по себе, а целью является выяснить возможные переживания по этому поводу и получить более полное представление о его характере. Необходимо предупредить также, что все сообщаемые им сведения без его согласия никому из его родных, знакомых и т. п. не будут переданы (что должно неукоснительно соблюдаться). Опрос касается здесь первых влюбленностей и связанных с ними психических травм, самооценки своей привлекательности, начала половой жизни и скрытых опасений по поводу своей сексуальной неполноценности.
Раскрытие сексуальных переживаний и подтверждение суицидных мыслей в прошлом являются показателем высокой откровенности.
В заключение опроса следует снова вернуться к психотравмирующей ситуации и теперь при установившемся контакте постараться получить более подробные и точные сведения, включая те вопросы, отвечать на которые подросток ранее избегал.
Опрос подростка лучше проводить в виде свободной, непринужденной беседы. Нежелательно в его присутствии делать записи — это настораживает многих подростков и затрудняет контакт. Лучше, чтобы подросток не чувствовал, что беседа ведется по какой-то заранее подготовленной схеме. Переход от темы к теме надо стараться сделать естественным и плавным. Например, переходя от увлечений подростка к его отношению с родителями, можно начать с вопроса, как родители относились к тому или иному увлечению.
Опрос родителей и сведения от других лиц. Опрашивать родителей лучше порознь и начинать с матери, которая обычно может дать гораздо больше сведе
562
ний, чем отец. Если воспитанием подростка занимался какой-либо другой член семьи, желательна также беседа с ним. Другие члены семьи бывают необходимы, только если возникают основания полагать, что от них можно получить дополнительные важные сведения или иное, более объективное освещение событий и отношений в семье.
Важно узнать впечатление родителей о детских годах подростка, их представление о его темпераменте, характере, манере вести себя — был ли он спокойным или суетливым, робким и застенчивым или смелым и отчаянным, общительным с детьми или держался в стороне от них и чем вообще он ребенком отличался от ровесников. Если посещал детские учреждения, то быстро ли там осваивался, охотно ли туда ходил, были ли жалобы воспитателей и на что. О школьных годах важно узнать, легко ли в первом классе адаптировался к новым условиям, охотно ли посещал школу, как учился, как сходился с товарищами, не возникали ли трудности при переходе из школы в школу, из одного класса в другой, бывал ли в пионерских лагерях, как прошел переход от начальных классов с одним учителем к предметной системе преподавания. Если подросток уже окончил 8 классов, важно узнать, как было принято решение о дальнейшем обучении (ПТУ, техникум, 9-й класс): подростком самостоятельно, под влиянием родителей или вопреки их желанию, под чьим-то влиянием со стороны. Наконец, необходимо выяснить, какие были нарушения поведения, когда они начались, чем, по мнению родителей, были вызваны, а также реакцию родителей на них.
Помимо родителей, необходимо получить сведения с места учебы (работы). Письменные характеристики в ответ на запросы крайне желательно дополнить беседой с воспитателем (мастером), наиболее хорошо знающим подростка. От него можно бывает получить более точные сведения об отношении к учебе, о взаимоотношениях с товарищами, о манере вести себя, о нарушениях поведения, и, наконец, видным станет отношение самого воспитателя к подростку.
Осмотр подростка. Прежде всего здесь ставится цель оценить физическое развитие подростка и гармоничность развития (соответствие общего физического развития и сексуального созревания, сопоставление физического развития с психическим). Для оценки степени физического развития и выявления акселерации и инфантилизма нами [Личко А.Е., 1979] была предложена схема их оценки, составленная на основании обобщения сведений из разных современных руководств и монографий.
Далее при осмотре следует обратить внимание на все, что могло бы послужить предметом тягостных переживаний для подростка, зачастую скрываемых от окружающих: физические недостатки, избыточная полнота или чрезмерная худоба. Особенно существенны даже незначительные, но бросающиеся в глаза дефекты (кривые ноги, большие пятна на теле и т. п.).
Татуировка у мальчиков является нередким атрибутом делинквентных подростков (данные нашего сотрудника А.А. Вдовиченко). Ее содержание может иметь немалое информационное значение. Наименее значимы собственные инициалы, имя, год рождения — они, возможно, являются выражением примитивного стремления к самоутверждению. Женские имена говорят о влюбленностях, а мужские — чаще о «верных» друзьях, с которыми мог быть совершен обряд братания [Алмазов Б.П., 1981]. Парящая птица, солнце с расходящимися лучами, разорванные кандалы и прочие атрибуты «свободной жизни» являются
563
символическим отражением реакции эмансипации. С реакцией группирования связаны символы приобщения к «преступному миру»: пять точек (знак «зона») предназначены для того, чтобы дать знать понимающим, что подросток был в специальных воспитательных учреждениях со строгим режимом. Крест означает судимость или вызов на комиссию по делам несовершеннолетних, звездочка из восьми лучей делается за каждый год пребывания в колонии. Топор рядом со знаком «зоны» показывает желание «навечно» слиться с преступным миром, и, наоборот, цветок или знак, напоминающий перечеркнутый квадрат, говорят о том, что подросток решил «завязать», т. е. порвать с преступным миром.
Казалось бы, лишенные смысла слова «кот», «слон», «туз», «клен», «Ева» и т. п. в действительности являются криптограммами, составленными из первых букв слов, образующих фразы: например, «коренной обитатель тюрьмы». Некоторые из таких криптограмм и рисунков имеют протестное, демонстративно-вызывающее содержание (надпись «Ева» или крест над холмиком — «смерть буграм», т. е. активистам).
Обилие татуировок не только на руках, но и на груди, бедрах и т. д., как символических, так и украшающих (фигуры женщин и т. п.), обычно встречается у представителей эпилептоидного и особенно эпилептоидно-неустойчивого типа. Символическая татуировка на бедре у девочек означает сексуальную доступность (данные нашего сотрудника В.В. Егорова).
Следы порезов наиболее часты на внутренней поверхности левой руки. Чаще всего это последствия демонстративных или интрапунитивных аффективных реакций. Единичный неглубокий шрам на предплечье может быть также последствием обряда братания, распространенного в делинквентной среде. Двое, реже трое подростков «братаются» кровью - прикладывают друг к другу кровоточащие надрезы.
Наблюдение за поведением. Это наблюдение начинается в момент опроса подростка и его осмотра. Уже здесь достаточно отчетливо могут выступить общительность или замкнутость, живой веселый нрав или склонность к унынию, тревожная озабоченность или нарочитая бравада, подчеркнутая деликатность или быстро утрачиваемое чувство дистанции, неторопливая обстоятельность или суетливость в мыслях и действиях, болтливость и осторожная осмотрительность в ответах, сдержанность в проявлении чувств или эмоциональная лабильность, естественная манера держать себя или претенциозная театральность.
В условиях госпитализации (полной или частичной, т. е. в дневной стационар или ночной профилакторий) открывается возможность видеть подростка в тех ситуациях, где тип характера сказывается на поведении с особой силой.
К ним относятся поведение среди сверстников, ареал обитания, поведение на свиданиях с родными и во время консультативного осмотра группой врачей.
Среди сверстников подросток нередко раскрывает те стороны своей личности, которые остаются незаметными в среде взрослых. В этом диагностическая роль специальных подростковых психиатрических отделений. Первыми обычно группируются подростки с деликвентным поведением, с токсикоманическими склонностями, обладающие богатым опытом быстрого включения в уличные компании. Образуемые ими группы отражают структуру и манеру поведения асоциальных подростковых групп. Другие подростки сплачиваются в группы более медленно. Интересно, что больные вялотекущей психопатоподобной шизо
564
френией нередко тянутся друг к другу. Особняком и в одиночестве обычно остаются подростки шизоидные и сенситивные.
Ареал обитания, т. е. места, где подросток проводит большую часть времени, также немало говорят о его характере. Гипертимного подростка можно видеть везде и всюду. Шизоид предпочитает уединенные места. Сенситивный подросток хотя и держится среди других, но так, чтобы особенно не обращать на себя внимание. Наоборот, истероид всегда там, где можно быть у всех на виду. Эпи-лептоид занимает самые удобные и комфортабельные места и заботливо их для себя оберегает. Неустойчивые всегда там, где их компания, а лабильные — чаще около того, кто им покровительствует.
Свидание с родными открывает воочию тонкие нюансы внутрисемейных отношений, особенно когда к подростку приходят сразу несколько членов семьи. Здесь сразу видно, к кому тянется подросток, к кому обнаруживает какую-то неприязнь, к кому — холодное равнодушие, кому предъявляет претензии и о ком беспокоится. Даже то, с кем рядом и как близко садится подросток, показывает, к кому из членов семьи он больше всего привязан, не говоря уже о том, в какой последовательности и как он здоровается и прощается. Не меньше сведений дает и наблюдение за родителями. Можно увидеть, кто фактически лидирует в семье и кто в подчиненном положении, стремление к доминирующей или потворствующей гиперпротекции в отношении подростка, проявления эмоционального отвержения.
Консультативный осмотр подростка является в большинстве случаев для него стрессовой ситуацией. От этого осмотра подросток обычно ждет решения животрепещущих для него вопросов. Кроме того, подросток оказывается в ситуации, когда на него устремлены пристальные взоры окружающих. Все это еще более, чем при индивидуальном осмотре, может выявить черты определенного типа характера.
Психологические (патохарактерологические) диагностические исследования подростков. Нельзя не отметить, что клиническая диагностика типов психопатий и акцентуаций характера, даже при достаточно полных сведениях и продолжительном наблюдении, нередко представляет нелегкую задачу. В руководимой нами подростковой психиатрической клинике 8 врачей-психиатров, обладающих опытом работы с подростками, провели одновременную и независимую оценку типа в 145 случаях психопатий и акцентуаций характера. Полное совпадение оценки у всех участников было в 45%, у большинства - в 47%, значительные расхождения между участниками оценки — в 8%. Особенно трудными для клинической оценки оказались различения между типами гипертимным и неустойчивым, между истероидным и неустойчивым, между шизоидным и сенситивным.
Попытки привлечь для диагностики типов характеров при психопатиях и акцентуациях характера экспериментально-психологические методы (тесты) представляют заманчивую, но нелегкую задачу. Такой подход позволил бы также квантифицировать полученные результаты, определить уровень их достоверности и значимости.
Современная экспериментальная психология не слишком богата методами оценки типов характера. Определенное впечатление о них предназначены дать некоторые личностные опросники — MMPI, опросник Айзенка, опрос
565
ник Н. Schmischek для определения типов акцентуированных личностей по К. Leonhard (1968). Однако все они составлены для взрослых, нацелены на их проблемы, ценности, интересы, отношения. Специальные опросники для подростков были разработаны в США — SRA, опросник Оффера. Однако они не предназначены для определения типов характера, а служат для ориентировки в семейных, социальных, сексуальных и иных проблемах подростков, для оценки моральных установок и т. п.
Нами в 1970 г. был составлен, а в последующие годы совместно с Н.Я. Ивановым апробирован с разработкой диагностических кодов и правил «Патохаракте-рологический диагностический опросник для подростков» (1976). Этот опросник (ПДО) предназначен для определения в подростковом возрасте (14—18 лет) описанных в данной книге типов характера при конституциональных и органических психопатиях, психопатических развитиях, а также при акцентуациях характера. ПДО может быть использован психиатрами и медицинскими психологами.
Теоретическими предпосылками для создания опросника послужили клинический опыт психиатрии нозологического направления и концепция психологии отношений. Пользуясь описаниями известных психиатров [Kraepelin Е., 1915; Kretschmer Е., 1921, 1973; Schneider К., 1923; Ганнушкин П.Б., 1933; Сухарева Г.Е., 1959; Leonhard К., 1968, 1976], мы составили наборы фраз, отражающие отношение представителей разных типов психопатий и акцентуаций характера к ряду жизненных проблем, актуальных для подросткового возраста. В эти наборы были включены также фразы индифферентные, не имеющие диагностического значения. В число проблем вошли оценка собственных витальных функций (самочувствие, настроение, сон, аппетит, сексуальное влечение), отношение к близким и окружению (родителям, друзьям, окружающим, незнакомым, к школе) и к некоторым более абстрактным категориям (к будущему, к новому, к критике и порицаниям в свой адрес, к опеке над собой, к правилам и законам, к приключениям и риску, к деньгам и др.). Принцип отношения к личностным проблемам, заимствованный из психологии отношений, развивавшейся А.Ф. Лазурским, В.Н. Мясищевым (цит. по: А.Е. Личко, 1977, 1978, 1980), представляется наиболее плодотворным для диагностики типов характера, так как самооценка подростком своих отношений более надежна, чем исследования, где подростку предлагается отмечать и тем более квантифицировать свои собственные характерологические черты.
При работе с ПДО обследуемому предлагается свобода выбора одного или нескольких (до трех) ответов из наборов по 10—20 предложений на каждую проблему. Разрешается также отказываться сделать выбор на несколько проблем. Во втором исследовании предлагается аналогичным путем выбрать наиболее неподходящие, отвергаемые ответы. Представляется, что свобода выбора может лучше раскрыть систему отношений, чем альтернативные ответы «да» и «нет», применяемые в большинстве опросников. Разработанная система оценок позволяет выяснить, каким свой характер видит или хочет показать сам подросток (шкала субъективной оценки) и к какому типу он в действительности скорее относится (шкала объективной оценки). Правильность диагностики типов по шкале объективной оценки, если используется усовершенствованная диагностическая процедура [Иванов Н.Я., Личко А.Е., 1981], составляет в среднем 85%.
566
ПДО снабжен также несколькими дополнительными шкалами, позволяющими оценить склонность к диссимуляции черт своего характера и действительного отношения к проблемам, выявить негативное отношение к обследованию (оба они снижают вероятность правильной диагностики типа), степень откровенности, конформности, выраженность реакции эмансипации, обнаружить возможность изменений характера вследствие резидуального органического поражения мозга (В-индекс), психологическую склонность к делинквентности [Вдовиченко А.А. и соавт., 1981; Егоров В.В., 1981] и алкоголизации. Кроме того, в настоящее время намечаются признаки, позволяющие разграничивать психопатии и акцентуации характера одного и того же типа [Личко А.Е., Иванов Н.Я., Озерецковский С.Д., 1981].
Упомянутые дополнительные показатели оказались важными не только сами по себе, но и для диагностики типов. Так, низкая конформность чаще всего встречается у представителей шизоидного и истероидного типов. Им же оказалось присуще сильное отражение реакции эмансипации в результатах обследования. Выраженная склонность к диссимуляции черт своего характера и своего отношения к окружающим и самому себе наиболее свойственна неустойчивым подросткам, и, наоборот, высокая откровенность - психастеникам и циклоидам. У эпилептоидных подростков нередко был отмечен высокий В-индекс. У сенситивных подростков, как правило, выявлялось резко отрицательное отношение к алкоголизации. Показатель психологической склонности к делинквентности оказался диагностически значимым только у гипертимного, лабильного, эпилептоидного и истероидного типов; у неустойчивых он обычно низок, несмотря на явно делинквентное поведение, а у шизоидов нередко высок при полном отсутствии склонности к делинквентности [Вдовиченко А.А. и соавт., 1981].
Текст ПДО неоднократно публиковался ранее [Патохарактерологический диагностический опросник д ня подростков, 1976; Патохарактерологические исследования..., 1981]. В последнем из указанных источников помещена усовершенствованная диагностическая процедура, более точная в отношении распознания типов и менее трудоемкая.
В дальнейшем при описании типов психопатий, акцентуаций характера, психопатических развитий и т. д. приводимые иллюстрации будут содержать примеры заключений обследования с помощью ПДО.
ГИПЕРТИМНЫЙ ТИП
П.Б. Ганнушкин (1933) дал этому типу наименование «конституциональновозбужденный» и включил его в группу циклоидов. Однако в последующем в советской психиатрической литературе этот тип не выделялся и обычно входил в более широкую группу «возбудимых» [Кербиков О.В., 1962].
Сведения от родных свидетельствуют, что с детства гипертимные подростки отличаются большой подвижностью, общительностью, болтливостью, чрезмерной самостоятельностью, склонностью к озорству, недостатком чувства дистанции в отношении к взрослым. С первых лет жизни они везде вносят много шума, любят компании сверстников и стремятся командовать ими. Воспитатели детских учреждений жалуются на их неугомонность. Однако лишь в очень редких случаях возбудимость в детстве бывает столь сильной, что заставляет обратиться к врачу.
567
Первые трудности могут выявиться при поступлении в школу. При хороших способностях, живом уме, умении все схватывать на лету обнаруживаются неусидчивость, отвлекаемость, недисциплинированность. Учатся поэтому очень неровно - то блеснут пятерками, то «нахватают» двоек. В пубертатном периоде двигательная возбудимость может сгладиться, но особенности характера выступают еще более ярко.
Главная черта гипертимных подростков — почти всегда очень хорошее, приподнятое настроение. Лишь изредка и ненадолго эта солнечность омрачается вспышками раздражения, гнева, агрессии. Причиной негодования обычно служат противодействие со стороны окружающих, стремление со стороны последних слишком круто подавить желания и намерения подростка, подчинить его чужой воле. Иногда поводом для раздражения становится сознание уж слишком явных собственных промахов и неудач. Вспышки раздражения и гнева учащаются и усиливаются в ситуации строго регламентированного дисциплинарного режима, который гипертимные подростки очень плохо переносят, а также когда они оказываются в одиночестве, лишенные общества, широких контактов со сверстниками, возможности куда-нибудь применить брызжущую из них энергию.
Хорошее настроение гармонично сочетается с прекрасным самочувствием, высоким жизненным тонусом, нередко цветущим внешним видом. У них всегда хороший аппетит и здоровый сон. Хотя спят они чаше немного, но по утрам встают бодрыми. При тяжелых физических нагрузках, недосыпании, в напряженной ситуации, требующей активности, энергии, находчивости, они довольно долго сохраняют силы. Однако душевное напряжение в сочетании с вынужденным бездельем переносится плохо.
Акселерация в отношении общего физического и полового развития обычно бывает ярко выражена. К. 15—16 годам нередко можно видеть вполне сформировавшуюся фигуру взрослого.
Специфически-подростковые поведенческие реакции у гипертимных подростков выражены достаточно сильно. В силу реакции эмансипации с родителями, педагогами, воспитателями легко возникают конфликты. К этому ведут мелочный контроль, повседневная навязчивая опека, непрестанные наставления и нравоучения, «проработка» в семье и на собраниях сверстников. Все эти меры обычно вызывают только усиление «борьбы за самостоятельность», непослушание, даже нарочитое нарушение правил и порядков. Стараясь вырваться из-под опеки семьи, гипертимные подростки охотно уезжают в лагеря, уходят в туристские походы и т. п., но и там вскоре приходят в столкновение с установленными режимом и дисциплиной. Как правило, обнаруживается склонность к самовольным отлучкам, иногда продолжительным. Настоящие побеги из дому у гипертимов встречаются нечасто. А если они решаются сбежать, то склонны подбивать к побегу кого-либо из приятелей, чтобы иметь попутчика. Во время побегов особенно выступают их неутомимость, способность не теряться в незнакомых местах и необычных ситуациях, быстро устанавливать контакты с незнакомыми, ловчить и изворачиваться при трудностях. Отношение к правилам и законам менее претерпевает влияние реакции эмансипации. Оно более определяется легкомыслием, чем намерением их нарушать. Проглядывается грань между дозволенным и запрещенным. Заманчивое предприятие вполне оправдывает, с их точки зрения, и «мелкие» стычки с законом, и даже риск быть пойманным при явных правонарушениях.
568
Реакция группирования проходит не только под знаком постоянного тяготения к компаниям сверстников, но и стремления к лидерству в этих компаниях. Это стремление обнаруживается, как только гипертимный подросток хоть немного освоился в обществе, куда он попал. В отношении лидерства в неформальных группах сверстников гипертимы обычно добиваются успеха. Их умение всегда быть впереди, бестрепетная готовность в любой момент в случае нужды оказать сопротивление, вступить в драку, рисковать, играть с опасностью - все это ценится сверстниками, нередко наделяющими их словечком «заводной парень». Они бывают на высоте и в организации развлечений, и в любых чрезвычайных ситуациях, где требуются быстрота, смелость и находчивость, и в обстановке трудового подъема, «аврала», «штурма» — всего, что создает благоприятную возможность для раскрытия положительных сторон их характера.
Однако в закрытом учреждении для подростков, со строгим режимом, ограничением новых контактов и необходимостью многодневного круглосуточного общения замкнутого круга лиц, слишком бурная энергия гипертимов, их постоянное желание всюду встревать и всеми командовать начинают тяготить сверстников, которые утрачивают симпатию к ним [Бизюк А.П., 1972]. Реагируя бурными вспышками на их же неугомонностью спровоцированные протесты других подростков, они начинают постоянно создавать вокруг себя грозовую атмосферу и утрачивают лидерскую роль.
Неудержимый интерес ко всему вокруг делает гипертимных подростков неразборчивыми в выборе знакомств. Контакт со случайными встречными не представляет для них проблемы. Устремляясь туда, где «кипит жизнь, они порой могут оказаться в неблагоприятной среде, попасть в асоциальную группу. Всюду они быстро осваиваются, перенимают манеры, обычаи, поведение, одежду, модные хобби. Однако энергия и эмоциональность не позволяют гипертимным подросткам замкнуться только в рамках интересов и жизни одной группы. Их живость побуждает обратить взор на многое, что происходит вокруг. Тем не менее с приятелями они легко предаются развлечениям, выпивкам, даже сомнительным похождениям.
Гипертимные подростки склонны к групповым формам делинквентного поведения. Нередко они сами становятся вдохновителями групповых правонарушений, на которые их толкают не только жажда развлечений или желание заполучить средства для удовольствий - элемент риска также привлекателен для них. Еще большее значение имеет «престиж» среди асоциальных сверстников.
Алкоголизация для гипертимов представляет серьезную опасность с подросткового возраста. Выпивают они всегда в компаниях с приятелями. Предпочитают неглубокие эйфорические стадии опьянения, но легко становятся на путь частых и даже регулярных выпивок.
Если представится случай, могут проявить интерес к другим дурманящим средствам, особенно к «модным» суррогатам, успокаивая себя мыслью, что «алкоголиком или наркоманом от этого не станешь». И действительно, они долго удерживаются на уровне «групповой психической зависимости» [Строгонов Ю.А.; Капанадзе В.Г., 1978], недостигающем степени токсикомании, как в отношении алкоголя, так и других дурманящих средств.
Реакция увлечения у гипертимных подростков отличается богатством и разнообразием проявлений, но главное — крайним непостоянством хобби. Коллек-
569
ции сменяются азартными играми, одно спортивное увлечение другим, один кружок на другой. Мальчики отдают мимолетную дань техническим увлечениям, девочки — художественной самодеятельности. При постоянном стремлении командовать сверстниками лидерские хобби (роль официальных организаторов, физоргов, культоргов, старост и т. п.) также не привлекают их надолго. Официальное лидерство в формализованных группах, видимо, сопряжено не столько с командными функциями, сколько с необходимостью выполнения повседневной мелочной, кропотливой работы, требующей усидчивости и аккуратности. Такого рода труд всегда плохо дается гипертимным подросткам.
Аккуратность отнюдь не составляет их отличительной черты ни в занятиях, ни в выполнении обещаний, ни, что особенно бросается в глаза, в денежных делах. Рассчитывать они не умеют и не хотят, охотно берут в долг, отодвигая в сторону неприятную мысль о последующей расплате. Любят «шиковать», легко пускаются в сомнительные авантюры. Незаконная сделка, мелкая кража в их глазах нередко не носят характера серьезного проступка.
Реакции, связанные с формированием сексуального влечения, обычно проявляются достаточно ярко. Половое чувство рано пробуждается и бывает довольно сильным.
Это, а также отсутствие застенчивости и легкость контактов толкают на ранние сексуальные связи. Хотя романтическая влюбленность и случается, но обычно она бывает непродолжительной. Быстро возникает желание вступить с объектом влюбленности в половую связь. Если это не удается, то влюбленность вскоре остывает, а влечение удовлетворяется посредством случайных знакомств. Онанизм, как правило, не минует мальчиков этого типа, не чуждаются они и совместной мастурбации со сверстниками. Но они не склонны удовлетворяться этой формой сексуальной активности и ищут полноценных сношений. К транзиторному подростковому гомосексуализму и иным девиациям полового влечения особой склонности не обнаруживается.
Всегда хорошее настроение и высокий жизненный тонус создают благоприятные условия для переоценки своих способностей и возможностей. Избыточная уверенность в своих силах побуждает показать себя, предстать перед окружающими в выгодном свете, прихвастнуть. Последнее иногда откладывает истероидный отпечаток на поведении гипертимных подростков. Но им присущи искренность задора, действительная уверенность в своих силах, а не натужное стремление «показать себя больше, чем есть на самом деле». Лживость не является сама по себе присущей им чертой. Их ложь диктуется необходимостью извернуться в трудной ситуации или зиждется на смешении собственных оптимистических представлений с реальной действительностью. Все новое — новые люди, новые места, новые предметы — живо их привлекает в силу искреннего интереса и желания применить свои силы, а не с целью только произвести впечатление на других. Взгляд на собственное будущее, как правило, полон оптимизма, даже при отсутствии к этому каких-либо оснований. Неудачи способны вызвать бурную аффективную реакцию, но не выбить надолго из колеи.
Самооценка гипертимных подростков отличается достаточной искренностью. В случаях акцентуаций, не сопровождающихся выраженными нарушениями поведения, большинство черт характера хорошо подмечается. Но даже при декомпенсированных психопатиях сохраняется способность видеть у себя глав-570
ные гипертимные черты — общительность, приподнятое настроение и т. п., непереносимость одиночества и критических замечаний в свой адрес, склонность рисовать свое будущее в радужных красках, страсть к приключениям и риску, привлекательность «первой роли» в опасной ситуации. Гипертимные подростки сознаются в легкости, с которой они могут нарушать общепринятые правила и даже законы для «интересных» и «заманчивых» дел, и в том, что задним числом упрекают себя в этом. Добросовестно отмечаются некоторые черты, объединяющие с типом неустойчивых, — выпивки в веселых компаниях, прогулы с целью поразвлечься. Вместе с тем иногда выступает желание представить себя более конформным к окружению, чем это есть на самом деле. В особенности это касается сексуальных проблем и отношений с родителями, но в какой-то мере может касаться и других отношений. Например, «люблю одеваться как все» — довольно частый ответ гипертимов при оценке своего отношения к одежде. Однако конформный подросток подразумевает под этим наиболее устоявшиеся фасоны для молодежи, а гипертимный — последнюю моду. В оценке денежных дел также проявляется намерение показать себя более «правильным», чем есть на самом деле. Отвергается склонность бежать от неудач, хотя обычно это нередко случается.
П.Б. Ганнушкин (1933) считал, что гипертимность часто не достигает степени явной психопатии. По мнению Г.Е. Сухаревой (1959), выраженные формы ги-пертимных психопатий в возрасте до 15 лет крайне редки. По нашим данным, в возрасте 14—18 лет гипертимные акцентуации и психопатии встречаются часто. Среди подростков мужского пола, госпитализированных в психиатрическую больницу, у которых была диагностирована психопатия или установлена акцентуация характера, были расценены как представители этого типа 10% психопатий и 13% акцентуаций. В общей популяции гипертимная акцентуация также довольно часта — она встречается в 8% у подростков мужского и 3% женского пола [Иванов Н.Я., 1976].
Андрей Л., 17лет. С детства был свидетелем постоянных скандалов отца-алко-голика с матерью—женщиной властной и энергичной. Как себя помнит, все время хотел уйти из дому. Всегда был веселого нрава, шумливым, стремился командовать сверстниками. Учился посредственно, окончил 8 классов и пошел работать, выбрав профессию матери (стал мужским парикмахером). Считается хорошим мастером модных причесок, пользуется популярностью у молодежи своей округи, неплохо зарабатывает. Имеет много приятелей, легко и быстро заводит знакомства. Отмечалось раннее и быстрое половое созревание. С14лет имел тайную половую связь с женщиной средних лет, регулярно встречался с ней. Та недавно вышла замуж за другого — быстро утешился, увлекся своей одноклассницей, собирается на ней жениться.
Когда ему было 15 лет, однажды, придя домой, застал труп повесившегося отца и лежавшую без сознания и залитую кровью мать — отец перед суицидом из ревности нанес ей тяжелую рану топором по голове. Мужественно перенес тяжелую ситуацию, проявив при этом находчивость, энергию.
Мать, поправившись, вскоре вышла замуж за другого. С отчимом установились, по его словам, «равнодушные отношения». Стал опекать младшего 10-летнего брата, на свои деньги покупая ему одежду, следил за его учебой в школе («мать занялась отчимом»).
571
С 15 лет в компаниях приятелей стал часто выпивать — последнее время до литра вина за один прием.
В психиатрическую больницу был доставлен «скорой помощью» ночью с картиной делирия. Видел крыс, бегавших по столу у врача, на постели казались «полчища клопов», перед глазами была «капроновая сетка», слышал, как кто-то кричит, все время ощущал, что между пальцами зажата сигарета, тянул ее корту, но когда смотрел на руку, сигарета исчезала. В то же время был полностью ориентирован и в паузах между галлюцинациями критически их оценивал. Физическое состояние было вполне удовлетворительным. Кроме умеренной тахикардии (90 в 1 мин), легкой гиперемии лица и расширенных зрачков, других соматических проявлений делирия не было. После инъекции аминазина проспал более 12 часов и проснулся в ясном сознании. Рассказал, что накануне вечером принял несколько каких-то таблеток («кажется, на букву Ц...»). Приятели говорили, что «от них всякая чертовщина видится» — захотелось испытать на себе. Посреди ночи проснулся от страшных сновидений. Затем стало казаться, что комнату заполняют крысы и клопы, — начал метаться и кричать. Был госпитализирован.
Со слов младшего брата стало известно, что в последние месяцы неоднократно в отсутствие матери приходил домой с приятелями — вместе курили какую-то «дурь», укрывались с головой под одеялом и что-то нюхали, а потом хохотали и бесились. Младший брат ничего не рассказывал матери, так как за молчание получал подачки. После того как были получены эти сведения, сознался, что нюхал пятновыводитель, принимал димедрол, седуксен и циклодол. Мотивом привел желание испытать что-нибудь необычное. Занимался этим раз-два в неделю, когда «нечего было делать».
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован гипертимо-неустойчивый тип. Признаки, указывающие на возможность психопатии, отсутствуют. Имеется склонность к диссимуляции, делинкветному поведению и алкоголизации. Реакция эмансипации умеренная, конформность средняя. По шкале субъективной оценки самооценка хорошая: относит себя к гипертимному и неустойчивому типу, отвергает меланхолические и астено-невротические черты.
Диагноз. Перенес интоксикационный (циклодоловый) делирий. Психически здоров. Нарушения поведения на фоне акцентуации гипертимного типа.
Катамнез через 2 года. Служит в армии.
Гипертимность в чистом виде чаще всего встречается в виде явной акцентуации характера. На ее фоне могут возникать преходящие нарушения поведения (делинквентность, алкоголизация, реже — побеги и бродяжничество), а также неврастенические реакции гиперстенического типа [Личко А.Е., 1976].
Становление психопатий гипертимного типа чаще всего совершается путем психопатических развитий. При этом некоторые черты гипертимного типа, существующие и при акцентуации в менее выраженном виде, начинают выступать на первый план, создавая сходство с другими типами психопатий.
Пшертимно-неустойчивый тип. Среди вариантов гипертимного типа этот является наиболее частым. Жажда развлечений, веселья, рискованных похождений все более толкает на пренебрежение занятиями и работой, на алкоголизацию, сексуальные эксцессы и делинквентность — в конечном итоге все это мо-
572
жет привести к асоциальному образу жизни. Ядро личности по-прежнему остается гипертимным и при всем внешнем сходстве с неустойчивыми таких подростков всегда отличают высокий жизненный тонус, оптимизм, живой интерес к новому и более всего — неугасающее стремление к лидерству, к роли вожака, заводилы, зачинателя самых рискованных авантюр. В психопатизации по гипер-тимно-неустойчивому типу решающую роль обычно играет семья. Как гипоопека, безнадзорность, так и доминирующая гиперпротекция, мелочный контроль и жесткий диктат, обостряющие реакцию эмансипации, да еще сочетающиеся с неблагополучием внутрисемейных отношений, способствуют развитию этого типа психопатий на основе гипертимной акцентуации.
Гипертимно-истеровдный тип отличается преобладанием таких черт характера, как желание прихвастнуть, произвести впечатление, пустить «пыль в глаза». Нередко обнаруживается склонность к мистификациям, разыгрываемым с большой выдумкой, изобретательностью, артистизмом, тонким чутьем слабостей вводимых в заблуждение лиц. Если истероидный психопат предпочитает выступать в роли «актера-солиста», то при гипертимно-истероидном варианте предпочитается роль «режиссера», заставляющего других действовать в соответствии со своими замыслами. При столкновении с жизненными трудностями, при неудачах, в отчаянных ситуациях и при угрозе серьезных наказаний обнаруживается склонность к демонстративному поведению вплоть до изображения суицидных попыток.
Становление этого типа также осуществляется по пути психопатического развития. Важнейшим фактором здесь выступает иной тип неправильного воспитания — потворствующая гиперпротекция, «кумир семьи».
Гйпертимно-эксплозивный тип. Главное проявление этого типа в том, что вспышки раздражения и гнева, присущие гипертимам, когда они встречаются с противодействием или терпят неудачи, становятся особенно бурными и возникают по малейшему поводу. На высоте аффекта может утрачиваться контроль над своим поведением, брань и угрозы вырываются без учета обстановки, в агрессии собственные силы не соизмеряются с силами объекта нападения, а сопротивление может достигать «буйного безумства». Острые аффективные реакции обычно бывают агрессивного типа, но возможна и аутоагрессия. Сходство гипертимно-экс-плозивного типа с взрывчатостью эпилептоидов остается чисто внешним. Гипер-тимы отходчивы, им присуща способность легко прощать обиды, даже дружить с теми, с кем еще недавно были в ссоре; отсутствуют и другие эпилептоидные черты. Возможно, в формировании гипертимно-эксплозивного типа существенную роль могут играть черепно-мозговые травмы, даже легкие, но повторные. Этот тип психопатизации может быть также следствием злокачественного течения маниакально-депрессивного психоза, начавшегося в подростковом возрасте.
В заключение следует упомянуть, что у части гипертимных подростков в старшем подростковом и еще чаще послеподростковом возрасте могут начать выявляться черты циклоидности. Эта трансформация будет представлена при описании циклоидного типа.
ЦИКЛОИДНЫЙ ТИП
Как известно, этот тип характера был описан в 1921 г. Е. Kretschmer и сперва часто упоминался в психиатрических исследованиях. П.Б. Ганнушкин (1933) включил в «группу циклоидов» четыре типа психопатий — конституционально
573
депрессивный, конституционально-возбужденный (гипертимный), циклотимический и эмотивно-лабильный. Циклотимия им рассматривалась как тип психопатии. Однако в дальнейшем под этим понятием стали подразумевать относительно легкие случаи маниакально-депрессивного психоза, а существование циклоидности вне рамок этого заболевания было поставлено под сомнение. С 40-х годов циклоидная психопатия исчезла из психиатрических руководств. В последние годы циклоидность вновь привлекла внимание, но как один из преморбидных типов больных эндогенными психозами, причем нередко циклоидный и гипертимный типы не разделяются.
Между тем существует особая группа случаев, где циклические изменения эмоционального фона никогда даже не приближаются к психотическому уровню [Michaux L., 1953]. Г.Е. Сухарева (1959) отметила подобные непсихотические циклотимические колебания у подростков, которые с наступлением зрелости могут вообще сгладиться. Подобные случаи, с нашей точки зрения, правильнее было бы рассматривать как циклоидные акцентуации.
Наши с С.Д. Озерецковским [Личко А.Е., Озерецковский С.Д., 1972] исследования позволили выделить в подростковом возрасте два варианта циклоидной акцентуации — типичные и лабильные циклоиды.
Типичные циклоиды в детстве ничем не отличаются от сверстников или производят впечатление гипертимов. С наступлением пубертатного периода (у девочек это может совпасть с менархе), а еще чаще в 16 — 19 лет, когда половое созревание завершается, возникает первая субдепрессивная фаза. Чаще она проявляется апатией и раздражительностью. С утра ощущается упадок сил, все валится из рук. То, что раньше давалось легко и просто, теперь требует неимоверных усилий. Труднее учиться. Людское общество начинает тяготить. Шумные компании сверстников, ранее привлекавшие, теперь избегаются. Приключения и риск теряют всякую привлекательность. Прежде бойкие подростки теперь становятся унылыми домоседами. Падает аппетит, прежде любимые кушанья перестают вызывать удовольствие. Вместо свойственной выраженным депрессиям бессонницы нередко наблюдается сонливость. Созвучно настроению все приобретает пессимистическую окраску. Мелкие неприятности и неудачи, которые обычно начинают сыпаться из-за падения трудоспособности, переживаются крайне тяжело. На замечания и укоры могут отвечать раздражением, даже грубостью и гневом, но в глубине души от них впадают в еще большое уныние. Серьезные неудачи и нарекания окружающих могут углубить субдепрессивное состояние или вызвать острую аффективную реакцию интрапунитивного типа с суицидными попытками. Обычно лишь в этом случае подростки попадают в поле зрения психиатра.
Юрий IL, 16 лет. Вырос в дружной семье. Хорошо учился в английской школе до последнего класса. Отличался веселым нравом, общительностью, живостью, увлекался спортом, охотно участвовал в общественной работе, был председателем школьного клуба.
Последние несколько недель изменился. Без причины ухудшилось настроение, «напала какая-то хандра», все стало валиться из рук, учиться стал с трудом, забросил общественную работу, занятия спортом, перессорился с товарищами. После занятий сиднем сидел дома. Иногда спорил с отцом, доказывая, что «в жизни нет правды». Ухудшились сон и аппетит. В эти дни ему случайно попался под руку на
574
учно-популярный журнал со статьей о вреде онанизма. Так как сам тайком занимался мастурбацией, но ранее не придавал этому значения, теперь решил бросить, но обнаружил, что «не хватает воли». Подумал, что его ждут «импотенция, сумасшествие и слабоумие». В эти же дни в школе на общем комсомольском собрании был подвергнут товарищами суровой критике за развал общественной работы, которой ранее руководил. Один из одноклассников назвал его «плесенью общества». На собрании сперва огрызался, потом смолк. Понял, что он — «неполноценный человек». Возникла мысль о самоубийстве. Вернувшись домой из школы, выждал ночи и, когда родители уснули, принял 50 таблеток мепробамата. Оставил записку, где написал, что он — «духовно нищий человек», виноват перед школой и государством.
Из реанимационного центра был доставлен в подростковое отделение психиатрической больницы. Здесь в первые же дни состояние внезапно и резко изменилось, хотя антидепрессантов не получал. Настроение стало слегка повышенным, сделался общительным, активным, легко вступал в контакт, был полон энергии. Не понимал, что с ним было, «без всякой причины нашла какая-то хандра». Теперь же все прошло, настроение исправилось, рад, что остался жив. Суицидную попытку оценивает критически. Чувствует себя хорошо, аппетит даже повышен, сон стал крепким и спокойным. Скучает по родным, по школе и товарищам. Стремится продолжать учебу.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован циклоидный тип. Конформность средняя, реакция эмансипации не выражена. Отмечается отрицательная установка на алкоголизацию. По шкале субъективной оценки самооценка недостаточная, черт какого-либо типа не выступило.
Диагноз. Острая аффективная интрапунитивная реакция истинным покушением на самоубийство на фоне акцентуации циклоидного типа.
Катамнез через 2 года. Успешно окончил школу, учится в институте. Отмечает, что после выхода из больницы бывали «плохие периоды» длительностью в 1 —2 недели и повторявшиеся каждые 1—2 мес. К моменту катамнеза эти колебания сгладились.
У типичных циклоидов фазы обычно непродолжительны, 1—2 недели [Озе-рецковский С. Д., 1974]. Субдепрессия может смениться обычным состоянием или периодом подъема, когда циклоид снова превращается в гипертима, стремится в компанию, заводит знакомства, претендует на лидерство и обычно наверстывает то, что было упущено в учебе и работе в субдепрессивной фазе. Периоды подъема случаются реже, чем субдепрессивные фазы, и бывают не такими яркими. По наблюдению Ю.А. Строгонова (1972), иногда лишь обычно несвойственные рискованные шутки над старшими да стремление везде и всюду острить могут бросаться в глаза окружающим.
У циклоидных подростков имеются свои места «наименьшего сопротивления». Они различны в субдепрессивной фазе и в период подъема. В последнем случае выступают те же слабые места, что при гипертимном типе: непереносимость одиночества, однообразной и размеренной жизни, кропотливого труда, неразборчивость в знакомствах и т. д. В субдепрессивной фазе ахиллесовой пятой становится коренная ломка жизненного стереотипа. Этим, видимо, объясняются присущие циклоидам затяжные субдепрессивные состояния на первых
575
курсах высших учебных заведений [Строгонов Ю.А., 1973]. Резкое изменение характера учебного процесса, обманчивая легкость первых студенческих дней, отсутствие ежедневного контроля со стороны преподавателей, сменяющиеся необходимостью усвоить в короткий срок зачетно-экзаменационной сессии гораздо большего, чем в школе, материала — все это ломает привитый предшествующим десятилетием учебный стереотип. Упущенное приходится наверстывать усиленными занятиями, а в субдепрессивной фазе это не приводит к желаемым результатам. Переутомление и астения затягивают субдепрессивную фазу, появляется отвращение к учебе и умственным занятиям вообще.
В субдепрессивной фазе появляется также избирательная чувствительность к укорам, упрекам, обвинениям в свой адрес - ко всему, что способствует мыслям о собственной неполноценности, никчемности, ненужности.
Лабильные циклоиды в отличие от типичных во многом приближаются к лабильному (эмоционально-лабильному) типу. Фазы здесь гораздо короче - два-три «хороших» дня сменяются несколькими «плохими». «Плохие» дни более отмечены дурным настроением, чем вялостью, упадком сил или неудовлетворительным самочувствием. В пределах одного периода возможны короткие перемены настроения, вызванные соответствующими известиями или событиями. Но в отличие от описываемого далее лабильного типа нет чрезмерной эмоциональной реактивности, постоянной готовности настроения легко и круто меняться от незначительных причин.
Как у типичных, так и у лабильных циклоидов реакции эмансипации и группирования со сверстниками усиливаются в периоды подъема. Увлечения отличаются нестойкостью - в субдепрессивные периоды их забрасывают, в период подъема — возвращаются к ним или находят новые. Заметного снижения сексуального влечения в субдепрессивной фазе сами подростки не замечают, хотя, по наблюдениям близких, сексуальные интересы в «плохие дни» гаснут. Выраженные нарушения поведения (делинквентность, побеги из дому и т. п.) циклоидам несвойственны. Но в периоды подъема они могут обнаруживать склонность к алкоголизации в компаниях. Суицидальное поведение в виде аффективных (но не демонстративных) попыток или истинных покушений на самоубийство возможно в субдепрессивной фазе, если в это время подросток подвергается психической травматизации, укрепляющей его в мыслях о своей неполноценности.
Самооценка характера у циклоидов формируется постепенно, по мере того как накапливается опыт «хороших» и «плохих» периодов. У подростка такого опыта еще может не быть и поэтому самооценка может оказаться несовершенной.
Циклоидная акцентуация, как указывалось, лишь изредка попадает под наблюдение психиатра (обычно это случаи суицидных попыток). Однако у здоровых подростков ее удается выявить в 2—5% [Иванов Н.Я., 1976], причем из них половина может быть отнесена к типичным, а другая половина - к лабильным циклоидам. В послеподростковом возврате (18—19 лет) процент циклоидов значительно возрастает, а процент гипертимов уменьшается [Боровик Т.Я., 1976; Перетяка О.П.,1981]. Видимо, в силу каких-то эндогенных закономерностей гипертимный тип может трансформироваться в циклоидный — на фоне постоянной до этого гипертимности появляются короткие субдепрессивные фазы.
576
ЛАБИЛЬНЫЙ ТИП
Этот тип описывался под разными наименованиями: «эмоционально-лабильный» [Schneider К., 1923], «реактивно-лабильный», или «эмотивно-лабильный» [Ганнушкин П.Б., 1933], «эмотивный», «сверхподвижный» [Leonhard К., 1968]. В систематике психопатий у детей, данной Г.Е. Сухаревой (1959), этот тип отсутствует, однако в описанной картине «общего» и «гармоничного» инфантилизма содержатся почти все свойственные лабильному типу признаки. При этом добавляется, что с возрастом «детский инфантилизм» может сгладиться, а «реактивная лабильность» остается. Как известно, проблема взаимоотношения инфантилизма и психопатий с давних пор привлекает внимание [Буянов М.И., 1971]. Наиболее рациональной нам представляется точка зрения на инфантилизм, в том числе и на общий (гармоничный), как на основу, на которой могут формироваться разные типы психопатий [Ковалев В.В., 1973].
В детстве лабильные подростки, как правило, особенно не выделяются среди сверстников. Лишь у некоторых обнаруживается склонность к невротическим реакциям. Однако почти у всех в детстве прослеживается цепочка инфекционных заболеваний, вызываемых условно-патогенной флорой. Непрерывные «простуды», частые ангины, хронические пневмонии, ревматизм, пиелоциститы, циститы и другие заболевания протекают хотя не в тяжелых формах, но отличаются склонностью принимать затяжное и рецидивирующее течение. Возможно, что фактор «соматической инфантилизации» играет существенную роль во многих случаях формирования лабильного типа.
Главная черта лабильного типа — крайняя изменчивость настроения. В этом его существенное различие от сходного по названию типа «неустойчивых», где основной дефект падает на волевую сферу, где неустойчивость касается поведения, поступков. Как известно, изменчивость настроения вообще присуща подросткам. В какой-то мере почти все они наделены эмоциональной лабильностью. Поэтому диагностика данного типа в подростковом возрасте представляет трудную, но все же выполнимую задачу. О формировании лабильного типа можно говорить, когда настроение меняется слишком часто чрезмерно круто, а поводы для этих коренных перемен бывают ничтожны. Кем-то нелестно сказанное слово, неприветливый взгляд случайного собеседника, некстати начавшийся дождь, оторвавшаяся от костюма пуговица способны погрузить в унылое и мрачное расположение духа при отсутствии каких-либо серьезных неприятностей и неудач. В то же время приятная беседа, интересная новость, мимолетный комплимент, удачно к случаю надетый костюм, услышанные от кого-либо хотя и малореальные, но заманчивые перспективы могут поднять настроение, даже отвлечь от действительных неприятностей, пока те снова не напомнят чем-либо о себе. При беседе с психиатром, во время откровенных и волнующих разговоров, когда приходится касаться самых разных сторон жизни, на протяжении получаса можно видеть не раз готовые навернуться слезы и вскоре радостную улыбку.
Настроению присущи не только частые и резкие перемены, но и значительная их глубина. От настроения данного момента зависят и самочувствие, и сон, и аппетит, и трудоспособность, и желание побыть одному или только вместе с близким человеком или же устремиться в шумное общество, в компанию, на люди. Соответственно настроению меняется и отношение к своему будущему — оно то расцвечивается самыми радужными красками, то представляется серым и
19-	Психология индивидуальных различий
577
унылым. И прошлое то предстает как цепь приятных воспоминаний, то кажется сплошь состоящим из неудач, ошибок и несправедливостей. Одно и то же окружение, одни и те же люди воспринимаются то как милые, интересные и привлекательные, то как надоевшие, скучные и безобразные, наделенные всяческими недостатками.
Маломотивированная смена настроения иногда создает впечатление поверхностности и легкомыслия. На самом деле подростки этого типа способны на глубокие чувства, на большую и искреннюю привязанность. Это прежде всего сказывается в их отношении к родным и близким, но лишь к тем, от кого они сами чувствуют любовь, заботу и участие. К ним привязанность сохраняется, несмотря на легкость и частоту мимолетных ссор.
Не менее свойственна лабильным подросткам и преданная дружба. В друге они неосознанно ищут психотерапевта. Они ищут дружбу с тем, кто в минуты грусти и недовольства способен отвлечь, утешить, рассказать что-нибудь интересное, приободрить, убедить, что «все не так страшно», но в то же время в минуты эмоционального подъема уметь откликнуться на радость и веселье, удовлетворить потребность сопереживания.
Лабильные подростки весьма чутки к всякого рода знакам внимания, благодарности, к похвалам и поощрениям - все это доставляет им искреннюю радость, но вовсе не побуждает к заносчивости или самомнению. Порицания, осуждения, выговоры, нотации глубоко переживаются и способны погрузить в беспросветное уныние. Действительные неприятности, утраты, несчастья лабильные подростки переносят чрезвычайно тяжело, обнаруживая склонность к острым аффективным реакциям, реактивным депрессиям, тяжелым невротическим срывам.
Реакция эмансипации выражена весьма умеренно. Им хорошо в семье, если они чувствуют там любовь, тепло и уют. Эмансипационная активность проявляется в виде коротких вспышек, обусловленных перепадами настроения, которые обычно трактуются взрослыми как простое упрямство или капризы. Однако реакция эмансипации становится более выраженной и устойчивой, если ее подогревает неблагоприятная семейная ситуация, из такой семьи лабильные подростки нередко хотят вырваться.
Тяга к группированию со сверстниками также подчинена изменениям настроения: в хорошие минуты лабильные подростки ищут компании, в плохие — избегают общений.
В группе сверстников они не претендуют на роль вожака, а более ищут эмоциональные контакты. Они охотно довольствуются положением любимца и баловня, которого опекают и защищают более стеничные приятели.
Реакция увлечения обычно ограничивается типами хобби, обозначенными нами как информативно-коммуникативный и эгоцентрический. Им чужды и опьяняющий азарт игр, и скрупулезная дотошность коллекционирования, и настойчивое совершенствование силы, ловкости, умений, и высоты утонченных интеллектуально-эстетических наслаждений. Тем более они нигде не претендуют на лидерство. Общение с товарищами, художественная самодеятельность да некоторые домашние животные (особенно привлекательна собственная собака) относятся к тому роду увлечений, которые дают легкий отток эмоциональной энергии, наполняющей в моменты перепадов настроения. Ни одно из хобби не длится долго и скоро сменяется другим.
578
Сексуальная активность обычно ограничивается флиртом и ухаживанием, а влечение остается малодифференцированным, вследствие чего возможно отклонение на путь транзиторного подросткового гомосексуализма. Но чрезмерные сексуальные эксцессы всегда избегаются.
Самооценка отличается искренностью. Лабильные подростки хорошо знают особенности своего характера, знают, что они — «люди настроения» и что от настроения у них зависит все. Отдавая себе отчет в слабых сторонах своей натуры, они не пытаются что-либо скрыть или затушевать, а как бы предлагают окружающим принимать их такими, какие они есть. В том, как к ним относятся окружающие, они обнаруживают хорошую интуицию - сразу при первом контакте чувствуют, кто к ним расположен, кто безразличен, а в ком таится хоть капля недоброжелательности или неприязни. Ответное отношение возникает незамедлительно и без попыток его утаить.
Степень выраженности эмоциональной лабильности в подростковом возрасте обычно не превышает уровня явной акцентуации. Психопатии встречаются относительно редко.
«Слабым местом» данного типа являются отвержение со стороны эмоционально значимых лиц, утрата близких, вынужденная разлука с ними.
Данный тип акцентуации часто сочетается с вегетативной лабильностью и склонностью к аллергическим реакциям. Лабильная акцентуация может служить почвой для острых аффективных реакций (чаще импунитивных или интра-пунитивных), неврозов, особенно неврастении, реактивной депрессии и для психопатических развитий, чаще по лабильно-истероидному типу.
Именно только в этих случаях лабильные подростки попадают под наблюдение психиатра. В фокусе внимания оказываются возникшие нарушения и вызвавшие их психические травмы, а особенности характера, обусловливающие легкость подобных срывов, нередко остаются в тени. Именно поэтому, нам кажется, «эмоционально-лабильный тип» Шнайдера — Ганнушкина не получил распространения в качестве рабочего термина в психиатрической практике, несмотря на яркость описаний и частоту, с которой этот тип встречается.
Сергей Г., 14 лет. В детстве много болел «простудами», со школьных лет страдает хроническим холециститом. Рос веселым, общительным, но очень обидчивым. У матери — тяжелое заболевание почек, она часто и подолгу лежала в больницах. Воспитан был отцом, который с ним играл, кормил, одевал. В школу пошел охотно, до 11 лет учился хорошо. Когда ему было 11 лет, погиб отец. После его смерти несколько месяцев был крайне вял, не играл, ничего не делал, после школы все дни один сидел дома и ждал, когда мать вернется с работы. Жаловался на головную боль, плохой сон, «дергались веки». В тот же год в школе переменились учителя. Новая классная руководительница сочла его лентяем, убедила в этом других педагогов, бранила его перед всем классом. Очень переживал свои неудачи и выговоры учителей. Стал убегать с уроков, один бродил по городу. Дома на упреки матери реагировал слезами, уходил из дома, отсиживался на лестнице.
Прошлое лето провел в санатории. Вспоминает о нем очень тепло, там был дисциплинирован, спокойно относился к замечаниям старших. В начале нового учебного года в школе один старшеклассник, проходя мимо него, неожиданно
579
плюнул ему в лицо, В гневе, изловчившись, столкнул его с лестницы, В ответ на наказание категорически отказался ходить в школу, нагрубил учителям. Дома на упреки матери дал бурную аффективную вспышку, убежал из дому, ночевал где-то в парадной. На помещение в детскую психиатрическую больницу сперва реагировал непрекращающимся плачем. Но затем, почувствовав теплое к себе отношение, успокоился. Стал учиться в школе при больнице, подружился с дисциплинированными мальчиками.
Во время беседы в зависимости от содержания разговора легко переходит от грусти к улыбке и обратно. При упоминании об отце, погибшем три года тому назад, сразу расплакался, но быстро поддался утешению. Рассказал, что по утрам в одни дни встает бодрым и веселым, в другие же дни с утра чувствует вялость и скуку. Жалуется на головные боли, особенно после конфликтов в школе. Если днем случится что-либо неприятное, то вечером долго не может уснуть. Учиться любит, особенно нравятся рисование и английский — учителя по этим предметам к нему тепло относятся. Согласился, что в школе и дома вел себя неправильно. Хочет продолжать учебу в прежней школе, несмотря на бывшие конфликты с педагогами. Объясняет это тем, что привык к товарищам. К матери привязан, относится к ней очень нежно.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован лабильный тип. Признаков, указывающих на возможность психопатии, не обнаружено. Конформность умеренная. Реакция эмансипации, склонность к делинквентности и алкоголизации не выражены. По шкале субъективной оценки самооценка недостаточная: ни признаваемых, ни отвергаемых черт какого-либо типа не выделилось.
Диагноз. Затяжная реактивная депрессия на фоне явной акцентуации по лабильному типу.
Катамнез через 3 года. Здоров. Продолжает учебу. По-прежнему отличается большой эмоциональностью.
При психопатиях этого типа сама эмоциональная лабильность может достигать такой степени, что превращается в аффективную взрывчатость. Однако чаще на ядро эмоциональной лабильности наслаиваются черты другого типа — истероидного, сенситивного, неустойчивого.
Лабильно-аффективная психопатия. Этот тип психопатии обычно рассматривается в сборной группе возбудимых психопатий. Хотя аффективные вспышки возникают по ничтожному поводу, однако они быстро истощаются. Гнев легко сменяется слезами. В аффекте не бывает склонности к грубой агрессии в отношении окружающих. Обычно аффект ограничивается бурными эмоциональными проявлениями, иногда возникают реакции аутоагрессивного типа. Постоянная смена настроения ведет к крайней неусидчивости, несобранности, отвлека-емости, быстрой смене интересов. От всего этого страдает учеба, возникают постоянные конфликты как со старшими, так и со сверстниками. Обычно отсутствует присущая лабильной акцентуации правильность самооценки, нет критики к своему поведению.
Лабильно-истероидный тип. Может наблюдаться в рамках как психопатий, так и акцентуаций характера. Психопатия этого типа может быть как конституциональной, т. е. эндогенным сочетанием двух типов, так и следствием психопати
580
ческого развития при воспитании лабильного подростка в системе потворствующей гиперпротекции. Истероидный эгоцентризм здесь оборачивается более эгоистическим требованием беспредельной любви к себе и забот со стороны эмоционально-значимых лиц, чем жаждой привлекать к себе взоры всего окружения. Фантазии обычно лишены упоительно-авантюрной жилки. Они имеют более романтическую окраску, это скорее идиллические мечты о свершении надежд, о безмятежном счастье и блаженстве. Нет намерения своими выдумками показать исключительность своей особы.
Тем не менее под Действием психических травм, особенно при отвержении со стороны эмоционально-значимых лиц, и в трудных ситуациях острые аффективные реакции и реактивные состояния приобретают отчетливую истерическую окраску.
Лабильно-неустойчивый тип. Как правило, возникает на фоне лабильной акцентуации вследствие воспитания, сочетающего эмоциональное отвержение с гиперпротекцией. Нередко достигает психопатического развития. Внешне наблюдается «синдром неустойчивого поведения» - сходство с психопатией неустойчивого типа из-за делинквентности, побегов из дому и т. п. Однако от неустойчивой психопатии таких подростков отличает не только большая эмоциональность, но и способность к теплым привязанностям и стремление избегать всяческих эксцессов — и делинквентных, и алкогольных, и сексуальных.
Лабильно-сенситивный тип. Может быть как эндогенным сочетанием обоих типов, так и следствием психопатического развития из лабильной акцентуации в условиях воспитания по типу эмоционального отвержения и особенно в положении «Золушки». Эмоциональная лабильность здесь в основном проявляется частыми спадами настроения при редких радостных всплесках, легкостью упадка духа и слезливостью даже при напоминании о бывших ранее неприятностях, но быстрой податливостью утешению и успокоению. В остальном преобладают сенситивные черты.
Следует подчеркнуть, что лабильно-аффективный тип встречается только в виде психопатий — это, по сути дела, крайнее заострение лабильного типа. Последние три разновидности (лабильно-истероидный, лабильно-неустойчивый, лабильно-сенситивный типы) встречаются не только при психопатиях, но и в качестве акцентуаций характера и даже чаще наблюдаются как последние.
В общей популяции подростков лабильный тип акцентуации характера встречается в 8% у подростков мужского ив 12% у подростков женского пола [Патохарактерологические исследования, 1981].
АСТЕНО-НЕВРОТИЧЕСКИЙ ТИП
Этот тип является той точкой, где области психопатий и неврозов соприкасаются особенно тесно. Нет нужды доказывать, что лица, склонные к неврастеническим реакциям, обладают особым складом характера. Поэтому астено-невротический тип правомерно рассматривать как одну из разновидностей акцентуаций, которая благоприятствует невротическим реакциям, особенно неврастенического круга. На основе этой акцентуации может начаться «невроз развития» [Мясищев В.Н., 1960] или, точнее, невротическое развитие [Кербиков О.В., 1961; Ушаков Г.К., 1978; Ковалев В.В., 1979; Карвасарский Б.Д., 1980]. По О.В. Кербикову (1961), критериями для разграничения невротических развитии от психопатий служат отношение лич
581
ности к своим переживаниям, нарушениям и т. п. как к болезненным, чуждым, от которых жаждут избавиться, а также склонность невротических расстройств к определенной «локальности», системности, парциальности — изменения не охватывают личность в целом. К сожалению, с помощью этих критериев нелегко бывает провести четкую грань между невротическими развитиями и психопатиями.
При далеко зашедших случаях невротических развитии (астенических, ипохондрических) могут утрачиваться и парциальность нарушений, и даже критическое отношение к ним.
Подростки астено-невротического типа лишь изредка попадают под наблюдение психиатра, и вовсе не потому, что этот тип в этом возрасте встречается исключительно редко.
В здоровой популяции этот тип установлен в 2%. Его выявлению способствует заболевание хроническими заболеваниями — среди подростков, больных активным туберкулезом легких, астено-невротическая акцентуация выявляется в 11—13%, хронической неспецифической пневмонией — до 25% [Иванов Н.Я., Шестакова Г.Ю., Янина С.К., 1980]. Однако возникающие нарушения обычно не требуют вмешательства психиатра, и такие подростки остаются под наблюдением терапевта или невропатолога.
При астено-невротической акцентуации иногда с детства обнаруживаются признаки невропатии — беспокойный сон, плохой аппетит, капризность, пугливость, плаксивость, ночные страхи, ночной энурез, заикание и т. п.
С наступлением полового созревания, физического возмужания невропатические черты могут сглаживаться. Но в некоторых случаях детская невропатия может трансформироваться в астено-невротическую акцентуацию и служить у подростков почвой для невротических реакций и невротических развитий. Наконец, иногда этот тип акцентуации может впервые развертываться в подростковом возрасте.
Главными чертами астено-невротической акцентуации являются повышенная утомляемость, раздражительность и склонность к ипохондричностй. Утомляемость особенно проявляется при умственных занятиях. Умеренные физические нагрузки переносятся лучше, однако физические напряжения, например обстановка спортивных соревнований, оказываются непереносимыми. Раздражительность более всего сходна с аффективными вспышками при лабильной акцентуации. Раздражение по ничтожному поводу легко изливается на окружающих, порою случайно попавших под горячую руку, и столь же легко сменяется раскаянием и даже слезами. В отличие от эпилептоидной акцентуации аффекту не бывают присущи ни постепенное накипание, ни сила, ни продолжительность. В отличие от вспыльчивости при гипертимной акцентуации поводом для вспышек вовсе не обязательно служит встречаемое противодействие, бурного неистовства аффект также никогда не достигает. В отличие от лабильной акцентуации аффективные вспышки связаны не с перепадами настроения, а отчетливо прослеживается возрастание раздражительности в процессе утомления.
Склонность к ипохондризации является особенно типичной чертой. Такие подростки внимательно прислушиваются к своим телесным ощущениям, крайне подвержены ятрогении, охотно лечатся, укладываются в постель, подвергаются обследованиям и осмотрам. Наиболее частым источником ипохондрических переживаний, особенно у мальчиков, становится сердце.
582
При этом типе акцентуации не встречается ни делинквентности, ни побегов из дому, ни алкоголизации. Но это не означает, что специфически-подростковые поведенческие реакции отсутствуют. Стремление к эмансипации от старших или тяга к группированию со сверстниками, не получая прямого выражения в силу астеничности, утомляемости, могут исподволь подогревать маломотивированные вспышки раздражения в отношении родителей, воспитателей, побуждать к обвинению близких в том, что они не уделяют должного внимания их здоровью, или даже порождать глухую неприязнь к сверстникам, у которых подростковые поведенческие реакции выражаются прямо и открыто.
К товарищам тянутся, скучают без их компании, но быстро от них устают и ищут отдыха, одиночества или общения с близким другом. Сексуальная активность обычно ограничивается короткими и быстро истощающимися вспышками.
Самооценка при астено-невротической акцентуации обычно отражает ипохондрические установки. Такие подростки замечают зависимость плохого настроения от дурного самочувствия, плохой сон ночью и сонливость днем, разбитость по утрам. В мыслях о будущем центральное место занимают заботы о собственном здоровье. Однако далеко не все особенности отношений подмечаются достаточно хорошо. %
Сергей С,, 15лет, С детства был общителен, но отличался впечатлительностью и мнительностью. До 7-го класса хорошо учился, преуспевал в занятиях легкой атлетикой, хорошо бегал на короткие дистанции, В 12 лет у него на глазах внезапно от сердечного приступа скончалась его бабушка. Вскоре после этого во время бега на спортивном соревновании почувствовал, что у него заболело сердце. Бросил занятия спортом — боли прошли. Через год компания асоциальных одноклассников стала его терроризировать — побоями и угрозами заставляли выпрашивать у иностранцев жевательную резинку, торговать ею и отдавать им выручку. Возобновились боли в сердце, стал бояться ходить в школу, затем вообще выходить на улицу. Когда главарь этой компании был отправлен в колонию, преследования прекратились, но теперь стал страшиться выходить из дому из-за болей в сердце. Был отправлен в санаторий — там хорошо себя чувствовал, боли прошли, в санаторной школе окончил 8-й класс. В 14 лет — бурное половое созревание, за один год превратился из мальчика во взрослого мужчину. Летом с родителями уехал в деревню — там после купания в холодной реке в жаркий день приступ болей в сердце возобновился. При возвращении в школу и при виде прежних преследователей снова почувствовал боли в сердце. К ним присоединились перебои, сердцебиения, ощущения, как будто что-то «ударяет в голову», «захлебывается дыхание». Тщательное обследование в кардиологическом диспансере никаких отклонений со стороны сердца не выявило. Сиднем сидел дома, отказывался ходить в школу, допекал родных разговорами о своей болезни. Ел и спал хорошо, ночью никогда никаких приступов не было. Был направлен на обследование в подростковую психиатрическую клинику.
Госпитализацией был крайне недоволен. Считал, что его должны немедленно перевести в кардиологическую клинику, что здесь в случае опасного приступа не смогут оказать нужную помощь. Старался не покидать постели, боялся вставать, ел лежа, непрестанно считал свой пульс, то и дело звал врача за помощью.
583
Был капризен, раздражителен. Родных на свиданиях допекал жалобами, уверял, что он тяжело болен.
В клинике у больного были обнаружены приступы диэнцефальной дистонии: внезапно краснел, затем бледнел, покрывался холодным потом, пульс учащался до 120 в 1 мин, АД повышалось до 150/100мм рт. ст. При этом жаловался на сильную слабость, ощущение «удара в голову». Через несколько минут все проходило.
Охотно вступал в контакт и рассказывал о себе. К отцу относился неприязненно — «противно видеть, когда он выпивает», обижен на него за то, что тот не считает его больным. К матери относится тепло. Просветлел при упоминании о дяде, который, видимо, его балует: с помощью того собрал уникальную коллекцию из полусотни иностранных авторучек. Согласился, что сердце у него, возможно, здоровое и все «от нервов», просил его лечить.
Физическое развитие с выраженной акселерацией соответствует возрасту 18—19 лет. Половое созревание завершено.
После лечения диэнцефальными смесями и психотерапии приступы прекратились, боли в сердце стихли. Был выписан с рекомендацией перевода в другую школу.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован эпилептоидный тип. Ошибочное определение, видимо, связано с обнаруженной склонностью к диссимуляции и негативным отношением к психологическому обследованию, которое проводилось в первые дни поступления в клинику, когда контакт с больным еще не был установлен. Конформность и реакция эмансипации умеренно выражены. Имеется отрицательное отношение к алкоголизации. По шкале субъективной оценки самооценка неудовлетворительная: ни какого-либо типа, ни достоверно отвергаемых черт не выявлено — возможно, также связано с диссимуляцией.
Диагноз. Затяжной невроз (неврастения) с картиной ипохондрического синдрома на фоне акцентуации астено-невротического типа и пубертатных диэнцефальных кризов.
Катамнез. После выписки возобновил учебу в другой школе. Остается склонность к ипохондричности. Избегает занятий спортом.
При этом типе акцентуации повышена чувствительность к напряженным умственным нагрузкам и к событиям, провоцирующим ипохондричность (болезнь близких).
СЕНСИТИВНЫЙ ТИП
Еще в 1917 г. Е. Kretschmer, описав одну из форм реактивного психоза, названную сенситивным бредом, обратил внимание, что этот психоз развивается у личностей особого склада: чрезмерная чувствительность и впечатлительность сочетаются у них с высокими моральными требованиями к самим себе, с «этической скрупулезностью». Под ударами судьбы они легко становятся крайне осторожными, подозрительными и замкнутыми. П.Б. Ганнушкиным (1933) было подмечено, что за всем этим лежит резко выраженное чувство «собственной недостаточности». Позднее, пытаясь разделить человечество на шизоидов и циклоидов, Е. Kretschmer (1921) отнес сенситивных субъектов к первым. С тех пор сохраняется три тенденции в отношении к сенситивному типу: рассматривать его как вариацию типа шизоидного, включать его в группу астеников [Ганнушкин П.Б., 1933] и, наконец, считать сенситивный тип характера совершенно особым [Scheider К., 1923]. Е. Kretschmer
584'
также впоследствии изменил свой взгляд: в одном из последних изданий «Медицинской психологии» (1973) сенситивный тип был выделен как самостоятельный. Как будет видно из дальнейшего изложения, сенситивный тип существенно отличается от шизоидного, скорее он ближе к широкому кругу астеников, но составляет среди них все же четко обособленную подгруппу.
В отечественных руководствах по детской психиатрии описание сенситивного типа психопатии вообще отсутствует, и это не случайно. Сенситивная психопатия формируется относительно поздно. Ее становление чаще всего падает на возраст 16—19 лет, т. е. на постпубертатный период, на время самостоятельного вступления в социальную жизнь.
Однако с детства обнаруживаются такие черты характера, как пугливость и боязливость. Такие дети часто боятся темноты, сторонятся животных, страшатся остаться одни. Они чуждаются слишком бойких и шумных сверстников, не любят чрезмерно подвижных и озорных игр, рискованных шалостей, избегают больших детских компаний, чувствуют робость и застенчивость среди посторонних, в новой обстановке и вообще не склонны к легкому общению с незнакомыми людьми. Все это иногда производит впечатление замкнутости, отгороженности от окружающего и заставляет подозревать свойственные шизоидам аутистические наклонности. Однако с теми, к кому эти дети привыкли, они достаточно общительны. Сверстникам они нередко предпочитают игры с малышами, чувствуя себя среди них увереннее и спокойнее. У них не проявляется свойственный шизоидам ранний интерес к абстрактным знаниям, «детская энциклопе-дичность». Чтению многие из них предпочитают тихие игры, рисование, лепку. К родным они иногда обнаруживают чрезвычайную привязанность, даже при холодном к ним отношении или суровом обращении с ними. Отличаются послушанием, часто слывут «домашним ребенком».
Школа пугает их скопищем сверстников, шумом, возней и драками на переменах, но, привыкнув к одному классу и даже страдая от некоторых соучеников, они крайне неохотно переходят в другой коллектив. Учатся обычно старательно. Пугаются всякого рода проверок, контрольных, экзаменов. Нередко стесняются отвечать перед классом, боясь сбиться, вызвать смех, или, наоборот, отвечают меньше того, что знают, чтобы не прослыть выскочкой или чрезмерно прилежным учеником среди одноклассников.
Начало пубертатного периода обычно проходит без особых осложнений. Трудности адаптации начинаются в 16—19 лет — в период смены привычного школьного стереотипа на трудовой или на обучение в другом учебном заведении, т. е. в период, когда надо активно устанавливать отношения с множеством новых людей. Именно в этом возрасте обычно выступают оба главных качества сенситивного типа, отмеченные П.Б. Ганнушкиным (1933), — «чрезвычайная впечатлительность» и «резко выраженное чувство собственной недостаточности».
Реакция эмансипации у сенситивных подростков бывает выражена довольно слабо. К родным сохраняется детская привязанность. К опеке со стороны старших относятся не только терпимо, но даже охотно ей подчиняются. Упреки, нотации и наказания со стороны близких скорее вызывают слезы, угрызения и даже отчаяние, чем обычно свойственный подросткам протест. Тем более не возникает желания оспорить или отвергнуть духовные ценности, интересы, обычаи
585
и вкусы старшего поколения. Иногда даже выступает подчеркнутое следование идеалам и образу жизни взрослых. Созвучно этому рано формируются чувство долга, ответственности, высокие моральные и этические требования и к себе, и к окружающим. Сверстники нередко ужасают грубостью, жестокостью, циничностью. У себя же видится множество недостатков, особенно в области качеств волевых и морально-этических. Источником угрызений у подростков мужского пола зачастую служит столь частый в этом возрасте онанизм. Возникают самообвинения в «гнусности» и «распутстве», жестокие укоры в неспособности удержаться от пагубной привычки. Онанизму приписываются также собственное слабоволие, робость и застенчивость, неудачи в учебе вследствие якобы слабеющей памяти или свойственная иногда периоду усиленного роста худоба, диспропорциональность телосложения и т. п.
Чувство собственной неполноценности у сенситивных подростков делает особенно выраженной реакцию гиперкомпенсации. Они ищут самоутверждения не в стороне от слабых мест своей натуры, не в областях, где могут раскрыться их способности, а именно там, где чувствуют свою неполноценность. Девочки стремятся показать свою веселость и общительность. Робкие и стеснительные мальчики натягивают на себя личину развязности и даже нарочитой заносчивости, пытаются продемонстрировать свою энергию и волю. Но как только ситуация требует от них смелости и решительности, они тотчас же пасуют. Если удается установить с ними доверительный контакт и они чувствуют от собеседника симпатию и поддержку (что в отличие от лабильных подростков достигается обычно далеко не сразу), то за спавшей маской «все нипочем» обнажается жизнь, полная укоров и самобичевания, тонкая чувствительность и непомерно высокие требования к самому себе. Нежданное участие и сочувствие могут сменить заносчивость и браваду на внезапно хлынувшие слезы.
В силу той же реакции гиперкомпенсации сенситивные подростки оказываются на общественных постах (старосты и т. п.). Их выдвигают воспитатели, привлеченные их послушанием и старательностью. Однако их хватает лишь на то, чтобы с большой личной ответственностью выполнять формальную сторону порученной им работы, но неформальное лидерство в таких коллективах достается другим. Намерение избавиться от робости и слабоволия толкает сенситивных мальчиков на занятия силовыми видами спорта — борьбой, гантельной гимнастикой и т. п. Так, например, 16-летний юноша, тихий и робкий, почти все свободное время проводил на парашютной вышке, прыгая по нескольку раз в день и проделывая в воздухе разного вида гимнастические упражнения, чтобы «навсегда подавить всякий страх». Возможно, занятия спортом приносят им определенную пользу, но истинного удовольствия они здесь обычно не получают и заметных успехов не достигают.
Реакция группирования со сверстниками, как и реакция эмансипации, получает мало внешних проявлений. В отличие от шизоидов, сенситивные подростки не отгораживаются от товарищей, не живут в воображаемых фантастических группах и не способны быть «белой вороной» в обычной подростковой среде. Они разборчивы в выборе приятелей, предпочитают близкого друга большой компании, очень привязчивы в дружбе. Некоторые из них любят иметь более старших по возрасту друзей. Обычная подростковая компания ужасает их царящими в ней шумом, грубостью, развязностью.
586
Увлечения сенситивных подростков можно разделить на истинные, гармонирующие с их характером, и на контрастные их натуре и обусловленные реакцией гиперкомпенсации [Скроцкий Ю.А., 1973, 1980]. Первые относятся в основном к интеллектуально-эстетическим хобби. Они весьма разнообразны и зависят от уровня общего развития, определяются примерами старших, индивидуальными наклонностями и способностями. Здесь встречается и увлечение разными видами искусства: музыкой (обычно классической), рисованием, лепкой, шахматами. Здесь же часто фигурируют разведение домашних цветов, певчих птиц, аквариумные рыбы, приручение мелких животных. Удовлетворение здесь приносит сам процесс занятий: возможность прочесть интересную книгу на иностранном языке, послушать любимую музыку, порисовать, решить сложную шахматную задачу, полюбоваться растущими цветами, покормить рыбок и т. п. Эти увлечения начисто лишены желания привлечь к себе внимание окружающих или добиться поражающих результатов. Даже реальные успехи самими подростками оцениваются весьма скромно.
Увлечения, связанные с реакцией гиперкомпенсации, чаще всего принадлежат к «лидерским» или телесно-мануальным. Здесь главное — цель и результат, а не сам процесс. Об этих увлечениях уже было сказано выше. Реакции, обусловленные формирующимся сексуальным влечением, густо окрашены переживанием собственной неполноценности. Как указывалось, обычный подростковый онанизм становится порою источником мучительных угрызений и терзаний. Робость и застенчивость проявляются с удвоенной силой, когда вспыхивает первая любовь. Нередко объект влюбленности так и остается совершенно неосведомленным о вызванном им чувстве, настолько оно оказывается затаено. Или же, наоборот, признания и объяснения бывают, возможно в силу той же реакции гиперкомпенсации, столь решительными и неожиданными, что пугают и отталкивают. Отвергнутая любовь повергает в отчаяние и крайне обостряет чувство собственной неполноценности. Самобичевания и самоукоры могут доводить до суицидных мыслей.
Суицидное поведение сенситивных подростков отличается двумя особенностями. Во-первых, повторными вспышками суицидных мыслей без осуществления каких-либо попыток. Появление подобных мыслей всегда обусловлено ситуацией - ударами жизни по слабым местам сенситивного типа, подогревающими представление о собственной неполноценности. Во-вторых, в критических ситуациях - истинными суицидными действиями, лишенными всякого элемента демонстративности. Суицидные действия обычно совершаются под влиянием цепи неудач, разочарований, причем последней каплей может послужить довольно ничтожный повод. Эти действия нередко бывают совершенно неожиданными для окружающих.
Ни к алкоголизации, ни к токсикоманическому поведению вообще, ни к делинквентности сенситивные подростки не склонны. Сенситивные юноши, как правило, даже не курят, алкогольные напитки могут внушать им отвращение. Если же наступает алкогольное опьянение, то часто приходится видеть не эйфорическую, а депрессивную реакцию с возрастанием переживаний собственной неполноценности. В отличие от шизоидов, здесь алкоголь не способен играть роль своеобразного коммуникативного допинга, т. е. не облегчает контактов и не вселяет уверенности в себе.
587
Ложное суждение о делинквентности может сложиться при прогулах школьных занятий, даже полном отказе ходить в школу или побегах из дому, которые вызваны психическими травмами или непереносимой для сенситивных подростков ситуацией. Насмешки, обиды, грубость, тягостная обстановка, которые терпит сенситивный подросток, могут оставаться неизвестными для других. Неожиданная отчаянная грубая агрессия в адрес обидчика иногда неправильно трактуется старшими как банальное хулиганство.
Самооценка сенситивных подростков отличается довольно высоким уровнем объективности. Подмечаются свойственные с детства обидчивость и чувствительность, застенчивость, мешающая подружиться с кем хочется, неумение быть вожаком, заводилой, душой компании, неприязнь к авантюрам и приключениям, всякого рода риску и острым ощущениям, отвращение к алкоголю, нелюбовь к флирту и ухаживаниям.
У многих из них имеются проблемы, к которым они не могут определить своего отношения или не хотят это отношение открывать. Питая отвращение ко лжи и маскировке, сенситивные подростки умалчивание или отказ отвечать на расспросы предпочитают неправде.
Ахиллесовой пятой сенситивного типа является отношение к ним окружающих. Непереносимой для них оказывается ситуация, где они становятся объектом насмешек или подозрения в неблаговидных поступках, когда на их репутацию падает малейшая тень или когда они подвергаются несправедливым обвинениям. Например, к 14-летнему сенситивному подростку на улице пристал пьяный мужчина, обоих отвели в милицию, подростка тотчас же отпустили, но «все видели, как его вел милиционер», и это послужило причиной долгих тягостных переживаний и отказа ходить в школу. Из гардероба, когда дежурной была 15-летняя сенситивная девочка, у одного из школьников пропала куртка; ее стала мучить мысль, что «воровкой все должны считать ее», и она бросила школу.
Не случайно при депрессивных реакциях у сенситивных подростков в их семьях неоднократно встречались бредовые больные или паранойяльные психопаты, которые предъявляли подросткам вздорные обвинения, позорящие этих подростков. Мать 16-летнего сенситивного юноши, страдавшая инволюционным парано-идом, корила его в том, что он якобы сожительствует с пожилой женщиной, бывшей любовницей его давно умершего отца. Другая мать, подозрительная и скупая, бранила своего сына, тихоню, домоседа, любителя птиц и цветов, за то, что тот будто бы связался с шайкой воров, которая собирается ее ограбить. Уехавшие в длительную командировку родители поручили престарелой бабке, подозрительной и всюду видевшей разврат, воспитание их 15-летней дочки. Увидев внучку на улице с одноклассником, возвращавшимися из школы, эта бабка перед соседями назвала ее публичной девкой и потребовала пойти к гинекологу на освидетельствование. Все описанные ситуации послужили причиной реактивных состояний. Естественно, стать посмешищем для окружающих вследствие каких-либо действительных недостатков или неудачных действий родителей и воспитателей более чем достаточно, чтобы быть надолго повергнутым в угнетенное состояние.
Александр О., 17 лет, житель одного из сибирских городов. Отец и мать страдают хроническим алкоголизмом, развелись, когда ему было 9 лет. Отец живет один, отличается подозрительностью и замкнутостью. Мать сожи
588
тельствует с пьяницами, не любит сына, который, по ее мнению, похож характером на отца. Старший брат — любимец матери и миротворец в семье — недавно призван в армию.
Развитие в первые годы жизни без особенностей. В школе учился вполне удовлетворительно. Когда родители разошлись, стал навещать отца. За это мать, назвав его подонком, выгнала из дому. С 9до 11 лет жилу отца, тайком встречался со старшим братом, по просьбе которого мать снова взяла его к себе. В дальнейшем несколько раз переходил от матери к отцу и обратно. Отец, по-видимому, страдает алкогольным параноидом. Неоднократно слышал от него обвинения о том, что он «подослан матерью, чтобы отравить родного отца». Иногда отец отказывался есть приготовленную им пищу. Обиженный, уходил к матери. После ее оскорблений возвращался к отцу. Недавно отец попал в больницу после отравления испорченной колбасой. Демонстративно отказывался от принесенной сыном передачи и во всеуслышание объявил, что тот «подсыпал ему отраву». После этой сцены впервые появились суицидные мысли.
К матери привязан, несмотря на плохое к нему отношение. На ее пьяную брань, попреки, оскорбления реагировал унынием, тайком плакал, появились суицидные мысли, но никогда никому их не высказывал и никаких попыток не предпринимал.
В школе был тихим и стеснительным, тяжело отреагировал на реплику одноклассника — «от отца к матери ходишь». Дружил с девочкой, в которую тайно был влюблен. Хорошо рисует — увлекается рисованием портретов. Не курит, вина никогда не пил. После окончания 8 классов пошел работать на завод. Мать стала ругать его за маленький заработок, за то, что грязным приходит с работы, снова прогнала к отцу. Мечтал учиться рисованию. Оставил работу и поехал к тетке в Ленинград с намерением поступить в художественное училище. Был потрясен красотой города, три дня ходил как зачарованный по улицам, рассматривал памятники и старинные дома. На четвертый день, придя в училище, увидел комнату приемной комиссии запертой. Из объявления узнал, что срок подачи заявлений истек накануне. Был очень удручен, но постеснялся к кому-либо обращаться с просьбами. Решил остаться у тетки и поступить на работу в Ленинграде. Но его нигде без прописки на работу не брали. Смог устроиться только временно в пригородный совхоз на разборку овощей. Получил письмо от матери с бранью в его адрес: мать назвала его вором за то, что он без спроса взял рубашку старшего брата. Получил также письмо от девочки, которую любил, с вестью о том, что она «дружит с другим», что они больше не встретятся и с просьбой больше ей не писать. Последующие его письма к ней остались без ответа.
Совсем впал в отчаяние, когда получил окончательный отказ в прописке у тетки. В тот вечер ее не было дома. Соседи справляли день рождения своего сына — его ровесника, пригласили его в гости. Впервые в жизни выпил целый стакан портвейна. Вернувшись к себе, «сразу вспомнил все неприятности», охватила тоска, понял, что он — неудачник и жить ему не стоит. На глаза попалась бутылка хлорофоса. Выпил все, что в ней было. Оставил записку тетке: «Я никому не нужен!». Заперся в маленькой комнате и уснул. Вернувшаяся домой тетка обнаружила его без сознания. Около суток был в коматозном состоянии. Из реанимационного центра был доставлен в подростковую психиатрическую клинику. Здесь первые дни был угнетен, замкнут, держался в стороне. Затем обнаружил
589
избирательную общительность, настроение улучшилось, суицидные мысли про-шли, сожалел о случившемся. Воспрянул духом, когда выяснилась возможность устроить его в ПТУ с художественным уклоном.
При неврологическом и соматическом осмотре — без отклонений от нормы. Физическое развитие по возрасту.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован сенситивный тип с астено-невротическими и психастеническими чертами. Признаков, указывающих на вероятность психопатии, не обнаружено. Конформность низкая, реакция эмансипации умеренная. Склонности к делинквентности не установлено, склонность к алкоголизации слабая. По шкале субъективной оценки самооценка хорошая: выделяется выраженная сенситивность, достоверно каких-либо отвергаемых черт нет.
Диагноз. Острая аффективная интрапунитивная реакция с суицидным поведением на фоне явной акцентуации сенситивного типа.
Катамнез через год. Снят с учета диспансера. Повторных суицидных попыток не было.
Отличия сенситивного типа от шизоидного отмечались по ходу предшествующего изложения. К сказанному следует добавить, что сенситивные подростки лишены одного весьма существенного качества шизоидов — недостатка интуиции. Наоборот, они весьма тонко воспринимают то, как окружающие к ним относятся. Тем не менее встречаются смешанные типы, где сенситивность и шизо-идность сочетаются, но тогда именно шизоидность является главенствующей чертой.
Лабильно-сенситивный вариант акцентуации и психопатии рассмотрен при изложении лабильного типа.
Сенситивная акцентуация служит почвой для острых аффективных реакций интрапунитивного типа, фобического невроза, реактивных депрессий, особой группы эндореактивных психозов (эндореактивной пубертатной анорексии, подростковой дисморфомании). По-видимому, сенситивная акцентуация сопряжена с более высоким риском заболевания прогредиентной шизофренией [Личко А.Е., 1979].
При сенситивной психопатии все особенности сенситивного характера достигают крайних степеней. Особенно частыми и тяжелыми бывают острые аффективные аутоагрессивные реакции. Декомпенсации проявляются в виде реактивных депрессий, во время которых возможны серьезные покушения на самоубийство. Крайняя сенситивность ведет к отгорожению от сверстников, к шизоидизации подростка.
При конституциональных психопатиях сенситивные черты бывают выражены с детства - трудности возникают при поступлении в детские учреждения, в школу. С началом полового созревания сенситивность еще более усиливается.
Психопатическое развитие на основе сенситивной акцентуации возможно при воспитании по типу эмоционального отвержения, особенно когда ребенок и подросток оказываются в положении «Золушки». При психопатическом развитии тяжелые декомпенсации обычно развиваются лишь в возрасте 16—18 лет при вступлении в самостоятельную жизнь с ее нагрузками на интерперсональные отношения.
590
Среди госпитализированных в психиатрическую клинику подростков мужского пола сенситивный тип был определен в 4% психопатий и в 8% случаев, расцененных как акцентуации характера; в общей популяции обнаружено 4% подростков мужского пола. Однако выявлению латентной сенситивной акцентуации способствуют ситуации, когда подросток оказывается объектом неблагожелательно-подозрительного отношения окружающих, в особенности сверстников. Это может случиться, например, в связи с наличием у него заболевания, которое слывет заразным и многих побуждает сторониться. Так, среди подростков мужского пола с активным туберкулезным процессом в легких сенситивный тип акцентуации характера установлен в 13% [Иванов Н.Я., Шестакова Г.Ю., Янина С.К., 1980].
ПСИХАСТЕНИЧЕСКИЙ ТИП
Этот тип, так же как астено-невротический, относится к области тесного соприкосновения психопатий и неврозов. Психастеническая личность особенно расположена к развитию того варианта невроза навязчивых состояний, который у подростков обозначен как обсессивно-фобический [Личко А.Е., 1979; Шевченко Ю.С., 1979]. Вслед за тем, как Р. Janet (1903) описал психастению, большинство наиболее известных ее исследователей стали рассматривать ее не как невроз, а как аномалию характера.
Психастенические проявления в детстве незначительны и ограничиваются робостью, пугливостью, моторной неловкостью, склонностью к рассуждательст-ву и ранними «интеллектуальными интересами». Иногда уже в детском возрасте обнаруживаются навязчивости, особенно фобии — боязнь незнакомых людей и новых предметов, темноты, боязнь остаться за запертой дверью и т. д. Реже можно наблюдать навязчивые действия, невротические тики.
Критическим периодом, когда психастенический характер развертывается почти во всей полноте, являются первые классы школы. В эти годы безмятежное детство сменяется первыми заботами — первыми требованиями к чувству ответственности. Подобные требования представляют один из самых чувствительных ударов для психастенического характера. В минувшее время, возможно, важнейшим фактором, способствующим становлению психастении, было воспитание в условиях «повышенной ответственности», когда в силу трудных условий жизни родители возлагали недетские заботы по надзору и уходу за малышами или беспомощными членами семьи, когда в тяжелых материальных и бытовых условиях подростку и даже еще ребенку приходилось оказываться в положении старшего среди братьев и сестер [Сухарева Г.Е., 1959].
В нашу эпоху материального благополучия пришлось столкнуться с иной формой воспитания в условиях «повышенной ответственности». Родители лелеют слишком большие надежды на успехи своего чада, требуя только отличной учебы или заметных достижений в какой-либо престижной для них области - в занятиях музыкой или языками, или отдавая дань какой-либо очередной моде вроде фигурного катания на коньках. Склонный к психастении ребенок не остается безучастным к родительским надеждам, чутко воспринимает эти высокие экс-пектации и страшится их не оправдать, дабы не потерять всей полноты родительского внимания и любви.
По сравнению с другими типами психопатий в пубертатном периоде резких обострений психастении обычно не бывает. Однообразно регламентированная
591
школьная жизнь, отсутствие необходимости самостоятельно принимать важные решения, ставшие уже привычными и легко выполнимыми нагрузки на чувство ответственности (выучить уроки, выполнить данные поручения и т. п.) благоприятствуют удовлетворительной адаптации даже при выраженных психастенических чертах. Декомпенсации могут выступать опять же в моменты особенно высоких требований к чувству ответственности, например во время экзаменов. Известно, что наибольшего расцвета психастения достигает в возрасте 20—40 лет, с началом инволюции ее проявления опять слабеют.
Главными чертами психастенического типа характера в подростковом возрасте являются нерешительность и склонность к рассуждательству, тревожная мнительность и любовь к самоанализу и, наконец, легкость возникновения обсессий — навязчивых страхов, опасений, действий, ритуалов, мыслей, представлений.
Тревожная мнительность психастенического подростка отличается от сходной черты астено-невротического и сенситивного типов. Если астено-невротическому типу присуще бывает опасение за свое здоровье (ипохондрическая направленность мнительности и тревоги), а сенситивному типу свойственно беспокойство по поводу отношения окружающих, возможных насмешек, пересудов, неблагоприятного мнения о себе (релативная направленность мнительности и тревоги), то страхи и опасения психастеника целиком адресуются к возможному, хотя и маловероятному в его будущем (футуристическая направленность мнительности и тревоги): как бы чего не случилось ужасного и непоправимого, как бы не произошло какого-либо непредвиденного несчастья с ними самими, а еще страшнее - с теми близкими, к которым они обнаруживают страстную, порою патологическую привязанность. Опасности реальные и невзгоды уже случившиеся пугают куда меньше. У подростков особенно ярко выступает тревога за мать — как бы она не заболела и не умерла, хотя ее здоровье не внушает никому опасений, как бы не погибла под транспортом, не попала в катастрофу. Если мать опаздывает с работы, где-то без предупреждения задержалась, такой подросток не находит себе места.
Психологической защитой от постоянной тревоги за будущее становятся специально придуманные приметы и ритуалы. Если, например, шагая в школу, обходить все люки, не наступая на их крышки, то «не провалишься», отвечая уроки, на экзаменах и т. п.; если не дотрагиваться до ручек дверей, то не заразишься и не заболеешь; если при всякой вспышке страха за мать произносить про себя самим выдуманное заклинание, то с нею ничего плохого не случится.
Другой формой защиты бывают особо выработанный формализм и педантизм. Осознанно или подсознательно, не отдавая себе отчета, психастенический подросток исходит здесь из постулата, что если все заранее предусмотреть и действовать в точном соответствии с намеченным планом, то ничего неожиданного и плохого случиться не должно. Педантизм психастеника отличается от такового при эпилептоидном типе. За педантизмом эпилептоида всегда стоят себялюбие, забота о собственных интересах и благополучии, понуждение окружающих к соблюдению в мелочах выгодного для него порядка. Педантизм психастеника надуман и формалистичен, никаких «земных» выгод ему не сулит.
Нерешительность в действиях и рассуждательство у психастенического подростка идут рука об руку. Такие подростки бывают сильны на словах, но не в поступках. Всякий самостоятельный выбор, как бы малозначим он ни был (напри
592
мер, какой фильм пойти посмотреть в воскресенье), может стать предметом долгих и мучительных колебаний. Однако уже принятое решение должно быть немедленно исполнено. Ждать психастеники не умеют, проявляя здесь удивительное нетерпение.
У психастенических подростков приходится видеть реакцию гиперкомпенсации в отношении своей нерешительности и склонности к сомнениям и колебаниям. Эта реакция проявляется у них неожиданными самоуверенными и безапелляционными суждениями, утрированной решительностью и скоропалительностью действий в моменты и в обстоятельствах, когда требуются именно неторопливая осмотрительность и осторожность. Постигающие вследствие этого неудачи еще более усиливают нерешительность и сомнения.
Склонность к самоанализу более всего распространяется на размышления по поводу мотивов своих поступков и действий, проявляется в копании в своих переживаниях и ощущениях.
Физическое развитие психастеников обычно оставляет желать лучшего. Спорт и все ручные навыки даются им плохо. Обычно у психастенических подростков особенно слабы и неловки руки при более сильных ногах. Поэтому в спортивных занятиях им легче даются бег, прыжки, ходьба на лыжах, езда на велосипеде. Элементарные ручные навыки (даже ровно вбить гвоздь или очинить карандаш) иногда бывают камнем преткновения.
Подростковые поведенческие реакции при психастеническом типе характера бывают выражены слабо и своеобразно. Вместо реакции эмансипации нередко приходится видеть патологическую привязанность к кому-либо из членов семьи — у мальчиков чаще к матери. Возможно, эта привязанность питается нерешительностью и тоже служит психологической защитой. Тяга к сверстникам проявляется в робких формах - места в подростковой группе им обычно не находится, если только не посчастливится попасть в компанию юных интеллектуалов. Увлечения, как правило, относятся к области интеллектуально-эстетических хобби. Даже собирание коллекции у подростков этого типа более питается этими потребностями, чем страстью накопительства. («Я собираю марки разных стран, чтобы изучить географию», — заявил 12-летний мальчик с психастеническим типом характера.)
Сексуальное развитие обычно опережает общее физическое. Нередко наблюдается интенсивный онанизм, который становится источником самоугрызений и символических запретов, может обнаружиться также склонность к транзитор-ному подростковому гомосексуализму.
Все описанные формы нарушений поведения (подростковая делинквентность, ранняя алкоголизация и т. д.) психастеникам несвойственны. Даже суицидального поведения в трудных ситуациях нам встречать не приходилось. Место этих нарушений, видимо, полностью вытесняют навязчивости, мудрствование и самокопание. Самооценка, несмотря, казалось бы, на склонность к самоанализу, далеко не всегда бывает правильной. Часто выступает тенденция находить у себя самые разнообразные черты характера, включая диаметрально противоположные (например, истероидные).
Юрий Ч., 15 лет. Из хорошей, дружной семьи. Мать склонна к чрезмерной опеке сына. С детства отличался пугливостью. В возрасте полутора лет, после того как испугался включенного пылесоса, появилось заикание. Посещал специа
593
лизированный детский сад для детей с нарушениями речи — к 6 годом заикание полностью исчезло. Был застенчив, играть любил с девочками. В 7лет — легкая черепно-мозговая травма без последствий. В школе учился хорошо, старательно, но был робок, нерешителен. Постоянно тревожился заметь, отца, старшую сестру — как бы с ними чего-нибудь не случилось плохого. Если мать опаздывала с работы — бежал из дому ее встречать.
С12лет появились первые навязчивости. После того как тайком от старших прочитал брошюру о венерических болезнях, стал бояться заразиться ими — начал часто мыть руки. С того же возраста — онанизм. Сперва подолгу мыл руки после мастурбации, затем — всякий раз, когда появлялись «плохие мысли» или чтобы «избавиться от неприятностей». С 14 лет перед окончанием восьмилетней школы появилась масса других навязчивостей. Перед уходом в школу выполнял ряд ритуалов — чтобы не получить неудовлетворительной отметки, чтобы не случилось ничего плохого. Одевался в строго определенной последовательности, несколько раз дотрагивался до выключателя, шел в школу по строго определенному маршруту. Считал «счастливой» цифру три — символ удовлетворительной отметки, а также символ троих самых дорогих ему людей — матери, отца и старшей сестры. Появилась страсть к самоанализу — подолгу раздумывал о мотивах своих поступков, желаний и т. п. За онанизм подвергал себя «наказаниям» — не смотрел интересующую его передачу по телевизору.
Тяготился придуманными им ритуалами, но избавиться от них не мог — их исполнение, по его словам, давало «разрядку внутреннего напряжения». Никогда не выполнял ритуалов при посторонних или старался замаскировать их под необходимые или случайные действия. Например, будучи госпитализирован в соматическую больницу, вместо того чтобы часто мыть руки, только дотрагивался до мыла или водопроводного крана.
Учился хорошо. Общался с товарищами, но близкого друга найти не мог. Был влюблен в одноклассницу, но старался никак не показать свои чувства. Иногда даже нарочито пренебрегал общением с нею. Увлекался чтением классической литературы, любил слушать классическую музыку.
В 15 лет сам попросил мать отвести его к психиатру, чтобы избавиться от мучивших его навязчивостей и от онанизма. После рациональной психотерапии и лечения меллерилом навязчивости значительно ослабли — по словам больного, «их стало легко маскировать от посторонних».
При неврологическом, соматическом и электроэнцефалографическом обследовании — без отклонений.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован смешанный — психастенический и сенситивный — тип. Признаков, указывающих на возможность психопатии, не отмечено. Конформность умеренная, реакция эмансипации слабая. Имеется высокая откровенность в выборе ответов, что свойственно психастеническому типу. Склонности к делинквентности не обнаружено. Отмечено выраженное отрицательное отношение к алкоголизации. По шкале субъективной оценки самооценка недостаточная: черт никакого типа не выделилось. Однако достоверно отвергает черты типов меланхолического (что часто встречается у здоровых подростков), неустойчивого (что наиболее присуще психастеническим подросткам) и гипертимного (склонность к субдепрессивным состояниям).
594
Диагноз, Обсессивно-фобический невроз на фоне психастенической акцентуации характера.
Катамнез через 2 года. Успешно окончил 10 классов школы, хотел поступать в вуз. Однако перед конкурсными экзаменами навязчивости усилились настолько, что мешали к ним готовиться. Часами выполнял различные ритуалы. После психотерапии и лечения элениумом принял решение отказаться от попытки поступления — навязчивости почти прекратились. Поступил на работу и на подготовительное отделение в институт.	*
При психастенической психопатии в отличие от акцентуации того же типа имеются постоянные, хотя и колеблющиеся по интенсивности, обсессии и фобии. Навязчивости и чрезвычайная нерешительность нарушают трудоспособность, крайне затрудняют общение и семейную адаптацию. Утрированными оказываются и гиперкомпенсаторные механизмы — нетерпеливость при уже принятом решении, неожиданная и ненужная безапелляционность, доходящий до карикатуры педантизм.
В тяжелых случаях нередко возникает необходимость дифференцировать эту психопатию с обсессивно-фобическим синдромом при неврозоподобной вялотекущей шизофрении.
Психастеническая психопатия является чаще всего конституциональной аномалией характера. Возможно, однако, и психопатическое развитие на основе акцентуации того же типа при неправильном воспитании (условия повышенной моральной ответственности, доминирующая гиперпротекция).
Первая из них сказывается еще у подростка, а при доминирующей гиперпротекции несостоятельность чаще проявляется при вступлении в самостоятельную жизнь.
ШИЗОИДНЫЙ ТИП
Название «шизоид» распространилось благодаря Е. Kretschnier (1921). Иные наименования этого типа характера: «странные и чудаки» [Kraepelin Е., 1915], «патологически замкнутые», «аутистические психопаты» [Asperger Н., 1944] и другие — употребляются значительно реже.
Наиболее существенными чертами данного типа считаются замкнутость, отгороженность от окружающего, неспособность или нежелание устанавливать контакты, снижение потребности в общении. Сочетание противоречивых черт в личности и поведении — холодности и утонченной чувствительности, упрямства и податливости, настороженности и легковерия, апатичной бездеятельности и напористой целеустремленности, необщительности и неожиданной назойливости, застенчивости и бестактности, чрезмерных привязанностей и немотивированных антипатий, рациональных рассуждений и нелогичных поступков, богатства внутреннего мира и бесцветности его внешних проявлений — все это заставило говорить об отсутствии «внутреннего единства». Н. Asperger (1944) обратил внимание на недостаток интуиции как на главную черту этого типа характера. Под интуицией здесь следует понимать прежде всего пользование неосознанным прошлым опытом.
Шизоидные черты выявляются в более раннем возрасте, чем особенности характера всех других типов. Не случайно шизоидный тип характера подробно описан в трудах и руководствах по детской психиатрии.
595
/
С первых детских лет поражает ребенок, который любит играть один, не тянется к сверстникам, избегает шумных забав, предпочитает держаться среди взрослых, иногда подолгу молча слушать их беседы. К этому может добавляться какая-то недетская сдержанность в проявлении чувств, которая воспринимается как холодность.
Подростковый возраст является самым тяжелым для шизоидной психопатии. Нам представляется ошибочным суждение о благополучии подросткового периода у шизоидов, построейное на анамнезах, собранных у взрослых и даже у пожилых лиц, страдающих шизоидной психопатией [Мазаева Н.А., 1974]. Надо иметь в виду малую точность анамнеза как метода для ретроспективной оценки собственного поведения, невольного стремления приукрашивать свои юные годы у немолодых людей. Динамические наблюдения показывают, что с началом пубертатного периода шизоидные черты усиливаются [Наталевич Э.С., Мальцева М.М., 1979].
С наступлением полового созревания все черты характера выступают с особой яркостью. Замкнутость, отгороженность от сверстников бросаются в глаза. Иногда духовное одиночество даже не тяготит шизоидного подростка, который живет в своем мире, своими необычными для других интересами и увлечениями, относясь со снисходительным пренебрежением или явной неприязнью ко всему, что наполняет жизнь других подростков. Но чаще все же шизоидные подростки сами страдают от своего одиночества, неспособности к общению, невозможности найти себе друга по душе.
Неудачные попытки завязать приятельские отношения, мимозоподобная чувствительность в моменты их поиска, быстрая истощаемость в контакте («не знаю, о чем говорить») нередко побуждают таких подростков к еще большему уходу в себя.
Недостаток интуиции проявляется отсутствием «непосредственного чутья действительности» [Ганнушкин П.Б., 1933], неумением проникнуть в чужие переживания, угадать желания других, почувствовать неприязненное отношение к себе или, наоборот, симпатию и расположение, уловить тот момент, когда не надо навязывать свое присутствие и когда, наоборот, надо выслушать, посочувствовать, не оставлять собеседника с самим собой. Один из шизоидных подростков сказал об этом: «Я никогда не знаю, любят меня или ненавидят, если об этом мне прямо не скажут!»
К недостатку интуиции следует добавить тесно с ним связанную неспособность к сопереживанию — неумение разделить радость и печаль другого, понять обиду, почувствовать чужое волнение и беспокойство. Иногда эту особенность обозначают как слабость эмоционального резонанса.
Недостаток интуиции и неспособность сопереживания обусловливают, вероятно, то, что называют холодностью шизоидов. Их поступки могут казаться жестокими, но они связаны с неумением «вчувствоваться» в страдания других, а не с желанием получить садистическое наслаждение, как у эпилептоидов.
Ко всем этим недостаткам можно добавить еще неумение убеждать своими словами других.
Внутренний мир шизоида почти всегда закрыт от посторонних взоров. Лишь иногда и перед немногими избранными занавес внезапно приподнимается, но никогда не до конца, и столь же внезапно может вновь упасть. Шизоид скорее
596
раскрывается перед людьми малознакомыми, даже случайными, но чем-то импонирующими его прихотливому выбору. Но он может навсегда оставаться скрытой, непонятной вещью в себе для близких или тех, кто знает его много лет. Богатство внутреннего мира свойственно далеко не всем шизоидным подросткам и, конечно, связано с определенным интеллектом или талантом. Поэтому далеко не каждый из шизоидов может послужить иллюстрацией слов Е. Kretschmer (1921) о подобии их «лишенным украшений римским виллам, ставни которых закрыты от яркого солнца, но в сумерках которых справляются роскошные пиры». Однако во всех случаях внутренний мир шизоидов бывает заполнен увлечениями и фантазиями.
Фантазируют шизоидные подростки про себя и для самих себя. Они вовсе не любят распространяться о своих грезах и мечтаниях перед окружающими. Они не склонны также перемешивать обыденную жизнь с красотами своих выдумок. Шизоидные фантазии либо служат утешению своей гордости, либо носят эротический характер. Они явно могут играть роль психологической защиты — в трудных для шизоида ситуациях его склонность к фантазированию усиливается.
Недоступность внутреннего мира и сдержанность в проявлении чувств делают непонятными и неожиданными для окружающих многие поступки шизоидных подростков, ибо все, что им предшествовало, — весь ход переживаний и мотивов — оставалось скрытым. Некоторые выходки действительно носят печать чудачества, но, в отличие от истероидов, они вовсе не представляют собой спектакля, разыгрываемого с целью привлечь к себе всеобщее внимание.
Реакция эмансипации нередко проявляется весьма своеобразно. Шизоидный подросток может долго терпеть мелочную опеку в быту, подчиняться установленному распорядку жизни, но реагировать бурным протестом на малейшую попытку вторгнуться без позволения в мир его интересов, фантазий, увлечений. Вместе с тем реакция эмансипации может легко оборачиваться социальной нонконформно-стью - негодованием по поводу существующих правил и порядков, насмешек над распространенными идеалами, интересами, злопыхательством по поводу «отсутствия свободы». Подобного рода суждения могут долго и скрытно вынашиваться и неожиданно для окружающих реализоваться в публичных выступлениях или решительных действиях. Зачастую поражает прямолинейная критика других лиц без учета ее последствий для самого себя. При обследовании с помощью ПДО нередко проявляются и низкая конформность, и сильная реакция эмансипации.
Реакция группирования внешне выражена довольно слабо. Как правило, шизоидные подростки стоят особняком от компаний сверстников. Их замкнутость затрудняет вступление в группу, а их неподатливость общему влиянию, общей атмосфере, их неконформность не позволяет ни слиться с группой, ни подчиниться ей. Попав же в подростковую группу, нередко случайно, они всегда остаются в ней на особом положении. Иногда они подвергаются насмешкам и даже жестоким преследованиям со стороны других подростков, иногда же благодаря своей независимости, холодной сдержанности, неожиданному умению постоять за себя они внушают уважение и заставляют соблюдать дистанцию. Но успех в группе сверстников может оказаться одним из сокровенных желаний шизоидного подростка. В своих фантазиях он творит подобные группы, где занимает положение вождя и любимца, где чувствует себя свободно и легко и получает те эмоциональные контакты, которых ему недостает в реальной жизни.
597
Увлечения у шизоидных подростков обычно выступают ярче, чем все другие поведенческие реакции этого возраста. Увлечения нередко отличаются силой, устойчивостью и необычностью. Чаще всего приходится встречать интеллектуально-эстетические хобби. Большинство шизоидных подростков любят чтение, книги поглощают запоем, чтение предпочитают другим развлечениям. Выбор для чтения может быть строго избирательным — только определенный жанр литературы, только определенная эпоха из истории, определенное течение в философии и т. п. Ю.А. Скроцкий (1980) отметил пристрастие к изучению биографий. Вообще в интеллектуально-эстетических хобби поражает прихотливость выбора предмета. У современных подростков приходилось встречать увлечение санскритом, китайскими иероглифами, срисовыванием порталов соборов и церквей, генеалогией царского дома Романовых, сопоставлением конституций разных государств и разных времен и т. д. Все это никогда не делается напоказ, а только для себя. Увлечениями делятся с немногими, если встречают искренний интерес и понимание собеседника. Часто увлечения таят, боясь непонимания и насмешек. При менее высоком уровне интеллекта дело может сводиться к менее изысканным, но не менее странным увлечениям. Коллекции шизоидных подростков иногда уникальные, иногда поражающие своей никчемностью, также более служат цели изощренных интеллектуальных или эстетических потребностей, чем просто жажде накопительства. Один подросток, например, собирал дублеты из открыток с репродукциями картин известных художников и почтовых марок с изображением тех же картин.
На втором месте стоят хобби мануально-телесного типа. Неуклюжесть, неловкость, негармоничность моторики, нередко приписываемая шизоидам, встречается далеко не всегда, а упорное стремление к телесному совершенствованию может сгладить эти недостатки. Систематические занятия гимнастикой, плаванием, езда на велосипеде, упражнения йогов обычно сочетаются с отсутствием интереса к коллективным спортивным играм. Место увлечений могут занимать одиночные многочасовые пешие или велосипедные прогулки. Некоторым шизоидам хорошо даются тонкие ручные навыки: прикладное искусство, игра на музыкальных инструментах — все это также может составить предмет увлечений.
Реакции, связанные с формирующимся половым влечением, на первый взгляд могут как будто совсем не проявляться. Внешняя «асексуальность», демонстративное презрение к вопросам половой жизни нередко сочетаются с упорным онанизмом и богатыми эротическими фантазиями. Эти фантазии питаются случайными сведениями и легко включают перверзные компоненты. Болезненно чувствительные в компании, неспособные на флирт и ухаживание и не умеющие добиться сексуальной близости в ситуации, где она возможна, шизоидные подростки могут неожиданно для других обнаружить сексуальную активность в самых грубых и противоестественных формах — часами сторожить, чтобы подглядеть чьи-то обнаженные гениталии, эксгибиционировать перед малышами, онанировать под чужими окнами, откуда на них смотрят, вступать в связь со случайными встречными, назначать свидания по телефону незнакомым людям «на один раз». Свою сексуальную жизнь и сексуальные фантазии шизоидные подростки глубоко таят. Даже когда их поступки обнаруживаются, они стараются не раскрывать мотивов и переживаний.
598
Алкоголизация среди шизоидных подростков встречается довольно редко. Большинство из них не любят спиртные напитки. Опьянение не вызывает у них выраженной эйфории. Уговорам товарищей, питейной атмосфере компаний они легко противостоят. Однако некоторые из них находят, что небольшие дозы алкоголя, не вызывая эйфории, могут облегчить установление контактов, устраняют затруднения и чувство неестественности при общении. Тогда легко образуется особого рода психическая зависимость — стремление регулярно использовать небольшие дозы алкогольных напитков, часто крепких, с целью «побороть застенчивость» и облегчить контакты. Употребление алкоголя в качестве подобного «коммуникативного допинга» может осуществляться как с приятелями, так и в одиночку. Например, 15-летний шизоидный подросток тайком хранил в своей постели бутылку коньяка и каждое утро прикладывался к ней, чтобы «свободно чувствовать себя в школе».
Не меньшую угрозу, чем алкоголь, для шизоидных подростков представляют другие дурманящие вещества. Некоторые из них, особенно летучие, «льют воду на мельницу» шизоидных фантазий, делая их более чувственными и красочными.
Суицидальное поведение шизоидам не свойственно — шизоидность, видимо, не располагает к подобному способу решения жизненных трудностей. Демонстративные суицидные попытки [Леденев Б.А., 1981] бывают при смешанном шизоидно-истероидном типе. На психические травмы, конфликтные ситуации, положения, где к шизоидной личности предъявляются непосильные для нее требования, реакция проявляется еще большим уходом в себя, в свой внутренний мир глубоко затаенных фантазий. Другим проявлением подобной же реакции шизоидного подростка может быть усиленное сосредоточение на каком-либо увлечении, притом в обстановке, которая для этого окружающим кажется совершенно неподходящей. Например, 17-летний подросток, ухаживая за умирающей от рака матерью и буквально не отходивший от ее постели, тут же около нее изучал по самоучителю итальянский язык. Та же реакция на трудности может выявляться неожиданными, вычурными, порою жестокими поступками. Острые аффективные реакции у шизоидных подростков чаще всего бывают импунитивного (бегство из аффектогенной ситуации) или экстрапунитивного типа.
Делинквентность при шизоидном типе характера встречается нечасто, при этом в самом делинквентном поведении явственно выступают шизоидные черты. Обследуя подростков-беспризорников 20-х годов, Н.И. Озерецкий (1932) отметил, что шизоиды предпочитают воровать в одиночку, выбирают воровскую «профессию», требующую искусных навыков (например, кража денег из внутренних карманов или умение влезть в квартиру через форточку). Шизоидные подростки, не будучи склонны к групповой делинквентности, могут совершать серьезные правонарушения «во имя группы», желая, чтобы «группа признала своим». В одиночку также совершаются сексуальные правонарушения (эксгибиционизм, развратные действия над малолетними, сексуальная агрессия). Кражи могут носить особый характер (во имя «восстановления справедливости», хищение уникальных предметов для восполнения недостающего в собираемой коллекции и т. п.). Иногда делинквентному поведению и серьезным правонарушениям предшествует прием небольшой дозы алкоголя в качестве «допинга», но настоящего алкогольного опьянения не бывает.
599
По наблюдению нашего сотрудника А.А. Вдовиченко, шизоидные подростки, склонные к делинквентности, попадали в поле зрения милиции гораздо позже, чем делинквентные подростки с другими типами акцентуации характера. Они действовали в одиночку, умели скрывать свои поступки, не искали сообщников, хорошо обдумывали свои действия. Кражи предпочитали совершать при помощи собственноручно изготовленных отмычек, искусного выпиливания дверных замков и тому подобных «приемов».
Самооценка шизоидов отличается признанием того, что связано с замкнутостью, одиночеством, трудностью контактов, непониманием со стороны окружающих. Отношение к другим проблемам оценивается гораздо хуже. Противоречивости своего поведения шизоиды нередко не замечают или не придают этому значения. Любят подчеркивать свою независимость и самостоятельность.
Соматические признаки, которые со времен Е. Kretschmer (1921) считаются свойственными шизоидам (астеническое телосложение, дряблая мускулатура, сутулая фигура, длинные ноги и высокий таз, слабо развитые гениталии, угловатость движений), у современных подростков можно видеть далеко не всегда. Акселерация развития и связанные с нею эндокринные сдвиги могут искажать эти черты, обусловливая, например, избыточную полноту или раннее и сильное сексуальное развитие.
С момента описания шизоидной психопатии было обращено внимание на ее сходство с некоторыми формами шизофрении, в частности с вялотекущей ее формой и с картиной дефекта после перенесенного шизофренического приступа. Это дало основание некоторым авторам вообще усомниться в существовании шизоидной психопатии как конституциональной аномалии характера, а все, что описывалось под ее названием, трактовать как дефект после приступа шизофрении, прошедшего незамеченным или случившегося в раннем детстве, или как «латентную» шизофрению. В итоге в прошлые десятилетия был период, когда шизоидная психопатия почти перестала диагностироваться и ее выраженные случаи стали рассматриваться как вялотекущая шизофрения, а шизоидные акцентуации с хорошей социальной адаптацией служили поводом для подозрений в отношении «латентной шизофрении». Со второй половины 70-х годов положение изменилось, и шизоидный тип характера как вариант конституциональной аномалии вновь получил признание.
Подростковый возраст создает особые трудности для дифференциальной диагностики шизоидной психопатии и вялотекущей шизофрении. Пубертатное заострение шизоидной психопатии может быть принято за начавшийся процесс или за новый «шуб», и, наоборот, дебют шизофрении может маскироваться подростковыми нарушениями поведения.
При психопатии все основные признаки шизоидности: замкнутость, отгороженность от людей, недостаток интуиции и сопереживания, уход в мир фантазий и увлечений — достигают крайности. Однако при умеренной степени шизоидной психопатии довольно часто обнаруживается возможность удовлетворительной адаптации, но в жестко ограниченных рамках. В этих условиях в узкой области могут даже достигаться значительные успехи (например, в области некоторых точных наук, занятиях прикладным искусством, игре в шахматы и т. п.), но при этом в обыденной жизни может обнаруживаться удивительная неприспособлен-
600
гость. При тяжелой психопатии дезадаптация иногда проявляется в стремлении юлностью отгородиться от людей и жить только в своем фантастическом мире.
Владимир Б. 14 лет. Единственный сын в дружной, интеллигентной семье. С детства замкнут, не любил шумных игр, в детском саду всегда играл один в стороне от ребят или внимательно наблюдал, как играют другие дети. В школу пошел неохотно, в первые дни учебы появились тики. Когда привык к классу и учительнице, тики прошли. Учился удовлетворительно. Имел одного товарища, но близкой дружбы не было. С первых классов школы жил увлечениями. Собрал большую коллекцию бабочек, затем мастерил самострелы, игрушечные лодки с моторчиками, паровой двигатель. Расспрашивал своего отца — инженера по профессии — об устройстве разных машин. Любил размышлять над возможностями разных изобретений.
В 12 лет родители отправили его в пионерский лагерь. Через несколько дней оттуда сбежал. Трое суток один шел лесом в город домой («не было денег на поезд!»). Питался ягодами, один ночевал в лесу, обходил поселки, боясь, что его ищут и вернут обратно. В лагере воспитатели побег считали беспричинным — ни ссор, ни наказаний не было, убежал после того, как велели идти мыться в баню. В 14 лет был переведен в другую школу. Попал в класс, где властвовала компания хулиганов. Убежал из дому на пустовавшую дачу, принадлежавшую их родственникам; там скрывался несколько суток. Когда был найден, причин побега никому не объяснил, отмалчивался, замкнулся. Был отправлен на обследование в подростковую психиатрическую клинику.
Во время беседы сперва был сдержан и немногословен, но затем охотно разговорился о своих увлечениях. Обнаружил хорошие знания техники, подтвердил, что мечтает стать изобретателем новых машин. Но свои поделки оценил весьма критически, сам назвал их «детскими игрушками». Затем по своей инициативе очень эмоционально рассказал о причине своих побегов. Всегда было трудно знако-' митъся с новыми ребятами, среди взрослых чувствовал себя спокойнее. В лагере оказался выбитым из колеи. С детства стеснялся раздеваться при посторонних — поэтому убежал из бани (раньше никогда в общественных банях не бывал и не знал, что там моются голыми в присутствии других). Ему пригрозили наказанием и тем, что его вымоют насильно. Тогда решил убежать. Второй побег был вызван тем, что в школе над ним издевались хулиганы: в туалете пытались раздеть, приставали с сексуальными притязаниями, грозили избить. Никому об этом не рассказывал — стыдно было, что не мог за себя постоять. Бросил ходить на занятия: дома об этом не знали, часы уроков проводил на улице или в кино. Когда обнаружились прогулы, директор школы пригрозил отправить его в интернат. Испугался и убежал из дома прятаться на дачу. К родителям отношение теплое, особенно привязан к отцу. Сознался, что очень любит фантазировать «про себя» на темы изобретений или о том, о чем «стыдно говорить». В клинике подружился со спокойным, сдержанным мальчиком, также увлекающимся техникой.
При неврологическом осмотре — легкая асимметрия лицевой иннервации и сухожильных рефлексов. На ЭЭГ— без существенных отклонений. Физическое развитие — по возрасту, но сексуальное — с выраженной акселерацией (соответствует возрасту 16—17 лет).
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки диагностирован выраженный шизоидный тип. Имеются признаки, указывающие на возможность
601
формирующейся психопатии. Конформность и реакция эмансипации умеренные. Отмечено выраженное отрицательное отношение к алкоголизации. По шкале субъективной оценки самооценка удовлетворительная: выступили шизоидные и меланхолические черты, достоверно отвергаются черты гипертимные и циклоидные (самооценка свидетельствует не только о шизоидности, но и о возможном субдепрессивном состоянии). Диагноз. Шизоидная психопатия умеренной степени.
Катамнез через 1 год. Был переведен в другую школу. Учится удовлетворительно, однако с интересом и успехом занимается только физикой и алгеброй. Остается замкнутым, друзей не имеет, побегов больше не совершал.
Шизоидный тип психопатий у подростков мужского пола является самым частым после эпилептоидного. При этом случаи «чистых» шизоидов в большинстве были расценены как психопатии тяжелой или выраженной степени. В умеренных случаях социальная дезадаптация бывала парциальной — срыв наступал либо дома при благополучии по месту учебы или работы, либо в школе или на работе при удовлетворительной адаптации в семье.
Шизоидные акцентуации обычно не ведут за собой ни социальной дезадаптации, ни тяжелых нарушений поведения, ни невротических расстройств. Поэтому эти подростки редко попадают под наблюдение психиатра. Так, в общей популяции подростков мужского пола шизоидная акцентуация установлена в 9%, а среди поступивших в психиатрический стационар с непсихотическими нарушениями — в 7%.
Скрытая шизоидная акцентуация может обнаруживаться, если ситуация предъявляет непосильные для данного типа характера требования — например, быстро установить широкий круг неформальных и достаточно эмоциональных контактов. Шизоиды также срываются, когда к ним настойчиво и бесцеремонно «лезут в душу».
Андрей А., 18лет. В детстве, в школьные годы, во время учебы в педагогическом училище не обнаруживал каких-либо заметных особенностей характера. Был в меру общителен, имел приятелей, не чуждался компаний, участвовал в общественной работе. По окончании училища был направлен на работу, но не учителем, как ожидал, а старшим пионервожатым в загородную школу-интернат. Сразу обнаружил, что эта работа, требовавшая большой общительности, умения лидерствоватъ, оказалась не по нему. Тяготился ею, не мог найти контакта с учениками. Один из старших педагогов, вызывавший у него неприязнь, стремился опекать его, претендовал на роль духовного наставника. Стал сторониться его, а затем и других учителей, замкнулся, ушел в себя, стал нелюдим, избегал даже встреч с прежними приятелями, чтобы «не рассказывать о себе и своей работе». После работы часами бродил в одиночку по округе, мечтая об интересной жизни. Хотелось бы быть вдали от людей — попасть на необитаемый остров или служить лесником в уединенном месте; в то же время понимал никчемность этих желаний. Свои переживания лишь однажды открыл случайному попутчику, который непонятно чем ему понравился. Вскоре ему предложили заменить заболевшего учителя. За несколько дней преобразился, установил контакты и с учениками, и с учителями, стал охотно принимать участие в общественных мероприятиях, возобновил дружбу с прежними товарищами.
602
Катамнез через 6лет. Продолжает учительскую работу, хорошо с ней справляется. Заканчивает заочное отделение педагогического института.
Еще Е. Kretschmer (1921), описывая шизоидный тип, выделил его экспансивный и сенситивный варианты. Последний, как указывалось, правильнее рассматривать как тип особый, принадлежащий к широкой группе астенических психопатий и акцентуаций, так как замкнутость здесь вторичная, компенсаторная. Тем не менее среди шизоидов встречаются как стеничные, так и астенические личности. Разнообразие шизоидных проявлений может быть столь велико, что число описываемых вариантов могло оказаться двузначным. Поэтому представляется целесообразным констатировать сочетание шизоидности с чертами других типов — сенситивного, психастенического, эпилептоидного, истероидного, неустойчивого. Главная основа характера, его ядро при этом всегда остается шизоидным.
Шизоидная психопатия, видимо, является одной из наиболее эндогенно обусловленных. Недостатки воспитания в развитии самих шизоидных черт характера имеют вспомогательное значение. Считается, что доминирующая гиперпротекция способна усугубить шизоидные черты, однако чаще приходится наблюдать, что неправильное воспитание обусловливает наслоение на шизоидное ядро черт другого типа: при потворствующей гиперпротекции — истероидного, при господстве вокруг жестоких взаимоотношений — эпилептоидного, при гипопротекции, отдавшей подростка во власть асоциальных компаний, — неустойчивого.
ЭПИЛЕПТОИДНЫЙ ТИП
Еще в 1910 г. Ремер (цит. по: М.С. Певзнер, 1941) выделил группу психопатов, отличавшихся возбудимостью, гневливостью, склонностью к запоям и сексуальной распущенности. Однако описание этого типа характера связывается с именем Е Minkowska (1923), чье название «эпилептоидный» было дано на основании сходства с изменениями личности, которые наступают у некоторых больных эпилепсией. Другие обозначения этого типа оказались менее удачными. Термин «эксплозивный» [Schneider К., 1923] отражает только одну из черт этого характера — взрывчатость, которая встречается и при других типах (варианты гипертимного, лабильного и др.). Широко распространившийся в последние годы в нашей стране термин «возбудимые психопаты», заимствованный у Е. Kraepelin (1915), объединяет несколько психопатических типов. «Импульсивная» психопатия понимается то как синоним эпилептоидной, то как особый тип, то как сборная синдромологическая группа.
Сходство эпилептоидной психопатии с изменениями личности, встречающимися при эпилепсии, видимо, не случайно. При эпилептоидном типе психопатии нередко можно отметить пренатальные, натальные и ранние постнатальные вредности, оставившие след в виде неврологической «микросимптоматики». Возможно, многие особенности эпилептоидного характера являются компенсаторными при неглубоком органическом поражении мозга. Однако подобная форма компенсации при этих поражениях встречается далеко не всегда и, возможно, сама по себе является эндогенно обусловленной. В раннем детстве (до 3—4 лет) у больных эпилепсией подобных изменений характера не бывает — лишь с 5—6 лет могут появиться первые эпилептоидные черты [Абрамович Г.Б., 1965].
603
Органические психопатии, в частности их эпилептоидный вариант, с картиной конституциональной эпилептоидной психопатии имеют как сходства, так и отличия, поэтому правомерным представляется их разделение [Певзнер М.С., 1941].
Главными чертами эпилептоидного типа являются склонность к дисфории и тесно связанная с ним аффективная взрывчатость, напряженность инстинктивной сферы, иногда достигающая аномалии влечений, а также вязкость, тугоподвиж-ность, тяжеловесность, инертность, откладывающие отпечаток на всей психике — от моторики и эмоциональности до мышления и личностных ценностей.
Дисфории, длящиеся часами и днями, отличает злобно-тоскливая окраска настроения, накипающее раздражение, поиск объекта, на котором можно сорвать зло. Все же чем спокойнее обстановка вокруг, тем легче протекают дисфории и в одиночестве скорее достигается успокоение.
Аффективные разряды эпилептоида лишь на первый взгляд кажутся внезапными. Их можно сравнить с взрывом парового котла, который прежде долго и постепенно закипает. Повод для взрыва может быть случайным, сыграть роль последней капли. Аффекты отличаются не только большой силой, но и продолжительностью — эпилептоид долго не может остыть. Этим эпилептоидная экс-плозизность отличается от легко возникающих и быстро истощающихся аффектов при органической психопатии, от капризной изменчивости аффектов лабильного типа и от вспыльчивости гипертимов, которые легко вспыхивают, но столь же легко остывают, когда повод устранен или просто внимание переключено на что-либо другое.
Картина эпилептоидной психопатии в части случаев выявляется еще в детстве. По данным Л.И. Спивака (1962), именно в этих случаях с годами психопатия достигает тяжелой степени. С первых лет такие дети могут подолгу, многими часами плакать, и их невозможно бывает ни утешить, ни отвлечь, ни приструнить. В детстве дисфории проявляются капризами, стремлением нарочито изводить окружающих, хмурой озлобленностью. Рано могут обнаружиться садистские склонности — такие дети любят мучить животных, исподтишка дразнить и бить младших и слабых, издеваться над беспомощными и неспособными дать отпор. В детской компании они претендуют не просто на лидерство, а на роль властелина, устанавливающего свои правила игр и взаимоотношений, диктующего всем и все, но всегда выгодно для себя. Можно видеть также недетскую бережливость одежды, игрушек, всего «своего». Любые попытки покуситься на их детскую собственность вызывают крайне злобную реакцию.
В первые школьные годы выступает мелочная скрупулезность в ведении тетрадей, всего ученического хозяйства, но эта повышенная аккуратность превращается в самоцель и может полностью заслонить суть дела, саму учебу. Пишут они очень чисто, нередко «бисерным» почерком.
В подавляющем большинстве случаев картина эпилептоидной психопатии развертывается лишь в период полового созревания — от 12 до 19 лет [Спивак Л.И., 1962]. По нашим наблюдениям, в этом возрасте на первый план выступают дисфории. Подростки сами нередко начинают отмечать их спонтанность («на меня находит»), а проявляться они могут не только злобой, раздражительностью и тоской, но и апатией, бездельем, бесцельным сидением с угрюмо-хмурым видом. Такие состояния развиваются постепенно и так же медленно ослабевают.
604
Аффективные разряды могут быть следствием дисфории — подростки в этих состояниях могут сами искать повод для скандала. Но аффект может быть вызван и теми конфликтами, которые легко возникают у эпилептоидных подростков вследствие их властности, неуступчивости, жестокости и себялюбия. Повод для гнева может быть мал и ничтожен, но он всегда сопряжен хотя бы с незначительным ущемлением интересов. В аффекте выступают безудержная ярость — циничная брань, жестокие побои, — безразличие к слабости и беспомощности противника и, наоборот, неспособность учесть его превосходящую силу. Эпи-лептоидный подросток в ярости способен наотмашь ударить по лицу престарелую бабку, столкнуть с лестницы показавшего ему язык малыша, броситься на заведомо более сильного обидчика. В драке обнаруживается стремление бить противника по животу и по гениталиям. Вегетативный аккомпанемент аффекта также ярко выражен — в гневе лицо наливается кровью, выступает пот и т. п.
Инстинктивная жизнь в подростковом возрасте оказывается особенно напряженной. Сексуальное влечение пробуждается с большой силой. Однако свойственная эпилептоидам повышенная забота о своем здоровье, «страх заразы» до поры до времени сдерживают случайные связи, заставляют отдать предпочтение более или менее постоянным партнерам. Любовь у представителей этого типа почти всегда бывает окрашена мрачными тонами ревности. Измен, как действительных, так и мнимых, они никогда не прощают. Невинный флирт трактуется как тяжкое предательство. Ревность нередко заостряется в периоды дисфории — тогда без всяких оснований они терзают ревностью объект влюбленности или сексуального партнера. При ревнивом отношении к другим сами эпи-лептоидные подростки склонны к измене. Не раз приходилось сталкиваться с однотипной ситуацией: юноша с эпилептоидным типом характера, влюбленный в одну девушку, ограничивается с нею платоническими отношениями, «бережет» ее до брака, ревниво следя за ее поведением и подвергая всевозможным испытаниям, и в то же время сам тайно сожительствует с другой, которую ни во что не ставит, всячески унижает и тем не менее ей же устраивает сцены ревности.
Эпилептоидные подростки склонны к сексуальным эксцессам, а их половое влечение сопряжено с садистскими, а иногда и с мазохиртическими стремлениями. В ситуациях, где нормальная половая активность неосуществима (например, в закрытом воспитательном учреждении с однополым составом), подростки этого типа нередко вступают на путь перверзий. В гомосексуальных связях они обычно выступают в активных ролях и не довольствуются взаимным онанизмом, а толкают партнера к педерастии или другим формам грубых извращений. Обогатившись перверзным опытом, некоторые из них в дальнейшем способны совмещать нормальные сношения с гомосексуальными. Иногда у эпилептоидных подростков на первый план выступают мазЪхистические желания — они причиняют себе боль нарочитыми ожогами, уколами, укусами. В крайних случаях обнаруживается страсть к самокалечению, заглатыванию инородных тел, введению игл в собственное тело. Ни половым возбуждением, ни тем более оргазмом болевые ощущения могут не сопровождаться, но они доставляют особое наслаждение, которое подросткам трудно описать, но удержаться от которого они бывают не в силах.
Одной из нечастых, но ярких форм нарушений влечения является патологическая страсть к незавершенным самоудавлениям. Подросток затягивает на шее
605
петлю или сдавливает шею своими руками до помрачения сознания, иногда до появления легких судорог — в этот момент испытывают наслаждение, близкое к оргазму («ловят кайф»). Иногда эти действия неправильно трактуются окружающими как суицидные попытки.
Напряженность и вместе с тем необычность влечений нередко проявляется в особой манере алкоголизации. После первых опьянений может возникнуть потребность «пить до отключения». В отличие от большинства современных подростков представители эпилептоидного типа любят пить не вино, а водку и другие крепкие спиртные напитки, а сигаретам предпочитают папиросы с крепким табаком. Обычная алкогольная эйфория редко бывает их уделом. Могут наблюдаться амнестические формы опьянения, во время них совершаются поступки, о которых не сохраняется никаких воспоминаний. Иногда действия совершаются как бы автоматически, каким-то непонятным для самого подростка образом, и потом удивляют и смущают его не менее, чем окружающих. Один из подростков в подобном опьянении неясно зачем влез на высотный кран, другой пошел на чердак соседнего дома, разделся там донага и стал примерять развешанное для просушки белье. Алкоголь способен также провоцировать дисфорические состояния с яростными аффективными разрядами — алкогольное опьянение проявляется тогда диким возбуждением со стремлением все бить и крушить.
Эпилептоидные подростки, видимо, гораздо менее склонны к употреблению неалкогольных токсических средств. Может быть, их отчасти удерживает страх стать наркоманом, забота о своем здоровье, а может быть, эти средства дают не тот сорт ощущений, которые им приятны. Лишь некоторые дурманящие летучие вещества, вызывающие состояния, сходные с массивной алкоголизацией, иногда употребляются ими. В отличие от своих приятелей, ограничивающихся достижением эйфории, эпилептоидные подростки могут вдыхать пары этих веществ на протяжении часов или по нескольку раз в день, стараясь довести себя до «отключения» от действительности, а на попытки оторвать или отвлечь их от этого занятия реагируют злобной агрессией.
Такие формы нарушений влечения, как дромомания и пиромания, встречаются относительно редко. Побеги из дому, как указывалось, у подростков чаще бывают ситуативно обусловленными или побуждаются реакцией эмансипации. Истинная дромомания бывает редко и обычно сопряжена с дисфорией. В этих случаях побег совершается без всяких внешних поводов, в одиночку, при этом подросток устремляется в дальние края, нередко по стереотипно повторяющемуся маршруту. Во время дромоманического побега эпилептоидные подростки напряжены, бледны, аппетит утрачен, но при этом обнаруживается удивительная выносливость. Алкоголизация до «отключения» может оборвать дромомани-ческий побег.
Столь же сопряженными с дисфорией оказываются пироманические акты. Обычно они не являются в строгом смысле импульсивными, так как реализуются в процессе нарастающего желания, а не как реакция «короткого замыкания». У подростков пироманические склонности могут проявляться в стертом виде: любовь разводить костры, устраивать взрывы и т. п.
Серьезные трудности для анализа представляет склонность к суицидальному поведению. У взрослых описаны суицидные попытки во время тяжелых дисфорий. У эпилептоидных подростков истинные суицидные действия крайне редки.
606
У подростков этого типа нам приходилось сталкиваться только с демонстративным суицидальным поведением, нередко носящим характер явного суицидального шантажа. В отличие от демонстративного суицидального поведения при истероидном типе, где подросток подобными действиями добивается особого внимания к себе или освобождения от неприятной для него ситуации, у эпилеп-тоидных подростков суицидальные демонстрации чаще всего были спровоцированы наказаниями, которые подростками трактовались как несправедливые, и были окрашены чувством мести в отношении обидчика и предназначены, чтобы доставить ему серьезные неприятности. Например, в школе-интернате директор за драку лишила 14-летнего эпилептоидного подростка возможности пойти со всем классом в театр. Тогда этот подросток, выждав, когда в школу прибыла инспекция, пытался на глазах приехавших изобразить самоповешение у дверей кабинета директора. Другой подросток, будучи в детской инфекционной больнице, за шалости был наказан тем, что нагим уложен в постель. Тогда он заперся в туалете, изображал повешение, издавал хрипящие звуки, добился того, что в больнице была поднята тревога и дверь туалета взломана.
Другой причиной суицидальных демонстраций бывает ревность к объекту влюбленности. Попытка обычно совершается во время самой сцены ревности, «на глазах», испуг на лице объекта влюбленности доставляет немалое удовольствие.
Изощренная мстительность эпилептоидных подростков проявляется не только в суицидальных демонстрациях. Обид они не прощают, а мщение отличается коварством и возможностью насладиться наблюдением за доставленными мучениями. Так, 15-летний подросток был публично высмеян соседом по даче. Тогда этот подросток ночью в жаркое лето подбросил несколько пачек дрожжей в выгребную яму под летней уборной около дачи своего обидчика. Через сутки зловонные массы залили пространство около его дома, а мститель со злорадством наблюдал его вынужденный отъезд. Другой 14-летний подросток возненавидел появившегося у него отчима — человека физически сильного, властного, сразу взявшего в ежовые рукавицы своего пасынка, который до этого привык помыкать матерью. Тогда этот подросток, найдя хранившиеся у отчима презервативы, тайком натер их внутреннюю поверхность едким перцем и наслаждался, подслушивая взаимные упреки матери и отчима, заподозрившего у себя венерическое заболевание.
Иногда при эпилептоидных психопатиях преобладают склонность к дисфориям и аффективная взрывчатость (эксплозивный вариант), в других случаях эти особенности выражены неотчетливо, но зато выступают нарушения влечений (перверзный вариант), но такое разделение далеко не всегда возможно провести.
Реакция эмансипации у эпилептоидных подростков может протекать очень тяжело. Дело доходит до полного разрыва с родными, в отношении к которым выступают крайняя озлобленность и мстительность. Эпилептоидные подростки не только требуют свободы, самостоятельности, избавления от власти, но и «прав», своей доли имущества, жилища, материальных благ. При конфликтах с матерью и отцом они могут держаться за бабушек и дедушек, если те их балуют и им потакают. В отличие от представителей других типов эпилептоидные подростки не склонны распространять реакцию эмансипации с родителей на все старшее поколение, на существующие обычаи и порядки. Наоборот, перед на
607
чальством они бывают готовы на угодничество, если ждут от него поддержки или каких-либо выгод для себя.
Реакция группирования со сверстниками тесно сопряжена со стремлением к властвованию. Поэтому охотно выискивается компания из младших, слабых, безвольных, неспособных дать отпор. В группе эпилептоидные подростки желают установить свои порядки, всегда выгодные для них самих. Симпатиями они не пользуются, и их власть держится на страхе перед ними. Они нередко могут чувствовать себя на высоте в условиях строгого дисциплинарного режима, умея угодить начальству, добиться преимуществ, завладеть положением, дающим в их руки .определенную власть над другими подростками, установить над ними жесткий диктат и извлекать себе выгоду из своего положения. Их боятся, но постепенно против них зреет бунт, в какой-то момент их «подводят», и они оказываются низринутыми со своего начальственного пьедестала.
Реакция увлечения обычно бывает выражена достаточно ярко. Почти все эпилептоидные подростки отдают дань азартным играм. В них легко пробуждается почти инстинктивная тяга к легкому обогащению. Азарт их опьяняет, играть они мотуг запоем, порою теряя контроль над собой. Коллекционирование их привлекает прежде всего материальной ценностью собранного. В спорте заманчивым им кажется то, что позволяет развить физическую силу (тяжелая атлетика, борьба, бокс и т. п.). Подвижные коллективные игры им плохо даются. Совершенствование ручных навыков, особенна если это сулит определенные материальные блага (прикладное искусство, ювелирная работа), также может оказаться в сфере увлечений. Многие из них любят музыку и пение. В отличие от истероидов охотно занимаются ими наедине, получая от своих упражнений какое-то чувственное удовольствие.
Внешность эпилептоидных подростков, описанная Г.Е. Сухаревой (1959): приземистая сильная фигура, массивный торс при коротких, но крепких конечностях, круглая, чуть вдавленная в плечи голова, большая нижняя челюсть, крупные гениталии у мальчиков — бывает свойственна многим, но, конечно, далеко не всем представителям этого типа. Медлительность движений, тяжеловесность моторики встречаются гораздо чаще.
При осмотре подростков эпилептоидного типа нередко бросается в глаза обилие татуировок, как символических, отражающих реакции эмансипации, группирования и др. [Личко А.Е., 1979], так и особенно «украшающих». Татуировки встречаются не только на руках, но на самых разных частях тела, даже в области гениталий.
Самооценка эпилептоидных подростков носит однобокий характер. Как правило, они отмечают склонность к мрачному расположению духа, свои соматические особенности — крепкий сон и трудность пробуждений, любовь сытно и вкусно поесть, силу и напряженность сексуального влечения, отсутствие застенчивости и даже склонность к ревности. Они подмечают свою осторожность ко всему незнакомому, приверженность к аккуратности и порядку, нелюбовь пустых мечтаний, предпочтение жить реальной жизнью. В остальном, в особенности во взаимоотношении с окружающими, они представляют себя значительно более конформными, чем это есть на самом деле.
Эпилептоидный тип характера, видимо, один из весьма неблагоприятных для социальной адаптации. Хотя в общей популяции эпилептоидный тип определен у 11% подростков мужского пола, среди акцентуаций характера с нарушениями
608
поведения, потребовавшими госпитализации в психиатрическую больницу, эпи-лептоидный тип составил 26%, а среди психопатии— 38%. На эпилептоидный тип падает также наибольшее число психопатии тяжелой степени.
Явная акцентуация эпилептоидного типа обычно проявляется тем, что при внешне удовлетворительной адаптации жизненный путь может быть переполнен конфликтами и поведенческими нарушениями.
Александр Б., 17лет. Отец давно оставил семью. Мать вспыльчивая, гневливая. Имеет старшего брата — гитариста из эстрадного ансамбля, конфликтует с ним, завидует его большим заработкам.
На первом году жизни перенес сотрясение мозга (уронили на пол). Но рос здоровым, развивался хорошо. До 12 лет учился удовлетворительно, затем крайне неохотно. Окончил 8 классов, поступил в ПТУ, но вскоре его бросил и пошел работать на завод. Работает грузчиком, хорошо зарабатывает, ценит и копит деньги, любит хорошую одежду, бережет ее. Курит крепкие папиросы. Выпивает немного и изредка, чтобы «не повредить здоровью».
Около года влюблен в девушку-студентку, по его словам, очень красивую. Проводит много времени с ней. В то же время тайно от нее имеет случайные половые связи. Возлюбленную же мучает ревностью, неоднократно грозил ей повеситься и даже изображал попытки самоповешения на ее глазах.
Накануне госпитализации во время прогулки по парку с любимой девушкой снова устроил ей сцену ревности, пригрозил самоповешением. Нежданно услышал от нее гневную реплику, что он ей надоел и она рада бы от него избавиться. Тут же в парке на ее глазах повесился на дереве. В бессознательном состоянии с трудом ею и каким-то прохожим был вытащен из петли и доставлен в реанимационный центр. Имелась выраженная странгуляционная борозда. Оттуда направлен в подростковую психиатрическую клинику. Здесь в первые дни обнаруживает эйфорию, рад, что остался жив. Признался, что намерения умереть у него вовсе не было, хотел только «в очередной раз ее попугать», но «не рассчитал», «вдруг потемнело в глазах», и больше ничего не помнит. Согласился, что ревновал без всяких на то оснований («раз я изменяю, значит, и она может!»). Рассказал, что всегда был вспыльчивым, а в школьные годы драчливым.
Физически развит по возрасту. При неврологическом осмотре — легкая асимметрия лицевой иннервации.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки, несмотря на установленную склонность к диссимуляции, диагностирован эпилептоидный тип. Признаков, указывающих на возможную психопатию, не обнаружено. Конформность высокая, реакция эмансипации выраженная. Отмечен высокий В-ин-декс, указывающий на возможность изменений характера, связанных с резидуальным органическим поражением головного мозга. Склонности к делинквентности не отмечено, а к алкоголизации имеется резко отрицательное отношение, что соответствует действительности, так как подросток работает среди интенсивно алкоголизирующего окружения, но сам воздержан в отношении выпивок. По шкале субъективной оценки самооценка недостаточная: черт какого-либо типа не выделилось, достоверно отвергает астено-невротические черты.
Диагноз. Острая аффективная демонстративная реакция на фоне акцентуации эпилептоидного типа.
20-	Психология индивидуальныхразличий
609
Катамнез через 2 года. Снят с учета в психоневрологическом диспансере. Повторных суицидных попыток не было.
М.С. Певзнер (1941) обратила внимание на особый вариант эпилептоидного типа у подростков, отличающихся, по ее определению, «гиперсоциальностью» -работоспособностью, аккуратностью, педантизмом, которые «не являются психопатами». В.В. Ковалев (1973) именно эти качества характера истолковал как компенсаторные. Однако, по нашим наблюдениям, «гиперсоциальность» может оказаться односторонней и даже приобретать карикатурные формы. В таких случаях подростки могут вести «двойную жизнь»: будучи подчеркнуто правильными в одной ситуации, они обнаруживают крайнее себялюбие, злобность, агрессивность, моральную и физическую жестокость в другой. Так, примерный ученик в школе может быть деспотом и тираном с домашними.
Скрытая акцентуация по эпилептоидному типу выявляется либо в ситуации, способствующей раскрытию черт этого типа (конфликты по поводу ущемления интересов, возможность проявления деспотической власти в отношении других), либо под влиянием алкогольного опьянения, которое, как указывалось, у эпилептоидных подростков нередко протекает очень тяжело.
Эпилептоидная психопатия чаще всего бывает конституциональной. Психопатическое развитие по эпилептоидному типу при воспитании в условиях жестоких взаимоотношений возможно на основе как эпилептоидной, так и конформной, реже — шизоидной акцентуации. В качестве наиболее частых вариантов эпилептоидной психопатии (как конституциональной, так и психопатического развития), а также как тип акцентуации характера могут быть отмечены следующие.
Эпилептоидно-истероидный тип является сочетанием эпилептоидных черт с эгоцентризмом, претенциозностью, склонностью к демонстративному поведению. Даже во время аффективных вспышек и при удовлетворении извращенных влечений выступает демонстративность. Например, самоповрежде-ния всегда наносятся на глазах зрителей. В сексуальной жизни предпочитают партнеров, попадающих в рабскую зависимость от них, помыкают ими, живут за их счет.
Эпилептоидно-неустойчивый тип. Здесь сочетаются на первый взгляд несовместимые черты — властность, тяжеловесность и ригидность эпилептоида и стремление к легкому, бездумному, праздному образу жизни, присущему неустойчивому типу и нередко рассматриваемому как проявление «слабоволия». При этом типе помимо эпилептоидных черт и установки на праздный образ жизни, желания жить только настоящим отмечается отсутствие эмоциональных привязанностей. Обычно такие подростки начинают рано прогуливать школу и вскоре вслед за этим интенсивно алкоголизироваться. Нередко совершают побеги из дому с целью пьянок и разгульной жизни. Возвращенные домой, грозят повторным побегом, добиваясь от родных подачек и всяких благ. Становятся властелинами асоциальных групп, устанавливают в них жестокие порядки, используют других подростков в корыстных целях или для удовлетворения своих извращенных желаний, беспощадно расправляются с непослушными [Александров А.А., 1978]. Обнаруживают склонность к промискуитету и перверзиям. При гомосексуальной активности выступают в активной роли.
610
Такие подростки легко переходят грань между делинквентностью и криминалом. Наиболее частые преступления — нанесение тяжких повреждений, особенно ножевых ран, сексуальная агрессия, а также грабеж и кражи со взломом. Правонарушения обычно совершаются с сообщниками, которым отводится наиболее опасная роль, но сами стараются заполучить львиную долю «добычи» [Личко А.Е., Вдовиченко А.А., 1980]. При угрозе наказаний склонны к симуляции различных заболеваний.
В какой-то степени Эпилептоидно-неустойчивый тип психопатии напоминает описанную П.Б. Ганнушкиным (1933) группу «антисоциальных психопатов». Они действительно, как правило, ведут асоциальный образ жизни.
В итоге эпилептоидный тип можно признать одним из самых трудных для социальной адаптации. Тяжелые и выраженные степени психопатий относительно часты, при явных акцентуациях характера подростковый период ознаменован тяжелыми конфликтами, и даже при скрытой акцентуации возможны неожиданные тяжелые эксцессы.
ИСТЕРОИДНЫЙ ТИП
Данный тип описан во многих монографиях и руководствах и включен в самые разнообразные систематики психопатии. Его главная черта — беспредельный эгоцентризм, ненасытная жажда постоянного внимания к своей особе, восхищения, удивления, почитания, сочувствия. На худой конец предпочитаются даже негодование и ненависть окружающих в свой адрес, но только не безразличие и равнодушие — только не перспектива остаться незамеченным («жаждущие повышенной оценки», по К. Schneider, 1923). Все остальные качества истероида питаются этой чертой. Внушаемость, которую нередко выдвигают на первый план, отличается избирательностью: от нее ничего не остается, если обстановка внушения или само внушение не «льют воду на мельницу эгоцентризма». Лживость и фантазирование целиком направлены на приукрашение своей персоны. Кажущаяся эмоциональность в действительности оборачивается отсутствием глубоких, искренних чувств при большой экспрессии эмоций, театральности, склонности к рисовке и позерству.
Истероидные черты нередко проявляются с ранних лет. Такие дети не выносят, когда при них хвалят других, когда другим уделяют больше внимания. Игрушки им быстро надоедают. Желание привлекать к себе взоры, слушать восторги и похвалы становится насущной потребностью. Они охотно перед зрителями читают стихи, танцуют, поют, и многие из них действительно обнаруживают неплохие артистические способности. Успехи в учебе в первых классах во многом определяются тем, ставят ли их в пример другим.
С наступлением пубертатного периода обычно наблюдается заострение истероидных черт. Как известно, в последние десятилетия картина истерии у взрослых существенно изменилась. Почти исчезли истерические припадки, параличи и т. п. На смену им пришли менее грубые неврастеноподобные симптомы [Кар-васарский Б.Д., Тупицын Ю.Я., 1974: Карвасарский Б.Д., 1980]. Это всецело относится также к подростковому возрасту. Однако в этот период истерические черты характера проявляются прежде всего в особенностях поведения, в подростковых поведенческих реакциях. К тому же акселерация физического развития существенно изменила прежнее представление об инфантильной грацильности,
611
хрупкости, детскости истероидных подростков. Лишь при одном из описанных нами вариантов («лабильные истероиды») нередко приходится встречать гра-цильную внешность. В прочих случаях от нее может не оставаться и следа.
Среди поведенческих проявлений истероидности у подростков, которые служат причиной обращения к психиатру, на первое место следует поставить суицидальные демонстрации — они послужили причиной направления в подростковую психиатрическую клинику в 80% случаев истероидных психопатий и акцентуаций характера. Первые суицидальные демонстрации, по нашим наблюдениям, у аксе-лерированных подростков чаще падают на возраст 15—16 лет. Способы «суицида» при этом избираются лишь безопасные (порезы вен на предплечье, лекарства из домашней аптечки) либо рассчитанные на то, что серьезная попытка будет предупреждена окружающими (приготовление к повешению, изображение попытки выпрыгнуть из окна или броситься под транспорт на глазах у присутствующих и т. п.). Обильная суицидальная «сигнализация» нередко предшествует демонстрации или сопровождает ее: пишутся прощальные записки, делаются «тайные» признания приятелям, записываются на магнитофон «последние слова» и пр.
В качестве причины, толкнувшей истероидного подростка на «суицид», им самим чаще всего называется «неудачная любовь». Однако обычно удается выяснить, что это — только лишь романтическая завеса или просто выдумка, направленная на то, чтобы «облагородить» свою личность, создать вокруг себя ореол исключительности. Действительной причиной обычно служат уязвленное самолюбие, утрата ценного для данного подростка внимания, страх упасть в глазах окружающих, особенно сверстников, лишиться ореола «избранника». Конечно, отвергнутая любовь, разрыв, а особенно появление соперника или соперницы наносит чувствительный удар по эгоцентризму истероидного подростка, если к тому же все события развертываются на глазах приятелей и подруг.
Другой причиной суицидальной демонстрации может служить необходимость выпутаться из опасной ситуации, избежать серьезных наказаний, вызвав сочувствие, жалость, сострадание.
Сама же суицидальная демонстрация с переживаниями окружающих, суетой, «скорой помощью», любопытством случайных свидетелей дает немалое удовлетворение истероидному эгоцентризму.
В поисках действительных причин суицидальной демонстрации важно заметить, где она совершается, кому адресуется, кого она должна разжалобить, чье утраченное внимание вернуть, кого заставить пойти на уступки или очернить в глазах окружающих. Если, например, причиной объявляется разлад с возлюбленной, а демонстрация совершается так, что та не только увидеть, но и узнать о ней не может, но зато ее первым свидетелем становится мать, можно не сомневаться, что именно в отношениях с матерью кроется конфликт. Если в качестве причины приводится отвергнутая любовь девушки, которая живет в другом городе и здесь ее никто не знает, а демонстрация (попытка броситься с набережной в канал на глазах у прохожих) совершается перед дверьми своего учебного заведения, весьма престижного, то вскоре выясняется неминуемо грозящее исключение за неуспеваемость. Родители, правда, нередко играют у истероидных подростков роль «козла отпущения» за те «разочарования», которые их постигают в среде сверстников. В случаях истероидных психопатий суицидальные демонстрации могут осуществляться повторно, особенно если предыдущие имели успех,
612
могут превращаться в своего рода поведенческий штамп, к которому прибегают при разного рода конфликтах [Александров А.А., 1973]. К суицидальным демонстрациям примыкает бравада «игрой со смертью» с претензией заполучить репутацию исключительной личности.
Кроме суицидальных демонстраций при истероидном типе психопатий и акцентуаций приходится также встречать острые аффективные суицидные реакции, более частые у лабильных истероидов. Подобные аффективные реакции также чаще всего бывают вызваны ударами по самолюбию, унижением в глазах окружающих, утратой надежд на особую роль, перспективы возвыситься в чьих-то глазах. Аффективные суицидные попытки обычно бывают насыщены элементами демонстративности, нацелены на то, чтобы привлечь всеобщее внимание. Однако они не являются только спектаклем - на фоне сильного аффекта на какой-то момент может промелькнуть истинная суицидная цель или желание вручить свою судьбу делу случая («будь что будет»). На фоне аффекта даже при отсутствии истинного намерения умереть грань безопасного в действиях легко может быть перейдена, и демонстративное по замыслу действие может закончиться завершенным суицидом — такая сила аффектов особенно присуща смешанному истеро-эпилептоидному типу.
Свойственное истероидным натурам «бегство в болезнь» при трудных ситуациях, изображение таинственных, неизвестных заболеваний приобретает иногда в среде некоторых подростковых компанией, например подражающих западным «хиппи», новую форму, выражаясь стремлением попасть в психиатрическую больницу и тем заполучить в подобной среде репутацию необычности. Для достижений этой цели используются не только суицидальные угрозы, но и разыгрывание роли наркомана и, наконец, жалобы, почерпнутые из книг по психиатрии, причем разного рода деперсонализационно-дереализационные симптомы, идеи воздействия и циклические колебания настроения пользуются особой популярностью.
Алкоголизация также может носить чисто демонстративный характер. Сформировавшийся алкоголизм у истероидных подростков встречается довольно редко, причем обычно в этих ситуациях имеет место сочетание истероидности с чертами другого типа. Как правило, выпивают истероидные подростки немного, предпочитают легкие степени опьянения, однако не прочь прихвастнуть огромным количеством выпитого, способностью пить, не пьянея, или изысканным выбором алкогольных напитков. («Я пью только коньяк и шампанское», — заявил 14-летний истероидный подросток.) Впрочем, по данным нашего сотрудника Ю.А. Строганова, в асоциальных компаниях, где умение выпить много вызывает «уважение», истероидные подростки, желая произвести впечатление, что могут «всех перепить», становятся жертвой своих претензий и действительно могут пристраститься к алкоголю. Однако они не склонны изображать алкоголика, так как эта роль не сулит им ни ореола необычности, ни жадно-любопытных взоров.
Делинквентность истероидных подростков обычно носит несерьезный характер. Речь идет о прогулах, нежелании учиться и работать, так как «серая жизнь» их не удовлетворяет, а занять видное место в учебе или труде, которое тешило бы их самолюбие, не хватает ни способности, ни настойчивости. Столкновения бывают также по поводу вызывающего поведения в общественных местах, приставания к иностранным туристам, шумных скандалов. В более серьезных
613
случаях приходится сталкиваться с мошенничеством, подделкой чеков или документов, обманом и обворовыванием лиц, к которым вкрались в доверие. Исте-роиды избегают всего, что связано с грубым насилием, грабежом, взломом, риском, и, по-видимому, сравнительно редко встречаются среди криминальных подростков [Озерецкий Н.И., 1932; Михайлова Л.О., 1976].
Побеги из дому могут начинаться еще с первых классов школы и даже в дошкольном возрасте. Обычно они вызваны наказаниями, имевшими место или ожидаемыми, или обусловлены одной из детских поведенческих реакций - реакцией оппозиции. Эта реакция у детей и подростков чаще связана с утратой прежнего внимания со стороны близких. Убежав из дому, они стараются держаться там, где их будут искать, или обратить на себя внимание милиции, чтобы их привели домой или вызвали родителей, или, наконец, каким-либо косвенным образом сигнализируют родителям о своем местопребывании. С возрастом побеги могут становиться более продолжительными и приобретать романтическую окраску. Причины их нередко бывают те же, что толкают на суицидальную демонстрацию, — утрата внимания, крах надежд на возвышенное положение, необходимость выпутаться из истории, которая грозит неизбежностью быть осмеянным и низринутым с почетного пьедестала. Например, уверив своих знакомых в том, что его родители занимают высокое положение, и нарассказав о «роскошном» образе жизни их семьи, 16-летний юноша убежал в дальние края, когда требования приятелей пригласить к себе домой стали слишком настойчивыми.
У истероидных подростков сохраняются черты детских реакций оппозиции, имитации и др. Чаще всего приходится видеть реакцию оппозиции на утрату или уменьшение привычного внимания со стороны родных, на потерю роли семейного кумира. Проявления реакции оппозиции могут быть теми же, что и в детстве, — «бегство в болезнь» или попытки избавиться от того, на кого внимание переключилось (например, заставить мать разойтись с появившимся отчимом), но чаще эта детская реакция оппозиции проявляется нарушениями поведения — вдруг начавшиеся выпивки, воровство, прогулы, асоциальные компании предназначаются для того, чтобы просигнализировать близким: «Верните мне прежнее внимание и заботу, иначе я пропаду!»
Реакция имитации может многое определять в поведении подростка истероидного типа. Истероиды вообще малооригинальны, и весь их жизненный путь — это подражание кому-нибудь, хотя делается это по возможности незаметно и всегда выдается за «свое». Модель, избранная для подражания истероидным подростком, прежде всего не должна заслонять саму подражающую персону. Поэтому для имитации избирается образ абстрактный или (чаще) лицо, пользующееся популярностью в подростковой среде, но не имеющее непосредственного контакта с данной подростковой группой («кумир моды»). Иногда же подражание зиждется на образе собирательном: в потугах за оригинальностью воспроизводятся сногсшибательные высказывания одних, необычная одежда других, вызывающая манера вести себя третьих и т. п.
Реакция гиперкомпенсации менее свойственна истероидам, так как сопряжена с настойчивостью и упорством в достижении цели, которых истероидной натуре как раз не хватает. Зато реакция компенсации бывает достаточно выраженной. Можно думать, что именно эта реакция играет существенную роль в свой
614
ственной истероидам «косметической лжи», в фантазиях, которым они заставляют верить других и если не верят сами, то во всяком случае наслаждаются ими.
Выдумки подростков-истероидов резко отличаются от фантазий шизоидов. Истероидные фантазии всегда предназначены для определенных слушателей и зрителей, поэтому они изменчивы, учитывая их интересы, вкусы, ситуацию. Истероидные подростки легко вживаются в выдуманную роль и ведут себя соответственно ей. Геннадий У. был доставлен в подростковую психиатрическую клинику после того, как явился в органы государственной безопасности с заявлением, что его завербовала иностранная разведка, поручает ему устроить взрыв на заводе, указал на определенных лиц как на агентов этой разведки и т. п., что, конечно, было чистейшим вымыслом.
Истероидов, склонных к подобному мифотворчеству, со времен Е. Kraepelin (1915) часто выделяют в особую группу психопатов-псевдологов или мифома-нов. С нашей точки зрения, для подросткового возраста вряд ли оправдано выделение этой особой группы, так как украшающие собственную личность фантазии и ложь свойственны почти всем истероидным подросткам. И даже когда выдумки составляют главное в поведении, заслоняя, казалось бы, все прочие истероидные черты, все эти россказни всегда питаются основой истероидного характера — ненасытным эгоцентризмом.
Подростковые поведенческие реакции также бывают окрашены этой главной истероидной чертой. Реакция эмансипации может иметь бурные внешние проявления — побеги из дому, конфликты с родными и старшими, громогласные требования свободы и самостоятельности и т. п. Она может ярко проявляться при обследовании с помощью ПДО. Ею же может быть обусловлен демонстративный нонконформизм — напоказ выставляемое отрицание общепринятых норм поведения, распространенных идеалов, взглядов, вкусов. Однако по сути дела настоящая потребность свободы и самостоятельности вовсе не свойственна подросткам этого типа — от внимания и забот близких они вовсе не жаждут избавиться. В итоге эмансипационные устремления часто сползают на рельсы детской реакции оппозиции.
Реакция группирования со сверстниками всегда сопряжена с претензиями на лидерство или, во всяком случае, на исключительное положение в группе. Не обладая ни достаточной стеничностью, ни бестрепетной готовностью в любой момент силой утвердить свою командную роль, подчинить себе других, истероидный подросток рвется к лидерству доступными для него путями. Обладая хорошим интуитивным чутьем настроения группы, еще назревающих в ней и порою еще не осознанных желаний и стремлений, истероиды могут быть их первыми выразителями, выступать в роли зачинщиков и зажигателей. В порыве, в экстазе, воодушевленные обращенными на них взглядами, они могут повести за собой других, даже проявить безрассудную смелость. Но они всегда оказываются вожаками на час — перед неожиданными трудностями пасуют, друзей легко предают, лишенные восхищенных взоров, сразу теряют весь задор. Главное, приятели вскоре распознают за внешними эффектами их внутреннюю пустоту. Это осуществляется особенно быстро, когда лидерская позиция достигается другим и более доступным для истероидного подростка путем — пуская «пыль в глаза» историями о своих былых удачах и приключениях. Все это ведет к тому, что истероидные подростки не склонны слишком долго задерживаться в одной и той же
615
подростковой группе и охотно устремляются в другую, чтобы начать все сначала. Если от истероидного подростка слышишь, что он разочаровался в своих друзьях, можно не сомневаться, что именно те уже раскусили его.
В условиях замкнутых подростковых групп, например в закрытых подростковых учреждениях с регламентированным режимом, где произвольная смена компании затруднена, для того чтобы занять исключительное положение, иногда избирается другой путь. Истероидные подростки охотно принимают из рук взрослых лидерские функции — должности старост, организаторов всякого рода мероприятий, — с тем чтобы занять позицию посредника между старшими и другими подростками и тем упрочить свое особое положение.
Увлечения почти целиком сосредоточиваются в области эгоцентрического типа хобби. Увлечь может лишь то, что дает возможность покрасоваться перед другими. Если есть способности, то художественная самодеятельность открывает здесь наибольшие возможности. Всегда предпочитаются те виды искусства, которые в данное время наиболее модны среди подростков своего крута (в наш период — эстрадные ансамбли) или могут поразить своей необычностью (например, театр мимов). Нельзя было не заметить среди подростков в 60-70-х годах малую популярность драматических кружков и падающую - танцевальных ансамблей. Порою избранные увлечения на первый взгляд не относятся к эгоцентрическим хобби. Однако на самом деле оказывается, что увлеченное занятие иностранным языком, сводящееся обычно к усвоению самых ходовых диалогов, предпринимается для того, чтобы блеснуть перед приятелями беседой с иностранными туристами, а увлечение философией ограничивается самым поверхностным знакомством с модными философскими течениями и предназначено опять же, чтобы своими познаниями произвести впечатление на соответствующее окружение. Подражание йогам и хиппи представляет в этом отношении особенно благоприятную почву. Даже собираемые коллекции могут служить все той же цели - блеснуть ими (и собой!) перед приятелями. Спорт и другие мануально-телесные хобби избираются гораздо реже, так как требуют большого упорства для достижения престижного положения. В противовес этому лидерские хобби (роль разного рода организаторов и руководителей) более предпочтительны, так как позволяют быть всегда на виду. Однако они вскоре начинают тяготить сопряженными с ними формальными обязанностями.
Сексуальное влечение истероидов не отличается ни силой, ни напряжением. В их сексуальном поведении много театральной игры. Подростки мужского пола предпочитают таить свои сексуальные переживания, уходить от бесед на эту тему, так как чувствуют, что здесь им поразить нечем, боятся оказаться «не на высоте». Девочки, наоборот, склонны афишировать свои действительные связи и придумывать несуществующие, способны на оговоры и самооговоры, могут разыгрывать роль распутниц, наслаждаясь ошеломляющим впечатлением на собеседника.
Следует подчеркнуть, что слабым звеном истероидного типа, удар по которому может выявить Истероидные черты при скрытой акцентуации или обусловить яркую истерическую реакцию при акцентуации явной, чаще всего бывают ущемленное самолюбие, утрата внимания окружения или особо значимых лиц, крах надежд на престижное положение, развенчанная исключительность.
Самооценка истероидных подростков далека от объективности. Выставляются те черты характера, которые в данный момент могут произвести впечатление.
616
При истероидных психопатиях утяжеление черт характера идет как по пути усиления и учащения острых аффективных реакций демонстративного типа с многократными спектаклями, изображающими желание покончить с собой, так и по пути иных демонстративных нарушений поведения.
При тяжелых истероидных психопатиях под влиянием психических травм могут развиваться реактивные истерические психозы — истерические сумеречные состояния, псевдодеменция и т. п. Однако в наше время у подростков с истерическими психозами приходится сталкиваться редко и преимущественно в ситуации судебно-психиатрической экспертизы.
Истероидные психопатии могут быть как конституциональными, так и следствием психопатического развития, чаще на основе истероидной же, а также лабильной или гипертимной акцентуаций характера при воспитании в условиях потворствующей гиперпротекции.
В подростковой популяции истероидная акцентуация установлена у 2—3% подростков мужского пола и несколько чаще у подростков женского пола [Иванов Н.Я., 1976].
Три варианта истероидного типа в подростковом возрасте встречаются чаще всего. «Чистый» истероидный тип особого описания не требует. Истероидно-неустойчивый тип довольно распространен, хотя исследован еще недостаточно [Александров А. А., 1978].
Истеровдно-неустойчивый тип. Данный тип распространен среди подростков мужского пола. У большинства из них отсутствуют свойственные по классическим описаниям истероидам инфантильность и грацильность телосложения. Наоборот, акселерация физического развития обычно бывает достаточно выражена. Внешне при первом знакомстве такие подростки могут производить впечатление неустойчивых. Асоциальные компании сверстников, выпивки, праздность и тяга к «веселой жизни», пренебрежение своими обязанностями, уклонение от учебы и труда — все это действительно имеет место. Однако за всем этим стоит не бездумность, не почти инстинктивная тяга к постоянным развлечениям и удовольствию, а все тот же эгоцентризм. Все проявления асоциального поведения: алкоголизация, делинквентность и т. п. — служат для бравады перед старшими и сверстниками, для того чтобы хоть этим путем заработать репутацию исключительности. В самих асоциальных компаниях обнаруживается претензия на лидерство и необычность. Безделье, иждивенчество сопряжены с высокими, фактически невыполнимыми претензиями в отношении будущей профессии. Лживость бывает не только защитной, как у неустойчивых, но она почти всегда служит цели приукрасить себя. В делинквентном поведении умело используются артистические способности (умение втереться в доверие, искусный обман и т. п.).
Диагностика истероидного типа у подростков должна осуществляться с осторожностью. Не следует обманываться кажущейся легкостью. Истероидные черты могут быть поверхностным наслоением на характерологическую основу другого типа — лабильного, гипертимного, эпилептоидного и даже шизоидного. Эти же черты могут включаться в картину органической психопатии. Демонстративно суицидальное поведение у эпилептоидных подростков также может навести наложную мысль об истероидности. К сказанному следует добавить еще необходимость дифференцировать между истероидностью и выраженным психическим инфантилизмом в подростковом возрасте, когда также можно встретить необуз
617
данное фантазирование, выдумки, детскую эмоциональную выразительность, внушаемость и многие другие сходные с истероидными черты. Однако отсутствие выраженного эгоцентризма позволяет отличить таких подростков от истеро-идов.
НЕУСТОЙЧИВЫЙ ТИП
Е. Kraepelin (1915) назвал представителей этого типа «haltlos», т. е. безудержные, неустойчивые. К. Schneider (1923) более подчеркнул у них недостаток воли («безвольные»). При сходстве названий «лабильный» (labile) и «неустойчивый» (instable) следует указать на то, что первое относится к эмоциональной сфере, а второе — к поведению. Именно в формировании социально приемлемых норм поведения выявляется наибольшая недостаточность данного типа. Их безволие отчетливо проявляется, когда дело касается учебы, труда, исполнения обязанностей и долга, достижения целей, которые ставят перед ними родные, старшие, общество. Однако в поиске развлечений представители этого типа также не обнаруживают большой напористости, а скорее плывут по течению, примыкают к более активным подросткам.
В детстве они отличаются непослушанием, часто непоседливостью, всюду и во все лезут, но при этом трусливы, боятся наказаний, легко подчиняются другим детям. Элементарные правила поведения усваиваются ими с трудом. За ними все время приходится следить. У части из них встречаются такие симптомы невропатии, как заикание, ночной энурез и т. п.
С первых классов школы нет желания учиться. Только при непрестанном и строгом контроле, нехотя подчиняясь, они выполняют задания, но всегда ищут случай отлынивать от занятий.
Вместе с тем рано обнаруживается повышенная тяга к развлечениям, удовольствиям, праздности, безделью. Они убегают с уроков в кино или просто погулять по улице, днями, ничего не делая, торчат в местах, где обычно собираются подростки. Подстрекаемые более энергичными сверстниками могут сбежать из дому.
Все дурное словно липнет к ним. Склонность к имитации у неустойчивых подростков отличается избирательностью. Образцами для подражания служат лишь те модели поведения, которые сулят немедленные наслаждения, смену легких впечатлений, развлечения. Еще детьми они начинают курить. Легко идут на мелкие кражи, тянутся к уличным компаниям. Когда же они становятся подростками, то прежние развлечения вроде кино их уже не удовлетворяют. В ход идут более сильные и острые ощущения — хулиганские поступки, алкоголь и другие дурманящие средства.
Еще Е. Kraepelin (1915) упоминал о нецелеустремленной криминальности неустойчивых. Делинквентность этих подростков — это прежде всего желание поразвлечься, особенно в компаниях.
Выпивки начинаются рано — иногда с 12—14 лет и всегда в компаниях асоциальных подростков. Поиск необычных впечатлений легко толкает на знакомство с другими дурманящими средствами. О возникающих при их действии необычных ощущениях и иллюзорных переживаниях делятся с приятелями с тем же упоением, как в детстве рассказывали о детективных фильмах.
С наступлением пубертатного периода такие подростки стремятся высвободиться из-под родительской опеки. Реакция эмансипации у неустойчивых тесно
618
сопряжена все с теми же желаниями удовольствия и развлечения. Истинной любви к родителям они никогда не питают. К бедам и заботам семьи относятся с равнодушием и безразличием. Родные для них — лишь источник средств для наслаждений.
Неспособные сами занять себя, они очень плохо переносят одиночество и рано тянутся к уличным подростковым группам. Трусость и недостаточная инициативность не позволяют им занять здесь положение лидера. Обычно они становятся послушным орудием этих групп. В групповых правонарушениях им приходится «таскать каштаны из огня», а плоды пожинают лидер и более стеничные члены группы.
Их увлечения целиком ограничиваются информативно-коммуникативным типом хобби да азартными играми. К спорту они испытывают отвращение. Только автомашина и мотоцикл сохраняют для них заманчивость как источник почти гедонического наслаждения бешеной скоростью с рулем в руках. Но упорные занятия и здесь отталкивают их. Зато угон автомашин и мотоциклов с целью покататься составляет существенную часть их делинквентности. Художественная самодеятельность их не привлекает, даже модные эстрадные ансамбли им быстро «приедаются». Все виды хобби, требующие хоть какого-то труда, для них непостижимы.
Сексуальное влечение не отличается силой. Среди неустойчивых нередки случаи психофизического инфантилизма и задержанного сексуального созревания [Лебединская К.С. и др., 1978]. Однако раннее вовлечение в асоциальные группы ведет к сексуальному опыту, включая знакомство с развратом и извращениями. Сексуальная жизнь становится для неустойчивых подростков таким же источником развлечений, как постоянные выпивки и похождения.
Романтическая влюбленность проходит мимо них, для них просто непостижимо, как можно в кого-то влюбиться, на искреннюю любовь они не способны, как и на преданную дружбу. Компания для развлечений дтя них всегда предпочтительнее настоящего друга.
Учеба легко забрасывается. Никакой труд не становится привлекательным. Работают они только при крайней необходимости. Поражает их равнодушие к своему будущему, они не строят планов, не мечтают о какой-либо профессии или о каком-либо положении для себя. Они целиком живут настоящим, желая извлечь из него максимум развлечений и удовольствий. Трудности, испытания, любые неприятности, угроза наказаний — все это вызывает одинаковую реакцию: убежать подальше.
Побеги из дому и интернатов - нередкий поступок неустойчивых подростков. Во время побегов они ищут асоциальные компании, подходящего спутника, под влияние которого легко подпадают. Первые побеги служат примитивным способом избежать неприятностей или по крайней мере отсрочить наказание (импунитивные побеги). Повторные побеги нередко обусловлены уже поиском развлечений, желанием избавиться от всякого труда, тягой к «свободной жизни» (эмансипационные побеги).
Суицидальная активность, по нашим наблюдениям, неустойчивым подросткам несвойственна. Лишь среди конформно-неустойчивых встречаются аффективные суицидные попытки.
Существует ряд различных точек зрения на сущность неустойчивого типа — неустойчивость эмоций, слабость воли, нарушение влечений, патологическая
619
подвижность нервных процессов, невозможность выработать стойкий жизненный стереотип (обзор был дан А.И. Коротенко, 1971). Слабоволие является, видимо, одной из основных черт неустойчивых. Именно слабоволие позволяет удержать их в обстановке сурового и жестко регламентированного режима. Когда за ними непрерывно следят, не позволяют уклоняться от работы, когда безделье грозит суровым наказанием, а ускользнуть некуда и убежать невозможно, да и вокруг все работают, — они на время смиряются. Но как только контроль ослабевает, они немедленно устремляются в ближайшую «подходящую компанию».
Слабое место неустойчивых — безнадзорность, обстановка попустительства, открывающая просторы для праздности и безделья.
Самооценка неустойчивых подростков нередко отличается тем, что они приписывают себе либо конформные, либо гипертимные черты.
Среди госпитализированных в психиатрическую клинику подростков мужского пола тип неустойчивых в равной степени был представлен как психопатиями, так и акцентуациями характера.
Как правило, в случаях психопатий нарушения поведения начинаются с детства.
Александр В., 14лет. Единственный сын из вполне благополучной семьи. В детстве эпизодически отмечалось легкое заикание, в дошкольные годы — ночной энурез. Нарушения поведения начались с первых классов школы. Несмотря на вполне удовлетворительные способности, учиться не хотел. Боясь наказаний за плохие отметки, невыученные уроки, шалости, убегал из дому и прогуливал школьные занятия. Ходил в кино, играл на улице, воровал лакомства и мелкие деньги. Сперва к ночи возвращался домой. Затем стал ночевать в парадных и подвалах.
С 11—12 лет стал часто прогуливать занятия в школе, но благодаря неплохим способностям все же не оставался на второй год. С13 лет стал убегать из дому «из интереса». Ночевал неизвестно где, воровал в школьных гардеробах куртки, перепродавал их. Слонялся около гостиниц, выпрашивал мелочи у иностранных туристов.
По просьбе родителей был помещен на обследование в детскую психиатрическую больницу. Обнаружил крайнее легкомыслие, безответственность, трусость, лживость. Учиться и принимать участие в труде не хотел. После выписки совсем бросил школу, все дни проводил в уличных компаниях асоциальных подростков, неоднократно не приходил ночевать домой, с кем-то пытался уехать в Москву — был задержан милицией.
В подростковой психиатрической клинике тянулся к асоциальным подросткам, от работы уклонялся, озорничал. Сведения о себе давать избегал, при расспросах был скрытен и лжив. Признался, что раз курил «какую-то дурь». Вино пьет только сладкое и в небольшом количестве. Любит кино и всякие зрелища. Планов на будущее никаких не строит. Сексуальные контакты отрицает, избегает говорить на эту тему. При общении со сверстниками обнаружил хорошую осведомленность в сексуальных вопросах, включая определенный гомосексуальный опыт. В клинике никакой сексуальной активности не проявил. От обследования с помощью ПДО уклонился.
Диагноз. Психопатия неустойчивого типа тяжелой степени. Катамнез. После выписки снова убежал из дому, был пойман на воровстве, осужден и отправлен в колонию.
620
Поведение, сходное с описанным, — «синдром неустойчивого поведения», может наблюдаться при разных типах психопатий и акцентуаций характера. Черты этого типа могут наслаиваться на гипертимное, истероидное, конформное, эпилептоидное и даже на лабильное и шизоидное ядро [Александров А.А., 1978]. Особенности таких психопатий уже описаны. О конформно-неустойчивом варианте речь пойдет ниже.
Неустойчивая психопатия может быть конституциональной. Такие случаи особенно поражают окружающих, когда в хороших гармоничных семьях вырастают подростки, наделенные всеми отрицательными чертами поведения неустойчивых, как это видно в приведенном примере. Однако чаще эта психопатия является следствием психопатического развития на базе акцептуации того же типа или конформной акцентуации в условиях гипопротекции и безнадзорности.
При явной акцентуации по неустойчивому типу первые классы школы при строгом надзоре родителей дети проходят без серьезных нарушений поведения, но с подросткового возраста обычно развертывается делинквентность.
Олег К., 16лет. Родители в разводе. Отец страдает хроническим алкоголизмом, контакта с семьей не поддерживает. Воспитывался матерью, рос здоровым. В детстве отличился капризностью, но нарушений поведения не было. В школу пошел неохотно, стремился отлынивать от занятий, дублировал 5-й класс. Но, несмотря на прогулы, окончил 8 классов. Поступил в ПТУ, но вскоре бросил ходить на занятия — все время стал проводить в уличных компаниях подростков, часами сидел с приятелями в подъездах, болтал, слушал игру на гитаре, начал выпивать. Домой стал возвращаться поздно. По наущению своих приятелей неоднократно угонял автомашины («покататься» ) и бросал их где попало. По настоянию матери поступил в подростковую психиатрическую клинику.
В клинике сразу попал под влияние стеничного асоциального подростка. Во время беседы сдержан, старается сказать о себе поменьше. Сознался, что работать ему нигде не хочется. Предпочел бы все время проводить с ребятами, в веселых компаниях. Но раз надо обязательно работать, то ему все равно где и кем, лишь бы недалеко от дома. Неохотно признался, что выпивал, предпочитает вина — «от водки горько во рту». Раз напился до бесчувствия — с тех пор избегает большого количества вина. Несколько раз курил «дурь» в компаниях подростков, но ощущения описывает очень скупо. Подтверждает, что автомашины угонял «для развлечения», чтобы «покатать ребят». Сказал, что «дружит» с одной девочкой, но говорил об этом безразличным тоном. Половую жизнь отрицает. К матери отношение равнодушное. Не навещал ее, когда та лежала в больнице. В асоциальных компаниях быстро и легко осваивается.
Физически развит по возрасту. При неврологическом осмотре и на ЭЭГ— без отклонений.
Обследование с помощью ПДО. По шкале объективной оценки, несмотря на установленную склонность к диссимуляции, диагностирован выраженный неустойчивый тип, но с чертами эпилептоидности. Конформность высокая, реакция эмансипации умеренная, психологическая склонность к алкоголизации сильно выражена. По шкале субъективной оценки самооценка правильная: выступили -неустойчивые и конформные черты, достоверно отвергаются черты, меланхолические, сенситивные и шизоидные.
621
Диагноз, Психически здоров. Делинквентное поведение на фоне явной акцентуации по неустойчивому типу.
Катамнез через 2 года. Осужден за соучастие в ограблении.
Кроме явной акцентуации по неустойчивому типу, когда все особенности поведения и характера налицо, приходится сталкиваться со скрытой акцентуацией. В этих случаях нарушения поведения, свойственные типу неустойчивых, выявляются внезапно на фоне предшествующего благополучия. Обнаруживаются они при сочетании двух факторов — неожиданного для подростка положения относительной бесконтрольности со стороны старших и пагубного влияния приятелей.
Конформно-неустойчивый тип. Этот тип отличается от обычной неустойчивой психопатии только преморбидными особенностями — до наступления подросткового возраста не наблюдалось никаких неустойчивых черт. Гипопротекция и безнадзорность, с одной стороны, и случайное попадание в компанию асоциальных подростков - с другой, ведут к наслоению черт неустойчивости на конформное ядро. Вживание в асоциальную среду происходит постепенно, но ее манеры поведения и интересы усваиваются прочно. В конце концов поведение становится неотличимым от поведения собственно неустойчивых, и только тщательный анамнез позволяет выявить конформный преморбид. Но такие подростки навсегда сохраняют конформность как главную черту характера, хотя конформными они становятся в отношении асоциальных подростковых групп. Из черт конформного типа особенно выступают неприязнь к чужакам, подозрительность ко всему.незнакомому и непривычному. Для собственно неустойчивых чужаки скорее служат предметом для мимолетного любопытства или развлекающих злых забав.
Неустойчивый тип психопатий и акцентуаций — один из частых среди подростков мужского пола, попадающих под наблюдение психиатра (11% среди госпитализированных подростков без психоза). У взрослых этот тип психопатии диагностируется гораздо реже. Лишь менее 1% среди нескольких сотен случаев психопатий, прошедших судебно-психиатрическую экспертизу, т. е. в популяции, где можно было бы ожидать представителей этого типа особенно часто, было оценено как неустойчивые [Шостакович Б.В., 1971]. Можно предположить, что значительная часть неустойчивых подростков, став взрослыми, пополняют ряды алкоголиков. Диагноз «хронический алкоголизм» заслоняет их психопатическое прошлое — психопатию или акцентуацию неустойчивого типа.
Среди подростков мужского пола, особенно учащихся ПТУ, к сожалению, неустойчивый тип акцентуации является одним из самых распространенных. Естественно, всюду, где требуется напряженный труд, где учеба сложна, неустойчивые подростки не встречаются (например, в математической и английской школах). Их мало также там, где требуется высокая дисциплина (например, в Арктическом морском училище) [Иванов Н.Я., 1976]. Зато неустойчивый тип весьма распространен среди делинквентных подростков [Вдовиченко А.А., 1976], но значительно менее среди подростков с криминальным поведением [Михайлова Л.О., 1976] — представители этого типа в подростковом возрасте, очевидно, еще не совершают серьезных правонарушений.
622
КОНФОРМНЫЙ тип
Психопатии этого типа не существует. Этот тип встречается только в форме акцентуации характера и поэтому, видимо, в клинические систематики не включался3.
Еще в конце прошлого столетия Т. Ribot (1890) описал как распространенный вариант нормы «аморфный тип» характера, лишенный каких-либо индивидуальных черт: эти люди «плывут по течению», слепо подчиняются своей среде. За них думает и действует общество, совершенствование у них ограничивается подражанием. П.Б. Ганнушкин (1933) метко обрисовал черты этого типа — постоянную готовность подчиниться голосу большинства, шаблонность, банальность, склонность к ходячей морали, благонравию, консерватизму. Однако он неудачно связал этот тип с низким интеллектом. В действительности дело не в интеллектуальном уровне. Подобные субъекты могут хорошо учиться, получить высшее образование и при определенных условиях успешно работать.
Главная черта этого типа — постоянная и чрезмерная конформность к своему непосредственному и привычному окружению — наиболее выступила в описаниях американских социальных психологов D. Kreech и R. Grutchfield (1962). Ими также были отмечены свойственные таким личностям недоверие и настороженное отношение к незнакомцам. Как известно, в социальной психологии под конформностью принято понимать подчинение индивидуума мнению группы в противоположность независимости и самостоятельности. В разных условиях каждый субъект обнаруживает ту или иную степень конформности. Однако при конформной акцентуации характера это свойство постоянно выявляется, будучи самой устойчивой чертой.
Представители конформного типа — это люди своей среды. Их главное качество, главное жизненное правило — жить «как все», думать, поступать «как все», стараться, чтобы все у них было «как у всех» — от одежды и домашней обстановки до мировоззрения и суждений по животрепещущим вопросам. Но под «всеми» всегда подразумевается привычное непосредственное окружение. От него они не хотят ни в чем отстать, но и не любят выделяться. Это касается всего в жизни, но особенно отчетливо выступает на примере отношения к модам одежды. Когда появляется какая-нибудь новая непривычная одежда, нет более ярых ее хулителей, чем представители конформного типа. Но как только их среда осваивает новую моду, скажем брюки или юбки соответствующей длины и ширины, как они сами облачаются в такую же одежду, забывая о том, что говорили о ней два-три года назад. В жизни они любят руководствоваться ходячими сентенциями и в трудных ситуациях склонны в них искать утешение («утраченного - не воротишь» и т. п.). Стремясь всегда быть в соответствии со своим окружением, они совершенно не могут ему противостоять. Поэтому конформная личность — полностью продукт своей микросреды. В хорошем окружении — это неплохие люди и исполнительные работники. Но, попав в дурную среду, они постепенно усваивают все ее обычаи и привычки, манеры и поведение, как бы это ни противоречило всему предыдущему в их жизни и как бы пагубно ни было.
3 Выделение этого типа акцентуаций характера, осуществленное нами в 1-м издании настоящей книги, встретило одобрение у одних психиатров и резкие возражения у других.
623
Хотя адаптация в новой среде у них в первое время протекает тяжело, но когда она осуществилась, новая среда становится таким же диктатором поведения, как раньше была прежняя. Поэтому конформные подростки «за компанию» легко спиваются, могут свыкнуться с асоциальными компаниями и быть втянутыми в групповые правонарушения.
Конформность сочетается с поразительной некритичностью. Все, что говорится в привычном для них окружении, все, что они узнают через привычный для них канал информации, — это для них и есть истина. И если через этот же канал начинают поступать сведения, явно не соответствующие действительности, они по-прежнему долго принимают их за чистую монету.
Ко всему этому конформные субъекты — консерваторы по натуре. Они в душе не любят перемен потому, что они не могут к ним быстро приспособиться, трудно осваиваются в новой ситуации. Правда, в наших условиях они открыто в этом не признаются, видимо, потому, что в небольших коллективах в подавляющем большинстве чувство нового официально и неофициально ценится, новаторы поощряются и т. п. Но положительное отношение к новому и здесь у них остается только на словах. На деле они предпочитают стабильное окружение и навсегда установленный порядок. Нелюбовь к новому прорывается наружу беспричинной неприязнью к чужакам. Это касается как просто новичка, который появился в их группе, так и представителя другой среды, другой манеры держать себя и даже, как нередко приходится наблюдать, другой национальности.
И еще от одного качества зависят их профессиональный уровень и успех в работе. Они — неинициативны. Они могут достигать хороших результатов на работе разной квалификации на любой ступеньке социальной лестницы, лишь бы работа, занимаемая должность не требовали постоянной личной инициативы. Если именно это от них требует ситуация, они дают срыв на любой самой незначительной должности, выдерживая гораздо более высококвалифицированную и даже требующую постоянного напряжения работу, если она четко регламентирована, если заранее известно, что и как надо делать в каждой ситуации.
Опекаемое взрослыми детство не дает никаких чрезмерных нагрузок для конформного типа. Возможно, поэтому только с подросткового возраста черты конформной акцентуации начинают бросаться в глаза. Все подростковые поведенческие реакции у таких подростков проходят под знаком конформности.
Конформные подростки очень дорожат своим местом в привычной группе сверстников, стабильностью этой группы, постоянством окружения. Они не склонны менять по своей инициативе одну группу на другую. Переезд на другое место жительства, смена школы — для них поначалу большая встряска. Нередко решающим фактором в выборе учебного заведения после 8-го класса является то, куда идет большинство товарищей: невозможность следовать за «всеми» воспринимается как психическая травма. Но одна из самых тяжелых психических травм, которая, по-видимому, для них существует, - это когда привычная подростковая группа почему-то изгоняет их. Лишенные собственной инициативы, конформные подростки легко могут быть втянуты в алкогольные компании, в групповые правонарушения, подбиты на побег из дому или науськаны на расправу с чужаками.
624
Реакция эмансипации ярко проявляется только в том случае, если родители, педагоги, старшие отрывают конформного подростка от привычной ему среды сверстников, если они противодействуют его желанию быть «как все» его ровесники, перенять распространенные в его группе моды, увлечения, манеры, намерения. Увлечения конформного подростка целиком определяются его группой и модой времени.
Самооценка характера конформного подростка может быть неплохой. Однако многие из них любят приписывать себе гипертимные черты, которые привлекательны в подростковой среде.
Явно выраженная конформная акцентуация, поданным Н.Я. Иванова (1976), среди школьников в возрасте 14—15 лет встречается в 10%. Однако в 16—17-летнем возрасте во всех обследованных контингентах (от ПТУ до математической школы) этот тип акцентуации выявляется значительно реже.
Можно предполагать, что конформная акцентуация является благодатной почвой для наслоения черт другого типа (особенно неустойчивого, эпилептоидного и др.) в условиях неправильного воспитания, неблагоприятного окружения.
Конформно-гипертимный вариант. Этот тип описан Н.Я. Ивановым (1972). Таких подростков отличает повышенная витальная самооценка. Они почти всегда несколько эйфоричны, подчеркивают свою бодрость, здоровье, хороший сон и аппетит. Им свойственны также чрезмерно оптимистическая оценка своего будущего, убежденность, что исполнятся все желания. Но этим и ограничивается их сходство с гипертимным типом. Ни большой активности, ни живости, ни предприимчивости, ни инициативы, ни умения лидерствовать они не обнаруживают.
Они податливы дисциплине и регламентированному режиму, особенно если все это соблюдается окружающими.
Конформные подростки, кроме случаев сочетания с дебильностью, относительно редко попадают под наблюдение психиатра. Лишь около 1% обследованного нами контингента госпитализированных подростков были оценены как представители этого типа. В общей популяции 16—17 лет их около 3%. Тем не менее явная конформная акцентуация — это крайний вариант нормы. И поэтому представители данного типа акцентуации также могут составлять контингент повышенного риска в отношении нервно-психических расстройств.
Еще П.Б. Ганнушкин (1933) отметил склонность представителей данного типа к реактивным состояниям — ипохондрии после «страшного диагноза», реактивной депрессии при утрате близких или имущества, реактивного параноида при угрозе ареста и т. п. Слабое место конформного типа — чрезмерная податливость влиянию окружения и чрезмерная привязанность ко всему привычному. Ломка жизненного уклада, лишение обычного для них общества могут послужить причиной реактивных состояний, а дурное влияние окружающей среды -толкнуть на путь интенсивной алкоголизации или употребления других дурманящих средств. Длительное неблагоприятное воздействие среды в подростковом возрасте может послужить причиной психопатического развития по неустойчивому и даже эпилептоидному типу.
Помимо острых реактивных состояний, опасности хронического алкоголизма, возможности психопатического развития по неустойчивому типу следует оговорить, что высокая конформность в подростковом возрасте может служить
625
временным этапом, как бы предваряя относительно позднее формирование акцентуации по другим типам, например эпилептоидному, сенситивному, паранойяльному.
СМЕШАННЫЕ ТИПЫ
Из предшествующего изложения видно, что смешанные типы довольно распространены и весьма разнообразны. По нашим данным, они представляют почти половину случаев явных акцентуаций характера и более половины — психопатий. Однако выделения смешанных типов в отдельную группу «микстов», «мозаичных» [Гурьева В.А., Гиндикин В.Я., 1980] нам представляется нецелесообразным. В диагностике существенна не просто констатация, что в данном случае сочетаются черты разных типов, но черты каких именно типов входят в это сочетание. Это важно в отношении мер по коррекции поведения, предупреждению декомпенсаций и реактивных состояний и для выбора психотерапевтических подходов. Медико-педагогические программы для таких «мозаичных», например, как эпилептоидно-истероидные, лабильно-сенситивные и гипертимно-неустойчивые, должны быть совершенно различными.
Схематическая цепь совместимости и трансформации типов психопатий и акцентуаций характера.
Типы акцептуаций и психопатий: Г — гипертимный (конституционально-возбужденный); Ц - циклоидный (циклотимик); Л — лабильный (эмотивно-лабильные); А — астено-невротический (неврастеники); С — сенситивный (астеники, главными чертами которых являются «чрезмерная впечатлительность» и «резко выраженное чувство собственной недостаточности»); П — психастенический (психастеники); Ш - шизоидный (группа шизоидов); Э - эпилептоидный (группа эпилептоидов); И - истероидный (группа исторических характеров); Н — неустойчивый (группа неустойчивых); К — конформный. В скобках указаны названия, данные П.Б. Ганнушкиным (1933). Двойные линии — сочетания и трансформации типов в силу эндогенных механизмов; штриховая двойная линия — предполагаемая возможность такого сочетания; линии со стрелками — направления наслоений черт одного типа на другой в силу воздействий окружающей среды («амальгамные типы»).
626
Несмотря на кажущееся разнообразие смешанных типов, встречающиеся сочетания не случайны. Как в отношении акцентуаций характера, так и в отношении психопатий эти сочетания подчиняются определенным закономерностям. Черты одних типов сочетаются друг с другом довольно часто, а других практически никогда. С нашей точки зрения, существуют два рода сочетаний [Личко А.Е., 1979] — типы промежуточные и типы амальгамные.
Промежуточные типы. Их формирование обусловлено эндогенными закономерностями, прежде всего1 генетическими факторами, а также, возможно, особенностями условий развития в раннем детстве.
К промежуточным типам относятся лабильно-циклоидный и конформно-ги-пертимный типы, а также сочетания лабильного типа с астено-невротическим и сенситивным, астено-невротического с сенситивным. Сюда же могут быть отнесены такие промежуточные типы, как шизоидно-сенситивный, шизоидно-психастенический, шизоидно-эпилептоидный, шизоидно-истероидный, эпилепто-идно-истероидный, хотя три последних могут быть также следствием неправильного воспитания. В силу эндогенных же закономерностей возможна постепенная трансформация гипертимного типа в циклоидный.
Амальгамные типы. Это тоже смешанные типы, но иного рода. Они формируются как следствие напластования черт одного типа на эндогенное ядро другого в силу неправильного воспитания или иных длительно действующих неблагоприятных психогенных факторов, а также вследствие развития гиперкомпенсаторных и псевдокомпенсаторных механизмов [Боброва И.Н., Шубина Н.К., 1980].
При амальгамных типах также возможны далеко не все, а лишь некоторые наслоения одного типа на другой. Подробнее эти варианты рассматриваются в следующей главе, посвященной психопатическим развитиям. Здесь же необходимо отметить, что гипертимно-неустойчивый и гипертимно-истероид-ный типы представляют собой присоединение некоторых черт неустойчивого или истероидного типа к гипертимной основе. Лабильно-истероидный тип обычно бывает следствием наслоения истероидных черт на изначальную эмоциональную лабильность, а шизоидно-неустойчивый и эпилептоидно-неус-тойчивый — черт неустойчивости на шизоидную и эпилептоидную основу. При истероидно-неустойчивом типе неустойчивость прежде всего является формой выражения истероидных черт, но постепенно может прочно сцепляться с истероидным ядром. Конформно-неустойчивый тип возникает как следствие воспитания конформного подростка в асоциальном окружении. Развитие эпилептоидных черт на исходном конформном фоне возможно, когда подросток вырастает в условиях жестоких взаимоотношений между окружающими.
Интересно, что формулу совместимости типов и их возможных трансформаций можно вывести из той последовательности, в которой разные типы психопатии представлены в монографии П.Б. Ганнушкина (1933). Если исключить из классификации П.Б. Ганнушкина практически не встречающиеся у подростков конституционально-депрессивный и паранойяльный типы и не получившие распространения типы «антисоциальных» и «конституционально-глупых», а заменить последний на описанный нами конформный тип и расположить всю последовательность в виде замкнутой цепи, то обнаружится следующее [Личко А.Е., 1981].
627
Можно видеть, что промежуточные типы, т. е. смешанные вследствие эндогенных механизмов, формируются за счет соседних звеньев цепи и лишь в некоторых случаях путем связи через звено (лабильно-сенситивный тип и др.). Наоборот, амальгамные типы могут формироваться за счет связей относительно дальних звеньев. Но при этом чем дальше друг от друга расположены эти звенья, тем реже встречается данное сочетание (например, гипертимно-истероидный тип встречается реже, чем гипертимно-неустойчивый, и т. п.). Все это еще раз свидетельствует о той глубокой продуманности, которая отличала последовательность изложения в монографии П.Б. Ганнушкина.
А.Ф. Лазурский
КЛАССИФИКАЦИЯ ЛИЧНОСТЕЙ1
Общие основы классификации
Основной принцип
Идеальной классификацией должна считаться такая, которая в каждом из своих типов давала бы не только субъективные особенности данного человека, но также его мировоззрение и социальную физиономию, поскольку, конечно, они состоят в связи с его характером; другими словами, классификация личностей должна быть не только психологической, но и психосоциальной в широком смысле этого слова. Предлагаемая здесь попытка, нисколько не претендующая на совершенство или законченность, является тем не менее шагом именно в этом направлении.
В основу нашей классификации положен принцип, огромную биологическую и философскую важность которого едва ли кто-нибудь станет отрицать в настоящее время, именно принцип активного приспособления личности к окружающей среде, при этом понятие «среды» берется нами в самом широком смысле этого слова, включая сюда, следовательно, не только вещи, природу, людей и человеческие взаимоотношения, но также идеи, духовные блага, эстетические, моральные и религиозные ценности и т. п. Последовательное применение упомянутого основного принципа к психологии отдельных человеческих индивидуумов приводит нас прежде всего к установлению двух важнейших подразделений: по психическому уровню — на три последовательно повышающихся уровня и по психическому содержанию — на целый ряд различных типов и их разновидностей.
Такое двойственное деление прямо и всецело вытекает из упомянутого выше основного принципа, вполне соответствуя способам роста и духовного развития каждой отдельной человеческой личности. Приспособление человека к окружающей среде может быть более или менее полным, глубоким и всесторонним, причем степень и объем этого приспособления определяются, с одной стороны, благоприятными или неблагоприятными внешними условиями, а с другой (и это самое важное) — тем прирожденным запасом физических и духовных сил, который в общей своей совокупности носит название «степени одаренности». Вместе со все повышающейся полнотой и разносторонностью приспособления идет обыкновенно об руку также и усиление элемента активности в отношении человека к окружающей среде. В то время как бедно одаренные индивидуумы обычно всецело подчиняются влияниям среды, ограничиваясь в лучшем случае чисто пассивным приспособлением ее к условиям и требованиям, натуры богато одаренные стремятся, наоборот, активно воздействовать на окружающую их жизнь, приспособляя и переделывая ее сообразно своим запросам и стремлениям; начиная, подобно более примитивным натурам, с подражания и пассивного приспособления, они затем, по мере своего духовного роста, превращаются постепенно в творцов и преобразователей жизни.
Если, таким образом, деление по психическим уровням выражает собой степень активности приспособления личности к окружающей среде (или, на более
* Лазурский А.Ф. Классификация личностей. М., Пг., 1923.
629
высоких уровнях, степень приспособления среды к собственным запросам и стремлениям личности), то не следует забывать и того, что само это приспособление может идти различными путями в зависимости от чисто качественных различий между отдельными человеческими индивидуумами. Различия эти обусловливаются прежде всего тем, что ни у одного человека нельзя встретить совершенно одинакового развития всех отдельных психических функций или способностей.
Само собой разумеется, что в зависимости от различий темперамента и характера крайне различны будут также и те пути и способы, какими человек воздействует на окружающую жизнь, стремясь так или иначе приспособиться к ней; и вот эти-то именно индивидуальные различия в реакции индивидуума на окружающую среду и лежат в основе того, что мы называем делением личностей по их психическому содержанию.
Эндопсихика и экзопсихика
...Анализируя и сравнивая между собой те бесконечно разнообразные по содержанию и по степени сложности проявления, из которых строится наше представление о человеческой личности, мы можем разбить их на две большие группы. Во-первых, проявления, свидетельствующие о большем или меньшем развитии у данного человека тех или иных психологических (психофизиологических) элементов личности, а также о способах взаимного соединения этих элементов. Так, например, сопоставляя дерзкую и необдуманную выходку какого-нибудь человека с другими аналогичными его поступками, мы заключаем, что в основе разбираемого проявления лежит чрезмерно повышенная эффективная возбудимость данного человека, а также слабое развитие у него задерживающих импульсов, благодаря чему внезапно возникающие побуждения осуществляются прежде, чем в сознании могли появиться мотивы противоположного характера; наблюдая за ходом умственной работы школьника, например за тем, как он заучивает стихотворение, или проделывая над ним аналогичный по содержанию психологический эксперимент, мы судим о степени развития у него способности запоминания, о сосредоточенности его внимания и т. п. Такого рода проявления мы будем называть в дальнейшем изложении эндопсихическими2, так как они выражают внутреннюю взаимосвязь психических элементов и функций, как бы внутренний механизм человеческой личности. Соответственно этому и ту сторону личности, которая обнаруживается в этих проявлениях и которая обычно обозначается терминами «темперамент», «характер» и «умственная одаренность», мы будем называть эндопсихикой. Сюда войдет, следовательно, вся совокупность таких основных психических (психофизиологических) функций или способностей, как восприимчивость, память, внимание, комбинирующая деятельность (мышление и воображение), аффективная возбудимость, способность к волевому усилию, импульсивность или обдуманность волевых актов, быстрота, сила и обилие движений и т. п.
Эндопсихика составляет, несомненно, ядро человеческой личности, главную ее основу, отражаясь в значительной степени (хотя и не всегда одинаково сильно) также и на экзопсихических ее проявлениях.
2 Термины «эндо- и экзопсихический» заимствованы из написанной нами совместно с С Л. Франком статьи (Программа исследования личности в ее отношениях к среде. — «Русская школа», 1912).
630
Вторую, также очень существенную сторону личности составляют другого рода проявления, которые можно назвать, в отличие от первых, экзопсихичес-кими. Содержание их определяется отношением личности к внешним объектам, к среде, причем понятие «среды» или «объектов» берется в самом широком смысле, в котором оно объемлет всю сферу того, что противостоит личности и к чему личность может так или иначе относиться; сюда входят и природа, и материальные вещи, и иные люди, и социальные группы, и духовные блага — наука, искусство, религия, — и даже душевная жизнь самого человека, поскольку последняя также может быть объектом известного отношения со стороны личности. Очевидно, что индивидуальность человека определяется не только своеобразием его эндопсихических черт, вроде особенностей памяти, воображения и т. п., но в не меньшей мере и его отношениями к окружающим явлениям, тем, как каждый человек реагирует на те или иные объекты, что он любит и ненавидит, чем интересуется и к чему равнодушен, т. е., согласно нашей терминологии, его экзопсихическими проявлениями...
В то время как эндопроявления являются выражением внутренних, субъективных соотношений между отдельными психологическими resp. психофизиологическими элементами данной личности, будучи в то же время всегда связаны более или менее тесно с индивидуальными особенностями центральной нервной системы данного индивидуума, экзопсихические проявления, наоборот, всегда отражают на себе в большей или меньшей степени внешние, окружающие человека условия, ту обстановку, среди которой он живет и действует. Возьмем, например, характерный эндокомплекс (сочетание нескольких тесно связанных между собой основных психофизиологических функций), предрасполагающий обыкновенно человека к занятию искусством: сильно развитое воображение, воспроизводящее и отчасти творческое, повышенная восприимчивость к внешним впечатлениям, значительная эффективная возбудимость, развитое эстетическое чувство. Все эти черты тесно, органически связаны между собою, составляя вместе одно неразрывное целое, так что значительное развитие одной из них почти неизбежно влечет за собой хотя бы некоторое развитие также и остальных. Совсем иное получится, если мы возьмем какой-либо хотя бы также очень типичный и часто встречающийся экзокомплекс. Так, например, условия больших художественных центров способствуют возникновению так называемой художественной и литературной «богемы», основные черты которой всем хорошо известны: молодежь, еще не успевшая как следует устроиться в материальном отношении, обычно холостая (так как не на что содержать семью), живущая компанией (так как одному в пустой, неуютной каморке скучно и тоскливо), неряшливая в своем костюме и домашнем обиходе (так как нет жены, которая следила бы за хозяйством), беззаботная (так как не о ком и не о чем особенно заботиться), живущая то впроголодь, то устраивающая кутежи (если кому-нибудь удается выгодно продать картину или иным каким-нибудь способом достать денег), — все эти характерные черты обусловлены, очевидно, не столько внутренним психическим складом каждого из этих молодых людей, сколько теми внешними обстоятельствами, среди которых им приходится жить и работать.
Необходимо, впрочем, оговориться, что вопрос о делении личности на эндо-и экзопсихику не следует смешивать с вопросом о различном происхождении отдельных элементов личности. Было бы, например, совершенно неправильно ду
631
мать, что все решительно эндочерты являются прирожденными (унаследованными), тогда как экзопроявления всецело сводятся к отпечатку, накладываемому на человека воспитанием и внешней средой. В общем, конечно, такое соотношение можно считать безусловно преобладающим. Тем не менее бывают нередко случаи, когда воспитание и внешние условия могучим образом способствуют усилению и дальнейшему развитию такой эндочерты, которая без них осталась бы заглохшей и совершенно неразвитой. С другой стороны, тот или иной характерный экзокомплекс также неизбежно предполагает усиление у данного человека соответствующих ему элементарных психических свойств (например, в приведенном выше примере — общительности, беспорядочности поступков, склонности к чувственным наслаждениям и т. д.); вся суть лишь в том, что сочетание этих элементарных психических свойств определяется в данном случае не их внутренней, органической связью, а посторонними, вне человека находящимися условиями.
Деление по психическим уровням
Всякий человек в своем физическом и духовном развитии проходит последовательно целый ряд определенных ступеней, причем каждая последующая ступень характеризуется большим богатством и интенсивностью духовной жизни по сравнению с предыдущей. Этот процесс «психического роста» или «психического развития» отличается наибольшей стремительностью в первые годы жизни ребенка, а также в отроческом и отчасти в юношеском возрасте, по мере же приближения к 25—30 годам он постепенно замедляется и, наконец, совершенно останавливается; основное ядро личности окончательно определилось, психический уровень человека более или менее выяснился. В дальнейшем ему предстоит, быть может, еще развить крайне интенсивную и разнообразную деятельность, но это будут лишь обнаружения уже сформировавшейся личности, сводящиеся преимущественно к ее экзопроявлениям.
Сравнивая между собой процесс психического роста у разных индивидуумов, нетрудно убедиться, что высшие, предельные границы этого роста, определяющие собой то, что мы называем психическим уровнем человека, отличаются у разных людей крайним разнообразием.
При нормальных внешних условиях и соответствующем воспитании и образовании уровень этот определяется, как уже сказано, прирожденной одаренностью человека, сводящейся, в конце концов, к общему потенциальному запасу его нервно-психической энергии или, употребляя другой термин, к присущему ему большему или меньшему количеству психической активности.
Если, таким образом, повышение психического уровня имеет в своей основе увеличение общего запаса нервно-психической энергии (связанное, по всей вероятности, также с усиленным развитием и морфологическим совершенствованием коры головного мозга), то внешние проявления различных уровней отличаются друг от друга уже не только в количественном, но и в качественном отношении.
Необходимо рассмотреть подробнее признаки, характеризующие собой повышение психического уровня.
На первом плане здесь следует поставить большее или меньшее богатство личности, общее количество психической продукции, проявляющееся вовне обилием, разнообразием и сложностью (или, наоборот, бедностью, однообрази
632
ем и примитивностью) отдельных психических проявлений. Сюда относится, например, то, что мы называем «объемом интереса» или широтой области, на которую он распространяется.
Не менее важное значение имеет также «уровень развития или дифференцированности интереса». Сюда относится прежде всего «обилие в нем оттенков: например, религиозное сознание может быть смутным, бедным по содержанию, или развитым в целую религиозную систему с ответами на многие вопросы: так же может различаться чувство любви, дружбы и т. п.».
Вторым существенным признаком повышения психического уровня является сила, интенсивность отдельных психических проявлений. Если мы сравним какого-нибудь плохонького музыканта-любителя с выдающимся композитором или виртуозом-исполнителем, то увидим, что у последних в большинстве случаев и слух тоньше, и музыкальная память значительно более развита, и чувства, вызываемые звуковыми сочетаниями, гораздо ярче и интенсивнее и т. п. Эта более значительная степень развития отдельных способностей ведет к тому, что и проявления, и продукты деятельности таких людей ярко выделяются среди других, аналогичных им, но более слабых обнаружений, свойственных окружающим индивидуумам.
Само собой разумеется, что, пользуясь яркостью и силой психических проявлений в качестве критерия, определяющего принадлежность человека к тому или иному психическому уровню, мы должны всегда иметь в виду проявления именно таких психических функций, которые у данного человека являются преобладающими. Известно, например, что Дарвин, обладая громадной способностью к анализу и индуктивным умозаключениям, в то же время был очень мало восприимчив к эстетическим впечатлениям; и тот, кто захотел бы о психическом уровне Дарвина судить по его эстетическим проявлениям, впал бы, конечно, в самую грубую ошибку.
Третьим признаком, определяющим принадлежность человека к высшему или низшему психическому уровню, является большая или меньшая сознательность и идейность его психических проявлений. Чем выше духовная организация человека, чем более богатой и интенсивной душевной жизнью живет он, тем более способен он ориентироваться среди явлений окружающего мира и тем сознательнее определяет свое отношение как к отдельным явлениям, так и ко всей вообще окружающей жизни.
В результате получается наличность определенных, сознательно выработанных или усвоенных принципов — нравственных, социальных и др., а на более высоких ступенях — наличность общего миросозерцания, обнимающего все важнейшие стороны жизни и соответствующего в своих главных чертах основным потребностям и индивидуальным особенностям данного человека.
Постепенное усиление идейных, более абстрактных процессов и преобладание их над чувственными (связанными с ощущениями) составляет, вообще говоря, характерную особенность повышения психического уровня. На более низких ступенях дело обыкновенно ограничивается тем, что человек наряду с непосредственными, чисто органическими влечениями ставит себе также и некоторые более отдаленные задачи, относящиеся к обеспечению своего «я» в более или менее отдаленном будущем. Затем мало-помалу круг идейных целей и интересов постепенно расширяется, обнимая собой уже заботы о других людях, людских
633
отношениях, а также более или менее бескорыстный интерес к явлениям природы, эстетическим и этическим ценностям и т. п. Наконец, на высших ступенях дело доходит до того, что человек, увлекшись какой-нибудь идеей, готов пожертвовать для нее не только своими чувственными влечениями, своими материальными выгодами и удобствами, но и своими отношениями к людям и даже своей жизнью. И это обозначает в подобных случаях вовсе не отказ от своей собственной личности и ее потребностей, а, напротив, высшее, наиболее яркое и интенсивное проявление личности, требующее от человека максимального напряжения всех его духовных сил, всей его моральной энергии. Как справедливо замечает Достоевский, «сильно развитая личность, вполне уверенная в своем праве быть личностью, уже не имеющая за себя никакого страха, ничего не может и сделать для другого из своей личности, то есть никакого более употребления, как отдать ее всю всем, чтобы и другие все были точно такими же самоправными и счастливыми личностями. Это закон природы, к этому тянет нормального человека». Вполне соглашаясь с этим утверждением, мы, со своей стороны, добавили бы только, что идейные стремления высокоодаренных личностей могут быть направлены не только на содействие и помощь другим людям, но также и на иные, более абстрактные цели: познание, красоту, самосовершенствование и т. п.
Само собой разумеется, что и на высоких психических уровнях чувственные органические влечения тоже могут быть развиты, и иногда даже очень значительно (мы знаем, что некоторые гениальные люди были развратниками, обжорами, пьяницами и т. п.); но все-таки центр тяжести личности, главное направление ее деятельности заключается не в них, а в каких-нибудь других, более идейных интересах, иначе никакой гений не удержится на свойственной ему высоте, а быстро и неуклонно начнет спускаться, теряя постепенно то богатство и напряженность душевной жизни, которые отличают его от людей менее одаренных.
Наконец, четвертым существенным признаком, характеризующим повышение психического уровня, следует считать возрастающую координацию психических элементов, составляющих в своей совокупности человеческую личность. Мы знаем, что у маленьких детей отдельные впечатления, чувства, желания и поступки еще до такой степени мало связаны между собой, так мало вытекают друг из друга, что личность как единство, в настоящем смысле этого слова, у них почти не существует. То же самое наблюдается при некоторых болезненных формах (например, при истерии), а также у извращенных типов. Наоборот, у чистых типов, т. е. у таких, где личность развивалась естественно, в соответствующей обстановке, где общие условия жизни благоприятны и род занятий отвечает основным стремлениям и задаткам данного индивидуума, всегда замечается тенденция к известному объединению личности, к установлению связи между отдельными ее проявлениями.
Особенно отчетливо тенденция к такому объединению выступает на высшем психическом уровне, у людей богато одаренных и обнаруживающих интенсивную и разностороннюю душевную деятельность. Здесь различные побочные, менее развитые у данного индивидуума эндо- и экзочерты не только не отвлекают силы человека от главного дела, составляющего основную задачу его жизни, но, наоборот, способствуют этому делу, дополняя его существенными и важными деталями. Так, например, выдающийся государственный деятель, принадлежащий к типу энергичных, может серьезно и без всяких предвзятых мыслей интересоваться вопросами философии и религии, но в то же время он невольно почерпнет в них глу
634
бокие, принципиальные основы для своей политики, будучи одарен творческим воображением, способностью к комбинированию ярких, конкретных образов, он воспользуется этим для того, чтобы придать силу и убедительность своим речам, произносимым в публичных собраниях и т. п. Получается, таким образом, то, что можно было бы назвать концентрацией личности, т. е. сосредоточением всех (или по крайней мере большинства) ее важнейших функций в направлении какого-нибудь одного широкого, разностороннего и захватывающего рода деятельности.
Отношение между эндо- и экзопсихикой на разных уровнях
Отношение между личностью и окружающей ее средой, а вследствие этого и отношение между эндо- и экзопсихическими элементами личности бывает на разных уровнях далеко не одинаковым.
На низшем уровне влияние внешней среды и внешних обстоятельств является безусловно преобладающим. Подчиняя себе слабую, разрозненную психику малоодаренного человека, среда накладывает на нее свой отпечаток, насильственно приспособляля ее к своим запросам и требованиям и очень мало считаясь с эндоособенностями каждого отдельного индивидуума. Благодаря этому часто получается значительное несоответствие между основными задатками и способностями данного человека, с одной стороны, и усвоенными им профессиональными навыками, взглядами и способами деятельности — с другой. В результате личность часто не дает и того немногого, что она могла бы дать при более самостоятельном и независимом отношении к окружающему. Общая приспособленность ее к окружающей среде оказывается настолько неполной и нестойкой, общий вес и ценность ее в социальной жизни настолько незначительными, что представителей низшего уровня (и при этом не только извращенных, но даже и чистых) можно в общем охарактеризовать как недостаточно приспособленных.
В противоположность этому люди, принадлежащие к среднему психическому уровню, обладают гораздо большей способностью приноровиться к окружающей среде, найти в ней свое место и использовать ее для своих целей. Более сознательные, обладающие большей работоспособностью и инициативой, они выбирают себе род занятий, соответствующий их склонностям и задаткам, работают продуктивно и с интересом и в конце концов, будучи полезны обществу, успевают в то же время и себе обеспечить не только материальное благосостояние, но и некоторый комфорт, физический и духовный. Их можно назвать поэтому приспособившимися.
Несколько иные отношения встречаем мы на высшем психическом уровне. Люди талантливые, высокоодаренные, разумеется, в еще большей степени, нежели представители среднего уровня, обладают данными, необходимыми для того, чтобы приспособиться к окружающей среде, воспользоваться ее выгодами и преимуществами и устроить себе жизнь удобную и материально обеспеченную. В некоторых случаях так это и бывает. Но обычно дело осложняется здесь еще тем, что значительная напряженность, интенсивность душевной жизни заставляет человека не ограничиваться одним только приспособлением к среде, но стремиться и саму эту среду переделать, видоизменить сообразно своим собственным влечениям и потребностям. Другими словами, здесь мы всегда встречаемся с более или менее ярко выраженным процессом творчества, в какой бы об
635
ласти оно ни проявлялось — в духовной или материальной, в области науки, искусства или практической жизни и т. п.
Если, таким образом, низший психический уровень дает нам по преимуществу индивидуумов, недостаточно приспособленных, средний уровень — приспособившихся, то представителей высшего уровня можно назвать, в отличие от предыдущих, приспособляющимися. Необходимо только помнить, что процесс творчества, переработка действительности сообразно своим идеалам и стремлениям никогда не даются им даром, а почти всегда сопровождаются упорной борьбой и различными лишениями, духовными или материальными. Интенсивная концентрация душевной деятельности в известном направлении в связи с повышенной идейностью стремлений заставляет их зачастую без достаточного внимания относиться не только к различным чисто материальным потребностям, но и вообще к обеспечению ровного, спокойного течения своей жизни. Благодаря этому представители высшего уровня, даже в случае успеха своих планов и стремлений, нередко оказываются в социальном отношении устроившимися гораздо хуже, нежели обыкновенные, средние люди.
Принадлежность человека к тому или иному психическому уровню еще не определяет собой его типа (деление по психическому содержанию — см. выше): такие основные типы, как аффективно-деятельные, энергичные, рассудочные, мечтатели и т. п., встречаются одинаково на всех уровнях, хотя, конечно, проявления их существенно меняются в зависимости от степени одаренности человека и от большего или меньшего богатства и интенсивности его душевной жизни.
После всего того, что было сказано нами относительно степеней душевного развития и признаков повышения психического уровня, невольно напрашивается вопрос: нельзя ли воспользоваться принадлежностью индивидуума к тому или иному психическому уровню в качестве мерила для его этико-социальной оценки? Другими словами, если принадлежность к высшим уровням (психическая одаренность, умственная, эмоциональная или волевая) характеризуется большим богатством душевной жизни, большей идейностью, работоспособностью, наличностью сознательного миросозерцания и т. п., не следует ли принять, что люди более одаренные являются, уже по этому самому, и в социальном отношении более полезными и в этическом смысле лучшими? Несмотря на всю соблазнительность подобной точки зрения, нам она представляется, однако, совершенно неприемлемой.
Даже на самых высших ступенях душевного развития имеются свои извращенные типы, и психическое падение их зачастую оказывается и в социальном отношении более вредным и с моральной стороны более отталкивающим, чем у людей, обладающих более примитивной психикой. Кому много дано, с того много и спросится. Мне кажется поэтому, что в качестве критерия моральной оценки необходимо выставить совсем иной признак, а именно большую или меньшую тенденцию к повышению психического уровня, большее или меньшее стремление к совершенствованию. Если ни один человек не может дать в своих психических проявлениях больше того, что в него вложено от природы (прирожденные особенности нервно-психической организации), то зато имеющиеся от природы духовные силы могут или остаться неразвитыми, в зачаточном состоянии, или, наоборот, развернуться как в количественном, так и в качественном отношении. И этот именно «священный огонь», это стремление к возможно бо-
636
лее полному и всестороннему развитию и проявлению своих духовных сил мы считаем одинаково ценным, будет ли оно проявляться в яркой и разнообразной психике богато одаренного человека или же в бедной, примитивной душе индивидуума, принадлежащего к низшему психическому уровню...
Деление на группы и типы
Вторым не менее существенным принципом нашей классификации является, как уже сказано было вначале, деление личностей по их психическому содержанию на группы и типы. Основу этого деления составляет прежде всего преобладание в каждом отдельном случае какой-либо одной группы тесно между собой связанных основных психических функций, накладывающих на весь характер данного индивидуума своеобразный отпечаток...
Классификаторы характеров обычно выдвигают в этих случаях прежде всего преобладание ума, чувства или воли, разделяя, таким образом, характеры на интеллектуальные, эмоциональные и волевые. Соглашаясь в основе с таким делением, мы, однако, считаем его слишком упрощенным, схематичным, и вот на каком основании.
Всякий душевный процесс, интеллектуальный, эмоциональный или волевой, всегда представляет собой сложное целое, в составе которого могут преобладать те или иные отдельные стороны, или элементы. Так, например, в процессе восприятия кроме ощущений и их комбинаций не менее важную роль играют также воспроизведенные образы, сопутствующие ассоциации, сосредоточенность и устойчивость внимания, направление интересов, синтезирующая деятельность сознания; в сложном волевом акте наряду с сознательным волевым усилием существенными элементами являются взаимодействие и борьба мотивов (сводящаяся в конце концов к взаимодействию чувствований, связанных с теми или иными конечными целями), а также мыслительный процесс — обдумывание способов и конечных результатов совершаемого поступка.
Преобладающее развитие у индивидуума тех или иных сторон различных сложных процессов имеет чрезвычайно важное значение для образования типов и их разновидностей. Так, значительное развитие мышления, индуктивного или дедуктивного, способствует занятию науками, естественными или гуманитарными, сильно развитое воображение ведет обычно к возникновению художественного типа, преобладание в волевых актах эмоциональных или, наоборот, рассудочных элементов лежит в основе подразделения всякого рода практических деятелей на два совершенно различных типа и т. д.
И вот оказывается, что у некоторых типов (особенно принадлежащих к высшим психическим уровням) интеллектуальные и эмоциональные (эмоциональные и волевые) элементы так тесно и неразрывно между собой связаны, что было бы большой натяжкой и односторонностью зачислить эти типы в группу интеллектуальных, или эмоциональных, или волевых. Так, например, тип мечтателей (художников, религиозных созерцателей), чрезвычайно яркий и определенный, характеризуется преобладанием у них воображения, т. е. процесса столь же интеллектуального, как и аффективного, тип аффективно-деятельных, не менее важный, цельный и часто встречающийся, не может быть зачислен ни в группу эмоциональных, ни в группу волевых, а должен быть выделен в качестве особой разновидности и т. д. Поэтому если на низшем уровне еще возможно принять (и то с некоторой модификацией — см.
637
ниже) упомянутое схематическое деление на три главные группы, с подразделением каждой отдельной группы в зависимости от преобладания в ней тех или иных элементов, то на более высоких уровнях, с их сложной психикой, такой схематизм представляется уже совершенно невозможным.
Чистые типы различных уровней
Наиболее яркие «чистые» типы получаются в тех случаях, когда: экзо- и эндопсихика взаимно соответствуют друг другу, т. е. когда интересы и профессиональная деятельность человека, развитие его знаний и навыков, его взглядов и миросозерцания происходят именно в том направлении, какое диктуется прирожденными особенностями его нервно-психической организации. В этих случаях наиболее характерные субъективные и объективные черты данной личности сливаются в один цельный, отчетливо выраженный «психосоциальный комплекс», достаточно устойчивый и обыкновенно очень типичный...
Что же касается типов высшего уровня, то здесь, как мы увидим дальше, на первый план выступает уже идейная сторона психосоциальных комплексов, их общий смысл и значение как для человека, так и для всей вообще окружающей жизни, поэтому классификация личностей превращается на этом уровне в классификацию человеческих идеалов и их психологических (характерологических) разновидностей.
В результате получается следующее подразделение чистых типов, которые мы здесь только наметим, так как подробное описание различных типов и их разновидностей будет дано в соответствующих главах.
I. Низший уровень
Деление по преобладанию тех или иных основных психофизиологических функций.
1. Рассудочные. Несмотря на слабую общую одаренность, значительно развита рассудочность поступков, склонность обсуждать (хотя бы и несовершенно) их мотивы и последствия.
2. Аффективные. Смотря по преобладанию тех или иных сторон аффективного процесса, можно различать следующие разновидности:
а) подвижные или живые, близко напоминающие по своему общему складу так называемый сангвинический темперамент;
в) чувственные, со значительным развитием чувственных, органических влечений и потребностей;
с) мечтатели, у которых благодаря преобладанию репродуктивного воображения (к творческому они не способны) интересы сосредоточены преимущественно на внутреннем мире.
3. Активные, которые в зависимости от большего или меньшего развития отдельных сторон волевого процесса также делятся на несколько разновидностей:
а) энергичные низшего порядка, характеризующиеся импульсивностью и беспорядочностью своих действий, а также преобладанием внешних волевых актов над внутренними;
в) покорно-деятельные, у которых мотивами действия являются не столько собственные желания и влечения, сколько внушения и директивы, получаемые ими извне;
с) упрямые, отличающиеся значительной устойчивостью раз принятых решений.
638
И. Средний уровень
Деление по психосоциальным комплексам, объединяющим в себе взаимно соответствующие эндо- и экзоособенности. Кроме того, все чистые типы среднего уровня можно разбить на две большие группы, смотря по преобладанию в них отвлеченно-идеалистических или практико-реалистических тенденций.
Непрактичные, теоретики-идеалисты
1,	Ученые: значительное развитие спокойного, ясного, последовательного мышления, способствующего научным занятиям и научным интересам.
2.	Художники, т. е. люди, посвятившие себя занятию каким бы то ни было искусством, наиболее характерная эндочерта — значительно развитое воображение, воспроизводящее и отчасти творческое.
3.	Религиозные созерцатели, также характеризующиеся развитым воображением, но направленным в сторону совершенно других объектов и представлений.
Практики-реалисты
4.	Человеколюбцы (альтруисты):‘значительно развитое чувство симпатии (способность сочувствия), обусловленное повышенной аффективной возбудимостью, а также силой, глубиной и устойчивостью отдельных чувствований.
5.	Общественники: со стороны эндопсихики могут быть охарактеризованы как аффективно-деятельные, что способствует их общительности и предприимчивости в общественных делах и начинаниях. ,
6.	Властные: характерная эндочерта — твердая воля, руководимая определенными целями и дающая этим людям возможность влиять на окружающих.
Разновидность этого типа составляют люди, у которых значительно развитая волевая энергия направлена на борьбу с внешней природой.
7.	Хозяйственные, свойственные этому типу расчетливость, склонность к многократному обсуждению своих действий, направленных преимущественно на практические цели, делает этих людей способными к ведению более или менее сложных дел и предприятий материального характера...
III. Высший уровень
Благодаря значительному богатству, сознательности и координированности душевных переживаний экзопсихическая сторона личности, в ее высших идеальных проявлениях, достигает здесь необычайного развития, эндопсихика, находящаяся с ней в полном согласии, составляет лишь естественную ее подоснову. Таким образом, деление производится здесь по экзопсихическим категориям, именно по важнейшим общечеловеческим идеалам и их характерологическим разновидностям. При этом во всяком отдельном типе выдвигаются на первый план уже не конкретные, более или менее случайные экзопроявления, зависящие от эпохи, местных условий и т. п. (как это бывает обычно на среднем уровне), а более глубокие основные черты, логически между собой связанные и сохраняющие свое значение для всех времен и народов.
Так как герои и идеалы вырастают на почве обычных, естественных человеческих отношений, составляя лишь результат дальнейшего, более высокого их развития, то и типы-идеалы высшего уровня по своему содержанию соответствуют в значительной степени психосоциальным комплексам среднего уровня. В частности, важнейшими из них являются следующие:
639
1)	Альтруизм.
2)	Знание: а) индуктивное, б) дедуктивное.
3)	Красота.
4)	Религия.
5)	Общество, государство.
6)	Внешняя деятельность, инициатива.
7)	Система, организация.
8)	Власть, борьба3.
Рассудочные (низший уровень)
Характерная особенность рассудочного типа состоит в том, что всякое действие или поступок сопровождается предварительным и иногда весьма обстоятельным обсуждением мотивов. Интеллектуальная деятельность направлена здесь, следовательно, не столько на расширение умственного кругозора или на выяснение тех'или иных теоретических проблем, сколько на решение разных практических, прикладных вопросов, имеющих непосредственно отношение к повседневной, обыденной жизни («интеллект практического склада», или благоразумие, по Бэну). Это обстоятельство делает представителей данного типа расчетливыми, систематическими в своих действиях и спокойно рассудительными в речах и во всем их поведении. Бережливые, аккуратные, склонные к порядку, они обычно отличаются значительной предусмотрительностью, стараясь заранее высчитать выгоды и невыгоды всякого предстоящего им поступка. Всегда склонные к рассуждениям, они пространно и подолгу обсуждают в разговорах с окружающими как свои, так и чужие дела и поступки; в тех же случаях, когда возраст или положение дают к этому повод, охотно и с важностью берут на себя роль ментора, поучая окружающих и высказывая целый ряд более или менее глубокомысленных сентенций.
Однако принадлежность к низшему психическому уровню накладывает резкий, характерный отпечаток как на их рассуждения, так и на все вообще их действия. Не обладая наблюдательностью или сколько-нибудь развитым мышлением, люди эти медленно и туго воспринимают; плохо соображают и недостаточно осмысливают; благодаря этому они лишены возможности самостоятельно относиться к явлениям окружающей жизни, по-своему их передумывать и истолковывать. Рассуждения их обыкновенно бесплодны, мысли их неоригинальны; подобно одному из чеховских героев, они всегда говорят лишь то, что уже всем известно. Иногда, впрочем, и они пытаются высказать какую-нибудь собственную мысль или пуститься в сложное рассуждение, но из этого обыкновенно ничего не выходит, кроме скучного, бесплодного резонерства. В интеллигентном обществе такие неумные резонеры бывают обыкновенно оценены по достоинству; в среде же невежественной, малокультурной они нередко производят впечатление и слывут за умных людей, в особенности если их имущественное и общественное положение возвышает их над другими.
3 В последующих главах книги А.Ф. Лазурский дает подробный анализ и обоснование каждого из перечисленных типов всех трех уровней. Ниже мы приводим в качестве примера описания двух типов низшего уровня («рассудочного» и «активного»). Иллюстрация одного из типов высшего уровня («альтруиста») дана» в другом сборнике текстов, посвященном психологии личности. — Прим. ред.
640
То же самое следует сказать и относительно их действий, всегда отличающихся подражательностью, отсутствием какой бы то ни было инициативы. Удачное копирование чужого («все как у людей») они считают высшим, к чему только можно и должно стремиться, всякое же новое, смелое начинание пугает их и представляется им совершенно неприемлемым. В то же время деятельность их, несмотря на постоянные расчеты и рассуждения, далеко не всегда носит целесообразный характер. Недалекие в умственном отношении, лишенные изобретательности и остроумия, они очень часто ошибаются в своих — казалось бы, весьма обстоятельных — расчетах и сплошь и рядом упускают из виду если не самое главное, то по крайней мере очень существенные детали. Благодаря этому их успехи в деятельности и жизни даже в случае удачи бывают лишь посредственны и никогда не могут достигнуть той степени, как у более одаренных представителей рассудочного типа.
Благодаря узости умственного кругозора и полному почти отсутствию высших идейных интересов все расчеты этих людей бывают обыкновенно направлены на удовлетворение и обеспечение ближайших непосредственных — чаще всего материальных — запросов и потребностей. Отсюда их эгоизм, постоянная забота о себе, тем более бросающиеся в глаза, что сами они, по-видимому, далеко не всегда отдают себе в них отчет; так, постоянно думая и заботясь лишь об удовлетворении своих собственных интересов, они в то же время могут с пафосом повторять избитые фразы о долге и самоотвержении, совершенно искренне считая себя людьми благородными и весьма добродетельными. Иногда, правда, заботы их распространяются также и на других людей, почему-нибудь им близких (семья, родственники); но это бывает лишь в тех случаях, когда люди эти нужны для них самих, представляясь чем-то вроде жизненной обстановки, необходимой для спокойного и довольного их существования.
Благодаря своей расчетливости и благоразумию рассудочные низшего уровня, несмотря на свою умственную недалекость, могут все же при благоприятных обстоятельствах достигнуть некоторого успеха в жизни. В таких случаях они делаются обычно крайне самодовольными и самоуверенными, чему в значительной степени способствует их глупость, мешающая видеть свои промахи и критически относиться к своим недостаткам. Наоборот, в тех случаях, когда жизнь их не особенно балует, на первый план выступают другие, противоположные черты, тесно связанные со всей их эндопсихикой: робость и неуверенность в себе, склонность к постоянным колебаниям, преувеличенная осторожность и неспособность решиться на что-либо определенное. Отсюда их консерватизм, принимающий, вследствие их недомыслия, крайне узкие и часто совершенно бессмысленные формы. Хорошим образчиком такого консерватизма может служить чеховский «человек в футляре» — учитель греческого языка Беликов, который боялся буквально всего и своей мнительностью давил не только себя, но и всех окружающих. Его лейтмотивом было «ах, как бы чего не вышло».
Развитию и сформированию подобных типов способствует прежде всего такая обстановка, где все сосредоточено на удовлетворении элементарных, чисто материальных потребностей, причем руководящими правилами жизни и поведения служат застывшие, раз навсегда установленные шаблоны, мешающие всякому сколько-нибудь живому проявлению личности. Точно так же и в общественной жизни рутина и преобладание формы над содержанием, а также отсутствие живых и энергичных людей, могущих стать руководителями общественного
641
мнения, благоприятствуют усилению и процветанию рассудочных типов низшего психического уровня.
В качестве образца можно привести одно из действующих лиц «Войны и мира» Толстого, именно жениха, а затем мужа Веры Ростовой - Берга.
Активные (низший уровень)
У этих людей всякого рода чувства и желания отличаются значительной импульсивностью, заставляющей стремиться, и при этом очень энергично, к немедленному их осуществлению, какие бы то ни было сомнения и колебания, борьба мотивов и предварительное обдумывание им почти совершенно несвойственны. Этим основным качеством в значительной степени определяются экзопроявления данного типа, его социальное значение, его важнейшие достоинства и недостатки.
Склонность к активному вмешательству в окружающую жизнь, к немедленному и притом энергичному осуществлению своих желаний сказывается у представителей данного типа буквально во всем, за что они возьмутся: во всякого рода имущественных делах и предприятиях, в любовных похождениях, в отношении к отдельным людям и общественным делам, наконец, даже в тех областях, где они обычно очень мало смыслят, например в науке и искусстве. При этом они отличаются обычно значительной самоуверенностью и зачастую смелостью («море по колено»!), вытекающей из недостаточного взвешивания последствий своего поступка. Так, Хлестаков, совершенно неожиданно для него принятый чиновниками за ревизора, быстро освоился со своей новой ролью и немедленно же начал пользоваться ее преимуществами, т. е. обирать деньги у чиновников и ухаживать за женой и дочерью городничего; когда Осип, хорошо понимавший всю шаткость и опасность их положения, доказывает ему, что уже пора ехать, он сначала не соглашается и лишь потом сдается на его уговоры.
Несмотря, однако, на всю свою энергию, представители данного типа совершенно не способны к сколько-нибудь серьезному, систематическому труду. Причины ясны: с одной стороны, принадлежность к низшему психическому уровню и вытекающие отсюда слабая идейность, неспособность понимать серьезные запросы жизни, неустойчивость и поверхностность чувствований и интересов, с другой — свойственная этому типу импульсивность, заставляющая их стремиться к немедленному выполнению всякого пришедшего им в голову желания. Поэтому деятельность их — хозяйственная, административная, научная — бывает обычно беспорядочна и бестолкова. Зато все, что связано с возбуждением и азартом, влечет их к себе неудержимо. На первом плане здесь следует поставить охоту. У Ноздрева все хозяйство находилось в полнейшем запущении, зато собак всякого рода мастей и пород было бесчисленное множество, и «Ноздрев был среди них совершенно как отец среди семейства...».
Склонность к возбуждению и азарту сказывается также на их развлечениях и вообще на всем их времяпрепровождении. В своих «Школьных характеристиках» мне уже приходилось отмечать, что мальчики энергичного типа больше бывают склонны к азартным играм, чем другие. Хлестаков пользуется всяким удобным случаем, чтобы «сразиться в картишки»; из-за своей страсти к картам он засел без копейки денег в гостинице незнакомого городка. Ноздрев также каждую минуту готов был засесть за карты и, несмотря на свое шулерство, то и дело спускал в игре все, что с ним и на нем было.
642
Склонность если не к дракам, то к столкновениям в той или иной форме также характерна для энергичных, и притом не только низшего, но и более высоких уровней. Энергия вообще порождает склонность к борьбе, которая у лиц более высокого душевного склада направляется на достижение определенных, более или менее устойчивых целей. У представителей же низшего уровня, благодаря общей беспорядочности и импульсивности их проявлений, данное качество выражается в наиболее примитивных, грубонелепых формах.
Ноздрев «был в некотором роде исторический человек», так как «ни в одном собрании, где он был, не обходилось без истории», в результате которой или он бил, или его били, а чаще всего и то и другое вместе. У лиц менее распустившихся склонность к борьбе проявляется в своего рода бретерстве, в стремлении задирать других без всякого повода и т. п.
Как уже сказано было выше, энергичные низшего порядка отличаются обычно крайней самоуверенностью, доходящей нередко до смешного.
В тесной связи с этим стоит и их тщеславие, склонность к хвастовству, которые у лиц этого типа бывают обычно выражены очень резко. Всем известно, до чего заврался Хлестаков среди благоговейно слушавших его чиновников («тридцать пять тысяч одних курьеров!.. Меня сам государственный совет боится... Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш...»). Ноздрев, показывая Чичикову границу своего имения, говорит, что не только все, находящееся по ею сторону границы принадлежит ему, но что и дальше, за границей, тоже все его. И если даже считать это карикатурой, преувеличением, то несомненно, что нечто подобное в жизни у таких людей встречается сплошь и рядом.
Такая самоуверенность и хвастовство могут иногда импонировать окружающим, производить на них впечатление. Но для этого нужны или исключительно благоприятные условия, как у Хлестакова, или зеленая, неопытная молодежь. Мало-мальски опытный человек тотчас их раскусит. То же следует сказать и относительно их частых успехов в любви или, вернее, в легких любовных интрижках, так как к сколько-нибудь глубокой, серьезной страсти они совершенно не способны. На женщину они смотрят в большинстве случаев очень цинично, как на самку, созданную исключительно для их удовольствия; такого сорта женщин они ищут, и среди такого сорта женщин они и пожинают свои легкие лавры. Если же им случайно удастся (подобно Анатолю Курагину — см. ниже) увлечь девушку или женщину более серьезного душевного склада, то в результате получается одна из тех трагедий, которыми так изобилует история любви.
В качестве образца разбираемого типа приведем краткую характеристику Анатоля Курагина (из «Войны и мира»), совмещающего в себе большинство перечисленных нами выше характерных особенностей.
Сын знатного придворного интригана, умного и энергичного, но хитрого, эгоистичного и бессердечного. Отец его тратит на Анатоля до 40 000 в год, воспитывает его за границей, старается устроить ему карьеру. Сам Анатоль — высокий, стройный красавец, молодой и здоровый. Он всегда весел и спокойно-самоуверен, всегда доволен собой и своими поступками: весело улыбаясь, разговаривает со стариком Волконским, решения которого с таким трепетом ждет его отец; единственный из всех спал спокойно в ночь перед сватовством; застигнутый княжной Волконской (которой он сделал предложение) в тот момент, когда он обнимал француженку, нисколько не смутился. Только перед похищением Наташи он чув
643
ствовал, что сердце его бьется несколько сильнее обыкновенного. К аффектам он вообще мало склонен, хотя однажды вдруг вспылил на ямщика: «Ну, я тебе морду разобью, ты не шути!» Всякое свое желание он привык удовлетворять немедленно, не считаясь с препятствиями. Решив овладеть Наташей, он сразу же приступает к делу: при втором свидании уже объясняется в любви, затем подготовляет похищение и настойчиво старается осуществить его, несмотря на отговоры Долохова; после неудачи он все-таки продолжает совещаться с Долоховым и сестрой о том, как поправить дело и довести его до конца. Ту же быстроту и натиск он проявляет и в ухаживании за француженкой Бурьен, сразу пробудившей в нем «то странное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам». Конечно, эту смелость не следует смешивать с сознательной, идейной стойкостью: этой последней мы напрасно стали бы искать у Анатоля. Когда Пьер в бешенстве пригрозил ему тяжелым пресс-папье, если он не вернет писем Наташи и не обещает завтра же уехать из Москвы, Анатоль струсил и сразу на все согласился. Его смелость есть лишь результат полной неспособности и нежелания сколько-нибудь подумать о последствиях своих поступков. Похищая Наташу, собираясь жениться на ней вторым, незаконным (так как первая его жена была жива) браком, ломая таким образом всю судьбу, как свою, так и молодой, неопытной девушки, он ни разу не задумался над тем, что из всего этого выйдет. Так же беспечно относится он и к своей службе. На вопрос старика Волконского, где он служит, Анатоль отвечает: «Я числюсь. При чем я числюсь, папа?» Он очень глуп, что неоднократно подчеркивает автор: отец, говоря с ним, называет его дураком; ухаживая за Наташей, он совершенно не находит, о чем говорить с ней, и только его красота и спокойная самоуверенность мешают ему стать смешным; любовное письмо сочинил ему Долохов; он же организует для Анатоля план похищения и ведет его денежные счета. Этой полной неспособностью рассуждать и объясняется то обстоятельство, что Анатоль, в нравственном отношении павший очень низко (живет паразитом, на чужой счет, ради своей прихоти готов не задумываясь сделать несчастным другого человека, не останавливается перед преступлением — двоеженством), тем не менее был убежден, что живет хорошо, считал себя безукоризненным человеком и искренне презирал подлецов и дурных людей. У него даже есть свой кодекс чести, заставляющий его требовать у Пьера взять свои слова («подло» и т. п.) обратно и позволяющий ему, однако, вслед за этим у того же Пьера брать деньги на дорогу. Анатоль не был честолюбив, не заботился о своей карьере и своих выгодах. Он любил на свете только одно: веселье и женщин. Веселье выражалось в кутежах, которыми он вместе с Долоховым прославился на обе столицы: он мог пить напролет ночи, перепивая всех, с наслаждением вспоминает, как они однажды мчались из Твери на тройках так, что дух захватывало, наехали на обоз, перескочили через два воза и т. д. На женщин он смотрит только как на средство наслаждения, в обращении с ними он усвоил себе «манеру, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, — манеру презрительного сознания своего превосходства» («А уж вы бы рады!»); всем московским барыням он явно предпочитал цыганок и француженок. Такое отношение, соединенное с его выдающейся физической красотой, создало Анатолю заслуженную репутацию ловеласа и сердцееда, от которого всякая серьезная, уважающая себя женщина должна держаться подальше.
644
Эрих Фромм
ХАРАКТЕР1
1. Динамическая концепция характера
Черты характера считались и считаются в среде бихевиористски ориентированных психологов синонимами свойств поведения. С этой точки зрения характер определяется как «модель поведения, характерная для данного индивида»1 2, в то время как другие авторы, подобно Вильяму Мак-Дугаллу, Р.Г. Гордону и Кречмеру, придавали особое значение волевому и динамичному элементам черт характера.
Фрейд развил не только первую, но также и наиболее последовательную и глубокую теорию характера как системы влечений, обуславливающих поведение, но не тождественных ему. Чтобы понять ценность фрейдовской динамической концепции характера, будет полезно сравнить поведенческие свойства с чертами характера. Поведенческие свойства описываются как то в поступках, что доступно наблюдению третьего лица. Так, например, поведенческое свойство «смелость» определялось бы как поведение, направленное на достижение определенной цели, когда человек не считается с риском утраты собственного комфорта, свободы или жизни. Или бережливость как поведенческое свойство определялась бы как поведение, нацеленное на сбережение денег или других материальных вещей. Однако если мы исследуем мотивацию, и особенно бессознательную мотивацию, таких поведенческих свойств, то обнаружим, что за поведенческим свойством кроются многочисленные и совершенно различные черты характера. Смелое поведение может быть мотивировано честолюбием, и тогда человек будет рисковать своей жизнью в определенных ситуациях ради того, чтоб удовлетворить свою страстную жажду быть предметом восхищения; оно может быть мотивировано влечением к самоубийству, которое побуждает человека искать опасности, ибо сознательно или бессознательно он не ценит свою жизнь или желает самоуничтожения; оно может быть мотивировано полнейшим отсутствием воображения, и тогда человек действует смело, потому что не осознает подстерегающей его опасности; наконец, оно может быть обусловлено искренней преданностью идее или цели, ради которых человек действует, и эта мотивация общепризнанна в качестве источника смелости. Внешне поведение во всех этих примерах одно и то же, хотя мотивации различны. Я говорю «внешне» потому, что, если б можно было пронаблюдать такое поведение в деталях, обнаружилось бы, что различия в мотивации приводят к трудноуловимым различиям в поведении. Например, офицер в сражении будет вести себя совершенно иначе в ситуации, где его отвага мотивирована преданностью идее, чем в ситуации, где она мотивирована честолюбием. В первом случае он не пойдет в атаку, когда риск не пропорционален достижению тактических целей. Если же, наоборот, им движет тщеславие, эта страсть может сделать его слепым по отношению к опасностям, угрожающим ему и его солдатам. В последнем случае его поведенческое свойство «смелость» — это, как ясно, то самое честолюбие. Другой при
1Э. Фромм. «Человек для себя», гл. Ш; Человеческая природа и характер.
2 Leland Е. Hinsie and Jacob Shatzky. Psychiatric Dictionary, N. Y., 1940.
645
мер — бережливость. Человек может быть экономным, потому что этого требует его материальное положение; или он может быть бережливым потому, что обладает скупым характером, который побуждает к экономии ради самой экономии безотносительно к реальной необходимости. Здесь также мотивация несколько отлична от самого поведения. В первом случае человек способен очень хорошо отличить ситуацию, где разумно — экономить, от ситуации, в которой разумнее - тратить деньги. Во втором случае он будет экономить, не считаясь с объективной необходимостью. Другой фактор, обусловленный различием мотивации, касается предсказуемости поведения. В случае со «смелым» солдатом, мотивом которого является честолюбие, мы можем предсказать, что он будет вести себя смело, только если смелость может быть вознаграждена. В случае с солдатом, который смел из-за преданности своему делу, мы обнаружим, что одобрение будет иметь мало влияния на его поведение.
У Фрейда концепция бессознательной мотивации тесно связана с его теорией волевой природы черт характера. Он признал то, что великие романисты и драматурги знали всегда: изучение характера, как показал это Бальзак, имеет дело с «силами, мотивирующими человека»; как личность действует, чувствует и мыслит - это в большой степени обусловлено особенностями ее характера, а не просто результат рациональных ответов на реальные ситуации; «судьба человека — это его характер». Фрейд признал динамичность черт характера и то, что склад характера человека представляет особую форму, служащую проводником жизненной энергии.
Фрейд попытался объяснить эту динамическую природу свойств характера, комбинируя свою характерологию со своей теорией либидо. В согласии с материалистическим мышлением того типа, какой преобладал в естественных науках в конце девятнадцатого века, когда'энергия природных и психических явлений считалась субстанциальной, а не порождаемой в процессе взаимодействий, Фрейд считал сексуальное влечение источником энергии характера. Привлекая множество сложных и блестящих доводов, он объяснял различные черты характера как «сублимации» или «реактивные образования» в ответ на различные формы сексуального влечения. Он истолковал динамическую природу черт характера как действие их либидозного источника.
Прогресс психоаналитической теории наряду с прогрессом естественных и социальных наук привел к новой концепции, основанной не на идее изначально обособленного индивида, а на идее взаимоотношений человека с другими людьми, с природой, с самим собой. Была высказана мысль, что именно взаимоотношения направляют и регулируют проявление энергии в страстных влечениях человека. Г.С. Салливен, один из первых, кто высказал такую точку зрения, определил психоанализ как «изучение межличностных отношений».
Теория, представленная на следующих страницах, согласуется с фрейдовской характерологией в таких основных пунктах: признание того, что черты характера обусловливают поведение и о них нужно судить по поведению; что черты характера конституируют силы, которые личность, несмотря на их могущество, может совершенно не осознавать. Эта теория также следует Фрейду в признании того, что фундаментальная сущность характера строится не на единичном его свойстве, а является целостной структурой, из которой вытекает некое множество единичных свойств. Черты характера следует понимать как синдром, являю
646
щийся следствием этой особой структуры, которую я буду называть ориентацией характера. Я коснусь только ограниченного числа черт характера, вытекающих непосредственно из основополагающей ориентации. С множеством других черт характера можно было бы поступить сходным образом и показать, что они также являются прямыми следствиями основных ориентаций или смесью этих первичных черт характера со свойствами темперамента. Однако большое число других свойств, обычно причисляемых к чертам характера, следовало бы отнести не к чертам характера в нашем понимании, а к свойствам темперамента или особенностям поведения.
Главное отличие предложенной здесь теории от теории Фрейда состоит в том, что фундаментальная основа характера мне видится не в различного типа либидозной организации, а в специфического вида отношениях личности с миром. В процессе жизни человек вступает в отношения с миром: 1) посредством овладения вещами и их ассимиляции и 2) посредством отношений с людьми (и с самим собой). Первое я называю процессом ассимиляции, второе — процессом социализации. Обе формы отношений «открыты», а не инстинктивно заданы, как у животного. Человек может овладевать вещами, получая или беря их из внешних источников или производя их посредством своих усилий. Но он должен овладевать ими и каким-то образом ассимилировать их, чтобы удовлетворить свои потребности. К тому же человек не может жить один, без связи с другими людьми. Он должен объединяться с другими для защиты, для труда, для сексуального удовлетворения, для игры, для воспитания потомства, для передачи знаний и материальной собственности. Но, кроме того, он по необходимости связан с другими как один из них, как часть некоей группы. Полная обособленность непереносима и несовместима с нормальным психическим состоянием. И опять же человек может вступать в отношения с другими людьми по-разному: он может любить или ненавидеть, он может соперничать или сотрудничать; он может построить социальную систему, основанную на равенстве или авторитете, на свободе или насилии, но он должен так или иначе вступать в отношения, и форма этих отношений зависит от его характера.
Ориентации, посредством которых индивид вступает в отношения с миром, определяют суть его характера; характер можно определить как (относительно перманентную) форму, служащую проводником человеческой энергии в процессе ассимиляции и социализации. Это проведение психической энергии выполняет очень важную биологическую функцию. Поскольку действия человека не обусловлены врожденными инстинктами, жизнь была бы в опасности, если б человеку приходилось обдумывать каждое действие, каждый шаг. Но многие действия должны совершаться намного быстрее, чем позволяет процесс сознательного обдумывания. Более того, если бы все поведение строилось на обдуманных решениях, в поступках было бы намного больше противоречий, чем допустимо при надлежащем функционировании. Согласно бихевиоризму, человек научается реагировать полуавтоматически, развивая навыки действия и мышления, которые можно понимать аналогично условным рефлексам. Хотя эта точка зрения в известной мере верна, она не учитывает, что большинство характерных для человека и устойчивых к изменениям глубинных навыков и мнений обусловлены складом характера; через них выражена особая форма, которая является проводником энергии при данном складе характера. Систему характера у че
647
ловека можно считать заместителем системы инстинктов у животного. Раз энергия проводится определенным способом, в поступке непосредственно выражается характер. Некий характер может быть нежелателен с этической точки зрения, но он по крайней мере позволяет человеку действовать вполне последовательно и освобождаться от бремени принятия всякий раз новых и обдуманных решений. Человек может устроить свою жизнь сообразно своему характеру и таким образом достичь определенного уровня соответствия между внутренней и внешней ситуациями. Более того, характер выполняет также функцию отбора идей и ценностей. Так как большинству людей кажется, что идеи независимы от эмоций и желаний и являются результатом логической дедукции, им представляется, что их жизненную позицию подтверждают их идеи и оценки, в то время как на самом деле последние являются таким же результатом их характера, как и их поступки. Такое подтверждение, в свою очередь, способствует закреплению сложившегося склада характера, так как позволяет ему казаться правильным и благоразумным.
Это не единственная функция характера — позволять индивиду действовать последовательно и «разумно»; характер также дает основу для приспособления индивида к обществу. Характер ребенка — это слепок с характера родителей, он развивается в ответ на их характер. Родители и их методы воспитания ребенка, в свою очередь, зависят от социальной структуры их культуры. Обычная семья — это «психический посредник» общества, и, приспосабливаясь к своей семье, ребенок обретает характер, позднее делающий его приспособленным к задачам, предстоящим ему в социальной жизни. Он обретает такой характер, какой заставляет его хотеть делать то, что он должен делать, и суть этого характера та же, что и у большинства членов данного социального класса или культуры. Тот факт, что большинство членов некоего социального класса или культуры обладают сходством значимых элементов характера и что можно говорить о «социальном характере», репрезентирующем суть склада характера, общую большинству членов данной культуры, указывает на степень участия в формировании характера социальных и культурных моделей. Но от социального характера мы должны отличать индивидуальный характер, благодаря которому внутри одной и той же культуры одна личность отличается от другой. Эти отличия отчасти обусловлены особенностями личностей родителей, а также психическими и материальными особенностями, свойственными социальной среде, в которой растет ребенок. Но они также обусловлены особенностями конституции каждого индивида, в частности особенностями темперамента. Формирование индивидуального характера определяется столкновением экзистенциальных переживаний, индивидуальных переживаний и тех, что обусловлены культурой, с темпераментом и физической конституцией индивида. Для двух людей среда никогда не бывает одной и той же, ибо особенности конституции заставляют их более или менее различно воспринимать одну и ту же среду. Лишь навыки действия и мышления, развившиеся в результате приспособления индивида к культурным моделям и не укорененные в характере личности, легко изменяются под воздействием новых социальных моделей. Если же поведение человека коренится в его характере, оно заряжено устойчивой энергией и изменяется только в том случае, если в характере происходят функциональные изменения.
648
В предлагаемом анализе неплодотворные ориентации и плодотворная ориентация разграничены. Следует отметить, что данные понятия являются «идеальными типами»3, а не описаниями характера некоего данного индивида. Далее, хотя в дидактических целях они рассматриваются здесь раздельно, обычно характер каждой личности представляет собой сочетание всех или некоторых из этих ориентаций, однако одна из них доминирует. И наконец, я хочу заявить здесь, что при описании неплодотворных ориентаций представлены лишь их отрицательные стороны, а положительные стороны кратко рассмотрены в последней части данной главы4.
2. Типы характера: неплодотворные ориентации
а.	Рецептивная ориентация
При рецептивной ориентации человеку представляется, что «источник всех благ» лежит вовне, и он считает, что единственный способ обрести желаемое -будь то нечто материальное или привязанность, любовь, знание, удовольствие — это получить его из этого внешнего источника. При такой ориентации проблема любви состоит почти исключительно в том, чтоб «быть любимым», а не в том, чтоб любить. Такие люди склонны к неразборчивости в выборе предмета любви, потому что быть любимыми кем-то — это для них такое захватывающее переживание, что они «бросаются» за всеми, кто предлагает им любовь или то, что похоже на любовь. Они чрезвычайно чувствительны ко всякому отдалению или отпору со стороны любимого человека. Такова же их ориентация и в сфере мышления: если это интеллигенты, то они становятся самыми лучшими слушателями, поскольку ориентированы на восприятие идей, а не на их создание; предоставленные самим себе, они чувствуют себя парализованными. Для этих людей характерно, что их первая мысль - найти кого-то другого, кто даст им нужную информацию, вместо того чтобы самим сделать хоть малейшее усилие. Если это люди религиозные, то их понятие о Боге таково, что они ждут всего от него и ничего от собственной активности. Не будучи религиозными, они относятся к людям и институтам совершенно так же: всегда ищут «магического помощника». Они демонстрируют своеобразный вид верности, в основе которой — благодарность к тому, кто питает их, и страх потерять его. Поскольку они нуждаются в множестве тех, кто обеспечивает их безопасность, они вынуждены быть верными многим людям. Им трудно сказать «нет», и они легко попадают в конфликт между верностью и обещанием. Раз они не могут сказать «нет», они любят говорить «да» всему и всем, и в результате паралич их критических способностей делает их слишком зависимыми от других.
Они зависят не только от авторитетов, дающих им знания, помощь, но вообще от людей, способных оказать какую бы то ни было поддержку. Они чувствуют себя потерянными, будучи предоставленными самим себе, поскольку считают, что ничего не способны делать без посторонней помощи. Эта беспомощность имеет решающее значение в тех действиях, которые по самой своей природе мо
3 Термин М. Вебера — абстрактная конструкция, создаваемая в целях исследования типичных свойств изучаемых объектов. - Прим, перев.
4 Предложенное описание неплодотворных ориентаций, за исключением рыночной, следует клинической картине прегенитального характера у Фрейда и других авторов. Теоретическое различие становится очевидным при обсуждении стяжательского характера.
649
гут совершаться только самостоятельно — принятие решения или принятие ответственности. В личных отношениях, например, они спрашивают совета у того самого человека, относительно которого они должны принять решение.
Люди рецептивного типа очень любят поесть и выпить. Они стремятся преодолеть тревожность и подавленность поеданием пищи и выпивкой. Рот у них очень характерен, зачастую он очень выразителен: губы приоткрыты, как будто постоянно ждут' кормежки. В их снах поедание пищи — это частый символ любви, а чувство голода - выражение фрустрации и разочарования.
Вообще мироощущение у людей рецептивной ориентации оптимистичное и дружелюбное; у них есть определенное доверие к жизни и ее дарам, но они становятся тревожными и приходят в смятение, когда им грозит утрата «источника питания». У них часто есть искренняя сердечность и желание помочь другим, но делают они что-то для других также ради того, чтоб добиться их расположения.
б.	Эксплуататорская ориентация
Эксплуататорская ориентация, подобно рецептивной, имеет в качестве основной предпосылки ощущение, что источник всех благ находится вовне и ничего нельзя создать самому. Отличие между двумя этими ориентациями, однако, в том, что эксплуататорский тип не надеется получить что-либо от других в дар, а отнимает у них желаемое силой или хитростью. Такая ориентация распространяется на все сферы действий.
В области любви и чувств такие люди склонны присваивать и красть. Они испытывают влечение только к тем людям, которых они могут отнять у кого-то другого. Условием привлекательности для них служит привязанность человека к кому-то другому; они не склонны влюбляться в не привязанного ни к кому человека.
Мы обнаруживаем ту же установку и в области мышления и интеллектуальной деятельности. Такие люди будут склонны не создавать идеи, а красть их. Это может проявляться прямо в форме плагиата или более скрыто, в форме парафраза идей, высказанных другими людьми, и настаивании, что эти идеи новы и являются их собственными. Поразительно, что зачастую люди больших умственных способностей следуют этим путем, при том, что если б они положились на собственные таланты, они вполне могли бы сами создавать свои идеи. Отсутствие оригинальных идей или независимого творчества у иных одаренных людей часто объясняется ориентацией их характера, а не каким-то врожденным отсутствием оригинальности. Это положение сохраняется и в ориентации в сфере материальных вещей. Вещи, которые они могут отобрать у других, всегда кажутся им лучше тех, какие они могут создать сами. Они используют и эксплуатируют все и всякого, из чего или из кого они могут что-то выжать. Их девиз: «Краденый плод — самый сладкий». Поскольку они хотят использовать и эксплуатировать людей, они «любят» тех, кто прямо или косвенно может стать объектом эксплуатации, и им «наскучивают» те, из кого они уже выжали всё. Крайний пример — клептоман, который наслаждается только теми вещами, какие можно украсть, хотя у него достаточно денег, чтоб купить их. Символом этой ориентации, кажется, может служить язвительная гримаса, которая часто бывает отличительной чертой таких людей. Не ради игры слов стоит отметить, что они часто делают «язвительные» замечания в адрес других людей. Их установка окрашена смесью
650
враждебности и манипуляции. Каждый человек рассматривается как объект эксплуатации и оценивается по его полезности. Вместо доверчивости и оптимизма, свойственных рецептивному типу, здесь мы обнаруживаем подозрительность и цинизм, зависть и ревность. Поскольку они удовлетворяются только вещами, которые могут отнять у других, они склонны переоценивать то, что принадлежит другим, и недооценивать свое собственное.
в.	Стяжательская ориентация
Стяжательская ориентация совершенно отлична от рецептивного и эксплуататорского типов, сходных в том, что оба надеются получить вещи из внешнего мира. Данная же ориентация дает людей, мало верящих в то, что они могут получить из внешнего мира что-то новое; их безопасность основывается на стяжательстве и экономии, а траты они воспринимают как угрозу. Они окружают себя как бы защитной стеной, и их главная цель - как можно больше в свое укрытие приносить и как можно меньше из него отдавать. Их скупость распространяется как на деньги и материальные вещи, так и на чувства и мысли. Любовь для них — это, по существу, обладание: сами они не дают любви, но стараются получить ее, завладевая «любимым». Ориентированный на стяжательство человек часто демонстрирует особый вид верности людям и даже воспоминаниям.
Его сентиментальность превращает прошлое в золотой век; он держится за прошлое и предается воспоминаниям о прежних чувствах и переживаниях. Такие люди всё знают, но они бесплодны и не способны к плодотворному мышлению.
Их также можно узнать по выражению лица и жестикуляции. У них плотно сжаты губы; у них характерные жесты погруженных в себя людей. Если у рецептивного типа жесты как бы манящие и плавные, у эксплуататорского — агрессивные и резкие, то у стяжательского жесты чопорные, как будто эти люди хотят обозначить границы между собой и внешним миром. Другой характерный элемент их установки — педантичная аккуратность. У стяжателя всегда упорядочены вещи, мысли и чувства, но опять же, как и в случае с памятью, его аккуратность бесплодна и ригидна. Он терпеть не может, если вещи не на своем месте, и будет автоматически приводить их в порядок. Внешний мир для него — это угроза вторжения в его оборонную позицию; аккуратность означает подчинение себе внешнего мира путем водворения его и удержания на надлежащем месте, чтоб избежать опасности вторжения. Его маниакальная чистоплотность — это еще одно выражение потребности устраниться от контакта с внешним миром. Вещи за пределами его собственного мира воспринимаются как опасные и «нечистые»; он аннулирует угрожающий контакт путем маниакального омовения, похожего на религиозный ритуал омовения, предписанный после контакта с нечистыми вещами и людьми. Вещи нужно класть не только на надлежащее место, но и в надлежащее время: навязчивая пунктуальность - это характерная черта стяжательского типа; это еще одна форма подчинения себе внешнего мира. Раз внешний мир воспринимается как угроза оборонной позиции, то логической реакцией будет упрямство. Постоянное «нет» — это почти автоматическая защита от вторжения; упрямо стоять на своем — вот ответ на угрозу атаки извне. Такие люди склонны считать, что обладают только неким ограниченным запасом силы, энергии и ментальных способностей и этот запас тает, исчерпывается и никогда не пополнится. Они не могут понять, что все жизненные субстанции обла
651
дают функцией самовосполнения и активность и трата сил увеличивают энергию, в то время как инертность ее парализует; для них смерть и разрушение обладают большей реальностью, чем жизнь и развитие. Акт творчества — это чудо, о котором они слышали, но в которое не верят. Их высшие ценности — порядок и безопасность; их девиз: «Нет ничего нового под солнцем». В отношениях с другими людьми близость для них - угроза; или отстраненность, или обладание людьми - вот в чем их безопасность. Стяжатель склонен к подозрительности и имеет особое чувство справедливости, выражаемое так: «Мое — это мое, а твое — это твое».
г.	Рыночная ориентация
Рыночная ориентация развилась в качестве доминирующей только в современную эпоху. Чтобы понять ее природу, нужно принять во внимание экономическую функцию рынка в современном обществе, не только задающего модель данной ориентации характера, но и являющегося основой и главным условием ее развития у современного человека.
Товарообмен - один из старейших экономических механизмов. Традиционный локальный рынок, однако, существенным образом отличается от рынка, каким он стал при современном капитализме. Товарообмен на локальном рынке давал возможность встретиться для обмена товарами. Производители и потребители были знакомы; они представляли собой сравнительно небольшие группы; спрос был более-менее известен, так что производитель мог производить товары, ориентируясь на этот определенный спрос.
Современный рынок5 уже не место встречи, а механизм, отличительная черта которого — абстрактный и безличный спрос. Производитель работает на этот рынок, а не на известный круг потребителей; вердикт рынка основывается на законах спроса и предложения: и рынок определяет, какой из товаров может быть продан и за какую цену. Независимо от того, какова полезная ценность, например, пары ботинок, если предложение превышает спрос, эти ботинки будут обречены на экономическую смерть; их вообще можно было бы не производить. Рыночный день — это «судный день» для меновой ценности товаров.
Читатель может возразить, что такое описание рынка грешит упрощенностью. Производитель пытается определить спрос заранее, а при монопольных условиях даже обретает некую степень контроля над ним. И тем не менее регулирующая функция рынка была и все еще остается достаточно властной, чтоб иметь глубокое влияние на формирование характера городского среднего класса, а благодаря социальному и культурному влиянию последнего — на все население. Рыночное понятие ценности, превосходство меновой ценности над полезной привело к сходному понятию ценности в отношении людей и, в частности, в отношении человека к самому себе. Ориентацию характера, коренящуюся в восприятии себя как товара, а собственной ценности как меновой, я называю рыночной ориентацией.
В наше время рыночная ориентация получила ускоренное развитие с развитием нового — «личностного рынка», который является феноменом последних
5 Исследование истории и функций современного рынка см. в кн.: К. Polanyi. The Great Transformation. N. Y, 1944.
652
десятилетий. Клерки и продавцы, администраторы и врачи, адвокаты и художники - все представлены на этом рынке. Правда, их правовой статус и экономическое положение различны: одни независимы, взимая плату за свои услуги; другие работают по найму, получая жалованье. Но материальный успех у всех зависит от признания их личности теми, кто платит за их услуги или нанимает на работу за жалованье.
Принцип оценки и на личностном рынке, и на товарном один и тот же: на первом на продажу предлагаются личности, на втором — товары. Ценностью в обоих случаях является меновая ценность, для которой полезная ценность необходимое, но не достаточное условие. Правда, наша экономическая система не могла бы функционировать, если бы люди не были искусны в том деле, какое им надлежит исполнять, и обладали лишь приятной личностью. Даже самые изысканные манеры в обращении с больными и самый красиво обставленный офис на Парк-авеню не принесут успеха нью-йоркскому врачу, если он не обладает минимумом знаний и опыта. Какой бы обаятельной личностью ни была секретарша, это не спасет ее от потери места, если она не умеет быстро и грамотно печатать на машинке. Однако если мы зададимся вопросом, каков удельный вес мастерства и личностной ценности как условий успеха, то обнаружим, что только в исключительных случаях успех оказывается преимущественно результатом мастерства и каких-то других человеческих качеств, вроде искренности, порядочности и честности. Хотя соотношение мастерства и человеческих качеств, с одной стороны, и «личности» — с другой, как необходимых условий успеха, изменчиво, «личностный фактор» всегда играет решающую роль. Успех зависит по большей части от того, насколько хорошо человек умеет продать себя на рынке, насколько хорошо он умеет подать себя, насколько привлекательна его «упаковка»; насколько он «бодр», «крепок», «энергичен», «надежен», «честолюбив»; к тому же каково его семейное положение, к какому клубу он принадлежит, знается ли он с нужными людьми. Тип желательной личности зависит от достигнутого человеком уровня в той специальной области, где он работает. Биржевой маклер, продавец, секретарша, железнодорожный служащий, преподаватель колледжа или управляющий отелем — каждый должен предложить требуемый тип личности, который, вне зависимости от его особенностей, должен удовлетворять одному условию: пользоваться спросом.
Тот факт, что чтобы добиться успеха, недостаточно обладать умением и умственным багажом для выполнения поставленной задачи, но нужно еще быть способным вступить в состязание со многими другими, формирует у человека определенную установку по отношению к самому себе. Если бы для достижения жизненных целей было достаточно полагаться на то, что ты знаешь и умеешь делать, самооценка была бы пропорциональна собственным способностям, т. е. собственной полезной ценности; но поскольку успех зависит по большей части от того, как ты умеешь продать свою личность, то ты воспринимаешь себя как товар или, вернее, и как продавца, и как товар одновременно. Человек заботится не о своей жизни и счастье, а о том, чтоб стать ходким товаром. Это чувство можно было бы сравнить с чувством товара, например с чувством сумок на прилавке, если б они могли чувствовать и мыслить. Каждая сумка старалась бы быть как можно «привлекательнее», чтобы привлечь покупателей, и выглядеть как можно дороже, чтоб получить цену выше, чем ее соперницы. Сумка, проданная по са-
653
мой высокой цене, чувствовала бы себя избранницей, поскольку это означало бы, что она самая «ценная» из сумок; а та, которая не была продана, чувствовала бы себя печальной и прониклась бы сознанием собственной никчемности. Такая судьба могла бы выпасть сумке, которая, несмотря на свой отличный вид и удобство, имела несчастье выйти из моды.
Подобно сумке, человек должен быть в моде на личностном рынке, а чтобы быть в моде, ему нужно знать, какой вид личности пользуется повышенным спросом. Это знание сообщается в общем виде на протяжении всего процесса воспитания, от детского сада до колледжа, и восполняется в семье. Однако знания, полученного на этой ранней стадии, недостаточно; оно подчеркивает только некоторые общие качества, такие, как приспособляемость, честолюбие и чуткость к меняющимся ожиданиям других людей. Более точную картину моделей успеха дают другие источники. Иллюстрированные журналы, газеты, кинохроника на разный лад демонстрируют портреты и жизненные истории преуспевающих людей. Ту же функцию выполняет и реклама. Преуспевающий служащий, чей портрет помещен в рекламе мужской одежды, — это образец того, как нужно выглядеть и каким быть, если хочешь заработать «большие деньги» на современном личностном рынке.
Самое важное средство передачи обычному человеку образа желательной личности - это кино. Молодая девушка старается в выражении лица, в прическе, в жестах подражать высокооплачиваемой звезде, считая все это самым многообещающим путем к успеху. Молодой человек старается быть похожим на героя, которого видит на экране. Хотя обычный человек имеет мало контактов с жизнью самых преуспевающих людей, его отношения со звездами кино — дело другого рода. Да, он не имеет реального контакта и с ними, но он может снова и снова видеть их на экране, может написать им и получить их карточку с автографом. В отличие от тех времен, когда актер был социально унижен, но тем не менее передавал своей аудитории творения великих поэтов, наши кинозвезды не служат передаче великих творений или идей, их функция - служить как бы связующей нитью между обычным человеком и миром «великих». Даже если обычный человек и не может надеяться стать таким же преуспевающим, как они, он может стараться подражать им: они его святые, и благодаря своему успеху они воплощают определенные нормы жизни.
Поскольку современный человек воспринимает себя и как продавца, и как товар для продажи на рынке, его самооценка зависит от условий, ему неподвластных. Если он «преуспевает» — он ценен; если нет — он лишен ценности. Степень неуверенности, являющейся результатом данной ориентации, трудно переоценить. Если человек чувствует, что его ценность определяется не его человеческими качествами, а успехом в рыночной конкуренции с ее постоянно меняющимися условиями, его самооценка непременно будет шаткой и постоянно будет нуждаться в подтверждении со стороны других людей. Если человек вынужден неуклонно пробиваться к успеху и любая неудача являет жестокую угрозу его самооценке, то результатом будет чувство беспомощности, неуверенности и неполноценности. Если превратности рынка выступают мерилом ценности человека, чувства собственного достоинства и самоуважения разрушаются.
Проблема не только в самоуважении и самооценке, но и в восприятии себя как независимого существа, в идентичности самому себе. Как мы увидим позднее, 654
зрелый и плодотворный индивид черпает свое чувство идентичности в ощущении себя творцом, когда он сам и его силы — это нечто единое; такое самоощущение можно выразить короткой фразой: «Я — то, что я делаю». При рыночной ориентации человек сталкивается со своими собственными силами, как с товаром, отчужденным от него. Он не един с ними, и они скрыты от него, потому что значение имеет не его самореализация в процессе их использования, а его успех в процессе их продажи. И его силы, и то, что ими создано, отчуждаются от него, становятся чем-то от него отличным, чем-то, что другие будут оценивать и использовать; в результате его чувство идентичности становится таким же неустойчивым, как и самооценка; заключительная реплика во всех возможных здесь ролях: «Я — то, чего изволите».
Такое самоощущение Ибсен выразил в Пер Гюнте: Пер Понт пытается открыть свое «я» и обнаруживает, что оно подобно луковице - можно снимать слой за слоем, а сердцевины так и не найдешь. Поскольку человек не может жить, сомневаясь в своей идентичности, он должен при рыночной ориентации черпать чувство идентичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении других о себе. Его престиж, положение, успех, известность другим как некоего определенного лица становятся замещением подлинного чувства идентичности. Такая ситуация ставит его в полную зависимость от того, как другие воспринимают его, и вынуждает придерживаться роли, однажды уже принесшей ему успех. Раз я и мои силы отделены друг от друга, то, конечно, мое «я» определяется ценой, какую за меня дали.
Способ, каким человек воспринимает других, не отличается от способа само-восприятия. Других, как и самого себя, воспринимаешь как товар; они тоже представляют не себя, а ту свою часть, какая идет на продажу. Различие между людьми сводится к простому количественному показателю большей или меньшей успешности, привлекательности и так и оценивается. Этот процесс не отличается от того, что происходит с товарами на рынке. Произведение живописи и пара ботинок могут быть выражены в их меновой стоимости и сведены к их цене; множество пар ботинок будет «равно» одному произведению живописи. Так же и различие между людьми подводится под один общий знаменатель - их цену на рынке. Их индивидуальность, то, что в них своеобразно и уникально, лишается ценности, это - балласт. Значение, каким наделяется слово «своеобразие», служит явным показателем такой установки. Вместо определения величайших достижений человека, достижений, развивших его индивидуальность, оно стало почти синонимом слова «странность». Слово «равенство» тоже изменило свое значение. Идея, что все люди сотворены равными, подразумевает, что все люди имеют одно и то же неотъемлемое право считаться целями, а не средствами. Сегодня равенство стало эквивалентом взаимозаменяемости, а это уже прямое отрицание индивидуальности. Равенство вместо того, чтоб быть условием развития своеобразия каждого человека, означает изжитие индивидуальности, «самоотказ», характерный для рыночной ориентации. Равенство связывалось с различием, а стало синонимом «безразличия»; и в самом деле, безразличие — это как раз то, что характеризует отношение современного человека к самому себе и к другим.
Такая ситуация по необходимости окрашивает все человеческие отношения. Когда индивидуальным «я» пренебрегают, отношения между людьми по необходимости должны стать поверхностными, потому что в отношения вступают не
655
сами люди, а взаимозаменяемые товары. Люди не в состоянии, да и не могут позволить себе считаться с тем, что в каждом из них уникально и «своеобразно». Однако рынок порождает своего рода товарищество. Каждый вовлечен в одну и ту же конкурентную борьбу, участвует в одной и той же погоне за успехом; все встречаются с одними и теми же требованиями рынка (или по крайней мере верят, что это так). Каждый знает, что чувствуют другие, потому что все в одной лодке: предоставленные самим себе, страшащиеся неудачи, жаждущие угодить; в этой борьбе не щадят и не ждут пощады.
Поверхностный характер человеческих отношений побуждает многих надеяться, что они могут обрести глубину и силу чувств в индивидуальной любви. Но любовь к одному человеку и любовь к ближнему неразделимы; в любой из культур любовные отношения — это только более сильное выражение формы родства со всеми людьми, преобладающей в данной культуре. И потому иллюзия — ожидать, что одиночество человека с рыночной ориентацией можно излечить индивидуальной любовью.
Мышление, так же как чувствование, определяется рыночной ориентацией. Мышление берет на себя функцию быстро схватывать ситуацию, чтобы иметь возможность успешно ею манипулировать. При широком и эффективном образовании это ведет к высокому уровню сообразительности, но не разума. Для манипуляции необходимо знать лишь поверхностные свойства вещей, верхи. Истина, добываемая проникновением в сущность явления, становится вышедшим из употребления понятием, — истина не только в донаучном смысле «абсолютной» истины, догматически сохраняемая без учета эмпирических данных, но также и истина, добытая человеческим разумом в результате наблюдений и открытая проверкам. Большинство тестов на сообразительность ориентированы на этот вид мышления; они проверяют не столько способности разума и понимания, сколько способность быстрой ментальной адаптации к поставленной задаче; «тесты ментального приспособления» — вот самое подходящее для них название6.
' Этому мышлению свойственно оперирование категориями сравнения и количественного измерения, а не тщательный анализ того или иного феномена и его качеств. Все проблемы равно «интересны», и нет смысла углубляться в разграничение их по степени важности. Само знание становится товаром. И здесь человек отчужден от своих сил; мышление и знание воспринимаются как инструмент для производства результатов. Познание человеком самого себя, психология, которая в великой традиции западного мышления считалась условием добродетели, правильной жизни, счастья, выродилась в инструмент для лучшего манипулирования другими и самим собой в рыночных изысканиях, в политической пропаганде, в рекламе и т. д.
Наконец, этот тип мышления имеет глубокое влияние на нашу систему образования. От начальной до высшей школы цель обучения состоит в том, чтоб накопить как можно больше информации, главным образом полезной для целей рынка. Студентам положено изучить столь многое, что у них едва ли остается время и силы думать. Не интерес к изучаемым предметам или к познанию и по
6 См.: Ernest Schachtel, «Zum BegrifF und zur Diagnosis der Persoenlichkeit in «Personality Tests», Zeitschrift, fuer Sozialforschung. Jahigang6, 1937, pp. 597-624.
656
стижению как таковым, а знание того, что повышает меновую стоимость, — вот побудительный мотив получения более широкого образования. Мы обнаруживаем довольно большой энтузиазм к познанию и образованию, но вместе с тем скептическое и презрительное отношение к якобы непрактичному и беспомощному мышлению, которое имеет дело «только» с истиной и не имеет меновой ценности на рынке.
Хотя я представил рыночную ориентацию как одну из неплодотворных, она настолько отличается от других, что ее следует выделить в особую категорию. Рецептивная, эксплуататорская и стяжательская ориентации имеют одно общее свойство: каждая из них представляет одну из форм человеческих установок, которая, доминируя в человеке, является специфичной для него и его характеризует. (Позднее будет показано, что четыре эти ориентации не обязательно обладают уже описанными отрицательными качествами.) Рыночная же ориентация не развивает что-то, уже потенциально наличествующее в человеке (если мы не сделаем абсурдного заявления, что «ничто» — это тоже часть человека); сама ее природа в том, что не развивается никакого специфического и перманентного вида отношений, но сама изменчивость установок и составляет единственное перманентное свойство такой ориентации. При этой ориентации развиваются те свойства, которые можно пустить на продажу. Доминирует не какая-то одна частная установка, а пустота, которую можно скорейшим образом наполнить желательным свойством. Но такое свойство перестает быть свойством в истинном значении этого слова; оно только роль, претензия на свойство, готовое тут же замениться другим, более желательным. Так, например, иногда желательна респектабельность. Служащий в определенных сферах предпринимательства должен впечатлять публику той надежностью, степенностью и респектабельностью, какие в самом деле отличали многих предпринимателей девятнадцатого века. Подыскивается человек, способный внушать доверие, поскольку он выглядит так, как если быв самом деле обладал указанными свойствами; что этот человек продает на личностном рынке, так это свою способность соответствовать желательному образу; что он представляет собой вне этой роли, не имеет значения и никого не касается. Его самого интересует не собственное достоинство, а то, что он сможет за себя выручить на рынке. Предпосылкой рыночной ориентации является пустота, отсутствие всякого специфического свойства, которое не может быть предметом обмена, поскольку любая устойчивая черта характера в один прекрасный день может вступить в конфликт с требованиями рынка. Какие-то роли могут не согласовываться с особенностями человека; следовательно, нужно расстаться с ними — не с ролями, а с особенностями. Рыночная личность должна быть свободна, свободна от всякой индивидуальности.
Описанные ориентации характера ни в коем случае не следует отделять друг от друга, как может показаться возможным из этого краткого обзора. Например, у человека может преобладать рецептивная ориентация, но обычно она соединяется с какой-то другой или со всеми вместе. Хотя позднее я рассмотрю различные сочетания ориентации, в данный момент я хочу подчеркнуть, что все ориентации имеют свою долю в человеческом жизнеустройстве, а доминирующее положение той или иной специфической ориентации в большой степени зависит от особенностей культуры, в которой живет индивид. Хотя более подробный анализ связи различных ориентаций с социальными моделями следует оставить
22- Психология индивидуальных различий
657
исследованию, предметом которого станут проблемы социальной психологии, я хотел бы высказать здесь предварительную гипотезу касательно того, как социальные условия способствуют преобладанию того или иного из четырех неплодотворных типов. Следует отметить, что значение анализа взаимосвязи ориентации характера с социальной структурой не только в том, что он помогает нам понять некоторые из наиболее важных факторов формирования характера, но также и в том, что он раскрывает роль специфических ориентаций (в той мере, в какой они присущи большинству членов некоей культуры или социального класса) как мощных эмоциональных факторов, действие которых мы должны знать, чтобы понять функционирование общества. Учитывая общепризнанность воздействия культуры на личность, я хотел бы отметить, что взаимоотношение между обществом и индивидом не следует понимать в том смысле, что культурные модели и социальные институты просто «воздействуют» на индивида. Взаимодействие идет глубже; вся личность обычного индивида штампуется по образцу отношений, принятых между людьми, и здесь настолько велика решающая роль социально-экономической и политической структуры общества, что в принципе из анализа одного индивида можно вывести представление о всей социальной структуре, в которой он живет.
Рецептивную ориентацию можно часто обнаружить в обществах, где за одной группой закреплено право эксплуатировать другую. Поскольку эксплуатируемая группа не имеет ни сил изменить ситуацию, ни идеи об изменении, она будет склонна почтительно взирать на эксплуататоров как на своих благодетелей, от которых она получает все, что может дать жизнь. Независимо от того, как мало раб получает, он считает, что собственными силами не мог бы добиться и меньшего, поскольку структура этого общества внушила ему, что он не способен что-то организовать и действовать активно и разумно. Что касается современной американской культуры, то на первый взгляд кажется, что рецептивная установка здесь полностью отсутствует. Вся наша культура с ее идеями и практикой отвергает рецептивную ориентацию и делает акцент на том, что каждый должен сам о себе заботиться, отвечать за самого себя и полагаться на собственную инициативу, если он хочет «чего-то достичь». Однако, хотя рецептивная ориентация не поощряется, она вовсе не отсутствует. Необходимость приспосабливаться и угождать, рассмотренная на предыдущих страницах, ведет к чувству неуверенности, которое служит источником изощренной рецептивное™ у современного человека. Она особенно проявляется в отношении к «экспертам» и к общественному мнению. Люди надеются, что в каждой сфере деятельности есть эксперт, который может сказать им, как обстоят дела и как нужно действовать, а все, что требуется от них, - это слушаться эксперта и довериться его идеям. Есть эксперты по науке, эксперты по счастью, а писатели становятся экспертами в искусстве жить уже лишь потому, что они авторы бестселлеров. Эта трудноразличимая, но довольно распространенная рецептивность принимает несколько гротескные формы в современном «фольклоре», развивающемся при активном содействии рекламы. Хотя каждый знает, что в реальности схемы «быстрого обогащения» не работают, множество людей предаются мечтам о легкой жизни. Рецептивность проявляется и в отношении к техническим новинкам; автомобиль, не требующий переключения скоростей, авторучка, с которой не нужно возиться, чтоб снять колпачок, — вот наугад выбранные примеры такой фантазии. Более всего
658
рецептивность преобладает в схемах, касающихся счастья. Вот характерная цитата. «Эта книга, — говорит автор, — расскажет тебе, как стать вдвое счастливее, здоровее, энергичнее, увереннее, способнее и беззаботнее, чем ты был прежде. Тебе не нужно следовать трудоемкой ментальной или физической программе; тут все намного проще... Предложенный здесь путь к обещанной выгоде может показаться странным, поскольку мало кто из нас может вообразить достижение, не требующее усилий... И все же это так, в чем ты скоро убедишься»7.
Эксплуататорский характер с его девизом: «Я беру то, что мне нужно» — заставляет нас вспомнить о предках, пиратах и феодалах, а затем о магнатах-грабителях девятнадцатого века, эксплуатировавших природные ресурсы континента. «Парии» и «авантюристы», по терминологии Макса Вебера, капиталисты, скитающиеся по земле в поисках наживы, были людьми такого сорта, чьей целью было купить подешевле, а продать подороже, кто безоглядно добивался власти и богатства. Свободный рынок, как он сложился на основах конкуренции в восемнадцатом и девятнадцатом веках, взрастил этот тип людей. Наш век увидел возрождение голой эксплуатации в авторитарных системах, которые пытались эксплуатировать природные и человеческие ресурсы не только в своей стране, но и в любой другой, куда у них хватало силы вторгнуться. Они провозгласили право силы и рационализировали его указанием на закон природы, заставляющий выживать сильнейшего; любовь и порядочность были названы слабостью, размышление — занятием трусов и дегенератов.
Стяжательская ориентация существовала бок о бок с эксплуататорской в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Стяжатель был более консервативен, менее заинтересован в безоглядном добывании, чем в методическом решении экономических задач, основанном на крепких принципах и сохранении добытого. Для него собственность была символом его «я», а ее защита — высшей ценностью. Эта ориентация в значительной мере обеспечивала ему безопасность; собственность и семья, защищенные относительно стабильной ситуацией девятнадцатого века, составляли безопасный и управляемый мир. Пуританская этика с ее акцентом на труде и успехе как несомненных благах укрепляла чувство безопасности и стремилась придать жизненный смысл и религиозное значение человеческой деятельности. Такая комбинация стабильного мира, стабильной собственности и стабильной этики обеспечивала представителям среднего класса чувство общности, уверенности в себе и гордости.
Рыночная ориентация не имеет истоков в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях; она вполне современный продукт. Лишь с недавнего времени упаковка, ярлык и фирменная марка стали важны как для товаров, так и для людей. Проповедь труда утрачивает силу, первостепенной становится проповедь продажи. В феодальное время социальная мобильность была крайне ограничена, и человек не мог задействовать свою личность на то, чтобы преуспеть. Во времена конкурентного рынка социальная мобильность стала довольно значительной, особенно в Соединенных Штатах; если ты «выполнил взятые обязательства», ты можешь преуспеть. Ныне возможности отдельного индивида, способного сделать карьеру самостоятельно, без посторонней помощи, в сравнении с предшествующим периодом сильно уменьшились. Тот, кто хочет преуспеть, должен
7 Hal Falvey. Ten Seconds That Will Change Your Life. Chicago, 1946.
659
влиться в большие организации, а его способность играть роль, которой от него ждут, — одно из главных его достоинств.
Обезличивание, бессодержательность, утрата смысла жизни, автоматизация индивида ведут к растущей неудовлетворенности и потребности искать более адекватный образ жизни и нормы, которые могли бы привести к этой цели. Плодотворная ориентация, которую я собираюсь теперь рассмотреть, демонстрирует такой тип характера, при котором рост и развитие всех возможностей человека являются целью, которой подчинены все остальные действия.
3.	Плодотворная ориентация
а.	Общая характеристика
Со времени классической и средневековой литературы вплоть до конца девятнадцатого века было потрачено много усилий на описание образа достойного человека и достойного общества, какими они должны быть. Такие идеи находили выражение отчасти в форме философских и теологических произведений, отчасти в форме утопий.
Двадцатый век блистает отсутствием таких образов. Внимание сосредоточилось на критическом анализе человека и общества, в котором положительные образы человека, каким он должен быть, лишь подразумеваются. Хотя нет сомнения, что этот критицизм имеет огромное значение и служит условием всякого совершенствования общества, отсутствие образов, рисующих «лучшего» человека и «лучшее» общество, парализующе действует на веру человека в самого себя и в свое будущее (и в то же время само отсутствие таких образов является результатом этого парализующего действия).
Современная психология, и в особенности психоанализ, в этом отношении не исключение. Фрейд и его последователи дали блестящий анализ невротического характера. Их клиническое описание неплодотворного характера (в терминах Фрейда — прегенитального характера) является исчерпывающим и точным, несмотря на то что используемые ими теоретические концепции нуждаются в пересмотре. Но характеру нормальной, зрелой, здоровой личности не было уделено почти никакого внимания. Этот характер, названный Фрейдом генитальным характером, остался довольно смутным и отвлеченным понятием. Фрейд определил его как склад характера личности, у которой оральное и анальное либидо утратило свое доминирующее положение и функции в результате превосходства генитальной сексуальности, цель которой — сексуальный союз с представителем противоположного пола. Описание генитального характера не выходит далеко за пределы утверждения, что это склад характера индивида, способного исправно выполнять сексуальные и социальные функции.
При рассмотрении плодотворного характера я пытаюсь выйти за рамки критического анализа и исследовать природу вполне развитого характера, являющегося целью человеческого развития и одновременно идеалом гуманистической этики. Первым приближением к понятию плодотворной ориентации может послужить указание на ее связь с фрейдовским генитальным характером. Действительно, если мы применим фрейдовский термин не буквально, в контексте его теории либидо, а символически, он вполне точно обозначит смысл плодотворности. Ибо стадия сексуальной зрелости — это стадия, когда человек обретает способность естественной плодотворности: от слияния спермы с яйцеклеткой за
660
рождается новая жизнь. В то время как этот тип плодотворности одинаков у человека и животного, способность к материальному производству — специфическая способность человека. Человек не только рациональное и социальное животное. Его можно также определить как животное производящее, способное трансформировать доступную ему материю, используя свой разум и воображение. Он не только может производить, он должен производить, чтобы жить. Однако материальное производство — это лишь самый общий символ плодотворности как аспекта характера. «Плодотворная ориентация»8 личности означает фундаментальную установку, способ отношений во всех сферах человеческого опыта. Она включает ментальную, эмоциональную и сенсорную реакции на других людей, на самого себя и на вещи. Плодотворность — это человеческая способность использовать свои силы и реализовать заложенные в человеке возможности. Если мы говорим, что он должен использовать свои силы, мы подразумеваем, что он должен быть свободен и независим от кого-то, кто контролирует его силы. Мы подразумеваем, следовательно, что он руководствуется разумом, поскольку можно использовать свои силы, только если знаешь, каковы они, как и для чего их использовать. Плодотворность означает, что человек воспринимает себя как воплощение своих сил и как «творца»; что он ощущает себя единым со своими силами и в то же время что они не скрыты и не отчуждены от него.
Чтобы избежать ложного понимания, к которому может склонить употребление термина «плодотворность», стоит кратко рассмотреть, что не следует считать плодотворностью.
Обычно слово «плодотворность» ассоциируется с творчеством, особенно с художественным творчеством. Подлинный художник, конечно, дает самый убедительный пример плодотворности. Но не все художники плодотворны: посредственная живопись, например, может демонстрировать всего лишь техническое умение воспроизвести на холсте фотографическое сходство. Но человек может воспринимать, видеть, чувствовать и думать плодотворно, не обладая даром творить что-то видимое или информативное. Плодотворность — это установка, к которой способно каждое человеческое существо, не искалеченное ментально и эмоционально.
Термин «плодотворный» также, бывает, смешивают с термином «активный», а «плодотворность» — с «активностью». Хотя оба эти термина могут быть синонимами (например, в аристотелевской концепции деятельности), активность в современном смысле часто означает прямую противоположность плодотворности. Активность обычно определяют как поведение, вызывающее изменение существующей ситуации путем затраты энергии. И, напротив, человека считают пассивным, если он не в состоянии изменить существующую ситуацию или явно повлиять на нее и подвергается влиянию или движим силами, внешними по отношению к нему. Это общепринятое понятие активности принимает в расчет только фактическую затрату энергии и вызванное ею изменение, но не делает различия между основополагающими психическими факторами, управляющими активностью.
Примером, хотя и крайним, неплодотворной активности служит активность человека, действующего под гипнозом. У человека в глубоком гипноти
8 Термин «плодотворность», используемый в данной книге, означает расширительное толкование понятия спонтанности, описанного в «Бегстве от свободы».
661
ческом трансе могут быть открыты глаза, он может ходить и что-то делать, он «действует». Общее определение активности вполне применимо к нему, поскольку происходит затрата энергии и изменения имеют место. Но если мы примем во внимание особый характер и качество этой активности, то обнаружим, что вовсе не загипнотизированный человек является действующим лицом, а гипнотизер, который благодаря своим актам внушения действует через него. Хотя гипнотический транс — это искусственное состояние, он дает крайний, но характерный пример ситуации, в которой человек может быть активен, и все же не он подлинный автор своей активности, к которой его принуждают силы, неподвластные ему.
Распространенным видом неплодотворной активности является реакция на тревогу, острую или хроническую, сознаваемую или бессознательную, которая часто лежит в основе безумной занятости людей в наше время. От этой активности, мотивированной тревогой, отличается активность, основанная на подчинении или зависимости от авторитета, хотя часто они идут в паре. Авторитета могут страшиться, восхищаться им или «любить» его — обычно все три вида смешаны, — но причиной активностй как по форме, так и по содержанию, является приказ авторитета. Человек активен, потому что этого хочет авторитет, и он делает то, чего хочет авторитет. Этот вид активности проявляется в авторитарном характере. Для него быть активным — значит действовать во имя чего-то более высокого, чем собственное Я. Он может действовать во имя Бога, во имя прошлого или во имя долга, но не во имя себя. Авторитарный характер получает импульс к действию от высшей силы, неуязвимой и неизменной, и, следовательно, он не в состоянии прислушаться к спонтанным импульсам, идущим из-нутри его самого*.
Покорная активность сходна с активностью автомата. Здесь мы обнаруживаем зависимость скорее не от явного авторитета, а от авторитета анонимного, как он представлен в общественном мнении, в культурных моделях, в здравом смысле или в науке. Человек чувствует или делает то, что ему полагается чувствовать или делать; его активность лишена непосредственности в том смысле, что она зависит не от его собственного ментального или эмоционального состояния, а от внешнего источника.
Иррациональные влечения входят в число самых мощных источников активности. Человек, движимый язвительностью, мазохизмом, завистью, ревностью и всеми другими формами алчности, находится в подчинении у своих влечений; его действия не свободны и не разумны, они противоположны разуму и интересам этого человека как человеческого существа. Человек, одержимый этими влечениями, повторяет себя, становясь все более негибким, все более стереотипным. Он активен, но он не плодотворен.
Хотя источник этих действий иррационален, а действующий человек не свободен и не рационален, здесь возможны значительные практические результаты, часто приводящие к материальному успеху. Под понятием плодотворности мы *
9 Но авторитарный характер склонен не только подчиняться, он хочет еще и властвовать над другими. В действительности у него наличествуют всегда и садистская, и мазохистская сторона, и они отличаются соответственно лишь уровнем их силы и их подавления. (См. рассмотрение авторитарного характера в «Бегстве от свободы», с. 124—153 и след.)
662
имеем в виду не активность, необходимо приводящую к практическим результатам, а установку, способ реакции и ориентации в отношении мира и самого человека в процессе жизни. Мы имеем в виду характер человека, а не его успех10.
Плодотворность — это реализация человеком присущих ему возможностей, использование своих сил. Но что такое «сила»? Ирония заключается в том, что это слово обозначает два противоположных понятия: силу-способность и силу-господство. Однако эта противоположность особого рода. Сила-господство действует, если парализована сила-способность. «Сила-господство» - это извращенная форма «силы-способности». Способность человека плодотворно использовать свои силы — это его потенция, неспособность — его бессилие. Силой своего разума он может проникнуть в глубь явлений и понять их сущность. Силой своей любви он может разрушить стену, отделяющую одного человека от другого. Силой своего воображения он может сделать зримыми вещи, еще не существующие; он может планировать и начинает творить. Когда потенция отсутствует, человеческое отношение к миру извращается в желание господствовать, проявлять свою силу над другими, обращаться с ними как с вещами. Господство идет в паре со смертью, потенция — с жизнью. Господство проистекает из бессилия и, в свою очередь, развивает это бессилие, ибо если индивид может заставить кого-то другого служить ему, все более и более парализуется его собственная потребность быть плодотворным.
Как человек относится к миру, когда использует свои силы плодотворно?
Внешний мир можно воспринимать двояко: репродуктивно, воспринимая реальность так же, как пленка воспроизводит сфотографированные вещи (хотя даже простое репродуктивное восприятие требует активного участия ума), и созидательно, постигая реальность, оживляя ее и воссоздавая этот новый материал посредством спонтанной активности своих ментальных и эмоциональных сил. Хотя до известной степени каждый человек реагирует и репродуктивно, и созидательно, удельный вес каждого вида восприятия далеко не одинаков. Иногда один из видов восприятия атрофируется, и изучение тех крайних случаев, в которых репродуктивный или созидательный способ восприятия почти отсутствует, дает наилучшую возможность понимания каждого из этих феноменов.
Относительная атрофия созидательной способности наиболее часто встречается в нашей культуре. Человек может осознавать вещи как они есть (или какими их принято считать в его культуре), но он не в состоянии оживить свое восприятие изнутри. Такой человек — совершенный «реалист», который видит все, что видимо на поверхности, но совершенно не способен проникнуть вглубь, в сущность, и мысленно представить то, что еще не вышло на поверхность. Он видит детали, но не целое, видит деревья, но не лес. Реальность для него — это только общая сумма того, что уже материализовалось. Такой человек не лишен воображения, но его воображение лишь переносит в будущее результаты перечисления и комбинирования уже известных и уже существующих факторов.
10 Интересную, хотя и незавершенную, попытку анализа плодотворного мышления представляет посмертно опубликованная работа Макса Вертхеймера «Плодотворное мышление» {Мах Wertheimer. Productive Thinking, N. Y, 1945). Некоторые из аспектов плодотворности затрагивали Мюнстерберг, Наторп, Бергсон и Джеме; Брентако и Гуссерль — при анализе психического «акта»; Дильтей - при анализе художественного творчества, а также О. Шварц в «Медицинской антропологии» (О. Schwarz. Medizinische Anthropologic, Leipzig, 1929). Во всех этих работах, однако, проблема не рассматривалась в связи с характером.
663
Человек, утративший способность репродуктивного восприятия действительности, — безумен. Психотик строит в своем внутреннем мире реальность, к которой он питает полное доверие; он живет в своем мире, а всеобщие факторы реальности, воспринимаемые всеми остальными людьми, для него нереальны. Когда человек видит предметы, не существующие реально, а целиком являющиеся продуктом его воображения, у него случаются галлюцинации; он интерпретирует события, полагаясь лишь на собственные чувства, не считаясь с тем или по крайней мере не осознавая разумно то, что происходит в реальности. Параноик может считать, что его преследуют, и в случайном замечании он может усмотреть намерение унизить его или погубить. Он убежден, что отсутствие какого бы то ни было достаточно очевидного или открытого проявления такого намерения ничего не доказывает; хотя замечание может казаться безобидным на поверхности, его истинный смысл становится ясным, если заглянуть «глубже». Для психотика актуальная реальность стерлась, и ее место заняла внутренняя реальность.
«Реалист» видит только поверхность вещей; он видит лишь проявленный мир, он может фотографически воспроизвести его в своем уме, он может действовать путем манипуляции вещами и людьми, как они предстают в этой картине. Безумец не в состоянии видеть реальность как она есть; он воспринимает реальность только как символ и отражение его внутреннего мира. Оба — больны. Болезнь психотика, утратившего контакт с реальностью, такова, что он не может функционировать социально. Болезнь «реалиста» обедняет его как человека. Хотя он не лишен дееспособности в своем социальном функционировании, его взгляд на реальность так искажен из-за отсутствия глубины и перспективы, что он впадает в заблуждение, когда дело касается чего-то большего, чем манипуляция непосредственными данными и достижение близлежащих целей. «Реализм» кажется прямой противоположностью безумию, и все же он лишь его дополнение.
Подлинная противоположность и «реализму», и безумию — это плодотворность. Нормальное человеческое существо в состоянии относиться к миру одновременно и воспринимая его данность, и постигая мир, оживив и обогатив его собственной энергией. Если одна из этих способностей атрофирована, человек болен; но нормальный человек обладает обеими способностями, хотя их удельный вес и различен. Наличие и репродуктивной, и созидательной способностей является исходным условием плодотворности; это противоположные полюса, взаимодействие которых является источником плодотворности. Последним утверждением я хочу подчеркнуть, что плодотворность — это не сумма или комбинация обеих способностей, а нечто новое, порожденное их взаимодействием.
Мы описали плодотворность как особый способ отношения к миру. Возникает вопрос: существует ли нечто, что плодотворная личность создает, и если да, то что это? Хотя плодотворный человек может создавать материальные вещи, произведения искусства и системы мысли, но куда более важным предметом плодотворности является сам человек.
Рождение - это всего лишь одна частная точка в континууме, который начинается зачатием и заканчивается смертью. Все, что заключено между двумя этими полюсами, составляет процесс рождения собственных возможностей, привнесение в жизнь всего, что потенциально заключено в двух клетках. Но если физический рост происходит сам по себе, разумеется, при наличии надлежащих условий, то процесс рождения на ментальном уровне, напротив, не
664
происходит автоматически. Нужна плодотворная деятельность, чтобы дать жизнь эмоциональным и интеллектуальным возможностям, дать жизнь своему Я. Трагедия человеческой ситуации отчасти в том, что развитие Я никогда не бывает полным; даже при самых лучших условиях реализуется только часть человеческих возможностей. Человек всегда умирает прежде, чем успевает полностью родиться.
Не претендуя на изложение истории концепций плодотворности, я хочу дать несколько пояснений, которые могут помочь в дальнейшей работе с этим понятием. Плодотворность — одно из ключевых понятий аристотелевской системы этики. Добродетель можно определить, говорит Аристотель, принимая во внимание назначение человека. Как для флейтиста, скульптора или любого мастера благом считается наличие определенного назначения, которое отличает этих людей от других и делает их тем, что они есть, благо человека вообще заключается в определенном назначении, которое отличает его от других существ и делает его тем, что он есть. Такое назначение — «деятельность души, согласованная с суждением или не без участия суждения»11. «И может быть, немаловажно следующее различение, — говорит он, — понимать ли под высшим благом обладание добродетелью или применение ее, склад души или деятельность. Ибо может быть так, что имеющийся склад [души] не исполняет никакого благого дела — скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует, — а при деятельности это невозможно, ибо она с необходимостью предполагает действие, причем успешное»11 12. Добродетельный человек, по Аристотелю, — это человек, своей деятельностью под руководством разума дающий жизнь присущим человеку возможностям.
«Под добродетелью и силой,— говорит Спиноза, — я понимаю одно и то же»13. Свобода и блаженство состоят в понимании человеком себя и в его усилии стать тем, чем он является потенциально, приближаясь «все ближе и ближе к образцу человеческой природы»14. Добродетель у Спинозы идентична использованию человеком своих сил, а порок — пренебрежению своими силами; сущность зла, согласно Спинозе, — это бессилие15.
В поэтической форме концепция плодотворной деятельности была великолепно выражена Гёте и Ибсеном. Фауст — символ вечного поиска человеком смысла жизни. Ни наука, ни удовольствия, ни власть, ни даже красота не дают ответа на фаустовский вопрос. Гёте предлагает единственный ответ на поиски человека — плодотворную деятельность, которая идентична благу.
В «Прологе на небесах» Господь говорит: Слаб человек, покорствуя уделу.
Он рад искать покоя, — потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу:
А вы, сыны небес и рая, —
11 Аристотель. Никомахова этика. 1098 а, 8.
12 Там же, 1098 в, 32-1099 а, 4.
13 Спиноза. Этика. IV. Определение 8.
14 Там же, ГУ. Предисловие.
15 Там же. IV. Теорема 20.
665
Пусть вечно радует вас красота святая, И ко всему, что есть и будет вновь, Пусть проникает вас священная любовь. И все, что временно, изменчиво, туманно, Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна16.
В конце второй части Фауст выиграл пари, заключенное с Мефистофелем. Он заблуждался и грешил, но он не совершил смертного греха — греха неплодотворное™. Последние слова Фауста вполне ясно выражают его идею, символизированную в акте отвоевания у моря земли под пашню:
Мильоны я стяну сюда На девственную землю нашу. Я жизнь их не обезопашу, Но благодатностью труда И вольной волею украшу. Стада и люди, нивы, села Раскинутся на целине, К которой дедов труд тяжелый Подвел высокий вал извне. Внутри по-райски заживется, Пусть точит вал морской прилив, Народ, умеющий бороться, Всегда заделает прорыв, Вот мысль, которой весь я предан, Итог всего, что ум скопил, Лишь тот, кем бой за жизнь изведан, Жизнь и свободу заслужил.
Так именно, вседневно, ежегодно, Трудясь, борясь, опасностью шутя, Пускай живут муж, старец и дитя. Народ свободный на земле свободной Увидеть я б хотел в такие дни. Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье! О как прекрасно ты, повремени! Воплощены следы моих борений, И не сотрутся никогда они». И, это торжество предвосхищая, Я высший миг сейчас переживаю17.
В то время как Фауст Гёте выражает веру в человека, присущую прогрессивным мыслителям восемнадцатого и девятнадцатого веков, «Пер Гюнт» Ибсена, написанный во второй половине девятнадцатого века, представляет собой критический анализ современного человека и его неплодотворное™.
16 Гёте. Фауст. — Пер. Н. Холодковского.
17 Там же, часть II, акт У. — Пер. В. Пастернака.
666
Подзаголовком этой пьесы вполне мог бы быть такой: «Современный человек в поисках своего Я». Пер Гюнт считает, что он действует во имя своего Я, когда употребляет всю энергию на то, чтоб сделать деньги и стать преуспевающим. Он живет по принципу троллей: «Будь доволен собой», а не по человеческому принципу: «Будь самим собой». В конце жизни он обнаруживает, что его эксплуататорство и эгоизм помешали ему стать самим собой, а реализация Я возможна, лишь если ты продуктивен, если можешь дать жизнь своим возможностям. Нереализованные возможности Пер Гюнта являются, чтобы уличить его в «грехе» и указать действительную причину его неудачи — отсутствие продуктивности:
Клубки (на земле)
Мы — твои мысли; но нас до конца Ты не трудился продумать.
Жизнь не вдохнул в нас и в свет не пустил, —
Вот и свились мы клубками!
...Крыльями воли снабдил бы ты нас, -Мы бы взвились, полетели, А не катались клубками в пыли, Путаясь между ногами.
Сухие листья
(гонимые ветром)
Лозунги мы — те, которые ты
Провозгласить был обязан!
Видишь, от спячки мы высохли все, Лености червь источил нас;
Не довелось нам венком вкруг плода — Светлого дела — обвиться!
Шелест в воздухе
Песни, тобою не спетые,— мы!
Тщетно рвались мы на волю,
Тщетно просились тебе на уста,
Ты нас глушил в своем сердце, Не дал облечься нам в звуки, в слова! Горе тебе!
Капли росы (скатываясь с ветвей)
Слезы мы — те, что могли бы
Теплою влагой своей растопить
Сердца кору ледяную,
Если б ты выплакал нас! А теперь
Сердце твое омертвело;
Нет больше силы целительной в нас!
667
Сломанные соломинки
Мы — те дела, за которые ты С юности должен был взяться. Нас загубило сомненье твое. Против тебя мы в день судный С жалобой выступим — и обвиним!18
До сих пор мы занимались исследованием общих свойств плодотворной ориентации. Теперь мы должны попытаться рассмотреть плодотворность, проявляющуюся в отдельных формах деятельности, так как только через конкретное и особенное можно полностью понять общее.
б.	Плодотворная любовь и мышление
Человеческое существование характеризует тот факт, что человек одинок и обособлен от мира; не будучи в состоянии вынести обособленности, он вынужден искать родства и общности. Есть много способов реализовать эту потребность, но только один из них не приносит вреда человеку как уникальному существу; только один из них позволяет ему раскрыть свои силы в самом процессе отношений. Парадокс человеческого существования в том, что человек должен одновременно искать и близости, и независимости, общности с другими - и в то же время сохранения своей уникальности и особенности19. Как мы показали, ответ на этот парадокс — и на моральную проблему человека — дает плодотворность.
Плодотворные отношения с миром могут осуществляться посредством деятельности и посредством постижения. Человек производит вещи, и в процессе созидания он применяет свои силы к материи. Человек постигает мир, ментально и эмоционально, при помощи любви и разума. Сила разума дает ему возможность проникать вглубь и постигать сущность предмета, вступая в активные отношения с ним. Сила его любви дает ему возможность разрушить стену, отделяющую одного человека от другого. Хотя любовь и разум - это всего лишь две различные формы постижения мира, и одна невозможна без другого, они являются выражениями различных сил — силы чувства и силы мышления, и, следовательно, их нужно рассматривать по отдельности.
Понятие плодотворной любви имеет мало общего с тем, что часто принято называть любовью. Вряд ли какое-нибудь другое слово окружено такой двусмысленностью и путаницей, как слово «любовь». Его используют для обозначения почти каждого чувства, не сопряженного с ненавистью и отвращением. Оно включает все: от любви к мороженому до любви к симфонии, от легкой симпатии до самого глубокого чувства близости. Люди чувствуют себя любящими, если они «увлечены» кем-то. Они также называют любовью свою зависимость и свое собственничество. Они в самом деле считают, что нет ничего легче, чем любить, трудность лишь в том, чтоб найти достойный предмет, а неудачу в обретении счастья и любви они приписывают своему невезению в выборе достойного
18 Г. Ибсен. Пер Гюнт, действие V, сцена VI. - Собр. соч. T. 2. М., 1956, с. 599-601.
19 Это понятие отношения как синтеза общности и уникальности во многом сходно с понятием «обособленность-привязанность» у Чарльза Морриса в кн. «Пути жизни» (Charles Morris. Paths of Life, N. Y, 1942), единственное отличие в том, что у Морриса в основу положен темперамент, а у меня — характер.
668
\ партнера. Но вопреки всей этой путанице и принятию желаемого за должное I любовь представляет собой весьма специфическое чувство; и хотя каждое чело-веческое существо обладает способностью любить, осуществление ее — одна из 1 труднейших задач. Подлинная любовь коренится в плодотворности и поэтому собственно может быть названа «плодотворной любовью». Сущность ее одна и та же, будь это любовь матери к ребенку, любовь к людям или эротическая любовь между двумя индивидами. (Что сущность ее та же и в любви к другим, и в любви к себе, это мы рассмотрим позднее20.) Хотя предметы любви различны и соответственно различны глубина и качество любви к ним, определенные основные элементы присутствуют во всех формах плодотворной любви. Это — забота, ответственность, уважение и знание.
Забота и ответственность означают, что любовь — это деятельность, а не страсть, кого-то обуявшая, и не аффект, кого-то «захвативший». Элемент заботы и ответственности в плодотворной любви замечательно описан в книге Ионы. Бог повелел Ионе пойти в Ниневию предостеречь ее жителей, что они будут наказаны, если не исправят своих неправедных путей. Иона уклонился от своей миссии из боязни, что люди в Ниневии раскаются и Бог простит их. Он был человеком с развитым чувством порядка и закона, но без любви. Однако его попытка к бегству привела его в чрево кита, символизирующее состояние изоляции и заточения, которое он навлек на себя отсутствием любви и солидарности. Бог спас его, и Иона пошел в Ниневию. Он проповедовал ее жителям то, что Бог велел ему; чего он опасался, то и случилось. Люди Ниневии раскаялись в своих грехах, исправили пути свои, и Бог простил их и решил не разрушать город. Иона был разгневан и разочарован; он хотел, чтоб восторжествовала «справедливость», а не милосердие. Наконец, он обрел некоторое успокоение в тени дерева, которое Бог взрастил, чтоб защитить Иону от солнца. Но когда Бог иссушил дерево, Иона впал в уныние и гневно выражал Богу свое недовольство. Бог отвечал: «Ты сожалеешь о дереве, над которым ты не трудился и которого не растил; которое в одну ночь выросло и в одну же ночь пропало. Мне ли не жалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?» Ответ Бога Ионе следует понимать символически. Бог объясняет Ионе, что сущность любви — «трудиться» ради чего-нибудь и «взрастить» что-нибудь, что любовь и труд — нераздельны. Человек любит то, ради чего он трудится, и человек трудится ради того, что он любит.
История с Ионой дает понять, что любовь нельзя отделить от ответственности. Иона не чувствовал себя ответственным за жизнь братьев своих. Он, как и Каин, мог бы спросить: «Разве сторож я брату моему?» Ответственность — это не обязанность, наложенная на меня извне, она — мой ответ на чью-то надобность, небезразличную мне. Ответственность и ответ имеют один корень; быть ответственным — значит быть готовым к ответу.
Материнская любовь - самый общераспространенный и самый общепонятный пример продуктивной любви; сама ее сущность — забота и ответственность. Рождая ребенка, материнское тело «трудится» ради него, а после рождения материнская любовь состоит в напряженных усилиях взрастить дитя. Материнская любовь не зависит от того, удовлетворяет ли ребенок определенным требовани
20 Глава IV. Себялюбие. Любовь к себе. Личный интерес.
669
ям, чтоб быть любимым; материнская любовь безусловна, основана только на материнском отклике на надобности ребенка21. Неудивительно, что материнская любовь была в искусстве и религии символом высшей формы любви. На иврите любовь Бога к человеку и любовь человека к ближнему обозначается словом рахамим, корень которого рэхэм означает материнское лоно.
Но связь заботы и ответственности в любви между индивидами не столь очевидна; принято считать, что влюбленность — это уже вершина любви, в то время как на самом деле это — начало и только возможность обретения любви. Принято считать, что любовь — это результат таинственного влечения двух людей друг к другу, некое событие, совершающееся само собой. Да, одиночество и сексуальные желания делают влюбленность легким делом, и здесь нет ничего таинственного, но это тот успех, который так же быстро уходит, как и пришел. Случайно любимыми не становятся; твоя собственная способность любить вызывает любовь так же, как и заинтересованность делает человека интересным. Людей беспокоит вопрос, привлекательны ли они, при этом забываем, что суть привлекательности — в их собственной способности любить. Любить человека плодотворно — значит заботиться о нем и чувствовать ответственность за его жизнь, не только за его физическое существование, но и за развитие всех его человеческих сил. Плодотворная любовь несовместима с пассивностью, со сторонним наблюдением за жизнью любимого человека; она означает труд, заботу и ответственность за его развитие.
Несмотря на универсалистский дух монотеистических западных религий и прогрессивные политические концепции, обобщенные в идее, что «все люди сотворены равными», любовь к человечеству еще не стала привычным делом. На любовь к человечеству смотрят как на достижение, в лучшем случае следующее за любовью к индивиду, или как на абстрактное понятие, осуществимое лишь в будущем. Любить одного человека — значит быть связанным с его человеческой сутью, с ним как с представителем человечества. Любовь к одному индивиду, если она отделена от любви к людям, можно отнести лишь к чему-то поверхностному и случайному; она непременно остается чем-то мелким. Хотя можно сказать, что любовь к взрослому человеку отличается от материнской любви настолько же, насколько взрослый человек отличается от беспомощного ребенка, все же следует сказать, что это отличие носит лишь условный характер. Все люди нуждаются в помощи и зависят друг от друга. Человеческая солидарность -это необходимое условие раскрытия любой единичной индивидуальности.
Забота и ответственность — составные элементы любви, но без уважения и знания любимого человека любовь вырождается в господство и собственничество. Уважение — это не страх и не благоговение; оно обозначает в соответствии с корнем этого слова22 (respicere — вглядываться) способность видеть человека таким, каков он есть, понимать его индивидуальность и уникальность. Нельзя уважать человека, не зная его; забота и ответственность были бы слепы, если бы их
21 Ср. Аристотель о любви: «Кажется, что дружба состоит скорее в том, чтоб любить друга самому, а не в том, чтоб быть любимым им. Это видно по тому наслаждению, какое испытывает мать от любви к детям. Ибо иногда матери отдают своих детей на воспитание другим людям, и, зная, что это их дети, и любя их, они не ищут ответной любви, раз невозможно и любить, и быть любимой, но им, как видно, довольно видеть, что с их детьми все хорошо, а они отдают им свою любовь, даже если по неведению дети не воздают матери того, что ей полагается». —«Никомахова этика». 1159 а, 27—33.
22 Английское слово respect (уважение) происходит от латинского respicere. — Прим, перев.
670
не направляло знание индивидуальности человека.
Для понимания плодотворного мышления предварительно следует уточнить различие между разумом и сообразительностью.
Сообразительность — это человеческий инструмент достижения практических целей, дающий возможность раскрыть те стороны вещей, знание которых необходимо для манипуляции вещами. Сама цель, или, что то же самое, предпосылки, на которых покоится «сообразительное» мышление, не подлежат сомнению, признаются само собой разумеющимися и как таковые могут быть или не быть рациональными. Это частное свойство понимания особенно ясно видно в его крайнем проявлении в случае параноика. Например, его исходная посылка, что все люди в заговоре против него, — иррациональна и ложна, но его мыслительные процессы, построенные на этой предпосылке, могут сами по себе демонстрировать замечательную сообразительность. В своей попытке доказать этот параноидальный тезис он приводит в связь факты наблюдений и делает логические заключения, зачастую столь убедительные, что трудно доказать иррациональность его исходной посылки. Использование обычной сообразительности при решении проблем, конечно, несводимо к таким патологическим феноменам. По большей части наше мышление необходимо связано с достижением практических результатов, с количественными и «поверхностными» аспектами явлений, оно не вдается в проблему правильности полагаемых целей и предпосылок и не пытается понять природу и качество явления.
Разум имеет третье измерение — глубину, благодаря которой он проникает в суть вещей и процессов. Не будучи оторванным от практических жизненных целей (и я покажу сейчас, в каком смысле это верно), он представляет собой не просто инструмент непосредственного действия. Его назначение - познавать, понимать, схватывать суть, вступать в отношения с вещами путем постижения их. Он проникает в глубь вещей, чтобы раскрыть их сущность, их скрытые связи и не лежащие на поверхности значения, их «смысл». Он не двумерен, а, так сказать, «перспективен», по выражению Ницше; т. е. он схватывает все возможные перспективы и измерения, а не только практически уместные. Иметь дело с сущностью вещей — значит иметь дело не с чем-то «за» вещами, а с существенным, родовым и всеобщим, с наиболее общими и распространенными чертами явлений, освобожденными от всего поверхностного и случайного (не поддающегося логическому учету).
Теперь мы можем приступить к рассмотрению некоторых более специфических свойств плодотворного мышления. При плодотворном мышлении субъект не безразличен к предмету, а находится под его воздействием и заинтересован в нем. Предмет не воспринимается как что-то мертвое и отчужденное от тебя и твоей жизни, как что-то, о чем ты думаешь только отстранение; напротив, субъект глубоко заинтересован в своем предмете, и чем теснее они связаны, тем плодотворнее работает мышление субъекта. Именно взаимосвязь между субъектом и объектом стимулирует мышление сильнее всего. Для субъекта человек или любое явление становятся объектом мышления потому, что они ему интересны с точки зрения его индивидуальной жизни или с точки зрения его человеческого существования. Прекрасной иллюстрацией этому служит история о том, как Будда открыл «четыре истины». Он увидел мертвеца, больного человека и старика. Он, юноша, был глубоко поражен неотвратимостью человеческой судьбы, и его реакция на это наблюдение оказалась стимулом для размышления, в резуль
671
тате которого Будда создал свою теорию природы жизни и путей спасения человека. Такая реакция не была единственно возможной. Современный врач в такой же ситуации начинает думать о том, как бороться со смертью, болезнью и старостью, но его мышление также задано его общей реакцией на предмет.
В процессе плодотворного мышления думающий мотивирован своим интересом к объекту; он захвачен им и взаимодействует с ним; он заботится о нем и отвечает за него. Но плодотворное мышление характеризуется еще и объективностью, уважением думающего к своему объекту, способностью видеть объект таким, каков он в действительности, а не таким, каким хотелось бы думающему. Эта полярность между объективностью и субъективностью характерна для плодотворного мышления, как и для плодотворности вообще.
Быть объективным можно, только если мы уважаем вещи, которые наблюдаем, т. е. если мы способны видеть их в их уникальности и взаимосвязи. Такое уважение по существу не отличается от уважения, которое мы рассматривали в связи с любовью; в той мере, в какой я хочу понять нечто, я должен уметь видеть его таким, каково оно по своей природе; хотя это верно в отношении всех объектов мысли, это особенно важно при исследовании человеческой природы.
Другой аспект объективности дает о себе знать, когда плодотворное мышление имеет дело с живыми и неживыми объектами: речь идет о видении целостности феномена. Если наблюдатель изолированно рассматривает один аспект объекта, не видя целого, он не сумеет надлежащим образом понять даже один этот аспект. На это, как на наиболее важный элемент плодотворного мышления, указал Вертхеймер. «Природа плодотворных процессов, — пишет он, - часто такова: сбор данных и исследование начинаются с желания достичь действительного понимания. Определенная область в зоне рассмотрения становится решающей, на ней сосредоточивается внимание; но она не изолируется от других областей. Развивается новый, углубленный структурный подход к ситуации, включающий изменение значения функций, классификацию данных и т. д. Руководствуясь тем, чего требует структура ситуации в решающей области, разум вырабатывает приемлемый прогноз, который - как и другие части структуры - нуждается в прямой или непрямой верификации. Имеют место два направления: получение логичной картины целого и уяснение того, какие требования структура целого предъявляет к его частям»23.
Объективность требует не только видеть объект таким, каков он есть, но и видеть себя, каков ты есть, т. е. осознавать, каким образом ты, как изучающий, связан с объектом своего изучения. Плодотворное мышление, следовательно, определяется природой объекта и природой субъекта, вступающего во взаимоотношения с объектом в процессе мышления. Эта двойная детерминация и составляет объективность, в отличие от ложной субъективности, когда мыслящий не контролирует себя соотнесенностью с объектом, и в результате мышление вырождается в предвзятое мнение, в принятие желаемого за должное, в фантазию. Но объективность не является, как это часто подразумевается в связи с ложной идеей «научной» объективности, синонимом абстрактности, отсутствия интереса и заботы. Как можно проникнуть сквозь поверхностную
23 Max Wertheimer. Productive Thinking. N. Y., 1945, p. 167. См. также p. 192.
672
оболочку вещей в их причины и взаимосвязи, не имея живого и достаточно сильного интереса к такой трудной задаче? Как могут цели исследования формулироваться без учета интересов человека? Объективность означает не отстраненность, а уважение, т. е. способность не искажать и не фальсифицировать вещи, людей, себя. Но не субъективный ли подход наблюдателя, не его ли интересы служат причиной искажения мышления во имя получения желаемых результатов? Разве не отсутствие личного интереса служит условием научного исследования? Идея, что отсутствие заинтересованности является условием достижения истины, — это ложная идея24. Вряд ли найдется какое-либо значительное открытие или изобретение, на которое мыслителя не вдохновил его интерес. В самом деле, без заинтересованности мышление становится бесплодным и бессодержательным. Дело здесь даже не в том, имеет место интерес или нет, а в том, какого он сорта и какова его связь с истиной. Всякое плодотворное мышление стимулируется интересом изучающего. Не интерес сам по себе извращает идеи, а лишь те интересы, которые несовместимы с истиной, с раскрытием природы объекта в результате изучения.
Утверждение, что плодотворность — это внутренне присущая человеку способность, вступает в противоречие с идеей, что человек от природы ленив и к активности его нужно понуждать. Это старая мысль. Когда Моисей просил фараона позволить евреям уйти, чтоб они могли «в пустыне принести жертву Господу», фараон ответил: «Вы праздны, всего лишь праздны». По мысли фараона, рабский труд — это дело, а поклонение Богу — безделье. Ту же идею поддерживали все, кто хотел получать прибыль от активности других людей и не видел пользы в плодотворности, которую они не могли бы эксплуатировать.
Наша культура, кажется, дает наглядный пример прямо противоположного. В течение последних столетий человек Запада был одержим идеей труда, потребностью в постоянной деятельности. Он почти не способен оставаться без дела хоть на короткое время. Однако это лишь видимость. Лень и вынужденная активность являются не противоположностями, а двумя симптомами нарушения правильного функционирования человека. У невротика мы часто обнаруживаем в качестве основного симптома неспособность выполнять работу, а у так называемого заорганизованного человека — неспособность наслаждаться досугом и покоем. Вынужденная активность не противоположна лени, а является ее дополнением, и обе противоположны плодотворности.
Если плодотворная активность парализована, это ведет к неактивности и сверхактивности. Голод й принуждение никогда не бывают условиями плодотворной деятельности. И напротив, свобода, материальная обеспеченность и организация общества, в котором труд может быть полным смысла проявлением способностей человека, составляют факторы, способствующие проявлению естественного человеческого стремления плодотворно употребить свои силы. Плодотворная деятельность характеризуется ритмичной сменой активности и покоя. Плодотворный труд, любовь и мышление возможны, только если человек может, когда необходимо, оставаться в покое и наедине с самим собой. Воз
24 См. рассмотрение этого вопроса в «Идеологии и утопии» К. Мангейма (К. Mannheim. Ideology and Utopia. N. Y., 1936). См. перевод фрагментов указанной работы в кн.: Утопия и утопическое мышление. М. 1991, с. 113—169. — Прим, перев.
673
можность прислушаться к самому себе — это предпосылка возможности услышать других; быть в мире с самим собой — это необходимое условие взаимоотношений с другими людьми.
4.	Ориентация в процессе социализации
Как отмечалось в начале данной главы, жизненный процесс предполагает два вида отношений с внешним миром - ассимиляцию и социализацию. Первая была подробно рассмотрена в данной главе25, а о второй речь шла в «Бегстве от свободы», и потому я ограничусь здесь лишь кратким резюме.
Мы можем выделить следующие виды межличностных отношений: симбиотический союз, отстраненность-деструктивность, любовь.
В симбиотическом союзе человек соединен с другими, но утрачивает или никогда не обретает своей независимости; он убегает от опасности одиночества, становясь частью другого человека, «поглощаясь» этим человеком или «поглощая» его сам. Первый случай описывается в клинической практике как мазохизм. Мазохизм — это попытка человека избавиться от своего индивидуального Я, убежать от свободы и обрести безопасность, привязывая себя к другому человеку. Формы, какие принимает такая зависимость, многочисленны. Она может рационализироваться как жертва, долг или любовь, особенно когда система культуры узаконивает такой вид рационализации. Иногда мазохистские устремления так сильно конфликтуют с теми частями личности, которые устремляются к независимости и свободе, что последние воспринимаются как причиняющие боль и мучения.
Стремление поглотить других, садизм, активная форма симбиотической зависимости выступают во всех видах рационализации как любовь, сверхпокровительство, «оправданное» превосходство, «оправданная» месть и т. д.; она также выступает в соединении с сексуальными влечениями как сексуальный садизм. Все формы садистского побуждения восходят к стремлению обрести полное господство над другим человеком, «поглотить» его и сделать беспомощным объектом чужой воли. Полное господство над бессильным человеком — это сущность активного симбиотического союза. Человек, над которым властвуют, воспринимается и рассматривается как вещь для использования и эксплуатации, а не как человеческое существо, являющееся целью само по себе. Чем более эта жажда господства соединена с деструктивностью, тем более она жестока; но и благосклонное господство, часто выступающее под маской «любви», — это тоже проявление садизма. Хотя благосклонный садист хочет, чтоб его объект был богатым, сильным, преуспевающим, есть одна вещь, которой он всеми силами старается помешать: чтобы его объект стал свободным и независимым и, следовательно, перестал принадлежать садисту.
Бальзак в «Утраченных иллюзиях» дает поразительный пример благосклонного садиста. Он описывает взаимоотношения между юным Люсьеном и каторжником Вотреном, который выступает под личиной аббата. Вскоре после знакомства с молодым человеком, который только что пытался совершить самоубийство, аббат говорит: «Я подобрал тебя, я дал тебе жизнь, и ты принадлежишь
25 Включая любовь, которая рассматривалась вместе с другими проявлениями плодотворности ради более полного описания природы последней.
674
мне, как творение принадлежит творцу, как - в сказках Востока — ифрит принадлежит духу, как тело принадлежит душе. Властной рукой я поведу тебя по пути к власти; и тем не менее я обещаю тебе жизнь, полную удовольствий, почестей, нескончаемых праздников. Ты никогда не будешь нуждаться в деньгах, ты будешь сверкать, ты будешь блистать; тогда как я, опустившись до низости покровительства, буду охранять здание твоего успеха. Я люблю власть ради власти! Я всегда буду наслаждаться твоими наслаждениями, хотя я должен буду отказаться от них. Итак, я и ты будем одним существом... Я хочу любить свое творение, создать его по образу и подобию своему, короче — любить его, как отец любит сына. Я буду мысленно разъезжать в твоем тильбюри, мой мальчик, буду радоваться твоим успехам у женщин, буду говорить: “Этот молодой красавец — я сам”».
В то время как симбиотические отношения демонстрируют тесную связь и близость с объектом, хотя и за счет свободы и целостности, отношения второго вида основаны на дистанции, отстраненности и деструктивности. Чувство индивидуального бессилия может быть преодолено посредством отстраненности от других людей, воспринимаемых как угроза. В известной мере отстраненность является частью нормального ритма во всех отношениях человека с миром, она необходима для сосредоточения, для умственной работы, для обработки материалов, мыслей, установок. Но в описанном здесь феномене отстраненность становится главной формой связи с другими людьми, так сказать, отрицающей связью. Ее эмоциональный эквивалент — чувство безразличия к другим, часто сопровождающееся компенсаторным чувством непомерного самомнения. Отстраненность и безразличие могут быть, но не обязательно бывают, осознанными; как правило, в нашей культуре они в большинстве случаев скрываются за поверхностным интересом и общительностью.
Деструктивность — это активная форма отстраненности; импульс к разрушению других проистекает из страха быть разрушенным ими. Поскольку отстраненность и деструктивность соответственно представляют пассивную и активную формы одного и того же отношения, они часто в различных пропорциях смешаны вместе. Однако различий между ними больше, чем между активной и пассивной формами симбиотического союза. Деструктивность является результатом более интенсивной и более полной блокировки плодотворности, чем отстраненность. Это извращение жизненного импульса, энергия неизжитой жизни, трансформированная в энергию, направленную на разрушение жизни.
Любовь представляет собой плодотворную форму отношения к другим и к самому себе. Она предполагает заботу, ответственность, уважение и знание, а также желание, чтобы другой человек рос и развивался. Это проявление близости между двумя человеческими существами при условии сохранения целостности каждым из них.
Как явствует из вышеизложенного, должно существовать определенное сродство между различными формами ориентации соответственно в процессах ассимиляции и социализации. Предложенная схема представляет картину рассмотренных ориентаций и сродства между ними26.
26 Значение понятий, заключенных в скобки, будет объяснено в следующем разделе.
675
Ассимиляция
Социализация
1. Неплодотворная ориентация:
а) Рецептивная (берущая)	Мазохистская (преданность)	Симбиоз
б) Эксплуататорская (овладевающая)	Садистская (авторитет)	
в) Стяжательская (сберегающая)	Деструктивная (настойчивость)	Отстраненность
г) Рыночная (обменивающая)	Безразличная (честность)	
II. Плодотворная ориентация:
Деятельная
Любящая
Разумная
Ограничусь кратким комментарием. Рецептивная и эксплуататорская установки по виду межличностных связей отличаются от стяжательской. И рецептивная, и эксплуататорская установки предполагают определенный вид близости и тесного контакта с людьми, от которых надеются получить нужное или мирным путем, или агрессивно. При рецептивной установке доминирующее отношение - подчиненность, мазохистское отношение: если я подчиняюсь более сильному человеку, он дает мне все, что мне нужно. Другой человек воспринимается как податель всех благ, и в симбиотическом союзе один получает все необходимое от другого. Эксплуататорская же установка подразумевает обычно садистский тип отношений: если я силой отбираю у другого человека то, что нужно мне, я должен управлять им и сделать его бессильным объектом моей власти.
В отличие от обеих этих установок стяжательское отношение предполагает отстраненность от других людей. Оно основывается не на ожидании получить вещи из внешнего источника всех благ, а на ожидании, что их можно накопить, не расходуя. Любой тесный контакт с внешним миром представляет угрозу для этого вида самодостаточной системы безопасности. Стяжательский характер будет склонен разрешать проблему взаимоотношений с другими путем отстраненности или — если внешний мир кажется слишком огромным и грозным — путем разрушения.
Рыночная ориентация также основывается на отдаленности от других людей, но, в отличие от стяжательской ориентации, отдаленность здесь принимает скорее дружественную, а не деструктивную форму. Сам принцип рыночной ориентации предполагает легкость контактов, поверхностность связей, а отдаленность от других существует лишь в более глубокой эмоциональной сфере.
676
5.	Сочетание различных ориентаций
Описывая различные виды неплодотворных ориентаций и плодотворную ориентацию, я подходил к ним как к обособленным явлениям ради того, чтоб яснее указать на их отличие друг от друга. Такая трактовка представляется необходимой из дидактических соображений, поскольку нам надо понять природу каждой ориентации, прежде чем мы сможем приступить к пониманию их сочетаний, ведь характер никогда не являет какую-нибудь одну из неплодотворных ориентаций или исключительно плодотворную ориентацию.
Среди комбинаций различных ориентаций нам нужно ввести разграничение между сочетанием неплодотворных ориентаций между собой и сочетанием неплодотворной ориентации с плодотворной. Некоторые из первых имеют определенное сродство друг с другом; например, рецептивная чаще соединяется с эксплуататорской, чем со стяжательской. Рецептивную и эксплуататорскую ориентации объединяет тесный контакт с объектом, в то время как стяжательской ориентации свойственна отстраненность от объекта. Тем не менее часто вступают в сочетание и менее сходные ориентации. Если мы хотим охарактеризовать человека, нужно, как правило, определить, какая ориентация у него доминирует.
Сочетание неплодотворной и плодотворной ориентаций требует более тщательного рассмотрения. Нет человека, чья ориентация целиком плодотворна, и нет человека, полностью лишенного плодотворности. Но удельный вес плодотворной и неплодотворной ориентаций в характере каждого человека варьируется и определяется качеством неплодотворных ориентаций. В вышеизложенном описании неплодотворных ориентаций мы исходили из того, что они доминируют в характере. Теперь мы должны дополнить это описание, признав, что определенные качества неплодотворных ориентаций имеют место и в характере, где доминирует плодотворная ориентация. Здесь неплодотворные ориентации не имеют негативного значения, как при их доминировании в характере, а различаются по их конструктивным качествам. Фактически описанные неплодотворные ориентации можно рассматривать как искажения ориентации, которые являются сами по себе нормальной и необходимой частью жизни. Каждое человеческое существо, чтобы выжить, должно обладать способностью брать вещи от других людей, овладевать вещами, сберегать их и обменивать. Человек должен также обладать способностью следовать авторитету, руководить другими людьми, оставаться в одиночестве и отстаивать себя. Только если его способ обретения вещей и взаимоотношений с другими людьми по существу неплодотворен, то способность брать, овладевать, сберегать и обменивать превращается в жажду потреблять, эксплуатировать, стяжать, торговать, и это становится доминирующим способом жизни. Формы социальных установок у человека, по преимуществу ориентированного плодотворно, — преданность, авторитетность, честность, настойчивость превращаются в подчиненность, господство, отстраненность, деструктивность у человека с преимущественной неплодотворной ориентацией. Всякая неплодотворная ориентация, следовательно, имеет положительную и отрицательную стороны, в соответствии с уровнем плодотворности в целостной структуре характера. Предложенный перечень положительных и отрицательных сторон различных ориентаций может служить иллюстрацией данного принципа.
677
РЕЦЕПТИВНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (берущая)
Положительная сторона
берущая ............
ответственная ......
почтительная........
Отрицательная сторона
... пассивная, безынициативная
... бездумная, бесхарактерная
... подчиненная
скромная ...............................лишенная гордости
обаятельная.............................паразитическая
сговорчивая.............................беспринципная
социально приспособленная...............рабская, лишенная уверенностив себе
идеалистичная............................нереалистичная
восприимчивая............................трусливая
вежливая ................................бесхребетная
оптимистичная ...........................принимающая желаемое за должное
доверчивая...............................легковерная
нежная...................................сентиментальная
ЭКСПЛУАТАТОРСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (овладевающая)
Положительная сторона
Отрицательная сторона
активная ...............................эксплуатирующая
способная взять инициативу..............агрессивная
способная предъявить требование.........эгоцентричная
горделивая..............................самодовольная
импульсивная............................безрассудная
уверенная в себе........................высокомерная
пленяющая ..............................обольщающая
СТЯЖАТЕЛЬСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (сберегающая)
Положительная сторона
Отрицательная сторона
практичная .............................без	воображения
экономная осторожная сдержанная терпеливая
жадная подозрительная холодная заторможенная
тревожная упрямая ленивая инертная педантичная вязкая собственническая
внимательная ..............................
стойкая, упорная...........................
невозмутимая ..............................
устойчивая к стрессу.......................
аккуратная.................................
методичная ................................
преданная .................................
РЫНОЧНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ (обменивающая)
Положительная сторона целеустремленная .... готовая к обмену.......
моложавая...........
Отрицательная сторона
.... пользующаяся случаем
,... непоследовательная
.... ребячливая
678
устремленная вперед.................не считающаяся с будущим или прошлым
свободомыслящая ....................без принципов и ценностей
общительная.........................неспособная к уединению
экспериментирующая..................бесцельная
недогматичная ......................релятивистская
действенная ........................сверхактивная
любознательная .....................бестактная
понятливая .........................умничающая
контактная .........................неразборчивая
терпимая............................безразличная
остроумная..........................глуповатая
щедрая..............................расточительная
Положительная и отрицательная стороны не являются двумя отдельными классами синдромов. Каждую из этих черт можно представить превалирующей в данный момент точкой в континууме, который задан уровнем плодотворной ориентации; рациональная систематическая аккуратность, например, имеет место при высоком уровне плодотворности, а если плодотворность снижается, эта черта характера все более вырождается в иррациональную, педантическую, навязчивую «аккуратность», которая фактически отрицает сама себя. То же самое и с моложавостью, превращающейся в ребячливость, и с горделивостью, превращающейся в самодовольство. Если учитывать только основные ориентации, мы видим колеблющийся итог вариабельности, вызванный тем, что
1)	неплодотворные ориентации соединяются в различные комбинации, в зависимости от удельного веса каждой из них;
2)	каждая из них качественно изменяется соответственно уровню наличествующей плодотворности;
3)	различные ориентации могут действовать с разной силой в материальной, эмоциональной или интеллектуальной сферах деятельности.
Если мы добавим к этой картине личности различие в темпераменте и одаренности, то можем легко понять, что конфигурация этих основных элементов в личности может проявляться в бесконечном числе вариаций.
К. Г. Юнг
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ1
Введение
Платон и Аристотель! Это не только две системы, но и типы двух различных человеческих натур, которые, с незапамятных времен облаченные в разные одеяния, более или менее враждебны одна другой. Они ожесточенно состязаются с начала Средних веков и до нашего времени, и эта борьба составляет существеннейшее содержание церковной истории первых времен. Какие бы имена ни выставляла история, речь идет всегда только о Платоне и Аристотеле. Натуры мечтательные, мистические, платоновские из тайников своей души создают христианские идеи и соответствующие им символы. Натуры практические, приводящие все в порядок, аристотелевские созидают из этих идей и символов прочную систему, догматику и культ. Католическая церковь, наконец, замыкает в себе обе натуры, из которых одни создают себе крепость из клира, а другие - из монашества, однако все время продолжают воевать друг с другом.
Г. Гейне. Германия. I
В моей практической врачебной практике с нервнобольными я уже давно заметил, что помимо многих индивидуальных различий человеческой психики существует также типическое развитие, и прежде всего два резко различных типа, названных мной типом интроверсии и типом экстраверсии.
Рассматривая течение человеческой жизни, мы видим, что судьбы одного обусловливаются преимущественно объектами его интересов, в то время как судьбы другого — прежде всего его собственной внутренней жизнью, его субъектом. Но так как все мы в известной степени отклоняемся в ту или иную сторону, то мы естественным образом расположены понимать всё в смысле только нашего собственного типа.
Я с самого же начала упоминаю об этом обстоятельстве, чтобы предотвратить возможные недоразумения. Разумеется, это обстоятельство значительно затрудняет попытку общего описания типов. Мне следует рассчитывать на большое расположение моего читателя, если я желаю, чтобы меня правильно поняли. Было бы относительно просто, если бы каждый читатель знал, к какой категории он сам принадлежит. Но нередко очень трудно решить, относится ли кто-нибудь к тому или другому типу, особенно если вопрос идет о самом себе. Суждения о собственной личности всегда чрезвычайно неясны. Эти субъективные помрачения суждения особенно часты потому, что каждому выраженному типу присуща особая тенденция к компенсации односторонности его типа, тенденция, которая биологически целесообразна, так как она стремится удержать душевное равновесие. Благодаря компенсации возникают вторичные характеры или типы, которые представляют чрезвычайно трудно поддающийся разгадке образ; последнее является тем более трудным, что сами мы склонны вообще отрицать существование типов и признавать одни только индивидуальные различия.
1 Юнг К.Г. Психологические типы. М., 1924.
680
Мне приходится упомянуть об этих трудностях, чтобы оправдать известную особенность моего дальнейшего изложения: могло бы казаться, что наиболее простым путем было бы описать два конкретных случая и, расчленив их, поставить их друг подле друга. Но каждый человек обладает обоими механизмами, экстраверсией и интроверсией, и только относительный перевес того или другого определяет тип. Нужно поэтому наложить сильную ретушь, чтобы придать картине необходимую рельефность, что уже ведет к более или менее невинному подлогу. К этому нужно прибавить, что психологическая реакция человека до того сложный предмет, что при моих способностях изложения мне едва ли удастся в полной мере дать абсолютно правильную картину ее. Поэтому я необходимейшим образом должен ограничиться изложением начал, которые я абстрагировал из подробных отдельных наблюдений. При этом дело идет не о дедукции a priori, как это могло бы казаться, а о дедуктивном изложении эмпирически приобретенных взглядов. Эти взгляды, как я надеюсь, послужат для некоторого разъяснения дилеммы, которая не только в аналитической психологии, но и в других областях науки и особенно в личных отношениях между людьми вела и все еще ведет к недоразумениям и раздорам. Отсюда выясняется, почему существование двух различных типов есть собственно уже давно известный факт, который в той или другой форме отмечался то знатоком людей, то мучительной рефлексией мыслителя или представителя, например интуиции Гёте, как всеобъемлющий принцип систолы и диастолы. Термины и понятия, под которыми понимался механизм интроверсии и экстраверсии, очень различны и всегда приспособлены к точке зрения индивидуального наблюдателя. Несмотря на различие формулировок, всегда замечается общее в основном понимании, а именно движение интереса по направлению к объекту в одном случае и движение интереса от объекта к субъекту и к его собственным психическим процессам в другом случае. В первом случае объект действует на тенденции субъекта как магнит, он притягивает их и в значительной мере обусловливает субъект; он даже настолько отчуждает субъект от него самого, так изменяет его качества в смысле приравнения к объекту, что можно подумать, будто объект имеет большее и в конечном счете решающее значение для субъекта, будто полное подчинение субъекта объекту является в известной мере абсолютным предопределением и особым смыслом жизни судьбы. Во втором случае, наоборот, субъект является и остается центром всех интересов. Можно сказать, что получается впечатление, будто вся жизненная энергия направлена в сторону субъекта и поэтому всегда препятствует тому, чтобы объект приобрел какое бы то ни было влияние на субъект. Кажется, будто энергия уходит от объекта, будто субъект есть магнит, который хочет притянуть к себе объект.
Трудно охарактеризовать это противоположное поведение по отношению к объекту легко понятным, ясным образом, и существует большая опасность прийти к совершенно парадоксальным формулировкам, которые ведут скорее к путанице, нежели к ясности. Наиболее обще интровертированную точку зрения можно было бы обозначить как такую, которая при всех обстоятельствах старается личность и субъективное психологическое явление поставить выше объекта и объективного явления или по крайней мере утвердить их по отношению к объекту. Эта установка придает поэтому большую ценность субъекту, чем объекту. Соответственно этому объект всегда находится на более низком уровне цен
681
ности, он имеет второстепенное значение, он иногда является только внешним объективным знаком субъективного содержания, как бы воплощением идеи, причем, однако, существенным является именно идея; либо же он является предметом эмоции, причем, однако, самое главное — это эмоциональное переживание, а не объект в его реальной индивидуальности. Экстравертированная точка зрения, наоборот, ставит субъект ниже объекта, причем объекту принадлежит преобладающая ценность. Субъект пользуется всегда второстепенным значением, субъективное явление кажется иногда только мешающим и ненужным придатком к объективно происходящему. Ясно, что психология, исходящая из этих противоположных точек зрения, должна распасться на две совершенно различные ориентировки. Одна рассматривает все под углом зрения своего понимания, а другая - под углом зрения объективно происходящего.
Эти противоположные установки являются прежде всего только противоположными механизмами: диастолическое движение по направлению к объекту и восприятие объекта, систолическое концентрирование и отделение энергии от воспринятого объекта. Каждый человек обладает обоими механизмами, как выражением своего природного жизненного ритма, который Гёте, конечно, не случайно обозначил физиологическими понятиями, характеризующими деятельность сердца. Ритмическая смена обеих форм психической деятельности должны была бы соответствовать нормальному течению жизни. Сложные внешние условия, при которых мы живем, и, быть может, еще более сложные условия нашего индивидуального психического предрасположения редко, однако, допускают совершенно не нарушенное течение психической деятельности. Внешние обстоятельства и внутреннее предрасположение очень часто благоприятствуют одному механизму и ограничивают и ставят препятствия другому. Отсюда естественно происходит перевес одного механизма. Если это состояние каким-нибудь образом становится хроническим, то вследствие этого и возникает тип, т. е. привычная установка, в которой один механизм постоянно господствует, не будучи в состоянии, конечно, полностью подавить другой, так как он необходимо принадлежит к психической деятельности жизни. Поэтому никогда не может существовать чистый тип в том смысле, что он полностью владеет одним механизмом при полной атрофии другого. Типическая установка всегда означает только относительный перевес одного механизма.
Констатированием интроверсии и экстраверсии впервые дана была возможность различать две обширные группы психологических индивидуумов. Но все-таки эти группировки такого поверхностного и общего свойства, что они допускают только такое общее различение. Более точное исследование психологии тех индивидуумов, которые входят в ту или иную группу, тотчас показывает большие различия между отдельными индивидуумами, которые, несмотря на это, принадлежат к одной и той же группе. Поэтому мы должны сделать еще один шаг, чтобы быть в состоянии определить, откуда происходят различия индивидуумов, относящихся к одной и той же группе. Мой опыт показал мне, что индивидуумов можно различать самым общим образом не только по универсальному различию экстраверсии и интроверсии, но и по отдельным основным психологическим функциям. А именно в такой же мере, как внешние обстоятельства и внутреннее предрасположение вызывают господство экстраверсии и интроверсии, они благоприятствуют также господству в индивидууме определенной основной функ-
682
ции. Основными функциями, т. е. функциями, которые существенно отличаются от других функций, являются, по моему опыту, мышление, эмоции, ощущение и интуиция. Если привычно господствует одна из этих функций, то появляется соответствующий тип. Поэтому я различаю мыслительный, эмоциональный, сенсорный и интуитивный типы. Каждый из этих типов, кроме того, может быть интровертированным или экстравертированным, смотря по своему поведению по отношению к объекту, так, как это было описано выше. В двух предварительных сообщениях о психологических типах я не придерживался изложенного здесь различения, но отождествлял мыслительный тип с интровертированным и эмоциональный тип с экстравертированным. Это смешение оказалось несостоятельным при более глубокой обработке проблемы. Во избежание недоразумений я просил бы поэтому читателя иметь в виду проведенное здесь различение. Чтобы обеспечить необходимую ясность в столь сложных вопросах, я посвятил по-«	и?
следнюю главу этой книги определению моих психологических понятии .
Общее описание типов
А. Введение
Я хочу попытаться дать общее описание психологии типов. Сначала это нужно сделать для обоих общих типов, которые я обозначил как интровертирован-ный и экстравертированный. Затем, в дополнение, попытаюсь дать еще некоторую характеристику тех специальных типов, своеобразие которых определяется тем, что индивидуум приспособляется и ориентируется главным образом посредством наиболее развитой у него функции. Я бы обозначил первые как общие зависящие от установки типы, отличающиеся друг от друга направлением их интересов и движением их либидо, а последние — как функциональные типы.
Общие зависящие от установки типы различаются своей своеобразной установкой по отношению к объекту. Интровертированный относится к объекту аб-страгирующе, он, взятый в своем основании, всегда озабочен тем, чтобы отнять либидо у объекта, как если бы он должен был предотвратить перевес объекта. Экстравертированный, наоборот, относится положительно к объекту. Он утверждает значение объекта тем, что свою субъективную установку он постоянно ориентирует на объект и относит к нему. Принятый за основание объект никогда не имеет для него достаточной ценности, и потому значение его необходимо повысить. Оба типа настолько различны, их противоположность так ясна, что существование их становится очевидным даже для профана в психологии, если когда-нибудь обратить на это его внимание. Всякому известны те замкнутые, с трудом постигаемые, часто застенчивые натуры, которые составляют сильнейшую противоположность другим — открытым, обходительным, часто веселым или по крайней мере приветливым и доступным характерам, которые со всеми ужива-
2 Некоторые из этих определений, существенно необходимых для понимания работы Юнга, читатель найдет в конце книги (из которой взят данный отрывок), которая в предлагаемом выпуске библиотеки переведена не вся, а только в тех ее частях, которые имеют наиболее важное значение (выпущена очень значительная часть книги, а именно: 1) исторический образ проблемы типов, как она понималась в древнем и средневековом мире, 2) идеи Шиллера о проблеме типов, 3) аполло-нийские и дионисиевское, 4) проблема типов и познания человека, 5) проблема типов в искусстве, 6) проблема типов в психиатрии, 7) проблема типической установки в эстетике, 8) проблема типов в современной философии, 9) проблема типов в биографике).
683
ются или если даже спорят, то все-таки находятся в отношениях, позволяющих на всех влиять или допускать их влияние на себя. Обычно рассматриваются такие различия только как индивидуальные случаи своеобразного склада характера. Но кто имел случай основательно изучить многих людей, легко сделает открытие, что при этой противоположности дело совсем не идет об изолированных индивидуальных случаях, но скорее о типических установках, которые гораздо более общи, чем это можно предположить при ограниченном психологическом опыте. В действительности дело идет об основной противоположности, которая более или менее отчетлива, но всегда заметна в индивидуумах с выраженной в известной степени личностью. Таких людей мы встречаем не только среди образованных, но вообще во всех слоях населения, вследствие чего наши типы можно обнаружить как среди рабочих и крестьян, так и среди высоко дифференцированных людей какой-нибудь нации. Точно также и половые различия ничего не меняют в этом факте. У всех женщин обнаруживаются те же самые противоположности. Столь большое распространение едва ли могло бы иметь место, если бы дело шло об акте сознания, т. е. о сознательной и намеренно выбранной установке. В этом случае, конечно, определенный, связанный с одинаковым воспитанием и образованием и соответственно этому пространственно-ограниченный класс населения был бы преимущественным носителем такой установки. Дело, однако, обстоит совсем не так, но совершенно наоборот — типы разделяются явно без разбору. В одной и той же семье один ребенок бывает интро-вертированным, а другой — экстравертированным. Так как соответственно этим фактам зависящий от установки тип, как общий и явно случайно распространенный феномен, не может быть следствием сознательного суждения или осознанного намерения, то он своим существованием должен быть обязан бессознательной, инстинктивной основе. Поэтому противоположность типов как общий психологический феномен должна иметь каким-то образом свою биологическую предпосылку.
Отношение между субъектом и объектом, рассматриваемое биологически, является всегда приспособлением, так как всякое отношение между субъектом и объектом предполагает изменяющие воздействия одного на другой. Эти изменения составляют приспособление. Типические установки к объекту являются поэтому процессами приспособления. Природа знает два, в основе различных, пути приспособления и обусловленной этим возможности постоянного существования живого организма: один путь - это повышенная плодовитость при сравнительно меньшей силе защиты и продолжительности жизни отдельного индивидуума, второй путь — это снабжение индивидуума многообразными средствами самосохранения при относительно меньшей плодовитости. Эта биологическая противоположность, как мне кажется, является не только аналогией, но и общим основанием обоих наших психологических модусов приспособления. Здесь я мог бы ограничиться общим указанием, с одной стороны, на свойство экстравертированного постоянно растрачивать себя и во всем распространяться и, с другой стороны, на тенденцию интровертированного защищаться от внешних воздействий, по возможности воздерживаться от всяких затрат энергии, которые относятся непосредственно к объекту, чтобы этим создать самому себе возможно более обеспеченную и сильную позицию. Поэтому Блэк интуитивно хорошо обозначил оба типа как profilic (плодородный) и devouring type (прожор
684
ливый тип). Как показывает общая биология, оба пути возможны и по-своему успешны; то же самое можно сказать и о типических установках. То, что один осуществляет массовыми отношениями, другой достигает монополией.
Тот факт, что иногда даже дети в первые годы жизни с точностью обнаруживают типическую установку, заставляет предположить, что к определенной установке принуждает не борьба за существование, как ее обычно понимают. Конечно, можно было бы с достаточными основаниями возразить, что маленький ребенок и даже грудной младенец должны уже проделать психологическую работу приспособления бессознательного характера, так как своеобразие материнского влияния в особенности ведет у детей к специфическим реакциям. Этот аргумент может сослаться на неоспоримые факты, но становится, однако, шатким, если упомянуть о том, также бесспорном факте, что двух детей одной и той же матери уже очень рано можно отнести к противоположным типам, причем нельзя доказать ни малейшего изменения в установке матери. Хотя я ни в каком случае не хочу недооценивать бесконечную возможность родительского влияния, но все-таки этот опыт принуждает меня к заключению, что решающий фактор следует искать в предрасположении ребенка. Наконец, именно индивидуальному предрасположению нужно приписать то, что при самых одинаковых по возможности внешних условиях один ребенок образует один тип, а другой — другой тип. При этом, конечно, я имею в виду лишь те случаи, которые находятся в нормальных условиях. При ненормальных условиях, т. е. там, где дело идет о крайне сильных и при этом ненормальных установках у матерей, детям может быть навязана относительно однородная установка насилием над их индивидуальным предрасположением, которое, может быть, избрало бы другой тип, если бы не помешали этому ненормальные внешние условия. Там, где имеет место такое обусловленное внешним влиянием извращение типа, индивидуум в дальнейшем по большей части становится невротическим, и его излечение возможно только через выявление естественно соответствующей индивидууму установки.
Что касается своеобразного предрасположения, то об этом я могу только сказать, что, очевидно, существуют индивидуумы, которые обладают большей легкостью или способностью или которые с большей пользой приспособляются одним, а не другим образом. Для этого нужно было бы поставить вопрос о последних физиологических основаниях, недоступных нашему познанию. То, что такие основания возможны, кажется мне вероятным из опыта, показывающего, что изменение типа при известных обстоятельствах наносит большой вред физиологическому благополучию организма и часто является причиной сильного истощения.
В. Экстравертированный тип
Для краткости и ясности изложения необходимо при описании этого и последующих типов отделить психологию сознательного от психологии бессознательного. Мы обращаемся поэтому сначала к описанию феноменов сознания.
I. Общая установка сознания
Как известно, каждый ориентируется на данные, которые ему доставляет внешний мир; но мы видим, что это может происходить более или менее решающим образом. Один, вследствие того, что на улице холодно, считает необходи
685
мым надеть пальто, другой находит это излишним для целей своего закаливания; один восхищается новым тенором потому, что все им восхищаются; другой не восхищается им не потому, что он ему не нравится, а потому, что он держится мнения, что то, чем все восхищаются, далеко еще не достойно удивления; один подчиняется данным отношениям, потому что, как показывает опыт, ничто другое невозможно, другой же убежден, что если уже тысячу раз случилось так, то в тысяча первый раз может произойти иначе и по-новому и т. д. Первый ориентируется на данные внешние факты, второй остается при мнении, которое становится между ним и объективно данным. Когда ориентировка на объект или на объективные данные перевешивает до того, что наиболее частые и главнейшие решения и поступки обусловлены не субъективными взглядами, а объективными отношениями, то говорят об экстравертированном типе. Когда кто-нибудь так мыслит, чувствует и поступает, одним словом, так живет, как это непосредственно соответствует объективным отношениям и их требованиям, в хорошем или плохом смысле, то он экстравертированный. Он живет так, что объект как детерминирующая величина явным образом играет в его сознании большую роль, чем его субъективное мнение. Конечно, он имеет субъективные взгляды, но их детерминирующая сила меньше, чем сила внешних объективных условий. Поэтому он никогда не думает встретить какой-нибудь безусловный фактор внутри самого себя, так как таковые ему известны только вне его. Подобно Эпиметею, его душа подчиняется внешним требованиям, конечно, не без борьбы; но дело кончается всегда в пользу внешних условий. Все его сознание глядит наружу, так как главное и решающее определение всегда приходит к нему извне. Из этой основной установки следуют, так сказать, все особенности его психологии, если только они не основаны на примате определенной психологической функции или на индивидуальных особенностях.
Интерес и внимание следуют за объективными событиями, и прежде всего за теми из них, которые тесно его окружают. Не только лица, но и вещи привлекают интерес. Соответственно этому и поступки основываются на влиянии лиц и вещей. Они прямо обусловлены объективными данными и определяющими факторами и из них, так сказать, исчерпывающе объяснимы. Поступки явным образом обусловлены объективными обстоятельствами. Если даже поступки не являются простой реакцией на раздражения окружающей среды, то все-таки они имеют характер применения к реальным отношениям и находят в рамках объективно данного достаточный и соответствующий простор. Они совершенно лишены серьезных тенденций выйти за эти пределы. То же касается и интересов: объективные события представляют собой неистощимый источник раздражения, так что интерес нормально не требует ничего другого. Моральные законы поступков покрываются соответствующими требованиями общества resp. господствующими моральными понятиями. Если бы господствующие воззрения были иными, то были бы другими и субъективные моральные направляющие тенденции, без того, чтобы что-нибудь изменилось в общем психологическом habitus’e. Эта строгая обусловленность объективными факторами не обозначает, как это могло бы показаться, полное или даже идеальное приспособление к условиям жизни. Конечно, экстра-вертированному взгляду такое применение должно казаться полным приспособлением, так как такому взгляду не дано другого критерия. Но высшая точка зрения еще не говорит, что объективно данное при всех обстоятельствах является нор
686
мальным. Объективные условия могут быть исторически или пространственно ненормальными. Индивидуум, который применяется к этим отношениям, хотя подражает ненормальному характеру окружающей среды, но в то же время вместе со всем его окружающим находится в ненормальном положении по отношению к общеобязательным законам жизни. Единичный человек может, конечно, при этом процветать, но только до тех пор, пока он со всем его окружающим не погибнет за прегрешения против общих законов жизни. В этой гибели он должен принять участие с такой же верностью, с какой прежде он применялся к объективным данным. У него есть применение, но не приспособление, так как приспособление требует большего, чем не вызывающее трений следование любым условиям непосредственно окружающего (я ссылаюсь на Эпиметея Шпителера) (Spitteler). Оно требует соблюдения тех законов, которые более общи, чем местные и исторические условия. Простое применение представляет собой ограниченность нормального экстравертированного типа. Своей нормальности экстра-вертированный тип обязан, с одной стороны, тем обстоятельством, что он относительно без трений применяется к данным отношениям и, естественно, не имеет других претензий, кроме выполнения объективно данных возможностей, например, избрать I, профессию, которая в данном месте и в данное время представляет многообещающие возможности, или делать или производить то, в чем в данный момент нуждается окружающая среда и чего она ждет от него, или воздерживаться от всяких нововведений, если только они уж сами собой не напрашиваются, или как-нибудь иначе превзойти ожидания окружающего. Но, с другой стороны, его нормальность основана еще на том важном обстоятельстве, что экстравертированный считается с реальностью своих субъективных потребностей и нужд. Его слабый пункт заключается именно в том, что тенденция его типа в такой мере направлена вовне, что из всех субъективных фактов даже наиболее связанный с чувствами, а именно телесное здоровье, как слишком мало объективный, как слишком мало «внешний», недостаточно принимается в соображение, так что необходимое для физического благосостояния удовлетворение элементарных потребностей более не имеет места. Вследствие этого страдает тело, не говоря уже о душе. Экстравертированный обычно мало замечает это последнее обстоятельство, но оно тем заметнее для близких, окружающих его домашних. Потеря равновесия становится для него чувствительной лишь тогда, когда появляются ненормальные телесные ощущения.
На этот ощутимый факт он не может не обратить внимания. Естественно, что он рассматривает его как конкретный и «объективный», так как для характеристики собственного склада ума у него не существует ничего другого. У других он тотчас замечает «воображение». Слишком экстравертированная установка может в такой степени не считаться с субъектом, что последний может быть весь принесен в жертву так называемым объективным требованиям, например постоянному увеличению предприятия, только потому, что имеются заказы и что необходимо выполнить представляющиеся возможности.
Опасность экстравертированного заключается в том, что он втягивается в объекты и сам в них совершенно теряется. Происходящие отсюда функциональные (нервные) или действительные телесные расстройства имеют компенсаторное значение, так как они принуждают субъекта к невольному самоограничению. Если симптомы функциональны, то они могут своими особенностями
687
символически выражать психологическую ситуацию, например у певца, слава которого быстро достигает опасной высоты, требующей от него несоразмерной затраты энергии, вследствие нервной задержки внезапно исчезают высокие тоны. У человека, который, начав очень скромно, быстро достигает влиятельного и многообещающего социального положения, психогенно появляются все симптомы горной болезни. Человек, намеревающийся жениться на женщине с очень сомнительным характером, которую он боготворит и очень сильно переоценивает, заболевает спазмами горла, принуждающими его ограничиться двумя чашками молока в день, каждую из которых он должен пить три часа. Это сильно препятствует ему посещать свою невесту, и он может заниматься только питанием своего тела. У человека, который не дорос до тяжелой работы в необычайно разросшемся, благодаря его собственным заслугам, предприятии, появляются нервные припадки жажды, вследствие которых он скоро заболевает нервным алкоголизмом. Как мне кажется, истерия — наиболее распространенный невроз экстравертированного типа. Классический истерический случай всегда характеризуется чрезмерными сношениями с окружающими лицами; характерной чертой является также прямо подражательное применение к обстоятельствам. Основная черта истерического характера - это постоянная тенденция быть интересным и производить впечатление на окружающих. Коррелятом к этому является вошедшая в поговорку внушаемость, доступность влиянию других лиц. Явная экстраверсия проявляется у истеричных и в сообщительности, которая иногда доходит до рассказов чисто фантастического содержания, откуда и происходят обвинения в истерической лжи. Истерический характер есть прежде всего преувеличение нормальной установки; но затем он усложняется со стороны бессознательного компенсаторными реакциями, которые телесными расстройствами принуждают к интроверсии преувеличенную против психической энергии экстраверсию. Благодаря реакциям бессознательного возникает другая категория симптомов, которые имеют более интровертированный характер. Сюда прежде всего относится болезненно повышенная деятельность фантазии. После этой общей характеристики экстравертированной установки обратимся теперь к описанию изменений, которые происходят в основных психологических функциях благодаря экстравертированной установке.
II. Установка бессознательного
Может показаться странным, что я говорю об «установке бессознательного». Как я это в достаточной степени объяснил, я мыслю себе отношение бессознательного к сознательному как компенсаторное. Согласно такому взгляду, бессознательное так же может иметь установку, как и сознательное.
В предыдущей главе я упомянул о тенденции экстравертированной установки к некоторой односторонности, а именно о преимущественном положении объективного фактора в течение психического акта. У экстравертированного типа всегда есть искушение (мнимо) пожертвовать собой в пользу объекта, ассимилировать свой субъект с объектом. Я исчерпывающе указал на последствия, которые могут получиться из преувеличения экстравертированной установки, именно на вредное подавление субъективного фактора. Поэтому следует ожидать, что психическая компенсация к сознательной экстравертированной установке особенно подчеркнет субъективный момент, т. е. мы должны будем доказать сильную эго
688
центрическую тенденцию в бессознательном. Действительно, этому доказательству посчастливилось в смысле фактов в практическом опыте. Здесь я не вдаюсь в казуистику, а отсылаю к следующим главам, где я пытаюсь изобразить характерную установку' бессознательного у каждого функционального типа. Так как в этой главе дело идет только о компенсации общей экстравертированной установки, то я ограничиваюсь общей характеристикой компенсирующей установки бессознательного. Установка бессознательного для действительного дополнения сознательной экстравертированной установки имеет свойство интровертирующего характера. Она концентрирует энергию на субъективном моменте, т. е. на всех потребностях и побуждениях, которые подавлены или вытеснены слишком экстравертированной сознательной установкой. Легко понять, как это уже должно было быть ясно из предыдущей главы, что ориентировка на объект и на объективно данное насилует множество субъективных побуждений, мнений, желаний и необходимостей и лишает их той энергии, которая естественно должна принадлежать им. Человек не машина, которую в каждом данном случае можно перестроить для совершенно другой цели и которая тогда, совершенно другим образом, будет так же правильно функционировать, как и прежде. Человек всегда носит с собой всю свою историю и историю человечества. Но исторический фактор выражает жизненную потребность, которой должна идти навстречу мудрая экономия. Все, что было до сих пор, должно как-нибудь сказаться в новом и сжиться с ним. Поэтому полная ассимиляция с объектом встречает протест уже раньше бывшего и существовавшего с самого начала. Из этого весьма общего рассуждения легко понять, почему бессознательные требования экстравертированного типа имеют собственно примитивный и инфантильный, эгоистический характер. Когда Фрейд говорит о бессознательном, что оно может «только желать», то это в значительной степени касается бессознательного экстравертированного типа. Применение к объективно данному и ассимиляция с ним мешают осознанию недостающих субъективных побуждений. Эти тенденции (мысли, желания, аффекты, потребности, чувствования и т. д.) принимают соответственно степени их вытеснения, регрессивный характер, т. е. чем менее они осознаны, тем более они становятся инфантильными и архаическими. Сознательная установка лишает их того распределения энергии, которым они могут относительно располагать, и оставляет им лишь ту энергию, которую она не может отнять. Этот остаток, силу которого все-таки не следует недооценивать, есть то, что нужно обозначить как первоначальный инстинкт. Инстинкт нельзя изменить произвольными мероприятиями отдельного индивидуума; напротив, для этого потребовалось бы медленное органическое изменение многих поколений, так как инстинкт есть энергетическое выражение определенной органической наклонности. Таким образом, у каждой подавленной тенденции в конце концов остается значительная доля энергии, которая соответствует силе инстинкта; эта тенденция сохраняет свою действительность, хотя бы она стала бессознательной благодаря лишению энергии. Чем полнее сознательная экстравертированная установка, тем инфантильнее и архаичнее бессознательная установка. Грубый, сильно превосходящий детское и граничащий со злодейским эгоизм иногда характеризует бессознательную установку. Здесь мы находим в полном расцвете те кровосмесительные желания, которые описывает Фрейд. Само собой понятно, что эти вещи совершенно бессознательны и остаются также скрытыми для взоров неопытного наблюдателя, пока экс-
23- Психология индивидуальных различий
689
травертированная сознательная установка не достигнет более высокой степени. Но если происходит преувеличение сознательной точки зрения, то симптоматически появляется на свет и бессознательное, т. е. бессознательный эгоизм, инфантилизм и архаизм теряют свой первоначальный компенсаторный характер тогда, когда они становятся в более или менее открытую оппозицию к сознательной установке. Это проявляется прежде всего в абсурдном преувеличении сознательной точки зрения, которая должна служить для подавления бессознательного, но которая обыкновенно кончается reductio ad absurdum сознательной установки, т. е. крушением. Катастрофа может быть объективной, так как объективные цели постепенно искажались в субъективные. Так, например, один типограф благодаря долгому и тяжелому двадцатилетнему труду сделался из простого служащего самостоятельным владельцем значительного предприятия. Предприятие все более и более расширялось, он все более и более втягивался в него, в то время как все побочные интересы растворялись в этом деле. Это поглотило его и следующим образом привело к его гибели: в компенсации его исключительно деловых интересов ожили некоторые воспоминания из его детства, а именно тогда он находил большое удовольствие в живописи и рисовании. Вместо того чтобы воспользоваться этой способностью как компенсирующим побочным занятием, он провел ее в свое предприятие и начал фантазировать о «художественном» выполнении своих произведений. К несчастью, фантазии сделались действительностью; он начал действительно производить по своему собственному примитивному и инфантильному вкусу с таким успехом, что через несколько лет его предприятие погибло. Он действовал согласно нашему «культурному идеалу», по которому энергичный человек должен все сосредоточить на конечной цели. Он зашел, однако, слишком далеко и попал во власть субъективного инфантильного влечения.
Но катастрофическая развязка может быть еще и субъективного рода, в виде нервного потрясения. Последнее всегда происходит благодаря тому, что бессознательное противодействие в состоянии, наконец, парализовать сознательное действие. В этом случае требования бессознательного категорически навязываются сознанию и этим вызывают гибельное раздвоение, которое по большей части сказывается в том, что люди или не знают более, чего они, собственно, хотят, ни к чему не имеют охоты, или сразу хотят слишком многого, имеют слишком много охоты, но к тому, что невозможно. Необходимое, часто по культурным основаниям, подавление инфантильных и примитивных потребностей легко ведет к неврозу или к злоупотреблению наркотиками, как алкоголем, морфием, кокаином и т. д. В еще более тяжелых случаях раздвоение кончается самоубийством. Выдающееся свойство бессознательных тенденций заключается в том, что именно по мере того, как сознательным непризнаванием они лишаются своей энергии, они принимают разрушительный характер, как только перестают быть компенсаторными. Они перестают действовать компенсаторно тогда, когда достигнут состояния, соответствующего тому культурному уровню, который абсолютно несовместим с нашим уровнем. С этого момента бессознательные тенденции образуют блок, во всех отношениях противоположный сознательной установке, существование которого ведет к открытому конфликту. Тот факт, что установка бессознательного компенсирует установку сознания, обыкновенно выражается в психическом равновесии. Нормальная экстравертированная установка еще не
690
означает, конечно, что индивидуум всегда и повсюду поступает по экстравертированной схеме. При всех обстоятельствах у того же индивидуума могут наблюдаться психические процессы, в которых является вопрос о механизме интроверсии. Экстравертированным мы называем только тот habitus, в котором механизм экстраверсии перевешивает. В этом случае наиболее дифференцированная функция постоянно подвергается экстравертированию, в то время как менее дифференцированные функции находятся в интровертированном употреблении, т. е. более полноценная функция наиболее осознана и подлежит контролю сознания и сознательного намерения, в то время как менее дифференцированные функции также и менее осознаны, resp. частью бессознательны и в гораздо меньшей степени подчинены сознательной воле. Более полноценная функция всегда является выражением сознательной личности, его намерения, его воли, его действия, то время как менее дифференцированные функции относятся к тому, что случается с человеком. Это могут быть не прямые lapsus linguae, или calami, или другие промахи, но они могут проистекать из половины или трех четвертей намерений, так как менее дифференцированные функции обладают также меньшей сознательностью. Классическим примером этого является экстравертированный эмоциональный тип, который пользуется прекрасными отношениями с окружающими его, но которому иногда случается высказывать суждения беспримерной бестактности. Эти суждения происходят из его малодифференцированного и малосознательного мышления, которое лишь частично находится под его контролем и к тому же недостаточно обусловлено объектом и поэтому может действовать, совершенно ни с чем не считаясь.
Менее дифференцированные функции в экстравертированной установке всегда проявляют исключительную субъективную зависимость от сильно выраженного эгоцентризма и личного пристрастия, чем они обнаруживают свою близкую связь с бессознательным. В них бессознательное постоянно выступает на свет. Вообще, не следует себе представлять, что бессознательное всегда лежит погребенным под тем или другим количеством наслоений и некоторым образом может открыто только благодаря тщательным раскопкам. Бессознательное, напротив, постоянно вливается в сознательные психологические процессы, и даже в такой высокой мере, что наблюдателю иногда трудно решить, какие свойства характера следует приписать сознательной личности и какие — бессознательной. Это затруднение бывает главным образом с лицами, которые несколько богаче проявляются, чем другие. Конечно, многое еще зависит от установки наблюдателя, схватывает ли он скорее сознательный или бессознательный характер личности. В общем, рассудочно установленный наблюдатель скорее постигнет сознательный характер, в то время как перцепторно установленный наблюдатель подвергается больше влиянию бессознательного характера, так как наше суждение более интересуется сознательной мотивировкой психического процесса, в то время как восприятие регистрирует простое событие. Но так как мы в равной мере пользуемся восприятием и суждением, то легко может случиться, что какая-нибудь личность покажется нам в одно и то же время интровертированной и экстравертированной, так что мы не сумеем точнее указать, какой установке принадлежит более полноценная функция. В таких случаях правильному пониманию может помочь только основательный анализ свойств функции. При этом нужно обращать внимание на то, какие функции полностью подчиняются контролю
691
и мотивации сознания и какие функции имеют характер случайного и спонтанного. Первые функции всегда более высоко дифференцированы, чем последние, которые к тому же обладают несколько инфантильными и примитивными свойствами. Обыкновенно первые функции производят впечатление нормы, в то время как последние имеют в себе нечто ненормальное или патологическое.
С. Интровертированный тип
1. Общая установка сознания
Как я уже изложил в главе А, .1, интровертированный тип отличается от экстравертированного тем, что он преимущественно ориентируется не на объект и объективно данное как экстравертированный тип, но на субъективные факторы. В упомянутой главе я, между прочим, показал, что у интровертированного между восприятием объекта и его собственными поступками вдвигается субъективный взгляд, который мешает тому, чтобы поступки приняли соответствующий объективному данному характер. Это, конечно, специальный случай, который приводится только для примера и должен служить простым наглядным пояснением. Здесь, само собой понятно, мы должны искать более общие формулировки.
Интровертированное сознание хотя видит внешние условия, но решающими избирает субъективные определители. Этот тип поэтому руководствуется тем фактором восприятия и познания, который показывает субъективное предрасположение к устранению раздражений органов чувств. Два лица, например, видят один и тот же объект, но они видят его не так, чтобы обе полученные от этого картины были абсолютно идентичны. Помимо различной остроты органов чувств и личного уравнения часто бывают глубокие различия в роде и размере психической ассимиляции перципируемого образа. В то время как экстравертированный тип всегда предпочтительно основывается на том, что он получает от объекта, интровертированный предпочтительно опирается на то, что в субъекте приводит к констелляции внешнее впечатление. В отдельном случае апперцепции различие, конечно, может быть очень тонким, но в целом психологического уклада оно весьма заметно и именно в форме резервата личности (Reservates des ich). Поясним это: я считаю, что тот взгляд, согласно которому, по Вейнингеру (VWnibger), можно было бы назвать эту установку филавтической, или, иначе, ав-тоэротической, эгоцентрической, субъективистической или эгоистической, в своем принципе вводит в заблуждение и лишает это понятие ценности. Он соответствует предубеждению в пользу экстравертированной установки против сущности интровертированного. Никогда не следует забывать — экстравертированный образ мышления забывает это слишком легко, — что всякое восприятие и познание обусловлено не только объективно, но и субъективно. Мир существует не только сам по себе, an and fur sich, но и так, как он мне кажется. Да, мы, собственно говоря, не имеем даже критерия для неассимилирующегося с субъектом суждения о мире. Проглядеть субъективный фактор — это значит отрицать существование большого сомнения в возможности абсолютного знания. Переоценкой объективной возможности познания мы подавляем значение субъективного фактора, значение просто субъекта. Но что такое субъект? Субъект — это человек, мы — это субъект. Не следует забывать, что познание имеет субъект и что «познание вообще» не существует, и поэтому для нас не существует мира там, где
692
никто не говорит: «я познаю», чем он уже выражает субъективное ограничение всякого познания. То же самое относится ко всем психическим функциям: они имеют субъект, который так же необходим, как и объект. Характерно для нашей современной экстравертированной оценки, что слово «субъективно» обычно звучит почти как порицание, во всяком случае «только субъективно» означает опасное оружие, назначенное для поражения того, кто не окончательно убежден в необходимом превосходстве объекта. Поэтому мы должны ясно понять, что в этом исследовании разумеется под выражением «субъективный». Субъективным фактором я называю то психологическое действие (Aktion) или реакцию, которое, соединяясь с воздействием объекта, производит новый психический факт. Но поскольку субъективный фактор с самых давних времен и у всех народов земли остается в очень высокой мере идентичным самому себе — так как элементарные восприятия и познавания, так сказать, всегда и везде одни и те же, — то он является столь же прочно обоснованной реальностью, как и внешний объект. Если бы это было иначе, то нельзя было бы говорить о постоянной и в своей сущности неизменной действительности и согласие с традициями было бы невозможно. Поэтому субъективный фактор есть нечто так же непреклонно данное, как протяженность моря и радиус земли. В этом отношении субъективному фактору принадлежит вся важность мироопределяющей величины, которую никогда и нигде нельзя сбросить со счета. Он является другим мировым законом, и кто на нем основывается, основывается с такой же достоверностью, с такой же твердостью и действительностью, как тот, кто ссылается на объект. Но как объект и объективно данное никогда не остается одним и тем же, так как он подвержен трению и случайности, так и субъективный фактор подлежит изменчивости и индивидуальной случайности. И поэтому и его ценность только относительна. Чрезмерное развитие интровертированной точки зрения в сознании ведет не к лучшему и более верному применению субъективного фактора, но к искусственному субъективированию сознания, которому нельзя не сделать упрека в том, что «только субъективно». Благодаря этому получается противоположность десубъектирова-ния сознания в преувеличенную экстравертированную установку, которая заслуживает данного Weiningger’om названия «мизавтичный». Так как интровертиро-ванная установка опирается на везде существующее, высоко реальное и абсолютно необходимое условие психологического приспособления, то такие выражения, как «филавтический», «эгоцентрический» и им подобные, являются неуместными и предосудительными скорее оттого, что они возбуждают подозрение, что дело всегда идет только все о том же Я. Нет ничего более ложного, чем такое предположение. Но оно часто встречается при исследовании суждений экстравертированных личностей об интровертированных. Я приписал бы эту ошибку не одному экстравертированному типу, но скорее отнес бы ее на счет современного господствующего экстравертированного взгляда, который не ограничивается экстравертированным типом, но в равной мере представлен другим типом, в значительной степени вопреки ему самому. Последнему можно даже с полным правом поставить в упрек, что он изменяет своей собственной природе, в то время как первого по крайней мере нельзя упрекнуть в этом.
Интровертированная установка в нормальном случае применяется в принципе к наследственно-данной психологической структуре, которая является присущей субъекту величиной. Но ее совсем не следует считать просто идентичной
693
с сознательной личностью субъекта, что произошло бы при упомянутых выше обозначениях, а она является психологической структурой субъекта, до всякого развития сознательной личности (eines Ich). Настоящий основной субъект, именно личность в целом (das Selbst), гораздо обширнее, чем сознательная личность (das Ich), так как первая охватывает также бессознательное, в то время как последняя по существу является средоточием сознания. Если бы сознательная личность была идентична с личностью в целом, то было бы немыслимо, чтобы в сновидениях мы являлись в совершенно других формах и значениях. Во всяком случае, характерное для интровертированного свойство заключается в том, что он, следуя столько же собственной склонности, как и всеобщему предрассудку, смешивает свою сознательную личность со своей личностью в целом и возводит свою сознательную личность в субъект психологического процесса, чем он совершает как раз то, ранее упомянутое, болезненное субъективирование своего сознания, которое отчуждает от него объект. Психологическая структура — это то же самое, что Семон (Semon) обозначил как мнение, а я — как коллективное бессознательное. Индивидуальная личность в целом есть часть, или срез, или представитель повсюду во всяком живом существе имеющейся и находящейся на соответствующей ступени особенности психологического процесса, которая каждому существу должна быть вновь врождена. Врожденная особенность образа действия с давних пор называется инстинктом, особенность психического постижения объекта я предложил обозначить как архетип. Что следует понимать под инстинктом, я могу предположить известным. Иначе обстоит дело с архетипом. Я понимаю под этим то самое, что я раньше, опираясь на Буркхардта (Jacob Burckhard), обозначил как «первобытный образ» и описал в приложении к этой работе. Архетип есть символическая формула, которая повсюду вступает в функцию там, где или не имеются сознательные понятия, или таковые по внутренним или внешним основаниям вообще невозможны. Содержания коллективного бессознательного представлены в сознании ясно выраженными наклонностями и воззрениями. Индивидуум обычно считает — по существу ошибочно, — что они обусловлены объектом, так как они происходят от бессознательной структуры души (psyche) и воздействием объекта только выявляются. Эти субъективные наклонности и воззрения сильнее, чем влияние объекта, их психическая ценность выше, так что они покрывают собой все впечатления. Точно так, как интровер-тированному кажется непонятным, что объект всегда должен играть решающую роль, так и для экстравертированного остается загадкой, как субъективная точка зрения может оказаться сильнее объективной ситуации. Он неизбежно приходит к мнению, что интровертированный или много мнящий о себе эгоист, или фанатик-доктринер. Он вскоре пришел бы к гипотезе, что интровертированный находится под влиянием бессознательного комплекса власти. Этому предубеждению интровертированный помогает без сомнения тем, что его определенный и сильно обобщенный способ выражения, который, по-видимому, с самого начала исключает всякое другое мнение, оказывает содействие экстравертированно-му предрассудку. Кроме того, одна решительность и непреклонность субъективного суждения, которое a priori стоит над всем объективно данным, уже может быть достаточной для того, чтобы произвести впечатление сильной эгоцентричности. Против этого предубеждения у интровертированного по большей части нет правильного аргумента: он не знает о бессознательных, но вполне общеупо
694
требительных предпосылках своего субъективного суждения или о своих субъективных восприятиях. Соответственно стилю своего времени он ищет вне своего сознания, а не за ним. Если у него имеется небольшой невроз, то это означает более или менее полную идентичность сознательной личности с личностью в целом, вследствие чего личность в целом в своем значении сводится к нулю, а сознательная личность, наоборот, безгранично раздувается. Несомненная, мироопределяющая сила субъективного фактора втискивается тогда в сознательную личность, следствйем чего являются несоразмерные претензии на власть и такой же нелепый эгоцентризм. Та психология, которая сводит сущность человека к бессознательному влечению к власти, родилась из этого начала. Многие безвкусицы Ницше, например, обязаны своим существованием субъективированию сознания.
УСТАНОВКА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
Преимущественное положение субъективного фактора в сознании означает неполноценность объективного фактора. Объект не имеет того значения, которое ему в действительности надлежит иметь. Как в экстравертированной установке он играет слишком большую роль, так в интровертированной установке он имеет слишком мало значения. В той мере, в какой сознание интровертированного субъективируется и придает сознательной личности неподобающее значение, по отношению к объекту занимается позиция, которая со временем оказывается очень шаткой. Объект есть величина несомненной силы, в то время как сознательная личность есть нечто очень ограниченное и неустойчивое. Дело обстояло бы иначе, если бы объекту противополагалась личность в целом. Личность в целом и мир — соизмеримые величины, вследствие чего нормальная интровер-тированная установка является в такой же степени пригодной для проверки бытия, как и нормальная экстравертированная установка. Но если сознательная личность стремится придать себе значение субъекта, то естественным образом, как компенсация, происходит бессознательное укрепление влияния объекта. Это изменение проявляется в том, что на иногда просто судорожное усилие обеспечить превосходство сознательной личности объект и объективно данное оказывают чрезвычайно сильное влияние, которое тем более непреодолимо, что оно овладевает индивидуумом бессознательно, и благодаря этому навязываются сознанию без всякого противодействия. Вследствие неправильного отношения сознательной личности к объекту — стремление к господству не есть приспособление — в бессознательном возникает компенсаторное отношение к объекту, которое проявляется в сознании как необходимая и непреодолимая связь с объектом. Чем больше сознательная личность старается обеспечить себе всяческую свободу, тем более попадает она в рабство объективно данного. Свобода духа привязывается на цель постыдной финансовой зависимости, независимость поступков время от времени совершает робкое отступление перед общественным мнением, моральное превосходство попадает в трясину неполноценных отношений, стремление к господству кончается грустной тоской по любви, бессознательное прежде всего устанавливает отношение к объекту, а именно такого рода и образа, которому свойственно в корне разрушить иллюзию власти и фантазию превосходства сознания. Объект, несмотря на сознательное уменьшение, принимает страшные размеры. Вследствие этого сознательная личность еще более стара
695
ется отделить и преодолеть объект. В конце концов сознательная личность окружает себя формальной системой предохранительных мер (как это верно изобразил Адлер), которые стараются оправдать по крайней мере призрак превосходства. Этим, однако, интровертированный вполне отделяет себя от объекта и совершенно изводит себя, с одной стороны, мерами защиты, а с другой — бесплодными попытками импонировать объекту и отстоять себя. Но эти старания всегда пресекаются преодолевающими впечатлениями, которые он получает от объекта. Против его воли объект постоянно ему импонирует, он вызывает у него неприятнейшие и продолжительнейшие аффекты и преследует его шаг за шагом. Ему всегда необходима огромная внутренняя работа для того, чтобы уметь «себя сдерживать». Поэтому типичной формой его невроза является психастения, болезнь, которая характеризуется, с одной стороны, большой чувствительностью, а с другой - большой истощаемостью и хроническим утомлением.
Анализ личного бессознательного показывает большое количество фантазий мощи, соединенных со страхом перед насильно оживленными объектами, жертвой которых действительно легко становится интровертированный. А именно из страха перед объектом развивается своеобразная трусость проявить себя или высказать свое мнение, так как он боится усиленного влияния объекта. Он боится сильно влияющих аффектов у других и едва может избавиться от страха попасть под чужое влияние. Объекты для него имеют возбуждающие страх мощные качества, которые он хотя не может замечать сознательно, но, как он думает, воспринимает своим бессознательным. Так как его сознательное отношение к объекту относительно подавлено, то оно идет через бессознательное, где оно наделяется качествами бессознательного. Эти качества прежде всего инфантильно-архаичны. Вследствие этого его отношение к объекту становится примитивным и принимает все те свойства, которые характеризуют примитивное отношение к объекту. Именно тогда кажется, что объект обладает магической силой. Посторонние новые объекты возбуждают страх и недоверие, как будто они скрывают неведомые опасности, давно знакомые объекты связаны с его душой как бы невидимыми нитями, каждое изменение является помехой, если не прямо опасным, так как оно означает, как кажется, магическое оживление объекта. Одинокий остров, на котором движется лишь то, чему позволяют двигаться, становится идеалом. Роман Вишера (Е Th. Vischer) «Auch Einer» отлично показывает эту сторону интровертированного состояния души вместе со скрытой символикой коллективного бессознательного, которую я в этом описании типов оставляю в стороне, так как она принадлежит не только типу, но является всеобщей.
И. Бриггс-Майерс, М.Х. Мак-Колли, А. Л. Хэм мер ТИПОЛОГИЯ МАЙЕРС-БРИГГСЕ 1
Идея противоположных предпочтений
Типология Майерс-Бригс (ТМБ) основана на теории психологических типов К. Юнга. Она характеризует ваши предпочтения по четырем шкалам. Каждая шкала представляет два противоположных предпочтения. Чтобы понять, что подразумевается под предпочтением, иногда полезно использовать аналогию право- и леворукости.
Вы можете понять это прямо сейчас, просто написав свое имя дважды на листе бумаги. Сначала напишите своей доминантной, или ведущей, рукой, а затем недоминантной. Большинство людей, которые пытаются это сделать, сразу замечают большие различия. Доминантной рукой мы обычно пишем не думая, все происходит естественно, само собой. При письме же недоминантной рукой приходится тратить больше времени, больше сознательных усилий, испытывать неудобство и вообще «трудиться».
Несмотря на все это, данное упражнение содержит еще один важный момент: большинство людей могут писать обеими руками, хотя и с неодинаковым успехом. Мы все постоянно используем обе руки, хотя и предпочитаем одну из них. То же самое с нашими предпочтениями. В разные моменты мы можем склоняться к любому полюсу каждой из четырех шкал, хотя склонны выбирать то, что более привычно.
На что вы обращаете больше внимания?
Шкала E-I
Эта шкала описывает два противоположных предпочтения в отношении того, на чем вы склонны фокусировать ваше внимание: на внешнем или на внутреннем мире.
Е (Экстраверсия)
Внимание людей, которые предпочитают экстраверсию, фокусируется на мире людей и внешних событий. Когда вы экстравертированны, вы получаете энергию из внешнего мира и туда же направляете свою собственную энергию. Обычно экстраверты предпочитают общаться через устную, а не письменную речь. Они предпочитают познавать мир на собственном опыте и поэтому любят действовать.
I (Интроверсия)
Внимание людей, которые предпочитают интроверсию, фокусируется на их внутреннем мире. Когда вы — интро-вертированны, вы получаете энергию из того, что происходит в вашем внутреннем мире, и туда же направляете свою собственную энергию. Интроверты более заинтересованы в той работе, которую они могут делать наедине и не зависеть от других. Они предпочитают узнавать о вещах прежде, чем иметь с ними дело, и поэтому сначала думают, а потом действуют.
1 Introduction to Type. 1989. Original type description by Isabel Briggs-Myers, revised by Marry H. McCaully Futher revisions and additional materials by Alien L. Hammer.
697
Как мы получаем информацию?
Шкала S-N
Эта шкала описывает противоположные способы восприятия или получения информации, то, как вы узнаете о мире.
5 (Сенсорный)
Один способ исследовать мир — использовать ваши сенсорные функции. Глаза, уши и другие органы чувств говорят вам, что в действительности происходит как внутри, так и снаружи вас. Сенсорные впечатления особенно полезны для познания реальности. Сенсорные типы обычно принимают и признают то, что дано «здесь-и-теперь», и таким образом оказываются реалистичными и практичными. Они успешны в запоминании большого количества фактов, а также в работе с ними.
N (Интуитивный)
Другой способ познания — через интуицию. С ее помощью постигаются смыслы, отношения и возможности, которые лежат за пределами сенсорной информации. Интуиция создает целостные картины и пытается уловить суть вещей. Если вы склонны к интуиции, то вы легче усматриваете новые возможности и новые пути деятельности. Интуитивные типы ценят воображение и вдохновение.
Как вы принимаете решения?
Шкала T-F
После того как вы получили информацию с помощью одной из описанных выше перцептивных функций, вы должны что-то сделать с этой информацией. Информация используется для того, чтобы прийти к заключению, принять решение или сформировать собственное мнение. Эта шкала описывает противоположные пули принятия решений или формирования суждений о чем-либо.
Т (Мыслительный)
Один путь принятия решений — через мышление. Мышление предсказывает логические последствия любого конкретного выбора или действия. Когда вы используете мышление, вы судите объективно, учитывая причинно-следственные отношения. Ваше решение основано на анализе и рассмотрении доводов, в том числе неприятных. Люди, предпочитающие мышление, ищут объективные критерии истины. Они хороши в анализе недостатков чего-либо.
F ( Чувствительный)
Другой способ принятия решений основан на чувстве. Чувство показывает, что важно для вас или других людей (без особого внимания к логике), и приводит к решению на основе ценностей, центрированных наличности. Принимая решение, вы задаетесь вопросом, насколько каждая из альтернатив для вас важна и значима. Чувствительные типы предпочитают иметь дело с людьми и проявляют симпатию, приветливость и тактичность (важно понимать, что слово «чувство» используется здесь для обозначения того, что решение принимается на ценностной основе. Здесь этот термин не означает ваши переживания или эмоции).
698
Как вы ориентируетесь во внешнем мире?
Шкала J-P
Последняя шкала описывает ваш жизненный стиль по отношению к внешнему миру или то, как вы ориентируете себя относительно него. Противоположности здесь отсылают нас назад, к предыдущим двум шкалам. Иными словами, в вашей первичной установке по отношению к внешнему миру превалирует либо решение (на основе мышления или чувства), либо восприятие (сенсорное или интуитивное).
Решающие типы планируют, организуют и стараются контролировать свою жизнь. Они любят выносить суждения, принимать решения и доводить дело до конца. Они любят структурировать и организовывать мир. (Важно помнить, что слово «суждение» по отношению к решающему типу не означает осуждения, поскольку человек любого типа может быть осуждающим.)
J (Решающий)	Р (Перцептивный)
Те, кто склонен использовать перцептивные процессы в отношении внешнего мира (сенсорные или интуитивные), отличаются гибкостью и спонтанностью. При установке на восприятие они собирают информацию и сохраняют возможность выбора. Люди перцептивных типов скорее пытаются понять мир, чем управлять им. Они предпочитают сохранять свою открытость опыту, доверяя своей способности гибко приспосабливаться к меняющимся условиям, и получают от этого удовольствие.
Что такое тип ?
Теперь вы знаете восемь возможных предпочтений — две противоположности для каждой из четырех шкал. Ваш «тип» — это комбинация и взаимодействие тех четырех предпочтений, которые вы можете обнаружить при заполнении типологического опросника Майерс-Бриггс (MBTI).
Если вы обозначите каждое из предпочтений его буквой, тогда ваш тип может быть представлен кратко в четырехбуквенном коде.
Например, ISTJ означает интроверта (I), который предпочитает получать сенсорную информацию (отсюда S), который приходит к решению, пользуясь мышлением (Т), и который имеет по отношению к внешнему миру установку на суждение и решение (J).
Человек с противоположными предпочтениями по всем четырем шкалам будет представлен буквами ENFP. Это означает экстраверта (Е), который познает через интуицию (N), принимает решение на основе чувств (F) и имеет перцептивную установку (Р) по отношению к внешнему миру.
Что означают баллы?
С помощью опросника Майерс-Бриггс можно определить балл по каждой букве вашего типа. Этот балл показывает степень вашего предпочтения — частоту и готовность выбора одной крайности по сравнению с другой. Высокие баллы обычно обозначают чистые предпочтения. Однако нет ничего неправильного в низких баллах. По существу, низкие баллы довольно часты, особенно у молодых
699
людей. Они просто означают, что по какой-то причине ваши предпочтения неясны. Важно понимать, что балл не означает степени развития данного предпочтения или насколько успешно вы его используете.
Действительно ли это я ?
Только вы знаете ваши действительные предпочтения, и, следовательно, только вы можете определить свой тип. Отвечая на вопросы MBTI, вы получаете возможность обнаружить свои предпочтения, но этот опросник, как и любой другой психологический инструмент, не является совершенным. Таким образом, именно вам предстоит решить, является ли ваш тип, определенный с помощью опросника, правильным.
Большинство людей соглашаются с тем, как опросник обнаруживает их предпочтения. Если описание вашего типа удовлетворяет вас, создается ощущение, что вы поняты и ваши четыре буквы, по-видимому, правильны. Если же описание вам не подходит, возможно, одна или больше букв не правильны.
Это может случиться по многим причинам: иногда люди не уверены в том, что предпочесть, или они не доверяют своим реальным предпочтениям, предполагая, что им следует выбрать противоположное; или у них просто нет ясных предпочтений; или на их ответы повлияли случайные факторы. Если ваш тип, определенный по опроснику, не кажется вам правильным, пожалуйста, найдите описание, которое подходит вам больше.
На последующих страницах вы найдете способы дальнейшего исследования ваших предпочтений, а также описания типов, из которых вы можете выбрать наиболее подходящий вам. Один из путей — это собрать больше информации о ваших индивидуальных предпочтениях или о комбинациях двух предпочтений. Вы можете это сделать, дополнительно рассматривая описания отдельных предпочтений на страницах 697—699 или знакомясь с материалом на странице 711, где даны картины комбинаций способов восприятия информации и принятия решений. Вы можете также прочесть страницы 712—713, где описываются проявления каждого из предпочтений в рабочих ситуациях.
Если вы уже нашли набор предпочтений, которые кажутся вам верными, прочтите полное описание соответствующего типа. Такие описания даны на страницах 705—709. Вы можете также начать с чтения полных описаний типов. В этом случае стоит начать с описаний типов, которые отличаются от вашего в одной или двух буквах.
Даже после дополнительного исследования вы все еще можете не найти описание, которое полностью вам подходит. Это ничего. Может случиться, что у вас сейчас нет ясных предпочтений. Тогда оставьте только то, что вам подходит.
Помните, что среди людей есть много различий, которые не описываются с помощью типов, а также что внутри одного типа есть много индивидуальных вариаций.
Роль доминантного процесса2
Легче распознать у человека предпочитаемый им способ восприятия или принятия решения, чем сказать, какой из этих двух процессов у него доминантный.
2 С. 768—774 взяты из: Isabel Briggs-Myers with Peter B. Myers «Gifts Differing», 1980.
700
v Несомненно, корабль нуждается в капитане с неоспоримым авторитетом для того чтобы следовать по курсу и прийти в порт. Он никогда не дойдет до ' причала, если каждый член экипажа будет по очереди менять курс и пункт назначения.
\ Точно так же люди нуждаются в некоторой внутренней организующей силе. ^1м нужно так развить свой наиболее сильный процесс, чтобы он стал доминировать и направлять их жизнь. В нормальных случаях с каждым человеком это бывает именно так.
Например, те представители группы ENT, которых интуиция привлекает больше, чем мышление, естественно, будут отдавать предпочтение интуиции и подчинять ей мышление. Их интуиция приобретает неоспоримую личностную значимость, с которой не сможет конкурировать ни один другой процесс. Эти люди будут постоянно использовать интуицию, доверяя ей и получая от нее удовольствие. Их жизнь будет строиться так, чтобы достижение целей, намечаемых интуицией, получало «зеленую улицу». Поскольку интуиция — перцептивный процесс, такие представители ENT будут иметь перцептивную установку по отношению к внешнему миру, то есть они будут ENTP. Они допустят участие своих процессов решения и мышления, только если те не будут противоречить интуиции. Даже тогда они будут допускать эти процессы только в меру их развитости. ENTP могут неплохо использовать мышление для достижения целей, которые диктует интуиция, но они не позволят мышлению мешать этим целям.
С другой стороны, те ENT, которые находят мышление более привлекательным, чем интуиция, будут позволять мышлению направлять их жизнь, отодвигая интуицию на второй план. Мышление будет диктовать цели, а интуиции будет разрешено только вносить предложения относительно путей их достижения. Поскольку предпочитаемый ими процесс — процесс решения (в данном случае Т), то такие представители ENT будут иметь решающую установку по отношению к миру, то есть они будут ENTJ.
Сходным образом некоторые ESF находят большее удовольствие от переживания чувств, чем сенсорных впечатлений. Они позволяют чувствам руководить их жизнью, отодвигая сенсорные процессы на второе место. Чувства в этом случае доминируют и не оспариваются. При любом конфликте с другими процессами чувства будут брать верх. Жизнь этих ESF будет направляться ценностными переживаниями. Отдавая главное предпочтение чувствам, т. е. процессам решения, они будут иметь по отношению к миру решающую установку. Иными словами, они будут ESFJ.
ESFJ будут обращать внимание на сенсорные процессы, только если те будут находиться в согласии с чувствами. Но и тогда эти процессы будут допускаться в меру их развитости. Сомнения, основанные на сенсорных процессах, но противоречащие ценностным чувствам, будут отвергаться. Однако для других ESF сенсорные процессы могут оказаться более привлекательными, чем чувства, и тогда сенсорные впечатления окажутся на первом месте, а чувства — на втором. Жизнь таких людей будет протекать, подчиняясь сенсорной функции, т. е. наполняться тем, что можно видеть, слышать, пробовать, делать. Чувству будет позволено участвовать, но не мешать. Поскольку сенсорные процессы относятся к сфере восприятия, ESF будут иметь перцептивную установку по отношению к миру, то есть будут ESFP.
701
Феномен доминантного процесса — процесса, который превалирует над другими функциями, затеняя их, и тем самым определяет индивидуальность человека, был эмпирически найден К. Юнгом. Наряду со склонностями к экстраверсии — интроверсии он лег в основу его теории психологических типов.
Некоторым не нравится идея доминантного процесса. Они предпочитают ду7 мать, что используют все четыре характеристики их типа в равной мере. Однако Юнг считал, что такое отсутствие доминирующей функции, если это в самом деле имеет место, сопровождается слабым развитием всех процессов вообще и приводит к «примитивной психике», так как противоположные тенденции без приоритета одной из них мешают развитию друг друга.
Если один из перцептивных процессов должен достичь высокой степени развития, он нуждается в постоянном нераздельном внимании, что означает, что другой процесс будет часто выключаться и поэтому меньше развиваться. Если один из процессов решения должен стать высокоразвитым, то сходным образом он должен получить полное внимание. Один перцептивный процесс и один процесс решения могут развиваться бок о бок. Но чтобы человек был по-настоящему успешен в жизни, один из них - сенсорный, интуитивный, мышление или чувство — должен иметь четкое преобладание и получить полное развитие.
Роль дополнительного процесса
Однако одного процесса недостаточно. В интересах баланса людям нужно адекватное (но ни в коем случае не равное) развитие второго процесса. Он выступает не как конкурент, а как помощник доминантному. Если доминантный — один из процессов решения, то дополнительным будет один из перцептивных процессов: сенсорный либо интуитивный процесс будет поставлять необходимый и важный материал для принятия решений. Если доминантный процесс — один из перцептивных, то дополнительным будет один из процессов решения: либо мышление, либо чувство. Он будет способствовать достижению целей.
Если у человека недостаточно развит дополнительный процесс, это видно сразу. Однобоко развитый перцептивный тип без помощи процесса решения подобен парусу, носимому по волнам. Крайне выраженный решающий тип без помощи перцепции - голая форма без содержания.
Помимо обслуживания доминантного процесса у дополнительного процесса есть еще одна важная функция. Он отвечает за обеспечение адекватного баланса (но не равенства) между экстраверсией и интроверсией, т. е. между внешним и внутренним миром.
У.представителей всех типов доминантный процесс глубоко погружен в мир, который их больше интересует, и это погружение вполне адекватно. Выбранный ими мир не только более интересен, но и более значим для них. Это мир, где они функционируют наиболее успешно, где находятся на высоте своих возможностей и где требуются их лучшие качества. Если же доминантный процесс оказывается включен в менее важные дела, основное дело жизни начинает страдать. Так случается, что менее значимые сферы активности обычно ложатся на плечи дополнительного процесса.
702
У экстравертов доминантный процесс включен во внешний мир людей и дел, и дополнительный процесс должен взять на себя заботу об их внутренней жизни. Без нее экстраверты будут уж слишком экстравертированны и, по мнению лучше сбалансированных окружающих, поверхностны.
У интровертов меньше выбора относительно участия в обоих мирах. Внешний мир постоянно вторгается в их жизнь, хотят они того или нет. Их доминантный процесс погружен во внутренний мир идей, а дополнительный делает в их жизни то, что может. В результате доминантный процесс говорит дополнительному: «Иди туда, во внешний мир, и делай то, чего нельзя избежать, но не отвлекай меня на эти дела, за исключением случаев крайней необходимости».
Интроверты неохотно используют свой доминантный процесс во внешнем мире. Ведь если доминантный процесс, который наиболее зрелый и осознанный, начнет участвовать в делах внешнего мира, потребуется большая экстра-версия, чем это может выдержать интроверт, и такое участие будет стоить ему чувства личного благополучия и спокойствия.
Успех контактов интроверта с внешним миром зависит от эффективности его дополнительного процесса. Если последний развит недостаточно, то его внешняя жизнь будет очень неловкой, непоследовательной, некомфортной. Таким образом, плата за недостаточное развитие полезного дополнительного процесса у интроверта более явна, чем у экстраверта.
Трудность определения доминантного процесса у интровертов
У экстравертов доминантный процесс обращен вовне. Он не просто виден, но бросается в глаза. Их наиболее развитые, отработанные и зрелые способы деятельности относятся к внешнему миру. Это то, что прежде всего видят другие, даже при случайных контактах. Лучший процесс экстраверта обнаруживается сразу.
У интровертов все наоборот. Их доминантный процесс привычно и упрямо интровертирован. Когда их внимание вынуждено обратиться на внешний мир, они используют дополнительный процесс. Люди, за исключением тех, кто очень близок интроверту или очень интересуется его любимой работой (что может служить лучшим способом сближения с ним), обычно не допускаются во внутренний мир интроверта. Большинство видит только ту сторону интроверта, которая обращена к внешнему миру, и это, как правило, его дополнительный процесс, их второе «лучшее». В результате получается парадокс. Интроверты, у которых доминирует процесс решения — мышление или чувство, — внешне не действуют как люди решающие. То, что выражается вовне, — это их склонность к восприятию, и их внешняя жизнь проходит в основном в перцептивной установке. Их внутренняя склонность к решениям не видна до тех пор, пока не появится что-то важное для их внутреннего мира. В такие моменты они могут занять поразительно твердую позицию.
Сходным образом интроверты, у которых доминирует перцептивный процесс, сенсорный или интуитивный, внешне нс выглядят как представители перцептивного типа. Снаружи видна решающая природа их дополнительного про
703
цесса. Таким образом, во внешнем мире они живут преимущественно с решающей установкой.
Все сказанное можно пояснить, сравнив доминантный процесс с генералом, а дополнительный — с адъютантом. В случае с экстравертом генерал всегда на виду. Он доступен другим людям, и те решают дела непосредственно с ним. Окружающие могут получать от него официальную точку зрения обо всем в любое время. Адъютант почтительно держится на заднем плане или скрывается в палатке.
У интровертов генерал пребывает в штабной палатке, работая над самыми важными вопросами. Адъютант стоит снаружи, ограждая генерала от вторжений из* вне, или же выходит к посетителю узнать, что ему нужно. Все окружающие имеют дело именно с адъютантом. Только при особо важных делах (или очень близкой дружбе) посетитель попадает внутрь палатки и встречает самого генерала. Если люди не осознают, что в палатке есть генерал, который намного важнее адъютанта, они легко могут предположить, что за все отвечает адъютант. Это — досадная ошибка. Она ведет не только к недооценке способностей интроверта, но и к плохому пониманию его желаний, планов и взглядов. Единственный носитель всей перечисленной внутренней информации — это генерал. Следовательно, главная предосторожность при контактах с интровертом — не думать, что он легко обнаруживает действительно важное для него. Если необходимо принять решение с участием интроверта, тот должен быть оповещен о ситуации с возможно большей полнотой. Если вопрос окажется для него важным, генерал выйдет из палатки и обнаружит много новых вещей. Тогда окончательное решение будет иметь шанс оказаться более правильным.
Как найти доминантный процесс?
Существуют способы определения доминантного процесса в четырехбуквенном коде. Конечно, доминантный процесс должен быть либо перцептивным процессом (обозначаемым второй буквой), либо процессом решения (обозначаемым третьей буквой).
Для определения доминантного процесса используется четвертая буква, J или Р, однако различно для интровертов и экстравертов.
Предпочтение J/Р указывает только на процесс, который используется во внешнем мире. Как мы говорили выше, доминантный процесс экстраверта обращен к внешнему миру. Следовательно, доминантный процесс экстраверта выявляется J/P предпочтением. Если экстравертированный тип кончается на J, доминантным у него будет процесс решения, его Т или F. Если экстравертированный тип кончается на Р, доминантным у него будет перцептивный процесс, его S или N.
Для интровертов дело обстоит с точностью наоборот. Доминантный процесс интровертов не обнаруживается предпочтением J/Р, так как интроверты предпочитают не использовать доминантный процесс во внешнем мире. Следовательно, J или Р в их типе отражает дополнительный, а не доминантный процесс. Если тип интроверта кончается на J, его доминантным будет один из перцептивных процессов, S или N. Если тип интроверта кончается на Р, его доминантным будет один из процессов решения, Т или Е Для удобства приводим таблицу, показывающую доминантный процесс у каждого из 16 типов.
704
Таблица 1
Доминантные процессы в 16 типах
	ST	SF	NP	NT
I-J	ISTJ	ISFJ	INFJ	INTJ
I-P	ISTP	ISFP	INFP	INTP
Е-Р	ESTP	ESFP	ENFP	ENTP
E-J	ESTJ	ESFJ	ENFJ	ENTJ
Предпочтение J/Р показывает, как данный человек предпочитает иметь дело с миром.
Предпочтение J/Р обнаруживает _____________________процесс.
Доминантный процесс используется во мире.
Дополнительный процесс используется во мире.
Экстраверт внешним
доминантный
внешнем
внутреннем
Интроверт внешним
дополнительный
внутреннем
внешнем
Шестнадцать типов личностей
ENFJ. Высоко ценят готовность других к сотрудничеству и сами стремятся к тому же. Проявляют заботу, обеспокоенность, интересуются делами других; люди обращаются к ним за поддержкой и утешением, которые они готовы оказать. Не пренебрегают подобными просьбами, даже если последние чрезмерны. Очень терпимы, редко критикуют, всегда доверяют и понимают других. Свободно пользуются языком, особенно устной речью, высказываются без стеснения перед большой и малой аудиторией. Обладают редкой способностью к эмпатии, внимательны к чертам характера, эмоциям и взглядам других. Очень обеспокоены проблемами тех, кто им близок. Способны понимать других с завидной точностью, хорошо социализированы. Покладисты, всегда стараются сделать приятное. Любят определенность и организованность. Абсолютно надежны.
INFJ. Ориентированы на возможности. Проявляют необыкновенно сильное стремление поддерживать благополучие других и искренне радуются, помогая друзьям. Сложно устроены. Понимают душевные движения лучше, чем другие типы. То, что известно как экстрасенсорное восприятие, присуще этому типу более, чем какому-либо другому. Обладают живым воображением, склонны к мистике, более поэтичны, чем представители других типов. Искусны в метафорах, их устной и письменной речи присущи элегантность и сложность, обладают прекрасными лингвистическими способностями. Хорошо развита способность к эмпатии, чувствуют хорошее и плохое в людях. Обычно успешны в учении, способны к творчеству, но не хвалятся этим. К работе относятся серьезно, с удоволь
705
ствием занимаются теоретической деятельностью. Обнаруживают навязчивое стремление к высокому качеству. Обычно не являются явными лидерами, но способны оказывать влияние, оставаясь «за сценой». Сдержанны, не до конца понятны. Легкоранимы, стремятся жить в своем собственном мире. Они обладают значительной стойкостью и ценят определенность. Способны на компромиссы, считают конфликты неприятными и разрушительными. Более других типов поддаются воздействию своего архетипического материала. В личном общении проявляют неординарную теплоту, энтузиазм, глубокое понимание партнера. Способны к высокой концентрации, оригинальны и не лишены организаторских способностей. Деликатны по отношению к другим. Способны к работам, требующим одиночества и сосредоточения, любят решать трудные задачи, умеют слушать, готовы помогать другим, сотрудничать. Хорошо организуют свое общение, ценят гармонию. Большое количество критики для них разрушительно. Если они оказываются во враждебных, недружелюбных условиях на работе или при постоянном неодобрении, они могут потерять уверенность в себе, стать несчастными, пассивными и даже физически заболеть. Круг их привязанностей довольно узок, но они дружат глубоко и долго.
ENFP. Стремятся к подлинности. Сильные эмоциональные переживания считают жизненно необходимыми. Постоянно исследуют внешнее окружение, острые и проницательные наблюдатели. Гиперчувствительны, всегда готовы действовать. Иногда могут страдать сведением мышц. Готовы к чрезвычайным обстоятельствам. Имеют тенденцию верить тому, что подтверждает их предрассудки. Могут быстро заскучать, не любят повторений. Активно утверждают свою независимость, не признают субординацию как во внутреннем мире, так и по отношению к другим. Постоянно окружены людьми, которые пользуются их мудростью, воодушевлением, смелостью, следуют за ними. Определенно оптимистичны, часто проявляют энтузиазм, сильны духом, изобретательны, обладают богатым воображением, и им удается почти все, за что они принимаются. С удовольствием изобретают новые способы действий. Нуждаются в обратной связи от окружающих. Оспаривают принятые способы действий и стремятся сделать по-своему.
INFP. В обращении с окружающими спокойны, приятны, часто считаются скрытными и даже стеснительными, в то же время они сами никак не считают себя отстраненными. Идеалистичны. Имеют развитое чувство чести, основанное на собственных принципах. Стремятся проводить определенную линию жизни. Поддерживают красоту против безобразия, хорошее против плохого, моральное против безнравственного. Хорошо адаптируются, приветствуют новые идеи и новую информацию, в большинстве случаев хорошо их усваивают, хотя могут сохранить психологическую дистанцию. Сохраняют спокойствие в сложных ситуациях, но часто теряют терпение перед лицом рутины. Заинтересованы в обучении. Ценят гармонию и могут предпринимать большие усилия по ликвидации стойких конфликтов. Их дом — это их крепость.
ENTJ. Любят командовать, наводить порядок там, где они оказываются. Стремятся освоить стратегию и цели, а не правила и процедуры. Гораздо более доверяют эмпирическим выводам, чем интуиции. Лояльны к установленным процедурам, если обнаруживают в них некоторый смысл. Не могут лидировать. Предпочитают решения, основанные на внеличностных данных и хоро
706
шо продуманных планах. С удовольствием работают как администраторы, ответственны.
INTJ. Наиболее уверенные в себе из всех типов. Живут в мире своих мыслей. Процесс принятия решений не доставляет им трудности. Смотрят в будущее, а не в прошлое. Строят системы и действуют на основе теоретических схем. Авторитет сам по себе не производит на них впечатления. Крайние прагматисты, они рассматривают реальность как то, что они могут использовать как орудие, переделать или игнорировать. Действительность считают подчиненной идеям. Открыты новому. Имея склонность к логике, они готовы следовать тому, что выглядит логичным, следя за последствиями применения идей. Теории, которые не работают, быстро ими отодвигаются. Стремятся к завершенности, учитывают отдаленные последствия. Рассматривают трудности как призыв к проявлению творческой инициативы. Могут встать на очень ограниченную точку зрения. Ввиду их стремления требовать от других нести такой же груз, какой они берут на себя, их часто считают чрезмерно требовательными и придирчивыми. Они более ориентированы на требования организации, чем на нужды людей. Наиболее независимые из всех типов. Ни мужчины, ни женщины этого типа не расположены к выражению чувств. Временами они выглядят холодными, замкнутыми, плохо реагирующими. Могут не идти навстречу другим. Имеют большую потребность в независимости, автономии, безразличие или критику в свой адрес переносят невозмутимо, особенно когда считают ее справедливой. Обладают большой потребностью в личном пространстве.
ENTP. Работают с воображением. Всегда готовы к грядущим поворотам событий и чувствительны к возможностям. Ищут лучших путей, заинтересованы в новых проектах, новых действиях и процедурах. Восхищаются многим, им легко доставить удовольствие. Проявляют очаровательную способность игнорировать стандартное, традиционное, утвержденное авторитетом. Ценят идеи тогда, и только тогда, когда они намечают возможные цели и действия. Способны к импровизации, обладают необычайным талантом добиться своего в любой ситуации. Наметки плана достаточны им, чтобы уверенно начать действовать, привлекая свою способность импровизировать и изобретать. Могут быть чарующими собеседниками, могут намеренно спорить; более, чем другие типы, умеют занимать доминирующее положение. Радуются перехитрив. Хорошо ориентируются в функционировании организаций и успешно действуют, умея понимать контрагентов, а не оценивать их и их действия. Могут идти против течения просто из удовольствия доказать свои возможности. Их хороший юмор и оптимизм заразительны. Они легко взаимодействуют, смеются, мобилизуют тех, кто с ними рядом.
INTP. Созидатели. Авторитет не производит на них впечатления. Презирают чрезмерность и непоследовательность, ценят интеллект, могут быть интеллектуальными снобами. Для них мир существует прежде всего, чтобы его понимать. Мастера решения трудных задач. Предпочитают работать спокойно, без отвлечения, и часто в одиночестве. Временами — в работе целиком. Спасаются в мире книг и выходят из него только тогда, когда это становится физически необходимо. Их внутренний мир трудно узнать, они склонны к стеснительности по отношению ко всем, кроме близких друзей; их отстраненность довольно трудно преодолеть.
707
ESTJ. Ответственны. Успешно организуя дела, они любят порядок. Оценивают других принятыми мерками, реалистичны, принимают существующее. Знают свои обязанности и не стремятся увиливать. Пунктуальны. Следуют установленному порядку, точны, аккуратны. В человеческих отношениях следуют традициям и ритуалам. Надежны, стойки.
ISTJ. Надежны. Довольно спокойны и серьезны. Необычайно упорны, обстоятельны, интересуются деталями, конкретными процедурами, правильны, устойчивы и стабильны. Работают спокойно, терпеливы. Могут быть опорой. Слово «долг» для них значимо. Не любят и не доверяют вычурности в речи, одежде или домашней обстановке. Ничего бессмысленного.
ESFJ. Наиболее социабельны из всех типов. Главная опора установленного порядка. Прекрасные хозяева и хозяйки. Начинают называть людей по имени уже после первого знакомства. Заботятся о том, чтобы всем было удобно и интересно. Нуждаются в одобрении. Совестливы и организованны. Дружелюбны, успешны в торговле. Уважают правила, подчиняются им, лояльны. Четко судят о том, что следует и не следует. Наслаждаются общением и публичностью. Наиболее приятный из всех типов. Ориентируются на статус и часто подчиняются авторитету. Сентиментальны. Жизнь для них — это люди и события, а не идеи и принципы.
ISFJ. Главное желание — быть нужными. Высоко ценят традиции и экономность. Наименее гедонистический из всей типов. Считают, что работать хорошо, что развлечения надо заслужить, готовы работать долгие часы. Принятый порядок редко ставится ими под сомнение. Рекомендации в книгах принимают как закон. Сверхнадежны, лояльны и посвящают себя не месту, а человеку. Ценят материальные ресурсы и питают отвращение к их разбазариванию или неправильному использованию. Часто перерабатывают. Традиционны.
ESTP. Изобретательны. Дружелюбны, привлекательны, с заметным элементом театральности. Социально искусны, покладисты, цивилизованы, прекрасно манипулируют людьми и ситуациями. Все действия рассчитаны на аудиторию. Остроумны, умеют шутить. Увлекаются рискованными затеями. Безудержные прагматисты — цель оправдывает средства. Незаменимы в организации деятельности многих людей, требующей согласования, переговоров, торговли, хотя их пренебрежение деталями может привести превосходное начинание к краху. Любят состояние радостного подъема, живут настоящим. Излучают обаяние, популярны. Отношения с другими очень зависят от того, что от них можно получить, и непредсказуемы. Плохо переносят беспокойство и стремятся избегать ситуаций напряженных отношений. Хорошо понимают афоризм: быстро путешествует тот, кто делает это в одиночестве.
ESFP. Деятели, излучающие тепло и оптимизм. С ними весело, они чрезвычайно щедры, не остаются в одиночестве, любят возбуждение и распространяют его вокруг себя. Их лицо излучает счастье. Прекрасные собеседники, любят поесть, попить, повеселиться. Им нравится развлекать людей, их дом обычно наполнен гостями, которые приятно проводят время. Склонные к импульсивности, они очень плохо переносят напряжение и тревогу. Любят работать с людьми и без труда составляют о них точное мнение.
ISTP. Жизнь для них наподобие искусства, она ценна сама по себе. Больше ценят поступки, которые порождены импульсом, а не целью. Стараются посту
708
пать по-своему, считают себя свободными в выборе следующих шагов. Часто бесстрашны. Расцветают от возбуждения. Более других подвержены скуке. Притягиваются к орудиям и инструментам, как к магниту, искусны в обращении с ними, скорее удовлетворяя собственные прихоти, чем следуя системе. Особенно нравится оружие. Импульсивны, готовы бросить дело в любой момент просто потому, что оно надоело. Общаются через дело, не обнаруживая особых речевых способностей. Знают, что такое слава. Не хотят готовить себя к чему бы то ни было.
ISFP. Чувствительные люди, искусники, художники. Наиболее непонимаемые из всех типов, выражают себя через действия и изобразительные средства. Гедони-стичны и импульсивны, ведут эпикурейский образ жизни, ориентируясь на «здесь и теперь», делают это не без изящества. Не любят планировать, готовиться, ждать. Ценят свою импульсивность и считают ее основой своей жизни. Начатое дело правит ими: на гору надо карабкаться просто потому, что она есть. Настроены на восприятие цвета, линии, фактуры, прикосновения, движения; видят и слышат гармонию лучше других. Безусловно добры во всех смыслах. Обычно не проявляют интереса к развитию устной и письменной речи. Число великих мастеров, относящихся именно к этому типу, огромно. Музыка и танцы — почти исключительно их области; среди них также выдающиеся спортсмены. В условиях дикой природы они чувствуют себя как дома, природа также к ним благосклонна.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Знание типов вообще и вашего собственного в частности может быть во многих отношениях полезным. Скорее всего это поможет вам распознать и принять уникальные качества — свои и других. В частности, это может помочь вам в выборе карьеры, в общении с людьми и решении жизненных проблем, а также в понимании стиля вашей работы.
Преимущества взаимодействия противоположных типов. Успех в любом деле требует участия разнообразных типов. Наиболее ясное видение будущего приходит от интуитивного. Наибольший практический реализм — от сенсорного, наиболее точный анализ — от мыслительного. И наибольшее понимание людей — от чувствующего.
Противоположные типы могут дополнять друг друга в любом совместном деле. Когда два человека подходят к проблеме с разных сторон, каждый видит то, что скрыто от другого. Они видят проблему по-разному и обычно предлагают разные решения. Иногда одному трудно встать на точку зрения другого. Если противоположные типы должны работать или жить вместе, понимание типа значительно уменьшает трения. Несогласие раздражает вас меньше, когда вы понимаете, что для вашего партнера естественно иметь другое мнение. Он или она не противоречит вам специально, а просто относится к противоположному типу. Противоположные типы могут быть необычайно полезны друг другу, как это видно из приводимой ниже таблицы.
Интуитивные типы нуждаются в сенсорных типах, чтобы: привлекать к рассмотрению относящиеся к делу факты понимать реальность сложившейся ситуации
709
привлекать опыт к решению проблем вникать в детали договора фокусироваться на том, что требует сейчас внимания отслеживать необходимые моменты реалистично оценивать трудности получать удовольствие от настоящего момента
Сенсорные типы нуждаются в интуитивных, чтобы: видеть новые возможности опознавать признаки грядущих изменений настраиваться на будущее держать в голове общую картину предвидеть направления развития знать, что стоит работать ради перспектив в будущем
Чувствующие типы нуждаются в мыслительных типах, чтобы: давать анализ последствий организовывать дела заранее обнаруживать упущения и ошибки менять то, что нуждается в преобразовании последовательно придерживаться выбранной линии взвешивать все «за» и «против» увольнять людей в случае необходимости твердо противостоять оппозиции
Мыслительные типы нуждаются в чувствующих типах, чтобы: убеждать успокаивать и умиротворять угадывать чувства других возбуждать энтузиазм учить продавать ценить правильные выборы принимать мыслителей
Типы и взаимоотношения между людьми
В близких отношениях самое лучшее применение знаний о типах выражается в понимании и признании сильных сторон вас и вашего партнера. Тогда отношения могут строиться с полным признанием того, что ваш партнер отличен от вас и имеет право оставаться другим. Тогда появится и искреннее желание обращать внимание на сильные стороны типа, вместо того чтобы думать о слабых.
В близких отношениях нет хороших или плохих сочетаний типов. Каждое конкретное сочетание — когда, например, все предпочтения одинаковы, либо все предпочтения противоположны, либо имеет место любая смесь предпочтений — приведет к своему уникальному набору радостей и проблем.
710
Например, люди с совпадающими предпочтениями могут легко общаться и придерживаться одинаковых ценностей, однако они также имеют общие «слепые пятна». Пара с противоположными предпочтениями может быть вынуждена работать над пониманием друг друга, но может также испытывать постоянную радость и удовольствие от своих различий. Многие из наблюдений относительно преимуществ взаимодействия противоположных типов, представленные на предыдущей странице, применимы и к близким отношениям, и к отношениям на работе.
Различия между интроверсией и экстраверсией, решающим и перцептивным типами также могут быть конструктивно использованы. Экстраверты нуждаются в интровертах, чтобы удерживать внимание в сфере взаимоотношения и не поддаваться сильным отвлекающим действиям внешних интересов или требований. Интроверты нуждаются в помощи экстравертов для расширения контактов с миром, в результате чего они могут больше узнавать и быть узнанными.
Решающий тип нуждается в перцептивном типе, чтобы отслеживать потребности текущего момента, включая потребности в игре и отдыхе. Перцептивные типы нуждаются в решающих, чтобы поддерживать организованный стиль и следить за выполнением намеченных планов.
Выбор профессии
Людей привлекает тот тип работы, который отвечает их предпочтениям. Ваша собственная комбинация способов восприятия и решения, то есть ваши S-N и T-F предпочтения (средние две буквы в вашем типе), определяют характер работы, в которой вы будете наиболее успешны. Если в вашей повседневной работе необходимо использовать свойственный вам способ восприятия, вы будете справляться с ней лучше. Если ваша повседневная работа предполагает естественный для вас способ принятия решений, то последние будут более эффективными. Выбирая из многих карьер, определите, насколько каждая из них даст вам возможность использовать вашу собственную комбинацию стилей восприятия и принятия решений.
Сенсорный + Мыслительный
ST-типы в основном интересуются реальностями в данной ситуации. Реальность для них — это то, что может быть наблюдаемо, собрано и проверено посредством органов чувств, т. е. зрением, слухом, осязанием и т. д. Так как их решения основываются на мышлении, они приходят к решению путем логического анализа, двигаясь в рассуждениях от причин к следствиям, от предпосылок к заключениям.
Сенсорный + Чувствующий
SF-типы также интересуются непосредственно наблюдаемой реальностью. Так как они принимают решения на основе чувств, то в этих решениях просматриваются личная теплота и внимание к тому, что значимо для них и для других. У них в высшей степени развито внимание к людям, что делает их особенно чувствительными к реакциям и к чувствам других.
711
Интуитивный + Чувствующий
NF-типы решают с большой долей личного тепла, но поскольку они склонны к интуиции, их интерес — не факты, а возможности. Их привлекают новые планы, вещи, которые еще не случились, но могут случиться, новые истины, которые еще не открыты, но могут быть найдены, а также любые новые возможности для людей.
Интуитивный + Мыслительный
NT-типы также интересуются возможностями, но поскольку они предпочитают думать, они оценивают возможности объективно и логически. Их привлекает работа, где они могут использовать свои способности к анализу. Часто возможности, которые их привлекают, являются теоретическими или техническими.
В то время как основная область интересов должна отвечать вашим стилям восприятия и решения, остальные предпочтения также важны для вашей карьеры. Удовлетворение от работы в значительной степени зависит от вашего EI предпочтения, а именно от того, где вы используете свои основные функции — во внешнем мире людей и событий или во внутреннем мире впечатлений и идей.
Наконец, конкретный стиль вашей работы будет определяться вашими J/P предпочтениями. Например, возьмем людей с комбинацией ST. Интроверты среди них (1ST) любят организовывать факты и принципы, относящиеся к текущей ситуации, и это полезно делать, например, в экономике и юриспруденции. Экстраверты среди них, особенно те, которые предпочитают решения, любят организовывать ситуацию (включая привходящие обстоятельства), обеспечивать ее продвижение, что полезно в бизнесе и производстве.
Хотя знание ваших предпочтений может быть полезно и способствовать в выборе карьеры, важно помнить, что тип не объясняет всего. При выборе карьеры нужно рассматривать и другие вещи.
Влияние предпочтений на стиль работы
Экстраверты
Любят разнообразие и действие
Приветливы по отношению к людям
Иногда нетерпеливы в медленной и монотонной работе
Интересуются тем, как работают другие
Часто любят разговаривать по телефону
Любят работать в окружении людей
Часто действуют быстро и не задумываясь
Общаясь с людьми, любят скорее разговаривать, чем слушать
Любят осваивать новые задачи, проговаривая их с кем-нибудь другим
Интроверты
Любят спокойную концентрацию
С трудом запоминают имена и факты
Могут работать над одним и тем же проектом длительное время не отвлекаясь Интересуются идейной стороной работы
712
Не любят телефонные прерывания
Думают прежде, чем действуют, иногда вообще не действуют
С удовольствием работают в одиночестве
Могут предпочитать письменные способы общения
Предпочитают узнавать новое скорее через чтение, чем разговоры или практические действия
Сенсорные типы
Осознают исключительность каждого события
Фиксируют внимание на том, что важно сейчас
Любят привычные способы действия
Любят применять уже имеющиеся у них знания
Работают терпеливо, с реалистическим пониманием того, как много времени это потребует
Обычно приходят к заключению постепенно
Не очень склонны воодушевляться, и они не очень полагаются на вдохновение
Очень аккуратны по отношению к фактам
Хороши в точных работах
Могут упрощать задачу
Принимают конкретную ситуацию как то, с чем нужно работать
Интуитивные типы
Осознают новые перспективы и возможности
Внимательны к тому, что можно улучшить
Не любят постоянно делать одно и то же
Любят овладевать новыми навыками
Работают с приступами энергии и энтузиазма, с потерей темпа в перерывах между ними
Быстро приходят к заключениям
Следуют за своими вдохновениями и догадками
Могут быть не очень аккуратны с фактами
Не любят тратить время на детали
Могут усложнять задачу
Спрашивают, почему так складывается ситуация
Мыслительные типы
Хороши в организации логического порядка
Больше реагируют на идеи, чем на чувства других
Предвидят и предсказывают логические следствия выборов и решений
Нуждаются в том, чтобы с ними обходились справедливо
В основном тверды и непоколебимы
Способны осуждать и увольнять людей, если это необходимо
Могут ранить чувства других, не замечая этого
Обладают талантом анализа проблемы и ситуации
Чувствующие типы
Любят гармонию и готовы работать ради нее
713
Внимательны к ценностям людей не менее, чем к их мыслям
Хорошо видят, как выборы или решения повлияют на людей
Время от времени нуждаются в похвале
Как правило, сочувствуют другим
Не любят говорить людям неприятности
Рады делать добро людям
Ставят интересы человека выше интересов работы или идеи
Решающие типы
Лучше работают, если они могут заранее спланировать и следовать этому плану
Любят осуществлять и заканчивать задуманное
Могут решать слишком быстро
Не любят прерывать дело, которым они заняты, даже ради более срочного вопроса
Получают удовлетворение, когда принимают решения относительно людей, вещей или ситуаций
Нуждается только в самом необходимом, чтобы начать работу
Планирует работу так, чтобы каждый шаг закончить вовремя
Использует список дел как руководство к действию
Перцептивные типы
Не переживают, если что-то надо сделать в последнюю минуту
Хорошо приспосабливаются к меняющимся ситуациям
Могут испытывать трудности при принятии решений
Чувствуют, будто им никогда не хватает информации
Могут начать слишком много проектов и испытывать затруднения в их завершении
Могут откладывать неприятную работу
Хотят знать все о новой работе
Многое могут сделать в последнюю минуту под давлением «крайнего срока» Список дел для них — напоминание всех вещей, которые должны быть когда-то сделаны.
Использование типов для улучшения процесса принятия решения
Чтобы улучшить свою способность решать проблемы и приходить к заключениям, вам необходимо в полной мере использовать ваши процессы восприятия и решения. Вам нужно узнать, как использовать оба способа восприятия и оба способа решения — каждый в подходящей ситуации. Возможно, вы будете принимать окончательное решение на основе вашего предпочитаемого процесса, но оно будет более правильным и эффективным, если вы будете учитывать всё — реальность, возможности, следствия и человеческие ценности.
С чем бы вы ни столкнулись — проблемой, которую нужно решить, заключением, к которому нужно прийти, ситуацией, которую нужно рассмотреть, — пытайтесь сознательно и произвольно упражнять каждый свой процесс. В результате каждая функция начнет принимать участие в решении, не испытывая помех от
714
других. Начните с восприятия (сенсорного или интуитивного). Восприятие всегда должно предшествовать решению. Игнорирование этого может приводить к неприятным последствиям. Интуиция может продиктовать вам решение на основе воображаемых возможностей, однако без учета фактов, которые не позволят его реализовать. Мыслительные типы могут игнорировать человеческие ценности, а чувствующие типы — последствия. Некоторые шаги в этих попытках упражняться будут для вас легче, чем другие. Те, которые базируются на ваших предпочитаемых процессах, будут доставлять удовольствие, в то время как другие могут вас затруднять. Упражняя все процессы, вы узнаете больше о тех, которые всегда были менее естественными для вас. Например, если чувства — ваш предпочитаемый процесс, то использование мышления с целью учета всех последствий ваших действий может показать, что самые лучшие намерения могут привести к тяжелым результатам, если все не будет продумано и взвешено. Если же ваш любимый процесс — мышление, то использование чувств для понимания других людей может показать, почему вы встречаете так много сопротивления от других.
Вам бывает трудно в том, что составляет силу противоположного вам типа. Поэтому в важных для вас проблемах стоит советоваться с теми, для кого сильные стороны (противоположные вам) естественны.
Порой очень удивляет, насколько иначе видит данную ситуацию человек противоположного вам типа, но это полезно для познания и использования тех свойств вашей психики, которые до сих пор оставались в тени.
Таблица 2
Как предпочтения складываются в типы
ISTJ	ISFJ	NFJ	I1NTJ
1 Глубина концентрации S Опора на факты Т Логика и анализ J Организация	1 Глубина концентрации S Опора на факты F Тепло и симпатия J Организация	1 Глубина концентрации N Понимание возможностей F Тепло и симпатия J Организация	1 Глубина концентрации N Понимание возможностей Т Логика и анализ J Организация
ISTP	ISFP	INFP	INTP
1 Глубина концентрации S Опора на факты Т Логика и анализ Р Приспособляе мость	1 Глубина концентрации S Опора на факты F Тепло и симпатия Р Приспособляемость	1 Глубина концентрации N Понимание возможностей F Тепло и симпатия Р Приспособляемость	1 Глубина концентрации N Понимание возможностей Т Логика и анализ Р Приспособляемость
715
ESTP	ESFP	ENFP	ENTP
Е Широта интересов S Опора на факты Т Логика и ана ЛИЗ Р Приспособляемость	Е Широта интересов S Опора на факты F Тепло и симпатия Р Приспособляемость	Е Широта интересов N Понимание возможностей F Тепло и симпатия Р Приспособляемость	Е Широта интересов N Понимание возможностей Т Логика и анализ Р Приспособляемость
ESTJ	ESFJ	ENFJ	ENTJ
Е Широта интересов S Опора на факты Т Логика и анализ J Организация	Е Широта интересов S Опора на факты F Тепло и симпатия J Организация	Е Широта интересов N Понимание возможностей F Тепло и симпатия J Организация	Е Широта интересов N Понимание возможностей Т Логика и анализ J Организация
Каждый из этих шестнадцати типов талантлив и необходим
Для заметок
Для заметок
Act*Издательская группа ACT
КАЖДАЯ ПЯТАЯ КНИГА РОССИИ
НАШИ КНИГИ ВЫ МОЖЕТЕ ПРИОБРЕСТИ В СЕТИ КНИЖНЫХ МАГАЗИНОВ
[б^квз
О) mmmammmaiimmigmDa
в Москве:
м. Бауманская, ул. Спартаковская, 16, стр. 1
м. Бибирево, ул. Пришвина, 22, ТЦ «Александр Ленд», этаж О
м. Варшавская, Чонгарский б-р, 18а, т. 110-89-55
м. Домодедовская, ТК «Твой Дом», 23 км МКАД т. 727-16-15
м. Крылатское, Осенний б-p., 18, кор.1, т. 413-24-34 доб.31
м. Кузьминки, Волгоградский пр., 132, т. 172-18-97
м. Павелецкая, ул. Татарская, 14, т. 959-20-95
м. Парк Культуры, Зубояявский б-р, 17, стр.1, т. 246-99-76
м. Перово, ул. 2-я Владимирская, 52/2, т. 306-18-91
м. Петровско-Разумовская, ТК «XI», Дмитровское ш., 89, т. 783-97-08
м. Преображенская площадь, ул. Большая Черкизовская, 2, к. 1, т. 161-43-11
м. Сокол, ТК «Метромаркет», Ленинградский пр-т, 76, к. 1, эт. 3, т. 781-40-76
м. Сокольники, ул. Стромынка, 14/1, т. 268-14-55
м. Таганская, Б.Факельный пер., 3, стр.2, т. 911 -21 -07
м. Тимирязевская, Дмитровское ш., 15, корп. 1, т. 977-74-44
м. Царицыно, ул. Луганская, 7, корп. 1, т. 322-28-22
•ионах:
Архангельск, 103 квартал, Садовая ул., 18, т.(8182) 65-44-26
Белгород, Хмельницкого пр., 132а, т.(0722) 31-48-39
Владимир, ул. Дворянская, 10, т. (0922) 42-06-59
Волгоград, Мира ул., 11, т.(8442) 33-13-19
Екатеринбург, Малышева ул., 42, т.(3433) 76-68-39 Киев, Льва Толстого ул., 11, т.(8-10-38-044) 230-25-74 Краснодар, ул. Красная, 29, т.(8612) 62-75-38 Красноярск, «ТК», Телевизорная ул., 1, стр.4, т.(3912) 45-87-22 Липецк, Первомайская ул., 57, т.(0742) 22-27-16
Н.Новгород, ТК «Шоколад», Белинского ул., 124, т.(8312) 78-77-93
Ростов-на-Дону, Космонавтов пр., 15, т.(8632) 35-95-99
Самара, Ленина пр., 2, т.(8462) 37-06-79
Санкт-Петербург, Невский пр., 140, т.(812) 277-29-50
Санкт-Петербург, Савушкина ул., 141, ТЦ «Меркурий», т.(812) 333-32-64
Тверь, Советская ул., 7, т.(0822) 34-53-11
Челябинск, Ленина ул., 52, т.(3512) 63-46-43
Ярославль, ул. Свободы, 12, т. (0862) 72-86-61
Книги издательской группы ACT Вы можете также заказать и получить по почте в любом уголке России. Пишите: 107140, Москва, а/я 140. Звоните: (495) 744-29-17 ВЫСЫЛАЕТСЯ БЕСПЛАТНЫЙ КАТАЛОГ
Издательская группа ACT 129085, Москва, Звездный бульвар, д. 21, 7-й этаж Справки по телефону: (495) 615-01-01, факс 615-51-10 E-mail: astpab@aha.ru http://www.ast.ru
МЫ ИЗДАЕМ НАСТ ОЯЩИЕ КНИГИ
Учебное пособие
ПСИХОЛОГИЯ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ
Под редакцией
Ю.Б. Гиппенрейтер, В.Я. Романова
Зав. редакцией Е.М. Иванова Технический редактор Н.И. Герасимова Компьютерная верстка Н. Н. Пуненковой
ООО «Издательство АСТ»
141100, РФ, Московская обл., г. Щелково, ул. Заречная, д. 96
ООО «Издательство Астрель» 129085, г. Москва, пр-д Ольминского, д. За
Наши электронные адреса: www.ast.ru E-mail: astpub@aha.ru
Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии ООО « Полиграфиздат»
144003, г. Электросталь, Московская область, ул.Тевосяна, д. 25