Текст
                    В.С.БАРУЛИН
(МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ)
Москва
Издательство
политической
литературы
1977


ши Б26 Редакционная коллегия серии: академик Ф. В. КОНСТАНТИНОВ, доктора философских наук Л. П. БУЕВА, Ю. К. ПЛЕТНИКОВ, В. И. ТОЛСТЫХ. Барулин В. С. Б26 Соотношение материального и идеального в обществе. (Методол. аспекты проблемы). М., Политиздат, 1977. 143 с. (Актуальные проблемы ист. материализма). Книга доктора философских наук профессора В. С. Барулина посвящена методологическому исследованию категорий исторического материализма с точки зрения основного вопроса философии. Выделяя категориальные ряды как этапы познания общественной жизни, автор показывает взаимосвязь между разными уровнями теоретического отражения. Это позволяет ему наметить основные подходы к решению проблем соотношения объективного и субъективного в условиях коммунистической формации. Книга рассчитана на преподавателей и студентов, пропагандистов и слушателей системы партийной учебы, на всех тех, кто интересуется проблемами исторического материализма. 10503—119 Б 079(02)-77 156~76 ШИ © ПОЛИТИЗДАТ, 1977 г.
ВВЕДЕНИЕ ...Если все развивается, то относится ли сие к самым общим понятиям и категориям мышления? Если нет, значит, мышление не связано с бытием. Если да, значит, есть диалектика понятий и диалектика познания, имеющая объективное значение. В. И. Ленин Интерес к методологическим проблемам той или иной отрасли знания постоянен, ибо совершенствование метода любой науки является необходимым условием ее развития. Но бывают такие периоды, когда разработка методологических проблем становится одной из актуальных задач. Коренные изменения, происходящие в общественной жизни,— тот объективный фактор, который обусловливает актуальность исследований методологии социальных наук, и прежде всего исторического материализма. Главные из таких изменений, происшедших в нашу эпоху,— это победа социалистической революции в России, возникновение и укрепление мировой социалистической системы, построение развитого социалистического общества в СССР, успехи социалистического строительства в других странах. Появление новой исторической реальности, однако, само по себе еще недостаточно для того, чтобы вопросы методологии приобрели особое значение, ибо еще необходимо, чтобы в науке сформировались проблемные ситуации, чтобы в самом научном познании вызрели и были осознаны специфические трудности исследования общественных явлений. Подобное положение сложилось в историческом материализме, так как в настоящее время эта наука в некоторых пунктах сталкивается с такими проблемами, которые не могут быть решены за счет простого накопления эмпирического материала. Перечислим некоторые из них. Упрочение социалистических производственных отношений, переход к строительству коммунизма со всей остротой поставили вопрос о характере действия законов социализма. В связи с тем что во всех сферах общественной жизни объективные законы утрачивают свою стихийность, перед теоретическим исследованием 3
объективного характера законов общественного развития и их отношения к общественному сознанию возникли новые проблемы. Это, в свою очередь, породило, например, дискуссии об объективном характере законов социализма, о критериях материальности социалистических общественных отношений и др. Мы — современники научно-технической революции, одним из важнейших следствий которой является изменение роли науки. Наука стала непосредственной производительной силой общества, связи ее с материальным производством стали более тесными. Полемика о структуре производительных сил общества, о научно-технической революции, о науке как непосредственной производительной силе общества не что иное, как отражение в теории этих глубочайших перемен в общественном организме. В период строительства социализма существенно изменяется и резко возрастает роль государства, надстройки в целом. И как попытки теоретически осмыслить некоторые новые процессы в области надстройки возникают интересные дискуссии об экономической роли социалистического государства. Наконец, победа марксистско-ленинского мировоззрения в нашей стране, завершающий этап культурной революции, создание социальных, материальных, политических и идеологических предпосылок для всестороннего развития личности — все это показатель возросшего значения факторов сознания в социалистическом обществе. Отражением этих процессов являются научные споры о структуре сознания, о различных гранях развития духовной жизни общества, о соотношении общественного и индивидуального сознания. Эти дискуссии — мы перечислили не все из них — свидетельствуют об усложнении изучения общества, о появлении новых трудностей познания. Таким образом, непосредственной основой методологического исследования выступают не столько сами по себе изменения в общественной жизни, сколько новые проблемные ситуации, в которых отражаются эти изменения. Для этих исследований характерно усиленное внимание к различным точкам зрения в пауке потому, что в последних наиболее отчетливо проявляются противоречия научного познания, разрешению которых и призвана помочь методология. 4
Для методологического анализа мыслительных процессов представляет интерес не просто содержание какой-либо категории, а то, как эта категория ориентирует научные исследования закономерностей общественной жизни, как она соотносится с другими категориями. Конечно, отрывать содержание категорий, их онтологический статус от методологической роли было бы ошибочно, но не менее ошибочно и отождествлять их. Трудности в современном познании общественной жизни со все большей отчетливостью обнажают необходимость учитывать эти различия. При исследовании какого-либо объекта ученые собирают факты, систематизируют их, делают определенные выводы. Чем больше этого материала, чем многограннее раскрывается объект познания в науке, тем выше вероятность появления различных подходов к нему. Нередко складывается так, что обращение к фактическому материалу не может разрешить возникшего спора, что с фактической стороны различные позиции выглядят одинаково убедительно. В таких случаях необходимо обратиться к анализу категориальной структуры научного мышления, выяснить, правильно ли категории используются, применяются ли они для решения того класса задач, который соответствует их природе, не привносится ли в понимание их взаимосвязи таких соотношений, которые им чужды, и т. д. и т. п. Решение этих и подобных им проблем зачастую открывает новые горизонты в исследованиях самых различных сторон общественной жизни, позволяет выйти из многих познавательных тупиков. Каковы же способы исследования методологических проблем исторического материализма, в чем их специфика? Прежде всего эта специфика проявляется в особом характере абстрагирования. Методологическое исследование — исследование высокого уровня абстракции. Чтобы изучить категорию как определенную форму познавательной деятельности, необходимо представить ее «в чистом виде», не привязанную жестко к определенному фрагменту реальности, теоретически выделить ее функционирование в познавательном процессе, которое зачастую явно не выступает. Добиться этого далеко не просто. 5
Например, перед нами литературный фрагмент о политической организации развитого социалистического общества. В нем непосредственно говорится о том, как понимается сущность политической организации, с какими точками зрения других авторов не согласен данный исследователь, как он аргументирует свою позицию и т. п. Но в этом фрагменте можно выявить и другой, более глубинный слой рассуждений. Ведь ясно, что мнение автора о политической организации общества опирается на определенное понимание более общих категорий, таких, как надстройка, структура и т. д. В определенном смысле это мнение о политической организации общества — результат понимания более общих категорий, проявление их методологической роли. Но непосредственно в тексте это может быть и не зафиксировано. При методологическом исследовании интерес сконцентрирован прежде всего на взаимосвязи категорий исторического материализма, вычленение которой из какого-либо фрагмента, по существу, и является специфическим процессом абстрагирования. Вполне понятно, что при такой работе возникает множество опосредствующих звеньев, возрастает число вероятных выводов, более реальной становится возможность ошибиться. И тем не менее обойтись без подобного абстрагирования нельзя. В методологических исследованиях большую роль приобретает анализ категорий, принципов их использования, характера их взаимосвязи, т. е. логический анализ. Речь в данном случае идет не только о законах формальной логики, но и о более глубоком использовании логики диалектической. Следует заметить, что категории исторического материализма (как и другой науки) имеют собственную логику, свою «гибкость». Эта логика — не выдумка и не произвол исследователя. Она объективна, ее нельзя, если мы хотим правильно пользоваться категориями, игнорировать, нарушать. Еще Гегель писал о логике понятий, о «принадлежащем понятию поступательном движении» !. Не соглашаясь с гегелевским идеалистическим пониманием сущности логики, необходимо отметить, что субъективная диалектика, логика категорий 1 См. Гегель. Соч., т. VI. М., 1939, стр. 269. 6
лишь отражение объективной диалектики, объективной логики. И если иметь это в виду, нельзя не признать относительную самостоятельность логики категорий, считая ее вполне закономерным порождением природы самого объекта познания. Исследование проблем исторического материализма предполагает использование методов системного анализа, рассмотрение категорий исторического материализма как определенной системы. Каждая категория, будь то производительные силы, производственные отношения, базис, надстройка, класс, общественное бытие, объективное, субъективное и др.,— звено, ячейка определенной системы понятий. И любая из них эффективно «работает» в познании общественной жизни лишь до тех пор, пока учитываются ее взаимосвязи в рамках целостности. Внутренняя логика системы категорий определяется в конечном счете тем, что такая система представляет собой обобщенное отражение действительности. Поскольку она не просто отражение, а обобщенное отражение действительности, постольку на определенных этапах познания общества эта система категорий может быть рассмотрена относительно самостоятельно. В подобном случае в центре исследования оказываются не просто связи системы или ее элементов с общественной реальностью, а именно внутренняя логика построения системы категорий, основания членения ее на элементы, подсистемы, принципы их взаимосвязи. Нельзя игнорировать и специфику критерия истины методологических исследований в области исторического материализма. Каков же этот критерий? Общий ответ на поставленный вопрос ясен — это практика. Если наши выводы совпадают с ходом общественного развития, помогая правильно прогнозировать социальные процессы, управлять ими, значит, они верны. Но связь методологических положений с действительностью не реализуется прямо и непосредственно, а осуществляется через множество промежуточных звеньев. Поэтому очень важно конкретизировать критерии истинности методологических исследований исторического материализма. Так, довольно часто, желая доказать истинность той или иной категории, исследователи апеллируют к таким явлениям общественной жизни, которые протекают в 7
очень ограниченном интервале времени,— скажем, в течение одного десятилетия, затрагивают какую-то одну сферу общественной жизни, скажем, сферу материального производства. Исследователь чувствует себя весьма уверенно — ведь факты приведены из «самой жизни». При этом даже может и не возникнуть вопрос о том, имеют ли вообще доказательную силу эти факты и не слишком ли узок временной, пространственный интервал этих фактов для непосредственного подтверждения такой предельно общей категории, как, например, «общественное бытие». А ведь здесь есть проблема, и проблема методологическая. Она заключается в необходимости теоретического выяснения тех границ, в рамках которых определенная интерпретация категорий выступает доказанной фактически. Истинность какого-либо методологического тезиса проявляется и в том, что на его основе уточняются содержание, смысл, функционирование той или иной категории. Все это способствует более правильному, глубокому отражению общественной жизни. Решение методологических вопросов помогает также разрешить конкретные проблемные ситуации в общественной науке. Найден выход из проблемной ситуации, следовательно, и методологический поиск, который к этому привел, верен. И наконец, в рамках соотнесения теории с действительностью можно и нужно рассмотреть вопрос о внутренних критериях истинности исторического материализма как философской науки. Эти критерии — мера логичности самой теории, мера взаимосвязанности всех ее положений, мера согласованности положений диалектического и исторического материализма, вытекающая из единого конституирующего принципа, мера логической согласованности философско-социологической теории и выводов других общественных наук. ««Логической противоречивости»,—писал В. И. Ленин,—при условии, конечно, правильного логического мышления — не должно быть ни в экономическом ни в политическом анализе» !. Теория отражает жизнь, именно поэтому она и должна быть логичной. На эти критерии необходимо обращать особое внимание при анализе методологических проблем. 1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 91. 8
Итак, исследования методологических проблем исторического материализма специфичны по объекту, методам, критериям истины и т. д. Ясное понимание этой специфики, следование ей — одна из основ успеха в методологических исследованиях. Появление новой исторической реальности, о которой мы говорили выше, вызвало интерес и к методологическим исследованиям современной общественной жизни, в частности к проблеме соотношения материального и идеального в обществе. Эта проблема широка и многогранна, она включает в себя: во-первых, научное определение таких категорий, как материальное в обществе, материальные производительные силы, материальные отношения, общественное бытие, объективные законы, объективный механизм действия общественных закономерностей, объективный фактор и т. д.; во-вторых, определенную интерпретацию идеального, общественного сознания, идеологических отношений, субъективного фактора и т. п.; в-третьих, раскрытие определения первичности, независимости существования общественного бытия, материального в обществе, зависимости существования, вторичности, отражательного характера сознания, общественного сознания, идеального; анализ под этим углом зрения роли способа производства материальных благ, производительных сил, производственных отношений, диалектики материального и идеального, объективного и субъективного фактора и т. д. Материалистическое решение основного вопроса философии применительно к обществу — а речь идет именно об этом — означает не просто признание первичности, независимости существования общественного бытия. Такое решение предполагает целую совокупность интерпретаций определенных категорий, строгую связь между ними в познании общества, раскрытие общей последовательности, логики их применения. Именно поэтому возможны некоторые методологические трудности, связанные с истолкованием отношений материального и идеального в обществе. Разумеется, такие принципы, как первичность общественного бытия, определяющая роль способа производства материальных благ в жизни общества, базиса по отношению к надстройке, вторичность, зависимость 9
существования общественного сознания и т. п., отражают наиболее глубокие, исторически устойчивые связи, выступают как общие философские результаты познания общества и представляют собой основные философ- ско-методологические предпосылки любого исследования общественной жизни. Общественное развитие и в прошлом, и в настоящем неоднократно подтверждало их основополагающую научную ценность. Трудности познания, о которых мы говорим, имеют иной характер. Они связаны с конкретной трактовкой отдельных категорий, с неясностями в определении границ их применения к анализу новой социальной действительности, с разночтениями в аргументации и путях выведения определенных категориальных взаимосвязей. Так, в историческом материализме нет разногласий в понимании общей зависимости субъективного фактора от объективных условий, но есть разные трактовки того, как понимать структуру, содержание субъективного фактора в условиях социализма. Нет в историческом материализме сомнений и в объективном характере законов общественного развития, но есть разные подходы к истолкованию объективного механизма действия законов в социалистическом обществе и т. д. Для правильного понимания подобных затруднений, их места в общей системе теории исторического материализма следует учесть, что наличие общих принципов в историческом материализме не предопределяет однозначного решения более частных вопросов. Так, из признания определяющей роли способа производства материальных благ в жизни общества еще не вытекает совершенно однозначная трактовка структуры способа производства материальных благ. Развитие общественной жизни, подтверждая неизменность общего принципа об определяющей роли способа производства материальных благ, естественно, вносит изменения как в структуру, так и в состав и производительных сил и производственных отношений, соответственно уточняются и понятия, их отражающие. Не видеть различия между общим принципом и более конкретными категориями, признавать принципиальную невозможность нескольких конкретных интерпретаций как противоречащих общему принципу,— значит, на деле превращать 10
общие принципы материалистического понимания общества из методологической основы, базы научного познания общественного развития в его тормоз, схему. Ибо нигде и никогда истина о той или иной стороне общественной жизни не схватывается сразу и целиком, во всей своей полноте. Таким образом, решение более конкретных проблем требует особого подхода. Оно не сводится к простому сопоставлению таких категорий с общим принципом, простому подведению специфического под всеобщее. Если мы разделяем вопросы материалистического понимания общества на проблемные и не проблемные, на фундаментально-основополагающие и более локальные, связанные с применением к отдельным сторонам новой исторической реальности, если мы признаем относительную самостоятельность последних, то это не значит, что их необходимо вообще отделять друг от друга, игнорировать всякую связь между ними. Эта связь проявляется прежде всего в том, что различные варианты предлагаемых решений спорных проблем в историческом материализме не являются, если так можно выразиться, беспредельно разными. В конкретном противостоянии мнений на первый план выступает прежде всего их различие. Но стоит взглянуть на все эти споры с более общих позиций, как обнаружится общая платформа, их родство с общими принципами. Поэтому единство материалистического принципа объяснения общественной жизни и истолкования той или иной конкретной проблемы следует понимать как наличие некоторой области возможных решений, противопоставление этой области тем интерпретациям, которые принципиально невозможны в рамках данного общего принципа. Признавая существование некоторого класса различных позиций, признавая их соответствие общему принципу, следует подчеркнуть, что множество подходов оправдано как этап познания, как одна из ступенек движения научного поиска к истине. Этот этап неизбежно должен смениться таким периодом, когда в рамках теории объективная истина предстает наиболее полно. Ясно, что убедительные решения конкретных проблем общественной жизни даются не сразу. Они — итог сложной исследовательской работы. 11
Таким образом, как ошибочно не видеть относительной самостоятельности постановки и решения целого ряда конкретных проблем материалистического понимания общественной жизни, так же ошибочно не видеть и связи между решением этих проблем с общими принципами материалистического учения об обществе. Преодоление возникших затруднений возможно различными методами. Главный из них — это раскрытие огромного реального богатства общественного развития, изучение самой действительности. Но здесь может быть полезен и анализ методологических проблем исторического материализма. В настоящей работе категории исторического материализма рассматриваются в методологическом аспекте, т. е. как определенные ориентиры философского познания общества. В. И. Ленин пишет: «Дефиниций может быть много, ибо много сторон в предметах...» И далее он выделяет следующие слова Гегеля: «Чем богаче определяемый предмет, т. е. чем больше различных сторон представляет он для рассмотрения, тем более различными могут быть выставляемые на основе их определения» 1. Общество — самый сложный объект философско-социологической интерпретации. Чтобы достигнуть всестороннего и цельного диалектико-мате- риалистического объяснения общественной жизни, необходимо, чтобы каждая категория исторического материализма применялась для решения строго определенного класса проблем, чтобы последовательность рассмотрения различных сторон общественной жизни носила определенный характер, подчиненный законам движения познания по объекту. Система категорий исторического материализма в предлагаемой работе рассматривается как своеобразный методологический механизм, который, сложившись, определяет направленность философского рассмотрения общественной жизни, характер и последовательность анализа отдельных сторон общества, принципы перехода от одного этапа познания к другому, в результате чего складывается целостное материалистическое решение основного вопроса философии применительно к обществу. 1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 216; см. также: Гегель. Энциклопедия философских наук, т. 1. М., 1974, стр. 413.
ОБЩЕФИЛОСОФСКИЙ УРОВЕНЬ АНАЛИЗА НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ОБЩЕСТВА Прежде чем приступить к непосредственному исследованию категорий исторического материализма, необходимо, на наш взгляд, специально рассмотреть их взаимоотношение с общефилософскими положениями, которые разрабатываются в рамках диалектического материализма, и прежде всего их разграничить. Последнее позволит более глубоко познать сущность, специфику методологической роли категорий философско-социо- логической науки. Если сопоставить философское обобщение механических, физических, химических, биологических и т. п. процессов, с одной стороны, и общественных — с другой, можно заметить весьма существенное различие. Для того чтобы выразить объективность, независимое от сознания существование, первичность по отпошению к сознанию биологических, физических и т. п. объектов, в принципе достаточно общефилософских категорий материи и сознания. Что же касается анализа общественной жизни, то здесь наряду с категорией «материя» мы имеем еще и отличную от нее категорию — общественное бытие. Работы последних лет, в которых исследуются отдельные проблемы исторического материализма, свидетельствуют, что вопрос о соотношении материи и общественного бытия в той или иной форме возникает вновь и вновь, что можно столкнуться с самыми различными трактовками этого соотношения, начиная от абсолютного отождествления их и кончая категоричным их разделением. Столь же широк и диапазон применения категории материи в познании общества, начиная от сферы производства и кончая областью идеологии. И здесь существует разнообразие позиций, которое по- 13
называет, сколь остра и сложна затронутая проблема. Очевидно, в методологическом плане оптимальпым вариантом ее решения было бы обращение к такому исследованию общественной жизни, в котором «действует» весь категориальный арсенал марксистской философии. В этом отношении глубоким и всесторонним исследованием является «Капитал» К. Маркса. 1. Отношение «природа — человек» с точки зрения основного вопроса философии На различных этапах своего исследования К. Маркс раскрывает самы$> разнообразные аспекты материального в обществе. Какую бы сторону ни выделял К. Маркс, все его определения дополняют, углубляют, развивают друг друга, представляя собой многообразие единого. Поэтому, знакомясь со всей палитрой определений материи в «Капитале», необходимо не только уловить их многообразие, но и их внутреннюю логику, внутреннюю взаимосвязь. Исходный цементирующий момент, благодаря которому обеспечивается единство различных определений материи, можно выявить, опираясь на Марксов анализ процесса труда. В труде воплощаются и проявляются такие стороны человеческой жизнедеятельности, как господство человека над силами природы, определенный уровень производственных отношений, система политико-надстроечных учреждений, общественное сознание данной эпохи, общества, класса и т. д. В пятой главе первого тома «Капитала» К. Маркс рассматривает труд в его всеобщих определениях: «Процесс труда, как мы изобразили его в простых и абстрактных его моментах, есть целесообразная деятельность для созидания потребительных стоимостей, присвоение данного природой для человеческих потребностей, всеобщее условие обмена веществ между человеком и природой, вечное естественное условие человеческой жизни, и потому он не зависим от какой бы то ни было формы этой жизни, а, напротив, одинаково общ всем ее общественным формам. Поэтому у нас не было необходимости в том, чтобы рассматривать рабочего в его отношении к другим рабочим. Человек и его труд на 14
одной стороне, природа и ее материалы на другой,— этого было достаточно» !. Нетрудно видеть, что подобный подход к исследованию труда как взаимодействия человека и природы соответствующим образом ориентирует познание и роли человека и тех факторов, которыми он оперирует в процессе труда. Человек в данном соотношении выступает прежде всего сознательным существом, носителем целесообразной деятельности. И эта идеальность, по К. Марксу, составляет исключительное достояние человека2. Данное рассмотрение труда, взятого в абстрактном виде, не прихоть исследователя. Само сопоставление «человек — природа» обусловливает имепно такое выделение специфики человеческого труда, при котором подчеркивается сознательность в качестве характернейшего признака человеческой деятельности. С другой стороны, и факторы труда, т. е. то, что соотносится с человеком как носителем идеального, также приобретают строго определенную характеристику. «Труд как таковой в его простой определенности как целесообразная производительная деятельность,— отмечает К. Маркс,— ставится в отношение к средствам производства не в их общественной определенности формы, а в их вещественной субстанции, к средствам производства как к материалу и средству труда, различающимся между собой тоже лишь вещественно как потребительные стоимости...» 3 И далее К. Маркс подчеркивает, что характеристика средств производства как «вещей» есть одновременно их характеристика как «материальных условий производства» 4. Таким образом, выделение сознательного начала в человеке на одном полюсе требует подчеркивания материальности противостоящих ему факторов на другом. И наоборот, подчеркивание материальной природы внеличностных элементов производственного процесса предопределяет характеристику человека прежде всего как сознательного существа. Другими словами, здесь отчетливо проявляется основной вопрос философии, отражается философское отношение материи и сознапия. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 195. 2 См. там же, стр. 189. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. И, стр. 392. 4 Там же, стр. 393. 15
Рассматривая самые общие принципы взаимодействия человека с вещественными факторами производства, нетрудно определить особую роль каждого из них, опять-таки исходя из соотношения материи и сознания. Человек в первую очередь выступает как познающий субъект: он идеально отражает вещи, предметы, их свойства, законы их взаимодействия и в соответствии со своим познанием организует свою деятельность. В этом смысле человек подчиняется внешнему миру, ибо предметный мир, являясь материалом деятельности, сохраняет свою объективность, материальность, детерминируя производственный процесс1. С другой же стороны, человек господствует над миром, ибо «заставляет» последний функционировать в соответствии с его целями. Таким образом, методологическая роль категорий материи и сознания в общефилософском плане наглядно проступает в «Капитале» К. Маркса, когда он рассматривает взаимодействие человека с предметным миром в «чистом виде», отвлекаясь от множества соотношений, в рамках которых оно реально осуществляется. Но Маркс не просто выделил тот аспект труда, в рамках которого предметный мир, противостоящий человеку, выступает как материальный. Развивая этот подход, он дал конкретную характеристику материального в обществе как природного, как вещи, предмета. Большое философско-методологическое значение имеет выделение Марксом в предметно-вещественной сфере природного, материального фактора. «Потребительные стоимости: сюртук, холст и т. д., одпим словом — товарные тела,— пишет К. Маркс,— представляют собой соединение двух элементов — вещества природы и труда. За вычетом суммы всех различных полезных видов труда, заключающихся в сюртуке, холсте и т. д., всегда остается известный материальный субстрат, который существует от природы, без всякого содействия человека. Человек в процессе производства Может действовать лишь так, как действует сама природа, т. е. может изменять лишь формы веществ. Более того. В самом этом труде формирования он постоянно опирается на содействие сил природы. Следовательно, труд не единственный источник производимых им потребительных стоимостей, вещественного богатства. 1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, стр. 273—274. 16
Труд есть отец богатства, как говорит Уильям Петти, земля — его мать» \ Нелишпе напомнить, что немного ниже Маркс цитирует слова Верри: «Все явления вселенной, созданы ли они рукой человека или же всеобщими законами природы, не дают нам идеи о действительном сотворении материи, а дают лишь идею о ее видоизменении» 2. К. Маркс определяет отношение между человеком и материальными свойствами вещей как природное отношение: «Потребительная стоимость выражает природное отношение между вещами и людьми, фактически — бытие вещей для человека» 3. Следовательно, не только вещь сама по себе несет природное начало, но и отношение между ней и человеком выступает как природное отношение, природное взаимодействие. Человек в ходе своего общественного развития создал свой мир, свою «вторую природу», значительно отличающуюся от самой природы. «Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни сельфакторов, и т. д. Все это — продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это — созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания» 4,— отмечает К. Маркс. Было бы принципиальной ошибкой не различать девственно-природное вещество и предмет, созданный руками человека. Но не менее ошибочно и преувеличивать это различие. Река, перегороженная плотиной, уже не та река, какой она была до этого. Однако механические, химические и т. д. законы остались, они действуют. Человек здесь ничего не создал заново, он лишь скомбинировал по-своему деятельность природных сил. В природе вообще радиоприемников нет, но разве есть даже в самом совершенном радиоприемнике хоть одна деталь, хоть одна закономерность, которые корнями своими не уходили бы в бесконечно богатую кладовую природы, в арсенал ее материальных форм и законов. Эту 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 51—52. 2 Цит. по: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 52. 3 К. Маркс и Ф Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, стр. 307. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 215. 2 В. С. Барулин 17
неистребимость естественного субстрата в любой сотворенной человеком вещи и подчеркивает К. Маркс в «Капитале». Если выше речь шла о природном факторе в вещественно-предметном мире, то сейчас необходимо рассмотреть понимание Марксом материальности вещи, ибо последнее не сводится к первому. Категория вещи занимает большое место в «Капитале». С помощью этой категории К. Маркс определяет и товар («внешний предмет, вещь, которая, благодаря ее свойствам, удовлетворяет какие-либо человеческие потребности») \ и средство труда («вещь или комплекс вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда»2), и многое другое. Что же понимает Маркс под вещественно-материальным в обществе? Под вещью в первую очередь подразумевается объективно существующий предмет, который обладает определенными свойствами и отношениями, вытекающими из его собственной природы. Вещь в силу своей объективности выступает как первичная по отношению к человеческому сознанию, отражается в нем идеально, существует вне и независимо от сознания, а потому она и характеризуется как материальная. Раскрывая место и значение предметных факторов производства при капитализме, Маркс писал, что «формальная самостоятельность этих условий труда по отношению к труду, та особая форма этой самостоятельности, которой они обладают по отношению к наемному ТРУДУ, оказывается свойством, неотделимым от нпх как от вещей, как от материальных условий производства...» 3. Несколько дальше он указывал, что при капитализме рабочему противостоят «непосредственно материальные вещи...» 4. Материальность вещи рационально истолковывается только в рамках признания природного бытия вещей, в рамках объединения любой вещи с бесконечно богатой системой природных связей и зависимостей. Таким образом, определение вещи как материальной является развитием, дополнением ее характеристики в 1 К. Маркс п Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 43. 2 Там же, стр. 190. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. И, стр. 392—393. 4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 397. 18
качестве природного субстрата. Это как бы субстанция одного и того же уровня. Кроме того, материальное, понимаемое как природное, охватывает некоторое всеобщее начало в вещах п предметах. Здесь еще не выделены специфически-индивидуальные особенности той или иной вещи, предмета и т. д. Материально-вещественное же выражает и единичность того или иного предмета, его отличие от других. Именно конкретпость, специфика вещей позволяет, если речь идет об общественной жизни, примепять здесь определения пространственно-временных свойств. Итак, материально-природное и материально-вещественное — это не только взаимопроникающие, взаимодополняющие определения. Оба эти аспекта материально раскрывают перед нами широкий диапазон модификаций категории материи, ее способность выражать как самые общие, так и самые конкретные характеристики предметов, функционирующих в общественной жизни. 2. Методологическое значение категории «материя» для анализа общественной жизни Абстрактно понимаемый труд как взаимодействие человека с природой, выделение материально-природного и материально-вещественного в жизни общества имеют важное методологическое значение в познании созданного человеком мира, «второй природы». Предмет, сделанный руками человека,— это воплощение, овеществление его идей, его разума. В определенном смысле он — «инобытие духа». Поэтому, взяв за отправную точку идеальное, сознание, мысль, его можно описать. Вместе с тем, если «изъять» из этих предметов их природное бытие, если представить их принципиально отличное от природы существование, то признание их первичными по отношению к сознанию повисло бы в воздухе. Не здесь ли, в категорическом разделении природы и общества, скрывается один из источников идеализма? Для того чтобы выявить материальность какой-либо вещи, необходимо прежде всего доказать, что она существует вне и независимо от человеческого сознания, первична по отношению к сознанию, отражается в нем. Но, существуя независимо от сознания, она вступает 19
во взаимодействие с другими вещами, которые объективны, материальны. В таком случае мы анализируем природные качества данной вещи в единстве и взаимосвязи с природными же качествами других вещей. И в этом единстве с природой существует и рассматриваемое нами качество вещи. Такое единство качества вещи с природой, будучи «гнездом» ее независимого существования, как бы отделяет существование данных качеств от человека и его сознания, позволяет нам утверждать, что они объективны. «Машина,— писал Маркс,—которая не служит в процессе труда, бесполезна. Кроме того она подвергается разрушительному действию естественного обмена веществ. Железо ржавеет, дерево гниет. Пряжа, которая не будет использована для тканья или вязанья, представляет собой испорченный хлопок. Живой труд должен охватить эти вещи, воскресить их из мертвых, превратить их из только возможных в действительные и действующие потребительные стоимости» *. Рассмотрим подробнее машину, не участвующую в производственном процессе. Оставим пока ее бесполезность для человека в таком случае и обратим внимание на другую сторону. Машина — вне человека, вне его деятельности, но она все-таки как нечто материальное существует, ибо взаимодействует, взаимосвязана с окружающей ее природой, находится в рамках «естественного обмена веществ». Железо ржавеет, дерево гниет и т. д. Это и есть в данном случае форма существования машины. Если бы она не «ржавела», «не гнила», короче, не взаимодействовала никак с природой, она бы вообще не существовала. Понимание машины «мертвой» весьма относительно. «Мертвое» не есть аннигиляция бытия, материальности, существования. Машина как материя существует и будучи «мертвой». Но вот эти вещи, «охваченные пламенем труда, который ассимилирует их как свое тело», призваны «в процессе труда к функциям, соответствующим их идее и назначению...». Вещи «хотя и потребляются, но потребляются целесообразно, как элементы для создания новых потребительных стоимостей, новых продуктов, которые способны войти как жизненные средства в сферу индивидуального потребления или как средства 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 194. 20
производства в новый процесс труда»1. Совершенно ясно, что с точки зрения человеческих потребностей имеется громаднейшая разница между простым «ржа- вением» машины и ее производственным потреблением. В первом случае машина для человека бесполезна, во втором — она дает реальный производственный эффект. Это действительно «воскресение из мертвых», переход из социального небытия в бытие. Однако, если нам необходимо дать философско-ма- териалистическую характеристику бытия действующей в производстве машины, мы никаких кардинальных изменений не заметим. Бездействующая машина ржавеет, но, вообще-то говоря, ржавеет и работающая машина. Если машина покрыта каким-либо изолирующим веществом, если она перестала ржаветь, то это говорит только о том, что один природный процесс природными же средствами заменен другим. В производстве машина изнашивается с таким же успехом, как и вне производства, если не быстрее. Действие машины не что иное, как проявление определенных механических, энергетических, химических, короче, природных закономерностей. Таким образом, и действующая машина существует в определенной цепи природных закономерностей. При этом для нас пока безразлично, обладает ли данная цепь девственно-чистым характером, т. е. образовалась ли она без всякого вмешательства, или же здесь человек по-своему организовал эту взаимосвязь. Точно так же для нас не имеет принципиального значения, осуществляется ли процесс, в котором участвует машина, без непосредственного и постоянного вмешательства человека, например, в полпостью автоматизированной системе, или же человек на каком-то этапе контролирует этот процесс. Нам важно отметить объективность, материальность существования машины, ибо машина, имея в себе природный субстрат, существует в системе механических, физических, химических и т. д. взаимосвязей. Чтобы теоретически установить материальность машины, говоря обобщенно, любой вещи, необходимо как бы отделить ее от человека, раскрыть ту систему материальных взаимосвязей, благодаря которым даппая вещь продолжает существовать и как внешний для па- шего сознания предмет. Подобное отделение бытия 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 194. 21
вещи от бытия человека, носителя сознания,— самый характерный момент в системе понятий, отражающей материальность вещей. Необходимость такого отделения диктуется весьма реальными обстоятельствами, а именно тем, что вещь функционирует в постоянной взаимосвязи с человеком. Человек стремится рассматривать любую «социальную вещь» в единстве с собой, вместе с собой. Он склонен даже считать вещь «мертвой», если она берется вне единства с человеческой деятельностью. Именно поэтому теоретическое разделение вещи и человека, рассмотрение первой независимости от человеческого сознания, признание за вещью «собственного» имманентного ей источника материального бытия выступает как своеобразное преодоление человеком своих традиций, своих привычек, своих склонностей считать вещь чем-то от себя неотделимым. Как родителям бывает трудно поверить в то, что их дети — плоть и кровь от них самих — на каком-то этапе ведут собственную жизнь, имеют свои планы, намерения и т. д., так и человеку трудно смириться с тем, что вещь, его творение, существует независимо от его сознания, как бытие само в себе сущее. И поскольку есть тенденция рассматривать вещи неотделимо от человека, постольку существует и теоретическая необходимость отделять вещи от человека, рассматривать их в их собственно материальном бытии. Иначе и самой взаимосвязи человека и вещи, их единства не попять. Но когда мы теоретически проводим водораздел между человеком и его сознанием, с одной стороны, вещью в их природной зависимости — с другой, то этим самым формулируется главный и решающий пункт в познании материальных свойств и отношений вещей. Все, что находится по «ту сторону» от человека,— материальное. Проведен этот барьер — и любые определения всего, что за ним находится, будь это самая конкретно-единичная характеристика какой-либо единично-конкретной вещи или самый общий закон природы — все это объективная реальность. К. Маркс в «Капитале» в качестве материального рассматривает самый широкий класс объектов, пачиная от вещественной субстанции какого-нибудь холста и кончая техническим базисом производства в целом — системой машин и механизмов. 22
Следовательно, то, что Маркс ставит рядом термины «природное» и «материальное», отнюдь не является случайным, а выступает принципиально важным фи- лософско-методологическим моментом. Воплощение идеального в вещах и предметах, по К. Марксу, совсем не меняет их материальной природы. «Само собой понятно,— писал К. Маркс,— что человек своей деятельностью изменяет формы веществ природы в полезном для него направлении. Формы дерева изменяются, например, когда из него делают стол. И, тем не менее, стол остается деревом — обыденной, чувственно воспринимаемой вещью» *. Характеристика «стола» как материального в первую очередь и обосновывается тем, что он «остается деревом», точно так же как любой другой предмет: станок, магнитофон, скальпель и т. д.— тоже «остается» чем-то природным. Остаются природные субстраты, остаются природные процессы, природные взаимодействия. Все это не исчезает, не уходит в небытие, а продолжает функционировать в рамках собственной жизни. Таким образом, категория материи выступает фундаментальной философско-методологической основой познания явлений, процессов, происходящих не только в природе, но и в обществе. Вместе с тем, будучи методологической основой выявления материального характера природных процессов в обществе, категория материи раскрывает и одну из граней его жизни2, ибо исследование природных процессов в обществе не исчерпывается тем, что опи природные. Эти процессы вплетены в систему общественных закономерностей и протекают в единстве с ними. Но, раскрывая «общественное лицо» этих процессов, предметов, мы должны обязательно сохранить их исходную философскую характеристику как материальных. Поэтому характеристика природных процессов, закономерностей, вещей и т. д. в обществе как материальных имеет не только общефилософское значение, но и выступает важной гранью материалистического понимания истории. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 81. 2 «...Общество обладает вполне определенным материальным бытием или иначе имеет свое «общественное тело»» (Ю. К. Плетников. О природе социальной формы движения. М., 1971, стр. 28). 23
3- Общественное бытие вещей и их материальные характеристики Выяснив общеметодологическое значение категории «материя», необходимо поставить вопрос о ее соотношении с категорией общественного бытия, ибо последняя занимает особое место в системе категорий исторического материализма. Она несет на себе основную методологическую нагрузку в процессе исследования общественной жизни. Она выступает как характеристика первичного, существующего независимо от сознания, но отражающегося в нем. Если вновь обратиться к методологии «Капитала», то можно заметить, что К. Маркс сумел по-новому взглянуть на соотношение между указанными категориями. Он убедительно доказал, что, для того чтобы вскрыть специфику материального в обществе (а именно ее и отражает категория общественного бытия), необходимо рассмотреть материальное в качестве результата человеческой деятельности: «Во время процесса труда труд постоянно переходит из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму предметности. По окончании одного часа движение прядения выражается в известном количестве пряжи, и, следовательно, определенное количество труда, один рабочий час, оказывается овеществленным в хлопке... Определенные, устанавливаемые опытом количества продукта представляют теперь только определенные количества труда, определенные массы застывшего рабочего времени. Они — только материализация одного часа, двух часов, одного дня общественного труда» *. Отсюда следует, что продукт человеческого труда материален не только потому, что в нем сохранены природный субстрат и связь со всем природным целым, не только потому, что он представляет собой единичную, чувственно-конкретную вещь, но и потому, что в нем овеществлен, материализован человеческий труд. В связи с этим рассмотрим замечания К. Маркса, касающиеся понимания А. Смитом различий между производительным и непроизводительным трудом. Производительный труд А. Смит трактовал прежде всего как труд, обмениваемый на капитал. И это было 1 Я*. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 200—201. 24
для него главным. Но в рамках этого общего подхода он отличал производительный труд от непроизводительного по признаку материализации. Так, по его мнению, «труд мануфактурного рабочего фиксируется и овеществляется в каком-либо отдельном предмете, или товаре, который можно продать и который существует, по крайней мере, некоторое время после того, как сам этот труд уже прекратился» 1. Итак, производительный труд, по А. Смиту,— это труд, овеществленный в материальном, чувственно- конкретном, осязаемом продукте («в число этих материальных продуктов включены все произведения искусства и науки, книги, картины, статуи и т. п., поскольку они существуют как вещи» 2. К. Маркс вскрыл методологические недостатки понимания А. Смитом материализации труда, материального в общественной жизни. Вместе с тем критика Маркса носит глубоко позитивный, созидательный характер. «Однако материализацию и т. д. труда,— писал К. Маркс,— не следует понимать так по-шотландски, как ее понимает А. Смит. Если мы говорим о товаре как о материализованном выражении труда — в смысле меновой стоимости товара,— то речь идет только о воображаемом, т. е. исключительно социальном способе существования товара, не имеющем ничего общего с его телесной реальностью; товар представляется как определенное количество общественного труда или денег... Стало быть, вышеуказанным образом понимать материализацию труда в товаре нельзя. (Здесь вводит в заблуждение то обстоятельство, что общественное отношение выступает в форме вещи.)» 3 А. Смит обращает внимание на материализацию труда лишь там, где труд как-то выражается в конкретно- чувственных, осязаемых свойствах созданной в производстве вещи. Именно эта конкретность, осязаемость, чувственность вещи со всеми ее объективными свойствами и отношениями — исходная методолого-философ- ская посылка для А. Смита. К. Маркс допускает, что характеристика вещи как материальной, отражающей ее природное бытие во всей его конкретности, не является единственной, универ- 1 Цит. по: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 143. 2 Там же, стр. 155. 3 Там же, стр. 154. 25
сальной, всеобъемлющей. Философская характеристика вещи как объективной реальности предполагает и иной подход, такой, когда вскрывается бытие вещи, «не имеющее ничего общего с его телесной реальностью». Это и есть социальный способ существования вещи, ее общественное бытие. Идея разграничения общественного бытия вещей и их «природной материальности» является одним из важнейших философско-мето дологических моментов «Капитала». Без нее невозможно было бы выяснение различий потребительной стоимости и стоимости, двойственного характера труда, была бы невозможна вся система категорий марксистской политической экономии. Особенно наглядно отличие социальной природы вещи от ее чувственно-конкретной формы проявляется в определении стоимости. «В прямую противоположность чувственно грубой предметности товарных тел,— писал К. Маркс,— в стоимость не входит ни одного атома вещества природы. Вы можете ощупывать и разглядывать каждый отдельный товар, делать с ним что вам угодно, он как стоимость остается неуловимым. Но если мы припомним, что товары обладают стоимостью лишь постольку, поскольку они суть выражения одного и того же общественного единства — человеческого труда, что их стоимость имеет поэтому чисто общественный характер, то для нас станет само собой понятным, что и проявляться она может лишь в общественном отношении одного товара к другому» *. Стоимость товара не философская, а экономическая категория. Однако в данном случае определяется стоимость в таком сопоставлении, которое указывает на связь между философскими и политико-экономическими проблемами. Это и позволяет выделить и рассмотреть философское основание данного определения стоимости. Стоимость здесь противостоит не тому или иному конкретному свойству, не той или иной конкретно-природной характеристике, а веществу природы вообще. Такое противополагание стоимости веществу природы может быть понято рационально лишь тогда, когда стоимость выступает как часть более глубокой сущно- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 56; см. также: В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 154. 26
сти, которая имеет столь же всеобщее значение, как и противопоставляемая ей характеристика вещественной природы. Лишь будучи равными по силе абстрагирования, по глубине отражаемого закономерного феномена, они могут сопоставляться и противополагаться. Но вещество природы, об этом К. Маркс неоднократно писал в «Капитале», есть материальный субстрат товара, это нечто, объединяющее любую вещь с миром природных закономерностей, обусловливающее ее самостоятельное, независимое от сознания человека существование. Короче говоря, вещественно-природная характеристика товара — это его материальная характеристика, его материальное бытие. В таком случае выходит, что стоимость, противопо- лагаясь веществу природы, тем самым противополагается материальному в вещах и предметах. Чем же является сама стоимость? Антиматерией? Духом? Идеей? Фикцией? Нет, конечно. Но чтобы исключить такой вывод, необходимо признать, что стоимость, являясь объективно существующим феноменом, вместе с тем есть модификация объективной реальности, отличной от материальности, которая воплощается в конкретном, естественном теле вещи. В процессе познания материально-природного в предметах и явлениях в обществе очень важно подчеркнуть единство, неразрывность вещей с огромпым богатством природных взаимосвязей. При таком подходе в этих общественных вещах исследуются прежде всего природные закономерности, реализованные в технических системах и технологических процессах. Однако любая вещь в обществе включается в многообразную систему общественных отношений и способна приобретать самые различные социальные значения. Именно поэтому она может и должна быть рассмотрена в аспекте общественных закономерностей, т. е. закономерностей деятельности людей. При анализе социального способа существования вещей их общественное бытие раскрывается тогда, когда они выступают как проявления общественных законов. Именно в системе общественных связей, в объективности этих связей, объективности жизни — ключ к пониманию общественного бытия вещей. Здесь вполне можно сказать, что поскольку объективна система общественных взаимосвязей, постольку обладает общественным 17
бытием и данная вещь — элемент и одно из воплощений данной системы. Общественное бытие вещей выступает как своеобразное выражение объективности законов деятельности человека. Следовательно, подход к вопросу об общественном бытии вещей иной, чем к их природной материальности. Здесь необходимо идти от объективности законов человеческой деятельности. Таким образом, философско-материалистическая характеристика вещей, предметов, процессов в обществе может осуществляться двумя путями. И тот и другой ведет к раскрытию объективной реальности вещи. На первом пути анализируются вещи, предметы в аспекте природных закономерностей, в то время как на другом они исследуются в аспекте общественных закономерностей. При этом необходимо подчеркнуть, что категориальное разграничение природной материальности вещей и их общественного бытия не означает, что в действительности имеются два различных, отдельных существования вещей. Реально общественное бытие вещей неотделимо от их природной материальности, точно так же как эта материальность неотделима в обществе от общественного бытия вещей. К. Маркс писал, что стоимость «существует только в той или иной потребительной стоимости, в той или иной вещи» *. Но это реальное единство не означает, что различные стороны существования вещей в обществе одинаково познаются, что их философский смысл идентичен. Речь же в данной работе идет о категориальных различиях, о том, как категории ориентируют нас на познание различных сторон единой, целостной реальности. До сих пор мы утверждали, что, для того чтобы зафиксировать два вида объективной реальности вещей, требуются разные исходные философско-категориаль- пые системы. Но это не только разные системы. Это в то же время и взаимосвязанные системы, но взаимосвязанные именно как различающиеся, несовместимые. Остановимся на этом положении. Так, если мы анализируем товар с точки зрения его телесно-вещественных характеристик, то при таком анализе социальная характеристика вещи как бы снимается, отрицается. Например, когда речь идет о полезных для человека свойствах пшеницы, о труде человека, свя- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 213. 28
занпом с выращивапием этой культуры, приготовлением из нее пищевых продуктов и т. д., то тут требуется такая система понятий, в которой фиксируются объективность данного процесса, взаимодействие субъективно- сознательной сферы человека с естественными природными закономерностями. Но та же пшеница выращивается в определенных социальных условиях. Ее возделывает и обрабатывает либо раб, находящийся в определенном отношении к рабовладельцу, собственнику данпой пшеницы, либо крепостной на поле, принадлежащем феодалу, либо фермер, арендующий землю у капиталиста, либо, наконец, колхозник в социалистическом обществе. И в соответствии с разнообразными социальными условиями пшеница, оставаясь той же самой сельскохозяйственной культурой, вовлекается в самые различные общественные связи, выступает овеществлением разнообразнейших общественных закономерностей. Совершенно очевидно, что эти «социальные метаморфозы» вещи совершенно не касаются ее естественных свойств, точно так же как и ее естественные свойства ничего не говорят нам о ее социальном бытии. Вещь может кардинально меняться в своих естественно-природных свойствах, не меняя своего социального лица, и, наоборот, может меняться выражение в ней общественных связей, и в то же время ее естественно-природное бытие остается тем же. Анализируя процесс возделывания пшеницы человеком как взаимодействие человека и природы, мы можем оставить в стороне то обстоятельство, что данпая пшеница и данный человек существуют в определенной цепи общественных зависимостей. Наглядность и конкретность «природно-материальных» характеристик вещи и ее природных взаимодействий закрепляют это абстрагирование, делают его внешне убедительным и бесспорным. Именно здесь и предстает социальный способ существования вещей как «воображаемый». Он, конечно, «воображаемый» не вообще, а только лишь с позиций рассмотрения материально-природного взаимодействия вещей и людей. «Воображаемым» этот способ делают не его какие-то имманентные качества. Другой способ, другой подход заставляет нас отвлечься от общественного бытия вещей, считать их «воображаемыми». Следовательно, воображаемость — это своеобразная форма отрицания общественного бытия вещей, когда они 2Ф
характеризуются со стороны материально-природных отношений. Точно так же нельзя понимать положение К. Маркса о том, что деньги при нормальном ходе производства представляются «чем-то мимолетным и идеальным» *, как признание денег идеальными вообще. Здесь важно обратить внимание на то, что при нормальном экономическом «бесперебойном процессе» товары производства обмениваются и т. д. по своим законам, но эти законы «наружу» не выходят, не вскрывают своей объективной сущности. Поэтому деньги и представляются в таких условиях чем-то идеальным, мимолетным, воображаемым. Но вот наступил кризис — общественная природа закона дала о себе знать,— и о «воображаемости» денег не может быть и речи. Они, наоборот, стали самым объективным феноменом. В то же время телесное, конкретно- чувственное бытие товаров не более чем экономическая фикция, мираж. В данном случае «воображаемостью» характеризуется уже природно-вещественное бытие вещи, которое в такой форме отрицается ее общественным бытием. Таким образом, понимание формы объективности, материальности, зависит от системы тех закономерностей, с позиции которых и рассматривается тот или иной объект. «Если бы товары обладали даром слова,— писал К. Маркс,— они сказали бы: наша потребительная стоимость, может быть, интересует людей. Нас, как вещей, она не касается. Но что касается нашей вещественной природы, так это стоимость» 2. В этом взаимном отрицании двух философских характеристик вещи и их взаимном переходе в «вообража- емость» заложен глубокий смысл. Объективной основой этого взаимоотрицания выступает нетождественность законов, в системе которых существует, развивается и функционирует вещь в обществе. Пока мы изучаем отдельно и законы развития природы, и законы развития общества, мы можем их рассматривать как просто разные, рядоположенные. Но если мы рассматриваем вещи в обществе, то эти законы, воплощаясь в одном и том же объекте, непосредственно соотносятся. 1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 121. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 93. 30
В таком случае нам недостаточно общей истины, что это разные законы. Нам надо знать, какое значение имеет эта разность в том случае, когда мы изучаем данную «социальную вещь». И здесь оказывается, что законы друг друга отрицают, снимают, переводят в «вообража- емость». Если воспользоваться естественнонаучным понятием, то можно сказать, что в данном случае мы имеем дело со своеобразным соотношением неопределенностей. Рассматривая вещь в системе материально-природных закономерностей, мы тем самым отвлекаемся от ее общественного бытия. И, наоборот, рассматривая вещь в системе общественных законов, мы тем самым отвлекаемся от природно-материальных характеристик вещей. К. Маркс последовательно критиковал своих предшественников именно за то, что они постоянно смешивают материально-природные характеристики вещей с их общественным бытием, не видят между ними принципиальной разницы и пытаются из естественно-природных определений вещи непосредственно вывести их социально-материальные определения. Так, полемизируя с Бейли по этому вопросу, К. Маркс пишет: «Если одна вещь находится на том или ином расстоянии от другой, то расстояние это, действительно, есть отношение между одной вещью и другой, но в то же время расстояние есть нечто отличное от этого отношения между двумя вещами. Это — одно из измерений пространства, определенная длина, которая может выражать расстояние между двумя другими вещами с таким же успехом, как и между теми двумя, которые мы взяли в качестве примера. Но это еще не всё. Когда мы говорим о расстоянии как об отношепии между двумя вещами, мы предполагаем нечто «внутренне присущее» самим вещам, некое их «свойство», которое позволяет им находиться на расстоянии друг от друга. Каково расстояние между звуком А и столом? Вопрос этот лишен смысла. Когда мы говорим о расстоянии между двумя вещами, мы говорим о различии их положения в пространстве. Таким образом, мы предполагаем, что обе они находятся в пространстве, являются точками в пространстве, т. е. мы объединяем их в одпу категорию как предметы, существующие в пространстве, и только после того как мы их объединили зиЬ зрес1е зраШ (под углом зрения пространства.— Ред.), мы их различаем как 31
различные точки пространства. Их принадлежность к пространству есть единое в них. Но каково это единое в обмениваемых друг на друга предметам? Обмен этот не есть такое отношение, в котором они находятся друг к другу как природные вещи. Это также и не то отношение, в каком они находятся, как природные вещи, к человеческим потребностям, ибо не степень их полезности определяет те количества, в каких они обмениваются друг на друга» ]. К. Маркс продолжает: «Так как продукт производится не как непосредственный предмет потребления для производителей, а только как носитель стоимости, так сказать, как чек на определенное количество всех выражений общественного труда, то все продукты вынуждены, как стоимости, придавать себе форму бытия, отличную от их бытия как потребительных стоимостей» 2. Стоимость — что «чек на определенное количество всех выражений общественного труда», она выступает как общее выражение всякого труда в обществе, она лишь часть, миг, безличная единица какого-то социального целого. И каждая вещь, будучи этой частью, выступает в качестве общественного бытия. Вполне понятно, что взгляд на вещь с позиций некоторого социального целого определяется законами этого социального целого, его внутренне сущностными моментами. Именно здесь раскрывается общественное бытие вещи. Перестановка же исходных посылок для характеристики вещи в область ее собственных естественно-материальных определений, сопровождающаяся отрицанием социальной среды как важнейшего сущностного момента, снимает возможность познания общественного бытия вещи. Таким образом, К. Маркс выделяет в вещах, предметах и обществе две стороны: их природно-вещественную материальность и их общественное бытие. И та и другая сторона — философские характеристики объективной реальности вещей. Это то, что их объединяет. И в то же время пути выведения двух сторон объективной реальности вещей принципиально различны. Отсюда следует, что непосредственно от фиксирования природно- вещественных, материальных характеристик вещей нельзя переходить к раскрытию их общественного бы- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, стр. 145—146. 2 Там же, стр. 147. 32
тйя. К нему лежит другой путь — от анализа объективного характера общественных закономерностей. Возникает, естественно, вопрос, насколько всеобщи эти рассматриваемые высказывания К. Маркса. Ведь в «Капитале» речь идет о товарной форме производства, т. е. о такой форме, которая носит исторически-преходящий характер, о товаре в капиталистическом обществе. Может быть, когда предметы, созданные трудом человека, сбросят свою товарную форму, тогда будет просто достаточно сказать, что они суть материальные телесные вещи? Однако данное положение К. Маркса не только относится к товарам буржуазной формации, но имеет и более общее значение. На каждом этапе развития общества предметы, созданные человеком, будут функционировать в определенной системе общественных закономерностей, и, наоборот, всякая мыслимая система экономических отношений будет так или иначе находить свое выражение в существовании, движении природных вещей. Но в любом случае связь «природного бытия» вещей с их «вплетенностыо» в систему социальных взаимосвязей будет не простой, не автоматической. Конечно, в будущем многое изменится. Вероятно, в то время, когда человечество забудет сами слова «товар», «стоимость» и т. п., характер отношений между «природным» и «социальным» способом существования предметов станет иным. Однако различия между двумя подходами к «природной» и «социальной» характеристикам* вещей останутся. Рассмотренный нами анализ К. Маркса имеет принципиальное значение для понимания истоков категории общественного бытия. Все содержание «Капитала» раскрывает объективную сущность многообразия экономических отношений. В то же время эта объективность системы экономических отношений непосредственно не выводится из материально-телесной, конкретно-природной сущности вещей. К. Маркс убедительно показывает, что все попытки исследователей непосредственно вывести экономические характеристики товаров из их вещественной природы не только не приводят к успеху, но, более того, неизбежно закрывают путь к пониманию объективной природы социально-экономических яв цений. 3 В. С. Барулин 33
К. Маркс как бы переключает проблему объективной реальности общественных явлений в иную, принципиально новую плоскость — в плоскость анализа объективной природы самих общественных закономерностей. Всесторонне раскрывая эти закономерности, их внутренние связи, доказывая необходимость, всеобщность этих связей, он подчеркивает объективную логику, их независимость от сознания и воли людей. Центральным методологическим пунктом здесь выступает анализ не просто вещи в ее телесно-материальном бытии, а самой общественной закономерности. В этом смысле «Капитал» К. Маркса, поскольку здесь доказывается объективность закономерностей экономического развития общества, есть познание общественного бытия капиталистического общества. Такой подход К. Маркса раскрывает особую природу общества как объекта философского исследования. Природные предметы и явления (в самом широком понимании природного) не требует «двойного» подхода к раскрытию объективных свойств своих закономерностей. Общественная же жизнь в этом отношении — принципиально иной объект. Чтобы раскрыть объективность общественных явлений, необходимо два пути — исследование материально-вещественной природы предметов, природных процессов в обществе и познание объективного характера общественных закономерностей. Оба эти пути направлены к достижению одной цели — раскрытию объективной реальности общественных явлений, но это разные пути. К таким выводам, на наш взгляд, приводит изучение методологии «Капитала».
Глава 2 О КАТЕГОРИАЛЬНЫХ РЯДАХ В ИСТОРИЧЕСКОМ МАТЕРИАЛИЗМЕ Изучение общефилософского уровня исследования проблем исторического материализма приводит нас к выводу, что категории материи и сознания имеют важное значение в познании общественной жизни. Они фиксируют сферу материального и идеального в обществе, раскрывая в нем одну из граней их отношения. Вместе с тем обнаружилось, что общефилософский аспект исследования еще недостаточен, ибо он не выражает специфики общества, его соотношений, его собственных закономерностей, анализ которых, как показал К. Маркс в «Капитале», необходим. Ихменно здесь находится методологический ключ к материалистическому решению основного вопроса философии применительно к обществу. П. В. Копнин писал: «Система категорий диалектического материализма строится не для того, чтобы их как-то разбить, разложить по полочкам для лучшего запоминания и исчерпывающего перечисления, а для раскрытия, развертывания в этой системе предмета диалектического материализма — объективных законов действительности» *. Эти положения целиком и полностью можно адресовать и системе категорий исторического материализма. При этом каждая категория в данной системе также представляет собой определенную ступеньку, веху в философском познании общественной жизни. Ставя вопрос в такой плоскости, мы приходим к выводу о необходимости выделения определенных подси- 1 П. В. Копнин. Диалектика как логика и теория позпания. Опыт логико-гносеологического исследования. М., 1973, стр. 102. 35
стем, категориальных рядов в историческом материализме. Суть данного выделения заключается в том, что из совокупности категорий исторического материализма можно выделить два основных ряда. Первый раскрывается в следующих словах К. Маркса: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» *. В данном определении К. Маркса выделены основные четыре сферы общественной жизни: материально-производственная, социальная, политическая и духовная, отражаемые в соответствующих категориях. Это — один ряд категорий исторического материализма, в дальнейшем именуемый нами рядом способа производства. Другой ряд — это категории общественного бытия и общественного сознания, который мы будем называть рядом общественного бытия. Другие категории исторического материализма, отражающие различные стороны жизни общества, представляют собой либо конкретизацию, либо обобщение выделенных категорий и могут быть определенным образом «выведены» из категориальных рядов. Однако в данной работе способ их «выведения» не рассматривается, а все внимание сосредоточивается именно на рядах, принципах их разграничения и связи. Здесь важно уточнить, что речь идет о разработке не системы категорий исторического материализма вообще, а системы категорий как важнейшем методологическом инструменте для решения задач, связанных с материалистическим объяснением общественной жизни. Какие же соображения могут быть выдвинуты в обоснование идеи о категориальных рядах? 1. Особенности развития методологических проблем исторического материализма на современном этапе Рассмотрим некоторые современные методологические проблемы исторического материализма. а) Развитие исторического материализма с особой наглядностью подчеркивает необходимость системного, комплексного подхода к проблемам материалистического понимания общественной жизни. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 7. 36
Поскольку необходимость в таком подходе наиболее отчетливо проявляется в том, насколько последовательно тот или иной автор осуществляет доказательство какой-либо идеи, остановимся на работе Д. И. Чеснокова «Исторический материализм как социология марксизма-ленинизма», где в наиболее концентрированном виде сформулированы те соображения, которые обосновывают гносеологическую «противоположность» материальных и идеологических отношений при социализме *. Не сомневаясь в этом выводе автора, обратим внимание на избранные им аргументы, на последовательность доказательств противоположности материальных и идеологических отношений. Д. И. Чесноков указывает на два момента. Во-первых, на то, что «и при социализме люди застают определенные производительные силы и производственные отношения и приспосабливаются к ним» 2. Во-вторых, на то, что, внося изменения в технику и технологию производства, отдельные люди и целые производственные коллективы не знают и не могут знать (ниже речь идет и о социалистическом обществе в целом) всех общественных последствий своих действий 3. Первый момент. То, что люди застают готовый способ производства, еще не доказывает противоположность материальных и идеологических отношений, ибо каждое поколение застает также и сложившуюся систему идеологических отношений и также вынуждено к ней приспосабливаться. Таким образом, сам по себе факт зависимости нового поколения людей от сложившегося способа производства — если говорить только об этой зависимости — вскрывает не различие между материальными и идеологическими отношениями, а их общность, схожесть, единство, т. е. нечто противоположное тому, что надо доказать автору. Второй момент. Мысль о том, что люди — и индивид, и коллектив, и народ социалистического общества в целом — не могут знать всех общественных последствий своих действий, разумеется, верна. Эта мысль может служить одним из доказательств того, что материальные отношения шире, богаче идеологических. На этом 1 См. Д. И. Чесноков. Исторический материализм как социология марксизма-ленинизма. М., 1973, стр. 69. 2 Там же, стр. 68. 3 См. там же, стр. 69. 37
основании можно делать вывод о первичности материальных отношений по сравнению с идеологическими. Но можно ли этот довод, признавая всю его методологическую важность, считать исчерпывающим применительно к условиям социализма? В данном случае доказательство базируется на положении, отмечающем недостаточность, узость, ограниченность сознания, идеологических отношений. Но в работе Д. И. Чеснокова вместе с тем приводится огромный материал о том, что при социализме общественное и индивидуальное сознание все более точно отражает общественные процессы, что реальное общественное развитие все более полно подтверждает научно-теоретические прогнозы. Следовательно, применительно к социализму мы можем и должны обращать внимание не только на то, что человек не может предвидеть в результатах своих действий, но все больше на то, что он может в них предвидеть. Таким образом, простая ссылка на то, что люди при социализме всего не знают, оставляет в тени самое теоретически сложное — те многочисленные типические «совпадения» в развитии материальных и идеологических отношений. Поэтому аргументация, обосновывающая независимость общественного бытия от общественного сознания, хотя и включает в себя ссылку на невозможность предвидения всех последствий целенаправленной деятельности людей, но далеко не ограничивается ею. Доводы Д. И. Чеснокова просты, а поэтому выглядят неопровержимыми. Люди застают сложившийся способ производства. Никакое сознание не охватывает всех изменений реальной жизни — что возразишь против этих положений? Да и надо ли возражать? Но примените эти положения к анализу «противоположности» материальных и идеологических отношений при социализме — и окажется, что очень многие важные особенности социализма при таком подходе не схватываются теоретическим анализом, что верное само по себе положение не доказывает того, что оно должно было бы доказать. Почему же это произошло? По нашему мнению, потому, что эти выводы недостаточно осмыслены с точки зрения всей совокупности теоретических доказательств материалистического решения основного вопроса. Они — фрагментарны, применяются как отдельные (и, разумеется, правильные) соображения. Но при этом пе совсем 38
учитывается связь между этими положениями, в каких пределах каждое из них верно, где кончается область их применения, как они связаны с более общими положениями исторического материализма о соотношении общественного бытия и общественного сознания. Поскольку системно-категориальное представление о методологической значимости этих тезисов специально не рассматривается, создается иллюзия о том, что они сами по себе достаточны для доказательства гносеологической противоположности материальных и идеологических отношений. Иллюзия эта обнаруживается при более тщательном анализе как содержания этих тезисов, так и характера тех взаимосвязей, которые пытаются с их помощью объяснить. Следовательно, не ограничиваясь этими общими положениями, необходимо далее разрабатывать методологические аспекты системы категорий исторического материализма. б) В настоящее время более настоятельной становился потребность в методологическом разграничении категорий исторического материализма с точки зрения уровня, характера отражения общественной жизни. Наиболее отчетливо это выявилось в ходе известной дискуссии о категории общественного бытия. Длительный срок обсуждения этого вопроса сам по себе уже доказывает ошибочность «бытующего убеждения насчет окончательной «выработанности» таких, например, участков философского анализа, как проблемы диалектики общественного бытия и общественного сознания...»]. Вместе с тем он свидетельствует также и об особой роли категории «общественное бытие» в историческом материализме. Можно без преувеличения сказать, что понимание категории общественного бытия — это понимание исторического материализма, его методологии. Большой вклад в решение этих проблем внесли труды В. П. Тугаринова, В. Ж. Келле, М. Я. Ковальзона, Г. Е. Глезермана, В. И. Чернова и других. В 70-х годах выходят интересные монографические работы В. А. Де- мичева, Ю. К. Плетпикова, В. А. Ребрина, Г. С. Арефьевой 2. 1 «Исторический материализм сегодня: проблемы и задачи».— «Вопросы философии», 1972, № 10, стр. 6—7. 2 См. В. А. Демичев. Общественное бытпе п общественное сознание, механизм их взаимосвязи. Кишинев, 1970; ТО. К. Плет- ников. О природе социальной формы движения. М., 1971; 39
Решая вопрос о методологической роли категории «общественное бытие», философы сопоставляли ее с категориями «производство материальных благ», «производительные силы», «производственные отношения», «базис», «политическая жизнь общества» и т. д. Рассмотрим, каков же метод этого сравнения, к каким он привел результатам. Некоторые исследователи непосредственно сопоставляют «общественное бытие» со «способом производства». Поскольку категория способа производства материальных благ имеет свое богатейшее философско-со- циологическое содержание, авторы подробно излагают его. При этом подчеркивается, что роль способа производства в жизни общества — определяющая, что он обусловливает развитие духовной жизни и т. д. Все эти доводы справедливы, но лишь постольку, поскольку обосновывается определяющая роль способа производства в жизни общества. Но они зачастую не отвечают на вопрос о том, однозначны ли категории общественного бытия и способа производства. В других работах и управление включается в общественное бытие. Аргументация развертывается по уже знакомой схеме: роль управления в обществе велика, она возрастает, управление имеет объективные основы в структуре общественной деятельности, ее закономерностях, оно влияет на общественное сознание. Все здесь верно. Неясно лишь одно — достаточны ли эти доводы, чтобы считать управление составной частью общественного бытия. В ряде работ можно встретить аналогичные рассуждения о практике, быте, семье, материальных общественных отношениях. Нельзя не учитывать, что представление о категории «общественное бытие» менее конкретно, в определенном смысле беднее содержанием, чем трактовки таких категорий, как способ производства, производственные отношения, общественное управление и т. д. Поэтому, когда категория «общественное бытие» анализируется в непосредственном сопоставлении с любой другой категорией исторического материализма, эта разность значений рано или поздно сказывается. Исследователь увлекается изложением богатого материала, выступающе- В. А. Ребрин. Методологические проблемы социалистического общественного сознания. Новосибирск, 1974; Г. С. Арефьева. Социальная активность. М., 1974. 40
го содержанием той или иной категории, и чем обстоятельнее делает это, тем неопределеннее становится ее соотношение с категорией общественного бытия. Проблема выяснения специфики «общественного бытия» при таких сопоставлениях не проясняется, а, напротив, все больше ускользает от внимания исследователя. В данном случае реально не «общественное бытие» является методологически отправным понятием в анализе, скажем, «способа производства», а, напротив, «способ производства» становится исходным пунктом для оценки категории общественного бытия. Наибольшее, что достигается применением такого метода, это понимание общественного бытия как простой суммы определенных общественных явлений. К тому же при определении категории общественного бытия метод прямых сопоставлений с другими категориями порождает неуверенность в том, что все необходимые соотношения рассмотрены. Развитие исторического материализма в последние десятилетия показало, что категориальные связи общественного бытия очень изменчивы. Как же быть в таких условиях с данной категорией, какие новые элементы в нее включать, а какие нет? Однозначные ответы на эти вопросы найти пока сложно. Итак, непосредственное сопоставление категорий общественного бытия с другими категориями, на наш взгляд, не дает убедительных решений. Где истоки этой неубедительности? Они или в порочности самой системной ориентации (а сравнение категорий не что иное, как такая ориентация) при рассмотрении категории «общественное бытие», или в недостатках конкретной ее реализации. Нам представляется, что категория общественного бытия вне категорий способ производства, материальные общественные отношения и т. п. не может быть рассмотрена, ибо она органично связана с ними. Уяснение этого обстоятельства — заслуга исторического материализма. Что же касается реализации системной ориентации, то ее необходимо со всей внимательностью проанализировать. При непосредственном сопоставлении категорий обычно предполагается, что такое сопоставление с логико-гносеологической точки зрения вполне приемлемо. Если и возникают неясности, то они касаются лишь того, 41
какие конкретно категории следует сопоставлять с общественным бытием. Можно вполне определенно выявить методологические корни такого сопоставления категорий. Они, на наш взгляд, заключаются в понимании логико-гносеологической природы категорий исторического материализма как чего-то принципиально одинакового. С этой точки зрения категории исторического материализма различаются по содержанию, по аспекту отражения действительности и т. д., но не отличаются по принципу обобщения общественной реальности. Сознательно или стихийно многие исследователи в своих рассуждениях исходят из подобной «одномерности» категорий исторического материализма. И коль скоро такое предположение существует как методологический момент в исследованиях категорий исторического материализма, то оно и обусловливает непосредственное сопоставление категорий. Поэтому, на наш взгляд, необходимо отказаться от самого «однопланового» подхода к категориям исторического материализма и попытаться сформулировать иной подход. Суть его в том, чтобы дифференцировать категории по разной степени глубины отражения социальной действительности, а следовательно, по уровню и логико- гносеологической природе. Необходимо различать в общественной жизни явление и сущность, сущность первого, второго и т. д. порядков. В этом смысле и та всеобщность, которая отражается в категориях, не однородна. В ней имеются свои уровни, подразделения, градации на «более» и «менее» общие сферы. Следовательно, и категории исторического материализма, отражая разные уровни всеобщности, различны по своей логико-гносеологической природе, выступают абстракциями разного уровня. Нетрудно убедиться, что возникшая потребность в такой дифференциации категорий предполагает общеметодологическое решение. Ведь в основу представления о тождественности категорий в логико-гносеологическом смысле положено — может быть, и неявно для некоторых исследователей — представление о системе категорий исторического материализма как одноплановой, одноуровневой. И отказ от логико-гносеологического отождествления категорий исторического материализма теоретически убедителен лишь тогда, когда будет разра- 42
ботана внутренне дифференцированная система категорий исторического материализма. Итак, неубедительность многих непосредственных сопоставлений категорий при решении вопросов материалистического понимания общественной жизни дает основания для выдвижения идеи об их логико-гносеологических различиях, о необходимости разработки концепции этих различий. Система категорий исторического материализма, ориентированная на решение таких вопросов, должна включать в себя эти различия в виде определенных категориальных уровней и базироваться на них. в) Развитие методологии исторического материализма побуждает уделять больше внимания раскрытию общих припципов взаимосвязи категорий, соотношений между ними. При рассмотрении многих категорий исторического материализма, как правило, основное внимание уделяется анализу их содержания, их структуры. Подобный подход применялся и к характеристике общественного бытия, который, несмотря на кажущуюся бесспорность, на наш взгляд, не принес убедительных решений. Чем больше тот или иной исследователь детализирует состав категории общественного бытия, выделяет в ней материальное тело, сущность и другие факторы, тем больше ощущается, что данному описанию недостает какого-то неуловимого «чуть-чуть», специфического ракурса, в рамках которого все эти детализированные описания приобретут должную степень глубины и убедительности. Своеобразным отражением такой недостаточности явились разного рода «широкие» и «узкие» смыслы категории «общественное бытие». Как переходные этапы к более глубокому пониманию общественного бытия эти разграничения разных смыслов приемлемы. Но то, что они многократно варьируются разными исследователями, причем каждый имеет в виду наиболее близкое ему, свидетельствует о незрелости теоретических представлений. В данном случае исследователь, столкнувшись с действительным противоречием в познании, не преодолевает его теоретически, а отступает перед ним, выражая его в форме разных «смыслов». Почему так случилось? Нам представляется, что причины связаны не с тем, что исследователь точно или 43
неточно определил состав общественного бытия, а с принципом анализа категории. Мы имеем в виду, что в данном случае все внимание уделяется содержанию категории и мало исследуется характер ее соотношения с другими категориями. В связи с этим возникает вопрос о правильном соблюдении пропорций между содержательным и релятивным подходами при анализе отдельных категорий. Следует заметить, что термины «содержательный» и «релятивный» подход приблизительны. Под первым, мы понимаем описание категории через ее содержание при относительном абстрагировании от ее связей с другими категориями; под вторым — характеристику категории посредством ее категориальных взаимосвязей при относительном отвлечении от анализа самого содержания. Конечно, строгий анализ вскрыл бы всю огрублепность данных терминов и излишнюю альтернативность их сопоставления, ибо данные подходы взаимосвязаны. В общей форме можно сказать, что, не зная содержания категории, нельзя говорить и о ее соотношении с другими категориями. В этом смысле первенство содержательного подхода оспаривать нельзя. Вместе с тем сами категории не представляют собой чего-то гносеологически однородного. Они едины, поскольку отражают один объект — общественную жизнь, но в рамках этого единства весьма разнообразны, ибо отражают различные уровни, срезы, глубины общестг венной жизни. У них имеется своя иерархия, скажем, по степени общности отражаемых феноменов, по глубине проникновения в сущность общественных явлений. Развитие современного обществознания, в частности конкретно-социальных исследований, очень хорошо показывает эту соподчиненность. В связи с градацией категорий вполне логично сделать предположение, что и само соотношение «содержательных» и «релятивных» подходов к определению категорий не является неизменным. Так, можно сказать, что, чем ближе та или иная категория к общественной реальности, тем больше удельный вес «содержательного» подхода к ее определению. И, напротив, чем более глубинный, всеобщий слой отражает какая-либо категория, чем опосредованнее ее связи с социальной реальностью, тем выше удельный вес релятивных подходов к ее определению. В обобщенной форме можно сказать, 44
что по мере движения категорий от более конкретных к всеобщим возрастает удельный вес релятивных моментов в определении. Таким образом, общая идея о первенстве содержательных моментов определения категорий по сравнению с релятивными отнюдь не противоречит тому, чтобы учитывать и значение релятивного подхода. Особую роль ориентация на релятивную сторону категорий играет тогда, когда мы используем их в методологическом аспекте, т. е. когда они раскрываются как ориентиры, вехи познавательного процесса. Нам представляется, что сказанное целиком относится к категории общественного бытия. То неуловимое «чуть-чуть», которого не хватает многим описаниям конкретного содержания этой категории, как раз и заключается в недостаточном уяснении релятивной стороны этой категории. Мысль о необходимости больше внимания обращать на соотношение категорий не нова. В дискуссии она проявилась с достаточной определенностью. Различие в трактовках общественного бытия В. П. Тугариновым, с одной стороны, В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзоном — с другой — это не столько различие в понимании содержания, структуры этой категории, сколько различие в понимании принципа соотношения этой категории с другими. Так, В. П. Тугаринов писал: «В ответ на вопрос («что входит в общественное бытие?»—В. Б.) надо исходить, по нашему мнению, из четырех признаков общественного бытия, выражаемых формулами: 1) общественное бытие есть сама непосредственная жизнь общества в отличие от мыслей об этой непосредственной жизни (общественное сознание); 2) общественное бытие независимо от общественного сознания, общественное бытие первично, общественное сознание вторично, производно; 3) общественное бытие определяет общественное сознание; 4) общественное бытие отражается в общественном сознании» К Иначе сформулировали свою исходную позицию В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзон: «Объективное содержание и значение категории общественного бытия опреде- 1 В. П. Тугаринов. К вопросу о категории общественного бытия.— «Вестник ЛГУ», серия экономики, философии, права, вып. 1. Л., 1959, стр. 45. 45
ляется тем, что она выработана для решения основного вопроса философии применительно к обществу. Эта категория, фиксирующая, так сказать, материю в социальном смысле, отражает не просто то, что существует в обществе вне человеческого сознания и может оказывать на него влияние, а то, что определяет сознание общества, является материальной основой развития всего общества, первичным по отношению ко всем другим сторонам общественной жизни» 1. Если для В. П. Тугаринова сущность общественного бытия раскрывается в отношении к общественпому сознанию, то для В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзона — в отношении ко «всем другим сторонам жизни общества». Для того чтобы ответить на вопрос, какая же точка зрения ближе к истине (а может быть, и на вопрос о том, что есть истинного в обеих этих точках зрения), необходимо выяснить, какой же из этих принципов верен и почему, а также как они сочетаются друг с другом. Таким образом, анализ современных дискуссий приводит к выводу о том, что путь к более глубокому пониманию методологической роли некоторых категорий заключается в выяснении принципов их категориальных взаимосвязей. Здесь открываются перспективы дальнейшего движения научного познания. Нельзя сказать, что различие принципов определения категории, выявленное в дискуссии, осталось вообще не замеченным. Об этом, например, писал В. А. Деми- чев2. И тем не менее всесторонней оценки и должного развития данная проблемная ситуация не получила. В чем мы видим это развитие? Прежде всего в необходимости специального теоретического анализа взаимосвязей общественного бытия для понимания его сущности, содержания. Уже сам по себе этот момент важен, ибо до сих пор было более чем достаточно определений общественного бытия, ориентированных главным образом на описание его содержания без должного внимания к релятивной стороне, а потому теоретически нечетких. 1 В. Ж. Келле, М. Я. Ковал^зон. К вопросу о соотношении общественного бытия и общественного сознания.— «Вестник Московского университета», серия экономики, философии и права. М., 1959, № 4, стр. 105. 2 См. В. А. Демичев. Общественное бытие и общественное сознание, механизм их взаимосвязи, стр. 29. 46
Но самое важное в развитии данной проблемной ситуации заключается в другом, в ее общеметодологическом значении. Оно, по нашему мнению, заключается в том, чтобы при характеристике категорий исторического материализма больше обращать внимания на их категориальные взаимосвязи. Дискуссия наглядно показала, что имеются разные принципы взаимосвязей категорий. Учитывая наличие этих разных принципов в историческом материализме, их основополагающее значение для понимания категорий исторического материализма, можпо высказать предположение о наличии в историческом материализме различных категориальных групп, каждая из которых сцементирована единым (или едиными) принципом взаимосвязей. Выявление этих групп, анализ конституирующей роли принципов, объединяющих категории в группах, взаимосвязей между группами существенно углубляют наши представления об историческом материализме. Опираясь на высказанные соображения, можно интерпретировать саму систему категорий исторического материализма как состоящую из определенных групп категорий. И группы эти отличаются не просто тем, что они отражают разные стороны общественной жизни, но и тем, что каждой из них присущ свой категориальный строй, С этой точки зрения система категорий исторического материализма — совокупность разных принципов категориальных соотношений. В рамках подобной системы вырисовываются перспективы более глубокого решения целого комплекса вопросов материалистического объяснения общественной жизни. Ведь в конечном итоге решить основной вопрос философии в обществе — значит выявить сущ- пость определенного отношения. Понятно, что более надежной методологической основой подобного выявления выступает та системная ориентация, которая опирается на тщательную разработку категориальных связей. Подведем некоторые итоги. Во-первых, решение методологических проблем материалистического познания современной действительности должно носить не фрагментарный, а комплексный, системный характер. Во-вторых, системное понимание категорий исторического материализма зиждется не на их логико-гносео- 47
логической однородности, а включает в себя разграничение категорий по характеру, уровню отображения общественной жизни. В-третьих, в основу понимания категорий исторического материализма, их взаимосвязей должен быть положен не просто анализ содержания категорий, а специальное теоретическое выделение принципов их взаимосвязи. Суммируя изложенное, можно сказать, что система категорий исторического материализма представляет собой не просто связь множества однородных логико- гносеологических элементов — отдельных категорий, а включает в себя определенные подсистемы, группы категорий, категориальные ряды. Прежде всего анализ данной системы должен включать в себя исследование принципов выделения и связи их категориальных рядов. Эти категориальные группы, категориальные ряды отличаются друг от друга тем, что они отражают различные уровни общественной жизни (разную глубину всеобщности в общественной жизни); тем, что имеют различную логико-гносеологическую природу, а следовательно, и различные принципы их внутренних взаимосвязей, специфические правила применения данных групп категорий в познании. Перечисленные различия между группами категорий выступают одновременно и факторами, объединяющими отдельные категории в рамках каждого категориального ряда. Все эти подсистемы, категориальные ряды объединяет в единую систему категорий исторического материализма то, что они отражают всеобщие стороны в общественной жизни, что они правильно ориентируют нас в познании социального целого только при условии их совместного использования. 2. Развитие взглядов классиков марксизма-ленинизма на некоторые категории исторического материализма В теоретических спорах последних лет исследователи исторического материализма довольно часто обращаются к произведениям классиков марксизма-ленинизма. Зачастую одни и те же выдержки истолковываются разными авторами по-разному. Поэтому нам представляется полезным рассмотреть взгляды К. Маркса, Ф. Энгельса, 48
В. И. Ленина на определенные категории в их развитии, попытаться понять его логику !. В ходе этого развития какие-то подходы потеряли то значение, которое им первоначально придавалось, и, напротив, некоторые трактовки раскрылись с такой глубиной, которая прежде была неизвестна. При этом нас интересует не просто трактовка классиками марксизма-ленинизма таких категорий, как общественное бытие, способ производства материальных благ и др. Приводя соответствующие выдержки из работ классиков, мы хотим ответить на вопрос о правомочности деления на категориальные ряды в свете истории развития взглядов К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. В работе «Экономическо-философские рукописи 1844 года» К. Маркс впервые формулирует категорию общественного бытия: «Эта материальная, непосредственно чувственная частная собственность является материальным, чувственным выражением отчужденной человеческой жизни. Ее движение — производство и потребление — есть чувственное проявление движения всего предшествующего производства, т. е. оно представляет собой осуществление или действительность человека. Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т. д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону. Поэтому положительное упразднение частной собственности, как утверждение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т. е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т. д. к своему человеческому, т. е. общественному бытию. Религиозное отчуждение как таковое происходит лишь в сфере сознания, в сфере внутреннего мира человека, но экономическое отчуждение есть отчуждение действительной жизни,— его упразднение охватывает поэтому обе стороны» 2. Здесь категория общественного бытия употребляется еще не в самом развитом ее значении. Центральное место занимает в ней концепция отчуждения, заметно и 1 Конечно, развитие взглядов классиков марксизма-ленинизма нельзя рассматривать в отрыве от их практической деятельности, в отрыве от общественного развития. Поэтому в данном случае речь идет лишь об относительной самостоятельности логики понятий. 2 К. Маркс и Ф. 'Энгельс. Соч., т. 42, стр. 117. 4 В. С. Барулин 49
влияние философии Л. Фейербаха. Но тем не менее видны уже некоторые особенности подхода К. Маркса к пониманию общественного бытия. Во-первых, наблюдается взаимосвязь между производством и потреблением, с одной стороны, и общественным бытием — с другой. К. Маркс прямо указывает, что «возвращение человека» к своему «человеческому», т. е. общественному, бытию возможно лишь вместе с преодолением частной собственности на основе развития производства. Во-вторых, общественное, человеческое бытие противопоставляется Марксом религии, семье, государству («возвращение человека из религии, семьи, государства... к общественному бытию»). Но что это за противопоставление, как далеко оно идет, касается ли оно только капиталистической семьи, капиталистического государства или носит более общий характер, об этом Маркс пока не пишет. В-третьих, изменение в производстве обусловливает изменение в сознании, государстве и т. д. («Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т. д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону».) В-четвертых, производство (и в какой-то мере общественное бытие) связывается с категорией материальности («материальная, непосредственно чувственная частная собственность...»), при этом материальное интерпретируется в духе непосредственной чувственности. Теперь обратимся к «Немецкой идеологии» (сентябрь 1845 — лето 1846 г.). В этой, одной из первых совместных работ К. Маркса и Ф. Энгельса бытие определяется так: «...бытие людей есть реальный процесс их жизни» *. Но что такое «реальпый процесс», какое содержание вкладывают К. Маркс и Ф« Энгельс в понятие «реальный»? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определение бытия людей дать несколько шире в том контексте, который есть в «Немецкой идеологии». «Сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осозпанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни»2. Рассматривая все определение в целом, нетрудно 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений, М., 1966, стр. 29. 2 Там же. 50
выяснить смысл слов «реальный процесс». Он — в противопоставлении духовному, идеальному процессу, сознанию. «Реальный процесс» жизни людей, их бытие — это нечто прямо противоположное их духовному бытию, их сознанию, это оригинал в отличие от копии. Уберите из определения сознание, рассмотрите «реальный процесс» жизни людей вне его соотношения с сознанием — и оно потеряет свой гносеологический смысл и будет рассматриваться как нечто другое, по не как общественное бытие. Развивая эти мысли, К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «Даже туманные образования в мозгу людей, и те являются необходимыми продуктами, своего рода испарениями их материального жизненного процесса, который может быть установлен эмпирически и который связан с материальными предпосылками. Таким образом, мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологпи и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности... Не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание» *. И еще одно высказывание из этой же работы: «Итак, это понимание истории (речь идет о материалистическом понимании истории.— В. Б.) заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения — т. е. гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятельность гражданского общества в сфере государственной жизни, а также объяснить из него вес различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т. д. и т. д., и проследить процесс их возникновения на этой оспове, благодаря чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом... Это понимание истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе ту или иную категорию, а остается все время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а идейные образования из материальной практики...» 2 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений, стр. 29—30. 2 Там же, стр. 51. 51
Очевидно, что в «Немецкой идеологии», хотя и нет самого термина «общественное бытие», сущность этой категории раскрывается в понятии «бытие людей» и раскрывается значительно полнее, чем в «Эконо- мическо-философских рукописях 1844 года». Совершенно отчетливо К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривают бытие людей в сопоставлении с их сознанием. Это не просто соотношение, но особое противопоставление в плане решения основного вопроса философии («не сознание определяет жизнь, а жизнь определяет сознание»). Само же бытие людей, по мнению К. Маркса и Ф. Энгельса, является реальным процессом их жизни. В «Немецкой идеологии» развернуто показана диалектика производительных сил и производственных отношений («форм общения», гражданского общества, разделения труда и т. д.), раскрыта в основном взаимосвязь всех элементов общественно-экономической формации. Идеи, теории, «идеологии» рассматриваются Марксом и Энгельсом как порождение всей совокупности материального производства, гражданского общества, государства и т. д. Характеризуя общественную жизнь, К. Маркс и Ф. Энгельс чрезвычайно широко используют здесь понятие материального. Этой «материальные условия жизни индивидов», и «материальные условия производства», и «материальный жизненный процесс», и «материальное производство непосредственной жизни», и «материальная практика», и «материальные элементы революционного переворота», и «материальное общение» людей, и их «материальное действие» и т. д. и т. п. И в то же время прямого отождествления общественного бытия со способом производства материальных благ, производительными силами, общественными отношениями и т. д. в «Немецкой идеологии» нет. Все эти элементы, вся связь между ними, раскрытые Марксом и Энгельсом, имеют самое прямое отношение к пониманию бытия людей, каким-то образом соотносятся с ним. И тем не менее это не одно и то же. В «Манифесте Коммунистической партии» (декабрь 1847 — январь 1848 г.) К. Маркс и Ф. Энгельс пишут: «Нужно ли особое глубокомыслие, чтобы понять, что вместе с условиями жизни людей, с их общественными отношениями, с их общественным бытием изменяются 52
также и их представления, взгляды и понятия,— одним словом, их сознание? Что же доказывает история идей, как не то, что духовное производство преобразуется вместе с материальным? Господствующими идеями любого времени были всегда лишь идеи господствующего класса. Говорят об идеях, революционизирующих все общество; этим выражают лишь тот факт, что внутри старого общества образовались элементы пового, что рука об руку с разложением старых условий жизни идет и разложение старых идей» 1. В этой работе, написанной два года спустя после «Немецкой идеологии», К. Маркс и Ф. Энгельс возвращаются к положению об общественном" бытии вместо нескольких абстрактных понятий «бытия людей», их «жизни». Основная линия определения общественного бытия здесь сохраняется прежняя — в сопоставлении с созпанием общества. Вместе с тем в данном случае ставятся в один ряд «условия жизни людей», «общественные отношения», «общественное бытие», «материальное производство», «господствующий класс», «старые условия жизни». Все эти факторы определяют сознание, именно в таком плане они и сопоставляются. Отсюда можно сделать вывод, что между общественным бытием, с одной стороны, и материальным производством, общественными отношениями — с другой, существует несомненная тесная связь. Но в то же время в «Манифесте Коммунистической партии», хотя и подчеркивается неразрывность общественного бытия с материальным производством и т. п., прямого отождествления этих явлений нет. Нелишне подчеркнуть, что в «Манифесте» К. Маркс и Ф. Энгельс вновь прибегают к категории материального («материальное производство»). Обратимся к работе К. Маркса «К критике политической экономии. Предисловие» (январь 1859 г.). На вопрос о взаимосвязи общественного бытия с общественным сознанием К. Маркс дает следующий ответ: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» 2. Здесь общественное бытие — это нечто соотнесенное с общественным сознанием, причем не просто соотнесен- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 445. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 13, стр. 7. 53
ное, а выступающее первичным, определяющим моментом по отношению к последнему. Можно с уверенностью сказать, что в данном случае философская сущность категории общественного бытия сформулирована наиболее отчетливо и ясно. Процитированному выше положению предшествует уже упоминавшаяся нами фраза о том, что способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Непосредственное сопоставление этого высказывания с последующим, рассмотренным нами выше, часто приводит к отождествлению общественного бытия со способом производства материальной жизни, ибо в данном контексте тезис об общественном бытии как бы завершает, обобщает фразу о роли способа производства. Бесспорна исключительная теоретическая близость высказываний и о роли способа производства, и о роли общественного бытия. И тем не менее если проанализировать предисловие в целом, то возникает сомнение в правомочности отождествления категорий способа производства и общественного бытия. Значение категории общественного бытия, на наш взгляд, значительно шире. Она выражает определенное отношение к сознанию, признание первичности за объективной стороной жизни общества. Можно лроследить, как эта идея в разных аспектах повторяется в «Предисловии». Сначала К. Маркс подводит итог своему изучению гегелевской философии права: правовые отношения государства не могут быть поняты ни из самих себя, ни из идеи; наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, в гражданском обществе, анатомия которого в политической экономии. Это — первое противопоставление сознания материальным жизненным отношениям, гражданскому обществу. Здесь еще не развернута структура общества, здесь нет еще внутренне расчленепного понимания общественного бытия, но само противопоставление «жизни» «идее» уже есть, подчеркивание первичности «жизни» уже дано. Это как бы методологическая предпосылка дальнейшего анализа; но определенные философские положения до уровня категорий еще не созрели. Затем К. Маркс раскрывает структуру общественно- экономической формации, показывает связь производительных сил, производственных отношений, надстрой- 54
ки, способа производства материальных благ, социального, политического и духовного процессов жизни вообще. И как вывод из этого анализа следует положение: «Общественное бытие определяет сознание». Общественное бытие здесь дано не просто как гражданское общество. Оно опирается на материалистическое структурное расчленение общественной жизни и, видимо, поэтому выступает уже в категориальном значении. Опираясь на предыдущее исследование, К. Маркс анализирует структуру формации в ее развитии, апали- зирует процесс созревания революционных переворотов. И здесь — уже в новом качестве — вновь возвращается к идее противопоставления общественного бытия и сознания, подчеркивая, что нельзя судить об эпохе переворота по ее сознанию, а, наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни. Раскрывая перспективы развития общества, подчеркивая, что буржуазная формация есть последняя антагонистическая форма «общественного процесса производства», К. Маркс и в данном случае возвращается еще раз к противопоставлению общественного бытия сознанию. Он говорит, что задача, которую ставит себе человечество, возникает лишь тогда, «когда материальные условия ее решения уже имеются налицо...» ]. Таким образом, какого бы вопроса ни касался К. Маркс в «Предисловии»: будь то анализ структуры общества, революции в обществе, перспектив его развития — всегда и всюду он опирается на методологическое положение: «не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Это как бы лейтмотив «Предисловия», его внутренняя методологическая пружина. Все другие стороны жизни общества при всей их «важности» (если здесь вообще можно говорить о степени важности) в методологическом отношении играют подчиненную роль. Они отличаются от категории общественного бытия своим относительно конкретным содержанием, типами своих взаимосвязей, тем, что обществепное бытие проявляется в них, существует в пих. Но что касается собственного содержания категории общественного бытия, то оно характеризуется исключительно как то, что определяет со- зпанпе. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 7. 55
«Положение,—пишет Ф. Энгельс,— что сознание людей зависит от их бытия, а не наоборот, кажется простым; однако при ближайшем рассмотрении немедленно обнаруживается, что это положение уже в своих первых выводах наносит смертельный удар всякому, даже самому скрытому идеализму. Этим положением отрицаются все унаследованные и привычные воззрения на все историческое. Весь традиционный способ политического мышления рушится...» 1 Выделяя категорию общественного бытия в ее методологическом значении из всей суммы структурных категорий материальной жизни общества, К. Маркс в «Предисловии» указывает и на ее связь с другими категориями. Совершенно очевидно, что вывод К. Маркса об общественном бытии был бы невозможен без раскрытия роли способа производства материальных благ, диалектики производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки и т. д. Из последующих работ К. Маркса и Ф. Энгельса нельзя не выделить в интересующем нас отношении «Капитал», где К. Маркс разрабатывает проблему соотношения категории материи и сознания в применении к общественной жизни, показывает нетождественность характеристик материально-вещественного и общественного бытия вещей2. В свете научного опыта «Капитала» можно сказать, что термины «материальная жизнь общества», «материальное производство» и т. д. не вполне тождественны понятию общественного бытия, они имеют разный методологический смысл. Если сопоставить различные высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса об общественном бытии, то прежде всего бросаются в глаза развитие, историчность этих высказываний. Хотя общественное бытие всегда выступает первичным по отношению к общественному сознанию, конкретные интерпретации его весьма различны. В зависимости от контекста Маркс и Энгельс употребляют понятия «способ производства», «условия материальной жизни», «общественные отношения», связывая их с категорией «общественное бытие» и т. д. Это и дает некоторое основание для отождествления, в частности, категорий общественного бытия и способа производства. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 491—492. 2 См. главу 1 данной книги. 56
Несмотря на то что в работах К. Маркса и Ф. Энгельса общественное бытие всякий раз рассматривается в определенном синтезе с другими категориями, эти явления ни К. Марксом, ни Ф. Энгельсом нигде прямо не отождествляются. Сама универсальность связей категории общественного бытия с другими категориями исторического материализма способствует выделению этой категории, позволяя думать, что ей присущи особые методологические функции. Работа В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1908 г.) в этом отношении представляет следующий этап развития этой категории. В ней говорится об общественном бытии без привычного соседства со способом производства и т. д.1 Что это, случайность? Думается, при ответе на поставленный вопрос надо исходить из особенностей «Материализма и эмпириокритицизма». В. И. Ленин вопрос об общественном бытии и общественном сознании рассматривает относительно отдельно от таких структурных категорий исторического материализма, как способ производства, производительные силы и т. п. Такой подход не противоречит сути всех предыдущих определений К. Маркса и Ф. Энгельса, хотя он у них так отчетливо не представлен. Если у К. Маркса и Ф. Энгельса подобное рассмотрение общественного бытия и общественного сознания предполагается возможным, то в «Материализме и эмпириокритицизме» это уже теоретическая действительность, результат исторического развития науки. В «Материализме и эмпириокритицизме» мы находим и косвенное объяснение того, почему К. Маркс п Ф. Энгельс специально не выделяли категорию общественного бытия, почему уделено ей относительно меньше внимания, чем, скажем, способу производства материальных благ. «Маркс и Энгельс, вырастая из Фейербаха и мужая в борьбе с кропателями,— пишет В. И. Ленин,— естественно обращали наибольшее внимание на достраивание философии материализма доверху, т. е. не на материалистическую гносеологию, а на материалистическое понимание истории. От этого Маркс и Энгельс в своих сочинениях больше подчеркивали диалектический материализм, чем диалектический материализм, 1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 343, 346. 57
больше настаивали на историческом материализме, чем на историческом материализме» К Обычно это высказывание интерпретируется в том духе, что Маркс и Энгельс больше обращали внимания на исторический материализм, чем на диалектический. Такая интерпретация в качестве первого приближения может быть признана удовлетворительной. Но в ленинских словах есть «сущность и второго порядка». Постановка проблем исторического материализма в качестве первоочередных отнюдь не означала, что всем проблемам материалистического понимания истории уделялось одинаковое внимание. В. И. Ленин пишет, что Маркс и Энгельс больше подчеркивали «исторический материализм», чем «исторический материализм». Как это понять? По-видимому, те проблемы исторического материализма, в которых выражено само противопоставление общественного бытия и общественного сознания, разрабатывались Марксом и Энгельсом меньше, чем проблемы структуры общественной жизни, ее диалектики, взаимосвязи всех составных частей общества и т. д. В условиях, когда создавался исторический материализм, ломая вековую традицию идеализма, необходимо было в первую очередь решать вопрос о том, что такое материальное производство и какова его роль в обществе, что такое производственные отношения, базис, надстройка и т. д. Без решения этих проблем говорить о материализме в обществоведении бессмысленно. Что же касается проблемы общественного бытия, которая представляет собой своеобразный материалистический вывод из всего познания внутренней структуры и внутренних зависимостей общественной жизни, то она, естественно, пе выходила на первый план. Историческому материализму надо было сформироваться, стать, чтобы проблема общественного бытия могла проявиться во всем своем диалектико-материалистическом значении. Но когда исторический материализм уже сложился как философско-социологическая наука, когда в результате действия ряда причин на первый план в общество- знапии выдвинулись проблемы гносеологические, методологические, тогда и возникла потребность и необходимость специально выделить такие методологически-ос- В. И. Ленин. Поля. собр. соч., т. 18, стр. 350. 58
новополагающие категории, как общественное бытие и общественное сознапие. При этом, естественно, не отрицается значение и роль таких категорий, как способ производства, производственные отношения и т. д., ибо в последних раскрывается особый аспект, который не сводится к категории «общественное бытие». В работе «Карл Маркс» (1914 г.) В. И. Ленин начинает раздел «Материалистическое понимание истории» следующими словами: «Если материализм вообще объясняет сознание из бытия, а не обратно, то в применении к общественной жизни человечества материализм требовал объяснения общественного сознания из общественного бытия» *. И хотя дальше В. И. Ленин почти полностью цитирует зпаменитое «Предисловие» К. Маркса, где есть буквально те же слова, все же он счел необходимым выделить их и поставить в начале раздела. Вряд ли это чисто редакционная перестановка. Скорее здесь признание исходной философско-методологичс- ской роли этих категорий, их функционального значения для исторического материализма. Сопоставляя высказывания классиков марксизма-ленинизма об общественном бытии, сделанпые в различные периоды их деятельности, можно заметить определенную тенденцию. Суть ее заключается в том, что методологическое значение категорий общественного бытия и общественного сознания как бы непрерывно возрастает. Если первоначально категория общественного бытия еще не выделяется достаточно отчетливо из других категорий исторического материализма, то в период деятельности В. И. Ленина она становится одной из основополагающих. И в качестве таковой она как бы обособляется от других категорий, а принцип ее определения — через сопоставление с общественным созпа- нием — выделяется все более четко и наглядпо. В этом, на наш взгляд, и проявляется определенное разграничение категориальных рядов исторического материализма. Таким образом, история развития взглядов К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина может быть одним из аргументов для разграничения категориальных рядов. Смысл идеи категориальных рядов не в том, чтобы «открыть» новые отношения между категориями. Оп заключается в том, чтобы, исходя из различия отношений, 1 В. И, Ленин. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 55—56. 59
уже известных и доказанных, выявить методологические возможности категорий исторического материализма, чтобы попытаться представить систему категорий исторического материализма как включающую в себя подсистемы, категориальные ряды. И самое главное, назначение этой идеи в том, чтобы попытаться, опираясь на нее, найти ответы на целый ряд методологических вопросов исследования современной общественной жизни. Мы уже писали, что имеется целый ряд методологических проблем материалистического понимания общественной действительности, которые пока не получили всестороннего объяснения. Попытки решить их за счет простого привлечения нового фактического материала, не выявляя категориальных различий, не подвергая специальному анализу категорий и их соотношения, имели весьма ограниченные результаты. Идея категориальных рядов позволяет исследовать эти проблемы более конкретно. Выделив категориальный ряд способа производства, можно более детально представить логику его внутренних соотношений и, опираясь на это, рассмотреть, на какие же конкретно проблемы материалистического понимания общественной жизни ориентируют категории данного ряда, а также выявить, как, в каком виде выступает здесь постановка основного вопроса философии применительно к обществу. Естественно, очень важно установить и границы познания на уровне данного ряда, установить, какие вопросы материалистического объяснения общественной жизни здесь решить нельзя. Затем выделяется другой ряд общественного бытия, и аналогичные вопросы рассматриваются уже на этом уровне.
Глава 3 МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ КАТЕГОРИАЛЬНОГО РЯДА СПОСОБА ПРОИЗВОДСТВА МАТЕРИАЛЬНЫХ БЛАГ В настоящей главе рассматриваются такие категории, как способ производства материальных благ, социальная, политическая и духовная жизнь общества, а также принципы, связывающие эти категории в одну группу (ряд споеоба производства). На этой основе предпринимается попытка ответить на вопрос о том, какова же методологическая роль категорий данного ряда в решении проблем материалистического объяснения общественной жизни. Но прежде чем перейти непосредственно к методологическому аспекту исследования обозначенного категориального ряда, необходимо дать (хотя бы очень кратко) содержательную характеристику перечисленным категориям, назвать отражаемые ими определенные сферы жизни общества. Категория способ производства материальных благ отражает сферу общественной жизни, в которой реализуется система законов производства, распределения, обмена и потребления материальных благ. Категорией социальная жизнь общества выделяется та его сфера, в которой происходят закономерные процессы объединения людей в различного типа общности, прежде всего классы; осуществляется взаимоотношение между личностью и социальным целым. С помощью категории политическая жизнь общества определяется область существования и закономерного развития различных организаций и отношений, связанных с управлением обществом и выражающих коренные интересы классов. И наконец, категория духовная жизнь общества отражает ту его сферу, в которой осуществляются 61
законы движения, функционирования общественного сознания, взятого в единстве с развивающими и закрепляющими его социальными институтами. 1. Причинно-следственная тенденция категориального ряда способа производства Рассматривая в самом общем виде категориальный ряд способа производства, мы прежде всего фиксируем определенную тенденцию, заключающуюся в причинно-следственной зависимости категорий данного ряда, общее развертывание которой осуществляется в направлении от способа производства через промежуточные звенья к духовной жизни общества. В 90-х годах прошлого века Ф. Энгельс специально подчеркнул эту особенность категорий исторического материализма. «...Главный упор мы делали, и должны были делать, сначала на выведении политических, правовых и прочих идеологических представлений и обусловленных ими действий из экономических фактов, лежащих в их основе,— писал он.— При этом из-за содержания мы тогда пренебрегали вопросом о форме: какими путями идет образование этих представлений и т. п.» х Следовательно, понимание процесса порождения представлений тесно связано с анализом их форм, что еще раз подчеркивает необходимость специального исследования категорий (ибо они и есть формы, в которых воплощаются знания, представления об указанных сферах общественной жизни), а также отношений между ними. Сколько-нибудь подробно говорить о зависимости всей жизни общества от способа производства здесь, по-видимому, нет необходимости, ибо она уже давно стала хрестоматийной для любого марксиста. Мы остановимся лишь на некоторых моментах, относящихся к нашей теме. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 39, стр. 82. Еще раньше Энгельс писал: «Маркс и я отчасти сами впноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 396). 62
В уже цитированных словах К. Маркса из «Предисловия. К критике политической экономии» о том, что способ производства материальных благ обусловливает все другие сферы общественной жизни, выделяется особое значение способа производства по отношению ко всем другим членам категориального ряда. Способ производства выступает как действительное начало данного ряда. Поскольку эта основная сфера общества ставится в соотношение со всеми остальными, то уже само по себе это обстоятельство ведет к равенству последних. Вме сте с тем обусловленность каждой из них способом производства весьма неоднотипиа. Так, зависимость политической жизни общества от способа производства опосредована социальными закономерностями, а зависимость духовной жизни преломляется через социальные и политические процессы. Таким образом, определенный порядок расположения социальной, политической и духовной жизни не случаен. Он является выражением и более конкретным развитием влияния способа производства на всю общественную жизнь. Уже в «Немецкой идеологии» К. Маркс и Ф. Энгельс отчетливо показали понимание причинно-следственных связей между различными сторонами социального целого. «...Понимание истории заключается в том,— писали они,— чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения — то есть гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятельность гражданского общества в сфере государственной жизни, а также объяснить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т. д. и т. д., и проследить процесс их возпикновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами)»1. Как видим, определяющая роль способа производства реализуется через причинно-следственную связь с другими сторопами общественной жизни. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 36—37; об этом см. также: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 27, стр. 402. 63
Так, социальные отношения, прежде всего классовые, развиваются под непосредственным и прямым воздействием способа производства *. В том, что К. Маркс существование классов связывал лишь с определенными историческими фазами развития производства 2, проявляется такое соотношение способа производства и социальной жизни, в котором первое выступает причиной, основой, а второе — следствием, обусловленным. Когда мы рассматриваем соотношение социально- классовой жизни общества и его политической жизни, то оценка места и значения классов меняется. Ф. Энгельс в «Людвиге Фейербахе» указывал, что уже с начала XIX в. «в Англии ни для кого уже не было тайной, что центром всей политической борьбы в этой стране являлись стремления к господству двух классов: землевладельческой аристократии... с одной стороны, и буржуазии... с другой» 3. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что «классовая борьба... лежит в основе политических преобразований и в конечном счете решает судьбу всех таких преобразований»4. В данном соотношении причина, основа — уже социальная жизнь, а политическая — производный фактор. Перед нами, следовательно, социальные отношения выступают в двояком качестве: во взаимосвязи со способом производства — следствие, результат; с политической жизнью — причина, основа. Если же мы поднимемся еще «выше» и рассмотрим соотношение политических и духовных явлений, то перед нами раскроется противоречивость уже самой политической жизни общества. Как известно, духовное производство совсем не прямо и не непосредственно подчинено материальному производству, это подчинение опосредовано множеством промежуточных звеньев, среди которых политическая сфера играет весьма значительную роль5. Энгельс указывал, что на философию, например, воздействие экономических влияний осуществляется «по большей части только в своем политиче- 1 «Социальная структура прямо вытекает из экономической структуры» (А. А.Амвросов. От классовой дифференциации к социальной однородности общества. М., 1972, стр. 12). 2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 28, стр. 427. 3 К. Маркс и Ф Энгельс. Соч., т. 21, стр. 308. 4 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 9, стр. 333—334. 5 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 279—280. 64
ском и т. п. выражении...»1. Бесспорно, что в современную эпоху воздействие политической жизни на духовную возрастает. В данном случае политическая жизнь выступает не только как следствие, результат социального развития, но и как причина, основа духовного развития. Конечно, духовная жизнь связана и с политикой, и с социальной, и с производственной сферами. Но если анализировать закономерности сознания в единстве с социальными институтами, то их обусловленность политической жизнью становится более заметной и отчетливой. Итак, в категориальном ряду способа производства прослеживается своеобразно развернутая причинно- следственная цепь. Она представляет собой не простое множество парных взаимодействий, не «дурную» бесконечность. Нет, в этой причинно-следственной связи есть свои строго фиксированные направления движения. Так, можно говорить о том, что при движении от способа производства происходит как бы «снижение», при движении от духовной жизни — как бы «возрастание» причинности. Конечно, характеристики «снижение», «возрастание» носят условный, приблизительный характер. Но тем не менее они выражают внутреннюю тенденцию данного категориального ряда2. Все другие его причинно-следственные связи существуют и интерпретируются на основе выделенного направления, но не ограничивают и ни в коем случае не отменяют его. В этом смысле рассмотренная тенденция может быть назвала базисной. В базисной тенденции причинно-следственные связи, развитие которых начинается со способа производства, завершаются в духовной жизни общества. Это завершение есть, по существу, только итог первой тенденции, но отнюдь не предел, конец причинно-следственных зависимостей в категориальном ряду способа производства. Причинно-следственная цепь не обрывается на духовной жизни общества, а возвращается к своему исходному пункту. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 420. 2 В общем плане указанная тенденция данного ряда рассмотрена И. Д. Ермолаевым (см. И. Д. Ермолаев. Законы развития общества и строительство коммунизма. М., 1971, стр. 25— 30). 5 В. С. Барулин 65
Конечно, подобное возвратное движение совершается на основе базисной тенденции как ее своеобразное продолжение, развитие. Без главной базисной взаимосвязи нет смысла вообще ставить вопрос о втором цикле причинно-следственной зависимости. И тем не менее этот второй цикл не просто продолжение исходной тенденции, а, скорее, ее диалектическое отрицание, иной, надстроечный этап отношений. Выражением новой причинно-следственной тенденции являются обратные воздействия каждого элемента ряда на свои причины. Так, духовная сфера — область, где вырабатываются те идеи, на основе которых складывается политическая организация общества. В этом смысле духовная жизнь выступает предпосылкой и причиной политического развития. В свою очередь, политическая жизнь общества выступает как одна из пружин воздействия на структуру социальных отношений. Социальные же отношения воздействуют на развитие сферы производства. Таким образом, перед нами единая последовательность причинно-следственных (каузальных) взаимосвязей, которая разворачивается от духовной жизни общества к способу производства. Обычно в нашей литературе рассмотрение диалектики причинно-следственных взаимодействий ограничивается только двумя агентами. Так, раскрывая влияние производительных сил на производственные отношения, отмечают факт обратного воздействия производственных отношений на производительные силы; раскрывая зависимость политики от экономики, подчеркивают и активную роль политики. Создается представление, что в обществе имеется некоторое множество локальных парных взаимосвязей, в каждой из которых следствие воздействует на свою причину и таким образом меняется с ней местами. Однако если речь идет о ряде способа производства, то диалектика каузальных зависимостей выражается во взаимодействии двух тенденций, каждая из которых охватывает все элементы ряда. В данном случае это означает, что вместе с развертыванием причинно-следственных связей от способа производства существует и другая, противоположная первой тенденция, идущая уже от духовной жизни общества, являющейся надстроечной, сложно скоординированной 66
с первой (базисной), подчиненной ей и влияющей на нее. Взаимосвязь этих тенденций особенпо важно учитывать, принимая во внимание духовные, политические и социальные изменения, происходящие в социалистическом обществе. При этом одинаково непростительны как недооценка возрастающего влияния духовной сферы на жизнь общества, что затрудняет познание специфики социализма, так и переоценка его (влияния), забвение его вторичного, надстроечного характера, что создает почву для субъективистского истолкования общественных явлений. Понятно, что общество вообще нельзя делить на «важные» и «неважные», на «более» и «менее» нужные сферы. Речь в данном случае идет о другом: о внутренних причинно-следственных связях сфер общественной жизни и их законов, о том, как они отражаются в категориях и их соотношениях. В этом плане различия действительно имеются. Какие же выводы из рассмотренного можно сделать относительно понимания категорий исторического материализма, их методологической роли в познании общества? По нашему мнению, интегрирующим началом категорий «способ производства материальных благ», «социальная, политическая, духовная жизнь общества» выступает рассмотренная причинно-следственная тенденция, определенными звеньями которой являются перечисленные категории. Поскольку все они воплощение одной и той же тенденции, постольку можно говорить об их тождественности. Если в указанном смысле не признавать тождественности данных категорий, их внутреннего единства, то, строго говоря, не может быть и речи об их сопоставлении, субординации, раскрытии их зависимости друг от друга. Признание тождественности категорий ряда способа производства с необходимостью становится методологической основой и различения общественных сфер, отражаемых категориями. И здесь выясняется, что данные категории нетождественны, потому что роль каждой из них в рамках тенденции своеобразна. Таким образом, категории данного ряда и тождественны, поскольку они принадлежат к одной и той же тенденции, и нетождественны, поскольку они выпол- 67
няют различную роль в ней. В этой противоречивости категорий, в этом единстве их тождественности и нетождественности и воплощается определенная тенденция данного категориального ряда. В нашей литературе в спорах о категориях способа материальных благ, социальной, политической и духовной жизни общества они часто рассматриваются обособленно друг от друга. Это порождает широкий спектр различных трактовок. Так, можно встретить исследования, где политическая жизнь сводится к организациям, а можно найти и такие работы, в которых чуть ли не все, что есть в обществе, «втискивается» в понятие «политическая жизнь». Как же преодолеть эти разногласия? Конечно, нужно исследовать реальные закономерности в обществе и передвигаться ко все более точному пониманию категорий. Но вместе с тем необходимо и взглянуть на каждую из них с точки зрения общих категориальных принципов, принять во внимание внутренние тенденции категориальных рядов и с этих позиций уточнить ее содержание. Выделение причинно-следственной тенденции данного категориального ряда имеет, на наш взгляд, большое значение и потому, что позволяет установить типологию сфер общественной жизни, произвести их самое общее разграничение, на основе которого может быть сформулирован вывод об определяющей роли способа производства материальных благ. Этот вывод представляет собой важнейшую часть материалистического учения об обществе. Все другие положения исторического материализма так или иначе, прямо или косвенно соотносятся с этим фундаментальным положением, развивают, углубляют его. В рамках данного категориального ряда рассматривается и отношение первичности-вторичности, которое, по существу, развернуто в целую причинно-следственную цепь взаимосвязей. Так, способ производства выступает первичным по отношению к социальной жизни, эта последняя — по отношению к политической жизни и т. д. Причинно-следственная тенденция не единственная в категориальном ряду способа производства. На ее основе можно выделить и другие, в частности связанные с анализом сознания в рамках данного категориального ряда. Перейдем к рассмотрению этого вопроса. 68
2. Роль сознания в категориальном ряду способа производства Какую бы сторону общественной жизни ни изучал теоретик, перед ним рано или поздно возникает вопрос о влиянии сознательных факторов на эту сторону. Естественно, что этот вопрос нельзя обойти и при рассмотрении категорий ряда способа производства. Причем в последнем случае необходимо выделить и методологический аспект: как категории ряда способа производства, отражая определенные сферы общественной жизни и их взаимосвязи, ориентируют само познание при исследовании роли и значения сознания в соответствующей общественной сфере. Анализируя данную проблему, мы опираемся на уже выделенную причинно-следственную тенденцию категориального ряда способа производства. а) Место сознания в определениях способа производства и социальной жизни Начнем с характеристики роли сознания в категории способ производства материальных благ. Прежде всего отметим, что в производительные силы общества включаются такие элементы сознания, как производственный опыт, навыки, определенные знания. В последние годы довольно широко ставится вопрос о науке как непосредственной производительной силе, вследствие чего духовные факторы материального производства в последние десятилетия все более привлекают внимание исследователей. Но каковы принципы анализа сознания в рамках способа производства, где тот своеобразный ключ, который поможет раскрыть значение сознания в материальном производстве? Для решения этих вопросов необходимо выйти за рамки рассмотрения способа производства, сопоставив его с соседним членом данного ряда, с социальной жизнью. Многие элементы социальной жизни: классы, нации, племена, семья, личность — нельзя охарактеризовать, не учитывая в каждом из них соответствующих факторов сознания. Но чем отличается постановка вопроса о сознании в аспекте категории «способ производства» от категории «социальная жизнь общества»? 69
Между названными категориями имеется как единство, так и важные различия. Так, если мы определяем, что такое народ, нация, класс и т. д., то мы не можем обойтись без соотнесения социальных структур со структурами материально-производственными К Именно здесь, в сфере способа производства, заложены основные показатели, которые обусловливают определенную структуру народа, нации, класса и т. д. К. Маркс писал, что «население — это абстракция, если я оставлю в стороне, например, классы, из которых оно состоит. Эти классы опять-таки пустой звук, если я не знаю тех основ, на которых они покоятся, например наемного труда, капитала и т. д.» 2. Мы уже отмечали высказывание К. Маркса из письма И. Вейдемейеру о том, что возникновение и развитие классов связано с определенными фазами развития производства. Итак, в основе различных общностей, народа, нации, класса и т. п. лежит экономика, материально-производственный каркас. В. И. Ленин, давая определение класса, писал: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают»3. В данной дефиниции выделение «групп людей» базируется на основаниях, которые корнями уходят в систему производства. Это и «исторически определенная система производства», и «отпошение к средствам производства», п «общественная организация труда», и «способы получения и размеры общественного богатства». Если сопоставить эти «черты» классов в их, так сказать, собственном значении, то перед нами раскроется ни больше ни меньше, как характеристика производственных отношений. 1 «Одним из важнейших признаков общностей является оп- ределяемость любой копкретпой системы общностей характером производственных отношений» (В. Л. Патрин. Исторические общности людей как носители общественных отношений.— «Проблемы исторического материализма». М., 1974, стр. 15). 2 Я. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 36—37. 3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 15. 70
Точно так же и в различных определениях народа \ и в определениях нации отражена экономика, рассматриваемая в единстве с другими факторами. Причинно-следственная тенденция категориального ряда способа производства и выражает зависимость социальной структуры от экономической. В то же время следует отметить, что категориально фиксируемые причина (способ производства) и следствие (социальная жизнь общества) обладают существенным качественным различием. Оно проявляется в аспектах рассмотрения роли человека в рамках производственных и социальных сфер. Производственные отошения — это отношения между людьми, складывающиеся в процессе производства. В категории «способ производства» отношения между людьми рассматриваются постольку, поскольку они выступают воплощением объективных экономических закономерностей. Как писал Маркс, главные агенты капиталистического способа производства, «капиталист и наемный рабочий как таковые, сами являются лишь воплощениями, персонификациями капитала и наемного труда; это — определенные общественные характеры, которые накладывает на индивидуумов общественный процесс производства; продукт этих определенных общественных производственных отношений» 2. В другом месте он подчеркивал, что производственные отношения — «это — не отношения одного индивида к другому индивиду, а отношения рабочего к капиталисту, фермера к земельному собственнику и т. д.» 3. Именно эта способность представить человека как особую персонификацию общественных отношений и позволила Марксу раскрыть законы капиталистической экономики «в чистом виде». При рассмотрении же категории социальной жизнв общества фигура человека, субъекта, выглядит несколько иначе. 1 «На всех ступенях общественного развития ядром, основой народа, его большинством являются трудящиеся массы — главная производительная сила общества» («Философская энциклопедия», т. 3. М., 1964, стр. 536). 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. И, стр. 452; см. также: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, стр. 307. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 125. 71
В процессе исследования социальных закономерностей самих по себе те или иные характеристики производительных сил и производственных отношений рассматриваются прежде всего как социально-образующие факторы. Это значит, что в данном случае в центре внимания оказывается не отношение собственности вообще, а какое значение оно имеет для формирования большой, относительно устойчивой группы людей, класса. Точно так же и при исследовании понятия «народ» науку в первую очередь интересуют не производительные силы как таковые, а их роль в объединении людей в устойчивую общность. Здесь в фокусе теоретического рассмотрения находятся взаимоотношения между людьми, появление и существование устойчивых групп, взаимосвязи между этими человеческими общностями. Феномены способа производства — производительные силы и производственные отношения — фиксируются здесь постольку, поскольку это необходимо для изучения указанных выше общественных явлений. Материальное производство и социальная жизнь — сферы деятельности людей. Но это не значит, что в рамках категорий способа производства и социальной жизни люди рассматриваются одинаково. Их деятельность анализируется постольку, поскольку это необходимо для познания соответствующей сферы закономерностей. Отличие же социальной сферы от производственной прежде всего в том, что в первой личность, различные грани ее взаимоотношения с другими людьми представлены более полно, чем во второй. В социальной сфере человек не просто персонификация производственных отношений, но и член класса, нации, коллектива, семьи и т. д. Его характеристика выступает здесь более многогранной. «Социальные отношения,— писал П. Е. Кряжев,— это те же общественные отношения (материальные и идеологические в их синтезе, дающем новое свойство), но в такой их проекции, когда на первый план выступают не вещи, не идеи, а сами люди, общности людей, классы, нации, коллективы, личности» 1. Попутно заметим, что в историческом материализме нет категорий, которые не были бы «нацелены» на изучение человека, его деятельности. Однако такая ориентирован- 1 П. Е. Кряжев. Социологические проблемы личности. М.2 1971, стр. 7. 72
ность категорий исторического материализма отнюдь не отменяет выделения определенных аспектов, в которых предстает человек в рамках той или иной категории. Различия изучения человека в аспекте способа производства и социальной жизни позволяют ответить на вопрос о специфике анализа сознания в рамках каждой из перечисленных категорий. Сознание, как свойство человека, более органично «входит» в ту категорию, в которой полнее отражены люди, их социальные общности. Хотя определение классов дано в основном в плане их объективных показателей, так, как это выражено у В. И. Ленина, в некоторых случаях классы характеризуются и со стороны сознания. Например, мы говорим о классовой идеологии, о классовой психологии, о классовом самосознании и т. д. И подобные характеристики сознания классов являются развитием и продолжением основного определения. Так же как класс, нация и любая другая общность могут быть рассмотрены с точки зрения сознания. Как подчеркивают П. М. Рогачев и М. А. Свердлин, к числу признаков нации необходимо относить и духовные факторы, такие, как общность «литературного языка, самосознания этнической принадлежности, особенностей психологии и прогрессивных традиций» 1. В категории «способ производства» элементы сознания привлекаются лишь в той мере, в какой они имеют значение для характеристики человека как производительной силы. Не случайно в производительные силы мы включаем урезанные и на первый взгляд странные термины: «опыт и навыки» людей. Обращая внимание на духовные элементы производительных сил, мы из всего духовного мира человека выделяем лишь то, что необходимо с точки зрения производства. В данном случае «командную» роль играет рассмотрение производственного процесса как такового. Люди здесь представлены одной (пусть и важнейшей, но лишь одной) частью своего бытия — они выступают как производители материальных благ, как агенты исторически сложившейся и функционирующей производственной 1 П. М. Рогачев, М. А. Свердлин. Цации — народ — человечество. М., 1967, стр. 12. 73
машины. Поэтому и сознание человека также представлено лишь «частично». Поскольку в категории «социальная жизнь» общества человеческая деятельность отражена более широко, постольку расширяются возможности включить сюда сознание, другими словами, степень совместимости категории сознания с категориальными определениями социальных отношений выше, чем с определениями способа производства. Здесь перед нами начальные этапы возрастания значения сознания в ряду способа производства. б) Место сознания в определениях политической жизни общества Перейдем к следующему элементу категориального ряда способа производства — политической жизни общества. Совершенно очевидно, что государство, партия, профессиональные союзы, союзы молодежи и другие общественные организации, а также отношения между ними включают в себя духовные элементы. Следовательно, в категории политической жизни общества сознание выступает одним из основополагающих компонентов. Уже в этом отношении мы видим довольно отчетливое категориальное разграничение производственной, социальной и политической жизни общества. Если, скажем, такой термин, как «сознание производственных отношений», вообще не имеет никакого смысла, то понятия «классовое сознание», «психология народа» и т. д. не только широко применяются в литературе, но и имеют определенное научное содержание. В то же время духовные характеристики еще не выступали сущностными в определениях социальной жизпи. Что же касается политической сферы, то здесь дело принципиально меняется. Духовный фактор в данном случае — первостепенный компонент формирования, функционирования, развития политической жизни общества. Соответственно и теоретическая абстракция политической жизпи такова, что она требует обязательно- то включения элементов сознания. Перед нами налицо возрастание удельного веса сознания, важная качественная ступенька в его восхождении в категориальном ряду способа производства. Это возрастание в конечном 74
итоге связано с особенностями политической сферы, с изменением в ней роли человека. Так, в способе производства человек анализируется постольку, поскольку он включен в систему материального производства; в социальной жизни постольку, поскольку он активная сила в общностях, общении людей и т. д.; в политической же жизни человек предстает как агент, субъект политической деятельности. Это значит, что в данном аспекте он выступает не только как носитель обыденного сознания, которого может быть достаточно для закрепления, например, национальной общности, но и как носитель более высокого уровня сознательности, отражающего интересы данной общности и необходимого для конституирования определенных политических ипститутов. В то же время совершенно бесспорно, что политическая жизнь общества прямо обусловливается его социальной структурой, что изменения в политической организации детерминированы социальными процессами. Обосновывать тем или иным образом эти зависимости, на наш взгляд, нет нужды. Достаточно отослать читателя к любому учебнику по историческому материализму, марксистскому исследованию о надстройке, государстве, партии и т. п. Однако здесь есть важный момент, на который нам хотелось бы обратить внимание потому, что он как раз связан с пониманием роли сознания в политической жизни общества. В философско-социологической литературе отмечается, что политическая организация общества обусловлена структурой производственных отношений. Сопоставляются при этом два фактора: с одной стороны, производственные отношения, выступающие в качестве определяющего фактора и в этом смысле первичного, а с другой — политическая организация — явление обусловленное и в этом смысле вторичное. В принципе здесь правильно выражена основная зависимость между данными явлениями, хотя при этом не всегда подчеркивается, что она опосредствована социальной жизнью общества. Любые организации в обществе — партия, профсоюзы и т. д. — это общности людей. Следовательно, в основание жизни и деятельности политической сферы «положено» развитие общностей, без которых говорить о политической жизни нет смысла. 75
Определенные факторы сознания являются необходимым моментом существования различных социальных общностей, на основе которых формируется деятельность общественных организаций, руководствующихся сознательно и специально разрабатываемой линией поведения (политической идеологией). Сознательность политического действия той или иной общественной организации есть продолжение, развитие, концентрация сознания того или иного класса; она может быть понята лишь на базе выделения класса как общности из других общностей и, следовательно, выделения их сознания. Непосредственно же из системы производственных отношений, минуя социальный слой общественной жизни, прийти к теоретическому попима- нию роли и места сознания в политической организации общества, па паш взгляд, невозможно. Обычно в нашей литературе вопрос о сознательности политической жизпи связывается с анализом духовной сферы'. Сама сознательность политических актов рассматривается как результат воздействия духовной жизни. Не отрицая этого аспекта, мы бы хотели обратить внимание и на противоположную тенденцию, когда сознательность политической жизни выводится и из связи ее с социальной жизнью. Сознательность политической жизни может быть понята лишь на основе анализа всесторонних взаимосвязей данной сферы как с духовной, так и с социальной жизнью. В то же время роль сознания в политической жизни не является простым продолжением его роли в системе социальных общностей. Здесь происходит и качественный скачок, когда сознание из простой черты класса превращается в необходимый компонент политической сферы. Перед нами в данном случае еще один аргумент в пользу возрастания удельного веса сознательных элементов в категориальном ряду способа производства. Если не учесть данного возрастания, при рассмотрении политической сферы общества, как таковой, можно либо вообще не обратить внимания на духовные элементы социальных образований, либо преувеличить их роль и значение. 1 «Духовная культура представляет собой весьма важный по значению фактор воздействия на политические отношения и политическую борьбу» (Ф. Бурлацкий, А. Галкин. Социология. Политика. Международные отношения. М., 1974, стр. 36). 76
Между тем в нашей литературе койшо встретить высказывания, в которых категории, относящиеся к сфере политической деятельности, рассматриваются в неоправданном отвлечении от сознания. В качестве примера можно сослаться на работу В. И. Разина \ в которой автор ставит и решает ряд актуальных теоретических проблем. Сама постановка вопроса о политических категориях исторического материализма заслуживает, на наш взгляд, всякой поддержки и дальнейшего развития. И в то же время в этом научном исследовании поставлены вопросы, по которым необходимо обменяться мнениями. Один из них касается определения самой политической организации общества. Каковы исходные посылки для определения политической жизни общества; какова мера абстрагирования при выделении из сложной системы общественных взаимосвязей именно политической жизни общества, от чего здесь можно отвлекаться, от чего нельзя? В. И. Разин рассматривает политическую организацию общества прежде всего в связи с надстройкой. «Известно, что надстройку составляют политические, философские и иные взгляды общества и соответствующие им учреждения. Уже из этого определения видно, что надстройка состоит из различных частей. Одну из важнейших частей падстройки составляет ее политическая часть, т. е. совокупность политических взглядов и соответствующих им учреждений. Политическая организация общества не может быть отождествлена с политической частью надстройки (с чем иногда приходится встречаться). Это, если можно так выразиться, материальная основа политической части падстройки. Иначе говоря, политическая организация общества — это совокупность тех учреждений, которые соответствуют политическим взглядам общества на данном этапе его развития» 2. Сущность данной концепции, последовательно проводимой автором на протяжении всей книги, сводится к необходимости различать и отделять друг от друга «политические взгляды» и «политическую организацию». 1 См. В. И. Разин. Политическая организация общества. М., 1967. 2 Там же, стр. 29. 77
По его мнению, только в рамках надстройки эти общественные явления синтезируются в нечто целое. Разумеется, разграничивать «политические взгляды» и «материальную основу политической части надстройки» необходимо. Это позволяет выделить «материальную основу» и рассмотреть ее относительно самостоятельно. Однако подобное выделение возможно лишь в определенных пределах, в рамках решения частных теоретических задач. В том же случае, когда встает необходимость представить политическую организацию в ее качественном своеобразии, уяснить ее роль в общественной жизни именно как определенной организации, абстрагироваться от политических взглядов нельзя. Сознание — политические взгляды — не является чем-то внешним по отношению к политической организации общества; оно его важнейший и неотделимый компонент. Политическая организация функционирует как определенный сознательный социальный инструмент, носитель каких-то взглядов, их защитник, их проводник в жизнь. Если же она теряет это свое качество (быть носителем определенного сознательного начала), то она перестает существовать как политическая организация. Политические учреждения «соответствуют» политическим взглядам не как чему-то внешнему, эти взгляды функционируют как сама деятельность данных учреждений. Они выражаются, проявляются в многообразней- ших политических актах, как сознательных действиях по самой своей социальной сущности. Поэтому попытки определить политическую организацию, отвлекаясь от сознательного фактора, на наш взгляд, теоретически неубедительны, ибо в них не учтепа сама специфика категорий политической жизни общества. Здесь как раз игнорируется тенденция возрастания роли сознания, свойственная всему ряду способа производства. Иногда недооценка роли сознания в политической жизни общества выступает в несколько иной форме. Так, В. А. Демичев, рассматривая вопрос о взаимосвязи политических отношений и общественного бытия, фактически исключает сознание из характеристик политической жизни. Он пишет: «Разве общественное сознание вызывает в жизнь политические отношения, государство? Разве общественное сознание определяет тип государства и политических отношений в обществе? Каковы основы отмирания, наконец, государства и полити- 78
ческих отношений? Прежде всего экономические, а не духовные... Почему, например, в XII—XVI вв. происходит централизация Русского государства? Неужели потому, что русские князья и цари понимали прогрессивность этого процесса? Во всех этих процессах, разумеется, общественное сознание активно участвует, но лишь в указанном смысле воздействия сознания на общественное бытие» *. В. А. Демичев, конечно, прав, подчеркивая, что основы развития и функционирования государства, политических отношений «прежде всего экономические». Прав он и тогда, когда считает, что не созпание вызывает к жизни политические отношения и определяет тип государства. Но в цитируемом высказывании содержится и более общая мысль о том, что в абстракции политической жизни можно отвлечься от сознания. Эта мысль, на наш взгляд, неточна. Нетрудно убедиться в том, что непонимание русскими князьями действительного значения некоторых политических процессов еще не доказывает желаемое автором. Естественно, русские князья в XII—XVI вв. едва ли понимали истинный смысл своей политической деятельности. Более того, это можно сказать не только о них. И в современную эпоху политические лидеры капиталистического мира вряд ли до конца понимают реальное значение своей деятельности. Но значит ли сказанное, что политическая жизнь общества развивается без участия сознания? Нет, конечно. Ведь мы в данном случае говорим не о степени истинности тех или иных политических представлений (в данном пункте В. А. Демичев прав), а о существовании осознания этой деятельности в той или иной форме. А это ведь далеко не одно и то же. Политическая жизнь возможна и тогда, когда имеются неправильные представления у лидеров, но вообще без каких-то определенных политических идей она немыслима. Здесь налицо два различных подхода, два аспекта изучения одного и того же общественного явления, смешивать которые было бы теоретически ошибочно. 1 В. А. Демичев. Характеристика категорий «общественное бытие» и «общественное сознание».— «Некоторые вопросы философии. Межвузовский философский сборник», № 3. Кишинев, 1963, стр. 99. 79
И в работе В. И. Разина, и в цитируемом высказывании В. А. Демичева, и в других работах о политической жизни общества авторы абсолютизируя то, что сознание не играет в политической жизни решающей роли, пе совсем точно оценивают роль факторов сознания в политической жпзпи вообще. Почему это происходит? Одна из методологических причин заключается в игнорировании того, что категория политической жизни общества не функционирует в науке как нечто изолированное, что она лишь звено в целой системе других категорий, отражающих общественную жизнь. Отсюда возникает стремление на уровне анализа отдельной категории решить методологические, философские вопросы, в том числе и вопрос о вторично- сти сознания. При таком подходе теоретически необходимое расчленение категорий (среди них и разделение категорий «политическая жизнь общества» и «политическое сознание») приобретает глобальные масштабы вплоть до противопоставления их друг другу. Преодолению этого недостатка, на наш взгляд, и способствуют разработка закономерностей категориального ряда способа производства, тенденции возрастания роли сознания в данном ряду. в) Место сознания в определении духовной жизни общества Совершенно очевидно, что характеристика созпапия в духовной жизпи общества должпа быть наиболее полной по сравнению со всеми другими общественными сферами. Также очевидно, что постаповка вопроса в такой форме предполагает, что сознание и духовная жизнь общества — явления не тождественные. В чем же их категориальное различие? Духовная жизнь общества — это прежде всего определенная общественная сфера. Это не просто идеи, чувства, нечто идеальное. Сознание в обществе существует, функционирует, развивается благодаря некоторым материально оформленным феноменам (языку, социальным институтам типа школ, вузов и т. п., определенной системе отношений, группе людей, социальным статусом которых является производство «духовной жизни», и т. д. и т. п.). Развитие идеальных явлений, взятых в СО
единстве с их социальными носителями, творцами, трансляторами и т. д., и есть духовная жизнь общества !. Так, было бы явно ошибочным, рассматривая формирование коммунистического мировоззрения у трудящихся нашей страны, игнорировать развитие совокупности определенных организационных форм, производства учебников, пособий, средств наглядной агитации, подготовку кадров в этой области и т. д. Опрометчиво было бы «забывать» в данном случае и систему преподавания общественных наук в средней и высшей школе, деятельность общества «Знание», радио, телевидения, кино и т. д. Развитие искусства как определенной области духовной шизнр1 — это также не только эстетическое познание действительности, не один идеальный мир. Это и сложная материальная база кино, театров, музеев, и система подготовки кадров, и деятельность специфических творческих организаций, и характерные черты профессиональных отношений. Точно так же развитие морали включает в себя и отношения людей и организации, целью которых является развитие, поддержание, защита определенных нравственных норм. Что же касается науки, то она все более и более раскрывает себя в качестве сложной, дифференцированной, все расширяющейся сферы общественной жизни со своей материальной базой, организациями, отношениями. Конечно, в центре всей духовной жизни находятся идеи, чувства, короче — идеальное. Поэтому вполне обосновано выделение именно идеальной эволюции человечества и изучение ее в самых различных аспектах. Но это ни в коей мере не противоречит тому, что в рамках исследования духовной жизни общества мы можем рассматривать сознание человека в единстве с самыми разнообразными социальными институтами, созданными и функционально подчиненными интересам развития сознания как такового. Именно это единство сознания с соответствующими социальными институтами, зафиксированное в категории «духовная жизнь общества», позволяет науке вскрыть и проанализировать целый ряд специфических общественных особенностей развития духовной сферы. 1 Об этом подробнее см.: В. А. Демичев. Общественное бытие и общественное сознание, механизм их взаимосвязи. Кишинев, 1970, стр. 31. 6 В. С. Барулин 31
Если бы социологическая наука ориентировалась на изучение только сознания, заранее абстрагируясь от рассмотрения социальных, «духовных» институтов, выделение и рассмотрение специфических законов духовной жизни общества было бы вообще невозможно. С позиций такого понимания ясно, что вопрос о месте сознания в духовной жизни общества имеет право на существование, ибо сознание и духовная жизнь общества не тождественны. В ходе дальнейшего изложения мы подробнее остановимся на этом вопросе. Сейчас же заметим, что было бы не совсем точно характеризовать сознание как часть духовной жизни общества, а саму духовную жизнь истолковывать как нечто более широкое, чем сознание. Суть дела, по-видимому, заключается в том, что категории сознания и духовной жизни представляют собой разные уровни отражения социальной действительности, различные углы зрения. Поэтому и вопрос этот может быть рассмотрен лишь с учетом различий данных уровней. Категория духовной жизни наиболее ориентирована на отражение сознания по сравнению с другими категориями ряда способа производства. Более того, сознание — своеобразный центр категории духовной жизни общества, основная цель функционирования всех ее институтов, и в этом ее отличие от категории «политическая жизнь». В принципе ведущая роль сознания в духовной жизни общества вполне понятна, если учесть, что человек в аспекте закономерностей идеального предстает не как агент материально-производственной, социальной, политической деятельности, а как субъект духовного производства, творец идей, их популяризатор и т. д. Сознание — основная продукция его производства. Мы несколько раньше говорили о том, что политическая жизнь общества немыслима вне факторов сознания, что сама деятельность политических органов общества связана с распространением, пропагандой, защитой определенных идей. Функционирование учреждений духовной жизни также есть распространение, защита и т. п. определенных форм сознания. В чем же в таком случае категориальное отличие духовной от политической жизни общества? Обратимся к примеру. Деятельность юридических органов в нашей стране (скажем, система судопроиз- <*2
водства) имеет строго определенные рамки. Суд руководствуется соответствующими нормативными установками — различными кодексами, процессуальными нормами, разъяснениями, инструкциями и т. д. В ходе своей деятельности он определенным образом пропагандирует, распространяет эти идейно-нормативные установки. Но главное в его деятельности не это. Его основная функция заключается в том, чтобы обеспечить стабильность отношений в обществе, соответствующих в конечном итоге сущности производственных отношений. В данном случае теоретические исходные посылки судебной деятельности имеют значение предпосылок. Если же мы посмотрим с этой точки зрения на деятельность научно-исследовательского института, в котором, скажем, изучается земельное право и вырабатываются те или иные рекомендации, то увидим, что его социальное назначение несколько отличается от задач судебных органов. Научно-исследовательский институт не может и не должен осуществлять непосредственное регулирование системы общественных отношений в стране. Цель его деятельности заключается в теоретическом изучении правовых отношений, реальной юридической практики и в теоретической разработке новых юридических законов, норм и т. д. Плодами его деятельности являются определенные теоретические результаты. И хотя между деятельностью суда и юридического исследовательского института имеется много общего (один и тот же объект, общая конечная цель), хотя эти органы работают в тесном контакте друг с другом, они различны. И граница между ними проходит по линии оценки места и значения сознания в их деятельности. В научно-исследовательском институте это цель, лейтмотив всей деятельности, вокруг которого концентрируется все остальное. В деятельности же суда это важный, неотделимый, но все же не центральный пункт. Таково вообще различие духовной и политической жизни. Конечно, данные различия в тех или иных конкретных обстоятельствах оказываются трудно фиксируемыми. Имеется множество организаций, которые осуществляют и практически-политическую и теоретическую деятельность. В условиях социализма относительность таких границ наблюдается в деятельности партии, 83
которая выступает как ведущая политическая и теоретическая сила современности. И тем более возрастает теоретическое, методологическое значение рассматриваемых категориальных разграничений, ибо специфика сфер политической и духовной жизни не исчезает, она приобретает лишь более сложную форму. В этой связи для понимания категории духовной жизни общества совсем не безразлично, в каком поряд-г ке даны категории ряда способа производства, ибо от этого зависит понимание категориальной специфики духовной жизни общества, заключающейся в том, что в центре данной категории находится сознание. Как мы уже отмечали, материально-вещественное в обществе проявляется во всех сферах общественной жизни. Но его, если можно так выразиться, значение в этих сферах неодинаково. В производственной сферз материальные вещи, предметы значимы прежде всего своими материально-вещественными характеристиками. Материальное производство функционирует для того, чтобы производить именно материальные, предметные, телесные вещи. Аналогичные соображения можно высказать о духовной жизни общества. Сознание тем или иным образом проявляется во всех общественных сферах, однако лишь в рамках духовной жизни общества сознание выступает как основная цель, основной «продукт» деятельности человека. Сделаем некоторые выводы. Анализ динамики сознания в категориальном ряду способа производства позволяет говорить об определенной тенденции, общей линии, характерной для данного ряда. Определения «способ производства», «социальная, политическая, духовная жизнь общества» могут тогда считаться строгими, когда они учитывают принадлежность категорий к данной тенденции, ее воплощепие в них. В этом отношении следует отметить и однопорядко- вость категорий, выражающуюся в том, что анализ материально-производственной, социальной, политической, духовной сфер предполагает определенный учет факторов сознания. В конечном итоге это связано с тем, что, анализируя все эти сферы, мы имеем дело с деятельностью человека, а она всегда сознательна. Признание однородности категорий ряда способа производства в указанном смысле имеет значение и для более правильной трактовки категории «духовная 34
жизнь общества». Было бы ошибочным считать, что сознание описывается только категорией «духовная жизнь общества». Подобное мнение затемняет сущность этой категории, порождает непонимание места и роли сознания в других категориях данного ряда. Слов нет, сознание занимает особое место в категории «духовная жизнь общества», которое необходимо учитывать. Но абсолютизировать эту особенность нет оснований. Категория «духовная жизнь общества» неразрывно связана с общим принципом (тенденцией) описания роли сознания в ряду способа производства. Однако категории ряда способа производства имеют и различия с точки зрения тенденции возрастания роли сознания. Видимо, это объясняется тем, что деятельность человека предстает по-разному в аспекте изучения различных сфер. Отсюда и нетождественность в описании роли сознания, которая и выражается в тенденции возрастания удельного веса сознания при движении от категории «способ производства» к категории духовной жизни общества. Конечно, термин «возрастание» условен, когда речь идет о роли сознания в категориях. Инструментов, которые бы позволили как-то конкретизировать, что «больше» и что «меньше», нет, да и вряд ли они возможны, ибо речь идет о качественных различиях категорий. И тем не менее неудовлетворительность термина, желание заменить его не должны заслонять от нас саму проблему. А она есть. Не нужно иметь особой проницательности, чтобы заметить, что мы интерпретируем сознание применительно к изучению духовной жизни в одном плане, к политической — в другом, социальной — в третьем и т. д. Это — реальность ныне существующих научных исследований сфер общественной жизни, те проблемы, с которыми сталкивается каждый, кто изучает производственные, социальные, политические, духовные процессы в обществе. При этом специалист, занимающийся изучением той или иной общественной сферы — будь то производственной, политической и т. д.,— решает эти проблемы, исходя из позиций своей области. Он, как правило, мало обращается к анализу роли сознания в аспекте других сфер. Проблема локализуется в рамках определенных категорий. Не следует излишне драматизировать последствия такой локализации. Конкретный материал 85
обычно приводит ученого в общем к правильным выводам относительно роли сознания. Но не следует излишке и уповать на этот материал, ибо теоретических обоснований для понимания общих принципов анализа роли сознания на основе изучения одной сферы, одной категории все-таки не выработаешь. А раз нет таких оснований, то и появляются различного рода расхождения во мнениях о роли сознания, амплитуда которых чрезмерно широка. То неизвестно, как подступиться к анализу роли сознания в способе производства, то духовная жизнь общества отождествляется с сознанием, то в политической жизни сознание рассматривается как главный компонент, то политическая организация не отличается от материальной части надстройки и т. д. Один из путей преодоления подобных разночтений заключается в изучении принципов анализа роли сознания с некоторых общих методологических позиций, в рамках целой группы категорий, с тем чтобы уловить, схватить общую логику подходов к исследованию сознания, определить, какие интерпретации сознания и почему на данном уровне являются принципиально невозможными. Скажем откровенно, нас не покидает ощущение, что есть глубокие основания для тенденции возрастания роли сознания в данном категориальном ряду, которые нам не удалось осмыслить и сформулировать, не удалось выявить строгую логику методологического возрастания роли сознания. В какой-то мере может служить для нас оправданием то, что в литературе по историческому материализму, с которой мы могли ознакомиться, по существу, ничего о данном соотношении не сказано. Возможно, поэтому нам пришлось прибегнуть к терминам типа «возрастание»... И тем не менее та работа, которая проделана, мы надеемся, не окажется бесполезной. Смысл ее, на наш взгляд, не в том, что применен термин «возрастание» роли сознания, сказано о «большей» или «меньшей» его роли. Суть этой работы, по нашему убеждению, в том, чтобы привлечь внимание к поискам общих позиций исследования роли сознания в данном категориальном ряду, обратить внимание на несомненный факт разной (и одновременно в определенном аспекте одинаковой) трактовки роли сознания при анализе категорий. 86
Решение данной проблемы, на наш взгляд, поможет более четко подойти к анализу сознания в рамках исследования каждой из общественных сфер, снять существующие спорные вопросы, поможет глубже понять сущность категорий ряда способа производства. Но самое основное, пожалуй, заключается в том, что речь в данном случае идет о сознании, понимание которого в рамках основного вопроса философии имеет принципиальное значение. Обычно трактовку сознания с точки зрения основного вопроса философии применительно к обществу связывают с признанием зависимости существования, вторичности, отражательной роли сознания. И это, несомненно, правильно. Но надо иметь в виду, что подобные интерпретации сознания не возникают вдруг, без соответствующей методологической подготовки. Они «вырастают» из определенных, специфических подходов к сознанию, из тех выводов о роли сознания, которые формируются на более конкретных уровнях изучения. В этом смысле анализ тенденции роли сознания в категориальном ряду способа производства позволяет более четко раскрыть роль сознания, помогает глубже понять его в аспекте основного вопроса философии. Поэтому мы считаем, что изучение тенденции роли сознания в ряду способа производства не стоит в стороне от материалистического решения основного вопроса философии. Оно — важный промежуточный этап на пути такого решения. 3. О методологических пределах категориального ряда способа производства Мы рассмотрели в определенном сопоставлении категории «способ производства», «социальная, политическая и духовная жизнь общества». Анализ взаимоотношений между этими категориями позволяет вскрыть их глубокое внутреннее единство, объединение в один категориальный ряд, который пронизывают две основные тенденции. Первая из них заключается в своеобразном развертывании причинно-следственных связей. Другая выражается в постепенном, начиная от способа производства, нарастании удельного веса сознания в данном ряду. Обе тенденции, направленные в разные стороны, присутствуют в каждом члене данного ряда. На наш 87
взгляд, единство и неразрывность этих тенденций есть то главное, что характеризует в общем процессе познания общественной жизни данный категориальный ряд. Указанное единство позволяет вскрыть содержательное богатство и различие общественных сфер. Если более или менее отчетливо вырисовывается круг вопросов, которые можно исследовать на методологической основе данного категориального уровня, то .значительно менее ясно, какие же вопросы и почему здесь исследовать нельзя. Если при техническом расчете, скажем, строительства шахты неприменимы какие- либо математические методы, то эта неприменимость очевидна: их использование просто не даст приемлемых результатов. В данный момент пределы применения математической теории очерчиваются довольно точпо. Что же касается категорий ряда способа производства, то здесь ситуация выглядит куда сложнее. Учитывая, что данный категориальный ряд охватывает все без исключения области общественной жизни, трудно выделить такую проблему общества, которая так или иначе не соотносилась бы с рассматриваемыми категориями. Следовательно, в этом аспекте предела для данного категориального ряда нет. Имманентная граница ряда способа производства проходит по линии степени обобщения общественной жизни. В этом смысле проблемы, не решаемые на данном категориальном уровне, носят по отношению к нему или слишком общий, или слишком конкретный характер либо представляют собой специфический разрез общественной жизни, не отражаемый рассматриваемыми категориями. Учет же подобных разграничений теоретически очень сложен, вероятность выхода за рамки возможностей данного уровня довольно высока. Важнейшая из таких проблем — это отношение между объективной общественной реальностью и сознанием. Теоретическая формулировка основного вопроса философии предполагает четкое и определенное разграничение материального и идеального, выделение материального на одном полюсе, идеального — на другом, рассмотрение их отношения в рамках тождества противоположностей, первичности-вторичности, независимости-зависимости. На уровне ряда способа производства подобную поляризацию материального и идеального методологически произвести еще невозможно. Здесь нет 88
еще достаточных категориально-методологических предпосылок выделения общественной реальности как объективного, так и выделения сознания как идеального. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что противоположение материи и сознания может рассматриваться и в абсолютном, и в относительном смысле. Он писал: «Конечно, и противоположность материи и сознания имеет абсолютное значение только в пределах очень ограниченной области: в данном случае исключительно в пределах основного гносеологического вопроса о том, что признать первичным и что вторичным. За этими пределами относительность данного противоположения несомненна» 1. Отсюда следует, что и категории фило- софско-социологической науки, в которых так или иначе отражается объективная реальность общественной жизни, ее связи с сознанием, могут быть методологически ориентированы либо на раскрытие абсолютного, либо относительного противопоставления материи и сознания. Категориальный ряд способа производства, по нашему мнению, ориентирует наше познание на раскрытие не абсолютного, а относительного противоположения материального и идеального. Нередко разграничение на общественную объективную реальность и идеальное, а также раскрытие соотношения между ними в плане абсолютного противопоставления, т. е. в аспекте решения основного вопроса философии, производится на уровне категорий, составляющих ряд способа производства. В результате такого подхода способ производства иногда трактуется так, что исключается наличие элементов сознания в этой сфере. Наиболее отчетливо подобная тенденция обнаруживается в некоторых постановках вопроса о структуре производительных сил, о месте науки и сознательных элементов в их составе. Остановимся на этой проблеме. Известно положение К. Маркса о превращении науки в непосредственную производительную силу2. Этот тезис настолько важен для понимания и развития современного производства, что он прямо включен в Программу КПСС. «Еще совсем недавно мы говорили о том, что наука станет непосредственной производительной силой. Мы даже записали соответствующий тезис в своей 1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 151. 2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, стр. 215. 89
партийной программе,— подчеркивает Л. И. Брежнев.— Сегодня мы можем, видимо, сказать, что наука уже на деле стала непосредственной производительной силой, причем такой производительной силой, значение которой растет изо дня в день» !. В теории со всей остротой встал вопрос о месте и роли в производительных силах общества духовных элементов (науки, опыта, навыков, знаний и т. п.). Если понимать, что категориальный ряд способа производства выражает тенденции развития законов — причинно-след- ственпую тенденцию и возрастания роли сознания,— то, собственно, данные явления можно истолковать очень просто. Перед нами не что иное, как своеобразная перестройка сферы материального производства, включенность в нее новых элементов сознания, которые вчера еще в эту сферу не входили. Это значит, что на современном этапе нельзя раскрыть содержание сферы материального производства, не анализируя в числе производственных факторов науку. Более того, превращение науки в непосредственную производительную силу подтверждает, что во всех категориях данного ряда (в том числе и производительных силах) обязательно должна учитываться роль сознания. Разумеется, здесь ни в коей мере не ставится под сомнение, что материальное производство было п остается основополагающим во всей системе общественного развития. Включение сознания (науки) в сферу материального производства в этом отношепии ничего не меняет. Ну, а если этого подхода не припимать? Если непосредственно отождествлять основополагающую роль материального производства в обществе с пониманием первичности общественной объективной реальности, то как тогда действовать? Очень просто — исключить науку из производительных сил. Так, X. М. Фаталпев писал: «Познание природы есть явление духовной жизни общества, тогда как производительные силы составляют элемент условий материальной жизни общества, определяющий элемент способа производства, являющегося главной силой среди этих условий. Понимание естественнонаучных знаний как производительной силы озпачает понимание духов- 1 Л. И. Б реле не в. О коммунистическом воспитапии трудящихся. Речи и статьи. М., 1975, стр. 501. 90
ного процесса как определяющей силы общественного развития» 1. Из этой цитаты видно, что ее автор считал включение науки в производительные силы противоречащим материалистическому пониманию общественной жизни вообще. Возражения против признания науки непосредственной производительной силой опирались не на те или иные конкретные соображения о роли науки — в работах самого X. М. Фаталиева приводился очень богатый фактический материал, иллюстрирующий процесс расширения влияния науки на все стороны современного материального производства,— а на соображения фило- софско-методологического порядка. Считалось, что такое признание противоречит трактовке производительных сил как основы общественной жизни2. Именно эти мотивы, стремление «защитить» материалистическое понимание истории были положены в основу явных и неявных попыток как-то ограничить признание духовных элементов (пауки) в составе производительных сил общества. Для более поздних возражений против признания духовно-идеальных моментов составными частями производительных сил общества характерна более тонкая аргументация по сравнению с предыдущим прямолинейным отрицанием. Прямо не отвергается, что наука превращается в непосредственную производительную силу, но при этом всячески подчеркивается, что опа особая производительная сила, что она никак не может быть поставлена в ряд с другими элементами. «Итак, применение науки, которая сама по себе продолжает быть элементом духовной культуры, формой общественного сознания, на наших глазах все больше становится непосредственной производительной силой. Следует ли понимать это положение в том смысле, что наука превращается в четвертый элемент производительных сил? Разумеется, это не так. Под влия- 1 X. М. Фаталиев. Естественные науки и производство.— «Некоторые философские вопросы естествознания». М., 1957, стр. 10. 2 «Поскольку наука трактуется как элемент производительных сил, то, по сути дела, теряет смысл важнейший мировоззренческий, гносеологический вопрос о соотношении материальных и духовных факторов в развитии общества» («Формы общественного сознания». М., 1960, стр. 350). 91
нием науки существенно изменяется роль каждого из элементов производства» !. Что практически означает это высказывание? Если спять мпожество усложняющих моментов, то суть дела сведется к тому, что наука — сама по себе не производительная сила, а лишь овеществившись в станках, механизмах, их системе и т. д. и превратившись в знания работников производства, она становится таковой. При этом высказывается множество истин, которые так или иначе сводятся к тому, что идеи сами по себе ничего не могут, что для их осуществления требуются машины, люди и т. д. В данном случае, на наш взгляд, явно смешиваются два хотя и связанных, но все же различных момента. То обстоятельство, что наука, будучи специфической непосредственной производительной силой, требует специфического анализа, который бы раскрыл ее особые связи с другими элементами производительных сил, не может вызвать никаких сомнений. И если цитируемые нами авторы хотят подчеркнуть именно эту сторону дела, то они, разумеется, совершенно правы. Но часто за разговорами о специфике науки как непосредственной производительной силы кроется и более общая мысль, суть которой фактически означает отрицание пауки как вообще производительной силы, ее своеобразное исключение из системы производительных сил. Вопрос сводится, следовательно, не к тому, признавать или не признавать специфичность науки как элемента производительных сил, а к тому, можно ли вообще ее считать таким элементом. Сама трактовка элементов производительных сил как самостоятельных или несамостоятельных вызывает серьезные сомнепия в своей правомочности. Понимание науки как несамостоятельного элемента основывается на том, что она сама ничего не производит, что без других элементов она бессильна. Это положение верно, но столь же верно и то, что средства труда сами по себе — без человека, а сегодня и без науки — так же ничего не производят, они без других элементов непроизводительны. Даже человек, относительно включо- 1 «Экономические закономерности перерастания социализма в коммунизм». М., 1967, стр. 112. 92
ния которого в производительные силы ни у кого никаких сомнений нет, сам по себе также ничего не производит. Таким образом, если тот экзамен, который обычно устраивают науке, решая, дать или не дать ей звание элемента производительных сил, предложить другим элементам, то трудно предположить, чтобы они его выдержали. В данном случае в основе доказательства идеи несамостоятельности науки в качестве предпосылки уже содержится то, что еще требуется доказать. Сначала науку искусственно изолируют от процесса производства (т. е. ставят в такие условия, когда она действительно ничего не может), а затем победоносно доказывают, что она сама по себе ничего не производит. Если цитируемые высказывания о науке и производительных силах сопоставить между собой, то можно заметить, что исходным для них является противоречие. Стремление избежать его и порождает подобные решения. С одной стороны, есть реальное воздействие производительных сил на всю общественную жизнь. Материальное производство — это без всяких оговорок основа всего общественного развития. С другой стороны, налицо резкое возрастание роли науки в структуре производительных сил общества. Рассмотреть сферу материального производства, не считая науку важнейшим его компонентом, в современный период научно-технической революции невозможно. Эти две стороны воспринимаются многими как непримиримое противоречие: или надо признать науку в составе элементов производительных сил — и тогда невозможно считать их развитие основой всей общественной жизни, или надо признать основой жизни развитие производительных сил — и безусловно отторгнуть от них науку (как и все духовно-идеальные элементы). Вполне понятно, что такое представление, детерминируя весь ход рассуждений того или иного автора, само основано на абсолютном противопоставлении материального и идеального на уровне исследования способа производства. Подобная предпосылка и приводит к пресловутой альтернативе, к безоговорочному отделению от структуры производительных сил науки и духовных элементов вообще. 93
Подобный подход обусловливает целый ряд методологических противоречий и в трактовке человека как главной производительной силы общества. В этой связи очень примечательно утверждение о том, что в первую очередь производительны физические усилия человека. При этом соображения, подтверждающие эту «первую очередь» и почерпнутые из анализа самого производственного процесса, обычно отсутствуют. Но зато сказывается здесь все методологическое значение отождествления физической и материальной деятельности. Известно, что материя первична, а сознание вторично. Если посылку «подставить» под соотношение физических и умственных усилий, то нетрудно сделать вывод о «первоочередности» физических усилий. Стремление рассматривать структуру производственной деятельности сквозь призму абсолютного противопоставления материи и сознания приводит к неправильному выводу, что физические усилия человека определяют все другие виды общественной деятельности. Исправить эту неточность можно, конечно, не путем редакционной правки, а путем методологических уточнепий, позволяющих конкретно понимать соотношению материи и сознания в различных сферах общественной жизни. Противоречия, возникающие вследствие отождествления материальной и физической деятельности человека, не прошли мимо внимания исследователей. В последнее время появились работы, авторы которых пытаются выйти за рамки данного отождествления. Например, В. В. Орлов пишет: «Поскольку к материальному труду в соответственном смысле может быть отнесен только физический труд, мы приходим к необходимости выводить сознание из физического труда. Однако последний является заведомо более простым, чем сознание, умственный труд и, Следовательно, сознание не может быть выведено из материального труда, так как «производное», в философском значении слова, не может быть сложнее «производящего»» *. Методологическое противоречие В. В. Орлов видит довольно отчетливо. Он далее пишет о том, что если исходить из отождествления материального и физического 1 В. В. Орлов. Материя, развитие, человек. Пермь, 1974, стр. 254. 94
труда и учитывать все возрастающую роль в производстве духовных факторов, умственного труда, то неизбежно приходишь к неправильному выводу о решающей роли в человеческом прогрессе духовной деятельности1. Выход из этих противоречий, по мнению В. В. Орлова, заключается в более широкой трактовке понятия «материальный труд». Такая трактовка означает, что к понятию «материальный труд» необходимо отнести не только физические усилия человека, но и их социальное значение. Он пишет: «В понятие материального труда в его фундаментальном смысле также включено описание биологической основы труда, однако последняя «глубже спрятана», а социальное выражено в полном объеме его специфического содержания. Таким образом, содержание понятия материального труда безусловно богаче содержания понятия физического труда; этот избыток содержания объясняет те стороны общественной жизни, которые оказываются невыводимыми из физического труда как такового» 2. Предлагаемое В. В. Орловым решение в какой-то мере сглаживает возникшие методологические противоречия, ибо оно показывает, что обосновывать роль труда в обществе, ставя во главу угла физический труд, было бы неправомерно. Но отказ от признания основополагающей роли физического труда достигается за счет очень произвольной трактовки материального труда, ибо развернутого философского обоснования включения в понятие материального труда социальных значений физических усилий человека в книге В. В. Орлова нет. Напротив, метод, с помощью которого В. В. Орлов разрешает указанные методологические противоречия, порождает значительные трудности. Суть их в том, что категория материального в предлагаемой нам интерпретации теряет свой четкий, определенный философский смысл, она превращается в очень неопределенное понятие. Ссылки на то, что имеется в виду «фундаментальный» смысл, что налицо развитие понятия материального труда применительно к высшему, коммунистическому труду, не меняют существа вопроса, ибо четкого философского определения материального (в данном аспекте) все-таки нет. 1 См. В. В. Орлов. Материя, развитие, человек, стр. 255. 2 Там же, стр. 258. 95
Основа методологических затруднений В. В. Орлова, на наш взгляд, заключается в стремлении непосредственно вывести роль труда в обществе из категории ма-<< териального. В. В. Орлов как бы подставляет в трактовку роли труда понятие материального и уже затем переходит к оценке его значения. Но такая подстановка — не безобидная методологи-. ческая операция. Поскольку В. В. Орлов понимает, что из отождествления материального и физического труда нельзя определить роль труда в обществе, у него остается, по существу, один путь — произвольно расширять понятие материального труда. Этот путь обусловлен исходным методологическим стремлением — непосредственно связать роль труда в обществе с его материальностью. На наш взгляд, выход из этих методологических затруднений заключается не в том, чтобы как-то сужать или расширять понятие материального. Более логично, как нам представляется, при рассмотрении роли производительных сил человека, труда и т. д. на уровне ряда способа производства отказаться от философского, абсолютного противопоставления материального и идеального. Это значит, что когда мы говорим, например, о решающей роли труда в жизни общества, то мы прежде всего исходим не из того, что труд включает в себя физически-материальную деятельность (хотя он всегда ее в себя включает), а из роли сферы материального производства в жизни общества в целом. Другими словами, соображения, которые в данном случае имеют определяющее значение, носят социологический характер, они связаны с анализом структуры общества, субординации его сфер, законов. Если же выводить роль труда в обществе непосредственно из философских характеристик, методологических противоречий, видимо, не избежать. В первой главе работы мы уже подчеркивали, что категории материи и сознания в их общефилософском значении вполне применимы для анализа общественной жизни. Соответственно категории материального и идеального в плане постановки основного вопроса философии также применяются к анализу жизни общества. Ошибка появляется не тогда, когда при исследовании материального производства раскрываются опреде- 96
ленные аспекты философского противопоставления материального и идеального (сознательно целеполагаю- щей деятельности человека и материальных факторов производства). Ошибка появляется тогда, когда этот философский уровень соотношения материального и идеального непосредственно отождествляется с более конкретными общественными явлениями. Поскольку это обстоятельство еще недостаточно осознается, постольку и возникают методологические парадоксы, связанные то с отторжением науки от структуры общественных производительных сил, то с вариациями па тему о роли умственного труда. В данном случае философское противопоставление материального и идеального из истинного в определенных условиях превращается в тормоз познания, ибо оно применяется не там, где нужно. Все это заставляет повторить вывод о том, что различие уровней философского познания общества — не произвольная конструкция человеческого ума, оно — определенное отражение многокачественности и сложности общественной жизни. Именно в этом истоки его методологической ценности. Нам представляется полезным воспроизвести здесь некоторые рассуждения Маркса, на основе которых можно выявить понимание им методологического значения и роли категорий общественных отношений и производительных сил в рассматриваемом нами аспекте. Речь идет о марксовой оценке взглядов Д. Рикардо и Т. Годскииа. Известно, что Д. Рикардо на основе стоимости не смог объяснить обмен между трудом и капиталом. Это произошло в силу многих причин. Одну из них, которая носит методологический характер, мы попытаемся сейчас проанализировать. Как отмечает К. Маркс, у Д. Рикардо «труд, как таковой, противопоставляется товару, определенное количество непосредственного труда, как такового, противопоставляется определенному количеству овеществленного труда» *. Маркс же принципиально иначе подходит к данной проблеме. «Рикардо должен был бы говорить не о труде,— пишет он,— а о рабочей силе. А тогда и капитал 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, стр. 440. 7 В. С Барулин 97
был бы представлен как такие вещные условия труда, которые противостоят рабочему в качестве обособившейся самостоятельной силы, и капитал сразу же предстал бы как определенное общественное отношение. Для Рикардо же капитал является лишь «накопленным трудом» в отличие от «непосредственного труда» и берется лишь как нечто просто вещное, просто как элемент в процессе труда, из чего никак нельзя вывести отношение труда и капитала, заработной платы и прибыли» х. Исходным в данном случае выступает «определенное общественное отношение», а именно объективно сложившееся капиталистическое производственное отношение. В рамках этого отношения вещи — уже не просто вещи в их природно-телесном бытии, а противостоящая рабочему обособившаяся самостоятельная сила капитала. Живой труд выступает не как труд вообще, а как рабочая сила, противостоящая вещественным факторам капитала. К. Маркс в данном случае не просто продолжает, развивает, углубляет характеристику вещей как при- родно-материальных. Он переводит рассмотрение веши в принципиально иную плоскость, в план «определенного общественного отношения». Маркс как бы отказывается от того противопоставления вещи и деятельности, через которое не мог перешагнуть Давид Рикардо, рассматривая отношение вещи и человека в таком аспекте, где это противопоставление теряет силу. Другой пример абсолютизации философского отношения вещи и человека Маркс раскрыл, анализируя взгляды экономиста Т. Годскина. Т. Годскин, один из пролетарских критиков поли- тико-экономов, совершенно справедливо выступает против буржуазно-апологетической концепции «накопления» капиталистом жизненных средств, материальных вещей для рабочего. Он писал, что «все те результаты, которые обычно приписываются накоплению оборотного капитала (в данном случае — прошлого предметно-материализованного труда, мира вещей.— В. Б.), обусловлены накоплением и усвоением навыков искусного труда, а эта важнейшая операция осуществляется, по- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, стр. 442. 93
скольку речь идет об основной массе рабочих, без какого бы то ни было оборотного капитала» 1. Если буржуазно-апологетическая теория считала предметно-вещественный мир товаров исходным, первичным моментом производства, приписывая ему ведущую роль в истории, то в противовес этому фетишистскому пониманию Т. Годскин делает особое ударение на навыках искусного труда рабочего, которые складываются, по его мнению, «без оборотного капитала». Здесь субъективность рабочих (их навыки) противопоставлена предметной объективности их органов труда; они антагонистически столкнулись. Какова позиция Маркса в этом споре? Отметив, что роль «накопления» капиталиста сильно преувеличена у буржуазных экономистов, Маркс продолжает: «Что, по Годскину, действительно «накопляется», но не как мертвая масса, а как нечто живое, это — искусство рабочего, степень развития труда. {Правда (чего Годскин не отмечает, так как ему важно было, в противовес грубому пониманию политико- экономов, сделать ударение на субъекте, так сказать на субъективном в субъекте, в противоположность вещи), имеющаяся в каждый данный момент ступень развития производительной силы труда, служащая отправным пунктом, существует не только в виде навыков и способностей рабочего, но вместе с тем и в тех предметных органах, которые этот труд создал себе и ежедневно возобновляет. }» 2 К. Маркс, с одной стороны, показывает, почему Т. Годскин делает особое ударение на «субъективном в субъекте», а с другой, раскрывает недостаточность представления, будто бы производительная сила труда, являющаяся отправным пунктом, существует только в виде навыков. Она, по К. Марксу, существует и в предметных органах труда. «Это и есть подлинное ргшз (первичное, предшествующее.— Ред.),— продолжает К. Маркс,— образующее исходный пункт, и это ргшз является результатом определенного хода развития. Накопление является здесь ассимиляцией, постоянным сохранением и вместе с тем преобразованием уже госпринятого, осуществленного» 3. 1 Цпт. по: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, стр. 306. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, стр. 305. 3 Там же. 99
Сопоставляя взгляды Д. Рикардо и Т. Годскина, можно выделить некоторый общий философско-методо- логический момент, несмотря на всю несовместимость их экономических концепций. И тот и другой понимают отношение вещественно-предметного мира к человеку, его деятельности только как противопоставление, антагонизм, взаимоисключение. Или человек, или вещь — это единственная философская платформа, которую приемлют и политэкономы-классики и их пролетарские противники, в том числе и Т. Годскин. Правда, в рамках этой общей платформы они приходят к взаимоисключающим выводам, на первый план выдвигая или вещественно-предметную сферу, или «субъективное в субъекте». Но этот антагонизм вырастает из одного философского корня. Поэтому возражение Маркса Д. Рикардо, если брать его философскую сущность, является одновременно возражением Т. Годскину. Рассматривая рикардовское непосредственное противопоставление «овеществленного труда» «труду живому», К. Маркс снял это противопоставление, показав, что и труд рабочего при капитализме, и его вещественные элементы должны быть рассмотрены в аспекте определенного «общественного отношения». Маркс ставит вопрос о необходимости рассматривать эти элементы в их взаимодействии, ибо «производительная сила труда существует не только в виде навыков и способностей рабочего, но вместе с тем и в предметных органах». Нам представляется, что приведенная выше критика Марксом взглядов политэкономов интересна не только в том плане, что она позволяет уточнить марксову трактовку общественных отношений и производительных сил. Для нас наиболее важно рассмотрение, сопоставление этих категорий с точки зрения проблемы соотношения вещи и человека, предмета и «субъективного в субъекте», чтобы глубже понять методологический смысл категорий «производственные отношения» и «производительные силы». В рамках этих категорий методологически синтезируются характеристики вещи и человека, предмет и субъективное — вот смысл утверждений К. Маркса. В. И. Ленин также неоднократно отмечал недопустимость отождествления категорий общефилософского уровня с категориями, отражающими более конкретные 100
общественные явления. Так, он критиковал В. Шуля- тикова за то, что тот философские термины «материя» и «сознание» рассматривал лишь как особые обозначения классовой структуры общества. Материя понималась им как деятельность исполнителей в процессе производства, а сознание, идея, дух — как деятельность организаторов. С этой точки зрения пролетариат трактовался как «материя» в рамках организованного целого, например мануфактурной мастерской. Буржуазия и другие разновидности «организаторов» — это, по мнению В. Шулятикова, воплощение духа, идеи. Вполне понятно, что и отношение материи и сознания, «антитега духа и тела» отразила «социальную антитезу» — организующих «верхов» и исполнительских «низов»,— это высказывание В. Шулятикова В. И. Ленин оценил так же, как и предыдущее,— «экий вздор!» *. Характеристики классов и их отношений при непосредственном сопоставлении с общефилософскими категориями приобрели несвойственную им степень противопоставления, обобщенности и абстрактности. Не случайно В. И. Ленин подчеркивал, что анализ у В. Шулятикова дан очень уж «обще» 2. Таким образом, книга В. Шулятикова свидетельствует о том, что прямое и непосредственное сопоставление философских положений с социально-классовыми отношениями в обществе не является полезным ни для понимания и развития философии, ни для понимания самих классовых отношений. При таком сопоставлении вульгаризируется философия, опошляется социология. Остаются «голые фразы». Стремление к материализму оборачивается карикатурой на него. Замечания В. И. Ленина имеют принципиальное значение в том отношении, что они очень четко показывают непосредственную теоретическую опасность прямой «подстановки» принципов анализа отношения материи и сознания в рассмотрение категорий ряда способа производства. Подобная «подстановка», продиктованная пусть даже самыми благими намерениями, неминуемо искажает некоторые категории исторического материализма, в частности те, которые мы относим к категориальному ряду способа производства. 1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, стр. 460. 2 См. там же, стр. 461. 101
Итак, категориальный ряд способа производства, объединяя в себе две тенденции развития законов и их сфер, методологически позволяет решить целый ряд важнейших философско-социологических проблем. В то же время он ограничен в своих возможностях. Несомненно, что анализ общественной жизни не может быть завершен таким категориальным уровнем познания, который не позволяет философски выделить отношение объективной общественной реальности и идеального в обществе, так сказать, в «чистом» виде и рассмотреть его в плане основного вопроса философии. Будет половинчатым просто сказать, что наука входит в производительные силы, что без анализа сознания нельзя охарактеризовать производственные отношения социализма, что класс не есть материя. Более того, учитывая роль сознания, важно показать объективность и производительных сил, и производственных отношений, и других феноменов ряда способа производства. Попытка решить эти вопросы в рамках категориального ряда способа производства не дает убедительных результатов и реально ведет к ломке самого данного ряда, к вульгаризаторским теориям. Поэтому и появляется необходимость в новом категориальном ряде, новом уровне, в рамках которого проблема материалистического объяснения общественной жизни получила бы методологическое завершение. Таким рядом и являются категории общественного бытия и общественного сознания.
Глаеа4 МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ КАТЕГОРИАЛЬНОГО РЯДА ОБЩЕСТВЕННОГО БЫТИЯ В настоящей главе мы рассмотрим категории общественного бытия и общественного сознания, проанализируем принципы, связывающие эти категории в одну группу, и попытаемся ответить на вопрос о значении данного категориального ряда в процессе познания общественной жизни, для понимания всей системы категорий исторического материализма. По нашему мнению, категории общественного бытия и общественного сознания отражают всеобщие, глубинные стороны общественной жизни. Это очень хорошо подчеркивается в известном высказывании В. И. Ленина: «Из того, что вы живете и хозяйничаете, рожаете детей и производите продукты, обмениваете их, складывается объективно необходимая цепь событий, цепь развития, независимая от вашего общественного сознания, не охватываемая им полностью никогда. Самая высшая задача человечества — охватить эту объективную логику хозяйственной эволюции (эволюции общественного бытия) в общих и основных чертах с тем, чтобы возможно более отчетливо, ясно, критически приспособить к ней свое общественное сознание и сознание передовых классов всех капиталистических стран» *. Понятно, что общественное бытие не существует вне огромного множества конкретных актов хозяйничания, производства, обмена продуктами и т. д., но оно и не представляет собой эти акты в их непосредственной экономической характеристике, в их простом множестве. Общественное бытие представляет собой более глубокое — объективную логику этих актов, их интегральный 1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 345. 103
итог, когда они раскрываются как объективные, от сознания людей не зависящие. Точно так же мы можем сказать, что общественное бытие не существует в обществе вне и отдельно от способа производства материальных благ, материальных общественных отношений, материальной стороны семейных, бытовых отношений и т. д. Но неотделимость общественного бытия от форм своего существования совсем не означает их идентичности. Все эти формы раскрываются в качестве общественного бытия не просто тогда, когда они рассматриваются с точки зрения своей структуры, конкретного содержания, а в плане общей логики своей эволюции, как независимые от общественного сознания. Пока мы анализируем, скажем, способ производства материальных благ в онтологическом аспекте как определенную реальность общественной жизни, эти различия могут не приобретать принципиального значения. Но если мы решаем методологические проблемы, т. е. выясняем, на познание каких сторон общественной жизни и под каким углом зрения ориентирует та или иная категория, подобные различия приобретают первостепенное значение. Поскольку наш анализ посвящен проблемам именно методологическим, для нас важно не просто указать на единство существований, скажем, способа производства и общественного бытия, а выявить категориальные различия в понятиях способа производству и общественного бытия, показать, как при методологической помощи этих категорий раскрываются разные грани одной и той же общественной реальности. Другими словами, речь в главе идет о категориальном значении понятий «общественное бытие» и «общественное сознание» *. Естественно, что теоретическое содержание категорий общественного бытия и общественного сознания не постулируется, а выводится, исходя из логики философского познания общества, как продолжение, развитие, завершение познания общества, осуществляющегося на иных категориальных уровнях. В настоящей главе мы попытаемся раскрыть категориальное содержание данных понятий как результат познания, происходившего на уровне ряда способа производства. 1 См. В. И. Чернов. Анализ философских понятий. М., 1966, стр. 53—85. 104
1. Логический процесс становления категорий общественного бытия и общественного сознания ^) Отношение общественного бытия и общественного сознания как тождество противоположностей На уровне категориального ряда способа производства изучаются различные сферы общественной жизни. Закономерности, реализующиеся в этих сферах, носят объективный характер, т. е. они существуют вне и независимо от сознания людей. Но на данном уровне это их качество не выдвигается на первый план. Здесь доминирует такой подход к общественным законам, при котором ни законы не выступают как «чистая объективность», ни сознание в качестве «чистой идеальности». Данные феномены еще не противопоставлены ДРУГ ДРУгу. В этом смысле можно считать названный категориальный методологический ряд недостаточным для последовательно-материалистического понимания явлений общественной жизни. Возникает потребность в ином категориальном ряде. Поляризация на общественное бытие и общественное сознание не может быть правильно понята вне ее выведения именно из ряда способа производства. Как раз в этом ряду есть тенденции, анализ которых предопределяет основную линию выведения и категории общественного бытия, и категории общественного сознания. Что имеется в виду? Если мы рассмотрим тенденцию к возрастанию роли сознания в ряду способа производства, то обратим внимание, что она обладает определенной незавершенностью сферы способа производства. Социальная, политическая, духовная жизни общества — это как бы ступеньки возрастания удельного веса сознания в различных общественных процессах. Но это возрастание имеет здесь свою границу. Нигде в рамках этого ряда сознание не выступает как таковое, нигде оно не дано в чистом виде. Оно всюду часть какой-то деятельности, элемент какой-то сферы. Даже на уровне духовной жизни общества сознание не схватывается просто как идеальность. В данном случае оно выступает центром, осью духовной жизни, но рассматривается в аспекте сферы 105
духовного производства как продукт деятельности социальных институтов и в единстве с ними. Тенденция возрастания роли сознания как бы подсказывает возможность выделить сознание в качестве идеальности, теоретически отделив его от содержания той или иной сферы. Вместе с тем довольно отчетливо проявляется и невозможность в рамках данного ряда выделить сознание как таковое. Таким образом, категориальное выделение сознания в чистом виде подготовлено познанием общественной жизни на уровне ряда способа производства, а его непосредственной платформой является тенденция возрастания роли сознания, обнаруживающаяся в этом ряду. Точно так же при рассмотрении тенденции роста причинной значимости различных сфер можно заметить ее определенную незавершенность. Направление этой тенденции — движение от духовной жизни общества к способу производства, которое и выступает основополагающей сферой всей жизни общества. Но в то же время фундаментальность этой сферы, ее основательность нигде в данном ряду не выступает в своем сугубо философском значении, ибо везде и всюду на данном уровне мы сталкиваемся с элементами сознания. Даже говоря о производительных силах общества — основе основ всего общественного организма,— мы имели дело с сознанием, выступающим в виде производственного опыта, знаний, науки. Таким образом, причинная значимость сфер на данном уровне — это мера их значимости по отношению друг к другу, а не по отношению к сознанию. И тем не менее уже на этом этапе просматриваются и философско-социологические противопоставления. Мы не можем здесь зафиксировать объективность сферы, ее законов как таковых, рассмотреть их как нечто независимое от сознания, но мы можем указать на то, что в сфере материального производства, имеющего основополагающее значение во всей жизни общества, сознание занимает «наименьшее» место в ряду способа производства. Здесь прослеживается обратная зависимость между степенью значимости сфер и удельным весом сознания. Анализ данной тенденции вскрывает необходимость выразить определенные стороны жизни общества как 106
чистую объективность. Необходимо сделать еще шаг, который позволил бы сферы общественной жизни раскрыть не только со стороны их содержания, но и со стороны объективной логики их развития. Этот шаг и заключается в становлении категории общественного бытия. Таким образом, необходимость выделения категорий общественного бытия и общественного сознания выступает как определенный этап, подготовленный на предыдущей ступени познания, на уровне ряда способа производства. Рассуждения о незавершенности тенденций ряда способа производства в предыдущем изложении носят, конечно, логический характер. Но за ними скрываются реальные проблемы познания. В самом деле, что представляет собой завершенность или незавершенность тенденций категориального ряда? Вообще говоря, ответить на этот вопрос вне конкретной познавательной ситуации нельзя. Только тогда, когда сопоставляются тенденции категориального ряда с задачами исследования каких-то сфер общественной реальности, можно говорить о мере завершенности или незавершенности тенденции. Так, ряд способа производства ориентирован на познании сфер общественной жизни. Причинно-следственные зависимости здесь носят развернутый характер, что позволяет охватить основные сферы в обществе. Сознание здесь выступает многообразно, не однозначно. Так что никаких ограничений данных тенденций мы не замечаем. Однако на основе изучения только соотношения сфер еще нельзя уяснить, что же выступает первоначалом общественной жизни. Эта проблема приобретает особую остроту в связи с тем, что при характеристике содержания сфер мы так или иначе учитываем и роль сознания. Поэтому необходимо четко и определенно ответить на вопрос, какова же роль сознания, когда речь идет о самой сущности общественной жизни. С другой стороны, не менее важен вопрос и о самом сознании. Анализируя его роль во всех общественных сферах, необходимо выявить такие его качества, которые позволяют ему функционировать в самых различных областях. Другими словами, необходимо общее понимание сознания как целостного феномена общественной жизни. 107
Когда возникают подобные вопросы, мы, естественно, ищем адекватных понятий, категорий для правильной постановки и решения этих проблем. Обращаясь к категориям ряда способа производства, мы обнаруживаем, что здесь ни сферы, ни сознание в своем субстанциональном бытии еще не раскрываются. Однако, анализируя тенденции ряда способа производства под данным углом зрения, мы обнаруживаем, что их внутрен-' нее движение как бы направлено в сторону выделения нужных нам субстанциональных категорий. Но этот процесс прерван, не закончен. Это и дает основание для постановки вопроса о незавершенности данных тенденций. Таким образом, в основе понимания завершенности или незавершенности тенденций ряда способа производства, а также стремления их завершить находятся потребности все углубляющегося познания общества, его сфер, законов, а в конечном итоге интересы общественной практики, управления общественным развитием. Теперь попытаемся подойти к характеристике категорий «общественное сознание» и «общественное бытие». На уровне ряда способа производства анализируются роль и место сознания с точки зрения различия сфер материального производства, социальной, политической и духовной жизни общества. Здесь перед нами как бы многомерная система, которая с разных точек позволяет нам выявить и зафиксировать один и тот же объект — сознание. Мы можем на данной ступени абстрагирования изучить, какую роль играет сознание в развитии и материального производства, и социальной, и политической, и духовной жизни. В данном случае сознание как бы «распределено» между разными сферами, оно выступает в различных своих функциональных аспектах. Становление категории общественного сознания в этом отношении есть определенная концентрация нетождественных «ролей» сознания в одно синтезирующее понятие. Эта концентрация несет с собой новое знание, которого на уровне ряда способа производства еще нет. Общественное сознание — это не результат или только духовной жизни общества, или только его социальных, или только политических, или только духовных процессов; это функция всей многообразной деятельности че- 108
ловека во всех сферах своей жизни. И ценность категорий ряда способа производства в том, что они позволяют показать роль сознания в каждой отдельной сфере, подготавливая тем самым вывод о его детерминированности всей суммой законов общественного развития. Категория общественного сознания как бы аккумулирует в себе все результаты исследования места и роли сознания на предыдущем, структурно-социологическом уровне; в этом смысле она — обобщение всего ряда способа производства. К тому же подобное новое качество категории общественного сознания не является единственным. Когда сознание выступает перед нами как детерминированное всеми сферами общественного развития, то при этом главное внимание обращается на то, что является субстанционально общим для сознания во всех сферах общественной жизни, на то его качество, которое позволяет сознанию стать непременным компонентом деятельности человека в любой сфере общественной и индивидуальной жизни. Таким качеством как раз и выступает идеальность, т. е. способность сознания «повторить», «воспроизвести», «преобразовать» любое содержание объективной реальности. Общественное сознание и есть идеальное содержательное богатство духовного освоения мира человеком. В выделении именно этой стороны (а это важнейшая сторона сознания) и заключается сущность перехода от рассмотрения сознания в ряду способа производства к его рассмотрению в ряду общественного бытия. В рамках категориального ряда способа производства главное внимание уделялось не тому, что сознание идеально, а особенностям его функционирования в каждой отдельной сфере. В данных условиях сознание рассматривалось в единстве с другими элементами, взаимодействие которых и составляло конкретный механизм функционирования общественных сфер. Более общий взгляд на сознание, возможный только на основе предыдущего этапа исследования, обнаруживает наиболее общую черту сознания — его идеальность — и выделяет ее в качестве существенной. Понятно, что выделение этой сущности позволяет конкретнее и глубже понять функционирование сознания на уровне ряда способа производства. 109
Обратимся теперь к категории общественного бытия. Как и в предыдущем случае, сначала мы выясним, какие моменты ряда способа производства могут быть развиты и синтезированы в понятие общественного бытия. Мы уже неоднократно подчеркивали, что в ряду способа производства исследуются отдельные общественные сферы, их субординация. В данном случае сферы могут рассматриваться в своем содержательном богатстве, в их различии друг с другом. Однако па этом категориальном уровне объективность законов той или иной сферы еще недостаточно проявляется. Переход к категории общественного бытия заключается как раз в том, чтобы вычленить и синтезировать объективное начало в общественной жизни. Это достигается благодаря тому, что в фокусе теоретического об- общепия оказывается объективность законов, их субстанциональность. Содержание категории общественного бытпя, на наш взгляд,— это объективный характер общественных закопов, их объективная логика. Подобное понимание общественного бытия как объективного характера общественных законов возможно только на базе того этапа познания, который категориально закреплен в ряду способа производства. Нужно было сначала дать самую общую типологию, субординацию сфер, изучить законы в их конкретпом содержании, прежде чем выделить объективную природу и воплотить ее в категории общественного бытия. Поэтому данная категория выступает результатом этапа познания на уровне ряда способа производства. Нетрудно заметить аналогию с процессом становления общественного сознания. Обе категории выступают как своеобразное продолжение и обобщение предыдущего категориального ряда, обе они синтезируют в себе качества, которые проявляются во всех категориях ряда способа производства, обе они воплощают в себе определенные, хотя и взаимосвязанные, но различные тенденции ряда способа производства. И тем пе менее обе они представляют собой новый категориальпый уровень. Переход к категориям общественного бытия и общественного сознания заключается в разрыве, расщеплении двух тепденций ряда способа производства, одна из которых выражает динамику значимости законов различных сфер, другая — динамику роли сознания. 110
Эти тенденции внутрепне противоречивы: одна из них тяготеет к выделению первопричины общественной жизни как таковой, другая — к выделению сознания в чистом виде как идеальности. Но противоречивость этих тенденций на уровне ряда способа производства не разрешается, они существуют обе как тенденции одного и того же ряда, и это их объединение имеет определенный смысл в познании общества. Отсюда следует, что категориальный ряд общественного бытия и выступает как разрешение указанного противоречия. Однако было бы ошибочно считать, что на новом уровне происходит абсолютное отделение категорий «общественное бытие» и «общественное сознание» друг от друга. Общность путей их становления подсказывает нам, что они образуют вместе некоторую новую категориальную ступень, новую ступень познания общественной жизни. Принадлежность категорий «общественное бытие» и «общественное сознание» к одному и тому же уровню означает, что между ними складывается, формируется иной характер взаимосвязи. Следовательно, они пе просто различны, не просто отделены друг от друга, опи и взаимосвязаны в соответствии с принципом данного уровня познания. В ряду способа производства тождественность категорий заключается в том, что они отражают один и тот же уровень общественной жизни, воплощают в себе одни и те же тенденции. Это общее пе предполагало противопоставления категорий, их альтернативность. Оно основывалось на различии категорий, их нетож- дественпостн. Другими словами, это было тождество нетождественного. Что же касается категорий общественного бытия и общественного сознания, то они не просто не тождественны, они — противоположны. Поскольку же они противоположны по отпошению друг к другу, сама их соотносительность есть связь между ними, их тождественность. Следовательно, взаргмоотношение между этими категориями — более высокая, более развернутая форма противоречия — тождество противоположностей. Переход к отношению общественного бытия и общественного сознания как тождеству противоположностей показателен еще и тем, что здесь все разнообразие общественной жизни редуцируется к двум, и только двум элементам. На данном категориальном уровне ставится 111
основной вопрос философии применительно к общественной жизни. Существование в данном ряду только общественного бытия и общественного сознания теоретически вполне обосновано характером решаемых здесь проблем. Переход от четырехчленпого к двучленному делению сопровождается также возросшей четкостью границ между категориями. Различия между категориями ряда способа производства выступают более отчетливо, чем, скажем, между конкретно-эмпирическими терминами и понятиями. Но если мы сравним категории ряда способа производства с категориями ряда общественного бытия, то увидим, что различия между ними носят менее жесткий характер. Это отчасти проявляется в том, что одни и те же элементы общественной жизни входят в структуру различных сфер и отражаются в разных категориях. Так, производственные отношения, выступая обязательным компонентом законов материального производства, одновременно являются и экономической основой классов, т. е. определенным образом связаны со сферой социальной жизни. Более четкое размежевание между категориями «общественное бытие» и «общественное сознание» объясняется особым характером отношения между ними — тождеством противоположностей. Именно потому, что данные феномены выступают как противоположности, исключается всякая возможность какой-то расплывчатости граней между пими. В противном случае их философское сопоставление теряет смысл. Все эти соображения позволяют сделать вывод о том, что категории ряда общественного бытия представляют собой абстракции более высокого порядка, чем категории ряда способа производства. Они описывают общественную жизнь в наиболее обобщенном, абстрагированном виде. б) Отношение категорий общественного бытия и общественного сознания как отношение «первичности-вторичности» Отношения первичности-вторичности в ряде способа производства и ряде общественного бытия проявляются различным образом. В первом категориальном 112
ряду, как мы уже отмечали, подобное отношение реализуется в аспекте причинно-следственных зависимостей как отношение типа «основа — обоснованное». Так, развитие способа производства, обусловливая всю жизнь общества, непосредственно воздействует на динамику социальных процессов, эти последние — на политические процессы и т. д. В данном случае отношение первично- сти-вторичности развернуто в целый ряд. Это не локальное взаимодействие двух величин и даже не сумма таких отдельных локальных взаимодействий. Это — несколько однотипно и последовательно связанных элементов, выступающих в двояком качестве. Так, социальная жизнь, поскольку она обусловлена способом производства, вторична, в то же время, обусловливая политическую жизнь, первична. Точно так же политическая жизнь имеет две грани: вторичность по отношению к социальной жизни и первичность по отношению к жизни духовной. Таким образом, в данной цепи характеристики первичности и вторичности, по крайней мере применительно к отдельным, внутренним категориям ряда, не являются устойчивыми и неизменными. Некоторые элементы в зависимости от того, в какой связи мы их рассматриваем, могут иптерпретироваться либо как первичные, либо как вторичпые, диалектически переходя друг в друга. Однако уже здесь — в данном ряду — имеются новые оттенки откошепия первичности и вторичности. Это касается прежде всего того, что способ производства, находясь, так сказать, у истоков данного ряда, выступает только как оспова, как причипа, как первичное. Вместе с тем и категория духовной жизни общества по сравнению с внутристоящими категориями ряда способа производства, завершая его причинно-следственную цепь, выступает только как обусловленное, как следствие, как вторичное. В данпом случае не может не привлечь к себе внимание то, что перед нами определенный намек на поляризацию в ряду способа производства: способ производства является основой, причиной, первичным, а духовная жизнь — обусловленным, следствием, вторичным. Несмотря на то что между этими полюсами имеются свои промежуточные ступени, такое разграничение необходимо отметить. 8 В. С. Барулин 113
И все же четкого размежевания сознания (вторичного) и объективных законов (первичного) на данном категориальном уровне нет. Отношение первичности- вторичиости пока еще развернуто в целую, расчлененную категориальную цепь и в своем чистом виде не выступает. На уровне ряда общественного бытия наблюдается переход к новому категориальному зпачению «первичность» и «вторичыость». Характер этого перехода выражается в том, что здесь отношение первпчности-вто- ричности теряет свою расчленеппо-разверпутую форму проявления, свою опосредованность промежуточными звепьями. В данном случае непосредственно сопоставляются те факторы, которые лишь неявно противопоставлены на уровне категориального ряда способа производства, а именно — сознание и объективная логика общественной жизни. Подобное же сопоставление или переход к отношению тождества противоположностей общественного бытия и общественного сознания принципиально меняет трактовку и первичности-вторичпо- сти. Вторичпость общественного сознания здесь понимается не как простая его обусловленность теми или иными сферами, а как обусловленность идеального всей системой объективных тенденций общественной жизни, как образ, копия, порождение, вторичное от общественного бытия во всех его модификациях и формах. Точно так же и первичность общественного бытня выводится из объективной природы всех законов общества. Первичность общественного бытия означает, что причины объективной логики общественных законов, их механизмов и т. д. содержатся не в сознании, а в самих этих законах. Поэтому и раскрывается данная первичность не на основе сопоставления сфер, не на основе выведеняя их различий, а из сопоставления с общественным сознанием, которое не имеет подобных с общественным бытием черт, не имеет подобной первичности, а значит, и позволяет выделить ее в самом общественном бытии. Если, достигнув философско-социологического понимания отношения первичности-вторичности, взглянуть на предыдущий категориальный ряд, то нетрудно убедиться, что наметившаяся там определенная взаимосвязь между причинно-следственной тенденцией и воз- 114
растанием роли сознания отнюдь не является случай- пой. В этой взаимосвязи в очень смутной, неявной форме находит свое выражение философское отношение первичности-вторичности. в) Отношение зависимости между категориями общественного бытия и общественного сознания Идея независимости существования какого-либо объекта предполагает очень четкое, принципиальное его разграничение с другими, по отношению к которым он выступает независимо существующим. Причем это разграничение является самым глубоким, затрагивающим все существенные моменты данного объекта, ибо когда речь идет о независимости его существования, то разграничение, размежевание объектов не может не быть всеохватывающим — иначе постановка вопросов о существовании теряет смысл. Можно ли сказать, что на уровне ряда способа производства мы имеем такое разграничение социальных явлений, которое допускает постановку вопроса о независимости их существования? Нам представляется, что утвердительно ответить па поставленный вопрос нельзя. Конечно, социальные явления ряда способа производства определенным образом отделены друг от друга, но такое разграничение осуществлено лишь постольку, поскольку оно дает возможность изучить взаимосвязь, субординацию всех сторон общественной жизни. Уже само определение, размежевание категорий данного ряда предполагает какую-то меру их взаимной независимости. Однако характеристика их независимости друг от друга не является исчерпывающей, охватывающей субстанциональную природу. Это лишь один из аспектов, который создает теоретический плацдарм для решения главной задачи — раскрытия их взаимосвязи, взаимозависимости. Ряд способа производства позволяет нам вскрыть на научной основе определенную взаимосвязь между всеми сферами жизни общества. Другими словами, мы исследуем определенную систему сфер общественной жизни, оформившуюся на основе каких-то основополагающих принципов. Сама по себе эта система не есть просто внешнее сочленение сфер, не имеющее отношения к их собственной сущности. Наоборот, именно 115
раскрытР1е внутренней взаимосвязи между сферами обусловливает научное познание каждой из пих. Так, понимание закономерностей развития производительных сил обусловлено пониманием их связи с, производственными отношениями. С другой стороны, изучение производственных отношений научно перспективно лишь тогда, когда они рассматриваются как форма производительных сил. Точно так же лишь тогда мы поймем законы развития государства, когда вскроем их связь с развитием классов. В свою очередь и анализ динамики социальной структуры вряд ли следует считать завершенным, если не учитывать особой роли государственно-правового механизма в развитии социальной жизни. Таким образом, ряд способа производства позволяет раскрыть взаимозависимость всех сторон жизни общества, на основе которой возможно последовательно научное отражение каждой из общественных сфер. В данной взаимосвязи сфер содержится и более глубокий, пока еще скрытый, философский смысл: возможность исследования общественных законов в их объективно-субстанциональном бытии, в их противопоставлении сознанию. Но этот аспект в познании общества раскрывается уже на ином категориальном уровне — в категории общественного бытия. Переход от рассмотрения взаимосвязей сфер в рамках определенной системы к познанию их более глубокой объективной сущности является одновременно и раскрытием нового отношения, выявлением новых агентов данного отношения. Если прежде сферы сопоставлялись друг с другом, то при переходе к рассмотрению независимости существования общественного бытия сопоставляемым с ним агентом выступает общественное сознание. В ряду способа производства оно лишь существует в той или иной сфере, играет там большую или меньшую роль, но не выступает в качестве центрального, противопоставляемого объективным законам фактора. Сопоставленное же с общественным бытием сознание становится идеальным фактором общественной жизни, зависимым в своем существовании от объективной ее стороны. Равенство общественных явлений как объективных находит здесь свое отражение в равенстве идеального вообще. В становлении категории общественного сознания мы наблюдаем переход в про- 116
тивоположность, путь от фиксирования различий роли и места сознания в ряду способа производства к признанию его субстанциональной однородности, всеобщей идеальности. Отсюда следует, что становление категории общественного сознания как зависимого, идеального фактора общественной жизни не в меньшей мере, чем становление категории общественного бытия как объективной, независимой стороны общественной жизни, обусловлено всем предыдущим уровнем познания общества. Без выделения ряда способа производства, без раскрытия субординации сфер на данном уровне ни познание независимости общественного бытия, ни познание зависимости общественного сознания невозможно. Вполне понятно, что независимость существования общественного бытия и зависимость существования общественного сознания — это определенная грань отношения тождества противоположностей. Это отношение таково, что оно требует противопоставления общественного бытия и общественного сознания. Если же нет этого противопоставления, если это отношение каким- либо образом смазывается, затушевывается, тогда тезис о независимости существования общественного бытия теряет четкий философский смысл. Между тем в некоторых публикациях советских философов имеются трактовки, в которых, на наш взгляд, недостаточно учитывается особенность данного противопоставления. В. П. Тугаринов в ряде своих работ разграничивает общественное сознание и сознание вообще. В определенных пределах это разграничение, конечно, пеобходимо. Но мы не можем согласиться с тем, как интерпретируется данное различие применительно к категории «общественное бытие». Так, В. П. Тугаринов пишет: «Общественное бытие в отличие от бытия природы осуществляется с сознанием вообще, ибо все, что делают Люди, они делают сознательно... Но далеко пе все делается людьми сознательно в смысле общественного сознания, т. е. понимания общественного значения их действий и их результатов, понимания сущности общественных отношений, в условиях которых люди действуют» К 1 В. П. Тугаринов. Философия сознания. М., 1971, стр. 121—122. 117
Различия в том, насколько осознаны те или иные действия человека, резонны. Но думается, такие различия рте могут относиться к трактовке категории общественного бытия. У В. П. Тугаринова же получается так, что общественное бытие включает в себя сознание вообще, поскольку, как мы видели выше, эти категории соотносятся друг с другом. На наш взгляд, общественное бытие не включает в себя ни сознание вообще, ни трактуемое В. П. Тугариновым общественное сознание, иначе тезис о независимости существования общественного бытия приобретает аморфный, расплывчатый характер. Характер методологических неточностей В. П. Тугаринова, па наш взгляд, довольно симптоматичен. Вполне понятно, что исследователь не мог пе заметить того, что при характеристике определенных общественных явлепий нельзя не учитывать вообще роль сознания, иначе не получится правильного отражения действительности. Но, с другой стороны, как нам представляется, В. П. Тугаринов недостаточно учитывает различие уровней философско-социологического отражения общественной жизни. В результате стремлению учесть факторы сознания в некоторых общественных явлениях придается излишне обобщенная форма выражения, что и приводит к половинчатой трактовке объективности общественных отношений. Итак, становление категорий общественного бытия и общественного сознания в общем сводится к становлению отношений тождества противоположностей, пер- вичности-вторичности, пезависимости-зависимости существования. Выводится данное отношение из анализа всеобщности общественной жизни, законов общественного развития, взятых на самом глубоком уровне. Понятие «общественное бытие», разумеется, не тождественпо понятиям «бытие», «материя» и т. д.; понятие «общественное сознание» не тождественно понятиям «психическое», «сознание» и т. д. Но отношепие общественного бытия и общественного сознания — это то же самое отношение, что отношение материи и сознания. Обращаясь выше к методологии «Капитала», мы пришли к выводу, что категория общественного бытия раскрывается не просто в обобщении материально-природной сущности вещей, функционирующих в обществе, 118
а посредством анализа самих общественных закономерностей. Становление категорий общественного бытия и общественного сознапия подтверждает этот вывод. Действительно, познание объективной реальности общества (общественного бытия) и идеальности общества (общественного сознания) осуществляется путем последовательного — этап за этапом — исследования глубин общественной жизни. В данном случае отсутствует обращение к природным процессам в обществе, вещам, предметам. Здесь анализируются общественные законы, их связи, зависимости. И тем не менее философские выводы этого специфически-общественного изучения те же, что и при изучении природно-человеческого взаимодействия. И в том и в другом случае раскрывается объективная реальность общественной жизни, идеальность сознапия человека. 2. Значение определений общественного бытия и общественного сознания для понимания системы категорий исторического материализма а) Принципы определения категорий «общественное бытие» и «общественное сознание» Различные аспекты отношения общественного бытия и общественного сознания представляют собой не что иное, как тендепции дапного категориального ряда. Поскольку категории общественного бытия и общественного сознания принадлежат к данному категориальному ряду, постольку их теоретическое определение возможно лишь на основе выделенных тенденций. В работе уже высказывалась мысль о том, что определение категорий исторического материализма неотделимо от анализа категориальных отношений. Это наиболее отчетливо проявляется в рассматриваемом случае. Ведь определение категорий общественного бытия и общественного сознания — это не что иное, как раскрытие их роли в рамках их соотношения. Итак, категория общественного бытия фиксирует объективность общественной жизни, взятую как основу всего общественного развития. Категория общественного сознания отражает идеальность общественной жизни, взятую как всеобщий продукт общественного развития. 119
Вопрос об определениях категорий общественного бытия и общественного сознания является дискуссионным в науке. Поэтому целесообразно остановиться подробнее на некоторых моментах, рассмотреть возможные возражения против предложенного подхода к определению категорий. Прежде всего — о самом принципе определения категорий через их взаимное отношение. Этот принцип вытекает из известных ленинских идей об определении материи и сознания. «Что значит дать «определение»? Это значит,— пишет В. И. Ленин,— прежде всего, подвести данное понятие под другое, более широкое... Спрашивается теперь, есть ли более широкие понятия, с которыми могла бы оперировать теория познания, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое? Нет. Это — предельно широкие, самые широкие понятия, дальше которых по сути дела... не пошла до сих пор гносеология. Только шарлатанство или крайнее скудоумие может требовать такого «определения» этих двух «рядов» предельно широких понятий, которое бы не состояло в «простом повторении»: то или другое берется за первичное» 1. Эти ленинские положения имеют самое прямое отношение к определениям общественного бытия и общественного сознания. Конечно, нельзя отождествлять понятия материи и общественного бытия, сознания вообще и общественного сознания, надо искать различие между ними, теоретически его обосновывать. Но это различие не разных принципов определения, а в рамках одного и того же принципа — через раскрытие определенного отношения. Определение через соотношение определяемых категорий — не просто общий постулат. Если его «развернуть», выясняется, что он включает в себя весьма конкретные требования, суть которых в необходимости специального исследования характера данного отпоше- ния в рамках общества. Вместе с тем он предполагает исключение из понятий общественного бытия и общественного сознания того, что не вытекает из данного соотношения, т. е. он содержит в себе и определенные ограничения. 1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 149. 120
Рассмотрим более подробно требования указанного принципа относительно категорий «общественное бытие» и «общественное сознание». О богатстве признаков, фиксируемых в определениях категорий общественного бытия и общественного сознания. В предложенных определениях число признаков общественного бытия и общественного сознания весьма ограниченно. Возникает вопрос, как трактовать эту ограниченность: как положительную или отрицательную черту определения. Есть ли вообще теоретические соображения, которые позволяют оценить фактор множества признаков? Нам представляется, что здесь также принципиально важно исходить из ленинского подхода к определению материи. Мы имеем в виду идею о единственном «свойстве» материи, с признанием которой связан философский материализм 1. Известно, что эта идея была выдвинута В. И. Лениным в условиях революции в естествознании. Когда наука открывала все новые и новые свойства материи, когда остро ощущалась необходимость в разработке материалистического учения, В. И. Ленин не пошел по пути «расширения» определения материи, по пути включения в него новых признаков, свойств, хотя, казалось бы, движение естественнонаучного познания подсказывало именно такой путь. В. И. Лепин в этот период принципиально по-новому разграничивает философские и естественнонаучные представления о материи и выделяет то единственное свойство, с признанием которого связан философский материализм. Нет нужды говорить о том, что такое выделение было не обеднением понятия материи, а его глубочайшим развитием. На базе такого выделения категория материи не только не «отделилась» от естественнонаучных представлений о материи, а, напротив, в полной мере раскрылась в своем мировоззренческом, методологическом значении, позволила выявить глубочайшую сущность революции в естествознании. Подобным же образом необходимо подходить и к определению общественного бытия. Здесь вопрос о «числе» признаков также может иметь определенный смысл, См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 275. 121
хотя это пе означает, что признаком общественного бытия должно быть то же единственное свойство, что и в определении материи. Но общий подход В. И. Ленина к выделению признаков, подчеркивание их философского, методологического значения должен быть здесь сохранен. В полной мере это нужно учитывать в современных условиях. Сегодня исключительно многообразно развивается общественная жизнь, появляются ее новые «признаки», открываются, обогащаются новые соотношения. В таких условиях важно удержаться от соблазна непосредственно «включать» в определения новые свойства действительности, расширять определения. Современная действительность требует не экстенсивного, а интенсивного развития определений общественного бытия, выявления не количественного многообразия, а качественной глубины. Другими словами, здесь необходимо идти по пути поисков важнейших философ- ско-мстодологпческих свойств общественного бытия. Чем убедительнее будут результаты, достигнутые на этом пути, тем глубже, полнее, точнее будут интерпретироваться все более конкретные новые «признаки» общественной жизни. Современность, актуальность того или иного определения общественного бытия совсем пе в том, что здесь присутствует множество характеристик типа научпо-техническая революция, социальная информация, самоуправляющаяся система и т. д. Актуальность этого определения в том, что на основе теоретически выделенных признаков общественного бытия можпо глубоко и убедительно объяснить и проблемы научно-технической революции, и социальной информации, и т. д. При этом необходимо еще раз подчеркнуть, что выделение в категории «общественное бытие» одного свойства — объективной логики развития тех или иных законов — отнюдь не означает, что в обществе это свойство существует само по себе, отдельно, скажем, от способа производства, материальных общественных отношений и т. д. Нет, само по себе это свойство не существует, но, с другой стороны, и не сводится просто к способу производства, категориально оно представляет собой нечто иное, чем эти феномены ряда способа производства. Аналогичные соображения можно высказать и о категории общественного сознания. Сегодня особо замет- 122
ны успехи в изучении сознапия общества. Грани сознания общества, его аспекты, функции, уровни, соотношения — все это широко исследуется. Пожалуй, движение в этой области более наглядно, чем в изучении общественного бытия. Нам представляется, что па фойе познания многогранности сознания общества особо ощутима необходимость в каком-то интегральном, обобщенном определении категории общественного сознания. Каков будет новый шаг в развитии определения общественного сознания, гадать не стоит. Но, думается нам, оп не должен заключаться в попытках «расширить» это определение. Здесь, видимо, тоже необходимо выделить, теоретически обосновать философские свойства и раскрыть их связь с другими ролями, функциями сознапия, его проявление в них. 0 конкретности определений общественного бытия и общественного сознания. Отвечая на возможпый упрек об абстрактпости этих определений, следует заметить, что к определениям общественного бытия можно подходить по-разному. Их можно рассматривать относительно отдельно от всего философско-социологического позпания, изолированно. В таком случае действительно данные определения могут показаться очень «тощими», уступающими по своей описательной силе другим категориям, абстрактными. Но если подойти к этим категориям иначе, рассматривая их в контексте всего философско-социологического познания общества, их оценка оказывается несколько иной. В таком случае определения общественного бытия и общественного сознапия выступают как своеобразный итог, вывод из всего философско-социологического познания. Они «вбирают» в себя все богатство этого позпания и в этом смысле выступают теоретически как самые конкретные категории исторического материализма, как единство многообразия. Ф. В. Константинов справедливо подчеркивает: «У нас получило довольно широкое распространение понимание конкретного как эмпирически данного... Но не следует забывать, что в марксизме есть и другое, более глубокое понятие конкретного, воспроизводимого в теории и являющегося результатом познания» 1. 1 Ф. В. Константинов. В. И. Ленин о конкретно-историческом подходе в историческом материализме.— «Вопросы философии», 1970, № 4, стр. 17. 123
Работая над определениями общественного бытия и общественного сознания, мы пытались не просто приспособить их для более или менее удачпого описания некоторого набора фактических данных, а раскрыть данные определения как теоретически-конкретный итог всего процесса философского познания общества, его результат. Об определенности категорий общественного бытия и общественного сознания. Могут сказать, что предложенные определения расплывчаты в том смысле, что они не схватывают, не фиксируют многие процессы, явления, соотношения общественной жизни. По этому поводу следует заметить, что степень отчетливости определения не может рассматриваться абстрактно. Не существует понятий вообще определенных или вообще неопределенных. Здесь имеется, по-видимому, своя диалектика, свои принципы оценок. Так, если мы характеризуем какой-либо конкретно- эмпирический процесс, скажем, миграционные потоки в сибирской деревне в 70-х годах, то на данном уровне — одна мера разграничения, выделения явлений, одна мера определенности категорий. Перешли мы к более глубокому изучению общественных взаимосвязей, скажем, отношения базиса и надстройки в социалистическом обществе,— здесь иная мера определенности категорий. Базис уже нельзя представить так же зримо, предметпо, как эмпирические процессы. Следовательно, в этом смысле какая-то грань осязаемости категориальных представлений теряется. При переходе к ряду общественного бытия также теряются какие-то возможности определенности описания общественной жизни по сравнению с предыдущим рядом. Думается, что представление об общественном бытии, если соотпести его с общественной жизнью, более расплывчато, неопределенно, чем представление о надстройке. Все эти изменения как будто подтверждают вывод о неопределенности дефиниций общественного бытия и общественного сознания. Но, подходя к этой проблеме с иных позиций, мы обнаруживаем, что каждая из категориальных ступенек, становясь более общей по сравнению с предыдущим уровнем, в то же время оказывается способной описывать новые свя&и и отношения. Так, категории базиса и 124
надстройки не могут описать многие аспекты конкретных миграционных процессов, но зато онп позволяют глубоко раскрыть закон соотношения экономики и политики в обществе. Категории же конкретно-социологического плана для описания этого закона непригодны, они здесь раскрываются как очепь неопределенные. Точно так же переход к уровню рассмотрения основпого философского вопроса применительно к обществу обнаруживает неопределенность категорий базиса и надстройки. Но зато здесь выступают как очень определенные категории общественного бытия и общественного сознания. Таким образом, переход от дефиниций одного порядка к другому с точки зрения степени отчетливости противоречив: в одном отношении мера определенности растет, в другом — падает. Поэтому и оценивать определенность какой-либо категории необходимо не вообще, а с позиции тех проблем, которые она призвана разрешать. Категории общественного бытия и общественного сознания функционируют в науке для выражения и решения основного вопроса философии применительно к обществу. С этих позиций и следует оценивать определенность их трактовок. Итак, мы рассмотрели связь дефиниций с постановкой основного вопроса философии в обществе, их конкретность, определенность. Вполне понятно, что теоретическое определение имеет ценность не само по себе. Из него вытекает целый ряд следствий, важных в науке. Остановимся на характеристике этих следствий. Категории общественного бытия и общественного сознания позволяют уточнить характер, формы отбора и интерпретации того фактического материала, который в конечном счете так или иначе ими отражается. Прежде всего, на наш взгляд, теоретически необоснованно эмпирически использовать фактический материал для доказательства той или иной трактовки общественного бытия. Суть этого эмпиризма в том, что данный материал берется в таком ограниченном временном, социально-географическом и т. д. интервале, который делает весьма сомнительным доказательную силу фактов. С позиций проведенного анализа, когда выясняется, что предметной областью категорий ряда общественного 125
бытия выступает всеобщность общественных законов, очевидна ошибочность подобного эмпиризма, случайно и теоретически необоснованного привлечения фактического материала. Но если от этого эмпиризма необходимо отказаться, то это пе значит, что необходимо вообще отказаться от привлечения фактов из общественной жизни. «...Логическое развитие,— писал Ф. Энгельс,— вовсе не обязано держаться только в чисто абстрактной области. Наоборот, оно нуждается в исторических иллюстрациях, в постоянном соприкосновении с действительностью» 1. Как же и какой отбирать фактический материал? В настоящей работе этому вопросу уделялось мало внимания. Здесь лишь в самой общей форме выделялась та область общества — его всеобщность, которая отражается в данных категориях. Но, по-видимому, этот вопрос может иметь и более конкретные решения. Так, опираясь на трактовку категорий общественного бытия и общественного сознания, можно высказать предположение, что лишь тот фактический материал будет иметь в данном случае доказательную силу, который касается не одной сферы жизни общества, не одного десятилетия в жизни одной страны, а охватывает широкие по историческому масштабу преобразования. И преобразования эти таковы, что позволяют судить именно о закономерностях развития общественно-экономических формаций. Кроме того, необходимо избрать такой масштаб исторических преобразований, который позволял бы сопоставить объективную эволюцию общественной жизни с развитием общественного сознания. Если же возникает необходимость проанализировать объективный характер каких-либо общественных сфер, т. е. рассмотреть их в аспекте общественного бытия, то здесь также необходимо учитывать требования к подбору и объяснению фактов. В данном случае далеко не всякий фактический материал может быть полезен. Так, когда анализируется объективный характер социалистических производственных отношений, то нельзя ограничиваться просто раскрытием содержания произ- 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 499» 126
водственных отношений, указанием на то, что они — общественная форма производительных сил. Необходимо идти глубже — выявить такие факты, которые свидетельствуют об объективности эволюции производственных отношений (а для этого нужен особый анализ развития во времени этих отношений), сопоставить развитие производственных отношений с развитием общественного сознания (здесь нужно выявить, какое сознание и как берется во внимание). Лишь отобрав соответствующие факты, можно делать вывод об объективном характере производственных отношений. На наш взгляд, целесообразно обсудить и следующую идею. Исторический процесс не представляет собой такой равномерности, когда события в каждую единицу времени одинаково значимы с точки зрения выявления исторической закономерности. Есть периоды эволюционных изменений, когда довольно сложно увидеть в сменяющихся общественных ситуациях проявления глубоких общественных законов. Но есть и периоды революционных качественных преобразований, когда с особой отчетливостью и наглядностью обнаруживается объективная логика истории. По нашему мнению, факты, относящиеся к такому революционному периоду (конечно, соответствующим образом отобранные), могут быть непосредственным основанием для суждений о категориях общественного бытия, общественного сознания, хотя их временной и социально-географический интервал, возможно, и не столь велик. Таким образом, проблема отбора, интерпретации фактического материала в рассматриваемом аспекте сводится не только к требованию достаточной масштабности, но и к выделению таких «точек» исторического процесса, которые особо ценны для понимания категорий. В данном случае проявляется одна из граней диалектики теории и практики. Необходимость развития категорий исторического материализма, в частности общественного бытия и общественного сознания, в конечном итоге связана с потребностями общественной практики. Именно практические интересы общества требуют и уточнения категорий, дают импульс для теоретического движения. Но это теоретическое движение в результате служит более глубокому пониманию того явления общественной действительности, которое отража- 127
ется теоретически в той или иной категории. В данном случае не только практика «уточняет» теорию, но и теория «уточняет» практику, требует более четкого, дифференцированного выделения фактического материала. В этом смысле отбор, выделение конкретных событий и явлений в определенной степени обусловлены теоретическим движением. б) Ряд общественного бытия и система категорий исторического материализма В категориальном ряду общественного бытия, который является итогом, следствием познания общества, как бы в новом свете предстают все другие категории исторического материализма. На этом уровне в них раскрывается новое, более глубокое философское содержание. Действительно, предпосылки данного категориального ряда, т. е. предыдущие категориальные ступени, которые привели к его пониманию, не просто остаются позади теоретического движения, не просто отбрасываются как пройденный этап. Они на новом категориальном уровне выступают объектом иного теоретического осмысления. Таким образом, категориальный ряд общественного бытия, если его рассматривать в контексте связей с другими категориями исторического материализма, выступает в двоякой роли. С одной стороны, он — результат, вывод из рассмотрения других, более конкретных категорий, категориальных рядов; с другой — он начало, исток нового витка познания, когда его собственные категориальные предпосылки раскрываются в более глубоком значении *. Роль категориального ряда общественного бытия обнаруживается прежде всего в системообразующей функции этого ряда. В чем это проявляется? 1. Категориальный ряд общественного бытия выступает как качественное ядро системы категорий исторического материализма. 1 «Философия начинается,— писал П. В. Копнин,— не с рассмотрения мира как целого, а с противопоставления материального и идеального» (П. В. Копнин. Диалектика как логика. Киев, 1961, стр. 33). 128
Рассмотренный материал позволяет утверждать, что для понимания категорий исторического материализма как системы недостаточно вычленить множество категорий-элементов. Так же недостаточно и выделение групп категорий, подсистем, категориальных рядов. Для того чтобы категории, их объединения (ряды) «выстроились» в определенной последовательности, необходимо обозначить основное ядро данной системы. Оно представляет собой категорию или их группу, принцип связи между ними, выражающий с наибольшей четкостью и заостренностью ту проблему, ради которой, собственно, и функционирует данная система. Все другие категории как бы группируются вокруг этого ядра, они рассматриваются в связи с ним, как его своеобразное проявление. Категориальный ряд общественного бытия и выступает подобным ядром, обусловливающим качественную природу всей системы категорий исторического материализма. Другие категории, категориальные ряды интерпретируются в соотношении с ним и через него. Так, анализ категорий ряда способа производства позволяет выявить нечто общее между ними, судить о тенденциях, которые их связывают. Эти выводы имеют определенные основания, они полезны, поскольку помогают глубже понять роль категорий исторического материализма. Но законченного объяснения, почему на данном уровне категории объединяются именно такой тенденцией, откуда возникает сама эта тенденция, каков ее глубинный смысл в познании на уровне данного категориального ряда, мы не получаем. Здесь тенденция просто фиксируется. Но если мы взглянем на эти же тенденции, на связи категорий данного категориального ряда с позиций отношения общественного бытия и общественного сознания, картина открывается перед нами в ином освещении. Тогда становится понятным, что тенденция ряда способа производства — это неразвитое, неявное тождество противоположностей, которое в своем полном развитии проявляется на уровне ряда общественного бытия. В этом случае группировка категорий ряда способа производства, трактовка их в определенном аспекте выглядят не как насильственно-субъективная комбинация, а как качественно определенная природой данной системы категорий исторического материализма. 9 В. С. Барулин 129
2. Категориальный ряд общественного бытия выступает основой системы категорий, понимаемой как процесс. Другими словами, в нем истоки внутреннего движения, развития этой системы. Когда речь идет о системе категорий как процессе, то предполагается, что выделяются направление, этапы данного процесса. Если же в любой системе пет этого внутреннего членения, нет обоснования направленности мысли, нет хотя бы основных этапов познания, думается, нет оснований считать данную систему процессом. Категориальный ряд общественного бытия как раз и фиксирует все эти характеристики системы категорий исторического материализма. В нем раскрывается направленность развития познания — она в постановке основного вопроса философии применительно к обществу, раскрываются этапы данного процесса — категориальные ряды как различные стадии постановки и решения основного вопроса философии применительно к обществу. Тем самым ряд общественного бытия «разворачивает» систему категорий как процесс. Каждая из ступеней этого процесса в определенной степени продвигает нас к искомой цели. Но, с другой стороны, этап не был бы этапом, если бы он не оставлял некоторые вопросы нерешенными. Так, в предыдущей главе мы писали, что на уровне ряда способа производства еще нет философского сопоставления материального и идеального в обществе. Этот вывод совершенно логичен, на наш взгляд, если понимать ряд способа производства как один из рубежей общего процесса философского познания общества. В таких условиях то обстоятельство, что на данном уровне какие-то вопросы не ставятся и не решаются, не дает никаких оснований для беспокойства, ибо данный уровень, не решая непосредственно некоторых проблем, одновременно приближает нас к их решению. Один из методологических моментов, затрудняющих дальнейшее развертывание изучения системы категорий исторического материализма, на наш взгляд, заключается в недооценке системы категорий как процесса познания. Когда речь идет о признании общей идеи диалектики системы категорий, то никто против этого не возражает. Сложности появляются тогда, когда дело касается реального их анализа. Такие затруднения, в 130
частности, порождаются стремлением сразу и на любом уровне исследования ставить и решать едва ли не все вопросы материалистического понимания общества. 3. Категориальный ряд общественного бытия выступает как основа системного познания объекта. Какова же связь системы категорий исторического материализма с собственной логикой объекта? Это отнюдь не простой вопрос. Дело в том, что все стороны жизни общества даны одновременно, они не реализуются последовательно, так что, например, сначала появляется политическая жизнь, а затем духовная, сначала — общественное бытие, затем — сознание. Логику различных сосуществующих граней общественной жизни нельзя понимать как логику просто исторического движения. Объективная логика элементов общества реализуется в движении от более конкретных связей и зависимостей до самой глубокой объективной сущности общества. Здесь имеется реально обусловленное деление общества на определенные уровни, связи между ними, собственный ритм переходов. Система категорий исторического материализма, как она здесь рассмотрена, выступает отражением всеобщности социального целого на различных уровнях. Она представляет собой процесс все более глубокого, всеобщего познания общества, его законов. Но центральным методологическим пунктом, который позволяет представить систему категорий исторического материализма в таком «измерении», является выделение и обоснование категориального ряда общественного бытия как относительно самостоятельного, специфического этапа познания общества. Когда это выделение теоретически произведено, тогда становится ясным, что ряд общественного бытия отличается от других рядов не только своими категориальными тенденциями, числом и содержанием своих элементов и т. д., а главным образом тем, что он отражает наиболее глубокий, всеобщий уровень общественной жизни — уровень его субстанциональной, объективной сущности. Тем самым и другие категориальные ряды выступают в новом качестве. Они не просто объединяют иные категории, не просто содержат в себе иные тенденции и т. д.— они отражают иные уровни общества, иной слой общественных сфер и их взаимосвязей. 131
Если же мы теперь сопоставим в целом связи категориальных рядов способа производства и общественного бытия, то окажется, что описание общества, развертывающееся на этой методологической базе, приобретает объемность и глубину. Общество предстает перед нами не как нечто развертывающееся в одной плоскости, а как множество, образно говоря, разных картин, отражающих различные глубины общественной жизни, которые связаны в одно целое. При такой трактовке системы категорий исторического материализма становится понятным, что тот ритм, направленность, порядок рассмотрения общества, его закономерностей, который задается данной системой, соответствует закону познавательного движения по объекту. С. Л. Рубинштейн писал, что «объект в процессе мышления включается во все новые связи и в силу этого выступает во все новых качествах, которые фиксируются в новых понятиях; из объекта, таким образом, как бы вычерпывается все новое содержание; он как бы поворачивается каждый раз другой своей стороной, в нем выявляются все новые свойства, которые фиксируются в новых понятийных характеристиках» 1. Система категорий исторического материализма и выступает как тот методологический инструмент, который помогает нам «поворачивать» объект не произвольно, хаотично, а в определенном закономерном порядке. Так, ряд способа производства ориентирует на познание сфер общественной жизни, их взаимосвязей. Внутренние тенденции данного ряда диктуют нам последовательность изучения сфер, ориентируют нас на познание некоторых их особенностей (в частности, особый аспект изучения сознания). Итогом изучения общества при помощи данного ряда является как бы сквозной портрет всей общественной жизни, всех ее связей, но взятых лишь на одном определенном уровне. Завершив познание общества в этом категориальном ряду, мы переходим (под влиянием тенденций данного ряда) на иную категориальную орбиту — к категориям общественного бытия и общественного сознания. Здесь мы также достигаем сквозного, всеобщего описания об- 1 С. Л. Рубинштейн. Принципы и пути развития психологии. М., 1959, стр. 70—71. 132
щественной жизни, ибо вся панорама общества, его закономерности также отражаются здесь. Но это уже иная, более глубокая плоскость, здесь уже в центре внимания не содержание сфер, их связей и зависимостей, а именно субстанционально-объективная природа общества. В данном случае обнаруживается, что внутренняя логика системы категорий исторического материализма ориентирует нас не просто на то, чтобы описать общественную жизнь в одном ракурсе. Эта логика более сложна, и она диктует нам путь познания объекта, развертывающийся в направлении и экстенсивного охвата жизни общества (на каждом данном уровне), и перехода к познанию все более глубокой сущности. Она включает в себя, стало быть, возможности, так сказать, и «вертикального» и «горизонтального» изучения общества. Мы считаем, что подобный путь познания соответствует законам движения по объекту, ибо он в конечном итоге детерминирован многообразием объекта — общества и его законов — и «вширь» и «вглубь». Таким образом, категориальный ряд общественного бытия, понимание категорий общественного бытия и общественного сознания выступают теоретико-методологическим фундаментом всей системы категорий исторического материализма. Этот ряд раскрывает качественное ядро данной системы, ее внутренний механизм как процесс познания, позволяет понять ее подчиненность законам познавательного движения по объекту. в) Система категорий исторического материализма и трактовка отдельных категорий Поскольку ряд общественного бытия конституирует категории исторического материализма в систему, постольку открывается путь для более глубокого понимания отдельных категорий исторического материализма, рассмотренных как звенья, составные части данной системы. В ходе предыдущего изложения определение каждой категории связывалось с соответствующим категориальным рядом. Тем с!амым каждая категория рассматривалась как своеобразное воплощение определенного ряда, его тенденций. Теперь же мы можем подойти к вопросу с иных позиций. 133
Каждая из категорий исторического материализма воплощает в себе не только тенденции категориального ряда, к которому она непосредственно принадлежит, но и всю систему категорий исторического материализма, в рамках которой обосновывается и доказывается существование самих рядов. В этом смысле в отдельной категории в «свернутом» виде отражена вся система категорий исторического материализма. Отсюда можно сделать вывод, что логико-методологические основы понимания отдельных категорий включают в себя как бы несколько кругов, ступеней. Можно говорить о непосредственных основаниях категорий, которые в данном случае сводятся к тенденциям отдельного категориального ряда. Но можно говорить и о более опосредованных основаниях, которые сводятся к сумме теоретических соображений, обусловливающих выделение категориальных рядов и их тенденций. Видимо, можно говорить и о более глубоких основаниях категорий, которые уходят своими корнями в строй современного научного мышления, в мир современной духовной культуры. Возникает вопрос: какое значение имеет подчеркивание системной сущности отдельных категорий для непосредственного их понимания и использования? Ведь в принципе допустима такая ситуация, когда мы совершенно правильно пользуемся той или иной категорией, не зная ее системных связей. Может, и в дапном случае практика использования категорий в науке и теоретическое раскрытие ее системной сущности развиваются параллельно, пе соприкасаясь друг с другом? Отрицать относительную самостоятельность практического использования категорий в научном познапии, конечно, нельзя. До определенного предела такое использование вполне правомочно. Но когда действительность ставит перед наукой более сложные задачи, когда требуется более глубокое, тонкое, точное применение категорий, вся относительность подобной самостоятельности вскрывается очень наглядно. Тогда появляется необходимость «отточить» оружие нашего теоретического анализа — категории исторического материализма, уточнить их, более глубоко понять их методологическую сущность, их роль в материалистическом объяснении общества. Сделать это можно лишь с помощью более широкого анализа категориальных связей, более глубо- 134
кого проникновения в системную природу категорий. На этом пути и выясняется необходимость как более широкого понимания одних категорий, так и более узкого других. Таким образом, системная сущпость категорий — это как бы общая ориентация, в соответствии с которой мы развиваем, углубляем, уточняем отдельные категории. Само собой понятно, что, чем глубже, доказательнее та или иная система категорий, а значит, и понимание системной сущности категорий, тем четче, точнее и требования к отдельным категориям, тем эффективнее их использование. И напротив, чем аморфнее, расплывча- тее наши представления о системе категорий, тем больше простора субъективистскому произволу в работе с категориями, тем больше вероятность искажений при их использовании. Хотелось бы еще раз вернуться к определениям методологической роли категорий общественного бытия и общественного сознания и оценить их с позиции тех выводов о системе категорий исторического материализма, которые сделаны. Категории общественного бытия и общественного сознания очень общи. Казалось бы, как мало можно «взять в руки» полповесной общественной реальности, опираясь на эти категории, казалось бы, как ускользаю- ще неопределенны и объективная реальность общественной жизни, и идеальность в качестве всеобщего продукта развития общества, как условны аспекты их противопоставления! И однако же именно на базе этих идеализации, предельно общих абстракций, их соотношений, на наш взгляд, возможно воссоздапие целостной системы категорий исторического материализма. Лишь проанализировав все теоретико-методологические следствия, вытекающие из определений общественного бытия и общественного сознания, можно понять, как эти категории обретают полноту конкретности, обретают — через другие дефиниции — способность отражать все богатство общественной реальности. Поэтому ответ па вопрос о том, что отражается в категориях общественного бытия и общественного сознания, было бы неправильно искать, изолируя их от других понятий исторического материализма. Только в контексте со всей системой категорий исторического материализма общественное бытие и общественное созна- 135
ние раскрываются как самые емкие, объемные по отражению общественной жизни категории. Своеобразие, предельная общность фактической базы категорий «общественное бытие» и «общественное сознание» делают последние очень пластичными с точки зрения их определения. Трудно, например, выдвинуть фактические возражения против того, что общественное бытие — это способ производства, материальные общественные отношения и т. д. В определенном смысле все эти явления могут рассматриваться в аспекте общественного бытия, ибо оно существует в них. Но подобное рассмотрение данных категорий порождает множество различных интерпретаций, ибо какие- либо корректирующие моменты здесь сведены до минимума. Но если мы эти же категории рассмотрим как основу системы категорий исторического материализма, то выясняется, сколь многим требованиям они должны соответствовать, сколь многочисленные «нужно» и «нельзя» они должны удовлетворять. В этом смысле свобода выбора определений резко сокращается. Становится понятной предельная общность категориальных определений общественного бытия и общественного сознания, минимальность их признаков. В заключение необходимо отметить следующее. В последние годы все чаще в литературе ставится вопрос о многообразии сторон исторического материализма как науки. В частности, подчеркивается, что исторический материализм является и философией истории, и об- щесоциологйческой теорией. В таких условиях важно подчеркнуть непреходящий философский характер исторического материализма. Нам представляется, что характеристика системы категорий исторического материализма на основе качественного ядра — категориального ряда общественного бытия, раскрытие того, что вся эта система ориентирована на постановку и решение основного вопроса философии применительно к обществу,— это и есть выделение философской сущности исторического материализма как науки об обществе.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ Общепризнано, что общество представляет собой один из самых сложных объектов научного, философского познания. Действительно, если перед нами стоит задача дать общую философскую характеристику общества, мы должны в полной мере учитывать и то, что оно определяется общественными закономерностями, и то, что в нем в преобразованной форме сохраняются природные закономерности. Многогранность общественной жизни порождает и необходимость в сложной методологии философского исследования. Теоретическое раскрытие соотношения материального и идеального в обществе, т. е. решение основного вопроса философии применительно к обществу, целостно, едино. Оно в конечном итоге приводит к доказательству первичности, независимости существования материального в обществе и вторичности, зависимости существования, отражательного характера идеального. Однако такое доказательство не исключает различных путей выведения, обоснования этой идеи. Центральная мысль настоящей книги заключается в том, что целостность теоретического доказательства материалистического решения основного вопроса философии применительно к обществу предполагает внутреннюю различеяность этой аргументации, выделение, специальный анализ ее различных аспектов. В работе мы стремились показать, как общефилософские категории материи и сознания, категориальные ряды в историческом материализме методологически ориентируют человеческое познание на выявление различных аспектов отношения материального и идеального в обществе. Так, природные закономерности действуют в обществе как подчиненные общественным и преобразованные 137
ими. Ио это отнюдь не значит, что они теряют свои общефилософские характеристики. Поэтому, рассматривая общее взаимодействие человека с предметно-вещными проявлениями этих закономерностей, мы методологически исходим из общефилософской трактовки отношения материи и сознания. Подобная исходная позиция позволяет прийти к целому ряду важных выводов: о материальном субстрате общества, о неразрывной связи общества и природы, о вторичности, зависимости идеально- целеполагающего начала в человеческой деятельности от материальной сферы общества и т. д. Эти общефилософские выводы с полным основанием могут быть охарактеризованы как важная грань материалистического понимания общества. При изучении социального целого, его взаимосвязей, законов также следует выделять и другие аспекты, грани материалистического отражения общественной жизни. Так, методологическая роль категориального ряда способа производства проявляется в том, что он ориентирует нас па изучение сфер, их связей. На этой основе формируется вывод об определяющей роли способа производства, о зависимости духовной жизни общества, о функциональной роли сознания в сферах общественной жизни, выясняются определенные тенденции. Что же касается категориального ряда общественного бытия, в котором отражается всеобщесубстанциональ- ная природа общества, то здесь теоретически наиболее полно и развернуто фиксируются основные категории, выражающие постановку и решение основного вопроса философии, и формулируются выводы о соотношении общественного бытия и общественного сознания. Ни на каком другом уровне эти выводы не могут быть сделаны с такой теоретической четкостью и завершенностью. Если же говорить о методологическом аспекте системы категорий исторического материализма в целом, то он сводится к формулировке и решению основного вопроса философии в обществе. Различные категориальные ряды — это ступени, этапы на пути к этому решению, закономерно различенные и закономерно объединенные общей логикой философского позпания общества. Развитие любой отрасли научного знания, в том числе и методологических проблем исторического материале
лизма, происходит относительно самостоятельно, подчиняется собственным законам. Объективным источником развития любой теории являются запросы общественной практики, изменения в общественной жизни. Сегодня самым глубоким импульсом постановки и решения методологических проблем материалистического понимания общества являются закономерности развития социалистического общества, потребность в более глубоком научном отражении социальных процессов. Какова же связь современных проблем в социалистическом обществе с постановкой и решением методологических проблем исторического материализма? Материалистическое решение основного вопроса философии применительно к обществу отражает всеобщие связи и зависимости в общественной жизни, существующие во всех общественно-экономических формациях. Однако познание всеобщих закономерностей зависит и от того, как они проявляются в конкретно-исторических условиях. Именно эту особенность отмечает К. Маркс: «...самые абстрактные категории, несмотря па то, что они — именно благодаря своей абстрактности — имеют силу для всех эпох, в самой определенности этой абстракции представляют собой в такой же мере и продукт исторических условий и обладают полной значимостью только для этих условий и в их пределах» *. В этом смысле можно говорить о тех особенностях капитализма, которые определенным образом позволяли познать, теоретически зафиксировать всеобщие зависимости. Ф. Энгельс прямо связывал появление материалистического понимания истории с некоторой спецификой действия закономерностей капитализма. Он писал: «...если во все предшествующие периоды исследование этих движущих причин истории было почти невозможно из-за того, что связи этих причин с их следствиями были запутаны и скрыты, то в наше время связи эти до такой степени упростились, что решение загадки стало, наконец, возможным» 2. Но если в условиях капитализма какие-то грани всеобщих общественных взаимосвязей проявились в более 1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 42. 2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 308. 139
простой форме, чем прежде *, если в тех условиях создались социальные предпосылки для их познания, то, спрашивается, почему аналогичную взаимосвязь между особенным и всеобщим мы должны исключать, когда речь идет о становлении нового общественного строя — коммунизма? Ведь по масштабам преобразования производства, общественных отношений, культуры, человека коммунизм не имеет себе равных в истории. Появление нового общественного строя влечет за собой такие изменения в общественной жизни, которые конечно же превосходят то, что принес с собой капитализм по сравнению с феодализмом. Следовательно, при социализме создаются благоприятные условия для познания новых граней всеобщих связей и зависимостей в обществе. Рассматривая особенности развития экономической, социальной, политической, духовной жизни социалистического общества, можно увидеть, насколько многосторонне происходит превращение идеального в материальное. Пожалуй, ни одна из предыдущих формаций не давала такого обильного материала для обобщений в этом отношении. Возросшая взаимосвязь различных сторон общественной жизни, взаимопроникновения объективных и субъективных линий развития, рост субъективного фактора в истории — характернейшая черта развития современного социалистического общества. Вполне понятно, что в данных условиях возникают новые познавательные ситуации, которые необходимо учитывать в практике научного познания. Так, не может быть и речи о том, чтобы ослабить внимание к анализу основных взаимосвязей в обществе, вскрытых историческим материализмом. Тем более, что возрастающее влияние субъективного фактора при социализме на общественную жизнь в ряде случаев усложняет познание объективности закопов общественного развития. Эта 1 «На определенной ступени формирования объекта обнаруживается, выявляется такая «кристаллизация» его противоречий, которая выражает полноту проявления законов его развития. Потенция превращается в действительность, историческая тенденция пробивает себе дорогу к эмпирически наблюдаемой поверхности явлений, где появляется такая качественная определенность, теоретическое рассмотрение которой позволяет вскрыть ее основной закон» (П. Г. Скулин. Эмпирическое и теоретическое в познании общественных явлений.— «Проблемы познания социальных явлений». М., 19б8, стр. 61). 140
объективность может носить более «скрытый» характер, чем прежде. Г. Е. Глезерман писал: «Научное понимание социализма должно совместить выработанный историческим материализмом объективный подход к общественному развитию как естественноисторическому процессу, подчиненному не зависящим от воли и сознания людей законам, с признанием того факта, что социалистическое общество строится сознательно, планомерно, что оно не может ни возникнуть, ни совершенствоваться без сознательной, целенаправленной деятельности людей» 1. Эти соображения могут быть основанием для вывода о том, что социализм, как объект философско-социологического изучения, в определенном отношении более сложен, чем капитализм. На наш взгляд, мысль Ф. Энгельса о том, что при капитализме связи причин и следствий в общественном развитии «упростились», не обязательно понимать в том смысле, что при социализме эти связи стали еще проще. Видимо, историческая диалектика развития общественно-экономических формаций более сложна: в каком-то отношении законы общественного развития при социализме стали выступать в более простой форме, в каком-то отношении действие этих закономерностей приобретает и более сложный характер. Таким образом, изучение некоторых сторон, отношений, аспектов действия законов общественной жизни становится более сложным познавательным процессом. На этой почве и возникает потребность в разработке целого комплекса методологических проблем исторического материализма, в понимании системной сущности его категорий, методологической роли последних, в анализе осповного вопроса философии применительно к современной общественной жизни. Решение этих проблем, если рассматривать их в комплексе, касается не просто уточнения содержания отдельных категорий. Они — в сумме своей — углубляют материалистическое решение основного вопроса философии, с одной стороны, а с другой — обнаруживают огромное методологическое значение принципов материалистического понимания истории, показывают, что лишь на их основе возможно научное познание новой развивающейся общественной действительности. 1 Г. Е. Глезерман. Исторический материализм и развитие социалистического общества. М., 1973, стр. 11. 141
Отсюда следует, что разработка методологических проблем исторического материализма, анализ роли системы его категорий в философском познании общества, попытка выделить различные категорр1альные уровни в этой системе и т. д.— исторически конкретны. Хотя при этом речь идет об исследованиях всеобщелогических связей, абстракций самого высокого порядка, устремлены эти исследования к самым жгучим вопросам современности.
СОДЕРЖАНИЕ Введение 3 Глава 1. Общефилософский уровень анализа некоторых проблем материалистического понимания общества 13 1. Отношение «природа — человек» с точки зрения основного вопроса философии 14 2. Методологическое значение категории «материя» для апализа общественной жизни ... 19 3. Общественное бытие вещей и их материальные характеристики 24 Глава 2. О категориальных рядах в историческом материализме 35 1. Особенности развития методологических проблем исторического материализма на современном этапе « 36 2. Развитие взглядов классиков марксизма-ленинизма на некоторые категории исторического материализма 48 Глава 3. Методологическое значение категориального ряда способа производства материальных благ . . 61 1. Причинно-следственная тенденция категориального ряда способа производства .... 62 2. Роль сознания в категориальном ряду способа производства 69 3. О методологических пределах категориального ряда способа производства 87 Глава 4. Методологическое значение категориального ряда общественного бытия 103 1. Логический процесс становлепия категорий общественного бытия и общественного сознания 105 2. Значение определений общественного бытия и общественного сознания для понимания системы категорий исторического материализма 119 Заключение. «.. 137
Владимир Семенович БАРУЛИН СООТНОШЕНИЕ МАТЕРИАЛЬНОГО И ИДЕАЛЬНОГО В ОБЩЕСТВЕ (Методологические аспекты проблемы) Заведующий редакцией А. И. Могилев Редактор В. Г. Голобоков Младшие редакторы Ж. П. Крючкова и Е. С, Молчанова Художник К И Чистяков Художественный редактор Г. Ф. Семиречеико Технический редактор Л. Я. Уланова Сдано в набор 9 августа 1976 г. Подписано в печать 29 ноября 1976 г. Формат 84 X Ю8'/з2. Бумага типографская № 1 Условн. печ. л. 7,56. Учетно-изд. л. 7,64. Тираж 40 тыс экз. А 00194. Заказ № 1022. Цена 26 коп. Политиздат. 125811, ГСП, Москва, А-47, Миусская пл., 7., Ордена Ленина типография «Красный пролетарий». Москва, Краснопролетарская, 16.