Автор: Дегоев В.В.
Теги: международные отношения мировая политика внешняя политика дипломатия история история кавказа
ISBN: 978-5-347-00023-4
Год: 2009
Текст
К А В К А 3
и
ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Отсканировано
в сентябре 2014 года
специально для эл. библиотеки
паблика «Бєрзєфцєг»
(«Крестовый перевал»).
Скангонд єрцыд
2014 азы сентябри
сєрмагондєй паблик «Бєрзєфцєг»-ы
чиныгдонєн.
http://vk.com/barzafcag
ИСТОРИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА
ИСТОРИЯ РОССИИ
МАЛОИЗУЧЕННЫЕ
СТРАНИЦЫ
РУССКОЙ ИСТОРИИ
ИСТОРИЯ РОССИИ
Дегоев В. В.
КАВКАЗ
И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
1829-1864 гг.
Политика, война, дипломатия.
УДК 327D79)
ББК 66.4@)
Историческая библиотека основана в 1995 г.
Автор проекта и основатель серии: Кулаков Владимир Александрович
Автор серийного оформления: Яковлев Анатолий Тимофеевич
Д 26 Дегоев В. В. Кавказ и великие державы 1829-1864 гг. Политика,
война, дипломатия.
Издательский дом «Рубежи XXI». 2009 г. 560 с, с иллюстрациями.
Опираясь на огромный, в том числе еще никем не тронутый, документальный материал, автор
исследует сложнейшую ткань международных противоречий на Кавказе в эпоху Кавказской войны
XIX века и приходит к выводу, что они во многом порождены общей логикой англо-русского
межимперского соперничества на Востоке, которое принято именовать «большой игрой». Сегодня она
воспроизводится в форме многосторонней, теперь уже глобальной борьбы за торжество
определенных моделей мироустройства, где никто никого щадить не намерен. Все более взрывоопасным
звеном в этом состязании становится черноморско-каспийский регион. Чем чревата новая «большая
игра» на Кавказе в случае, если в ней сохранятся правила старой ? Как избежать по крайней мере
самого худшего сценария, зная, по опыту истории, что лучших сценариев у нее не бывает? Насколько
исторические закономерности или отсутствие таковых пригодны к использованию в практических
целях современной политики?
Над всем этим заставляет задуматься, ничего не навязывая, очередная книга профессора
МГИМО (Университета) МИД России Владимира Дегоева.
УДК 327D79)
© Дегоев В. В., предисловие, монография,
научный комментарий, библиография, 2009.
© Дегоев В. В.,именной указатель, 2009.
© Гершкович Ю. С, рисунки для заставок и
концовок к главам, 2009.
© УпакГрафика, допечатная подготовка,
обработка иллюстраций , 2009.
©Рубежи XXI, 2009.
ISBN 978-5-347-00023-4
АННОТАЦИЯ
Насколько уникальна современная ситуация на южном фланге постсоветского
пространства? Есть ли в истории похожие прецеденты? Чем они оборачивались в ближайшей
и долгосрочной перспективе? Можно ли извлечь из них уроки и какие? Подобными
вопросами невольно задаешься, когда читаешь этот капитальный исторический труд,
посвященный, казалось бы, делам давно минувших дней.
Опираясь на огромный, в том числе еще никем не тронутый, документальный
материал, автор исследует сложнейшую ткань международных противоречий на
Кавказе в эпоху Кавказской войны и приходит к выводу, что они во многом порождены
общей логикой англо-русского межимперского соперничества на Востоке, которое принято
именовать «большой игрой». Но несмотря на всю широту этого контекста, кавказская
тема, как показано в книге, выходит даже за его рамки и становится все более
заметным элементом в системе европейской политики XIX века.
Концептуальный, панорамный взгляд на исторические процессы и события отнюдь
не мешает авторууделять скрупулезное внимание частным фактам, подробностям, мелким
деталям, способным порой прояснить суть вещей гораздо лучше, чем массивные
теоретические построения. Он также исходит из того, что понять международные коллизии
невозможно без изучения живых персонажей, являющихся их генераторами, участниками
п символами. Отсюда—повышенный авторский интерес к особенностям характера,
мировоззрения, поведения этих людей, играющих в очень серьезные и опасные
игры. Портреты некоторых из них выписаны очень сочными мазками и проработаны
с помощью приемов художественно-биографического повествования. Именно поэтому
предлагаемая книга, будучи в принципе научным исследованием, зачастую приобретает
остросюжетную тональность и стилистику, превращаясь в захватывающее чтение не
только для специалистов.
Чем больше углубляешься в текст, тем чаще обнаруживаешь просто поразительные
параллели между событиями, анализируемыми в монографии, и тем, что происходит
на Кавказе и вокрут Кавказа после распада СССР. Исключительная злободневность и
особый поучшздьный смысл этой книга, к несчастью, получили подтверждение в новом
кровавом кошмаре, который в августе 2008 года постиг народ Южной Осетии и
который едва ли не чудом удалось предртвратить в Абхазии. Уж по крайней мере
один исторический урок тут налицо: для «цивилизованного» Запада кавказские (и не
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
только кавказские) народы были, есть и, похоже, останутся лишь мелкими жертвенными
картами «наубой», призванными обеспечить конечный выигрыш в гигантских и азартных
геополитических ристалищах. Еще раз стало очевидным и другое—у малых,
«нетитульных» сообществ, находящихся под угрозой физического уничтожения,
есть один защитник и спаситель—Россия. И хотя бы во имя этой миссии она обязана
быть единой, великой и могущественной. Другую Россию история не терпела и,
скорее всего, не потерпит в будущем.
Все это позволяет констатировать: на сегодняшний день представляемый широкому
читат&но научный труд Владимира Дегоева—самое обстоятельное, самое оригинальное
и самое яркое из существующих сочинений по соответствующей проблематике.
* * *
Об авторе
Дегоев Владимир Владимирович—историк, политолог, публицист; профессор
Московского государственного института международных отношений (Университета)
МИД России; директор Центра кавказских исследований МГИМО (У); президент
Общественной Академии наук, образования и культуры Кавказа; председатель
Редакционного совета ежегодника «Кавказский сборник»; редактор «Аналитических
записок» Центра кавказских исследований Научно-Координационного Совета по
международным исследованиям МГИМО (У); редактор нескольких сборников научных
статей; член редколлегии ежегодника «Сборник Русского исторического общества»;
член Экспертного совета «РИА-Новости»; лауреат премии журнала «Дружба народов».
В 1990-е-начале 2000-х гг. работал в качестве приглашенного профессора в ряде
университетов США и Канады (Аппалачский, Стэнфордский, Калифорнийский в Беркли,
университет Альберты, г. Эдмонтон)
Его перу принадлежит более десятка книг по истории Кавказа, внешней политике
Российской империи и европейских держав, современным постсоветским проблемам.
Среди них: «Кавказский вопрос в международных отношениях 30-60-х годов
XIX в.» A992); «Кавказская война» A994); «Имам Шамиль. Пророк,
властитель, воин» B001); «Большая игра на Кавказе. История и современность» B001,
2003 доп. издание); «Внешняя политика России и международные системы:
1700-1918 гг.» B004); «Россия, Кавказ и постсоветский мир: прощание с
иллюзиями» B006); «Северный Кавказ: постсоветские итоги как руководство к действию,
или Повестка дня на вчера» B006); «Россия при Путине. Обретения, тревоги, надежды»
B007); и другие.
Публиковался в журналах: «Вопросы истории», «Отечественная история», «Вос-
ток-Orient», «Свободная мысль XXI», «Россия XXI», «Россия в глобальной
политике», «Международнаяжизнь», «Политическийкласс», «Политическийжурнал»,
«Форбс», «Обозреватель», «Звезда», «Дружба народов», «Russian Politics and
Law» и других.
Владимир Владимирович Дегоев
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
1820-1864 гг.
Политика, война, дипломатия
Сочинение в трех книгах, тринадцати главах
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ ДЕГОЕВ
Добродетель в международных отношениях—
это дочь страха и необходимости.
Пол Шредер*
ПРЕДИСЛОВИЕ
Над данной темой автор начал работать в середине 70-х годов XX века. Тогда это
был совершенно частный, если не сказать заштатный, исторический сюжет,
интересный лишь очень узкому кругу специалистов. Я и не подозревал, что через
«какие-то» полтора десятка лет он приобретет столь драматическою для СССР
и новой России актуальность.
Первый вариант книги увидел свет в 1992 году. Один из рецензентов
порекомендовал ее в качестве поучительного чтения для тогдашних российских
политиков. Не хочу по этому поводу ни лукавить, ни обманываться. Такая рекомендация
была настолько же лестна для меня, насколько бессмысленна для тех, кому она
адресовалась. Даже если бы кто-то из власть имущих нашел тогда время
отвлечься от политических дрязг и полистать какую-нибудь книжку по истории
Кавказа XIX века, вряд ли что-либо изменилось. В том или ином виде случилось бы
то, что случилось: серия больших и малых ошибок в Закавказье, приведших
к резкому усилению там влияния Запада и Турции с одновременным
вытеснением оттуда России; катастрофические провалы на Северном Кавказе, на фоне
которых две чеченские войны были еще не самым худшим исходом; падение
международного авторитета России до критического уровня и полное мрачных
прогнозов будущее.
* Американский историк. (SchroederP. W. Austria, Great Britain, and the Crimean War. The Destruc-
tionofEuropcan Concert. Ithaca-L., 1972. P. 412.)
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Во всех этих гнетущих и трагических фактах есть причины для скорби, сожаления,
пессимизма, но только не для отказа от историописания. Во-первых, потому что это
вполне самодостаточное занятие, профессия и призвание, способные существовать
и развиваться безотносительно к общественным настроениям и сиюминутной
политической востребованности. Во-вторых, потому что в конечном счете все же
кое-какие невольные советы историков усваиваются политиками и порой даже
спасают их от наихудшего из возможного.
С 1992 года по историческим меркам прошло немного времени, но по
масштабам, количеству и скорости перемен—целая эпоха. Она была наполнена
событиями, которые придали содержанию изданной 16 лет назад монографии еще более
злободневное звучание. Но они же заставили автора переосмыслить многие вещи,
усилить или переставить акценты, внести нюансы в те исторические сюжеты,
которые раньше воспринимались однозначно. При этом я старался избегать
чрезмерного усложнения простого и упрощения сложного. И, разумеется, не остались
без внимания новейшая литература и документальные публикации по теме,
изданные в 1990-начале 2000-х годов. Все это, как мне кажется, оправдывает
стремление автора предложить кавказоведческому сообществу существенно расширенный
и измененный вариант монографии 1992 года.
Есть, однако, еще одно обстоятельство, которое делает второе издание
книги столь же полезным и своевременным, как и первое, а, быть может, даже и
более необходимым. Дело в том, что с окончанием холодной войны и развалом
СССР мы полностью разоружились идеологически в наивном ожидании того же
со стороны наших бывших противников. Значительная часть российских
историков принялась истово каяться за грехи и преступления имперско-самодержав-
ной России, в том числе в сфере внешней политики вообще и на Кавказе,
в частности. Сыпавшиеся как из рога изобилия гневные обвинения были
призваны доказать, что Россия всегда являлась «империей зла». Это весьма странное
занятие, памятное своим самообличительным пафосом и отсутствием позитивных
исследовательских результатов, не имело никакого отношения к науке, хотя
и именовалось «деидеологизацией истории». Именно к этому нас призывал
Запад, сам в ответ так и не позволивший себе подобной роскоши.
Многие американские и европейские специалисты по внешней политике России
XIX века, возможно, не без влияния наших покаяний, почти ничего не изменили
в своих концептуальных подходах, в том числе к теме «Кавказ и великие державы».
По-прежнему в ходу застарелые русофобские штампы, появившиеся в западной
общественно-политической мысли после завершения антинаполеоновских войн
и возвышения России в ранг некоей сверхдержавы. Они подверглись определенным,
порой не лишенным изящества терминологическим модификациям, связанным
с новомодными течениями в современной гуманитаристике. Но на сущностном
уровне особых перемен не видно.
ПРЕДИСЛОВИЕ
В конечном счете, схема та же: Россия на Кавказе действует как держава,
изначально и иррационально заряженная на агрессию и завоевания. Что касается
ее соперников (Англия, Франция, Турция, Иран), то в их действиях чаще всего
усматривается другая мотивировка—защита жизненно важных интересов, к которым
отнесена безопасность собственных колоний, сфер влияния, торговых коммуникаций,
рынков сбыта и источников сырья.
Вне поля зрения преднамеренно оставлен тот факт, что Л1Я России, начиная с
образования централизованного государства, Кавказ представлял не «заморскую»,
а соседнюю территорию, создававшую, ввиду ее цивилизационной специфики,
проблему безопасных границ, найти которые в Степном Предкавказье было
практически невозможно. Движение на юг—не прихоть российских самодержцев, а
стратегическая и геополитическая необходимость.
Многие западные историки избегали и избегают говорить о пророссийской
ориентации кавказских политических, квазиполитических и потестарных образований,
поскольку это не укладывается в русло их весьма идеологизированных концепций.
Вместе с тем ограничиться лишь таким взглядом на зарубежную историографию
быю бы несправедливо. В исследованиях времен хшодной войны и, тем более, в новейших
трудах встречаются взвешенные, вдумчивые суждения о политике России и других
великих держав на Кавказе. И тут дело не в симпатиях к России (хотя применительно
к отдельным авторам и в них тоже) и не в стремлении оправдать ее действия,
а в профессиональной привычке к изучению сути вещей.
Немало западных историков давно отказалось от примитивных русофобских
оценок, признавая за Петербургом право иметь и отстаивать свои интересы на южном,
черноморско-каспийском направлении. Мотивы продвижения России на Кавказ
осмысливаются в совершенно рациональных, геополитических категориях без
предвзятого негативизма, идеологических акцентов и ссылок на этногенетику,
этнопсихологические доминанты и метафизические глубины русского народного сознания.
Нельзя не отметить растущую объективистскую тенденцию в подходах к вопросу
о причинах, природе и формах *международного соперничества на Кавказе. Западные
труды новейшего времени во многих случаях отличаются от своих предшественников
большей основательностью, меньшей ангажированностью, тонкими и неожиданными
наблюдениями, стимулирующими мысль даже (а подчас именно) тогда, когда они
носят явно гипотетический характер. Одной из бросающихся в глаза профессиональных
примет этих исследований является преимущественное использование архивных,
впервые вводимых в оборот документов.
Достижения отечественной историографии в этом плане—куда скромнее. В
последние полтора десятка лет она, будучи достаточно богатой количественно, занималась
в основном дорисовкой фактографической картины, уточнением деталей, в ряде
случаев— переинтерпретацией давно известных источников. Вполне можнбчговорить
о парадоксе: при наличии огромного, все возрастающего интереса к проблеме, обус-
КАВКАЗ II ВЕЛПКИК ДЕРЖАВЫ
ловленного нынешними международно-политическими и конъюнктурными
реалиями, формы удовлетворения этого интереса со стороны
историков-профессионалов, за редким исключением, заметно отстают и от современных требований
гуманитарной науки, и от интеллектуальных запросов общества.
Отдельные сочинения просто удручают своим сходством с первыми
студенческими опытами, заслуживающими скорее снисхождения и морального поощрения,
чем публикации, тем более в виде книги.
Широко и зачастую не к месту используемая модная политологическая
терминология, включая совершенно экзотические понятия, не столько улучшает
качество исследований, сколько усугубляет их умозрительный характер. И, разумеется,
она не в состоянии скрыть вторичную, эпигонскую суть некоторых идей,
предлагаемых как некое научное откровение.
Чем объяснить этот парадокс—не знаю. Разве что тотально пропитавшим нас
рыночным духом с его беспощадной диктатурой принципа «спроса и предложения».
У историков вошло в моду быстрое писание книг на «высоколиквидные» темы, среди
которых кавказская далеко не на последнем месте. Соловьевское «у науки сборы
долгие» устарело безнадежно, и не только для молодого, компьютерного поколения.
Открывшиеся беспрецедентные возможности технического компилирования,
прежде всего с помощью Интернета, сократили цикл производства «научного
продукта» до невероятных сроков. Процесс создания исторических исследований все
больше напоминает конструкторскую сборку «лего». Ущерб качеству налицо.
Видимо, с этим же обстоятельством связано еще одно парадоксальное
явление. После падения «железного занавеса» и информационной революции
осведомленность наших ученых о западных работах по теме «Кавказ в системе
международных отношений XIX века» остается на том же уровне, что и в 1960- 1980-е
годы. В Интернете этих работ нет, а времени и желания доставать, читать и
изучать их в печатной версии не хватает.
Похоже, до сих пор главным н едва ли не единственным источником
информации о том, что писали и пишут западные авторы по данной проблематике,
являются подстрочники (как, впрочем, и «надстрочннки») моих книг, где многое нуждается
в обновлении. Без всякого гнева и пристрастия, даже с определенным чувством
удовлетворения могу констатировать, что научный аппарат этих исследований
пользуется повышенным спросом у известных и не очень известных историков. Значительная
часть его уже разобрана и «приватизирована». В чужих монографиях не раз
приходилось обнаруживать целые вереницы до боли знакомых сносок с абсолютно
точным повторением идущих через запятые и тирс номеров книжных страниц, архивных
дел и листов, но самое неприятное—допущенных мною опечаток в названиях
иностранных работ и их выходных данных.
По большому счету тут нет чего-то особенно страшного. Все это в конце концов
принадлежит российской исторической науке и кавказоведению, как ее неотъем-
ПРЕДИСЛОВИЕ
лсмой части. Однако этой науке нужно развиваться, в том числе обогащаясь
достижениями западной и, шире, зарубежной историографии. Знать, что в ней
происходит сегодня, нашим исследователям, обращающимся к внешнеполитическим
аспектам истории Кавказа, совсем нелишне.
В меру своих возможностей я постарался изучить постсоветские тенденции
в западной научной литературе по проблеме и взять из нее то, что мне
представляется плодотворным и перспективным.
Если суммировать общие результаты этой работы, отвлекаясь от частностей
(которые иногда, впрочем, важнее всего остального), то суть их можно свести
к осознанию мною необходимости рассматривать кавказский вопрос в гораздо
более широком международном и геополитическом контексте, чем я это делал
раньше. Даже учитывая евроцентристское мировоззрение, остающееся
характерным для участников международной политики второй трети XIX века, можно
заметить признаки того, что уже тогда периферийные проблемы перестают быть
таковыми, заставляя великие державы уделять им все большее внимание.
Кавказ—одна из таких проблем. Применительно к ней речь в этой книге идет вовсе
не о модернизации истории и не об искусственных попытках найти в прошлом
аналоги нынешних глобализацнонных процессов. И если у читателя все же возникнет
впечатление, будто автор порой тяготеет к умозрительным параллелям, то, значит,
мне не удалось главное—показать, что мои выводы базировались прежде всего на
кропотливой работе с источниками.
Именно источники, в гораздо большей степени, чем наша бурная
действительность, открывают перед исследователями удивительные возможности для
комплексного, интегративного, если угодно, панорамно-исторического изучения
кавказского вопроса в международных отношениях XIX века.
При таком подходе роль Кавказа в соперничестве великих держав предстает в
новом свете, приобретая новые сущностные измерения, новые смысловые черты
и оттенки. Кроме того, это открывает другие ракурсы для взгляда на мотивы,
логику и особенности поведения конкурентов России на Кавказе, которое требует
не априорного осуждения, а понимания и объяснения с учетом обстоятельств
времени и места. Именно поэтому политические, военные и дипломатические
коллизии рассматриваются в данной работе—в большей степени, чем я мог себе позволить
прежде—как сложные игровые, в чем-то похожие на шахматные ситуации,
развивающиеся по собственным законам и не слишком располагающие к пустому
морализаторству на тему о «добре» и «зле».
То, что я предпочел назвать «интегративным» подходом, нередко уводило
меня за рамки собственно кавказской тематики в область, казалось бы, сугубо
европейских сюжетов. (Это, в частности, хорошо видно на примере проблемы ге^
незиса Крымской войны.) Однако без этих «отвлечений» нельзя понять, как, через
какие передаточные или прямые механизмы происходило втягивание Кавказа в слож-
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ный, паутинообразный контекст большой международной политики, сначала
европейской, затем мировой.
Все это отличает—надеюсь, в лучшую сторону—нынешнее издание моей книги
от предыдущего. О новых интересных деталях уже нет и речи: читатель найдет их
в изобилии*. Будет раздолье и тем, кто пожелает позаимствовать ссылки на более
или менее свежие зарубежные исследования и документальные публикации.
Считаю уместным пояснить новое название книги. С одной стороны, в нем, как
мне кажется, предмет исследования обозначен точнее—за счет конкретного
указания на формы проявления, столкновения и разрешения международных
противоречий— «политика» (внешняя и внутренняя), «война», «дипломатия». С другой стороны,
следует оговориться: под «Кавказом», в данном контексте, имеется в виду
географическое понятие и геополитический объект, лишенный международной
правосубъектности на том основании, что он уже стал частью Российской империи. Что
касается «великих держав», заинтересованных в кавказском вопросе в той или
иной мере, то к ним мы относим, помимо России, Англию, Францию, Турцию
и Австрию. Отметим также, что в нынешнем издании, в отличие от предыдущего,
присутствует—и порой весьма заметно—иранский фактор, хотя он уже не столь весом,
как в первой трети XIX века.
И в заключение позволю себе еще одно пояснение: в содержании и форме
самого текста книги появилось много такого, что фактически делает ее
самостоятельной научной работой, а не просто расширенной и дополненной версией уже
опубликованного.
о * *
Значительную, во многом самую важную часть этой книги автор написал в
стенах Московского государственного института международных отношений
(МГИМО-Университет). Считаю своим долгом отметить, что созданные здесь
условия для творческой работы (включая возможность собирать научный
материал за рубежом) помогли мне решить целый ряд профессиональных задач и
избавили от необходимости непродуктивной траты сил и времени. Искренне признателен
тем, кто чувствует себя лично ответственным за сохранение такой атмосферы,
считая это магистральным направлением развития МГИМО.
Не могу не вспомнить о своем учителе—почетном профессоре МГУ Нине
Степановне Киняпиной A920-2004 гг.). Ее труды в области внешней политики
России Х1Х-начала XX вв., бесценный опыт живого общения с ней стали «моими
университетами», большой учебой и источником тех идей, которые я постарался
воплотить в предметно-концептуальные формы, в том числе на страницах данной моно-
* Около двух с половиной тысяч сносок с примечаниями и комментариями содержат не только
фактографические данные, но и пространные историографические экскурсы, которые составляют
важный и во многом самостоятельный раздел монографии.
ПРЕДИСЛОВИЕ
графи и. Как и многие другие ученики Нины Степановны, автор пользуется
случаем, чтобы еще раз почтить ее память с благодарностью и верой в успехи более
молодого поколения последователей ее школы.
Я глубоко признателен Виктору Михайловичу Безотосному—историку, не
нуждающемуся в представлении—за большую практическую помощь в ходе
подготовки книги к изданию.
Это же чувство я испытываю к своему коллеге, ведущему научному сотруднику
Центра кавказских исследований МГИМО (У) МИД России Владимиру Александровичу
Захарову, щедро предоставившему в мое распоряжение свою личную коллекцию
уникальных архивных документов.
Хочу выразить особую признательность главе Издательского дома «Рубежи XXI»
Владимиру Александровичу Кулакову за интерес, проявленный к моей рукописи, и
за огромную, подвижническую работу, которую он уже много лет ведет в области научно-
исторического просвещения российского общества.
Владимир Дегоев
Моей семье
е благодарностью посвящается.
КНИГА ПЕРВАЯ
Время и бремя восточных тревог
C0-40-е годы XIX века)
Глава I
После Адрианопольского мира.
Кавказский вопрос на переговорах в Адрианополе, 1829 год. (Стр. 20)-Новая восточная стратегия
Лондона. (Стр. 30)-Кавказ, Иран, Турция и «русскаяугроза» Индии. (Стр. 39)-Дэвид Уркарт
вступает в игру. (Стр. 52)
19
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Перекрестком международных противоречий и театром войн Кавказ был
всегда. В XVI в. в битву за Кавказ вступила Россия, стремившаяся обезопасить свои
южные окраины. С широким доступом к Черному и Каспийскому морям были
связаны жизненно важные интересы Российского государства, его успешное
экономическое развитие, немыслимое без внешней торговли. Преследуя собственные
цели на Кавказе, российское правительство объективно способствовало
освобождению местных народов от ирано-турецкого господства, а также их постепенному
избавлению от разорительного междоусобного хаоса.
Эта задача облегчалась укреплявшейся прорусской ориентацией значительной части
населения края, его неоднократными просьбами о покровительстве. Активизация
политики на Кавказе вовлекла Петербургский кабинет в войны с Ираном и Турцией,
принявшие со стороны Тегерана и Константинополя, после присоединения
Грузии к России A801 г.), откровенно реваншистский характер.
В первой трети XIX в. отношения между Россией, Ираном и Турцией
осложнились вмешательством Англии и Франции, вступившими, как между собой, так
и против России, в борьбу за политическое и экономическое влияние на
Ближнем и Среднем Востоке.
Западные державы поддерживали политику шаха и султана на Кавказе, давали
им займы, посылали к ним военных инструкторов и оружие. Враждебность
Парижского и, особенно, Лондонского кабинетов к России явилась новым фактором,
заставлявшим ее думать об укреплении своих позиций на Кавказе. Однако в
начале XIX века антагонизмы между Англией и Россией на Востоке были приглушены
их союзническими обязательствами в антинаполеоновских войнах, а после
Венского конгресса—инерцией общего страха перед возможностью рецидива
гегемонии Франции в Европе.
Победоносная для России война 1826-1828 гг. с Ираном и увенчавший ее
Туркманчайский мир положили конец шахским притязаниям на Кавказ, с тех пор
переставший быть предметом русско-иранских разногласий.
В отличие от Русско-иранской, Русско-турецкая война 1828-1829 гг.
представляла собой не только и не столько итоговую, сколько поворотную веху в
международном положении кавказских народов.
В августе 1829 г. после сокрушительных поражений Турции на Балканах и в
Закавказье начались переговоры о мире. Они проходили в г. Адрианополе, где стоял
20-тысячный русский корпус, который в случае необходимости мог через день-
другой беспрепятственно оказаться у стен Константинополя, уже охваченного паникой.
Это обстоятельство производило сильное психологическое давление на турецкую
сторону. Чтобы смягчить его и добиться максимально щадящих для Порты
условий, западная, особенно британская, дипломатия взяла не себя посредническую
миссию. Фельдмаршал И.И. Дибич—он же глава российской делегации на
начальном этапе переговоров—не стал противиться, но внимательно следил за тем,
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
чтобы это вмешательство не нанесло
вреда интересам России1*.
Тот факт, что русские войска
занимали Аджарию, Ахалцыхский, Карсский
п Баязетскии пашалыки, в принципе
создавал предпосылку для
присоединения этих земель к России. Именно
так ставил вопрос командующий
русской армии на Кавказе граф
И. Ф. Паскевич в письме к канцлеру
России К.В. Нессельроде (август
1828 г.J*. Логика его рассуждений
подчин ялась объективной
необходимости обезопасить Западную Грузию
путем отторжения от Турции
вышеназванных территорий и тем самым
устранения традиционного
источника угрозы миру и стабильности в
Закавказье. Фельдмаршал мыслил И.И.Дибич
примерно так: чем больше
достанется России в Малой Азии, тем прочнее гарантии безопасности Кавказа.
Однако понимая, что есть еще соображения высокой, то есть общеевропейской
политики, Паскевич допускал необходимость уступок Порте. В любом случае его
программа-минимум предполагала приобретение помимо Анапы и Поти—что как бы
само собой разумелось—турецкой части Гурии с Батумом и Ахалцыхского пашалыка
Д1я обеспечения «спокойствия Грузии» и восстановления «Грузинского царства»
за счет провинций, издревле ему принадлежавших3*.
Так или иначе, решить эти проблемы предстояло в ходе переговорного процесса
с уютом как обстоятельств, непосредственно относящихся к содержанию
русско-турецких противоречий, так и привходящих моментов, связанных с общей ситуацией в Европе.
Поначалу султан Махмуд II декларировал в качестве главного условия своего
согласия на мир целостность всех османских владений и на Балканах, и в
Восточной Анатолии1. Но постоянная опасность возобновления приостановленного
русского наступления на Константинополь заставляла Порту быть более
реалистичной и признать неизбежность территориальных потерь2. Кроме того, западные, и в
|в Шеремет В.И. Турция и Адрианопольскпн мир 1829 г. Из истории восточного вопроса. М., 1975.
С.107.
*вАКАК.Т.7.Док. №759.
:{0 Там же.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
частности британские, дипломаты,
пообещав ей всяческую поддержку на переговорах,
все же «дружески» предупредили турец-
кихупашомоченных, что при тех поражениях,
которые потерпела их страна на всех
фронтах, принести какие-то материальные
жертвы придется.
Тогда турки стали склоняться к другой
крайности, соглашаясь чуть ли не на любые
условия мирного договора в обмен на отказ
Дибича от наступления на
Константинополь, в случае захвата которого Россия
по.1учила бы колоссальное моральное
преимущество и бесценный предмет Л1Я торга.
Дело, к тому же, усугублялось еще и
отсутствием всякой уверенности в том, что
Россия вообще изъявит готовность
возвращать этот предмет3.
Такой настрой крайне обеспокоил
британского посла в Турции Роберта Гордона,
Махмуд 11 д 1Я которого почти одинаковые
неудобства представляли и слепое упрямство турок, питаемое ложными надеждами, и их
безграничная уступчивость, вызванная сломленным духом и волей. В ходе
мирной конференции Гордон стремился свести турецкие уступки на Кавказе к
минимуму. Особенно он возражал против передачи России Ахалцыха как
потенциального плацдарма для ее дальнейшего наступления на Восток. Дибич сообщал
Николаю 1, что Гордон считает требование об Ахалцыхе «выходящим из границ
великодушия, которое предполагали со стороны Вашего императорского величества
и в котором были убеждены» *. Для принуждения Петербурга к отказу от чрезмерных
территориальных претензий к Порте посол предлагал своему правительству
послать британский флот в Дарданеллы1*.
Премьер-министр Англии А. У. Веллингтон придерживался более осторожной
позиции. Предписывая министру иностранных дел Д. Г. Эбердину не допустить
передачи России Анапы и Поти, он, однако советовал делать это разумно,
избегая риска вовлечь Англию в войну3. Сам Эбердин тоже призывал соблюдать
осторожность и просчитывать игру хотя бы на ход вперед. В ответ на идею
использования угрозы вторжения британского флота в Черное море как средства
,0 Ingram E. The Beginning... p. 56.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
давления на Россию госсекретарь заметил, что это может вызвать ту самую
общеевропейскую войну, которую Англия старательно избегает6.
Влияние Р. Гордона заметно сказалось на поведении турецких дипломатов в
Адрианополе. Теперь они стали возражать против, казалось бы, предрешенного
вопроса—уступки Анапы и Поти. Причем, ссылались не только на великодушные
обещания Николая I. Глава османской делегации Мехмед Садык-эфенди заявил:
«Общеизвестно, что Порта имеет постоянные связи с черкесами и другими
горскими народами, находящимися под ее покровительством. Совершенно невозможно
отдать эти народы на угнетение России, но если бы это и произошло, то воинственные
горцы с оружием в руках восстали бы против гнета царского правительства. Эта
война повлекла бы за собой новые разногласия между Россией и Турцией»1*.
Впрочем, особой последовательности в переговорной политике турок не
заметно. Вначале они как будто соглашались отдать Анапу и Поти в обмен на
сокращение размеров военной контрибуции2*. Затем Мехмед Садык-эфенди стал
добиваться, чтобы Турция уступила не четыре крепости (Анапа, Поти, Ахалцых
и Ахал кал аки), как было предусмотрено проектом мирного соглашения, а три, в
числе которых могли быть либо Анапа, либо Ахалцых, но не обе вместе. И,
наконец, было предложено отдать России Ахалцых и Ахал кал аки, а Анапу и Поти
вернуть Турции3*.
С одной стороны, эта непоследовательность являлась своеобразным
методом, свойственным восточной дипломатии, с другой стороны, она отражала
борьбу мнений в правительственных кругах Турции. Разброс этих мнений был широк:
от призывов к тотальной и бескомпромиссной священной войне против
русских гяуров до предложения об уступке России части Карсского пашалыка в счет
контрибуции4*.
В целом же, можно согласиться с утверждением английского историка М.
Андерсона о том, что в отношениях между Россией и Турцией кавказские территориальные
проблемы «весили» больше, чем балканские5*. На адрианопольских переговорах
действительно было заметно, что азиатские владения ближе османскому сердцу, чем
европейские6*. Как писал Дибич царю, «турки дорожат этими владениями, на
которые они смотрят как на одно из самых древних своих наследий»7. Именно
поэтому еще в 1826 г. А. П. Ермолов настоятельно советовал, в случае войны с Тур-
10 Цит. по: Шеремет В. И, Указ. соч. С. 147.
2' Там же. С. 107.
3'Там же. С. 138, 148.
4* Там же. С. 130,181.
3* Anderson M. Russia and the Eastern Question, 1821-41 //Europe's Balance of Power 1815-1848.
Ed. b\jAlan Sked. L., 1979. P. 86. Турки понимали, что рано или поздно их заставят уйти из Европы.
60 Шильдер Н. К. Адрианопольский мир..., с. 20.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
цией, наступать в направлении Карса и Эрзерума
с целью нанести удар по «самым источникам
могущества Порты»1*.
Трудно увидеть четкую последовательную
линию и в позиции русской стороны на адриа-
ноиольских переговорах. Сдерживающим и
дезориентирующим фактором служили
«альтруистические» предвоенные манифесты Николая I.
Теперь, после победоносного завершения войны,
было не совсем понятно, сохраняют ли они свою
силу и насколько аккуратно нужно им следовать.
Похоже, и сам император не всегда имел
однозначный ответ на этот вопрос8.
Вдобавок, профессиональные военные (Дибич,
Паскевич) и профессиональные дипломаты
(К.В. Нессельроде, А.Ф.Орлов),
непосредственно участвовавшие в переговорном процессе
или оказывавшие на него ощутимое влияние,
смотрели на вещи по-разному. Нессельроде выступал за крайне осторожные
подходы к кавказским территориальным проблемам. В сущности, он предлагал Дибичу
не настаивать на присоединении Ахалцыха и предельно внимательно учитывать
мнение турецких делегатов по этому вопросу2*. Даже Паскевич, которому по его
ведомственной принадлежности и по тогдашней триумфальной для него ситуации
вроде бы приличествовала склонность к имперскому экспансионизму, готов был (правда,
в крайнем случае) отказаться от Ахалцыха—одного из своих самых важных военных
трофеев3*. В то же время рассматривалась идея отторжения от Турции Аджарии с
Батумом4* и даже Карса5*. Ее, после некоторых колебаний, одобрил Николай I.
С одной стороны, император разделял осмотрительную позицию Нессельроде,
с другой стороны,—испытывал сильное искушение привести к оптимальному
соответствию международно-правовые и военные итоги кампании 1828-1829 гг. на
Кавказе. Как-никак силой оружия была занята османская территория, по размерам
едва ли меньшая, чем Восточная Грузия. На то, чтобы великодушно вернуть все это,
вопреки закону и обычаю войны, от победителя требовались немалые усилия воли.
К.В. Нессельроде
х* Цит. по: Ляхов В. Л. Русская армия и флот в войне с Оттоманской Турцией » 1828-1829 гг.
Ярославль, 1972. С. 105.
2* Шеремет В.И. Указ.соч. С. 113.
30 Там же. С. 113-114.
*• Там же. С. 168.
5* Фадеев А. В. Россия и Кавказ.., с. 237.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАПАПОЛЬСКОГО МИРА
Напрягать их Николаю I пришлось настолько, насколько он считал себя обязанным
выполнять свои добровольные предвоенные обещания Европе. Нет сомнения, что
принцип верности монаршему слову ограничивал императора. Вместе с тем он
чувствовал ответственность и перед собственным народом, который понес жертвы и
хотел бы знать, за что. Эти взаимоисключающие моральные обязательства, в конце
концов, заставили Николая I найти компромисс, не удовлетворивший ни западные
державы, ни российское общественное мнение9.
Форин оффис противодействовал всему, что могло усилить Россию в ее
политическом и экономическом соперничестве с Англией на Востоке. Предполагаемые
приобретения России на Кавказе приближали ее к караванном} пути—Трапе-
зунд-Эрзерум-Тавриз,—по которому осуществлялась английская торговая экспансия
в восточные страны. Кроме того, Закавказье, по имперской «философии» Лондона,
это еще и подступы к Индии, а значит—рубежи ее обороны1 *.
С начала XIX в. призрак русской угрозы Индии так и не оставляет в покое
британское общественное мнение. Поскольку Россия, как предполагалось, вполне
могла материализовать этот призрак, опираясь на свои владения в Закавказье,
особое внимание Англия уделяла вопросу о том, где будут проходить
русско-турецкие (и русско-иранские) границы. В английской публицистике и средствах массовой
информации данная тема обсуждалась весьма живо. Предлагались разные способы
противодействия России, вплоть до самых радикальных2*.
Радикализм был присущ и части правящего класса Великобритании, в том числе
и тем, кто не верил ни в готовность русских идти на Индию, ни в
военно-техническую осуществимость подобного предприятия. Однако успокаивать британское
общество на сей счет они не собирались: русский жупел требовался для
манипулирования массовым сознанием и для давления на Лондонский кабинет. Председатель
Контрольного совета Ост-Индской компании и будущий генерал-губернатор Индии
Э. Л. Эллснборо писал: «Наша политика в Европе и Азии должна быть направлена
на сокрушение мощи России [...] В Персии, как и повсюду, я постараюсь найти
средства при первом удобном случае бросить против России весь вооруженный мир»3*.
Призывая своих коллег по правящей элите осознать масштабы опасности, он
рекомендовал: «Пусть наши устремления будут постоянно обращены на сдерживание русской
агрессии и ослабление России, как на истинную и законную цель нашей
политики»1 \ Злленборо не верил, что Россия удовлетворится своими новыми границами
19 Шеремет В. И. Укю. соч. С. 114, 131; Ingram E. The Bcginning.., p. 30, 35, 50-51, 193-194.
2° См. подробно: Дегоев В. В. Большая игра на Кавказе. 2-е изд. М.: «Русская панорама», 2003.
С. 54-116.
3* EUenborough E. L. А Political Diary, 1828-1830. L., 1881. V. 1. Р. 238. Ср.: Ingram E. The Begin-
ning.., p. 63.
4* Цит. по: Ingram E. The Beginning.., p. 63.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
на Кавказе и откажется от «вероломных средств» осуществления амбициозных
замыслов1*. В октябре 1829 г. он предложил своему правительству предупредить
Петербург, что любая его попытка расширить территориальные приобретения в Иране
вызовет решительные ответные меры Англии10.
Премьер-министр Великобритании А. У. Веллингтон, как прагматичный
человек, наделенный исключительной ответственностью за решения правительства,
предпочитал более осторожный образ действий. Превращение русско-турецкой
войны в общеевропейскую не входило в его планы2*. Он не имел ничего против
продолжения этой войны в 1829 г. уже с участием Ирана в качестве османского
союзника, но, когда в Тегеране убили А. С. Грибоедова, Веллингтон и его
подчиненные сделали все, чтобы уверить Петербург в полной непричастности англичан
к этому событию. Обострять отношения с Россией Лондон явно не хотел.
Не желая ссориться с Европой, в частности с Англией, русская дипломатия
ограничилась включением в число территорий, отходивших к России, Ахалцыха,
Ахалкалаки и узкой прибрежной полосы от устья Кубани до поста св. Николая11.
Петербургский кабинет пояснял, что «требуемые места, особенно Анапа, представляют
исключительную важность лм России не как территориальное увеличение, а как
гарантия безопасности и будущего спокойствия всех пограничных провинций России, и
особенно азиатского побережья Черного моря. Наконец,—это средство прекратить
постоянные конфликты, которые до сих пор вызывались поведением управлявших
там пашей, и, следовательно, средство потушить тлеющие искры разногласий
между Россией и Портой»12.
На заключительном заседании мирной конференции в Адрианополе турецкие
делегаты, получив новые инструкции, попытались возобновить спор о территориальных
разграничениях на Кавказе. Но после «долгой и угрожающей>> речи российского
представителя А. Ф. Орлова турки отказались от дальнейших дебатов3*.
Статья 4-я Адрианопольского трактата свидетельствовала о том, что
российские требования, касавшиеся вышеуказанных кавказских территорий, были
удовлетворены. Специально оговаривался отказ Порты от претензий на ранее
присоединенные к Российской империи Восточную Грузию, Имеретию, Мннгрелию,
Гурию, а также признание ею ТурКхМанчайского договора. Новая русско-турецкая
граница проходила от Гурии до Александрополя приблизительно в 15 км южнее
Ахалцыха и в 30 км южнее Ахалкалаки. Остальная часть Ахалцыхского
пашалыка, а также пашалыки Карсскнй, Баязетскин и Эрзерумский, то есть территории,
в несколько раз превышавшие по размерам земли, отошедшие к России,
возвращались Турции. Через три месяца после подписания мирного договора должен был
l4ngramE. The Bcginning.., P. 63.
2*Шеремет В. П. Указ. соч. С. 79.
3* Там же. С. 117.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
начаться и в восьмимесячный срок закончиться вывод русских войск из временно
оккупированных областей Восточной Анатолии.
Султан (как и ранее шах) признал право царя на «вечное» владение Кавказом.
Это и служило международно-договорным оформлением присоединения данной
территории к России независимо от прочности или слабости ее позиций в кавказских
обществах. России еще предстояло наполнить свое присутствие там
государственным и административным содержанием, в том числе путем применения силовых методов
в ответ на активизацию воинствующих мюридов в Дагестане и Чечне, или на
другие формы сопротивления.
Николаю I не удалось полностью выполнить свои альтруистические обещания по
отношению к Османской империи, однако те уступки, к которым он принудил себя,
чтобы сдержать перед Европой свое царское слово, выразились в очень
значительных геополитических величинах.
В России этого не оценили. Русский историк и публицист М. П. Погодин писал
30 сентября 1829 г.: «У нас теперь все радуются миру. Жалеют только, что
слишком великодушно поступили, а великодушие в политике не имеет курса»1*.
Дело, впрочем, не только в великодушии. Николай I не хотел своими чрезмерными
требованиями на Кавказе провоцировать распад Османской империи и подавать
европейским державам сигнал к разделу наследства «больного человека». Сохранение
слабой Турции царь считал для себя гораздо более выгодным, чем образование на
ее развалинах австрийских, британских и французских протекторатов. Эти негативные
для России последствия трудно было бы компенсировать даже захватом Проливов.
Не говоря уже о том, что разрушение Турции грозило разбалансировать всю
европейскую систему и привести к всеобщей войне. В петербургских правящих кругах
целиком разделяли такой взгляд на восточный вопрос13.
Умеренность условий, предъявленных туркам, признавал даже Ф. Генц,
австрийский дипломат, известный своей неприязнью к России. «В сравнении с
тем,—писал он,—чего могли требовать русские и требовать безнаказанно, они
требоват мало. ...Конечно, Император неоднократно уверял, что он не хочет
завоеваний в этой войне. Но от подобных уверений легко отречься помощью сотни
дипломатических тонкостей. ...Что побудило Императора не переступать границ,
предписанных им его генералам и уполномоченным? Любовь к справедливости,
великодушие, мудрость, принятие в соображение местных отношений, или
какие-либо иные причины ? Остается только несомненным, что он мог бы
пойти далее, чем пошел в действительности, и поклонники его политики имеют
в этом случае полное право восхвалять его умеренность»2*. Многие западные
историки разделяют это мнение14.
¦• Барсуковы. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1889. Кн. 2. С. 399.
2° Цит. по: ШильдерН. К. Адрианоподьскип мир..., с. 22.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Однако официально такая оценка Адриа-
нопольского договора не озвучивалась в
европейских кабинетах. Широкий жест
победителя, вернувшего Порте огромные территории
в Малой Азии, произвел слабое впечатление.
Николаю I, надеявшемуся на благодарность
Европы, пришлось наблюдать другую
реакцию15. Меттерних предпочел просто не заметить
щедрого царского жеста. Канцлер назвал
мирный договор «несчастьем» и свидетельством
того, что Турция «прекратила свое
независимое существование»1*.
В Великобритании итоги русско-турецкой
войны вызвали возмущение16. А. У.
Веллингтон в письме к Д. Г. Эбердину заявлял, что Англия
попала в «скверную ситуацию», поскольку на
Д. Г. Эбердин ее «огромные жертвы» (имелось в виду
согласие Лондона на применение к Турции силы)
Россия ответила нарушением своего обещания проявить умеренность17. Председатель
Контрольного совета Ост-Индской компании и будущий генерал-губернатор Индии
Э. Л. Злленборо выразился еще резче: «Мы сделались орудием России, и нас
обвели вокруг пальца, как простаков»2*. Даже «русофил» Эбердин был возмущен
количеством русских «трофеев» в войне 1828-1829 гг.18
Едва пришло в Лондон известие о заключении мира, как состоялось два
экстренных заседания правительства, после чего Эбердин пригласил русского
посла в Англии X. А. Лпвена и заявил ему, что «по мнению британского
кабинета, Османская империя более не существует»19. Эбердин, как отмечал Карл
Маркс, усматривал опасность «в каждом отдельном условии мирного
договора»3*. В инструкции английскому послу в Петербурге лорду У. Хейтсбери
указывалось, что Россия приобрела в Малой Азии «преобладающую»
позицию, позволяющую ей вершить судьбу этого района. Проникнув в глубь Армении
с ее христианским населением. Россия «разом овладела ключами и от
персидских, и от турецких провинций», вольная теперь развивать свое наступление либо
на Восток (Тегеран), либо на Запад (Константинополь), не встречая на пути
никаких особых преград20.
|в Кипятит И. С. Указ. соч. С. 150: Фалеев А. В. Россия и Кавказ первой трети XIX века. М., 1960.
С. 239.
** Ellenborough E.L. А Political Diarv, 1828-1830. L., 1881. V. 2. Р. 25.
3' Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 31. С. 252.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
Хейтсбери было поручено
предъявить по поводу Адриано-
польского трактата протест,
являвшийся одновременно и
требованием его пересмотра1*. В
Лондоне делали вид, будто считают
присоединение к России Ахал-
цыхского пашалыка и восточного
побережья Черного моря
фактором, нарушавшим европейское
равновесие21. Преемник Эбер-
дина на посту госсекретаря
Г. Пальмерстон писал в 1831 г.,
что крохотные французские
приобретения в Европе несут гораздо
большую угрозу принципу
равновесия сил, чем обширные русские
приобретения на Кавказе2*.
Петербург едко отреагировал
на британскую ноту, заявив, что
«если присоединением
некоторых турецких городов с
окрестностями [...] Россия
нарушила европейское равновесие, то
английское правительство своими у /j Хейтсбери
завоеваниями в Индии с 1814 года
систематически его нарушало»3*.
В ответ на попытки Лондонского кабинета настаивать на пересмотре договора
Ливен заявил резкий протест и отказался от всякого обсуждения этой темы.
Адрианопольский договор оживил для англичан проблему русского вторжения в
Индию, несколько позабытую со времени наполеоновских войн4*. Итоги
русско-турецкой войны навели панические настроения на британских дипломатов. Подтверждению
посланника в Иране Дж. Макдональда, теперь весь Средний Восток «повержен к ногам
Великого Северного Господина»5*.
,в Фадеев Л. В, Россия и восточный кризис 20-х гг. XIX в. М., 1958. С. 358.
*в Bartlett С. J. Britain and the Europcan Balance, 1815-48 //Europe's Balancc, p. 152.
** Мартене Ф. Собрание.., т. И. С. 422.
l'HoskinsH. L. British routes to India. L., 1966. R 134; Iiopkirk P. Op.eit. P. 115-116.
'a4nyram E. The Beginning..., p. 50. О том же писай и Роберт Гордон. (Ibid. Р. 51).
КАВКАЗ Н ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Правда, другие, как, например, Хейтсбери, считали эти страхи преувеличенными,
поскольку Россия не имела достаточно сил для наступления на Индию1 *. По мнению
Хейтсбери, Форин оффис ошибочно приписывал Николаю I намерение расчленить
Османскую империю. Напротив, царь, как убеждал посол, хотел сохранить ее.
Хейтсбери, поэтому, пугал не Адрианопольский договор, а стремление Англии найти за него
адекватное возмещение. А это чревато ненужным столкновением с Россией22.
Тем не менее Англия подстегивала ревизионистские поползновения Турции. Под
диктовку Р. Гордона была составлена инструкция для чрезвычайного турецкого
посольства в Петербург, в которой рекомендовалось добиваться возвращения султану
четырех крепостей на Кавказе. Россия отклонила эти претензии, посоветовав Турции
не вмешивать в русско-турецкие отношения другие державы. Вместе с тем она
выразила готовность оберегать внутреннее спокойствие Османской империи от строптивых
вассалов Махмуда II и национально-освободительных движений. В условиях
неустойчивого международного положения Турции, перед лицом тяжелых последствий войны
и необходимости преодоления трудностей в политической и хозяйственной жизни страны
султан, несмотря на противодействие «реваншистской» фракции турецкого руководства,
решил не настаивать на пересмотре Адрианопольского трактата2*.
Как уже отмечалось, этот документ был для России международно-правовой
санкцией на «владение» Черкесией3* и знаменовал завершение длительного
процесса присоединения народов Кавказа к Российскому государству23.
Кавказ называли «русским Гибралтаром»4*. С точки зрения геополитической
теории, это сравнение выглядит небезосновательным. Но оно становится весьма
некорректным в контексте геополитической практики, которой придерживалась
Россия после 1829 г. Англия захватила Гибралтар как плацдарм для экспансии в
огромный средиземноморский мир. Кавказ же, тоже представлявший для
России, казалось бы, идеальную позицию для наступления в южном, юго-восточном
и юго-западном направлениях, был приобретен, как выяснилось в исторической
перспективе, совсем не для того, а для обеспечения относительно безопасного
соседства с Персией и Турцией.
« « «
Адрианопольский договор надолго определил русско-турецкие границы в Малой
Азии, обеспечив мирное, хотя и не всегда стабильное состояние отношений между7
Петербургом и Константинополем вплоть до 1853 г. Порта отныне вынуждена
была воздерживаться, по крайней мере, от открытой помощи черкесам24 и от
открытой демонстрации реваншистских притязаний в Закавказье.
l* Ingram E. The Beginning..., p. 51, 65.
»Шеремет В. И.Ут. соч. С. 130,157, 164-165, 169, 175, 187.
*mAUen W. E. D. and MuratoffP. Op. cit. P. 43.
4* AfscharM. La Politique Europcennc en Perse. Quelques pages de Fhistoire diplomatique. Teheran, 1973. P. 47.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
Вместе с тем нельзя было
исключать, что Кавказ вновь
может стать театром русско-
турецкой войны25.
Потенциальная основа для
османского реваншизма сохранялась
благодаря соответствующим
умонастроениям среди
радикального духовенства и
представителей правящего
класса Турции. Эти
умонастроения подогревались
постоянными визитами
горской знати в Константинополь
с просьбами о помощи и изве- Контрабандисты. 1884, Айвазовский
стнями о неспокойной обстановке в Черкесии1*. Следует также учесть, что
большим влиянием на султана и его сановников пользовались их жены-черкешенки,
активно «лоббировавшие» идею о необходимости более решительной политики
на Кавказе.
Официальная Порта не всегда могла, даже когда хотела, проконтролировать
каналы турецко-черкесских связей. Османские эмиссары всячески поддерживали
в горцах мятежный дух, в том числе слухами и прокламациями о том, что султан после
войны не отказался от права защищать черкесов, а Россия не в состоянии данное
право оспорить ни де-юре, ни де-факто2*. Правдоподобность таким
утверждениям придавало одно неудобное для России обстоятельство: реально вне ее контроля
оставалась и закубанская территория, и та полоса черноморского побережья,
которую Турция уступила по Адрианонольскому договору. Горцам поневоле приходилось
верить турецкой пропаганде, ибо она спекулпровала вроде бы на безукоризненной
логике: если бы русские войска были в состоянии занять черкесское побережье, то
они бы непременно это сделали3*.
Дело не ограничивалось пропагандой. Практически не иссякал поток оружия в
Черкесию, несмотря на ее новый международно-правовой статус. Горцы получали
!* КасумовА. X. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах и международные отношения XIX
века. Нзд-во Ростовского университета, Ростов-на Доил, 1989. С. 119-120.
*' См.: КасумовА. X. Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах..., с. 105-106; БижевА. X.
Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис Восточного вопроса..., с. 194-196; ПанешА.Д.
Западная Черкесия в системе взаимодействия России с Турцией, Англией и имаматом Шамиля в XIX в.
(до 1864 г.). Майкоп, 2007. С. 104-105.
3* Короленко П. П. Указ. соч. С. 206-207.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
осязаемую материальную поддержку, служившую дополнительным стимулом к
набегам1*. Для обеспечения русского военного присутствия на черноморском побережье
Кавказа требовались время и средства. Рассчитывать на быстрое освоение приобретенных
территорий не приходилось. В первые послевоенные годы Россия была вынуждена
утверждать там свою пока еще номинальную власть с помощью чрезвычайных мер,
призванных защитить ее престиж «кавказской державы» и оградить ее жизненно
важные интересы в этом регионе от неослабевающего внешнего вмешательства20.
В 1831 г. Россия учреждает на черкесском побережье таможенно-карантинную
службу, регламентировавшую международную торговлю и судоходство в
прибрежной акватории. Доставка незапрещенных грузов на теперь уже российскую территорию
регулировалась соответствующими правилами и ограничивалась только теми
портами, которые находились под ре&1ьным контролем России и были оборудованы таможней
и карантином (чума и холера часто завозились из Турции морем). Для борьбы с
контрабандой оружия и работорговлей назначались военные корабли, дежурившие на
пространстве от Анапы до Редут-кале. Крейсерский дозор имел черты сходства с
блокадой, формально ею не являясь.
Эффективность этих мер была невысока; они играли скорее символическую
роль, позволяя России как бы зафиксировать перед лицом Европы сам факт ыадения
если не внутренней, то, по крайней мере, прибрежной Черкесией. Этот факт
владения получает дополнительную убедительность со второй половины 30-х годов, когда
на отрезке от устья Кубани до Сухум-кале строится система крепостей иод названием
Черноморская береговая линия2*. Однако для пресечения контрабанды она мало
что давала. В условиях исторически отлаженной черкесско-турецкой торговли,
включая виртуозную технику доставки нелегальных товаров, «опечатать»
побережье было практически невозможно.
Адрианоиольский договор вызвал обострение англо-русских отношений, ибо
новый международно-правовой статус Кавказа, как части России, был помехой
вынашиваемым Лондонским кабинетом планам политического освоения этого
региона. Возникла весьма необычная ситуация: хотя к началу 30-х гг. XIX в.
Кавказ уже входил в состав России, он не только не утрачивает значения в международных
отношениях (что было бы естественно), но и превращается в серьезную
русско-английскую проблему, которая усугублялась еще далеко не изживишми себя русско-турецкими
антагонизмами.
С 1826 но 1829 гг. у России и Англии накопилось немало поводов для взаимных
подозрений и недоверия. В Петербурге и Тифлисе подчас априорно
предполагали, что стремление всячески вредить русским на Востоке—в крови у англичан.
¦• Короленко П. П. Указ. соч. С. 208-209.
8* Подробно см.: СохтА. Черноморская береговая линия: сущность и функции // Россия и Черкесия..,
с. 138-165.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИЛИАИОЛЬСКОГО МИРА
А в Лондоне и Калькутте не хватало трезвости ума, чтобы уразуметь главный
постулат внешней политики Николая I—не развал и не раздел Османской империи и Персии,
а сохранение их в качестве слабых и управляемых соседей в интересах обеспечения
безопасности южных рубежей России*7.
Неоднократным и абсолютно искренним заявлениям царя на этот счет верили,
пожалуй, лишь британские послы в Петербурге. Но к ним в Лондонском кабинете
мало кто прислушивался, разве что Эбердин, впрочем,—без особых последствий для
внешнеполитической стратегии Англии28. Чье мнение в данном вопросе
действительно имело последствия, так это—лорда Пальмерстона, который считал, что
вместо того, чтобы внимать успокоительным обещаниям России, лучше «исходить
из общего правила», гласящего: «где русские агенты—там козни (против Англии—
В. J.) во всей красе» ¦ *. Априорная настроенность Пальмерстона против России зачастую
подавляла его способность к трезвому геополитическому анализу29.
Однако были все же в Англии государственные деятели, не утратившие эту способность,
несмотря на их нелюбовь к русским. А. Веллингтон, желая урезонить Э- Л. Элленборо,
писал ему, что сам факт непосредственного соседства Турции и Ирана с Россией, а
не с Англией и Индией,—есть суровая географическая реальность, с которой нельзя
не считаться30. Курс на превращение этих стран в британские протектораты
приведет именно к тому, чего Англия стремится не допустить, то есть—к ответной
активизации России. Лондон, по мнению А. Веллингтона, должен всячески избегать
обвинений в провоцировании войн на восточных границах Российской империи31.
В британских правящих и дипломатических кругах существовали определенные
расхождения в оценке ряда проблем, вставших в порядок дня уже после
заключения Туркманчайского и Адрианоиольского договоров. Удовлетворится ли Россия своими
новыми границами на Кавказе и новым уровнем своего влияния на Тегеран и
Константинополь? Насколько реально ее дальнейшее военное и политическое
наступление? Что может противопоставить этом}7 Лондон и каковы в сложившейся
ситуации его шансы переиграть Петербург мирными средствами? Готовы ли Иран
и Турция после всего случившегося с ними предпочесть Англию России?
На данные вопросы отвечали по-разному, но общим было осознание
необходимости повысить внимание к этим восточным государствам, следить за каждым
шагом России и действовать симметрично, сочетая решительность и
осторожность, неизменно памятуя о той опасной черте, которую в отношениях с Петербургом
лучше не переходить2*.
Наибольшую тревогу вызывала перспектива не столько прямого русского
завоевания Ирана и Турции, сколько превращения их в орудие скрытой русской экспансии
в направлении Индии и Персидского залива. Боялись, в частности, что в ближай-
г Цит. по: Ingram Е. The Bejfinning.., р. 51.
*' См.: Gillard D. Л. Ор. cit. Р. 26-27.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
шем будущем Петербург, в возмещение потерь на Кавказе, поможет Ирану
захватить Багдад и Герат1 *. Это абсолютно не устраивало Англию, не потому что она верила
в возможность русского вторжения в Индию, а потому что Россия уже одним своим
присутствием на подступах к британской колонии легко могла дестабилизировать
там социально-политическую обстановку и подорвать сами основы британского
господства в этом регионе мира32.
Поскольку войну Англия считала последним средством и старалась избежать его
применения, возникал естественный вопрос—как действовать? Первое, что
приходило на ум британским политикам, была идея не допустить создание из Ирана и
Турции русских протекторатов. Вместе с тем, как понимали в Лондоне, самым
верным способом провалить эту задачу и получить обратный результат явилась бы
стратегия строительства протекторатов британских. Стало быть, оставалось одно:
превратить Иран и Турцию в буферные государства и молчаливо или гласно
условиться с Россией о правилах игры. Тогда оборона Индии станет скорее политической,
чем военной проблемой2*.
Но это были в большей степени теоретические рассуждения. На практике все
выглядело со стороны Англии проще и агрессивнее. Сразу после заключения Адрианопольского
договора британский фрегат «Блонд» под командованием капитана Эдмунда
Лайонса прошел через Проливы в Черное море, где, не таясь, собирал
разведывательную информацию о русском побережье3*. Это была откровенно провокационная
и многозначительная акция. Оставляя в стороне предположение, что Э- Лайонс
действовал на свой страх и риск33, можно расценивать черноморский визит «Блонда»
как попытку проверить реакцию Турции (но больше, конечно, России) на намерение
Англии создать прецедент свободного прохода иностранного военного судна через
Дардане.иы и Босфор в российскую акваторию. Это выглядело как своего рода
демонстрация против Адрианопольского договора и предупреждение Петербургу.
МИД России встревожила не только сама провокация, но и тот факт, что Порта,
сделав вид, будто не заметила ее, молчаливо признала Лондон своим союзником
против России и поощрила его к дальнейшей антирусской политике. Тем решительнее
прозвучал протест Петербурга. Британский кабинет, не желая обострять ситуацию,
дезавуировал Э. Лайонса4*.
Внешне инцидент был исчерпан, но он стал прологом к аналогичным
«происшествиям» , которые начали принимать систематический характер, способствуя
накоплению в русско-английских отношениях деструктивного потенциала.
!* Trench F. The Russo-Indian Question historicalty, stralegfcalty, and politicall} considered. L., 1869. P. 8-9.
*• См.: Ingram E. The Beginning.., p. 54.
3* Шилъдер Н. К. Адриаиопольский мир 1829 года. Из записок графа Дибича. СПб., 1879. С. 481;
Daly J. С. К. Op.cit.P. 40, 220.
»*Z>afyJ.C.A.Op.cit.P.40.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАИАПОЛЬСКОГО МИРА
В начале 30-х гг. в Форин оффис решили, что настало время перейти от проводимой
в первой трети XIX в. исподволь, с помощью Турции и Ирана, политики
вовлечения Кавказа в сферу английского влияния к активным действиям. Причина такой
активизации коренилась в неразрывно связанных между собой политических и
экономических интересах британской буржуазии, определявших
правительственный курс страны1*.
Играло роль еще одно обстоятельство: владение Кавказом, выгодным военно-
стратегическим плацдармом, давало России возможность продвижения в Турцию,
Иран, Среднюю Азию, и, в конечном итоге, в Индию. К. Маркс писал, что после
Адрианопольского договора в ближневосточной политике Англии наметился
поворот в сторону активизации2*.
Петербург, напротив, стал явно тяготеть к политике сохранения статус-кво на
Востоке3*. Вице-канцлер России К. В. Нессельроде в инструкции к русскому посланнику
в Константинополе А. П. Бутеневу от 30 ноября A2 декабря) 1830 г. писал:
«Туркманчайский и Адрианопольские договоры обеспечили нам в отношении двух
империй залог безопасности; это полностью отвечает нашим интересам и не
оставляет желать лучшего для нашей славы. [...] Сохранять на Востоке прочный мир, а
в Европе заботиться о спокойствии народов и скрупулезном соблюдении трактатов,
его гарантирующих,—таков принцип, неизменно направляющий политику нашего
августейшего государя»4*.
Нессельроде особо подчеркивал, что Николай I берет курс на «глубокое
умиротворение на Востоке», который делает крайне нежелательным не только русско-турецкие
и русско-иранские осложнения, но и осложнения между Турцией и Ираном,
грозящие дестабилизацией региональной ситуации5*.
Бутеневу рекомендовалось в рамках этой общей установки максимально щадить
самолюбие Порты, «подавленной своими недавними неудачами». Это поможет
«завуалировать превосходство России», которая «слишком могущественна, чтобы
нуждаться в применении угроз»6*.
Нессельроде обращает внимание Бутенева еще на одно очень важное обстоятельство,
заставлявшее Россию «с удвоенной силой» желать мира—начавшееся польское
восстание 1830-1831 гг>
,в См.: IngramE. The Beginning.., p. 55.
2* Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 10. С. 298.
зв См.: KernerR. J. Russias New Policy in the Near East afler thc Peace of Adrianoplc //CHJ, 1937, # 5.
4* ВПР. T. 17. С 191. Этими же соображениями делился Нессельроде с главнокомандующим в
Грузии И. Ф. Паскевичем 16 B8) декабря 1830 г. (См.: там же. С. 225-226).
50 Там же. С. 191.
60 Там же. С. 188.
'* Там же. С. 191.
КАВКАЗ И ВКЛИКИ К ДЕРЖАВЫ
Это замечание любопытно не столько тем, что в очередной раз в официальном
документе признается определенная взаимосвязь между западным и восточным
направлениями во внешней политике России, сколько тем, что, пожалуй, впервые
дает о себе знать взаимосвязь между периферийными проблемами империи—
Польшей и Кавказом. Пока эта взаимосвязь существует скорее в политическом
сознании русских государственных деятелей, но пройдет немного времени и она реатьно
проявится в весьма опасных для России формах.
Британские политики постепенно приучаются к мысли о необходимости
сдерживания России не только на Кавказе, в Иране и Турции, но и в среднеазиатских
ханствах, откуда русская армия в перспективе могла реально угрожать индийским
владениям Англии10. Однако в тогдашней международной ситуации на Востоке,
когда Петербург выступал за статус-кво на русско-иранской и русско-турецкой
границах и еще не думал о завоевании Средней Азии, британскую стратегию
«сдерживания», формально заявленную как оборонительную, нельзя было
проводить иначе, как наступательными средствами. Это представлялось тем неизбежнее,
что Англия не особенно верила в готовность России навсегда удовлетвориться своими
кавказским приобретениями, в то время как Россия еще больше утверждалась в
подозрениях относительно решимости Англии взять реванш за Туркманчайский
и Адрнанонольский договоры.
Британское «контрнаступление» предполагало использование, помимо
политических, дипломатических и финансовых рычагов, широкой торговой экспансии.
Известный британский путешественник и разведчик Джеймс Фрэзер дал в своей книге,
опубликованной в 1826 г., детальный анализ состояния и перспектив международной
торговли в Закавказье и через Закавказье, вплоть до перечисления полной
номенклатуры европейских товаров, пользующихся спросом в регионе, удобных морских
портов и сухопутных дорог для доставки коммерческих грузов на закавказский
рынок. Не менее подробно он изучил экспортные возможности Грузии, Имеретин,
Мингрелип, Азербайджана: ценные породы леса, речная рыба, вина, мед, воск, фрукты,
шелк и т.д. Фрэзер предлагал учредить в Тифлисе английскую торговую факторию,
которая станет базой для насаждения британского экономического влияния по
всему Кавказу и в Персии2*.
Почти одновременно A827 г.) было издано двухтомное географическое и
политико-экономическое обозрение стран, расположенных по берегам Балтийского, Черного
и Азовского морей3*. Автор—капитан британского флота Джордж Джонс—иод-
,0 Ingram E. BritaiiTs..., р. 298-299.
58 * FraserJ. В. Travcls and Advenlures in Ihe Persian Provinees on the Soulhern Bank oflhc Caspian Sea.
L., 1826. P. 380-384.
A* Jones G. M. Travcls in Nonvay, Swedcn, Finland, Russia, and Turkcy; Also on the Coasts of Ihe Sca ot'
Azof and of Uie Black Sca. V. 1 -2. L., 1827.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИЛНАПОЛЬСКОГО МИРА
робно остановился на описании быта, нравов и хозяйственных занятий народов, насе-
.1ЯВШИХ черноморское побережье Кавказа1 *. Вслед за Фрэзером и почти в той же стилистке
он излагает некую программу широкого экономического освоения региона с
учетом характера и потребностей местного рынка. Джонс выступал с идеей превращения
Анапы, Суджук-кале, Сухум-кале, Редут-кале, Поти, Батума, Транезунда и Синопа
в британские торговые плацдармы, откуда можно проникать в г.губь территории, чтобы
<<сделать отдаленные уголки доступными английским товарам»2*. В перспективе он
рассматривал Кавказ еще и как сферу распространения британского капитала,
рассчитывая, что с помощью торгово-фпнансовых рычагов будет приобретено также
политическое влияние на пока еще «неукротимые орды» Кавказа. Возможно, самое
важное в предначертаниях Джонса—мысль о необходимости гарантировать безопасность
экономической деятельности англичан военным присутствием их флота на восточном
побережье Черного моря3*.
Словно действуя по рецептам Фрэзера и Джонса, Англия в 1830 г. учредила
консульство в Транезунде во главе с Джеймсом Брантом, чтобы взять иод полный
контроль пути доставки британских товаров в Эрзерум, и оттуда распространить сферу
своего экономического влияния на весь Азербайджан. Новый этап «большой игры»
требовал, по мнению Форин оффис, более продуктивного участия коммерческого
капитала. II тогда, как думалось, появятся дополнительные шансы выиграть ее с
наименьшими расходами и как можно дальше от границ Индии34.
Но все же главная задача виделась в формировании вокруг южных рубежей
Российской империи обширных зон устойчивого политического и морального влияния
Англии. Более того, в объекты такого влияния предполагалось превратить народы
и территории, уже вошедшие в состав России, в частности—кавказские.
В условиях обострившегося англо-русского соперничества общественное мнение
Великобритании поддерживало действия правительства. В политике России оно также
усматривало угрозу Индии, версия о которой, хотя отчасти и тревожила опасливое
воображение ее создателей, служила скорее удобной пропагандистской уловкой,
оправдывавшей наступательную стратегию британского колониализма.
Как утверждают западные историки4*, идеи, высказанные в политической
публицистике того времени, заметно влияли на внешнеполитические решения Лондона.
Восприимчивость власти и общества к теме «русские наступают» особенно
повысилась в связи с поражениями Ирана и Турции в 1826-1829 гг. Полковник Де Ласи Эванс
в своем бестселлере «О замыслах России» A828 г.) призывал к осознанию
фундаментальных перемен на международной арене после Венского конгресса. Пора
t'Jones G. М. Ор. ей. V. 2. Р. 168-183.
*• Ibid. V. 2. Р. 418. См. также: е. 408-412.
:'Ч1ж1. Р. 111.
¦• Ingram E. The Bc^inning..., р. 57; GillardD. R. Op. cit. Р. 28-32.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
понять—заявлял он—что главная опасность исходит теперь от России, а не от
Франции, ради сдерживания которой Лондон шел на союз с Петербургом, закрывая глаза
на его экспансионистскую политику на Востоке вообще и Кавказе в частности.
Де Ласи Эванс выдвигал идею создания англо-французской коалиции с тем,
чтобы уничтожить ключевые стратегические базы России (Севастополь и Кронштадт),
изгнать ее, используя помощь кавказских горцев и персиян из Черного и
Каспийского морей и установить там полное господство британского флота. Рекомендовалось
также поднять другие нерусские народы и вызвать внутри России всеобщую
социальную и межнациональную распрю. За четверть века до Крымской войны Де Ласи
Эванс предсказал ее причины, расстановку сил, цели противоборствующих сторон
и театры боевых действий1*.
Книги Де Ласи Эванса (в 1829 г. он опубликовал еще одну работу в том же духе2*)
произвели сильное впечатление на Э. Л. Злленборо, который послал несколько
экземпляров британским дипломатам в Иране35. Проблемы, поставленные
публицистом в нарочито провокационном виде, одновременно и отражали
общественно-политические настроения, и формировали их. Даже если его мысли
не стали для правящих кругов Англии прямым стимулом к действию, то они, во
всяком случае, послужили концептуальным ориентиром для нескольких поколений
британских политиков.
По вопросам стратегии и тактики противостояния России между английскими
государственными деятелями, как и прежде, существовали разногласия, вызванные
разным видением источников угроз и способов их упреждения. Так, Д. Макдо-
нальд, Д. Малькольм и Д. Макнейл традиционно для британских эмиссаров в Иране
считали основным источником угроз русское присутствие на Кавказе, на южных
границах которого и нужно возводить заслон против дальнейшей экспансии России.
По их мнению, последствием невмешательства Джорджа Каннинга в
русско-иранскую войну стало растущее доминирование России в Иране, позволяющее ей при
необходимости использовать шаха как инструмент своей агрессии3*. Другие
предлагали обратить преимущественное внимание на среднеазиатские ханства, пока Россия
не перешагнула за Каспий и не прибрала их к рукам. Когда это случится, защищаться
от наступающей русской армии придется не на Аму-Дарье, а на Инде.
Между этими точками зрения не было непроходимой пропасти, а по большому счету—
даже противоречия. И, видимо, поэтому реальная геополитическая стратегия
Англии строилась с учетом обеих и осуществлялась по двум
направлениям—среднеазиатскому и кавказскому. Уже в первой трети XIX в. на южных границах
Хивинского и Бухарского ханств вели активную работу британские разведчики.
>• De Lacy Emns G. Des projets de la Russie. (Trad. de l'Anglais.) Paris, 1828. P. 163-167.
2* De Lacy Etans G. On the Practicability of an Invasion oflndia. L., 1829.
3* См.: IngramE. The Beginning.., p. 68-70, 210.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
Высочайшие профессионалы со знанием местных языков и обычаев, они с риском
для жизни собирали бесценную информацию для своей страны и подготавливали
почву для более интенсивного британского политического проникновения36.
« « «
Но пока, в начале 30-х годов, под впечатлением недавних военных
поражений Ирана и Турции приоритетное значение придавалось все же русской угрозе
со стороны Кавказа37. Хотя никто из британских официальных лиц не собирался
лезть на рожон, позволить себе игнорировать эту опасность они тоже не могли.
Для начала предлагалось учредить постоянные пункты наблюдения за
поведением России—в виде консульств в Трапезунде и (по примеру французов) в
Тифлисе. А в качестве более эффективного средства контроля—держать
британскую военную миссию в иранском Азербайджане, вдобавок к дипломатической
миссии в Тегеране. Одна из главных задач на ближайшее будущее—исключить
завоевание Россией Эрзерума38.
Теоретическая дилемма на перспективу для Лондона, как и для Петербурга,
заключалась в совершенно прагматичном вопросе: либо превратить
пространство между русским Кавказом и британской Индией в буферную зону
(страхующую от прямого столкновения между соперниками), либо разделить
ее на сферы влияния.
Логика мирового развития и взаимоотношений между великими державами
вела к быстром} сокращению «ничейных» территорий вообще, и на Востоке, в
частности. Расстояние между границами Российской и Британской империй было
пока еще относительно безопасным. Но Петербург и Лондон—по целому ряду
обстоятельств, в том числе от них не зависящих,—не могли гарантировать ни
себе, ни друг другу, что эти границы останутся неподвижными. Перспектива их
сближения крайне беспокоила русских и британских политиков и военных. Причем каждая
сторона считала, что именно у нее было больше причин для тревоги. Симметрия
страха обуславливала симметрию (или асимметрию) действий России и Англии в
межимперском пространстве.
Возникал заколдованный круг: боязнь быть обойденным соперником и зачастую
ложные подозрения порождали избыточную «оборонительную» активность, а она
в свою очередь воспринималась соперником как «агрессия», вызывавшая естественное
желание ответить, что поднимало международную напряженность на новый виток.
В западной историографии давно стала общим местом проблема «русской угрозы»
Индии, независимо от того, как ее трактуют историки. Однако практически никто
не ставит проблему «британской угрозы» владениям России в черноморско-каспийском
регионе, хотя тут безусловно есть тема для обсуждения.
Дело в том, что в межимперском пространстве находились внутренне
нестабильные государства, враждовавшие друг с другом—Иран, Афганистан, Герат,
среднеазиатские ханства. Они были обречены стать объектами внешнего воздей-
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ствия со стороны и России, и Англии, стремившихся установить там свое влияние,
чтобы, во-первых, не дать себя опередить сопернику, во-вторых, защитить окраины
своих империй от деструктивного влияния и разбоев.
Это пространство обычно представляется потенциальным (или реальным)
плацдармом если не для прямого военного наступления России на северо-западные
границы Индии, то, по крайней мере, для военно-иолитического давления на них.
Между тем мало кто говорит об использовании англичанами этих территорий для
целенаправленной деятельности по подрыву позиций России на Кавказе. Как
справедливо заметил советский историк Е. Л. Штейнберг, к крылатой метафоре
«Герат—ключ к Индии» все привыкли, а тот факт, что это еще и «ключ к Каспийскому
морю», и в данном качестве он более эффективен, предпочитают не замечать. А
все потомл, итожит ученый, что в первохм с.1учае речь идет о наступлении «плохой»
России против «хорошей» Великобритании, а во втором—наоборот1*.
К началу 30-х гг. возникает впечатление, что англичан охватила некоторая
растерянность в связи с необходимостью четко сформулировать свои интересы и
задачи в Иране, и вообще на Востоке в условиях такой ситуации, когда перед
Россией открылась возможность выжать максимальную политическую выгоду из недавних
военных побед над Ираном и Турцией на Кавказе2*. Петербург, как полагали в
Лондоне, мог теперь легко обратить обе страны в своих сателлитов и использовать их
против британской Индии. Вопрос стоял о том, что противопоставить этому?
Ответы предлагались разные, вплоть до самых отчаянных. Элленборо, к примеру,
советовал спровоцировать в Иране гражданскую войну по поводу престолонаследия,
чтобы именно смута в государстве, расположенном на подступах к Индии, стала—
как бы по принципу встречного огня—препятствием для возможных посягательств
России на британскую колонию3*. Это была весьма сомнительная идея, так как
дестабилизация обстановки в Иране могла повлечь аналогичные социальные процессы
на северо-западных границах Индии—то, чего англичане страшились так же
сильно, как русского вторжения.
Другие, в частности Д. Макдональд, пре.иагали менее экзотичный способ борьбы
с Россией—просто-напросто купить расположение Аббас-Мирзы за
соответствующую цену, прежде всего за обещание возвести его на трон4*.
Однако кронпринц, уже получивший такое обещание от Петербурга, ясно дал понять
англичанам, что этого недостаточно. Он настаивал на модификации Тегеранского
договора 1814 г. путем включения туда четкого обязательства Англии взять на себя
ответственность за защиту Ирана от России. Аббас-Мирза, по его собственному при-
х* Штейнберг Е. Л. История британской агрессии на Среднем Востоке. М., 1951. С. 62-63.
**GillardD.R.Op.c\[.P.26.
3° EUenborough E. L. Op. cit. V. 2. Р. 136.
4* Ingram E. The Bcginning.., p. 186.
ГЛАВА 1. ПОСЛЕ ЛДРИАНЛИОЛЬСКОГО МИРА
знанию, боялся не перспективы войны, а необходимости полного подчинения
русским, ограничить чрезмерные притязания которых сможет только Англия1*.
Лондон не был готов идти так далеко. Принять идею Аббас-Мирзы значило
вернуть Тегеранскому договору30, и без того вызывавшему большое раздражение у
Петербурга, наступательную антирусскую направленность. Форни оффис, всегда
предпочитавший уклоняться от жестких обязательств, отказался от предложения
кронпринца.
Британская политика в Иране оставалась на распутье. Участников европейского
«концерта» проблема русского продвижения на Кавказ и дальше в Азию почти не
интересовала. Найти союзников в борьбе против России на Востоке было негде, кроме
как на самом Востоке. Но и здесь возможности англичан ограничивались возможностями
русских, а скорее даже перекрывались последними. Россия зачастую не столько
принуждала Иран, сколько искушала его, в том числе взаимовыгодными проектами. В
частности, выдвигалась идея совместной военной экспедиции против Хивинского
ханства, доставлявшего больите неприятности обоим государствам. В своих мечтах
о завоевании Герата, Бахрейна и Багдада Иран мог рассчитывать только на поддержку
России, но никак не Англии, решительно противившейся таким планам.
Для англичан атмосфера неопределенности в Иране усиливалась признаками
внутриполитической смуты, нараставшими в связи с ожиданием кончины Фетх Али-
шаха. На этом фоне стала особенно заметной роль еще одного фактора, мешавшего
Лондону выработать цельную и последовательную стратегию. Речь идет об
обострившемся до крайности личном соперничестве между членами британской миссии
в Иране. После смерти в июне 1830 г. Д. Макдональда—ключевой фигуры в
этом ведомстве—развернулась ожесточенная борьба за пост посланника между Г.
Уиллоком и Д. Кэмнбеллом, продолжавшаяся до тех нор, пока последний не
вышел победителем2*.
С начала 30-х гг. попытки радикализировать политику противодействия России
к Иране и на Кавказе были характерны не столько для британских дипломатов, сколько
для разведчиков. Капитан Фрэнсис Чесни, «путешествовавший» по Ближнему и
Среднему Востоку, прибыл осенью 1831 г. в Иран. В беседе с Аббас-Мирзой англичанин
иредюжпл кронпринцу воспользоваться восстанием в Польше (о подавлении его еще
не было известно в Тегеране) и объединиться с Турцией для совместного
вторжения в Грузию. При этом Ф. Чесни пообещал поддержку Англии, для которой такое
предприятие, по его словам, будет «крайне желательным»34.
Неосторожные заявления пусть и неофициального лица вызвали смятение в
Калькутте и Лондоне. Были приняты соответствующие меры, чтобы одернуть явно
,е Imjrum E. Thc Beginnin^r... p. 187.
-'41IA. Р. 188-189.
3'1Ыс1. Р. 200-201.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИК ДЕРЖАВЫ
превысившего свои полномочия
разведчика и успокоить русских. Однако действия
Ф. Чесни свидетельствован! о нашчии
тревожных симптомов, указывавших на
появление радикашных настроений среди
тех, на кого возлагалось исполнение
внешнеполитических установок Форин оффис,
часто формулируемых в общем виде.
Впрочем, этой средой подобные
настроения не ограничивались.
Британский король Вильям IV ратовал за
наступательную политику в Иране и
вытеснение оттуда России. Он
внимательно ЧИТ&1 доклады Д. Бранта, разделяя
мысли консула о необходимости
расширения британской торговой экспансии
в Малой Азии, Иране и Закавказье в
политических целях1*.
Нервозность англичан росла по мере
приближения момента смены власти в
Иране. Они опасались, что Аббас-Мирза
в обмен на помощь России в борьбе за
трон может отдать ей иранский
Азербайджан, Гнлян и Мазендеран. Англии в таком случае ничего не останется, как
подтолкнуть шахского наместника в Фарсе к провозглашению независимости
своей сатрапии. Сами же англичане захватят тогда остров Харк и оттуда станлт
контролировать Арабистан, Луристан и Фарс. Это будет равнозначно разделу
Ирана между Россией и Англией. Но при таком сценарии, как полагали
англичане, русские получат больше и в военно-стратегическом, и в морально-политическом
плане. Если они завладеют таким плацдармом, как южный Азербайджан, никто
и ничто не помешает России прибрать к своим рукам остальную Персию и выйти,
в конце концов, к границам Индии2*.
Для предотвращения этого британские агенты в Тегеране предлагали своему
правительству укрепить военные силы Аббас-Мнрзы настолько, чтобы он в приближающейся
схватке за власть не был столь зависим от России3*. Высказывалось также предло-
Император Николай I
!* Ingram E. The Beginning-.., p. 207. Исследователи отмечают большое влияние Вильяма IV на восточную
политику Англии.
**Ibid.,p.*211,214.
*4bid.,p. 211.
ГЛАВА I. ПОСЛК АДГИАИАПОЛЬСКОГО МИРА
жение восстановить в Тегеранском договоре отмененную статью о субсидиях,
направленную, как известно, против России1*.
На рубеже 20-30-х гг. XIX в. политика России в Иране ин на йоту не выходит
за рамки провозглашенной Николаем I охранительной стратегии на Востоке. Царь
придавал ей особое значение в свете перспективы «большой гражданской войны»
после кончины Фетх Аш-шаха или до нее—перспективы, которую в Петербурге не
исключали. На случай любого развития событий Паскевичу предписывалось
неукоснительно следовать генеральной линии на сохранение мира между Россией и
Ираном. При этом речь шла об исключительно дипломатических средствах, в
применении которых, впрочем, не рекомендовалось вовлекаться во внутренние иранские
дела слишком глубоко2*.
Польское восстание 1830-1831 гг. заставляло Петербург проявлять
осмотрительность и в азиатских вопросах. Из Ирана (и Турции) шли сообщения о попытках
английских агентов спровоцировать русско-иранскую (и русско-турецкую)
напряженность путем распространения слухов о критическом положении в Польше3*.
Порой казалось, что эти усилия приносят результат. Летом 1831 г. была замечена
повышенная концентрация иранских войск в южном Азербайджане. Тревога
русских властей на Кавказе немного улеглась после того как выяснилось, что эти
войска предназначались не для нападения на Россию, а для подавления волнений
курдов в провинциях Кермаи и Ездан. Тегерану пришлось бросить все силы на
восстановление порядка в собственной «Польше». Николай I понимал, что перед
Россией и Ираном стоят однотипные проблемы. Не случайно, в письме царя к
ФетхАш-шаху (от 13/25 сентября 1831 г.) рядом с поздравлением в связи с
восстановлением «спокойствия» в курдских провинциях находится сообщение о
разгроме польского восстания1*. Тем не менее на всем протяжении событий в
Польше состояние повышенной боевой готовности в Закавказье сохранялось5*.
1832 год для Англии был полон тревожных ожиданий. Их не смогли рассеять усио-
коительные заявления Лнвсна о том, что слухи о готовящейся совместной
русско-иранской военной экспедиции против Хивинского ханства совершенно
беспочвенны. В августе Нальмерстон уведомил российский МИД: вторжение в Хиву
будет расцениваться как угроза британским жизненно важным интересам в Индии.
Эта мысль была сформулирована достаточно четко, чтобы дать Петербург}'
почувствовать всю меру озабоченности Лондона, но в то же время—достаточно осторожно,
чтобы не вызвать конфронтацию по поводу того, что еще не произошло и не
,0 Ingram E. The Beginnin«;.., p. 213.
«•ВПР.Т. 17. С. 223-225.
"* Там же. С. 450, 480.
'WKAK.T. 7.C.743.
:>* Там же. С. 739-710.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИ К ДКРЖЛВЫ
известно, произойдет ли вообще. Пальмерстон благоразумно избежал соблазна
прямо предупредить Россию о готовности Англии к ответным действиям, и,
возможно, это делало более убедительным его скрытый призыв к тому, чтобы оставить
Персию и Хиву в качестве буфера между Британской и Российской империями10.
В 1833 г. связанная с Ираном проблематика переплелась с проблематикой
турецкой, вновь оказавшейся на переднем плане европейской политики благодаря
очередному восточном} кризису2*. По ряду причин Англия не смогла прийти на помощь
султану, терпевшему сокрушительные поражения от своего могущественного
вассала египетского паши Мухаммеда Али. Возникла реальная угроза распада Османской
империи. Махмуд II обратился с призывом о спасении к Николаю I, который срочно
отправил войска в район Босфора и тем самым сохранил государственную
целостность султанских владений.
Именно этой военной и политической задачей объяснялось вмешательство
России. Но не только. Существовали опасения, что Мухаммед Али после разгрома
султанской армии при Коньи двинется в двух направлениях: на северо-запад
(Константинополь) и на северо-восток к кавказским границам, чтобы взять реванш за
поражения Турции от России и восстановить былую мощь и величие Османской
империи. Появление победоносного египетского паши в Траиезунде и Эрзеруме грозило
присоединением к нему воинственных курдов, аджарцев, лазов, абхазов и дальнейшей
дестабилизацией Дагестана3*.
В благодарность за помощь царя Порта заключила с Петербургом Уикяр-Искс-
леспйскнй договор, ставший (после Туркманчая и Адрианополя) новым препятствием
к осуществлению ближневосточных устремлений Лондона. Получив, но смыслу
этого соглашения, возможность контролировать Проливы, Россия фактически
безраздельно утвердилась в Черном море, весомо упрочила свои позиции в Турции1*.
К. Маркс отмечал, что в силу этого документа оттоманский престол был перенесен
из Константинополя в Петербург5*.
Для России договор носил оборонительный характер: ее южные провинции,
граничащие с Черным морем, оказывались в относительной безопасности от
нападения со стороны Босфора и Дарданелл6*. Это был триумф политики «слабого
соседа», то есть охранительной политики7*.
'* Ingram E. Thc Bcginning..., р. 215.
** См. подробно: Георгиев В. А. Внешни« политика России на Ближнем Востоке к конце 30-начале
¦lO-v годов XIX в. М.: Нзд-no МГУ, 1975.
:<* .1/. У/. Лазарев... т. 2. С. 51-52.
,п См.: 1\инянина II. С. Ункнр-Пскслсснпскпн договор 1833 года//НДВШ, 1058. AS 2.
:,° Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 389.
«• См.: Gillard О. П. Ор. eit. Р. 44; DalyJ. Г. К. Ор. cil. Р. I 10.
7° Лйрапетов О. Р. Внешний политика Российской империи 1801 -1914. М.: «Иироиа». 2006. С. 117.
1МЛВЛ I. ПОСЛЕ ЛДРИЛНЛПОЛЬСКОГО МИРА
Хотя соглашение принесло выгоды прежде всего России, инициатива
заключения его исходила от Порты, которая получала передышку от войн и возможность заняться
внутренними преобразованиями. Российские ученые убедительно показали, что
этот документ не был навязан Турции «под охраной русских штыков»1*, как
полагают некоторые западные историки.
После Адрианонольекого Ункяр-Искелесийский договор еще туже связал султану
руки в его политике на Кавказе2*. (Сгедствпсм данного трактата явилась Петербургская
конвенция от 29 января 1834 г., подтвердившая установленную Адрианополь-
ским миром русско-турецкую границу' на Кавказе10.) На Востоке явственно обозначился
перевес сил в пользу России и в ущерб Англии. В 1833 г., как и в 1829 г.,
последовал обмен резкими йотами между английским и русским правительствами3*.
Иальмерстона привело в бешенство напоминание Петербурга о том, что у
Лондона была прекрасная возуюжность взять всю игру в свои руки, когда Махмуд II отчаянно
просил англичан о помощи, но британское правительство отказало, и теперь оно
может пенять только на себя, а не на Россию—за столь естественное нежелание
повторять ошибку Англии1*. Госсекретарь воспринял чуть ли не как издевку еще одни аргумент
российского МИДа, подчеркнувшего, что приобретенное Петербургом влияние
на Константинополь поколеблет европейский мир и равновесие сил не в большей
степени, чем британское влияние в Индии. Пальмерстон назвал этот довод
<<наглостыо>>. Ссылок на оборонительный характер Ункяр-Искслеспйского договора
для России ои не принимал вообщеи. Этот договор и сам по себе и тем более
поставленный в один ряд с теми, что были заключены в Туркманчае и Адрианополе,
являлся в глазах Лондона еще одним подтверждением тотального наступления
России на Востоке, нацеленного прежде всего на раздел Османской империи и
превращение Ирана либо в опорную военную базу для вторжения в Индию, либо в
средство шантажа и запугивания Англии столь кошмарной для нее перспективой42.
В атмосфере страха и подозрений новым ударом для Лондона стала русско-
австрийская конвенция по восточному вопросу, подписанная в Мюихенгрсцс 18 сентября
1833 г. Петербург и Вена условились о поддержании в Османской империи статус-
кво, то есть фактически—положения, сложившегося там после Ункяр-Искелеси13.
Однако Пальмерстон увидел в этом чуть ли не сговор о разделе Турции14. Для «самого
английского» (в том числе в своей недоверчивости к континентальным коллегам)
министра такое умозаключение выглядело вполне корректным в свете того факта,
что там же, в Мюнхенгрсце, между Россией, Австрией и Пруссией была подписана
еще одна конвенция—о совместном жандармском надзоре за Полыней и о взанм-
'* Кипяпина Н. С. Указ. соч. С. 41-43: Миллер Л. Ф. Краткая история Турции. М.. 1918. С. СЗ.
*с Кипятит //. С. Указ. соч. С. 18.
*e BFSP. V. 24 [1835-1836]. L.. 1853. Р. 1292-1293.
»• См.: HopkirkP. Op. cil. Р. 154.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ных гарантиях сохранения ее в разделенном
состоянии. Пальмерстои не скрывал
готовности Англии ответить войной на попытку
Николая I сделать с Турцией то же, что и с
Польшей. Госсекретарь рассматривал возможность
ввода британской военной эскадры в
Проливы и открытия боевых действий против
России на Балтике45.
Волна протеста против Ункяр-Пскелесий-
ского договора поднялась и в лондонской
прессе, твердившей, что он силой исторгнут
у Турции, попирает ее суверенитет и
превращает Черное море в «русское озеро», а Порту
в клиента России, охраняющего вход в него10.
События 1826-1833 гг., действительно
оставлявшие впечатление о триумфальном
шествии России на Востоке, вселили в целые
поколения британских политиков подозрение,
что русские задумали и планомерно
осуществляют грандиозный экспансионистский план1*.
В принципе эти подозрения были сколь понятны, столь н беспочвенны. Развеять их
могла только полная информация о намерениях Петербурга и полное доверие к ней.
Лондон всегда испытывал недостаток и в том, и в другом. Там никак не могли или не
хотели усвоить, что в своей внешнеполитической программе Николай I (как и его
предшественник Александр I) вдохновлялся фундаментальной идеей сохранения мира и
стабильности в Европе, подчиняя ей все остальное, в том числе и азиатские дела2*.
Одним из немногих в Англии, кто понимал это, но избегал открытых признаний
на сей счет, был лорд Эбердин. В Мюихенгренкой конвенции он, в отличие от Паль-
мерстона, увидел не столько продолжение Ункяр-Искелесийского соглашения,
сколько целительное средство против европейского революционного процесса,
способное сохранить «всеобщий мир и безопасность» перед лицом той деструктивной
политики поощрения революций, которая характерна для «нынешних правительств
Англии и Франции»3*.
Лорд Пальмерстои
t'GillardD. И. Op.cit. Р. 38.
2° В западной историографии этот факт признается все чаще. (См.: Lincoln 1Г. В. Nieholas I. Emperor
and Autocral of АН the Russias. Indiana Univcrsity Press. Bloomington-London, 1978. P. 111. 208:
6'i//<m/0.A.Op.cit.P.39.)
30 The Correspondence of Lord Abordeen and Princess Lieven 1832-1854. Kd. h\ Jones-Pany E. L.\ Roval
Historicol Socicly, 1938. V. 1. P. 9, 12.
ГЛЛВЛ I. ПОСЛЕ ЛДРИАНЛПОЛЬСКОГО МИРА
В декабре 1833 г. Пальмерстон отправил своему послу в Константинополе Джону
Понсонби депешу, наставлявшую его продумать способы лишить Россию
преимуществ, полученных но Ункяр-Искслеспйскому соглашению, которое госсекретарь
с досады назвал «шедевром русской интриги и турецкой глупости»47. Послу предоставились
опасные полномочия распоряжаться средиземноморской эскадрой Англии вплоть
до нрава введения ее в Проливы48. (Англичане использовали свой флот как
инструмент политики на Востоке1*.) Понсонби обязали предупредить султана о том, что
английское правительство предпочтет иметь в турецкой столице скорее египетского
нашу Мухаммеда Али, чем царя2*.
В данном случае, помимо всего прочего, показательна личность исполнителя,
к которому Фории оффне адресовал свои указания. Понсонби был настроен по
отношению к России даже радикальнее, чем сам Пальмерстон. Предупреждая о
реальной перспективе захвата русскими Трапезунда, Эрзсрума и Сиваса, после чего
последует атака на Индию, он настаивал на необходимости отвечать на эту угрозу
либо применением силы, либо убедительной демонстрацией ее. В секретных
донесениях Пальмсрстону конца 1833 начала 1834 гг. Понсонби оправдывал
целесообразность войны в качестве способа опровергнуть миф о непобедимости
России10. По мнению ряда западных историков, иметь на ответственном
дипломатическом посту в Константинополе такого человека, как Понсонби, представляло
риск для Англии50.
По наблюдениям австрийского посла в Лондоне Эстергази, в конце 1833 г.
британское общественное мнение было настолько подготовлено к войне с
Россией, что объявление ее ни у кого не вызвало бы удивления. Демонстративно
угрожая России, Англия вместе с тем не хотела брать на себя инициативу
развязывания конфликта, оставляя это Франции пли Австрии. Поскольку Париж не решился
на такой ответственный шаг, а Вена воздержалась от участия в антирусской коалиции,
пришлось отступить и ЛондонM1.
Однако вывод русского посла в Австрии Д. П. Татищева о том, что английское
бряцание оружием являлось простой провокацией с целью сосредоточить все
военные силы России на Востоке и отнять у нее возможность влиять на дела Запада3*,
представляется несколько упрощенным н требует уточнения. Англичанам не могла
быть выгодна концентрация «всех военных сил» России на Востоке—главной
арене их соперничества с русскими. Напротив, провокационные действия Англии
в связи с Ункяр-Искелесийским договором органично вписывались в систему
происков, направленных на вытеснение России с Ближнего Востока, которые приобретай!
все более настойчивый характер.
,я PalmerA. The Chanccllcries of Europc. L., 1983. Р. 05.
*• CurtissJ. S. Kussia's Crimcan War. Durham, 1979. P. 20.
л" КинппинаН. С. Мюнхснгрсцкис.., с. 85.
КАВКАЗ П ВЕ.1 ИКИК ДКРЖЛВЫ
В 1833 г. В Лондоне стали усиливаться тревожные чувства оттого, что в течение
нескольких месяцев произошли события, создававшие впечатление, будто в русско-
английском противоборстве в восточном вопросе наступил перелом в пользу России.
В том числе (и это казалось самым опасным) за счет включения этого вопроса в сферу
интересов Священного союза, где первая роль, как известно, принадлежала
Петербургу. Получалось, что Англия оставалась в одиночестве перед лицом мощной
коалиции, солидарной не только в своих геополитических устремлениях, но и в
идеологических установках.
Так родилась идея Пальмерстона о создании противовеса в виде
западноевропейского «либерального» Четверного союза (апрель 1834 г.)—Великобритания,
Франция, Испания, Португалия. Трудно сказать—кого пытался пронять
госсекретарь риторикой о высоких «антндеспотнческих» целях нового альянса. Сам-то
он едва ли в них верил, ибо имел прекрасное представление об уровне демократии
в странах Пиренейского полуострова. Да и французские порядки были всем чем угодно,
только не образцом либерализма. Тем не .менее, эту дымовую завесу Пальмерстон
использовал очень широко, сумев, кстати, убедить в своей искренности, если не
современников, то историков10.
Подлинный смысл Четверного союза заключался, разумеется, не в борьбе за
торжество свободы, а в восстановлении нарушенного (с точки зрения Лондона) батанса
сил и в европейских, и в восточных делах. Пальмерстон хотел противопоставить
действиям Николая I, якобы подчинившего Священный союз своим экспансионистским
планам, симметричную политику вовлечения западноевропейских государств в
реализацию британских интересов на Востоке. Об этом госсекретарь писал гораздо реже,
но с полной откровенностью: он был убежден, что сферу ответственности
«западной конфедерации свободных государств» (Четверного союза) можно будет
распространить на Османскую империю и на «берега Черного моря»2'.
* « *
Продолжали развиваться в весьма непредсказуемом направлении события в
Персии. Теперь, после того как в турецко-египетском конфликте столь убедительно победила
Россия, англичане стали воспринимать иранскую ситуацию с чувствами, близкими
к панике. Они опасались, что Петербург, спеша пожать плоды своего успеха,
склонит Тегеран к подписанию соглашения, аналогичного Ункяр-Иекелеснйскому, а это
,0 См.: Bullen В. Palmerslon, Guizot and thc Collapse of Ihe Ententc Cordiale. L., 1974. P. 12; Bulwerll. L.
Thc Lifc, v. 2. P. J80; WebsterCh. TheForeign PolicyofPalmerston.., v. 1. P. 406; BourneK. Palmcr-
ston... p. 387: Chamberlain M. E. Lord Palmerston. Cardifl', 1987. P. 51; GollwitzerH. Ideologische
Blockhildung als Bcstandteil intcrnationalc Politik im 19. Jahrhundcrt // Historische Zeitschrifl,
1965. Bd. 201. S. 315.
** Bullen H. Palmerslon.., p. 12; Bullen Д., StrongF. (Ed.) Palmerston: Private Correspondcncc wilh Sir
George Villiers (aftcrwards Forlh Earl of Clarendon) as Ministcr lo Spain 1833-1837. V. 1. L.. 1985.
S. 105.
ГЛАВА I. HOC.IK ЛДРИЛНАНОЛЬСКОГО МИГА
чревато для Великобритании политической и, вполне вероятно, военной
катастрофой на Востоке.
Поражения Ирана в 1826—1828 гг. во многом дискредитировали в
общественном сознании страны идею военно-технической и экономической модернизации но
западным образцам—идею, обернувшуюся потерей Закавказья1*. На фоне
усиления традиционалистских и автаркических тенденций получила распространение мысль,
которую в общих чертах можно выразить так: если уж не удалось с помощью
Англии и ее новейших средств ведения войны удержать Закавказье за Ираном, то
теперь остается признать эту peaiьность и переориентироваться на Россию, ибо именно
с ней, а вовсе не с Англией, можно и нужно сотрудничать в вопросах не только
сохранения целостности иранской территории, но и приумножения се на востоке, в том
числе за счет Герата. Такая логика заставляла Лондон испытывать растущее
недоверие и к Тегерану, и к Петербургу, которое проявилось, в частности, в стремлении
усмотреть в деятельности нового русского посла в Иране графа И. О. Симоиича
подготовку совместной военной акции против Хивы и Герата2*.
Иран и в самом деле рассчитывал на помощь России. Каджарское государство
находилось в тяжелейшем кризисе. Народ не успел оправиться от последствий двухлетней
A830-1831 гг.) эпидемии холеры и чумы, а также голода в южных провинциях;
поборы и притеснения порождали всеобщее недовольство; бунтовали феодалы и
население Хорасана, поддерживаемые афганцами и хивинским ханом; отказывались признать
власть Каджаров пограничные с Афганистаном города; разорительным набегам
туркменов и узбеков подвергались северо-восточные вилайеты Ирана; продолжатсь вражда
между шахскими сыновьями3'1'. И если все это имело место при живом Фетх Аш-шахе,
то были все основания ожидать еще большего подъема смуты после его кончины.
С одной стороны, Каджары вроде бы чувствовали, что их власть напоминает дерево,
которое из-за слабой корневой системы не должно иметь слишком раскидистых
ветвей п слишком пышной кроны, иначе оно может рухнуть. С другой, они—особенно после
кончины в октябре 1833 г. всстсрнизатора Аббас-Мирзы—продолжали жить во
дворце, где вместо окон были зеркала, заставлявшие смотреть не на изменяющийся
и достойный внимательного изучения мир вокруг, а на самих себя. Это побуждало не
к модернизации, а к консервации государственного и общественного строя. Борьба
против любых угроз состоянию покоя и неизменности становится главной заботой1*.
Каджары, как часто случается в подобных ситуациях, искали выход в силовых
способах наведения внутреннего порядка, во-первых, и во внешней военной экспансии,
'• См.: Atkin Л/. Л. Russia and Iran 1780-1828. Universily of IMinnesota Press. Minncapolis, 1980.
P. 159-160.
•° Inyram E. Tlie Beginningr.., p. 252. 254.
3* Кузнецова Н. А. Указ. соч. С. 66-67.
,0 Rawlinson И. England and Russia in thc Easl. L., 1875. P. 3.
КАВКАЗ И ВКЛПКПЕ ДЕРЖАВЫ
во-вторых. Объектом последней являлся прежде всего Герат. Взятие этого города
лично для Аббас-Мирзы могло бы послужить средством спасения его
полководческой репутации, сильно пострадавшей в войне с Россией1*.
После относительного усмирения Хорасана A831-1832 гг.) с помощью английского
и русского оружия52 Аббас-Мирза приказал осадить Герат. Но 21 октября 1833 г.
кронпринц умер и осаду города пришлось снять.
Тем временем Лондонский кабинет решил послать в Иран уже упоминавшегося
Джеймса Фрэзера. Ему поручалось осуществить на месте комплексное объективное
исследование очевидных и потенциальных угроз британским интересам иа пространстве
от Кавказа до границ Индии. Среди его профессиональных задач приоритетное место
отводилось изучению социально-политической обстановки в присоединенных к
России Эриванн и Нахичевани, а также проверке предположения о том, что
Россия хочет учредить свои консульства в Гнляне и Мазендеранс с целью посеять смуту
в этих вилайетах, а затем аннексировать их. И, конечно, Д. Фрэзеру предстояло дать
свои соображения о всех возможных средствах, которые обещают эффективное
расстройство русских планов и переход контроля за течением событий в руки англичан.
Миссия Д. Фрэзера, по признанию Пальмсрстона, состояла в том, чтобы
«выставить аванпосты против России»53.
Но данную задачу пришлось существенно скорректировать в связи с престолонаследным
кризисом в Персии, начавшимся после смерти Аббас-Мирзы и вступившим в
кульминационную фазу в октябре-ноябре 1834 г. в связи с кончиной Фетх Аш-шаха.
Перед Англией и Россией встала дилемма: либо использовать смуту ,мя
решительного сведения счетов друг с другом, либо договориться о компромиссном партнерстве
для приведения к власти в Тегеране фигуры, удовлетворявшей и Лондон, и
Петербург. Стороны пошли но второму пути, понимая, что во взаимной борьбе в условиях
внутриполитического хаоса оба соперника могут скорее проиграть, чем выиграть.
Поскольку и англичанам, и русским было что терять, они вступили в деловой союз
с целью посадить на шахский трон наиболее приемлемого человека—Мохаммад- Мирзу,
сына Аббас-Мирзы51. Сохранив преемственность каджарской династии, Англия и
Россия разрядили взрывоопасную ситуацию в Иране55 и еще разубедились в
наличии возможности вести «большую игру>> на Востоке не только конфронтационными
средствами2*. Тем не менее сама природа этой игры предполагаю прежде всего борьбу,
и не всегда по правилам.
В 1833-1834 гг. англо-русские противоречия в иранском и турецком вопросах,
усиливая друг друга, создали ситуацию военной тревоги. Но она не вылилась в
войну, поскольку Петербург счел разумным воздержаться от политики наращива-
l*Alkin M.A. Russia ancl Iran... p. 100.
2* См. подробно: Ingram К. Thc ?cginning... р. 300-325; PiggolJ. Pcrsia-Ancicnt and Modem. L., 1874.
I\ 94-95.
ГЛАВА 1. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
ния своего перевеса над Англией в Турции и Иране56. Проявлять сдержанность
вынужден был и Лондон, который понимал, что бросать открытый вызов России, не
имея континентальных союзников, значит сознательно идти на блеф, чтобы затем
бесславно отступить57. Если уж угрожать, то убедительно, а если воевать—то
суверенностью в победе.
В течение ближайшего времени после заключения Ункяр-Искелесийского
договора было крайне проблематично найти в Европе державу, готовую объединиться
с Англией для войны против России на Востоке и поверить, что эта война может
отвечать еще чьим-то интересам, кроме британских. Во всяком случае, Австрия не
являлась такой державой, несмотря на все двуличие Меттерниха и его антирусские
подстрекательства, обращенные к Лондону и Парижу. Австрийский канцлер боялся
расширения Российской империи за счет турецких Балкан и Проливов. В деле
противодействия этому Англия была его естественным партнером. Однако европейской
революции Меттсрних боялся еще больше, и тут он мог рассчитывать только на царя1*.
Отказ Лондона от крайних форм соперничества с Россией нельзя назвать пассивностью.
Скорее всего, речь шла о стремлении направить политику противодействия России
в рациональное русло, чтобы, с одной стороны, походя не нарваться на войну, а с
другой, иметь в качестве залога, на случай распада Османской империи,
стратегически важные территории для защиты Индии. Отсюда активизация англичан в 1834 г.
в районе Персидского зашва и Багдадского пашалыка2*. Этим они хотели компенсировать
ослабление своих позиций при тегеранском дворе.
Вообще нужно сказать, что после 1833 г. в британской дипломатической
стратегии на Востоке заметна тенденция к поиску адекватного возмещения за
Ункяр-Искелсспйский договор. Эта тенденция приняла устойчивый,
концептуальный характер, прежде всего, за счет появившегося у Лондона некоего комплекса
«отставшего и догоняющего». Поскольку в подобных случаях не бывает точного
критерия определения «полноценности>> реванша, англичанам постоянно казалось, что
их собственные политические и экономические успехи на Востоке не
уравновешивают успехов русских в достаточной степени58.
«Реваншистские» задачи Англии в известной мере упрощались тем, что она
всегда нужна была Турции в качестве противовеса России. Порта, в принципе,
тяготилась Ункяр-Искедесийским договором (точнее, теми потенциальными
возможностями, которые он давал Петербургу и которыми тот так и не воспользовался),
но не настолько, чтобы, не глядя, обменять его на антирусский союз с Англией.
Султан, понимая, что только с помощью стратегии лавирования он мог сохранить
какое-то пространство для маневра, проводил эту стратегию достаточно умело3*.
,0 Ingram E. The Beginning.., p. 276-277.
'*' См. подробно: IngramE, The Bcginning.., p. 279-299.
я* См.: Seton-Watson Я. Ор. cit. Р. 306-307.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИ К ДЕРЖАВЫ
Другим, помимо Ближнего и Среднего
Востока, регионом, где Англия искала
«адекватных колтенсации» путем контрнаступления,
был Кавказ—спорная, с се точки зрения,
территория, привлекательная тем, что там шла
воина горцев против России5".
Если повышение британской
активности в Месопотамии и Персидском заливе
еще можно было объяснить
оборонительными соображениями, то аналогичные
аргументы в обоснование политики
вмешательства в дела Кавказа, уже вошедшего
в состав России, являлись абсолютно
несостоятельными. Но эта логическая и
юридическая неувязка меньше всего
беспокоила англичан, никогда не считавших
нужным оправдываться, когда дело
касалось их интересов, законность которых не
требовала ни доказательств, ни порой даже
элементарных усилий по попеку их.
Фории оффис энергично взялся за изучение Кавказа. Накопление знаний о
кавказских народах шло рука об руку с подрывной деятельностью среди них английских
агентов, руководимых Д. Уркартом, широко известным в Англии публицистом,
недолгое время подвизавшимся на дипломатическом поприще. Уркарт
прославился книгой «Турция и ее ресурсы» (Лондон, 1833), в которой он впервые обратил
внимание на богатые неиспользованные возможности коммерческой и
колониальной эксплуатации этого региона. Автор с сожалением констатировал, что «в
настоящее время наша (английская—В. Д.) торговля, можно сказать, исключена
из всех стран, омываемых Черным морем. Побережье Абхазии и Грузин полностью
закрыто для нас»1*. Задачу интенсивного освоения этого района английскими
купцами Уркарт считал давно назревшей2*. Сразу после опубликования в Англии Уикяр-
Искелеснйского договора (август 1833 г.) Уркарт представил на рассмотрение
Пальмерстона план экономического и политического обследования Балкан. Турции,
Кавказа, Средней Азии и просил санкции иа его осуществление.
Пальмерстон, одобрявший идеи молодого публициста и нуждавшимся в
обширной и первоклассной информации о Ближнем Востоке, охотно согласился00.
Дэвид Уркарт
l*urquharl D. Turkev and its resources. L., 1833. P. 160.
«• Crawley С H. Anglo-Russian Rclalions 1815-40//CHJ, 1929. V. 3. # 1.1\ 64.
ГЛАВА I. ПОСЛЕЛДРИЛНЛПОЛЬСКОГО МИРА
Предусматривалось 18-месячное путешествие Уркарта но странам Ближнего и
Среднего Востока, но ему не суждено было состояться: внимание начинающего
дипломата и разведчика целиком и надолго захватила Черкеспя, точнее ее
политическая ситуация01.
Еще до 1833 г. он, но свидетельству русского посла в Константинополе А. П. Буте-
нева, пытался <<завести с горцами вредные сношения»1*.
В июле 1834 г. по указанию Понеонбн6* Уркарт прибыл на английском военном
корабле «Туркуаз» под командованием капитана Лайонса в район Слхум-кале, где
имел встречу с горцами. Уркарт призвал их к усилению борьбы против России, заявив,
что прислан королем Англии, который желает знать все о Черкесии и, главным
образом,— какмо помощь он может ей оказать2*.
Затем Уркарт и Лайонс произвели военно-политическую разведку остального
кавказского побережья. В Геленджике и Анапе они интересовались численностью
гарнизонов, способами их снабжения, характером фортификационных сооружений,
отношением черкесов к русским, местными навигационными условиями и т. д.
Наводились также подробные справки об Отдельном Кавказском корпусе. Недалеко
от Суджук-кале в ауле Астагай англичане встретились со 150 знатными иатухайцами3*.
Тему разговора с горцами нетрудно предположить в свете взглядов Уркарта и его
поведения в Сухум-кале.
Действия Уркарта, предпринятые в нарушение таможенио-караитинных
постановлений и суверенитета России на восточном побережье Черного моря, получили
одобрение Поисоиби4* и Нальмерстона5* и вызвали неудовольствие Николая I,
повелевшего запретить иностранцам осмотр кавказских берегов и общение с
черкесами6*. Что такой запрет не был излишней предосторожностью, стало ясно,
когда в октябре 1835 г. на рейде у Анапы появился неизвестный пароход, который,
сделав несколько подозрительных маневров, удалился в направлении Керчи7*.
Визит Уркарта открыл целую эпоху систематической деятельности англичан,
нацеленной на дальнейшее разжигание Кавказской войны и подготовкуусловии для
отторжения Черкесии от России. После этого вояжа Бутеиев установил за Уркар-
том особое наблюдение**.
,САКАК.Т.8.С894.
*• АКАК. Т. 8. С 890: ЛВПРИ. Ф. Турецкий стон (старый). Д. 4607. Л. I0S-171; Ф. Канцелярия. Д. 35,
1834 г. Л. 520-521: Д. 36, 1834 г. .1. 4 14-415; Д. 37, 1834 г. .1. 217-221.
:** ШССТАК, С. 46-50: М. П. Лазарев. Документы. М.. 1955. Т. 2. С. 225-226.
¦• WiderszalL. Op. cil. Р. 44.
- HPD. V. 43. L., 1837-38. Р. 937.
«•ШССТАК. С. 51.
70 МЛ. Лазарев.., т. 2. С. 245.
"с АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 47. 1835 г. Л. 18-19.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Получив в 1835 г. пост секретаря британского посольства в Константинополе,
Уркарт быстро превратил это учреждение в некую «школу» русофобии пли
идейный штаб для своих единомышленников10. Его выдвижению способствовали
король Англии Вильям IV, его личный секретарь Г. Тзйлор и секретарь королевы
Д. Хадсон63.
Выбор не случайно пал именно на Уркарта, поскольку в середине 30-х гг., как писал
Веллингтон Эбердину, «король, правительство, пресса и радикалы выступали за войну
с Россией» во имя утверждения английского господства на Ближнем Востоке2*.
Неутомимый по натуре, одержимый идеей оттеснить Россию на положение второстепенной
державы, он начал плести широкую сеть интриг против русских, и это стало делом
всей его карьеры, смыслом жизни. «По рождению шотландский горец,
натурализовавшийся черкес и турок по свободном) выбору»3*,—писал К. Маркс, характеризуя
эту политическую фигуру. Он высказывался с большой иронией по поводу
маниакального предубеждения Уркарта против России4*.
Некоторые историки называют Уркарта «основоположником теории домино»
применительно к политике Петербурга на Востоке. Согласно этой теории, стоит только
позволить России закрепиться в Турции (Проливы, Константинополь), сразу же начнет
сыпаться вся система обороны Индии: вслед за Османской империей дойдет черед
до Ирана, Герата, Афганистана, пока, наконец, британская колония не останется
лицом к лицу с русской армией5*.
По словам русского посла в Константинополе Бутенева, Уркарт имел «вид и повадки
скорее тайного эмиссара, чем дипломатического представителя»64. Он обладал
редким даром заражать своими идеями и надолго располагать к себе людей,
занимавших различное положение в обществе и исповедовавших различные
политические взгляды0*.
В атмосфере русофобии, принимавшей в Англии беспрецедентный размах,
Уркарт не имел недостатка в людях, готовых слушать его. Среди них было немало
тех, чьими руками осуществлялась британская политика на Ближнем и Среднем
Востоке65. С 1829 г. в распоряжении Уркарта в качестве помощника и доверенного
лица находился некий Андрей Хай, 30-летинй карачаевец, долго живший в Европе,
принявший протестантскую веру, свободно владевший, помимо родного языка,
»• The Early Coi-respondencc of Richard YVood 1831 -1841. Ed. by Л. B. Cunn'mgham. L.. 1966. P. 2.
2* Цит. но: Puryear V. J. Intcrnational economics..., p. 27.
3* Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 11. С. 282.
<• Там же. Соч. Т. 9. С. 340.
5* LeDonneJ. Р. Ор. cit. Р. 315.
e° Brock Р. Thc Fall of Ciicassia: A Studtv in Private Diplomacv // EHR. 1956. V. 71.
Л1 280. P. 403.
ГЛАВА 1. ПОСЛЕ АДРИАН.ИЮЛЬСКОГО МИРА
русским, немецким, английским, греческим, турецким. А. Хай, хорошо зная
Кавказ, выполнял различные поручения Уркарта, поддерживал его связь с горцами1*.
Но рекомендации Хадсона Уркарт взял к себе на службу в 1835 г. английского
майора В. Сзрла, которомл предстояло заниматься созданием черкесской кавалерии и
обучением ее европейским методам войны. Аналогичную миссию возложил Лондонский
кабинет на полковника Консидайна и нескольких офицеров, прибывших в
Константинополь осенью того же года2*. Позже А. Хай и В. Сэрл предложили свои услуги
Бутенсву и регулярно снабжали его информацией о намерениях и предприятиях
британских подданных в Черкесии00.
Доклады Понсонби из Константинополя, учитывавшиеся Лондонским кабинетом
при выборе внешнеполитического курса страны, носили провокационный
характер. Они давали искаженное в соответствии с русофобскими взглядами их автора
представление о ближневосточной обстановке и планах России. Посол убеждал
свое правительство в том, что Ункяр-Искелссийский договор позволяет России
выиграть время для подавления волнений в Черкесии и при этом обезопасить себя
от возможности иностранного вмешательства. По его мнению, после
умиротворения горцев царь приступит к захвату Проливов и Константинополя3*.
Ставя судьбу Османской империи в зависимость от исхода Кавказской войны,
Понсонби побуждал Форин оффне к ужесточению антирусской политики. Однажды он
увидел из окон посольской резиденции русский военный флот, прибывший в
Босфор. С тех пор эта картина, вызвавшая у него панику, мерещилась ему повсюду. Британский
премьер-министр У. Л. Мельбурн иронично относился к его «нелепой
русофобии», подчас совершенно ослеплявшей Понсонби10. Немолодой дипломат, быстро
утомлявшийся от будничных забот посла, он неожиданно воодушевлялся и работал
«с юношеской страстью», когда дело доходило до борьбы против России5*.
По получении первых известий о Кавказской войне Понсонби, как и Уркарт0*,
сразу же высказался за посылку британских боевых кораблей к восточным берегам
Черного моря7*. В сентябре 1834 г., обращаясь к Уркарту с просьбой написать
воспоминания о пребывании в Черкесии, он пояснял: «Я считаю важным, чтобы
правительство (Англии—В. Д.) могло без какого-либо промедления располагать
исчерпывающими сведениями о политическом положении черкесских народностей...
«WKAK. Т. 8. С. 361, 894-895: КА. Т. 5A02). С. 218; IUCCTAK. С. 102-103.
*• КА. 1940. Т. 5( 102). С. 216-217.
,e BolsoverG. 11. Lord Ponsonby.., р. 101-106; WiderszalL. Ор. cil. P. 40-41.
'" Temperley II. England and Ihe Near Easl. The Crimca. L.-N. Y., 1936. P. 75.
50 Stern A. Op. cit. Bd. 5(T. 2). S. 369.
«• Widerszal L. Op. eil. P. 45.
:° Temperley H. England and Ihe Near East.., p. 75-76: Amlerson M. S. The Eastern Qucslion.., p. 91;
Clayton G.D. Op. cit. P. 74-75.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Если мы не позаботимся о них, Россия овладеет Кавказом и это даст ей власть над
Турцией и Персией»1*. Понсонби грезил о «роковомударе но русскому могуществу»
и, хотя понимал, что «черкесский вопрос потребует величайших усилий», с
оптимизмом подбадривал Уркарта: «Храбрость и настойчивость! Вы заняты благородным
делом. Это предприятие (помощь горцам—В. Д.) само по себе сулит славу. Даже неудача
в нем стоит больше, чем успех в менее значительных акциях»2*. В другой раз он писал:
«Я восхищаюсь Вашим отношением к этому предмету (Черкесии—/?. Д.)»**.
С 1834 но 1836 гг. в донесениях Понсонби в Лондон нарастает
провокационный тон. В сентябре 1834 г. он призывает правительство поддержать горцев во имя
решения ие только кавказского, но и восточного вопроса. Если Англия,
предупреждал посол, позволит Кавказу разделить судьбу Польши, тогда мощь России усилится
«еще 6 миллионами населения и неприступной страной», нарушится равновесие сил
в Европе, сократится британская торговля, нависнет угроза над Турцией, Ираном
и Индией. Понсонби убеждал Пальмерстона, что «Кавказ с его горными преградами
и воинственными жителями, надежды которых (имелись в виду и грузины!?)
обращены к Англии»,—выгодный союзник Л1Я англичан. В доказательство он приводил
статистику потерь России в этом районе за 40 лет1*.
В октябре 1834 г. Понсонби пишет об «удручающих известиях из Кабарды», о
«мольбе черкесов о помощи», о «значительных русских силах, действующих из
Анапы», о намерении России «полностью покорить Кавказ в этом A834—В. Д.)
году». Приобретение Кавказа, но его мнению, даст Петербургу больше, чем в свое
время присоединение Польши5*. Понсонби следил за событиями в Черкесии с
напряженным интересом и даже готов был выделить из секретных фондов
посольства деньги для горцев6*.
В августе 1835 г. посол в очередной раз просил Пальмерстона предпринять
что-либо конкретное против введенных Россией в 1831 г. на восточном
побережье Черного моря таможенно-карантиииых ограничений, которые он называл
«блокадой» и считал незаконными. «Британская торговля сильно страдает от
них»,—подчеркивал Понсонби7*.
'• Цнт. но: Hobinson G. David Urquharl. Oxford. 1920. Р. 55: [Urquharl\ The Seeret of Russia...
р. 95-00:1)K. 1875. V. 23. JV* 2. P. 125-126.
** Цнт. но: [UrquhartD.]ThQSeeretof Russia...p. 97;DR. 1875. V. 23. N 2.1\ 135-136: ?yuixeef. h\
На истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России B0-70-
с годы XIX века). М., 1955. С. 33.
»• Цнт. но: RollundS. E. Circassia. U 1802.Р. 25.
¦** Lwvenburg N. Russian Expansion... р. 71-72; Ejusd. England... S. 187. 188: Ingrum E. The Re^in-
ning..., p. 271.
50 Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 73; Ejusd. Engiand... S. 188.
«'DR. 1875. V. 23. N 2. P. 130-131.
"" Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 80: Ejusd. Eiu/laiul... S. 191.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
В феврале и апреле 1836 г. он нре.иагает госсекретарю послать в Черкесию
специальных агентов, формально—для защиты интересов английских купцов в этом районе,
а фактически —«для обеспечения продолжительного сопротивления туземцев»1*.
В августе-сентябре 1836 г. Нонсонби вновь ставит перед Пальмерстоном вопрос
о помощи горнам, пуская в ход свой излюбленный довод: «Кавказ для России—это
ключ к Турции, Персии и... Индии. Ваша светлость знает, чего стоило России
найти здесь точку опоры, но Вы вряд ли сомневаетесь, что сталь и золото России
покорят страну». Если это случится, то, по мнению Понсонби, для последующих ее
завоеваний на Востоке не только освободится 60-тысячная русская армия, действовавшая
вЧеркесии, но к ней прибавится еще 100 тыс. черкесов07.
Он советовал горцам образовать у себя Правительство и официально провозгласить
независимость2*, чтобы дать Англии повод открыто стать на сторону их так же, как
она поступила в отношении испанских колоний в Южной Америке. В январе 1836 г.
посол уверял Нальмерстона: «Одного лишь появления британского флага в Черном
море было бы достаточно... для спасения Черкесин от когтей России»3*. По
степени важности Понсонби ставил черкесский вопрос рядом с проблемой защиты
Константинополя, веря, что он будет решен в пользу Англии, если у нее остался хоть
один «чего-нибудь стоящий» политик08.
По сравнению с Понсонби британский консул в Одессе Д. Йимс располагал
меньшими возможностями влиять иа внешнеполитические решения Лондона, но и его
доклады в Форнн оффис за 1834-1836 гг. составлялись так, чтобы повысить
заинтересованность английского правительства в кавказских делах. Йимс сообщал
детальную информацию о военной обстановке в Черкесин вплоть до перечисления
болезней, свирепствовавших в русских войсках1*. Консул предупреждал, что при
различии взглядов на способы завоевания Кавказа Петербургский кабинет един в
понимании необходимости этой акции как для безопасности южных границ России,
так и для «упрочения се могущества в Азии». Он доказывал беспочвенность
претензий Петербурга на Черкесию5*.
Летом 1836 г. Пимс путешествовал вдоль восточного берега Черного моря,
собирая шпионские сведения. Посетив Анапу, Редут-кале, Поти и другие русские
,0 Ludenbury N. Russian Expansion.., р. 83; WiU'wmsJ. В. British commcrcial policv and trade cxpan-
sion 1750-1850. Oxlord. 1072. P. 135-136.
'* Lu.renbury N. England... S. 188, 189.
*n Цнт. но: Luxenburg N. Russian Expansion... P. 105.
,B LuxenburgN. Russian Expansion... p. 70,77,84-85.87.89-90,101. 120; Ejusd. England.., S. 187,188;
BFSP.V. 20A837-1838). L. 1855. P. i2;BntishDiplomac\lllusli"atedintheAlTairofthe «Vixen».
Addressed lo Iho eommercial conslituency of' Great Britain. B\ An Old Diplomatic
Servanl.L., 1838. Р.31.
v Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 87, 99; BFSP. V. 26. P.8.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
укрепления, он пришел к выводу, что вся политика России в Азии связана с
Кавказом1*.
По поручению Вильяма IV разведывательные задания выполнял и английский
вице-консул в Трапе^унде Д. Брант, который обязан был самолично доставлять
донесения о Кавказе в Лондон2*. Путешествуя в 1835 г. по Аджарии и другим пограничным
с Россией землям и осматривая их «с особым прилежанием», он «между многими
невыгодными отзывами насчет действий» русского правительства, распускал слух, будто
оно обмануло Турцию при разграничении территорий после войны 1828-1829 гг.3*
Для сбора военной и политической информации о Черкесии использовались
даже высокопоставленные дипломаты. Так, посол Великобритании в Петербурге лорд
Д. Л. Дарем, добираясь в 1835 г. к месту назначения, выбрал путь, пролегавший
через Константинополь и Одессу. Следуя в русский порт на пароходе «Плутон», он
внимательно изучал северо-восточное побережье Черного моря. В его
распоряжении находились специальные помощники капитан Дринкуотер и лейтенант Рос. В
Одессе подробные сведения, интересовавшие Дарема, предоставил Йимс69.
17 мая того же года вблизи Геленджика русский бриг задержал английскую шхуну
«Лорд Чарлз Спенсер», находившуюся там с разведывательными целями4*. После
осмотра ее освободили, поскольку на ней не оказалось ни оружия, ни боевых
припасов. Британское правительство опротестовало захват судна на том основании, что
он был произведен за пределами территориальных вод России, простиравшихся, согласно
международному морскому праву, на 3 мили от берега. Петербургский кабинет
полагал совершенно необязательным для России соблюдать правило трехмильной
зоны, принятое в английском законодательстве, но не являвшееся общей нормой,
ибо в одних странах эта зона составляет 60 миль, в других—лишь расстояние
пушечного выстрела. Россия исходила из вполне естественных соображений
собственной безопасности5*. Тем не менее она проявила добрую волю, возместив убытки
в размере 100 фунтов владельцу шхуны6*. На обратном пути в Турцию «Лорд Чарлз
Спенсер» «намеренно держался ближе к берегам (кавказским—В. Д.)» и
«высматривал тамошние укрепления»7*.
1* Ригуеаг V. J. International.., р. 28-29; Anderson M. S. The Eastern.., р. 91; АВПРИ. Ф.
Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 138 и об.
2* Ригуеаг V. J. International.., р. 33-34.
3*АКАК.Т.8.С889.
4* М. Я. Лазарев.., т. 2. С. 246-247.
5* Мартене Ф. Ф. Россия и Англия в царствование императора Николая I // ВЕ. 1898. Февраль.
Кн. 2. С. 491-492; Он же. Собрание трактатов.., т. 12. СПб., 1898. С. 66-68. См. также: АВПРИ.
Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 21-37,116 об.
°* ХатукоК. Великобритания и Кавказская война//Кавказ (Мюнхен), 1952. Л$ 6. С. 10; АВПРИ.
Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г.Л. 115об., 116;Д.86. 1837 г.Л. 175-177.
7'КА. 1940. Т. 5A02). С. 192.
ГЛАВА I. ПОСЛК АД1М1АИАНОЛЬСКОГО МИРА
В переписке с Даремом по поводу
этого инцидента Пальмерстон
утверждал, что Россия не имеет никаких
юридических прав на Черкесию,
владея де-факто лишь двумя пунктами
побережья (Анапа и Суджук-кале), за
пределами которых она не вправе
препятствовать свободному плаванию
иностранных судов1*. Госсекретарь
обязал посла при повторении
подобных случаев «неизменно требовать» от
России полной компенсации ущерба
и мотивировать такую позицию идеей
о незаконности русского таможенно-
карантинного режима на Кавказе2*.
Похоже, ни одна из
дискутирующих сторон не смогла осознать всю
уязвимость английской
аргументации. Ведь ссылка на правило
трехмильной зоны должна, по логике,
означать не что иное, как признание
суверенитета России на восточном канцлер К.-Л. Меттерних
побережье Черного моря. Пожалуй,
единственный, кто увидел эту крайне невыгодную лля Англии грань спора, был
австрийский канцлер К.-Л. Меттерних3*.
Центром подрывной деятельности против России, как уже отмечалось,
являлось британское посольство в Константинополе, где с готовностью принимали
всех, кто питал неприязнь к России и не прочь был воплотить ее в конкретные дела1*.
Здесь весьма свободно чувствовал себя Сефер-бей, выходец из шансутского племени,
авторитетный в Турции «специалист» по Черкееин. Тесные отношения завязались
у него с послом Понсонби5*, поручения которого Сефер-бей охотно выполнял,
получая за это денежные вознаграждения. Письма, «отредактированные» Уркар-
том, вереницей шли от Сефер-бея к его соотечественникам на Кавказ. Он призывал
•' WiderszalL. Ор. cit. Р. 49-50.
20 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 82.
3° Ригуеаг V. J. International economics.., р. 92; Gleason J. H. Op. cil. P. 192.
*• КА. 1940. Т. 5( 102). С. 203; Бушуев С. К. Из истории.., с. 29.
5° KottenkampF. Geschichte Russlands seit 1830, mit besonderer Rucksicht auf den Krieg im Kaukasus.
Stuttgart, 1843. S. 186; LuxenburgN. England.., S. 187, 188; UICCTAK. С 56, 58-59, 84.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
горцев к решительным действиям с оружием в руках, убеждая их в скорой помощи
со стороны Англии' *.
В лице Сефер-бея, человека, обладавшего определенным влиянием среди
горцев, Форин оффис, казалось, приобрел действенное средство осуществления своих
планов на Кавказе. Это «средство» англичане предпочитали держать иод рукой,
поэтому он подолгу жил в их посольстве2*. Гостеприимство, покровительство и денежные
щедроты британских дипломатов распространялись и на черкесских депутатов,
приезжавших в Турцию с просьбами о помощи3*.
В апреле 1836 г. подстегиваемые Уркартом горские старшины обратились к Пон-
сонби с призывом установить между Англией и Черкесией прямые торговые
сношения под наблюдением специального британского резидента. Они
утверждали, что черкесы—независимый народ, отрезанный от внешнего мира русской
блокадой, составляющий 2,5 миллиона потенциальных покупателей. Через
населяемую ими территорию проходят безопасные пути к Каспию, откуда можно попасть
в Хиву и Бухару. Свое обещание поставить заслон экспансии России к востоку от
Черного моря черкесы обуславливали помощью Англии, иначе они будут покорены
более сильным врагом1*. Уркарт слал и в Дагестан письма с призывами и обещаниями5*.
Драгоман британского посольства, зная настроения, царившие в нем, без
велик колебаний заявлял о признании Англией и другими государствами независимости
Черкесии6*. Понсонби и Уркарт, действовавшие через Сефер-бея, не
ограничивались рассылкой воззваний к черкесам. Летом 1836 г. главнокомандующий
русской армией на Кавказе Г. В. Розен сообщал вице-канцлеру России К. В.
Нессельроде, что Сефер-бей, получив от британского посла «80 бочонков пороху,
отправил оный в Батум, где отыскивались суда для доставления пороха к непокорным
нам горцам»7*. Случаи, связанные с контрабандой оружия и боеприпасов,
повторялись неоднократно8*.
Оказывая черкесам военную помощь, английское правительство рассчитываю
затянуть Кавказскую войну и обессилить Россию в экономическом и финансовом
отношениях9*.
*' АКАК. Т. 8. С. 891-895; ШССТАК. С. 84; Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска.
Т. 2. Екатерннодар, 1913. С. 536.
*в АКАК. Т. 8. С. 891-892; Хатуко К. Указ. соч. С. 11.
30 АКАК. Т. 8. С. 895.
4* WilliamsJ. В. Ор. cit. Р. 135.
5* М. Я. Лазарев.., т. 2. С. 287.
•• КА. 1940. Т. 5A02). С. 203; АВ11РИ. Ф. Канцелярия. Д. 39. 1837 г. Л. 45.
"° АКАК. Т. 8. С. 893; ШССТАК. С. 80. 84, 87.
*' АКАК. Т. 8. С. 360: ШССТАК. С. 83-84, 88; Stern А. Ор. cit. Bd. 5 (Т. 2). S. 373; RB. 1840.
Т. 30. Dec. Р. 289
»•КА. 1940. Т. 5A02). С. 192.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
Кавказским вопросом непосредственно
занимались, помимо британских дипломатов
в Константинополе, другие люди, очень близко
стоявшие к правящей злите Англии. Весьма
деятельно проводил время в
Константинополе сотрудник королевского секретариата
Д. Хадсон, прибывший туда осенью 1835 г.
но указанию Вильяма IV специально для
установления контактов с черкесами1*. Он устраивал
рауты в честь находившихся там кавказских
князьков, щедро одаривал их, подготавливал
совместно с Сзрлом материал для составления
топографической карты Черкесии. Хадсон
широко пользовался помощью Хая, которого
позднее взял с собой в Англию2*.
В письмах к горцам Хадсон выражал
уверенность в скором завоевании ими
независимости и надежду на добрые
отношения между англичанами и черкесами, ибо у, jt Мельбурн
горы—это одновременно и ключ к Индии,
и гарантия ее безопасности3*. Наиболее показательны два его послания—к А. Хаю
и Сефер-бею (от 26 июня 1836 г.). В нервом—Хадсон обязывал адресата и его
соотечественников всегда «целиком следовать советам мистера Уркарта» и
беспрекословно подчиняться его воле, если они желают «добра и счастья» Черкесии.
Он также обещал свою помощь.
При этом Хадсон наставительно посвящал Хая в азбуку дипломатического ремесла,
призывая не ссориться нн с кем и помнить, что ласковыми и льстивыми речами можно
скорее достигнуть цели. Аналогичные мысли, но менее поучительным тоном были
изложены в письме к Сефер-бею, в котором автор позволил себе высокопарную
риторику в восточном духе. «У вас много друзей в Англии,—убеждал он Сефер-бея,—ибо
смелые любят смелых, и вы увидите, что день ото дня, наши обе стороны, узнав друг
друга .1учше, теснее сплотят узы дружбы. Я повторяю, вы имеете много друзей в
Англии, но среди них нет никого, кто бы более восхищался вашим поведением и
храбростью горцев» [...], «или кто бы охотнее пролил кровь за вашу и их
свободу» , чем Хадсон4 *.
,е WiderszalL. Ор. cil. Р. 65: ХатхкоК. Указ. соч. С. 10.
*'КА. 1940. Т. 5A02). С. 219.
<° АКАК. Т. 8. С. 896-897; ШССТАК. С. 108-109.
'• КА. 1940. Т. 5A02). С. 220-221.
КАВКАЗ II ВКЛИКНЕ ДЕРЖАВЫ
Своп наблюдения о военно-политическом состоянии Западного Кавказа он
изложил в обстоятельном отчете для Форнн оффис. выдержанном в уркартистском духе1*.
Рекомендации относительно сдерживания России на Кавказе в интересах безопасности
Индии поступали в Лондонский кабинет и от его агентов в Средней Азии2*.
Премьер-министр Англии лорд Мельбурн признавал, что Черное море и Кавказ
«поразительно воспламеняют воображение» его коллег но кабинету3*.
Британские эмиссары не только внимательно изучали политическое состояние
Западного Кавказа, но и настойчиво вмешивались во внутреннюю жизнь его
племен. Подчас им удавалось влиять на настроения горцев. Так, в июне 1836 г.
командующий Правым флангом Кавказской линии генерал-лейтенант А. А.
Вельяминов докладывал Розеиу о прибытии к натухайцам англичанина Стюарта
(племянника Уркарта), который якобы доставил к ним грамоту короля Англии и письмо
от Сефер-бея, заставившие горцев отказаться от ранее принятого решения о
прекращении военных действий и вступлении в переговоры с русскими властями.
Иностранец, по словам Вельяминова, утверждал, будто прислан своим
правительством, египетским пашой и с ведома турецкого султана с целью определить размер
требуемой помощи и количество вспомогательных европейских войск. Стюарт
призывал натухайцев, шапсугов, абадзехов обратиться с просьбой к английскому королю
и отправить депутацию в Константинополь. Предложение это было принято4*.
Николай I поначалу не разделял озабоченности Вельяминова. Принимая за
чистую монету заверения посла Великобритании в Петербурге Дарема о том, «что
кабинет его решительно чужд проискам сих эмиссаров и не имеет о них никакого
сведения», царь склонен был приписывать действия англичан «по всей
вероятности не правительству, а пропаганде». По его суждению, враждебное России влияние
должно было искорениться само собой, ибо если злоумышленники
распространяемыми внушениями и обещаниями успели «поддержать в горцах дух неповиновения
и строптивости, то неисполнением всех этих обещаний горцы в скором времени
убедятся на самом деле в их неосновательности и лживости»5*.
Деятельности англичан на Кавказе незримо покровительствовал Пальмерстон, чьи
представления о задачах политики Англии на Ближнем Востоке шли гораздо дальше
идеи о защите Турции от царя и египетского паши. Он выступал за активизацию
этой политики на Кавказе и в Афганистане6*.
'• Ригуеаг V. J. Inlernational cconomics.., р. 28-29; Anderson M. S. The Easlern Question.., p. 91.
*• YappM.E.Op.cW.P. 127.
3* BourneK. Palmcrslon.., p. 567.
'* AKAK. T. 8. С 646, 855-856; ШССТАК. С. 77, 80, 87.
5* АКЛК. Т. 8. С. 758-759.
6* PalmerA. The Chancelleries... p. 65.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРИАНАПОЛЬСКОГО МИРА
Пальмерстон писал Мельбурну, что противостояние России должно надолго стать
главной целью британской внешней политики70, но добиться ее нельзя иначе, как
используя таких агентов, чье усердие будет достойным противовесом «неусыпной
деятельности» русских1*. В 1835 г. Пальмерстон справлялся у Уркарта о характере
таможенно-карантинного режима на побережье Черкесии и интересовался его
мнением по вопросу о целесообразности для Англии иметь своего консула в Анапе2*.
С благословения Пальмерстона и при активном содействии Понсонби Уркарт в
1836 г. опубликовал в «Портфолио», периодическом издании, близком к
британскому министерству иностранных дел, свою фальшивку под названием «Декларация
независимости Черкесии». Госсекретарь поощрял и другие выпады этого журнала
против русских. Пальмерстон одобрил официальную географическую карту, где Чер-
кесия была обозначена как независимая страна3*.
Ссылаясь на «русскую угрозу» Индии, в 1836 г. госсекретарь призвал Мельбурна
«возбуждать» горцев против России4*. Идею о необходимости решительного
противостояния этой державе Пальмерстон обосновывал тезисом о том, будто «военный
характер ее политического устройства делает посягательство на ее соседей почти
непреложным условием ее существования»5*.
Кавказ, занимая во внешнеполитических расчетах госсекретаря самостоятельное
место, рассматривался им еще и как препятствие на пути России в Среднюю Азию,
превращавшуюся в арену англо-русского соперничества6*. Он полагал: чем
неспокойнее будут черкесы, тем труднее станет для Петербурга продвижение за Каспий
и тем легче сможет Англия распространить там свое влияние.
Вместе с тем в политике вытеснения России из Черкесии Пальмерстон в
принципе предпочитал войне дипломатию, менее обременительную для Англии.
Радикализм в поведении Уркарта настораживал его именно потому, что он мог
стать угрозой миру в Европе7*. П&1ьмерстон предостерега! Понсонби от демонстративного
вмешательства в кавказские дела. Он считал «позволительным и выгодным»
оказать горцам «эффективную помощь» только в случае возникновения англо-русской
войны8*.
,в Войте К. Palmerston.., р. 562.
г* DR. 1876. V. 24. ЛИ. January. Р. 60-61.
3° HPD. V. 43. L., 1837-38. Р. 937. Г. Тэйлор считал опубликование «Декларации» мерой
«своевременной и разумной». {BolsoverG. Н. David Urquhart.., p. 459).
4* GuedallaP. Palmerston. L., 1926. Р. 197-198.
5* IngramE. The Beginning.., p. 305; WentkerH. Zerstorungder Grossmacht Russland? Die britischen
Kriegsziele im Krimkrieg. Gottingen-Zurich, 1993. S. 30.
e' BourneK. Palmerston.., p. 35.
7* Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 75; Ejusd. England.., S. 189.
8* LuxenburgN. Russian Expansion.., p.74; Ejusd. England.., S. 189; IngramE. The Beginning.., p. 275;
WiderszalL. Op. cit. P. 44.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Адам Чарторыйский
В октябре и декабре 1836 г. госсекретарь
дважды предлагал Петербургу свое
посредничество в установлении мира на Кавказе
на условиях вывода русских войск за Кхбаиь
и прекращения набегов горцев на
территорию России. Он надеялся, что русское
правительство пойдет на уступки из страха
вызвать конфликте Англией71. Петербург
оставил это предложение без внимания.
Политику устрашения Пашмерстон делает
с середины 30-х гг. XIX в. одним из своих
главных средств давления на Россию.
Однако не всегда дело ограничивалось
одним лишь шантажом. В 1835 г.
госсекретарь был близок к тому, чтобы развязать
англо-русскую воину. Ее предотвратил
контрприказ Мельбурна, отменявший
секретное распоряжение Пальмерстопа о
захвате Проливов и вводе британского
флота в Черное море1*.
Лондонский кабинет предпочитал скрывать связь с исполнителями своих
кавказских замыслов72, прибегая к излюбленному методу так называемой двойной
бухгалтерии. Смысл ее в следующем: на восточное побережье Черного моря
британское правительство слало агентов для организации подрывной деятельности против
России, а в Петербург—заверения в непричастности к ней и в добрых чхвствах к
русским. Во избежание подозрений, оно часто прибегало кус.птам подставных лиц,
в частности польских эмигрантов, известных своими настроениями и активностью
против России. Они должны были отвлечь внимание от подлинных вдохновителей
авантюр на Кавказе. Верные правп.гу загребать жар чужими реками, англичане
стремились поставить польское национально-освободительное движение на службу
своим колониальным планам.
В середине 30-х гг. Уркарт вошел в контакты с польскими эмигрантами,
покинувшими родину после подавления восстания 1830- 1831 гг. Особенно тесные
отношения завязались у него с лидерами консервативно-монархического крыла
польского освободительного движения (с 1837 г. известного как «Общество 3 мая»),
возглавляемого Адамом Чарторыйским. Их штаб-квартира находилась в париж-
,в%/вЯ.Л\()р.еИ.1\ 71.
ГЛАВА I. ПОСЛК АДРИАНАНОЛЬСКОГО МИГА
ском «Отеле Ламберт». Владислав
Замойский, племянник и агент Чар-
торыйского в Лондоне, предоставил
Уркарту секретные документы из
захваченных повстанцами русских архивов
в Варшаве, которые были
опубликованы «Портфолио» в 1835-1836 гг.
Эти бумаги наделали много шума в
Европе и стали «острым оружием» в
арсенале врагов России1*.
Уркарт и польские эмигранты
сходились на признании необходимости
помогать черкесам. При этом каждая
сторона руководствовалась
собственными интересами. Одна видела в Кавказе
потенциальную колонию Англии,
другая—средство отвлечь силы России от
Польши. _
Как фипрадьно заметил один соврс- Войцех Ьр»">новстй
менннк, «Общество 3 мая» желало сделать изЧеркесии военный склад Л1Я будущей
революции в Польше2*. Добавим—революции, нацеленной на замену
монархической династии Романовых какой-либо местной или иностранной знатной фамилией.
Еще в начале 30-х гг. А. Чарторыйский посылал на Кавказ оружие, боеприпасы,
а также своих представителей, поручая им преодолеть среди горцев межплеменную
п внутрнплеменную рознь. В планах «Отеля Ламберт» Кавказ появился благодаря
еще одному обстоятельству: в русской армии в этом районе служило много поляков.
Так складывались предпосылки для англо-польского сотрудничества в черкесском
вопросе. Разухмеется, ведущая роль в организации подрывных акций против
России принадлежала Форин оффис. Центром подготовки этих акций по-прежнему оставаюсь
британское посольство в Константинополе, которое после заключения «союза»
между Уркартом и А. Чарторыйским имело в лице колонии польских эмигрантов в
Турции своеобразную рекрутскую базу для возможных диверсий на Кавказе"*.
«Общество» А. Чарторыйского, превратившееся в «слепое орудие в руках Паль-
мерстона»1*, развернуло в Черкесии антирусскую деятельность, особенно усилившуюся
в 40-х гг. XIX в. Есть данные, говорящие о стремлении Чарторыйского
органике™ Л. Ор. cil. Bd. 5(Т. 2). S. 371; Widerszal L. Ор. eit. I\ 10- 17.
*'КС. 1887. Т. 11. С. 621.
3° ВюскР. Ор. cit. Р. 404-405.
х*МарксК. и ЭтелъсФ. Соч. Т. 11. С. 514.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
зовать силами поляков, но на английские деньги, военную интервенцию в этом
районе1*. Польский лидер, подобно Уркарту, взял на себя роль представителя и
«опекуна» черкесов в Западной Европе2*.
Бывший во время польского восстания дивизионным генералом Войцех Хржа-
новский получил от британского министерства иностранных дел в начале осени 1836
г. секретное поручение отправиться на границы Турции и Ирана с Закавказьем и
склонять к побегу солдат русской армии, особенно поляков. При нем находились два
офицера из его соотечественников. Созданные из дезертиров ополчения
предполагалось использовать на стороне горцев3*.
По прибытии в Константинополь Хржановский попал иод опеку английского
посольства и стал частым гостем Понсонби4*. Посол питал к нему неограниченное доверие.
Пальмерстон находил его «необыкновенноумным и образованным», видел в нем
«именно того человека, который может принести огромную пользу Решид-пашс
(великий визирь Турции—В. Д.) в Малой Азии»5*.
В «Отеле Ламберт» обсуждались различные проекты организации польских войск
на Кавказе, в том числе—под руководством генералов Ю. Бсма и X. Дембиньского6*.
Как видно, на первых порах «двойная бтаг&ггерия» имела успех, притугыяя бдительность
Николая I, мешая противодействовать английским проискам в широком масштабе.
Кое-какие шаги тем не менее предпринимались. Российский флот получил,
например, распоряжение усилить крейсерскую службу вдоль восточного берега
Черного моря, чтобы не допустить подвоза оружия и боеприпасов. Военные меры,
не всегда в подобных случаях приносившие эффект, были дополнены
дипломатическим демаршем: Бутенев потребовал от султана высылки Сефер-бея из
Константинополя в одно из отдаленных мест европейской Турции73.
В октябре 1836 г., с удовлетворением извещая Розена о точном выполнении Пор-
той этого условия, русский посол выразил надежду, что «покушения к волнованию
горцев будут прекращены на долгое время, а может быть и вовсе пресечены»7*.
Вскоре наивность оптимизма Бутенева обнаружится со всей очевидностью. В Базард-
жике (место ссылки) Сефер-бей получал от Махмуда II пенсию, ему создали
прекрасные условия для жизни8*. Оттуда он продолжал вести переписку с Черкесией
и британскими дипломатами в Константинополе0*.
»'АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 171. 1837 г. Л. 139.
*e KukielM. Op. cit. Р. 235-236.
3* АКАК. Т. 8. С. 968; Т. 9. С. 454; Ригуеаг V. J. International economics.., p. 34.
4'АВПРИ. Ф. Главный архив (СПб.). Оп. 181. Д. 508. 1837 г. Л. 38.
5' WiderszalL. Op. cit. Р. 70-71.
6* Ibid. Р. 50-53, 87-90.
*-АКАК. Т. 8. С. 894; ШССТАК. С. 88.
8' RB. 1840 (Paris). Т. 28. Juillet. Р. 231.
9* Longworth J. А. Ор. cit. V. 2. Р. 113-114.
ГЛАВА I. ПОСЛЕ АДРНАНЛИОЛЬСКОГО МИРА
Добившись выдворения Сефер-бея из турецкой столицы, русская сторона в
известной степени дискредитировала в глазах горцев их английских покровителей,
которые не смогли воспрепятствовать высылке. Вера во всемогущество Лондона
поубавилась. В адрес Понсонби и Уркарта раздавались даже упреки в «коварной измене».
Горцы стали поговаривать о намерении «лучше предаться благостыне
Российского правительства, нежели верить лукавым иностранцам и навлекать на себя
верную гибель»1*.
Стремясь спасти пошатнувшийся престиж, Уркарт уверял черкесских представителей
в Константинополе, что Ссфер-бей выслан с особого ведома англичан для обмана
русских и из соображений предосторожности, а «планы и заботливость о
независимости горской существуют по-прежнему»71. Он продолжал отправлять в Черкесию
письма и подарки для местной знати2*. Но этого уже было мало, настала пора
решительных действий.
События первой половины 30-х годов на Кавказе, в том числе связанные с
деятельностью иностранных эмиссаров, отражали общие международные тенденции
на Востоке и одновременно оказывали на них влияние. Слово «война» (Англии
против России) все чаще звучит в официальных британских политико-дипломатических
документах и в прессе. Стремясь по возможности избежать ее, Лондонский
кабинет, в то же время, совершенно не исключал такой перспективы и готовился к ней
так или иначе, понимая, что при существующем уровне напряженности в
восточном вопросе ситуация может непроизвольно выйти из-под контроля. (Как в принципе
и случилось накануне Крымской войны.)
Большое недоверие к России и овладевшая британским общественным
сознанием русофобия вносили серьезные искажения в логику анализа ее поведения на
международной арене. Явные попытки Николая I успокоить Лондон относительно
своих намерений имели немного шансов на успех: англичанам было трудно
поверить ему после заключения Ункяр-Искелесийского договора3*. Англия укрепила
свой средиземноморский флот и держала его в полной боевой готовности в
непосредственной близости от Дарданелл. Естественно, Лондон называл такие действия
«оборонительными».
Петербург, в свою очередь, наблюдал за ними с растущим подозрением и был
вынужден считаться с вероятностью войны. Из всех рассматриваемых
сценариев наибольшее опасение вызывал тот, что воплотится в реальность в 1854
году—вход неприятельского флота в Черное море и атака на Севастополь.
Единственный способ защиты от такого вторжения виделся в постоянном слеженпи за
передвижениями британской средиземноморской эскадры и в наличии у России
¦\YKAK.T. 8.С.895.
*• АВ. Кн. 39. М.. 1893. С. 275.
1 DalyJ. С. К. Ор. cil. Р. 130-131.
кавклз и великие державы
военно-морских сил «быстрого развертывания», которые в случае
необходимости прибегнут к превентивным оборонительным мерам—высадятся на Босфоре,
чтобы не допустить туда англичан75.
Глава II
Инцидент с «Внкссном» и военная тревога 1837 года
России брошена перчатка. (Стр. 70)-Балансируя на грани. (Стр. 82)-Дипломатия
побеждает. (Стр. 91)-Итоги кризиса. (Стр. 100)
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
11о мере накопления сведений о политическом и экономическом положении
Западного Кавказа Англия утверждалась в стремлении подчинить его своему
влиянию. Постепенно стало ясно, что с помощью одних лишь антирусских проповедей
и подстрекательств решить эту задачу невозможно. Тогда британское посольство в
Константинополе с санкции своего правительства и не без ведома турецкого
обращается к весьма рискованному средству. Осенью 1836 г. оно организует при
содействии А. Чарторыйского и В. Замойского1* экспедицию к горцам торговой шхуны
«Виксен» с грузом оружия, снарядов и соли.
Вдохновителем ее был Д. Уркарт. Он и Понсонби знали, что па восточном
побережье Черного моря действуют официально объявленные в конце 1831 г. и
специально доведенные до сведения Форнн оффис русские таможенные и
карантинные правила, за соблюдением которых следят военные корабли7".
Как известно, Адрианонольскии договор открыл Черное море для торговых судов
«всех наций». Это принесло России, наряду с выгодами, огромные проблемы на
кавказском побережье, которое стало одним из самых уязвимых звеньев новой русской
границы на юге. Возникла острая необходимость защитить это пространство от
военной контрабанды и обуздать работорговлю. Последняя, в масштабах, которые она
приобрела, являлась подлинным бичом для России. Имевшаяся у черкесов
возможность сбывать на османские невольничьи рынки захваченных в набегах пленников
служила мощным «коммерческим» стимулом для регулярных нападений на русские
и казачьи территории. За Потн прочно закрепилась репутация перевалочного
пункта для «русского живого товара». Анапа же была известна как канал поставки
черкесских детей в константинопольские гаремы2*.
Большое беспокойство у Петербурга вызывали объемы ввоза из Турции на
Кавказ пороха и оружия. И, конечно, то обстоятельство, что стали фиксироваться
случаи участия в этих противозаконных операциях судов не только под турецким,
но и под британским флагом3*.
В условиях набиравшей силу Кавказской войны повышенная чувствительность
русских мастей к подобного рода фактам была естественной. Но даже безотносительно
к внлтренней обстановке в регионе Россия из престижных соображений не могла
себе позволить оставить вне реального контроля территорию, перешедшую под ее
юрисдикцию.
Россия пыталась решить проблему путем учреждения военно-морской
патрульной службы вдоль кавказского побережья и строительства военных укреплений на
J* KnkielM. Op. cil. Р. 237: Greville Ch. А Journal of thc reigns ofKing George IV, King William IV. ancl
Queen Yictoria. V. 1. L.-N. Y., 1902. R 122.
2*Times, 1829, 28 Qci.; Rolliers B. Itinerairc deTiflis a Constanlinople. Brusscls. 1829. P. 155-156.
3* Бушуев С. К. Из истории.., с. 24; АКАК. Т. 8. С. 845-816; Л/. Я. Лазарев. Документы. М., 1955.
Т. 2. С. 193-194.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕНОМ» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
300-мильной полосе земли от устья Кубани до поста св. Николая. Учитывая
протяженность и рельеф берега, это была сложнейшая задача, не сулившая скорого и
полноценного успеха. Требовалось в несколько раз увеличить количество
сторожевых кораблей, укомплектовать их личный состав профессиональными абордажными
командами, найти для флота места базирования, распределить зоны ответственности
и наладить четкое оперативное взаимодействие1*.
Чтобы придать всем этим мерам совершенно законный характер, нужно было
подвести под них специальную нормативно-правовую основу в виде некоего
«национального» комментария к положению Адрианопольского договора о
свободной торговле в Черном морс. Такой нормативной базой стал императорский указ
от 15 июня 1831 г. о таможенно-карантинных правилах на черноморском
побережье Кавказа2*.
Согласно этим правилам, доставка в Черкесию некоторых видов товаров, в
основном оружия, воспрещалась, остальные предметы торговли допускались лишь
в два порта Анапу7 и Редут-кале, где имелись соответствующие таможенно-адми-
нистративные учреждения3*. В письме, отправленном к черкесам незадолго до
вояжа «Виксена», Уркарт предупреждал их о прибытии корабля и делился с ними
целью своего замысла: «Если русские попытаются оскорбить английский флаг», то
есть задержать судно, «России будет объявлена война»77.
Уркарт решил с помощью провокации оспорить права России на Черкесию,
полученные согласно 4-й статье Адрианопольского мира, а также испытать
прочность Ункяр-Искелесийского договора1*. Продумывая эту акцию, Уркарт и Понсонби
предусмотрели два возможных исхода. Либо шхуне удастся пробраться к берегу
незамеченной русскими крейсерами, тем самым доказав фактически их
неспособность обеспечить морскую блокаду Западного Кавказа и создав прецедент торговли
иностранного судна с горцами, либо «Виксен» арестуют, что вызовет международный
конфликт и, вероятно, появление британского военного флота в Черном море с целью
не только защитить коммерческие права англичан и остро поставить вопрос о
независимости Черкесии5*, но и лишить Россию преимуществ, полученных по
Ункяр-Искелесийскому договору6*.
,0 См.: DalyJ. С. К. Ор. cil. Р. 54-56.
** ПСЗРИ. Сер. 2. Т. 6A). 1831. С. 435-443.
3* Мартене Ф. Ф. Россия и Англия.., с. 487; Souvenirs du Baron de Barante 1782-1866. V. 5. Paris,
1895. P. 528-529.
«e HopkirkP. Op. cit. P. 156-157.
*• BellH. Lord Palmerston. V. 1. L.-N. Y., 1936. P. 282; BolsoverG. H. David Urquhart.., p. 464; Glea-
son J. H. Op. cit. P. 192; Seton-Watson 11. The Russian Empire 1801-1917. Oxford, 1967. P. 305.
M. П. Лазарев.., т. 2. С. 259 (русский перевод выдержки из сообщения английской газеты «Мор-
ипнг Кроннкл» от 11B3) ноября 1836 г.).
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 86 об.
КАВКАЗ П В КЛИК НЕ ДЕРЖАВЫ
В первом сгучае Лондон мог
требовать установления регулярного
сообщения между Великобританией
и Кавказом. Это усилило бы ее
экономическое и политическое влияние на
черкесов и весомо увеличило бы
предпосылки к превращению населенной
ими территории в английскую колонию.
Подобный способ утверждения
господства предполагал постепенность
действий и требовал времени. Во
втором случае та же цель достигалась
Сулжхк-Кале иными путями—с применением или
угрозой применения силы, но быстрее.
Благодаря заранее обдуманным деталям операция с самого начала обещала
принять опасный оборот, устраивавший Уркарта и Понсонби более, чем любой другой.
Они заведомо выбрали для разгрузки судна такое место побережья—бухту Судкук-кале,—
где встреча с русскими сторожевыми кораблями была почти неминуема1*. Посол
советовал хозяину шхуны английскому купцу Д. Беллу ни в коем случае не избегать этой
встречи20 к просил сообщать о ходе дела. Понсонби гарантировал ему в с.1учае
ареста «Виксена» заступничество правительства Великобритании, уверяя, что и сам он
«будет рад оказать любую помощь, которая в его силах»3*.
Русским военный бриг «Аякс» обнаружил и задержал «Виксена». Однако
прежде команда шхуны успела выгрузить на берег большое количество соли,
пороха и несколько пушек78, на что ушло 36 часов. Следственная комиссия
Российского адмиралтейства по согласованию с Николаем I постановила: за грубые
нарушения таможенных (провоз контрабанды) н санитарных предписаний, в
полном соответствии с международным правом и неоднократно применявшейся
по отношению к турецким судам практикой1*, конфисковать «Виксен» и передать
его в состав Черноморского флота России. К крутым мерам прибегли, чтобы не
дать англичанам повода расценивать уступчивость Петербурга как слабость и не
допустить превращения подобных экспедиций в систему5*. Николай I
распорядился проявить снисхождение к капитану шхуны Т. Чайлдсу, купцу Д. Беллу,
¦• КА. 1940. Т. 5A02). С. 105-198.
** BFSP. V. 26. Р. 11.
*• Ibicl. Р. 15-47; IIPI). V. 43. L., 1837-38. Р. 952.
,0 Документы о задержании турецких кораблей с контрабандой см.: АВПРИ. Ф. Турецкий стол
(старый). Д. 4607. Л. 91- ИЗ!
•>* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 9 об.-10.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «BUKCEHOM» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
зафрахтовавшему ее, и экипажу. Разбирательство но их делу прекратили и за
казенный счет их отправили в Константинополь.
Вначале все шло по сценарию Уркарта, Поисонби и их наставников из Лондона.
Инцидент повлек за собой резкий диалог между правительствами двух стран, вызвал
тревожный интерес в европейских кабинетах, шумго^ в британской прессе и парламенте1*.
Дипломаты западных государств быстро оценили серьезность ситуации. 11B3)
декабря 1836 г. французский консул в Одессе Адольф Шалле спешил сообщить в
Париж о захвате «Виксена» как о событии первостепенной важности2*. Посол
Франции в Вене Луи Сент-Олер, указывая на таившуюся в инциденте угрозу, писал:
«Если я замечаю легкое облачко на горизонте, то это там, на берегу Черкесии»3*.
Опасное развитие событий предсказывали английская газета «Тайме»4*, баварская
«Всеобщая газета»5*, турецкая—«Journal de Smyrne»6*. «Виксен» произвел
сенсацию в австрийской столице.
Европейские аналитики того времени полагали, что в повестку дня англо-русских
отношений поставлено не что иное, как вопрос о «войне и мире»7*.
В январе 1837 г. британский посол в России лорд Д. Дарем вручил Николаю I
протест, в котором утверждалось, что русское правительство не владеет восточным
побережьем Черного моря ни фактически, ни юридически и поэтому не может устанавливать
там щнктов карантина и определять места для выгрузки товаров. На основании этих
аргументов арест и конфискация «Виксена» квалифицировались как незаконные79.
Русский посол в Лондоне К. О. Поццо-ди-Борго расценил английский демарш
как вызов: «Теперь перчатка брошена,—писал он канцлеру
Нессельроде,—отступать мы не можем, раз мы поставлены в такую необходимость»8*.
Мнение большинства западных дипломатов о случившемся склонялось в пользу
России9*. Иностранные консулы в Одессе осудили экспедицию шхуны. Так же
реагировало французское общественное мнение10*. В целом с пониманием отнеслось
к действиям Петербурга австрийское общество11*. Суть затеи с «Виксеном» верно
l" HopkirkР. Op.eit.P. 157.
*'КА. 1940. Т. 5A02). С. 195.
3' Там же. С. 196, 205; Souvcnirs ilu Baron dc Barante 1782-1866. Paris, 1895. V. 5. P. 533.
,0 Thc Timcs. 1837. January 27.
'** Allgcmeine Zcilun^, 1837. 19 Fcbruar. P. 314; 28 Feb. P. 371; 1 Mftrz. P. 377-378.
°' Jounial de Snryrae, 1836. Decembrc 31; Fevrier 18.
7* TyrellH. Historvofthe Russian Kmpire: from its foundation, bv Ruric the Piratc, lo Ihe aecession oflhe
Emperor Alexander II. L.-N. Y., 1859. P. 508.
>°KA. 1910. T. 5A02). С 207.
»• См.: АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 40. 1837 г. Л. 29-30; Д. 39. 1837 г. Л. 110-111: Souvenirs du
Baron de Baranle. V. 6. Paris, 1897. P. 19.
Iu' АВПРН. Ф. Канцелярия. Д. 169. 1837 г. Л. 121 и об.. 157.
1,0 АВПРН. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 79.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
схватили представители
европейских государств в
Константинополе и сами турки:
Англия, полагали здесь, хотела
убедиться, посмеют ли русские
задержать судно,
направляющееся к черкесским берегам,и
если бы Россия обнаружила
слабость, то в скором времени на
Кавказ прибыли бы другие
корабли с оружием и боевыми
припасами1*. По словам одного
из турецких министров, «Виксен»
будет «хорошим уроком для
англичан»2*. Все понимали, что
экспедиция преследовала не
коммерческие цели, как позже
утверждал в своих мемуарах Белл3*, а политические.
Даже британская газета «Курьер» признала законность ареста «Виксена». По ее
мнению, инцидент не должен был служить темой пререканий между обоими
правительствами, так же, как не мог бы их вызвать, к примеру, захвату побережья Англии
французского судна, тайно выгрузившего груз водки на острове Уайт1*.
На обоснованность действий России указывали даже некоторые участники
дебатов по делу «Виксена» в британском парламенте5*. В правоте России убеждает
весьма примечательная реакция Дарема. До получения соответствующих
инструкций из Лондона он воспринял действия Николая I как естественные в данных
обстоятельствах, проявив «в высшей степени дух примирения и искреннего уважения
к принципам права»6*.
Прежде чем выбрать для себя тактик} в зарождающемся конфликте с
Петербургом, Пальмерстон решил изучить реакцию на «Виксен» Вены и Парижа7*.
Шхуна «Виксен»
>• КА. 1940. Т. 5A02). С. 196-197, 204-205.
г'АВ.Кн.39.М., 1893. С. 262.
3* BellJ. S. Journal of а Residcnce in Circassia during thcycars 1837, 1838 and 1839. L.. 1810. V. 1.
P. V-VI.
»°KA. 1940. T. 5A02). С 209.
5' HPD. V. 43. P. 922, 925-928.
6* KA. 1940. T. 5A02). С 200; Мартене Ф. Ф. Россия и Англия.., с. 488; АВПРН. Ф. Канцелярия.
Д. 125. 1837 г. Л. 10 об.; ReidS.J. Lifeandlcttersof theilrst carlof Durham 1792-1840. V. 2. L.,
1906. P. 67
'• LuxenburgN. Op. cit. P. 111.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «НИКСКИОМ» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
Австрийский канцлер князь Мсттерннх занял двойственную позицию. Понимая
заинтересованность в нем обеих сторон и пытаясь играть роль третейского судьи, он не
спешил содействовать урегулированию конфликта, ибо напряженность в
русско-английских отношениях была на руку Австрии. Чтобы умножить для России помехи в
восточном вопросе, Мсттерннх и раньше не упускал случая создать эту
напряженность своими интригами под видом добрых услуг1*.
Облачившись в тогу миротворца, канцлер фактически продлевал ссору из-за
«Викссна>>. Вначале он, не колеблясь, заявил, что Россия поступила в
соответствии с нормами международного права, и Англии, так часто ссылающейся на них,
елсдоваю бы это признать. Через австрийского пост в Лондоне графа П. А. Эстергази
он высказал Пальмсрстоиу свое огорчение по поводу незаконной экспедиции,
которая может вызвать серьезные последствия, если британское правительство станет
защищать ее организаторов80.
Развязав войну. Англия, как полагал канцлер, сильно скомпрометирует себя в
глазах мирового общественного мнения51. Затем Мсттерннх заговорил о необходимости
рассмотреть вопрос с юридической точки зрения, хотя на словах по-прежнему
обвинял британских арматоров2*. Наконец, он усмотрел противоречивость аргументов,
выдвинутых Россией, обосновывавшей захват шхуны в одном случае нарушением тамо-
женно-карантинных предписаний («Journal dc Sl. Petersbourg»3* и Бутенев), в
другом—нарушением блокады кавказского побережья (адмирал М. П. Лазарев4*).
Но его мысли, употребление слова «блокада» логически подразумевало признание
независимости Черкесинь*. Прибегая к подобной придирке, Меттсрних не только
создавал себе репутацию поборника справедливости, но и делал наивный вид,
будто он не замечает политической стороны дела. Это позволяло ему лавировать между
Лондоном и Петербургом.
Против обыкновения деятельно вел себя английский посол в Вене Фредерик Лэм,
настойчиво раздувавший важность происшествия перед венским двором5*.
Убеждая Меттерниха принять сторону Англии, посол, разумеется, следовал указаниям
Пальмерстоиа6*. Причем, первую и весьма точную инструкцию он получил еще до
того, как в Лондонский кабинет пришло сообщение об аресте шхуны. Следовательно,
Пальмерстон предвидел подобный оборот дела и заблаговременно думал о
союзниках для спора с Россией7*. Так мог поступить лишь человек, хорошо осведомленный
¦• Бушхев С. К. А.М. Горчаков. М., 1961. С. 39-40.
*• КА. 1940. Т. 5( 102). С. 197, 206; Souvenirs du Baron de Barante. V. 5. Р. 534.
»• BFSP. V. 26. Р. 17-21.
,0 Ibid. P. 16. M. II. Лазарев действительно мотивировал арест «Внксена» этим доводом. (Л/. П. Лаза-
рев.., т. 2. С. 262.261).
'* АВНРИ. «».Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 82о6.-83, 112, 152; КА. 1940. Т. 5A02). С. 209.
?0 АВПРИ. Ф.Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 112 об.; Bell И. Ор. cit. V. 1. Р. 283.
70 АВПРИ. Ф.Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 211 об.-212.
КАВКАЗ Н ВКЛИНИВ ДЕРЖАВЫ
о плане экспедиции «Виксеиа» и
покровительствовавший ей.
С конца января 1837 г. Лэм и Меттерних
регулярно обсуждали инцидент. На первой встрече
канцлер заявил, что он различает в проблеме
два аспекта: один связан с международным
правом, другой—с выяснением вопроса об
инициаторах провокации. По его словам, с
юридической точки зрения Россия поступила
справедливо: «закон един, он не дотекает
какого-либо пристрастия и не хменяет своего
существа в зависимости от симпатий к той или
иной заинтересованной стороне»1*.
Притворяясь, будто он верит в
непричастность британского правительства и обвиняя
«революционеров», канцлер весьма образно
заметил о «Внксене»: «Это страница «Порт-
фолио», приведенная в действие»2*. Поэтому,
говорил Меттерних, Австрия, как держава,
исповедовавшая, подобно России, консервативно-монархические принципы,
обязана поддержать партнера по Священному союзу3*.
Канцлер не отказывал Лэму, он лишь набивал цену за свои будущие
посреднические хлопоты и тем более за позицию предпочтения Англии. Прося Меттерниха
преждевременно не связывать себя категорическими заявлениями по делу «Виксеиа» **,
Лэм надеялся уговорить его в последующем. Несколько дней спустя посол
рассказывал о положении дел на Кавказе, намеком предлагая дать понять Петербургскому
кабинету о готовности Лондона оказать ему помощь в урегулировании кавказского
вопроса5*. Эта «услужливость» являлась ширмой для стремления придать
внутренней проблеме России общеевропейское звучание, чтобы поставить ее иод
контроль великих держав, в первую очередь Англии, и решать ее на
многосторонних переговорах, где главную роль играли бы англичане. Через Лэма Пальмерстон
предостерегал Меттерниха, что завоеванный Кавказ станет для России важным сред-
Г. Дэю. Пальмерстон
•• АВШМ1. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. .1. 83.
**Там же. .1. 83 об. «Портфо.пю»—английский радикальный журнал антирусского толка,
находившийся под влиянием Урка рта. в Европе слыл революционным органом.
в"Там же.
,0 Там же. .1. 81 об.-85. 126 об*.: LuxenhurgX. Kussian Expansion... Р. 1 Ы. В этой просьбе
поверенный в делах России в Вене А. М. Горчаков усмотрел ловхшку, но слишком простую дш такого человека,
как Меттерних.
> АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. J837 г. Л. 113 об.-1 14.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСКНОМ» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
ством дальнейшей агрессии на Востоке и поэтому не мешать Петербургу в этом
районе—значит облегчать ему новые захваты1*.
Усердие Лэма получило новый импульс, когда госсекретарь сообщил ему, что
британское правительство недовольно своим представителем в Вене и, будучи «вправе
ожидать от него большей энергичности», оно, в случае, если англо-австрийский
диалог не обретет конструктивного русла, подумает о замене посла.
Подстегивая Лэма, госсекретарь имел в виду запугиванием склонить Меттер-
ниха к поддержке притязаний Англии. Расчет строился на нескольких факторах.
Во-первых, по убеждению Иальмерстона, канцлер крайне боялся европейской
войны, к которой Австрия ие была готова и которая могла вызвать смуту в стране,
сильно пошатнуть его собственное положение. Во-вторых, посол Лэм владел
профессиональным искусством. В-трстьпх, между ним и Меттернихом установились
близкие отношения.
Лэма обязали внушить канцлеру мысль о возможности мирного исхода лишь
при полном удовлетворении Россией английских требований. Пальмерстон
проверял, удастся ли «заставить Венский кабинет сойти с пути истинного», если
изобразить «перспективу ближаГинего осложнения», (т. е. войны) так, чтобы в нее
поверили2*.
Госсекретарь хотел испытать прочность Священного союза, прозондировать,
насколько возможно использование антирусских чувств австрийцев3*. Пашмерстон продолжа!
политику 1833 года, когда он, учитывая австро-русские противоречия на
Ближнем Востоке, стремился разорвать альянс Вены с Петербургом п переманить се в
лагерь противников России'*. Теперь, четыре года спустя, Пальмерстон надеялся
с помощью Австрии принудить Россию к уступкам и приучить ее считаться в
кавказских делах с Лондоном5*.
Одна из аудиенций) Мсттсрниха в конце февраля 1837 года вызвала у Лэма
прилив воодушевления. Под впечатлением заверений канцлера о поддержке английских
притязаний83, посол гарантировал Лондону содействие венского кабинета0*.
После выговора от Пальмерстона Лэм воспринимал «Внксен» уже не только как
политическую, но и как свою личную проблему81. Он сделал из инцидента тему
всеобщего спора среди аккредитованных при венском дворе дипломатов,
распространял вздорные комментарии. Посол искал встреч с коллегами из других стран,
навязывал им английскую точку зрения, пытался через австрийские газеты влиять
на европейское общественное мнение. Обычно сдержанный и молчаливый, он
,в Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 115.
2'ЛВПР11.Ф.Ка11целярия.Д.230. 1837 г. Л. 125 об.-126.
30 Там же. Л. 274.
,0 Киняпина II. С. Уикяр-Исксюсийскнй.., с. 38-41; Она же. Мюнхснгрсцкне... с. 73-74, 81.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 317 об.
«•КА. 1940. Т. 5A02). С. 222.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
поражал членов дипломатического корпуса общительностью1*. В одном из
разговоров с Сеит-Олером, например, Лзм поведал, что речь идет ни больше ни меньше,
как о спасении Азии, в подтверждение чему он обрушил иа собеседника уркар-
тистские «постулаты» о необходимости для Англии сохранить доверие горцев, к подрыву
которого может привести неблагоприятный для Лондона исход спора за «Вик-
сен», об обреченности Персии, если Черкесия будет покорена и т. д.2*
С конца января он не раз пытался переубедить прусского посла Мортимера фон
Мальтцана, считавшего захват британской шхуны актом вполне справедливым,
чтобы не быть предметом объяснения между государствами. Лзм предсказывал
этому делу опасное продолжение, поскольку русские якобы попрали международные
законы. Он рассчитывал рассеять «заблуждения» Мальтцана своей
интерпретацией Адрианопольекого трактата. Согласно его рассуждениям, даже если толковать
договор в самом благоприятном для России смысле (то есть, оставлять за Турцией
юридическое право уступать кавказские земли), то и тогда она могла владеть лишь
двумя крепостями на побережье Черкеспп. Лзм просил Мальтцана именно в таком
свете представить проблему перед берлинским правительством, расположение
которого было нелишним для Англии.
Однако доводы английского дипломата не подействовали на прусского посла. Он
не видел причин поднимать происшествие с «Виксеиом» до уровня вопроса о войне
или мире. Мальтцан сказал, что лучшее средство против обострения конфликта—
сохранение Россией твердой позиции3*. Он понимал: чем больше обнаружит
Петербург уступчивости и колебаний, те*м напористее и рискованнее станет вести
себя Лондон. Пруссии, занятой германскими проблемами, было в то время не до
Ближнего Востока. Ее не устраивали осложнения в этом районе, которые могли бы
обременить ее необходимостью оказывать России военную помощь вопреки
собственным интересам4*.
В какой-то мере Лзму удалось повлиять на послов других германских государств,
информировавших свои правительства о сути инцидента в духе, благожелательном
скорее для Англии, чем для России5*. Впрочем, мнение этих дворов имело тогда мало
реального веса.
Поверенный в делах России в Вене А. М. Горчаков, замещавший посла Д. П.
Татищева, видел свою задачу в предотвращении австро-английского единения0*. Его
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. Л. 126 об., 195 об.
г*КА. 1940. Т. 5A02). С. 210.
3'АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 112 об.-113 об.
,0 Татищев С. С. Указ. соч. С. 404; Дебилур А. Дипломатическая история Европы. От Венского до
Берлинского конгресса A814-1878). М.%, 1947. Т. 1. С. 339-340. 345-346.
** АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 125.
6*Бушуев С. К. А.М. Горчаков... с. 37.
ГЛАВА П. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕНОМ» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
отношения с Меттернихом складывались неровно,
неся на себе отпечаток макиавеллистской
политики австрийского канцлера. Вначале он польстил
Петербург} за то, что захват «Виксена» был
обоснован «умело» и без единого намека на связь
британского правительства с организаторами
экспедиции85. Он хвалил решимость, с которой
Россия отвергла предложение Пальмерстона об
английском посредничестве в кавказском вопросе1*.
Нередко канцлер сообщал Горчакову
содержание своих бесед с Лэмом (разумеется, не всех
и в собственной редакции), подавая эту
«откровенность» как доказательство «безграничной
близости» и доверия между двумя державами
Священного союза2*. Согласно донесению Горчакова
из Вены от 12B4) февраля 1837 г., Меттер- А. М. Горчаков
них сказал ему, что в поведении Англии появились
признаки примирительных настроений, объяснив их шаткостью ее позиций. Это,
по его мнению, открывало путь к ликвидации кризиса. Он лгал Горчакову и
Нессельроде, когда утверждал, будто доь^менты, представленные Лэмом, заставили его
отказаться от подозрений относительно соучастия Пальмерстона в деле «Виксена»3*.
Горчаков противопоставил ажиотажу, царившему в венском дипломатическом
корпусе, спокойствие и выдержку. Он старался никому не давать повода думать, будто
Россия считает инцидент со шхуной серьезной проблемой. Русский представитель
не упускал случая сделать это особенно тогда, когда ему навязывали разговор «на
злобу дня»4*.
В нескольких февральских номерах «Всеобщей Аугсбургской газеты»,
выходившей в Баварии, увидела свет открыто враждебная России статья под заголовком «Черкесы
и «Виксен»86, нашедшая в общественном мнении Австрии больше
сочувствующих, нежели оппонентов5*. Автор статьи, почти целиком повторяя английскую
аргументацию, писал, что Адрианопольским договором в лучшем случае можно
обосновать права России лишь на Анапу, Сухум-кале и Суджук-кале, но не на всю Чер-
кесию. Данная русской стороной мотивировка ареста «Виксена» объявлялась
несостоятельной6*.
,в АВНРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 114 об.
** Там же. Л. 211.
30 Там же. Л. 207-209.
»е Там же. Л. 114 об.-115, 125, 278.
5' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 273.
6* Allgemeine Zeitung, 1837. 19 Feb. Р. 313-314; 27 Feb. Р. 363: 28 Feb. P. 370.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Горчаков особенно не удивился бы этой статье, если бы не знал, какое сильное
влияние на это консервативное издание имел Меттерних, который легко мог
подорвать финансовое состояние газеты, запретив ее на территории немецкоязычных
государств. Настораживало и другое обстоятельство. Едва европейская пресса
принялась обсуждать проблему «Виксена», как канцлер «по собственной инициативе,
без какого-либо побуждения со стороны» заявил, что он, Меттерних, дал редакции
аутсбургской газеты указание освещать инцидент «сдержанно»1*. Подчеркнутая
предупредительность австрийского политика позволила Горчакову резонно заподозрить
в нем человека, по меньшей мере умышленно не мешавшего появлению статьи, а
по большей—ее инспиратора.
В ответ на «недоуменные» вопросы посла канцлер признал высказанную в газете
точку зрения «противоречащей истине» и способной «встревожить общественное
мнение». Венский кабинет, по заверениям Меттерниха, не разделял се, ибо он, ради
сохранения спокойствия в стране, никогда не поощрял публику к дискуссиям о
восточных делах. Канцлер пообещал сделать внушение редактору аутсбургской газеты2*.
Однако несколько дней спустя Меттерних дал понять Горчакову, что он склонен
считать права России на Черкеспю сомнительными, пока ему не докажут обратное.
Свой скептицизм он представлял как естественное стремление разобраться в
существе проблемы, тем более что сами русские дипломаты, по его словам, не могли ни
убедительно обосновать принадлежность Чсркесии России, ни даже толком объяснить,
где она находится (Поццо-ди-БоргоK*. Устные разъяснения Горчакова не
удовлетворили канцлера, инструктировавшего австрийских представителей в Лондоне
и Петербурге в неблагожелательном для России духе1*.
Тогда Горчаков в подтверждение суверенитета своей страны на Западном
Кавказе составил подробную историческую справку, снабдив ее ссылками на давние времена5*.
Она также не произвела впечатления на Меттерниха6*. Кроме того, он усмотрел в
ней расхождения с официальными заявлениями Петербурга, якобы
обосновывавшего права на Черкеспю «исключительно Адрпанопольским договором», в то
время как Горчаков доказывал их «рядом фактов из истории» русско-черкесско-турец-
ких отношений.
Русский дипломат возразил, что каждый из доводов не противоречит другому, а
дополняет его. Меттерних придрался еще к двум пассажам в меморандуме
Горчакова7*. Как подчеркнул Горчаков, Петербург считал вопрос, кому принадлежит
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 230 об.-232.
** Там же. Л. 231 об.-232.
30 Там же. Л. 271, 273 об.
•* Там же. Л. 271 об.-272.
5* Текст ее см. там же. Л. 279-286.
6* Там же. Л. 272-273, 276 об.-277.
70 Там же. Л. 316-317.
ГЛАВА II. ПИЦНДКПТ С «ВПКСКИОМ» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
Черкесия не нолшжащим оспариванию, тем более со стороны Австрии, которая должна
рассматривать нрава своего союзника на эту территорию как «неотъемлемые,
предоставленные трактатами и историей»1*. Канцлер пропустил мимо ушей намек на
то, что «император Николай будет очень удивлен и обижен его сдержанностью»87.
И все же Горчаков, изучивший Мсттсрниха, надеялся на здравый смысл этого
«слишком практичного человека», чтобы доводить дискуссию о «Виксенс» до
воины между Англией и Россией2*.
Меттерних понимал, что Николай I ожидает и согласится принять от него «только
одобрение и помощь», но вместо этой скромной роли он выбрал независимое
положение арбитра3*. По наблюдению Горчакова, канцлер «жаждал» стать «всемирным
посредником», но. предвидя отказ Петербурга, не осмеливался предложить себя в
качестве такового. Из желания добиться этой роли он подстрекал Англию к
полемике с Россией4*.
Уступить притязаниям Меттерниха, по мнению русского дипломата, означаю
подыграть Лондону5*. В письме к Нессельроде Горчаков так объяснял мотивы поведения
канцлера: «Нынешнее состояние наших (русских—В. Д.) отношений с Портой
является постоянным „бельмом в глазу" руководителя Венского кабинета [...]
Адрианопольский договор усилил давнюю зависть и, наконец, Мюихенгрецкие
соглашения (имеется в виду конвенция по восточному вопросу—В. Д.) поставили
Австрию под нечто похожее на опеку (России—В. Д.)», от которой она хочет
избавиться как от фактора, стесняющего се в политике в Западной Европе. При такой
ситуации «нейтралитет Венского кабинета,—полагал Горчаков,—это максимум, на
что можно надеяться. Что касается содействия его, то оно всегда будет скорее
видимым, чем реальным»6*.
Позиция канцлера не покажется неожиданной, если учесть глубокое недоверие,
испытываемое им и Николаем I друг к другу7*, хотя внешне оба декларировали
свою приверженность принципам Священного союза.
Меттерних пытался затянуть спор о «Виксене», ведя двойную игру,
обнадеживая и следом обманывая. Горчаков писал, что «ему ничего не стоит пообещать, поэтому
он никогда не чувствует себя связанным своими обещаниями. Если ему о них
напоминают, то он припишет противоречивое положение, в которое он мог бы сам
|в АВПРП. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 277 об.-278.
*в Там же. Л. 115 об., 275 и об., 278 и об.. 419.
*• Там же. Л. 85. 126.
** Там же. Л. 278, 321 об.-325.
>в Там же. Л. 274 об.. 317 и об.
«° Там же. Л. 273 06.-274.
т* Rodkey F. S. Anglo-Russian Negotiations aboul a «Pcrmancnt» Quadruple Alliance, 1840-1841 //AHR.
1931. V. 36. Д« 2. P. 347: BourneK. Op. cit. P. 39-40; ТарлеЕ. #. Крымская война. Соч. М., 1959.
Т. 8. С. 88-89.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
попасть, отсутствию памяти или ума у своего слушателя. Этим приемом он
пользуется вплоть до злоупотребления...»1*. Под маской «честного маклера» Меттерних
стравливал Россию и Англию. Причем, за туманные обещания, которые он не
думал выполнять, ему выражали признательность Лондон и Петербург2*, пока в обеих
столицах, наконец, не поняли целей австрийского арбитража.
Первым «прозрел» русский император, во многом благодаря Горчакову, давшему
проницательную и смелую оценку политике Меттерниха, не устрашившись своего
шефа Нессельроде, благоговевшего перед австрийским канцлером88. Хотя
Горчаков, знавший об австрофильстве Нессельроде, был вынужден в своих корреспонденциях
в какой-то мере учитывать дипломатическую цензуру и воздерживаться от слишком
откровенных высказываний о Меттериихе, в целом он не боялся оповещать
Петербург о двуликой позиции австрийского канцлера.
Однако судьба русско-английского конфликта решалась не в Вене.
* * *
Между тем атмосфера вокруг «Виксена» накалялась. Он сделался «предметом
всеобщей озабоченности»3*. Из Петербурга уведомили о тщетности надежд на отмену
решения следственной комиссии Адмираггейства. Становилось ясно: Николай I занял
твердую позицию и не отступит ни перед какими последствиями4*.
Понсонбн стал убеждать Пальмерстона послать британский флот в Черное море.
В Англии поднялась русофобская истерия. Чтобы представить действия России как
поругание британского флага и задеть национальное достоинство англичан,
искажались обстоятельства ареста судна5*. В марте 1837 г. развернулись дебаты о
«Внксене» в английском парламенте. Большинство ораторов призывало к
отмщению оскорбленной чести Британии и низложению трусливого кабинета либералов6*.
Пресса подливала масла в огонь, приписывая Петербургу самые невероятные
аннексионистские планы7*. В британском обществе резко возросло чувство
враждебности к России8*. Обывателю не мешали верить в предсказания о скором
** Цит. но: Бушуев С. К. А. М. Горчаков.., с. 35.
**КА. 1940. Т. 5A02). С. 222.
3* Souvcnirs du Baron de Barante... v. 5. С 540.
А*МартенсФ.Ф. Россия и Англия.., с. 487; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г.Л. 12об.-14.
*'Xew Ch. И. Lord Durham. L., 1968. P. 295.
e* HPD. V. 37. L., 1837. P. 621-629, 636-637, 641-650, 652-655. Подробный анализ дебатов см.:
JeweeB. В. Большая игра.., с. 120-138.
7eTheTimes, 1837. Januarj 27, Februar\2, 7. 15, 24, March 18, 20: The MorningChronicle, 1837.
Fcbruary 24. March 18, 21; The Morning Post, 1837. March 20, 23; Thc Quarterlv Review, 1837.
V. 59. к 118. Р. 393-395: Le Portfolio, 1837. T. 4. P. 392-419: T. 5. P. 114-122; AR. 1837.
L., 1838. P. 355-358.
s*The Correspondence of Lord Aberdccn and Princess Licven 1832-1854. V. 1. L., 1938. P. 61;
The Lievcn-Palmerston correspondence 1828-1856. Transl. and ed. bvLordSudley. L.. 1943. P. 133.
вторжении русских в
Константинополь, а затем в
Индию1*.
Иальмерстон был доволен
этой шумихой, укреплявшей,
как ему казалось, позиции
Лондона в переговорах с
Петербургом2*. Усугублявшиеся
разногласия реально вели к
военному столкновению,
которое, очевидно, произошло
бы. если бы события продолжат
развиваться тем же руслом'1".
Николай I предвидел несколько
вариантов такого развития:
<<!)...англичане заняли одни ВритшичтИ парламент. Палата обтип. 1834 i.
Дарданеллы, угрожая только
Царьграду, и султан остался верен союзх с Россией: 2)...Порта, по слабости своей,
допустила анг.нгтн овладеть Босфором; 3)...Турция заключила союз с Англией и соединенный
англо-турецкий флот выступил в Черное море». Царь приказал генерал-адъютанту И.
Н. Муравьеву на случай возникновения чрезвычайных обстоятельств быть готовым в
24 часа отправиться во главе пехотного корпуса на захват Проливов1". Экстренные
распоряжения получили от Николая I военный н морской министры. «Это война! Страшная
война!»—с глубоким волнением говорил император своему адъютанту 11. Д.
Киселеву5*. На призыв Поццо-ди-Борго к готовности царь ответил: <<Мы готовы!»0.
В конце зимы 1837 г. Россия активизировала военные действия на Западном
Кавказе с целью скорейшего его подчинения, которое лишило бы Англию повода
рассматривать черкесский вопрос как международный7*. Угроза англо-русской
войны не позволила России сконцентрировать значительные силы против Шамиля**.
,e PuryearV.J. Intcrnational economics.., р. ZuiBolsocerG. П. David Urquhart... |>. 464: Ejusd. Lord
Ponsonbv and the Eastern Question A833-1839) // SEER. 1934. V. 13. Л* 37. P. III:
Gleason J. H. Op. cil. P. 204; Stern A. Op. cil. IW. 5(T. 2). S. 374.
*° WiderszalL. Op. cit. P. 59.
30 Seton-\№son R. W. Op. cil. P. 187-188; Ingle H. ;V. Op. cil. P. 72: W'alpule S. A НЫогу of Kngland
fromtheconclusionofthcGrealWarin 1815. V.4.L.. 1890.Р.315.
4* ТатищевС. С. Указ. соч. С. ЮЗ;МуравьевН. II. Русские на Босфоре в 1833 год\. М.. 1809. С. 45S-159.
50 Lacroix Р. Ор. cit. Т. 7. Р. 320.
e* Schiemann Th. Op. cit. Bd. 3. S. 292.
•'KA. 1940. Т. 5A02). С. 210.
ч* Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 100.
ГЛАВА II. ИНЦМДК11Т С «HIIKCKIIO.M» И BOKIIILWI ТРКНОГА IS37 ГОДА
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
В беседах с Поццо-ди-Борго по поводу «Виксена» Пальмерстон горячо
оспаривал права России на кавказское побережье, ибо, во-первых, Турция, с его точки зрения,
не могла по Адрианопольскому договору уступать то, чем сама не владела89, во-
вторых, черкесы фактически оставались непокоренным народом1*, в-третьих,
султан подписал трактат по принуждению90. Перед русским дипломатом оказался хорошо
осведомленный оппонент, со знанием дела рассуждавший об истории отношений
народов Западного Кавказа с Турцией и Россией91. Надеясь запугать Поццо-ди-Борго,
госсекретарь сказал, что его кабинет не х\южет бесконечно сопротивляться
антирусским настроениям парламента, оппозиции и народа, требовавших применения
к России решительных мер. Он изображал «почти непреодолимыми» трудности на
пути мирного урегулирования виксеновского кризиса2*.
Поццо-ди-Борго, получивший от Нессельроде обширную справочно-истори-
ческую записку3*, доказывал правомочность 4 статьи Адрианопольского договора,
как логически подготовленной предшествующими русско-турецкими трактатами.
Он довел до сведения своего собеседника непреклонное мнение Николая I,
считавшего дела Черкесии касавшимися лишь его и султана, но никак не третьей стороны.
Посол посоветовал Пальмерстону отказаться от бесперспективной роли «верховного
трибунала над трактатом между двумя независимыми державами». Тогда
госсекретарь, придя в состояние крайнего раздражения, выпалил: «Европа слишком долго
спала. Она наконец проснулась, чтобы положить предел захватам, которые
император намерен привести в исполнение на всех границах своей обширной империи».
Пальмерстон предупреждающе заявил о намерении Англии оставить за собой
свободу действий в кавказском вопросе, а русский посол в ответ указал на право России
реагировать на политику Лондона в отношении Кавказа сообразно
обстоятельствам и во имя собственных интересов. Этот «изумительный и почти невероятный
разговор» убедил Поццо-ди-Борго, что «английский министр желает войны, и
если он еще долго останется у дел, то достигнет своей цели...»4*.
Столь же малообнадеживающая, но более спокойная дискуссия произошла между
послом и главой правительства У. Л. Мельбурном. Последний, повторив доводы Паль-
мерстона, также указал на сильное предубеждение англичан против России, которую
они подозревали в стремлении захватить Константинополь и другие важные
территории. Такое недоверие, по свидетельству Мельбурна, было «в высшей степени»
характерно для короля Вильяма IV3*.
1* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123.1837 г. Л. 12-13,178 об.
г* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123.1837г. Л. 176о6.-177.
3* Текст ее см.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 125.1837 г. Л. 57-80.
4* Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций.., т. 12. СПб., 1898. С. 62-65; Он же. Россия и
Англия.., с. 488-490: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 283 об.-286 об., 288. Такое же
впечатление вынес из бесед с ПальмерстонОхЧ Эстергази. (Там же. Л. 84).
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123.1837 г. Л. 34-36.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «В11КСЕН0М» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
Мрачно оценивал состояние и ближайшие перспективы русско-английских
отношений влиятельный деятель либеральной партии лорд Г. Р. Холланд, сообщивший
Поццо-ди-Борго неутешительную информацию о воинственных настроениях в
обществе и парламенте1*.
В целой серии бесед с британскими политиками А. У. Веллингтоном, Р. Пилем,
Д. Г. Эбердином и лордом-канцлером Д. С. Линдарстом, более склонными к примирению
с Россией, нежели Пальмерстон, русский дипломат преследовал одну цель: избежать
разрыва с Англией2*. Поццо-ди-Борго советовал Петербургскому кабинету быть
готовым к худшему, так как за инцидентом с «Виксеном» стоял «весь восточный
вопрос»3*. Он допускал в качестве пролога к войне попытку Англии овладеть
Дарданеллами и Босфором с согласия султана или силой. Впрочем, в случае отказа Турции
пропустить британские военные корабли в Черное море, Поццо-ди-Борго считал
маловероятным, чтобы Лондон взял на себя ответственность за агрессию против Порты,
агрессию, которую осудили бы великие державы и мировое общественное мнение.
Посол видел главную задач) России в предотвращении столкновения путем
сохранения в неприкосновенности Проливов и создания изоляции для Англии, искавшей
поддержки у европейских стран4*. Лондонский кабинет, с точки зрения Поццо-ди-
Борго, следовало лишить потенциальных дипломатических (Австрия) и военных
(Франция) союзников. Он рекомендовал привлечь на свою сторону венский двор
и «держать подальше от конфликта»—парижский, поведение которого, при
неустойчивости его внешней политики, «трудно предугадать». По мере того, как Пальмерстон
будет оказываться в изоляции, писал Поццо-ди-Борго, исчезнут его «надменность
н самонадеянность»5*.
Русский дипломат организовал через своих агентов наблюдение за
военно-морскими базами на территории Англии для своевременного оповещения Петербурга
о всяких подозрительных приготовлениях6*.
В одном из писем к Дарему Пальмерстон признал серьезность положения и не
исключил вероятности вооруженного конфликта7*. То же заявление он сделал в парламенте
в начале марта 1837 г.8* От графа Зстергази госсекретарь также не скрывал, что
¦'ЛВНРИ.Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 172 об.-173.
*• Там же. Л. 16,37, 180.
,0 Там же. Л. 30, 42 об., 86.
,0 Там же. Л. 40. Примечательно, что почти все прогнозы Поццо-ди-Борго сбы.шсь.
5° Там же. Л. 40-41. Идеи Поццо-ди-Борго одобрил Нессельроде, также придерживавшийся курса
на изоляцию Англии. (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 134 об.-135).
«' Там же. Л. 41 об., 87, 181-182.
«* WcbsterClt. Urquhart... р. 341; Ejusd. Thc foreign policvof Palmerston. V. 2. L., 1951. P. 572.
s* KA. 1940. T. 5A02). C. 221. Пальмерстон не раз называл дело «Виксена» «крайне неприятным и
опасным». (BulwerH, L. The Life of John Temple Palmerston; wilh selection from his diaries and cor-
respondence. V. 2. L., 1870. P. 248).
КАВКАЗ И ВКЛИКИК ДГСРЖЛВЫ
Лондонскому кабинету предстоит «трудный выбор». Если делу «Впксена» не будет
дан ход, а королевские адвокаты, которым поручено рассмотреть его в аспекте
международного права, придут к заключению о незаконности ареста шхуны, то
консервативная оппозиция «растерзает» правительство либералов; если же
потребовать от России возмещения убытков, а она откажет, тогда—война1*. Пальмерстон
писал Дарему, что «Виксен» обнажил в англо-русских отношениях «гораздо более
серьезные» проблемы, чем сам факт захвата судна2*.
Выступив защитником непосредственных организаторов провокации, придав
инциденту широкий международный резонанс и приняв воинственную позу,
Пальмерстон поставил себя в весьма щекотливое положение. Выйти из него без ущерба
для чести страны и своей собственной чести было нелегко. Настойчивый в
стремлении приобрести Черкесию, Лондон в то же время предпочитал не платить за новую
сферу влияния слишком дорогой ценой военного столкновения с Россией. Оно
явилось'бы неблагоразумным шагом прежде всего но соображениям проводимой
Англией политики сохранения целостности Османской империи. По мнению
Иоццо-ди-Борго, ничто не могло так ускорить распад Турции, как кризисная
ситуация » Черном морс:{*.
Балансируя на грани войны, угрозу которой Пальмерстон считал в принципе
более эффективной, чем саму войну, он надеялся сделать Россию уступчивой4*. Либо
воевать, либо пожертвовать своим влиянием на Ближнем Востоке—такую
альтернативу навязывал госсекретарь Петербургу5*. Оптимизм Пальмерстона во многом
объяснялся заверениями Дарема о неподготовленности России к войне на Ближнем
Востоке, ибо ее черноморский флот и береговые укрепления были весьма маюнригодны
для итого0*. Но расчетам посла, для войны с Турцией русское правительство
сможет выделить из своей 800-тысячной армии, занятой охраной таких районов, как
Кавказ. Польша, Прибалтика и др., лишь 180 тысяч человек92. Пальмерстон
самоуверенно говорил Эстергази: «За результаты войны я не боюсь. У меня есть точные
сведения, что черкесы очень сильны сами но себе, и Россия держит против них 40
тысяч человек, не продвигаясь ни на шаг. Эта борьба скоро не кончится»7*.
Как свидетельствуют документы, Пальмерстон, стремясь оказать нажим на
Петербург путем максимального обострения ситуации, заставил британскую государственную
машину работать на войну. Секретным приказом он привел в повышенную боевую
готовность английскую эскадру в Архипелаге, оказавипюся там как будто случайно.
'* АВНРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 82 об.
->0 BFSP. V. 2E. 1». 35.
** ABIIPIF. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 86 об.-87.
'" Ctayton (м. I). Brilain ancl Ihe Kastern Queslion. L., 1971. I\ 75.
*4ngleII.N.Q\).v\\.V.l\.
«WewCh. И. Op.eil.P. 285.
"* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 83.
ГЛАВА Л. ИИЦПДКИТ С «В11КСГСП0М» II ВОЕННАЯ ТРКВОГЛ 1837 ГОДА
Соответствующие приготовления были произведены в портах и арсеналах
Англии. Европа замерла в тревожном ожидании1*.
В марте 1837 года Понсонби по поручению своего правительства просил султана
пропустить через Проливы в Черное море боевые корабли Англии и разрешить англичанам
построить вблизи кавказских границ военно-морскую базу. Ее предполагалось
использовать дш насильственного узаконения контрабандных рейсов в Черкесию. Посол
убеждал турок выполнить их долг перед единоверцами и помочь Англии расстроить
«амбициозные» замыслы России. Согласие Порты позволило бы Лондону резко повысить тон
в диалоге с Петербургом о «Виксене»93. Как выясняется, госсекретарь вел опасную игру,
при которой события легко могли выйти из-под его контроля. Угроза России войной
быт рискованным блефом со стороны Пальмсрстона, олицетворявшего, но наблюдениям
современников, «причудливое сочетание благоразумия и опрометчивости»2*.
Турция не приняла предюжения Понсонби, тем самым значительно разрядив
напряженность. Возможно, это—ключевой момент в развитии кризиса. Махмуд II разумно
оценил обстановку, найдя ее малособлазнительной для того, чтобы нарушать Ункяр-
Искелесийское соглашение. Он сохранил нейтралитет, сумев скрыть от русских
свои симпатии к англичанам в этом деле3*. Так реальная ситуация проверила
действенность Ункяр-Искелесийского договора для безопасности России.
Имела значение и позиция Австрии. Ожидая провокационного демарша от
Англии и понимая, к чему может привести согласие султана, Меттерних уполномочил
своего посла в Константинополе предупредить правительство Турции, что Лондон
увлекает его в западню. Ведь открытие Проливов для британского флота вызовет
не только русско-английскую, но и русско-турецкую войну, чреватую распадом
Османской империи, предотвратить который Англия будет не в состоянии94. Буте-
нев, рассчитывавший на эффективность Ункяр-Искелесийского договора, также очень
надеялся, что благоразумие удержит Махмуда II от «глупого» шага4*.
Войне помешало и другое. Следуя старой английской внешнеполитической
доктрине, предписывавшей отстаивать интересы страны чужими руками, Пальмерстон
пытался обзавестись союзниками против Николая I95, но безуспешно: охотников
кровью добывать для Англии Черкесию в борьбе с русской армией не нашлось.
Французский король Луи-Филипп и его премьер-министр Л.-М. Моле осудили
претензии Англии и отдали предпочтение России5*. Пальмерстон, опасавшийся рус-
t'LacroixP. Op. cit. Т. 7. Р. 320.
*е GrexiUe Ch. Ор. cit. V. 4. Р. 123.
3° Дули на Н. А, Османская империя в международных отношениях C0-40-е годы XIX в.). М.,
1980. С. 79-80.
10 АВ. Кн. 39. С. 274.
»•АВПРН. Ф. Канцелярия. Д. 169. 1837 г. Л. 140 и об., 157-158 об.; Д. 123. 1837 г. Л. 86;
LuxenburgN. Russian Expansion.., р. 113. Этому факту Нессельроде нрндав&1 важное значение. (АВ11РИ.
Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 135).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИ К ДЕРЖАВЫ
ско-французского сближения1*, надеялся на скорое возвращение на ноет главы
правительства и министра иностранных дел Франции лшедшего в отставку А.
Тьера, связывая с ним перемены в позиции Тюнльрийекого кабинета2*. Но его
ожидания не оправдались. Прошли времена, когда Париж и Лондон нартнерствовали
в совместной военно-морской демонстрации в Архипелаге, чтобы принудить
Россию и Порту аннулировать Ункяр-Искслесийский договор3*. С середины 30-х гг.
XIX в. усиливается англо-французское соперничество в Испании, Северной Африке,
Турции и Латинской Америке1 °.
Австрия, видя, что русско-английский конфликт близится к завершению и может
быть улажен без нее, сочла для себя выгодным отказаться от двусмысленного
посредничества, начинавшего раздражать Николая 1, и поддержать Россию.
Меттерних заметил Горчакову, что на месте царя он бы не церемонился с Лондоном п
не удостаивал его объяснений по поводу законности своих атдений на Кавказе.
Воображаемая тирада, которую канцлер от имени Николая 1 адресовал англичанам,
звучала так: «Я оставляю вам свободу праздных дискуссий о блокаде, о
карантинных и таможенных правилах. Толкуйте их как вам угодно, но иностранная торговля
на этом побережье (кавказском—В. Д.) будет вестись только в установленных мною
местах. Если же вы хотите воевать из-за этого, я согласен». «Поверьте,—говорил
Меттерних русскому дипломату,—англичане дрогнут. Главное—не отступать! »г>°.
Проницательный Горчаков расценил эти рекомендации как симптом понижения
«температуры» англо-русского конфликта. «Когда Венский кабинет,—писал он,—
советует проявлять решимость, значит реальной опасности нет. Здесь инстинкт не
обманывает его (Мсттерниха—В. Д.). Если бы он на миг поверил в возможность
серьезного осложнения, то первым поднял бы тревогу и искал бы защиты
интересов (Австрии—Б. Д.), которым угрожал всеобщий пожар, в полнейшей солидарности
с нашей (России—В. Д.) точкой зрения»6*.
1 апреля (п. ст.) канцлер вдруг объявил Горчакову о солидарности Австрии с
Россией и в подтверждение передал содержание своей депеши к Эстергазн,
уполномочивавшей посла сообщить Пальмерстону о признании Веной прав
Петербурга на восточное побережье Черного моря7*. Оправдывая свое двуличие, Меттерних
утверждал, что с самого начала возникновения дела «Виксена» он не сомневался в
!* Cape?gue.1. В, l/Europe depuis Га\ёпетеп1 du roi Louis-Philippe. Т. 9. Paris. 1846. Р. 28-1.
*• ABIIPil. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 373 об.
л* Татищев С. С. Указ. соч. С. 402; ДебидурЛ. Указ. соч. Т. 1. С. 314, 319.
** ДебидурЛ. Указ. соч. Т. 1. С. 355-359, 364-368. 378-381: Войте l\. Op. cil. Р. 38-39:
МолоыА. II. Анг.шя и революция 1830 г. во Франции //Международные отношения. Политика.
Дипломатия. XVI-XX века: Сб. статей к 80-лстню акад. И. М. Майского. М., 1961. С. 450.
*'АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 317 об.
°в Там же. Л. 326 и об.
7° Там же. Л. 376 об.-377. Содержание инструкции см.: там же. Л. 377 o6-37S.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «B1IKCKHUM» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
правоте России, ибо «безгранично доверял» ей. Однако, чтобы обнародовать это
мнение, ему необходимо было знать, какими доводами предпочитает русское
правительство обосновать захват шхуны. Желая сообразоваться с официальной версией,
канцлер якобы ждал от Петербурга «сакраментальных слов». Теперь, когда они ему
известны ну него нет «ни малейших колебаний», он покажет, как «умеет Австрия
выполнять свой союзнический долг»1*.
На этот раз Меттерних не стал возражать против мысли Горчакова о том, чтоЛдриа-
нопольский договор лишь оформил де-юре давно существовавший де-факто
протекторат России над племенами Северо-Западного Кавказа, с XVI в. в разные
времена добровольно вступавшими в русское подданство. То есть Петербург, по
мнению Горчакова, мог доказывать нрава на Черкесию не только этим трактатом, но
и не менее убедительными аргументами истории2*.
Русский дипломат предсказывал поворот в тактике канцлера, когда еще, казалось,
тот поддерживал Англию. До тех пор, пока Европе будет угрожать революция,
полагал Горчаков, Австрия не сможет обойтись без Николая I, «самого могущественного
блюстителя порядка». Венский кабинет, как и вся Европа, сознавал, что своим
влиянием на международные дела он обязан не «высокому авторитету» Меттерниха, а
«тесному союзу» с Россией3*.
По мысли Дарема, канцлер, вдохновляя Англию на борьбу за выгодную для
австрийской торговли свободу навигации в Черном море, стремился заставить ее
«таскать для него каштаны из огня». Меттерних предпочитал «держаться подальше
от дружбы» и Лондона, и Петербурга. Однако, если бы возникла
русско-английская война, то, по прогнозам Дарема, канцлер не колебался бы, поскольку его
политика в германском вопросе слишком зависела от помощи русского царя4*.
Кроме того, канцлеру было невыгодно всерьез поощрять идею независимости
Черкесии, наводившую на «крамольные» размышления о судьбах народов
Габсбургской империи.
До подходящего момента Меттерних не мешал британскому послу в Вене питать
иллюзии об австрийской помощи, но потом неожиданно отрекся от данных ему
обещаний5*. Канцлер сказал, что далек от мысли подозревать официальный
Лондон в организации виксеновской провокации, однако «трудно отрицать»
попустительство с его стороны, невольно послужившее «своеобразным
поощрением» экспедиции0*.
,0 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 376 и об. То же Меттерних повторил в конце апреля
вернувшемуся из отпуска послу Д. П. Татищеву. (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 231. 1837 г. Л. 9 и об.).
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 379 об.-381 об.
** Там же. Л. 275. 326 об.-327.
4° Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 118.
5* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 322 и об.
«° Там же. Д. 123. 1837 г. Л. 370.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
В отсутствие Лэма Меттерних, меньше стесняясь в выражениях, называл
«события в Черном море»... «проявлением морального зла, царящего между Темзой и Гангом»10.
Лэм сетовал Сент-Олеру на «непостоянство и слабость» руководителя
австрийской дипломатии, объясняя перемену в нем внушениями русских2*. Он так и не смог
понять тактики Меттерниха. Спеша внести свой «вклад» в урегулирование кризиса,
канцлер явно рассчитывал стать политическим кредитором Петербурга и, заодно,
Лондона. Он тяготился ролью младшего компаньона Николая I по Священному
союзу, ненавидел Россию, боялся ее, но и нуждался в ней. «Внксен» подтвердил
наличие устойчивых противоречий под оболочкой мнимого согласия между Петербургом
и Веной. Уже в позиции Австрии в русско-английском споре проглядывала ее тогда
еще потенциальная, но позже (во время Крымской войны) ярко проявившаяся
способность «удивить мир неблагодарностью» за помощь России в сохранении
целостности Габсбургской империи. Австрийский канцлер доказал, что он умеет
«деятельно интриговать» против Николая I не только «в дипломатическом подполье»
(слова Е. В. Тарле3*), но и весьма открыто.
Поведение Меттерниха было настораживающим и знаменательным
предупреждением о будущем, но русский император не внял ему. Во многом виной тому— Нессельроде.
Хотя его роль во внешнеполитических делах, как правило, сводилась к аккуратному
письменному' выражению воли и мнения Николая I, он не был лишен собственных
взглядов. Пылкий сторонник Священного союза и ориентации на Австрию, он не хотел
замечать русско-австрийские антагонизмы на Балканах, ратовал за доверие к
Венскому кабинету, пропагандировал идею о его преданности Николаю I. Обладая
заурядными профессиональными способностями и не отличаясь проницательным умом,
Нессельроде тем не менее смог внушить царю свои роковые, но соблазнительные
заблуждения. Непоколебимое австрофильство подавило в Нессельроде чувство реальности
и сделало его глухим к тревожным сигналам о ненадежности Австрии как союзника.
Касаясь отношения Меттерниха к Англии, следует сказать, что канцлер видел в
ней рассадницу революционной смуты в Европе. Меттерних и Пальмерстон питали
друг к другу чувство сильной неприязни, возможно потому, что они во многом были
схожи как политики. По мнению Горчакова, почти нереальная перспектива австро-
английского сотрудничества в деле «Виксена» могла бы возникнуть, «если бы
существовало иное министерство, чем то, которое представляет Пальмерстон,
являющийся для канцлера олицетворением самой антипатии»90.
Меттерних не хотел войны между Англией и Россией. Он стремился лишь
обострить их отношения, чтобы придать больший вес своей «миротворческой»
деятельности и иметь случай после урегулирования конфликта напомнить Петер-
¦* Luxenburg Д\ Russian Expansion... р. 117-118.
«•КА. 1940. Т. 5A02). С. 223.
** ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 8. С. 88.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕИОМ» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
6\ргу и Лондону, чем они обязаны Австрии. Канцлер, как и Пальмерстон, страшась
пожара, играл с огнем.
Умиротворительное воздействие оказал на Пальмерстона лорд Дарем,
считавший, что русская угроза британским интересам, равно как и русская способность
угрожать, сильно преувеличена. Главная забота России, как уверял посол,—не о
наступлении, а об обороне уже завоеванных ею позиций. Но мнению некоторых
западных исследователей, Дарем лишь еще раз утвердил Пальмерстона в том, о
чем, тот давно и сам догадывался07.
Попав в дипломатическую изоляцию и столкнувшись с принципиальной позицией
русского правительства, госсекретарь Англии был вынужден покончить с
политикой устрашения, хотя он все еще не оставлял надежды извлечь выгоды из конфликта.
Он заявил Поццо-ди-Борго, что передал документы по де.п «Виксена» на рассмотрение
королевских адвокатов1*. Посол ответил: «Император никогда не поставит своих прав
в зависимость от мнения каких-либо иностранных авторитетов» и будет защищать
их «в данном случае так, как он сам это находит нужным, не взирая на возражения
и препятствия, которые хотят несправедливо ему противопоставить»2*.
Россия понимала, что П&1ьмерстон собир&1ся использовать казуистик) международных
юридических норм в своих целях, ибо шаткость и спорность этих установлений
всегда оставляли возможность для произвольного их толкования, в зависимости от
мотивов, выдвигаемых государствами при ссорах друг с другом3*. По мнению
Нессельроде, высказанному британскому правительству, англичане без сомнения
поступили бы с русским кораблем, приблизившимся к берегам Ирландии или Индии с теми
же намерениями, какие вынашивали арматоры «Виксена», так же, как русские
власти поступили с английской шхуной1*.
Карл Маркс писал: «Ои (Пальмерстон—В. Д.) действует в международных
конфликтах как артист, доводя дело до определенной грани, отступая, когда положение
становится угрожающим, но при всех обстоятельствах достигая той
драматической напряженности, в которой он нуждается»5*.
* * *
Осознав ошибочность своих расчетов, Пальмерстон стал искать пути к
«достойному» отступлению6*. Их с готовностью подсказал Петербург, тоже склонный к
примирению, хотя и не за счет отказа от ранее высказанных принципиальных
взглядов и принятых решений.
l'BulwerH. L. Op. cit. V. 2. Р. 248: Webster Ch. The Foreign policj.., v. 2. P. 572.
«•KA. 1940. T. 5A02). С 207; АВПРИ. Ф. Канцемрия. Д. 123. 1837 г. Л. 12.
<°КА. 1940. Т. 5A02). С. 206-207.
'•Там же. С. 201,225.
* Марке К. II Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 361.
••АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 231. 1837 г. Л. 13 и об.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАНЫ
Нессельроде посоветовал Поццо-ди-Борго изобразить дело так, будто Паль-
мерстон и даже Понсонби, представляющие официальные круги государства, не имеют
никакого касательства к зачинщикам вояжа «Виксена» —«английским
революционерам и полякам». На последних возлагалась вся ответственность за это
преступление. По мнению канцлера, нужно было лишить инцидент политической
подоплеки и свести его «к простой попытке нескольких безвестных арматоров
приступить к незаконной торговле, попытке, пресеченной на законном основании
строгим применением наших правил»1*. Нессельроде выражал при этом надежду,
что британское правительство оценит русский жест и сумеет искусно воспользоваться
предоставленными возможностями для прекращения шума в парламенте и успокоения
возбужденного общественного мнения2*.
Лондону дали право сделать важный выбор3*. Ответных шагов Англии не
пришлось долго ждать. В марте 1837 г. Пальмерстон в палате общин категорически отверг
свое участие в деле «Виксена»4*. Уркарт лишился должности. Та же участь
постигла бы и Понсонби, если бы не покровительство влиятельнейших персон08.
Ходатайства Белла о предъявлении Лондонским кабинетом требований к России о
возмещении нанесенного ему ущерба были отклонены. Защищаясь от обвинений
британских радикалов в потворстве Петербургу, госсекретарь ссылался на решение
королевских адвокатов, признавших действия России законными". Он заявил, что
если бы перспектива войны с Россией стала неотвратимой, то предпочел бы иметь
реальную и хорошо обоснованную причину к ней, но вовсе не желал ввязываться в
нее лишь ради защиты личных интересов банкрота Д. Белла5*.
Пальмерстон спешно отступал по мосту, построенному русской дипломатией и им
самим. Его трезвость взяла верх над авантюрным искушением покончить одним
ударом с успехами России на Ближнем Востоке. Среди причин, в какой-то мере
удержавших Англию от войны, было и нежелание британской буржуазии прерывать
свои крупные торговые обороты с Россией и терпеть из-за этого убытки0*.
Благоприятные предпосылки к урегулированию конфликта создавали также
изменения в пользу английской торговли в Черном море, внесенные в русский
таможенный тариф незадолго до отправки «Виксена»7*. Это обстоятельство, как
убеждал Блтенева Нессельроде, «сильно способствовало умеренности британского
¦• КА. 1940. Т. 5A02). С. 201; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 7, 8 об.; д. 171.
1837 г. Л. 237, 238 06.-239
2'КА. 1940. Т. 5A02). С. 200-202,207, 208; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. И об.;
д. 171. 1837 г. Л. 237 об.-238.
30 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 212, 318.
'• HPD. V. 43. Р. 946.
'»'Seton-mtsonR. W. Britain in Europe 1789-1914. Cambridge, 1938. Р. 187.
6*АВ.Кн.39.С. 262.
7* Полное собрание законов Российской империи: 2-е собрание. СПб., 1836. Т. 10. С. 178.
ГЛАВА П. ИНЦИДЕНТ С «BIIKCEHOM» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
министерства и препятствовало проявлению враждебности по отношению к нам из
опасения встать в противоречия с индустриальными и торговыми интересами
своей страны»!*.
24 апреля 1837 г. Нессельроде получил от Дарема ноту, содержавшую
формальный запрос о мотивах захвата и конфискации «Виксена»2*. Английское
правительство не имело оснований не удовлетворить законное желание владельцев
шхуны знать о причинах ее ареста.
Предъявляя ноту, посол действовал по инструкции Пальмерстона, предусматривавшей
два варианта ответа России. Если бы Нессельроде объяснял акцию нарушением
морской блокады Черкесии, то Дарему предстояло заявить, что, согласно международным
правилам, лишь та блокада подлежит соблюдению третьей стороной, которая
эффективна. Поскольку в данном случае она таковой не являлась, noaiy предписываюсь
потребовать возмещения убытков. Если бы Нессельроде обосновал арест «Виксена»
нарушением русских таможенно-карантинных постановлений 1831 г., то Дарем был
уполномочен напомнить следующее. Для издания таких постановлений
необходима масть России над Черкесией как де-юре, так и де-факто. Англия согласна признать
суверенитет России лишь в трех пунктах—Анапе, Поти и
Суджук-кале,—переданных ей по Адрианоиольскому договору. В 1829 г. Турция имела право уступать
Петербургу лишь принадлежавший ей залив Суджук-кале. Лондонский кабинет
считает конфискацию шхуны законным актом постольку, поскольку он был
совершен именно в этом месте. Однако Англия протестует против применения таможенных
ограничений по всему черкесском}' побережью3*.
Ради спасения чести кабинета Пальмерстон составил первую часть своей
инструкции в решительном тоне. Он сделал это тем смелее, что знал: Россия не
станет упоминать о блокаде. Это был тот случай, когда госсекретарь, отступая,
умел казаться воинственным1*.
Ответная нота Нессельроде оправдала его ожидания5*. Депешей Пальмерстона
Дарему от 11 мая 1837 г. завершается спор между двумя государствами. Она
уведомляла, что «правительство его величества короля великобританского не имеет
достаточного мотива для того, чтобы подвергать сомнению права России на захват
и конфискацию «Виксена» в порте Суджук-кале, на основании причин»,
изложенных в ноте Нессельроде, «и потому не намерено в дальнейшем предъявлять никаких
претензий по поводу задержания этого судна»6*.
•' КА. 1940. Т. 5( 102). С. 208. Ср.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 208.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 86. 1837 г. Л. 82.
:}s WiderszalL. Op. cil. Р. 60-61; Lacroix Р. Ор. cit. Т. 7. Р. 321-322; IngleH. N. Ор. cit. Р. 69-70.
,в Маркс К. II Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 361.
•еКА. 1940.Т. 5A02). С. 224-225; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 86. 1837 г. Л. 198-199.
«'BFSP. V. 26. Р. 40-41; КА. 1940. Т. 5A02). С. 227; АКАК. Т. 8. С. 869-870;
AeiV/S.J.Op.cit.V. 2. Р. 67.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Однако Пальмерстон по-прежнему отказывался считать внутреннюю и
прибрежную Черкесию, за исключением черноморских крепостей, полученных от
Турции в 1829 г., русской территорией, оставляя повод для новых провокаций1*.
Он решил ждать более благоприятного случая утвердить господство британской
торговли в Черном море2*. Дарем справедливо считал, что, несмотря на урегулирование
инцидента, Пальмерстон сохранил почву для будущих разногласий3*. Так же думали
Поццо-ди-Борго и Зстергази, по предположению которых 6лагопо.1учное
разрешение кризиса не устранит русско-английские противоречия на Кавказе1*.
В письме от 14 мая 1837 г. к послу России в Париже Ф. П. Палену Нессельроде
подчеркивал необходимость на случай нового осложнения («основа для него
продолжает существовать»), поддерживать в Тюильрийском кабинете «негативное
отношение» к попыткам Англии вовлечь его в борьбу против России. Поэтому
канцлер советовал разрешить «возможно еще не изжитые во Франции» сомнения
в правах Петербурга на Черкесию. Он послал к Ф. П. Палену такую же
историческую справку, как и к Поццо-ди-Борго. Нессельроде наставлял: чем больше удастся
убедить кабинеты и общественное мнение Европы в законности российских
владений на Кавказе, тем менее восприимчивыми они станлт к антирусской политике
Лондона. Канцлер просил посла не пренебрегать ничем, что может «умерить ныл»
Англии и воспрепятствовать образованию союза ее с какой-либо европейской
державой, особенно Францией3*.
В мае 1837 г. Пальмерстон предюжил Меттерниху передать в Петербург следующее.
Во-первых, в чувстве враждебности англичан к России ничего не изменилось. Во-
вторых, неудача «Виксена» нисколько не обескуражила потенциальных организаторов
таких экспедиций. В-третьих, Лондонский кабинет не в состоянии их
предотвратить и потом)' советует русскому правительству во избежание повторения конфликта
учредить по отношению к фактически непокоренной части побережья Кавказа
блокаду, а остальную территорию открыть для свободной торговли6*.
Это был не сложный для разгадки ход: приняв предложение Пальмсрстона,
Россия не только сама признала бы черкесов воюющей стороной (одно
государство могло применять блокаду к другом)'лишь при условии войны между ними),
но и дала бы Англии право сделать то же. Блокада узаконила бы британскую
помощь горцам, а фритредерство существенно упростило бы проблему ее доставки.
,0 SouvenirsduBarondeBarante..,v. 5.Р. 562-564;Puryear\r. J. Inlcmalionaleconomics...р. o3:BolsoverG.II.
David Urquhart.., p. 464-465; Ejusd. Lord Ponsonbv.., p. 111; Anderson M. S. Op. cit. P. 92.
*• Lacroix P. Op. cit. T. 7. P. 322.
3* New Ch. Op. cit. P. 295.
** АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 296, 409.
5* АВПРИ. Ф.Каицелярия. Д. 171. 1837 г. Л. 242-245 об.
•• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 231. 1837 г. Л. 57-58.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕНОМ» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
Меттерних, не желавший ослаблять русско-английские противоречия в кавказском
вопросе, порекомендовал России согласиться на первое предложение англичан, а
вместо свободы торговли (идею ее канцлер не решился поддержать), в районах,
занятых российскими войсками, но-нрсжнему осуществлять таможенно-каран-
тннный режим1*. Пальмерстон не оставлял надежду получить от Австрии поддержит
своим попыткам добиться прекращения войны в Черкесии и вывода русских войск
за рент Кубань2*.
Анализируя конфликт с «Виксеном», французский посол в Петербурге барон
Проспер де Барант с похвалой отозвался о «благоразумии и доброй воле», проявленных
к Англии русским правительством, стремившимся избежать ссоры, но вместе с тем
спокойно и твердо отстаивавшим свои права3*. Аналогичную оценку дал Моле1*.
Инцидент окончился дипломатическим поражением Лондона, упрочив по
крайней мере моральные позиции России на Ближнем Востоке5*. Дело «Виксена»
заставило Пальмерстона с особой озабоченностью следить за усилением русского флота,
успехами Петербурга в Турции, Передней и Средней Азии0*.
В западной историографии распространена идея о непричастности
официальных кругов Лондона к подрывным акциям британских подданных на Кавказе вообще
и к провокации с «Виксеном» в частности100. Либо злоумышленником изображается
один Уркарт—«паршивая овца» в благородном семействе британской дипломатии—
н ему иротивоностаашется добрая ваш Понсонби и ГЬльмерстоиа, либо иногда допускается
возможность сговора между Понсонби и Уркартом. Но во всех случаях Пальмерстон
остается неизменно непогрешим.
Исторические документы рисуют иную картину. Примечательно, что но
получении первых сведений о происшествии с «Виксеном» и русское общество, и Меттерних
единодушно сочли виновником инцидента английского посла в Турции, известного
своими «радикальными» взглядами иа кавказский вопрос. Нессельроде,
недооценивший роли Лондонского кабинета в конфликте, был менее категоричен: он
нашел уместным упрекать Понсонби не за организацию экспедиции, а лишь за
отсутствие стремления ее предотвратить7*. Бутенев, имевший возможность
непосредственно следить за действиями Понсонби, считал его, наряду с Уркартом,
застрельщиком предприятия8*.
¦° АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 231. 1837 г. Л. 58 и об.
° Luxenbury X. Russian Expansion... p. 129.
:{s Souvenirs du Baron dc Baranlc... v. 5. P. 544-545.
«АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. ПО. 1837 г. Л. 10 и об.
53 Beaumont-Vassy. Geschiehle des Kaiscrs Nikolas I. (Ubersetz. aus dem Franz.). Leipzig-, 1855. S. 121.
li* Scluemunn 77*.*Op. eit. Bd. 3. S. 293.
'•АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 8; КА. 1910. Т. 5A02). С. 195, 197, 200; Souvenirs
du Baron de Barante.., v. 5. P. 528.
*< АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 39. 1837 г. Л. 44; АВ. Кн. 39. С. 262; КА. 1940. Т. 5( 102). С. 202.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Даже после скандала с «Виксеном» (май, июль 1837 г.) Понсонбп в письмах к
Пальмеретоиу не скрывал «живейший интерес к делам черкесов», высказывая
опасения, что Россия «осуществит свои намерения овладеть Кавказом, который
является но меньшей мере ключом к Турции». «Никто из людей,—откровенничал
посол,—не оценивает так высоко значимость Чсркесии для сохранения
политического равновесия в Европе, как я, никто больше меня не сочувствует храбрым
защитникам своих национальных прав»1*. Понсонбп протежировал Уркарту,
полностью разделяя его идеи101, ценя его способности2*, хваля Пальмерстону его
деловые качества102. По утверждению Поццо-ди-Борго, сохранение Понсонбп
на его посту после окончания спора о «Виксене» повышало опасность повторения
подобных провокаций3*.
Взгляды Уркарта, бесспорно, влияли и на Пальмерстона40, но лишь постольку,
поскольку совпадали с его собственными представлениями о роли Кавказа в британской
ближневосточной политике. Они сложились задолго до того, как этот район стал
предметом уркартовских прожектов. Еще в 1829 г. после заключения Адрианопольского
договора внимание Пальмерстона привлекла Черкесия: за счет нее он предполагал
расширить возможности английской торговли5* (за такими невинными
формулировками обычно скрывались самые решительные колониально-экспансионистские
намерения).
Хорошо знакомый с «образом мышления» Уркарта, он не случайно доверил ему
важный дипломатический пост в ведомстве, где в конкретных делах «творилась»
политика Великобритании на Ближнем Востоке103. Уркарт имел все основания расценить
это назначение как знак того, что его внешнеполитические идеи одобряют и ждут
от него их материализации6*. Он, наряду с другими информаторами, держал
госсекретаря в курсе событий на Кавказе7*. По сообщению датского посла в Турции
барона Гюбша, отправленному в Копенгаген в разгар скандала с «Виксеном», все,
кто способствовал экспедиции шхуны, не сомневались, что Уркарт, «занимавший
высокий пост в государстве в качестве должностного лица», был далеко не самочинным
устроителем этого дела8*.
Многие современники Пальмерстона, в том числе Поццо-ди-Борго, считали
его замешанным в операции «Виксен». Он, по мнению русского посла, воздержавшись
дать прямую санкцию на эту затею из боязни быть скомпрометированным, в то же
,0 КА. 1940. Т. 5( 102). С. 226, 232-233.
**m</m*i/L.Op.cit.P.67.
3> АВШ'И. Ф. Канцелярии. Д. 124. 1837 г. Л. 4G.
,0 Ригусаг Г../. Intornational economics.., р. 28; Grecille Ch. Op. cit. V. 4. Р. 123.
3"Я*////. Op.cil. V. l.P. 282.
•• Greville Ch. Op. cit. V. 4. P. 124.
70 WebsterCh. Urquhart.., p. 330.
**KA. 1940. T. 5A02). С 211.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕНОМ» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
время л верил Белла в отсутствии препятствий к путешествию и тем самым поощрил
его1*. В депеше к Нессельроде от 8 B0) июня 1837 г. Поццо-ди-Борго не
исключал в будущем английских происков в Черкесии, равно как и содействия им со
стороны правительства в лице Пальмерстона2*. В виновности госсекретаря не
сомневались и другие иностранные послы в Англии3*. К мысли о том, что идею
провокации со шхлной торговый дом Баиа согласовал с Пальмерстоном склонялся и Меттерних
в конфиденциальном общении с Горчаковым4*.
Согласно фактам, обнародованным в английском парламенте в ходе дебатов о «Вик-
сене», нити от этого предприятия вели в Форин оффис5*. И, наконец, сам Белл
отправлялся на Кавказ в убеждении, что он выполняет указание Пальмерстона6*, и
поэтому он, по меньшей мере, гарантирован от невозмещенногоущерба. Купец шел
на риск совершенно спокойно, поскольку он смотрел на предприятие как на
официальную, а не свою личную авантюру.
Если бы Пальмерстон не одобрял провокацию, логично было бы с его стороны
без промедления дезавуировать руководителя британского посольства в Турции. Однако
он сделал это только по отношению к Уркарту и лишь тогда, когда, по прошествии
довольно значительного промежутка времени, у него появились сомнения в возможности
выиграть у России «тяжбу» о Черкесии.
Вильям IV также покровительствовал планам торгового и политического
освоения Черкесии вообще7* и экспедиции «Виксена» в частности8*. Правда, этот факт
скрывался от общественного мнения более тщательно, чем другие обстоятельства
провокации9*.
Обосновывая версию об отсутствии у Лондонского кабинета замыслов в отношении
Кавказа, некоторые западные историки пытаются представить Уркарта
нехарактерной фигурой британской дипломатии. Его часто упрекают в непонимании задач
и принципов политики своего государства на Ближнем Востоке, в
профессиональной некомпетентности, в превышении власти, выражавшемся в стремлении решать
'"АВНРИ.Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 15-16, 38 об., 174 об.-175; КА. 1940. Т. 5A02).
С. 207. 209, 221; Ср.: Dulaurier Ed. La Russie dans le Caucasc//RDM. Paris, 1865. T. 60. P. 967;
AR. 1837. L., 1838. P. 206-208; Allgemeine Zeitung, 1837. 27 Feb. S. 362.
*• ABHPII. Ф. Канцелярия. Д. 124. 1837 г. Л. 46; КА. 1940. Т. 5( 102). С. 227-228.
** Gretille Ch. Op. cit. V. 4. Р. 124.
•в АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 212.
50 HPD. V. 37. L.,1837. Р. 641-645; V. 43. L., 1838. Р. 909-914, 916-917, 929-939, 947-953.
«'Zte//./. S.Op.cit.V. I.P.V.
7* Bolsover G. II. David lirquhart.., р. 464; Ejusd. Lord Ponsonbv.., p. 117; [Urquharl D.\ The Secret
of Russia... p. 53.
s° Rolland S. E. Op. eit. P. 14, 15; Doubleday T. The Political Life of the Right Honourable Sir Robert
Pcel. V. 2. L., 1856. P. 243-245.
°* DR. 1875. V. 23. №2. April. P. 115.
КАВКАЗ И НЫИКПК ДКРЖЛВЫ
вопросы, выходившие за рамки полномочий секретаря посольства, в неуживчивом
нраве, в склонности к интриге. Он, как правило, изображается эксцентричной,
самолюбивой, неуравновешенной натурой, лишенной чувства реализма и способной
лишь на фантастические прожекты и бредовые идеи. Иногда даже предполагают
патологические отклонения в его психике1*.
Исторические свидетельства не подтверждают «диагноза» западных ученых,
убедительно доказывая, что Уркарт—«здоровое» и типичное явление английской
внешнеполитической практики. Известная экстравагантность в быту (он
предпочитал турецкое платье и антураж) и чрезмерная инициативность на службе,
подчас нарушавшая законы субординации и, возможно, вызывавшая раздражение
у Понсонби, вовсе не меитали ему трезво оценивать ближневосточную обстановку и
усердно проводить в жизнь кавказские планы Форин оффис.
Подтверждению американского исследователя В. Пыориера, мало кто в Англии,
помимо Уркарта, умел так верно распознавать суть международных проблем и так
чутко улавливать их значение для британских интересов. Взгляды Уркарта прояснили
государственным деятелям Англии вопросы, связанные с русско-английским
соперничеством на Ближнем Востоке. Поэтому не случайно его ощутимое влияние на
официальные круги и общественное мнение страны101.
Между Уркартом, Понсонби и Пальмерстоном имелись определенные
расхождения во взг.шдах на кавказскую проблему, но они не носили принципиального характера,
касаясь лишь способов достижения цели, а не самого ее существа. Их объединяло
стремление отторгнуть Кавказ от России и превратить в коммерческо-еырьевой
придаток Англии. Но если Иальмерстон, вынужденный считаться с реальным
соотношением сил на Ближнем Востоке и, прежде всего, с волей России, предпочитал
тонкие и ухищренные приемы, то Уркарт и Понсонби, облеченные меньшей
ответственностью и призванные выполнять сравнительно ограниченные задачи,
склонялись к более грубым и прямолинейным, не очень заботясь о возможных
осложнениях2*. Оба пытались убедить Лондонский кабинет в преимуществах их
кавказской доктрины3*. При этом Уркарт во все вносил свойственный его заактированному
характеру оттенок4*.
Когда его русофобские выходки становились слишком уж вызывающими, Паль-
мерстон и Понсонби делали вид, будто не одобряют действий своего подчиненного.
Бутенев, считая их порицания притворными, а расхождения с Уркартом скорее
видимыми, чем существующими на самом деле, утверждал, что секретарь посольства следовал
побуждениям сверху и всеми происками черкесов руководят из Лондона105.
и Webster Ch. Urquhart.., р. 328; Войте К. Thc Forcign.., р. 45; Вгоск Р. Ор. cil. Р. 103.
2* Бушуев С. К. Из истории.., с. 29.
3* Ригуеаг V. J. International cconomics.., p. 25.
4* КА. 1940. Т. 5A02). С. 204; АВНР11. Ф. Канцелярия. Д. 39. 1837 г. Л. 46.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «НИКСЕНОМ» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
В письмах Поццо-ди-Борго Уркарт фигурирует либо как «протеже Пальмер-
стона», либо как «любимый агент» его и короля1*. Госсекретарь давал высокую оценку
уму и способностям Уркарта даже после разрыва между ними2*.
На какой бы ступени британской государственно-дипломатической иерархии
ни зародилась идея экспедиции «Виксена», в се осуществлении принимали участие
и Уркарт, и Понсонби, и их лондонский шеф, который, хотя и отвергал некоторые
сумасбродные планы своих подчиненных, тем не менее иногда сам соперничал с ними
в «экстравагантности»3*. В 1836 г. Пальмерстоном, по образному выражению его
современника, овладело назойливое желание «прощупать плльс России в Черном море»4*.
Понимая рискованность предприятия и не исключая скандала, который поставит
на карту престиж Англии и неизбежно повлечет выступление парлахментской
оппозиции, министр желал с самого начала застраховать свою репутацию. Он поощрял
затею усердно, но осторожно, стараясь держать в тайне свою причастность к ней
п не оставлять прямых свидетельств106. К примеру, Пальмерстон инструктировал Лэма
по де.1у «Виксена» только в секретных корреспонденциях, не подлежавших огласке
даже по требованию парламента5*.
Когда провокация окончилась неудачей, Пальмерстон, надеясь выгородить себя,
взвалил всю вину иа подчиненных. «Тройственный союз» развалился, не выдержав
испытания. Каждый спасался в одиночку, за счет другого. В доказательство
осуждения действий Уркарта Пальмерстон устранил его с должности, превратив его, как
точно заметил современник, из своего орудия в жертву107.
Чтобы сильнее убедить в своей непогрешимости общественное мнение, министр
был не прочь то же самое проделать с Понсонби, но, как отмечалось,
вмешательство могущественных лиц лишило его этой возможности. Сам посол, следуя удобному
примеру шефа, также представлял Уркарта единолично ответственным за
инцидент. По его заверению, о планах «мистера Уркарта» ничего не знали ни
правительство, ни сам король6*.
«Пророк востока», не расположенный превращаться в жертву спасительных
уловок Нальмерстона и Понсонби, предал полной гласности через послушную ему
британскую прессу факты, связанные с организацией операции, и вскрыл
подлинную роль в ней своих бывших партнеров108.
Госсекретарь выступил в «Тайме» с опроверженивхМ обвинений Уркарта,
которое, но мнению его коллег, было крайне неубедительно и способствовало лишь усилению
¦• КА. 1940. Т. 5A02). С. 205, 209.
*• АВПРП. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 293 об.
3* Temperley H. England and Ihc Xear Easl.., р. 76.
,0TheTimes, 1838. June 23.
5* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 208 и об.
••КА. 1940. Т. 5A02). С. 218.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
подозрений. Доброжелатели Пальмерстона видели грубую ошибку в том, что он
«снизошел с пьедестала», ввязавшись в «газетную войн}» с Уркартом и тем самым
поддержав общественный ажиотаж вокруг «Виксена»1*.
* * *
С июня 1837 г. скандал окончательно переместился из дипломатической сферы
во внутриполитическую, где он продолжал бушевать до середины 1838 г. и едва не
стоил либеральному кабинету власти2*.
С конца мая по конец сентября 1837 г. приняла острый характер начавшаяся еще
весной 1836 г. переписка между владельцами шхуны «Виксен» (связанными с
торговым домом «Полден и Мортон») братьями Джеймсом и Джорджем Беллами, с одной
стороны, и Форин оффис, с другой3*. Британское правительство в лице Пальмерстона
укорялось в том, что оно вначале поощрило экспедицию, а затем отдало
организаторов ее на произвол России, отказавшись защищать своих подданных и, следовательно,
поступившись честью и экономическими интересами страны. Радикалов и
консервативную оппозицию также привели в крайнее раздражение согласие Форин оффис на
конфискацию «Виксена» и умеренный тон в отношении русских претензий на Чер-
кесию109. Пальмерстону ставили в вину возмутительное обращение с патриотом
Уркартом, требовали от него исчерпывающих объяснений. Сам Уркарт обрушил на
госсекретаря поток разоблачительных памфлетов, инкриминируя ему даже государственную
измену4*. Активно включилась в антипальмерстоновскую кампанию «Тайме»5*.
По инициативе Уркарта в Бирмингеме был создан общественный Комитет
иностранных дел, призванный контролировать внешнюю политику Англии6*. Уркартисты,
позабыв разногласия с другой оппозиционной к правительству группой Р. Кобдена
и Д. Брайта, объединились с ней против Пальмерстона7*. Такой ценой
госсекретарь выпутывался из неловкой ситуации, им же самим созданной8*.
В 1848 г. ему вновь пришлось отвечать в парламенте на обвинения по делу
«Виксена»9*. До конца жизни Пальмерстона оно так и осталось одной из козырных
карт в руках его врагов. По мнению одного английского автора, этот инцидент
вызвал такие последствия, о которых «британский народ имел слишком много причин
¦• Gretille Ch. Op.cit. V. 4. Р. 122-123.
2* См. дебаты по делу «Виксена» в парламенте Англии: HPD.V. 38. L., 1837. р. 1161-1162, 1911-
1913; V. 39. L., 1838. Р. 1093-1113; V. 41. L., 1838. р. 58-59; V. 43. L., 1838. Р. 903-958.
3'BFSP.V.26.P.41-60.
л* Gleason J. H. Op. cit. Р. 197; Crawley С. W. Op. cit. Р. 64; Войте К. The Foreign.., р. 45; British
Diplomacy..,p. 11,12, 17, 19,46.
5* The Times, 1837. 20 March; 7, 19, 25 Dec; 1838. 1 Jan.; 31 Mav; 21, 22, 23 Junc; 18 Juby.
6* Bell H. Op. cit. V. 1. P. 282-283.
7' Ibid. P. 284.
80 WebsterCh. The Foreign policy.., v. 2. P. 575.
•• HPD. V. 96. L., 1848. P. 1155-1156, 1167-1168, 1172-1185; V. 97. L., 1848. P. 85-88.
ГЛАВА II. ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕНОМ» II ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
сожалеть»1*. О <<Виксене» еще долго будут вспоминать по разным поводам
дипломаты и политики России и Англии, а для историков и публицистов он станет
предметом изучения.
«Виксен» «открыл» Кавказ европейскому, особенно английскому обществу2*. Резко
поднялся спрос на информацию об этом регионе, которая становится более
регулярной. «Виксен»—не просто контрабандная экспедиция, а реальное воплощение
и красноречивый символ британской политики на Кавказе, заметный этап в
процессе нарастания русско-английских противоречий на Ближнем Востоке во второй
трети XIX в. Это была попытка создать обстановку для коллективного выступления
западных держав против России.
Газета «Allgemeine Zeitung» справедливо заметила, что инцидент с «Виксе-
ном», выходя за рамки русско-английских отношений и касаясь «интересов и
блага» Европы, свидетельствовал о политических недугах, скрыто развивавшихся
«под видимостью здоровья»3*.
История «Виксена», предворявшая целую серию больших и малых кризисов на
Востоке4*,—своеобразный «снимок» состояния международных отношений 30-х гг.
XIX в., в котором хорошо различимы их тенденции. В связанных с инцидентом
событиях обозначился зловещий призрак Крымской войны. Пока еще предпосылки для
нес не созрели: сохраняло остроту англо-французское соперничество в Северной Африке
и Испании; не до конца персстат считаться с буквой и духом Священного союза Австрия;
не обрела конкретные формы идея Николая I о разделе османского «наследства»;
престолом Франции владел достаточно осторожный Луи-Филипп, а не склонный
к авантюрам Наполеон III и т. д.
Весьма прочной защитой от вторжения британского флота в Черное море
оказался Ункяр-Искелесийский договор. На практике была испытана оборонительная
функция этого соглашения, доказана своевременность его заключения110.
«Смотр» антирусских сил Европы не принес Англии желаемых результатов.
Однако уже проступили контуры будущей коалиции против России. Со временем
они становились отчетливее. Если, субъективно, вовлеченные в спор о «Вик-
сенс» страны (Россия, Англия, Австрия, Турция) желали избежать вооруженного
конфликта, хотя далеко не любой ценой, то, объективно, их поведение (особенно
Лондона) едва не привело к возникновению неуправляемой международной
ситуации, резко умножавшей вероятность «случайной» войны. Конечно, она не была
фатальной неизбежностью, но и гарантия мира представлялась сомнительной.
,e Doubleday Т. Ор. cil. Р. 240-241.
2° Kottenkamp F. Geschichte.., S. 209; Vivien de Sainl-Martin M. Nouveau Dictionnaire de Geographie
Universelle. T. 1. Paris, 1877. P. 654.
{e Allgemcine Zcitung, 1837. 27 Fcb. P. 362; 1 Mftrz. P. 377.
'°%/e//.;V.Op.cil.P.72.
КАВКАЗ П ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Произойди тогда столкновение, оно во многом напоминало бы своим характером
Крымскую войну.
Широко бытующее мнение о Пальмерстоне как о стороннике мирной развязки
инцидента с «Виксеном» требует оговорки: он пошел на мир лишь потому, что боялся
воевать с Россией «один на один» при неблагоприятной для Англии
внешнеполитической конъюнктуре.
Военная тревога 1837 г. показала наличие главного компонента—пока еще
непримиримых русско-английских антагонизмов—той взрывоопасной смеси, из
которой вспыхнет восточный кризис 50-х гг. XIX в. В этой смеси едва ли не основным
элементом была готовность Лондона выступить инициатором «крестового похода»
Европы против России.
В условиях резкого подъема русофобии в Англии нет ничего удивительного в том,
что такой опасный инцидент оказался возможным. Еще меньшего удивления
заслуживает обратное влияние этого происшествия на уровень русофобской истерии и
на общий характер англо-русского соперничества на Востоке. Как заметил один
английский историк, Кавказ отныне стал частью «ноля битвы в Большой игре»1*.
^Hopkirk Р. Op.cit.P. 162.
iiiiiiiiiiiiiiiiiiiiimn
Глава III
Политика Англии на Кавказе в конце 30-х годов XIX века
Британские эмиссары в Черкесии. (Стр. 104)-Торговля и политика. (Стр. 119)-Источник
русофобского вдохновения. (Стр. 128)-На исходе тридцатых:
прагматизм против искушения. (Стр. 130)
-з^> юз «$г
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
.Международный скандал и кризисная ситуация в русско-английских отношениях,
возникшие в связи с делом «Виксена», не остановили активности британских
агентов в Черкесии. В марте 1837 г. Бутенев извещал Розена о намечавшихся новых
враждебных затеях, аналогичных виксеновской1*. По сообщениям из
осведомленных источников, на сей раз предполагалось использование принадлежавшей Уркарту
вооруженной A8 пушек на борту) шхуны «Визард». Указывалось также, что в порту
Смирны находилось несколько британских коммерческих судов с контрабандой,
готовых к отплытию в Черкесию111.
Когда Поццо-ди-Борго известил о «Визарде» Пальмерстона, тот не без
удовольствия заявил, что Лондонский кабинет не правомочен препятствовать
неофициальным предприятиям2*.
Константинополь неоднократно полнился слухами о попытках англичан
повторить опыт «Виксена». Многие из подобных предположений оказались просто
домыслами, однако некоторым британским торговым кораблям действительно
удавалось добираться до кавказских берегов112.
От экспедиции «Визарда» пришлось отказаться3*. Достоверные причины
неизвестны, но, вероятно, сыграл роль неблагоприятный для Уркарта исход
скандала с «Виксеном». Весной 1837 г. бывший владелец шхуны Белл, с согласия
Понсонби, снабдившего его паспортом в Черное море4*, приехал из Константинополя
через Трапезунд к шапсугам и натухайцам. Месяц сплетя туда прибыл
корреспондент газет «Тайме» и «Морнинг кроникл» Джон Лонгуорт5*.
В своих воспоминаниях Лонгуорт писал, что он никогда не решился бы на такой
шаг, если бы «один джентльмен (неизвестно, да и не так уж важно, кого он имел в
виду—В. Д.), официально связанный с правительством Ее Величества (английской
королевы—В. Д.)...», «определенно не поощрил его заверением», что он,
Лонгуорт, окажет «благородную услугу делу своей страны»0*. По крайней мере, англичане
отправились на Кавказ с молчаливого согласия Лондона7*.
Невзирая на осведомленность русских властей об этом предприятии, иностранцы
на турецком судне, груженном свинцом и сталью, благополучно достигли места
назначения как раз тогда, когда горцы снаряжали депутацию в турецкую столищ,
чтобы узнать, ждать ли им от англичан помощи. Белл отговорил их от этого шага,
<* АКАК. Т. 8. С. 895; ШССТАК. С. 103.
2' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 287.
3'КА. 1940. Т. 5A02). С. 231.
4* АКАК. Т. 8. С. 896; Т. 9. С. 454.
5* Подробно об их пребывании в Черкесии см.: Longworth J. Л. А Year among the Circassians. In 2 vols.
L., 1840; BellJ. S. Journal ofaResidcncein CircassiaduringtheYears 1837, 1838 and 1839. In 2
vols.L., 1840.
•* LongworthJ. A. Op. cit. V. 1. P. 16.
7* LacroixP. Op. cit. V. 8. P. 282-283.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
предъявил «правительственную» бумагу с прежними обещаниями. Он подарил
черкесам знамя независимости, присланное якобы английским королем.
Англичане на долгое время поселились у горцев, поддерживая в них мятежный дух, создавая
постоянное войско, разрабатывая планы боевых операций и участвуя в них, оказывая
материальное содействие1*. По заказу Белла из Трапезунда доставили порох на
сумм}7 около 5 тысяч пиастров. Лонгуорт, купив турецкую кочерму в Синопе,
привез на ней железо, серу, английские промышленные изделия на 30 тысяч пиастров
н раздал их безвозмездно2*.
Подобная «щедрость» объяснима одним: подрывные предприятия британских
разведчиков на Кавказе субсидировались из государственной казны. Не исключено,
что из этого же источника были взяты средства на покупку пороховой мельницы,
выгруженной осенью 1837 г. на черкесском берегу3*.
Стремясь искусственно поддерживать состояние войны в Черкесии и не допустить
падения своего престижа, англичане наводняли край слухами о прибытии к горцам,
если Россия не откажется от своих притязаний на пх землю, соединенного флота
европейских держав, турецкого султана и египетского паши—всего до 300 судов с
десантом и снарядами. Белл и Лонпорт, по их же словам, остались на Кавказе в залог
исполнения обещанного1*.
Отчасти англичане достигли своей цели: народ, уже начинавший тяготиться
понесенными от воины бедствиями, снова приходил в волнение, вооружался и
действовал единодушно5*. Распуская эти слухи, британские агенты поступали вполне
искренне. Будучи тайными представителями своего правительства, они знали его
ревностный интерес к Кавказу и, естественно, ждали, тем более в обстановке
резкого ухудшения из-за «Виксена» отношений между Лондоном и Петербургом,
решительных шагов, в частности ввода британского флота в Черное море6*. Письма
из Англии укрепляли в них эту уверенность7*. Иначе они вряд ли предлагали бы себя
в качестве заложников, статус которых у черкесов мало завиден.
Домыслы относительно иностранной помощи рождались в среде горцев и
безучастия англичан, причем Белл и Лонгуорт иногда сами верили им8*. Однако слухи не
¦*A?//J.S.Op.cit. V. 1. Р. VIII, 151-152, 235; LongworthJ. А. Ор. cit. V. I.P. 120-121.
** АКАК. Т. 8. С. 360-361, 768; Т. 9. С. 279, 454; ВульфП. Указ. соч. С. 102.
»• АКАК. Т. 8. С. 897; КА. 1940. Т. 5A02). С. 234, 238; ВульфП. Указ. соч. С. 101.
** ШССТАК. С. 111; Щербина Ф. А. Указ. соч. С. 537.
5* АКАК. Т. 8. С. 766-767; Т. 9. С. 454: ШССТАК. С. 112, 117; КасумовА. X. Из истории англо-
турецкнх происков на Северном Кавказе в 30-40-х гг. XIX века //УЗКБГУ. 1958. Вып. 4. С. 113.
с° ШССТАК. С. 1а9;АдамовЕ.,КутаковЛ. Из истории происков иностранной агентуры во время
кавказских воин (илбликацня документов с сопроводительной статьей) //ВИ. 1950. АН1.С. 106-108;
LongworthJ.A*0\). cit. V. 1. Р. 10-11, 117-118; V. 2. Р. 27, 78-79, 8\;HopkirkP. Ор. cit. Р. 161.
т° BellJ. S. Ор. cit. V. 1. Р. V-VI; V. 2. Р. 315.
*• &>//</. S.Op.cit. V. l.P.216-217,240;Lo;^rortA/.АОр.сИ.У.2.Р.80;РГВИА.Ф.38.Оп.7.Д.521.Л. 183
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДКРЖЛВЫ
подтверждались. Реальностью оказалось лишь послание Понсонби, в котором он,
по указанию Пальмерстона1*, советовал черкесам предложить России мир на
следующих условиях: русские эвакуируются из своих крепостей на восточном побережье
Черного моря и уходят за Кубань, провозглашаемою границей между Россией и Чер-
кеспей; горцы обязуются не совершать набеги на русскую территорию. Понсонби
давал парламентерам право заявить, что Англия берется гарантировать
соблюдение соглашения с черкесской стороны. Горцам надлежало срочно уведомить
Понсонби о результатах переговоров2*.
Посол получал от Белла скрупулезные отчеты о положении в Черкесии3*. Такой
же характер носили письма этого эмиссара к британскому представителю в
Тегеране Д. Макнейлу, заместителю Пальмерстона Ф. Стрэнгуэйзу, Д. Уркарту1*.
Весьма непрестижный для Англии исход спора о «Виксене», подорвавший
надежды на вооруженное вмешательство ее в черкесские дела, поставил Лонгуорта
и Белла в затруднительное положение5*. От них потребовались немалые усилия, чтобы
рассеять у горцев уныние, в которое они впали под впечатлением неприятного для
себя открытия того факта, что «русские не боятся даже Англии», коль скоро
осмеливаются захватывать принадлежащий ей «огромный корабль с пушками,
порохом и т. д.»6*. Эмиссарам пришлось объяснять «задержку» с посылкой
английского флота в Черное море реорганизацией Лондонского кабинета в связи с кончиной
короля Вильяма IV7*, в лице которого, по мнению Лонгуорта, «Черкесня потеряла
лучшего друга», а Англия—«самого английского из своих королей». В
значительной степени именно с этим событием Лоигуорт связывал «отступничество»
британского правительства в деле «Виксена», его «отречение от всего, что до сих
пор делалось для черкесов»8*.
Тем не менее эмиссары продолжали настраивать горцев на войну против России.
Из Англии они получали письма, извещавшие о расширении объема военной
помощи Черкесии9* и готовности британского правительства отстаивать свободу
торговли на восточном побережье Черного моря вплоть до решительного
официального вмешательства в случае повторения ситуации с «Виксеном»10*. Фраза:
«Вы находитесь в преддверии великий событий!»— звучал а как предсказание войны
'ЧШежа/L. Ор. cit. Р. 63.
*• Longworth J. А. Ор. cit. V. 1. Р. 135-136; V. 2. Р. 298-299, 332.
3* РГВПА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 41-44 об.
'* Там же. Л. 51-54 об.
5°ite//./.S.Op.eit.V. 1.P.267.
•• РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 82-83.
7°#e//J.S.Op.cit.V. 1.P.274.
8* Longworlh J. А. Ор. cit. V. 2. Р. 180-181.
«'lbid.P. 181-182.
,0° РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 47, 49 об., 185 и об., 231, 234 об., 237 и об., 244 и об.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
против России1*. По признанию Белла, лишь эти ободряющие послания заставляли
его откладывать отъезд из страны, где он стал чувствовать себя бесполезным2*.
Белл и Лонгуорт продолжали верить, что при должном воздействии на Лондон-
скин кабинет его можно принудить к новым попыткам оспорить права России на
участок побережья, где был захвачен «Виксен»3*. Они видели смысл своей миссии
еще и в том, чтобы привлечь к событиям в Черкесип внимание общественного
мнения Англии и Европы, создать атмосферу морального осуждения России, взывая к
идеалам справедливости, гуманности, свободы. Многие их письма предназначались
для опубликования. В них утверждаюсь, что побережьем Северо-Западного Кавказа
фактически владеют горцы, в силу чего Россия лишена прав на него4*.
«Корреспондентская» деятельность Белла и Лонгуорта была как бы ответом на
призыв Пальмерстона: «Разоблачите ее (России—В. Д.) планы—и вы наполовину
расстроите их. Возбудите общественное мнение против нее—и вы удвоите ее
трудности...». По убеждению Пальмерстона, России удалось продвинуться на
Восток лишь постольку, поскольку никто в Европе не потрудился задуматься над тем,
«что она делает»3*.
Во второй половине 1837 г. британская пресса продолжала твердить о том, что
от Кавказа до Индии рукой подать, и если Англия ради защиты своей колонии от
русского нашествия не воспользуется наступающим «кризисом» в политике России
в Дагестане и Черкесип (т. е. Кавказской войной) и проявит такую же инертность,
как в «печальном деле» «Виксена», то Петербургский кабинет сможет благополучно
преодолеть эту ситуацию с помощью военных и дипломатических средств. Тогда на
пути России в Индию не останется препятствий6*.
Приехав еще летом 1836 г. на Западный Кавказ вместе с английским
офицером и переводчиком и доставив туда запас пороха7*, Стюарт в течение восьми месяцев
объезжал страну от Абхазии до Кубани, внушая племенам мысль о необходимости
их объединения в союз и координации усилий, направленных против России. Стюарт
вместе с Беллом и Лонгуортом энергично занимался созданием центрального
«правительства»8*. В путешествиях его сопровождала толпа князьков и их вассалов,
достигавшая 6 тысяч человек. По всей видимости, английский эмиссар имел
некоторый успех.
¦• РГВ11А. Ф. 38. Он. 7. Д. 521. Л. 10 об.
"'• Там же. Л. 10 об., 53 об.
3" Там же. Л. 127,204-205.
•° Там же. Л. 129, 142 об., 163 и об., 166 об.-167 об., 182 и об., 195-197 об., 199-205.
**Bournel\. Palmerston: the EarlvYcars 1784-1841. L., 1982. Р. 561.
«° RB. 1837. Т. 9. Р. 297-300, 310.
•• KA. 1940. Т. 5( 102). С. 218, 220. 234.
40 Там же. С. 211; Bell J. S. Op. eit. V. Р. 37.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЙ ДЕРЖАВЫ
Согласно убеждению
нидерландского консула в Одессе Тетб\
де Марпньп, Стюарт действова! по
указанию Лондонского кабинета1*.
Шалле, французский коллега
Марпньп, склонялся к тому же
мнению2*. Стюарт поддерживал
связь с другим своим
соотечественником Э. Спенсером, ловко
проникшим в число лиц,
окружавших М. С. Воронцова (вероятно,
сыграю роль англофильство графа)
во время его морской поездки
вдоль берега Черкесин3*.
Несмотря на все старания
англичан, искоренить недоверие
горцев к Великобритании не
удалось. Шло время, а обещанный
англичанами «соединенный флот
европейских держав с десантом и
оружием» не являлся. Горцы не
М. С. Воронцов хотели ничего слышать о
хитросплетениях большой политики, не позволявшей открытое военное вмешательство
Англии в черкесские дела, о нормах международного права, которые были на
стороне России, о тонкостях дипломатии, предписывавшей осторожное поведение в
щекотливых ситуациях и, наконец, о традиционной заповеди вождей британской
нации, рекомендовавшей избегать столкновения с какой-либо великой державой,
не заручившись сильными союзниками.
В народе рождались неблагоприятные для Англии настроения, пока, правда,
не принявшие широких масштабов4*. Характеризуя их, командующий Кавказской
Линией и Черноморией генерал А. А. Вельяминов писал в августе 1837 г.: «Между
горцами есть люди, хорошо понимающие, что английские эмиссары обманывают
их, но, к сожалению, число их слишком еще невелико и голос их тем менее \важа-
10 КА. 1940. Т. 5( 102). С. 222; Gleason J. Я. Ор. cit. Р. 191.
«•КА. 1940. Т. 5A02). С. 210-211.
3° Там же. С. 21 1. Свои впечатления о путешествии, а также пространные, в духе Уркарта,
рассуждения о роли Кавказа в политике России и Англии Спенсер изложил в работах: Spencer Е. Travels
in Circassia elc. In 2 vols. L., 1837; Ejusd. Travels in the Western Caucasus elc. In 2 vols. L.. 1838.
40 BellJ. S. Op. cit. V. 1. P. 236,239-240,244-246; РГВ11А. Ф. 38. On. 7. Д. 521. Л. 11,178 об.-179.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
ется, что до сих пор горцы уклоняются от всяких с нами сношений и бдительно
надзирают, чтобы никто из людей, служащих нам, или хотя мало наклонных к миролюбию
и покорности, не мог проехать в наш лагерь»1*. Сам Лонгуорт отмечал растущее
влияние «русской партии» у шапсугов2*.
О разнородной политической атмосфере говорит и другой факт: натухайцы, аслам-
бски, докшукайцы и другие племена под влиянием писем от своих соотечественников
из Константинополя, призывавших не верить иностранцам, отказались
выполнить указание Белла и Лонгуорта о внесении денег для организации и оснащения
постоянной армии3*. Часто так же реагировали черкесы на призывы к
нападению на Черноморскую береговую линию1*. Белл и Лонпорт признавали, что дух
борьбы поддерживался в них ожиданием активного вмешательства Англии в
Кавказскую войну5*.
Англичанам приходилось преодолевать тягу горцев к мирным отношениям с
Россией, развитию общения во всех сферах жизни, и, главным образом, во
взаимовыгодной торговле113. Это естественное стремление подавлялось руками
протурецки и ироанглийски настроенной знати посредством антирусской пропаганды,
угроз, грубой силы111.
Впрочем, н у верхов черкесского общества убавилось пробритаиских симпатий и
надежд. Один из влиятельных местных князей Хаджп-Or.iy Мансур сообщил Сефер-
бею о своих разочарованиях и сомнениях в могуществе Англии, оказавшейся
неспособной ни предотвратить арест «Виксена», ни ответить на эту акцию силой6*.
С горечью он риторически вопрошал: чего стоят обещания Уркарта и Хадсона, если
одного слова русского посла в Турции достаточно, чтобы султан немедленно
отправил своего единоверца Сефср-бея в ссылку?!7*
Подобные же укоры пришлось выслушивать Беллу и его сирийкам, весьма
недружелюбно принятым в ряде черкесских земель. Их пребывание здесь вызвало
большие разногласия среди вождей местных племен8*. Кое-кто даже предлагал
предать англичан суду по обвинению в предательстве и шпионаже9*. Английских
эмиссаров сильно стесняли в свободе передвижения, подозрительность горцев
,8 АКАК. Т. 8. С. 767-768; Адамов Д., Кутаное J. Указ. соч. С. 112-113.
*е Longworth J. А. Ор. cit. V. 2. Р. 255.
*• АКАК. Т. 8. С. 361, 768; АВ. Кн. 39. С. 286; ШССТАК. С. 126.
¦в Bell J. S. Ор. cit. V. 2. Р. 332-333.
50 Ibid. Р. 385; Longworth J. А. Ор. cit. V. 1. Р. 118; РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 44, 46 об., 51
об., 108 об.-109 об.
•* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 39. 1837 г. Л. 456-458; ШССТАК. С. 108-109.
7° АКАК. Т. 8. С. 896-897; KottenkampF. Geschichte.., S. 209.
ч* КА. 1940. Т. 5( 102). С. 212, 219-220, 232; WagnerM. Der Kaukasus und das Land der Kosakcn
in den Yahrcn 1843 bis 1846. Bd. 2. Leipzig, 1850. S. 163-164.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д.48. 1838 г. Л. 96, 501.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
лишала их чувства безопасности1*. Дух пессимизма подчас настолько овладевал
народом, что Хаджи-Оглу был уполномочен вступить с русскими в переговоры о мире.
На этот и подобные ему факты обращал внимание Белл в письмах к Понсонби и
Д. Макнейлу2*.
9B1) июня 1837 г. русский консул в Трапезунде И. Герси, исходя из проверенных
данных, уведомлял Бутенева об ожидаемом в самом скором времени вторичном
визите английского полковника Консидайна в Турцию, откуда он собирался
проникнуть в Черкесию3*. Через два месяца Герси докладывал о появлении в порту Фацци,
расположенном в 35 милях к западу от Трапезунда, английского торгового корабля,
следовавшего к местечку Дживка, недалеко от Геленджика. На судне находилось
большое количество черкесов, а также боеприпасы, которые, согласно признаниям
пассажиров, были погружены в Англии «по приказу британского правительства»4*.
Осенью 1837 г. в районе Геленджика с разведывательной миссией высадились
английские офицеры: капитан Маррнн (в некоторых источниках— Морринг) и
лейтенант Иддо. Позже, вернувшись в Константинополь, Маррнн намеревался
весной вновь отправиться к горцам и присоединиться там к Беллу и Лонгуорту. Иддо
увез на родину образцы найденных на Кавказе серы, свинца и других руд, «чтобы
добывание тех металлов могло со временем обратиться в пользу и защиту
непокорных России жителей того края»5*.
Но местные ресурсы интересовали англичан не только поэтому: к Черкесии
«приглядывались» как к вероятной колонии в будущем. Не случайно Белл вел там
экономическую разведку и добился от черкесов для Англии режима наибольшего
благоприятствования в торговле6*. Его, как и Лонгуорта, интересовала проблема
установления регулярного морского сообщения между Англией и Кавказом7*.
Решение ее, по его мнению, упрощалось благодаря наличию около Сочи легкодоступных
залежей угля, топлива для пароходов, стоимость которого «почти ежедневно
увеличивается». Основываясь на статистических подсчетах, Белл сделал вывод, что новый
маршрут выгоден англичанам: их корабли будут привозить на Кавказ товары, а
вывозить сырье, одновременно обеспечивая перевозку пассажиров из Турции в
Черкесию и обратно8*. Белл хорошо изучил конъюнктуру черкесского рынка9*.
^Longworth J. Л. Ор. cit. V. 2. Р. 33-34, 36; RB. 1840. Т. 30. Dec. Р. 290; ibid. 1849. Т. 20. Mars.
Р.42;РГВИА.Ф.38.0п.7.Д.521.Л. 11-12, 52-53 об., 143-144, 146 и об., 188 об.,210-212.
** РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 41 об., 42 об., 47 об.-48.
3* КА. 1940. Т. 5A02). С. 230-231; ШССТАК. С. 122.
4ЧПССТАК.С. 131.
5*АКАК. Т. 8. С. 897; Т. 9. С. 454; КА. 1940. Т. 5A02). С. 233.
«'Bell J. S. Ор. cit. V. 1. Р. 101, 451; V. 2. Р. 80; РПША. Ф. 38. Он. 7. Д. 521. Л. 102 и об.. 106.
TBell J. S. Ор. cit. V. 2. Р. 396; Longworth J. А. Ор. cit. V. 1. Р. 10.
**Bell J. S. Ор. cit. V. 2. Р. 396-397.
»'РГВИА. Ф. 38. Он. 7. Д. 521. Л. 130-137, 185 об.-188, 190 и об.. 244 об.
ГЛЛВЛ III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
Столь же осведомленный Лонгуорт, также расценивавший Западный Кавказ как
«нанблагодатнейшее поле для предпринимательства», рекомендовал Лондону
насильственно ликвидировать русскую блокаду восточного побережья Черного моря.
Тогда, по его прогнозам, английские ткани сразу вытеснят оттуда менее
качественные турецкие; английские свинец и порох «найдут быстрый и широкий сбыт»;
английские купцы получат огромные прибыли от продажи соли, в которой горцы
крайне нуждались и которая будет дешевле турецкой, поскольку Англия сможет
доставлять ее в гораздо большем количестве, чем Турция. Оплачиваться эти товары
будут воском, медом, маслом, кожами, шерстью, пушниной, мелким рогатым
скотом, зерном различного вида, самшитовой древесиной10.
В деловых кругах Англии Уркарт не без успеха пропагандировал идею о выгодах
торговых связей с Черкссией, не переставая повторять свои излюбленные
утверждения, что англичане должны помогать черкесам—стражам у ворот Индии и
защитникам Европы—и отомстить России за «Виксен», от которого так предательски
отреклось британское правительство. Эти мысли прозвучали в речи Уркарта на
обеде, данном в его честь коммерсантами Глазго 23 мая 1838 г., в ответ на тост:
«Черкесия—оплот Индии»2*.
В начале 1838 г. в Константинополь прибыл молодой ирландец, родственник Пон-
соиби, для изучения «на месте» возможностей эксплуатации природных богатств
Кавказа. Гость, поселившийся в британском посольстве, оказался уполномоченным
крупного союза английской буржуазии, готовой вложить свои капиталы в экономическое
освоение региона. Ноисонби активно протежировал ему и делал это не из
соображений родства. Посол предложил Андрею Хаю сопровождать ирландца в Черкесию
за высокое вознаграждение. Понсонби говорил о различных выгодах, прежде всего
о «наличных деньгах», которые получат горцы от торговли с Англией вообще и от
сдачи в аренду своих рудных (в том числе и золотых) залежей в частности. Из
беседы выяснилось, что английские ученые удостоверили ценность образцов руд,
обнаруженных на Кавказе лейтенантом Иддо3*. Этим обстоятельством был вызван
визит очередного эмиссара из Лондона. Будучи тайным агентом Бутенева, Андрей
Хай отказался под благовидным предлогом выполнить данную миссию.
Несколько месяцев провел у горцев во второй половине 1837 г. британский
агент Найт (Надир-бей). За это время он не раз совершал путешествия в глубь страны,
регулярно снабжал черкесов порохом и оружием. Обладая значительными суммами,
Найт не только сам делал подарки местной знати, но и давал Беллу и Лонгуорту деньги
на подобные цели4*. Все чаще приходилось англичанам именно таким способом под-
,0 Longworth J. А. Ор. cit. V. 2. Р. 202-205.
*°FP. 1858. V. 6. Л& 16. Р. 127-128.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 48.1838 г. Л. 94 об.-95 об., 499 об.-500 об.
¦¦* ШССТАК. С. 140; Щербина Ф. Л. Указ. соч. С. 538.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
держивать свой авторитет, используя падкость князьков на различные подношения—
свойство, неоднократно отмечавшееся Беллом1*. Лондонский кабинет продолжал
усилия, направленные на сохранение напряженной обстановки в Черкесии.
В конце 1837 г. офицер британского флота Глазгоу в сопровождении сотрудника
английского консульства в Трапезунде совершил разведывательную поездку вдоль
южной части кавказского берега, изучая бухты, наиболее пригодные для стоянок
морского транспорта, особенно Батумский рейд—лучшую гавань этого региона2*.
Несколько позже в константинопольском порту появилась английская шхуна «Порт-
ланд», груженная порохом и оружием, предназначенными для переправки на
турецких каботажных судах к горцам3*.
Проведя в Черкесии несколько лет, британские агенты стали в своих
политических взглядах больше склоняться куркартовскому экстремизму. Сильные и во многом
неожиданные впечатления от Кавказской войны привели эмиссаров к выводу о
том, что она затрагивает «жизненные интересы» Англии. По их мнению, поражение
горцев повлечет падение Ирана и Турции, поставит под угрозу британское
владычество в Индии, вызовет опасное разрастание мощи России10.
В свете увиденного и испытанного наличном опыте, Беллу и Лонгуорту казалась
пассивной позиция Лондонского кабинета в отношении черкесов5*. В письме к Мак-
нейду Белл жаловался, что приспособленческая н раболепствующая перед Россией
политика «некоторых» лиц в Англии (намек на Пальмерстона) «с каждым часом все
более омрачает горизонт Черкесии»6*.
Друтого своего корреспондента, врача британского посольства в Турции Миллингена,
Белл заверял, что успешный для России поворот войны на Кавказе может
привести к падению Турции и Ирана и создать угрозу Индии, то есть жизненным
интересам Англии, которая в этих обстоятельствах ограничивается лишь ролью
зрителя, тогда как одного ее слова достаточно, чтобы остановить русских7*. «Нельзя
терять ни минуты!»—призывал Белл8*.
В Турции Понсонби продолжал поддерживать связь с Сефер-беем. Посол дал
ему 8 тысяч пиастров и добивался от Порты возвращения его из ссылки.
В ноябре 1837 г. Сефер-бей приехал в Константинополь, но по повторному
¦• РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 47 об., 85,124 и об.
'* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 48.1838 г. Л. 97, 499; ШССТАК. С. 137-138.
3" АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 48. 1838 г. Л. 94, 499 об.
*'Bell J. S. Op. cit. V. 2. Р. 138-139,164-165.
5* Longworth J. А. Ор. cit. V. 2. Р. 330-331.
6* РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 46.
т* Там же. Л. 9 и об.
s* Там же. Л. 13.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
требованию Бутснсва был отправлен в Адрианополь. В утешение он полупи от
Понсонбн 20 тыс. пиастров1*.
Озабоченное непрекращающейся деятельностью англичан, русское
правительство в конце июня 1837 г. обратилось к британскому7 руководству за объяснениями
на этот счет2*. Как явствовало из смысла ответа, Англия давала понять об отсутствии
у нее права запрещать своим подданным устанавливать связи с горцами. При этом
первых охотно именовали «нарушителями спокойствия», а их
поступки—«интригами». Петербургу даже лицемерно советовали в качестве наилучшего средства
расстройства враждебных происков—как можно скорее занять войсками важнейшие
пункты восточного побережья Черного моря3*.
Лондон, помня урок «Виксепа», по-прежнему опасагся демонстративно поддерживать
черкесов, предпочитая проводить политику на Кавказе так, чтобы не нести
ответственность за нее, то есть, выдавая своих агентов за частных персон-искателей
приключений. Действовать же открыто означало вызывать Россию на конфликт.
Пальмерстон понимал, что международная обстановка пока еще не
благоприятствует решению черкесского вопроса таким рискованным способом. По мнению
госсекретаря, Англии в кавказских делах следовало сохранять «приверженность к
косвенным методам»115.
Когда в феврале и марте 1839 г. А. Чарторыйский, ссылаясь в беседах с
госсекретарем на воинственные настроения политиков и общества Англии, призвал его
к более энергичной поддержке горцев и посылке в Черное море британского флота,
последовал ответ: «Джон Буль не собирается идти на войну ради спасения Черке-
сни». Предостережения Чарторыйского о том, что от черкесов зависит судьба
почти утраченного влияния Англии в Иране, Турции и даже владычество в Индии,
не тронули Пальмерстона.
Неожиданным откровением для Чарторыйского прозвучала как бы между прочим
оброненная госсекретарем фраза о признании британским правительством 4-й
статьи Адрианоиольского договора.
По утверждению Пальмерстона, в его окружении было немало сторонников
применения силы к России, но сам он не считал такую меру «желательной и осуществимой».
«Мы (англичане—В. Д.),—говорил госсекретарь,—прямой и практичный народ»,
который «не увлекается благородными поступками» и воюет только в исключительных
случаях и «не ради других», а ради собственных целей.
Тогда Чарторыйский предложил Пальмерстону помогать горцам, «не компрометируя
себя», то есть—традиционным для английского правительства методом негласного
использования «частных лиц» в деле защиты интересов государства. Пальмерстон
*" ]Yiderszal L. Op. cit. Р. 70.
«'ЛВНРП.Ф. Канцелярия. Д. 125. 1837 г. Л. 166.
10 Там же. Д. 124. 1837 г. Л. 267.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ответил, что у него нет, во-первых, денег для оплаты услуг этих людей, во-вторых,
уверенности, что подобная уловка не всплывет наружу, ибо в Англии, по его словам,
«никакая тайна долго не останется тайной»1*.
Только по своей недостаточной осведомленности мог Чарторыйский убеждать
госсекретаря в необходимости тактики, которую тот никогда не прекращал.
Осторожный Пальмерстон не находил нужным открываться князю полностью, иначе он
сообщил бы ему о существовании секретных финансовых фондов кабинета,
предназначенных для субсидирования подрывной работы за пределами страны, в том
числе и на Кавказе. Доступ к этим средствам имели послы и даже консулы
Великобритании20. Из этих источников, к примеру, покрывались расходы на поездку
Уркарта па кавказское побережье в 1834 г., содержание британских военных
консультантов в Турции и Иране3*.
Отказ Падьмерстона от войны как способа «решения» черкесской проблемы
отнюдь не свидетельствует об изъятии Черкесин из сферы экспансионистских
устремлений Форин оффне. Отбросив на короткое время, в ходе острых дебатов по делу «Внксена»,
привычную маскировку и обнажив свою связь с исполнителями провокации,
британское правительство затем снова вернулось к испытанной «двойной бухгалтерии»,
которую стало использовать еще шире. Под таким плотным покровом продолжалось
политическое освоение и, попутно, экономический зондаж региона110.
Эта тактика тем не менее не мешала Пальмерстону проявлять откровенную
заинтересованность кавказским вопросом, находить возможности возобновить его
обсуждение. В июле 1837 г. преемник Дарема Р&п>ф Мильбэнк в беседе с новороссийским
генерал -губернатором и приближенным Николая I М. С. Воронцовым вновь
предложил английское посредничество в переговорах России с черкесами. В ответ он услышал:
«Это невозможно, чтобы царь когда-либо мог подумать о заключении договора с
людьми, которых считает своими подданными»,0.
В ноябре поводом для очередной придирки Англии стала поездка
Николая 1 на Кавказ. Пальмерстон сказал Поццо-ди-Борго, что это событие,
наряду с «развертыванием» в регионе «столь значительных вооруженных сил в
мирное время», не может не привлечь внимания британского правительства.
Падьмерстона насторожили посещение царем расположенного на границе с Тлрцией городка
Гумры и его приказ о возведении там большой крепости117. В ней госсекретарь сразу
увидел плацдарм Л1я вторжения в Ma.iyio Азию. Русский посол в ответ указал, во-пер-
'• GielgudA. Memoirs of Princc Adam Czartonski. L., 1888. V. 2. P. 339-341, 343; KukiclM. Op. cit.
P. 240; LuxenburgN. Russian.., p. 142-145.
*• Hendenan G. B. Crimean War Diplomacv and Olher Historical Essavs. N. Y., 1975 B-ed.).P. 238-241.
:J0 Middleton Ch. R. Thc Administralion of British Forcign Policy 1782-1846. Durham. 1977. P. 338;
Luxenburg A\ England.., S. 186.
10 Цнт. по: Widerszal L Op. cit. P. 63.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
вых, на соразмерность военного потенциала России на Кавказе нуждам обороны,
во-вторых, на право Николая I, как и любого срерснного правителя, строить на своей
территории фортификационные объекты, тем более в целях самозащиты. Поццо-
ди-Борго предложил прекратить спор, считая его бессмысленным1*.
Пальмерстон не раз зондировал почву в вопросе о предоставлении английской
торговле доступа к Черкссии. Реакция Петербурга была прежней: всякое нарушение русских
таможенных и карантинных правил закончится так же, как дело «Виксена»2*.
Нессельроде с беспокойством следил за попытками госсекретаря навязать новое
обсуждение кавказской проблемы. Подчеркивая «непостоянство характера» Паль-
мерстона н не скрывая опасения «найти в нем мало расположенности к примирению»,
канцлер настоятельно рекомендовал Поццо-ди-Борго не давать ему никакой
зацепки для дискуссии3*.
Форин оффис, получавший от своих консулов в Одессе и Трапезунде сведения об
обстановке в Черкесии1*, не переставал искать п\ти расширения военных
поставок к горцам. Весной 1838 г. Понсонби ходатайствовал перед султанским двором
об учреждении английского консульства в Батуме, главная функция которого
заключалась бы как в организации систематических контрабандных перевозок на
Кавказ, так и в легализации их иод флагом свободы торговли.
Понимая подоплеку такой просьбы, барон Рикманн, временно замещавший
Бутенева, указал Порте на вполне понятные «неудобства», возникавшие для
России в связи с предполагаемым постоянным «присутствием английского агента
вблизи границ Черкесии». Султан пообещал не более как отсрочить, но не
запретить, выдачу англичанахМ соответствующих фирманов5*.
* * *
Турецко-египетский конфликт конца 30-х гг. XIX в. почти полностью поглотил
внимание России и Англии6*. Лондонский кабинет явно стремился взять реванш за
дипломатическое поражение 1833 г.—Ункяр-Искелесийский договор. Для Паль-
мерстона главной явилась задача—не допустить, как в восточном кризисе начат 30-х гг.
XIX в., единоличного выступления России, грозившего принести ей
односторонние выгоды и ущемить британское влияние на Ближнем Востоке.
Даже в такой напряженной атмосфере, возникшей далеко от Кавказа, интерес к
немO со стороны Форин оффис не ослабевал. Вероятно, в Лондоне полагали, что свя-
,в АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 124. 1837 г. Л. 326 об.-328.
*• Там же. Л. 329; Д. 128. 1838 г. Л. 42-43.
3' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 131. 1838 г. Л. 30-31.
4* BFSP. V. 26. Р. 60; British Diplomacy.., p. 36.
50 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 48. 1838 г. Л. 139-140 об., 504 об.-505 об.
(i° Подробнее см.: Георгиев В. А. Внешняя политика России на Ближнем Востоке в конце 30-х — начале
40-хгодов XIX в. М.,1975.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
зывая руки России в Черкесин и отвлекая туда ее силы и внимание, легче решать
предстоявшие дипломатические проблемы.
В начале марта 1839 г. Бутеневу стало известно о приезде в Константинополь трех
английских инженеров. Здесь они запасались рекомендательными письмами к
горцам от Сефер-бея и ежедневно общались с Лоигуортом, вернувшимся к этому времени
из Черкесии и занимавшимся составлением ее описания. Получив обстоятельные
консультации от своего соотечественника, они поехали в город Самсун, где предполагали
закупить партию боеприпасов, чтобы следовать оттуда на Кавказ. Лонгуорт также
собирался вскоре отправиться вслед за ними. Одновременно русское посольство в Турции
получило сведения о прибытии в Константинополь английского купеческого судна
«Роберт» с грузом военного снаряжения на борту, предназначенного для черкесов1*.
В конце июля 1839 г. генеральный консул России в Смирне сообщал Бутеневу о
планах англичанина Найта вновь вернуться в ближайшее время на Кавказ в
сопровождении нескольких артиллерийских офицеров и солдат и доставить горцам пушки.
Принять участие в экспедиции Найта вызвался его соотечественник М. Кохрейн
(племянник адмирала той же фамилии), путешествовавший но Анатолии118.
К аналогичным фактам относится появление около Анапы летом 1839 года вне
досягаемости береговых батарей английского корабля, собиравшего военно-стратегическую
информацию2*. В течение лета снабжение Черкесии оружием не прекращалось3*.
Белл, надеясь на перерастание турецко-египетского конфликта в
общеевропейский, заверял горцев, что до конца 1839 г. России будет нанесен решительный
удар4*. Он до предела испытывал их легковерие нелепицами о вторжении
египетского паши в Грузию и взятии им нескольких крепостей5*.
Белл обещал, что вскоре к черкесам прибудут английские военные инженеры и
привезут с собой пушки с «огненными змеями»—зажигательными (конгревовыми)
ракетами, крайне опасными для деревянных русских крепостей0*.
Поскольку7 горцы стали подозревать Белла в обмане, он был вынужден постоянно
что-то придумывать, чтобы не подвергнуть себя страшной участи, на которую
обречены у черкесов предатели, и выиграть время для подготовки тайного отъезда
из страны. Помимо распускаемых им слухов, Белла спасало активное его участие в
военных действиях против русских7*.
,0 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 45. 1839 г. Л. 263, 508 OO.-509; Д. 46. 1839 г. Л. 259а.; ГАКК.
Ф. 260. Оп. 1. Д. 39. Л. 21; АКАК. Т. 9. С. 447-448, 458-459; ШССТАК. С. 174.
2* Покровский М. Иностранные агенты.., с. 162.
зл АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 46. 1839 г. Л. 260.
4" Там же. Л. 260 о6.-261.
5* ГАКК. Ф. 260. Оп. 1. Д. 39. Л. 26 и об.; М. //. Лазарев.., т. 2. С. 514-516.
6* ГАКК. Ф. 260. Оп. 1. Д. 39. Л. 47.
т° Там же. Л. 23, 26 об., 27.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
В 1839 г. появилось еще одно обстоятельство, удерживавшее Белла в Черкссии—
надежда иа англо-афганскую войну, шедшую, как он писал, в «заманчивой близости»
от Кавказа, и на обострение англо-иранских отношений.
Усматривая причину этих осложнений в «русских махинациях», он полагал, что
Англия наконец избавится от сомнений в «справедливости и целесообразности ударить
здесь (на Кавказе—В. Д.),\ источника русских притязаний»!*. Существует также
версия, согласно которой Лондон в конце 30-х гг. XIX в. усилил подрывную работу на
Кавказе, чтобы предотвратить вмешательство России в англо-афганскую войнJ*.
30-е годы показали англичанам трудности общения с черкесами и руководства
ими в условиях патриархально-родовой организации и далеко не завершенного
процесса феодализации. По мнению Англии, создание на Западном Кавказе
государства в европейском смысле слова облегчило бы возможность иностранного
вмешательства, позволило бы внешне придать ему законный характер. Одно дело,
когда помощи просит горстка черкесских старшин, не наделенных реальной властью
п неуполномоченных выступать от имени народа, другое—когда к западным
державам обращается правительство, пусть даже фиктивно-марионеточное.
Англичане стремились развивать на Западном Кавказе зачатки
государственности путем введения «постоянныхучреждений» вместо созывавшихся от случая к случаю
общинных сходов, преодоления разрозненности между горскими племенами, замены
кровной мести штрафами, искоренения грабежей внутри черкесских обществ
н т. д.а* При этом некоторые британские агенты, к примеру, Белл, полагали, что
Кавказская война мешала складыванию механизма государственности.
Идею сплочения иод эгидой единого правительства пропагандировали у горцев
еще в 1834 г. Понсонбп1* и Уркарт5*. Тогда Уркарт составил для них текст так
называемой Национальной присяги, строго запрещавшей всякие сношения с русскими
и междоусобные разбои. Она, по мнению Уркарта, должна была стать одним из
первых шагов к созданию хотя бы некоторого подобия государственного порядка0*. Уркарт
обещал черкесам британскую помощь только при условии отказа их от
«хищнических привычек», межплеменных раздоров, связей с Россией7*.
Однако при осуществлении этой идеи Белл, Лонгуорт и Найт столкнулись со
значительными препятствиями. Усилия англичан поддерживала одна часть знати,
противостояла им другая, представители которой ждали прихода России, надеясь
19 BeUJ.S. Op.c\i.\. 2. Р. 316.
*• LacroixP. Op. cit. T. 8. Paris, 1873. Р. 203.
" BellJ. S. Ор. cil. V. 1. Р. 146-147; V. 2. Р. 333.
,e Luxenburg Л*. Russian Expansion... р. 12;Ejnsd. England.., S. 188-189.
b°BellJ. S. Op. cit.V. l.P. lbQiLongworthJ.A.Op.cil.W. l.P. 15.
«• BellJ. S. Op. cit. V. 1. P. 334: V. 2. P. 87.
70 Longworth J. A. Op. cit. V. 2. P. 247, 253.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
при содействии самодержавия упрочить свое положение в обществе. Они имели
русские паспорта и свободно посещали русскую территорию. Что касается основной
массы общинников, то они либо вовсе не принимали Национальную присягу, либо
делали это формально1*. По словам Лонпорта, черкесы никак не могли взять в толк,
почему им нужно внутренне организоваться и иметь правительство2*. И
социально, и экономически, и морально горцы были еще плохо готовы к центральной
власти, хотя имущее «сословие» края предпринимало малоуспешные попытки
создать отдаленный аналог «совета министров»3*.
Черкесы говорили, что во главе их должен стоять чужеземец, не впутанный в
местные интриги и борьбу «партий», иначе он будет недостаточно авторитетен1*. К этой
же идее склонялся и Лонгуорт5*. Британские агенты намеревались ввести
налогообложение населения для материального обеспечения одной из главных функций
нового государства—военной6*.
Официальной идеологией должен был стать «исламизм» (именно это слово
употребляет Лонгуорт)—не столько как социально-духовный институт усовершенствования
человека и общественной жизни, сколько как политическая и организационная
система, направленная против России. Именно в исламистской
(фундаменталистской) идеологии видел Лонгуорт надежную защиту от «агрессии» с севера. Тогда весь
Северный Кавказ «от моря до моря» превратится в единый «крепостной вал»7*.
Чтобы факт существования «Черкесского государства» выглядел убедительно,
британские агенты предполагали отправить в Англию специальное посольство8*.
Таким путем они хотели произвести впечатление на общественное мнение своей
страны и с его помощью склонить Лондонский кабинет к более решительной
политике на Кавказе. Горские старшины запросили у Сефер-бея санкцию на
формирование посольства. Понсонби вступил с ним в переговоры по этому вопросу9*.
Но Сефер-бей, видя, что его лишают исключительной привилегии представлять
Черкеспю за границей, расстроил планы англичан. Он хотел самолично явиться
в Лондон в качестве посла10*.
¦• Bell J. S. Ор. cit. V. 1. Р. 231, 335, 353, 359, 362; V. 2. Р .367-368; Longworth J. Л. Ор. cit. V. 2.
Р. 254,260-261,291-292.
г° Longworth J. А, Ор. cit. V. 2. Р. 31.
" BellJ. S. Ор. cit. V. 1. Р. 418-419: V. 2. Р. 270-271 ;LongworthJ. А. Ор. cit. V. 2. Р. 27-30: РГВИА.
Ф. 38. Он.7. Д. 521. Л. 51 об.-53, 113-116 об.
¦»* BellJ. S. Ор. cit. V. 1. Р. 449-450; РГВИА. Ф. 38. Он. 7. Д. 521. Л. 89 об., 171 об.
•' РГВИА. Ф. 38. Он. 7. Д. 521. Л. 192-193.
«0?e//J.S.Op.cit.V.2.P. 106.
TLongtcorthJ. А. Ор. cit. V. 1. Р. 203.
*' BellJ. S. Ор. cit. V. 1. Р. 365-368, 379.
"'lbid. V. 1. Р. 399-40ULongworthJ.A. Op. cit. V. 2. Р. 293-295.
w'BellJ. S. Ор. cil. V. 2. Р. 168-169.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
С течением времени английских эмиссаров в Черкесии все чаще посещает
пессимистическое настроение10. Белл предупреждал своих соотечественников, что
дух и силы горцев истощатся, если их не поддержать, и они покорятся России. В его
призывах к британскому правительству слышатся ноты отчаяния. Его раздражает
очередное послание Уркарта к черкесам, состоявшее из упреков в инертности,
советов объединиться под эгидой правительства, заверений о растущих
симпатиях англичан к ним. Белл сравнивает эти прекраснодушные рекомендации с
предписанием гимнастики и морских ванн для человека, находящегося в последней
стадии чахотки. Он считал «досадно обманчивыми» представления Уркарта о
«нынешнем состоянии» Черкесии и ее способности противостоять России. Белл
опасался, чтобы горцы не стали жертвами такого заблуждения2*. В одном из писем
к брату он говорит: «Теперь моя жизнь здесь—это мучительная ссылка»30. По мере
того, как слабела его надежда на новую провокацию, подобную «Виксену», росло
его стремление покинуть Черкесию, но ирп надзоре, установленном над ним, это
было нелегким делом4 °.
Султанский двор тайно потворствовал проискам Англии. Он формально
признавал условия Адрианопольского договора и внешне охотно соглашался выполнять
неоднократные представления Бутенева об усилении надзора над контрабандной
торговлей с восточным побережьем Черного моря, о необходимости строгих мер по
отношению к нарушителям русских таможенных постановлений, о
целесообразности обыска судов, заподозренных в перевозке оружия и т. д. Но на деле султан, ссылаясь
на нерасторопность и продажность своих чиновников, часто закрывал глаза на
махинации англичан и их турецких пособников. Документы Российского
государственного архива военно-морского флота, относящиеся к 30-м гг. ХТХ в.,
изобилуют сведениями об интенсивной военной и промышленной контрабанде у
берегов Западного Кавказа, антирусской пропаганде турок в Черкесии5*.
В 30-е годы XIX в., как и в последующее время, события на Западном Кавказе,
в отличие от Дагестана и Чечни, обуславливались в значительной мерс
внешнеполитическим фактором—подрывной деятельностью англичан60.
« « «
В проникновении Англии на Кавказ, как и в ее политике в Турции во второй
четверти XIX в.7°, экономические интересы играли второстепенную роль. Они
учитывались лишь как потенциальная цель. Ими британское правительство прикрывало
«• РГВИА. Ф. 38. Он. 7. Д. 521. Л. 191, 207.
*• Там же. Л. 46 и об., 49 об.-50.
30 Там же. Л. 119-120.
,0 Там же. Л. 179 06.-181.
>'Л/. П..!азарев..,т. 2. С. 193-202. 216, 228-239, 249-250, 276.
¦»• BaddeleyJ. F. The Russian Conqucst of Ihe Caucasus. L.N.Y., 1908. P. 348.
;e См.: Толорови Л/. //. Указ. соч. С. 73.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
свои агрессивные планы. Рекламируя Кавказ как нетронутую почву для
предпринимательской деятельности, Лондонский кабинет и английские публицисты
стремились обеспечить официальный внешнеполитический курс поддержкой
буржуазии, для которой доспи в этот район был закрыт Россией1*.
Усилия Англии по ликвидации таможенных ограничений на восточном берегу
Черного моря были продиктованы политическими и военно-стратегическими
соображениями. Англичане добивались свободы доставки к горцам оружия. Сначала
вытеснить из Чсркесни русских и обосноваться там политически, чтобы затем
осваивать ее экономически—такова формула британской экспансии на Кавказе,
далеко не равнозначная противопоставлению этих двух начал во внешней политике
Англии, которые составляли нерасторжимое целое.
Дипломатия или агрессия являлись в сущности средствами удовлетворения
экономических требований господствующего ктсса Англии, но эти средства часто становились
весьма независимыми институтами, в свою очередь влиявшими на конечные цели
буржуазии, корректировавшими их, сдерживавшими или поощрявшими ее запросы.
Еще с середины XVIII в. английские коммерсанты в поисках сфер сбыта
товаров устремились на Средний Восток. В 1739 г. они основаш в Иране торговлю компанию,
в планы которой входила экономическая разведка Кавказа и Средней Азии. Но
мнению одного из руководителей компании Джона Элтона, торговую дорогу на
Кавказ для англичан должны были проложить иранские войска2*. С тех пор
интерес Англии к этом) район} растет.
Британские купцы—предвестники колониальной экспансии—наступали «на
внутреннюю Азию одновременно с двух сторон: с Инда и с Черного моря»:|*.
Таможенный тариф 1821 г., введенный русским правительством для Закавказья,
чрезвычайно благоприятный для иностранных товаров, способствовал упрочению
позиций англичан на малоазиатском и закавказском рынках в ущерб русской
промышленности, произведения которой стоили дороже английских1*.
Британские коммерсанты быстро поняли преимущества нового торгового пути—
Поти-Тифлис-Эривань-Тавриз — и охотно пользовались им. Но и другим
маршрутом—через Трапезунд и Эрзерум—попадали иностранные товары в Иран,
а оттуда в Закавказье119.
В Тифлисе сбывались высококачественные английские ткани. Широкий спрос на
них обеспечивал купцам прибыль от 12 до 18%. Для содействия британскому
экономическому проникновению в этот район лорд Хейтсбери предюжил своему правительству
'•RB. 1837. Т. 9. Р. 305-306.
2* Фадеев А, В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. М., 1058. С. 126.
*• Маркс К. и Этелъс Ф. Соч. Т. 9. С. 13.
'• АКАК. Т. 6. Ч. 1. С. 243; Т. 7. С. 121-122.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
учредить в Тифлисе консульство1*. После отмены тарифа 1821 г. A831 г.)
магистраль— Трапсзунд-Эрзерум-Тавриз—приобрела первостепенное значение.
В 1831 г. на Закавказье распространился общероссийский протекционистский
тариф, призванный оградить экономические интересы русских предпринимателей
на закавказском рынке от английской конкуренции2*. Запретительные пошлины
ограничили, но не остановили британскую торговую экспансию на Кавказе.
Западноевропейские изделия доставлялись туда через соседние страны в обход
таможенных барьеров либо контрабандным способом, либо под видом турецких и
персидских товаров3*.
В экономическом сражении на Востоке Россия явно терпела неудачу120. Симптомы
ее констатировал Фридрих Энгельс. Если русская торговля, писал он, раньше
доходила на Востоке до пределов английских владений, то «теперь (во второй
трети XIX в.—В. Д.) оттеснена на оборонительные рубежи, проходящие по самому
краю ее собственной таможенной границы»4*.
В начале 30-х гг. в Англии заговорили о торговом освоении черноморского
бассейна, в том числе и Черкесии. Одним из ревностных инициаторов его являлся Д. Уркарт.
Он писал, что через Анапу, до завоевания ее Россией A829 г.), Кавказ снабжался
европейскими товарами, 80% которых были английскими. Они обменивались на
продукты сельского хозяйства, дорого стоившие в Англии. Расстроив эту
взаимовыгодную торговлю, Россия, но мнению Уркарта, нанесла большой ущерб
англичанам5*.
С 1829 г. экономические возможности Кавказа, наряду со стратегическими
преимуществами, вызывали интерес и у Пальмерстона6*. Британские коммерсанты
просили Лондонский кабинет помочь им проникнуть на кавказский рынок7*.
В Трапезунде в 30-е гг. XIX в. расширила свою деятельность богатая и предприимчивая
компания английских купцов, завладевшая почти всей торговлей Малой Азии и Ирана.
Ее изделия проникали и в Закавказье8*, но трудно установить, в каком количестве,
ибо данные соответствующей статистики скудны и неточны. По этой же причине
18 WVliamsJ. Я. Ор. cil. Р. 132-133.
*° Рожкова М. К. Экономическая политика царского правительства на Среднем Востоке во второй
четверти XIX века и русская буржуазия. М.Л., 1949. С. 169-170, 172, 284-286, 385.
:{e Hommairede HellX. Travcls in the Sleppes of Ihe Caspian Sea, the Crimea, the Caucasus, ctc. L., 1847.
P. 331; Sandwith H. A narralivc ofllie siegc of Kars. L., 1856. P. 20.
»• Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 13.
'° Le Portfolio. 1836. V. 1. Л*7. Р. 20-21; Ср.: Colson F. De la Pologne et des Cabinets du Noid. T. 2.
Paris ct Leipzi?r, 1841. P. 291.
«'Bell H. Lord Palmerslon. V. 1. L.-N. Y.- Toronto, 1936. P. 281-282.
70 Ingram E. The Bcginning.., p. 193.
s* Бурчулалзе Е. Е. Грузия в планах и расчетах воюющих держав в период Крымской войны//ТТГПИ.
1949. Т. 7. С. 187-188.
КАВКАЗ И ВК.! И КИК ДЕРЖАВЫ
малоэффективны подобные подсчеты но Чсркесии. Пока не будет найден
надежный цифровой материал121, нет оснований дтя преувеличения масштабов экономического
«присутствия» Англии на Кавказе.
Британский консул в Трапезунде Дж. Брантуказывал в 1831 г. на слабые
торговые связи Кавказа с Европой1*. Однако самого стремления Англии к экономической
экспансии в этом районе нельзя отрицать122. Разворачивая ее, Трапезундская
компания, но наблюдениям начальника Черноморской береговой линии Н. Н. Раевского,
старалась «приобрести влияние на политические дела сих стран», «поддержать сколь
возможно враждебное расположение к нам (России—В. Д.) горцев»2*.
На восточный берег Черного моря английские товары попадали контрабандой,
под видом турецких3*. Благодаря их дешевизне и долгосрочному кредиту компания
достигла популярности, что открывало перспективу осуществления политических
целей. В 1839 г. англичане утверждали, что их изделия почти вытеснили русские
с рынков Грузии, Ирана и Черкесии1*. Однако по сравнению с общим объемом
экспорта Англии через Черное море ее торговля с Северо-Западным Кавказом
составляла ничтожную величину5*. Несколько интенсивнее шли сношения Трапе-
Зундской компании с Мннгрелией через порты от Батума до Сннопа, с Грузней—через
сухопутную границу, с Восточным Закавказьем—через Иран0*.
Благоприятные условия для появления британских товаров на Кавказе создал
англотурецкий торговый договор 1838 г., открывший перед Англией внутренний рынок
Османской империи7*. С середины 30-х гг. заметно растет объем поставок из
Англии в Трапезундский порт8*. Можно предполагать, что это приводило к
соответствующему увеличению количества британских товаров, попадавших на Кавказ.
Хорошо понимая опасные последствия экономического проникновения Англии
в Черкеспю, наиболее дальновидные представители русской администрации на
Кавказе, в частности Н. Н. Раевский и его преемник на должности начальника
Черноморской береговой Линии генерал И. Р. Аиреп, предлагали постепенно
ограничивать использование военных методов утверждения в Черкссни и шире
практиковать более тонкую стратегию. Смысл ее состоял в том, чтобы связать интересы
х" Ingram E. Thc Beginning.., p. 194-195.
«• АКАК. Т. 9. С. 474; АР. Т. 3. СПб.. 1910. С. 364.
30 Ригуеаг V. J. Internalional.., р. 116.
<° FQR. 1839. V. 23. ЛН5. Р. 190-191.
50 WiderszalL. Op. cit. Р. 54-55; RB. 1837. Т. 9. Р. 305.
°° АКАК. Т. 9. С. 660; Семенов.!. С. Россия и Англия. Экономические отношения в середине XIX века.
Л., 1975. С. 112-114; Ригуеаг V. J. Intei-national.., р. 115-116.
'"Фадеева П. ./. Османская империя и анг.ю-тлрецкне отношения в середине XIX в. М., 1982.
С. 34-35, 46; Кошсп О. The advenl and eonsequences оГГгес trade in the Ottoman Enipire A9th cen-
lun)//EB. 1971. N 2. P. 48-50.
s* Семенов,!. С. Указ. соч. С. 127-128.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ ЗО-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
жителей края с Россией, которой для этого надлежало с помощью целой системы
мер вытеснить англо-турецкую торговлю и единолично завладеть привилегией
удовлетворять насущные нужды горцев. По логике рассуждений Раевского и Анрепа,
английское экономическое проникновение на Кавказ облегчалось просчетами
царского правительства, запретившего доставит к горцам иностранных товаров и
ничего не давшего взамен. Отсюда и контрабанда, причинявшая русским властям
столько хлопот1*.
Новороссийский генерал-губернатор и будущий наместник Кавказа М.С.
Воронцов также был убежден в возможности произвести полный переворот в отношениях
между Россией и Черкесией с помощью «доброжелательной системы», предполагавшей
отказ от военных методов покорения горцев, всемерное развитие торговли и
русской колонизации края при такОхМ контроле над черноморским побережьем,
который исключал бы связи черкесов с Турцией и европейскими странами.
Воронцов, как и Раевский, выступал за поощрение русских купцов, доставлявших в
Черкссию товары2*.
Опыт доказал, что контрабанду нельзя было устранить только посредством
морской блокады. Последняя должна лишь дополнять главную меру борьбы—энергичное
освоение Черкесин русскими коммерсантами, следствием чего явилось бы
пробуждение у горцев интереса к торговле с Россией, развитие вкуса к мирным
хозяйственным занятиям, ослабление воинственных наклонностей.
«Конъюнктура» местного рынка благоприятствовала экономическому проникновению России
в этот район. Турецкие купцы не выдержали бы там конкуренции русских, которые,
к примеру, могли бы сбывать горцам соль—товар высокого спроса у них—по цене
в десять раз ниже турецкой3*. Не случайно Понсонбн высказывал серьезные
опасения, что русские овладеют Кавказом не силой оружия, а иными средствами1*. Поэтому
к «примирительной системе» Раевского Англия отнеслась настороженно5*.
Помимо англичан контрабанде способствовали турки. Однако если одни, как
заметил Анрен, «стараются овладеть политическим влиянием», то другие больше
«действуют в видах собственно коммерческих»6*. Черкесия привлекала турецких
купцов высоким процентом чистой прибыли (часто доходившей до 100%) с товарооборота
и незначительным риском быть задержанным русскими таможенниками. Товары
доставлялись на мелководных фелюгах, державшихся у самого берега почти вне досягаемости
18 АКАК. Т. 9. С. 475, 664; АР. Т. 3. С. 341-342, 350, 362-368: Сивков К. В. О проектах
окончания Кавказской войны в середине XIX века//ИСССР. 1958. Л13. С. 192; Lapinski Т. Die Bergvolker
des Kaukasus und ihr Freiheitskampf gegen die Russen. Bd. 1. Hamburff, 1863. S. 53, 55.
*'АВ.Кн.39.М.. 1893. С 196-199; ДЛЯ. Лазарев.., т. 2. С. 255.
3° Longworth J. А. Ор. cit. V. 2. Р. 92.
•*КА. 1940. Т. 5 A02). С. 226.
50 RB (Paris). 1810. Т. 28. Juillet. Р. 231.
6\YKAK.T.9. С. 660, 662.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
русских сторожевых кораблей. Таким же путем велась работорговля, скрытно
покровительствуемая высокопоставленными османскими чиновниками. По данным
Бутенева, из Черкесии ежегодно вывозили в Турцию 4 тысячи невольников123.
Работорговческнй промысел в кавказско-турецких отношениях представлял собой
исторически укоренившийся социально-экономический институт. Людям, вовлеченным
в него, он приносил огромные доходы. Разрушить или даже ограничить эту индустрию
было чрезвычайно сложно: она устраивала слишком многих и слишком многим.
Одних одна кормила, другим она приносила сверхприбыли, третьим она открывала
блестящие карьерные перспективы1*. Не говоря уже о том, что для османского
вельможи гарем, населенный прекрасными черкесскими и грузинскими
одалисками, являлся неотъемлемой частью домашнего быта и социально-статусным знаком.
Кавказское, «белое» направление работорговли существенно отличалось от
африканского, «черного». Формально принадлежа к одной отрасли, они были
источниками поставок в Турцию людей, обреченных на разные судьбы. Черные так
и оставались рабами в полном смысле этого слова. Белые же—особенно девушки и
юноши из Черкесии и Грузии—зачастую быстро интегрировались (в том числе
используя широкие возможности внутригаремной «политики») в турецкие
аристократические слои2*. Некоторые из них оставили заметный след в салонной
истории великосветской Европы, как, например, черкешенка Айсе или осетинка Елена
Алдатова (жена сына французского президента Раймона Пуанкаре).
Правда, далеко не всегда рабы добывались «праведными» путями. Лазы имели
обыкновение похищать грузинских женщин и продавать их турецким купцам. То же
делали и черкесы, но непременно за пределами своей общины или группы
кровнородственных общин. Это занятие было доходным и вовсе не постыдным
«бизнесом», проверкой доблести и удальства3*. Схвачен и обращен в раба, в
принципе, мог быть кто угодно.
Каналы работорговческих поставок были отлажены так же хорошо, как и
«техника» добычи товара. Порты отправления—Сухум- кал с, Батум, наряду с небольшими
пристанями на кавказском побережье. Порты назначения—Трапезунд, Самсун,
Синоп, Стамбул, Измир, Салоники и др.4* В некоторых из этих городов были
созданы целые купеческие гильдии с соответствующей специализацией5*.
На учреждение русской таможенно-караитиниой системы работорговцы ответили
изобретательными методами се обхода. В Сухум-кале (то есть на территории России)
они проходили необходимые формальности и получали официальное разрешение на
,0 См.: Панеш Л. Д. Западная Черкссия.., с. 80.
*• ToledanoE. R. TheOttomanSlavcTimleandltsSuppivssion: 1840-1890. PiincetomN. J.. 1982.Р.8.18,59.
3* См.: ToledanoE. R. Op. cit. P. 17.
«• Ihicl. P. 26, 28. 50.
»Tbid.P.Ol.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ ЗО-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
вывоз какого-либо легального
товара. Затем их суда
направлялись в условленные места на
побережье, где не было таможен,
и брали на борт от нескольких
десятков до нескольких сотен рабов,
чтобы переправить их в Турцию.
Конечно, существовал риск быть
задержанным русскими крейсерами
на морской границе. Но это не
отпугивало ни коммерсантов, ни
судовладельцев, а лишь удорожало
стоимость «товара» и перевозки1*.
Цены на рабов включали также
Суххм-кале
плату за рискованные условия транспортировки. Люди перевозились на перегруженных
н плохо оборудованных судах, как сельди в бочках. Неблагоприятные ветры
удлиняли путешествие, на которое уже не хватало воды и пищи. Это приводило к росту
смертности. Жестокие черноморские штормы зачастую вообще не оставляли судам
шансов добраться до места назначения2*.
Таких проблем не возникало при использовании пароходного сообщения между
Трапезундом и Стамбулом, которое осуществлялось английскими, французскими,
австрийскими и собственно турецкими компаниями. На этих кораблях было достаточно просторно
и безопасно, но и цена проезда была соответствующей. Хозяева компании не
терзались своим участием в работорговле. В конце концов они могли делать вид (так
они, впрочем, и поступали), будто не знают о том, кто их пассажиры. Высокая
прибыль служила приемлемой компенсацией за моральное неудобство от такого
лицемерия. Известно, например, что в 40-50-е гг. XIX в. три английских
парохода ежемесячно совершали ио два рейса из Транезунда в Стамбул и обратно.
Среднегодовой пассажирооборот составлял ио самым скромным подсчетам 3,5 тыс.
человек. При стоимости билета около полутора фунтов стерлингов получается почти
5,5 тысячи фунтов в год—сумма но тем временам громадная3*.
Доходы от кавказской работорговли получало и османское правительство за счет
постоянного повышения ввозных пошлин. В 1846 г. турецкие купцы,
специализировавшиеся на черкесском «импорте», обратились к Порте с жалобой на непомерно
высокие налоги и с просьбой об их снижении4*.
¦'См.: ToledanoE. R. Ор. cil. Р.41-12.
*• Ibicl.
:*° Рассчитано но источник}: Toledano E. R. Ор. cit. Р. 47-48, 82, 90.
«Mbid. Р. 68-69, 77-78. *
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
С начала 40-х гг. XIX в. Англия из гуманистических и практических
соображений (не всегда понимая природу и специфику кавказской работорговли) пытается
запретить ее. Однако осознав нереальность этого, переходит к политике
ограничении—чаще всего без успеха и, откровенно говоря, без особого усердия1*.
Неофициально занятые в перевозке рабов с Кавказа в Турцию британские судовладельцы
не понимали, почему они должны отказываться от прибыли и вникать в цели
появления на палубах их кораблей пассажиров кавказского происхождения2*.
Что касается османского правительства, то оно совсем не спешило ограничивать
или тем более отменять работорговлю—институт сколь традиционный, столь и
выгодный. Правда, по настоянию России и Англии Порта издавала
соответствующие фирманы и рассылала их провинциальным чиновникам, которые аккуратно
складывали эти документы под сукно, так как прекрасно догадывались о подлинном
отношении официальных властей к работорговле3*.
Торговые и политические отношения между Константинополем и черкесами
поддерживались через Трапезунд, являвшийся одновременно и «почтовым
ящиком», из которого султан получал подробную информацию о Кавказской войне.
Поэтому британское консульство в Трапезунде пользовалось особой опекой
Лондонского кабинета121.
Русские власти на Кавказе противостояли контрабанде и иностранном}7 влиянию
как могли. Нехватка кораблей для несения «морской кордонной стражи», несовершенство
навигационной техники оставляли многочисленные лазейки для небольших
турецких кочерм, перевозивших товары, держась недалеко от берега, чтобы быстро
спрятаться в его извилинах при возникновении опасности.
У русских пограничников был серьезный противник. Искусные османские моряки
отваживались совершать челночные рейсы в любую погоду, подвергаясь огромному
риску погибнуть от стихии, но зато сводя к минимуму риск быть захваченными
русскими сторожевиками4*. Последние, в свою очередь, несли большие потери от
жестоких осенних штормов, обычных для Черного моря. Дело осложнялось
необходимостью вести борьбу еще и с морским разбоем самих черкесов, жертвой которого
мог стать кто угодно, в том числе турецкие купцы, привозившие к ним свои товары125.
Горцы умели строить пиратские галеры, способные принять на борт до 300 человек.
Поскольку эти суда легко укрывались в устьях рек и мелководных бухточках,
преследовать их большим кораблям было очень трудно. Более успешным средством против
них оказались легкие баркасы, с помощью которых русские моряки наносили горцам
10 См.: ТоЫапо Ё. Я. Ор. cit. Р. 12, 91-92.
«• Ibid. Р. 75.
»•Ibid.P. 100-101.
10 Wagner, Moritz. Travels in Persia, Georgia and Koordislan; wilh sketchcs of the Cossacks and the Cau-
casus. (Transl. form the German.) L., 1856. V. 1. P. 41-44; V. 2. P. 269-270.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОН ЦК ЗО-Х ГОДОВ XIX ВККЛ
чувствительный урон. В общем, на протяжении 30-х годов нелегкая проблема
эффективной таможенной и пограничной охраны Западного Кавказа не была решена1 \
Мало успеха приносили красноречивые послания, в которых русская
администрация призывала горцев не верить корыстным иноземцам и упрекала в простодушии,
обещала благоденствие иод скипетром царя и угрожала карой в случае
неповиновения, внушала бесполезность сопротивления и, может быть, этим разжигала его.
В ответных письмах черкесы наотрез отказывались покориться, отвергая
условия Адрианонольского мира, к подписанию которого Турцию якобы склонили
обманом. Они проявили несвойственную пх замкнутому образу жизни
поразительную осведомленность в тонкостях политики великих держав на Ближнем Востоке,
а также в географии Российской империи, что дает основание усматривать здесь
квалифицированные подсказки Белла и Лонгуорта8".
Без особой надежды наудачу генерал-лейтенант Н. II. Раевский разослал
прокламации. В одних, адресованных английским агентам, он объявил их вне закона,
в других, распространенных среди местных жителей, назначал нзряднлю цену за их
поимку3*. Такими же безрезультатными оказались попытки арестовать Белла при
отплытии в Турцию в октябре 1839 г.4*, а в феврале 1840 г.—не допустить к
горцам посланное им из Константинополя судно с порохом и свинцом5*.
Вместе с тем в различных социальных слоях населения Чсркесии продолжает, вопреки
внушениям иностранцев, сохраняться прорусская ориентация, углубляются
разногласия между «партиями» войны и мира6*.
Анонимный русский чиновник, автор «Записки о положении дел на Кавказе и за
Кавказом в 1841 г.», писал: «Посредством открытия в некоторых береговых
укреплениях меновой торговли солью с горцами, сближение их с русскими день ото дня
становится заметнее... Теряя надежду на внешнюю помощь, которой их тщетно
ласкали до сего времени тайно посещавшие их иностранцы, они, кажется, начинают
чувствовать необходимость быть в зависимости от России»7*.
1 • Lapinskl Т. Ор. cil. Bd. 1. S. 54-55: RB. 1849. Т. 20. Mars. Р. 51 -52; Dulaurier lul. La Russicdans lc Cau-
case//RDM. 1865. T. 60. P. 968; M. Я. Лазарев..,!. 2. С. 213-214,218-225,228-239,251-255,270,
271, 276; Соколов А. Летопись крчненни и пожаров судов русского флота, от начала его до 1854 года.
СПб.. 1855. С. \Ъ\\ Дзилзария Г. А. Присоединение Абхазии к России и его историческое значение.
Сухуми. 1960. С. 15; Шавров Н. А. Восточный берег Черного моря и его значение ,ия развития русского
мореплавания//Морской сборник, 1862. Да 9-10. С. 34-35; Воспоминания генерал-фельдмаршала
графа Дмитрия Люкссевича Милютина 1816-1843. Под ред. .7. Г.Захаровой. М., 1997. С. 300-301.
*• АКАК. Т. 8. С. 766-767: Т. 9. С. 455-456; ШССТАК. С. 112.
3\YKAK. Т. 9. С. 456-457.
,0 Там же. С. 462.
*• ШССТАК. С. 192.
u* АР. Т. 3. С. 313-350; Английские и польские агенты.., с. 13.
7* АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 517 / 1. Д. 2453. 1842 г. Л. 20 об.-21.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДКРЖЛВЫ
Можно предположить, что этот процесс своим неугасанием обязан
«примирительной системе» Н. Н. Раевского, хотя более широкому и результативному
применению ее мешали общие принципы стратегии царизма на Кавказе и внутренняя
социально-экономическая природа Кавказской войны, не допускавшая
спокойствия на русско-черкесской «границе».
Чем больше в Европе узнавали о Кавказской войне1*0, тем энергичнее старалась
Россия закончить ее1*. С 1837 но 1839 гг. между Сухум-кале и Анапой было заложено
17 укреплений, составивших так называемую Черноморскую береговую Линию2*.
Она предназначалась для пресечения связей горцев с англичанами и турками и
обороны побережья Западного Кавказа от нападения британского флота и десантов в
случае весьма возможного, как покажет будущее, столкновения с Англией3*.
* # *
В конце 30-х гг. XIX в., как и на протяжении предыдущего периода, русофобия
оставалась одной из ведущих тенденций в общественно-политических настроениях
Англии по отношению к внешнем*миру1*. И по-прежнему одним из главных раздражителей
являлась политика России на Кавказе. Пожалуй, самым плодовитым, если не самым
предвзятым, критиком этой политики был Эдмунд Спенсер—публицист и
путешественник, побывавший на кавказском побережье Черного моря в 1836 г. и написавший
об этом две двухтомные работы общим объемом около полутора тысяч страниц5*.
Среди иностранцев, посетивших Кавказ, шла некая конкуренция за право первым
рассказать Европе об этом малоизведанном крае. Что касается английских
путешественников, то они конкурировали еще и за право давать своему правительству
советы по поводу того, как действовать на Кавказе. Лейтмотив Спенсера: Черкесия —
независимая де-факто и де-юре территория, населенная народом, приверженным
свободе и демократии и поэтому воюющим против варварской, деспотической и
агрессивной России. Он считал черкесов естественными союзниками Англии, которым
она обязана помочь во имя собственных политических и экономических целей,
предполагающих, кроме прочего, торжество идеалов либерализма во всем мире.
!* KoltenkampК. Gcschichte.., S. 103; LuxenburgN. Russian... p. 80. Подробно о русской военной и
политической стратегии на Северном Кавказе в 1830-е годы см.: Кшчников Ю. Ю. Указ. соч. С. 310-138.
2* Подробно см.: Кшчников Ю. Ю. Указ. соч. С. 459-489; Сохт А. Черноморская береговая линия:
сущность и функции //Россия и Черкесия.., с. 318-165.
3# Л/. П. Лазарев.., т. 2. С. XXV.
4° См.: Krautheim H.-J. Offentliche Meinung und imperiale Politik. Das britische Russlandbild 1815-1854.
Beriin, 1977.
50 SpencerE. Travcls in Ihe Western Caucasus, includinga tour through Imcrctia, Mingrelia. Turkey, Mol-
davia, Galicia, Silcsia, and Moravia, in 1836. V. 1 -2. L., 1838; Ejusd. Travels in Circassia. Krim-Tartarv,
etc. including a steam voyage down Ihc Danube, from Vienna lo Conslantinople, and round the Black
Sea. V. 1-2. L., 1839. Хотя Спенсер посетил не только Кавказ, подавляющая часть его работ
посвящена именно этому региону.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
Столкновение имперских интересов Лондона и Петербурга Спенсер совершенно
преднамеренно подменяет борьбой идей—свободы против тирании. В таком
контексте, естественно, правда и справедливость на стороне англичан безоговорочно.
Олицетворяя фундаментально противоположные мировоззрения, Англия и
Россия, с точки зрения Спенсера, обречены на войну, передним фронтом в которой может
и должна стать Черкесия—не только ввиду вышеуказанных обстоятельств, но и
потому, что там британском} флагу было нанесено страшное и неотмщенное
оскорбление («Виксен»). Спенсер обрушил гневные филиппики на британское правительство
и его посла в Петербурге Дарема за раболепное потворство захватническим планам
России на Востоке и на Кавказе, в частности. Разумеется, Спенсер не премшш
напомнить о русской «угрозе» Индии1 \
Тут прогностические фантазии Спенсера доходят до крайности. Он писал: если
России удастся полностью овладеть КавказОхМ, то для се победоносной армии не
останется никаких препятствий. Следующими жертвами будут Турция и Иран, после чего
останется не долго ждать того момента, когда русские продиктуют свои условия
англичанам не где-нибудь, а в Калькутте. Так что пусть—заключал Спенсер—британское
правительство само решает, нужна ли ему Черкесия, и думает над тем, как говорить
с Петербургом—языком дипломатических протоколов или пушечных залпов2*.
Для самого Спенсера ответы на эти вопросы были очевидны. Следует раз и
навсегда поставить заслон русской экспансии на Востоке. Лучшего места для
возведения такого барьера, чем Черкесия, не найти. Прежде всего следует официально
н безоговорочно признать независимость Черкесин и действовать исходя из этого
принципа, ни перед чем не останавливаясь. Для Англии смалодушничать перед
Россией—значит заранее признать свое поражение на Востоке и нанести непоправимый
урон престижу Британской империи. Кроме того, это значит не понимать одного
важного обстоятельства: непобедимость русских—миф; они храбры с теми, кто
слабее их, но отступают перед теми, кто сильнее. Для них много не
надо—появления британского военного корабля у черкесского побережья—вполне достаточно.
А Д1я горцев и всего остального населения Кавказа это будет долгожданным
сигналом ко всеобщему восстанию против северного деспота. Гарантия успеха—военная
помощь Англии (и Европы). Если Петербург осмелится начать войн)*—тем,1учше:
в результате Российская тшерня будет потрясена до основания3*.
К теме войны Спенсер возвращается постоянно, окутывая ее неким священным
ореолом и оправдывая ее не только высокими либерально-гуманистическими целями
и ценностями, но и международно-правовыми аргументами. Ссылаясь на них,
,я Spencer E. Travcls in tho Westein Caucasus.., v. l.P. I-IV, 2, 30-31. 34-38, 40, 47-48, 50-60,
166-167: v. 2. 1\ 358-359.
-* SpencerE. Travels in Circassia.., v. 2. P. 392-394.
:*'Ibid.,v. l.P.Y:v. 2.P. 397-404.
КАВКАЗ Н ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Спенсер пишет, что издавна существует совершенно легальная практика
объединения великих держав против нарушителя международного равновесия сил, каковым
на данный момент является Россия1*.
Однако вся возвышенно-гуманитарная риторика Спенсера обретает
подлинный, практический смысл в свете откровенного заявления о том, что Кавказ и, в частности,
его черноморское побережье должны быть колонизованы англичанами, освоены ими
политически и экономически2*.
В 30-е гг. в Англии издавались и другие, гораздо более объективные работы о
Кавказе и русской политике в том регионе3*. Являясь важным источником информации
для британской «политической ориенталистики» и для британских властей, они, в
отличие от русофобских памфлетов, почти не оказывали воздействия на уже
запрограммированное общественное сознание страны. Последнем)' всегда нужен зримый
образ зла, и для удовлетворения этой потребности Россия подходила почти идеально-
огромная, сильная и к тому же совершенно «другая» в культурно -социал ьном плане.
Если же учесть еще (или, скорее, прежде всего), что Россия была главной соперницей
Англии на Востоке, то становится понятными та легкость и та спонтанность,
которые были так свойственны для самого процесса сотворения образа врага.
Двойные стандарты формировались сами собой. Имперскую экспансию России
британские политики и политические аналитики рассматривали через призму сугубо
моральных категорий. Собственную же колониальную экспансию—через призму
категорий сугубо прагматических. Для определения действий России использовали
такие формулировки, как «зловещие замыслы», «интриги», «агрессия». Для
определения мотивов Англии употреблялся другой словарь—«оборона границ империи»,
«защита жизненно важных интересов», «цивилизаторская миссия» и т. д.1*
* « «
Кавказские события конца 30-х гг. происходили одновременно с очередным
восточным кризисом, вызванным новым турецко-египетским конфликтом
1839-1841 гг.5* Вновь возникла угроза распада Османской империи. Не желая
повторять своих ошибок, Англия дала понять России и Европе, что она не собирается
устраняться, как в 1833 г.
Перед Пальмерстоном стояло несколько задач. Нужно было нейтрализовать
Францию, поддерживавшую Мухаммеда Али и тем самым способствовавшую
расчленению Турции. Достичь этого без помощи России и Священного союза, при
t'SpencerE. Travels in Circassia.., v. 2. Р. 389.
*• Ibid. V. 2. Р. 405.
3* См. подробно.: Дегоев В. В. Большая игра на Кавказе.., с. 54-116.
'* SarkisyanzE. Russian Imperialism Reconsidcrcd //Russian Imperialism from Ivan the Great lo the Rcv-
olution. Ed. by Taras Hunczak. New Brunswick, Ncw Jerscy, 1974. P. 47-48.
5* См. подробно: Георгиев В. А, Указ. соч.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗК И КОНЦК 30-Х ГОДОВ XIX В1*ЖЛ
ограниченных возможностях британской сухопутной армии, представлялось
совершенно нереальным. Между тем желания чем-либо платить за такую помощь у
госсекретаря не замечалось. Кроме того, он на сей раз исполнился решимости
исключить единоличное вмешательство Николая 1. Но самую главную проблему
Пальмерстои видел в том, чтобы использовать ситуацию для предотвращения
возобновления ненавистного ему Уикяр-Искелесинского договора, срок действия
которого истекал в 1840 г.
Одна часть задач Пальмерстона упрощалась объективным совпадением
интересов Англии и России в отношении политики Франции иа Ближнем Востоке. Другая
часть задач была снята с повестки после того, как выяснилось, что Николай I готов
действовать как в рамках «малого концерта» (Священный союз), так и в расширенном
дипломатическом составе, то есть с участием Англии и даже—при известных
условиях—Франции. Камнем преткновения оставался режимов Проливов, до тех пор,
пока не последовало заявление царя о его согласии иа пересмотр этого режима, иначе
говоря—об отказе от продления Уикяр-Искелеснйского договора1*.
В результате стали возможными совместные усилия великих держав но
разрешению очень опасного восточного кризиса. Самую большую жертву за предотвращение
развала Османской империи и сохранение всеобщего мира в Европе принес
Николай I, ибо для него эти две проблемы имели приоритетное значение127. Цена
пожертвования—Лондонская конвенция о Проливах (июль 1841 г.),
беспрецедентный смысл которой заключался в том, что впервые в истории великие европейские
державы становились коллективным гарантом «древнего права» султана в мирное
время держать Босфор и Дарданеллы закрытыми для военных с^дов всех государств.
Односторонние преимущества России, полученные в 1833 г. были аннулированы128.
Совершил ли Николай I ошибку? Простого ответа, е\дя по всему, нет. Ситуация
в период второго турецко-египетского конфликта существенно отличалась от той,
что имела место 7-8 лет назад. Теперь внимание вашких держав почти целиком
сосредоточилось на восточном кризисе, и они (кроме, пожалуй, Франции) ревностно следили
за тем, чтобы на этот раз никто (а точнее Россия) не получил односторонних
преимуществ н не спровоцировал раздел Османской империи. А Пальмерстон одержимо
преследовал цель—лишить Россию того, что она уже имела.
Дополнительную остроту* моменту придавало одно неудачное для Николая I
совпадение. При иных, мирных обстоятельствах, пролонгация Ункяр-Искелесийского
договора, возможно, прошла бы безболезненно или даже незаметно. А тут дата
истечения срока соглашения пришлась иа самый разгар турецко-египетской войны.
Инициировать процедуру продления означало бы для Николая I усиливать
недоверие великих держав к его постоянным заявлениям о стремлении к защите мира в Европе,
,0 DalyJ. С. А". Ор. cit. Р. 155-156. Это заявление вызвало \ Пальмерстона и всего британского
кабинета удивление и восторг. (Lincoln IV. В. Ор. cil. Р. 216.)
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
к сохранению Турции как государства, к решению всех сложных международных
проблем «концертными» методами, согласно духу Венских трактатов 1815 г. Существоват
вероятность перерастания восточного кризиса в кризис общеевропейский с
последующим развитием событий по худшему сценарию.
Слишком многое было непредсказуемым. Никто не мог поручиться, что в конце
концов, несмотря на все их разногласия, Англия не объединится с Францией с
целью поддержания статус-кво на Востоке или частичного раздела османского
наследства. Ни то, ни другое не сулило России ничего хорошего, учитывая
совокупный военный и военно-морской потенциал западных держав. На их сторону вполне
мог встать султан, тяготившийся российской опекой и желавший найти ей
противовес. При двусмысленном поведении Меттерниха нельзя было исключать и его
опасных интриг. В обстановке военной тревоги в Европе и в предвкушении со
стороны определенных сил распада османской власти на Башанах имелись реашные основания
для опасений по поводу резкой активизации национально-освободительных и
социально-революционных процессов. Если все это скопом обрушится на континент, то
не миновать «мировой» войны, которую Николай I всячески старался предотвратить,
и мирового хаоса, который претил всей консервативной сути русского царя120.
В том, что касалось осознанного решения задач, поставленных царем перед
собой в данное время и в данных обстоятельствах, ни о какой «ошибке» —по
крайней мере, в логике осуществления этих задач—говорить не приходится. Во имя сохранения
мира и стабильности в Европе Николай I принес на жертвенный аггарь столько, сколько
и собирался. Другой вопрос—чем обернулись эти жертвы в перспективе? II тут
есть, о чем сожалеть.
Сомнительную услугу царю оказал не его консерватизм, а его джентльменская
верность «концертной» дипломатии, готовность брать на себя проблемы всеобщего
благополучия в условиях разгула эгоистических устремлений других держав130. В более
частном плане речь можно вести об излишнем доверии Николая I к способности
европейских кабинетов не только испытывать к нему благодарность за важные, порой
судьбоносные услуги, но и выражать это чувство делами131. То, что царь не
сомневался в «священных союзниках» Австрии и Пруссии, имело еще не самые вредные
последствия. А вот в своих искренних и щедрых жестах по отношению к британскому
руководству он, похоже, допустил ошибку, хотя выявилась она не сразу и.
возможно, при другом стечении факторов могло оказаться, что это вовсе и не ошибка.
В 1841 г. Николай I подарил Англии Ункяр-Искелесийский договор в надежде,
что она откажется, наконец, от подозрений к России и ответит готовностью к
плодотворному сотрудничеству, прежде всего в восточном вопросе. Царь как бы
вкладывал дипломатический капитал в будущее, рассчитывая, как минимлм, на его
самоокупаемость. Был ли тут риск? Конечно. Гораздо сложнее ответить на вопрос—
выдали тут изнача!ьная обреченность на проигрыш? Глядя из XXI века, легко доказывать,
но трудно доказать этт роковую предрешенность.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
Лондон с удовольствием принял поистине царский подарок, совсем не терзаясь мыслью
о том, как отблагодарить Россию. Он оставил себе полную свободу действий, а
Николаю 1 полную свободу надеяться на завтрашнее воздаяние за сегодняшнюю жертву.
Лишь задним числом, в свете случившегося в 1853-1856 гг. можно увидеть в
восточном кризисе конца 30-начала 40-х гг., как и в инциденте с «Виксеном», грозные
истоки Крымской войны. Однако для политиков, которые урегулировали в 1837 г.
конфликт вокруг британской шхуны и которые подписывали Лондонсклто конвенцию
1841 г., эти события являлись доказательством наличия не только серьезных
проблем между Россией и Англией, но и эффективных методов их разрешения.
Конвенция 1841 г. укрепила влияние британской дипломатии в
Константинополе и связала руки русской. России оставалось довольствоваться иллюзорной
безопасностью ее причерноморских территорий, совершенно не гарантированной
в условиях войны132. Союз, на который надеялся царь, оказался призрачным. Он
мог лишь ненадолго приглушить остроту соперничества держав на Ближнем
Востоке, но не устранить его.
В стратегической перспективе щедрый жест Николая I оказался напрасным.
Иальмерстон—как бы ему ни хотелось поверить в благонамеренность царя—не
мог себе этого позволить: тогда вся его «картина мира», в которой англо-русское
противостояние являлось ключевым элементом, лишалась смысла. Это потребовало
бы пересмотра фундаментальных основ британской внешней политики в
отношении России, к чему Лондон был совершенно не готов. Поэтому Пальмерстону проще
было продолжать убеждать себя и других в том, что Николай I никогда не откажется
от планов расчленения Османской империи, и конвенция 1841 года о Проливах может
означать лишь одно: царь взял паузу, чтобы дождаться подходящего момента для
осуществления своей идеи-фикс1*.
Этот и другие сюжеты из истории англо-русской конфронтации дают повод для
размышления над весьма щекотливыми вещами, в частности—о цене, которую
России и СССР приходилось платить и переплачивать за воспитание чувства
доверия к себе, точнее—за согласие Запада делать вид, будто он доверяет133.
Соглашение 1841 г. принесло на короткое время известную стабилизацию
отношений Петербургского и Сент-Джеймского кабинетов, связанную и с другими
обстоятельствами политического и экономического свойства2*.
* * *
Среди этих обстоятельств были те, что непосредственно обуславливали состояние
русско-английских отношений на Среднем Востоке и в Средней Азии. Именно на эти
регионы в 30-е г. XIX в. проецировалась общая атмосфера противоборства и
недоверия между двумя гигантскими империями, границы которых постепенно сближались,
«е Wentkerll. Op. cit. S. 36.
*• Семенов J. С. Россия и Англия.., с. 20, 26-27, 31-32.
КАВКАЗ И ВК.ШКИЕ ДКРЖЛВЫ
что уже само ио себе
порождало напряжение1 *.
Источники этого
напряжения не всегда находились
в Лондоне и Петербурге.
Перманентно
взрывоопасную ситуацию на
дальних и ближних
подступах к Индии держать
под эффективным
контролем было нелегко и лм
англичан, и для русских.
Тамошние государства,
княжества и ханства
находились в сложных
Вид Босфора. 1874, Айвазовский. отношениях перекрестной
вражды друг с другом. Трудноуправляемая и труднопрогнозируемая местная ситуация
подчас непроизвольно заставляла британских п русских агентов выходить за тесные рамки
официальных инструкций, что оборачивалось недоразумениями и конфликтами2*.
Пожалуй, наибольшую проблему в 30-е гг. XIX в. представляли ирано-афганские
противоречия по поводу Герата, территории, которую шах считал исконно иранской.
На эту застарелую междоусобную распрю Англия и Россия могли бы не обратить
внимание, если бы речь не шла об одном из ключевых звеньев в системе обороны
Индии. Но не только в этом качестве использовата Англия Гератскос княжество. Отсюда
ее разведчики проникали в Бухару и Хиву для всестороннего изучения
среднеазиатских ханств с целью вовлечения их в союзнические отношения с британской Индией.
Одновременно н Россия начинает свою дипломатическую и торговую разведку в
Средней Азии, а в 1835-1837 гг. обменивается послами с Афганистаном в ответ
на инициативу кабульского эмира Дост-Мохаммсда, искавшего помощи
Петербурга3*. Все это вкупе с упрочившимся влиянием России на Тегеранский двор
служило питательной почвой для британских подозрений13*. Англичане со своей
стороны давали немало оснований для настороженности русских1*.
Ни обострение отношений с Англией, ни тем более столкновение с ней на
Среднем Востоке совершенно не входило в планы России и объективно не отвечало ее
,0 The Cambridge Ilistorvof Jran.., v. 7. P. 391-394.
г* См.: }\agner. Moritz. 6p. cil. V. 3. P. 156.
3*Халфип Н. А. Провал британской агрессии n Афганистане (XIX в.-начало XX в.). М., 1959.
С. 21-28; Ои же. Политика России в Средней Азии A857-1868). М., 1960. С. 23-26, 33-37.
»° TrenchF. Op. cit. Р. 10-13, 16-18.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
интересам135. Она, конечно, стремилась сохранить завоеванные политические
позиции в Иране, приумножить свой авторитет в Кабуле и пропикнлть в среднеазиатские
ханства. Но сделать это хотелось с наименьшим риском, не провоцируя общую
дестабилизацию международной обстановки1*.
Подчас обстоятельства вынуждали Россию прибегать к действиям, формально
дававшим англичанам повод для подозрений. Так, в 1836 г. она по просьбе
тегеранского правительства уничтожила на каспийском острове Ашурада туркменское
пиратское гнездо, от которого сильно страдала русско-персидская торговля. Это
была сугубо полицейская операция. И в этих же полицейских целях Россия превратила
остров в свою морскую базу2*.
В принципе в британской восточной политике соотношение между искушением
и сдержанностью было такое же, как и в русской. К чрезмерной активности во
вред сопернику подталкивали скорее взаимный страх, недоверие и
неосведомленность, чем реатьные планы добиться полной победы, понимание невозможности которой
побуждало обе стороны к осторожности.
На все более сужающемся пространстве между Британской и Российской
империями видна некая симметрия в действиях англичан и русских, а применительно ко
второй половине 30-х гг.—и в результатах этих действий. Именно тогда Лондон
заподозрил Петербург в намерениях перейти к наступательной политике на Востоке. В
обстановке разрастающегося ирано-афганского конфликта из-за Герата англичане
расценивали поведение русского посланника в Тегеране И. О. Симонича как
подстрекательство шаха к захвату7 этого важного стратегического плацдарма, что было
бы явным выпадом против британской Индии.
Эти подозрения усилились с появлением в 1837 г. при дворе афганского эмира
Дост-Мохаммеда (в ответ на официальный визит его посла в Петербург в 1835 г.)
другого эмиссара России—И. В. Виткевича136. Англичане обвиняли их в подстреката!ьстве
Ирана и Афганистана к антибританской политике, несмотря на многократные
заявления Петербурга о том, что он чужд враждебных замыслов против Ост-Индии137.
Опасаясь потерять контроль над подступами к британской колонии, Лондон решил
применить силу. Вначале A838 г.) Англия заставила Иран снять осаду Герата, а затем
A839 г.) ее войска вторглись в Афганистан, чтобы предотвратить вовлечение его
в сферу влияния России. Вскоре были захвачены Кандагар и Кабул.
В Петербурге в принципе понимали, что Британская империя решает проблемы
собственной безопасности доступными ей средствами138. Однако такое понимание
не помогало избавиться от естественной нервозности, которая, с присоединением
Грузии к России, в той или иной мере присутствовала в реакции русского правительства
почти на любое действие англичан на Среднем Востоке.
,в См.: Штейнберг Е. Л. Указ. соч. С. 63-64.
2е Lobanov-Rostovsky Л. Russia and Asia.., p. 116.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИК ДЕРЖАВЫ
Дело, впрочем, не только в этом. У России были своп серьезные проблемы,
связанные с защитой ее среднеазиатских границ и торговых маршрутов от разбоен,
вызволением русских купцов и жителей приграничных территорий, угнанных в
рабство казахскими, туркменскими и другими племенными вождями. Все это к
совокупности послужило стимулом к организации в 1839 г. военного похода
В. А. Перовского против Хивинского ханства139.
К. В. Нессельроде обстоятельно уведомлял Пальмерстона о целях экспедиции,
заверяя, что между ней и событиями в Афганистане нет никакой связи. Тем не менее,
госсекретарю трудно было избавиться от желания расценивать эту акцию как ответ
на действия Англии. В британском общественном сознании тоже сложилось
стойкое впечатление, будто Россия пошла в наступление против Ост-Индии110.
Русско-английские геополитические противоречия—совершенно объективные п
естественные в условиях быстро сближающихся границ между Российской и
Британской империями—обострялись еще и противоречиями субъективного, искусственного
характера. В азиатском соперничестве, особенно на «ничейном» пространстве,
огромное значение имел престижный момент. Тут шла борьба не только за какие-то
материальные и позиционные преимущества, но и за непререкаемый статус мировой
державы. В определенном смысле это была борьба имперских символов, от этого,
впрочем, не становившаяся менее опасной. Русский или британский флаг, поднятый в Богом
забытых среднеазиатских песках, олицетворял державное присутствие и заменял
целые армии. Именно поэтому тот, кто посмел бы этот флаг опустить, рисковал
столкнуться с ь^да более осязаемыми проявлениями имперского могущества соперника111.
Исходя именно из внутренней логики соперничества двух империй, британские
аналитики в 1838-1839 гг. предсказывали скорую войн) между ними1*. При этом
не учитывалось, что та же самая логика, которая позволяла предположить
перспективу столкновения, помогала увидеть и пути его предотвращения112.
Напряжение в русско-английских отношениях спало приблизительно к середине
1840 года, после того как Россия и Англия потерпели параллельные неудачи:
первая в своем хивинском предприятии, вторая—в Афганистане113. События 1838-1842 гг.
на Востоке не оказали на взаимную политику Лондона и Петербурга того
негативного, провоцирующего воздействия, которое вызваш войны и кризисы 1826-1833 гг.2*
Более того, наметилась явная тенденция к прагматическому партнерству в Средней
Азии во имя достижения выгодной обеим сторонам внутренней стабилизации в
регионе на основе негласного разделения сфер влияния3*. Договорились считать
хребет Гиндукуш «как бы естественной гранью» между этими сферами1*.
t'HopkirkP. Ор. cil. Р. 210-212.
*9Gi\lardD.R. Ор. cit. Р. 66.
3e Yapp М. Е. Ор. cit. Р. 458-460.
** АВПРИ. Ф. Отчеты МИД, 1841 г., л. 230 об.-231; IngleH. N. Ор. cil. Р. 150-151.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦК 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
В истории русско-английских противоречий на протяжении всего XIX века
40-е годы отмечены наименьшей остротой1 и. В каком-то смысле символизировали
это десятилетие примечательные и не совсем обычные для Пальмеретона слова,
которыми он охарактеризовал отношения между Англией и Россией: «Мы можем ворчать
друг на друга, ненавидеть друг друга, но при этом ни один из нас не хочет войны»145.
Своеобразным подтверждением ослабления англо-русских противоречий являлась
реакция французских военных аналитиков на ситуацию 1840-х годов. Один из них,
генерал Ж. Ферье, изживший ииструкторОхМ в персидской армии и много путешествовавший
по Востоку, полагал, что «разрядка» в Азии есть не что иное, как сговор между
Англией и Россией о дележе громадной геополитической добычи в лице Индии, с одной
стороны, и Кавказа, с другой. И все это Л1Яудоагетворения ненасытной жадности
беспринципных лондонских торгашей и непомерных амбиций жестокого русского царя,
наделенного абсолютной властью. Вместе с тем Ферье считал, что существует
невидимая, неумолимая и иррациональная сила, заставлявшая Российскую и Британскую
империи стремиться к завоеванию территорий, лежавших между ними1*.
Как бы там пи было, русско-английский дуумвират, по мнению Ферье, разрушил
равновесие, установленное Венским конгрессом, и представлял опасность для
Европы (в данном случае, конечно, подразумевалась прежде всего Франция).
Игнорируя «далекие» азиатские проблемы, европейские страны тем самым поощряли
Россию и Англию к дальнейшей экспансии и, следовательно, к дальнейшему
углублению диспропорций в международной расстановке сил. Ферье опасался, что
Европа поймет это слишком поздно, чтобы «обуздать разрушительные
последствия» англо-русского мирового господства. Предрекая тяжелую расплату за такую
близорукость, французский аналитик предлагал великим державам объединиться
против Англии и России во имя противодействия их экспансионизму на Востоке2*.
Ферье, естественно, заботили в первую очередь интересы Франции. Во всем, что
касается оценки даже отдаленных угроз этим интересам, он но-своему объективен,
прагматичен и последователен. Однако данные качества совершенно изменяют ему, когда
речь заходит о сравнении мотивов и результатов завоевательной политики Англии и
России. Тут «европейская» солидарность француза с «цивилизованными» британцами
крайне контрастирует с его «европейским» презрением к русским «варварам».
Тому, что делала Англия в Индии, Ферье находит оправдания. Покоряя и
упраздняя местные княжества, она избавлялась в их лице от туземных тиранов, безнаказанно
грабивших народ, погрязших в интригах, склоках, междоусобицах. На лояльность
этих царьков нельзя было положиться, их клятвы верности ничего не стоили. Для
Ферье достойно сожаления вовсе не устранение этих жестоких деспотов—пол ити-
|0 FerrierJ. Р. Caravan Journevs and Wandcrings in Pcrsia. Af'ghanistan, Turkislan, and Beloochistan; with his-
toi'ical notiees ofthe eounlries Ivingr hclwecn Russia and India. (Transl. fmm the Fnench.) L.. 1857. P. 337.
*• FerrierJ. R. Op. cil. P. 337.343-314.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИ К ДЕРЖАВЫ
ческое или физическое—а лишь тот факт, что Англия выполняла эту благородную
миссию единолично, иначе говоря, без Франции. Сожалел он также о том, что в
Афганистане, в отличие от Индии, аналогичная «цпвплпзацпонпая и гуманистическая»
миссия англичан не удалась1 °.
Но как только Фсрье начинал анализировать внешнюю политику России, то
неизменно оказывался во власти примитивных русофобских штампов. Эта страна,
по его мнению, не имела нрава на цивилизованное попечительство над
покоренными народами, ибо она сама еще не вышла из варварского состояния. Единственное
и всеобъемлющее побуждение русских правителей—жажда мирового господства,
программа достижения которого завещана Петром I. Ради этого они завоевали
Закавказье и ведут войну на Северном Кавказе. На очереди—Константинополь с
Проливами, Афганистан, Герат и Индия. Когда Россия покончит с кавказскими горцами,
она «вонзит свои когти» в новую жертву, и никто не может знать, где кончаются
ее грандиозные планы2*.
* * *
Лондон дорожил преимуществами, полученными над Россией в вопросе о режиме
Проливов и старался удержать их. Для этого требовалось хотя бы внешне проявлять
уважение к фиктивному англо-русском} союзу, воздерживаясь от открыто враждебных
шагов или тщательно маскируя их, чем отчасти и объясняется наступившее в
40-х гг. XIX в. «затишье» в споре о Кавказе между Англией и Россией. Другая
причина его состояла в усилении среди горцев недоверия к иностранцам30, а также в
наличии Черноморской береговой Линии, усложнившей для английских и турецких
эмиссаров доступ на Кавказ110.
Кроме того, у «большой игры» в Азии, каку некоей разновидности «холодной войны»,
были своя логика и свои циклы, включавшие нечто вроде периодов «разрядки»147.
События, о которых речь пойдет ниже, завершают определенный этан в
англорусском соперничестве на Кавказе. В марте 1841 г. до Петербурга дошел слух о подготовке
под руководством Уркарта и при участии В. Замойского и К). Бема высадки на
побережье Чсркеснп десантного отряда из 500 наемников40.
Надеясь сыграть на неприязни Пальмерстона к Уркарту, Бруннов вступил в переговоры
с госсекретарем о совместных действиях но предотвращению этой провокации,
грозившей вызвать новую ссору между Россией и Англией. Пальмсрстон заявил о своем
«полном понимании» того факта, что в нынешней обстановке, когда намечается
стабилизация англо-русских отношений, повторение инцидента с «Виксеном» было
бы очень досадным, поскольку это разбудило бы в англичанах утихшее на время чув-
t'FcrrierJ. И. Ор. cit. Р. 338, 341.
*°lbid. Р. 341-344, 463.
8" АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 46. 1839 г. Л. 255 of>.-256, 265.
¦¦• АВПР11. Ф. Канцелярия. Д. 112. 1841 г. Л. 76; М. П. Лазарев... т. 2. С. 326-328.
ГЛАВА III. ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
ство враждебности к России и поставило бы оба правительства в необходимость вновь
отстаивать противоположные взгляды на черкесский вопрос без перспективы
прийти к какому-либо соглашению. Недопущение «столь неприятного спора», по
признанию Пальмсрстона, отвечало общим интересам двух стран.
Однако в просьбе Бруннова о конкретных мерах по пресечению этой операции
госсекретарь фактически отказа.!. Он ссылался на английские законы, которые, «к его
искреннему сожаюнию», предоставляют официашшм властям слишком неэффективные
средства, чтобы воспрепятствовать контрабандном) предприятию, поскольку оно
легко может быть замаскировано под законную внешнеторговую акцию1 *. Такой же ответ
на обращение Бруннова дал другой член британского кабинета А. Веллингтон2*.
Тем не менее российский посол считал эти переговоры полезными: они
позволяли Петербургу, при возникновении ситуации, аналогичной инциденту с «Виксеном»,
напомнить англичанам, что их приглашали к сотрудничеству еще на стадии, когда
была возможность совместными усилиями предупредить провокацию3*.
Однако по мере разрядки восточного кризиса 1839-1841 гг. и приближения дня
подписания выгодной для Англии Лондонской конвенции 1841 г. A3 июля)
реакция британского руководства на предюжение Бруннова становилась более благожелательной.
В мае Веллингтон уже заверял посла, что Англия не пожалеет сил, чтобы избежать ссоры
с Россией. Он обещал содействие в пресечении злых умыслов против нее4*.
«Особенно поразила» Бруннова беседа с Пальмсрстоном. Его обычная склонность
к спорам, придиркам и раздражительности, когда дело касаюсь Кавказа, неожиданно
уступила место спокойному рассуждению о положении в этом районе. Он считал войну
неэффективным средством усмирения горцев, ибо она вошла у них в привычку,
делавшую их неустрашимыми. Кроме того, местный ландшафт давал им стратегическое
преимущество, создавая большие трудности для русских, применявших европейские
методы ведения боя. Горец, наставлял Пальмерстон, не понимает трех вещей:
когда его принуждают платить налоги, служить в армии, подчиняться кому-либо.
Госсекретарь советовал дать горцу видимость свободы и терпеливо приобщать его
к цивилизации и торговле, тогда со временем он откажется от диких воинственных
наклонностей и станет послушным подданным. «Бездействие обезоруживает и
укрощает его»,—говорил Пальмерстон, поясняя, что он пре,иагает, конечно, не
кратчайший, но надежный путь к цели5*.
Этими «доверительными» рекомендациями госсекретаря закончились
русско-английские переговоры.
¦• АВПР11. Ф. Канцелярия. Д. 112. 1841 г. Л. 77-78 об., 88 об.-90.
*° Там же.. 1.82-86 об.
:{0 Там же. Л. 90 и об.
,0 Там же. Л. 391-392 об.
*>* Там же. Л. 392 об.-395.
КАВКАЗ И ВКЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Петербургский кабинет принимает и другие меры по предотвращению новой
провокации в Черкесии. По указанию Нессельроде, российский посланник в
Константинополе В. П. Титов попросил турецкое правительство оказать помощь в
этом деле. В ответ последовало распоряжение Великого визиря к местным властям
об установлении наблюдения за подозрительными судами иа морских маршрутах,
ведущих в Константинополь. Соответствующие предписания получили от Титова русские
консулы и агенты в различных районах Османской империи, от островов Эгейского
моря до Трапезунда. Николай I повелел послать к Титову специальный пароход для
осуществления надзора над кораблями, проходящими через Босфор в Черное морс.
Командирам сторожевых судов, охранявших побережье Кавказа, было приказано
максимально повысить бдительность1*.
Титов беседовал по данном) вопросу с Понсонби, который без удовольствия
признал право России требовать от Турции активного содействия в интересах своей
безопасности и пообещал известить российское посольство, если он узнает что-либо
об этой экспедиции, хотя он считал ее маловероятной52*.
По неизвестным причинам намечавшаяся операция действительно не состоялась,
однако возможность такого предприятия по-прежнему тревожила Россию3*.
После описанных событий британская активность на Кавказе заметно спадает.
Форин оффис временно «заморозил» черкесский вопрос, ожидая подходящего
случая для нового возбуждения его4*.
Этим «случаем» стал восточный кризис 50-х годов XIX в., в преддверии
которого вновь обострились англо-русские противоречия3*.
>* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 46.1841 г. Л. 256-262 об.: Д. 14.1811 г. Л. 201-206об., 210-211 об.
2°АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 44. 1841 г. Л. 206об.-208.
** Там же. Л. 208об.-209.
¦"• WiderszalL. Op. cit. Р. 64.
3* Семенов Л. С. Россия и Англия.., с. 31-36.
Глава IV
Кавказ в планах польских националистов D0-е годы XIX века)
Адам Чарторыйский и его прожекты. (Стр. 112)-Порта выбирает благоразумие. (Стр. 150)
-Англо-русская «разрядка»: надолго ли? (Стр. 156)
з#> 141 <§*
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
В 40-е годы XIX в. сохраняется интерес к Кавказу у польского эмигрантского
центра в Париже («Отель Ламберт») во главе с А. Чарторыйским и у турецкого
правительства. Через своего представителя в Константинополе М. Чайковского
(Садык-паша) А. Чарторыйский организует 1845 г. поездку в Черкесию
специального эмиссара Л. Зверковского (Ленуар), который при содействии нового британского
посла в Турции Стрэтфорд-Каннинга получил от Сефер-бся рекомендательные
письма к горцам и надежного человека в качестве проводника и поручителя1 \
Турки дали Зверковскому на дорогу 25 тыс. пиастров и корабль, нагруженный
различными товарами2*.
По свидетельству людей, знавших Зверковского, это был «человек очень бойкий,
ловкий, деятельный, умевший всюду пробраться и везде замутить воду»3*. Согласно
утвержденной А. Чарторыйским обширной инструкции, ему надлежало изучить
политическую обстановку на Кавказе, состояние русской армии и численность в ней
поляков с целью склонить их к массовому7 дезертирству, способствовать единению
черкесов, выяснить настроения казачества и возможности использования их против России.
А. Чарторыйский замышлял создание на Кавказе грандиозного антирусского
союза из различных этнических элементов. Его перспективные планы
предусматривали наступление горцев (но Волге) и донских казаков (по Дону через Воронеж
и Тулу) на Москву одновременно с подъемом всеобщего восстания на Украине,
куда должны были двинуться черноморские казаки и сформированная из
дезертиров польская армия4*.
Подобно Беллу и Лонгуорту, А. Чарторыйский стремился создать в Черкесии хотя
бы какое-то подобие государства, чтобы формально иметь в лице данного
института «предмет» для провозглашения независимости и дать западным державам
повод для вмешательства в черкесские дела на основе признания этой
«независимости»5*. Эти прожекты казались А. Чарторыйскому тем реальнее, чем больше росло
его заблуждение относительно критического положения России на Кавказе.
Польские лидеры стремились установить связь с черкесами еще и затем, чтобы
привлечь к себе внимание Лондонского кабинета, поднять свой авторитет в его
глазах. По их мнению, Англия интересовалась славянами гораздо меньше, чем
черкесами, которые «были в ее руках орудием, коим она тревожила и путала
Россию». М. Чайковский хотел доказать британскому правительству, что польские
'* Widerszal L. Ор. cit. Р. 91-92; Покровский Л/. Иностранные агенты.., с. 163-164. Зверковскому
покровительствовал и французский посол в Турции. (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 37. 1845 г. .1. 97).
20 Записки Михаила Чайковского // РС. 1898. Л«8. С. 436.
3* Кельсиев В. Польские агенты в Царьграде//РВ. 1869. Т. 81. Л-5-6. С. 538.
А* }YiderszalL. Op. cil. Р. 93; HandelsmanM. Czartoryski, Nicolas I et la Question du Proche Orient. Paris,
1934. P. 32, 35-36; Кельсиев В. Польские агенты в Царьграде.., с. 540-541.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 37. 1845 г. .1. 512.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ ( 10-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
эмигранты могут действовать на Кавказе
намного успешнее, чем щедро оплачиваемые
английские агенты1*.
Миссия Зверковского, находившегося в
Черкесии с января 1845 г. но февраль 1846 г.,
закончилась неудачей. Шапсуги и натухайцы
встретит его с недоверием, он был сильно
ограничен в свободе передвижения, однажды
подвергся покушению. Попытки приобрести
авторитет среди горцев и пробраться к Шамилю
ничего не дали. Благожелательность Сулеймана-
зффендп, наиба Шамиля и его ставленника в
Черкесии, мало чем помогла Зверковскому:
политические позиции наиба вовсе не
отличались прочностью. Посланный к черкесам,
чтобы глубже втянуть их в Кавказскую войну,
Сулейман-эффенди не смог выполнить свою
задачу. Проведя в Черкесии неполных два
года A844-1845), он уехал оттуда, а несколько
позже перешел на сторону России и выступил
с резкой критикой политики Шамиля2*.
Провал миссий Зверковского и Судеймана- Михаил Чайковский
эффенди, людей, олицетворявших европейское (Салык-Паша)
и восточнокавказское влияние на черкесов,
объясняется относительным спокойствием в горских обществах, лишь эпизодически
нарушавшимся мелкими стычками с русскими войсками. В эти годы Россия стала шире
пользоваться методами социального лавирования: награждение влиятельных князей
орденами, присвоение высоких воинских званий, увеличение жалований,
предоставление торговых льгот. Это укрепляло примирительные настроения, особенно среди
натучайцев и шапсугов3*.
Кроме того, многие черкесы опасались, как бы Шамиль не установил над ними
свою деспотическую власть, при которой «не снесешь и головы». Они скорее
предпочитали русского царя, требовавшего «только повиновения», но не посягавшего
на их имущество и «охранявшего жизнь своих подданных». Они соглашались
,с Записки Михаила Чайковского... с. 435.
*" ШССТЛК. Г.. 280-282. О деятельности Зверковского см. также: Фслтшн К. Польские эмиссары
Зверковскии и Высоцкий у закубанскнх горцев в 1815-1846 годы // КОВ. 1883. Л?43. Фе.шцын
ошибочно полагал, что он погиб в кораблекрушении на обратном нуги в Турцию.
:{0 WiderszalL. Op. ей. Р. 94-97.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
иметь с турками лишь религиозные и экономические отношения, отвергая их
политическое господство.
Что касается англичан, то связей с ними горцы старались избегать, подозревая
их в намерении запретить работорговлю, приносившую Черкесни значительный доход.
После неудачи миссии Зверковского у Чайковского возникли сомнения в
целесообразности привлечения к польскому деду черкесов и Шамиля, поскольку они, по его
словам, «готовы совершать набеги и разбои в соседних русских поселениях, но их никогда
нельзя будет убедить двинуться на Россию, подобно Батыю, чтобы подать руку
помощи полякам, которые могли бы напасть на нее одновременно с другой стороны» * *.
Однако руководители «Отеля Ламберт» не отказались от своих планов. В июне
1846 г. вЧсркесии появляется новый посланник польской эмиграции военный
инженер Казимир Гордон (Бендерли-бей). От А. Чарторыйского он получил те же
инструкции, что и Зверковский, с дополнительным и особо настоятельным
указанием заключить соглашение с Шамилем.
Турки снова дали деньги, предоставили три судна, груженные порохом, оружием
(в том числе две пушки), амуницией и различными товарами2*.
Пребывание Гордона среди горцев ничем не примечательно, если не считать
неприятных инцидентов между ним и убыхами, вызванных его неуживчивым нравом и их
подозрительностью. В вылазках черкесов против русских крепостей в конце 1846 г.
заслуги Гордона, судя по всему, не было. В начаю 1847 г. он умирает при невыясненных
обстоятельствах. Есть версия, что его убили3*.
Одновременно с Гордоном в Черкссии появился другой поляк—Адам Высоцкий.
Скорее всего, они прибыли вместе для выполнения одной и той же задачи, хотя
существующие источники не позволяют установить это точно. Согласно русским военным
документам, передающим рассказы горцев, Высоцкий «привез с собою много
машин и инструментов для делания пороха, оружия и разных огнестрельных
снарядов» и «...обещал им открыть у них металлы и соль, научить, как добывать все
это и обделывать». По его собственному утверждению, он намеревался вначале
объехать прибрежную Черкесию, а затем отправиться к ШамилиL*. На этом следы Высоцкого
в источниках обрываются.
Пока Гордой томился в Черкесни от вынужденного безделья, А. Чарторый-
ский в Париже и М. Чайковский в Константинополе думали об отправке на Кавказ
постоянной польской миссии, резиденция которой находилась бы при Шамаю.
Назначение ее состояло в координации действий между горцами и «Отелем Ламберт». В
состав миссии предполагалось включить двух священников (католического и ста-
,в Записки Михаила Чайковского.., с. 444-446; КельсисвВ. Польские агенты... с. 54t.
2* Записки Михаила Чайковского.., с. 448.
3° WiderszalL. Ор. cit. Р. 97-100; Записки Михаила Чайковского.., с. 448-149.
,0 Фелицын Е. Указ. статья.
ГЛЛВЛ IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ D0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
роверческого) для подрыва религиозного влияния России и, возможно, для
обращения дагестанцев в новую веру1*.
Одновременно А. Чарторыйский и его подчиненные продолжают разрабатывать идею
о превращении Кавказа в плацдарм и поставщика людских сил дм крупной военной
экспедиции в глубь России, командным ядром которой являлась бы польская эмиграция.
Последняя видела в народах этого региона лишь средство к решению собственных задач,
принимавших почти великодержавный размах. Она добивалась не только
восстановления независимой монархической Польши, но и подчинения ей донских и черноморских
казаков. Кавказу, включая Грузию и Армению, в благодарность за его помощь, уготовлялось
расчленение на обособюнные государства и установление над ними турецкого протектората2*.
Чарторыйскии предлагал расплатиться с турками Кавказом.
Для осуществления этих планов в условиях, когда черкесы вяло реагировали на
польские призывы, нужна была материальная поддержка Турции и, по
возможности, Англии. В «Отеле Ламберт» рассчитывали на то, что султан своим моральным
авторитетом склонит горцев к повиновению полякам, тем более, если он
представит их как доверенных людей Порты. Эти надежды основывались на учете двух
обстоятельств. Во-первых, Турция, усматривавшая для себя выгоду в разжигании
Кавказской войны, не отказывалась от тайного покровительства черкесам. Во-
вторых, в турецкую правящую верхушку входило немало сановников адыгского
происхождения, поддерживавших связи с «прародиной». Они снабжали горских
вождей, приезжавших в Константинополь, как русские—в Париж3*, деньгами, выражали
им солидарность, давали советы, обещали дальнейшую помощь.
От открытого вмешательства в черкесские дела султана удерживал страх перед
Россией. Вместе с тем Константинопольский кабинет был рад случаю навредить ей на
Кавказе безнаказанно, руками поляков. В 1846-1847 гг. М. Чайковский и В. Замой-
ский активно домогались у Порты субсидий для организации экспедиций на Кавказ.
Этой идеей заинтересовались морской министр Турции (капудан) Мехмет Али,
шурин Абдул-Меджнда, имевший в то время сильное влияние на него, и Решид-паша.
Они заявили о своем согласии финансировать замышляемое поляками предприятие
и порекомендован! его участникам быть в полной готовности к весне 1847 года. Однако
вскоре капудан получил отставку, означавшую, что операция откладывалась на
неопределенный срок, хотя Великий визирь и подтвердил обещания Мехмета Али4*.
Поляки получали некоторые суммы денег от британской буржуазии. Их передавал
А. Чарторыйскому известный полонофил лорд Дадли Стюарт5*. Понимая необходи-
,е Widerszal L. Op. cu. Р. 100-102: Записки Михаила Чайковского.., с. 447.
** WUlerszalL. Ор. cit. Р. 104-106.
:{в НельеиевВ. Польские агенты.., с. 538-539.
,с WulerszalL. Ор. cit. Р. 103, 107-108.
:,° Handelsman Л/. Ор. eit. Р. 25.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ Д К РЖАВЫ
мость обнадеживающих фактов о польской деятельности на Кавказе для стимуляции
новых пожертвований, А. Чарторыйский придавал этому региону все большее
значение и с нетерпением ждал вестей от Гордона. Но доклад эмиссара вызвал огорчение1*.
Европейские революции 1848 г. навели лидеров «Отеля Ламберт» на мысль
воспользоваться бурными событиями в Европе в своих целях. Чайковский пропагандировал
в Константинополе целесообразность активного участия Турции в планах
польских эмигрантов. А. Чарторыйский и его сотрудники надеялись на большую войну
в Европе, которая поглотила бы силы России. Тогда турки двинулись бы на Кавказ
или, по крайней мере, снарядили бы туда польскую экспедицию.
В 1848 г. к озабоченности русских властей на Кавказе но поводу «досель еще
довольно деятельных» «запрещенных сношений» горцев с турками добавилось
опасение, что «вследствие известных событий на Западе Европы... многие эмиссары
иностранных государств будут стараться проникнуть не только по сухопутной
границе Гурии, но н морем в Абхазию и иные места для подстрекания волнений в
Закубанском крае и даже для тайного привоза оружия и огнестрельных припасов
непокорным племенам, а, может быть, и с другими преступными намерениями».
Командирам русских судов, патрулировавших кавказское побережье, было
приказано соблюдать особую бдительность2*.
В одной из константинопольских типографий польские эмигранты отпечатали
несколько сот экземпляров прокламаций с призывом к народам Кавказа, донским
и черноморским казакам, жителям Малороссии восстать против России и ждать помощи
западных держав3*.
Военный министр (сераскир) Турции Риза-паша сообщил Чайковскому, что в
случае возникновения русско-турецкой войны Кавказ станет ее главным театром.
Порта предоставляла деньги на текущие нужды поляков и охотно вела с ними
переговоры о будущих акциях против России, но дальше этого пока не шла. Она заняла
выжидательную позицию, внимательно следя за развитием европейской ситуации.
А. Чарторыйский стремился заинтересовать и Парижский кабинет своими
планами на Востоке. На это были нацелены его беседы в министерстве иностранных
дел Франции и его меморандум для французского посла в Константинополе
генерала Жака Опика, находившегося в тесных контактах с М. Чайковским и В.
Замойским4*. Правительство Второй республики, однако, тоже не спешило
выступать против России.
Между тем турки по-прежнему ничего не предпринимали. В ноябре 1848 г. они
заявили Чайковскому-, что ранее весны 1849 г. не может быть и речи об экспеди-
,0 W'iderszalL. Ор. cit. Р. 102: Записки Михаила Чайковского... с. 417.
2* П. С. Нахимов. Документы и материалы. М., 1954. С. 158, 161.
*° АВПРН. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2462.1848 г. Л. 183 и об.; см. также: АМКВИВЧ. С. 28-29.
10 Handelsman Л/. Ор. cit. Р. 24-25. 48, 94-95.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ A0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
ции на Кавказ. Несколько позже султан согласился на эту операцию лишь при
условии, если революционная Венгрия продержится до конца октября 1849 г. Уклончивое
поведение Порты отражаю ее страх перед Россией, ее опасения сделать необдуманный
шаг в весьма неопределенной международной обстановке.
С подготовкой антирусских акций на Кавказе, вероятно, был связан приезд в
Турцию летом 1849 г. Уркарта, предполагавшего прежде всего посетить Малую Азию1*.
После капитуляции Венгрии в августе 1849 г. последнюю надежду на успех
замыслов А. Чарторыйского на Кавказе вселило в него ухудшение русско-тлрецких
отношений в связи с требованием Николая 1 к султану о выдаче польских и венгерских
эмигрантов2*. К досаде А. Чарторыйского, этот чреватый войной конфликт
разрешился мирно. Проблема экспедиции на Кавказ снимается «Отелем Ламберт>> с
повестки дня до подходящего момента.
Между тем во внутренней обстановке в Черкеснн произошли изменения.
В 1848 г. Шамиль присылает туда своего третьего эмиссара Мухаммеда Эмина
(первые два—Хаджи-Мухаммед A842-1844 гг.) и Сулейман-эфенди A844-1845 гг.)
потерпели неудачи3*) с прежним заданием шире вовлечь черкесов в Кавказскую войну.
Через два года Мухаммеду Эмину удалось заручиться поддержкой среди абадзехов,
части натухайцев и шапсугов, кое-где—среди убыхов и более мелких племен.
Этим довольно неожиданным успехом, наиб был во многом обязан тому
обстоятельству, что европейские революции 1848 г. отозвались на Кавказе слухами о
скорой русско-турецкой войне и увеличении притока оружия из Турции1*. По.1учившие
заметный размах примирительные по отношению к России тенденции ослабли.
Оживилась военная активность горцев.
Стремясь организовать черкесское общество по тому же военно-административному7
принципу, что и имамат Шамиля, наиб прилагал усилия к искоренению усобиц и
централизации власти. Мухаммед Эмин создал примитивное государственное устройство,
разделив подчиненные ему территории на округа во главе с предводителями,
ответственными за комплектование войска, сбор налогов и соблюдение предписаний ислама5*.
Понимая, что черкесы-общинники (уздени) составляли основной людской
потенциал общества, без привлечения которого нельзя помышлять об успешной войне
против России, Мухаммед Эмин искал широкой опоры именно в них. Ради этого он
шел даже на известное ущемление знати, отвергавшей аскетические нормы ислама.
,0 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 50. 1849 г. Л. 567.
*• WiderszalL. Ор. cit. Р. 108-112.
3' Об их деятельности см.: АКАК. Т. 10. С. 415-418, 573, 585-587, 672, 681; ШССТАК. С. 214;
КасумовА, X. Из истории... с. 127-128.
¦• ШССТАК. С. 286, 289.
:,e WiderszalL. Op. cit. Р. 112-113; Покровский М. В. О характере движения горцев Западного
Кавказа в 10-60-х годах XIX века // ВИ. 1957. Л12. С. 73-74.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЙ ДКРЖЛВМ
Тем не менее наиб Шамиля, хотя и был незаурядной личностью, в конечном итоге
не смог навязать горцам свою волю и новую идеологию. Если шариатский лозунг
равенства, внешне выглядевший демократично, но по существу являвшийся
пропагандистским приемом, импонировал неискушенным в политике общинникам, то
фанатично внушаемый тезис о необходимости уничтожения русских, поскольку
они—смертельные враги мусульманства, вызывал сомнения, а насаждаемые
Мухаммедом Эмином деспотические порядки—активный протест.
Особенно тяготил газават черкесов, имевших длительный опыт добрососедских
отношений с Россией и поэтому не понимавших целей изнурительной
«священной» войны. Нередки были случаи, когда горцы вместо того, чтобы откликнуться
на призыв к очередной вооруженной вылазке, отправлялись на русские ярмарки
торговать10. По признанию Мухаммеда Эмнна, до его появления на Западном Кавказе
A848 г.) черкесы жили в такой дружбе с русскими, что «рядом пахали землю и косили
сено..., что немного нужно было времени» для слияния обоих народов в один2*.
Согласно наблюдениям А. Фонвилля, французского офицера, участника
Кавказской войны, система управления, введенная наибом, держалась на репрессиях и
со временем стала для горцев невыносимой3*. Многие черкесские племена искали
у русских защиты от Мухаммеда Эмина1*.
Светской и духовной знати Западного Кавказа, в основном тяготевшей к Турции
в силу религиозных и экономических (работорговля) причин, удалось увлечь
антирусскими лозунгами определенную часть горцев, живших изолированными
коллективами и не познавших еще выгод отношений с Россией.
Вместе с тем были и другие настроения: одновременно с идеей о бессмысленности
войны в обществе зрела и укреплялась прорусская ориентация5*. Помимо
иностранцев этому процессу пытались помешать эмиссары Шамиля в Черкеспи
Хаджи-Мухаммед, Сулейман-эфенди и Мухаммед Эмин, которые в стремлении
утвердить свою власть и постоянно поддерживать у горцев воинственный дух
прибегали как к насилию, так и к методам социального лавирования6*.
** Покровский М. Иностранные агенты.., с. 167-170; КасумовЛ. X, Из истории.., с. 101.
2* Покровский Л/. Диверсионная деятельность иностранных агентов на Западном Кавказе после
окончания Крымской войны // Кубань. 1953. №13. С. 224; Фелицып Е. Князь Сефер-бей Зан //
Куб. сб. 1904. Т. X. С. 81.
3* Фонвиллъ Л. Последний год войны Черкеспи за независимость 1863-1864 гг. Из записок
участника-иностранца. Краснодар, 1927. С. 20-21. Ср.: StuckerC. Siltcn und Charakterbilder aus der
Turkei nnd Tscherkessien. Beilin, 1862. S.172.
4*Roskoschny H. Op. cit. Bd. 1. S. 184; ADM 1851 -1852. Paris. 1852. P. 671 -672; Покровский М.В.
О характере движения.., с. 71.
*• АВИРИ. Ф. Отчеты МИД по Азиатскому Департаменту. 1843 г. Л. 249 и об.; ШССТАК. С. 248:
КасумовЛ. X. Из истории.., с. 125.
°* Покровский М. В. О характере движения.., с. 70.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ D0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
Такая политика принесла некоторый успех лишь Мухаммеду Эмину, да и
то—ненадолго. К середине 1851 г. под влиянием растущего недовольства наибом и военных
поражений его отвергли натухайцы, шапсуги, бжедухи, выразившие готовность
присягнуть на верность России1*. Только прикубанские абадзехи по-прежнему признавали
наместника Шамиля.
Летом 1851 г. он отправил в Константинополь доверенного человека, чтобы тот
попросил М. Чайковского прислать в Черкесню 12 поляков: «хороших офицеров,
нескольких шахтеров и специалистов разного профиля». Их профессиональные
знания предполагалось использовать для организации добычи золота и серебра, для
формирования войска из бежавших к горцам польских и русских дезертиров. М.
Чайковский принялся подбирать кандидатов для этой экспедиции. А. Чарторыйский
придавал ей большое значение, поскольку она «воскрешает нашу (поляков—В. Д.)
политическую жизнь и повышает важность нашей исторической миссии». Надеясь,
как всегда, на ассигнования Порты, князь Чарторыйский считал возможным
успешное проведение операции даже в случае отказа турок. Он также рассчитывал по.1учить
какие-нибудь деньги от Пальмерстона при посредничестве Дадли Стюарта. Звер-
ковскнй, слывший среди поляков «экспертом» по Черкссии, разработал для
руководителей экспедиции рекомендации, в которых советовал им укреплять силу
и авторитет Мухаммеда 3iMima, но не в ущерб горцам, не признававшим наиба. Однако
из-за нежелания Турции субсидировать это предприятие и разногласий между его
организаторами оно не состоялось2*.
Следует учитывать, что в 1840-е годы внимание внешних сил к Кавказу
обуславливаюсь не только общей международной конъюнктурой в Европе и на Ближнем Востоке.
Интерес к этому региону вообще и практическую деятельность там иностранных
эмиссаров ио-прежнему стимулировала Кавказская война, которая вступила в свою
«блистательную эпоху». Именно в этот период A840-е годы) горцы Дагестана, Чечни
и Черкесии достигли наиболее ярких успехов в борьбе против русской армии118.
Эти успехи произвели сильное впечатление на иранского Мохаммад-шаха
A834-1848 гг.) и чуть было не привели к нежелательной для России
актуализации проблемы вмешательства Ирана в кавказские дела, проблемы, казавшейся—после
Туркманчайского договора 1828 года—уже снятой с повестки дня.
Накануне кончины шах Мохаммад, считавшийся, в отличие от своего
предшественника (и дедушки) Фетх Али-шаха, настроенным прорусски и антибритански,
отправил к Шамилю своего тайного эмиссара с письмами, выражавшими
моральную и обещавшими материальную поддержку имаму в его войне против России119.
Это позволяет предположить следующее. В иранском руководстве реваншистские
настроения в отношении Закавказья рассеялись не до конца. Тегеран не прочь был вос-
'* Покровский Л/. В. О характере движения.., с. 69.
,й Widerszal L. Op. cil. Р. 112-115; см.также: АМКВИВЧ. С. 37.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
пользоваться подходящими обстоятельствами, для чего, однако, требовалось выяснить,
существуют ли такие обстоятельства и насколько они действительно благоприятны. До
тех пор пока не будет полной уверенности на сей счет, действовать против России Иран,
сущ но всему, не собирался. Отсюда повышенная секретность «посольства» к Шамилю1*.
Ответ имама (письмо от 15 сентября 1848 г.) звучал не слишком обнадеживающе,
если не обескураживающе. За цветистыми восточными приветствиями, сколь
неумеренными в своей комплиментарное™, столь и традиционными в своей дипломатической
протокольное™, следовали малоприятные для шаха слова. Шамиль писал, что он
удивлен бездействием Мохаммада и его беспечным отношением к судьбе своего
государства. Нмам с укором вопрошал, почему шах, котором) Аллах дал в руки такие
огромные средства и силы, отказывается от священной войны против России именно
в тот момент, когда это «более, чем необходимо». Поучая шаха сурами из Корана, Шамиль
фактически ставит себя ему в пример: «да будет известно», что он, имам,
располагая скромными возможностями, ведет неравную борьбу с гяурами в течение многих
лет, после того, как «Всемогущий пробудил нас от спячки и лени». И уж совсем
вызывающим было обращение к шахт, в котором слышно больше повелительных, чем
призывных интонаций: «Так обнажите же свои сабли и повинуйтесь Аллаху!»'2*.
Еще более жесткий и обвинительный характер носило письмо Шамиля к шахскому
министру Мирзе Насрулле (также помеченное 15 сентября 1848 г.), в котором он,
между прочим, спрашивает: до каких пор вы (иранское правительство) будете
беспечно пренебрегать своим долгом перед Аллахом, завещавшим вести «всеобщую
войнл»—джихад—против гяуров?3*
Подпись под обоими письмами—«Имам Дагестанского Царства Шамиль Эфенди»—
указывает на убежденность Шамиля в том, что он занимает равноправное положение
по отношению к Мохаммад-шаху. А наставительное содержание его писем говорит
еще и о чувстве морального превосходства имама над иранскими правителями,
давно отказавшимися от сопротивления России.
Какое впечатление произвели на шаха послания Шамиля и успел ли он (умер
осенью 1848 г.) вообще получить их—не известно. Об этом остается лишь гадать. Равно
как и о том направлении, которое могла бы принять кавказская политика Мохам-
мад-шаха (послеукоризненных писем Шамиля), доживи он до Крымской войны.
* * *
В 40-е гг. XIX в. русско-турецкие отношения ио поводу Кавказа внешне
выглядели более или менее удовлетворительно. Петербург требовал от Порты принятия
l* Gammer, Moshe. Imam Shamil and Shah Mohammed: Two Unpublished Letlers//Central Asian Sur-
vcy, 1991.V. 10. N 1-2. P. 176.
«•Ibid.P. 173-174.
3*Ibid.R 172.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ A0-е ГОДЫ XIX ВККА)
действенных мер но пресечению тайных поставок оружия и снарядов из Турции на
восточный берег Черного моря1*. Нередко в этой торговле были замешаны
турецкие должностные лица2*.
Султанское правительство заявляло, что, «непреложно соблюдая» заключенные
с Россией трактаты, оно «доселе» не помогало черкесам н «впредь» не собирается
этого делать, равно как и морально поощрять в них надежду на покровительство.
Местные власти на анатолийском побережье получили указания тщательно
досматривать суда, идущие в Черкесию, и при обнаружении контрабанды—конфисковывать
ее. Специальным фирманом султан предупредил судовладельцев, что в случае
задержания их русскими крейсерами при попытке переправить оружие в
Черкесию он не только не вступится за нарушителей, но и сам подвергнет их наказанию
как «ослушников его воли». В 1845 г., уличив Синопского каймакама
(губернатора) Ибрагима Бея в «предосудительном потворстве» контрабандистам и «желая
дать пример строгости», Абдул-Меджидуволил его с должности. Для сохранения
в глазах А. П. Бутенева видимости лояльности к Петербург) и уважения к Адриа-
нопольскому договору султану пришлось, но требованию русского посла, сместить
в 1847 г. с поста шефа турецкой тайной полиции Неджиб-эффендн, причастного
к подрывной деятельности на Кавказе.
Абдул-Меджид позволял себе такие широкие жесты, поскольку понимал их
малоэффективное^, которая его вполне устраивала. Вопреки этим мерам, служившим
скорее для успокоения русского посольства в Константинополе, «покушения
турецких тайноиромышленников» но-прежнему продолжались, хотя в меньших масштабах
и с большими предосторожностями3*.
Петербургский кабинет не полагался на искренность обещаний Порты о
невмешательстве в дела черкесов, он рассчитывал лишь на то, что турецкие сановники
теперь будут стараться избегать «изъявления слишком деятельного соучастия к
своим единомышленникам» '*. Но и эти надежды не всегда оправдывались: турки
посылали к горцам оружие и тайные письма с призывами не покоряться России и
ждать помощи5*. Разумеется, Петербург противодействовал этим проискам не
только дипломатическими средствами.
,в О турецкой военной контрабанде в 30-х-начале 50-х гг. XIX в. см.: АВПРП. Ф. Турецкий стол
(старый). Он. 502 а. Д. 1502,4503; Д. 4607. Л. i-o2;rj3iu3upw Г. Л. Махаджирство и проблемы истории
Абхазии XIX столетия. 2-е изд. Сухуми, 1982. С. 114.
*° АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2454. 1843 г. Л. 97 и об.
3* АВПРИ. Ф. Отчеты МИД по Азиатскому Департаменту. 1843 г. Л. 248 об.-251 об.; 1845 г. Л. 217
об.-219; 1846 г. Л. 221-222 об.; Ф. Канцелярия. Д. 37. 1845 г. Л. 97-98, 414 и об.;
WiderszalL. Op. cit. Р. 103.
,0 АВПРИ. Ф. Отчеты МИД но Азиатскому Департаменту. 1846 г. Л. 221об.-222.
5*ШССТАК. С. 269-270, 284-290; Кап мое Л. X. Из истории.., с. 126-127; Л/. П. Лазарев..,
т. 2. С. 328-329.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИ К ДЕРЖАВЫ
В 1845 г. кавказский наместник М. С. Воронцов поручил специальному агенту
совершить путешествие по всему побережью Турции, включая Константинополь,
и собрать как можно более точные сведения о том, из каких пунктов ведется
контрабандная торговля с Черкесией и каков ее объем, куда достав.шотся оружие и другие
товары, кто занимается этими незаконными операциями1*.
В начале 1844 г. возник еще один повод для объяснений между Россией и
Турцией, когда в Петербурге узнали о визите к султану очередной черкесской делегации
с просьбой о помощи. В. П. Титов высказал турецкому правительству подозрение,
что здесь не обошлось без поощрения со стороны высших османских чиновников,
лелеявших в горцах надежды на поддержку Порты. Он поставил вопрос так: готов
ли кабинет султана рассеять эти надежды решительным официальным заявлением
и тем самым дать России реальные доказательства «искренности и
доброжелательства», в чем русских на словах убеждали неоднократно. Вначале Турция
пыталась ответить «туманно и уклончиво», но настойчивость Титова заставила
султана фактически принять обязательство о выполнении его требований и подтвердить
свою приверженность русско-турецким договорам, исключавшим османское
вмешательство в черкесские дела2*.
В связи с тем, что горская депутация намеревалась отправиться после Турции в
Англию, Бруннов несколько раз беседовал с Д. Г. Эбердином, госсекретарем в
консервативнОхМ кабинете Р. Пиля. Ссылаясь на отношения «дружбы и счастливого
согласия», установившиеся хмежду двумя государствами с подписанием
Лондонской конвенции 1841 г., Бруннов призвал Эбердина помешать этому визиту.
Госсекретарь обещал дать соответствующие указания новому британскому
послу в Константинополе Стрэтфорд-Каннингу. Если все же черкесы приедут в
Англию, то Россия, заверял он, может рассчитывать на нейтралитет кабинета. Збер-
дин признал нежелательным их появление в Лондоне, поскольку оно вызвало бы
возбуждение британского общественного мнения и поставило бы правительство
в стеснительные условия.
Однако Стрзтфорд-Каннинг не подавал никаких признаков готовности идти
навстречу просьбе России. Нессельроде был удивлен поведением этого дипломата,
представлявшим «резкий контраст» «доброжелательству» Эбердина.
Госсекретарю пришлось повторить свои инструкции к Каннингу «в самых настойчивых
выражениях».
Бруннов оказывал давление на Эбердина, ибо хорошо понимал значение того факта,
что безрезультатное возвращение черкесских «послов» на родину отнимет у их
соотечественников надежду на внешнюю помощь и «образумит» их3*.
¦* АВПРМ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2457. 1845 г. .1. 30-31.
2*АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 40. 1844 г. Л. 123-131 об.
3'АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 103. 1843г..1. 166 и об., 211. 276: Д. 35 (Т. I). 1813г. Л. 314-315.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ I! ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ ( 10-с> ГОДЫ XIX ВККЛ)
Действительно, горцы вернулись ни с
чем, но это не обескуражило их в той
степени, в какой ожидалось.
В 10-е гг. ХГХ в. в политических
сферах и общественном сознании Англии
интерес к Черкесни хотя и ослаб, но
полностью не был утрачен1*. В начале 10-х гг.
дипломатическая почта, приходившая в
Форин оффие из Петербурга и
Константинополя, рассказывала о «каждом шаге>>
Шамиля2*. Британские консулы в Батуме
н Самсуне не ограничивались сбором этих
сведений. Они тайно поддерживали горцев
против России советами и даже материальной
помощью. Информация о положении на
Кавказе постулат к поверенному в делах
Англии в Турции Генри Умели (замещавшему Стрэтфорл-Канним
Стрэтфорд-Каннпнга с июля 1816 г. по июнь
1818 г.), а тот. через врача посольства, делился сю с султаном и его министрами,
настраивая их этими «знаками внимания» на продолжение антирусской политики.
Причем Уэлсли собственноручно составлял для них памятные записки по этому
вопросу30. В первой половине 40-х гг. британский консул в Адрианополе
поддерживал отношения с проживавшим там Сефер-беем, который время от времени
получал деньги от посольства Англии в Константинополе4*.
В сопоставлении с данными фактами далеко не безобидными выглядят
поданные В. П. Титову летом 1848 г. агентами одной из английских коммерческих фирм
ходатайства о визе на въезд в Закавказье (Редут-кале, Сухум-кале и другие места)
по торговым делам50.
В феврале-марте 1848 г. депутат британского парламента Т. Ч. Энсти, вновь
поднимая вопрос о поведении Пальмерстона в деле «Виксена», распространялся о
юридической фиктивности 4-й статьи Адрианоиольекого договора6*. Защищавший
себя госсекретарь говорил о сочувствии Англии к кавказским горцам и непризиа-
,п Подробно о восприятии Кавказа Западом в 30-40-е годы XIX века см.:Деюев В.В. Большая игра
на Кавказе... с. 54-116.
*e Blanch L. The Sabres olParadise. N. Y.. 1960. Р. 13.
5 АВПРП. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1816 i. .1. 587-589 об.
,n Фелииын Е.Д. Князь... с. 50.
•° АВНРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2462. 1848 г. Л. 208-209.
11 ПРО. V. 96. L. 1848. Р. 1155-1156. 1167-1168, 1180-1185.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
нни ею прав России на Черкесию, за исключением нескольких прибрежных
пунктов. Вместе с тем он не считал разумным воевать с Россией из-за проблемы
толкования Адрианопольского трактата1*.
Эта парламентская перепалка, как и другие факты, свидетельствовала о том, что
возможность обострения англо-русских противоречий по поводу Кавказа могла бы
при соответствующей международной обстановке превратиться из потенциальной
в реальную. Не случайно Бруннов незамедлительно и подробно известил
Нессельроде о содержании этой дискуссии: он хотел, чтобы в Петербурге всегда знали
«температуру» черкесского вопроса в Англии2*.
С середины 40-х гг. дополнительную напряженность внес в русско-турецкие
отношения вопрос о деятельности польских эмигрантов в Черкесии. До этого
времени Петербург «молчаливо терпел» пребывание М. Чайковского и его сообщников
в Турции, но в апреле 1845 г. В. И. Титов сообщил Нессельроде, что их активность
среди горцев, подогреваемая османскими сановниками, стала «очевиднее, чем
прежде». На запрос В. П. Титова к турецкому правительству о том, известно ли ему
что-либо о М. Чайковском, последовал отрицательный ответ: Порта явно
уклонялась от содействия русскому посольству3*.
Однако бесконечно изображать блаженное неведение было невозможно, тем
более в обстановке расширяющейся деятельности польских эмигрантов. Когда
летом 1847 г. в Константинополе появился помимо М. Чайковского еще и
В. Замойский, Порте предложили выслать их из страны. В. П. Титов несколько раз
повторил этот демарш с возрастающей настойчивостью.
Великий визирь и министр иностранных дел Турции убеждали посланника, что
они понимают «неотложность» подобной меры, но не могут позволить ее себе из
опасения вызвать протесты послов Англии и Франции, которые взяли польских
эмиссаров под покровительство4*. Туркам предоставился удобный предлог для уверток
и отговорок. После 1848 г. Николай I поставил проблему иностранных
эмигрантов (поляков и венгров) в Турции шире и острее, потребовав уже не просто высылки,
а выдачи их русским властям. Нажим царя, как известно, закончился неудачей.
С начала 40-х гг. XIX в. между Россией и Турцией шел спор о пограничной линии,
разделявшей территории двух держав в Западной Грузии. По наущению своих
пашей аджарцы совершали разбойные набеги в пределы Гурии, чинили там соци&1ьные
беспорядки, подстрекали местных жителей против России. Русское посольство в
'•HPD.V.97.P.85-88.
2*АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 98. 1848 г. Л. 191 об.-193.
30 Там же. Д. 37. 1815 г. Л. 418.
** Там же. Л. 509-511; Д. 38. 1815 г. Л. 152 и об., 237, 355 н об.; Д. 39. 1845 г. Л. 467 и об.; Д.
31. 1847 г. Л. 495-497. 553-556 об.; Д. 42. 1848 г. Л. 316-317 об., 345-347, 391-397, 546-
549; Д. 43. 1848 г. Л. 365-369 об.; Д. 28. 1850 г. Л. 254.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ D0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
Константинополе не раз предъявляло Порте протесты и требовало принятия
решительных мер к зачинщикам этих провокаций и их покровителям1 *. С обеих
сторон были назначены специальные комиссии по уточнению границ, в ходе работы
которых обнаружились разногласия2*.
С течением времени пограничная проблема осложнялась3*. Дополнительные
трудности на пути ее разрешения создавали британские консулы в Эрзеруме и
Батуме, склонявшие местные османские власти к неуступчивости, раздуванию
важности этого вопроса, затяжке переговоров. Титов настоятельно попросил временного
преемника Понсонби Чарлза Бэнкхеда унять неуместную активность своих
подчиненных и напомнил, что их дипломатические полномочия не дотекают вмешательства
в дела, касающиеся только России и Турции. Бэнкхед обещал дать
соответствующие распоряжения1*.
В 1845 г. положение на русско-турецкой границе обострилось в связи с
появлением в Аджарии эмиссара Шамиля Хасана Хазби, присланного туда, чтобы нанять
войско для имама и, заодно, распространить среди аджарцев идеи газавата.
Петербург потребовал от Порты экстренных мер по задержанию Хасана Хазби. Турецкое
правительство опасалось крупных волнений в областях, расположенных по
соседству с Грузией, поскольку это грозило непредсказуемыми последствиями, вплоть до
превентивных военных акций России в случае, если Турция не сможет восстановить
спокойствие собственными силами. Поэтому турки поспешили арестовать Хасана
Хазби и организовать расследование по его делу5*.
Однако пограничные распри не прекращались. Желая уладить эту проблему и не
поднимать ее выше «простой тяжбы о межах» между жителями Гурии и Аджарии,
русское правительство предложило провести в Транезунде переговоры между
депутатами от указанных районов под наблюдением официальных представителей
России и Турции. Напротив, Константинопольский кабинет стремился придать
этому вопросу «политический вид» и привлечь к нему внимание европейских
государств. Поэтому он настаивал, чтобы такая встреча проходила в турецкой столице,
под боком у западных посольств. В конце концов турки согласились послать своих
10 АВПРН. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2453. 1842 г. Л. 21 и об.. 57-58 об., 68-70,
78-80 об., 84, 112-113; Д. 2455. 1844 г. Л. 13-14 об.
*' АВПРИ. Ф. Отчеты МИД... 1841 г. Л. 295 об.-297.
3° АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 42. 1842 г. Л. 475; Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2455.
1844 г. Л. 25-26 об., 59-60 об.
** АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 46. 1841 г. Л. 117-118.
3* АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2457. 1845 г. Л. 61-66 об.; Д. 2459. 1845 г. Л.
1-7 об., 10,14; Ф. Канцелярия. Д. 39.1845 г. Л. 314 и об., 372 и об., 381 об.-382,408; Ф. Отчеты
МИД... 1845 г. Л. 219-220. Турецкие архивные документы о деятельности Хасана Хазби в
Аджарии см.: Pertev Boralat. La Russie dans les archives ottomanes. Un dossier ottoman sur Pimam Chamil
//CMRS. 1969. V.. 10. N 3-4. P. 525-535. Ср.: lbvahim KoremezlL Op. cit. P. 49.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
эмиссаров в Трапезунд, и после долгих проволочек с их стороны дело было улажено1 \
Однако русско-турецкие антагонизмы на Кавказе сохранились.
о * *
Сложнее анализировать русско-английские противоречия в 40-е годы XIX
века, точнее—их восприятие Николаем I. Принято считать, что император эти
противоречия недооценил, а англо-французские преувеличил. Похоже, он
действительно не заметил, что под прикрытием мнимого альянса с Россией в
восточном вопросе (Лондонские конвенции 1840-1841 гг.) Пальмерстон
вынашивал идею коалиционной войны против нее. Не заметил Николай 1 (во всяком
случае не отдал этом} должное) и наметившийся с середины 40-х гг. процесс
сближения Англии и Франции2*.
Николай I в каком-то смысле проиграл Крымскую войну уже в 1841 г., когда он
допустил политический просчет из-за своего самоуверенного идеализма.
Относительно легко идя на отказ от выгод Ункяр-Искелесийского договора, царь наивно
ожидал получить в воздаяние за свою сегодняшнюю уступку завтрашнее согласие
англичан на эвентуальный дележ «османского наследства».
В 1854 г. стало ясно, что это была ошибка. Однако по существу она
превратилась в ошибку только благодаря Крымской войне—той самой «странной» войне, которая,
по мнению многих историков, неожиданно возникла из рокового сплетения нолу-
случайных, отнюдь не неизбежных обстоятельств150. Во всяком случае, в момент
подписания Лондонской конвенции 1841 г. не было никаких видимых оснований
считать, что Николай I обрекает себя на столкновение с Англией, и они, конечно,
не появились бы, если бы в 1854 г. целое нагромождение факторов,
обусловленных страхом, подозрением, неосведомленностью, просчетами, интригами и
тщеславием, не вылилось бы в коалиционную войну против России.
Повторяя название книги американского ученого Джона Гэддиса3*,
посвященной другой теме, можно в какой-то степени допустить, что «теперь-то мы знаем»
о том, что, как и почему произошло. Анализировать и понимать ретроспективу
легче, чем перспективу. Историки, берущиеся судить об уже давно выявившихся
результатах некогда принятых политиками решений, находятся в несравненно более
выгодном положении, чем эти самые политики в момент совершения действий.
Об «ошибках», допущенных Николаем I в международных делах в 40-е гг. XIX в.,
написано много. К подобного рода ошибкам причисляют, помимо Лондонской
конвенции 1841 г.:
'• АВПРИ. Ф. Отчеты МИД...1846 г. Л. 217-220 об.: Ф. Посольство в Константинополе. Д. 2462.
1848 г. Л. 27-34.
2" Георгиев В. А. Указ. соч. С. 179-192; Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII-
начало XX вв. Под редакцией И. С. Киштиной. М., 1978. С. 117-125.
30 GaddisJ. L. We Now Know. Relhinking Cold War Histon. O.xford universitv Press, N. Y., 1997.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ (-10-с ГОДЫ XIX ВЕКА)
-грубое и прямолинейное стремление договориться с Англией но восточному вопросу
в 1844 г. и в 1853 г.;
-предъявленный Николаем I в 1849 г. ультиматум султану о выдаче польских и
венгерских революционеров;
-мелочное третирование Луи-Наполеона, пришедшего к власти во Франции на
волне революции, неосторожное поведение в споре о «святых местах»;
-преувеличение источников, питавших англо-французские противоречия и
русско-английское согласие, вера в политико-идеологическую солидарность трех
монархий—России, Австрии, Пруссии; и т. д.
Все это расценивается как факторы закономерного и неумолимого вызревания
глубинных причин Крымской, то есть общеевропейской, войны. В то же время, как ни
странно, никто не отрицает, что сороковые годы—даже учитывая революции 1848-1849
гг.151—являются не только самым спокойным в XIX в. периодом в отношениях между
двумя главными соперниками (Россией и Англией) в восточном вопросе, но и
сравнительно стабильным десятилетием в международных делах Европы в целом152.
В итоге получается весьма парадоксальная картина: события 40-начала
50-х годов с их невысоким уровнем конфликтогенности «логично» и
«закономерно» привели к большой войне, а целая серия опасных кризисов, революций и
военных тревог 30-х годов A830-1833 гг., 1837 г., 1839-1840 гг.) нелогично
п незакономерно завершилась продолжительным периодом стабилизации.
Между тем есть историки, предлагающие иной взгляд на вещи. Они, в
частности, утверждают, что Николай I был совершенно чистосердечен, когда неустанно
убеждал Англию в отсутствии у него антибританских намерений. Царь хотел создать
атмосферу личного доверия между лидерами обоих государств153. При всех сложностях
их достижения русско-английские компромиссные соглашения о путях разрешения
двух восточных кризисов—20-х гг. и конца 30-х гг.—оказались продуктивными с
точки зрения предотвращения большой европейской войны. Не имея за плечами
опыта такого сотрудничества, Николай I никогда не позволил бы себе тот визит,
который он нанес в Англию в июне 1844 г. с целью обсудить с британскими
первыми лицами в конфиденциальной обстановке формы и перспективы партнерства
в восточном вопросе. Переговоры прошли вполне гладко и обнадеживающе.
Стороны констатировали взаимную заинтересованность в сохранении статус-кво в
Османской империи. В условиях крайне напряженных отношений с Францией154 и
СШАЛондон был рад по.1учить самые что ни на есть достоверные заверения лично
от Николая I о его неизменной готовности уважать жизненно важные интересы
Великобритании в наиболее чувствительных для нес географических точках.
Вместе с тем для Р. Пиля и Д. Збердина не было ничего шокирующего в
предложении царя о целесообразности заключить русско-английское соглашение общего
характера (нечто вроде протокола о намерениях) на тот случай, когда (если)
самопроизвольный распад Турции срочно потребует от России и Англии скоординированных
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
усилий но заполнению образовавшегося вакуума на основе принципа
равновесия155. По мнению западных историков, переговоры 1844 г. внесли в русско-английские
отношения дух взаимного доверия156. В одном исследовании визит царя даже назван
«апогеем разрядки» между двумя державами1*.
Эта атмосфера сохранялась в последующие годы и, в конечном счете, послужила
своеобразной страховкой в период кризиса, возникшего между Петербургом и
Лондоном в связи с требованием Николая I к Порте о выдаче польских и
венгерских революционеров (осень 1849 г.). Опасаясь, что отказ султана вынудит
Россию применить счыл, Англия прибегла к предупредительному жесту и ввела свою
военную эскадру в Безикскую бухту. Ситуация обострилась, когда британский
посол в Константинополе Стрэтфорд-Каннинг, в нарушение духа Лондонской
конвенции 1841 г., отдал приказ расположить английские боевые корабли
непосредственно у входа в Дарданеллы157. Николай I рассудил, что не стоит идти по нуги
эскалации конфликта из-за проблемы, которая касалась не столько России, сколько
Австрии, жаждавшей наказать участников Венгерского восстания. В ответ
наличную просьбу султана царь отказался от своих требований, а Пальмерстон дезавуировал
своего посла, принес Петербургу извинения, тем самым подтвердив верность
Англии принципу закрытия Проливов для военных судов в мирное время.
Инцидент был исчерпан. Таким образом, идея русско-английского компромиссного
партнерства в целом выдержала испытание, которому она подверглась во многом
по вине привходящих обстоятельств, не имеющих прямого отношения к
подлинному содержанию разногласий между двумя империями'2*.
Все эти мысли, высказанные в основном в западной историографии, отнюдь не
означают, что Николай I был безошибочен в своем анализе потенциальных угроз и в
своих действиях, продиктованных результатами данного анашза. Вполне симметричные
ошибки совершал и Лондонский кабинет. Скорее всего, эти неизбежные издержки с
той и с другой стороны обусловливались не недостатком желания договариваться и не
отсутствием здравых логических посылов. Если действительно чего-то не хватаю для
устойчивого стратегического партнерства между Россией и Англией, так это
исчерпывающей осведомленности о планах друт друта, которая была совершенно необходима
и для полного доверия, и для полного соблюдения правил соперничества, и для
корректного толкования тех ситуаций, когда казалось, будто позиции Лондона и Петербурга
целиком совпадают. Именно проблема этого самого корректного толкования и стала
во главу утла русско-английских отношений в 40-начале 50-х гг.
На переговорах 1844 года британские руководители прекрасно поняли, о чем идет
речь, и подтвердили это своими подписями под меморандумом, который по итогам
t'Bartlett С. J. Defence and Diplomacy.., р. 43. Ср.: Gleason J. Я. Ор. cit P. 273; Lambert А. D.
The Crimean War.., p. 3.
*• См.: GillardD. R. Op. cit. P. 77; Goldfrank D. M. Op. cit. P. 70-71; GleasonJ. tf. Op. cit. P. 273.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ A0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
«саммита» составил К. В. Нессельроде, и который, по признанию Лондона, являлся
точной фиксацией содержания и результатов встречи158. Однако были
существенные нюансы, оставшиеся (или преднамеренно оставленные) за пределами этого
официального документа. Они заключались в следующем. Многие английские
политики верили в возможность возрождения Турции на основе вестернизаторских
реформ под своим руководством, и ориентировались именно на такую перспективу.
Николай I, настроенный куда более пессимистично, не был склонен тратить
чрезмерные усилия на реанимационные мероприятия, как, впрочем, и на форсированный
демонтаж Османской империи159.
Р. Пиль и Д. Збердин не нашли нужным сделать четкий акцент на этом
концептуальном расхождении, чтобы исключить всякие недоразумения в будущем. Кроме
того, британские политики, вольно или невольно, позволили Николаю I питать
преувеличенные представления о формальном, взаимно обязывающем и долгосрочном
характере «договоренностей» 1844 года160. (Не спешил развеивать эти иллюзии
и «ястреб» Г. Пальмерстон, вернувшийся к власти в 1846 г.).
Разумеется, строгий счет туг нужно предъявлять прежде всего к самом}
императору, его умению и желанию глубоко вникать в суть вещей. Однако следует сказать,
что и англичане не слишком усердствовали в расстановке всех точек над «i», делая
ситуацию еще более запутанной и непредсказуемой тогда, когда она требовала
упрощения и прояснения. Впрочем, сложность процедуры исчерпывающего
выяснения между Петербургом и Лондоном сути их позиций в восточном вопросе в какой-то
мере оправдывает обе стороны.
Таким образом, при всей внешней успешности переговоров 1844 года они,
благодаря разным толкованиям их конечного смысла, несли в себе определенный
деструктивный потенциал1 *.
То же самое можно сказать и о скоротечном англо-русском конфликте 1849 года.
Будучи улаженным, на удивление, легко и быстро, он оказался в итоге опасным
предвестием именно потому, что Николай I и Пальмерстон сделали тогда разные выводы
из сбившегося (а вернее—из неслучившегося). Царь воспринял извинения,
принесенные британским госсекретарем за самоуправство Стрзтфорд-Каннинга161, а
также заявление Форин оффис о неуклонной приверженности Лондонской конвенции
1841 года как новое подтверждение неизменности курса Англии на деловое
сотрудничество с Россией в восточном вопросе102. Исходя из такой оценки, Николай I с
готовностью подал Лондону встречный сигнал в виде отказа от претензий к Порте,
что, согласно его ожиданияхМ, должно было быть расценено как широкий жест
доброй воли по отношению и к Англии, и к Турции. Между тем Пальмерстон, в
подобные жесты не веривший, решил, что царю попросту пришлось отступить
10 Bartlelt С. J. Dcfence and Diplomacv.., р. 43; Rich N. Grcal Powcr.., р. 76.
КАВКАЗ II ВЕ.ШКНЕ ДКРЖЛВЫ
перед силовым давлением и, стало быть, признать тем самым эффективность
применения к нему таких методов103.
Что касается международно-дипломатических последствий революций 1848 года,
то они заключались не столько в том, что создалась реальная угроза
общеевропейскому миру и венскому порядку, сколько в появлении нового потенциально деструктивного
фактора, к чему Николай I уж точно не был причастен: у кормила власти во всех
великих державах, кроме России, охранителей сменили ревизионисты. Они в силу своего
политического мировоззрения объективно противостояли русскому императору—теперь
уже единственному защитнику иостнаполеоиовской системы1.
Когда в 1852 г. возник спор о «святых местах»), то ему не придали значение ни в
Англии165, ни в России, ни в Европе. Он казался ничтожным событием еще и потому,
что не имел прямого касательства к русско-английским отношениям и пока еще не очень
опасно затрагивал отношения русско-турецкие. Если и назревал конфликт, то в
первую очередь между Россией и Францией. По рялу причин в тяжбу втянулся Наполеон III
и втянул туда Николая I и Абдул-Меджида, а позже и Лондонский кабинет100.
До поры до времени ничто не предвещаю особых неприятностей. Европейскому
«концерту» в одних случаях, России и Англии в других не раз приходилось сталкиваться и
разрешать гораздо более сложные конфликты. Чувство уверенности не покидало
Николая I, полагавшего, что он мог не опасаться французских козней или турецких
обструкций, имея в своем политическом активе более чем десятилетний опыт партнерских отношении
с Англией. Если это было заблуждение, то Лондон до весны 1853 г. не предпринимал
ничего для того, чтобы его рассеять. Глава коалиционного правительства Д. Г. Эбер-
днн, питавший особое расположение к Николаю I, вольно или неволыюубаюкнвал русского
императора. В частности, премьер убрал из Форнн оффиса Пальмерстона,
выступавшего за жесткую линию. Не мудрено, что царь расценил это кадровое перемещение как
намек на сохраняющееся «сердечное согласие» между Россией и Англией1 \ Уж лучше
бы Д. Г. Эбердин оставил Пальмерстона у руля внешней политики для того, чтобы тот
помог Николаю 1 вовремя избавиться от иллюзий.
В исторической литературе много написано о роли еще одного «рокового»
фактора, способствовавшего возникновению Крымской войны. Уверенность Николая I
в наличии r.iyooKiix, чреватых войной противоречий между Англией и Францией
рассматривается как очередная «иллюзия» царя. Между тем факты не дают никакой
возможности согласиться с подобной оценкой. Начиная с очень опасного кризиса
вокруг Таити (лето 1844 г.), англо-французские отношения вплоть до 1853 г.
находились в перманентно-напряженном состоянии, порой в непосредственной близости
от грани срыва. Свой военный флот в Средиземном море и в других акваториях
англичане держали в полной боевой готовности именно против французов. Британское
руководство абсолютно серьезно готовилось к худшему и, самое главное, реальному.
,в История внешней по.штикн России. Первая половина XIX в. М.. 1095. A. 367.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ D0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
с его точки зрения, сценарию—высадке 40-тысячной французской армии на
британских островах с целью захвата Лондона. (Любопытно, что западные историки
далеки от желания иронизировать по этому поводу.)
Растущее чувство уязвимости заставило англичан потребовать от своего
правительства увеличить сухопутную армию, не считаясь с расходами. Приход к власти Луи-
Наполеона поверг в ужас тех людей в Англии, которые помнили беды и страхи,
принесенные его знаменитым дядей, и которые ассоциировали это имя с абсолютным
злом. В 1850 г. произошел разрыв дипломатических отношений между Лондоном
и Парижем из-за попытки Англии применить силу к Греции, где поднялась волна
антибританских настроений, вызванная, в общем-то, ничтожным эпизодом с Доном
Пачифико—португальским купцом с английским паспортом.
Военная тревога зимних месяцев 1851-1852 гг. в связи с переворотом в
Париже и повторение ее в феврале-марте 1853 г. еще раз показали, что у Англии
были причины считать Францию противником номер один. Ирония в том, что всего
лишь через год Англия уже воевала не против страны, доставлявшей ей столько
беспокойства, а против России, с которой Лондон в принципе не возражал вступить
в союз против Франции167.
Не мудрено, что после знаменитых бесед с британским посланником в Петербурге
Гамильтоном Сеймуром (январь-февраль 1853 г.), посвященных восточному
вопросу, Николай I продолжал пребывать во власти идей, которые до начала
Крымской войны мало кто из западных и русских наблюдателей того времени рискнул бы
назвать «иллюзиями»168. В историографии существует два взгляда (не считая
оттенков между ними) на этот весьма непростой сюжет. Одни исследователи
считают, что царь, подняв тему раздела Турции и получив от Англии якобы однозначно
негативный ответ, упорно не хотел замечать того, чего нельзя не заметить1*.
Другие с разной степенью категоричности признают, что, во-первых, Николай I
лишь зондировал почву и, как прежде, ставил вопрос о вероятностном развитии
событий, не настаивая на их искусственном ускорении, во-вторых, двусмысленность реакции
Лондона фактически и спровоцировала дальнейшие ошибки царя постольку,
поскольку была интерпретирована им в свою пользу169.
В принципе есть достаточное количество аргументов для обоснования обеих точек
зрения. «Корректность» будет зависеть от расстановки акцентов. Для
подтверждения первой версии подойдут слова Николая I о том, что Турция «неожиданно
может скончаться у нас (России и Англии—В. Д.) на руках»2*; что, возможно, не
за горами перспектива «распределения оттоманского наследства после падения
империи»3*; что он, Николай I, готов «уничтожить» независимость Турции,
¦• ТарлеЕ. Я. Соч. Т. 8. С. 144-146, 150; MowatR. #. Ор. cil. Р. 102-105.
** Цит. но: Виноградов В. //. Великобритания.., с. 242; см. также: Mac?eA. L. Ор. cit. Р. 96-97.
3* Цит. по: ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 142.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
низвести ее «до уровня вассала и сделать само существование для нее
бременем»1*. В защиту этой же версии можно привести общие положения ответного послания
британской стороны: Турции в ближайшее время распад не грозит, и поэтому едва
ли целесообразно заключать предварительные соглашения о разделе ее
наследства, что, помимо всего, вызовет подозрения у Франции и Австрии; даже
временная оккупация русскими Константинополя недопустима2*.
Вместе с тем есть немало смысловых акцентов и нюансов, подтверждающих
вторую точку зрения. Николай I прямо заявлял, что для него «было бы неразумно
желать большей территории или власти», чем он обладал; что «нынешняя Турция-
сосед, лучше которого и не придумаешь»; что он, Николай I, «не желает идти на
риск войны» и «никогда не захватит Турции»170. Государь подчеркивал: он просит
у Англии «не обязательства» и «не соглашения»; «это свободный обмен
мнений»3*. В строгом соответствии с указаниями императора К. В. Нессельроде
внушает Лондонскому кабинету, что «падения Оттоманской империи...не хотим ни
мы (Россия—Б. Д.), ни Англия», а распад Турции с последующим
распределением ее территорий—«чистейшая гипотеза», хотя, конечно, достойная «рассмотрения» х\
Что касается текста ответа Форин оффис, то в нем было достаточно смысловой
неопределенности, чтобы дезориентировать не только Николая I. Некоторые
фразы звучали для царя вполне ободряюще. Его, в частности, заверили, что
британское правительство не сомневается в моральном и юридическом праве Николая 1
вступаться за христианских подданных султана5*, и в случае «падения Турции»
(употреблена именно такая фраза) Лондон ничего не будет предпринимать «без
предварительного совета с императором Всероссийским»0*. Впечатление о иол-
ном взаимопонимании подкреплялось и другими фактами, в том числе и заявлением
Г. Сеймура (февраль 1853 г.) о его глубоком удовлетворении по поводу
переданного устами К. В. Нессельроде официального уведомления в адрес Форин оффис
о том, что между Петербургом и Портой «нет никаких дел, кроме тех, которые могут
существовать между двумя дружественными правительствами»171. Инструкция
Форин оффис к Сеймуру (от 9 февраля 1853 г.) начиналась с уведомления о том,
что королева Виктория «счастлива отметить умеренность, искренность и
дружеское расположение» Николая I к Англии7*.
'•Цит. по: Виноградов В, Я. Великобритания.., с. 242. Впрочем, зто-слова, которые передает
Г. Сеймур как якобы принадлежащие Николаю I.
** История внешней политики России. Первая половина XIX в. С. 370; МафеА. L. Op. cit. Р. 100-101.
3' Цит. по: ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 142.
4'Там же. С. 146.
3' BourneK. Thc Foreign Policy.., p. 315-316.
60 Цит. по: Виноградов В. Н. Великобритания.., с. 243; см. также: МафеА. L. Op. cit. Р. 101.
7" МафеА. L. Op. cit. Р. 99.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ A0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
Со стороны Лондона не было заметно внятных попыток развеять впечатление,
будто он возражает не по поводу сути нрелюжения царя, а по поводу способа и
времени его осуществления1*.
В аргументации англичан лейтмотивом звучал призыв не опережать события, чтобы
не спровоцировать их развитие по пагубному для Турции и, возможно, для всеобщего
мира в Европе сценарию. Хотя Сеймур заметил в беседе с царем, что даже очень
больные государства «так быстро не умирают», он ни разу не позволил себе категоричного
отрицания такой перспективы применительно к Османской империи и в принципе
допускал возможность «непредвиденного кризиса»2*.
Николай I полагал, что этот кризис, точнее его летальная фаза, произойдет
раньше, чем думают в Лондоне, где, между прочим, тоже но-разному оценивали
жизнеспособность Порты. Царь опасался кончины «больного человека» не меньше, чем
англичане, но, в отличие от них, хотел определенности на тот самый «непредвиденный»
с.1учай. Николай I досадовал, что британские лидеры не замечают или делают вид, что
не понимают его простой и честной позиции. По-нрежнему придерживаясь осторожного
подхода, он предлагал не план развата Турции и не конкретную сдаш о разделе ее
наследства. Царь предлаг&1 быть готовыми к любому повороту ситуации в восточном кризисе,
который являлся уже не гипотетической перспективой, а суровой действительностью.
Быть может, самый верный ключ к уяснению сути опасений императора дают его слова,
обращенные к Сеймуру. Николай I со свойственной ему прямотой и чистосердечием
заявил, что его беспокоит вопрос не о том, «что нужно делать» в случае кончины Порты,
а о том, «чего делать не следует»3*. Лондон, к сожалению, предпочел не заметить этого
важного признания или попросту не поверил ему.
Николай I не желал понять, что ему отказали, и в этом нет ничего удивительного.
Если речь действительно шла о категоричном отказе, то он требовал четкой и
вразумительной формы, а не словесного обрамления, обтекаемость и любезность
которого могли соперничать разве что с его глубокой двусмысленностью4*. В
данном случае трудно, конечно, говорить о проницательности Николая I, но и
благонамеренность Англии вызывает большие сомнения172. Важно еще раз
отметить, что на умозаключения, вынесенные царем из переговоров с Сеймуром, не могла
не повлиять сохранявшаяся в англо-французских отношениях напряженность и, в
частности, еще не спавшая в Англии волна паники в связи с вероятностью вторжения
на се территорию десантных войск Франции.
,e Byrne L. G. The Greal Ambassador. А Sludv oflhc Diplomatic Career of Stralford Canning. Ohio Statc
University Press, 1964. P. 281.
»MacfleA'.L.Op.cil.?. 102.
*eIbid.P. 102.
,e История внешней политики России. Первая по.ювипа XIX в. С. 370; Bartlett С. J. Defence and
Diplomacy.., p. 49.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Впрочем, поначалу последствия неверного истолкования британского ответа
Николаем I не казались катастрофичными. После объяснений с Лондоном государь
действовал не менее осторожно, чем до них. Он был далек от того, чтобы идти
напролом173. Весьма прочным казался и запас благоразумия у государственных деятелей
Англии и других великих держав, опасавшихся перерастания восточного кризиса в
общеевропейскую войну с совершенно непредсказуемыми перспективами1*.
Ничего безвозвратно рокового не произошло ни весной, ни летом, ни даже
осенью 1853 г. (когда между Россией и Турцией начались военные действия). До
того момента, когда уже ничего нельзя было поделать, оставалось много времени
и много возможностей для предотвращения большой войны. В той или иной
степени они сохранялись вплоть до начала 1854 года. Пока ситуация окончательно не
«свалилась в штопор», она неоднократно давала надежду на те сценарии, по
которым разрешались восточные кризисы и военные тревоги в 30-40-х гг. XIX в.т
В сороковые годы XIX в., при всей стабильности русско-английских отношений
в Европе и Азии, сохраняются и даже получают новый импульс скрытые тенденции,
в которых позитивный и деструктивный потенциалы находились в неустойчивом
равновесии. Теоретически, при разном стечении обстоятельств эти тенденции могли
привести к разным последствиям. Николай I никогда не выступал за целенаправленный
развал и расчленение Османской империи175, при этом отвергая идею об осуществимости
и—главное—целесообразности полного устранения британского присутствия по
обе стороны Проливов. Он не принимал игру с нулевой суммой, будучи такихМ же, если
не более последовательным, сторонником теории равновесия, как и англичане2*.
Вместе с тем царь был убежден, что на тот случай, когда в результате внутренних
естественных причин возникнет ситуация необратимого распада, России и Англии
лучше уж иметь заранее достигнутую договоренность о сбалансированном разделе
турецкого наследства, чем лихорадочно решать эту проблему в экстремальных
условиях очередного восточного кризиса с неочевидными шансами на успех и вполне
реальной возможностью спровоцировать общеевропейскую войну3*.
В контексте этой философии Николая I можно предположить: он не ста! продлевать
Ункяр-Искелесийский договор прежде всего потому, что рассчитывал в
перспективе добиться в обмен на свою уступчивость согласия Лондона на раздел имущества
«больного человека», если его кончина будет неминуема.
Как известно, император обманулся в своих ожиданиях.
* * *
Итак, 30-40-е годы XIX века составляют поворотный этап в развитии
международных противоречий на Кавказе. Возникнув еще во второй половине XVIII столетия,
10 См.: Gillard D. R. Ор. cit Р. 83-85.
2* GillardD. Д. Op. cit. Р. 70.
3* Ibid. Р. 69.
ГЛАВА IV. КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ D0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
эти противоречия, в их русско-английском звене, стали усиливаться после Адриа-
нопольского A829 г.) и Ункяр-Искелесийского A833 г.) договоров, а в период
военной тревоги 1837 г. обнаружили опасную степень остроты. Кризисная
ситуация вокруг Черкесии, которая могла вылиться в вооруженный конфликт Англии и
России, но но ряду причин разрешилась мирно, не обескуражила британское
правительство: его вмешательство в кавказские дела продолжалось. Лишь с подписанием
Лондонских конвенций 1840-1841 гг. оно временно прекращается.
Столкновение интересов России и Англии на Кавказе, готовность обеих стран
отстаивать их, если понадобится, силой или угрозой ее применения создали одну из
важных предпосылок той международной обстановки, в которой станет возможной,
хотя вовсе не обязательной, Крымская война.
Вместе с тем внутри рассмотренного хронологического периода в
русско-английских отношениях на Востоке весьма четко различаются два не похожие друг на друга
десятилетия—30-е и 40-е годы. Для первого характерна целая серия кризисных
ситуаций с благополучной развязкой. Они свидетельствовали о том, что между Россией
и Англией существовали антагонизмы, которые, несмотря на всю их остроту, в
конечном счете поддавались урегулированию дипломатическими методами. Каждая сторона
давала другой и поводы для тревог, и надежду на возможность избежать худшего176.
Мирно улаженный восточный кризис 1839-1841 гг. положил начало
десятилетию «разрядки>>. И хотя назвать этот отрезок времени совершенно безмятежным
никак нельзя, он все же дает основания считать русско-английское соперничество
не прямо поступательным, а дискретным процессом со своими подъемами и
спадами, обусловленными сложным и во многом непредсказуемым взаимодействием самых
разнообразных факторов, как объективных, так и субъективных. В 40-е годы все
эти факторы пришли в состояние относительного равновесия, дальнейшая судьба
которого опять-таки зависела от их новых комбинаций, от количественного и
качественного соотношения между консервативными и деструктивными тенденциями.
Конечно, есть логика и смысл в утверждении ряда историков о том, что между
Россией и Англией, антагонизм которых в восточном вопросе являлся «перманентным
фактором в дипломатической картине» XIX века, рано или поздно должна была
состояться проба сил1*. Однако стоит прислушаться и к мнению ученых, полагающих, что
эти две страны, будучи по отношению к Европе «фланговыми сверхдержавами»,
если и готовы были воевать друг с другом, то лишь таким образом, чтобы не
нарушить мир и равновесие на континенте, то есть—Венскую систему2*. Отдавая
должное обеим точкам зрения, позволим себе отметить не только их корректность,
»• Hayes Р. The Nineteenth Ccnluiy. Modera British Foreign Policy 1819-1880. L., 1975. P. 48; Franz G.
Op. cit. S. 457; Niedhart G. Geschichte Englands in 19. und 20. Jahihundert. Munchen, 1987. S. 109.
*• См.: Bridge F. /?., Bullcn R. The Great Powcrs and European States System 1815-1914. L.-N. Y.,
1980. P. 80.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
но и определенную умозрительность. Исчерпывающе доказать обреченность
Петербурга и Лондона на военное столкновение так же сложно, как и представить себе
возможность «ограниченной войны>> между двумя гигантами, которая радикально
не повлияла бы на ситуацию в Европе. Крымская война—трагическое тож подтверждение.
После 1829 г. Турция, связанная условиями Адрнанопольского договора, старалась
действовать на Кавказе осторожнее, чем в первой трети XIX в. Формально не
оспаривая права России на этот регион, она тайно посылала к черкесам оружие и
всячески поддерживала в них уверенность, что они не останутся без помощи извне.
Османское правительство поощряло польских эмигрантов в Турции в их
антирусских акциях на Кавказе, использовало их активность в собственных целях177.
Кавказская война, породив напряженную и соблазнительную для иностранного
вмешательства ситуацию, явилась мощным провоцирующим фактором в британской
и турецкой политике на Кавказе. Путем искусственного насаждения
государственности в черкесском обществе, где она находилась лишь в зачаточном состоянии, английские
эмиссары надеялись придать Кавказской войне более совершенные
организационные формы, повысить ее эффективность.
Таким образом, благодаря растущим экспансионистским устремлениям Англии,
сопровождавшимся реваншистскими притязаниями султана, в течение двадцати с
лишним лет, предшествовавших Крымской войне, в сфере кавказского вопроса, как
и в сфере восточного вопроса в целом, формировался сложный узел противоречий,
развязать который, вероятно, можно было бы разными способами. Но, к
сожалению, предстояло это сделать на полях сражений.
КНИГА ВТОРАЯ
Кавказ и Крымекая война
A858-1856 гг.)
illlllllllllllllllllll
lllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllw
Глава I
Стратегические замыслы союзников
Кто виноват?: к старому спору. (Стр. 170)-Воляквойне. (Стр. 173)-Формирование
коалиции. (Стр. 178) -Где нанести главный удар? (Стр. 188) -Разведка военная и
дипломатическая. (Стр. 197)-Кавказ остается в поле зрения союзников. (Стр. 211)
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Восточный кризис 50-х гг. в истории международных отношений XIX в.
занимает особое место, будучи некоей «генеральной репетицией» будущего
империалистического раздат мира. Пришел конец почти 40-летнсй эпохе относит&и>ной
стабильности в Европе. Крымской войне—в определенном смысле «мировой»178—
предшествовал довольно длительный период сложного и неравномерного развития
международных противоречий с чередовавшимися фазами подъемов и спадов.
Постфактум происхождение войны выглядит как долго зревший конфликт интересов, с
неумолимой логикой приближавшийся к своей закономерной развязке.
В эту «эволюционную» картину как бы естественно вписываются такие вехи, как
Адрианопольский и Ункяр-Искелесийский договоры, инцидент с «Виксеном»,
Лондонские конвенции 1840-1841 гг., визит царя в Англию в 1844 г.,
европейские революции 1848 г. с их непосредственными последствиями <ця восточного вопроса170
и, наконец, пролог военного столкновения—спор о «святых местах»1*, побудивший
Николая I к новым доверительным объяснениям с Лондоном, которые во многом
неожиданно осложнили ситуацию.
Между тем в восточном кризисе 50-х гг., как считают многие историки, не было
заложено изначальной предрешенности180. Они предполагают, что в течение
долгого времени сохранялись довольно высокие шансы на предотвращение и
русско-турецкой войны, и (когда этого не получилось) русско-европейской.
Мнения расходятся лишь в идентификации события, оказавшегося «точкой невозврата»181.
Это действительно вопрос любопытный. Само по себе начало войны между
Россией и Турцией182 не представляло ни катастрофу, ни даже угрозу миру в Европе.
По предположению некоторых исследователей, Россия ограничилась бы
«символическим кровопусканием», после чего позволила бы вмешаться европейскому
«концерту» для выработки мирного договора2*.
Осенью-зимой 1853 г. Николай I, скорее всего, ожидал, на худой конец,
именно такого развития событий, надеясь, что исторический опыт не дает
оснований бояться локальной войны с турками по образцу предыдущих войн. Тем не
менее еще до начат военных действий он искренне стремился избежать их. II самое
любопытное—Лондонский кабинет прекрасно это понимал. Ведь неслучайно
Эберднн и Кларендон признавались в том, что у них нет «никаких сомнений»
относительно желания Николая I «выпутаться из этой истории»3*. А если так, то
почему они не помогли царю? Не потому ли, что хотели войны, сначала русско-
турецкой, а затем коалиционной?
'* Восточный вопрос во внешней политике России. С. 121-134; Виноьралов В. Н. «Святые места» и
земные дела (англо-русские отношения накануне Крымской войны) //НИИ. 1983. Х° 5. С. 136-
152; Л? 6. С. 129-144.
»SaabA. Р. Ор. cit. Р. 156.
3* SchroederR W. Ор. cit. Р. lUConacherJ.B. TheAberdeen Coalition.., р. 233; Wentkerll. Op. cit. S.72.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Когда царь принял вызов Порты, первой начавшей боевые действия, ему уже ничего
не оставалось, как воевать. Управление ситуацией почти полностью перешло в
руки западных держав и Австрии. Теперь только от них зависел выбор дальнейшего
сценария—либо локализация, либо эскалация войны.
Пресловутую «точку невозврата» можно искать в разных местах
событийно-хронологической шкалы, но коль скоро она, в конечном счете, была пройдена, вся
предыстория Крымской войны приобретает другой смысл, предоставляя сторонникам
теории закономерностей аргументы, которые, несмотря на их нсбезупречность, проще
принять, чем опровергнуть. Нельзя доказать с абсолютной достоверностью, но
можно предположить, что многое из происшедшего накануне войны и за 2-3
десятилетия до нее было обусловлено глубинными процессами и тенденциями мировой
политики, включая русско-английские противоречия на Кавказе, заметно усиливавшие
общую напряженность на Ближнем и Среднем Востоке183.
Крымская война возникла не из-за Кавказа (впрочем, трудно вообще точно
указать на какую-то одну, конкретную причину). Но надежды на вовлечение этого
региона в сферу политического и экономического влияния Англии давали
правящему классу страны подспудный стимул если не к целенаправленном}7 развязыванию
войны, то, по крайней мере, к отказу от чрезмерных усилий по предотвращению
ее,ь4. Соблазн выяснить, что можно выиграть у России к востоку (как и к западу)
от Проливов, был немалым. Пожалуй, стоит прислушаться к мнению одного
английского историка, считавшего Крымскую войну в значительной степени продуктом
«большой игры» в Азии1*.
Особняком стоит очень непростой вопрос об ответственности Наполеона III, в
котором многие историки видят главного зачинщика Крымской войны. Так ли
это? И да, и нет. С одной стороны, Наполеон III был последовательным
ревизионистом по отношению к Венской системе и ее основополагающему принципу—статус-кво.
В этом смысле николаевская Россия, охранительница «покоя в Европе», являлась
для французского императора самым серьезным препятствием, требующим
устранения. С другой стороны, совсем не факт, что он собирался это сделать с помощью
большой европейской войны, которая создала бы рискованную и непредсказуемую
ситуацию, в том числе для самой Франции185.
Намеренно провоцируя спор о «святых местах», Наполеон III, возможно, хотел
не более чем дипломатической победы, позволившей бы ему посеять раздор среди
великих держав, и прежде всего в вопросе о целесообразности сохранения статус-
кво в Европе. Драма, однако, в том, что Наполеон III оказался не в состоянии
удержать контроль над ходом событий и дал туркам в руки рычаги опасного
манипулирования кризисом в собственных, далеко не миролюбивых интересах.
,e Gillard D. Л. Ор. cit. Р. 95. Эта мысль встречается и в других, старых и новых работах британских
историков. (См., например: TrenchF. Ор. cil. Р. 20; GoldfrankD. М. Ор. cit. Р. 4.)
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Имели значение и собственно
русско-турецкие противоречия.
Порта не отказалась от
претензий на Кавказ.
Стечение неблагоприятных для
России обстоятельств в начале
50-х гг. обусловливалось не только
объективными факторами. Нсбез-
ошибочная политика Николая I
ускорила формирование
направленной против него европейской
коалиции. Провоцируя, а затем
ловко используя просчеты и заблуж-
дения царя, Лондонский и
Парижский кабинеты вольно или
невольно создавали предпосылки
4,1я вооруженного столкновения1*.
Ответственность за крымскую
драму7 в полной мере делили с русским
монархОхМ западные правительства
и Порта186, стремившиеся
ослабить международные позиции
России, лишить ее того перевеса,
который она получила в
результате Венских соглашений.
Определенная доля вины лежит на партнерах Николая I по Священному союзу-
Австрии и Пруссии. В сентябре 1853 г. в Ольмюце и Варшаве состоялись
конфиденциальные переговоры русского императора с Францем-Иосифом I и
Фридрихом Вильгельмом IV. Атмосфера этих встреч, по свидетельству современников,
не оставляла сомнений, что между участниками <<царила по-прежнему самая тесная
дружба»2*. Вольно или невольно австрийский император и прусский король помогли
Николаю I прочно утвердиться в надежде на верность своих исконных союзников.
По крайней i\iepe, для предположений о том, что Вена «удивит мир своей
неблагодарностью», а Берлин не станет на сторон} царя, не было никаких оснований.
Идеологическая и политическая солидарность трех монархов, отгораживавшая
их от «демократического» Запада (Англии и Франции), не являлась пустым звуком147.
Наполеон III
!* См.: Виноградов В. Я. Великобритания и Балканы: от Венского конгресса до Крымской воины. М.,
1985. С. 228-282.
2Р Милютин Д. А. Воспоминания 1843-1856.., с. 208-215.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Россия, Австрия и Пруссия были заинтересованы в сохранении внутриполитического
(«морального») и международного (геополитического) статус-кво в Европе. Самым
реальным гарантом этого статус-кво оставался Николай I, и именно поэтому в
надежде царя на поддержку Вены и Берлина было не так уж много идеализма188.
Похоже, в поведении «священных союзников» не следует усматривать
последовательного злого умысла, но объективно они спровоцировали то, что могли бы
предотвратить189. Как бы там ни было, безукоризненно гладко прошедшие
«саммиты» в Ольмюце и Варшаве—далеко на самый подходящий сюжет для муссирования
вопроса о близорукости Николая I.
Другое дело, что, кроме идеологических интересов, у Австрии и Пруссии были
геополитические. Это ставило Вену и Берлин в канун Крымской войны перед
трудным выбором между соблазном присоединиться к коалиции победителей для
получения своей доли трофеев и опасением потерять в лице чрезмерно
ослабленной России защитный оплот против революции190. Материальное в конце концов
взяло верх над идеальным. Такая победа не была фатально предопределена, и
предвидеть ее мог лишь гениальный политик. Николай I к данной категории не
принадлежал. Это, пожалуй, главное и, возможно, единственное, в чем он виноват191.
« « «
В условиях углублявшейся дипломатической изоляции Петербурга и растущих
воинственно-русофобских настроений в Англии192 вновь возрождаются старые планы Форин
оффис, касавшиеся Кавказа. По мнению Лондона, восточный кризис открывал
благоприятные перспективы для осуществления идеи «крестового похода» против
России, уже давно не дававшей покоя Пальмерстону193.
Прибавляло оптимизма навязанное уркартистами и ставшее популярным в Европе
представление о Кавказе как об ахиллесовой пяте Российской империи1*. Еще со
времен викссновского кризиса Пальмерстон пребывал в заблуждении относительно
непрочности позиций России в этом районе. Ему казалось, будто первый залп пушек
против нее сразу произведет одобрительное волнение среди покорённых ею народов2*.
В меморандуме, составленном Пальмерстоном в июне 1853 г., указывается на
способ предрешить исход Кавказской войны, используя благоприятный для этого
«текущий момент»: ввести англо-французский флот в Черное море, помочь чер-
'* БурчулалзеЕ. Е. Грузия в планах.., с. 184-185: Кедьсиев В. Польские агенты в Царьграде //РВ.
1869. Т. 81. JM 5-6*. С. 542; ADM 1853-1854. Paris, 1854. Р. ЪП; Handelsman M. Op. cit. Р. 43;
Bodensledt Fr. Erinnerungen an den Kaukasus //Roskoschny H. Op. cil. Bd. 1. S. 266-267; ReidJ.
Turkey and thc Turks: bcing the presenl state of the Ottoman Empire. L., 1840. P. 77-78; CorreardJ.
Guidc mariiime et strategiquc dans la Mer Noire, la Мег d\Azof et sur le theatrc de la guerre en Ori-
ent. Ouvrage utile aux officiers des armees de terre et de mcr et a la marine du commerce. Paris, 1854.
P. 277. Эта идея продолжает жить и в современной литературе. См.: CurlissJ. S. Russia's Crimean
War.., р. 43, 84; WentkerlL Op. cil. S. 212.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 85.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
кесам и Шамилю оружием, чтобы сосредоточить в руках имама власть над
Северным Кавказом, отрезать связь Грузии с южной Россией194.
В сентябре 1853 г. он вновь напоминает, что России «не следует забывать о своих
уязвимых местах—Польше, Черкесии, Грузии»195. В вытеснении русских с Кавказа
и превращении его в британскую сферу влияния усматривали правящие круги
Англии одну из целей войны196.
П&икмерстон смотрел на надвигавшийся конфликт как на «грандиозную шахматную
партию», в которой англичане должны выиграть крупные фигуры, если не сделают
«ошибочныхходов». В разряд «крупныхфигур» он включал, в первую очередь,
Кавказ, а под «ошибочными ходами» подразумевал осторожную, с его точки зрения,
политику премьер-министра Англии Д. Г. Эбердина197.
Посол России в Лондоне Ф. И. Бруннов, возвращаясь в Петербург после разрыва
дипломатических отношений с Англией, предупреждал Нессельроде о «несомненном
стремлении британского правительства воспользоваться настоящей войной, чтобы отнять
у нас (русских—В. Д.) закавказские провинции или, по крайней мере, помочь черкесам
уничтожить результаты длительных усилий» России на Северо-Западном Кавказе1*.
1A3) января 1854 г. русский посол в Вене П. К. Мейендорф писал, что
англофранцузский флот нанесет удар «главным образом» на восточном берегу Черного
моря и поэтом) России хорошо было бы иметь в долине реки Риони надежно
укрепленный пункт, «Кутаис, например, или Гори»2*.
По мнению австрийского императора Франца-Иосифа, в случае возникновения
войны между Россией и западными державами Англия предпочтет вести ее в Азии,
а Франция—в Европе. Стремясь «отодвинуть» театр войны под&п>ше от границ Австрии,
Франц-Иосиф «советовал» Николаю I придерживаться в Закавказье наступательной
стратегии, а на Дунае—оборонительной198.
Что в Азии может стать «жарко», ожидали и в Париже3*. Французский посол в
Австрии Ф.-А. де Буркнэ предсказывал, что Англия не захочет прекращать войну,
пока у России не отнимут Крым, Кавказ и не лишат ее преобладания в Черном море
и в целом на Востоке4*. Впрочем, и сама Франция казалась настроенной весьма
воинственно. Обсуждая с австрийским послом в Париже И.-А. Хюбнером возможный ход
войны в случае вступления в нее Англии и Франции, французский министр иностранных
дел Эдуард Друэн де Люис начертал целую программу, которая местами выглядела
,0 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 83. 1854 г. Л. 262; Зайончковский А. М. Указ. соч. Приложения.
Т. 2. СПб., 1912. С. 376.
*• Petervon Meyendorff. Ein russischer Diplomat an den Hofen von Berlin und Wien. Politischer und pri-
vater ?riefwechsel 1826-1863. Herausgegeben und eingeleited von Otto Hoetzsch. Bd. 3. Berlin
und Leipzig, 1923. S. 115.
:}e Thouvenel L. Nicolas I ct Napoleon III. Lcs preliminaires dc la guerre de Crimee 1852-1854 d'apres
les papiers inedits de M. Thouvcnel. Paris, 1891. P. 246.
»' [JominiA.] Op. cit. T. 2. P. 110-111.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
даже шире и агрессивнее, чем английские планы. История войн, по его словам, еще
не знала столь высокой концентрации военно-морских сил на одном направлении.
Этим шансом нужно воспользоваться, чтобы причинить России как можно больше
вреда: разорить Северное Причерноморье; сжечь Севастополь, чтобы изгнать
русский флаг из Черного моря; возмутить Черкесию; разрушить или занять морские
порты в Абхазии, Мингрелии, Гурии; отобрать у России закавказские провинции
и выгнать ее за Кавказский хребет. «Мы отрежем от России ее азиатскую часть, как
отрезают часть нароста на теле»1*.
«Черное море,—продолжал Друзн де Люис,—-перестанет быть русским озером и
превратится в английское море». Для этого англичанам достаточно обзавестись там
«каким-нибудь островом, какой-нибудь скалой, которые будут превращены в новый
Гибралтар». После этого Англия может не опасаться русских поползновений в Азии2*.
Слышать все это из уст французского министра было весьма странно: изложен
громадный план действий, и ни слова о том, в чем тут интерес Франции. В том, что Россия
будет максимально ослаблена в Азии, а Англия получит полный контроль над
Черным морем и тем самым еще сильнее упрочит свои позиции в Средиземноморье?
Очевидно, нет: Франции это совершенно не выгодно.
Тогда зачем Друэн де Люис говорит все это? И именно Хюбнеру, а, положим, не
британскому7 послу, что было бы гораздо логичнее?
В том-то и дело, что предназначалась эта тирада для австрийских ушей. И в
ходе дальнейшего течения разговора Хюбнеру это становится ясно.
Между тем Друэн де Люис постепенно подбирается к сути проблемы. Она,
оказывается, в том, что Россия, будучи не в состоянии вести в Закавказье одновременную
борьбу с двумя западными державами, начнет терять эти южные провинции одну
за другой. II с «каждой пядью утраченной в Азии зелии» она будет «искать компенсаций
в Европе», где объединенный англо-французский флот бессилен противостоять ей3*.
Намек настолько прозрачен, что и намеком-то его назвать трудно. Австрии
объявили, что не за горами тот «решительный момент», когда ей придется определиться,
с кем она и против кого. При этом ей предложили учесть тот факт, что ее владение
Дунайскими княжествами, если она захочет сохранить нейтралитет, не
гарантировано ни со стороны западных держав, ни тем более со стороны России, перед
армией которой Австрия на Балканах останется в одиночестве4*.
В заключение беседы Друэн де Люис выложил перед Хюбнером самый устрашающий
довод. Он прямо заявил, что перед Австрийской империей стоит альтернатива: «либо
исчезнуть с политической карты Европы как европейское и независимое госу-
¦•AGKK. Seriel.Bd. I.S. 440.
-" Ibidcm.
3* Ihidem.
'* Ibidem.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
дарство», либо «искренне и решительно» присоединиться к Англии и Франции в
их войне против России—«воине до победного конца»1*.
Именно этот выбор и страшил Вену больше всего.
Таким образом, с началом Крымской войны еще раз подтвердилось важное
стратегическое значение кавказского региона2*.
Свои цели в войне, совершенно конкретные и далеко не бескорыстные, союзники
прикрывали заботой о защите Турции, идеалами свободы и справедливости,
призывами к борьбе против русского варварства и деспотизма во имя цивилизации и
демократии199. Прозвище Николая I—«жандарм Европы»—раздражало британских
политиков: полицейское надзирательство за народами Европы они считали
собственной привилегией200.
На свет божий, как нельзя кстати, был вновь извлечен жупел «русской угрозы» Индии.
Британское общество не хотело даже слушать (не то что вникать) доводы ведущих
военных стратегов, включая А. Веллингтона, о технической неосуществимости идеи
захвата Индии русскими, с одной стороны, и об отсутствии у них таких намерений, с
другой. Зато охотно внимали Пальмерстону и другим русофобам, утверждавшим, что
у России на Кавказе и в Персии уже есть готовая стратегическая база для вторжения
в британскую колонию, и она будет использоваться с неумолимой
последовательностью. Остановить русских можно, только нанеся им сокрушительный удар201.
Именно из этих постулатов британской политической мысли берут свое начало
две, как правило, мирно сосуществующие концепции современной западной
историографии Крымской войны, условно говоря,—прагматическая и либеральная.
Первая акцентирует сугубо материальные причины войны, выводя их из жестокого
геополитического соперничества между Россией и Западом, которое было
опосредовано через восточный вопрос. Вторая—подчеркивает идейно-моральные
императивы—то есть европейские либеральные ценности,—вынудившие «передовые»
демократии, в частности Англию, бросить (точнее принять) вызов
восточно-деспотической и «агрессивной» России. В обоих случаях оборонительная подоплека
решительности Запада не подвергается никакому сомнению.
В зарубежной историографии второй половины XX века эти две концепции
зачастую (и не случайно) формулировались с использованием пропагандистско-поня-
тийного аппарата «холодной войны». Так и говорилось: Крымская война велась во
имя «сдерживания» и «отбрасывания» России, «освобождения» нерусских
народов—финнов, поляков, балканских и кавказских народов202.
Планы Турции на Кавказе были решительными203. Она надеялась, что
уникальное стечение благоприятных факторов (почти заключенный наступательный союз
•'AGKK. Scrie 1. Bd. l. S. 440-441.
2*LadimirJ. La Gucrre. Histoire complete des operaiions mililaries cn Oricnl pcndant les annees 1853
et 1854. Paris, 1854. P. 125.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
с Англией н Францией, неспокойствие в Дагестане и Чсркесии, малочисленность
русских сил в Закавказье) позволит ей вытеснить Россию из этого региона1*.
В октябре 1853 г. султан вызвал Сефер-бея из его адрианопольской «ссылки»
и присвоил ему чин мирмирана (генерала). В тот же чин был произведен другой
выходец из Черкесии—Бечет-бей (или Бечет-паша), которого Порта готовила на роль
своего эмиссара и наместника на Северо-Западном Кавказе. В октябре туда, видимо
для изучения и подготовки обстановки, был отправлен помощник Сефер-бея Хаджи
Мехмед Эфенди. Других османских агентов послали—через Зрзерум и Батум— в
Дагестан для установления связи с Шамилем2*.
На Кавказе Турция рассчитывала обойтись без военной помощи западных держав,
предполагая получить широкую поддержку местных мусульманских народов3*. Порта
не хотела пускать кого-либо в земли, которые она считала своей сферой влияния.
Петербург крайне обеспокоила перспектива использования неприятелем
ситуации на Кавказе, особенно в его северо-западной части, легко доступной с моря и
слабо контролируемой русскими войсками. Было предложено перебросить туда
пехотную дивизию для предотвращения высадки вражеского десанта4*. Однако
ввиду нехватки воинских контингентов, в Петербурге в конце концов решили идти
по пути раннего упреждения опасного для России сценария (см. ниже, о Синопе).
Также вызывало Tpeeoiyr положение на русско-турецкой границе в Закавказье,
которая находилась под постоянной угрозой разбойничьих набегов лазов и аджарцев. Будучи
но-прсжнему не в состоянии контролировать эти своевольные племена, Порта
предпочитала держать их как военный резерв против России. Не случайно весной 1853
г. специальный представитель Николая I А. С. Меншиков вел с турками переговоры
об уступке России Аджарии и одновременно предлагал царю нанести превентивный
удар в Малой Азии и захватить Каре, Баязет и Батум3*. С сугубо военной точки
зрения, это была абсолютно рациональная идея, что показали ближайшие события в
Закавказье, оказавшиеся трагическими для русской армии, которую турки застали
врасплох благодаря наличию у них аджарского плацдарма. Николай I, однако,
отказался от предложения Меншикова, поскольку война не входила в его планы201.
Во всяком с.1учае, перспективу коалиционной войны русский император, судя по
всему; вообще не рассматривал. Трудно сказать, разделяли ли этот оптимизм
подчиненные ему генералы. Единодушия среди них не было. Одни считали необходимым
[*PereiraM. Op. cit. Р. 138.
2* Ibrahim KoremezlL Op. cit. P. 59.
3*Шеремет В. И. Османская империя.., с. 193; LadimirJ. Op. cit. Р. 124.
4' Воспоминания генерал-фельдмаршала Дмитрия Алексеевича Милютина 1843-1856. Под ред.
J. Г. Захаровой, (Далее: Милютин Д. А. Воспоминания 1843-1856.) М., 2000. С. 201-202;
Fuller W. С. Jr. Op. cit. Р. 237-238.
50 GoldfrankD. M. Op. cit. Р. 133, 143.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
послать войска для обороны кавказского побережья перед лицом возможного
военно-морского нападения, сопровождаемого десантными операциями. Другие
полагали, что подкрепления больше нужны в Закавказье на русско-турецкой сухопутной
границе1". Победила вторая точка зрения, и это позволяет высказать гипотезу (и
только гипотезу), что военные специалисты тоже были не очень склонны глубоко
анализировать сценарий вторжения англо-французского флота в Черное море.
Если это так, то полная неопределенность международной ситуации весной-летом
1853 г. в какой-то степени их оправдывает.
Вместе с тем существуют данные, указывающие на то, что русское правительство,
памятуя об инциденте с «Виксеиом», делало все, чтобы избежать его повторения:
в новой, предгрозовой обстановке это было бы более опасно, чем в 1837 году.
Командирам крейсирующих вдоль кавказского побережья русских судов было строжайше
предписано проявлять осторожность, «потому что от их осмотрительности и
разборчивости употребления предоставленных им средств будет нередко зависеть
самоё сохранение дружественных отношений наших к другим державам, ибо одного
уже вида каких-либо стеснительных мер против торговли иностранцев в Черном море
достаточно, чтобы раздражить иностранные правительства против нас»2*.
Иными словами, в условиях обострения русско-турецких отношений Петербург}
совсем не хотелось провоцировать Англию и Францию случайными инцидентами,
которые даже при всей своей ничтожности, будут объективно содержать в себе
горючий потенциал.
» « «
Русско-турецкая война в Закавказье началась 16B8) октября 1853 г. с
внезапного ночного нападения на русский пограничный пост св. Николая турецких частей
Батумского корпуса, состоявшего, по словам французского историка Леона Герена,
«из сброда мародеров и разбойников», которым в будущем еще предстояло
«приобрести печальную славу»3*. Они почти целиком вырезали малочисленный гарнизон
крепости, не пощадив женщин и детей4*. «Этот бесчеловечный поступок,—писал
Гереи.—явился лишь прелюдией к ряду акций не только против русских войск, но
и местных жителей. Он должен был оживить старую ненависть, издавна существо-
вавпшо между двумя народами (грузинами и турками—В. Д.)»20Г>.
,0 Милютин Д. Л. Воспоминания 1843-1856.., с. 206-207, 215-216.
*\\МКВИВЧ.С.41-42.
*• Guerin L Hisloire de la dcrniere guerre dc Russie A853-1856). T. 1. Paris, 1859. P. 50-51.
,e Tlie Timcs, 1853. Dec. 17; MacqueenJ. Op. cit. P. 235; Скрицкий И. В. Крымская война, 1853-1856
годы. М.: «Вече», 2006. С. 135; ШишовЛ. В. Схватка за Кавказ XYI-XX века. М.: «Вече», 2005.
С. 335-340: Вашсаряп В. Э.щ Толстой С. Г. Русская воина: столетний историографический опыт
осмысления Крымской кампании. М., 2002. С. 209.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
В связи с началом русско-турецкой войны А. Чар-
торыйский и К0 вновь возвращаются к своим
излюбленным планам создания польского легиона
на Кавказе, где, по словам князя, «могут созреть...
опасные для Москвы ситуации»1*. Однако надежды
на быстрые военные успехи Турции вскоре рассеялись.
После поражения под Башкадыкляром 27 ноября
1853 г. турецкая Анатолийская армия,
пришедшая в довольно плачевное состояние, становится
предметом всевозрастающей озабоченности
Англии и Франции.
Но поистине ошеломляющее впечатление в
европейских столицах, особенно в Лондоне, произвел
синоиский разгром, послуживший поводом к
решению западных держав о вводе англо-французской
эскадры в Черное море. Как известно, экспедиция
П. С. Нахимова в Синоп была продиктована
обстановкой на Кавказе и с точки зрения военной логики
и интересов России в этом районе представлялась
совершенно оправданной и своевременной2*.
С начала русско-турецкой войны османский флот регулярно курсировал между
малоазиатским побережьем и Черкесией, доставляя горцам оружие и боеприпасы3*.
Согласно полученным Петербургским кабинетом сведениям, наиболее
внушительную из подобных операций с участием крупных десантных сил турки, но совету
британского посла в Константинополе Стрэтфорд-Каннинга206, намеревались
осуществить в ноябре 1853 г.207 Промедление с контрмерами грозило опасным
осложнением ситуации на Кавказе. Синопская победа предотвратила пагубное для
русского влияния в том регионе развитие событий, что приобретало особое
значение накануне вступления в войну Англии и Франции4*.
«Пушечные выстрелы при Синопе,—писал Наполеон III Николаю I,
—болезненно отозвались в сердцах всех тех, кто в Англии и во Франции обладает живым
1 K'^J
1#$?&&*
WWT?
ВГ-4 ЩШ
кёЗ 1
т
м
Ш
Адам Чарторыйский
со своими сыновьями
,0 WidcrszalL. Ор. cit. Р. 122-123. См. также: GoldfrankD. М. Ор. cil. P.237; Черкасов II. И. Указ,
статья. С. 203.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 84. 1854 г. Л. 209-212; Дружинин IL Л/. Синоиский бои
//Дружинин Н. М. Избранные труды. Т. 3. М., 1988. С. 28-29, 40; LambertA. D. Op. cit. Р. 60; PalmerA.
The Banner of Battle. The Story of the Crimean War. L., 1987. P. 30-32.
** mderszalL. Op. cit. P. 122; Macqueen J. Op. cit. P. 178-180; The Times, 27 Jan. 1851: Я. С.
Нахимов.., с. 275, 360: Скрицкий H. В. Указ. соч. С. 155, 157, 159-160, 162, 164.
!* П. С. Нахимов. Документы и материалы. М., 1954. С. XXXII, 276, 357-358. В английской
историографии имеется признание на этот счет. (Allen W. E. D. and MuraloffP. Op. cit. P. 65).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
• *:Щ. •
щ~%. _.. ,
w&r ^fc
Синайский бой
чувством национального
достоинства». Русский
император ответил: «С
того момента, как
турецкому флоту предоставили
свободу перевозить
войска, оружие и боевые
припасы на наши берега,
можно ли было с
основанием надеяться, что мы
будем терпеливо ждать
результата подобной
попытки? Не должно ли
было предположить, что
мы сделаем все, чтобы ее
предупредить? Отсюда
последовало синопское
дело; оно было неизбежным последствием положения, занятого обеими
державами (Францией и Англией—/?. Д.), и, конечно, это событие не должно было показаться
им неожиданным»10.
Если Наполеон III, вымученно изобразив позу человека с задетой честью,
руководствовался в своих доводах эмоциями и шаткой логикой, то Николай I, имевший
причины недоумевать о столь горячей реакции на Синоп, ссылался на
общеизвестные правила войны и элементарные интересы обороны российских земель.
«Личной» переписке двух императоров предшествовало послание Нессельроде
русскому послу во Франции Н. Д. Киселеву с поручением выразить Парижскому
кабинету чувство «тягостного удивления» по поводу решения западных держав ответить
на Синоп вводом своего флота в Черное море208.
В грохоте артиллерии у Синопа Лондонский и Парижский кабинеты предпочли
услышать «звонкую пощечину» в свой адрес: русские посмели уничтожить турецкий
флот, можно сказать, на виду у европейских дипломатов, находившихся в
Константинополе с «миротворческой» миссией, и англо-французской военной эскадры,
прибывшей в проливы в роли гаранта безопасности Турции. Остальное не имело
значения-09. В Англии и Франции газеты истерично реагировали на случившееся. Называя
синопское дело «насилием» и «позором», они требовали мести210.
В британской прессе был реанимирован старый, но в данной ситуации совершенно
экзотический аргумент о том, что Синоп—это шаг на пути русской экспансии в Индию.
Никто не давал себе труда призадуматься над абсурдностью данной версии. Единичные
,0 Цнт. но: Тарле Е. В. Крымская воина. Соч. Т.8. С. 414-41С
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
трезвые голоса, пытавшиеся обуздать этот разгул фантазии, тонули в хоре масс, почти
обезумевших от ненависти, страхов, предрассудков211.
Вопрос о вводе англо-французского флота в Черное море был предрешен1*.
Узнав о поражении турок у Синопа, Стрэтфорд-Каннинг радостно воскликнул:
«Слава боп! Это—война»212.
Западные кабинеты и пресса с умыслом скрыли от широкой публики
побудительные мотивы морской акции России с тем, чтобы, выдав ее за «акт вандализма»
и вопиющей агрессии, вызвать «справедливое» общественное негодование и
развязать себе руки213.
В короткой полемике Наполеона III с Николаем I, как и в материалах хмировоп прессы
того времени, рождаются две противоположные оценки характера Синопской
битвы, которые распространились и в зарубежной историографии. Большинство
английских и французских историков (за немногим исключением2*), стремясь обвинить
Россию в вероломном и ничем не спровоцированном нападении на турецкий флот
и тем самым оправдать появление союзной эскадры в Черном морс, окружает как
бы заговором молчания вопрос о мотивах синопской экспедиции.
Кроме того, охотно повторяется выдвинутая английским и французским
правительствами версия, будто они были вынуждены принести свое миролюбие в
жертву народам Англии и Франции, расценившим Синои как оскорбление их
национального достоинства (?!) и потребовавшим возмездия3*. Французский
историк Ж. Руа твердил, что накануне Синопа и даже после него Лондон и,
особенно, Париж в своем стремлении к миру исчерпали все возможности, и эти усилия
не дали результата по вине России4*.
Однако еще во время Крымской войны английский публицист Д. Маккуин
отмечал, что рассказы о синопском сражении полны «искажений, лжи и недомолвок».
Он отказывался понимать, почему это событие, являясь естественным
последствием агрессивных действий Турции, было воспринято западными державами как
оскорбление и открытый вызов им5*. Даже враждебный к России публицист
¦° TemperleyH. England.., р. 374-378; AR. 1853. L., 1854. Р. 307-309; МсMullen М. Ор. cit. Р. 95-
103: So/et/J. Op. cit. Р. 111.
** Temperley //. England.., р. 371, 513; Der russisch-turkischc Krieg und der Kriegsschauplalz in poli-
lischer, ortlichc und militarischer Bezichung. Pesl, Wien und Leipzig. 1854. S. 132-133.
'* Wilmot S. M. Life ofVice-Admiral Edmund, Lord Lpns. L., 1898. P. 135-136; Charteval K, MomjluveE.
Hisloire politique, maritime ct militaire dc la Guerre d4)rient. T. 1. Paris, 1857. P. 82-83; Fowler G.
Iliston of thc War. L., 1855. P. 71 -76; Ducamp J. Histoiie dc Гагтёе d Orienl. Paris, 1858. P. 78-
82; Relsel M.-A Mes Souvenirs. La Guerre dc Crimee et la cour de Napoleon III. T. 2. Paris, 1904.
P. 226-227: BealesD. From Castlereagh loGladstone 1815-1885. N. Y., 1969. P. 22i;RoyJ.J. ()p. cit.
P. 80-89; WetzelD. Op. cit. P. 94.
¦' RoyJ. J. Op. cit. P. 80, 87, 89-90.
'•e Macqueen J. Op. cit. P. 176. 180-181.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
А. Шпммельфеннпг назвал синопскую операцию «обороной их (русских—В. Д.)
кавказских провинций »,0.
После Крымской войны западноевропейские политики и историки чаще
позволяли себе откровенность. «В Синопской битве,—писал английский адмирал
А. Гордон,—не было ничего такого, что могло бы оправдать вызванный ею вопль
ужаса. Россия и Турция находились в состоянии войны, объявленной не Россией,
а Турцией. Когда народы воюют, нападение флота одной страны на морские силы
другой—обычное явление. Ни количество потопленных кораблей, ни полнота
победы ие меняют законного характера (русской—В. Д.) акции»2*.
Авторитетный английский летописец Крымской войны А. Кинглейк,
высказываясь в таком же духе, добавлял, что предубежденная против России Англия была
слишком изумлена фактом существования боеспособного русского флота в Черном
море и слишком рассержена его победой, чтобы трезво и справедливо смотреть на
происшедшее. В данной ситуации Синоп в возбужденных умах англичан
безотчетно ассоциировался с внезапным и предательским ударом «ножа убийцы»3*.
Историки, соотечественники Кинглейка, развивали эти мысли. По признанию
Дж. Маккарти, Россия, атаковав Синоп, нисколько не нарушила «обычая войны»;
турки имели все основания ожидать и давно ожидали такого шага, и хотя бы
поэтому его нельзя считать «вероломным»4*. Р. Рейнер утверждал, что в отношении
британского общества к синопскому делу не было логики—«лишь слепое
предубеждение и страсть»5*. По мнению Г. Темперли, «морское предприятие} Синопа
являлось совершенно естественным ответом (на действия Турции—В. Д.). Не было
ни юридических, ни моральных оснований называть его резней, хотя в истории оно
осталось под именем «синонская резня». Однако в те времена вымысел часто
торжествовал над фактом»6*. У. Аллен считал важным результатом победы русской
эскадры обеспечение безопасности позиций России на Кавказе7*.
Германский историк Э. Даииельс расценивал синопскую экспедицию как
реакцию на «провокационную наглость», которую турецкий флот нарочито демонстрировал
у русских берегов Черного моря. По его мнению, Петербург охотно прекратил бы
все военные действия на зиму 1853-1854 гг., но под влиянием страха за судьбу
Кавказа у него «сдали нервы»211.
,e SclnmmelfcnnigА. The war bctween Turkey and Russia. A militan skclch. Philadelphia-London. 1854.
P. 68.
*• Цнт. но: Gordon A. The Eail of Aberdeen. N. Y., 1893. P. 242.
:l'KinglakeA. W. Thc Invasion of the Crimea. V. 1. L., 1863. P. 386-387.
»° MacCarthy./. A History of our own limes. V. 2. Leipzig, 1879. P. 206-207.
>° RaynerR. Л/. Xinetccnth Cenlui? England. L., 1927. P. 178.
n* Tcmperlcy IL England.., p. 371.
m**Auen XV. Ё. D. and Muralo/TP. °P- «t. P. 65.
ГЛАВА 1. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Для французского историка Г. Бапста синопская битва также была «в порядке
вещей». Напротив, ему показалось бы странным, если бы она не произошла.
Бапст находил абсурдным со стороны западных держав осуждать победителя лишь
за военное превосходство над побежденным. Как бы опровергая утверждение
Наполеона III об уязвленной национальной гордости Франции, историк пишет,
что это мнение императора поддерживалось только в придворной среде и некоторых
светских салонах, а народ оставался безразличным к событиям в Азии, где Россия
и Турция «обменивались тумаками»215.
Приведенные идеи нашли и других сторонников в зарубежной историографии1*.
Вместе с тем признание синопского разгрома правым делом подчас
сопровождается существенными оговорками, сводящими такое признание к пустой
фразе. Если с точки зрения законов войны, считают отдельные исследователи,
это был «нормальный акт», то с точки зрения дипломатии Россия нарушила
данное западным державам обещание не открывать наступательных действий там,
где турки сами не предпримут их. Поэтому события у Синопа, будучи «ударом не
только по Турции», сделали неизбежным вооруженное вмешательство Англии и
Франции2*.
Такой же довод выдвигался западными правительствами в оправдание своего
решения ввести флот в Черное море. Его надуманность вскрыл уже упоминавшийся
Д. Маккуин, подчеркнувший, что, во-первых, Россия сделала это заявление до
разрыва с Турцией, во-вторых, даже после того, как турки объявили ей войну, она
подтвердила готовность не активизировать свои силы, но лишь до тех пор, пока
противник не принудит ее к этому. Турецкая агрессия в Закавказье освободила Петербург
от добровольно взятых обязательств3*.
Есть историки, которые, формально не отрицая правомерности синопской
операции, намекают, что проявленная Россией жестокость не могла оставить
равнодушными западные державы4*. Этот «нравственный» упрек русским,
заимствованный из демагогического арсенала европейских политиков прошлого, был еще
,e Selon-Watson ?. W. Ор. cit. Р. 320-321; MarriollJ. А. R. England since Waterloo. L., 1942 A2 ed.).
?. 223; BarkerA. J. The vainglorious war 1854-56. L., 1970. P. 12-13; WoodA. Ninclccnth cenlury
Britain 1815-1914. L., 1982 B ed.). P. 203; Pemberton W. B. Baules oflhc Crimcan \Var. L., 1962.
P. 18;?oMr^em.sE.Manuelhisloiiquedc|)olitiqucetrangcre. Paris, 1927. T. 3. P. 383-384; WalpoleS.
Op. cil. V. 6. P. 25-26; Geffcken F. H. Zur Gcschichtc des Oricnlalischen Ki-iegcs 1853-1856.
Bcrlin, 1881. S. 46-47; LamberlA. Z). Op. cit. P. 61.
58* Bapsl E. Les origines dc la gucrrc dc Crimec. La Francc et la Russie de 1848 a 1854. Poris, 1912. P.
459, 470-473; Ср.: RaymondXavier. Affairc d'Orienl-Lnc anncc de guerre cl dc diplomatie//RDM.
1855. T. 10. P. 442; Seaton A. The Crimean War. A Russian Chroniclc. L., 1977. P. 45.
*• Macqueen./. Op. cil. P. 181.
,e Edwards W. Op. cil. P. 48; Hibbert C. Thc Dcslruction ol'Lord Raglan. A Tragedy ofthc Crimcan War
1854-55. L., 1961. P. 11-12.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
в начале 1854 г. отвергнут одной британской газетой как «ребяческий», с ироничным
напоминанием о невозможности воевать «без пороха и ядер»1*.
С учетом обстоятельств Синопского сражения его трудно назвать удачным
предлогом для нападения Англии и Франции на Россию. Если бы западные кабинеты
действительно беспокоились о мирном разрешении кризиса и судьбе Порты, как они
о том заявляли, то к их услугам был такой институт международного права, как
посредничество, использовавшийся ими лишь формально, для отвода глаз.
«Опекуны» турок могли без труда предотвратить их агрессию в Закавказье и, как ее следствие,
катастрофу у Синопа. Проблема разрядки ситуации упростилась уже тогда, когда
Николай I, осознав, что русско-турецкий конфликт не удастся изолировать и разглядев
силуэт формировавшейся коалиции против России, начал в мае 1853 г.
дипломатическое отступление по всему фронту, хотя и в ущерб своему самолюбию. Для
достижения мирной разрядки от Англии и Франции требовались даже не
встречные усилия, а совсем немногое: не мешать царю идти на попятную. Однако они
постарались закрыть ему этот путь210.
II до, и после Синопа вопрос войны или мира зависел скорее от Лондона и
Парижа, чем от Петербурга. И они сделали свой выбор, предпочтя увидеть в победе
русского оружия то, что так долго и изобретательно искали—возможность бросить
клич о спасении «беззащитной» Турции от «ненасытной» России. Синопские
события, поданные европейскому обществу в определенном ракурсе, через отлаженные
информационные фильтры, сыграли видную роль в идеологической подготовке
вступления западных стран в войну2*.
Идея «обуздания» России, в которую Англия и Франция облачили свои далеко
не бескорыстные помыслы, попала на благодатную почву антирусских настроений
европейского, особенно британского обывателя. В его сознании десятилетиями
культивировался образ «алчной» и «напористой» России, воспитывались недоверие
и страх перед ней. В конце 1853 г. эти русофобские стереотипы пришлись как нельзя
более кстати для правительств Запада217: им оставалось лишь сделать вид, будто
они вынуждены повиноваться разгневанной толпе и спасать свое лицо218.
Разумеется, полностью сбрасывать со счетов влияние престижных
соображений на правительства Англии и Франции нельзя. Еще до Синопа, в октябре
1853 г., в переписке между членами Лондонского кабинета звучит опасение,
что нерешительность западных держав в отношении русско-турецкого конфликта
может, в глазах мирового общественного мнения, низвести их до уровня
второстепенных государств. Пальмерстон, в частности, писал: «Мы (англичане и
французы—В. Д.) должны (курсив документа—В. Д.) победить—с помощью
переговоров, если возможно, или с помощью оружия, если необходимо». Мысль
1* Горев Л. Указ. соч. С. 156.
*• Черкасов П. П. Указ. статья. С. 198-199.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИ!: ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
о том, что ни в одном, ни в другом Англия и Франция не могут позволить себе
проиграть России—повторяется постоянно1*.
В начале ноября 1853 г. Пальмерстон в письме к Эбсрднну высказывался в
характерном для себя духе: «Существует много вещей, более ценных, чем мир, и гораздо
худших, чем война»2*. К первой категории он относил едва ли не в первую очередь
британский престиж, ко второй—перспективу его утраты, и был далеко не единственным
в Англии политиком, придерживавшимся такого взгляда3*.
Синон показал, что ответственность за драматический исход восточного кризиса
50-х гг. XIX в. лежит не только на Николае I, но и на западных государствах,
которые не желаш упускать редкий случай организовать коалиционное выступление против
России и за её счет добиться собственного господства в Европе и Азии, именуя это
«равновесием сил». Когда входе изощренного и методичного поиска благовидного
предлога к применению оружия он так и не нашелся, то его попросту придумали219.
II все же даже после Синопа борьба между опасениями и соблазнами не
прекратилась4*. Война и страшила, и манила одновременно. Страшила возможными
огромными масштабами, непредсказуемостью ее хода и последствий для всей
системы международных отношений в Европе и на Востоке220. Манила—редким
шансом собрать беспрецедентную но своей мощи коалицию против России, резко
ограничить ее могущество, престиж и влияние в мире, а при совсем
благоприятном стечении обстоятельств—лишить важных территорий и потенциала для
вмешательства в восточный вопрос.
Д. Эбердин опасался, что война—при любом се исходе—приведет к гибели
Османской империи и полному разлалу Венской системы, в том числе благодаря подъему
революционных сил в Европе, которые только и ждут подходящего момента5*.
Проницательность британского премьера порой поразительна. В письме к королеве
Виктории от 6 октября 1853 г. читаем: унизить императора России было бы,
конечно, очень приятно, но «за это удовольствие придется заплатить слишком
дорого...»—«...Европа погрузится в хаос, страдания, кровь»0*. Отсюда его знаменитая
фраза: «Нам нужен мир любой ценой»7*. Но это был глас вопиющего в пустыне,
который, к тому же, скомпрометировал Эбердина и вынудил его уйти в отставку.
Справедливости ради, стоит все же заметить, что аналогичные тревоги
высказывал и Кларендон8*. Однако, в конце концов, он склонился в пользу войны в
,e WentkerH. Op. cit. S. 71-72,82.
2' AshleyE. The Life of Hemy John Temple Viscount of Palmerston: 1846-1865. V. 2. L., 1876. P. 285.
:l* MaxwellH. The Lifc and leltcrs of Geoige William Frederick fourth carl of Clarcmlon. V. 2. L., 1913. P. 23.
*' См.: SchroederP. W. Op. cit. P. 115-136.
*• Wentkerll. Op. cit. S. 77-78,81.
e* Lettcrs of Quccn Vicloria.., v. 2. P. 551.
7* Chamberlain M. E. Lord Aberdeen.., p. 473.
^WentkerH. Op. cit. S. 82-85.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
надежде на благоприятное для Англии и Франции развитие событий, не исключая
перспективу присоединения к союзникам Австрии и даже Пруссии1*.
Некоторые члены Лондонского кабинета (Д. Збердии, Ч. Вуд, Дж. Грэхем) до
последнего надеялись избежать войны. Они, как и другие политики, считали ввод
англо-французского флота в Черное море в начале января 1854 г. лишь средством
дипломатического давления на Россию и предотвращения катастроф, подобных
итонской221. Рассчитывали на то, что Николай I отступит перед лицом угрозы столкновения
с Англией и Францией, как он отступил в 1849 г. И просчитались: царь увидел в
этом враждебную демонстрацию и личное оскорбление222.
Если британские государственные деятели умеренного толка надеялись на такую
же логику развития событий, которая предотвратила столкновение четырьмя годами
раньше, то это не делает чести их аналитическим способностям. Механическая
проекция метода,успешно примененного в 1849 г., на ситуацию конца 1853—начала
1854 гг. была порочна в корне и изначально. Тогда Англия, послав свой флот в Без-
нкскую бухту, позволила себе лишь предостерегающий намек, оставив Николаю I
достаточный запас времени и возможностей для сохранения лица. Теперь же англо-
французская эскадра вторглась в Черное море и взяла иод контроль всю его
акваторию, что уже трудно было расценить иначе, как акт войны.
Были, однако, и те, кого гневная реакция Николая Iустраивала именно потому,
что она почти гарантировала военный ответ со стороны России. Мы говорим о Паль-
мерстоне и Наполеоне III, которые, похоже, уже сделали свой выбор223. Постоянные
поражения турок стимулировали в Лондоне и Париже заступнические настроения,
порожденные растущим страхом увидеть Николая I обосновавшимся на развалинах
Османской империи. И чем тяжелее становилось положение турецкой армии, тем
меньше оставалось свободы действий у англичан и французов224.
В известной метафоре «Европа дрейфовала к войне», содержащей намек на
независящие от воли людей факторы, есть доля правды. Порой действительно
возникало ощущение, что усилия но достижению мирного исхода были обратно
пропорциональны шансам предотвратить войну. И все же этому «неумолимому дрейфу»
помогали живые персонажи истории, от взглядов, поступков н характеров которых
зависело немалое. Тот же Пальмерстон был одержим ненавистью к России, нередко
превращавшей его из глубоко прагматичного политика в простого английского
обывателя, на которого русофобские бредни журналистов действовали как красная
тряика на быка225. Занимая в правительстве Эбердина с февраля 1852 по февраль
1855 гг. пост министра внутренних дел, он сделал все, чтобы лишить Николая I
возможности сохранить лицо и чтобы восточный кризис начала 50-х гг. перерос
сначала в русско-турецкую войну, а затем в Крымскую226.
¦eWeHfAYT//.Op.eit.S.86.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Сразу после ввода союзного флота в Черное море англо-французская эскадра из
6 пароходов совместно с шестью турецкими кораблями доставила подкрепления,
оружие, амуницию и продовольствие в Траиезунд, Батум и пост св. Николая1*.
Установление блокады русских черноморских портов было представлено
Петербургу как оборонительная акция2*.
Николай I, не понимавший такой логики, имел все основания прийти к выводу,
что емл брошен открытый вызов, на который он просто не мог не ответить. Самое
удивительное, быть может, в том, что даже в этой ситуации русский император
предпринимает последнюю попытку сохранить мир с Англией и Францией, которая больше
напоминала жест отчаяния. Превозмогая чувство негодования, Николай I уведомил
Лондон и Париж о своей готовности воздержаться от толкования их акции, как
фактического вступления в войну на стороне Турции. Он предлагал англичанам и
французам официально объявить, что их действия нацелены на нейтрализацию
Черного моря (то есть на нераспространение войны на его акваторию и побережье) и
поэтому в равной степени служат предупреждением и России, и Турции. Это было
беспрецедентное унижение для правителя Российской империи вообще, и для
такого человека, как Николай I, в частности. Можно лишь догадываться, чего ему
стоил такой шаг. Отрицательный ответ Англии и Франции был равносилен шлепку
по руке, протянутой для примирения. Царю отказали в самой малости—в
возможности сохранить лицо227.
Уж кто-кто, а англичане, порой патологически чувствительные к вопросам
защиты чести и достоинства собственного государства, должны были понимать, что
они сделали. Какой реакции могла ожидать от Николая I британская дипломатическая
система, не самые высокопоставленные представители которой,
аккредитованные в странах Ближнего и Среднего Востока, имели официальные полномочия
вызывать свой военный флот для наказания тех, кто осмелится оскорбить
английский флаг? Какой-нибудь британский консул в Бейруте мог позволить себе прибегнуть
к этому праву из-за малейшего инцидента, в котором емл заблагорассудилось
усмотреть факт унижения Англии3*.
Николай I поступил так, как и должен был поступить на его месте любой хоть
сколько-нибудь уважающий себя монарх. Русские послы были отозваны из
Лондона и Парижа, британский и французский—из Петербурга. В марте 1854 г.
морские державы объявили России войну, после чего они получили законное
право помогать туркам и разворачивать полномасштабные боевые операции, в том
числе и на Кавказе.
¦• Guerin L. Ор. cit. Т. 1. Р. oS;BapstE. Ор. cit. Р. 473; LambertA. D. Ор. ей. Р. 72: Скрицкий Я. #.
Указ. соч. С. 239, 247.
*' FouquierA. Annuaire... pour 1854. Appendicc. Р. 6; AR. 1853. L.. 1854. Р. 309.
30 LawrenceJames. Thc Rise and Fall of Ihe British Empire. N. Y., St. Marlin's Press, 1994. P. 176.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
По настоянию британского посла в Константинополе, давно уже прибравшего к
своим рукам всю местную политику1*, турецкие войска в Малой Азии к весне 1854 г.
были реорганизованы и приведены в боевую готовность. Руководящую роль в
Анатолийской армии играли иностранные офицеры, в основном английские и
французские, хотя формально пост главнокомандующего принадлежал турку.
Оперативный план кампании 1854 г. на Кавказе предусматривал наступление на
Тифлис из трех пунктов. Главный удар наносился силами, базировавшимися в
Карее, вспомогательные—Батумскнм и Баязедским корпусами. Внешне этот
проект казался целесообразным, однако своей политикой на Кавказе Порта значительно
осложнила выполнение его. Турки считали излишним тратить усилия на то, чтобы
приобрести расположение местного населения. Презирая, как унизительную для себя,
«дипломатию» в общении с христианскими народами Кавказа, они просто
потребовали от грузин полного повиновения и военного содействия против России.
Турция как будто заведомо стремилась усилить и без того неубывавшую ненависть
к себе. Появившиеся в Грузии османские солдаты похищали детей для продажи их
на невольничьих рынках Батума и Трапезунда. Сам командующий Батумскнм
корпусом Селим-паша, по точному определению Герсиа,—«типичный представитель
турецкой империи в эпоху упадка»—не стыдился этого промысла, частью
присваивая живой товар, частью предназначая его а*я подарков судтатг и высокопоставленным
чиновникам в Константинополе. Естественно, христианское население Закавказья
предпочло единоверную Россию, готовясь выступить с ней против турок, которые
с прежних времен их господства в этом крае не изменились в своей жестокости228.
* * *
С начала 1854 г. аппетиты Англии в отношении России стали нарастать, порой
явно выхогц| за рамки того, что она могла реально осуществить, и тех предполагаемых
итогов войны, которые Европа была бы в состоянии переварить. Весьма
симптоматично: жажду победных трофеев в виде территорий и славы триумфаторов
демонстрировал не только русофоб и «ястреб» Пальмерстон, но н—весьма
неожиданно—Гамильтон Сеймур, слывший дипломатом умеренного политического
темперамента, лояльным к России (во всяком случае, по сравнению со Стрэтфорд-
Каннингом). А тут вдруг он, в письмах к Кларендону, заговорил, немного-немало,
о «всеобщем крестовом подходе против России», в результате которого она будет
изгнана из Прибалтики, Финляндии, Польши, Черкесии и С4редней Азии (где ее,
кстати говоря, еще не былоJ29. И тогда «Император Всея Руси превратится в
очень безобидного Великого князя Московского»2*. Отказываясь от популярной тогда
идеологической риторики, Г. Сеймур мыслил в совершенно приземленных категориях
,а Тарле Е, В. Крымская война//Соч. Т. 8. М., 1059. С. 364; MaxivellH. The lifc and lelters ofGeorgc
Willinm Frcdcrick fourlh carl ni'Clarcndon. V. 2. L., 1913. P. 65, 68.
*• H>nM*r//.op.cil.S. 111.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Realpolitik. Для него целью политики
«отбрасывания назад полуцивилизованиого народа
(России—В. Д.)» являлось вовсе не
торжество либерализма и прогресса в Европе, а
ослабление главного соперника Англии230.
Стоит ли после этого удивляться
бескомпромиссным настроениям таких дипломатов,
как Стрзтфорд-Каннинг, которого
совершенно не интересовала проблема мирного
урегулирования кризиса, к чему, казалось бы,
обязывала его профессия. Этого человека
интересовала только война и только до
победного конца. Вероятность поражения союзников
он даже не рассматривал, хотя и признавал, что
это будет «битва гигантов>>! *. Поскольку ставка
в ней—«окончательное решение восточного
вопроса»—слишком высока, постольку придется
пойти и на соответствующие жертвы. Если
Аи глия и Франция не сделают все, чтобы Д. В. Кшрепдон
«укоротить когти русского медведя», то им
«останется винить лишь себя»**. Действенную помощь союзникам, как полагал
Стрзтфорд-Каннинг, окажут черкесы и имам Шамиль3*.
К началу 1854 г. мало что осталось от прежних сомнений Клареидоиа. Теперь он
твердо стоял на том, чтобы «в ответ на синопскую любезность полностью
уничтожить русский флот, верфи, арсеналы (в Черном море—В. Д.); поднять на восстание
все горские племена и оказать им помощь прежде, чем русские генералы (на
Кавказе— В. Д.) получат свежие подкрепления»4*. В феврале 1854 г. Клареидон писал,
что жажда войны у британского народа может быть утолена лишь таким мирным
договором, который будет «максимальноунизительным для России»5*.
Преодолел в себе колебания и коллега Кларсндона по кабинету Чарлз Вуд,
который, впрочем, и раньше (в декабре 1853 г.) признавался в своем желании «дать
Грузии подлинную независимость, избавить Персию от русской хватки и пресечь
в зародыше все ее (России—В. Д.) замыслы в Азии»6*. Он считав что Англия должна
помочь Черкесии (для начала хотя бы военно-морским флотом), поскольку именно
l'WentkerH. Ор. cit. S. 96.
*e Ibid.
30 Ibid.S. 97-98.
*е Цпт. по: ibicl. S. 110.
»'lbid.S. 111.
•Mbid.S. 114.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИ!? ДЕРЖАВЫ
Чарльз Вул
в том районе происходят события,
способные оказать решающее влияние на общее
положение дел в Азии1*.
Мощным аккумулятором и одновременно
генератором подобных идей был П&1ьмерстон,
оказывавший сильное влияние на внешнюю
политику Англии, будучи, между тем (до
февраля 1855 г.), министром внутренних дел. Эти
идеи Пальмерстон формулировал иногда
тоньше, иногда грубее, чем его коллеги, но
воплощать их в реальные дела он, в силу
субъективных и объективных причин, умел лучше
многих. Свою решимость довести до конца,
быть может, самое большое из когда-либо
замышляемых им предприятий—войну
против России—министр выразил в письме к
Кларендону от 4 января 1854 г.: «На кону
сейчас нечто иное, как наш
(Великобритании—В. Д.) статус первоклассной
державы»2*. Защищать этот статус Пашмеретон готов
был в том числе и на Кавказе3*.
Накануне вступления в войну Англии и
Франции среди союзных стратегов и политиков отсутствовало единство мнений
относительно того, где предпочтительнее развернуть основные боевые операции—в Крыж
или на Кавказе. Одни выбирали Крым с его главной морской базой Севастополем,
олицетворявшим для многих символ «русской агрессии». Другие ратовали за
Кавказ, ибо здесь союзники могли, подняв горцев от Каспийского до Черного морей,
сокрушить могущество России без особых жертв со своей стороны, после чего не
составило бы большого труда в следующем 1855 году победно завершить кампанию в Крыму231.
Пальмерстон, допускавший, что Севастополь может оказаться трудной задачей,
предлагал в январе 1854 г. сосредоточить усилия на помощи Шамилю4*.
Разработке конкретной стратегии войны мешали разногласия и взаимные
подозрения между британским и французским командованием3*. Весной 1854 г. на
l°WentkerH. Ор. ей. S. 210.
*• Ibid. S. 99.
34bid. S. 103-105,108.
** SchroederP. W. Op. cit. P. 135.
:>e Ranum R. С. The Developmcnt ol'War Aims and the Strategic Poliev of Palmcrston Govcrninent, 1855-
1856. (Ph. D. disscrlation). Stalc Dniversilvof New York. 1974. P. 8.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
воеиио-стратегичсской повестке дня союзников весьма четко обозначились два
конкурирующих проекта.
Один,условно говоря, «континентальный», предполагал массированную
кампанию в Дунайских княжествах с тем, чтобы отбросить Россию за Прут. Этот
вариант поддерживала Франция в надежде на вступление в войну Австрии, иначе
в нем не было смысла.
Согласно другомл —«кавказскому»—плану, союзные войска должны были
высадиться в Западной Грузии, а также атаковать Россию в Малой Азии, со стороны
русско-турецкой границы. Эти действия сопровождались бы военно-морскими
операциями, направленными на уничтожение Севастополя и русского флота в
Черном море. Такое развитие событий предпочитала Англия1*.
Выбор того или иного сценария во многом зависел от позиции Австрии. У Вены
не было никакого желания вступать в войну: еще слишком свежи были
воспоминания о 1848-1849 годах. Военное столкновение с Россией на Балканах грозило поднять
мощную революционную волну в Юго-Восточной Европе. Нового испытания на
прочность Австрийская империя могла не выдержать. И теперь дело было бы не только
в отсутствии помощи Петербурга, но и в том, что сам факт русско-австрийской войны
оказал бы революционизирующее воздействие на ненемецкое население
Габсбургского государства. Не говоря уже о совершенно неочевидных шансах на победу
австрийской армии над русской.
Все это не могло оставить Вену равнодушной к вопросу о главном театре
коалиционной войны.
Казалось бы, Австрии должен был прийтись по душе «кавказский» план:
далеко от Балкан и еще дальше от австрийских жизненно важных интересов. Но
именно он и внушал Вене тревогу. Там опасались, что Англия втянет Францию
в свои азиатские дела настолько глубоко, что отвлечься от них уже не
представится возможным. Тогда Россия вполне сможет сосредоточиться на Балканах и
повторить сценарий русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Для Австрии это
грозило обернуться катастрофой2*.
Отсюда повышенное внимание Вены не только к тому, что происходило на
Кавказе н в Малой Азии, но и к тому, что замышлялось Англией и Францией в тех краях3*.
На этапе разработки союзниками конкретных военно-стратегических планов
между Австрией, с одной стороны, Англией и Францией, с другой, шел сложный
торг вокруг вопроса о том, на каких условиях готовы австрийцы бросить вызов
России. II внутри этого торга проблема Кавказа заняла видное место. Англичане
использовали ее для открытого шантажа Вены.
¦'AGKK.SericI.Bd. 1.S.677.
*• Ibid. S. 678.
l'1bid.S.679.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Австрийский посол в Лондоне Ф. Коллоредо сообщил Буодго B0 марта 1854 г.)
о заявлении Кларендона: в случае, если Англия и Франция не будут знать, на что
им рассчитывать на Балканах, они направят свои помыслы «в сторону Азии,
Грузии иЧеркесин»1*.
Коллоредо принялся энергично отговаривать Кларендона от азиатской кампании.
По его утверждению, там, на Кавказе, Россия будет в своей, хорошо ей знакомой
среде. Это не то место, где можно причинить русским такой урон, какой принудит
их к миру. Единственным результатом подобного выбора будет пагубное
отвлечение громадных сил оттого «театра, где решаются великие судьбы», то есть—от Б&шш2*.
В то же самое время, по этому же поводу торговались в Париже австрийский и
английский послы во Франции И.-А. Хюбнер и Г. Р. Каули. Их разговор вращался в
порочном круге. Австриец говорил, что его страна рискнет объявить России войну
не раньше, чем союзники высадятся на западном берегу Черного моря.
Англичанин отвечал: сначала Вена должна доказать серьезность своих намерений, а уж
затем Лондон и Париж будут решать, что делать на Балканах3*.
На замечание Хюбнсра о невозможности высадкой на Кавказе достичь изначальных*
целей войны—существенного ослабления России—Кари ответил утверждением, что
именно там в самой уязвимой точке Российской империи, это и возможно. Именно
там находится рычаг для принуждения Петербурга к уступкам по всему комплексу
проблем, интересующих союзников. К этим проблемам Каули недвусмысленно отнес
Молдавию, Валахию и устье Дуная, давая понять, что они, при «правильном»
поведении Австрии, могут стать ее добычей, иначе это—трофеи Франции и Англии, то
есть тех, кто проливал за них кровь1*.
На основе анализа ситуации Хюбнер приходит к выводу, которым он тут же
делится с Буолсм: «расхождение австро-французских континентальных интересов
с англо-азиатскими морскими составляет для Австрии самый важный элемент
Восточного вопроса»5*, и «никто не заинтересован больше, чем она, в том, чтобы расстроить
попытки двух морских держав сосредоточить свои усилия на (черноморском—В. Д.)
побережье Азии»0*.
Еще до вступления союзников в войну английский генерал А. Макинтош по
заданию своего правительства «путешествовал» по Кавказу, собирая подробные
военные данные, тщательно изучая политическую o(v чну. В 1854 г. вышла в свет
книга, содержавшая описание этого вояжа, цели которого, согласно откровенным
>*AGKK.SericI.?d. 1.S.686.
*• Ibidem.
а* Ibid. S. 694-695.
** Ibid. S. 694.
*• Ibid. S. 696.
e* Ibid. S. 697.
ГЛАВА 1. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
намекам автора, были связаны с «настоящим кризисом»1*. Макинтош, не
сомневаясь в том, что Черкесми и Грузни предстоит стать важными районами войны, дает
Лондонскому кабинету множество советов. Все они были призваны помочь
проведению успешных боевых действий на Кавказе и, в конечном счете, отторжению его
от России. Автор внушал мысль о целесообразности союза с Ираном и
северокавказскими горцами, о необходимости захвата Военно-Грузинской дороги, Анапы и
других черноморских крепостей2*.
В 1854 г. в британской прессе и публицистике господствовали заманчивые
прогнозы: Англия и Турция, как ожидалось, воспользуются тем, что русская армия
завязла в Дунайских княжествах и одним ударом покончат с прислтствием России на
Кавказе3*. Предсказывалась скоротечная война, потеря Россией, наряду с
Кавказом, Крыма, Бессарабии, Финляндии, балтийского флота1*. Кое-кто был уже готов
делить не только Российскую, но и Австрийскую империю5*.
Предлагались и другие способы «удушения» России. Лондонская газета The
Examiner выступила с идеей жесткой блокады русских портов в Черном и
Балтийском морях, через которые, как утверждалось, Россия вела жизненно важную ли! себя
торговлю с внешним миром. Тогда «мы (англичане—В. Д.) не отправим на поле боя
ни одного солдата и не прольем ни капли своей крови. ...Вместо нас будут
сражаться русские помещики». Лишившись доходов от своих товаров, они «разорвут
социальную систему России в клочья». Это принесет союзникам «скорую, дешевую
и окончательную победу», позволит «исправить великое зло, причиненное человечеству
русским варварством»0*. Помимо обычных русофобских клише, тут присутствует
глубочайшее непонимание сути России, стремление механически спроецировать на русское
национальное сознание логику и мотивы поведения западного человека вообще и
английского буржуа, в частности.
В том же 1854 году в Париже издается военно-географический справочник
(свыше 400 стр.), предназначенный, как явствует из титульного листа, для
офицеров сухопутных армий и флота, ком*мерсантов и судовладельцев. Значительная его
часть содержит подробное описание Кавказа, преимущественно восточного берега
Черного моря: сведения о топографии, путях сообщения, условиях навигации,
стратегические данные, общий материал по этнографии и истории.
Составитель этого справочника—Ж. Корреар—очевидно руководствуясь задачей
помочь тем, кто будет отвоевывать Кавказу России, не ограничивается лишь ролью
'* MacintoshA. F. А militai^ tour in Europcun Turkcy, the Crimeu, and Ihc Eastcrn shoies of Ihc Black Sea.
Y.2.L.. 1854. P. 164. '
*• Ibid. V. 2. P. 164,168-169,256-260.
я° Schimmelfennig A. Op. cit. P. 63.
¦•1LN. 1854. UFcbr.
5* MaccobyS. English Radicalism 1853-1886. L., 1938. P. 27.
«e Thc Examiner, 1854, March 7.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
информатора, но и высказывает рекомендации. Подчеркивая огромное
стратегическое значение Кавказа, он утверждает, что этот регион должен стать самым
важным театром войны. По его мнению, англо-французским силам следует
высадиться на побережье Мингрелии, в Батуми или Поти, а турками наступать из Анатолии
на Тифлис и Эривань. Поддержка со стороны Шамиля и Черкесову Корреара не
вызывала сомнения. Он зачислял в резерв союзной армии даже черноморских и кубанских
казаков, якобы настроенных против России. Корреар предсказывал союзникам
полный успех на Кавказе, если они будут действовать по «его» плану, с учетом
уроков Русско-турецкой войны 1828-1829 гг.1*
Подготовка Англии к войне на Кавказе сопровождалась мощной
пропагандистской кампанией по дискредитации России как «варварской империи»232. В 1854 г.
вышла в свет книга известного публициста Роберта Керзона о его пребывании в Эрзе-
руме. Весь ее политический пафос сводился к идее о том, что «дикая» и «отсталая»
Россия является тормозом на пути к цивилизации для тех народов (в данном случае
кавказских), которые были завоеваны ею в первой трети XIX в. Она принесла им
лишь тиранию и угнетение. Единственное в российской внешней политике, что,
по мнению Керзона, достойно «восхищения», так это громадные территориальные
приобретения, осуществленные в кратчайший исторические сроки (с 1774 г. по 1829 г.)
путем жестокой, циничной, последовательной и беспрецедентно скоротечной
экспансии. Отсюда призыв автора—обратить внимание на Кавказ как на самое слабое
место в каркасе царской империи и с военной, и с политической точки зрения.
Поэтом}' этот регион должен стать сначала полем боевых сражений, а затем—после победы
над русскими «варварами»—сферой цивилизационного культивирования со стороны
просвещенной Англии233.
«1854 год» не случайно значится на титульном листе книги другого
британского эксперта по восточным проблемам Роберта Чесни, посвященной русско-турецкой
войне 1828-1829 гг. Эта, уже историческая, тема стала актлальной в связи, как
выразился автор в подзаголовке своего труда, с «настоящим положением дел на
Востоке». Чесни выводит истоки и причины начавшейся Крымской войны из всей
истории «русской экспансии» вообще и из ее «агрессивных» проявлений
последних 25 лет, в частности. Как всегда, не забыто главное—«Индия в опасности!»
Для предотвращения этой угрозы Чесни рекомендует британским войскам
высадиться на Кавказе, где будет достаточно оказать горцам символическую помощь,
чтобы они «выгнали русских»2*.
В антироссийс^то кампанию также внесла вклад изданная в Лондоне в том же 1854 году
книга русского эмигранта И. Головина «Кавказ», где автор призывает Англию
10 CorreardJ. Ор. cit. Р. 174, 255, 273, 275-279, 330-331, 405.
2* Chesney R. Л. The Russo-Turkish Campaigns of 1828 and 1829: with a view of the present slate of affairs
in the East. L., 1854. P. 284-289, 344-349, 354.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
поддержать кавказских горцев, отстаивающих дело «свободы и демократии»
против деспотической России231.
Вообще нужно отметить, что год вступления союзников в войт A854) примечателен
повышенным спросом западного и, в частности, британского общественного
мнения на информацию о Кавказе. Газеты и журналы удовлетворяли этот спрос с
разной степенью полноты и объективности, но при неизменном присутствии
некоторого стандартного набора идей и рекомендаций. В одной из типичных
публицистических статей того времени1* они выражены весьма четко.
Суть их в следующем. «Дикие» народы без государства и культуры непременно должны
контролироваться той или иной великой державой с целью предотвращения хаоса на
геополитически важных территориях и выполнения цивилизаторской миссии.
Россия взяла на себя именно такую роль на Кавказе, сама будучи полуварварской страной.
Хотя ее присутствие там в принципе лучше, чем анархия, кавказским народам все же
нужен другой опекун, то есть Англия. Только под ее просвещенным присмотром они
смогут выйти из состояния дикости и приобщиться к европейским ценностям.
Моральное оправдание подобного рода часто использовалось публицистами, но порой
они обходились и без него. Так, в вышеуказанной статье говорится, что поскольку
Кавказ имеет для Англии прежде всего политическое, стратегическое и экономическое
значение, свои интересы там Лондон обязан защищать всеми возможными средствами.
В первую очередь—силовыми, ибо в условиях Крымской войны это—самый
эффективный способ действий. Настойчиво рекомендовалось обратить внимание на
естественных союзников англичан—воинственных горцев, возглавляемых ШамилвхМ—
таким же борцом за свободу и независимость, как Кромвель2*.
Для понимания того, как созревало решение Лондонского кабинета о превращении
Крыма, а не Кавказа, в первостепенный объект военных действий, интерес
представляет переписка в начале 1854 г. между тремя высокопоставленными лицами Англии:
военным министром Г. П. Ньюкаслом, помощником министра финансов Ч. Тре-
вельяном и посланником в Тегеране Д. Макнейлом, авторитетным знатоком Востока.
Тревельян в письме к Макнейлу выдвигает идею самостоятельной,
независимой от Франции, экспедиции английской армии в Закавказье. Такое предприятие,
по его мнению, было оправданным по нескольким причинам. Во-первых, англичане
будут избавлены от необходимости подчиняться французскому
главнокомандующему и от чувства соперничества к французскому солдату7. Во-вторых, приход
английских войск вызовет воодушевление у жителей Закавказья. В-третьих,
сравнительно малочисленные контингенты английских войск менее полезны в Европе,
чем в Азии, где можно рассчитывать на помощь черкесов и других враждебных Рос-
,e Schamjl, the Prophet-Wamorof the Caucasus//WR, 1854. J4t 10 (April).
20 Ibid. P. 516-519. Подробно об этих и других идеях западной публицистики времен Крымской войны см.:
ДегоевВ. В. Большая игра.., с. 54-116.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Ф. Д. Рэглан
сии племен. И, наконец,
успешный поход приведет к захвату
Тифлиса, Эривани и «появлению
британского флага на Каспии»,
после чего содействие Ирана
обеспечено. Подобное развитие событии,
по мнению Тревельяна,
«восстановит наше (английское—/?. Д.)
влияние» в сопредельных с Индией
странах «на более прочной, чем
когда-либо, основе»1*.
В ответном послании Макнейл,
чье мнение высоко котировалось в
официальных кругах Лондона,
заметил, что соображения Тревельяна не
новы и выразил иную точку
зрения. Согласно ей, поражение России
в Европе позволит диктовать царю
условия и в азиатских вопросах.
Если же в Европе она останется
невредимой, то даже сокрушение ее
мощи в Азии не принесет
результатов, ради достижения которых
союзники намереваются вступить в
войну. Обособленный поход британских войск в Закавказье, рассуждал Макнейл,
вызовет со стороны французов обвинение в заботе лишь о собственных
интересах в Индии и вместе с тем даст Франции удобный повод предпочесть такую же
эгоистичную политику. Он полагал неразумным рисковать десятками тысяч
английских солдат там, где их судьба будет доверена безответственному турецкому
интендантству. Что касается помощи горских ирреплярных ополчений, то к ним
Макнейл относился скептически, считая их неорганизованными и
неспособными, несмотря на их рвение и численность, быстро появляться в нужном месте
и в нужное время2*.
Тревельян передал суждения Макиейла Ньюкаслу и они, наряду с рекомендациями
из других источников, в конечном итоге привели союзные кабинеты к решению о
нанесении главного удара по Крыму3*.
|# McNeillJ. Memoir. L., 1910. Р. 314-315.
*4bid. P. 315-316.
34bid.P.316.
ГЛАВА 1. СТРАТЕГИ1!KCKI-1К ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Будущий главнокомандующий английскими войсками в Крыш Ф. Д. Рзглан
смотрел на Кавказ как на важный, но вспомогательный, район боевых операций. Еще до
вступления союзников в воину он внимательно следил за событиями на ее кавказском
театре. Изучив географическую карту и политические особенности этого района,
Рзглан пришел к мысли, что Россия окажется здесь в «крайне сложной» ситуации, если
она лишится морского сообщения между Крымом и Кавказом1*. После ввода англо-
французского флота в Черное морс он советовал союзному командованию послать
для захвата Анапы 9 тыс. европейских солдат и 23 орудия235.
Влиятельный представитель высшего генералитета Англии Джон Бсргойн
считал экспедицию в Анапу и Грузию более предпочтительной, чем в Крым2*.
9 и 19 января 1854 г. британский посол в России Гамильтон Сеймур отправил
в Форин оффис информацию о военной обстановке на Кавказе3*.
Французский министр иностранных дел Друзн де Люис подчеркивал интерес
Лондона не к европейскому, а к азиатскому театру войны1*.
В марте 1854 г. А. Чарторыйский представил Пальмерстону меморандум, в
котором Англии предлагалось уничтожить русский флот в Черном море, занять
побережье Западного Кавказа между Батумом и Анапой, ударить по Тифлису через
Кутапс и Гори, а также с юга из Анатолии. Уверяя, что все народы от Каспийского
до Черного морей восстанут против России, он рекомендовал вооружить их и
привлечь на сторону союзников поляков, служивших в Отдельном Кавказском корпусе.
По плану Чарторыйского, «грузинам и имеретинцам, далеко неудовлетворенным»
русским правительством, должно быть позволено образовать самостоятельное
государство5*. С мая по июль 1854 г. Чарторыйский пытался воздействовать на
Лондонский кабинет через Дадди Стюарта, а на Парижский—через Друэн де Люиса,
который, подобно некоторым французским дипломатам и военным, казалось,
благосклонно относился к планам «Отеля Ламберт»0*.
* * *
В марте-апреле 1854 г. на Западный Кавказ на кораблях «Самсон» и «Касик»
прибыла англо-французская разведывательная миссия. Она исследовала побережье
Мингрелни, Абхазии, Чсркесии от Редут-кале до Анапы, производя
картографическую съемку, составляя чертежи и рисунки русских крепостей, изучая навигационные
условия. Собранные материалы, необходимые для разработки планов военных
действий в атом районе, были литографированы и отправлены командованию союзников.
1 * ЛВПРП. Ф. Канцелярия. Д. 83.1854 г. Л. 261 и об.; ЗайопчковскийЛ. Л/. Указ. соч. Приложение. Т. 2.
С. 376.
*' ConaclierJ. В. Thc Abcnlccn Coalition 1852-1855. Cambridgc, 1968. Р. 449.
3* FouqnierA. Annuairc... pour 1854. Appcndice. P. 10-11, 15.
¦• SchmederP. W. Op. cit P. 150.
5* GielgudA. Op. cit. V. 2. P. 351-352; LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 191-192.
•' WidersalL. Op. cit. P. 138-139.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
В устье реки Пшад члены миссии вступили в переговоры с горцами, которые
сообщили, что русские покидают и уничтожают свои крепости и намерены остаться
только в Сухум-кале, Геленджике, Суджук-кале и Анапе1*. Черкесские вожди
обещали атаковать эти крепости «по первому сигналу»2*.
Намерения союзников не были откровением для русских властей на Кавказе.
В начале 1854 г. М. С. Воронцов высказал серьезную озабоченность судьбой
черноморских укреплений в случае нападения на них британского флота и
десантов3*. Он предлагал упразднить Черноморскую береговую линию, считая оборону
ее безнадежной4*. Опасения наместника разделял Николай I5*. В Петербурге
господствовало мнение о Кавказе (и особенно о Черкесии) как о самом слабом звене
в обороне России6*.
К началу лета 1854 г. почти все береговые укрепления были срыты, а их
гарнизоны эвакуированы морем незадолго до появления англо-французского флота. В ожидании
дальнейшего развития событий русское командование сочло возможным оставить
действующими лишь несколько важнейших форпостов: Суджук-кале, Геленджик, Анапу.
Отсюда войска могли быть выведены сухим путем в любое время.
О появлении русского флота у черкесского побережья быстро узнали в Лондоне.
Правда, до поры до времени англичанам не было ясно: означало ли это усиление или
упразднение Черноморской береговой линии. Во всяком случае, 30 марта 1854 г.
бывший и будущий госсекретарь Англии Д. Г. Мальмсбери, выступая в
парламенте, призвал перерезать сообщение между Севастополем и прибрежными
форпостами на Кавказе. Последние, по его мнению, являлись «наиболееуязвимыми
для успешной атаки»7*. Когда смысл визита русских кораблей на Кавказ стал
понятен, английский министр иностранных дел Д. У. Кларендон хвастливо расценил эвакуацию
крепостей как доказательство господства англичан в Черном море8*.
Николай I немного успокоился после того, как союзники в конце лета 1854 г. избрали
Крым главным театром войны, но он вовсе не исключал в дальнейшем высадки
вражеских войск в Анапе и Редут-кале. Царь советовал генералу Н. А. Реаду, временно
1 * Bazancourt S. LTexpedition de Crimec. La maiinc frangaise dans la Мег Noii"e ct la Baltique. Chroniques mar-
iumes de la gucrre cTOrient. T. 1. Paris, s. a. P. 72-77; WiderszalL. Op.cit. P. 127-128.
20 Lesure M. La Fi*ance ct le Caucase a Pepoque de Chamil a la lumiere des dcpeches des consuls francais //
CMRS. 1978. V. 19. N 1-2. P. 41.
3* AKAK. T. 10. С 94-95,341-342,793.
40 Там же. С. 698.
5* Там же. С. 792; Зайопчковский А. М. Указ. соч. Приложения. Т. 2. С. 274; Боцанович 3/. И.
Восточная война 1853-1856 годов. Т. 2. СПб., 1876. С. 264; Дубровин Н. Ф. История Крымской войны и
обороны Севастополя. Т. 1. СПб., 1900. С. 74,156-157,170-171; РА. 1888. Кн. 3. С. 74-75.
•• ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 380. Ср.: AGKK. Scric III. Bd. 3. S. 544.
'•HPD.V. 132.L., 1854.Р.58.
** Ibid. Р. 916.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
исполнявшем}* обязанности командующего
Кавказским корпусом после ухода М. С. Воронцова,
воспользоваться предоставленной отсрочкой и
разбить турок до прибытия англичан и французов.
Положение на Кавказе не утешало Николая. Не
скрывая тревоги, он наказывал Реаду в апреле
1854 г.: «Пиши чаще: мне важно знать, чтоу вас
происходит»1*.
В конце марта 1854 г. адмиралу Р. С. Дан-
дасу, командующему британским флотом в Черном
море, было поручено, наряду с блокадой Севастополя,
разрушить все укрепления на западнокавказском
побережье вплоть до Батума, снабдить черкесов
военными материалами, достичь с ними
договоренности о сотрудничестве в широких масштабах,
установить связь с Шамилем. Аналогичные Адмирал Р. С. Дандас
инструкции Парижский кабинет дал
командующем}' французскими морскими силами адмиралу Ф.-А. Гамлену2*.
1 мая 1854 г. Дандас сделал подробные распоряжения, касавшиеся экспедиции на
Кавказ. Ее цели он видел в том, чтобы наладить контакты с Шамилем и другими
вождями местных народностей, уничтожить русские крепости, заполучить удобный порт
на побережье и, разместив там войска с тяжелой артиллерией, превратить его в
опорный пункт наступления на Кавказ. Дандас предлагал оставить у черкесов сотню моряков
под руководством офицеров для организации совместных боевых операций3*.
В инструкциях Дандаса привлекает внимание предписание воздерживаться от
нападения на города, лишенные стратегических объектов и от нанесения какого-
либо ущерба частной собственности4*. Желание расположить к себе коренное
население заставляло учитывать, помимо сугубо военных соображений, еще и
политико-экономические.
Выполняя приказ Дандаса и Гамлена англо-французская эскадра под
командованием адмирала Э. Лайонса 5 мая 1854 г. отправилась в плавание вдоль восточного
берега Черного моря. Обнаружив в Анапе 8-тысячный гарнизон, англичане не
решились атаковать ее. Геленджик они обнаружили пустым: русские войска покинули эту
малопригодную мя обороны крепость, предварительно уничтожив все, что могло
использоваться врагом. Здесь Лайонс задерж&гся на несколько дней в тщетной надежде увидеться
'WKAK.T. 10. С. 795.
20 RW. 1854. Р. 247-248,261-262.
3e Ibid. Р. 258-259; HPD V. 132. L., 1854. Р. 1293.
<* RW. 1854. Р. 258-259; Wilmot S. M. Ор. cit. Р. 164.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
с наибом Шамиля Мухаммедом Эмином. Здесь же
он провел безуспешные переговоры с горцами о
совместном выступлении против Суджук-кале1*.
Затем флот двинулся к Батуму. По пути
англичане обследовали покинутые русскими укрепления
Вельяминовское, Лазаревское, Головинское. По
указанию Лайонса, один из кораблей эскадры
(«Сэмсон») отстал от нее у урочища Вардан.
На берег сошли капитан Томас Брок и лейтенант
инженерных войск Стзнтон с группой солдат, и,
сопровождаемые отрядОхМ горцев во главе с
влиятельным убыхом Исманд-беем2*, они направились
в глубь территории, чтобы установить через
Мухаммеда Эмина контакт с Шамилем и поднять
черкесов против России3*. Брок должен был
найти наиба и предложить ему «от имени Анг-
Адмирал Е. Яайопс лип и Франции» содействовать союзникам в
нападении на Анапу и Суджук-кале1*.
Связаться с Шамилем Броку не удалось, но он встретился с Мухаммедом Эмином.
Наиб уклонился от прямого ответа на предложение вступить в войну против России.
Он говорил о необходимости предварительно заручиться поддержкой кабардинцев,
ногайцев и других народов, сохранявших верность России. Но Мухаммед Эмпн
принял приглашение Брока участвовать в совещании в Сухум-кале, клда вскоре
должны были прибыть представители союзного командования и где уже находился
Сефер-бей. Вкрадчивое поведение наиба заронило первые сомнения в надежды
Англии и Франции использовать Черкесию в антирусских планах30.
Посетив форты Навагинский, Гагры и Сухум-кале, эскадра Лайонса зашла в
Батум. Там она взяла 1 тыс. турецких солдат и 19 мая доставила их в Редут-кале, чтобы
выбить оттуда русский гарнизон236. После короткой артиллерийской перестрелки
малочисленные русские войска покинули крепость, и турецкий контингент высадился
на берег. За ним последовали английские моряки под командованием двух
офицеров. За несколько дней Редут-кале был хорошо укреплен0*. Затем эскадра отплыла
l" Wilmot S. Л/. Ор. cit. Р. 165-166.
2* Его привез из Константинополя Лайонс. (WiderszalL. Ор. cit. Р. 129).
3* Tyrellll. Thc Hislon of thc Warwith Russia. V. 1. L.-N. Y., s. a. P. 213: WilmotS. Л/. Op. cil. P. 164.
,0 Bazancourt S. L4cxpedition de Crimce. La marine fran^aisc, I. 1. P. 117.
5* LesureM. Op. cit. P. 41-42; Хатуко К. Указ. соч. СП.
6* Tyrellll. Ор. cit. V. 1. Р. 211-212; Baznncourl S. L'expedition de Crimee. La marinc fran^aise.., I. 1.
РЛ20-126.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
в Синоп. Для поддержки действий турецкой пехоты и защиты ее от нападения с моря
Лайонс оставил на редут-калинском рейде пароход «Сэмсон»' *. В ходе экспедиции
союзники раздали черкесам 37 тысяч патронов2*.
Кавказский круиз англо-французского флота рассматривался в Англии как
важное военное и политическое предприятие. За него Лайонс удостоился похвалы и
поздравлений высокопоставленных лиц3*.
Когда в июне 1854 г. в британском парламенте подводились итоги первых
месяцев войны (со времени вступления в нее Англии и Франции), то в числе важнейших
из них отмечалось упразднение Черноморской береговой линии1*. Французский
историк С. Базанкур представлял уход малочисленных русских гарнизонов из кавказских
укреплений как победу союзников, «по праву достойную гордости»237.
Наполеон III не имел особых интересов на Кавказе5* и смотрел на этот район как
на стратегическое подспорье в войне, главный театр которой, по его мнению,
должен был находиться в другом месте. Император вступил в войну не ради территориальных
перекроек на Кавказе, а ради победы над Россией, и он соглашался помочь Шамилю
и черкесам лишь в той мере, в какой они смогли бы приблизить эту цель. Взгляды
Наполеона III нашли отражение в высказываниях французского военного министра
Ж.-Б. Вальяна и инструкциях министра иностранных дел Друэн де Люиса6*.
Идея использования обстановки на Кавказе в антирусских замыслах не была
совершенно нова для военных кругов Франции. В 1852 г. французский офицер Э- Гиллени
предложил «поднять весь Кавказ» при поддержке польских и венгерских
эмигрантов, служивших в армии Шамиля. Он не предвидел особых трудностей с
разрушением Севастополя: для этого было вполне достаточно «простого набега»7*.
К подобным проектам дипломаты относились осторожнее. 30 октября 1853 г.
Друэн де Люис в письме к французскому послу в Турции генералу Барагэ д' Илье
советовал ему не препятствовать, если англичане и турки захотят «потревожить русских в
их закавказских провинциях», но вместе с тем просил не забывать, что Францию больше
всего заботит «европейский аспект восточного вопроса». После начала
русско-турецкой войны и особенно после высадки англо-французских сил в Варне влияние на ход
событий МИД Франции, избегавшего активного участия в кавказских делах, ослабло.
Инициатива перешла из рук дипломатов к французскому военному министерству
и штабу союзного командования, которые, естественно, предпочитали решать все
¦•RW. 1854. Р. 215-216.
,в Gucrin L. Ор. cit. Т. 1. Р. 97.
»• Wilmot S. M. Ор. cil. Р. 168, 171.
«'HPD.V. 134. L., 1854. Р. 311.
5' DulaurierEd. La Russie dans le Caucase//RDM (Paris). 1865. T. 60. P. 950.
•• WiderszalL. Op. cit. P. 124-127; Macqueen J. Op. cit. P. 363-364; [JominiA.] Op. cit. T. 1. P. 354.
7* Lesure M. Op. cit. P. 40.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
проблемы силой оружия. Французские стратеги разрабатывали грандиозные планы
вторжения на Кавказ, придавая мало значения политическим реалиям, настроениям
местного населения. Ввиду плохого знания региона ситуация там казалась им
довольно простой. Судя по всему, им не были известны доклады французских
консулов на Кавказе конца 30—начала 50-х годов XIX в.238 Отсюда—прямолинейность
мышления, сведение всех расчетов только к правильно выбранной военной
стратегии, пренебрежение другими факторами1*.
Выступление Шамиля и черкесов в поддержку союзников рассматривалось как
постулат, вера в который укрепилась еще больше после того, как в январе 1854 г.
представители черкесской знати торжественно обратились к Франции за помощью. В таких
обстоятельствах вроде бы оставалось сделать немногое: определить форму координации
боевых действий союзников и горцев против России и условиться о времени (чем раньше,
тем лучше!) начала совместной военной кампании. Перспектива быстрого и легкого
успеха, сколь притягательная, столь и обманчивая, внесла в решения французских
военачальников дух лихорадочности и авантюрной импровизации2*. 16 B8) февраля
1854 г. созванный в Париже большой военный совет Франции после шумных
дебатов одобрил большинством голосов план Ж.-Б. Вальяна, предлагавшего высадку
союзных сил в Крыму (у Севастополя и Перекопа), в Анапе и в окрестностях Поти3*.
Весной 1854 г. Наполеон III выделил для Шамиля 10 тыс. карабинов и поручил
капитану И. Модюи доставить их и собрать конкретные сведения о положении в
Дагестане. Выбор исполнителя этой ответственной и деликатной миссии был неудачен.
Неопытного и фатоватого Модюи привлекала скорее внешняя, помпезная сторона
доверенной ему «исторической роли». Похоже, он не знал даже того, что Черкесию
и Дагестан разделяет значительное пространство, контролируемое русскими войсками.
Эмиссару не удалось проникнуть дальше Батума. Оружие так и не дошло до имама4*.
Англию насторожил тот факт, что ее не информировали о поездке Модюи. Через
британского посла Г. Р. Каули Форин оффис дважды запрашивал у Франции
точные сведения об этой миссии. Своим ответом Париж старался успокоить Лондон:
Модюи отправился на Кавказ не в политических, а в военных целях, чтобы поднять
черкесов против России5*.
В июне 1854 г. МИД Франции послал в Черкесию «с очень важной миссией»
специального уполномоченного Н.-П. Буре, профессионального дипломата и
^LesureM. Op. cit. Р. 39.
24bid.P.41.
3* Дубровин Н. Ф. История Крымской войны и обороны Севастополя. Т. 1. СПб., 1900. С. 69; ср.: La
Guerre de Crimee (Tapres des documents inedits. Par un ancicn diplomate//NR, 1880.15 Nov. P. 485.
4* WiderszalL. Op. cit. P. 133; LesureM. Op. cit. P. 41,44, 63; Осман-бей, Воспоминания 1855 года.
События в Грузии и на Кавказе//КС. 1877. Т. 2. С. 180-181.
50 Luxenburg N. Russian Expansion.., р. 195; Widerszal L. Op. cit. P. 142.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
рассудительного человека, в отличие от Модюн. Наделенный широкой свободой
передвижения, он должен был проводить французское влияние на восточном побережье
Черного моря и—главное—выяснить, стоит ли надеяться на горцев1*. «На Кавказе,—
писал он,—до сих пор ничего не происходит, и позволительно спросить, к чему
принадлежит Шамиль—к области истории или легенд?»2*
Буре намеревался встретиться с Мухаммедом Эмнном и проникнуть в глубь Чер-
KCCUH. Он был достаточно благоразумным, чтобы понять тщетность попыток
пробраться к Шамилю, и поэтому не ставил такой цели. В Константинополе, по пути
на Кавказ, Буре имел беседу с турецким военным министром Риза-пашой, который
убедил его, что в этом предприятии рассчитывать на помощь Порты нельзя. Пока
эмиссар ждал, когда ему предоставят корабль для плавания в Черкесию, в Варне между
горской делегацией во главе с Мухаммедом Эмнном и командованием союзников
начались переговоры (о них речь ниже), лишившие смысла миссию Буре. От поездки
на Кавказ пришлось отказаться3*.
Бывший посол Франции в России Б.-Д.-Ж. Кастельбажак предостерегал свое
правительство от соблазна поддаться раздутым турками слухам о победах Шамиля,
который якобы «приводит в трепет М. С. Воронцова в Тифлисе»4*.
В стремлении сплотить союз с англичанами видимостью соблюдения их
интересов Наполеон 111 писал Каули 27 июня 1854 г.: «Яуже предупредил намерение
правительства Англии, приказав Сент-Арно (командующему экспедиционными
войсками Франции—В. Д.) в случае отступления русских взять Крым и
перенести войну в Азию»5*.
В июне-июле 1854 г. Кавказ изучали французские военные специалисты и
разведчики6*. В правящие инстанции Франции продолжают поступать «снизу»
различные проекты ведения войны в этом регионе, которые по-прежнему не
отличаются продуманностью, а подчас и здравым смыслом. Французский
дипломат Э. де Баррэр, считавший себя знатоком Кавказа, представил путаный и
нереальный план, выдававший слабую компетентность его автора. Согласно
рекомендациям Э. де Баррэра, было необходимо: перебросить в Закавказье
французский корпус, сформировать из грузинского населения войско под
командованием французских офицеров, создать федеративную кавказскую армию, ядро
которой составляли бы лазы, мингрельцы, армяне, послать боевую флотилию на
Каспий, занять с помощью «христианских батальонов» Грузию и Армению,
l'LesureM. Ор. cit. Р. 44.
*• Цит. по: WiderszalL. Ор. cit. Р. 134.
•v LesureM. Op. cit. Р. 44-15.
4' Thouvcnel L. Nicolas I ct Napolcon III.., р. 260-261.
:»° Martin 77?. The Life of his Royal Highness the Piincc Consort. V. 3. L., 1877. P. 82.
°° WiderszalL. Op. cil. P. 132.*
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
отступать, в случае поражения, в Кахетшо и
Осетию, где можно соединиться с
Шамилем. Э- де Баррэр обещал, что все население
Кавказа, увидев французов, наступающих в
сопровождении грузин и армян, восстанет
против России. «Прямые связи» с
Шамилем, установленные англичанами (?), откроют
дорогу к имаму. По мнению Э. дс Баррэра, было
бы «очень полезно» послать к Шамилю и
французских эмиссаров1*.
Плохая осведомленность о положении на
Кавказе видна и в инструкциях Ж.-Б. Вальяна,
направленных в начале июля 1854 г. к марша.п
А.-Ж. Сент-Арно. Вальян писал, что туркам
следует наступать на Тифлис при взаимодействии
с армией Шамиля, в то время как англо-фран-
МаршалА.Ж. Сент-Арно цузский десант высаживается на Западном
Кавказе и совершает по черноморскому побережью марш в Крым. Эти наставления
покажутся тем более странными, что давались они тогда, когда союзники не имели
никаких контактов с Шамилем, а от европейских эмиссаров в Черкееии приходили
неясные сведения о возможности вовлечения в войну черкесов2*.
До определенного времени А.-Ж. Сент-Арно не знал, какое место—Крым или
Кавказ—выбрать для высадки союзных армий, а возможно он всерьез думал о высадке
параллельного десанта в эти районы. Наполеон III торопил его принять решение
и открыть военную кампанию 1854 г.3*
В начале июля Сент-Арно дал капитану французского парохода «Вобан» д'Эр-
бингену задание отплыть в Черкесию и, соединившись с курсирующим вдоль ее
берегов английским кораблем «Сэмсоном», «тщательно» исследовать «эти
места», вступить в контакт с влиятельными горцами, «чтобыузнать их планы, их
силы, их реальный потенциал». Сент-Арно разрешил д'Эрбингсну, если тот
найдет нужным, сформировать черкесскую делегацию для переговоров с
союзниками и привезти ее в Варну в штаб-квартиру маршала. Миссия д'Эрбингена
предусматривала также доставку подкреплений в Батумский корпус, заметно
ослабленный после поражений июня 1854 г.4°
^LesureM. Op. cit. Р. 40.
2* Ibid. Р. 39.
*• Perret E. Recits de Crimee 1854-1856. Paris, 1888. Р. 72.
4* Bazancourt S. I/expedition de Crimee. La marine frangaise.., t. 1. P. 156-157; Зайопчковский А. М.
Указ. соч. Т. 2. Ч. 2. СПб., 1913. С. 1155-1156.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
В распоряжение капитана поступили 3 турецких фрегата, имевших на борту 2 тыс.
солдат, амуницию, продовольствие. Еще 1100 человек взял «Вобан». Перевезя все
это к Селим-паше, д'Эрбинген прибыл в середине июля в Сухум-кале, где одновременно
появился и «Сэмсон>>. Здесь д'Эрбинген начал переговоры с Мухаммедом Эмином
и другими горскими вождями. Капитана интересовало, возможен ли поход Шамиля
и черкесов в Крым, если союзники решат высаживаться там.
Это не совпадало с планами наиба, намеревавшегося соединиться с Селим-пашой
и атаковать русские войска в Мингрелии, тогда как Шамиль вторгнется в
Закавказье из Дагестана. Озадаченный Мухаммед Эмин попросил два дня для ответа.
За это время он побывал в Батумском корпусе и, убедившись в его
малочисленности и слабой боеготовности, пришел к выводу о нецелесообразности сотрудничества
с турками. Приходилось считаться, по словам д'Эрбингена, и с «давним
недоверием» к ним черкесов. «Мы предпочитаем иметь дело с французами»,—заявил
наиб капитану «Вобана» по возвращении. По предложению Мухаммеда Эмина союзные
корабли посетили Вардан и Сочу (ныне—Сочи). Д'Эрбинген и наиб провели
здесь совещание с местными горцами, которые давали согласие идти в Крым, но
при условии, что сначала Франция пришлет к ним 20 тыс. солдат и артиллерию
для захвата Анапы и Суджук-кале. Со своей стороны они обещали выставить «80
тыс. сабель». Мухаммед Эмин заверял д'Эрбингена, что сам соберет 60 тыс. (!)
всадников, а Шамиль—150 тыс.(!) для нападения на Анапу, Суджук-кале,
Тифлис и, затем, Крым239.
Быть щедрым в обещаниях заставляло наиба его неустойчивое положение в
политической жизни Черкесии. Горцев, видевших в Мухаммеде Эмине прежде
всего организатора войны против России, толкал к нему преимущественно страх перед
русскими. Когда черкесы после ввода союзного флота в Черное море уверовали в
свою безопасность, власть Мухаммеда Эмина начала слабеть. Серьезно смущало его
и тайное недоброжелательство Турции, для гегемонистских планов которой он был
помехой. Заключением и демонстрацией альянса с Англией и Францией наиб
хотел восстановить свое влияние среди горцев1*.
Черкесские вожди изъявили желание встретиться с Сент-Арно. 18 июля их
делегацию в составе 50 человек во главе с Мухаммедом Эмином д'Эрбинген отправил
на турецком корабле в Варну. «Вобан» и «Сэмсон» продолжили разведку
побережья на участке от Головинского укрепления до Анапы, а Суджук-кале даже
подвергся обстрелу2*.
Французский историк С. Базаньур, посвятивший миссии д'Эрбингена главу в одной
из своих книг, считал ее «неотъемлемой от истории этой (Крымской—В. Д.) войны
,0 Widerszal L. Ор. cit. Р. 130-131; Slade А. Turkcy and the Crimean War: a narrative of historical
events.L., 1867. P. 203.
*" Bazancourt S. I/cxpediuon de Crimec. La marine fran^aise.., t. 1. P. 170-174.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
вехой», свидетельствовавшей о грандиозных планах союзников и поэтому
достойной быть спасенной от забвения1*.
25 июля 1854 г. делегация Мухаммеда Эмина прибыла в Варну. Через два дня,
уже в ходе переговоров, Сент-Арно писал в Париж: «Этот проект (высадки на
Кавказ—А. Д.) предусматривает нападение на Анапу и Суджук-кале... Я атакую Анапу
и Суджук-кале одновременно. Двойной десант на севере и юге. Я велел произвести
разведку на побережье и у крепостей: ничего не может быть лете, особенно, с
огромными силами, приготовленными для Севастополя, которые послужили бы мне (в этой
операции—В. Д.). Более того, политическую значимость придает этому делу
присутствие здесь в Варне сподвижника Шамиля Наиб-паши. Он только что предложил
мне, если я высажусь в Черкесии с армией, поднять все племена и предоставить в
мое распоряжение 40 тыс. вооруженных ружьями людей, чтобы отрезать русским
путь к отступлению и уничтожить их. Это очень соблазнительно»2*.
Дальнейшие беседы с Мухаммедом Эмином, по-видимому, охладили надежды Сент-
Арно. Черкесы просили оружие и порох, но они были мало расположены сражаться
далеко от гор на равнине или соединяться с турками, к которым не испытывали
симпатии3*. Маршал обнаружил, что между его гостями существуют острые разногласия,
а «среди различных племен (Черкесии—В. Д.)... царит ужасная анархия»210.
В августе 1854 г. генерал турецкой армии Ферхад-паша (прусский барон Штейн,
будущий начальник штаба экспедиционного корпуса Омер-паши), приехав из
Анатолийской армии в Варну, куда его вызвали на военный совет, предложил Сент-Арно
выделить две трети союзных сил для Кавказа A5 тыс. англичан для Черкесии и 30 тыс.
французов для Закавказья), а одну треть—оставить на Дунае. Тогда он
гарантировал в течение двух месяцев полное изгнание русских из Закавказья и всеобщее
восстание горцев, посте чего, по мнению Ферхад-пашн, можно было бы весной 1855 г.
начать Крымскую кампанию из Керчи и Феодосии при поддержке с Кавказа.
По слухам, маршал вначале «уступил» этим советам, но затем объявил, что
войска уже извещены о высадке в Крыш и «теперь слишком поздно изменять план
операции»211. Конечно, не только эта причина и не «открытие» Сент-Арно о
господстве «ужасной анархии» среди черкесов вынудили его отвергнуть «соблазнительный»
проект экспедиции на Кавказ. Дело еще и в другом. Сент-Арно знал, что Наполеона III.
в отличие от англичан, не волновала проблема отторжения Кавказа от России.
Император стремился разрушить систему Священного союза, пересмотреть дого-
!* Bazancourt S. I/expedition de Crimce. La marine fran^aisc, t. t. P. 154-155. 174-175.
2* Bazancourt S. I/expedition de Crimee jusqif a la prise de Sebastopol. Chroniques de la guerre d'Orient.
Pt. 1. Paris, 1856. P. 116-117; DulaurierEd. La Russie dans le Caucase//RDM (Paris). 1865. T. 60.
P. 948-949; Ducamp J. Op. cit. P. 181.
:ie Rousset С Op. cit. V. 1. P. 137; DulaurierEd. La Russic dans lc Caucasc//RDM (Paris). 1865. T. 60.
P. 949; Кавказ. 1854. № 62. 11 августа.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
воры 1815 г. и превратить Францию в дипломатический центр Европы1*. Он
понимал: война в Черкесии была бы войной не столько против России, сколько—
во имя колониальных интересов Лондона. Понимали это и дипломаты Наполеона III,
с сожалением говорившие в октябре 1853 г. об «обстоятельствах», которые могли
вынудить Париж стать врагом Петербурга там, где ему выгоднее быть другом или,
«по крайней мере, доброжелательным наблюдателем»2*.
В конце концов и сам Сент-Арно посчитал неразумным проливать французскую
кровь, отвоевывая для Англии Кавказу России. Поэтому он предпочел экспедицию
в Крым, вопреки решительным возражениям Дандаса и Гамлена242. Июль 1854 г.—
момент наивысшего интереса Франции к Кавказ). Позже он резко падает, хотя Сент-Арно
и не вычеркнул этот район из своих оперативных планов3*.
Напротив, Лондонский кабинет не ослабляет своей активности. Не дожидаясь
результатов экспедиции Брока и Стэнтона, Кларендой поручил аналогичное задание
полковнику Джону Ллойду, бывшему поверенномO в делах Англии в Боливии,
человеку талантливому и предприимчивому, выразившему готовность ехать к Шамилю4*.
Форин оффис назначил ему ежегодное жалование в 2 тыс. фунтов стерлингов. В его
распоряжение предоставлялось оружие и военные материалы для «организации
действий против России».
В июне 1854 г. Д. Ллойд прибыл в Константинополь и начал энергично готовиться
к своей будущей миссии. Войдя в курс дела (насколько это было возможно сделать
в османской столице), полковник написал меморандум и отправил его к Кларендону.
Он ставил вопрос гораздо шире, чем только о Черкесии, предлагая фактически
поднять весь Кавказ против России5*. Сверхоптимизм Ллойда можно объяснить лишь
его слабым знакомствОхМ с новым родом деятельности и, похоже, глубоко
тенденциозной информацией, которую он получ&1 от турок. Во всяком стае, предположение
о том, что армяне северо-восточной Анатолии восстанут против «русского гнета»
(находясь, между прочим, под гнетом турецким) выглядит совершенно курьезно.
Равно как и надежда поставить под ружье в качестве британских союзников около
100 тысяч жителей Кавказа6*.
В Лондоне опасались, что разгулявшиеся фантазии Ллойда, если их
воплощать в жизнь в плохо знакомой социально-политической среде, могли иметь
самые непредсказуемые последствия. Кларендон пытался держать его
деятельность под контролем, чтобы сосредоточить ее прежде всего на тщательном
«• CurtissJ. S. Russia^s Crimean War. Р. 308-309; Petervon Meyendorff.., Bd. 3. S. 115.
2' ThouvenelL. Nicolas I et Napoleon III.., p. 246-247.
** Widerszal L.Op.cil.?. 127.
i'WentkerH. Op. cit. S. 219.
5' Ibid.
«' Ibid.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
изучении ситуации, и уже в зависимости от результатов выбирать тот или иной образ
действий для Англии1*.
В официальной переписке, связанной с Ллойдом, видно стремление четко
разграничить военную и политическую составляющую его миссии, отдав приоритет
первой и повременив со второй. Подобная установка в тогдашних условиях
Кавказа была нереализуемой и путала всех. Она не объясняла одного: это как же
нужно изловчиться, чтобы доставить оружие черкесам и Шамилю, побудить их к
выступлению на стороне союзников, и при этом заставить всех поверить в
неполитический характер визита Ллойда на Кавказ.
Миссия Ллойда осложнялась межведомственной несогласованностью, а,
возможно, и конкуренцией. Дело в том, что он, как дипломат, изначально находился
в распоряжении Форин оффис, который имел свой, во многом корпоративный, взгляд
на вещи. Но с прибытием в Константинополь Ллойд поступил в подчинение Рэг-
лана, а тот, как отмечалось, уже отправил к черкесам и Шамилю своих людей
(Брока и Стэнтона). Полковнику было приказано ждать их возвращения2*.
Не желая сидеть сложа руки, Ллойд собирал информацию о районе предстоящей
деятельности. В этот подготовительный период мнение Ллойда о возможности
сотрудничества с Шамилем изменилось. Если в Лондоне в апреле 1854 г. он был
уверен в успехе переговоров с «храбрым и фанатичным священником», то в
Константинополе в июне он уже считал имама «самым неудобным из независимых
вождей» в смысле привлечения его на сторону Лондона.
Ллойд также выяснил (прямо скажем, поздновато, учитывая его масштабные и
амбициозные цели), что имамат, оказывается (!) расположен слишком далеко от
черноморского побережья, а сам Шамиль слишком далек от европейской цивилизации,
чтобы можно было эффективно с ним сотрудничать. Кроме того, Шамиль глубоко
предубежден в отношении черкесов3*. Теперь Ллойду представлялось более
целесообразным делать основную ставку на Черкесню, хотя и Шамиля он в принципе
не собирался лишать поддержки.
Утомленный сидением в Константинополе и жаждущий деятельности
полковник просит Рэглана как х\южно скорее послать его в Черкесню для установления
связей с местными племенными вождями и организации «всеобщего движения»
против России4*.
Однако вместо этого Рэглан командировал Ллойда в Варну, где в июле 1854 г.
состоялись уже упоминавшиеся переговоры союзников с Мухаммедом Эмином и его
'* Wenlkerll. Op. cit. S. 220.
24bid.S.221.
3' Ibid. S. 221; WiderszalL. Op. cit. P. 134-135.
**WentkerH.Op.c\LS.221.
ГЛАВА 1. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
приближенными. Эти переговоры убедили полковника в том, что турки хотят
оградить Черкесию от западного влияния и установить там свою власть1*.
Потом Ллойд вернулся в Константинополь, куда после Варны направились и
черкесские парламентарии во главе с наибом. Там, наблюдая турецкие интриги
против англичан и общаясь с людьми из свиты Мухаммеда Эмина, полковник еще
прочнее утвердился в своем мнении о стремлении Порты сорвать британские планы
в отношении горцев2*.
Вероятно, это еще сильнее раззадорило Ллойда, и в конце июля 1854 г. он писал
Рэглану и Кларендону о своей «полной уверенности» в возможности
сформировать в Черкесии огромную и боеспособную армию3*. Иными словами, полковник
вновь рвался в бой. Но Рэглан словно не слышал его, опасаясь (как предполагал
сам Ллойд), что любой британский эмиссар, посланный на Кавказ, не сможет
удержать себя в рамках выполнения сугубо военных задач и непременно будет вовлечен
в политические дела4*.
Чтобы дать Ллойду поле деятельности, Рэглан велел ему прибыть в Крым в
распоряжение главнокомандующего. Там полковник заболел и в октябре 1854 г.
вынужден был вернуться в Константинополь, где он вскоре нумер5*.
Если бы Ллойд пользовался благорасположением Стрэтфорд-Каннинга, судьба
его миссии и его личная судьба, вероятно, могли бы сложиться иначе. Но посол, ущем-
ленный тем, что Форин оффис отдал Ллойда под начало Рэглана, отнесся к
полковнику очень сдержанно6*. (Сам Ллойд писал, что Стрэтфорд-Каннинг был
«глубоко оскорблен» этим обстоятельством7*). Кроме того, он имел другого кандидата
для службы на Кавказе.
Летом 1854 г. обуреваемые жаждой деятельности авантюристы разных
национальностей и вероисповеданий домогались у правительств Франции, Англии и Турции
«ответственных» военных и дипломатических поручений, направленных против
России. 5 августа первый секретарь французского посольства в Константинополе
В. Бенедетти в отчаянии писал директору политического департамента
министерства иностранных дел Франции Э.-А. Тувнелю, что от «всех этих
офицеров-дилетантов» некуда деваться. Зная о нелегкой для союзников
политической обстановке на Западном Кавказе, Тувнель советовал своему корреспонденту
l'\\entkerIL Op. cil. S. 222.
*• Ibicl. S. 222-223.
Лй Ibid. S. 223.
«4bid.S.224.
*• Ibid. S. 225.
•• WiderszalL. Op. cit. P. 134-135; HPD. V. 138. L., 1855. P. 1359; V. 139. L., 1855. P. 162; QR.
1864. V. 116. №231. P. 101.
70 WentkerH. Op. cit. S. 223.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
отправлять «миссионеров» вЧеркесию «ломать
себе голову» над ее запутанными
внутренними проблемами1*.
Французская политика на Кавказе не
всегда отличалась цельностью и
последовательностью, поскольку формировавшие ее
конкретные лица расходились в вопросе о методах
проведения этой политики, хотя общую
позицию своей страны в кавказских делах понимали
одинаково. Если Сент-Арно и В. Бенедетти
к началу осени 1854 г. пришлось признать
несбыточность идеи союза с Шамилем, то
Ж.-Б. Вальян, продолжая верить в нее,
распорядился доставить к имаму боеприпасы
«как можно скорее»2*. 29 октября 1854 г.
Бенедетти писал к преемнику Сент-Арно генералу
г <ъ г к я *" Канроберу, что союзники не имеют какой-
Р ' ' Р Р либо заслуживающей доверия информации
о Кавказе, Шамиль остается непроницаемой тайной, характер его отношений с
черкесами сложен и не поддается четкой оценке3*.
В июле 1854 г. группа английских и французских военных экспертов во главе с
генералом Ф. Канробером отправилась на корабле «Карадок» обследовать устье Дуная,
Одессу, Крым, Анапу и все побережье Абхазии. Комиссии предстояло дать
заключение по вопросу о выборе главного театра войны. В итоге поездки мнение в пользу
Севастополя возобладало243.
В это время газета «Тайме» писала, что Севастополь является «материальным
выражением», «орудием» агрессивных замыслов Петербурга, так долго державших
Европу в тревоге. Захват и уничтожение этой крепости сделают Россию такой же
бессильной в Черном море, как и в Ла-Манше, избавят от опасности Турцию,
кавказское побережье, Средиземноморье, откроют Малую Азию, Сирию и острова
Архипелага для британской колонизации и предпринимательства. Газета обещала
«нынешнему поколению» впечатляющее зрелище крушения России, предлагая
вести вопил до тех пор, пока не будут обеспечены прочные гарантии такого
состояния этого государства, когда оно просто не сможет угрожать целостности Турции
и миру в Европе. Поэтому «Тайме» призывала к ликвидации военного потенциала
,0 ThouvenelL. Pages de PHistoire du Second Empire d4apres les papiers de M. Thouvenel [Edouard] ancicn
ministre des aflaires etrangcres A854-1866). Paris, 1903. P. 110.
im LesureM. Op.cii.W 43-41.
3* Ibid. P. 45.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
России в Черном море1*. Еще с 1829 г. Севастополь стал объектом повышенной
«любознательности» английских разведчиков2*.
Выбор в пользу Севастополя стал неким компромиссом между двумя
конкурирующими военными проектами: 1) условно говоря, «дунайско-балканским», к
которому склонялась Франция при условии, что Австрия поддержит союзников
своей армией; 2) «кавказско-малоазиатским», за который выступала Англия3*.
* * *
Хотя союзники сосредоточили усилия в Крыму, Черкесия и Грузия в
стратегических и политических расчетах Лондонского правительства играли видную роль.
Фактическое участие англичан в военных приготовлениях на кавказском театре еще
не дает основания говорить о наличии у них четкого плана действий, который
пока находился в стадии разработки. Разумеется, цель была известна—вытеснение
России с Кавказа, но оставалось выбрать средства ее достижения.
Обосновывая задачи войны вскоре после вступления в нее союзников, Паль-
мерстон писал коллеге по кабинету Д. Расселу, что «...изгнание русских из Дунайских
княжеств означало бы выдворение вора из вашего дома, куда он снова влез бы при
более подходящей возможности. Лучшей и самой эффективной гарантией европейского
мира в будущем явилось бы отделение от России некоторых недавно
приобретенных ею окраинных территорий: Грузии, Черкесии, Крыма, Бессарабии, Польши,
Финляндии...»4* Эти цели он провозгласил своим «идеалом» и изложил их в марте
1854 г. в официальном меморандуме5*.
По мнению Пальмерстона, высказанному в мае-июне 1854 г., удары по России
следовало нанести в Грузии, Черкесии и Крыму. В решении кавказского вопроса
главную исполнительную роль он отводил туркам и горцам, руководящую—английским
офицерам. Пальмерстон считал необходимым наряду с захватом Севастополя
отвоевать Грузию, занять Анапу, Суджук-кале и Поти6*.
Сроки, определенные им дш этого, поражают своей нереальностью и свидетельствуют
о недооценке Лондоном многих военных, политических, моральных и других
факторов. Шести недель Пальмерстон считал вполне достаточными для Крыма, а
нескольких летних и осенних месяцев 1854 г.—для Кавказа244. В письме к
Ньюкаслу от 16 июня он выражал надежду, что Новый, 1855, год англичане встретят
'"TheTimes. 1854. July 17, 22; August 1,26.
** М. Я. Лазарев,., т. 2.*С.192-193, 240-242.
'eAGKK.SerieI.Bd. 1.S.677.
,0 Вей //. Ор. cil. V. 2. Р. 105; Seton- Watson R. W. Britain in Europe.., p. 326; Guedaua R Op. cit. P. 360-
361. Английский историк У. Амен называет проект П&1ьмерстона «фантастичным». (The Baltic and
Caucasian States. TheNations ofTo-Day. ANewHistoryofthe World. Ed. ByBuchanJ. L., 1923. P. 204).
r,e ConacherJ. B. The Aberdecn Coalition.., p. 256.
?M5/%E.Op.cit.V.2.P.62,64;^e////.Op.cit.V.2.P. 105;SchroederR WOp.cit.P. HURanumR.C.
Op. cit. P. 88; Wentkerll. Op. cit. S. 133, 134.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
победителями245. В замыслах госсекретаря
могли быть подвержены изменениям лишь
детали, но сама их агрессивная сущность
оставалась постоянной. Он призывал добиваться
в войне целей, достойных британской «чести
и величия», не умеряя их в угоду интересам
партнеров Англии по антирусской коалиции1*.
Среди тех, кто поддерживал радикальные
сценарии Пальмерстона, был Стрзтфорд-
Каннинг. Не успели союзники вступить в
войну, как он уже предлагал в качестве одной
из ее изначальных целей отторжение от
России Кавказа. Посол считал необходимым,
чтобы соответствующее требование было
предъявлено Петербургу как условие
восстановления мира между Россией и Турцией.
Иначе говоря—в обмен на отказ морских дер-
Д. Рассел Жав от эскалации военных действий2*.
Не все разделяли такой радикализм. Члены
кабинета Д. Г. Эбердина Ф.-Г. Лэндсдаун и Д. Рассел называли проект Пальмерстона
«мечтой», считая его слишком грандиозным, чтобы быть реально осуществимым3*.
По мнению самого премьера, для того, чтобы требовать от России таких уступок, союзные
войска должны стоять у стен Москвы4*. В другой раз Эбердин говорил, что для
осуществления «фантазий» Пальмерстона понадобилась бы «тридцатилетняя война»5*.
Первый лорд Адмиралтейства Д. Грэхем советовал проявлять осмотрительность,
«тщательно взвешивать шансы неудачи и успеха»6*.
Однако в целом идеи Пальмерстона со временем обретали поддержку в правящих
кругах Англии, которые уже в марте 1854 г. отказывались ограничивать себя в войне
какими-то определенными, тем более минимальными, задачами (они попросту
перестают удовлетворять союзников при успешном для них развитии военных
действий) или обязательствами по сохранению европейских границ7*. К*арендон, к примеру,
пилота.?, что «решающи»! удар следует нанести как можно скорее», но если при этом
,0 SchroederP. W. Ор. cit. Р. 150, 171.
*• См.: GoldfrankD. M. Ор. cit. Р. 263.
3* ConacherJ. В, The Abcrdcen Coalition.., p. 256.
4* Chamberlain M. E. Op. cil. Р. 106.
5* BalfourF. Thc Life of George, fourth carl of Aberdeen. V. 2. L., 1922. P. 206; WalpoleS. The Life of
Lorcl John Russell. V. 2. N. Y., 1968. P. 211.
°c Ranum П. С Op.cit. P. IV.
T* SchroederR IV. Op. cil. P. 151.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
не привести в соответствие цели и средства их достижения, то увлеченность Паль-
мерстона составлением новой политической карты Европы может остаться «всего
лишь детской игрой»246. Кларендон был убежден в необходимости положить конец
власти России в Черкесии и в Закавказье. Кроме того, он считал невозможным
бросить горцев на произвол судьбы, особенно теперь, когда союзники оказали им
военную помощь и тем самым сделали их объектом русской мести1*.
В письме к Расселу от 28 июня 1854 г. Лзндсдаун предлагал, в случае
невозможности быстрого взятия Севастополя, отправить значительную часть союзной
армии в Анапу, захват которой, по его мнению, предопределит исход военной
кампании на Кавказе24.
В начале июля британское правительство рекомендовало Рэглану осадить
Севастополь, если превосходство сил нападения над силами обороны будет очевидным,
и «сделать диверсию в Черкесию, овладев Анапой и Сухум-кале»3*. Лондон хотел,
чтобы его интересы на Кавказе защищали французские и турецкие войска.
Несмотря на определенные разногласия по военно-стратегическим и
военно-тактическим вопросам, среди членов британского кабинета растет единодушие
относительно необходимости массированной кампании в Азии4*.
Военные приготовления сопровождались усилиями, направленными к
возбуждению британского общественного мнения. В парламенте вновь зазвучали старые
мотивы о незаконности притязаний России на Кавказ, где власть русских за
пределами их крепостей якобы простиралась лишь на расстояние пушечного
выстрела5*.
В подоплеке военных и политических устремлений Англии на Кавказе
скрывалась еще одна цель—проникнуть в Среднюю Азию и обеспечить там полный перевес
над русским влиянием0*. Британские политики и пресса распускаш слухи о продвижении
России в Среднюю Азию. Английский обыватель верил этому7*. Напоминания о
«русской угрозе» Индии действовали на него безотказно. Лозунг—«Пусть скорее
погибнет мир, чем Россия приблизится к Инду!»8*—служил для того, чтобы
страхом за безопасность Индии парализовать мирные настроения в британском обществе,
»• AGKK. Scrie. I. Bd. 2. S. 256.
*• The Later Correspondence of Lord John Russell 1840-1878. Ed. b\ G. P. Gooch. V. 2. L., 1925.
P. 168-169.
3* Bazancourt S. I/expedition de Crimeejusqifa la prise de Sebastopol. Pl. 1. P. 104; Chatietal K, Monglavc
E. Op. cit. T. 1. P. 178; Ср.: Etelyn G. P. A Diary of the Crimea. L., 1954. P. 66.
,e LambertA. D. Op. cit. P. 93.
•>° HPD. V. 132. L., 1854. P. 1033-1034.
?e BEM. 1854. V. 75. May. P. 628.
7' Маркс К. н Энгельс Ф. Соч. Т. 11. С. 189.
*° Petervon MeyendortT.., Bd. 3. Р. 115. Ср.: Shukla R. L. Britain, India and Turkish Empirc 1853-
1882. New Delhi, 1973. P. 16-17, 24-27.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
если они еще сохранялись, и заставить его беззаветно довериться правящему
кабинету, а того, в свою очередь,—принудить к более активному ведению войны.
Было бы, однако, ошибкой усматривать в теме о «русской угрозе» Индии лишь
пропагандистскую составляющую. Эта угроза была предметом весьма серьезного
анализа и в Лондоне, и в Калькутте, результаты которого в целом выглядят следующим
образом. Конечно, никакой непосредственной опасности русского вторжения в
Индию не существует. Но существует другая опасность: сам факт наличия на
северозападных внешних границах субконтинента «беспокойных племен» Афганистана
и Средней Азии может в перспективе спровоцировать Россию на дестабилизацию
обстановки с помощью лишь намека на то, что враждебная Англии держава готова
оказать им поддержку. Поэтому русское влияние в Средней Азии—каким бы слабым
оно ни было—нужно нейтрализовать вообще, прежде всего путем создания
буферных государств между Британской и Российской империями. Причем этот «буфер»
принимал весьма странный вид в свете абсолютной убежденности англичан в том,
что внутри него все должно контролироваться ими247.
Как видно, британское правительство еще плохо представляло себе
перспективы войны, оценивая их слишком оптимистично248. Уверенность в способности турецкой
армии во главе с английскими офицерами при взаимодействии с черкесами и
поддержке союзного флота отторгщть Кавказ от России объясняет относителышо
небрежность англичан в деле разработки кавказской стратегии.
Французское командование надеялось сделать войну еще более
«молниеносной». Сент-Арно прибыл в Константинополь, чтобы изложить султану свой
план, «осуществление которого должно нанести России страшный удар в
Черном море и способствовать восстановлению прочного и почетного мира». По мысли
маршала, союзники высаживаются в 18 км к северу от Севастополя в то время как
турецкий флот производит отвлекающее движение на Кафу (Феодосия); в
течение немногим более 10 дней уничтожаются морские силы России и наступающие
овладевают Севастополем, затем предпринимается высадка в Анапе, Суджук-кале,
Редут-кале и захват Кутаиса. Через 6 недель на Кавказе «не останется ни одного
русского»1*.
Время и неучтенные Лондонским и Парижским кабинетами обстоятельства
заставят их внести в свои планы существенные коррективы.
Явно не входил в расчеты западных правительств исход летней 1854 г. кампании
в Закавказье. Турецкие войска попыташсь прорваться к Тифлису, но им удаюсь занять
лишь г. Озургети, да и то ненадолго. Обращает на себя внимание довольно
показательный факт: вслед за турецкими солдатами в Гурии появились купцы с множеством
английских товаров—военная экспансия шла рука об руку с торговой2*.
¦• ThouvenelL. Ор. cit. Р. 116-117.
20 Сборник известий.., кн. 9. СПб., 1854. С. 173-174; Бурчуладзе Е. Е. Крушение.., с. 17-18.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Вскоре захватчики были выбиты из Озургети, а в июле русские войска взяли
крепость Баязед, расположенную вблизи от караванного пути Трапсзунд-Эрзерум-Тавриз.
Над английской торговлей со странами Востока нависла реальная угроза.
Нескольких казачьих сотен хватило бы (и хватало) на то, чтобы конфисковать грузы, шедшие
в Персию249.
Но главным событием года на закавказском фронте явилось сокрушительное
поражение 24 июля E августа) при Кюрюк-даре 60-тысячной турецкой армии250.
В этой битве, как заметил один из первых ее историков, «Турция потеряла много,
но Англия—еще больше»1*. Возрастает тревога союзников, особенно англичан,
за судьбу анатолийских войск, хотя некоторые европейские дипломаты
по-прежнему считали положение русской армии в Закавказье критическим2*.
Еще до Кюрюк-дара, в мае 1854 г., газета «Тайме», обращая внимание
Лондона на положение турок в Малой Азии, призывала послать тлда британские
войска, чтобы совместными усилиями навсегда прогнать Россию с Кавказа3*.
В июне 1854 г. Стрэтфорд-Каннинг и секретарь французского посольства в
Константинополе В. Бенедетти предлагали султану послать в Редут-кале подкрепление.
Дело ограничилось назначением нового командующего в Батумский корпус и
пополнением этой группировки одним пехотным полком251.
Между английским и французским посольствами возникли трения по поводу
кандидатуры на должность начальника штаба Анатолийской армии. Стрэтфорд-Каннинг
навязал султану'своего ставленника генерала Р. Д. Гайона (шотландца по рождению),
вопреки желанию Бенедетти и Тувнеля иметь на этом важном посту7 французского
офицера4*.
Концом июля 1854 г. датирован исходивший из среды высших британских
властей в Индии план по улучшению военного положения Турции в Закавказье.
Предлагалось послать англо-индийскую армию в Грузию, что «должно было
произвести необычайный моральный эффект в Средней Азии, а также дать персам
и афганцам полное представление о военной мощи британской индийской
империи»5*. Но правительство Англии не решилось ослабить свои силы в Индии
перед лицом народно-освободительного движения.
У Порты были свои предначертания для Черкесии и Абхазии. Султан считал эти
земли древней турецкой вотчиной и не хотел пускать туда англичан. Он
спекулировал на идеях ислама, лишавшего горца-мусульманина национальной принадлежности,
|e Duncan Ch. А Campaign with the Turks in Asia. V. 2. 1855. P. 216.
2* Bernhardi Theodor. Unter Nikolaus I und Friedrich Wilhelm IV. Briefe und Tagebuchblattcr aus den
Jahren 1834-1857. Leipzig, 1893. Bd. 2. S. 208-209.
3'ThcTimes, 1854. 22 May.
4* ThouvenelL. Op. cit. P. 111-112.
50 Shukla K. L. Op. cit. P. 28.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
превращавшего его в «подданного» религии, а значит и Абдул-Меджида—ее
верховного служителя на земле. Улемская верхушка Турции—крайне реакционная
сила в стране—организовала ряд манифестации с требованием придать войне с
Россией характер газавата с целью «освободить» мусульман Кавказа и Крыма от
гнета неверных1*. Понятно, что на самом деле о независимости кавказских
горцев, которым турки отводили роль своих прислужников в борьбе против России,
не могло быть и речи2*.
Воспользовавшись упразднением большинства русских крепостей на
побережье Кавказа и появившейся после входа союзного флота в Черном морс
возможностью регулярного сообщения с черкесами, Турция приступает к
военной и политической экспансии. Требовалось найти подходящее орудие этой
экспансии. В качестве такового мог бы пригодиться Мухаммед Эмин, но наиб был
не очень удобен для турок, поскольку он действовал в Черкесии от имени Шамиля,
а не султана. Мухаммед Эмин, хотя и поддерживал связь с турецким
правительством, сохраняя почтительность к нему, чувствовал себя среди горцев достаточно
влиятельным и независимым, чтобы не подчиняться безропотно приказам из
Константинополя. С весны 1852 г. до весны 1853 г. наиб, распространяя слух о
близкой русско-турецкой войне252, восстановил над черкесскими племенами свою
власть, почти полностью утраченную к концу 1851 г. В июле 1853 г. он получил
от Абдул-Меджида известие о разрыве с Россией и призвал горцев к оружию.
Начались военные приготовления. Усиливается турецкая пропаганда3*. Надеясь на участие
в войне Англии, наиб в сентябре 1853 г. отправил королеве Виктории послание
с призывом позаботиться о Черкесии1*.
Султан предпочитал иметь дело на Западном Кавказе с более надежным и
более зависимым от себя человеком. Он, однако, понимал, что открыто
отстранять Мухаммеда Эмина от «должности» было бы «неполитично». Во-первых, он,
скорее всего, отказался бы повиноваться Абдул-Меджиду, а принуждать его никто
не решился бы. Во-вторых, султан рисковал поссориться с Шамилем. В-третьих,
в господствующем классе Турции многие высоко ценили заслуги имама и его
наиба перед исламом и не позволили бы правительству открыто выступить
против них. Поэтому Порта стала искать людей, способных подорвать власть Мухаммеда
Эмина незаметно5*.
и Шеремет В. И. Османская империя.., с. 184.
2* Осман-Бей. Указ. соч. С. 171, 202; WiderszalL. Ор. cit. Р. 121, 147-148.
3* АКАК. Т. 10. С. 621, 640-642; ШССТАК. С. 351-352, 366-373.
**WiderszalL.Op.c\l.?. 120.
5* Lapinski Т. Die Bcrgvolkcr des Kaukasus und ihr Freihcitskampf ge^ren die Russcn. Bd. I. Ilamburg,
1863. S. 284-285.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Выбор пал на Сефср-бея, давно и беззаботно проживавшего в Афианоиоле.
слывшего у турок первым консультантом но черкесским делам и главным кандидатом
в султанские наместники на Западном Кавказе. Он сам создал себе репутацию вождя
и знатока горцев, пользовавшегося у них непререкаемым авторитетом. Он
заверял, что горцы ждут его с нетерпением, хотя хорошо осознавал фальшь этого
утверждения. Сефер-бей не обладал дарованиями религиозного проповедника,
не чуждался пристрастий, далеко не аскетического свойства10. Со временем
забота о собственном благополучии подавила в нем другие стремления253. За
более чем двадцатилетнее пребывание в Турции ему не раз предлагали вернуться
на родину, но он отказывался, предпочитая оставаться у турок на нравах важной
персоны, получать большую пенсию, играть роль «святого» изгнанника,
пострадавшего за свои народ. Даже ссылку в Адрианополь, в которую Сефср-бея
отправили в 30-е гг. по настоянию Бутенева, он использовал как повод для
спекуляции: дескать, если бы он не внушал страх русским, они не потребовали бы его
удаления из Константинополя. Это возвышало его престиж в глазах Порты.
В начале 1854 г. турецкий Диван обсуждал вопрос об экспедиции на Западный
Кавказ. Он назначил Сефер-бея султанским наместником в Черкесии и Абхазии,
приняв во внимание его черкесское происхождение и рекомендацию военного
министра Мехмста Али-паши, уверовав в миф о его «огромном влиянии» на горцев.
В такой ситуации Сефер-бею ничего не оставалось, как согласиться. Зная, что
для своих соотечественников он—чужеземец и поэтому без поддержки Турции ему
не обойтись, он потребовал дать в его распоряжение целый армейский корпус для
изгнания Мухаммеда Эмина и захвата края.
При утверждении кандидатуры Сефер-бея мнения членов Дивана
разделились. Мсхмет Аш-паша одобрял се безоговорочно. Министр иностранных дел
Решид-паша считал, что Сефер-бей обещает больше, чем может сделать, и
предлагал дать ему в помощники своего воспитанника и секретаря Бечет-пашу.
черкеса родом, значительно превосходившего Сефер-бея образованием, полученным
в Париже. Министр артиллерии Фет Ахмет-паша советовал довериться
Мухаммеду Эмпну и послать к нему регулярные войска, оружие, деньги. Разногласия в
турецком правительстве мешали разработке единого эффективного плана
вовлечения горцев в войну.
В конце концов было принято компромиссное решение.
«Генерал-губернатором» Черкесии провозглашался Сефер-бей. Ему в заместители определили
четырех человек, занимавших в «табели о рангах» Турции равное с ним
положение. Каждому из них предстояло стать во главе одного из четырех самых крупных
племен края. К шапсугам назначался Хаджи Исмаил, богатый турецкий купец,
долгие годы проживавший среди них, породнившийся со многими местными
'* КарлгофН. Указ. соч. С. 95-96.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
фамилиями; к абадзехам —Мухаммед Эмнн; к убыхам—Бечет-паша. В южной
Абхазии у власти оставался прежний владетель Александр Шервашидзе1*.
Такая структура управления устраивала только Сефер-бея. Появление на
Западном Кавказе этой личности, считавшейся выразителем интересов «дворянской» партии,
влияние которой среди горцев к 50-м гг. XIX в. ослабло, вызвало недовольство в
демократических слоях общества2*. Назначение Хаджи Исмаила шапсуги
восприняли равнодушно. Убыхи не могли понять, за какие зас.гуги 24-летний Бечет-паша
удостоился права властвовать над ними. Князь А. Шервашидзе, хотя и пытался
освободиться от протектората России, вовсе не хотел идти в услужение к султану. Имел
причины чувствовать себя ущемленным Мухаммед Эмин, из ведения которого было
изъято две трети территории3*.
Такой политике способствовали представители черкесской знати,
приезжавшие в Константинополь искать защиты от Мухаммеда Эмина, ограничившего их
привилегии. Пользуясь недостаточной осведомленностью турецкого
правительства, они навязывали ему свое понимание обстановки в крае, убеждали делать ставку
на местную «аристократию». Им помогали проживавшие в Турции черкесы,
попавшие туда в детстве в качестве невольников. Подчас эти люди воспитывались
и получали прекрасное образование в домах крупных вельмож, достигали
высоких постов на государственной и военной службе. В правящих кругах Порты они
представляли своеобразную «лоббистскую» прослойку, сильно влиявшую на
турецкую политику на Кавказе. Большое участие в судьбе своих соотечественников
принимали черкешенки, ставшие женами и матерями высших чиновников
Турции и самого падишаха. На Востоке «гаремная» дипломатия играла негласную,
но весомую роль в политической жизни4*.
Русские агенты также настраивали османских сановников против Мухаммеда Эмина,
чтобы помешать использованию его против России в полной мере5*.
Весной 1854 г. Сефер-бей высадился в Сухум-кале в сопровождении Бечет-паши,
своего штаба и 2 тысяч турецких солдат. Большего султан не дал, надеясь на
щедрые посулы Сефер-бея, заявившего, что на Кавказе его знают все от мала до велика,
что по его призыву не только Черкесия, но и Дагестан, Грузия и другие народы
поднимутся против России, что он соберет 100 тысяч человек и возьмет Тифлис.
Когда же дошло до дела, он долго не решался отправиться в Сухум-кале. Сефер-
бею выдали 4 тысячи ружей, 12 пушек, много пороха и других вещей для
снаряжения регулярного горского войска254.
t'Lapinskh Т. Ор. cit. Bd. l. S. 288-290.
** КарлюфН. Указ. соч. С. 97-98.
3* Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 288-290; ШССТАК. С. 413-414.
** Канитц Ф. Дунайская Болгария и Балканский полуостров. СПб., 1876. С. 335.
*• Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 292.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Правда, обещанные ему на военные нужды 2 миллиона пиастров до него не дошли.
Они остались у командующего Баттмским корпусом Мустафа-паши, руководившего
военными операциями на Западном Кавказе255. Предназначавшиеся для
наиболее влиятельных черкесских вождей ценные подарки султана были присвоены турецкими
эмиссарами1*.
По приезде в Сухум-кале Сефер-бей пригласил туда на совещание Мухаммеда
Змина, князя А. Шервашидзе, старейшин черкесских племен. К его удивлению,
наиб первым приехал приветствовать наместника султана. Будучи человеком
проницательным, тот быстро понял бессилие Сефер-бея, за громким титулом которого
не было реальной власти. От визита у Наиба осталось впечатление о
беспомощности Турции в войне с Россией. Он также ощутил неприязнь к себе. Мухаммед
Эмин вскоре покинул Сухум-кале, отказавшись брать какие-либо обязательства.
Уклонился от них и князь А. Шервашидзе, ссылаясь на предубеждение против
турок абхазов-христиан, составлявших большинство населения его владений.
Безрезультатно закончились переговоры со старейшинами. С одной стороны, им
не понравился приказной тон Сефер-бея, с другой—они не могли уразуметь,
чего, собственно, он от них хочет. Впрочем, этого не способен был объяснить и
сам «наместник» с его путаными идеями, утопическими прожектами, устаревшими
знаниями о стране.
Жизнь Сефер-бея в Сухум-кале протекала почти в условиях блокады. Находившиеся
в окрестностях горцы не давали никому выйти отсюда. Неосторожно отдалившийся
от крепости турецкий солдат или беспечный караульный становились
приманкой для охотников за невольниками. В донесениях в Константинополь Сефер-бей
жаловался, что Абхазия населена гяурами, с которыми нельзя иметь дело, а
чтобы сдержать данное султану слово, ему придется ехать на север к
правоверным мусульманам2*.
Сефер-бей ошибся в оценке политической ситуации в Черкесии.
Сформировать регулярную армию ему не удалось3*. Впрочем, он это предчувствовал и не особенно
огорчился. У него не было ни конкретных планов, ни желания покидать Сухум-
кале, где он находился под защитой турецкого гарнизона, имел все, о чем мечтал:
титул паши, деньги, удовольствия, безопасность. В то время как турки рассчитывали
на Сефер-бея, он целиком полагался на них, предоставляя им думать о средствах
достижения успеха на Кавказе4*.
Военное министерство Турции предлагало сделать Сухум-кале базой для
наступления на Тифлис. Мехмет Али-паша верил во всеобщее восстание кавказских
x*SladeA. Ор. cit. Р. 243.
*• Lapinski Г. Ор. cit. Bd. l. S. 299-301.
30 КарлгофН. Указ. соч. С. 96-97; Щербина Ф. А. Указ. соч. С. 546.
40 Lapinski Г. Ор. cit. Bd. l. S. 293, 296.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
народов. Захват столицы Грузии «100-тысячным» войском Сефер-бея
представлялся ему делом почти решенным1*.
После ухода русских с восточного побережья Черного моря черкесская знать стала
распространять прокламации султана, в которых он провозглашал себя владыкой
горцев, требовал от них послушания и верности. Вместе с тем, местные «князья»
убеждали шапсугов, убыхов н абадзехов не подчиняться Мухаммеду Эмину,
называя его врагом Абдул-Меджида. В противном случае им угрожали тем, что султан
«вернет» к ним русские войска.
Шапсугов и убыхов, равнодушных к исламу, не пришлось долго уговаривать. В
несколько дней они упразднили введенную наибом административную систему,
сожгли мечети, изгнали муфтиев и кадиев, во многих местах восстановили
христианские символы. Теперь, когда Россия отступила из их земель, они не нуждались
ни в Мухаммеде Эмине, как организаторе борьбы против нее, ни в мюридизме,
как идеологическом обосновании этой борьбы. Знать пыталась сеять враждебные
к наибу настроения среди абадзехов, но те, зная, какие социальные цели преследует
«дворянство», ведя такую пропаганду, предпочли Абдул-Меджиду и Сефер-бею
Мухамеда Эмина2*.
Прибывший кубыхам Бечет-паша не смог найти себе применения. В «роскошной
турецкой неволе» он забыл родной язык. Он не имел ни денег, ни солдат. Его
сопровождали лишь 2 офицера и слуга. «Должно быть султан очень могуществен, если
он способен превращать сыновей рабов в пашей,—шутили горцы, —но все же он
недостаточно силен, чтобы заставить их (убыхов—Б. Д.) повиноваться их
бывшему рабу». Даже Сефер-бей неохотно терпел его возле себя н постоянно
интриговал против него. Недолго пробыв в Черкесии, Бечет-паша возвратился
в Константинополь, где он аттестовал убыхов как никчемный народ, не
заслуживавший заботы падишаха.
Назначенный к шапсугам Хаджи Исмаил-паша знал своих подопечных гораздо
лучше, чем Бечет-паша. Стараясь не вмешиваться в их дела, он выжидал
дальнейших шагов турецкого правительства. Один из публицистов того времени не
без иронии заметил, что султан щедро одарил своих наместников в Черкесии
фирманами, удостоверяющими их высокие «должности» и полномочия, но не дал оружия,
денег, войск3*.
Таким образом, первые результаты присутствия турок на Западном
Кавказе состояли в ослаблении примитивного государственного порядка у абадзехов,
полном уничтожении его у шапсугов и убыхов, усилении усобиц и распрей
'• Lapinski Т. Ор. cil. Bd. 1. S. 297; SladeA. Ор. cit. P. 247.
2" КарлюфН. Указ. соч. С. 99; Щербина Ф. Л. Указ. соч. С. 548.
3* Марка G. Ор. cit. Р. 60.
ГЛАВА I. СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
между политическими «партиями», недоверия к Турции и общем
разочаровании горцев1 °.
Союзникам не нравилось хозяйничанье турок в Черкесии, принесшее хаос и
всеобщее замешательство, подрывавшее там и без того малоэффективную политику
западных держав2*. Сент-Арно усматривал в османских притязаниях на этот
район причин}7 царившей там «ужасной анархии». В одной из бесед с Абдул-
Меджидом маршал обвинил турецких эмиссаров в разобщении горцев и советовал
султану не посягать на власть Мухаммеда Эмина. На это последовало
торжественное заверение, что Турция не помышляет ни о каком расширении своей
территории, и единственная ее цель в Черкесии—помочь горским народам
избавиться от ига русских3*.
В июле 1854 г. Стрэтфорд-Каннинг и В. Бенедетти почти потребовали от
султана того, о чем Сент-Арно лишь просил. В августе наиб, оказавшись в
Константинополе на обратном пути из Варны, пожаловался английскому послу на
турецкую политику на Кавказе. Стрэтфорд-Каннинг заставил Решид-нашу заявить,
что Порта не стремится к аннексии Черкесии4*. Он, по указанию Ктрендоиа и
Пальмерстона, даже настаивал на издании специального фирмана, провозглашавшего
независимость черкесов5*.
Итак, уже в начальный период войны (осень 1853 г.—август 1854 г.) Кавказ
занял важное место в планах союзников. Стало ясно, что Турция, а затем Англия
вступили в вооруженную борьбу против России с идеей отторжения от нее этого
региона. Британское и турецкое правительства долго ждали такой
благоприятной возможности, и теперь, когда она наконец-то представилась, в общем
были готовы ее использовать, но конкретные пути ее реализации еще
предстояло продумать.
При выборе союзниками главного театра военных действий Кавказ явился
единственным конкурентом Крыма и Севастополя. Последние получили
предпочтение, поскольку в разработке программы войны ведущая роль принадлежала
Франции, не желавшей сосредоточивать свои усилия там, где они принесли бы выгоду
только англичанам. Парижский кабинет рассматривал Кавказ лишь как район
вспомогательных военных диверсий, облегчавших конечную победу над
Россией.
,e Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 297-299; Allen W. E. D. The operations of the Allies in Ihc Caucasus,
1853-1855//TheArmvQuarterty. 1923. V. 6. N l.P. li?iLanzedeuiK. Historische Denkwui-digkeitcn
derneustcn Zcit. Bd. 1. Wien, 1854. S. 229-230; ШССТАК. С 402-103.
»LesureM. Op. eit. P. 42-43.
30 TiwurenelL. Op. cit. P. 118; WiderszalL. Op. cit. P. 132.
,e mdensalL. Op. eit. P. 132-133, 141.
50 Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 192; SchroederP. W. Op. cil. P. 268.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Поначалу британское руководство надеялось добиться своих целей на Кавказе
с помощью турецкой армии, при минимальных собственных издержках. Однако
военные поражения турок, их прямолинейная гегемонистская политика в
Закавказье и Черкесии насторожили англичан, приведя их к решению взять в свои руки
контроль над положением в регионе. Эти же обстоятельства толкали
правительство Англии к более активным поискам конкретных способов осуществления
экспансии на Кавказе.
Единые в стремлении подчинить данную территорию британскому влиянию,
члены Лондонского кабинета расходились в оценках сроков, средств и степени
реальности выполнения такой задачи. Ее и в самом деле затрудняли многие факторы,
в том числе быстро вскрывшиеся разногласия между союзниками в кавказском вопросе.
Глава II
Война и политика на Кавказе
(осень 1854 г.-сентябрь 1855 г.)
Ситуация в Закавказье: кто и как поможет Турции? (Стр. 224)-Пальмерстон у власти: активизация
кавказской политики Лондона. (Стр. 238)-Миссия Лонгуорта и другие события. (Стр. 245)
КАВКАЗ И ИЁЛИК11К ДЕРЖАВЫ
Фенвик Вильяме
Обеспокоенное опасным оборотом дел в Малой
Азии, английское правительство в августе 1854 г.
назначает специальным комиссаром при
анатолийских войсках полковника Ф. Вильямса (вскоре
получившего звание генерала), снабдив его почти
неограниченными полномочиями и правом
личных докладов Кларсндону836.
Опытный и энергичный Вильяме сразу взялся
за наведение порядка. Но его настоянию был
смещен с поста главнокомандующего и предан
суду бездарный и продажный Мустафа-Зариф-
паша. Так же решительно пресекались
злоупотребления интендантской службы,
воровство и мародерство турецких солдат и старших
чинов. При Вильямсе управление Анатолийской
армией еще больше сосредоточилось в руках английских офицеров, которые и
до него распоряжались там по-хозяйски, ведая всем, начиная от снабжения и
раздачи жалования, кончая арестами и наказаниями10.
Главные турецкие силы Вильяме стал собирать в крепости Каре, самом удобном
стратегическом пункте как для обороны Малой Азии (задача минимум), так и для
наступления на Закавказье (задача-максимумJ57.
Для проведения наступательных действий османские войска были еще далеко не
готовы ни но состоянию материальной части, ни по организационному уровню2*.
Вместе с тем Стрэтфорд-Каннинг в письме к Кларендону от 27 сентября 1854 г.
высказывал надежду, что в следующем году, при соответствующей помощи
союзного командования, в Закавказье можно будет перейти от оборонительной стратегии
к наступательной1**. В Лондоне также рассчитывали на это и рассматривали вопрос
о посылке англо-французских войск в Малую Азию. Однако для того, чтобы
последние не несли на себе всю тяжесть войны вместо турок, карсский гарнизон должен
был стать боеспособной силой1*.
В августе 1854 г. Англия предоставила Турции шестипроцентный заем на
сумму, равную двум годовым бюджетам Порты (около 600 млн курушей). Часть этих
денег мила в первую очередь на содержание Анатолийского корпуса5*. Осенью 1854
г. Лондонский кабинет неоднократно делал срочные представления султану о
г Муравьев Н. II. Bofniu м\ Кавказом в 1855 году. Т. I. СПб., 1877. С. 36-17, 52.
** Papers rclalivc lo Mililan AlTaiis.., р. 9.
*eIbid. Р. 12.
'* Ibid. Р. 24, 40.
3* Шеремет В. //. Османская империя.., с. 212-213.
ГЛАВА II. ВОЙНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СКНТЯ1>РЬ 1855 г.)
необходимости усилить внимание к закавказскому фронту, но особого результата
они не принесли1 *.
Между тем в августе 1854 г. адмирал Лайонс, обстоятельно сообщая Дандасу о
положении дел на побережье Кавказа, указывал на наличие русских гарнизонов
лишь в Анапе и Суджук-кале2*. Намереваясь атаковать эти укрепления, Дандас
обращался в конце октября в Лондон с просьбой помочь солдатами, поскольку,
согласно данным разведки, Анапа и Суджук-кале насчитывали по 10 тыс. человек3*.
До прибытия вспомогательных сил англичане установили жесткую блокаду
черкесского берега. Курсировавшие вдоль него корабли в январе—феврале 1855 г. уничтожат
небольшие суда, принадлежавшие России, и различные наземные объекты4*.
Одним из предприятий такого рода явилось разрушение в предместье Анапы Дже-
мете небольшого русского форта, предназначенного для защиты коммуникаций с
Керчью и располагавшего двумя пушками и запасом снарядов. Это послужило
поводом для громкой победной реляции к Дандасу5*.
С помощью блокады восточного берега Черного моря англичане стремились не
допустить переброски русских войск с Кавказа в Крым. Преследуя эту задачу,
британский крейсер «Леопард» и французский «Фултон» в феврале 1855 г. потопили
недалеко от устья Кубани семь легких судов, пытавшихся пробраться в Керчь. Они
также сожгли большое количество боевых и продовольственных припасов, два ряда
барачных строений, уничтожили десять орудий6*.
Получив сведения о сокращении русского гарнизона и артиллерии в Суджук-
кале за счет концентрации войск в Анапе, англичане разработали план нападения
на эту крепость, предусматривавший координированные действия: союзников с моря
и горцев с суши.
В конце февраля эскадра из 5 паровых судов иод командованием капитана
Джорджа Джиффарда атаковала Суджук-кале (Новороссийск). Завязалась
неравная, но ожесточенная артиллерийская перестрелка. Нападающие обладали
многократным превосходством в количестве и мощи орудий. В течение трех суток,
с редкими ночными перерывами, на город сыпались ядра, картечь, бомбы. Но это
не сломило дух его защитников. По признанию англичан, береговые батареи
«живо» отвечали на огонь. Во время боя Джиффард вступил с горцами в
переговоры о поддержке. Те уклонились от прямых обязательств, поскольку не доверяли
союзникам.
¦' HPD. V. 141. Ь., 1856. Р. 1618; Papeis rolative to MHitaryAffairs... p. 10, 12-14.
«•RW. 1854. Р. 301-302.
3*lbid.P.351.
•• Ibid. P. 363; RW. 1855. P. 81, 149; Сборник известий.., кн. 31. СПб., 1857. С. 168-169.
*• RW. 1854. Р. 379; RW. 1855. Р. 102-103; Wilmot S. M. Op. cit. Р. 286.
«* RW. 1855. Р.87-89;NolanE. Я. The illustratcd histonof the waragainst Russia. V. 2. L., 1857. P. 201.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Героическое сопротивление гарнизона Суджук-кале произвело сильное
впечатление на черкесов, а англичан заставило отказаться от высадки десанта. Понеся
потери в личном составе, получив серьезные повреждения кораблей и расстреляв
запас снарядов, эскадра вышла в море. Попытка овладеть крепостью провалилась258.
Среди видных государственных деятелей Англии было немало таких, которые
отводили Западному Кавказу важную роль в судьбах войны. Ньюкасл в июне и сентябре
1854 г. настойчиво обращал внимание Рзглана, командующего британскими
войсками в Крыму, на Анапу, Суджук-кале и побережье Абхазии. Успехом в этом районе,
по мнению Ньюкасла, союзники не только обеспечат австрийскую поддержку и,
возможно, приобретут прусскую, но и подтолкнут к «сердечному сотрудничеству» с ними
грузин и черкесов, а также завоюют «открытую дружбу» пока еще лишь
сочувствующего Ирана1*.
Однако Петербург тоже понимал значение Ирана в данной ситуации. С осени 1853 г.
начались русско-иранские переговоры об организации совхместных действий
против Турции. Переговоры шли нелегко, на их ход оказывала влияние неустойчивая
военная и дипломатическая конъюнктура в Малой Азии. В отличие от России,
которая четко знала, кто, где и против кого ей нужен в качестве союзника, Ирану
труднее было сформулировать свои цели. Сложность момента состояла в том, что у
Тегерана появился выбор: либо взять сторону России, чтобы воевать против своего
наследственного врага Турции и, естественно, ее опекунов Англии и Франции, либо
затеять реваншистскую войну против русских в Закавказье, воспользовавшись
обстановкой, создававшей, по крайней мере, теоретическую возможность для
возвращения потерянных в первой трети XIX в. территорий2*.
Соблазну предпочесть ту или иную альтернативу противостояла опасность дорого
поплатиться в условиях непредсказуемого развития событий. Союз с Россией
грозил навлечь гнев Англии, которая могла доставить Ирану множество неприятностей
со стороны британской Индии и Персидского залива. Вторжение в Закавказье
было чревато такими же поражениями, которые персияне уже не раз терпели от
России, причем даже тогда, когда ей приходилось одновременно сражаться и с турками.
Не отказываясь от продолжения переговоров с русскими, тегеранский двор но сути
занимал выжидательщто позицию. Собрав войска на северных и южных границах
с Турцией (в Азербайджане и Ираке), Иран не спешил приводить их в действие3*.
Его колебания усиливались тем обстоятельством, что русско-турецкая война
началась для России с неудач (пост св. Николая или Шефкатиль, и БаяидурL*. Правда,
10 MartineauJ. The Hfe of Henry Pclham fifth Duke of Newcastle 1811-1864. L., 1908. P. 173-174; Wen-
/*er//. Op. cit. S. 209-210*.
** См.:Ха.1фгшН.А.,РасссцинаЕ. Ф. Н. В. Ханыков—востоковед и дипломат. М.: «Наука», 1977. С. 93-98.
30 Sykes, SirPercy. А History of Persia. L., 1963. V. 2. P. 347.
*тСи.:ИбрагимбейлиХ.М.Указ.соч.С. 102-103,111-116.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
вскоре (ноябрь 1853 г.) последовали победы русских войск под Башкадыкляром и
разгром османского флота у Синопа. Но эти события не придали особой
решимости Ирану, возможно потому, что они уравновешивались полномасштабным
вступлением в войну Англии и Франции.
Молодой и неопытный Насреддин-шах продолжал пребывать в сомнениях, и в
течение почти года иранская внешняя политика оставалась на распутье. Со стороны
это выглядело как хитроумное лавирование, вызывавшее раздражение в Петербурге
и настороженность в Лондоне и Константинополе. Если вооруженные
столкновения на ирано-турецкой границе давали русскому командованию в Закавказье
какую-то надежду на союз с Ираном, то другие факты явно говорили о его враждебном
отношении к России1*.
Двусмысленность в поведении Тегерана тревожила и Англию, которая всегда
рассматривала Иран как передовой рубеж обороны Индии и сферу своих жизненно
важных интересов. По сведениям русских источников, британские дипломаты
пытались сколотить ирано-турецкий военный союз для удара по России в Закавказье,
но тщетно259.
Колебания Насреддин-шаха можно объяснить еще и отсутствием в иранских
правящих кругах единства по вопросу о выборе внешнеполитического курса2*. Как и
прежде, мнение того или иного сановника зависело не столько от
идейно-политического направления, которое он представлял, сколько от более прозаичных мотивов,
связанных со степенью щедрости иностранных дипломатов при шахском дворе.
Как бы то ни было, Тегеран, находившийся под давлением воюющих держав, не
мог бесконечно уклоняться от четкого заявления своей позиции по отношению к
России и ее противникам. Решение, созревшее к осени 1854 г., похоже, являлось
самым оптимальным в тогдашней обстановке. Взвесив все обстоятельства, Иран не
стал рисковать и 29 сентября заключил с Россией конвенцию о нейтралитете3*.
Иран обязывался не оказывать никакой, даже косвенной помощи странам,
находившимся в состоянии войны с Россией. Россия в ответ соглашалась списать
остаток иранского долга по контрибуции, выплачивавшейся со времени Турк-
манчайского договора4*.
Конвенция была секретной, но англичане, скорее всего, проведали о ее
существовании или, по меньшей мере, догадались, что Тегеран и Петербург заключили
какой-то договор. Разумеется, он вызывал особенное подозрение в свете военных
приготовлений Ирана. Тегеранское руководство испытывало беспокойство по
поводу возможной реакции Англии, способной нанести по Ирану удар силами
'• См.: АКАК. Т. 8. Док. 486, 497, 532; Ибрагимбейли X. Л/. Указ. соч. С. 235.
2* Rawlinson Я. Ор. cit.P. 86; PiggotJ. Op. cit. Р. 111.
3* АКАК. Т. 10. С. 745-752; Кузнецова Я. А. Иран в первой половине XIX века. М., 1983. С. 80-81.
«• АКАК. Т. 10. Док. 716.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Ост-Индской армии и британского флота в Персидском заливе, тем самым
предопределив участь Каджарской династии. Вариантов губительного дм Каджаров развития
событий было предостаточно. И хотя их профессиональным анализом никто в
окружении Насреддин-шаха не занимался, чувство самосохранения склоняло
правящую элиту к осторожному образу действий.
Это, однако, вовсе не значит, что тегеранский двор вел себя последовательно.
Находясь между искушением и страхом, он отдавался во власть то одного, то
другого, невольно запутывая всех, кому приходилось в то время иметь дело с иранским
правительством. Найти в этих колебаниях стройную логику и очевидную мотивацию
порой крайне сложно. Объективно благоприятные для Ирана международные
ситуации не всегда оценивались и использовались адекватно. Равно и как явно
негативное стечение обстоятельств зачастую оказывалось вне предмета анализа.
Петербург имел случаи убедиться в этой непоследовательности. Так, в январе 1854 г.
Насреддин-шах пообещал России выставить против Турции 60-тысячную армию
в обмен на прощение «туркманчайского» долга260. Через девять месяцев
последовала конвенция о нейтралитете. А еще через три месяца Тегеран высказал
Петербургу сожаление о том, что поспешил подписать этот документ1*. Вызывает
недоумение не столько сам по себе иранский демарш, сколько присовокупленная
просьба Насреддин-шаха освободить его от обязательства соблюдать условия
военного союза, который он предложил «по молодости и необдуманности», «не
рассчитав последствий»2*.
Тут вообще трудно что-либо понять. Если шах имел в виду свое обещание
поддержать Россию 60-тысячной армией, данное в январе 1854 г., то конвенция от
29 сентября того же года аннулировала его автоматически. Конвенция, по
заявлению русской стороны, не имела «наступательного характера» и была ничем иным,
как «утверждением дружелюбных сношений между двумя соседними державами,
основанных на существующих уже трактатах»3*. То ли Насреддин-шах путал «нейтралитет»
с «военным союзом», то ли он боялся, что в любом его соглашении с Россией в
обстановке Крымской войны Англия и Турция увидят повод для наказания Ирана.
Так или иначе, Петербург ответил, что не нуждается ни в «военном
содействии», ни в «моральном пособии» Тегерана, предпочитая его «нейтральное
положение»4*.
Нейтралитет Ирана, в конечном счете, устраивал всех участников Крымской
войны тем, что предотвратил появление еще одной сложной военной и
дипломатической проблемы вдобавок к уже существующим261.
»'АКАК.Т. 10. Док. 716.
2' Там же.
3* Там же.
4* Там же.
ГЛАВА II. ВОИНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
Между тем в Англии продолжалась разработка планов военных операций в Малой
Азии. Ныокалс просил Рэглана сообщить его соображения о возможности переброски
турецких частей из Варны в Закавказье для участия их совместно с Шамилем и силами
карсского гарнизона под командованием генерала Г. Д. Гайона в захвате
Тифлиса1". Ньюкасл, находившийся в курсе событий на Западном Кавказе, усмотрел в
действиях адмирала Дандаса недостаточное усердие и даже пренебрежение в
отношении Анапы. Встревоженный и недовольный этим, военный министр намекнул
Збердину на целесообразность смещения адмирала262.
В отличие от Ньюкасла, Кларендон и Стрэтфорд-Каннинг делали главную ставку
на Закавказье. В сентябре 1854 и в январе 1855 гг. министр иностранных дел
Англии писал послу, что будущей весной этот район «должен стать театром важных операций».
Всецело соглашаясь со своим патроном, Стрэтфорд-Каннинг советовал ему
использовать зимнее затишье и продумать меры, которые помогут обеспечить успех
наступательных действий и взять реванш за поражения 1854 г. Он полагал
Закавказье достойным более пристального внимания союзников2*. Такую же точку зрения
исповедовали Д. Рассел и морской министр Англии Э. Л. З^ленборо3*.
В конце 1854 г. западные дипломаты в Иране открыто говорили о намечавшейся
после взятия Севастополя передислокации англо-французской армии в Закавказье
с целью овладения ключевыми позициями—Ахалцыхом, Александрополем, Зриванью.
Об этом уведомлял Форин оффис своих представителей в Тегеране и Тавризе4*. О
планировавшемся оживлении войны на кавказском театре сообщал в своих
воспоминаниях (запись от 22 ноября 1854 г.) превосходно осведомленный саксонский
дипломат Фицтум фон Зкштедт5*. Одновременно и на Кавказе пошли слухи, что «по
окончании Крымской экспедиции англичане и турецкая гвардия высадятся в Кобу-
леты, оттуда двинутся в Гурию. Французы же и другие турецкие войска в то же время
начнут наступательные действия из Сухуми или Редут-кале»6*.
Однако Парижский кабинет не спешил оправдать эти прогнозы. Положение
союзников под Севастополем осложнялось, еще более неясной была обстановка на Кавказе.
В своих докладах в Париж французский консул в Трапезунде Ш.-Л.-А. Поншара,
свидетель поражений турок в Анатолии, ставил под сомнение способность
нерадивых турецких военачальников взять верх над русской армией на Кавказе. Он сообщал,
10 KinglakeA. W. Ор. cit. V. 3. Leipzig, 1863. Р. 116.
** HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1607-1608, 1839-1840.
34bid. Р. 1626-1628.
** АКАК. Т. 9. С. 526, 530.
*• VUzthum ton Eckstaedt Ch. F. St. Petersburg and London in the Years 1852-1864. Ed. byReeveH.
V. 1.L..1887.P. 137.
°* Цит. по: БурчуладзеЕ. Е. Грузия в планах.., с. 206-207.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
что в грузинах ненависть к захватчикам непреодолима, и даже среди черкесов
поднимается ропот против установленной у них власти османских ставленников.
По мнению консула, единственный для турок шанс избежать плохого приема в
закавказских христианских провинциях состоял в том, чтобы прийти туда совместно с
французскими войсками.
К концу 1854 г. в донесениях Поншары нарастает неприязнь к политике Турции
на Кавказе и особенно к Мустафа-паше, создававшему препятствия для контактов
союзников с Шамилем. Поншара писал: «Мустафа решил действовать всеми
доступными ему средствами, чтобы французские или английские войска не были отправлены
в Батум... Поведение Мустафы, как мне кажется, продиктовано личным
интересом и тщеславием, которое дополняется глубоким неведением о подлинном положении
д&1 (на Кавказе—В. Д.)»1*. В таком же неведении пребывало и турецкое правительство.
Лондонский кабинет не прекращал поисков оптимальной программы войны,
которые осложнялись как самим ее непредсказуемым ходом, так и разногласиями между
министрами. Все чаще и сильнее в высказываниях британских политиков заметно
влияние Пальмерстона.
В октябре 1854 г. член кабинета герцог Д. Д. Аргайльский составил циркуляр для
распространения среди коллег. В этом документе он торопил их прийти к единому
пониманию и точной формулировке целей войны без боязни ошибиться и без
оглядки на общественное мнение. По его мысли, общество должно следовать за
правительством, а не наоборот. Он полагал, что нельзя отдавать на обсуждение народа
такие важные вопросы, как вопрос о целях войны. Аргайльский выступал за расчленение
Российской империи и максимальный ущерб для нее. «Управлять войной,—писал
он,—значит позволить ей пресытиться самой собой». Условия, предъявленные
России Наполеоном III в июле 1854 г. и известные как «четыре пункта»,
Аргайльский находил слишком неопределенными и призывал не ограничиваться ими. Он
называл «вздором» и считал вредной версию, будто бы Англия воюет против
николаевского деспотизма за «освобождение угнетенных национальностей»2*. Британская
буржуазия предпочитала, чтобы Лондонский кабинет отстаивал ее конкретные
внешнеполитические интересы, а не «отвлеченные» гуманитарные идеи. Согласно
английскому историку Г. Гендерсону, циркуляр герцога Аргайльского получил
широкое хождение в руководящих сферах Англии и повлиял на последующие
действия западных держав3*.
Кларендон также категорически возражал против переговоров с Петербургом на
основе «четырех пунктов», поскольку в силу своей неясности и умеренности они не
гарантировали «почетного мира». С августа 1854 г. в лондонских «коридорах вла-
l*LesureM. Ор. cit. Р. 26, 48.
^ConacherJ. В. ThcAberdccn Coalition.., р. 440-44i;Henderson G. Op. cit. P. 102-103.
^Henderson G. Op. cit. P. 103.
ГЛЛВЛ II. ВОЙНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕПТЯБРЬ 1855 г.)
сти» негласно обсуждалась идея «пятого пункта», предоставлявшего союзникам право
предъявлять России новые требования, равно как и толковать их в самом широком
смысле. Главное из этих требований предполагало отторжение от России Грузии,
Черкесии, Крыма, однако уведомлять о нем Петербург Лондон не собирался. Кла-
рендон хотел, чтобы Англия не прекращала воевать до тех пор, пока Петербург
безоговорочно не согласится на «пятый пункт», не зная при этом его содержания.
«Четыре пункта» в качестве прообраза мирного соглашения оставлялись лишь на
случай поражения союзников в войне1*.
Кларендон полагал важным избавить Грузию и Черкесню от русского «гнета»
и даже от русского «соседства». Правда, он не объяснил, как он собирался
помешать тому, чтобы Россия граничила с отнятыми у нее землями. «Программа»
Кларендона предусматривала уничтожение Севастополя и крепостей на
побережье Черкесии и Грузии без права когда-либо восстанавливать их, ибо, владея
такими военными базами, Россия могла угрожать существованию Турции и миру
в Европе. В целях контроля за сохранением демилитаризованного состояния
южной России и соблюдением свободы международной торговли в Черном море
госсекретарь считал необходимым присутствие в этом регионе политических и
торговых агентов западных держав2*.
В сентябре-октябре 1854 г. в рассуждениях Кларендона появляется намек на
целесообразность установления английского протектората над Черкесией и Грузией, ибо
идея о возвращении их Турции была непопулярна в Англии, а «выжить» в качестве
самостоятельных государств они не смогли бы. По признанию Кларендона, вопросы
о послевоенном международном статусе Кавказа, о дипломатических и военных
гарантиях невосстановления там власти России, о характере английского
протектората над кавказскими народами не давали ему покоя ни днем, ни ночью3*.
Да и как было Кларендону не волноваться, если он искренне верил, что «подлинные
британские интересы» связаны с Кавказом и Малой Азией. Только там, по его
мнению, могли англичане поставить эффективный заслон «русскому продвижению
в сторон}' Персии и Индии». Только там могли они создать материальные и
моральные предпосылки для такого мирного договора с Россией, который навсегда избавил
бы их от страха за свою колонию и подступы к ней4*.
На основе почти аналогичных соображений строил свой анализ общей ситуации
Чарлз Вуд, считавший крайне необходимым вывести восточные народы из
заблуждения относительно непобедимости России. Добиться этого он советова! путем нанесения
сокрушительного удара по позициям России на Кавказе—удара, эхо которого «услы-
t'SchroederP. W. Ор. cit Р. 193-194.
*• AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 126, 161.
3* SchroederP. W. Op. cit. P. 294; Henderson G. Op. cit. P. 103, 108-109.
<• WentkerH. Op. cit. S. 212-213.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
шат в Тегеране, Хиве и Коканде»* *. Ч. Вуд отказывался терпеть тот факт, что
русские посмели «расположиться слишком близко от наших (британских—В. Д.)
транспортных и торговых коммуникаций с Персией»2*. Британские перспективы
в Иране и вся «азиатская политика», с его точки зрения, зависели от того, сумеют
ли (и насколько успешно) воспользоваться англичане шансом «возвести в тех краях
(на Кавказе—В. Д.) барьер против агрессии России»3*. Помимо черкесов,
реальными союзниками Англии в решении этой задачи являлись турки, поскольку
«жизненно важные органы» их империи, требовавшие защиты от русских,
находились в Малой Азии. Ч. Вуд призывал играть именно на этом обстоятельстве с тем,
чтобы руками османской армии отстоять собственные интересы40.
К захвату Крыма и Грузии призыва.! Джон Рассел, хотя его взгляды не всегда
отличались последовательностью. В них однозначно лишь одно—стремление отторгнуть
Черкесию и Грузию от России, чтобы, с одной стороны, защитить Турцию от
«русской агрессии», с другой—привлечь Иран к делу союзников. В остальном ясности
гораздо меньше. Говоря о необходимости международно-правовой гарантии
независимости Черкесии, Рассел, в то же время, считал целесообразным хотя бы в
какой-нибудь форме передать ее иод власть турок. То же с Грузией. В одном
случае Рассел хочет видеть ее «свободной» и «независимой», в другом—предлагает
отдать эту землю вместе с Тифлисом тем, кто ее «заслуживает больше всего»,—то
есть Ирану, который тем самым будет выведен из-под влияния Петербурга и
переориентирован на Англию5*.
Стрэтфорд-Каннинг и английский посол в Париже Каули настаивали, чтобы
для Англии были добыты «блестящие победы» на Востоке во имя утверждения
там ее полного преобладания над Францией и Россией.
Пальмерстон не считал эти планы дележом шкуры неубитого медведя. «Я
полагаю,—писал он осенью 1854 г.,—наш медведь фактически уже пойман»6*.
Способы послевоенного «наказания» России продумывала и британская пресса,
к рекомендациям которой Лондонский кабинет прислушивался, ввиду того, что
они отражали волю и настроение правящего класса Англии. «Тайме» считала
обязательным наличие в будущем мирном договоре пункта, предусматривающего
независимость «кавказских племен» и установление российской границы по рекам—
Кубань и Терек. Это, по мнению газеты, необходимо для «поддержания европейского
i'WentkerП. Ор. cit. S. 211.
*• Ibid.
30 Ibid.
44bid.S. 211-212.
*4bid.S.209.
** Schroeder Р. W. Ор. cit. Р. 203-205.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
равновесия и ослабления державы, представляющей наибольшую угрозу ему».
«Тайме» предупреждала: пока Россия владеет Кавказом, она будет самым
могущественным государством в Средней Азии, и никакие британские экспедиции в
Афганистан или Южный Иран не изменят ситуацию. Есть лишь один способ
оградить Индию даже от отдаленной опасности и прочно утвердить влияние Англии в
Тегеране и Хиве—послать на Кавказ в помощь туркам 15-20 тыс.
англо-французских войск. «Тайме» уверяла, что в силу враждебности населения региона к русским
союзникам удастся «за пустячную цену» добиться там очень многого1*.
Схожую позицию занимали британские журналы, которые, отказывая России в
праве на Кавказ и рассматривая этот регион не как ее составную часть, а как
барьер против нее, предлагали в качестве гарантий «прочного мира» в Европе
отторжение от России: Грузии—во имя безопасности Турции, Ирана, Афганистана и Индии;
Крыма с его военно-морской базой в Севастополе-—во имя безопасности
Константинополя и Малой Азии; устья Дуная—во имя безопасности и экономического
процветания балканских стран. Провозглашением свободы навигации и международной
торговли в Черном море предполагалось легализовать доставку на Кавказ оружия
и промышленных товаров. Высказывалось предостережение: если Петербург не будет
обуздан по этому рецепту, то через 10 лет он вновь станет возмутителем
спокойствия в восточном вопросе2*.
Утверждалось, что России не под силу цивилизовать Кавказ политически и
экономически, это должна сделать Англия путем избавления народов региона от
«военного деспотизма», переселения туда избыточного английского населения,
развития предпринимательской деятельности3*.
Со временем в призывах общественного мнения к британскому правительству о
включении в «четыре пункта» условия о предоставлении Черкесии независимости
возрастает требовательный тон4*.
До победы над Россией было далеко и поэтому Франция старалась не вносить
раскол в свои отношения с союзниками. В ноябре 1854 г. Пальмерстон посетил Париж
с официальным визитом. Он имел продолжительные беседы с Наполеоном III и Дру-
эном де Люисом. Стороны подтвердили взаимную решимость развернуть крупные
военные операции в 1855 г. и не заключать мир, пока Петербург не примет все их
условия. Теперь, когда союзников уже не удовлетворяло согласие Николая I на
«четыре пункта» в их первоначальном смысле, они стали готовить ужесточенный
вариант ультиматума263. Их не устраивали «скромные результаты» в дипломатии после
«великихусилий» в войне.
10 The Times, 1854. 27 Junc, 22 Sept., 13 Oct.
*• WR. 1854. N 11. Juty. P. 143-144.
»• ER. 1855. V. 102. N 208. P. 524-525, 528, 541.
4*WR. 1855. July.P. 69-70.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Наполеон III и Пальмерстон договорились не объявлять преждевременно о
намерении Франции и Англии пересмотреть границы России261. Они понимали, что абсурдно
требовать от русского правительства территориальных уступок, когда союзные
армии под Севастополем находились в весьма сомнительном положении. Еще
больше обнадежил Пашмерстона Друэн де Люис. Если верить донесению Пашмерстона
в Лондон, то министр иностранных дел Франции якобы сказал ему о своей
солидарности с проектом расчленения Российской империи265. Поведение Франции на
завершающем этапе Крымской войны дает основание предполагать либо
недобросовестную передачу и даже фальсификацию Пальмерстоном смысла его беседы с Друэном
де Люнсом, либо обычную, ни к чему не обязывающую дипломатическую вежливость
со стороны французского министра или уловку, позволенную им, чтобы не нарушать
единство между союзниками. Во всяком случае, в Лондон Пальмерстон вернулся
уверенный в прочности англо-французского союза.
Причины для такой уверенности имелись. Аппетит союзников разгорался, и это
их пока объединяло. Первоначальные цели войны, провозглашенные весной
1854 г., то есть то, ради чего морские державы отважились на столь огромное и
рискованное предприятие, были полностью достигнуты к сентябрю. Русские ушли из
Дунайских княжеств; Константинополю, Проливам и целостности Османской
империи ничего теперь (как, впрочем, и раньше) не угрожаю1*. Это обстоятельство, наряду
с широкой эскалацией войны в соответствии с новыми задачами, невольно
наводит на мысль об изначальном подспудном присутствии в сознании политических и
военных деятелей Запада более масштабной программы, чем та, что была
публично объявлена как экстренное средство спасения Турции от «русской угрозы».
Уж подозрительно быстро и неожиданно появились у союзников стратегические
проекты, о которых еще совсем недавно никто и не думал.
По мере укрепления преимущества союзников в Крыму Лондон стал уделять
Кавказу больше внимания. В январе 1855 г. Кларендон, упрекая Стрэтфорд-Каннинга
в недостаточном радении об Анатолийской армии, признавался, что положение в
Малой Азии вызывает у него «возрастающее беспокойство», а доклады Вильямса
произвели «крайне удручающее впечатление» на королеву и ее министров, проявивших
«величайший интерес» к этому вопросу. Несколько позже Кларендон заговорил со
Стрэтфорд-Каннингом более резко. Прямо обвинив его в пренебрежении
инструкциями из Лондона, госсекретарь внушительно подчеркнул: «Войска в Карее
интересуют меня более, чем какие-либо другие»266.
Однако ни выговоры шефа, вызывающе парированные
Стрэтфорд-Каннингом, ни тревожные донесения Вильямса, казалось, не трогали посла. Некоторые документы
даже наводят на мысль, что Кларендон побаивался своего строптивого
подчиненного, но не реша1ся его уволить из-за безраздельного влияния Стрэтфорд-Каннинга
•• Chamberlain M. E. Op. cit. Р. 105.
ГЛАВА II. ВОИНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
на турецкий двор. «Что за чума этот человек!»{*—писал министр, в общении с
которым посол позволял себе наставительный тон. Современники шутливо намекали на
свою неспособность понять, кто из них стоял выше в служебной иерархии2*.
Все же Стрэтфорд-Каннингу пришлось удостоить главу Форин оффис
объяснений по поводу долгого молчания в ответ на многочисленные депеши Вильямса с просьбами
о помощи. Он заявил, что, во-первых, не хотел обнадеживать генерала
обещаниями, которые, по независящим от него, Стрэтфорд-Каннинга, обстоятельствам,
могли остаться невыполненными. Во-вторых, регулярной переписке мешала из
рук вон плохо поставленная почтовая связь между Константинополем и Трапезун-
дом3*. Будущих критиков Стрэтфорд-Каннинга эти аргументы не удовлетворят, вероятно
потому, что они знали о его необычном положении при султанском дворе. Воля посла
была почти законом для турецкого Дивана, покорно внимавшего его выговорам и
приказам. Константинопольские министры в угоду Стрэтфорд-Каннингу ломали себе
головы над тем, кого поставить главнокомандующим Анатолийской армией и как
помочь ей в условиях хаоса в стране. По его требованию отдавали под суд высших
офицеров и должностных лиц4*.
В западной историографии и публицистике Стрзтфорд-Каннинг иногда подвергшей
нападкам за отсутствие стремления помочь Анатолийской армии продовольствием,
контингентами и обмундированием, оказав соответствующее влияние на султана5*.
Подчас его называют прямым виновником падения Карса.
Этот приговор не совсем справедлив. Странное, на первый взгляд, поведение
посла можно объяснить двумя обстоятельствами, дополняющими его собственную
версию. Расшевелить инертное турецкое правительство, насквозь пропитанное
интригами, коррупцией и не способное управлять своими войсками, было
непросто даже для Стрэтфорд-Каннинга, в чем он сам признавался и чего не отрицали
даже его беспощадные критики267. «Если привести лошадь к реке легко, то
заставить ее пить, когда она этого не хочет, гораздо сложнее»,—язвил Стрэтфорд-Каннинг^*.
Сыграла роль, разумеется, далеко не главную, и его личная неприязнь к Вильямсу,
выражавшаяся в непристойных эпитетах7*.
¦в MaxwellH. Op. cit. V. 2. Р. 68.
*• HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1685.
3* Ibid. Р. 1617; Malcolm-Smith E. F. Ор. cit. Р. 297; Papers relative to Mililarv Affairs.., p. 78.
** RDM (Paris). 1860. T. 27. 15 mai. P. 405, 407, 414, 426, 429; Lane-Poole S. The Hfe of the right
honourable Stratford Canning. L., 1888. V. 2. P. 424.
3* Tyrrell H. Op. cil. V. 3. P. 4, 8; Nolan E. H. Op. cit. P. 449-450; The Times, 1856. Jan., 28;
Lanzedelli H. Op. cit. P. 247.
6° Papers rclative to Militan Aflairs.., p. 77-78; ADM 1856-1857. Paris, 1857. P. 393-394; LanzedelliK.
Op. eit. Bd. 2. S. ЗОб/
•° MaxwellH. Op. cit. V. 2. P. 66.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Причина этого казалось бы ничем не спровоцированного чувства осталась
загадкой для некоторых современников268. Ответ на нее нужно искать в особенностях характера
посла. Самолюбивый Стрэтфорд-Каннинг, привыкший беспрепятственно
хозяйничать в Турции и не допускавший мысли о соучастии в этой привилегии
кого-либо из соотечественников, усмотрел в широких полномочиях Вильямса
покушение на свою «неограниченную» власть. Он, конечно, предпочел бы иметь
генерала у себя в подчинении так же, как и всю турецкую администрацию. И без того
задетого Стрэтфорд-Каннинга вдобавок раздражали независимое поведение
Вильямса, его растущий авторитет. Выход чувствам посол дал в одном из писем к
Кларендону, где плохо скрыты обида и ущемленное тщеславие269. Без всяких
обиняков Стрэтфорд-Каннинг заявил своему шефу, что Вильяме всего лишь армейский
уполномоченный, и его «не следует поощрять в стремлении помыкать послом Ее
Королевского Величества»1*.
Однако личное отношение к Вильямсу нисколько не мешало Стрэтфорд-Каннинг}7
быть неутомимым в делах, касавшихся служебного долга и интересов
Великобритании, вникать во все детали проблем, беспокоивших генерала2*. Дважды в октябре,
трижды в ноябре, пять раз в декабре 1854 г. посол требовал от правительства
Турции позаботиться о Карее и «пресечь злоупотребления» в Анатолийской армии3*.
В конце ноября Вильяме подтвердил получение значительных запасов
продовольствия и амуниции. Турецкий Диван сместил ряд лиц с высших командных постов4 *.
По настоянию Стрэтфорд-Каннинга султан послал в Каре около 1000
артиллеристов, изрядное количество пороха и боеприпасов. Немалая часть последних,
правда, не дошла дальше Зрзерума5*. В первом полугодии 1855 г.
Стрэтфорд-Каннинг не переставал оказывать давление на Порту, преодолевая противодействие
сераскира (военного министра Турции) Риза-паши, поддерживаемого
Францией6*. Английский посол торопил и свое правительство помочь Анатолийской
армии, регулярно сообщая о ее угрожающем положении270. В течение зимы и весны
1855 г. на подмогу Вильямсу отправляются полковник Генри Этуэлл Лейк,
специалист по военно-инженерной части, и майор Г. Л. Томпсон, в Баязедский
пашалык—майор Олфертс.
»* AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 381.
2* RDM (Paris). 1860. Т. 27. 15 mai. Р. 405;Lane-PooleS. Op. cit. V. 2. P. 431; Skene J. H. Wilh Lord
Stratford in the Crimean War. L., 1883. P. 294.
30 AKAIv. T. 9. С 408. Papers relative to Military Aflairs.., p. 13-14, 42, 56; HPD. V. 141. L., 1856.
P. 1614; Lane-Poole S. Op. cit. V. 2. P. 423-429; Malcolm-SmUh E. F. Op. cit. P. 296.
4* Malcolm-Smilh E. F. Op. cit. P. 296.
5* HPD. V. 141. L., 1856. P. 1672; Lane-PooleS. Op. cit. V. 2. P. 425-426; Papers relativc to Mililary
Aflairs..,p. 92, 144.
•• Malcdm-Smith E. F. Op. cit. P. 297-298; Papers relative to Mililary Affairs.., P. 118-119, 210,
212-214,348-349,354.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
К началу новой кампании Каре (не в последнюю очередь благодаря усилиям
Стрэтфорд-Каннинга) превратился почти в неприступную крепость271. Хотя Виль-
ямсу не удалось поднять организационный уровень Анатолийской армии до
европейских стандартов, он все же сделал ее пригодной для боевых действий,
справившись, таким образом, с задачей невероятно сложной в условиях саботажа
турецких пашей, ставших нормой интендантского воровства, дезертирства, анархии,
фактического отсутствия снабжения, бессилия константинопольских властей1*.
С начала 1855 г. кавказские замыслы Лондона начинают приобретать конкретные
очертания. Это хорошо видно по переписке Кларендона с британскими послами в Париже
и Константинополе. Министр признается, что он «жаждет сделать что-либо для
Черкесип без дальнейшего промедления—то немногое, что нам удалось в прошлом
A854—1?. Д.) году, исполнено скверно, и теперь мы должны извлечь уроки из этого
опыта»2*. Повестка дня на 1855 год—признать и гарантировать черкесам
независимость от России и Турции, тем самым поднять их на вооруженную борьбу в надежде,
что они смогут дать в распоряжение союзников от 8 до 10 тысяч боеспособных
всадников. Для достижения предварительной договоренности с горцами Кларендон имел
в виду послать на Кавказ британскую дипломатическую миссию, в состав которой
предполагалось включить агента Адама Чарторыйского Людвига Зверковского (ЛенуараJ72.
Одновременно госсекретарь начал осторожно выяснять, возможно ли добиться от Порты
официального заявления об отказе от притязаний на Черкесию3*.
Активизация Англии на Кавказе в какой-то степени была связана с уходом с поста
премьера в феврале 1855 г. Д. Г. Эбердина, критикуемого, между прочим, за
неспособность вести войну в Малой Азии «энергично и результативно», а поэтому не
засиживающего «доверия и поддержки общества»4*. Его укоряли даже коллеги по
кабинету. Министр колоний Д. Рассел, серьезно озабоченный чрезвычайно важным,
по его мнению, вопросом о положении на закавказском фронте, заявил, что
представлял его на рассмотрение Эбердина, но тот реагировал очень вяло3*. Плохую услугу
оказала премьеру давняя легенда о его «русофильстве», ускорившая отставку.
Критические настроения проникли и в среду британского офицерства. Так,
подполковник из штаба союзных войск под Севастополем А. Стерлинг полагал, что Англии
надо послать на фронт еще 50 тыс. человек для завоевания Крыма и, затем,
Грузии. «Полумеры и надежды на мир погубят нас»,—писал он0*.
¦• RDM. 1860. Т. 27. 15 mai. Р. 405; Ибрагимбейли X. М. Указ. соч. С. 268-272.
*• AGKK. Scric III. Bd. 3. S. 331; ср.: S. 648, 703-704.
3*Ibicl.S.412.
'* HPD. V. 141. L., 1856. P. 1627-1628,1861-1862, 1870; TyreUIL Op. cit. V. 3. P. 158.
*• HPD. V. 141. L., 1856. P. 1627, 1899.
60 Letters from the army in the Crimea, written during the years 1854, 1855, and 1856, bv a staff-offi-
cerwho was there. L., s. а. Р. 103.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Спустя некоторое время после удаления Збердина от дел у него нашлись
защитники, доказывавшие его «особый» интерес к состоянию Анатолийской армии1*.
* * #
Как бы ни было, в феврале 1855 г. портфель главы правительства достался
Пальмерстону—государственному деятелю более радикального склада, нежели
Эбердин. Новое назначение, с восторгом встреченное официальными кругами
Лондона, было симптоматично, ибо оно знаменовало торжество бескомпромиссных
настроений по отношению к России. «Меня поддерживает общественное мнение
страны... В настоящий момент я—незаменимый человек»,—писал Пальмерстон брату2*.
Теперь кабинет бесповоротно взял курс на продолжение войны до полной
реализации планов Пальмерстона, в том числе кавказских3*. Премьер стремился избавиться
от всех ограничений, сдерживавших размах войны и особенно от обязательств не искать
от России территориальных уступок4*. Казалось, перед Пальмерстоном открывалась
перспектива осуществить по крайней мере значительную часть провозглашенного
им «идеала». Он продолжал смотреть в будущее с большим оптимизмом5*.
Был, однако, один деликатный момент, требовавший соответствующего подхода.
Готова ли Турция, несущая основную тяжесть войны на Кавказе, отказаться от
притязаний на Черкесию и признать ее независимость, что на самом деле означало
бы для Англии уступку права контроля над этой территорией ? Как выяснилось через
Стрэтфорд-Каннинга, подобного желания у Порты не было. Турецкий министр
иностранных дел Решид-паша сообщил британскому послу о согласии Константинополя
лишь на внутреннее самоуправление черкесов под верховным сюзеренитетом
султана. Мало того, такой же статус предполагался для Грузии273.
Пальмерстон и Кларендой были крайне недовольны османскими претензиями,
считая их исторически и юридически безосновательными. По мнению англичан,
если сюзеренитет над Грузией и Черкесией когда-либо и принадлежал Турции, то
она официально отказалась от него в пользу России, а теперь почему-то считает себя
вправе ожидать от союзников возвращения утраченного274. Пальмерстон и Кларендон
полагали, что в данном вопросе необходима не «чрезмерная деликатность», а
«повелительный тон», ибо Англия не может приносить свои реальные интересы в
жертву «турецкой мечте»275.
В апреле Кларендон в письме к Вильямсу изложил соображения британского
правительства о боевых операциях в Грузии и Черкесии. Предполагался удар по рус-
¦• HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1840-1842.
2* Яатш Я. С. Op.cit. Р. 15.
3* Driault E. La question cTOrient depuis ses origines jusqifa nos jours. Paris, 1909. P. 180; Wentker //.
Op. cit. S. 207.
4* SchroederR W, Op. cit. P. 303.
5* RanumR. С. Ор. cit. P. 77,102.
ГЛАВА II. ВОЙНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 i .-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
ской армии в Закавказье одновременно с двух сторон: с юга турецкими войсками,
базировавшимися в Карее, который рассматривался английскими стратегами как
важный плацдарм для наступления, и с северо-запада соединенными силами десанта
союзников и горской кавалерии. Такое взаимодействие, по мнению Кл арен дона,
позволяло окружить русских и отрезать их связь с 200-тысячным контингентом,
оставленным на Северном Кавказе для наблюдения за Шамилем.
В подобной ситуации было чуть ли не желательным наступление русских на Эрзе-
рум, поскольку оно облегчало возможность атаковать их с тыла, оголявшегося с
каждым шагом в глубь турецкой территории. «Чем дальше уйдут русские от
Тифлиса,— писал Кларендон,—тем вернее они потерпят поражение». При этом министр
даже допускал уступку Карса, полагая ее, конечно, временной. Он считал целью
будущей кампании отторжение от России Закавказья и Черкесии—сфер «особых
интересов» Англии276.
Аналогичными соображениями делился в мае 1855 г. с новым военным министром
Англии Ф. М. Пэнмюром Пальмерстон. Он предлагал довести численность
турецких войск в Карее и Эрзеруме до 30 тыс. и поручить общее командование английскому
генералу Р. Д. Вивиану. Причем, Пальмерстон, проявляя в данном случае мало
реализма, уповал на добровольное согласие армян вступить в турецкую армию, как
на один из источников ее пополнения.
30-тысячному контингенту предстояло, по замыслу Пальмерстона, выбить
русских из Грузии и соединиться с черкесами. В своих планах он предрешил также судьбу
Западного Кавказа: в лучшем случае этот район становился владением Англии, в
худшем—либо переходил к туркам, либо оставался в руках горцев, но при любом исходе,
разумеется, оказывался в сфере прямого влияния англичан.
Пальмерстон хорошо понимал, что перед лондонским правительством встают в
Закавказье не только военные, но и политические проблемы, решать которые с
помощью армии, целиком состоящей из мусульман, трудно. Появление в Грузии турок «с
их религиозным фанатизмом и плохой дисциплиной может привести к
эксцессам»1*,—высказывал он справедливые опасения.
Однако рецепты, предлагаемые им для устранения подобных осложнений, не
отличались ни продуманностью, ни эффективностью: по его мнению, достаточно
поставить британских офицеров во главе мусульманских подразделений, и грузины,
якобы ненавидящие русских, будут тысячами присоединяться к турецкой армии.
Пророча «успешную и блистательную кампанию» на Кавказе, Пальмерстон
обращал внимание на выгодность проекта, не требовавшего особых материальных и
людских затрат2*. Ведь Англия, отвоевывая Кавказу России чужой кровью,
сохраняла свои деньги и солдат.
¦'PP.V. 1.Р.212.
'Mbid. Р. 211-212.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Реализации этих замыслов были подчинены переговоры в мае 1855 г. между Кла-
рендоном и А. Чарторыйским о формировании и отправке на Кавказ польского легиона.
Расходы по его обмундированию и содержанию брала на себя Англия1*. Стремясь
располагать как можно более полной информацией о положении в этом районе, Кла-
рендон встретился со Зверковским, слывшим экспертом по кавказским делам2*.
Англо-польские консультации по кавказском}'вопросу продолжались летом и осенью
1855 года3*, но ничего реального из этого не получилось.
Мы уже упомянули, что Стрэтфорд-Каннинг, не любивший предприятия,
руководство которыми принадлежало не ему, не поддержал, если не сказать сорвал,
миссию полковника Ллойда. В противовес ей, посол готовил для поездки на
Кавказ своего человека, точнее человека, ставшего «своим» после того, как он нашел,
в отличие от Ллойда, общий язык со Стрэтфорд-Каннингом. Им был капитан войск
Ост-Индской компании Фредерик Хьюз. Он сам предложил британскому правительству
послать его в Черкесию для организации «сопротивления России»4*.
По прибытии в Константинополь в октябре 1854 г. Хьюз подробно рассказал Стрэт-
форд-Каннингу о своих планах и, судя по всему, не имел—опять-таки в противоположность
Ллойду—ничего против того, чтобы поступить в полное распоряжение посла. Это
косвенно подтверждается тем фактом, что информацию о деятельности Хьюза
Лондон (Форин оффис и Военное министерство) получал только от Стрэтфорд-Кан-
нинга (в то время как Ллойд напрямую докладывал и Кларендону, и РэглануM*.
Первоначально предполагалось, что Хьюз доставит на Северный Кавказ 200
винтовок Миние с боеприпасами для организации нападения горцев на
Владикавказ и захвата контроля над Военно-Грузинской дорогой0*. Однако при отсутствии
достаточной информации о положении в регионе пришлось внести коррективы в
это предприятие, придав ему скорее характер разведывательной операции.
В начале мая 1855 г. Хьюз отправился в Черкесию, взяв с собой в подарок
горцам 50 винтовок и 20 бочек боеприпасов7*. Себе в помощники он взял дагестанца
Энниса Эфенди, связанного с британским посольством в Турции277.
В ходе поездки Хыоз встречался с Мухаммедом Эмином и имел с ним обстоятельный
разговор. Из него выяснилось, что турки сеют раздор между черкесами, чтобы
держать в своих руках черноморское побережье и доступ в глубь страны. Поэтому
'* KukielM. Op. cit. Р. 197; Ibrahim Korcmezli. Op. cit. P. 71-72.
2* WiderszalL. Op. cit. Р. 140.
*4bid.P. 146.
¦iMWentker И. S. 224.
54bid.S. 224-225.
•• Ibid. S. 224. Рэглаи скептически относился к этому плану, считая его недостаточно продуманным.
(Ibid. S. 224-225).
7* Ibid. S. 225.
ГЛАВА И. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
доставить горцам военную помощь невозможно. О Шамиле Хыоз не узнал ничего,
кроме того, что он «постоянно тревожит врага (русских—В. Д.)»1*. О встрече с
имамом не было и речи.
В мысли Стрэтфорд-Каннинга стали закрадываться сомнения в реальности
использования имама. «Мне кажется,—писал он,—что Шамиль—это фанатик и
варвар, с которым не только нам, но и Порте будет трудно установить какие бы
то ни было удовлетворительные отношения. Его наиб в Черкесии—такой же»2*.
Стрэтфорд-Каннинг предполагал, что если черкесы будут «освобождены от
русского ига», они распадутся на крохотные сообщества, не признающие ничьей власти
над собой3*.
Миссия Хьюза не столько ответила на старые вопросы, сколько поставила новые.
Что турки имеют свои, отличные от британских, планы на Кавказе, ясно было и до
этого. А вот на кого именно делать ставку Англии и чего хочет (или не хочет)
Мухаммед Эмин—стало еще более непонятным.
Если бы подобные вопросы обескураживали Лондонский кабинет, он прекратил
бы деятельность своих эмиссаров на Кавказе. Но в том-то и дело, что эта активность
не только не спадает, но и нарастает.
Одновременно с Хьюзом и позже целый ряд агентов британского правительства
получил поручение изучить условия для развертывания боевых действий на
Западном Кавказе. И от этих людей в Лондон поступала совсем иная информация. Среди
них—Шерард Осборн, капитан английского корабля «Везувий», составлявший
бодрые прогнозы. 19 мая 1855 г. он прибыл в Геленджик, где вел переговоры с Мустафа-
пашой и Сефер-беем. Те, как явствует из доклада Осборна адмиралу Лайонсу,
обещали при первой необходимости собрать в течение 20 дней до 30 тыс.
вооруженных черкесов, блокировать и изматывать гарнизоны Анапы и Суджук-кале.
Лайонс, как и Лондонский кабинет, полагал, что намечавшаяся экспедиция
британского флота в Керчь и Азовское море явится для горцев своевременной поддержкой
и сигналом к активным действиям4*. Для предстоящих операций англичане
запасали черкесов оружием, амуницией, деньгами5*.
В мае союзники высадили десант в районе Суджук-кале с целью прорваться
через Лабинскую кордонную Линию и идти прямо на Ставрополь. Мухаммед Эмин
собрал у абадзехов народный сход, на котором два англичанина уговаривали
горцев присоединиться к прибывшим европейским войскам, испытывавшим недостаток
лишь в кавалерии, н обещали щедрую оплату золотом. Абадзехи отказались, заявив,
,0 WenlkerH. Ор. cit. S. 225.
** WidensalL. Ор. cit. Р. 135-136.
30 WentkerH. Op. cit. S. 222.
** RW. 1855. Р. 152, 155-156; WiderzsalL. Op. cit. P. 145; Дельбрюк Г'. Указ. соч. Т. 5. С. 95.
5* HPD. V. 141. L., 1856. Р. 2054, 2103; Driault E. Op. cil. Р. 180.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
что не имеют на то приказаний ни от турецкого султана, ни от Мустафа-паши, ни
даже от Сефер-бея.
Англичане предложили Мухаммеду Эмину отправиться во главе черкесской
делегации в Константинополь и удостовериться в правомочности иностранцев говорить
от имени османского правительства. Наиб не согласился. Погруженный в атмосферу
всеобщего недоверия, наложившую отпечаток и на его мировосприятие, он
подозревал (возможно, напрасно) англичан в стремлении учинить над ним расправу руками
его политического противника Сефер-бея. Такой оборот дела, обусловленный, с одной
стороны, сложной социальной картиной, а с другой—особенностями непривычной
для европейцев психологии горца, соединявшей легковерность и
подозрительность, совершенно озадачил иностранцев. В отчаянии они осыпали Мухаммеда
Эмина и черкесов обидными упреками, назвав их «изменниками и подлецами».
Перебранка едва не закончилась плачевно для англичан.
Абадзехи, с начала весны 1855 г. постоянно созываемые на сходы, на которых
им объявляли о скором прибытии турецких войск, на самом деле так и не
показавшихся, имели основания сомневаться в полномочиях европейских эмиссаров1*.
Помнили они и то, как британские агенты не выполняли свои обещания в 30-е гг.
Вероятно, недоверие горцев к англичанам сохранялось также благодаря посланию
Уркарта (май 1854 г.) «К вождям и племенам Черкесии», в котором он призывал
черкесов рассчитывать только на собственные силы и не надеяться на британскую
помощь, поскольку правительства России и Англии находятся в преступном сговоре
и лишь создают видимость войны2*.
В июне 1855 г. из британского Адмиралтейства последовал приказ атаковать
Анапу и Суджук-кале3*, овладению которыми придавали большое значение в
Лондоне. Командир английской дивизии в Крыму герцог Д. У. Кембриджский,
например, советовал Пэнмюру отрядить специальные войска в район Анапы. Захватом
этих крепостей предполагалось привести в движение черкесов, оказать
моральное воздействие на армию союзников в Крыму и в определенной мере предрешить
успех под Севастополем4*. Союзное командование решило уничтожить Анапу и Суди^к-
кале комбинированным ударом: с моря—англо-французской эскадрой, с суши—силами
горской кавалерии.
Этот план был принят по инициативе и под нажимом англичан. Французский
главнокомандующий генерал Ж.-Ж. Пелисье весьма неохотно согласился участвовать
в его осуществлении. Тем не менее он считал, что будет полезно, если успех этой
¦•ШССТАК. С. 447, 452-454.
**FP. 1858. V. 6. N 16. Р. 128.
3* RW. 1855. Р. 207; TyrellH. Ор. cit. V. 2. Р. 155.
4# РР. V. 1. Р. 214,217,222,226,244; DevanlayL. Leltrcs de Crimee du General Breton A805-1855).
Paris, 1909. P. 138.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
операции подтолкнет черкесов к действиям, которые отвлекли бы русские силы из
Закавказья и облегчили бы положение турецкой армии в Малой Азии1*.
3 июня Наполеон III отправил в Крым, в штаб своей армии, телеграмму: «Ни под
каким предлогом не допустите экспедиции против Анапы»278. По неизвестной
причине она дошла до адресата лишь 8 июня, когда начавшуюся операцию уже нельзя
было предотвратить. Но тут же стало известно, что русские оставили Анапу и
Суджук-кале. Английский адмирал Хьюстон Стюарт и французский—Леопольд
Шарне, специально посланные на кавказское побережье для проверки данных
сведений, подтвердили их достоверность279.
Решение об эвакуации гарнизонов черноморских крепостей диктовалось стратегической
необходимостью сократить сильно растянутую линию обороны Северо-Западного
Кавказа и сосредоточить немногочисленные войска в одном месте, которым был избран
Темрюк. Владение им позволяло контролировать Кубань—важный транспортный
путь—и защищать территорию, расположенную к северу от этой реки, с ее главным
центром—Екатеринодаром2*.
Цену этой позиции знал и неприятель. Сюда направляется англо-французская
эскадра из 18 паровых судов с намерением произвести десант. Внезапно
поднявшаяся буря заставила командира соединения отложить операцию до тех пор, пока
не успокоится стихия. Тем временем к Темрюку успели подойти B7 мая/8 июня)
русские войска из Анапы, Суджук-кале и Тамани. Получив сообщение об этом,
противник не рискнул высаживаться и начинать сражение. Опустевшую Анапу заняли
турки во главе с Мустафа-пашой и небольшой англо-французский отряд, который
вскоре ушел оттуда280.
В Суджук-кале приехал Сефер-бей, лишенный теперь возможности уютно
отсиживаться в Сухум-кале. Вместо того чтобы привезти с собой полученное им от турок
военное снаряжение для черкесов, он отправил его в Батум. Перед Мустафа-пашой
он нелепо оправдывался отсутствием транспорта для перевозки груза, как будто корабль,
доставивший снаряжение в Батум, не мог с таким же успехом добраться до Суджук-
кале. В действительности же Сефер-бей сделал это умышленно, в надежде иметь предлог
уклониться от выполнения данных султану обещаний о сформировании из горцев
регулярных соединений. Ему не хотелось расписываться в своем бессилии
воздействовать на черкесов.
На общинном сходе у натухайцев, где присутствовали представители и других
племен, Мустафа-паша и Сефер-бей призвали горцев выставить половину боеспособного
населения. Результаты оказались весьма скромными. Между Анапой и Суджук-кале
удалось собрать около 20 тыс. человек, включая несколько тысяч турецких солдат.
|e Derrecagaix V. В. Lc Marcchal Pelissier Duc de Malakoflf. Paris, 1911. P. 393-394.
*• ПокровскийМ. Военные действия.., с. 156-157; Сборник известий.., кн. 31. СПб., 1857. С. 170-
172; Собрание донесений.., с. 328-329; Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 301-302.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Командование ими Турция возложила на Мустафа-пашу. Основную массу этого
набора составляли натухайцы. Незначительное количество людей прислали убыхи
и шапсуги. От абадзехов не было никого: вместе с ними Мухаммед Эмин
изолировался от турецких пашей. Он подозревал, что они заняты войной скорее против него,
чем против России. Князь А. Шервашидзе последовал примеру наиба. Более
мелкие этнические группы черкесов, наряду со сванами и осетинами, отвергли
приглашения османских агентов281.
Мустафа-паша и Сефер-бей не знали, как распорядиться собранным войском.
Испытывая страх перед Россией, они были готовы при малейшей опасности
искать спасения в горах. После двух недель бездействия и пустых разговоров
терпение горцев иссякло. От 20 тыс. человек едва сохранилась десятая часть,
остальные разошлись по домам. Боясь потерять и ее, паши, наконец, решились
на кое-какие шаги.
Оставив больше половины людей для охраны Анапы и Суджук-кале, с одним
батальоном, одним эскадроном, четырьмя орудиями в сопровождении 2 тыс. нату-
хайских всадников они двинулись вдоль левого берега Кубани через шапсугов к
границам абадзехов. По мере удаления от Анапы и приближения к владениям
своевольного наиба у них росло чувство неуверенности. Оказываемый им по дороге
прием не ободрял. Будучи оба уроженцами Черкесии, Мустафа-паша и Сефер-бей
не понимали духа и настроений горцев. Турецкое воспитание приучило их
ненавидеть в народе и расценивать как бунт все, что не походило на рабское смирение. С
каждым днем усиливалась враждебность к ним горцев, не желавших, чтобы из их земли
сделали османскую провинцию. Расположившись лагерем на территории абадзехов,
паши послали к Мухаммеду Эмину нарочного с предложением явиться на
переговоры о совместных действиях. Он не только отказался, сославшись на недомогание,
но и начал стягивать войско на расстоянии трехчасового перехода от визитеров.
В страхе быть плененными «зарвавшимся» наибом они поспешно ретировались.
Мустафа-паша и Сефер-бей объявили его «предателем» и «гяуром»,
потребовав от черкесов соответствующего отношения к нему. Они подкупали противников
Мухаммеда Эмина, стремясь предотвратить распространение его влияния на
шапсугов и подорвать его власть у абадзехов. Это приводило к внутренним распрям и
разобщенности в народе.
Ради того, чтобы пустить пыль в глаза и султану, и черкесам, наши создавали
видимость боевых операций, совершая бесполезные перемещения на левом берег)
Кубани, обстреливая из артиллерии безлюдный правый берег, демонстративно
«угрожая» форсировать реку и т. д.
Мустафа-паша сообщил в Константинополь об изгнании русских из всего края,
о возможности достичь еще более крупных успехов, упущенной из-за
«непослушания» и «необузданности» горцев, которых Мухаммед Эмин возмущает против
султана. Он писал о небезопасности пребывания здесь турецкого отряда, ибо
ГЛАВА II. ВОЙНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
черкесы могут выдать его врагу. Вследствие этих донесений Мустафа-паша
получил приказ вернуться в Батум1*.
Сефер-бея оставили в Анапе с сотней солдат для личного эскорта и сотней
артиллеристов. Извиняясь перед Портой за невыполнение обещаний, он взваливал вину
на наиба, поднявшего смуту в народе. Он по-прежнему внушал горцам, что их
спасение от России—в преданности падишах}7 и исламу. Сефер-бей видел тщетность
своей пропаганды. Будучи не в состоянии «мобилизовать» своих
соотечественников в нужном количестве, он не собирался угрожать силам русских на правом берегу
Кубани. Удобно устроившись в Анапе, он превратился из «полководца» в маклера-
спекулянта, посредничавшего между7 черкесами и англо-французскими коммерсантами,
скупавшими у них продовольствие для союзной армии под Севастополем2*.
Уменьшение опасности нападения со стороны закубанских горцев позволило
России сократить войска, рассредоточенные по правому берегу Кубани, от устья до
Екатеринодара. Здесь осталось не более 30 тысяч человек. 40 тысяч человек при
64 орудиях перебросили в Крым, 20 тысяч при 48 орудиях—под Каре. Туда же был
переведен пехотный полк с артиллерийской батареей из Мингрелии. В целом
армейские части, расположенные на линии Тифлис—Каре получили в
подкрепление 30 тысяч человек и 76 орудий3*.
* * *
Возможность высадки англо-французского десанта на побережье Черкесии или
Мингрелии вовсе не исключалась. Но нужно было найти для нее подходящее место
и договориться с горскими «князьями» о совместном выступлении4*. Эту миссию
возложили на специального агента британского правительства Д. Лонгуорта,
побывавшего на Кавказе в 30-е гг. и занимавшего с 1851 г. официальную дипломатическую
должность282. Источники аттестуют его как «способного агента», «человека с
большим опытом и тактом»3*. В апреле 1855 г. Кларендон дал ему инструкцию, в
которой говорилось, что кабинет Ее Величества нуждается в «достоверной
информации о настоящем положении дел в Черкесии». Лонгуорту предстояло выяснить,
насколько возможно рассчитывать на сотрудничество местных народов, если
обстоятельства потребуют их активного участия в войне. Ему рекомендовалось обосноваться
в таком месте побережья, откуда легко связаться с влиятельными черкесами6*.
Конкретно в его задачи входило следующее: определить количество горской
кавалерии, способной выполнять приказы британского командования; доставить
на Кавказ пушки, ружья, свинец и порох; установить связь с Шамилем, собрать све-
i'Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 309-313.
24bid.S.314.
34bid.S. 314-316.
*'RW. 1855.Р. 110.
5* Осман-беи. Указ. соч. С. 206; AGKK. Scrie III. Bd. 3. S. 335, 341.
e* AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 539.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
дения о его планах, оценить масштабы его влияния среди кавказских народов;
изучить социальную обстановку и перспективы преодоления внутренних междоусобиц
и разобщенности, указав на наиболее приемлемую для этой цели форму
государственного устройства. Кл арен дон советовал ему проявлять умеренность в посулах,
воздерживаться от обещаний «чего-либо, кроме военной помощи»14, как будто эта
помощь предоставлялась не в политических целях283. Британское правительство также
поручило своему эмиссару сформировать из черкесов кавалерийский корпус в
8-10 тысяч человек для переброски в Крым. Лонгуорта наделили немалыми
средствами и полномочиями24. Решение об отправке его на Кавказ было принято на
специальном заседании Лондонского кабинета3*.
О миссии Лонгуорта Англия известила Францию, на что последняя отозвалась
предложением послать на Кавказ для «пущей важности» своего представителя
вместе с англичанином4*. Оказалось, что французский агент Шарль-Франсуа Шампуазо
уже отправился в Батум, откуда он должен был проследовать в Черкесию284.
Визит Лонгуорта был обставлен с помпой и внушительным церемониалом: он
прибыл в сопровождении целой свиты советников на двух военных пароходах. Англичане
хотели не только произвести впечатление на горцев, но и подчеркнуть значимость
лонгуортовской миссии5*. Вначале казалось, что это удалось. На берегу собралась
огромная толпа черкесов, приведенная в волнение картиной стоявших на рейде
кораблей и торжественностью высадки иностранного «посольства»6*.
Пробыв в Черкесии все лето 1855 г. британский эмиссар убедился, что с 30-хго-
дов многое здесь изменилось. Бывший союзник англичан Сефер-бей, с точки зрения
Лонгуорта, потерял влияние среди горцев. Власть знати ослабла: турки,
недовольные вмешательством Англии в кавказские дела, на которые они смотрели почти как
на домашние, проявляли сами и внушали черкесам подозрительность к иностранцам7*.
Эту подозрита1ьность британский агент испытал на себе, когда Сефер-бей и Мустафа-
паша помешали его путешествию в глубь страны8*. Официальным фирманом султан
,0 AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 539-540; LuxenbuvgN. England and the Caucasus.., p. 501-502; Ejusd.
Russian Expansion.., p. 193,196-197; Hoflmann J. Das Problem einer Seeblockade Kaukasicns nach
Pariser Frieden von 1856//Foi*schungenzurOsteuropaischenGeschichte. Berlin, 1966. S. 137; Wider-
sza/L. Op.cit.P. 140-141.
** Lapinski T. Op. cit. Bd. 1. S. 318; WentkerH. Op. cit. S. 226-227.
»• AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 524.
••Ibid.S.361.
3' HPD. V. 141. L., 1856. P. 2054.
•* BEM. 1856. V. 79, June. P. 693-694.
70 HPD. V. 142. L., 1856. P. 41; ЬшепЬигдN. England and the Caucasus.., p. 503; Ejusd. Russian Expan-
sion.., p. 197-198; WiderszalL. Op. cit. P. 151-153; WentkerH. Op. cit. S. 231-232. Это отмечали
и другие английские агенты. См.: OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign of the Turkish Army under
Omer Pasha. L., 1856. P. 10, 17, 51-52.
»• BEM. 1856. V. 79. June. P. 697, 706-707; WcntkerH. Op. cit. S. 233.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
обязывал Мустафа-пашу и Сефер-бея оказывать содействие Лонгуорту285. Однако
тайно им было предписано срывать замыслы англичан под благовидным предлогом280.
Такая установка вполне отвечала желаниям Сефер-бея: ведь он не смог бы
собрать и сотни людей, которые согласились бы воевать за пределами дома даже за
высокую английскую плату. Стремясь отвлечь внимание Лондона от Черкесии,
турецкое правительство, в ответ на запрос Стрэтфорд-Каннинга о положении в крае,
поспешило сообщить об отсутствии на Северо-Западном Кавказе условий для сколь-
нибудь серьезной акции против России1*.
Мухаммед Эмин жаловался Лонгуорту, что после своего визита в английское
посольство в Константинополе и последующего дружеского приема им английских
офицеров Брока и Хьюза он был лишен турецкого жалования и впал в немилость2*.
Но и к англичанам наиб, единственная реальная политическая фигура в
Черкесии, относился настороженно3*.
Лонгуорт с досадой констатировал «значительные успехи» России в
успокоение закубанских провинций, достигнутые посредством «примирительной политики»
и развития торговли287. Эти наблюдения подтверждаются русскими
источниками, свидетельствующими о том, что часто английских, французских и турецких
представителей нерадушно встречали не только лояльные к России, но и
непокорные ей племена, уклонявшиеся под разными предлогами от приглашений
выступить против русских4*.
Агент Мухаммеда Эмина, побывавший в Карачае еще весной 1854 г., сообщал:
«Карачаевцы решительно не намерены принимать никакого участия в общем
восстании, и остаются по-прежнему верными русскому правительству»5*. Горцы
противились планам формирования регулярных контингентов в Черкесии для
использования их по мере необходимости на различных участках войны6*. В
рекрутской повинности они видели начало рабства.
Сефер-бей, пытавшийся превратить своих соотечественников в слепое орудие
турок, не пользовался доверием в демократических слоях общества. Его не без
оснований подозревали в желании восстановить при поддержке султана «древние»
привилегии черкесских князей7*. Правда, среди горских низов еще оставались
люди, которым религиозный фанатизм мешал увидеть социальное и нравственное
лицо Сефер-бея, скрытое под маской подвижника ислама и справедливости.
,e Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 317-320.
** LuxenburgN. Russian Expansion.., р. 198; LesureM. Op. cit. P. 49,64.
3* Lapinski 7*. Op. cit. Bd. 1. S. 320.
<• ШССТАК. С 411,452-453; Сборник известий.., кн. 15. СПб., 1855. С. 36.
5* Цит. по: КасумовА. X. Оборона Северного Кавказа.., с. 125.
6* Das Geheimniss Russlands.., S. 151-152.
"* Фелицын Е. Князь Сефер-бей.., с. 79-80; Щербина Ф. А. Указ. соч. С. 546-547; StuckerC. Op. cil.
S. 173-175.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Английские источники дают несколько выразительных штрихов к портрету
этого деятеля: «...он находился на турецкой службе достаточно долго, чтобы
приобрести вкус к политическим интригам, а также овладеть искусством пополнения
своего кошелька и претворения в жизнь различных амбициозных планов за счет
тех, кем он считал себя вправе распоряжаться. Черкесы до сих пор слишком
наивны, чтобы обнаружить это»1*. В свое время «изменчивость» и
«беспринципность» Сефер-бея отмечал и Д. Белл2*.
Не вызывали у Лонгуорта энтузиазма также прожекты местных вождей,
предусматривавшие создание на Северном Кавказе «фанатичной мусульманской империи»
под эгидой Турции. Политическая обстановка в Черкесии, понимаемая Лонгуортом,
возможно, не всегда глубоко и верно, сказалась на характере его донесений в
Лондон. Британский эмиссар, в принципе, не сообщал ничего нового: черкесы разобщены,
у них нет единовластия, и посему они легко попадают под внешнее влияние. В
настоящее время определенным и ограниченным той или иной группой племен
авторитетом пользуется Омер-паша, Мухаммед Змин и, в совершенно минимальной
степени, Сефер-бей. О рядовых иностранных эмиссарах, по мнению Лонгуорта, и
говорить нечего3*. Он весьма пессимистично оценивал шансы на привлечение
горцев к военным операциям, выражая сомнение в эффективности их содействия.
Лонгуорт полагал единственно целесообразным их использование на левом берегу Кубани
и в предгорьях Центрального Кавказа, где они могли оказаться полезными лишь в
качестве вспомогательных сил, угрожающих коммуникациям России с Закавказьем4*.
Помимо объективных причин, провалу миссии Лонгуорта способствовали его попытки
упразднить у черкесов работорговлю—глубоко укоренившийся хозяйственный и
социальный институт. Такая политика не встречала понимания в патриархальном
обществе, для которого продажа людей в гаремы и серали ближневосточных стран
составляла одну из главных статей дохода288.
В этом вопросе Лонгуорт, возможно, позволил себе действовать не как человек,
хорошо знавший социальный быт горцев, а как официальный представитель
Лондона, где преобладали просвещенные—а, значит, упрощенные—взгляды на
работорговлю. Там полагали, что раб есть раб, и не принимали никаких ссылок на
национально-культурные особенности и традиции5*.
Как уже отмечалось, Англия в 40-е годы XIX в. предприняла несколько вялых
попыток обуздать масштабы невольничьего промысла. Петербург, формально не отказывая
l* OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign.., p. 9-10.
2*J?e///.Op.cit.V. 1.369-370.
3* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 228.
4* LuxenburgN. England and the Caucasus.., p. 503; Ejusd. Russian Expansion.., P. 198-199; Wider-
szalL. Op. cit. P. 154; AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 228.
3* ToledanoE. R. Op. cit. P. 123.
ГЛАВА II. ВОИНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
Лондону в сотрудничестве в данном деле, не проявлял особого энтузиазма. По-
видимому, неудачи в Кавказской войне заставили русское правительство ослабить
«блокаду» восточного побережья Черного моря, чтобы не препятствовать оттоку
черкесского населения1*.
Во время Крымской войны, когда союзники стали полными хозяевами в черноморской
акватории, работорговля на ее черкесском и грузинском направлениях, расцвела
пышным цветом. В юго-западной Грузии, на границе с Аджарией, резко выросло
количество похищений—особенно женщин и детей. В этих условиях англичане вновь
попытались навязать Турции «цивилизованные» законы, призвав ее к отмене
работорговли**. Целиком зависимая от западных держав, Порта на словах с
готовностью соглашалась, но ничего реально сделать не могла и не хотела. Рассылая
запретительные инструкции местным военным и гражданским властям, великий
визирь в то же время объяснял британским дипломатам, насколько трудно бороться
с этим «историческим бизнесом». На исполнительном уровне
«аболиционистские» фирманы султана подверглись тихому саботажу, и все, в конце концов,
осталось на своих местах269.
Некоторые западные историки преувеличивают последствия визита Лонгуорта
в Черкесию, утверждая, будто его доклады определили политику Великобритании
в этом регионе на завершающей стадии Крымской войны. «К концу 1855 г.,—пишет
американский исследователь Н. Люксенбург,—Кавказ уже представлялся
англичанам не очень привлекательным для военных действий»30.
« о «
Д&1ьнсйшее развитие событий подтвердит, что суждения Лонгуорта особо не повлияли
на намерения Англии вытеснить Россию с Кавказа200. Наблюдениям британского
уполномоченного не следует придавать решающего значения, прежде всего ввиду
их субъективности. Ведь ему пришлось жить в условиях почти враждебного окружения,
интриг, подозрительности, постоянного лицемерия, утомительного для европейца,
но привычного для восточных политиканов. Информируя Форин оффис, Лонгуорт
не мог не находиться под влиянием неприязни к нему Сефер-бея, внушавшего это
чувство и другим. Разумеется, такая атмосфера вносила заметное пристрастие в его
оценки, накладывая на них печать личных обид291. Стрэтфорд-Каннинг,
находившийся в постоянном почтовом контакте с Лонгуортом, явно игнорировал его
выводы. В конце сентября 1855 г. посол направляет английскому эмиссару свой
Черкесский меморандум, в котором вновь говорит о необходимости выяснить степень
развитости государственности у черкесов с целью продолжения политической
линии на освобождение их от России с последующим официальным признанием иеза-
«• Toledano Е. И. Ор. cil. Р. 115-116.
2* Ibrahim Koremezli. Ор. cit. P. 73.
3* LuxenburgN. Engrland and Ihc Caucasus.., р. 504.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
висимости Черкесии со стороны
западных держав! *.
Более того, в донесениях Кла-
рендону Стрэтфорд-Каннинг дает
отчетам Лонгуорта такую
интерпретацию, которая в корне
расходится с их реальным
содержанием, по крайней мере, в том, что
касалось выводов и практических
рекомендаций. В частности,
подчеркивалась безусловная
необходимость поддерживать экспедицию
Омер-паши, несмотря на все
сложности на ее пути.
Однако полномочия турецкого
командующего, по убеждению Стрэт-
форд-Каннинга, должны быть
ограничены военно-оперативной
сферой. Впрочем, и тут Омер-паше
надлежало координировать свои
решения и действия с полковни-
Омер-паша ком Джоном Симмонсом—британским
советником при штаб-квартире османского экспедиционного корпуса. Что касается
политических вопросов, то Стрэтфорд-Каннинг предлагал вообще изъять их из
ведения Омер-паши и турецких агентов292 и передать под контроль официальных
представителей Англии, которые, как видно по прозрачным намекам посла, вполне
могут обойтись на Кавказе без своих турецких и французских коллег. Стрэтфорд-
Каннинг рассматривал высадку войска Омер-паши на кавказском побережье лишь
как начальную фазу большой военной кампании, руководство которой должно
целиком сосредоточиться в руках англичан.
Отнюдь не новичок в дипломатии, Стрэтфорд-Каннинг писал Кларендону о
необходимости оттеснить т^рок и французов таким образом, чтобы никто не
заподозрил Англию в стремлении пожертвовать общее союзническое дело своим
эгоистическим интересам. Он откровенно предупреждал и о том, что Кавказ
ставит перед англичанами целый ряд трудных вопросов и открывает непочатый край
военной и политической работы, в том числе направленной на преодоление
недоверия черкесов к иностранцам. Вместе с тем Стрэтфорд-Каннинг был полон самых
бодрых надежд увидеть то время, когда независимая Черкесия станет неотъемле-
«• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 182.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 185 1 i .-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
мым звеном в цепи буферных государств, протянувшейся вдоль границ России от
Балкан до Средней Азии1*.
Лонгуорт был не единственным осведомителем британского правительства,
которое едва ли сочло бы благоразумным ставить свои кавказские планы в
зависимость от мнения одного человека.
Лондонский кабинет постоянно требовал и от Лайонса подробной информации
о событиях на восточном побережье Черного моря. По поручению адмирала эти
сведения собирал капитан английского фрегата «Хайфлайер» Мур, несший в мае-июне
1855 г. своеобразное дежурство у берегов Черкесии2*. Совершив в начале июля 1855 г.
морской рейд от Анапы до Сухум-кале н встретившись с Сефер-беем, Мустафа-пашой
и Лонгуортом, он в донесении Лайонсу указывал на ревностное отношение турок к
вмешательству англичан в черкесские дела. Султанские чиновники, как сообщал Мур,
не желали делить с кем-либо свою масть на Кавказе, поэтом) Сефер-бей мешал Лон-
гуорту выполнять его миссию.
В середине июля Лайонс посылает в Черкесию два корабля—«Трибыон» и
«Донтлис», чтобы, во-первых, поддержать предполагавшиеся боевые операции
против России, во-вторых, придать больший политический вес визиту Лонгуорта, в
распоряжении которого уже находился паровой корвет3*.
Чтобы держать под наблюдением британскую политику на Кавказе, Франция, как
бы в противовес миссии Лонгуорта, отправила туда своего представителя Ш. Шам-
пуазо, посещавшего Черкесию в 1850 г. Ему предписывалось поселиться в качестве
консула в Редут-кале, откуда можно было без труда попасть в любое место побережья,
когда это потребуется «в интересах службы»; информировать правительство о
положении в крае; воздерживаться от политических обещаний местному населению
и от вмешательства в его внутренние дела. Эмиссару давалась слишком общая
установка, оставлявшая простор для ее толкования.
Шампуазо понимал задачи Франции на Кавказе и вытекавшие из них
собственные полномочия шире, чем определялось инструкцией. «Необходимо,—писал
он Друэнуде Люису,— укрепить влияние Франции в этом регионе, назначив
постоянных агентов в Батум, Редут-кале или Чурук-Су»4*. Шампуазо решил действовать,
исходя из такого взгляда на вещи. Он быстро понял, что без помощи Мустафа-паши
и Сефер-бея ему не обойтись. Но именно s их лице он столкнулся с «недоверием и
злой волей». Его энтузиазм рассеялся, наступила подавленность. В этом состоянии
Шампуазо сообщал Друэнуде Люису (май 1855 г.) о том, что связь с Шамилем
невозможна, полагаться на черкесов в борьбе против России рискованно, поскольку они
¦• AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 229-231; Bd. 3. S. 486.
2'RW. 1855. P. 177-178.
3*Ibid.P. 214-215.
4* LesureM. Op. cit. P. 46-47.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
А. Ф. Валевский
склонны скорее грабить, чем воевать, Мустафа-
паша и Сефер-бей—явные враги Франции и
Англии, для грузин «лучше тысячу раз русские,
чем турки», которых они ненавидят «до
предела». Шампуазо видел единственный выход из
положения в том, чтобы послать на Кавказ
французские и английские войска и прогнать
оттуда османских наместников, без чего Грузия
не двинется с места1 °.
Шампуазо похв&1ялся, что его личные контакты
с представителями царствующей фамилии в
Мингрелии и крупными феодалами в Гурии
откроют союзникам дорогу на Кутаис, но только
в том случае, если на Кавказе будут действовать
французские или английские войска, но никак
не турки2*. Он уже вынашивал планы
отстранения от дел турецких пашей и объединения
Черкесии и Абхазии под единой политической
и военной властью. Шампуазо обещал владетелю Абхазии князю Михаилу Шервашидзе,
опасавшемуся, что турки отнимут у него эту вотчину, официальное покровительство
западных держав, если и он со своей стороны поддержит их политику на Кавказе.
Тувнель, расценив эти шаги как превышение полномочий, строго призвал
Шампуазо к соблюдению нейтралитета. В донесении к французскому министру иностранных
дел А. Валевскому Тувнель, отдавая должное «уму и усердию» эмиссара, вместе с тем
сообща!, что он выходит за рамки своих функций, которые дают ему право «не столько
действовать в Черкесии, сколько собирать точные сведения о положении этой
страны и представлять отчеты о ее потенциальных возможностях, могущих
понадобиться в подходящий момент для продолжения войны»3*.
Парируя эти упреки, Шампуазо справедливо подчеркивал противоречивость
получаемых им указаний. Ему рекомендовали, с одной стороны, проявлять
сдержанность и ограничиваться ролью наблюдателя, с другой,—сообразовывать свои
действия с поведением Лонгуорта, которое отличалось именно активностью. По
утверждению Шампуазо, даже просто изучать обстановку в Черкесии и при этом оставаться
вне данной обстановки и вне контактов с местными вождями было немыслимо.
Сбитый с толку агент ставил вопрос прямо: следовать ли ему примеру Лонгуорта,
рискуя превысить инструкции, или же устраниться, чтобы тогда потерять всякое влия-
'• LesureM. Ор. cit. Р. 47-49.
20 Ibid. Р. 46-47.
3# Ibid. Р. 49-50.
ГЛАВА II. ВОИНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 185 1 . .-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
ние среди горцев? На это в Париже пока не могли дать ясного ответа. В течение
лета 1855 г. французское правительство балансировало на грани принятия
решения в пользу либо участия (еаш да, то в какой мере?), либо неучастия в военных операциях
на кавказском театре. Такое решение зависело прежде всего от хода событий иод
Севастополем и отношения Петербурга к мирным переговорам.
Неопределенность ситуации в Крыму порождала в Парижском кабинете
озадаченность, колебания, усиливала расхождения во мнениях. Так, в августе 1855 г.
Валевский дезавуировал адресованное к Шампуазу указание Тувнеля,
призывавшего помнить, что, в отличие от Англии, у Франции нет резона вмешиваться в
черкесские дела. Валевский не позволял Тувнелю допускать разногласий между
западными эмиссарами на Кавказе. Он обратился к морскому министру Франции с
просьбой призвать к порядку командующего французским флотом в Черном море
адмирала А.-Ж. Брюа, действовавшего вразрез единству интересов союзников.
«Франция и Англия,—писал Валевский,—объединились, чтобы сражаться и ослабить Россию.
В Черкесии, как и везде, где мы можем соприкоснуться с нашим общим
противником, наши интересы совпадают с английскими, и общность целей должна
проявиться в общности наших усилий, направленных на то, чтобы поднять и
вооружить народы Кавказа»1*.
До прояснения перспектив войны в Париже считали целесообразным скрывать
различия в позициях союзников по кавказскому вопросу, сохраняя видимость
согласованности и обоюдовыгодности целей. Шампуазо, дезориентированный
противоречивыми инструкциями, решил на время приостановить свою активность
и ограничиться ролью простого информатора.
Весьма показательно для отношения Франции к кавказскому7 вопросу мнение
французского генерала Бретона, побывавшего в Черкесии в составе союзных войск
в июне 1855 г. Как ни соблазнителен Кавказ в качестве колонии, писал он, и как
ни заманчив тот факт, что французы были приняты там «сражением и симпатией»,
все же Франции не стоит распространять на этот регион свои «амбициозные
помыслы», если она не хочет ослаблять себя расточением сил. Тем более что, но
убеждению Бретона, на Кавказе «на развалинах русского могущества» собирается
«обосноваться» Англия2*.
Для представителей руководящего состава британской армии в это время были
характерны воинственность и вера в близкую победу. «Наши длительные труды и
терпение,—писал А. Стерлинг,—похоже, должны быть скоро вознаграждены, если
не будет заключен какой-нибудь паршивый мир; большое сражение под
Бахчисараем даст нам Крым, после чего наша дорога на Тифлис и Грузию свободна... мы
можем надеяться, что эта летняя кампания A855 г.—В. Д.) ощутимо подорвет мощь
!• LesureM. Op. cit. Р. 49-50.
*• DevanlayL. Op. cit. Р. 142-143.
КАВКАЗ И ВКЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
России, ибо успехи в Чер-
кесии станут известны по
всей Азии и уничтожат
престиж России»1*.
* * *
Общественное мнение
Англии не оставалось
безучастным к событиям на
Кавказе. Зараженное
русофобскими настроениями
и проникнутое
воинственным духом, оно
оказываю давление на
правительство, побуждая его
к большей решительности.
Для этого использовалась,
наряду с прессой,
парламентская трибуна. В
мае-июне 1855 г. усилились провозглашаемые с нее призывы к обузданию агрессивной
политики России на Востоке. Под такими благообразно-оправдательными
формулировками англичане часто скрывали свои подлинные намерения.
В парламенте было заявлено, что русских необходимо вытеснить за Терек и
Кубань, а в качестве гарантии невосстановления их власти на Кавказе предлагалось
навсегда уничтожить их преобладание в Черном море2*. Как выясняется, прообраз
статьи о «нейтрализации» будущего мирного договора созревал, в известной мере,
под влиянием кавказских вожделений Лондона. Парламентарии вновь говорили о
необоснованности русских прав на Черкесию, о целесообразности поднять здесь
всеобщее восстание, о безопасности Индии, Ирана, о давнем стремлении царя основать
«вторую империю» на развалинах Турции, о недопустимости мира, пока не будет
достигнута полная победа над Россией и т. д. Некоторые даже считали отделение
Западного Кавказа от России вопросом почти решенным3*.
Как обычно, не обошлось без нападок на правительство Великобритании. Оно
по-прежнему обвинялось в недостаточном внимании к Черкесии и Грузии. Паль-
мерстону пришлось отчитываться о действиях кабинета в отношении этого региона4*.
Британский парламент XIXвека
'* Letlcrs IVom the arniy in thc Crimca.., p. 344-345. Ср.: HamleyE. B. The Storyof the Campaign of the
Sebaslopol written in Ihe Camp. Edinburgii-London, 1855. P. 252, 295.
*• HPD. V. 138. L.. 1855. P. 1227-1229, 1368.
** Ibid. P. 1244, 1261-1262, 1668.
|e HPD. V. 138. L.. 1855. P. 1359-1360: HPD. V. 139. L., 1855. P. 162.
ГЛАВА II. ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
Подобные идеи насаждала и британская пресса14. В годы Крымской войны Уркарт
был едва ли не самым читаемым в Англии публицистом2*.
Число его последоват&шй в это время заметно выросло. К ним можно отнести члена
британского парламента Генри Д. Сеймура293. В 1855 г. вышла в свет его книга
«Россия на Черном и Азовском морях», выдержавшая три издания3 *. Первоначально автор
собирался написать (и уже написал несколько глав) об истории Кавказа—страны,
которая представляла «глубочайший интерес» для Англии и о которой у него, как
у человека, прожившего там почти три года, было что сказать. Потом пришлось по
понятным причинам сосредоточиться на Крыме4*.
Тем не менее введение к книге A0 страниц) целиком посвящено Кавказу,
игравшемO, по мнению Сеймура, ключевую геополитическую роль в «русской экспансии»
на Востоке. Только лишив Россию этой территории и установив там собственное
политическое и экономическое влияние, могла Англия обезопасить свои колониальные
тылы. На решение данной проблемы, как считал автор, должна была быть нацелена
вся военная и дипломатическая политика Лондона. Войну ни в коем случае не
следует прекращать, пока союзники не получат надежных гарантий отказа России от
своей исторической цели—захвата Константинополя.
Сеймур призывал соотечественников не забывать, что в лице Петербургского двора
они имеют дело с «изощренным врагом», в поведении которого «европейская
расчетливость соединяется с хитросплетением азиатских интриг». Если Англия не
хочет стать «всеобщим посмешищем», она должна продолжать войну до полной и
окончательной победы, не реагируя на мирные инициативы России.
Удовлетворительными, по Сеймуру, могут считаться лишь такие итоги войны, которые
исключат в будущем возможность возобновления русской «агрессии»294.
Сеймур видел стратегическую ошибку союзников в том, что они
сконцентрировали свои усилия на Севастополе и слишком поздно стали атаковать русские позиции
на кавказском и азовском побережьях. Он предлагал развивать операции на этих
участках5*. Особенно в Черкесии, где живут естественные союзники Англии—черкесы.
Отвергая представление о них, как о «воинственных варварах», Сеймур писал, что
они во многом похожи на англосаксов—приверженностью «конституции»,
демократическим процедурам решения общественных вопросов и идее национальной
независимости, которую они отстаивают с «англо-саксонским упорством»6*.
,в ER. 1855. V. 102. N 207. Р. 280-281.
** ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 294.
30 SeymourH. D. Russia on the black Sea and Sea of Azof: being a narrative of travels in the Crimea and border-
ing province; with notices of the naval, militaiy, and commercial resources of those countries. 3-d. ed. L., 1855.
*' Ibid. P. VII.
5e Ibid. P. XV.
6* Ibid. P. VIII-IX.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Черноморские пластуны
С помощью черкесов, как полагал Сеймур, англичане смогут легко добиться
многих важных побед на пространстве от Суджук-кале до Екатеринодара. Нужно только
тщательно отобрать английских эмиссаров, которые будут хорошо знать обычаи и
нравы горцев, чтобы в общении с ними не допустить политических ошибок.
Черкесы должны быть уверены, что единственная цель Англии—защитить их от
«русской агрессии», а не сменить Россию в качестве господствующей силы295.
* * *
С 11 B3) сентября 1855 г. союзники начинают довольно крупные операции иа
Таманском полуострове. Прежде всего предполагали захват Темрюка, позволявший
господствовать в устье Кубани и открывавший дорогу на главный
военно-административный центр Черномории—Екатеринодар. С этой целью в Фанагории
(упраздненная суворовская крепость) высадились 6 тысяч пехотинцев с
артиллерией. Таманью удалось овладеть лишь после того, как ее покинул небольшой русский
отряд, оказавший упорное сопротивление противнику.
ГЛАВА II. ВОЙНА II ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕПТЯБРЬ 1S55 г.)
На соединение с фанагорийской группировкой союзников, согласно
предварительной договоренности, должен был выступить из Анапы Сефер-бей, для помощи
которому в Астагаевском укреплении находились 500 английских, французских и
турецких солдат. Одновременно неприятель решил десантировать свои войска под
прикрытием орудий 15 кораблей вблизи Темрюка у Голубицких хуторов. Союзники
рассчитывали, окружив Таманский полуостров почти полным кольцом, нанести по
сосредоточенным здесь русским силам удары с юга, запада и севера.
Однако эти планы провалились. Черноморские пластуны мужественно отразили
настойчивые атаки противника на Голубицкие хутора. В Фанагории
англо-французский контингент так и не дождался Сефер-бея, который был отброшен от
Кубани при попытке переправиться на ее правый берег. 20 сентября B октября)
русские предприняли наступление на Фанагорию и вынудили врага поспешно
погрузиться на пароходы и отправиться в Керчь1*.
» « «
Итак, на втором этапе Крымской войны (осень 1854 г.-сентябрь 1855 г.)
Англия, обеспокоенная неудачами турок на кавказском театре, начинает уделять ему
повышенное внимание. Это проявилось в назначении британского офицера
фактическим командующим Анатолийской армии; в усилении давления на османское
правительство с целью заставить его оказывать максимальную помощь войскам в Малой
Азии; в дальнейшей разработке и конкретизации планов наступательных операций
в Закавказье; в попытках установления через специальных эмиссаров прямых
контактов с черкесами; в активизации военных действий англо-французского флота на
Черноморском побережье Кавказа.
Миссии британских посланцев в Черкесию были малоуспешными, частью из-
за недоверия местного населения, частью из-за обструкционистской позиции
османских властей, свидетельствовавшей об углублявшихся англо-турецких
противоречиях на Кавказе. Стали очевидны и неудачи политики Турции в Черкесии,
на которую в Константинополе возлагались большие надежды. Горцы, за малым
исключением, встретили союзников либо равнодушно, либо подозрительно, либо
явно враждебно. Одну из причин такого отношения следует искать в успехах рус-
° Подробно см.: Покровский Л/. Военные действия.., с. 158-165; Сборник известии.., кн. 31. СПб.,
1857. С. 172-178; Щербина Ф.А. Указ. соч. Т. 2. С. 513-517: Хрестоматия по истории Кубани..,
с. 104-106; Захаров В. А., Малахова В. Г. Крепость Фанагория // Сборник Русского
исторического общества. М.: «г>>сская панорама», 2002, J\s 4 A52). С. 253-255. Английскую версию о событиях
на Таманском полуострове, местами заметно расходящуюся с русской, см.: RW. 1855. Р. 332-336;
The Times, 1855. 2, 19 Nov.; АН. 1855. L., 1856. Р. 269-270; LadimirJ. La Guerre. Histoire com-
plete des operations militaires en Orient et dans la Baltique pendant des annees 1853, 1854, 1855 et
1856. Paris, 1857. T. 2. P. 393-395. Многое замалчивают и французские источники. См.: FouquierA.
Annuaire... pour 1855. Р. 179-180.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ской торговой политики среди черкесов, примирившей их значительную часть с
присутствием России в этом регионе.
В указанный период государственные деятели и пресса Англии, заглядывая
вперед, уже думали о формулировке тех требований в кавказском вопросе, которые должны
быть предъявлены России на будущих мирных переговорах.
PPi iiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiin iiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiii пинии "»ИД
ВИИ Illlllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllin 1 11Н1111ПИ1П1П1ИШ11
Глава III
Экспедиция Омер-паши (вторая половина 1855 года)
Тучи над Карсом и планы спасения. (Стр. 260)-Черкесия-дело тонкое. (Стр. 267)-«Доклад»
Ньюкасла: надежды, призывы, предостережения. (Стр. 273)-Причины и последствия
неудачи Омер-паши. (Стр. 280)
3f> 259 «$*
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
1 ем временем обстановка на закавказском фронте для турок осложнилась: русские
войска угрожали Карсу. Блокада крепости продолжалась все лето. К середине осени
уже почти не оставалось надежд на прорыв кольца окружения. Правда, в сентябре
осажденным удалось успешно отразить штурм русских, благодаря руководству Внльямса
и усилиям других англичан—полковника Генри Лейка, майоров Кристофера Тисдейла
и Г. Л. Томпсона290. Однако это не улучшило положения карсского гарнизона.
Как выясняется из британских архивных документов, проблема Карса имела
гораздо более широкий военно-политический контекст, чем принято считать.
Англичане рассматривали Каре не просто как турецкую крепость, временная потеря
которой будет означать лишь проигранный эпизод войны. Пальмерстон и Кла-
рендон опасались, что утрата этой ключевой позиции в Восточной Анатолии
послужит пусковым механизмом распада Османской империи. По их мнению, после
взятия Карса уже ничто не способно помешать русской армии нанести удар по
Эрзеруму и идти на Константинополь. Моральное воздействие этих побед на армян
и курдов (сюда можно прибавить греков) будет огромным. Эти подвластные
османам народы придут в столь мощное движение, что остановить его, тем более в
условиях присутствия русских, не сможет никто1*.
Пальмерстон и Кларсндон в один голос называли такую перспективу «великой
азиатской катастрофой», последствия которой будет трудно исправить2*. С точки
зрения премьера, подобная ситуация даст в руки России не только и не столько
материальный капитал для выкупа Севастополя, еще, кстати, не взятого союзниками,
сколько козырь против «любых их требований»3*. В свете этих отнюдь не
безосновательных предположений совсем иначе может выглядеть ретроспективный
анализ альтернативных вариантов продолжения и исхода Крымской войны.
Историкам, видимо, предстоит еще выяснять, почему то, что явилось предметом
панической озабоченности англичан, выпало из стратегических и политических
расчетов Петербурга. И для начала придется ответить на вопрос—были ли причины
признания русским правительством своего поражения действительно столь бесспорными,
как привычно утверждают исследователи297.
Не следует ли учесть тот вполне доказуемый факт, что завоевание Севастополя—
главной, навязчивой цели союзников—ставило их в тупик, ибо даже если бы они знали,
куда идти дальше, и имели бы для этого волю, опыт Карла XII и Наполеона I
говорил не в пользу таких опасных экспериментов? В данном случае отсталость и
бездорожье России были ее лучшими оборонительными редутами, которые и в
защите-то особой не нуждались. Не говоря уже о реальной возможности превращения
войны в Отечественную.
'• AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 833, 836-837, 875.
*• Ibid. S. 836-837, 845.
»• Ibid. S. 836.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Между тем взятие русскими Карса открывало перед ними большие военные и
политические перспективы, почти те же самые, которыми по ряду известных обстоятельств
не воспользовался в 1829 году И. Ф. Паскевич. От значительной части работы
русскую армию избавило бы не только отсутствие эффективного сопротивления со стороны
деморализованных турок, но и мощный подъем национально-освободительного
движения в Малой Азии, способного стать заразительным примером для Балкан и
остальных территорий Османской империи.
Правда, нельзя сказать, что продвижение в глубь Анатолии вовсе не таило
риска для России. Угроза распада Турции и завоевания ее русскими, вкупе с
перспективой подвергнуться осмеянию со стороны европейского общественного
мнения, могли сплотить союзников и наполнить их решимостью сделать Кавказ
полномасштабным театром военных действий. Вторжение англо-французских
сил в Грузию и Армению отрезало бы восточно-анатолийскую группировку
русских войск от мест базирования и коммуникаций, поставило бы ее в сложное, хотя,
возможно, и не безвыходное положение (учитывая массированную помощь
местного населения и в Закавказье и в Восточной Анатолии).
Впрочем, в распоряжении Н. Н. Муравьева были и друтие выигрышные
обстоятельства: у него имелся запас времени для достижения решающего успеха, в то время
как союзники находились в цейтноте. До падения Севастополя говорить об
англофранцузских операциях на Кавказе не было никакого смысла, а после падения
требовался значительный период для организации сложнейшей кампании по
переброске, размещению и подготовке к боевым действиям в незнакомых, горных
условиях многотысячных контингентов. До окончательного наступления весны
1856 года об этом нельзя было даже думать. За это время исход войны в Малой Азии,
если не во всей Анатолии, вероятно, был бы уже предопределен.
Так или иначе, Петербург, похоже, упустил из виду подобный сценарий, либо
отклонил его, предпочтя более простое решение о признании своего поражения. Мнение
политиков и дипломатов взяло верх над смелыми военно-стратегическими идеями.
* * *
Предчувствуя опасную развязку298, английские государственные деятели на
протяжении лета 1855 г. продумывали способы спасения Карса и вытеснения русских
с Кавказа. Пока речь шла лишь о проектах, реализация которых, прежде, чем падет
Севастополь, сковывавший почти всю союзную армию, была невозможной.
Мнения разделились. Пэнмюр и Кларендон считали целесообразным высадить
40 тыс. турецких солдат в Трапезунде, затем сосредоточить их в Эрзеруме и оттуда
нанести через Каре массированный удар по Тифлису. Преимущества такой стратегии,
по мнению Кларендона, заключались в следующем. Во-первых, достигалась
максимальная концентрация сил в одном месте, во-вторых, действовать пришлось бы
среди доброжелательного мусульманского, а не враждебного христианского
населения, в-третьих, через Трапезундский порт можно было обеспечить постоянные
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Н. II. Муравьев-Карский
подкрепления. Кларсндон в принципе
предпочитал генеральное сражение на
турецкой территории, и чем глубже это
произойдет, тем полнее, как уверял он, станет
победа над русскими1 *.
Вильяме, генерал Р. Вивиан и
английский консул в Эрзеруме Дж. Брант
также советовали доставить войска на
турецкое побережье Черного моря—в
Трапезунд или Батум—и оттуда двигать их
прямо на Каре2*.
Иной точки зрения держались Стрэт-
форд-Каннинг, генер&ш У. Р. Мэнсфилд
(военный советник британского
посольства в Турции) и У. Ф. Битсон
(командующий турецкой кавалерией в Крыму).
Они считали более эффективным
высадить войска либо в Сухум-кале, либо в
Редут-кале, а потом двинуть их на
столицу Грузии через Кутаис, то есть ударом
в тыл русской армии не только спасти
положение в Малой Азии, но и
низвергнуть владычество России в Закавказье299.
Битсон настаивал на безотлагательных мерах, ибо благодаря успехам
командующего Кавказским корпусом Н. Н. Муравьева война на этом театре грозила приобрести
крайне дорогостоящие масштабы для союзников, вчетверо увеличив их материальные
и людские затраты. С аналогичными предложениями обращался к Ньюкаслу
полковник Чесни, английский специалист по восточным делам3*.
Отдельные исторические документы говорят о том, что британские политики
пытались рассматривать экспедицию на Кавказ (но только не турецкую, а
англофранцузскую) в более широком военном и международно-политическом контексте.
Как полагал тот же Кларсндон, именно на Кавказе можно нанести по России такой
,eHPD.V. 141.L., 1856. Р. 1637, 1639-1640, 1750; iVo/an ?. Я. Op.cit. Р. 453-454; RDM (Paris).
1860. Т. 27. ljuin. P.631.
2' HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1686; Nolan Е. //. Ор. cil. V. 2. Р. 151-452; GuorinL. Op. cil. Т. 2. Р. 370;
Supplementary Papers rclative to Military Affairs in Asialic Turkey, and the Defcnce and Capilulation of
Kars. Presentcd lo both Houses of Parliament bj Command of Her Majesty. L., 1856. P. 2-4; Papers
relative to Mililaiy Affoirs.., p. 217, 295.
3* HPD. V. 141. L.! 1856. P. 1633, 1636, 1640, 1755: Шап E. Я. Op. cit. V. 2. P. 454-455: Sup-
plementary Papers.., p. 1-2.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
удар, что она «скорчится», и тогда в войну против нее непременно вступит
Швеция, а затем и Пруссия не удержится от соблазна присоединиться к столь
могущественной коалиции1*.
Порта также выступала с идеей высадки в Редут-кале2*. 30 июня в
Константинополе состоялось совещание с участием великого визиря, военного министра и министра
иностранных дел Турции, Стрзтфорд-Каннинга и У. Мзнсфилда. Присутствующие
сошлись на том, что самый реальный способ спасения Карса—это высадка десанта
на Черноморском побережье Кавказа и наступление на Тифлис через Кутаис. Было
высказано предложение возложить руководство экспедицией на английского
генерала Р. Вивиана. На другой день участники совещания обсуждали конкретные
вопросы организации будущей операции. Подчеркивалось, что Кавказ—важная
цель войны и именно там нужно искать удачи3*.
Сторонники этой экспедиции спешили еще и потому, что прошел слух, будто Шамиль
умер, а его сыновья заключили перемирие с Россией, в результате чего ожидался
прирост ее сил в Закавказье300.
Однако окончательное решение вопроса зависело от западных правительств и
объединенного союзного командования в Крыму. В ожидании высшей санкции
продолжалась разработка этого плана4*.
Первая реакция Лондона была отрицательной: там считали более
целесообразным действовать из турецкого тыла, а не из русского5*. Но британское правительство
не стало настаивать на своем мнении, понимая, что разногласия только ухудшают
перспективы осажденного карсского гарнизона.
В конце концов Кларендой начал впадать в состояние, походившее на панику. Он
опасался, что вся восточная Турция в ближайшем будущем окажется в руках России
и с нетерпением ждал падения Севастополя, связывая с ним перспективы перелома
хода войны на Кавказе. Но героическое сопротивление защитников города спутало
карты англичан. Чем дольше затягивалась осада Севастополя и отчетливее вырисовывалась
участь турок в Малой Азии, тем более усиливалась тревога Кшрендона и тем безразличнее
становилось для него, какими путями будут выручать Каре и прогонять русских из
Закавказья, лишь бы это случилось как можно скорее. По заявлению госсекретаря, кабинет
Ее Величества считал карсский вопрос «жизненно важным»0*.
Давно и неоднократно побуждал правительство к активизации усилий в Малой Азии
Э. Л. Элленборо, разделявший опасения Кларендона. По мнению Элленборо,
¦• AGKK. Serie. III. Bd. 4. S. 316.
** Papers relative to Militar> Affairs.., p. 223-224, 233, 252, 255, 261-262, 265-266, 278.
3e Ibid. P. 221-224,350,353; OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign.., p. XIII-XIV; Makolm-SmUhE. F.
Op. cit. P. 298; Widerszal L. Op. cit. P. 144; БурчуладзеЕ. Е. Крушение.., с. 11.
4' Papers relative to MHitaryAffairs.., p. 227-234, 238-239, 244, 351, 353.
5* Ibid. P. 225-226, 234. *
6' HPD. V. 141. L., 1856. P. 1644-1645.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
захват Россией Карса, а затем Эрзерума обеспечит ей контроль над Турцией и
Ираном и уравновесит возможную потерю Севастополя1*.
Между тем командующий турецкими соединениями в Крыму генерал Омер-паша
выдвинул собственный план операций в Закавказье, в главном совпадавший с тем,
который был предложен на константинопольском совещании. Обращая внимание
союзников на важную роль Карса в судьбах войны, он предупреждав что, уступив его, придется
то же самое сделать с Эрзерумом и внушительной частью Малой Азии. Зная, чем путать
англичан, Омер-паша указывал на реальную возможность полного захвата русскими
коммуникации Трапезунд-Зрзерум-Тавриз, столь необходимой для британской
торговли. Поскольку единственное средство спасения Карса Омер-паша видел в высадке
на восточном побережье Черного моря большого десанта и последующем
наступлении его на Грузию, он в июле 1855 г. просил союзное командование выделить для
этой цели 30-тысячную турецкую армию, не так полезную в Крыму, как на Кавказе.
В роли главнокомандующего он, естественно, видел себя301. Вскоре Порта
обратилась к Англии с отчаянным призывом о поддержке замысла Омер-папш**.
Предложение турецкого генерала, предвосхищавшее план британского правительства
по переносу (после взятия Севастополя) военных действий на Кавказ, нашло
(хотя и не сразу) сочувствие в Лондоне. Поскольку промедление с отправкой
помощи для Карса грозило опасным развитием событий, британское
правительство не стало препираться по поводу способов решения карсской проблемы и дало
добро на десантирование экспедиционного корпуса Омер-паши там, где он
найдет нужным302.
С этого времени (конец июля 1855 г.) началась реальная подготовка операции3*.
В инструкции Лайонсу по поводу организации переброски морем турецких войск
подчеркивалось, что кабинет Ее Величества придает «огромное значение» происходящему
в Малой Азии. Адмирала просили начать передислокацию как можно быстрее4*.
Стрэтфорд-Каннинг делал все от него зависящее для ускорения организации
экспедиции303, предлагая включить в нее англо-французские силы для контроля над
«политическими результатами» турецких завоеваний на Кавказе301.
Стрэтфорд-Каннинг воспринимал операцию Омер-паши как разведку боем. Ее результаты, в
случае успеха, позволили бы весной следующего, 1856 года, сделать Грузию
«благородным поприщем для демонстрации британской доблести и силы». Это, как
предполагалось, восстановит пошатнувшуюся военную репутацию Англии в Европе
и усилит ее политическое влияние в Азии5*.
¦* HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1652, 1759, 1872.
20 Papers rclativc lo Military Affairs.., p. 261-263.
3* Papers relative to MilitaryAflairs.., p. 277, 354.
4*RW. 1855. P. 254-255.'
5*AGKK.SerieIII.Bd.4.S.95.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ 0МЕР-11А1Ш1 (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Генерал Р. Вивиан в письме к Стрэтфорд-Каннингу (июль 1855 г.) высказал
опасение, что экспедиция предпринимается слишком поздно, если ее цель состоит только
в спасении Карса, и слишком рано (ввиду недостаточной подготовленности ее), если
предполагаются «серьезные операции» по захвату Грузии1*.
Конечно, британские государственные деятели мотивировали свой интерес к
Кавказу не колониальными устремлениями, а, как обычно, заботой об обороне Турции.
Согласно утверждениям Пэнмюра, Англия не ставила перед собой иной цели, кроме
как сдержать продвижение русских в Малой Азии, ибо захват турецких территорий
дал бы им лишний козырь на будущих переговорах о мире2*.
Совершенно иначе виделись цели экспедиции Омер-паши из Петербурга:
«отторжение Закавказского края от России» уничтожение ее «исключительного права владения
Каспийским морем»; «водворение и укрепление английской власти на (его—В. Д.)
южном берегу»; подготовка вторжения англо-индийских войск в Иран и
принуждение шаха к присоединению к антирусской коалиции союзников3*.
В конце июня 1855 г. Турция получила от Англии и Франции второй заем в
размере 5 млн ф. ст. E50 млн курушей), часть которого, как и в стае с первым займом,
была предоставлена в распоряжение Анатолийского корпуса, в том числе на
закупку в Париже партии оружия для кавказских горцев. Эти субсидии стали не только
узаконенным инструментом экономического и политического контроля над
Турцией, но еще и благовидным способом ведения Крымской войны за турецкий
счет. Константинополь рассчитывался за помощь союзников по самой высокой
цене. Как удачно заметил российский историк В. И. Шеремет, «...турок хотели
бы заставить сражаться и умирать во славу британской короны, но перед этим
оплатить собственные похороны»4*.
Вскрывая на примере второго займа методы колониального закабаления Турции,
Карл Маркс писал: «Фактически условия займа сформулированы так, что Турция прямо
денег не получает, а лишь ставится на самых недостойных для любой страны
условиях под опеку, согласно которой данная ей как будто бы взаймы сумма должна
распределяться и расходоваться английскими комиссарами... Турция перестала
распоряжаться своей собственной армией. А сейчас западные державы протягивают
руку к турецким финансам»5*.
Без энтузиазма встретили проект Омер-паши в Париже, где не жаждали
отстаивать ценой французской крови колониальные интересы Англии. Не желая отвлекать
,0 Supplemenlary Papers.., p. 4-5.
«•PP.V. 1.Р.326.
3* ШтейнбергЕ. J. Указ. соч. С. 84-85.
4* Шеремет В. И. Османская империя.., с. 213-214,224-227. Ср.: НовичевА. Д. История Турции.
Т. 4.4.3. Л., 1978. С. 79-80.
5< Маркс К, и Энгельс Ф. Соч. Т. 11. С. 397-398.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
силы из Крыма и ослаблять натиск иа Севастополь, продолжавший яростное
сопротивление305, Наполеон III строил под разными предлогами препятствия экспедиции
Омер-паши. Попытки английского посла в Париже Каули повлиять на
императора были до определенного момента бесполезны306. «Главная цель сейчас—Севастополь,
а не Карс>>,—писал Наполеон III Вальяну 2 августа 1855 г.1* Так же считали
Пелисье2* и Валевский3*.
Осознать эту7 неудобную реальность пришлось и британским политикам. Кларендон
писал Стрэтфорд-Каннингу B3 апреля 1855 г.), что «пока не взят Севастополь,
мы (англичане—В. Д.) парализованы». Но если удастся выбраться из «этой
ужасной крымской мышеловки», нужно быть готовым к военным действиям в Грузии,
Черкесии и Малой Азии—на «нашем ноле битвы»1*.
Усилия Стрэтфорд-Каннинга по организации похода Омер-паши наталкивались
на обструкционистскую политику Франции в Константинополе5*. 11 сентября
1855 г. Каули докладывал Кларендону, что после его неоднократных обращений к
Валевскому с просьбой призвать французского пост в Турции действовать в черкесском
вопросе согласованно со Стрэтфорд-Каннингом наконец-то последовал ответ:
«Французское правительство в большом недоумении и не знает, как ему поступить...
Если бы в Черкесии была какая-нибудь одна признанная власть, задача была бы
сравнительно простой, но при наличии стольких разных племен, с которыми надо иметь дело,
он (Валевский—В. Д.) просто отчаивается» относительно возможности «сделать что-
нибудь полезное». В этих условиях Валевский склоняется к тому, «чтобы французский
агент (Шампуазо—В. Д.) оставался в Сухум-кале и, если только этого не потребует
необходимость, как можно меньше вмешивался во внутренние дела страны»6*.
Вместе с тем Валевский через Каули попросил Кларендона высказаться с
большей определенностью о том, каким образом собираются англичане «превратить Грузию
иЧеркесию в барьер против России»?7* Кларендон ответил B4 октября 1855 г.),
что он пока не знает, как это сделать, но «если мы (союзники—В. Д.) возьмем Крым,
и война продолжится в следующем году, то не будет сомнений в необходимости
экспедиции в те края (на Кавказ—-В. Д.), при уаювии, что мы не имеем в виду оставить
незавершенной нашу работу но защите целостности Турции»8*.
По мнению Кларендона, у Турции было больше оснований бояться наступления
русских не из Европы, где есть кому их остановить, а из Азии, откуда они могли уда-
1 • Цнт. по: BarkerA. J. The war against Russia 1854-1856. N. Y.-Chicago-San Francisco, 1970. P. 259-260.
** Богданович Л/. И. Указ. соч. Т.4. СПб., 1876. С. 302.
^LesureM. Ор. cit. Р. 48, 64.
4* AGKK. Serie III. ?d. 3. S. 578.
*'Makolm-SmUh E. F. Op. cit. P. 293, 297-298.
6' Цит. по: Гулиа Д. Г. Указ. соч. С. 17.
7* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 235.
84bid.S.242.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
рить беспрепятственно, воспользовавшись антиосманскими настроениями местного
населения. Если поднимется весь Курдистан вместе с 2 миллионами армян, то ни
одна европейская держава не спасет Азиатскую Турцию от России1*.
Однако французские дипломаты проявляли все более явное равнодушие к
доводам своих английских коллег. На это, в частности, жаловался Пальмерстон после одной
из бесед с послом Франции в Лондоне Ж. Персиньи, в которой затрагивалась тема
Грузии и Чсркесии2*. Как считал Кларендон, «ничто не сможет выбить из их
(французских—В. Д.) голов» убеждение в том, что у Англии есть свои, отличные
от французских, интересы на Кавказе, ибо «отчасти это правда»3*.
Дополнительный штрих в непростую картину англо-французских отношений
вносит один эпизод. Когда Стрэтфорд-Каннинг через курьера послал Тувнелю свой
Черкесский меморандум, французский дипломат, даже не заглядывая в документ,
возмущенно воскликнул: «Я не могу принимать указания от британского посла»4*.
На заседании британского кабинета D августа 1855 г.) звучали резкие
высказывания относительно противодействия Франции освобождению Карса.
Подчеркивалось также, что Париж не имеет права диктовать султан), где и как ему
использовать собственные войска, тем более, когда речь идет о непосредственной
защите османской территории5*.
Вместе с тем Лондон не решался отдавать своим военно-морским силам, вопреки
мнению Наполеона III, приказ о транспортировке корпуса Омер-паши на Кавказ,
поскольку это, по словам Кларендона, будет означать «полный разрыв союза» с
Францией и на Востоке, и на Западе6*.
о * *
Только к концу сентября 1855 г., после падения Севастополя, французское
командование согласилось отпустить турецкие войска в Малую Азию7*. Британский флот
начал перевозку их из Крыма, «не теряя ни минуты»8*, и одновременно англичане
активно готовили на Кавказе условия для высадки. В сентябре 1855 г. британское
судно «Циклоп» вело разведку вдоль побережья Мингрелии, выбирая место для
десанта, выясняя военную и политическую обстановку. На корабле находился агент
Стрэтфорд-Каннинга Чарльз Эдисон, присланный в помощь Лонгуорту9*.
10 AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 242.
*• Ibid. S.250.
»• AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 578.
|e AGKK. Serie III. ?d. 4. S.182.
*" AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 839.
«4bid.S.838.
70 Malcolm-Smith E. F. Op. cit. P. 298.
^FUzmauriceEd. The Life of Second Earl of Granville 1815-1891. L.-N. Y., 1906. V. 1. P. 137-138.
9° Oliphant Л/. and W. Memoir of the life of Laurence Oliphant and of Alice Oliphant, his \vife. V. 1. Leipzig,
1891. P. 139-140.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
«Циклоп» бросил якорь в устье реки Ингури, вверх по которой затем
отправились на шлюпках специальные уполномоченные британского правительства при армии
Омер-паши—Лонгуорт, полковник Баллард, Лоуренс Олифант, французские
представители Шарль Шампуазо и Вильмуан1 *. В ходе путешествия они установили, что
на участке, расположенном между Сухум-кале и Редут-кале русских войск нет, но в
нескольких местах имелось иррегулярное грузинское ополчение2*.
В начале октября «Циклоп» доставил Омер-пашу в Сухум-кале, куда уже перебрался
из Батума его корпус. Капитан корабля лейтенант Баллард (не путать с
полковником Баллардом) снабжал Лайонса донесениями, характеризовавшими развитие
ситуации в Западной Грузии. Они незамедлительно пересылались в Лондон.
31 октября капитан сообщал о движении авангарда турецкого корпуса в
направлении Зугдиди и намерении Омер-паши овладеть затем Кутаисом. «Циклоп»
доставлял турецкой армии продовольствие, амуницию и пр.3*
Даже высшие чиновники Англии искали возможности непосредственно
вмешаться в кавказские дат. В октябре 1855 г. Ньюкасл на корабле «Хайфлайер» совершил
своеобразный инспекционный вояж вдоль восточного берега Черного моря, цель
которого предусматривала ознакомление с военно-политической обстановкой и
попытки оказать влияние на нее307.
Ньюкаслу в его миссии энергично помогали капитан «Хайфлайера» Джон Мур
и Лоуренс Олифант, молодой дипломат, увлеченный идеей использовать Шамиля
в интересах союзников4*. Вблизи Анапы они совещались с Сефер-беем. Весьма
неприятное впечатление произвел на Ньюкасла турецкий флаг, развевавшийся на берегу,
несмотря на специальный фирман, в котором султан торжественно отказывался от
притязаний на Черкесию308. Признавая за турками лишь роль исполнителей
английских колониальных замыслов, Ньюкасл откровенно заяви.! о нежелании британского
правительства делиться будущей добычей: «... во имя интересов, заставивших нас
вступить в войну, Черкесию не следует отдавать Турции»3*. Кларендона так и
подмывало вновь потребовать у Порты, «чтобы она запретила своим агентам в Черкесии
действовать в нарушение обещаний, данных ею самой в Константинополе»6*.
Англичане, недовольные тем, что приказ Лондона о разрушении Анапы не был
выполнен, сделали Сефер-бею соответствующие внушения. Последний ссылался на
сложную политическую ситуацию в Черкесии. Но и без помощи турецкой марионетки
^Buzzard Т. With the Turkish Army in thc Crimea and Asia Minor. L., 1915. P. 215.
2*RW. 1855. P. 367.
»• Ibid. P. 371-372; TyrellH. Op. cit. V. 3. P. 24.
«• Подробнее об этом см.: Oliphant M. and W. Op. cil. V. 1. P. 131 -153.
^MartineauJ. Op. cit. P. 277.
•• Цит. по: Гулиа Д. Г. Указ. соч. С. 17-18.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Мур схватил суть дела, хотя причины некоторых явлений истолковал по-своему. Так,
заметив неблагожелательное отношение местного населения к англичанам, он
посчитал это только результатом интриг Сефер-бея и «начальника» его штаба
Мехмед-бея (Я. Баньи), венгра по происхождению. По мнению Мура, Сефер-бей,
находившийся под влиянием своего приближенного, намеревался стать
единоличным правителем края и обосноваться в Анапе. Как сообщал Мур Лайонсу, Сефер-бей
и Банья, играя на подозрительности горцев, распространяли слух, будто Англия
собирается захватить их страну1*.
Запрещение Англией работорговли между Черкесией и Турцией лишь усиливало
антибританские настроения2*. Впрочем, этот запрет был не более, чем простая
декларация, ибо Турция саботировала его. Фактически же невольничий промысел
оживился. Англичане не только смотрели на него сквозь пальцы, но и соучаствовали
в нем3*. В июле 1854 г. представители религиозно-благотворительных кругов
Англии на заседании парламента потребовали от правительства объяснений
относительно возобновления работорговли между Черкесией и Турцией после того как
русские покинули черноморские крепости. Епископ Оксфордский, ссылаясь на
прессу, критиковавшую кабинет за попустительство этому человеческому пороку,
язвительно подчеркнул, что пока можно говорить лишь о единственном последствии ухода
из прибрежной Черкесии русских властей, запрещавших провоз живого товара309.
Отвечая епископу, Кларендон указывал на принятые правительством строгие меры
по пресечению работорговли, которые облегчали установление союза с Шамилем,
настроенным, как выяснили англичане, против этого традиционного института
кавказской жизни. Как видно, Лондон руководствовался вовсе не филантропическими
идеями4*. 5 мая 1856 г. парламентарий Д. Мэннерс расценил эти шаги как свидетельство
недальновидной политики кабинета и одну7 из причин провала английских планов
на Кавказе. «Мы,—сказал он,—заставили их (черкесов—В. Д.), в угоду нашим
предрассудкам, отказаться от доходной работорговли»5*. Такая же мысль была
повторена в западноевропейской публицистике6*.
Покинув Сефер-бея, Ньюкасл, Мур и Олифант продолжили путешествие на юго-
восток. По пути они внимательно изучали все береговые пункты, представляющие
стратегический интерес. Около форта Лазаревского они взяли на борт «Хайфла-
,0 RW. 1855. Р. 389; OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign.., p. 11.
*' Rustow W. Der Kricggegcn Russland. Bd. 1. Ztirich, 1855. S. 497; Bd. 2. S. 95; StuckerC. Op. cit.
S. 173; WiderszalL. Op. cit. P. 155.
a* Сборник известий.., кн. 3. СПб., 1854. С. 104-105; Тарле Е. В. Соч. Т. 8. С. 375-376;
Бурчуладзе Е. Е. Грузия в планах.., с. 193-194; Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 192;
MacqueenJ. Op. cit. P. 305.
¦»• HPD. V. 135. L., 1855. Р. 122-124.
5* HPD. V. 141. L., 1856. P. 2053.
6* QR. 1864. V. 116. N 231. P. 102-104; Lapinski T. Op. cit. Bd. 1. S. 319.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
йера» Мухаммеда Эмина, направлявшегося в Сухум-кале, куда он был приглашен Омер-
пашой. В ходе откровенных и продолжительных бесед наиб изложил Ньюкаслу
свои взгляды и рассказал об организованных им операциях против русских1 *. При
этом он грубо исказил действительность, представив как большой успех свой
неудачный поход на карачаевцев, не пожелавших нарушить лояльные отношения с Россией
и присоединиться к союзникам2*.
Мухаммед Змин произвел впечатление на капитана. С острым умом, способный
не только завоевывать приверженцев, но и воспитывать в них фанатическое
подчинение, он, с точки зрения Мура, был единственным из всех черкесских
вождей, который смог бы объединить разобщенные племена для успешной борьбы
против России310.
Основываясь на сведениях, почерпнутых из разговоров с наибом, а также на
собственных наблюдениях, Мур в обстоятельном докладе в Лондон рисовал весьма
неоднозначную политическую картину в горских обществах: некогда значительная
роль Мухаммеда Эмина в черкесских делах с начала Крымской войны ослабла
благодаря росту оппозиционных настроений3*. С одной стороны, их питала местная
«аристократия», равнодушная к аскетическим нормам Корана и усматривавшая в
религиозной идее равенства (при этом не понимая ее демагогического характера)
угрозу своему благополучию. С другой стороны, наибу противостояла большая часть
племени натухайцев, натерпевшаяся от его жестокостей. Для многих из них торговля
и общение с русскими уже успели превратиться в привычку4*.
Социальная обстановка осложнялась соперничеством между Мухаммедом Эмином
и Сефер-беем. В русской дореволюционной и зарубежной исторической литературе
Сефер-бею—выразителю интересов знати и ставленнику Турции, иногда
противопоставляется Мухаммед Эмин, якобы как представитель горских низов, апостол
демократии5*. Такое мнение необоснованно. Наиб старался обеспечить поддержку
общинников для того, чтобы, став авторитарным вождем черкесов, превратить
газават в их образ жизни, вовсе не собираясь изменять социальную структуру
общества и уничтожать угнетение. Эгалитарной риторикой он льстил массам, умело
используя ее в тактических целях. Но там, где он встречал сопротивление, методы
утверждения его власти, перенятые у Шамиля, были далеко не демократичны.
Когда того требовали его планы, он изменял «традиционном)» принципу опоры на
народ, охотно обращался к услугам «аристократии».
'* MartineauJ. Ор. cit. Р. 278; RW. 1855. Р. 390.
2* Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign.., p. 52, 75. О настроениях карачаевцев см.:
Бурчуладзе Е. Е. Крушение.., с. 15.
я* RW. 1855. Р. 390.
4* Ibid. Р. 390; LuxenburgN. Op. cit. Р. 503.
50 ФелицынЕ. Князь Сефер-бей.., с. 80; Щербина Ф.А. Указ. соч. С. 543; WiderszalL. Op. cit. Р. 149.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
В свою очередь и Сефер-бей при необходимости заигрывал с низшими сословиями,
отвергая непомерные притязания «дворянства»1*. Противоречия между Мухаммедом
Эмином и его соперником не носили непримиримого характера, ибо с классовой точки
зрения их цели совпадали. Различались лишь средства их достижения2*. Если бы
царские власти вовремя проявили гибкость и перестали считать аксиомой освященную
самодержавной идеологией доктрин}' о необходимости непременно
ориентироваться на союз с господствующим классом, то хможно предполагать, что Кавказская
война быстрее утратила бы свою внутреннюю, черпаемую из конкретного социального
источника—общинной массы—энергию и окончилась бы раньше.
Не исключается и другая гипотеза: после Крымской войны наместник Кавказа
А. И. Барятинский, широко привлекая на свою сторону горцев-общинников и тем
самым привнося рационализм и эффективность в прежнюю политическую
стратегию, вероятно, в какой-то мере заимствовал у Шамиля и Мухаммеда Эмина богатый
и небезуспешный опыт социального лавирования, обращал против них их же
оружие. Правда, к его услугам были и примеры его предшественников, отклонявшихся
под давлением обстоятельств от принятых стереотипов3*.
В конце октября 1855 г. Ньюкасл, Мур, Олифант и Мухаммед Эмин достигли Сухум-
кале. Здесь Омер-паша сообщил им, что через некоторое время он начнет наступление
на Кутаис и Тифлис, а затем по Военно-Грузинской дороге попытается выйти на
Северный Кавказ. Турецкий генерал предложил наибу собрать горское ополчение
в 20 тысяч человек, одной части которого предстояло идти на соединение с
Шамилем, другой—участвовать в походе Омер-паши через Мингрелию. По возвращении
из Сухум-кале Мухаммед Эмин, официально назначенный правителем всех
черкесов (за исключением шапсугов и натухайцев, находившихся в «юрисдикции»
Сефер-бея), энергично приступил к выполнению задания4*. Такое же поручение
Омер-паша дал и Сефер-бею, как всегда много обещавшему5*.
Воспользовавшись днями, оставшимися до наступления Омер-паши, Ньюкасл,
Мур и Олифант нанесли визит владетелю Абхазии князю MnxaiLiy Шервашидзе (Хамид-
бей), получившему воспитание в Петербурге и носившему звание генерала русской
армии. Англичане пытались расположить князя в пользу союзников. М. Шервашидзе
заявил, что отдает предпочтение русским и «крайне отрицательно относится к
перспективе установления турецкой власти у себя в стране»6*. Заигрывая с князем,
,в Фыицын Е. Князь Сефер-бей.., с. 83; КарлгофН. Указ. соч. С. 99; Покровский А/. В, О характере
движения.., с. 70-74.
2° Покровский М. Иностранные агенты.., с. 170-172.
30 Там же. С. 155.
4° КасумовА. X. Оборона Северного Кавказа.., с. 133.
50 Lapinski Т. Ор. cil. Bd. l. S. 327.
?*RW.1855.P.391.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Омер-паша предложил ему в знак «уважения>> его суверенных прав титул
«губернатора» Абхазии. Этот умиротворительный жест союзников объясняется тактическими
соображениями, а вовсе не щепетильностью турецкого командующего, не доверявшего
абхазскому правителю.
Чтобы сохранить свое влияние над подвластными людьми, контроль над
положением в Абхазии и не допустить туда Сефер-бея или Мухаммеда Эмина, князь принял
новую «должность», хотя и без энтузиазма311. В какой-то мере это была и уступка
давлению протурецки настроенной местной знати, отрекшейся в критической
обстановке от российского подданства1*. По-видимому, М. Шервашидзе занял
выжидательную позицию, внимательно следя за развитием Крымской войны, не
порывая связи с Петербургом и не обостряя отношений с союзниками, чтобы в случае
возвращения России на Западный Кавказ не оказаться скомпрометированным
перед нею, а в случае отторжения его получить от Англии и Франции право на
присоединение к своим владениям новых земель, например, Мингрелии. Немаловажные
услуги князя русскому правительству312 не исключают такого предположения.
Представляется весьма правдоподобным утверждение П. К. Услара, что Шервашидзе
«подготовлял для себя благоприятные шансы на все возможные случаи»2*. В
ожидании того, на чью сторону—России или союзников—склонится чаша военных
удач, Шервашидзе действовал осторожно. До появления на Кавказе Омер-паши он
заявлял туркам о своем желании оставаться «совершенно нейтральным между
воюющими державами» и одновременно вел переговоры по поводу условий, на которых
он согласился бы перейти на сторону союзников3*. Эти переговоры были
продолжены с Омер-пашой, однако нет оснований разделять мнение П. К. Услара о том,
что обе стороны приняли окончательные взаимовыгодные обязательства, поскольку
якобы Шервашидзе уже считал дело России проигранным, а свои дальнейшие
колебания неуместными4*.
Мур в докладе Лайонсу выражал надежду на сотрудничество князя при условии,
что в Западную Грузию вступят европейские войска. Омер-паша прекрасно
понимал всю нецелесообразность использования в христианской Грузии турецкой армии:
одно ее присутствие оживляло мрачные воспоминания об ужасах османского владычества,
накаляло политическую атмосферу, в то время, когда нужно было ее разрядить,
толкало население к вооруженному сопротивлению. Поэтому он полагал разумным
перебросить турок к единоверцам в Черкесию для совместных действий против
России, а на их место поставить англо-французскую армию313.
1* Дзидзарип Г. А. Указ. соч. С. 135, 143; Осман-бей, Указ. соч. С. 202.
2* Услар П. К. Указ. соч. С. 262.
3* Там же. С. 263-265.
«• Там же. С. 274-276, 282-283.
ГЛАВА 111. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Во второй половине ноября Мур продолжал свои «челночные» перемещения
вдоль кавказского побережья, наблюдая за военно-политической обстановкой,
главным образом—заходом экспедиции Омер-паши, осведомляя обо всем Лайонса1*.
Еще один информатор Лайонса капитан корабля «Гладиатор» Чарльз Хильяр в
начале ноября проделал тот же путь, что и Мур, посетив Анапу, Суджук-кале,
Геленджик, форт Велья*миновский, Вардан, Пицунду, Сухум-кале. Хильяр
предлагал британскому правительству свои услуги в деле установления связи с Шамилем.
Ему удалось обзавестись влиятельными знакомыми в Черкесии, которые могли
устроить встречу с имамом. Капитан отмечал весьма подозрительное, а подчас и
недоброжелательное отношение простых горцев к англичанам2*. Он также констатировал
ярко выраженную враждебнлю реакцию грузинского населения на появление войск
Омер-паши3*. Помимо сбора сведений Хильяр снабжал турецкий
экспедиционный корпус продовольствием.
« « «
Из всех отчетов англичан, совершивших 6-недельный вояж на «Хайфлайере»,
пожат!, наибольшей обстоятельностью отличались два неофициальных письма
Ньюкасла Кларендоиу. Они достойны подробного изложения не только из-за своей
информативной насыщенности, но еще и потому, что содержат глубоко
проницательный, местами совершенно уникальный, хотя и не лишенный пристрастия,
взгляд на ситуацию в Черкесии, Абхазии и Грузии.
Ньюкасл с иронией замечал, что в Лондоне, где каждый мнит себя знатоком
черкесов и готов дать им полную характеристику, существуют две противоположные
точки зрения. С одной стороны—«самые восторженные оценки добродетельных
и рыцарских качеств этих необузданных детей свободы»; с другой—«самые
удручающие рассказы об их невыносимом характере, плутовстве, взаимных распрях».
Ни одна из этих крайностей, по мнению Ньюкасла, не верна, но от этого проблемы,
стоящие перед союзниками, легче не становились. Кроме того, они были «в
течение нескольких предыдущих лет314 серьезно осложнены дипломатическими и
другими ошибками» Европы на Кавказе4*.
Нисколько не оправдывая этих ошибок, Ньюкасл все же констатирует наличие
в регионе объективных социально-политических и идеологических обстоятельств,
к которым любой внешней силе очень трудно приспособиться. Прежде всего-
этническая, языковая, конфессиональная и политическая разнородность. В случае
с Черкесией это означало, помимо прочего, полное отсутствие государственной
организации в какой-либо форме—«монархической, олигархической или демократической».
¦*R\V. 1855. Р. 116-418.
*• Ibid. Р. 397-398.
*• Ibid. Р. 399-400.
4* AGKK. Seiic III. Bd. 4. S. 282-283.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Иначе говоря—представительного (в широком смысле) института, с которым
союзники могли бы вступить в те или иные отношения. Другая проблема состояла
в религиозных различиях, порождавших враждебность между
черкесами-мусульманами и грузинами-христианами. К категории, так сказать, искусственно созданных
проблем Ньюкасл отнес захват турецкими войсками русских крепостей на черноморском
побережье Кавказа, покинутых их гарнизонами в начале войны1*.
Но больше всего Ньюкасла беспокоило отсутствие у союзников (по сути—у
Англии) четкой военной и политической стратегии на Кавказе. Именно о такой
двуединой стратегии ставил вопрос британский министр: важно не только (и не столько)
одержать там военную победу над русскими, но и знать, что делать с этой победой
в стране, своеобразие и разнообразие которой может привести в замешательство
любого европейца.
По мнению Ньюкасла, необходимо было, как минимум, заручиться поддержкой
местного населения. Между тем союзники вольно и невольно делали все для того,
чтобы восстановить его против себя. Ньюкасл выступал категорически против
появления армии Омер-паши в Грузии, где реакция христианского народа была легко
предсказуема. Ньюкасл не отрицал, что турецкий командующий предпринимал
усилия для смягчения этой реакции, но с малым успехом. Как стало ясно из бесед
англичанина с Омер-пашой, последний прекрасно понимал ошибочность высадки
его войск в Грузии и движения в глубь страны: этим должны были заниматься
англичане и французы, оставив туркам Кубань и Черкесию в качестве поля действий2*.
Исключительную историческую ценность представляет сообщение Ньюкасла о
его секретных переговорах с Михаилом Шервашидзе.
Абхазский владетель откровенно заявил о своей расположенности к России,
которой он очень многим обязан, и об уходе которой из Абхазии он глубоко
сожалел. Но ему пришлось подчиниться обстоятельствам, вызывающим у него только
беспокойство. В частности, приход османской армии Шервашидзе назвал
«большим несчастьем» для страны, настроенной по отношению к Порте отрицательно.
Князь не скрывал, что союзники поставили его в двусмысленное положение
необходимостью иметь дело с противниками России, особенно с турками. При этом нет
никакого плана послевоенного политического устройства Кавказа и никаких
гарантий сохранения власти Шервашидзе (тонкий намек на то, что при русских у него
такая гарантия была). Идею установления или восстановления турецкого влияния
в крае князь отвергал напрочь3*.
В своих письмах к Кларендону Ньюкасл выразил полное согласие с подобным
видением ситуации.
«• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 283.
24bid.S.283.
34bid.S.283,511.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Ньюкасл весьма подробно останавливается на характеристике других ключевых
политических фигур Западного Кавказа. Главная из них, с точки зрения министра,—
Мухаммед Эмин, «то ли действительно фанатик, то ли притворяется им». Во всяком
случае «этот исключительный персонаж», благодаря уму и хитрости, обладает
беспрецедентной для тех мест мастью—духовной и светской, используя одну в интересах
другой. В этом плане, по мнению англичанина, Мухаммед Эмин похож на Шамиля.
Ньюкасл поражался тому, как вообще можно было достичь подобного статуса в
стране «самых гордых и самых свободных людей на земле», где—несмотря на
формальное наличие князей, дворян, общинников и рабов—«все равны». По отношению
к строптивцам Мухаммед Эмин публично осуществлял политику «большой дубинки»,
которой подчинялись «с кротостью спаниеля». Его «почитают чуть ли не наравне
с самим Магометом». Однако его власть осуществляется лишь на ограниченной
территории, за пределами которой его воспринимают «с недоверием и неприязнью»1*.
Почти полной противоположностью, по мнению Ньюкасла, являлся Сефер-
бей—«дряхлый старый мошенник и разбойник»2*. Он пользовался определенным
авторитетом среди части натухайцев «в окрестностях Анапы», но и над ними
князь не имел реальной власти, в чем откровенно признавался Ньюкаслу3*. А все
потому, полагал английский министр, что единственный источник легитимности
Сефер-бея—полученный от султана мандат черкесского наместника—был крайне
сомнительным во всех смыслах.
Ньюкасл нанес визит князю в то время, когда тот собирался провести на Кубани
безрассудную операцию против русских, от которой англичанин его отговорил.
Ньюкасл считает нужным сообщить, что Сефер-бея сопровождали «два мадьяра
плутовской наружности»4*. Вообще все, что связано с Сефер-беем, подано в резко
негативной тональности. Ничего другого для ставленника Порты у туркофоба
Ньюкасла не нашлось. Турция, по мнению министра, должна немедленно отозвать
Сефер-бея и больше никого на его место не присылать, ибо любой османский
ставленник типологически будет таким же «мошенником» (это у Ньюкасла ключевое
слово для характеристики Сефер-бея). Ноу Ньюкасла была еще одна, быть может,
более важная причина для нелюбви к Сефер-бею: последний «отвергал все
политические идеи англичан»5*.
Ньюкасл был решительным противником турецкого присутствия на Кавказе—на
территории, которой Порта никогда реально не владела и права претендовать на
которую она полностью лишилась после Адрианопольского договора315. Осман-
»• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 284-285, 510.
*• Ibid. S. 284.
3Mbid.S. 509-510.
*' Ibid. S. 510.
5* Ibid. S. 284.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ские флаги, развевавшиеся над бывшими русским укреплениями Черноморской
береговой линии вызвали у Ньюкасла возмущение, поскольку эти крепости он
считал трофеями английского (и французского) флота, а не турецкой армии, занявшей
их самовольно, никак не по праву победителя.
Турок Ньюкасл называет «заинтересованными силами», усердно и очень успешно
распространяющими на Кавказе «злую клевету» о британских намерениях. На
одном из натухайских народных собраний Ньюкасл, как сообщал он в отчете Кда-
рендону, выступил с официальным опровержением этой клеветы310.
Большой урон репутации союзников на Кавказе, как полагал Ньюкасл, наносила
ситуация, сложившаяся в связи с высадкой корпуса Омер-паши и позволившая
разного рода «негодяям» свить свои преступные гнезда в Сухум-кале, Батуми,
других прибрежных местах и греть руки на войне1*. Очевидно, имелось в виду, что возникли,
как это и бывает в подобных случаях, благоприятные условия для деятельности
интернационального сообщества любителей «ловить рыбку в мутной
воде»—работорговцы, спекулянты интендантского профиля, военные наемники, всевозможные
политические авантюристы, криминальные элементы самого низкого пошиба и т.д.
Одним словом, все те, кто являются неизбежными спутниками любой войны.
Справедливо именуя данный феномен «сложной системой», Ньюкасл подчеркивал
тщетность попыток Омер-паши искоренить это зло2*.
Особая и, (уда по всемO, больная для Ньюкасла тема—профессиональная подготовка
и личные качества, необходимые для британских эмиссаров, направляемых на Кавказ.
По его мнению, Дж. Лонгуорт не обладал достаточной квалификацией для работы в
столь сложном регионе. Его манера поведения, темперамент, усвоенные привычки
находились в дисгармонии с характером горцев и приносили только вред. Лонгуорт, по словам
Ньюкасла, умудрился разругаться по пустякам почти со всеми видными черкесами,
включая Мухаммеда Эмина и Сефср-бея. В результате его влияние стало настолько
мизерным, что лучше уж Англии вообще не иметь своего агента в Черкесии, чем
иметь такого, как Лонгуорт. При этом Ньюкасл не отрицал глубокого интереса Лон-
гуорта к Кавказу и его готовности служить там своей стране верой и правдой3*.
Ньюкасл полагал, что «деликатные миссии», подобные лонгуортовской, требуют
соответствующих исполнителей—англичан с опытом работы на Востоке, имеющих
необходимые навыки общения с такими народами, как черкесский, соединяющий
«некоторые черты дикости с личной свободой»4*.
Затем Ньюкасл дает краткое перечисление возможных кандидатур на роль
главного британского представителя на Кавказе.
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 284. Ср.: AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 845.
2' AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 284.
30 Ibid. S. 283-284, 507.
4* Ibid. S. 507.
ГЛАВА 111. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМКР-ЛАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
«Если бы Сэр Макнейл был помоложе, он прекрасно подошел бы»317.
«Полковник Роулинсон был бы лучше многих из тех, кого можно найти, если бы
он отбросил свои укоренившиеся предубеждения, которые не соответствуют
нынешнему духу страны (Черкесии—В. Д.), хотя 20 лет назад они, вероятно,
были бы оправданны»318.
«Считаю полезным использовать Лоуренса Олифанта, который сейчас
находится при армии Омер-паши и который сопровождал меня (Ньюкасла—В. Д.) в одной
из моих поездок в глубь страны (Западного Кавказа—В. Д.). Не думаю, что он
обладает авторитетом и опытом, достаточными для того, чтобы быть (главным
британским—В. Д.) эмиссаром, но в качестве помощника пригодился бы»319.
Но все это дело будущего. Что до настоящего, то тут Ньюкасл испытывал
большие сомнения относительно возможности легко убедить Стрэтфорд-Каннинга
отозвать его любимца Лонгуорта. Впрочем, военный министр не видел в этом
трагедии. Более того, сам факт постоянного присутствия англичанина рядом с
Омер-пашой, по мнению Ньюкасла, будет для местного христианского населения
сигналом, свидетельствующим о невозможности возвращения под масть султана1*.
Тем не менее Ньюкасл советовал Кларендону не оставлять Лонгуорта на Кавказе
слишком долго и подыскать ему замену в лице человека, способного проводить
британскую политику в этом регионе четко и последовательно. Правда, прежде, как
писал Ньюкасл, нужно ясно сформулировать такую политик}2*.
Именно этом}7 и посвящена большая часть рассматриваемых нами писем Ньюкасла
к Кларендону. Он, как и положено человеку его ведомственной принадлежности,
выдвигает план военной кампании на Кавказе, считая ее совершенно необходимой,
поскольку Россия, не потерпев поражения в этом регионе, его не отдаст. Общая
стратегическая идея, как признавался Ньюкасл, проста, но детали нужно будет очень
основательно додумать в ходе ее подготовки и осуществления, уже на месте3*.
Прежде всего Ньюкасл настаивает на передислокации корпуса Омер-паши
весной 1856 г. в район Тамани и Анапы, откуда он должен двинуться вверх но Кубани
на восток, уничтожая по пути все русские укрепления, и дойти до реки Лабы и
подножья Эльбруса в Карачае. Здесь повсюду Омер-паша, как предполагалось, будет
обеспечен помощью местного магометанского населения. Конечную цель
экспедиции Ньюкасл видел в закреплении союзников на линии рек Кубань и Терек, которые
станут южной границей России4*.
В «христианских странах» (любопытно, что употреблено множественное число)
Грузии, Имеретин, Мннгрелии и других непременно должны действовать анг-
«• AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 508.
*e Ibidem.
30 Ibidcm.
|e Ibidem.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
личане, ассистируемые германскими и швейцарскими наемниками, возможно—
сардинцами и ограниченными турецкими частями. Количественно эту армию
планировалось довести до 100 тысяч человек10.
В этой связи Ньюкасл обозначил две самые сложные оперативно-технические
проблемы: выбор исходного плацдарма и налаживание бесперебойного
интендантского снабжения. Касательно первого вопроса он указывал на Баттм, как на лучшее,
по стратегическим параметрам, место, связанное относительно удобными
коммуникациями с внутренними районами и располагавшее подходящей гаванью. Однако в
этой «жалкой деревушке» негде разместить войска. К тому же, окрестные болота делают
ее климат нездоровым, что, впрочем, поправимо: Ньюкасл предлагал выжечь лес
вокруг н осушить местность. Что до второй проблемы, то она сложнее, ибо добыть
нужное количество продовольствия непосредственно на театре боевых действий будет нелегко,
в том числе из-за того, что горные дороги, за исключением построенных русскими,
не настолько хороши, чтобы справиться с большой транспортной нагрузкой.
Но и эти вопросы, как считал Ньюкасл, решаемы. Из Крыма на Кавказ можно
перебросить 15 тысяч единиц 1^жевого транспорта, а в качестве интендантских баз вполне
приемлемы турецкие малоазиатские порты, находящиеся в относительной
близости от кавказского побережья. Кроме того, из номенклатуры военных поставок
нужно исключить очень важный компонент—фураж, запастись которым на месте
действия не так уж сложно. Но самое главное подспорье, как тайно надеялся, но не
был полностью уверен Ньюкасл, это помощь местного населения, на которую в
западном Закавказье может рассчитывать только английская, христианская армия2*.
Ньюкасл считал необходимым, чтобы при корпусе Омер-паши находились, помимо
главного (политического) английского эмиссара, еще два специалиста по военном}'
и военно-интендантскому делу, хорошо знающие условия страны и местности.
Послать их на Кавказ нужно загодя для предварительного изучения обстановки. По
мнению Ньюкасла, нельзя было предоставлять Омер-пашу самом} себе: военный и
политический контроль со стороны англичан очень важен. На роль одного из таких
контролеров Ньюкасл прочил начальника штаба британской армии в Крыму генерала
Чарльза Уиндэма. Руководство интендантской частью он также предлагал возложить
на опытного британского специалиста генерала Джона Смита—главного комиссара
по снабжению английской Восточной (Крымской) армии, к тому же—лингвиста3*.
Однако все это, с точки зрения Ньюкасла, вопросы второстепенные, при всей
их важности. Центральная проблема—новое политическое устройство Кавказа и его
международно-правовое закрепление. Тут он предпочитает высказываться, по его
собственному признанию, «с осторожностью», ибо не считает себя большим зна-
¦• AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 508.
20 Ibid. S. 508-509.
3* Ibid. S. 509.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
током кавказских реалий, а лишь опирается на собственные, возможно, не всегда
верные, наблюдения1*.
Ньюкасл вновь возвращается к теме общественного быта черкесов, иметь с
которыми дело «чрезвычайно трудно». «У них нет какого-либо организованного
правительства—никаких законов и институтов. Их обычаи—причудливая смесь
аристократического строя с полнейшей демократией. У них четыре касты и
вместе с тем никакого духа превосходства. Князья и дворяне без власти, солдаты без
офицеров, подданные без правителей»2*.
Ньюкасл справедливо полагал, что такое «сообщество индивидуумов» не может
выступать в качестве субъекта международных договоров. Стало быть, создать этот субъект
нужно искусственно, объединив натухайцев, шапсугов и абадзехов в некое подобие
федерации с соответствующими представительными органами—«чем проще, тем лучше».
Соглашения «цивилизованных наций» (читай—Англии) с данными институтами
послужат международно-правовым основанием для британского экономического и
политического присутствия на Кавказе. В лице этих управленческих структур
Англия получит хоть какой-то механизм воздействия на местные элиты и рядовое
население. Ньюкасл особо подчеркивал необходимость исключить даже
номинальное влияние Турции на Черкесию: терпеть конкурентов англичане не собирались3*.
Аналогичную конфедерацию под британским патронажем Ньюкасл советовал
создать и в западном Закавказье—для начала из Абхазии и Мингрелии. По его мысли,
со временем это объединение окажется под властью одного правителя и станет
надежным буферным государством «на юго-восточной границе России»4*. Ньюкасл не
видел тут особых трудностей с государственным строительством, поскольку в
Абхазии и Мингрелии, в отличие от Черкесии, существовали вполне организованные формы
власти. Проблема заключалась в другом: местные князья и дворяне склонялись на
сторону России, подкупившей их «наградами, щедротами, лестью, но прежде всего
мудрой и умелой политикой Воронцова»5*.
Тем не менее ситуацию, как полагал Ньюкасл, можно переломить. Этому будет
способствовать тот факт, что основная масса народа не так сильно
«русифицирована», как высшие классы, и поэтому вполне пригодна для использования в
антироссийских целях. Вдобавок, настроения элиты переменчивы: если она убедится,
что власть России основательно поколеблена, то не упустит шанса освободиться от
своих русских покровителей и обрести независимость6*.
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 509.
«* Ibidem.
**Ibid.S.510.
»'lbid.S. 511.
54bid.S. 510.
64bid.S. 510-511.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Ньюкасл уверен в одном: к какой бы модели кавказских политических реформ ни
склонился в конечном счете Лондон, оставлять в Черкесии, Абхазии и Западной
Грузии все как есть, нельзя ни в коем случае. Задача для Англии нелегкая, но
неотвратимая и осуществимая. Отказ от нее будет равносилен помощи России в
реализации ее экспансионистских замыслов на юге, жертвами которых станут народы,
опрометчиво понадеявшиеся на англичан1*.
Ньюкасл предлагал британскому правительству вовлечь в войну против России
Персию, посулив возвращение кавказских территорий, утраченных ею в первой трети
XIX века, и заключение выгодного торгового договора с Англией. Ньюкасл
напоминает (Кларендону) о том, что по-прежнему твердо придерживается высказанной
им еще летом 1854 г. идеи о переправке в Каспийское море военных кораблей на
паровом ходу, чтобы «покончить с русской монополией в тех водах»2*.
В целом Ньюкасл оценивал свое кавказское путешествие, как «очень
успешное», поскольку он приобрел такие познания о крае и людях, его населяющих,
которые могут быть обращены на пользу Англии320.
* * *
Тем временем положение осажденных в Карее становилось критическим.
Казачьи разъезды, патрулировавшие все дороги к крепости, сделали блокаду
почти непроницаемой. Голод истощал моральный дух и боеспособность турецкого
гарнизона, унося более сотни человек ежедневно. Оставалась единственная
надежда на быстроту наступления Омер-паши. Однако цель экспедиции состояла
не только в том, чтобы заставить Н. Н. Муравьева снять осаду Карса. Намерения
союзников (прежде всего, конечно, англичан) и исполнителя их воли Омер-
паши простирались гораздо дальше. Ему поручалось освобождение Грузии и
Черкесии от русских войск, а также создание предпосылок для завоевания всего
кавказского региона321.
Если бы англичане и турки ограничивали свою задачу только спасением Карса и
обороной Малой Азии, то проще и разумней было бы действовать через Трапезунд
и Эрзерум. Выбор иного стратегического решения говорит о наличии более
широких планов. Омер-паша, конечно, отдавал себе отчет во всех предстоявших
политических и религиозных затруднениях, связанных с ведением войны во
враждебной христианской стране. Только надежда на захват Кавказа объясняла готовность
союзников идти на риск и издержки экспедиции в Мингрелию. «Нетрудно, поэтому,
понять,—пишет в своих мемуарах Л. Олифант,—почему на константинопольском
совещании (июль 1855—В. Д.) грузинскую кампанию предпочли анатолийской»3*.
Сами участники похода Омер-паши толковали его цель вполне конкретно: оттор-
¦• AGKK. Serielll. Bd. 4. S. 511.
24bid.S. 511-512.
3* OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign.., p. 35-36.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ OMKP-UAUIH (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
жение от России Кавказа и, как следствие,
перемены в судьбах народов региона1*.
В командном составе корпуса Омер-паши
были иностранцы. Среди них—прусский офицер
Штейн (Ферхад-паша), начальник штаба поляк
Ильинский (Искендер-паша), английский
полковник Дж. Л. Симмонс.
25 октября F ноября) 1855 г. Омер-паша
двинулся в наступление на Кутаис. На реке
Ишури 36-тысячному турецкому войску путь
преградил 9-тысячный отряд русских солдат и
местных ополченцев322 под командованием
князя И. К. Багратиона-Мухранского. После
упорного сопротивления, под натиском численно
превосходившего противника отряд был
вынужден отступить, но сделал это организованно и
без больших потерь323.
Полковник Симмонс, активно участвовавший в ингурском бою, сообщал о его
подробностях лично Кларендону, называя среди отличившихся при форсировании
реки своих соотечественников, полковника Балларда, капитанов Кедделла и
погибшего Фредерика Даймока2*. Европейская пресса дала шумную рекламу этому
сражению в уверенности, что оно предрешило участь Н. Н. Муравьева3*. Порта
воспрянула духом1 *.
Спустя две недели после этих событий Кларсндон писал Стрэтфорд-Каннингу,
что его мысли целиком заняты идеей осуществления «британской кампании в
Малой Азии». На совместное англо-французское военное предприятие он уже не
рассчитывает, ибо «ничто не заставит правительство и народ Франции поверить
в отсутствие у нас особых английских (здесь и далее курсив мой—В. Д.) или скорее
индийских интересов в этом регионе>>. «Нельзя ожидать, что французские кровь
и деньги будут потрачены на данную цель»5*.
26 октября G ноября) Омср-паша занял столицу Миигрелии Зугдиди. Однако
от дальнейшего наступления пришлось отказаться: начался сезон дождей, быстро
Князь И. К. Багратион-
Мухранский
l* Oliphanl L. TheTrans-Caucasian Campaign.., р. 47-48, 50. 176-177.
** TyrellH. Ор. cil. V. 3. Р. 25-27; Nolan E. II. Ор. cit. V. 2. Р. 547: LadimirJ. Op. cit. T. 2. Р. 401 -
402. Подробно о роли англичан в походе Омер-паши см.: OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign..,
Р. 81-121, 167-171.
»* Rustow W. Op. cit. Bd. 2. S. 100-101; Thc Timcs, 1855. 28 Nov.
*'LadimirJ. Op. cit. T. 2. P. 400.
»•AGKK. Serie. III. Bd. 4. S. 333.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
сделавших дороги непроезжими.
Враждебность к османам жителей
Грузии усилилась несмотря на все
попытки Омер-паши ослабить ее
путем пресечения мародерства и
насилия в своей армии. Народ
брался за оружие1*.
Не принесло успеха и
политическое маневрирование,
направленное на привлечение симпатий
как населения, так и княжеских
фамилий. Не интерес к войне
против России, а ненависть к себе
возбудили турки в черкесах и
абхазах за полтора года пребывания у
них324. Омер-паша не получил
почти никакой поддержки от
горцев, подозревавших Порту в
гегемонистских претензиях на
Западный Кавказ2*. Этого факта
не отрицал и сам
главнокомандующий3*. Пришлось отказаться
и от надежд на Шамиля, военные силы которого были слишком истощены, чтобы
помогать союзникам4*. Кроме того, он питал к ним недоверие, особенно к туркам,
и поклялся не иметь с ними ничего общего325.
Порта заслужила такую реакцию своим бесцеремонным обращением с имамом.
Демонстрируя неуклюжую политику, она потребовала, чтобы Шамиль признал себя
вассалом султана5*, постоянно делая ему бестактные замечания по поводу
несвоевременности или ошибочного направления его действий6*.
В таких условиях не могло быть и речи о дальнейшем наступлении Омер-паши326.
Чтобы помочь гарнизону Карса продержаться, союзники предприняли одновременно
Имам Шамиль
!* GuerinL. Ор. cit. Т. 2. Р. 502-505; BodenstedtFr. Ор. cit. S. 267; WiderszalL. Op. cit. P. 158-159.
2* Gucrin L. Op. cit. T. 2. P. 500; Charlexal K, Monglace E. Histoire politiquc. mariume et militairc de
la guerre d Orient. T. 1. Paris, 1857. P. 81; ADM 1855-1856. Paris, 1856. P. 663; Rustow W. Op.
cit. Bd. 1. S. 497; Roskoschny II. Op. cil. Bd. 1. S. 184.
3" Бороздин К. Указ. соч. С. 35.
^BlanchL. Op.cit. P. 306.
5* GuerinL. Op. cit. Т. 1. Р.78.
6* Романовский Д. И. Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский и Кавказская война. Б. м.,
1881. С. 40-41; Nouvelle Biographie Generale. Paris, 1864. Т. 43. Р. 488.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
с экспедицией Омер-паши попытку
прорвать блокаду крепости со
стороны Эрзерума и доставить осажденным
продовольствие. В начале октября 13
тысяч (по другим данным около 20
тысяч) турецких солдат во главе с
Селим-пашой, реабилитированным в
силу его родства с султаном,
высадились в Трапезунде. В начале ноября они
добрались до Эрзерума, но путь к Карсу
им преградил отряд генер&1-майора
Суслова. Селим-паша отступил и занял
оборонительную позицию так же, как
и Вели-паша, командующий Баязед-
ским корпусом1*. Несмотря на призывы,
требования, приказы помочь Карсу,
трусливый Селим-наша так и не
двинулся с места327.
25 ноября Порта приняла
решение отправить на Кавказ еще 9 тысяч
солдат2*. Однако было уже поздно,
ибо необходимость в срочном спасе- Медаль за взятие Карса
нии Карса отпала: 15 B7) ноября 1855 г. гарнизон крепости капитулировал328.
Это событие, произведя гораздо большее впечатление на кавказское население,
чем сдача далекого Севастополя, значительно возвысило на Востоке престиж
России в ущерб Англии и в определенной мере обесценило моральный эффект побед в
Крыму, купленных величайшим напряжением сил и огромными расходами3*.
Владение ключевой стратегической позицией в Малой Азии облегчало задачи
русской дипломатии на будущих переговорах1*. По свидетельству баварского посла в
Петербурге графа Брау, Нессельроде, узнав о взятии Карса, воскликнул: «Наконец-
то мы можем кое-что вернуть (в обмен на Каре—В. Д.)»5*. Победа под Карсом и
,e Guerin L. Ор. cit. Т. 2. Р. 506-507; Rustow W. Ор. eit. Bd. 2. S. 106-107; Собрание донесений..,
с. 508, 511.
*e Papers rclative to iMilitaiyAflairs... p. 319-321,337.
*' LanzedeUi К. Op. cit. Bd. 2. S. 281; TyrellH. Op. cit. V. 3. P. 36; Sandwith H. A. A narrative of the sicge
ofKars. L., 1856. P. 342-343; ADM 1856-1857. Paris, 1857. P. 393.
40 ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 9. С. 484,495; AGKK. Seric III. Bd. 1. S. 544; Hisloire diplomatiquedela crise
orientale, de 1853 a 1856, d'apres des documcnts inedils. Bnixelles et Leipzig, 1858. P. 73; SternA. Op.
cit. Bd. 8 (T. 2). S. 130.
*• Baumgart W;Op. cit. S. 20.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
героическая оборона Севастополя открывали перед Россией путь к миру без унижения
иурона для ее военной репутации1*.
Известие о Карее восприняли в Лондоне как «несчастье» для англичан,
во-первых, потому что они много сделали для обороны крепости, во-вторых, потому что это
осложняло военные задачи Англии на Кавказе в кампании 1856 г.2* «Падение
Карса,—писала королева Виктория Кларендону,—настоящий позор для союзников,
имевших в Крыму с сентября A854 г.— В. Д.) 200 тыс. человек»3*. Кларендон в письме
к Каули от 17 декабря 1855 г. высказывал возмущение Наполеоном III и Пелисье,
отказавшимися своевременно отпустить Омер-пашу на Кавказ. Французскому
императору «наплевать на все, что происходит в Малой Азии»,—заметил госсекретарь4*.
Позже Кларендон возложил вину за эту «катастрофу» на турецкое правительство329.
30 января 1856 г. в Лондоне состоялся митинг радикалов, потребовавших
отставки кабинета в наказание за потерю Карса5*. По мнению авторитетных
специалистов того времени, сохранение Карса позволило бы союзникам начать оттуда
весной 1856 г. такие наступательные операции, которые кардинально повлияли бы
на итоги войны6*. К. Маркс и Ф. Энгельс называли падение Карса «самым
позорным событием для союзников», «поворотным пунктом» войны7*. Наряду с Реданом
Каре стал еще одним ударом по английскому самолюбию. «Первая роль в
поражении (под Карсом—В. Д.)—не менее унизительна, чем вторая роль в победе (под
Севастополем—В. Д.)»,—заметил один французский публицист8*.
Пожалуй, единственной европейской державой, где обрадовались победе русских
иод Карсом, была Пруссия. Там открыто благодарили Бога за это благодеяние, а слово
«Каре» стало паролем в прусской армии9*. Тут дело не в какой-то особой любви
Берлина к Петербургу, а в рациональном осознании того факта, что чрезмерное
ослабление России и усиление ее соперников, прежде всего Франции, ничего
хорошего Пруссии не сулит.
Падение турецкой крепости вызвало в западноевропейской исторической
литературе .иинную, тянущуюся до наших дней вереницу упреков в адрес союзного и
1 • Erersleyand Chirol V. Thc Turkish Empirc from 1288 to 1914. L., 1924. P. 305-306; The New Cam-
brnbro Modorn Hislory. V. 10. Ed. byBuryJ. P. Camhrid^e, 1960. P. 485.
* Aryxli U. I). Aiitobiograph}' and memoiis. V. 1. L., 1906. P. 602.
»* AGKK. Serie III. Bd. 4. S.478; Martin Th. Op. cit. V. 3. P. 380.
4* Cowley H. R. C. Secrets of the Sccond Empirc. Private Letters from the Paris Embassv. Ed. by F. A. Welles-
/ey.N.Y.-L., 1929.Р.87.
5* Anderson О. А Liberal Stale al War. English Politics and Economics during ihe Crimcan War. N. Y.,
1967. P. 150.
e* Russell W. H. The War. From evacuation of the Crimea. L., 1856. P. 383.
70 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 11. С. 619, 635.
*' ADM 1856-1857. Paris, 1857. Р. 379-380.
9* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 603-604.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕРПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
особенно британского командования. Каре
именовался «пятном на странице истории
Крымской войны», которое бросило тень на
честь Англии вообще и ее престиж в Азии в
частности, что грозило поколебать британские
позиции в Индии330.
Если англичан во многом незаслуженно
критиковали за недооценку кавказского театра
войны и нерасторопность, то французов
небезосновательно обвиняли в безразличии к судьбе
Карса и Кавказа1'. Американский историк
Н. Люксенбург, например, писал, что в
результате промедления и недальновидности союзники
потеряли «золотой шанс помочь Карсу и пой- Генерал Вильяме прощается с
мать в ловушку русскою армию в Закавказье»331. жителями Карса
Некоторые английские мемуаристы считали
вполне реальным не только спасение крепости, но и вытеснение России из
Закавказья. Для этого, полагали они, следовало наступать не из Сухум-кале, а из Трапезунда
через Эрзерум, активно используя черкесов для диверсий в тыл русской армии и
действуя, в целях привлечения помощи грузинского населения, европейскими
контингентами, пусть даже незначительными2*.
Примерно таким же был взгляд на проблему у французских публицистов3*.
Историк Л. Герен досадовал на то, что Англия и Франция не высадили хотя бы
несколько тысяч своих солдат в Закавказье. Эти войска, по его мнению, смогли
бы изгладить у христианского населения Грузии отвратительное впечатление от
пребывания там османов, организовать, дисциплинировать, увлечь за собой
местные ополчения и «подготовить падение русского владычества в Азии».
Герен считал, что западные державы упустили «верный успех» на Кавказе и
недооценили его «наиважнейших» последствий4*.
Немецкий историк Вильгельм Рюстов подверг стратегический план Омер-паши
едкой критике за его сложность и авантюрность. Он с иронией отмечал
готовность генерала поступиться «слишком простой» и «прозаичной» для его военной
,0 Tyrell H. Op. cit. V. 3. Р. 36; NolanE. Я. Op. cit. V. 2. Р. 435-436; Oliphant L. The Trans-Caucasian
Campaign.., p. XV-XXVII, 32-33; Malcolm-Smith E. F. Op. cit. P. 293, 296; LuxenburgN. Russian
Expansion.., p. 201 -203; Kelly T. From the Flect in thc Fiflies. A History of thc Crimcan War. (With
which is incorporatcd Letters written in 1854-56 by the Reverend S. Kclson Stotherl, M. A. LL. D.
Chaplain to thc naval brigadc). L., 1902. P. 391-392; Martin Th. Op. cit. V. 3. P. 379-380.
*• Sandwith Я. Op. cit. P. 124, 343-345; OliphantM. and W. Op. cit. V. 1. P. 132.
:>° ADM 1855-1856. P. 663, 686-688; LadimirJ. Op. cit. T. 2. P. 435.
•° Guerin L. Op. cit. T. 1. P. 99.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
«славы» задачей освобождения Карса ради более высокой цели— выдворения
русских из Закавказья. Рюстов расценивал почти как «слабоумие» высадку Омер-паши
в Абхазии и последующее продвижение в глубь Грузии с ее христианским
населением, сочувствующим России. Вместо этого, по мнению историка, логически
напрашивалось другое решение: наступать из Трапезунда или Батума прямо на
Каре по турецкой территории при поддержке местных жителей-мусульман. Он
подчеркивал, что по мере удаления Омер-паши от Сухум-кале резко возрастало количество
войск, необходимых для охраны коммуникаций от враждебно настроенного
населения. Рюстов подсчитал: при том расходе сил, который требовался для этих нужд,
Омер-паша пришел бы к Тифлису без армии. Рюстов весьма невысоко ставил про-
фессио!лльные способности и образование турецкого генерала, считая легенду о
его геройстве, таланте полководца и политика «произведением» английской
прессы332. Рюстов не был одинок в своих оценках1*.
Другие авторы обвиняют в военных и политических неудачах союзников на
Кавказе Турцию2*, благодаря непродуманным действиям которой Черкесия осталась у
России. Так, Теофил Лапинскнй пишет: «Если бы Порта признала власть наиба в
крае (Мухаммеда Эмнна в Черкесин—В. Д.) и укрепила его положение, вместо того,
чтобы подрывать, если бы она послала ему на подмогу 5-6 тысяч человек
регулярного войска с несколькими хорошими полевыми батареями, то не подлежит сомнению,
что наиб и, по его примеру, шейх Шамиль подчинились бы протекторату7 султана и
с 70-80 тысячами человек выступили бы против России». Тогда русские уделили бы
все внимание обороне Тифлиса и не смогли бы блокировать Каре или перебросить
отдельные части кавказской армии в Крым. По мнению Лапинского, Мухаммед
Эмин был единственным политиком, способным привести горцев в турецкое
подданство и обратить их в мусульманскую веру. Туркам следовало, опираясь на наиба,
рекрутировать из населения Черкесин 36-тысячное войско, добавить к нему 16 тысяч
турецких солдат и двинуть эту массу к ТерекO на соединение с Шамилем3*.
В идее такого похода многое представляется нереальным и, в первую
очередь,—помощь Осетии и Кабарды, о которой Лапинский почему-то говорит с
уверенностью. Другой театр военных действий он «поместил» в Западной Грузии,
где Омер-паше предстояло бы воевать против России при поддержке убыхов и
абхазов4*. Даже если бы Черкесия стала не османской провинцией, а просто
«независимым союзником» Турции, то и это, с точки зрения Лапинского, явилось
бы «бесконечной выгодой для малоазиатских владений» султана. Лапинский
полагал, что турки допустили ошибку, распространив среди горцев прокламацию,
,e Kelly Т. Ор. cit. Р. 395, 397-399; Lettcrs from the army in the Crimea.., p. 492.
*• FouquierA. Annuaire... pour 1855. Р. 207-208.
^Lapinski Т. Ор. cil. Bd. 1. S. 291.
*4bid.S. 321-326.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПЛШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
объявлявшую их подвластными Абдул-Меджида. На время удовлетвориться
сохранением «естественного барьера между Россией и Азией» и ждать подходящих
обстоятельств для аннексии Черкесии он считал гораздо более благоразумным
для турецкого правительства, чем «завоевывать» этот район фирманами, поскольку
без согласия и поддержки западных держав добиться включения в состав
Османской империи никогда не принадлежавшей ей земли было невозможно1 *. Подобные
мысли высказывались не только Лапинским2*.
* » *
Одна из целей похода Омер-паши—спасение Карса—осталась недостигнутой.
Теперь предстояла другая миссия: «освободить» народы Кавказа от России333. Но
до начала следующей весны какие-либо шаги в этом направлении не имели смысла.
Непролазная грязь, разливы рек, отсутствие продовольствия, фуража и
обмундирования обрекли экспедиционный корпус на бездействие. Резко участились болезни и
дезертирство. Союзное командование прислало директиву, составленную явно по
инициативе англичан: перезимовать в Мингрелии, восполнить потери, подготовиться
к новым операциям3*. У русских военных властей на Кавказе возникло убеждение,
что «Омер-паша не только не намерен очистить Мингрел ию, но ждет прибытия к
себе сильных подкреплений, чтобы возобновить свои наступательные действия»4*.
Омер-паша осознавал необходимость успокоения края, достичь которого с
помощью оккупационного режима было невозможно. Следовало найти надежного
политического союзника внутри страны. С этой целью главнокомандующий
обращается с несколькими письмами к правительнице Мингрелии княгине Екатерине
Дадиани, покинувшей свои владения накануне турецкого нашествия. Он
приглашал ее вернуться, признавая, что не в силах удержать порядок в Мингрелии.
Омер-паша не скрывал желания продемонстрировать дружбу с княгиней и тем
самым умиротворяюще воздействовать на народ. Он обещал неприкосновенность
ее власти, подчеркнув намерение великих держав лишь обеспечить независимость
Мингрелии от России. Совершенно очевидные захватнические планы Омер-паша
мотивировал заботой о благе мингрельского народа. Не поскупился он и на
демагогические рассуждения о бескорыстии союзников5*.
Разумеется, Омер-паша, домогаясь возвращения Дадиани, руководствовался
вовсе не стремлением соблюсти законные формы политического устройства при фак-
¦• Lapinski 7. Ор. cit. Bd. l. S. 291-292.
20 AresinJ. M. Op. cit. S. 148; Mirza Bala. The Crimean Warof 1853-56 and the Caucasian Question//
UC. 1853. N8B5). P. 9.
3# Ибрапшбейли X M. Указ. соч. С. 335-336.
4' УсларП. К. Указ. соч. С. 330-332.
5' Бороздин К. Указ. соч. С. 34-36; АКАК. Т. 11. С. 112; MourierJ. La Mingrclie. Odessa, 1883.
Р. 57-60.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
тическом захвате власти в оккупированном районе. К этому шагу его вынудила
крайне неблагоприятная для турок обстановка, чреватая всеобщим восстанием.
Не получив ответа от Дадиани, отказавшейся иметь дело с захватчиками, Омер-иаша
попытался пригрозить перспективой лишения ее всех прав на Мингрелию. Когда и
это ничего не дало, он прибег к посредничеству британского наблюдателя при
экспедиционном корпусе Д. Лоигуорта и французского представителя при Генеральном
штабе корпуса полковника Мефре. Лонгуорт просил княгиню о встрече,
предупреждая, что в случае отказа взять управление Мингрелией в свои руки союзники найдут
ей замену. В письме Лоигуорта примечательна одна деталь: открыто и даже кичливо
представившись уполномоченным британского кабинета, выполняющим
инструкции сверху, он, по сути, указа.! на заинтересованность Англии в кавказском вопросе1*.
Если Лонгуорт рассчитывал на личное свидание с Дадиани, надеясь уговорить
ее таким образом, то Мефре делал ставку на изящное фразерство, когда
адресовал княгине высокопарные призывы подумать о счастье своих подданных. Пошли
вход и «откровения», согласно которым «сердобольная» Европа решила
освободить Кавказ от России, поскольку не могла более мириться с тем, что кавказские
племена коснели в невежестве и оставались не приобщенными к великой семье
цивилизованных народов2*. Однако красноречивые увещевания иностранцев оказались
такими же напрасными, как и уговоры Омер-паши.
Не принесли и не могли принести результата успокоительные прокламации,
распространенные среди гурийцев по указанию главнокомандующего. Он обязывался от
имени султана защищать их «от всяких обид, притеснений, разорений», охранять
собственность, освободить от податей, предоставить народу право самому избирать
владетеля страны3*. Этими поразительными по своей наивности воззваниями,
составленными без учета совершенно ясной политической ориентации жителей Гурии и поэтму
заведомо обреченными на неуспех, нельзя было заставить кого-либо поверить в
возможность «получить счастие» из рук тех, кто веками порабощал, разорял, сеял смерть.
Повстанческое движение охватило всю Западную Грузию. Стихийно создавались
партизанские отряды. Крестьяне добровольно записывались в иррегулярные
соединения. Война против интервентов приняла подлинно народный характер331.
Неутешительные вести подучил Омер-паша от Мухаммеда Эми на в январе 1856 г.:
черкесы отказывались повиноваться приказу наиба о формировании ополчения для
содействия турецкому экспедиционному корпусу в Мингрелии. Мухаммед Эмин
сообщал, что он был бы рад сдержать ранее данное Омер-паше обещание, «но для
этого нужно повесить около 150 горцев, противящихся всем его распоряжениям»4*.
!* Бороздин К. Указ. соч. С. 48-49; MourierJ. Op. cit. Р. 65-66.
г* Бороздин К. Указ. соч. С. 49-50; MourierJ. Op. cit. Р. 64-65.
»'АКАК.Т. 11.С.355.
4* ФелицынЕ. Князь Сефер-бей.., с. 86; Щербина Ф. А, Указ. соч. С. 549-550.
ГЛАВА 111. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Символическое число A1) всадников прислал Сефер-бей, котором} пришлось
пожинать плоды своей жалкой политики интриг, проводимой при поощрении турок1*.
«...Турция, выбрасывавшая на Кавказ из Константинополя!...] эмиссаров и
агитаторов,—писал Ф. А. Щербина,—смотрела на единоверных ей черкесов, как на
боевой материал, которым можно было во всякое время пользоваться в целях чисто
турецкой политики»**.
Турецкое вмешательство в дела Черкесии не обошлось без последствий. Внутренний
раскол среди народностей этого края усилился почти до грани «гражданской
войны»3*. Авторитет султана значительно ослаб. Обострилось соперничество
«партий» в привилегированных слоях общества, тогда как в демократических нарастало
безразличие к политике. Мухаммед Эмин отчасти сохранил влияние на абадзехов,
но повиновались они ему далеко не во всем. Шапсуги и убыхи предпочитали никому
не подчиняться. Местная «аристократия» поддерживала Сефер-бея лишь как
противовес наибу, но властвовать над собой не позволяла. Жители черноморского
побережья, придерживавшиеся христианских и языческих обычаев, отвергали
ислам как «дагестанского», так и «константинопольского» образца и не хотели
слышать ни о Мухаммеде Эмине, ни о Сефер-бее4'.
Шампуазо характеризовал состояние Черкесии осенью 1855 г. как «полную
анархию»5*. А. Слейду, английском} адмиралу, находившемуся в годы Крымской войны
на службе у султана, поначалу верившему в симпатии горцев к союзникам, пришлось
признать: «Если бы черкесам дали время подумать, то, без сомнения, их
клановые проблемы вытеснили бы чувство мести к России или любви к Турции. У них
едва ли было больше врожденного желания принимать власть турецких пашей, чем
русских генералов»0*.
Ситуация в Черкесии отягощалась обострявшимися англо-турецкими
разногласиями по вопросу о том, кому быть протектором над горцами7*.
В начале октября 1S55 г. возникли слухи, что Англия и Франция намерены
ограничить власть Омер-наши сугубо военной сферой, а политические дат Черкесии передать
комиссии, куда вошли бы Лонгуорт, Шампуазо и один представитель султана0*.
В то время как в Лондоне и Константинополе продолжали искать пути к реваншу
над Россией на кавказском театре войны и утверждению своего господства в
Черкесии и Грузии, Парижский кабинет, утративший после падения Севастополя интерес
¦• Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 327, 330.
*° Щербина Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 555.
30 Марка G. Ор. cit. Р. 60-61; Ibrahim Kovemezli. Op. cit P. 78.
¦' Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 330-331.
*• LesureM. Op. ей. Р. 50-51.
°* SladeA. Turkey and the Crimean War; a narrative of historical events. L., 1867. P. 203.
'• WiderszalL. Op. cit. P. 160-161; WentkerH. Op. cit. S. 233-235.
*' LesureM. Op. cit. P. 50-51.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
к Кавказу, отказался участвовать в этих планах и, по некоторым данным, даже пытался
мешать им1*. Шамплазо наконец-таки получил совершенно четкое указание:
исполнять только функции наблюдателя. Ему, который вновь было наполнился надеждами
привести Кавказ под эгиду Франции и жаждал деятельности, пришлось подчиниться.
Мечту Шампуазо «подарить» этот лакомый кусок своей стране подпитывало скорее
его личное тщеславие, чем реальные планы Парижа. Брошенный в январе 1856 г.
последний отчаянный призыв Шампуазо обратить «особое внимание на восточное
побережье Черного моря» не нашел отклика у французского руководства2*.
13 ноября 1855 г. Каули писал Кларендону: «Граф Валевский [...] сказал, что,
по его мнению, оба правительства (Англия и Франция—В. Д.) должны воздержаться
от всякого прямого Вхмешательства во внутренние дела этой страны (Кавказа—
В. Д.). Он отметил, что вплоть до настоящего времени г-н Лонгуорт и г-н Шампуазо
терпели полную неудачу в своих попытках войти в доверие к местному населению
или склонить его к оказанию помощи против русских»3*.
* * *
Таким образом, на завершающем этапе Крымской войны (лето 1855-конец
1855 гг.) все более безотлагательным предметом озабоченности Англии становится
Каре. Британское правительство интересовала не только сама по себе проблема
спасения крепости. Это была лишь задача-минимум, после чего предстояло осуществить
широкие наступательные операции в Закавказье. Проведение первой части данного
плана возлагалось на турецкие войска, ибо англо-французские силы сковывал
Севастополь. На второй стадии реализации этих замыслов Англия имела в виду
использовать свою армию и, при возможности, французскую, надеясь, что к тому
времени Севастополь уже будет взят.
Организацией экспедиции Омер-паши занимались Англия и Турция. Франция
противилась ей. В условиях, когда победа над Россией не вызывала сомнения, Кавказ в
глазах Парижского кабинета потерял значение даже в качестве сугубо
вспомогательного театра боевых диверсий. КрОхме того, французы опасались, что поход
Омер-паши затянет войну и откроет путь британской экспансии на Кавказ,
грозившей усилением влияния Англии на Востоке вообще. Экспедиция Омер-паши была
совместным англо-турецким предприятием. Осуществлявшаяся войсками Турции,
она вместе с тем находилась под пристальным наблюдением правительства
Англии, направившего британских офицеров на Кавказ для непосредственного участия
в военных операциях. По делам, связанным с подготовкой этого похода и
корректировкой дальнейшей политики Лондонского кабинета на Кавказе, военный министр
Англии совершил инспекционный визит на восточное побережье Черного моря.
¦' Осман-бей. Указ. соч. С. 206-208; WiderszalL. Ор. cit. Р. 161-162.
*• LesureM. Ор. cit. Р. 51-52.
3* Цит. по: Гулиа Д. Г. Указ. соч. С. 18. Ср.: LesureM. Op. cit. Р. 52.
ГЛАВА III. ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Помимо собственно стратегических причин было и другое обстоятельство,
помешавшее освобождению Карса. Подавляющее большинство черкесов отказалось
присоединиться к корпусу Омер-паши. Присутствие союзников на Западном
Кавказе обострило там внутреннюю социальную обстановку, углубило раскол горского
общества, в результате чего оно стало еще менее управляемым и менее пригодным
для антирусских целей.
Неудача постигла Омер-пашу и его англо-французских советников в попытках
найти социально-политическую опору в Закавказье, христианское население
которого не изменило своей ориентации на Россию и оказало туркам вооруженное
сопротивление. В такой обстановке поредевшей армии Омер-паши пришлось
отступить в район черноморского прибрежья, откуда в критический момент можно
было быстро вывезти войска на судах. Там, изматываемые партизанскими набегами
грузинских и абхазских ополченцев, турки остались на зиму 1855-1856 гг. в
ожидании дальнейших распоряжений союзного командования.
ш
шж
liillliil!li!lilli!li!lilillili!lii!lll!ili!l]!lH;iliiil!l!!l!H
Ш
ШШШтштШШтШШШШШтштЯ
Глава IV
Дипломатия кавказского вопроса
(декабрь 1855 г.-февраль 1856 г.)
Виды на новую военную кампанию. (Стр. 293)-Австрийския арбитраж. (Стр. 300)-Петероург
принимает ультиматум. (Стр. 305)-«Нам грозит мир!» (Стр. 314)
-Зф» 202 <^?-
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
Считая далеко не все задачи войны выполненными. Лондонский кабинет занялся
разработкой плана новой кампании на весну 1856 г.1* В начале декабря Пэнмюр
определил сферы действий союзников: для французской армии—Николаев и
Херсон, для английской—Грузия и Черкесия. Неудача похода О мер-паши заставляла
отказаться от прежнего «экономичного» способа решения кавказского вопроса
только с помощью турецких войск335. Пэнмюр отдал распоряжение—достать
лучшие карты Кавказа, собрать всю возможную информацию о его климате, дорогах,
транспорте, удобных местах для складов продовольствия, боеприпасов и т. д.2*
Военную цель кампании 1856 г. Пэнмюр видел в «изгнании русских из
Закавказья», а политическую—в создании независимых государств Черкесии и Грузии,
которые должны образовать барьер между Россией и Турцией336.
Кдарендон, давая аналогичное распоряжение по своему ведомству, больше
интересовался политическими сведениями, которые понадобятся британским военачальникам
в ходе операций на территориях Грузин и Черкесии3*. Кдарендон, однако опасался,
что антиосманские восстания курдов и армян в Малой Азии создадут большие
проблемы для союзников4\ Он и дрлгие члены кабинета полагали, что британскому
правительству давно пора определить свои цели в Черкесии и на Балтике и сделать
войну общеевропейской5*. В январе 1856 г. англичане произвели новую разведку
юго-восточного побережья Черного моря в поисках подходящих мест для высадки
британской армии6*.
Кабинет Пальмерстона. не заслуживавший обвинений в примирительных
настроениях к России, тем не менее испытывал давление со стороны консервативной
оппозиции, считавшей английскую политику на Кавказе нерезультативной337.
Впрочем, ее рекомендации не отличались новизной. Парламентарий Остин Генри
Лайард, например, призвал в декабре 1855 г. прибегнуть к союзу с Шамилем и помочь
ему войсками с тем, чтобы следующей весной «решить» кавказский вопрос7*.
Советы Лэйарда были излишни: Пальмерстон давно уже работал над
претворением в жизнь своей навязчивой идеи «независимого» Кавказа. Теперь, когда
Севастополь, связывавший руки союзников, пал и стали возможными крупные
операции в Малой Азии, премьер отдался этой идее целиком8*. В письмах к Кларендону
(октябрь-ноябрь 1855 г.) Пальмерстон несколько раз повторяет мысль о необхо-
*'ArgyUG. D. Autobiogwphvand mcmoirs. V. J. L.. 1000. Р. 002; AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 374-375,
50O. 532.
*• PP. V. 2. P. 10; Rousset f. Op. cit. V. 2. P. 420.
'* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 498, 500.
'•Ibid.S.514.
5' PP. V. 2. P. 20: Argyll G. D. Op. cit. V. 1. P. 589: Baumgart W. Op. cil. S. 32.
6' BarkerA. J. Op. ciV. P. 282.
T'HPD. V. 141. L.. 1850. P. 1020-1027.
чв Ranum R. C. Op. cit. P. 150.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
димости отнять у России Крым, Грузию, Черкесию и Польшу к октябрю 1856 г.:
«Ясно, что война должна продлиться благодаря еще одной кампании»! *. В ходе этой
кампании английские войска, по убеждению премьера, должны присутствовать на
всех военных театрах, но основное поле их деятельности—Кавказ2*.
Пальмерстон целиком одобрил отчет Ньюкасла и содержавшиеся в нем
предложения. Англии нужно не прекращение, а достойное завершение войны, и добиться
этого можно, только получив в качестве трофеев Грузию и Черкесию, а также
вернув Персии утраченные ею кавказские территории. Главное—блокировать процесс
поиска мира, и тут, как надеялся Пальмерстон, должны помочь сами русские—их
гордость и упорство, их расчет на то, что долго поддерживать Англию Франция не будет,
их воодушевление в связи с падением Карса и готовность идти дальше на Эрзерум,
о чем явствовало обращение Н. Н. Муравьева к Кавказской армии338.
Пальмерстон специально подчеркивал, что в предварительных проектах мирного
договора, в которых фигурировали различные разменные варианты quipro quo, вообще
не следует даже упоминать Грузию и Черкесию, чтобы не создавать у Петербурга
обманчивое впечатление, будто уже решенный вопрос об их «независимости»
может быть пересмотрен в пользу России3*. Если о чем и должна идти речь за
столом переговоров, так это о максимальном ужесточении режима нейтрализации
Черного моря путем распространения его на все прилегающие акватории,
включая не только глубоко вдающиеся в сушу заливы и лиманы, но и речные устья4*.
Кларендой, в свою очередь делился с Каули уверенностью, что Англия решит
проблемы территориального сокращения России «в следующие 12 месяцев». Он
просил посла уведомить об английских планах Францию, а через нее и Австрию5*.
По мнению Кл арен до на, Париж не мог или не хотел понять всей важности одного
обстоятельства: не защитив Османскую империю от России со стороны Кавказа и
тем самым не гарантировав ее безопасность в Азии, союзники оставляют нерешенной
главную задачу войны. Причины равнодушия французов к кавказскому театру Кла-
рендон видел в том, что, во-первых, Наполеону III не нужны были новые трудности,
когда хватало и старых; во-вторых, Черкесия и Грузия, с точки зрения императора,
были проблемой безопасности не столько Турции, сколько британской Индии, и
желания участвовать в ее разрешении у Франции не наблюдалось6*. Информация,
которую получал Кларендон от Каули из Парижа и от Персиньи из Лондона, недву-
|e Temperley Н. Austria, England, and the Ultimatum to Russia 16 Dec. 1855 //Wirtschafl und Kullur.
Fcstschrift zum 70 Geburtstag von Alfons Dopsch. Baden bci Wien-Leipzig, 1938. P. 629-630;
AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 202; ConacherJ. B. Britain and the Crimea. P. 142-143, 152.
*• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 297, 340, 370-371.
3* Ibid. S. 356.
44bid.S.372.
5* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 204; ConacherJ. B. Britain and the Crimea. P. 142.
6* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 222.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
смысленно указывала на растущее раздражение Наполеона III по поводу самой
идеи переноса военных действий на Кавказ. Император, как выяснялось, был
крайне недоволен тем, что Пелисье отпустил турецкий корпус из Крыма339.
Корпус Омер-паши, зимовавший в Мингрелии, продолжал играть важную роль
в расчетах Англии1*. Для успешного осуществления предстоявшего весной 1856 г.
наступления необходима была большая концентрация войск в Малой Азии.
Поэтому по завершении крымской кампании освободившуюся турецкую армию
переправили в Трапезунд.
В начале января 1856 г. Пэнмюр уже уверенно говорил о Кавказе как о
главном театре военных действий. По его мнению, настало время продумать ход
будущих операций2*. Свои соображения на этот счет он изложил в секретных
письмах к У. Д. Кодрингтону, преемнику Джеймса Симпсона340 на посту
главнокомандующего английскими силами в Крыму, которому поручалось воплощении
в жизнь замыслов Лондона311.
В новом проекте Пэнмюра по сути воспроизводились—но с некоторыми
модификациями—идеи, высказанные почти год назад Кларендоном. 60-тысячное
английское войско либо высаживалось в Редут-кале, либо доставлялось вверх по реке
Риони до Кутаиса. Отсюда после предварительного блокирования
Военно-Грузинской дороги наносился удар по Тифлису. При этом Риони использовалась как
транспортная артерия для подвоза оружия и продовольствия. Корпусу Омер-паши
предстояло соединиться с базировавшимися в Трапезунде силами и двинуться на Эрзе-
рум. Таким образом русская армия попадала в ловушку. Оккупация противником крепости
Каре не смущала Пэнмюра, ибо она «открывала возможность для той же игры,
какую вел Муравьев против Вильямса»3*.
Преимущества такой стратегии Пэнмюр считал очевидными. Во-первых,
Кодрингтону придется воевать среди христианского населения, которое к единоверцам
отнесется иначе, чем к мусульманам. Появление в качестве противников англичан,
а не турок, лишало Муравьева, до сих пор сражавшегося с последними и
использовавшего враждебные к ним чувства закавказских народов, морального перевеса,
обесценивая прежде удобный лозунг «Крест против полумесяца». Во-вторых, и у Омер-
паши не возникло бы религиозно-политических проблем в стране, где турецкий солдат
мог повсюду найти «очаг и алтарь»342.
Посылая Кодрингтону карту Кавказа, Пэнмюр рекомендовал ему в консультанты
полковника Дж. Симмонса, способного дать обстоятельную и достоверную
информацию о природе, ресурсах Кавказа, национально-психологическом складе населения
и прочем. Министр также советовал послать несколько офицеров в ставку7 Омер-паши
,ePP.V.2.P.23,47.
^lbid. P. 48.
»• РР. V.2. Р.52; AGKK. Serie III. Bd.4. S.751,753-754. Ср.: ДыьбрюкГ. Указ. соч. Т. 5. С. 127-128.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
для получения подробного инструктажа10. По убеждению Пэнмюра, вытеснение
русских с Кавказа в условиях, когда на этом решительно настаивало британское
общественное мнение, являлось той необходимостью, пренебрежение которой
вызвало бы разочарование и недовольство английского народа343.
В составлении проекта Пэнмюра соучаствовал начальник Главного штаба
британской армии генерал-лейтенант Чарльз Уиндэм. После Крымской войны он
вспоминал: «По требованию военного министра я представил ему свой план войны
в Азиатской Турции и Закавказье. По моему расчету в 1856 г. мы должны были занять
Эрзерум и устроить хорошее сообщение туда из Трапезунда. Затем надлежало нам
купить Персию, завести большую флотилию пароходов на Каспийском море [...].
После блокирования Карса главные силы наши пошли бы дальше,—или на Эривань,
чтобы войти в связь с персидской армией, или севернее, через Ахалкалаки, прямо
на Тифлис. Часть турецких войск должна была в это время наступать в Мингрелию.
и мы надеялись, что Шамиль сделал бы со своей стороны что-нибудь [...].
Полагаю, что кампания 1857 г. окончилась бы занятием всех провинций по южной стороне
Кавказского хребта [...]. Мы рассчитывали, что Персия выставит
пятидесятитысячную армию, которая займет Карабах и часть Ширвана, и прервет сообщение Тифлиса
с Каспийским морем. Шамилю же надо было занять главный путь сообщений через
Кавказский хребет. Главная же турецкая армия, в которой можно было бы считать
не менее 100 тысяч, двинулась бы во внутрь края, в котором мы могли надеяться
на содействие туземцев. На верность мусульманских жителей Закавказья русским нельзя
было рассчитывать.—даже между христианами могла обнаружиться партия в нашу
пользу, в особенности, когда там сделались бы известны через прокламации и
агентов наших, политические виды союзных держав в Закавказском крае»2*.
Беседовавший с Ч. Уиндэмом русский полковник П. Циммерман сообщал в
докладной записке, что английский генерал «обнаруживал такие географические
и политические сведения об Азии и Закавказье, которые мне приятнее было бы
в нем не видеть»3*.
На посылке значительных британских сил в Грузию настаивал и Э. Лайонс4*. В
начале января 1856 г. герцог Аргайльский в письмах к Грэнвидду и Кларендону
отмечал, что английское правительство «под влиянием многих соблазнительных
сторон» идеи о военной кампании на Кавказе отдает ей полное предпочтение5*.
«У нас,—писал герцог,—появится самостоятельная сфера деятельности—та, успех
«'РР.\.2.Р.49.52-53,80.
2* Цит. по: Бурчу.иизе Е. Е. Грузия в планах... с. 207-208; См. также: Бескровный J. Г. Русокос
военное искусство XIX в. М., 1974. С. 2S7: Шеремет В. И. Османская империя... с. 222.
3*БурчуладзеЕ. Е. Грузия в планах.., с. 207-208:
4* Ranum R, С. Ор. cil' Р. 197.
5* Ibidem.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАВРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
в которой может принести очень важные практические результаты»1*. Тут, однако,
есть еще один аспект, требующий к себе своевременного внимания, полагал
Аргайльский. Дело в том, что разделение армий Англии и Франции представляет
«очевидную выгоду» лишь при условии, если обе страны воюют «за одни и те же
политические цели». В данном же случае, существует опасность, что «разделение
армий вполне может привести к разделению политики с самыми серьезными
последствиями для судьбы альянса»2*.
Аргайльский поддерживал мнение Ньюкасла о том, что с того самого момента,
когда англичане ступят на кавказскую землю, они автоматически принимают на
себя обязательство обеспечить «независимость» местных народов. Это уже вопрос
чести, предполагающий нелегкую и, вероятно, долгую военную работу. Пока
Россия владеет Каспием, она сохраняет потенциал для сопротивления. Согласится
ли Франция тратить свои силы на его преодоление? Уверенности в этом у
Аргайльского не было3*.
По его мнению, активное вовлечение Кавказа в сферу военных и политических
планов союзников Франция, скорее всего, истолкует как принципиальное
отклонение от изначальных задач войны в сторону идеи защиты британских интересов
в Индии4*. Герцог искренне считал такую интерпретацию превратной, поскольку
безопасность британской колонии, по его убеждению, должна гарантироваться
внутренними преобразованиями в Индии, а не расходами на борьбу с теми угрозами в
Западной Азии, «которые являются очень отдаленными, если вообще
реальными»5*. Кавказ важен прежде всего сам по себе, а также для охраны Турции от
России. Пока Англии не удастся убедить в этом Наполеона III и заручиться его
согласием идти рука об руку с англичанами так далеко, как будет нужно, начинать
кавказскую кампанию не следует6*.
За продолжение войны высказались участники военного совета союзников,
созванного в Париже в первой декаде января 1856 г. под председательством
Лайонса344. Английские представители вынесли на обсуждение кавказскую проблему,
но по настоянию Наполеона III пришлось принять решение отложить все планы в
сторону, пока Крым не будет очищен от русских7*.
В основе мотивов, определявших стремление Лондонского кабинета перенести
боевые действия на Кавказ, лежали, наряду с главными, колониально-политическими,
'*AGKK.ScrielIl.Bd.4.S.545.
8* Ibidcm.
34bid.S.546.
•'lbidem.
54bid.S.547.
«4bid. S. 546-547.
7' ConacherJ. B. Britain and the Crimea.., p. 129; LambertA. D. Op. cit. P. 320-321.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
также престижные соображения1*. Ведь в
Крымской войне победные лавры достались французам,
взявшим Малахов курган, тогда как английская
армия при штурме Редана C-й бастион
Севастополя) 8 сентября 1855 г. потерпела
поражение315.
Эти обстоятельства, заранее принижая роль и
влияние англичан на предстоявших мирных
переговорах, лишая их возможности диктовать России
свои условия, оставляли за Францией, а не
Англией, право решать—чем и в какой хмере наказать
поверженную державу. С падением Севастополя
центр политического влияния в Европе
переместился из Петербурга в Париж, а не в Лондон2*.
В будущих кавказских баталиях Англия
жаждала заодно отстоять поблекшую в Крыму честь
оружия. Победный исход войны на Кавказе
позволил бы англичанам меньше считаться с
примирительной позицией Наполеона III и
предъявить на мирной конференции более уже -
Наполеон III сточенные требования к России346. Лондон,
казалось, был решительно против переговоров.
Он добивался, чтобы его военные издержки окупились «серьезными результатами»,
к которым он относил и «изъятие из-под русского владычества Черкесского края»347.
В хоре возбужденных британских голосов в поддержку военной кампании 1856 года
на Кавказе диссонансом звучало мнение осторожного лорда Д. Грэхема. Он писал:
«Для меня отвратительно нынешнее положение вещей. [...] Сожалею, что прича-
стен к возникновению этой войны. Я считал ее справедливой и необходимой, хотя
союз с Францией был в ней крайне неприятным компонентом. Однако с того
момента, как выяснилось, что заявленные цели войны достигнуты, что русский флот
в Черном море уничтожен, Анапа и черкесские крепости пали, я стал считать
продолжение войны занятием чрезвычайно вредным для британских интересов,
чреватым тем пока не видимым злом, последствия которого самым молодым из нас
еще доведется лицезреть»3*. Что бы здесь ни имелось в виду и какую бы степень
>• РР. V. 2. Р. 88: Baumgart W. Ор. cil. S. 23; GreriUe Ch. Op.cit. V. 8. Р. 44; SchroederP. W. Op. cit.
P. 315; Hagen Fr. von. Op. cit. S. 9G: Ranum R. C. Op. cit. P. 153; Файф Ч. История Европы XIX
века. СПб., 1904. (Пер. с англ.). С. 623: ДебилурА. Указ. соч. Т. 2. С. 135.
*'Baumgarl W. Ор. cit. S. 132.
3* AGKK. Serie III. Bcl. l. S. 555.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
зла для будущего Англии ни предвидел Грэхем, его слова оказались пророческими,
и он, возможно, даже не догадывался насколько.
Параллельно с подготовкой кампании 1856 года англичане, понимая, что она может
сорваться, продумывали те варианты мирного договора, которые удовлетворяли бы
их интересы. Приоритетное внимание уделялось нейтрализации Черного моря и
Азовского моря, последнего как неотъемлемой части первого. Предполагалась
демилитаризация Аландских островов и вынесение на рассмотрение победителей
вопроса о «территориях к востоку от Черного моря», пока, как советовал Кларен-
дон, «не произнося слова Грузия и Черкесия»1*.
Англия осаждала императора Франции просьбами о новой кампании 1856 г. Тот
решил на всякий случай поторговаться с англичанами. Напомнив, что
продолжение войны требует огромных расходов и людских жертв, Наполеон III поинтересовался,
какое возмещение предлагает ему Лондон2*.
Оказавшись перед необходимостью давать обязательства ловкому и
могущественному партнеру, английское правительство заколебалось, но не оставило
надежды осуществить руками Франции собственные внешнеполитические замыслы.
Пальмерстону прямо заявили, что Франция, вынесшая почти все тяготы крымской
кампании на себе и пострадавшая больше, чем Англия, истощена и намерена идти
на мир. Сообщение Пальмерстона о 150-тысячной армии (куда входили турецкие
войска и иностранные легионеры), готовой начать войну «по-настоящему» и, если
понадобится, обойтись без помощи Франции, не переубедило Наполеона III3*.
В конце концов в Лондоне сложилось впечатление, что говорить с императором
о продолжении военных действий и, в частности, на Кавказе, «все равно, что
говорить с ветром»4*.
Взятие Малахова кургана и Севастополя означало для Наполеона III победу над
Россией, принесшую ему военную славу, удовлетворившую его самолюбие и
упрочившую его власть внутри страны. К большему он не стремился. Франция не питала
к России враждебных чувств, особенно теперь, когда Николая I, личного обидчика
Наполеона III, не было в живых.
В дипломатической атмосфере конца 1855 г. постепенно появляются признаки
сближения между Парижем и Петербургом5*. Стрэтфорд-Каннинг осуждающе заметил, что
французский император смотре.1 на Крымскую войну как на рыцарский турнир, «в кото-
¦• AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 342-343.
20 ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 9. С. 509-510.
3' Vitztum von Eckstaedt Ch. Fr. Op. cit. V. 1. P. 181; Gooch B. D. The New Bonapartist Generals in the
Crimeanwar. Distrust and Dccision-Makingin the Anglo-French Alliance. The Hague, 1959. P. 257-
258; BarkerA. J. Op. cit. P. 282.
40 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 514.
5' Gooch B. D. Op. cit. P. 258; JuddD. The Crimean War. L., 1975. P. 179-180.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ром он должен сломать копье у противника и свалить его с лошади, но не убивать»1*.
Посол подозревал не без причины, что Наполеон III хотел сохранить дю будущего
сильную Россию на тот случай, когда ему понадобится союзник в борьбе против морской
гегемонии англичан2*. Пальмерстону также портило настроение предчувствие, что
война окажется не смертельной схваткой, которая приведет к сокрушению России, а
лишь испытанием сил со скромной задачей—заставить ее временно отказаться от своих
замыслов в Турции и в Черном море3*. В Лондоне догадывались о нежелании Парижа
напрягать силы без гарантии получить соответствующие выгоды4*. В представлении
Наполеона III продолжение войны и новые жертвы могли быть оправданы только
борьбой за традиционные национальные («наполеоновские») интересы Франции на
левобережье Рейна, в Италии, Польше, но не на Кавказе и Балтике348.
Однако Англию никак не устраивала война в центре Европы ради усиления се
союзника5*.
* о о
Развитие успеха в Крыму и развертывание крупных операций на Кавказе зависели
еще и от того, выступит ли против России Австрия. Союзники добивались этого с начат
1854 г., и ее нерешительность раздражала их все сильнее. Зная о видах
Франца-Иосифа на Молдавию и Валахию, они предупреждали его, что после войны добычу будут
делить те, кто воевал. После падения Севастополя, с приближением конца войны, от
Австрии срочно потребовались конкретные действия для укрепления связей с
союзниками, чего можно было достичь эффективным миротворческим посредничеством, не
исключавшим (даже предполагавшим) с ее стороны угрозу применения силы против
России. В сентябре 1855 г. австрийский посол в Париже Хюбнер сообщал Буолю, что
морские державы не собираются проявлять мирную инициативу, оставляя это Вене0*.
Естественно, Наполеон III был больше заинтересован в подобной услуге, чем Англия7*.
Австрия попала в сложное положение. Наполеон III мог помочь ей
аннексировать Дунайские княжества, но он же мог и выгнать ее из Северной Италии. Венский
кабинет воздерживался от нападения на Россию, опасаясь если и не поражения, то
по крайней мере перспективы приобрести по соседству могущественного и
ожидающего случая отомстить врага и одновременно лишиться в лице царя опоры в борьбе
с революционным движением в Австрийской империи.
В военной истории Крымской войны Вена играла и сыграла в каком-то смысле
ключевую роль, оказавшуюся пагубной для России. По мнению исследователей, если
'* Malcolm-Smith Е. К Ор. cit. Р. 307.
**SkeneJ. И. Ор. cit. Р. 348. Ср.: Горев J. Указ. соч. С. 477-478.
*• GielgudA. Op. cit. V. 2. Р. 353-354.
*mHagenFr. von. Op. cit. S. 96.
5' См.: LambertA. D. Ор. cit. P. 298.
6* Temperley H. Austria... p. 628.
¦4bid.P.627.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
бы Австрия ограничилась вооруженным нейтралитетом, вместо того, чтобы держать
мобилизованную армию на границах с Россией и угрожать нападением, то союзники
в Крыму7 могли потерпеть поражение, и события приняли бы совсем другой ход1*.
Венский кабинет считал, что с помощью занятой им позиции удастся добиться
максимального политического выигрыша или минимального проигрыша. Там, вероятно,
рассуждали так: Запад на данный момент нужен Австрии больше, чем Россия,
которая в любом случае будет бороться с европейским революционным движением, не требуя
за это платы, ибо она прежде всего сама заинтересована в стабильности. С этой
точки зрения, поддержка со стороны Франции и Англии важнее, поскольку в сложившейся
ситуации сохранение целостности Габсбургской империи и даже некоторое территориао>ное
увеличение ее зависят от Парижа и Лондона в большей степени, чем от Петербурга.
В свете такой логики становятся не столь поразительными и не столь пророческими
слова австрийского канцлера Ф. Шварценберга, сказанные в 1851 г., о том, что Вена
«ещеудивит мир своей неблагодарностью» (имелась в виду неблагодарность по
отношению к России, спасшей Габсбургскую империю в 1849 г. от гибели.)
Вместе с тем вступление в войну против России представлялось Австрии самой
ненавистной перспективой. Тем более, когда после падения Севастополя дело шло
к миру и, казалось бы, появилась возможность заполучить—неважно, заслуженную
или нет—добычу в виду Дунайских княжеств, причем при наименьших издержках.
Но именно теперь, в самое неподходящее для Вены время союзники решительно
потребовали от нее определиться четко и недвусмысленно—с кем она и против кого.
Находясь на перепутье между Наполеоном III и Агександром II, Австрия стремилась
угодить французскому7 императору и не слишком озлобить русского. И все же
Франция внушала Вене больше надежд и больше страха2*. Как и предполагали в Петербурге,
«политика (австрийских—В. Д.) интересов» на Балканах и в Италии восторжествовала
над «политикой принципов» Священного союза3*.
Франц-Иосиф решился на услугу союзникам319. В декабре 1855 г. он предъявил
России в виде ультиматума известные «пять пунктов», непринятие которых могло
бы повлечь вступление Австрии в войну350.
Ультиматум был в основном плодом по существу секретных франко-австрийских
переговоров. Обеспокоенные непредсказуемыми последствиями продолжения
войны, Париж и Вена стрелшлись выработать в двустороннем порядке главные
условия будущего мирного соглашения с Россией и как бы поставить Лондон перед
свершившимся фактом4*. Участники проходившего в Австрии диалога (француз-
** SchroederР. W. Op. cit. Р. 396.
**Де6ил\рЛ. Указ. соч. Т. 2. С. 138.
3* ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 393.
,е Tempcrley H. Austria... р. 628-629. Об этих переговорах см. также: Saab А, Р., Кпарр J. Л/.,
Bourqueney Knapp F. Op. cit. Р. 491-493.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ский посол Буркнэ и Буоль) для приличия информировали о его ходе британского
поверенного в делах Г. Эллиота351.
Узнав о готовящейся сделке, Пальмерстон в письме к Кларендону (9 октября 1855 г.)
высказал сильное недоверие к обоим правительствам1*. Еще на стадии
согласования ультиматума между союзниками Англия вначале с возмущением отвергла его на
том основании, что в нем не были учтены британские интересы. Пальмерстон
назвал этот документ ультиматумом не только для Петербурга, но и для Лондона,
настаивая на внесении в него изменений, касавшихся главным образом демилитаризации
Аландских островов и Севастополя, независимости Грузии и Черкесии352. Несколько
позже к ним добавилось требование о свободе международной торговли в Черном
море (особенно в восточной его части), подкрепленной правом европейских
государств держать свои консульства чуть ли не по всему периметру побережья2*.
Кларендой, через Каули, незамедлительно передал мнение премьера в Париж, чтобы
оттуда известили и Вену353.
Лондонский кабинет на своем заседании 20 ноября 1855 г. решил требовать от
союзников, чтобы: 1) в целях повышения гарантий исполнения Россией условия о
нейтрализации Черного моря оно стало частью общего мирного договора, а не
отдельного русско-турецкого соглашения; 2) нейтрализация распространялась на Азовское
море; 3) кавказский вопрос был поставлен на обсуждение мирной конференции и
решен в пользу Англии. Франция и Австрия приняли первую поправку и отвергли
остальные3*. Англия упрекала Наполеона III за нежелание изменить
снисходительную редакцию «пяти пунктов», но тот стоял на своем. Он сказал Кауга, что совершенно
не понимает, какой смысл вести полномасштабную войну только ради того, чтобы
запретить России иметь пару судов в Азовском море4*.
Ответ на этот вопрос Каули дал Валевскому, на которого он пытался оказать
давление утверждением о том, что Азовское море без труда можно превратить в военно-
морскую базу, а Керченский пролив—«при современном состоянии инженерной
науки»—легко сделать судоходным для больших кораблей3*.
Валевский не нашел эти аргументы состоятельными6*, а по вопросу о
«территориях к востоку от Черного моря» заметил, что в такой «туманной» формулировке ставить
его вообще не стоит. Как дал понять французский министр, он будет солидарен с Австрией,
если она откажется (а она так и сделает) вносить эти пункты в свой ультиматум на
!* Temperley Я. Austria.., р. 629.
2* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 620-621.
z*Ranum R. С. Op. cit. P. 188, 192-193; Temperley Я. British Secret diplomacy from Canning to Grey
//CHJ. 1938.V.6.N1.P.9.
4* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 396.
54bid.S.351,368.
64bid.S.367.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФКВРАЛЬ 1856 г.)
том основании, что они «слишком
унизительны для России».
Каули в ответ заметил, что союзники
воевали не д,ш того, чтобы сейчас
рассуждать, насколько их требования
унизительны для русских.
Валевскому ничего не оставалось,
как повторить: эти требования он
считает «оскорбительными» лш
вешкой державы1*. В конце концов, по
мнению Ваювского, все это можно, уже
в рабочем порядке, обсуждать на
мирной конференции: сейчас же
главное—получить согласие Петербурга
принять австрийский ультиматум8*.
Против такой постановки вопроса
Каули решительно возражал. По его
мнению, это был не тот случай, когда
прекращение войны заслуживало бы
больших жертв. Каули сказал
Валевскому, что тот «глубоко ошибается,
если полагает, будто из уважения к
императору (Наполеон) III—В. Д.)
правительство Ее Величества (коро- Королева Великобритании Виктория
левы Виктории—В. Д.) примет условия мира, которые оно не сможет оправдать перед
лицом страны (Англии—Б. Д.)»3*.
Как заявил Валевскому Каули, Австрии предоставлена слишком большая
свобода говорить от имени союзников, и она ею злоупотребляет, когда позволяет себе
формулировать требования таким образом, что это не удовлетворяет англичан. Ее
ультиматум можно толковать по-разному, и Россия не преминет сделать это с
максимальной для себя выгодой4*. Поэтому Англия хочет, чтобы Австрия предъявила
ультиматум от собственного имени и оставила Лондону право решать, какие
дополнительные условия нужно поставить перед Россией5*. Как показали дальнейшие события,
'* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 350-352.
24bid.S.352.
34bid.S.369.
A* Ibid. S. 369. Эта мысль звучит и в других британских дипломатических документах, (lbid. S. 376-377,
678.)
54bid. S. 366, 368-369.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Англия фактически зарезервировала за собой такую позицию и последовательно
придерживалась ее на Парижском конгрессе.
Каули прямо сказал Кларендону в своем отчете от 22 ноября 1855 года, что
считает очень рискованным открывать мирную конференцию при наличии «столь
явных расхождений во взглядах» между Лондоном и Парижем1*.
21 ноября 1855 г. Пальмерстон писал Валевскому, что Англия скорее предпочтет
продолжить войну без Франции, чем заключить мир на неудовлетворительных
условиях2*.
22 ноября Наполеон III обратился с посланием к королеве Виктории, в котором
заверял, что Франция, как и Англия, хочет мирного соглашения, достойного чести
обеих держав. Упомянув о соотношении сил союзников в Крыму B00 тыс.
французов и 50 тыс. англичан) и тем самым деликатно дав понять, за чей счет ведется
война и кто имеет больше права решать вопрос о ее прекращении, император
высказал мысль о невозможности, даже при наличии столь огромной армии,
покорить Россию без посторонней помощи. По его мнению, у союзников было 3 способа
добиться победы: 1) ограничиться оккупацией и обороной стратегически важных
пунктов, блокадой Черного и Балтийского морей, выжидая, когда Россия, истощившаяся
в своих расходах на вооружение и содержание многочисленного войска, запросит
мира; 2) призвать «национальности» к борьбе против чужеземного господства,
провозгласить восстановление Польши, независимость Финляндии, Венгрии, Италии
и Черкесии; 3) обеспечить союз с Австрией, чтобы под угрозой ее нападения на
Россию и под давлением европейского общественного мнения продиктовать приемлемые
для западных держав условия мира.
Наполеону III лучшим представлялся третий вариант, для осуществления
которого он пред iarai Англии проявить гибкость и реализм. Соглашаясь предъявить ультиматум
России, Вена, подчеркивал Наполеон III, делает важный шаг для союзников и
поэтому, естественно, она хочет получить от них гарантии, что в случае принятия
Петербургом этих требований Англия и Франция начнут мирные переговоры.
Император просил Лондон не настаивать на ужесточении ультиматума и не
отвергать австрийскую поддержку «ради мизерных преимуществ»3*.
26 ноября 1855 г. королева Виктория ответила Наполеону III любезным по форме,
но раздражительным по существу посланием. Она досадовала на Валевского,
составившего ультиматум без согласования с англичанами, на других высших должностных
лиц Франции, открыто говоривших о необходимости для их страны прекратить войну
и сблизиться с Россией. Порицая поведение этих людей, королева, конечно, имела
в виду стоявшего за ними императора. В ее напоминании о том, что Англия не смо-
¦' AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 369.
*• Martin Th. Op. cit. V. 3. P. 392-393.
34bid. P. 392-395.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
жет заключить мир, осуждаемый народом и парламентом, был не лишенный едкости
намек на отличие английской политической системы от французской351. Наметившуюся
натянутость в англо-французских отношениях усиливали непочтительные отзывы
Пальмерстона о политике Наполеона III355. Лишь после томительных консультаций
и внесения английских дополнений в венский ультиматум его послали России356.
Желая извлечь выгоду из своего вынужденного согласия на «пять пунктов»,
британское правительство подчеркивало, что оно заставило себя пойти на такую
предосудительную в глазах парламента и общественного мнения Англии уступку только
во имя сохранения союза с Францией. Как заявил в Париже Каули, Лондонский
кабинет проявил большую заботу об интересах Наполеона III, чем о своих собственных,
и рассчитывает на ответную учтивость1*.
« « «
Английские руководители, настроенные против мира, надеялись, что Петербург
отклонит требования союзников357. «Тогда мы будем в выигрыше»,—писал
председатель Тайного совета Англии Д. Л. Грэнвилл2*.
Продолжение войны являлось первейшей заботой Пальмерстона.
Манипуляциями с ультиматумом премьер пытался сделать его неприемлемым для России,
максимально сократить шансы на положительный ответ. Пальмерстон полагал, что
Лондонскому кабинету7 надо проявить «всю свою настойчивость и умение», чтобы не
дать втянуть себя в переговоры, которые могли бы «разочаровать справедливые надежды
страны (Англии—i?. Д.) и оставить незавершенными подлинные цели войны». С
течением времени в британском обществе формировалось мнение, что в случае, если премьеру
не удастся заключить мир, достойный чести и огромных жертв Англии, то он не
заключит его вообще3*. Лидер консервативной фракции в парламенте Б. Днзраэли полушутя
предрекал «новую» Пелопоннесскую или Тридцатилетнюю войну4*.
Однако Пальмерстон полностью не исключал возможности удовлетворения
Россией требований союзников в результате нажима Австрии. Называя венский
ультиматум «западней», с помощью которой предполагалось затащить Англию за
стол переговоров, он призывал Кларендона подумать над тем, как обойти ее358. В
начале января 1856 г. (т. е. уже после отсылки ультиматума в Петербург) премьер-
министр в нескольких письмах к госсекретарю настойчиво проводит одну мысль: «Мы
(англичане-В. Д.) не можем подписать предварительный мирный договор, пока
Россия не примет все наши условия, и мы не должны позволить Валевскому и Буолю
выставить нас на позор»359.
'* Wellesley F. Л. Thc Paris Embassy during Ihe Sccond Empire. Sclections from Ihe Papiers of H. R. С
Wcllesley lst Earl Cowlcy ambassador at Paris, 1852-1867. L., 1928. P. 93.
*'Filzmaurice Ed. Op. cit. V. 1. P. 132, 134-135.
*'Ranum R. С Op. cit. P. 168-172, 189-190, 192, 214.
*'Bucklc G. The Lifc of Benjamin Disraeli. L., 1916. V. 4. P. 23.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Продолжая изобретательный поиск новых препятствий к миру, Пальмерстон
и Кларендон (в том же начале января) заявили австрийскому послу в Лондоне Кол-
лоредо, что их не удовлетворяет содержание ультиматума, предъявленного
Венским кабинетом России, ввиду расплывчатости его «пятого пункта»,
оставляющего за союзными державами право выдвигать уже в ходе мирной конференции,
помимо главных требований («четыре пункта»), принятие которых является
непременным условием для начала переговоров, дополнительные, если это
понадобится «в интересах Европы». Британские руководители не соглашались
прекращать войну, пока, во-первых, Австрия не пояснит Петербург}', что «пятый
пункт» подразумевает разоружение Аландских островов, учреждение
иностранных (надо понимать—английских) консульств на побережье Черного моря360
(англичан заботила преимущественно его восточная часть) и вопрос о судьбе
кавказских народов; во-вторых, пока от России не будет получен безоговорочно
положительный ответ. Коллоредо пытался возразить, что принятие
ультиматума, естественно, предполагает и согласие на его «пятый пункт». Однако
Кларендон настаивал на своем301.
Буоль противопоставил английской позиции несколько доводов. Во-первых,
будучи расшифрованным Петербург}7, «пятый пункт» терял смысл и ограничивал
союзникам свободу решений на переговорах, тогда как его назначение состояло в
том, чтобы развязать им руки. Во-вторых, Австрии поручили склонить русское
правительство к согласию на ультиматум, но она вовсе не бралась обсуждать с ним
конкретные условия мира. К чему тогда еще мирная конференция?! В-третьих,
требование о консулах на побережье Черного моря уже предусмотрено в «третьем
пункте»1*.
Опасаясь продолжения войны, Австрия отказывалась передавать России
английские условия и требовать отдельного согласия на них2*.
Практически это был бы новый ультиматум, которого самолюбие Александра II
могло не выдержать. После получения известия о принятии Петербургом «пяти
пунктов» Венский кабинет окончательно утвердился в решимости не играть с огнем. Чтобы
защититься от назойливости англичан, пришлось искать помощи у Наполеона III.
Австрийский посол в Париже Хюбнер как в непосредственной беседе с французским
императором 18 января 1856 г., так и через Валевского д&1 понять следующее. Австрия
в угоду Англии и Франции достаточно скомпрометировала себя перед Россией.
Английские претензии ставят Вену в еще более неприличное положение и грозят
внести раскол между союзниками. Петербург принял ультиматум, и у западных
держав нет оснований не удовлетвориться этим. Потакать же безосновательным
придиркам Лондона Австрия не собирается. Хюбнер попытался даже запугать
l*Baumgart W. Op. cit. S. 128-129.
2* Greville Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 10; WetzelD. Op. cit. P. 177.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
императора: если Англия и Франция
возобновят войну, Вена разорвет союз с ними1*.
Наполеон III заявил, что он предложил
Буолю лишь информировать Россию о
дополнительных условиях, но не требовать от нее
ответа362. Император высказал Хюбнеру
желание, чтобы русское правительство
обязалось не вооружать Аландские острова и
вернуть Каре Турции. О Черкесии и
«консулах» на побережье Черного моря он умолчал.
Когда Наполеон III поделился с послом
мыслью о целесообразности сократить, в
обмен на возвращение Карса, размеры
бессарабских земель, подлежащих отторжению
от России, Хюбнер заявил: «Государь,
ожидайте с нашей стороны решительного
сопротивления этой идее. Устье Дуная—
это немецкие интересы, это цена нашей
(австрийской—В. Д.) активности, это наш
трофей, от которого мы не хотим отказы- Император Александр II
ваться ради удовлетворения самолюбия
Англии и защиты ее интересов в Азии»2*.
В Зимнем дворце разумно оценили обстановку. 20 декабря 1855 г. A января
1856 г.) Александр II собрал совещание, чтобы решить вопрос об окончании или
продолжении войны. Присутствовали К. В. Нессельроде, П. Д. Киселев, М. С.
Воронцов, А. Ф. Орлов, Д. Н. Блудов. Царь сообщил, что Австрия грозит примкнуть к
коалиции, если Петербург отвергнет ее ультиматум. Канцлер зачитал
меморандум, в котором проводилась мысль о необходимости заключить мир, пока еще не
такой унизительный, каким он может стать после кампании 1856 г. Все участники
совещания, кроме Д. Н. Блудова, категорически высказались против
продолжения войны, чреватого, по мнению графа Киселева, потерей Финляндии, Кавказа
и Польши. Было решено ответить Вене согласием на «четыре пункта», но не
принимать «пятый», дававший союзникам право возбуждать на мирных переговорах
вопросы, не предусмотренные четырьмя пунктами. Австрийский канцлер Буоль
резко отверг такой компромисс и дал русскому правительству шесть дней для
окончательного ответа.
¦•AGKK.SerieI.Bd.3.S.267.
2* Ibidem.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
3A5) января 1856 г. Адександр II провел новое заседание. Помимо прежних
участников были приглашены военный министр В. А. Долгоруков, великий князь
Константин Николаевич и П. К. Мейендорф.
Нессельроде выступил за безоговорочное принятие предложений Австрии. Он
считал, что чем дольше продлится война, тем больше появится у России врагов и тем
суровее станут их требования к ней. Силы страны истощаются и шансов на победу
нет. Канцлер напомнил, что Англия согласилась с австрийским ультиматумом очень
неохотно, считая его слишком мягким.
Присоединяясь к Нессельроде, М. С. Воронцов указал на опасность утраты
Крыма, Кавказа, Финляндии и Польши, на неисчислимые людские жертвы и
финансовые расходы, на перспективу долговременного ослабления России и т. д.
О том же говорили Орлов, Киселев, Мейендорф.
Совещание пришло к единодушному7 выводу: принять австрийские условия1*.
Были отвергнуты предложения видных военных деятелей об организации
диверсионной экспедиции против Британской Индии363.
Несмотря на горячие призывы к реваншу, исходившие от славянофильских
кругов и некоторых представителей придворной камарильи, русское правительство
отказалось от сверхрискованной игры и предпочло здравый смысл304. Оно
надеялось, что рано или поздно союзники начнут ссориться по территориальным и
политическим вопросам, и это даст России дипломатические преимущества на
мирных переговорах2*.
Франц-Иосиф и Буоль с облегчением вздохнули: теперь Австрии и воевать
против России не придется, и, как им казалось, можно рассчитывать на поддержку союзников
в вопросе о Дунайских княжествах.
Естественно, обрадовались и в Париже. Тувнель не пожалел комплимента для соавтора
ультиматума Буркнэ: «Вы совершили такое же трудное дело, как взятие
Севастополя»,—писал он3*.
В Англии ответ Петербурга вызвал разочарование365.19 и 23 января 1856 г. на
заседаниях британского правительства было решено потребовать от России
согласия на обсуждение, помимо «четырех пунктов», вопросов о невосстановлении
Черноморской береговой линии, о свободе международной торговли на
кавказском побережье, о заключении мирного договора между Россией и Черкесией366,
о разоружении Аландских островов367.
Дело дошло даже до предложения (которое, правда, было отклонено) о
превращении Севастополя в порто-франко и перевалочную базу для британской торговли
'* ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 9. С. 503-506; Pcter von Meyendorff.., Bd. 3. Р. 214-215; [JominiA.] Op.
cit. T. 2. P. 393-397.
20 WetzelD. Op. cit. P. 177; Temperley H. Austria.., p. 635.
3* Saab А. Р., Knapp J. A/., Bourqueney KnappF. Op. cit. P. 493.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
на Кавказе и в Азовском море1*. Англия выставляла эти требования в качестве
непременного предварительного условия для начала переговоров в Париже2*.
Чтобы выбить почву из-под ног рвавшегося в бой Пальмерстона, Наполеон III
для видимости не стал возражать, но в то же время просил сохранить факт своего
согласия в тайне от России3*. Французский император не считал нужным
сдерживать Валевского, который стоял на более категоричных позициях в вопросе о
мире, и в соответствии с ними оказывал давление на Англию, осыпая ее упреками
за стремление предъявить России «второй ультиматум». «Интересы Франции и
Великобритании,—говорил Валевский Наполеону III,—дошли до такой степени
расхождения, когда они решительно противоречат друг другу [...]. Подлинная цель
войны достигнута; дальнейшим промедлением (с заключением мира—В. Д.) мы
ничего не выиграем...»4*.
Тем не менее 10 января 1856 г. в Тюильри под председательством
Наполеона III состоялось заседание союзного военного Совета, где присутствовало
18 человек A1 французов и 7 англичан), из которых двое были дипломаты
(Валевский и Каули). По свидетельству участника, герцога Кембриджского, заседание было
коротким. Наполеон III объявил, что не будет никаких политических дискуссий,
можно высказывать лишь «сугубо военные соображения»5*. Однако, судя по всему,
и они не имели места.
Были сформулированы 19 вопросов под общей рубрикой «что делать дальше?».
II лишь один из них—«что можно сделать в Малой Азии?»—касался Кавказа и
числился тринадцатым в списке6*. Среди приоритетных он явно не значился, что
вполне соответствовало позиции Франции.
Не значилась среди французских приоритетов и проблема продолжения войны
вообще. По настоянию Наполеона III, поиски ответов на поставленные перед
Советом вопросы были поручены двум комиссиям (по Крыму и по Балтике), то
есть отложены в долгий ящик. Стало очевидно, что император готовился не к
продолжению войны, а к началу мирных переговоров368.
Британский кабинет, пытаясь подорвать перспективу мира, спешно готовил
новую военную кампанию. В начале февраля Пэнмюр уже готов был действовать,
не ожидая французов и без согласования с ними. «Невзирая на намерения наших
х*Делъ6рюкГ. Указ. соч. Т. 5. С. 128.
*• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 660-661; FitzmaunceEd. Op. cit. V. 1. P. 144-145; WiderszalL. Op. cit.
P. 165-166; WelzelD. Op. cil. P. 180.
3*FitzmauriceEd. Op. cit. V. 1. P. 146; Cowley H. R. C. Secrets.., p. 92-93; Wellesley F. A. The Paris
EmbassY.., p. 93; ConacherJ. B. Britain and the Crimea.., p. 173.
^Шзе/D.Op.cit.P. 180-181.
5e AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 581-582.
«'lbid. S. 582-583.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
союзников,—писал он Кодрингтону,—Вы должны продолжать подготовку
наступательных операций»1*.
Планы министра полностью одобряла королева, полагавшая необходимым
покончить с Крымом в течение месяца, а затем всю британскую армию переправить на
Кавказ2*. По признанию Виктории, для нее была невыносима мысль, «что «неудаче
под Реданом» суждено стать нашим (английским—В. Д.) последним подвигом
(в Крымской войне—В. Д.)»3*.
С определенными оговорками принимал идеи Пэнмюра будущий (с июля 1856 г.)
главнокомандующий британскими вооруженными силами герцог Д. У.
Кембриджский. Он считал войска Омер-паши достаточными для оборонительных
целей, а с наступлением предлагал повременить, пока в Крыму не будет достигнут
полный успех, возможный, с его точки зрения, только при усилиях обеих союзных
армий. Герцог считал, что лишь после овладения Крымом можно разделить
войска и отправить англичан на Кавказ4*.
Вполне естественно обнаружилось единство взглядов Пэнмюра и давнего
«поборника» кавказской «независимости» лорда Пальмерстона, внесшего вклад в разработку
конкретной стратегии на Кавказе, которой он придал определенную гибкость. В
частности, Пальмерстон не исключал вероятности изменения хода операции, если
зимняя распутица сорвет высадь^ войск в Мингрелии. Тогда, по его предложению,
следовало произвести десант в Трапезунде, соединиться с Омер-пашой и ударить по
русской армии на Кавказе с юга. Идеальным же вариантом Пальмерстон}'
представлялся такой: 50-тысячная британская армия в начале апреля высаживается в
Редут-кале и движется на Тифлис; одновременно Омер-паша из Трапезунда
направляется к Карсу, берет его и теснит русских с юга. Последним ничего не остается, как
отступить к Баку, а оттуда—через Дербент—в Астрахань3*. Таким образом, турки
вернули бы свои азиатские владения, а в руках англичан оказалось бы все Закавказье.
Пальмерстон проявлял такое внимание к деталям операции, что рекомендовал
позаботиться о нескольких мелководных пароходах для использования их на реке Риони369.
Несмотря на расхождения во взглядах на детали кампании 1856 г., членов
кабинета Пальмерстона объединяло убеждение в необходимости нанесения России
удара на Кавказе370.
Пальмерстон считал, что война должна стать общеевропейской и продолжаться,
по меньшей мере, еще год, пока от России не будут отторгнуты Крым, Грузия, Чер-
'•PP.V.2.P.94.
24bid.P.94,102, ИЗ, 114.
3* The Letters of Queen Victoria. A Selection from Her Majesty's correspondencc between theyears 1837 •
andl861.V.3.L., 1907. P. 163.
4'PP.V. 2. P. 60-61.
5*AGKK.SerieIII.Bd.4.S.711.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
кесия и Польша. Современники
премьер-министра подозревали его
в стремлении превратить «войну
кабинетов» в «войну
национальностей», поднять все нерусское
население окраин Российской
империи от Финляндии до Кавказа.
Прибегнуть к такому средству
неоднократно советовал союзникам
и А. Чарторыйский1*.
Еще с весны 1854 г. эта идея
постепенно овладевала умами
британских политиков2*. Пальмерстон
успел предпринять конкретный
шаг к осуществлению данной про- „ _ _ ^л„л
граммы. В конце 1855 г. под Рет Риони. Грузия. 1870-е, Айвазовский
руководством правительства Англии и на его деньги был создан польский
дивизион, предназначавшийся для отправки на Кавказ. Идея формирования такого
дивизиона возникла еще в начале 1854 г., но реализация ее по разным
причинам задерживалась371.
Пальмерстон буквально штудировал карту Европы, продумывая варианты
пересмотра ее. Наполеон III относился к подобным планам осторожнее. Он не видел в
чрезмерном ослаблении России выгод для Франции и осознавал
непредсказуемость последствий «войны национальностей», которая, по мнению западных
дипломатов того времени, могла вызвать «громадное потрясение» и перерасти во
«всемирную»372.
Австрия и Турция имели все основания не желать такого оборота событий, ибо
он привел бы к «бунту» подвластных им народов и развалу империй3*. Австрийское
и турецкое правительства знали, что у Александра II есть мощное оружие против них:
балканские славяне с готовностью поддались бы «революционной» агитации
Петербурга, тогда как шансы союзников «инсургировать» национальные районы
России были проблематичны.
В самой Англии не все государственные деятели принимали идеи Пальмерстона.
Эбердин, У. Ю. Гладстон и другие высокопоставленные лица считали, что он
увлекает Лондонский кабинет на скользкий путь, поскольку ничто так не нарушит
европейское равновесие—предмет традиционной заботы британской диплома-
l°Baumgart W. Ор. cit. S. 32-34.
** Schroeder P. W. Ор. cit. P. 151.
*'ДебилурА. Указ. соч. Т. 2. С. 138.
КАВКАЗ И ВКЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
тип,—как возвращение России к допетровским границам и допетровскому
состоянию, которого добивался Пальмерстон1*.
Англия, Франция и Россия приберегали призыв к национальностям на крайний
случай8*. Этот «неджентельменский» прием был бы нарушением неписаного политического
«кодекса» Крымской войны, принятого по молчаливому уговору воюющих сторон.
Правомерным представляется утверждение германского историка Винфрида Баум-
гарта об отсутствии в международной обстановке середины 50-х гг. XIX в.
признаков, гарантировавших возможность выполнения программы Пальмерстона
в течение определенного им срока, то есть—1856 года. Ведь осенью 1854 г.
тоже предсказывали скорое падение Севастополя. По убеждению Баумгарта,
продолжение войны по английскому плану повлекло бы расширение ее до масштабов
мировой, разрушение «концерта» европейских держав и дало бы истории Европы
другое направление. Он предполагает, что союзники могли объявить войну
Пруссии3*. Тогда сработал бы «весь механизм взаимных обязательств германских
государств», и они присоединились бы к России. Исследователь также допускает
заключение русско-американского военного союза4*.
Вообще, вопрос о том, какой характер приняла бы Крымская война, если бы она
не была прекращена, представляет большой интерес для исследователей
«альтернативной истории». Ситуация конца 1855 года являлась далеко не такой однозначной,
как она иногда изображается. У союзников не было уверенности в том, что они
победили, а Россия проиграла. Англо-французские войска взяли единственный город
на окраине огромной Российской империи. Ее жизненно важные центры не были
даже потревожены. Элементарно добраться до них, не говоря уже о том, чтобы
нанести им непоправимый ущерб, представлялось колоссальной проблемой. В условиях,
когда Россия сохранила огромную боеспособную армию с резервами5*, на помощь
которой готов был прийти народ (как в 1812 г.), идея наступления союзников в глубь
страны граничила с безумием.
Добавим к этому одно парадоксальное обстоятельство. К концу- войны
«побежденная» Россия владела неприятельской территорией, площадь которой превышала
пространство, контролируемое «победителями»6*. В частности, после завоевания
Карса значительная часть северо-восточной Анатолии находилась в руках у России.
Дорога на Эрзерум бьыа открыта. Захват этой ключевой транспортно-стратегической
l*Baumgart IV. Ор. cil. S. 36, 74-75.
*в Маркс И. н Эшельс Ф. Соч. Т. 11. С. 618.
30 Baumgari W. Ор. cit. S. 36, 48-49. Таково же мнение Г. Дельбрюка. (Указ. соч. Т. 5. С. 126, 128).
^Baumgart IV. Op. cit. S. 36.
5* Айрапетов О. Р. Указ. соч. С.218.
**Baumgart W. The Peace of Paris 1856. (Transl. from German by A. P. Saab). Santa Barbara, CA-
Oxford, 1981.Р.5.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1S56 г.)
развязки позволял двигаться в любом направлении, включая Константинополь,
Месопотамию и Индию373. Еще в сентябре 1855 г. Кларендон писал Kaj-.ni: <<Мы
можем взять и удерживать Крым. А что дальше? Россия свернется подобно ежу, и
ее не проймешь никакими ударами и угрозами. ...Я не верю, что мы в состоянии за
2-3 года принудить ее к миру>> 1\
После падения Севастополя, с одной стороны, и провала экспедиции Омер-
пашн, с другой, союзники в принципе не знали, что делать дальше. Война оказалась
более дорогостоящим предприятием, чем предполагалось. Продолжение ее
неминуемо грозило новыми крупными расходами и новыми человеческими жертвами без
всякой гарантии получения результата, действительно достойного именоваться
«лобедой>>. Более того, опыт Наполеона I (имевшего значительное материальное
преимущество над русской армией) показывал, какими последствиями
оборачивается всеобщая мобилизация России и превращение войны между полководцами в
войну отечественную374.
Новые военные кампании привели бы к неконтролируемой эскалации войны
<<вширь>>, а это потребовало бы от союзников дополнительных крупных контингентов.
Ужесточилась бы моральная атмосфера войны, приобретя более непримиримый и
принципиальный характер. Каждое новое сражение, выигранное любой из сторон,
автоматически становилось бы для другой тяжелым унижением и стимулом к реваншу.
Это создало бы еще и трудно преодолимые психологические препятствия к миру.
С этой точки зрения, положение, сложившееся к концу 1855 г., после победы
союзников под Севастополем и поражения под Карсом, выглядело достаточно
обнадеживающе. Самолюбие России, пострадавшее в Крыму, подучило
сатисфакцию на Кавказе. Наличие моральной компенсации в виде главного османского
форпоста в Малой Азии делало Петербург более восприимчивым к идее мирных
переговоров2*. Продолжение войны могло радикально изменить общую стратегическую
конъюнктуру не в пользу Англии и Франции3*.
Севастопольская эпопея свидетельствовала о том, что боевой дух русской армии
не был сломлен, и ни о каких пораженческих настроениях говорить не приходилось.
Что касается морального состояния кавказских войск, то оно вообще не вызывало
сомнений, особенно после последнего, карсского триумфа.
Иначе обстояло дело с «победоносными>> союзными армиями в Крыму. Они
были до предела изнурены долгой кровопролитной осадой Севастополя,
болезнями, климатом. Блицкриг провалился. До наступления холодов взять город не
удалось. Мало того, что пришлось провести в окопах суровую зиму 1854-1855 гг.
Та же перспектива ожидала союзников и после падения Севастополя, поскольку до
,е Цит. по: WenikerH. Op. cit. S. 261.
*е Baumgart W. Ор. cit. (English ed.) P. 5.
3* РсвякипА. В. Указ. соч. С. 137.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
полной ясности в вопросе о заключении мира было далеко. Это сеяло недовольство
в войсках, которые с самого начала плохо понимали цель своего присутствия на
далекой окраине чужой страны. Удручающие слухи о продолжении войны в следующем,
1856-м, году еще больше усиливали убеждение в ее бессмысленности.
Людские и материальные жертвы были огромны. У французов погибло 95 тысяч
человек, у англичан 22 тысячи, у турок около 400 тысяч. Западные державы
потеряли своих главнокомандующих—маршалов Сент-Арно и Рэглана, десятки генералов,
сотни старших офицеров. Среди горьких и незабываемых для союзников символов
трагической абсурдности Крымской войны один из самых выразительных—гибель
под Балаклавой легкой кавалерии лорда Джеймса Кардигана, составлявшей цвет
английской военной аристократии. Люди долга и чести, они бросились в заведомо
самоубийственную атаку, выполняя безумный приказ. Этот красивый,
героический, но абсолютно бессмысленный подвиг, воспетый Альфредом Теннисоном, остатся
в исторической памяти англичан глубокой душевной раной.
Военные расходы союзников достигли астрономической цифры в 600 млн.
рублей. Прибавил проблем постигший Францию в 1855 г. неурожай, в результате
которого произошел резкий скачок цен на продовольствие1*. Растущее
недовольство французов смягчалось гордым ощущением реванша, взятого за поражения
1812-1815 годов. Однако, наряду с вопросом, насколько полноценен такой реванш
(как ни крути, Севастополь—не столица России, и не Париж, куда вошли русские
войска в 1814 году), возникал еще один—как долго сможет этот национально-
эмоциональный подъем оберегать Наполеона Ш от внутриполитических неприятностей.
Так или иначе физическое и нравственное состояние французских и британских
сил в Крыму требовало полной или частичной замены их свежими контингентами.
Однако сделать это было непросто. Антивоенные настроения во Франции и даже
в Англии росли. Наряду с ощущением, что война изначально носила абсурдный
характер, появился страх перед совершенно реальной возможностью ее непредсказуемого
развития. Именно этот страх заставлял обе стороны искать пути к компромиссу. В конце
1855 г., несмотря на запутанную, если не сказать тупиковую ситуацию, у
союзников сохранялась, по крайней мере, надежда сформулировать политические итоги войны
таким образом, чтобы сделать их хотя бы минимально приемлемыми и для России,
и для Запада. В случае продолжения военных действий такая возможность могла быть
легко утеряна. Для Парижа, Лондона и Петербурга вопрос о войне и мире
превращался из внешнеполитического во внутриполитический, и во многом поэтому он был
разрешен дипломатией, а не пушками.
« « о
Пальмерстон, как реалист, не исключал, что планы Англии могли быть
внезапно сорваны мирными переговорами. «Нам грозит мир»,—писал он своему
!* Черкасов П. П. Указ. статья. С. 204-208.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
брату1*. За нежелание сопротивляться этой «угрозе» Пальмерстон ненавидел как
французов, так и австрийцев. Больше французов (и особенно Валевского), которые, по
его словам, увлекали Англию «на дно болота». Он считал, что пора уже Лондону стать
хозяином положения и самому решать, что ему делать, а не плестись «в хвосте у
Валевского» . В письмах к Бларендону откровенность Пальмерстона доходила до предела:
нужно бояться не разрыва с Францией и продолжения войны, а позорного мира с
Россией—«капкана», куда Париж и Вена норовят всеми силами заманить англичан. «Мы
должны стоять на своем [...] и показать, что у нас есть воля и решимость»2*.
В меморандуме, составленном премьером в конце 1855 г., указывалось на далеко
не полную победу над Россией: взятие половины Севастополя он считал лишь
первым шагом к достижению британских целей в войне. Ведь большая часть Крыма,
не говоря уже о Кавказе, оставалась в руках русских. Коллеги Пальмерстона по
кабинету и партии, близко наблюдавшие его в то время, отмечали в нем
необычайную нервозность и предполагали, что его трудно будет удержать в рамках разумного,
когда дело дойдет до предъявления Петербургу условий мирных переговоров3*.
Сардинский король сравнивал Пальмерстона с бешеным животным, от которого надо
спасаться бегством4*. Умеренным членам британского правительства было очень
непросто противиться премьер-министру, достигшему зенита общественной
поп)лярности и влияния, опиравшемуся на сильную «партию войны». По словам Фитц-
тума фон Экштедта, никто, кроме Пальмерстона, не мог «так быстро и легко
управлять воинственным пылом англичан»5*. Даже учитывая постоянную
возможность «преждевременного» мира, премьер полагал необходимым «продолжать
активную подготовку к войне до тех пор, пока не будет подписан окончательный
текст договора о мире»6*.
Если все же придется подписать мирный трактат, то лишь такой, который, по
мнению Пальмерстона, непременно обеспечивал бы гарантии безопасности Турции.
Он видел их в нейтрализации Черного моря и отделении от России Крыма, Грузии
и Черкесии—районов, откуда она якобы угрожала владениям султана7*. На
Северном Кавказе предполагалось образование государства во главе с Шамилем, но под
англо-турецким протекторатом8*.
После принятия Петербургом австрийского ультиматума Пальмерстон стал больше
склоняться к мысли о готовности России под страхохМ продолжения войны согласиться
,вЛ5Л/о'?.Ор.сН.У.2.Р.32.
** AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 660-661.
**Argyu G. D. Op. cit. V. 1. P. 588-589.
4' Wellesley F. A. The Paris Embassy.., p. 91.
5* Vitzthum ton Eckstaedt Ch. F. Op. cit. V. 1. P. 193.
60 Thc Letters of Quecn Victoria.., v. 3. P. 211; LambertA. D. Op. cit. P. 328.
'"LorneK. T. Viscount Palmerston. L., 1892. P. 176-177; RanumR. C. Op. cil. P. 178.
s* КасумовА. X. Оборона Северного Кавказа.., с. 135.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
на любые условия мира, какими бы жесткими они ни были. Он уполномочил Кла-
рендона заявить Вене, что у Англии есть к России требования, о которых австрийский
ультиматум умалчивает, и это <<упущение должно быть исправлено»1*.
Корреспонденция премьера по-прежнему полна хвастливых заверений, что при
необходимости Англия будет сражаться с Россией в одиночку. Он считал
бескомпромиссность лучшим способом принудить Петербург к уступкам и ожидал от мирной
конференции поддержки британских требований в вопросах о Кавказе и А1андски\
островах. Во второй половине января 1856 г. Пальмерстон конкретизирует свои
претензии в отношении Кавказа. Он настаивает на запрете восстанавливать старые и
строить новые русские крепости на восточном побережье Черного моря, на
провозглашении свободы международной торговли в этом районе и на заключении отдельного
мирного договора между Россией и Черкесией375.
В одной из инструкций к Кларендону Пальмерстон с энтузиазмом сообщает о
полученных им и подлежащих использованию сведениях о том, что Мингрелия, хотя и признавала
сюзеренитет России, фактически была независимым государством, свободным от
русской администрации и русских войск2*. С еще большей четкостью звучит в письмах
Пальмерстона идея о нейтрализации Азовского моря, представляющего собой, из-за
высокой степени защищенности (узким Керченским проливом), важный «резерв» для
возрождения русской агрессивной политики против Турции. Исходя из этих сугубо
практических соображений, Пальмерстон отверг, как неуместный, довод Наполеона III о
том, что распространение принципа нейтрализации на внутреннюю акваторию
России нарушает суверенитет этого государства и унижает самолюбие Александра II3*.
Пальмерстон наотрез отказался обсуждать вариант обмена Карса на часть
Бессарабии, которую союзники предполагали отторгнуть от России. Взятие турецкой
крепости русскими крайне нервировало англичан, ибо, помимо прочего, они сразу
поняли, какой размен предложит Россия. Нюанс заключался еще и в том, что Каре
был взят уже после того, как австрийский ультиматум прошел процедуру согласования
между союзниками и, естественно, без учета этого нового, серьезного
обстоятельства. Как явствует из документов, английская дипломатия хорошо осознавала,
какой козырь появился в руках у русских, и как он может повлиять на ход торга во
время мирных переговоров4*.
Весьма показательно мнение на этот счет Каулн, поскольку он находился в центре
событий, связанных с трудными поисками компромисса в осложняющихся
англофранцузских отношениях. Каули писал Кларендону (9 января 1856 г.), что нельзя
отрицать определенную справедливость ожидания России получить что-либо вза-
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 661.
*• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 698.
34bid. S. 697-698.
'WGKK. Serie. III. Bd. 4. S. 594; Serie I. Bd. 3. S. 445; Seric II. Bd. 2. S. S38.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
мен Карса, но именно поэтому нужно тщательно продумать аргументы, которые можно
ей противопоставить. Посол предлагал сказать Петербург) следующее: «Мы
(англичане— В. Д.) признаем, что взятие Карса изменило ваше положение, но не до такой
степени, на которую вы претендуете. Мы владеем половиной Севастополя,
Евпаторией, Керчью и Кинбурном, не говоря уже о Черном и Балтийском морях, где ваш
флаг больше не может появиться. Вы не в состоянии изменить такое положение вещей,
в то время как у союзников есть все шансы улучшить свои позиции. Да, вы владеете
Карсом, но он может быть отвоеван. В любом случае, ваши азиатские провинции
подвергнутся серьезной опасности»1*.
Это значит, что Россия, во избежание продолжения войны, грозящей лишить ее
очень многого, должна проявить благоразумие и принять все те условия, которые,
по мнению Англии, «гарантируют Турции защиту от русской агрессии» со стороны
Азии**. И прежде всего Петербургу необходимо понять: Каре—это не предмет
переговоров3*, и русским нужно думать не о том, как укрепить свои переговорные
позиции, а о том, как их не ослабить.
Любопытно, что несколько позже эти доводы почти слово в слово повторит
Иальмеретон. Еще раньше это сделал Кларендон в письме к тому же Каули (от
24 января 1856 г.)!*. Министр, однако, добавил: если русские непременно хотят
трактовать вопрос о Карее на основе принципа qui pro quo. то им следует иметь в
виду, что в руках у союзников, помимо территорий в Крыму и акваторий Черного
моря и Балтики, находится Мингрелия, которая может послужить достаточным
возмещением за Каре. По мнению Кларендона, России нужно также дать понять,
что Мингрелия это гораздо больше, чем равноценный предмет размена. Она стоит
дороже, ибо является плацдармом для дальнейшего наступления союзников в глубь
Кавказа и для завоевания Имеретии, Гурии, Восточной Грузии5*.
О серьезности намерений Пальмерстона говорит и первоначальный выбор им в
качестве главы британской делегации на будущих переговорах в Париже лорда
3. Лайонса, человека, обладавшего, по мнению Пальмерстона, «ясным, твердым
н решительным умом, невосприимчивым к дурному влиянию». Эта характеристика
означала, что Лайонс был ярым сторонником продолжения войны и сочувствовал
планам премьера6*.
«Радикализмом» отличалась и программа послевоенного устройства,
выдвинутая Стрэтфорд-Каннингом. Помимо демилитаризации Черного моря и открытия
'* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 594.
«'lbid. S. 594.
34bid.S.635.
'• Ibid. S. 670.
5°Ibid.S.67t.
•'Ranum R. С. Op. cit. P. 200-201.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
его для торговли всех наций, он советовал создать между Россией и Турцией «пояс
из небольших антирусских государств в Черкесии, Мингрелии» и в других районах
Кавказа. В Азии—Кубань, в Европе—Днестр, вот, по Стрэтфорд-Каннингу,
идеальные границы России376.
Рождению этого нереального плана в голове у британского посла отчасти
помогли представленные ему в январе 1856 г. рекомендации Лонгуорта, отказавшегося
от прежних пессимистических оценок. «Пора уже черкесам, фактически
независимым на протяжении стольких лет сформировать у себя Правительство. Основа
для него, я думаю, существует...»,—писал он Стрэтфорд-Каннингу, подкрепляя свою
мысль старым тезисом о полной юридической несостоятельности 4-й статьи
Адрианочольского договора1*. Доклад Лонгуорта был размножен для служебного
пользования в Форин оффис2*.
Стрэтфорд-Каннинга крайне раздосадовало принятие Россией австрийского
ультиматума. Он считал «четыре пункта» недостаточным воздаянием для
союзников за пролитую кровь. По его мнению, Англия и Франция были обязаны «пожать
то, что посеяли». Посол настаивал (и продолжал это делать даже в период работы
Парижского конгресса) на новой военной кампании на Кавказе, которая поставила
бы Россию «на колени», вырвала бы из рук Турции контроль над этим районом,
подняла бы престиж Англии377.
Некоторые акценты во взглядах Стрэтфорд-Каннинга явно поменялись. В
первой половине 1855 г. в письмах к Кларендону он высказывал сомнение в возможности
создания в Черкесии какого-либо подобия государственной организации:
«Обычаи обитателей этих мест способствуют естественному дроблению на маленькие общины,
мировосприятие которых ограничено ближайшим лесом, рекой или горным кряжем»3*.
Тогда же Стрэтфорд-Каннинг говорил о целесообразности объединения черкесов
с помощью внешней силы в лице Турции, выполняющей функции политического
протектора и военного союзника4*. Теперь посол смотрел на вещи несколько иначе:
главное—раз и навсегда прогнать отсюда Россию, а с «частностями», касавшимися
обустройства Черкесии, можно разобраться потом.
Пессимистические настроения одолевали Каули. 18 января он признался Хюбнеру
в своем огорчении по поводу известия о положительном ответе Петербурга. По
мнению английского посла, «пятый пункт» перевешивал остальные четыре. Когда
Хюбнер спросил у него, неужели он серьезно верит, что Аландские острова и Чер-
кесия способны послужить в глазах Европы веской причиной для продолжения
|0 Цит. по: Hoflmann J. Die Politik der Machte in der Endphase der Kaukasuskricge // JGO. 1969. Juni.
S. 225, 251; Ejusd. Das Problem.., S. 132, 135.
'** Гулиа Д. Г. Указ. соч. С. 18.
»4Feu**ertf.Op.cit.S.214.
*4bid.S. 214-215.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
войны, Каули сказал: «Речь идет не о Европе, а о парламенте (британском—В. Д.),
который ниспровергнет кабинет, если тот предстанет перед ним, не добившись от
России обязательств (по этим вопросам—В. Д.) [...] возможно, император Наполеон
думает по-иному и заключит мир, но тогда Англия возобновит войну в одиночку».
«Горько» жалуясь на поведение Франции и особенно обвиняя А. Валевского в
«двуличии к Англии и Австрии», Каули сожалел об утрате «старых дружеских связей» между
Лондоном и Веной378. Австрия, будь она на месте Франции, как ему казалось, поняла
бы трудности англичан и поддержала бы их воинственную политику1*.
Лондон добивался и от Парижа солидарности со своими притязаниями,
соблазняя его намеками на возможность военных действий в Польше и пересмотра
европейских границ2*. Однако император и общественное мнение Франции, по
наблюдениям Хюбнера, были «всецело за мир»3*. Об этом же свидетельствовала французская
пресса, сетовавшая с явным намеком на Англию, что препятствия к миру, после
принятия Россией ультиматума, находятся за пределами Франции. Известный журналист
С.-М. Жирарден читал Лондонскому кабинету нотации о высоких и бескорыстных
целях войны, предпринятой не ради частных интересов какой-либо отдельной
страны, а во имя восстановления европейского равновесия, защиты Турции и
распространения на Востоке цивилизации, справедливости, гуманизма. Считая эту программу
выполненной, он расхваливал «пять пунктов» в качестве основы предстоящего
мирного договора. «Редко случается,—писал Жирарден,—чтобы условия хмира так
точно соответствовали мотивам войны, как в этот раз». По его мнению, поддержание
достигнутого равновесия сил в Европе впредь будет зависеть от прочности
англофранцузского союза, укротившего амбиции России4*.
Впрочем, Наполеон III, хотя и придерживался примирительной позиции,
считая цели войны достигнутыми, все же внешне будто бы не возражал против планов
англичан5* до тех пор, пока окончательно не убедился в желании Александра II
заключить мир и пока из Петербурга не намекнули на возможность русско-французского
сближения. В письме к Каули от 4 февраля 1856 г. он еще поддерживал идею
весенней кампании против России, но делал это «на всякий случай», скорее
формально отдавая дань союзнической верности, чем действительно стремясь к
продолжению войны.
Рассуждая о намечавшихся боевых операциях теоретически (имея в виду лишь та^ю
ситуацию, когда заключение мира станет положительно невозможным), он
полагал неблагоразумным вести военные действия одновременно в Крыму и на Кавказе.
10AGKK.SerieI.Bd.3.S.269.
**ВаитдаП W. Ор. cit. S. 129; SchroederP. ТУ. Op. cil. P. 322.
3eAGKK.ScrieI.Bd.3.S.269.
t'LanzedelUK. Op. cit. Bd. 2. S. 302-303.
**Seton-WatsonR. W. Britain in Europe 1789-1914.., p. 342; SternA. Op. cit Bd. 8 (T. 2). S. 128.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
«Глупо зажигать свечу с обоих концов»,—говорил император. Вначале, по его
мнению, надлежало объединенными англо-французскими силами покончить с
первым театром. Что касается кавказского вопроса, то от решения его Наполеон Ш
отстранился, целиком предоставляя это английским войскам379.
Каули с раздражением сообщал в Лондон, что французы были против
перемещения войны на Кавказ1". Его расхождения с Парижским кабинетом в вопросе об
отношении к России настолько углубились, что послу пришлось подать в отставку,
которую, однако, не приняли2*.
Даже будучи лишь теоретическим, военный план Наполеона Ш на 1856 год был
составлен так, чтобы, как подозревал Пальмерстон, провалить британскую кампанию на Кавказе.
Помимо того, что французский император не желал оттекать даже часть союзных войск
из Крыма, он считал невозможным возобновлять военные действия раньше мая. За
это время, по мнению Пальмеретона, вся азиатская Турция, вслед за Карсом, окажется
в руках русских, и в такой ситуации воевать с ними будет крайне рискованно3*.
Дополнительную порцию раздражения внесла в англо-французские
отношения одна темная и некрасивая история, которая произошла между французским и
английским посланниками в Иране Н. П. Буре и Ч. О. Мюрреем и в которой была
замешана женщина. Наполеон III поднял эту тему в разговоре с Каули (8 января
1856 г.), обвинив в ссоре Мюррея. Каули отверг обвинения, в свою очередь
указав, что «Буре ведет очень грязную игру в Тегеране»4*. Кроме того, как сообщал
Каули Кларендону, «Валевский имел наглость заявить мне, что мы (англичане—
В. Д.), прежде чем объявить войну Персии, должны проконсультироваться с
французским правительством»5*.
Заметим, кстати, что консультации между союзниками по столь важному вопросу—
дело обычное и даже обязательное. Однако возмущение Каули объяснимо: Англия
не допускала и мысли о необходимости консультироваться с кем-либо по
проблемам, касающимся обороны Индии.
« о «
Между тем в британском обществе, прессе, парламенте усиливалась
воинственная эйфория6*. Она поддерживалась не без помощи непосредственных свидетелей
событий на Кавказе, в частности таких, как Л. Олифант, отбликовавший осенью
1855 г. воспоминания о своем участии в экспедиции Омер-паши. Олифант не
,0 LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 199.
*• Wellesley F. Л. The Paiis Embassv.., p. 94.
3* AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 710-711.
«4bid. S. 572.
5* Ibidem.
•• Vitzthum ton Eckstaedt Ch. F. Op. cit. V. 1. P. 181; Malcolm-Smith Я. F. Op. cit P. 307; BarkerA. J.
Op. cit. P. 282; Curtiss J. S. Russia s Crimean War. P. 474; Judd D. Op. cit. P. 179; ConacherJ. B.
Britain and the Crimea.., p. 163,176.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
сомневался в неизбежности перемещения войны, в случае продолжения ее, в этот
«ключевой» стратегический регион, где можно было «с наибольшим успехом
сдержать русское продвижение вперед»{*. Весь ход его рассуждений в мемуарах подчинен
идее о том, что население Закавказья питает почти одинаковую неприязнь к
туркам и русским; и те, и другие, будучи «самыми варварскими народами Европы», не
вправе претендовать на роль покровителей и цивилизаторов, поэтому данную
миссию должна взять на себя Англия2*.
Олнфант видел задачу Лондонского кабинета в исправлении ошибки, допущенной
в свое время западными государствами, позволившими России воспользоваться их
занятостью европейскими проблемами и «втихомолку» овладеть Кавказом. По мнению Олифанта,
кавказский вопрос следовало «решать» средствами либо войны, либо дипломатии.
В надежде на срыв мирных переговоров, он изложил подробный план весенней
кампании 1856 г. на Кавказе с учетом стратегических, политических, религиозных
факторов. Насколько он совпадал с официальными проектами или отличался от них—
не имеет особого значения. Важнее единая конечная цель: отделение этой территории
от России, провозглашение принципов свободной торговли в крае ради завоевания
англичанами местного рынка, постепенное утверждение здесь британского
колониального господства.
Олнфант полагал, что при сложившейся в 1855 г. международной обстановке реально
выполнимой была лишь та часть пальмерстоновского плана расчленения Российской
империи, которая касалась Кавказа. Захватив эти земли, Англия, как уверял он,
сможет остановить «агрессию» России против Турции, Ирана, Средней Азии,
подорвать ее престиж на Востоке, обезопасить Индию, расширить сферы своей торговли3*.
Едва ли случаен выход в свет именно в период Крымской войны A856 г.) объемной
книги британского полковника Уильяма Монтиса с подробным разбором военно-
политических событий 25-летней давности на Кавказе1*. Излагая ход русско-турецкой
войны 1828-1829 гг. (и в меньшей степени русско-иранской войны 1826-1828 гг.)
на кавказском театре, автор по сути анализирует стратегическое и геополитическое
значение Кавказа. Понимая актуальность этого сюжета, Монтис, похоже, адресует свой
труд и широкой публике, и официальным кругам Англии. Во всяком случае
объективно эта книга служила своевременным ответом на повышенный спрос на
достоверную информацию о южной российской периферии. Подобная информация
оказ&шсь столь остро востребованной благодаря беспрецедентном}' историческому моменту:
никогда еще против России не собиралась такая мощная коалиция и никогда еще перед
великими европейскими державами не возникало столько соблазнов.
i'OnphantM. and W. Ор. cit. V. 1. Р. 143-144.
*• Oliphant L. Thc Trans-Caucasian Campaign.., p. 48, 130-131, 146-147.
*4bid.P. 151-152,207-234.
4*Monteilh W. Kars and Erzeroum: with thccampaignsof Prince Paskeviech in 1828 and 1829. L., 1856.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Британская пресса, отражавшая и формировавшая общественное мнение,
всецело поддерживала идею перенесения войны на Кавказ, чтобы освободить его от
России и сокрушить ее могущество на Востоке. Взятие Севастополя представлялось
как «не более, чем шаг в правильном направлении»14. Он лишь раззадорил
воинственные настроения британской публики, требовавшей раз и навсегда покончить
с присутствием России на Кавказе, с русской угрозой Малой Азии, Персии, Индии
и, в конечном счете, западной цивилизации24.
Благодаря возросшему в годы Крымской войны общественному интересу Европы
к Кавказу кавказская тема нашла свое место в литературно-театральной жизни
Англии и Франции—естественно, в соответствующем жанровом преломлении. В Париже
большим успехом пользовалась драма Поля Мериса «Шамиль»—в пяти актах и
девяти картинах, поставленная в театре «Порт-Сен-Мартан» в июле 1854 г.380
Среди английской литературной экзотики того времени можно отметить
героическую поэму Фрэнсиса Фитцхью «Проклятье Шамиля», представляющую в
романтических тонах и движение мюридов, и их знаменитого вождя3*. Местами это
произведение скорее напоминает политический манифест. Особенно там, где
автор гневно осуждает жестоких московитов, прославляет борцов за высокие идеалы
свободы и укоряет бессердечных, эгоистичных англичан за нежелание вступиться
за горцев и т.д. Поэму сопровождали пространные комментарии, выходившие
далеко за рамки необходимых в данном случае для непосвященного читателя
пояснений. Там были подробные сведения об истории Кавказской войны, ее главных
персонажах, а также оценки и суждения. Это придавало поэтическому тексту
дополнительный политический акцент.
¦ * *
Вплоть до Парижского конгресса кавказская тема не сходила со страниц переписки
британских государственных деятелей, где все навязчивее звучала мысль о
незамедлительности практических мер1*. Даже после положительного ответа России на
ультиматум Англия по-прежнему настаивала на своих требованиях5*. Она
продолжала возмущаться «пятью пунктами» в том виде, в каком они были предъявлены
Петербургу, называя их «контрабандой», санкционированной Валевским против воли
англичан и за спиной Наполеона III381.
Объектом особого негодования была Австрия, «как всегда эгоистичная,
желающая достичь своих целей за счет английской, французской и турецкой крови».
Негодовали за то, что в ее ультиматуме «нет ни слова о Кавказе», и за то, что «мы
¦'So/eyJ.Op.cit. Р. 113-114.
*4bid.P. 114.
3* Fitzhugh, Francis. The Curse of Schamjl, and other poems. Edinburgh, 1857.
4'PP.V.2.P. 115, 134.
3* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 632-633, 660-661; CurtissJ. S. Russias Crimean War.., p. 493-494.
ГЛАВА IV. ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
(англичане—Б. Д.) не можем
открыто высказаться по поводу
ее поведения»1*, которое
равносильно поддержке притязаний
России2*.
Лондон придумывал различные
уловки ради подрыва мирной
перспективы382. Джон Рассел
выдвинул идею об отторжении от
Росаш Агсксандрополя (ГюмрK\
а Кларендон—естественно, с
подачи Пальмерстона—прелю-
жил включить в текст
прелиминарного договора о мире, под- 0 л
г т» 4 u Заседание Парижского конгресса
писанного в Вене 1 февраля r r
1856 г. пояснение дополнительных условий «пятого пункта»383.
Наполеон III и Буоль помешали этой провокационной затее. Они были едины в
своем нежелании унижать Россию «вторым ультиматумом» и тем самым подвергать
себя большому риску попасть в водоворот неуправляемого развития событий4*.
Лондон не делал тайны из своего стремления предпринять третью кампанию в
1856 г. 8 февраля на заседании британского кабинета было решено послать в
Грузию 40 тысяч английских солдат384. Зная настроение Наполеона III, Лондонский
кабинет торопился продлить состояние войны и тем самым поставить французского
императора перед необходимостью выполнять свои союзнические обязательства5*.
К концу февраля 1856 г. у англичан, армия которых уже достигла размеров и мощи,
достаточных для самостоятельных крупномасштабных операций, все было готово
к экспедиции на Кавказ385. «Щеголевато экипированные войска» ни в чем не
испытывали нужду6*. По словам английского историка 3- Малькольма-Смита,
Лондон наладил свою «военную машину во всех ее частях»386. Но ее дальнейшей работе
помешала начавшаяся в Париже мирная конференция.
Теперь Англии ничего не оставалось, как добиваться средствами дипломатии того,
чего она не успела сделать средствами войны7*. «Я должен попытаться устроить на
переговорах такое же сражение, как на войне»,—писал Пальмерстон брату387.
>* AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 613-614.
*• Ibid. S. 729. См. также: S. 737.
»• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 636.
•'AGKK. SerieHI.Bd. 4.S.681.
3\\GKK. Serielll. Bd. 4. S. 718-719.
«'BarkerA.J. Op. cit. P. 283.
7* Войте К. The Foreign policy.., p. 79.
КАВКАЗ И ВКЛИКИК ДЕРЖАВЫ
Парижский конгресс, ставший возможным во многом благодаря реалистической
политике Франции, спас англичан от «фантастических и опасных авантюр»388.
Подводя итоги периода с декабря 1855 г. по февраль 1856 г., когда
прекратились военные действия, надо сказать, что он характеризуется оживлением
дипломатической активности как внутри лагеря союзников, так и между враждующими
державами. Англия, делая все, чтобы война продолжилась в 1856 г., вела
всестороннюю подготовку к крупным наступательным операциям на Кавказе. Напротив,
Франция и Австрия хотели сесть за стол переговоров и налаживали дипломатические
контакты с Россией, предпринимавшей встречные усилия в том же направлении.
В процессе выработки и согласования между Парижем, Лондоном и Веной
требований к России британские притязания в кавказском вопросе стали едва ли не главным
препятствием к миру. Англия дала понять, что она не остановится перед «решением»
проблемы Кавказа военным путем. Франция и Австрия склоняли британское
правительство к более гибкой позиции. Англия надеялась на отклонение австрийского
ультиматума Россией, что должно было развязать англичанам руки в их военных и
политических замыслах на Кавказе.
После весьма неожиданного для Англии принятия Петербургом предъявленных
условий Лондон, спохватившись, пытался ужесточить требования в кавказском
вопросе под предлогом, что ультиматум, в части, касавшейся Кавказа, носил
неконкретный характер. Изощряясь в поисках зацепок для подрыва мирной перспективы,
британские руководители до последней возможности не расставались с мыслью об
эскалации войны и основательно подготовились к такому ходу событий.
Однако факторы, препятствовавшие возобновлению боевых действий, были
сильнее желаний Англии. Под давлением Парижского и Венского кабинетов она крайне
неохотно согласилась начать переговоры. Упорным стремлением не допустить
мира британское правительство окончательно разоблачило свои наступательные цели
в Крымской войне.
Глава V
Проблема Кавказа на Парижском конгрессе
(февраль-март 1856 г.)
Закулисная увертюра. (Стр. 326)-Начало прений: «Борьба идет сильная». (Стр. 332)-Хозяин
конгресса. Честное маклерство и интересы сторон. (Стр. З36)-Карсский
вопрос. (Стр. 349)-Уроки войны: взгляд из Европы и России. (Стр. 351)
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
В начале февраля 1856 г. во французскую столицу прибыл русский
представитель Ф. И. Б рун нов, несколько позже А. Орлов—-глава делегации. Предварительные
консультации начались до открытия конференции. Бруннов занялся обстоятельным
выяснением позиций сторон, возможностей приобретения союзников389.
Это крайне не понравилось британскому представителю Кл арен дону, который
приехал в Париж позже и, как заметили его австрийские коллеги Буоль и Хюбнер, «с
намерением не делать России никаких уступок»1*. Буоль и Хюбнер сообщали в
Вену, что «высшие интересы» Кларендона—«Черное море, Азия, побережье Чер-
кесии»2*. Он прямо заявил Ваювскому, что преждевременное появление русских произвело
дурное впечатление в Англии и вызвало подозрения о намечающемся сговоре «за
нашей спиной». Валевский поспешил успокоить Кларендона заверением о том,
что ничего подобного быть не может, и сообщением о готовности Бруннова
принять практически все требования союзников за исключением пункта о безусловном
и безвозмездном возвращении Карса3*. Понятно, что Валевский лукавил,
передавая смысл позиции России, но делал он это с одной целью: устранить все препятствия
для скорейшего начала работы Парижского конгресса.
Вена так и не решилась раскрыть Петербургу смысл «пятого пункта», но это
неофициальным путем сделала Франция, чтобы лишить англичан повода провалить
конгресс390. 9 B1) февраля 1856 г., за день до начала официальных переговоров,
во французском министерстве иностранных дел собрались уполномоченные
Франции, Англии и Австрии для разработки в конфиденциальной атмосфере плана
согласованных действий.
Австрийский представитель Буоль спросил у Кларендона, что он понимает под
требованием рассмотреть вопрос о «территориях, расположенных к востоку от
Черного моря». Как оказалось, госсекретарь имел в виду перенесение русско—^
тугрецкой границы на реку Кубань. В то же время он был вынужден оговориться, что
итоги войны на Кавказе не позволяют предъявить Петербургу «слишком большие
претензии» в этом регионе. Каули советовал избегать прямого отрицания прав
России на Абхазию, Мингрелию, Имеретию и другие закавказские провинции4*.
После совещания Буоль и Хюбнер успокаивали Франца-Иосифа, сообщая ему,
что число требований к России по «пятому пункту» осталось прежним, и обещали
поддерживать их формально и лишь до тех пор, пока они не поставят работу7
конгресса под угрозу391.
Докладывая Нессельроде о своих первых наблюдениях, касавшихся атмосферы
переговоров и намерений их участников, Бруннов предупреждал, что англичане под-
•*AGKK.SerieI. Bd. 3. S. 488.
24bid.S.488.
3* AGKK. Seric III. Bd.4. S. 761.
<*AGKK.SerieI.Bd.3.S.412.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
нимут дебаты о политическом устройстве Кавказа, будут требовать
невосстановления русских крепостей вдоль азиатского побережья Черного моря.
Министр иностранных дел Франции и председатель конгресса граф Валевский
обещал Бруннову поддержку в этом споре. Обнадеженный ею, русский
уполномоченный слишком оптимистично смотре.! на будущее обсуждение кавказского вопроса,
недооценивая как подлинных замыслов Англии, так и ее решимости отстаивать их.
По его мнению, британское правительство заботилось лишь о сохранении
морального престижа в глазах горцев. Поэтому дискуссия, как он думал, «ограничится скорее
всего простыми дипломатическими пререканиями вроде тех, к которым лорд Паль-
мерстон любит обычно прибегать», а придирка по поводу Кавказа «будет фигурировать
в английской программе только как парламентский прием для того, чтобы снять
ответственность с английских министров»1*.
Подобный взгляд на перспективы переговоров разделял Нессельроде, дополнявший
суждения Бруннова предположением о том, что англичане могут также настаивать
на предоставлении им торговых льгот на Западном Кавказе.
Хотя традиционными предметами импорта в Черкесию являлись порох и
оружие, данное требование, не доставило Нессельроде особого беспокойства. Самое
худшее, в чем он подозревал англичан,—это в стремлении продлить состояние войны
между горцами и русскими. Подобные намерения, по сравнению с прежней активностью
Лондонского кабинета, направленной на отторжение Кавказа от России,
выглядели почти безобидными. \
Нессельроде помнил и наивно принимал за чистую монету некогда высказанный
британским премьером Мельбурном в частном порядке совет Петербургскому прайцт^льству
приступить поскорее к занятию главных пунктов кавказского побережья, чтобы
пресечь происки «английских искателей приключений»2*. Мельбурн не случайно именно
так назвал исполнителей планов Форин оффис на Кавказе. Преследовали определенную
цель и его «дружеские» рекомендации. Все это—старые дипломатические ухищрения,
употребляемые для того, чтобы сбить русских с толку, заставить их думать, будто в Чер-
кесии действуют английские авантюристы, а не агенты Лондонского кабинета.
Английской делегации, хорошо понимавшей равнодушие французов к
азиатским делам, ничего не оставалось, как избрать в качестве союзника на переговорах
Австрию. Англичане, делая вид, будто поддерживают ее требования в Европе,
рассчитывали на австрийскую помощь в Азии3*.
Австрийцы платили тем же. Надеясь на содействие Англии в решении дунайской
проблемы, они вместе с тем предпочитали целиком предоставить восточные дела
¦•КА. 1936. Т. 2 G5). С. 20.
2° Там же. С. 26-27; Мартене Ф. Ф. Россия и Англия.., с. 493; Он же. Собрание трактатов и
конвенций..^. 12. С. 70; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 124 A837 г.). Л. 267.
3' КА. 1936. Т. 2 G5). С. 21; ТарлеЕ. В. Соч. Т. 9. С. 516.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
англичанам и не утруждали себя даже позой помощников, тем более что они давно
знали о прорусской позиции Наполеона III в кавказском вопросе392. Ради достижения
собственной цели каждый из партнеров стремился использовать другого1*.
Еще до начат работы конгресса англичане поняли, что на дипломатическую
помощь Турции им не следует возлагать больших надежд. Не только потому, что
Франция и Австрия не собирались считаться с ней, особенно в принципиальных вопросах,
но и потому, что турки, как ни странно, ехали в Париж с весьма скромной програм:
мой, видимо полагая, что программу «нескромную» им выдвигать не с руки, учитывая
итоги войны на Кавказе и фактор Карса. Главе османской делегации великому
визирю Али-паше было поручено поднять вопрос о невосстановлении русских
крепостей на черноморском побережье Кавказа и о таком изменении русско-турецкой
границы, при котором Россия— в районе Ахалцыхского пашалыка—была бы лишена
«клинообразного» плацдарма для «агрессии», вдающегося в османскую территорию2*.
Вскоре по приезде в Париж британский представитель лорд Кларендон
встретился 6A8) февраля с Брунновым и, пытаясь оказать на него давление, предупредил,
что Европа больше не намерена терпеть рецидивы русской агрессивной политики,
характерной для Николая I3*, и что мирные настроения непопулярны в Англии,
а две предыдущие кампании признаются «нерешительными». Парижский конгресс,
убеждал он, «приостанавливая развитие военных сил Великобритании, разочарует
народные массы, даст пищу оппозиции и готовит гибель нынешнему
министерству»4*. Кларендона мало вдохновляла его роль участника переговоров,
поскольку он считал ее очень невыгодной в обстановке, когда общественное
мнение Англии выступало за войну393.
Кларендон выставил перед русскими три требования, касавшихся Кавказа:
облегчение торговли «в видах развития диких племен его», демилитаризация восточного
берега Черного моря и возвращение Карса туркам5*. Эти требования он
мотивировал необходимостью гарантировать Турцию от нападения России не только со стороны
Европы, но и Азии, где турки более уязвимы6*.
Бруннов отвечал в весьма примирительном и дружеском (по признанию самого
Кларендона) тоне, заявив, что Александр II намерен «целиком изменить прежнюю
политическую систему (внешнюю политику-В. Д.) России» в сторону существен-
•• Temperley H. Thc Treaty of Paris of 1856 and its execution //JMH. 1932. V. 4. N 3. P. 392, 397.
*e AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 613.
3* AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 770.
|e Петров А. //. Русские дипломаты на Парижском конгрессе 1856 г. //НВ. 1891. Т. 43. С. 112. Ср.:
AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 771; ConacherJ. B. Britain and the Crimea.., p. 182.
5* Петров А П. Указ. соч. С. 113; AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 771 -772; Boutenko V. Un projct d alliance
franco-russe en 1856 d'apres des documents inedits des archives russes //RH. 1927. T. 155. Mai -
Juin. P. 300; Тарле Е. В. Соч. Т. 9. С. 517; Шеремет В. Я. Османская империя.., с. 246-247.
•• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 771.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
ного уменьшения ее активности. Собеседник К^арендона предложил исходить
именно из этого обстоятельства, а все остальное oc^amrfb в прошлом. «Что было,
то было»,—сказал он1*. Русский дипломат явно хотел успокоить своего британского
визави, чтобы тот не чинил препятствий для начала официальных переговоров.
По всему чувствовалось: одна из главных забот русской дипломатии заключалась в
том, чтобы, с точки зрения процедуры, расстановки сил и продолжительности,
Парижский конгресс ни в коем случае не уподобился Венскому, где было устроено
судилище над Францией. Бруннов предлагал избежать затяжной прелиминарной фазы конгресса
и как можно скорее приступить к разработке окончательного текста мирного договора391.
Это, однако, не означало, что в разговоре с Кларендоном Бруннов ушел от
обсуждения британских требований к России. Более того, он сам поднял вопрос о том,
как именно понимает Англия пятый пункт австрийского ультиматума.
Вот тогда госсекретарь и раскрыл уже приведенные нами положения британской
«кавказской программы». Но начал он с демилитаризации Аландских островов. На
вполне резонное возражение Бруннова относительно отсутствия всякой связи между
этими островами и восточным вопросом, из-за которого, собственно, и возникла
война, Кларендон откровенно заметил, что речь идет о важной стратегической
позиции, которая позволит англичанам использовать ее для будущих операций на
Балтике якобы во имя предотвращения «агрессии» России2*.
По поводу невосстановления русских крепостей на черноморском побережье
Кавказа Бруннов сказал, что тут проблем не предвидится, ибо их строительство в
климатически гиблых местах и последующее содержание, повлекшее большую
потерю людских и финансовых ресурсов, оказалось очевидной ошибкой, повторять
которую Россия не собирается3*.
Касательно свободы международной торговли в Черкесии—ради вовлечения ее
в сферу «цивилизующего влияния» Европы—у Бруннова нашлись серьезные
возражения. Он указал на явную несправедливость: стремясь обезопасить Турцию со
стороны Черкесии, Англия в то же время создает очевидную угрозу для безопасности
России, поскольку принцип «открытых дверей» снимет все препятствия для
доставки на Кавказ военной продукции и наемников, и обеспечит полную свободу
вооружения горцев против России в условиях Кавказской войны395.
Компромиссное решение по данному вопросу виделось Бруннову в следующем:
Петербург соглашается на свободу международной торговли на демилитаризованном
черкесском побережье, а Лондон официально берет на себя обязательство не
снабжать горцев оружием4*.
'• AGKK. Serie III. Bd. 4. S.770.
«•Ibid. S. 771.
3* Ibidem.
^FitzmauriceE. Op. cit. V. 1. P. 167.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Что до Карса, то тут Бруннов, хотя и поручился за полное отсутствие у России каких-
либо притязаний на эту крепость, все же сообщил о намерении Петербурга—в том
числе по морально-престижным соображениям—обменять свой единственный
военный трофей на часть бессарабской территории1*.
При этом Бруннов несколько раз оговорился, что все эти идеи высказаны им Кла-
рендону в неофициальном, сугубо предварительном и доверительном порядке, в рамках
лишь тех полномочий, которые может иметь второе лицо в русской делегации в
отсутствии ее главы графа А. Ф. Орлова, еще не прибывшего в Париж2*.
Кларендон тут же извести.! Пальмерстона о содержании этой первой беседы с
представителем России. Премьер столь же незамедлительно ответил двумя (8/20 и
10/22 февраля) инструкциями, где говорилось о категорической недопустимости
обсуждения вопроса о какой-либо компенсации за Каре, безусловное возвращение
которого есть не что иное, как соблюдение абсолютно непререкаемого принципа
сохранения целостности Османской империи, из-за чего, собственно, и воевали союзники.
Поэтому в руках России не должно остаться ни пяди турецкой земли. Пальмерстон
писал, что за Каре русским предлагается более чем щедрое
вознаграждение—согласие Лондона и Парижа не продолжать войну, которая заставит Россию сильно
пожалеть о ее несговорчивости: она много потеряет и в Азии, и в южной Европе,
не говоря уже о крупных неприятностях, ожидающих ее на Балтике, где британский
флот готов действовать самым решительным образом3*.
Полностью одобрив сам факт постановки Кларендоном вопроса о Черкесии,
Пальмерстон вместе с тем подчеркнул, что с британской стороны должна четко
прозвучать мысль о необходимости прекращения Россией военных действий против черкесов
и о признании их независимости4*.
В особую тему Пальмерстон выделил проблему толкования нейтрализации
Черного моря. По его мнению, если нейтрализация не будет распространена на Азовское
море и на устья рек Буг и Днестр, вплоть до Николаева и Херсона (включая все лиманы),
то Россия сохранит военно-морской потенциал для агрессии против Турции. Он
наказывал Кларендону твердо держаться этой линии396.
Пальмерстон поучал госсекретаря даже относительности тональности разговора
с русскими. Она не должна оставить ни малейших подозрений в том, что Лондон лишь
блефует: нужна «спокойная и простая констатация» решимости Англии (и
Франции) воевать и нанести России полное поражение, если она не подпишет мирный
договор на условиях союзников5*.
«* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 772.
24bid. S. 770, 772.
3* Ibid. S. 775-776; ср.: Serie I. Bd. 3. S. 463-464.
40 AGKK. Serie III. Bd. 4 . S. 775-776.
5* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 776.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
Максимализм Пальмерстона, похоже, смущал Кларендона, находившегося как-никак
в центре дипломатических событий, в отличие от своего шефа. Видимо, желая
перестраховаться, госсекретарь просит премьера еще раз подтвердить инструкцию
о необходимости настаивать на независимости Черкесии и на невосстановлении
русских крепостей на восточном берегу Черного моря. Кларендон откровенно
сомневается в возможности добиться от России признания черкесской независимости1*.
В личном письме к Стрэтфорд-Каннингу Кларендон дает еще большую волю
своим опасениям. «Сегодня A1/23 февраля—Б. Д.) я так же, как и в день приезда
неделю назад, не в состоянии предположить, чем закончатся эти переговоры—миром
пли войной»2*. Он с глубоким пессимизмом смотрел на возможность заручиться
надежной дипломатической поддержкой французов, которые «мошенничают против нас
в пользу русских». Поскольку последние прекрасно видят это, то вполне могут
пригрозить срывом переговоров и тем самым так напугать Наполеона III, что он
«приставит нам (англичанам—В. Д.) нож к горлу», и мы окажемся перед угрозой
разрыва англо-французского союза и подписания сепаратного мира между
Францией и Россией. И уж тогда Англия действительно попадет в «тяжелое положение»3*.
Но Пальмерстон не слышит всего этого. 13 B5) февраля, в день официального
открытия конгресса и за 4 дня до начала обсуждения кавказского вопроса он
твердит Кларендону прежнее: никаких уступок России. Поскольку госсекретарю теперь
приходилось иметь дело с графом А. Ф. Орловым, Пальмерстон рекомендовал
своем}7 эмиссару помнить, что русский дипломат обладает «определенным талантом»
по части выявления слабых мест противника, которые он готов использовать со «всей
хитростью полуцивилизованного дикаря». Орлов будет цепляться за малейший
шанс изменить хотя бы что-нибудь в пользу России, но вместе с тем он хорошо
чувствует, до какого предела ему позволено идти. Поэтому всем уловкам Орлова нужно
противопоставить «упорное и неослабное сопротивление», и тогда он окажется
бессилен4*. Тема «ни шагу назад» назойливо звучит и в следующих посланиях
Пальмерстона Кларендону от 14 B6) и от 15 B7) февраля5*.
В тот же день A3/25 февраля) Кларендон сообщает Пальмерстону о том, что
накануне он имел беседу с Орловым. Слова: «Мы встретились как старые друзья, и он
(Орлов—В. Д.) вел себя радушно» едва ли могли понравиться британскому
премьеру, не говоря уже о высказанных Кларендону возражениях Петербурга против
безвозмездной уступки Карса6*.
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 783.
«• Ibidem.
3* Ibidem.
44bid.S. 787-788.
5e Ibid. S. 798, 802-803.
6* Ibid. S. 789. Более подробно о суш претензий Орлова в карсском вопросе Кларендон пишет в
послании Пальмерстонл от 14 B6) февраля. (Ibid. S. 799-800.)
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Чтобы успокоить Пальмерстона, Кларендон пишет, что в первый день
официальной работы конгресса ему стало известно об отказе Наполеона III поддержать
Россию в вопросе о Карее1*.
* * *
Прения вокруг кавказской проблемы начались 15 B7) февраля и оказались
острее, чем предполагала русская сторона. Даже во время конференции британские
дипломаты пытались помешать ей, выдвигая заведомо неприемлемые для России
условия, касавшиеся Кавказа397.
Пальмерстон ориентировал Кларендона на тактику «наращивания» требований
к России2*. Госсекретарь конфиденциально признался одному из дипломатов, что
он приехал в Париж с четкой инструкцией—не допустить заключения мира3*. По
всей видимости, правительство Англии допускало возможность срыва переговоров
и возобновления войны398, хотя шансов на это было мало.
Несмотря на постоянные заверения Наполеона III и Валевского о нерушимом
единстве франко-английского союза, Кларендон был на сей счет весьма неспокоен.
Жалуясь на «продолжающиеся антианглийские интриги» в Париже, он
предупреждал Пальмерстона: нужно быть готовыми, что в ряде вопросов, в том числе в
кавказском, британские дипломаты на конгрессе останутся в одиночестве399.
В такой обстановке Ктрендон чувствовал себя неуверенно, о чем говорит его
просьба к премьеру присылать инструкции как можно быстрее, в связи со стремительным
развитием переговорной ситуации4*.
Пальмерстон ничего нового посоветовать не мог. Точнее, не хотел. Однако
настроение Кларендона все же передавалось ему, заставляя быть реалистичнее. В депеше
к госсекретарю от 18 февраля A марта) 1856 года премьер высказывается в весьма
несвойственной для него манере: он снисходит до признания, что «Имеретия,
Мингрелия и Абхазия находятся в какой-то степени под русским господством».
Тут же, правда, Пальмерстон дает понять, что не собирается признавать этот факт
перед Россией, которая, по его мнению, обязана примириться с
независимостью черноморского побережья Кавказа «от Кубани до Чурук-су». К этому он
опять добавляет свою идею о том, что России не должно достаться ни пяди
турецкой земли, а нейтрализацию Черного моря следует распространить и на
Азовское море5*.
Интрига конгресса состояла еще и в том, что Орлов и Бруннов могли лишь
догадываться, в каком ключе инструктирует Пальмерстон Кларендона. Но какие именно
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 795.
2# Greville Ch. Op. cit. V. 8. P. 20.
3' Vilzthum von Eckstaedt Ch. F. Op. cit. V. 1. P. 182.
«• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 813.
5*Ibid.S. 818-819.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
дипломатические ходы припасены у англичан? О чем с ними можно торговаться и
о чем нельзя? Где в их поведении блеф, а где правда?
Ясных ответов на эти вопросы не было. Их не давали и предварительные, по сути
закулисные переговоры, где далеко не все карты выкладывались на стол.
Оставалось ждать и готовиться к официальному заседанию с «кавказской» повесткой.
Орлов и Бруннов решили особенно не тянуть с этой темой, желая лишить
противника повода думать, что они опасаются обсуждения кавказского вопроса и
потому откладывают его. Дискуссия, которую делегаты России спровоцировали
сами, позволила им проникнуть в планы англичан. Орлов назвал неожиданные
претензии Лондона, обнаружившиеся в ходе дебатов, «чрезвычайно важным
открытием» для себя400. Как выяснилось, Англия ставила под сомнение вообще право России
на закубанские территории, требуя либо признать их независимость и нейтралитет,
либо передать их под номинальную власть Турции.
Наполеон III не согласился на такой вариант, чем оказал русским большую услугу,
позволив им взять инициативу в свои руки. Граф Валевский, заранее обговоривший
с русскими делегатами совместную тактику при обсуждении кавказского вопроса, лишь
внешне отдавал дань союзнической верности101. Он заявил о желании великих
держав специально изучить проблему, касающуюся статуса «территорий, расположенных
к востоку от Черного моря»402. Этой вроде бы категоричной фразой Валевский, с
его точки зрения, вполне исчерпал свой долг перед англичанами. Большего для них
он делать не собирался.
Как бы предчувствуя свое дипломатическое поражение, Кларендой решил
подстраховаться. Он потребовал от Валевского, чтобы итоги предстоявшей
A8февраля/1 марта) дискуссии о Кавказе не приняли вид «окончательного
решения», с чем французский министр вынужден был согласиться1*.
Оценивая позицию французов «по всей справедливости», Орлов и Бруннов
сообщали в Петербург о подробностях дипломатического наступления,
предпринятого ими против англичан 18 февраля A марта). Они напомнили союзникам
о данном Австрией от их имени обещании Петербургскому' кабинету, что «пятый
пункт» не предполагает никаких территориальных уступок со стороны России403.
Было решительно заявлено, что владения России на Кавказе санкционированы, в
полном соответствии с международно-правовыми нормами, 4-й статьей Адриано-
польского договора 1829 г. и 1-й статьей Петербургской конвенции 1834 г.,
которые не дают каких-либо оснований к сомнениям или спорам. Порта, по
утверждению Бруннова, имела право в 1829 г. уступать России Черкесию, поскольку эта
территория, согласно 6-й статье Ясского трактата 1791 г., принадлежала султану7.
Бруннов заметил, что, отвергая русско-турецкие договоры, Англия показывает
неуважение к суверенитету своего союзника Турции.
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 819-820.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Лорд Кл арен дон, пустившись в туманные разглагольствования то о Мингрелии,
то об Абхазии, то о Черкесии, предложил в итоге провозгласить «независимость
территорий между Кубанью и Чурук-су», тем самым открыто отвергнув Адриано-
польский договор1*.
Найти в данном вопросе союзников Кларендон не смог даже в лице турок. Али-
паша, с которым Каули периодически выходил из зала заседаний для проведения
консультаций, сказал англичанам, что он не может позволить себе отрицать
легитимность Адрианопольского договора2*. Али-паша согласился с аргументами Орлова
и Бруннова, предложив «лишь» уточнить пограничную линию между Российской и
Османской империями, поскольку с 1834 г. могли произойти отклонения от нее401.
. Русская сторона не возражала против этого, но при условии, если исправление
границы не будет сопряжено с безвозмездной уступкой земель405.
По поводу требования Кларендона о демилитаризации черноморского
побережья Кавказа Орлов заметил, что Россия не собирается восстанавливать там
крепости, но никогда не позволит заносить это в мирный договор в качестве ее
официального обязательства. Потому что речь идет о территории России, о своих
действиях на которой она не должна ни перед кем отчитываться3*.
В отчете Пальмерстону Кларендон назват дискуссию о Кавказе «безрезультатной»406.
На самом же деле британский министр проиграл ее вчистую. Подтверждением
этому, помимо всего прочего, служит тот факт, что содержание спора по кавказском}
вопросу было изъято из протоколов конгресса, чтобы не подвергать Кларендона
нападкам британского парламента и общества4*.
Валевский первым поздравил Орлова и Бруннова с успехом, а представитель
Англии даже не пытался скрывать дурного настроения5*. Он предупреждал Паль-
мерстона об опасности, нависшей над конгрессом и англо-французским союзом407.
Оценивая ход дебатов по кавказскому вопросу, Орлов доносил в Петербург:
«Борьба идет сильная, но без успеха для наших противников»6*.
Однако еще далеко не все было решено. Как уже говорилось, Кларендон, с
согласия французов, хоть и весьма неохотного, зарезервировал за собой право вернуться
к обсуждению темы Кавказа.
Оперативно и подробно извещавшийся о ходе переговоров Пальмерстон, в двух
депешах Кларендону (от 2 марта), вновь подчеркивает необходимость независимости
Черкесии7*. Он поручил госсекретарю добиваться «исправления» русско-турецкой
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 820.
2' Ibidem.
3* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 820.
4'АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 258 и об.
5* Там же. Л. 260 об.
в* Петров А. Н. Указ. соч. С. 401.
7* ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 188.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
границы на Кавказе. Ее новая линия, по замыслу премьера, должна была пролегать
севернее прежней, а это означало, что часть грузинских земель отходила к Турции1*.
Пальмерстон держал Кларендона под прессом своих указаний, в которых
постоянно менялись акценты, появлялись новые аргументы. Порой несколько
непоследовательные, они вместе с тем убеждают, по крайней мере, в одном:
британский премьер хорошо разбирался в кавказских делах и понимал геостратегическое
значение Кавказа.
Пальмерстон вновь и вновь повторяет Кл арен дону, что в вопросе о Карее какие-
либо компромиссы исключены. Единственной компенсацией за эту крепость может
быть отказ союзников от продолжения войны и подписание не слишком ужасного
для России мира. Как инструктировал премьер, не следовало даже заикаться о
варианте обмена Карса на Мингрелию, ибо захваченный русскими Каре реально
принадлежал Турции, а захваченная союзниками Мингрелия де факто не являлась
частью России, поэтому такой размен совершенно неуместен2*.
Пальмерстон посчитал хорошим знаком, что русские не склонны.восстанавливать
свои крепости на кавказском побережье: это даст англичанам «очень важное
преимущество». Но этого мало, нужно еще требовать официального признания Россией
независимости Черкесии и установления русско-турецкой границы в Закавказье по
рекеЧурук-су3*.
Кроме всего прочего, Пальмерстон признавался Кларендону в том, что его
беспокоят полученные им сведения о намерении России устроить в Астрахани
мощную военно-морскую базу. Поскольку создавать ее против слабого Ирана смысла
не было, премьер видел в ней будущий плацдарм для агрессии России против
азиатской Турции4*.
В правительственных кругах Англии не все разделяли убежденность Пальмерстона
в необходимости непременно отстаивать независимость Черкесии и идею
невосстановления русских прибрежных крепостей. Весьма влиятельный лорд Эдмунд
Хэммонд, замещавший Кларендона в качестве главы Форин оффис, делился с ним
своими мыслями в пространном послании от 21 февраля D марта) 1856 года. Он
не видел особой драмы в том, что Наполеон III не поддерживал англичан в черкесском
вопросе. С точки зрения Хэммонда, самый главный рычаг для контроля за
ситуацией в том регионе—это нейтрализация Черного моря. При наличии такого пункта
в мирном договоре все остальное не имеет принципиального значения, ибо
Англия фактически становится хозяйкой положения на кавказском побережье5*.
¦* Geffcken Я. Zur Geschichte des Orientalischen Krieges 1853-1856. Bcrlin, 1881. S. 262-263.
*• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 768.
** Ibid. S. 769.
44bidem.
54bid. S. 832-833.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Более того, если русские предпочтут остаться
в Черкесии, тем хуже для них: это приведет
лишь к ослаблению России. Англичанам же,
по мнению Хэммонда, не стоит брать на себя бремя
ответственности за народы, не примкнувшие к
союзникам в борьбе против России,
пребывающие в состоянии «вопиющей анархии» и
«вообще не способные занять место в семье
(цивилизованных—В. Д.) наций»!°.
Хэммонд призывает Кларендона не жалеть
о том, что черкесская карта бита. Во-первых,
в запасе есть еще не решенный вопрос об
азиатской границе между Россией и Турцией;
во-вторых,—и это важнее—бессарабская карта,
покрыть которую русским будет практически
невозможно2*; и в-третьих—требование
свободы международной торговли на Кавказе, что
можно использовать как средство давления. Вывод Хэммонда: если
задействовать все эти обстоятельства, Англия обеспечит себе «почетный мир», от соблюдения
которого Россия не сможет уклониться3*.
Али-пата
Хотя Кларендону, оказавшемуся в изоляции при обсуждении законности прав
России на Кавказ, пришлось отступать, Пальмерстон, как писал Е. В. Тарле, «вовсе не
склонен был так легко расстаться со своей старой мечтой о «независимости»
Кавказа». Получив новые инструкции от главы Лондонского кабинета, Кларендон
вновь поставил вопрос о кавказских владениях России, стараясь вырвать у русских
обязательство не восстанавливать старых и не возводить новых укреплений на
восточном побережье Черного моря4*. Его поддержал Али-паша, указавший на
несовместимость существования этих крепостей с принципами свободы торговли5*.
Поскольку ключевой фигурой на конгрессе был Наполеон III, Кларендон
предпринимал отчаянные усилия, чтобы склонить его в этих вопросах на свою сторону.
Вечером 19 февраля B марта) между ними состоялся долгий разговор. Кларендон
дал понять, что Орлов и Брунновуже почувствовали несогласие между Францией и
Англией и с успехом играют на этом. Мирный договор, в котором не будет статей,
>* AGKK. Serie III. ?d. 4. S. 833.
«'lbidem.
3' Ibid. S. 834: см. также: S. 733-734.
«* BFSP. V. 46. P. 72; Тарле Е. В. Соч. Т. 9. С. 528.
5' AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 503.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
ограничивающих Россию, прежде всего на Кавказе, русские смогут с полным
основанием считать своим «триумфом»1*.
«В довольно мягкой форме», как писал Кларендон Пальмерстону, Наполеон III
выразил свое полное неприятие этого мнения. Император подчеркнул, что в
предварительных условиях, предъявленных Петербургу после того, как они были
согласованы между Парижем и Лондоном, ничего не говорилось о
«независимости стран, расположенных к востоку от Черного моря», о невосстановлении
русских крепостей в Черкесии, о включении Николаева в число военно-морских
укреплений, подлежащих уничтожению. Несмотря на это, однако, англичане на
конгрессе ставят перед русскими именно такие требования и вдобавок обижаются
на французов за то, что те не поддерживают эту позицию. В словах императора
слышался явный укор: «Вы стали намного требовательнее, чем были неделю
назад (когда приехали в Париж—Б. Д.)»2*.
Как заявил Наполеон III, ради сохранения единства между союзниками он готов
на многое, но есть непреодолимые реалии, с которыми приходится считаться.
Зная чувствительность Англии к кавказским делам, император, по его признанию,
имел на эту тему «серьезный разговор» с графом Орловым. И выяснил, что в
вопросе о суверенитете России на Кавказе оказывать на русскую делегацию
давление бесполезно: тут ее не удастся склонить даже к обращению в Петербург за
дополнительными инструкциями—настолько очевидны ее полномочия в
отстаивании бескомпромиссной позиции по данному пункту3*.
По мнению Наполеона III, если Каре будет безвозмездно возвращен, если будет
решена проблема Аландских островов и свободы навигации по Дунаю, то у
союзников появятся все основания считать такой мир для себя «почетным»4*.
Если же, заключал император, англичане будут упорствовать в вопросе о Кавказе,
то это, в условиях отсутствия мирного договора, приведет к непредсказуемому
развитию событий. Рост в Англии воинственных настроений и стремления максимально
ущемить Россию, по убеждению Наполеона III, приведет к прямо
противоположному эффекту во Франции: желание воевать будет резко ослабевать, а готовность
делать ус^пки России возрастать. Охлаждения между союзниками тогда не
избежать, и «мы не знаем, как далеко это может зайти, и какую пользу для себя сумеет
извлечь из этого Россия»5*.
Согласившись с императором в том, что подобная опасность существует и ее
надо избежать, Кларендон продолжал стоять на своем. Смысл его аргументов сво-
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 826.
2* Ibidem.
34bid.S.827.
<4bid.S.826.
54bid.S.827.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
дился к утверждению о возможности достичь более выгодных условий для
союзников с помощью «демонстрации надлежащей твердости» с их стороны1*.
Видя, что в полном объеме «кавказская программа» Лондона не пройдет,
Кларендой предъявил ее Наполеону III в «минималистском» варианте. Это
означало, что окончательный мирный договор обязательно должен
провозгласить принцип неограниченной международной торговли с Кавказом. Кроме
того, отдельным протоколом или даже конвенцией следует предусмотреть
создание смешанной—с непременным участием англичан и французов—комиссии
по делимитации русско-турецкой границы на Кавказе, гарантами безопасности
которой будут морские державы2*.
Тем самым фактически закладывалась основа для широкой
интернационализации кавказского вопроса. Иными словами, то, что англичанам не удалось
добиться в ходе войны и за столом переговоров, достигалось бы другими
методами и в другие сроки.
Наполеон III не мог открыто игнорировать требования Кларендона и обещал
настоятельно рекомендовать Орлову и Бруннову принять их. Для британского делегата это
было слабым утешением. Наутро B0 февраля / 3 марта) он сел писать длинную депешу
Пальмерстону, в которой было сказано: «Если мы будем продолжать настаивать на
том, что русские определенно отвергнут, мы останемся на конференции в
одиночестве. Вчерашнее общение с императором не оставило у меня никаких сомнений,
что его сознание находится во власти смешанных чувств удивления, сожаления и досады
относительно того, что пока ему кажется нашей требовательностью, но вскоре
будет выглядеть как наше упрямство»3*.
II далее идет, быть может, самое важное: «Если бы Англия с самого начала
воевала против России одна, или теперь могла бы продолжать войну единолично, то я
бы возражал против любого мира, кроме как основанного на наших собственных
условиях. Но поскольку мы находимся в союзе с Францией, и попытка обойтись без нее
была бы верхом неблагоразумия, мне представляется, что мы не можем навязывать
наши (отдельные—В. Д.) требования. Сейчас перед нами такой выбор: либо мы
продолжаем упорно стоять на своей позиции, либо сохраняем союз с Францией. И если
заглянуть дальше сегодняшнего дня, мне думается, что, с точки зрения интересов
Англии, предпочтение должно быть отдано последнему варианту» *\
Кларендон докладывает Пальмерстону буквально о каждом своем шаге. В тот же
день B0 февраля / 3 марта) он отправляет премьеру еще одно обстоятельное
послание. Кларендон понимает, что его отчеты не нравятся Пальмерстону, но
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 827.
20 Ibidem.
30 Ibidem.
44bid.S.828.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
призывает своего шефа Схмотреть правде в глаза: союз с Францией и перспектива
заключения мира под угрозой, нужно срочно менять британскую линию поведения
на конгрессе1*.
Кларендон возвращается к содержанию своей вчерашней беседы с
Наполеоном III, внося дополнительные акценты в свои оценки. Находится император под
чьим-либо влиянием или нет,—главное, по мнению Кларендона, в другом:
Наполеон III искренне уверен, что Англия не права, и опасается ужесточения ее
переговорной позиции под давлением британского общественного мнения.
Кларендон, не склонный подозревать Наполеона III в двойной игре, видит его «ошибку»
в мягкотелости по отношению к русским. Вместо того, чтобы принудить их к
принятию условий союзников, он выслушивает и принимает русские контраргументы.
Быстро почувствовав «его колебания», Орлов и Б рун нов, естественно,
восприняли это как сигнал и стали вести себя соответствующим образом2*.
В ответ на замечание Пальмерстона о том, что действовать нужно не через
Наполеона III, со стороны Кларендона последовал резонный вопрос—а через
кого? Как можно обойти человека, который держит в своих руках все нити
управления переговорами?3*
Кларендон сетовал, что своим бескомпромиссным настроем он уже заработал
дурную репутацию на конгрессе. «Меня считают рабом английских газет и
выразителем Ваших (Пальмерстона—В. Д.) антирусских чувств, и поскольку заключение
мира приведет к падению Вашего кабинета, я здесь якобы именно для того,
чтобы не допустить мира»4*.
По сообщению Кларендона, Орлов и Бруннов получили новые инструкции из
Петербурга, в результате чего они стали более настойчивыми в вопросе о русских крепостях
на черкесском побережье и о количестве и типе (фрегаты или корветы) судов,
которые России разрешалось иметь для осуществления таможенно-полицейских мер
в акватории Черного моря.
Резюмируя вышесказанное, Кларендон писал: «Нам еще предстоит пережить ряд
неприятных моментов»5*.
Его главная рекомендация сформулирована более чем определенно: уступки
неизбежны, и если уж мы, англичане, пойдем на них, «я бы настоятельно
советовал делать это с достоинством, без всяких обид, чтобы не дать повода думать, будто
мы чувствуем себя побежденными»6*.
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 829.
2* Ibidem.
3* Ibidem.
40 Ibidcm.
50 Ibid. S. 830.
«4bid.S.829.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Обо всех этих удивительно интересных вещах, зачастую невидимых даже для
современников событий, историки узнают уже потом, из документов. А тогда, на
Парижском конгрессе, едва ли кто-либо из его участников, наблюдая поведение и
слушая Кларендона, мог бы себе вообразить, что думал он совершенно иначе.
И меньше всего в это верилось в тот момент, когда Кларендон, поддерживаемый
турками, пытался, вдобавок ко всему, принудить Россию срыть крепости Ахалцых и
Александрополь. Если бы им удалось этого добиться, то существенно возросло бы
стратегическое значение Карса, а Закавказье стало бы фактически беззащитным1*.
Орлов отверг все эти требования, подчеркнув, что они затрагивают суверенитет
России и являются прямым вмешательством во внутренние дела чужого государства.
Кроме того, как пояснил он, кавказские береговые форты не могут быть
квалифицированы как военно-морские арсеналы, подлежащие уничтожению по статье о
«нейтрализации»2*. Настоятельно предлагая считать тему исчерпанной, Орлов
резко парировал английские претензии словами: «Император сохраняет за собой
полную свободу вновь строить или не строить этих укреплений, сообразно тому, как
он это найдет нужным сделать»408.
Буоль и Хюбнер писали Францу-Иосифу, что им представлялись
«малоубедительными» придирки Кларендона по поводу Черноморской береговой динии, идею
о необходимости которой для России «с точки зрения правовой, политической и
торговой было легче защищать, чем оспаривать»3*.
Кларендон хорошо понимал шаткость своих доводов, так как в 1853-1855 гг.
горцы, которых он пытался представить участниками войны, заслужившими право
на заступничество держав-победительниц, не только отказались присоединиться
к союзникам, но и приостановили обычные боевые вылазки против России,
фактически отдав предпочтение состоянию «почти враждебного нейтралитета» по
отношению к Англии и Франции. Кроме того, военные успехи союзников на
Западном Кавказе были не столь значительными, чтобы требовать отторжения этого
района от России4*.
Учитывая эти и другие моменты, Кларендон попробовал изменить свою
тактику и даже стратегию. С одной стороны, он хотел активизировать пассивно
настроенную турецкую делегацию, давая понять, что на конгрессе решаются, строго
говоря, скорее проблемы Порты, чем Англии, и поэтому ие мешало бы Али-
паше помочь Кларендону, подключившись к обсуждению кавказского вопроса.
'* Hisloire diplomatique de la crise orientale, de 1853 a 1856, d'apres des documents inedits. Bruxelles
etLeipzig, 1858. P. 72-73.
2'HPD. V. 141. L., 1856. P. 2062; Rustow W. Op. cit. Bd. 2. S. 203; Charles-Roux F. Alexandre II,
Gortchakoff et Napoleon III. Paris, 1913. P. 90.
3* AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 462-463.
*'HoffmannJ. DiePolitik.., S. 224-225; ADM 1855-1856. P. 402.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
С другой стороны,—и это уже больше стратегия—он задумал повернуть при
помощи весьма ловкого хода всю переговорную ситуацию в благоприятном для
англичан направлении.
Кларендон, как он сам признавался, «натаскивавший» Али-пашу перед каждой
его встречей с русскими, посоветовал турку поставить вопрос о замене всех предыдущих
русско-турецких договоров, якобы упраздненных войной, новым Генеральным
договором, который станет частью (или приложением) Парижского трактата и
будет гарантирован державами-победительницами10.
В подоплеке этой идеи было одно стремление—лишить Россию значительной части
преимуществ в рамках ее отношений с Турцией, и вообще раз и навсегда вывести
эти отношения за пределы двустороннего формата.
Однако этот фокусу Кларендона не получился. Подбить Али-пашу на предъявление
России каких-либо категоричных требований оказалось невозможным. Этот
«тихий ничтожный человек» (согласно характеристике Кларендона2*) был вполне
удовлетворен постановлением конгресса о создании международной комиссии по
делимитации русско-турецкой границы на Кавказе с участием англичанина и
француза. Али-паша, по наблюдению Кларендона, был не слишком большим
энтузиастом независимости Кавказа или даже Черкесии. Он считал, что для союзников
не будет никакого проку от этих «в лучшем случае полуцивилизованных народов,
симпатии которых, к тому же, целиком на стороне России»3*.
Тем не менее желание инструктировать Али-пашу у Кларендона не пропало.
Но этот инструктаж теперь уже касался более частных, хотя и немаловажных,
вопросов. Так, британский министр советовал туркам быть очень внимательными
при обсуждении условий Отдельной Конвенции о количестве и типе кораблей,
которые России и Турции разрешалось держать в Черном море для
осуществления таможенно-полицейских функций. Кларендон настоятельно рекомендовал,
чтобы это были корветы минимального водоизмещения и числом не более
шести для каждой стороны. На тот случай, если русские станут возражать,
Кларендон «разрешил» Али-паше пригрозить им перспективой обострения
обстановки на конгрессе вследствие усиления «подозрений по поводу будущих
намерений России»409.
В ходе дискуссии по данному вопросу B2 февраля / 5 марта 1856 г.) Али-паша,
судя по всему, четко придерживался британских советов. Когда граф Орлов заявил,
что корветов должно быть не меньше 25, турецкий дипломат выложил на стол
«свой» козырь—предостережение о «дурном впечатлении», которое произведут на
Англию и Францию «чрезмерные притязания» России. Прекрасно понимая, что
¦• AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 830.
*• Ibidem.
3* Ibid. S. 837.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Али-паша никогда не осмелился бы говорить такое от своего имени, граф Орлов взял
паузу, чтобы запросить у Петербурга новые инструкции1*.
Кларендон еще несколько раз пытался возобновить дискуссию и придать ей
максимальную остроту, но неизменно оставался в одиночестве410.
Явно начинавший уставать от такого напряжения, Кларендон постепенно стал
ограничиваться мелкими, формальными придирками. Порой возникало ощущение,
что к ним он прибегает лишь для того, чтобы отчитаться перед неугомонным Паль-
мерстоном и убедить премьера в одном: британские дипломаты на конгрессе
стараются изо всех сил. 23 февраля F марта) во время утверждения сторонами
протокола предыдущего заседания, Кларендон спроси.! у графа Орлова, готов ли он признать,
что принцип нейтрализации (демилитаризации) должен распространяться, помимо
Николаева, еще на Херсон и Азовское море2*.
Касательно Херсона Орлов ответил утвердительно, а вот аналогичные требования
применительно к Азовскому морю вновь отверг, ибо это—«внутреннее море»
России. В данном случае, по утверждению Орлова, речь шла о международно-правовом
принципе государственного суверенитета. Именно на нем настаивал Петербург,
хотя мог бы легко выставить в качестве аргумента тот факт, что Азовское море
объективно, в виду своего мелководья, не может быть частью военно-морского потенциала
России, подлежащего уничтожению по статье о нейтрализации Черного моря3*.
Между тем Кларендон, в своих депешах к Пальмерстону, методично готовит
последнего к трезвому восприятию перспективы провала британских
дипломатических планов в кавказском вопросе. Смысл этой подготовки состоял в регулярных
напоминаниях о том, что он, Кларендон, предпринимает на конгрессе все усилия
для достижения мира, за который Англии «не будет стыдно» *\ И такой мир уже не
за горами. В нем, скорее всего, не будет «лишь» положения о независимости
Кавказа и невосстановлении русских крепостей в Черкесии. Все остальные программные
требования англичан, «слишком унизительные для России», найдут свое
отражение. Причем, Кларендон, напоминая Пальмерстону, что некоторые из этих
требований выходят за рамки австрийского ультиматума, замечает, что когда он
приехал в Париж, вообще не верилось в возможность принятия их Россией—тонкий намек
на собственные заслуги (отрицать которые нельзяM*.
Соглашаясь с Пальмерстоном, Кларендон пишет, что «мы не можем скрывать от
самих себя, что заключаем преждевременный мир, и еще одна военная кампания
дала бы нам другие результаты». Однако «нет никакого проку в стенаниях по этому
¦•AGKK.SerieIII.Bd.4.S.841.
2' AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 831-832, 842.
3* Ibid. S. 842.
44bid.S.837.
5* Ibidem.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
поводу теперь, когда следует попытаться извлечь максимальную выгоду из нашей
позиции». В противном случае «мы лишь доставляем себе проблемы дома», то
есть в Англии, где «любой мир, какой только возможен в пределах реальности,
вызовет определенное недовольство»1*.
Кларендон отнюдь не был таким пораженцем, каким его иногда изображают. Его
умиротворительные депеши к Пальмерстону были своеобразной страховкой на
случай полного поражения британской делегации. Но поведение самого Кл арен дона
на сцене и за кулисами конгресса было отнюдь не умиротворительным.
23 февраля F марта) после ужина в Тюильри у Кларендона состоялся «долгий
приватный разговор» с Наполеоном III. Министр без обиняков заявил императору,
что граф Орлов всецело и не без основания полагается на поддержку Франции.
Поэтому все в конечном счете будет зависеть от позиции Наполеона III и от его
готовности воздействовать на русских в том или ином ключе. «Никто не убедит меня,—
сказал Кларендон,—что граф Орлов тотчас же откажется от своих притязаний,
стоит Его Величеству лишь выразить удивление самим фактом их наличия и
решимость не слушать их»2*.
Наполеон III ответил, что не делает русским никаких уступок сверх тех, которые
предполагаются соображениями элементарной справедливости. По его мнению, 5-й
пункт австрийского ультиматума был реализован вполне удовлетворительно: Россия
согласилась на полную демилитаризацию Аландских островов и на требование
англичан обсудить «проблему территорий к востоку от Черного моря»; Россия не
стала настаивать на компенсации за возвращение Карса (см. ниже), хотя в
принципе имела на нее право; Россия дала согласие на создание международной комиссии,
с участием англичан и французов, для уточнения линии русско-турецкой границы
в Закавказье; Россия приняла идею об открытии территорий Кавказа для
неограниченной иностранной торговли (это бьыо не совсем так); Россия не выставила никаких
возражений против «нейтрализации» Николаева и Херсона, что в глазах Наполеона
III было «очень важно»3*.
На это Кларендон возражал весьма энергично. Он подчеркнул не без укора, что
Россия согласилась не на 5-й пункт, как таковой, а лишь на ту щадящую интерпретацию
этого пункта, которая была представлена ей французами и австрийцами
фактически за спиной англичан. Что до возмещения за Каре, то, с точки зрения Кларендона,
так вопрос вообще не стоял, и это вовсе не уступка с русской стороны4*.
Но, пожалуй, самое жесткое в отповеди Кларендона было другое. Он, не много
не мало, «попросил императора не забывать о последствиях разногласий между Фран-
10 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 837.
24bid.S.846.
3* Ibidem.
44bid.S.847.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
цией и Англией». Кларендон сказал буквально следующее: «Его Величество может
не сомневаться, что если будет заключен такой мир, который правительство Ее
Королевского Величества не сможет оправдать в (британском—В. Д.) парламенте и
который будет оскорблять национальные чувства народа Англии», то вскоре
наступит момент, когда и французы избавятся от своей «нынешней миротворческой
одержимости» и тоже почувствуют себя оскорбленными. Но будет поздно, ибо
англо-французский альянс уже «не сможет оправиться от нанесенного емл удара»1*.
Наполеон III, оторопев от такой прямолинейности и необходимости оправдываться,
стал говорить о совокупных потерях во французской армии и о ее положительной
неспособности к продолжению войны2*.
Пальмерстон не оставлял Кларендона без своих инструкций ни на один день.
25 февраля (8 марта) 1856 г. он уже не пишет о независимости Кавказа, но
настаивает на официальном обязательстве России не восстанавливать свои
крепости на черкесском побережье. Пальмерстону почему-то кажется, что граф
Орлов, в том числе в кавказском вопросе, превышает полномочия, полученные от
Петербурга, и действует в стиле А. С. Меншикова, предъявившего туркам ультиматум
A853 г.), и в своем собственном стиле времен заключения Ункяр-Искелесийского
договора A833 г.K*.
Просвещая Кларендона относительно коварства русских дипломатов,
Пальмерстон говорит, что у них в крови стремление добиваться большего, чем предписано
инструкциями. Делается это для того, чтобы выслужиться перед начальством и
получить награды. Если такие попытки безуспешны, то дипломаты возвращаются
в рамки реальных полномочий4*.
Фактически Пальмерстон предлагает давлением на Орлова проверить, так ли это.
Премьер, сам того не ведая, отчасти нарисовал свой собственный дипломатический
портрет. Во всяком стае, в нем была верно передана одна важная
черта—Пальмерстон в ходе переговорного процесса часто позволял себе наступать с угрожающим
видом далеко на «территорию» противника, чтобы затем ретироваться к собственным
позициям и реалиям ситуации.
То же самое постепенно происходит в его переписке с Кларендоном. 28 февраля
A1 марта) Пальмерстон направляет министру сразу два послания, любопытных тем,
что в них премьер уже явно отступает, но при этом энергично выясняет для себя,
где тот последний рубеж, на котором он должен закрепиться.
«Вы накануне подписания мира,—писал Пальмерстон,—который будет с
удовлетворением принят в этой стране (Англии—В. Д.)», ибо ясно, что «за исключением
¦• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 847.
8* Ibidem.
»•Ibid.S.851.
4* Ibidem.
ГЛАВА V. ПРОБЛКМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
нескольких дополнений», не внесенных в документ по вине не желающих
тратиться французов, мирный договор «ровно такой, на какой мы могли бы рассчитывать»
при данных обстоятельствах1*.
Эти самые обстоятельства и заставляли Пальмсрстона в письмах к Кларендону
фактически репетировать свои объяснения с парламентом и общественным мнением,
которые явно будут удивлены неожиданным благодушием в поведении
воинственного премьера.
Пальмерстон, однако, не скрывает от Кларсндона, что «мы будем очень
огорчены отсутствием уступок в вопросе о странах на восточном берегу Черного
моря». «Можно было бы,—продолжал он,—по крайней мере заручиться
обязательствами (России—/?. Д.) не восстанавливать крепости (в Черкесии—В. Д.) и
заключить, так сказать, в общепринятом порядке мир между русскими и
черкесами»2*. Но без поддержки Наполеона III, как признавал Пальмерстон, об этом
не стоит даже думать.
Сильно раздраженный позицией французского императора, Пальмерстон
считал самообманом надежды Наполеона III на благодарность России. «Над его
мягкотелостью русские будут тихо посмеиваться», а все заслуги в деле
нейтрализации британских требований «будут приписаны Орлову и Бруннову, если, конечно,
первый позволит второму собрать какие-то крохи (славы—В. Д.) со стола»3*.
Похоже, осознавая, что в кавказской проблеме Англия на конгрессе проигрывает
или уже проиграла, Пальмерстон призывает Кларендона, как бы в порядке
возмещения, ужесточить свои требования в «морских вопросах», взять бескомпромиссный
тон в общении как с Наполеоном III, так и с русскими.
Черное море и Балтика, по мнению Пальмерстона, должны были оставаться в руках
союзников в качестве залога до тех пор, пока Россия полностью не выполнит
решений конгресса4*.
Это условие, нарушавшее суверенитет России и открыто демонстрировавшее
глубокое недоверие к ней, при желании можно было толковать как угодно, чтобы
причинить российским интересам в области безопасности и торговли
максимальный ущерб. Не исключалось, что британский (или союзный) флот получил бы
право на бесконечно долгое присутствие в Черном море, учитывая тот факт, что
некоторые российские обязательства (в частности, по соблюдению режима демилитаризации
побережья) не были ограничены какими-то сроками, и это давало английском)' флоту
повод оставаться в Черном море столько, сколько он посчитает необходимым для
выяснения степени добросовестности России.
,e AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 863.
24bid.S.864.
3* Ibidem.
44bid. S. 863, 865.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Как видно, Пальмерстон теперь сосредоточился на проблеме эффективного
разоружения России в черноморском бассейне, что имело непосредственную
проекцию и на кавказские дела. Иначе говоря, русские должны быть лишены
возможности использовать хотя бы какие-то военно-морские силы для победного
завершения войны в Черкесии.
Отсюда пристальное внимание Пальмерстона, в общем-то, к частному вопросу
о количестве, типе, водоизмещении и вооружении русских судов, предназначенных
для таможенно-карантинных и полицейских операций на Черном море.
Пальмерстон намерен сделать этот вопрос принципиальным. Кларендону он
пишет, что те «посудины», которые русские просят оставить им для береговой службы
в Черном море, могут быть легко переоснащены и перевооружены. Поэтому
данные притязания России следует рассматривать как «открытое уклонение» от статьи
о нейтрализации, на «детальном и строжайшем» соблюдении которой Англия
настаивала и будет настаивать. Кларендона уполномочивали заявить, что на попытку
обойти этот пункт Лондон ответит решением продолжить войну в одиночку. Если
русские не хотят этого, они должны согласиться на неограниченное по времени
присутствие британского флота в Черном море1*.
Любопытно, что даже несмотря на полученные от Кларендона известия о неудаче,
постигшей британскую дипломатию в кавказском вопросе, обсуждение этой темы
на заседаниях кабинета Пальмерстона продолжается. Похоже, члены правительства
проявляли в данном случае не меньшую озабоченность, чем сам премьер. Они
спрашивали у Пальмерстона, собирается ли он делать что-то для того, чтобы
конгресс принял хотя бы решение о невосстановлении русских крепостей в Черкесии
и о свободе международной торговли на восточном берегу Черного моря2*.
О настойчивости министров Пальмерстон незамедлительно уведомляет
Кларендона, тем самым оказывая на него скрытое давление и как бы обязывая отчитаться
перед всем кабинетом.
Кларендон прекрасно понимает намек и отвечает A3 марта 1856 г.) довольно
жестко. По сути он говорит следующее: что вы хотите от меня, если сами министры
не знают толком, чего именно требовать в кавказском вопросе от конгресса? И в
самом деле, продолжает Кларендон, союзники, с военной и политической точек
зрения, на Кавказе ничего не добились, поскольку местное население не проявило интереса
к сотрудничеству с ними. На чем в этой ситуации можно настаивать? Разве что лишь
на самой постановке вопроса о необходимости рассмотреть проблему Кавказа.
Подобная формулировка, по словам Кларендона, адекватно отражала отсутствие ясных
идей в головах у министров3*.
19 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 863.
24bid.S.873.
34bid.S.874.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
Кл арен дон напомнил, что уже по приезде в Париж он предложил идею
независимости «стран к востоку от Черного моря»1*. Однако, по признанию Кл арен дон а,
это мало что дало, и быть иначе не могло. Почему? На данный вопрос Кларендон
отвечал с абсолютной откровенностью: трудно, говорит он, было возражать русским,
когда они заявили, что требование независимости Черкесии означает полную
ревизию Адрианопольского договора, пойти на которую Россия никогда не
согласится. Еще труднее было объяснить им, на каком основании от России потребовали
согласия вначале на 5-й пункт австрийского ультиматума без раскрытия его
содержания, а затем на его расшифрованную версию, предусматривавшую отторжение
от российского государства огромной территории. Нельзя отрицать, писал Кларендон,
правоту Наполеона III, расценившего это как предъявление России нового условия
и очевидный знак отсутствия у союзников доброй воли2*.
Через пять дней A8 марта) Кларендон в очередном послании Пальмерстону
развивает тему о том, насколько выгодны или невыгодны условия мира для Англии.
И тут же Кларендон идет в своеобразное психологическое наступление против
всего пальмерстоновского кабинета, приводя оценку графом Орловым итогов
конгресса: «Мы разбиты, Россия унижена, она накануне подписания такого договора,
который ей не приходилось заключать никогда прежде»3*.
Французы, пишет Кларендон, полностью солидарны с Орловым,
«представляющим Каули и меня как двух злобных сквалыг, стремящихся растравить
(русские—В. Д.) раны, тогда как Франция хочет залечить их»4*. Это создает
большие трудности в переговорах и «препятствует достижению лучших условий, чем мы
(англичане—В. Д.) имеем»5*.
Но самая сильная карта, выложенная Кларендоном на стол, была не эта. Он
прямо намекнул, что Англия может лишиться и нынешних условий мира, поскольку
в Малой Азии генерал Н. Н. Муравьев готов нанести удар по Зрзеруму, «с тем, чтобы
закончить войну на победной для России ноте»411. Тогда, естественно, и
требования русских будут другими. В разговоре с Кларендоном граф Орлов подтвердил
высокую вероятность захвата Эрзерума и «ненужного кровопролития», добавив, что
знает Муравьева как «очень предприимчивого» военачальника6*.
И, наконец, 27 марта, за три дня до закрытия конгресса, Кларендон уведомляет
Пальмерстона, что русские отвергли также идею премьера о существенном
исправлении в пользу Порты русско-турецкой границы на Кавказе. Бруннов твердо
»• AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 874.
*• Ibidem.
34bid.S.892.
44bidem.
5* Ibidem.
o* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 919.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
настаивал на абсолютной международно-правовой полноценности Адрианопольского
договора, против чего не посмел спорить Али-паша, говоривший лишь об
уточнении, а не о пересмотре линии границы1*.
После этого у Пальмерстона развеялись последние сомнения—если они еще были—
в том, что «кавказская партия» проиграна им почти вчистую. Его alterego Кларендон
честно и добросовестно выполнил свою миссию, но для него дипломатическая
ситуация на конгрессе в конечном счете ста.!а обстоятельством непреодолимой силы.
В исторической литературе существует мнение, что если бы британскую
делегацию в Париже возглавлял вместо сравнительно уступчивого Кл арен дона Пальмерстон,
то это имело бы «самые бедственные последствия» в виде провала конгресса и
возобновления войны2*.
Не удалось англичанам добиться и полной свободы торговли на побережье
Кавказа. Обсуждение этого вопроса шло недолго, чему невольно способствовал Кларендон,
поторопившийся спросить у России, какое количество портов она предполагает открыть
для иностранных товаров. Этим он неосторожно признал право Петербурга на
таможенно-карантинные ограничения и закрыл путь к такому решению проблемы
фритредерства, какого хотели в Англии. Русские делегаты ответили, что подобных
портов будет 7. Поскольку конгресс принял эту цифру «без малейших
возражений»3*, Орлов и Бруннов смогли внести в 12 статью Парижского договора
существенную поправку, согласно которой торговля в Черном море «будет
подчинена таможенным, карантинным и полицейским постановлениям» России. Такой
корректив Бруннов назвал «нашей (русской—В. Д.) единственной защитой от
противозаконного толкования буквы (Парижского—Б. Д.) трактата»412.
Союзники не поддержали претензии Кларендона в кавказском вопросе, понимая,
что они отражали колониальные устремления англичан и не имели ничего общего
с коллективными интересами держав-победительниц413.
Даже Турция проявила гораздо меньшую активность, чем английские представиташ.
Ее дипломатическая помощь им, по существу, ограничилась представлением в конгресс
меморандума следующего содержания. «Хотя грузины,—говорилось в нем,—
принуждены были стать российскими подданными, они тем не менее продолжают тяготеть
к своей прежней государственной системе и свободным традициям, и нет сомнения,
что они предпочитают деспотической русской полиции собственную власть во главе с
царем из грузинской династии». Д&*ее утверждалось о «фактической независимости»
Черкесии и Дагестана, о постоянной готовности азербайджанцев выступить против
России и признать правителем над собой шейха Шамиля. Составителей меморандума, хотя
они и подчеркивали «высшую заинтересованность» Турции и Англии («чтобы держать
10 AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 933-934.
20 Seton-WatsonR. W. Op. cit. P. 348.
30 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 95. 1858 г. Л. 275 об.-279.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
Россию подальше от Индии») в «освобождении» Кавказа, смущал тот факт, что во время
Крымской войны не только Шамиль, вопреки ожиданиям союзников, «устранился и
занял позицию наблюдателя, как если бы он заключил перемирие с русскими», но и
черкесы и абхазы «остались нейтральными». Секретная часть документа сводилась к
пессимистическому резюме: «Если бы население Дагестана и Черкесии оказало
удовлетворительную поддержку союзникам, то обсуждение и разрешение кавказской
проблемы на мирной конференции последовало бы совершенно естественно»1*. При
таких пораженческих настроениях делегации Порты на конгрессе Кларендону, по его
словам, трудно было «быть турком в большей степени, чем сами турки»2*.
* « «
Совершенно иной оборот дело приняло тогда, когда на предварительных
совещаниях 14 B6) и 15 B7) февраля речь зашла о Карее. Тут представители Англии,
Франции и Австрии действовали заодно, отстаивая тезис о безусловном
сохранении целостности и неприкосновенности Османской империи. Орлов и Бруннов, следуя
инструкциям из Петербурга, не стали возражать против возвращения Турции
областей, занятых русскими войсками, но взамен просили учесть их сговорчивость при
выработке некоторых пунктов мирного трактата. Дипломаты дали понять, что
рассчитывают на определенную компенсацию414.
Англичане, по словам Орлова, отвечали «протестом живым и упрямым»,
ссылаясь на свои обязательства по отношению к Турции. Кларендон настаивал на
безвозмездной уступке Карса, представлявшего якобы «жизненную важность» для
турок»3*. «Скорее Англия,—заявил он,—решится вести бесконечную борьбу во
что бы то ни стало, чем согласится на подобное ослабление Османской империи в
самой уязвимой ее части, со стороны владений в Азии»415.
Спор обострился настолько, что Орлов и Бруннов уже были уверены в срыве
переговоров416. Такое же впечатление сложилось у австрийскихуполпомоченных на
конгрессе Буоля и Хюбнера4*.
На помощь вовремя пришел граф Валевский. Встревоженный опасным
оборотом событий, он предложил отложить дискуссию.
Орлов воспользовался отсрочкой для встречи 16 B8) февраля с Наполеоном III,
«личное влияние которого только и могло умерить чрезмерные требования Англии»417.
Французский император с пониманием отнесся к доводам русского дипломата,
стремившегося в обмен на Каре добиться возвращения части бессарабских земель.
Признавая такую комбинацию в принципе справедливой, Наполеон III вместе с
тем подчеркнул ее безнадежность, ввиду непреодолимого сопротивления Лондона
,e Mirza Bala. The Crimean War of 1853-1856 and Caucasian Question // UC. 1953. N 8B5). P. 8-9.
*4bid.P.9.
3* Temperley H. The Treaty of Paris of 1856.., p. 403.
•»* AGKK. Seric III. Bd. 4. S. 464.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
и Вены, а также невозможности для него «разорвать с ними окончательно все
связи, не подвергаясь обвинению в изменчивости»19.
Правительство и общество Англии были настроены в отношении Карса самым
решительным образом. Не исключалось возобновление войны, подходящим
поводом для которого в глазах Лондона мог послужить карсский вопрос2*. Пальмерстон
уведомлял Кларендона о своей готовности обменять Бессарабию только на
кавказские земли к югу от Кубани3*.
На третьем обсуждении проблемы Карса 18 февраля A марта) 1856 г. Орлов все
же еще раз поставил вопрос о частичных компенсациях в Бессарабии в обмен на
турецкую крепость. Он подчеркнул что в «пяти пунктах» не упоминается о Карее.
Примерно такую же мысль высказал французский представитель Буркнэ.
Кларендой вновь заявил о готовности Англии «скорее продолжать войну в течение
десяти, двадцати лет, чем оставить хотя бы дюйм турецкой территории в русских руках»4*.
Он принялся доказывать, что союзники воевали ради защиты целостности Османской
империи и поэтому возвращение Турции территорий, оккупированных русской
армией, являлось настолько обязательным условием мира, что державы и не подумали
вносить его в австрийский ультиматум. Компромисс в бессарабском вопросе
расстроил бы, по мнению Кларендона, дру1ую важную цель войны против России—обеспечение
международного контроля над устьем Дуная и свободы навигации по реке. Если уж
Петербург непременно хочет компенсации за Каре, то, по мнению госсекретаря, «возвращение
русского флага» в Черное, Азовское и Балтийское моря, находящиеся, равно как и
кавказские территории, в рукаху союзников, будет более чем достаточным возмещением418.
Никто из делегатов конгресса не ста.! спорить с Кларендоном. Орлову оставалось
только подчиниться общему мнению. По свидетельству некоторых английских,
австрийских и русских источников, Наполеон III, Валевский и даже Буоль
склонялись к принятию предложений России, но Кларендон твердо стоял на свое*ч419.
Влияние Турции на решение кавказского вопроса было ничтожным. В период
подготовки и в ходе Парижского конгресса она оказалась в положении «докучливого и
неловкого провинциала на светском рауте держав-победительниц», которые нередко
считали излишним приглашать турок на обсуждение важных проблем или
интересоваться их мнением420. Турецкие дипломаты были вынуждены занять оборонительную
позицию. Им пришлось бороться со своими союзниками так же, как со своими
противниками5*. Д. Рассел писал: «С несчастной Турцией, похоже, никогда не
'• Петров А. Н. Указ. соч. С. 396.
2*Argyll G. D. Ор. cit. V. 2. Р. 22-23; SchroederP. W. Ор. cit. Р. 357-358.
**SchroederR W. Op. cit. Р. 357-358.
4* AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 820.
5* Davison R. H. Ottoman diplomacy at the Congress of Paris A856) and the Queslion of Reforms // VII.
Turk tarih kongresi. Ankara: 25-29 eylul 1970. Ankara, 1973. P. 581, 586.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
будут советоваться. Даже „больного человека" доктора обычно спрашивают хотя бы
о том, как он себя чувствует»1*.
Об интересах Порты на конгрессе вспоминали лишь тогда, когда они совпадали с
интересами великих держав. В отдельных случаях (как, например, в вопросе об автономии
Дунайских княжеств) принятые решения были прямо направлены на подрыв
целостности Османской империи, то есть на достижение целей, диаметрально противоположных
тем, что были провозглашены союзниками накануне их вступления в войну. Это
лишний раз опровергает один из мифов, согласно которому война велась ради предотвращения
распада Турции. Во многом благодаря именно Парижскому конгрессу, после 1856 г.
процесс раздела османского наследства принял ускоренный характер и необратимые формы.
Напрашивается вывод: сохранение целостности Турции отнюдь не являлось
аксиомой для европейских держав. Аксиома заключалась в другом—не допустить
участия России в этом дележе.
К концу работы конгресса Кларендон предложил создать международную
арбитражную комиссию для контроля за развитием событий в «горячих» точках Европы
и предупреждения войн24. Посредством этой организации Англия намеревалась
использовать в своих целях национально-(и народно-) освободительные движения и
процесс образования суверенных государств. Под прикрытием международного
третейского суда Лондон, кроме всего прочего, надеялся наделить себя официальной
санкцией на вмешательство в русско-кавказские отношения. Однако идея Кларен-
дона была преждевременна и ни во что не воплотилась.
« * «
Чарльз Грэвилл писал в своем дневнике, что каков бы ни был мирный договор,
англичане примут его с сожалением, но если бы Кларендон прервал переговоры, то
дома «его приветствовали бы с величайшим восторгом, и воинственный задор
воспылал бы с удвоенной силой»3*.
Русская дипломатия, сумевшая воспользоваться разногласиями между
державами-победительницами, спасла Россию от тех значительных потерь, которых
можно было ожидать при подобных обстоятельствах. Выверенные действия Орлова
и Бруннова привели к тому, что проблема независимости Кавказа, заявленная
англичанами как крупная и самостоятельная тема на переговорах, в конце концов
распалась на мелкие непринципиальные вопросы, которые подлежали решению,
так сказать, в рабочем порядке.
Условия мира в кавказском вопросе превзошли самые оптимистичные прогнозы,
хотя нейтрализация Черного моря больно задевала престиж России421. Это
беспрецедентное для великой державы наказание422 превратит Россию в госу-
••AGKK.SerieIII.Bd.4.S.614.
^Baumgart W. Ор. cit. S. 226; BFSP. V. 46. Р. 133-136.
3* Gremlle Ch. Op. cit. V. 8. P. 19.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
дарство-ревизиониста, заинтересованное в изменении международного порядка в
Европе123. Именно этим и объяснялось странное, на первый взгляд, желание
Наполеона III включить эту драконовскую статью в текст мирного договора. Французский
император вовсе не хотел унизить Россию. Он стремился заполучить в ее лице, так
сказать, идейного союзника, отказывающегося признавать святость и незыблемость
международно-правовых положений, попирающих национальные интересы России.
На Кавказе Петербургу не пришлось жертвовать чем-либо. Многозначительное
и зловещее требование «пятого пункта» о необходимости «специального
изучения вопроса о территориях, расположенных к востоку от Черного моря>> свелось
лишь к назначению международной комиссии по проверке линии
русско-турецкой границы в Азии1*.
Через месяц после закрытия конгресса член английского парламента Д. Мэннсрс
публично признал, что русские защищали свои взгляды на кавказскую проблему с
«большим искусством» и за это были вознаграждены «замечательным успехом»2*.
Французский посол в Вене барон де Буркнэ остроумно суммировал свои впечатления
от Парижского договора: «Никак нельзя сообразить, ознакомившись с этим документом,
кто же тут победитель, а кто побежденный»3*. В таком же духе высказался Бруннов:
если англичане недовольны трактатом, значит он, наверняка, хорош1*.
Еще в начале января 1854 г. в период формирования антирусской коалиции
Бруннов указал на основу тех противоречий между ее участниками, которые позже
отчетливо проявились на Парижском конгрессе. «Грустное зрелище,—писал он,—
являет собой такая великая страна, как Англия, когда она слепо устремляется в борьбу,
разом предоставляющую ей в качестве союзников Турцию, которую она
презирает, и Францию, которой она не доверяет, а в качестве противника—Россию, которую
она ненавидит, не зная, за что»5*. Даже воинствующие славянофилы, осуждавшие
мир, вынуждены были признать, что России сравнительно легко удалось
отделаться от потрясений, казавшихся неминуемыми.
Французский историк Антонен Дебидур писал: «Россия казалась побежденной.
Но в общем, сопротивляясь врагам, она покрыла себя славой. Она вышла из войны
без унижений»424.
Парижский договор вызвал глубокое разочарование в Англии0*. Пальмерстон в
письме к королеве Виктории сокрушался по поводу преждевременного окончания
^Boulenko V. Ор. cil. Р. 287; Seion-Waison R. W. Ор. cit. Р. 349.
*°HPD.V. 141. L., 1856. Р. 2062.
3* Цит. но: ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 9. С. 546; См. также: Low S. and Sanders L. The historv of Eng-
land A837-1901). V. 12. L.-N. Y., 1911. P. 125.
4* ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 9. С. 546.
5* Зайончковский А. М. Указ. соч. Приложения. Т. 2. СПб., 1912. С. 211.
6* Greville Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 44; Chamberlain М. Е. Ор. cit. Р. 110.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
войны, продолжение
которой, по его убеждению,
сулило «блестящие успехи»
на море и суше, отделение
от России Финляндии,
Польши и Грузии. Сетуя на
недостаток терпения у
союзников, он сожалел, что
и сам не смог помочь «своим
старым друзьям черкесам»{*.
Пальмерстон,
сравнивавший союз с Францией со
скоротечным «летним
сезоном», виде.! уроки Крымской
войны в том, что она под- Парижский конгресс
твердила старую истину:
Британия в осуществлении своих интересов всегда должна полагаться не на союзы,
а только на собственные «силы, энергию и храбрость»425.
«Общественное мнение Европы отдало Кавказ России»,—заметил Поццо ди
Борго2*. Лондон, поставив подпись под Парижским трактатом, обязывался, по
крайней мере, молчаливо примириться с этой печальной для него реальностью.
Как мрачный комментарий итогов войны звучат слова Стрэтфорд-Каннинга, остро
ощущавшего невозвратимостьутраты. «Будущее Черкесии—безнадежно»,—писал он3*.
Общие чувства но поводу расстроенных планов англичан на Кавказе нашли
выражение и в патетической фразе Кшрендона: «Я предпочел бы скорее лишить себя правой
руки, чем подписывать этот договор (Парижский—Б. Д.)»126. Еще в середине
марта, за две недели до официального завершения конгресса, Кларендон
фактически уже подводил его негативные итоги. В письме к Стрэтфорд-Каннингу A5 марта)
он выражал свое глубокое неудовлетворение преждевременным миром, сравнивая его
с «семимесячным новорожденным». «В ответ на огромные жертвы мы (англичане—
?. Д.) не получили гарантий против угроз, которые мы хотим предотвратить»4*.
Кларендон писал, что когда он прибыл в Париж, всеобщая «маниакальная
одержимость идеей „мир любой ценой" приобрела отвратительные масштабы».
'* The lelters of Queen Yictoria. V. 3. Р. 233; BellH. Op. cit. V. 2. P. 149; LorneК. Т. Viscount Palmer-
ston. L., 1892. P. 180-181.
** QR. 1864. V. 116. N 231. P. 109; [Urquhart] The Secret of Russia in the Caspian and Euxinc: the Cir-
cassian War as affecting the insurrection in Poland. L., 1863. P. 40, 69.
3* Цит. по: Hoffmann J. Dic Politik der Mfichtc, S. 228.
«' AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 282, 882.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Палата общин английского парламента
Ему пришлось с
огромным трудом убеждать
Наполеона III в том, что
характер мирного
договора—«приемлемый или
позорный»—будет
целиком зависеть от готовности
императора поддержать
жесткою позицию
англичан в отношении русских.
Как указывал Кл арен дон,
в ряде принципиальных
вопросов Наполеон III
проявил
непростительную «щедрость». Это
касалось проблем Черке-
сии, Николаева и числа
русских судов в Черном
море. В результате
появился на свет мирный
договор, лишенный условий, которых можно было добиться, «просто-напросто
озвучив их», от чего Наполеон III отказался1*.
Тем не менее Кларсндон каялся перед Стрзтфорд-Каннингом: «Нет никаких
сомнений, что меня нужно пригвоздить к позорному столбу и побить каменьями»2*.
Кларсндон, совершенно очевидно, не заслужил ни этого, ни какого другого
наказания. Скорее сочувствия за то, что очутился по сути в безвыходном положении,
но постарался выжать максимум из минимума.
В то же время нельзя отрицать, что он выразил настроения, царившие в среде
британской дипломатии, где преобладало чувство неудовлетворенности результатами
Парижского конгресса, особенно в кавказском вопросе3*. Однако публично признаваться
в этом официальные лица не могли. Пальмерстону пришлось сделать вид, будто он
не только доволен миром, но и глубоко сомневается в целесообразности отправки
британской армии на Кавказ, где она может стать жертвой местных болезней4*.
Итоги Крымской войны на Кавказе стали темой острых дебатов в британском
парламенте в апреле-мае 1856 г.427 Лондонский кабинет подвергся острой кри-
¦•AGKK.SericIII.Bd.4.S.882.
а* Ibidcm.
»• Wclleslci/ F. A. Thc Paris Embassv.., p. 91-95.
** AGKK. Serie III. Bd. 1. S. 1002.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
тике за «недостаток дальновидности и энергии» в его политике в кавказском
вопросе.
Британский еженедельник «Экономист», влиятельный орган промышленных и
финансовых кругов, отмечал в Парижском договоре упущение, достойное
сожаления: Россия сохранила свои владения на Кавказе, откуда она могла по-прежнему угрожать
Тегерану и Константинополю1*.
Некоторые западные публицисты утверждали, что на Парижском конгрессе
великие державы косвенно помогли России покорить Черкесию, поскольку русским разрешат
иметь в Черном море 10 военных кораблей вместо двух, предусмотренных по
предварительному соглашению, и не запретили восстанавливать крепости и ограничивать
свободу международной торговли на кавказском побережье428.
Британский военно-политический эксперт и дипломат-практик Генри Роулин-
сон считал Кавказ едва ли не идеальным местом для генерального сражения с
Россией за право господствовать на Востоке. Англии, по его мнению, было
необходимо высадить свои, а не турецкие, войска в Мингрел пи, установить тесное
взаимодействие с «жаждущим действия Шамилем», «поднять недовольное
население Грузии и Армении», субсидировать тегеранский двор и мобилизовать
ост-индскую армию для потенциального использования ее на пространстве от
Индии до Багдада и Курдистана. Столь убедительная демонстрация серьезности
британских намерений, кроме всего прочего, помогла бы шаху избавиться от
колебаний и вступить в войну, чтобы вернуть себе восточное Закавказье. Роулин-
сон писал, что «никогда еще единство интересов двух стран (Англии и Персии—В. Д.)
не было более очевидным»2*.
Авторитетный голос Роулинсона, не потерявшийся в многоголосье критиков
стратегии Лондонского кабинета, точно отражал взгляды определенной части
британского правящего класса. Хотя эти взгляды, применительно к уже завершившейся
Крымской войне, не имели практического значения, они были важны как призыв
извлечь уроки из ошибок, что британское правительство отчасти и пыталось
сделать в конце 1850-начале 1860-х гг.
Конечно, европейское равновесие изменилось не в пользу России. Ее роль в
«концерте» великих держав резко упала по сравнению с эпохой, расположенной между
Венским конгрессом и Крымской войной. На востоке же, напротив, победы под Баш-
кадыкляром, Кюрюк-даром и Карсом подняли престиж России, ибо они, обеспечив
сохранение Кавказа в ее составе, значили в глазах народов Азии несравненно
больше, чем события в Крыму3*.
,e Thc Economist, 1856. V. 14. N 662. Р. 474.
*• Rawlinaon Я. Ор. cit. Р. 86-87,182.
^Lapinski 7. Ор. cit. Bd. 2. S. 201; Baddele) J. F. Op. cit. P. 230. БержеЛ. П. Выселение горцев с
Кавказа в 1858-1866 гг.//РС. 1882. Январь. С. 174-175.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Политическая обстановка на кавказском театре войны, как и исход войны в этом
районе, опровергли одновременно и надежды коалиционной Европы, и опасения
Петербурга, связанные с ложно-привычным представлением о Кавказе как об
уязвимом месте Российской империи1*. Об этом выспренне и верноподданнически
по форме, но верно по сути писал Кутаисский военный губернатор Н. Колюбакин:
«А меня лично, меня Русского, будет еще радовать та мысль, что послы
завистливого Запада, увидя пришедших отсюда (с Кавказа—В. Д.) в Кремль на поклонение,
вспомнят верность племен Закавказских, обманувших их коварные расчеты, и
скажут себе, что Кавказ—не тяжелая, грустная дума челу Русского Царя, а украшение
Мономахова венца, что Кавказ—не слабая, доступная их стратегическим замыслам
сторона Русского Царства, а служащая ему оплотом с Востока, чудная, незыблемая
сокровищница сочувствия и благословений возрождаемых нами племен»2*.
Тщательный анализ Парижского трактата, возможный лишь при учете
тяжелейших для России обстоятельств, предшествовавших и сопутствовавших его
подписанию, а также того наиболее вероятного исхода, к которому они могли
привести, но не привели, позволил Карлу Марксу назвать этот документ «победой
русской дипломатии»3*.
Разумеется, успех российской делегации на Парижском конгрессе в решении ряда
проблем не может изменить того факта, что царизм проиграл Крымскую войну, в
результате чего были подорваны материальные ресурсы России, обострились
социальные противоречия, а на международной арене стране в течение 15 лет пришлось
вести трудную борьбу за отмену нейтрализации Черного моря4*. Эта борьба,
требовавшая большой сосредоточенности усилий, ощутимо связывала свободу действий
России в других внешнеполитических вопросах. Если широко смотреть на
последствия Крымской войны, то надо признать, что они, в той или иной степени, в той
или иной форме, давали о себе знать до конца XIX в. Россия оказалась жертвой не
только своей относительной отсталости, но и многих других обстоятельств, в том
числе стремления Британии к мировому господству5*.
В западной историографии встречается гипотетическое утверждение, согласно
которому Россия, в случае продолжения Крымской войны, могла понести более
суровое наказание: Швеции вернули бы Финляндию, Персии—закавказские
провинции, а Черкесии—независимость429.
l*SaabA.P. Op. cit. Р. 107.
2'АКАК.Т. И. С. 712.
3' Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 88.
А* Подробно см.: Киняпина Я. С. Внешняя политика России второй половины XIX в., с. 12-115; Нароч~
ницкаяЛ. //. Россия и отмена нейтрализации Черного моря 1856-1871 гг. К истории Восточного
вопроса. М., 1989.
^SaabA.P. Op. cit. Р. 160.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
Не отрицая важности крымского театра войны, западные историки и
публицисты считали, что недостаточное, с их точки зрения, внимание британского и
французского правительств к Кавказу явилось «грубой стратегической ошибкой»,
обвиняли их в «безрассудстве» и «отсутствии политического воображения». Если
бы союзники протянули горцам руку помощи вместо того, чтобы сражаться за
«гнилую 1$чу камней» под Севастополем, то Кавказ был бы потерян для России.
Утверждалось, что в результате выбора Крыма в качестве главного объекта нападения западных
держав России, получившей свободу действий против черкесов, удалось сломить этих
«стражей Кавказа, защищавших Турцию, Персию и Индию»430.
В русле подобных высказываний отчасти находится мысль о том, что европейцы
еще не научились смотреть на Кавказ, как на проблему, прямо их касающуюся. Для
них он был «экзотической и возбуждающей воображение», но «едва цивилизованной
и совершенно им чуждой» частью Ближнего Востока1*.
Но уже некоторые современники Крымской войны давали другую оценку
планам Англии на Кавказе. В частности, Ч. Грэвилл подчеркивал иллюзорность
идеи создания независимого государства—Черкесин—на границе с Россией,
поскольку, во-первых, горцы не имели представления о правительственных
институтах, во-вторых, даже если бы удалось декларировать в мирном договоре
самостоятельность Черкесии, Россия вскоре восстановила бы там свою власть,
и этот пункт трактата остался бы «мертвой буквой» и вовлек бы англичан, «в
бесчисленные тяжбы без каких-либо удовлетворительных результатов». Что касается
продолжения войны ради «полуварварских» народов Прикаспия, то Грэвилл
считал это невозможным и ненужным. Он надеялся, что Англия, оправившись от
своего «помешательства» на почве русофобии, поймет неразумность новой
кампании против России. «Война (Крымская—Б. Д.),—писал он,—возникла из
заблуждения и ошибки, велась с искусственным и слепым энтузиазмом, и мы
(англичане—В. Д.) вполне заслужили пожать плоды унижения и разочарования
за пролитую кровь и потраченные деньги»431. После окончания Парижского
конгресса Гамильтон Сеймур признавался Кларендону: «Хотя в глубине моей
души теплилось желание доставить русским удовольствие испытать третью
A856 года—В. Д.) военную кампанию, все же для меня давно было ясно, что
надеяться на нее нельзя»2*.
По наблюдениям французского посла в Лондоне Ж.-Ж.-В. Персиньи, в Англии
долгое время руководствовались ложной идеей о возможности установления с Чер-
кесией «серьезных отношений», но доклады герцога Ньюкасла, так и не обнаружившего
в среде горцев «элементов и даже какого-либо подобия правительства», отрезвили
¦* HenzeP. В. Circassian Resislance.., p. 96.
2* Цит. по: WentkerH. Op. cit. S. 313.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Ж.-Ж,-В. Перейти
эти надежды1*. Некоторые дипломаты и
историки также высказывали мысль, что
«Англия поставила не на ту лошадь»2*.
Уже после Парижского конгресса
произошел откровенный разговор между
Кларендоном и графом Орловым.
Русский дишомат выразил искреннюю надежду7
на прочность заключенного мира, на что
британский министр ответил
наставительным замечанием. Все будет, сказал
он, зависеть от того, насколько серьезные
основания появятся у Европы, чтобы
«поверить, что нынешний император
(Александр II— В. Д.) не намерен
проводить агрессивную политику, на которую
его отец (Николай I—В. Д.) употребил
столь внушительные усилия»3*.
Суть высказанного Орловым мнения по
данному7 вопросу сводилась к следующему.
Стратегия Николая I, направленная на
экстенсивное развитие мощи России, была
ошибкой. Но Крымской войны царь точно
не хотел. Она стала неизбежной, потом} что
европейские державы этого не поняли,
проявив «неблагоразумие». Атександр II решительно настроен на проведение
«совершенно иного курса»—курса на освоение огромных внутренних ресурсов России4*.
Обрадовало это сообщение Кларендона или нет, но вскоре будут получены
первые подтверждения готовности Аюксандра II к внешнеполитическим переменам,
не обещавшим Лондон)' спокойной жизни. Финансовые средства, высвобождавшиеся
с исчезновением необходимости держать в Черном море военный флот и
соответствующую инфраструктуру, пошли не только на внутреннее «сосредоточение», но
и на внешние предприятия, которые не могли понравиться англичанам.
Крымская война привела к переориентации внешней политики Петербурга с
западного и ближневосточного направлений на среднеазиатское, где Британия
была более уязвима, где дело касалось непосредственно ее колониальных интересов
,e LesureM. Ор. cit. Р. 54.
2° MarrioltJ. Л. R. Ор. cit. Р. 226; Виноградов В. Я. Великобритания.., с. 289.
»• AGKK. Scrie 111. Bd. 4. S. 1000.
»'lbid.S. 1000, 1002.
ГЛАВА V. ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССА (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
в Индии432 и где, наконец, она не могла
рассчитывать на помощь европейской коалиции
в противоборстве с Россией433.
«Идеал» Пальмерстона так и остался
всего лишь идеалом. Непосредственные
плоды победы союзников достались
Наполеону III, более отдаленные—Бисмарку и
Кавуру. Ликующая Европа пока еще не
понимала, что поражение России не
восстановило «равновесие сил», а открыло
ящик Пандоры, запустив механизм
системной дестабилизации международных
отношений1*. Пальмерстон, пожалуй, был
одним их немногих, кто догадывался об
этом434. Но в тот момент (то есть сразу
после Парижского конгресса) главное
огорчение премьер-министра состояло в том, что
Крымская война, вопреки его надеждам, не
лишила Россию способности к
продвижению на Восток. Незадолго до смерти Император Александр II
Пальмерстон писал: «Россия может стать
хозяйкой всей Азии, исключая Британскую Индию, как только она этого захочет»433.
Крымская война, в отличие от предыдущих западных нашествий на Россию
(Карла XII, Наполеона I), состояла из периферийных военных кампании
(Севастополь, Кавказ, Балтика, Дальний Восток). Учтя печальный опыт предшественников,
союзники отказались от полномасштабного вторжения в глубь российской территории.
Они предпочли другую методику разрушения ненавистной им империи—удар но
уязвимой периферии с последующим ее отторжением. Крымская война стала
первой, но не последней серьезной проверкой имперских окраин на прочность, и новой
западной стратегии—на эффективность. В XX веке эти «испытания» будут
проводиться трижды A914-1921 гг., 1941-1945 гг., 1991 г.-но настоящее время).
Но в 1856 г. до этого было пока еще далеко. Стрэтфорд-Кашншг, не обольщавшийся
общими итогами Крымской войны, предупреждал: если николаевская Россия
поставлена на колени, то подлинная Россия возродится к прежнему величию в
недалеком будущем436.
Для российского общества война стала глубокой психологической травмой,
предопределившей неоднозначный характер последующих реформ2*. Скорее именно эта
,в См.: РевякинА. В. Указ. соч. С. 138.
2* БацасаряпВ. Э.ч Толстой С, Г. Указ. соч. С. 227.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
травма, чем объективные причины, возбудила в массовом сознании
гипертрофированные представления о масштабах системного кризиса, якобы постигшего
Россию. Всеобщая растерянность способствовала превращению этих
представлений в убеждение, ставшее для власть имущих руководством к действиям, зачастую
лихорадочным и непоследовательным.
Похоже, немаловажную роль сыграло сильное впечатление, которое произвела смерть
Николая I на русское общество и Александра II в частности. Устрашающая
символика этого события заключалась в том, что монументальная фигура «европейского
жандарма», олицетворявшая мощь и влияние России, стала жертвой вовсе не
простуды, а войны, принявшей каким-то неведомым образом роковое, для многих
сюрреалистическое направление. Поражение оказалось шоком, не мобилизовавшим,
а подавившим коллективную волю правящих кругов. С момента восшествия на
престол страх перед решительными действиями стал путеводной звездой в политике
Александра П. Он довлел над всеми монаршими решениями, вытекавшими из
чрезмерно осторожного анализа внутренней и международной ситуации. Если
Николай I обжегся на молоке, то его преемник дул на воду.
Болезненный переход от синдрома величия к другой крайности—комплексу
неполноценности—нашел выражение и во внешнеполитическом поведении Петербурга
после 1856 года. Доктрина «сосредоточения», слывущая едва ли не шедевром
дипломатического прагматизма, имела не только позитивную, но и негативную
составляющую, ибо порой ничто так не сковывало дипломатическую инициативу
«снизу», как возведенное в абсолют официальное предписание соблюдать
исключительную осмотрительность, в том числе в делах, требовавших более
смелых, нестандартных подходов.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Пожиная плоды «сосредоточения*
A856-1864 гг.)
а
Глава I
Зачем Австрии Черкесия?
Кавказ во внешнеполитической программе Александра П. (Стр. 364)-Новые покушения
на черкесские берега. (Стр. 372)-Циркуляр Буоля. (Стр. 384)
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Поражение в Крымской войне заставило русское правительство временно
ослабить свою внешнеполитическую активность в Европе и на Ближнем Востоке и
сосредоточиться на проблемах внутренней жизни государства1*.
Россия давно не чувствовала себя столь униженной, и давно проблема ее
внешней (и внутренней) безопасности не стояла так остро. После Парижского конгресса
антироссийская «коалиционная» инерция сохранялась в
политико-дипломатической сфере. Задача разрушения «крымской системы» была для Петербурга не
такой уж простой, несмотря на вновь обнажившиеся традиционные противоречия
между победителями437.
Любое резкое или подозрительное движение России грозило остановить процесс
развала «крымского» союза. В осознании этого—одна из заслуг Александра II и его
нового министра иностранных дел А. М. Горчакова, полагавших, что для России нет
другого способа вернуть себе прежний статус, кроме как заняв пассивную позицию
в Европе, где без России все равно не обойдутся и рано или поздно будут
вынуждены обратиться к ее политическим (а возможно и военным) услугам. Эта доктрина
предполагала тонкую, терпеливо-выжидательную игру, направленную на ускорение
естественного распада «крымской системы».
Более насущной и более срочной была задача обеспечения элементарной
безопасности южных границ России, обезоруженных в связи с нейтрализацией
Черного моря. Тут от Петербурга требовалось гораздо больше выдержки,
терпения и гибкости, ибо перспективы быстрого решения проблемы отсутствовали. Прежде
всего России было необходимо как можно скорее завершить длительную,
дорогостоящую и изнурительную Кавказскую войну и тем самым лишить Англию всяких
оснований считать Черкесию воюющей стороной, то есть субъектом и объектом
международных отношений2*. И в данном случае предельная дипломатическая
деликатность в отношении Европы, на которой настаивал А. М. Горчаков438,
лишь вредила делу, ибо она провоцировала Лондон на вмешательство.
Высшие сановники из ближайшего окружения Александра II расходились в
оценках источников, масштабов угроз и способов их отвращения. А. М. Горчаков и
военный министр Н. О. Сухозанет, выступая за единство внешнеполитической
стратегии, предлагали азиатские проблемы целиком подчинить европейским. На
практике это означало: если Россия стремится избегать войны в Европе, то ей
следует делать то же самое и на Востоке. Кавказ и Среднюю Азию они считали
сферами рискованного расточения государственных сил в ущерб главным
целям—восстановление позиций России в Европе и внутрироссийские реформы,
которые трудно проводить на фоне высокой внешнеполитической активности.
А. М. Горчаков тогда еще питал иллюзии о возможности создания русско-французского
!*КиняпинаН. С. Внешняя политика России второй половины XIXв. М., 1974. С. 12-14.
2* GillardD. R. Ор. cit. Р. 102.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
союза и использовании его в
интересах России, в том числе и в Азии,
где Париж, как надеялся министр
(?!), будет поддерживать
Петербург против англичан.
Новый кавказский наместник
А. И. Барятинский—одно из самых
доверенных лиц Александра II—
иначе понимал проблему целостности
внешней политики России. Эта
целостность, с его точки зрения,
нисколько не пострадает, если
Петербург признает, что российская
стратегия в Европе должна быть
основана на одних принципах
(оборонительных) , а в Азии—на других
(наступательных). Более того,
именно различие в средствах и
обеспечит единство и достижимость
цели. Лишь с помощью
наступательной политики на Востоке удастся
России сдержать антироссийскую
политику Англии в Европе, и не
только в Европе. Расценивая англо-
иранскую войну 1856-1857 гг. как
продолжение Крымской войны,
Кавказский наместник А. И. Барятинский
А. И. Барятинский был уверен, что Кавказ нужно поскорее превратить в надежную
стратегическую точку опоры, откуда российская армия могла бы реально угрожать
британском}7 влиянию в Турции, Иране, а главное—в Индии1*.
В азиатских делах Александр II был склонен разделить скорее взгляды
А. И. Барятинского, чем А. М. Горчакова. Если англичане готовы ударить по
уязвимым местахМ Российской империи, то русские должны быть готовы нанести
ответный или упреждающий удар по ахиллесовой пяте Британской империи—Индии, где
в 1857 г. весьма «кстати» вспыхнуло восстание сипаев. Царь полагал, что у
России, стреноженной в Европе «крымской системой», есть одно средство против, как
казалось, растущих аппетитов Англии—свобода действий в Азии.
,eRieberA. J. The Politics of Autocracy. Letters of Alexander II lo Prince A. I. Bariatinskii, 1857-1864.
Paris and The Hague, 1966. P. 71-72.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Вместе с тем Александр II не собирался безоглядно следовать советам А. И.
Барятинского, прогноз которого о неминуемости новой войны с Англией царь если и
считал небезосновательным, то, во всяком случае, действовал так, чтобы он не сбылся,
иначе говоря,—осторожно. В политических решениях Александра II напористость
А. И. Барятинского как бы уравновешивалась профессиональной осмотрительностью
А. М. Горчакова.
Но это стремление императора к синтезу не распространялось на его
представления о том, что нужно делать на Кавказе. Здесь он целиком был на стороне
А. И. Барятинского, настаивавшего на мобилизации значительных средств для
скорейшего завершения Кавказской войны с целью устранения главного препятствия
к превращению региона в органичную часть политического, административного
и хозяйственного организма Империи. Александр II снабдил кавказского
наместника полномочиями, сравнимыми разве что с теми, которые имел М. С. Воронцов,
и предоставил карт-бланш на решение главной задачи—полного подавления
движения Шамиля1*.
Высочайшая поддержка была для А. И. Барятинского тем важнее, что в
российских военных кругах укоренились сомнения в возможности скорого и прочного
«замирения края», а иные вообще считали нереальным выиграть у горцев войну,
которую те вели по своим правилам. Подобного рода настроения способствовали
возрождению старой идеи о целесообразности заключения мира с Шамилем, с тем чтобы
через прирученного имама контролировать ситуацию на подвластной ему территории439.
В российском МИДе сочувственно относились к этой идее, ибо она позволяла
предъявить Западу главный аргумент в пользу незаконности и бесперспективности
его вмешательства в кавказские дела.
А. И. Барятинский отвергал такой сценарий с полной решительностью и с
полной уверенностью в близкой победе. Он не верил в эффективность соглашений с
Шамилем, о чем свидетельствовал весь опыт Кавказской войны. Наместник был твердо
убежден в том, что войну нужно завершить не договором с имамом, проку от
которого не будет никакого, а безоговорочной капитуляцией вождя мюридов, которая
станет самым убедительным доводом для горцев, уважающих силу и
превосходство. А. И. Барятинский прекрасно осознавал, что император не сможет поддерживать
его бесконечно, и только победа выбьет козыри из рук тех, кто ратует за
компромиссные альтернативы24.
А. И. Барятинский, в принципе не отвергая предложенную А. М. Горчаковым
доктрину «сосредоточения», считал, что задача завершения Кавказской войны
органично вписывается в логику этой концепции постольку, поскольку речь идет о
!*См.: Brooks W. E. The Politics of the Conquest of the Caucasus, 1855-1864 //Nationalitics Papers,
1996. V. 24. № 4. P. 649-660.
29 Brooks W. E. The Politics.., p. 655.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
войне «домашней». Получив
Кавказ в свое безраздельное ведение,
наместник вместе с начальником
своего генерального штаба
генералом Д. А. Милютиным440, провел
военно-реорганизационные
преобразования в Кавказской армии441
и дал новый, мощный импульс
ермоловской системе методичного
окружения и сдавливания очагов
сопротивления мюридов1*.
А. И. Барятинский ввел прямое,
имперское управление в Мин-
грелии, Абхазии и Сванетии.
Двусмысленный статус, а в ряде
случаев и двусмысленное поведение
их владетелей активно
использовались союзниками во время
Крымской войны, и оставлять без
изменений эту привлекательную
для врагов России ситуацию Генерал Д. А. Милютин
наместник не собирался24.
Он не провоцировал, но и не препятствовал первой, еще не значительной волне
эмиграции горцев в Турцию в 1856 г., рассматривая ее как явление, избавляющее
Россию от враждебных элементов и излишних военных проблем на Северном
Кавказе. Не менее важным, с точки зрения А. И. Барятинского, было и то, что
ослаблялась потенциальная социально-политическая база, на которую, как прежде,
могли бы опираться османские и английские эмиссары34.
Одна из задач, вставших перед царизмом, была связана с необходимостью
завершить как можно скорее длительную, дорогостоящую и изнурительную борьбу с
горцами Северного Кавказа. Пока продолжалась Кавказская война, Англия,
скрывавшая экспансионистские цели под ликом поборницы «свободы», имела кое-какое
основание считать Черкесию объектом международных отношений.
В Форин оффис понимали, что столь удачный, как в Крымскую кампанию, шанс
отнять Кавказ у России уже не представится и поэтому после 1856 г. такой задачи
,в См.: ДегоевВ. В. Имам Шамиль: пророк, властитель, воин. М.: «Русская панорама», 2001. С. 218-
222.
20 Подробно см.: Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 115-120, 161-164.
3' GillardD. R. Op.cit. P. 104.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
в прежних масштабах не ставили. Теперь Лондонский кабинет вынашивал более
«скромные» планы: затянуть войну между русскими и горцами, создать для России максимум
затруднений на Кавказе, сковать ее огромную армию, тем самым надолго отстранить
Петербург от ближневосточных и среднеазиатских дел, вершить которые англичане
хотели единолично. Правда, в кругах, близких к правительству Англии, по-прежнему
сохранялась надежда приобрести в лице Черкесии еще одну сферу влияния.
По меткому замечанию русского историка А. Л. Зиссермана, английское
правительство хорошо сознавало, как важно «оставить на ее (России—В. Д.) организме
род недуга», способного истощать и без того расстроенные финансы государства,
удерживать лучшую по боевым качествам часть армии на далекой окраине, связывать
свободу действий России, одним словом, помешать ей оправиться после Крымской
войны14. Тяжелое экономическое положение страны и назревавшая революционная
ситуация, казалось, благоприятствовали осуществлению этих намерений.
Парижский договор, «нейтрализовавший» Черное море, ограничил для
Петербурга возможности препятствовать британским проискам в Черкесии, способствуя
там состоянию «беспрерывности смут». В случае возникновения новой войны
черноморское побережье России оказывалось беззащитным перед угрозой со стороны
флота Англии, Франции и даже Турции, сохранявшей право держать боевые корабли
в Проливах, на которые нейтрализация не распространялась, и в Архипелаге20.
Однако Парижский трактат формально обязал Лондон не вмешиваться в кавказский
вопрос. При таких обстоятельствах англичанам приходилось гораздо чаще, чем
раньше, действовать через подставных лиц—польских эмигрантов и турок. Указанные
особенности политики Англии на Кавказе проявились на ее заключительном этапе,
длившемся с 1856 по 1864 гг.
« * *
В каком-то смысле Крымская война совершенно изменила систему военного и
геополитического мышления Петербурга. Внешние угрозы российской периферии
вообще и Кавказу в частности, некогда казавшиеся теоретическими, стали абсолютно
реальными. Это заставляло думать о более активных и изощренных формах обороны
от главного соперника России на Востоке—Англии.
В 1856 г. в российских высших военных кругах чувствовалась большая озабоченность
положением дел на Кавказе: в Черном море по-прежнему господствовал
англофранцузский флот, имевший прямой доступ к территории Черкесии, и не было никакой
гарантии, что союзники не воспользуются данным обстоятельством во вред России.
1* Зиссермап А. J. Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский. Т. 2. М., 1890. С. 204-
205.
2* Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. СПб., 1907. С. 138-139,148; Фадеев Р. А. Письма с Кавказа
//Собр. соч. Т. 1.4.1.СП6., 1889. С. 129-130; Восточный вопрос, с. 148-149; СкрицкийН.В.
Указ. соч. С. 387-388; GoldfrankD. M. Op. cit. Р. 297.
ГЛАВА 1. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРККСИЯ?
Восточная часть черноморской акватории, как важной военно-коммуникационной
линии, была закрыта для русских кораблей. В случае обострения обстановки в
Закавказье Россия лишалась возможности среагировать быстро и эффективно.
В этой связи русские военные теоретики и практики указывали на необходимость
значительно расширить сферу присутствия России на Каспии, пока ее не опередила
Англия442. Предлагалось завести там военную флотилию и дать мощный толчок
развитию коммерческого судоходства. Идея была рассчитана на одновременное
решение трех задач: стратегической, политической и экономической. Стратегическая,
ключевая составная предусматривала создание на берегах Каспийского моря (за
исключением, естественно, его южной, иранской части) военно-морской инфраструктуры—от
небольших опорных пунктов до крупных первоклассных баз. Имелось в виду превратить
Каспий в обширный стратегический регион многофункционального назначения.
Он должен был обеспечить надежную коммуникационную связь с русскими войсками
в Закавказье, укрепить политическое и экономическое влияние России в Иране.
Подразумевалась еще одна, крайне актуальная в тогдашней международной
обстановке цель. На случай, ест Англия, учитывая исключительную уязвимость
России в Черном море и еще не оконченную Кавказскую войну, вознамерится угрожать
русским позициям на Кавказе, было очень важно иметь возможность защититься от
такой перспективы путем создания для англичан встречной угрозы. Дш этого не
существовало иного способа, кроме как нанести контрудар по британским владениям в
Индии443. Именно с этой целью предполагалось обосноваться на восточном
побережье Каспия и использовать его в качестве плацдарма для продвижения к индийским
границам—через Мешед, Герат и Кандагар1*. Однако без превращения Кавказа в
прочную тыловую базу, все эти проекты теряли смысл2*.
Новизна момента, по сравнению с первой половиной XIX в., заключалась в том,
что Каспий становился единым геостратегическим пространством, органично
объединяющим все его фланги—западный (Кавказ), восточный (Средняя Азия),
южный (Иран) и северный (Россия). Завоевание Средней Азии во второй половине
XIX в. в значительной степени явилось следствием этой новой реальности, едва ли
не основное содержание которой сводилось к необходимости, во-первых, найти
контригру против Англии; во-вторых, решить вековую проблему небезопасного соседства
со среднеазиатскими территориями; в-третьих, гарантировать статус-кво в
иранском государстве.
Произведенная после Крымской войны переоценка геостратегического и
политического значения Кавказа для России имела еще один аспект. Оборотной стороной
понимания уязвимости этого региона извне стала не только осторожность в обще-
*•Милютин Д. А. Воспоминания 1843-1856.., с. 426-427; Онже. Воспоминания 1856-1860. М.,
2004. С. 55; Кавказ и Российская империя.., с. 159-161.
2* Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 168; Кавказ и Российская империя.., с. 164-165.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
нии с Европой по кавказскому вопросу, но и заметная активизация усилий по
превращению Кавказа в органичную и хорошо защищенную часть империи.
Осознание экономической отсталости России все очевиднее проецировалось на
Кавказ, где предполагаюсь осуществить крупномасштабную военно-территориальную
реформу. (Ей будет суждено стать прообразом общероссийских преобразований в
военной области.) Ее авторы—А. И. Барятинский и начальник его генштаба
Д. А. Милютин—проводили мероприятия, выходившие за рамки стратегических задач.
Убедившись на недавних печальных примерах в том, какую роль играет
транспортная система в обеспечении обороноспособности и цельности империи, эти люди
уделили особое внимание строительству дорог на Кавказе, учреждению речного
судоходства по кавказским рекам и развитию морского сообщения вдоль побережий Черного
моря и Каспия. Появились проекты прокладки железных дорог: Баку—Тифлис—
Поти, Тифлис—Мингечаур—иранская граница, и даже Владикавказ—Тифлис
(через Кавказский хребет).
Таким образом, Кавказу фактически отводилась роль транзитного региона,
соединявшего два моря по линии восток—запад, и Россию с Передней Азией по
линии север—юг. Ставился вопрос об установлении телеграфной связи между
Петербургом и Тифлисом1*.
Однако все это были планы на перспективу. В 1856 г., сразу же по окончании
Крымской войны, А. И. Барятинский был больше озабочен оперативными, не терпящими
отлагательств задачами. Союзный, особенно британский, военный флот
продолжат хозяйничать в Черном море, разгуливая вдоль кавказского побережья, поддерживая
горцев материально и морально, наведываясь даже в Керченский пролив. В
Англии поговаривали о том, чтобы «завести в Черном море новую Мальту»2*. Перед
лицом этих угроз Кавказ, как территория России, был абсолютно не защищен,
поскольку Черноморская береговая линия подверглась упразднению еще в 1854 г.
А. И. Барятинский выступил с идеей о неотложной необходимости
восстановления этих укреплений (Анапа, Суджук-кале [Новороссийск], Сухум-кале и Гагры) и
учреждения морского таможенно-пограничного надзора над побережьем для
предотвращения контрабандных поставок оружия горцам3*.
Чтобы не нарушать условия Парижского трактата, предлагалось вооружить
частные торговые суда и использовать их для несения крейсерской службы. Против этой
идеи резко выступил А. М. Горчаков, опасавшийся, что ее реализация приведет к
серьезныхМ международным инцидентам, и предлагавший открыть на кавказском
побережье несколько пунктов для легальной торговли иностранных купцов с горцами.
10Милютин Д. А. Воспоминания 1850-1860.., с. 54-57,281-282; Онже. Воспоминания 1860-1862.
М., 1999. С. 123.
^ Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 58.
з-АКАК.Т. 12. С. 693-696.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
В результате между А. И. Барятинским и МИДом возникли длительные трения,
арбитром в которых стал Александр II14.
Чувство уязвимости России усиливалось на тревожном фоне активизации
Англии на Среднем Востоке, последовавшей через несколько месяцев после Парижского
конгресса24. В конце 1856 г. британские войска разгромили иранскую армию,
принудив шаха к отказу от притязаний на Герат и к предоставлению Англии режима
наибольшего благоприятствования в торговле3*. В результате упрочилось
британское влияние не только в Тегеране, но и в Кабуле, правитель которого предпочел
щедрую опеку Лондона русской опеке4*.
Почти одновременно начатая англичанами война против Китая умножила
подозрения и без того крайне настороженного Петербурга о том, что его традиционный
соперник на Востоке, вдохновленный уже состоявшимися победами и уверенный в
новых, перешел в широкое наступление5*.
А. И. Барятинский был почти убежден в этом. По его мнению, Англия, имея в своих
руках такой ключевой стратегический пункт, как Бендер-Бушир, могла подчинить
себе Иран, включая Гилян и Мазендеран, поднять британский флаг на Каспии и
поставить Россию в критическое положение в Дагестане и в закаспийских степях.
Барятинский считал необходимым немедленно перехватить у англичан
инициативу и для противодействия им сделать Каспий сферой безраздельного господства
России. Он настаивал на ускоренном развитии военно-морских сил и торгового
судоходства, устройстве укрепленных портов в Петровске, Баку и на восточном берегу
моря, откуда предполагалось открыть путь (в перспективе—железную дорогу) к
Аральскому морю и Сырдарье6*.
Барятинский имел в виду создать обширный плацдарм, позволявший держать в
постоянном напряжении англичан в Индии и тем самым сдерживать их антирусскую
политику на пространстве от Балтики до Кавказа. Рассматривая Каспий как единый
геополитический комплекс, кавказский наместник считал необходимым объединить
под своим началом Астраханскую губернию и восточное побережье Каспийского моря7*.
Это предложение встретило жесткую оппозицию в лице того же А. М. Горчакова,
усматривавшего большой риск в каждом шаге России на восток, где ее интересы
напрямую сталкивались с британскими. Были у Барятинского и оппоненты из военного
1* Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 57-59,483-484. Милютин называл идею А. М.
Горчакова «фантастической». (Там же. С. 59.)
20 См.: The Cambridge History of Iran.., v. 7. P. 394-397; Милютин Д. А. Воспоминания 1856-
1860.., с. 58, 62.
3* Киняпина Н. С. Внешняя политика России второй половины XIX в. М., 1974. С. 228.
4*Халфин Н. Л., Рассадина Е. Ф. Указ. соч. С. 141-144.
50 См.: Gillard D. R. Op. cit. Р. 96-98; Халфин Я. Л. Политика России.., с. 73, 74.
••Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 62, 63, 96.
7* Там же. С. 63.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ведомства, возражавшие, правда, по другим соображениям. Почти неизменный в
своем расположении к наместнику и личному другу Александр II в данном случае не
поддержал Барятинского, видимо, посчитав его идеи слишком радикальными и
преждевременными14.
Среди доводов против программы Барятинского внешне весьма убедительными
казались те, что были в той или иной степени связаны со ссылками на дефицит
российского бюджета. После Крымской войны вопрос о финансовых ограничениях стал
очень актуальным, зачастую нанося ущерб перспективному видению
общенациональных проблем. Д. А. Милютин писал: «В Петербурге только и слышно было об
отмене, упразднении, сокращении. Эти заботы о сокращении сделались почти
манией; не останавливались перед самыми прискорбными жертвами для
достижения сравнительно скудной экономии»2*. У Барятинского же «мысль постоянно
стремилась вперед, к идеалам будущего, которое в его глазах должно с лихвой
вознаградить затраты в настоящем»3*.
В ответ на обвинения недоброжелателей в склонности к экспансионизму, и к тому
же дорогостоящему, наместник отвечал, что он действительно привержен политике
завоевания, но—не столько оружием, сколько торговлей, средствами сообщения,
примерами для подражания, соблазнами цивилизации4*.
« « *
Сразу по окончании Крымской войны черкесской проблемой неожиданно
заинтересовалась Австрия, которая, как заметил А. М. Горчаков, уже на другой
день после подписания мира выразила сомнения в готовности России выполнять
его условия и внушала это недоверие Англии, Франции и Пруссии5*. Разумеется,
Вену заботила не судьба народов Западного Кавказа.
В апреле 1856 г. в Константинополь приехали 225 делегатов от черкесских
социальных верхов, чтобы узнать о результатах Парижского конгресса. Горцы
обратились к султану, а также к Англии и Франции (через их дипломатических
представителей в Турции) с петициями, в которых они требовали для Черкесии
установления турецкого протектората и покровительства западных держав.
Порта, приведенная в замешательство появлением столь многочисленной
делегации, попросила визитеров вернуться домой. После заключения Парижского
договора она не решалась открыто выражать солидарность с Черкесией.
Англия и Франция отказались от обсуждения этой темы: не для того они воевали,
чтобы Кавказ достался туркам. Ответ Парижа был особенно резким. Валевский
х* Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 65.
2* Там же. С. 67-68.
3* Там же. С. 67, 105.
4'Тамже. С. 96.
b*HoffmannJ. Die Politik.., S. 241.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
заявил, что французы не считают себя обязанными защищать интересы черкесов,
не оказавших помощь союзникам в войне1*.
В такой ситуации роль «устроителя» будущего Черкесии взял на себя, конечно,
не бескорыстно, австрийский канцлер Буоль. Руководствуясь
внешнеполитическими задачами Венского кабинета, он пытался вызвать осложнение отношений между
Россией и западными государствами, которое потребовало бы объединения на
антирусской основе усилий «европейского концерта» и спасло бы от развала
хрупкий альянс Австрии с Англией и Францией.
По мнению английского историка Э- Вуда, для Австрии последствия Крымской
войны были наихудшими. Выбрав роль «агрессивного (по отношению к России—
В. Д.) посредника» между воюющими сторонами и не сумев снискать дружбу ни у
одной из них, она обрекла себя на «роковую изоляцию»2*.
Вена жаждала занять хоть какое-нибудь место в комбинации сил, получившей
название «Крымской системы», ибо надеялась, опираясь на нее, приобрести балканские
земли. Чтобы свести к минимуму опасность или, по крайней мере, масштабы
вмешательства Петербурга в эти планы, необходимо было полностью и надолго отвлечь
его внимание от Европы. Способ достижения этих целей подсказал Буолю визит
черкесских депутатов.
Воспользовавшись предоставленным случаем, Буоль посылает в конце апреля—
начале мая 1856 г. запросы английскому и французскому правительствам относительно
создания международной комиссии по уточнению русско-турецкой границы в Азии.
Валевский не ответил на незамысловатые намеки канцлера.
Внешне сдержанно отреагировал и Кл арен дон, заявив австрийскому послу в
Лондоне графу Рудольфу Аппоньи, что Парижский договор не позволяет
превратно толковать русский суверенитет на Кавказе3*.
Во-первых, англичане не собирались в благодарность за усердие Буоля в кавказском
вопросе расагачиваться поддержкой его башанских притязаний, которым Вашкобритания
не сочувствовала. (Именно на такой обмен услугами рассчитывали в Австрии.)
Во-вторых, Форин оффис не желал посвящать Буоля в методы своей
кавказской политики, предпочитая после Крымской войны действовать осторожнее и
не компрометировать себя участием в незаконных авантюрах. Ведь
демонстративное несоблюдение принятых Англией международных обязательств создавало
прецедент и могло ускорить пересмотр Россией унизительных для нее статей
Парижского трактата.
Между тем Буоль поступал вполне логично, когда обращался в Лондон:
намерения канцлера совпадали с английскими, хотя Кларендон в этом не признался.
l°LesureM. Ор. cit. Р. 52-55.
**Woo<M.Op.cil.P.213.
**HoffmannJ. Die Politik.., S. 241.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Однако, как известно, его единомышленник
Стрзтфорд-Каннинг вынашивал мысль об
отторжении от России части закавказских земель под
предлогом исправления русско-турецкой
границы, предусмотренного Парижским договором1*.
В середине июля 1856 г., по свидетельству
русского генерала Г. И. Филипсона, на анапском рейде
появился британский военный пароход «Страм-
боло» «для взятия или высадки горцев или с
каким-нибудь поручением к Сефер-бею»2*.
В начале октября судно «Ронгвер» из эскадры
адмирала Лайонса проследовало с юга на север
вдоль восточного берега Черного моря. Оно
доставило к устью реки Шапсуто полсотни убы-
хов и абадзехов, возвращавшихся из
К.Ф. фон БуолЬ'Шауэнштейн Константинополя, где они справлялись о
будущем политическом устройстве края. Кроме того,
экипаж «Ронгвера» занимался картографическими исследованиями и составлял
описание берега, что едва ли делалось из сугубо познавательных соображений.
Несколько позже английский коммерческий корабль «Кенгуру» доставил из
Турции в Вардан (вблизи Сочи) Мухаммеда Эмина, произведенного султаном в звание
паши, во главе 80 горцев. Наиба сопровождали два европейца, один из которых—
английский офицер—следовал за ним неотступно444.
В бумаге, привезенной Мухаммедом Эмином из Турции, якобы говорилось, что
султан советует горцам признать власть Англии или Франции, а прибывшие
европейцы именовались генералами, уполномоченными для переговоров о действиях
против России.
«Рецепты» Абдул-Меджида вызвали негодование в народе. Его обвинили в
желании продать черкесов иностранцам. В Сухум-кале капитан «Кенгуру» не
предъявил коменданту никаких документов и отказался объяснить цель визита, сославшись
на Парижский трактат, по которому Черное море провозглашалось открытым для
торговли всех наций. Капитан пообещал в скором времени вновь вернуться в
Вардан за грузом3*.
Пользуясь отсутствием русского флота, в Черкесию зачастили турецкие кочермы,
привозившие сюда различные товары, преимущественно военную контрабанду4*.
^Hoffmann J. Die Politik.., S. 223-224.
2*AKAK.T. 11.С.76.
8' AKAK. T. 12. С 705-706, 714.
4* ШССТАК. С 470-471; Щербина Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 553.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
Подобные беспрепятственные рейсы
иностранных судов, помимо того, что они
способствовали вооружению горцев, имели
морально-психологическое значение, вдох-
новляя их на продолжение борьбы, порождая
ложные, невыгодные для России толкования
Парижского договора. Многие черкесы
рассуждали так: если русские не мешают
иностранцам торговать на Кавказе, то они
либо бессильны это сделать, либо верны
слухи, будто отныне Черкесия находится
под покровительством Англии и Турции445.
Противоречивость формулировок
Парижского трактата, касавшихся Кавказа,
ставили русскую администрацию в этом
регионе в двусмысленное положение. С
одной стороны, статья, провозглашавшая
статус-кво в Азии, косвенно
подтверждала права России на Черкесию,
приобретенные по Адрианопольскому Султан Абдул-Меджид
договору 1829 г., но вместе с тем
санкционировалась свобода торговли всех наций в Черном море, которая в условиях
Кавказской войны практически означала свободу снабжения горцев оружием, а еще
конкретнее—свободу деятельности, направленной на отторжение Черкесии от
России. Иначе говоря, одновременно с официальным признанием суверенитета
России, обеспечивались широкие возможности нарушения его1*.
Петербург стремился разрешить противоречие так, как требовали того интересы
безопасности страны и задачи скорейшего установления мира на Кавказе.
* * *
В конце 1856 г. русскому послу в Константинополе стало известно о готовившейся
экспедиции на Кавказ так называемого англ о- польского легиона, участвовавшего
в Крымской войне и не распущенного после нее. Непосредственное командование
им предполагали возложить на полковника Теофила Лапинского. В числе
вдохновителей и организаторов похода называли В. Замойского, Ферхад-пашу,
начальника турецких почт Исмаил-пашу и Стрэтфорд-Каннинга1,6.
В распоряжение легионеров предоставлялись два корабля, один—английский—
«Кенгуру», другой—турецкий—«Аслан». В начале февраля 1857 г. последний
стоял в константинопольском порту, готовый к отправке. На нем имелось 1600 цент-
t'HoflmannJ. DiePolitik.., S. 231.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
неров пушечного пороха, 1000 центнеров пуль, 40 ящиков с ружьями и 5-6 орудий
малого калибра. Поверх этого для маскировки погрузили 2 тысячи (по другим
данным 3 тысячи) килограммов соли.
Обеспокоенный этими фактами Бутенев решил незамедлительно объясниться с
великим визирем Решид-пашой. Посол указал на несовместимость
приготовлений, происходивших на виду у турецкого правительства, с заверениями султана о желании
укреплять «мирные отношения и доброе дружеское соседство» с Россией.
Решид-паша осудил «столь дерзкие деяния», пообещав безотлагательно
провести самое строгое расследование и не замедлить сообщить Бутеневу о результатах1*.
Однако предотвратить отправку «Аслана» и «Кенгуру» не удалось: ей тайно
потворствовали турецкие министры, а, возможно, и сам Решид-паша.
Неудовлетворенный сбивчивыми оправданиями великого визиря и потерявший
доверие к нему Бутенев заявляет протест султану, который в ответ выразил
неудовольствие случившимся, отдав приказания отыскать и наказать виновных и впредь
не допускать подобных инцидентов. Абдул-Меджид даже согласился выполнить
просьбу посла об обнародовании специального фирмана, осуждающего враждебные
вылазки против России и предписывающего Сефер-бею и Мухаммеду Эмину
вернуться в Константинополь под угрозой разжалования2*.
А. М. Горчаков просил Бутенева настаивать, чтобы расследование дела «Кенгуру»
не обернулось «разыгранной комедией»3*.
Учрежденная султаном следственная комиссия арестовала в феврале 1857 г.
Исмаил-пашу и Ферхад-пашу, а затем выслала их в Анатолию447.
Был обнародован фирман, воспрещавший, как официально наказуемые, сношения
турок с кавказскими горцами. То ли по недосмотру, то ли по умыслу7 документ не
получил широкой огласки, будучи разосланным лишь пашам и комендантам в восточной
части государства4*.
Мухаммеда Эмина вызвали в Константинополь, арестовали и отправили в Дамаск
в почетную ссылку, назначив ему ежемесячное пособие в 5 тыс. пиастров5*.
Интернированием наиба Турция добивалась двух целей: угождала России и избавляла
своего ставленника в Черкесии Сефер-бея от политического соперника, который
не очень благогова! перед Абдул-Меджидом и поэтому был неудобен для Порты. (Вопреки
слову, данному Бутеневу, султан оставил Сефер-бея на Кавказе.)
Впрочем, эти запоздалые меры не могли помешать «Кенгуру» и «Аслану» достичь
Туапсе. Здесь в конце февраля высадилось около двухсот авантюристов, главным обра-
¦• КС. 1887. Т. И. С. 574-578; ШССТАК. С. 464-466.
*• КС. 1887. Т. 11. С. 587.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 41. 1857 г. Л. 49.
*'КС. 1887. Т. 11. С. 587-589.
*pLapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 109-110.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
зом, польского и, отчасти, венгерского происхождения, под командованием
полковника Лапинского, с большим количеством оружия и боеприпасов448.
Согласно одному, возможно непроверенному, сообщению из русского
источника, вместе с Лапинским «на берег сошли два турецких и несколько английских
генералов», чтобы провести совещание с Сефер-беем и Мухаммедом Эмином449.
Легионерам предстояло разжечь шедшую на убыль войну черкесов против
России, организуя боевые операции в широком масштабе с применением артиллерии
и европейских методов, увлекая своим примером. Они также надеялись ослабить натиск
российских войск на Шамиля.
Лапинский имел несколько экземпляров воззваний, предназначенных для
распространения в русской армии. Солдаты, особенно поляки, подстрекались к
массовому переходу на сторону черкесов. Как выяснилось, экспедиция снаряжалась
под опекой Стрэтфорд-Каннинга, Решид-паши и австрийского интернунция
Антона Прокеш-Остена. Организационную часть возложили на графа Замойского,
которому британское правительство пожаловало чин генерал -лейтенанта и
пожизненную пенсию в 1400 фунтов стерлингов годовых. Англичане обеспечили отряд
вооружением, обмундированием на 500 человек и деньгами. Турки отпустили из
константинопольского арсенала 6 пушек и много боеприпасов. Флибустьеры доставили
с собой из Европы также машины для чеканки фальшивой монеты.
В первые месяцы пребывания Лапинского на Кавказе к нему непрерывно
подвозили морем большие грузы орудий, пороха, свинца, снарядов, новые пополнения солдат1*.
В начале мая 1857 г. к отряду присоединился венгерский ренегат Мехмед-бей
(Банья), занявший в нем место помощника командира2*.
Горцам было заявлено, что легион прибыл в Черкесию по повелению султана, чтобы
при содействии англичан обратить ее в «свободную страну... под
покровительством сильных держав».
Лапинский принялся создавать регулярную армию с такими родами войск, как
артиллерия, пехота и кавалерия. Его планы предусматривали организацию на черкесском
побережье военно-торговых факторий, которые одновременно служили бы
оборонительными крепостями и рынками, куда поставлялись бы иностранные товары и
откуда сбывались бы за границу невольники, местное сырье и изделия. Формы
управления этими факториями должны были послужить основой для внедрения
государственных начал в общественную жизнь горцев3*.
Сведения о высадке англо-польского легиона обеспокоили русские власти в Чер-
кесии. Успешный десант создавал, по мнению Наказного атамана Черноморского
«• КС. 1887. Т. 11. С. 592-594; IMaurierEd. La Russic dans le Caucasc//RDM. 1861. T. 32. P. 957.
**ШССТАК. С 472. Подробно см.: КС. 1887. Т. И. С. 599-621.
3* Абцедарий. Искатели приключений в среде населения Западного Кавказа в 1857 году //КОВ. 1874.
№ 17. С. 3; № 20. С. 3; № 22. С. 4; № 23. С. 3.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
казачьего войска генерала Г. И. Филипсона, значительные военные и политические
затруднения для России. Появление европейских флибустьеров грозило примирить
две враждовавшие партии—Сефер-бея и Мухаммеда Змина450 и произвести
«совершенный переворот» вЧеркесии, приостановив начавшийся процесс нормализации
отношений между Россией, с одной стороны, шапсугами и натухайцами—с другой.
В случае же если придется иметь дело с хорошо вооруженным противником,
располагающим артиллерией, то Филипсон даже опасался за судьбу Анапы и
Екатеринодара и предлагал целую систему мероприятий по укреплению
обороноспособности русских войск.
Кроме того, он не исключал открытой английской интервенции на Кавказе1 \ На
подобные подозрения наводила не только ведущая роль Англии в организации
подрывных акций против России, но и двусмысленное присутствие, после
заключения мира, британского флота в Черном море. Опыт Крымской войны показал,
насколько Кавказ в стратегическом отношении уязвим со стороны моря2*.
«Снабжение горцев оружием и всеми военными средствами, доступными только
современной европейской образованности, приняло вид системы, в которой
главными двигателями являются не частные лица (курсив мой—В. Д.), не могущие найти
в этом торговых выгод»,—писал Филипсон. Его озабоченность полностью
разделял наместник Кавказа А. И. Барятинский3*. Они оба, поддерживаемые великим князем
Константином Николаевичем, ратовали за восстановление блокады кавказского
побережья и учреждение крейсерства вдоль него с целью воспрепятствовать
постоянному притоку сюда оружия и авантюристов.
Однако существовала проблема отыскания средств для выполнения этих задач,
ибо устанавливать блокаду имело право государство, способное фактически
обеспечить ее с помощью военного флота451. Парижский договор разрешал России
держать на Черном море 6 малых корветов, из которых только половину можно было
отрядить для сторожевой службы. Поэтому Барятинский предлагал в качестве
выхода из положения учредить блокаду не в том виде, в каком она
предусматривалась международными нормами. Наместник считал «не политичным» традиционное
применение этой меры, допустимое лишь при состоянии войны между странами,
в то время как царское правительство представляло Европе черкесов своими
восставшими подданными.
По мнению Барятинского, в подобной ситуации следовало ввести позволительные
для любой державы строгие таможенно- карантинные правила и широко объявить их.
Тогда появилась бы возможность, во-первых, использовать для охраны берега не
только военный, но и гражданский флот, во-вторых,—лишить западные государства
»*АКАК.Т. 12. С. 712-715.
*• Allen W. E. D. and MuratoffP. Ор. cit. P. 106.
3* АКАК. Т. 12. С. 717-718, 732.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
оснований для двусмысленного толкования русских постановлений1 *. Таким путем,
маскируя фактическую блокаду формальным соблюдением международных законов, могла
Россия обеспечить себе свободу действий. (Еще в июле 1838 г. адмирал М. П.
Лазарев предписал командирам сторожевых судов, дежурившиху побережья Западного Кавказа,
ссылаться при задержании и осмотре подозрительных иностранных кораблей не на
«блокаду», а на правила «морской кордонной собственных берегов стражи»2*.)
Великий князь Константин Николаевич также советовал во избежание
просачивания контрабанды на Кавказ допускать в порты, открытые для торговли, лишь купцов,
располагавших визами от русских консулов за границей3*.
В конце концов, несмотря на трудности, крейсерство возобновилось, хотя и не
являлось достаточно эффективным452. Из опыта прошлого было известно: одной
блокадой, тем более плохо организованной, можно добиться немногого, разве что
ограничения торговли горцев с Турцией и стеснения их некоторых обычаев, вроде
паломничества в Мекку. Блокада, задуманная как средство умиротворения края,
вызывала только раздражение черкесов, усиливала их недоверие к России, давала повод
к антирусским инсинуациям англичан и турок. Затраты на нее не оправдывались
результатами, ибо ее не подкрепляли другие, политические акции, относительно которых
в августе 1857 г. Филипсон делился своими соображениями с Д. А. Милютиным,
начальником штаба Кавказского корпуса.
Филипсон полагал целесообразным поставить западнокавказские племена перед
необходимостью покупать нужные им товары у русских купцов. Привыкнув
связывать проблему удовлетворения жизненных потребностей исключительно с Россией
и убедившись в ее готовности торговать с ними, горцы станут постепенно отходить
от военных занятий. Фактически Филипсон выступал за возобновление практики
30-х годов, продолжавшейся недолго. Он также считал излишними и бесполезными
ущемления таких традиций, как выезд мусульман в Мекку и работорговля4*.
В духе примерно тех же идей высказывался русский консул в Трапе^унде А. Н. Маш-
нин. Доказывая неэффективность одних лишь запретительных мер, он предлагал для
пресечения военной контрабанды «монополизировать» с помощью судов «Русского
общества пароходства и торговли» транспортировку товаров из Турции в Черкесию
и обратно. Это новшество, согласно рассуждениям Машнина, не только принесет
экономические выгоды и прекращение незаконного провоза оружия, но и пробудит доверие
горцев к России, ибо «торговля всегда была и будет лучшей дорогой к сближению,
а на Востоке она, кроме того, имеет чисто политическое значение»5*.
1* Касумов А. X. Англо-турецкие происки на Северном Кавказе после окончания Крымской войны
A853-1856 гг.) //УЗКБГУ. 1959. Вып. 5. С. 267-269.
«• М. П. Лазарев.., т. 2. С. 307.
:>*АКАК.Т. 12. С. 729, 741.
*• АКАК. Т. 12. С. 741, 748-750.
»• ШССТАК. С. 478-479.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
После Крымской войны возросло значение Кавказа как рынка для английских,
турецких и австрийских товаров. Если в 1848 г. в Трапезунд-—торговые ворота
Ближнего и Среднего Востока,—было доставлено товаров на 10963000 руб., то в
1858 г.—на 27877120 руб. Это были, в основном, изделия из хлопка, 90% из них—
английские. Экспорт из этого порта увеличился с 1508100 до 8373614 руб.
Большая часть привозимых товаров предназначалась для Ирана, Грузии и Средней
Азии. Поскольку караванные пути через турецкую территорию находились в
плохом состоянии, в Лондоне серьезно рассчитывали на восстановление европейского
транзита через Закавказье, существовавшего до 1831 г. Английская продукция
попадала на Кавказ нелегально. Широкое распространение получила контрабанда в
Мингрелии и Черкесии. Она приносила британским купцам немалую выгоду. Одна
кочерма с грузом на 2,5 тыс. руб. делала в год три оборота между Трапезундом и Чер-
кесией и каждый давал 35% прибыли1 *.
Активизация британской торговли на Кавказе была следствием
финансово-экономического закабаления Турции Англией, начавшегося с англо-турецкого
фритредерского договора 1838 г. и усугубившегося серией займов 50-х годов2*.
В первые годы после Крымской войны русским властям удавалось перехватывать всего
2% от общей массы товаров, отправленных из Турции на Западный Кавказ. В 1857 г.
к горцам было привезено товаров на сумм}7 600 тыс. серебряных рублей, а вывезено—
на сумму 1,5 млн. Черкесского побережья достигло от 2,5 тыс. до 3 тыс. турецких кочерм3*,
в 1858 г.—800 кочерм с разными изделиями, включая порох и оружие4*.
В следующем году сбылся прогноз Машнина: число контрабандных судов
сократилось до 1985*. Это—следствие падавшего спроса на военную продукцию ввиду усиления
прорусской ориентации среди черкесов. Кроме того, коммерческие перевозки
между Трапезундом и Кавказом постепенно переходили под контроль молодого, но
быстро утверждавшегося «Русского Общества пароходства и торговли»6*. Первая
половина 1862 г. отмечена особенно высоким уровнем легальной торговли между
Грузией, Черкесией и Трапезундом7*.
¦• WiderszalL. Op. cit. Р. 171; АКАК. Т. 12. С. 572-575.
2* Фалеева!!. J. Указ. соч. С. 86, 92, 95-96,101; Шеремет В. И. К характеристике положения
Османской империи в годы Крымской войны (взаимосвязь политики и финансов) //Тюркологический
сборник 1979. М., 1985. С. 168-170; Коймен О. Империализм свободной торговли Оттоманской
империи //V Международный конгресс экономической истории. М., 1970. С. 17-18.
3*Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 56-57, 59-60.
4-ШССТАК.С477.
5'АКАК. Т. 12. С. 576.
«• Там же. С. 572-575.
?* Farley L./.TheresourcesofTurkey.L., 1863. Р. 117-U8;/««OM?ia.TheTabriz-Trabzontrade, 1830-
1900: rise and decline of a route//IJMES. 1971. N 1. P. 22.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
То, что 20 лет назад беспокоило преимущественно британских публицистов и
политиков, стало теперь актуальной проблемой для британской буржуазии, приступившей
к активному экономическому освоению Кавказа и не желавшей терять новую сферу
предпринимательской деятельности453.
В июле 1856 г. британский посол в России Джон Воудхаус попросил Горчакова
разъяснить ему условия торговли на восточном побережье Черного моря,
подчеркнув важность этого района для экономических интересов Англии и не преминув
напомнить, что его страна по-прежнему не признает Черкесию частью России.
Горчаков доказывал невозможность мирной торговли иностранцев с черкесами, поскольку
предметом ввоза являлось, в основном, оружие, обменивавшееся на рабов. Он
подчеркнул, что доставка легальных импортных товаров на побережье Кавказа должна
производиться на тех же условиях, которые действовали до Крымской войны. Горчаков
утверждал о неоспоримости российского суверенитета в Черкесии, как основанного
на международных договорах. С декабря 1856 г. по апрель 1857 г., в связи с делом
«Кенгуру», русский министр не раз откровенно заявлял Воудхаусу о причастности
британских подданных к контрабандным рейсам на Кавказ, указывая на необходимость
для обоих государств не допустить повторения инцидента с «Виксеном».
Посол отвечал, что у него нет информации на этот счет, однако если английские
купцы торгуют на территории, населенной независимыми племенами,
неподвластными России, то он не считает это преступлением1*.
Горчаков выразил «сожаление и удивление» по поводу «терпимости» к
антирусским проискам Стрэтфорд-Каннинга, на глазаху которого снаряжался «Кенгуру».
Он предостерег: злонамеренные акции на Кавказе будут пресекаться всеми
доступными средствами2*.
Кларендой (русскому посланнику в Лондоне М. И. Хрептовичу) и британский
посол в России Воудхаус (Горчакову) представляли дело так, будто, во-первых,
Лондонский кабинет не обязан отвечать за путешествия английских купцов, а, во-вторых,
винить нужно турецкое правительство. Кларендону, делавшему вид, словно он
оскорблен упреками в адрес Стрэтфорд-Каннинга, Хрептович заметил, что любому чел овеку,
знающем}' Восток и широкие возможности европейских послов в Константинополе
контролировать деятельность своих соотечественников в Турции, трудно понять, как
британский дипломат мог оставаться в неведении об экспедиции «Кенгуру».
Кл арендой, вынужденный формально соблюдать условия Парижского договора,
официально заявил о своем осуждении этой акции, как незаконной. Ему пришлось
уполномочить Стрэтфорд-Каннинга известить всех британских кохммерсантов и
судовладельцев, что Лондон снимает с себя всякую ответственность за тех, кто воз-
¦'BFSP. V. 48 A857-1858). L., 1866. Р. 163-167; HoffmannJ. DiePolitik.., S. 232; LuxenburgN.
Russian Expansion.., p. 208-209.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 41. 1857 г. Л. 20 об.-21; LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 208.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
намерится участвовать в предприятиях во вред державе, «находящейся в мире и дружбе»
с Англией1*. Чтобы придать инструкции к послу больше важности, Кларендон, как
сообщил он Хреитовичу, прибег к необычному приему: он вынес ее на обсуждение
кабинета, лишь после одобрения которого отправил ее2*.
Хрептович полагал, что Россия должна «извлечь выгоду» из заявлений Кларен-
дона, поскольку они развязывают ей руки для «строгого наказания» англичан за
антирусские происки в Черкесии3*.
Между Бутеневым и Стрэтфорд-Каннингом также состоялся разговор о «Кенгуру».
Английский дипломат вел себя уклончиво, нелепо оправдывая капитана судна,
якобы не знавшего, кого и что он везет (!L*.
Британское правительство хотело успокоить Россию показными жестами. К ним,
например, следует отнести отказы Кл арендона удовлетворить просьбы о помощи,
излагавшиеся в петициях, направленных в Лондон в мае 1856 г., июне 1857 г., январе
1858 г. черкесской знатью и в апреле 1858 г.—Т. Лапинским.
6 июля 1857 г. Кларендон, знавший провокационные способности Стрзтфорд-
Каннинга, призывал его к сдержанности. «В настоящее время..,—писал он,—мы
не имеем никаких законных оснований предъявить России какое-либо требование
в связи с продолжающимися военными действиями между нею и черкесами, и
настоять на выполнении такого требования мы не могли бы, не вступая в войну с
Россией», поэтому при всем сочувствии британского правительства к горцам у него
нет права идти на издержки и жертвы новой войны «только для того, чтобы помочь
народу Черкесии»5*.
Все это не мешало британским властям тайно поощрять турецких, польских и
других авантюристов, закрывая глаза на явные доказательства участия англичан в
организации диверсий против России.
7 октября 1857 г. Петербург известил европейские страны о введении на
кавказском побережье новых таможенных правил, которые разрешали иностранным
судам посещение трех портов—Анапы, Сухум-кале и Редут-кале, располагавших
соответствующими таможенно-административными учреждениями. Во
избежание подозрений в провозе контрабанды и связанных с ними «неудобств» капитанам
кораблей, следующих на Кавказ, предписывалось иметь визы от русских
консульств в Турции. Сообщалось также, что впоследствии, если позволят обстоятельства,
правительство России откроет для свободной торговли другие места побережья,
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 41. 1857 г. Л. 20-21; Д. 104. 1857 г. Л. 279-280 об.; ср.: КС. 1887.
Т. И. С. 587-588; HoffmannJ. Die Politik.., S. 229.
2' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 104. 1857 г. Л. 280 об.-281.
ЗР Там же. Л. 281 об.
4* Там же. Д. 39. 1857 г. Л. 113-116.
5* Цит. по: Гулиа Д. Г. Указ. соч. С. 20.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
но не раньше, чем там будет надлежащим образом организована таможенная
служба1*.
Горчаков просил Бутенева «дать самую широкую огласку» этим
постановлениям, чтобы «никто не мог сослаться на неосведомленность или ложно истолковать
их»2*. Послу советовали подчеркнуть готовность России учитывать торговые
интересы Европы и в подтверждение указать на открытие порта Сухум-кале, прежде
недоступного для импортных товаров. Министр наказывал Бутеневу обратить
внимание дипломатического корпуса в Константинополе на «строгое соответствие» принятых
мер условиям Парижского трактата. Прибегая к этим мерам, Петербург стремился
лишь «предупредить невольные недоразумения» и «неприятные объяснения» по
поводу санкций, применяемых к контрабандистам3*.
Новые таможенные правила—в значительной степени результат настойчивых
ходатайств Барятинского, выступавшего за учреждение блокады или, во всяком
случае, за ужесточение существовавших постановлений (расширение зоны действий сторожевых
крейсеров, предоставление их капитанам почти неограниченных полномочий и т. д. L54.
Горчаков, опасаясь поссорить Россию с Европой, категорически возражал
против этих шагов, вообще избегая слова «блокада». Он указывал на неправомерность
его употребления, когда речь шла не о состоянии войны между двумя странами,
а о внутренних проблемах России. Именно так представлял он себе и своим
зарубежным коллегам события в Черкесии. По инициативе министра максимально
ограничивалась сфера пограничного надзора для русских кораблей,
предписывалось задерживать и обыскивать подозрительные суда только в исключительных
обстоятельствах455. В декабре 1857 г. Горчаков писал Барятинскому, что пока еще
не наступило время, когда Россия может освободиться от «ненавистного»
Парижского договора и поэтому «сегодня мы должны ухищряться не давать нашим
противникам каких-либо предлогов обвинять нас в неаккуратном соблюдении
этого злополучного трактата»4*.
Помимо прямого доказательства законности решения Петербургского
кабинета (его соответствия букве международных юридических норм), имеется и
косвенное—отсутствие удивления и протестов со стороны Франции и Пруссии,
воспринявших новые таможенные меры как вполне естественные. Сравнительно
спокойно вела себя Англия. Единственной державой, посчитавшей действия
России нарушением Парижского договора и попытавшейся навязать свою точку
зрения Европе, была Австрия.
¦'AKAK. Т. 12. С. 500; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 41. 1857 г. Л. 173 об.-174; ADM 1857-1858.
Paris, 1858. Р. 666-668.
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 41. 1857 г. Л. 173 и об.
3* Там же. Л. 174 и об.
,0 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 24. 1857 г. Л. 8.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
8 ноября 1857 г. Буоль разослал правительствам Англии, Франции и Пруссии
циркуляр, в котором обращал их внимание на несовместимость поступков России с
принятыми ею обязательствами. Предшествовали этому демаршу и сопровождали
его призывы австро-германской прессы, в том числе «Всеобщей Аугсбургской
газеты», к Венскому кабинету- опротестовать таможенные распоряжения России.
На просьбу русского посла в Австрии барона А. Ф. Будберга прокомментировать
австрийскую инициативу Буоль ответил, что он рассматривает циркуляр от 8 ноября как свой
долг перед державами, подписавшими Парижский договор. Канцлер, однако, не
объяснил, почему именно Вена брала на себя роль первого контролера этого трактата1*.
Буоль не скрывал намерения сообразовать свое отношение к таможенным
постановлениям России с реакцией на них Англии и Франции2*. Этим он фактически признавал
ориентацию Австрии на союз с державами-победительницами. Вместе с тем ему не
хотелось озлоблять Петербург открытыми выпадами против него. Поэтому7 в беседах
с Будбергом канцлер пытался придать своему циркуляру вид незначительной формальности3*.
Будберг заявил, что правила торговли, введенные Петербургом на побережье
Кавказа, дозволены любому суверенному государству. Он назвал демарш Буоля
«неуместным», «свидетельствующим о совершенно необоснованном недоверии»
к России. Этот шаг, по мнению пост, становился еще более непонятным, ест учесть
отсутствие у Австрии каких-либо интересов на Кавказе4*.
14 ноября 1857 г. Горчаков направил Будбергу депешу, которой уполномочивал
его передать Буолю и Францу-Иосифу следующее: принципы нейтрализации
Черного моря и фритредерства вовсе не предполагают «доступ без ограничения» к любому
месту восточного побережья. В Парижском договоре речь шла о свободе легальной
торговли, подлежащей, естественно, таможенно-карантинному надзору России.
Открытие трех портов в районе, не имеющем особого значения для экономических
интересов Европы и к тому же населенном «восставшими племенами», является
убедительным доказательством доброй воли и готовности России придерживаться
международных трактатов. Требование снять всякие торговые ограничения на
кавказскОхМ побережье равносильно поощрению работорговли, военной
контрабанды и антирусских акций. Петербург не допускает, чтобы дружественная России
держава позволила бы себе толковать Парижский договор именно в таком смысле5*.
Горчаков уведомлял Вену о «тягостном впечатлении» Аюксандра II от ее маневра,
в котором «трудно не увидеть» как недоверия Австрии к России, так и стремления
¦•АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 180. 1857 г. Л. 248 OO.-249.
** Там же. Л. 249 и об.
3* Там же. Л. 300-301.
40 Там же. Л. 249об.-250.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 181. 1857 г. Л. 281-282 об.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
возбудить его у других кабинетов. Для русского императора, писал министр,
поступок Буоля тем более удивителен, что он противоречил повторяющимся заявлениям
австрийского правительства о желании «восстановить отношения двух стран на
взаимоприемлемой основе»!*.
Две другие депеши Горчакова, также помеченные 14 ноября 1857 г.,
предназначались только для Будберга. По мнению Горчакова, демарш Буоля, «облеченный
в самую торжественную форму», был «не столь безобидным, как он (канцлер—В. Д.)
изображал его». Министр «недоумевал» о мотивах, определявших действия
австрийского политика. Ведь совсем недавно A октября 1857 г.) во время встречи
в Веймаре Александра II и Франца-Иосифа, на которую царь согласился «после
назойливых домогательств» Вены2*, австрийский император сказал Горчакову, что
восточный вопрос—единственный, вызывавший разногласия между Австрией и
Россией, «счастливо разрешен» и теперь между ними нет спорных проблем.
Франц-Иосиф явно напрашивался в друзья Петербургу3*. Но его платоническая
декларация, как и веймарское свидание, остались без последствий, поскольку
реальный руководитель внешней политики Вены—Буоль—тяготел к антирусскому
курсу. Александр II знал об этом и не случайно отказывался ехать в Веймар, если
там будет австрийский канцлер4*.
На содержание депеши Горчакова от 14 ноября, зачитанной Будбергом, Буоль
реагировал раздраженно. Канцлер упрекал посла в искажении информации,
сообщаемой в Россию, чуть ли не в умысле «создать дело из ничего». «Объяснения, которые
я был вправе ждать от него,— писал Будберг,—он незаметно обратил в обвинения
против меня»5*. Буоль решительно отказался извещать Франца-Иосифа о
послании Горчакова6*. Но русский посол вынудил канцлера сделать это, направив ему
официальное письмо7* с просьбой передать приложенную к нему депешу Горчакова
австрийскому императору. Таким образом, этот документ по существу приобрел
характер дипломатической ноты. Александр II одобрил настойчивость Будберга8*.
Буоль стремился поднять дискуссию о торговле в Черкесии, не потому что он
сомневался в законности русского таможенного режима9*. Его придирки, «указывающие
на направление его дел» (слова Будберга10*), преследовали прежнюю цель: восстано-
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 181. 1857 г. Л. 281 об., 283-284.
*• ТэйлорА. Дж. П. Указ. соч. С. 134.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 181. 1857 г. Л. 289, 412-414.
«* ТэйлорА. Дж. Я. Указ. соч. С. 134.
5' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 180. 1857 г. Л. 301 об.-302.
«'Тамже. Л. 302-303.
7* Текст его см. там же. Л. 305-306.
*' Там же. Д. 181. 1857 г. Л. 307 и об.
•* Там же. Д. 180. 1857 г. Л. 248 об.
,0* Там же. Д. 180. 1857 г. Л. 250.
КАВКАЗ Н ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
вить против России западные государства, добиться сближения Вены с Лондоном
и Парижем, закрепить сложившуюся после Крымской войны европейскую
расстановку сил. В уловках Буоля проглядывало плохое подражание политическому
«почерку» Меттерниха1*.
Петербург несколько беспокоило, как воспримут австрийский циркуляр «адресаты»,
особенно Пруссия, поскольку он не исключал, что для нее этот документ мог быть
составлен в наиболее «скептической» редакции, а если циркуляр имел единственный
вариант, то австрийскому послу в Берлине барону Коллеру ничего не стоило при
вручении сопроводить его недоброжелательными для России комментариями2*.
Но Пруссия, пока еще равнодушная к восточным проблемам, ответила лишь
вежливым сочувствием. Более того, министр-президент Э.-Ф. фон Мантейфап> «наивно»
заметил Коллеру, что, по его мнению, трех оставленных открытыми портов на
Кавказе вполне достаточно для торговых нужд Европы.
Валевский расценил действия России как юридически неоспоримые. Он не
только не видел оснований для протеста, но даже называл дозволение иностранным
судам заходить в Анапу, Сухум-кале, Редут-кале уступкой, свидетельствовавшей о
доброй воле русского правительства.
Кларендона также не удалось склонить к сотрудничеству с Австрией против
России. С одной стороны, он считал запретительные меры противоречащими духу
Парижского трактата и обещаниям русских дипломатов, но с
другой—оговаривался, что трудно оспаривать суверенитет России на черкесском побережье, равно
как и вытекающие из него «праваучреждать там нечто похожее на блокаду»3*.
Хотя Кларендон и отверг австрийское приглашение к совместному
антирусскому демаршу, все же он заявил Хрептовичу о несовместимости введенных Россией
правил международной навигации у побережья Кавказа с решениями Парижского
конгресса4*. Однако протест госсекретаря оказался гораздо более умеренным по
тону, чем можно было ожидать.
Очевидно, на Кларендона умиротворяюще подействовали пояснения Горчакова,
переданные в октябре 1857 г. через Хрептовича и Воудхауса. «Принцип нейтрализации
(Черного моря—В. Д.),—писал русский министр своему послу,—совершенно нов, и
хотя мирный договор (Парижский—В. Д.) определил его общие основы тем не
менее в их практическом применении предстоит урегулировать много частностей»3*.
Восточный берег Черного моря, по мнению Горчакова, не мог, находясь в
«исключительном положении» (речь шла о Кавказской войне), быть открыт для иностранных
!* ДебидурА. Указ. соч. Т. 2. С. 79-80.
2*АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 180. 1857 г. Л. 309; Д. 181. 1857 г. Л. 289.
30 Цит. по: Hoffmann У. Die Politik.., S. 234-235.
4*BFSP.V. 48. Р. 169-170.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 106. 1857 г. Л. 370-371.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
судов на всем его протяжении. Министр указывал на временный характер
ограничений, введенных в связи с нехваткой средств таможенного контроля. Он призывал
Лондон понять, что запретительные правила продиктованы не желанием нанести ущерб
международной торговле, а объективными трудностями, по мере преодоления
которых будут учреждаться новые порты для приема импортных товаров. Россия,
подчеркивал Горчаков, даже в сложных условиях Кавказской войны доказала свое
уважение к экономическим интересам западных держав14.
Одну из главных причин относительной терпимости англичан следует искать в
дипломатическом искусстве Горчакова. Методично создавая атмосферу,
неблагоприятную для коллективного выступления западных стран против России, он
терпеливо ждал удобного момента, чтобы безболезненно ввести и объявить новые
правила торговли в Черкесии и при этом успешно защититься от возможных
протестов2*. События ускорил один опрометчивый демарш Кларендона.
В сентябре 1857 г. к нему поступили сведения о строительстве на русских
верфях пароходов, количество и тоннаж которых превышали дозволенные нормы.
Госсекретарь сам потребовал объяснений у Горчакова и рекомендовал великому визирю
Турции сделать то же самое3*.
Неприятный разговор на эту тему состоялся между Хрептовичем и Пальмерсто-
ном, просившим сообщить в Петербург о неудовольствии британского кабинета4*.
Вскоре выяснилось, что эти корабли предназначались для Балтийского моря, в
то время как черноморский флот строго соответствовал предписаниям 1856 года.
Русский министр, глубоко задетый английским запросом, выразил Воудхаусу
чувство досады по поводу незаслуженных обвинений в адрес России, не дававшей повода
сомневаться в ее честности.
Кларендой удовлетворился ответом. Видимо, твердая позиция Горчакова произвела
на него впечатление. Понимая непрочность крымской коалиции, госсекретарь
опасался разрыва с Россией.
Горчаков также проявлял осторожность с Англией. Такой тактики требовала его
главная задача—расстроить «европейский концерт», не допустить его
согласованных действий против России. «Крымский синдром», выражавшийся в опасении
вновь оказаться в изоляции перед лицом объединенной Европы, заметно влиял на
политику российского МИДа.
Поведение Горчакова в отношении каждого из западных государств было
избирательным. Если перед британской дипломатией он принимал оскорбленную позу
и подчеркивал готовность Петербургского правительства к сближению, то с Австрией
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 106. 1857 г. Л. 371-372; BFSP. V. 48. Р. 167-168.
*"HofTmannJ. Die Politik.., S. 236.
34bid. S. 237-238.
4* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 104. 1857 г. Л. 419-420.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
и Турцией он говорил более жестким языком. Чтобы урезонить Вену, Горчаков пугал
ее русско-английским примирением, а с султаном он почти не считался1*.
Отсутствие единства между предполагаемыми противниками новых правил
торговли в Черкесии позволило России придать последним законную силу. Расчет
Горчакова был точен. Кларендой, однажды поднявший ложную тревогу, но
успокоенный тем, что принципы нейтрализации не нарушены, не испытывал теперь
желания очередным протестом вызвать раздражение русского канцлера. Не рискуя
провоцировать ссору с ним, английский госсекретарь решил отложить до поры до
времени обсуждение щекотливой темы.
Горчаков добился своего: Буолю не удалось заключить договор с Англией.
Грозившая Австрии изоляция, которую она готовила для России и которой боялась сама2*,
заставила Вену резко переменить позицию в черкесском вопросе и на этой основе
искать нормализации отношений с Петербургом. В декабре 1857 г. Буоль
высказал Будбергу глубокое сожаление по поводу ошибочного истолкования Россией
австрийского циркуляра от 8 ноября. Согласно его разъяснениям, этот документ,
послуживший причиной досадного недоразумения, носил лишь информационный
характер и вовсе не являлся попыткой ущемить права суверенного государства3*.
Фактически Буоль приносил извинения за провалившийся демарш и обещал
впредь не вмешиваться в кавказские дела. Своего представителя в Петербурге
графа П. А. Эстергази он наставлял объясниться в таком же миротворческом духе
с Горчаковым. В качестве утешения для самолюбия Вены послу дозволялось
выразить надежду, что число таможенно-карантинных пунктов на побережье Кавказа будет
«при возможности» увеличено4*.
После красноречивых уговоров дипломата Горчаков согласился считать инцидент
исчерпанным. Ловко парализовав враждебные потуги Буоля, вынудив его домогаться
примирения с русским правительством, Горчаков получил определенную
гарантию, что Австрия, если и не полностью потеряет охоту муссировать черкесский вопрос,
то хотя бы не станет делать это открыто5*.
« * *
Весной 1857 г. полковник Зтьен Тюрр, венгр, находившийся на британской службе
во время Крымской войны, приехал по поручению европейских эмигрантских
кругов в Константинополе в Англию закупить оружие и боевое снаряжение для черкесов.
При содействии образованного здесь тайного общества помощи горцам456 Тюрр
приобрел все необходимое и зафрахтовал для перевозки груза английский корабль
^HoffmannJ. Die Politik.., S. 238-239.
2* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 180. 1857 г. Л. 309.
3* Там же. Л. 304, 307 и об.
** Копию депеши Буоля к Эстергази см.: там же. Д. 5. 1857 г. Л. 79 и об.
s'HoffmannJ. Die Politik.., S. 240-242.
ГЛАВА I. ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
«Африканец», который отбыл в Турцию в конце мая. Об этом телеграммой
уведомил Бутенева Хрептович.
Бутенев сразу же передал это известие османским властям, настоятельно
предложив усилить бдительность и не допустить повторения «оплошности» с «Кенгуру»
и «Асланом». Дабы отвести какие бы то ни было отговорки и лишить турецких
чиновников повода перекладывать вину друг на друга, он дал понять, что вся ответственность
ложится на министров султана.
Великий визирь обязался обезвредить «Африканца» лишь только он появится в
константинопольском порту, веское правительство снабдило соответствующими
инструкциями своих консулов на анатолийском побережье.
По прибытии судна в Галату оно было арестовано турецкими таможенниками, а
его содержимое конфисковано в присутствии русского представителя457.
В сентябре 1857 г. в Трапезунде по настоянию российского консула Машнина
местные власти произвели тщательный досмотр турецкого брига «Дервиш»,
следовавшего из Константинополя в Сочу (ныне Сочи) с 90 черкесами на борту.
Обыск закончился безрезультатно, между тем как два захваченных из числа
пассажиров поляка показали, что у каждого горца в сундуке находились оружие
и порох, который был также спрятан под солью на корме и носу корабля.
Помимо этого в порту Платан (западнее Трапезунда) предполагалась закупка
снарядов. Причина отсутствия груза на бриге вскоре выяснилась: черкесы, заранее
предупрежденные английским консулом в Трапезунде Ричардом Стивенсом о
готовящемся обыске корабля, оставили одну часть боеприпасов в Платане, а другую
выбросили в море1*.
После Крымской войны, в связи с резким ослаблением позиций России в мире,
Петербургу пришлось уделять больше внимания проблеме обработки
европейского общественного мнения л«я нейтрализации застарелых русофобских стереотипов
и создания позитивного образа России. В 1857 г. Александр II фактически снял
существовавший ранее запрет на оглашение сведений о ходе военных действий на
Кавказе. Более того, Петербург сам стал инициировать публикации в
отечественной и европейской прессе подобного рода информации—разумеется, под выгодным
Д1я себя углом зрения2*. Это, помимо прочего, предвещало наступление эпохи
информационных войн. Понимание всей важности перспективы не проиграть их, судя
по всему, не было чуждо российскому руководству.
Также вошло в практику участие иностранных наблюдателей (в том числе
высокопоставленных) в русских военных экспедициях на Кавказе, которое, видимо,
поощрялось Петербургом с целью пресечь кривотолки о положении дел в крае3*.
,вШССТАК. С. 475-476.
*• Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 108-109, 203.
30 Милютин Д. А. Воспоминания 1860-1862. М., 1999. С. 119, 415, 419.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Итак, по окончании Крымской войны Кавказ не перестал быть объектом
внимания Англии и Турции. Более того, к ним присоединилась Австрия, которую этот регион
интересовал не как таковой, а как одно из средств укрепить на антирусской основе
отношения с британским правительством и, следовательно, свое положение в Европе.
Продолжается вмешательство Англии в черкесские дела. В условиях
нейтрализации Черного моря английские военные и гражданские корабли безбоязненно и
даже демонстративно наносили провокационные визиты на кавказское побережье,
отказывались подчиняться русским пограничным властям. Ссылаясь на
экономические интересы Европы, Лондонский кабинет заявил о необходимости открытия
Кавказа для международной торговли. Фактически это означало легализацию
иностранных военных поставок к черкесам.
Турция вела себя осторожнее. Формально она старалась соблюдать
постановления Парижского договора по Кавказу, однако под показной лояльностью к России
скрывалась прежняя политика тайной помощи горцам.
Русское правительство решительно выступило против всякого посягательства
на его суверенитет на Кавказе. Особенно резкий отпор получили австрийские
поползновения. К Англии применялась более гибкая линия: твердая позиция в
принципиальных проблемах сочеталась с уступчивостью в некоторых частных
вопросах. Россия предупредила и Турцию, что не потерпит ее участия в
антирусских акциях на Кавказе.
В связи с ограничительными условиями Парижского договора 1856 г. и
продолжающейся Кавказской войной перед Петербургом как никогда остро встала
задача охраны практически беззащитного восточного побережья Черного моря от
внешнего вторжения и военной контрабанды. Однако ее решение крайне
осложнялось по ряду причин.
Глава II
Россия и Англия: свобода торговли или свобода политики?
A858 г.)
Даю Браггиотти. (Стр. 392)-Демарш Мадьмсбери и ответ
России. (Стр. 396)-Тревоги Бруннова. (Стр. 403)
391
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
о декабре 1857 г. черкесская знать во главе с Сефер-беем обращается к
западным правительствам с предложением учредить на Кавказе их торговые консульства,
чтобы с помощью последних связать горские интересы с европейскими и постепенно
добиться, если не пашой независимости Черкесии от России, то хотя бы самоуправления.
Еще надеясь сохранить «крымское согласие» и укрепить на основе союза с
Лондоном и Парижем ршь Австрии в международных делах, Буоль, вопреки данным Горчакову
обещаниям, вновь вызвался ходатайствовать перед Англией и Францией об установлении
совместной опеки над кавказскими народами. И на сей раз его демарши не имели успеха1*.
Однако Кл арен дон, отклонив австрийские заискивания, все же решил не упускать
случая поднять вопрос о свободе торговли в Черкесии. Приезд горцев в
Константинополь совпал с инцидентом, происшедшим с австрийским купцом Браггиотти,
тесно связанным с британской торговой фирмой «Натан Морис». После
объявления Россией новых таможенных постановлений русские консульства в Турции
отказались дать Браггиотти разрешение на плавание зафрахтованных им судов на
кавказское побережье, где уже шла торговля его товарами и куда он собирался
доставить новую их партию. Заключенные им сделки исчислялись суммой в 75 млн
пиастров. Причем, торговля велась не только в недозволенных местах—Геленджик,
Туапсе, Сочи, Гагры,—но и недозволенными материалами—свинцом, железом.
Браггиотти пода! заявление на имя генерального консула Австрии в Константинополе
с протестом против действий России и просьбой о помощи. Бутенев назвал этот
поступок «тем более подозрительным и необычным», что прошло уже больше месяца с
момента извещения иностранных представительств в Турции о таможенном режиме
на побережье Кавказа2*.
В июне и сентябре 1857 г. в ходе боевых действий в районе Туапсе русские
войска обнаружили и уничтожили большой склад с различными товарами для
горцев, включая 150 пудов высококачественного пороха, 2000 артиллерийских
снарядов, 2 огромных сундука с ружейными пулями3*.
Вероятно, это были товары Браггиотти. По мнению Барятинского, ими
распорядились совершенно законно. Он писал Горчакову о необходимости подобных
мер, чтобы отбить западным державам охоту злоупотреблять тем «ложным
положением, в котором мы оказались на Черном море» после Парижского мира4*.
Попытки Буоля оказать содействие купцу путем непосредственного обращения
в Петербург натолкнулись на твердую позицию Горчакова5*.
^Hoffmann J. Dic Politik.., S. 225-226.
2* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 40. 1857 г. Л. 341-342. Копию заявления Браггиотти см. там же. Л.
345-346.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 27 об. Подробно об этом см. рапорт Филинсона
Барятинскому. (Там же. Л. 25-37).
4* Там же. Л. 23-24.
5' Там же. Д. 41.1857 г. Л. 284-285.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
«Проблема Браггиотти», затрагивавшая суверенные права России, имела
принципиальный характер. Речь шла не просто о предоставлении иностранному
предпринимателю возможности довести до конца его коммерческие операции
(Петербургский кабинет мог бы сделать такое исключение). Дело было в другом: Австрия хотела
проверить, насколько велика решимость России защищать нововведенные торговые
правила и как далеко простирается ее уступчивость. Горчаков писал Бутеневу, что видит
во всей этой истории «заранее подготовленную проделку», «пробный шар», брошенный
Веной с целью выяснить, найдутся ли партнеры в ее антирусской политике1*.
С намерением опротестовать законность ограничительных мер вмешался в спор
Кл арен дон, воспользовавшись, как формальным предлогом, обращением
Браггиотти и Мориса к Лондонскому кабинету. Воудхаус передал Горчакову смысл
заявления купцов, которое уведомляло об уничтожении русскими войсками части их
товаров в Туапсе и содержало просьбу помочь вызволить уцелевшие товары из
других мест. Указывалось также, что, по слухам, во время туапсинской операции «один
английский бриг то ли потоплен, то ли арестован русскими крейсерами»2*.
Кларендон доказывал законность требований Браггиотти и Мориса рядом
аргументов. Во-первых, при подписании Парижского трактата Россия «не сделала никаких
оговорок» относительно своих нрав на территории и гавани, занятые черкесами.
Во-вторых, в течение 18 месяцев, прошедших с момента ратификации договора
до обнародования указа от 7 октября 1857 г., она ни ра^у не нарушила провозглашенную
в Париже свободу торговли в Черном море и тем самым дала западным держава*м
все основания считать, что между ними и Россией нет расхождений в понимании
12-й статьи Парижского трактата. В-третьих, Браггиотти и Морис отправили
свои товары в Черкесию до «неожиданного и внезапного» объявления новых
правил торговли3*.
По мнению Форин оффис, причина, которой Петербург оправдывал введенные
на кавказском побережье ограничения—отсутствие там, за исключением Анапы, Сухум-
кале и Редут-кале, таможенно-карантинных постов—являлась несостоятельной.
Воудхауса уполномочили сообщить Горчакову, что Россия не имеет права откладывать
выполнение международных обязательств и заставлять западные страны ждать,
пока она создаст на Кавказе таможенные учреждения1*.
В начале 1858 г. Кларендон достиг договоренности с Валевским о включении вопроса
о нарушении Россией принципов фритредерства в повестку дня предстоявшей в Париже
конференции по дунайской проблеме5*.
10 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 285 об.
** Там же. Д. 76. 1857 г. Л. 97-98.
3' Там же. Д. 78. 1858 г. Л. 100-103.
«• BFSP. V. 48. Р. 170-171; Hoffmann J. Die Politik.., S. 243-244.
54bid.S.247.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Действия британского госсекретаря обеспокоили Горчакова, избегавшего
конфликта с Англией, крайне нежелательного в условиях, когда он, по мнению русского
министра, мог способствовать возрождению «крымской коалиции» или, по
крайней мере, образованию союза Лондона и Вены. Вместе с тем, понимая, что всякое
послабление английским претензиям на Кавказе нанесет, кроме прочего,
серьезный ущерб престижу России, Горчаков ответил на требования Кларендона вежливым,
твердым и обоснованным отказом.
Горчакову представлялось совершенно необязательным, чтобы Россия при
подписании Парижского трактата «специально оговаривала» свои права на «территории
и гавани», находившиеся в руках черкесов, поскольку конгресс не поднимал вопроса
о пересмотре довоенных границ российских владений в Азии.
Горчаков обратил внимание Воудхауса на совершенно ясный смысл 12-й статьи
Парижского договора: «Торговля в портах и водах Черного моря будет подчинена
таможенным, карантинным и полицейским постановлениям», которые,
естественно, исключали неограниченный доступ ко всему кавказскому побережью.
Если иностранные купцы, заметил министр, торговали за пределами портов Анапа
и Редут-кале в промежуток времени между окончанием Крымской войны и указом
от 7 октября 1857 г., то они делали это на собственный страх и риск, поскольку
Россия не отменяла таможенного режима 1831 г. По словам Горчакова, правильнее было
бы говорить не о «неожиданном и внезапном» закрытии побережья, а о том, что
полностью его никогда и не открывали1 *.
Вместе с тем Горчаков обещал: при условии, если товары Браггиотти и Мориса
находятся на территории, занятой русскими войсками, и если удастся их
обнаружить, то он попросит высочайшего соизволения вернуть их владельцам, но не
ссылаясь при этом на принципы права, а взывая к «великодушию и доброй воле»
Александра II2*.
Министр рекомендовал Хрептовичу занять твердую позицию в деле Браггиотти,
не искать каких-либо объяснений с Кларендоном на эту тему, пока он сам не
проявит инициативу3*.
Британский госсекретарь, убедившись в бесполезности тактики дипломатического
давления и не видевший смысла в том, чтобы всерьез обострять из-за Черкесии
русско-английские отношения, предложил компромисс. Из Форин оффис неожиданно
выразили понимание трудностей, возникших перед Россией в связи с
необходимостью соблюдать принцип свободы торговли в Черном море и в то же время
препятствовать ввозу контрабанды.
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 78. 1858 г. Л. 100 об.-102.
20 Там же. Л. 102 об.-103.
3* Там же. Д. 58. 1858 г. Л. 17-18.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
14 января 1858 г. госсекретарь распорядился оповестить всех британских
торговцев и судовладельцев о новых таможенных порядках на кавказском побережье,
тем самым фактически признавая их.
Кларендон сузил довольно обширную сферу спора с Россией до вопроса о
масштабах ограничительных мер, а не об их законности вообще. С его точки зрения,
европейские коммерческие интересы требовали открытия для иностранных
товаров еще нескольких портов на Кавказе, например, Геленджика, Туапсе и Сочи.
Воудхаус говорил, что британские купцы на практике доказали возможность и
выгодность для них торговли с горцами, и с данным фактом Петербург должен считаться.
«Никто не стал бы утверждать,—заявлял посол,—что Парижский договор предоставил
иностранным судам полную свободу разгружаться в любой бухте побережья Черного
моря, но, с другой стороны, было бы нелепо думать, что порты, где уже ведется
большая легальная торговля, могут быть закрыты по произвольному усмотрению России
или Турции». Устами Воудхауса Англия пригрозила вынести эту проблему на
международную конференцию по итогам выполнения парижских соглашений.
Горчаков напомнил обстоятельства, вынудившие Россию временно прибегнуть
к строгим таможенным правилам. При этом он подчеркнул, что запрет держать
военный флот в Черном море значительно усложнил для России задачу осуществления
контроля над ввозом товаров. На попытку припугнуть русское правительство
международной конференцией Горчаков отреагировал просто: «Наши представители,—сказа!
он,—[...] будут готовы ответить на выдвинутые вами аргументы»1*.
Поскольку англичане пока не касались своей традиционной темы о политическом
статусе Черкесии, русский министр согласился на некоторые уступки. В середине
декабря 1857 г. он справился у наместника Кавказа Барятинского о возможности
допускать заграничные изделия еще в одну гавань—Поти.
Барятинский, сторонник жестких таможенных мер, вплоть до блокады, выступал
за упразднение порта в Анапе и ограничение плавания иностранных судов пространством
от Сухум-кале до поста св. Николая. Тем не менее он дал распоряжение подготовить
Поти для приема импортных грузов. О таком послаблении ходатайствовал, наряду
с Горчаковым, Кавказский комитет2*.
В письме Барятинскому Горчаков, мотивируя эту уступку дипломатическими
соображениями, заметил: «Позже мы можем бросить Церберу несколько других
кусков, в виде последующего открытия других маленьких портов на прибрежье»458. Уже
в январе 1858 г. он объявил западным державам о предполагаемом открытии
нового порта в знак доброй воли русского правительства. Тогда же Барятинский строго
предупредил власти в прибрежной Черкесии не давать англичанам и австрийцам ни
'•BFSP.V. 48. Р. 172-174.
'" АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 24. 1857 г. Л. 7-8; Д. 32. 1858 г. Л. 2, 5; АКАК. Т. 12. С. 500- 501,
506; Зиссермап А. J. Указ. соч. Т. 2. С. 197, 200.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
малейшего повода для жалоб1*, хотя сам признавался Горчакову, что чрезвычайно
трудно проявлять такую деликатность в обстановке Кавказской войны2*.
Вместе с тем Горчаков призвал Лондонский кабинет приложить встречные
усилия для устранения расхождений между Англией и Россией, подняться выше
мелочных ссор, не достойных великих государств3*.
Хотя эти инициативы в какой-то степени успокоили Кларендона и ослабили его
активность, все же он не отказался от стремления вовлечь европейские страны в
обсуждение проблемы фритредерства в восточной части Черного моря.
Как уже отмечалось, госсекретарь рассчитывал вынести дискуссию по этому
вопросу на Парижскую конференцию о политическом устройстве Дунайских княжеств.
Но шансы приобрести сочувствие у Франции были мизерными4*. Кларендону,
вспомнившему о рвении Буоля в кавказских делах, оставалось надеяться лишь на Австрию.
Каково же было удивление госсекретаря, когда он узнал, что австрийский канцлер
конфиденциально уведомил Лондон и Париж о своем признании таможенного
режима, установленного Россией на побережье Кавказа.
Эта новость, расстраивавшая планы британского министра, вызвала его глубокое
неудовольствие. Наряду с сожалением по поводу неожиданной перемены
австрийской точки зрения он высказал в адрес Вены упреки о том, что она оставила Англию
одну в борьбе против русских нарушений свободы торговли в Черном море.
В ответ Буоль, объяснив свое решение отсутствием иного выхода, напомнил
Кларендону, как тот несколько раз пренебрегал австрийскими приглашениями к
совместному выступлению в кавказском вопросе. Конечно, у Австрии, сбитой с толку
путаной и непоследовательной стратегией Кларендона и поэтому вынужденной, во
избежание изоляции, подчиниться русской политике, было больше оснований для
обид. Взаимный обмен обвинениями между Лондоном и Веной показа! бесперспективность
идеи англо-австрийского союза3*.
Теперь Буоль мог позволить себе лишь молчаливое одобрение антирусских
замыслов Великобритании, но никак не активное участие в них.
* * *
Консервативной оппозиции в Англии казалась пассивной политика
Лондонского кабинета в отношении Черкесии. 19 февраля 1858 г. член палаты общин
Д. Мэннерс, заявив, что «единственным практическим результатом>> Парижского
договора для Азии явилось продолжение русско-черкесской войны, потребовал от
Пальмерстона ответов на два вопроса: как отреагировало правительство либералов
1* Зиссерман А. Л, Указ. соч. Т. 2. С. 200.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 24 об.
**HoffmannJ. Die Polilik.., S. 246.
4* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 95. 1858 г. Л. 275.
»Hofflmnn J. Die Polilik.., S. 247-249.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
на адресованную ему осенью 1857 г.
петицию черкесов с просьбой о
помощи, и что сделано для того,
чтобы заставить Россию соблюдать
12-ю статью Парижского трактата.
Он предложил обнародовать в
парламенте текст этой петиции и
документы переговоров с
Петербургом о свободе торговли на
восточном берегу Черного моря.
Фактически Мэннерс вновь обвинял
либеральное руководство Англии в
неспособности воспользоваться
предоставленной в годы Крымской
войны возможностью отторгнуть
Черкесию от России.
Отвечая на эти упреки, Паль-
мерстон говорил об отсутствии у
горцев права на поддержку
Лондона, поскольку они отказались от
сотрудничества с союзниками во
время Крымской войны, из-за чего *' "* А^п
вЧеркесии не были достигнуты военные успехи, позволявшие включить в мирный
договор пункт о ее независимости. Что касается 12-й статьи Парижского трактата,
то Пальмерстон, признав существенные различия в толковании ее Англией и
Россией, повлекшие за собой протесты Лондона против русских таможснно-карантинных
правил, проводил мысль о разумности решения кабинета удовлетвориться
заверениями Петербурга о временно-вынужденном характере этих ограничений и
обещаниями открыть новые порты для приема иностранных товаров1*.
Через несколько дней после описанных выступлений в парламенте к власти в
Англии пришел консервативный кабинет Э. Д. Дерби. Кларендона сменил Д. Г. Машмсбери,
еще в период Парижского конгресса резко критиковавший Пальмерстона за его
«недальновидную» политику на Кавказе и упущенные возможности отторгнуть
этот район от России2*.
Мальмсбери взял курс на углубление англо-русских разногласий по проблемам,
связанным не только с фритредерством, но и с положением Черкесии вообще. Продолжая
инициативу Кларендона, он добился у Франции и Австрии форматного согласия выяснить
¦'HPD. V. 148. L., 1858. Р. 1735-1738.
2°HPD. V. 141. L., 1856. Р. 32; V. 142. L., 1856. Р. 312; TyrellH. Op. cit. V. 3. Р. 222.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
на предстоящей в Париже конференции по дунайскому вопросу, насколько запретительные
меры, применявшиеся Россией на кавказском побережье, совместимы с 11-й и 12-
й статьями Парижского договора 1856 г.459 Правда, вскоре он отказался от этой идеи,
поскольку на поддержку Франции рассчитывать не приходилось14.
Буоль втайне сочувствовал намерениям Мальмсбери и даже счел уместным
поблагодарить его за решительные настроения. Планы Мальмсбери шли дальше простого
обмена мнениями. Он вернулся к старой британской точке зрения, согласно
которой Россия владела Черкесией незаконно.
В июле 1858 г. у госсекретаря появилась возможность спровоцировать
дискуссию на эту тему. Повод для дискуссии был выбран малозначительный. Английский
«коммерсант» из Константинополя Г. О' Брайен запросил Лондонский кабинет о
том, разрешено ли провозить неконтрабандные товары к черкесам.
Хотя Мальмсбери мог не утруждаться ответом, а с полным правом сослаться на
совершенно четко изложенный русский указ от 7 октября 1857 г. или на не менее ясное
английское оповещение от 14 января 1858 г., он предпочел переадресовать просьбу
русскому послу в Лондоне Бруннову и потребовал аргументированных объяснений2*.
Если Кларендой, вынужденный негласно признать в принципе суверенитет
России на Западном Кавказе, протестовал против масштабов осуществлявшихся ею
мероприятий, то Мальмсбери ставил под сомнение самую их законность на основе
неприятия идеи о присоединении Черкесии к Российской державе.
Полемика между Брунновым и британским министром затянулась почти до конца
1858 г. Мальмсбери долго и тщательно готовился к ней, обращался, как и Паль-
мерстон во времена «Внксена», к королевским адвокатам за консультациями3*.
Его доводы сводились к следующему. Англия всегда считала 4-ю статью Адриа-
нопольского договора юридически и логически несостоятельной и после Крымской
войны не отказалась от этого мнения. Черкесы были и остаются независимым
народом, а Черкесия—независимой территорией. В прошлом турки сами не раз это
признавали. Крепости Анапа и Сухум-кале, построенные Турцией с разрешения
горцев для охраны торговли, вовсе не доказывают ее власть над Северо-Западным Кавказом.
Англия, отдавая дань лишь историческим реальностям, а не международному праву,
готова допустить, что Порта, некогда владевшая Анапой и Сухум-кале де-факто, хотя
и не де-юре, имела кое-какие основания уступать их в 1829 г. России. Однако, по
мнению Мальмсбери, эта уступка, даже если найти ей оправдания, накладывала
обязательства по соблюдению ее только на Россию и Турцию, но не на третью державу.
Что касается остальной части черноморского побережья от устья Кубани до поста
'• HubnerJ. А. Ор. cit. V. 2. Р. 76.
2* WiderszalL. Ор. cit. Р. 172; DulaurierEd. La Russie dans le Caucase//RDM (Paris). 1865. T. 60. P.
969. Текст письма Мальмсбери к Бруннову см.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 289 и об.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 97.1858 г. Л. 147,199 об.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
св. Николая, равно как и внутренней Черкесии, то относительно их точка зрения
Лондона по-прежнему неизменна1*.
Если Россия, рассуждал госсекретарь, не сомневается сама и не позволяет
другим сомневаться в своем суверенитете в этом районе, полагая, что он был передан
ей Турцией на законных основаниях, то в таком случае она не может оспаривать и
суверенитета султана в Черногории, перешедшей к Порте от Венецианской республики
по условиям Карловицких A699 г.) и Пожаревацких A718 г.) соглашений2*.
Мальмсбери указал на различия в понимании Россией и Англией 12-й и 30-й
статей Парижского трактата—об условиях торговли в Черном море и сохранении
статус-кво в Азии. Госсекретарь предложил довольно странную и неожиданную
трактовку их. Как выяснилось, британское правительство соглашалось считать
установление Россией таможенных, карантинных и полицейских ограничений
правомерным лишь в тех «портах и водах», которые оно признавало русскими. То же
с 30-й статьей, толкуемой Англией прежде всего как возможность сохранить
статус-кво в ее взглядах на черкесскую проблему: если до Крымской войны Лондон отвергал
права России на Северо-Западный Кавказ, то, следовательно, и после войны он мог
на основании Парижского договора продолжать такую политику460.
Поскольку Англия не участвовала в подписании Адрианопольского трактата и никогда
не брала обязательств соблюдать его, Мальмсбери делал вывод: сношения
английских купцов с кавказским побережьем должны регулироваться международными
законами, «ясно и определенно» гласящими, что государство, занимающее
отдельные укрепленные пункты на территории, население которой оказывает ему
вооруженное сопротивление и находится «в состоянии фактической
независимости», не может в этом районе, за исключением указанных пунктов, учреждать по
отношению к третьей державе таможенные правила3*.
Как подчеркнул госсекретарь, правительство Великобритании «нашло
уместным» высказаться откровенно, чтобы не поощрять Петербург в ложной уверенности,
будто оно отказалось от своей прежней позиции в черкесском вопросе или «молчаливо
согласилось» с идеей о том, что 30-я статья Парижского договора подтвердила 4-ю
статью Адрианопольского, узаконив суверенитет России в Черкесии4*.
Заявления Мальмсбери заметно расходились если не с внешнеполитическими
взглядами Кларендона, то, по крайней мере, с его реальным образом действий в
отношении горцев после Крымской войны. Сам факт отказа Англии в этот период
от открытой помощи черкесам, свидетельствовал о косвенном признании ею
Западного Кавказа частью России, а жителей края—российскими подданными.
'»АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 97. 1858 г. Л. 153-158,197об.-198.
20 Там же. Л. 198 и об., Л. 153-158,197 о6.-198.
3* Там же. Л. 159 и об.
4* Там же. Л. 159об.-161.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Бруннов, напомнив обстоятельства,
заставившие Россию ввести в 1831 году
таможенно-карантинные ограничения на
Западном Кавказе (контрабанда оружия и
работорговля), указал, что Парижский трактат
подтвердил правомочность таких мер, но
«нейтрализацией» Черного моря создал большие
препятствия для их действенного
осуществления. Кроме того, вынужденное упразднение
Черноморской береговой линии во время
Крымской войны значительно ослабило эффективность
пограничного надзора и вызвало
«необходимость удвоить бдительность».
Бруннов обратил внимание Мальмсбери на
строгое соблюдение Россией международных
обязательств и ее нежелание даже в крайне
Д. Г. Мальмсберри трудных ды себя условиях причинить ущерб
принципам фритредерства, в доказательство чего
к трем портам—Анапа, Сухум-кале и Редут-кале,—открытым для иностранных
судов в октябре 1857 г., были добавлены летом 1858 г. еще два—Поти и св.
Николая. Этого, по мнению посла, вполне хватало для удовлетворения коммерческих нужд
Европы, тем более в небогатом ресурсами районе1*.
Указывая Мальмсбери на несправедливость его обвинений в адрес России в
препятствовании свободной торговле, Бруннов заметил, что помимо экономических
интересов Англии существуют еще интересы безопасности (русского) государства,
забота о которой составляет «первый закон» любой страны. Парижский конгресс
не отрекся от этой «высшей заповеди», когда подчинил черноморскую торговлю
таможенным, карантинным и полицейским ограничениям. В его постановлениях
нет и намека на то, что на определенный отрезок кавказского побережья не
распространяется «тройное условие»461.
Бруннов указал на противоречивость и непоследовательность поведения
британского правительства, протестовавшего, по сути, против Парижского договора,
в разработке и подписании которого оно принимало непосредственное участие.
Английские представители на конгрессе не могли не заметить, что его постановление
о сохранении неизменными русско-турецких границ в Азии являлось не чем
иным, как подтверждением 4-й статьи Адрианопольского трактата. Делегаты
Англии и других великих держав располагали случаем выразить сомнения в закон-
'•АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 274-276; Д. 97. 1858 г. Л. 186об.-188.
ГЛАВА II. РОССИЯ II АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
ности русских приобретений 1829 г., однако ни малейшей оговоркой этого
сделано не было1*.
Имел такую возможность и уполномоченный Порты на Парижских переговорах
Али-паша, но он официально удостоверил право России владеть
черноморским побережьем Кавказа, ранее принадлежавшим Турции. В документах
конгресса, подчеркивал Бруннов, нет ничего, позволяющего предположить, что
султан когда-либо признавал независимость Черкесии462. 30-я статья
Парижского договора была принята без возражений. Али-паша предложил лишь
проверить и, при необходимости, уточнить линию русско-турецкой границы на
Кавказе. Бруннов выделил красноречивую деталь: при выполнении этой
демаркационной формальности специальные комиссары Англии, Франции,
Турции и России не включили в свой инспекционный маршрут кавказское
побережье, поскольку, согласно решениям конгресса, «там ничто не нуждалось ни
в проверке, ни в уточнении»20.
Учитывая повышенную заинтересованность Лондона в целостности Османской
империи, Бруннов нашел, пожалуй, самый внушительный в глазах англичан довод.
Напомнив, что в результате русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Россия
получила восточный берег Черного моря в обмен на занятые русской армией Ахалцыхский
пашалык, Каре, Эрзерум и Баязет, посол поставил вопрос так: если Мальмсбери
настаивает по существу на пересмотре Адрианопольского мира, то не находит ли он
логичным со стороны Петербурга потребовать при возвращении султану кавказских
земель соответствующей компенсации за счет турецкой территории? Своим
непризнанием права Турции уступать России кавказское побережье Англия, претендующая
на роль защитника султана, на деле оказывает ему плохлгю услугу, ущемляя его
достоинство, отрицая элементарные полномочия суверенного правителя,
дискредитируя его подпись под международным документом3*.
Бруннов сказал, что Адрнанопольский трактат, будучи законным актом, не
нуждается в «молчаливом согласии» (подчеркнуто нами—В. Д.) Лондона, и
Россия не примет его в виде одолжения. Посол подчеркнул: международное право,
на которое ссылается Мальмсбери,—это прежде всего уважение к договорам,
заключаемым между странами, а не лицензия для торговли британских купцов везде,
где им заблагорассудится4*.
Как указал Бруннов, ни одно государство, кроме Англии, не берется оспаривать
суверенитет России на Западном Кавказе и—как следствие—ограничительные
!* Hoffmann J. Die Polilik.., S. 252; DulaurierEd. La Russie dans le Caucase.., p. 969.
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 276-277,185 об.-186 об.
3* Там же. Д. 97. 1858 г. Л. 184-185.
4* Там же. Л. 189-190 об.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
таможенные правила1*. Аналогии между Черкесией и Черногорией посол считал
неуместными, уводящими от предмета дискуссии2*,
В ответ на странные попытки госсекретаря мотивировать свое непризнание
Адрианопольского соглашения в том числе и отсутствием при его подписании
британских представителей Бруннов с иронией заметил, что Англия, захватывая чужие
земли, предпочитала не интересоваться мнением третьей державы. Россия, никогда
не позволявшая себе «допрашивать» Лондон о юридических основаниях для таких
захватов, не потерпит и со своей стороны вмешательства англичан в вопросы
территориального размежевания между Россией и Турцией на Кавказе3*.
Оставаясь на этой точке зрения, Петербург, заявил посол, не отступится от
таможенных постановлений 7 октября 1857 г. и в стремлении избежать каких-либо
недоразумений с Англией еще раз предупреждает о серьезных последствиях,
ожидающих нарушителей российских законов4*.
Бруннов подчеркнул, что «там, где кончается теория и начинается практика»,
Лондону бесполезно ждать от России послаблений в вопросах, касающихся ее неотъемлемых
прав. Признает Англия эти права официально или нет—неважно, лишь бы она
фактически считалась со сложившимися на Кавказе политическими реальностями5*.
Нащупав уязвимость большинства аргументов Мальмсбери и искусно
опровергнув их, Бруннов вместе с тем призвал к взаимопониманию, уважению интересов друг
друга, решению спорных проблем мирным путем, «не пробуждая прошлое, не
тревожа настоящее, не подвергая опасности будущее»6*.
Бескомпромиссный тон русского посла заставил Мальмсбери смириться с мыслью
о бесплодности дипломатических пререканий. А конфликтовать с Россией из-за
Черкесии он не осмеливался. Упрекнув в провоцировании дискуссии почему-то Брун-
нова, госсекретарь сообщил, что он не вправе отказаться от доктрины непризнания
4-й статьи Адрианопольского договора, которой придерживались предыдущие
кабинеты и убедительность которой якобы вновь (в 1858 г.) подтвердили королевские адвокаты.
Он по-прежнему видел в протестах против «пропаганды любых идей, не
отвечающих духу Парижского трактата», «долг» правительства Великобритании.
Но Мальмсбери не стал, по крайней мере, на словах, отрицать, что
теоретические расхождения в толковании международного права не должны толкать Лондон
и Петербург на практический путьусу^ления противоречий между ними. Длительный
диалог с Брунновым госсекретарь все же закончил обещанием не возобновлять
спор о Черкесии и не вмешиваться в Кавказскую войну. В доказательство своего бла-
^HoffmannJ. Die Politik.., S. 250.
20 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 97. 1858 г. Л. 194 об., 210 и об.
3* Там же. Л. 210 об.-211, 242 об.
40 Там же. Д. 96. 1858 г. Л. 277-278; Д. 97. 1858 г. Л. 191 и об.
5* Там же. Л. 195.
60 Там же. Л. 211 и об.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
горасположения к России Мальмсбери рассказа.!, как он ответил «полным отказом»
на просьбы черкесов о помощи1*.
Госсекретарь уполномочил английского посла в Петербурге Джона Крэмптона
выразить Горчакову сожаление по поводу неверного истолкования Россией демарша
Мальмсбери. Англия якобы не касалась вопроса о суверенитете Черкесии, она
лишь хотела получить подробную информацию об условиях торговли на побережье
Кавказа, и если бы не Б рун нов, дискуссии не было бы.
Горчаков в ответ сухо сообщил о «неприятном впечатлении», оставшемся у
Александра II от всей этой истории, подрывавшей доверие к «нынешнем}»
Лондонскому кабинету2*.
¦ * *
Бруннов не верил британскому министру, у которого «слова не
согласовывались с его последующими делами»3*. В обстоятельных отчетах о ходе переговоров
с Мальмсбери русский посол писал о сложном положении России на восточном
побережье Черного моря, постоянно используемом Англией для возбуждения
споров. По его мнению, со времен «Виксена» в английских правящих кругах
утвердилась компромиссная доктрина, в соответствии с которой Петербургу с 1829
г. принадлежал не весь кавказский берег от устья Кубани до поста св. Николая,
а лишь несколько крепостей, ранее бывших собственностью Турции. Из рассуждений
Мальмсбери Бруннов вынес впечатление, будто он ставит под вопрос и эту
теорию на том основании, что после Крымской войны Россия уже не владела
упомянутыми крепостями де-факто4*.
Еще во время Парижского конгресса, когда английские делегаты проиграли
дипломатическую «битву» за Кавказ, Бруннов предвидел возобновление в
будущем споров по кавказскому вопросу. Теперь, в 1858 г., когда его прогнозы сбылись,
он по-прежнему считал шедшую на убыль дискуссию не последней. С его точки
зрения, каждый новый кабинет, независимо от его партийной принадлежности, станет
возвращаться к этой теме, к чему Петербургу следует быть готовым5*.
Бруннов советовал ориентироваться на поддержку Франции, определенно
высказавшейся в 1856 г. в защиту прав России на Черкесию. Он полагал, что Тюильрийский
двор, при желании, способен умерить активность Лондона в кавказских делах
напоминанием о неизменности своих взглядов на них. Опасной представлялась Бруннову
согласованность действий Англии и Франции. Чтобы помочь русскому послу в
Париже Н. Д. Киселеву вовремя распознать симптомы франко-английского единодушия,
'•АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 97. 1858 г. Л. 193-194, 198 о6.-199 об., 239-240, 243.
2* Там же. Д. 48. 1858 г. Л. 497 об.-498 об.
30 Там же. Д. 97. 1858 г. Л. 149.
<° Там же. Д. 96. 1858 г. Л. 254-256.
50 Там же. Л. 257 об.-259 об., 262-263; Д. 97. 1858 г. Л. 146-147,194 об.-195.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
если, конечно, они появятся, Бруннов посвящал его во все нюансы полемики с Маль-
мсбери. Со своей стороны и Киселев обнаруживал повышенный интерес к ней1*.
Надеясь на расположение императора Франции к России, Бруннов писал
Горчакову, что «без него» (Наполеона III) Англия будет продолжать доставлять
Петербургу беспокойства на Кавказе, искать повод к придиркам и спорам, но
«вопреки его (Наполеона III—В. Д.) воле» она не рискнет «угрожать серьезно»2*.
Посол делился с Горчаковым своей озабоченностью тем крайне щекотливым
положением, в котором находилась русская таможенно-пограничная служба в восточных водах
Черного моря. Непременный атрибут и средство охраны государственного суверенитета,
она вместе с тем являлась «постоянным источником затруднений». Несмотря на
осмотрительность, предписанную командирам сторожевых крейсеров, сам характер
возложенной на них миссии, по мнению Бруннова, делал невозможной задачу исключить
инциденты с иностранными судами. Во-первых, в морских кодексах различных стран
по-разному ограничивалась зона пограничного контроля. Во-вторых, в условиях
частого появления у черкесского побережья подозрительных кораблей и, следовательно,
часто возникающих оснований для задержания и обыска отдельных из них могут
случаться и ошибки, которые повлекут за собой требования о возмещении ущерба
потерпевшей стороне и неприятные объяснения с соответствующей державой3*.
Бруннов полагал, что хотя Лондонский кабинет официально оповестил
английских коммерсантов о русском указе от 7 октября 1857 г., контрабандные экспедиции
на Кавказ не прекратятся, и если британское судно подвергнется аресту, то консервативное
правительство Дерби, в угоду русофобским настроениям в своей стране и из опасения
потерять голоса избирателей на очередных парламентских выборах, встанет на
сторону английских купцов, какую бы противозаконную акцию они ни совершили4*.
В 30-х гг. XIX в., когда Россия была одной из самых могущественных стран мира,
она иногда выдавала денежные компенсации незаслуженно понесшим убытки
английским судовладельцам в знак великодушия, «делавшего честь ее чувству
справедливости». Однако при «нынешних натянутых отношениях с Англией»,
писал посол, подразумевая, конечно, и утраченное Петербургом господствующее
положение в Европе, «подобный акт справедливости, каким бы законным он ни был»,
расцепится как слабость и уступчивость. «Вот почему,—подчеркива! Бруннов,—вдвойне
необходимо по возможности избегать морских инцидентов», хотя он понимал
невероятную сложность этой задачи в обстановке Кавказской войны5*.
1 • АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96.1858 г. Л. 260 об.-261 об.; Д. 97.1858 г. Л. 271 и об. Предназначенный
для Киселева подробный пересказ дискуссии с комментариями Бруннова см. там же. Л. 273-281.
*' Там же. Д. 96. 1858 г. Л. 261 об.
3'Тамже.Л.263об.-264.
«• Там же. Д. 97. 1858 г. Л. 149 об.-150, 151 об.-152.
5* Там же. Д. 96. 1858 г. Л. 264-265.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
Посол назвал миссию русских пограничников тем более «мучительной и
неблагодарной» , что англичане по-своему интерпретировали 12-ю статью Парижского
трактата, видя в ней только фразу о торговле, «свободной от всяких
препятствий», игнорируя следом идущие слова о «подчиненности» коммерческих операций
«карантинным, таможенным, полицейским постановлениям» России. Последнее
положение 12-й статьи являлось, по мнению Бруннова, «нашей (русской—В. Д.)
единственной защитой от противозаконного толкования буквы договора
(Парижского—В. Д.)». Поэтому он предлагал широко использовать «санитарную систему»
в качестве легального основания для усиления крейсерского надзора и аргумента
для будущих споров с Англией1*.
Посол извещал, что Великобритания внесла в свое морское законодательство
поправку, отвергавшую право пограничных властей одной страны в мирное время
«посещать и обыскивать» суда другой страны. Согласно предостережениям
Бруннова, Лондон постарается сделать из этого правила «всеобщий принцип»,
обязательный для всех государств, и обеспечить с его помощью беспрепятственную
доставку военной контрабанды в Черкесию2*.
Еще в бытность госсекретарем Пальмерстон часто говорил Бруннову о
необходимости объявления блокады кавказского побережья, чтобы русская крейсерская
служба приобрела законный статус. Почему Пальмерстон настаивал на блокаде,
уже объяснялось выше. Напомним лишь: ему нужно было от России официальное
признание состояния войны с Черкесией. Это развязывало ему руки для помощи
горцам и дискредитировало в глазах европейского общественного мнения
суверенитет России в этом районе.
Понимая подоплеку «советов» Пальмерстона, Петербург всегда отказывался
применять такую меру к народу, перешедшему в русское подданство в 1829 г. Неуместная
в 30-х гг., эта мера стала вовсе неприемлемой в конце 50-х гг., когда, во-первых,
очаги войны на Западном Кавказе сократились, а, во-вторых, статья Парижского
трактата о «нейтрализации» лишила Россию и возможности учредить реальную блокаду
(для этого попросту не хватало кораблей), и юридического права на таковую3*.
Чтобы максимально уменьшить риск англо-русского инцидента у черкесского
побережья, чреватого «непредсказуемыми последствиями», Бруннов предлагал ввести
обычай согласовывать действия посольств России и Англии в Константинополе при
выдаче английским кораблям разрешений следовать на Кавказ. Если британские
представительства в Турции примут за правило давать своим подданным визы лишь в порты,
открытые для иностранной торговли, то в случае задержания Россией
судов-нарушителей у Англии не будет оснований для протестов и это избавит капитанов
¦' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 266 об.-268.
20 Там же. Л. 265-266.
»• Там же. Л. 268-269 об.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
русских крейсеров от предписанной им чрезмерной щепетильности в обращении с
подозрительными транспортами.
Бруннов также советовал осведомиться у Франции о том, как она понимает 12-ю
статью Парижского договора в применении к Кавказу. Совпадение мнений
Петербургского и Тюильрийского кабинетов по данному вопросу принесет России
«огромную выгоду» при обострении спора с Англией, считал посол1*.
Идеи Бруннова Александр II нашел «заслуживающими нашего (Петербургского
кабинета—В. Д.) самого серьезного внимания»2*.
В письме к Бруннову от 26 октября 1858 г. Горчаков соглашается с ним в
том, что англо-русские инциденты на Кавказе возможны и в будущем, хотя дело
Браггистти вроде бы и улажено. Однако он, Горчаков, предпочитает их
всячески избегать, дабы лишить англичан предлога возбуждать вопросы о независимости
Черкесии, свободе торговли в Черном море и т. д. Лондон, по мнению
министра, будет пользоваться этим предлогом, пока Россия не «реоккупирует» все
пункты кавказского побережья3*.
Горчаков в принципе не отрицает необходимости ужесточения пограничного
контроля, но призывает при этом к осторожности. Не считая «правило трехмильной
зоны», принятое в английском законодательстве, обязательным для всех стран, он
тем не менее ходатайствует перед морским министерством России об ограничении
зоны действий русских сторожевых кораблей менее, чем тремя милями от берега.
Задержание иностранных судов он допускал только в исключительных обстоятельствах4*.
Горчаков писал Барятинскому, что в объяснениях с Лондоном последнее слово
осталось за Петербургом, но от этого «суть вещей нисколько не изменилась».
«Дамоклов меч парламента, всегда висящий над головой власть имущих в Англии,
заставляет их страшиться даже видимости согласия с принципами,
противоречащими британской политике»5*. Поэтому черкесская проблема, по мнению Горчакова,
оставалась «черной точкой на нашем (России—В. Д.) горизонте, из которой
малейший ветерок может сделать бурю»463.
Чтобы расположить к России Францию на случай осложнения русско-английских
отношений, Горчаков поручил Киселеву сообщить Наполеону III о содержании
разногласий между Лондоном и Петербургом и представить ему документы
последней дискуссии6*. Одновременно министр хотел некоторыми уступками успокоить
Лондон. В подтверждение верности России своим обещаниям он уполномочил
¦' АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 270-272.
«• Там же. Д. 32. 1858 г. Л. 86 и об.
3- Там же. Д. 98. 1858 г. Л. 384-386.
4* Там же. Л. 387-390.
3* Там же. Д. 32. 1858 г. Л. 84 об., 85 об.
в° АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 85 и об.
ГЛАВА II. РОССИЯ И АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ A858 г.)
Брунновауведомить Мальмсбери о точной дате C0 мая 1858 г.) открытия порта
Поти для иностранной торговли1*. По просьбе Горчакова к 27 июля 1858 г.
Барятинский учредил таможню и карантинный пост еще в одном месте—около берегового
укрепления св. Николая2*.
Спор между Англией и Россией сопровождался распространяемыми европейской
прессой слухами, будто Турция также опротестовала русские таможенные
правила, действовавшие на побережье Кавказа. В действительности же великий
визирь Али-паша официально признал их и специальным письмом известил о них
местные власти в Трапезунде3*.
В конце 1858 г. Россия заключила с Англией торговый договор, согласно 15-й
статье которого разрешалось учреждение британских консульств в Сухум-кале и
Редут-кале4*. Однако функции консулов предполагали невмешательство в
политические дат и строго ограничивались вопросами международной торговли5*. (По просьбе
Барятинского Горчаков не стал настаивать на восстановлении существовавших до
Крымской войны иностранных консульств в Тифлисе, грозивших России, по
словам наместника, «многими помехами в настоящем и будущем»6*.)
Русско-английский договор 1858 года—детище Горчакова—был
продолжением его генерального внешнеполитического курса, направленного на смягчение
противоречий между Россией и Англией, решение всех острых проблем
дипломатическими средствами, раскол «Крымской системы». Эта умная и расчетливая политика
способствовала созданию в сфере европейских международных отношений общего
благоприятного фона для успешной дипломатической борьбы России за отмену
ограничительных статей Парижского трактата7*. Кроме того, русско-английский
договор 1858 года составляет звено в общем внешнеторговом курсе страны,
принятом после Крымской войны и закрепленном в Тарифе 1857 года8*.
Таким образом, коммерческая деятельность англичан на Кавказе, конечно, в
рамках, допустимых русскими таможенно-карантинными порядками, получила
законные основания. Этот факт, скрывая в себе негласное признание Лондоном
сложившихся на Кавказе политических реальностей, не означал, однако, отречения Англии
от тайных методов покровительства горцам.
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. 95. 1858 г. Л. 365 и об.
»• Там же. Д. 32. 1858 г. Л. 8, 81.
»• Там же. Д. 45. 1858 г. Л. 22-23.
40 Мартене Ф. Ф. Собрание.., т. 12. СПб., 1898. С. 364; BFSP. V. 49. A858-1859). L., 1867. Р.60-61.
5* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 45-48.
6* Там же. Л. 8 об.
7* Киняпина Н. С. Борьба России за отмену ограничительных статей Парижского договора 1856 г.
//ВИ. 1972. №8.
8* См. подробнее: Киняпина Я. С. Политика российского самодержавия в области промышленности
(вторая четверть XIX в.). М., 1968. С. 96-150.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Один русский публицист, размышляя над тем, почему англичане избрали
местом для своего консульства именно Сухум-кале, «где нет ни общества, ни
развлечений, где взамен всего этого делает визит беспрестанно изнурительная
лихорадка, где нельзя выйти из черты укрепления [...] без опасения быть убитым»,
многозначительно пояснял: Англия не посылает консулов «туда, где ей нет
надобности» и где «не за чем наблюдать»1*.
После Крымской войны становится заметнее двойственный характер британских
интересов на Кавказе. С одной стороны, они логично вписываются в общую задач)'
использования России в качестве широкого поля для капиталистического
предпринимательства, поставленную буржуазией Англии перед Лондонским кабинетом,
и с этой точки зрения имеют экономическую подоплеку8*. С другой стороны,
английская коммерческая деятельность на восточном побережье Черного моря была
неотъемлема от антирусских политических целей.
« « «
Итак, навязанная Англией дипломатическая дискуссия о свободе торговли на
побережье Кавказа завершилась компромиссом, отразившим как стремление Петербургского
кабинета максимально снизить вероятность международных инцидентов в
восточной части Черного моря во избежание обострения отношений с европейскими
правительствами (особенно с британским), так и решимость России оградить свой
суверенитет в Черкесии от всяких посягательств на него, в том числе в виде
попыток оспорить законность русских таможенно-административных мероприятий на Кавказе.
В этом принципиальном вопросе Россия имела тем больше оснований проявлять
настойчивость, что таможенный и пограничный контроль был одним из немногих
сохранившихся в ее распоряжении средств борьбы с контрабандой и притоком
иностранных военных наемников на Кавказ. Как показала дискуссия, Черкесия
продолжала оставаться конфликтной проблемой в русско-английских отношениях.
1* Рыжов С. Очерки Западного Закавказья // ОЗ. 1860. Т. 130. С. 22-23.
2'Boutenko V. Ор. cit. Р. 300.
Глава III
Авантюра Теофила Лапинского
A857-1860 гг.)
Черкесия. Факторы внешние и внутренние. (Стр. 410)-«Англии и миру»: меморандум Мухаммеда
Эмина. (Стр. 414)-Пленение Шамиля и ближайшие последствия. (Стр. 418)-Миф на экспорт:
дели создания Черкесского «государства». (Стр. 420)
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
глия, как и раньше, использовала Турцию в качестве ширмы. Если бы не
поддержка Форин оффис, османское руководство не рискнуло бы после Крымской
войны поощрять черкесов.
8 ноябре 1857 г. при тайном содействии британских дипломатов бежал из
Дамаска Мухаммед Змин. Своим небрежным надзором за ним турецкие власти
вольно или невольно создали условия для побега. Розыски шли вяло. По
настоянию Горчакова Бутенев попытался активизировать их, но безрезультатно1*.
Внезапное возвращение наиба к абадзехам ослабило среди них тенденцию к
сближению с Россией2*.
9 января 1858 г. у здания русского консульства в Трапезунде произошли
серьезные беспорядки, грозившие безопасности его сотрудников. В волнениях участвовало
400 вооруженных черкесов. Бутенев потребовал от правительства Турции обязать
трапезундского пашу не допускать повторения подобных инцидентов. Паша уверял
Машнина: «Вся эта дерзкая выходка—не что иное, как козни вашего английского
коллеги (Стивенса—В. Д.)». Это было похоже на правду, посколькуу британского
консула проживало немало черкесов3*.
Английские агенты интриговали и в Закавказье. Они, по свидетельству Машнина,
«неустанно стремились подавить» во владётелеГ^азистана Саид-паше «человека,
отказавшегося подчиниться их влиянию»4*.
С осени 1858 г. до весны 1859 г. уубыхов и абадзехов находился турецкий
офицер Омер-бей, адъютант сераскира (военного министра) Риза-паши. Он привез к
ним послание своего шефа, призывавшего не заключать мира с Россией,
обещавшего продолжать присылать им «по мере возможности» все необходимое для
войны. Омер-бей распространял слух, будто Парижским договором признаны
независимость Черкесии и право свободной торговли ее с другими странами. Он провел
переговоры с членами так называемого Великого Совета (или Черкесского
Меджлиса) и Мухаммедом Эмином. В подписанной ими петиции на имя Риза-паши,
которую Омер-бей увез в Турцию, выражалась благодарность за «благотворные
советы и постоянные секретные сведения» об отношении к черкесским делам в
турецких правящих кругах, подтверждалась решимость не прекращать борьбу с Россией5*.
Русский посланник в Константинополе А. Б. Лобанов-Ростовский, преемник
Буте не ва, обратил на данные факты внимание турецкого правительства, предоставив
неопровержимые доказательства участия Риза-паши в этом деле.
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 40. 1857 г. Л. 298 и об., 425; Д. 41. 1857 г. Л. 277.
2*Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 110.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 45. 1858 г. Л. 100 и об., 105,108 и об. Краткое изложение событий
9 января см. там же. Л. 106-108.
4* Там же. Л. 104.
3* Там же. Д. 44. 1859 г. Л. 187 и об., 188 об.-189, 217-219; ШССТАК. С. 477.
Ан
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
В ответ Порта, как обычно, изображая удивление, уверяла, что чужда подобных
интриг, и с ее стороны нет и «тени намерения поощрять народы Черкесии»
против России. Конечно, говорил министр иностранных дел Турции Фуад-паша
российскому послу, «среди нас (турок—В. Д.), как и везде, есть личности, которые,
в силу фанатизма или национального духа, имеют свои стремления; этот Омер-бей,
вероятно, из таких», однако османское руководство тут ни при чем. Фуад-паша с
подчеркнутой готовностью соглашался принять такие меры пресечения
«преступных сношений» с черкесами, которые предложат русские.
Лобанов-Ростовский писал Горчакову, что, как показал случай с «Кенгуру»,
полагаться на эти обещания нельзя: морское сообщение между Константинополем
иЧеркесией остается «довольно регулярным»1*.
Легион Ланинского провел в Черкесии три года, создав для России, стремившейся
поскорее закончить Кавказскую войну, немало препятствий2*. Ему удаюсь продержаться
там так долго благодаря периодическому поступлению военных материалов и людей.
В1858 г., например, сюда прибыло много иностранцев, в основном поляков. 4 тыс.
горцев побывали в Турции и вернулись на родину3*. Они ездили туда и с
паломническими целями, и за оружием.
Сколь-нибудь значительной помощи от черкесов Лапинский не получил. Многие
из них встречали людей Лапинского настороженно, принимая их за посланников
Турции, к которой, как и к исламу, они питали неприязнь4*.
После того, как Мухаммед Эмин отказал Лапинскому в сотрудничестве, ему
пришлось опираться на Сефер-бея, в свою очередь пытавшегося использовать
иностранцев в собственных интересах, втянуть их в борьбу с непокорными
шапсугами и враждебными ему «партиями». Горцы решительно не хотели подчиняться
Сефер-бею. Зная его слабость к деньгам и нечестность, они категорически возражали
против того, чтобы он ведал налогообложением населения, ибо ему ничего не
стоило присвоить средства, собранные для содержания войска. И вообще на подати
черкесы соглашались неохотно.
Лапинский и Сефер-бей не доверяли друг другу. Не желая делиться даже своей
эфемерной властью, князь препятствовал прямым контактам поляков с местными
жителями. Лапинский понимал, что Сефер-бей—ненадежный политический и
военный партнер, готовый ради выгоды или спасения себя принести его в жертву,
и поэтому он предпочитал не оказывать ему помощь в его «авторитарных» претензиях5*.
»'АВПРИ.Ф. Канцелярия. Д. 44. 1859г.Л. 187 о6.-190 об., 193-194,213-215 об.; АКАК. Т. 12.
С. 806-809.
2*АКАК.Т. 12. С. 730-731.
30 ШССТАК. С. 477. Об участии иностранцев в военных событиях на Западном Кавказе в 1857-1858 гг.
см. также: StuckerC. Op. cit. S. 208-211, 216-218, 248.
^Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 40-42, 52.
*• Ibid. S. 112-120.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Отношения между Лапинским и Сефер-беем становились все более
напряженными. Под предлогом снабжения польского легиона продовольствием и транспортом
князь учинял дополнительные поборы с населения, которые шли в его личную казну.
Когда эти махинации приняли систематический характер и большие размеры,
потерявший терпение Лапинский порвал связи с Сефер-беем и даже попытался
арестовать его с тем, чтобы выслать в Турцию, правда, безуспешно1*. Применению
такой меры способствовали два покушения на Лапинского, подстроенные князем
в декабре 1858 г.2*
Союз с Сефер-беем был не выгоден еще и потому, что князь пользовался поддержкой
лишь мизерной части черкесов. Не без основания надеясь на понимание народом
действий, направленных против «дворянского» вождя, Лапинский решил найти себе
новую политическую опору в лице Мухаммеда Эмина. Хотя разрыв с Сефер-беем
благоприятствовал этим планам, Лапинский не спешил. Его смущал воинствующий
религиозный фанатизм наиба.
Намереваясь заключить соглашение с Мухаммедом Эмином на приемлемых для
себя условиях и занять положение его партнера, а не подчиненного, Лапинский
написал письмо Шамилю, в котором объяснял цели приезда легионеров и просил
приказать наместнику имама в Черкесии объединиться с поляками. Послание было
вручено двум дервишам, возвращавшимся в Дагестан после паломничества в Мекку.
Устно Лапинский вела! передать Шамилю, что весьма желательно прибытие на Северо-
Западный Кавказ сына имама Джемал-Эддина. Такой предводитель, по его мнению,
сумел бы покончить с внутренними «партийными» раздорами в стране, сплотить
народ единовластием, наладить согласованные боевые операции против России,
поднять свой личный авторитет в глазах черкесов, а их—возвысить в глазах Европы,
предпочитавшей помогать «организованным» народам3*.
Письмо попало не в Дагестан, а в Тифлис: «дервиши» оказались русскими
агентами4*.
Так и не дождавшись ответа от Шамиля, Лапинский предложил Мухаммеду
Эмину обсудить вопрос о совместных действиях. Они встретились на земле абад-
зехов в начале февраля 1859 г. В течение многочасовых бесед наиб жаловался на
происки османского правительства против него, утверждая, что Турция своими
интригами «испортила здоровый дух» горцев и ведет Черкесию к гибели. По его
признанию, большая часть даже привычно покорных ему абадзехов вышла из
повиновения и желает переговоров с Россией, а привилегированные сословия
(пши и уорки) уже не боялись открыто общаться с русскими властями. Мухаммед
**Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 143-144, 156-157,184,187-192.
24bid.S. 157-158,186.
*• Ibid. S. 147-149.
'•Ibid.S.202.
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
Змии не отрицал затруднительности ситуации. В справедливости его оценок
убедился и сам Лапинский1*.
* » *
Аналогичные процессы происходили на Северо-Восточном Кавказе. В октябре
1858 г. Шамиль сообщил Мухаммеду Эмину о поощряемой Россией растущей
оппозиции к нем}7 в среде господствующего класса, о непослушании горцев, «усталости»
их от войны и т. д. Он справлялся о возможности получить убежище в Черкесии при
безвыходных обстоятельствах и продолжать там дело мюридизма.
Мухаммед Змин отговорил имама от этого шага, зная, что большинство
населения примет его с недоверием и «его слава будет похоронена». «И через 20
лет,—считал наиб,—черкесы не станут мусульманами, если им вообще суждено
быть таковыми»2*.
В июле 1859 г. от Шамиля пришли еще более безнадежные известия, из
которых следовало, что он утратил контроль над положением в стране, что государственный
порядок почти полностью развалился, что русские войска наступают со всех сторон,
а народ не имеет никакого желания сопротивляться34.
И именно в это время в Петербурге, где очевидно не верили в скорое окончание
войны, вновь и совершенно некстати подняли вопрос о переговорах с Шамилем.
Толчком послужила телеграмма А. Б. Лобанова-Ростовского, посланная 23 июля 1859 г.
Горчакову и сообщавшая, что в русское посольство обратился некий человек,
представившийся эмиссаром Шамиля, с вопросом—на каких условиях согласилась бы Россия
заключить мир с имамом.
Горчаков и военный министр Н. О. Сухозанет, не вполне (или, напротив,
прекрасно) осознававшие всю степень близости Барятинского к победе над Шамилем,
горячо ухватились за это предложение. Можно представить себе раздражение
наместника, когда он, читая письмо канцлера к нему, дошел до строчек о том, что
«восстановление мира на Кавказе, без пролития крови и без траты денег
удесятерило бы вес России в европейской политике»4*.
Гораздо более тревожное для Барятинского заключалось в другом. В полученном
от Александра II послании он обнаружил нечто обескураживающее:
«...примирение с Шамилем было бы самым блестящим завершением оказанных уже князем
Барятинским великих услуг»5*. Зто прозвучало как гром среди ясного неба, учитывая
неизменную поддержку государем кавказских планов наместника.
^Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 197-200,202,206; Ср.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 44.1859 г. Л. 190
06.-191 об., 215 06.-216.
^Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 200-202.
34bid.S.207.
*• Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 382.
50 Там же. С. 382.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
То ли Александр II сам
разуверился в возможности скорого успеха,
то ли «дрогнул» под давлением
Горчакова и Сухозанета (не самых
больших друзей Барятинского) —
сказать трудно464. Факт тот, что
наместник)' пришлось мобилизовать
все свои аргументы, авторитет и
влияние, чтобы убедить императора
в глубокой порочности идеи
переговоров с Шамилем на самом кануне
его полного краха1*. Судить о том,
насколько эффективными
оказались бы эти усилия, нет
возможности, поскольку прежде
чем курьеры успели доставить Алек-
сандру II ответное послание
наместника с изложением его точки
зрения, царь получил телеграмму,
снявшую все вопросы: «Гуниб465
взят, Шамиль в плену и отправлен
в Петербург».
* * #
Неблагополучно складывались
отношения в руководстве польского
легиона. В первый год его
пребывания на Кавказе произошел
разлад между Лапинским и Баньей.
Беспринципный интриган и
честолюбивый авантюрист со скандальным прошлым, Банья, не сумев сделать политическую
карьеру на Западе, решил попытать счастья на Кавказе2*. Он мечтал стать
правителем черкесского края, намереваясь отстранить Лапинского от дел, и, играя на распре
между Сефер-беем и Мухаммедом Эмином, подчинить их себе. Одержимый своими
планами Банья не преминул бы принести им в жертву всех и все, а уж судьбу
«дикого» народа—подавно. Поначалу он был полон надежд организовать и выставить
против России 150 тыс. горцев3*. Когда его расчеты не оправдались, он цинично
Шамиль
»* См.: Brooks W. E. The Politics.., p. 659.
2* Осман-бей. Указ. соч. С. 204-205.
3" ILN. 1857. V. 30. N 851. 28 March. Р. 280.
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
предложил царским властям услуги по усмирению Черкесии, дав, конечно, понять,
чего они стоят. Банья был готов служить всякому, кто ему заплатит1*.
В посланиях Филипсону от 3 июня и 7 августа 1857 г. Банья убеждал в
нецелесообразности приобретать Западный Кавказ оружием, ибо, во-первых, на это уйдет
много времени, во-вторых, придется целиком истребить местных жителей. Между
тем России для осуществления ее внешнеполитических задач на Ближнем Востоке
нужен не «могильный холм» или «клочок земли, лишенный населения», а страна
воинов, способных составить ударную силу русской армии.
Банья рекомендовал другой путь: вначале «внутренне организовать» Черкесию
и поставить над ней «одного вождя», затем превратить его в должника России, чтобы
за остальное можно было не беспокоиться. Автор соблазнял Петербургский
кабинет перспективой иметь «вторую Грузию» и открытую дорогу в Анатолию и
Индию, а в случае, если его советами пренебрегут,—предрекал неисчислимые
трудности466. Право выбирать «туземного» лидера Банья оставил за собой,
предполагая, очевидно, отвести ему роль политической декорации, а реальную власть
сосредоточить в своих руках.
Филипсон не ответил на письма, а Лапинский, узнав об измене компаньона,
предал его польскому эмигрантскому суду, после чего тот уехал в Константинополь467.
После неудачной попытки договориться с Россией Банья взял ориентир на
западные державы. Он составил, а Мухаммед Эмин подписал меморандум, предназначенный
для правительств Англии и Франции. В нем утверждалось, что Черкесия совершенно
независима как от России, так и от Турции. Прежняя власть султана над ней
ограничивалась лишь несколькими пунктами морского побережья. Порта оставляла за
черкесами полную свободу, не требуя от них податей или рекрутов. Горцы
благодарны иностранным государствам за помощь, но они не хотят расплачиваться за нее
своим суверенитетом и поступаться правом развивать отношения с другими
народами в соответствии со своими интересами.
Вместе с тем в документе говорилось об отчаянном состоянии Черкесии и
военных успехах России, которая оттесняет местных жителей в горы, препятствует
торговле (в том числе и невольниками) и хозяйству края, лишает горцев
предметов первой необходимости и т. д.
Вывод меморандума таков: если Европа проявит к черкесам подлинный интерес и
заставит Россию строго соблюдать постановления Парижского конгресса о свободе
торговли в Черном море, то Черкесия, избавленная от «тиранического надзора
русских таможен и крейсеров», сможет восстановить связи с Турцией и западными
странами и, получив от них то, чего не хватает ей сегодня, продолжит войну за
независимость. В противном случае в недалеком будущем доведенные до полного истощения
и потерявшие надежду горцы покорятся России на самых выгодных для них условиях
¦• Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 577.
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
и, сделав это, будут ей верны. «Обманутые в долгом ожидании, испытавшие столько
разочарований и невзгод они легко отдадутся во власть могущественного
правительства (России—В. Д.), которое, без сомнения, всячески постарается снискать их
симпатии. И Европа поймет значение Черкесии лишь тогда, когда 30 или 40 тысяч
всадников, с детства привыкших к лишениям и тяготам войны, проложат русскому
двуглавому орлу путь в Индию. Только тогда получит признание вся доблесть этих диких
племен, которыми сегодня пренебрегают. Европе придется раскаяться в своей
беспечности, но будет слишком поздно»,—такими словами Банья и Мухаммед Эмин
призывали Лондон и Париж к активному вмешательству в кавказские дела1*.
Привез в Англию и вручил меморандум премьер-министру Дерби летом 1858 г.
британский врач Г. О' Брайен, проживавший в Константинополе и находившийся
в близких отношениях со здешним агентом Мухаммеда Эмина Махмудом Эфенди2*.
Смысл ответа британского кабинета, данного Г. О' Брайену в устной форме в один
из первых месяцев 1859 г., состоял в следующем. Лондон заверял в «глубоком
сочувствии» к Черкесии, «сердечно желал» ей «национальной независимости», но
указывал, что «та критическая ситуация, в которой он (Лондонский кабинет—В. Д.)
теперь оказался в Европе», не дает ему возможности отстаивать свои права в
Черкесии. Англия с упреком напоминала горцам об их бездействии в годы Крымской
войны, когда турецкая армия в Малой Азии так нуждалась в их помощи и когда союзники
были бы признательны им «за малейшую поддержку». «Пагубные последствия
этого нейтралитета» дали о себе знать на Парижском конгрессе и
предшествовавших ему дипломатических переговорах, в ходе которых не удалось добиться
отторжения Черкесии от России. Виновником такого итога англичане считали
Сефер-бея468, «задерживавшего освобождение страны». В исправлении его
ошибок, преодолении раздоров среди горцев и объединении их под единой властью видел
Лондон главную задачу Мухаммеда Эмина и Великого совета. Это же являлось и
средством заслужить благорасположение Англии. Если черкесы будут внимать ее советам,
то в подходящий момент английская помощь не заставит себя ждать3*.
Таков ответ Лондона. Мы приводим его со слов О' Брайена, рассказ которого,
возможно, единственный исторический источник по данному вопросу. Поэтом}'
трудно судить, насколько точно передает О' Брайен содержание своей беседы с
представителем Дерби (или самим премьером) и вообще имела ли место беседа.
19 мая 1859 г. Лобанов-Ростовский сообщил Горчакову, что О' Брайен, Банья
и Махмуд Эфенди, узнав о реакции британского правительства, составили от
имени Мухаммеда Эмина новое письмо к нему. Наиб принимал обязательство
предоставить в полное распоряжение Англии «по ее первому требованию» от 30
»•АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 44. 1859 г. Л. 170 об.-173.
г* Там же. Л. 170.
3* Там же. Л. 173 об., 176-177.
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
до 40 тысяч кавалерии
для использования ее
даже за пределами Чер-
кесии. Лондону
предлагалось прислать к
горцам в течение лета
1859 г. официального
уполномоченного «под
видом путешественника»
для определения
размеров необходимой для
войска английской
субсидии и окончательного
решения дела.
Данное письмо
подлежало пересылке в
Черкесию на
утверждение Мухаммеда Эмина Партия черкесов, спускающаяся с гор для набега
(его подпись и печать),
после чего Г. О' Брайен должен был отвезти его в Англию1*.
Эти демарши сопровождались новой дипломатической демонстрацией,
организованной черкесской знатью: в июне 1859 г. в Турцию прибыла очередная
горская депутация, чтобы просить помощи у послов западных держав в Константинополе2*.
Деятельность легионеров Лапинского протекала на фоне неослабевавшего
соперничества между Сефер-беем и Мухаммедом Эмином, усиливавшегося недовольства
народа и тем и другим, крепнувшей среди горцев ориентации на Россию3*.
Демократические слои черкесских обществ все глубже осознавали выгоды
прекращения войны и развития мирных отношений с русскими. В поисках материальных
и социальных привилегий переходило на сторону России немало представителей
господствующего класса, хотя их позиция отличалась неустойчивостью1*.
Подогревать в горцах воинственный дух, преодолевать в них тягу к переговорам
с Россией и созывать их для вылазок против русских становилось для Лапинского с
каждым днем все труднее5*. В июле 1859 г. он предложил Мухаммеду Эмину план
«тотальной мобилизации» населения на территории от Кубани до Ингури, от побе-
«°АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 44. 1859 г. Л. 173 об.-174 об.
*• Там же. Д. 45. 1859 г. Л. 155-158.
^LapinskiT. Op. cit. Bd. 2. S. 130, 132-136, 140-142.
«'lbid.S. 151-152.
54bid.S. 154-155,204-205.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
режья Черного моря до Дарьяльского ущелья. Наиб принял его. В южную Черке-
сию, Абхазию и Осетию были посланы именитые агитаторы. Лапинский поехал в
Сванетию1*. Он намеревался вывести сванов из состояния мира с Россией, для
начала произведя с ними набег на Грузию, который, по его мнению, был бы
«лучшим поручительством» их готовности объединиться с черкесами.
Паническое письмо Мухаммеда Эмина заставило Лапинского отказаться от своих
замыслов и поспешно вернуться. Наиб просил помощи, уведомляя о выступлении
против него абадзехов с требованием начать переговоры с Россией. В противном
случае ему угрожали арестом и выдачей русским.
Возвратившись, Лапинский с огорчением отметил, что русские ведут себя умно,
учитывают характер и настроение горцев. Расположившись двумя лагерями на
земле абадзехов, русские войска не открывали военных действий, чтобы не вызвать
ожесточения и не дать возможности воинственно-клерикальным элементам горского
общества подорвать развивавшуюся тенденцию к сближению с Россией24.
Внутри черкесских обществ вопрос о дальнейшей политике по отношению к
России становился все более острым. Одна часть общинников и знати стояла за
продолжение войны. Другая—за полное прекращение сопротивления, изъявление
покорности и верноподданства российскому императору3*. В подоплеке такого
размежевания скрывался целый ряд объективных и субъективных факторов, включавших
географические, экономические условия, социально-политические интересы,
менталитет, массовые настроения на данный момент, опыт общения с русскими и т. д.
« « «
25 августа 1859 г. Шамиль сдался русской армии. Историк Р. А. Фадеев
сравнивал этот факт по значению с присоединением в XVI в. к России Казанского и
Астраханского ханств4*.
Новость о прекращении войны на Восточном Кавказе в Англии восприняли с
тревогой469. Граф Аппоньи, австрийский посол в Лондоне, отозвался на нее кратким
резюме: «Отныне широкая дорога в Азию (для России—Б. Д.) открыта»5*.
Британская «Тайме» с сожалением вспомнила Крымскую войну: если бы тогда, писала
газета, союзники атаковали Россию на Кавказе, судьба Азии сложилась бы
совершенно иначе. Теперь приходится пожинать плоды этих просчетов. Шамиль,
сдерживавший продвижение России в Среднюю Азию, Иран и Турцию, защищал
интересы Европы, особенно Англии. Его пленение, по мнению «Тайме», ускорит
окончательное покорение Кавказа. Все говорит за то, что вскоре горцы станут
l'Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 208.
24bid. S. 210-213.
3*Милютин Д. А. Воспоминания 1860-1862.., с. 119-120.
4* Фадеев Р. А. Письма.., с. 241.
b*HoffmannJ. Die Politik.., S. 258.
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
«послушными, если не верными подданными» России, перед которой уже не будет
препятствий для упрочения ее влияния на Востоке1*. Представители крупной
британской буржуазии подали на имя королевы Виктории адрес с обвинениями в измене
Шамилю, защищавшему доступ России в Азию2*.
В день опубликования в Лондоне известия о пленении Шамиля B/14 сентября)
Бруннов писал Горчакову, что оно «вызовет огромную сенсацию» в Англии, где «с
давних пор привыкли ставить рядом имена Шамиля и Абдель-Кадера». Посол
считал это событие «счастливым предзнаменованием умиротворения Дагестана»3*.
Французский посол в Петербурге Н. Л. Монтебелло, заметив, что на Западе
переоценивали власть Шамиля, никогда не выходившую за пределы горного
Дагестана, вместе с тем подчеркнул историческое значение падения имамата и предостерег
свое правительство насчет возможных последствий безразличия Франции к Кавказу.
«Шамиль,—писал Монтебелло,—последний по-настоящему грозный противник
России в этих (кавказских—В. Д.) странах; двери в Малую Азию сегодня навсегда
в ее руках, она может бросить свои армии против Турции и Персии и свободно
действовать на театре, не доступном для европейских войск. [...] Желательно, чтобы
бдительность представителей (французского—В. Д.) императора в этих регионах
была соответствующим противовесом настойчивости и активности России»470.
Пленение Шамиля произвело угнетающий морально-психологический эффект
в Черкесии4*. В ноябре 1859 г. Мухаммед Эмин, осознавший бесполезность
дальнейшего сопротивления и получивший от имама разрешение следовать его примеру,
признал себя побежденным и торжественно присягнул на верность России471.
В Петербурге его приняли с почестями5*. Здесь увидели в приезде наиба возможность
сообщить Европе, что кавказский вопрос разрешен и отныне даже формально
перестает быть предметом международных препирательств6*.
Если это было и не совсем так, то, во всяком случае, с конца 1859 г. накал войны
на Северо-Западном Кавказе заметно ослабевает, а тяга к добрососедским отношениям
с Россией крепнет7*. Однако часть местной знати, опасаясь за свои привилегии,
продолжала искать способы не допустить утверждения России в этом регионе.
Несмотря на успешное окончание войны на Северо-Восточном Кавказе, среди
русских генералов не было единства в вопросе о способах ее завершения в Черкесии.
Г. И. Филипсон считал, что особый менталитет шапсугов и убыхов, их исключительная
»'TheTimes, 1859. 28 Sept.
2'ЗиссерманА. Л. Указ. соч. Т. 3. М., 1890. С. 297-298.
3'АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 99. 1859 г. Л. 268 и об.
**Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 214, 220.
5* Муханов В. Л/. Покоритель Кавказа князь А. И. Барятинский. М., 2007. С. 271.
^Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 225-226.
7eIbid.S.216,220.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
воинственность делают нецелесообразным применение к ним силовых методов,
принесших эффективный результат в Чечне и Дагестане. В Черкесии результат
может быть иным—крайнее ожесточение местного населения и широкомасштабное
вмешательство европейских стран, прежде всего Англии. Поэтому, по мнению
Филипсона, «следовало мерами кроткими при содействии Мухаммеда Эмина
достигнуть во всем Западном Кавказе такой же степени покорности, какая уже достигнута
относительно абадзехов и на-|ухайцев, стараясь упрочить нашу власть в этом крае только
занятием некоторых укрепленных пунктов, проложением дорог, рубкою просек,
введением управления сообразно быту и нравам туземных племен в духе гуманном,
не препятствуя торговым сношениям прибрежных горцев с Турцией и т. д.»1*.
Против этого предложения решительно выступили Д. А. Милютин и
командующий русскими войсками на Северо-Западном Кавказе генерал Н. И. Евдокимов. Первый
оценивал идею Филипсона как иллюзию, странную для человека, который
прослужил на Кавказе 30 лет и который, казалось бы, должен знать, «как смотрят горцы
на гуманность и кротость и как мало можно полагаться на их изъявление
покорности». Комментируя аргумент о возможности интервенции европейских держав,
Милютин утверждал, что решительные действия в Черкесии именно для того и нужны,
чтобы предотвратить такую возможность как можно скорее2*.
Евдокимов в данной ситуации вообще исключал постановку проблемы выбора:
«вытеснить из гор туземное население и заставить его или переселиться на
открытые равнины позади казачьих станиц, или уходить в Турцию»3*. Для многоопытного
Евдокимова, прекрасно изучившего весь Кавказ, где прошла его жизнь и служба,
вопрос сводился к разработке и исполнению четкого военно-оперативного плана,
который он сам и предложил.
Над всеми решениями русского командования постоянно довлел страх перед
новой войной с Турцией на Кавказе4*. В свете недавнего исторического опыта
(Крымская война) и текущих событий (деятельность иностранных эмиссаров в
Черкесии) не было никакой уверенности, что Порта останется без союзников.
Лапинский, хотя и осознавал безнадежность борьбы, помогат горцам до своего
отъезда из Черкесии в начале декабря 1859 г., а после этого боевыми операциями руководи.!
его помощник лейтенант Арановский, задержавшийся здесь еще на год5*.
* О 4
Не без внушений из-за границы горские «князья» предприняли очередную
попытку создать государство, чтобы, широко объявив о нем, привлечь внимание
** Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 474-475.
г* Там же. С. 475.
3* Там же.
** Милютин Д. А. Воспоминания 1860-1862.., с. 116, 289; АМКВИВЧ. С. 242, 378.
^Lapinski Т. Ор. cit. S. 214-217, 228, 231-232.
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
Европы, дать Англии более основательный повод для вмешательства. Таким путем
они также рассчитывали устранить междоусобицы, придать организованность
военным действиям и склонить царизм к пересмотру его позиции в вопросе о
независимости Черкесии.
В июне 1861 г. шапсугские, убыхские и абадзехские старшины учредили
центральное правительство (Меджлис), состоявшее из 15 влиятельных представителей
зарождающегося феодального сословия и духовенства. Им подчинялись 12 округов,
каждый из которых управлялся муфтиями и кадиями (судьями). Во главе сельских
общин стояли смотрители, исполнявшие полицейские функции и предписания
окружного начальства по сбору доходов, распределению податей, формированию
ополчения!*. Довольно примитивной формой и названиями отдельных звеньев это
государство напоминало турецкий образец военно-феодальной деспотии, но с
несколько большим теократическим акцентом.
Эта система фактически воспроизводила административно-карательный
аппарат, учрежденный в 50-е гг. Мухаммедом Эмином, который, исходя из военных нужд,
ограничивал влияние племенной «аристократии»2*. Поэтому тогда она его не
поддержала. Теперь, после капитуляции наиба, она поставила идею государства на
службу своим интересам, попирая патриархально-демократические традиции
черкесских общин, порабощая соотечественников.
Несмотря на усилия творцов «нового порядка», он был обречен на распад. И дело
не в его эксплуататорской сущности, враждебно воспринимавшейся трудящимися
массами (хотя этот фактор нельзя не учитывать), а в более солидном препятствии.
На таком бойком перекрестке международных противоречий, как Черкесия, в
условиях соседства с крупными державами было принципиально невозможно существование
суверенного государства3*.
Перед горцами стояла дилемма: либо присоединением к России обеспечить
себе, помимо внешней безопасности, перспективы хозяйственного и культурного
развития, либо перейти под эгиду Турции, что, при ее неудержимо дряхлеющем
состоянии, означало бы превращение в колониальный придаток Британской империи со
всеми вытекающими отсюда последствиями, хорошо известными из истории
господства англичан в Индии4*.
х*ФелицынЕ. Князь Сефер-беп.., с. 152-155, 158-161; Дзщзария Г. А, Указ. соч. С. 187.
2° Лавров J. И. Попытка образования государства на Северо-Западном Кавказе в 1860-е годы //
Краткое содержание докладов Среднеазиатско-кавказских чтений. Л., 1980. С. 19-20; StuckerC. Op.
cit. Р. 240-242.
30 Фадеев А. В. Мюридизм как орудие агрессивной политики Турции и Англии на Северо-Западном
Кавказе в XIX столетии //ВИ. 1951. № 9. С. 89-91; Смирнов Н. А. Политика России на Кавказе
в XVI-XIX веках. М., 1958. С. 216.
4* Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 9. С. 131, 225.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Молодая черкесская знать, заплутавшая по неопытности в лабиринтах высоких
сфер дипломатии472, руководимая ослепляющим чувством собственной выгоды, выбрала
второй путь, не увидев на нем подстерегавших ее опасностей. Ей, наивно
верившей в бескорыстие Англии и Турции, казалось, будто Лондон помогает горцам из
гуманно-идеалистических побуждений, а султан, в качестве верховного
покровителя мусульман, просто обязан защищать единоверцев от притеснения «гяуров».
На самом деле британским правителям нужна была Черкесия, независимая от
России, но не от Англии. За их требованиями независимости таились
экспансионистские замыслы. Черкесская «аристократия» не понимала хищнических мотивов
внешней политики этой капиталистической державы и, принимая ее
заступничество, обрекала свою страну на деградацию, а себя—на роль прислуги английской
буржуазии. Вместо того, чтобы получить из рук западного «опекуна» право на
бесконтрольное угнетение рядовых горцев, господствующему сословию самому
пришлось бы идти в кабалу.
Горские вожди уведомили о создании Черкесского государства Петербургский
кабинет473 и предложили переговоры о мире, которые, по мнению Д. А.
Милютина, не могли «иметь другой цели, как только задержать ход нашего завоевания.
Быть может, даже есть при этом тайный расчет протянуть борьбу до новой
Европейской войны, ожидаемой с нетерпением нашими врагами, внешними и
внутренними»1*.
Затем через британского консула в Сухум-кале Диксона Меджлис известил о
своем «рождении» Лондонский кабинет, выражая ему благодарность за «40 лет
благо детельства», обещая сообщать подробности о развитии политической ситуации
в крае и прося о новой помощи. Он даже соглашался запретить работорговлю.
В сентябре 1861 г. русское правительство узнало о подготовке в
Константинополе экспедиции с целью секретной доставки на восточный берег Черного моря крупной
партии оружия. Деньги на закупку его привез из Лондона О' Брайен. Русские
сторожевые крейсеры помешали осуществлению этого предприятия2*.
« * «
Таким образом, в период с 1857 по 1859 гг. внешнее вмешательство в дела Чер-
кесии выразилось главным образом в деятельности военного отряда Т. Лапинского
и Я. Баньи. Эта экспедиция, снаряженная под негласным покровительством
Турции и Англии чтобы вдохнуть новые силы в истощавшуюся Кавказскую войну,
закончилась в целом безрезультатно. Иностранные наемники не нашли прочной
политической и социальной опоры в черкесском обществе, раздираемом соперничеством
местных лидеров и «партий».
¦•АКАК.Т. 12. С. 933.
2* ФелицыпЕ. Князь Сефер-бей.., с. 164-165; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36.1861 г. Л. 204 и об.
ГЛАВА III. АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
Тщетными оказались предпринятые по подсказке Т. Лапинского попытки
горской знати создать некое подобие государства как силы, призванной преодолеть
разрозненность черкесов, организовать их в борьбе против России.
Англия, не решившись открыто поддержать военную авантюру против России,
заняла выжидательную позицию. На инспирированное Лапинским обращение
горских вождей к британскому правительству за помощью Англия, наученная опытом
Крымской войны, ответила, что она вмешается не раньше, чем будет налицо
массовый подъем черкесов против России.
Глава IV
Черкесское «посольство» в Англии и операция «Чезапик»
A860-1864 гг.)
Англичане, поляки и мысль о повторении «Виксена». (Стр. 425)-Петербург-Константинополь:
дипломатические объяснения. (Стр. 433)-Польско-черкесские фантазии Наполеона III на
заключительном этапе Кавказской войны. (Стр. 439)-Мухаджирская кампания: причины,
стимулы, организаторы. (Стр. 442)
424
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ II ОПЕРАЦИЯ <«ЧЕЗАПИК»> A860- 1864 гг.)
С начала 60-х гг. XIX в. британское правительство проводит свою политику на
Кавказе почти полностью руками польских эмигрантов. Черкесский и польский вопросы
слились, в представлении Лондона, в одну проблему всемерного ослабления России.
Усиливаются связи между хозяевами «Отеля Ламберт» и Уркартом, под
эгидой которого по всей Англии учреждаются «Комитеты иностранных дел» (первый
появился в начале 1854 г.), призванные научить общественное мнение страны
критически оценивать внешнюю политику кабинета сквозь призму уркартовских
взглядов. В начале 60-х гг. «Комитеты» пропагандировали только тему Польши
иЧеркесии1*.
Во время пребывания в Константинополе в 1861 г. сын Адама Чарторыйского
князь Витольд установил отношения с проживавшими там черкесами. Одного из них
он послал в качестве своего эмиссара на Кавказ призвать убыхов и шапсугов к
сохранению единства и продолжению борьбы против России. Чарторыйский
просил их признать своим вождем Ибрагима Карабатыра, сына Сефер-бея474.
В 1861 г. при посредничестве Владислава Иордана, представителя «Отеля
Ламберт» в Турции475, горцы обратились к королеве Виктории и Наполеону III с
просьбами о помощи2*.
Инструктируемый из Лондона Замойским, Иордан в Константинополе
приложил немало усилий для подготовки военной экспедиции на Кавказ. Летом 1862 г.
он послал в Черкесию своего агента лейтенанта Козирадского, а сам принялся
пропагандировать эту идею среди влиятельных турок с целью заручиться их финансовым
содействием.
Планы поляков осложнялись борьбой за власть между представителями
различных политических группировок Черкесии.
В августе 1862 г. Иордан организовал поездку в Лондон двух членов Черкесского
Меджлиса, прибывших в Константинополь в составе горской делегации просить
султана и представителей западных держав о материальной поддержке.
В Англии Хаджи Хасан и Кустаноглы Исмаил476 сразу попали под опеку Уркарта
иЗамойского, возглавлявшего, наряду с Владиславом Чарторыйским, после смерти
Адама Чарторыйского, польскую консервативную эмиграцию. Гостей возили по
крупным промышленным центрам страны, устраивали им выступления на многолюдных
митингах и кулуарные встречи с влиятельными политическими деятелями.
На одном из таких митингов, состоявшемся в г. Престоне (графство
Ланкашир), присутствовало полторы тысячи человек. На нем, после выступления
черкесских делегатов, длинную речь произнес сподвижник Уркарта майор С. Рол-
ланд. Резко критикуя британское правительство за политику поощрения агрессии
России на Востоке, он напомнил о «русской угрозе» Индии, о позоре «Виксена»,
^BrockP. Op. cit. Р. 407-408.
2'Дли*Р.Ор.сН.Р.409.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
о неудачах Англии на Кавказе в годы Крымской войны, о ее терпимости к
нарушениям Петербургом постановлений Парижского договора о свободе торговли на
восточном побережье Черного моря и т. д.
Участники митинга приняли резолюцию, осуждавшую пассивность Лондонского
кабинета в черкесском вопросе и призывавшую к оказанию помощи горцам, ибо
каждый удар России по ним—«это удар по Англии»[*.
Составлением аналогичных документов завершались многолюдные (по четыре
и более тысяч человек) собрания в Лондоне, Эдинбурге, Данди, Манчестере, Мак-
клесфилде, Ньюкасле и других городах2*.
Этими пропагандистскими спектаклями уркартисты рассчитывали
спровоцировать в английском обществе новые пароксизмы русофобии и принудить Лондонский
кабинет к более активным шагам.
Появление в Англии горских вождей вызвало здесь нечто похожее на сенсацию.
Газеты охотно помещали пространные материалы о них. Был учрежден
«Черкесский комитет» под председательством адвоката-радикала Эдмонда Билса, известного
своими антирусскими и пропольскими взглядами3*. На заседаниях комитета при
участии влиятельных людей из лондонского Сити разрабатывалась идея политической
и торгово-экономической экспансии на Кавказ. Буржуазию привлекла
возможность развернуть там крупное производство хлопка и шелка4*.
По наущению Уркарта и других горские делегаты передали королеве Виктории
петицию, в которой просили о помощи. Они писали, что султан ими никогда не
владел и, следовательно, не имел права передавать их России. Горцы приносили
извинения за свою пассивность в годы Крымской войны, оправдывая ее
недостатком единства и предприимчивости среди вождей народа. С тех пор произошли,
как они убеждали, перемены к лучшему: два года назад, «желая вступить в семью
конституционных наций», черкесы и абхазы избрали «Парламент» и «Правительство»,
которым подвластны «миллионы душ», разделенных по «провинциям», учредили
законы, гарантирующие безопасность личности и неприкосновенность
собственности, особенно, если это касается приезжих купцов5*.
Петиция не попала по адресу, на нее ответил отказом госсекретарь Д. Рассел. За
это его обвинили в том, что он действовал без ведома королевы и кабинета.
Уркартисты имели право настаивать, чтобы составленный ими документ был вручен
тому, кому он предназначался. Расселу пришлось оправдываться перед Викторией
за нарушение формальностей и объяснять мотивы своего решения. Одобрение
t'RollandS. E. Ор. cit. Р. 27. Подробнее о митинге см.: Ibid. Р. 5-28.
20 Das Geheimniss Russlands.., S. 154-160.
**BrockP. Op. cit. P. 410; [UrquhartD.] The Secret of Russia.., p. 65.
*• [UrquhartD.] The Secret of Russia.., p. 104.
b*RollandS. E. Op. cit. P. 3-4. Полный текст петиции см.: Ibid. P. 3-5.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
королевы позволило госсекретарю исправить оплошность и защититься от атак
русофобской «партии»1*.
Британское правительство не хотело ни компрометировать, ни сковывать себя
официальными обязательствами перед черкесами, несмотря на то, что после
Крымской войны оно продолжало с помощью своих послов (в Константинополе и
Петербурге) и консулов (в Сухум-кале, Трапезунде, Одессе, Керчи) держать
Западный Кавказ под пристальным наблюдением2*.
В атмосфере, насыщенной русофобскими идеями, у Уркарта, Замойского и К°
рождается план повторить эксперимент «Виксена». Было решено отправить
черкесских депутатов из Константинополя домой на британском корабле в надежде
либо доказать право свободного плавания иностранных судов в Черном море,
либо поставить русско-английские отношения на грань столкновения. Отказ от
войны с Россией, равнозначный национальному унижению, позволит радикалам
дискредитировать и свергнуть кабинет Пальмерстона. Уркартисты считали
международную обстановку в начале 60-х гг. более подходящей для «нового»
«Виксена», чем в 30-е гг. Радикалы пытались заставить правительство
громогласно заявить о незаконности блокады черкесского побережья и тем самым
косвенно дать согласие на опасную затею.
На кабинет оказывали давление посредством как периодической печати, так и
прямой переписки с ним, которая велась более полугода между Черкесским
комитетом, представлявшим многочисленную «партию» уркартистов, и Форин оффис3*.
Рассел занял весьма противоречивую позицию. В ответ на запрос, «могут ли
британские купцы, согласно 11,12 и 13-й статьям Парижского договора, свободно
торговать с народом Черкесии без того, чтобы военные корабли задерживали их,
досаждали или препятствовали им», он сослался на таможенно-карантинные
правила, введенные Россией 7 октября 1857 г., заметив, что всякое нарушившее их
судно «не будет гарантировано» от соответствующих санкций России, которые
«принесут только оаюжнения с русским правительством и убытки для лиц, участвовавших
в подобном предприятии»4*.
Вместе с тем в письмах к Билсу госсекретарь говорил о незаконном владении
Россией кавказским побережьем. По его словам, Форин оффис не должен влиять на решение
английских подданных осуществить какое-либо коммерческое дело или
воздержаться от него, как и не обязан он заранее уведомлять их о том, какой будет его реакция,
если возникнет англо-русский инцидент.
•в АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 73. 1862 г. Л. 151-152.
'** Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 210-217.
*'BrockP. Op. cit. Р. 411; [UrquhartD.] The Secret of Russia.., p. 66, 73; АВПРИ. Ф. Канцелярия.
Д. 73. 1862 г. Л. 152 и об.
*• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 73. 1862 г. Л. 65; RollandS. E. Op. cit. Р. 33-34.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Хотя Рассел и не сказал об этом Билсу, но британское правительство и сам он
считали положение 12-й статьи Парижского договора о таможенных, санитарных и
полицейских ограничениях в Черном море неприменимым к Черкесии, поскольку
там шла война, дававшая горцам все права воюющей стороны, включая право на
получение помощи извне1*.
Рассел возражал не против эксперимента с «новым» «Виксеном», а против
открытого участия в нем британского кабинета, которого арест судна мог поставить
перед выбором: либо объявить России войну во имя спасения чести Англии, либо
уйти в отставку. Госсекретарь не возбранял затеи, а лишь предупреждал Черкесский
комитет, чтобы на заступничество официального Лондона он не рассчитывал.
Англия не могла и не собиралась решать с Россией спорные вопросы войной, понимая,
что международная «конъюнктура» не благоприятствовала этому.
Снимая с себя всякую ответственность, опасаясь дать консервативной
оппозиции повод считать Форин оффис причастным к плану Уркарта и К°, Рассел в то же
время не прочь был понаблюдать за тем, как развернутся события, и воспользоваться,
при благоприятном исходе, плодами удачи. Поведение Рассела больше поощряло,
чем предотвращаю авантюру. Не стайно уркартисты истолковали его как
приглашение к осуществлению экспедиции477.
Весьма симптоматично: госсекретарь сообщил Бруннову о подготовляемой
акции, преподнося эту «доверительность» как доказательство осуждения
правительством Англии антирусских планов и стремления расстроить их, и одновременно
заявил послу о намерении Лондона, в случае задержания английского судна,
руководствоваться в своих действиях традиционной доктриной непризнания прав
России на восточный берег Черного моря478. Это был угрожающий намек в
расчете заставить Петербург закрывать глаза на контрабандные вояжи британских
коммерсантов в Черкесию.
В отданных донесениях Бруннова Горчакову (ноябрь-декабрь 1862 г.) появляются
озабоченность возможностью и «всей серьезностью» последствий англ о- русского
столкновения на Кавказе, призывы к осмотрительности20. Если накануне Крымской
войны Бруннов своими успокоительными депешами невольно укреплял в
Николае I благодушие и самоуверенность, то теперь он стал зорче всматриваться в
явления, способные осложнить отношения между Англией и Россией. «Когда
возникает опасность,—писал посол,—то недостаточно указать на нее. Трезвое
предвидение должно вести к поискам средств предотвратить ее»3*.
Он вновь предлагал, хотя бы в качестве эксперимента, систему выдачи русским
и английским посольствами в Турции виз капитанам британских судов,
направили* Р. Op. cit. Р. 410-412.
'* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 73. 1862 г. Л. 63 о6.-64, 154.
3* Там же. Л. 154 и об.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
ляющихся в Черкесию. Этим, по его мнению, удастся: 1) резко сократить, если не
пресечь вообще, торговлю оружием, ибо иностранные корабли будут получать
пропуск к месту назначения только при отсутствии на их борту запрещенных грузов; 2)
свести к минимуму вероятность «плохо мотивированного или незаконного ареста»
судна; 3) выиграть тяжбу с Англией в случае задержания ее корабля с
контрабандой и не имеющего визы; 4) «легализовать» в глазах западных держав
таможенно-пограничный контроль и повысить его эффективность: ведь, прося ви^у,
иностранные коммерсанты удостоверяли бы тем самым свое признание права
России осуществлять такой контроль1*. Однако применение «притеснительных и
самоуправных» мер к законной торговле Бруннов считал недопустимым479.
Тот факт, что в действиях Бруннова стала заметна инициативность, а в его
суждениях раскованность, в прошлом мало свойственные русским дипломатам, отражал
новый, принесенный Горчаковым стиль руководства внешней политикой России,
который диктовался изменившейся международной ситуацией и необходимостью избежать
повторения ошибок, приведших к крымской катастрофе. Благодаря этим обстоятельствам,
а также незаурядным личностным качествам Горчакова он при Александре II имел
гораздо большую самостоятельность, чем Нессельроде при Николае I.
Горчаков стремился избавить своих подчиненных от мелочной служебной
регламентации и гнета инструкций, от боязни высказать собственное мнение. Его директивы
помогали российским послам глубоко вникать в мотивы действий того или иного
государства в кавказском вопросе, открывали глаза на то, что укрылось от взора
дипломата, отучали от негласного обычая утаивать от Петербурга правду, если она
там неугодна, воспитывали сознание служения России, а не только царю.
Когда в январе 1863 г. разразилось польское восстание, Черкесии стали
придавать большее значение и в Лондонском кабинете и в «Отеле Ламберт». Втянув
Англию в конфликт с Россией на Кавказе, лидеры польской эмиграции стремились
добиться независимости своей страны. Они верили, что в России в скором
будущем произойдет революция.
Эти надежды рождались не без влияния русского революционера В. И. Кельсиева,
приехавшего в Константинополь, чтобы вести пропаганду среди русских
староверов в Турции и в войсках Отдельного Кавказского корпуса. Кельсиев передавал
Иордану для распространения на Кавказе экземпляры «Колокола» со своими
дописками, призывавшими русских офицеров поддержать дело Польши2*.
Британские руководители усматривали для себя выгоду в возникновении и
сохранении напряженности в двух «горячих» точках Российской империи вдобавок к ее
внутренним социально-экономическим неурядицам, лишавшим возможности уча-
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 73. 1862 г. Л. 154 об.-155 об.
2' WiderszalL. Ор. cit. Р. 201.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ствовать в международной жизни. Правда, англичане по-прежнему отказывались от
прямого вооруженного вмешательства, предпочитая действовать из-за польской ширмы.
В условиях спада внешнеполитической активности Петербурга после
Крымской войны возрастала роль Польши и Кавказа в обороне России, как и возрастала
тревога русского правительства по поводу возможности одновременного
обострения обстановки в этих районах. Петербург понимал, насколько опасна ассоциация
в сознании английских политиков понятий «Польша» и «Кавказ», способная
вылиться в реальные акции против России. В инструктивной записке для русских
дипломатов в Константинополе подчеркивалось: «Кавказ и Польша—два наших
часовых», один—на границе с Ираном и Средней Азией, за которыми простиралась
британская Индия, другой—в Европе. Но тут же указывалось, что эти территории
не стали еще полностью русскими и в случае европейской войны они будут
«связывать руки» России1*.
На Кавказе, особенно на его черноморском побережье, начались приготовления
военно-оборонительного характера2*.
С началом польского восстания Лондон стал смелее в вопросах, касавшихся
Кавказа. Усилилось давление на британское правительство со стороны консервативной
оппозиции. В феврале 1863 г. она потребовала обнародования в парламенте
официальных документов по англо-русским переговорам о свободе торговли на восточном
побережье Черного моря. Эта новая попытка возбудить спор о Кавказе между
Англией и Россией не случайно была приурочена к событиям в Польше.
С беспокойством следя за развитием парламентской провокации, Бруннов
докладывал Горчакову, что поддержание нормальных отношений между Петербургским
и Лондонским кабинетами становится с каждым днем все более сложной задачей3*.
Казалось, над Россией вновь навис призрак крымской коалиции4*.
В мае 1863 г. последовал еще один запрос. «Готово ли правительство Ее
Величества,— интересовался парламентарий виконт Рейнхэм,—поддерживать решения
Парижского договора, предусматривающие свободную навигацию в Черном море,
в случаях, когда какие-либо суда собираются торговать с Черкесией?». Он заявил,
что «насилия, недавно учиненные русскими войсками» над прибрежными
черкесскими племенами являются «оскорблением» Англии. Отвечая ему, Пальмерстон
подтвердил прежнюю британскую точку зрения о юридической несостоятельности
прав России на Черкесию, однако сказал, что он не видит острой необходимости
и повода поднимать этот вопрос5*.
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 43. 1856 г. Л. 338 о6.-339.
*• Милютин Д. А. Воспоминания 1863-1864. М., 2003. С. 349-350,356-357.
3* Там же. Д. 84. 1863 г. Л. 174-175.
4* РевуненковВ. Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия Л., 1957. С. 228-241,295.
5°HPD. V. 170. L., 1863. Р. 1773, 1774.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
В феврале 1863 г. вернувшийся из Англии в Турцию Хаджи Хасан беседовал с
британским послом Генри Булвером (близкий друг Пальмерстона) и его
секретарем, которые, как обнаружилось, одобряли замышляемое уркартистами предприятие,
аналогичное операции «Виксен». «Европа,—говорил Булвер,—не может равнодушно
видеть покорение Кавказа. Независимый Кавказ для нее так же желателен, как была
бы желательна независимая Польша. Независимость Кавказа могла бы даже сильно
содействовать, в удобную минуту, независимости Польши»1*.
Столь же обнадеживающие суждения высказали великий визирь, министры
иностранных дел и обороны Турции. В Константинополе и Лондоне развернулись
кампании по сбору денег для новой авантюры в Черкесии. Координацию
осуществлял последователь Уркарта майор Ролланд2*.
Учитывая события в Польше, вдохновители провокации решили изменить план
осуществления ее, придать ей более острый характер. Предполагалось отправить
на британском корабле на Кавказ не только черкесских депутатов, но и груз оружия
с тем, чтобы наверняка вызвать Россию на конфликт480. В Ньюкасле была куплена
нгона «Чезапик», предназначавшаяся для путешествия. Общие расходы на операцию
составили 125 тыс. франков. Из них лишь 15 тыс. дали поляки.
По делам, связанным с подготовкой экспедиции, Уркарт послал в
Константинополь своего помощника Константина Л екавского, сменившего Ролланда. Нового агента
рекомендовал сын богатого британского промышленника, молодой радикал
Джозеф Коуэн, пожертвовавший огромную сумму на предстоявшую провокацию481.
В мае 1863 г. Лекавский прибыл в турецкую столицу, где между ним и
Иорданом начались разногласия, имевшие серьезные последствия. В значительной
степени вояж «Чезапика» затруднялся отсутствием единства взглядов в лагере
польской эмиграции.
Демократическое крыло считало какие-либо предприятия в Черкесии пагубным
расточением денег и людей в ущерб главной задаче. Консерваторы из «Отеля
Ламберт», напротив, рассматривали Черкесию как ключ к освобождению Польши3*.
Иордан не переставал агитировать служивших в русской армии на Кавказе
польских солдат и офицеров перейти на сторону горцев4*. Витольд Чарторыйский
продолжал искать среди турок подходящего человека на пост турецкого наместника
в Черкесии, которая должна быть отвоевана у России5*.
Помимо идейных противоречий, эмигрантское общество разъедали обычные склоки,
взаимные мелочные придирки, личное соперничество—явления, особенно при-
,в Цнт. по: ЗиссерманА. J. Указ. соч. Т. 3. М., 1891. С. 297.
*° ВгоскР. Ор. cit. Р. 413-414.
**BrockP. The Fall of Circassia.., р. 416-417; QuandourM. I. Op. cit. Р. 174.
»e АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 344 и об.
г,в Там же. Л. 344 и об.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
сущие колонии поляков в Турции. Эти обстоятельства ставили под вопрос
проведение антирусского замысла в жизнь, ибо снаряжать «Чезапик» предстояло в
Константинополе не только полякам, но и султанским чиновникам, также имевшим
склонность к интриге.
Затягивавшаяся задержка с отправкой судна понижала престиж Уркарта в глазах
заждавшихся горцев. Пытаясь уладить распри между теми, от кого зависел успех
экспедиции, Уркарт, после неудачной миссии Лекавского, командирует в Турцию
третьего агента майора Пура. Но он оказался совершенно неспособным распутать
клубок возникших вокруг «Чезапика» больших и малых заговоров, без которых на
Востоке не обходилась ни одна политическая акция. В черкесском и польском
комитетах, как и в правительственных кругах Турции, не могли договориться о
кандидатуре на «должность» правителя Черкесии1*. Вдобавок росла давно наметившаяся
неприязнь между Уркартом и Иорданом.
Все же в июле 1863 г. на константинопольском совещании с участием Пура,
Дж. М. Миллингена—врача при султанском дворе, Иордана и Витольда Чарто-
рыйского удалось прийти к решению послать на Кавказ на британском корабле,
кроме черкесских делегатов и оружия, также двух наблюдателей—поляка и
англичанина—для сформирования у горцев правительства и преодоления среди них
внутренних усобиц.
Вскоре Булверу стало известно о достигнутой договоренности реализовать
операцию «Чезапик» в варианте, более рискованном для русско-английских отношений,
нежели первоначальный. Негодующий Уркарт без колебаний предположил измену,
готовый обвинять в ней любого из своих компаньонов, чем еще сильнее укрепил дух
недоверия между заговорщиками. Окончательно рассорившись с Иорданом и
охладев к Владислав} Чарторыйскому, Уркарт практически отстранился от экспедиции,
в успех которой перестал верить.
Одной из причин этого разлада были уркартовские обвинения в адрес Иордана
в потакании «русскому шпиону» Мухаммеду Эмину. Получая пенсии и от России, и
от Турции, наиб не мог решить, союз с какой из сторон принесет ему больше
выгоды. В письмах к горцам он сообща.! им, что вскоре России будет объявлена война
и на Кавказе высадятся французы, англичане, турки и он с ними.
В июне 1863 г. Мухаммед Эмин предложил польскому комитету в
Константинополе свои услуги в деле борьбы против России в Черкесии. Но Иордан не принял
их2*. Он не доверял наибу и подыскивал другого кандидата на роль черкесского вождя,
хотя это не мешало ему использовать Мухаммеда Эмина как военного и
политического консультанта по Кавказу3*.
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35.1863 г. Л. 269-270.
2* WiderszalL. Ор. cit. Р. 204, 213-214; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 360 и об.
3* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 269 и об.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК* A860-1864 гг.)
Когда наиба отвергли, он обратился к поверенному' в делах России в Турции
Новикову с просьбой устроить ему поездку в Черкесию, пообещав мирно привести
горцев под скипетр царя1*. В доказательство своей благонадежности он осведомил
посла об антирусских планах, разрабатываемых в Константинополе2*.
Конечно, в такой переориентации Мухаммедом Эмином двигали собственные
интересы. Побуждаемый тщеславием и задетым самолюбием военно-политического лидера,
оттесненного на задний план и вынужденного томиться от бездеятельности в
эмиграции, он рассчитывал, что Россия в благодарность за его помощь предоставит ему наряду
с немалыми материальными благами возможность занять видное место среди горцев3*.
Новиков, знавший о предложениях наиба польскому комитету, потребовал от
него объяснений4*.
В письме к послу5* Мухаммед Эмин отрицал выдвинутые обвинения как
клеветнические, «вышедшие из уст» его врагов. Он подчеркивал, что «приобрел бы
многое», если бы отправился, по совету турок, обещавших «секретно помогать» ему,
к абадзехам продолжать войну против России6*. Намек наиба был ясен: он ждал от
Петербурга достойного вознаграждения за свой отказ сотрудничать с Турцией и за
свою будущую миротворческую миссию в Черкесии.
Новиков не доверял Мухаммеду Эмину, но считал целесообразным
использование его в ограниченных рамках и под наблюдением русских властей на Кавказе482.
» « «
• К концу лета 1863 г. «Чезапик», груженный оружием, достиг Константинополя. С
этого времени контроль над дальнейшим ходом эксперимента переходил от англичан
к эмиссарам «Отеля Ламберт», вновь изменившим план его. Вдобавок к имевшемуся
на судне военному снаряжению483 и обмундированию для 150 человек оно приняло на
борт небольшой отряд из 6 поляков, 2 французских офицеров, 4 турок, 4 черкесов484.
Командиром был назначен полковник Клеменс Пржевлоцкий. Ему поручалось заняться
на Кавказе созданием специального легиона из поляков, захваченных в плен
горцами, и дезертиров из русской армии. Подготовительную суету вокруг «Чезапика» никто
особенно не скрывал, но турецкое правительство предпочитало не замечать ее.
Русские власти на Кавказе, предупрежденные о визите судна, усилили морской
патруль вдоль восточного берега Черного моря.
5 сентября 1863 г. «Чезапик» сделал остановку в Трапе^унде, где находился Под-
гайский, один из польских агентов, обязанный следить за отправкой грузов в
Черкесию. Он распоряжался и складом пороха для горцев.
'•АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 268 и об.; ПКВИВЧ. С.211-213.
2' Там же. Л. 342 и об.
3* Там же. Л. 361 об.-362.
40 Там же. Л. 361.
50 Полный текст письма см. там же. Л. 364-365 об.
60 Там же. Л. 364 и об.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Российский консул в Трапезунде Александр Машнин обратился к своему британскому
коллеге Стивенсу с просьбой помешать контрабандному рейсу «одинаково вредному
для интересов как Англии, так и России»1 *. Стивене отказал под весьма сомнительным
предлогом, будто ему не известно, является ли судно английским. Он раздраженно
заявил, что в его консульские функции не входит осуществление таможенного
контроля в пользу России2*.
Столь же тщетны были попытки Машнина получить помощь трапезундского
паши (губернатора) Эмина, согласно разъяснениям которого, его полномочия
ограничивались прибрежной полосой земли и не распространялись на морскую
акваторию. Следовательно, «Чезапик», находившийся на рейде, оказывался вне
пределов его власти.
Не принесла результата просьба Машнина к представителю французской торгово-
пассажирской компании «Мессажери Империаль» в Трапезунде об отказе от
снабжения углем парохода, предназначенного для незаконных целей. И на этот раз
нашлась формальная отговорка: судно, дескать, зафрахтовано французским
предпринимателем Маньяном, имеющим право на услуги со стороны агентства3*.
Узнав о появлении вблизи Батума двух русских корветов для перехвата «Чезапика»,
Стивене встретился с капитаном корабля Кемпбеллом и убедил его не рисковать. По
совету дипломата, в заливе Ковата в пяти милях восточнее Трапезунда военная
контрабанда с «Чезапика» была перегружена на турецкий баркас,
препровожденный затем на буксире в направлении кавказской границы. Недалеко от нее суда расстались:
баркас взял курс на Черкесию, а британская шхуна—на Константинополь485.
Поставленный в известность о поведении Стивенса Новиков заявил
секретарю английского посольства Эдварду Эрскину, замещавшему находившегося в
отпуске Булвера, что, уклонившись от содействия Машнину, Стивене «поступил
вразрез отношениям доброго согласия, существующим между двумя
Правительствами (России и Англии—В. Д.)»4*. Он предупредил о реальной перспективе ареста
«Чезапика», если корабль приблизится к черкесским берегам, перспективе,
чреватой «пагубными последствиями». Петербургский кабинет, продолжал Новиков,
старается избежать столкновения с Англией, поэтому он вправе ожидать и от нее
миролюбивых шагов.
В ответ Эрскин отстаивал принципы свободной торговли, не позволявшие
Стивенсу задерживать и обыскивать коммерческое судно лишь на том основании, что
этого захотел его русский коллега. Однако он оговорил одно условие, при котором
подобная акция и участие в ней английского консула стали бы возможными: тре-
**BrockP. Ор. cit. Р. 418-422.
** АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 7.
3* Там же. Л. 8.
40 Там же. Л. 2.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
бование трапезундского паши о таможенном досмотре «Чезапика» по подозрению
в провозе контрабанды1*.
Позицию, занятую Стивенсом и Эрскиным, одобрил вернувшийся из отпуска Бул-
вер486, высказавший в письме к Расселу твердое убеждение, что большая война на
Кавказе, если, конечно, полякам удастся ее разжечь, заставит вмешаться турок и
приведет к независимости Польши и Черкесии. Госсекретарь признал верной тактику
своих подчиненных в этом щекотливом деле, но вместе с тем советовал им действовать
«крайне осторожно и благоразумно»2*.
Новиков выразил претензии к Али-паше, министру иностранных дел Турции, по
поводу неблаговидной роли Эмин-паши в инциденте. Как выяснилось (правда, со
слов Эмин-паши), губернатор пытался заручиться у Стивенса разрешением на
посещение судна турецкими таможенниками, но безуспешно3*. Консул заявил, что
документы «Чезапика» «в полном порядке»4*. Обыскивать корабль без ведома
Стивенса он не отважился5*, хотя такое право, по утверждению Эрскина, у него было.
Что касается нежелания Эмин-паши применить законные санкции к баркасу,
принявшему груз «Чезапика», то на этот счет Али-паша не смог дать вразумительных
объяснений. По его утверждению, турецкие государственные арсеналы не являются
и никогда не будут поставщиками оружия для Черкесии. Признав протест Новикова
справедливым, а случай—«крайне серьезным, неприятным и неожиданным», Али-
паша и Великий визирь Турции от имени правительства дезавуировали Эмин-пашу,
«резко осудив» его поступки. Для отчета о них перед судом он был вызван в
Константинополь. Русскому послу обещали «строго наказать» виновного6*.
Новиков считал разумным удовлетвориться таким исходом дела и не поднимать
его до уровня дипломатического конфликта с Портой и, особенно, с Англией,
поскольку формально британское судно, в отличие от «Кенгуру» в 1856 г., не
участвовало в доставке военных грузов на Кавказ. По его мнению, диалогами с
султанской администрацией и британским посольством был достигнут важный для
России результат—уменьшение вероятности повторения антирусских предприятий7*.
Конечно, Новиков верно оценивал степень причастности англичан к
контрабандной экспедиции и сразу разгадал их намерение переложить вину на турецкие
власти. Тем не менее он решил, ради предотвращения осложнения ситуации, «не
заметить» этого ухищрения и предоставить Порте нести главную ответственность8'.
,в АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 3.
**BrockR Op. cit. Р. 422-423.
»• АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 5.
,в АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36. 1863 г. Л. 45.
50 Там же. Л. 45 об.
°° АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 4-6.
7* Там же. Л. 5-6.
*° Там же. Л. 1,3.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Свои рассуждения и суть избранной тактики посол изложил в донесении к
А. М. Горчакову.
Хотя угроза скандального поворота событий, связанных с «Чезапиком»,
заставила организаторов провокации отказаться от осуществления ее в полном объеме,
все же основная часть задачи была выполнена: оружие попало к горцам.
Французский консул в Трапезунде, разумеется, с санкции своего посольства в
Константинополе487, не говоря уже о британских дипломатах в Порте и султанской
администрации, благословил операцию «Чезапик»1*. В подготовке ее важную роль
играл капитан Маньян, французский авантюрист, один из конфидентов
Владислава Чарторыйского в Константинополе, распоряжавшийся финансовыми
средствами местного польского комитета и ведавший вопросами организации
морского сообщения с Черкесией.
В середине сентября 1863 г. беспрепятственно миновав русские пограничные
воды, турецкий баркас с грузом, взятым с английского судна, причалил к
черкесском}7 берегу в местечке Вардан. Деморализованных убыхов, ожидавших увидеть целую
армию, разочаровал малочисленный отряд прибывших20.
Еще не утих шум, поднятый «Чезапиком», как 25 сентября в трапе^ундский порт
зашел английский корабль «Сэмсон», купленный братьями Чарторыйскими488 на
средства, добытые из полуофициальных французских источников, и
предназначенный для доставки на Кавказ оружия и волонтеров. Как явствует из сообщения
Машиина Новикову, на берег сошли 3 европейца и направились к ожидавшему их
польскому агенту Подгайскому, тесно связанному с британским консулом489. У
последнего Машнин решил навести справки о подозрительном судне. Стивене
утверждал об отсутствии на нем груза и пассажиров, хотя знал, что «Сэмсон» не
посещал ни один порт до Трапезунда3*. По предположению Машнина и Новикова,
с корабля была отгружена партия военного снаряжения на турецкую кочерму для
переправки к черкесам4*.
Появление «Сэмсона», фактически безучастное отношение к нему трапезундского
наместника и явное желание Стивенса воспрепятствовать применению
таможенных санкций послужили причиной новых объяснений русского посла с Али-пашой
и британскими представителями в Константинополе. Внимание Эрскина (Булвер
опять находился в отъезде) было обращено на недоброжелательность английского
консула, действия которого могли спровоцировать невыгодную Лондонскому
кабинету ссору между Россией и Турцией.
¦'ШССТАК.С.494.
г* QuandourM. I. Ор. cit. Р. 175.
3* АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 16-17.
40 Там же. Л. 13.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
Эрскин (как и несколько
ранее Булвер) твердил о
незыблемости принципов
свободы торговли, о
нетерпимости британского
общественного мнения к тем,
кто нарушает их или
способствует нарушению и т. п.1*
Али-паша ответил на
протест Новикова рядом
извинительных посланий,
перечислив принятые им
меры к пересечению
антирусских замыслов. Среди
них—возбуждение
уголовного иска против лиц, Батум.Порт
замешанных в перевозе
оружия в Черкесию, учреждение дежурства в турецких пограничных водах специального
крейсера для перехвата судов с контрабандой, предоставление русскому послу права
определить на основании предъявленной ему объяснительной записки трапезунд-
ского паши степень его вины и др.2*
По этой записке, имевшей одно предназначение—оправдать ее автора,—трудно
решить, чему приписывать успех контрабандного рейса «Чезапика»— умыслу или
небрежности Эмин-паши. Он признавал, что корабль сразу вызвал у него подозрения,
которые после неловкой попытки Стивенса рассеять их только усилились3*.
Эмин-паша якобы дал местным властям от Трапезунда до Батума предписание
перехватить оружие, «если они увидят», что его либо выгружают на берег, либо
загружают на корабль с берега, либо перегружают на другое судно4*. Такие меры не создаваш
особых неудобств для «Чезапика». Он мог спокойно везти на Кавказ контрабанду,
ничего не «выгружая», не «загружая» и не «перегружая».
По словам Эмин-паши, в сложившейся ситуации он действовал так, будто был
русским консулом, но предотвратить экспедицию оказалось не в его силах5*. Эмин-паша
писал о несправедливости обвинений его в недосмотре, поскольку даже Россия с ее
,в АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 10, 14-15.
** Там же. Л. 14-15,23-24; Ф. Канцелярия. Д. 36. 1863 г. Л. 51 о6.-52. Полный текст объяснительной
записки см.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36. 1863 г. Л. 42-49 об.
30 Там же. Л. 43 об., 45 и об.
,0 Там же. Л. 44 и об.
Г)* Там же. Л. 48.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
патрульными кораблями не смогла помешать доставке оружия на Кавказ. По его
мнению, в Трапезунде трудно воспрепятствовать транзиту иностранных судов в
Черкесию, это надо делать в Константинополе у входа в Черное море1*.
В стремлении обелить себя перед Али-пашой Эмин-паша исказил отдельные
факты2* и упрекал Машнина в том, что тот нарушил дипломатический обычай,
склоняя турецких чиновников к обыску «Чезапика»3*. Али-паша выразил
Новикову готовность разделить с Эмин-пашой ответственность за происшедшие
инциденты, ибо султанское правительство не всегда своевременно реагировало
на тревожные сигналы русских дипломатов, запаздывая с рассылкой
«категорических инструкций» к властям на местах.
Оправдывая Эмин-пашу, Али-паша жаловался на «прежние договоры» Турции
с западными державами, запрещавшие подвергать суда таможенному контролю
даже во имя собственной безопасности4*.
С точки зрения Новикова, изложенной в письме к А. М. Горчакову, нельзя было
бы требовать от Порты большего. Он пришел к выводу, что единственной и
надежной гарантией против иностранных происков в Черкесии может стать расширение
зоны действий русских патрульных судов вдоль кавказского побережья5*.
Новиков ответил Али-паше нотой, написанной в целом в примирительном тоне,
однако в ней он повторил, что консульство России в Трапезунде было вправе
ожидать от Эмин-паши более активного содействия хотя бы в отношении турецкого баркаса,
взявшего груз с «Чезапика». Он выражал надежду на эффективность принятых
Турцией мер по предупреждению подобных инцидентов6*.
В сентябре 1863 г. Витольд Чарторыйский и Замойский одобрили идею
создания польского флота, наличие которого, по их представлениям, дало бы
западным державам основание признать поляков воюющей стороной, чего и
добивались восставшие.
В Англии был куплен корабль «Принцесса», намечаюсь приобретение еще
нескольких судов. Их назначение состояло в уничтожении русского военного флота в
Черном море и грабеже торгового, перевозке польско-турецких войск на Кавказ.
Главнокомандующим морскими силами Польши предполагали сделать Маньяна.
Иордан, советуя Владиславу Чарторыйскому отвергнуть эту кандидатуру,
характеризовал Маньяна как «пустомелю, вруна, интригана, полуидиота без каких-либо
политических убеждений ».
»• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36. 1863 г. Л. 48 об.-49 об.
*• Там же. Л. 47 об.
3* Там же. Л. 47.
4* Там же. Л. 51 и об.
5* АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. И.
«•АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36. 1863 г. Л. 53-54.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
И действительно, 9 ноября 1863 г. «главнокомандующий» опубликовал во
французской прессе торжественную и нелепую декларацию, уведомлявшую, что с 1 января
1864 г. польский флот начнет арестовывать русские корабли в Черном море. Из-
за этой выходки князь Владислав прервал все отношения с Маньяном1*.
* * *
Во время событий в Польше Франция, обычно равнодушная к Кавказу, обратила
на него внимание2*. Заключение 8 февраля 1863 г. русско-прусской конвенции
по польскому вопросу резко ухудшило отношения между Петербургом и Парижем,
где восприняли эту акцию как реставрацию Священного союза. Французская
пресса круто повернула от осуждения к одобрению мятежников и призывам к
«крестовому походу» против России.
Под предлогом защиты поляков Наполеон III намеревался развязать войну и
захватить левый берег Рейна. Император принялся сколачивать против России
н Пруссии блок европейских держав490. В этой обстановке он счел небесполезным
использовать черкесов491.
Наполеон III выдвинул план образования независимой Польши, включая
Галицию, уступка которой будет для Австрии компенсирована частью турецких владений
в Европе, а Турция в обмен на свои потери получит Черкесию492. Аналогичным был
проект Витольда Чарторыйского.
Кавказ становился немаловажной частью сложной дипломатической комбинации,
приманкой, рассчитанной на вовлечение султана в конфликт с Россией. Князь
Витольд писал в сентябре 1863 г. о необходимости «скомпрометировать Порту раз
и навсегда»3*. «Отныне политика уступает место войне»,— провозгласил Иордан4*.
Булвер благосклонно отнесся к этой идее. Он считал «освобождение» Черкесии
«мощным стимулом» для Турции начать войну, которая непременно перерастет в
общеевропейскую и принесет полякам и черкесам «независимость». Чтобы не разочаровывать
турецких министров, князь Витольд скрыл от них ту часть польско-французского плана,
где речь шла о передаче Австрии балканских земель, о чем они и слышать не хотели.
Хотя туркам пообещали Черкесию, не сказав пока, чем придется за нее расплачиваться,
они не спешили объявлять Петербургу войну. Они тайно помогали горцам, но
страх перед Россией удерживал их от более радикальных действий. Турецкие
государственные деятели скрывали свое покровительство черкесам порой настолько умело,
что Новиков уверял Горчакова в их «совершенной непричастности» к
антирусским проискам на Кавказе5*.
¦e WiderszalL. Ор. cit. Р. 206-208; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36. 1863 г. Л. 211 об.
2' Фадеев Р. А. Письма.., с. 238.
3' WiderszalL. Op. cit. Р. 208.
'"АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 269 об.
5' Там же. Л. 341 об.-342; DulaurierEd. La Russie dans le Caucase//RDM (Paris). 1865. T. 60. P. 961.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Даже если эти люди предполагали в перспективе занять открыто враждебную к
России позицию, то все же они предпочитали не обнаруживать ее преждевременно
и тем самым не ограничивать себя в дипломатическом маневрировании. Султан еще
мог решиться на участие в коалиционном нападении на Россию, но воевать с нею
только собственными силами он не собирался.
Внешняя политика Порты строилась с оглядкой на Париж. 26 июня 1863 г. министр
иностранных дел Франции Друэн де Люис поручил своему послу в Константинополе
Франсуа Мустьеузнать, какова будет позиция султана в случае франко-русского
конфликта. Официально Турция заявила о нейтралитете, однако конфиденциально ответила
Мустье, что она направит удар прежде всего на Кавказ493. Французский консул в
Тифлисе получил предписание собрать сведения о положении в крае14.
В начале сентября 1863 г. представители «Отеля Ламберт» попытались
активизировать политику Парижского кабинета в кавказском вопросе. Они говорили Друэн
де Люису о значении Черкесии в назревавшем международном кризисе.
Выяснилось, что идеи Наполеона III и поляков о переустройстве Европы совпадают.
Поэтому Друэн де Люис проявил заинтересованность. Он расспрашивал о
Кавказе, высказал удовлетворение по поводу высадки Пржевлоцкого в Вардане и обещал
подумать о денежных пособиях для польских агентов в том районе.
Министр не только позволил французскому консулу в Трапезунде закрывать
глаза на переброску оружия и боеприпасов в Черкесию и не реагировать на
протесты русских дипломатов, но и советовал ему послать к горцам своего эмиссара
для сбора подробной информации.
Одновременно поляки продолжали подталкивать к войне Англию, устрашая ее
усилением флота России в Черном и Азовском морях2*.
В стравливании этих государств усердствовала французская пресса3*.
Однако противоречия и взаимные подозрения между европейскими странами
помешали их коллективном}' выступлению против Петербурга. Дело ограничилось нотами
протеста, задиристыми но тону, но формальными по существу. Поэтому, отвергая
их, Горчаков знал, что он ничем не рискует4*.
Речь Наполеона III от 4 ноября 1863 г. с предложением о созыве конгресса по
пересмотру трактатов 1815 г. перечеркнула надежды на войну. Его план создания
в Европе нового порядка, основанного на «общих интересах правителей и народов»,
оказался слишком громоздким и не для всех приемлемым. Австрия, не желавшая терять
«• WiderszalL. Ор. cit. Р. 208-209.
*4bid.P.210.
3* Панченкова М. Т. Указ. соч. С. 116.
*ч ТэйлорА.Дж. П. Указ. соч. С. 169-171; Дебидур А. Указ. соч. Т. 2. С. 240-249; КиияпинаН. С.
Внешняя политика России второй половины XIX в. М., 1974. С. 36-38; Ревунепков В. Г. Указ. соч.
С. 294,313-318.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО») В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
Галицию и Венецию, отказалась вступать в антирусскую коалицию. Не был реален
и англо-французский союз—самая большая опасность для России. Англию
тревожила активная политика Франции на Ближнем Востоке, она не сочувствовала ни
бонапартистским притязаниям на левый берег Рейна, ни перспективе создания
независимой католической Польши, которая послушно исполняла бы волю Наполеона III494.
Лондон не возражал, чтобы два его соперника—Петербург и Париж—ослабили
себя в войне друг с другом, а он извлек бы из этого выгоды1*.
Осознав безнадежность идеи образования самостоятельного государства у
западных русских границ, Наполеон III остыл к Польше, решив, что она не стоит ссоры
с Россией. Это означало и конец французской политики на Кавказе.
Турция, испугавшись одиночества в своей антирусской позиции, стала воздерживаться
от недружелюбных акций в отношении Петербурга. Эти миролюбивые симптомы
отчетливо проявились еще в августе 1863 г., когда Новиков писал, что «политический термометр
турецкого правительства указывает на мир». Али- паша, веривший до того времени
в неизбежность европейской войны и являвшийся сторонником наступательного
союза с Францией, все больше тяготел к «партии мира»2*. Он даже заверил
Новикова, что при появлении у берегов Турции корабли Маньяна будут потоплены3*.
Султан Абдул-Азис, несмотря на его «милитаристские вкусы», инстинктивно
опасался, как бы война не привела к распаду турецкой империи4*. С этой угрозой
заставляли считаться такие факторы, как кризис финансовой системы Турции,
слабость ее армии, усилившееся в 60-х гг. XIX в. национально-освободительное
движение угнетенных ею народов5*. К тому же султан, наконец, сообразил, что за
Черкесию у него потребуют балканские земли6*.
Деятельность поляков на Кавказе, подчиненная проблеме независимости Польши,
теряла, по мере угасания восстания 1863 г., смысл. В польских эмигрантских
кругах усилился раскол. Влияние «Отеля Ламберт», ориентировавшегося на поддержку
Франции, Англии и Австрии, резко ослабло. Повысилась роль демократического крыла,
выступавшего за установление союза с венгерскими и итальянскими революционерами.
В конце концов под тяжестью умножавшихся неблагоприятных обстоятельств в «Отеле
Ламберт» пришли к выводу: продолжение кавказских происков не только не
оправдано, но и невозможно. Эмигрантская казна истощилась, а после того, как Уркарт покинул
поляков, значительно сократились и английские субсидии. У Иордана произошла
серьезная размолвка с его соотечественниками в Турции, приведшая к замене его Орже-
*'ПанченковаМ. Т. Указ. соч. С. 113-114,116; ТэйлорА.Дж. П. Указ. соч. С. 173.
«• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 343.
30 Там же. Д. 36. 1863 г. Л. 212 об.
49 Там же. Д. 35. 1863 г. Л. 343 об.
50 Панченкова М. Т. Указ. соч. С. 118.
ee Widerszal L. Op. cit. Р. 210-211.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
шовским—человеком, далеко не столь озабоченным делами Черкесии. По болезни уехал
из Константинополя другой «кавказофил»—Витольд Чарторыйский.
Пржевлоцкого постигла на Кавказе участь Лапинского. В течение полугода,
проведенного здесь, он пытался наладить боевые операции против России, но
безуспешно. Среди горцев росли уныние, подозрительность к иностранцам, не
выполнявшим обещаний о помощи. Положение усугублялось голодом, скудностью
материальных и людских подкреплений из Турции495. Польских дезертиров и
пленных в Черкесии оказалось не так много, как ожидали14.
Но главным фактором, предопределявшим историческую перспективу для
горцев, была внутриполитическая ситуация. Народ устал от тридцатилетней войны.
Убедившись в возможности жить рядом с русскими поселенцами на началах
добрососедства, в преимуществах взаимовыгодной торговли и общения в других областях,
в отсутствии у России намерения карать, простые черкесы стали тяготеть к миру.
Да и часть знати, понесшая в ходе войны экономический урон, искала примирения
с русскими властями, но на условиях сохранения своих привилегий2*. «Сам Хаджи
Керандук, главный предводитель черкесов, и командующий русскими войсками
(на Западном Кавказе—В. Д.) часто ездили в Сухум и долго там заседали».
Настало время, когда горцы «даже слушать не хотели о войне с Москвой» ,—свидетельствовал
Пржевлоцкий. Исмаил-бея он считал «единственным из черкесов, не имевшим
никаких связей с москалями»3*.
Процесс размежевания социальных сил в горском обществе ускорялся
продуманными и дальновидными мерами Барятинского, отказавшегося от применения
принципа опоры на местную знать. Наместник нарушал его, руководствуясь
необходимостью завершить Кавказскую войну. Этим он «обогатил» арсенал средств
политики самодержавия на окраинах государства. Точнее, вернулся к хорошо
забытому старому—тем методам, которые практиковались царизмом, начиная с XVI века.
В августе 1863 г. сложили оружие абадзехи, а 21 мая 1864 г.—шапсуги иубыхи.
Так закончилась одна из драматических эпох в истории Кавказа.
« « »
В оставшиеся—шестидесятые—годы султанское правительство спровоцировало
с поощрения Англии массовое переселение горцев в Турцию496.
Вдохновители грандиозной кампании переселения опирались прежде всего на
настроения черкесской знати, которую волновали не столько военные или политические проблемы,
сколько личные социально-экономические перспективы при русской власти.
Известие об отмене крепостного права в России, породившее подозрения, что зависимые
l*BrockP. The Fall of Circassia.., р. 423-425; Quandour M. L Op. cit. P. 174-175; Фонвилль А.
Последний год.., с. 10, 35-36.
2* Дзидзария Г. А. Указ. соч. С. 173-174; Щербина Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 551.
3' Цит. по: WiderszalL. Op. cit. Р. 215-218.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
сословия будут освобождены и в черкесских обществах, стало для колеблющейся части
горских верхов решающим стимулом к эмиграции1*.
Русская администрация, очевидно, не считала нужным затрудняться тем, чтобы
рассеивать эти подозрения. Напротив, в конце 1862 г. она объявила о своей
готовности признать вышедших из гор холопов свободными и поселить их на
удобных землях497. Молва о раскрепощении проникла в среду пшитлей, унаутов и
огов. В ожидании близкого избавления от своих владельцев они начали проявлять
открытое неповиновение2*.
Неспокойны были и общинники тех «аристократических» племен, где
устанавливалась российская власть. На мирских сходах принимались решения не платить
оброка князьям, поскольку отпала нужда в них как в военной защите3*. В результате
князья, теряя прежнее значение, становились в оппозицию к России.
Еще неувереннее чувствовала себя «новая» старшинская знать, вообще
оставшаяся вне сферы русской покровительственной политики и отчасти поэтому не сумевшая
создать себе прочное социально-экономическое положение4*.
Не желая лишаться средств производства и высокого общественного статуса,
верхушка тфокотлей в союзе с частью родовитой аристократии спровоцировала
переселенческое движение. При этом имелось в виду не просто переехать в единоверную
державу, но и переместить туда сложившуюся в горах социальную структуру, воспроизвести
на новом месте прежний порядок жизни5*. Иными словами, черкесские верхи и в
Турции хотели оставаться эксплуататорским сословием498.
Отказывавшихся покидать родину общинников не без успеха устрашали
ужасами русского господства и соблазняли перспективами благоденствия в чужих краях.
Для принуждения соплеменников к выезду знать использовала авторитет народного
собрания. Именно через этот патриархальный институт протаскивались решения
о всеобщей эмиграции. Неподчинившийся ставил себя в положение изгоя, утрачивая
право на опеку и защиту со стороны общины6*. Горцы, пожелавшие остаться в Чер-
кесии, подвергались жестокому террору7*.
Энергичную агитацию развернуло и горское мусульманское духовенство,
преподносившее выезд в Турцию как исход в землю обетованную499. Против такого давления
и таких соблазнов мало кому удавалось устоять. Тем более в обстановке уныния, рас-
1 • Фадеев Р. А. Записки.., с. 67-68,70; Милютин Д А. Воспоминания 1863-1864.., с. 509-510; ПКВИВЧ.
С. 341,402-403; АМКВИВЧ. С. 330.
2* Покровский М. В. Социальная борьба.., с. 28-31.
3° Дубровин Н. Ф. Черкесы.., с. 121.
,0 Покровский М. Б. Адыгейские племена.., с. 132-133.
5* Покровский М. В. Социальная борьба.., с. 10,28-31; Он же. Диверсионная.., с. 234-237; Лилов А,
Последние годы.., с. 105.
6* Покровский М. В. Социальная борьба.., с. 32; Фонвиллъ А. Последний год войны.., с. 36.
'* Лилов А. Последние годы.., с. 105.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
терянности и отчаяния. Такие чувства создавали особо благоприятные условия для
действия социально-психологического механизма внушения—очень
эффективного средства влияния на общественное сознание и поведение1 *.
Сыграли свою роль и наивные политические представления черкесов, которые
всерьез полагали, что Турция—самая могущественная и богатая держава в мире,
а остальные народы, включая англичан и французов, находятся у нее в услужении2*.
Эти обстоятельства срабатывали практически безотказно во многом благодаря
этнопсихологическим особенностям горцев. Их легковерность и увлекаемость,
способность попадать во власть минутного настроения и призрачной надежды,
вера в слова и обещания усиливал и колебания во внешнеполитических ориентациях,
порождали быстро преходящие, сменяющие друг друга вспышки противоположных
чувств3*.
Таким образом, тесное слияние различных факторов вызвало массовый
переселенческий порыв, приобретавший характер цепной, неуправляемой реакции.
Многие поддались ажиотажу безотчетно, как поддается панике один человек,
заражаясь ею от другого500. Именно эту атмосферу паники нагнетала знать, предрекая
муки ада под властью русских гяуров501.
Эмиграционная лавина оказалась настолько мощной, что понесла с собой даже
тех, кто был настроен к России благожелательно. Впрочем, часть горцев из
различных племен и сословий, связанная экономическими и культурными контактами
с русским и казачьим населением Прикубанья, выстояла против этой стихии и
осталась на родине502. Как показала история, их возможности для этнокультурной
самореализации сначала под русским самодержавным скипетром, а затем при
партийно-советско-имперской власти не шли ни в какое сравнение с той абсолютно
безальтернативной перспективой, которая ждала их в Турции,—стать «османлы»
и забыть о своей этнической принадлежности503. Что происходило с теми, кто пытался
сопротивляться османскому катку, известно. Равно как известно и то, чего на
сегодняшний день достигли кавказские народы (в лице десятков тысяч своих
лучших представителей) в области науки, культуры, образования. И никто из них не
платил за это отречением от своих этнических корней, традиций, языка. Не
могли, как ни ряди, столь крупномасштабные явления происходить в государст-
венно-цивилизационном вакууме, вне и вопреки внутренней сути таких гиперструктур,
как Российская империя и СССР, сколько бы ни говорили об их тоталитарно-
репрессивном характере.
** Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. (Изд. 2-е, доп. и испр.). М.: «Наука», 1979.
С. 156-157,160.
2* ФонвилльА. Указ.соч. С. 6; Дубровин П. Ф. Черкесы.., с. 107; DulaurierEd. Op. cit. //RDM, 1866.
Т. 61. Р. 43.
**ФелицынЕ. Князь.., с. 151; СталъК.Ф. Указ. соч. С.132; ПКВИВЧ. С. 220.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
Турецкое правительство желало заполучить черкесов для самых разных
государственных нужд, в том числе как карательную силу для обуздания
национально-освободительного движения на Балканах14. Османские власти активно
поощряли переселение посулами благоденствия, религиозной пропагандой,
предоставлением морских транспортов2*.
Широко агитировали горцев покинуть Кавказ западноевропейские эмиссары34.
Судя по всему, в Турции и Европе не бьыо единства мнений по поводу целесообразности
курса на поддержку массового переселенческого движения. Многие сомневались в
верности такой политики, которая избавляла Россию от непримиримых врагов. Это
обстоятельство придало иностранной агитации в Черкесии противоречивый
характер. В одних случаях горцев призывали эмигрировать, в других—остаться и
продолжить борьбу в ожидании скорой помощи от Порты и западных держав504.
Среди побудительных причин переселенческой кампании следует отметить
мощные коммерческие стимулы, почему-то оставленные большинством историков без
внимания. Практически весь турецкий (и не только турецкий) флот и связанная с
ним инфраструктура получили высокоприбыльную работу на многие месяцы. Все,
что способно бьыо держаться на воде, устремилось к кавказским берегам. Перевозчики
взвинтили цены до беспрецедентного уровня. Черкесы свозили к побережью и
продавали по дешевке свой скот и скарб, чтобы выручить деньги на проезд. В
суматохе переселения и в условиях временной отмены таможенных ограничений
возник настоящий работорговческий бум. С тех, кто не мог заплатить за место на
корабле—а таких было немало—взималась натуральная плата в виде живого товара.
За провоз 30 человек судовладелец получал от них одного человека (обычно ребенка)
в собственность, то есть в рабство. Вопрос о том, кто будет жертвой, решался
самими пассажирами путем простой жеребьевки4*.
В современной западной (да и российской) историографии совершенно
игнорируются все эти факты. Переселение однозначно трактуется как насильственное
выселение, при полном отсутствии интереса к изучению побудительных стимулов
внутрисоциального и внешнего происхождения, в том числе прямо обусловленных
массовой психологией и ситуативным состоянием «коллективного бессозната1ьного»505.
Для определения позиции Петербурга в переселенческом вопросе наиболее
корректной нам представляется формула, предложенная начальником главного штаба
х* Лайпанов X. 0. К истории переселения горцев Северного Кавказа в Турцию // ТКЧНИИ, 1966.
Вып. 5. С. 113,117-118; КасумовА.,КасумовХ. Указ. соч. //Россия и Черкесия.., с. 36-40; Бер-
зег Я. Изгнание черкесов (избранные страницы одноименной книги) //Россия и Черкесия.., с. 193-205.
2*Lapin$ki Th. Op. cit. Bd. 2. S. 232-234; ThielmannM. Op. cit. V. 1. P. 19; Дзидзария Г. А. Махад-
жирство.., с. 200-201.
ь'КелъсиевВ. Польские агенты в Царьграде//РВ, 1869. Т. 83. С. 301.
4* ToledanoE. R. Op. cit. Р. 43,75.0 работорговле в период переселения см. также: ПКВИВЧ. С. 244-
245, 304.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Кавказской армии А. П. Карцовым в письме к Новикову от 12 декабря 1863 г.:
«Правительство наше никого не принуждает к переселению и никого не задерживает»506.
Добавим к этому существенный момент. От черкесов требовали не переселения
в Турцию, а выселения из труднодоступных горных ущелий на равнин), кстати
говоря—уникальную по своему плодородию1*.
Александр II не препятствовал переселенческой кампании507, поскольку
испытывал страх перед угрозой образования, в связи с польскими событиями, антирусской
коалиции европейских держав и «повторения» Крымской войны. Кавказ вновь
мог стать ее театром, и, возможно,—главным.
Новая родина встретила черкесов неприветливо. До них почти никому не было
дела. Без крова, без средств к существованию они умирали десятками тысяч от
истощения, холода и болезней. Вместо обещанных райских кущ многие нашли в
Турции лишь свое последнее пристанище. Больше «повезло» тем, кто вообще не
добрался до «земли обетованной», потонув по пути вместе с утлыми турецкими
суденышками, непригодными для дальнего плавания2*.
Многие русские дипломаты и военные разделяли опасения Александра II о
возможности новой общеевропейской войны, в которой польский и восточный вопросы
будут тесно связаны между собой. К этим принадлежал и Новиков, по долгу службы
находившийся в эпицентре антироссийских интриг в Константинополе и
чувствовавший нараставшее напряжение в русско-турецких и русско-европейских отношениях3*.
Ожидания войны не казались тогда беспочвенными, ввиду активизации в начале
60-х гг. XIX в. политики Франции на Востоке. Не очень дружелюбно по
отношению к России вел себя французский посол в Константинополе маркиз де Мустье. Он
убеждал турецкого министра иностранных дел потребовать от Петербурга
денежной компенсации за расходы Порты по переселению черкесов4*. Новикову он
заявил, что покорение Кавказа произвело в Тюильрийском кабинете «глубоко
тягостное впечатление». По его словам, Франция и Европа не могут быть
безразличными к исходу Кавказской войны, поскольку в результате ее пал «последний барьер»
между Турцией и Россией, ослабились оборонительные средства одного государства
и окреп наступательный потенциал другого, открылся путь к преобладающему
влиянию русской дипломатии в Константинополе5*.
Как заметил Новиков, неудовольствие у Парижа вызвала не столько беззащитность
султана, сколько полученная Россией возможность создать «мощный противовес ее
¦•ПКВИВЧ.С.339.
2'АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 30, 1864 г. Л. 81-83, 368-370, 442-444; Канитц Ф. Указ. соч. С.
340; ФонвилльА. Последний год.., с. 37-38; Милютин Д. А. Воспоминания 1863-1864.., с. 355.
3* АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 21.
4* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1864 г. Л. 385 об.-386.
5* Там же. Л. 387 и об., 388 об.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
(Франции—В. Д.) собственным захватническим устремлениям на Востоке».
Сожалея о потерянных шансах добиться независимости Польши с помощью диверсий на
Кавказе, Франция пыталась найти «утешение» хотя бы в «сеянии раздора между
Россией и Турцией»,—так объяснял Новиков позицию Мустье1*.
Глазами своих послов и консулов в Турции и России внимательно следила за
переселением черкесов Англия2*. В мае-июне 1864 г. английский посол в Петербурге
Фрэнсис Нэпир в ряде бесед с Горчаковым обвинял Россию в насильственном
выселении горцев, которое к тому же ложилось тяжелым бременем на турецкие финансы3*.
Горчаков заметил, что, во-первых, черкесам было предложено переселиться на
прикубанские равнины, но они отказались, а, во-вторых, Турция несет расходы не
зря, получая взамен приращение к своему мусульманскому населению и армии508.
Похоже, канцлеру удалось убедить Нэпира. Во всяком случае, общий смысл его
донесений в Лондон имел мало общего с протестующим тоном его объяснений с
Горчаковым. В своих докладах в Форин оффис посол, если верить воспоминаниям
Д. А. Милютина, который неоднократно общался с Нэпиром, «указывал на
заботливость русских властей об облегчении бедственного положения скопившегося на
морском берегу населения и противопоставлял (обвинениям в адрес
России—В. Д.)донесения английских консулов, из которых ясно видна нераспорядительность
турецкого правительства», «подстрекавшего горцев к выселению и к
сопротивлению русским», но «ничего не приготовившего для приема и водворения эмигрантов»4*.
По-прежнему отвергая любые попытки Англии поднять черкесский вопрос на
уровень международного, Россия вместе с тем старалась по возможности не давать
британскому правительству поводов к этому, особенно в том, что касалось торговли
в Черном море5*.
Булвер предлагал учредить в Лондоне и Париже комитеты помощи черкесским
беженцам и предоставить Порте заем для устройства военных колоний эмигрантов
в Азии. Для привлечения официальных и неофициальных денежных пожалований
он считал целесообразным организовать в западных странах «нечто вроде
движения» за помощь горцам, взывая к «туманности, всеобщему восхищению беспримерным
мужеством (черкесов—В. Д.), всеобщему состраданию беспримерным несчастьям».
«Черкесия погибла,—писал он,—остается спасти черкесов».
¦• АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1864 г. Л. 388 о6.-389.
2* Papers respecting Settlemcnt of Circassian emigrants in Turkey. Presented to thc House of Commons by
Command of Her Majesty, in pursuance of their Address dated June 6,1864. L., 1864. P. 1-11; Lux-
enburgN. Russian Expansion.., p. 214-217; Гулиа Д. Г, Указ. соч. С. 21-25; ТаниаА. Англия, Россия
и махаджирство // Россия и Черкесия.., с. 212-215; HenzeP. Circassian resistance.., p. 102-103.
30 АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4608. Л. 1, 6-7.
4* Милютин Д. А. Воспоминания 1863-1864.., с. 455.
5* АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4608. Л. 1, 6-7.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
По мнению Булвера, переселенцы представляли интерес не только как источник
пополнения османской армии, но и как рабочая сила на строительстве новой дороги
между Трапезундом и Эрзерумом, крайне необходимой для британской торговли.
Булвер и Мустье, взгляды которых на проблему международного займа на
устройство эмигрантов совпадали, условились обратить на нее внимание своих правительств.
Рассел и вернувшийся на пост министра иностранных дел Франции Друзн де Люис
одобрили идею послов, но она так и не была осуществлена. Не помогла и
очередная петиция горцев, направленная королеве Виктории в апреле 1864 г. Лондон
ограничился посылкой к черкесам запаса сухарей на 5 тыс. фунтов стерлингов1'.
Порта и западные державы осознавали, что умиротворение Черкесии—это
реальность, с которой, по крайней мере в данный момент, нельзя не считаться. Подобное
признание позволил себе Булвер в одной из бесед с Новиковым2*.
В мае 1864 г. депутаты палаты общин (Хеннесси) и палаты лордов (Стрзтфорд
де Редклифф, в прошлом—Стрзтфорд-Каннинг) парламента Англии потребовали
от своего правительства обнародования донесений британских дипломатов в
России и Турции об обстановке в Черкесии и ходе переселения горцев3*.
Требование было удовлетворено, однако сверх этого потворствовать
оппозиции, призывавшей официально заявить о непризнании Англией суверенитета
России на Западном Кавказе, Пальмерстон отказался. Он подчеркнул, что Черке-
сия—это не Греция, и подобная декларация станет лишь пустым звуком теперь, когда
Россия силой оружия установила подлинное господство в крае и изгнала оттуда
сотни тысяч коренных жителей4*.
Последняя попытка возбудить в парламенте вопрос о черкесах в июле 1864 г. была
еще более вялой и бесплодной5*.
Состоявшийся в Лондоне 6 июля 1864 г. под председательством Стрэтфорда де
Редклиффа митинг в поддержку горских переселенцев носил в основном филантропический
характер, несмотря на стремление отдельных участников собрания (Э. Биле)
придать ему политический смысл путем включения в итоговую резолюцию пункта, в котором
Лондонский кабинет осуждался бы за то, что он позволил России завоевать «этот
храбрый народ», пожертвовав своими «морскими правами и национальной честью»6*.
В связи с переселением черкесов в британских официальных кругах вновь была
актуализирована тема о «русской угрозе» Индии. Утверждалось, что Англии еще
предстоит ощутить на себе опасные последствия покорения Западного Кавказа Россией.
'* Papers respecling.., р. 2-6; LuxenburgN. Russian Expansion.., р. 217; WiderszalL. Op. cit. P. 174-
175; Дзщзария Г. А. Указ. соч. С. 242.
2* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 30. 1864 г. Л. 419 и об.
3*HPD. V. 175. L., 1864. Р. 517, 1047-1048.
44bid. Р. 655-656.
34bid.V. 176. L., 1864. Р. 2081-2082.
в* Русский инвалид, 1864 г. 17 июля.
ГЛАВА IV. ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК» A860-1864 гг.)
С переездом горцев в Турцию не оставалось «ни военного, ни физического препятствия
для методичного продвижения России от Аракса до Инда»1*.
В Петербурге понимали, что султан намерен использовать эмигрировавших
черкесов как ударную силу своей армии, и, следовательно, чем ближе к русской границе
их разместят, тем быстрее можно будет бросить их против России309. ПоэтОхМу
Горчаков предложил Турции расселить горцев в Египте, но она, конечно, отказалась510.
Тем не менее вопрос о местах расселения эмигрантов ставился перед Портой
постоянно2*.
Присоединение к России открывало перед Черкесией прежде всего перспективу
экономического прогресса, на благоприятные предпосылки которого указывал
В. И. Ленин: «И в тех местностях России, где не было крепостного права, где за
земледелие брался всецело или главным образом свободный крестьянин (напр., в
заселявшихся после реформы степях Заволжья, Новороссии, Северного Кавказа),
развитие производительных сил и развитие капитализма шло несравненно быстрее,
чем в обремененном пережитками крепостническом центре»3*.
Ответственность за трагический эпилог Кавказской войны лежит не столько на
русском царизме, сколько на Турции и Англии, стремившихся сформировать из переселенцев
целую армию для использования ее против России и национально-освободительного
движения в Османской империи4*. Черкесские вожди и те, кого, используя сегодняшнюю
терминологию, можно с большой долей условности назвать местными «политическими
элитами», добровольно и бездумно принесли себя, а главное сотни тысяч своих
соплеменников, в жертву чужим безжалостным играм, получившим впоследствии вполне
благообразное определение: «геополитические интересы великих держав».
l'RawlinsonH. Op. cit. Р. 263-264.
2° КасумовА., КасумовХ. Дипломатическая борьба во время выселения и расселения адыгов в
Османской империи//Россия и Черкесия (вторая половина XVIII-XIX вв.). Майкоп, 1995. С. 33.
3* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 16. С. 217.
4* АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 30.1864 г. Л. 417-420; Верже А. Я. Указ. соч.//РС. 1882. Февраль. С. 359;
КанитцФ. Указ. соч. С. 347,351; ADM 1864-1865. Paris, 1866. Р. 607-609; BUrnckL. Op. cit. Р. 463.
эпилог
.После 1864 г. исчезли всякие правовые основания для внешнего вмешательства
в кавказские дела, резко сократились практические возможности для этого1*. Да и
целесообразность интервенции при отсутствии местных политических союзников
вызывала теперь большие сомнения. Окончательное подчинение Кавказа дало
России надежные естественные границы на юге и опорный геополитический и
стратегический плацдарм для продвижения в Азию2*.
Александр II и ряд лиц из его окружения воспринимали действия Англии в Иране
и Афганистане во второй половине 50-х годов как открытый вызов, не ответить на
который Россия, еще считавшая себя великой державой, не могла. Крымская война
остро выявила жизненно важную необходимость для Петербурга всегда иметь
наготове против англичан средства для контрудара. Нанести его с максимальной военной
и политической эффективностью можно было только по самому слабому месту
Британской империи—по Индии. Когда в 1854 г. британский флот вторгся в Черное
море и подверг массированным атакам русское побережье со всей его
военно-морской инфраструктурой, Россия получила полное моральное право забыть о тех
джентльменских правшах, которых Николай I неуклонно придерживался в отношениях
с Лондоном по поводу азиатских дел. Использовав свое военно-техническое превосходство
на море и сокрушив еще далеко не прочные основы господства России на
черноморском пространстве, Англия жестоко уязвила самолюбие Петербурга и подорвала
его доверие к британским политикам и к британской политике.
Именно в посткрымской ситуации, беспрецедентно унизительной и
отрезвляющей для России, черпал Александр II моральные и геополитические стимулы для
наполнения своей политики в Средней Азии качественно новым содержанием и
динамизмом. Стремление выстроить эффективную контригру против Англии приобретает
куда более выразительные формы, чем в первой половине XIX в.511 Правда,
оставался неизменным и старый мотив—обеспечение безопасного соседства со
среднеазиатскими ханствами и интересов русской торговли в регионе.
l*GillardD.R.Op.c\L?. 115.
2* MacKenzie D. and Curran M. W. Ор. cit. P. 474.
эпилог
В 1857-1858 гг., на фоне ужесточения британской политики в Иране и
Афганистане, Петербург снарядил ряд дипломатических экспедиций в Хиву, Бухару,
Хорасан и Кабул. Они носили разведывательный и научно-исследовательский
характер одновременно512. С точки зрения успешности, эти миссии были разными,
но в любом случае их результаты—позитивные или негативные—предваряли новый
этап в политике России на Востоке, одна из целей которой заключалась в поисках
геополитической и моральной компенсации за итоги Крымской войны. Хотя у
Петербурга не было никаких внятно сформулированных завоевательных планов, в
политическом сознании российского руководства прочно укоренилось убеждение в
необходимости упреждающей защиты от британской экспансии на всем
протяжении от Кавказа до Тихого океана1*.
Поме шока, пережитого в связи с восстанием сипаев A857 г.), англичане, как
полагал Генри Роулинсон, научились отличать подлинную опасность от мнимой. Во
всяком случае, паниковать по поводу пока еще весьма невыразительного русского
присутствия в Средней Азии они не собирались513. Более того, тот же Роулинсон—
жесткий критик «пассивной» политики Англии на Востоке—пришел в конце концов
к выводу, что у Петербурга после Крымской войны нет ни желания, ни
возможности завоевывать Персию, поскольку он не хочет получить «второй Кавказ» со всеми
сопутствующими проблемами. Поэтому в области силового противодействия
России в Персии Лондон должен ограничиться принципом разумной достаточности и
отдать предпочтение долгосрочной стратегии подчинения этой страны методами
экономической экспансии20.
Из уст Роулинсона стали звучать и другие не характерные для него суждения.
Комментируя своего единомышленника Д. Макнейла, который объяснял приобретения
России в Закавказье в первой трети XIX в. «ненасытной жаждой завоеваний»,
Роулинсон указывал, что Англия по отношению к Индии действовала точно так же34.
Некоторые британские эксперты по международным делам, явно под
впечатлением от восстания сипаев, стали поговаривать о том, что на границах Индии лучше
иметь соседом Российскую империю, чем среднеазиатские «орды фанатичных
дикарей»514.
« * »
Подытоживая особенности международных отношений по поводу черкесского вопроса
в 60-е годы XIX в., следует отметить, что они сохраняли весьма высокую напряженность.
Проводя прежний курс на дестабилизацию обстановки в Черкесии, Англия
активнее, чем когда-либо, действует через польских эмигрантов, формально оставаясь
в стороне от враждебных России предприятий.
,0 GillardD. R. Op. cit. Р. 112.
^RawlinsonH. Ор. cit. Р. 133-135.
34bid. Р. 144-145. Ср.: TrenchF. Op. cit. Р. 17-18.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
В свою очередь руководители «Отеля Ламберт» стремились глубже втянуть
британское правительство в антирусскую политику. С этой целью по их инициативе была
организована поездка в Англию черкесских послов с просьбой о помощи.
Лондонский кабинет, избегавший демонстративно выступать против России, официально
отказал горцам, но фактически поощрял в Англии бурную общественную кампанию
по сбору средств в защиту «независимости» Черкесии, результатом чего стала
операция «Чезапик»—новая провокация в стиле «Виксена».
В том обстоятельстве, что подготовка этой операции совпала по времени с
польским восстанием 1863 года, вызвавшим осложнение международной обстановки в
Европе, Англия увидела шанс отвлечь внимание России от Черкесии к другой
«горячей» точке—Польше и использовать эту благоприятную ситуацию для
очередной постановки вопроса о судьбе горцев.
Британские дипломаты в Турции, взяв экспедицию корабля «Чезапик» под свою
опеку, не позволили туркам задержать судно по требованию России, когда оно
вошло в Черное море. Поскольку британское посольство в Турции покровительствовало
провокации, османские власти охотно закрыли на нее глаза, хотя снаряжение
«Чезапика» для плавания в Черкесию осуществлялось в константинопольском
порту почти открыто.
В связи с событиями в Польше Францию, в отличие от Англии, Кавказ
заинтересовал не сам по себе, а как район, где Турция при поддержке черкесов могла бы
развязать новую войну против России и этим ослабить ее силы в Польше. В планах
Наполеона III по переустройству Европы Черкесии отводилась роль территориальной
компенсации в пользу Османской империи, у которой предполагалось отнять часть
ее балканских владений. Турция, натравливаемая западными державами на Россию,
заняла осмотрительную позицию, соглашаясь воевать не иначе как в составе
мощной коалиции «крымского» образца.
С поражением польского восстания, разрядившим напряженность в Европе,
внимание Англии и Франции к Кавказу ослабевает. Но главная причина этого
состояла в том, что объективные условия для внешнего вмешательства в
кавказские дела становились все хуже. Под воздействием многих факторов, включая
развивавшуюся прорусскую ориентацию на Северо-Западном Кавказе, накал
Кавказской войны там спадал515.
Когда началось переселение горцев в Турцию, интерес иностранных
правительств к Черкесии практически истощился. Сохранился он лишь к черкесам,
которые должны были усилить турецкую армию для будущих войн с Россией и
борьбы с национально-освободительным движением в Османской империи516.
Еще одним знаменательным итогом развития международных противоречий на
Кавказе можно считать формирование у российских и западных военных
теоретиков более широкого геостратегического взгляда на возможности использования этого
региона Россией против ее потенциальных противников. Технический прогресс в
эпилог
железнодорожном строительстве и в других областях обещал в скором времени
соединить быстрым удобным сообщением Черное и Каспийское моря, с одной
стороны, Предкавказье и российские границы в Закавказье, с другой. С 60-х гг. XIX в.
Кавказ реально приобретал роль огромной тыловой базы для военных операций в
Средней Азии и, при определенных, теоретических, обстоятельствах—для
действий русской армии в направлении Персидского залива и даже Средиземноморья1*.
Если политически Кавказ стал частью Российской империи, то геостратегиче-
ски он оказался едва ли не в центре того громадного пространства, которое сегодня
принято называть Большим Ближним Востоком.
'* См.: TrenchF. Op. cit. Р. 144-145,155,178-179; КиняпинаН. С. Внешняя политика России
второй половины XIX в., с. 242.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Период, рассмотренный в этой книге A829-1864 гг.), применительно к
внешнеполитическим аспектам истории Кавказа имел вполне четкие хронологические
границы, обусловленные содержанием, логикой и значением происходивших в
регионе и вокруг него событий. Конечно, эта эпоха, как и любая другая, не может
быть вырвана из естественного и органичного контекста истории. Однако, будучи
неотъемлемой частью этого контекста, вобравшей в себя предшествующее и
заложившей основу для последующего, 30-60-е годы XIX века примечательны тем, что
они наполнены не только преемственными, но и во многом беспрецедентными
явлениями. Весь их глубокий и поучительный смысл с особым драматизмом обнажился
сегодня, в начале XXI века.
Тема, вынесенная в заглавие книги, еще совсем недавно представляла
узкопрофессиональный, академический интерес. Теперь, к сожалению, актуальность и
востребованность ее растет в угрожающе-непредсказуемой для безопасности
России прогрессии. После распада СССР и возникновения государственных границ между
Северным Кавказом и Закавказьем оба субрегиона—хотя и с разной степенью
выраженности—-стали объектами пристального внимания крупных держав.
Подоплека этого интереса совершенно очевидна—окончательно вывести Грузию,
Азербайджан, Армению из сферы российского влияния и в перспективе отторгнуть
от России ее северокавказские субъекты.
Идет жесткая конкурентная борьба за Кавказ в самых изощренных формах,
которые только доступны современным внешнеполитическим технологиям. Количество
соперников в ней—уже беспрецедентное—продолжает расти, создавая опасную
скученность на сравнительно ограниченном пространстве. Соответственно растет
и напряжение в отношениях между участниками состязания. Все это чревато
усложнением ситуации до такой степени, когда она самопроизвольно выйдет из-под
контроля и обернется новыми трагическими последствиями.
Подыскивая подходящее определение для внешнеполитической составляющей
кавказских реалий 1990-х годов, автор данных строк часто использовал образ
«большой игры». Сегодня эта метафора кажется слишком щадящим эвфемизмом.
То, что происходит на Кавказе, вполне можно назвать «геополитической войной»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
всех против всех, где нет постоянных союзников и вечных врагов. Но в ней, при
любых локальных и преходящих альянсовых конъюнктурах, есть и надолго останется
четкая «линия фронта» между Россией с ее национальными интересами, с одной
стороны, и всеми остальными (причем не обязательно ее противниками на данный
момент), с другой.
Эта книга версталась в августе 2008 года во время страшных событий,
захлестнувших новой волной горя и слез, казалось бы, уже до предела истерзанный народ
Южной Осетии*. В третий раз за последние 90 лет он подвергается массовому
целенаправленному истреблению в рамках политики «окончательного решения
осетинского вопроса», которая, в свою очередь, является частью более
масштабной задачи создания «Великой Грузии»—единой, неделимой и свободной от
чужеродных этнических примесей.
Удивительно, что эта самоубийственная, варварская, необратимо
отравляющая сознание идеология официально навязывается грузинскому народу—народу,
который сам неоднократно испытал ужасы геноцида, оказавшись к концу XVIII века
(после резни 1795 года, устроенной в Тифлисе иранским Ага-Мухаммед-шахом и
лишь по чистой случайности не повторившейся в 1797 году) на грани физического
исчезновения.
Однако в недавней трагедии Цхинвала еще раз выявилось и то, что, к сожалению,
а, может быть, и к счастью, перестало удивлять кого бы то ни было. Уничтожение
в ночь с 7-го на 8 августа 2008 года спящего города с «нетитульным» населением
стало возможным в конечном счете исключительно благодаря политике
«цивилизованного» Запада, строящего «самую совершенную в истории человечества»
систему глобальной безопасности и всемирной демократии. Это «строительство»
началось с развала СССР, продолжилось в Югославии, Афганистане,
Ираке—методами, не имеющими ничего общего ни с безопасностью, ни с демократией.
Ныне дошел черед до Закавказья, где США и их союзники, похоже, стали терять
терпение, решив, что пора переходить от технологий «цветных революций» к
прямому военному давлению на «неоимперскую Россию». Августовские события в
* Можно, при желании, усмотреть трагимистическое совпадение и мрачную символик)' в том, что
первое, 1992 года, издание этой книги готовилось к печати именно тогда, когда режим
Гамсахурдиа—политического, идеологического и клинического прототипа Мишико Саакаш-
вили—начал в Южной Осетии осуществление тотальной этнической чистки. Однако мистики
здесь нет никакой. А есть, как стало ясно, четкая закономерность: и тогда, и теперь кавказские народы
сознательно и хладнокровно приносятся в жертву новому мироустройству по схемам, начертанным
в интересах тех, кто живет и процветает очень далеко от Кавказа. Менее понятно другое. Почему
в критические, поворотные моменты истории Грузии во главе древнего, мудрого, духовно одаренного
грузинского народа оказываются персонажи, достойные не пастырской миссии, а
профессионального внимания специалистов известного лечебного профиля. Невезение? Ирония судьбы? Или
что-то еще? Впрочем, какой ответ ни дай на эти вопросы, легче не станет.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Южной Осетии и Абхазии—это лишь по форме еще один постсоветский зтнопо-
литический конфликт. По внутренней сути—это нечто совсем иное, знаменующее
собой начало новой эпохи в международных отношениях. Эпохи, в которой
последовательному, хотя и не всегда заметному, упразднению или кардинальной
модификации подвергнутся все регулятивные механизмы, кроме одного—военно-
экономической мощи государства. Как ни грустно, но силе суждено остаться первым
и последним доводом в борьбе за полноценное существование в мире,
стремительно истощающем ресурсы, способные обеспечить такое существование.
Никто пока не знает, как будет развиваться это соперничество и во что оно
выльется. Все, конечно, будет зависеть от очень многих обстоятельств—их
сложных комбинаций, парадоксальных переплетений, неожиданных столкновений и
развязок. Точно рассчитать последствия этой игры в мировой геополитический бисер
так же невозможно, как и предугадать следующий узор при повороте детского
калейдоскопа. Но делать это, даже без особой надежды на успех, придется. В том
числе с помощью «воспоминаний о будущем», поводы для которых—печальные и
оптимистичные—предложенная читателю книга, с ее стародавними и
поразительно неустаревающими сюжетами, дает в изобилии.
« « 9
Во всякой исторической ситуации явно или незримо присутствует соотношение
между беспрецедентными и типологически узнаваемыми явлениями. Отсюда
вечный и, видимо, неразрешимый вопрос о том, каким образом повторяется история
и насколько применимы ее уроки к современности. Он вечен и неразрешим не
только из-за изрядной доли сокрытой в нем метафизики, но и по одной вполне
житейской причине: каждое новое поколение политиков с неумолимой последовательностью
наступает на грабли, которые до этого продырявили неисчислимое количество
стоп—в том числе принадлежавших людям, прекрасно осведомленным в истории.
По сути, весь материал, изложенный в этой книге, вне зависимости от авторской
интерпретации, свидетельствует о повторяемости и неповторимости прошлого. Как
и во второй трети XIX в., Кавказ сегодня вновь стал объектом международного
соперничества (хотя, глядя из советских времен, предвидеть это было абсолютно
невозможно).
Как и прежде, внешние игроки хорошо понимают уникальное значение Кавказа
в качестве важного геополитического и цивилизационного перекрестка, связывающего
Восток и Запад, Север и Юг, и уникального перешейка *между двумя морскими
акваториями (Черное и Каспийское моря), образующего ключевой элемент в
огромной транспортно-транзитной системе.
Как и прежде, в Кавказе видят плацдарм многофункционального назначения и
хотят вытеснить оттуда Россию.
Как и прежде, западные и другие державы используют самые разнообразные методы
проникновения в регион, объявляя его сферой своих жизненно важных интересов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как и прежде, России отказывают в праве на полноценное присутствие там, где
она не присутствовать не может. Отказывают, поскольку она якобы всегда стремится
к имперскому диктату, будучи неспособной, ввиду своей цивилизационной
отсталости, предложить кавказским народам привлекательную модель развития (проект,
как сейчас выражаются).
Как и прежде, идеалы свободы и демократии стали идеологическим камуфляжем
для геополитических целей Запада на Кавказе. При этом в его реальной политике
в регионе жестко применяется принцип целесообразности, реализуемый с помощью
двойных и тройных стандартов.
Есть и другие явления из категории «как и прежде».
Однако существует и такое, что делает современную ситуацию на Кавказе во
многом уникальной.
Во-первых, в южной части региона образовались независимые государства,
ставшие полноправными членами мирового сообщества, субъектами
международных отношений и, формально, самостоятельными игроками на кавказском
«шахматном поле».
Во-вторых, экономическое значение Кавказа для внешних сил стало
совершенно иным, что непосредственно приводит к небывалому росту иностранного
присутствия в регионе.
В-третьих, никогда еще Северный (российский) Кавказ не был объектом столь
массированного проникновения западных идей и ценностей, которые создают для
местных народов ситуацию цивилизационного выбора и через которые навязывается
однозначный вариант политического выбора—антироссийский. В этой связи
северокавказские территории стали реальным источником угроз безопасности и
целостности России.
« » «
Мы знаем, чем и почему именно так, а не иначе, закончилось международное
соперничество на Кавказе в 30-60-е гг. XIX в. и в 1914-1921 гг. Может ли это знание
помочь нам сегодня предотвратить наихудшее?
Может, если мы поймем, что исторический опыт становится историческим
уроком отнюдь не автоматически, а лишь при творческом изучении его. Это, конечно,
не застрахует от ошибок вообще, но, по крайней мере, даст шанс обойти те волчьи
ямы, последствия падения в которые слишком хорошо известны.
Август 2008 года.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Шеремет В. И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. Из истории восточного вопроса.
М., 1975. С. 103. Турки фактически предлагали, чтобы мирный договор явился лишь
подтверждением Аккерманской конвенции 1826 года (Шильдер Н. К. Адрианопольский мир.
По рассказу Михайловского-Данилевского // РВ, 1889. Т. 203. Август. С. 5).
2 После серии блестящих побед Паскевича (июнь-сентябрь 1829 г)
Константинопольский двор был настолько встревожен, что ожидал скорого появления Кавказского корпуса перед
Скутари (Бантыш-Каменский Д. Биографии российских генералиссимусов и генерал-
фельдмаршалов. Ч. 4. СПб., 1841. С. 338).
3 О захвате Константинополя и Проливов у Николая I не было и в помышлениях. Он твердо
исходил из того, что «сохранение этого государства (Турции—В. Д) более полезно, нежели
вредно, действительным интересам России», что «выгоды от сохранения Оттоманской
империи в Европе превышают его невыгоды.., поэтому благоразумие требует предупредить
ее падение». Идеи, расходившиеся с таким видением проблемы, были решительно
отвергнуты императором (Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией)
с иностранными державами. Т. 4. Ч. 1. СПб., 1878. С. 438-440; Орлик О. В. Россия в
международных отношениях 1815-1829. От Венского конгресса до Адрианопольского мира.
М., 1998. С. 112-113). Среди западных историков есть немало тех, кто не только не
позволяет себе игнорировать этот факт, но и обращает на него особое внимание (См., например:
KernerR. J. Russia's New Policy in the Near East after the Peace of Adrianople // Cambridge Histo-
rical Joumal, 1937. № 5. P. 280-290; DalyJ. С. К. Russian Seapower and "The Eastera Question"
1827-41. Annapolis, Maryland, 1991. P. 32-33).
4 Шеремет В. И. Указ. соч. С. 113. Здесь имеется в виду данное Николаем I накануне войны
обещание не искать собственных выгод.
bBalfourL. R The life of George fourlh earl of Aberdeen. V. 1. L., 1922. P. 232; GleasonJ. H.
The Genesis of Russophobia in Great Britain. Cambridge, 1950. P. 92-93, 95-96. Chamber-
lainM. E. "PaxBritannica"? British Foreign Policy 1789-1914. L.-N. Y., 1988. P. 81. Еще
в 1791 г. премьер-министр Англии У. Питт-младший был так встревожен захватом Анапы
русскими и их активностью в Грузии, что стал готовить британский флот к возможной
войне против России. Однако угрожающий ход французской революции и
противодействие ведущих членов парламента помешали реализации этих планов (Luxenburg N. England
ПРИМЕЧАНИЯ
und die Ursprunge der Tscherkessenkriege// JGO, 1965. Bd. 13. Hf. 2. Juni. S. 183; Ejusd.
Russian Expansion into ihe Caucasus and the English Relationship thereto. [Ph. D. diss.]. Uni-
versityof Michigan, 1956. P. 24).
6 См.: Ingram E. The Beginning.., p. 56-57. По мнению английского историка С. Кро-
ули, Р. Гордон ошибочно полагал, что русские пошли на мир с турками, поскольку испугались
его угрозы о введении британской средиземноморской эскадры в Черное море. В
действительности все объяснялось совершенно добровольной решимостью Николая I соблюдать умеренность
(Crawley С. W. Anglo-Russian Relations 1815-40//CHJ, 1929.V 3. #1. Р. 60).
7 Цит. по: Шеремет В. И. Указ. соч. С. 113. Кстати говоря, эта же геополитическая шкала
ценностей существовала и для ряда русских государственных деятелей. Один из них
Д. В. Дашков в 1828 г. высказывал опасение, как бы уничтожение османского господства
на Балканах не привело к перемещению национально-государственного ядра Турции в
Малую Азию, откуда легче было вмешиваться в кавказские дела (Anderson М. Russia.., р. 87).
Много позже, в 1844 г., подобную же озабоченность проявит русский посол в Лондоне
Ф.И.Бруннов (Тодорова М.Н. Англия, Россия и танзимат (вторая четверть XIX в). М., 1983.
С. 107-108).
8 Так, Николай I, еще не зная о подписании мира, согласился на частичный отказ от
контрибуции в обмен на присоединение к России Карса и Батума (См.: Фадеев А. В. Россия и восточный
кризис 20-х годов XIX века. М., 1958. С. 336).
9 Велико было и разочарование армянского населения Малой Азии, ожидавшего, что
Западная Армения будет освобождена от османского ига (SeUm-Watson Я. The Russian Empire 1801-1917.
Oxford, 1967. Р. 301).
l0IngramE. The Beginning... P. 51. Лондонский кабинет воздержался от такого шага, ибо
подобным заявлением Англия добровольно взяла бы на себя обязательство начать войну в
случае осложнения русско-иранских отношений.
11 Современные грузинские историки рассматривают эти приобретения как частичное
возвращение в состав Грузии ее исторической территории под названием Самцхе-Саатабаго (нынешняя
Джавахетия), номинально находившейся под контролем Турции. В то же время
подчеркивается «одно нежелательное последствие» этого события: до присоединения к России
Ахалцыхского пашалыка грузины якобы составляли свыше 90 % его населения, но
благодаря «стараниям царских чиновников» демографический баланс уже к 1830 г. резко
изменился в пользу «других национальностей» (Очерки истории Грузии. Тбилиси, «Мец-
ниереба», 1990. Т. 5. С. 45).
12 Цит. по: Шеремет В. И. Указ. соч. С. 89-90. Желая успокоить Англию, К. В.
Нессельроде заявлял, что приобретением Анапы и Поти «нисколько не нарушится европейское равновесие»,
в чем действительно можно было не сомневаться, учитывая элементарные географические
соображения (Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с
иностранными державами. СПб., 1895. Т. 11. С. 371).
13 См.: Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с
иностранными державами. СПБ., 1895. Т. 4. Ч. 1. С. 438-440. Многие западные историки
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
уверены, что Николай I не хотел разрушения Османской империи (См.: GillardD. R. The Strug-
gleforAsia 1828-1914. AStudyinBritishandRussianImperialism. L., 1977. P. 2b;HopkirkP.
Op. cit.P. 115; DalyJ. C. K. Op. cit. P. 180; Rich N. Great Power Diplomacy 1814-1914. N.
Y.-L., 1992. P. 55) Уильям Фуллер (мл), в частности, считает принцип статус-кво
«базовой основой» российской внешней политики в восточном вопросе (Fuller W. С. Jr. Strategy
and Power in Russia 1600-1914. N. Y.-Toronto-Oxford, 1992. P. 222). Впрочем, в
современной историографии встречается подновленная на основе теории геополитического
детерминизма версия об извечном русском экспансионизме. В частности, Д. Ле Донн пишет,
что приобретения России по Туркманчайскому и Адрианопольскому договорам противоречили
декларируемой ею политике статус-кво (LeDonneJ. Р. Ор. cit. Р. 358).
14 Эндрю Ламберт называет Адрианопольский договор «образцом сдержанности» (Lam-
bertA D. The Crimean War. British Grand Strategy, 1853-56. Manchester ипЬгегейу Press. Manchester
andN. Y., 1990. P. 1. Аналогичные оценки см. также: PetrieCh. Diplomatic history 1713-1933.
L., 1947. P. 164; Allen W. E. D. and MuratoffP. Caucasian Battlefields. A history of the wars
on theTurco-Caucasian border 1828-1921. Cambridge, 1953. P. 42; AndersonM. Russia.., p.
86; GillardD. R. The Struggle for Asia 1828-1914. A Study in British and Russian Imperial-
ism. L., 1977. P. 25; Daly J. C. K. Op. cit. P. 37; Pereira M. East of Trebizond. L., 1971. P.
136). Но есть и другая точка зрения, согласно которой Адрианопольский договор
применительно к Кавказу был «поразительным примером» завоевательной политики России
(AlisonA History of Europe from the fall of Napoleon in 1815 to the accession of Louis Napoleon
in 1852. V. 3. Edinburgh-L., 1854. P. 367-368). Некоторые современные западные
авторы также считают кавказские приобретения России в 1829 г. значительными (Le
DonneJ. Р. Ор. cit. Р. 121-122; RichN. Great Power.., p. 55).
XbDalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 40. Надо сказать, что российская дипломатия, в лице канцлера
К. В. Нессельроде, предвидела такую реакцию (Орлик 0. В. Указ. соч. С. 118).
16 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 252. Историки практически единодушны во
мнении, что после 1829 года подозрения англичан по поводу планов Николая I возросли
необычайно. На него стали смотреть как на нового Наполеона-амбициозного,
неукротимого и абсолютно беспринципного {BridgeF. R.^Bullen R. The Great Powers and the European
State System 1815-1914. L.-N. Y., 1980. P. 47).
17 Ingram E. The Beginning.., p. 49. Мысль о полном забвении Николаем I буквы и духа
«бескорыстия», на которых основывалась Лондонская конвенция 1827 г., сразу же стала общим
местом британской историографии (См., например: ChesneyR.A Ор. cit. Р. 285,288; Тигкеу
and its Foreign Diplomacy//The Dublin Review, 1837, April. P. 545-546).
18 Эбердин с иронией призывал очарованного Николаем I Хейтсбери «вернуться на
землю» (DalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 40).
19 Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными
державами. СПб., 1895. Т. 11. С. 415-417. Почти о том же, только с другим подтекстом писал
Эбердин Роберту Гордону, подчеркивая, что «эта варварская держава (Турция-Б. Д.) вскоре
рассыплется в силу внутреннего разложения», то есть-без помощи России.
ПРИМЕЧАНИЯ
2UBFSP. V. 26. A837-1838). L., 1855. Р. 1298; ADM 1854-1855. Paris,1855. Р. 356;
BourneK. The Foreign Policy of Victorian England 1830-1902. Oxford, 1970. P. 34,210-211.
Английский историк Л оуренс Джеймс пишет, что победив Иран и Турцию в конце 20-х гг.
XIX в., Россия не только выявила слабость этих азиатских держав, но и продемонстрировала,
что у нее есть «воля и средства бросить вызов Британии в чувствительном регионе» (Lawrence
James. The Rise and Fali of the British Empire. N. Y., St. Marthf s Press, 1994. P. 181).
21 Подробно см.: Сборник известий, относящихся до настоящей войны, издаваемый с
высочайшего соизволения Н. Путиловым. СПб., 1855. Кн. 12. С. 410-420.
22 См.: IngramE. The Beginning.., р. 65; ChamberlainM. E. Op. cit. P. 81. Хейтсбери, будучи
высокого мнения о личности Николая I и его политическом профессионализме, отмечал
умеренность взглядов и искренность помыслов царя {DalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 40, 220-221).
23 Некоторые западные современники и комментаторы Адрианопольского договора
признавали, что присоединение к России открывало перед Черкесией перспективу «скорых и
счастливых перемен», связанных с приобщением к цивилизации (Taitbout de Маггдпу Ё. Three
Voyages in the Black Sea to the Coast of Circassia: including descriptions of the ports, and the impor-
tance of their trade: sketches of the manners, customs, religion etc. of the Circassians. L., 1837.
P. 276-277).
24 Но тайное поощрение антироссийских настроений горцев продолжается. Когда в
конце 1829 г. в Константинополь приехала черкесская депутация во главе с Бесленеем
Аббатом, чтобы узнать о конкретных итогах войны, ее щедро встретили подарками и обещаниями
помощи. Уведомления о том, что Северо-Западный Кавказ отныне принадлежит России,
так и не последовало. Впрочем, горские дипломаты догадались об этом. Не ускользнули от
их внимания и внутренние неурядицы в Турции (См.: Хан-Гирей. Избранные
произведения.., с. 256-257, 261; Щербина Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 535). Есть также факты,
свидетельствующие о попытках Порты спровоцировать переселение черкесов в Турцию.
Определялся даже срок кампании-с марта по май 1831 г. Призывы султана обрести новую
родину не нашли тогда отклика у горцев, более того-вызвали открытое возмущение
(Короленко П. П. Указ. соч. С. 201; БижевА. X Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис Восточного
вопроса в конце 20-начале 30-х гг. XIX века. Майкоп, 1994. С. 191-192, 203).
25 Регегга М. Ор. cit. Р. 124. Историки обратили внимание на одно любопытное
обстоятельство: после 1829 года современникам трудно было предположить, что русско-иранские
и русско-турецкие границы на Кавказе, сформировавшиеся к концу первой трети XIX в.,
окажутся столь прочными в исторической перспективе (См.: Suny R. G. The Making of the
Georgian Nation. Indiana University Press. Bloomington and Indianapolis, 1988. P. 69).
26 Неким признаком того, что в Петербурге воспринимали Черкесию как не вполне
российскую территорию, служит учреждение именно при МИДе, а не при каком-либо другом
ведомстве, «Особого комитета для устройства Закубанского края», призванного целой
системой мер подготовить условия для превращения черкесов в настоящих подданных
империи. Эти меры предусматривали уничтожение работорговли, в том числе как источника
мотивации для грабительских набегов на русские поселения; развитие земледелия, ремесел
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
и торговли; учреждение административно-судебного управления; пресечение турецкого
присутствия и турецкого влияния в крае (КасумовА. X. Северо-Западный Кавказ в русско-
турецких войнах.., с. 96-97; Панеш А. Д. Западная Черкесия.., с. 97-98).
27IngramE. The Beginning.., p. 50. Американский историк (русского происхождения)
А. Лобанов-Ростовский считал, что взаимные подозрения, существовавшие между Россией
и Англией на Востоке, вызывали избыточную агрессивность в их отношениях друг с
другом, а эта агрессивность в свою очередь индуцировала новые подозрения. Таким образом
создавался порочный круг. При этом Россию особенно возмущало посягательство
англичан на ее традиционные, «исторические» сферы влияния, на которые они, с точки
зрения Петербурга, не имели никакого права (Lobanov-Rostovsky А. Russia and Asia. Ann
Arbor, 1965.Р. 113).
28 По мнению американского историка Джона Глисона, попытки британских послов в
Петербурге представить Лондону, как минимум, невраждебный образ России с помощью правдивой
информации о ее внешнеполитических намерениях почти не имели успеха. Одна из
главных причин-в том, что у этих дипломатов, по условиям их профессии, не было доступа к
пропагандистской машине британской прессы, которой фактически управлял и русофобы из
школы Уркарта (GleasonJ. H. Op. cit. Р. 184-185, 278-279).
29 Случалось также, что Пальмерстон оказывался не в состоянии принудить себя к
приличному поведению даже в священных вопросах дипломатической процедуры. Так, в 1831 г.
он отправил в Петербург лорда Д. Дарема в качестве нового британского посла и при этом,
вопреки профессиональному правилу, не удосужился поинтересоваться о приемлемости
данной кандидатуры для русских (LeDonneJ. Р. Ор. cit. Р. 315).
30 Многие британские эмиссары в Турции и Иране находили это соображение совершенно
справедливым, хотя и избегали публичных признаний на сей счет (См.: Wagner, Moritz. Op.
cit.V.3. Р. 155-156).
31 IngmmE. The Beginning.., p. 52-53. Взгляды А. Веллингтона на восточный вопрос
характеризовались крайней непоследовательностью, а некоторые его прогнозы (в частности
высказанное в 1828 г. предсказание о скорой и неминуемой революции в России) были
абсолютно ошибочными (Crawley С. W. Ор. cit. Р. 50).
S2IngramE. The Beginning.., р. 55,327. В британской публицистике 30-х гг. XIX в.
прозвучала мысль, которая сегодня, в начале XXI века, наводит на размышления о нетленности
двойных стандартов в международной политике. Утверждалось, что деспотическая, варварская
Россия, если она завоюет Индию, принесет индийцам закабаление, поскольку в своей
внешнеполитической стратегии она олицетворяет «репрессивный империализм», в отличие от
свободной, демократической Англии, исповедующей другой тип империализма-«благотворный»
для покоряемых народов (JamesL. Op. cit. Р. 180-181).
33 Судя по всему, именно так пытался преподнести дело официальный Лондон, который-чтобы
выглядеть убедительно-вынес Э» Лайонсу порицание.
34 См.: Ingram E. The Beginning.., р. 56. Э- Ингрэм высказал заслуживающую внимания
мысль о том, что у южных границ Кавказа, как и в других стратегически чувствительных регио-
ПРИМЕЧАНИЯ
нах Востока, англичане использовали торговлю скорее как политический инструмент, ставя
прибыль не на первое место (Ibid., р. 194,196, 205).
35 Ingram E. The Beginning.., р. 66. 3. Л. Элленборо, кстати говоря, читал и другие
книги о Кавказе, в частности труд французского консула в Тифлисе Ж. Гамбы (Gamba J. F.
Voyage dans la Russie meridionale, et particulierment dans les provinces situee au-dela du Cau-
case, fait depuis 1820 jusqu'en 1824. Paris, 1826. T. 1-2.), который содержал оценки,
совершенно противоположные тем, что давал Де Ласи Эванс. Гам6а, к примеру, хвалил
Россию за ее гибкую и просвещенную политику на Кавказе, открывавшую, с его точки
зрения, перспективу органичного сращивания этого региона с Российской империей (См.
подробно: Дегоев В. В. Большая игра.., с. 74, 81, 96). Но и такая информация была очень
важна для Элленборо и его единомышленников, поскольку указывала им на то вероятное
развитие событий, которого нельзя допустить. В качестве аналитического подспорья для
выработки стратегии Англии на Востоке идеи «русофоба» Эванса и «русофила» Гамбы как
бы дополняли друг друга.
36 Британские разведчики, располагая монополией на информацию о восточных странах,
оказывали огромное влияние на процесс принятия внешнеполитических решений. Это
обстоятельство могло иметь-в зависимости от личности и интеллектуальной подготовки
агента-разные последствия: либо открыть перед Англией новые стратегические
перспективы, либо вовлечь ее в опасные имперские маневры (Yapp M. E. Op. cit. Р. 418).
37 Лишним подтверждением тому служит распоряжение Элленборо в январе 1830 г. об отправке
британских разведчиков к границам Ирана с Закавказьем (Philips С. И. The East India Com-
pany, 1784-1834. Manchester, 1940. P. 240).
38 Ingram E. The Beginning.., p. 66, 78; AKAK. T. 7. С 731. В период с 1830 по 1833
гг. Роберт Гордон постоянно напоминал Джеймсу Бранту об угрозе захвата Россией Трапе-
зундского и Эрзерумского пашалыков. Британский посол опасался, что русских может
поддержать местное, не только христианское население (в частности лазы), сепаратистски
настроенные по отношению к Порте (BryerA Peoples and Selllements in Anatolia and the Cau-
casus, 900-1900. L.,1988. P. 200).
39 Напомним, что самая провокационная статья договора о субсидировании Ирана
Англией в случае войны его с третьей державой была недавно аннулирована.
40 Шеремет В. И. Указ. соч. С. 183; Noradounghian G. E. Recueil d'actes internationauxde
TEmpire Ottoman. Т. 2. Paris, 1900. Р. 232-233. Пальмерстон с большим подозрением
воспринимал эту конвенцию, полагая, что, согласно ей, Россия в обмен на свой отказ от части
контрибуции получила от Турции новые территории в Закавказье, вплоть до Карса (Ingram E.
The Beginning.., р. 305; ср.: Seton-Watsonll. Op. cit. Р. 304).
41 LambertA D. The Crimean War. British Grand Strategy, 1853-56. Manchester Univer-
sity Press, Manchesier and N. Y., 1990. P. 2;IngramE. The Beginning.., p. 263. Те западные
историки, которые не отрицают оборонительного характера договора, в то же время
оправдывают гневную реакцию Лондона тем, что он имел основания испытывать острую тревогу
даже в том случае, если бы знал всю правду о планах Николая I, не желавшего развала Тур-
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
ции и не помышлявшего об экспансии в сторону Персии и Индии. Как утверждают эти
историки, дело не только и не столько в осведомленности о подлинных намерениях противника
и в доверии к нему в данный момент, сколько в понимании необходимости всегда быть
готовым к тому, что завтра могут смениться и объективные обстоятельства, и люди во
власти, призванные реагировать на них (Bartlett С. J. Defence and Diplomacy. Britain and the Great
Powers 1815-1914. Manchester-N. Y., 1993. P. 32. Ср.: Seton-WatsonH. Op. cit. P. 303).
42 HopkirkP. Op. cit. P. 150. Лондонский кабинет не верил заявлениям Николая I о том,
что он хочет не расчленения Турции, а сохранения там статус-кво. Не верили этому и
некоторые британские историки (См. например: Bolsover G. H. Nicholas I and the Partition of Turkey
//SlavonicReview. T. 27.1948. P. 115-121). Русскую стратегию развала Османской
империи Англия усматривала повсюду. Весной 1833 г. британский консул в Трапезунде сообщал
в Лондон, что Россия провоцирует сепаратистские настроения в приграничных с Грузией
османских пашалыках и готовится к захвату Эрзерума (BryerA. Op. cit. Р. 205).
43 В литературе существуют разные оценки этой конвенции. Одни считают ее успехом
Николая I, которому удалось добиться от Австрии официального признания Ункяр-Искелесийского
договора в обмен на обещание прийти Вене на помощь в случае революционной угрозы (MowatR. В.
А History of European Diplomacy 1815-1914. L., 1927. Р. 57-58). Другие расценивают Мюн-
хенгрец как результат интриги Меттерниха, умудрившегося под видом солидарности с
политикой царя в Турции ограничить полученные Россией в 1833 г. выгоды (Ingram E. The
Beginning.., р. 261-262).
44 Crawky С. W. Op. cit. Р. 57; Webster Ch. The Foreign Policy of Palmerston 1830-1841.
Britain, the Liberal Movement and the Eastern Question. V. 1. L., 1951. P. 294,313; BourneK.
Palmerston. The Early Years. L., 1982. P. 381; Ejusd. The Foreign PolicyofVictorian England
1830-1902. Oxford, 1970. P. 221; BulwerH. L. The Life of John Temple Palmerston; with
selection from his diaries and correspondence. L., 1870. V. 2. P. 169; BakerR. L. Palmerston
on the Treaty of Unkiar Skelessi // EHR, 1928. V. 43. P. 86.
АЪ1пдгатЕ. The Beginning.., p. 261-263. Западные историки подчеркивают, что после
1833 г. британский флот в Средиземноморье стал вести себя особенно агрессивно {DalyJ. С. К.
Op.cit.P. 105,116).
46 Киняпина Я. С. Указ. соч. С. 45-46. Австрийский канцлер К. Меттерних сочинил
каламбур по этому поводу: «Турецкое правительство,-говорил он,-отныне не
Блистательная Порта, а «блистательный портье» на русской службе в Проливах» (Миллер А. Ф.
Указ. соч. С. 63).
47 Ingram ?. The Beginning.., p. 255. Парадокс состоял в том, что Пальмерстон яростно
восстал против договора, который гарантировал не что иное, как целостность Турции, то
есть-предмет неустанной заботы госсекретаря. Стало быть, Англию интересовал не
статус-кво на Востоке сам по себе, а вопрос-кто извлечет из этого наибольшую выгоду.
Возможно, Ункяр-Искелесийское соглашение не вызвало бы столько страха у англичан, если
бы они понимали мотивы Николая I и доверяли бы его искренним заявлениям {Lincoln W. В.
Op.cit. Р. 208-209, 213).
ПРИМЕЧАНИЯ
48 Temperley H., Penson L. (Editors). Foundations of British Foreign Policy from Pitt A792)
to Salisbury A902). Cambridge, 1938. P. 117,120-121; Bartlett C. J. Great Britain and Sea
Power, 1815-1853. Oxford, 1963. P. 94-95. После высадки русских на Босфоре
британская эскадра появилась в Дарданеллах. Позже, комментируя эту ситуацию в беседе с лордом
Эбердином, Николай I признал, что Россия и Англия находились на волоске от войны, ибо
вблизи огня было сосредоточено большое количество взрывоопасного материала (Ып-
co/nJO.Op.cit. Р. 205).
40 Ingram E. The Beginning.., p. 271-272. Эти мысли были созвучны надеждам, лелеемым
Пальмерстоном в 30-40-х гг. и частично реализованным в ходе Крымской войны. Возможно,
Понсонби был одним из тех, кто помог госсекретарю сделать предположение, что Россия
слаба, и если об этом пока еще не знают, то лишь постольку, поскольку ей до сих пор не
приходилось вести войну с противником, способным развенчать легенду о ее могуществе.
«Когда Россия поймет, что именно к такой войне может привести ее дальнейшая агрессия,
она остановится и будет ждать более подходящего момента» (RussellR. [Ed.] The Early Cor-
respondence of Lord John Russell 1805-40. V. 2. L., 1913. P. 238).
^lngramE. The Beginning.., p. 272. Брюс Линкольн писал, что в течение 8 месяцев 1834 г.
(весна-осень), пока действовали исключительные полномочия Понсонби на ввод
британского флота в Проливы и в Черное море, мир на Востоке и в Европе по сути зависел от единственного
человека, чья глубочайшая ненависть к России пронизывала все его решения (Lincoln W. В.
Op.cit. Р. 209-210).
31 КиняпинаН. С. Мюнхенгрецкие и Берлинские конвенции 1833 г. //НДВШ, 1960. № 1.
С. 85; Она же. Ункяр-Искелесийский... С. 46. Некоторые британские политики
предупреждали, что ввиду своего географического положения Англия, если она начнет открытую
и полномасштабную борьбу с Россией в Турции, скорее всего проиграет ее. Поэтому нужно
добиваться не доминирующего британского влияния на Порту, грозящего крупной ссорой
с Петербургом, а подрыва русского влияния во имя равновесия сил и стабильности {IngramE.
The Beginning.., р. 258). К концу 1834 г. Пальмерстон стал сдерживать воинственные
порывы Понсонби разъяснениями о том, что Англия не желает первой начать войну и будет
следить за дальнейшим поведением России, чтобы в случае прямой агрессии дать ей
вооруженный отпор (Ibid. Р. 271).
52 Хорасанская экспедиция, между прочим, была, вопреки истине, представлена ФетхАли-
шахом и Аббас-Мирзой как акция, совершенная «по желанию и приказанию» Николая I
(Кузнецова Н. А. Указ. соч. С. 67).
ъз1пдгатЕ. The Beginning.., р. 268-270. В декабре 1836 г. Д. Фрэзер писал Пальмер-
стону: «В целях защиты наших самых важных национальных интересов каждое азиатское государство
от Босфора до Инда должно в большей или меньшей степени субсидироваться из
британских средств и находиться под контролем британских консулов». Он также советовал
сдерживать Россию на Кавказе и в Черкесии (Yapp М. Е. Ор. cit. Р. 127). В рамках идеи о
«выставлении аванпостов против России» родилась мысль о создании лиги среднеазиатских
ханств под контролем Англии. Эта лига, согласно планам Лондона, должна была стать,
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
наряду с Турцией, Кавказом, Ираном и Афганистаном, важной частью системы обороны Индии,
самым ближним к ней поясом безопасности (Verete M.Palmerston and the Levant Cri-
sis, 1832//JMH, 1952. V. 24. # 2. P. 149-150; BourneK. Palmerston.., p. 378).
34 Но англичане не были бы англичанами, если бы и здесь не подстраховались. Они
взяли под свою, в том числе финансовую, опеку проигравшего соискателя шахского престола,
сына ФетхАли-шаха Зилли-Султана (Али-шаха), обосновавшегося в Багдаде. Англия
рассматривала его как дамоклов меч, занесенный над головой нового шаха, который должен всегда
чувствовать его и знать, что это оружие находится в британских руках (Flandin E. Voyage en
Perse. Paris, 1851. Т. 1. Р. 307; Т. 2. Р. 379).
55 Крупный британский специалист по Востоку Генри Роулинсон считал, что Иран
удерживался от распада благодаря внешнему влиянию Англии и России, сопровождавшемуся острым
противоборством между ними. Даже характерная для Роулинсона русофобия не помешала ему
дать высокую оценку англо-русскому соглашению 1834 года о сохранении целостности
Персии (Rawlinson Н. Ор. cit. Р. 3, 49. Ср.: LimbertJ. W. Iran. At War with History. Boul-
der-London-Sydney, 1987. P. 77; Afschar M. La Politique Europeenne en Perse.
Quelques pages de Thistoire diplomatique. Teheran, 1973. P. 46).
56 Американский историк Д. Дейли отмечал, что после 1833 г. Николай I избегал
пользоваться преимуществами Ункяр-Искелесийского договора и демонстрировал исключительную
сдержанность по отношению к Порте (DalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 115-116. Ср.: Albrecht-Car-
rie, Rene. А Diplomatic History of Europe Since the Congress of Vienna N. Y.-San Francisco-London,
1973. P. 52).
57 Пальмерстон, казавшийся многим своим современникам воинственным и задиристым,
в подлинно критических ситуациях действовал осторожно. Особенно в такой
чувствительной и опасной сфере, как британское общественное мнение. Госсекретарь им безусловно
манипулировал, но при этом старался не потерять над ним контроль, то ослабляя поводья,
то натягивая. В частности, видя, что известие о подписании Ункяр-Искелесийского
соглашения вызвало явный перегрев воинственно русофобской атмосферы, Пальмерстон дал указание
не публиковать этот документ. Лишь в марте 1836 г. он был предан гласности по
требованию парламента (См.: TemperleyH. BritishSecretDiplomacyfromCanningtoGrey//CHJ, 1938.
V.6. №1.Р.5).
58 По мнению американского историка Р. Альбрехт-Каррие, Англия, в отличие от России,
воздерживавшейся от использования преимуществ Ункяр-Искелесийского соглашения, активно
наращивала свое политическое и экономическое влияние в Турции, о чем свидетельствовал англо-
турецкий торговый договор 1838 г. и полученное в 1839 г. англичанами право руководить
восстановлением и модернизацией османского флота {Albrecht-CarrieR. Ор. cit. Р. 52).
59 Судя по всему, поначалу англичанам была доступна лишь скудная информация о
приобретенном Россией Черноморском побережье Кавказа. Там в июле 1830 г. И. Ф. Паскевич
попытался закрепить геополитические итоги Адрианопольского мира путем прокладки
сухопутного сообщения между Анапой и Поти. После побед над Ираном и Турцией эта
задача казалась не слишком сложной. Она была возложена на военный отряд B,5 тыс.
ПРИМЕЧАНИЯ
штыков и сабель при 8 легких орудиях), который ветрели упорное сопротивление примерно
равных по численности горских сил во главе субыхеким предводителем Хаджи-Берзеком,
придерживавшимся протурецкой ориентации. Боевые действия длились более месяца, в
результате чего Паскевич}' пришлось отказаться от своего плана и ограничиться постройкой
укрепления в Гаграх (Фадеев А. В. Россия и восточный кризис, с. 351-352. Проложить
дорогу между Анапой и Поти удалось лишь после окончания Кавказской войны). Видимо,
известия об этой неудавшейся экспедиции дали английскому вице-консулу в Трапезунде Д.
Бранту основание уведомить Форин оффис в августе 1830 г., что черкесы находятся по
отношению к России «в состоянии мятежа», а в январе 1831 г. посол Англии в Петербурге Хейтсбери
сообщал Пальмерстону о «важной в силу своей своевременности» победе Кази-муллы (одного
из предшественников Шамиля) над русскими (LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 45-46,
55; Daly J. С. К. Ор. cit. P. 55). До этих событий, которые безусловно приободрили
Лондон, британские специалисты по Востоку полагали, что России не потребуется много труда
и времени для покорения черкесов (НоркггкР. Ор. cit. Р. 125).
60 Puryear V. J. International economics and diplomacy in the Near East. A study of British
commercial policy in the Levant 1834-1853. L., 1935. P. 24; Ejusd. England, Russia, and the
Straits question 1844-1856. Berkeley, 1931. P. 107-108; BolsoverG. H. David Urquhart and
the Eastern question, 1833-37: A Study in Publicity and Diplomacy//JMH, 1936. V. 8. N 4.
P. 446-447.
61 HenzeP. B. Circassian Resistance to Russia//The North Caucasus Barrier. The Russian Advance
towards the Muslim World. Ed. By Marie Bennigsen Broxup. N. Y., 1992. P. 82.
62LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 68,70; Ejusd. England.., S. 186; Kentmann P. Der
Kaukasus. HundertflUnfzig Jahre russische Herrschaft. Leipzig, 1943. S. 48; WiderszalL. Sprawy
kaukaskie w politice Europejskiej w latach 1831-1864. Warszawa, 1934. P. 42.
63 KA 1940. T. 5( 102). С 217; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 128.1836 г. Л. 86. Вильям IV
высоко ценил и самого Уркарта и его публицистические работы. Книгу «Турция и ее ресурсы»
король послал каждому министру кабинета для изучения. Что касается Г. Тэйлора, то он
просто восхищался Уркартом (Kukiel М. Czartoryski and European Unity 1770-1861. Princeton-New
Jersey, 1955. P. 235; SternA Op. cit. Bd. 5 (T. 2). S. 372; IngramE. The Beginning.., p. 274).
64 KA. 1940. T. 5A02). С 204; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 39. 1837 г. Л. 45.Амери-
канский специалист по истории Кавказа Пол Хензе отмечал, что Уркарт «не затруднялся
необходимостью вести себя в соответствии с дипломатическими приличиями» (HenzeP. В.
Circassian Resistance.., p. 83).
65 Hopkirk Р. Ор. cit. Р. 156, 162-163. Вместе с тем не следует преувеличивать
масштабы влияния Уркарта на внешнеполитический курс Лондонского кабинета. Строго говоря,
на этом человеке лежит ответственность не за те действия, которые предпринимало правительство,
а за нагнетание той атмосферы русофобии, которая не могла не сказаться так или иначе на
поведении британских лидеров (См.: GleasonJ. H. Ор. cit. Р. 286).
66 Об их деятельности в качестве русских агентов см.: ШССТАК. С. 174-179; КА. 1940.
Т. 5A02). С. 212-220; АВПРИ. Ф. Главный архив (СПб). Оп. 181. Д. 506. Л. 18; Ф. Кан-
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
целярия. Д. 40.1837 г. Л. 61; Д. 125.1837 г. Л. 163. В посольстве и консульствах России
в Турции была хорошо поставлена осведомительная служба (SternA Geschichte Europas seit
den Vertragen von 1815 bis zum Frankfurter Frieden von 1871. Bd. 5(T. 2). Stuttgart-Berlin,
1924. S. 370; MarmierX. Du Danube au Caucase. Paris, 1854. P. 299-300).
67 Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 87-88. В декабре 1834 г. Понсонбн переслал в
Форин оффис доклад британского разведчика в России полковника Макинтоша, в котором
указывалось, что после завоевания Западного Кавказа Россией черкесы поступят на службу
в русскую армию (Ibid. P.77).
68 Rolland S. E. Op. cit. P. 25. Понсонби часто повторял: «Константинополь существует
только благодаря тому, что он защищен Кавказом» ([Urquhart D.] The Secret of Russia.., p.
44,92).
69 Puryear V. J. International economics.., p. 30-32; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 50.
1835 г. Л. 150-153; Д. 128 (Т. 1). 1835 г. Л. 432-433. Британское консульство в Одессе
во главе с Йимсом являлось одним из наиболее важных и регулярных источников сведений
о Кавказе.
70 Несмотря на свои крайне эмоциональные, порой истерические высказывания в адрес
России Пальмерстон прекрасно понимал, что русско-британское соперничество имело под
собой объективную, системную основу, требовавшую спокойного анализа. Нечто похожее
на такой анализ он позволял и себе. «Россия,-писал госсекретарь в марте 1836 г.,-величайший
враг Англии, не потому что тут замешаны какие-то личные интересы, а потому что ее
(России-Б. Д.) взгляды и цели несовместимы с интересами нашей безопасности» (Webster Ch.
The Foreign Policy of Palmerston.., v. 2. P. 842; BourneK. Palmerston.., p. 562).
71 WiderszalL. Op. cit. P. 62-63. Еще в октябре 1835 г. Пальмерстон поручил Понсонбн
посоветовать горцам предложить России мир на указанных условиях (Luxenburg N. Russian
Expansion.., p. 93).
72 К примеру, ближневосточный круиз Уркарта в 1834 г., санкционированный Форин
оффис, носил секретный характер и выдавался за путешествие частного коммерсанта.
См.: Ригуеаг V. J. England, Russia,., р. 107-108; Bolsover G. H. David Urquhart.., p. 447;
UrquhartD. Progress of Russia in the West, North, and South. L., 1853. P. 328; Robinson G.
Op. cit. P. 56; Бушуев С. К. Из истории.., с. 28. Понсонби явно заблуждался когда,
успокаивая Пальмерстона, опасавшегося, чтобы связи Уркарта с черкесами не выглядели как
официально поощренные, писал в марте 1835 г., что факт причастности британского
правительства к деятельности этого человека является «полной тайной для всех» (Luxenburg
iV.England..,S. 190).
73 По этому поводу русская миссия не раз обращалась к турецкому двору, но
заступничество британского посольства в течение ряда лет выручало Сефер-бея (АКАК. Т. 8. С.
359-360).
74 АКАК. Т. 8. С. 895; КА. 1940. Т. 5A02). С. 219; ШССТАК. С. 92. Сам Сефер-бей,
по наущению Уркарта и прочих, поддерживал эту версию, умоляя своих соотечественников
не покоряться России и обещая прибыть к ним весной 1837 г. (АКАК. Т. 9. С. 454).
ПРИМЕЧАНИЯ
75 См.: Переписка М. П. Лазарева с князем А. С. Меншиковым // Русский архив, 1881.
Кн. 2. С. 362-363; кн. 3. С. 319-320.
76 См.: АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4607. Л. 53-90. С 1831 г. по 1836 г.
Бутенев неоднократно уведомлял и правительство Турции, и иностранных послов в
Константинополе о таможенно-карантинном режиме на побережье Кавказа (АВ. Кн. 39. С. 261-262;
Кн. 40. М., 1895. С. 204; BFSP. V. 24. Р. 1383-1384; V. 26A837-1838). L., 1855. Р.
2-5,9-10; V. 44 A853-1854). L.,1865. Р. 668-671). Султан несколько раз робко
протестовал. Англия хранила молчание, давая тем самым понять о своем непризнании как указа
1831 г., так и Адрианопольского договора 1829 г. Доставка военной контрабанды на
Кавказ шла под защитой английского флага, который демонстративно бросал вызов
русским сторожевым кораблям (Lacroix Р. Histoire de la vie et du regne de Nicolas I-er empereur
de Russie. T. 7. Paris, 1873. P. 270-271).
77 AKAK. T. 8. С 897. Еще в начале 1836 г. посол России в Англии К. О. Поццо-ди-Борго
сообщал в Петербург о подготовке этой провокации (Schiemann ТА. Geschichte Russlands
unter Kaiser Nikolas I. Bd. 3. Berlin, 1913. S. 289).
78 В одном русском источнике имеются данные на этот счет: 8 орудий, 800 пудов пороха,
«ружей и шашек весьма много» (М. П. Лазарев.., т. 2. С. 270).
79 КА 1940. Т. 5 A02). С. 206. Британские официальные лица хорошо знали все
русско-турецкие договоры, определявшие международно-правовой статус Западного Кавказа.
Будущего посла Англии в Константинополе Стрэтфорд-Каннинга, например, не устраивали
ни те трактаты, в которых Россия признавала Черкесию подвластной Турции, ни те, в
которых султан отказывался от этих земель в пользу царя. Однако некоторые политики
вынуждены были согласиться, что при заключении Адрианопольского мира Россия, по
логике, имела право требовать передачи ей кавказского побережья, а Турция имела право
уступать его, поскольку ранее русское правительство официально признало турецкий
протекторат над этим районом. Следовательно, Адрианопольский договор являлся юридически
обоснованным документом (HPD. V. 43. Р. 907,922, 925-928).
80 Копию инструкции Меттерниха к Эстергази от 8 февраля 1837 г. см.: АВПРИ. Ф.
Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 95-96. Следует отметить, что Эстергази превысил свои
полномочия, когда еще до получения инструкции от Меттерниха откликнулся на просьбу
Поццо-ди-Борго выступить в поддержку прав России. Позже, уже застрахованный
указаниями канцлера, посол в дискуссии с Пальмерстоном о Черкесии искусно опроверг
юридические построения госсекретаря о необоснованности претензий России на
Западный Кавказ, обнаружив дар полемиста и неожиданно глубокие познания в области истории
русско-турецких договоров, касавшихся этого региона (Там же. Л. 81-82). Эстергази
обратил внимание Пальмерстона на ту огромную ответственность, которую возьмет на
себя Англия, отказавшись от мирного урегулирования инцидента. Ведь война, возможно,
поставит Лондон перед необходимостью насильственного захвата Дарданелл и Босфора, то
есть-попрания суверенитета султана. Поскольку эту акцию не одобрит ни одна великая
держава, британскому правительству придется воевать с могучим противником без всякой
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
поддержки со стороны, при неблагоприятной дипломатической обстановке (Там же. Л. 82
о6.-83).
81АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 80, 90 об. Поверенному в делах России в
Австрии А. М. Горчакову Меттерних пересказал содержание инструкции к Зстергази в
гораздо более смягченном виде (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 151 и об).
82АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230.1837 г. Л. 208 об.-209; КА. 1940. Т. 5A02). С. 210.
В силу существовавших тогда законов, одно государство могло устанавливать блокаду по
отношению к другому лишь в том случае, если они находились в состоянии войны. Россия
же считала события в Черкесии своим домашним делом.
83 WebsterCh. Urquhart, Ponsonby, and Palmerston//EHR. 1947. V. 62. № 244. P. 342;
Ejusd. The foreign policy of Palmerston. L., 1951. V. 2. P. 572-573; WiderszalL. Op. cit. P.
58. Даже Пальмерстон поверил Меттерниху, в то время как Мельбурн говорил, что более всего
боится австрийского канцлера, когда тот проявляет дружелюбие (Webster Ch. The Foreign
policy..,V.2.P.573).
84 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230.1837 г. Л. 125. Горчаков аттестовал Лзма как
искусного, бесстрастного и беспринципного дипломата, поступки и убеждения которого всецело
зависели от тех, кто в данный момент находился в Англии у власти (Там же. Л. 125 об., 195).
85 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230.1837 г. Л. 79,137 об. Официально Меттерних
поддерживал версию, по которой виновниками провокации были «революционеры и поляки»
(Там же. Л. 138 об).
86 Allgemeine Zeitung, 1837.19,27,28 Feb., 1 Marz. Горчаков писал, что она вполне
подошла бы для «Портфолио» и если журнал перепечатает ее—в этом не будет ничего неожиданного
(АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 232 об).
87 КА. 1940. Т. 5 A02). С. 222. Исторические документы не позволяют согласиться с
мнением английского ученого Чарлза Уэбстера, объяснявшего отказ Австрии поддержать
английскую точку зрения «устрашающим жестом» Николая I в адрес Меттерниха (Webster Ch.
Urquhart.., p. 342; Ejusd. The foreign policy.., v. 2. P. 574-575).
88 В отместку за независимый нрав, самостоятельные суждения и нелицеприятные отзывы
о своем кумире Меттернихе Нессельроде в июле 1838 г. отправил Горчакова в отставку,
длившуюся до конца 1841 г. (Семанов С. А. М. Горчаков-русский дипломат XIX в. М., 1962.
С. 25-29; Бушуев С. К. А. М. Горчаков.., с. 41).
89 Этот довод стал «с легкой руки» Пальмерстона традиционным для западных
публицистов и историков. См.: QuandourM. I. Muridism: А Study of the Caucasian Wars of Independence
1819-1859 (Ph. D. diss.) Claremont, 1964. P. 199-206; Lapinski T. Die Bergvoiker des Kauka-
sus und ihr Freiheitskampf gegen die Russen. Hamburg, 1863. Bd. 1. S. 256-257,265-267,
291; DulaurierEd. La Russie dans le Caucase//RDM (Paris). 1861. T. 32. P. 956; XamerH.
deHell. Situation des Russes dans le Caucase // RO. 1844. Т. З. Р. 275; SpencerEd. Travels in
the Western Caucasus. V. 1. L., 1838. P. IV, 78, 80-83; Robinson G. Op. cit. P. 55.
^lngleH. N. Op. cit. P. 70. Американский историк Х. Ингл называет этот довод «пустым
аргументом в международном праве» (Ibidem).
ПРИМЕЧАНИЯ
91 Он даже различал Черкесию и Абхазию, которые в западноевропейской исторической
и географической литературе первой половины XIX века часто рассматривались как одно
и то же.
92 Luxenburg N. Russian Expansion.., р. 40. Нам представляется спорной точка зрения
американского ученого Джона Кертисса, полагающего, что доклады Дарема о состоянии
военного потенциала России в Черном море подействовали на Пальмерстона
умиротворяюще.
93 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 39.1837 г. Л. 283-284,299-302. Лзм доверительно
говорил одном}' из своих коллег, что для Англии единственное препятствие в споре с Россией-это
закрытые Проливы (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230. 1837 г. Л. 195).
94 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 231.1837 г. Л. 10 и об. Французский биограф Николая I
П. Лакруа также считал, что Турция не сможет остаться нейтральной в войне между Россией
и Англией (LacroixP. Op. cit. Т. 7. Р. 317).
95 Мартене Ф. Ф. Россия и Англия.., с. 490-491. В письме графу Д. Л. Грэнвиллу от 3
февраля 1837 г. он выдвинул идею о привлечении Франции и Австрии к решению черкесского
вопроса в пользу Англии. Этот проект остался без последствий. См.: BulwerH. L. Op. cit.
V. 2. Р. 249; Webster Ch. The Foreign policy.., v. 2. P. 572.
96 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 230.1837 г. Л. 274 об.-275. Европейские правительства
боялись Пальмерстона как революционного «поджигателя», а европейские либералы
почитали как образец конституционно-либерального министра (Мерим Ф. Карл Маркс. История
его жизни. 2-е изд. М., 1990. С. 231).
97 Gleason J. Н. Ор. cit. Р. 172-173; Норкггк Р. Ор. cit. Р. 162. Вместе с тем Пальмер-
стон просил Дарема, чтобы тот в своих официальных донесениях умерил восторженную
тональность в отношении Николая I (Crawley С. W. Ор. cit. Р. 48). Коллега Дарема,
поверенный в делах Дании в России, очень высоко оценивал заслуги английского посла в
разрешении дела «Виксена». Дарем, как считал датский дипломат, заслужил похвалу Европы
за то, что он, имея возможность спровоцировать «всеобщую войну», «смело и эффективно
держал курс на сохранение мира», вопреки воинственному настрою Лондонского кабинета
и короля Вильяма IV, побуждавших Дарема к соответствующим действиям (Diary of George
Mifflin Dallas United States Minister to Russia. 1837-1839. Philadelphia, 1892. P. 19).
98 KA. 1940. T. 5 A02). С 228; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 124. 1837 г. Л. 46.
Английские историки отрицают стремление Пальмерстона избавиться от Понсонби. См.: The
Correspondence of Lord Aberdeen.., v.l. Р. 62.
99 Bell H. Op. cit. V. 1. P. 283. Когда не удалось запугать Петербург войной, Пальмерстон
попытался выиграть спор, переведя его в русло международного права. Осознав
бесполезность и этой уловки и желая запастись аргументами против ожидаемых им наскоков оппозиции,
он поручил королевским юристам подготовить квалифицированное заключение, способное
оправдать в глазах общественного мнения его уступчивость. Разумеется, служители закона,
«профессиональное» мнение которых зависело от инструкции кабинета, аккуратно
исполнили заказ Пальмерстона. Но если бы британское правительство все же рискнуло воевать,
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
то приговор экспертов, как этого опасался Поццо-ди-Борго (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д.
123. 1837 г. Л. 84 об) и как это предполагали многие в Вене (Там же. Д. 230. 1837 г. Л.
433 об), несомненно, был бы иным. В английской историографии высказывалась ошибочная
версия, что ответ «коронных» юристов оказался неблагоприятным для Пальмерстона (АН-
sonА Op.ciiV. 6. Р. 237).
100 См.: ДегоевВ. В. Буржуазная историография о британской политике на Кавказе во
второй трети XIX в. //ВИ. 1979. № 2. С. 53-66; Он лее. Кавказ в системе международных отношений
30-60-х гг. XIX в (Историография проблемы). Орджоникидзе, 1988. С. 30-71. Эта идея
находит последователей и в современной российской историографии. См.: ЧечуеваА. К. Чер-
кесия в политике Турции и Англии в первой половине XIX в. // Восток, 2005. № 4. С. 123.
Турецкие историки в какой-то степени также разделяют подобное мнение, предлагая
рассматривать британскую политику в Черкесии как «личную дипломатию» людей, не имеющих
никаких связей с официальным Лондоном. Более того, такая же концептуальная модель
проецируется на османскую политик}7 на Кавказе, которая в ряде случаев якобы проводилась
официальными лицами, но вне официальных установок Порты (Ibrahim KoremezlL Thc
Place of the Ottoman Empire in the Russo-Circassian War A830-1864). MA Thesis. Dept. of
International Relations, Bilkent University. Ankara, 2004. P. 3-4, 99).
101 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 49. 1835 г. Л. 363. Американский историк Н.
Люксембург пишет о «полной гармонии» взглядов Понсонби и Уркарта (Luxenburg N. Russian
Expansion.., р. 71. См. также: Ригуеаг V. J. International economics.., р. 25, 50;Bolsover G. H.
Lord Ponsonby.., р. 106; Wurm С. F. Diplomatische Geschichte der orientalischen Frage.
Leipzig, 1858. S. 291; WiderszalL. Op. cit. P. 41; BourneK. Palmerston.., p. 561).
102 Luxenburg N. Russian Expansion.., p. 76; Ejusd. England.., S. 189. Утверждение
немецкого историка Фридриха фон Хагена, что деятельность Уркарта в качестве секретаря
посольства была парализована Понсонби, совершенно не выдерживает критики (Hagen Fr. von.
Geschichte der orientalischen Frage. Frankfurt, 1877. S. 33).
103 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 129. 1838 г. Л. 103 об.-104; The Morning Post. 1838.
June 23; GleasonJ. H. Op. cit. P. 194. По утверждению «Тайме», взгляды Уркарта на
кавказский вопрос послужили ему «главной рекомендацией» при назначении его секретарем
посольства (The Times, 1837. December 19; 1838. June 22).
104 Ригуеаг V. J. International economics.., p. 23-24, 27; Ejusd. England, Russia, and the
Straits question 1844-1856. Berkeley, 1931. P. 114-116; SternA. Op. cit. Bd. 5 (T. 2). S.
371. К оценкам В. Пьюриера и А. Штерна близки наблюдения современников Уркарта,
считавших, что британские политики широко пользовались его идеями, не называя их источник.
См.: The Times, 1837. Febraary 24; Das Geheimniss Russlands oder Schlussel zum Versta ndniss
der modernen Geschichte und Politik. Stuttgart, 1863. S. 139-140; Kottenkamp F. Op. cit. S.
191; Wurm С F. Op. cit. S. 279-283. К. Маркс, при всем критическом отношении к
Уркарту, публично неоднократно признавал его заслуги, а во взглядах на ряд вопросов (в
частности-о тайной согласованности действий между Пальмерстоном и Россией) находился
под его влиянием (Мерим Ф. Карл Маркс, с. 231,234-235). Иногда люди, знавшие Уркарта,
ПРИМЕЧАНИЯ
высказывали, пожалуй, слишком восторженные суждения о нем—«редкий гений и восходящая
звезда Англии» (BauerEd. Konfidentenberichte uber die europaische Emigration in Lon-
don 1852-1861. Hrsgb. von Erik Gamby. Trier, 1989. S. 162).
m KA. 1940. T. 5 A02). С 204,212, 214; AB. Кн. 39. С. 282. Американский историк
Пол Хензе считает, что деятельность Уркарта и других англичан в Черкесии в 1830-е годы
не продолжалась бы так долго, если бы ее в той или иной степени не поддерживал Пальмерстон,
хотя он и избегал риска открытой конфронтации с Россией (Henze Р. В. Circassian Resist-
ance..,p. 81).
,ott BFSP. V. 26. Р. 5-8,45,52; LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 100; Greville Ch. Op.
cit. V. 4. P. 124. Выступая в парламенте, Р. Пиль довольно прозрачно намекнул на
характерные черты Пальмерстона как политического деятеля-осторожность и предусмотрительность
в ситуациях, когда необходимо на случай отступления иметь несожженные мосты за собой
(HPD. V. 43. Р. 951; Webster Ch. The Foreign policy.., v. 2. P. 572).
107 GreviUe Ch. Op. cit. V. 4. P. 124. Понсонби критиковал мотивировку, на основании
которой Пальмерстон уволил Уркарта. Понимая ее несостоятельность, посол предпочитал,
чтобы, по официальной версии, его подчиненный был лишен своего поста не за
организацию провокации с «Виксеном» (поскольку в этом деле все трое играли немалую роль), а за
нарушение служебной субординации (См.: Webster Ch. Urquhart.., p. 347).
io8 По утверждению Уркарта, в подготовке провокации участвовали король Вильям IV, его
личный секретарь Герберт Тзйлор, заместители Пальмерстона Джон Бэкхаус и Фокс Стрзн-
гуэйз, при «явной санкции» госсекретаря и «благорасположении» премьер-министра
Мельбурна. [Urquhart D.] The Secret of Russia.., p. 43).
109 Пальмерстон предвидел такую реакцию. Он не раз признавался Дарему, что опасается
«быть растерзанным» в палате общин, когда там узнают, как урегулирован конфликт с
«Виксеном» (WebsterCh. The Foreign policy.., v. 2. Р. 574).
110 Западные историки, в частности американский профессор Джон Маккензи,
признают что Ункяр-Искелесийским соглашением Россия защитила от нападения «уязвимое побережье
Черного моря» (MackenzieD. and Curran M. W. А History of Russia and the Soviet Union. Chicago,
1987. P. 407).
111 KA 1940. T. 5 A02). С 211-212, 215-216, 220; Вульф Я. Английская шхуна
«Виксен»-военный приз, взятый бригом «Аякс» у берегов Кавказа в 1836 г. //МС. 1886.
№4. С. 99-100.
112 Вульф П. Указ. соч. С. 100-101; АВ. Кн. 39. С. 295; ШССТАК. С. 112-113;
АГ. П. Лазарев.., т. 2. С. 288,293-294,322-323. Пальмерстон, так и не отказавшийся от
права Англии устанавливать связь с горцами, не раз намекал на возможность появления в этом
районе новых британских судов (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 179, 287).
113 Подробно о торговле горцев с Россией в первой половине XIX века см.: КлычниковЮ. Ю.
Российская политика на Северном Кавказе A827-1840 гг). Пятигорск, 2002. С. 232-277.
114 Покровский М. Иностранные агенты на Западном Кавказе в первой половине XIX века
//Кубань (литературно-художественный альманах). 1952. № 11. С. 147,152,155;Bell J. S.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Ор. cit. V. 1. Р. 452; LongworthJ. А Ор. cit. V. 2. Р. 213-214; РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521.
Л. 113-116 об. Белл, как явствует из его писем за границу в годы пребывания в Черкесии,
считал одной из своих главных задач строгое наказание горцев, «поддерживавших связь с
неприятелем» (Адамов Е., Кутаков Л. Указ. соч. С. 110).
пъ Luxenburg N. Russian.., p. 118. Американский историк Пол Хензе, используя
терминологию конца XX века, удачно назвал политик Англии в Черкесии «негласно санкционированными
операциями или военными действиями низкой интенсивности» (Henze Р. В. Circassian
Resistance.., p. 80-81).
110 За первую половину 1837 г. Дарем представил Пальмерстону немало секретных
докладов о русской торговле на Северном Кавказе и в Закавказье (Gleason J. Н. Ор. cit. Р. 170).
117 Поццо-ди-Борго крайне удивило данное Пальмерстоном детальное топографическое
описание местности.
118 ШССТАК. С. 191. Английские и польские агенты у западно-кавказских горцев в
1834-40 гг. (Материалы для истории западно-кавказских горцев, собранные Е. Д. Фели-
цыным). Б. м. и г. С. 11). Имеющиеся исторические источники не позволяют узнать,
удалось ли Найту осуществить задуманное.
119 В 1834 г. англичане установили регулярное пароходное сообщение по маршруту Кон-
стантинополь-Самсун-Трапезунд (DalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 120).
120 Как заметил по этому поводу американский историк Джон Дейли, в кавказской
стратегии России «конфликт между соображениями безопасности и торговой выгодой разрешился
в пользу безопасности» (Daly J. С. К. Ор. cit. Р. 111).
121 Возможно, его вообще не существует, поскольку учет импорта на Кавказ велся на
таможнях, через которые английский товар проходил далеко не всегда под национальным
ярлыком. Имеется весьма приблизительная статистика контрабандных поставок из Ирана
в Закавказье за 1843,1845-1846 гг., также не позволяющая определить, какая доля
ввозимой продукции произведена в Англии.
122 В 40-е годы XIX в. Англия склоняла османское правительство к предоставлению
концессии на строительство современной (вместо караванной) дороги между Трапезундом и
Эрзерумом, которая, наряду с пароходным сообщением Константинополь-Трапезунд и
наземным маршрутом Эрзерум-Тавриз, должна была бы стать частью целого
транспортного комплекса. Северным ответвлением этого комплекса являлся Кавказ. Англичане
опасались (и внушали это опасение туркам), что Россия перехватит у них транзитную
торговлю, ибо стало известно о намерении М. С. Воронцова проложить удобную дорогу между
Редут-кале и персидской границей. Подозрительные турки не приняли предложение о
концессии, но обещали произвести строительные работы по маршруту Трапезунд-Эрзерум
и Батум-Карс-Баязет. Ничего, однако, сделано не было. Англичане не скрывали, что
этими проектами они преследовали не только экономические, но и
военно-стратегические цели (Robert, Sir James. Turkey; Its History and Progress: from the journals and
correspondence of Sir James Porter, fifleen years ambassador at Constantinople. L., 1854. V.
l.P. 122-130).
ПРИМЕЧАНИЯ
123 АВ. Кн. 39. С. 287-288; М. П. Лазарев.., т. 2. С. 287-288; RoskoschnyH. Das asi-
atische Russland. Leipzig, s.d. Bd. 1. S. 27. Турки привозили в Черкесию порох, свинец, оружие,
соль, домашнюю утварь, текстиль, а увозили шкуры зверей, кожи, мед, воск, фрукты, орехи,
злаки и, конечно, рабов (Daly J. С. К. Ор. cit. Р. 112).
124 MarmierX. Du Danube au Caucase. Paris, 1854. P. 299. Путешественники сообщают,
что Трапезунд представлял собой очень бойкое место в экономическом и политическом
плане. В 30-40-е гг. XIX в. в городе можно было встретить самую разнообразную публику:
черкесов и абхазов, которые останавливались здесь по пути либо в Константинополь, либо
обратно; работорговцев, которые совершали свои сделки и переправляли живой товар на
другие рынки Востока; европейских авантюристов-наемников, предлагавших свои профессиональные
услуги кому угодно и искавших для себя новое поприще в борьбе против России на Кавказе;
дезертиров из Кавказского корпуса. Трапезундское общество проявляло повышенный
интерес к событиям на Кавказе, а местные иностранные консулы, особенно английские, считали
сбор соответствующей информации своей непосредственной обязанностью. Французский
консул Кларембо понимал свои обязанности еще шире: он тайно переправлял в
Константинополь польских дезертиров из русской армии (Wagner, Moritz. Ор. cit. V. 2. Р. 277-278).
125 Taitbout deMarigny Ё. Three Voyages in the Black Sea to the Coast of Circassia: includ-
ing descriptions of the ports, and the importance of their trade: sketches of the manners,
customs, religion etc. of the Circassians. L., 1837. Помимо всего прочего, русские сторожевые
корабли в своей пограничной службе были ограничены предписанными им строгими
правилами задержания, досмотра и конфискации иностранных судов в российских территориальных
водах (ВПР. Т. 17. С. 604).
126 В Петербурге не пренебрегали возможностью объяснить западным дипломатам
типологическую суть Кавказской войны и тем самым в каком-то смысле оправдать ее со стороны
России. Так, знаменитый мореплаватель адмирал И.Ф. Крузенштерн в беседе с послом
США в Петербурге Дж. М. Далласом говорил, что черкесы, во многом похожие на американских
индейцев, совершают «частые и жестокие набеги» на русскую территорию. Это, по
мнению Крузенштерна, и вызвало «нынешнюю войн}», вести которую Россия не желает, но вынуждена
это делать в интересах «самозащиты» (Diary of George Miffling Dallas.., р. 115). Адмирал,
видимо, полагал, что сравнение с индейцами снимет у посла все вопросы.
127 Американский историк Д. Дейлн высказал осторожное предположение, что одним из
факторов, не благоприятствовавших военному вмешательству России во второй
турецко-египетский конфликт, было резкое осложнение ситуации на черноморском побережье Кавказа,
потребовавшее мобилизации военно-морских сил для отражения массированных атак
черкесов (DalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 162,193). Это, конечно, достойное внимания наблюдение,
хотя главная причина сдержанности Николая I была связана не с кавказскими затруднениями.
128 Трудно согласиться с утверждением М. Андерсона, что Лондонская конвенция 1841 г.
«дала России более эффективную гарантию, чем могло бы дать любое только двустороннее
соглашение, от нападения на ее южное (черноморское-В. Д.) побережье...» (Anderson M.
Russia..,p. 96-97).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
120 Как предполагают западные исследователи, в случае всеобщей войны Кавказ стал бы
объектом прямого военного вмешательства Европы (DalyJ. С. К. Ор. cit. Р. 173).
130 В принципе Николай I не замыкался на «концертном» подходе, а сочетал его с
сепаратными договоренностями, зачастую даже предпочитая последние. По поводу одних проблем
царь договаривался только с Меттернихом, по поводу других-со всеми партнерами по
Священном} союзу. А в 1840-1841 гг. он пошел на прямую сделку с Пальмерстоном, видя в нем
ключевую фигуру в решении проблемы (GillardD. R. Ор. cit. Р. 64). Что касается Пальмер-
стона, то он в глубине души никогда не сомневался в «джентльменстве» Николая I, хотя редко
признавался в этом. В период восточного кризиса 1839-1841 гг. госсекретарь писал, что
в отношении русского царя не существует ничего среднего между доверием и недоверием. Из
этого следовал однозначный вывод: если с Николаем I будет достигнуто соглашение, можно
с уверенностью утверждать, что царь его не нарушит (Crawley С. ТУ. Ор. cit. Р. 58).
131 Как образно заметил американский историк Брюс Линкольн, «Николай I забыл, что
задолжавший друг часто перестает быть другом» (Lincoln W. В. Ор. cit. Р. 341).
132 Seton-Watson Я. Ор. cit. Р. 309. В свете того, как новый режим Проливов был
использован Англией и Францией в период Крымской войны, трудно разделить утверждение
западных историков о том, что Лондонская конвенция 1841 года обеспечивала Николаю
I большую безопасность в Черном море, чем Ункяр-Искелесийский договор (GillardD. A.
Ор. cit. Р. 64).
133 Печально показательны в этом плане советско-американские отношения второй
половины 80-х годов XX века (См., например: Дубинин Ю. А., Мартынов Б. Ф., Юрьева Т. Б.
История международных отношений A975-1991 гг). М.: МГИМО (Университет)-РОССПЭН,
2006. С. 139-141).
134 При Мохаммад-шахе A834-1848 гг.) английские дипломаты в Иране никогда не
пользовались таким влиянием, как при его предшественнике. Напротив, русский посол А.
И. Медем возымел большой вес в правящих кругах Тегерана, в том числе благодаря
обходительному характеру и изысканным манерам, которые персам импонировали (Wagner, Moritz.
Ор. cit. V. 3. Р. 180).
135 В 1838 г. русский посол в Тегеране А. О. Дюгамель получил от Николая I
предписание жить с англичанами «в самом добром согласии», несмотря на то, что они «дурно себя
вели в последнее время». Этот призыв не распространялся лишь на тс ситуации, когда
Лондон, сточки зрения Петербурга, прямо нарушал условия международных трактатов, т.е. правила
игры. В частности, Николай I не хотел и слышать об идее учреждения британских консульств
в портах Каспийского моря, поскольку данное право, по Туркманчайскому договору,
принадлежало исключительно России (См.: ШтейнбергЕ. J. Указ. соч. С.63; Клычников /О. Ю.
Российская политика на Северном Кавказе A827-1840 гг.). Пятигорск, 2002. С. 79).
136 Вопрос о роли И. О. Симонича и И. В. Виткевича в обострении ситуации на Среднем
Востоке представляет давний предмет спора историков (См.: ШтейнбергЕ. J. Указ. соч. С.
63; Norris I. А The Afghan War 1838-1842. N. Y., 1967; Gillard D. R. Op. cit. P. 65;
YappM. E. Op. cit. P. 139-140; HopkirkP. Op. cit. P. 185-186). Эти люди, безусловно, защи-
ПРИМЕЧАНИЯ
щали государственные интересы России, а не Англии, в одних случаях, возможно,
превышая свои полномочия, в других-невольно поощряя шаха и афганского эмира к рискованным
шагам уже самим фактом своего присутствия в Тегеране и Кабуле. Одно можно утверждать
суверенностью: официальные инструкции русским послам шли в русле общего политического
курса России на стабилизацию обстановки и к востоку, и к западу от Ирана, курса, приобретшего
особую актуальность в годы турецко-египетского кризиса. Некоторые современники, в
частности русский ученый-востоковед и дипломат Н. В. Ханы ков, считали политику
Петербурга в Афганистане слишком осторожной и непоследовательной. В результате Дост-Мохаммед
потерял доверие к России и был вынужден пойти на сотрудничество с англичанами, действовавшими
намного решительнее и искуснее. Именно поэтому, по мнению Ханыкова, предпринятая через
20 лет (в 1858 г) попытка Петербурга наладить отношения с Кабулом закончилась
провалом (Халфин Н. А.9 Рассадина Е. Ф. Н. В. Ханыков-востоковед и дипломат. М.: «Наука»,
1977. С. 121,139,141-144,147-149).
137 IngleH. N. Ор. cit. Р. 86; PiggotJ. Op. cit. Р. 96-97. Значительная часть
современных западных историков не сомневается в отсутствии у Николая I враждебных замыслов по
отношению к Ост-Индии и даже намерения создавать видимость угрозы (GillardD. R. Ор.
cit. Р. 64).
138 Английский историк Дэвид Гиллард, на наш взгляд, прав, утверждая, что в Петербурге
намного лучше понимали резоны британской политики в Азии, чем в Лондоне-резоны
политики русской (GillardD. R. Ор. cit. Р. 64).
mStummH. RussiainCentralAsia. L., 1885. Р. 24-25; FwrceR. RussianCentralAsia 1867-1917.
A Study in Colonial Rule. Berkeley and Los Angeles, 1960. P. 18; Gillard D. R. Op. cit. P. 65.
Английский историк Малькольм Япп считает, что Хивинскую экспедицию спровоцировал
Пальмерстон своей неуступчивой позицией по отношению к России и своим отказом
принять предложение Нессельроде о разграничении сфер влияния в Средней Азии (Yapp M. Е.
Op.cit. Р. 296).
140 GleasonJ. H. Ор. cit. Р. 246-248. В феврале 1840 г. Пальмерстон писал:
«Совершенно ясно, что рано или поздно козак и сипай-один человек с берегов Балтики и
другой с Британских островов-встретятся в центре Азии» (GuedallaPk. Palmerston. L.,
1926. Р. 225).
141 Э* Ингрэм придал этой весьма распространенной мысли несколько категоричное
звучание (См.: IngramE. Britain's.., p. 299-300).
142 В британской внешнеполитической мысли того времени встречались и
остро-критические высказывания в адрес алармистов. В частности, утверждалось, что огромные размеры
России ослабляют ее в достаточной мере для того, чтобы она отказалась от риска
столкновения с первоклассной западной державой. Но более надежная гарантия от войны виделась
в жизненной заинтересованности русского дворянства в хлебной торговле с Англией,
бесперебойные доходы от которой может обеспечить только состояние мира (Clarke E. D.
Travels in Russia, Tartary and Turkey, with a memoir of the author, and numerous additions and
notes, prepared for the present edition. Edinburgh, 1839. P. 140).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
14:1 Ingle Я. N. Ор. cit. Р. 92-93. Имелась еще одна причина для ослабления взаимного
недоверия. Будучи жесткими соперниками на профессиональном поприще, русские и
английские агенты в Средней Азии оказывали друг другу сугубо человеческую помощь перед лицом
жестокого своеволия местных ханов, стать жертвой которого европейцу было совсем не
трудно, ибо его жизнь ценилась в тех суровых краях не очень высоко (См.: Hopkirk Р. Ор.
cit. Р. 226).
144 ТодороваМ. Я. Указ. соч. С. 59, 106. Некоторые историки именуют 40-е годы
«разрядкой» (HopkirkP. Ор. cit. Р. 280). Одним из свидетельств англо-русского партнерства на
Востоке в этот период является обращенное к Петербургу приглашение Лондона к
сотрудничеству с целью стабилизации взрывоопасной обстановки на границах между Ираном и Турцией.
С 1843 г. по 1853 г. русские и английские представители совместно работали в комиссии
по делимитации, которая прервала свою деятельность на период Крымской войны и возобновила
ее в 1857 г. Постоянные препирательства и отсутствие конструктивной позиции со стороны
иранских и турецких дипломатов заставили Пальмерстона в 1851 г. поставить даже вопрос
о передаче всех полномочий по установлению линии границы Англии и России (Rawlinson Я.
Ор. cit. Р. 67; RamazaniR. К. Ор. cit. Р. 55-56). Еще более очевидным свидетельством
сотрудничества Англии и России являются их согласованные действия в 1848 году, когда в связи
с кончиной Мохаммад-шаха встал вопрос о престолонаследнике. Русские и английские
дипломаты в Тегеране договорились поддержать старшего сына шаха Насреддина, благодаря
чему, как и в 1834 г., в стране был предотвращен неминуемый кризис и, возможно,
гражданская война (RawlinsonH. Op. cit.P. 73). Россия и Англия предпочитали, чтобы у власти
в Персии оставалась династия Каджаров, способная, при всей своей слабости, играть роль
стабилизирующего фактора, помогающего сохранить целостность государства.
Нарушения стабильности русские и англичане боялись постольку, поскольку в результате могло
усилиться влияние одной иностранной державы вущерб другой (LimbertJ. W. Ор. cit. Р. 78).
145 цит по. GuedallaPh. Op. cit. Р. 206. Американский историк Джон Глисон, допуская
некоторое преувеличение, писал, что в 40-е годы XIX в. русско-английские отношения в
восточном вопросе характеризовались «непривычным спокойствием» и «гармонией» (Glea-
sonJ.H. Op. citP. 272).
140 М. Я. Лазарев.., т. 2. С. XXXVIII-XXXIX. Во вступительной статье ко второму тому
указанного сборника документов преувеличивается эффективность Черноморской
береговой Линии: в самом факте ее существования усматривается главная и единственная причина
спада британской активности на Кавказе в 40-е гг. XIX в.; не совсем точно утверждение о
«значительном сокращении» и последующем «окончательном пресечении» военной
контрабанды из Турции в Черкесию (Там же).
147 Hopkirk Р. Ор. ей. Р. 8. Образ «холодной войны» применительно к русско-английским
отношениям 1830-1840-х годов используют и другие историки (См. например: LeDonmJ. Р.
The Russian Empire and the World, 1700-1917. The Geopolitics of Expansion and Contain-
ment. N. Y.-Oxfonl, 1997. P. 314; TaylvrA J. P. Crimea: The War that Would not Boil // TaylarA J. R
Europe: Grandeur and Decline. Harmondsworth, 1967. P. 67; Franz G. Der Krimkrieg, ein Wen-
ПРИМЕЧАНИЯ
depunktdereuropaischen Schiksals//Geschichtein WissenschaflundUnterricht, 1956. #7.
S. 448; WetzelD. The Crimean War: ADiplomaticHistory. Boulder-N. Y., 1985. P. 159; Wen-
tkerH. Op. cit. S. 9; LawrenceJames. Op. cit. P. 180-181).
148 Подробно о характере, масштабах и потенциальном значении этих побед в контексте
общей логики и перспектив Крымской войны см.: ДегоевВ. В. Имам Шамиль.., с. 188-268.
149 Gammer, Moshe. Imam Shamil and Shah Mohammed: Two Unpublished Letters // Cen-
tral Asian Survey, 1991. V. 10. N 1-2. P. 171. Любопытно, что на сегодняшний день,
пожалуй, единственным источником информации об этой сверхсекретной миссии является
опубликованное израильским историком Моше Гаммером (в 1991 г.) донесение британского
консула в Тавризе Ричарда Стивенса Пальмерстону от 5 января 1849 г. Помимо всего
прочего, это говорит об уровне осведомленности британских дипломатов, один из которых, в
данном случае, знал то, что тщательно скрывалось даже от ближайшего политического
окружения шаха (Ibid. Р. 171,176-177).
150 Даже историки, тяготеющие к детерминистским взглядам, не могут избавиться от образа
«грома среди ясного неба», когда они размышляют о происхождении Крымской войны
(Crawley С. W. Op. cit. Р. 73).
151 Американский историк Дэвид Голдфрэнк полагает, что события 1848-1849 гг. не
повлияли на устойчивость Венской системы: «механизм поддержания равновесия сил,
помогавший, начиная с 1815 г., избежать (общеевропейской-/?. Д.) войны, оставался в
прекрасном рабочем состоянии» (Goldfrank D. М. The Origins of the Crimean War. L.-N.
Y., 1994. P. 72).
152 Далеко не в последнюю очередь благодаря сдержанности Николая I в восточном
вопросе (См.: Rich N. Why the Crimean War? Р. 16-17).
mLincoln W. В. Op. cit. Р. 331-332. Существуют бесчисленные свидетельства современников,
говорящие о том, что слово Николая I было надежнее любого договора. Европейские
дипломаты отмечали его «любовь к справедливости», «великодушие», «благоразумие»
(Prokesch-OstenA Op. cit. Bd. 2. S. 384; MacfieA. L. The Eastem Question 1774-1923. L.-N.
Y., 1996. P. 103). Некоторые историки, возможно, не без основания, видят недостаток
Николая I, как дипломата, в его склонности вести межгосударственные переговоры по правилам
и в стилистике личного общения, в эффективность которого он верил больше, чем в любые
договоры. В ходе такого общения царь порой становился излишне откровенным, что
скорее настораживало его более «профессиональных» собеседников, чем вызывало у них
доверие (Rich N. Why the Crimean War? Р. 15).
154 Важно отметить, что визит Николая I проходил в самый разгар «военной тревоги» и
бури общественного негодования в Англии в связи с захватом французами острова Таити и
арестом тамошнего британского консула. Одновременно между морскими державами
назревал не менее острый кризис в Марокко (Chamberlain M. E. Op. cit. Р. 89-90). В июне
1844 г. Эбердин не скрывал чувства удовлетворения переговорами с царем, поскольку они,
кроме всего прочего, позволяли послать Парижу важный сигнал: в лице России у Англии появился
противовес Франции (Chamberlain M. E. Lord Aberdeen. L., 1983. Р. 303).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
155 GillardD. R. Op. cit. Р. 70-71; Chamberlain M. E. "Pax Britannica?".., р. 90. Не стоит
забывать, что Эбердин ненавидел османскую тиранию и не сомневался в том, что «громоздкая
структура варварской власти (Турции-!?. Д.) вскоре развалится на куски» (Crawley С. W.
Op.'cit. Р. 52).
150 Gillard D. R. Op. cit. Р. 71,75. Но в западной историографии сохраняется и
традиционная для нее точка зрения, по мнению сторонников которой в 1844 г. стаю ясно, что Николай I
взял курс на развал Османской империи (См. например: LeDonneJ. P. The Russian Empire and
theWorld, 1700-1917. TheGeopoHticsofExpaiisionandContainment.N.Y.-Oxford, 1997.Р. 125).
157 Д. Голдфрэнк, в отличие от ряда западных историков, на наш взгляд, справедливо
отмечает, что 1849 год показал потенциальную несостоятельность Лондонской конвенции
1841 года о Проливах в качестве гарантии безопасности России в Черном море (Gold-
frankD. M. Op.cit. Р. 297).
158 Дм?А JV. Great Power.., р. 75-76; Temperley H. British Secret Diplomacy.., р. 7. В
меморандуме было совершенно ясно сказано о необходимости для Петербурга и Лондона иметь
в случае падения Османской империи план совместных действий с целью установления
«нового порядка вещей» на основе соблюдения принципа равновесия без ущерба для дела
мира и стабильности в Европе. Более того, прямо указывалось на разделение между Россией
и Англией сфер военной ответственности: одна использует свою армию на суше,
другая-свой флот на море (MacfieA L. Op. cit. Р. 94-95). Поскольку в документах такого уровня
случайных слов и оговорок не бывает, можно понять историков, считающих, что Николаю
I дали основания воспринимать Меморандум как почти официальное соглашение, а не как
ни к чему не обязывающий, досужий обмен мнениями.
139 Вся история восточного вопроса, начиная с 1774 г., свидетельствовала о необратимо
набиравшем силу процессе распада Османской империи и об отсутствии в этом государстве
надежных внутренних ресурсов и средств для его купирования. Это также подтверждается
теми стремительными темпами, с которыми происходил дележ наследства «больного
человека» после 1856 г., пока он окончательно не завершился в период Первой мировой войны.
Нет никаких сомнений, что в данном случае Николай I в общеконцептуальном плане
смотра! на вещи куда более реалистично, чем британские лидеры, если, конечно, в их «уверенности»
в возможности сохранения Турции не было изрядной доли лукавства.
ico Английский историк Гарольд Темперли считал поведение Эбердина во время
англорусских переговоров 1844 года весьма лукавым. Отсюда стремление премьера не придавать
огласке Меморандум, принятый обеими сторонами по итогам встречи. Темперли, хотя и с
рядом оговорок, рассматривал этот документ как официальный и возлагавший на Эбердина
определенные обязательства (Temperley Я. British Secret Diplomacy.., p. 7-8). Не менее
двусмысленно вел переговоры Роберт Пиль. Подняв тему Египта и подчеркнув британский интерес
к этой стране, премьер-министр вольно или невольно утверждал Николая I в уверенности,
что с ним ведут торг относительно доли Англии в Османском наследстве (См.: Memoirs of Вагоп
Stockmar. L., 1872. V. 2. Р. 107-109). В свете этого легко понять, почему царь заговорил
о Египте в 1853 г. в беседе с Гамильтоном Сеймуром.
ПРИМЕЧАНИЯ
101 Так до конца и не ясно, то ли английская эскадра встала у входа в Дарданеллы,
действительно спасаясь от бури, то ли воспользовалась непогодой как предлогом.
102 Современные историки даже высочайшей квалификации не чужды одной
«профессиональной» слабости: их так и подмывает (почти как телезрителей после закончившегося
футбольного эпизода) «подсказать» историческим персонажам, как именно им следовало бы
действовать. К примеру, видный английский ученый Кристофер Бартлет высказывает
нечто вроде досады на Николая I за то, что тот не разглядел в англо-русском инциденте 1849 года
тревожного намека со стороны Лондона (Bartlett С. J. Defence and Diplomacy.., p. 48).
т GillardD. R. Op. cit. Р. 77-79; GoochJ. Р. (ed.) The Later Correspondence of Lord John
Russell 1840-1878. V. 2. L., 1925. P. 13; Lane-PooleS. The Life.., v. 2. P. 200. Воодушевленный
этой победой, Пальмерстон писал Стрэтфорд-Каннингу: «Мы (англичане-Я. Д.) заставили
надменного самодержца (Николая \-В. Д.) отказаться от его наглых притязаний; ...и мы спасли
Турцию от унижения и полной утраты духа» (Lane-PooleS. The Life.., v. P. 202).
mRichN. GreatPower..,p. 100. В1848-1849 гг. Николай I де-факто распространил
принципы Венской системы на Турцию. Его вмешательство в дела Дунайских княжеств, будучи
антиреволюционным демаршем, и объективно, и субъективно было направлено на
сохранение стабильности и целостности Османской империи (См.: Albrecht-Carrie R. Op. cit. Р. 85).
163 Норман Рич пишет, что позиция Наполеона III в этом споре не вызвала энтузиазма у
британских лидеров, которые «больше боялись имперских устремлений нового Наполеона,
чем амбиций царя» (Rich N. Why the Crimean War? Р. 7).
106 Дэвид Голдфрэнк, вслед за другими западными исследователями, считает, что в этом
конфессиональном споре о «символах» «иррациональные импульсы» подавили трезвый
анализ, и поэтому, в конце концов, дело приняло драматический оборот (Goldfrank D. М.
Ор. cit. Р. 77). Вместе с тем, историк склоняется к мысли, что в вопросе о «святых местах»
Николай I и его дипломаты сами загнали себя в ловушку (Ibid. Р. 115).
167 См.: ChamberlainМ. Е. Ор. cit. Р. 98; LawrenceJames. Op. cit. Р. 179-180; Bartlett С. J.
Defence and Diplomacy.., p. 44-48. Эбердин и его коллеги по кабинету считали Николая I
гораздо более достойным доверия, чем Наполеона III (Ibid. Р. 49). Следует заметить, что
в литературе есть разные точки зрения на англо-французские противоречия 40-х гг. XIX
в. Одни исследователи полагают, что «Франция, без всякой тени сомнения, являлась
главным врагом Англии и главной угрозой европейскому миру» (BullenR. Palmerston.., p. 334).
Другие, к примеру, американский историк Пол Шредер и германский Герман Венткер, не
видят в этих противоречиях взрывоопасного потенциала (SchroederP. W. The Transforma-
tion of European Politics 1763-1848. Oxford, 1994. P. 768; WentkerH. Op. cit. S. 36-37).
168 По мнению Н. Рима, Г.Сеймур отнесся к предложениям Николая I вполне серьезно.
Кроме того, в докладах Лондону посол дал лестную оценку личности и намерениям царя (Rich N.
Why the Crimean War? Р. 29-30).
m Albrect-СатёR. Op. cit. P. 86-87; Rich N. Why the Crimean War? P. 29-30;
Виноградов В. Н. Великобритания .., с. 242-243. У. Фуллер (мл.) подчеркивает, что переговоры
с Сеймуром и последующие шаги Николая I были превратно истолкованы Лондоном как пре-
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАНЫ
людия к агрессивным действиям с целью разрушить в пользу России баланс сил в восточном
вопросе (Fuller W. С. Jr. Op. cit. Р. 250, 261). По мнению же других западных историков,
Эбердин и Пальмерстон были едины в предположении, что Николай I не ищет войны, но
расходились в представлениях о том, какими методами нужно действовать в случае
непроизвольной эскалации конфликта. Один вступал за «тихую дипломатию», другой-за
решительную военно-морскую демонстрацию с целью вовремя предупредить царя о
пределах допустимого для Англии с тем, чтобы тот не зашел слишком далеко—туда, откуда нельзя
было бы отступить, не потеряв лица (Chamberlain М. Е. Op. cit. Р. 102-103).
по цит по: Виноградов В. Н. Великобритания .., с. 242; см. также: Rich N. Why the Crimean
War? Р. 29; Mac?eA. L. Op. cit. P. 96. В апреле 1856 г. в доверительной беседе с
британским госсекретарем Кларендоном высокопоставленный русский дипломат граф А. Ф. Орлов
сказал: «Я со всей ответственностью заявляю, что у императора Николая никогда не было
в помышлениях овладеть хотя бы дюймом турецкой территории. ...С момента восшествия на
престол он пребывал в убеждении, что Оттоманская империя обязательно развалится на куски
и что его долг загодя согласовать с другими державами, особенно с Англией, условия
совместных действий, когда это событие наступит, с тем чтобы не допустить войны. Это была
его «идея фикс», и он не делал из нее секрета. ...Но он совершенно не хотел воевать в 1853 г.,
и даже не верил, что война возможна». Орлов, по его собственным словам, не позволил бы
себе говорить такое о мертвом человеке, «от которого уже нечего ждать и нечего бояться»,
если бы он не знал слишком хорошо «потаенные мысли и чувства» Николая I (AGKK.
SerieIII.Bd.4.S. 1000).
171 Цит. по: ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 156-157. Д. Голдфрэнк отмечает, что Сеймур был
заинтригован возможностью более тесного англо-русского партнерства, хотя и предупреждал
царя об опасности решительного выступления против Франции (GoldfrankD. М. Ор. cit. Р.
119). В принципе такого же мнения придерживается И. Рим, который ссылается на весьма
сочувственное, если не восторженное, отношение Сеймура к перспективе достичь
совместными англо-русскими усилиями «благородного триумфа цивилизации». Посол имел в виду
«ликвидацию магометанской власти в Европе» и «заполнение образовавшейся пустоты
без нарушения всеобщего мира» (Rkh N. Why Ihe Crimean War? Р. 30). Именно поэтому Н. Рич,
в отличие от многих историков, отказывается рассматривать беседы Николая I с Сеймуром
как «поворотный пункт» в генезисе Крымской войны (Ibid. Р. 32).
172 Тот факт, что Лондон подавал Петербургу «роковые в силу своей противоречивости
сигналы», ряд историков объясняет (пли оправдывает?) сложной внутриполитической и внут-
риправительственной ситуацией в Англии (Chamberlain М. Е. Ор. cit. Р. 103).
173 Лишним подтверждением этому служило решительное отклонение Николаем I
предложения русских военных стратегов, у которых была своя, профессиональная логика, быть
может, самая разумная в той ситуации. В частности, адмирал В. А. Корнилов в марте 1853 г.
настаивал на превентивных мерах по предотвращению вторжения неприятельского флота
в Черное море. Он предлагал взять под контроль Босфор, ибо это было единственным
эффективным оборонительным средством России перед лицом военно-морских сил противника,
ПРИМЕЧАНИЯ
имевших количественное и качественное превосходство (См.: Русские флотоводцы: вице-
адмирал Корнилов. Под ред. Я. В. Новикова. М., 1947. С. 172-173). По мнению
американского историка Д. Голдфэнка, Николай I поддерживал этот план. На вопрос—почему
же тогда царь не привел его в исполнение-прямого ответа не дается. Дается лишь
косвенный намек на то, что Николай I надеялся на дипломатические средства предотвращения совместных
военно-морских операций Англии и Франции. Сам же Голдфрэнк считает идею превентивного
удара нереалистичной ни с военной, ни с дипломатической точки зрения. Все тот же вопрос
«почему» опять-таки оставлен без ответа (Goldfrank D. M. Op. cit. Р. 118, 120).
174 В современной западной историографии предприняты серьезные попытки
произвести всестороннее и беспристрастное расследование причин Крымской войны с акцентом (явным
или скрытым) на проблему выяснения «виновных» в ее возникновении. При этом на поверку
оказывается, что в итоге при всей «беспристрастности» исторического анализа на первом
месте среди обвиняемых чаще всего фигурируют Николай I и его дипломаты. К такому
выводу, в частности, тяготеет Д. Голдфрэнк в своем во многом новаторском труде. Начав с
широкого и верного, на наш взгляд, посыла о том, что Крымская войны возникла из
сложнейшего переплетения факторов, историк затем целенаправленно и методично сужает этот
посыл до идеи, конечный смысл которой весьма банален. Николай I якобы сам расставлял
для себя силки, не замечая, не понимая ничего вокруг и не желая считаться ни с чем, кроме
своей навязчивой мысли об «умирающей» Османской империи, и вдобавок не брезгуя
мошенническими методами. По мнению Голдфрэнка, дипломатия всегда интересовала
Николая I меньше, чем война, и поэтому все его действия были вольно или невольно
направлены на подготовку условий для разрыва с турками. Что касается политического высшего света
Европы (включая Турцию), то возникает впечатление, будто он сплошь состоял из миротворцев.
В категорию «голубей» попал даже Стрэтфорд-Каннинг. Голдфрэнк упрекает своих коллег-
историков в том, что они упустили из виду «самое важное»: в 1853 г. основная драма
дипломатии и дипломатов заключалась в «отсутствии предмета для посредничества» между
Портой и Петербургом, ибо «Турция была права, а Россия нет, вот и все» (GoldfrankD. M.
Ор. cit. Р. 125-129,153,214,220,229-230,271-274,276-278,284). Впрочем, в
исследовании Голдфрэнка есть бесспорное достоинство: независимо от целей автора, воссоздана
запутанная и глубоко противоречивая картина генезиса войны. Добросовестное стремление
Голдфрэнка найти в ней логику лишний раз подтверждает, что ее там зачастую не было.
175 Как признают западные историки, у Лондона не было сомнений на этот счет ни в
1844 г., ни в 1853 г. (до начала военных действий между Россией и Турцией). В марте 1853 г.
даже Пальмерстон называл Николая I «джентльменом», обещанию которого относительно
целостности Турции можно доверять (Parry E. J. British Foreign Policy in the Nineteenth Cen-
tury//History. The Quarterly Journal of The Historical Association. New Series. L., 1939. V. 23.
P. 327; TempeHeyH. mdPensmL.M. (Ed.) Foundationsof BritishForeign PolicyfromPitt A792)
to Salisbury A902) or Documents old and new. Cambridge University Press, L., 1938. P. 135).
176 Между российскими и западными историками, нет и, скорее всего, не будет
единодушия в вопросе о том, кто виноват больше. В принципе не считая такую постановку проблемы
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
научно-корректной, отметим, тем не менее, что некоторые зарубежные исследователи
считают поведение Англии по отношению к России, с точки зрения и конкретных действий,
и общих целей, более враждебным, чем политику Петербурга по отношению к Лондону
(См.: GleasonJ. H. Op. cit. Р. 3, 288).
177 В современной турецкой историографии политика Османской империи в Черкесии порой
представляется более пассивной, чем она была на самом деле. Утверждается, что в период
между Адрианопольским договором и Крымской войной в действиях Порты «не видно
стратегического расчета» (См.: Ibrahim Koremezli. Op. cit. P. 50,102). Эта оценка справедлива
лишь отчасти. О том, был ли «стратегический расчет» или нет-можно спорить.
Бесспорным же остается весьма значительное влияние на положение дел в Черкесии турецкого
фактора с его антирусской составляющей.
178 По мнению германского ученого В. Баумгарта, Крымская война напоминала мировую по
количествуучаствовавших в ней держав, по военной стратегии, тактике и технике, по географическом}'
охвату и политическим последствиям (AGKK. Serie I. Bd. 3. Vorwort. S. 7-8). Ранее эту
мысль высказал другой германский военный историк Ганс Дельбрюк {Дельбрюк Г. История
военного искусства в рамках политической истории. Т. 5. М., 1937. [Пер. с нем.] С. 94).
179 В. И. Шеремет, основательно изучивший эти последствия, убедительно
квалифицирует состояние международных отношений на Ближнем Востоке в 1849 г. как «военную тревогу»
и острый этап в предыстории Крымской войны. Подробно см.: Шеремет В. И. Османская
империя и Западная Европа. Вторая треть XIX в. М., 1986. С. 140-141,146-152.
180 См., например: Hopkirk Р. Ор. cit. Р. 283; Chamberlain M. E. Op. cit. Р. 102, 123;
ClarkeJ. С. British Diplomacy and Foreign Policy 1782-1865. The National Interest. L., 1989.
P. 319; GoldfrankD. M. The Origins of the Crimean War. L.-N. Y., 1994. P. 5. По мнению
Кристофера Бартлетта, Крымская война является одним из ярчайших образцов войн, спровоцированных
провалами дипломатов и государственных деятелей, иными словами - человеческими
ошибками, которых можно было избежать (Bartlett С. J. Defence and Diplomacy.., p. 48). Характерно,
что даже последовательные историки-детерминисты, строя свои системы доказательств, не
в состоянии устоять перед искушением поразмышлять о «неслучившемся», то и дело
удивляясь «наивным» ошибкам исторических героев, которые, вопреки «элементарному» здравому
смыслу, почему-то не сделали одно, недоглядели другое, недопоняли третье. В результате, в
самом строгом и убедительном детерминистском анализе всегда остается место для «ах, если
бы» (См.: SaabA Р. Translator's Preface. In: Baumgart W. Op. cit. [English]. P. IX). Спору о
наличии или отсутствии альтернативы Крымской войне столько же лет, сколько и самой войне. Конца
ему не предвидится. У нас, при всем жашнии, нет возможности углубляться в эту захватывающую
проблему, о которой написаны сотни книг. Считая ее неразрешимой в принципе, мы выбрали
путь, предпочитаемый многими историками: произвести некую каталогизацию фактов и
событий, способных лишь в общих чертах объяснить то, что произошло (или не произошло).
181 Однако историки-детерминисты продолжают отстаивать свои позиции в данном
вопросе. В ряде случаев их детерминизм, претендуя на статус научной методологии, носит
совершенно идеологизированный характер. Тезис о неслучайности Крымской войны они дока-
ПРИМЕЧАНИЯ
зывают путем простой редукции сложнейшей картины ее генезиса к единственной
причине-экспансии России, ответ на которую Европа вынуждена была искать в коалиционной
войне против русских амбиций и русской угрозы (LeDonneJ. Р. Ор. cit. Р. 359). Близка к
этой версии, но более сложна по структуре и системе доказательств, концепция
современного английского исследователя Нормана Рича. Отвергая идею о Крымской войне как о случайном
результате ошибок политиков, он считает, что главная цель коалиции заключалась в том, чтобы
«остановить русскую экспансию, исключить русскую угрозу безопасности и интересам
европейских государств и Оттоманской империи». По мнению Рича, в период предвоенного кризиса
у политиков и дипломатов Европы было предостаточно времени, возможностей и желания
для мирного разрешения ситуации. И если, несмотря на все это, предотвратить войну не
удалось, то значит ее происхождение связано с причинами, которые автор склонен определять
как неумолимые, признавая вместе с тем что «многое остается неясным». Рич пишет о почти
беспрецедентных по искренности и энергичности усилиях, предпринятых
«ответственными лидерами великих держав» для сохранения мира. Однако они были сорваны теми, кто
по разным мотивам выступал за войну-либо из стремления разрушить европейский
порядок, либо из страха перед Россией, либо из реваншистских соображений. А то и просто из
личной мести. Возникает ощущение, что автор порой подменяет проблему причинности
вопросом о степени виновности той или личности за возникновение войны. Правда, удержаться
от такой, во многом непроизвольной подмены, бывает очень непросто. Рич видит трагедию
войны в ее бессмысленности, поскольку последствия оказались совершенно непредвидсн-
ными-крах Венской системы, основанной на равновесии сил (Rich N. Great power.., p.
103-107; Ejusd. Why the Crimean War? P. 3-5).
182 Очередной, пятой по счету, если считать их только со второй половины XVIII века.
183 Среди современных западных исследователей, тяготеющих к всесторонней,
комплексной и достаточно деидеологизированной разработке идеи о закономерности Крымской
войны, можно отметить П. Шредера, Э. Сааб и В. Баумгарта (См.: SchroederP. W. Ausiria,
Great Britain, and the Crimean War. The Destruction of the European Concerl. Ithaca-L., 1972.
P. 392-427; Saab А Р. The Origins of the Crimean Alliance. University Press of Virginia,
1977. P. 153-162; Baumgart W. Op. cit. [English ed.J P. XV-XIX). Последний,
обосновывая свою научную концепцию, часто обращается к теме англо-русского соперничества в Азии
и на Кавказе и считает его одним из важнейших системных факторов в генезисе Крымской
войны-первой в XIX веке войны между мировыми державами за мировое господство (Ваит-
gart W. Ор. cit. [English ed.J Р. 103; см. также: р. 11, 17).
184 Walsh W. В. Russia and the Soviet Union. A modern history. Ann Arbor, 1958. P. 216;
Чхеидзе А. E. Кавказ в ближневосточной политике Англии C0-50-е годы XIX века). Автореферат
дисс. ...докт. ист. наук. Тбилиси, 1974. С. 28. Польский историк М. Хандельсман по-иному
понимал роль Кавказа в происхождении войны. Западные державы вступили в нее якобы не
ради собственных выгод, а во имя «защиты мира и справедливости, равно как и всеобщей
безопасности», которым угрожало продвижение России на Кавказ и к Проливам (Handels-
тап М. Czartoryski, Nicolas I-er et la Question du Proche Orient. Paris, 1934. P. 41).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
185 Недавно введенные в оборот документы из российских архивов-в частности
секретные донесения русского резидента в Париже Я. Н. Толстого A853-1856 гг.)-свидетельствуют
о том, что в сознании Наполеона III и французской правящей элиты решение воевать с
Россией вызревало долго и трудно. Во всяком случае не было таких обстоятельств, которые изначально
предопределяли бы этот выбор фатальным образом. Кроме того, учитывая сложную
внутреннюю обстановку во Франции, император, судя по всему, понимал, какой риск таит в себе
война для него лично (Черкасов П. П. На тайном фронте Крымской войны // ННИ, 2007,
№6. С. 191-193,198,200).
180 Безусловно прав Норман Рич, утверждая, что турками овладел «непреодолимый
соблазн» спровоцировать коалиционную войну против России и тем самым обрести
«уникальную возможность» взять у нее реванш за все военные поражения, понесенные Турцией
от русской армии (Rich N. Why the Crimean War? Р. 5). Новейшие исследования,
основанные на ранее неизвестных источниках, позволяют разделить мнение о наличии у Порты в
1853-1855 гг. не оборонительных, а наступательных, реваншистских планов (ЧеркасовП. П.
Указ. статья. С. 193).
187 Ревякин А. В. История международных отношений в Новое время. М.: МГИМО
(Университет) -РОССПЭН, 2004. С. 112. Тому много доказательств. Одно из них парадоксальное:
идеологические союзники-Россия, Австрия, Пруссия-являлись в ряде проблем
естественными геополитическими противниками, в то время как идеологические антагонисты-Англия,
Австрия, Пруссия-зачастую становились естественными геополитическими партнерами. Уже
после Крымской войны между британским госсекретарем Кларендоном и австрийским
канцлером Буолем состоялся знаменательный разговор. Первый спросил, почему Вена всегда склонна
«поддерживать деспотические державы». На что Буоль ответил: потому что Лондон всегда
склонен «поддерживать революцию» (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 1003).
188 Как некое свидетельство инерции Священного союза следует рассматривать тот факт,
что Пруссия, при всех соблазнах поживиться за счет России, все же не вступила в Крымскую
войну. Формально не сделала этого и Австрия. И хотя есть много такого, за что ее можно
укорять, умеряющее влияние Вены на союзников отрицать нельзя.
189 Согласно одному из мнений, существующих в историографии, кардинальная ошибка
Буоля и Франца-Иосифа I в эпоху Крымской войны заключалась в том, что они «позволили
своим страхам перед Россией затмить фундаментальную потребность (Австрии-В. Д.) в
русской дружбе» (Rich N. Why the Crimean War? Р. 13).
ioo Исторические документы говорят о том, что Вена, выбирая для себя оптимальную линию
поведения в период Крымской войны, учитывала опасность возникновения революционного
брожения в Австрийской империи (AGKK. Serie I. Bd. l. S. 356).
191 Подробно см.: Дегоев В. В. Внешняя политика.., с. 269-280. Новые документы,
приводимые современными российскими историками, позволяют найти немало объяснений
и оправданий пресловутой «недальновидности» Николая I. Русский резидент в Париже
Я. Н. Толстой-человек выдающихся аналитических способностей -сообщал во второй
половине 1853 года, что ситуация вокруг восточного вопроса настолько противоречива, запутанна
ПРИМЕЧАНИЯ
и «в особенности же переменчива», что прогнозировать ее развитие невозможно
(Черкасова. Я. Указ. статья. С. 191-194). Если уж самое ближайшее окружение Наполеона III было
не в состоянии угадать каждый следующий шаг императора, то как мог это сделать
Николай I, находясь в Петербурге?
102 В западной историографии иногда встречается мнение, что захлестнувшая
Великобританию русофобия послужила одним из главных побудительных мотивов Крымской
войны (PopowskiJ. The rival powers in Central Asia or the struggle between England and Rus-
sia in the East. [Transl. from German]. L., 1893. P. 88; CurtissJ. S. Russia's Crimean War.
P. 23;AndersonM. S. The Ascendancy of Europe 1815-1914 B-d ed.) L.-N. Y., 1985. P.
17-18). А некоторые историки ставят этот фактор на первое место, считая, что
тотальное поражение британского общественного сознания таким злокачественным недугом,
как русофобия, подавило у здравомыслящих политиков (в частности у Эбердина и большинства
членов его кабинета) волю к сопротивлению этой массовой истерии (См.: McMullen M. Sinope
and the Russian "Threat" to India //War and Society in Nineteenth Century Russian Empirc.
Selected Papers presenled in a seminar held at McGill University 1969-1971. Ed. by J. G. Purves
and D. A. West. Toronto, 1972. P. 95-105; SoleyJ. British Russophobia During the Crimean
War//lbid.P. 106-121).
193 Однажды в разговоре с Поццо-ди-Борго Пальмерстон признался ему в желании
поднять всю Европу против России, якобы угрожавшей вселенной и поэтому заслуживавшей, чтобы
вселенная ополчилась на нее (КА. 1940. Т. 5[102]. С. 224).
т ВоигпсК. The Foreign.., р. 321; RidleyJ. Lord Palmerston. L., 1970. Р. 425. Почти
одновременно, в середине июля 1853 г., Гамильтон Сеймур в письме к Кларендону также
говорил о необходимости поддержать «стойких горцев» в их борьбе против России (Wen-
tkerH. Op.ciL S.94).
"*AshleyE. The Life of Henry John Temple, Viscount of Palmerston: 1846-1865. V. 2. L.,
1876. P. 39;MartinK. TheTriumphof Lord Palmerston. L., 1963. P. 165-166;BourgeoisE.
Op. cit. T. 3. Paris, 1927. P. 383. Верил в перспективу всеобщего восстания населения на
Кавказе и А. Чарторыйский, пропагандировавший идею о необходимости экспедиции
союзников в этот район (KukielM. Op. cit. Р. 284). Некоторые русские дореволюционные
историки и военные также не были чужды ложных представлений о Кавказе, как о
пороховом погребе, ожидавшем лишь искры, чтобы произошел страшный взрыв (ЗайончковскийА. М.
Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т.
2. Ч. 1. СПб., 1908. С. 191; ср.: LamarcheH. LxEurope et la Russie. Remarques sur le siege
de Sebastopol et sur la paixde Paris. Consequences probablcs. Paris, 1857. P. 79).
106 Wetzel D. The Crimean War: A Diplomatic History. Boulder-N. Y., 1985. P. 112. А
немецкий исследователь И. Поповский даже считал, что Лондонскому кабинету следовало
сделать это основной целью (PopowskiJ. Op. cit. Р. 91).
15,7 SchroederP. W. Op. cit. Р. 47.Британское общество и пресса были более беспощадны
к Эбердину, прямо называя его «предателем» национальных интересов страны (МсМиИепМ.
Op.cit.P. 101).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
т Зайончковский А. М. Указ. соч. Приложения. Т. 2. С. 256; [JominiA] Etude diplo-
matique sur la guerre de Crimee A852 a 1856) par un ancien diplomaie. T. 1. St. Pet. 1878.
P. 420. Ср.: Hallberg Ch. W. Frans Joseph and Napole on III 1852-1864. A study of Aus-
tro-French relations. N. Y., 1955. P. 81. В Вене рассуждали так: в результате распада
Османской империи самые богатые трофеи ждут Россию в Малой Азии, где она имеет
обширный наступательный плацдарм в виде Черного моря, Грузии, Имеретин, Мингрелии.
Кроме того, падение Константинополя «моментально умиротворит еще не покорившиеся
мусульманские провинции Кавказа». Действуя в том регионе, Россия получает «огромные
преимущества», и это выгодно Австрии, ибо внимание русских будет отвлечено от Европы
(AGKK.SerieI.Bd. I.S. 154).
199 MacqueenJ. The War: who4s to blame? or, the Eastem Question investigated from the oftl-
cial documents. L., 1854. P. 215, 218-219. В британской прессе нелепицы о России,
русских и их царе принимали изощренные и порой совершенно дикие формы. Они вызвали
настоящее помутнение массового сознания. К примеру зимой 1853-1854 гг. по Лондону
прошел слух, что принц Альберт посажен в Тауэр как русский шпион (Chamberlain Ы. Е. Ор.
cit. Р. 108). Просвещенная британская публика всему этому верила, поскольку ни о чем
другом знать не хотам. В такой психологической обстановке мало кто готов был подвергать сомнению
абсурдность идеи о том, что в тысячах километров от родного дома, на южных окраинах
России, о названиях которых англичане никогда не слышали, предстоит защищать с оружием
в руках западные ценности от нашествия орд славянских дикарей во главе с кровожадным
чудовищем, сумасшедшим фанатиком и Антихристом под именем Николай I. Дошло до
того, что его представили в образе «гигантского червяка», уничтожающего «мириады
людей». Общий вывод в отношении Николая I звучал однозначно: это самое большое
проклятье из когда-либо ниспосланных на человечество (Soley J. British Russophobia During the
CrimeanWar..,p. 106-111).
200BlanchL. Op. cit. P. 305. В марте 1854 г. один высокопоставленный британский
дипломат конфиденциально признавался, что цель войны состоит в разделе между цивилизованными
державами (Англией и Францией) того громадного влияния, которым до этого
пользовалась «варварская» Россия в Европе и Азии (Черкасов П. П. Указ. статья. С. 203).
201 McMullen М. Ор. cit. Р. 95-98. В западной историографии остается популярной мысль
о том, что «русская угроза» Индии была «одной из законных причин для озабоченности»
Англии (Rich N. Why the Crimean War? Р. З).
202 Rich N. Why the Crimean War? A Cautionary Tale. University Press of New England,
1985. P. XVII. Норман Рич приводит эти термины, принадлежащие совсем другой эпохе,
как пример модернизации истории. Что до мнения самого автора, то он считает «либеральную»
концепцию «абсурдной», поскольку «так называемые демократические государства в лице
Британии и Франции были ведущими колониальными державами, всецело поглощенными
подавлением свободы и стремления к национальному самоопределению в любой части
света». Их борьба за сохранение Оттоманской империи также не имела никакого
отношения к идеалам «современного просвещения», не говоря уже о том, что политический строй
ПРИМЕЧАНИЯ
Англии представлял собой «жесткую аристократическую олигархию», а Франции-«военную
диктатуру» (Ibid. Р. 211).
203 По мнению некоторых западных историков, твердый настрой Турции на войну
оказал возбуждающее воздействие на британское общественное сознание и парализовал усилия
кабинета Эбердина по мирному разрешению восточного кризиса начала 50-х гг. XIX в.
Королеву Викторию очень беспокоил тот факт, что Англия и Франция берут на себя весь риск
развязывания общеевропейской войны, при этом освобождая от ответственности
подлинного зачинщика-Порту. По ее словам, «ста двадцати фанатичным туркам, составляющим
константинопольский Диван, предоставлено исключительное право направлять политику»
Лондона (Цит. по: МсМиИеп М. Ор. cit. Р. 99). Для того, чтобы Турция отбросила все
сомнения, немало потрудился британский посол в Константинополе Стрзтфорд-Каининг (лорд
де Редклифф), который внушал султану, что, отвергая все компромиссные предложения
России, он помогает Западу принудить царя к отступлению (Ibidem).
го4 Кстати говоря, инициатива Меншикова была направлена не на развязывание войны,
а на ее предотвращение. Он рассуждал так: если Россия, используя как средство давления
на турок, займет не Дунайские княжества, а северо-восточную Анатолию, то это не заденет
интересы западных держав, исключит образование англо-франко-османского союза и,
следовательно, не позволит Порте смело провоцировать войн}' с Россией (См.: GoldfrankD. М.
Op.cit.P. 143).
205 Guerin L. Ор. cit. V. 1. Р. 51. Весьма экзотичным, в этой связи, представляется упрек
Д. Голдфрэнка в адрес Николая I за то, что тот решил ответить на турецкую агрессию и тем
самым закрыл и себе, и западным державам путь к дальнейшим переговорам о
компромиссном урегулировании (GoldfrankD. М. Ор. cit. Р. 231-232).
206 Bourgeois E. Manuel historique de politique etrangere. Paris, 1927. T. 3. P. 383. Г. Тем-
пер.ш оспаривает мнение об участи в этом деле Стрэтфорд-Каншшга, преподнося его как миролюбца
(TemperleyH. England.., р. 369-370). Обелить британского посла пытаются и другие ученые
(Allen W. Е. D. and MuratoffP. Ор. cit. P. 64). Однако есть английские историки, считающие
Стрэтфорд-Каннинга зачинщиком войны (WalpoleS. А Historyof England from the conclusion
of the Greai war in 1815. V. 6. L., 1890. P. 24). Версия о том, что одной из главных причин
Крымской войны явилась личная ненависть Стрэтфорд-Каннинга к Николаю I, кажется, на
первый взгляд, слишком бытовой и примитивной. Однако некоторые западные источники
заставляют если не разделить ее целиком, то во всяком случае отнестись к ней с вниманием. В
частности, австрийский посол в Константинополе барон К.-Л. фон Брук, работавший со
Стрэтфорд-Каннингом бок о бок, был убежден, что последний руководствовался
стремлением «утолить свое чувство мести и тщеславия» (AGKK. Serie I. Bd. l. S. 679).
207 Сборник известий, относящихся до настоящей войны, издаваемый с высочайшего
соизволения Н. Путиловым. Кн. 15. СПб., 1855. С. 23-25 (далее-Сборник известий..); П. С. Нахимов..,
с. 269,275-276; MacqueenJ. Ор. cit. Р. 177-180; The Times, 1854. Dec. 13,14. Поначалу
Стрэтфорд-Каннинг признал, что местом назначения экспедиции была Черкесия, хотя
затем западные правительства отрицали это. [JominiA] Ор. cit. Т. 1. Р. 446.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЙ) ДЕРЖАВЫ
208 FouquierA Annuaire historique universel ou histoire politique pour 1854. Paris, 1855. Appen-
dice. P. 7-8. Любопытно заметить, что известие о Синопе вызвало у французского посла в
Петербурге Кастельбажака непосредственную и «не согласованную» с Парижем реакцию:
он попросту поздравил Николая I с победой (Saab Л. Р., Кпарр J. 3/., Bourqueney Knapp F.
А Reassessement of French Foreign Policy During the Crimean War Based on the Papers of
Adolphe de Bourqueney//FHS. 1986. V. 14. N 4. P. 479).
209 ТарлеЕ. В. Соч. Т. 8. С. 365-368; RoyJ. J. Histoire du siege ct de la prise de Sebastopol.
Tours, 1875. P. 85-87; MowatR. B. Op. cit. P. 101. Члены кабинета Эбердина понимали, что
Синоп был логическим ответом на агрессивность турок, которые вышли из-под контроля
западных держав. Поначагу британское правительство пытаюсь занять позицию, соответствующую
реальному положению вещей, а не общественным настроениям. Оно расценивало синопскнй
разгром как законный акт войны со стороны русского флота, пресекшего доставку османских
войск и оружия в Черкесию [McMullen M. Op. cit. Р. 100-103. Хотя есть историки,
считающие, что британские политики никогда не расценивали Синоп как законный акт войны и настаивали
на ответных мерах против России (Chamberlain M. E. Op. cit. Р. 104-105)]. Однако
температура публичного негодования в Англии достигла такого уровня, который поставил Лондонский
кабинет перед выбором: либо отказаться от власти, либо подчиниться «гласу народа» и начать
«неоправданную войну». Шумный уход в отставку Пальмерстона в декабре 1853 г. до предела
обострил для Эбердина и его коллег вопрос об их политической судьбе. Демонстративно
заявляя своим демаршем протест против соглашательского и «позорного» курса по
отношению к России, Пальмерстон заведомо эксплуатирова! и еще больше нагнета! русофобскую истерию.
Его шаг, как он и предполагал, выглядел в глазах общества как изгнание из кабинета
«единственного патриота», восставшего против трусливой и глубоко ущербной политики. Пальмерстон,
умело сыграв на иррационаиных чувствах толпы, вынудил кабинет Эбердина признать тот факт,
что война для него есть единственный способ политического выживания (См.: McMullen M.
Ор. cit. Р. 100-103). Некоторые историки считают, что уход Пальмерстона был связан не с
внешнеполитическими причинами, а с разногласиями по вопросу о парламентской реформе
(Chamberlain М. Е. Ор. cit. Р. 104).
2ю в0 франции, в отличие от Англии, реакции общественного мнения и прессы на
Синоп не совпадали. Парижане встретили сообщение о разгроме османского флота скорее
с радостью, чем с грустью. Ненависть к России в связи с этим событием искусственно
нагнеталась французскими газетами, за редкими исключениями. Соответственно истолкованная
информация помещалась там по заказу правящих кругов. Некоторые статьи антирусского
характера проплачивало турецкое посольство в Париже (ЧеркасовП. П. Указ. статья. С. 198-199).
211 Лорд Солсбери-британский премьер в 1885-1892 гг. и в 1895-1902 гг.-любил
говорить, что общественное мнение Англии склонно полностью отдаваться какой-либо одной
страсти и «не признает ничего промежуточного» (Crawley С. W. Ор. cit. Р. 47).
2i2Edwards W. British Foreign Policy from 1815 to 1933. L., 1934. P. 48. Д. Голдфрзнк
отмечает, что в британском кабинете восприняли новости из Синопа как прекрасное
средство, чтобы разрубить Гордиев узел (GoldfrankD. M. Ор. cit. Р. 242).
ПРИМЕЧАНИЯ
2,3 Член британского кабинета Д. Рассел выступил с предложением атаковать русский флот
в Черном море без объявления войны. Эта идея повергла Збердина в ужас, поскольку
осуществление ее означало бы полное упразднение тех самых священных принципов
международного права, защитницей которых Англия не уставала представлять себя всему миру
(Chamberlain М. Е. Ор. cit. Р. 105). Командующий британскими военно-морскими силами
адмирал Р. С. Дандас выдвинул, в качестве ответа на Синоп, идею об уничтожении русских
крепостей на черкесском побережье, что тоже являлось бы актом войны (LambertA D. Ор.
cit.P.64-65).
2iiDanielsE. EnglischeStaatmannervonPittbisAsquithundGrey. Berlin, 1925. S. 192-
193. Даниельс отмечал, что активизации османского флота способствовал Стрзтфорд-Каннинг
(Ibidem). Существует мнение, что Турция преднамеренно пошла на эту самоубийственную
для своего флота провокацию, чтобы гарантировать вступление Англии и Франции в войну
(См.: RichN. Great Power.., p. 112).
2.5 Bapst G. Le Marechal Canrobert. Souvenirs <Tun siecle. T. 2. Paris, 1902. P. 81-82. Правда,
с Бапстом нельзя согласиться в том, что послание Наполеона III к Николаю I являлось
«последней попыткой в пользу мира» (Ibid. Р. 85). Скорее оно было последним шагом к войне
(Горев Л. Война 1853-1856 гг. и оборона Севастополя. М., 1955. С. 158).
2.6 Виноградов В. Н. Указ. соч. С. 256, 259, 261-262, 269, 272, 279. Н. Рич в какой-
то степени солидаризируется с идеей В. Н. Виноградова о том, что Лондон, Париж и
Константинополь не сделали ничего, чтобы помочь Николаю I спасти лицо, когда он
фактически уже отступал, где только можно, и когда вопрос о войне и мире был целиком в
руках западных держав (См.: RichN. Great Power.., p. 108-113).
2.7 Особенно для британского правительства, члены которого-даже умеренно
настроенные, как, скажем, Кларендон-умыли руки и благословили войну, сославшись на то, что
«Англия управляется общественным мнением» и поэтому вынуждена подчиниться его
«воинственному духу» (WentkerH. Ор. cit. S. 85-87). Хотя Кларендон вроде бы хорошо понимал
пагубность зависимости от этого переменчивого и капризного фактора (Ibid. S. 92).
2.8 Примечательно, что в британской декларации об объявлении войны России от 28 марта
1854 г. первой причиной этого шага называется защита «чести короны» (Mac?eA L. Ор.
cit. Р. 105).
219 «Синопская битва,-пишет Д. Голдфрэнк,-была повитухой, которая помогла
утробному русско-турецкому конфликту разродиться Крымской войной» (GoldfrankD. А/. Ор. cit.
Р. 243-244).
220 Для французских интеллектуалов были характерны разные взгляды на перспективы войны,
в том числе весьма пессимистичные. В марте 1854 г. в беседе с принцем Наполеон-Жеро-
мом один парижский художник, твердо стоявший за союз с Россией, а не с Англией,
приносящей лишь «несчастья и катастрофы», сказал: «Я думаю, что в принципе вы могли
бы одержать несколько маленьких Аустерлицев, но я очень боюсь, что все это закончится
одним большим Ватерлоо» (Черкасов П. П. Указ. статья. С. 202). Здесь трудно судить,
какую хронологическую перспективу имел в виду собеседник принца, но в конечном счете
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
его прогноз сбылся полностью: после «маленьких Аустерлицев» 1854-1855 годов для
Франции наступило «большое Ватерлоо» 1871 года.
221 Английский историк Р. Моуэт считал, что даже в январе 1854 г. после ввода союзного
флота в Черное море не все еще было потеряно для дела сохранения мира. Более того, уже
после формального разрыва отношений между англо-французским союзом и Россией
(февраль) Петербург предписал своим послам в Лондоне и Париже не отъезжать далеко от мест
аккредитования с тем, чтобы можно было в любой момент вернуться (Mowat R. В. Ор. cii.
Р. 102). К этой точке склоняются по существу и некоторые российские исследователи (См.:
Черкасов П. П. Указ. статья. С. 201).
222 GillardD. R. Ор. cit. Р. 89-90. Другие западные историки также считают, что
морские державы, дав неадекватный ответ на Синоп, способствовали резкому сужению
дипломатических возможностей разрешения восточного кризиса (Bartlett С. J. Defence and
Diplomacy.., p. 50-51).
223 В современной западной литературе повторяются старые попытки снять с этих
политиков ответственность за происхождение Крымской войны. Утверждается, что они выступали
против военного решения восточного кризиса с той самой последовательностью,
осмотрительностью и доброй волей, которые были совершенно не характерны для подлинного
«поджигателя войны» Николая I. Якобы лишь после того, как оказались исчерпанными все
средства предотвращения, а затем локализации русско-турецкого столкновения,
Пальмерстон и Наполеон III подчинились обстоятельствам неотвратимой силы (GoldfrankD. M.
Op.cit. Р. 272-276).
224 Д. Голдфрэнк в каком-то смысле прав, обращая внимание еще на одно «странное»,
если не сказать «несправедливое» обстоятельство в генезисе Крымской войны: в 1853 г.
Турция могла себе позволить любые наступательные операции без опасливой оглядки на
Европу, тогда как Россия фактически не имела права на успешные ответные действия, ибо
это автоматически задевало интересы великих держав и ставило их на сторону Порты
(GoldfrankD. M. Ор. cit. Р. 228).
225 По справедливому замечанию Нормана Рича, Пальмерстон не всегда хорошо понимал,
в чем заключаются подлинные национальные интересы Великобритании, и терял чувство
меры в защите того, что ему казалось таковыми (Rich N. Why the Crimean War? Р. 8).
226 По мнению П. Шредера, если Николая I можно винить в создании конфликтной
ситуации, то Пальмерстон несет ответственность за превращение ее в войну, поскольку
ему была ненавистна сама мысль о строительстве «золотого моста» для морального
отступления русского царя (SchroederP. W. Ор. cit. Р. 408-411. Эбердин до конца своих дней терзался
мыслью о том, что он мог бы предотвратить войну, если бы жестче противостоял Пальмер-
стону и если бы серьезнее отнесся к мирным инициативам австрийского канцлера Буоля. [Ibid.
Р. 411 ]). С точки зрения П. Шредера, все, что требовалось от Англии для предотвращения
столкновения,-просто отказаться от применявшейся к Николаю I тактики методичного
повышения платы (прежде всего моральной) за сохранение мира. Это значит оказать соответствующее
давление на свою подопечную-Турцию-и не мешать другим великими державам урегули-
ПРИМЕЧАНИЯ
ровать кризис уже испытанным методом европейской «концертной» дипломатии. Но
Лондон выбрал путь публичного унижения России (Ibid. Р. 413-414).
227 См.: Милютин Д. А. Воспоминания 1843-1856. С. 232-234. Кроме того, Д. А. Милютин
считал одним из убедительных доказательств нежелания Николая I воевать тот факт, что
он не приготовил Россию даже к войне с Турцией, не говоря уже о коалиционной войне (Там
же. С. 234).
228 Guerin L. Op. cit. Т. 1. Р. 77,157-158; Т. 2. Р. 171-172, 506; Klapka G. La Guerre
d4)rient en 1853 et 1854, jusqif a la fin dejuillet 1855. Geneva, 1855. P. 51-53; Aresin J. M.
Krieggegen Russland 1853-1856. Wien, 1857. S. 147. По мнению венгерского генерала
Клапки, для того, чтобы поднять среди кавказцев восстание против России, следовало
польстить их национальной гордости перспективой провозглашения «свободного христианского»
государства Грузии под протекторатом западных держав (Klapka G. Op. cit. Р. 50).
Наместник Кавказа М. С. Воронцов был спокоен за политические настроения грузин. Его удивляло,
что Турция избрала для военных действий район с населением, готовым выступить против
нее с оружием. Потому он считал наступление Селим-паши ложной демонстрацией с целью
отвлечь внимание России от направления главного удара на Кавказе (ThouvenelL. Nicolas I
etNapoleonIII..,p. 261).
229 WentkerH. Op. cit. S. 95. Фраза «крестовый поход против России» использовалась и
более высокопоставленными британскими политиками (Ibid. S. 114).
230 Ibidem. Любопытно, что употреблено то самое слово-«отбрасывание», «rolling
back»,-которое в 50-х годах XX века станет ключевым в названии американской военно-
политической доктрины в отношении СССР. См.: Наринский М. М. История международных
отношений 1945-1975. М.: «МГИМО-РОССПЭН», 2004. С. 91; Системная история
международных отношений в четырех томах 1918-2003. Под ред. А. Д. Богатурова. Т. 3.
М., 2003. С. 175.
231 HozierH. M. The Russo-Turkish War. L., s. d. P. 150; Rousset C. Histoire de la Guerre
de Crimee. V. 1. Paris,1878 B-eme ed.). P. 131-133. Идея вторжения на Кавказ была
весьма популярна в Европе. Не случайно австрийский канцлер К.-Ф. Буоль опасался, что союзники
сосредоточат усилия к востоку от Черного моря, и Австрии придется в одиночестве осуществлять
свои агрессивные планы на Балканах в противоборстве с грозным соперником (Curtiss./. S.
Russia's Crimean War. Р. 265). А султан Абдул-Меджид в феврале 1854 г. уверенно
предвещал высадку одной части англо-франко-турецких войск в Крыму, другой-на восточном
берегу Черного моря, третьей, самой многочисленной и боеспособной,-в Анапе. В письме
к наибу Шамиля на Западном Кавказе Мухаммеду Эмину он просил произвести среди
горцев мобилизацию и подготовиться к встрече десанта (КасумовА. X. Оборона Северного Кавказа
в Крымской войне 1853-1856 гг. //Сборник статей по истории Кабарды и Балкарии. Вып.
6. Ставрополь, 1957. С. 123).
232 Для ряда западных работ, включая современные, вообще характерно стремление
представлять Крымскую войну как борьбу «цивилизации против варварства», «свободы
против тирании», инстинктов «самозащиты» против «беспощадной агрессии». Однако на
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Западе есть также историки, решительно отвергающие это мнение, в том числе на
основании вполне очевидных аргументов: поведение Англии и Франции на международной арене
и, в частности, в колониальном вопросе имело мало общего с идеалами либерализма, как,
впрочем, и внутриполитические порядки в этих государствах. Кроме того, в составе Крымской
коалиции находилась держава, служившая живым воплощением деспотизма и отсталости (См.:
RichN. Great Power.., p. 101-102).
233 Curzon й. Armenia: А Year at Erzeroom, and on the frontiers of Russia, Turkey, and Per-
sia. N. Y., 1854. P. IX, 178-190. Керзон договорился до утверждения, будто в 1829 г. Россия
обманом склонила армян к переселению из Турции и теперь те немногие из них, кто выжил
после голода и лишений под гнетом русского царя, мечтают вернуться назад (Ibid. Р. 188).
234 Golovinl. The Caucasus. L., 1854. Р. 8-10,16. При всей ангажированности Головина,
некоторые вещи он все же понимал глубже, чем многие западные наблюдатели того времени.
Восхищаясь «героическими подвигами» горцев, подающих «всем угнетенным народам»
блестящий и поучительный пример «борьбы за национальную независимость», автор в то же
время предлагал трезво взглянуть на социально-политическое состояние кавказского резерва
западной демократии. Головин подчеркивал, что одной из движущих сил этой «героической
борьбы за свободу» являлось стремление к банальному грабежу и похищению людей,
которое отражало систему ценностей, принятых в данном обществе с незапамятных времен.
Грабительские рейды горцев на русские территории, как отмечал автор, отличались особой
жестокостью. Другой стимул, по мнению Головина,-религиозный фанатизм, также
имеющий мало общего с просвещенным, цивилизованным сознанием. Автор писал, что Россия,
естественно, была вынуждена отвечать на «эти гнусные преступления против
собственности и личной свободы», в результате чего возникла война, принявшая перманентный
характер (Ibid. Р. 9, 14-15). Констатируя очевидную идеологизированность западной
литературы о кавказских горцах, автор указал, что в Европе предпочитали печатать преимущественно
комплиментарную информацию о них, замалчивая многие свойственные им
неприглядные качества (Ibid. Р. 17). Как бы предостерегая англичан от преувеличения проблем
России на Кавказе, Головин подчеркивал, что она действует там не только силой оружия, но
и невоенными средствами. Последствия не заставили себя ждать: горские вожди, как
выразился автор, уже «братаются» с русским властями, все большее количество местного
населения выказывает свое расположение к России (Ibid. Р. 10-11, 18). В целом
критикуя Россию за многие из применяемых ею методов утверждения своего господства, Головин
не видел существенной разницы между ними и тем, что делали англичане в Индии или
французы в Северной Африке (Ibid. Р. 14, 16).
235 Rousset С. Ор. cit. V. 1. Р. 135. Согласно другим данным, он предлагал отправить в Анапу
3-тысячное британское войско с пятнадцатью полевыми и восемью осадными орудиями и
20-тысячное французское войско с тридцатью пушками (La guerre de Crimee d'apres des doc-
uments inedits. Parun ancien diplomate//NR. 1880. 15 Nov. P. 491).
230 Кларендой считал одной из важнейших целей британского флота доставку войск,
боевого снаряжения и продовольствия на кавказский фронт (HPD. У. 132. L., 1854. Р. 1294).
ПРИМЕЧАНИЯ
237 Bazancourt S. Lxexpedition de Crimee. La marine franc^aise.., 1.1. P. 128-129. Английский
историк Эндрю Ламберт не разделяет столь восторженной оценки, полагая, что
черноморский театр военных действий ста.! жертвой «ограниченного стратегического видения»,
сосредоточенного на Крыме и Севастополе. «Русский берег от Дуная до Поти был незащи-
щеи, но возможности (вытекавшие из этого обстоятельства-/?. Д.) игнорировались»
(LambertA. D. Op. cit. Р. 105).
238 французский консул в Тифлисе Г. Кастильон в донесениях (апрель 1844-март 1846 гг.)
министру иностранных дел Франции Франсуа Гизо сообщал важные военно-стратегические,
политические, этнографические сведения о Черкесии и Северо-Восточном Кавказе (См.:
Письма виконта Г. Кастильона к Гизо B4 апреля 1844-4 марта 1846 гг.) //ИМ. 1936. Кн.
5. С. 105-123).
239 Bazancourt S. I/expedition de Crimee. La marine franc.aise.., 1.1. P. 155-156,159-168;
Widerszal L. Op. cit. P. 129-130. Д'Зрбинген заметил, что Мухаммед Эмин, обращаясь к
черкесским старейшинам, «просил, но не приказывал» (Bazancourt S. I/expedition de
Crimee. La marine franc.aisc, t. 1. P. 165).
sMo цит# по: Widerszal L. Op. cit. P. 132. Констатируя разобщенность горцев и их
неприятие единой власти над собой, Базанкур полагал, что этот непобедимый «инстинкт»
обернулся против их же собственных интересов (Bazancourt S. LTexpedition de Crimee. La
marine frangaise.., t. 1. P. 169-170, 174; Ejusd. I/expedition de Crimeejusqifa la prise de
Sebastopol. Pt. l.P. 117).
2.1 Klapka G. Op. cit. P. 82-83; Guevin L. Op. cit. T. 1. P. 206; Du CasseA. Precis his-
torique des operations miliiaires en Orient de Mars 1854 a Septembre 1855. Paris, 1856. P.
89. Герен так комментировал этот довод: «...никогда не поздно сделать то, что находишь
наилучшим», тем более, что армии союзников было безразлично, где действовать-«справа
или слева от Керченского пролива» (GuerinL. Op. cit. Т. 1. Р. 206).
2.2 Тарле Е. В. Соч. Т. 9. С. 29-30. Французский историк Э- Перре давал ошибочное
объяснение мотивов такого выбора. По его мнению, союзники поняли, что их победы на
Кавказе ничего не решат, они будут лишь «булавочным уколом в русского колосса» (Рег-
rdE.Op.cit. Р. 93).
213 Ronsset С. Ор. cit. V. 1. Р. 139; Du CasseA Op. cit. P. 89-90. За этот выбор Англия
подвергалась критике западных историков, считавших Кавказ гораздо более подходящим объектом
войны с точки зрения как стратегической, так и политической (PopowskiJ. Ор. cit. Р. 95; ВоЫп-
son G. David Urquhail. Р. 12). Выбору в польз) Севастополя не помешало даже то обстоятельство,
что ряд влиятельных британских государственных деятелей, включая авторитетного Р. С.
Дандаса, выступал за кампанию на Кавказе (См.: LambertA D. Ор. cit. Р. 112).
211 Вспомним, Л1я сравнения, что в 1837 г., когда возникла опасность англо-русской войны,
член парламента консерватор Д. А. Робак, предсказывая ее ход, «давал» России на
сопротивление от одного месяца до полугода (HPD. V. 37. L., 1837. Р. 623-624).
^AshleyE. Ор. cit. V. 2. Р. 67; GuedallaP. Ор. cit. Р. 362; JuddD. Palmerston. L., 1975.
Р. 114-115. «Рекомендации» в отношении Кавказа, высказанные английскими публи-
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
цистами в 1854-55 гг., почти полностью совпадали с планами Лондонского кабинета. См.:
The Crimean War: Pro and Con (Собрание памфлетов времен Крымской войны). N. Y.,-L.,
1973. Р.19-25; Seymour H. D. Russia on the Black Sea and Sea of Azof. L., 1855. P.
VII-X, XV-XVII.
2iGRanumR. C. Op. cit. P. IV, 48. В западной историографии встречается мнение, что
«наполеоновские» планы Пальмерстона шли вразрез с британским внешнеполитическим мышлением
и дипломатическими традициями, никогда не поощрявшими крупных и резких перемен на
международной арене. Революционная стратегия, в том числе в кавказском вопросе,
преподносится как личная фантазия Пальмерстона, не разделяемая его коллегами по кабинету
(Bartlett С. J. Defence and Diplomacy.., p. 52). Не отрицая склонности британской дипломатии
к «эволюционным» методам, стоит все же заметить, что Крымская война всеми своими
соблазнами подавила эту склонность, в чем, наряду с прочим, и заключалась уникальность
ситуации. Трудно найти весомые подтверждения тому, что Пальмерстон был одинок в своем
радикализме, если не считать скептических замечаний в его адрес людей, которые не могли
существенно повлиять на принятие правительственных решений. Особенно тогда, когда
перевозбужденное русофобией общество дало Пальмерстону полный кредит доверия.
247 WentkerH. Op. cit. S. 115-116. Дошло до предложения включить в текст мирного
договора, который будет подписан по окончании Крымской войны, статьи, устанавливающей
четкую географическую линию на Востоке и запрещающей России преступать ее. Правда,
оставались большие сомнения относительно согласия европейских держав обсуждать
данный вопрос (Ibid).
248 Бруннов допускал, что англичане преувеличивали свои шансы на быстрый успех на
Кавказе (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 83. 1854 г. Л. 262; Зайончковский А. М. Указ. соч.
Приложения. Т. 2. С. 376).
249 Papers relative to Military Affairs in Asiatic Turkey, and the Defence and Capitulation of Kars.
Presented to both Houses of Parliament by Command of Her Majesty. L., 1856. P. 3, 5-6;
Сборник известий.., кн. 15. СПб., 1855. С. 47; Горев J. Указ. соч. С. 204. После окончания войны
в апреле 1856 г. член парламента Д. Уайтсайд с горечью подчеркнул, что летом 1854 г.
Россия нанесла сильный удар по английской торговле с Персией (HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1602).
Именно с этой целью наместник Польши граф И. Ф. Паскевич в начале Крымской войны
советовал занять Баязед (БурчуладзеЕ. Е. Грузия в планах.., с. 182). Еще в начале 30-х гг. XIX
в. англичан очень тревожила близость русской границы к караванному маршруту Трапезунд-
Эрзерум-Тавриз (Ingram E. Op. cit. Р. 322-323; Le Portfolio. 1836. Т. 2. № 10. Р. 43-44).
250 Английский историк X. Хозиер считал победу русских при Кюрюк-даре
неубедительной, а его коллега X. Тирелл изображал незначительный и не имевший никаких последствий
успех турок под Гори в конце августа 1854 г. чуть ли не как реванш за Кюрюкдаринский
разгром. Эта маленькая удача, видимо, породила большие надежды в Турции и Европе,
основанные на ложных представлениях о слабости русской армии в Грузии. Французский
корреспондент в Трапезунде, например, уверенно заявил, что «никогда еще не открывалось лучшей
возможности освободить Закавказье от русского господства координированными усилиями
ПРИМЕЧАНИЯ
турок, Шамиля и союзных войск» (HozierH. M. Op. cit. Р. 152; TyrellH. Op. cit. V. 1. Р. 218).
Однако в осведомленных кругах Англии верно расценили смысл происшедшего за лето
1854 г. Здесь решили не тешить себя иллюзиями, а спасать Анатолийскую армию от
грозящей катастрофы (AR. 1854. L., 1855. Р. 379).
231 Widerszal L. Op. cit. Р. 132-133. По мнению А. М. Зайончковского, летняя
кампания 1854 г. на Кавказе могла бы принести гораздо более заметные результаты, если бы русское
командование не отказалось от развития успеха, поддавшись преувеличенным слухам и о силах
турок в Малой Азии, и о готовности Мухаммеда Эмина к выступлению, и о возможности высадки
англо-французского десанта на восточном берегу Черного моря (Зайончковский А. М. Указ.
соч. Т. 2. Ч. 2 С. 1157, 1168-1169,1184,1187). Осторожность России вызвала
удивление в Европе (ADM 1855-1856. Paris, 1856. Р. 663). Советский историк И. В. Бестужев
возражает этому мнению,утверждая, что после побед над турками в кампаниях 1853-1854 гг.
у русских войск не оставалось сил для преследования противника. В таких условиях попытка
нанести «завершающий удар» была бы авантюрной (Бестужев И. В. Оборона Закавказья
в Крымской воине 1854-1856 годов//ВИ. 1954. № 12. С. 58, 60, 63). X. М. Ибрагим-
бейли разделяет точку зрения Бестужева применительно к Башкадыклярскому сражению. В
оценке же битвы при Кюрюк-даре он ближе к А. М. Зайончковскому (Ибрагимбейли X. М.
Кавказ в Крымской войне 1853-1856 гг. и международные отношения. М. , 1971. С.
202-205, 262-265).
252 Мухаммед Эмин обещал горцам сложить с себя все полномочия, если его слова не
оправдаются через полгода. Не исключено, конечно, что это был блеф, но, возможно, наиб
действительно подучил из Турции такое известие. В последнем случае напрашивается
заключение: еще с весны 1852 г. султан готовился к войне с Россией (КарлгофН. Магомет
Амин//КК. 1860. С. 92-93; Казем-бекМ. А. Мохаммед Эмин//РСЛ. 1860. № 6. С. 235-
236; Щербина Ф. А. Указ. соч. С. 545).
253 Щербина Ф. А. История Кубанского казачьего войска. Т. 2. Екатеринодар, 1913. С.
555. Иную точку зрения на личность и историческое значение Сефер-бея см.: КерашевА.
Политическая деятельность князя Сефер-бея Заноко в годы Кавказской войны // Россия и
Черкесия.., с. 102-114.
251 Lapinski Т. Ор. cit. S. 293-294. По другим данным-6 пушек, 1500 снарядов, 5000
или 6000 ружей, 500 ящиков с патронами и 75000 кремней (RW. 1854. Р. 267). Есть и такие
цифры: 6 пушек, 1800 снарядов, 7000 мушкетов, 2000 пистолетов, 2000 сабель, 500
бочек пороха, 500 ящиков мушкетных патронов, 10000 ружейных нуль, 7 ящиков кремней,
10 тони свинца, от 15 до 20 тонн соли, большое количество шанцевого инструмента,
амуниции (SladeA. Op. cit. Р. 228, 447-448).
2™Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 294; Klapka G. Op. cit. P. 54. Мустафа-паша был
назначен вместо смещенного Селим-паши, «столь же бездарного и невежественного, сколь
ленивого и развращенного» (GuerinL. Ор. cit. Т. 2. Р. 506).
256 Papers relative to Military Affairs.., р. 1, 2. Западные историки с похвалой
отзываются об этом выборе британского правительства, считая Вильямса одним из «наиболее
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
заслуженных героев войны», «выдающимся офицером», «способным инженером-ученым
и дипломатом» (TyrellH. Ор. cit. V. 3. Р. 3-4; Almazan S. Р. La Turquie. Son gouvernment
etsesarmees pendantlaGuerrecTOrient//RDM (Paris). 1860. T. 27.18mai. P. 405; Rus-
tow W. Der Krieggegen Russland. Bd. 1. Zurich, 1855. S. 497). Достоинства генерала отмечаются
и в советских исследованиях (ТарлеЕ. В. Указ. соч. Т. 9. С. 487; Ибрагимбейли X. А/. Указ.
соч. С. 269-271).
257 Allen W. E. D. The Operations.., р. 118. Английский посол в Париже лорд Каули и
некоторые авторитетные военные специалисты Запада, высоко ставя личное мужество Вильямса,
считали неразумным скапливать войска в обособленной крепости без хотя бы годового
запаса продовольствия на случай осады (Malcolm-Smith E. The Life of Stratford-Canning. L.,
1933. Р. 299).
258 См.: Покровский М. Военные действия у Новороссийска и на Таманском полуострове
во время Крымской войны 1853-1855 гг. //Кубань. 1949. № 7. С. 151-154; Сборник
известий.., кн. 31. СПб., 1857. С. 169-170; Собрание донесений о военных действиях и
дипломатических бумаг и актов, относящихся до войны 1853,1854,1855 и 1856 годов. СПб.,
1858. С. 270; Хрестоматия по истории Кубани. Документы и материалы. Ч. 1. Краснодар,
1975. С. 97-100. Английская литература и источники, основываясь на донесениях Джиф-
фарда, дают иную картину этих событий. Утверждается, будто англичанам удалось выбить
русский гарнизон из Суджук-кале, нанести «значительныйурон» его арсеналу, постройкам.
Вместе с тем потери нападающей стороны замалчиваются (RW. 1855. Р. 100, 102;
NolanE. Я. Ор. cit. V. 2. Р. 201-202; WumotS. M. Ор. cit. Р. 285-286). Однако, как известно,
обороняющие крепость войска не покинули ее, выведены были лишь гражданское
население и раненые солдаты.
*59 См.: АКАК. Т. 10. Док. 716. Британские историки—современники событий,
напротив, утверждали, что Англия старалась предотвратить ирано-русскую войну, ибо опасалась
неминуемого поражения Персии и, как следствие, дальнейшего укрепления позиций
России на подступах к Индии (TrenchF. Ор. cit. Р. 20). Источники, подтверждающие эту точку
зрения, имеются. В частности, Пальмерстон в письме к Кларендону (от 17 июня 1855 г.)
утверждал, что нейтралитет Тегерана—это лучший вариант для Англии, которая не
заинтересована ни в поражении Ирана от России, ни в трудностях, грозящих англичанам в случае,
если им самим придется воевать против шаха (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 757).
Разночтения между британскими и русскими документами в данном контексте объясняются, скорее
всего, тем, что Пальмерстон, с одной стороны, и его агенты на Среднем Востоке, с другой,
могли, как это иногда бывало, по-разному оценивать местную ситуацию и выступать за
соответствующий образ действий. За нейтралитет Ирана (и по тем же соображениям, что
и Пальмерстон) также выступал член британского кабинета Чарлз Вуд, полагавший, что это
развяжет союзникам руки на Кавказе (WentkerH. Op. cit. S. 114-115).
200 АКАК. Т. 8. Док. 488. Это решение, судя по некоторым источникам, было во многом
обусловлено оплошностью самих англичан. Они недооценили информированность Насред-
дин-шаха, в руках которого в конце 1853 или начале 1854 г. оказалась газета «Тайме», где
ПРИМЕЧАНИЯ
говорилось, что в Персию отправляется новый британский посол (С. А. Murray) «поставить
шаха на колени». Безмерно возмущенный иранский правитель тут же заключил военный союз
с Россией (PiggotJ. Op. cit. P.l 11. Историк Джон Пигготуказывает на апрель 1854 г. как
на дат}' заключения союза. Трудно сказать, идет ли речь о январском обещании шаха или о
каком-то другом соглашении. Возможно, здесь просто путаница с датами).
261 Лишним подтверждением этому служит тот факт, что Петербург не предпринял ни
малейшей попытки воспользоваться казалось бы благоприятной ситуацией в 1855 г., когда по ряду
в общем-то бытовых причин произошел разрыв англо-иранских дипломатических
отношений (PiggotJ. Op. cit. Р. 111-112).
2u2MartineauJ. Op. cit. Р. 167-168; ConacherJ.В. TheAberdeenCoalition.., p. 469;Lam-
bertA D. Op. cit. P. 142. Распоряжения Дандаса в отношении Анапы обсуждались в мае 1855
г. в парламенте. Здесь признали, что адмирал не имел достаточных сил для штурма
крепости (HPD. V. 138. L., 1855. Р. 1595).
2™Echard W. E. Napoleon III and the Concert of Europe. Baton Rouge-L., 1983. P. 40. Паль-
мерстон еще в июле 1854 г. предлагал дополнить «четыре пункта» требованием о независимости
Черкесии и Грузии (либо передача последней Турции) (WentkerH. Op. cit. S. 174).
264 Однако уже весной 1855 г. Наполеон III позволил французской печати изложить
«подлинные цели войны» в духе «идеала» Пальмерстона. [Baumgart W. Der Friede von
Paris 1856. Munchen-Wien, 1972. S. 41 (Ниже, в ряде случаев, мы будем давать ссылки на
англоязычное издание этой книги с пометой "English ed."); SternA Op. cit. Bd. 8 (Т. 2).
S. 90]. В 1855 г. один из журналов Франции под впечатлением Керченско-Азовской
экспедиции союзников и эвакуации русских из Анапы и Суджук-кале писал, что 3 воинские дивизии
могли бы изгнать Россию из ее закавказских провинций и надолго закрыть ей дорогу туда.
Подчеркивалась необходимость не только лишить Россию «плацдармов агрессии», которые
она приобрела в течение последнего столетия благодаря «снисходительности» одних и
«потворству» других, но и установить «систему надзора» над ней, если Европа не хочет, «чтобы
через 50 лет повторились жертвы кровью и деньгами, принесенные нынешним поколением»
(ADM 1854-1855. Paris, 1855. Р. 655-656, 666-667).
265 В западной историографии высказано мнение, что «в течение двух лет
A853-1854 гг.-Б. Д.)» взгляды Друэна де Люиса на проблемы «Грузии и Черкесии,
устья Дуная, Польши и Финляндии» в целом совпадали с географическим «идеалом»
Пальмерстона (ConacherJ. В. The Aberdeen Coalition.., p. 441-442). Частичное подтверждение
этому мы находим в донесении британского посла в Париже лорда Каули (декабрь 1854 г.),
не видевшего причин сомневаться в том, что Друэн де Люис и Наполеон III «примут любые
предложения правительства Ее Величества (королевы Виктории-Б. Д.)», в том числе об
уничтожении и последующем невосстановлении русских крепостей на черноморском побережье
Кавказа, а также о признании Петербургом «безусловного права» союзников учреждать
свои консульства «там, где они посчитают нужным» (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 89).
Несмотря на оптимистичные заверения Каули на этот счет Кларендон просил посла добиться
от Франции в данном вопросе полной ясности (Ibid. S. 125-126).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
™MaxwellH.Op.cit. V. 2. Р. 66-67; HPD. V. 141.L., 1856.Р. 1613; Papers relative to
Military Affairs.., р. 70-71, 81; AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 178, 317. Кларендон писал
Стрэтфорд-Каннингу, что главным является не дележ полномочий между послом и Вильямсом,
а вопрос о спасении Карса, в решении которого Вильямсу, «хорошо исполняющему свои
обязанности», альтернативы нет (Ibid. S.721).
267 HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1616-1617,1774,1806. В июне 1855 г. Кларендон в письме
к Стрэтфорд-Каннингу признавался, что испытывает чувство стыда от необходимости иметь
дело с таким бесполезным, недостойным и погрязшим в пороках союзником, как Турция (AGKK.
SerieIII.Bd.3.S.720).
268 HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1608-1609; TyrellH. Op. cit. V. 3. Р. 148; LanzedelliK. Op.
cit. Bd. 2. S. 345. Сам Вильяме в письме к Кларендону (от 9 декабря 1854 г.) называл
поведение Стрзтфорд-Каннинга «тайной», догадываясь, конечно, о подлинных причинах более,
чем холодного отношения к себе со стороны посла. Вильяме, по его же словам, «тотчас
замели, какая буря поднялась в груди» посла по получении известия о предстоявшей миссии полковника
в Карее. При первой же встрече с Вильямсом Стрэтфорд-Каннинг, не скрывая негодования
по поводу этого назначения, прямо заявил: «Политическое руководство военно-морскими и
сухопутными операциями (в черноморском регионе-?. Д.) в этой войне возложено на меня».
А в момент расставания он не нашел ничего более вежливого, чем сказать: «Я Вас больше не
задерживаю». Ошеломленный Вильяме сообщал Кларендону, что приобрел в лице Стрзтфорд-
Каннинга «злейшего врага», который будет противодействовать ему во всем, и остается
уповать лишь на возможность помешать послу причинить непоправимый вред «нашему дел}»
как в ходе войны, так и при заключении мира (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 104-105).
269 Papers relative to MilitaryAffairs.., P. 129-130; RDM (Paris). 1860. T. 27. 15 mai. P.
406; Malcolm-SmithE. F. Op. cit. P. 297. Герен писал, что проявленные в общении с
Вильямсом человеческие слабости «не сделают в истории чести английскому дипломату, бесспорно
наделенному значительными достоинствами, но подчас способному принести в жертву своей
обидчивости и своей гордости наиважнейшие интересы всеобщего характера» (Guerin L.
Ор. cit. Т. 2. Р. 370). Сходна оценка другого французского историка-Лямарша: «Человек
умный, даже талантливый, но резкий, злопамятный, интриган, [...] желающий, чтобы все
исходило от него и носило отпечаток его личности, лорд Редклифф был и помехой и силой
для Англии на Востоке» (Lamarche Н. Ор. cit. Р. 247).
270 HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1748,1752; RDM (Paris). 1860. Т. 27. 15 mai. Р. 404. Позже
даже Кларендон-не самый большой друг Стрзтфорд-Каннинга-признал: в том, что Каре
нал, особой вины британского посла нет (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 883).
271 TyrellH. Op. cit. V. 3. Р. 9, 59; Rtistow W. Ор. cit. Bd. 1. S. 497-498. Историки
подчеркивают «замечательную работу» Вильямса по укреплению обороны Карса и Эрзерума
(CanacherJ. В. Britain and the Crimea. 1855-1856. Problems of War and Peace. L., 1987. P. 132).
272 AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 334-335,341. Правда, Кларендона беспокоило отсутствие
у черкесов «предпосылок для создания единого и прочного правления», в связи с чем
держать их под британским контролем будет невозможно (Ibid. S. 354).
ПРИМЕЧАНИЯ
273 AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 523, 529. Стрзтфорд-Каннинг называл этот вариант
«любимой мечтой» турок (Ibid. S. 468).
274 Ibid. S. 523-524. Здесь перед нами еще один классический пример двойных
стандартов в британской политике. В зависимости от того, насколько это выгодно или невыгодно
англичанам, они либо признают, либо отрицают правомочность русско-турецких договоров,
фиксирующих факт передачи Грузии и Черкесии от Порты к Петербургу.
275 Ibid. S. 523-524. Вместе с тем Кларендон допускал, что после заключения мира
возможно придется найти для Черкесии какую-то форму ассоциированной связи с Турцией, чтобы
через нее сделать Кавказ частью европейской системы (Ibid. S. 778).
276 RW. 1855. Р. 109-110; SchroederR W. Op. cit. Р. 303. Позже Кларендон изменит свое
мнение относительно желательности продвижения русских войск вглубь Анатолии (См.:
AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 833, 875).
277 WiderszalL. Op. cit. P. 135-136. Согласно турецким источникам, Эннис Эфенди (или
Энис Бей) был послан в Черкесию Портой, чтобы подготовить там почву для установления
османского влияния и сохранения его в послевоенный период (См.: Ibrahim KoremezlL Op.
cit. P. 69).
278 Rousset С. Ор. cit. V. 2 A-ёге ed.). Paris, 1877. Р. 216-217; Guerin L. Op. cit. T. 2.
Р. 244; Дельбрюк Г. Указ. соч. Т. 5. С. 101. Английский историк А. Кинглейк объяснял этот
приказ уязвленным тщеславием Наполеона III, якобы фактически отстраненного
генералом Пелисье от руководства французской армией. Поэтому император воспользовался
анапским делом, чтобы показать себя знатоком военной стратегии, а заодно напомнить, кому
принадлежит единоличное право принимать важнейшие решения (KinglakeA. W. Ор. cit.
V. 13. Leipzig, 1889. Р. 222-223). Кинглейк следует одному из правил исторической науки
XIX в.-искать мотивы поступков людей преимущественно в области их личностных,
«эмоциональных» начал. Не отрицая роли этого фактора, мы, вместе с тем, не можем придавать
ему первостепенное значение. В свете взглядов Наполеона III на задачи Крымской войны
его приказ представляется не простой прихотью, а обдуманным шагом, предпринятым с целью
не допустить утверждения англичан на Кавказе, во всяком случае за счет французской крови
и ослабления позиций союзников в Крыму.
279 TyrellH. Op. cit. V. 2. Р. 155; WilmotS. M. Ор. cit. Р. 299. Отчет адмирала Стюарта
об обследовании Анапы см.: RW. 1855. Р. 186-187. Англичане истолковали уход русских
войск из Анапы как результат Керченской экспедиции союзников. Разделяя это мнение, Базан-
кур добавлял, что защищать крепость было неразумно (Despatches and papers relative to the
campaign in Turkey, Asia Minor, and theCrimea,duringthewar\\ithRussiain 1854,1855,1856.
Ed. byFr.Sayer. L., 1857. P. 194-195; Bazancourt S. Lexpedition de Crimee. La marine fran$aise..,
t.2. P. 116-117).
280 Покровский М. Военные действия.., с. 157-158. В отдельных английских работах
военные действия союзников у побережья Черкесии и в Азовском море в январе-июне 1855 г.
представляются как успех, имевший «широкие последствия» (Brackenbury G. The Seat of War
in the East. L., 1902. P. 90-91). Французский публицист А. Фукье писал, что оставление
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
русскими Анапы-это утрата не просто крепости, но целой провинции и главной
коммуникации с Закавказьем (Fouquier А. Annuaire... pour 1855. Paris, 1856. Р. 180-181). В
ознаменование успешных военных операций, поднявших боевой дух англичан, было
предложено опубликовать официальное торжественное оповещение. Но Пальмерстон отказался,
заявив: «Я не верю в прокламации, я не верю ни во что, кроме выстрелов, снарядов и
винтовок Миние» (Conacher J. В. Britain and the Crimea.., p. 100). Оккупация Анапы вселила
оптимизм в Кл арен дона, потому что это-«моральный удар» по России, а кроме того,
опираясь на эту крепость, можно было нанести «полное поражение» русским войскам на Кавказе
(AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 752).
281 Lapinski T. Op. cit. Bd. 1. S. 307-309. Базанкур ошибочно утверждал, будто с
появлением Сефер-бея в Черкесии горцы «тотчас признали его власть», и «почтительность,
проявляемая к нему каждым, не оставляет никаких сомнений относительно влияния,
которое он может оказать в пользу оттоманской политики» (Bazancourt S. L'expedition de Crimee.
La marine fran^aise.., t. 2. P. 117).
282 Западные историки проявляют весьма стабильный интерес к миссии Джона Лонгуорта.
Последней из известных нам работ, где ей посвящена отдельная глава, является сравнительно
недавно изданное исследование германского историка Германа Венткера (WentkerH. Ор.
cit. S. 225-237).
283 Вообще инструкция к Лонгуорту содержала две взаимоисключающие установки: с одной
стороны, не создавать у горцев впечатление, что эта миссия носит политический
характер, с другой стороны, заявить им, что «правительство Бе Величества проявляет огромный
интерес к борьбе, которую кавказские племена так долго ведут против России, и было бы
радо видеть, как эта борьба закончится в их пользу». Лонгуорту поручалось донести до
сознания горцев: присоединение к союзникам-есть «самое надежное средство» достижения
независимости (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 539-540). Как можно таким странным
способом убедить черкесов в отсутствии у Англии политических планов, Кларендон не
объяснил.
284 AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 542; LuxenburgN. Russian Expansion.., p. 194-195.
Англия пыталась деликатно отговорить Францию от посылки своего эмиссара на Кавказ.
Однако она не могла слишком явно обнаруживать нежелание видеть французского агента рядом
с британским и поэтому в конце концов предпочла продемонстрировать «добрую волю» (AGKK.
SerieIH.Bd.3.S.524).
285 Гулиа Д. Г. Английская дипломатия и кавказское махаджирство после Крымской
войны//ТАГУ. 1983. Т. 2. С. 16-17; LesureM. Op. cit. Р. 49, 64. Порта заверял а Лондон,
что у нее нет «никаких задних мыслей в отношении Черкесии» и что она действует в этом
вопросе «честно и открыто» (WentkerH. Op. cit. S. 234-235).
286 Лонгуорт писал Стрэтфорд-Каннингу, что намерение Порты «захватить и
аннексировать Черкесию» ни для кого не секрет (WentkerH. Op. cit. S. 232-234). Посол потребовал
от османского правительства, чтобы оно официально и публично заявило об отсутствии у него
таких планов (Ibid. S. 234-235).
ПРИМЕЧАНИЯ
287 Luxenburg N. Russian Expansion.., р. 198. Подробно о расширении торговли России
с Черкесией и ее роли в укреплении мирных отношений между ними см.: Щербина Ф. А. Указ.
соч. Т. 2. С. 580-607.
mLapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 319. В марте 1836 г. Ф. Лэм писал в Фории оффис,
что мать, 3 жены и 2 зятя Махмуда II были черкесами (Luxenburg N. Russian Expan-
sion.., p. 56). Узнав о запрете работорговли, один старый черкес воскликнул: «Увы,
у моей внучки теперь больше не будет шанса стать матерью султана» (ВЕМ, 1855. V.
78, №481, р. 529).
2S9 Toledano E. R. Р. 117-123,138-143. В конце концов и Англии пришлось трезво
взглянуть на вещи и оставить свои попытки уничтожить то, что уничтожить нельзя, пока с
течением времени не сформируются соответствующие условия. В 1857 г. Пальмерстон в
сердцах сказал: «Единственный протест, который мы когда-либо слышали от черкесов (в связи
с работорговдей-?. Д.), был направлен против наших попыток запретить работорговлю»
(Ibid.P. 140, 147, 171).
290 ^jy Т0ЧКу зрения в целом разделяет германский историк Герман Венткер (WentkerH.
Ор. cit. S. 234,237). По его мнению, главный вывод, сделанный Кларендоном на
основании донесений Лонгуорта, состоял не в том, что Англия должна отказаться от своих планов
на Кавказе, а в том, что ей пора прекратить сотрудничать с турками и зависеть от турок, ибо
они «полны решимости восстановить свою власть в Черкесии, несмотря на их
(противоположные-/?. Д.) обещания» Лондону (Ibid. S. 234).
201 Ньюкасл, в частности, упрекал Лонгуорта в том, что тот, руководствуясь «ничтожными
мотивами личного тщеславия», поссорился с Мухаммедом Эмином, Сефер-беем и «другими
местными вождями» (WentkerH. Op. cit. S. 235-236).
292 Стрзтфорд-Каннинг проявлял крайне негативное отношение к деятельности и даже
к самому факт}' присутствия турецких эмиссаров в Черкесии. Одного из них-Эниса Эфенди-он
настоятельно советовал убрать с Кавказа немедленно (AGKK. Serie III. Bd.4. S. 230).
203 Историки иногда путают его с Джорджем Гамильтоном Сеймуром-британским послом
в Петербурге.
204 SeymourH. D. Ор. cit. P. XI-XII. Стоит заметить, что от патологических русофобов
Сеймура отличало одно любопытное суждение. По его признанию, русские люди обладали
в целом «миролюбивым нравом». «Их доблесть,-писал автор,-особого свойства, она-в
терпении, выносливости, неустрашимости, способных противостоять любым опасностям.»
«Я жил среди русских и научился уважать в них силу, основательность, открытость и
могучий потенциал роста, которые позволят им со временем преодолеть недостатки их характера
и стать гордостью цивилизованного мира.» «Похоже, это единственный на земле народ, с
кем англичане никогда не воевали. Я, как никто другой, глубоко сожалею, что нам
(англичанам -В. Д.) приходится теперь испытывать их на прочность.» А все потому, что
петербургские правители внушили русскому народу ложные представления о величии и
славе, перенаправили его энергию в порочное русло военных завоеваний и искусственно
отгородили его от семьи европейских наций (Ibid. Р. XI).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
295 Ibid. Р. XVI-XVH; В духе этих идей Г. Сеймуром был составлен меморандум для
британского правительства (декабрь 1854 г.). Следует также отметить, что именно он явился
инициатором посылки Дж. Лонгуорта на Кавказ (WentkerH. Op. cit. S. 225-226).
296 TyrellH. Op. cit. V. 3. Р. 15. Вслед за Е. В. Тарле американский ученый Дж. Кертисс
считает возможность взять Каре в июне 1855 г. реальной, а отказ от нее-стратегической
ошибкой Н. Н. Муравьева. Однако в своих предположениях о последствиях промедления
русского генерала он идет гораздо дальше, утверждая, что захват крепости заставил бы
союзников перебросить значительные силы из Крыма на Кавказ (Curtiss J. S. Russias
CrimeanWar.., p. 411-412).
297 В последнее время у историков появляются большие сомнения на сей счет (См.: Баг-
дасарянВ. 3., Толстой С. Г. Указ. соч. С. 203,227-229).
298 Особенно пессимистичен был Кл арен дон. Еще 13 апреля 1855 года в письме к Стрэт-
форд-Каннингу он признавался: «Как только сойдет снег, я ожидаю услышать, что русские
сделали из несчастной армии в Карее отбивную» (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 542).
299 Были и совсем экзотические предложения. К примеру, Лайонс и Кларендон считали
возможным атаковать Ростов-на-Дону (LambertA. D. Op. cit. Р. 254; AGKK. Serie III. Bd.
3. S. 756).
шЬезигеМ. Op. cit. P. 48; LadimirJ. Op. cit. T. 1. P. 215. Согласно другим слухам, Шамиль
заключил с Россией тайное соглашение о мире, и поэтому русские оставили Тифлис без
всякой военной защиты с востока (WentkerH. Op. cit. S. 236).
301 Papers relative to Military Affairs.., p. 244-252, 257-258; RW. 1855. P. 218-220.
H. H. Муравьев считал ошибкой решение союзников о высадке десанта в Мингрелии, ибо она
не могла помешать блокаде Карса, тогда как наступление турецких войск с юга (от Трапезунда
через Эрзерум) создало бы угрозу для осаждающих (Муравьев Н. Я. Указ. соч. Т. 1. С. 282).
302 Papers relauve to Military Affairs.., p. 255,264. Только нехваткой у союзников средств,
вызванной героической обороной Севастополя, объяснял Н. Н. Муравьев тот факт, «что
такой важный для англичан вопрос был возбужден столь поздно» (Муравьев Н. Н. Указ. соч.
Т. 1.С.48).
303 RDM. 1860. Т. 27. 1 juin. Р. 631-632; OliphantL. The Trans-Caucasian Campaign..,
р. XVI-XVII. Приведенные факты опровергают утверждение английского историка Валь-
ями о том, что проблема обороны Карса не интересовала британское правительство и
поэтому оно не пыталось деблокировать крепость (Vulliamy С. Е. Crimea, The Campaign of
1854-1856. L., 1939. Р. 340).
304 Papers relative to Military Affairs.., p. 258. В принципе Стрэтфорд-Каннинг очень
болезненно воспринимал саму идею о возможности участия французов в военных действиях
в Малой Азии, даже если этого требовали сугубо стратегические соображения (WentkerH.
Op.cit. S. 215).
305 Стойкость и героизм участников обороны Севастополя доводили союзников до
отчаяния. Французский генерал Бретон писал в июне 1855 г.: «Невозможно предвидеть конца
этой фатальной войны» (Devanlay L. Op. cit. Р. 143).
ПРИМЕЧАНИЯ
300 Papers relative to Military Affairs.., p. 252-253. Наполеон III не проявлял особого
интереса к кавказским делам и не скрывал этого от англичан. Не случайно Каули с сожалением
говорил: «Мы никогда не сможем вовлечь его в кампанию в Малой Азии» (Conversalions with
Napoleon III. А collection of documents, mostly unpublished and almost entirely diplomatic.
Selected and arranged by Wellesley V. and SencourtR. L., 1934. P. 74-75). Ср.: HPD. V. 141.
L., 1856. P. 1668-1671,1730;AWan?. tf. Op. cit. V. 2. P. 435-436,449,457,539; Lane-
Poole S. Op. cit. V. 2. P. 430; RDM. 1860. T. 27. 1 juin. P. 631-632.
307 Nolan E. H. Op. cit. V. 2. P. 545. В течение своей шестинедельной поездки Ньюкасл
посылал Кларендону подробные отчеты о ней с полезной информацией для британского правительства,
которой пользовался Пальмерстон (ConaeherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 246,261).
зоб Гулиа Д. Г. Указ. соч. С. 16. Фирман был формальностью. Султан не отказался от
притязаний на Черкесию и препятствовал британским планам в этом районе (SchroederP. W.
Ор. cit. Р. 342).
309 О выступлениях британских газет по этому вопросу см.: Macqueen J. Ор. cit. Р.
306-311.
310 Русский историк Ф. А. Щербина также считал Мухаммеда Эмина «единственной
цельной личностью политического деятеля, действовавшего в интересах горцев разумно и
целесообразно» (Щербина Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 555).
311 Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign.., p. 50-51, 78, 126. По поводу этого
поступка М. Шервашидзе в отечественной и зарубежной литературе существуют прямо
противоположные взгляды. Одни считают, что князь предал Россию (Богданович М. Я.
Указ. соч. Т. 4. СПб., 1876. С. 343, 346; Милютин Д. А. Воспоминания 1843-1856. С.
393-394; ИбрагимбейлиХ. М. Указ. соч. С. 342; Розен Д. Г. История Турции от победы реформы
в 1826 году до Парижского трактата в 1856 году. СПб., 1872. С. 246; Фадеев А. В.
Краткий очерк истории Абхазии. Ч. 1. Сухум, 1934. С. 164-165). Другие полностью отвергают
двусмысленность в поведении абхазского владетеля, расценивая его пребывание на оккупированной
союзниками территории и общение с ними чуть ли не как стратегическую хитрость,
задуманную, чтобы расстроить антирусские планы Англии и Турции (так же объяснял свои
действия Петербургу и сам М. Шервашидзе). Явно преувеличиваются заслуги князя в срыве
экспедиции Омер-паши (Дзидзария Г. А. Указ. соч. С. 134-136, 142-144). Истина,
вероятно, находится между этими полярными мнениями. Наука не располагает прямыми
фактами для обвинения М. Шервашидзе в измене. Само по себе принятие от союзников титула
«губернатора» Абхазии и переговоры с ними-не достаточное основание для такого
«приговора» (это, действительно, могла быть политическая уловка), тем более что князя нельзя
уличить в каких-либо враждебных России акциях. Мы не можем безоговорочно доверять и
версии М. Шервашидзе, поскольку, помимо его собственных слов, других, более надежных
источников, подтверждающих ее, пока не найдено, в то время как документы,
свидетельствующие о настороженном отношении русского правительства к князю, существуют
(МилютинД.А. Воспоминания 1860-1862. М., 1999. С. 149-151,412-413; Онже.
Воспоминания 1863-1864. С. 511).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
3.2 Весной 1854 г. он помог беспрепятственно вывести из Абхазии малочисленные
русские войска, прикрыв их отступление от нападения Мухаммеда Эмина. За это Николай I пожаловал
ему орден Александра Невского (ДзидзарияГ.А.Ута. соч. С. 127-128,144,147; GuerinL.
Ор. cit. Т. 1. Р. 98). В письмах от 20 мая и 24 июля 1854 г. М. С. Воронцов высоко
оценивал действия Шервашидзе (Щербинин М. П. Биография генерал-фельдмаршала князя Михаила
Семеновича Воронцова. СПб., 1858. С. 303,306). Историк П. К. Услар также отмечал, что
«поведение его в это время было совершенно безукоризненно» (Услар П. К. Гурийский отряд
в 1855 году //КС. 1880. Т. 5. С. 261).
3.3 RW. 1855. Р. 391. Мнение о целесообразности такой передислокации встречается в
западноевропейской литературе (Lapinski Т. Ор. cit. Bd. l. S. 328). Однако побывавший
в Грузии агент Вильямса докладывал, что население края одинаково боится прихода как
англичан, так и французов (Widerszal L. Ор. cit. Р. 143).
314 Трудно сказать, какое именно время имеет здесь в виду Ньюкасл-то ли первые два года
Крымской войны, толи 1830-1840-е годы.
3,5 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 284. Любопытно, что Ньюкасл демонстрирует типичную
логику двойных стандартов. Англичане отрицали легитимность Адрианопольского договора
в том, что касалось приобретения Россией прав на Черкесию, но признавали эту
легитимность в том, что касалось отказа Турции от данных прав.
310 Ibid. S. 284. Можно вообразить себе экзотичность, если не сказать комичность,
картины: британский военный министр, скорее всего через двух переводчиков (с английского
на турецкий и с турецкого на натухайский), выступает перед горцами, не имеющими
представлений о том, что такое Англия и где она находится, с разъяснением политической
программы Лондона на Кавказе. И при этому него нет никакой возможности проверить, есть
ли хотя бы минимальное соответствие между тем, что говорит он, и что слышит «аудитория».
317 Ibid. S. 507. Джон Макнейл-бывший британский посланник в Иране, крупный
специалист по восточным делам.
318 Ibidem. Сэр Генри Кресвик Роулинсон-британский генеральный консул в Багдаде
A851-февраль 1855 гг), ориенталист.
3,9 Ibid. S. 507-508. Лоуренс Олифант-военный обозреватель газеты «Тайме»,
аккредитованный при экспедиционном корпусе Омер-паши.
320 Ibid. S. 285. Этнографические зарисовки Ньюкасла выдают его смешанные чувства.
С одной стороны, он поражен степенью «дикости» горцев и среды их обитания. С другой-восхищен
и тронут их «безграничной добротой и гостеприимством» (Ibid. S. 284-285).
321 ИбрагимбейлиХ. М. Указ. соч. С. 325-326; БурчуладзеЕ. Е. Грузия в планах.., с. 201-203;
Он же. Грузия в Восточной войне 1853-1856 гг.: Автореф. докт. дисс. М., 1950. С.
35-36; Чхеидзе А. Е. Указ. соч. С. 49-50; Услар П. К. Указ. соч. С. 270, 291, 323-324.
Захватнические планы союзников на Кавказе были очевидны для участника событий в
Мингрелии в 1855 г. русского офицера К. Бороздина (Бороздин К. Омер-паша в
Мингрелии. Из воспоминаний о Восточной войне 1853-1856 годов. СПб., 1873. С. 56). Ферхад-паша
писал графу Розмардюку, французскому предпринимателю, проживавшему в Мингрелии: «Царь
ПРИМЕЧАНИЯ
должен быть отброшен за Терек и Кубань, так окончательно решено в совете союзных
держав». Цит. по: Бороздин К. Указ. соч. С. 55; см. также: АКАК. Т. 9. С. 133,241; Rustow W.
Ор. cit. Bd. 2. Zurich, 1856. S. 94.
322 На участие иррегулярных сил в боевых действиях в Мингрелии указывают и западные
историки (Guerin L. Ор. cit. Т. 2. Р. 500; Gourdon Ed. Histoire du congres de Paris. Paris,
1857. P. 332; Klapka G. Op. cit. P. 128; SaabA. R The Origins of the Crimean Alliance. Uni-
versity Press of Virginia. Charlottesville, 1977. P. 107; RustowW. Op. cit. Bd. 1. S. 499; Bd.
2. S. 97-99: CurtissJ. S. Russia^s Crimean War. P. 413-414; SaliaK. Histoire de la Nation
Georgienne. Paris, 1980. P. 403-404).
згз Гурийский отряд занял новую позицию на берегу реки Цхенис-Цхали, и, используя ее,
в последующем изматывал противника партизанской войной (ИбрагимбейлиХ.-М. Указ. соч.
С. 330-331, 333-334, 345).
324 Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 322, 328; LadimirJ. Op. cit. Т. 2. Р. 445. Вопреки
фактам, немецкий историк Фр. фон Хаген писал, что Турции «полностьюудалось» поднять абхазские
и черкесские племена против России, а его утверждение об антирусском восстании грузин
в годы Крымской войны просто курьезно (Hagen Fr. Ор. cit. S. 86-87). Коллега и
соотечественник Хагена Д. Г. Розен также искажает действительность, указывая на «несомненные
антирусские чувства» населения Грузии (Розен Д. Г. Указ. соч. С. 247).
325 Baddeley J. F. The Russian conquest of the Caucasus. P. 449; Lanzedelli K. Op. cit. Bd.
1. S. 230. Начальник Главного штаба британской армии генерал-лейтенант Чарлз Уиндэм
(в некоторых источниках он неверно именуется Виндашем) признал: «Кавказские горцы,
в особенности Шамиль, обманули наши ожидания» (Цит. по: КасумовА. X. Оборона
Северного Кавказа.., с. 136).
326 По мнению французского историка 3. Гурдона, Омер-паша сделал все, что было
возможно сделать с незначительными и малобоеспособными силами (Gourdon Ed. Op. cit.
Р. 332).
327 Papers relative to MilitaryAffairs.., р. 321,328-330,332-333,336. Кларендон с
сарказмом писал, что бесчисленное количество услуг, оказанных Селим-пашой русским, не
заставили бы никого удивиться предположению о том, что он был на содержании у России
(AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 838).
328 Первое, что сделал Н. Н. Муравьев после капитуляции Карса,-отправил в крепость обоз
с продовольствием, за что западные источники и историки отдают должное благородству
русского генерала (См.: LambertA D. Ор. cit. Р. 265. Ср.: ШишовА. Указ. соч. С. 377).
329 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 883. Однако в частных письмах Кларендон называет
главным виновником Стрэтфорд-Каннинга, которому ненависть к Вильямсу помешала выполнить
свой долг (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 845).
330 SkeneJ. H. Ор. cit. Р. 332-333; LanzedelliK. Ор. cit. Bd. 2. S. 281, 345-346; DR.
1875. V. 23. # 4. October. P. 292-298. Проблема морального воздействия, которое могли
бы оказать на население Индии победы или неудачи Англии на Кавказе, составляла
предмет повышенной озабоченности британских политиков (См.: А6КК. Serie III. Bd. 3. S. 578).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
331 buxenburgN. Russian Expansion.., p. 203. Турецкое правительство в официальном
сообщении о сдаче Карса, опубликованном лишь в январе 1856 г., позволило себе осторожный намек
на виновность союзников (LadimirJ. Op. cit. Т. 2. Р. 447-449; BedolliereE. Le Congres de
Paris. Histoire de la Guerre (TOrient. Paris, s. а. Р. 55-56).
332 RustowW. Op. cit. Bd. 2. Zurich, 1856. S. 92-94,97,100. Против этой критики
выступал Ф. Энгельс, считавший, что из всех имевшихся в распоряжении Омер-паши маршрутов
он выбрал наиболее целесообразный, и если его постигла неудача, то произошло это но
другим причинам: 1) задержка турецких войск в Крыму до тех пор, пока не стало слишком поздно,
чтобы до зимы предпринять на Кавказе действия сколько-нибудь крупного масштаба, 2) интриги
против Омер-паши в Константинополе, 3) плохая военно-интендантская организация
экспедиции (МарксК. и Энгельс Ф. Соч. Т. 11. С. 614-615).
333 В современной турецкой историографии не отрицается тот факт, что Турция хотела
вернуть Черкесию под свой сюзеренитет. Причины неудачи видятся в двух
обстоятельствах: собственные политические и военно-стратегические ошибки Порты; чрезмерная
зависимость ее от планов союзников (См.: Ibrahim Koremezli. Op. cit. P. 78-79,100-101).
334 См.: Сборник известий.., кн. 31. СПб., 1857. С. 183-192; Собрание донесений..,
с. 522-527; БурчуладзеЕ. Е. Грузия в Восточной войне.., с. 36-39; Он же. Крушение..,
с. 19-20; Бестужев И. В. Крымская война 1853-1856 гг. М., 1956. С. 157-158;
OliphantL. Р. TheTrans-Саисшап Campaign.., р. 180-185; GuerinL. Op. cit. T. 2. Р. 509-510;
Rtistow W. Op. cit. Bd. 2. S. 101,103,112-113. При обилии фактов, доказывающих
провал проводимой Омер-пашой политики умиротворения, курьезом выглядит утверждение
П. К. У ел ара, что «редко в военной истории встречаются примеры такого быстрого
водворения гражданского благоустройства в крае, занятом силою (турецкого-Б. Д.) оружия»
(УсларП. К. Указ. соч. С. 293).
335 Rustow W. Op. cit. Bd. 2. S. 115. Дж. Кертисс видит причину военных неудач на
Кавказе в чрезмерном оптимизме англичан, переоценивших турецкую армию и недооценивших
русскую. Они полагали, что для вытеснения России из этого района от Англии потребуются
лишь деньги, оружие и флот. Благодаря такому заблуждению позиции России на Кавказе в
1856 г. оказались, по мнению Кертисса, гораздо прочнее, чем в 1853 г. (CurtissJ. S. Rus-
sia%s Crimean War. Р. 419). Компетентные современники Пальмерстона также отмечали
его «необъяснимое упрямство» в стремлении возложить на турок задачу изгнания русских
из Черкесин (La Guerre de Crimee d'apres des documents inedits.., p. 485).
330 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 387. В своем меморандуме от 25 ноября 1855 г. Пэнмюр писал,
что его «приятноудивил» военный план, предложенный для английской армии генералом Пелисье.
План предусматривал ряд конкретных действий: поднять восстание в Черкесии; занять
русско-турецкую гранищг в Малой Азии и ударить оттуда по Восточному Закавказью с выходом
к Каспию; со стороны черноморского побережья Кавказа предпринять наступление на Кутаис
и Тифлис (Ibid. S. 386-387). «Приятно удивляться» тут можно было разве что самому факту
наличия у французского командующего желания рассматривать Кавказ в качестве театра
войны. Что касается желания Франции посылать туда своих солдат, то оно отсутствовало напрочь.
ПРИМЕЧАНИЯ
337 В частной переписке видных деятелей партии тори Э. Д. Дерби и 3. Л. Злленборо
звучит критика в адрес кабинета за недооценку огромной угрозы, которую представляют для
Турции русские крепости на кавказском побережье. Указывалось также, что пока Россия не
будет поставлена «в безвыходное положение», она никогда не согласится ни на
уничтожение этих крепостей, ни на независимость Черкесии (AGKK. Serie III. Bd. 3. S. 714).
338 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 521. Узнав о намерении Н. Н. Муравьева, Пальмерстон начал
предпринимать дополнительные меры к укреплению Эрзерума и перемещению в район
Трапезуй да британских военно-морских сил из Средиземноморья, Босфора и Крыма (Ibidem).
339 Ibid. S. 258, 264, 267. В конце октября 1855 г. Каули фактически просил
разрешения вообще не поднимать тему Кавказа в беседах с Наполеоном III (Ibid. S. 258).
340 Д. Симпсон сменил умершего в 1855 г. Рэглана.
3411 A3) января 1856 г. А. М. Горчаков из Вены предупреждал Петербургский кабинет:
«Будьте начеку в Азии». По имевшимся у посла секретным сведениям, еще до наступления
весны англичане попытаются взять реванш за поражения на Кавказе, в связи с чем Кодрингтон
получил приказ подготовить переброску туда войск из Крыма (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д.
223.1856 г. Л. 28).
342 Пзнмюр заблуждался. Жители Анатолии, истощенные рекрутскими наборами и
чрезмерными податями, вовсе не жаждали превратить свои дома в постоялые дворы для войска.
Они были особенно недовольны англичанами, приписывая им «все бедствия войны,
которую называли делом их обмана и выгод». За корыстолюбие и малодушие ненавидели турки
и своих пашей (АКАК. Т. 11. С. 467).
343 рр у. 2. Р. 93,115. В свете изложенных взглядов Пэнмюра остается лишь
недоумевать по поводу прозвучавших в его адрес в парламенте 28 апреля 1856 г. укоров о том, что
«заведомой целью его являлся отказ от какого-либо содействия ведению войны в Малой Азии»
(HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1634; TyrellH. Op. cit. V. 3. Р. 150).
344 AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 269; RustowW. Op. cit. Bd. 2. S. 115; [JominiA.] Op. cit. T.
2. P. 392. Судя по всему, перспектива передислокации союзных сил на Кавказ была
совершенно естественной для командного состава британской армии в Крыму (BouglerD. С. The
Life of Gordon. L., 1897. Р. 29).
345 Как считают историки, в 1854-1855 гг., военной репутации Англии был нанесен
тяжелый урон, усугубленный еще и тем обстоятельством, что на полях сражений появились
журналисты и фотокорреспонденты. Их нецензурированные отчеты доносили до английского
обывателя душераздирающие образы войны, делая очевидными и еще более болезненными
для национального самолюбия картины поражений. Это поставило проблему радикального
реформирования британских вооруженных сил {Chamberlain M. E. Op. cit. Р. 108-109;
Bartlett С. J. Defence and Diplomacy.., р. 56-57; Anderson M. S. The Ascendancy.., р. 26).
346 В русской дореволюционной историографии иногда признается реальность
перспективы отторжения Мингрелии от России при условии, если бы турецкие войска в Закавказье,
даже не утруждая себя новым наступлением, сумели удержать хотя бы завоеванные позиции
{Бороздин К. Указ. соч. С. 57).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
347 ДебидурА. Указ. соч. Т. 2. С. 135. Известный английский историк Г. Темперли
указывал на подъем воинственного энтузиазма в Великобритании к концу 1855 г. (Temperley H.
Austria..,p.628).
348 Gooch В. D. Op. cit. Р. 258; Вагкег А. J. Op. cit. Р. 282; Ranum R. С. Ор. cit. Р.
156-157,167,173-74, n9;ConacherJ.B. BritainandtheCrimea..,p. 140. Следует
отметить, что несмотря на готовность Парижского кабинета к переговорам с Россией Пелисье,
который как главнокомандующий французской армии, естественно, был обязан учитывать
возможность продолжения войны, составил в общих чертах план военной кампании на весну
1856 г. По его мнению, в Крыму следовало оставить войска сардинцев и алжирцев, а
собственно французские силы вернуть во Францию, чтобы в случае необходимости использовать
их протиг Германии. Англичанам, по плану Пелисье, предоставлялось самим решать свои
проблемы на Кавказе (Derrecagaix V. В. Ор. cit. Р. 531).
340 Эндрю Ламберт справедливо полагает, что австрийские интересы на Балканах не
позволяли Вене сохранить за собой позицию «честного маклера», на которую она первоначально
рассчитывала (LambertA. D. Ор. cit. Р. 298).
330 Пока наука не располагает достаточным количеством убедительных источников,
позволяющих ответить на вопрос, как поступила бы Австрия в случае отклонения ультиматума.
Это тем более интересно, что Франц-Иосиф и Буоль низко оценивали шансы получить от
России положительный ответ (Temperley Н. Austria.., р. 630-631; Baumgart W. Ор. cit. S. 85).
351 Англичане отрицали факт своего участия в переговорах и формально имели
основание для этого, поскольку Буркнэ лишь извещал (не известно, насколько подробно) Эллиота
о своих беседах с Буолем (См.: SaabA Р., Кпарр J. Л/., Bourqueney Knapp F. Ор. cit. Р. 493).
332 TemperleyH. Austria.., р. 631; CanacherJ. В. Britain and the Crimea.., р. 251. Пальмерстон
был настолько раздражен сведениями из Вены, что обратился, в нарушение
дипломатического обычая, непосредственно к французскому послу в Лондоне Персиньи с письмом, в котором
не скрывалось чувство возмущения ультиматумом, составленным «для нас (англичан-Б. Д.),
но без нас» (ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 150-151).
353 ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 148. Кларендон писал Каули, что в Вене
состряпан ультиматум без Англии, но от имени Англии (Ibid. Р. 150).
354 Martin Th. Ор. cit. V. 3. Р. 396-398. Любопытно, что в период Парижского конгресса
глава британской делегации лорд Кларендон сказал Наполеону III то же самое, отметив
«неподотчетность» французского императора, отличавшую его от британских руководителей,
которые вынуждены советоваться с парламентом и общественным мнением (AGKK. Serie
III. Bd. 4. S. 892).
355 Йапит R. С. Ор. cit. Р. 193-195. 25 ноября 1855 г. королева Виктория пометила в
своем дневнике: «Со свойственной ему легкомысленностью и близорукостью лорд Пальмерстон
совершенно игнорирует опасность того, что Франция может покинуть нас (англичан-/?. Д.)»
(AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 385-386).
350ДебидурА. Указ. соч. Т. 2. С. 138-139; WetzelD. Op. cit. Р. 176-177. Британскому
правительству все же удалось несколько ужесточить ряд положений ультиматума (Temperley Я.
ПРИМЕЧАНИЯ
Austria.., p. 632-633). Но благодаря соответствующей позиции Австрии и Франции
официальные комментарии к «пятому пункту» так и не были даны (ConacherJ. B. Britain and the
Crimea.., p. 168).
357 Пальмерстон, Кларендон и Пэнмюр считали условия ультиматума, даже в том виде, в
котором они были сформулированы, неприемлемыми для Петербурга (Temperley H. Austria..,
р. 631; ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 162) и поэтому английская сторона
настаивала на расшифровке «пятого пункта» менее рьяно, чем могла бы, знай она наперед, что
Россия проявит неожиданную сговорчивость.
358 SchroederP. W. Op. cit. Р. 326, 330; Ranum R. С. Ор. cit. Р. 191. Заметим, что
британское правительство, формально согласившись с текстом ультиматума, все же не подписало
его, ссылаясь на стремление избежать обсуждения этого документа в парламенте (Тетрег-
ley Н. Austria.., р. 631). Очевидно, подлинной причиной такого шага было другое
стремление-оставить за собой свободу действий.
359 ConacherJ. В. Briiain and the Crimea.., p. 164. Профессор Д. Коунахер задается
законным вопросом: а почему об этом не бьио заявлено Франции и Австрии до предъявления ультиматума
России? (Ibidem).
360 А. Ф. Валевский предлагал оставить Австрии право вносить или не вносить это
условие в ультиматум (AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 153-154).
301AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 213,216-217; Greville Ch. Op. cit. V. 8. P. 6; SchroederP. W.
Op. cit. P. 337; TemperleyH. Austria.., p. 635. Еще в мае 1855 г. Л. Олифант писал, что «пятый
пункт» должен звучать определенно: установление русско-турецкой границы по Кубани и Тереку7
(Oliphant L. The Trans-Caucasian Campaign.., p. 234).
362 Хюбнер писал Буолю, что эта «полууступка» англичанам не решает проблему, ибо
Кларендон настаивает, чтобы Петербург был не только извещен об условиях «пятого пункта»,
но и официально подтвердил свое согласие принять их (AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 268).
363 Штейнберг Е. Л. Указ. соч. С.110-112. С точки зрения изучения исторических
альтернатив, эти проекты весьма любопытны, ибо позволяют порассуждать об их влиянии на
общий ход Крымской войны-влиянии, в благотворных последствиях которого для России
авторы проектов не сомневались.
364 В историографии имеются определенные расхождения в объяснении этого решения
Петербурга. Так, Г. Темперли писал, что уступчивость России тогда поразила мир и с тех
пор озадачивает историков (Temperley H. Austria.., р. 634). Эндрю Ламберт не склонен
удивляться этому, ибо русские знали о широкомасштабных планах англичан на Балтике,
предусматривавших нападение на Петербург. Оснований сомневаться в успехе атаки на
русскую столицу, как считает Э. Ламберт, не было, учитывая исход недавних морских
операций союзников под Свеаборгом и Кинбурном. Этот мотивационный фактор, по мнению
автора, недооценивается исследователями, когда они объясняют решение России о прекращении
войны (LambertA Op. cit. Р. 299).
3G5Baumgart W. Ор. cit. S. 127. Пальмерстон надеялся, что Россия отклонит ультиматум
(WentkerH. Op. cit. S. 302).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
366 Д. Л. Грэнвнлл считал эту идею абсурдной, но не потому, что Черкесия принадлежала
России, а потому, что горцы не имели своих государственных институтов и, следовательно,
не могли быть юридической стороной при заключении договора (Fitzmaurice Ed. Op. cit.
V. 1. Р. 144). Даже Пальмерстон видел в этом обстоятельстве «некоторое затруднение»: премьер
слабо представлял себе, как можно официально зафиксировать независимость черкесов, даже
если русские согласятся признать ее (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 623, 625).
307 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 625-626,659. Единственное, в чем члены кабинета
проявили колебания, так это в вопросе о том, в какой форме следовало зафиксировать эти
условия-в рамках протокола, который будет подписан в Вене на этапе согласования
позиций сторон, или в виде Прелиминарного договора, непосредственно предваряющего
Парижский конгресс. Пальмерстон считал, что это можно будет решить после
ознакомления с точным контекстом официального документа, уведомляющего союзников о принятии
Россией австрийского ультиматума (Ibid. S. 659).
308 LambertA. D. Op. cit. Р. 319. По мнению Э- Ламберта, французы проявляли «сугубо
теоретический интерес» к разработке стратегических планов на 1856 год (Ibidem).
з«9 рр# у. 2. Р. 102. В оригинале источника название дано неразборчиво, но из контекста
явствует, что это Риони, единственная река в Западной Грузии, пригодная для плавания
небольших судов.
370 18 января 1856 г. Пальмерстон писал королеве Виктории, что возглавляемый им
кабинет считает неразумным «ослаблять хоть в какой-то степени приготовления к
продолжению войны» в наступившем году (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 626. См. также: FitzmauriceE.
Ор. cit. V. 1. Р. 137-139). Профессор Д. Коунахер справедливо замечает: «Было бы
ошибкой думать, что разговоры о кампании 1856 года являлись блефом, как это может показаться
в ретроспективе» (ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 163).
371 Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 2-5; HandelsmanM. Op. cit. P. 22-23. В 1854-1855 гг.
Англия и Франция неоднократно предпринимали безуспешные попытки сформировать в
Турции иррегулярные легионы, как по религиозному признаку (мусульмане и христиане), так
и по национальному—польские, венгерские, итальянские эмигранты (Шеремет В. И.
Османская империя.., с. 116-117,220-221).
372 Thouvenel L. Pages de THistoire.., р. 207; HubnerJ. A Neuf ans de souvenirs d4m
ambassadeur dxAutriche a Paris sous le Second Empire 1851-1859. Paris, 1904. V. 1. P. 386.
Французский историк А. Дебидур, напротив, считал идею «войны национальностей» одной
из «фантазий» Наполеона III, которой противилась Англия. Правда, он оговорился, что
император допускал такое средство лишь на случай весенней кампании 1856 г (Дебидур А. Указ.
соч. Т. 2. С. 137). Схожее мнение высказывал соотечественник Дебидура Ш. Сеньобос
(СеньобосШ. Политическая история современной Европы A814-1896). Пер. с франц. СПб.,
1898. С. 775). По мысли М. Хандельсмана, основным содержанием Крымской войны по мере
ее развития становилась борьба Франции за утверждение «принципа национальностей» (Нап-
delsmanM. Ор. cit. Р. 41). Почти такова же точка зрения русского историка Н. И. Кареева
(КареевН. И. История Западной Европы в новое время. Т. 5. СПб., 1916. С. 674).
ПРИМЕЧАНИЯ
378 Именно тот факт, что Россия получала свободу выбора в Малой Азии, составлял
предмет исключительной озабоченности Англии. Она хотела, чтобы верховья Евфрата и дорога
на Багдад были навсегда закрыты для русских (Baumgart W. Op. cit. [English ed.]. P. 80).
374 Не случайно Александр II и общественное мнение России так часто обращались к обращу
войны 1812 года.
375 Ranum R. С. Ор. cit. Р. 200-201; ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 169. В письме
к королеве Виктории Пальмерстон признавал заключение такого договора трудным делом,
поскольку черкесы не имели правительства, которое могло бы выступить субъектом
международно-правового соглашения (Ibid. Р. 169, 172).
370 TemperleyH. The Last Phase of Stratford de Redcliffe, 1855-1858 //EHR. 1932. V. 47.
N 186. P. 217; Ejusd. The Treaty of Paris and its execution//JMH. 1932. V. 4. N 3. P. 396;
Malcolm-Smith E. F. Op. cit. P. 307; Widerszal L. Op. cit. P. 167. Существование в
правящих кругах Англии подобного плана политического устройства народов Кавказа подтвердил
генерал-лейтенант Ч. Уиндэм, указавший также, что вынашивалась идея нейтрализации
Каспийского моря или хотя бы ограничения числа военных судов, которые Россия могла бы там
держать (БурчуладзеЕ. Е. Грузия в планах.., с. 208; Он же. Крушение.., с. 22; КасумовА. X.
Оборона Северного Кавказа.., с. 135; Бескровный Л. Г. Русское военное искусство.., с. 287).
377 Malcolm-Smith E. F. Ор. cit. Р. 306-307; SchroederP. W. Ор. cit Р. 343,359. В свете
этих фактов не выдерживает критики версия о миротворческих усилиях Стрэтфорд-Каннинга
в конце 1855-начале 1856 гг. {Greville Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 10).
378 По свидетельствуя. Грэвилла, «Каули и Валевский настолько плохо относились друг
к другу, что едва разговаривали» (Gremlle Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 7).
379 Conversations with Napoleon III.., р. 107-108; Hamley E. The War in the Crimea. L.,
s. а. Р. 115. В принципе Наполеон III не возражал против самостоятельной британской
операции в Малой Азии. Но перспектива действовать без французов вдохновляла, видимо,
далеко не всех в британском правительстве (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 738). Есть
определенные основания предполагать, что в Лондоне не решались начать свою кампанию на
Кавказе из опасения попасть в ловушку. Ведь если англичане увязнут в Азии, то есть в зоне
своих «жизненных интересов», они становятся уязвимыми перед лицом возможного франко-
русского сговора, иначе говоря, заложниками французских представлений о целях войны.
380 Meurice, Paul. Schamyl. Drame en cinq actes et neuf tableaux. Paris, 1854. Судя по
объему текста пьесы B5 широкоформатных страниц мелкого шрифта), чтобы сыграть ее
даже в быстром темпе, требовалось не менее пяти часов.
381 Vitzthum von Eckstaedt Ch. F. Ор. cit. V. 1. Р. 192. Королева Виктория, к примеру,
считала, что благодаря своей «самоуверенности и неосведомленности» Наполеон III стал
марионеткой в руках «никчемных министров» Парижского кабинета (AGKK. Serie III. Bd.
4.S.745).
382 Некоторые историки придерживаются мнения, будто демонстративные военные
приготовления Англии были лишь устрашающим блефом, рассчитанным на принуждение
России к уступкам уже за столом переговоров (LambertA D. Ор. cit. Р. 328, 331).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
™*SchroederP. W. Op. cit. Р. 350; ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 171; AGKK.
Serie III. Bd. 4. S. 587-588; ТэйлорА.Дж. II. Указ. соч. С. 119. По мнению Эндрю
Ламберта, англичане не знали, что Австрия и Франция уже заверили русских в том, что в «пятом
пункте» не будет никаких требований, связанных с уступкой территории и денежным
возмещением ущерба (LambertA D. Op. cit. Р. 298). Так ли это? Трудно сказать точно. По имеющимся
у нас сведениям, можно лишь предположить: Лондон, скорее всего, догадывался. Иначе откуда
эта настойчивость в требовании раскрыть России смысл «пятого пункта»,-естественно, в
английской версии?
384 Fitzmaurice E. Op. cit. V. 1. Р. 162. В основу этого решения лег подготовленный
неделей раньше меморандум британского правительства, в котором предлагалось высадить
на черноморском побережье Кавказа от 40 до 50 тыс. английских солдат для наступления
на Тифлис. Турецкая же армия будет действовать со стороны Эрзерума с целью
освобождения захваченной русскими османской территории (AGKK. Serie III. Bd.4. S. 714-715). В этой
связи предполагалось превратить Эрзерум, с воеино-интендантской точки зрения, в
мощный наступательный плацдарм (Ibid. S. 767).
385 Baumgarten G. Sechzig Yahre des Kaukasischen Krieges. Leipzig, 1861. S. 132;
Ranum R. С Op. cit. P. 167. В свете этого и многих других фактов, изложенных в работе,
представляется ошибочным утверждение некоторых западных авторов, что отсутствие у
Англии интереса к кавказскому театру Крымской войны объясняет ее стремление к сугубо
оборонительной стратегии в этом регионе (PereiraM. Op. cit. Р. 137-138).
386 Malcolm-Smith E. F. Op. cit. Р. 307. Впрочем, Кларендон в беседе с королевой
Викторией высказал мнение, что «наши (британские -В. Д.) силы чрезмерно преувеличены»
(AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 746). В исторической литературе также имеются весьма
скептические оценки военной мощи Англии в 1856 году и ее возможностей продолжать войну
с Россией в одиночку (ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 222-223).
387 Ranum R. С. Op. cit. P. 147. При всей воинственности (зачастую, как полагают
исследователи, демонстративной и искусственно самоиндуцируемой) Пальмерстон прекрасно
понимал важность использования любой возможности сколотить широкий
«дипломатический альянс» против России, который будет иметь моральный вес и после войны (См.:
AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 667).
388 Eversley and Chirol V. Op. cit. P. 306. В западной историографии существуют два
взгляда на качество стратегического мышления Пальмерстона в годы Крымской войны. Одни
считают его военно-политические планы изначально провальными из-за их
нереалистичности и непоследовательности (Rich N. Why the Crimean War? Р. 159). Другие, в частности
Эндрю Ламберт, резко возражают против данной точки зрения, полагая, что между
дипломатией и военными замыслами Пальмерстона была глубокая внутренняя связь. Его «большая
стратегия» потому якобы и сработала, что провозглашала, казалось бы, избыточные
военные цели, которые на самом деле послужили эффективным инструментом дипломатического
давления на Россию и принудили ее к принятию Австрийского ультиматума (Lambert А D.
Ор. cit. Р. 299). Как пишет Э- Ламберт, в конце 1855 г. планы Пальмерстона были теми
ПРИМЕЧАНИЯ
же, что и в марте 1854 г. —«отодвинуть вглубь все границы России» (Ibid. Р. 300). И если
премьеру не удалось осуществить его любимую идею о кампании на Кавказе, то не потому,
что она была неверной, а потому, что помешало стечение неблагоприятных факторов, суть
которых Пальмерстон хорошо понимал (Ibid. Р. 299-300).
389 руководителя британской делегации Кларендона беспокоило это «прощупывание» почвы.
Прибыв в Париж, он обнаружил, к своему неудовольствию, что Бруннов опередил его (Gre-
ville Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 18). Королева Виктория писала, что Россия «только и ищет
возможности ослабить ненавистный ей союз между Англией и Францией, вбить клин между
нами» (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 745).
шВаитдаП W. Ор. cit. S. 129; SchroederP. W. Op. cit. P. 350; WetzelD. Op. cit. P. 181.
Впрочем, существует предположение, будто при вручении канцлеру Нессельроде венского
ультиматума австрийский посол в России граф Эстергази доверительно сообщил ему, что под
«пятым пунктом» подразумевается нейтрализация Аландских островов и «урегулирование
обстановки на восточном побережье Черного моря» (HagenFr. von. Op. cit S. 99). Британские
документы дают другую версию: Австрия якобы согласилась расшифровать лишь ту часть
требований, которая касалась иностранных «консулов в русских черноморских портах» (AGKK.
SerieIH.Bd.4.S.680).
391AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 409, 412. В официальной дипломатической инструкции для
австрийских уполномоченных на переговорах в Париже указывалось, что «особые условия»
(пятый пункт) «не затрагивают важных европейских интересов и не должны серьезно
препятствовать заключению мира» (Temperley H. Austria.., р. 636).
392 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 223.1856 г. Л. 155. Буоль и Хюбнер писали Францу-Иосифу
I из Парижа, что «из всех поднятых (на конгрессе-Б. Д.) вопросов» бессарабский
«затрагивает интересы Великобритании в наименьшей степени» (AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 488).
393MaxwellH. Op. cit. V. 2. Р. 114-115. Первоначально Пальмерстон планировал послать
в Париж адмирала Эдмунда Лайонса, видя в нем того, кто способен отстоять на конгрессе
британскую программу-максимум. Премьер писал, что Лайонс-«опытный дипломат и способный
флотоводец, сведущий как в международных законах, так и в законах баллистики. Он хорошо
знает Черное море и Балтику. Кроме того, это-человек ясного ума, твердого и решительного
характера. Он не даст себя умаслить и не позволит себе подпасть под пагубное влияние» (Lam~
bertA D. Ор. cit. Р. 329). Кларендон помешал этому назначению, ибо находил в Лайонсе, помимо
«недостатка здравомыслия», избыток «тщеславия» и «раздражительности» (Ibidem).
394 AGKK. Serie III. Bd.4. S. 772. Излагая суть беседы с Б рун новым, Кларендон делился
с Пальмерстоном своим основным впечатлением: русские искренне и всерьез настроены на
заключение мира (Ibidem).
395 Ibid. S. 771. На это Кларендон «простодушно» заметил, что у России имеется
«легкий» способ остановить военную контрабанду-сделать так, чтобы потребность в ней отпала,
то есть прекратить войну с черкесами (Ibid. S. 771-772).
396 Ibid. S. 777-778. По мнению Э. Ламберта, нейтрализация Азовского моря и
Николаева стали для Пальмерстона «наваждением» (LambertA. D. Ор. cit. Р. 330).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
397 КА. 1936. Т. 2 G5). С. 31; Петров А. Я. Указ. соч. С. 400, 413. По мнению
некоторых западных историков, кавказская проблема на конгрессе была одной из самых главных,
наряду с бессарабской (LambertA D. Op. cit. Р. 329).
398 17 B9) февраля Пальмерстон пишет королеве Виктории о возможности продолжения
войны (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 815. См. также: ДебидурА. Указ. соч. Т. 2. С. 140; Ш-
zdD. Ор. cit. Р. 181; CorwcherJ. В. Biitain and the Crimea.., р. 190). Примечательное о6стоят&!ьство:
корпус Омер-паши лишь после заключения мира получил приказ покинуть Мингрелию
(i>e«#.Op.cit.V.3.P.243).
399 AGKK. Scrie III. Bd. 4. S. 804-807,815-816. Уже по возвращении с Парижского
конгресса Кларендон признавался королеве Виктории, что он в какой-то момент был на грани
решения о прекращении своего участия в переговорах (Ibid. S. 1002).
400 КА. 1936. Т. 2 G5). С. 32; ТарлеЕ. В. Соч. Т. 9. С. 523. С этими фактами расходятся
показания английских источников, согласно которым Бруннов и Орлов перед отъездом в Париж
не исключали, что, возможно, придется признать независимость Черкесии (Temperley H. The
Treaty of Paris.., p. 396). В данном случае больше оснований доверять документам, исходившим
от самих русских дипломатов.
401 Валевский и стоявший за его спиной Наполеон III, стремясь продемонстрировать перед
англичанами свою «жесткость» по отношению к России, вели дело хитро. На самом кануне
заседания, посвященного Кавказу, французский министр с торжественным видом показал
Кларендону и Каули составленную Наполеоном III бумагу, которая преподносилась как
«ультиматум русским». Когда Кларендон вник в ее суть, то с огорчением обнаружил, что это, фактически,
венские «четыре пункта», где нет даже упоминания о «странах, расположенных к востоку
от Черного моря» (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 819, 823).
402BFSP. V. 46 A855-1856). L., 1865. Р. 71; HPD. V. 141. L., 1856. P. 2061. Поначалу
Валевский по указанию Наполеона III сделал попытку вообще обойти этот вопрос, но
протест со стороны Кларендона и Каули заставил включить его в повестку дня переговоров (А6КК.
Serie III. Bd. 4. S. 819; ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 186-187; ср.: Echard W. E.
Op.cit. P. 61).
юз bfSP. V. 46. P. 72; ConacherJ. B. Britain and the Crimea.., p. 187. Этот довод очевидно
заставил англичан пожалеть о том, что в свое время они не достаточно твердо настаивали
на точной формулировке «пятого пункта» ультиматума.
404 У Каули, имевшего 14 B6) февраля беседу с Али-пашой, создалось впечатление, что
великий визирь не слишком основательно владеет информацией о Кавказе. В частности, между
Гурией, Имеретией и Мингрелией он не делал различия, называя все это Грузией
(любопытно, что сам Каули разницу понимал). Гораздо лучше Али-паша был осведомлен о
политических настроениях грузин-однозначно пророссийских. Из этого он заключал:
данные территории Грузии должны быть по всей справедливости оставлены за Россией. Другое
дело-Абхазия и Черкесия, которые, по мнению Али-паши, могут считаться совершенно
независимыми. На вопрос Каули о степени влияния на них Турции последовал такой ответ:
османская власть над абхазами и черкесами весьма условна; они не платили никаких пода-
ПРИМЕЧАНИЯ
тей; к ним султан не посылал своих наместников. Как сообщал Каули, «суверенитет Порты
там был скорее предписатмьным, чем реальным (курсив мой-R Д.), но он (Али-паша-A. Д.)
не смог объяснить мне, на чем основывалась даже эта предписательность». Что касалось
будущей русско-турецкой границы на Кавказе, то Али-паша считал, что ее прежняя линия-река
Чурук-су, разделяющая Гурию и Ахалцыхский пашалык, должна быть уточнена на «всем ее
протяжении» (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 809). В данном вопросе Али-паша путался сам и
путал Каули. На юге Гурия граничила не только с Ахалцыхом, но и с Аджарией, а Чурук-су
протекала не по границе, а гораздо южнее.
405 КА. 1936. Т. 2 G5). С. 32; Петров А. Я. Указ. соч. С. 395, 401-402; АВПРИ. Ф.
Канцелярия. Д. 96. 1858 г. Л. 256 об.-257 об., 259 об.-260 об.; AGKK. Serie I. Bd. 3.
S. 462-463, 485; ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 187. Австрийские
уполномоченные на конгрессе стремились активно подключиться к обсуждению вопроса о «границах
в Азии», ибо от принципов его решения в определенной степени зависел подход к проблеме
границ на Балканах. Иначе говоря, предполагалось в обоих случаях устанавливать
пограничную линию на основе единого принципа-территориального ущемления России. Бруннов
попытался блокировать австрийское вмешательство ссылкой на то, что этот вопрос
касается лишь воюющих держав. Но тщетно. Кларендон «в очень жестких выражениях» дал понять
о «полной солидарности между тремя союзными дворами», тем самым зачислив Австрию
в категорию «воюющих держав». Не став оспаривать эту солидарность, Бруннов со своей
стороны решительно отверг идею Буоля о едином (ущербном для России) подходе к
кавказским и балканским территориальным вопросам, ибо о характере и цене «уточнения» границы
Бесарабии-устье Дуная с обширными прилегающими землями-Бруннов догадывался
(AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 485).
406 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 820. Австрийские делегаты Буоль и Хюбнер оценили
результаты «кавказского» заседания так: «английские уполномоченные от своих
требований не отказались, вопрос остался открытым» (AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 463).
407 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 821; SchroederP. W. Op. cit. P. 359. Письмо со столь
тревожными прогнозами Кларендон направил королеве Виктории 19 февраля B марта) 1856 г.
Он пишет о срочной необходимости скорректировать британскую позицию в вопросах,
включая кавказский, которые Наполеона III, в отличие от англичан, «совершенно не
волнуют». Позволяя себе весьма откровенные суждения, Кларендон, в частности, утверждает,
что требования относительно Кавказа явно избыточны и выходят за рамки
предварительных условий прекращения войны. Удовлетворение этих требований не дает «никаких
гарантий» безопасности и целостности Турции: если Россия решит воевать против нее в
следующий раз, никакие договоры ее не остановят. Кларендон предостерегает против соблазна
подчиниться настроениям британского общества, которое не понимает сути дела и
настаивает на решении кавказского вопроса, только чтобы досадить России. А вот когда придется
воевать против нее без Франции, тогда англичане вникнут в ситуацию, но будет уже поздно
сожалеть о том, что игра не стоила свеч (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 822-824). В одном из
частных писем Стрэтфорд-Каннингу Кларендон признавался, что русских нельзя винить за
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
естественное желание выторговать для себя побольше; винить нужно Францию за
нежелание выступать с Англией единым фронтом (Ibid. Р. 773).
408 КА 1936. Т. 2 G5). С. 33. Пальмерстон, в инструкциях Кларендону, до последнего
отстаивал идею демилитаризации черноморского побережья Кавказа (ConacherJ. В. Britain
and the Crimea.., p. 192,195).
409 AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 840-841. Со своей стороны и сам Кларендон угрожал
Орлову срывом переговоров, если не будут приняты британские условия по количеству и
водоизмещению русских кораблей в Черном море (LambertA. D. Op. cit. Р. 332-333).
410 3 марта Кларендон писал Пальмерстону: «...Здесь (в Париже-/?. Д.) я с каждым днем
все яснее понимаю, насколько трудно удовлетворить общественное мнение Англии и
сохранить союз с Францией» (ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 190).
411AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 893; ср.: СкрицкийН. В. Указ. соч. С. 378. Современные
российские историки считают планы Н. Н. Муравьева совершить поход через Эрзерум и
Анатолию на Константинополь «дерзким, но небеспочвенным в той исторической ситуации»
(ШишовА. В. Указ. соч. С. 377-378).
4,2 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 96.1858 г. Л. 267 и об. Открытие восточного побережья
Черного моря для «торговли и мореплавания всех народов», представляло опасность для
России. В условиях незаконченной Кавказской войны это, как показали ближайшие годы,
упрощало доставку на Кавказ военной контрабанды. С этой точки зрения, есть
определенные основания разделить мнение английского историка Питера Хопкерка, усмотревшего в
12-й статье Парижского договора что-то вроде запоздалого реванша за «Виксен» {HopkirkP.
Ор. cit. Р. 286).
шАгду11 G. D. Ор. cit. V. 2. Р. 22. После завершения работы Парижского конгресса
Кларендон убеждал Орлова, а Пальмерстон Бруннова в том, что у Англии не было никаких
корыстных замыслов в отношении восточного побережья Черного моря {Шеремет В. Я.
Османская империя.., с. 305). Вероятно, эти заявления объясняются нежеланием признаваться
в дипломатическом поражении по кавказскому вопросу.
4,4 КА 1936. Т. 2 G5). С. 33; HPD. V. 141. L., 1856. Р. 2062. Грэвилл считал
предложение русских справедливым (Greville Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 20). Английский историк А. Тэйлор
также находил его «вполне уместным» (Тэйлор А. Дою. Я. Борьба за господство в Европе
1848-1918. М., 1958. С. 121).
415 Петров А. Я. Указ. соч. С. 394,403. Здесь, видимо, на Кларендона влияло
агрессивное настроение Пальмерстона, напоминавшего госсекретарю, что у англичан есть 100-тысячная
армия и огромный флот, которые находятся в прекрасном состоянии и готовы продолжать
войну с Россией до более ощутимой победы, и «возможно, такая война, как ничто другое,
придется по вкусу народу Англии» (ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 195).
410 Baumgart W. Ор. cit. S. 146. Кларендон сообщал в Лондон, что соглашение по Карсу
невозможно (FitzmauriceEd. Ор. cit. V. 1. Р. 168).
4,7 Петров А. Я. Указ. соч. С. 395. Кларендон признавался, что «ни один из нас (поли-
тиков-Я. Д.) не способен противиться ему, когда он старается убедить нас лицом к лицу в
ПРИМЕЧАНИЯ
своем собственном кабинете» (Vuzthum von Eckstaedt Ch. F. Op. cit. V. 1. P. 182). Другие
дипломаты также отмечали сильное воздействие на них личного обаяния Наполеона III
(Saab А Р., KnappJ. M., Bourqueney Knapp F. Op. cit. Р. 476).
4,8 AGKK. Serie I. Bd. 3. S. 463-464. Кларендон фактически изложил суть тех
инструкций (от 21 января 1856 г.), в которых Пальмерстон сообщал о своем мнении по поводу того,
на что в лучшем случае могут рассчитывать русские, если они поставят вопрос о
компенсации за возвращение Карса (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 647-648).
4i9Boutenko V. Op. cit. P. 288; TemperleyH. The Treaty of Paris.., p. 403; Baumgart W. Op.
cit. S. 138-139; SchroederP. W. Op. cit. P. 350. Кларендон докладывал Пальмерстону о крайне
неустойчивой позиции Наполеона III в этом вопросе (FitzmauriceEd. Op. cit. V. 1. Р. 168).
420 Шеремет В. И. Османская империя.., с. 243. Наполеон III, относившийся к туркам
пренебрежительно, заявлял, что он воевал «против России, но не ради Турции», считая
сохранение целостности последней «печальной необходимостью» для Европы (Echard W. Е.
Op.cit.P. 167).
421 Своими ограничительными статьями Парижский договор создал опасный прецедент,
вдохновивший новые поколения политиков и дипломатов на применение
международно-правовых карательных санкций против отдельно взятого государства {Baumgart W. Op. cit.
[Englished.] Р. 191-192).
422 Западные историки справедливо видят эту беспрецедентность в том, что впервые в
истории Европы великую державу ограничивали в праве держать флот в ее собственных
территориальных водах (PalmerA The Banner.., р. 239; Mosse W. E. The Rise and Fall of the
Crimean System 1855-1871. The Story of а Реасе Settlement. L., 1963).
423 См.-.ДеюевВ. В. Внешняя политика России и международные системы: 1700-1918 гг.
М., 2004. С. 301-329. Согласно предположению английского историка Р. Моуэта,
Петербург только потому и принял условие о нейтрализации Черного моря, что хорошо понимал,
насколько такое ограничение противоестественно применительно к державе, подобной
России, и следовательно-недолговечно (MowatR. В. Ор. cit. Р. 110-111). Быть может, самым
убедительным подтверждением абсурдности такого наказании является приватное
признание Пальмерстона о том, что он не верит в перспективу сохранения статьи о нейтрализации
в течение более, чем 10-летнего срока (Baumgart W. Ор. cit. [English ed.] P. 191).
тДебидурА. Указ. соч. Т. 2. С. 150. В английской историографии высказано мнение,
что Крымская война была закончена скорее благодаря дипломатии, чем военному успеху
союзников (Chamberlain М. Е. Ор. cit. Р. 109; Rich N. Great Power.., p. 103).
425 SchroederP. W. Op. cit. Р. 346; ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 138-140.
В аналогичном духе Пальмерстон высказывался не раз: если учесть расхождение интересов
Англии и Франции, а также их культур, то «мы должны быть скорее благодарными за то, что
удалось извлечь из этого союза так много и сохранить его так долго, чем удивляться или
огорчаться его результатом» (LambertA D. Ор. cit. Р. 338).
426 Lane-Poole S. Ор. cit. V. 2. Р. 436. Во время работы Парижского конгресса
Кларендон писал: «Нам (англичанам -В. Д.) не следует скрывать от самих себя, что мы заключаем
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
преждевременный мир и что новая (военная-В. Д.) кампания принесла бы другие итоги,
но поскольку нам пришлось принять австрийский ультиматум под страхом разлучения с
Францией, теперь нет проку в стенаниях, мы должны извлечь наибольшую выгоду из своего
положения» (ConacherJ. В. Britain and the Crimea.., p. 191).
427 HPD. V. 141. L., 1856. Р. 1594-1685, 1726-1779, 1805-1892, 1901-1909,
2050-2109; V. 142. L., 1856. Р. 37-43,111-124, 312-313. Подробный разбор
парламентских дебатов по данному вопросу см.: Дегоев В. В. Большая игра.., с. 139-149.
428 Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 1. S. 56; Kelly T. Op. cit. Р. 428. О том, как освещалась
кавказская тема в британской и европейской политической литературе см.: Дегоев В. В. Большая
игра.., с. 54-116.
™Ashley Е. Ор. cit. V. 2. Р. 110; Low S. and Sanders L. Op. cit. Р. 125; SkrineF. H. The
Expansion of Russia 1815-1900. Cambridge, 1904. P. 134. Среди этих исследователей,
правда, есть те, кто рассматривает данную проблему в сугубо теоретическом плане (Henze Р. В.
Circassian Resistance.., p.95).
™Allen W. E. D. The Operations of Allies.., р. 121; QR. 1864. V. 116. N 231. Р. 104-105;
Klapka G. Ор. cit. Р. 46,52-54,56-62,75-76; QuandourM. I. Muridism: A Study of the Cau-
casian Warsoflndependence 1819-1859 (Ph. D. Dissertation). Claremont, 1964. P. 168-169;
BodenstedtFr. Op. cit. S. 267; Keuy T. Op. cit. P. 427; BlanchL. Op. cit. P. 258,306-307; UixpihariD.
NavalPowersuppressedbytheMaritimeStates. CrimeanWar//DR. 1874. V. 22. N l.P. 24;Demn-
layL. Op. cit. P. 143. Идея о том, что Англия ставила перед собой крайне ограниченные задачи
в Крымской войне, весьма типична для западной историографии. Порой вся стратегическая
составляющая войны сводится, по сути, к «большому рейду» на Севастополь. При этом четко
звучат ноты сожаления в связи с тем, что «крымоцентричный взгляд» союзников на свои
стратегические задачи помешал им принять «более широкую военную программу» (LambertA. D.
Ор. cit. Р. 341-342, 346). В качестве еще одного примера можно привести мнение
американского историка Пола Хензе: «война превратилась из мирового конфликта в нечто такое,
что ставило во главу угла даже более узкие задачи, чем те, которые относились
непосредственно к русско-турецкой войне» (HenzeP. В. Circassian Resistance.., p. 96).
431 GreviUe Ch. Ор. cit. V. 8. Р. 34. В выступлениях в парламенте Збердин, еще будучи
премьером, пытаясь дать бесстрастный анализ причин Крымской войны, заявлял, что вина лежала
не только на Николае I, но и на Англии. Он признавался в своем стремлении сохранить мир.
В глазах британского общества того времени были крайне непопулярны ни миролюбие
Эбердина, ни его призывы к отказу от демонизации русского царя. Королева Виктория
по-дружески упрекала премьер-министра за эти несвоевременные высказывания (Chamberkm M. Е.
Op.cit. Р. 108-109).
432 В 1854-1855 гг. в Петербурге рассматривалась идея осуществления военной экспедиции
в Индию. Но она задумывалось как сугубо диверсионная операция, продиктованная
неблагоприятным для России ходом Крымской войны. Усматривать в этом проявление
внешнеполитической стратегии совершенно неправомерно (Lobanov-Rostovsky А. Russia
andAsia..,p. 124-125).
ПРИМЕЧАНИЯ
433 SchroederР. W. Op. cit. Р. 398; LeDonneJ. Р. Ор. cit. P. 127. Представляется
спорным утверждение Э- Ингрэма, что восстановленное в Крымской войне равновесие сил в
Европе уже само по себе повышало безопасность британской Индии (Ingram E. The
beginning.., p. 336). К концу Крымской войны в общественно-политическом сознании
Англии не убывает спрос на панические прогнозы относительно перспектив русской политики
на Востоке. В ряде книг, изданных в Лондоне в 1856 г., подчеркивается, что громадные
усилия и жертвы, потраченные Россией на покорение Кавказа и Средней Азии, могут быть
оправданы только в том случае, если в конечном счете имеется в виду цель, никак не
меньшая, чем завоевание Индии. Ни географические преграды, ни
организационно-технические трудности, ни вооруженное сопротивление не в состоянии остановить такую могучую
и монолитную силу, как Россия, где все беспрекословно подчиняются воле и власти
государя, не раздумывая над смыслом его приказаний. Российская империя несокрушима
прежде всего своей уникальной способностью соединять народы, религии, достижения
разных культур и цивилизаций в «гигантское целое», где царят дух и дисциплина казармы.
Сокрушить эту невероятную мощь в Азии практически невозможно. Остается уповать на
успешные удары по ее слабым позициям в Европе. Там, однако, тоже нет гарантии, что
дело закончится победой, а не всеобщей катастрофой (См.: Wagner, Moritz. Ор. cit. V. 3.
Р. 299-318).
434 Еще проницательнее в этом смысле был лорд Эбердин, писавший и накануне, и по
завершении Крымской войны, что «те долгие годы мира, которыми наслаждалась Европа
A815-1853 гг.-?. Д.), заставили ее забыть об ужасах и несчастьях войны» (Jones-
Parry E. The Correspondence of Lord Aberdeen.., v. 2. P. 647; Gordon A. The Earl of
Aberdeen. L., 1893. P. 394). Он неоднократно писал, что совесть его чиста, и если он о
чем-то и сожалеет, то отнюдь не о своих усилиях по сохранению мира, а о том, что он «дал
втянуть себя в войну» вместо того, чтобы вовремя уйти в отставку и избежать причастности
к этому совершенно «глупому и ненужному» делу (GordonA Ор. cit. Р. 302; Ckamberlain M. Е.
Lord Aberdeen.., p. 494).
135 Ranum R. С. Ор. cit. Р. 1,205,209. Еще в период работы Парижского конгресса G марта
1856 г.) Пальмерстон писал Кларендону, что мирный договор, который Англия собирается
подписать, «сохранит Россию в качестве самой могучей державы, способной через несколько
лет, когда она с помощью более продуманной внутренней политики освоит свои огромные
природные ресурсы, поставить под угрозу жизненные интересы Европы» (ConacherJ. В. Britain
and the Crimea.., p. 191).
mBlanchL. Ор. cit. Р. 463. Ср.: SaabA. Р. Ор. cit. Р. 160-161. Профессор Дэвид Мак-
кензи пишет, что поражение в Крымской войне и ненавистные статьи Парижского мира ущемили
престиж России и лишили ее господствующего влияния в Европе, но не статуса великой
державы (MacKenzieD. and CurranM. W. Op. cit. Р. 410).
437 Как писал один английский историк, предсказания о том, что с победой над Россией
в Европе наступит «золотой век гармонии и свободной торговли», обратились в прах
(Lawrence James. Ор. cit. P. 195).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
438 А. М. Горчаков считал опасным любой «шаг (России-?. Д.) на Восток, сколько-
нибудь задевающий интересы Англии или даже могущий подать предлог к придиркам со стороны
британского кабинета» (Цит. по: Халфин Н. А. Политика России.., с. 67).
439 r этои МЫСЦ1 чуть было не склонили Александра II, но Барятинский переубедил царя
(МилютинД.А. Воспоминания 1856-1860.., с. 327-328).
440 Д. А. Милютин-выдающийся представитель стратегической мысли в России. С 1861 г.
по 1881 г.-военный министр, осуществивший военно-модернизационную реформу в стране.
Недавно изданные многотомные воспоминания Д. А. Милютина представляют собой ценнейший
исторический памятник, дающий возможность раскрыть всю значимость этой во многом
недооцененной личности, глубже понять его как политика, человека, мыслителя.
441 Эти преобразования стали прообразом военной реформы 1874 г. в России (См.:
RieberA Ор. cit;Brooks W.E. ReformintheRussianArmy, 1856-1861 //SlavicReview, 1984.
V. 43. №1.P. 80-81).
442ХалфинH. А. Политика России.., с. 66-67; Кавказ и Российская империя: проекты,
идеи, иллюзии и реальность. Начало Х1Х-начало XX вв. Под ред. Я. А. Гордина. СПб., Изд-
во журнала «Звезда», 2005. С. 156-165.
443 Важно подчеркнуть, что даже авторы самых радикальных проектов никогда не ставили
вопрос о «завоевании» Индии, считая это «химерой, о коей нечего и думать». Речь шла о
том, чтобы «потрясти могущество Англии возбуждением восстания в подвластных ей
народах Ост-Индии» (Кавказ и Российская империя.., с. 159-160).
444 Русский лазутчик узнал в нем командира британской эскадры, бомбардировавшей в
феврале 1855 г. Суджук-кале {Фелицын Е. Князь Сефер-бей.., с. 98-99). По английским
источникам, это был капитан Джиффард.
445АКАК.Т. 12. С. 707,749-750; Фадеев?. А. Письма.., с. 129-130; Hoffmann J. Das
Problem.., S. 141. Сведения об эффективности русского таможенно-карантинного надзора
на черноморском побережье Кавказа после Крымской войны весьма противоречивы. Так,
в «Выписке из записок генерал-майора Вольфа по предмету военных действий на
Кавказе» (февраль 1857 г.) указывается, что «постоянное крейсерство эскадры Черноморского
флота, в особенности ближнее крейсерство Азовских казаков около самых берегов, прекратили
в последние годы почти всякую торговлю и политические сношения прибрежного
населения с турками, прекратили пленопродавство, доставку к нему оружия и военных припасов...»
(ПКВИВЧ. С. 77).
446 АКАК. Т. 12. С. 707; StuckerC. Op. cit. S. 163-164. Версию Лапинского о
подготовке экспедиции подробно см.: Lapinski Т. Ор. cit. Bd. 2. S. 28; версию другого участника
Я. Бтъи-МарксК. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 493-494.
447 Имеются сведения, что Ферхад-паша вовсе и не был выслан (StuckerC. Op. cit. S. 164).
448 На обратном пути «Кенгуру» доставил в Константинополь 300 невольников (ADM
1856-1857. Р. 697).
449 КС. 1887. Т. 11. С. 590-591. Если утверждение об «английских генералах» похоже
на преувеличение, то, во всяком случае, установлен факт участия в экспедиции лиц британского
ПРИМЕЧАНИЯ
происхождения (Фелицын Е. Князь Сефер-бей.., с. 112; Покровский М. Диверсионная
деятельность.., с. 226; Щербина Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 552).
450 Сефер-бей объявил своего соперника самозванцем и призвал горцев убить его (Кера-
шевА. Указ. соч. //Россия и Черкесия.., с. 109).
431 Подробно о проблеме морской блокады черноморского побережья Кавказа в 1856-1859 гг.
см.: HoffmannJ. Das Problem.., S. 130-175.
452 В письмах к Александру II Барятинский постоянно сетовал на противодействие
МИДа идее повышения эффективности надзора за кавказским побережьем. Д. А.
Милютин также считал позицию А. М. Горчакова в данном вопросе малоконструктивной ввиду
своей чрезмерной осторожности (МилютинД.А. Воспоминания 1856-1860.., с. 112-113,
152-153, 168).
453 WiderszalL. Op. cit. Р. 172. Некоторые британские газеты обвиняли Пальмерстона
в том, что его отказ от права торговли с Черкесией обходится Англии в 100 тыс. фунтов
стерлингов ежегодно. От Лондонского кабинета требовали обеспечить британским купцам
доступ в этот район (FP. 1856. V. 3. N 2. Р. 14-15 (перепечатка материала из газеты «The
MorningHerald», 1856.12 Aug.); FP. 1857. V. 4. N 29. Р. 230).
454 Наместник также предлагал восстановить упраздненную накануне Крымской войны
Черноморскую береговую линию, видя в ней лучшее средство против иностранных происков на
Кавказе (АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 18-20).
455 По данному поводу Барятинский сетовал в письме к Горчакову: «Инструкции, данные
нашим крейсерам, предписывают им и без того столько благоразумия и осторожности и настолько
ограничивают их действия, что крейсерство является на самом деле не более, как фикцией»
(ЗиссермапА. Л. Указ. соч. Т. 2. С. 202; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32.1858 г. Л. 21-22;
ср.:АМКВИВЧ.С.85-88).
450 По сообщению русского тайного корреспондента из Лондона, это общество было
тесно связано с английским правительством, в частности с Кларендоном, и
руководствовалось идеей, что «ключ военного и торгового могущества Англии в Азии находится якобы в
Черкесии» (Цит. по: Касумов А. X. Англо-турецкие происки.., с. 266). Подробно об
«Обществе защитников независимости Черкесии» и его планах по организации доставки
на Кавказ оружия и людей см.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 105. 1857 г. Л. 118-122.
457 КС. 1887.Т. 11.С.595;АКАК.Т. 12. С. 732;HoffmannJ. l)iePolitik..,S. 229-230.
Материалы о захвате «Африканца» подробно см.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 39.1857 г.
Л. 516-523. Приведенные факты в принципе не подтверждают ходивших слухов, будто деньги,
полученные Э- Тюрром для нужд черкесов, он присвоил и разделил с Я. Баньей. Но не
исключено, что какие-то злоупотребления, давшие основания для этих слухов, могли иметь
место (См.: BauerEd. Op. cit. S. 403).
458 ЗиссермапА. Л. Указ. соч. Т. 2. С. 203; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л.
61-62. Горчаков проявил глубокую озабоченность по поводу перспективы упразднения
Анапы, а известие от Барятинского о скором учреждении таможни в Поти расценил как
«хороший подарок на Новый год». Как видно, министр считал кавказский вопрос весьма
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
щекотливой и достойной пристального внимания областью международных отношений на
Ближнем Востоке.
459 Британская периодика с похвалой отозвалась о «новом курсе» Мальмсбери, «изо всех
сил пытавшегося обратить на пользу черкесов скудные постановления Парижского конгресса».
По мнению некоторых обозревателей, продолжение такой политики могло спасти горцев от
поражения (QR. 1864. V. 116. N 231. Р. 109).
460 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 97. 1858 г. Л. 158-159. Позже госсекретарь Д.
Рассел кратко и точно определил суть разногласий между Англией и Россией: парижское
соглашение велит соблюдать на Кавказе status quo, но каково это статус-кво? (Widerszal L.
Ор. cit. Р. 173).
461 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 97.1858 г. Д. 97.1858 г. Л. 188-189. Французский
историк Э- Дюлорье писал, что суть англо-русской дискуссии составляла не столько проблема свободы
торговли, сколько «вопрос высшей политической важности»-о судьбе русского владычества
на Кавказе и, как следствие, в Черном море, об обеспечении «непрерывности линии южных
границ» Российской империи. Оставить без надзора восточный берег Черного моря
протяженностью в 300 верст значило, по его суждению, открыть для иностранного вторжения
весь Кавказ, «включая Грузию и Армению». «Парижский договор,-отмечал Дюлорье,-сократив
(русский-В. Д.) черноморский флот до размеров, оказавшихся недостаточными для
поддержания эффективной блокады, поставил Россию в срочную и безусловную необходимость
любой ценой и без промедления захватить» Черкесию (Dulaurier Ed. La Russie dans le
Caucase//RDM (Paris). 1865. T. 60. P. 970-971).
462 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 97. 1858 г. Л. 181-184, 189 об. Справедливости ради
отметим нежелание Бруннова углубляться в выяснение того, насколько реальна была
турецкая власть на побережье Черкесии и Абхазии до 1829 г., ибо сам посол считал ее весьма
номинальной, а доказательств обратного он не имел (Там же. Л. 150-151; DulaurierEd. La
Russie dans le Caucase.., p. 969). По мнению Э- Дюлорье, Бруннову следовало обосновывать
права России на Северо-Западный Кавказ фактом наследования их в 1783 г. от крымского
хана, в зависимости от которого находилась, наряду с другими землями, и Черкесия. Этот
аргумент представлялся историку более сильным, чем 4-я статья Адрианопольского
трактата, расценивавшаяся им как «дипломатический просчет», ибо, включая в этот договор требование
об отказе султана от Черкесии, Петербург впустую тратил силы на приобретение того, что
ем} уже принадлежало (Ibid. Р. 970).
4U3 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 32. 1858 г. Л. 85 об. Изложенные факты опровергают
утверждение польского историка Л. Видержаля, будто дискуссия между Англией и Россией
носила «чисто теоретический» характер и «нисколько не ухудшила англо-русских
отношений» (WiderszalL. Op. cit Р. 173).
464 Из воспоминаний Д. А. Милютина видно, что в Петербурге, где за десятилетия
Кавказской войны привыкли к победным, но, как вскоре выяснялось, преждевременным
реляциям из Дагестана и Чечни, продолжали царить скептические настроения даже тогда,
когда Шамиль был осажден в Гунибе (Милютин Д. А. Воспоминания 1856-1860.., с. 404).
ПРИМЕЧАНИЯ
Западные военные специалисты также не верили, что Кавказ будет покорен в обозримом
будущем (Brooks W. E. The Politics.., p. 656-657).
405 Аул, служивший последним пристанищем Шамиля.
тФелицынЕ. Князь Сефер-бей.., с. 110-112,132-135,141. Более подробные
сведения о программе Баньи содержатся в английских источниках (См.: [Urquhart D.] The
Secret of Russia.., p. 58-60). Отдельные извлечения из них приводятся К. Марксом (См.:
Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 493, 495).
407 Дело Баньи обрело широкую скандальную славу. На самочинном офицерском судилище
Банью силой заставили принять ложное обвинение в том, что он действовал по секретному
заданию русских и каких-то таинственных нелегальных организаций в Европе (FP. 1858.
V. 6. № 16. Р. 121-127; № 18. Р. 143-144; № 20. Р. 153-155).
468 В историографии суммарный итог деятельности Сефер-бея подводится по-разному.
К примеру, американский кавказовед Пол Хензе считает, что князь, недурно проведя
значительную часть жизни в Турции в качестве своего рода «посла Черкесии», так и не смог вырасти
в крупную фигуру общечеркесского, национального масштаба (HenzeP. В. Circassian Resist-
ance.., p. 84). Напротив, в новейшей адыго-черкесской научной литературе заметны
попытки героизировать Сефер-бея, поднять его до уровня выдающегося государственного
деятеля, провозвестника свободы, прогресса, национального возрождения (Керашев А.
Политическая деятельность князя Сефер-бея Заноко в годы Кавказской войны // Россия и
Черкесия..,с. 102-114).
469 По странному стечению обстоятельств, телеграфные сообщения о пленении Шамиля
были помещены в европейских газетах рядом с известием о поражении англичан от
китайцев в устье реки Пейхо. Это создавало, по крайней мере, на уровне общественных эмоций,
впечатление, что Россия теснит Англию в «большой игре» на Востоке (Милютин Д. Л.
Воспоминания 1856-1860.., с. 410).
470 Lesure M. Op. cit. Р. 55. Среди мнений, высказанных в западной историографии
относительно победы над Шамилем, есть утверждение о том, что это событие подняло
престиж России, упавший после Крымской войны, и отчасти способствовало дипломатическим
успехам, достигнутым в 1863 г. в польском вопросе (Brooks W. E. The Politics.., p. 656-657).
С развязкой на Северо-Восточном Кавказе западные исследователи напрямую связывают
резкую активизацию России в Средней Азии (Ibid. Р. 657).
471 Среди мотивов, побудивших Мухаммеда Эмина к этому решению, была надежда занять
видный пост в новой имперской администрации в Черкесии (АМКВИВЧ. С. 54).
472 Англичане не без основания считали горцев «детьми в дипломатии» (Rolland S. Е.
Op.cit. Р. 15).
473 Еще в 1857 г. Сефер-бей, опережая события, предупреждал Александра II о
предполагаемом образовании черкесского государства и требовал признать его независимость.
В противном случае князь угрожал вмешательством держав крымской коалиции и
продолжением сопротивления до последнего горца (Фелицын Е. Князь Сефер-бей..,
с. 136-140).
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
474 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 36.1861 г. Л. 747 и об. Эти сведения сообщил Лобанову-
Ростовскому в декабре 1861 г. Мухаммед Змин.
475 Во время Крымской войны Иордан оказывал содействие миссии Лонгуорта (КС. 1887.
Т. И. С. 606-607).
470 Эти имена приводятся в английской транскрипции.
™BrockP. Op. cit. Р. 411-412; QmndourM. I. Ор. cit. Р. 170-173. В свете фактов,
которые будут изложены ниже, не подтверждается предположение советского историка
М. Покровского о том, что к лету 1862 г. «в правительственных кругах Англии уже созрело
твердое мнение (курсив мой-/?. Д.) о нецелесообразности дальнейшей ставки на черкесов»
(Покровский М. Диверсионная деятельность.., с. 232). Иными словами, он
преждевременно «изъял» Кавказ из сферы международных противоречий.
478 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 73.1862 г. Л. 63 об.-64. С этой доктриной несовместимо
мнение, высказанное Расселом в парламенте 21 июня 1838 года. Тогда он считал 4-ю
статью Адрианопольского договора в отношении Анапы, Поти и Суджук-кале юридически
обоснованной (HPD. V. 43. L.,1838. Р. 955-956).
479 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 73.1862 г. Л. 64. В августе 1864 г. свои суждения по этим
вопросам посол изложил в обстоятельной записке: «Обозрение карантинных, таможенных
и полицейских правил, относящихся к торговле на азиатском побережье Черного моря». Текст
ее см.: АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 79. 1864 г. Л. 405-412.
480 Не исключался еще один, самый «надежный» способ спровоцировать столкновение:
послать к горцам военный пароход под черкесским флагом в знак демонстрации черкесской
независимости {WiderszalL. Ор. cit. Р. 198).
481 Подробно о связях Корна с поляками и Уркартом см.: Brock Р. Joseph Cowen and the
Polish Exiles//SEER. 1953. V. 32. № 78. P. 52-69.
488 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 35. 1863 г. Л. 270 об.-271 об., 361 об. Предложение
Новикова не нашло поддержки у Александра II, распорядившегося объявить Мухаммеду
Эмину, что его появление на Кавказе «будет сочтено за поступок, явно враждебный видам
русского правительства» (ПКВИВЧ. С. 213).
483 По русским данным, оно состояло из 5 пушек и 60 ящиков пороха (ШССТАК. С. 493).
484 Это данные английского историка П. Брока (BrockP. Op. cit. Р. 421). Участник
экспедиции А. Фонвилль утверждал, что в экспедицию входило 3 поляка (помимо Пржевлоцкого),
2 француза и 30 черкесов во главе с видным убыхским князем Исмаил-беем (Фонвилль А,
Поездка к кавказским горцам 1863-1864 гг. (Из записок европейского авантюриста)
//Еженедельное прибавление к «Русскому инвалиду», 1865. № 21. С. 8).
485 АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 9. Согласно донесению Машнина
Новикову, на баркасе находились приблизительно 40 черкесов и среди них 6 человек в
европейской одежде. Ср.: BrockP. Op. cit. Р. 423.
486 Посол в беседе с Новиковым указа.! на Уркарта, как на организатора экспедиции,
полагая этот факт достаточным оправданием для британского правительства (АВПРИ. Ф.
Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 10).
ПРИМЕЧАНИЯ
487 В одном из донесений А. М. Горчакову Новиков высказывает подозрение о том, что
французский посол в Турции, чьи связи с польскими эмигрантами «ни для кого не были
секретом», принимал «непосредственное участие» в вербовке людей для экспедиции в Черкесию
(АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 23).
488 Непосредственно выкупную сделку производил Маньян. Он, по свидетельству Булвера,
вдвое переплатил за корабль (WiderszalL. Op. cit. Р. 206, 210). Когда истории с «Чеза-
пиком» и «Сзмсоном» получили широкую огласку, Маньян рассудил за лучшее исчезнуть
из Константинополя вместе со всеми находившимися у него суммами (АВПРИ. Ф.
Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 21-22).
489 По сообщениям Машнина, французский и итальянский консулы также были связаны
с Подгайским «тесной дружбою» (ПКВИВЧ. С. 232).
490ПанченковаМ. Т. Россия, Франция и Турция в 1863 году//НИИ. 1970. № 6. С. 113.
Еще в апреле 1856 г. Кларендон в доверительной беседе предупреждал графа Орлова об
«опасности слишком тесного союза» между Россией и Францией (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 1002).
Действительно, посткрымский период показал ошибочность стремления Петербурга достичь
своих внешнеполитических целей путем сближения с Парижем.
491 Покровский М. Диверсионная деятельность.., с. 238. Этим объяснялось участие «Мее-
сажери Империаль» в контрабандных поставках в Черкесию и запрещение французского посольства
в Константинополе производить в турецких водах таможенный досмотр подозрительных судов
этой компании (АВПРИ. Ф. Турецкий стол (старый). Д. 4505. Л. 3, 5-6).
492Де6идурА. Указ. соч. Т. 2. С. 241. Это несколько видоизмененный вариант идеи,
высказанной Пальмерстоном в апреле 1854 г. (Тэйлор А. Дж. Я. Указ. соч. С. 108).
493 Скорее всего, именно турки были причастны к поползшим по Черкесии слухам о том,
что Порта и западные державы готовы объявить России войну, в результате которой все
горские народы получат полную независимость. Шла молва об оружии, включая артиллерию,
отправленных к черкесам из-за границы, а также о турецкой финансовой помощи в размере
30 тысяч рублей серебром (ПКВИВЧ. С. 197,200,202,203). Прибывший в Джугбу из
Турции И. Карабатыр A4 сентября 1863 г.) призывал горцев восстать против России в
преддверии большой войны (Там же. С. 219). Тем же занимались и другие влиятельные
черкесы по возвращении из Константинополя (Там же. С. 229-230).
404 Пальмерстон возражал против идеи Наполеона III о созыве конгресса еще и постольку,
поскольку опасался, что Россия воспользуется ревизионистским духом этого предприятия
и потребует отмены ограничительных статей Парижского договора (Chamberlain М. Е. Ор.
cit.P. 117).
495 Подробно см.: Фонвилль А. Поездка... // Еженедельное прибавление к «Русскому
инвалиду». 1865. № 21. С. 7-13; № 22. С. 6-11; № 23. С. 6-13.
496 О внутренних социальных причинах переселения см.: Покровский М. В. Социальная
борьба внутри адыгейских племен в конце XVIII-первой половине XIX веков и ее
отражение в общем ходе Кавказской войны (Материалы к совещанию). М., 1956. С. 10,
28-31,33.
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
497 Лилов А. Последние годы борьбы русских с горцами на Западной Кавказе // Кавказ,
1867. № 18. С. 105. Эта мера практиковалась и впоследствии, особенно по отношению к
холопам, принадлежавшим антирусски настроенной черкесской знати (ПКВИВЧ. С. 404).
498 Порта разрешила черкесской знати переселяться вместе со своими рабами и
зависимыми (Toledano Е. R. Op. cit. Р. 8). Разброс данных о числе эмигрантов с Кавказа
внушителен-от 400 тыс. до 1 млн. человек. Из них более 150 тыс. рабов. Между
последними и их хозяевами на новом месте возник острый классовый конфликт, поставивший Порт}
в сложное положение. С одной стороны, она была заинтересована в освобождении
черкесов от зависимости, так как ее армии нужны были новые рекруты. С другой, радикально вмешаться
во владельческие отношения значило восстановить против себя черкесскую знать, которой
требовалась бесплатная рабочая сила. Этот конфликт приводил к дестабилизации
социальной обстановки в Османской империи (Ibid. Р. 150-154, 162-167). Идти на отмен)
рабства в стране Порта не решалась, понимая, что тем самым она больно задела бы
интересы огромной и разветвленной корпорации, способной в защите их пойти довольно далеко
(Ibid. Р. 177-184). Любопытно, что некоторые черкесы умудрялись перевозить в Турцию
захваченных ими в плен русских людей (АМКВИВЧ. С. 165-166, 168).
499 Покровский М. В. Социальная борьба.., с. 33; Он же. Диверсионная.., с. 237;
Лилов А. Последние годы.., с. 105. Порта щедро оплачивала эту пропагандистскую деятельность
(ЧеучеваА. К. Политика Османской империи на Северо-Западном Кавказе // ВИ, 2007.
№9. С. 128).
ыофадеевР.А. Записки.., с. 74; DulaurierEd. Op. cit.//RDM, 1866. Т. 61. Р. 45.
Ученые давно обратили внимание на феномен массового социально-психологического
«заражения», как очень мощной, импульсивной и легко провоцируемой силы (См.: ТардГ.
Общественное мнение и толпа. (Пер. с франц.) М., 1902. С. 35,40,49,160; Бехтерев В. М.
Роль внушения в общественной жизни. СПб., 1898. С. 46-47, 51-52; ПоршневБ. Ф. Указ.
соч. С. 94, 119,153).
501 В среде современных потомков мухаджиров, сохранивших в памяти рассказы своих отцов
и дедов, бытует убеждение, что на чужбину их обманом увлекла черкесская знать- «князья»
и «эфенди»,-и это была ошибка (Тхайцухов М. С. Через Босфор к абазинам-потомкам махад-
жиров. (Путевые заметки и материалы этнографической экспедиции). Черкесск-Карачаевск,
2005. С. 120,125).
502Покровский М. В. Социальная борьба.., с. 36-38; АМКВИВЧ. С. 205,230. Эти горцы
получили земли на плодородной Прикубанской плоскости, «с учреждением в среде их
правильной администрации и суда, основанного на народных обычаях и шариате»
(ПКВИВЧ. С. 390). Настроения в пользу переселения в Турцию угасали по мере
обретения опыта благоустроенной жизни под «русской» властью, которая оказалась совсем не
такой страшной, как ее рисовали соответствующие агитаторы, и которую фактически
осуществляли выборные представители черкесских общин совместно с имперскими чиновниками,
хорошо разбиравшимися в местных обычаях (Там же. С. 396, 397; АМКВИВЧ. С. 232,
365-367). Немалое психологическое воздействие на горцев имели также рассказы при-
ПРИМЕЧАНИЯ
бывших из Турции торговцев об отчаянном положении черкесов в местах нового
обитания (ПКВИВЧ. С. 392).
503 Дегоев В. В. Генерал Муса Кундухов: история одной иллюзии //Звезда, 2003. Лг 11.
С. 151-162. В последнее время растет число российских историков, разделяющих это
мнение (См., например: Матвеев В. А. Россия и Северный Кавказ: исторические
особенности формирования государственного единства (вторая половина Х1Х-начало XX вв.).
Ростов-на-Дону, 2006. С. 93; ЧеучеваА. К. Политика Османской империи.., с.129).
504 КасумовА., КасумовХ. Дипломатическая борьба во время выселения и расселения
адыгов в Османской империи//Россия и Черкесня (вторая половина XVH1-X1X вв.). Майкоп,
1995. С. 33-34; ЧеучеваА. К. Политика Османской империи.., с. 129-130; ПКВИВЧ. С.
234, 244. Французский консул в Трапезуиде лично открыто препятствовал отправке в Чер-
кесию пароходов, предназначенных для перевозки горцев (ПКВИВЧ. С. 257-259). Этим
же, но более осторожно занимался Стивене (АМКВИВЧ. С. 150-153).
505 Мс CartliyJ. Op. cit. Р. 335-337; Brooks W. Е. Russia's Conquest and Paciiication of the
Caucasus: Relocauon Becomes a Pogrom in the Post-Crimean War Period // Nauonalities Papers,
1995. V. 23. № 4. P. 681-683. Справедливости ради нужно сказать, что американский
исследователь Уилл не Брукс признает роль внешних сил (Запада и Турции). Он, однако, возлагает
на них ответственность не за то, что они побудили черкесов к переселению, а за то, что,
создав угрозу воеино-политическнм позициям России на Кавказе, заставили ее пойти на
жестокие меры по изгнанию горцев и обеспечили Петербург аргументами в свое
оправдание (Ibid. Р. 682-683).
3A0 ПКВИВЧ. С. 246. Правда, есть целый ряд подтверждений тому, что многие представители
российской власти на Кавказе были против переселения, считая его большой
социально-демографической и экономической потерей для империи. Как свидетельствуют источники,
русские чиновники неоднократно предлагали черкесам «еще раз все обдумать и остаться».
Предпринимались также попытки пресечь как агитацию за переселение, так и само
переселение (Матвеев В. А. Указ. соч. С. 103-106). Известно также, что Александр II во время
посещения Кавказа в сентябре 1861 г. сказал горским депутатам: «Я к вам пришел не как
враг, а как доброжелательный друг. Я хочу, чтобы ваши народы сохранились, чтобы они не
бросали родных мест» (Там же. С. 103).
507 Петербург выделили для перевозки горцев 2 военных корвета, 2
военно-транспортных судна, 2 парохода и несколько парусников, не считая судов, зафрахтованных у частных
лиц за казенный счет. На черноморском побережье в пунктах отправки работали специальные
комиссии, регулировавшие посадку на корабли и выдававшие пособия нуждавшимся.
Многие переселенцы освобождались от платы за проезд. Больных горцев брали в русские
военные лазареты (Милютин Д. А. Воспоминания 1863-1864.., с. 453-454; ПКВИВЧ.
С. 235,270-271,299-300,316-317,331-333,342; АМКВИВЧ. С. 126,139,145-148,
156, 164-165, 167, 212-215, 222-229, 272-273, 282-285). Приостанавливая
переселенческую кампанию на зимнее время, русские власти распределяли скопившихся на
берегу горцев по ближайшим казачьим станицам. Д. А. Милютин писал: «Казаки выказали
КАВКАЗ П ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
при этом замечательное добродушие и человеколюбие: не только дали охотно убежище
прежним своим неукротимым врагам, но снабжали их пищей и платьем. ...Находившийся на
месте амбаркации горцев агент турецкого правительства, сам родом шапсуг, свидетельствовал...
о попечительное™ русского начальства, человеколюбием которого спасено от гибели много
несчастных горцев» (Там же. С. 510; ср.: ПКВИВЧ. С. 237-238, 337, 350).
508 Toledano E. R. Op. cil. Р. 150-151. За счет черкесов Порта намеревалась остановить
демографический спад в стране, вызванный беспрерывными войнами (Дзидзария Г. А.
Указ. соч. С. 201). Но реальный результат оказался противоположным. Некоторые историки
считают, что 10-процентный прирост населения не усилил, а ослабил Турцию.
Беспрецедентные расходы на кавказских иммигрантов, наряду с затратами на войны с Россией,
явились якобы главным фактором распада Османской империи (McCarlhy J. The Ottoman
Turks. Ал Introductory History to 1923. L.-N. Y., 1997. P. 337).
509 Русское правительство опасалось не только и, порой, не столько организованного
нападения черкесских подразделений османской армии, сколько грабежей и набегов,
которые горцы будут совершать в пределы России по стародавней привычке (ПКВИВЧ. С.
302-303, 386-387). Петербург также тревожило то обстоятельство, что размещение
своенравных черкесов на турецко-русской границе может стихийно спровоцировать
военные осложнения между двумя государствами (Там же. С. 324).
510 АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 33. 1864 г. Л. 257 об.-258. В одном из писем в Форин
оффис Булвер выдвигал идею о колонизации черкесами территории от Трапезунда до
Эрзерума, которая тем самым будет превращена в антирусский плацдарм (ТаниаА. Указ.
соч. С. 219-220).
511 Примечательно, что некоторые историки ставят в единый логический и
геополитический контекст Крымскую и Англо-иранскую A856-1857 гг.) войны, рассматривая
вторую как некое продолжение первой. Еще любопытнее, что в британских
дипломатических документах начала 1856 года падение Карса и захват иранцами Герата (на который Лондон
ответил объявлением войны Тегерану) представляются как взаимосвязанные события,
уравновешивающие взятие союзниками Севастополя (AGKK. Serie III. Bd. 4. S. 555). Это
дает определенные основания для гипотезы о том, что англичанам нужно было непременно
что-то придумать вместо несостоявшейся кавказской кампании 1856 года. Именно ее
своеобразным суррогатом и стала Англо-иранская война, в какой-то мере компенсировавшая те
азиатские задачи, которые Лондону не удалось реализовать в ходе Крымской войны.
512 См.: КиняпинаII. С. Внешняя политика России второй половины XIX в., с. 230-240;
Халфин Н. А., Рассадина Е. Ф. Указ. соч. С. 119-154. Кстати говоря, эмиссары,
посылаемые на Восток Англией, редко ограничивались сугубо политическими целями. Не случайно,
многие британские разведчики были выдающимися специалистами в гуманитарных областях.
5,3 Rawlinson Н. Ор. ей. Р. 95. Выдающийся русский востоковед и дипломат Н. В. Ханыков
признавал, что, с точки зрения активности, системности и гибкости, стратегия Англии на
Среднем Востоке и в Средней Азии в первой половине XIX в. существенно превосходила
пассивную политик}' России. Даже в сугубо информативном плане Лондон знал о тех краях
ПРИМЕЧАНИЯ
гораздо больше, чем Петербург (Халфин Н. А., Рассадина Е. Ф. Указ. соч. С. 143, 148).
Этого не скрывал и российский МИД (Там же. С. 141). Активизация России на Востоке с
конца 1850-х годов была связана с необходимостью ликвидировать это отставание в
условиях, когда Лондон, после Крымской войны, решил добиться полного доминирования в Иране
и Афганистане.
514 См.: Trench F. Op. cit. Р. 25-26. Сторонники такого варианта указывали на успехи
России на пути к цивилизации и приобщения к европейским политическим ценностям
особенно в эпоху реформ Александра П. Эти наблюдатели призывали своих соотечественников
понять, что у России в Азии такая же «судьбоносная миссия», как и у Англии, что обе
державы, когда они пройдут через «агрессивную фазу» своей колониальной политики, изменят
под влиянием культурного прогресса собственные устаревшие представления о той
исторической роли, которую они призваны играть на Востоке (Ibidem). На это мнение ссылается
и Г. Роулинсон, но сам он возражает против идеи о целесообразности соседства империй
(См.: RawlinsonH. Op. cit. Р. 143-144).
515 Современные западные историки не отрицают самого факта помощи черкесам со
стороны Англии, Франции и Турции в посткрымский период. Но они полагают, что эта помощь
почти целиком трансформировалась в частные инициативы и носила ограниченный
характер (Brooks W. E. The Politics.., p. 657).
516 По свидетельству современников, поселенные на Балканах и в северо-восточной
Анатолии черкесские эмигранты были разрушительным, экономически малопродуктивным
социальным элементом (Pinson А/. Ottoman Colonization of the Crimean Tatars in Bulgaiia, 1854-1862
//VII Turk tarih kongresi. Ankara: 25-29 eylul 1970. Ankara, 1973. P. 1058; ПКВИВЧ. С
386; КасумовА. X Северо-Западный Кавказ в русско-турецких войнах.., с. 173-174). Не
желая расставаться с привычками, они перенесли на новые места и поставили на широкую
ногу свой старый «бизнес», связанный с похищением и продажей людей—болгар, греков,
турок—безотносительно к их вероисповеданию. Это доставляло большие неудобства самой
Порте, которая была вынуждена включить в свой уголовный кодекс A858,1860,1867 гг.)
соответствующие карательные статьи (Toledano E. R. Op. cit. Р. 17-18).
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
РУССКИЙ ЯЗЫК
Аббас-Мирза - 40,42, 50
Абдель-Кадер — 419
Абдул-Азис — 441
Абдул-Меджид- 145,151,160,216,220,
221,287,374-376,493
Абцедарий — 377
Адамов Е. - 105,109, 474
АйрапетовО. Р.-44,312
АлдатоваЕ. — 124
Александр П - 307,308,328,358,359,365,
366,371,372,385,389,406,414,446,
450,513, 529
Али-паша - 217, 219, 334, 336, 341,
342, 348, 401, 407, 435, 437, 438,
441,516,517
АлленУ.Е.Д. -182,211
Альбрехт-Каррие Р. — 466
Андерсон М. С. — 475
АнрепИ.Р.-122,123
Аппоньи Р., граф — 373, 418
Аргайльский Д. Д. - 230, 296, 297
Айсе - 124
Багдасарян В. Э- - 178, 359
Багратион-Мухранский И. К. — 281
Базанкур С. - 201, 205, 495, 502
Баллард, полковник — 268, 281
Бантыш-Каменский Д. — 458
Банья Я. (Мехмед-бей) - 269, 377,
414-416,444
Бапст Г. -183,491
Барагэд'Илье-201
Баррэр Э. де - 203, 204
БарантП. — 95
Барсуков Н. — 27
Бартлетт К. — 484
Барятинский А. И. - 282,365-368,370,
371,378,395,419,522,523
Баумгарт В. - 312, 484, 485
Безотосный В. М. — 15,
Белл Д. С. - 72,92,97,100,104,105-107,
109-112, 116, 117, 119, 127, 142,
248,474
Бем Ю. - 66,138
Бендерли-бей (К. Гордон) — 144, 146
Бенедетти В. - 209, 210,215, 221
БергойнД.Ф. - 197
БержеА. П.-355,449
Берзег Н. — 445
Бескровный Л. Г. - 296, 513
Бесленей Аббат — 461
Бестужев И. В. - 497, 508
Бехтерев В. М. - 528
Бечет-паша - 177, 217, 218, 220
БижевА.Х.-31,461
Биле Э. - 426-428,448
Битсон У. Ф. - 262
БлудовД. Н. -307
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Богатуров А. Д. — 493
Богданович М. И. - 198, 266, 505
Бороздин К. - 282,287,288,506,507,509
Браггиотти - 391-394, 406,
О'Брайен Г. - 398, 416, 417, 422
БрайтД. - 100
БрантД. - 37,42,58,122,262,463,467
Брау, граф - 283
Бретон, генерал — 253, 504
Брок П. - 526
Брок Т., капитан - 200, 207, 208, 247
Брук К.-Л. фон - 489,
Брукс У.-529
БрупновФ. И. - 138,139,152,154,174,
326-330, 332-334, 336, 338, 339,
345, 347-349, 351, 352, 391,398,
400-407, 419, 428-430, 459,496,
515-518,524
БрюаА.-Ж. -253
Будберг А. Ф., барон - 384, 385, 388
Булвер Г. Л. - 431,432,434,436,437,439,
447,448, 527, 530
Буоль К.-Ф. - 302,306-308,323,326,340,
350,373,374,384,385,388,392,396,
398,486,493,510,515,517
Буре Н.-П.-202,203,320
Буркнэ Ф.-А. - 174, 302, 308, 350, 352,
510
Бурчуладзе Е. Е. - 121, 173, 214, 229,
" 263,269.270,296.496,506,508,513
Бутеиев А. П. - 35, 53-55, 66, 75, 92,
* 95,98,104,110,111,113.115,116,119,
124,151,217,376,382,383,389,392,
393,410,469
Бушуев С. К. - 56, 59, 70,75,78,82,98,
* 468,470
Бэкхаус Дж. — 473
БэнкхедЧ. — 155
В
Валевский А. Ф. - 252, 253, 266, 290,
302,309,320,326,327,333,334,349,
350,372,373,386,511,513,516
Вальями — 504
Вальян Ж.-Б. - 201, 202, 204, 210, 266
Вели-паша — 283
Веллингтон А. У. - 22, 26, 33, 54, 139,
176,462
Вельяминов А. А. - 62,108, 200,273
Венткер Г. - 481, 502, 503
Вивиан Р. Д. 239, 262, 263, 265
Видержаль Л. — 524
Виктория, британская королева — 162,
185, 216, 284, 303, 304, 310, 352,
425, 426, 448, 489, 499, 510, 512,
513,515-517,520
Вильмуан — 268
Вильям IV - 42, 54, 97, 467, 473
Вильяме Ф. - 224, 234-236, 238, 260,
262,285,295,497,498,500,506,507
Виноградов В. Н. - 161,162,170,172,358,
482,491
Виткевич И. В. - 135, 476
Воронцов М. С. - 108,114,152,198,199,
203,279,308,366,474,493,506
Воудхаус Дж. - 381, 386, 387, 393-395
ВудЧ. - 186, 189, 190,231,232,498
ВудЭ.-373
Вульф П. - 105, 473
Высоцкий А.- 143, 144
Г
ГайонР.Д.-215,229
ГамбаЖ.-463
Гамлен Ф.-А. - 199, 207
Гаммер М. - 479
Гендерсон Г. - 230
Генц Ф. - 27
Георгиев В. А. - 44,115,130,156
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Герен Л. - 178,188,285, 495, 500
ГерсиИ. - ПО
Гизо Ф. - 495
ГиллардД. Р. — 477
Гиллени 3» — 201
ГладстонУ. Ю. -311
Глисон Д. -462,478
Голдфранк Д. М. - 479-483, 489-492
Головин И.- 194,494,
Гордин Я. А. - 522
Гордон А.- 182
Гордон К. (Бендерли-бей) — 144,146
Гордон Р. - 22,23,29,30,459,460,463
Горев Л. - 184,300, 491,496
Горчаков А. М. - 75,76,78-82,88-90,97,
364-366,370-372,376,381,383-388,
392-396,403,404,406,407,410,411,
413,414,416,428-430,436,438-440,
447,470,509,522, 523, 527
Горяинов С. М. - 368
Грибоедов А. С— 26
Грэвилл Ч. - 351, 357, 513, 518
Грэнвилл Д. Л. - 296, 305, 471, 512
Грэхем Д. - 186,212,298, 299
Гулиа Д. Г. - 266, 268, 290, 318, 382,
447,502, 505
Гурдон Э. - 507
ГэддисДж. — 156
Гюбш, барон — 96
д
Дадиани Екатерина — 287, 288
ДаймокФ. Г.-281
Даллас Дж. М. — 475
Дандас Р. С. - 199, 207, 225, 229, 491,
495,499
ДаниельсЭ. - 182,491
Дарем Д. Л. - 58, 59, 62, 73, 85, 86, 89,
91, 93, 94, 114, 129, 413, 462, 471,
473,474
Дашков Д. В. — 459
Дебидур А. - 78, 88, 298, 301, 311,352,
386,440,510,512,516, 519, 527
Дегоев В. В. - 6, 8,15,25,82,130,153,
195, 367, 463, 472, 479, 486, 519,
520,529
Де Ласи Званс - 37, 38, 463
Дейли Д.-466,474,475
Дельбрюк Г. - 241,295,309,312,484,501
Дембиньский X. — 66
Дерби 3. Д. - 397, 404, 416, 509
Джеймс Л. — 461
Джемал-Эддин — 412
Джиффард Дж., капитан — 225, 522
Джонс Дж. — 36,37
Дзидзария Г. А. - 127, 151, 272, 421,
442,445,448,505, 506, 530
Дибич И. И. - 20-24, 34
Дизраэли Б. — 305
Диксон — 422
Долгоруков В. А. — 308
Дон Пачифико — 161
Дост-Мохаммед — 134,135, 477
Дринкуотер, капитан — 58
Дружинин Н. М. — 179
ДруэндеЛюисЗ. - 174,175,197,201,234,
251,440,448,499
Дубинин Ю. А. - 476
Дубровин Н. Ф. - 198, 202, 443,444
Дулина II. А. — 87
Дюгамель А. О. — 476
Дюлорье 3. — 524
Е
Евдокимов Н. И. — 420
Ермолов А. П. -23
Ж
Жирарден С.-М.-319
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
3
Зайончковский А. М. - 198, 204, 352,
487,497
Замойский Вл. - 65,154, 438
Захаров В. А. — 15, 257
Захарова Л. Г. - 127, 177
Зверковский Л. (Леиуар) — 143, 144
Зиссерман А. Л. - 368, 396, 523
И
Ибрагим Бей — 151,
Ибрагимбейли X. М. - 226,227,237,287,
497,498, 505-507
Иддо-110, 111
Йимс Д.-57,58,468
Ильинский (Искендер-паша) — 281
ИнгдХ.-470
Ингрэм Э. - 462, 477, 521
Иордан В. - 425,429,431,432,438,439,
441,526
Исмаил-бей - 200, 442, 526
Исмаил-паша - 220, 375, 376
К
Кавур К. Б. - 359
Казем-Бек М. А. — 497
Казн-мулла — 467
КанитцФ. - 218, 446, 449
Каннинг Дж. — 38
Канробер Ф. — 210
Карабатыр Ибрагим — 425, 527
Кардиган Дж. Т. -314
КареевН.И.-512
Карл XII-260, 359
Карлгоф Н. - 217-220, 271, 497
КарцовА. П.-446
Кастельбажак Б.-Д.-Ж. - 203, 490
Кастильон Г. — 495
КасумовА. X. - 31,105,147,148,151,247,
271,315,379,445,449,462,493,507,
513,523,529,531
Касумов X. А. - 445, 449, 529
Каули Г. Р. - 192, 202, 203, 232, 266,
284, 290, 294, 302-305, 309, 313,
316-320,326,334,347,498,499,505,
509,510,513,516,517
Кедделл - 281
КельсиевВ. - 142,144,145,173,429,445
Кембриджский Д. У., герцог — 242, 309
Кемпбелл, капитан — 434
Кераидук Хаджи — 442
Ксрашев А.-497,525
Керзон Р.- 194,494
Кертисс Д. Ш. - 471, 504, 508
КинглейкА. - 182,501
Киняпина Н. С. - 28,44,45,47,77,356,
364,371,407,440,453,464,465,530
Киселев Н. Д. - 180, 403, 404, 406
Киселев П. Д.-307,308
Кдарендон Д. В. - 170, 185, 188-190,
192,198,207,209,212,213,221,224,
229-231, 234, 236-240, 245, 246,
250, 260-263, 266-269,273,274,
277,280,281,284,290,293-296,302,
304-306, 313,315-318, 320, 323,
326,328-351,353,354,357,358,373,
381,382,386,387,392-399,482,486,
487,491,494,498-505,507,510,511,
514-519,521,523,527
Кларембо — 475
Клычников Ю. Ю. - 128, 473, 476
Кобден Р. - 100
Кодрингтон У. Д. - 295, 310, 509
Козирадский, лейтенант — 425
Коймеи О. - 380
Коллер, барон — 386
КоллоредоФ. - 192,306
Колюбакпи И. — 356
КАВКАЗ II ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Консндайн — 55, НО
Константин Николаевич, великий князь —
308,379
Корнилов В. А. - 482, 483
Короленко П. 11.-31,32
КорреарЖ. - 193,194
Коунахср Д. — 511, 512
Коуэн Д.-431,526
КохрейнМ. - 116
Крузенштерн И. Ф. — 475
Крэмитон Дж. Ф. — 403
Кузнецова Н. А. - 49, 227, 465
Кулаков В. А. — 15
Кустаноглы Исманл — 425
Краков Л.- 105, 109,474
Кэмпбелл Д. — 41
Л
Лавров Л. И. — 421
Лазарев М. П. - 44, 53,58,60,70,71,75,
116,119,123,127,128,138,151,211,
379,469,473, 475, 478
Лайонс 3. - 34,53,199,200,201,225,241,
251,264,268,269,272,273,296,297,
317,374,462,504,515
ЛайпановХ. О. — 445
Лейк Э. - 236
ЛакруаП. — 471
Ламберт Э. Д. - 495, 510-512, 514, 515
Лаиинский Т.-286,377,411-413,415,
418,420
Ле Донн Д.-460
Лейк Г. Э-, полковник — 436
Лекавский К.-431,432
Ленин В. И. - 449
Ленуар (Л. Зверковскпй) — 142, 237
ЛивенХ. А. -28,29,43
Линдхерст Д. С. — 85
Линкольн Б. У. — 465, 476
Ллойд Д., полковник - 207-209, 240
Лобанов-Ростовский А. Б. — 410,411,413,
416,462,526
Лонгуорт Д. А. - 104-107, 109-112,
116-118, 127, 142, 223, 245-252,
267, 268, 276, 277,288-290,318,
502-504, 526
Луи-Филипп — 87, 101
Лэйард О. Г. - 293
Лзм Ф. Дж. - 75-79,90,99,470,471,503
Лэндсдаун Ф.-Г. - 212, 213
Люксенбург Н. - 249, 285
Ляхов В. А. - 24
М
Майский И. М. - 88
Макдональд Дж. — 29, 40, 41
Макинтош А. Ф. - 192, 468
МаккартиДж. — 182
Маккензи Д. — 473
МаккуинД. - 181,183
Макнейл Д. - 38,106,110,195,196,277,
451,506
Малькольм Д. — 38
Малькольм-Смит 3. Ф. — 323
Мальмсберн Д. Г. - 198, 391, 397-403,
407,524
Мальтцан М. — 78,
Маитейфель З.-Ф., барон — 386
Маньян, капитан - 434, 436, 438, 439,
441,527
Маркс К. - 28, 35, 44, 54, 65, 91, 93,
120,121,213,265,284,312,356,415,
421,460,471,472,508,522,525
Маррин (или Морринг) — 110
Мартене Ф. Ф. - 58,71,74,84,327,407,
458-460,471
Мартынов Б. Ф. — 476
Матвеев В. А. - 529
Махмзд II - 21,22,30,44,45,66,87,503
Махмуд Эфенди — 416
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Машнин А. Н. - 379,380,389,410,434,
436,438,526,527
МедемА. И.-476
Мейендорф П. К. - 174, 308
Мельбурн У. Л. - 55,61-64,327,470,473
Меншиков А. С. - 177, 344, 469, 489
Меринг Ф. — 471,472
Мерис П. - 322
Меттерних К. - 28,51,59,75-77,79-82,
87-90,94,95,97,132,386,464,469,
470, 476
Мефре, полковник — 288
МехметАли — 145
Мехмет Али-паша — 217, 219
Мехмед Садык-эфенди — 23
Миллер А. Ф. — 45, 464
Миллинген Дж. М. — 112,432
МидьбэнкР. — 114
Милютин Д. А. - 127,172,177,178,367,
369-372,379,389,413,418,420,430,
443,446,447,493,505,522-525,529
Мирза Насрулла — 150
Модюи И. - 202,203
Моле Л.-М.-87,95
Молок А. И. -88
Монтебелло — 419
МонтисУ.-321
Морис Н. - 392-394
Морринг (или Маррин) — 110
Моуэт Р. - 492, 519
Моха.ммад-Мирза — 50
Мохаммад-шах - 149, 150,476,478
МурДж.-251,268-273
Муравьев Н. Н. - 83,224,261,262,280,
294,295,347, 504, 507, 509, 518
Мустафа-Зариф-паша (или Мустафа-паша) —
219,224,230,241-247,251,252,497
Мустье Ф. Р., маркиз — 440, 446-448
Мухаммед Али — 44, 47,130
Мухаммед Эмин - 147, 148, 200, 205,
216,218,219,241,244,247,248,270,
271,275,286,288,289,410,411,413,
415.416.419.432.433.495.497.526
МухаиовВ. М. — 419
Мэннерс Д. - 269,352,396,397
Мансфилд У.Р. - 262,263
Мюррей Ч. О. - 320
Н
Надир-бей (Найт) - 111,116, 117,474
Найт (Надир-бей)- 111,116, 117,474
Наполеон I - 260, 313, 359
Наполеон Ш - 101,160,171,172,179,181,
183,186,201-204,206,207,230,233,
234, 243, 266, 267, 284, 294, 295,
297-300, 302-307,309,311,314,
316,319,320,322,323,328,331-333,
335-339, 343-345, 347,349,350,
354,404,406,424,425,439-441,452,
481,486,487,491,492,499,501,505,
509.510.512.513.516.517.519.527
Наполеон-Жером — 491
Наринский М. М. — 493
Нарочницкая Л. И. — 356
Насреддин-шах - 227, 228,478
Нахимов П. С. - 146,179, 489
Неджиб-эфенди — 151
Нессельроде К. В. - 21,24,35,60,73,81,
82,84,85,87,90-94,97,115,136,152,
154,159,162,174,283,307,308,326,
327,429,460,470,477,515
Николай I - 22-28,30,33,35,42-44,46,
48,53,58,62, 66, 67, 72-74, 81-84.
87-90,101,114,115,131-133,140,
147,154,156-164,170-174,176-181,
185-187,198,199,233,299,328,358,
360,429, 450,458-461, 463-466,
470,471,475-477,479-483,486,
488-493,506, 520
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Новиков Е. П. - 433-439,441,446-448,
526,527
НовичевА.Д.-265
Ньюкасл Г. П. - 195,196,226,229,259,
262, 268-271, 273-280, 294,297,
357,503,505, 506
Нэпир Ф., лорд — 447
О
О'Брайеи Г. - 398, 416, 417, 422
Олифант Л. - 268,269,271,277,280,320,
321,506,511
Олфертс - 236
Омер-бей-410,411
Омер-паша - 206,248,250,259,264-268,
270-274, 276-278,280-291, 293,
295,310,313, 320, 505-508,516
ОпикЖ. -146
Оржешовскнй — 441
Орлик О. В.-458,460
Орлов А. Ф. - 24, 26, 307, 308, 326,
330-334, 336-345,347-351, 358,
482,516,518,527
ОсборнШ. -241
Осман-бей - 202,216,245,272,290,414
П
Пален Ф. П. - 94
Пальмерстон Г. Д. - 29,33,43-48,50,52,
53,56,57, 59, 62-64,66,74-77,79,
82-88,90-100,102,104,106,112-115,
121,130,131,133,136-139,149,153,
156,158-160,173,174,176,184-186,
188,190,197,211,212,221,223,230,
232-234,238,239,260,267,293,294,
299, 300, 302, 304-306,309-312,
314-317, 320, 321, 323, 330-332,
334,335,337-339, 342-348, 350,
352-354,359,396,397,405,427,430,
431,448,462-474,476-479,481-483,
487,490,492,496,498,499,502,503,
505,508-516,518,519,521,523,527
Панеш А. Д.-31,124,462
Панченкова М. Т. - 440, 441, 527
Паскевич И. Ф. - 21, 24, 35, 43, 261,
458,466,467,496
Пелисье Ж.-Ж. - 242,266,284,295,501.
508,510
Перре 3. - 495
Персиньи Ж.-Ж.-В. - 267, 294, 357,
358,510
Петров А. Н. - 328, 334, 350, 516-518
Пиль Р. -159,473,480
Питт-младший У. — 458
Погодин М. П. - 27
Подгайский - 436, 527
Покровский М. В. - 116,142,147-149,243,
257, 271, 443, 473, 498, 501, 523,
526-528
Понсонби Д. - 47,53,55-57,59,60,63,
66, 67, 70-73,82,87,92,95,96,98,
99,104,106,110-113,115,117,118,
123,140, 155, 465, 468,471-173
Поишара Ш.-Л.-А. - 229, 230
Поповски И. — 487
Поршнев Б. Ф. - 144, 528
Поццо-дн-Борго К. О. - 73,80,83-85,91,
92,94,96,97,99,104,114,115,353,
469, 472, 474, 487
Пржевлоцкий К., полковник — 433, 440,
442,526
Прокеш-Остен А. — 377
Пуанкаре Р. — 124
Пур, майор - 432
Путилов Н.-461,489
Пьюриер В. Д. - 98,472
ПэнмюрФ. М. - 239,242,261,265,293,
295,296,309,310,508,509,511
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Р
Раевский Н. Н. - 123
Рассадина Е. Ф. - 226,371,477,530,531
Рассел Дж. - 211-213, 229, 232, 237,
323,350,426-428,435,448,491,526
РеадН.А.-198,199
Ревуненков В. Г. - 430, 440
Ревякин А. В. - 313, 359, 486
РейнерР. - 182
Рейнхэм, виконт — 430
Решид-паша - 66, 145, 217, 221, 238,
376,377
Риза-паша - 146, 203, 236, 410
Рим Н. - 481,482,485,486,488,491,492
РобакД.А.-495
РожковаМ. К. - 121
Розен Г. В. - 60, 62, 66
Розен Д. Г.-505,507
Розмардюк, граф — 506
РолландС.-431
Романовский Д. И. — 282
Рос, лейтенант — 58
Роулинсон Г. К. - 277, 355, 451, 466,
506,531
РуаЖ. -181
Рыжов С. - 408
Рзглан Ф. Д. - 196, 197, 208, 209, 213,
226,229,240,314,509
Рикманн П. И., барон — 115
Рюстов В. - 285, 286
С
Садык-паша (М. Чайковский) — 142,143
Саид-паша — 410
Сеймур Джордж Гамильтон — 161-163,
188,197,357,480-482,487,503,504
Сеймур Генри Д. - 255, 256
Селим-паша - 188,205,283,493,497,507
Семенов С. — 470
Семенов Л. С. - 122, 133,140
Сент-Арно А.-Ж. - 203-207, 210, 214,
221,314
Сент-Олер Л. К. - 73, 78, 90
СеньобосШ.-512
Сефер-бей - 59-62, 66, 67, 109, 112,
116, 118, 142, 148, 153, 177, 200,
217-220, 241-249, 251, 252, 257,
268-271, 275, 276, 288, 289, 374,
376-378,392,411,412,414,416,417,
421,422,425,468,497,502,503,522,
523,525
Сивков К. В.- 123
Симмонс Дж. Л. А., полковник — 250,
281,295
Симонич И. О. - 49, 135, 476
СимпсонД.-295, 509
Скрицкий Н. В. - 178,179,187,368,518
СлейдА.-289
Смирнов Н. А. — 421
СоколовА. — 127
СохтА. -32,128
Спенсер Э. - 108,128-130
Стерлинг А. — 237
Стивене Р. У. - 389, 410, 434-437,
479,529
Стрэнгуэйз Ф. — 106
Стрэтфорд-КаннингЧ. - 142,152,153,158,
159,179,181,188,189,209,212,215,
221,224,229,232,234-238,240,241,
247,249,250,263-267,277,281,299,
317,318,331,353,354,359,374,375,
377,381,382,448,469,481,483,489,
491,500-504,507,513,517
Стэнтон - 200, 207, 208
Стюарт Дадли — 145,149,197
Стюарт X., адмирал — 501
Стюарт, английский эмиссар в Черкесии —
62,107,108
Сулей ман- эфенди — 143, 147,148
Суслов, генерал — 283
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Сухозанет Н. О. - 364, 413,414
Сэрл В. - 55,61
Т
Таниа А.-447,530
Тард Г. - 528
Тарле Е.В. - 81,90,161,162,180,188,
198,255,269,283,299,301,308,327,
328,336,352,482,490, 498, 504
Татищев Д. П. -47,89
Татищев С. С. - 78, 88
Темперли Г. - 182,480, 510, 511
ТеннисонА. — 314
Тетбу де Мариньи — 108
Тирелл X. - 496
ТисдейлК.,майор-260
Титов В. П. -140,152-155
Тодорова М. Н. - 119, 459, 478
Толстой С. Г. - 178, 359, 504
Томпсон Г. Л., майор - 236, 260
ТревельянЧ. - 195,196
Тувнель Э.А. - 209,252, 308
ТьерА.-88
Тхайцухов М. С. - 528
Тэйлор А. Дж. П. - 385, 440, 441, 514,
518,527
Тэйлор Г. -54, 63, 467,473
Тюрр Э. - 388, 523
У
УайтсайдД.-496
УиллокГ. — 41
Уиндэм Ч. - 278, 296, 507, 513
Уркарт Д. - 19, 52-56, 60-67, 70-73,
76, 92, 95-100, 104, 106, 108, 109,
111,112,114,117,119,121,138,147,
242,255,425,426,428,431,432,441,
462, 467, 468, 472, 473,526
Услар П. К. - 272, 287, 506, 508
Уэбстер Ч.-470
УэлслиГ.-Р.-Ч.-153
Ф
Фадеев А. В. - 24,28,29,120,421,459,
467,505
Фадеев Р. А. - 368,418,439,443,522,528
Фадеева И. Л. - 122, 380
Файф Ч.-298
ФелицынЕ.Д. - 143,144,148,153,247,
270, 271, 288, 421, 422, 444, 522,
523,525
ФерьеЖ. -137,138
Ферхад-паша (барон Штейн) — 206,281,
375,376,506, 522
Фет Ахмет-паша — 217
Фетх Али-шах - 41, 43, 49, 50, 149,
465,466
Филипсон Г. И. - 374, 378, 379, 392,
415,419,420
Фитцхью Фр. — 322
Фицтум фон Экштедт — 229
Фонвилль А. - 148,442-444,446,526,527
Франц-Иосиф I - 174,301,308,385,510
Фрэзер Дж. - 36, 37, 50, 465
Фуад-паша — 411
ФукьеА. — 501
Фуллер У. младший — 460, 481
X
Хаген Фр. фон - 472, 507
Хаджи-Берзек — 467
Хаджи Исмаил - 217, 218, 220
Хаджи Мехмед Эфенди — 177
Хаджи-Мухаммед — 147,148
Хаджи-Оглу Мансур — 109, ПО
Хаджи Хасан — 425, 431
Хадсон Д. - 54, 55, 61,109
Хай Андрей — 54,111
Халфин Н. А. - 134, 226, 371, 477, 522,
530,531
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Хан-Гирей - 461
Хандельсман М. — 485, 512
Ханыков Н. В. - 226,477, 530
ХасаиХазби — 155
Хатуко К.-58,60,61
Хейтсбери У. К. - 28-30, 120, 460,
461,467
Хензе П. Б. - 467, 473,474, 520, 525
Хеннесси, лорд — 448
Хильяр Ч. Ф. - 273
Хозиер X. — 496
Холданд, лорд — 85
Хрептович М. И. - 381, 382, 386, 387,
389,394
Хржановский В. — 65,66
ХьюзФ.-240,241,247
Хэммонд Э. - 335,336
Хюбнер И.-А. - 174,175,192,300,306,
307, 318, 319, 326, 340, 349, 511,
515,517
ц
Циммерман П. — 296
Ч
Чайковский М. (Садык-паша) — 142-146
Чайлдс Т. - 72
Чарторыйский А. - 64,65,70,113,114,
141,142,144-147,149,179,197,237,
240,311,425,487
Чарторыйский Витольд - 431,438,439,442
Чарторыйский Владислав — 432,436,438
Черкасов П. П. -179,184,314,486,488,
490-492
Чесни Р. А.-194
Чесни Ф.-41,42
ЧеучеваА. К.-528,529
Чхеидзе А. Е. -506
Ш
ШавровН.А.-127
ШаллеА. -73,108
Шамиль - 6, 143, 147, 150, 189, 203,
205,208,210,241,263,282,286,296,
322,349,367,413,414,418,419,479,
504,507,524
Шампуазо Ш.-Ф.-Н. - 246, 251-253,
266,268,289,290
Шарне Л. В., адмирал — 243
Шварценберг Ф. — 301
Шервашидзе А. - 218, 219, 244
Шервашидзе М. (Хамид-бей) — 252,271,
272,274,505, 506
Шеремет В. И. - 21,23-26,30,177,216,
224,265,296,328,380,458,459,463,
484,512,518,519
Шильдер Н. К. - 23, 27, 34, 458
Шиммельфенниг А. — 182
Шишов А.-178,507,518
Шредер П. - 9, 481,485, 492
Штейн, барон (Ферхад-паша) — 206,281
Штейиберг Е. Л. - 40,135,265,476,511
Штерн А.-472
Щербина Ф. А. -60,105,111,219,220,
247,257,270,288,289,374,442,461,
497,503,505,523
Щербинин М. П. - 506
Э
Эбердин Д. Г. - 22,28,33,46,54,85,152,
157,159,160,170,174,185,186,212,
229,237,238,311,460,465,479-482,
487,489-492,520,521
Злисон Ч. - 267
Злленборо 3. Л. - 25,28,33,38,40,229,
263,463,509
Эллиот Г.-302,510
Элтон Д.- 120
Эмин-паша - 435,437, 438
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Энгельс Ф. - 28,35,44,54,65,91,93,120,
121,213,265,284,312,356,415,421,
460,508,522,525
Энис Эфенди (Энис Бей) - 501, 503
ЭнстиТ.Ч.-153
Эрбинген де - 204, 205,495
Эрскин Э. М. - 434-437
Эстергази П. А., граф - 47,75,84-86,88,
94,388,469,470, 515
А
Aberdeen G. G. - 46,82,170,182,185,197,
211,212,230,458,471,479,499,521
Afschar M. - 30,466
Albrecht-Carrie R. - 466,481
Alexander II - 73,365
AlisonA,-460,472
Allen W. E. D. - 30,179,182,221,378,460,
489,498,520
Almazan S. P. - 498
Anderson M. S. - 23,55,58,62,459,460,
475,487, 509
Anderson 0. - 284
Aresin J. M. - 287,493
Argyll G. D. - 293,315,350,518
AshleyE.-185,211,495
Atkin M. - 49, 50
В
BaddelejJ.F.-119
Baker R. L. - 464
BalfourL.F.-212,458
BapstE. - 183
BapstG.-491
Barante de - 71, 73, 75, 82, 94,95
Bariatinskii A. I. — 365
Barker A. J. - 183, 266, 293, 299, 320,
323,510
Ю
Юрьева Т. В. - 476
Я
Япп М. - 477
Bartlett С. J. - 29, 158, 159, 163, 464,
465,481,484,492,496, 509
Bauer Ed. - 473, 523
Baumgart W. - 298,311-313,319,351,484,
485,499,510,511,513-515,518,519
Baumgarten G. — 514
Bazancourt S. - 198,200,204-206,213,
495,501,502
Beales D. - 181
Beaumont-Vassy — 95
BedouiereE. -508
BeUJ.S.-74,97,104-110,112,117,118,
248,473
Bell H. - 71, 75, 96, 100, 121, 211,
353,471
Bennigsen Broxup M. — 467
Bernhardi Th. -215
Blanch L. - 153,282,449,488, 520, 521
Bodenstedt Fr. - 173,282, 520
Bolsover G. H. - 55,63,94,97,464,467,
468,472
Bougler D. С - 509
Bourgeois E. — 489
Bourqueney Knapp F. - 301, 308, 490,
510,519
Boume K. - 48,62,63,81,88,98,100,107,
162,323,461,464,466,468,472,487
Boutenko V. - 408
ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Brackenbury G. — 501
Bridge F. R. - 165, 460
Brock P. - 54,65,98,425-428,431,434,
435,442, 526
Brooks W. E. - 366,414,522,525,529,531
Bi}erA-463,464
BuchanJ. -211
Buckle G. - 305
Bullen R. - 48,165, 460, 481
Bulwer H. L. - 48, 85,91, 464, 471
BuryJ.P.-284
Buzzard T. - 268
ByrneL.G. - 163
С
Chamberlain M. E. - 48, 185, 212, 234,
352,458,461,479-482,484,488,490,
491,509,519-521,527
CharlevalV.-181,213,282
ChesneyR.A- 194,460
ChirolV. -284,514
Clarendon G. V. - 48,185,188
Clarke E. D. - 477
Clarke J. С - 484
Clayton G. D. - 55,86
Conacher J. B. - 170,197,211,212,230,
294,309,320,328,334,499,502,505,
510-514,516-521
Correard J. - 173,194
Cowley II. В. С -284,309
Crawley С W - 52,100,459,462,464,471,
476,479,480, 490
Cunningham А В. — 54
Curran M. W. - 450,473, 521
Curtiss J. S. - 47, 173, 322, 487, 493,
507,508
Curzon R. — 494
D
DallasG.M. -471,475
Daly J. С. К. - 34,44,67,71,131,458,460,
461,464,466,467,474-476
Daniels E. - 491
Davison R. H. - 350
De Lacy Evans — 38
DerrecagaixV. B.-243
Devanlay L. - 242,253, 504, 520
Doubleday T. - 97,101
DriaultE. -238,241
Ducamp J. - 206
DuCasscA-495
DulaurierEd. - 97,127,201,206,377,398,
401,439,444,470,524,528
DuncanCh. -215
E
Echard W. E. - 516, 519
EdwardsW.-183,490
Ellenborough E. L. - 25, 28, 40
Evelyn G. P. - 213
Eversley— 514
F
Farley L. J. - 380
FerrierJ.P.-137,138
Fitzhugh F. - 322
Fitzmaurice E. - 267,305,309,329,512,
514,518,519
Flandin E. - 466
Fouquier А - 187,197,257,286,490,502
FowlerG.-181
FraserJ. B.-36
Franz G. - 165,478
Fuller W. С Jr. - 177,460,482
G
GaddisJ.L.-156
Gamba J. F. - 463
GambyE. -473
GammerM. - 150,479
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
GeffckenF.H. -183,335
GielgudA.-114,197,300
Gillard D. R. - 33,37,40,44,46,136,158,
164,171,364,367,371,450,451,460,
476,477,480,481,492
Gleason J. H. - 59,71,83,100,108,158,
458, 462, 467, 471, 472, 474, 477,
478,484
Goldfrank D. M. - 158, 171, 177, 179,
212,368,479-484, 489-492
Gollwitzer H. - 48
Golovin I. - 494
Gooch B. D. - 299
Gooch G. P. - 213, 481
GordonA.- 182,509,521
Gourdon Ed. - 507
Grevffle Ch. - 87,96,97,100,298,306,332,
351,352, 473, 511, 513, 515,520
Guedalla Ph. - 63,211, 477,478, 495
Guerin L. - 178,187,201,262,282,283,
285,489,493,495,500,501,506-508
H
Hagen Fr. von - 298,300,472, 507, 515
HallbergCh.W.-488
HamlejE. B. -513
Handelsman M. - 142,145,146,173,512
Hayes P. - 165
Henderson G. B. - 114, 230,231
Henze Р. В. - 357, 447, 467, 473, 474,
520,525
Hibbert С - 183
HoctzschO. - 174
Hofimann J. - 246,318,340,353,372-375,
381,382,386-388,392,393,396,401,
402,418,522,523
Hommaire de Hell X. — 121
Hopkirk P. - 29,45,71,73,102,105,136,
460,464,467,471,476,478,484,518
Hoskins H. L. - 29
HozierH.M. -497
HubnerJ.A-398,512
HunczakT. - 130
I
Ingle H. N. - 64, 83, 86, 93, 101, 136,
470,477, 478
Ingram E. - 22, 25, 26, 29, 30, 33-38,
40-44, 49-51, 56, 63, 121, 122,
459-465,467,477,496, 521
Issawi Ch. - 380
J
James L. - 187, 461, 462, 474, 479,
481,521
Jomini A. - 174,201,308,488,489, 509
JonesG.M.-36,37
Jones-ParryE. L. - 46, 521
Judd D. - 299,320,495
К
Kelly T. -285,286,520
Kentmann P. - 467
Kemer R. J. - 35, 458
KinglakeAW.-229,501
Klapka G. - 220,493, 495,497, 520
Knapp J. M. - 301,308,490, 510, 519
Koremezli I. - 155, 177, 240, 249, 289,
501,508
Kottenkamp F. - 59,101,109,472
Koymen 0. - 122
KrautheimH.-J.- 128
Kukiel M. - 70,240,467
L
LacroixP. - 83,87,93,94,117,469,471
Ladimir J. - 176,177,257,281,285,504,
507,508
Lamarche H. - 487, 500
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Lambert А D. - 158,179,183,187,213,
297,300,315,460,463,491,495,499,
504,507,510-516,518-520
Lane-Poole S. - 235,236, 481, 505
Lanzedeffi К. - 221,235,283,319,500,507
Lapinski Т. - 123, 127, 216, 218-221,
245-247,269,271,286,287,289,355,
376, 380,410-413,417-420,445,
470,497,502,503,506,507,512,520
Le Donne J. P. - 54, 460, 462, 478, 480,
485,521
Lesure M. - 198,200-204,210,221,230,
247,251-253,266,289,290,358,373,
502,504,525
LimbertJ.W.-466,478
Lincoln W. В.- 46,131,464,465,476,479
Lobanov-Rostovsky А - 135,462, 520
Longworth J. А - 66,104-106,109-112,
117,118,123,474
LomeK.T. -315,353
Low S. - 352, 520
LuxcnburgN. - 56,57,59,63,74,76,77,
83,87,89,90,95,114,117,128,197,
202,221,246-249,269,270,285,320,
381, 427, 447, 448, 458, 467, 468,
471-474,502,503,508
M
MaccobyS. - 193
MacfieA L. - 161-163,479,480,482,491
MacintoshAF. - 193
Мае Kenzie D. - 450, 473
Macqueen J. - 178,179,181,183,201,269,
488,489, 505
Malcolm-Smith E. - 235,236,263,266,267,
285,320,498, 500,513,514
MarmierX.-468,475
Marriott J. A R. - 183, 358
Martin K. - 487
Martin Th. - 203,284, 285, 304,510
Martineau J. - 226,268,270,499
Maxwell H. - 185,188,235, 500, 515
McCarthy J. - 530
McMullen M. - 487-490
McNeillJ.-196
MeuriceP. — 513
Meyendorff P. von - 174,207, 213,308
MiddletonCh.R.-114
Mirza Bala - 287
MonglaveE.-181,213,282
MonteithW.-321
MosscW.E.-519
MourierJ.-287,288
Mowat R. В.- 161,464,490,492, 519
Muratoff Р. - 378, 460,489
Murray С. А - 499
N
Napoleon III (see also Louis Napoleon) —
174, 181, 203, 207, 340, 493, 499,
505,513
NewCh.W.-82,86,94
Nicholas I - 46,464
NiedhartG.-165
Nolan E. H. - 225,235,262,281,498,505
Noradounghian G. E. — 463
Norris I. А - 476
О
Oliphant L. - 246, 269, 270, 280, 281,
285,321,505,508,511
Oliphant M. - 267,268, 285,321
Oliphant W. - 267,268, 285,321
P
PalmerA-47, 62,179,519
Palmerston H. J. - 48,62,63, 71, 82,85,
107,121,185,190,315,353,464,466,
468,470,472,477,481,487,495
ParryE.J.-46,483,521
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
PembertonW.B. -183
Penson L. M. - 465, 483
Pereira M. - 177, 460, 461, 514
PerretlE.-204,495
Pertev Boratav — 155
Petrie Ch. - 460
PhUips С. Н. - 463
Pierce R. - 477
Piggot J. - 50,227,477,499
Pinson M. - 531
Popowski J. - 487,495
Prokesch-OstenA. — 479
Purves J. G. - 487
Puryear V. J. - 54,58,59, 62, 66,83,94,
96,98,122,467, 468,472
Q
Quandour M. I. - 436, 442,470, 526
R
Ramazani R. K. — 478
RanumR. С - 190,211,212,238,293,296,
298,302,305,315,317,496,510,511,
513,514,521
Rawlinson H. - 49, 227, 355, 449, 451,
466,478,530,531
RaynerR. M. -182
Reeve H. - 229
Reid J. - 173
Reid S. J. - 74,93
ReisetM.-A- 181
Rich N. - 159,460,479-482,485,486,488,
491,492,494,514,519
RieberA J. -365,522
Robinson G. - 468,470
RodkeyF.S. -81
Rolland S. E. - 56,97,426,427,468,525
Roskoschny H. - 148,173, 282,475
Rottiers B. - 70
Rousset С - 206,494,495, 501
RoyJ.J.-181,490
Russell J. - 212, 213, 465, 481
Russell R. - 465
RussellW.H. -284
Rustow W. - 269. 281-283, 340, 498,
500,507-509
S
SaabA. P. - 170,301,308,312,356,484,
485,490, 507, 510, 519, 521
Saint-Martin Vivien de — 101
Salia K. - 507
Sanders L. - 352, 520
SandwithH. -121,283,285
Sarkisyanz E. — 130
SayerFr.-501
Schiemann Th. - 83, 95,469
SchimmelfennigA. - 182,193
SchroederP. W. - 9,170,185,190,197,211,
212,221,231,232,298,301,319,350,
481,485,487,492,505,511,514,515,
517,519,521
SeatonA. — 183
Sencourt R. — 505
Selon-Watson H. - 51,71,459,463,464,476
Seton-Watson R. W. - 83,92,183,211,318
Seymour H. D. - 255, 496, 503
Shukla R. L. - 213
SkedA.-23
Skene J. H. - 236,300, 507
Skrine F. H. - 520
Slade A. - 205, 219,220,289, 497
Soley J. - 181, 322, 487, 488
Spencer Ed. - 108,128-130, 470
Stern A. - 55, 60, 65, 83, 283, 319, 467,
468,472, 499
Strong F. - 48
StOckerC-148,247,269,411,421,522
Stumm H. - 477
SunyR. G.-461
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Sykes S. Р. - 226
т
Taitbout de Marigny Ё. - 461,475
TaylorA.J.P. -478
Temperley H. - 55,99,181,182,300,302,
308,328,465,466,480,483,510,511,
513,515,516,519
Thouvenel L. - 174, 203, 207, 210, 221,
493,512
Toledano E. R. - 124-126,248,249,445,
503,528,530,531
Trench F. - 34, 134, 171, 451, 453,
498,531
ТугеИ Н. - 73,200,237,242,397,497,498,
500,501,504,516
и
Urquhart D. - 52, 56, 63, 71, 83, 85, 94,
96-98,353,426,427,467,468,470,
473,495,520, 525
V
Verete M. - 466
Victoria, Queen - 70,185,310,315,353
Vitzthum von Eckstaedt Ch. F. - 229, 315,
320,332,513,519
Vivien de Saint-Martin M. — 101
VulliamyC.E.-504
W
Wagner M. - 109, 126, 134, 462, 475,
476,521
Walpole S. - 83,183
WalshW.B.-485
Webster Ch. - 48, 85, 91, 96, 98, 100,
464,468,470,471,473
Weuesley F. A. - 284, 305, 309, 315,
320,354
WellesleyV. -505
Wentker H. - 63,133,170,173,185,186,
188-190, 207-209,211,226,231,
232,238,240,241,246,289,313,318,
357,479,481,487,491,493,496,498,
499,502-504,511
West D. A. - 487
Wetzel D. - 181,306,308,309,479,487,
510,515,516
Widerszal L. - 53, 55, 59,61,63, 65,66,
83, 93, 96, 106, 113, 114, 122, 140,
142-147,149,151,179,198,200-203,
205,207-209,216,221,240,241,246,
248,263,269,270,282,289,290,309,
380,398,429,432,439-442,448,467,
468,470,472,495,497,501,506,513,
523,524,526,527
WiUiamsJ.B. -57,60,121
Wumot S. M. -181,199-201,225,498,501
WoodA.-183
Wood R. - 54
Wurm С F. - 472
X
XavierH.deHell-470
XavierR. -183
Y
Yapp M. E. - 62,136,463,465,476,477
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
РУССКИЙ ЯЗЫК
АВ—Архив князя Воронцова. Кн. 39. М.
1893; Кн. 40. М. 1895
АВПРИ— Архив внешней политики
Российской империи Министерства иностранных
дед России
АКАК—Акты Кавказской археографической
комиссии
АМКВИВЧ—Архивные материалы о
Кавказской войне и выселении черкесов (адыгов)
в Турцию A848-1874). Ч. 2. Сост.
Т. X. Кумыков. Нальчик, 2003
АР-Архив Раевских. Т. 3. СПб. 1910
ВЕ— Вестник Европы
ВИ— Вопросы истории
ВИР— Внешняя политика России
ГАКК— Государственный архив
Краснодарского края
ИВ— Исторический вестник
ИМ— Историк - марксист
ИСССР- История СССР
КА-Красный архив
Я/Г—Кавказский календарь
КОВ—Кубанские областные ведомости
КС— Кавказский сборник
Куб. сб.—Кубанский сборник
МС— Морской сборник
НДВШ— Научные доклады высшей школы.
Серия: Исторические науки
НИИ— Новая и новейшая история
03—Отечественные записки
ПКВИВЧ— Проблемы Кавказской войны и
выселение черкесов в пределы Османской
империи B0-70-е годы XIX в.). Сб.док.
Сост. Т. X. Кумыков. Нальчик, 2001
РА—Русский архив
РВ— Русский вестник
РС— Русская старина
РСЛ— Русское слово
ТАГУ—Труды Абхазского госуниверситета
им. А. М. Горького
ТКЧНИИ— Труды Карачаево-Черкесского
научно-исследовательского института
истории, языка и литературы
ТТГПИ— Труды Тбилисского
госпединститута им. А. С. Пушкина
УЗКБГУ— Ученые записки
Кабардино-Балкарского госуниверситета
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
1[ГБ#Л—Центральный государственный
военно-исторический архив
ШССТАК— Шамиль—ставленник султанской
Турции и английских колонизаторов.
Сборник документальных материалов. Тбилиси,
1953
ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ
AGKK—Akten zur Geschichte des Krimkriegs.
(Serie I—Osterrreichischen Akten zur Gesc-
hichte des Krimkriegs. Herausgegeben von
Winfried Baumgart. Munchen—Wien,
1979-1980; Serie II-Preussischen Akten
zur Geschichte des Krimkriegs. Herausgege-
ben von Winfried Baumgart. Munchen—Wien,
1990-1991; Serie III-Englische Akten zur
Geschichte des Krimkriegs. Herausgegeben von
Winfried Baumgart. Munchen—Wien,
1988-1994)
ADM—Annuaire des Deux Mondes
AHR—The American Hisiorical Review
AR—The Annual Register
JBUM— Blackwood's Edinburgh Magazine
BFSP— British and Foreign State Papers
CHJ— The Cambridge Historical Journal
CMRS—Cahiers du Monde Russe et Sovietique
DR—The Diplomatic Review
EB—Etudes Balkaniques
EHR-The English Historical Review
ER-The Edinburgh Review
FHS-French Historical Studies
FP-Free Press
FQR—The Foreign Quarterly Review
HPD—Hansard's Parliamentary Debates [3-d
series]
IJMES—International Journal of Middle East
Studies
ILN— Ulustrated London News
JGO—Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas
JMH—The Journal of Modern History
iVR—La Nouvelle Revue
PP-The Panmure Papers. Ed. By G. Douglas
and G. Ramsay. V.l-2. L., 1908
QR—The Quarterly Review
RB— Revue Britannique
RDM— Revue des Deux Mondes [Paris, Bruxelles]
АЯ— Revue Historique
ДО-Revue de TOrient
RW, 1854-Russian War, 1854. Baltic and
Black Sea. Official Correspondence. L., 1943
RW, W55-Russian War, 1855. Black Sea.
Official Correspondence. L., 1945
SEER—The Slavonic and East European Re\iew
SR—Slavic Review
UC— United Caucasus
WR—Westminster Review
СОДЕРЖАНИЕ
Аннотацгя 5
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Предисловие 9
КНИГА ПЕРВАЯ
Время и бремя восточных тревог C0-40-е годы XIX века)
Глава I
ПОСЛЕ АДРИАНОПОЛЬСКОГО МИРА
Кавказский вопрос на переговорах в Адрианополе, 1829 год.-Новая восточная стратегия
Лондона.-Кавказ, Иран, Турция и «русская угроза» Индии.-Дэвид Уркарт вступает
в игру 19
Глава П.
ИНЦИДЕНТ С «ВИКСЕНОМ» И ВОЕННАЯ ТРЕВОГА 1837 ГОДА
России брошена перчатка.-Балансируя на грани.-Дипломатия побеждает.-Итоги
кризиса 69
Глава III.
ПОЛИТИКА АНГЛИИ НА КАВКАЗЕ В КОНЦЕ 30-х ГОДОВ XIX ВЕКА
Британские эмиссары в Черкесии.-Торговля и паштика.-Источник русофобского вдохновения.
На исходе тридцатых: прагматизм против искушения 103
Глава IV.
КАВКАЗ В ПЛАНАХ ПОЛЬСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ D0-е ГОДЫ XIX ВЕКА)
Адам Чарторыйский и его прожекты.-Порта выбирает благоразумие.-Англо-русская
«разрядка»: надолго ли? 141
СОДЕРЖАНИЕ
КНИГА ВТОРАЯ
Кавказ и Крымская война A853-1856 гг.).
Глава I.
СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ЗАМЫСЛЫ СОЮЗНИКОВ
Кто виноват?: к старом}7 спору.-Водя к войне.-Формирование коалиции.-Где нанести
главный удар?-Разведка военная и дипломатическая.-Кавказ остается в поле зрения
союзников 169
Глава П.
ВОЙНА И ПОЛИТИКА НА КАВКАЗЕ (ОСЕНЬ 1854 г.-СЕНТЯБРЬ 1855 г.)
Ситуация в Закавказье: кто и как поможет Турции?-Пальмерстон у власти: активизация
кавказской политики Лондона.-Миссия Лонгуорта и другие события 223
Глава III.
ЭКСПЕДИЦИЯ ОМЕР-ПАШИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1855 ГОДА)
Тучи над Карсом и планы спасения.-Черкесия-дело тонкое.-«Доклад» Ньюкасла: надежды,
призывы, предостережения.-Причины и последствия неудачи Омер-паши 259
Глава IV.
ДИПЛОМАТИЯ КАВКАЗСКОГО ВОПРОСА (ДЕКАБРЬ 1855 г.-ФЕВРАЛЬ 1856 г.)
Виды на новую военную кампанию.-Австрийский арбитраж.-Петербург принимает
ультиматум.-«Нам грозит мир!» 292
Глава V.
ПРОБЛЕМА КАВКАЗА НА ПАРИЖСКОМ КОНГРЕССЕ (ФЕВРАЛЬ-МАРТ 1856 г.)
Закулисная увертюра.-Начало прений: «Борьба идет сильная ».-Хозяин конгресса.
Честное маклерство и интересы сторон.-Карсский вопрос.-Уроки войны: взгляд из Европы и
России 325
КНИГА ТРЕТЬЯ
Пожиная плоды «сосредоточения» A856-1864 гг.)
Глава I.
ЗАЧЕМ АВСТРИИ ЧЕРКЕСИЯ?
Кавказ во внешнеполитической программе Александра II.-Новые покушения
на черкесские берега.-Циркуляр Буоля 363
КАВКАЗ И ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ
Глава II.
РОССИЯН АНГЛИЯ: СВОБОДА ТОРГОВЛИ ИЛИ СВОБОДА ПОЛИТИКИ? A858 г.)
Дело Браггиотти.-Демарш Мальмсбери и ответ России.-Тревоги Бруннова 391
Глава III.
АВАНТЮРА ТЕОФИЛА ЛАПИНСКОГО A857-1860 гг.)
Черкесия. Факторы внешние и внутренние.-«Англии и миру»: меморандум Мухаммеда
Эмина.-Пленение Шамиля и ближайшие последствия.-Миф на экспорт: цели создания
Черкесского «государства» 409
Глава IV.
ЧЕРКЕССКОЕ «ПОСОЛЬСТВО» В АНГЛИИ И ОПЕРАЦИЯ «ЧЕЗАПИК»
A860-1864 гг.)
Англичане, поляки и мысль о повторении «Виксена».-Петербург-Константинополь:
дипломатические объяснения.-Польско-черкесские фантазии Наполеона III на
заключительном этапе Кавказской войны.-Мухаджирская кампания: причины, стимулы,
организаторы 424
Эпилог 450
Заключение 454
Примечания 458
Именной указатель 532
Список сокращений 548
AU ЗАМЕТОК
Научное иллюстрированное издание
Владимир Владимирович Дегоев
«Кавказ и великие державы 1829-1864 гг. Политика, война, дипломатия»
Выпускающий редактор издания: Гавриш В. А.
Автор серийного оформления: Яковлев А. Т.
Автор рисунков для заставок и концовок к главам: Гершкович Ю. С.
Компьютерный набор: к. и. н. Донской Д. В.
Корректор: Ужегова В. X., Соболева О. С.
Допечатиая подготовка выполнена ООО УпакГрафика.
Набрано гарнитурой: Елизаветинская © Paratype Ink.
Издательский дом «Рубежи XXI»
127254, Москва, ул. Гончарова, 7-А, кв. 17
Сдано в набор: 01.06.2008 г.
Подписано к печати: 20.11.2008 г.
Формат 70 х 90/16. Печать офсетная. Бумага офсетная № 1.
Усл. печ. л. 35. Тираж 1 500 экз. Тип. зак. № 3022
Цена договорная.
Отпечатано в ОАО «Типография „Новости"»
105005, Москва, ул. Ф. Энгельса, 46
Издательский дом « Рубежи-АА1», продолжая книжный
проект «Историческая библиотека», планирует выпускать в
свет книги классиков исторической науки, которые ранее
были в силу ряда причин недоступны дш российских читателей,
и книги современных историков.
Все книги, выходящие в рамках данного проекта, будут хорошо
иллюстрированы, снабжены справочным аппаратом и
комментариями современных историков. В приложениях к книгам
будут опубликованы ранее недоступные для широкого читателя
документы.
Несмотря на то, что книги проекта «Историческая
библиотека» выходят в различных сериях, они легко узнаваемы
из-за своего однотипного оформления. Эти книги украсят любую
библиотеку, как маститого историка, так и любого читателя,
интересующегося историей.
Появление «Исторической библиотеки» наконец-то
восполнит явный пробел в изучении истории в России, когда
книги большинства классиков исторической науки были не
доступны не только для людей, интересующихся историей, но
и для людей, профессионально ею занимающихся.
В серии «История России» в течение 2008-2011 гг. увидят
свет следующие книги:
-П. А. Кошель «История наказаний в России» в
2-х томах (Малоизученные страницы истории России);
-А. В. Экземплярский «Великие и удельные князья
северной Руси» в 2-х томах (История удельных княжеств
России);
-Г. В. Балицкий «Сочинения по истории России
первой половины XIX века» («Александр I и старец
Кузьмич», «Разруха 1825 г.»);
-Н. Ф. Дубровин «Сочинения по истории и этнографии
Кавказа» в 6-ти томах («Очерк Кавказа и народов
его населяющих» в 2-х томах; «История войны и
владычества русских на Кавказе» в 4-х томах);
-В. X. Кондараки «Сочинения по истории и этнографии
Крыма» в 5-ти томах.
-Е. Е. Голубинский «Сочинения по истории русской
церкви» в 6-ти томах;
-И. Г. Прыжов «Избранные сочинения по истории
России» в 2-х томах;
-Айрапетов О. Р. «История внешней политики России
XIX века» в 4-х томах (Малоизученные страницы
русской истории);
-А. Д. Попова «Происхождение руссов в контексте
мировой истории» (малоизученные страницы истории
России);
-С. Б. Веселовский «Избранные сочинения но русской
истории» («Очерки по истории опричнины», «Очерки
по истории класса служилых землевладельцев») в 2-х
томах.
В серии «Античная история» в течение 2008-2011 гг.
увидят свет следующие книги:
-Диодор Сицилийский «Историческая библиотека»
в 3-х томах;
-Ферейра Г. «Величие и падение Рима»
в 3-х томах;
-Феопомп Хиосский «Сочинения по истории Греции»
в 2-х томах;
-Арриан Флавий «История походов Александра
Македонского» в 2-х томах;
-«Сочинения античных историков, живших до
Геродота» в 2-х томах.
В серии «История Франпии» в течение 2008-2012IT. увидят
свет следующие книги:
-В. Скотт «Жизнь Наполеона Буонапарта» в 5-ти
томах, включая том 1 «Очерки Французской революции»;
-Л.-А. Тьер «История Французской революции» в 3-х
томах;
-Л.-А. Тьер «История консульства и империи» в
16-ти томах;
-Мишле «История Франции» в 18-ти томах.
В серии «История Англии» в течение 2008-2009 гг.
увидят свет следующие книги:
-Ф. Гизо «История английской революции» в 3-х томах;
-В. Скотт «История Шотландии в 2-х томах;
-Р. Парсонс «Рассуждение о наследовании английского
престола».
В серии «История Германии« в течение 2006-2009 гг. увидят
свет следующие книги:
-Ф. Карлейль «История Фридриха Великого«
в 5-ти томах.
В серии «История Дальнего Востока« в течение 2008-2009 гг.
увидят свет следующие книги:
-Н. Я. Бичурин (Отец Иоакинф) «Сочинения по
истории и этнографии стран, сопридельных с Китаем»
в 2-х томах. (Том. 1 «История Тибета«, «Записки о
Монголии«), (Том. 2 «История первых четырех ханов
рода Чингизова«, «Описание Джунгарии и Восточного
Туркестана«).
В серии «Свидетельства очевидцев« в течение 2008-2009 гт.
увидят свет следующие книги:
-Н. И. Гродеков. «Война в Туркмении.
Поход Скобелева в 1880-1881 гг.« в 4-х томах;
-А. П. Ермолов «Избранные сочинения«
в 2-х томах.
В серии «Биографические энциклопедические словари« в
течение 2008-2009 гт. увидят свет следующие книги:
-«Деятели Русской Православной Церкви«.
-«Церковные деятели Х-ХШ веков«.
-«Рюриковичи« в 2-х томах.
-«Романовы«.
В серии «История Бшжнего Востока» в течение 2009-2010 п\
увидят свет следующие книги:
-А. Мюллер «История ислама» в 2-х томах;
-Аш Шенауи «Оклеветанное государство» (История
Оттоманской империи) в 4-х томах.
В серии «История Восточной Европы» в течение
2009-2011 гг. увидят свет следующие книги:
-Ян Длугош «История Польши» в 6-ти томах;
-Ф. Неманский «История Чехии и Моравии»
в 5-ти томах.
В серии «История Древнего Востока» в течение 2009-2011 гг.
увидят свет следующие книги:
-Ахмед Фахри «Сочинения по истории Древнего
Египта» (Египет фараонов. Египетские пирамиды)
в 2-х томах;
-3- А. Рогозина «Сочинения по истории Древнего
Востока» («История Халдеи», «История Ассирии»,
«История Мидии», «История Индии») в 4-х томах.
В серии «Труды историков XX-XXI веков» в течение
2008-2009 гг. увидят свет следующие книги:
-Н. В. Попов «Монархи и их жены. Как они сватались,
женились, разводились, умирали?»